Лагерь волшебников. Химия vs Биология

— Мы не будем этого делать, — но Генрих меня не слушал. Он мысленно уже примерял образ шпиона-детектива и лез в соседнюю комнату.

Обезумевший! В следователи не идут бездарности. Эти люди обладают магией в самом совершенном виде!

— Если на комнате установлена защита, от нас и пепла не останется! — решила я воззвать к его разуму, но... попытка провалилась.

— У тебя есть перчатки? — только и спросил он, посмотрев на меня горящими от предвкушения глазами.

Его инстинкты самосохранения безнадежно атрофированы. Распахнув дверцы шкафа, он полностью скрылся в глубинах полок, без разрешения копаясь в наших с Кисой вещах.

У меня перчаток не было никаких, зато у Кисы нашлись. Атласные женские перчатки на изящную миниатюрную руку. Генрих без зазрения совести ножницами укоротил их под свой размер. Мне в лицо прилетела пара кроваво красных перчаток. Еще одна попытка достучаться до разума белки ни к чему не привела, поэтому я просто натянула перчатки и побрела за бодро скачущим Генрихом в коридор.

По-моему, вместо мозгов у Генриха — яблоко. Зеленое и червивое. Иначе как объяснить, что он сейчас нагло ковыряет замок в двери коменданта шпилькой для волос?

— Ты с ума сошел! — шипела я на него, испуганно озираясь по сторонам. — Прекрати сейчас же!

— Не бубнякай... — буркнул Генрих, продолжая свое постыдное действо. — Я знаю, что делаю. И не такие замки вскры... хм... — замолчал он, не договорив.

— Ты вскрывал замки?! — зашипела я пуще прежнего. — Ты вор?!

— Белки не воруют! — огрызнулся он. — Белки иногда что-нибудь заимствуют, — последовала короткая пауза, нарушил которую звонкий щелчок. — Готово! — Генрих довольно улыбнулся, вместе с дверью откатываясь к стене. — Ну, чего стоишь? — внезапно на плечо мне прилетела белка, постучав по голове, словно проверяя орех на пригодность.

— Я не пойду туда.

Комната встретила нас... неприветливо. Она ничем не отличалась от других, только кровати подвесной не было. На ее месте висела полка с книгами, а под ней стоял небольшой письменный стол. Идеально чистый стол. Шторы колыхались от порывов ветра, два кресла неестественно подвинуты в разные стороны, будто еще секунду назад с них кто-то вскочил. На маленьком столике у окна недопитая бутылка вина и два бокала, на одном из которых, я увидела даже от двери, был четкий отпечаток губной помады.

— Предпочтешь быть застуканной в коридоре у открытой двери коменданта? — безразлично спросил Генрих, а я, мысленно костеря его самыми благозвучными словами, зашла в комнату, прикрыв за собой дверь.

— То-то же, — спрыгнул он с моего плеча, — а то "Не пойду, не пойду"...

Генрих по-свойски начал везде заглядывать, трогать все, что плохо лежит, он даже заглянул под кровать, дабы убедиться, что там не спрятан труп. Лично я бы не стала прятать труп под кроватью. Во-первых, не гигиенично. Во-вторых, отвратный запах. В-третьих, я бы просто не смогла спать, если бы под моей кроватью лежал чей-то труп.

Я еще раз обвела комнату глазами, задумчиво двигаясь к столику у окна. В одном бокале еще плещется вино, помада свежая...

— Генрих, а тебе не кажется, что здесь совсем недавно кто-то был? — я покрутила бокал в руках, вглядываясь в отпечаток помады.

Ответа от грызуна не последовало. Видимо, в шкафу копается или пытается на полке чего-нибудь найти, или...

— Кажется, — ответил мне вместо Генриха мужской голос, — и вы, Камински, сейчас объясните мне, что вы забыли в моей комнате?

Аккуратно вернув бокал на место, я медленно развернулась, натягивая на лицо улыбку.

— Э-э... Добрый день! — глазами я начала выискивать коричневую белку, но в комнате не было и намека на присутствие грызуна. — А я, похоже, дверью ошиблась...

Стараясь не выдать дрожь в коленях, я прямым ходом направилась к двери. На пути моем стояла всего одна проблема. Комендант. Он же химик и следователь.

Руки его заложены за спину, глаза прищурены, поза уверенная и внушающая страх. Я не виновата! Это белка меня сбила с пути истинного.

— Не торопитесь, Камински, — разгадав мое намерение быстро ретироваться, мистер Амори закрыл дверь. Пути к отступлению окончательно оборвались, когда щелкнул замок и в комнате, похоже, остались мы одни.

Куда делся неуемный Генрих — загадка, но его здесь нет. Позорно сбежал, оставив меня одну на растерзание коменданту.

— Да я... э-э... не тороплюсь, просто знаете... — чего бы такого сказать... — У меня постельный режим, а режим нарушать нельзя. Поэтому давайте я... пойду...

Комендант, не выказывая никаких эмоций, кивком на кровать указал и бесстрастно сказал:

— Постель есть. Соблюдайте режим, — и ведь по лицу его совсем не понятно: шутит он или говорит серьезно.

Просто если шутит, я посмеюсь. А если он это серьезно говорит, то... то... бежать надо. Быстро и желательно далеко.

— Н-н-не надо, — отчего-то начала я заикаться, — у меня своя есть.

— Как же? — изумился он. — Режим есть режим. Ложитесь, — ложиться я не собиралась. Стояла и с нескрываемым шоковым состоянием смотрела на коменданта. — Чего ждете? — решив вогнать меня в обморок, продолжил он. — Или Вам помощь нужна?

Я интенсивно замотала головой, придя к выводу — лучше лечь, иначе и правда поможет.

Медленно присела на край холодной кровати, примостив дрожащие руки по краям. Мистер Амори не шелохнувшись за мной наблюдал.

— Можно я посижу? — сиплым от страха голосом спросила, поднимая на него глаза.

Отрывисто кивнув после некоторой паузы, он развернул стул возле стола, сел, скрестив ноги, и пытливо поинтересовался:

— Как вы оказались в моей комнате?

— Я... повернула ручку, толкнула дверь и вошла... — проговорила, растягивая слова. — Я просто перепутала. После произошедшего голова слегка кружится...

Для убедительности приложила руку ко лбу, украдкой поглядывая на следователя. Не верит, похоже.

— Вы назвали имя "Генрих". Кто это? — тем же тоном продолжил допытываться он, а я... я пыталась понять, куда делась эта прыткая белка.

— Вам, наверно, показалось. Я сказала гендер... гендерное различие. На бокале губная помада, на другом ничего нет...

Мистер Амори бровь заломил, на меня пристально посмотрел, от чего мне совсем неловко стало. Выкручиваться без предварительной подготовки непростое занятие.

— Значит, ошиблись комнатой?

— Ошиблась.

— А как вы объясните тот факт, что дверь была заперта?

Белка шпилькой открыла.

— Дверь была открыта, — солгала я.

— Я не страдаю склерозом, Камински,з— Заверил меня он, отказываясь верить в выстроенную мной картину происходящего.

— Возможно, вы просто отвлеклись на свои мысли и забыли запереть дверь, но думали, что закрыли, — ввернула я теорию, надеясь, что он в нее поверит.

Комендант взглядом заскользил по моей замершей фигуре, не задерживаясь на одном месте дольше двух секунд.

— Почему вы в перчатках?

В перчатках? Ах, да... Генрих. Это все его проделки.

— Пальцы мерзнут, — не моргнув глазом сказала первое, что пришло на ум.

— Летом? — с иронией спросил комендант, глядя на меня.

— Когда пальцам не хватает тепла, они мерзнут в любое время года, — спокойно, и даже чуть небрежно ответила, поздно сообразив о двусмысленности фразы. — То есть я хотела сказать, когда кровообращение нарушено, руки мерзнут и ноги... тоже...

Уголок губ мистера Амори слегка дрогнул, а я... а я хочу под землю провалиться... Этот разговор не приносит ничего хорошего. Одни неприятности. В будущем.

— Вы надо мной смеетесь? — как-то совсем по-детски спросила, выпятив нижнюю губу. Непроизвольно вышло.

— Нет, вовсе нет, — заверил он. — Пытаюсь понять, зачем вы взломали замок и влезли в мою комнату, — легко и в то же время уверенно проговорил комендант, лишая меня возможности лгать дальше. — Что Вы хотели найти? — после короткой паузы спросил мистер Амори. Я сама не знаю ответа на этот вопрос, а он надеется у меня все выведать.

Генриха надо за хвост ловить и его пытать.

— Я ничего не искала, — правду говорю. — Честное слово.

Комендант вернул стул на место, встал у двери и прежде чем открыть ее, сказал:

— Ваша ложь остается на вашей совести. И только вам решать: жить с ней или избавиться от нее.

Приглашающим жестом он указал на выход, куда я немедленно решила последовать.

Мерзкое, отвратительное и гадкое ощущение поселилось в душе. Сделал из меня преступника, знающего правду века, но продолжающего молчать, а я ведь действительно не знаю, зачем мы залезли в его комнату.

Открывая дверь своей комнаты, я представляла, как медленно и верно убиваю маленькую любопытную белку. Когда зашла, желание мое укрепилось гораздо сильнее, ибо эта самая белка беспечно грызла яблоко на кресле.

Первым делом стянув перчатки, я заняла свободное кресло и постаралась спокойно сказать:

— Ты сбежал! — спокойно не получилось. — Оставил меня там одну, трус.

Генрих глаза округлил, возмущенно на меня смотрит.

— Я — трус? Да я за помощью побежал! Тебя спасать.

— Ага, я смотрю помощь ты в яблоке нашел, — иронично ответила, складывая руки на груди и нервно покачивая ногой.

— А... — Генрих посмотрел на яблоко. — Это чисто машинально вышло.

Чисто машинально сидел тут и грыз яблоко, пока я там выкручивалась из последних сил моей бедной фантазии.

— Это была твоя идея, а попалась я.

— Каждый сам за себя, — беспечно ответил он. — Кому-то надо было спастись.

Свалился геморрой на мою голову. Вернее белка. На мою беду говорящая. Взяв с вазочки гроздь винограда, поинтересовалась:

— Нашел что-нибудь?

Генрих прямо-таки просиял. Точно что-то нашел. Надеюсь, находка не навлечет на нас праведный гнев коменданта и нас не посадят за решетку до конца наших дней.

Грызун запрыгнул на мою кровать, откинул подушку, залез под простынь и вынырнул с изрядно помятым листком бумаги.

— Я, в отличие от тебя, делу пользу принес, — важно прокомментировал он явление листка народу.

Возмущение? Да, присутствует.

Генрих развернул листок, разгладил, на столик положил и...

— И что это? — другой вопрос на ум пока не пришел.

На листке были выведены какие-то каракули, стрелочки, таблички, схемы, что-то совершенно непонятное моему мозгу. Генрих своим беличьим сообразительным умом начал мне скрупулезно объяснять:

— Это — лагерь, — он указал лапой в точку в центре, — это — башни, — он показал в шесть точек по периметру "лагеря", — это центральный корпус, это столовая, эту пруд с противно завывающими страшными дамами... — он поочередно тыкал в разные места листа.

— А стрелочки?

— Это я пока не знаю, — досадно признался Генрих, подперев подбородок лапой и берясь за другое яблоко.

От центральной башни стрелка шла ко всем башням, к третьей — самая жирная. От третьей стрелка шла к пятой, а от пятой — к центральной, где подписано было "больничное крыло", а оттуда снова к третьей башне. Всемирная паутина какая-то. И это я еще умолчала про десяток других стрелок, переплетающихся друг с другом.

— Да тут голову сломать можно быстрее, чем разобраться в этой ерунде.

— Это не ерунда, — Генрих сложил листок. — Это — ключ к разгадке тайны, — он запрыгнул на кровать, закопал листок, вернул подушку на место, покрывалом заправил и обратно на кресло приземлился.

— Какой тайны? — я хмыкнула. — Ты придумал себе детектив, строишь из себя сыщика...

— Хм! — Генрих лапы на груди сложил, голову от меня отвернул... Обиделся, что ли?

— Генрих, — я его за ушко потрогала, — не обижайся, — ответом мне было громкое сопение. — Просто мне кажется, ты все немного... преувеличиваешь.

Он фыркнул, отмахнувшись от моей руки, нахмурился, сидит с видом оскорбленной до глубины души белки.

Душевно ранимый грызун, однако.

— Хорошо, что ты предлагаешь? — не факт, что я его поддержу, но обиду надо как-то устранить.

— Ты же не воспринимаешь меня всерьез, — проговорил он, посмотрев на меня косым взглядом.

Как его задело, оказывается...

— Я такого не говорила, — я протянула ему примирительную виноградинку. — Ты ведь уже что-то придумал, верно?

Генрих пофырчал, похмыкал, но виноградинку забрал.

— Придумал, — с важным видом ответил он. — Будем ловить на живца.

— Кого? — не поняла я.

— Коменданта, — невозмутимо просветил меня Генрих, жуя виноградинку. А мне вот теперь в горло ничего не лезет.

— А живцом кто будет? — осторожно поинтересовалась я, жалея, что вообще согласилась на затею со взломом комнаты мистера Амори.

— Ты, — все так же невозмутимо ответил грызун, спрыгивая с кресла. — Надо план продумать. Тщательно.

В присутствии Генриха шоковое состояние входит в привычку. Честно, мне уже страшно, куда способна завести его неуемная фантазия.

— Как ты себе это представляешь? — надо знать, к чему морально следует готовиться и вразумить, если грызуна не туда занесет.

— Красочно во всех деталях, — Генрих нырнул в шкаф, выкидывая оттуда разные элементы гардероба и бормоча:

— Не то... Плохо тянется... Легко порвется... Слишком скромное... Чрезмерно откровенное... Ух ты! Кружевное белье...

Я временами начинаю сомневаться, что эта белка — белка. Просто ведет он себя... не по беличьи, что ли. Орехи не грызет, дупло не утепляет, запасов на зиму не готовит. И говорит. Плюс это или минус в конкретно данном случае — не понятно.

Может он... оборотень? Такой, неправильный... Оборотни обычно страшные, большие и волосатые, а этот миленький маленький и с пушистым хвостом.

— Рассказываю один раз, — Генрих вынырнул из шкафа с банданой в лапах, — повторять не буду.

Я кивнула, наблюдая за ним. Он накинул на голову бандану, завязал кончики спереди под подбородком, натянул на себя огромный для его размеров пеньюар... Кисин. У меня таких... хм... откровенных нет.

— Я, то есть ты, иду, — он попытался сделать пару шагов, но из-за того же пеньюара не смог, — иду...

— Куда?

— Никуда, просто иду, — Генрих собрал в лапы пеньюар, как женщины подол юбки, и пошел кругами по ковру, — комендант видит тебя всю такую сексуальную, импозантную девушку в расцвете лет, утаскивает в комнату и...

— И в чем план? — логики я в его миниатюре не нашла. Совсем. Более того, мне не нравится, что комендант, видя меня всю такую сексуальную, импозантную девушку в расцвете лет, куда-то утаскивает!

— В том, — Генрих стянул с себя бандану, — что ты легально попадешь в его комнату.

Мне кажется или кто-то здесь не расследование ведет, а пытается меня в могилу загнать? Гарпии живьем съедят, если я начну щеголять по коридорам в откровенном пеньюаре вампирши. Все равно, что подписать себе смертный приговор.

— Мистер Амори не маньяк затаскивать первую попавшуюся девушку в свою комнату, — решила я хоть как-то прокомментировать его идею.

Генрих махнул на меня лапой, запрыгнул на кресло и развалился аки барин на пиру.

— Не маньяк, но тебя затащит.

От меня последовал логичный вопрос:

— С чего ты взял?

— Он держал тебя в комнате двадцать минут, а должен был отправить в центральный корпус и допрашивать там, — пояснил он тоном "все надо объяснять самому".