Направив босые стопы сперва к выходу в коридор, а затем и к проходу на арену, мастер духовных искусств предвкушал встречу с существом, о котором (к стыду своему) узнал не столь давно. Сам этот турнир, с его участниками и зрителями, был для Шан Цунга исключительно ещё одной ступенькой к настоящему могуществу... Да и в исходе соревнования он не сомневался.
В годы своей молодости, прошедшие в эпоху больших потрясений, колдун был наивным глупцом, держащимся за мирские блага и почитающим слабаков, которые "по праву благородного происхождения" находились на вершине власти. Сейчас, с высоты прожитых лет, он прекрасно видел то, что короли, императоры, цари, а также их приближённые — это всего-навсего люди, которым повезло родиться в нужной семье. Крайне редко среди них рождаются достойные уважения личности, ну а те, кто заслуживают его верности — вообще никогда.
"Я более не склоню голову перед тем, кто слабее или глупее меня", — так решил старик, после падения его родины в большой войне, ставший изгоем и преступником, за головой коего охотились все кому не лень (правда шансов на то, чтобы получить этот трофей, воспитанник храма им не давал).
Шан Цунг был колдуном, но никогда не принижал пользу боевых исскуств... в конце концов, обе этих школы, зародившиеся в Китае, опирались на одну и ту же силу. Тренировки, узнанные у мастеров БИ, техники развития кудесников и железный самоконтроль, превратили его тело и душу в крепчайший монолит, а техника кражи жизненной силы, разработанная уже самостоятельно, дала отсрочку от наступления старости...
Выйдя на песок арены, старик окинул взглядом ликующую чернь... Нет, он не презирал простолюдинов, которые уже не раз доказали, что умеют убивать куда более сильных и искусных противников, но гораздо лучше справляются с изобретательством и строительством, но не считал их достойными сколь-нибудь большого внимания. Впрочем, если поставить рядом простого крестьянина, выращивающего пшеницу, а вместе с ним — юнца, который вышел на арену из противоположного прохода, предпочтение было бы отдано первому, так как второй во-первых, не приносит никакой пользы, а во-вторых, лишь повторяет то, что было изучено до него, даже не стараясь внести в искусство что-то новое.
"Таких как он сейчас называют... спортсменами. Глупое западное словечко, описывающее людей, которые тренируются для того, чтобы красоваться своим телом перед другими", — колдун не позволил себе даже скривиться, так как этот гордый мальчишка того не заслуживал, своим существованием лишь позоря своего достойного предка.
Пока противники сходились, Шан Цунг пробуждал память душ, которые были заточены в его теле. Чтобы познать методики шаманизма ему пришлось отправиться на материк красных людей, которые крайне неприязненно относились к европейцам, но идущего путём познания духа азиата приняли вполне дружелюбно. Именно там изгой узнал о Короле Духов, после чего стал сопоставлять факты, известные о других центрах цивилизации.
Выводы, к которым пришёл Шан Цунг гласили, что в мире существует некая организация, которая держит в своих руках политику целых стран, но что важнее этого — обладает неизмеримыми силой и знаниями. Косвенным подтверждением этого стало появление Ичимару Хосена, в кратчайшие сроки поднявшегося на вершину мира боевых искусств, превзойдя в этом и старого колдуна...
— Бой! — объявил англичанин, исчезая при помощи заклинания быстрого перемещения.
— Пришло твоё время, предатель, — указав на колдуна пальцем правой руки, заявил Лю Кен. — Теперь тебе не сбежать от правосудия.
"Сопляк... Ну кто же говорит перед боем? Неужели он надеется, что сможет меня смутить столь глупой провокацией?", — старик хмыкнул, оценивающим взглядом пройдясь по фигуре молодого спортсмена (мастером боевых искусств он не смог бы его назвать при всём желании... которого не было).
— О каких преступлениях говоришь мне ты, мальчишка, являющийся сыном предателей, присягнувших новому господину после гибели их императора? — вопрос был задан снисходительным тоном, а подкреплялся выражением искреннего любопытства на лице. — Или же хранить верность даже после смерти господина — это теперь преступление?
— Император востока был чудовищем, желающим залить кровью мир, и ненавидящим всех не людей, — пламенно заявил противник, вставая в боевую стойку. — Ты — последний его приспешник, продолжающий нести в себе учение ненависти и насилия.
"Серьёзно? Он правда в это верит? Расскажу Ва Сю, вот она посмеётся", — подумал про себя Цунг, перед внутренним взором коего промелькнул образ чёрной лисицы-оборотня, в человеческом облике сохраняющей звериные уши и хвост, которая была его спутницей уже почти пять лет (со зверянами наладить общение так и не получилось, так как делиться знаниями они не спешили, но вот один из кланов нелюдей Северного Китая оказался не столь разборчивым...).
Решив, что на этой ноте с разговорами можно и покончить, тем более, что эту новомодную традицию колдун искренне презирал, мужчина стремительно шагнул вперёд, выбрасывая правую руку в сторону лица мальчишки. К своей чести Лю Кен успел среагировать, пусть движение и было произведено на предельной для его восприятия скорости, так что левая ладонь уверенно отвела атакующую конечность в сторону, а правый кулак, укреплённый до состояния оружейной стали, устремился в открытый живот... чтобы слегка чиркнуть по коже старика, развернувшегося к нему правым боком.
На какую-то секунду мальчишка провалился вперёд, не встретив на пути удара никакого сопротивления, но этого оказалось достаточно, чтобы левая ладонь Цунга впечаталась ему в лицо, всплеском духовной энергии сминая хрящи носа и буквально взрывая правый глаз. Голова юнца, слишком сильно поверившего в свои силы, откинулась назад, а из раскрытого в беззвучном крике рта вылетели капли слюны.
— Ты не так уж плох, — заметил колдун, разворачиваясь к противнику всем телом, одновременно с тем нанося удар коленом левой ноги в живот, при этом используя только укрепление и физическую силу. — Мир боевых искусств — это не игра. Либо ты запомнишь этот урок, либо погибнешь,
Последние слова произносились уже распростёртому на песке телу, на изуродованном лице коего застыла маска боли и страха, а в единственном уцелевшем глазу читалось неверие. Появившийся с хлопком воздуха Англичанин, поспешно создавший между противниками прозрачный барьер, будто бы боялся попытки добить проигравшего, объявил старика победителем, а затем вызвал на арену целителей.
"Жаль, что повреждения ему исцелят, скорее всего даже следа не оставив", — проводив взглядом санитаров с носилками, подумал Шан Цунг, искренне сожалеющий о том, что талантливый парень (сумевший избежать первого удара настоящего мастера БИ, ещё при его деде бывшего опасным противником) скорее всего так и останется спортсменом, а не вырастет в воина.
Взгляд победителя сам собой поднялся к ложе комментаторов, где вместе с ещё одним представителем посредственных наследников древних родов, сидел и щурил глаза Ичимару Хосен. Его внимание ощущалось как холодный ветер, пробирающийся под кожу и обжигающий нервы, а от всей фигуры, пусть и кажущейся расслабленной, веяло силой и угрозой...
"Угрозой, которую для ребёнка представляет сытый тигр, отдыхающий на солнце и не обращающий внимания на добычу, пока та не решит подёргать его за усы", — очень неприятно было сравнивать себя с тем самым ребёнком, собирающимся привлечь внимание хищника.
...
— Какой неожиданный исход! — воскликнул Мен Тао, когда Лю Кена уносили с арены. — Молодой мастер, столь великолепно показавший себя в первом поединке, столь же бесславно пал в полуфинале от рук Шан Цунга! Кто мог предсказать подобное?!
— На мой взгляд — результат закономерен, — произношу негромко, но мой собеседник всё же снизил накал страстей в своём голосе.
— Что вы имеете ввиду, господин Хосен? — китаец всем видом излучал интерес и нетерпение (предыдущие схватки его так не будоражили).
— Шан Цунг — воин старой закалки, который первым же ударом бьёт так, чтобы противник не поднялся, а вторым — проводит контроль, — развожу руками, словно бы говоря "А вы чего ждали?". — Лю Кен же, пусть и показал великолепную скорость, прекрасную технику и неплохой запас сил, но в его действиях явно читалась недооценка противника. Да и удар, насколько я могу судить, не нёс в себе цели убить-покалечить.
— Господин Хосен, что вы говорите?! — насквозь фальшиво возмутился Мен. — Разве боевые искусства не учат тому, что каждая жизнь бесценна?
— Снисхождение себе может позволить только тот, кто обладает подавляющей силой, — слегка усмехаюсь, заметив как на миг скривилось лицо собеседника. — Отец, борющийся с малолетним сыном; опытный мастер, проводящий учебный бой с учеником... Но Лю Кен не обладал подобным превосходством в этом сражении, однако же позволил себе начать бой не в полную силу, за что и поплатился. Впрочем, тем лучше для нас: в финал турнира вышли самые умелые, сильные и... жестокие воины.
"Хаято Фуринзи и Шан Цунг. Это будет по настоящему интересно", — пусть и первый, и второй бойцы едва-едва дотягивают до звания джонина, которое присваивалось в годы моей молодости в Конохе, но для современных людей — это уровень чудовищ.
Японец успел показать технику, позволяющую буквально взорвать противника, используя его собственную жизненную энергию, при этом двигаясь на скорости близкой к звуковому барьеру. Китаец же демонстрирует филигранный контроль над духовной силой, что позволяет ему двигаться едва ли не быстрее второго финалиста, нанося исключительно точечные повреждения (ударом, который принял Лю, можно было расплющить голову, взорвать её, ну или просто снести с плеч, а вместо этого парень получил легко лечащиеся травмы).
— Карин, передай целителям, чтобы оставили полуфиналисту напоминание о его поражении, — не оборачиваясь на зверянку, произношу негромко, точно зная то, что она меня услышит.
— Сию минуту, господин Хосен, — подтвердила то, что поняла приказ лисица.
— Вам не кажется это жестоким? — вскинул брови Тао, переводящий дух перед новым сражением, участники коего уже находились на песке стадиона.
— Отнюдь, — пожимаю плечами. — Было бы жестоко отнять такое напоминание. Тем более, что глаз и нос всё равно будут восстановлены... ну или заменены.
Тем временем Хаято и Шан уже стояли в пяти шагах друг от друга. Их позы были расслабленными и почти зеркальными (руки опущены вдоль тела, правая или левая нога выставлена чуть вперёд), а в воздухе чувствовалось почти видимое напряжение. Зрители замерли, немигающими взглядами уставившись на финалистов, опасаясь моргнуть и пропустить развязку всего турнира.
"К сожалению, всю прелесть этого соревнования вживую могут оценить только мастера, ну и люди, развившие духовную силу и восприятие до уровня старших учеников БИ. Остальным придётся удовольствоваться только замедленными иллюзиями, сопровождаемыми подробными пояснениями специалистов. М-да, зрелищность из-за этого сильно страдает. Буду надеяться, что турниры Короля Шаманов и Пяти Волшебников окажутся более интересными для народа", — едва в моей голове сформировалась эта мысль, как финалисты нанесли свои удары...
Примечание к части
Всем добра и здоровья.
Кто должен победить по вашему мнению?
1) Хаято Фуринзи.
2) Шан Цунг.
Не забывайте, что плюсики и отзывы вдохновляют автора писать.
Глава 100
Хаято Фуринзи стоял на песке арены, немигающим взглядом смотря на своего противника. Если выпавший ему на полуфинал Юдзиро Ханма был похож на хищного зверя вроде льва, тигра или медведя, то Шан Цунг напоминал змею... ну или дракона, от которого ощутимо тянуло холодом и тленом.
Когда-то давно учитель говорил, что понять противника можно лишь в сражении с ним... Хаято же считал, что порой достаточно и взгляда глаза в глаза перед боем, если враг сам не стремится скрывать свои намерения. Воспринимать же старого китайца, в определённых кругах успевшего стать легендой при жизни, Фуринзи мог только как врага.
Двигаться они начали почти одновременно, с погрешностью в десятую долю секунды, но это едва не стало концом, так как удар раскрытой ладонью с согнутыми на манер когтей пальцами, направленный в грудь, блокировать уже было поздно, а отводить руку — опасно (предыдущий бой показал, к чему это может привести). Пришлось делать шаг влево и вперёд, попутно разворачивая корпус так, чтобы оставаться лицом к Шан Цунгу, одновременно с тем нанося удар ребром правой ладони в плечо, желая передать импульс вибрации по всему телу (в обычном состоянии жидкость, из которой состоит организм, служит защитой от повреждений, но её же можно использовать для того, чтобы нанести вред сразу всему организму, если удастся передать заряд вибрации).
Китаец оказался слишком опытным, чтобы купиться на столь простой трюк: вместо того, чтобы остановиться и развернуться к японцу лицом, он ускорился, совершая дополнительный рывок вперёд используя собственную инерцию, чтобы выйти из зоны поражения. Лишь оказавшись на расстоянии полутора вытянутых рук, старик крутанулся на пятках, зарываясь ногами в песок для торможения.
Пришла очередь Хаято атаковать: шагнув вслед за врагом, он начал импульс от пятки левой ноги, разгоняя энергию по загудевшим будто струна мышцам голени, с щелчком распрямившемуся колену, затем через затвердевшее будто камень бедро, через таз к животу, правую половину груди в плечо правой руки, предплечье и наконец кулак. Движение было настолько стремительно, что в воздухе прозвучал отчётливый хлопок и разошлась несильная ударная волна... но противник лишь подставил раскрытую ладонь, подавляя весь разрушительный импульс встречной вибрацией жидкости в теле.
— Так вот как ты это сделал, — хмыкнул Шан Цунг, раскрытой ладонью второй руки нанося внешне несильный хлопок по предплечью Фуринзи.
"Он понял как проделать приём, лишь раз увидев его исполнение?", — отскакивая назад, все волевые силы бросая на подавление взбунтовавшейся жизненной энергии, с неверием подумал японец...
— Кажется, я что-то сделал не так, — склонил голову к плечу китаец, холодными глазами наблюдая за противником, который должен был опасть на песок кровавой взвесью.
"В отличие от Юдзиро, я не перекачивал своё тело энергией, выводя его на предел сил. Худшее, что мне грозило — повреждение внутренних органов и сосудов, которые той же энергией и восстановятся. Я бы не стал применять приём, в действии коего полностью не разобрался, и против которого не имею противодействий", — вслух, разумеется, Хаято ничего говорить не стал (всё же они находились на поле боя, а не на страницах популярных детских книжек с картинками, которые стали выпускать печатные дома Японии).
Однако же и старый китаец решил заговорить отнюдь не из любви к болтовне: применение ранее неизвестных приёмов, воссозданных исключительно по наблюдениям за колебаниями энергий и полученным эффектам, не далось без вреда для себя. Требовалось получить хотя бы несколько секунд, чтобы восстановиться при помощи техник кудесников.
