Сноски:
1. Восемьдесят циклов бабочки — некоторые бабочки живут в естественных условиях ровно один день, успевая за это время совершить полный цикл жизни — от взросления до рождения и смерти. Магическим путем были выведены особи, лишенные стадий гусеницы и не заворачивающиеся в кокон, а сразу появляющиеся красивыми бабочками. Но из-за генных модификаций это лишь ускорило их жизненный цикл, сделав по человеческому времени равным примерно 3-4 часам. Драконы, как существа долгоживущие и почти бессмертные в естественных условиях (редко сами от старости умирают), испытывают патологическую склонность мерить время циклами. Таким образом, восемьдесят циклов бабочки — это примерно 10-12 суток
— 'Я памятник себе воздвиг нерукотворный'...
— А, так вот по чему я прошелся ногами?
Атилла
Глава 30.
Шестисотлетний, или шеститысячелетний — тут я не уверена, Кааге пользовался слегка архаичной формой языковых конструкций; громадный — самый большой из когда-либо виденных мною демонов иди драконов, он казался куском базальта. Темную чешую покрывали наросты гранита, обломки скал. Рельеф шкуры дополнялся деревцами, глядя на которые, без труда можно было понять, как мало летает Кааге. Была и травка, и даже что-то вроде ледяной шапки, откуда стекал крошечный водопадик. Блики чешуи кое-где представлялись выходящими на поверхность жилами драгоценных камней, перепонки крыльев стали узорчатыми, покрытыми слюдой, как напылением. Вдоль хребта дракона узким гребнем шли острые шипы, два витых рога причудливо изгибались надо лбом, защищая лоб и частично глаза. На носу, где стояла я, красовалось умилительное розовое пятнышко. Свежий шрам, конечно, не радовал — но вот вид мягкой нежной кожи, покрытой еще прозрачными чешуйками — очень даже. Не удержавшись, я погладила дракона. Кааге заурчал, поводил головой, пытаясь рассмотреть меня лучше, и, в конце концов, скосил на меня оба глаза. Косоглазие у дракона — вещь заразная.
Девочки внизу беспокоились, но дать ему отвлечься на них я не могла. Кроме того, я такому зверю на один укус, ни толка, ни удовольствия. А потому было даже не очень страшно.
— Кто есть ты? — прогудел дракон.
Я спохватилась.
— Не надо меня есть! И жарить, и варить — тоже не надо, я невкусная! — жалобно даже как-то потребовала я — один клуб дыма из ноздри этой прелести накрыл меня с головой, даже глаз был с пол меня размером.
По телу дракона прокатился низкий гул, завибрировав всем телом, он чихнул звучно, а с перепонок крыльев вниз посыпались пластинки слюды.
— Я есть не голоден, — выдал мне этот гигант.
'Добродушный!' — поторопилась обрадоваться я, как вдруг это чудо добавило: — А вот их... — и посмотрело на Кель с Арвур.
— И их тоже есть не надо, — поспешила с пожеланиями я, растерянно оглянувшись и все же устроившись на носу дракона. — А что ты здесь делаешь?
Каюсь. Меня с головой захватило детское любопытство. Хотелось измерить все его тело, узнать состав чешуи, сделать анализы крови, сравнить прочность когтей с прочностью алмазов и максимальную высоту вертикального взлета при ограниченной возможности использования крыльев. Большую часть потуг я удачно сдержала, но вопросы из меня посыпались, как горох.
— Лежу, — снизошел гигант до ответа.
— А почему ты тут лежишь?
Насупленное молчание.
— А где мне еще лежать? — мрачно.
— А ты тут спишь или где-то еще?
— Тут...
— А почему?:
— Большой потому что!! — грозным рыком.
— А ты не рычи, скала сломается, спать будет негде... хочешь, мы тебе еще насест сделаем, чтобы ты не только тут мог лежать?
Это было... непередаваемо. Чувство, когда что-то вообще-то большое и страшное оказывается почти добрым и уж точно добродушным, а главное, само дает к себе прикоснуться... Почти как первый раз взлетать самой.
..Кааге не успевал за человечкой. Это же надо — так бить по больному, игнорируя морщащийся нос, клубы пара из ноздрей и шумное дыхание. Почему-то есть ее не хотелось. В смысле — на один зуб, а еще с ним никто не говорил столько за последние полгода, как она за пять минут. Даже дар связной речи стал возвращаться. Одно дело, когда от тебя чего-то хотят — и совсем другое, когда собеседнику интересен ты сам, и совсем немного твоих знаний.
По крайней мере, это так ощущалось.
— А почему ты такой большой? — никак не могла угомониться она.
— Старый... — ворчливо.
— Ты не старый. Ты очень красивый. Я таких еще не видела. Даже красивее золотого!
— Да? — какому зверю не польстит лестное сравнение с элитой?
Уж те-то, элита, никогда не имели проблем с оборачиваемостью... Сам Кааге своего второго обличья так стеснялся, что не принимал его почти семьсот лет, даже родня забыла, что он это может.
— Золота много, а ты как неизученные пещеры с сокровищами — можно годами изучать. А зачем тебе шипы такие? Они ядовитые?
Дракон вздохнул и распустил перламутрово-бирюзовый гребень, потянулся. Похожая на парус в таком состоянии кожная складка ловила солнечные лучи и ветер, насыщая тело энергией.
Под взглядами удивленных девчонок, Кааге, не спускавшийся с плато уже сотню лет, смешно удерживая голову горизонтально поверхности, разбежался и взвился в небо... Рывком ветра человечку вдавило в его выпуклый лоб. Пришлось схватиться за кончик рога. Очень удобно оказалось. И рога оказались мягкими, шелковистыми. Оставляя за собой вихрь мусора, старый дракон величественно взвился в небо со скоростью кометы. Арвур, например, так все еще не умела. Какие же способности нужно иметь, чтобы парить так непринужденно и с такой массой?
Хотя бы перестала задавать вопросы... Вместо этого послышался высокий звук. Кааге решил было, что крик, но, прислушавшись, различил рокочущие перекаты, да и эманации другие. Ей... весело? Огромный дракон оказался не черно-бурым, а индигово-синим, с алыми отблесками, иногда кроваво-красными, иногда почти фиолетовыми. Он так сиял в солнечных лучах, что глаза слепило.
Не выдержав, зверь раскатисто рассмеялся. Драконье веселье напоминало лавину, сходящую с гор. Но эмоции — эмоции были те же. Нет, человечка не сделала ничего такого — просто иногда, для того, чтобы вспомнить, кто ты есть, достаточно ощутить чужую радость от чего-то, что самому уже давно кажется банальным. Увидеть с другой стороны.
Когда он приземлился, земля вздрогнула. Дракон с удовольствием всадил в камень все восемнадцать когтей, и выгнул спину. Плато напоминало мусорную кучу, из которой выглядывала Арвур и макушка Кель. Кааге опустил голову, сначала подул, очищая пространство, потом фыркнул, и человечка осторожно слезла с морды дракона. Тот постоял, затмевая солнце разворотом крыльев... и вдруг начал уменьшаться, пока на плато рядом с девушкой не остался стоять мелкий чертенок, с длинным хвостом с сердечком на кончике, чуть полноватый и с ярко-красными глазами.
— Ой! Бес! — восхитилась человечка так искренне, что дракон хмыкнул, чуть подрос, прибавив и возраста и стажа, и... вдруг показал язык Арвур.
— Прости мою племянницу. Она слегка неотесанна, — протянул Кааге, заставив пытающуюся продышаться нагу окончательно задохнуться от возмущения, и улыбнулся.
Тьма... когда он стал менять форму, я думала, сейчас слон какой-нибудь получится, или что-то большое — и Арвур, и Кель были более-менее скованы собственными размерами, а тут дракон раз в сорок Кархарадона больше. Так что мелкий бес поразил до глубины души. Судя по смущенному взгляду, такая форма здесь не престижна, но мне до местных обычаев не было никакого дела. Бесенок из дракона получился совершенно очаровательный.
Удержав себя с трудом от сюсюканья, я с любопытством проследила за руганью, как оказалось, родственников... и обмерла. Родственники. Племянница дракона...
— Арвур? — под моим взглядом нага поежилась, бросила возмущенный взгляд на дядю, и шумно выдохнула.
Силуэт девушки-наги потек, и вот уже передо мной оказалась черно-серебрянная драконица, грациозная и стремительная даже в статичных позах.
— Я хотеть... хотела, — поправилась она, — чтобы было проще.
Я села, где стояла. Вот мне и... девочки. Испуганно покосилась на Кель.
— А... она? — горло пересохло.
Зеленый орангутанг с мордой счастливого страуса расплылся, явив миру пушистого сиреневого дракончика о трех головах. Зато сразу стали понятны сложности преобразований. Тут и с одной головой сложно, а если все три ничего толком решить не могут?..
Открыв рот, я молча глотала живительный кислород, не замечая, как его мало на такой высоте. А потом и вовсе основательно устроилась, скрестив ноги. Страна оборотней-драконов... Тьма!
И тут меня осенило.
Черный дым, влажные языки пламени у самых ног, наползающая душным облаком боль, синь над головой и росчерк в небе — крыла дракона... Черного, как ночь.
— У вас... — голос почему-то дрожал, — много черных драконов? — едва шевеля губами, спросила я.
Дев... Драконессы задумались, Кааге прищурился, переводя взгляд с одной на другую.
— Тот, кто меня принес. Где он? — сформулировала я, наконец, более конкретную задачу.
Ноги глупо дрожали. Девочки переглянулись, и Арвур вздохнула.
— Он наказан, — сказал Кааге тихо. — За нарушение табу и за то, что привел на остров чужого... — и отвел взгляд.
Горло перехватило, а мир сделался вдруг розоватым от ярости.
— Даже если у меня было приглашение другого дракона? — почти прошипела я.
Наказывают у драконов жестоко и просто. Проколотые в двадцати местах крылья, антимагический ошейник, и ровно столько пищи, чтобы не умереть, и не остановить регенерацию совсем. Драконы не любят калечить своих. К чему лишние шрамы, если можно заговорить оковы так, чтобы сразу же после того, как их снимут, раны заживали, а до того будут самовосстанавливаться? Чтобы не истощить организм дракона этим обновлением и снижают уровень жизненных сил.
Черного зверя я узнала мгновенно. Не так много я встречала в жизни драконов, чтобы не узнать. Кархарадон, в паутине чар, казался совсем маленьким. Черный дракон тяжело вздыхал, иногда выдыхая струи пламени... Я обернулась на Кааге.
— Тебя точно пригласили? — поинтересовался он.
— Посол Эроха представился Эстебаном. Он грозовой, — процедила я, едва удерживаясь, чтобы не прыгнуть вниз, руками не сорвать эти нити.
— Вас убьют, если... — начала Арвур.
— Она не лжет, — вмешалась малышка Кель, щуря теперь квадратные глаза.
Мои спутники переглянулись. Кааге шумно выдохнул, оттолкнулся, в воздухе перекидываясь... Арвур взлетела следом. Кель — за ней, прихватив коготками меня за плечи. Ее лапы были самыми аккуратными в драконьем теле.
Почему эти трое рисковали жизнями из-за меня? Приблуды и совершенно случайного существа, еще и не дракона? Арвур, может быть, из-за материнского инстинкта, который у драконов сильнее, чем у всех прочих рас. А остальные? Признаю — в тот момент я думала только о Кархарадоне. Среди серебра черный казался крошечным. В самом низу каменной чаши, похожей на жерло потухшего вулкана, повисший на уродливых распорках, дракон напоминал собственную тень. Упрямую тень. Заслышав шум крыльев, он с трудом поднял голову. Улыбнулся. Одного клыка не было, глаз заплыл, в чешуе виднелись вмятины.
Он — зачем-то — прилетел за мной...
Он унес меня. А теперь... слезы сами навернулись на глаза. Слишком сильные. Слишком больно сдавило внутри грудь. Одно наложилось на другое. Смерть Каэрдвена, костер, пытаемый дракон... Я все равно не дала себе заплакать. Я молчала, терпела жжение в глазах, и этим хоть немного мстила себе за глупость, слабость, за нерешительность. За... Вспомнился Лик. И в этот момент Кель повернула голову, изогнулась и потерлась пушистой мордой о мое плечо. И отчего-то сияние в глазах дракона прогнало разгорающуюся ненависть к самой себе.
Тириэл, принц Кастеллы
Птичка пела. Складно так, заливисто. Даже я заслушался, не то, что уже взявший себя в руки хил-тар, больше не пытавшийся разорвать 'женушку' в клочья. Я не стал разочаровывать парней — обряд-то совершен честь по чести. Так что пусть сами решают, кто кому кто.
Смотреть на них же было умилительно. Красный мэйн нервно дергал ушами, как норовистая лошадь. Чернобровая 'невеста' в шелках и муаре героически шмыгала носом. Под белыми перчатками, оказывается, скрывались черные ноготки. И знак Ловцов.
Покосившись на Лэрхада, я почувствовал даже некое облегчение. После нелепой выходки Вир, в ходе которой я рыбкой свалился в постель собственного старшего брата, застав там явно не предусмотренное изначальной задумкой общество, стащил (зацепился, честное слово) парик с лысой головы веий Леар, опрокинул статую богини на как раз расплетавшегося с любовницей брата (зачем ему там сдались все остальные — даже и не представляю), и, в довершение всему, взгромоздился на мощную гранитную спину каменой женщины и одухотворенно выругался, ощущения были как-то не очень. Откровенно говоря, я был в последней стадии ярости. Так злиться не приходилось до сих пор. Мало того, что меня вдруг взялись спасать, вышвырнули из дворца, носом буквально тукнули в новые домашние интриги и смертельно оскорбили неуважением, Вириэль еще и откровенно дала понять, что сделала все это ради меня.
В смысле, спасая мою шкуру.
Потом ее попытались сжечь, но в итоге унес неизвестный дракон. А я, как полный хеш-с-сшиес, играл в политику в чужом будуаре! Да как они вообще посмели прикоснуться к моей собственности?
Ярость туманила рассудок. О, конечно, прыгая по мебели в покоях брата, уворачиваясь от его саев, клинков охраны и прицельного визга любовницы (в первый раз вижу даму, чей голос рвет на части в буквальном смысле), я понятия не имел обо всем этом. Просто злился. Попутно обезвредил обнаглевшую полусуккубу (любовницу), уже почти навесившую приворот на моего брата. По сему случаю, отмазываясь служебной необходимостью, с величайшим удовольствием набил ему морду, откровенно и буквально (мечта всей жизни — попинать немножко хорошего, но занудного и склонного к тирании старшего брата), разделал под орех доблестных телохранителей (расту, однако — уезжая, я их побаивался) и, в сущности, неплохо развлекся. Но это не повод забывать обиды. Для того я лез в этот дворец, притворялся служанкой, флиртовал с недалеким стражником и даже целых тридцать метров пер корзину грязного белья, дабы после быть выставленным на обочину событий столь наглым образом?
Стиль, легкость, изящество и непринужденность требуют изрядной подготовки... Но что я могу поделать, если некоторые обманщицы швыряются моим не хладным еще только чудом телом куда придется?! Конечно же, отдышавшись и обновив запас неопровержимых доказательств искренности моих намерений (а попросту — взяток) в виде драгоценных камней, я сам стал плести портал. Очень не хватало моих ребят. Просто очень. Но принц дроу — существо избалованное и изнеженное, только если есть, кому нежить и баловать, а потому я и сам вполне могу их заменить. Сам портал занял меньше десяти минут. Для меня эта магия не портативная. Я не специализируюсь на порталах, и не ношу заготовленных заклинаний такого рода в запасе, а потому пришлось чертить полный круг и даже пожертвовать капелькой крови. В итоге передо мной распахнулся аккуратный проем лилово-серого цвета, окаймленный чем-то зелено-красным по бокам, от чего поднимался синий дымок. Пришлось напрячь мозги, что в ярости сделать не так-то просто. Значит, отложим на потом ярость. Стоило чуть успокоиться, и меня осенило.
