— Ты не любишь меня, герцог. Я тебе был нужен как якорь. Я и сейчас тебе нужен. Только ты хочешь, чтобы этого не было. Противоречие, — Фернандо улыбнулся осколками льда. — А удивить? Я думаю, ты удивишься завтра, когда прочитаешь новый договор.
— К черту! Я не буду подписывать ничего. У меня ничего нет... Я свободен. Я вообще не герцог... — вырвавшись из рук Легрэ с неожиданной силой, юноша вскочил. — Ты мне не нужен, Фернандо... Не нужен, потому что и я тебе не нужен. Трус! Ты боишься чувств сам... Вы оба... — Светлые брови сошлись угрожающе. Он так сильно его любил. Он так сильно хотел, чтобы он жил... Чтобы получил добычу. Сейчас он подпишет пустую бумагу. Схватив лист, юноша начертил быстро подпись в нижнем углу. — Теперь составляйте любые договоры. С меня довольно. Я ухожу. — и юноша быстро вышел из шатра.
— Никуда ты не уйдешь, пока не прочитаешь, — король грубо схватил Луиса за руку на выходе. — Садись и жди, скоро принесут.
Черный взгляд пустотой разрушенной вселенной смотрел на юношу.
— Что же, несите вашу бумажку, — горькая усмешка. Горче полыни боль, но к ней герцог привык давно. Он дернул из пояса шнурок и обкрутил запястье, чтобы переключить боль. Уселся на тюки, усмехаясь вместе с ангелом. Он умирал... Он плавился в своей боли, кисть покраснела. Но юноша не чувствовал. Зато сердце истекало кровью. Предательство? Сколько раз тебя продают и покупают, Луис? Чем лучше эти люди? Улыбка открытая и чистая — снежная, как холодная равнина.
Легрэ неторопливо слез со шкур и, собрав свои одежды, стал быстро напяливать на себя. Он хмурился, иногда встречался взглядом с Фернандо. Легрэ дал себе слово защищать герцога, но сейчас он не понимал, нужно это делать или нет. Ему хотелось столько сказать и Луису и Фернандо, но чувства не принесли ему ничего хорошего в последнее время, разве что титул барона. Кристиан иронично усмехнулся. Вот уж и правда свету белому не рад, да и титулу своему тоже. Одевшись, он подошел к Луису, схватил его за руку и силой снял веревку.
— Не надо, — сказал он, глядя в голубые глаза. — Это не выход.
Юноша отозвался на взгляд Кристиана. В его холодности мелькнули сомнения, сожаление. Мысли о том, что он не уберег Легрэ, что впутал его, чуть ли не заставляли встать на колени... Он лишь коротко коснулся руки мужчины и ободряюще погладил. Все, что может сейчас.
Кристиан устало смотрел на юношу и думал о том, есть ли разница — кто кому что сделал и зачем. Никакой. Все не важно: поступки, слова, обещания. Если нет понимания и желания понимать. Он, Луис, Фернандо — они все запутались. Легрэ вчера видел короля другим, не таким как в первую встречу, или в тюрьме, или в лесу — он видел, скольким готов Фернандо поступаться ради юноши. Он и сам многим поступился. И ничего не изменилось — для Луиса, раненого когда-то и кем-то слишком сильно, они оба всегда будут трусами и насильниками, эгоистами, думающими только о плотских утешениях. Кристиан взглянул на Фернандо, силясь понять, о чем тот думает, но не развил эту мысль до конца. Сев рядом с Луисом и широко расставив ноги, Кристиан методично перебирал пальцами шнурок — дергал его, путал, развязывал.
— Ты не прав, Луис, — тихо сказал он, не поднимая глаз. — Я очень тебя люблю, но сейчас ты не прав... Прости.
— Я обидел тебя. Я знаю. Я виноват. Я знаю. Не надо тебе было возвращаться. — юноша опустил голову. Его терзала тоска.
— Это был мой выбор, Луис, и твое чувство вины — худшее, чего я боялся. Хуже, чем это постоянное бегание от самого себя. Я не хочу каждый раз добиваться от тебя близости насилием. Я, безусловно, не ангел, но насиловать тебя каждый раз, потом бояться за тебя, по тысячи раз перебирать в уме, что было сделано так, а что нет... Невыносимо. И если тебе так плохо от этого, я никогда больше не прикоснусь и не трону тебя. Я не насильник, Луис, и не хочу им быть.
Легрэ поднял голову и посмотрел на Фернандо.
Король стоял и также холодно смотрел на происходящее, пока не принесли договор. Стоял, смотрел черными глазами и слушал. Просто стоял. Передав бумаги, он сказал:
— Думаю, что тебе будет особо интересна последняя страница. Говоря простым языком, любой твой любовник должен быть немедленно представлен ко двору. Пока ты не придумал ничего лишнего себе, объясню. Ты еще слишком мало разбираешься в людях, тобой легко манипулировать. А через тебя — мной. Для очень многих уже слишком очевидны чувства, которые я к тебе испытываю. Для многих, кроме тебя, — как Фернандо не пытался сдерживать себя, щека предательски дрогнула. — Это убережет тебя от внимания тех, кто захочет использовать тебя. Побоятся со мной связываться.
Помолчав секунду, продолжил:
— Удивлен? Или... — Фернандо не закончив фразу, повернулся и пошел к кровати. Хватит. С него хватит. Он и так уже с трудом сдерживает себя.
Тяжело усевшись на одеяло, кинул через плечо:
— Вон. Оба.
Луис поднялся тяжело.
— Я не уйду, — сказал тихо. — Дайте мне возможность передать вам земли. Я готов их продать за бесценок. И я уеду. — одного взгляда достаточно, чтобы вспомнить и вспыхнуть страстью.
— Если ты сейчас не уйдешь, Луис, — тихо заметил Легрэ, не сводя со спины короля напряженного взгляда, — то тебе лучше дать Фернандо плеть и раздеться. А нет — уходи скорее. Завтра передашь, послезавтра уедешь.
Герцог не прореагировал, он приблизился к королю, сел сзади и положил голову на его плечо. Ожидая, что его оттолкнут, что его ударят...
— Я тебя люблю, — сказал просто.
В душе короля дьявол метался раненым зверем, царапал когтями, пытался вырваться наружу. Убить. Убить все. Это слабость. Когда он получил страну после смерти отца, он поклялся, что у него не будет слабостей, на которых можно было бы его подловить. Манипулировать им. Страна важнее. Всю свою жизнь он бился именно за нее. Отгрызал земли у соседей, сдерживал церковь, усилял армию. Несмотря его характер, солдаты его любили и боготворили. Церковь ненавидела, особенно потому что в столице и крупных городах он давно приручил практически всех ее ставленников. И помощников он воспитывал под стать себе. Но Луис... Кровь билась в висках, грозя разнести все мнимое, показное спокойствие. И почему он полчаса назад не сделал все, как надо? Опять не смог, опять слабость. А после слов мальчика и невозможно. Проще убить... Тьма заполняла.
Фернандо слепо зашарил рукой — где в изголовье кровати должна быть сумка с зельями. Нет... Бросил около костра. Далеко. Слишком далеко.
Король медленно повернулся к юноше, взял обеими руками лицо, всматриваясь, ища хоть что-то, что позволит ему продолжить так, как нужно. Не видно. "Или просто не хочу видеть," — прошептал он про себя.
— Легрэ, — Фернандо не осознавал, что прижал к себе Луиса, — уводи его отсюда, быстро.
Король прижимал мальчика все сильнее и сильнее, не замечая, что начинает делать ему больно.
51
Кристиан среагировал так, словно его подстегнула незримая сила. Быстро подойдя к королю, он буквально вырвал герцога и выволок из шатра. Прочь. Все дальше и дальше. Уходить, потеряться среди шатров, среди солдат, и крепко держать за руку его. Хмурясь, Кристиан упорно тащил юношу за собой.
— Сумасшедший, — он вдруг остановился у синего небольшого шатра и, развернувшись, обнял Луиса.
Юноша к нему прижался и зарылся носом. Он умел говорить без слова. Слова слишком лживы. Они обманывают, а тело, а действия не солгут.
— Ты тоже сумасшедший, -отозвался откуда-то из рубахи. -Пойдем, тебя надо протереть. Раны могут воспалиться.
Легрэ согласился. Они пошли в шатер Луиса, но несмотря на то, что опасности никакой не было, Кристиан время от времени прислушивался к звукам снаружи.
— Ты толком не поел, — сказал он Луису, снимая рубашку и со вздохом обнаружив на ней пятно крови. — Если так дальше пойдет дело, тебя ветром сдувать начнет. Принести что-нибудь?
— Я сейчас распоряжусь. Ты и сам ничего не ел, не выспался. — герцог намочил ткань в специальном настое из трав и стал аккуратно протирать следы от кнута, бережно смазывать синяки. Сперва на спине, потом обошел мужчину и принялся за руки и грудь. — Сейчас ты поешь и будешь отдыхать, — сказал тихо. — И расскажешь мне все, что повлекло за собой резню. — Луис не интересовался ночью с королем, но явно волновался о том, что происходит вообще. — Кто хотел убить Фернандо? Эдуард?
— Не знаю кому это на руку было, — отозвался Легрэ, — но очень хочу. Когда мы с тобой вернулись в лагерь, Себастьян настаивал на том, чтобы я уехал. Потом Микаэль предложил мне сделку, стать пешкой в большой игре против Фернандо. Сначала я думал, что травник наш не с тобой и не с Себастьяном, потому вернулся, чтобы предупредить. Фернандо арестовал меня, потом ушел. А потом пришел Себастьян и его люди. Они развязали меня, но порадоваться я не успел, — Легрэ с усмешкой потер место ушиба, — меня схватили. Себастьян сказал, что меня повесят за убийство короля. Потом мне врезали по голове от души и я упал. А когда очнулся, увидел, что люди Себастьяна пытаются прирезать короля. По правде, у меня в уме не укладывалось. Ты с Себастьяном на одной стороне, но он хочет убить Фернандо, ты — нет. На тот момент я понимал, что до правды не докопаться, одно я знал точно, я не хочу на виселицу из-за того, чего я не совершал. Я убил Себастьяна и мы с Фернандо смогли поднять тревогу. Потом началась бойня. — Легрэ взглянул на Луиса и подумал: "Я испугался тогда за тебя. Очень".
Луис слушал сбивчивый рассказ и понимал лишь одно. Дело касается не только Себастьяна, но церкви в целом. И наверняка, есть еще заговорщики и повыше — вся знать, которая окружает Фернандо.
— Я пошел на сделку, потому что меня заставил отец. — сказал юноша. — У меня не было выбора. В моем возрасте подчиняются решениям. Его решением было обмануть Фернандо и отправить меня сюда, к падре Ксанте, чтобы оформить все документы и женить на Алисии. — задумчивость сменилась возбуждением. — Получается, что мой отец — один из предателей. Что Фернандо специально заманивали в ловушку и Церковь, и его вассалы. Понимаешь, Кристиан, почему он такой? Он никому не верит. И ты не веришь... — еще одна, более долгая пауза, пока раствор не заставляет рану закрываться, а пальчики проводят уже по тонким полоскам на животе.— Что-то здесь не так... Ты сказал про Микаэля? Он с самого начала показался мне странным. Очень странным.
— Да он всегда был таким, — без обиняков заявил Кристиан и коротко рассмеялся. — У него в голове каша, причем не наша. Надо бы узнать, арестовали его или нет? Но это уже у Фернандо спросить надо, и не сегодня. Ты просил пока помалкивать о нашем травнике, и я ничего не сказал королю... не до того как-то было в последний день. Правда такие дела откладывать себе дороже. Расскажи мне о своем отце. — Легрэ сделался серьезным, коснулся рукой руки Луиса. — Ты говорил мне на болотах, что он домогался тебя.
Юноша вздрогнул. Хотел вырвать руку, потому что Кристиан попал сейчас туда, куда и не метил.
— Может поедим сперва? — Луис старался, чтобы голос его не выдал. Он выглянул наружу и приказал принести горячего. Обед, который подали почти сразу, состоял из каши, мяса и вина. Юноша ел с тем голодным аппетитом, который достигается от постоянных срывов, и все время ловил выжидающие взгляды Легрэ, который лишь отложил беседу на время трапезы. Наконец герцог отставил тарелку, допил свою порцию подогретого вина, которое взбодрило кровь, и улегся головой на колени бывшему стражнику, продолжая тянуть с ответом и ища слова. — Я не считаю тебя насильником, Кристиан. Мне всегда приятны твои прикосновения. И Фернандо... Я не боюсь боли, я... так стараюсь забываться. Мне так... понимаешь... мне так сладко... Я иначе не умею... А отец — все позади уже.
Кристиан внимательно смотрел на юношу, задумчиво пропуская сквозь пальцы светлые прядки его мягких волос. После хорошего обеда жизнь уже не казалась такой мерзкой.
— Что ж, я рад, что ты не считаешь меня насильником и сказал это. Мне это важно. А еще мне важно знать о тебе все, чтобы правильно понимать смысл твоих поступков. Я не могу настаивать, но... Знаешь, — Легрэ улыбнулся, — когда мне исполнилось едва пятнадцать, у нас в городе разрослась чума и я решил уйти с обозом в другое, более безопасное место. Я считал, что жизнь обошлась со мною жестоко. Тяжелая работа. Голод. Бывало, что приходилось ночевать в дождь под открытым небом. Но в тот день я решил самостоятельно добраться до поселения через лес, короткой дорогой и попался трем разбойникам. Взять с меня было нечего и они просто развлеклись от души. В тот миг я осознал, что в жизни все относительно и в сравнении с тем, что есть сейчас, всегда может произойти "лучше" и "хуже". Эти люди были, безусловно, жестоки со мной, но благодаря им я ко многому стал относиться проще... — Кристиан обвел лицо юноши ласковым взглядом. — Вот, я тебе рассказал мой самый страшный секрет.
Луис повернул к Легрэ лицо. Долго-долго молчал... а потом просто обнял и вдруг заплакал. Все это время его утешали и укачивали, пытались успокоить, но слезы были свидетельством облегчения.
— Мой отец измывался надо мной... Много лет. Почти до отъезда. — заикаясь, сознался герцог. Он тяжело дышал и продолжал прятать лицо. — Он не переходил грани, но ему доставляло удовольствие меня унижать... — вздох, дрожь. Схлынувшая вниз ледяная вода. — Я терпел. И все дома знали. Все до одного. В самом начале я убегал... И даже чуть не утонул по глупости... — Луис резко поднялся. — У меня бывают приступы, — признался он. — Я их не контролирую. Я к ним... понимаешь... я к ним сам... стремлюсь... это как зараза...
— Понимаю, — очень серьезно ответил Легрэ, стирая большим пальцем слезу с подбородка юноши. — Иногда другим людям удается в нас вложить что-то такое, что при других обстоятельствах мы бы никогда не приняли сами. В результате мы приобретаем дурные привычки, искажаем разум извращениями, и все равно стремимся из этого вылезти. Значит, ты намерено провоцируешь меня и Фернандо на жестокость. А потом стараешься уйти от унижений. Ты не боишься боли, тебя страшит подчинение, так? Безропотное полное подчинение чьей-то воле.
Герцог кивнул.
— Прости, я должен был сказать сразу... Я понятия не имел, что все так обернется. Все так перемешалось. И теперь Фернандо будет думать, что я... — Луис замотал головой. — Он так и сказал, что я нем ищу поддержки, якорь. Мне этого не надо было. — Юноша потянулся к мужчине, обнял, поцеловал... -Я слишком много дурного тебе сказал. Я так не думаю. — новые поцелуи по лицу.
— Полагаю, я смогу примирить вас с Фернандо... если захочешь. — Легрэ наслаждался ласками и не скрывал своего довольства, точно кот, нализавшийся сметаны. — Когда ты вот такой, — сказал он шепотом, легко скользя пальцами вдоль позвоночника Луиса, — мне кажется, что я умер и попал в рай... И этот пелиссон тебе к лицу. — Кристиан поцеловал Луиса в подбородок и взглянул в глаза. — Ты тоже прости меня... я иногда совершенно невыносим.
— Я хочу, чтобы ты не уходил. Обещай не уходить... Никогда! — Луис потерся щекой о плечо. — Я должен сам поговорить с Фернандо. Я никак не достучусь. Он не слушает. Он задает вопросы и не слушает... Я не могу до него достучаться. Лишь когда он... когда... — нездоровый блеск в глазах, — только тогда он открывается, в бешенстве или от очень сильных эмоций. А в остальное время он врет, как и я.
