В погоне за мечтой. Часть 1

— Солидная работа! — похвалила я, проведя ладонью по стене. Неровные, разного размера камни были подогнаны друг у другу плотно, не то что ладонь — лист бумаги не просунешь. — Строили на века!

— О! Новенькая! — от толпы разбойников, сидящих вокруг мерцающего костра, отделилась темная фигура, и безошибочным чутьем опознав "неместную" направилась в мою сторону: — Как тебя зовут, красотка?

Обхватившие меня за талию руки даже сквозь одежду и шубу казались липкими, а пропитанное перегаром дыхание убивало на лету.

— Ведьма! — повернувшись к незваному "кавалеру", я эффектным жестом убрала упавшие на лицо волосы. Руки вернулись на свои места так быстро, будто разом отсохли, бандит даже пробормотал что-то неразборчивое вроде извинений — обознался, дескать... Вот что значит целый час сидеть в душном мешке при полной боевой раскраске — не каждая психика выдержит! А когда это я успела полную шевелюру паучьей паутины насобирать?

— Кстати, что у вас с горлом? — возница напомнил о себе лающим кашлем: — Простудились?

— Покажи, — батька Тимофей толкнул того кулаком в плечо, и разбойник послушно приподнял бороду, демонстрируя горло. Мама дорогая! Я такое прежде только в фильмах ужасов видела! Пришлось зажать рот ладонью, чтобы не вскрикнуть при виде огромного багрового шрама, пересекающего гортань.

— Нашей бабки работа, — довольный произведенным впечатлением, пояснил атаман. — Не вовремя только она померла... Не долечила.

— С-с-солидно сделано, — истончившимся до мышиного писка голоском подтвердила я.

— Так что сама видишь — без ведьмы нам никуда. Но и лишние рты кормить ни к чему. Так что работай на совесть! А если кто из моих людей невзначай помрет — подружка не досчитается пальчика. Или глазика. Или еще чего-нибудь...

— Я уже поняла! — постоянно поднимаемая тема членовредительства начинала нагонять дрожь.

— Спать будете на бабкином месте. Или у женского костра — как пожелаете. Хоть врозь.

— Не боитесь, что сбежим? — сама не знаю, зачем спросила.

— Девочки за вами присмотрят, — покачал головой атаман. — Да и далеко вы убежите — зимой, без шуб? Эй, принимайте гостей!

Он плеснул в ладони, и от "женского" костра в нашу сторону направились две — видно, заводилы.

— Не бойся, красотка, не пропадет твоя шубка! — ласково протянула смуглянка. — Заношу до дыр!

— Что б тебя... Перевернуло и хлопнуло! — пробормотала я себе под нос любимую бабушкину присказку. Особенно часто она повторяла эти слова, когда соседи начинали долбить стены или пол в очередном ремонтном порыве. Но шубу пришлось отдать — у Цыганки был чрезвычайно боевой, даже кровожадный вид. А большой шрам, пересекающий правую щеку, доказывал, что слово с делом у нее не расходятся... Рыжей досталась Машенькина дубленка. Вернее, даже не ее: ношеную одежонку утром неведомо откуда принесла Настасья — скорее всего, взяла у кого-то на время. Запахнув широкие полы, Машенька опоясалась кушаком, и выглядела по-зимнему элегантно. На подземельной же красотке одежка смотрелась насмешкой: еле доставала до колен, зато в ширину могла вместить под собой еще двух девушек средней упитанности. Но длинная, кажется, была вполне довольна обновкой.

— А что еще у тебя есть, красава? — наступала цыганка. — Я страсть как люблю все блестящее!

— Есть — да не про твою честь! — после теплой шубы в подвале сразу стало нестерпимо холодно, а злость, как известно, согревает: — Ступай восвояси, пока я тебе вторую щеку не разукрасила, для симметрии!

— Да кто ты такая?! — выпятила грудь черноволосая красотка.

— Ведьма!

Глядя на нашу перепалку, батька Тимофей только похохатывал, хлопая себя ладонями по бедрам, а, отсмеявшись, подтвердил:

— Точно, это наша новая старушка! Так что будьте с ней поосторожнее, не задирайте. А это, — он обнял рыжую с цыганкой за плечи, — это мои девочки, заблудившиеся в лесу! Не обижайте их.

С этими словами, очевидно, сочтя ритуал знакомства завершенным, атаман размашистым шагом удалился. Несколько раз переведя взгляд с меня на уходящую спину, Цыганка все-таки бросилась следом за покровителем, придерживая шубку на плечах руками. Но запнулась о торчащий из каменной кладки пола кирпич и растянулась под одобрительный смех остальных женщин. Атмосфера подвала была буквально пропитана духом товарищества и взаимовыручки...

Не оглядываясь по сторонам, чтобы не сталкиваться с любопытными взглядами "девочек", мы с Машенькой осторожно присели у огня и протянули ладони к жадному пламени.

— Я... я не хочу, чтобы мой ребенок рос в такой обстановке! — дрожащим голосом прошептала горничная.

— Рожать ты будешь во дворце! — я ободряюще сжала ее руку, не представляя, как буду выполнять обещание. Похоже, подкоп — наиболее реальный выход. Правда, вокруг сплошной камень... Все это бред, бред! Какие могут быть земляные работы, когда Машеньке осталось донашивать месяц, максимум два? Хотя дату зачатия она называла довольно точно: "Тогда еще луна была такая большая-большая!" — я худо-бедно прикинула срок, опираясь на косвенные признаки. Да и прав атаман — далеко мы сможем уйти по такому снегу без верхней одежды? Летом меня, должно быть, посадят на цепь... Нет, к лету нас здесь уже не будет!!!

Я чувствовала себя Гердой, попавшей в плен к разбойникам — только тут не было доброй дочки атаманши, и никаких перспектив на побег с северным оленем. А как себя должна была ощущать Машенька — страшно даже подумать!

— А что это за "девочки, заблудившиеся в лесу"? — поинтересовалась я, чтобы отвлечь свою спутницу от грустных мыслей. — Какое-то местное выражение или анекдот? До меня не совсем дошло...

— А! — Машенька поморщилась. — Это просто сказки. Тимоха Отчаянный уже года два в старгородских лесах хозяйничает, вот и выдумывают про него люди невесть что. Он-де на самом деле и дворянин, подавшийся в разбойники после того, как его отвергла вероломная дама сердца...

— Что-то сомнительно, — вставила я.

— Никогда в жизни таких дворян не встречала, — подтвердила дворцовая горничная. — Еще рассказывают, будто управляет он своей бандой твердой рукой, и принимает туда только бывших солдат. Грабят они одних богатеев, а добро раздают беднякам...

— Свежо предание!

— Вот именно... Ну и, конечно, заблудившиеся в лесу девочки. Их люди Тимохи находят и выводят к дому, потому что знают тут каждое дерево... буквально в лицо.

— А мальчиков? — задумчиво поинтересовалась я.

— Что? — удивилась она.

— Заблудившихся мальчиков они из леса не выводят? Оставляют погибать от голода и холода под прикрытием теории естественного отбора?

— Про это я ничего не слышала, — призналась Машенька. — А девочек этих даже поименно называли!

— Цыганка, Рыжая и Рябая? — хотела пошутить, но неудачно — покосившись в сторону щеголяющих обновками женщин, она вновь замкнулась.

Лежанкой старой ведьме служила груда соломы, закинутая старым тряпьем. Перетряхивая лохмотья, я рассыпала спрятанные под ними сухие соцветия пижмы, которым обрадовалась, как родным — по крайней мере, в постели не будет блох! Ну, хотя бы не так много... Накрывшись одним одеялом, мы с Машенькой прижались друг к другу, и тотчас заснули. Быть может там, на воле, был еще белый день, но здесь, под землей, переполненным впечатлениями и волнениями, нам казалось, что с момента пленения прошло не меньше двух суток.

Глава 8.

Выспавшись и отдохнув, Машенька обрела былую живость и непосредственность и, кажется, вполне вписалась в окружающую обстановку: с утра меня уже ждал кувшин с горячей водой для умывания, так что на две секунды я почувствовала себя снова во дворце. И немудреный завтрак из хлеба с холодным мясом, напомнивший, что мы ничего не ели со вчерашнего дня.

Кто никогда не спал в корсете... Тот счастливый человек! Такое ощущение, будто всю ночь дробила, таскала камни и собственноручно мостила центральную старгородскую площадь. Тело ныло каждой косточкой, каждой мышцей. Сейчас бы на больничный... но некогда — на прием к новой ведьме уже потянулись жидкой вереницей первые клиенты с жалобами, в точности повторяющими придворный репертуар: "хочу, но не могу", "могу, но не хочу" и "меня никто не любит"! Каждому требовалось утешение и ободряющее слово надежды — все, мол, будет хорошо!

Порывшись в бабкиных запасах, я безошибочно (благодаря характерным соцветиям) опознала только два пакета с травками, какие сама часто использовала в прошлой жизни, еще во дворце. Остальные же безжалостно выбросила — быть может, это какие-то безумно полезные и даже дорогие сборы редких трав, но, не зная точно, для чего они предназначены, лучше не рисковать. У меня нет права на ошибку!

— Что это? — удивился батька Тимофей (или Тимоха Отчаянный, как прозвала его народная молва), когда я чуть ли не за руку подтащила его к "своему" углу, где прутиком в скопившейся за века пыли нацарапала список.

— Это то, что нужно для лазарета! — безапелляционным тоном заявила я. — Как мне людей лечить, если здесь даже самого необходимого нет?

— Бабка сама справлялась, — попытался увильнуть от ответа атаман.

— Летом я, быть может, и собрала бы собственный гербарий. Но некоторые травки нужные уже сейчас! А кастрюльки бабушкины твои "девочки" растащили — каши вон варят. В перегонном аппарате суп состряпали!

— С кашей я разберусь, — повел мохнатой бровью разбойник. И неожиданно гаркнул на весь подвал: — А ну, кто тут умеет читать, поди сюда!

— Я сама умею...

— А-а-а! — обрадовался батька. — Прочти тогда, что здесь нацарапано!

Я послушно зачитала список вслух. На каждом пункте атаман загибал один палец на руке:

— Хватит! — скомандовал он, когда свои пальцы закончились. — Больше не запомню. Обойдешься пока и этим!

— Только травки берите в третьей с краю лавке! Там немного дороже, зато сеном не так безбожно разбавляют, — напутствовала я. Не знаю, принял ли разбойник эти слова к сведению, но обнадеживающе кивнул.

Постепенно, день за днем, мы с Машенькой обустроили наш угол так, что любо-дорого: отгородились от общего зала драной занавесью, создав видимость домашнего уюта, из камней сложили подобие маленького очага. Система вентиляции в подвале работала таким образом, что дым от открытого огня столбом поднимался вверх, и можно было не бояться угореть. Первым делом после закрепления занавески я избавилась от ненавистного корсета — он только сковывал движения да зверски впивался в тело при каждом наклоне. Платье свободно сошлось на истончавшей талии — но прежней радости это мне не доставило. Максимум — облегчение, что не надо ничего подгонять и подшивать.

Мобилизовав остатки умственных усилий и весь ресурс девичьей памяти, я более-менее успешно пользовала разбойников (наиболее популярным диагнозом был похмельный синдром), безумно тоскуя по дневному свету. После долгих уговоров батька Тимофей все-таки позволил нам выходить на улицу — но только порознь и в сопровождении доверенных охранников. Возвращаться после этих кратких вылазок в вонючий подвал — все равно, что добровольно опускаться в разверстую могилу. Так я себя и чувствовала — полуживым зомби-шатуном.

Чтобы не впасть в апатию и не смириться с жизнью в плену, я ни на секунду не оставляла мыслей о побеге, рискуя, что это превратится в навязчивую идею. Хитрый трюк с особым набором трав, который травница Тамара непременно должна была узнать и понять, что это я подаю о себе весточку, не удался: не вчера родившийся атаман отоваривался в нескольких лавках, из каждой принося по одному пакетику. Так что теперь все мои надежды были связаны с этими короткими прогулками: а ну, как нас для виду покатали по лесу в карете, а город на самом деле — вон за той горкой? Или даже поза-той...

Каждый раз меня удивлял один вопрос: там, под землей, день и ночь горели костры, чадили факелы... А тут, наверху, не было видно ни одной, самой тоненькой, поднимающейся из-под снега струйки дыма. Насколько же далеко могут уходить эти вентиляционные шахты? Порой мне приходила в голову "гениальная" мысль каким-нибудь образом подняться под самый потолок, втиснуться в вентиляционный колодец и пробраться по нему — кто знает! — может быть, прямо до самого Старгорода. Понятно, как банде удается уже два года удерживаться в лесу: чуть облава или антитеррористическая операция — ушли под землю и затаились, как мышки.

Радиус исследований ограничивался тем расстоянием, на которое девушка в одном платье может зимой отойти от теплого подземелья. Я почти привыкла к неудобным дощечкам на подошвах, к пронизывающему зимнему ветру — и даже не удивлялась, как не подхватила воспаления легких: бушующая в грудной клетке ярость, помноженная на волю к свободе, казалось, были свободны не только обогреть холодный лес вокруг меня, но и растопить вековые полярные льды. Отобранную шубу ни одна из "заблудившихся девочек" носить так и не смогла: стоило кому-нибудь надеть или хотя бы накинуть ее на плечи, как он тут же начинал спотыкаться на ровном месте, и в конце концов падал. Пошел слух, что шуба заколдованная, так что теперь она без дела висела на вбитом между каменными кирпичами деревянном клине как "охотничий трофей".

В одну из таких коротких вылазок — до посинения и обратно, — я обнаружила куст боярышника, усыпанный полупрозрачными мороженными ягодами, и решила набрать немного в карман для Машеньки — ей сейчас особенно витамины нужны.

— Замерзнешь, ведьмочка, — пробасил сопровождающий разбойник, и заботливо накинул мне на плечи свой тулуп. Я тут же по колени утонула в снегу. Приближалась весна (а может, и шла полным ходом: под землей мы не то что часов — дней не наблюдали), и ноздреватый, рыхлый снег не выдерживал человека даже в деревянных "ластах". Единственная уступка, на которую пошел атаман — драная шаль, которой худо-бедно можно было обмотать шею и плечи. Под теплым тулупом я быстро согрелась:

— Спасибо... Ой!

Длинный шип боярышника коварно воткнулся в палец. Густая красная капля медленно набухла, и драгоценным камнем упала на снег. В сердце зашевелилась острая колючка тревоги — за короля. Не верится, что своим ведовским шарлатанством при дворе я насолила кому-то до смерти. Скорее всего, некто решил устранить со своего пути препятствие — ведь моя официальная должность включает в себя функции магического телохранителя, заслоняющего монарха от дурного завистливого глаза. Ну, во всяком случае, пугала для суеверных врагов. И, судя по всему, пугала хорошего — еще так спалилась с этой отравленной едой... Дураку ясно, что это колдовство — не просто же так, из-за плохого настроения, придворная чародейка охаяла рагу! А теперь сижу в лесу, где не то, что защитить — какой из меня защитник, по совести говоря! — даже предупредить об опасности никого не могу. Вся надежда, что Инквизитор сложит два и два, и догадается, что мы с Машенькой не подались в бега, а пропали не по своей воле.

— Тихо! — внезапный толчок в спину застал врасплох — рассыпав собранные ягоды, я с размаху уткнулась лицом в снег. Тряхнув нависающую сосновую ветку, разбойник обрушил сверху целый сугроб, и сам точно провалился сквозь землю. Догадавшись, что это не спроста, я не стала громко возмущаться и раньше времени подыматься из импровизированной берлоги, а послушно затаилась. Прохожие в лесу тоже разные бывают, могут и такие бандиты попасться — похлеще моих. Да и честный купец сперва разрядит арбалет, а уж потом будет разбираться — в кого.