Воспоминания о неисчислимых мытарствах на Дальнем Востоке

— Так и так, при Японском отступлении бежал, а раньше служил в 34-м полку (это Колчаковский), и просим Вас выдать хотя временные удостоверения, т.к. надо где либо работать, а без документов не принимают.

Спросив, откуда мы и т.д., он посоветывался в сидящими тут людьми и сказал машинисту, что напечатать временный лист сроком на шесть месяцев, подписал ещё чистые бланки и ушёл.

Заполучив документы на вымышленные фамилии, мы спокойно прогуливались по Градекову, [15об] рассуждая о дальнейшем нашем бытье. Я решил ехать в Никольск, попытаться достать визу на проезд через Манчжурию. Селянкин поступил на работу в ремонт жел.дороги, а я отправился.

Приезжая в Никольск, я зашёл к знакомой учительнице Насенниковой, что была в Боголюбовке и доставала для нашего отряда книги. У ней хранились мои вещи: шинель, брюки, ботинки и друг. вещи.

Являюсь грязный, оборванный, меня еле узнали, но были рады. Умывшись, я приятно закусил и выпил, а затем, переодевшись во всё новое, я пошёл с Н.И. в город, узнать, что делается в нём. Долго гуляли мы, беседуя о прошлых днях. Они предложили мне остаться у них, жениться, чем влачить своё жалкое существование в Армии. Я и сам не прочь был-бы изменить образ жизни, но не хотел отставать от своих ребят, а главное, как члена партии меня обязывала дисциплина быть там, где есть опасность для революции. И жалея о том, что не могу этого сделать, я отказался, не смотря на наши взаимные чувства. Я любил её, т.к. это была славная барышня и хороший человек. Но дороже всего свобода, полная свобода.

На другой день я одел штатский костюм её брата, отправился к уполномоченному Временного Правительства Меркулову. Отыскав местонахождение оного, я записался на прием. Кажется, очередь 15-я, жду, вызывают:

— Альчинский Геннадий Ник., по какому делу?

— По личному.

— Пожалуйте.

Вхожу в тёмный кабинет, убранный по особому вкусу сидевшего в нём лет 35-ти жгучего брюнета, на лбу глубокий шрам, общий вид его был бандитский. И через чур громким голосом он спросил:

— Вам, что?

— Так и так, визу на проезд через Манчжурию.

— Для этого нужно заграничный паспорт, а у нас здесь заграничных паспортов не имеется, — последнее было сказано так громко, что, если бы я мало видел людей, я наверное бы убежал.

— А где же, — спрашиваю, — можно получить заграничный паспорт?

— Во Владивостоке, в Министерстве Иностранных Дел.

Заворачиваюсь и ухожу. Ну Вас к черту с паспортами и Вашими Министерствами, как нибудь попытаем без них. Ехать во Владивосток было не с чем, денег не было, да и к тому же было опасно, т.к. я имел много знакомых офицеров, которые знали меня как члена партии.

Я пришёл на квартиру, на другой день пошёл к Воинскому Начальнику. Говорят, там кому-то дают деньги, вещь недурная, не удастся ли получить, но не выгорело. Встречаю знакомых ребят, сидевших вместе в лагерях.

— Вы чего здесь околачиваетесь?

— Так куда же деться, мы рады бежать, так не куда.

— А документы есть у Вас? — спрашиваю.

— Нет.

Направил их в Градеково, рассказав, как нужно обращаться за документами. И ребята через 3 дня возвратились с документами, а с ними приехал и Селянкин.

Начали готовиться в дорогу. Решили на сей раз, имея в карманах документы, пробираться через Хабаровск. Я продал все свои новые вещи, а взамен купил себе старый потрёпанный пиджак и чиненные ботинки, таким образом я сэкономил приличную сумму денег и больше к Насенниковым не заходил, стесняясь показаться им в новом костюме. Не поймут, придется об"яснять, а этого не хотелось.

Мы пошли на вокзал, там узнали, что через два дня пойдёт Японский поезд на Хабаровск, и будут давать пропуска, решили ждать. Ночевав внутри вокзала в грязи и известке (там в то время белили), мы отделались так, что казалось, теперь ни кто не узнает. Но следующую ночь мы не хотели тут ночевать, а пошли в Зелёный сад в городе. Там побродив, мы направились к театру, сели на скамейку.

Дело было к вечеру, рядом на скамейке сидели два молодых человека в студенческой форме. Один из них вынимает из кармана чёрную корку хлеба и жуёт. Прислушиваюсь что говорят и слышу:

— Ну как, Сергей, где мы будем, сегодня ночевать?

Другой отвечает:

— В Зелёном саду, ведь там хорошо, развалишся на скамейки и хорошо.

Я удивился, что такие хорошо одетые, молодые, красивые люди не имеют постоянной и настоящей квартиры, и от сознания, что мы не одни бродяжим, мне стало легче, и как будто больше стало сил для борьбы со всевозможными лишениями.

Т. к. в саду было холодно, мы решили опять пойти на вокзал.

На другой день был праздник Троица. День был хороший, часов в 12 или 1 мы сидели на ступенях вокзала, т.к. идти в нашем виде было не куда. Публика ходила взад и вперёд, мы не обращали на неё внимания. Я, низко опустив голову, задумался, как вдруг знакомый мне голос раздался в дверях, и я невольно, не отдавая отчёта, повернув голову, увидел, как три одетых по майски барышни спускались по лестнице. Отвернулся, но было поздно, меня узнали. Это была Н.И. и с нею две подруги-гимназистки, тоже знакомые мне. Они, наверное, думали, что я уехал или вообще где-либо нибудь устроился и, вдруг видя меня в грязи и извёстке, подобно нищему, сидящему на паперти Божьяго храма, можно было подумать, что я нравственно опустился. Но не из таких была Н.И., она всегда быстро соображала и редко в чём ошибалась, и я уверен, что она в эту минуту также хорошо знала моё положение, как я сам. И если бы не подруги, может, плакала бы. Они остановились и, не смотря на то, что я отвернулся, поздоровались. Я должен был открыться и с видом неловкого положения поздороваться, взглянув на неё. Она поняла мой взгляд и, сказала, что если придётся ещё ночевать здесь, чтоб я, не стесняясь, шёл к ним. Они, попрощавшись, ушли.

Надо скорее бежать отсюда, т.к. я не мог терпеть равнодушно [16] этих встреч. Но вот стали в очередь за пропусками и, получив таковые, были в вагонах.

— Ну, — рассуждали, — если ничего особенного не случится, мы будем у своих.

Но ожидать скорей можно было худое, чем хорошее.

Японцы проверили пропуска, и поезд пошёл.

— Ну, Слава Всевышнему.

Едем в Спасск, где у белых был Карательный отряд и застенок, где, они часто снимали людей с поезда и мучили, а потому, как только пришёл поезд, мы поспешили вылезть и, узнав, когда пойдёт поезд дальше, ушли со станции. Выждав время перед отходом, сели и благополучно следовали до ст. Уссури, где поезд остановился, и нас, всю похуже одетую публику, заставили грузить груз в вагоны. Поезд шёл обратно, т.к. мост был взорван и дальше ехать было нельзя, да и это был последний пункт стоянки Японцев, а дальше были, как мы узнали, наши части и занимали линию от Имана до ст. Верино. Они по выступлении Японцев захватили этот участок и удержались на нём, имея бронепоезда и приличное количество орудий.

Это было нам на руку, и мы, кончив погрузку, переночевали в посёлке, а на утро (надо было незаметно для япошек перебраться через реку) пошли, взяли ниже села на берегу лодку, переправились и двинулись в путь. Японцев больше не встретили и обрадовались, когда подходя к ст. Иман, на мосту увидели нашего часового со звездой на фуражке. Он был знакомый и без препятствий пропустил нас на станцию.

В вагоне помещался Штаб фронта. Захожу, лица знакомые. Об"яснили своё положение и, узнав, что наш отряд находится за Амуром, решил, не смотря на предложение Штаба принять Отдел Снабжения, получив жалование и деньги на дорогу, двинулись дальше.

Спокойно переехав с поездом до Верино, где пересели на Японский поезд, в котором ехала Японская и русская миссии (велись переговоры о перемирии), мы были в Хабаровске. Переночевав в нём, на утро отправились на берег, т.к. мост через Амур был взорван. Нам надо было переправиться на лодке, но лодок ни кто не давал, т.к. все боялись ввиду того, что Японцы стреляли по каждой лодке, имеющей направление к противоположному берегу. На том берегу были наши окопы, и только лишь когда я решительно взял одну из лодок и сказал, что в таком случае, не смотря ни на что, мы едем одни, один из рабочих, или чёрт его знает, кто, он, за крупную сумму денег согласился перевезти нас. Отдав ему все имеющиеся у нас троих деньги, мы поехали. Был сильный ветер, и волны бросали лодку во все стороны, течением сносило вниз, вода заливалась в лодку, пот градом лил с управляющих вёслами.

Последние силы напрягли, затрещали вёсла, и лодка мигом вылетела на берег. Радостное "Ура!" огласило берег. Мы победили, не смотря на всевозможные преграды. Мы были на территории, на которой, кроме парт отрядов не было ни кого.

Пришли к линии окоп, занимаемой нашим отрядом. Сразу нас окружили со всех сторон, и долго продолжались разговоры, каждый рассказывал то, что ему пришлось проделать за время Японского выступления. Тут-же был и Штаб. Доложив Ком-бату о всём, что случилось со мной со дня командировки, и где находятся бумаги, я развалился спать в устроенном блиндаже.

Перемирие было заключено на несколько месяцев, и наш отряд для реорганизации был отозван на ст. Биру, что вёрст 75 от Амура. Был получен приказ о реорганизации партизанских отрядов в регулярную Армию.

Тактика ведения военных действий изменилась. Мы занимали целую Амурскую и часть Забайкальской области и представляли из себя маленькую автономию. Исходя из этих соображений, нам нужно было иметь регулярную Армию, которая должна была защищать занимаемую нами территорию на двух фронтах: Забайкальском и восточном, и управлялась бы Единым командованием в лице Командующего Армией, выполняя все распоряжения Центра. Партизанские отряды блестяще заполнили свою страницу в истории.

Всю реорганизацию нужно было проводить как можно скорее, т.к. Армия была необходима в силу Международного политического положения и целого ряда известных теперь причин. Партийный орган Дальнего Востока получил задание создать отдельную Республику и иметь свою Армию. Начались спешные работы по организации Отделов гражданских Управлений и Армии.

Части необходимо было вооружить одинаковой системы оружием. Здесь встретилось затруднение — ребята не хотели расставаться со своими самодельными карабинами и револьверами, которые под-час доставались нам под угрозой смерти. Они решительно сказали: "Мы служили и будем служить, но оружия, которое у нас имеется, не отдадим". Много надо было приложить старания и всякого рода доказательств о необходимости сдачи старого и получения нового оружия, и ребята, закалённые в боях (не охотно) подчинились. Но подчинились благодаря только влиянию товарищей, с которыми они провели добрых два года скитальческой жизни.

Составились роты, команды, полки и бригады. Введение дисциплины, ежедневное обучение тоже имело не приятность в глазах партизан.

Зачем это? Зачем держать под козырёк? Нет это не то, за что мы боролись. А обучение, к чему оно?! Мы и без него великолепно дерёмся, только вот не дают бить Японцев, а тут [16об] на тебе: "Ать, два, три, ать, два и смирно!" Зачем? Совсем ни к чему. А "на караул"? Это уж совсем лишнее. Всё это не так легко было им об"яснить, они не хотели понимать и слушать разговоры и увещевания на эту тему ни с кем, кого они не знали по крайней мере года два. И здесь приходилось работать самим же т.т. партизанам, которые учитывали международное положение и создавшиеся условия, как внутри России, так и на Дальнем Востоке. Их одних слушали и вступали с ними в горячий спор. Они не могли им не верить могли только лишь спорить с ними, а в каждом споре есть убедительные стороны, и мало по малу все вопросы, волнующие ребят, были незаметно в спорах ими самими же разрешены. Были признаны необходимымы и дисциплина, и обучение военному делу, и дело пошло как по маслу. Каждый старался показать себя аккуратным дисциплинированным солдатом.

Но вот ещё новость, сильно взволновавшая партизан. Поступил приказ о ношении знаков отличия, как например: ромб.

— Это уж нет! Это тот-же погон, только не на плече, а на рукаве, и с лычками, как раньше. Нет, брат, всё нужно: дисциплина, обучение, а погон — это уж извините. Носите, кому хочется, а мы посмотрим, что из этого выйдет, — так говорили все партизаны, так говорила и часть ответственных работников. Так и оставили этот вопрос открытым, и кто хотел, тот носил, а большая чисть не имела ромбов, и они лежали в кладовых и цейкгаузах, а постепенно пришли к соглашению по этому вопросу, и ромбы носили все.

Наш отряд был переименован во 2-й Советский Полк, в него влились и другие парт-отряды, и он почти целиком представлял из себя людей, завезённых на Дальний Восток в эшалонах смерти. И почти вся Армия с первых дней организации с восстановления Д.В.Р. представляла из себя Армию добровольческую, вполне испытанную и надёжную. Мала была количественно, но велика была качественно. Последнее было заметно во всём. В этом полку можно, было видеть единую семью, где командиры любили солдат и солдаты командиров, и вне строя, вне дисциплины были все одинаковы.

В Забаикальи в это время сидел атаман Семёнов со своими бандами. Он занимал территорию от Манчжурии до В-Удинска и от Читы до границ Амурской области, где и был Забайкальский фронт. Кончив дело с Японцами заключением мира, Командование решило освободиться от банд Семёнова, мешавших иметь непосредственную связь с Советскими Войсками, находившимися в то время в В-Удинске, а главное желанной связи с Советской Россией.

Велика была радость, когда был получен приказ о переброске нашего полка и других частей на Забайкальский фронт для уничтожения банд Семёнова, в котором к тому же говорилось, что удачный поход даст возможность всем российским, завезённым сюда Колчаком в качестве арестованных, попасть обратно в родные палестины. Это было верхом энтузиазма, и публика стала энергично готовиться к походу. Чистили винтовки, пулемёты и т.д., но к сожалению нашему полку принять участие в боях с Семёновым не пришлось. Когда мы были в Забайкальи, Семёновские банды были уже разбиты, сам он скрылся на аэроплане, часть его войск отступили к границам Монголии и Манчжурии.

Нашему полку было приказано зайти в тыл неприятелю и взять ст. Борзю. Мы двинулись с Оловянной левой стороной ж.д., но белые отступали, и когда мы подходили к Борзе, на ней были уже наши эшалоны и бронепоезда. Белые были уже в Китае.

Наш полк спешно погрузился в вагоны, и на другой день мы были в Чите, где уже было Правитедьство Д.В.Р. Мы прибыли в день парада Войскам Д.В.Р. Выгрузились из вагонов и в полном вооружении под крики несмолкаемых "ура" прошли церемониальным маршем пред Членами Правительства и Высшего командования.

У всех было радостно на душе. Дорога в Совроссию свободна. Через целый ряд невзгод и сверх человеческих усилий в течении 2 лет нам удалось осуществить свою заветную мечту — соединиться с Советской Россией и уничтожить все банды. Каждый мечтал в недалеком будущем, может завтра, через неделю, будет демобилизация. Буду дома и как приятно отдохну после всех невзгод и лишений жизни.

Но увы, положение было не только, чтоб Д.В.Р. могла сейчас заняться демобилизацией или мобилизацией. Ни того и ни другого, строгой подготовки к этому делать было нельзя. Надо было учитывать оставшиеся в Приморьи банды, а также иметь ввиду границы Китая и Монголии, куда скрылись остатки банд. Не было сомнения, они ещё попытаются напасть на только что начинающую жить Республику. Кроме того надо было принимать во внимание психологию местного населения. Исходя из последнего, без тщательной разработки вопроса о мобилизации и подготовки к этому населения невозможно было бы провести никакой мобилизации.