— Держись неотлучно рядом и следи, чтоб какая-нибудь шпана из толпы в карман ему не залезла и, самое главное — папку у него из рук не выхватила... Человек, всё же провинциальный: привык в своей Тмутаракани — ушами как эфиопский слон хлопать. Когда же он будет протискиваться к трибуне — подсоби ему, пробей "дорогу" если надо.
Глянув по сторонам и убедившись, что никто не подсушивает, говорю сбавив громкость до минимальной:
— Ежели он, не пробьётся... Ты хорошо понимаешь, что надо сделать?
— Ага..., — Мишка красноречиво погладил левый рукав, — даже испугаться не успеет.
— Ты главное — мою папочку не "пролюби".
— Обижаешь!
Если я сэкономлю государству миллионы рублей — потраченные на дыренковские "дырявые" вундерваффли, это тоже будет положительным результатом моего прогрессорства. Хотя и самым минимальным...
Жестоко, скажите?
Не более жестоко, чем миллионы трупов — в результате "заклёпкотворчества" таких вот неудачников. Возможно в новой реальности, его будущее КБ возглавит кто-то более способный или удачливый.
* * *
Где-то ещё минут сорок и, по прибытию вождей — среди которых я безошибочно и сразу определил лишь Троцкого, митинг начался. Мы с Лизой находились достаточно далеко и очень плохо слышали, что говорится с "высокой трибуны".
Однако, понять можно!
Главный коммитерновец Григорий Зиновьев тёр электорату по ушам про революционную ситуацию — сложившуюся в Великобритании в связи с объявлением лордом Керзоном ультиматума СССР... Мол, возмущённый этим возмутительным фактом, братский английский пролетариат вот-вот восстанет и снесёт на хер власть своих лордов, сэров да пэров.
Председатель Ревоенсовета Лев Троцкий — фактически Нарком обороны, втирал в эти же уши — о вот-вот грядущей Мировой революции и, готовности Красной Армии — хоть прямо сейчас "омыть копыта будённовский коней в Индейском море-океяне"...
"Пиплу" это ужасно нравилось — он "хавал" влёт, кричал "ура!" и, с азартом бил ладонями о ладонь.
Я слушал и потихоньку куел: тоже соврать люблю... Но чтобы так нагло перевирать факты...
Это обязательно надо быть будущей жертвой кровавого сталинского режима!
Наконец, речь берёт товарищ Бухарин.
Рисунок 94. Словами Ленина — "Любимец партии", иногда изрекал умные вещи!
Николай Иванович сейчас на самом пике славы и карьеры!
Правда, "недолго музыка играла", но думаю мне хватит времени — пока "фраер танцует", поднять Приокский горный округ с колен — запустив в нём массовое тракторное производство. Главный расчёт на то, что Буханин — человек увлекающийся, с чрезмерно богатым воображением, любящий пофантазировать и, с периодически случающимися "заскоками". Увидев бесподобно красиво и грамотно оформленный "проект" — он не удержится от искушения и "подмахнёт не глядя".
"Практическая психология", мать её!
Всё произошло, как и было задумано: "Бухарчик" жевал народу не о "Всемирной революции", а о своём — о наболевшем. О развитии промышленности и сельского хозяйства... Вот до нас с Лизой доносится отрывками:
— ...Стальной конь придет на смену крестьянской лошадке!
Это вовсе не Ильф и Петров в своём "Золотом телёнке" придумали, а словами Ленина — "Любимчик партии"!
— ... Сто тысяч железных коней будут пахать бескрайние поля!
И опять же, это вовсе не Ильич такую историческую фразу обиходил — реалист до мозга костей (тот, в основном "электроплугами" бредил), а именно его "любимчик" — именно сейчас брякнул не подумавши.
Ну и далее о том, как трудовое крестьянство — станет вровень с пролетариатом, обзаведясь эдаким "стальным табуном" и, обогатится при этом духовно — передовыми идеями Маркса и Энгельса.
Эх, хорошо говорит!
Ещё, точно так же — умел бы делать, претворяя в жизнь свои прожекты...
Однако, вижу у трибуны происходит какая-то заметня! Какой-то человек прорывается сквозь довольно редкое оцепление и обращается к докладчику... Вот, он ему что-то горячо говорит. Отчаянно при этом жестикулируя руками... Вот, что-то передаёт Бухарину из рук в руки...
— Наш "Пассажир", — замечает более остроглазая Лиза.
— Наш, однозначно — наш.
Дальше ничего не видно, происходящее заслонила толпа народу.
Снова о чём-то говорят... Куда-то вместе уходят, чуть ли не рука об руку...
* * *
После окончания митинга и закрытия Выставки, в условленном месте встречаемся с Мишкой.
— Всё нормально, "операция" прошла успешно, — ответил тот на мой молчаливый, но нетерпеливый вопрос, — подписал товарищ Бухарин твой документ. Потом, они поехали с "Пассажиром" в Кремль гербовую печать ставить...
ФФФУУУФФФ!!!
Как будто тяжкий грех с души свалился и, на сердце стало легко-легко...
— Пожалуй, это событие надо обязательно как-то ознаменовать, мои юные друзья, соратники и соучастники! А не пойти ли нам с вами посидеть в какой-нибудь классный ресторан?
— Если угощаешь — почему бы не пойти? — Мишка красноречиво вывернул перед нами карманы, — я свой месячный оклад воспитанника, давно уже на московское мороженное извёл.
— Я угощаю, — с тайной гордостью говорит Лиза, — надо и мою первую картину "обмыть".
— Нууу, как всё по-мещански... А мы с Серафимом думали — ты самолёт Саньке да Ваньке купишь. Или — танк.
Смеётся:
— Больно малы они для самолёта — ещё колокольню ненароком снесут. Отец Фёдор ругаться будет и с кадилом за нами бегать...
Предлагаю консенсус:
— Ладно, тогда раскидаем на троих: за Мишей долг запишем — отработает как-нибудь на разгрузке чего-нибудь тяжёлого. Так, что...? Идём?
— Но только не в нэпмановский ресторан! Обмывать там мою картину — это пошло.
— Хорошо, тогда вечером идём в "Стойло".
Лиза, слегка расширив прелестные глазки:
— Это — где Есенин?
— Где Есенин, где Есенин...
Без пяти минут Роксолана, заскакала как Попрыгунья-Стрекоза:
— УРА!!!
Самому интересно посмотреть на поэта — пока тот не повесился...
— Миша, посмотри — извозчика нигде не видно?
Глава 30. Бомонд, ещё бомонд!
Описывая эпоху НЭПа и не упомянуть поэтов этого периода — это наверное, было бы самым страшным прегрешением в моей новой жизни!
Начало XX века в России было временем смерти и поэзии. Все три революции, Гражданская война и военный коммунизм вкупе — не смогли отбить охоту русских людей писать и слушать стихи.
Как бы даже не наоборот!
Согласно статистике, которая "лукавя" всё знает — в стране было на тот момент около восьми тысяч только официально зарегистрированных в "Союзе" (СОПО), поэтов. И, конечно же "Меккой" этой категории тружеников пера была Москва. Объединённые в бесчисленные же "течения" и "направления" ("ничевоки", "имажинисты", "конструктивисты", "акмеисты", "парнасцы", "заумники" и прочие, прочие, прочие), поэты шумели вечерами в многочисленных литературных кафе, спорили и даже дрались друг с другом и, между собой — с неистовостью рыцарей-крестоносцев и сарацин за свою "веру".
Нынче же, с наступлением "оттепели" при объявлении НЭПа — страсти кипят даже пуще прежнего! Это было время настоящего расцвета, так называемого "кафейного" периода русской поэзии.
Конечно же, из всех этих "литературных забегаловок", наиболее известно заведение с названием "Стойло Пегаса". Не знаю, кому как — а мне при упоминании этого несколько "благоухающего" брэнда, сразу вспоминается один из подвигов Геракла.
История его такова: в девятнадцатом году, в самый разгар "военного коммунизма" поэты-имажинисты[63] во главе с Сергеем Есениным, создали "Ассоциацию вольнодумцев" — ставя свой целью "...пропаганду и самое широкое распространение творческих идей революционной мысли и революционного искусства".
Такое тогда только приветствовалось и, Нарком просвещения РСФСР Анатолий Луначарский — не преминул утвердить своей подписью устав общества, который провозглашал столь высокие задачи.
Видать обзаведясь "крышей" от столь высокопоставленного большевика, "поэты-вольнодумцы" развили бурную коммерческую деятельность. Они создали своё издательство, открыли две книжные лавки, стали выпускать собственный журнал и перекупили синематограф "Лилипут" — что является довольно рисковым делом в годы Гражданской войны и военного коммунизма. Когда каждый индивидуальный предприниматель — автоматически приравнивался к "буржую", с частенько бывало — печальными последствиями.
Но конечно самым успешным коммерческим предприятием имажинистов, было кафе "Стойло Пегаса" — куда мы сейчас направляем свои стопы. Тогда это было, как бы сказать — "культовое место" Москвы.
Воистину либеральные то были времена — 20-е!
Хотя и "философские пароходы" уплывали из страны в то же самое время — увозя из страны, по определению Ленина — "добро нации"...
* * *
Итак, переодевшись в "нормальный" прикид и приведя себя в порядок, уже ближе к вечеру подъезжаем втроём на извозчике к зданию по адресу Тверская улица, дом 37.
Рисунок 95. Здание кафе "Стойло Пегаса не сохранилось, но скорее всего это было бывшее кафе клоуна Бома в доме Гурьева, на углу Тверской с Малым Гнездниковским переулком.
Над входом в кафе, скача куда-то вниз, спускалась с небес парящая в облаках фанерная лошадь с крылышками и, с летящей вслед за ней собственной кличкой: "Пегас". Перед входом в заведении была ещё одна вывеска: "Стойло" — куда видать по задумке художника, направлял свой пикирующий полёт фанерно-поэтический конь.
Оценив гениальность задумки, я снял шляпу и провёл ладонью по лысой макушке:
— Хм... Ах, вот как оно всё было! Зачётный стёб, ничего не скажешь.
Недолго постояв перед кафе задрав голову, мы несколько робея, вошли. Внутри, сразу бросились в глаза портреты "отцов-основателях" на ультрамариновых стенах, так скажем — подписанные их же стихами. Под контурами лица Есенина, например, были выведены строки:
"Срежет мудрый садовник-осень
Головы моей желтый лист".
"Хм... Гкхм... Никто тебе ничего не "срежет", — невольно подумалось, — через два года, сам с великого бодуна повесишься...".
Интересно, какое время года на дворе будет? Нет, не помню...
Левее было зеркало и изображение нагих женщин с глазом посередине живота и строчками:
"Посмотрите: у женщин третий
Вылупляется глаз из пупа".
— Это тоже Есенин написал? — широко раскрыла глаза Лиза, которая как и её уважаемая мама, конкретно запала на творчество этого поэта, — к чему это? Какая пошлость...
По её виду можно написать картину маслом: вот именно так крушатся кумиры и разбиваются идолы!
— Если честно, не знаю... Я не настолько знаток его творчества.
Мишка, несколько озадаченно поскрёб всей пятернёй затылок:
— Да, блин... Одним словом — "пролетарское искусство".
Решительно возражаю:
— Во-первых: Сергей Есенин из самых настоящих кондово-лапотных крестьян — к пролетариату имеющих, самое апосредственное отношение... А во-вторых: дворянское искусство — было чем-то лучше? Тебе, Миша, Баркова прочитать?
— Ивана Семёновича? — смеётся, — ...Нет, не надо.
— "Плюйся, ветер, охапками листьев...". Мдааа... Что-то "не зашло" сегодня! Может позже — на сытый желудок? Пойдёмте, что ли, столик поищем — мы же сегодня не стихи сюда читать пришли, а отмечать-праздновать.
Напротив двери была "эстрада" — играл небольшой румынский оркестр, если я ничего не напутал с национальной идентификацией — по вышиванкам музыкантов... Хотя, возможно — просто цыгане или какие другие неруси. В двоящемся в больших зеркалах свете, громоздились чуть ли друг на друге, столики. Публика по виду собралась разная — от фанатичных почитателей талантов поэтов-имажинистов, до барыг-нэпманов — вечером приведших сюда женщин, чтоб тряхнув перед ними мошной — ночером увести их куда-нибудь на койку и там трахнуть. Какие-то сомнительные девицы с подкрашенными дешевой помадой губами и, "товарищи" полувоенного и "получекистского" образца. Впрочем, попадались и откровенно криминальные элементы — насколько можно судить по их отмороженным рожам.
С помощью официантки нашли только что освободившийся столик прямо на проходе, недалеко от эстрады. Слева, рядом с нами стоял большой длинный стол — служащий своего рода барьером, за ним — два сдвинутых углом дивана. Это, как я понял — "ложа" поэтов-имажинистов. Здесь же и, они сами — все четверо... "Отцы-основатели", блин! Одного из них я узнал влёт — это был поэт Сергей Есенин.
Слышу ругаются:
— ...Я открывал "Ассоциацию" не для этих жуликов!
Тут же шепчу своим:
— Смотрите, ребята — Есенин!
— Где?
— Вот там — в левом углу, — повышаю голос, — да не пяльтесь вы на него так! Как будто с Урала, только что приехали. "Есенин, как Есенин" — узоров у него нет и, цветы на нём не растут...
А признаться, самому было очень интересно на него посмотреть!
— Да, как на него не пялится? — шепчет Миша, — ты посмотри, какие штиблеты!
— Дурак, — защищает Лиза, — это у него такой поэтический образ!
— Сама дура, как и твой Есенин! Смотри, какой у него пошлый белый шарф и цилиндр — вообще не идёт к его женским кудряшкам.
— Брэйк, — командую строго, — ну-ка оба по углам разбежались!
Вскоре подошла официантка с меню и записной книжкой.
— Что гражданам будет угодно?
— Заказывайте сами, — говорю своим, — мне всё равно. Только без крепких горячительных напитков.
— "Гражданам", угодно конкретно у вас гульнуть, — Мишка с Лизкой уткнулись в перечень блюд, — бутылочку вот этого лёгкого белого вина и...
— Мне минералки. "Боржом" в вашем заведении имеется, уважаемая?
— Ну, а как же? Имеется...
Меж тем, срач в углу с "основателями", разгорается ни на шутку.
— ...Толя, — говорит Есенин Длинному, — из-за тебя все говорят, что имажинизмом заправляю не я — а твоя теща, которая тянет из "Стойла" деньги!
— Деньги из кафе тянут твои бесчисленные друзья, которых ты кормишь из его кассы!
Дальше, "Длинный" по списку начал перечислять — кто, сколько и на сколько, здесь колбасы съел или "чаю" выпил за есенинский счёт.
Всегда любил произносить тосты — тем более, если "по случаю":
— Ну... За нашу удачу!
Со звоном "чокнулись" рюмками и выпили по первой. Кстати "боржом" — хотя и оказался тёплым, но довольно приятно пьётся. Вкус, вообще не такой, каким я помню — он был в "моё" время. Закусываем в полном молчании...
Прислушавшись к спору "отцов-основателей", Лиза спросила:
— О чём это они?
Пожимаю плечами:
— Думаю, как и все смертные — о деньгах...
Она брезгливо наморщила носик:
— Поэты о деньгах? Фи, как пошло! Прямо, мещанство какое...
Прожевав и проглотив котлету "по-киевски", рассудительно отвечаю:
— Видишь ли, моя слишком юная леди, в отличии от той фанерной лошади над входом — поэтам надобно что-то кушать-пить. Причём, вовсе не овёс с водичкой — с них они только "ржать" будут, а не...
— Иии-го-го! — вполне реалистично воспроизвёл конскую "мову" Мишка.
Строго посмотрев на него:
— Так... Этому столику больше не наливать!
Наморщив лоб и полузакрыв глаза, вспомнил кое-что из "реальной" истории:
