С Арием я говорить не хотел, его позиция была ясна, он поставил на Владимира, и будет идти до конца, пока не обломается. Может быть, Ридгар, который всегда поражал меня своей логикой и рассудительностью, выдержкой и умением принимать мужественные решения? Может быть, он что-то посоветует?
Необходимо было предупредить Ватажку с Ярополком, чтобы не торопились верить посредничеству Ария, на время моего отсутствия.
Сказав Родомыслу, что в течение дня меня не будет, я шагнул и очутился в горнице Ярополка, где проходил малый совет. Там находились Волчий Хвост, Ватажка, Юлия, жена князя, его духовные наставники. Там же находились Рогдай Полоцкий, отец Мстиши, боярин Копыто, отец Кувалды и отец Добронрава, боярин Микула.
Блуд, видимо, только что доложил о переговорах, потому, как стоял посреди горницы и молчал. Молчали и остальные. Мое появление пока осталось незамеченным, поэтому я не стал спешить кого-то оповещать о своем прибытии. Решил послушать.
Тишину прервал один из духовников:
— Великий Князь, сейчас я выскажусь не как служитель веры, а как человек, который знает законы борьбы за власть не по наслышке. Твой противник, в отличие от тебя, прошёл хорошую выучку в Константинополе, и понимает, что пока ты жив, все его победы эфемерны. Поэтому все заверения одного из ваших старших волхвов кажутся мне лживыми. Охранитель, как его назвал тысяцкий Блуд, появившись в стане Владимира, не пожелал придти сюда, чтобы разговаривать с тобой лично. Он, явно, на стороне твоего младшего брата. Поэтому, может, даже не желая твоей смерти, он готов смириться с ней, чтобы дело пришло к единому концу.
'Как же ты прав, поп, — подумал я, — насколько же изощрен твой разум, если ты не слыша беседы в шатре Владимира, смог так точно изложить позицию противников'.
Тем временем, слово взял Волчий Хвост:
— Я обещаниям Хранителя верю, они не врут, но я не верю Владимиру. Этот змееныш, прости, Великий Князь, что я позволяю себе так говорить о твоем сводном брате, но он, действительно, прошёл хорошую выучку в Византии, и для него нет ничего святого.
Блуд здесь говорил о его клятве Хранителям при новогородцах, так пускай волхвы и верят ему, но не ты, Великий Князь. Я против переговоров, даже на срединном месте.
Неожиданно для всех заговорила 'ночная кукушка', как её прозвали при дворе. Юлия, изредка присутствуя, всегда молчала на советах, где собирались приближенные к князю мужи, но сейчас сердце её не выдержало, и она решилась:
— Милый мой, не ходи на встречу с Владимиром, я чувствую, что он задумал недоброе. Только твоя погибель даст ему возможность провозгласить себя Великим Князем и не оглядываться на возможных претендентов на Киевский стол. Ярополк, твой соперник очень плохой человек, у него нет ни совести, ни чести, к тому же он ненавидит тебя, потому что все свои отроческие годы завидовал тебе. Завидовал, что ты старший, завидовал, что ты рожден не от рабыни, завидовал, что именно тебе твой отец оставил киевский стол ещё при своей жизни.
Верно, есть и какие-то личные обиды между вами, что не делает его дружелюбнее к тебе. Не ходи, князь мой, не оставляй меня ему на поругание и бесчестие. Я уверена, что даже в случае твоей смерти, он станет мстить тебе, унижая и издеваясь над твоими близкими и друзьями.
Такая длинная и проникновенная речь удивила всех, даже князя, который хотел успокоить свою княгиню, но ему не дал этого сделать Ватажка:
— Великий Князь, ты слышал всех, кто воистину желает тебе добра и долгих лет жизни. От меня ты слышал не раз то же самое, наконец и от других тебе довелось услышать, чтобы ты не шёл ни на какие переговоры с робичем.
Я очень тебя прошу, князь, пойдем на прорыв, пока ещё воины не оголодали и в силах держать оружие. Мы пробьемся из Роденя, либо в Чернигов, либо на Червленую Русь. Там ляшский князь Мешко поддержит тебя, и Владимир не посмеет требовать твоей выдачи.
Несколько секунд длилось молчание, а, затем, начал говорить Ярополк:
— Ты помнишь, Ватажка, как Никита обвинял меня в нерешительности, там, когда мы проиграли битву. Тогда я ответил, что моё сражение немного впереди. Сейчас пришёл час моего поединка с братом, озлобленным и мстительным, завистливым и властолюбивым. Я много раз задавался вопросом, зачем я родился первым из братьев, чтобы править Русью? Нет, мне не дано такое право, потому что власть всегда меня тяготила, не давала свободно дышать, любить, думать. Поэтому я с благодарностью доверялся Сфенальду и своим боярам, которые умели, знали, хотели. Однако и здесь я не нашел утешения, потому что приходилось окорачивать одних и уговаривать других, наказывать третьих и изгонять четвертых.
Такое всегда доставляло боль и разочарование, потому что я доверялся этим людям, а они меня обманывали, подставляли, предавали. За восемь лет моего правления все, от мала до велика, что-то от меня просили, хотели, требовали, а когда я не мог дать им этого или не смел, то обижались, озлоблялись, становились моими недоброжелателями или врагами.
Я устал, устал быть игрушкой в руках своих подданных, устал от призрачности власти и дружбы. Я устал от одиночества, потому что мои духовные отцы не поддерживали мой дух, а требовали от меня веры, которой я и так наполнен и даже моя единственная возлюбленная и жена не понимала меня, требуя от меня действий и поступков, противных моей душе.
Молчите! Молчите все!
Я не обвиняю, а только сожалею, что не родился младшим в семье, но такова моя доля, а потому грешно роптать.
Мною уже принято решение идти на переговоры, хотя я знаю, что живым мне оттуда не уйти. Так ведь, Блуд? Только не делай вида, что не договорился за моей спиной с Владимиром. И знаешь, самое интересное, что я тебя не осуждаю за предательство, я понимаю, что толкнуло киевского тысяцкого в объятия моего недруга. Прощаю тебя, а Бог рассудит.
Жаль, что нет сейчас многих старших моих друзей, которые были моими бессменными советчиками и помощниками. Иных уж нет, а те далече.
Вот, Блуд, можешь идти и договариваться о дне и часе. Да, и не возвращайся, не надо, пусть Владимир пришлет гонца с известием. Уходи.
Блуд не вымолвив ни слова, опустив голову, как провинившийся пёс, направился к выходу из горницы и... шарахнулся в сторону, увидев меня. Другие тоже заметили моё присутствие, поэтому я, не взглянув на 'Иуду', прошёл в залу. Блуд бочком шмыгнул за порог и растворился.
— Будь здрав, Великий Князь, многие тебе лета!
— И тебе того же, Никита, с чем пожаловал? — спросил Ярополк, не раздражаясь и не повышая голоса. В нем чувствовалась обида отверженной мной дружбы, но он умел уважать людей за откровенность.
— Надо сказать, что я уже здесь давно и многое из ваших разговоров слышал. К советам мне добавить нечего, да и новость о предательстве Блуда тебе уже известна. Мне непонятно твое стремление к самопожертвованию, но спорить на эту тему я с тобой, князь, не стану. Пожалуй, обращусь с просьбой, если ты позволишь.
— Позволяю, — с безнадегой в голосе произнес Ярополк.
— Прошу тебя, Великий Князь, не давать согласия на переговоры, пока я не вернусь. Мне тут надобно кое с кем посоветоваться, так ты подожди, не спеши совать голову под топор, авось, что-нибудь, да придумаем!
— Обещать ничего не стану, а то ты меня и на том свете начнешь укорять, если не сдержу слова, но, сколько моих сил хватит, потяну время.
— Дай Бог, князь, чтобы твоих сил хватило растянуть время до моего возвращения. Ты уж, постарайся, это не сложно.
— Хорошо, ты останешься перекусить на дорожку?
— Благодарствую, Великий Князь, не останусь, спешу. Дело не терпит, когда речь идет о твоей жизни и смерти, — с этими словами я повернулся и вышел из горницы, чтобы уже никого не пугая, сделать 'шаг' к заставе.
Реализовавшись у закрытых ворот крепости, я громко окликнул стражу, которая всполошилась от голоса нежданного гостя. Наконец, разобравшись, что я один, кто-то из охраны спросил:
— Чего надобно?
— Мне вашего старшего надобно, воеводу Вышату. Скажите ему, что кличет его давний знакомый, Никита. Ну, а ежели по какой причине, воевода отсутствует, то передайте то же самое кому-нибудь из десятников: Фарлафу, Ратмиру, Любомиру, Ридгару. Если у вас на заставе прижился младший сын болгарского хана, Аспарух, то и он, надеюсь, вспомнит обо мне.
Тут на стене показалась фигура Аспаруха, и раздался его голос:
— Вспомнит, вспомнит! Аспарух всё помнит! Ну-ка, ребятки, отпирайте ворота, встречайте желанного гостя. Думаю, вы сами его сразу признаете, когда разглядите.
Ворота, действительно, растворились, и мне навстречу выбежал ханский сын с улыбкой во весь рот и раскрытыми объятиями. Привлеченные шумом и восклицаниями, пришли многие вои заставы, которые тоже сразу признали меня. И пошла череда рукопожатий, похлопываний по плечам, по спине. В общем, в считанные минуты основательно побитый, я вступил на территорию заставы, где на меня набросились остальные дружинники, которые не подоспели к воротам.
Парни всё делали от полной богатырской души, поэтому мне пришлось облачиться в 'защитную рубашку' и очень вовремя, потому что в следующее мгновение, я чуть не задохнулся в объятиях Вышаты.
— Никитушка, приехал, ах ты ж молодец. Вот так порадовал, вот так нежданно-негаданно, на ночь глядя. Чем же тебя накормить, напоить. Впрочем, напоить, — это не вопрос. Но ты с дороги, наверно, проголодался, а у нас ничего не готово.
— Вышата, дорогой ты мой, не беспокойся. Я сыт и ничего не хочу, тем более, на ночь глядя.
Но Вышата уже отдавал наказы, воины ринулись накрывать столы, выкатывали бочки. Мы с Вышатой и Аспарухом присели в сторонке, и я поинтересовался о Ридгаре и остальных.
— Все живы и здоровы, — сразу же успокоил меня Вышата, — только они у меня теперь не десятники, а сотники, как и Аспарух.
Я удивился, а Вышата радостно продолжил:
— Да, с твоей легкой руки, мы продолжили обучение смердов, так многие из них проявили такие воинские способности, что повидавшие виды вои, только диву давались!
В веси потянулся народ, а за два года подросли и молодые парни, которых когда-то обучали твои ребята. Вот так, понемногу и набралось пять сотен отменных бойцов. И на соседних заставах народу прибавилось, потому теперь дорога в Киев здесь на крепком замке.
— Здорово, Вышата! Просто не ожидал, что так ладно всё обернется. Видишь, как из малого, при упорстве и желании, можно достичь многого!
— Это всё Ридгар с Аспарухом, да Любомиром. Это они не позволили похерить дело. Правда и мы не сопротивлялись сильно. Ратмир, к примеру, настолько увлекся, что создал специальный отряд лучников, который может за минуту в чистом поле уничтожить три сотни врагов. Любомир из своей дозорной сотни, выделил полный 'десяток', пятнадцать человек, который в степи выследит и уничтожит любого печенега или другого степняка.
Он разбил этот 'десяток' на три пятерки и обучил их приемам и владению оружием, наподобие твоих четырех братьев. Выбирал из лучших, а сделал из них совершенных воев, даже Ридгар и тот не рискует тягаться с парнями Любомира.
— Ну, уж? — не поверил я.
— Ну, ладно, приврал немного, но уж точно только Любомир и Ридгар способны с ними соперничать, вот и Аспарух подтвердит.
Я поглядел на болгарина, тот молча согласился. Краем глаза я замечал, что Аспарух рассматривает меня, как будто не узнает или нашел что-то странное, чего раньше во мне не было.
— Ты что-то хочешь спросить? — обратился я к нему.
— Ты чем-то сильно озабочен, Никита, тебя что-то гнетет?
— Да, друже, вы слышали, что творится на Руси, — спросил я, обращаясь к обоим.
— До нас приезжали с седмицу назад какие-то люди, требовали, чтобы мы присягнули новому Великому Князю, Владимиру.
— А вы?
— А, что мы? Мы уже присягали князю Ярополку, а о Владимире, знать, не знаем, самозванец какой-то. А крикунов мы повесили, затем похоронили, потому, как христианами оказались.
— Сурово вы с ними?! — восхитился я.
— А иначе нельзя, тут застава, мы не в бирюльки играем, — спокойно возразил Вышата.
— А свеи или нурманы сюда не забредали?
— Не, здесь уже давно никто не появлялся, акромя гонцов.
— А псиглавцы?
— Ха, а ты откуда об их знаешь? Погодь, погодь, а не ты ли напоследок набедокурил у Малюты? Не ты?
Вышата хитро прищурился, дескать, знаем, знаем, нам всё про тебя ведомо. Но я стоял на своем, 'я не я, и хата не моя'.
— Да ладно, Никита, — произнес Аспарух, — нам же всё про тебя и твоих братанов сами псиглавцы и рассказали. Они, правда, вас поименно не называли, но так живописали, что мы сразу поняли о ком речь.
— Да мало ли народу по лесам, да по степи шастает. С чего вдруг мне сталось помогать псиглавцам?
— А с того, друг ты наш сердешный, что рассказали мы тебе о беде, случившейся с нашими охотниками, — раздался лающий голос из темноты. — Сам-то ты не принимал участия, но твои ребята сильно нам подмогли.
Я сидел онемевшим, а Вышата с Аспарухом покатились со смеху.
— Ой, не могу, — почти кричал Вышата, — Вы посмотрите на его рожу, словно лягуху проглотил.
Аспарух тоже утирал слезы со смеху, а из темноты появился старый знакомый вожак псиглавцев и произнес:
— Что, не ожидал меня тут увидеть, витязь Никита?
— Не ожидал, вы же так опасались людей, что так изменило ваше отношение к нам, к людям?
— Ты и изменил. Мы стали умнее, научились различать с кем можно, а с кем нельзя водить дружбу.
— Всего-то! Так это и так лежало на поверхности, при чем здесь я?
— Это для тебя было очевидным, а для племени, которое было на грани вымирания, кстати, по вине людей, все вы представляли опасность.
— Мы и сейчас представляем опасность и не только для вас, но и для самих себя. Между людьми сейчас идет жестокая резня, поостерегитесь, как бы, ненароком, и вас не задели.
— Так, что же случилось? — спросил Вышата.
— Тех, кого вы повесили, присылал к вам, действительно, князь Владимир, младший брат Ярополка, который сжег Полоцк, убил Рогволода и его сыновей, а Рогнедь, его дочь сделал своей наложницей. Захватил Белгород и Вышгород, Остер и Ловать и много иных городков и весей. Разбил в сражении под столицей Ярополка, и Киев открыл свои ворота перед ним и новогородцами, которые пришли с князем.
— Не может быть! Как же так! Он же нарушил Покон и Правду, — вскричал Вышата.
— Не имать брату младшему стола брата старшего? — спросил я.
— Не только, варяжские каноны запрещают поднимать оружие на своих братьев, такой поступок карается изгнанием и смертью.
— Вот как, а убийство Олегом Дира и Аскольда?
— А что, разве кто-нибудь из этих двоих был варягом, русом?
— Я слышал, вроде бы, Аскольд, нет?
— Конечно, нет! Дир, так вообще был жрецом Даждьбога, а Аскольд не был даже русом или россом.
— А кем же он был, какому племени принадлежал?
— Скольд, а точнее Скальд, свей, вольный ярл, который по договоренности с волхвами, во главе с Диром, перехватили власть в Киеве.
