Уравнение любви

— Можно войти?

— Нет, — упрямо выдыхаю. Сердце стучит как сумасшедшее и я чувствую, что еще немного и меня начнет сотрясать нервная дрожь. С одной стороны я безумно рад его видеть, но с другой стороны с гораздо большим удовольствием заехал бы куда-нибудь... хотя бы в ухо! Главное, чтобы побольней. Мозг я все равно не найду! Надо же, а я раньше и не думал, что меня можно довести до такого состояния, когда хочется намеренно причинить другому человеку физическую боль. Мой ответ не произвел нужного результата, а потому равнодушно пожав плечами, делаю шаг назад и спокойно говорю:

— Проходи.

Закрыв дверь, поворачиваюсь и иду на кухню, сажусь за стол спиной к окну и впериваюсь в него колючим выжидающим взглядом. Чудовище садится напротив и подвинув к себе кружку с моим недопитым чаем, делает несколько глотков, после чего сразу же недовольно морщится.

— Удивительно, что поглощая сахар в таких количествах ты до сих пор тощий как щепка, — невозмутимо говорит, глядя мне прямо в глаза и тянется рукой к вазочке с конфетами. Молчу, сжав челюсти, и глядя на него как бык на красную тряпку. Еще одно слово в том же духе и с воинственным криком война племени апачи я наброшусь на этого мерзавца с кулаками, вместо томагавка использовав его же букет!

Шурша фантиком, Сергей с интересом разглядывает окружающую обстановку и в конце — концов остановив свой взгляд на моих тапочках-зайчиках произносит:

— Мило, очень мило, так по-домашнему уютно... так что произошло между тобой и Олей?

Приехали. И почему я должен ему что-то объяснять, оправдываться, если он во мне самым бессовестным образом сомневается?! Но все же немного смутившись, опускаю глаза и упрямо бормочу:

— Ничего. Ей стало плохо и я довел ее до туалета.

— И что было дальше?

— Ничего. Мы поговорили и она попросила разрешения меня по-дружески поцеловать.

— Неужели? Так значит если я сейчас попрошу тебя о том же, то ты согласишься?

В его голосе слышится ядовитый сарказм. С силой сжимаю руки, лежащие на коленях.

— Или любой другой сделает то же самое и ты снова так просто по ДРУЖЕСКИ скажешь 'да'?

Резко подняв голову, встречаюсь взглядом с серыми глазами, полными ярости... и боли? Губы плотно сжаты в тонкую полоску. Такое ощущение, что он изо всех сил старается сдержаться, чтобы не наговорить или сделать того, о чем впоследствии придется жалеть... Только сейчас ко мне приходит понимание того, что он может на самом деле чувствовать. Я был слишком сконцентрирован на собственной боли, обиде и гордости, поспешил во всем произошедшем обвинить его, но ни одной минуты не задумался о его чувствах... Как больно и глупо, ведь я действительно ни в чем не виноват: почему он не подождал, не выслушал? И вдвойне больнее за Его боль, ту боль, что он испытал и испытывает сейчас, ведь она несправедлива и напрасна. Этого последнего я и не могу ему сейчас простить... Чувствуя, что еще чуть-чуть и я либо разрыдаюсь, либо наговорю ему много обидных слов, сильно щипаю себя за руку. Боль немного отрезвляет и я как можно спокойнее говорю:

— Если ты мне не веришь, то это твое личное дело!

— Я верю в то, что видел собственными глазами! И уж поверь, я знаю разницу!

Ну конечно, сколько их было у тебя, со сколькими ты встречался? — с обидой думаю я. Что я вообще значу для тебя?

— Значит, в этот раз ты ошибся.

— Тогда зачем нужно было соглашаться на их приглашение, а потом так себя вести, словно ты никого кроме Оли не замечаешь и потом еще тащиться в это дурацкий клуб, если она тебе абсолютно безразлична?!

— Я не должен перед тобой ни в чем оправдываться! Я буду целоваться с тем, с кем хочу, когда хочу и по какой причине хочу! Это мое личное дело!

Не замечаю, как наши голоса постепенно звучат все громче и громче и последние слова я уже почти кричу. Стиснув зубы так, что на лице заиграли желваки, он еще некоторое время молчит, пристально вглядываясь в мои глаза. Потом в своей обычной холодной манере, так, словно перед ним совершенно чужой человек, говорит, глубоко раня каждым словом:

— Ты прав — это не мое дело. Спасибо за чай и спокойной ночи, — и поднявшись, выходит с кухни.

И больше не сдерживаемые его присутствием, слезы начинают быстро бежать по щекам солеными дорожками... Что я наделал? Ну почему я такой вспыльчивый и упрямый и вместо того, чтобы спокойно поговорить и все ему объяснить, наговорил все эти ужасные вещи?! К черту гордость! Нужно его остановить пока еще не поздно!

Быстро вскочив, успеваю сделать всего несколько шагов и с тихим вскриком падаю на пол: пока сидел, я не почувствовал, что моя левая нога затекла и подвернул ее. Резкая боль вызывает сильное чувство тошноты. Чувствую, что еще немного и я просто потеряю сознание... а он уйдет... Из последних сил громко кричу:

— Сережа!

Закрыв глаза, напряженно прислушиваюсь, и всеми силами стараюсь побороть тошноту... Сильные руки опускаются на плечи и с силой встряхивают. Взволнованный голос спрашивает:

— Что случилось?

— Нога... — выдыхаю со стоном.

Несколько ощутимых хлопков по лицу приводят в чувство. Ошарашено озираюсь по сторонам. Взяв мое лицо в ладони, Сергей приподнимает мою голову и дует на лицо.

— Где у вас аптечка?

— В гостиной в секции у телевизора в самой верхней полке слева.

Быстро поднимается. Открывает холодильник. Какой-то шум и к моему лбу прижимается что-то холодное... Пакетик со льдом. Кухня наполняется свежим влажным ночным воздухом. Снова опускается рядом:

— Ты как? — тихонько шепчет, прижимаясь своим лбом к моему.

— В норме, — шепчу в ответ.

— Я сейчас.

Прикрываю глаза. Через короткий промежуток времени в нос ударяет резкий запах нашатырного спирта, заставив окончательно прийти в себя. Головокружение отступило, оставив после себя лишь легкое чувство тошноты и боль в ноге.

— Боже, какой ты бледный... — выдыхает, прижимаясь теплыми губами к моему виску — На, выпей, — протягивает стакан воды — Здесь обезболивающее, станет легче. Подождав, пока я попью, забирает стакан и легко подняв меня на руки, несет в комнату, осторожно прижимая к себе, словно драгоценную статуэтку. Усадив на кровать, опускается напротив на пол и положив мою ногу себе на колено, начинает аккуратно ее ощупывать пальцами. Стараюсь не сильно морщится, чтобы не показывать, как мне больно. Облегченно вздыхает:

— Слава богу, вывиха нет. Растяжение связок. Нужно приложить лед. Подожди, я сейчас...

Возвращается через две минуты с пакетом льда и подложив мне под спину подушки, помогает устроиться поудобнее, а сам садится рядом и начинает заниматься компрессом. Лед словно обжигает, но действительно становится легче: я почти перестаю чувствовать боль... И еще мне очень стыдно за свое поведение. Теперь, когда злость и обида прошли и я могу трезво взглянуть на ситуацию, то понимаю, насколько был неправ. Все события прошедшего дня, начиная со встречи в аквариуме, и заканчивая нашей ссорой, кажутся теперь глупыми и незначительными, не стоящими потраченных нервов... И нога заживет, никуда не денется. Главное, что он все-таки остался... что он сейчас рядом... Так безумно приятна его забота и внимание — от них в груди становится невероятно тепло. Прямо хочется мурлыкать от удовольствия! Снова вспоминаю его взволнованное лицо и сердце сжимается от сожаления: он так сильно испугался за меня, хотя до сих пор обо мне так сильно волновались и переживали только родители... а я перед этим столько всего ужасного наговорил ему... Так стыдно!

Закончив с компрессом, Сергей открывает мазь:

— Теперь нужно нанести мазь. Я постараюсь делать это аккуратно, но если будет больно, скажи, — ободряюще улыбается. Смущенно закусив нижнюю губу, киваю... С удовольствием любуюсь легкими умелыми движениями тонких сильных пальцев, осторожные прикосновения которых успокаивают, рождают приятные ощущения в области спины...

Потом Сережа тщательно перематывает мою ногу и закрепляет бинт повязкой:

— Какое-то время бегать не сможешь... от меня в том числе, но в целом, если ногу не тревожить, то все пройдет уже через неделю. Может быть ты чего-нибудь хочешь?

— Нет, спасибо.

— Тогда пора спать?

Отрицательно мотаю головой: если я скажу, что хочу спать, он наверное уйдет.

— Тогда давай сделаем так: ты полежи, а я... — и он привстает с кровати...

— Нет! — в ужасе вскрикиваю и хватаю его за руку — Пожалуйста, останься со мной! — умоляюще заглядываю в удивленные серые глаза. Сергей тут же со смехом отвечает:

— Я и не думал никуда уходить. Теперь тебе от меня уж точно не избавиться! Иди ко мне.

Он ложится рядом и, обняв меня, прижимает спиной к груди. Развернувшись, утыкаюсь носом ему в шею и позволяю его рукам нежными прикосновениями ласкать мою спину... Тяжело выдыхает:

— Глупенький, разве могу я тебя оставить? — и тихо добавляет — Я так испугался, когда увидел тебя на полу. Ты был таким бледным, а я растерялся и чувствовал себя ужасно беспомощным. Знаешь, я думал, что уже привык к разного рода травмам, ведь в спорте, да и в реальной жизни без них не обойтись... Но когда страдает близкий тебе человек — это совсем другое... Ты словно теряешь голову...

Грудь сдавливает от нежности и раскаянья. Сглотнув подступивший к горлу комок, сильнее прижимаюсь к нему и шепчу:

— Прости...

— Нет, это ты прости меня. Я не должен был оставлять тебя одного в клубе... — усмехается — Помнишь, когда мы репетировали у меня на квартире я сказал, что только ты способен меня все время удивлять? Ты на меня так странно действуешь: я даже сам не знаю, чего от себя ожидать, когда ты рядом. Веду себя по-другому, слишком эмоционально, необдуманно, например, как сегодня, хотя наоборот должен бы поступать разумно и ответственно...

Подняв голову, тянусь к нему и касаюсь губами его губ. Он отвечает. Его губы и язык нежно ласкают мой рот и перевернув меня на спину, и прижав своим телом, Сергей углубляет поцелуй. Неловко отвечаю, вцепившись руками в майку на его спине...

Отстранившись, Сергей со смехом лизнул меня за ухом и сказал:

— Знаешь, ты оказывается не только в учебе такой старательный и, если мы сейчас не остановимся, то наутро у тебя будет болеть не одна нога.

— Что? — не сразу сообразил я, а потом стремительно покраснев, шутливо стукнул его кулаком в грудь и в притворном возмущении пропищал:

— Кто бы говорил! Навалился на меня своей сто киллограмовой тушей и еще...

Дальше моя полная гнева речь была прервана еще одним, но уже не страстным, а наоборот, успокаивающим поцелуем... Прижавшись щекой к его груди, я почувствовал, что начинаю засыпать. Рука Сергея гладила меня по голове, и зарываясь в волосы, пропускала их через пальцы... Как невообразимо прекрасно засыпать рядом с любимым человеком, ощущая нежность прикосновений, тепло тела и знать, что когда на утро ты откроешь глаза — он будет рядом и первое, что ты увидишь, будет его дорогое лицо... Я так счастлив! Как все-таки хорошо, что в этот раз я не поехал с родителями... Улыбаясь, шепчу во сне: люблю тебя... и уже не чувствую, как на мгновение замирает рука на моей голове... и тихий голос произносит в ответ: я тоже тебя люблю.

** 12 **

Проснувшись, я почувствовал, как на груди, свернувшись мягким пушистым комочком, греет какое-то приятное чувство. Оно обещало, что этот день будет чудесным и у меня не было причин ему не верить. Не открывая глаз, я сладко потянулся, выгнувшись в пояснице, и зевнул. Из кухни доносился легкий звон посуды и волнующий запах свежезаваренного кофе. Но родители ведь уехали на дачу?.. В памяти тут же всплыли события вчерашнего дня, а также то, что теперь я не один. Резко открыв глаза, я повернул голову в сторону и увидел рядом примятую подушку. Значит он всю ночь спал здесь? Но я ведь сам попросил его остаться, а еще я... мы... И почему я не страдаю частичной потерей памяти? Покраснев, я протянул руку и коснулся кончиками пальцев примятой простыни, разочарованно отметив про себя, что она уже успела потерять его тепло.

Внезапно звук разбившегося предмета, сопровождаемый тихим голосом, интонация которого не оставляла сомнений в том, что произнесенное было ругательством, окончательно вывел меня из полусонного состояния и заставил улыбнуться: интересно, что меня ждет на завтрак? Задумчиво покрутив ногой в разные стороны и поморщившись от легкой боли, я пришел к выводу, что ходить могу... Но ведь кроме меня об этом знать никому необязательно? Из радостной моя улыбка тут же трансформировалась в хитрую. Услышав приближающиеся шаги, я быстро сдвинул брови, придав лицу болезненное выражение, и лег поэффектнее. Потом, передумав, зажмурился, откинул голову назад и застонал. Через несколько секунд рядом прогнулась кровать, руки чудовища взяли меня за плечи, а взволнованный голос спросил:

— Что случилось? Сильно болит нога?

С трудом приоткрыв один глаз, я собрался было ответить, но представшая глазам картина, вместо этого заставила быстро провести языком по вдруг пересохшим губам: Сергей был без майки. Стоило поднять руку и я мог прикоснуться к его смуглой мускулистой груди, на которой ярко выделялась и отливала серебром тонкая пластинка кулона. Серые глаза, полные искреннего беспокойства, настойчиво заглядывали в мои, ожидая ответа. Но я уже, честно говоря, забыл, о чем меня спрашивали, поэтому не знал, что ответить. А звонить другу было бессмысленно, потому что Артур вряд ли был в курсе наших с чудовищем отношений и всего происходящего, поэтому я просто молча смотрел на него широко раскрытыми глазами.

Поняв, что ответа ждать бесполезно, Сергей как следует меня встряхнул, а я снова застонал, но уже не притворяясь, потому что близость его теплого сильного тела как-то странно на меня действовала: все время хотелось стонать. Но разве это нормально? Второй раз меня встряхнуть он уже не решился. Ну и правильно: лучше меня не трогать. Задумчиво сдвинув брови, Сергей сказал:

— Если ты не будешь со мной разговаривать, то как я узнаю, как ты себя чувствуешь?

Против такой железной логики мне было нечего возразить, поэтому, судорожно сглотнув, я вытянул вперед указательный палец и пожаловался:

— Нога до сих пор болит.

Перебравшись в конец кровати, чудовище, положив мою конечность себе на колени, стало осторожно разматывать бинт. Я загипнотизировано наблюдал за действиями тонких изящных пальцев и в который раз поражался их красоте. Когда бинты были сняты, оказалось, что стопа с внешней стороны отекла и прикосновение к ней в этом месте заставляло меня болезненно морщиться.

— Хорошо, что отек небольшой, значит быстрее пройдет. Снова забинтовывать пока не будем: пускай нога немного отдохнет. Сейчас намажем ее лечебной мазью.

На последних словах я отрицательно покачал головой:

— Мне нужно сначала в ванну. Намажем после: вода все равно смоет мазь.

— Хорошо, — легко согласилось чудовище — Пойдем.

Я только успел удивиться, почему он сказал во множественном числе 'мы', как Сергей, не дав мне вымолвить и звука, поднял меня на руки и понес по направлению к ванной.