Бриллиантовая явно отвыкла от полетов.
Кархарадон не стал медлить. Подождал, пока я взберусь ему на спину, между шестым и седьмым позвонком, и взлетел, куда аккуратнее, чем мама, и куда тише. Когда, заложив прощальный круг, черный выбирал направление к Империи, снизу раздался трубный рев.
— Говорить не можешь, значит?! А как с другими девушками общаться!.. — у девушки был такой голос, что ветер доносил отдельные реплики даже сюда.
Я присмотрелась — на огромной равнине черноволосая амазонка отчаянно лупила тяжелым бревном по боку бронзового гиганта, а тот, пряча голову под крыло, только отползал от нее, и что-то бормотал, хотя я точно знала — ему совсем не больно. А потом в лучах солнца полыхнули бриллиантовые чешуйки, чтобы миг спустя смешаться с темно-бронзовыми...
— Рё... — вампир медлил, прикусив губу.
На троне никого не было. Мерцал соболиный мех, будто стекая с одного из подлокотников на пол, струился по широким ступеням. За резной, кажущейся ажурной сейчас из-за проникавших сквозь потолочные окна солнечных лучей, спинкой трона возвышалась клетка. Пылинки танцевали на свету. Толстые железные прутья чернели в полумраке. Клеть казалась пустой. Если не присматриваться.
Не слышать.
Новый глухой стон прозвенел в мягком полумраке пустынного ныне тронного зала, вибрирующий, как натянутая струна.
Тот, к кому обратились, раздраженно нахмурился. Это был довольно высокий парень, на редкость... обычный, хоть и не лишенный некоего благородного лоска. Только он и его собеседник стояли сейчас в круге света, да еще смутно ощущалось присутствие неясных сущностей в углах и у стен, там, где полог тени оставался особенно густым.
— Рё! — повторил тот же голос.
Парень обернулся. На человеческом лице абсолютно алые глаза без зрачков, только с точечками пылающего внутри пламени, казались чуждыми.
— Отец рассердится, — предупредил неохотно, будто мечтал выйти вон из этой фальшиво невесомой тишины, и лишь присутствие собеседника останавливало.
— Пусть...
Новый стон. Глухой, дрожащий, еле уловимый.
Оба собеседника уставились на пол клетки. Смотрели долго. Что-то было такое в этом зале, что, будто живое, сопротивлялось их воле. Наконец, неохотно, медленно, из полумрака выступил силуэт. Длинные волосы разметались по мрамору, тускло блистали шелковые ленты, кажущиеся легкими и невесомыми. Нахему было не узнать в этом... существе.
Совершенно.
— Рё... — глухо повторил первый. — Пусть сердится на меня!
— Рей... — красноглазый не договорил.
Прикусил губу. Раздраженно хлопнул сформировавшимися за спиной из ничего крыльями, как иные всплескивают руками.
— Еще чего. Скажем, решили развлечься, — пробормотал сквозь зубы.
Рыцарь спорить не стал. Хотя вся его поза выражала, как ему того хотелось, он сдержался.
Длинный острый у кончика хвост метнулся по полу, не подняв ни крупинки новой пыли — зал прибирали на совесть. Или под страхом чего-то худшего, чем смерть. Ни одного из братьев это не интересовало. Воспринималось как должное.
Старший порывисто шагнул к прутьям, с рук его на пол тяжело упали черные капли крови, испаряясь и шипя на мраморе, пока нечеловечески острые когти прорастали сквозь плоть, сливаясь с аккуратно наманикюренными ногтями. Лицо заострилось, глаза стали больше, и удлинились, веко покрылось мелкими серебристо-алыми чешуйками, яркими, будто грим майко. Подбородок стал немного массивней и вместе с тем уже, губы истончились, темнея и удлиняясь, увеличились зубы, белоснежные, в четыре ряда усыпавшие нижнюю, заметную во время вынужденного зевка, пока перестраивались кости лица, челюсть. На этом преобразование остановилось. Рё ненавидел превращаться, а потому брат оценил сейчас его жертву.
Когтистая рука легла на прутья клетки. Погладила, сжала прут, почти нежно. Кончик ногтя снял стружку с металла, причудливой легкой спиралькой скользнувшую вниз с негромким перезвоном.
Удар другой руки было неуловимо быстрым. И снова. Звон опадающих железных цилиндров, с безупречно ровными краями среза.
— Хватит? — у него изменился голос, теперь сделавшись низким, шипящим, таким, что казался рыком.
Протянув руку в дыру, Рё под мерцание искорок взламываемых защит, за волосы приподнял голову наказанной королевы. Посмотрел в единственный не прикрытый лентами глаз, темный, с расплывшимся зрачком, и резко дернул, вырвав ее из клетки.
Подхватил на руки, развернул крылья, прикрыв ими. Нахема глухо, сдавленно захныкала от боли. С кончиков перьев полилось темное сияние, стоны медленно стихли.
— Д-да, — темный рыцарь чуть заикался. — Я твой должник.
— Да, — помедлив, сказал Рё тихо и тяжело.
Нагнулся, подцепил зубами ленты на ее щеке, перекусил. Стал возиться с тонкими цепочками кляпа. Поднял голову одновременно с легким перезвоном спадавших с Королевы Гнезда Лиама пут.
— Да, должен, Рей. Принеси мне голову Вириэль, паладина разрушенного Храма, — и швырнул вампиршу ему в руки.
Крылья ударили по воздуху, лопнуло стекло, выбитое телом первого сына Повелителя, и вниз цветными искорками посыпались осколки некогда роскошного витража.
А рыцарь стоял, держа королеву на руках, и не мог сказать ни слова. Ни сказать, ни даже пошевелиться.
