Они не встретили, как это было раньше, парочку всадников возле дальней кромки леса. А лишь молча уставились на них из-за ограды.
Однако, как выяснилось позднее, произошедшие в мире перемены, не смогли сильно повлиять на характер семейства Чудных Магов.
Отец был все так же прост и прям, Мать, — заботлива и мудра, А Сын, — непосредственен, весел, и бодр.
— Да, — они сильно болели позапрошлой зимой.... Спасибо Матери да травам, — помогли встать на ноги.... Мир и правда изменился. Они и сами об этом догадались. Вот только не знали почему.... Старика очень жалко. Это был тако-о-ой Человек.... Значит, — Малыш говорите? ...Ученик Старика? — Что, — умудрился магию из мира выгнать? — Зачем? — Говоришь "сдуру"? — Сильный же он наверное маг, коли может такие вещи сдуру творить... Это что ж выходит, теперь друг дружку и по именам называть можно? Да ладно, это сейчас не важно. Да, конечно. — Если надо, то конечно поможем....
...Нет. Огород не умер. Что ему станется. Конечно, без магии многие прежние растения уже не растут. Многие измельчали и потеряли волшебные свойства.... Но суть то от этого не изменилась. Просто стало чуть тяжелее работать.... Но где тяжелее, там и интереснее...
Хотите, я вам свой огород покажу??????
Когда один и тот же вопрос, задают раз сто, на протяжении часа, — трудно, в конце концов, не ответить "Да". Правда Кудрявый вскоре разочаровался, в своем согласии. — Прошлый набег на этот огород, запомнился ему, как поход ребенка в лавку сластей. А этот, — в виду ранней весны, и отсутствия в мире Магии, — как странное разглядывание земли, с торчащими из нее прутиками побегов, и едва пробивающимися ростками. А вот Вождь.... Вождь сразу сообразил, на какой клад он нарвался. И заводил длинный и подробный разговор, чуть ли не возле каждой новой грядки. Где-то на окончании второго часа экскурсии, наконец прозвучало предложение переехать жить и работать в его Земли, щедро сдобренное обещаниями и посулами. Но в ответ, получил лишь твердое "Нет" от Матери.
— Гы.... — Оживился Кудрявый. — Ну ты парень и даешь. — Решил магов на свои земли заманить.... С твоей-то славой!
— Хочу уверить тебя Уважаемая, — Сразу сообразил Вождь. — что все те заблуждения, которые толкали меня в прошлом на преследование людей ...подобных тебе, — они в прошлом и остались. Тем более, как выяснилось, — я тоже, в чем-то схож с теми, кого пытался преследовать....
— И ты прости.... — Усмехнулась в ответ Мать. — Но мы живем в такой глуши, что даже твоя Слава, до нас не дошла. Я не знаю кто такие, "подобные мне", которых ты раньше преследовал, и решил не преследовать сейчас. Просто у меня еще остались кое-какие способности. И я чувствую, что тебе нельзя верить.
— Жаль, что моя слава не дошла до тебя.... — Обидчиво ответил Вождь. Уверяю тебя, что моя репутация честного и благородного человека, весьма известна во всех землях. Обо мне много можно сказать плохого, — кроме того, что я предавал тех, с кем обменялся клятвами верности.
— Твоя слава действительно не туманит мой разум. Я просто вижу то, что позволяют мне увидеть мои способности, и мои глаза. И они видят огромное пятно Темноты, которое разъедает твою душу. Возможно ты и хочешь Добра, но эта тьма, оборачивает все твои поступки ко Злу.
— Не слишком ли смелое утверждение, Уважаемая? — Вождь уже разозлился по настоящему, и его рука невольно легла на рукоятку меча. После чего Отец, как бы невзначай поудобнее перехватил заступ, а Сын, подозрительно зашевелил губами, словно читая заклинание. — Ты знаешь меня всего пару часов, и уже берешься делать такие смелые выводы обо всем, что я делаю!
— Чтобы составить верное впечатление о человеке, — достаточно первого взгляда. — Мать, не обращая внимания на все эти маневры, осталась абсолютно спокойной и равнодушной. — И не только мне, а каждому, кто умеет прислушиваться к себе.
К тому же, — я ведь не осуждаю тебя, не пытаюсь как-то уязвить, или обидеть. Просто объясняю, почему именно, мы не примем твоего предложения.
— ..... — Попытался ответить ей Вождь. Но Кудрявый толкнул его локтем, и очень многозначительно посмотрел в глаза, беззвучно прошептав губами слово "Старик". Вождь сразу смолк, и продолжал хранить молчание до конца визита. Его молчание не способствовало общему веселью, и перестало давить на остальных, лишь когда Кудрявый, под недоверчивым присмотром хозяйки, взялся продемонстрировать свои кашеварные таланты, да еще и втянул в это все остальное семейство. Пока они все, довольно весело возились возле очага, никто не обращал внимание на Вождя, молча сидящего в углу и о чем-то размышляющего.
Продолжал Вождь размышлять и на следующий день, когда гости попрощавшись с хозяевами, тронулись дальше. И лишь к вечеру, его молчание прорвалось вопросом к Кудрявому? — Так ты думаешь, что это из-за убийства Старика?
Кудрявый, который в этот момент, отогнав от костра своих спутников занимался стряпней, не сразу сообразил о чем ему говорит Вождь. А сообразив, в ответ смог пробурчать только что-то вроде — "А хрен его знает....".
— Даже если они поняли, что это сделал я. — Продолжил Вождь, словно бы не замечая недовольства Кудрявого, которого он отвлекал от любимого занятия. — То почему она сказала, что все что я делаю, оборачивается ко Злу? Ты тоже думаешь что все что я делал, привело лишь к умножению Зла в мире?
— Тебе лучше знать. — Опять постарался не влезать в разговор Кудрявый, в это время занятый тщательным обжариванием мелко нарезанных кусочков мяса, которые должны были оставаясь сырыми внутри, запечься снаружи, и пропитаться ароматами трав и специй. Дело было ответственное, и отвлекаться в этот момент на разговоры, было верным способом пере— или недо— жарить продукт. — Сам прикинь, сколько от тебя людям добра было, а сколько зла.
— Полная чушь! — Фыркнул Вождь. — А сколько бы на свете было зла, если бы не было меня? — Ты когда-нибудь задумывался об этом?
— А вот мне только и есть делов, что о тебе думать, — ответил Кудрявый, осторожно переваливая поджарившееся мясо в котел с кашей, и тщательно перемешивая. — Ты себе сам второй день покоя не находишь. — Ты и думай, с чего тебе слова чужого человека, вдруг так душу разбередили. А моя душа и так спокойна.
— Будто ты никого не убивал!
— Убивал. Тех кто меня убить собирался. А вот безоружного..., ты не поверишь, — ни разу за всю жизнь. И на казнь никого не посылал.... Было правда пару раз. Еще при Магах, в отряде. Но то за дело было, по обычаю.
— Я тоже за дело.
— Ага. — магов жег.
— Ну может они и не были магами. Но ведь все могут ошибаться. Будто маги такие невинные ребята, что они.......
— Меня то ты чего уговариваешь! — Рявкнул Кудрявый, сообразивший вдруг, что чуть два раза не посолил одну и туже кашу. — Себя вон давай уговаривай. Мне ты по барабану. Я вообще, когда вся эта фигня закончится, — уйду к Злыдневой Теще, из всех этих ваших королевств, баронств да владений. Открою кабак, да и начну себе жить спокойно, подальше от ваших дрязг да склок.
— Ну да. — Это легче всего. Просто уйти. А кто-то останется за весь мир, дерьмо разгребать.
— А мир у тебя пряма таки в ногах валялся, да умалял, говнище его, с места на место ворочать? Сами как мухи на дерьмо, к Власти этой своей лезут, да все про несчастный мир, и глупых людей, которые без их советов и указаний, уже к вечеру загнуться, болтают. — Али ты не сам, из задницы своей норовишь выпрыгнуть, лишь бы повыше усесться, да начать другими повелевать?
...Вот в этом у всех вас, одна беда. — Сами себе врете. Лезете на пригорок, чтобы оттель людскими судьбами ворочать, — а себе говорите, что все это не для себя, все для людей. А людям, думаешь больно охота, чтобы ими, именно вот вы трое командовали?
Люди и знать не знают, что трое засранцев хитрожопых, уже давно их всех, будто стадо баранов, поделили. Им и невдомек, что нашлись такие заботливые пастухи, которые теперь над ними властвовать будут, да решать, — кого обстричь, а кого на мясо зарезать. ...Ай спасибо милостливцы, — за заботу, да попечение. — Кудрявый отвесил Вождю шутовской поклон, и продолжил. — Тока, когда сам себе врешь. не печалуйся, что из-за нечистой совести спится плохо. И что иные, честные люди, с тобой на одном поле срать не садятся.
— Можешь думать что хочешь. Но я сплю вполне себе нормально. И угрызениями совести не мучаюсь. Ибо она у меня чиста.
— Ой ли? — Насмешливо пропел Кудрявый. — Ты вот, вместе с Малышом, представлению устраивал. Да Злыдневой мамой клялся, что всем простил, да все забыл.... А сам, за этим, за Одноухим, до сих пор охотишься! А магов, как ненавидел, так и продолжаешь ненавидеть.
— Одноухий меня, и моих бойцов предал. У него на руках кровь тысяч хороших парней. Это не месть. Это как бешенную собаку прикончить.
А магов я ненавижу не этих вот, с которыми мы вчера разговаривали, не Малыша, и не Старика, которого я убил в помутнении рассудка, а тех, которые раньше были. Тех что всю семью мою извели, что тебя заставляли на других людей, будто дикое животное бросаться.... Или это тебе самому нравилось?
— Вот оно и есть то пятно, что все дела твои к Злу обращает. — Сказал, словно выплюнул Кудрявый. — Не можешь ты ни себе, ни другим ничего простить.
.... Говоришь Тех магов ненавидел. — А сам то ты от них чем отличаешься? Они над миром властвовать хотели, — и ты туда же.
— Мне не власть нужна. Мне нужно.....
— Да один хрен, — "Тебе нужно". — Резко перебил Вождя, Кудрявый, — А то что другим нужно, тебя не волнует. Таких как вы с Ярлом, да Седым, — такие мелочи не беспокоят. Вот и губите вы мир, добро ему желая....
— Ну. Уж кто мир погубил, мы-то с тобой, получше других знаем. — Так же в запале, уже почти не сдерживая крика, ответил Вождь. — Не людские дрязги, его к гибели привели, а очередные забавы Магов.
— А ты еще громче про это гаркни. А то в соседнем лесу, не все дятлы с перепугу с елок попадали. — Прошипел Кудрявый, оглядываясь на сопровождавших их солдат Армии и Красного Королевства, которым такие вещи, знать было не положено. И уже переходя на более спокойный тон, добавил. — Ну в том суть, кто мир погубил. Суть в том, кто его спасет, и кто сам спасется!
Малыш хороший путь указал, — Научиться прощать. Потому как, груды говнища за душой ноне, разве что у младенца новорожденного нету. Потому как за годы свои, все мы столько-чего натворили, что ежели начать каждого по вине его судить, — весь мир под корень резать придется.
А ты вот, — прощать не хочешь. Потому как обида, тебе смысл жизни..., да что там, — саму душу, заменила. Отнять у тебя эту злобу твою на магов, да на Ярла, да на Одноухого, Седого и всех остальных, — и что за душой то останется? — Пшик из комариной задницы!
— Много ты о моей душе знаешь!
— Гы-ы. Тоже мне цаца. Я таких как ты в бытность свою, стока перевидал.... Через мои руки столько молокососов пуганных прошло, скока ты и не видел. Все вы будто щенки с одного помета. За папку у вас Страх, за мамку Обида. И всяк мнит себя особенным. Будто только его одного, жизнь не глядя стоптала. А оглянуться по сторонам, да понять что таких как вы тыщи, сотни тыщ, а то и ....., скока там дальше то идет...? Ну в общем, что таких как вы человеков, — вся земля! И что чем свои обиды лелеять, — лучше бы чужую боль облегчить, — тады и самому легче станет. Но где уж вам о других думать, вы все о себе.
— Да? И Полтинник выходит, который теперь Седым прозывается, — тоже все только о себе думает? Что ж ты тогда с ним друг, не разлей вода?
— Да Седой, хотя бы себе не врет что ему только до других дело есть. Он честно говорит, — "Хочу жить так, чтобы не жизнь меня, а я жизнь, под себя подгибал". И думает, что чем выше на насест заберется, тем больше власти в свои руки возьмет. А то и не понимает, что жизнь-то по любому на нем отыграется. Что Власть, над другими, не тоже самое, что и власть над собственной судьбой.
Вона как, он за эту зиму с морды спал. Все крутится да вертится, чужие беды решая. А попробуй не порешать, — вмиг с насеста скинут, из курятника выгонят, а то и в суп пустят. Он потому на своем энтом Троне, пока усидеть смог, что закваска у него правильная, — отрядная. Привык он об людях своих заботится больше чем о себе самом. В отрядах, только такие командиры и выживали. Ты отрядом никогда не командовал, тебе это не понять. Ты сразу Армией крутить вздумал. А там об отдельных людях думать не надо. Там отельный солдатик, — пшик, зернь игральная, монетка разменная. Потерять обидно, но сердце кровью не обливается. А хороший командир, — он любого сопляка теряя, — будто с кусочком души расстается. Потому я Седого и держусь..., пока. Пока он с королевскими этими делами, вконец не опаскудился, и не начал, поверх людских голов смотреть, людей в упор не замечая.
...Тока, как не пыжься, — а один хрен начнет. Потому как, чем больше отряд, тем больше проблем и бед. А уж в королевстве-то..., их так и вообще, море целое. Как тут не начать людей за муравьишек считать, которых скока не задавишь, — еще народятся.
...Думает он над жизнью своей властвовать. Да еще дурень того не видит, — что то, что вы там задумали с миром сделать, — это либо его в пыль перемолотит, либо убьет, к Злыдневой теще. Но прежним Седым, он уже никогда не станет. Прогнет его жизнь королевская так, как и Маги прогнуть не смогли. Вот потому-то, когда это наше дело закончится, я и уйду на фиг, в кабак кашеварить.
-.... И сколько еще...?
— Да уже не долго. — Ответил Кудрявый. — Отсюда еще дней семь-восемь будет.....
МАЛЫШ. СЕДОЙ. ЯРЛ.
-... И на земле воцарится Мир!!!! — Закончил свою часть выступления Малыш.
Находящаяся в состоянии транса толпа, разразилась восторженными воплями. Даже постоянные участники представления, каковыми давно уже стали все, начиная от престарелого жреца, и заканчивая солдатом охранения или поваренком из обоза Ярла, слышавшие эту речь, уже наверное третий десяток раз, не смогли удержаться от криков радости и восторга. Замечательное известие что мир спасется, продолжало наполнять всех слушающих эту чушь, неизменным Щастьем и Восторгом.
Затем на первый план вышли Седой с Ярлом. Эти двое не были заражены столь же пламенным энтузиазмом, что и остальная толпа, ибо знали слишком много правды, о том что творится с миром. Однако на сцене явно развлекались, забывая на какое-то время о тяжести взваленной на свои плечи Задачи, и ловя кайф, от чувства управления толпой.
Малыш, наблюдавший за этим выступлениями со стороны, давно уже приметил, что обоим нравится находиться на сцене. Правда каждому по своей причине. — Седой развлекался, а заодно учился. Ему не просто нравилось изображать что-то на глазах у толпы. Нравились использовать особые интонации и специальные жесты, которым его научили Ярл, Малыш, и парочка скоморохов. Попутно, он учился быть королем. Изображать величие и всезнание. Повелевать толпой, слушать ее, подчиняться ее желаниям, и через это, ей же и управлять.
Ярл же просто развлекался. Посмеиваясь и над верящей любой произнесенной глупости толпой, и над самим собой, эту глупость произносящим. Ибо ему, с его огромным опытом, учиться уже было нечему.
