Вой лишенного или Сорвать покровы с богов

— Что ж, значит, Сарин тебя не уговорил, — чуть слышно констатировала Лураса, заметив понуро приближающегося к ним старца.

— Не уговорил, — согласился Лутарг, в смятении вглядываясь в черты ее лица.

— Он так и говорил.

— Ты его просила убедить меня?! — Лутарг был удивлен, почему-то не предполагал подобного. "А зря, должен был", — укорил себя молодой человек. Сообразить, что мать испробует все варианты, он был обязан.

— Да, просила. И должна признаться, без особой на то надежды, — ответила Лураса прежде, чем сменить тему. — Я велела оседлать коня. Надеюсь, мой выбор тебе понравится.

Она, наконец-то, перестала обнимать себя за плечи и, повернувшись к конюшням, подала знак выводить. Конюх, все это время ожидавший сигнала, моментально скрылся в зеве распахнутых настежь ворот, чтобы через несколько мгновений вывести во двор черного, как смоль, жеребца.

— Это Исат. Он был подарен вейнгару комендантом Арутэлы, но насколько я знаю, Матерн так и не сумел укротить его.

Раса дождалась, пока конюх в подтверждение ее слов склонил голову, затем продолжила.

— Я помню, каковы из себя тресаирские вороные. И знаю, что у собирателей никогда не возникало с ними проблем. Лита говорила мне, один из них тебе подчинился, и я верю, что Исат так же, как и тот жеребец, будет послушен твоей воле.

Лутарг в немом изумлении воззрился на мать. Неестественность ее поведения все больше тревожила его. Этот тон, сухое равнодушие в голосе, казались ему настолько несоответствующими моменту, что молодой человек не знал, что думать. Он ожидал слез, просьб, был готов к ним, а тут — ледяная отстраненность.

— Мама, что ты задумала? — спросил он, не особо рассчитывая на правдивый ответ, а потому счел своим долгом сразу предупредить: — Кого бы ты ни отправила за мной, я отошлю их обратно.

— Я знаю, и не буду этого делать, — Лураса твердо выдержала ищущий взгляд сына, не отвела глаз и ничем не выказала своего волнения. — Ты способен испугать кого угодно, — с улыбкой сообщила она ему прежде, чем отвернуться. — Так как, собираешься знакомиться с Исатом?

— Конечно, — скрипнув зубами, согласился молодой человек.

Не нравилось ему все это. Совсем не нравилось!

Ожидания Лурасы на счет вороного оправдались. Жеребец признал Лутарга, как только молодой человек приблизился к нему. Тихонько заржав, конь взрыл копытом землю и ткнулся влажным носом в предложенную ему ладонь, на что конюх в крайнем изумлении выпучил глаза, а Раса одобрительно рассмеялась.

Когда поклажа была приторочена к седлу, мешок со съестным и мех с вином заняли положенные им места, Лутарг еще раз крепко обнял мать, задержав ее у своего сердца чуть дольше, чем обычно позволял себе. Он ничего не говорил, ибо никакие слова не могли убедить ее в его безопасности, а лишь старался успокоить теплом собственного тела.

Она вновь разволновалась, и молодой человек ощущал ее страх и нервозность, как свои. На ресницах вновь заблестели слезинки, и каждая такая капля отдавалась тупой болью в его сердце.

— Прости, я должен оставить тебя, но я вернусь. Мы скоро увидимся, — пообещал он, подарив матери прощальный поцелуй в щеку.

— Я знаю. Очень скоро, — прошептала она, когда Лутарг уже не мог слышать ее слов.

В этот момент молодой человек давал указания Сарину, которыми тот явно оставался недоволен. Лицо старика превратилось в маску несогласия, а взгляд, то и дело, поверх плеча Лутарга останавливался на Лурасе. "Обо мне говорит", — пришла к выводу женщина, мысленно упрашивая старца не давать опрометчивых обещаний. Она сомневалась, что позволит Сарину сдержать их.

За всем этим появление Таирии в сопровождении Гарьи и советника явилось для них неожиданностью. Юная руанидана, не сдерживая себя, без зазрения совести и раздумий накинулась на брата с обвинениями.

— Я понимаю, что благодаря твоему отказу от вейнгарства, подобраться ко мне стало гораздо сложнее, но это не говорит о том, что теперь можно уезжать не прощаясь! Как минимум, ты обязан поставить меня в известность, если не как правительницу, то хотя бы как сестру! Это не нормально, что Гарья сообщается мне о твоем отъезде!

— Ири, мне кажется, или у тебя резко испортился характер? — рассмеялся Лутарг. — Буквально за один день. Слишком быстро.

В ответ она капризно надула губки, сжала кулаки и притопнула ногой, будто на самом деле собиралась закатить скандал, но вместо этого быстро посерьезнела и, подойдя к брату, обвила руками его талию.

— Будь осторожен и привези Литаурэль обратно, — тихонько попросила она, шмыгнув носом. — Я буду просить Гардэрна и Траисару присмотреть за вами обоими.

— Хорошо, — согласился Лутарг, аккуратно, практически не касаясь, погладив ее по голове. Испортить замысловатую прическу сестры ему не хотелось.

Когда Лутарг верхом на вороном преодолевал врата вейнгарского замка, Лураса смотрела вслед сыну, и губы женщины шевелились. Она молила богов защитить ее мальчика, дать ему сил вынести еще одно испытание и вернуться к нормальной жизни — в семье, рядом с любимыми и любящими людьми. Это все, о чем она мечтала для него — тихое счастье.

Когда силуэт молодого человека уже невозможно было разглядеть среди всадников и людей, снующих по улицам Антэлы, Раса твердой рукою утерла слезы. Губы женщины решительно поджались, а на лице появилось упрямое выражение. Она точно знала, что будет делать теперь. Хочет Лутарг этого или нет, но одного она его не отпустит. Мать отправится вслед за сыном!

* * *

Признание Рианы быстродействующим ядом растекалось по венам, отравляя кровь и постепенно сводя с ума.

Он не хотел в это верить! Не хотел слышать об этом! Не желал знать! Но слова были произнесены, и он не мог не услышать их, так же, как теперь не сумеет забыть!

— Ты должен понять меня, сын. Я всего лишь мечтала вернуться туда, откуда пришла, — шептала она, теплым ветерком кружа рядом с ним.

А ему хотелось кричать. Выплеснуть в горестном вопле все то, что бушевало в нем. Страх и злость, паника и желание отомстить бились в его крови за возможность главенствовать, затмить собой все остальное, и этот спор пробуждал в груди рев неистовства.

И он кричал — надсадно, яростно! Оглушенный собственной болью, посылал в мир беззвучный крик раненого сердца. Пусть он был неслышимым никому, кроме него самого, но от этого становился еще более надрывным.

Он — жертва! Агнец, с рождения предназначенный на заклание! Ключ, сознательно выкованный матерью, чтобы открыть запертую дверь. Всего лишь средство для достижения цели! Ничего не значащее орудие, которым без раздумий можно пожертвовать! Сосуд, наполненный для того, чтобы опустошить его!

Осознание этого жалило. Сильно! Глубоко! Разрывая душу на части.

"Все это из-за него! Вся пролитая кровь из-за него!" — мысль пульсировала в висках, грозя разнести голову на куски.

Это он виноват! Это из-за него тресаиры томятся в заточении! Это его вина, что Истинные погибают, не имея возможности выбраться из Саришэ! Это все он! Он и она! Они вместе!

— Ты должен понять... — ее шепот вспорол его остро заточенным лезвием.

— Прекрати! Не смей! Никогда больше!.. — с рычанием вырвалось из него.

Он не хотел ее слушать! Не хотел понимать! Не мог понять! Только не это! Такое понять невозможно!

Все это время он любил ее. Любил, несмотря на холод и отчуждение, несмотря на запреты. Любил, надеясь, заслужить признание. Взаимность. Ласку.

И для чего?! Чтобы узнать, что он средство?!

— Как ты могла? Ты разрешила мне сделать это с сыном?! — новая мысль пронзила его, поднимая очередную волну жгучей ярости из глубин существа. — Ты позволила, чтобы Лутарг стал мной!

Бешенство прорвалось на поверхность леденящим потоком. Кружащиеся частицы ее сути на миг оказались заморожены и со звоном попадали на пол, чтобы разбиться от соприкосновения и превратиться в живые сверкающие капли.

— Я думала, он отступился, — простонала Риана, ручейками собираясь обратно. — Он так давно ничего не предпринимал.

— Ты создала новую жертву! Ты позволила моему сыну стать жертвой!

Шерсть на загривке встала дыбом. Он ощерился, готовый напасть, но в последнее мгновенье сдержал себя. Она его мать! Как бы то ни было, она его мать! Необходимо помнить!

— Рьястор...

Она вновь обступила его со всех сторон, легчайшими прикосновениями моля о прощении. Но он не был готов простить! Не собирался прощать! Не сейчас!

Собрав все свои силы, Перворожденный поднялся на ноги. Боль духа сливалась с его собственной болью, вторила ей, добавляя ряби на поверхность черного озера ярости.

— Отпусти меня! — приказал он, мечтая лишь об одном, оказаться как можно дальше от нее. — Сейчас же!

Она вздохнула, принимая его выбор, и Антаргин, рассыпавшись на части, рухнул в пропасть, чтобы придти в себя рядом с Сальмиром, поджидающим его у стены.

И все это время в нем звучали слова Рианы: "Ты должен понять меня, сын".

* * *

— Мы не могли бы ненадолго остановиться? — спросила Литаурэль, когда Хомилиар чуть придержал коня, чтобы напиться.

— Зачем? — пророкотал над ее ухом мужчина, заставив девушку в смущении покраснеть.

Просьбы подобного рода в ее план по усыплению бдительности не входили, но и терпеть дальше Лита попусту не могла. Ее организм уже долгое время настойчиво требовал уединения, и в самое ближайшее время грозился наказать на длительное ожидание.

— Ты что, глупый? Мы целый день едем! — гневно выпалила Литаурэль и от досады прикусила губу, услышав рокочущий смех мужчины. Девушка едва сдержалась, чтобы не ткнуть того локтем под ребра, так хотелось заставить его замолчать.

— Остановка по нужде! Кошечка просит! — проорал тресаир во все горло и зашелся в приступе гомерического хохота, которому вторил столь же громоподобный смех остальных мужчин. Литаурэль зашипела от ярости.

— Гадкие огнеплюи... Мерзкие перепончатые... Чтоб вам подавиться собственным пламенем... — бурчала она себе под нос, пока искала укромное местечко.

Жиденькие кустики, которыми в итоге пришлось довольствоваться, настроения ни в коей мере не прибавили, скорее наоборот, довели до кипения. Но зато из снедающей ее злости вырос вполне сносный план отмщения. И в первую очередь он, естественно, касался Хомилиара.

Девушка вспомнила, что подручный Окаэнтара когда-то пополнял ряды соискателей ее внимания. Причем, был одним из самых навязчивых. В тот момент он его не удостоился, но сейчас... Сейчас Литаурэль собиралась одарить мужчину своей заинтересованностью в полной мере!

"Еще посмотрим, чья возьмет", — мысленно усмехнулась она, наградив тресаира благодарным взглядом в комплекте с призывной улыбкой, когда тот протянул руку, чтобы помочь ей взобраться в седло.

К тому моменту, когда мужчины решили остановиться на ночлег и принялись расседлывать коней, Литаурэль четко осознала две вещи — сбежать от предателей будет гораздо труднее, чем ей представлялось, и ее маленькая месть начала приносить плоды.

К первому выводу девушка пришла, оценивая выбираемый тресаирами маршрут. Они обходили стороной все, даже самые маленькие, поселения, сторонились людных дорог и наезженных трактов, предпочитая передвигаться заброшенными труднопроходимыми тропами. Для постоя выбрали неприметную поляну, надежно укрытую от любопытных глаз густой порослью кустарника. Как ей не хотелось этого признавать, но попытка незаметно скрыться в таких условиях обречена на провал, даже если она сможет украсть одну из лошадей и распугать остальных. К тому же, без защиты тагьери Литаурэль опасалась бродить по лесу в одиночестве, мало ли какие опасности поджидают ее под покровом темноты.

Во втором случае заметить изменившееся отношение к ней Хомилиара не составило труда. Когда Лита все же заставила себя расслабиться и, вопреки внутреннему сопротивлению, откинулась на грудь мужчины, тот сначала напрягся, а затем позволил ей устроиться поудобнее. Помогая спуститься на землю, он придержал ее, давая возможность обрести равновесие и размять ноги после долгой езды верхом. В дороге, когда приходилось продираться через кустарники или сухостой, всячески оберегал ее от веток, прикрывая плащом. Несколько раз предлагал напиться и интересовался, не хочет ли она пройтись, причем теперь в его голосе не было даже намека на веселье.

Подобное поведение Литаурэль несказанно радовало, и она стала рассматривать Хомилиара как возможного пособника в побеге. Вот только прежде, чем всерьез задуматься о подобной возможности, ей предстояло узнать степень зависимости предателей от Нерожденного, для чего необходимо заставить Окаэнтара ответить на ее вопросы, а как это сделать, Лита не имела ни малейшего понятия.

Глава 9

— Ну что, красавец, готов? К вечеру вернем тебя в строй, — обратился к жеребцу молодой человек, и тот тихонько заржал в ответ, подставив холку для ласкового поглаживания. Он словно просил прощения за то, что не оправдал ожиданий хозяина и потерял подкову, тем самым замедлив их продвижение к цели.

— Ничего. Ты не виноват, — успокоил животное Лутарг, почесав широкий лоб. — Всякое бывает.

На этот раз ответом ему стало недовольное пофыркивание. Вороной был не согласен, категорично заявляя — только не с ним, и Лутарг, не сдержавшись, рассмеялся.

— Вина кузнеца, — согласился мужчина, когда жеребец, гордо вскинув голову, стал бить копытом, обиженный его реакцией. — Идем.

Лутарг выбрался из оврага, где они провели ночь, и стал прорубать себе дорогу через густую поросль кустарника. Исат, прихрамывая, засеменил следом. Выбравшись на проходимое место, молодой человек сверился с картой Тэлы, что Таирия вручила ему перед отъездом. По его подсчетам выходило, что до постоялого двора с перекладными они доберутся, когда солнце проделает половину дневного пути. "Не так уж долго", — рассудил мужчина, и, свиснув Исата, мирно пощипывающего траву, двинулся в нужном направлении.

Воспоминание о сестре вызвало у Лутарга улыбку. Хитрая бестия сначала устроила ему разнос за то, что не предупредил об отъезде, а затем передала карту и свиток с охранной печатью руаниданы. "С ним никто из тэланцев не посмеет тронуть тебя", — сказала тогда Таирия, и Лутарг был благодарен ей за заботу, хоть и считал, что свиток ему не пригодится. Вполне возможно, что ошибался. Сейчас ему предстояло выйти на тракт, а там вероятность привлечь нежелательное внимание значительно возрастала. Со своей необычной в среде тэланцев внешностью Лутарг не мог остаться незамеченным.

Привязав карту и грамоту неприкосновенности к ремню от перевязи, мужчина достал из кармана плаща скрученную в трубочку маску. Он вырезал ее в самом начале пути, на случай если понадобится. Широкая полоска кожи с тонкими смотровыми прорезями призвана была скрыть, насколько это возможно, его столь отличные от других глаза.

Защита, конечно, не самая надежная. Сравниться с повязкой слепца ей не под силу, но все же лучше, чем ничего, раз уж слепым он представиться не может. Незрячие не путешествуют в одиночестве.

Молодой человек как раз завязывал вторую пару ремешков на затылке, когда услышал дробный перестук копыт. Оставив свое занятие, он огляделся, прислушиваясь. Звук доносился откуда-то справа, так же, как и отдаленные крики, что, видимо, неслись ему вслед.