Минерва Макгонагалл, стоя у пылающего камина, торжественно читала псалмы. Том особого смысла в этом не видел, но и мешать ей не собирался — в конце концов, имея дело с Дикой Охотой, не стоит пренебрегать никаким предосторожностями.
А Охота пришла — он слышал её. Слышал вой псов, гул рогов и крики охотников, слышал грохот копыт... И знал, что сейчас его слышат все. И Помона, протянувшая к огню руки. И Глинда, накрывающая на стол, двигаясь слишком резко. И Прюэтт, стоящий у окна и то и дело щёлкающий крышкой зажигалки. И Дженнифер, устроившаяся в кресле...
И только детям было наплевать. Дети увлечённо пытались огреть друг друга целлулоидными попугаями, полученными в честь первой годовщины — иногда даже успешно, но чаще безрезультатно. Попугаи были большими и скользкими...
— Пожалуй, лучший Хеллоуин в моей жизни, несмотря ни на что, — Прюэтт отвернулся от окна и задёрнул шторы. — Глинда, вам помочь?
— Просто не суйтесь на кухню, и всё, — отмахнулась Глинда, левитируя стаканы, торт и свечи одновременно.
— Сэр, а вы ожидали чего-то другого? — ухмыльнулся Том. — Не подпускать мужчин к плите — это её любимый пунктик...
Глинда, не оборачиваясь, стукнула мужа ложкой, заставив состроить карикатурно-обиженную гримасу. Дженнифер, поставив на подлокотник пустой бокал, заметила:
— Весело у вас тут...
— Да и у вас не скучно, как я слышал, — хмыкнул Том. — Близнецы, кстати, на следующий год поступают?
— Да, немного промахнулись, — улыбнулась Дженнифер. — Но, честно говоря, я рада, что их по полгода не будет дома...
— Так, готово! — объявила Глинда. — Все за стол!
Праздновали весело — и всё же напряжение не оставляло Тома ни на секунду. Ветер усиливался, тучи становились всё плотнее, и вскоре после заката начался настоящий ураган... В точности, как год назад. Тогда он был слишком занят — они все были слишком заняты — но сейчас Присутствие чувствовалось полностью. Дикая Охота мчалась над Британией...
А затем всё исчезло.
Дикая Охота ушла. На какое-то время...
Магическая буря стихла, превратившись в обычный ветер, в котором больше не было воя гончих и гула рогов, не звонили сами собой колокола — но мир изменился, окончательно и бесповоротно. Лишь немногие догадывались об этом... И никто не знал — как.
Не знали и собравшиеся за праздничным столом — и не собирались гадать: то, что могло бы случиться, теперь уже не случится никогда, а перебирать варианты до бесконечности... Бессмысленно. Они не собирались гадать — но всё же ждали чего-то, сами не осознавая, чего именно... И только двое детей, окончательно усмиривших целлулоидных попугаев, со счастливым смехом колотили ими всё и всех.
— Что-то кончается, что-то начинается, — произнёс Том, — и так будет всегда... А потому я предлагаю тост: за новое начало!
— Капитан, вам стоит это увидеть, — голос Прюэтта был настороженным, но опасения в нём не чувствовалось. Тем не менее, на крыльцо Том вышел, держа палочку наготове — да так и застыл, пытаясь понять, что же он видит.
А картина на первый взгляд была вполне обыденной — всего лишь ветка, повешенная каким-то шутником над дверью. Шутником, да... Ничего себе шуточка — дубовая ветвь с омелой, святыня друидов, пригвождённая бронзовым ножом, намертво засевшем в камне.
— Думаю, нам стоит пригласить Лавгуда, — Том взмахнул палочкой, продиктовал росомахе послание и отправил её. — Кроме него вряд ли кто-нибудь сможет объяснить, что всё это значит.
— Кстати, любопытный фокус с патронусом, — заметил Прюэтт. — Давно придумали?
— Идея изначально Дамблдора, — покачал головой Том, — просто я её довёл до ума, и уже несколько лет пользуюсь. И не я один, прошу заметить...
— Удобно же, — Прюэтт хмыкнул. — Да и смотрится эффектно, прямо скажем... Так, а вот и Лавгуд. Добре утро, Амадеус, простите, что выдернули...
— На мой вкус скорее добрая ночь, — Лавгуд задумчиво разглядывал конструкцию, — но вы правильно сделали, что позвали. О подобном я только слышал, но никогда не видел и всегда считал вымыслом... Однако же — вот, перед нами. Главное — ничего не трогайте, потому что теперь ваш дом под защитой Дикой Охоты, пока эта ветка на месте. Даже гадать не берусь, чем уж вы им так пришлись по вкусу...
— Не уверен я, что это хорошо, но уж ссориться с ними точно не собираюсь, — вздохнул Том. — пусть уж остаётся.
— Совершенно верное решение, друг мой, — Лавгуд закурил "Герцоговину-Флор", в очередной раз заставив Тома задуматься, где он их берёт. — Я, кстати, прихватил подарок вашему сыну — как раз собирался отправить, а тут...
Подарком оказалась маленькая деревянная ящерица, искусно анимированная — вела она себя почти как настоящая. И, конечно же, вызвала полный восторг детей, тем более, что Молли досталась такая же анимированная бабочка из шёлка, за которой гонялась ящерица.
— Что ж, вот и наступил новый день новой эпохи... — Лавгуд затянулся. — Кстати, я тут вчера с одной преудивительной личностью познакомился... Представьте себе: оборотень-арианин — и монах. Удивительный человек, мы с ним моментально нашли много общего, хотя, конечно, он мне проповедовать принялся — ну да у всех свои недостатки...
Брат Джозеф и Амадеус Лавгуд... Том поёжился. Да уж, такой дуэт способен на многое... И лучше бы держаться от них подальше — но уже поздно.
— Джозеф? Я, кстати, собирался вас познакомить, но вы меня обогнали, — хмыкнул Том. — Так вот, я с вами полностью согласен — крайне занимательная личность... И обладатель обширных и довольно странных познаний. Пожалуй, ему тоже стоит рассказать об этом событии...
— А для остальных это должно остаться чьей-то причудливой шуткой, — закончил фразу Лавгуд. — Не всеми успехами стоит хвастаться... Особенно если вы не уверены в его сущности. Что ж, сейчас я вынужден вас оставить, но позже обязательно загляну... Да и, полагаю, нам стоит проведать нашего нового друга.
Отшельник молился, преклонив колени перед крестом. На гостей он, как обычно, не обратил внимания, пока не закончил молитву, и только после этого, поднявшись, сказал:
— Бог в помощь, друзья. Надеюсь, вас привело сюда лишь желание праздной беседы...
— Жаль, но нет, — Том устроился на любимом бревне. — Случилось кое-что, о чём я хочу тебе поведать.
Пока он рассказывал, оборотень молчал, и когда рассказ закончился — молчал ещё долго.
— Что ж, — сказал он наконец, — некоторые ангелы, оставившие Господа, сделали это из желания сокрушать зло и защищать справедливость, ибо опасались, что Творец пренебрёг этим. Власть их разрушать и уничтожать, что должно быть сокрушено и уничтожено, повергая и грех, и грешника. Но природа ангелов стремится к благу, и потому, разрушая, что должно, что должно хранить — хранят и оберегают, ибо таково установление.
Знатоком христианских ересей Том не был, но никогда не слышал ничего хотя бы отдалённо подобного — а мимо такого он бы точно не прошёл. Было очень похоже на то, что это — собственные размышления оборотня... И тогда, поскольку сумасшедшим он был не более, чем Лавгуд, приходилось заподозрить — о Дикой Охоте он знал больше, чем все остальные. Ненамного, скорее всего — но и этого могло быть достаточно... Ещё бы только знать, для чего именно достаточно.
— Брат Джозеф... Это ведь твои мысли?
— Может быть, — отозвался монах. — Может быть... Ибо я не знаю этого. Я много размышлял, и однажды, проведя ночь в молитвах, я всё же заснул в час быка, а проснувшись, уже знал то, что сказал сейчас, и тогда восславил Господа за откровение, которое мне было ниспослано, хоть и не знал его сути... Теперь же я знаю, но не ведаю, для чего мне это знание.
— Может быть, лишь для того, чтобы ты поведал о нём кому-то? — предположил Лавгуд. — Ты меня знаешь, и понимаешь, что твоего мнения об источнике я не разделяю, но всё это, включая и нашу встречу — не случайность. Многое из того, что кажется нам случайным, подчинено строгой закономерности, которую мы не видим — как если бы взмах крыльев бабочки в Лондоне вызывал ураган в Бразилии...
— Неисповедимы пути Господни, — пожал плечами монах.
Семикурсник уставился на Тома и заявил:
— Но сэр! Насилие лишь порождает новое насилие, и так до бесконечности!.. Используя ваш подход, мы ничем не будем отличаться от того же Гриндевальда!
Том смерил студента долгим изучающим взглядом. Забавно, что этот вопрос подняли именно сегодня, сразу после завершения Дикой Охоты... Но рано или поздно он бы всё равно всплыл, так почему бы и не сейчас?
— Мистер Стеббинс... — задумчиво протянул Том. — Ваш отец — аврор, я не ошибаюсь?
— Бывший, сэр — в сорок пятом вышел на отставку по ранению.
— И вы полагаете, что он ничуть не лучше Гриндевальда?
Студент растерялся — любой возможный ответ был неправильным... А сообразить, что он исходит из неверной посылки, не получалось. Тоже ожидаемо...
— Мистер Стеббинс, — Том прошёлся по кабинету, — насилие само по себе — не зло и не добро. Это — инструмент. Как любой инструмент, оно имеет свою область применения... И, как и любой инструмент, должно использоваться правильно. Да, мы применяем насилие — но выборочно и только против тех, кто применяет его сам, имея при этом цель воспрепятствовать его действиям. Поэтому, как ни парадоксально это звучит, в нашем случае насилие преследует гуманистическую цель... Если мы говорим о войне, следует отметить, что в этом случае картина несколько меняется, поскольку насилие применяет государство как целое — и об этом мы поговорим чуть позже. Пока же необходимо отметить, что насилие — инструмент, чрезвычайно мощный и недостаточно избирательный, поэтому применять его следует лишь тогда, когда все остальные инструменты оказались неэффективны. Я разрешил ваши сомнения, мистер Стеббинс?
— Да, профессор. Не стану утверждать, что мне это нравится, но...
— А вам и не должно нравится, — перебил Том. — Тот, кому насилие нравится, неизбежно оказывается его жертвой, и это правильно. Итак, вернёмся к теме нашего занятия...
Читать лекцию и одновременно размышлять о совершенно постороннем Том умел прекрасно — и сейчас его мысли занимали не столько студенты, сколько Дикая Охота и вчерашний — или уже сегодняшний — подарок. Или "подарок" — большой вопрос, чего вообще от этого покровительства ждать. И совсем не факт, что этот ответ ему понравится...
Прозвонил колокол, Том отпустил гриффиндорцев, бросил взгляд на часы и открыл книгу. Немного времени у него есть... И шанс найти что-то полезное — тоже. Хорошо хоть, эти ученики твёрдо знают, что им надо и что для этого требуется. Пожалуй, их действительно могут принять в Гвардию — во всяком случае, Том для этого сделает всё, что сможет.
Преподаватель предсказаний — Кассандра Ваблатски — редко покидала свои покои. Однако сегодня она своему обыкновению изменила, явившись к обеду, и сообщила:
— Чудной сон мне приснился, знать бы ещё, пустой или вещий... Я видела сперва, как девять воронов схватили Диппета — по двое за руки и за ноги, а девятый — за бороду — и унесли на север. Я погналась за ними, но вбежала в комнату, в которой на деревянной кровати лежал старик, укрытый чёрным покрывалом, усыпанным жемчугом. На глазах у него лежали две серебряные монеты, под головой — сложенная сеть, в ногах стоял кубок с вином — очень тёмным, почти чёрным, а у изголовья — копьё, с наконечника которого капала кровь. Мне стало страшно, я выбежала из комнаты и оказалась на опушке, рядом с волшебником в зелёном плаще, пёстрой тунике из тартана и римских сандалиях-калигах. Он поднял жезл, запел, и лес, перед которым мы стояли, стал двигаться — деревья и кусты вырывались из земли, строились и уходили, а неподалёку, на холме, стояли двое — бард с золотой арфой, а рядом с ним девушка удивительной красоты, которая держала над ним золотую ветвь. Я отвернулась, и тут прямо передо мной приземлился магловский самолёт, я забралась в кабину, села в кресло, но у него опустилась спинка — и на этом я проснулась. Вот такие дела, дорогие коллеги... Даже и не знаю, что сказать.
— Хм... Что-то знакомое... — задумчиво протянул Чарльз. — Дайте-ка подумать...
— Относительно Диппета, насколько мне известно, некие подозрения имелись у Тома, но... — Дамблдор прервался, глядя на неясыть с чёрным конвертом, усевшуюся прямо перед ним. — Мерлин, только не Аберфорт!
Разорвав конверт, он развернул письмо и облегчённо вздохнул.
— Альбус? — окликнул его Флитвик.
— Ну, по крайней мере, это не брат и не кто-то из моих друзей, — Дамблдор отложил письмо. — Однако, Кассандра, часть вашего сна точно была вещей — Диппет умер. Вероятно, и всё остальное как-то связано с реальностью...
— Старик на кровати — Король-Рыбак, — сообщил Том, — а следовательно, чаша — Грааль, а копьё — Копьё Судьбы. Жемчуг на покрывале... Что-то я такое слышал насчёт древнейших погребальных обрядов.
— Си ночь с вечера одеваху мя чёрное папломою на кроваты тисове, — неожиданно произнесла Лидвин, - чпрепахут ми синее вино, с трудом смешено...
Преподаватели с недоумением уставились на коллегу, в особенности — Том. Он свободно говорил по-русски, и то, что он сейчас услышал, звучало, в общем, по-русски, но в то же время и абсолютно непонятно... Ну, не совсем — кое-что осмысленное можно было уловить, но понять не получалось.
— Это древнерусский язык, — пояснила Лидвин, — и там как раз описано нечто похожее. Князю снится, что его укрывают чёрным покрывалом, на которое высыпают жемчуг, совершают возлияние вином — синим, что бы это ни значило, и горьким... И давайте не будем забывать, что в Грааль была собрана кровь Христова.
— Не будем, но оставим пока это в стороне, — покачал головой Том. — Давайте пока попробуем разобрать общую картину. У кого-нибудь есть соображения насчёт третьей части, особенно барда? С волшебником-то всё понятно... Стоп. Майкл, "Битву деревьев" написал Талейсин?
— Верно, — кивнул Коллинз. — Так что на холме, очевидно, он. Но, проклятье, что всё это означает в целом? Да ещё и самолёт?
— Самолёт, как мне кажется, символ мира маглов, — Дамблдор пригладил бороду. — Согласитесь, это ведь их самое удивительное достижение — возможность летать без помощи маги. Как мне кажется, это значит, что нам придётся если не объединить, то, по крайней мере, сблизить два мира...
— Что-то кончается, что-то начинается... — вспомнил Том слова оборотня-монаха. — Мир меняется, даже если мы и не хотим этого, и я думаю, что сон этот предвещает перемены. Великие, давно необходимые, но могущие оказаться гибельными, если не обуздать их...
В неизбежности перемен Том был уверен — в конце концов, он же сам пропихнул несколько законов, способных в перспективе разорвать магическую Британию в клочья. Это пока до окаменевших любителей традиций не дошло, что именно они же сами приняли, а вот когда дойдёт... Вот тогда будет весело, и как бы дело не дошло до гражданской войны. А войны Том не хотел... Да, у него есть армия ведьм и колдунов, готовых ради него почти на всё, да, они пойдут в бой вместе с ним — и много ли их останется в живых после победы? Кому восстанавливать разрушенное? Нет, это не выход... Идеальный выход — потихоньку, по одному убрать старых ослов из Визенгамота, вынудив их передать посты наследникам, большая часть которых разделяет его идеи, только как это сделать? Никакого предельного возраста для Визенгамота нет, живут маги долго...
