— Это я понимаю очень хорошо. А что делает личная охрана падре Паоло так далеко от того, кого ей надобно охранять?
Микаэль потянулся за рубашкой, одеваясь, и, опираясь на Андреса, встал. Травник с большой радостью оставил бы этих защитников и отправился с Сеем в совершенно другую сторону... На Север... Вот только Себастьян такого путешествия не переживет точно. А значит — пока им всем по пути. И, скорее всего, нужно думать, что он будет делать, если вернется в монастырь.
-Мне нужно осмотреть рану... Не разошлись ли швы. И... Ему покой нужен... И тишина.
— Охрана не всегда состоит в том, чтобы прикрывать тело от прямого нападения, — парировал Ксавье. — Осматривайте, мы будем тише мышек.
— Я в этом даже не сомневаюсь...Травник подошел к лежащему на кровате аббату, а потом опять обернулся в Андерсу.
— Вас, я думаю, безполезно просить оставить нас? Тогда, может, хоть ваши люди выйдут? Комната маленькая... А ему дышать тяжело... Чем меньше людей вокруг сейчас — тем дучше.
— Я тоже могу выйти. Я Вам не конвоир, — пожал плечами Ксавье и вышел, махнув Мартину и Ливо следовать за ним.
Помявшись с ноги на ногу, Сей, все это время молча слушавший разговор, тихо поинтересовался:
— А мне тоже лучше выйти? Я.. мешаю? — уж очень не хотелось отходить от аббата и Микаэля, но если так будет лучше...
— Ты не мешаешь... Да и мне помощь нужна...Ох, только... Забыл совсем — мне вода горячая нужна. Скажи кому там, пожалуйста... И бегом сюда — будем его перевязывать.
Микаэль подождал, пока Сей выйдет, и потянулся к сваленным у кровати сумкам. Достал маленькую склянку, завернутую в кусок полотна и, откупорив крышку, склонился над Себастьяном. Травник понимал, что рано еще приводить его в сознание, что рана будет болеть и лучше-бы подождать еще... Но, Микаэль хотел знать, а так уж ли желает аббат возращения в стены монастыря. И не будет ли это для него еще хуже смерти. Разговор с Сеем у озера монах помнил весьма хорошо, и не знал, что ему думать.
— Отче... Отче.... Это — я, Микаэль... Пить хотите?
Голос поднимался со дна ада... Ветки, почерневшие от холода раздвигались ледяной рукой. Воздух был морозным, и Себастьян боялся вздохнуть, потому что тогда возвращался огонь, что лился с небес божественным прощением. Он черным смирением растекался по внутренностям, он возрождал воронку, по которой кружится жизнь, принесшая столько боли и столько отчаяния.
Глаза не желали открываться, но аббат заставил веки открыться, ничего не понимая, почти не видя. В пелене мертвых ветвей к нему склонилось лицо Микаэля. Светлое пятно, широко открытые глаза. Вопрос. Пить...
— Дай, — тяжелый хрип.
Травник потянул с себе бурдюк с водой, но, тут же замер в нерешительности... Себастьян был так слаб, что сам пить вряд ли сможет... А вода, да еще с каплями лечебного настоя — она в самый раз будет.
— Сейчас... Сейчас напою.
Микаэль достал еще одну бутылочку и капнул из нее несколько капель в воду. По комнате разнесся запах восточных пряностей. Монах набрал в рот немного воды с растворенным в ней снадобьем и осторожно прижался губами к губам Себастьяна, раскрывая их и отдавая воду.
Аббат почти не чувствовал тела, он жадно проглотил воду и принял поцелуй. Происходившее казалось туманным сном. Боль... Разрастающаяся и резкая. Дышать, но задыхаться.
— Смерть, — новый хрип, отчаяние... — Как?
Грохот падающего таза и вода, медленно растекающаяся по полу.
Как, почему? Сей просто не верил своим глазам, наверняка этому есть объяснение... Но как же больно, ведь Микаэль был единственным человеком, которому Сей доверял, он знал о его чувствах, так почему?...
Резко развернувшись, мальчик вылетел из комнаты, врезаясь в кого-то, пробормотав слова извинения и выбежав прочь из церкви. Иначе он бы просто задохнулся.
Ксавье, ходивший в раздумьях по двору, едва успел отловить вновь стремглав куда-то мчавшегося мальчишку.
— Стой! Что случилось? Падре плохо?! — он сжал плечи Сея, явно снова находившегося в истерике, и предположил самое плохое.
Мальчик только замотал головой.
— Нет.. не знаю, пустите... Не в этом дело... — Дернулся, желая сейчас оказаться где угодно, хоть в лагере, где беспорядки, но только не здесь. — Пустите же меня!
— Да что произошло?! — Ксавье сгреб этого странного юношу, почти ребенка, в охапку и прижал к себе, явно не собираясь никуда отпускать, — Куда тебя пустить? Ты и себя погубишь и нас, если вдруг наткнешься на тех, кто нас ищет.
— Ни.. Ничего.. — Сей с огромным трудом выдавил это из себя, глотая слезы и понимая что ему вряд ли поверят, но... — Мне нужно.. На свежий воздух.... — Цепляясь за чужую рубашку и даже не замечая этого, он старался глубоко дышать, пытаясь перестать плакать.
— Ну пойдем прогуляемся, только со мной, ладно? Эй, ты что, плачешь? — Ксавье рискнул ослабить объятия, когда мальчик начал за него цепляться сам, и, заглянув в лицо, стер пальцами слезы с мокрых щек, — Расскажи мне... ты боишься за падре? Не бойся, он в надежных руках, Микаэль гениальный лекарь, падре поправится.
На последние слова Сей хотел было хмыкнуть, но у него получился только жалобный всхлип.
Он кивнул, отстраняясь от Андреса и всем видом показывая, что он не будет больше убегать.
Вдохнув свежего воздуха, Сей почувствовал, как к его горлу снова подкатывает ком и он быстро зашагал прочь от церкви не разбирая дороги. Хватит уже на сегодня слез.
— Ну куда ты опять? — Ксавье догнал уходящего, шмыгая носом, мальчика. Он лично не был так уверен, что Себастьян выживет, но сейчас он готов был лицемерить, чтобы успокоить истерику беспокойного монашка. Он выглядел таким по-детски наивным и беззащитным, что его хотелось поймать в объятия и укачивать, как ребенка. Однако мужчина уже убедился, что тот не так прост, как кажется. Он поймал руку Сея и переплел с ним пальцы, потянул к себе, погладил другой рукой тыльную сторону тонкой ладошки.
Удивлено, скорее по инерции, мальчик дернул свою руку обратно но, убедившись, что держат его крепко, только вздохнул.
— Хорошо, хорошо, я больше не убегаю. Поблизости есть речка? Или озеро? Я бы хотел умыться... — Сей сам удивился, как спокойно звучал его голос. Он думал, что стоит ему открыть рот и слезы вновь поткут, но нет... Вот бы и в душе все стало таким же безразлично — спокойным.
— Да, есть небольшой пруд, но у падре Ливо на дворе колодец. Можно умыться чистой и подогретой водой там.
— А вы не могли бы проводить меня все же к озеру? Я бы и искупался заодно... — конечно, лезть в воду в такую погоду не было никакого желания, но лучше это, чем возвращаться в церковь.
Ксавье скосил глаза на мальчика и в них что-то блеснуло.
— Ну хорошо, идем. Ты мне так и не расскажешь, почему не хочешь возвращаться назад?
Они пошли позади рядком расположенных низеньких домиков с темными окнами. Было глубокая ночь и вся деревушка спала, только кое-где иногда подавали голос собаки, почуяв чужаков.
Пруд располагался в небольшой рощице за деревней. Луна освещала темную гладь маленького, почти идеально круглого водоема. Он был неглубокий и вода за день прогревалась на солнце, но воздух ночью был прохладен и над водой собирался легкий туман.
Поежившись, мальчик решительно принялся скидывать с себя одежду, так и не ответив на вопрос Анреса.
— Может, вы все же отвернетесь? — оставшись в одной нижней рубашке, Сей нарвал себе листьев, недовольно представляя, каким зеленым он будет потом. Но мыло-то никто не подумал захватить... Такие бытовые мысли позволяли отвлечься от той боли, что сейчас царила в его душе. Будто желая избавиться и от нее, мальчик довольно резко стянул и рубаху и, не раздумывая, с разбегу прыгнул в воду, сразу погружаясь с головой.
Вода была ледяной, а еще навевала воспоминания о том злополучном неудавшемся самоубийстве, так что Сей вынырнул, нащупав ногами дно, и стал ожесточенно оттирать себя листьями радуясь что темно и он только завтра увидит, какой он теперь зелененький.
— Отвернуться? — брови Ксавье взлетели вверх. — Ты же вроде не девушка. С какой стати отворачиваться? — он с еще большим любопытством окинул тонкую фигурку мальчика, но тот уже с разбегу кинулся в воду. Ксавье уже умылся немного во дворе, пока все равно делать было нечего, и новых водных процедур не жаждал. Он сел на берегу и стал наблюдать за Сеем, жуя травинку.
Сей стоял к нему спиной и пусть опустилась глубокая ночь, но на светлой коже можно было легко разглядеть рубцы от ударов хлыстом, которых мальчик старался все же не касаться, а если и дотрагивался, то тут же отдергивал руку, будто ему больно или, по крайней мере, неприятно.
Натерев себя листьями, Сей еще раз окунулся и все же пошел к берегу, дрожа от холода и жалея, что у него нет даже полотенца. Похоже, нижней рубашкой придется пожертвовать. А так же надеяться, что его ночное купание не отразится на здоровье, и он не простынет.
— Надо было все-таки во дворе умыться, — Ксавье резко поднялся на ноги, скидывая мундир и стаскивая с себя рубашку. — Иди сюда, — он начал сушить его собственной рубашкой, а потом как-то незаметно ткань сменили горячие ладони, растирающие плечи, спину, не обращая внимания на свежие рубцы, ягодицы, бедра. — Где тебя так отхлестали? Что мог такой малыш сделать, чтобы так наказывать? — как бы между прочим спросил он и потянулся за мундиром, чтобы накинуть его на Сея.
Тот то краснел, то бледнел, слабо пытаясь вырваться из горячих рук, что согревали... Но это было так постыдно, неправильно и странно, что мальчик только и сумел, что закутаться в мундир, даже не разобравшись, что это и чья одежда, да и ответить на вопрос.
— За то, что без разрешения вошел в комнату аббата и принес цветы...
— Ну и нравы у вас в монастыре, — покачал головой Ксавье, хотя у него у самого весь торс был исполосован шрамами от гораздо более тяжелой плетки, да и следов от старых ожогов было полно. — Ты дрожишь, надо согреться, а то простудишься и в нашем лазарете на колесах прибавиться лежачих, — он бесцеремонно забрался руками под мундир, — Сейчас станет тепло, — усмехнулся мужчина, гладя мальчика обеими руками, одной сзади вдоль позвоночника и по маленькой аппетитной попке, а другой спереди — по груди и животу, иногда спускаясь до неприличия низко.
Сей даже растерялся от такой наглости.
— Прекратите, я же монах! И не девушка, как вы могли заметить, так что перестаньте! — Вот только тело реагировало совсем не так, как хотелось бы мальчику, что заставляло кровь прилевать к щекам — да и не только к ним, а сам мальчик не знал, куда себя деть от стыда. — Да пустите же вы наконец...
— Чего ты испугался? — быстрым хриплым шепотом забормотал Ксавье, он, конечно же, заметил реакцию мальчика и лишь внутренне усмехнулся: — Я же тебя просто согреваю. Ты же не хочешь простудиться? Падре Ксанте и так болен, у него легкое пробито, еще заразы ему не хватало рядом, — он притянул Сея к себе, прижимая к обнаженной груди, широкая ладонь легла сзади на бедро, удерживая, чтобы не думал сбегать, и одновременно гладя, ныряя на чувствительную внутреннюю сторону и проводя вверх между ногами.
— Вы знаете чего... — Все его протесты казались смешными — молодое тело, полное гормонов, откликалось на любую ласку, и Сей дрожал в объятьях мужчины, вот только отнюдь не от холода. — Прошу вас...
— Тихо-тихо-тихо, ничего страшного не будет. Просто согреешься, расслабишься, никто не узнает. В этом нет ничего такого, — шептал Ксавье целуя мальчика в шею, вытягивая полы мундира из тонких пальцев и следуя губами в открывавшуюся полоску кожи.
— Но... — Сей уже не сопротивлялся, понимая тщетность попыток. А шепот Андреса, его ласки. Они обещали забытье хотя бы на один вечер, на одну ночь о том, что он видел. Хотя что по сути он видел? Как Микаэль целует аббата? Ведь этому можно найти массу объяснений, вот только Сей не желал ничего слушать, решившись раствориться в ночи о которой потом, наверняка пожалеет.
— Не бойся, маленький, я тебя только поласкаю и согрею, ничего страшного не будет, — продолжал утешительные речи мужчина, выводя языком восьмерки на животе Сея, упругий горячий язык толкнулся в ямку пупка несколько раз, пока ладони мяли ягодицы. Сей уже не сопротивлялся и перестал лепетать протесты только шумно дышал. Его возбужденная плоть говорила о том, что маленькому монашку нравятся мужские ласки. Ксавье погрел дыханием розовый бутончик головки, выглядывающий из складочек кожи, лизнул, а потом вобрал в рот, чуть посасывая.
Тихий стон удовольствия был ему ответом. Тонкие пальчики уже не удерживали камзол и тот окончательно съехал с плеч и упал на землю. Вот только разгоряченное тело не чувствовало холода. Сей поджимал пальчики на ногах, тихо стонал и нетерпеливо поддавался к ласкающему мужчине.
Какие уж принципы и раздумья, когда так нежат и ласкают, что вот-вот ноги не удержат?
Ксавье подхватил разомлевшего мальчика под ослабевшие коленки и уложил на упавший на землю камзол, одновременно целуя, куда придется, и поправляя импровизированную подстилку под спиной. А потом снова спустился вниз, ведя влажную извилистую дорожку языком. Ладони погладили по голеням, добрались до ступней.
— У тебя пяточки совсем замерзли, — он закинул его ноги к себе на плечи, принялся целовать внутреннюю сторону бедер, поднялся до паховых складок и стал вылизывать языком тончайшую кожу, чуть прикусил мошонку, поднял таз мальчика еще выше, раздвигая ягодицы и лаская языком ложбинку, обводя упругое колечко мышц, щекоча его самым кончиком.
Перед глазами все плыло, каждый кусочек кожи, которого коснулись чужие губы пылал, с губ срывались тихие стоны... Сей сходил ума от удовольствия, выгибаясь на встречу гвардейцу, бесстыдно позволяя касаться себя в самых интимных местах. Когда губы Андерса спустились к его паху, мальчик совсем потерял над собой контроль, а стоило языку коснуться его колечка мышц все напряжение, что скопилось в нем за последнее время выплеснулось удовольствием и тихим полу стоном полу шепотом
— Себастьян... — Сей как-то обмяк на камзоле, теряя сознание.
Ксавье тихо рассмеялся — мальчишке оказалось так мало надо, а вот то, чье имя он выдохнул во время оргазма кое-кто прояснило. Мужчина секунду поколебался — насколько опасно монашку полежать на земле еще пару минут? Потом все же решил, что простудиться тот не успеет, накинул на него его собственную одежду, а сам распустил шнуровку на штанах и, прикрыв глаза и облизывая губы, начал быстро и методично доводить себя до разрядки.
Приоткрыв глаза после внезапной потери сознания, Сей ужасно смутился, закрывая их обратно и после секундного раздумья — притвориться, что он и дальше без сознания и ничего не видел или все же взять ответственность на себя, Сей выбрал второе и приподнялся на локтях.
— Может, вам помочь? — а сам красный — красный, не знает, куда себя девать после такого предложения.
Рука Ксавье замедлилась, он посмотрел на Сея, ничуть не стесняясь и лишь лукаво усмехаясь.
— Ммф... мне тут кто-то только что говорил, что он монах.