Она убрала влажное полотно с лица, безошибочно положила его назад в чашу с теплой водой. Ее глаза были красными и опухшими, и ужасно беззащитными на фоне ее бледной кожи — но она снова держала себя в руках.
— Да, я узнала его, — повторила она.
Она узнала голос сразу, но не могла сразу же определить, кому он принадлежал. Потому она вспомнила, и схватилась рукой за стул для поддержки.
— Кто вы? — спросила Джокаста требовательно, со всей силой, на которую была способна. Ее сердце билось вместе с пульсацией в голове и глазу, ощущения притупились от виски и лауданума. Возможно, из-за лауданума звук толпы снаружи казался искаженным, превратившись в звук моря, а шаги рабов в холле — в глухие звуки обуви земледельцев в гостинице.
— Я оказалась там. Действительно, — несмотря на пот, что все еще стекал по ее лицу, я видела гусиную кожу на бледной коже ее плеч. — В гостинице в Койгаче. Я чувствовала запах моря и слышала мужчин — Гектора и Дугала — я могла слышать их! Они спорили где-то позади меня. И мужчина в маске — я могла видеть его, — сказала она, так что мурашки побежали по моей шее, когда она повернула прямо ко мне свои слепые глаза. Она говорила с таким убеждением, что на мгновенье показалось, что она видит. — Он стоял в футе от лестницы, как и двадцать пять лет назад, с ножом в руке, глядя на меня через прорези в маске. — Он стоял в футе от лестницы, как и двадцать пять лет назад, с ножом в руке, глядя на меня через прорези в маске.
— Ты достаточно хорошо знаешь, кто я, детка, — сказал он. И ей показалось, что она видит его улыбку, хотя она понимала, что только слышит это в его голосе. Джокаста никогда не видела его лица, даже когда могла видеть.
Она сидела, наполовину согнувшись, обхватив себя накрест руками, как бы защищаясь, и ее белые волосы, не завязанные, спутанные — свисали по спине.
— Он вернулся, — она внезапно дернулась от конвульсивной дрожи. — Он пришел за золотом — и когда он его найдет, он убьет меня.
Джейми прикрыл своей рукой ее руку в попытке успокоить.
— Никто не убьет тебя, пока я здесь, тетя, — сказал он. — Значит, этот мужчина пришел к тебе, в твою гостиную, и ты узнала его голос. Что еще он сказал тебе?
Она все еще дрожала, но уже не так сильно. Я подумала, что это было больше реакцией на большое количество лауданума и виски, чем от страха.
Она встряхнула головой в попытке вспомнить.
— Он сказал... он сказал, что пришел забрать золото для законного владельца. Что нам его доверили, и хотя он не держит зла за то, что мы уже потратили, Гектор и я — но оно не было моим, никогда не было моим. Я должна сказать ему, где оно, он хочет увидеть остаток, а потом он положил свою руку на мою, — она остановилась, обхватила себя руками, потом протянула одну руку прямо к Джейми. — На запястье. Видишь там отметины? Ты видишь их, племянник? — она говорила обеспокоенно, и мне вдруг пришло в голову, что она могла сомневаться в существовании посетителя.
— Да, тетушка, — сказал Джейми мягко, прикасаясь к ее запястью. — Там есть отметины.
Они действительно были; три фиолетовых пятна, маленькие овалы там, где пальцы сильно сжимали запястье.
— Он зажал, а потом скрутил мое запястье так, что я думала, оно треснет. Потом он отпустил меня, но не отошел. Он стоял надо мной, и я чувствовала жар его дыхания и вонь табака на своем лице.
Я держала ее второе запястье, чувствуя, как там бился пульс. Он был сильным и частым, но каждый раз сбивался с ритма. Что ж, неудивительно. Мне было интересно, как часто она принимала лауданум — и как много.
— Потом я опустила руку вниз в мою корзину для рукоделия, вынула мой крохотный ножик из ножен и двинула его по яйцам, — закончила она рассказ.
От удивления Джейми засмеялся.
— Ты достала его?
— Да, она достала, — ответила я прежде Джокасты. — Я видела засохшую кровь на ноже.
— Это научит его, как терроризировать беспомощную слепую женщину, правда? — Джейми похлопал Джокасту по руке. — Ты молодец, тетушка. Потом он удрал?
— Да.
Рассказывая о своем успехе, она успокоилась, вытащила свою руку из моих рук, для того чтобы подвинуться прямо к подушкам. Она сняла полотенце, все еще намотанное вокруг ее шеи, с короткой гримасой и бросила его на пол.
Увидев, что она чувствует себя лучше, Джейми взглянул на меня и встал на ноги.
— Я пойду, посмотрю, не хромает ли кто поблизости.
В дверях он остановился и вернулся к Джокасте.
— Тетушка. Ты сказала, что встречала этого парня ранее? В гостинице в Койгаче, где мужчина принес золото на берег — и четыре года назад на Сборе?
Она кивнула, отбросив влажные волосы с лица.
— Да. Это было в последний день. Он приходил в мою палатку, когда я была одна. Я не знала, что кто-то был там, пока он первым не заговорил, и я спросила: "Кто здесь?", — он засмеялся и сказал: "Так это правда, что они сказали, ты полностью ослепла?".
Тогда она встала, повернувшись к невидимому посетителю, узнавая его голос, но все еще не понимая, что к чему.
— "Так вы не узнаете меня, миссис Камерон? Я был другом вашего мужа — хотя со времени нашей последней встречи прошло много лет. На побережье Шотландии, в одну из лунных ночей".
Она облизала сухие губы, вспоминая.
— Потом вдруг я вспомнила. И я сказала: "Возможно, я и слепа, но я хорошо вас знаю, сэр. Что вам угодно?".
Но его уже не было. В следующий момент я услышала разговор Федры и Улисса, входящих в мою палатку; он увидел их и сбежал. Я спрашивала их, но они были так заняты своим спором, что не могли видеть, как он уходил. Я держала кого-нибудь возле себя все время до нашего отъезда — и он не приближался ко мне больше. До сегодняшнего дня.
Джейми насупился и потер пальцем длинную прямую переносицу.
— Почему ты не рассказала мне тогда?
След веселья коснулся ее опустошенного лица, и она обхватила пальцами свое поврежденное запястье.
— Я думала, у меня разыгралось воображение.
* * *
ФЕДРА НАШЛА БУТЫЛОЧКУ ЛАУДАНУМА там, где Джокаста ее обронила — под стулом в гостиной. Так же, как и следы маленьких кровавых пятен, которые я в спешке не заметила. Они исчезали перед дверью; какую бы рану Джокаста не нанесла непрошенному гостю, она была незначительной.
Дункан, незаметно вызванный, поспешил, чтобы поддержать Джокасту — сразу был отправлен обратно, с инструкциями заботиться о гостях: никакие повреждения или болезни не могут быть важнее такого события!
Улисс получил несколько более сердечный прием. Фактически, Джокаста послала за ним. Заглянув в ее комнату, я обнаружила его сидящим на кровати, держащим за руку свою госпожу с таким выражением нежности на его обычно безразличном лице, что я тихо шагнула назад, в холл. Однако, он увидел меня и кивнул.
Они говорили тихо, его голова в натянутом белом парике склонилась к ее голове. Он, казалось, спорил с ней в максимально уважительной манере; она покачала головой и слегка вскрикнула от боли. Его рука сжала ее руки, и я увидела, что он снял свои белые перчатки; ее ладонь, длинная, бледная и хрупкая, лежала в его сильных темных руках.
Она глубоко дышала, пытаясь прийти в себя. Потом она сказала что-то определенное, сжала его руку и отпустила. Он встал, постоял секунду у кровати, глядя на нее. Потом поднялся, достал из кармана перчатки и вышел в холл.
— Будьте добры, не приведите ли своего мужа, миссис Фрейзер? — спросил он тихо. — Моя мистрис попросила меня рассказать ему кое-что.
* * *
ВЕЧЕРИНКА ВСЕ ЕЩЕ БЫЛА в разгаре, но переместилась к более приземленному, пищеварительному способу времяпрепровождения. Люди приветствовали Джейми или меня, когда мы шли за Улиссом в дом, но никто не останавливал.
Он повел нас по ступеням вниз, в его коморку дворецкого, крохотную комнатку позади зимней кухни, ее полки были переполнены серебряными украшениями, бутылками полировки, уксуса, ваксы, синьки, коробками с нитками, шпильками, иголками, маленькими инструментами для починки вещей. Там располагался и солидный запас бренди, виски и других крепких напитков.
Он взял их с полки, переставил в пустое пространство, и, протянув руки в образовавшееся пустое пространство там, где они стояли, обеими своими белыми перчатками нажал на деревянную стену. Что-то клацнуло, и маленькая панель соскользнула в сторону с мягким скрежещущим звуком.
Он отошел, молча пригласив Джейми посмотреть. Джейми поднял одну бровь и наклонился, внимательно всматриваясь в тайник. В коморке было довольно темно, слабый свет цедился только из расположенных высоко окошек, что шли по верху кухонных стен.
— Там пусто, — сказал Джейми.
— Да, сэр. А не должно быть, — низкий голос Улисса звучал уважительно, но твердо.
— Что там было? — спросила я, выглядывая из коморки, чтобы убедиться, что нас не подслушивают. Кухня выглядела как после бомбежки, но там был только мойщик посуды, полоумный мальчик, который мыл горшки, тихонько напевая.
— Часть золотого слитка, — ответил Улисс тихо.
Французское золото, которое Гектор Камерон привез из Шотландии, десять тысяч фунтов в золотых слитках, слитки, отлитые с королевской геральдической лилией, дали фундамент богатству Ривер Ран. И конечно, этот факт не предавался огласке. Сначала Гектор, а после его смерти — Улисс, брали один из золотых брусков и откалывали кусочки мягкого желтого металла в маленькую анонимную кучку. Это было нужно, чтобы наполнять товарные склады — для соблюдения безопасности приходилось ехать далеко, в прибрежные города — Эдентон, Уилмингтон или Нью-Берн — и там осторожно, в маленьких количествах, чтобы не вызвать толков, менять их на наличные или товарные сертификаты, которые можно было безопасно использовать где угодно.
— Там было около половины слитка, — сказал Улисс, кивая на отверстие в стене. — Я обнаружил пропажу несколько месяцев назад. После этого, конечно, я нашел новое место для тайника.
Джейми посмотрел в пустое отверстие, потом повернулся к Улиссу.
— Остальное?
— Невредимо, когда я последний раз проверял, сэр.
Основная часть золота была скрыта в мавзолее Гектора Камерона, спрятана в гробу и охранялась, предположительно, его духом. Один или двое слуг, приближенных к Улиссу, могли знать об этом, но очень сильной боязни привидений было достаточно, чтобы удерживать всех подальше от мавзолея. Я вспомнила дорожку соли, рассыпанную на земле перед мавзолеем, и немного вздрогнула, не смотря на удушливую жару в подвале.
— Я не мог, конечно, пойти проверить сегодня, — добавил дворецкий.
— Конечно, нет. Дункан знает? — Джейми кивнул в сторону тайника, Улисс утвердительно кивнул.
— Вором может быть кто угодно. Так много людей прибыло в дом... — дворецкий немного подернул своими массивными плечами. — Но теперь, поскольку приехал снова этот человек с моря — это совершенно меняет дело, не так ли, сэр?
— Да, конечно, — Джейми минуту обдумывал это дело, постукивая двумя пальцами по ноге. — Хорошо. Нужно будет ненадолго задержаться. Сассенах, ты не против? Тебе же надо осматривать глаз тети?
Я кивнула. Если в результате моего грубого вмешательства не возникнет инфекции, для самого глаза я очень мало могла чего сделать, возможно, совсем ничего. Но я должна была наблюдать, держать в чистоте и орошать его, пока не буду уверена, что все заживает.
— Тогда мы ненадолго останемся, — сказал он Улиссу. Я отправлю супругов Баг назад в Ридж, позаботиться обо всем и присмотреть за сенокосом. Мы останемся и посмотрим.
* * *
ДОМ БЫЛ ПОЛОН ГОСТЕЙ, но я спала в гардеробной комнате Джокасты, так что могла присматривать за ней. Уменьшение давления в ее глазу облегчило мучительную боль, и она провалилась в сон, ее жизненные показатели уверяли меня, что я тоже могу поспать.
Помня, что у меня есть пациентка, я спала плохо, просыпаясь и на цыпочках проходя в ее комнату. Дункан спал на соломенном матрасе у ног ее кровати, как мертвый, изнуренный за день. Я слышала его тяжелое дыхание, когда зажигала тонкую свечу от камина и подходила к кровати.
Джокаста крепко спала, лежа на спине, элегантно скрестив руки над одеялом, голова откинута назад, со строгим длинным носом и аристократическими чертами, она напоминала надгробные фигуры в часовне Сент Дени. Все, чего ей недоставало, это короны и маленькой собачки, припавшей к земле у ее ног.
Я улыбнулась от этой мысли и подумала: "Как удивительно — Джейми спал в точно такой же манере, лежа ровно на спине, со скрещенными руками, прямой как стрела. Брианна нет; она спала беспокойно, с детства. Как и я".
Эта мысль неожиданно доставила мне чувство удовольствия. Я знала, конечно, что ей досталось что-то от меня, но она была так похожа на Джейми, что всегда было немного удивительно обнаружить что-то подобное.
Я задула свечу, но не вернулась в кровать. Я спала на кушетке Федры в гардеробной, но это было жаркое, маленькое пространство почти без воздуха. Жаркий день и употребление спиртного оставили меня с ватным ртом и слабой головной болью; я взяла графин возле кровати Джокасты, но он был пуст.
Не было необходимости зажигать свечку: один из подсвечников в коридоре еще горел и слабо освещал входную дверь. Я нажала на нее, тихо открыла и выглянула. В коридоре в ряд лежали тела — слуги спали у дверей спален — воздух словно пульсировал от храпа и тяжелого дыхания большого количества людей, погруженных в разной степени дремоту.
Однако в конце коридора стояла одна бледная фигура, глядя через высокорасположенное окно прямо на речку.
Она, должно быть, услышала меня, но не повернулась. Я подошла и стала рядом с ней, разглядывая. На Федре не было платья, она стояла в одной рубашке, ее распущенные волосы струились мягкой густой массой по плечам. Редко у кого из рабов были такие волосы; большинство женщин стриглись коротко под тюрбан или платок, не имея ни времени, ни инструментов делать прически. Но Федра была личной служанкой госпожи; она могла иметь свободное время и, по крайней мере, расческу.
— Хочешь пойти назад в свою постель? — спросила я тихо. — Я пока не буду спать, а потом могу лечь на диване.
Она взглянула на меня и отрицательно покачала головой.
— О, нет, мэм, — сказала она мягко. — Большое спасибо; я не хочу спать, — она увидела графин и потянулась за ним. — Давайте я принесу вам воды, мэм?
— Нет-нет, я сама. Мне нужно на воздух, — но я продолжала стоять рядом с ней, глядя в окно.
Была чудесная ночь, множество звезд висели низко и ярко над рекой, бледной серебряной нитью создавая путь в темноте. Тонкий серп луны застыл на этом пути, низко пригнувшись к земле, один или два маленьких костра горели между деревьями возле реки.
Окно было открыто, роились насекомые; их маленькое облачко танцевало вокруг свечки в подсвечнике позади нас, и крохотные крылышки касались моего лица и рук. Пели сверчки, их было так много, что их песня превращалась в высокий постоянный звук, словно кто-то смычком водил по скрипке.
Федра двинулась, чтобы закрыть окно — спать с открытым окном считалось нездоровым, и, похоже, так и было, учитывая москитов — переносчиков болезней в этом болотистом воздухе.
