— Разрешаю. — Нахимов прошёлся вместе с Александром вдоль строя экипажа. — Как с погрузкой?
— Замечаний нет. Отлёт — через два часа, Командир.
— Хорошо. Вольно. Пусть люди подготовятся к полёту в неформальной обстановке.
— Есть. Экипаж! Вольно! Разойдись!
— А вас прошу задержаться. Необходимо обсудить некоторые аспекты...
— Ясно, Командир.
Получасовой разговор с начальником академии не добавил Александру ясности. Предстояло пересечь странный район, встретиться уже мощью крейсера с ранее неизвестными воздействиями и влияниями. Как командир, открывавший полет, Александр сохранял право командира на протяжении всего полёта и от его готовности к неожиданностям зависело очень многое.
Уже сидя в пилот-ложементе перед пультом в просторном центральном посту, Иванов вставил в накопители первые диски из принесённой Викторией укладки. Два экрана начали транслировать записи.
— Командир, время подготовки к старту. Пятнадцатиминутная готовность. — первый помощник командира, подполковник Григорьев сел в правый пилот-ложемент. — На борту всё штатно. Мы уже отсечены от Земли.
— Ясно. Включайте программу пятнадцатиминутной готовности.
— Есть.
Пятнадцать минут готовности истекли. Плавно и бесшумно, пользуясь планетными двигателями, крейсер вырос над искусственным "каньоном" и начал неуклонный подъём. Новейшая технология взлёта позволяла даже огромным орбитальным станциям стартовать с поверхности Земли и устранить нервозность и скованность, сопровождавшие людей на протяжении всей прежней космической истории во время старта корабля, попутно исключить возможность повреждения любых частей хрупкой биосферы планеты. Александр держал пальцы на десятиклавишной панели приоритетного управления, но пока что автоматический взлёт проходил по программе. Сбоев и нарушений в работе систем не наблюдалось.
— Атмосферный щит пройден. — доложил метрист корабля.
— Есть, принял. — откликнулся Иванов.
— Начинаем орбитальный виток. Расчётные данные введены в машины. Ключ-код Навигатора Два. — сказал Григорьев.
— Есть, принял. — Александр просиял: Навигатором-Два называлась Виктория, принявшая должность сменного руководителя службы Астронавигации Звёздного. — Идём по этим данным.
— Есть.
Орбитальный традиционный виток для сверхбольших крейсеров прошёл без происшествий и громада корабля устремилась в глубины Системы, с каждой минутой удаляясь от Земли...
— Прошли Марс. Разрешите экипажу приступать к работе? — Григорьев пробежался взглядом по экранам и вопросительно посмотрел на Иванова.
— Разрешаю. — Александр просмотрел данные автоконтроля. — Пусть люди не торопятся, поплавнее входят в ритм.
— Есть, командир.
Дальнейшее брали на себя члены основного экипажа. Командирская первая вахта закончилась и Иванов прошёл к себе в рабочую каюту. Ещё в Центральном посту его стала беспокоить перспектива прохождения этого злосчастного района. Вызвав на экраны всю информацию, накопленную планетной службой "Ниидли Таймс" ("Игла времени") за несколько столетий космических полетов, Иванов сел в кресло и углубился в размышления.
"Миленький райончик... Идти через него месяц... Ускориться нельзя — сложная трасса, надо расставить радиобуи и передатчики, оградить район погранполосой и сделать ещё кучу всяких дел... Но почему меня так беспокоит этот район? Неужели Карпатский феномен и тут ещё вставил свою визитную карточку? Знать бы наперёд..."
Четыре месяца полета прошли нормально.
— Командир, мы — у дальних пределов района повышенной сложности. Разрешите боевой режим? — Григорьев занял свое место в пилот-ложементе, возвратившись с обхода корабля.
— Разрешаю. — Иванов снова занял место командира в Центральном посту. За четыре месяца больше полусотни раз сменялись командиры крейсера и вот теперь Совет экипажа крейсера доверил именно ему, Александру Иванову руководство экипажем в особом районе. — Включите поддержку.
— Есть.
Автоматика приступила к выполнению своей программы освоения нового района. Автокатера и боты курсировали от борта корабля на удаление до полупарсека, неся аппаратуру и буи-ограничители. Затем автокатера доставили в заранее обусловленные пункты буи научного назначения.
— Командир, в целом на корабле и с экипажем всё — в порядке, но со снами членов экипажа происходит что-то странное. Уровень кошмарности вырос до астрономических величин...— сменная главный врач госпитального центра крейсера докладывала Иванову обстановку с медико-санитарной обеспеченностью экипажа. — Мы, конечно, все умеем в любых условиях отличать сон от яви, но здесь, на мой взгляд, следует подумать и подумать очень хорошенько. Да и сны какие-то нестандартные, достаточно специфические... Всё время возвраты в прошлое, причем больше чем на семьсот-девятьсот лет назад... Уровень детальности и реальности — просто запредельные. Никто из астронавтов не может, к огромному сожалению, во многих случаях точно и окончательно определить, где кончается сон и начинается явь... Это меня беспокоит и я пришла к вам посоветоваться, что делать. Подумать вместе...
— Если честно, то и меня тоже мучает один и тот же многосерийный сон... Конец двадцатого, начало двадцать первого века. Помнится, в школе второго цикла мы готовили базовый видеоимитаторный ряд для того, чтобы ввести наших младших в курс общерегиональной истории. Пришлось мне тогда вкусить возможностей проекционной техники... Вплоть до голографического уровня реальности... Но тут явно что-то другое... Мы идём в этом районе уже три дня, а...
— Снами мучается практически весь экипаж. — подхватила мысль командира врач. — Наши медики ещё умудряются анализировать, благо сны не исчезают при наших попытках разобраться... Удалось установить немного, но и то, что есть, весьма настораживает...Уровень детальности и сложности снов возрастает лавинообразно. Если экстраполировать на месяц вперед... То неизвестно, выдержим ли мы это... Нагрузка на психику растёт слишком быстро...
— Но...
— Мы, конечно, можем подавить это, но тогда, мне кажется, возникнет что-то другое. И мы до сих пор не можем отлоцировать излучение, которое передаёт подобную информацию. Не можем указать и источник... Хотя соответствующие подразделения днюют и ночуют в рабочих помещениях.
— Члены экипажа...
— Далеко не все хотят делиться этим... Вы же знаете принцип: мы проникаем в космос — космос проникает в нас... Говорить о готовности я бы здесь поостереглась до момента выхода из района...
— Ладно. Пока будем ждать новостей, но...
— Всё в полной готовности... Извините, командир, скоро полдень и большая часть экипажа будет на взводе после очередного ночного кошмарного сна... Нешуточная, привнесённая без сомнения извне, нервозность нам может очень дорого обойтись. Надо отследить ситуацию...
— Хорошо. Свободны... — Иванов погрузился в размышления.
— Есть...— главный врач вышла.
Александр откинулся на спинку пилот-ложемента и сложил пальцы обеих рук воедино.
Он не кривил душой. Его преследовал уже две недели один и тот же развивающийся по нарастающей многосерийный сон, в котором ему приходилось играть едва ли не главную роль. Ему, универсалу, человеку практически и абсолютно здоровому приходилось в этом сне вживаться в образ человека, которого считали официально инвалидом, но по злой иронии судьбы — человека далеко не такого глупого и ограниченного, как многие практически здоровые люди. И этому человеку, молодому человеку приходилось жить на вулкане... Такого полного спектра ощущений не могли дать никакие имитаторы, но каждое утро Александр тратил дополнительные десять минут на приведение себя в порядок — сон неохотно отпускал его разум.
Годичный полёт был выполнен нормально... Но Александр ещё долго вспоминал этот месяц. К счастью, кроме снов в том районе больше не было отмечено даже самыми привередливыми наблюдателями и самыми точными сканерами ничего экстраординарного. Может быть, пока не было... Но тогда впервые в жизни Иванов увидел в своих глазах и в глазах многих своих коллег по экипажу искорку усталости, отличавшую кадрового астронавта от зелёного новичка.
— Саша, ты каким-то немного другим стал... Что с тобой сделал этот полёт? — Виктория внимательным изучающим взглядом коснулась его глаз и лица. — Ты повзрослел лет на двадцать...
— Иногда нужно взрослеть... Быстро взрослеть... И знать, точно и полно, какой огромной ценой оплачен твой относительно безопасный и комфортный путь в космосе...— глухо сказал Александр, отстраняясь от ладоней Виктории. — Извини, мне сейчас не до ласк... Я очень рад снова видеть тебя, чувствовать, что ты — рядом и быть с тобой, но эти сны в этом непростом полёте...
— Понимаю. И даже догадываюсь о главной причине. Все твои летавшие коллеги и, конечно, летавшие вместе с тобой мои астронавигаторы говорят о каких-то снах... Служба психологии уже два месяца разбирается с этим феноменом... Мы начали работать над этим едва пришла первая тесиграмма. Ну да ладно с этими теоретическими изысками. Факт есть факт — вы прилетели и, как один, постарели...
— Не постарели, Викта. Помудрели... Стали взрослее и мудрее, строже и внимательнее, проницательнее и глубже... Этот полёт перепахал не одного меня... Я знаю, что это коснулось и нашей группы — мне уже доложили, что несгибаемая Владилена в глубоком шоке от такого. Конечно, мы все знаем, что в её годичном сидении среди "Чёрных Тюльпанов" было всякое, но такое явно — первый случай в практике регионального звена Астрофлота. Похоже, что нас "перевели через майдан"... — Александр вспомнил строки старинной песни, немного ушёл в прошлое, глаза его затуманились, но деловой голос Виктории вернул его к реальности:
— Интересно, кто...
— На этот вопрос у меня нет ответа. Не знаю. Быть может, в скором времени мы ответим и на этот вопрос. А пока нам придется отвечать самим себе на множество вопросов... После пребывания в шкуре больного человека, задавленного насквозь прогнившим обществом и полностью дискредитировавшей себя, ничтожной по возможностям государственной системой я на многие вещи смотрю по-иному. И, кажется, некоторые ключи к прошлому мне этот полёт дал... А значит, и к будущему... Мы слишком долго шли в комфортных условиях... Мне всегда казалось, с самого раннего детства, что сегодняшние земляне просто купаются в роскоши, довольстве и в безопасности при всех прочих наших ставших вполне рабочими проблемах... Или, может быть, мне только кажется, что наш путь был слишком комфортным?... Не знаю... После этого полёта у меня в голове намного больше вопросов, чем ответов... И это меня настораживает... Какой огромной ценой оплачена наша сегодняшняя относительная высота, Викта... Я хлебнул только глоток из этой чаши, но и этого глотка хватило для переосмысления...
— Так ты, я вижу и чувствую, особо глубоко теперь, после этого полета понял, что больше шести тысячелетий человечество ходит по кругу, не сумев построить даже устойчивой спирали, ведущей неуклонно вверх?
— Кажется понял... Теперь понял... А ты, я теперь это точно и полно знаю, это всегда понимала... Но это — твоя внутренняя особая память, она доступна только женщинам... Мы, мужики, лишены этой памяти... Как глупо... Как глупо...
— Главное — не то, что это, как ты не совсем исчерпывающе полно выразился, моя внутренняя женская память. Главное то, что мы скоро подойдём к району Рывка.
— Кто это мы?
— Не только мы с тобой... С нас это все, может быть, начнётся, но продолжится многими другими. Кажется, впервые в истории нам дан шанс покинуть этот изолятор... Я тебе на даче уже кое-о-чём говорила. Карпатский феномен — это, безусловно, весьма своеобразный, избирательный, но вполне официальный и определённый запрос на готовность к воспринятию чего-то другого, без сомнения, высшего... И если этот запрос не будет удовлетворён... Можно не сомневаться тогда в том, что срок изоляции продлится на неопределённое время. И все наши зовы останутся без ответа... Глупо?...Глупо.
Архитяжело и больно нам, женщинам... Да, нам предписано давать жизнь, но не для того, чтобы другие её отбирали... а многие века происходило именно так: ты рождаешь, воспитываешь... и сына или дочь убивают, калечат... Физически и духовно... Потому даже нам, теперь в очередной раз довольно надёжно защищенным Региональной системой безопасности, до сих пор генетически больно... Больно быть игрушками в руках обстоятельств... И сегодня нам страшно по-прежнему, ведь не все из нас сверхподготовлены и сверхвоспитаны. Нам страшно...
А мне страшно теперь вдесятеро... Мне страшно, Саша. Страшно, что и мне на роду написано стареть, стареть без малейшей твёрдой и обоснованной надежды на то, что мои дети и внуки вкусят намного лучшей и ещё лучшей жизни... Невыносимо больно мне, женщине, запрограммированной на глубинное понимание окружающих, с детства стараться доверять людям и быть много раз ими обманутой...
Слава богу, что ты прекратил эту практику хотя бы для меня и я смогла хотя бы как-то расправить крылья и взлететь, взлететь для того, чтобы мои сёстры по полу уже не были игрушками в руках обстоятельств...
— Викта...— Александр нежно погладил подругу по волосам. — Викта...
— Я знаю, Саша. — Виктория решила ничего не скрывать от Александра. — Часть снов транслировалась и мне. После дежурств полагалось высыпаться, но я ещё и училась, и работала, а сны... Они позволили и мне посмотреть на многие вещи по-иному, глубже и объёмнее воспринять многие вещи...
— И тебе досталось... — укоризненно и с сожалением произнес Александр. — Но...
— Юльеву я практически не беспокоила. Она и так с головой ушла в работу... Какой-то этот год несчастливый, Саша... Пока вы летали где-то там, довольно далеко от матушки-Земли, шесть сотен... — от волнения Виктория стала повторяться и Александр покрепче прижал её к себе. — Шесть сотен спецкораблей общепланетной "Эскадры памяти"... Шесть сотен... Шесть сотен до предела нагруженных "Черных Тюльпанов" вернулось за этот год на Землю, на евразийские космодромы из самых гиблых мест Вселенной...
Такое было, я дважды проверяла всю планетную систему информации, но — только трижды в истории пилотируемых полётов нового времени... Два — три "Тюльпана" в день... До предела загруженных: в каждом — несколько сотен капсул. Бедная непотопляемая и непрошибаемая Владилена — и та буквально почернела, ведь ей одной выпало стоя во главе пирамиды Медслужбы Астрофлота России, разбираться с таким валом горя, находясь на самом острие.
Она, руководитель высшего звена управления нашей отечественной российской Астро-Медслужбы самолично встречала и вскрывала и разбирала почти каждый из Тюльпанов на любом из евразийских Космополей Памяти... А там условия — не для слабых духом... Мы, астронавигаторы, всего-то и сумели сделать, чтобы были хоть какие-то перерывы между прибытиями кораблей. Но всё равно — пять-восемь "Тюльпанов" на одно поле — многовато для человека, даже такого подготовленного, как Владилена.
И она работала. Работала на износ. Работала. Там — не спрячешься за чью-либо спину... Не ей меня, а мне нужно было прикрывать её, что я и делала.... — Виктория заглянула просяще в глаза Александра, словно извиняясь за нарушение просьбы беречь себя. — Я знаю, Саша, ты не будешь в восторге от подобной моей активности... Я знаю, почему. Но иначе... Иначе я просто не могу... Такое впечатление, что нас теперь предостерегают, а точнее — строго предупреждают о цене... Цене необдуманных поступков и решений...
