Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Очень интересно. Как ты определишь адекватность Алексея Романовича? Будешь следить за ним? — засмеялась Таня.
— Ты его знаешь?
— Конечно. Помнишь, я руку поломала? Месяц ходила с гипсом. Вот тогда и познакомилась с ним.
— Еще бы не помнить: все требовали вытащить бриллианты из гипса. — Он ласково погладил правую руку девушки, как будто она еще болела.
— Ты не думал, что твоя мама могла измениться за те шесть лет, что живет одна без мужа?
— Сомневаюсь. С одной стороны, я завидую ее детскому отношению к жизни. С другой, злюсь, потому что она заставляет меня чувствовать себя старым ворчуном. — Лукьянов хмыкнул и привлек девушку к себе.
— Ты очень симпатичный ворчун.
Таня любовалась его ямочкой на щеке.
Глаза Сашки постепенно возвращали себе синий цвет.
— Ты больше не сердишься, — уверенно сказала она.
— Это ты на меня так действуешь. — Провел пальцем по брови девушки. — Как шелк, — сказал он и коснулся ее закрытых глаз губами.
Вспоминая это, почувствовал боль и тоску. Где теперь его Василек? Что она делает? Думает ли о нем?
После разговора с Таней он пришел домой. Мать еще не спала. Она сидела на кухне со своей лучшей подругой соседкой Светланой. Увидев его, женщины попытались спрятать бутылку вишневой наливки под стол. Но неудачно: она покатилась по полу, разливая содержимое.
— Мы немного засиделись, вспоминая молодость. Выпили по капельке, — оправдывалась мать. — Сынок, кушать будешь? Сейчас разогрею. — Женщина неловко покачнулась. Бокал, стоящий на столе звякнул и, соскользнув с гладкой столешницы, рассыпался на осколки.
— Блин... Соня! Сиди уже. Я сама накормлю твоего сына, — предложила соседка.
— Я не хочу есть. Не надо ничего разогревать. Шли бы вы домой тетя Света. Завтра маме рано на работу. — Александр чувствовал, как глухое раздражение начинает подниматься в нем.
— Ты гляди, какие мы гордые! Не буду есть. Мы сами знаем, когда нам расходиться по домам! — визгливым пьяным голосом закричала соседка.
Юноша поморщился. Он терпеть не мог материнских посиделок с выпивкой. Утром у нее болела голова. Весь следующий день ходила хмурая и недовольная. Сашка не стал больше разговаривать с нетрезвыми женщинами, ушел к себе в комнату.
На следующий день после школы юноша явился в больницу. Врач в регистратуре сообщила: хирург скоро закончит прием больных. Он сел у кабинета на стул. Спустя полчаса вышел последний пациент. Медсестра выглянула в коридор:
— Молодой человек, на сегодня прием окончен. Приходите завтра. — Женщина хотела закрыть дверь.
— Подождите, я не больной. Скажите Алексею Романовичу: пришел сын Лукьяновой по личному делу.
Через пару минут дверь снова открылась. Женщина, покидая кабинет, кивнула:
— Иди. Он тебя ждет.
В ее глазах горело любопытство. Дважды оглянувшись, она медленно побрела по коридору.
Сашка немного волновался, заходя к врачу. За небольшим столом спокойно сидел подтянутый, аккуратный мужчина лет сорока. Взгляд зеленовато-карих глаз был умным, но жестким. Только его руки выдавали волнение: в пальцах он крутил шариковую ручку.
— Значит ты, сын Сони. Что ж, приятно познакомиться. — Алексей Романович поднялся и протянул руку.
Юноша пожал, ощутив твердую сильную ладонь.
— Я пришел сказать, что не возражаю вашей женитьбе на моей маме, — он не удержался и фыркнул: — Как-то смешно прозвучало.
— Соня говорила мне, что ты категорически против наших планов. Почему изменил свое мнение?
Хирург показал рукой на стул, приглашая присесть.
— Вы хорошо знаете мою мать?
— Думаю, что хорошо. Мы знакомы четыре года.
Мужчина смотрел внимательно и серьезно.
"Да, недолго горевала без мужа", — Сашке отчего-то стало неприятно.
— Значит, вы знаете, что вас ждет. Вам придется взять всю заботу о ней и моей сестре на себя. Я ведь скоро уеду учиться, — парень не стал лукавить, сказал правду.
— Твоя мама — замечательный добрый человек. Она просто не приспособлена к суровой прозе жизни, — вздохнул с облегчением Алексей Романович и широко улыбнулся: — Спасибо, Саша. Я очень люблю твою мать и, действительно, хочу на ней жениться.
— Хотелось бы верить, что вы понимаете, на что соглашаетесь. Рад был с вами познакомиться. Пойду, обрадую мать. — Он снова пожал руку, протянутую хирургом, и вышел из кабинета.
В начале декабря они расписались. Стали мужем и женой. С Алексеем Романовичем оказалось легко ладить. Сашке понравилось беседовать с ним на разные темы. Он был очень умным, эрудированным собеседником. Юноша видел: мать счастлива с этим мужчиной. В один из дней, когда было особенно тяжело на душе, рассказал Алексею Романовичу о своем договоре с Таней. И коротко о том, что за ним последовало. Мужчина воспринял его рассказ всерьез, хотя Сашка преподнес его в шутливой форме.
— Смотри, так шутя, ненароком, и потеряешь самое важное для тебя. Ты хоть намекнул ей о своих чувствах?
— Именно, намекнул, не более, — расстроился юноша.
— В чем проблема? Расскажи сейчас. Заодно выяснишь, как она к тебе относится. — Алексей Романович озадаченно посмотрел на него.
— Так не кому рассказывать. Таня на Украине ухаживает за больным дедом. — Он в волнении стал мерить шагами комнату.
— Голубиной почтой не надо посылать весточку. Обычное письмо мог написать? — с сарказмом спросил мужчина.
— Я об этом не подумал. Не люблю писать письма.
— Боишься глупо выглядеть, — догадался Алексей Романович. — Но поверь, лучше попасть впросак, чем сходить с ума от неизвестности.
ГЛАВА 13
В последней трети декабря вместо ожидаемого снега пошли дожди, промозглые, колючие, навевающие тоску. С обеда снова начал моросить мелкий, ледяной дождь. Мокрые ветви берез, как флаги, трепетали на ветру. Таня сидела у печи, смотрела на огонь. Ветер выл в трубе, пригоршнями бросая в окна звонкие капли. Под напором водяных струй шумели деревья.
В комнате тепло и уютно. Она с дедом только что пообедала. Ему снова нездоровилось. Он прилег, а девушка подсела к огню. Сегодня снова не было писем, наверно: не стоит больше ждать. Сашка, вероятно, думает, что она скоро вернется. А как оставить деда одного? Вот и сегодня пришлось звать медсестру. Хорошо, что тетя Галя живет рядом. Испугалась сильно. Дед начал задыхаться. Она прямо босиком, в одном платье выскочила на улицу и помчалась за помощью. Соседка сделала несколько уколов. Теперь ему легче, смог даже поесть. Внучка настороженно прислушалась к его дыханию — кажется, заснул. Страх утих, но не прошел. Немного рассеялся и залез подальше в душу. Несколько раз подходила послушать. Дышит ли? Она стала ощущать деда, как родного близкого человека. Волновалась и переживала за него. Дед никогда не жаловался, не брюзжал, хотя иногда ему было очень плохо. Таня поинтересовалась у тети Гали:
— Чем он болен?
Та ответила:
— Спроси что-нибудь проще. У него было несколько тяжелых ранений, не все осколки вытащили. Самый опасный кусочек металла остался возле сердца. Ребра неудачно срослись. Он и раньше болел, но сейчас сильно сдал. Ты не помнишь, какой он был раньше?
— Когда я последний раз приезжала сюда, то больше играла в куклы с подружками. Или купалась в реке, не обращая внимания на дедушку с бабушкой.
— Еще весной на майские праздники они танцевали в клубе вальс. Все село любовалось — красивая пара. Иван Сергеевич в военной форме. На груди ордена и медали, высокий, статный. Анастасия Павловна в светлом костюме, маленькая, изящная — любо дорого поглядеть. Сейчас деда Ивана не узнать, как переродился. По инерции живет. Он думал, умрет первым. Бабушка твоя почти не болела, а вот как все повернулось.
Девушка слушала и удивлялась. Не могла представить деда веселым, танцующим вальс. После ухода соседки открыла дверцу шкафа и вытащила военный китель. Задумчиво погладила ладонью, позвякивающие медали, строгие ордена. Дед оказывается, герой. Вон, сколько у него наград! За вечерним чаем рискнула расспросить его.
— Я видела твою военную форму, но не поняла, какое у тебя звание? — обратилась она, подавая вазочку с вареньем.
— Тебе интересно?
Он взял вазочку, положил в чай пару ложек варенья.
— Вышел в отставку в звании майора.
— Только сейчас я поняла, что тебе нет и шестидесяти, совсем нестарый. Борода придает возраст патриарха. Может, сбреешь? — предложила Таня.
— Нет. Я хочу выглядеть как дед, к тому же удобно.
Он не стал говорить, что это траур по его Насте. Зачем лишний раз расстраивать внучку.
— Как ты попал на войну? Почему наша страна там воюет? — ей не хотелось признаваться, что она мало знает об Афганистане. Разговоры о выводе наших войск оттуда стали звучать по телевизору.
— Война — всегда политика. Решили ввести войска в семьдесят девятом и ввели. А я военный, приказы не обсуждаются. Вот и пошел воевать в чужую страну, — горько усмехнулся дед. — Пусть выводят армию поскорее. Пора эту авантюру прекращать. Все афганцы воины. Им привычнее убивать, чем растить хлеб. Ни британцы не смогли их сломить, ни мы, только людей положили зря.
— Тетя Галя говорит, что тебя несколько раз ранили?
Голос девушки дрогнул.
Мужчина покачал головой.
— Ох уж, эта тетя Галя. Болтушка.
— Расскажи, пожалуйста.
— Прежде всего, ты должна знать правду. Наша страна влезла в чужой конфликт по приглашению действующего президента Амина. Дальше все сложно и ненужно тебе знать. Спецподразделение "Вымпел" уничтожило президента Амина и всех, кто был во дворце. Новым лидером Афганистана был назначен Бабрак Кармаль ставленник нашей страны. Первое ранение я получил в Машхадском ущелье, у кишлака Шаеста. Там попал в засаду мой 783-й отдельный разведывательный батальон. Сорок восемь цинковых гробов увезли на родину "черные тюльпаны". Сорок девять тяжелораненых попали в госпитали, и я в том числе. Тебе хочется еще что-то узнать? — спокойно спросил он внучку.
— Извини, дед. Тебе тяжело вспоминать и вредно волноваться, — расстроилась Татьяна.
— Прошло девять лет, а мне кажется вечность. Второй раз я получил ранение в провинции Фарах. В том бою погиб мой хороший знакомый генерал-майор Хахалов, — дед замолчал, задумавшись. Потом продолжил: — После ранения приехал домой, а моя Настенька как тростинка стала. Все пули, что я получил, попали ей в самое сердце. Оно и не выдержало. Через полгода меня комиссовали. Я вернулся в Степановку навсегда. Шесть лет спокойной жизни было у твоей бабушки без переездов. До этого исколесили всю страну. Она со мной по всем гарнизонам ездила. Ее всегда тянуло на родину, сюда, к березам, в родительский дом.
— Получается, когда вы переехали в село, мне уже было одиннадцать лет, — подсчитала девушка.
— Ну да. Вы приезжали в Степановку, когда здесь еще жили родители Насти, а я был в отпуске, мы приехали повидаться и с ними, и с вами. Ты уже тогда была обстоятельная, маленькая старушка. Настя сказала, что внешне ты наша, а характер Васильевых — такой же спокойный, как у Антона. — Дед посмотрел на часы. — Ты меня совсем заболтала. Уже поздно, а тебе завтра в школу. Все, давай спать.
Проснулась Таня от странного звука. За окном что-то хрустело и с тяжелым звуком падало вниз. Она быстро оделась. Открыла дверь и ахнула. Ночью, видимо, ударил мороз, а дождь моросил не переставая. Ледяной панцирь рос на деревьях, проводах, крышах домов, траве, сохранившейся во дворе. Ветви деревьев не выдерживали огромной тяжести и ломались. Хруст и треск слышался отовсюду. Тополя стояли с уродливо обломанными макушками. Стволы яблонь, будто гигантским топором, рассекло пополам, их середина белела, как оголившаяся кость. Девушка вышла в сад. Под ногами хрустели и рассыпались льдинки. Деревья, колыхая ветвями от ветра, позванивали словно стеклянные. Израненный сад выглядел необычайно красиво. Сказочно прекрасные деревья, покрытые сверкающим льдом, казались хрустальными. Особенно великолепен был абрикос. Его ветви ровным слоем заковал лед. Издали он походил на бесценный сверкающий камень, прожилками в котором чернели ветви. Таня подняла яблоко, видимо, оно висело на самой макушке дерева, вот и не заметила его, снимая урожай поздних сортов. Из-за необычно теплой погоды, установившейся в этом году, еще цвели розы, хризантемы, дубки и календула. У яблока сквозь лед краснели гладкие, яркие, сочные бока. Оно напоминало изделие из прозрачного стекла. Возле дома девушка увидела не сломанные, сохранившиеся кусты роз. Подошла ближе, ничего подобного в своей жизни она не видела. Такое чудо, такая необъяснимая, несравнимая ни с чем красота. Полураспустившиеся розы и бутоны находились внутри ледяных шаров, сияющих на солнце алыми, желтыми и розовыми оттенками. Эти прозрачные шары покачивались на ледяных стеблях и постукивали изумрудными листьями. Как только солнечный луч попадал на лед, он начинал искриться, делаясь невидимым. Солнце поднялось чуть выше, осветило сад, и он так засиял, будто деревья усыпали россыпью драгоценных камней. Возле самой калитки росли игольчатые темно-бордовые хризантемы, сейчас представляющие собой высочайшее произведение ювелирного искусства — кристаллы вишневого граната.
В школу добиралась через сказочный замерзший лес. Всю дорогу любовалась им, не замечая израненных ветвей и стволов. В классе только и говорили о странном капризе природы. К обеду солнце прогрело воздух. Лед начал таять. С деревьев сползла ледяная кора. Они предстали перед глазами людей без прежнего великолепия.
Вернувшись из школы, девушка осмотрела сад. Теперь он был печален и тих. Оголенные деревья сбросили тяжкую ношу. Руки-ветви на изгибах белели свежими ранами. Головы-верхушки лежали у корней в лужах талой воды. Нерастаявшие льдинки усыпали землю толстым слоем. Ей казалось: деревья плачут от боли, качая обезображенными ветвями. Черный голый сад страдал как человек, замерший в немом крике, протягивая к солнцу обезглавленные кроны.
"Какая жестокая плата за былую красоту!" — подумала потрясенная Таня.
В доме никого не было. В печи, потрескивая, догорали поленья. На столе стоял обед, накрытый белым полотенцем. Мерно отстукивали ходики. Все говорило о том, что дед только что вышел.
В последнее время он редко выходил из дому. Все больше лежал, слушая любимые песни, или читал, приподнявшись на локте. Девушка недоумевала: куда он делся? Вышла во двор. Осмотрела пристройки. Зашла в мастерскую, на верстаке что-то поблескивало. Подошла ближе и похолодела от ужаса. Рядышком прислоненные к стене стояли две металлические таблички, на них красивой вязью выгравированы имена и фамилия деда и бабушки. Только на табличке деда нет даты смерти. Таня попятилась к выходу, ног под собой не ощущала. Сердце гулко стучало в груди. Перепугавшись до смерти, побежала к соседке.
— Тетя Галя! Тетя Галя! — закричала с порога.
— Господи. Что случилось? Ты чего так кричишь? — встревоженная женщина выскочила на крыльцо.
— Где дедушка? Что с ним? — Девушку трясло так, словно она заболела лихорадкой.
— Ничего. Я его только что видела, пошел к фотографу. Спросила, как себя чувствует? Сказал, что значительно лучше. Идет на поправку. Ты можешь толком объяснить, чего всполошилась?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |