Манко:
Ужели не мерещилось мне это?
Иль впрямь со мною предки говорили?
Нет, видимо я чичи перепил.
Встаёт, и уходит.
Занавес.
Действие второе.
Сцена первая.
Богатый дом. За столом сидят Франсиско Писарро и Диего де Альмагро Старший. Они играют в карты. Над столом, за которым они сидят, висит карта Тавантисуйю и граничащих с ней земель. Писарро сидит в вальяжной позе, подложив ноги на стол или подлокотники кресла. Играя, оба временами поглядывают на карту.
Время от времени раздаётся стук в дверь, поначалу осторожный, а потом всё более и более настойчивый, но увлечённые игрой конкистадоры его как будто не замечают.
(Согласно уже устоявшейся традиции, актёры, изображающие белых людей, должны были мазать лицо мукой или краской. Писарро в данной пьесе от акта к акту изображали со всё более утолщающимся толстым животом, что достигалось подложенными подушками)
Писарро:
Ты проиграл, Диего, —
Это значит,
Что всё, что мы с тобой завоевали —
Моё владенье, а твоё же — Чили,
Который надобно ещё завоевать.
Говорят, те земли
Не менее богаты,
Но племена там злые.
(ободряюще похлопывает Альмагро по плечу)
Ничего, они ведь,
Как все индейцы,
Боятся ружей.
Альмагро Старший
Франсиско, ты не думал,
Что это несколько нечестно?
Писарро:
Чепуха! Ты знаешь, я не шулер!
Опять раздаётся стук в дверь.
Альмагро Старший:
Стучат.
Писарро:
Да шут с ним!
Я же знаю, это Манко,
Повадился ходить пять раз на дню
И лезть со всякой ерундой
К серьёзным людям.
Альмагро Старший:
Но может, всё-таки пустить мальчишку?
Писарро:
Да ну его!
Итак, отметим
Мой выигрыш!
Берёт красный карандаш и проводит по карте разделительную линию.
Договорились, вот Перу, вот Чили!
Что предстоит тебе завоевать.
Альмагро Старший:
Я, может, отыграюсь!
Писарро (с усмешкой):
Не на что!
Мне земли этих диких
И даром не нужны!
Давай-ка лучше выпьем,
Неси вина...
Альмагро Старший поднимается, идёт к двери, отодвигает задвижку и в комнату вваливается Манко. На нём алое льяуту с золотыми кистями и одеяние, положенное Сапа Инке, но, несмотря на это, вид у него отнюдь не величественный из-за растрёпанности. В руке у него кипу. Альмагро, глядя на Манко, хитро усмехается себе в усы.
Манко:
Наконец-то! Я почку коки
стоял под дверью
Стучал,
но вам, похоже,
не слышно!
Писарро:
Ещё бы постоял!
Манко:
Но я пришёл по делу.
Ведь наступает время орошенья, и нужно
Проверить трубы,
прежде чем по ним пойдёт вода.
Писарро:
А мне-то что за дело?
Манко:
Люди, которые должны заняться этим,
Строят — для вас хоромы, господа!
Ты отпусти их,
хотя бы дней на 20...
Писарро:
Что так долго?
Манко:
Но ведь нужно
всё тщательно проверить,
Да и потом немного отдохнуть.
Писарро:
Они не господа и обойдутся
Без отдыха!
А двадцать дней я ждать не стану!
Манко:
Ну, хорошо, пятнадцать...
Писарро:
Ни дня не дам! Желаю,
Чтоб мой дворец достроен и отделан
Как можно лучше и быстрее.
Работают пусть днями и ночами!
А если эти свиньи
желают отдыхать,
Приставлю
я к этим лодырям надсмотрщиков с бичами.
Манко (с ужасом):
Как так можно!
Они же люди,
Разве их вина,
что работ так много...
Писарро:
Ну, я не понимаю,
Что за дело
Тебе до них.
Ты — царь, они — рабы.
Манко:
Они мне братья!
Я поклялся
Заботиться о них,
Когда мне это льяуту вручали.
Писарро:
Ты что, всерьёз?
Манко:
Конечно!
Ведь клятву надо соблюдать!
Альмагро Старший (в сторону, про себя):
Нашёл кому ты это говорить
Франсиско
когда-то клялся в дружбе мне...
Да где теперь те клятвы....
Писарро:
Лишь мальчика,
Не знающий ни жизни, ни людей,
Способен лишь
нести такую чушь!
Альмагро Старший:
Да полноте... к чему над ним глумиться,
Не так уж много просит он,
Дворцы и в самом деле подождут.
Ведь ты когда-то пас свиней, Франсиско,
Сам знаешь, даже свиньям кров и пища
Порой нужны,
чем хуже эти люди?
Писарро:
Нет, я должен,
Подать ему урок!
Пусть понимает, что его заботы
Нелепы и смешны...
Манко:
Но что же в них смешного?
Писарро:
Скажи,
чтоб умолить меня,
Ты встал бы на колени?
Манко:
Если нужно...
Становится на колени. Сидящий Писарро разражается издевательским смехом. В течение последующей длинной речи Писарро Манко так и стоит на коленях, время от времени утирая слёзы.
Писарро:
Как ты жалок!
Послушай,
Я родился незаконным.
Мальчишкой
я пас свиней на родине в Трухильо,
Был много лет наёмником бездомным,
Ну а теперь совсем иное дело:
Я в роскоши купаюсь,
Принцессы крови
со мною делят ложе,
И ты, потомок древних королей,
Стоишь передо мною на коленях.
И я всего добился сам,
Всего достиг своим умом, талантом
И знанием, что движет этот мир.
Иные думают, что короли
всевластны.
Но настоящие властители земли
Не короли, банкиры.
Ведь пред теми,
Кто овладел богатствами земли,
И короли
Склоняют головы.
Богатство достаётся не трудом.
Кто честно трудится, лишь пот
Да и мозоли на ладонях наживают.
Богатство же,
будь то поля иль корабли,
Плантации с рабами
или златые прииски,
Даётся в руки лишь тому,
Кто взять рискнёт!
Да, больше наглости!
Узнал я,
что здесь живёт народ,
Не знавший пороха,
А значит,
Гром от ружей лучших воинов
Бежать заставит
В безумной панике.
И вот твоя страна теперь моя.
Так дева беззащитная,
лишившись
Отца и братьев,
Не может защитить свою невинность,
И ей овладевает первый встречный,
Так и твоя страна — теперь моя
по праву силы.
На последних словах Писарро становится в гордую позу, как будто изображая памятник самому себе. Манко, не вставая с колен, тыльной стороной ладони вытирает слёзы.
Писарро:
Ну, понял? Убирайся!
Манко (вставая с колен):
Да, я понял,
что власти у меня реальной нет.
Видать, меня зазря короновали.
Я,
как воин,
которого отправили на бой,
не дав оружья.
И как я посмотрю в глаза народу,
Перед которым я обманщиком невольным
Вдруг оказался.
Ах, зачем я Первый Инка...
Опять вытирает слёзы.
Писарро:
Как зачем?
Чтоб жизнью наслаждаться.
Тебе доступны яства и напитки,
Ты развлекаться с женщинами можешь.
Пока ты молод
и на лицо смазлив,
Тебе не нужно применять насилье,
не то что мне...
Чего ещё-то надо?
Манко:
Мне надо, чтобы мой народ
Не умирал от голода хотя бы.
Но если так и далее пойдёт,
Разрушатся системы орошенья
И опустеют наши закрома.
Когда бы знал мой прадед Пачакути,
Что наш народ от голода избавил,
Казалось, навсегда... что будет правнук
Вымаливать, как нищий, что по праву
Должно принадлежать его народу,
А коль не вымолит, то голод у порога...
Манко опять становится на колени и произносит:
О господин великий и могучий,
Ты отнял нашу честь и будь доволен,
Но нашу жизнь, молю, не отнимай!
Писарро (морщась):
Далась тебе забота о народе!
Тебя нужда и голод не коснутся,
А передохнет часть твоих людишек,
Так новых ваши бабы нарожают.
Альмагро Старший:
Ужель для человека царской крови
Судьба каких-то жалких мужиков
Важна настолько, что ты даже на коленях
Стоять готов?
Манко:
Потомки Солнца тем ведь и велики,
Что думали сначала о народе,
Потом лишь о себе.
В междоусобье
я прятался от гнева своих братьев,
И стол, и кров с простыми мужиками
Делил нередко...
Я нахожу в них больше благородства
Чем в белых людях...
Разгневанный, Писарро резко вскакивает, подбегает к Манко и наносит ему пощёчину.
Писарро:
Что ты сказал?! А ну-ка повтори!
Манко:
Они со мной своей делились пищей,
Они меня не били по щекам,
Стоять не заставляли на коленях
И видят честь в труде, а не в разбое!
Писарро опять наносит Манко пощёчину, тот продолжает:
Тебе я подчиняюсь от бессилья,
А бедный мой народ люблю всем сердцем.
Как жаль, что я бессилен им помочь,
Бессилен защитить от поруганья,
Я, опозоренный клятвопреступник...
Но всё же в сердце теплится надежда:
Пусть ждёт меня народное презренье,
Тиранов ждёт народная расправа.
Писарро:
Довольно говорил ты, уходи!
Ногами выгоняет Манко за дверь.
Занавес.
Второе действие.
На сцене Манко, плачет, закрыв лицо руками. На его одеянии видны отпечатки башмаков Писарро. Входит Диего де Альмагро Младший, с изумлением и сочувствием смотрит на плачущего Манко.
Манко:
Диего, друг, моя страна
Обречена.
Она погибнет.
Я плачу на её похоронах.
Диего:
Погибнет? Отчего же?
Мы, испанцы,
вам не желаем зла...
Манко:
Да это так. А если бы желали,
Я, может быть, сумел бы вас разжалобить хотя бы.
Но вы к нам равнодушны...
Так нога, идя по лугу,
растопчет и цветы, и мотыльков,
Им не желая зла
Так маленькие дети
Рвут крылья стрекозе и мотыльку,
Не думая о делаемой боли...
Не понимаешь?
Диего:
Нет!
Мы разве убиваем вас? Ничуть!
Да, после многих бедствий и лишений
Иные возлюбили роскошь...
Но разве ваша знать была чужда ей?
Что изменилось? Ведь крестьяне так же сеют!
Не всё ли им равно, кого кормить?
Манко:
Вы рассуждаете как шайка солдатни,
Что, женщину красивую приметив,
Её обступят и велят отдать
То, что давала лишь законному супругу...
Мол, "Не скупись!", "Чего жалеешь, дура!"
Да только солдатня порой способна
Не только опозорить, но убить,
Замучив до смерти...
Так вы с моей страной!
Диего:
То есть... мы слишком много грабим?
Может быть.
Писарро как с цепи сорвался, верно
Вознаградить себя за юность хочет
Забыв, что воину расслабляться ни к чему.
Манко:
Если б только это!
Нам завещали наши мудрецы:
Чтоб не было упадка в государстве,
Не допускать внутри страны торговли,
Она сгноит страну совсем как влага
Сгнояет дерево...
Диего (удивлённо):
Очень странно.
Никогда не слышал
я ни о чём подобном.
В науках, правда, я не очень сведущ,
Но слышал я, что наши мудрецы торговлю мнят
Источником богатств и процветанья!
Входит Альмагро Старший
Альмагро Старший:
Сыночек, собирайся!
Отправимся отсюда далеко
Вдвоём с Франсиско нам здесь стало тесно...
Диего:
А как быть с Манко?
Расстаться с другом было бы мне горько...
И страшно оставлять его
под властью у Писарро...
Альмагро Старший:
Ну, коли так, возьмём его с собой!
Манко:
Но как же можно мне свой трон оставить!
Альмагро Старший:
А лучше восседать на троне мёртвым?
Франсиско не сегодня-завтра
Тебя прикончит.
Мне жаль тебя, бери с собою жён
И отправляйся, будешь жить хотя бы...
Манко:
На что мне жизнь без чести!
Альмагро Старший:
Что такое честь?
Она лишь от молвы одной зависит.
Вот мы, нарушив клятву,
Засунули в петлю Атауальпу,
Но бесчестьем
для нас не стало это...
(с иронией)
Ведь известно, покойный был тиран и богохульник,
А значит, в том, чтобы его повесить,
Большого нет греха...
Да, любой поступок,
Легко себе находит оправданье,
И даже может подвигом предстать!
Позор твой не так страшен, собирайся!
(Манко порывается уйти).
Стой, прежде нам поведай о враге.
Ведь инки воевали древле в Чили?
Манко (охотно):
Известно мне немногое.
Мой прадед Пачакути
Задумал некогда пустыню оросить
И заселить её своим народом.
Но перед этим он послов отправил
К тому народу,
что за краем оной обитает.
Хотел он мира, получил — войну!
Случилось так, вожди того народа
Приняли миролюбие за слабость.
Послам они сердца повырезали
И съели, как велит им их обычай...
Конечно, наши предки
Почли такой исход за оскорбленье,
Решили мстить, войной на них пошли
И долго воевали безуспешно.
Альмагро Старший:
А в чём была причина неудач?
Манко:
Преданья говорят, что было трудно
Достаточно для войск доставить пищи.
Альмагро Старший:
Но ведь воин
еду себе на месте добывает!
Манко (с испугом):
Нет, грабить запрещает нам закон!
Альмагро Старший:
Вот дурни!
Ладно, с дикарями
Сумеем разобраться одной левой,
Ведь выстрелов боятся все индейцы!
Занавес
Действие Третье
Первая сцена.
На сцену выходит Манко, на голове у него по прежнему льяуту, царственный наряд его запылён, сбоку у него висит шпага, за плечами - аркебуза, но выглядит он вполне бодро и уверенно.
Манко:
О Родина любимая моя
С тобою был в разлуке я два года,
Но кажется, промчалось 20 лет.
Уйдя юнцом, я возвратился мужем.
Я многое познал в чужих краях,
Теперь владею шпагой, аркебузой,
И на коне скачу не хуже белых,
И тактикой ведения боёв
Владею...
Грустно и чуть тише
Когда бы этим знаньем
Владели бы отцовы полководцы,
К чему б нам был тогда позорный мир.
В углу сцены робко появляются старейшины.
Манко (заметив их):
Подходите, не бойтесь!
Те робко подходят и кланяются до земли.
Первый старейшина:
Отец наш, наконец-то ты вернулся,
О, как нам было худо без тебя!
Позволь поведать нам о наших бедах!
Манко:
Готов вас выслушать.
Первый старейшина:
Постигло разоренье нас страшнее
