Так, только от него Андрей услыхал, что Дербент в нынешнее время вовсе не так велик и богат, как было когда-то. Летом 1509 года персидский шах Исмаил I, захватив Ширван, направился на Дербент. Горожане защищались упорно, но после длительного и ожесточенного сражения вынуждены были сдаться. Однако не утратили желания свободы и в 1514 году, воспользовавшись поражением персов от турок в знаменитой битве при Чалдыране, перебили сторонников шаха Исмаила и перестали платить налоги. Но так продолжалось недолго. Уже через пять лет шах вновь овладел Дербентом и, расправившись с непокорными жителями, назначил правителем своего зятя — Мюзафар-султана. Как вы понимаете, все эти перипетии отнюдь не благостно сказались на торговле и стоит ли удивляться, что в последнее время титул главного порта на Каспийском море стремительно переходил к Баку. Именно в нём и ещё в Шемахе жило большое количество индийских купцов, имеющих в этих городах свои караван-сараи. Именно в Баку индийские товары загружались на корабли, чтобы отправится оттуда в Хадж-Тархан и дальше.
Гилян же, этот золотоносный источник шёлка, представлял из себя два полунезависимых княжества по разные стороны Сефидруда, лишь формально подчинявшихся шаху. А ведь до появления шелководства Гилян был бедной, никому не нужной провинцией, не имеющей постоянных торговых путей и изредка торгующей с соседями копченой рыбой, да изделиями из дерева. А Рашт и Энзели были не больше иных прибрежных деревушек. Впрочем, они и сейчас оставались скорее городами деревянных лачуг и больших караван-сараев. Не то что полный старой гилянской знати Лахиджан.
А в международную торговлю неожиданно ворвался город Ареш. Он был возведён совсем недавно и даже не имел надёжных стен, но именно туда для покупки шелка-сырца теперь съезжались купцы из различных стран.
И как неподдельно сокрушался бек, что флот Ширвана, ещё два десятка лет назад бывший главной силой в регионе, ныне, с приходом персов, пребывал в плачевном состоянии. Отчего корабли купцов стали чаще подвергаться пиратским нападениям. Видимо было в этом что-то личное!
В общем, много интересного поведал ханский посол, а сколько он ещё утаил по своей выгоде! Но даже озвученного было достаточно, чтобы понять, что кидаться в местные расклады наобум будет весьма неосторожным поступком. Ну а о том, чтобы плыть в Москву вместе князь и посол договорились чуть ли не в начале своей душевной беседы.
* * *
*
Тёплым апрельским днём шесть кораблей Компании, осторожно пробравшись по чёрным полыньям среди льдов, неожиданно запрудивших нарвскую бухту, вышли в относительно чистое море и, лавируя против ветра, начали свой долгий путь в сторону Атлантики.
До датских проливов добрались без приключений, хотя и наблюдали по пути множество чужих парусов. А вот тут пришлось постоять несколько дней в ожидании благоприятного ветра, чем и воспользовались, чтобы заодно пополнить запасы провизии и воды. Потом был ставший уже почти привычным переход до Исландии, где от каравана отделились "Новик" и две торговых лодьи, а остальные корабли, вновь пополнив запасы, двинулись в неизвестность.
Попутный восточный ветер, дующий в этих краях ранним летом, подхватил бриг и две шхуны и резво понёс их в океан. Оставшийся за кормой берег постепенно таял в туманной дымке. Жизнь на борту потихоньку возвращалась к заведенному распорядку, нарушенному стоянкой в порту, и лишь Гридя взволнованно вышагивал на юте "Первенца", гадая, каким будет этот переход. Слова словами, но на деле он не был так уверен в своём умении пересекать океаны. А князь ему поверил, причём настолько, что отправил в поход своего племянника. Вон он стоит, наблюдает за тем, как боцман с помощником сплесняет канат. Хороший выйдет из парня мореход, но хвалить племянника князь строго-настрого запретил. Чтобы излишне нос не задирал. Хотя два года училища и так выбили из него всю спесь. Море, оно ведь не разбирает — благородный ты, или простолюдин.
Устав ходить, Гридя опустился на стул и с благодарностью принял чашечку горячего кофе, принесённого вестовым. Эту привычку он перенял у своего работодателя, хотя поначалу кофе не пришлось ему по вкусу. Но потом свыкся и даже стал получать от его употребления своеобразное наслаждение.
Границу морского течения на кораблях почувствовали все. Просто для многих это было уже делом привычным, а вот молодёжи всё было в новинку. Многие из них истово закрестились, когда палуба ходуном заходила под ними, и весь корабль прогнулся, словно натолкнувшись на препятствие на своем пути. Ветер, раздувавший паруса, сделался холоднее и резче, а вода за бортом словно потемнела.
— Ну, вот мы и вошли в холодное морское течение. Такой и будет теперь большая часть нашего пути, — успокаивающе проговорил Андрей-младший, видя, как изменился в лице молодой зуёк Костка. — Так что нечего бояться, ты же морского дела старатель, а не барышня кисейная.
Костка смешно утёр рукавом рубахи нос и вдруг спросил:
— А кто такая барышня кисейная?
— А, не знаю, — легко отмахнулся княжич. — Так дядька всегда говорит, когда кто-то боится того, чего бояться не стоит. Вон глянь! Солнышко светит, ветер дует, кораблик бежит. Всё осталось, как было, только теперь ещё и могучий поток воды, этакая река в океане, несёт нас к нашей цели.
— А откуда она берётся, эта река? — проявил любознательность зуёк.
— В основном ветрами, но бывают и иные причины. В нашем деле главное знать не откуда течение берётся, а куда оно бежит и как его в дело приспособить.
— Ух ты, как интересно. Вот подрасту и тоже в училище пойду, — совершенно серьёзно высказался Костка. — Как думаешь, меня возьмут?
— А отчего нет, коли от дела лытать не будешь, — уверил подопечного княжич. — А теперь пошли широту мерить, а то вахтенный начальник подумает, что это мы от дела лытаем и как задаст на орехи...
Дул попутный ветер, и корабли уверенно шли вперёд, влекомые течением. На четвёртые сутки перед взором мореходов открылись серые скалистые берега с проплешинами зеленой травы в низинах. Это была Гренландия — земля, куда так желал попасть Северин Норби и его патрон датский король Кристиан. Где-то здесь скрывались последние поселения викингов, но заниматься их поиском русские мореходы не стали. К тому же ветер и быстрое течение несли их дальше, вдоль малогостеприимных берегов.
Но первый этап большого похода был пройден.
Теперь мореплавателям предстояло обогнуть южную оконечность огромного острова и вновь пересечь океан, чтобы уже в следующий раз увидеть перед собой берега Нового Света.
Однообразный пейзаж — безжизненный горный ландшафт и сияющие ледяные пустыни — вскоре приелись, а жаровни, которыми со всеми предосторожностями обогревали помещения, казалось, уже не спасали от холода. Радовал лишь кок, который стряпал так увлеченно, что корабельная еда в его руках превращалась пусть не в изысканные блюда, но во вполне съедобные и вкусные. Ну и погода, ибо она позволяла пользоваться печью, а значит, у мореходов всегда была горячая еда и согревающий напиток из высушенных листов иван-чая. И ко всему прочему ежедневно все выпивали кружку-две хвойного настоя, как средство от цинги, что буквально стала бичом заокеанских плаваний, выкашивая экипажи европейских судов. А попаданец просто вспомнил передачу про блокадный Ленинград и озаботился этим простым решением. Как и квашенной капустой, и шиповником. Как говорится, мы же не "просвещённые мореплаватели", нам цинга не товарищ.
Но Андрей-младший ничего подобного не знал, и настои хоть и пил регулярно, но считал их этакими дядиными прихотями. Просто ему ещё не приходилось сталкиваться с цингой в жизни, а рассказы учителей — это ведь всего лишь рассказы. Вон в Москве многие знакомцы честно рассказывали, что в такой дали, куда они поплывут, живут одни лишь псоглавцы, а он их пока что так и не увидел. Люди как люди, лишь чудно одетые.
А вот чего он не любил больше всего, так это первую послеполуночную вахту. Недаром дядя её "собачьей" называл. Большую часть таких вахт спать хотелось неимоверно. Иной раз не спасал и кофе, зверский напиток, чью горечь он чувствовал даже сквозь сахарную сладость. А ведь при этом ему нужно и за вахтенными следить, и за обстановкой. Тем более в местных водах, где плавучая глыба льда вполне себе привычное явление.
Об айсбергах и связанных с ними опасностях молодым морякам в училище проели всю плешь. Зато теперь, стоя на вахте, княжич чувствовал себя более-менее уверенно. Хотя ночью разглядеть в воде ледяную глыбу куда сложнее, чем днём. Оттого корабли в тёмное время шли медленно, с зарифленными парусами.
Оббежав вахтенных в очередной раз, княжич, выпросив подзорную трубу у Федоса, исполнявшего обязанности вахтенного начальника, ловко взобрался на марс первой мачты, где располагалось "воронье гнездо" наблюдателей. Отсюда, с высоты, можно было разглядеть одну важную деталь: стелется ли над водой дымка или низкий туман, или нет. Дело в том, что такие туманы — вещь, весьма распространённая в местах, где плавают айсберги, но разглядеть их можно только с высоты. И чем выше будет наблюдатель, тем лучше. С палубы же его различить весьма трудно, а подобная дымка даже днём существенно уменьшает вероятность обнаружить плавучую гору льда вовремя.
Костка, как обычно, был рядом. Как-то так получилось, что мальчишка принялся набираться морского опыта под руководством зелёного гардемарина, у которого знаний было много, а вот практического опыта с гулькин нос. Однако и командир "Первенца", и руководитель экспедиции отнеслись к этому как самому собой разумеющемуся, и Андрей-младший поневоле оказался в роли учителя. Вот и сейчас мальчишка "нёс" вахту и, разумеется, не остался внизу, когда княжич взялся за ванты. Правда, в "вороньем гнезде" на троих места было явно маловато, но вахтенный мореход их приходу всё же обрадовался. Оттого, что им пришлось крепко прижаться друг к другу, ему стало теплей, да и ветер уже не так пронизывал тело.
Оглядев горизонт, Андрей-младший не заметил ничего подозрительного и слегка успокоился.
— Княже, ну дай поглядеть, — привычно заныл под рукой Костка, которому очень нравилось разглядывать мир через чудесный прибор.
— На, только смотри...
— Ну, княже, не первый же раз.
Крепко обхватив трубу своими маленькими пока ещё ладошками, зуёк привычно приложил её к правому глазу и стал внимательно вглядываться в окуляр. Андрей же привычно молчаливо ждал.
— Ой, а что это там? — вдруг воскликнул зуёк, отведя трубу от глаз и ею указывая чуть правее курса.
Андрей, до того ничего в том направлении не углядевший, с изумлением взглянул на Костку.
— Ну, я словно прибой увидел, а ведь до берега далёко, — словно оправдываясь зачастил мальчишка, а у княжича неприятно засосало под ложечкой. Он выхватил подзорную трубу из рук зуйка и следом за вахтенным, который уже вглядывался через свой прибор в указанную сторону, принялся внимательно — до рези в глазу — рассматривать горизонт.
Однако в ночи ничего не было видно. Андрей уже было собрался обругать пацана, как вдруг заговорил мореход:
— А у парня зоркий глаз. И точно, словно прибой посреди моря. Аж жутко стало, — добавил он, перекрестившись.
Княжич вновь принялся всматриваться в ночную темь и, спустя какое-то время, действительно разглядел светлые полоски пены прибоя посреди всеобщего мрака. Потом ему показалось, что он даже разглядел что-то ещё более тёмное, чем морская поверхность. Некоторое время он лихорадочно соображал, что это может быть, пока не вспомнил о таком редком явлении, как чёрный айсберг. О них много рассказывали на лекциях, особо упирая на трудности их обнаружения, особенно в тёмное время суток.
— Айсберг, чёрный айсберг и прямо по курсу, — выдохнул он, а мореход, подхватив тяжёлый рупор, заорал вниз:
— Айсберг прямо по курсу!
Внизу началась суета, а когда Андрей соскользнул с марса на палубу, Федосу даже вопрос задавать было не надо: вся его фигура выражала нетерпение.
— Чёрный айсберг, вон там, — затараторил Андрей-младший, указывая направление. — Миля, максимум две. Еле виден, спасибо зуйку, разглядел прибой.
Кивнув головой, Федос начал что-то прикидывать в уме.
— С учётом нашей скорости, течения и ветра придётся всё же немного поработать с парусами. Сигнальщик! Свистать всех наверх, к повороту стоять! Задуть правый фонарь, сигнализировать на мателоты.
Да-да, самым сложным в системе сигналов для попаданца была ночная сигнализация. Да, он помнил требования МППСС, но... Но у него под рукой не было самой малости: электричества и электрических фонарей. А потому пришлось импровизировать, исходя из того, что было. Получилось, конечно, не такое разнообразие, зато теперь отрядом кораблей можно было управлять и ночью, если, опять же, вахта на мателоте не заснёт.
Между тем, разбуженные трелью свистка мореходы, матюкаясь, вылазили из-под палубы и разбегались по своим местам. Выскочившие наверх Игнат и Гридя, приняв доклад вахтенного начальника, действия одобрили, а Костку даже поблагодарили.
Наконец команда заняла места согласно расписанию, и Федос, под приглядом командира, принялся командовать поворот. Но казалось, прошла целая вечность, прежде чем бриг начал медленно ворочаться влево, уходя от опасности. Айсберг был уже практически виден невооружённым взглядом: этакая тёмная приближающаяся тень. На четырёх узлах бриг пожирал расстояние со скоростью сто двадцать три метра в минуту и милю съедал за каких-то пятнадцать минут. Но раз треска ломающейся древесины ещё не было, то, возможно, увидели его всё же чуть дальше мили, потому как песочные часы четверть часа уже отмерили.
Тёмная глыба льда проскочила по правому борту и беззвучно исчезла в ночи. С тревогой наблюдавшие за ней с палубы и реев мореходы облегчённо выдохнули и вновь заработали снастями, возвращая корабль на прежний курс.
— Команде отбой, — скомандовал Игнат, готовясь уйти в каюту. — Вахте усилить бдительность. Или лучше ляжем в дрейф? — обернулся он к Григорию.
— Не стоит, — не согласился тот. — Не думаю, что айсберги здесь хороводами плавают, тем более чёрные. Да и течение мы никуда не денем, так что идем, как шли, и будем уповать на зоркие глаза сигнальщиков.
Главный штурман компании оказался прав, больше за ночь происшествий не произошло. А зуёк с утра стал главным героем корабля.
Дальнейшее плавание проходило без подобных происшествий, хотя айсберги видели ещё пару раз, но все они были светлые, причём один был с красивым голубоватым оттенком, и встречи проходили в светлое время суток. Когда же береговой изгиб начал уходить на северо-запад, Гридя засел за карты, решая, как лучше поступить. Можно было пойти путём древних мореходов и, поднявшись на север, пересечь океан в узком месте, после чего вновь спуститься вниз, до заветного острова. Плюсом тут было течение, которое помогло бы даже в безветренную погоду. Минусом — лишние мили и дни.
Второй вариант предполагал лечь на курс юго-юго-запад и пересечь океан по кратчайшему расстоянию, вот только что там будут за ветра, сказать не мог никто. Зато при хорошем исходе он сулил наибыстрейшее прибытие к рыбному острову, от которого и следовало искать древний Винланд.
