— Он сын Олефира, и неизвестно, что из него вырастет! Кевин необычный маг и...
— В чём его необычность?
— Он — полукровка, а сочетание магий двух миров всегда опасно и не сулит нам ничего хорошего. В Лайфгарме и так предостаточно странных магов: ты, Дима, Хранительница и этот непонятный Солнечный Друг...
— Ещё и королева Мария. Я видел её магию. Невероятное зрелище!
— Она — маг?
— Да.
— Час от часу не легче. Значит, за исключением Ричарда, в вашей компании все маги, — задумчиво произнёс Корней. — Это неправильно, что вы собрались вместе.
Артём откинул голову и зло расхохотался:
— Ты верен себе, высший маг. Почему ты против нашей дружбы?
— Я бы хотел, чтобы вы поубивали друг друга. Особенно ты и керонский выродок!
— Спасибо за откровенность, но зачем тогда вы растили нас? Убили бы детьми и все дела.
— Ты прав. Жаль, что мы этого не сделали — вздохнул Корней и скрестил руки на груди: — Значит, так: если не собираешься меня убивать, я, пожалуй, вернусь в УЛИТ. Пока, Тёма.
Маг-учитель исчез, а Артём потянулся, встал и враждебно посмотрел на трон:
— Вот так погулял... И что теперь делать? Не самому же, в самом деле, править! — Временной маг сконфужено зыркнул по сторонам, словно надеясь отыскать кандидата на лирийский престол, чертыхнулся и заорал: — Дима!!!
Дмитрий появился мгновенно.
— В чём дело?
Взгляд бело-голубых глаз замер на лице Артёма, и тот невольно поёжился: от друга исходила взрывоопасная смесь агрессии и симпатии.
— Что случилось, Тёма? — с нажимом повторил Дмитрий, и, тяжко вздохнув, временной маг ответил:
— Я тут Лирию правления лишил. Нечаянно!
— Доигрался. Зачем ты сюда пришёл?
— Сюрприз хотел тебе сделать.
— Вот спасибо!
— Не ворчи, пожалуйста. Я же не знал, что так получится. Я пришёл — а они разбежались. И Корней.
— А что Корней?
— Тоже ушёл. — Артём склонил голову к плечу и улыбнулся. — Сделай что-нибудь, а? Ты же не оставишь меня в Литте?
— Только это на ум и приходит.
— Не надо! Подумай о лирийцах. Зачем им сумасшедшая Смерть на троне?
— А ты держи себя в руках и всё будет в порядке.
— Я не могу! Я безумец!
— Симулянт! Пользуешься моей добротой, — с досадой покачал головой Дмитрий. — Так и быть, выручу.
— Вот спасибо! — возликовал временной маг, подскочил к трону и рукавом плаща протёр сидение. — Садись, пожалуйста.
— Стань невидимым и стой рядом! Запомни: один звук, и ты — царь! — Артём нервно кивнул и растворился в воздухе, а Дмитрий рявкнул: — Маршала Крейна ко мне!
— Кто это?
— Идиот! Ты же правил страной целый год! Крейн был моим наместником в Лирии, когда твой великий магистр сбежал в Камию, а ты — следом. А сейчас заткнись и позволь позаботиться о судьбе лирийского народа. Кстати, доклады маршала будешь выслушивать лично.
— А какие цветы любит Розалия? — озабоченно поинтересовался Артём.
— Даже не думай!
— Прости, но я не царь, я — убийца...
— Я тоже, ну и что?
— У тебя есть Розалия, а я один-одинёшенек. — Временной маг жалобно всхлипнул. — И с малым ребёнком на руках!
— Это ты про Веренику? Лучше молчи!
— Молчу, молчу, — быстро сказал Артём, но через секунду снова заскулил: — Дим, а Дим, можно я хоть проконсультируюсь у Валечкиной мамы?
— А может, вернём на трон Веренику и избавим тебя от возни с ребёнком?
— Это запрещённый приём! Вечно ты применяешь ко мне силу. А я, между прочим...
— Заткнись, Крейн идёт, — шикнул Дима, и временной маг умолк.
Глава 6.
Брат Смерти.
Покинув гостевые апартаменты, дабы не мешать детишкам "лечить" Кевина, Валентин уверенной походкой направился к покоям матери, а в голове, сама по себе, без натуги и напряжения, складывалась вдохновенная речь о целительских подвигах в Камии. Валечка даже припомнил пару особо сложных случаев, что без сомнения могли заинтересовать кардиолога с многолетним стажем. Правда, пользовал больных он при помощи магии, но Розалия Степановна никогда не чуралась новаторских методов, так что блудный сын надеялся произвести своей речью фурор. И, в кои веки, получить одобрение мамочки.
Валентин кивнул проходящему мимо слуге, кажется, его звали Вальтер. В бытность шутом землянин пару раз распивал с ним вино, а собутыльников, с которыми встречался хоть единожды, он запоминал. Вальтер ответил на приветствие сдержанным кивком и с достоинством прошествовал мимо, на что Валя лишь пожал плечами и толкнул сразу обе двери, ведущие в покои матери. Он хотел обставить своё появление с особой торжественностью и, переступив порог, громко воскликнул:
— Я вернулся, мама!
Валентин вскинул руки, словно, выйдя на сцену, приветствовал публику, по инерции сделал несколько шагов и замер, растерянно хлопая глазами: серьёзная и неприступная Розалия Степановна сидела на коленях у Витуса, нежно обнимала его за шею и что-то нашёптывала на ухо.
— Вот те раз... — только и смог выдавить Валентин и сделал непроизвольный шаг к распахнутым настежь дверям. — Вы это... Извините за вторжение.
Розалия Степановна чмокнула гнома в щёку, поднялась на ноги и медленно повернулась к сыну. Лицо наместницы Смерти выражало сдержанное негодование.
— Валентин! Разве можно так врываться? Что подумают люди о твоём воспитании? Разве я не учила тебя стучаться, прежде чем войти?
Валя покраснел, как варёный рак, и перевёл взгляд на невозмутимого гнома, молча обещая ему предоставить весь спектр услуг гиены огненной. Но напугать Витуса игрой в гляделки было невозможно. В ответ на мечущиеся в глазах Валентина молнии, он лишь хитро улыбнулся и заявил:
— Ты просил позаботиться о матери? Я забочусь.
— Вижу... — проворчал Солнечный Друг и сделал ещё шаг к дверям: нужно было немедленно ретироваться с поля боя и осмыслить происходящее, желательно за кружкой доброго вина, а лучше — водки. — Я, пожалуй, зайду позже.
— Подожди! — Требовательный голос Розалии пригвоздил Валечку к месту. — Раз уж ты пришёл, хочу сообщить, что мы с Витусом поженились.
— Уже?
— Ты отсутствовал почти год, так что твоё "уже" — не уместно!
Щёки Валентина приобрели свекольный оттенок, а веснушки стали оранжевыми, как лайфгармское солнце. Витус впервые видел пройдоху-землянина скованным и смущённым и веселился от души.
— Можешь звать меня папой, — дружелюбно предложил он, чем вырвал у Валентина стон подстреленной птицы:
— Мама...
— Что мама? — возмутилась Розалия. — Ты всё время в разъездах, должна же я о ком-то заботиться!
— Но...
— Никаких "но"! Витус стал твоим отцом, и, будь любезен, относиться к нему с почтением!
— Хорошо, — поспешно кивнул Валентин и, как ошпаренный, выскочил из спальни матери.
"Ну и дела, — думал он, мчась по коридору. — Витус — мой папаша! Дожили! Нужно срочно выпить! Но с кем?.. Ричи!" Валечка остановился, зыркнул по сторонам и потянулся в Камию, благо стараниями Дмитрия ускользающий мир теперь был открыт, впрочем, как и Лайфгарм. Прорываясь в Керон, Смерть смёл защиту обоих миров, и теперь они тихо приходили в себя, или просто-напросто затаились, не желая гневить опасного мага, приятельствующего с сумасшедшим повелителем Времени...
Дотянувшись до ёсских покоев Артёма, Валентин "вытащил" инмарца из-под бочка Вереники, попутно умилившись тому, как сладко и беззаботно девочка причмокивает во сне пухлыми губками, и перенёс его в Керонский замок.
— Ну, ты и гад! — Были первые слова Ричарда, когда он протёр слипшиеся ресницы. — Какого лешего тебе понадобилось меня усыплять?
Но землянину было не до праведного возмущения друга. Душа его сгорала от несправедливости и требовала залить "пожар" вином, поэтому он пропустил слова инмарца мимо ушей и сразу же перешёл к делу:
— У меня трагедия, Ричи! Мамочка вышла замуж!
— Ого! И какой же смельчак рискнул сделать ей предложение?
— Витус!
Несколько секунд Ричард хлопал глазами, переваривая сногсшибательное известие, а потом согнулся пополам от хохота:
— Вот это да! Вот так гном! Ай да молодец!
— Да ты хоть представляешь, каково мне?! — взвыл Валентин. — Знаешь, что он мне заявил: "Зови меня папой"?!
— Папой?
Ричард аж хрюкнул и закатился так, что из-за дверей стали выглядывать обеспокоенные керонцы. Они смотрели на дико хохочущего инмарского короля, на пунцового от негодования Солнечного Друга и недоумённо пожимали плечами. Со времени воцарения Дмитрия, керонцы видели немало странного и непонятного, но они были людьми разумными и не задавали вопросов. "Если государством правит маг — странности в порядке вещей", — рассуждали они и принимали сложившееся положение вещей как данность.
— Ладно, — отсмеявшись, сказал Ричард, — думаю, ты разбудил меня не просто так. Выпить захотелось?
— Зришь в корень! — Валечка мгновенно забыл обиду и улыбнулся. — Коньяка?
— Ну, не в коридоре же! — Инмарец огляделся, хмуро сдвинул брови и посмотрел на друга: — Мы в Кероне. Но как?
Землянину не хотелось пускаться в объяснения, и он постарался высказаться кратко:
— Дима увидел, как Стася пытает Кевина, озверел и прорвался в Лайфгарм.
— А кто такой Кевин?
— О, чёрт! — Валентин хлопнул себя по лбу. — Я совсем забыл о нём!
— Стоп! — рявкнул Ричард. — Не увиливай от ответа! Я требую, чтобы ты немедленно мне всё объяснил! Где Дима?
— Спит.
— Опять?
— Да. — Валечка схватил друга за руку и настойчиво заговорил: — Мне поручили заботиться о мальчике, поговорим в его покоях. Лады?
И, не дожидаясь ответа, землянин вместе с инмарцем переместился в спальню Кевина. Кевин, растрёпанный и счастливый, сидел в окружении своих маленьких приятелей, а рыжий наглец Рони, свернувшись калачиком, дремал в изголовье кровати, прямо на шёлковых подушках. Дети смеялись и что-то наперебой втолковывали камийцу, так что, гвалт в покоях стоял неимоверный.
— Всем привет! — жизнерадостно воскликнул Солнечный Друг, шагнул к кровати и с видом жуликоватого факира начал вытаскивать из карманов джинсовой куртки шоколадки, зефиринки и конфеты в красочных обёртках.
На миг притихшие дети радостно загомонили и стали расхватывать угощение. И только Кевин не прикоснулся к сладостям. Он во все глаза смотрел на могучего воина в чёрном кожаном костюме, пытаясь понять, для чего целитель привёл его с собой.
Когда конфеты и шоколадки исчезли в карманах и ртах детей, а довольные перепачканные мордашки засветились бесконечным сытым счастьем, Валентин чуть сжал ладонью плечо подшефного мага и радушно обратился к юным гостям:
— Заходите почаще, дорогие мои. Кевину скучно со взрослыми занудными магами и ваша компания, как ничто, скрасит его жизнь. — Фраза получилась так себе, но Валя слишком спешил выставить посторонних из комнаты. — А сейчас вам пора домой, время обеда!
Ребятишки дружно вздохнули, выражая тихий протест, но послушно слезли с постели, лишь большеглазая Тина чуть задержалась, чтобы обнять камийца напоследок. Алекс растормошил пса, и шумная ватага наконец покинула спальню, оставив Кевина наедине с Солнечным Другом и королём Инмара. Едва дверь за последним гостем закрылась, юношу вновь охватила паника. Хотелось сорваться с места и бежать за приятелями, куда угодно, лишь бы не ощущать на себе цепкие, внимательные взгляды. Не зная как себя вести, камиец сполз с кровати, вытянулся в струну и уткнулся взглядом в пол.
Ричард приподнял брови и озадаченно посмотрел на друга, но Валентин лишь дёрнул плечом — мол, я на это уже насмотрелся — подошёл к столу и наколдовал огромный графин лирийского вина, стаканы и бутерброды с сыром. Предоставив землянину право действовать на своё усмотрение, инмарец уселся на стул, жалобно скрипнувший под его немалым весом, и стал молча наблюдать за происходящим. Валентин же, закончив приготовления, развернулся к своему подопечному и добродушно произнёс:
— Кеви! Ну что ты как неродной? Иди сюда.
Настороженно взглянув на мага, камиец бочком приблизился к столу и опустился на краешек стула. Весь его вид говорил: если что — дам стрекача. Солнечный Друг хмыкнул, наполнил гранёные стаканы вином и вручил один из них камийцу:
— Выпьем за знакомство, Кевин.
Ричард и Валентин парой глотков расправились с вином, а юноша осторожно пригубил душистый терпкий напиток и поставил стакан на стол.
— Э нет, так не пойдёт! — встрепенулся землянин. — Чтобы компания сложилась, нужно выпить до дна!
Он почти насильно впихнул стакан вяло протестующему камийцу, дождался, пока тот выпьет вино до последней капли, и удовлетворённо кивнул.
— Вот теперь можно и познакомиться. Это, — Валя подошёл к инмарцу и хлопнул его по плечу, — знаменитая камийская мечта, а в миру — король небольшой, но воинственной страны Инмар!
— Очень приятно, — пролепетал юноша, чувствуя, как спасительное тепло разливается по телу, заглушая страх и примиряя с действительностью.
— За знакомство!
Землянин хотел вновь наполнить стаканы, но Ричард перехватил его руку:
— Погоди. Что-то знакомство у нас однобокое. Может, прежде чем пить и молодого человека представишь?
— Да тут и представлять нечего. Кевин, сын Олефира.
— Что?!
Инмарец развернулся, едва не сломав стул, и вытаращился на камийца, точно перед ним возникла ядовитая гадина. Кевин втянул голову в плечи и вцепился в стакан, точно в спасительную соломинку: "Ну вот, сейчас начнётся!"
— Спокойно, Ричи! Мальчишка Фиру в глаза не видел! Всю жизнь в рабах провёл!
Ярость на лице инмарца сменилась изумлением, затем грустью и сочувствием, отчего Кевину стало совсем нехорошо. Он предпочёл бы, чтобы в нём видели угрозу, а не жалкого слабого сиротку. А ещё юноше очень хотелось понять, за что все эти люди так ненавидят великого Олефира.
— Хочешь знать — спроси, — мягко предложил Валентин, и Кевин побледнел:
— Вы читаете мои мысли.
— А ты не выставляй их напоказ, — назидательно заметил землянин, разлил вино по стаканам и насмешливо поинтересовался: — Так будешь спрашивать или останешься прозябать в неведении?
— Буду. — Юноша схватил стакан, жадно опустошил его и с уверенностью, больше походящей на браваду, произнёс: — Расскажите мне об Олефире!
— Нашли тему, — проворчал инмарец. — Фира да Фира — и чего с ним так носятся? Помер, и ладно!
Кевин вздрогнул, с надеждой заглянул в пустой стакан и поднял на Валентина слегка затуманенный алкоголем взгляд:
— В Камии Олефир был великим, а в Лайфгарме, откуда он родом, о нём стараются не вспоминать, а если вспоминают, то недобрым словом. Чем он обидел королеву Годара?
— Ого! С места в карьер? — Валентин залпом выпил вино и тяжело вздохнул: — В общем, так, Кевин. Олефир принёс нам много горя. Особенно "повезло" Диме, Артёму и Стасе. Именно он свёл с ума временного мага и сделал его принцем Камии. Впрочем, он не мог иначе... Что же касается Стаси... Твой отец воспользовался моментом и... Хотя ты камиец, и не поймёшь, в чём тут трагедия, так что, оставим это.
— А Дима?
— Олефир вырастил его и сделал Смертью.
