Вечерний Элеур источал бледно-кровавое свечение, что, конечно же, было игрой лунного света. На верхнем ярусе, казалось, стоял странный день — настолько ярко фонари освещали здания, площадь и прилегавшие к ней улицы. Вокруг было весьма людно — основную массу людей составляли солдаты в громыхающих латах и рефраманты. Последние разрозненными группами стекались к ступеням пророческого дворца, где Кархарий давал пир.
Гирем придирчиво осмотрел свою чёрную робу, скрывавшую в широких полах ноги, руки и, что самое главное, рефрактор. Потерять второй ему точно не хотелось.
— Как дела с вербовкой новых людей? — поинтересовался он, разглядывая прохожих. Ему не хотелось разговаривать с отцом, но молчание продолжалось слишком долго.
— Весьма неплохо, сын, — Рензам выглядел приятно удивлённым, и казалось, чувствовал себя так же неловко, как и он. — Под моим началом уже более полутора десятков дивайнов. Это означает около сорока рефрамантов и тридцати тысяч воинов.
— Примерно такая армия напала на Треаттис.
— Нет, на Треаттис напала меньшая армия. Как сейчас помню, алсалонцев было около пятнадцати-двадцати тысяч, и около десяти-пятнадцати рефрамантов.
— Возможно, ты прав, — Гирем упрямо наклонил голову. — Но ты сам понимаешь — даже если наша армия больше той, которую ты разбил двадцать лет назад, её не хватит, чтобы одолеть Алсалон.
— Будут ещё. Как только наш человек сядет на трон, к нам присоединятся ещё пятьдесят тысяч регулярной армии. Если учесть ополчение, в Алсалон выступит полумиллионная армия.
— И только каждый пятый в ней будет иметь какое-то значение.
— Мы обучим простаков, сын. Мы подготовим их физически и морально. Ты знаешь, что такое ненависть к врагу. Она открывает в людях такой источник силы, что лишь самые сильные волей могут удержать себя от его использования. А у простаков слабая воля. За тысячу лет мы низвели их до уровня скота, угнетённого, лишённого цели.
Мы дадим им цель. Я, наши союзники, ты... — отец выжидающе посмотрел на него и Гирем внезапно с абсолютным холодом в душе и некой отрешённостью осознал — этот человек остановится, только если его убить.
"Я никогда не стану твоей пешкой. Я не стану марать руки кровью миллионов. Но если понадобиться замарать их кровью одного...".
— Кстати, как твои успехи в отношении Цеппеуша Мендрагуса?
— Пока что я успешно справляюсь со своей задачей, — Гирем смотрел перед собой, чувствуя себя невероятно трезвым, словно разум его проснулся после долгой спячки. — Сегодня хочу поговорить с ним о твоём плане.
— Только не спугни его, сын. Не хочу, чтобы он решил, будто я безумный мясник, — сказал Рензам и неожиданно ухмыльнулся. — Хотя, насколько я знаю, обо мне только так и говорят.
— Коптильщик самое ходовое прозвище, отец, — Гирем тоже ухмыльнулся. — Некоторые думают, что ты каждое утро зажариваешь по паре еретиков, чтобы держать себя в форме.
— Правда?
— Хотел сказать "нет", но теперь уже почему-то сам не уверен.
Рензам рассмеялся, и это было одним из самых приятных моментов, свидетелем которых юноша становился в обществе отца.
— А почему ты решил пойти на пир?
— Получил приглашение от Сарго Сандаала. Он может стать могущественным союзником.
Услышав это имя, Гирем почувствовал, как внутри него заворочалось что-то неприятное и скользкое. Его охватило нехорошее предчувствие.
— Я как-то случайно столкнулся с ним. Он... агрессивный, по меньшей мере.
— Зато под его началом пять тысяч воинов и шесть рефрамантов. Если бы не Мендрагусы, Дастейны и Маэльдуны, он был бы главным претендентом на руку Шаки Отраз.
— Союз с ним обернётся бедой, — Гирем с прищуром посмотрел на Ювалию Дастейн, которая сидела на лавочке в тени здания. Рядом с ней не было никого, если не считать полдюжины охранников в доспехах. — Он угрожал мне.
— Не волнуйся сын, — отец проследил направление его взгляда. — Если понадобиться, я убью его своими же руками.
— Не хочешь с ней поговорить?
— Зачем?
— Она переживает из-за сына. Бавалор перестал с ней разговаривать.
— И?
— Она убила человека. Говорят, случайно. Истад Инкритад помогал Бавалору во время нападения на арену. Представь, что она испытывает после всего, что с ней случилось.
— Мне нет до этого дела.
— Правда? Пока я ехал сюда, я понял одну вещь — собравшись провести остаток жизни в скорби, ты проведёшь остаток жизни в скорби, — юноша сделал паузу, не обращая внимания на хмурое лицо Рензама. — Не надо этого делать, папа. Этим ты не поможешь ни маме, ни брату, ни Джензену, ни тем более Саммасу. Возможно, найдя общий язык с Ювалией, ты поможешь и себе, и ей. А может быть, ты поможешь всем нам.
Отец хмыкнул.
— Как ты всё-таки молод, сын. Когда-нибудь, — он неожиданно склонил к нему голову, чёрные тоннели зрачков заглядывали Гирему прямо в душу, если она существует. — Когда-нибудь ты полюбишь женщину, и будешь считать её той, ради кого стоит жить. Но в один прекрасный момент она совершит то, чего ты старался не допустить всю свою жизнь. И тогда ты вспомнишь мои слова и поймёшь, насколько прав я был, не став разговаривать с Ювалией Дастейн.
По затылку Гирема прошёлся холодок.
— Но что произошло...?
— Когда-нибудь ты узнаешь. Но... не сегодня. Сегодня нам обоим предстоит немало работы. Ты знаешь, что Кархарий Велантис и его люди пытаются отговорить моих сторонников от участия в нашем плане?
— Успешно?
— Кое с кем да. Они даже приходили ко мне, пока ты где-то гулял со своим дружком Дастейном. Угрожали отлучить от Церкви и лишить титула дивайна.
— Больше смахивает на работу Церкви.
— Карранс уважал моего отца. Он не станет лишать нас владений хотя бы в память о том, что Эктар сделал при Треаттисе. Нет, это всё бессильные угрозы Кархария. После того, что случилось в последние дни, он вообще вряд ли обратится с просьбами к Каррансу. Слишком осторожничает.
— Почему?
Некоторые шепчутся, что Протоург и Пророк пытались избавиться друг от друга в тот день, на арене.
Гирем нахмурился.
— Их кто-нибудь слышал?
— Нет, но некоторые видели, что в какой-то момент Пророк просто исчез с поля боя, оставив Протоурга одного против девоны. Его спасло лишь чудо?
— Да? И какое?
— Я не знаю.
— Я не буду вилять, отец. Эти люди наверняка сказали тебе, что Протоурга спас я.
Рензам ухмыльнулся.
— Да. Должен признаться, я был приятно удивлён. Молодец.
Гирем умолк, не зная, что думать. С одной стороны, осознание отцовской похвалы тёплым мёдом растекалось по сердцу, с другой — он чётко понял, что отец не доверяет ему и, возможно, даже следит.
"И это абсолютно нормально", — неожиданно признался он сам себе. — "Ты начал действовать вопреки ему, а потому нечего пенять на ответные меры. Будь Кейром, а не тем сосунком, которого нашли у горящей хижины".
— Спасибо отец. Знаешь, я всё же поговорю с Ювалией.
Рензам помрачнел. На мгновение Гирему показалось, что отец запретит ему это сделать, остановит или даже ударит, как ударил Джензена.
— Ступай.
Стараясь скрыть удивление, Гирем сдержанно кивнул и направился к одиноко сидящей на скамейке женщине.
2
Гирем привёл свои одеяния в некое подобие порядка и направился к кольцу стражи, окружавшей Ювалию Дастейн. Остановившись напротив рослых воинов, он выглянул из-за их плеч.
— Вы позволите?
Ювалия выглядела роскошно в синем платье и золочёной шалью на плечах, и одновременно печальной.
— Что вам от меня нужно, юноша? Хотите вместить меня в одно из звеньев интриг, которые плетёте за спиной Рензама?
Гирем почувствовал, что краснеет. Откуда ей вообще было знать о том, чем он занимается? Вместе с этим в голову тяжёлым тараном ударил гнев. Это ему от неё что-то нужно? Кажется, она забыла, как уговаривала его тайно устроить встречу с отцом.
— Я хотел помочь вам с вашим сыном, — холодно уронил он, выпрямив спину и глядя на женщину с прищуром. — Но, может быть, я и вправду влезаю сразу в слишком многие дела. Прошу меня простить, леди Ювалия.
Он развернулся, чтобы уйти прочь. Желание помочь другу возникло у него само собой. Он привык видеть Бавалора бодрым и энергичным, полным силы и дружелюбия. Бавалор последних дней точно не походил на себя.
"Ты, кажется, настолько увлёкся тайными разговорами, что стал и в самом деле походить на заговорщика".
— Стойте, Гирем, — донеслось из-за спины. Телохранители расступились. Ювалия Дастейн выпрямилась на скамейке и показала ладонью на место рядом с собой. — Я не хотела вас оскорбить. Просто... события последних дней были весьма непривычными.
Гирем мысленно вздохнул и, подойдя к Теургу, сел рядом. В этот раз ему даже не хотелось улыбаться, ни по-настоящему, ни фальшиво. Странно, но сейчас Ювалия не казалась ему такой опасной, как неделю назад. То ли его расслабил внешний вид женщины, грустной и одинокой, то ли общение с людьми куда выше его по статусу начало входить в привычку.
— Они для всех были непривычными, — мягко сказал он, глядя в глаза женщине. — Я встречался с Бавалором.
— И что он?
— Никогда не видел его в таком состоянии. Должно быть, вы что-то ему сделали.
— Вы ещё не слышали? — Ювалия сцепила ладони на колене.
— Нет, — соврал Гирем. Ему казалось правильным дать женщине самой рассказать о том, что произошло в небе над ареной. Может, излив душу, ей станет легче.
— Должно быть, вы видели в небе над ареной Брусса наёмных рефрамантов? Их послали убить семью Велантисов. Мой сын и юноша по имени Истад Инкритад поднялись в воздух и дали настоящий бой этим уродам. Я подоспела следом и в... пылу боя, не разбирая где свой, где чужой, нанесла удар.
Гирем сделал вдох.
— И вы убили Истада.
— Да. Ужасная случайность.
— А как Бавалор и Истад держались в воздухе? С помощью Парения?
— Да, — Ювалия смахнула с ресниц слезы и метнула в него быстрый взгляд. — Вам приходилось убивать?
Гирем приоткрыл рот, чувствуя, как учащённо забилось сердце. Понадобилось время, чтобы успокоиться. Ювалия протянула руку к его ладони, лежавшей на колене, но он убрал её.
— Не нужно затрагивать эту тему.
— Прости меня. Я решила, что общение подразумевает обмен мыслями и чувствами. В конце концов, когда то я едва не стала твоей мачехой.
— Что вам помешало?
— То, что случилось двадцать лет назад. Нападение на Треаттис. Вы ведь знаете, чем всё закончилось?
— Да. Но какое вы имеете отношение к этому?
— Всё дело в жребии.
Гирем непонимающе посмотрел на женщину. Жребий бросал Алан.
— Этого не было в исторических книгах, — Ювалия проницательно посмотрела на него. — Больше я не скажу ничего. Вы достаточно сообразительны, чтобы понять.
— Зачем вилять из стороны в сторону. Прошу простить меня за грубость, но я не люблю, когда со мной пытаются играть в загадки.
— Потому что, узнав правду, ты перестанешь со мной разговаривать. Мне нравится разговаривать с тобой.
— Это не похоже на разговор по душам, с которого всё начиналось, — Гирем склонил голову на бок. Женщина перестала плакать. Наоборот, она приосанилась и приняла деловой вид. Юноша почувствовал, что допустил ошибку.
"Не стоило упоминать Парение". Но ему нужно было знать, имеет ли Ювалия что-то общее с девоной, которую видели в Герранском лесу. И, судя по реакции женщины, она явно что-то знает.
Гирем поднялся со скамейки и поклонился Теургу.
— Если вы захотите поговорить ещё, вы знаете, где мы живём. Только прошу, предупреждайте заранее. Не хочу, чтобы отца хватил инфаркт.
Ювалия слабо усмехнулась.
— Надеюсь, я не показалась вам слишком холодной. Порой мне хочется больше проводить времени в кругу друзей, а не серых стенах собраний и деловых переговоров, чтобы вытравить из себя эти манеры.
Юноша улыбнулся.
— Я думаю, Бавалор скоро поймёт, что вы всего лишь хотели его защитить. Что такое убийство перед желанием защитить или отомстить за любимых?
И, чувствуя на душе странное умиротворение, он направился в сторону дворца.
3
— Рензам! — знакомый голос заставил мужчину оторвать тревожный взгляд от спины сына, который направлялся к Ювалии Дастейн. Шёл он очевидно в западню, но непоседливость его нуждалась в уроке.
"Пусть сам разбирается с тем, что заварил".
Рензам повернулся к старому другу и широко улыбнулся.
— Абель!
Они пожали другу руки. Генерала сопровождал юноша в доспехах, но без шлема. Его молодое лицо показалось мужчине знакомым. Кажется, это он сопровождал Абеля в день, когда они прибыли в Элеур.
— Нашёл себе любимчика.
Юноша покраснел. Абель похлопал того по плечу.
— Он заслужил это, друг мой. Солдат, займись делом. Рядом с Коптильщиком я... о боги, это звучит странно... в безопасности.
Смущённый юноша громыхнул кулаком в грудь и пошёл к своим товарищам, патрулировавшим площадь. Абель посмотрел ему в след, и Рензам сразу понял — Кобар был Гиремом для Абеля. Но когда тот отдалился на почтительное расстояние, генерал изменился в лице. Взгляд его стал жестким, а лицо — сосредоточенным и умным. Рензаму нравились эти качества и, несмотря на недостатки, которые были известны малому числу людей, Абель был надёжным другом.
— У нас появились некоторые трудности. Гверн хочет отослать меня подальше после всех этих событий.
Уточнять каких Рензаму не приходилось.
— Саботаж городской охраны был необходимостью. И это сработало, насколько я слышу. После атаки на Арену куда больше людей решило, что я не так уж и не прав. Твоя отсылка была допустимой мерой.
— Да, и всё же, друг, мне, демон меня забери, стыдно перед стариком.
Рензам вгляделся в глаза Абеля и увидел в них тщательно скрываемую муку. Он по-братски обнял его и похлопал по спине.
— Мы оба пожертвовали частью себя, и эта жертва будет отзываться пустотой до конца наших дней, — прошептал он на ухо мужчине. — Но, может быть, результат принесёт нам умиротворение.
— Я надеюсь, друг, — тихо ответил Абель. — Я надеюсь.
Они разжали объятия. Некоторые прохожие уже начали на них оглядываться.
— Ты готов сделать то, что должно?
— Да. Мы покинем город, чтобы не возбуждать подозрений.
— Отлично. Когда Миклавуш Мендрагус взойдёт на престол, мы будем иметь всё, что нам нужно.
Абель кашлянул и посмотрел в сторону телохранителей, окружавших Ювалию Дастейн и сына.
— А что насчёт тебя?
— У меня всё в порядке. Наших сторонников становится всё больше.
— Я не об этом. Твой сын.
Рензам почувствовал, как внутри что-то дрогнуло.
— Что с ним?
— Ты ведь не мог не слышать, не так ли?
— Не тяни, Абель, выкладывай, в чём дело.
— Я слышал, что сегодня он встречался с самим Протоургом Каррансом. Странно, правда? А все эти встречи с Ювалией Дастейн и её сыном. О них ты тоже не знаешь?
Голос Абеля был мягок, но в его глазах Рензам уловил скрытую угрозу. Он едва сдержал вскипевшую в груди ярость.
— Мой сын — это моя забота, старый друг. Не вздумай вмешиваться. И не вздумай причинить ему вред. Я превращу в пепел любого, кто посмеет притронуться к моей семье. Надеюсь, это понятно, друг мой.
