— Очевидно, на каком-то этапе вас переиграли, и с этого момента вы начали следить не за тем человеком. За мной. Так что оставьте меня в покое! В конце концов, — я гражданин ФРГ и обращусь к своему консулу, чтобы, значит, оградил...
— Бесполезно, — сказал человек в берете, — он опять пьян, причем это — уже третьи сутки.
Он оглянулся на выход, где, заняв ближайший к двери столик, нарисовались двое мужчин, — Черный, одетый в классический черный костюм, и еще один, которого Майкл условно назвал Клетчатым.
— А-а, — вот вы как? Да я прямо сейчас позвоню людям, на которых ваш дипломатический статус не произведет ни малейшего впечатления.
— Мой Бог, — человек в берете мучительно, пятнами покраснел, — чем только не приходится заниматься, когда дело ведется без подготовки... Загляните под стол... Право же, мне очень неприятно, но при малейшей попытке поднять тревогу я буду вынужден стрелять.
— Д-да вы с ума...
— Потише, говорю... Вызывает мгновенную потерю сознания, а потом мы поможем перебравшему клиенту добраться до его номера...
— С ума сошли? Забыли, где находитесь? Да вы имеете представление, чем это может грозить чисто вам, самому?
— Разумеется. Повторяю, — вы на контакт не идете, так что у нас просто нет выбора... И тянуть нам дальше уже некуда: еще день, — и вы вполне можете оказаться вне досягаемости, потому что ваши заокеанские хозяева в последнее время тоже что-то занервничали.
— Повторяю, — еще более усталым голосом ответил Майкл, — у меня нет никаких хозяев, тем более — за океаном.
Но, похоже, это была одна из последних отговорок. Кончались — отговорки. По всему видать, соотечественники окончательно закусили удила и никаких резонов просто не воспринимают. Совершенно, между прочим, ужасное в своей противоестественности зрелище — закусившие удила британцы. Им это совершенно не идет.
— Хорошо. Но тогда почему бы вам попросту не договориться с этими самыми хозяевами?
— Это серьезная проблема, Спенсер, но, слава Богу, решать ее не мне. Не мой уровень. У меня достаточно простые и однозначные инструкции.
— В мешок — и на штаб-квартиру, или как там еще у вас называется ваш притон? Посольство, что ли? Кстати, в ваших инструкциях ничего не говорится о том, чего от меня, собственно, требуется? Конкретно?
Человек в берете покачал головой.
— Наше руководство гуманно. Оно старается не перегружать голову исполнителей лишней информацией а их самих — излишними поручениями. Оно право.
— И все-таки непонятно, как можно заставлять человека искать неизвестно — что.
— Вас со всем багажом и всеми записями, которые при вас окажутся. При малейшей возможности — живым.
— Спасибо хоть за это, право — не ожидал, тронут. Но к чему такая неприличная спешка? Честное слово — то же самое можно было бы добыть и без меня.
— Могу только предположить. Все дело в вашей репутации. Видите ли, руководство свято уверено, что заокеанские хитрюги непременно оторвут себе все самое лучшее, и поэтому репутация ваша столь высока. Может быть, вовсе незаслуженно... Но, так или иначе, есть мнение, что тот, кто приобретет вас, тем самым приобретет и лишний темп.
— Это в них говорит провинциальность. Непременно хоть в чем-то обойти спецов из столицы... Ладно, уступаю грубой силе, но предупреждаю — вы будете страшно разочарованы.
— У меня другое мнение. В ящиках, которые невозможно даже поцарапать, редко хранят подштанники. Но я непременно упомяну, что вы исполняли служебный долг до последнего.
Дверь распахнулась, и в зал ресторана вошло сразу пятеро мужчин, которые даже не удосужились снять с себя мокрые плащи и шляпы, — очевидно, им каким-то образом удалось убедить швейцара, что в этом нет необходимости. Двое сразу же подсели за столик к Черному с Клетчатым, третий, с грохотом выдвинув тяжелый стул, сел в проходе, рядом с соседним. Двое, натурально, направлялись к ним. Один, — был вполне подобен трем первым и совершенно незнаком, зато второй... Поскольку Майкл был твердо уверен, что бодрствует, он решил было, что встретился с обыкновенным полуденным глюком. Кого это явила в этом укромном месте неверная судьба всех путешествующих? Кто послужил главным сюрпризом этого обильного сюрпризами обеда? Кого это принес Ветер Странствий и чьи паруса наполнил так туго? Кого, наконец, не ждали, а он — приперся? Уважаемый шеф, начальник департамента "R", владеющий русским в пределах вышеупомянутого джентльменского набора из терминов "водка", "Калашников", "карашёо" и артикля "биляд". Мистер Филипп Честер Рид собственной персоной, и улыбается так, будто они и всю-то жизнь были не разлей — вода, и в последний раз расстались лучшими друзьями. Благо еще, что не жевал, а то непременно поперхнулся бы, причем насмерть...
— Бог мой! — С гнусавым западным прононсом провозгласил он, издали раскрывая свои широкие, мокрые объятия. — Оскар! А ты-то здесь какими судьбами?
— Простите, — Майкл со слабой улыбкой вежливого человека наморщил лоб, как бы в усилии вспомнить, — лицо ваше мне кажется знакомым, но никак не могу припомнить...
— Джон Доу! Совместно переносили дорожные тяготы в незабвенном рейсе тринадцать — тринадцать — пятьсот шестнадцать одиннадцатого одиннадцатого семьдесят восьмого.
— Бог ты мой! — Столь же бурно обрадовался Островитянин. — Джонни! И ты здесь? Лишний раз убеждаюсь, что мир в наше время — удивительно скученное местечко. Присаживайся. Вот, познакомьтесь с мистером э-э-э... Знаешь, Джонни, мистер по какой-то причине предпочитает пользоваться псевдонимом.
— Как жаль. Но это его священное право, тем более, что он, кажется, куда-то торопится...
На человека в берете было страшно смотреть. Его ухоженное лицо сейчас вдруг словно бы сморщилось, как печеное яблоко.
— Хорошо. Я сейчас уйду. Но обещаю вам, что эта встреча — не последняя.
— О`кей, старина, последнее слово осталось за вами, закажите где-нибудь там себе выпивку... Да, — не забудьте захватить с собой во-он тех джентльменов.
И, провожая покидающую зал троицу долгим взглядом, вздохнул:
— И эти шакалы, — наши союзники... Дожили.
— Аккуратнее, Фил. В этой стране вы — одинаково играете на чужом поле и потому находитесь в равных условиях. Так что они совершенно спокойно могут устроить нам какую-нибудь каверзу.
— Для этого надо носить в штанах яйца. Но — к делу: вы и впрямь добыли так много, как об этом говорят?
— Не сильно прегрешу против истины, — медленно проговорил Майкл, — если скажу, что добыл все.
— Если можно, — поподробнее...
— Боюсь, сэр, — Островитянин покачал головой, — это не слишком простые объяснения. И не слишком быстрые. Право слово, — нам следует поторопиться, а все объяснения отложить на потом, когда мы будем в полной безопасности. Лучше — за океаном. Но позвольте спросить, — почему здесь именно вы, Фил?
— Ты не поверишь, — только по той причине, что мы лично знакомы и знаем друг друга в лицо. Руководство находится в самой постыдной панике, какую я когда-либо видел, и ведет себя так, как будто живет последний день. Тратит все ресурсы, включая человеческие, так, как будто по завершении этого дела они ему больше не понадобятся. Ставят на карту все, — как в покер. В чем дело? Я ничего не могу понять!
— Дело в том, — Майкл опять покачал головой, — что у тебя мудрое руководство. Да еще и со здоровыми инстинктами. Оно совершенно право. Жизнь одного отдельного человека, — любого человека, — равно как и жизнь полка или дивизии не имеет значения по сравнению с моей своевременной доставкой ТУДА.
— Ты того, — не преувеличиваешь?
— Гос-споди... А сам-то ты как думаешь?
Дверь распахнулась, и в дверь ресторана "Синий Лен", расположенного на первом этаже Дома Колхозника вошли семеро мокрых мужчин под предводительством уже знакомого им человека в берете.
— О! — Сказал Рид, со вздохом вставая из-за стола. — Я, кажется, ошибся. Оказывается, это нам — пора. Всего доброго, джентльмены, желаю приятно провести время...
Человек в берете, сцепив зубы, встал у него на пути. Невооруженным взглядом было видно, что столь неприличное поведение противоречит буквально всем чертам его в высшей степени корректной натуры, но, очевидно, выбора у него действительно не было. Его пестрая, но равно нелепая свита выстроилась в шеренгу, Рид, угрожающе склонив голову, словно бык, глубоко засунул руки в карманы и негромко лязгнул:
— Парни, — "Мэйдэй"...
Четверо в плащах немедленно взяли Майкла в середину каре, со всех сторон прикрыв его собственными телами.
— Голос прорезался, — с чудовищной ненавистью прошипел Филипп Рид, вцепившись бешеным взглядом в зрачки визави, — решили взять, не спросясь у старших, а? Забыли, кто ваш настоящий хозяин? — И рявкнул. — Место, нахлебники!
Очевидно, эта тактика в данном случае оказалась ошибочной, потому что хамство американца парадоксальным образом дало человеку в берете совершенно необходимую ему точку опоры, и к нему в полной мере вернулось присущее ему самообладание.
— Видите ли, сэр, — какие-либо слова в данной ситуации совершенно ничего не значат. Мистер Спенсер останется с нами, причем все остальные варианты являются совершенно неприемлемыми.
— И что, — нехорошо удивился Рид, — стрелять будете?
— Мне право же очень неприятно отвечать утвердительно, сэр. Лучше будет, чтобы до этого не дошло.
— Парни, — полуобернулся назад вожак, — эти ублюдки действительно стоят у нас на пути, или мне показалось?
Никогда не следует браться не за свое дело. Его замах по направлению к физиономии британца был решительно пресечен невысоким человечком с невыразительным, очень смуглым лицом. Он буквально взлетел со своего места, без всякой подготовки, как будто его метнула катапульта, схватил Рида за запястье и легко, как соломенную куклу, перебросил американца через спину, четко впечатав его физиономией в пол. И — сел, страшно оскалившись и схватившись за глаза, потому что один из американцев применил ослепляющий пистолет. Оружие человека в берете хлопнуло дважды, первым выстрелом угодив в американца с "горгоной", а вторым — в спину еще одного молниеносно бросившегося в бой смуглолицего коротышки, что был похож на первого, как близнец. Они еще валились на пол, когда у трех "торпед", не вышедших из строя, в руках как по волшебству возникли уже самые обыкновенные "беретта 0,38", правофланговый британец — выхватил из-под полы кургузый пистолет-пулемет, а человек в берете, страшно оскалившись, повел стволом к следующей по счету цели, но неизреченным образом не довел.
Молниеносное движение непостижимым образом все длилось и длилось, не в силах достигнуть цели, которая все никак не приближалась, как в гнусной истории про Ахиллеса и черепаху, загаданной древним негодяем по имени Зенон, а потом не то, что исчезла, а стала несущественной, не имеющей смысла и все время, непрерывно ускользающей из памяти. Он скрежетал зубами и мычал в немыслимом усилии удержать его в сознании, но уже в следующее, бесконечно длящееся мгновение все никак не мог вспомнить, почему его челюсти стиснуты с такой силой, что он тут делает, где верх, где низ, и кто он такой вообще, а при любой попытке взглянуть в нужном направлении взгляд увязал, как в зыбучих песках, в тошнотном сером мерцании. Инстинктивно почувствовав, что нужно делать, англичанин закрыл глаза, и наваждение почти тут же прекратилось.
Он обнаружил себя сидящим на полу, упершись в него той рукой, в которой находился парализующий пистолет, один из приданных ему горцев лежал лицом вниз, а из спины его торчала парализующая стрелка с оранжевым опереньем, другой — сидел на полу и выл, раскачиваясь и прижимая руки к глазам. Прямо у его колена располагались чудовищные тупоносые ботинки американца, широко разбросавшего свои мамонтовы ноги и спящего мертвым сном. Филипп Рид слабо ворочался на полу, будучи не в силах вот так, сразу поднять расквашенную о кафельный пол физиономию. Один американец сидел за столом, вжимая лицо в столешницу и пронзительно визжал, быстро-быстро перебирая под столом ногами. Остальные, — точь-в-точь как он сам, — сидели и лежали в разных позах с совершенно ошалелым видом.
— Кляйнмихель, — брезгливо произнес худой человек с пышной седой шевелюрой, — будьте любезны перевести то, что я имею сказать этим господам. Я хочу, чтобы они поняли мои слова в точности. Поняли — и хорошенько запомнили бы...
— Я, конечно, приложу для этого все усилия, но вам, Леонид, стыдно не знать ни одного иностранного языка.
— А я знаю. Украинский. Со словарем. Но к делу. Господа! Мы не можем вам воспрепятствовать, ежели вы, где-то там у себя, желаете выяснить между собой какие-либо отношения, хотя и приложим все силы, чтобы выяснение это не носило характера варварского и фатального. Но кровавых разборок на своей территории мы не допустим ни под каким видом. Мы, видите ли, считаем насилие в этой стране своей исключительной прерогативой. Я предупредил, — и тот, кто нарушит безусловный запрет на насилие, будет строго наказан. Лучше бы вам даже не знать — как. И — вот еще что: надеюсь, ни у кого не возникнет дурная мысль оказывать сопротивление, или что-то в этом роде? Это было бы крайне опрометчивым решением.
За его спиной, двоясь, троясь, расплываясь временами в смутное, как клок тумана, облако, мерцал и клубился серый фантом. Один взгляд на него вызывал тошноту и головокружение, настолько, что глаза попросту отказывались совершать нужное движение и огибали этот облик, смутный, словно призрак, видимый только мельком, только на самом краю периферического зрения и исчезающий при малейшей попытке прямого взгляда. Но даже несмотря на это, на то, что этого нельзя, немыслимо было рассмотреть, оттуда исходило совершенно явственное ощущение какой-то вызывающей готовности и уверенности, что сродни уверенности вооруженного охранника, держащего под прицелом безоружных, и совершенно невозможно, немыслимо казалось как-то ослушаться или воспротивиться.
— Мой молодой друг, — сказал седовласый Леонид, указывая большим пальцем себе через плечо, — любезно согласился сопровождать меня на эту встречу. Спокойствия ради и на всякий случай. Как видите, присутствие его оказалось весьма кстати. Со своей стороны могу предложить, чтобы, — если уж так вышло! — вы попросту разделили материалы, полюбовно, как то и надлежит стратегическим союзникам: контейнеры, находящиеся у нашего общего друга э-э-э... Оскара, на самом деле совершенно идентичны.
— Зато у него самого нет двойника, — угрюмо проговорил человек в берете, поднимаясь с пола, — а это может оказаться решающим обстоятельством.
— Тут я вам ничем помочь не могу. Выбор всецело за господином Кляйнмихелем.
— Нет тут никакого выбора, — угрюмо проговорил Майкл, — я, как и всегда, буду выполнять однажды принятые на себя обязательства.
— Вот и замечательно. А мы, со своей стороны, приложим все усилия к тому, чтоб вам ни в коем случае не помешали... Вот он, — палец Феклистова указал на держащегося за глаза горца, — мы могли бы оказать экстренную помощь.
— Благодарю вас. Подобные вопросы мы привыкли улаживать собственными силами.
