Все звезды против нас. Главы 0-15

* * *

Им с Таней нужно было о стольком поговорить. Нужно было — только Тим понимал, что отчаянно не хватало времени, и от этой спешки язык примерзал к небу. Но все-таки хорошо было сидеть просто вдвоем на узком диване в его номере, когда Джек положил морду на колени Тане, а Тим запустил руки в его шерсть.

Двое людей и собака — и ничего больше в целом мире. А на Планету Совета опускалась ночь, когда, по всей видимости, никто не спал.

Тиму приходилось отправляться в полет, не зная, вернется ли он живым. Собственно говоря, вообще перед любым космическим путешествием лучше на всякий случай готовиться к худшему: космос — это такая штука, что никто и никогда не даст тебе гарантий. Ну, может, жителям Галактического Содружества бояться уже и нечего, но безопасность земных кораблей пока оставляет желать лучшего.

Но никогда не было так, чтобы кто-то боялся и ждал за него. А сейчас, чувствуя, как бьется Танин пульс, он понимал с обезоруживающей ясностью, что она будет бояться, и еще как будет, и если он не вернется, она всю оставшуюся жизнь будет вспоминать эту ночь в гостиничном номере, и эти неловкие объятия.

Что делать в такой ситуации? Земную женщину Тим бы поцеловал, а дальше — по обстоятельствам. Но инопланетянку... Во многих отношениях Таня стала ему роднее и понятнее, чем его собственная сестра, но он просто не знал, как, в какую сторону сделать шаг дальше.

— Я обещала тебе, что мы во всем разберемся, когда встретимся в следующий раз, — пробормотала Таня. — Но опять не хватает времени. А мы слишком разные, чтобы делать это на бегу.

— Да, — сказал Тим с простым и ясным облегчением. Слава богу. Таня просто спасла его: не нужно было ничего решать и ничего придумывать. Он вдруг вспомнил, как пытался смотреть шемин-мингрельскую порнуху и как она казалась ему откровенно смешной — они показывали лица, крупным планом, на всем протяжении полового акта. Ему сделалось стыдно и тоже немного смешно над собой.

Таня погладила его левую кисть обеими руками — ее руки казались на удивление маленькими на фоне его, почти детскими, если не считать довольно сложной татуировки на тыльной стороне большого пальца. Тим прежде у Тани такой не видел.

— Что это? — спросил он. — Какой-то сверхсекретный пропуск?

— Нет, — сказала Таня с улыбкой в голосе, — скорее уж наоборот. Это знак, что я не ищу долговременных отношений. Только, в отличие от ваших обручальных колец, это одностороннее обязательство, а не взаимное. И не всегда связано с тем, что какие-то другие отношения уже есть.

— Я... — Тим запнулся.

Опять же, с земной женщиной после такого признания инстинкт был: молчать, не говорить ничего, и прижать ее к себе, и пить вместе тот стимулирующий "сок", который заменял на Планете Совета чай или кофе, и молчать. Но с инопланетянкой, даже со знакомой и верной Таней, эти инстинкты не годились: бог знает, как она бы истолковала его молчание!

Чтобы выиграть время, Тим почесал Джеку загривок. Тот млел: Таню он давно привык воспринимать как свою.

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты сейчас могла прочесть мои мысли, — сказал он наконец.

— Мне тоже сложно, — ответила Таня. И улыбнулась. — Все-таки не удивительно, что вы, Л-35, такие воинственные. Когда тебя не понимают, фрустрация копится волей-неволей... Но вообще-то ты не прав: разбирать чужие мысли тоже не так-то просто, этому надо долго учиться.

— Насколько долго?

— Всю жизнь, — подумав, Таня добавила: — Тим... судя по земным книгам, которые я прочитала, у вас тоже особенно ценится... невербальный диалог? И подразумевается, что когда сильные чувства, слова не нужны?

— Да, — Тим почувствовал, что улыбка сама наползает на лицо. — Да, все именно так.

Таня кивнула.

— Шемин-мингрели, наоборот, стремятся как можно более открыто выражать свои чувства, но у многих галактических культур есть похожие концепции. Я читала о них. Мне они, пожалуй, нравятся больше, чем обычаи моего народа. Ты ведь знаешь, по нашим меркам я чудачка.

Тим взял ее руки в свои и поцеловал. Он как-то видел такой жест на Триоке, не помнил уже, где — то ли в одной из театральных постановок на открытом воздухе, которые иногда можно было найти в Линкаре, то ли в книге прочел... Но точно не в порно, тут он не сомневался. И значение этого жеста было примерно таким же, как на Земле.

Выражение лица Тани после этого Тим пообещал себе запомнить навсегда. Он правда никогда не видел ничего такого же прекрасного.

Глава 14

На корабле совершенно непонятно, где ночь, где день.

То есть черт его разберет, но военка живет по своему расписанию. То, что это расписание не совпадает с биоритмами Алекса или то, что ему вообще как кол поперек горла все это искусственное ощущение и искусственный распорядок дня — никого не заботит.

Ночью накануне десанта Алекс проснулся, как всегда, в неурочное время.

В каюте было полутемно. То есть — светился экран планшета, за которым работал Крюков.

Алекс свесил ноги с кровати и зевнул. Крюков сидел за столом, его здоровый пес-телепат, которого Алекс, откровенно говоря, побаивался, зевнул, показав широченную красную пасть, и покосился на Алекса влажным глазом. От экрана на лицо их, с позволения сказать, старшего тактического консультанта, падали разноцветные сполохи.

— Ты спать не собираешься? — поинтересовался Алекс.

— Помешал? — Крюков поднял свое честное молодое лицо (дипломат, то же мне! Да какой из него дипломат! И уж тем более, какой из него командир!), моргнул сонно. — Извини.

И повернулся в кресле так, чтобы свет не падал на сдвоенную койку. Крюков, кстати, занимал верхнюю: сказал, что ему она больше нравится.

— Нет, — ответил Алекс. — Не помешал. Чай остался?

За неделю полета они с Крюковым как-то приноровились друг к другу, выработались общие привычки. В частности, они заваривали на двоих в каюте чай — не настоящий земной, который еще попробуй достань, а какую-то инопланетную травку. Вкус был почти такой же, только горчило меньше.

— Полно.

У них была на двоих и микроволновка (какая-то многофункциональная штуковина, способная разогревать еду). Алекс включил в ней подогрев воды и стал думать, чем заняться. Заснуть снова не получится, это ясно. Можно было пойти к Коре. Кора всегда радовалась его визитам, хоть и несколько отстраненно: ей оборудовали компьютер, которым можно было управлять "без рук", и она почти все время посвящала чтению. Это Алекса даже немного беспокоило.

Стыковка "Лестера", геллорского флагмана, и тусканорского транспорта "Кернеле" прошла без особых проблем. Самой сложной задачей было размещение Коры, но ее решили, приспособив один из пустующих складов: нужно было поставить туда распылители и залить его частично водой. Алекса размещать было значительно проще: его просто затолкали в каюту к единственному землянину на корабле, не спросив его мнения.

А Алекс, может быть, предпочел бы жить в одной каюте с Риу, чем с почти неизвестным ему Тимофеем Крюковым. Алекс вообще не особенно хорошо ладил с людьми, а с Крюковым они еще на "Евразии" почувствовали разность вкусов и интересов. К тому же после стольких недель и месяцев в одиночестве, после того, что случилось с посольством и с Хондой мизантропия Алекса проявлялась особенно остро.

К тому же его, отнюдь не профессионального космонавта, начало утомлять как это выматывающее ожидание надвигающейся битвы с дотушем, так и, хуже того, корабельный быт. Всякие мелочи, которые другие люди и нелюди даже, кажется, не замечали. Вот как эти их смещенные биоритмы: на "Лестере" выдерживали геллорские сутки, на три часа длиннее земных и на час длиннее тлилильских.

Да еще эта корина любовь к чтению...

Алексу удалось достать довольно много материалов с Земли, но первым делом Кора выучилась читать не на английском или китайском, а на общеторговом и тлилильском, которые очень друг на друга походили. Общеторговый славился своей не очень простой, но очень логичной структурой. Алекс слышал жалобы лингвистов-полиглотов, что стихам и лирической прозе на общеторговом не достает выразительности, но для передачи научных и технических данных он годился отменно.

Алекса беспокоил этот космополитизм его подопечной: ей и так было особенно не за что любить человечество, которое настолько загрязнило земные океаны, что единственной надеждой на возрождение популяции косаток стали другие планеты. А если она еще и почитает соответствующих галактических материалов, одни матушкины недобрые боги знают, каких мрачных идей она оттуда почерпнет. И как, главное, Кора станет действовать на основе этих идей: подросток же еще, жизненного опыта толком нет, убеждения — только то, что впитала в своей материнской стае.

Алекс невесело усмехнулся своим мыслям.

Надо же. Он за черте-сколько парсеков от Земли, воюет в непонятно какой войне, в которую Земля еще неясно, вступит ли, — хотя вступит, наверное, тут дураку ясно, что без Земли не обойдутся — и попал он в этот переплет тоже из-за Коры. И при этом переживает, что она не ту какую-то статью прочитает!

— Тим, — сказал Алекс, отхлебывая чай, — а на русском есть поговорка вроде "достаточно стар, чтобы знать лучше"?

— Есть, — ответил Крюков. — Говорят "серебра нажил, а ума не нажил". Серебро — это в смысле седина.

Алекс покосился на себя в мутную зеркальную поверхность микроволновки и с удивлением подумал, что не видел своего отражения в зеркале уже минимум... неизвестно сколько, конечно. Так не поймешь. Борода начала отрастать — Алекс ее подравнивал на скорую руку, но не брил, не для кого. Может, и есть уже седина.

Он открыл было рот, чтобы спросить Крюкова, но передумал. Бабский какой-то вопрос.

— Перед вторым боем всегда сложно, — вдруг сказал Крюков. — Не столько перед первым, а именно перед вторым. Когда знаешь уже, чего примерно ждать.

Алекс замер. Ну да, конечно. Когда неделю живешь с кем-то в одной каюте, нужно быть полным идиотом, чтобы не начать в этом человеке хоть сколько-то разбираться. Крюков, похоже, не полный.

— Это будет мой первый бой, — довольно натянуто возразил Алекс.

— Второй, — покачал головой Крюков. — Я же читал подробный отчет о том, что произошло на Тусканоре. И с Хондой разговаривал.

Как всегда при упоминании Хонды, у Алекса испортилось настроение. Хотя казалось бы, куда уж сильнее.

Кого бы он ни спас тогда из нутра посудины дотуша, меньше всего эта женщина напоминала настоящую Мэй Хонду — демократичную (читай, нагловатую), веселую, бесцеремонную и азартную. Тогда Алекс частенько бурчал про себя и даже вслух, что предпочел бы менее легкомысленное начальство. Сейчас — отдал бы многое, чтобы вернуть Хонду прежнюю.

— Это был не бой, — сказал он. — Это было больше... спасательная операция. А тут мне придется полагаться на других.

— И прежде всего на недоумка меня, который разработал этот дурацкий план, — Крюков смотрел на Алекса прямо, почти испытывающе.

Как всегда в подобных ситуациях, Алекс испытал чудовищную неловкость и раздражение. Вот что на такое ответить?

Ответил он, однако, не подав виду:

— При чем тут ты. Меня больше волнуют эти... тлилили.

— Ты с ними тренировался.

— Я их не слышу. Слышит их Кора. Кора им доверяет.

— Доверяй ей, — предложил Крюков. — Знаю, непросто. Особенно когда тебя затянули в дерьмо по уши. Тяжело доверять в дерьме. Но это наш единственный шанс вообще на что-то.

— Что читаешь? — попытался сменить Алекс тему.

— Был сеанс грависвязи, — сказал Тим, и Алекс чуть было не сказал вслух "Ого!". Он знал, что на освобождение Геллоры были брошены крупнейшие корабли, но не знал, что на их флагмане есть гравиантенна. — Это новости.

— Какие? — уточнил Алекс.

— Плохие.

Крюков протянул Алексу планшет — навороченную инопланетную штуковину, Алексу такого не выдали. Но картина на нем была почти знакомой. На темном экране моргал координатный цилиндр — схематическое расположение звезд в Галактике. Не в масштабе, все чересчур близко друг к другу: политическая, а не физическая карта участка, занятого Содружеством. Обитаемые звезды были помечены разными цветами: голубым — относящиеся к Содружеству, зеленым — те, которые к Содружеству не относились (вроде Солнца), но имели обитаемые планеты.

Некоторые звезды были обведены красными кружками. Некоторые из кружков — заштрихованы.

— В обводке те, на которых проснулись дотуши?

— По нашей информации, — кивнул Тим. — Не все проявились сразу.

— А штриховка?

— Те, где они приступили к геноциду мирного населения.

— А они не везде этим занимаются?

— Нет. На Черкауше, например, из ниоткуда построились автоматические заводы в пустыне, во всех основных информационных сетях транслировалось сообщение от дотуша, где он призвал население сохранять спокойствие и не верить лживой пропаганде... Нечто подобное случилось на Итанге, но тамошний дотуш красноречием не отличался, отправил основному планетарному лидеру буквально пару слов... — Крюков потер лоб.

— Думаешь, обман? — спросил Алекс.

— Не знаю, — мрачно ответил Крюков. — Та... Тэна Гмакури, специалист по дотушам c Триоки, уверена, что обман. Она считает, что сохраняя на планетах население, дотуши обеспечивают себе живой щит против удара из космоса. Возможно, она права.

— А ты сам как думаешь?

— Узнаем после операции, — ответил Крюков коротко.

— Это после той, когда ты собрался вниз головой в самое пекло?

Крюков посмотрел на Алекса мрачно, из-под нахмуренных бровей. Все равно даже с нахмуренными бровями он казался моложе Алекса не на десять лет, а на все двадцать.

— Типа того, — сказал Крюков.

— Ты псих, — ответил Алекс.

— Ну это как посмотреть, Флинт, — ответил Крюков с растяжкой. — Я хотя бы представляю, во что суюсь. А ты?

В глубине души Алекс был с ним согласен. Ну куда ему? Он морской биолог, скоронатасканный дипломат... нет, не так: мелкий чиновник МИДа... Даже после всех этих тренировок он отнюдь не чувствовал себя в состоянии сражаться. Но и не сражаться тоже не мог. Черт его знает, почему. Наверное, даже не из-за Коры.

Алекс помаялся еще немного. Открыл и закрыл рот. Ему мучительно, странно хотелось что-то еще Крюкову сказать, как-то задержаться в этом разговоре. Но говорить было больше не о чем. Крюков отложил свой планшет, встал, оперся на верхнюю полку двумя руками в полупрыжке легко забросил себя наверх — это при том, что сила тяжести на корабле была практически земная.

Алекс на слабость мышц не жаловался и тоже, наверное, смог бы так... но точно не настолько ловко. Как минимум, ударился бы коленом.

Крюков — молодой крепкий парень со стальными нервами, который как-то оказался во всей этой заварухе. Вроде и пострадал ни за что — и судили его, и миссия почти самоубийственная. Но как держится! И с женщинами у него, небось, никаких проблем никогда.

Алексу отчего-то стало почти физически неприятно быть в каюте. Он подумал, не сказать ли вслух, что пойдет к Коре — но зачем это было знать Крюкову?

Он выскочил за дверь, ни слова не сказав.

* * *

На Геллоре не было океанов, а ее народонаселение даже близко не походило на морских животных, поэтому ничего удивительного, что Алекс ни черта о них не знал. Ему пришлось в срочном порядке знакомиться со всей информацией, которую только могли предложить тлилили, — разумеется, на своем языке. Необходимость ломать голову со словарем над неудобочитаемыми шрифтами изрядно раздражала.

"Лестер" Алексу нравился не больше, чем биологический корабль тлилилей. У тлилилей по стенкам коридоров тек желудочный сок и все время казалось, будто тебя потихоньку переваривают; у геллорцев Алекс чувствовал себя, как в каком-то пещерном городе с людьми-призраками: шелест крыльев и манера местных шмыгать вдоль стен выводили его из себя.

Пока Алекс еще держался, но чем дальше, тем больше ему казалось, что и он, и Кора, и Тим Крюков, номинально один из начальства, — просто заложники. Или, хуже того, пушечное мясо. Что их гонят на убой.

Кора встретила его радостно — свистом и щелканьем, каким она всегда приветствовала Алекса. Теперь к этому добавился еще оттенок приветствия члена стаи, что всегда трогало Алекса.

Он присел на импровизированные мостки в отсеке Коры, опустив ноги в тепловатую соленую воду. Косатка лежала в неглубоком бассейне, нежась под спреем из душевых головок, установленных по периметру отсека на высоте человеческого роста. Алекс тоже подставил плечи спрей. Захотелось закрыть глаза и представить, что он сидит под водопадом возле новозеландского городка Виктори-Крик, где находилась его лаборатория. Но мешали вездесущие запахи, разносимые корабельной вентиляцией.

— Я тоже рад тебя видеть, — просвистел он с тем же оттенком "член стаи" и вытянул руку, чтобы положить ее на шкуру Коры.

Так они теперь общались: передавали друг другу мысли. Вдобавок ко всему так их нельзя подслушать или записать разговор с помощью какого-нибудь хитрого жучка: единственное достоинство в череде неудобств.

Перевоз многотонной косатки очень труден; если, конечно, речь не идет о космическом корабле, уже спроектированном кем-то вроде косаток. (Алекс знал такую расу; размерами они, правда, были гораздо скромнее).

Когда Кору перевозили на Тусканор, дипкорпус ужасно хотел добиться каких-то подвижек в отношениях с тлилилями, и Кора представлялась им последним шансом. Поэтому они шли на любые расходы, в том числе не просто зафрахтовали бассейн на "Евразии" под личное пользование, но и порядком переделали его. Ведь обычный бассейн косатке бы не подошел.

Даже в переделанном бассейне Коре нездоровилось: косатке, чтобы чувствовать себя нормально, необходимо несколько квадратных километров океана. В цистерне с водой она жила, как человек, которого связали по рукам и ногам и посадили в тесную клетку, разрешив пару раз в день менять положение. К тому же, Кору сводило с ума то, что ультразвук отражается от стенок ее аквариума.

Но Алекс убедил Кору потерпеть, потому что рассчитывал, вопреки всему, основать колонию для китообразных.

А теперь она сама уговаривала потерпеть его.

На "Керлене" для нее создали очень и очень приличные условия: их корабли были частично биологическими, и часть помещений уже была погружена под воду. Но Коре поплавать было где, главное, держаться подальше от рабочих помещений. Ну и коридоры были для нее, пожалуй, узковаты. Кора заверила его, что это ничего, как подводные пещеры.

На корабле геллорцев Кора это преимущество утратила.

Дефицита в воде на современных космических кораблях не бывает, поэтому определенный резерв для нее нашелся. Но вот никакого бассейна, понятное дело, геллорцы предусмотреть не могли, поэтому косатку просто поместили в свободный грузовой отсек, который залили водой наполовину, перенасытили водяными парами, и устроили распылители. Это давало Коре возможность не задохнуться под собственным весом, как частенько случается с китами, выброшенными на отмель, и не задохнуться от сухости воздуха. Но, пожалуй, и все.

Она даже большую часть времени проводила в своем боевом скафандре, потому что так было удобнее. Ну и еще компьютер для чтения — огромный плюс, конечно же.

Итак, Алекс протянул руку, Кора протянула навстречу плавник — контакт состоялся.

В голове Алекса Кора "говорила" глубоким приятным голосом, который всегда сопровождался едва заметным эхом.

— Ты обижен, — сказала она. — И ты все еще напуган. Я же сказала тебе, что бояться нечего.

— Я все еще сомневаюсь, что мы мудро поступили, отправившись сюда, — сказал Алекс, почему-то почти успокаиваясь. Его раздражение постепенно рассасывалось от прикосновения к теплой коже косатки. — Мы могли бы уйти в океан...

— Тлилили бы нас нашли, — сказала Кора. — К тому же я хотела помочь Риу. Наше участие поможет их революции.

— Ты же не понимаешь, как работает политика, — усмехнулся Алекс против воли. — Риу использует нас с тобой для завоевания собственного престижа, вот и все. Мы не обязаны ей помогать.

— Она друг, — ответила Кора. — И она делает стоящее дело. Я думаю, лилуна надо помочь. Они тоже хотят свободно плавать в чистой воде. Как моя мать и мои братья и сестры, которые остались дома. Мы делаем это и для них тоже. А что я не знаю о политике, то рано или поздно узнаю. Я учусь. Ты ведь знаешь, я теперь умная.

— Ну если ты так ставишь вопрос... — Алекс быстро разделся и спрыгнул в воду рядом с боком Коры. — Дай-ка я тебя осмотрю.

Он хотел поискать пролежни и раздражения на шкуре.

Косатка фыркнула.

— Ты слишком много волнуешься. Я в порядке. Жду не дождусь, когда можно будет снова полетать! Это еще лучше, чем плавать. Не нужно задерживать дыхание.

— Я думал, вам не трудно задерживать дыхание, — рассеянно проговорил Алекс, ведя рукой по боку Коры.

— Это как такое напряжение сзади головы, — сказала Кора. — Сперва нетрудно, а потом неприятно. И становится почти больно, если долго не вдохнешь... Нет, в небе лучше. Видно больше. Сердце замирает. В воде такого нет. Хотя хорошо двигаться без мотора и скафандра... Но плавать мне придется еще не скоро, а вот летать — скоро, и уж лучше я буду ждать этого.

— Правильно, девочка, — Алекс похлопал ее по боку. — Мы с тобой полетаем.

Если так подумать, разве он не вышел против техники этих дотушей буквально голыми руками и не одержал победу? Может, не так они и страшны.