Особенно господина убивала Дерекова предосторожность (покупка средства), и никак не давало Аслану успокоиться — ну как этот недоумок решился на такое? Как? Неужели он настолько разочаровался в своем лаэре, что позволил себе усомниться в его порядочности и озаботиться своей безопасностью? Следовательно, он для Дерека — полное дерьмо и ничтожество. За одно это следовало бы наказать.
Аслану было горько... Он-то надеялся, что Дерек может стать другом, а Меченый, оказывается, просто презирает его (что, впрочем, теперь неудивительно), и получается, что он вообще его предал — а вдруг это средство небезопасно?
'Скотина неблагодарная... И снова ухмыляется, гаденыш, даже во сне...' — Аслан покосился на мирно посапывающего Дерека, и тяжело вздохнул — выкинуть бы его с кровати, но сил уже ни на что не осталось, и Аслан покорно прикрыл глаза — все разборки утром — спать осталось всего-ничего...
26.
Роксана шла по коридору выделенных Аслану апартаментов, жутко нервничая. Пока отцу не решились говорить, что ничего не получилось. Дамир был чертовски зол на какого-то дерзкого нахала, не пропустившего его к брату, и грозился устроить ему 'сладкую' жизнь, на что Рокси, не решаясь сделать выводы вслух, все же отметила — Дамир просто завидует брату, что у него такие преданные люди.
На ней сейчас был легкий соблазнительный пеньюар, под точно такой же, только непрозрачной накидкой, скрывающей ее лицо, которая вряд ли могла обмануть внимательные взгляды гвардейцев — все-таки особенности фигурки и походку трудно изменить. Но она надеялась, что этим утром дежурят надежные люди, и максимум — это доложат Дамиру или его отцу, что жена старшего сына зачем-то наведывалась к Аслану.
Роксана с огромным удовольствием отказалась бы от этой затеи, но другого шанса ей не оставили.
Неожиданным препятствием оказался здоровый бугай, стоявший на страже покоя рядом с Аслановой комнатой. Вот это оказалось неприятной новостью. Дамир надеялся, что к утру там уже никого не будет. Интеллект на лице парня не так, чтобы очень бросался в глаза, но похоже, что без приказа господина или его приспешников, он ее все равно не пропустит.
Роксана закусила губу: она рассчитывала, что заведет разговор о том, чтобы Аслан молчал о ее повышенном интересе к его персоне — вроде бы она пришла извиниться за недостойное поведение. Ну, а дальше — дело техники — в знак примирения или же просто, Аслан с похмелья, наверняка, не откажется сделать глоток-другой вина, чтобы прийти в себя, и вполне возможно, что афродизиак все еще действует. А если нет — значит, она исхитрится и снова незаметно добавит любовный напиток в его бокал... но вот этот амбал портил все планы....
Роксана выросла среди аристократии, где женщины имеют право показывать слабость и нередко пользуются подобным преимуществом в собственных интересах. Она очень сомневалась, что Тесса хоть раз позволила себе упасть в обморок, но надеялась, что у этого парня хватит ума догадаться, что с девушками подобное может случиться, и попробует оказать помощь.
Как она и предполагала, парень напрягся, но на ее просьбу, пропустить к лаэру Аслану, ответил категорическим: 'нет', мотивируя тем, что 'он не может нарушить приказ своего господина'.
Расстроенная Роксана изобразила коронный номер — почти классически упала в обморок, причем так удачно — практически на руки охранника. Тот от неожиданности и растерянности чуть было не позволил ей приземлиться прямо на пол (не зная, имеет ли он право хватать чужих женщин), но в последний миг все же подхватил, бессвязно зашептав в панике:
— Госпожа, миледи... госпожа, что с Вами? Вам плохо? Позвать кого-нибудь?
Рокси надеялась, что он оставит ее, чтобы сбегать за помощью, но этот дуралей подхватил ее на руки, как пушинку, и поволок по коридору, громко топая ножищами. Роксана представила себе, какая паника сейчас поднимется среди гвардейцев, пока еще просто созерцающих сюрреалистическую сцену, не двигаясь с места, и решила, что срочно пора 'приходить в себя', а то ведь так и утащит от вожделенного объекта, да еще и соберет зрителей.
— Воды... — прошептала она.
— Да, да, сейчас, — закрутился он на месте, соображая, где быстрее взять этой воды.
Роксана мысленно обозвала его еще несколькими нелестными эпитетами и подсказала:
— Прошу Вас, оставьте меня. Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь видел... Я побуду здесь, а Вы принесите воды, умоляю...
Парень сообразил, аккуратно опустил драгоценную ношу на одну из мягких банкеток, редко расположенных вдоль стен, и помчался по коридору к двери в какую-то комнату — видимо там ночевала свита лаэра, его отряд.
Едва за парнем захлопнулась дверь, Роксана проворно вскочила и бросилась в комнату Аслана.
Зрелище ее поразило до глубины души — в кресле, в неряшливо расстегнутой рубахе спал Асланов помощник, который крутился с ним и в зале на балу-маскараде, а в господской кровати — какое-то полуголое страшилище (Дерек как раз лежал на правой щеке, и видна была только левая, с уродливыми шрамами) правда с шикарной фигурой, а сам Аслан ничком лежавший в ногах этого страхолюдина, был совершенно голый. Вся эта живописная троица сотрясала шикарные апартаменты младшего сына Правителя молодецким храпом. Чем они занимались всю ночь?!! Неужели?...
У Роксаны ослабли коленки от гадливости к возникшему предположению, и к горлу подступила тошнота. И вот с этим ублюдком она должна лечь в эту оскверненную мужеложеством кровать? Нет уж, этот мерзкий варвар не будет тыкаться своим детородным органом в то, что она бережет только для собственного мужа!
Роксану и в самом деле замутило, и она отступила назад, придерживаясь рукой за дверной косяк. Но потом все-таки заставила себя выйти в коридор и, прислонившись спиной к стене, прикрыв глаза. Затем девушка глубоко вздохнула, отлепила себя от стены и отошла, присев на ближайшую банкетку. И этим очень озадачила вернувшегося со стаканом воды парня, уверенного, что он оставлял ее в другом месте.
— Благодарю, — кивнула Рокси, сделав глоток (вода и впрямь понадобилась — до того на душе стало мерзко). — Как Вас зовут?
— Волош, госпожа, — послушно ответил парень, любуясь бледной красавицей, которой пришлось скинуть накидку, чтобы попить воды.
— Волош... — трогательно дрогнули ресницы прелестной девы, — прошу Вас, пусть никто не узнает, что я здесь была, пообещайте мне...
— Клянусь, госпожа, — как завороженный повторил парень, не в силах отвести взгляда от прекрасного светлокудрого создания.
Он никогда не видел Роксану и не знал, кто это перед ним, но твердо решил не выдавать девушку, которой зачем-то понадобился Аслан — все равно ведь она не добилась своего, так пусть же это останется ее маленькой тайной.
— Вас проводить? — услужливо предложил он, помогая ей подняться с банкетки.
— Нет, благодарю... помните, Вы мне обещали... — и добавив чувствительной хрипотцы в голос, проворковала, — Волош..
— Я помню, госпожа... — с дебиловатой улыбкой застыл поплывший от такого внимания парень, глядя ей в след...
* * *
Докладывая о своем провале, Роксана не преминула озвучить картину, предназначенную не для слабонервных, хорошо воспитанных девушек, не знакомых с особенностями варварской культуры, со слезами на глазах в истерике поведавшей мужу и его отцу про отвратительное зрелище мужеложцев — еле ее успокоили.
Отец был в ярости, но все-таки решил подождать немного, велев разбудить стервеца, и сообщить бесстыжему отпрыску, чтобы привел себя в надлежащий вид и через час появился у него.
* * *
Дерек, словно почувствовав, что за дверями в коридоре что-то происходит, внезапно проснулся, пытаясь сообразить, где он, и когда вспомнил, опрометью выскользнул из хозяйской кровати, облегченно вздыхая — в стратегически важных местах ничего не болело, да и штаны, практически высохшие к утру, были застегнуты... но вот вид обнаженного лаэра его встревожил не на шутку. А потом нахлынули воспоминания о бессонной ночи, о том, что он позволил себе по отношению к Аслану, к своему хозяину, и парню резко поплохело.
Осторожно укрыв сонного господина краешком одеяла, Дерек схватил рубашку и растолкал Ориса, сообщив, что он уходит в комнату к бойцам. Хмурый спросонья Орис не возражал, понимая, что Аслан проснется не в лучшем расположении духа.
Волош, поклявшийся сохранить визит прекрасной незнакомки в тайне, сдержал свое слово, и этим здорово подставил своего лаэра, который не мог понять, с чего это посыльный отца позволяет себе быть таким надменным и желчным, передавая приказ явиться к Правителю, как только его младший отпрыск соизволит привести себя в порядок.
Кутавшийся в одеяло Аслан, хмуро посмотрел в след посыльному, и недовольно поморщился от звука захлопнувшейся за мужчиной двери.
Орис невесело усмехнулся:
— Ну и рожа... Отец тебя прибьет!
— На себя посмотри, — огрызнулся расстроенный Аслан, понимая, что Орис прав.
— Жаль, что сегодня маска не к месту на собрании, она бы тебе очень подошла, мой господин...
— Орис... — Аслан скинул одеяло и вдруг явственно представил, что вчера здесь в этой комнате творилось — то, как он в пьяном угаре домогался Дерека, то, как они сцепились с ним, свой унизительный стояк, свидетелем которого стал раб и первый помощник... То, как Дерек его вырубил и связал, то как он умолял их не рассказывать никому об этом позоре... И омерзение к самому себе, и злость и обида на подчиненных, и отдельно взятого раба в частности, огненной лавой растеклась в животе, отравляя желчным ядом.
Только вот, если перед Орисом было нестерпимо стыдно, Дерека хотелось придушить — удавить, заставить забыть, отомстить... Из-за всего этого перед Меченым было не то, что совестно — невозможно дышать... Кто он, лаэр, после этого? На какое уважение и понимание со стороны раба он может рассчитывать, если показал себя так... И ведь, наверняка, чертов зубоскал будет теперь отпускать презрительные реплики (вряд ли при других — все-таки дал слово), но видеть в глазах мужика, от которого сносит крышу, одновременно насмешку и жалость — невыносимо. Варвар сейчас был просто взбешен, и эта злость затмевала все неприятности, которые сулила Аслану встреча с отцом.
— Слушай, Орис...
— Забыли, Аслан, — без дальнейших объяснений понял Орис. — Ты собирайся, а я распоряжусь насчет завтрака.
— У меня особые пожелания, пусть слуга зайдет ко мне, — бросил Аслан, хищно прищурившись. Он еще точно не знал, как себя поведет, но изо всех сил пытался обуздать дикое желание пойти и наказать Дерека как полагается за неповиновение своему лаэру, и недопустимое отношение раба к господину...
— Хорошо, — кивнул Орис, выходя.
Для начала — душ... а дальше ... Аслан от всей души впечатал кулак в стену. Боль в костяшках пальцев слегка оттянула на себя часть неконтролируемой злости и досады, но все равно было слишком гадко...
* * *
Дерек был мрачен, прекрасно осознавая, что утро принесет немало разнообразия, и будет, скорее всего, для него одним из поганейших, стоит только Аслану проснуться и вспомнить, как он вчера опозорился.
Парень сходил в душ, переоделся, а вскоре пришел не менее мрачный Орис, избегавший смотреть Меченому в глаза. Он не знал всех подробностей, но и того, что происходило при нем, было достаточно, чтобы понять, что Аслан это все просто так не оставит. Дерека было искренне жаль, но сочувствие рабу-воину было не нужно, а реальную помощь товарищу, чтобы противостоять Аслану и лезть к нему с советами в таком настроении, в каком находился сейчас господин, не стоило. В конце концов, Дерек — раб, и хозяин вправе сам распоряжаться его судьбой.
Орис сам испытывал чувство вины перед парнем со шрамами, но пришлось сохранить нейтралитет... Вообще с этой дурацкой затеей с приобретением рабов, Аслан несколько изменился и привнес сумятицу, в ряды бойцов, будоражащую гарнизон, что Рени... (тут Орис невесело усмехнулся, признаваясь себе, что не представляет, уже, что не узнал бы Рена, чудесного мальчишку...), что Дерек... хотя и этот парень стал кем-то достаточно близким, своим... Только вот Аслану теперь нелегко. Раньше ребята не позволяли себе многие вольные высказывания по отношению к лаэру, но теперь, словно отодвинулись какие-то рамки... Плохо это или хорошо — Орис не знал, он и сам был еще слишком молод
'Но ладно, поживем — увидим...' — успокаивал он себя.
И все-таки было страшно в преддверии того, как к завтраку явится хозяин. Дерека жаль, но здесь уже ничего не изменишь...
Орис пошел переодеваться, не отвечая на настороженные реплики проснувшихся ребят, чувствующих напряжение и поэтому тоже немного нервничающих, не понимающих, что на самом деле происходит...
* * *
Хмурый Аслан пришел в комнату к бойцам и коротко бросил:
— Вон!
Повторять не пришлось. Все, кто находились в помещении, поспешно удалились в коридор, заранее сочувствуя Меченому, хотя не вполне догадывались, в чем дело, просто видели, что парню не по себе (он просто места себе не находил, нервно меряя шагами просторную комнату, но не отзываясь на недоумевающие вопросы) — значит, провинился.
Дерек застыл перед лаэром, понимая, что час расплаты настал. Он на секунду прикрыл глаза, но Аслан, в чьих жилах сейчас гуляли отголоски ночных переживаний, унижения, не нашедшей выхода ярости, невозможности узнать, кто настоящий виновник его позора, не обратил на это внимание, шагнул к рабу и коротко, без замаха, двинул ему в челюсть.
Дерек и не подумал закрываться, отлетев назад (все-таки Аслан был крайне зол) — парень позволил себе лишь перевернуться и встать на четвереньки, глотая кровь. Пошевелил языком — кажется, все зубы на месте... К несчастью, чувствительность изуродованной щеке вернулась совершенно не вовремя — Халар, как-то в разговоре на эту тему, выразил предположение, что омертвение тканей вокруг шрамов продлится не менее полугода, если восприимчивость возвратится вообще. Больно до слез, но показывать нельзя...
Он ожидал еще удара, еще чего-то такого, отчего Аслан почувствует себя отомщенным. Может быть, лаэр будет жалеть потом, но сейчас ему надо сбросить все накопившееся раздражение всей этой абсурдной ситуацией, так напоминающей дешевый балаганный фарс. Да и пусть уж лучше так, чем подвергнуться тому, что ждет его, как раба, посмевшего выйти из повиновения своему господину. Законы были суровы в отношении таких, как он, и даже самое меньшее наказание за его поступки этой ночью, вряд ли бы оставило его в живых. Да и выжить после ста ударов плетью, конечно, можно, вот только о таких счастливчиках парень со шрамами лично не слышал.
Дерек осторожно поднял голову, и изумленно распахнул глаза — Аслан протягивал ему руку:
— Вставай, квиты.
— Ээ...
— Красноречивая благодарность, — невольно хмыкнул Аслан. — Я запрещаю тебе покидать это крыло и общаться с кем бы то ни было из посторонних. Все передвижения ограничь нашими комнатами, и, Дерек, я серьезно. Не хочу, чтобы Дамир нашел повод отыграться за твою дерзость и глупость.
