Мы играем в пистолеты

Екатерина Риз

Современный любовный роман

Серия Город. Книга вторая.

Он — владелец ресторана, имеющего в городе дурную славу. При этом загадочный, привлекательный и опасный. Не мужчина, а мечта. Для любительниц приключений. Но Вероника такой никогда не была. И уж точно влюбляться в такого типа не собиралась. Ведь у неё спокойная, налаженная жизнь, у неё муж-милиционер, хорошая работа, и вообще она не любит перемены. Но как устоять, если тебя откровенно соблазняют? И как не влюбиться, первый раз в жизни, со всей страстью, раз уж решила в омут с головой броситься? Даже понимая, что тебе врут... А уж если оказываешься втянутой в игру, затеянную мужчинами, где от тебя ничего не зависит, приходится учиться огрызаться. А потом заново строить свою жизнь.

Мы играем в пистолеты

Её звали Лазурицкая Фаина Александровна. Ей два месяца назад исполнилось семьдесят пять, она носила высокую причёску, румянила щёки и обожала драгоценности. Её квартира была переполнена различными антикварными вещицами, и Фаина Александровна каждую мелочь в своей квартире обожала, знала и могла часами рассказывать историю появления "в нашей семье" какой-нибудь чашки. Конечно, всё это было от одиночества, разговоры о котором тётя не выносила.

— У меня была более чем насыщенная жизнь, — неизменно говорила она. — Могу я хоть в старости отдохнуть?

От второго мужа ей в наследство досталась просторная квартира в центре нашего города, сталинка, с высоченными потолками и огромной кухней, от третьего страсть к антиквариату, коллекция старинных часов и парочка картин, за которыми охотились дотошные музейщики, однажды даже из Москвы приезжали, но Фаина Александровна стояла насмерть, а в ответ на туманное обещание кругленькой суммы, лишь презрительно сморщилась и наградила гостя надменным взглядом.

— Я сама вам заплачу, молодой человек, если вы пообещаете мне больше не появляться в моём доме! Тося, неси кошелёк!..

— А первый и четвёртый? — полюбопытствовала я лет пятнадцать назад, когда ещё была девочкой-подростком, выслушивающей рассказы отцовой тётки с открытым от изумления ртом. — Что от них осталось?

Кажется, тогда я Фаю своим вопросом несказанно удивила. До сих пор помню её взгляд, по-настоящему заинтересованный, хотя до того момента меня тоже лишь изредка трепали сухонькой ладошкой по голове, как всех остальных племянников.

— От первого — долги, от четвёртого — его бывшие дети. Так что, учись на моих ошибках, дорогая. Брак — это сделка, нужно постараться не прогадать.

Я тогда ни слова не поняла, но, находясь под впечатлением, кивнула.

По правде говоря, кровной роднёй с Фаей мы не были. Она приходилась какой-то там тёткой моему отцу, который умер вскоре после того, как мы переехали в этот город. Таких псевдо-племянников, как я, у Фаи было с десяток, а плюсом ко всему этому шли трое детей последнего мужа, которых она терпеть не могла, чего и не скрывала. Те отвечали ей взаимностью, но своим вниманием не обделяли, надеясь на скорое наследство. Фая это понимала и лишь многозначительно усмехалась, а как-то заявила во всеуслышание:

— Всё оставлю Веронике. Я так решила.

Все присутствующие за столом поперхнулись, включая меня. Хотя, мне, наверное, надлежало обрадоваться. Ведь Вероника — это я.

Как так случилось, что я, ещё в свои одиннадцать, нашла общий язык с женщиной в возрасте с весьма непростым характером, из-за своей вредности пережившей четверых мужей, которую с трудом терпела даже домработница, проработавшая у неё почти десять лет, и, казалось бы, привыкшая к требованиям и нравоучительному тону, совершенно не понятно. Но когда я приходила к ней, ещё девочкой, и внимательно выслушивала её рассуждения о мужчинах, о браке и о жизни в целом, Фая, видимо, прониклась ко мне признательностью и решила всю свою мудрость, нажитую с годами, передать мне, хотя маме моей это активно не нравилось. Она была против того, что я хожу к тётке в гости, особенно после смерти отца, но я всё равно к Фае прибегала тайком, после школы, пила чай с яблочным вареньем и выслушивала её истории. А когда немного подросла, начала рассказывать ей про себя. Даже про свой первый поцелуй я ей рассказала, а не маме.

— Ты ведь не серьёзно? — спросила я её, когда все родственники разошлись, разозлённые итогом разговора о наследстве. — Зачем мне твоё наследство?

— А что, ты предлагаешь оставить всё этим извергам? Они всё распродадут через неделю и будут жить припеваючи! За мой счёт.

— Тебе уже будет без разницы. — Я рассмеялась, зная, что к разговорам о своей возможной близкой кончине, Фая относится с юмором.

— Это ещё неизвестно. А вдруг я не смогу успокоиться? Нет уж, — протянула она с мстительным удовольствием, — я всё оставлю тебе, а они пусть лопнут от зависти.

— Они же мне жить спокойно не дадут!

— А ты их пошли, от меня, я тебе в завещании пропишу, какими именно словами. К тому же, они тебе не родственники, ты можешь с ними не общаться.

Я улыбнулась и подлила ей ещё чаю. А Фая рукой, сверкающей громоздкими перстнями, указала на вазочку с конфетами.

— Там моих любимых не осталось? — И тут же заворчала. — Конечно же, нет! Они специально их все выбрали, мне назло!

Конфеты я ей подала, сама за стол присела и придвинула к себе чашку.

— За что ты их так не любишь?

— А за что мне их любить? Только и ждут, когда я, наконец, им квартиру освобожу. — Покачала головой. — Вот уж оставил мне Игорюша наследство, ничего не скажешь. У них, между прочим, своя мамаша имеется, вот пусть она им наследство и оставляет. Двушку свою в хрущёвке. А Игорюша ко мне с одной бритвой и комплектом белья перебрался. Я Тосе так и сказала после его смерти — ничего не выбрасывай из его вещей. Всё в наследство передам деткам его. Опись сделаю... или как там это называется? — Я пожала плечами, а Фая безразлично махнула рукой. — Ладно, не важно. В общем, всё верну по месту бывшей прописки.

— А мне бриллианты? — уточнила я с усмешкой, а тётка кивнула и мне в тон проговорила:

— А тебе бриллианты. Кому ещё? Ты у меня одна радость. — И тут же крикнула в сторону кухни зычным не по возрасту голосом: — Тося, чай остыл! Ты же знаешь, что я люблю только горячий чай! Я тебя зарплаты лишу!

Тося, в миру Анастасия Григорьевна Пращук, появилась в комнате, хозяйку недовольным взглядом наградила и хлопнула на стол горячий чайник.

— Тося, скатерть же!.. — закатила глаза Фая и сжала маленькие кулачки, которые вкупе с обилием перстней могли, при желании, превратиться в смертельное оружие.

— Ника, ты ей хоть скажи, чтобы не доводила меня! — взмолилась Анастасия Григорьевна, а я рассмеялась и прикрикнула на них:

— Тихо, дамы! Тося, садись чай пить.

А вот сегодня Фая чая не просила и вообще выглядела недовольной и раздражённой. Такое её настроение не было редкостью, но сегодня уж как-то особенно это бросалось в глаза. А когда я прошла в комнату, которую она гордо именовала гостиной, мне продемонстрировали чашку из сервиза с трещиной на боку. Она демонстративно была выставлена на середину стола и, видимо, её уже давно разглядывали и из-за трещины злились. Я Фаю очень хорошо знала, поэтому угадала трагедию с одного взгляда.

— Вот, полюбуйся, — заявила она мне, ткнув в чашку пальцем. — И как я должна вернуть её в сервиз? Это же уродство!

— Можно задвинуть её к самой стенке, — предложила я.

Фая посмотрела с недоумением.

— К какой стенке? Ты думаешь, что говоришь? Это китайский фарфор.

— Склеенный, — как ни в чём не бывало, сказала я, а тётка приуныла.

— Вот ведь...

— Да, и поругать некого, — ехидно провозгласила Тося, появляясь в комнате. — Сама её на пол смахнула!

— А ты и рада, да? — обиделась на неё Фая, а я отвернулась, чтобы успеть справиться с улыбкой.

— Охота вам из-за чашки ругаться, — попыталась я воззвать к их разуму.

— А что же мне с ней делать? — расстраивалась Фая, а я чашку взяла, подошла к старинному комоду, на цыпочки приподнялась, чтобы дотянуться до полки с сервизом, и чашку задвинула в самый дальний угол.

— Вот и всё.

— Это называется, решила проблему, да? — проворчала тётка, но спорить не стала, только рукой безнадёжно махнула. Тося же удовлетворённо кивнула и пообещала мне чай с ещё горячим ореховым печеньем.

Я на диван присела, по привычке закинула ногу на ногу, хотя Фая меня за это и ругала, и платье на коленях разгладила, чтобы не морщилось.

— Что у тебя случилось?

Я глаза на Фаю подняла. Пожала плечами.

— Ничего вроде.

— Во-от! — Она поправила крупные бусы, украшавшие её тонкую шейку, и на стул опустилась с таким видом, словно это был королевский трон. И ногу на ногу, конечно же, не закидывала, Фая таких дурных манер не имела. Она села, элегантно пристроила локоток на край стола и пальцы, украшенные перстнями, сцепила. — В этом вся твоя проблема. У тебя ничего не происходит.

— Вот по этому поводу я точно не расстраиваюсь. Некоторые, спокойную жизнь, счастьем называют.

— Скучные, никчемушние люди. Ты меня на полвека младше, а мне на тебя смотреть скучно. Вот у меня в твоём возрасте ни дня для скуки не было. А ты замуж вышла, и теперь от тоски сохнешь.

— Неправда. — Я даже головой покачала. — Никакой тоски. И вообще, у меня всё в порядке. И муж есть, и работа, и отдельная квартира. Не всем так везёт.

— Это точно. А ведь я тебе говорила, не выходи за него.

— Он меня любит.

— Велика заслуга! Нет бы ты уродом была или дурой непробиваемой, вот тогда можно было бы цепляться за того, кто любит, а так... — Фая махнула на меня рукой.

Тося вошла с подносом и на Фаину кинула гневный взгляд.

— Вот чему вы девочку учите? Живёт ведь хорошо. Муж такой... солидный.

— Ну, какой он солидный! Ты хоть знаешь, что такое солидный? А этот... мент.

Я даже рассмеялась, а Тося замерла с глупым видом.

— Господи. Что за словечки, Фаина Александровна?

Фая самодовольно усмехнулась.

— Нормальные. Сейчас все так говорят. По телевизору я слышала.

— Опять НТВ смотрите? Обещали ведь.

— Так, всё, замолчи. — Фая нетерпеливо махнула на домработницу рукой. — Налей мне чаю. Ника, что ты там сидишь? Иди к столу.

Я с дивана поднялась и пересела к столу. С благодарностью улыбнулась Тосе, когда та передо мной чашку поставила, и от печенья отказалась.

— Правильно, — кивнула Фая, прожевав первый кусочек. — Нечего себя баловать. Баловать будешь после семидесяти. И давай, рассказывай. Поругалась с ним?

— Да нет. Всё у нас хорошо. Просто...

— Заведи любовника. Это всегда помогает.

— Нет, это невозможно, — Тося грозно посмотрела. — Ника, не слушай её.

— Правильно, не слушай меня. Просто молча покрывайся плесенью.

— Не нужен мне любовник.

— Тоже правильно. Лучше мужа поменяй.

Я рассмеялась.

— Ну да. Давно я не меняла паспорт.

— А если серьёзно, он же самый настоящий мент, Ника. У него же всё это крупными буквами на лбу отпечатано.

— Он не просто мент, Фая, — возразила я. — Он хороший мент, и при всём этом карьерист, очень редкое сочетание, а оттого удачное.

— Интересно, это какую карьеру можно сделать в милиции?

— Ты удивишься, но можно. А ещё нужные знакомства завести, в будущем пригодится.

— Я тебя умоляю, Ника. На какое будущее ты рассчитываешь? Он же не умеет ничего, только фуражку поправлять и разговаривать командирским тоном.

— Ну, не только фуражку поправлять. — Я заговорщицки улыбнулась. — Некоторые способности у него ещё имеются.

— Хоть что-то, — проворчала Фаина и взяла из вазочки конфету. — А вообще, тебе влюбиться надо.

Я с готовностью кивнула.

— Да. Заведу любовника и в него непременно влюблюсь.

— Ой, нет. Это будет очень большой ошибкой. От этого столько проблем, столько неприятностей... Кстати, а твой муж за тобой не следит?

— Зачем ему за мной следить?

— На всякий случай. С его-то возможностями мог бы и обеспокоиться.

— Фая, Витя — не ревнивый.

— Не ревнивый пока ревновать не к кому. А вообще, ты зря за него вышла. Могла бы ещё повыбирать.

— Из кого выбирать? Мне первого мужа с его семейкой великосветской за глаза хватило. А у Вити тишь да гладь, никаких родственников. К тому же, я отлично знала, что делаю. У меня всё под контролем.

— Это и плохо. Когда всё под контролем, скука и приходит. А брак скучным быть не может, должно гореть... хоть что-то. А у тебя даже не тлеет. У тебя всё под контролем.

— А что гореть, что гореть. — Тося в комнату вернулась и за стол села. На Фаину посмотрела. — Ей детей надо рожать, семью строить, а вы гореть!.. Не семнадцать лет, чай.

— Чай не семнадцать, — подтвердила Фая и глазами сверкнула. — В том-то и дело. А она ни разу не влюблялась!

Мне вдруг стало не по себе от этого разговора. Тут же захотелось поспорить.

— Почему это? Влюблялась.

— Когда?

Я задумалась.

— В юности.

— Крышу у тебя сносило, помню,— подтвердила Фая. — Из-за этого, как его... Тося!

— Славика, — подсказала та.

— Вот-вот, Славика. Но ты ведь тогда просто упрямилась, и добилась только того, что мать тебя из дома выгнала, но я не помню, чтобы ты о любви что-то говорила.

— А кто меня учил, что голову терять нельзя? — решила возмутиться я.

— Так то голову!.. Всё у тебя по уму, это меня и беспокоит.

— А я считаю, что всё правильно, — вмешалась Тося. — Ну что хорошего в этой любви? Только глупостей наделает. А сейчас всё в твоей жизни, Ника, устроено. И её ты не слушай. Хороший у тебя муж, хороший. И при должности, и при достатке, и при квартире. Что ещё нужно?

Я согласилась, что ничего. А потом, чтобы Фаю от неприятной темы отвести, заговорила о работе. Уже год я трудилась в туристической фирме, встречала туристов, не простых, а с деньгами. Они, в наш старинный город, приезжали часто, не только посмотреть и древнерусской культурой проникнуться, но и отдохнуть, а для этого у нас были созданы все условия, только деньги плати, как говорится. Вот они и платили, а шеф мой, Лёвушка Шильман, для них старался.

— Любой каприз за ваши деньги, — любил повторять он, улыбаясь и зная, что иностранные гости его не понимают.

А моя работа как раз и заключалась в том, чтобы понимали. Когда-то, по настоянию той же Фаи, я начала изучать языки и к окончанию факультета иняза практически в совершенстве владела двумя — английским и французским. А когда за Дениса замуж вышла, от той же самой тоски и скуки выучила ещё и немецкий. После института мне предлагали ехать в Москву, сулили хорошую зарплату на сомнительной должности, а я взяла и замуж выскочила. Это я сейчас уже понимаю, что сдуру, а тогда мне Денис казался хорошей партией, а я себе очень дальновидной и расчётливой. Правда, знание языков пригодилось и теперь я тружусь у Лёвушки и мню себя крутым переводчиком. Выучила историю родного города и иностранцам её рассказываю. А потом сижу с ними в ресторане, перевожу названия блюд и с официантами общаюсь. Иногда езжу в пансионаты, но это когда попадаются реально богатые заморские товарищи, готовые раскошелиться. Обычно всё заканчивается бесплатным обедом. А вот недавно мне предложили съездить в Париж, так сказать, по обмену опытом, и теперь мне надо было быстренько придумать, что мужу сказать, чтобы он меня отпустил без малейшего колебания. И вроде бы Витя, на самом деле, ревнивым человеком не был, но как он отнесётся к поездке за границу, я предположить затрудняюсь.

С Виктором мы женаты уже почти три года. В наших отношениях есть плюсы и минусы, но я, по здравым рассуждениям, понимаю, что плюсов всё-таки больше. Что бы Фая ни говорила, а муж мой, на самом деле, при должности, пусть и не какой великой, но дружбу водит с сыном прокурора области, и на рыбалку ездит с папенькой дружка. А это очень много значит. И меня любит, что на самом деле похоже на правду. Разница в возрасте у нас семь лет, говорят, что это идеальное соотношение. Уж не знаю, что там с точки зрения психологии и других наук, но живём мы неплохо. Он мною перед друзьями хвастается, а я им горжусь по мере сил. Конечно, иногда приходится закрывать рот и молча сносить его дурное настроение, да и кулаком по столу Витюша иногда любит стукнуть, но куда без этого? Без этого у меня тоже было, и особой радости я тогда не испытывала. А так, мужчина он у меня видный, с ним спокойно, и при всём при этом не лентяй. Мечты у него, амбиции, а любая умная женщина этому только порадуется.

А Фая всё про скуку!.. А к чему веселиться постоянно? Мне вот, сколько себя помню, особо весело никогда не было, даже в юности, когда, как всё та же Фая говорит, у меня снесло крышу от Славика. Плевать мне было на Славика, дело ведь в другом было. Совсем в другом.

Я сейчас, в свои двадцать семь, и вспомнить так сразу не могу, когда мы с матерью потеряли общий язык. Вроде я маленькой была, маленькой, потом умер отец, а через некоторое время всё сломалось. Сейчас мама говорит, что я тогда стала невыносимой, что со мной невозможно было договориться, я ничего не слышала и делала всё назло, а я, хоть убей, такого не помню. Только то, что мама злилась, когда я бегала к Фае, следила за мной лет с двенадцати, боясь, что я вляпаюсь в какие-нибудь неприятности, в школу ходила... Часто? Возможно. Но ничего ужасного я не совершала, просто упрямая была до невозможности и время от времени вступала в открытое противостояние с педагогами, что тем, конечно же, не нравилось и они вызывали маму в школу. А мама злилась. Не расстраивалась, а именно злилась, и я, своим подростковым умом, никак не могла этого понять. После смерти отца мама тоже изменилась, почерствела что ли как-то, и мне очень трудно оказалось это принять. А ещё труднее — её нового мужа, который появился в нашем доме через полтора года после смерти отца и с порога начал вести себя, как хозяин. Но и тогда я не стала невыносимой и до сих пор искренне в это верю. Я даже училась хорошо. Не отлично, конечно, я всегда объективно отношусь к своим возможностям, но я старалась, потому что прекрасно понимала, что дурой в глазах мужчин нужно выглядеть, но не быть ею. Этому меня тоже Фая научила. И пока моя мама устраивала свою личную жизнь, переживала медовый месяц, беременность и рожала новому мужу нового ребёнка, я зубрила французский, уже в пятнадцать лет думая о том, куда и как я буду поступать. Очень сомневалась, что отчим согласится содержать меня в течение пяти лет учёбы, и уж точно не выдаст и рубля из семейного бюджета на вступительный взнос в институт. Фая предлагала свою помощь, но я отказалась, понимая, что это приведёт к конфликту с матерью, а мне тогда и так не просто было в родном доме. Нет, меня никто не ущемлял в правах, в угол не задвигал и о существовании моём не забывал, даже после рождения сестры, Альбины, но я всё равно чувствовала себя источником всех неприятностей в их молодой идеальной семье. До сих пор помню, как мама, такая счастливая, помолодевшая, с младенцем на руках, выговаривала мне, что я не должна водиться с мальчиками, потому что им всем только одно от меня и нужно, а я ещё дурочка глупая, и наверняка опасности не замечу и вляпаюсь, обязательно вляпаюсь! Я молча всё это выслушивала, понимая, что спорить бесполезно, а уж говорить, что всё это мне давно объяснила Фая, подавно. Тогда точно грянет скандал. А я скандалить не люблю, да и не умею, и вообще боюсь, когда кричат.

Мамины разговоры о мужском коварстве меня беспокоили мало. Она забивала мне этим голову лет с двенадцати, и если бы не Фая, я ведь на самом деле могла на этом зациклиться не дай бог, но когда я начинала пересказывать мамины слова, Фая начинала хохотать и рассказывать мне истории из своей жизни, которые казались мне едва ли не сказкой. Приукрашивать Фая любит, конечно, я даже предлагала ей начать писать любовные романы, но тогда, будучи впечатлительным подростком, на меня её слова оказывали огромное влияние. Заставляли меня мечтать и на жизнь и мужчин смотреть совсем под другим углом, не под тем, который мне предлагала мама. Она это понимала и злилась. Она всегда на меня злилась.

— Ты в бассейн сегодня ходила?

— Да, мама.

— Ника, вот что ты мне врёшь? — Как сейчас вижу, как она Альку на руках укачивает и на меня шипит. — Я видела тебя с этим оболтусом, со Славиком!

Я глаза выразительно закатила и отвернулась.

— Ника!

— Таня, прекрати. — Отчим появился в дверях комнаты и выразительно на нас глянул. — Ты видишь, что она слушать тебя не хочет? Что ты себе нервы треплешь? Пусть делает, что хочет.

— Что хочет? Я не знаю, что хочет она, но что хочет этот Славик, прекрасно догадываюсь.

Я на мать посмотрела и поинтересовалась:

— И чего он хочет?

Она замерла, в смятении взглянула на мужа, а когда поняла, что я издеваюсь, снова разозлилась.

— Ты очень умная? Тебя эта полоумная старуха всему научила, так тебе кажется? Не хочу тебя разочаровывать, но ты очень ошибаешься.

— Мам, в подоле я тебе не принесу, не волнуйся.

Отчим привалился плечом к дверному косяку и с интересом на меня поглядывал, даже ухмылялся. А мама сверлила меня взглядом.

— То есть, ты с ним спишь?

— А нам обязательно обсуждать это при чужих людях?

— Когда ты со своим Славиком вляпаешься и придёшь домой вся в слезах, я тебе напомню, что он тебе чужой. — Мама на отчима кивнула.

— Я не вляпаюсь. А если и вляпаюсь, то плакать вряд ли буду. Ошибки нужно не оплакивать, а исправлять. Самой.

— Серёж, ты слышишь, что она говорит? У меня такое чувство, что я не с ней, а с Фаей разговариваю. — Повернулась ко мне. — Я же запретила тебе к ней ходить!

— Я буду к ней ходить. И не кричи, Альку разбудишь.

Мне было семнадцать, и я казалась себе очень взрослой и умной. А вот маму мне было жаль, очень хотелось объяснить ей какую-нибудь прописную истину, которую я сама усвоила уже давно, а ей вот она так и не давалась. В маминой жизни в тот момент меня удивляло всё, начиная с того, как она могла после отца польститься на "Серёжу", который был младше её на шесть лет, и казался мне одним большим недоразумением с его привычкой посмеиваться над всем, что видит, молчать обо всём, что видит, и мнение своё выдавать редко и только по большому одолжению. Отчим был человеком простоватым, работящим, но по жизни пофигистом. Его мало что волновало, помимо семьи. Денег ему нужно было ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы прокормить семью. Нужно больше? Значит, он пойдёт зарабатывать. Нет? Ляжет на диван и будет смотреть телевизор и пить пиво. У него даже машины не было, потому что ему было жалко на неё времени. Человеком он был не конфликтным, но меня иногда раздражал жутко, именно своим равнодушием. Мы несколько лет прожили под одной крышей, в одной квартире, но я не могу вспомнить ни одного нашего разговора "за жизнь", ни одного дела, которое мы сделали бы вместе, кажется, даже из дома вместе ни разу не вышли, даже в магазин. Ко мне он относился со слоновьим спокойствием, наблюдал иногда за мной, как за диковинной зверюшкой, перепалки наши с матерью слушал, а в остальном я его никак не интересовала, у него своя дочь была, зачем ему чужие дети? Мои же планы на жизнь его неизменно смешили, а Фаю он вообще считал чокнутой и всерьёз не принимал. И даже когда мы с матерью разругались в пух и прах, как она думала из-за Славика, а я же боролась за свою независимость и свободу выбора, спокойно заявил, что раз я такая взрослая, то и шла бы... в свою взрослую жизнь, и мозги бы никому не пудрила своими теориями и принципами.

В общем, Славка реально обалдел, когда я заявилась к нему на ночь глядя с вещами.

— Я переезжаю к тебе.

— Зачем?

— Жить, зачем... Или ты не рад?

Славка, с которым мы когда-то учились в одной школе, правда, он был на два года старше, а теперь слыл студентом педагогического ВУЗа факультета физической культуры, в затылке почесал и в квартиру меня впустил.

— Только давай с тобой договоримся, — заявил он на следующее утро, видимо, когда осознал, что я не пошутила и перебралась к нему всерьёз и надолго, — ты живи, но жениться я не собираюсь, и дети мне не нужны.

Я долго на него смотрела. Он как раз явился из душа, стоял передо мной Апполон Апполоном, только шорты в оранжевые огурцы по зелёному фону впечатление несколько портили, пытался хмуриться и добавить в бездонные голубые глаза хоть капельку ума и предосторожности.

— Какие дети, Славик? Мне в институт поступать надо. И ты не беспокойся, я как поступлю, постараюсь от тебя съехать побыстрее.

— Куда?

Я плечами пожала.

— Пока не знаю. Наверное, придётся выйти замуж.

Он завис, густые брови сошлись на переносице, а я подошла и поцеловала его.

— Не хмурься. Тебе не идёт. Вдруг от всяких умных мыслей морщинка на лбу появится? Как жить-то будешь с такой печатью? Не справишься, это ведь такая ответственность.

— Ник, ты чего?

— Ничего. Как там твоя мамаша? На работу ушла? Я кофе хочу.

В общем, вот так я ушла из дома. Фая позвала меня к себе, но скорее из вежливости, знала, что я откажусь. Мне хоть и было страшно тогда, но приняв решение начинать взрослую самостоятельную жизнь, отступить уже не могла. Правда, потом не раз в этом каялась. Что может быть проще — испугаться и сдаться? Вернуться в отчий дом или к Фае под крылышко и переждать в покое и сытости. Но было стыдно, и я терпела, стараясь особо своими "новостями" никого не расстраивать. У меня всегда всё было в порядке. Даже когда ругалась со Славкой, даже когда выталкивала взашей из нашей постели каких-то профурсеток, а потом выслушивала от его матери всякие неприятные вещи, вроде того, что это я её сыну жизнь порчу, и он уже не знает в какие пороки кинуться с головой, чтобы от меня избавиться. От своего присутствия Славку я бы избавила без лишних сантиментов, но идти мне было некуда. Мать со мной не разговаривала, искренне верила, что я к Славке сбежала, не дождавшись совершеннолетия, потому что от любви с ума сошла и поэтому дурости возлюбленного не замечаю. Я с ней не спорила, понимала, что правды от меня она просто не перенесёт и разговаривать со мной до конца своих дней тогда точно не станет. Улыбалась, что только от неё не выслушивая, и кивала, как китайский болванчик, прекрасно понимая, что кроме как за обучение азам сексуальной жизни, мне Славку благодарить не за что. Но всё равно, за год совместной жизни к дурню к этому по-своему привязалась, и съезжая в институтское общежитие, даже всплакнула.

— Ты главное не забывай, что много пить и гулять вредно, — наставляла я его, собирая вещи. — Я, конечно, понимаю, что сейчас ты в загул уйдёшь, но, Слава, тебе на сборы ехать, через две недели. Слышишь?

— Слышу. Ник, ты меня совсем бросаешь, что ли?

— Совсем. Можешь вздохнуть с облегчением.

Он в руках покрутил чистую футболку, потом сунул голову в ворот.

— А видак с телевизором?

— Оставь себе.

— Правда? — Он обрадовался.

Он обрадовался, а я через плечо оглянулась и строго посмотрела. Славка осознал и покаянно опустил вихрастую головушку. Я вздохнула. Всё-таки парень он был видный, иногда как улыбнётся, так обо всей его дурости и недалёкости забываешь напрочь.

— Съезжаешь, что ли?

Я в прихожей обувалась, ещё раз огляделась, чтобы удостовериться, что всё своё забрала, выпрямилась и на Славкину мать посмотрела. Она стояла с сигаретой, и дымила ею, как паровоз.

— Съезжаю. В общежитие.

— Поступила? — Она, кажется, была удивлена.

— А как же.

— А Славка?

— А Славка всё. В дальнейшие мои планы не вписывается. Адью. Простились со всей теплотой и благородством.

— Ишь ты.

— Да не переживайте вы, тёть Тонь. Он совсем чуть-чуть пострадает и успокоится. Вы только напомните ему, что десятого ему на сборы. А то ведь в загул уйдёт и забудет.

— Всю ты душу из парня вынула, — упрекнула она для порядка, а я кивнула и сумку с вещами подхватила.

В общежитии я прожила пару месяцев, мне там не понравилось. Там было шумно, неуютно, попадались абсолютно беспардонные личности, с которыми я не знала, как бороться и договариваться. Терпела, как мне показалось, долго, а потом пришла к Фае и призналась:

— Я в тупике.

Она на меня посмотрела и идеально выщипанную бровь приподняла:

— Деньги кончились?

— Не в деньгах дело, мне хватает стипендии и процентов, что с отцовских денег получаю. Там немного, но хватает. Куда мне их тратить, деньги эти?

— Действительно. Зачем молодой девушке деньги?

— Ты меня не слушаешь, — обиделась я.

— А зачем? Я и так всё знаю.

— Я ведь не альтруистка.

— Я понимаю.

— Просто нужно двигаться вперёд. В институт я поступила, а дальше что? Пять лет прожить в общежитии, чтобы потом стать учителем английского в школе? У меня совсем другие планы.

— Так следуй этим планам. Какого совета ты от меня ждёшь?

Я сунула в рот конфету.

— Не совета, Фая. А помощи. Есть у меня знакомый, в институте нашем учится, физмат заканчивает, Олюшкин Денис.

Фая фыркнула.

— Дурацкая фамилия.

Я рассмеялась.

— Дурацкая.

— Влюблён?

— Говорит, что да.

Фая внимательнее вгляделась в моё лицо.

— А тебе бы не мешало посетить косметолога. Бледненькая какая-то, под глазами круги.

Я отмахнулась.

— Зубрю.

— Ну, и зубри себе на здоровье, но круги под глазами это не дело. Отдыхать нужно, сон — это лучшее лекарство. И от кругов под глазами, кстати, тоже.

— Я запомню. Так что с Денисом?

— А что с ним? Приводи, оценим.

Денис на самом деле был в меня влюблён. Он смотрел на меня, затаив дыхание, слушал и кивал, что бы я ни говорила, даже если это была откровенная глупость. Рядом с ним я чувствовала себя царицей, правда. Он и относился ко мне соответствующе. Цветы дарил постоянно, даже после свадьбы не перестал этого делать. Он был милый, мягкий, сердечный, хотя, после свадьбы, то, что казалось мне достоинствами, превратилось в недостатки, и я пришла к выводу, что он скорее слабохарактерный и даже мямля, особенно в отношениях со своими многочисленными родственниками. Но, не смотря ни на что, я к Денису очень хорошо относилась. Он был тихий, залюбленный родителями мальчик, единственный сын, и выгодная партия для такой бесхозной девчонки, как я.

Сейчас мне часто говорят, что я красивая. Витя мною гордится, не жалеет денег на мои наряды, по мере возможности, конечно, я себя люблю и о себе забочусь и в отличие от своего мужа прекрасно понимаю, что моя красота — это результат многолетних трудов и стараний. Да, природа меня наградила, но любая награда со временем тускнеет, её чистить нужно, Фая мне это с ранних лет в голову вдалбливала, вот я теперь и стараюсь. А тогда, в свои девятнадцать-двадцать лет, когда особи мужского пола замирали рядом со мной и на глазах глупели, я только фыркала и смеялась им в лицо, не веря ни единому их слову. У меня были длинные светлые волосы, которые я зачастую забирала в простецкий хвост, огромные сияющие глаза, я знать не знала, что такое макияж, и удивляла всех румянцем во всю щёку, который сейчас бы посчитала неприличным. Хотя, если честно, я просто не помню, что такое румянец, банально разучившись смущаться и краснеть. В общем, семь лет назад я считала себя симпатичной, но не более, загадочной, но не слишком, независимой, но в меру. И, вероятнее всего, эта смесь несмешиваемых вещей, сбивала всех мужиков без разбору с толка. А я не то что бы этим наслаждалась, просто анализировала и наблюдала как бы со стороны и впечатления свои записывала, точнее, мотала на ус. Мотала, мотала, а потом пришла к выводу, что мне всё это на фиг не нужно, и вышла замуж за своего Дениску, свято поверив в то, что с ним-то точно буду счастлива. Не в том смысле, что люблю без памяти и всё остальное не важно, а в несколько меркантильном. Денис был сыном ректора нашего института, мама его преподавала вокальное искусство, фактически, участвовала в "семейном бизнесе", и вообще у них была династия учителей и преподавателей, дедушка профессор, интеллигенты в седьмом поколении, уважаемая в городе семья, и мне очень захотелось ко всему этому примкнуть. То есть, тоже стать интеллигентной и заиметь царственную осанку свекрови и некоторые её права и привилегии.

Желание единственного сына жениться на мне, светловолосой и ясноокой, у них, по понятным причинам, воодушевления не вызвало. А я изо всех сил старалась родственникам Дениса понравиться, прекрасно понимая, сколько от этого зависит. Я разговаривала с его бабушкой по-французски, пыталась запомнить истории из жизни его деда и на полном серьёзе предложила тому сесть за мемуары, чем поразила старика в самое сердце, и никогда не спорила с Денискиными родителями. Свекровь моя, позже, когда дело уже шло к разводу, как-то заявила, что я всё это делала специально, то бишь попросту притворялась, в доверие втиралась, а я даже спорить с этим не стала. Конечно, притворялась, и даже скрыть этого не пыталась никогда, но при этом проявляла чудеса такта. Я ведь даже не смеялась никогда над их семейкой и их устоями. Правда-правда, никогда. Относилась ко всему совершенно спокойно, не особо страдая из-за постоянного зуда свекрови над моим ухом — как я должна выглядеть, как одеваться, когда говорить, а когда молчать. По её словам выходило так, что я им всем обязана. Что разрешение дали за их сыночка замуж выйти, что в квартире их живу, что фамилию их ношу. Зато моя мать была просто счастлива, видимо на самом деле не ожидала, что я способна сделать такую хорошую партию. В её глазах я была совсем пропащей. Вот она-то мою свекровь всегда открыв рот слушала, что меня, если честно, смешило.

— Роди им ребёнка, — говорила мама, когда недовольство родственников моего мужа мною дошло до крайней точки.

— Обойдутся.

— Ника, ты что, не понимаешь, что происходит? Элла тебя попросту выживает. Она вас с Денисом разведёт!

— Мама, я сама с ним разведусь. Он мне надоел.

— Ты с ума сошла?

Я покачала головой. К тому моменту мы с Денисом прожили вместе три года и терпение моё закончилось.

— Думай, что хочешь.

Я взглянула на кольцо с бриллиантом на своём пальце (не какой-то новодел, а семейная реликвия), потом улыбнулась Альке, которая принесла мне показать свою новую куклу.

— И останешься на улице!

— Не останусь, — успокоила я её.

— Ну конечно! Ты же у нас умная и расчётливая! А все вокруг дураки.

— Мама, я знаю, что я делаю.

— Нет, ты не знаешь. Это всё Фая, она тебя с толку сбивает. Она четырёх мужей пережила, ты так же хочешь?

— Она думает, что всю жизнь будет сверкать, — ухмыльнувшись, проговорил отчим, входя в комнату. И на меня посмотрел. — Да, Никуля?

Я ему улыбнулась. Как могла пленительно. Мама стояла ко мне спиной, повернувшись к мужу, и я, воспользовавшись этим, закинула ногу на ногу, зная, что отчим внимательно за мной наблюдает. Его глаза сверкнули, а я усмехнулась. Я его насквозь видела и всегда этим гордилась. Пофигист он — это да, но бабник отъявленный. А мама либо на самом деле этого не замечает, либо закрывает глаза на этот небольшой, по её мнению, недостаток мужа. И на меня он посматривал, с тех самых пор, как в моей жизни появился Славик, и сексуальность из меня через край попёрла. Он смотрел, я это замечала, но знала, что руки он никогда ко мне не протянет. Просто мне нравилось иногда его дразнить, когда мама этого не видела.

— И что, разведёшься и вернёшься в отчий дом? — Он закурил, потом оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что моей матери поблизости не видно.

— Вот ещё. Они мне квартиру купят.

Артамонов захохотал.

— Конечно. И как я не догадался?

— Думаешь, не раскручу?

Он на меня посмотрел. Сначала в лицо, потом взгляд опустился ниже и отчим хмыкнул.

— Ну, если постараешься.

— Я постараюсь, — пообещала я. — От тебя-то всё равно толка никакого. Хотя мог бы и помочь... приёмной дочери.

— Чем это?

— Деньгами, чем.

— О-о, это не ко мне. Сама разбирайся.

— Почему-то я так и подумала.

— А ты замуж выйди, — посоветовал он.

— Дай развестись для начала, — проворчала я.

— Непутёвая ты девка, Ника.

— Почему? Потому что хочу в жизни получше устроиться? Это плохо?

— Да нет. Потому что устроиться хочешь, а на всё остальное тебе наплевать.

— Не наплевать.

После того разговора я сильно расстроилась и даже обиделась на отчима всерьёз, долго с ним после этого не разговаривала. Хотя, кроме меня моей обиды никто и не заметил, не так часто я с родственниками виделась, с Фаей и то чаще. Просто слова отчима меня на самом деле задели. Меня ведь и правда, почему-то считали непутёвой. Красивой, но бессердечной, и в некотором смысле порочной. И никого не интересовало, что за всей моей уверенностью было не так уж много опыта, знания мои о жизни складывались в основном из теорий и уроков Фаи. Свекровь всем рассказывала, что я сыночку её изменяю, что до него я прыгала из постели в постель, как последняя проститутка, и Денечку её попросту соблазнила и окрутила. Спорить с ней было бесполезно, и я гордо отмалчивалась в ответ на её обвинения и упрёки, и, наверное, этим все слухи о себе подтверждала.

— Не понимаю, зачем ты всё это затеяла, — жаловался Денис.

— Ты имеешь в виду развод?

— Да, да, я имею в виду развод! Разве нам плохо вместе?

Я откинулась на подушки и на потолок уставилась. Потом развела руками.

— Нет, не плохо. Нам просто никак.

Он замер.

— Что это значит?

— День, ты съехал на своей науке. Ты даже забываешь приходить домой ночевать. А я тут, как дура, с родителями твоими сижу. Твоя мама мне весь мозг выела, честное слово.

Он поморщился.

— Не говори так, ты же знаешь, мне это не нравится.

Я кивнула.

— Хорошо, не буду. Но сути это не меняет.

Денис присел на кровать и по ноге меня погладил.

— Я с ней поговорю, хочешь?

— Да бестолку уже говорить. Она теперь всем рассказывает, что я тебе изменяю. Ты, бедный, работаешь день и ночь, а я, бесстыжая, любовников меняю, как перчатки.

— А... у тебя никого нет?

— Что? — Я посмотрела удивлённо, а потом ногой дёрнула, руку его сбрасывая. Денис тут же перепугался, наклонился и лицом в мои колени уткнулся.

— Прости, прости.

Я ругаться и возмущаться дальше не стала и только устало проговорила:

— Денис, давай разведёмся. Я тебе не нужна. Мама потом тебе найдёт хорошую девочку, которая детей тебе нарожает, будет ждать тебя и тобой восхищаться, а я не могу. Я умру от тоски и тебя с ума сведу. Давай разведёмся.

— Ника...

— Только мне жить негде. К матери я не вернусь.

Денис сидел на краю постели с потерянным видом.

— И что делать?

— Ну, я не знаю, Денис! Придумай что-нибудь. У матери я жить не могу. — Я подумала и заявила: — Ко мне отчим пристаёт.

Денис растерянно моргнул.

— Как?

— Да очень просто. Не хочу я у них жить, зачем матери жизнь портить?

— Да, да, конечно. Я что-нибудь придумаю... Я могу переписать на тебя тётину квартиру. Она, конечно, на окраине города, да и дом не новый...

Я довольно улыбнулась, именно этого я от своего благоверного и ждала.

— Меня вполне устроит эта квартира. Ты не переживай.

— Ужасно, — заявила Фая, когда появилась в моём новом жилище. Оглядела небольшую комнату, прошла на крохотную кухню, и повторила: — Это ужасно. Ты на самом деле собираешься здесь жить?

Я гордо кивнула.

— Да. — И комнату оглядела с довольной улыбкой.

В тот момент, после скандального развода (скандального со стороны свекрови и свёкра, а не мужа) я себя в этой клетушке с картонными стенами чувствовала вполне счастливой. Я собиралась начать новую жизнь, в которой никто больше не смел мне указывать и в чём-либо уличать. Даже в изменах и неприличном поведении. Я, конечно, не собиралась кидаться в разгульную жизнь, ни о каких романах и новых мужчинах не помышляла, но сама мысль, что следить за мной больше никто не будет, меня окрыляла. Я сама себе хозяйка, наконец-то. У меня есть своё жильё, красный диплом и немного денег. Жизнь прекрасна.

— Денис обещал дать денег на ремонт.

— Что тут ремонтировать? Ника, здесь нельзя жить. Знаешь, я о твоих родственниках была лучшего мнения. Могли бы купить тебе жильё поприличнее.

Я усмехнулась.

— Да ты что? Дай Элле волю, она бы меня на улицу босую и голую выставила. А квартира эта Денису от тётки досталась, и он решил её мне подарить, на бедность, так сказать.

— А совместно нажитое имущество? — нахмурилась Фая.

— Мне даже интересно, что это мы такое с ним нажили.

Фая подошла к окну, отдёрнула штору и тут же отскочила, когда на неё пахнуло пылью. Она замахала рукой, разгоняя её. И покаянно кивнула.

— Да, мне нужно было это предусмотреть. В этом мы с тобой ошиблись. Но я не думала, что ты разведёшься с ним так быстро. Он ведь работает над диссертацией, может, откроет что-нибудь или изобретёт... Деньги бы появились со временем, папаша его постарался бы.

— И что же? Думаешь, я зря развелась?

— Нет, конечно. Деньги, милая моя, это хорошо, но счастливой тебя они не сделают, поэтому и гнаться за ними не стоит. Особо. Но такие вещи тоже предусматривать нужно. А если стало невмоготу, значит, правильно сделала, что ушла. Но в следующий раз будь умнее.

— Постараюсь.

Второго мужа я себе не искала. Жизнь моя меня вполне устраивала. Денис своё обещание сдержал и помог мне с ремонтом, маленькая квартирка стала вполне уютной, я её даже полюбила. Не сразу, но устроилась на работу. Зарплата, конечно, была не ахти, но меня, как всегда, выручили проценты, что я снимала со счетов отца. Денег там было не так много, на мой взгляд, но на некоторых количество шести нулей впечатление производило. Я старалась много не тратить и вообще без особой нужды в банк не ходила, только раз в три месяца снимала проценты, чтобы как-то свести концы с концами. Откуда папочка взял такие деньги, как он их заработал или откуда они на него свалились, я понятия не имею, мама мне об этом не говорила никогда, просто они были и принадлежали только мне, мама никогда на них не претендовала. И выручали. Очень выручали меня. И за это я с ещё большей теплотой об отце вспоминаю.

В одиночестве я прожила год, даже на свидания не бегала, в чём меня неизменно подозревали Фая и Тося. Они почему-то были уверены, что у меня от кавалеров отбоя нет. Ну да, мужчины обращали на меня внимание, но особого рвения не проявляли, а я не особо по этому поводу расстраивалась. Жила себе тихо и спокойно, даже подумывала кошку завести, чтобы хоть кто-то меня дома ждал. А получилось, что вместо кошки завела себе второго мужа. К тому же, я к этому и не стремилась, он как-то сам завёлся.

Познакомились мы довольно банально. Столкнулись в дверях магазина, Витя по нраву человек порывистый, вечно куда-то бежит и торопится, вот и в тот раз рвался в магазин, словно надеялся стать там миллионным покупателем и получить в подарок путёвку на Канарские острова. Мы столкнулись с ним, я недовольно посмотрела, но отступила, пропуская его вперёд, раз уж он так торопится. Витя на самом деле дверь распахнул, шагнул внутрь, а потом вдруг обернулся и на меня посмотрел. Улыбнулся.

— Извините. Я вас толкнул?

— Я переживу, — заверила я его.

Он заулыбался шире.

— Извините ещё раз. Я просто задумался. Когда думаю, хожу быстро.

— И по сторонам не смотрите, — подсказала я и прошла в магазин. Взяла корзинку, делая вид, что не замечаю, что он старается от меня не отставать и всё разглядывает, с непонятным для меня удивлением. Толкал перед собой тележку, но словно забыл, зачем в магазин пришёл, на стеллажи с товарами совсем не смотрел, шёл за мной и молчал.

Когда мне это надоело, я остановилась и обернулась к нему.

— Зачем вы за мной идёте?

— А я за вами иду?

— Да.

— Девушка, можно я с вами познакомлюсь?

Я рассмеялась, вполне искренне.

— То есть, мне с вами знакомиться не обязательно?

— Почему? Очень даже обязательно. Я с вами познакомлюсь, а потом вы со мной.

Я с улыбкой его разглядывала, неожиданно заинтересовавшись. Не помню, о чём думала тогда, но впечатление он на меня произвёл приятное. И выглядел вполне привлекательно — широкоплечий, ясноглазый, с приятной улыбкой. Единственное, что выдавало в нём человека далеко с непростым характером, это некоторая жёсткость, проскальзывающая во взгляде, которую я себе объяснила, когда узнала, что он следователь прокуратуры. На вид лет тридцать, голос уверенный, жесты широкие, а улыбка обаятельная. С первого взгляда понятно, что дамский угодник, вполне успешный. Как только я поддалась на уговоры и сообщила ему своё имя, стал вести себя, как мой старый и очень близкий приятель, что, по его мнению, должно было меня подкупить, окончательно потерял интерес к покупкам и пригласил меня в ресторан. Я все его уловки замечала, даже знала, что он в следующий момент предпримет и какими словами меня начнёт увещевать, но разочаровывать его не спешила, только улыбалась загадочно и комплименты в свой адрес выслушивала. Надо сказать, что с удовольствием. Намерение нового знакомого отшить появилось и исчезло, я на Виктора всё чаще посматривала с определённым интересом, и, в конце концов, пришла к выводу, что монашествую уже слишком долго. А это, говорят, для здоровья вредно.

В общем, к концу вечеру, Витя сиял, как начищенный пятак, а всё благодаря моим поощрениям и сладким улыбкам. Я всё больше молчала, а он, видимо, решил, что я млею от счастья и судьбу благодарю за то, что свела меня с ним, таким замечательным и умелым, и от всего этого потеряла способность говорить. Я весь вечер пила шампанское, от которого у меня приятный гул в голове, и нисколько не пожалела о том, что согласилась пригласить Витюшу после ресторана к себе на кофе. Или на чай. Или на стакан крутого кипятка. Ему всё равно было, а я старалась не дать ему понять, что мне, в принципе, тоже. Женщине такое не пристало. Она должна млеть и смотреть с надеждой.

На следующее утро я проснулась оттого, что Витя целовал меня в плечико и что-то на ухо нашёптывал. Я приоткрыла один глаз, на часы посмотрела, и тут же натянула на себя одеяло. С надеждой, что он отстанет и даст мне поспать. А Витя, между прочим, возражать не стал. Чуть навалился на меня и проговорил:

— Никуш, я уезжаю, мне на работу нужно. — Через одеяло поцеловал меня куда-то в локоть. И туманно пообещал: — Я тебе позвоню.

Я не стала утруждать себя ответом.

Если честно, я не ждала, что он на самом деле позвонит, да и не нужно мне это было. Никакой тоски и томления в моей груди не наблюдалось, я даже не вспомнила о Викторе ни разу за прошедшую неделю, если только в первое утро, обнаружив в раковине грязную посуду, недовольно скривилась. Но что поделаешь, Фая мне всегда говорила, что недостатков у мужчин больше, чем достоинств, но мы, глупые женщины, зачастую готовы с этим мириться. Вот я в то утро и смирилась.

В общем, я его не ждала, продолжала спокойно жить, всерьёз задумывалась о том, чтобы завести кота (теперь была уверена, что это точно будет кот), и поэтому, встретив Виктора у своего подъезда, неприятно удивилась. Он, заметив меня, вышел из машины, одарил меня счастливой улыбкой и воскликнул:

— Привет, солнце!

Я нахмурилась. Уж чего-чего, а фамильярностей я не выношу. Остановилась и на машину его посмотрела. Задумалась о том, откуда у следователя прокуратуры такая машина, говорят, зарплата у них слёзы одни.

Витя, не дождавшись от меня никакой реакции на своё появление, улыбаться перестал и подошёл ко мне.

— Ну, прости меня, — завёл он сходу.

А я нахмурилась сильнее.

— За что это?

Он растерялся, потом решил признаться:

— Я не позвонил.

— А-а! Да ладно, я и не ждала.

— Почему?

Я плечами пожала.

— Наверное, потому что не хотела, чтобы ты звонил. А ты чего приехал-то?

Он смотрел на меня, как на чокнутую. С тревогой и недоверием.

— Ну... у меня выходной.

— Поздравляю. Езжай, отдыхай. Устал, наверное, да? — Я похлопала его ладошкой по груди. Хотела уйти, но он меня за руку поймал.

— Ника, ты обиделась, что ли?

— На тебя? Ну что ты. — Улыбнулась ему. — Ты был великолепен, правда. А теперь можно я пойду? Я, знаешь ли, тоже с работы, и у меня хоть не такая важная миссия, как у тебя, террористов и маньяков не ловлю, но достали все... — Я только вздохнула и аккуратно освободила свою руку. — Пока.

Поднявшись к себе в квартиру, туфли скинула и на кухню прошла. Поставила пакет с купленными продуктами на стол, а сама в окно выглянула. Фыркнула, заметив Виктора у машины. Он стоял и по сторонам оглядывался, явно не зная, что предпринять. Потом всё-таки в машину сел и уехал. А я кивнула.

— Умный мальчик.

Я тогда на самом деле так подумала, но совсем скоро поняла, что поторопилась. Витя явился уже на следующий день и не просто так, а с букетом.

— Это тебе, — порадовал он меня и вручил букет роз.

На цветы я посмотрела, понюхала и благосклонно кивнула.

— Спасибо.

— Можно я войду?

Я в сомнении на него смотрела, потом от двери отступила.

— Входи.

— Ты не рада мне?

— Я тебя не ждала.

— Ну, хватит, Ника! — Кажется, он на самом деле мне не верил. — У меня было много работы, поэтому я и не позвонил.

Я цветы в вазу поставила и на Виктора обернулась.

— Но я на самом деле не ждала. Зачем ты мне нужен?

— То есть?

— Очень просто. У тебя же всё на лбу написано, Витя. Я как в магазине тебя увидела, так и поняла.

— Что поняла?

— Что ты бабник и надежды на тебя никакой.

— Я бабник? Я не бабник. — Он так решительно замотал головой, что мне даже страшно стало.

— Да, ты просто любитель, — поддела я его. — Женщин.

Он усмехнулся, и спорить передумал.

— Что есть, то есть. Но это разве плохо? Молодой, красивый... — Он широко и очаровательно улыбнулся. — Это они меня любят, а не я их, Ника.

— Нашёл оправдание.

Витя ко мне шагнул, а я за креслом спряталась. Он только руками развёл.

— И что это такое?

— Я же говорю, не нужен ты мне!

— Почему?

— Потому что. Девушка я серьёзная, мне замуж надо, а ты не женишься, только голову морочить будешь. А вдруг влюблюсь?

— А ты ещё не влюбилась?

— Нашёл дуру.

Он усмехнулся.

— И не ждала? Правда?

— Какой толк тебя ждать? Ты дело своё сделал и исчез. И меня это вполне устраивало. До вчерашнего дня.

— Интересно. И какое я дело сделал?

— Развлёк меня, Витя. А то я после развода что-то заскучала. — Я из-за кресла вышла. — Всё, хватит. За цветы тебе спасибо, а теперь поезжай дальше. Или тебе цветы вернуть? Следующую уговаривать поедешь?

Он рассмеялся и в кресло моё плюхнулся. Оно жалобно скрипнуло под его тяжестью.

— Значит, ты в разводе?

Я обернулась.

— Уходить ты не собираешься?

Он скроил жалобную физиономию.

— Можно я останусь? Я ведь к тебе приехал, и цветы именно тебе купил. А я тебя ещё развлеку.

— Ну, ты нахал, — поразилась я.

А он кивнул.

— Да. Профессия обязывает.

Чёрт знает почему я разрешила ему остаться. Взгрустнулось, наверное. Витя на самом деле меня развлекал, когда не пропадал на своей работе сутками. Я совершенно не понимала, что он там делает, особенно по ночам. Иногда приползал совершенно обессилевший, на постель падал и засыпал. А я в такие моменты замирала рядом с ним в раздумьях. Вот, спрашивается, зачем мне всё это нужно? И это ладно бы муж, а так... Хотя, отоспавшийся и бодрый Витя становился совсем другим человеком. Однажды даже выгнать его пришлось, потому что никакого спаса от него не было. Витя хохотал и упирался, а я его к двери толкала.

— Иди отсюда!

— Ника!

— У меня сил уже нет.

— Так я же в этом не виноват. Ты же красивая! Я с ума схожу.

Я смеялась, но к двери его продолжала толкать.

— Уходи! А то прижился. — И дверь за ним захлопнула.

— Думать ни о ком, кроме тебя не могу, — признался он мне вскоре. В глаза мне заглянул. — Ты меня любишь?

— Ты хочешь, чтобы я тебя любила? Тебе так удобнее?

— Какая же ты вредная бываешь. — Витя голову опустил и прижался лбом к моей груди. — Может, я просто хочу, чтобы всё было серьёзно?

— Таких слов я от тебя не слышала.

— А я тебя люблю.

Я рассмеялась.

— Правда? И давно ты это понял?

— Какая разница? Я на самом деле влюбился.

— И что теперь делать?

— Не знаю. — Он ко мне наклонился, и я его поцеловала.

Когда я привела Витю знакомить с мамой, он впечатление произвёл. Особенно, когда опоздал и примчался с цветами и в мундире. Мама робела перед ним, не смотря на то, что должна была бы являть собой образец будущей тёщи и внушать будущему зятю тревогу и заставить лишний раз задуматься о том, что он собирается сделать. Но всё получилось наоборот, и я поняла, что Витя на самом деле не так прост, как кажется. Он держался чинно и официально и вот та жёсткость, которую я в его взгляде в первую нашу встречу приметила, как раз и вылезла. Особенно, когда он с отчимом моим общался. Они обменялись рукопожатием, и Виктор при этом выглядел очень серьёзным, никаких тебе очаровательных и мягких улыбок, к которым я успела привыкнуть.

— Зачем он тебе? — зашептал отчим, когда ему удалось зажать меня на кухне. — Это же не твой формат.

— Много ты понимаешь.

— Ника, я серьёзно. Это не Деня, с этим фиг поспоришь. Он тебя по стенке размажет.

— Скорее уж по кровати.

— Ну, тебе виднее, но всё-таки.

Я руки в бока упёрла и на Сергея посмотрела снизу вверх.

— Я не поняла, ты обо мне беспокоишься?

— Да не то что бы, просто как-то не хочется мента в свою семью принимать, особенно такого деловитого.

— Так ты не принимай. Я тебе давно говорю — ты мне не семья.

Он хмыкнул и меня отпустил.

Но Фае Витя тоже не понравился, с первого взгляда, правда, совсем по другой причине.

— Не орёл, — просто сказала она, а я засмеялась.

— И этот не орёл?

Она руками развела и повторила:

— Не орёл.

— И где мне взять орла?

— Глядя на твои мытарства, боюсь предположить, что они перевелись.

— Ну вот, — расстроилась я. — И что мне теперь делать?

— Брать то, что есть, и лепить то, что тебе надо.

— Значит, Витя подходит?

— Откуда же я знаю! Это ты должна решить. Нравится он тебе, тогда бери.

Я призадумалась, потом едва заметно усмехнулась.

— У меня не будет свекрови, это огромный плюс.

— С этим я спорить не буду, — рассмеялась Фая. — Вот моя вторая свекровь была настоящей ведьмой! Сейчас расскажу...

В общем, я всерьёз раздумывала о новом замужестве, не дожидаясь от Вити официального предложения. Хотя, в какой-то момент он засомневался, стоит ли идти на такие жертвы, я этот переломный момент почувствовала. Но и понять могла, он и так жил у меня, новые родственники и их благословение у него появилось, я провожала его на работу и встречала вечерами с ужином и расстеленной постелью, и лишние телодвижения ему уже были не особо важны. Он даже пригласил меня на вечер в честь празднования Дня милиции, куда приходили обязательно с жёнами. Я особого энтузиазма не проявила, так что ему даже поуговаривать меня пришлось. Я решила, что ничего страшного в этом нет, пусть привыкает заботиться обо мне в первую очередь.

Зато тем вечером всё и решилось. Я была мила и элегантна, я общалась с его друзьями и коллегами на равных, я очаровала его начальника и уходила с этого вечера вполне довольной собой, под руку с ошалевшим от такого успеха Витей.

— Хороший вечер, — похвалила я то ли себя, то ли его, то ли организаторов. — А я ещё сомневалась, стоит ли идти.

— Это ты была хороша, ой, как хороша, Ника.

— Ты не ожидал? — Я рассмеялась, но тут же посерьёзнела. — Я старалась, ты же просил.

— Просил, — согласился он. На постели сдвинулся и рукой по одеялу похлопал. — Иди ко мне.

Я волосы назад откинула и развязала пояс халата. Легла на кровать и позволила себя обнять. Витя меня целовал, потом голову поднял и посмотрел в глаза.

— Ты замуж за меня выйдешь?

Он делал всё в точности по моему плану. Даже скучно немного.

— Выйдешь?

Я погладила его по щеке.

— Я подумаю, Витя.

Секунду с непониманием глядел на меня, затем усмехнулся.

— Ну, подумай.

Он, видимо, решил, что я шучу или поддразниваю его, поэтому и тяну с прямым ответом. Поцеловал меня в губы.

— Подумай, милая.

Сейчас, спустя почти три года мне об этом было приятно вспоминать. Сейчас Витя превратился в жуткого карьериста, а я не спорила, даже помогала ему по мере сил. А что делать? Жить-то как-то надо, а на зарплату его ноги протянуть можно, особенно с молодой женой, особенно если взяток не брать. А он не брал, он лбом стены прошибал ради своего и моего благополучия. Получалось пока не особо, но я надеялась. И с Тосей я склонна была согласиться — всё в моей жизни хорошо, ничего другого не нужно, нет ничего другого, даже придумать не могу, чего ещё хочу. Денег побольше? Можно, конечно, так где их взять? Мужа другого? Так придётся всё сначала начинать, притираться, недостатки и дурные привычки выявлять, искоренять их или смиряться, а тут всё уже пройдено и успокоилась я. Муж у меня такой, что позавидуют многие. И денег для меня заработает, постарается, по крайней мере, и пожалеет, и полюбит лишний раз, только повод ему дай. Видный, в мундире красивом, со связями его должности положенными, пробивной, не лентяй. Всё так, как я хотела. А то, что всё-таки бабником оказался, так я не ревнивая.

Не ревнивая я!..

— В Париже купишь мне шляпку с вуалью, — наставляла меня Фая, не на шутку загоревшись моей предстоящей командировкой во Францию. Я удивилась.

— Зачем тебе вуаль?

— Но это же шикарно, вид у меня загадочный будет.

Я рассмеялась и пообещала.

— Если хочешь вуаль, будет тебе вуаль. А ты мне дашь жемчужное ожерелье на один вечер, идёт?

— Намечается мероприятие? — Её глаза загорелись неподдельным интересом.

Я же скривилась.

— У Витиного начальника юбилей, нас в ресторан пригласили.

— Бери, — разрешила Фая. — И заодно намекни своему благоверному, что не мешало бы сделать тебе скромный подарок.

— Да ты с ума сошла. Откуда у него такие деньги?

— Вот пусть и подумает, где их заработать. А то только пыль в глаза пускать.

— Ладно, — я поднялась из-за стола и к Фае наклонилась, чтобы губами к её впалой щеке приложиться. — Пойду. Спасибо за чай.

— Не забудь, что в пятницу ко мне придёт нотариус, завещание составлять. Придёшь?

— Зачем?

— Вдруг я что-нибудь забуду?

— Тося напомнит. Она каждую лишнюю бусину знает.

Фая укоризненно качнула головой.

— Тебе совсем наплевать на старуху.

— Просто я не понимаю, зачем тебе ещё одно завещание. Ты сколько раз его составляла?

— Ничего, пригодится.

— Или тебе просто нравится нотариус? Как его зовут? Виталик?

Фая засмеялась.

— Побойся бога, несчастный молодой человек. Он меня боится и никогда со мной не спорит.

— Теперь понятно, почему безропотно раз за разом к тебе является. Всё, я ушла. — Ручкой тётке сделала, заглянула на кухню, чтобы с Тосей попрощаться и, наконец, квартиру покинула. Вышла на улицу и на голубое небо посмотрела. Ни одного облачка не наблюдалось, а солнце жарило вовсю, что заставило меня передумать по поводу прогулки. Прошла через двор, свернула в подворотню, и уже через пару минут оказалась на центральном проспекте. Замедлила шаг, раздумывая, не плюнуть ли на работу и не заняться ли шоппингом, пусть и мелким, раз денег на большую радость всё равно не хватит. Но маленькая радость, это всё равно лучше, чем ничего, ведь так?

Но испортил всё Лёвушка, прервав мои мысли телефонным звонком.

— Так что, ты надумала?

— Ты такой быстрый, — поразилась я. — Мне нужно с мужем поговорить.

— А что с ним говорить? Я же тебя не к чёрту на куличики отправляю, а в Париж. Сама подумай!

— Да я-то подумала уже, но... Жизнь семейная, она такая, Лёвушка, сам, наверное, понимаешь.

Он что-то забубнил в сторону, видимо, признавался, что понимает, как никто другой и сам себе сочувствует, а затем потребовал:

— На работу приезжай.

— Зачем? — вроде бы удивилась я, а Шильман оторопел от моей наглости.

— Я тебе зарплату плачу!

— Так нет же никого!

— Ника, не зли меня, приезжай.

Пришлось ехать. В офис я вошла с кислым видом, но тут же приказала себе взбодриться. Коллеги меня и так не особо жаловали, а всё из-за того, что Лёвушка принял меня на работу без всякого опыта и даже рекомендаций, и уж как-то слишком быстро ко мне проникся, совершенно неожиданно для всех (особенно, для его жены) и оттого, как многим казалось, несправедливо, записал в друзья, многое мне прощал и вообще всячески поощрял. Правда, я не напрашивалась, и даже глазки ему никогда не строила, в мыслях у меня такого коварства не было. Но мне, конечно же, никто не верил. Когда я входила в его кабинет и дверь за собой закрывала, все были уверены, что знают, зачем я к нему пошла. Очередную поблажку зарабатывать. Даже его собственная секретарша, когда входила в кабинет и видела меня, сидящую в кресле, закинув ногу на ногу (дурацкая привычка, знаю!), лицо у неё сразу делалось каменное и суровое. И ведь бесполезно объяснять всем, что никакой я Лёвушке не друг, и ценит он меня не за красоту и не за сообразительность, а уж тем более не за ум (могу я себе польстить?), а за то, что я основной доход ему приношу, и дружить со мной ему попросту выгодно.

Я за свой стол присела и с тоской уставилась на экран компьютера, на котором красивые рыбки плавали. Дверь кабинета начальника хлопнула, все вздрогнули, разговоры стихли, а через пару секунд в зале появился Лёвушка, холённый до безобразия. Брильянтовая булавка на галстуке сияла, а обширная лысина и начищенные ботинки блестели. И вообще он выглядел сегодня как-то по-особенному нарядно, я даже засмотрелась.

— О, ты пришла, — обрадовался он и поинтересовался: — Работаешь?

Я посмотрела на рыбок и подтвердила:

— Работаю.

— Отлично, отлично. — Глянул на притихших сотрудниц и ко мне наклонился, облокотившись на спинку моего кресла. — Кажется, Норманы нас собираются ещё раз посетить, уж очень им понравилось.

Я глаза закатила.

— Опять эти зануды?

— Что делать, Никуш, что делать. Работа у нас такая.

— А ты куда так вырядился?

— В театр сегодня идём с Галей. Вот...

Я усмехнулась.

— Помирились?

— Тише ты!

— Да ладно. Я же говорила, что так будет. Только ты на провокации не поддавайся.

Лёвушка заметно погрустнел.

— Думаешь, устроит мне на ночь скандальчик?

Я только плечами пожала и поддела его:

— Сам виноват.

Он спорить не стал. А вот Витя, которому я по глупости вечером проболталась о семейных проблемах Шильмана, отругал.

— Вот что ты лезешь? Разве это твоё дело?

— Так разве я лезу? Он совета попросил...

— А ты дала! Ты ведь у меня самая умная. Ты всем советы даёшь, даже мужу, который от жены загулял, а ты ему советы даёшь. Нельзя ведь так, Ника!

— Да почему? — я искренне недоумевала. — У нас с Лёвушкой хорошие отношения.

— Вот именно, у тебя со всеми мужиками вокруг хорошие отношения. Лучше бы подругу завела.

Я смотрела на него, потом ноги под себя поджала, вжавшись в кресло.

— У меня есть подруги, — возразила я.

— Правда? Ты Фаю имеешь в виду?

Я сложила руки на груди, с недовольством за мужем наблюдая. Он моих взглядов не замечал, или специально игнорировал, сидел за столом у окна, и бутерброд жевал, уткнувшись взглядом в газету.

— А что ты имеешь против Фаи?

Витя только усмехнулся.

— Да ничего. — Кинул на меня быстрый взгляд. — Ну, правда, ничего. Но подружка помоложе тоже бы пригодилась.

— Для чего? Витюш, ты заскучал что ли?

Жевать он перестал и вроде бы даже поперхнулся.

— Ты чего говоришь-то?

— Просто твоего интереса моими молодыми подругами не совсем понимаю.

— Я же о тебе беспокоюсь. Действует на тебя эта старуха со своими нравоучениями, неужели ты не понимаешь?

— Понимаю. Но что в этом плохого? Раньше ты не жаловался никогда.

Он руками на меня замахал.

— Всё, забудь. Что ты скандал на пустом месте раздуваешь?

Муж снова в газету уткнулся, а я на него смотрела и думала о том, что, если всё в моей жизни пойдёт по накатанной, то мне ещё много лет придётся наблюдать за тем, как он жуёт, а крошки на газету сыплются. И мало того, что наблюдать, а ещё что-то радостное для себя в этом находить. Это же мой муж.

Я заставила себя встряхнуться и с кресла поднялась. К Вите подошла и обняла его, прижавшись подбородком к его макушке. В газету его заглянула. А муж руку поднял и по плечу меня погладил.

— Соскучилась?

— Подари мне завтра цветы, — попросила я.

Он голову поднял и в подбородок меня ударил, я отстранилась.

— По поводу?

— Без повода, Вить. Просто подари.

— Ну, хорошо, подарю. — Улыбнулся, а я в ответ улыбнулась, хотя была уверена, что завтра он о своём обещании напрочь забудет.

— А на море поедем? Ты обещал.

Он всерьёз нахмурился.

— На море? Когда?

Я начала терять терпение.

— Летом, Витя. Ещё два месяца впереди. Выбери время.

— Если меня отпустят, то, конечно, поедем.

— Но тебя, конечно же, не отпустят.

Он улыбнулся.

— Это тоже хорошо.

— Кому как, знаешь ли. Мне от твоей незаменимости на работе пока ни горячо, ни холодно. — Настроение у меня пропало, я от мужа отошла, и пояс на халате развязала. — Я спать. А ты читай газету.

— Ника!

Халат упал на пол, я на мужа обернулась, а потом дверь спальни за собой закрыла. Витя появился через две минуты, а я в очередной раз вспомнила Фаины слова про скуку.

— Надо с этим что-то делать, — пробормотала я себе под нос, когда следующим утром перед зеркалом крутилась. Витя, как всегда, завтракал на ходу, бродя по квартире, собираясь и попутно с кем-то по телефону разговаривая. А я, привыкшая к такому, утром с ним за стол никогда не садилась, да и вообще предпочитала не завтракать, не загружая организм с утра раннего, если только чай выпивала и съедала мандарин или яблоко.

Приложила к себе жемчужное ожерелье, позаимствованное у Фаи, и боком повернулась, разглядывая себя. Подбородок вздёрнула, чтобы лучше видно было.

— Сань, ты меня послушай, — муж в комнату вошёл, одной рукой мундир с вешалки сдёрнул и замер, — мне нужно постановление на обыск. Ну, так найди основания!.. Да почему на пустом месте-то? Я не понимаю, мы что, с утра в другой стране проснулись? А где любимое: был бы человек, а статья найдётся? А уж на него на целый уголовный кодекс статей наберётся, а ты мне сказки рассказываешь. Так копай! Копай, Саня. И никакого подвоха. — Телефон выключил и сунул его в карман брюк. Посмотрел на меня. — Опять Фаины погремушки?

Я спокойно пожала плечами.

— Своих у меня пока нет. Ты не покупаешь.

Витя подошёл, в щёку меня поцеловал и пакостно улыбнулся.

— Зачем? Она тебе в наследство всё оставит, вот и будешь красоваться целыми днями.

— Какой же ты гад, а, — поразилась я, а муж только рассмеялся.

— Почему? Я ведь без всякой надежды это говорю, Никуль. Знаю, что эта старуха всех нас переживёт. До вечера?

— А мне, между прочим, платье нужно новое! Для твоего начальника!

— Я попрошу у него денег! — пообещал Витька из прихожей, дверь хлопнула, а я улыбнулась.

Платье новое я купила через пару дней, сама, и даже денег у мужа не попросила, чем его, наверняка, порадовала. Когда вечером хвалилась, он, по крайней мере, сиял.

— А с жемчугом совершенно потрясающе смотрится, — заверила я его.

— Ты словно на приём собираешься.

— Что, не нравится? Снять?

Витя рассмеялся.

— Сними, я совсем не против.

— Вот так вот. А я старалась, выбирала. Между прочим, два рабочих дня потратила на магазины.

— Не сомневаюсь. Лёвушка разозлился?

— Конечно. Но я переживу. — Оглянулась через плечо. Муж на диване сидел, на меня поглядывал, причём с видимым удовольствием, и я решила, что благоприятный момент настал. Улыбнулась проникновенно и начала: — А меня в Париж зовут.

Его брови взлетели вверх, правда, взгляд был насмешливым.

— На неделю моды?

— Не смейся. Я серьёзно. На стажировку.

Улыбаться он перестал.

— Какую ещё стажировку?

— По работе, Вить, — немного нетерпеливо проговорила я. — У меня же основной язык — французский, вот и...

— Можно подумать, тебе есть в чём стажироваться. Историю нашего города ты и так на зубок заучила.

Я помрачнела.

— А может, я хочу большего?

— Меню в наших ресторанах ты тоже отлично знаешь.

— Витя!

— Ну что?

— Ты хоть понимаешь, что это такое — стажировка в Европе?

— Не совсем. Но ещё больше не понимаю, что ты там делать будешь. По-моему, всё что нужно, ты знаешь.

— Это по-твоему.

— Ты хочешь поехать?

— А почему нет? Это же интересно.

— Понятно.

Я к нему повернулась, и руки на груди сложила.

— Ну что тебе понятно?

— И надолго это?

Я помедлила с ответом.

— На пару месяцев.

— Сколько?!

— Ну а ты как думал?

— Я вообще никак не думал. Никуда ты не поедешь.

— Нет, поеду. — Я сурово сдвинула брови и на мужа уставилась. — Мне это нужно.

— Что тебе нужно? От меня отдохнуть?

— Если ты будешь так себя вести, то — да!

— Ах вот как ты заговорила!

— Это ты так заговорил!

— А я сказал, что не поедешь, Ника. И Лёвушке твоему я башку откручу, раз он ей всё равно не пользуется, чтобы ерундой всякой голову тебе не забивал. Я всё сказал.

Он с дивана поднялся, ушёл в спальню и даже дверью хлопнул, а я осталась стоять перед зеркалом в новом платье, расстроенная и растерянная, подумала немного, кончик носа потёрла и заревела. В общем, обиделась. Обиделась настолько, что до самой пятницы с мужем не разговаривала, а если и снисходила до этого, то отделывалась односложными ответами и тут же отворачивалась. Надеялась, что хоть так Витьку проймёт, и он смягчится, поймёт, что не прав и сменит гнев на милость. Но он тоже упрямец редкостный и на этот раз мириться со мной не спешил, видимо, искренне считал, что прав он и сдавать свои позиции не собирался, а уж тем более прощения у меня просить и на отъезд благословлять. Вот и получилось, что на юбилей к его начальнику мы пришли друг на друга обиженные, но от этого не менее торжественные и нарядные. Как только в видимости юбиляра и его жены оказались, дружно заулыбались, а я даже Витьку под руку подхватила, как примерная жена.

— Борис Владимирович, от души поздравляю! — Я старательно улыбалась, протянула супруге Асадова букет цветов, а Витя коробку с подарком вручил, пожал начальнику руку.

— Поздравляю.

— Вы проходите, проходите, — засуетилась Ирина Николаевна, и мы все вместе зашагали к центральному столу, за которым уже сидели люди, и, по всей видимости, ждали только нас, запоздавших. А всё Витькина работа дурацкая!

Не смотря на свой пост ярого борца за справедливость и извечную тягу к обсуждению проблем борьбы с коррупцией во власти, юбилей свой Асадов отмечал не дома и не на даче в беседке под яблонями, а в одном из лучших ресторанов города, в "Золотом дожде". Огромный развлекательный комплекс, и ресторан на первом этаже, пользовались в нашем городе большой популярностью, отметить в банкетном зале юбилей или свадьбу, а хоть бы и просто провести здесь вечер, считалось особым шиком, цены здесь впечатляли. Здесь в любой вечер можно было встретить дам в вечерних платьях, обвешенных драгоценностями, что в нашем, по столичным меркам, небольшом городке, уже само по себе удивительно. Теперь, надеюсь, понимаете, почему я так старалась? Не хотелось ударить в грязь лицом. Поэтому и ожерелье у Фаи выпросила, хотя могла бы и бижутерией своей вполне обойтись, но, но... В общем, мне хотелось прийти сюда и чувствовать себя королевой, а не оглядываться исподтишка по сторонам, оценивая чужие бриллианты. Правда, кухня тут не очень, но я ведь не есть сюда пришла? А пустить пыль в глаза тем, кто собирался пустить её мне. Око за око, в общем.

В "Золотом дожде" я до этого бывала всего пару раз. Муж не мог себе позволить меня сюда приводить, не по его зарплате это было, Фая не любила суету фальшивую, а мои иностранные "гости", по большей своей части, деньги предпочитали экономить, и рестораны выбирали попроще. Поэтому к сегодняшнему вечеру я готовилась очень тщательно. Конечно, перспектива провести вечер, улыбаясь товарищам мужа по оружию и их жёнам, не особо вдохновляла, но когда узнала, где Асадов отмечать своё пятидесятилетие собирается, взбодрилась. И теперь с интересом оглядывалась и даже забыла, что на мужа обижаюсь. А Витька, как всегда, сиял и меня за плечи рукой приобнимал, улыбался, речь начальства выслушивая. И кивнул сурово, когда Асадов заговорил о долге и чести. Я осторожно оглядела сидящих за столом, отметила одинаковое каменное выражение, появившееся на мужских лицах, и глаза закатила. Никак не могла дождаться окончания тоста. А тут ещё минута молчания повисла. И если бы не грохнувшая со стороны сцены музыка, всё, на самом деле, было бы очень проникновенно. Как музыка заиграла, Витя нахмурился и даже со стула приподнялся, наверное, разбираться решил идти, я с тоской за ним наблюдала, но Борис Владимирович благосклонно махнул рукой, рюмку водки в себя опрокинул и сказал:

— Мы пришли отдохнуть, вот и давайте отдохнём. А то, о чём я говорил... Мы каждый день об этом помним, мужики.

Я в свой бокал с вином заглянула, а когда взгляд Ирины Николаевны на себе поймала, тут же заулыбалась.

— Интересно, сколько денег они за этот банкет отвалили? — проговорила я мужу на ухо, когда он меня танцевать вытащил. Он танцевать со мной любил, хотя, двигался ужасно и попросту красовался посреди зала со мной в обнимку, но дело это любил. Вот и сейчас то в одну сторону меня поворачивал, то в другую, так сказать, демонстрируя товар лицом, потом к себе прижал и в ухо мне засопел. А когда я свой дурацкий вопрос задала, отодвинулся немного и посмотрел недовольно.

— Вот что ты за человек? Всё деньги считаешь. У человека такая дата...

— Вот именно. А тебе через год тридцать пять. Нам что, тоже всех твоих здесь поить?

— Ник, замолчи, а?

Я замолчала. Целую минуту молчала, потом ладонь на его плечо пристроила и повторила:

— Всё-таки это странно. Откуда столько денег? — На Витьку взглянула с подозрением. — Или я чего-то не знаю?

— Может, они копили?

— Ну конечно, чтобы вас напоить они копили.

— Ты на что сейчас намекаешь?

— Да ни на что. Просто любопытно.

— Сказал бы я тебе!..

— Не надо. — Я узел галстука ему расправила и по плечу любимого похлопала, улыбнулась, глядя в глаза. — Замечательный вечер. Вернёмся за стол? Нас, кажется, ждут.

Он сверлил меня недовольным взглядом, даже прищурился, но потом повёл меня к столу. Я поняла, что лишнего ему наговорила и расстроилась. Вот кто меня за язык тянул, спрашивается? Вечно со своими размышлениями впросак попадаю, особенно с Витькой. Он ведь такой патриот, верит в справедливость и в то, что за неё сражается каждый день, а я со своими меркантильными мыслишками частенько ему всё порчу.

Зал ресторана был полон, все столики заняты, официанты сновали туда-сюда с подносами в руках, и только улыбаться всем успевали, и с каждым часом улыбки их становились всё более натянутыми. Музыка играла, на сцене появилась молодая певица и микрофон обняла, замерла, окидывая зал томным взглядом и, видимо, ожидая, что все тут же заткнутся, увидев её, и жевать прекратят. Я тоже зал оглядела, даже интересно стало, проникнется кто-нибудь её появлением или нет, а когда она запела, поняла, что она трезво оценивала свои возможности. За нашим столом веселье также шло по нарастающей, мужики расслабились, голоса зазвучали громче и увереннее, а женщины зашептались между собой. Мне шептаться было не с кем, улыбаться надоело, и я заскучала немного. Бокал с вином в руке крутила, по сторонам поглядывала и на тосты, произносимые суровыми командирскими голосами, не реагировала. Ожерелье на моей шее никто не оценил, платье отметили, но радости от этого мало, раз вместе с мужскими взглядами мне достались и женские, а они особо радушными и восторженными не были. Так что, радости от вечера никакой, скулы от улыбок постоянных сводит, вино уже в меня не лезет, а танцевать с Витькой я больше не пойду ни за что, он мне и так на ногу наступил, а моим бархатным туфлям такое противопоказано.

— Я ненадолго, — шепнула я мужу на ухо. Он посмотрел с недоумением, а я сделала страшные глаза и поднялась. Витя расслабился и снова к дружку повернулся, выслушивая какую-то очередную байку.

Пока через зал шла, заметила пару заинтересованных взглядов, обращённых ко мне, отделалась ничего не значащей улыбкой, а в дверях, прежде чем выйти, оглянулась на свой стол. Что сказать, компания в милицейских мундирах за самым большим столом посреди зала, смотрелась весьма колоритно. Казалось, что всё вокруг них вертится. Официанты все до единого оглядывались на них, другие посетители вроде как нервничали и вести себя старались поосторожнее. И радости от их (точнее, нашего присутствия, я же тоже с ними) никто не испытывал.

— Не всякой женщине так идёт белый цвет, — проговорил кто-то за моим плечом.

Я от неожиданности подпрыгнула, повернулась и столкнулась взглядом с мужчиной, который разглядывал меня с нескрываемым интересом. Стоял от меня буквально в шаге и разглядывал, скользя взглядом по моему лицу. Заметил ожерелье и улыбнулся.

— Добрый вечер.

— Добрый, — сказала я в ответ и показательно нахмурилась. Ни толики приветливости не проявила. Хотя, могла бы. Он так смотрел на меня, жадно, а глаза хитрые-хитрые. Красивые глаза, надо отметить. Тёмные, чёрные почти, как ночь, подумалось мне. Не знаю, что на меня нашло, но я тоже любопытство проявила, большее, чем следовало бы, и разглядывать его принялась. Но это уже когда взгляд его меня отпустил. Словно это он позволил мне его порассматривать чуть-чуть. И широкий лоб, нос с явной горбинкой, видно сломанный, и не раз, небольшой шрам на скуле, побелевший с годами, губы, насмешливо кривившиеся и твёрдые. Я к глазам его вернулась, откровенную насмешку заметила и вдруг смутилась. Неожиданно поняла, что стою по-прежнему в дверях и весь этот досмотр, который он мне позволил, не что иное, как моё простофильство. Я войти в ресторан ему мешаю, вот он на меня и таращится. Глаза опустила и посторонилась. — Извините.

— Да ничего.

И всё равно смотрит! Я шаг в сторону сделала, и он. Я совершенно по-дурацки снова пробормотала слова извинения, и только после следующего маневра, но уже в другую сторону, поняла, что теперь он меня пропускать не торопится. Голову подняла и взглянула достаточно строго.

— В чём дело?

— Ни в чём. Вы мне мешаете.

— Я вам мешаю? — поразилась я.

Он улыбнулся, совершенно открыто, а я замерла с открытым ртом. И пока соображала, отчего так сердце вниз ухнуло, мужчина уже потерял ко мне всякий интерес, меня аккуратно обогнул, вошёл в зал, а я осталась стоять. Дура дурой. Рука сама собой поднялась к шее, и пальцы затеребили жемчуг. Через плечо оглянулась, но никого не увидела.

— Разрешите, — ворчливо проговорил кто-то, я снова посторонилась, пропуская людей, и тут уже кинулась по коридору.

— Что-то не так? — шепнул мне муж, когда я за стол вернулась. Я взгляд на его лице задержала, оценила помутневший взгляд и нездоровый румянец на щеках, и заставила себя улыбнуться ему.

— Нет.

— Ты раскраснелась.

— И я тоже?

Он усмехнулся.

— Почему тоже?

Я в щёку его поцеловала.

— Сам знаешь.

Витя за плечи меня приобнял и к себе притянул. Я к плечу его прижалась, улыбнулась сидящим за столом людям, а потом быстрым ищущим взглядом окинула зал. Сама не знаю, зачем это сделала.

Окончания вечера едва дождалась. Разговоры за столом шли для меня неинтересные, к тому же я лишь вино потягивала, а остальные веселиться желали и на алкоголь налегали, что меня совсем не радовало. Совсем тошно стало после того, как Асадов в третий раз поинтересовался, когда мы с Витенькой собираемся детей рожать.

— С этим делом тянуть нельзя, — поучал он, а муж мой, олух царя небесного, согласно кивал.

Я с неудовольствием за ним наблюдала, пока не поняла, что сама являюсь объектом наблюдения, и моё выражение лица расценено верно, а мне это совсем не нужно. Я мужа по щеке потрепала, а на начальника его взглянула смущённо.

— Хорошая у тебя жена, Вить, красавица, — признавался Борис Владимирович уже на стоянке. — Повезло тебе.

— Боря, пойдём. — Ирина Николаевна его за руку тянула и на меня поглядывала. Не знаю, чего она от меня ждала, но я спокойно стояла, дожидаясь, когда эти пьяные признания, наконец, закончатся. Мой муж любимый тоже на ногах держался не совсем крепко, мне приходилось не просто под руку его держать, а самым натуральным образом его поддерживать, но Асадов, вцепившийся в него с другой стороны, отпускать нас не торопился.

— Боря, такси ждёт, — повторила его супруга.

— Идём уже. Вить, ты понял?

— Всё отлично, — не к месту ляпнул Витя, и я с тревогой заглянула ему в лицо.

— Ты как? — спросила я, когда мы вдвоём остались.

Он глубоко вздохнул и признался:

— Хорошо.

Я решила усомниться.

— По тебе не скажешь. Вот зачем ты так напился?

— Да я же не пил, Никуль. Я компанию поддерживал.

— Плохая компания, значит.

— А вот этого не надо. Это знаешь, какие ребята?..

Я только рукой махнула.

— Знаю я твоих ребят. — Головой повертела. — Где уже такси? У меня рука сейчас отвалится тебя держать.

— Давай я тебя подержу? — Он меня ручищами своими обхватил, а я захохотала.

— Отпусти, мы же упадём!

Витька лбом в моё плечо ткнулся и засопел. Я его толкнула.

— Витя! Не вздумай уснуть.

Он тут же выпрямился и даже как-то взбодрился.

— Не сплю, любимая.

— Ничего себе, — подивилась я признанию. — Это на тебя алкоголь так подействовал?

— Это ты на меня так подействовала. Мужики все головы посворачивали.

— Я старалась.

— Умница. — Он ко мне наклонился, хотел в губы поцеловать, но я увернулась, и поцелуй пришёлся как раз на щёку.

— Я знаю, — тихо отозвалась я и обрадовалась, заметив подъезжающую машину. Стоять на крыльце мне уже порядком надоело.

Витя мундир свой покрепче под мышкой зажал и по лестнице начал спускаться. А потом вдруг остановился, уставившись куда-то. Я впала в лёгкое раздражение.

— Ну что? — Голову в ту же сторону повернула, но кроме ровного ряда припаркованных машин, ничего не увидела. — Куда ты смотришь?

Смотрел он на машины, сомнения не было, и что-то интересное для себя там видел. Потом огляделся, мне даже показалось, что как-то в один момент протрезвел и насторожился, наконец головой мотнул и дверь машины распахнул, пропуская меня вперёд.

— Ничего. Поехали.

— В общем, он запретил.

Лёвушка ручку отложил, и очки на нос сдвинул, глядя на меня.

— Он дурак?

Я руку в бок упёрла.

— Не надо наговаривать на моего мужа.

— Да что я наговариваю? Ник, он тебя в Париж не отпускает? За мой счёт?

— Ему трудно со мной расстаться, — выдала я главный довод, а Шильман только усмехнулся.

— Брось. Вот если бы моя уехала на два месяца...

В этом месте можно было обидеться, но я только посоветовала:

— Вот её и отправь.

— Чтобы она все деньги в магазинах спустила? — Он безнадёжно махнул рукой, а потом вернулся к прежней теме. — У тебя ещё есть время, поговори с ним. Может, одумается.

— Может, — не стала я спорить и на стул присела. — Лёва, я очень хочу поехать.

— Так я не сомневаюсь. И я хочу. Все хотят. Кроме твоего майора.

Я улыбнулась.

— Он тоже хочет. Не хочет, чтобы ехала я.

— Вообще-то, я могу его понять, — хмыкнул вдруг Лёвушка, а я нахмурилась.

— Почему это?

Он расхохотался.

— А вдруг не вернёшься?

— Да ну тебя, — обиделась я и обернулась, когда в дверь постучали, и заглянула секретарша.

— Лев Константинович, к вам посетитель, — сообщила она и очень выразительно взглянула на меня. Я даже спорить не стала и поднялась.

— Пойду.

Лёва глаза на меня поднял.

— Ты только не тяни. С ответом, в смысле. Поговори с ним.

— Поговорю, поговорю. — Пошла к двери, посторонилась, когда Лена дверь перед посетителем распахнула. Вежливую улыбку на лицо нацепила, так, на всякий случай, а она медленно стекла, когда я гостя увидела.

— Добрый день.

Лёвушка из-за стола выскочил, навстречу, руку протянул в знак приветствия, а я продолжала стоять и наблюдать. Тёмный взгляд, остановившийся на моём лице несколько секунд назад, обратился к Шильману, а я моргнула, чувствуя странное оцепенение.

— Кирилл Александрович, — разулыбался Лёвушка и кинул на меня недоумённый взгляд. — Очень рад вас видеть. Я вам для чего-то понадобился?

— Понадобился, Лев Константинович. — И тоже улыбнулся, правда, улыбка вышла достаточно скупой. Поднял руку, лацкан пиджака одёрнул, а я заметила, как на манжете рубашки блеснула запонка. И снова взглянул на меня, взгляд стал пытливым. — Сотрудница твоя?

— А-а, да. — Лёва деловито покивал. — Собственно... Вероника Арзаус, переводчик.

— Очень приятно. Кирилл, — сказал он и руку мне протянул.

— Ника, — шикнул на меня Шильман, а я Кириллу Александровичу руку протянула в ответ.

— И мне, приятно.

Он развеселился. Смотрел на меня, улыбался едва заметно, а вот глаза смеялись. Ладонь мою пожал, а я внутренне сжалась неизвестно от чего. Очень захотелось уйти, от его взгляда подальше.

Кирилл, значит. Александрович.

Из кабинета начальника я вышла на ватных ногах, до своего рабочего места добралась и в кресло рухнула. Уставилась на тёмный экран компьютера.

Вот так встреча, нежданная.

— Ника, проспекты по "Уютному дворику" у тебя? Ника!

Я на кресле развернулась, посмотрела на девушку, что работала через стол от меня, секунду соображала, потом кивнула.

— У меня, Свет, сейчас. — В стопке журналов отыскала нужную папку и ей протянула. Потом на стуле откинулась, закинула ногу на ногу, а руки на груди сложила. И снова в монитор взглядом упёрлась.

Кирилл Александрович. Вчера мы встретились в "Золотом дожде", он меня долго разглядывал и, кажется, даже заигрывать пытался, а сегодня явился к нам в офис с какой-то неопределённой целью. Странное совпадение. А ещё более странно то, что я перед ним робею. Он как уставится на меня своими глазищами тёмными, так внутри всё леденеет. Незнакомое ощущение. И не могу сказать, что я волнуюсь или он меня заинтересовал хоть чем-то, но кровь по венам быстрее начинает бежать. Словно я опасность чувствую.

Руку подняла и на пальчики свои посмотрела, маникюр оценивая.

Хотя, мужчина он интересный. Вид такой самодовольный имеет, губы насмешливо кривятся, оглядывается по сторонам так, словно оценивает и прикидывает нужно ли ему всё это, а если нужно, то непременно купит, его материальная состоятельность вперёд него в двери вбегает, чтобы всем сообщить, что хозяин идёт. Но что мне в нём определённо нравится, его манера одеваться. Кирилл Александрович носил дорогие костюмы, накрахмаленные рубашки и даже запонки. Надо признать, что мужчину с запонками я видела впервые в жизни, это произвело на меня определённое впечатление. И держался очень непринуждённо. Если мой муж, затянув на шее галстук, потел и выглядел напыщенным (если это, конечно же, был не милицейский мундир), то Кирилл Александрович лишь независимо поводил плечами и собой, по всей видимости, гордился. Но всё это лишь интриговало, а леденеть заставлял именно его взгляд, который пытался проникнуть намного дальше, чем следовало. Всё разглядеть во мне пытался что-то. Неизвестно для чего.

Или у него такая манера с женщинами знакомиться?

— Я постараюсь помочь, Кирилл Александрович. — Лёвушка вместе с гостем из кабинета вышел, а я на часы взглянула. Недолго они разговаривали, минут десять всего. — Как можно скорее.

— Очень благодарен буду. Если сможешь помочь.

— Это наша работа — иностранных гостей развлекать.

Я, признаться, удивилась. Развлекать?

— Всего хорошего, Кирилл Александрович.

Я не оборачивалась, сидела в кресле в прежней позе, в окно смотрела, а потом на сотрудниц внимание обратила. Как они из-за своих столов выглядывали, чтобы посетителя как следует разглядеть. Между собой многозначительно переглядывались.

Я всё ждала, когда услышу тяжёлые шаги, как дверь хлопнет, за Кириллом закрываясь, и я, наконец, смогу до Лёвушки добраться и любопытство своё удовлетворить, а вместо этого услышала повторное прощание Шильмана, а потом Света, что за проспектами ко мне подходила, на свой стул поспешно опустилась и в бумаги свои уткнулась. Я голову осторожно повернула, чтобы в мониторе увидеть отражение своего начальника и его гостя, и понять, что же происходит, и от неожиданности дёрнулась, когда над самым ухом проговорили:

— Красный цвет тебе тоже идёт. Удивительное дело.

Я голову назад закинула, чтобы на Кирилла Александровича посмотреть, но ему это, видимо, без надобности было. Реакции моей он не ждал. Я взглядом его проводила, смотрела ему в спину, пока он за дверь не вышел. В офисе повисла тишина, на меня опять смотрели с претензией, а я на кресле развернулась и на Лёвушку взглянула. Тот ухмылялся. Ко мне приблизился, на сотрудников взглянул, те тут же начали изображать бурную деятельность, а Шильман ко мне наклонился.

— Ника, — протянул Лёвушка.

Я же пребывала в задумчивости.

— Кто он?

Лёва на спинку моего кресла облокотился.

— Филин.

Я посмотрела удивлённо.

— Кто?

— Филин. Кирилл Александрович Филин. Слышала о таком?

Я головой покачала.

— Нет. А должна была?

— Да откуда же я знаю?

— А кто он такой, Лёва?

— А вот об этом ты у мужа своего поинтересуйся. Ему лучше знать.

У мужа я поинтересовалась, хотя сделала это зря, но поняла свой промах поздно. Витя сразу помрачнел, как имя Филина услышал, а на меня уставился с подозрением.

— А ты откуда его знаешь?

— Да не откуда, — тут же пошла я напопятную. — Он сегодня к Лёвушке приходил, вот мне и стало любопытно. — Широко улыбнулась. — Лёва так перед ним прыгал! Вить, кто он такой?

— Не зачем тебе это знать.

Я непонимающе нахмурилась.

— Почему? — И замерла, изумлённо на мужа уставившись. — Он преступник, да?

Витька только пренебрежительно скривился.

— Да какой он преступник? Так... ловкач.

— А-а... — протянула я, хотя совсем ничего не поняла. Ловкач — это что? Точнее, кто? Это жаргон, что ли?

— А к Шильману он зачем приходил?

Я плечами пожала.

— Я не знаю.

— Ника!

— Да что ты кричишь на меня? Я, правда, не знаю. Они поговорили минут десять в кабинете, а потом он ушёл. Филин, в смысле. А Филин — это прозвище?

— Фамилия это такая.

Я в задумчивости усмехнулась.

— Надо же.

Муж рядом со мной остановился, и разглядывать меня принялся. Затем поинтересовался:

— О чём ты думаешь?

Я глаза на него подняла.

— О фамилии его. Смешная.

Витька кивнул, не спуская с меня сурового взгляда.

— Смешная. Да не очень. Ника, зачем он к нему приходил?

— Да что ты пристал? Не знаю я!

— И Лёва тебе не рассказал? Очень странно.

— Может, он вообще не по делу приходил, а так... Поболтать.

— С Лёвой?

Я разозлилась.

— Всё, отстань. Дёрнул меня кто-то язык у тебя спросить.

— Держись от него подальше, — посоветовал Витька. — Поняла? А у Лёвы поинтересуйся, зачем он приходил.

Муж от меня отошёл, а я с насмешкой на его затылок уставилась.

— Так мне подальше от него держаться или Лёвушке допрос устроить? Ты уж определись.

— Держись подальше. — Помолчал и добавил: — Просто странно. Что ему от Шильмана могло понадобиться?

— Понятия не имею, — отозвалась я и в телевизор уставилась.

— А всё-таки, кто он такой? — спросила я Лёвушку на следующий день. Если честно, с трудом утра дождалась. Любопытство моё муж не удовлетворил, только больше его раззадорил, а потом уснул спокойно, а я полночи ворочалась с боку на бок и о Филине Кирилле Александровиче раздумывала. Не понятно почему. Очень меня интересовало, почему Витька его с таким пренебрежением ловкачом называл.

— Я же сказал, спроси у Витьки, — отмахнулся от меня Шильман, а я грозно на него надвинулась.

— Я спросила. А он весь вечер зудел, чтобы я от этого типа подальше держалась.

— Да? — крайне заинтересовался Лёвушка. — И что?

— И ничего. У тебя вот спрашиваю.

— Зачем? Держись подальше, как благоверный советовал.

— Лёва, не зли меня. Что это за тайна, покрытая мраком? Он бандит, что ли?

Лёва на стуле откинулся, глазки вниз опустил, на пузико своё выпятившееся поглядывая с крайним неудовольствием, затем руками развёл.

— Слухи разные ходят. Я думаю, что не без основания. В общем, всё что о Филине известно достоверно, так это то, что он владелец ресторана, а всё остальное мраком покрыто.

Я губы поджала, разочарованно.

— Ресторана? О Боже, а туману напустили сколько...

Лёва кивнул.

— Да. Он "Пескарём" владеет.

Мои брови заинтересованно взлетели вверх.

— "Три пескаря" его? Да ладно!

Шильман рассмеялся.

— А глазки-то загорелись. Ты чего, Никуль?

Я медленно опустилась на стул и усмехнулась.

— Очень интересно.

"Три пескаря", ресторан со странным, сказочным названием, имел в нашем городе большую и дурную славу. Посещать его осмеливались не все законопослушные граждане, но от этого он становился ещё более привлекательным и загадочным заведением. Располагался в самом центре города, броской вывески и рекламы не имел, лишь дверь резная и странная вывеска в виде неприглядной рыбины, которая вечерами начинала огромными выпученными глазами моргать. Не зная, что за резными дверями ресторан, можно было спокойно пройти мимо, над рыбиной похихикать, как делали многочисленные туристы, гулявшие каждый день по центру города, и никогда не узнать, что же за всем этим скрывается. Лично я в "Трех пескарях" никогда не бывала, а Витька всегда отзывался об этом ресторане, как о бандитском логове и никак иначе. За последние несколько лет в городских криминальных новостях упоминание сего заведения звучало не раз, но видимо доказать ничего так и не смогли, и ресторан до сих пор работал, а судя по внешнему виду и довольному блеску в глазах его хозяина, и процветал.

— Он тебя заинтересовал? — спросил Лёва, глядя на меня с непонятным для меня восторгом.

Я моргнула.

— Ты с ума сошёл? Я замужняя женщина.

Он с умным видом покивал.

— Ну да, ну да.

Когда я из кабинета вышла, Лёвина секретарша встретила меня язвительным взглядом.

— Ника, тебе подарочек принесли.

Я непонимающе вздёрнула одну бровь, а Лена указала на мой стол.

— Курьер принёс.

— Красиво, — вздохнула Света, букет разглядывая.

Я к своему столу приблизилась и осторожно прикоснулась к едва распустившейся розе. Цветы оглядела, пытаясь прикинуть, сколько их в букете. Штук тридцать, не меньше. Белые и красные розы. Смотрятся шикарно.

— Курьер принёс? — переспросила я, а вместо ответа получила ехидный вопрос:

— Мужу зарплату прибавили?

— Должно быть так, — пробормотала я.

— Ого, цветочки, — хмыкнул Шильман, появляясь из своего кабинета. — От кого?

Я на него обернулась, задумчиво взглянула, а после сообщила:

— Я иду на обед.

— До обеда ещё два часа.

— У меня новая диета. Ем часто, но по малу.

— То есть, теперь у тебя будет два обеденных перерыва? — невинно взглянув на шефа, поинтересовалась Света.

Я не сочла нужным отвечать на это. Сумку взяла, на букет ещё разок взглянула и заторопилась к выходу.

В центре города царила привычная суета. Я прошла мимо кафе, в котором обычно обедаю, мимо нового торгового центра, не взглянув ни на одну витрину, а остановившись у пешеходного перехода, в ожидании, когда загорится зелёный свет, призадумалась, что же я делаю. Уже понятно, что ноги сами меня несут в центральный парк, но совсем не гулять. Я прошла по аллее прогулочным шагом, по сторонам поглядывала, а дойдя до смотровой площадки, поднялась по ступеням и остановилась, лишь мельком глянув на группку японских туристов, которые что-то рьяно обсуждали между собой и без конца щёлкали затворами фотоаппаратов.

С высоты смотровой площадки, если повернуться спиной ко всем красотам, которые с неё открывались, была отлично видна примыкающая к парку улочка, здание краеведческого музея у самой дороги, а дальше ряд домов старой постройки, им было не меньше ста пятидесяти лет. И над дверью следующего за музеем здания злосчастная рыбина и висела. Я не была уверена, что правильно поступила, придя сюда, но ноги сами принесли, как магнитом сюда притянуло. Ведь в данный момент Филин мог находиться где-то здесь. А меня очень интересовало, зачем он прислал мне цветы. Неужели на самом деле решил за мной приударить? Довольно глупо с его стороны, особенно, если он в курсе, что я замужем и кто мой муж.

Но дело даже не в этом. Возможно, ему и захотелось поиграться, он мужчина видный, такие любят перед красивой женщиной хвост распустить и пустить пыль в глаза, это всё понятно, но я-то сюда зачем пришла? В букете даже записки не было, он меня не приглашал и не потрудился сообщить, что цветы от него, я сама догадалась. Или на это и был расчёт? А я у него на поводу пошла. И вообще, веду себя непонятно. Чем он меня зацепил? Взглядом своим, который я только вспомню, так мурашки бегут? На меня часто смотрели мужчины, окидывали откровенными взглядами, а некоторые, особо неприятные, глазами практически раздевали, а вот Филин смотрел по-другому, он что-то иное во мне высматривал, и это меня не то чтобы взволновало, скорее обеспокоило. Что-то ему от меня нужно было, и мне стало интересно, что именно.

Со смотровой площадки я спустилась, прошла мимо собора, любуясь на пёстрые клумбы, а потом устроилась на скамейке, под липами, прямо напротив "Трёх пескарей". За кованным забором парка пролегала центральная дорога, машины проносились одна за другой, а я сидела в одиночестве и слушала, как над головой липы шумят. Огляделась по сторонам, надеясь, что ко мне никто не пожелает присоединиться, и на часы взглянула.

Через полчаса бессмысленного сидения, я задалась вопросом, для чего я это делаю. Что высидеть собираюсь? Смотрю на эту рыбину, а она, как дохлая, что и не удивительно, раз на часах полдень. На улочке вообще ни души, за полчаса одна машина проехала, да и та у здания городского телевидения остановилась только на минуту, высадив неряшливо одетого молодого человека. А вот к резным дверям ресторана никто не подходил и не подъезжал. Возможно, там вообще никого нет, все отдыхают после ночной работы.

Не зная, чем себя занять, достала из сумки зеркальце, открыла и принялась отражение своё изучать. А когда услышала шум шин подъезжающей машины, на дорогу посмотрела. Чёрный "лексус" плавно притормозил напротив ресторана, и прошла минута, прежде чем дверь со стороны водителя открылась, и появился не кто иной, как Кирилл Александрович. Костюм на нём был вчерашний, зато рубашка небесно-голубая. Он поигрывал брелком сигнализации, кнопку нажал, машина едва слышно пискнула, моргнула фарами, а Филин решительным шагом направился к дверям ресторана. Остановился, ожидая, когда ему откроют, и принялся по сторонам оглядываться. Я тут же вернулась к созерцанию своего отражения, чёлку поправила, а когда снова рискнула глаза поднять, поняла, что Кирилл по-прежнему стоит перед дверями ресторана, на меня смотрит и улыбается. Правда, уже не в одиночестве. За его плечом высился молодой человек в тёмном костюме, на лице абсолютно непроницаемое выражение, и только кивал, слушая Филина. Охранник, по всей видимости, решила я. Если честно, засмотрелась. Кирилл Александрович и сам впечатление производил, и высок и в плечах широк, но рядом с охранником несколько терялся, даже ростом казался ниже.

Поняв, что мой интерес к ним замечен, я зеркальце убрала в сумку, но прежде чем успела со скамейки подняться, увидела, что Филин уже направляется ко мне и осталась сидеть, решив, что сбегать глупо. Кирилл легко перемахнул через невысокий бордюрчик, по подстриженному газону прошагал и уже через минуту оказался рядом со мной. При этом улыбался так, что у меня внутри поневоле всё начало узлом закручиваться. Смотрела на него, отметила лёгкую небритость, опасную ухмылку, огонь в глазах и затосковала, если честно, покаявшись, что пришла сюда, не задумавшись о возможных неприятностях.

— Привет, — сказал он, разглядывая меня. — Ты ко мне?

Я попыталась изобразить удивление.

— У меня обеденный перерыв, я сижу на лавочке в парке. Из чего следует, что я пришла к вам?

Кирилл хмыкнул, руки в карманы брюк сунул, а я, по дурости своей, уставилась на пряжку его ремня, заблестевшую на солнце.

— Но я всё равно рад тебя видеть. Цветы понравились?

Я сдержанно кивнула.

— Красивые. Спасибо. А по какому поводу?

— Никогда не искал повод, чтобы подарить красивой женщине цветы. — К этому моменту его взгляд пропутешествовал от моего лица вниз, до коленей. Филин, видимо, увиденным остался доволен, и присел рядом со мной на скамейку. Я от него отодвинулась. — Пообедала уже?

— Да, — соврала я.

— Жаль. Вероника...

Я посмотрела на него, тут же насторожившись.

— Что?

Он улыбнулся.

— Ничего. Мне имя твоё нравится.

Я в его лицо вглядывалась.

— Что вам нужно от меня?

— Ты красивая. — Его взгляд скользнул по моим волосам. — Ты красишься?

Улыбочка у меня вышла немного мстительная.

— Зачем? Меня и так всё устраивает.

Кирилл рассмеялся.

— Правильно. — Кивнул, подтверждая свои слова. — Красивая.

— Я замужем, — сообщила я ему, надеясь хоть так с него спесь сбить. Но Филин совсем не впечатлился.

— Знаю, знаю. Ты замужем за Арзаусом.

— Вы знакомы?

— Немного. По работе.

— Как я понимаю, по его работе?

Кирилл окончательно развеселился.

— Что, выспрашивала у него про меня?

Стыдно стало невероятно. Отвернулась от него и на вывеску снова уставилась.

— Признавайся, — потребовал он и вдруг пальцем коснулся моей щеки. Я дёрнулась и испуганно посмотрела.

— Руки убери.

Филин спорить не стал.

— Уже убрал. — Потом головой покачал, усмехаясь. — И за что майору такая жена досталась?

— Глупый вопрос. — Решительно поднялась. — Я пойду.

— Уже? — Он вроде бы расстроился, но улыбочка пакостная словно приклеилась к его губам. — А зачем приходила-то, Ник?

— Себя показать, — разозлилась я на его фамильярность. — Чтобы ты ночами спать перестал!

Я сумку на плечо закинула и направилась по дорожке в сторону остановки общественного транспорта. Всеми силами старалась сдерживаться и шаг не ускорять, хотя сердце колотилось, как сумасшедшее в этот момент. Оглянулась только когда отошла на почтительное расстояние и бросила через плечо быстрый взгляд. Филин так и сидел на скамейке, в расслабленной позе, руки на спинке, ногу на ногу закинул, а перед ним охранник стоит, и они довольно весело переговариваются. Я даже руки в кулаки сжала. Ясно же, что меня обсуждают. Сволочи. И смеются.

Забрать домой цветы, я даже не подумала, зачем мне проблемы с мужем? Они красовались в вазе на журнальном столике в Лёвушкиной приёмной и служили для сотрудников лишним поводом меня пообсуждать. Но меня это совсем не трогало, если честно. В офис я сегодня вернулась без настроения и до конца рабочего дня самым бессовестным образом раскладывала пасьянс, не обращая ни на кого внимания. И лицо у меня, видимо, было такое недовольное, что даже Лёва поостерёгся делать мне замечания. Я щёлкала мышкой, перетаскивала карты из стопки в стопку и думала о том, почему же я такая дура. Ведь дура же, и с собой не поспоришь по этому поводу. Зачем я туда пошла, спрашивается? И на лавочке столько времени сидела, выжидая непонятно чего. В итоге дождалась. Этот Филин наверняка решил, что я за ним охотилась.

А разве нет? Меня ведь туда тянуло со страшной силой.

Я компьютер выключила, и устало потёрла переносицу.

— О чём ты думаешь постоянно? — подивился Витя. — Молчишь и молчишь.

Я только плечами пожала, не зная, что ему ответить.

Выходные мы проводили за городом, на даче его друга, в тишине. Компания подобралась на редкость спокойная, что с одной стороны, меня устраивало, а вот с другой, не давало забыть о смущавшем меня происшествии.

Муж ко мне подошёл и обнял, ткнулся подбородком в мою макушку.

— О поездке думаешь?

— Да нет, — отмахнулась я, а он мне не поверил.

— Ника, не обижайся на меня, но ты же уедешь не на один месяц возможно. А я?

Я голову закинула, чтобы посмотреть на него.

— Что ты?

Витя улыбнулся.

— Скучать буду. Я сойду с ума.

Я фыркнула.

— Не выдумывай.

— Я не выдумываю, — активно запротестовал он. — Как я без тебя столько времени?

Я улыбнулась и за шею его обняла, когда Витька ко мне наклонился, чтобы поцеловать.

— Хорошо, я не поеду, — в конце концов, решила я и к мужу прижалась. — Не поеду.

— Умница моя, — проговорил он, довольно улыбнувшись.

Из-за угла дома выглянул Мишка Романов, хозяин дачи, и рукой нам махнул.

— Шашлыки готовы! Идите.

Витя мне руку подал и помог из гамака выбраться. Поцеловал в висок и шепнул:

— У меня самая лучшая жена на свете.

Я подумала, и решила согласиться.

Не знаю, что именно так подействовало на моего мужа, возможно, моя покладистость, но он с меня весь вечер глаз не сводил, весь словно светился изнутри, как когда-то, и это не только я заметила, что послужило отдельным поводом для шуточек за столом. А я смущалась, как невеста, и за руку мужа держала, жалась к нему, от чего тот заметно млел. То есть, не только от этого, ещё и алкоголь ему голову кружил, но в итоге ночь у нас получилась, что надо. Так сказать, муж меня приятно удивил, чем заслужил утренний кофе в постель и поцелуй, и я даже бровью не повела, наблюдая его несчастную с похмелья физиономию.

А вот с понедельника всё и началось. Не успела я прийти в офис и своё рабочее место занять, как из кабинета выскочил Лёвушка (это ведь ничего, что я позже начальника на работу прихожу, правда? Иногда можно) и потребовал:

— Зайди ко мне.

Я по сторонам огляделась, в надежде, что он не ко мне обращается, но Шильман прикрикнул:

— Ника! — и я нехотя отозвалась:

— Иду.

— Что ты так медленно? — заворчал он, как только я дверь в его кабинет за собой закрыла.

— А тебя кто с утра в понедельник укусил? Я, между прочим, все выходные за городом отдыхала, так что трогать меня сегодня нельзя, я от отдыха отдыхаю.

— Оригинально.

Лёва за свой стол вернулся, принял официальный вид и на меня взглянул по-деловому.

— Есть работа.

Я скривилась.

— Только не говори, что Норманы приезжают.

— Нет. Работа не совсем по профилю твоему, просто надо помочь хорошему знакомому. Он тебе заплатит.

Я нахмурилась.

— Что-то мне не нравится твой тон.

— Почему? Дело тебе предлагаю. Или тебе деньги не нужны?

— Нужны. — Рукой махнула. — Ладно, говори.

— Да в принципе, как всегда. Встретишь одного француза, с ним прибудет партия вин для нашего ресторана. На встрече поприсутствуешь, будешь переводить. Если он решит задержаться, тебе придётся рядом побыть. И заработаешь кругленькую сумму.

— Прямо-таки кругленькую? — не поверила я. А когда Лёвушка озвучил, приоткрыла рот. — И это всё мне? — решила уточнить я на всякий случай.

Шильман понимающе усмехнулся.

— Всё-всё тебе. А я лишаюсь лучшего работника на несколько дней, но при этом делаю одолжение нужному человеку.

Вот тут я насторожилась.

— Это кому?

Лёва сделал неопределённый жест рукой.

— Ну... Филину.

— Что? — Я даже со стула привстала. — И ты хочешь, чтобы я на него работала? Ты с ума сошёл, Лёва?

— Почему это? — оскорбился он. — Ника, он предлагает хорошие деньги за несложную для тебя работу.

— Да, а ты готов ему меня за эти деньги продать!

— Вот только не надо кидаться громкими словами. Кто тебя продаёт?

— Я не пойду.

— Пойдёшь.

— Не пойду, Лёва. И проблемы дома мне не нужны. Мне Витя чётко сказал: держись от него подальше. Я, знаешь ли, совету мужа последую.

— С чего это вдруг? — хмыкнул Шильман, потом выпрямился и на меня посмотрел серьёзно. — Ник, давай без истерик. Филин пришёл ко мне с просьбой, я обещал, у тебя сейчас всё равно работы нет, а деньги реальные. К тому же... К тому же, таким людям не отказывают.

— Интересно. И что он мне сделает?

— Тебе может и ничего. А вот мне кислород перекрыть очень даже может. Сама знаешь, какая сейчас конкуренция. И что тогда делать будем? Лапу сосать?

Я в стол взглядом упёрлась, потом показательно вздохнула.

— И что мне теперь делать?

— Прекратить выделываться и завтра отправляться к нему.

— А мужу я что скажу? — поинтересовалась я с претензией.

Лёвушка ядовито улыбнулся.

— Ничего. Он даже не узнает ничего, если сама не проболтаешься. Зато шоппинг у тебя потом будет королевский.

Я поджала губы.

— Что-то меня это мало успокаивает.

Королевский шоппинг... Можно подумать, что Лёвушка Шильман об этом может что-то знать. А уж тем более разбираться в моём к этому отношению. Это ведь я от скуки по магазинам гуляю, и от мужа после получаю частенько нагоняй. А на самом деле, я готова довольствоваться малым. Если потребуется. Если так сложатся обстоятельства, то я готова... ненадолго затянуть пояса, или как там говорят? В общем, переживать с любимым трудности. Но очень надеюсь, что любимый дураком, в итоге, не окажется, и с трудностями постарается справиться побыстрее, потому что иначе... иначе...

Что будет иначе я, если честно, так и не придумала. Наверное, потому, что перед любимым уже было стыдно, хотя я ещё врать ему не начинала, всё было впереди, а стыдно уже было. Всё-таки я слишком порядочный человек. В душе. И совесть у меня податливая, на любые мелочи ведётся. А договариваться с ней я совершенно не умею. Вот и мучаюсь теперь, ужином мужа кормлю и всё добавки подкладываю.

— Хочешь ещё котлетку, Витюш?

Он тарелку от себя отодвинул и на стуле откинулся. Выглядел сытым, и что самое главное, довольным.

— Не хочу. — И не смотря на своё довольство, поинтересовался: — Ты Лёве сказала?

— Что?

— Про поездку, Ника! Ты же мне обещала!

— А что ты кричишь-то? Я сказала.

— Правда?

— Конечно. Или ты думаешь, я вру?

Он губами пожевал, а на меня взглянул весьма красноречиво.

— Нет, конечно. И что он тебе ответил?

— Что у тебя ещё есть время передумать.

— У меня?

Я только руками развела. Но видя, что Витька медленно, но верно закипает, из-за стола поднялась и к мужу подошла. Обняла его.

— Прекрати хмуриться. Я же пообещала, что не поеду. Но Лёву ты тоже знаешь, он... упрямый.

— Я его упрямство знаешь, на что намотаю?

Я рассмеялась и носом ему в шею ткнулась.

— Не говори, пусть это останется тайной.

В общем, я не решилась сообщить мужу ещё и о новой работе, что мне Шильман, по доброте душевной, подкинул, а то тот, потерей упрямства, намотанной на нечто загадочное, не обойдётся, потери будут куда значительнее. Муж у меня мало того, что ревнивый, так ещё и до точки кипения доходит быстро, не заметит и прибьёт Лёву под горячую руку. А мне работу опять ищи.

Но кто-то очень разумный внутри меня, очень глубоко внутри сидящий, советовал к Филину на следующий день не ходить. Про угрызения совести напоминал, а ещё предрекал всяческие проблемы и лишения, я весь вечер изводила себя сомнениями, и даже перед сном, с боку на бок крутясь, о Кирилле Александровиче думала. В смысле, о нашем с ним возможном сотрудничестве, правда, деловые мысли из головы вылетели быстро, я припомнила в деталях нашу последнюю с ним встречу, а вместе с этим разозлилась и разволновалась. Витькину руку с себя убрала и зажмурилась, а сама всё гадала, хватит мне смелости завтра пойти в "Три пескаря" или нет. С этими мыслями, не найдя ответ ни на один свой вопрос, в конце концов, и уснула.

А утром... В общем, утром мне раздумывать и гадать было некогда, я проспала. Муж ушёл тихо, даже завтрак не потребовал, видимо, тоже опаздывал, в щёку меня клюнул, а я глаза открыла, услышав, что входная дверь хлопнула. Перевернулась на спину, потянулась, натянула на себя одеяло, и опять заснула, не припомнив ни одного срочного дела. А когда проснулась час спустя, поняла, что Лёва меня задушит, если я опоздаю, и Филин останется им недоволен. Как там Лёва говорил? Надавит на него? Вот возьмёт и надавит, а Шильману много не надо, он ведь только с вида такой упитанный здоровячек, а на самом деле очень мнительный, он из-за каждой мелочи нервничает и пугается.

И я нервничаю, поэтому и болтаю без умолку, хоть и про себя. Из такси выбралась и перед дверями "Трёх пескарей" остановилась. Постаралась все мысли, которых в последний час в моей голове наплодилось несчётное количество, выкинуть. Я ведь пришла сюда, я готова встретиться с Кириллом Александровичем, и, кажется, согласиться на работу. Меня ведь Лёва попросил. И сейчас надо сосредоточиться именно на этом. Как я войду, как буду себя вести, что говорить, на что готова согласиться, а на что нет. Нахмурилась. В каком смысле: на что я готова согласиться? Я вообще соглашаться ни на что не буду, на все его гадкие предложения, если они последуют, я отвечу отказом, а потом уйду. А ещё Вите нажалуюсь. Может быть. Чтобы некоторым неповадно было!..

Я как раз вырез декольте на платье вверх подтягивала, когда дверь вдруг распахнулась, и на меня без всякого выражения на лице воззрился тот самый охранник, внушительной комплекции. Взгляд до того бессмысленный, что я даже руку с груди убрать забыла. Моргнула, разглядывая его снизу, чувствовала себя букашкой у его ног, если честно. Он к тому же на ступеньке стоял, а я... внизу где-то.

— Вы к нам или постоять под дверью? — Голос хриплый и мне совершенно не понравился.

— К вам. — Платье поправила, голову повернула и вдруг увидела камеру, направленную прямо на меня. Просто замечательно, стою тут уже минут пять, вся в раздумьях, и охрану развлекаю. Как-то плохо день начинается. — Мне назначена встреча. Кирилл Александрович меня ждёт.

— Вы Ника?

Я очень постаралась сохранить невозмутимость.

— Меня зовут Вероника Арзаус. Кирилл Александрович меня ждёт?

Охранник вдруг улыбнулся, чего я от него, признаться, совсем не ожидала.

— Конечно. Проходите. — И добавил после паузы: — Пожалуйста.

Я вошла в прохладный холл, двери за мной закрылись, а потом ещё и замок лязгнул. Я нервно оглянулась, но охранник мне лишь вежливо улыбнулся. Не думала, что он так умеет.

— Проходите.

Холл был просторный, правда, свет приглушен и оттого, он казался немного мрачным. Мои шаги гулко отдавались под высоким потолком, я шла в том направлении, которое мне указали, правда, перед знаменитым аквариумом остановилась, разглядывая трёх рыбок, весьма не маленьких, которые, кажется, дремали на дне аквариума, даже хвостами шевелили едва заметно. У них, видимо, тоже ночью работа, а отсыпаются днём, в полумраке.

В дверях ресторанного зала мне попалась девушка в наглаженной униформе и с подносом в руках. Посмотрела на меня с намёком на удивление, и строго поинтересовалась:

— Вы к кому?

— К Кириллу Александровичу, — терпеливо повторила я.

Она не улыбнулась, только рукой махнула.

— Он в баре.

— В баре, — передразнила я, когда она отошла и слышать меня не могла. — Где ему ещё быть?

Раньше мне никогда не приходилось бывать в ресторанах по утрам, когда они были закрыты для посетителей. Никакой яркости, игры света в хрустальных люстрах, свет почти везде выключен и очень тихо, слышны только голоса где-то в отдалении, да и те не слишком воодушевлённые. Я в зал вошла, на столы пустые посмотрела, а повернулась туда, где свет горел, над барной стойкой. Филин, действительно, обнаружился там, сидел на высоком табурете в расслабленной позе, рукава белой рубашки небрежно закатаны, на носу очки, кофе пил и читал газету. Я мысленно хмыкнула, его разглядывая. Хорошая у него работа, почти, как моя. За барной стойкой обнаружился скучающий молодой человек, который лениво протирал бокал полотенцем и время от времени проверял чистоту на свет. Потом меня увидел и заинтересованно вздёрнул подбородок.

— Девушка, вы кого-то ищете?

Кирилл Александрович газету отложил, снял очки и на меня посмотрел. Потом сообщил:

— Меня она ищет, Егор.

Поздороваться со мной и не подумал, а я из вредности очень деловито проговорила:

— Доброе утро.

— Доброе.

Я подошла, на Филина напрямую посмотреть не рискнула, а когда взглянула на бармена, тот тут же предложил:

— Кофе хотите?

— Лучше чай, — попросила я, вспомнив, что на завтрак, даже на чай, у меня времени сегодня не хватило.

— Зелёный? У нас есть жасминовый, ромашковый, из цветков липы...

Я моргнула, потом качнула головой.

— Просто чай, чёрный, без сахара. Можно?

— Конечно.

— Замечательно.

Я не знала, что делать. На Кирилла смотреть боялась, осторожно по сторонам оглядывалась, и злилась, что Филин молчит. Пьёт кофе из крохотной чашечки и меня разглядывает. Я даже порадовалась, что сегодня своё лучшее платье надела, как чувствовала, что нужно выглядеть сногсшибательно. Ну, может, не чувствовала, но надеялась.

— Ты никогда здесь не была? — спросил Филин.

— Нет.

Он усмехнулся.

— Понятно. Тебе по статусу не положено.

— Мой муж говорит, что здесь одни бандиты собираются.

Бармен по имени Егор чашку с чаем передо мной поставил, а сам изумлённо вытаращился, потом кинул на хозяина смятённый взгляд. Тот ему подмигнул, а мне сказал:

— Даже не знаю, что ему возразить.

Чай в меня не лез. Я сделала несколько глотков, и злилась от повисшего молчания. На Кирилла очень хотелось взглянуть, но он заговорил с барменом, обсуждая какие-то насущные дела, и, видимо, ждал, когда я чай допью. Я в чашку заглянула, сделала пару малюсеньких глотков, и вдруг поняла, что меня разглядывают. Глаза скосила в сторону Филина, а тот сразу отвернулся. Мне вдруг смешно стало. Как мальчишка, ей-богу.

Это открытие неожиданно подняло мне настроение, и я даже несколько воодушевилась. Значит, не только я чувствую странное напряжение, повисшее между нами. Интересно, мне пора начинать всерьёз волноваться из-за Кирилла Александровича или ещё подождать?

Я снова оглядела полутёмный зал. На столах скатерти белоснежные, правда, ни столовых приборов, ни цветочков в вазочках сейчас нет, стулья придвинуты к столам. В зал вошла девушка в униформе и принялась снимать с некоторых столов скатерти, я следила за ней взглядом. Потом оглядела стены, увешанные картинами в дорогих рамах. Что ж, приходится признать, что хоть это и засилье бандитов, но они далеко не простаки и вкус у них есть, хотя бы зачатки. Респектабельность и шик точно уважают.

— Нравится?

Я на Кирилла посмотрела, пожала плечами.

— Неплохо. Только количество бронзы я поубавила бы.

— В смысле?

— Рамы на картинах сменила. Что-нибудь попроще нужно. А то, как в музее.

Он хмыкнул, причём не очень проникновенно получилось, скорее уж это была злая усмешка.

— А нужно, как в спальне?

— Нужно так, чтобы было уютнее. Люди ведь сюда отдыхать приходят... наверное. А как отдохнёшь, когда на тебя вон тот дядя с бородой из дорогущей рамы смотрит пристально, проверяя, сколько ты за кусок мяса и горстку улиток выложить готов.

Егор сзади странно хрюкнул, но под взглядом хозяина испуганно примолк.

— Я учту, — процедил Филин, а я поняла, что обиделся. На самом деле обиделся. Я посмотрела удивлённо, а Кирилл поднялся, и рукой в сторону указал. — Пройдём в мой кабинет, там поговорим.

Я согласно кивнула и сделала вид, что не заметила, как он не вежливо шагнул вперёд, забыв меня пропустить. Пошла за ним следом, через спрятанную за тяжёлой шторой дверь мы вышли в коридор, в котором не было абсолютно ничего интересного, только череда дверей. Филин одну из них толкнул, и я, войдя, зажмурилась от обилия солнечного света, который проникал в комнату через большое французское окно. После полумрака ресторанного зала и коридора, такого я не ожидала.

— Проходи.

Я глаза открыла и осторожно огляделась. Кабинет просторный, правда, мебели не так много. После роскоши ресторана, обстановка скуповатой кажется. Хотя, письменный стол дубовый, дорогой, и диваны кожаные. Два шкафа, до верха забитые какими-то папками с документами, журнальный столик, два искусственных фикуса в кадках и... собственно всё. Правда, ещё парочка дверей непонятного назначения. В общем, кроме дубового стола и окна в полстены, меня ничего не впечатлило. Я из любопытства к окну подошла, чтобы вид оценить. Но за ним только двор, который, в основном, использовался для хозяйственных нужд да купол церкви, которая в нашем городе издавна отдана под планетарий.

— Красиво, — соврала я, а Кирилл Александрович в кресло своё сел, тоже дорогое, и поведал мне суровую правду своей жизни:

— Мне в окна смотреть некогда, работать надо.

Я оценила это по достоинству.

— Правда, всё сами?

— В каком смысле?

— Ну... с рестораном. Вы так обиделись, когда я про картины сказала.

— Я обиделся? — Он приподнял одну бровь и на меня взглянул насмешливо. Но я ему верить не спешила.

— Обиделись, обиделись. Но я ведь ничего такого в виду не имела. Просто... замечание. Вам не нужное.

Кирилл меня разглядывал. Мне даже показалось, что был в его внимании ко мне какой-то скрытый умысел, но он достаточно быстро всю заинтересованность со своего лица стёр, и даже смотреть на меня перестал.

— О деле поговорим? У меня времени не очень много.

Я согласна кивнула, а когда он указал на второе кресло за своим столом, спорить не стала и села.

— Шильман тебе рассказал, что мне нужно?

— В общих чертах. Но, как понимаю, всё, как всегда? Встретить, показать город, развлечь, сопроводить на пару ужинов. Так?

— В какой-то мере. Это всё тоже, но мне ещё нужен полноценный переводчик. То есть, ты рядом и переводишь, я французский не знаю. А он настолько отвратительно говорит по-английски, что слушать невозможно, и вряд ли сам понимает, что хочет сказать.

Я решила проявить должное любопытство.

— А вы по-английски говорите?

Кирилл голову поднял, мы встретились взглядами, и мне враз стало неуютно.

— По-английски я говорю. И меня даже понимают.

— Здорово, — пробормотала я, но глаза опустила.

— А ты по-французски говоришь хорошо?

Я удивлённо посмотрела.

— В смысле?

— На самом деле говоришь? Мне проблемы не нужны.

Я возмутилась.

— Я три языка знаю в совершенстве! Или хотите мне экзамен устроить?

Он вскинул вверх руки.

— Ну что ты. К тому же, я всё равно ничего не пойму. — Кирилл вдруг рассмеялся, а я замерла, его разглядывая. — Просто интересуюсь. Неприятности лучше предотвратить, чем их потом расхлёбывать.

— А могу я спросить? Чтобы впросак потом не попасть?

Он кивнул.

— Он ведь не просто курьер?

— Курьер?

— Лёва говорил, что он везёт партию вина для ресторана. Значит, курьер?

— Нет, он винодел. А лично он приезжает по моему приглашению, ему любопытно побывать в России.

— Ясно. — Я на кресле откинулась и по привычке закинула ногу на ногу. Призадумалась. — План экскурсий я могу сама составить? Или у вас определённый график? Сколько дней он в городе пробудет?

Кирилл вдруг прищурился, меня разглядывая.

— Точно не знаю. Возможно, дней пять. Первые два дня оставь мне, а остальные твои. Устрой этому французику экскурсию по полной программе.

— Хорошо. И ещё вопрос...

Филин усмехнулся.

— Денежный?

— Почти. Мне здесь часто придётся бывать?

— Здесь — это где? — Он откровенно издевался.

— В ресторане.

— А в чём дело? Не понравились не только картины?

Я села ровно.

— Не в этом дело. Просто не хочу, чтобы меня здесь видели.

— Так значит, мужу ты не сказала?

— Вас это не касается.

— Ну, — он развёл руками, — чем-то придётся пожертвовать. Я тебе очень хорошо плачу, чтобы ещё и на уступки тебе идти. — Ухмыльнулся. — Готова проститься со своей репутацией?

Я хмуро за ним наблюдала, понимая, что, по всей видимости, в данный момент проблем себе наживаю немереное количество.

— Репутацией? Да у меня её и не было никогда. Мне было лет семнадцать, когда она окончательно сделала мне ручкой и скрылась в неизвестном направлении. — Натянуто улыбнувшись призадумавшемуся Филину, я поднялась. — В общем, на работу я согласна. Когда он приезжает?

— В следующий вторник мы встречаем его в Шереметьево.

Вот тут я несколько подрастерялась.

— Мы встречаем?

Кирилл кивнул.

— Конечно. Или ты думаешь, что до того момента, как я довезу его до своего ресторана, я с ним жестами объясняться буду?

Вот правильно говорят, не хочешь влипнуть из-за вранья, не ври. Это проще всего. А я вот теперь стою и соображаю, что я мужу скажу, в попытке объяснить свою поездку в столицу.

— Ника.

Когда Кирилл меня по имени назвал, я вдруг голову вскинула, как птица перепуганная, и на него уставилась в растерянности.

— Ника, всё в порядке?

Три часа с ним в одной машине. Я же с ума сойду.

Кивнула.

— Конечно. Я оставлю вам свой номер, вы позвоните... ближе к делу.

Снова к столу шагнула, а Кирилл меня остановил.

— У меня есть твой номер.

Гадкий Шильман.

— Замечательно, — вышло немного язвительно, Филин иронию в моём голосе уловил, и разулыбался.

— Я тоже так думаю.

И всё равно, в нашей встрече, разговоре было что-то странное. Я когда из кабинета его вышла, снова оказалась в полумраке, то даже задохнулась. В голове туман и стены на меня давят, ещё чуть-чуть, и совсем сожмутся и раздавят меня. А я, наверное, даже не пойму, что произошло. Не такого я ждала.

Прошла через зал, теперь даже бармена Егора видно не было, и везде темнота (электроэнергию, что ли, экономят?), двойные двери осторожно приоткрыла и в холл выскользнула, а тут из-за угла, как гром среди ясного неба:

— Я вызову вам такси.

Я охнула, медленно повернулась, и взглядом упёрлась в узел чёрного галстука. В самый раз было без чувств рухнуть, потому что колени затряслись.

— Я чуть не умерла от страха, — зловещим шёпотом проговорила я, закинув голову, чтобы видеть лицо охранника. — У меня инфаркт!

Он разглядывал меня, как слабоумную, ей-богу.

— Тогда я точно вызову такси.

— Не надо мне такси, я не просила. Только больше ко мне так не подкрадывайтесь!

Парень безразлично пожал плечами. Ему вообще, как мне показалось, многое по жизни было безразлично. Смотрел на всех и вся с высоты своего роста и мало что для себя привлекательного видел. И я ему тоже не нравилась. Почему-то я была в этом уверена. А ещё он смеялся надо мной тогда, на пару с Кириллом.

Два сапога — пара!

Думай, о шоппинге, посоветовала я себе, прежде чем покинуть ресторан и выйти на свет божий. О шоппинге... А ещё лучше, о деньгах. Это звучит куда внушительнее.

Оказавшись на крыльце, я, для начала, огляделась, как заправский шпион. Не притаился ли за каким деревом мой муж. С него ведь станется. Но всё было спокойно, деревья шумели, солнце светило, а на небе ни одного облачка, что, после мрака "бандитского логова", казалось немного странным. Никакого тебе триллера. По крайней мере, пока.

Недолго думая, я устроилась всё на той же скамейке напротив входа в ресторан, теперь уверенная, что охрана, через свои камеры, наверняка, кругом понатыканные, не только у входа, точно меня видит. Я размышляла над этим секунд десять, но потом пришла к выводу, что в этом ничего страшного нет, то есть, в том, что я посижу здесь. Не мешаю ведь, и шпионить не собираюсь, просто отдыхаю. Правда, глазами вокруг шарила, даже по стволам деревьям, пытаясь камеры разглядеть, но так в этом и не преуспела. Достала из сумочки зеркальце, на себя полюбовалась, а потом решила Лёве сообщить, что на работу не приду. Он ведь сам сказал, что эти дни я на Филина работаю, а тот мне до вторника отпуск дал. Вот это всё я Шильману и сообщила, как только тот пожелал мне ответить. Произошло это, между прочим, только со второй моей попытки ему дозвониться. Лёва меня выслушал, а потом сказал, что я нахалка.

Я решила возмутиться.

— Я, между прочим, своим браком рискую, чтобы тебе одолжение сделать, а ты мне такие вещи говоришь?

— Ой, да ладно.

— Я серьёзно говорю. Я даже подумать боюсь, что Витька сделает, если узнает.

— А деньги всегда достаются с большим трудом, Никуля, — завёл он, — так что терпи.

— А я что делаю? Хотя, знаешь, — решила я ему пожаловаться, — Филин твой мне совсем не нравится. Глаз у него какой-то нехороший.

— Вот и отлично. Он и не должен тебе нравиться. Меньше проблем. И если он вздумает за тобой приударить, держи себя в руках, я тебя прошу.

— В каком смысле, в руках держи? Лёва, ты хоть понимаешь, что ты говоришь? Ты всерьёз думаешь, что мне может понравиться такой тип, как Филин? Для этого нужно быть сумасшедшей.

— Да. Или женщиной, — брякнул Лёва, и прежде чем я успела сообразить, что он мне гадость сказал, торопливо попрощался и отключился. А я осталась сидеть, в возмущении на замолчавший телефон глядя.

— Вот ведь, — пробормотала я.

Вот так и получается, что чем дольше живёшь, тем сильнее понимание того, что жизнь устроена несправедливо. Даже Лёва Шильман, который без меня никуда, которому я даже в личной жизни советы даю, и с большинством клиентов сама общаюсь, и тот меня дурой считает. А всё из-за чего? Из-за того, что в минуту слабости, не сдержала эмоций, и проявила любопытство относительно мужчины, моего внимания не заслуживающего. Он мне цветы подарил, а Шильман решил, что для меня этого достаточно. Обидно.

Но мне на самом деле лучше держаться от Филина подальше. Не нравятся мне его взгляды, намёки, любопытство его. Если бы было можно, я бы и за работу эту не взялась, если бы у меня выбор был. И без денег этих обошлась. Но ведь Лёва меня в могилу потом сведёт упрёками, а если Кирилл Александрович окажется человеком мстительным и малопонятливым, я сама себя съем, за то, что была не в состоянии немного потерпеть. Всего лишь несколько дней. Что они значат? И что за несколько дней может случиться? В конце концов, я не полоумная, чтобы бросаться на шею мужчине, даже если он мне сильно понравился (а к Филину это никакого отношения не имеет). Я себе цену знаю, и ниже планку никогда не опущу, иначе себя уважать перестану. Поэтому и волноваться нечего. Человек я разумный, и всю опасность подобного сотрудничества, да и просто близкого общения, понимаю. Я всегда умела находить выход даже из самых щекотливых ситуаций, так из-за чего в этот раз переживаю? Всё будет нормально. Я всем вокруг могу не доверять, но себе я верю всегда.

Это в первый момент Филин меня с толку сбил. Появился, нахамил в глаза, отшлифовал всё это белозубой улыбкой, и я, на какое-то короткое время, растерялась. Хотя, догадывалась, что это были стандартные штучки из его арсенала обольщения. Комплименты, цветы, намёки на что-то большее. А вот сегодня, посмотрев на него в обычной для него обстановке, поняла, что он не ловкач, как его Витька назвал, Кирилл Александрович большой хитрец, при этом, очень тщательно это скрывает. Хочет показать, что он рубаха-парень, улыбается, хохмит, ручки нацеловывает, а на самом деле себе на уме. И что-то в его взглядах, обращённых ко мне, меня задевает. Будоражит порой, это одно, а вот тревожит совсем другое. Он умеет ухаживать за женщинами, в глаза им смотреть и улыбаться, комплименты говорить и при этом почти не врать, а только правду, завуалированную, но правду, и я, признаться, тоже на его удочку попалась в первый момент, а потом углядела в глубине его смешливых глаз опасность, именно для себя. И пока меня это отрезвляет в значительной доле. Не хочется остаться в дураках. А уж тем более, когда знаешь, что тебя к этому медленно, но верно подводят. А ты догадываешься об обмане, но на все уловки поддаёшься. Я всегда этого боялась, попасть в зависимость, делать шаг вперёд не потому, что мне это нужно, а чувствуя толчок в спину, и всё равно шагать, возможно, в пропасть. Некоторые говорят, что это и есть любовь — доверять человеку безоговорочно. А вот я доверять не могу, я всегда жду подвоха, лжи, опасности. Но зато я всегда морально готова к этому, могу отвести от себя беду, даже удар отразить, мне так легче и проще живётся. А просто верить... Нет, к такому я не готова, я не настолько рисковый человек. Если честно, я даже в детстве не любила на американских горках кататься, а уж привносить сей опыт в свою жизнь, боже упаси. Я всё вижу и всё понимаю, в состоянии оценить и предвидеть. А доверяют и любят пусть другие.

Спустя некоторое время к ресторану подъехала уже знакомая мне машина, чёрный лексус, я шею вытянула, пытаясь разглядеть, кто за рулём, но Филин из дверей ресторана вышел, а я про себя хмыкнула. У него ещё и водитель есть. Очень любопытно.

Не думала, что Кирилл меня заметит, у него был такой решительный вид, по ступенькам вниз сбежал, а потом вдруг остановился. Я поняла, что меня увидел, и чертыхнулась еле слышно. Попыталась принять независимый вид, по сторонам огляделась, а Кирилл всё стоял у машины, и, посмеиваясь, за мной наблюдал. Не зная, что ещё сделать, я поднялась и направилась в сторону остановки, ни одного взгляда больше на Кирилла не бросив. Слышала, как отъехала машина, а спустя полминуты у меня в сумке телефон ожил. Не ожидая никакого подвоха, я ответила, даже не смотря на то, что номер оказался незнакомый.

— Ника, зачем тебе деньги? — весело поинтересовался Кирилл Александрович, своим глубоким голосом вызвав у меня чувство незнакомого ранее смятения. — Ты так хорошо смотришься на скамейке в парке.

— Вот для этого они мне и нужны. Чтобы спокойно сидеть на скамейке и при этом выглядеть хорошо.

Он рассмеялся.

— Логично. Кстати, у тебя теперь есть мой номер, — вдруг заявил он, а пока я думала, что ему ответить, в трубке уже гудки. А я опять с дыханием справиться не могу.

— Может, отказаться? Пока не поздно? — я на Фаю с надеждой посмотрела, словно, могла всерьёз рассчитывать на то, что она мне работать с Филином запретит. Пальцем погрозит и скажет:

— Ни за что!

Но она лишь прищурилась, секунду молчала, а после ёмко поинтересовалась:

— Сколько он платит?

Я чашку с чаем от себя отодвинула.

— При чём здесь это?

— Как это? Это же работа, значит, зарплата быть должна. Или дело в другом? — Синие глаза засверкали так же, как и александрит на её пальце. — Сколько ему лет? Женат? Надеюсь, не урод?

Я даже застонала вполголоса, и обернулась на вошедшую в комнату Тосю.

— Ты от меня не отворачивайся, — Фая за руку меня потрясла. — Ника, я с тобой о серьёзных вещах говорить пытаюсь.

— О каких серьёзных?

— О тех, о которых ты думаешь.

— О чём ты думаешь? — тут же поинтересовалась Тося. — У тебя новая работа?

— У неё новый мужчина, — перебила её хозяйка, а Тося натурально ахнула, а на меня посмотрела с ужасом.

— Ника...

— Тося, она выдумывает!

Фая скептически улыбнулась.

— Я выдумываю? Я никогда не выдумываю. По крайней мере, когда дело касается мужчин. И хватит мяться, что за ужасная привычка? Из тебя слово вытянуть невозможно. Рассказывай всё, как есть, — потребовала она, и я решила подчиниться. В конце концов, за этим и пришла. Чтобы выговориться и посоветоваться.

— Ника, ты сошла с ума, — уверенно заявила Тося, когда я поведала о том, что собираюсь ехать с Филином в Москву, встречать некоего мифического француза. — Он же бандит!

— Не знаю, — замотала я головой, — не заметила такого. Охрана, шофёр... Он обеспеченный человек, вполне может себе это позволить.

— Обеспеченный или богатый? — ухватилась Фая за интересную информацию.

— Этого я не знаю, — посетовала я. — Кто мне об этом скажет?

— Ну, а как он вообще? Симпатичный? Или...

Я устремила свой взгляд в пустоту, мысленно Кирилла Александровича представила, а когда поняла, что начинаю отвлекаться, сказала:

— Выглядит солидно.

Фая нахмурилась и с Тосей переглянулась.

— Это в каком же смысле? Выглядит солидно или костюмы носит дорогие?

— Выглядит.

— А-а... Ну что ж, это хорошо.

— Ничего хорошего, — возразила я и напомнила: — И Витя приказал от Филина держаться подальше. А врать мужу трудно, я путаюсь в показаниях, и для меня это может плохо закончиться.

— Не выдумывай. Ну что твой Витя сделать может? А ты деньги такие заработаешь. Он столько за полгода не получает.

— Это точно, — подтвердила я.

— Вот и не дури. Поезжай в Москву, я тебя прикрою. Скажу, что мы поедем с тобой в Раменское на целый день. — Фая в томлении вздохнула. — Навестим могилку семейную, давно не были. Майор твой ни о чём не догадается, и спорить со мной не посмеет.

— Мужу врать нехорошо, — сурово проговорила Тося, а на меня взглянула укоризненно.

Я с ней согласилась, застыдилась, но мысленно уже праздновала победу. Алиби я себе обеспечила.

И ведь на самом деле этому радовалась, хотя и стыдилась. Но старательно находила причины поступить именно так, оправдания себе находила, и в итоге, сама настолько уверилась, что ничего предосудительного не совершаю, что в утро вторника по кухне летала, готовя мужу завтрак.

— Витя, тебе яичницу или омлет?

— Ты же знаешь, что я терпеть не могу омлет. Что ты спрашиваешь?

— Ну а вдруг именно сегодня тебе захочется?

— Не захочется, Ника.

— Хорошо, пожарю яичницу.

— Ты вечером вернёшься? — хмуро поинтересовался он, устраиваясь за столом. И веско добавил: — Я надеюсь.

— Я тоже надеюсь. По крайней мере, ночевать в Раменском мы не собирались, ты же знаешь, что я это очень не люблю. Вообще, боюсь этого дома. Там привидения живут.

Витя всё-таки улыбнулся и головой покачал.

— Выдумщица.

— Ты же сам слышал! Помнишь, мы ночевали там в последний раз и слышали ночью шаги по коридору.

— Ничего я не помню, — отказался он. — Я спал.

Я подумала обидеться, потому что точно знала, что шаги Витька слышал и даже озабоченным в ту ночь выглядел, но вспоминать об этом не любит, стесняется, но времени на споры у меня сейчас не было. Я только упрямо проговорила:

— Всё ты помнишь. Просто тебе стыдно признаться.

Витя рассмеялся и взял вилку.

— Ника, не заводи меня глупостями с утра.

Я скроила смешную рожицу, подошла к мужу и поцеловала того в щёку, расправила воротник на его форменной рубашке.

— Завтракай, а я пойду собираться.

За прошедшие дни свой наряд на сегодняшний день я продумала досконально, подошла к этому делу со всей обстоятельностью, и только молилась, чтобы погода не испортилась и планы мои не погубила. Выбрала тёмно-синее платье, очень элегантное, неброское, но смотрелась я в нём очень важно и по-деловому. А ещё неприступно. То, что нужно при общении с таким опасным типом, как Кирилл Филин. И у мужа ко мне претензий не возникнет, тёмное платье самое то, чтобы навестить могилки предков. А про то, что это платье стоит пятьсот долларов, Вите знать совсем не обязательно. Хватит того, что это знаю я, и это прибавляет мне уверенности.

В уши крохотные жемчужинки, кулон тоже в виде жемчужинки, только размером побольше, по капельке духов на запястья и в ложбинку между грудей, на губах никакого блеска, помада на тон темнее, чем обычно, а на руке не браслет, а часы. Деловая дама, да и только. Вдохнула полной грудью, внимательно разглядывая своё отражение. Кажется, я собой довольна.

— Ника!..

Я от зеркала отошла, присела на кровать и придвинула к себе сумочку, открыла. А когда Витя в спальню вошёл, подняла на него спокойный взгляд.

— Уходишь?

— Да. — Он тоже подошёл к зеркалу и поправил узел галстука. Пиджак с вешалки снял и тогда уже на меня взглянул. — Ух ты.

— Что? — Я легко усмехнулась.

— Здорово выглядишь.

— Я всегда здорово выгляжу. Но спасибо, что заметил.

— Пожалуйста. — Муж ко мне за поцелуем наклонился и отстранился не сразу, мне пришлось его самой оттолкнуть.

— Витя, испортишь всё.

— Ну и пусть. Это же всё для меня?

— А для кого же ещё. — Сама к нему потянулась и быстро поцеловала в губы. За галстук дёрнула, а после отодвинула Витю от себя. — Иди.

— Иду, иду, — заворчал он. — Постарайся вечером вернуться.

Муж вышел, а я чёлку со лба сдула. Что-то не то я делаю. А самое главное, непонятно зачем.

Заезжать за мной домой я Филину запретила, над чем тот только посмеялся. Встретились в центре, я в машину нырнула, даже не дождавшись, пока водитель, вышедший из машины, автомобиль обойдёт, чтобы шикарно распахнуть передо мной заднюю дверь. Я же решила, что в этот раз обойдусь без шика, в машину сама села и дверь захлопнула. Посмотрела на Кирилла Александровича, который наблюдал за мной с лёгким удивлением на лице и даже насмешку скрыть не пытался, и коротко ему кинула.

— Добрый день.

— Добрый, — отозвался он.

Смотрел мне в лицо, взгляд даже на мгновение не опустился ниже, словно его совершенно не интересовало, как я сегодня выгляжу и сколько усилий для этого приложила. А вот я подобной выдержкой похвастать не могла. Я и рубашку тёмно-голубую заметила, и светлый пиджак, а ещё его волосы были уложены непривычно. То есть, совсем не уложены. Просто зачёсаны назад, будто Филин торопился, и прихорашиваться, даже ради меня, ему было не досуг.

— Долго ждала?

Я головой покачала.

— Минут пять.

— Вот и хорошо.

Водитель вернулся за руль, и мы тут же тронулись с места. Легко вписались в плотный поток машин и покатили к выезду из города. Я нервно оглядывала салон автомобиля.

— Ника, всё хорошо?

— Если не брать во внимание, что я мужу соврала, то — да, всё замечательно.

Кирилл усмехнулся.

— Ну, прости, это не моё дело. Я плачу тебе деньги и знать не хочу о твоих личных проблемах. По-моему это справедливо.

Мы остановились на светофоре, как раз напротив вечного огня, я разглядывала венки у постамента, и надеялась, что ответа Филин от меня не ждёт, так как сказать ему мне было нечего.

— Кирилл Александрович, — подал голос молодой водитель, — время засекать?

— Засекай, Дима, засекай.

Я с подозрением на обоих покосилась, заметила, как водитель какие-то кнопки на панели управления понажимал, а скорость машина прибавила.

— В два должны быть в аэропорту, — сказал Филин, заметив мой интерес.

Я кивнула, но про себя затосковала. В два! Это сколько часов с ним наедине! А мне уже тошно и хочется сбежать. Нужно придумать какую-нибудь нейтральную тему для разговора. Но какую?

И почему, собственно, я? Пусть он меня развлекает, он же мужчина.

Я осторожно повернула голову, чтобы на Кирилла посмотреть, поняла, что тот отворачиваться и не думал, продолжает меня разглядывать, радуется непонятно чему, а когда взгляд мой встретил, разулыбался.

— Крис человек весьма своеобразный. Постарайся, его своим взглядом не заморозить.

— Что? — Я всерьёз растерялась, не уловив смысл.

— Ты слишком стараешься быть серьёзной. Не пугай его сразу. Он человек общительный, улыбается всё время, а тут ты... профессионалка.

Я плечи расправила.

— Если я не улыбаюсь вам, Кирилл Александрович, это не значит, что я совсем замороженная.

— Правда? А что это значит?

— Что вы мне не нравитесь. И улыбаться вам я не обязана. Вы ведь не за это мне платите. Или я что-то пропустила?

— Да нет. — Он смешно почесал за ухом, потом зевнул. — Дима, музыку хоть включи, усну сейчас.

— А я вас предупреждал, шеф!..

— Ладно, не ворчи.

Когда из колонок полилась мягкая, неспешная мелодия, а затем зазвучал оперный голос, я удивлённо вздёрнула брови, но внимания на это никто не обратил. Филин извлёк из-под сидения чемоданчик и заявил:

— Раз уж мы с тобой разговаривать не обязаны, то ты не обидишься, если я поработаю?

Я наблюдала за тем, как он открывает ноутбук и на своих коленях его пристраивает. Головой покачала.

— Не против...

— Вот и отлично. — Кирилл опять зевнул и вдруг головой потряс. — Работать, — приказал он сам себе, а я со скептической усмешкой на него посматривала.

Если честно, совершенно не поверила в его намерение работать. Как можно работать в машине, к тому же, без конца зевая? Просто не знает, что мне сказать, вот и выпендривается. Ну что ж, мужчинам надо давать поблажки и делать вид, что не замечаешь их смущения и растерянности. Поэтому я совершенно не собираюсь что-либо ему говорить. Пусть "поработает", я ему тоже слова не скажу. Он ещё не знает, какая я терпеливая, особенно, когда злюсь. Иногда на Витьку так обижусь, что могу несколько дней кряду молчать. Он вокруг меня ходит, а я молчу. Он умоляет, я молчу. Кричит, а я из последних сил, но молчу. А уж незнакомого мужика перемолчать, это вообще легче лёгкого.

Экран компьютера мигнул приветливым голубым светом, Кирилл Александрович на монитор уставился, а я показательно отвернулась к окну. И даже ногу на ногу закинула, так как габариты машины позволяли. Руки сложила на груди, прямо под грудью, чтобы смотрелась привлекательнее, а подбородок вздёрнула.

Молчим.

Пять минут молчим, десять. Музыка успокаивает, водитель руль крутит и на нас не смотрит, даже в зеркало заднего вида, что очень странно, я на его месте точно не удержалась бы. Кирилл Александрович по клавиатуре стучит, бодренько так, и чувство у меня такое, что увлёкся не на шутку. Раздражает жутко, а голову повернуть нельзя, заметит ведь.

Через полчаса я поняла, что молчание меня единственную тяготит. Водитель Дима смотрит на дорогу, не отвлекается, а оперной арии кажется, подпевает. Филин зевать перестал, он работает. А мне плохо. У меня бок затёк, и нога занемела от неудобной позы. И никому до этого нет дела.

Я на Кирилла оглянулась, оценила его серьёзный вид, плюнула на всё и села нормально, шею вытянула, пытаясь увидеть, что у него на экране компьютера. И вздрогнула, когда в сумке телефон зазвонил. Филин голову поднял, на меня посмотрел и вдруг моргнул. Такое чувство, что удивился, меня рядом с собой узрев.

— Слушаю, — недовольно проговорила я в трубку, а услышав бодрый голос Фаи, затосковала.

— Что у тебя происходит? — поинтересовалась она.

— Ничего. Едем в Москву.

— О чём говорите?

— Ни о чём.

— Как это?

— А вот так.

— А какое ты платье надела?

— Синее.

— А шею открыла? К этому платью нужна высокая причёска.

— Я знаю!

— И он молчит? Странно. А ты всё мне про него рассказала?

— Нет, конечно.

— Ника, он ненормальный?

— Я тоже к этой мысли склоняюсь.

— Это ужасно, — пожаловалась Фая и сказала в сторону: — Совсем мужики перевелись. Слышишь, Тося? А ты переживала! Их теперь ничем не проймёшь.

— Ты не расстраивайся, — посоветовала я. — Это даже к лучшему.

— Что к лучшему, Ника? Рядом с тобой сидит молодой мужчина и на тебя не смотрит, даже не разговаривает. Что хорошего ты в этом увидела?

— Но это уж точно не моя вина, — рассердилась я и телефон отключила.

— Проблемы?

Я мило улыбнулась.

— Всё отлично. Работайте. Кирилл Александрович.

Он хмыкнул.

— Работаю.

— Вам очки идут, — зачем-то сказала я.

Его брови взметнулись вверх, а с водительского сидения, наконец, послышался сдавленный смешок.

— Правда?

Я кивнула, и тут же нахмурилась.

— Я что-то не то сказала?

Кирилл пожал плечами.

— Просто мне этого никогда не говорили. Я не люблю очки.

— Их никто не любит, некоторые просто смиряются с их необходимостью.

Он над моими словами поразмыслил, и решил согласиться.

— Наверное, ты права.

— Я знаю.

Филин вдруг рассмеялся.

— Ты слишком самоуверенна. Но это придаёт тебе некий шарм.

— В смысле?

Он снова глаза от экрана отвёл и в свою очередь переспросил:

— Что?

— Некий шарм? — повторила я, глядя на него в полной растерянности.

Кирилл понимающе улыбнулся.

— Ты очень красивая, Ника.

— Но не настолько дура, как вам хотелось бы.

— Я не говорил, что ты дура.

Я только рукой на него махнула.

— Всё с вами ясно, Кирилл Александрович. Обойдёмся без лишних разборок.

— Теперь уже мне стало интересно.

— Правда? А мне уже нет. Вы тоже же слишком самоуверенны, на мой взгляд. Причём, неоправданно. Вы из тех людей, которые всех под одну гребёнку чешут. Но вам, скорее, просто некогда к людям присматриваться, я права? Да и зачем? Намного легче отсеивать людей согласно своим представлениям о жизни. Малейшее подозрение — и отодвинуть на недосягаемое расстояние, чтобы, при случае, навредить не смог.

Филин в задумчивости хмыкнул.

— Очень интересно. Я на самом деле произвожу такое впечатление?

— А я какое произвожу впечатление? Я красивая, я блондинка, у меня голубые глаза, и фигура у меня... Кстати, в вашем вкусе?

Он крышку ноутбука захлопнул и на меня теперь смотрел с неподдельным интересом.

— Допустим.

Я даже языком прищёлкнула.

— Потрясающий комплимент. Допустим!.. Ну ладно, допустим. Хотите, я вам расскажу, какой вы меня видите? И работаю-то я от скуки больше, а вообще лентяйка, деньги люблю, особенно, потратить, не умею я копить. Да и зачем? Жизнь-то одна. На лавочке сижу, свои глупые блондинистые мысли думаю и всех окружающих мужиков соблазняю. Не потому что мне этого хочется, а натура у меня такая. Всех соблазнять. Ведь так?

— Несколько утрированно.

— Но вы ведь так думали. И, наверное, ещё про себя злорадствовали, что майор Арзаус на стопроцентной блондинке женат.

— Вот про Арзауса я точно не думал.

— Врёте, Кирилл Александрович. Как не стыдно.

Филин улыбаться перестал, а взгляд его, наконец, опустился с моего лица вниз, по плечу, к груди, ниже, а я всё стерпела. Смотрела прямо перед собой и только в самый ответственный момент руку подняла, якобы заправить белокурый локон за ухо, а на самом деле, хотела вернуть взгляд Кирилла к своему лицу. Нечего по мне глазами шарить, посмотрел немного, и будет.

— Скучно просто, — продолжила я чуть тише. — Все судят по внешности, и мнение обо мне у всех одинаковое складывается. Давно уже. Помоложе была, внимания не обращала. Хвост закрутишь, джинсы, кроссовки наденешь, и в институт бежишь. А что мужики оборачиваются, кто их знает? А потом... — Я широко, но натянуто улыбнулась. — Подумала, зачем добру пропадать? Так сказать, товар лицом показываю. Правда, мороки много. Но иногда в жизни помогает.

Водитель Дима кинул на меня заинтересованный взгляд в зеркало заднего вида.

— Хотя, вы должны меня понимать, как никто, — добавила я.

Кирилл всерьёз удивился.

— То есть? Я такой же красивый, что ли?

— Нет. Вы также притягиваете чужое любопытство, и о вас тоже по одёжке судят. Как вы войдёте, как посмотрите, на какой машине приедете... с какой женщиной спите. Разве я не права? Статус обязывает. А вы к себе допускаете только избранных, потому что объяснять всем, какой вы на самом деле, утомительно, да и ни к чему. Вы тоже привыкли прятаться.

— Хм... — Филин выглядел задумчивым. Я даже похвалила себя мысленно за то, что мне на самом деле удалось сбить его с толка. — Кажется, эта поездка будет намного интереснее, чем я ожидал.

Я полминуты молчала, ничего больше не дождалась и в итоге не выдержала и спросила:

— Но я ведь права?

Филин вместо ответа рассмеялся, и снова компьютер открыл. Я расстроено посмотрела, когда поняла, что продолжать разговор он не собирается, и на сидении откинулась. Ужасно чувствовать себя придворной собачонкой.

— Устала? — спросил меня Кирилл, когда мы подъехали к аэропорту. За последние два часа мы друг другу ни слова не сказали, и я уже решила для себя, что это к лучшему. Поскорее с работой этой разделаться и забыть обо всём. Не хочет он со мной разговаривать, не интересна я ему, а то и посмеивается про себя, и отлично. Лишний повод из головы своей все мысли об этом человеке выкинуть. Себя я мучить не привыкла, а уж из-за мужчины, к тому же чужого, я переживать точно не стану. В дороге Кирилл работал, что меня, если честно, удивило, потому что невооружённым взглядом было видно, что за плечами у него бессонная ночь. Но в какой-то момент Филину и компьютера стало мало, он принялся кому-то без конца названивать. Вёл непонятные для меня разговоры, правда, слова подбирал, видимо, моих ушей всё-таки опасаясь. Я же красноречиво поджимала губы и снова отворачивалась к окну. Потом ему позвонила женщина. Он говорил с ней сладким голосом, разок назвал котёнком, попросил ни о чём не переживать, он вернётся и всё устроит.

— Непременно, — заверил он свою ненаглядную в тот момент, а я губу закусила, причём до боли, и даже поморщилась. А вот сейчас Кирилл на меня смотрел и заботливо осведомился:

— Устала?

Я от машины на пару шагов отошла, стоянку оглядела, потом пожала плечами.

— Не знаю. Спина затекла.

Филин посмотрел на наручные часы.

— У нас есть ещё час. Предлагаю пообедать.

Я спорить не стала, время на самом деле обеденное.

— А почему вы решили открыть свой ресторан? — как бы между прочим поинтересовалась я, когда мы сидели в ресторане. Заметила, что Кирилл даже не оглядывался, возможно, раньше здесь бывал, но мне показалось, что ему просто безразлично. Не оценивает интерьер, сервис, сервировку стола. Он лишь привычным движением встряхнул салфетку, когда сел, меню пролистал без интереса, вероятно выискивая нужное для себя, а теперь вот на еде сосредоточился. А когда я свой вопрос задала, поднял на меня глаза.

— Это выгодный бизнес.

— Правда? Никогда бы не подумала.

— Почему?

— Но ведь столько проблем. Пожарники, санэпидемстанция, весь этот персонал, который готовить надо, учить, муштровать.

— Любой бизнес начинается с этого.

— Это конечно. Просто ресторанный мне всегда казался сложным. Если это не забегаловка какая-нибудь. Нужно держать определённую планку, привлекать посетителей. В конце концов, надо людей вкусно кормить, а не просто тарелки украшать.

Кирилл улыбнулся, разглядывая горку салата на моей тарелке.

— Вкусно?

— Ничего.

— Комплимент шеф-повару.

— И всё-таки почему?

Он ловко резал кусок мяса на маленькие кусочки, на меня больше не смотрел.

— У меня мама работала поваром в заводской столовой. Я когда маленький был, часто к ней приходил, меня усаживали за стол, кормили, компот в гранённый стакан наливали и давали горячую булку. Помнишь, были такие, калачи назывались?

Я не ответила. Есть перестала и теперь только его слушала.

— И вот ел я этот калач, компотом запивал и наблюдал, как мама и её товарки столы трут противными на вид тряпками, подносы в стопки складывают, а потом они щи варили в таких огромных кастрюлях. Меня это всегда удивляло.

— Почему?

— Не знаю. И другого я не видел никогда, мал ещё был, а хотелось чего-то позначительнее.

— Бронзы и картин в шикарных рамах? — подсказала я.

Филин не стушевался ни на грамм.

— Да. А ещё накрахмаленных скатертей и фарфоровых тарелок.

— А в вашем ресторане фарфоровые тарелки?

Он улыбнулся.

— Смотря для кого.

— Понятно. А сколько вам тогда было лет?

— Лет шесть.

— Ух ты. Шикарные мечты для шестилетнего мальчика.

— Да брось. Я тогда мечтал о велосипеде и мороженом. Понимание того, какую именно детскую мечту я хочу реализовать, пришло гораздо позже.

— А мама? Рада, наверное.

— Говорит, что рада. Но приезжать в мой ресторан не любит. Говорит, что я буржуй.

Кирилл улыбнулся, а я почему-то о его маме думала. Никак не могла её себе представить.

— А мой муж говорит, что вы ловкач.

— Ловкач? — Кирилл призадумался. — Нехорошее какое-то слово.

— Об этом вам нужно было задуматься раньше.

— А может такое быть, что твой муж мне просто завидует? — Филин задорно улыбнулся.

Я головой покачала.

— Не может.

— Почему? У него-то, кроме его работы неблагодарной, ничего достойного внимания нет.

Я удивлённо вскинула брови.

— А я?

Кирилл громко рассмеялся.

— Прошу прощения. От усталости плохо соображаю.

Я улыбнулась немного смущённо.

— Прощаю. А чем ещё вы занимаетесь? — Я спросила просто из любопытства, но на одно короткое мгновение мне показалось, что Филин насторожился. Даже жевать стал медленнее, видимо, раздумывал над ответом.

— А чем ещё я должен заниматься, по-твоему?

— Неужели "Три пескаря" на самом деле приносит хороший доход?

— А почему нет? Сама же говорила, что бандитский притон. А бандиты люди щедрые, особенно, когда пьяные и сытые.

Он смеялся, а я стушевалась.

— Я не так говорила.

— Разница небольшая.

— И, вообще, не я.

— Ника, ты оправдываешься.

Когда он по имени ко мне обращался, я сразу теряла нить разговора. Это немного настораживало.

— Не думала даже, просто я за справедливость.

— Ладно, остановимся на этом. Справедливая...

— А Крис?

— А Крис — любопытный француз, который начитался русской классики и теперь всё хочет увидеть своими глазами. Думает, что у нас до сих пор... балы, красавицы, лакеи, юнкера.

Я отпила вина.

— Значит, его ждёт разочарование.

Кирилл губы салфеткой промокнул и усмехнулся неприятно, чего я совсем не ожидала.

— А ты постарайся его не разочаровывать. Для этого ты мне и нужна. Красавица. А бал и лакеев ему обеспечу я.

— Зачем? — негромко поинтересовалась я, а Филин взглянул в упор.

— Потому что это выгодно, Ника. Мне это выгодно. — Отвернулся от меня и попросил счёт. А у меня на душе остался неприятный осадок, который я попыталась затопить, допив вино залпом.

— Вера... ника. — Крис произнёс моё имя, в который раз споткнулся на нём и рассмеялся от души. Перешёл на французский и зачастил: — У тебя потрясающее имя! Потрясающе красивое и потрясающе сложное.

— Я же говорила, зови меня Никой. Это намного проще, да и привычнее для меня.

— Ника — богиня победы.

Я мило улыбнулась.

— На такое я не претендую.

— Ты кокетничаешь, да?

Я удивлённо посмотрела и звонко рассмеялась.

— Даже не начинала.

— О-о. А я удостоюсь такой чести?

— Я подумаю. — Взгляд отвела, чтобы Крис особо не обольщался, у него и так уже глаз загорелся, а мне это было без надобности. Хотела присесть на высокий табурет у барной стойки, но потом передумала. Платье для подобного выбрано неудачное, ногу на ногу закинешь, и выглядишь, как прости Господи... Хотя, если честно признаться, выбирала я его с определённым умыслом, но к Крису Бургуа это никакого отношения не имело. Что даже странно. Я ведь совсем не ожидала, что "французик", которого Филин в гости ожидает, окажется молодым привлекательным мужчиной, лет тридцати, с лучезарной озорной улыбкой. Да о французском госте я вообще не думала, пока в аэропорту его не увидела, на тот момент меня больше беспокоили взгляды и близкое присутствие Кирилла Александровича. После разговора в ресторане, и его тона, каким он беседу нашу закончил, я пребывала в некотором ступоре, в своих мыслях постоянно возвращаясь к одному и тому же вопросу — с какой стати меня всё это волнует? Мне безумно не нравились мурашки, которые по коже начинали бегать, когда Филин задерживал на мне свой взгляд. Меня почему-то не оставляло подозрение, что делает он это нарочно, видимо догадываясь, что со мной творится и как на меня это действует, но насмешки или довольства собой я во взглядах его не замечала, и это только больше беспокоило. Предчувствие у меня было нехорошее, несколько дней меня уже не покидало, едва ли не с первой нашей с ним встречи, а на что его списать я не знала. Ну, влечёт ко мне Филина, в первый раз что ли с таким сталкиваюсь? Просто ощущения опасности от него исходит больше, чем магнетизма, и это нервы мне щекочет. И знаю, что заканчивать с этим надо, щекотание нервов занятие хоть и приятное, но довольно опасное, особенно в компании с таким типом, как Филин. Вот зачем, спрашивается, мне нужны неприятности?

Бессмысленный, никому ненужный вопрос, даже мне самой ненужный. Потому что ответ я не найду, да и особо усердствовать не стану. Легче-то мне не будет от этого ответа, он за собой лишние вопросы потянет, и покой я потеряю окончательно.

Не смотря на все предупреждения Филина, его гость особых проблем мне не доставлял. Оказался человеком достаточно лёгким в общении, не притязательным и уж точно не капризным. Двух дней осмотра достопримечательностей ему более чем хватило, и теперь Криса больше интересовала работа ресторана. Они с Кириллом могли подолгу обсуждать какие-то мелочи, я всё это переводила, под конец дня чувствуя себя уставшей и несчастной, а когда они увлекались деталями, закупочными ценами, я начинала откровенно скучать. Только к Филину присматривалась в такие моменты внимательнее, удивляясь тому, что ему всё это на самом деле интересно. Кажется, он и вправду гордился своим рестораном и лично вникал во все мелочи, желая быть в курсе. Я же только удовлетворяла своё любопытство. Проводила в "Трёх пескарях" всё своё время, с утра до вечера, даже радуясь тому, что меня не заставляют устраивать гостю утомительные экскурсии по городу, а уж тем более путешествовать с ним по области. Интерес свой он проявил, полюбовался, поудивлялся, и теперь с головой ударился в работу. Даже устроил небольшую дегустацию, привезённого им вина, для избранных. И ни про каких лакеев и балы не говорил, Кирилл всё это, видимо, выдумал. А может, всё это для Криса отошло на дальний план, как только понял, что ничего этого в России уже давно нет. Правда, парочку лакеев Филин к нему всё-таки приставил. Они ходили за французским гостем неотступно и только хмурились, когда не с первого раза понимали, что от них требуется. Исполняли любое пожелание, а заодно присматривали, я сама слышала, как Кирилл им приказал:

— Глаз не спускать.

В голосе снова металл, а у меня сердце в груди взволнованно скакнуло. Вот что это такое?

Крис, со своей открытой улыбкой и искоркой во взгляде, очаровал всю женскую половину персонала ресторана. Официантки мимо него проходили, стараясь покрасоваться, а девушки все были симпатичные, как на подбор, и в первые дни Крис откровенно терялся, не зная, в какую сторону смотреть. На меня или на всех остальных. Я смеялась, а он сокрушённо качал головой.

— Вы всё это специально делаете, признайся. Кирилл всё продумал.

— Это точно, — кивала я, — он всё продумал. Он по-другому не умеет.

Крис улыбнулся, разглядывая меня.

— Он тебе нравится?

— Кто?

— Кирилл.

— Я замужем, Крис.

Он округлил глаза.

— Правда?

— Да. И никто мне, кроме мужа не нужен.

— Я на самом деле удивлён.

— В каком смысле?

Он рассмеялся.

— А я решил, что у вас что-то... намечается. С Кириллом. Вы иногда так смотрите друг на друга.

— Я смотрю на Кирилла? — Я лишь небрежно отмахнулась от прилипчивого француза. — Это тебе точно показалось.

— Хм... Может быть.

— А ты? Согласен на его условия? Будете сотрудничать дальше?

— Не вижу причин отказываться. Кирилл не обычный ресторатор, он бизнесмен, причём толковый, мне это нравится.

Я кивнула, но продолжать разговор не стала.

Через несколько дней Крис должен был уехать, и я по этому поводу переживать начала. Работа моя закончится, надобность в моих услугах отпадёт, и всё станет, как прежде. Бесцельное сидение в офисе, мужа ужином кормить, любить его, а мимо дверей ресторана "Три пескаря" бегом бегать, потому что под запретом. И Кирилл обо мне не вспомнит больше, это точно. Это пока я глаза ему мозолю, то интересую, а как только исчезну...

И это к лучшему. Кирилла Филина я оставлю позади и заживу прежней, спокойной жизнью. Без всяческих стрессов. Как Фая говорит, однообразно и тоскливо.

— Скучаешь? — Я голову повернула и села ровно, даже плечи расправила. Кирилл смотрел на меня, а я покаялась, что всё-таки влезла на высокий табурет. Крис ушёл минут десять назад, я попросила для себя чашку чая и устроилась за барной стойкой, раздумывая всё о том же: что делать буду, когда француз уедет. Работа пойдёт прежняя, Норманы приедут, на выходные Витя снова за город зовёт, к друзьям на дачу...

— Чай пью. — Ладонь на колено положила, чтобы короткая длина платья не так в глаза бросалась.

— Вина не хочешь?

— После чая?

Филин улыбнулся. Стойку обошёл, сам достал бокал для виски и налил немного. Тут же сделал глоток. Я поймала себя на том, что глаз с него не свожу, и отвернулась. Глупо, как всё глупо.

Я не люблю проблемы, не люблю трудности, и преодолевать их не умею. Меня вполне устраивает моя спокойная жизнь, хоть Фая и называет её рутиной. Возможно, это так. Но у меня не тот характер, чтобы бросаться с головой в огненный вихрь и ещё удовольствие от этого получать. Я безумно боюсь перемен, не зная, что с ними делать. Даже когда мне плохо, когда я в самой себе разочаровываюсь, и жизнь свою ненавижу, я думаю о том, что приду вечером домой, где всё по-прежнему, ничего не изменилось, и мне легче станет. Я без этого жить не могу, и потерять это боюсь. А когда на Филина смотрю, угрозу чувствую. Не от него исходящую, а от меня, изнутри поднимающуюся. Не знаю, кому пожаловаться... на саму себя. Всё ещё пытаюсь посмеяться над собой. Всё ещё пытаюсь...

Осторожно по сторонам огляделась, поняла, что мы одни в полутёмном зале, и опустила глаза, уставившись на чашку с остывшим чаем. Каждый свой вздох контролировала, а всё оттого, что он рядом. Что-то делает, равняет бутылки на полке, пьёт виски мелкими глотками, а сейчас повернётся и пустой бокал на стойку поставит, совсем рядом с моей чашкой. И, наверное, коснётся моей руки, якобы случайно, и даже извинится. Хотя, нет, с чего бы ему извиняться? Он же специально всё это делает.

Кирилл повернулся, и мы встретились взглядами. Несколько секунд и я первой глаза отвела. Потом улыбнулась, ничего не могла с собой поделать. А всё потому, что он сделал шаг и бокал свой поставил, коснувшись моей руки. Меня обожгло, хоть я и ждала этого, даже рука слегка дрогнула, а Кирилл отвернулся. Он, конечно же, не заметил. Ему ведь всё равно...

Интересно, он на самом деле думает, что я не понимаю?

Недавно поймала себя на мысли, что к мужу я никогда не присматривалась с таким трепетом, как к Кириллу. Да и не только к мужу, меня раньше никогда не тянуло наблюдать за мужчинами, даже за теми, которые мне нравились. Я не особо замечала их повадки, не интересовалась их привычками, особенно после недельного знакомства. Недостатки замечала слёту, а вот в душу к ним влезть никогда не стремилась, мне и своей души хватало. А вот к Филину бы заглянула, на минуточку. А можно не в душу, туда он меня вряд ли пустит, но вот узнать бы, какие мысли у него в голове бродят на мой счёт, это интересно. Господи, хоть бы знать, думает он обо мне, или я всё придумываю, себя окончательно запутывая! Я ведь хочу, чтобы он обо мне думал, хочу... Правда, не верю в сказки и романтические истории, поэтому совсем не надеюсь на то, что мысли его мне приятными могут показаться. Но просто... пусть думает. Я же думаю, и мне нужна ответная реакция, хоть какая-то, иначе чувствую себя хуже некуда. Слабой и неинтересной.

Кирилл достал откуда-то коробку конфет и передо мной поставил. Он улыбнулся и я ему в ответ, правда, вышло, наверное, не очень.

— Сегодня жарко, — сказал он, — грозу обещают.

А я едва удержалась, чтобы конфетой в него не кинуть. Ну, неужели со мной поговорить больше не о чем, только о погоде?

— Я не боюсь грозы, — сказала я и сунула конфету в рот. От греха подальше.

— Правда? Ты смелая. А я боюсь.

Я прищурилась, решив, что он издевается. Филин же только улыбнулся, мне, но улыбка у него была отстранённая, мимолётная и совсем меня не ободрившая.

Он снова спиной ко мне повернулся, а я принялась его разглядывать. Ругала себя, не понимая, зачем мне это нужно, зачем он мне сам нужен, но чувствовала приятное тепло, просто от того, что могу его видеть. Скоро у меня такой возможности не будет.

Кирилл двигался плавно, никакой порывистости, которую я время от времени в нём замечала. Никуда не спешил, а этим утром выглядел не выспавшимся и время от времени устало глаза тёр. Я украдкой наблюдала за ним, за эту неделю выучила, кажется, все его повадки. Как он голову вскидывает, как брови хмурит, как руку резко поднимает, когда в раздражение впадает. А уж когда кричит, даже охранник его, тот самый, что комплекции выдающейся, порой вздрагивает. И ходит очень тихо, не раз меня пугал, неожиданно оказываясь за моей спиной. Двигается плавно, как перед прыжком, словно постоянно на охоте, и в глазах у него тьма, которая каким-то потрясающим образом меняет свой оттенок, в зависимости от его настроения. А когда Кирилл на меня смотрит, эта тьма, кажется, всё вокруг меня затапливает, непонятно как выбираясь наружу. И в этой тьме страшно, но спокойно, от понимания того, что кроме нас с ним никому в ней места нет. Правда, всё это мечты, именно мои, а не его. Кирилл, наверняка, сам не понимает, насколько остро я всё это ощущаю, при этом зная, что ничего не случится. Надеясь, что не случится. Иначе я для него одной из многих стану, а он для меня... самой большой ошибкой, совершать которую никак нельзя, нужно удержаться. Покачнусь, стоя на краю пропасти, уже покачнулась, затем развернусь и уйду прочь. И радоваться этому буду, я в этом уверена. Пройдёт немного времени, ко мне вернётся спокойствие, рассудительность и я порадуюсь, что не поддалась искушению по имени Кирилл Филин. Я не буду мучиться угрызениями совести, из-за того, что врала мужу, я не буду скучать по Кириллу, потому что он мне никто и нас ничего не связывает, я буду просто жить и иногда думать о том, что мужчина, который способен зажечь во мне огонь, всё же существует. Если честно, мне даже спокойнее стало. Значит, не такая уж я бесчувственная. Я буду это знать и помнить, как колотится сердце, останавливается дыхание, когда он близко, как приятно волнение и трепет, и ты мысленно умоляешь его: "Подойди, пожалуйста, подойди...", но только мысленно. Вслух я этого никогда не скажу. Вслух — это слишком серьёзно, а у меня не может быть ничего серьёзного с Кириллом Филином. Ведь иначе мне себя отдать придётся, довериться ему, а верить я ему не могу. Нет ему веры.

Потому что он обманет. Я точно знаю.

— Как у тебя дела? — спросил Лёвушка, наконец дозвонившись до меня. — Совсем пропала.

— Отрабатываю будущий королевский шоппинг, — в лёгком раздражении ответила я, прошла по коридору и толкнула дверь на лестницу.

— Плодотворно?

— Я стараюсь. Лёва, ты чего хочешь?

— А что ты злишься? С Филином поругалась?

— С чего бы это?

— И не ругайся, с ним нельзя. Зачем себе врагов наживать?

— Лёва, с чего ты взял, что он со мной враждовать будет? Я для него слишком мелкий объект, чтобы какие-то усилия прилагать.

— О-о, — протянул Шильман и поинтересовался: — Ты ведь не собираешься сделать какую-нибудь глупость?

— Нет, — заверила я.

— Очень надеюсь.

— Ты зачем звонишь? Профилактическую беседу провести?

— Предупредить. Витька твой звонил, тебя искал.

Я встрепенулась.

— Зачем?

— Этого он мне не сообщил. В общем, я ему сказал, что ты уехала до вечера в Суздаль. Оттуда тебя вытащить не реально, это он очень хорошо знает. Слушай, а он ничего не подозревает?

Я тут же насторожилась.

— По поводу?

— Ну, я не знаю. Это же твой муж.

— Да я из ресторана этого чёртового почти не показываюсь! — выдохнула я, на самом деле испугавшись гнева мужа. Я только подумала, только предположила, а уже испугалась. Почувствовала, что кто-то стоит за моей спиной, резко обернулась и столкнулась взглядом с Филином. Он смотрел на меня с усмешкой. Ах да, я же ресторан его любимый оскорбила... Посмотрела смущённо и отвернулась.

— Ладно, я разберусь, Лёва, — тише и спокойнее проговорила я в трубку. — Завтра зайду в офис.

Руку, в которой телефон держала, опустила и снова на Кирилла глянула, не до конца понимая, чего он выжидает. Никогда его на служебной лестнице не видела, здесь только персонал время от времени собирается, чтобы покурить спокойно. Словно услышав мои мысли, Кирилл из кармана пачку сигарет достал и закурил. А я тоже хороша, могла бы и уйти, но продолжала стоять и в окно смотреть. Плечом почти касалась его плеча, руки на груди сложила и молчу. Меня окутал сигаретный дым, а я всё равно с места не двигаюсь.

— Так ты поэтому здесь безвылазно сидишь? — спросил он, повернувшись ко мне.

— Почему?

— Боишься, что муж узнает?

— Боюсь, — призналась я. — Я же с самого начала предупреждала, что не хочу неприятностей с мужем.

Филин кивнул.

— Предупреждала. Но я не думал, что всё так серьёзно.

— Но я хорошо делаю свою работу?

Улыбнулся краешком губ.

— Хорошо.

— Я рада.

Кирилл тоже к окну повернулся и глубоко затянулся, поискал глазами пепельницу.

— Ты зря переживаешь, за рестораном не следят.

Я повернулась к нему и посмотрела, переполненная удивлением.

— Что?

— Что? — Он усмехнулся. — Не следят, иначе бы я знал.

— А могут следить? — Я на самом деле пребывала в изумлении, а Кирилл, когда это понял, ошарашено моргнул.

— А разве не ты мне твердишь, что это бандитский притон? За бандитским притоном милиция приглядывает. Иногда.

— Я никогда об этом не задумывалась, — проговорила я, шаря глазами по его лицу. — Витя просто так говорит... Я думала, это просто так.

Кирилл вдруг улыбнулся, причём совершенно искренне, и в глаза мне посмотрел.

— Ну да, просто так.

— И что, на самом деле следят? — шёпотом полюбопытствовала я.

— Бывает.

Я чёлку со лба сдула, а Кирилл, который за этим наблюдал, неожиданно перестал улыбаться.

— Детка, а что ты вообще знаешь про своего мужа? Про его работу?

Я плечами пожала.

— Работа как работа. Занудная.

— Правда?

— Он вечно где-то пропадает, бумаг кипа дома. — Я отступила от него на шаг и уже более спокойно продолжила: — Это только в кино показывают глупости про романтику, про доблесть и честь, про погони и стрельбу по плохим парням, а на самом деле...

— Что на самом деле?

— Мне Витя про такое никогда не рассказывал. Сколько лет женаты, а я только мундир его в химчистку ношу. Да и вообще, какие в нашем городе громкие преступления? Ладно, в Москве или Питере, а у нас? Ты хоть одного криминального авторитета знаешь?

Кирилл подумал, улыбку с лица стёр и серьёзно покачал головой.

— Не знаю.

— Вот видишь. К тому же, он не в убойном работает, а в УБЭПе. Так что я не волнуюсь.

— А ты за него волнуешься?

Я подняла на Филина серьёзный взгляд.

— Конечно, он же мой муж.

Он кивнул, соглашаясь.

— Конечно.

Повисла пауза, он меня разглядывал, я глаза прятала, и понимала, что вот он, возможно, самый важный и долгожданный момент, что всё сейчас зависит от меня, я решусь, а Кирилл точно не откажется. Но я ведь не решусь, я удержусь... До боли в глазах таращилась за окно, на яркую клумбу у входа в планетарий, её отсюда было отлично видно, я цветы разглядывала, а пальцами в свои предплечья вцепилась. Кирилл наверняка это заметил, но помогать мне совершенно не собирался. Конечно, зачем ему ответственность на себя брать, когда он уверен, что я сама к его ногам упаду?

Но Филин руку всё же поднял, очень медленно, и едва ощутимо к моим волосам прикоснулся. У меня было такое чувство, что я сознание теряю. Все звуки — голоса за дверью, шум машин на улице, — стали громче, я всё слышала, и очень боялась, что нам кто-нибудь помешает, кто-нибудь войдёт и всё испортит, а Кирилл неотрывно смотрел в моё лицо, и меня только взгляд его коробил, излишне серьёзный и даже дерзкий. К волосам моим прикоснулся, а я вздрогнула, когда прямо в руке телефон зазвонил. Резкий звук разрушил тишину, и особенный момент вмиг превратился в постыдный. Я на Кирилла взглянула испуганно, а он губы в улыбке раздвинул, а в глазах всё та же сосредоточенность и чёрствость.

— Муж, — шепнул он мне и пошёл вниз по лестнице, не оборачиваясь.

Я оторопело смотрела ему вслед, с трудом сглотнула, на дисплей глянула и на меня тут же жар накатил. Муж.

...Он коснулся меня, а я нервно дёрнулась.

— Ты что?

Головой покачала.

— Я задумалась.

— С ума сойти.

Я всё-таки улыбнулась и в бок Витьку пихнула.

— Поиздевайся ещё.

Он ухмыльнулся, подушку себе под спину сунул и откинулся назад.

— А о чём думаешь, душа моя?

Вряд ли ты захочешь это узнать, милый.

— О работе.

Витька засмеялся.

— Это что же за работу тебе Лёвушка подкинул, что ты о ней думаешь?

Я оглянулась на него через плечо.

— Ты злой. Ты меня не ценишь.

— Ценю, — заверил он. Притянул меня к себе и поцеловал. — Просто раздумья отнимают у тебя слишком много сил и времени. Мне это не нравится. Новые Буратины приехали?

— Целая команда, — соврала я с глупой улыбкой. — Но это ненадолго, ещё пара дней и всё.

— Что, отпуск?

— Ну, какой отпуск, Витя? Ты же всё равно со мной никуда не поедешь, а одна я не хочу. — Я к мужу повернулась. — Возьми отпуск, Вить, давай уедем. Хоть на неделю.

Он с сожалением смотрел на меня.

— Маленький... Я, правда, не могу.

Я сникла.

— Как всегда. Как же мне надоела твоя дурацкая работа! Даже не уехать никуда.

— Мне дадут отпуск через месяц-другой.

— Я уже давно не верю в твои сказки. — Но, не смотря на то, что ворчала, к Вите прижалась, привалившись к его плечу. Он обнял меня одной рукой.

— Не грусти.

— Над чем ты сейчас работаешь? — спросила я, сама не зная зачем. Его работа меня никогда не интересовала. Витька это знал, никогда в рассказы не ударялся, и сейчас моему проснувшемуся любопытству несколько удивился.

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто так. Ты на работе проводишь по двенадцать часов в сутки. Чем-то ты там занимаешься, вот я и спрашиваю.

Муж рассмеялся.

— Да, чем-то занимаюсь.

Я его затеребила.

— Расскажи, в общих чертах.

— Да зачем?

Я от него отстранилась и попробовала возмутиться:

— Тебе жалко, что ли? Для родной жены?

— Для родной? Нет, для родной не жалко, — смеялся он.

— Тогда расскажи.

— Ну, ладно. Один нехороший дядя держит в городе подпольное казино, а мне предстоит вывести его на чистую воду. А самое главное, довести дело до суда.

— А это так трудно?

Витька хмыкнул.

— С этим типом — да, непросто. Это не просто казино, малыш, — проговорил он в некоторой задумчивости, — туда простые смертные не ходят. И если мы накроем всех разом, он точно не отвертится. И не только он. Дело громкое будет.

— Ясно. — Я заправила волосы за уши, потёрла кончик носа, затем спросила: — Тебе медаль дадут за это?

Муж задорно разулыбался.

— А то. Орден!

Я огорчённо кивнула.

— Я так и думала. Ни отпуска, ни медали.

— Иди ко мне, — попросил он. — Я соскучился жутко. Мне совсем не нравится, что ты развлекаешь каких-то иностранцев, пропадаешь не понятно где. Я страдаю. И очень тебя люблю.

Он смотрел мне в глаза, а я лишь улыбнулась в ответ. И поторопилась его поцеловать, пока воспоминания о тьме в чужих глазах совершено не лишили меня рассудка.

Перед отъездом Криса решили закатить прощальную вечеринку. Точнее, это Кирилл решил. Закрепляли дружеские и деловые отношения, заодно устроили открытую дегустацию вин, в общем, Филин как мог, отбивал вложенные деньги. Ресторанный зал полон, живая музыка, Кирилл прохаживался по залу с видом хозяина жизни, со многими здоровался за руку, представлял Криса, который не особо стремился общаться, только улыбался и то немного устало. Что и не мудрёно. Я сама лично подслушала, как Кирилл вчера утром своим "мальчикам" давал наставления, как французского гостя необходимо развлечь. Ублажили по всем пунктам. Всё это было противно до невозможности, о чём я не преминула Филину сообщить, когда он по нелепой случайности за подслушиванием меня застукал. Я ему в глаза всё высказала, он всё выслушал, глядя на меня с откровенной насмешкой, а затем отправил восвояси, посоветовав не лезть не в своё дело.

— Ты сам испорченный и всех вокруг пытаешься испортить, — сказала я ему вчера и с тех пор старалась с ним не общаться. Решила для себя, что если всё заканчивать, то к чему тянуть? Отрезать и забыть.

— Что случилось? Вы разругались? — спросил Крис этим утром, когда мы с Филином лишь коротко кивнули друг другу при встрече и разошлись в разные стороны.

— Нет, с чего ты взял? Нормальные отношения начальника и подчинённого, соблюдаю субординацию.

Крис смотрел на меня во все глаза, потом попытался усмехнуться, болезненно поморщился, а я посоветовала ему выпить минералочки. А лучше кефира.

— Полегчает, — пообещала я, разглядывая круги у него под глазами.

— Прекрати с ним сюсюкать, — попросил Филин, когда я Крису принесла второй стакан кефира и лёд, завёрнутый в полотенце. Он сказал это с некоторым раздражением и в полный голос, стоя в нескольких шагах от меня и Криса, и я удивлённо посмотрела.

— Тише.

— Он всё равно не понимает.

— Да? Ты так в этом уверен? По твоему тону и так всё ясно.

— И что по нему ясно?

Крис с любопытством выглянул из-за моего плеча, и Кирилл, сделав один шаг, остановился. Он тоже выглядел немного помятым, но похмельем явно не страдал, просто снова казался не выспавшимся.

На вопрос Филина я не ответила и обратилась к Крису:

— И чем вы вчера вечером занимались? Оба выглядите паршиво.

Француз заметно смутился, принялся кашлять в кулак и смотрел в сторону, а я оглянулась на Кирилла. Тот постоял ещё немного, французскую речь послушал, потом на пятках развернулся и ушёл. А я тут же потеряла к несчастному Крису всякий интерес, на спинку его стула облокотилась, раздумывая о своём, и совсем не слушала, что он пытается соврать, рассказывая о вчерашнем развесёлом вечере. Я о Кирилле думала.

— Мне не нравится, когда ты говоришь с ним, а я не понимаю.

Я только руками развела.

— Ну что я могу тебе сказать на это? Учите французский, Кирилл Александрович.

Он зажал меня в угол, поймав в коридоре. Прикасаться и не думал, руки в карманы брюк сунул, и только смотрел на меня убийственно. Плечами повёл, и я сама в стену вжалась.

— У меня такое чувство, что ты специально меня злишь. Я прав?

— Нет. — Чтобы держать дистанцию, я тоже руки на груди сложила, как бы загораживаясь от него.

— Нет?

— Если я иногда тебе перечу, то это ещё не значит, что специально тебя злю. Просто у меня характер. А ходить перед тобой по струнке я не обязана.

— Я могу заставить.

— Вряд ли. Не забывай, что завтра последний день нашего... с вами сотрудничества. Криса проводим и всё.

— Что всё?

— Возможно, больше и не встретимся.

— Правда так думаешь? В нашем-то городишке?

— Мы с вами разными дорогами ходим, Кирилл Александрович.

Он кивнул.

— Права. И, наверное, это к лучшему. Я от тебя устал, если честно.

Я руки опустила.

— Что?

— Ты слишком своенравна, постоянно за тобой приглядывать приходится, а это утомительно.

— А вы значит любите женщин, которые вам тапочки приносят, когда вы домой приходите, и молчат? Разрешения вашего ожидают?

— Так проще.

— Не сомневаюсь. Рядом с дурой себя королём можно почувствовать.

— Хамишь, Ника.

— Хамлю, — согласилась я и толкнула его в грудь. Он отступил, и я смогла пройти.

После такого точно можно было точку поставить. И я даже не ругала себя за несдержанность, всё я правильно сказала. К тому же, он сам виноват, вывел меня из себя и сделал это не без тайного умысла, я полагаю. Может, хотел выяснить какие у меня планы на последний вечер? Смогу ли я спокойно уйти и не оглянуться на него? Так вот пусть теперь знает, что смогу. Правильно мне муж говорил, что надо держаться от Филина подальше, никудышный человек. С виду солидный и лощённый, а в душе... А вот о душе его никто ничего не знает, но тьма в глазах о многом говорит.

Сегодняшним вечером я тоже должна была бы быть рядом с Крисом, представлять его людям, переводить, но сам Крис общаться не желал ни с кем, сил у него не было, а я вообще пряталась, не рискуя выходить в зал. Из-за угла выглядывала, знакомых высматривая. Никого не видела, но рисковать всё равно не хотела. Это же последний вечер, что-нибудь обязательно, но случится. Глазами отыскала Криса, тот сидел в баре и минералку пил, а Филин по залу прогуливался, от столика к столику переходил. Видно, сегодня был вечер избранных, потому что останавливался Кирилл почти у каждого стола.

— Давай выйдем на балкон.

Я обернулась, к своему удивлению обнаружив Криса за своим плечом. Так на Филина засмотрелась, что даже не заметила, как он подошёл.

— Устал? — с понимающей улыбкой спросила я.

— Есть немного. Насыщенная неделя вышла.

— Это точно.

— На улицу выйдем?

— Если хочешь.

— А почему ты на часы постоянно смотришь? — полюбопытствовал он, когда мы оказались на свежем воздухе.

— Муж дома ждёт.

— Так позвони ему.

Я головой покачала.

— Не могу. Но я... предупредила, что задержусь.

Крис улыбнулся.

— Он злится, да? Ревнует?

— Я повода не даю.

— Ну, иногда повод и не нужен. Твоя красота — уже сама по себе повод.

Я потеребила серёжку в ухе.

— Если ты думаешь, что я этому рада, то ты ошибаешься.

— Но ведь быть красивой, привлекать внимание приятно?

— Далеко не всегда.

Он смотрел на меня, практически ощупывал взглядом.

— Ты очень красивая, Ника.

— Ты говоришь мне это каждый день, — пожурила я его.

— Конечно. Но сегодня последний раз. Завтра уеду.

— Ты ещё приедешь, ты же сам говорил.

Крис кивнул.

— Да. И я надеюсь, что Кирилл за это время французский не выучит, и мы ещё встретимся.

— Конечно, не выучит. — Я широко улыбнулась.

— Меня обсуждаете? — послышался голос Филина от дверей. И уверенно добавил: — Конечно меня, о ком ты ещё с такой насмешкой говорить можешь?

Крис голову повернул, на Кирилла с интересом посмотрел, но сам насторожился, уловив металл в голосе Филина, а когда на меня взглянул, я ему улыбнулась.

— Он злится?

— Нет, Крис.

Француз понимающе улыбнулся.

— Понятно, он ревнует. Пойду, пожалуй. Зачем другу дорогу переходить? Это недальновидно с моей стороны. — От перил отлепился и, игнорируя мой многозначительный взгляд, с балкона ушёл. А я возмутилась, обратившись к Кириллу.

— Доволен?

— О чём говорили?

— Ты же сам сказал — о тебе.

Он подошёл и нетерпеливо дёрнул узел галстука, вдохнул полной грудью.

— Замечательно. И что именно?

— Что ты никогда и ни за что не выучишь французский.

Кирилл хмыкнул.

— А мне зачем?

— Вот и я думаю, что не зачем.

Он встал рядом, а я занервничала. На двери оглянулась, затем на часы посмотрела, не удержалась.

— Ждёт? — поинтересовался Филин. Стоял прямо за моей спиной и в буквальном смысле в затылок мне дышал.

— Ждёт.

— И почему ты его жена?

Я сдвинула брови.

— Как я понимаю, это риторический вопрос?

— Наверное. Мне, в принципе, всё равно.

— Что — всё равно?

— Чья ты жена. И вообще — жена ли. Ника, а ты хорошая жена?

— Спроси у моего мужа.

Кирилл наклонился ко мне и проговорил на ухо.

— Он гордится тобой.

Пришлось кашлянуть в сторону, чтобы прочистить сжавшееся горло.

— Откуда ты знаешь?

— А я может, за ним слежу?

Я повернулась и едва не ткнулась носом в его подбородок, откинула голову назад.

— Зачем? — Я смотрела с тревогой, а Кирилл улыбнулся.

— Это шутка была, Ника. Подумай сама, зачем мне следить за твоим майором? Он мне даже не нравится.

Он смеялся, но у меня на душе по-прежнему неспокойно было.

— А он за тобой может следить?

В его глазах что-то такое мелькнуло, но Кирилл тут же раздвинул губы в широкой улыбке и посоветовал:

— Не забивай свою красивую голову мужскими проблемами.

— Но ведь такое может быть, да?

— Конечно. Может быть всё. Пойдём в кабинет.

— Зачем? — Я даже отступила от него, неожиданно испугавшись, а Кирилл только головой покачал.

— Как плохо ты обо мне думаешь. — Он легко приобнял меня за талию и повёл к дверям. — Последний вечер, и я готов с тобой расплатиться.

— Ах, зарплата, — с облегчением выдохнула я.

— Ну, конечно, зарплата. Ты в зал выходила сегодня?

— Нет.

— Боишься?

— Остерегаюсь. Не хочу испортить всё в последний вечер.

— Перестраховщица. Шампанского?

— Не хочу. — Я не смотрела на него, но знала, что он улыбается.

Мы шли по пустому коридору к кабинету Филина, якобы за моей зарплатой, а я почему-то чувствовала себя ягнёнком, которого на заклание ведут. Да ещё рука Кирилла, которую он с моей талии убрать так и не потрудился, сильно беспокоила. Широкая, горячая ладонь вызывала странный озноб, который волнами расходился по моему телу, и меня бросало то в холод, то в жар. Но я всё равно шла за ним, понимая, что совершаю огромную глупость. А Кирилл уже не просто приобнимал меня, поддерживая, рука на мгновение сжалась, заставив меня внутренне напрячься, а затем опустилась ниже. Мы перед дверью его кабинета остановились, и я знала, что сама туда не войду, ни за что. Я же не глупая, я всё понимаю, а ещё сильнее чувствую, и то, что Кирилл задумал, это неправильно. Вот только вряд ли он меня слушать станет. А как спастись я не знаю.

Филин дверь рукой толкнул и она распахнулась. А сам взгляда от меня не отводил.

— Входи.

Я осторожно перевела дыхание.

— Давай завтра? Криса проводим и... решим с зарплатой.

— Ника, входи.

Я сделала слабую попытку сбежать, в сторону рванулась, но Кирилл преградил мне дорогу. В этот момент я его почти ненавидела. Но совсем рядом послышались шаги, и Филин в кабинет меня втолкнул. На самом деле втолкнул, правда, за руку удержал и сразу притянул обратно. К закрывшейся двери спиной привалился и меня обнял. Я несколько секунд после всего этого действа в себя приходила, потом начала сопротивляться.

— Отпусти.

— Тише, — шепнул он мне на ухо.

— Отпусти, сказала!

— Тише, — более грозно шикнул он и вдруг шлёпнул меня пониже спины. Я глаза вытаращила, но прежде чем успела в полный голос возмутиться, в дверь постучали. Я замерла в руках Филина, а они сжались сильнее, но отозвался Кирилл вполне спокойно:

— Что надо?

— Кирилл Александрович, Потапов уходить собрался, — послышался из-за двери женский голос.

— Да? Ну и скатертью дорога.

— А вы...

— Что?!

— В зал ещё выйдете? О вас спрашивают.

— Позже.

Он разговаривал через дверь, голос всё больше каменел, но по спине меня гладил, а я последние силы растеряла. В плечо его уткнулась и даже глаза закрыла, но только на секундочку. Правда.

— Лена, хватит за дверью стоять, иди уже, — потребовал он. Я услышала удаляющиеся шаги, потом Филин поудобнее меня перехватил, к себе прижал, а в замке повернулся ключ. Я же так и стояла, крепко зажмурившись, и мысленно себя подбадривала. Пыталась настроиться... на драку, что ли? Сопротивление должно быть жёстким, а я должна вести себя решительно. Руки освободила, но пока соображала, как лучше поступить, Кирилл меня встряхнул, отчего у меня последние мысли о возможном бегстве из головы вылетели, голову мою повернул, удерживая меня за подбородок, достаточно больно, надо сказать, и поцеловал. И это было совсем не так, как я мечтала. В голове долгое время бродили мысли романтические, словно от такого человека, как Филин подобного дождаться можно. Но соблазнять меня в его планы не входило, он просто брал своё, а мне оставалось либо вырваться и заорать во всё горло, умоляя, чтобы меня кто-нибудь спас, хотя в логове зверя, вряд ли кто-нибудь посмеет встать у него на пути, либо сдаться ему на милость, и молиться только о том, чтобы я после смогла всё это пережить. Потому что останавливаться на поцелуе Кирилл явно не собирался.

Когда он меня развернул и к двери прижал, я рукой за своей спиной зашарила, надеясь, что он ключ в замке оставил, но куда там. От губ его увернулась, с дыханием попыталась справиться, а Филин на меня навалился, и вдруг усмехнулся.

— Ника, — позвал он.

Я головой покачала.

— Ника...

— Я не могу.

— Можешь, всё ты можешь.

Галстук его мешался и его отодвинула. Глазами с Кириллом встретилась, он был серьёзен, лишь немного любопытства во взгляде, но ни капли насмешливости. Когда я галстук его в сторону сдвинула, он его через голову снял и на пол кинул. Я сглотнула, потом ладонью по его груди провела. Удивилась тому, что пальцы дрожат. И согласилась с ним — да, я всё могу. В этом-то и проблема.

Муж позвонил позже. Одиннадцатый час вечера, и Витька явно меня хватился. Точно внушение получу, когда дома появлюсь. Но ответить на звонок я так и не решилась. Телефон на столе выплясывал, жужжал и наигрывал непритязательную мелодию, а я на диване сидела, обняв колени руками, и с тоской наблюдала за тем, как Кирилл одевается. Стоял, повернувшись ко мне спиной и пуговицы на рубашке застёгивал, потом за пояс брюк её заправил. Оглянулся на меня через плечо и подмигнул. Вот только лицо сосредоточенное и думал уже явно не обо мне.

Я волосы пригладила, скрутила их и за спину откинула, чтобы не мешали. Состояние такое, словно меня расстрелять собирались, но в последнюю минуту казнь на неопределённое время отложили. Испытываешь облегчение, эйфорию, но в душе страх, даже скорее ужас. Затапливает тебя, от этого слабость и руки-ноги немеют. Я на Кирилла смотрела и понимала, что ничего по мановению волшебной палочки не случится, он не станет меня спасать, даже помочь не подумает. Я сейчас поеду домой, к мужу, а Филин не улыбнётся мне напоследок. Зачем? Всё, что хотел, он уже получил. А я дура.

Господи, какая же я дура!..

— Ты ему ответишь? Надоел названивать.

Я головой покачала, слов для ответа так и не нашла. А Кирилл плечами пожал.

— Как хочешь. — Взял со стула пиджак. — Я в зал пойду, а ты одевайся. Тебе машину, или такси вызвать?

Я закусила нижнюю губу, до боли. То ли для того, чтобы не дрожала, то ли, чтобы скрыть кривую усмешку.

— Такси, — тихо отозвалась я.

— Генка вызовет, — ответил он, ещё разок мне подмигнул и из кабинета вышел. А я лицо рукой закрыла.

Противно так, что слов нет.

Я уже долго смотрела на скворчащую на сковороде яичницу, разглядывала её, потом осторожно потрогала деревянной лопаткой. Взгляд неожиданно остановился, я пару секунд стояла, замерев, потом моргнула и даже головой качнула, сбрасывая с себя оцепенение.

— Ника.

Обернулась на голос мужа.

— Что?

— Тебе не лучше?

— Лучше, — соврала я. — Голова почти не болит.

— Очень рад. А то твой бледный вид меня сильно беспокоит.

Растянула губы в улыбке.

— Да? Неужели я всегда румяная и довольная?

— Нет, но у тебя взгляд живой. А сейчас... — Витя подошёл, обнял меня сзади и носом в мою шею ткнулся. От его дыхания стало щекотно, я плечом дёрнула и рассмеялась.

— Прекрати, что ты делаешь-то? Витя!..

Он заулыбался.

— Вот, так-то лучше.

— Да уж. — Я всё-таки заставила его отодвинуться. — Завтрак твой сгорит, если ты так делать будешь. Знаешь же, что я щекотки боюсь.

Витька меня в щёку чмокнул и вернулся за стол. А я незаметно перевела дыхание. В последние дни близкое присутствие мужа меня нервировало, всё казалось, что стоит ему повнимательнее в мои глаза всмотреться, и он непременно всё поймёт, обо всём догадается. Никогда не думала, что изменять — это так трудно. И даже единственная измена весьма выбивает из колеи и заставляет почувствовать себя настоящей предательницей. Наверное, именно потому, что очень хотелось найти себе какое-нибудь оправдание, я задумалась о том, изменял ли мне когда-нибудь Витька. Наблюдала за ним все последние дни, словно по его поведению узнать могла. Но в то, что мне от этого станет легче и муки совести поутихнут, не верила. Это будет его грех, и мой он совсем не прикроет.

Я постоянно себе напоминала о совести, о том, что виновата и прощения мне нет, но иногда замирала, понимая, что поведение Филина меня задело гораздо больше, чем собственный поступок. Кириллу я оправдание найти так и не смогла. Злилась на него, обижалась на себя, за то, что так сглупила, хотя всё прекрасно понимала, знала, что доверять ему не могу, и найти в себе силы, чтобы перешагнуть и забыть, пока не могла. Времени мало прошло, всего несколько дней, и я сильно переживала. Настолько, что впервые не пошла со своими горестями к Фае, просить совета. Мне не нужен был совет, и помощь не нужна, я вообще не хотела, чтобы кто-нибудь узнал. Хватит того, что я знаю и всё помню, чужие расспросы, даже с целью помочь, мне не нужны. Я сама как-нибудь справлюсь.

— Может, тебе на самом деле отпуск взять? Отдохнёшь. Мне кажется, ты выдохлась.

— Отличный комплимент жене с утра пораньше.

— Это не комплимент, — Витя не спускал с меня глаз и покачал головой. — Просто я хочу, чтобы ты отдохнула. Прошлая неделя, как мне кажется, тебя вымотала. Кого ты развлекала? Сумасшедших циркачей?

— Почти.

— Видно. Ты выглядишь усталой и несчастной.

— Несчастной? — Это мне на самом деле не понравилось. — Из-за чего мне выглядеть несчастной?

— Вот и я думаю.

Я к мужу повернулась, плечи расправила и заставила себя улыбнуться.

— Всё хорошо. Я на самом деле немного устала, но это пройдёт. А насчёт отпуска... У меня нет сейчас работы, так какая мне разница, где сидеть в кресле — дома или на работе?

Витя вилку взял, на чуть подгоревшую со всеми этими разговорами яичницу уставился, потом пообещал:

— Я поговорю с Асадовым. Возможно, он сжалится и даст мне отпуск, но это не сразу, Ника.

— А я не прошу сразу... Просто хочу, чтобы было чего ждать.

Он поймал меня за руку.

— А ты меня жди, каждый день, и всё будет хорошо, — попытался Витя пошутить.

Я по волосам его потрепала, радуясь, что он моё лицо не может видеть. Потом кивнула.

— Хорошо.

А когда он на работу уехал, долго сидела на кухне с чашкой чая в руке и думала, почему в моей жизни ничего не бывает просто и понятно. Вот например, почему я в своё время не смогла в Витьку влюбиться, по-настоящему? Ведь парень-то он видный, с перспективами, и с женщинами обращаться умеет. У него всё есть для того, чтобы влюбиться в него с первого взгляда и навсегда. И если бы я смогла, мне бы никакой Филин был не нужен. Всё было бы намного проще, и ребёнка я бы ему родила, давно уже. Но у меня никогда не получалось просто, а уж тем более, как у всех. Я ведь самая умная, чёрт бы меня взял!..

— Ну и как твой индивидуальный заказ? — любопытствовали девчонки на работе. — Хорошо заплатили?

— Хорошо, — не стала я отнекиваться.

— Повезло. — Света подбородок рукой подпёрла и призадумалась. — А мы как сидели здесь, так и будем сидеть. И ничего не случается.

— А ты хочешь, чтобы случалось? — секретарша Лёвушки, Лена, из-за своего стола приподнялась, чтобы нас видеть. — Вон, Ника наша, не больно весёлая вернулась, не смотря на золотые горы, которые получила.

— Не было никаких гор, — тут же ощетинилась я. — Сколько пообещали, столько и заплатили. И вообще... — Я подумала немного и выдала: — В отпуск с мужем поедем, вот вместе и потратим.

— В отпуск — это хорошо. А куда?

— Куда-нибудь подальше, — пробормотала я.

С обеда Лёвушка вернулся довольный, лысину платочком потёр и мне кивком на дверь своего кабинета указал. Я неохотно с кресла своего поднялась и отправилась на зов начальства. Девчонки меня выразительными взглядами проводили, а я сейчас с большим бы удовольствием с ними поменялась, осталась бы сидеть на своём месте, незамеченная Шильманом, никакая благодарность от начальства мне была не нужна.

— Откуда ты такой счастливый явился? — без особого интереса спросила я, а он в кресле своём развалился и поглядел на меня с улыбкой.

— Угадай.

— Не хочу, — свредничала я, а Лёвушка недовольно поджал губы.

— Ника, ты с Витькой поругалась или у тебя депрессия?

Я напротив него присела и даже ногу на ногу закидывать не стала, очень скромно положила руки на подлокотники кресла.

— Наверное, второе.

— Здрасти, приехали. С чего бы?

— Лёва, а тебе что нужно? Дай мне спокойно пострадать, в уголке. Не дёргай.

— И премия тебе не нужна? — он выразительно приподнял одну бровь.

А я насторожилась.

— За что?

— Филин тобой очень доволен.

Во рту стало горько, я сглотнула и глаза в сторону отвела.

— Очень мило. Ты с ним обедал?

— Точнее сказать, у него.

— Понятно.

— Говорит, что ты прекрасно справилась. А уж гость его от тебя в восторге. Очаровала француза?

— Я не особо старалась, правда.

Лёва усмехнулся.

— Верю. И я очень тобой доволен. Так премию хочешь?

— Лучше выходной дай. Три.

— Так выходной или три?

— Три выходных. Сил нет, правда.

Шильман полминуты меня разглядывал.

— Что-то ты на самом деле скисла.

— Может, я заболела? — предположила я и посмотрела на него с надеждой. Заболеть бы на самом деле, с высокой такой температурой, а после с облегчением списать всё своё бессилие и меланхолию именно на простуду.

Лёва сильно нахмурился и выходной мне дал. Два выходных. Это было лучше, чем ничего, но немного хуже, чем три. Но при всём при этом я была совсем не уверена, что три дня продержусь дома, и с ума от безделья и своих мыслей не сойду, поэтому спорить с начальством не стала. Под пристальными, завистливо-возмущёнными взглядами сотрудниц, собралась и поторопилась уйти, пока кто-нибудь из иностранных гостей именно в эту минуту не надумал посетить наш город, решив не экономить на своём отдыхе, и Лёвушка не забрал бы свои слова о моём отдыхе назад. Он ведь может, и с лёгкостью.

— У меня есть несколько свободных дней, — решила я порадовать мужа. — Давай съездим куда-нибудь, или хотя бы сходим. В кино. Я хочу в кино, Витя.

Пришла к нему на работу, не придумав, куда ещё мне податься в свой свободный день, присела на неудобный стул и осмотрелась. На работу к мужу я приходила редко, не очень любила атмосферу, царившую в управлении, мне за каждой дверью мерещилось что-то нехорошее, люди обеспокоенные вокруг, кто-то шепчется по углам и решает серьёзные проблемы. Всё это производило довольно гнетущее впечатление.

Муж бумажки какие-то по папкам раскладывал, на меня быстрый взгляд кинул, а сам улыбался чересчур старательно. Мне оставалось только вздохнуть: ему явно не до меня. Всем не до меня.

— Я никак не могу, Никуль, Правда.

Я оценила количество бумаг на его столе.

— У тебя важное дело, да?

— Я же тебе рассказывал.

— Рассказывал, — подтвердила я, припомнив, что на самом деле что-то рассказывал, но я слушала не очень внимательно, поэтому совершенно ничего не запомнила. А дальше он меня вообще обрадовал:

— Возможно, уехать придётся на пару дней. В командировку посылают.

— Обязательно тебя, — не удержалась я от язвительности. — Ты же у нас незаменимый!

— Не фыркай, мне не до этого.

Я решительно поднялась.

— Смею напомнить, что этим утром ты мне обещал поговорить с Асадовым насчёт отпуска. Ты поговорил?

Витька смешно шмыгнул носом, а я кивнула.

— Вот-вот. Ты только меня учишь, как у начальства что-то требовать, а сам...

— Ника!

Я уже у двери была, оглянулась на него, но сказать ничего не смогла, потому что дверь без стука открылась, едва по лбу меня не стукнув, и в кабинет заглянул Мишка Романов. Весь из себя такой деловой и серьёзный, а меня увидел и разулыбался:

— О, Ника, привет. А ты чего, любимому обед принесла?

— Нет, — ответила я спокойно, — он не заслужил. Он меня не любит.

— О боже, — проворчал Витька и папкой прикрылся, а дружок его радостно хмыкнул.

— Я на семейную ссору попал? Интересно.

— У меня два выходных, — ещё разок возвестила я, — и проведу я их дома, в одиночестве, единственное развлечение — на диету сесть. А ты поезжай в свою командировку, там же столько интересного!

— Ник, — понизив голос, сообщил мне Мишка, — это ведь оперативное задание. Его могут ранить.

— Да, — вставил муж, напустил на себя побольше серьёзности и кивнул. — Могут.

А я холодно улыбнулась.

— Тогда тебе точно дадут медаль. Я буду тобой гордиться.

Мишка за мной дверь прикрыл, и я услышала его смех. Гад. И Витька тоже гад. Решительным шагом, слушая, как стук моих каблуков эхом отдаётся под высоким потолком, направилась к выходу. Несколько человек, попавшихся мне навстречу, в основном, это были мужчины в мундирах, со мной поздоровались, а я кивала им в ответ, удивляясь, откуда они меня могут знать. Фотографиями жён, что ли, обмениваются, встречаясь в обеденный перерыв?

— До свидания, — радушно попрощался со мной охранник, красивый парень в чёрной форме. А я на него подозрительно посмотрела, но всё же ответила:

— До свидания.

Он продолжал мне улыбаться, как ни в чём не бывало, разглядывал, и я из-за этого у выхода споткнулась. Присела на скамейку неподалёку от управления, нос туфли поразглядывала, ни одной царапинки на нём не заметила, и успокоилась. Правда, ненадолго. Стало понятно, что выходные меня совсем не радуют. Но и на работу я возвращаться не хотела. Подобное великодушие с моей стороны никто не оценит, да ещё и позлорадствуют, что меня дома никто не ждёт. А если меня на самом деле не ждёт, что мне с этим делать?

К Фае я тоже не решилась пойти, я слишком хорошо знала и боялась её интуиции. Она сразу почувствует, что у меня случилось нечто из ряда вон выходящее, раз я себе места найти не могу, и с лёгкостью у меня всё выпытает. А я к такому испытанию не готова. Не могу я... пока, по крайней мере, говорить о Кирилле. У меня сразу губы начинают трястись, а это такое доказательство моей вины, такое доказательство... Позвонила матери. Не знаю зачем, ведь понимала, что меня в отчем доме видеть не слишком жаждут. Там своя жизнь течёт, в которой я уже давно не участвую. Но всё равно позвонила, и поговорила минут пять ни о чём, об Альке расспрашивала, а мама охотно рассказывала, а вот тем, как у меня дела, поинтересоваться даже не подумала. По её мнению, я уже давно отрезанный ломоть, и помощи у неё просить по определению не должна, даже помощи в виде простого материнского совета. Меня даже на чай не пригласили, чему я, собственно говоря, не особо удивилась, но отчего-то расстроилась.

— Никому я не нужна, — пробормотала я, хотя ненавидела все эти киношные разговоры с самой собой. Телефон в сумку убрала и ещё долго на скамейке сидела, бесцельно глазея по сторонам.

— Я ведь нужна тебе? — спросила я Витьку следующим утром. Он вещи собирал, что-то доставал из шкафа, разглядывал, кидал в спортивную сумку, а когда я голос подала, выпрямился и обернулся. Поинтересовался с улыбкой:

— Проснулась?

Я нос из-под одеяла вытащила, потом перевернулась на бок.

— Ты не ответил.

— Что?

— Я тебе нужна?

— Ника, вот ты нашла время... Мне через двадцать минут выходить. Что за грустные мысли у тебя на уме?

— Я не знаю. Просто вчера... Вчера мне было плохо, а никто не захотел со мной поговорить. Никто, Вить. Ты был занят, матери не до меня, подруг у меня нет...

— А Фая?

— Фая... — Я натянула на себя одеяло. — Ей сейчас не до меня, — соврала я, — я ей не звонила. А ты вот вообще уезжаешь.

Он молнию на сумке застегнул, обошёл кровать и ко мне наклонился.

— Посмотри на меня.

Я повернула голову.

— Я скоро вернусь. А когда я вернусь... — Витя таинственно заулыбался, — я буду самым лучшим мужем, клянусь. И в отпуск мы поедем, когда я это дело в суд передам. Веришь мне? — Быстро поцеловал меня в щёку. Я поневоле заулыбалась.

— Верю.

— Вот так вот. Не грусти.

Я пообещала, правда, когда дверь за ним закрылась, уверенности во мне поубавилось и снова стало грустно. Кажется, у меня на самом деле депрессия.

— А чем она лечится? — снова спросила я саму себя вслух, крутясь перед зеркалом. И тут же ответила: — Правильно, магазинами.

Раковина на кухне была полна грязных тарелок, сразу видно, что Витька в командировку готовился, ел впрок, и наверняка подъел всё, что я вчера наготовила. На посуду я некоторое время смотрела в сомнении, потом решила, что ничего с ней не случится до того момента, как я вернусь домой, а вернусь, надеюсь, в хорошем настроении, тогда и мыть мне её будет намного приятнее. Выпила чаю, сунула в рот леденец, быстренько собралась и отправилась тратить деньги. Направляясь к остановке и обдумывая, что же я всё-таки хочу купить, пару раз оглянулась через плечо. Мои приятные мысли о предстоящих покупках перебивал автомобиль, который на небольшой скорости двигался по дороге следом за мной, не обгонял и меня этим беспокоил. И машина, не сказать, чтобы очень... Скромная иномарка среднего класса, даже не новая. Я сделала ещё несколько шагов и остановилась, разглядывая автомобиль. Прищурилась, заметив тонированные стёкла, и руку в бок упёрла. Как мне самой казалось, выглядела весьма решительно, если не воинственно. Машина притормозила, меня, наверняка, разглядывали, но уже через несколько секунд снова тронулась с места и остановилась уже рядом со мной. Дверь открылась, я заглянула внутрь, и почувствовала странное першение в горле, увидев за рулём Кирилла. Заволновалась в один момент, не зная, чего ждать, а когда он попросил:

— Садись, — долго не могла решиться.

— Ника, садись в машину.

Я по сторонам огляделась, затем шагнула прямо на газон, дверь придержала и села. Разгладила юбку на коленях. Кирилл меня разглядывал, развернувшись на сидении, потом улыбнулся.

— Привет.

— Что ты хочешь?

— Ты злишься, что ли?

Сердце прямо в горле колотилось и это очень мешало говорить.

— А что ты мне такого сделал, чтобы я злилась на тебя?

— Дверь закроешь?

— Я уйду сейчас.

— А куда ты собралась?

— Зарплату тратить.

— А-а, — Филин покивал, — это занятие интересное. Намного интереснее, чем со мной в машине сидеть. Да?

— Да.

— Ника. — Он меня за руку взял, не давая из машины выйти, и вдруг сообщил: — У меня выходной.

— Правда? Какое совпадение. — Я, наконец, осмелилась на него посмотреть, перепугалась и забыла, что руку свою из его пальцев неплохо бы освободить.

— Я хочу пригласить тебя погулять.

— Погулять? — повторила за ним и тут же откашлялась, надеясь, вернуть голосу былую твёрдость. — Замечательное предложение. Вот прямо выйдем с тобой посреди города и гулять будем. Ты поэтому машину поменял, для конспирации?

— И всё-таки ты любишь детективы, — рассмеялся Кирилл. — Но я на самом деле приглашаю тебя погулять, за городом. Ты когда за городом была?

— Неделю назад.

— А я давно не был. Поедем?

— Зачем ты мне нужен? — возмутилась я, собрав последние силы в кулак.

А он только головой покачал, наклонился ко мне, а я отвернулась, секунду раздумывала, а потом дверь захлопнула. Разочаровалась в себе в этот момент жутко, но когда Кирилл машину завёл, и она с места тронулась, вдруг поняла, что облегчение чувствую. Мне в последние дни дышать нечем было, словно кто-то сердце в кулак зажал, и отпускать не торопился, проверяя меня на прочность, а вот сейчас руку разжал, сердце в пляс пустилось, и у меня, кажется, голова начинает кружиться. Мы уже через несколько минут на трассу выехали, набрали скорость, а я по-прежнему в окно смотрела и молчала. Даже не задумалась, куда он меня везёт, и про покупки забыла, а Кирилл время от времени на меня бросал быстрые взгляды, а потом сказал:

— Я был очень занят тогда. Ты зря обижаешься.

Я головой покачала.

— Я не обижаюсь.

— Правда? Что-то мне не верится.

— Куда мы едем? — не выдержала я, когда мы выехали за пределы города. Я увидела знакомый указатель, но мы проехали мимо, не свернули. А Филин только на газ нажал.

— На природу, я же сказал.

Я указала рукой на поля вокруг.

— А эта природа тебя не устраивает?

Кирилл покачал головой.

— Нет. Я домой хочу.

Я ничего не ответила, но посмотрела с интересом.

Спустя час мы проехали маленький районный городок, дорога стала значительно хуже, нас потрясло на ухабах, я не удержалась и сообщила Кириллу, что теперь понимаю, по какой причине он машину сменил на ту, которую не жалко, но он лишь улыбнулся и не ответил ничего. А спустя пятнадцать минут, наконец, машину остановил. Никаких домов я поблизости не видела, опушка леса, пригорок живописный, а внизу озеро. С возвышенности, на которой мы остановились, мне вода казалась чёрной. Я потянулась, а потом голову закинула и на голубое небо посмотрела. Рядом шумели сосны, в поле пестрые мелкие цветочки цвели, от воды лёгкий ветерок и никого вокруг. Я специально оглядывалась, высматривая, хоть одного человека, но мы были одни и это удивительно.

— И где же твой дом?

— Дом? — Кирилл оглянулся на меня, на солнце сощурился, и махнул рукой куда-то в сторону. — Там, за лесом, деревня, Малеевка называется. Там мой отец родился. Бабушка здесь жила, и я каждое лето здесь проводил.

— И сейчас живёт?

— Кто?

— Бабушка.

— А-а... нет. Она давно умерла, лет пятнадцать уж прошло. А в доме её брат живёт. Я к нему езжу иногда. Как домой езжу.

Кирилл отвернулся от меня, а я продолжала его разглядывать. Он же дверь автомобиля захлопнул и пошёл по поляне к озеру. Я помялась, не зная, как поступить, на босоножки свои посмотрела, наклонилась, чтобы ремешки расстегнуть, сунула обувь в машину, и босиком за Филином отправилась. И улыбнулась. Сто лет босиком по траве не ходила, вот просто так. Идёшь, тебе трава ступни щекочет, ногам прохладно и приятно. Кирилл на меня обернулся, и сказал:

— А ты ехать не хотела.

Я отвечать ему не стала, обогнала его и первой к воде спустилась. А он, когда меня догнал, вдруг обнял, губами к моей щеке прижался, и я поняла, что меня не хватит на то, чтобы и дальше демонстрировать ему свою обиду, а уж тем более гордость. Не было у меня никакой гордости, иначе я бы с ним не поехала, слушать бы его не стала, не простила никогда... На поцелуй ответила, ощущая смутную тревогу, я снова понимала, что делаю не то, очередная ошибка, которую я исправить точно не смогу, но и остановиться сил нет. Взглядом с ним встречаюсь, и всё отступает, никакие ошибки и возможные неприятности не страшны. В лицо его вглядываюсь, стараясь понять, как ему удаётся с такой лёгкостью лишать меня рассудительности. Что в нём такого? Руку подняла и пальцем к его шраму прикоснулась, Кирилл головой мотнул и отступил. Не понравилось ему моё прикосновение, хотя постарался вида не показать. Чтобы как-то меня отвлечь, попросил принести полотенце из машины, а потом я сидела на траве и смотрела, как он плавает. Полотенце в руках сжимала и думала, думала, думала... Или мне так казалось, потому что ни одной здравой мысли в голове. Всё глупости какие-то, чепуха романтическая, и вздыхалось глубоко, а внутри всё трепетало в предвкушении.

— Я только здесь отдыхать могу, — сказал Кирилл немного позже. Лежал на траве, руки в стороны раскинув и зажмурившись, потому что полуденное солнце в глаза било. — По-настоящему. Курорты все эти, отели пятизвёздочные, сервис, всё не то. А вот здесь, вот так лёжа, можно найти ответ на любой вопрос, любая проблема решается.

Я рядом с ним сидела, поджав под себя ноги, и его разглядывала. Обнаружила ещё один шрам на предплечье, минуту его рассматривала, потом сорвала травинку и по шраму осторожно провела. Кирилл смешно повёл носом и по плечу рукой провёл, словно муху отгонял. Я улыбнулась.

— У тебя проблем не много, — сказала я.

— Это почему ты так решила?

— Сам же сказал, давно дома не был.

Кирилл лениво улыбнулся.

— А ты внимательная? Всё запоминаешь?

— Да. А ещё я наблюдательная. И рассудительная. И вообще — я чудо. Так все считают.

Филин засмеялся.

— Я никогда не сомневался. — Глаза он открыл, моргнул пару раз, а потом руку протянул и расстегнул пару пуговиц на моей блузке. Погладил, но затем руку убрал и за голову себе заложил. — Жарко?

— Немного.

Я головой тряхнула, причёска окончательно развалилась и волосы мне на плечи упали. Я нетерпеливо откинула их назад, на спину, а потом легла, прижавшись щекой к груди Кирилла. Он меня рукой обнял, а я глаза закрыла. Его кожа под моей щекой была прохладной после купания и чуть влажной. Я зажмурилась сильнее.

— Никогда так больше не делай.

— Как? — переспросил он.

— Никогда больше так не уходи от меня. Мне... очень плохо было.

Он пальцы в мои волосы запустил, но голос был твёрдый и никаких эмоций в нём не слышалось.

— Я был занят.

— Тогда скажи, что ты занят. Но так не уходи... — Я руку в кулак сжала и потянула тонкие, крепкие травинки.

Кирилл еле слышно усмехнулся.

— Тебя никогда не обижали, да?

— Обижали. Просто раньше мне было всё равно.

Его ладонь нырнула за ворот моей полурастёгнутой блузки, по спине погладила, а я голову повернула, чтобы Кирилла поцеловать. Поцелуй был лёгкий, неспешный, длился недолго, а потом Филин меня резко перевернул, я оказалась под ним и рассмеялась. Обняла его, ткнувшись носом в его прохладное плечо.

— Что ты мне скажешь? — шепнул он мне в губы.

Я улыбнулась, глядя в его глаза.

— Что у меня тоже выходной. И муж в командировке.

— Твой муж человек с понятием...

Я протестующе головой качнула, и Филин замолчал.

Долго наше одиночество продолжаться не могло, в такое счастье не поверишь, и правильно. Вскоре послышались громкие голоса, это мальчишки на велосипедах купаться приехали. Нас увидели и стали проявлять неконтролируемое любопытство, что и заставило нас уехать.

— Поехали к деду, — предложил Кирилл. — Навестим старика.

— А я?.. Это удобно?

— Ну, если ты не будешь смущать его рассказами о своей бурной личной жизни, то удобно, вполне.

Я полотенцем в него швырнула, а Кирилл усмехнулся, штаны натянул и сел в машину, свою рубашку попросту кинув на заднее сидение.

Деревушка оказалась небольшой, домов тридцать, на окраине магазин и длинное, деревянное, похожее на барак, здание школы. С палисадником, полным цветов, как перед обычным деревенским домом. На единственной улице ни души, только пара собак бросилась с громким лаем за нашей машиной. Я с любопытством осматривалась, любовалась на фруктовые сады за деревянными заборами и яркие цветы в палисадниках. Цветов было много, словно хозяйки соревновались между собой, хотя, так, наверное, и было.

— Трасса отсюда в десяти километрах, — сказал Кирилл, — мы просто с другой стороны заехали. Так что, место завидное, говорят, москвичи уже приезжали на разведку, но сюда их не пустят.

— Кто не пустит?

Филин усмехнулся в сторону.

— Не пустят, и всё.

Он в этот момент выглядел таким самоуверенным, решительным, и мне очень захотелось к нему прикоснуться, но я удержалась.

Деда Кирилла дома не оказалось. Филин ключ запасной откуда-то достал, а я стояла перед калиткой, ожидая его, и дом разглядывала. Резные наличники на окнах и крышу новую, на солнце сверкающую. Правда, с палисадником здесь вышла незадача, вместо цветов кусты смородины, и только один куст пионов, весьма хиленький между ними виднелся. Почувствовав чей-то взгляд, я глазами человека поискала, заметила женщину за соседним забором, которая с любопытством ко мне приглядывалась, и Кириллу об этом сообщила, когда он подошёл. Он в ту сторону повернулся и, немного повысив голос, сказал:

— Добрый день, Любовь Михална. Дед-то где, не знаете?

— Ты что ли, Кирилл? — Женщина ближе подошла и ладонью глаза от солнца прикрыла.

Филин меня за талию обнял и покивал, несколько устало.

— Я, я. Так где дед-то?

— А он в район с утра подался, компенсацию оформлять.

— Какую ещё компенсацию?

— Так в банке! — Женщина неожиданно вынырнула откуда-то сбоку, видимо, где-то за кустами смородины была прореха в заборе, прищурилась, к нам приглядываясь, и вытерла руки о фартук, и без этого не чистый. — Сейчас же компенсацию дают, по старым вкладам, мы все оформляем, вот и он поехал. Деньги-то не лишние, — пояснила она, увидев, как Кирилл недовольно поджал губы.

— Ясно. На пятичасовом приедет?

— Так наверное. Если не задержит ничего.

Соседка на меня уставилась, а я пожалела, что блузку на груди так и не застегнула. Кофта дерзко распахнута, даже кружево бюстгальтера виднеется. Я не знала, куда деться от чужого любопытного взгляда, и обрадовалась, когда Кирилл меня к крыльцу потянул.

— Спасибо, Любовь Михална. Мы его подождём.

— Да ждите, конечно, — проговорила она нам вслед. — Кирилл, а вы вишенки не хотите? Столько уродилось в этом году...

Филин отказался, а я рассмеялась, оказавшись в доме.

— Боже.

Кирилл только руками развёл.

— А ты думала. Деревня...

Обстановка в доме не могла не поразить, это было нечто странное. Старая мебель соседствовала с новой и дорогой, такое чувство, что старую постепенно заменяли, но хозяин этому изо всех сил сопротивлялся. Цеплялся за своё прошлое, неохотно впуская в свою жизнь новшества. Комнат оказалось всего две, в большей стояла мягкая мебель, на стене плазменный телевизор, а вот под ним старинный комод, укрытый накрахмаленной кружевной салфеткой. Фарфоровые фигурки, чёрно-белые фотографии в недорогих рамках и цветы в вазе искусственные. На полу палас, а у двери самотканный половик. На кухне, правда, плита новая, высокий белоснежный холодильник и даже соковыжималка. А вот в маленькой комнате кроме двух кроватей и шкафа ничего. Но ковёр на стене, ковёр на полу, и задёргивающиеся на середине окна, вышитые и накрахмаленные занавески.

— Ты с ним борешься? — спросила я. — Заставляешь жить по-новому?

Кирилл подошёл и обнял меня.

— Борюсь, по мере сил. — В шею меня поцеловал, а я в его плечи вцепилась.

— А если он вернётся?

— Он теперь не раньше пяти вернётся. — И в сторону спальни меня потянул.

Я чувствовала неловкость, оглядывалась, на кровати, аккуратно прибранные смотрела. На подушки, выстроенные пирамидками на них, каждая из которых была прикрыта, как раньше говорили, накидушками, кружевными. Такую "красоту" даже трогать страшно было. И уж точно нас здесь не ждали, точнее, меня. Кирилл же рукой лишние подушки на пол скинул и рывком стянул с кровати цветастое покрывало.

— Иди сюда. — Заметил мою растерянность, и первым на кровать сел, та под ним скрипнула, оказалось, что под матрасом панцирная сетка. Кирилл наблюдал за мной, потом улыбнулся. — Тебя смущает обстановка?

Я глазами с ним встретилась, едва заметно улыбнулась и покачала головой. Расстегнула последние пуговицы на блузке.

— Просто боюсь, что хозяину моё присутствие не понравится. — Наклонилась к Филину. — Помнишь, — шепнула я ему на ухо, чувствуя, как он прижался губами к моей шее, — как в сказке: "Кто спал на моей постели?".

Кирилл усмехнулся.

— С взрослым медведем я договорюсь, не волнуйся.

Чему я всерьёз удивилась, так это белизне постельного белья. Постель была застелена по всем правилам и приготовлена, явно, для желанных гостей, бельё белоснежное, опять же накрахмалено, как раньше принято было, из-за чего казалось немного жестковатым на ощупь. Зато пуховая перина и вставка из кружева на наволочках и пододеяльнике недостаток компенсировали. И пахло от белья чем-то знакомым, травами, что ли?

Я одеяло к груди прижала, и повернулась, отчего кровать снова заскрипела.

— Твой дедушка человек аккуратный, — сказала я Кириллу и ладонью по одеялу провела. — Смотри, какое бельё. И вообще... чистота везде.

— Мне кажется, это заслуга не деда, ему Любовь Михална помогает... — Кирилл глаза открыл и заморгал. Я к нему наклонилась. — Всё-всё она про него знает. — Растянул губы в загадочной улыбке. — К чему бы это, как думаешь?

Про Любовь Михайловну мне говорить было не интересно, и вопрос я проигнорировала. Поцеловала Кирилла в нос.

— Спишь?

— Почти, — признался он, и лицо ладонью потёр.

— Откуда у тебя шрам?

Его губы дрогнули. Наверное, мысленно на женское любопытство посетовал.

— В детстве с велосипеда упал.

— Правда? — Я только головой качнула, не поверив. — А на плече?

— В юности с мотоцикла.

Я кулаком его ткнула, и Филин под одеялом заёрзал.

— Не дерись, — попросил он. — Который час?

Мне пришлось обернуться, чтобы взглянуть на будильник на тумбочке, который громко тикал.

— Четыре.

— Четыре. — Его рука под одеялом побродила по моему телу и остановилась на животе, а я по-прежнему лежала, подперев голову рукой, и Кирилла разглядывала.

— Что теперь будет?

— Что ты имеешь в виду?

Я голову опустила и лбом к его плечу прижалась. Стало ясно, что ничего толкового в ответ на свой такой важный для меня вопрос не услышу, шутить и улыбаться мне расхотелось, но и демонстрировать то, насколько расстроили меня его тон и ничего не значащие слова, я не хотела.

— Сколько тебе лет?

Я голову подняла.

— Двадцать семь.

— Вот именно. А мне знаешь сколько?

— Решил меня разжалобить?

— И у меня получится, поверь.

— Сомневаюсь.

— Во мне нет ничего, что может сделать тебя счастливой. Это тебе сейчас так кажется, а на самом деле...

— Я никогда раньше не влюблялась,— ляпнула я, прежде чем успела, как следует подумать. — Дважды замуж выходила, взвешивала все "за" и "против", принимала верное решение, но не влюблялась.

Кирилл взглядом в окно упёрся, губы облизал, словно, занервничал, и заявил:

— Я тоже кандидатура неподходящая.

— Сказал бы мне об этом раньше. — Я даже некоторую обиду почувствовала. Отвернулась от него, но когда Филин меня обнял, прилегла рядом. — Зачем ты меня сюда привёз?

— Здесь спокойно.

— Ты сказал, что здесь твой дом.

— Дом, — подтвердил он. — Я здесь вырос. Каждую кочку в округе знаю.

— Вы здесь жили?

— Я проводил здесь каникулы. — Кирилл на меня посмотрел. — Мне кажется, или ты решила покопаться в моём прошлом?

— Мне просто интересно. Что в этом такого?

— Тебе не интересно, тебе любопытно. — Он щёлкнул меня по носу.

— Не вижу в этом ничего плохого. — Я обняла его. — А ты был женат?

— Был. Ничего хорошего из этого не вышло, только с матерью поругался.

— Она была против женитьбы?

— Против развода. Но, — Кирилл рукой махнул, — я не свет в её окне, так что могу позволить себе совершать ошибки.

— А у неё есть другой свет в окне?

— У меня брат есть, старший. Вот он у нас со всех сторон молодец. Он талант, правда, ему не везёт, но за талант ему всё прощают, даже мизерную зарплату. Первый и единственный в нашей семье доктор наук, исполнил мечту матери. А из меня вот математика не получилось. Я только деньги считать научился и решил на этом остановиться, — заулыбался он.

— Это тоже неплохо.

— Точно. Неплохо. Мать на меня давно рукой махнула, я — буржуй, а Колька талант. У него семья, дети, ему нужно помогать, а я меняю машины и даже квартиры, с жиру бешусь, но мама за меня переживает и очень надеется, что я однажды возьмусь за ум и исправлюсь. Проснусь в одно прекрасное утро и раскаюсь во всём, решу поменять свою жизнь.

Я рассмеялась, потому что он сам улыбался и попросила:

— Не увлекайся.

— А вот скажи мне, влюбилась бы ты в меня, если бы я был доктором наук? Открытие какое-нибудь сделал, теорему доказал...

— Ты сейчас на Нобелевскую премию намекаешь? — невинно поинтересовалась я. А Кирилл на бок повернулся, ко мне лицом, и головой покачал.

— Даже не надейся.

Я за шею его обняла и быстро поцеловала.

— Влюбилась бы, — ответственно заявила я, но он не поверил. И даже решил наглядно продемонстрировать, насколько сильно он мне не верит, но я неожиданно услышала тяжёлые мужские шаги прямо за дверью, а пока прислушивалась в тревоге, в спальню заглянули, и я испуганно юркнула под одеяло.

— Ты чего тут залёг?.. — заговорил мужчина хрипловатым басом, замолк на полуслове и выразительно крякнул. — Понятно.

Я под одеялом затряслась, испугавшись непонятно чего, а Кирилл на подушку навалился, локтём почти мне в затылок упираясь, и легко поинтересовался:

— Дед, тебя стучаться не учили?

— А чего мне стучаться в собственный дом? — заворчали басом, но из спальни мужчина вышел.

— Вот так я и знала, — пожаловалась я, а Филин одеяло откинул и сел, спустив ноги на пол. За джинсами наклонился.

— Ника, всё нормально. Одевайся и выходи.

Я смущённо кашлянула.

— А душ?

Кирилл через плечо обернулся и улыбнулся чересчур довольно.

— А душ в бане. Она за домом.

— Отлично, — пробормотала я, затосковав. На подушки снова прилегла и прижала к груди одеяло. Мне совершенно не хотелось появляться перед дедом Кирилла растрёпанной после секса с его внуком. И так неудобно перед ним, что застал нас в своей спальне, а тут я ещё, во всей красе...

— Как его зовут? — спросила я, когда Кирилл уже направлялся к двери.

— Фёдор Игнатьевич.

Услышав имя, мне отчего-то ещё страшнее стало.

Домой я вернулась только на следующий день. Обнаружила на автоответчике несколько сообщений от мужа, поначалу вопросительных, а после голос его уже зазвучал встревожено и даже раздражение проскальзывало. Я сразу почувствовала беспокойство. Значит, Витька меня всё-таки хватился. Что не мудрено, раз я отключила мобильный и пропала на сутки. А в голове ни одного оправдания достойного, просто не представляю, что врать ему буду. Или не врать? Просто сказать правду. Так, мол, и так...

Эти мысли меня не на шутку захватили, и я, нежась в горячей ванне, принялась обдумывать и прикидывать что и как, прекрасно понимая, что на этот раз вряд ли смогу скрыть от мужа факт своей измены. Врать не смогу, не получится у меня. Не знаю, как в глаза ему посмотрю, когда вернётся. Я ведь не просто подлость совершила и изменила ему, я влюбилась. В первый раз в жизни.

Подумать только...

Но по всем признакам, это именно так. И сердце щемит, и дыхание перехватывает, и глупости я делаю одну за одной, бросаясь в омут с головой, чего раньше за мной не наблюдалось. Понимаю, что глупо себя веду, и многое, что я Кириллу сказала — и про себя, и про своё отношение к нему, — говорить не стоило, но удержаться не смогла, так и подмывало, хотелось признаться, и чтобы в этот момент он на меня смотрел, даже если в ответ промолчит. Он промолчал. Что ж, я почти не расстроилась, если только капельку. Он мужчина, что с него взять? К тому же, с его-то характером... Всё в себе.

Проблема в том, как объяснить Витьке то, что со мной происходит. Так, чтобы понял. И принял. Можно, конечно, начитаться умных книжек и начать со слов: "Мы с тобой взрослые, интеллигентные люди...", но мой муж интеллигентным человеком не был, это я знала наверняка. И поэтому, как ему признаться, я совершенно не представляла. С какой бы искренностью я не начала этот разговор, он вряд ли оценит, а о том, как отреагировать может, думать страшно. Он просил меня от Филина подальше держаться, а я что натворила?

Я закрыла глаза, задержала дыхание и с головой погрузилась в тёплую воду.

— У тебя что-то случилось? — поинтересовалась у меня мать, когда я заехала к ней на следующий день. Вечером из командировки должен был вернуться муж, я нервничала и не знала, куда себя деть, вот и решилась на визит вежливости в отчий дом, не осмелившись отправиться к Фае, опасаясь её интуиции. А если уж и мать что-то такое в моих глазах заметила, то Фая меня на счёт раз раскусит и всю правду о случившемся из меня вытянет. А я пока морально к покаянию не готова.

Я на мать глянула, волосы за ухо заправила и плечами пожала.

— Ничего не случилось. С чего ты взяла?

— Ты какая-то странная.

— У меня всё хорошо.

Отчим появился на кухне, кинул на меня свой фирменный взгляд, от которого, по его мнению, меня в жар кидало, и сказал:

— По мужу соскучилась, наверное.

Я удивлённо вскинула бровь.

— У меня голодный блеск в глазах?

Он наклонился, в глаза мне заглядывая.

— Самое странное, что нет.

— Вот именно.

— Любовника завела? — заинтересовался он.

Я замерла, растерявшись вдруг от его проницательности, а мама всерьёз нахмурилась. Она всегда начинала заметно нервничать, когда муж её забывался и заговаривал со мной совсем не как с приёмной дочерью.

— Может, хватит, Серёжа? — недовольно проговорила она, поглядывая то на меня, то на мужа. Я отвернулась к окну, а отчим полез в холодильник. Я же про себя посмеивалась, прислушиваясь к тому, как он чем-то там шуршит, делая вид, что ничего не произошло. Да, Штирлиц был на грани провала.

— Это правда? — спросила меня мама, когда мы прощались у дверей. Я губы красила перед зеркалом, а она на меня посматривала с проницательным прищуром.

— Что?

— Ты Вите изменяешь?

Я помаду в сумку убрала, не торопясь к матери оборачиваться и раздумывая над ответом.

— У меня всё хорошо, мам. Ты не беспокойся. Если ты беспокоишься, конечно. Я, как всегда, разберусь сама.

— Значит, правда.

— Ты сейчас смотришь на меня так, словно я совсем пропащая.

— Я ещё надеюсь, что это не так.

— Это не так. Просто мы с тобой разные.

— Витя тебя любит, балует тебя, прощает всё. Чего тебе не хватает?

— Я знаю чего.

— Знает она... Вот ты с самого детства такая. Всё тебе мало, всё не как у людей.

— Мама, не лечи меня, пожалуйста. Я просто хочу быть счастливой. Какой в этом грех?

— Грех в том, что не думаешь ни о ком кроме себя.

— Неправда.

— Правда. Через Дениса переступила, теперь Витина очередь пришла? Скучно стало?

Я сумку взяла и шагнула к двери. Но на пороге обернулась и сказала, стараясь говорить потише:

— А тебе как раз этому и нужно научиться. Переступать самой, а не опускать голову, когда через тебя другие переступают. — Я даже пальцем в сторону комнаты ткнула, посмотрела многозначительно и из квартиры вышла, не желая больше встречаться с матерью взглядом. Знала, что она мне этих слов долго не простит, обидится не на шутку. Наверное, права будет, не нужно мне было ей этого говорить, в самое больное место ударила, но я на самом деле буду рада, если она задумается над моими словами.

Очень хотелось увидеться с Кириллом. Хоть ненадолго, пусть несколько минут, но я знаю, что мне стало бы легче, и даже из-за размолвки с матерью я не стала бы так сильно переживать. Увидеть его и успокоиться, понять, что я не зря приняла это решение — всё рассказать мужу. Что это не только мне нужно. Хотя, особой разницы уже нет. Если Кирилл и промолчит опять (а скорее всего так и будет), лично для меня это ничего не изменит. Я сама должна решить остаться с мужем или уйти. Это будет моё решение, которое изменит мою жизнь, а не Кирилла.

Вот так вот. Грядут перемены, а это тяжело, перемены я не люблю, но на этот раз не обойдётся.

Кириллу я всё же позвонила, но ответить мне он не пожелал. Я звонила несколько раз, но как только включался автоответчик, я отключалась. С автоответчиком я общаться не желала, тем более свои мысли ему доверять. Швырнула телефон на постель и застыла ненадолго посреди комнаты, стараясь взять себя в руки. За окном уже темнеет, муж вот-вот вернётся, а Кирилл не отвечает. Я же чувствую себя несчастной и обманутой.

Витя дома появился только ближе к полуночи. Уставший, злой и весь какой-то пропылённый, словно он прошедшие двое суток где-то в канаве пролежал, наверное, с биноклем в руках. Я на балкон вышла на минуту и джинсы его тряхнула.

— Боже, где ты был? Грязный весь.

— Медаль зарабатывал, — пробубнил он. В голосе раздражение, а на меня не смотрит. Я поневоле насторожилась. Поинтересовалась осторожно, наблюдая за тем, как он подливает себе суп в тарелку:

— Всё хорошо?

Витька на меня посмотрел.

— Да. А что?

— Злой ты какой-то вернулся.

— Я устал.

Я помедлила, но затем кивнула.

— Понятно.

По-хорошему, сейчас нужно было к мужу подойти, обнять его, поцеловать, то есть показать, как я рада его возвращению. А я продолжала стоять за его спиной, смотрела, как он ест, и только судорожно сжимала в руках кухонное полотенце. Знала, что мне смелости не хватит к нему прикоснуться.

— Где ты была вчера? Я звонил, звонил. Так ведь нельзя, Ника.

— Я же попросила прощения. Так получилось.

— Получилось, — недовольно проговорила он себе под нос. У кровати остановился, потянулся устало, и зевнул, а потом резким движением одеяло откинул. Я наблюдала за ним украдкой, но одёрнула себя и отвернулась, боясь, что муж заметит смятение на моём лице. Я совершенно не знала, как себя вести.

— А была-то где?

— У Фаи.

— Опять у Фаи. — Витька повозился немного, устраиваясь поудобнее, потом попросил: — Свет выключи. — А когда в комнате стало темно, меня сразу обнял и к себе притиснул. Его дыхание коснулось моей щеки, носом потёрся, даже вздохнул, но руки его лишь недолго погуляли по моему телу, словно проверял всё ли у меня так, не похудела ли невзначай за пару дней без него, а потом Витька быстро успокоился и только пожаловался:

— Двое суток не спал.

Я, наконец, глаза открыла. Поняла, что муж на самом деле спать собрался, в шею мою уткнулся и засопел. Можно было вздохнуть с облегчением, но даже не вздыхалось. Такое чувство, что камень на груди. Пришлось выждать пару секунд, чтобы отпустило, и тогда уже шепнула:

— Спи, — а через несколько минут осторожно отодвинулась.

Даже не подозревала, что муки совести, терзавшие меня в последнее время, могут быть настолько сильны. Лежать рядом с мужем в постели и то стало для меня большим испытанием. Стало понятно, что жить спокойно я не смогу, нужно было что-то решать. Витьке всё рассказать, самым натуральным образом покаяться, а потом... Потом, наверное, на развод подавать. Голову повернула, чтобы на мужа посмотреть. Правда, видела только очертания, и дыхание его слышала, но для нового всплеска вины мне и этого хватило. А он спит себе спокойно и не подозревает, что я его обманула, и вообще, о разводе думаю. Не смогу я врать, да и он не простит, если узнает. И даже Филин тут не при чём. Почти не при чём. Я сама своими руками свой брак разрушила, в этом мама права, через Витьку я переступила. Влюбилась и на краю не удержалась, как какая-нибудь девчонка. Но не могу сказать, что чувствовала эйфорию, и голова от счастья совсем не кружилась. Ощущение такое, что до сих пор падаю. А уж каким будет моё падение, одному Богу известно.

Утром я проснулась от того, что громко хлопнула дверца шкафа, а после муж вполголоса ругнулся. Я глаза открыла и отчего-то испуганно подскочила на кровати. На Витьку уставилась, продолжая сонно моргать.

— Что?

Он у шкафа замер и виновато посмотрел на меня.

— Прости. Я будить тебя не хотел.

Я расслабленно выдохнула и волосы с лица убрала.

— Ты уходишь?

Витя кивнул и сунул голову в вырез футболки.

— Я меня трудный день.

— В этом я даже не сомневаюсь. — Я осторожно прилегла и на часы взглянула. Удивилась, если честно. — Семь? Куда ты в такую рань?

— Мне надо, — заупрямился он.

Я же мысленно махнула рукой. Надо ему, пусть идёт. Правда, предложила:

— Завтрак приготовить?

— Я сам. Спи.

Он из спальни вышел, а я снова глаза закрыла. И радости никакой от мысли, что у меня такой замечательный муж — завтраки сам себе готовит, меня жалеет, балует. У меня наоборот всё внутри узлом закручивалось.

— Что делать-то? — спросила я саму себя, стоя перед зеркалом в ванной. Витька, кажется, на самом деле горит на работе, занят настолько, что уже три дня, по возвращении из командировки, ко мне не прикасается. Я всё жду, момент выбираю, чтобы начать важный разговор, а он придёт поздно вечером, поужинает наспех и в постель без сил валится. А я себя предательницей ещё острее чувствую. Он важное дело делает, с преступностью борется, ему, может, медаль дадут, а я ему изменяю.

— Что ты кислая такая?

Я на Кирилла посмотрела, потом ближе к нему придвинулась и решила пожаловаться:

— Витька дома вообще не появляется.

Филин секунду молчал, меня разглядывал, после чего хмыкнул.

— Ты по мужу скучаешь, что ли?

— Кирилл, ты думаешь вообще?

Он рассмеялся.

— А что тогда?

— Да так... — Я неожиданно сбилась на полуслове, побоявшись сообщить, что собираюсь затеять с мужем серьёзный разговор. А виной всему как раз он.

Кирилл меня поразглядывал, при этом взгляд загадочный-загадочный, потом на постели вытянулся, и руки за голову закинул.

— И чем он сейчас занимается? Кого ловит?

Я удивилась.

— Откуда я знаю?

Филин ухмыльнулся.

— Маньяка.

— Он не ловит маньяков, ты же знаешь.

— Знаю, — согласился он. — Ника, ты жалеешь? Скажи честно.

Я к нему повернулась, посмотрела серьёзно.

— Я не жалею. Только мне страшно, немного.

Мы глазами встретились, Кирилл взглядом меня ощупывал, а я к нему придвинулась и голову ему на плечо положила, наплевав на затянувшуюся паузу.

— У меня предчувствие плохое.

— Я не верю в предчувствие.

— А во что ты веришь?

— В себя. Предчувствие ничего не решает, решаю я.

Я кивнула.

— Наверное, ты прав.

Уезжая тогда из небольшой гостиницы на окраине города, в которой мы с Кириллом встречались уже второй раз, я и приняла решение самой со своими проблемами справляться, не перекладывая их на Кирилла. С Витей я поговорю, расскажу всё, как есть, попрошу развода, а вот когда разведусь, там видно будет. Там уже можно будет помечтать. О том, что всё случится так, как я хочу, что мне повезёт. Не нужно будет прятаться ото всех и врать, и угрызениями совести мучиться.

Как всё будет и как сложится, всерьёз об этом задумываться я пока боялась. Даже на вопрос: как Кирилл ко мне относится и нужны ли ему все мои мечты и планы, ответить не могла. От встреч он никогда не отказывался, он меня хотел, он даже говорил со мной, доверяя мне какие-то свои мысли и воспоминания, в основном о детстве. Иногда я ловила на себе его долгие, задумчивые взгляды, отворачивалась, делая вид, что не замечаю и мне это ни к чему, а на самом деле многое отдала бы, чтобы узнать, что на самом деле он думает. Но он, если попадался, если я его взгляд ловила, сразу руку ко мне протягивал и улыбаться начинал, видимо, на самом деле верил, что ему удаётся сбить меня с толка подобными уловками. Но он смотрел на меня, иногда даже чересчур пристально, и эти взгляды меня подстёгивали, появлялась убеждённость, что всё, что я делаю всё-таки не зря. Что падение моё закончится не так плохо, как я иногда думаю, начиная себя запугивать, чувствуя беспомощность и безысходность. Что если я и упаду Кириллу под ноги, то не разобьюсь, и он не переступит через меня, а протянет руку и поможет подняться. Ведь всё, что я делаю, это ради него. Правда, нужно ли ему это, я узнать не потрудилась. И это пугало больше всего.

— Всё, иди. — Кирилл наклонился ко мне, в глаза заглянул, а потом в нос поцеловал. Я улыбнулась и отодвинулась немного. — Такси приехало.

— Вижу.

Я руку подняла и ладонью по лацкану его пиджака провела.

— Только не пропадай, ладно? — попросила я, не удержавшись. — Ты не звонишь и мне плохо.

— Плохо?

— Страшно.

Его губы тронула едва заметная улыбка.

— Зато соскучишься.

— Кирилл.

— Я шучу. Не буду пропадать, обещаю.

Я кивнула, голову подняла, и он меня поцеловал. Правда, отстранился быстро.

— Иди.

Я пошла к такси, села и сразу обернулась, чтобы посмотреть на него в заднее стекло. Кирилл стоял у своей машины, рукой на неё облокотился и смотрел вслед такси. Мне не понравилось выражение его лица — жёсткое и какое-то чужое, но как только заметил, что я повернулась, улыбнулся. Мне от его улыбки легче совсем не стало. Села нормально и руки сцепила.

Он просто занят, — проговорила я про себя, стараясь успокоиться. — Как всегда занят.

Но беспокойство не уходило. Я до самого вечера мучилась, слонялась по квартире, не зная, чем себя занять, да и не могла ничем заниматься, у меня всё из рук валилось. Мужа с работы ждала, раздумывала о том, что скажу ему, слова подбирала, как мне казалось, правильные, настраивала себя, а Витька не пришёл. В одиннадцатом часу вечера я всё-таки смогла дозвониться ему на мобильный и потребовала ответ на чётко поставленный вопрос.

— Ты домой собираешься?

— Нет, — порадовал меня муж, правда, тут же тон сбавил и добавил в голос виноватых ноток. — Я, правда, не могу, Ника. Но ты не волнуйся, всё нормально. Просто работы много.

Я села на подоконник на кухне, хотя всегда Витьку за это ругала.

— Что можно делать ночью на твоей работе?

— Если я расскажу, ты не поверишь.

— Я тоже так думаю.

— Ника, не расстраивайся.

— Я не расстраиваюсь. Просто хотела поговорить.

— О чём?

Сердце скакнуло и застучало, как сумасшедшее. А пока я раздумывала, что ответить, Витька сам додумал и заныл:

— Опять об отпуске? Ника...

— Ладно, — сдалась я, — после поговорим. Когда вернёшься.

Я услышала какие-то звуки, едва ли не звуки борьбы, а потом весёлый голос Мишки Романова возвестил:

— Ника, героям положены отпуска, точно тебе говорю. Вот даже не сомневайся. Витька дело закроет, медаль получит и сразу в отпуск. На Бали!

— Болтун, — проговорила я, вешая трубку.

Кажется, кто-то наверху против того, чтобы я мужу печальную новость сообщала. Никак не складывается.

Не вернулся Витька и на следующее утро. Я проснулась ни свет, ни заря, на кухне устроилась с чашкой чая и взглядом телефон сверлила. Мужу звонила уже дважды, на третий мне ответил незнакомый мужской голос и сообщил, что раньше полудня Арзаус не появится.

— Где не появится? — решила уточнить я.

— На работе, — удивился в ответ собеседник и отключился.

На работе. А дома, по всей видимости, он появляться вообще не планирует. Вот так грянет гром, а Витька и не узнает. А всё из-за своей работы дурацкой.

— Дурацкая у тебя работа, — я говорила ему это при каждой ссоре, а муж жутко злился и сжимал кулаки.

Столкнувшись со мной в коридоре прокуратуры, Романов удивился.

— А ты чего здесь?

Я остановилась, огляделась зачем-то, шаг в сторону сделала, чтобы не столкнуться с мужчиной, который летел по коридору с безумным видом и кожаной папкой крепко зажатой под мышкой, и уже после этого на Мишку взглянула открыто.

— Я хочу поговорить с мужем. Хоть увидеть его. Говорят, здесь он появляется чаще, чем дома. Надеюсь, не врут?

Мишка скривился.

— Ника, ну что ты?

— Что?

Романов, не стесняясь никого, подтянул джинсы, а после ко мне придвинулся и заговорил, типа, мне на ухо.

— Ты знаешь, какие у нас тут дела творятся.

— Какие?

— Крутые. И Витька твой впереди планеты всей. А ты пришла права качать. Не время, правда.

Я нахмурилась.

— Объясни толком, что происходит.

— С ума сошла? Я толком не могу, это секретная информация.

Я только фыркнула.

— Прекрати.

— Да правда. И к Витьке не заходи сейчас, он допрос ведёт.

— Кого поймали?

Мишка сделал неопределённый жест рукой, таинственно посмотрел, отчего я разозлилась, и больше ничего не спрашивая, направилась к кабинету мужа. Правда, перед дверью остановилась и замерла, подняв руку и не решаясь постучать. Чёрт, Мишка наговорил, и я всю решительность растеряла. Зачем, вообще, сюда пришла? Прокуратура — это точно не то место, где следует объявлять мужу о моём желании от него уйти и развестись. Это я от тоски сюда приехала, ощущение безысходности — самое гадкое, что может быть.

Помявшись перед дверью, я отошла и остановилась у окна, положив сумку на подоконник. Мимо люди проходили, я их взглядом провожала, а сама раздумывала — уйти мне или остаться, подождать, пока муж освободится. Ну, не могу я больше ждать! Сил моих больше нет, мне знать надо, что дальше со мной будет, к чему готовиться. С Витькой-то я всё равно не останусь, это уже ясно, как божий день. Но и здесь не место, и, кажется, не время обсуждать наши с ним семейные проблемы. Зря я приехала.

Дверь за моей спиной хлопнула и я увидела мужчину, который только что вышел из Витькиного кабинета. Он мне показался смутно знакомым, высокий, в дорогом костюме-тройке и дипломатом в руке. Говорил по телефону, негромко, но весьма эмоционально, судя по тому, как в трубку шипел.

— Да, ты уж постарайся, — проговорил он выразительно, а я вдруг вспомнила его фамилию — Самойленко. Вот только так сразу припомнить, откуда я знаю его вместе с его фамилией, не смогла. А мужчина, тем временем, повернулся, меня увидел и неожиданно насторожился. По его лицу пробежала тень, брови сдвинул, а я продолжала его разглядывать, не понимая, чем могла вызвать настолько явное недовольство. Если бы я с ним когда-нибудь повздорила, то должна была бы помнить. Ведь должна?

Самойленко, Самойленко...

— Так что, Пётр Янович? Неужели проблемы?

Он обернулся, отведя от меня глаза, и повернулся к сотруднику прокуратуры, который улыбался ему уж слишком старательно, а взгляд такой, что лично у меня, не знаю, как у Самойленко, под ложечкой засосало.

— Я даже не понимаю, о чём вы, Дмитрий Максимович. Вообще не понимаю, чему вы радуетесь. Всё, что вы нам тут предъявляете, не больше, чем домыслы.

— Неужели?

— А что, за прошедшие пять минут у вас появились какие-нибудь доказательства? Так предъявите их нам. Мы полюбопытствуем.

Дмитрий Максимович губами пожевал, приглядываясь к собеседнику. А потом вдруг голову повернул и посмотрел прямо на меня. Но это ещё что! Когда он, поразглядывав меня секунду, спокойно кивнул и сказал:

— Здравствуй, Вероника, — я самым натуральным образом рот открыла от удивления. Но поспешила кивнуть и пробормотала:

— Добрый день, — совершенно не представляя, кто это такой. Пётр Янович тоже ко мне приглядывался, без всякого удовольствия, и я затосковала. Чувство такое, что это я с Луны свалилась, а все остальные в курсе того, что происходит.

Дмитрий Максимович в дверь кабинета для приличия постучал и тут же заглянул.

— Вить, выйди на минуту.

Самойленко вдруг ухмыльнулся, я заметила. А когда Витька показался, зашёл в кабинет. Муж посмотрел ему в спину, переглянулся с Дмитрием Максимовичем и дверь в кабинет прикрывать не стал, даже заглянул. А потом уже заметил меня. Его брови взлетели вверх.

— Ты что здесь делаешь?

Ко мне шагнул, на открытую дверь своего кабинета оглянулся, а я виновато посмотрела.

— Прости, я не думала, что всё так серьёзно.

— Что серьёзно?

— Ну... Работа твоя. — Я из-за его плеча выглянула.

Он руками развёл.

— Ника, ты зачем пришла?

— Я хотела с тобой поговорить.

— Что?

— Я ухожу, потом...

— Иди.

Я слегка возмутилась.

— Я же извинилась.

Витька лицо потёр, жест был истинно усталый, и мне даже жалко его стало. У него на самом деле был тусклый взгляд, измученное лицо и я снова его пожалела, на этот раз вслух.

— Тебе нужно отдохнуть. Выспаться.

Он вымученно улыбнулся.

— Малыш, ты пришла меня поддержать?

Да уж...

— Я просто сделала глупость. Я ухожу, мешать не буду. Мишка сказал, что ты очень занят.

— Мишка сказал?

Я кивнула, а Витя снова через плечо оглянулся, стараясь заглянуть в кабинет. Я, конечно, не удержалась и решила полюбопытствовать.

— У тебя допрос, да? Ты поймал его?

— Кого?

— Ну... того, кого ловил. Ты же мне рассказывал.

— Тише, — шикнул он, но тут же заговорщицки улыбнулся. — Тише ты. Я никому ничего не должен рассказывать. Особенно, дома. Особенно, в постели. Тайны выдавать.

Я всё-таки улыбнулась.

— Ладно.

— Витя!

Он резко обернулся на голос Дмитрия Максимовича, который вышел из его кабинета, отошёл к нему и они о чём-то зашептались. Витька как-то сразу потемнел лицом, напрягся, а я в сторону отступила. В смысле, в ту сторону, в которой выход был. Помедлила, потом ещё шаг сделала. Мужу уже не до меня было, и я собиралась тихонько ускользнуть.

— Ты всё равно ничего не сделаешь. Отпускай его.

— Но, Максимыч!..

— Ты от меня чего хочешь? Я говорил: не торопитесь! Сами всё испортили, а теперь от кого-то чуда ждёте? Слов твоих мало, Витя. При всём уважении, но мало. Доказательства нужны. А если ты думаешь, что он засовестится и во всех грехах покается...

Дальше я не слушала. Только на мужа глянула с сожалением, когда поняла, что что-то у него не клеится, а затем зачем-то в кабинет его заглянула. Просто так, опять же из любопытства. Шею вытянула и заглянула. Там тоже что-то происходило, люди, кто-то разговаривал, кажется, допрос продолжался. Пётр Янович, тот который Самойленко, выхаживал взад-вперёд, а я вдруг вспомнила, кто он и где я его видела. Адвокат. Частый гость в "Пескарях"... И появлялся он там не просто так.

Кирилл сидел у стола, пальцами по столешнице барабанил и выглядел скучающим. Словно, всё, что происходило вокруг, его касалось мало. Даже на часы на запястье взглянул, а после на своего адвоката глянул, весьма выразительно. Головой покачал в ответ на какой-то вопрос. И улыбнулся. Правда, от такой его улыбки у меня всегда мороз по коже.

Я отступила назад и привалилась к стене, пока никто на меня не смотрел. Сглотнула. Потом ещё раз. Никак не получалось вдохнуть, даже голова закружилась. Потёрла щёку, которая неожиданно загорелась, как от пощёчины.

— Будут ещё вопросы, вы не стесняйтесь, обращайтесь. Где меня найти знаете. — Голос Кирилла, достаточно громкий и язвительный, заставил меня встряхнуться. Я только воротник блузки дёрнула, потому что душить начал, и глаза подняла.

— Рано радуешься, — сказал Витька.

— Да я и не радуюсь. Знаю, что бешеную собаку отвадить не просто. Чувствую, намучаюсь я ещё с тобой.

— Кирилл Александрович, — это Самойленко попытался клиента образумить.

Витька стоял весь напряжённый, руки в карманы брюк засунул, иначе, наверняка бы на Филина бросился, всеми силами пытался сдержаться, но смотрел очень зло. А Кирилл наоборот был бодр и к драке готов, но адвокат тянул его к выходу. Видимо, добиться освобождения клиента было не просто, и сейчас Петру Яновичу не терпелось уйти с этой победой наперевес.

Я смотрела на Кирилла во все глаза. Знала, что отвернуться надо, и вообще, лучше бы меня здесь не было и не видеть ничего, но продолжала стоять и наблюдать. А внутри всё заледенело и словно отмирало, когда видела, с какой ненавистью Витя на Кирилла смотрит. И в лице такая решимость, что просто страшно. Мне, по крайней мере, в этот момент было страшно, как никогда. Я в сумку свою вцепилась, кажется, даже ноготь сломала. А когда Филин повернулся и по мне взглядом мазнул, едва на ногах устояла. Но он прошёл мимо, словно и не заметил меня, Самойленко позади, шаг в шаг, а из-за угла вдруг появился Гена, тот самый охранник Кирилла, что вечно меня пугал, когда я в "Трёх пескарях" работала, появляясь бесшумно за моей спиной и давя на меня своей внушительностью, и двинулся следом за хозяином. Значит, всё это время поблизости был и меня видел? Все вместе они, следуя за Филином, привлекали внимание, и люди, особенно, работники прокуратуры, обязательно поворачивались, чтобы вслед им посмотреть. И я тоже смотрела, потому что глаз отвести не могла. Меня всю колотило, но с места сдвинуться я была не в состоянии. Хорошо хоть Витя тоже был не в настроении мои глупости, как ему казалось, выслушивать. Только коротко бросил мне:

— Иди домой, — а я даже не кивнула в ответ, только сухие губы облизала.

Всё изменилось в один момент. Как только я увидела Кирилла в кабинете мужа и поняла, что он не просто так там находится, а его допрашивают, как какого-то преступника. И он, по мнению, Витьки (а у него нюх на это дело, он на самом деле как хорошо натасканная служебная собака), преступник и есть. Натворил что-то. Или не натворил, намеренно сделал. Ради выгоды.

Господи, какой дурак!

Кирилл, в смысле. Ну, неужели не живётся спокойно? Неужели деньги важнее нормальной жизни? Чего ему ещё не хватало, и так всё есть!

На этот раз мне наплевать было на автоответчик, я едва дождалась звукового сигнала и затараторила:

— Что ты сделал? Ты не понимаешь, что он тебя в покое не оставит? Он болеет своей работой! Я даже подумать не могла, что он мне про тебя рассказывает. Он же спит и видит, как тебя посадить. Кирилл! Кирилл, позвони мне! Я тебя очень прошу, пожалуйста. Я с ума сойду...

К тому моменту, когда муж вечером появился дома, меня, по крайней мере, трясти перестало. Несколько часов колотило, как в лихорадке, я телефон из рук не выпускала, наговорила ещё штук пять сообщений Филину на автоответчик, но он так и не перезвонил. Я уже не знала, что и думать, но злиться у меня не получалось, я была слишком напугана для этого. А когда Витя вернулся, и я увидела, в каком он гадостном настроении, мне совсем нехорошо стало. Кинулась на кухню, ужин ему греть, и всё прислушивалась к его голосу, когда он в комнате по телефону говорил. А как имя Кирилла слышала, меня изнутри словно обжигало.

— Витя...

— Что? — Он за стол сел, тарелку с едой к себе придвинул, но глаз на меня не поднял.

— Витя, всё серьёзно, да?

— В каком смысле?

— Это... тот человек, о котором ты мне рассказывал? Ты... его хочешь посадить?

Он всё-таки на меня посмотрел.

— А почему ты спрашиваешь?

Я сглотнула.

— Я его видела сегодня. Это Филин.

Витька кивнул.

— Филин.

— Но, Витя, зачем с ним связываться?!

— Потому что это моя работа. И я её делаю. Мне за это деньги платят. А иногда, из благодарности, отпуск дают. Ты в отпуск хочешь?

Я швырнула полотенце в раковину.

— Не хочу! Хочу, чтобы это всё закончилось!

— Что — всё?

Я посмотрела сначала в один угол кухни, потом в другой. Потёрла лоб. Голова просто раскалывалась.

— Витя, у меня плохое предчувствие.

— Я не верю в предчувствия, Ника.

Я моргнула, глядя на него в полном шоке. Только этого мне не хватало, чтобы они одни и те же фразы произносили.

А муж из-за стола поднялся, ко мне подошёл и даже улыбнуться попытался, неожиданно смягчившись.

— Ты чего испугалась, глупая? Всё хорошо будет.

— Что хорошо?

— Да всё. Никуда он не денется, и рыпнуться не посмеет. За каждым его шагом следят, и он об этом знает. Не посмеет.

— Что?..

— Успокойся. — Он погладил меня по волосам, потом наклонился и легко поцеловал в нос. — Не нужно было тебе приходить, и вообще... Не нужно ходить ко мне на работу. Это не офис, Ника. У нас ещё не такое увидишь.

Я только кивнула, не особо прислушиваясь к его словам. Я думала о Кирилле, который "рыпнуться не посмеет".

Когда, на следующий день, я всё-таки до Филина дозвонилась, уже готова была кричать. Честное слово. Витька рано утром снова убежал, а Кирилл не желал отзываться на мои звонки, мне начали мерещиться всякие ужасы и каждый бессмысленный гудок в трубке, звучал, как приговор. А потом вдруг щелчок и голос Кирилла, сухой и отстранённый.

— Ника, я занят.

— И я даже знаю чем. Ты сообщения мои получил?

— После второго уже не слушал. А что, там было что-то важное?

Я глаза закрыла и к стене привалилась.

— Кирилл.

— Только давай без истерик. Мне не до них.

— Я знаю. Что ты натворил?

— Натворил? — Его голос изменился, и Филин даже рассмеялся, вполне искренне. — Ника, ты меня с кем-то путаешь. С муженьком своим?

— Ты понимаешь, что он хочет тебя посадить?

— Я не только понимаю, но и знаю. Твой майор мне уже второй год досаждает. И пока ничего, хожу на воле. Как видишь.

— Что? — Я на самом деле была в шоке.

— Что? Всю кровь выпил, вампирёныш прокурорский.

— Кирилл...

— Ника, детка, не забивай себе голову, — посоветовал он мне подозрительно лёгким тоном. — Всё обойдётся.

Как всё может обойтись, у меня в голове не укладывалось. Я потеряла покой, я не могла ходить на работу и даже с Лёвушкой разругалась, когда тот попытался меня образумить и напомнил про приезд Норманов. Мне было наплевать и на Норманов, и на Лёвушку, и на все достопримечательности нашего замечательного старинного города. Я могла думать только о том, что мой муж всерьёз вознамерился посадить моего любовника в тюрьму. А когда я вспомнила про подпольное казино, мне и вовсе плохо стало. Даже достала с полки любимую Витькину книгу — уголовный кодекс, и полистала ради интереса. А когда закрыла, поняла, что пора пить успокоительное. Я такое не переживу.

Благо, что страданий моих муж не видел. Он пропадал на работе, и не видел, как я бесцельно слоняюсь по дому в халате. Увидел бы — испугался. Когда такое было? Меня ничто не могло из колеи выбить, утро я всегда встречала во все оружии. А за последние несколько дней стала похожа на привидение. Мужчины решали свои проблемы, друг с другом чуть ли не воевали, а мне оставалось только ждать. Неизвестно чего. Мне никто ничего не говорил, даже успокоить забывали, рассказать. Я звонила то одному, то другому, а они оба от меня отмахивались и говорили, что заняты.

— А я не занята. Не занята! И я с ума схожу!

— Всё уладится, — говорил один.

— Устроится, — обещал другой, а я обоих ненавидела.

А потом подслушала Витькин телефонный разговор. Сначала не поняла, о чём речь, и только когда он заявил, что "теперь этот гусь не отвертится", вся превратилась вслух и прилипла к двери, чтобы не пропустить ни слова.

— Что ты задумал? Что-то происходит, да?

Витя удивленно посмотрел.

— Зачем подслушивала?

— Да я не подслушивала, — попыталась я оправдаться. — Просто услышала. — И рукой взмахнула. — Это когда-нибудь кончится? У меня такое чувство, что у нас война.

— Ника.

— Ну что Ника? Ты давно на себя в зеркало смотрел? Ты же серый весь от усталости! Ты вечно где-то пропадаешь, ты с головой в свою работу ушёл, у тебя глаза злые!

— Успокойся. — Витька ко мне потянулся, за руку уцепил и к себе притянул. Носом в мой живот ткнулся. — Скоро всё кончится.

Я руку на его голову положила, вроде бы погладила, а на самом деле пыталась скрыть, как пальцы дрожат.

— Что это значит?

Он голову поднял, чтобы в лицо мне посмотреть. Широко улыбнулся.

— Ничего. Всё хорошо.

А потом опять на работу уехал, и вернуться не пообещал. Так и сказал: не жди сегодня. Я около получаса сидела на диване, пытаясь понять, что мне делать — просто сойти с ума или перед этим головой о стену побиться, чтобы уж наверняка, а потом набрала номер Мишки Романова.

— Что у вас происходит?

— У нас? Ничего. Работаем.

— Миша.

— Ну что?

— Вы что-то опасное затеваете, да? Если мне не скажешь, я приеду и сама во всём разберусь.

Романов даже застонал в трубку.

— А ты зачем мне всё это говоришь?

— А Витька меня не слушает.

— И я не буду.

— Миша!

Он что-то сказал в сторону, а потом забубнил в трубку:

— Не вздумай приезжать. Витька тебя точно не пощадит. У нас сегодня операция.

— Какая операция? — похолодела я.

— Обыкновенная. Облава на подпольное казино.

Так вот почему Витька таким возбуждённым и воодушевлённым выглядел этим утром. Предвкушал победу.

Я с силой потёрла лицо руками, до того, что в глазах потемнело. Сжала в руке телефон. Попыталась представить себе, чем в данный момент муж занимается. У них там, наверное, суета. Пытаются всё продумать, чтобы избежать любой ошибки, чтобы у Филина ни одного шанса не осталось. Они готовы, они настроены, они даже злы. Им нужен результат. И на этот раз отрицательным не удовлетворятся. Витя, наверняка, уже мечтает, как защёлкнет на руках Филина наручники, а тот не сумеет отвертеться.

Вот зачем ему это казино?!

— Ника, я же просил... Я занят. Я сам позвоню.

— Кирилл. — Я глубоко вздохнула. — Они сегодня будут обыскивать ресторан. Они ищут казино. И, кажется, знают, где искать...

Входная дверь хлопнула, а я замерла. Промучившись целую ночь, я утром всё же решила уехать к Фае. Даже удивлялась на себя, как смогла так долго выдержать, ждала неизвестно чего, со страхом прислушиваясь к шуму лифта в подъезде и шагам за дверью. Но Витька домой не пришёл и не позвонил даже, а утром у меня сдали нервы, и я решила из дома уйти. Предчувствие уже не просто не покидало, оно росло с каждой минутой и превратилось в страх, который затопил изнутри и мешал думать. Я никак собраться не могла. В том смысле, что с мыслями. Уходить я собиралась налегке, просто успеть до возвращения мужа хотелось. В какой-то момент поняла, что знать-то я ничего и не хочу. Пусть всё случилось, как случилось, я ничего знать не хочу. У меня, просто-напросто, нервы сдали.

Но уйти не успела. Дверь в прихожей хлопнула, а я застыла, сжимая в руке сумочку, потом повернулась, когда почувствовала взгляд мужа. Очень надеялась, что на моём лице откровенного ужаса не написано. Взглядом с Витькой столкнулась и с трудом сглотнула. Даже голос пропал, и пришлось кашлянуть.

— Куда собралась?

Муж в дверях комнаты стоял и, кажется, с места двигаться не собирался. Руки в карманы лёгкой куртки сунул и брови приподнял, глядя на меня со значением.

Я осторожно пожала плечами.

— Прогуляюсь. К Фае хотела зайти, навестить... — Я отчего-то сбилась и замолчала.

А Витька кивнул.

— А-а.

Это "а-а" мне не понравилось, не понятно было, и, наверное, от этого я оправдываться и принялась.

— Витя, я устала сидеть дома и переживать. Ты даже не позвонил.

— А ты ждала?

— Конечно, ждала. — Глазами шарила по его лицу, а Витька вдруг усмехнулся, но как-то страшно и от двери отошёл наконец-то. Я за ним наблюдала. Муж вдруг огляделся, словно не домой пришёл, а в гости. — Что случилось? То есть, как дела?

— Медаль мне не дадут, — сообщил он вполне равнодушно.

— Да? — Я медленно выдохнула, потом губы облизала. — Это плохо.

— Кому как.

Витька продолжал стоять, повернувшись ко мне спиной, и в окно смотрел. Что там видел — не понятно, если окно новой тюлью скрыто было. Но я на всякий случай тоже посмотрела.

— Он на самом деле ловкач. Даже удивительно. Хоть щель, но найдёт и вылезет. Не ожидал, честно скажу. Думал, в этот раз точно не вывернется, а вот поди ж ты...

Я смотрела в пол. Потом зажмурилась, а когда поняла, что пауза затянулась и стала очень тревожной, поинтересовалась:

— Кто?

— Он, — веско ответил Витька и ко мне, наконец, повернулся. То есть, совсем не наконец-то, потому что я этого не ждала и даже не хотела, но он всё равно повернулся. И на меня посмотрел.

Я присела в кресло.

— Гулять передумала?

Губу, которую зубами прикусила пару секунд назад, отпустила.

— Ты же пришёл...

— Пришёл.

— А почему не раздеваешься?

Витька плечами пожал, а сам с меня глаз не спускал. Потом позвал:

— Ника.

— Что?

— Ты понимаешь, что я тебя убью?

Я голову опустила и только смотрела, как слёзы капают, прямо на ковёр. Это было странно и почти неправдоподобно, я никогда не думала, что плакать так могу — беззвучно и так горько.

— Ты понимаешь, что ты сделала?

Головой помотала. Я, конечно же, всё понимала, но думать об этом уже не могла. Я слишком устала от чувства вины и беспокойства.

— Несколько месяцев работы, — продолжал Витька, наблюдая за мной, а смотрел так, словно я чужая, незнакомая, он только что меня на улице подобрал и теперь пытается что-то до меня донести, некую свою правду, безусловно важную, а я понимать отказываюсь. И он злится, кулаки сжимает, говорит, говорит, и бесится из-за того, что я реву, как дура последняя и только головой мотаю. — Не только моей работы. И всё впустую. А почему? Потому что этот урод переиграл меня на моём же поле. Пока я мечтал, что он ошибку сделает, всего одну ошибку, на которой я его поймаю, он всё это время трахал мою жену.

— Неправда.

— Неправда?! — Он всё-таки заорал, а я голову в плечи вжала. Витька молнию на куртке дёрнул, достал что-то из внутреннего кармана и мне швырнул. Это что-то зашуршало и рассыпалось по ковру глянцевыми снимками. Я мокрую щёку вытерла и один из снимков подняла, посмотрела. Пальцем провела, разглядывая нас с Кириллом на какой-то стоянке, кажется, у той самой гостиницы. На фотографии Филин меня целовал, ладонь у меня на бёдрах, как говорится, ни убавить, ни прибавить. Но я всё равно упрямо покачала головой.

— Мы встречаемся недавно. Не было никаких месяцев, Витя.

Он шаг сделал, а я в кресло вжалась, правда, это не спасло, муж меня за горло схватил, и я самым натуральным образом молиться начала. Как в глаза ему посмотрела, у меня от страха внутри всё заледенело. Ведь на самом деле убьёт. И, наверное, его даже оправдают. Такое состояние аффекта, даже доказывать особо не придётся. Полгорода, наверняка, в курсе, что я ему с Филином изменила. Или будет в курсе.

— Ты думаешь, мне от этого легче? — выдохнул он мне в лицо и руку ещё сжал. Мне дышать нечем стало, и я глаза вытаращила. — Что? Оправдываться не думаешь? А я бы хотел послушать. Как ты с ним!..

— Отпусти, — прохрипела я и в руку его вцепилась.

Пальцы он разжал и даже отошёл на шаг. Смотрел на меня сверху, как на недоломанную куклу, с непонятным удовольствием. Наблюдал, как я кашляю и на кресле корчусь, потом спокойно заявил:

— Я всё равно тебя убью. И уверяю, Филин вряд ли расстроится. Или расстроится?

Я толкнула его, угодила куда-то в ногу, но Витька лишь покачнулся, вроде бы удивился, а потом размахнулся и ударил меня. У меня сразу в ушах зазвенело, я даже удивиться не успела. Только щека загорелась и колокольный звон в ушах. Я за щёку схватилась, и как во сне наблюдала, как Витька по ковру пошёл, наступал на фотографии, его это мало волновало, не замечал скорее всего, а я внимательно следила, как он наступает на них, глянцевые снимки немного поскрипывают под его подошвами и некрасиво мнутся. Прямо как моя жизнь. Муж из комнаты вышел, а я на кресле откинулась и глаза закрыла, потирая нестерпимо горящую щёку. Нужно было уйти раньше, прямо вчера. Чего я, дура, ждала?

— Проверим.

Я глаза открыла.

— Что? — Собственный голос показался мне сиплым и испуганным.

— Расстроится ли он, — пояснил Витька. Вернулся он уже без куртки, с папкой для бумаг в руках, которую небрежно кинул на журнальный столик, потом на меня посмотрел. — Как думаешь?

— Что ты пристал ко мне?

Он только руками развёл.

— Мне любопытно. Думаешь, права не имею? Полюбопытствовать... Расскажешь мне?

Я головой покачала. Он улыбнулся.

— Расскажешь, — заверил он. — Всё, что я захочу.

— Хватит мне угрожать.

— Да я ещё даже не начинал.

— И что это изменит? — Я выпрямилась. Изо всех сил пыталась храбриться, руку от щеки отняла, слёзы вытерла, и волосы за ухо заправила. Хотела привести себя в порядок, стараясь не думать о щеке, и тем самым вернуть себя хоть немного уверенности. — Я сама хотела с тобой поговорить, давно... А потом всё это началось... Витя, давай поговорим спокойно.

Он голову на бок склонил, глядя на меня, как на умалишенную. Но всё-таки кивнул.

— Давай.

Рука сама тянулась к щеке, болело жутко, но показывать ему это было нельзя. Я глубоко вздохнула и подбородок вздёрнула.

— Я сама хотела тебе всё рассказать, про Кирилла... — На этом вся смелость закончилась, я замолчала, но затем выдавила: — Про развод.

— Про развод? Ты развода хотела попросить?

— Да.

— Из-за него?

— Да...

— Ника, ты дура?

Слёзы опять потекли, и я судорожно втянула в себя воздух.

— Витя, послушай меня...

— Это ты меня послушай. Знаешь, я много лет пытался всем окружающим доказать, что у тебя мозги есть. Я очень старался, хотя мне долго никто верить не хотел. А теперь оказывается, что правы были они. — Он головой качнул. — Мозгов нет.

— Витя!

— Рот закрой.

Я некрасиво всхлипнула и рукой утёрлась.

— Я его люблю.

Витька пару секунд молчал, я глянула на него исподлобья и тут же зажмурилась, когда увидела, как он дёрнулся неожиданно. Но он только зло пробормотал:

— На самом деле дура.

— Пусть.

— Пусть? — Он криво усмехнулся. — Ну, пусть, так пусть. Тебе виднее. — Поднялся и на кухню ушёл. Пока его не было, я снова ладонь к щеке прижала, а потом оглядываться принялась, пытаясь вспомнить, где у меня телефон. Наверное, надо Кириллу позвонить. Чтобы он приехал... чтобы знал.

Он снова меня ударил, когда вернулся и увидел телефон у меня в руках. В кресло вжал и попытался телефон отнять, в руку мою вцепился, запястье сдавил, и пальцы я поневоле разжала.

— Кому звонить собралась? — спросил он, отдуваясь после схватки. Я сопротивляться пыталась, руками-ногами его отпихивала, кажется, в живот его пнула, и если силы во мне было немного, но отмахиваться Витьке от меня пришлось, и он даже запыхался. — Ему? — На телефон мой посмотрел, усмехнулся. — Номер по памяти? Мило.

— Ты с ума сошёл? Ты хоть думаешь, что ты делаешь?

— Нет. Ты же не думала. Теперь я... отдыхаю. — Он на диван сел, ноги вытянул, потом мой телефон в карман сунул. А со столика бутылку водки взял, за которой, видимо, на кухню и ходил.

— И что делать собираешься? — Я очень аккуратно покрутила запястьем и от боли поморщилась. — Убьёшь меня?

— Как получится, — легко отозвался он, водку в стакан наливая. Я с тревогой за ним наблюдала.

— Витя, не сходи с ума.

— Почему? Мне терять нечего, родная. — Выпил, его передёрнуло, потом он носом в руку уткнулся и головой помотал. — Ты постаралась...

— Я, правда, его люблю.

— Ещё раз скажешь, точно убью.

Я лицо рукой закрыла.

— Прости меня. Я знаю, что не должна была его предупреждать, но... у меня выбора не было. Если бы он сел... я бы не пережила.

— И так не переживёшь.

— Вить...

— Хватит! Хватит, — нараспев и угрожающе повторил он. С дивана поднялся, не забыв с собой бутылку прихватить. — Ты вообще, чем думала, когда это делала? Ты что, всерьёз надеялась, что я не узнаю? Ты понимаешь, что у меня просто выбора теперь нет, только убить тебя, суку такую. Ты на мне крест поставила. И не тем, что позвонила, а... Да что с тобой говорить?! — Витька рукой махнул, а я за голову схватилась. — Ты не просто мне изменила, ты... — Он всё слова подбирал, потом опять сказал: — Дура ты, вот ты кто. Любит она его! — Витька засмеялся, вышло немного пьяно, и я от этого ещё больше перепугалась. — А я тебя не любил? Я... Или я не в счёт? Конечно, ты у нас — королева красоты! Любительница пыль в глаза пускать, вместе со своей сумасшедшей старухой!

Я всхлипнула, разбитую губу прикусила, потом осторожно прикоснулась, стирая кровь. Больно было, но показывать ему этого было нельзя.

— Мало я твои капризы исполнял? Теперь новый у тебя? Мужа мало стало? Засвербило? Мужика нового нужно?!

— Замолчи! — Я глаза на него вытаращила и всхлипнула. — Я, правда, его люблю!

— Ты правда когда-то любила меня. Или не любила? — Витька на меня уставился, сначала с усмешкой, но чем дольше на меня смотрел, тем больше каменело его лицо. Потом хмуро кивнул. — Да, кажется, мне на самом деле терять нечего. — Отпил прямо из горла, а я взглядом в пол упёрлась. Кажется, да. Ему терять нечего, а мне ждать уже нечего.

Муж бутылку на журнальный столик поставил, едва не уронил, а потом к креслу моему подошёл, через спинку перегнулся, а руки мне на плечи положил. Ладони легли, тяжёлые, горячие, а меня затрясло. Глаза закрыла и в подлокотники вцепилась, до боли в пальцах.

— Что мне теперь делать? — Витька ко мне наклонился и прямо на ухо проговорил. От него разило водкой, а я боялась его так, что даже мысль дурная в голове мелькнула, что он от злости своей, может мне ухо откусить. Пьяный и взбешённый... Мы не первый год вместе, и я знала, что когда он зол, на пути у него лучше не стоять, но, надо признать, он никогда свою злость на меня не направлял. Он меня любил и руки не поднимал, а теперь вот ненавидит. И остановить его некому. — Что? — Рука за воротник моей кофты нырнула, но была совсем не ласковая, в бретельку бюстгальтера вцепилась и с силой потянула. Я поморщилась. — Я столько лет работал, я доказывал, карьеру делал, для тебя. Я всем рассказывал, какая у меня жена, все мужики мне завидовали, головы сворачивали, когда тебя видели, но всё это моё было. Вот всё это. — Погладил, потом грудь мою сжал. — А теперь оказывается, ты потаскуха? И ты с ним!.. С этим ублюдком, на котором пробы ставить негде! — Он оттолкнул меня, и я едва с кресла не слетела. — От испуга заревела и не сразу смогла взять себя в руки. А Витька разошёлся не на шутку. — Неужели ты думаешь, что ты ему нужна? Ну, ты же не совсем идиотка, Ника! Он специально это сделал!

— Замолчи!

— Он знал, что недолго осталось, он знал, что я до него доберусь, и что в этот раз ему не отвертеться. Что он сядет и надолго! Я ему поперёк глотки стоял! Ты знаешь, где он у меня был? — Витька кулак сжал и почти в лицо мне его сунул. — Вот здесь он у меня был. Только спугнуть боялись. Нужно было брать его прямо там, в казино этом. И не только его, там такая компания собиралась, что просто... — Муж рукой воздух резанул. — А ты, ты всё испортила. Только потому, что у тебя ни капли мозгов нет! — Он выпрямился. — Правильно мне отчим твой говорил, что ты шлюха стопроцентная, только прикидываешься... светской львицей. А я ведь ему тогда по роже дал. — Витька лицо ладонью потёр и вздохнул устало. — Тварь ты.

Я кивнула.

— Наверное.

Он посмотрел на меня.

— Точно тебе говорю. Денег захотелось? Шикарной жизни? Ты же у нас любишь устраиваться поудобнее, Фая твоя ведь именно этому тебя учит?

— Фаю не трогай.

— Или что? Правда и есть. Подвернулся вариант посолиднее, и ты не долго думала. Вот только разочаровать тебя хочу, свою работу ты уже выполнила, всё, что нужно для него сделала, не думаю, что он голову от твоей небесной красоты потерял. Это я... дурак. Всё что-то в тебе выискивал, достоинства какие-то. Надо было через пару ночей за дверь выставить, а я ещё женился, на шлюхе. Вот вы со старухой надо мной посмеялись, да?

Мне вдруг вспомнилось, сколько раз мы с Фаей моего мужа обсуждали, и что она ругать его не переставала, и невесело усмехнулась. Всё-таки жизнь меня ничему не учит. Витька заметил и его перекосило.

— Я бы на самом деле тебя убил. Мне очень этого хочется, прямо руки чешутся... Как подумаю, что ты с ним... — Он что-то ещё добавил, только отвернулся и я не разобрала. Да и слышать не хотела.

Я покаянно опустила голову.

— Я не хотела, чтобы так... Звонить никуда не хотела, влезать между вами. Но у меня выбора не было.

— В том-то и дело, что был. — Он глянул на меня зверем, и я снова сжалась. — Был у тебя выбор, родная. И ты его сделала, так что нечего жаловаться.

— Я не жалуюсь.

— Правда? А что же смотришь на меня с таким ужасом? Или я, по-твоему, должен был как-то по-другому отреагировать?

Я промолчала. Говорить ему о том, что прекрасно знала, как он отреагирует, бесполезно. Я знала всё заранее и сейчас не удивлена и не потрясена... Просто страшно. А за страх мне не стыдно и спрятать я его не могу, как бы мне этого не хотелось.

Витька ещё долго меня мучил, всё пытался придумать, как кольнуть меня побольнее. Действий и моего пристыженного молчания ему было мало, особенно, когда бил, а я всё равно молчала. Не знаю, может он надеялся, что я прощения просить буду, уверять его, что ошибку совершила и всё уже осознала, возможно, он тогда получил бы какое-то моральное удовлетворение, но я хранила молчание, потому что у меня попросту ни одного слова не находилось, которое он хотел бы от меня услышать. Знала, что всё равно не простит, даже если я в ноги ему упаду и умолять стану, просто ему это нужно, чтобы вернуть уверенность в себе. А я умолять не хотела. Я останусь виноватой, и в его глазах, и в глазах его друзей и знакомых, и, наверное, так правильно. Только бы пережить...

— Позвони ему. — Витька сунул мне телефон. — Позвони, пусть приедет и заберёт тебя.

Я смотрела на него снизу, в угол дивана вжалась, потом головой покачала, отказываясь. Его это разозлило.

— Почему? Боишься, что не приедет?

Я волосы с лица убрала и осторожно прикоснулась к болевшей от удара скуле.

— Не хочу, чтобы он меня видел... такой.

Витька замер надо мной, телефонную трубку в руке сжимая, зубы сжал, до такой степени, что побелел, потом швырнул трубку на пол.

— Какая же ты дура.

Я кивнула и кинула быстрый взгляд в сторону прихожей. Я уже и не мечтала, что он сегодня меня выпустит из квартиры. А до утра ещё ой как долго. Мне вряд ли терпения и смелости хватит выдержать всё это. Силы уже были на исходе, слёзы всё чаще на глаза наворачивались, больно было, кажется, везде, даже Витька заметил, что я из последних сил держусь. Говорить с ним бесполезно, что-то доказывать, просить, ему это и нужно, чтобы я растеряла остатки гордости, и он смог отыграться по полной. На то, что пожалеет, я не рассчитывала.

— Будешь звонить?

— Нет!

— Потому что знаешь, что не приедет.

— Тебе бы очень этого хотелось, да?

Сама я старалась об этом не думать — приедет Кирилл за мной или нет. Боялась об этом думать. Мне было настолько больно, что ещё одно разочарование я бы просто не пережила, тем более у мужа на глазах, который внимательно за мной наблюдал, каждую эмоцию ловил, выискивая для себя нужное.

Когда, поздно вечером, Витька меня из квартиры всё-таки вывел, я своему счастью поверить не могла. Ноги не держали, голова кружилась, рёбра болели настолько, что дышать больно, а муж рядом стоял, в мой локоть вцепившись, и, кажется, руку мне вознамерился сломать, напоследок, так сказать. Но я даже не вырывалась. Морщилась, но уговаривала себя потерпеть. Вместе с ним в темноту вглядывалась, с нетерпением ожидая такси. Ноги не держали, и я к Витьке слегка привалилась, он даже не заметил.

— Надеюсь, ты глупостей делать не станешь, — негромко и глухо проговорил он.

У меня сил хватило на дерзкую улыбку.

— В милицию не пойду.

— Не ходи. — Ему в тьму вглядываться надоело и он ко мне повернулся, за подбородок меня взял, мне пришлось глаза на него поднять. — Ника, то, что ты сделала... — Витька слова подбирал, а я сказала:

— То, что ты сделал, не лучше.

— Я имел на это право.

— Нет, Витя. Тебе хочется так думать. — Разбитая губа болела, и я её облизала. — И даже если всё так, как ты говоришь, это уже не важно. — На глаза слёзы навернулись, а я назло всему улыбнулась. — Я просто влюбилась. Первый раз в жизни. Я не могу об этом жалеть. Даже если он... если ему это совсем не нужно. А ты прости меня.

Он руку мою выпустил. Посмотрел с презрением.

— Пошла вон.

Я шагнула к подъехавшему такси, и только когда в машину села, выдохнула с огромным облегчением. Но в окно всё-таки посмотрела, кинула на мужа прощальный взгляд. Пыталась понять, злюсь я на него или нет. По привычке губу прикусила, сразу стало больно, во рту привкус крови и я еле слышно охнула. Но всё равно выходило так, что не злюсь. Просто рада, что всё закончилось, наконец. А синяки... Заживут синяки, а я буду помнить, насколько мучительно чувство вины. Никогда не забуду.

Таксист на меня странно косился, а когда я, трясущимися руками, пыталась деньги из кошелька достать, спросил всё ли у меня в порядке. Я кивнула, а перед глазами пелена из слёз.

Когда Тося мне дверь открыла, куталась в халат и смотрела сонно, а меня увидела и натурально ахнула.

— Ника! Господи, что случилось-то?!

Я только палец к разбитым губам приложила, прося её голос не повышать, туфли скинула и к стене привалилась, стараясь не смотреть на Тосю, которая разглядывала меня, прижав руку ко рту. Явно не знала, что делать, а пока соображала, из комнаты Фая вышла, завёрнутая в шёлковое кимоно и как ни в чём не бывало сообщила:

— Тося, ты меня разбудила своими ахами и охами.

— Фаина Александровна, да что ж это творится такое? — Тося только рукой в мою сторону повела и снова замолчала, а Фая молча на меня уставилась. Разглядывала, хмурилась всё больше, а потом я заметила, как она судорожно вдохнула и губы поджала. Они превратились в тонкую линию, а в глазах металл появился.

— Я его посажу.

Я от стены отлепилась и направилась в сторону ванной. Только проговорила негромко на ходу:

— Всё у меня нормально.

Не знаю, сколько времени в горячей ванне просидела, воду пустила и ревела в голос. Хоть душу отвела. Синяки уже проступили, но было понятно, что завтра утром картина будет ещё хуже. Ссадины от горячей воды саднило, под рёбрами тупая боль, а в зеркало на себя взглянуть страшно. Когда рыдать надоело, я умылась, под воду на несколько секунд опустилась, а когда вынырнула, головой замотала, сбрасывая с себя весь ужас сегодняшнего дня.

— Нечего его жалеть, поняла? — Фая, совсем как в детстве, на край моей постели присела, и одеяло мне поправила. На лицо моё посмотрела, а я краем одеяла прикрылась, пытаясь от её взгляда спрятаться. Она вздохнула, печально как-то, а я мысленно ужаснулась этому, Фая редко вздыхала, только в самых особых случаях.

— Мне не нужен скандал.

— Я лучше знаю, что тебе нужно.

— Фая...

— Ладно, — она обороты сбавила и по плечу меня погладила. — Спи. Тося тебе таблетку дала?

— Дала.

— Вот и хорошо. Спи. Завтра поговорим.

Хоть и говорят, что утро вечера мудренее, но я этого совсем не заметила. Проснулась вся разбитая, с жуткой головной болью, на постели повернулась и застонала сквозь зубы. Тело на малейшее движение болью отзывалось. Первая мысль — мне нужен врач с большим уколом обезболивающего; следующая — Кириллу позвонить. Правда, всё из головы вылетело, когда Тося в комнату заглянула. Заметила, что я проснулась, и вошла.

— Выглядишь ужасно, — порадовала она меня. Я только рукой махнула. — Ника, это что же творится такое? Ты что натворила? Наслушалась советов её, да? Вот говорила же я тебе...

— Тося, я сама... Фая-то при чём?

— Она всегда при чём, — уверенно проговорила домработница, а потом шёпотом сообщила: — Мама твоя приехала, с отчимом. Чай пьют в гостиной.

Я на локтях приподнялась.

— Зачем?

— С чемоданами. Так понимаю, твоими.

Я снова на подушки прилегла и глаза прикрыла.

— Ясно. Значит, все уже в курсе.

— Ну, все не все... Завтракать будешь?

Я лицом в подушку уткнулась и головой покачала.

В гостиную я не пошла. С кровати поднялась, к зеркалу подошла, а как себя увидела, на одно мгновение с Фаей согласилась, что Витьку посадить надо. Вот ведь гад... На меня никто никогда руки не поднимал, а тут такое. Языком к вспухшей губе прикоснулась и тут же поморщилась.

Мама, когда в комнату вошла, не меньше минуты меня разглядывала. В дверях стояла, а взгляд полон осуждения и даже претензии. Правда, в чём именно я перед ней виновата, я не поняла.

— Вещи привезла? — спросила я вместо приветствия. — Мне даже интересно, что он в чемоданы напихал.

— Там две сумки с твоими платьями.

Мне на самом деле рассмеяться захотелось, только больно было, и головой замотала, не знала, как ещё отреагировать.

— Боже, даже чемоданы не отдал?

— Ника!

— Их я покупала, между прочим, когда мы в Испанию летали отдыхать. Помнишь?

— Сама бы тебя убила, — проговорила мать, в комнату прошла и в кресло села. — Я же тебя предупреждала! А ты, мало того, что любовника завела, так ещё бандита какого-то. С ума сошла?!

— Он не бандит.

— Да какая разница, Ника! Ты себя в зеркало видела?

— Видела! — огрызнулась я, с той злостью, на которую сил хватило.

— Значит, плохо смотрела.

— Мама, ты чего от меня хочешь? Вещи привезла — спасибо тебе, но больше говорить ничего не надо.

— Почему? Фая придёт, научит, как жить дальше?

— Хоть Фаю не трогай, ты в её доме.

— Ты тоже в её доме, в этом и беда. — Мама комнату оглядела, а затем продолжила, понизив голос: — Она виновата, она. Научила на свою голову, всё муж у тебя плохой был. А где он, хороший? Вот твой, новый, где он? Он тебя видел? А ведь из-за него ты в таком состоянии!

— Мама, хватит!

— Не кричи на меня. Я, в отличие от Фаи, за тебя волнуюсь, а она всё интриги плетёт, старуха чокнутая.

— Это ты про меня так лестно?

Я едва в голос не застонала, когда Фая в комнату вошла. Посмотрела на неё умоляюще, потом на мать, но та, кажется, даже не сконфузилась. Только подбородок повыше вздёрнула и на Фаину взглянула с вызовом.

— Вы её с пути сбили.

— Я?

— Конечно. Голову ей глупостями забиваете. Жила она с ним и жила. Чем плохой муж?

— А чем он хороший?

— При карьере, при должности.

— Да какая у него должность? Тьфу. — Фая нитку жемчуга на своей шее потеребила и выразительно скривилась. — Я ей сразу говорила — не твой случай. Какой от него толк? Единственное удовольствие — постель, а так... — Она худенькой ручкой махнула, а потом словно опомнилась и на мать мою, замеревшую, посмотрела. — Ну, вот что ты на меня так глядишь? Не такая я и старая, помню, что от многих мужиков только один толк в жизни. Как от твоего, например.

Я только наблюдать могла, как мама, возмущённая, вскочила, Фаю взглядом посверлила, потом на меня обернулась.

— Если ты и дальше будешь её слушать, то разбирайся, как хочешь. Очень много хорошему она тебя научила... Дошаталась со своим бандитом! А дальше что будет? Тебя убьют где-нибудь в подворотне?

Когда за матерью дверь закрылась, Фая руку в бок упёрла.

— Она всегда была глуповата. И труслива.

— Это моя мама, — напомнила я.

— Да. Слава богу, ты не в неё.

Я улыбнулась с трудом.

— А в кого?

— В меня. Это радует.

— И что же мы теперь делать будем? — Тося в чашку с чаем свою заглянула и тяжко вздохнула, чем разозлила хозяйку.

— Вот что ты опять вздыхаешь? Завздыхала она.

— Повод есть.

Я на спинку стула откинулась и пальцами по скатерти забарабанила. Затем сказала:

— Всё уляжется.

Фая уточнила:

— Это ты ей говоришь?

— Себе.

— Сейчас уже поздно себя успокаивать. Хуже всего, что даже поделить с ним нечего.

— Он бы ничего и не отдал.

Фая только усмехнулась.

— Конечно.

— Фая, я не хочу ничего делить. Пусть он со мной разведётся.

— А жить ты где будешь? Вернёшься в свою квартирку на окраине?

— Наверное.

— Наверное, — повторила она вслед за мной и откровенно скривилась. — Я бы на твоём месте, за то, что он с тобой сделал... Урыла бы его, вот. Чтобы мало не показалась.

Тося в удивлении рот приоткрыла, а я даже не улыбнулась. Только головой покачала.

— Ничего не выйдет. Это он со мной разводиться будет, а не я с ним. Он сейчас всё сделает, чтобы выйти жертвой. Все вокруг будут знать, как и с кем я ему изменяла.

— Вот это меня больше всего раздражает! Избил тебя, а он герой!

— А он герой, — кивнула я и повторила за ней почти шёпотом.

— Сволочь он, а не герой. И без мозгов. И это он должен у тебя в ногах валяться, благодарить, что ты на него в милицию не заявила. — Подумала, а затем просительно посмотрела. — Ника, давай испортим ему жизнь.

— Не хочу.

— Ника, он этого заслуживает.

— Я от этого ничего не выиграю, и легче мне не станет. Меня и так на каждом углу обсуждать будут, Витька постарается. А оправдываться перед всеми... Мне нечего сказать.

— Ну и зря! — Фая даже кулаком по столу стукнула. — Нельзя такое прощать! Я ночью тебя увидела, у меня чуть сердце не остановилось. Он не просто руку поднял, она у него устала, наверное, бить тебя. Никакой злостью и обидой это не оправдать. Бешенство это. Я всегда это за ним подозревала.

— Так что же, ты опять замуж пойдёшь? — вдруг спросила Тося, а мы с Фаей удивлённо посмотрели на неё. — Ну, после развода?

Фая моргнула и на меня посмотрела. Я неохотно ответила:

— Не думаю.

— Что? Не хочет жениться?

Я промолчала, а Фая огорчённо качнула головой.

— Что-то полоса чёрная пошла.

Я из-за стола поднялась.

— Не знаю, что за полоса. Просто я влюбилась. А как себя вести — понятия не имею.

На меня посмотрели удивлённо, а я смалодушничала и к себе в комнату сбежала, не желая и дальше отвечать на вопросы. На кровать осторожно прилегла, стараясь не делать резких движений, а потом телефон с тумбочки взяла. Секунду медлила, а потом всё-таки набрала номер Кирилла. Сердце застучало, заволновавшись, но ничего так и не дождалось. Абонент не отвечал, или не желал отвечать. Я телефон выключила и в ладони его сжала. И снова, как заклинание, повторила:

— Он просто занят.

— Он уехал?

— Ника...

— Уехал? Ты же сам сказал, что уехал. — Я в упор смотрела на Лёвушку, тот старательно глаза в сторону отводил, а у меня сердце с каждой секундой стучало всё тише и безжизненнее.

Шильман со стула поднялся, беглым взглядом оглядел Фаину гостиную. Ему, явно, было не по себе, он не знал, что мне говорить, не знал, как на меня смотреть, и вообще томился.

— Мне так сказали, — проговорил он, плечами пожимая. — Ты пойми, кто мне что рассказывать будет? Кто я такой?

Я только печально улыбнулась.

— Уехал... Сукин сын, а.

Лёва глянул на меня с сожалением.

— Я тебя предупреждал. Не надо было с Филином связываться.

— Да, — согласилась я. — Ты предупреждал, Витька предупреждал, да и я сама... не слепая.

Лёвушка рядом со мной остановился, разглядывая меня сверху. К синякам моим, ещё и не думавшим сходить, приглядывался. Потом головой качнул.

— Что ж он так тебя?

— Как я понимаю, вопрос риторический. — Я ему ответила, и даже понимала, что он мне говорит, хотя мысли были далеко. Я всё ещё до конца поверить не могла, что Кирилл так со мной поступил. Что муж, теперь уже бывший, прав был от начала до конца. Да и моя интуиция с самого начала против Филина бунтовала, но я не устояла, а теперь вот осталась... ни с чем.

— Да конечно. Но всё равно... — Он поморщился. — С тобой так нельзя.

Я удивлённо приподняла бровь.

— Почему? Чтобы красоту не попортить? Как выяснилось, не нужна она никому.

— Нужна, Ника. Наверное, поэтому Витька так и старался. Чтобы другому не досталась.

Я с видимым усилием поднялась со стула.

— Да не поэтому он старался, Лёва. А чтобы все, кто меня увидит, другим рассказали, насколько он был потрясён моим предательством. Что так любил, так верил, а я с Филином. Не во мне дело, понимаешь? А именно в Филине. Витька себя защищает. — Я подумала, а потом добавила: — В принципе, имеет полное право.

— А ты что теперь будешь делать?

— Я пока не знаю.

Я у окна остановилась и замерла, глядя вдаль. Наверное, со стороны выглядела жалко — побитая, закутанная в длинный махровый халат почти до пят, и сникшая, после полученных новостей. Лёва ко мне присматривался с недоверием и недовольством, и не знал, как вести себя со мной. То ли жалеть, то ли подбадривать, то ли вообще, ругать. Он снова за стол присел, пальцами побарабанил, и предложил, в конце концов:

— Давай в Париж тебя отправлю. Всё ещё можно переиграть, успеем. А ты съездишь, отвлечёшься.

Я слабо улыбнулась.

— Я там с ума сойду, Лёва.

— Где? В Париже?

Я кивнула, а Шильман лишь фыркнул.

— Сказал бы я тебе...

— Никуда я не поеду, Лёва. Некогда мне разъезжать.

— Конечно, у тебя столько дел!

— Представь себе. Развод, на старую квартиру надо переехать, устроиться как-то.

Лёва пару секунд раздумывал, потом спросил:

— А Филин?

Я глубоко вздохнула, а руку к груди прижала, словно опасалась, что внутри порвётся что-то.

— Ты сам сказал — он уехал.

— Он постоянно в разъездах.

— Лёва, прекрати. Он ни разу мне не позвонил. Не ответил ни на один звонок, меня с ним не соединяют, он постоянно чем-то занят. Для меня — занят. А сейчас вот уехал. Я не дура, я всё прекрасно понимаю.

— И?

— И ничего. Рыдать и убиваться я не буду... Наверное. — Голову низко опустила, разглядывая носы своих тапочек. На глаза слёзы навернулись, и мне очень хотелось их от Шильмана скрыть. — Как-нибудь переживу. — Заставила себя улыбнуться. — Синяки сойдут и всё наладится. Вот увидишь.

— Очень на это надеюсь, — неожиданно язвительно проговорил Лёвушка. — У меня от этих разговоров по душам с тобой, изжога, честное слово.

— Выйду на работу, заработаю для тебя миллион, купишь себе таблетки.

Он всё-таки улыбнулся, а потом уверенно проговорил:

— Справишься, Ника. Ты справишься. Кто такие мужики против тебя?

— Действительно...

В комнату Тося заглянула, на Шильмана глянула и предложила:

— Чаю, Лев Константинович? Или пообедаете?

Я глаза закатила, а когда Лёвушка на обед с энтузиазмом согласился, из гостиной выскользнула, побоявшись ему своим несчастным видом аппетит испортить. Дверь своей комнаты за собой прикрыла и замерла, в дверную ручку вцепившись. В комнате царил полумрак, тяжёлые шторы с ночи так и не были раздёрнуты, духота и ни одного лучика света. Слёзы всё-таки потекли, но я постаралась взять себя в руки и зло их смахнула. Я за прошедшую неделю их столько пролила, что глаза опухли, и мне всерьёз грозило обезвоживание. Ни из-за одного мужчины я не плакала, никогда, а Кирилл Филин ситуацию исправил, причём с лёгкостью. Он не позвонил, даже для того, чтобы попрощаться со мной. Или к чёрту послать. Он куда-то уехал, по словам его подчинённых, у него были дела, а мне он передать ничего не просил. Когда я поняла, что от меня попросту отделываются, я заслала в "Три пескаря" Шильмана, но тот меня тоже ничем не порадовал. Скорее наоборот. Но зато теперь всё ясно, как божий день. Кирилл на самом деле получил, что хотел, и в дальнейшем тратить на меня своё драгоценное время не собирался. Всё чётко и ясно. И жаловаться мне, кажется, не на что. Я сама всё придумала, Филин мне никогда ничего не обещал, и даже влюбляться в него не советовал. Потому что знал всё с самого начала.

А я дура.

Минут через сорок Лёва собрался уходить, Тося в дверь мою осторожно постучала и сообщила об этом, предлагая выйти и гостя проводить. А я только руку подняла, и ключ в замке повернула, всё молча. Как оказалось, всё это время под этой дверью и просидела, слёзы глотая. Это уже совсем никуда не годится. Но по-другому пока не получалось.

— Я ему устрою сладкую жизнь, — грозила Фая, когда ей надоедало наблюдать мои страдания.

— Кому? — однажды поинтересовалась я, а она вдруг растерялась. Правда, тут же выдала:

— Обоим!

А недели через две моего добровольного затворничества, наблюдая, как я запудриваю едва заметный след на скуле, сказала:

— Вот и правильно. Ты красавица. К тому же, не родился ещё мужчина, из-за которого стоит слёзы лить.

Я промолчала, на шаг отошла, разглядывая своё отражение. Впервые за прошедшие недели я на себя в зеркало смотрела и у меня внутри ничего не ёкало. Это была я прежняя, разве что взгляд тусклый, но с этим, наверное, тоже можно что-то сделать. Только времени больше потребуется.

Я хоть и сказала, что затворничество моё было добровольным, но на самом деле, если бы не было Фаи и Тоси, то я так и просидела бы все эти дни в четырёх стенах и выла бы от тоски, а никому и дела бы не было. Ко мне никто не приходил и не звонил. Если только Лёвушка пару раз звонком беспокоил, с вопросом: "Не собираюсь ли я на работу выйти?". Я не собиралась, и он расстраивался. Мама была на меня обижена, Витька презирал и со мной разводился, Кирилл и думать, наверное, забыл, и только Тося меня по голове гладила, жалея, а Фая планы строила на мою жизнь, желая подбодрить. Я в своей комнате сидела, думала непонятно о чём, а ночами в подушку ревела, пока не засыпала, устав.

Кириллу я больше не звонила, поклялась, что больше никогда звонить не буду. Как только мысли о нём появлялись, я старалась избавиться от них, начинала думать о скором переезде, о жизни, которая начнётся, пыталась представить, в каком состоянии получу свою квартиру, когда квартиранты наконец съедут. Не дай бог ремонт придётся делать.

— Фаина Александровна, скажите вы ей. — Тося накрывала стол к завтраку, на меня посматривала и хмурилась. — Ну, куда она поедет? Одна будет жить!.. Пусть здесь останется.

Фая на меня взглянула, спустив очки на кончик носа, что рассмотрела — не знаю, но отмахнулась от домработницы достаточно небрежно.

— Не выдумывай, всё у неё нормально.

Я поспешила кивнуть.

— Правда, Тося, всё хорошо.

Но она меня словно и не слышала, на хозяйку смотрела достаточно возмущённо.

— Совсем вам не жалко девочку!

— А ты думаешь, я позволю ей остаться, чтобы ты её жалела бесконечно? Хватит ей рыдать.

— Я не рыдаю.

— Вот ещё больше рыдать не будешь. Ты им ещё всем нос утрёшь.

— Нужны они мне... Причём, все.

Фая усмехнулась.

— Посмотрим, насколько тебя хватит.

Я чай помешала, и вдруг сказала:

— У меня такое чувство, что не две недели, а год прошёл. Всё с ног на голову перевернулось.

— Вот и не торопись, — вновь встряла Тося. — Тебе успокоиться надо.

— А я торопиться не собираюсь, — с лёгким вздохом проговорила я, разглядывая янтарную жидкость в фарфоровой чашке. — Некуда мне торопиться. Надо жизнь налаживать, а это дело суеты не терпит.

Через несколько дней, оказавшись в своей квартире, пусть маленькой и непрезентабельной на первый взгляд, я с благодарностью вспомнила первого мужа. Всё-таки добрейшей души человек, вот с ним разводиться было приятно. Надо не забыть поздравить его с днём рождения в этом году. Я даже некоторое воодушевление почувствовала (наконец-то!) оказавшись здесь, и ощущение такое, словно помолодела на несколько лет. Я снова одна, в своей квартирке и передо мной все дороги открыты. Я молодая, свободная и только немножко несчастная, как впрочем, и положено романтически настроенной особе лет восемнадцати. Но у меня вся жизнь впереди и это успокаивает.

Правда, настроение моё никто разделить не желал. Фая с Тосей по-прежнему приглядывались ко мне с беспокойством, а моё явное нежелание говорить о Филине, их не на шутку тревожило. Не находили они успокоения в моих улыбках и развитой бурной деятельности, связанной с началом новой жизни, моей же.

— Хоть покричи, поругайся, — говорила Фая, наблюдая, как я вещи собираю. — Скажи, что он сволочь и предатель, что ненавидишь... Хочешь, дам тебе пару тарелок разбить.

— Не хочу.

— А ненавидишь?

— Нет.

Она вздохнула и на кровать присела.

— И что с тобой делать?

Я только плечами пожала и улыбнулась.

— Понятия не имею, что со мной делать.

Фая посмотрела со значением.

— Знаешь, мне даже любопытно стало. Что это за прекрасный принц тебя сразил?

— Он не принц, — возразила я вполне беззлобно. — И уж тем более не прекрасный.

— Да? Тогда брось страдать по нему.

— Брошу. Скоро совсем.

— Или встреться с ним. Пусть в глаза тебе скажет, что дурак и слепой, и ты ему не нужна.

— Вот уж встречаться я с ним точно не буду, — тут же возмутилась я. — Может, я и дура, что сама ему о своей любви говорила... — Поморщилась с досады, не смогла удержаться. — Но навязываться точно не собираюсь, у меня гордость есть.

— Гордость, — неожиданно печально повторила за мной Фая и поднялась. — Гордость — это не всегда плюс.

Я нервно усмехнулась.

— Да? Ну что ж, припишу себе ещё один минус. И никакой трагедии.

В конце концов, все вокруг из минусов состоят. Вот взять хотя бы Витьку. В нём тоже гордыня взыграла со страшной силой. Он не то что встречаться со мной не желал, но даже не звонил, хотя бы для того, чтобы развод обсудить. Не могу сказать, что его молчание меня расстраивало, скорее уж настораживало. До того, что в голову начала лезть всякая чепуха, и по улицам я теперь ходила оглядываясь. Правда, потом решила, что мания преследования мне совсем ни к чему, и плюнула. Пусть всё идёт, как идёт.

Но, как выяснилось позже, молчал Витька совсем по другой причине. На третий день, как я от Фаи съехала, и только-только начала вспоминать, что такое жизнь в одиночестве, позвонил Мишка Романов, и голосом, глуховатым и неуверенным, сообщил, что все мои оставшиеся вещи перевезёт из Витькиной квартиры к моей матери. Я, признаться, удивилась.

— А мне помнится, что я не с тобой развожусь, — сказала я, но Романову, видимо, было не до шуток, он что-то пробурчал в ответ и отключился. А я, недолго поразмыслив, поехала к матери. После ссоры у Фаи, я с ней больше не виделась, мы даже не созванивались, и поэтому этот визит был для меня вдвойне неприятным. Даже втройне, если отчима вспомнить.

Я когда к дому матери подошла, то сразу увидела Мишкину "семёрку", из багажника которой он доставал набитые сумки. Я мысленно даже подивилась: неужели у меня вещей столько? Ведь это уже второй заход, так сказать. Три сумки уже на асфальте стояли, внушительного такого размера, Мишка достал четвёртую, но, кажется, ещё что-то было на заднем сидении. Я подошла и в машину заглянула. Какие-то пакеты и чехлы для одежды. В зелёном шуба моя, в синем новое пальто. Сама весной их убирала.

Мишка меня увидел, но молчал, здороваться не спешил, только разглядывал меня. Хмуро так, с напускной неприязнью, а сам взглядом по моему лицу шарит, шарит, видимо, ущерб оценить пытается. Дружок-то ему, наверняка, похвастался. Но я улыбнулась вполне лучезарно, мысленно пожелав им всем удавиться.

— Привет.

Кивнул, хоть и нехотя.

— Привет.

— А почему сюда привёз?

— Куда попросили, туда и привёз.

— Ясно. — Я на сумки посмотрела. — Даже интересно, что он туда напихал.

— Кто?

— Мой пока что муж.

Мишка как-то замялся, крышку багажника захлопнул, потом сказал:

— Вещи мама твоя собирала. Витька, он...

— Что? После того, как бить меня прекратил, руки с мылом вымыл?

Романов тут же вскинулся.

— Знаешь что, ты сама виновата!

Я с готовностью кивнула.

— Конечно.

— Ника, хватит. Ты сама всё прекрасно понимаешь. — Он окинул меня долгим взглядом, а после тише добавил: — Надо было головой думать, а не другим местом.

Он, скорее всего, рассчитывал меня обидеть этими словами, но я ему такого удовольствия решила не доставлять, и лишь ещё раз кивнула.

— Ты прав, надо было. Но я не думала, и что самое странное, не жалею. Не зря же говорят: хочешь узнать какой у тебя муж — разведись с ним. — Я изобразила улыбку. — Вот так вот, Миша, проверяю опытным путём.

— Ты ведь не только его предала, ты же нас всех...

— Вот только не надо опять о милицейской чести рассказывать, — взмолилась я. — Меня за три года от этих разговоров тошнит. Не верю я в эту самую честь, не верю. Если я много улыбалась и молча вас слушала, то это совсем не значит, что я дура, Миша. Так что давай без прикрас и рассказов о "милицейской" семье. Я просто хочу знать, когда он мне позвонит. Мне развод нужен.

Мишка всерьёз насупился, оскорблённый в своих лучших чувствах, а на меня смотрел так, словно я с ним разводиться собралась.

— Он сейчас не может. Он в больнице.

Я заинтересовалась. Романов же помялся, но, в конце концов, отрывисто сообщил:

— Несчастный случай. У него обе руки в гипсе.

Я сначала на Мишку глаза вытаращила, а потом не удержалась и фыркнула. Мишка тут же озлобился, а я поспешила отвернуться. Ну а кто бы на моём месте удержался? Есть всё-таки на этом свете справедливость, есть!

— И что же с ним, интересно, приключилось?

— Я же тебе сказал!.. И прекрати улыбаться, Ника.

Я брови сдвинула, покивала с серьёзным видом, но потом всё равно рассмеялась, чем вызвала у Романова просто бурю негодования.

К матери я подниматься не стала. Только глаза к окнам её квартиры подняла, а потом такси вызвала. Мишка уехал, разозлённый моим весельем и несправедливым, как он считал, отношением к его лучшему другу, с которым я поступила так недостойно, и соответственно, даже не подумал помочь, оставил меня у подъезда с кучей вещей, самой разбираться со своими проблемами.

Да и чёрт с ним! Разберусь, не в первой. К тому же, надо привыкать. Я, отныне, девушка одинокая, помогать мне некому.

В ожидании машины я присела на кривоватую лавку у подъезда, поздоровалась с прошедшей мимо соседкой. Та приостановилась и кинула любопытный взгляд на кучу моих вещей на асфальте.

— К нам переезжаешь, Ника?

Я улыбнулась и головой покачала. Не дождавшись больше от меня никаких объяснений, соседка неохотно пошла прочь. Зато появился отчим. Из подъезда вышел, в спортивных штанах, домашних шлёпанцах, с незажжённой сигаретой в зубах, с соседкой в дверях столкнулся, поздоровался вежливо, а сам на меня посматривал. Я тоже его разглядывала, и от вида его довольной физиономии, невольно скривилась. Таким гоголем смотрелся — ухоженный, откормленный, по всему видно, что жизнью доволен. К лавке подошёл и прикурил, наконец.

— В гости не зайдёшь? — вместо приветствия поинтересовался он.

— А меня там ждут?

Усмехнулся и сел.

— А нет никого. Кроме меня.

— Тогда точно не зайду.

— Почему?

— А мне с тобой говорить не о чем.

— О, как всё серьёзно. — Разглядывать меня принялся, как Мишка совсем недавно, потом попросил: — Посмотри-ка на меня.

— Не буду. Боюсь, не удержусь и в морду тебе плюну.

Он засмеялся.

— Ника, Ника. Ты теперь что, на всех мужиков злая, что ли?

— Даже не надейся. — Потом всё-таки повернулась к нему, в упор посмотрела и спросила: — Так что ты моему мужу про меня говорил? Что я шлюха?

Отчим сигарету от губ отнял, дым в сторону выдохнул, а сам с трудом широкую улыбку сдерживал, я видела. Головой качнул.

— Такого я не говорил.

Я скептически посмотрела.

— Да что ты!

Я глазами сверкала, а он с удовольствием ко мне приглядывался.

— Я не так говорил, это уже Витёк сам додумал. С тобой пожив.

— Сволочь.

— Кто?

— Вы оба.

— А-а.

Вокруг никого не было, и я с удовольствием локтём ему в бок заехала. Сергей охнул, а потом за руку меня схватил.

— Надо на ком-то злость выместить?

— Ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь, понял? Ты мне кто? Что ты лезешь со своими разговорами по душам? Мало тебе Витька тогда съездил?

— Сначала мне, а потом тебе. Как оказалось, за дело. Разве я не прав был?

Я руку свою освободила и прямо спросила:

— Тебе что нужно?

— Мне? От тебя? — Он смешно потряс головой, якобы не понимая, о чём я речь веду.

— А если я матери расскажу? Как ты меня по углам зажимаешь с юности?

Мы встретились с ним взглядами.

— А если я расскажу, как ты мне на шею вешаешься практически.

— Мечтай.

— Мечтаю. Давно уже.

Я ответить ему не потрудилась, с лавки поднялась и к сумкам своим отошла. А отчим никак уняться не мог.

— Слушай, а говорят этот мужик мой ровесник. Да?

Я продолжала стоять к нему вполоборота, даже головы не повернула, только руку в бок упёрла.

— Возможно. Только в отличие от тебя он по дому в трениках не ходит. Это ведь ты у нас, Казанова районного масштаба.

— Ох, Ника, ничему тебя жизнь не учит. Уж пора бы язычок научиться прикусывать, а ты всё нарываешься.

— Иди к чёрту. Скажи спасибо, что тебя мать терпит. Где бы ты был без неё? Давно бы подцепил заразу какую и помер.

Сергей снова хохотнул, правда, весёлости в нём значительно поубавилось с начала нашего разговора, тоже поднялся, ко мне шагнул и за талию меня прихватил. Я охнула и сумочкой ему по руке заехала.

— Пыл умерь.

Руки он, конечно, убрал, даже серьёзности вперемешку с тревогой на себя напустил, на всякий случай, вдруг соседи в окна подсматривают, за моим плечом стоял, изображая любящего родителя, беседующего с непутёвой дочерью. Помолчал, затем спросил:

— Что делать собираешься?

— Жить.

— Как?

— Нормально. Квартира есть, работа есть. Что ещё надо?

— Какой-то странный вопрос, — качнул он головой.

Я быстро глянула на него через плечо.

— Знаешь, это только тебе хочется, чтобы я без мужика на стену лезла. Это тебе так хочется. Но если когда-нибудь так и будет, то ты всё равно будешь последним в моём списке. Так что остынь, папа.

Он усмехнулся, явно ответить мне собирался, но тут Алька появилась, со школьным рюкзаком за плечами, с бантами белыми по случаю начала сентября, сначала ко мне кинулась, обняла, потом на отца оглянула.

— А вы чего здесь стоите? Ника, у нас торт есть, пойдём торт есть?

Я её по волосам погладила, улыбнулась через силу.

— Не могу, малыш, я вон видишь, с вещами, такси жду.

— Ты переезжаешь, да?

— Я на своей старой квартире жить буду.

— Аль, иди обедай, тебе в музыкалку скоро, — поторопил её Сергей. — Хватит болтать.

— Ну, пап!

— Иди, сказал.

Я сестрёнке рукой помахала, а на отчима кинула ядовитый взгляд.

— Отец семейства, не меньше.

Сергей фыркнул, вроде тоже к подъезду направился, а я удивлённо посмотрела.

— Ты куда? А вещи?

Он вернулся. На меня смотрел со значением, насмешливо так, а я лишь на подъехавшее наконец такси указала.

— Я могу с тобой поехать, — предложил он, придерживая для меня заднюю дверь и улыбаясь, как змей-искуситель. — Кто вытаскивать будет? А у тебя седьмой этаж.

— Иди ребёнка обедом корми, — зло шикнула я на него. Хотя, непонятно на что злилась, ведь уже давно знаю, то это за человек. Абсолютно нахальный и относится ко всему наплевательски. Только несколько минут назад мы обменялись с ним весьма нелицеприятными фразами, а он уже обо всём позабыл, даже о собственной злости, и мне опять глазки строит. Даже таксист на его пылающий взгляд внимание обратил, потому что, как только отъехали, с усмешкой поинтересовался:

— Муж?

Я одарила незнакомого парня холодным взглядом и спокойно ответила:

— Нет, отец.

Он замер с открытым ртом, а я попросила лучше следить за дорогой.

С сумками на самом деле вышла засада. Таксист в помощи по их доставке на нужный мне этаж отказал после того, как узнал, что лифт сломан. Даже обещанные деньги не помогли. Я осталась с этими сумами перед своим подъездом в одиночестве, уже начиная ненавидеть все свои платья, туфли и даже норковую шубу. По сторонам пооглядывалась, признавая своё поражение. И что самое неприятное, у моего подъезда даже лавочки не было. Вот хоть кричи на крик, честное слово!

— Девушка, вам помочь?

Я обернулась и посмотрела на молодого человека, который только что из подъезда вышел. И тут же кивнула.

— Помочь. — Вспомнила о совести и предупредила: — Этаж седьмой, а лифт не работает.

Он улыбнулся.

— Знаю.

Пока он две моих сумки поднимал, я его разглядывала. Молодой, лет около тридцати, даже симпатичный, улыбка, по крайней мере, мне понравилась, только слишком блондин на мой вкус. Таких в народе белобрысыми зовут. Волосы, брови, ресницы — всё белобрысое. Но глаза яркие, голубые, это спасало. Когда он вернулся минут через пять, всё-таки запыхавшийся и с румянцем на щеках, то рядом со мной остановился, дух перевести, на меня посмотрел и рассмеялся.

— Зарядка.

— Я вас задерживаю?

— Нормально, — легко отозвался он и тут же представился: — Виктор.

Я мысленно ругнулась. Опять. Но улыбнулась приветливо.

— А я Ника. Вы здесь живёте?

— Да. С вами на одной площадке.

— Правда?

Он кивнул.

— Напротив. А в вашей квартире уже третьи жильцы меняются за этот год. Не везёт хозяевам.

— Точно, — подтвердила я. — В начале года вообще намучилась, хотя, муж и предупреждал, что всех новых съёмщиков по базе пробивать надо, а я мне всё лень было, всё забывала его попросить, сама на себя удивляюсь. Вот и затопили соседей снизу, а я разбиралась.

Он моргнул.

— Так вы хозяйка?

— Хозяйка.

— А-а... А я думал, снимать будете. Ну что ж, добро пожаловать домой.

— Спасибо.

Он снова на сумки посмотрел.

— А муж... помогать не захотел?

— А муж уже бывший, — сказала я и добавила не без удовольствия: — К тому же, у него обе руки в гипсе сейчас.

— Что?

— Берите сумки, Виктор. Я мечтаю добраться до дома. Сегодня был жуткий день. — Я пакеты и чехлы с одеждой подхватила и первой к подъездной двери направилась.

Хорошая погода закончилась. Пришли дожди, солнце, казалось, насовсем исчезло, я злилась на пасмурную погоду и старалась не грустить. На новом месте обустроилась, в однокомнатной квартире это не сложно: вещи по местам разложить, пустые сумки и чемоданы на антресоли запихнуть — и готово дело. А как дела закончились, так я и загрустила. Подумывала собаку завести, этажом ниже девушка жила, кажется, тоже одна, и дважды в день выгуливала во дворе свою таксу. Я на неё из окна смотрела частенько и думала о том, что вот ей, наверное, не так одиноко, как мне. Хоть какое-то живое существо рядом. Правда, когда дожди начались, и я, видя её в окно, гуляющую со своей псинкой и всю промокшую, завидовать почти перестала. И насчёт собаки передумала. Может, кошку лучше? Она сама по себе гуляет. Или вообще дома сидит и в туалет в коробочку ходит.

Потом, правда, погода ненадолго исправилась, но у меня на душе легче совсем не стало. Всё складывалось не очень хорошо. Вроде, и развод я спокойно пережила, никаких неприятностей мне Витька больше не доставлял, за последние три месяца мы и виделись только пару раз, когда того требовали обстоятельства. Документы подписали, ещё по штампику в паспорт получили и разошлись. Помню, при последней встрече, я ему вслед ещё обернулась, а вот он просто в машину сел и уехал. Я только усмехнулась. Вот так вот, бац — и новая жизнь началась. В которой пока тоже ничего хорошего нет. Первая злость и шок прошли, бурную деятельность я проявлять тоже перестала, устала, да и надоело, если честно, к тому же к чему её ещё применить, я никак придумать не могла. Помаялась немного, и на работу вернулась. Лёва обрадовался. Похвалил, расцеловал даже, а я, пользуясь его хорошим настроением, намекнула, что дама я теперь одинокая, содержать меня некому и аванс бы не помешал. Шильман порадовал меня своей сговорчивостью, и в тот день мы расстались довольные друг другом. И я даже ещё раз пообещала заработать для него миллион.

А вот сотрудники в офисе ко мне присматривались с некоторым злорадством. Девчонки многозначительно переглядывались между собой, а я лишь поздоровалась и на своё рабочее место села. Включила компьютер и принялась перебирать почту, по сторонам не смотрела. Мне-то любопытно не было, без меня у них вообще ничего не происходит.

— Ника, как отпуск? — всё-таки поинтересовалась Лена, а сама глазами на подруг сверкнула.

Я только кивнула, не поднимая головы.

— Плодотворно.

— Правда? А мы слышали, ты развелась.

Я снова кивнула.

— И что теперь делать будешь?

— Странный вопрос. — Я отложила письма, на кресле откинулась и по привычке ногу на ногу закинула. — Мужа искать. Слава богу, в нашей стране проблем с мужчинами нет. — И улыбнулась девчонкам, которые, как одна, были незамужние. Они снова многозначительно переглянулись между собой, мне достался холодный взгляд, а потом все разошлись. Я сдержала вздох. Ну вот откуда они все всё узнают? Кто им докладывает?

Приходилось держать лицо. Я очень старалась вести себя, как обычно, и, наверное, у меня получалось, потому что девчонки на работе на меня совсем разобиделись и взгляды их перестали быть злорадными, как в первые дни. Они снова на меня злились за каждую мелочь. Я же себя мысленно поздравила. А о том, что у меня на душе творится, никому знать не нужно. Все свои проблемы я дома оставляла, а на работу шла с настроем на самом деле заработать этот самый миллион. Ведь если я его заработаю, мне перепадёт с него немалая часть. К тому же, работы хватало, засиживаться не приходилось. Шильман только руки потирал, предвкушая хорошую прибыль.

— Порадуй себя, порадуй, — говорил он, выдавая мне зарплату и прикладывая к ней отдельно ещё конвертик. — В Москву съезди, устрой себе праздник.

Я покачала головой.

— Нет, не поеду. Копить буду, — неожиданно заявила я и призадумалась, стараясь быстро придумать, на что именно я буду копить деньги.

Лёва удивлённо приподнял брови.

— На что?

— На машину. Может быть...

— О-о. Ника, тебя на подвиги потянуло?

Я махнула на него рукой.

— Ну тебя. — А конвертик спрятала в сумку, в кармашек, который на молнию застёгивался.

— На следующей неделе у нас важный заказ, французы приезжают, фабрику у нас строить собираются. Слышала? — Довольно улыбнулся. — Шоколадную. Вот наши отцы города просят, чтобы мы им устроили... — Многозначительную паузу выдержал, а после рассмеялся. — В общем, всё как ты умеешь. Чтобы культурная программа была на высшем уровне.

Я брови сдвинула.

— По клубам водить не буду, — предупредила я. — Это без меня.

— Какие клубы? С ума сошла? Там все солидные люди, лет под шестьдесят.

Что тоже не радостно, мало того, что за каждым моим шагом следить будут, раз уж "отцы города" тут замешаны, так ещё и скучно будет, как я подозреваю. Будет всё чинно, благородно и скучно. Разговоры, наверняка, будут серьёзные, так что надо подготовиться.

Витька, не тот, который бывший муж, а тот который мой новый сосед, про шоколадную фабрику слышал.

— В тридцати километрах от города строить хотят, — сообщил он.

— Мне, вообще-то, до этого никакого дела нет.

— Но ты же должна с ними о чём-то разговаривать.

— О строительстве фабрики они со мной точно беседовать не станут, — рассмеялась я. Витьку с подоконника, на который он уселся, согнала, и достала из шкафа банку с кофе, сунула ему в руки. — Когда свой купишь?

— Скоро, — пообещал он. — Как до магазина дойду.

Я глаза закатила.

— Скорее бы уже мама твоя вернулась из дома отдыха. Ты оголодаешь и одичаешь без неё.

Витька усмехнулся, голубые глаза сверкнули и он выдал:

— Может, мне жениться?

— Чтобы было кому в магазин ходить? Умно.

Он поскрёб в затылке.

— Хорошая жена редкость.

Я даже рот открыла от такого заявления, потом заверила:

— Хороший муж ещё большая редкость.

— А я? Сижу перед тобой. — Он руками развёл и весело уставился на меня. Я скептически на него посмотрела.

— Так с тобой в придачу мама идёт.

— И что? Хорошая мама.

— Так это она тебе мама, а жене твоей свекровью будет.

— Это да.

— Слушай, — вдруг вспомнила я, — а та девочка, рыженькая, к тебе всё ходила. Позвони ей, поиграть в семью у вас ещё время есть.

— Да я её потом не выгоню.

Я рассмеялась.

— Анна Михайловна приедет и выгонит.

Витька прищурился, белобрысая чёлка упала на глаза, вид принял загадочный, а я его по носу щёлкнула. Парнем он, конечно, был симпатичным, и не так прост, как с первого взгляда мне показался. Жил с мамой в квартире по соседству, успешно притворялся перед женщинами абсолютно беспомощным, спасибо Анне Михайловне, и совершенно не желал остепениться и жениться, в свои двадцать девять, чем мать расстраивал. Та, не уставая, подыскивала ему подходящих невест, я тоже в её список попала, когда только переехала, но надолго на ней мой взгляд не задержался, наверное, справедливо решила, что я её сыночку не подхожу. Я и не подходила, и Витька мне не подходил ну ни по каким параметрам, и радовало только то, что он прекрасно это понимал, и даже намёков никаких не делал, а уж тем более рук не тянул. Я на самом деле была этому рада, потому что, кроме него, мне и поговорить-то, по сути, не с кем было. А Витька всё-таки нет-нет да забежит. То за кофе, то за хлебом, а то и просто поужинать. Хотя, это он сейчас голодный, Анна Михайловна уехала отдыхать, а Витька начал стремительно терять в весе. Я его подкармливала, мама его меня по телефону благодарила, правда, после нашего с ней разговора, сынок её сознался:

— Она боится, что у нас роман.

— Почему это она боится? — не поняла я.

— А как же? В таких, как ты, без последствий не влюбляются. А мама ещё надеется, что я женюсь на скромной, тихой девушке, чем её порадую.

Я улыбаться не стала, вместо этого серьёзно кивнула.

— Это правильно. Найдёшь такую — женись.

— Да где ж я её найду?

— А где обычно ищешь?

— Ну... — Он глазки к потолку поднял и заулыбался, а я пальцем ему в грудь ткнула.

— Вот в этом "ну" больше не ищи. Порадуй маму.

Хорошо давать советы, как говорится. Мне вот никогда не удавалось маму порадовать. Моя мама всегда присматривалась ко мне с настороженностью, не зная, чего от меня ждать, а если и ждала, то только неприятностей. О чём мне совсем недавно и сказала, в пылу скандала, грянувшего на дне рождения Альки две недели назад. Я, как только пришла, почувствовала неладное, мать смотрела на меня напряжённо и хмурилась, но отворачивалась всякий раз, как я её взгляд перехватывала, а я очень надеялась, что успею уйти до того момента, как она всё же решится со мной поговорить. Я даже знать не хотела, что ещё случилось. Попыталась улизнуть одной из первых гостей, но была остановлена и отослана на кухню, разливать чай. Из комнаты слышались громкие детские голоса, веселье шло полным ходом, а я чай заваривала и гадала, что мне сегодня мама скажет. Вроде я развелась уже, все разговоры на эту тему закончились давно, а новых неприятностей не хотелось.

Съев торт и все сладости, Алька с одноклассниками изъявили желание отправиться гулять, а немногочисленные взрослые вздохнули свободнее и за столом пошли совсем другие разговоры и появился алкоголь. Отчим себе ни в чём не отказывал, махнул сначала одну рюмку, потом следом другую, включился в разговор, выглядел чересчур оживлённым, а я вдруг поняла, что за сегодняшний день ещё ни одного его взгляда не удостоилась. Это открытие насторожило, и я сама на него уставилась.

Никого из друзей матери я не знала. Слишком много лет я не жила в этом доме, да и праздники встречать предпочитала отдельно, скорее уж с Фаей, чем здесь, а в этот раз, оказавшись на семейном торжестве, стала объектом пристального внимания. За мной наблюдали, переглядывались, и я знала наверняка, что стоит мне уйти, как меня начнут обсуждать. А мама ещё и жаловаться будет, наверное, сетуя на мою безответственность и беспечность. По женским взглядам я видела, что они знают всё, что происходит в моей личной жизни. А вот мужчины, всем лет сорок да за сорок, на меня смотрели украдкой. Любопытство проявляли и тут же отворачивались, словно боялись, что их жёны за чем-то неблаговидным поймают. Меня всё это хоть и смешило, отчасти, но ощущение всё равно неприятное.

— Красивая у тебя дочка, Таня, — похвалила мать одна из подруг. Все, как по команде, на меня посмотрели, а я ногу на ногу закинула, сидя в кресле. Не специально, просто машинально. А вышло вызывающе, я заметила, как мать лицом потемнела, а мужчины снова принялись глазами пятый угол в комнате искать. Дурацкое поведение, я тоже разозлилась. В первый раз за вечер с отчимом взглядом встретилась, и теперь уже сама отвернулась.

Зря, наверное, пришла. Никогда на торжества не оставалась, подарки Альке дарила и уходила, а теперь, как говорится, времени свободного много, пришла-осталась, но ничего хорошего из этого не вышло. Не получилось дружных семейных посиделок. Я снова чувствовала себя лишней, и вряд ли ещё рискну сей опыт повторить.

Когда гости начали расходиться, отчим спустился с ними на улицу, якобы проводить, а сам уже минут десять стоял у подъезда и курил. Снизу слышались веселые возбужденные голоса, расходиться, видимо, никто не собирался, шумели, и, кажется, собирались песни петь. Я из окошка вниз глянула, и вздрогнула, когда голос матери услышала.

— Ты с ним спала?

Я обернулась и посмотрела непонимающе.

— С кем?

— С Серёжей.

Мать смотрела на меня пытливо, напряжённо, но откровенной злости я в её глазах не видела. Я глаза опустила, отвернулась от неё и хмыкнула.

— Так что?

— Мама, ты вообще думаешь, что говоришь?

— Да. Я просто хочу знать.

— Нет. Даже в голову никогда не приходило. И очень странно от тебя такое слышать.

Она кухонное полотенце со стола взяла, в руках его покрутила, словно не замечая стопку вымытых тарелок. Я как раз собиралась начать тарелки вытирать.

— Это вы только думаете, что я ничего не замечаю.

— Это ты о чём?

— О том, как он на тебя смотрит.

Я глаза к потолку подняла, не зная, откуда ещё силы взять.

— Так это его проблемы, мама.

— Не совсем. Это и мои проблемы. Может, даже больше, чем его.

Я последнюю тарелку ополоснула и со стуком поставила её на стол. Выхватила у матери полотенце, чтобы руки вытереть.

— Ладно, я всё поняла, приходить я больше не буду. Ты успокоишься тогда?

— Не надо со мной так разговаривать. И виноватой меня делать не надо. Я много раз тебя просила: веди себя прилично. И тогда никаких проблем не будет!

Я на самом деле обиделась.

— А я веду себя неприлично?

— Да, Ника! — Мама тоже была возмущена и смотрела на меня с большой претензией. — Ты не заметила, что сегодня все на тебя смотрели?

— Я даже слова не сказала!

— А тебе это не нужно. У тебя всё в глазах.

— Что? — горько переспросила я. — Бесстыдство?

— Я говорила тебе, что не нужно разводиться, — неожиданно сказала мать. — Нужно было поговорить с Витей, нужно было помириться с ним. Что ты будешь делать одна?

— Мужиков менять, — зло ответила я. Полотенце на стол швырнула и пошла в прихожую. От злости губы тряслись, а от обиды слёзы на глаза наворачивались. Я старалась стоять к матери спиной, торопливо одевалась, а она наблюдала за мной, потом сказала:

— Не надо на меня обижаться. Я просто хочу, чтобы ты задумалась. Как ты дальше жить будешь?

— Без мужа? Нормально буду жить. — Я сделала резкий жест рукой, прежде чем пальто запахнуть. — В отличие от тебя, я этого не боюсь.

— Были бы у тебя дети, ты бы по-другому говорила.

— Правда? — Я к ней всё-таки повернулась. — У тебя были дети, когда ты за Серёжу нашего замуж выходила, у тебя я была. Только не помню, чтобы ты меня как-то выделяла на его фоне. Но разве я когда-нибудь тебя за это винила? Я даже из дома ушла, чтобы вам не мешать. Ты пыталась меня остановить? Не помню такого. По крайней мере, не усердствовала, это точно. Конечно, семнадцатилетняя дочь рядом с тридцатипятилетней матерью — это плохо, да? А теперь ты меня обвиняешь в том, что я с ним спала? Да я себя уважать не буду, если я с ним в постель лягу. Ты уж как-нибудь сама его ублажай, без меня.

— Значит, что-то между вами всё-таки происходит?

— Да. Моё бесстыдство сталкивается с его бесстыдством. Вот и всё. И вообще, почему ты мне эти вопросы задаёшь? Задай их своему мужу.

— Ника!

— Зря я пришла. — Я в подъезд вышла и, спускаясь по лестнице, принялась пуговицы на пальто застёгивать. Открыв подъездную дверь, я натолкнулась на шумевшую компанию, все при моём появлении замолчали, кто-то дорогу без лишних слов уступил, видимо, лицо у меня было очень выразительное в этот момент, а отчим за руку поймал.

— Ника, ты уходишь?

Я рукой дёрнула и в полный голос пожелала ему провалиться к чертям, прямо здесь и сейчас. Я была так зла, что дышать не могла. До автобусной остановки шла быстрым шагом, что в темноте, на каблуках и по мокрому снегу могло сойти за героический поступок. Запыхалась, но зато пар выпустила. По сторонам огляделась, высматривая такси, но подошёл автобус, и я нырнула внутрь, торопясь спрятаться от холодного ветра. Злость к этому моменту отступила, и я уже чувствовала раскаяние. Я снова ругала себя за то, что не сумела сдержаться и матери нагрубила в ответ. Ну зачем? Разве не знаю, как она к отчиму относится? Что на его грехи она глаза закроет, а вот на мои нет. Нужно было промолчать, или отшутиться, заверить её, что все её подозрения безосновательны, в конце концов, а я в который раз взбрыкнула. А она расценила это, как признание вины. И что с этим делать, я совершенно не знала. Если бы чужой человек, и думать бы не стала, мучиться, но она ведь мама, и я всё ещё надеюсь, что наши отношения когда-нибудь наладятся.

Чтобы добраться до дома, пришлось делать пересадку. На центральной площади вышла из автобуса, минуту полюбовалась на собор на холме, который в свете прожекторов выглядел безумно красивым, а главное, новеньким, как с иголочки, а потом вернулась на остановку, обогнув расшумевшуюся компанию молодёжи. У дороги остановилась, пристально вглядываясь вдаль, на огни, пытаясь рассмотреть подъезжающий автобус. Ветер холодный, я быстро замёрзла, даже капюшон на голову накинула, зажмурилась на секунду, и поняла, что ещё чуть-чуть и закричу. В голос, отчаянно, вот только легче вряд ли станет. Голову повернула и посмотрела на тёмный парк за своей спиной. Знала, что идти не стоит, я ведь обещала себе, что не пойду, и не вспомню даже, а сейчас, проходя мимо детской площадки, и, направляясь к тёмной парковой аллее, пыталась найти себе оправдание. В который раз повторила про себя: только посмотрю, только пару минут. Словно, это могло мне чем-то помочь или что-то изменить. Днём бы подойти, наверное, не осмелилась, а сейчас темнота скрывала, и меня саму, и стыд, и слабость. Подойдя ближе, остановилась у дуба, а сама глаз не спускала с горящей вывески, с которой мне противная рыбина подмигивала. У входа два бравых молодца, гостей встречают, машины подъезжают, какой-то нетрезвый субъект стоит, покачиваясь, и пытается сигарету прикурить. Но там свет, там жизнь, а я в темноте прячусь, будто провинилась в чём-то, и места мне там нет.

На секунду лбом к холодной влажной коре прислонилась, и вздохнула глубоко. Всем вокруг можно врать долго, и даже успешно, а вот себе не получается. Я безумно скучала по Кириллу, знала, что неправильно это, он предатель, а с предателями разговор короткий, как Фая говорила всегда. Я была с ней согласна, я злилась на него, но всё равно скучала. Никому, конечно, не признавалась, и от себя эти мысли гнала, но иногда так тоскливо становилось, хоть вой. Больше всего обижало, что он даже поговорить со мной не захотел, объяснить, попрощаться. Конечно, это не в его характере, но я-то тоже живой человек! Или он об этом не думал? Все вокруг именно в этом меня и убеждали, а я верить не хотела. Если так, то вообще хоть не живи. И вся моя любовь — кому она нужна?

А я бы сейчас всё отдала, чтобы с ним поговорить. Рассказать ему о матери, о своей обиде на неё, о том, как хочу от этой обиды избавиться уже много лет, а не получается. Не получается...

— Опять с ней поругалась? — догадалась Фая, когда я не захотела рассказывать ей о том, как прошёл Алькин день рождения.

— Я не пойду туда больше.

— Брось.

— Она говорит, что я с мужем её сплю.

Тося охнула, а Фая сильно нахмурилась.

— Она с ума сошла?

— Я не знаю. — Я вдруг так чётко вспомнила тот день: и обвинения матери, и то, как я потом у "Трёх пескарей" стояла битый час, и самой себе врала, что Кирилла я совсем не жду, и слёзы на глаза навернулись.

— Вот зря ты не уехала. На тебе лица просто нет. Ника, я беспокоюсь.

Я вымученно улыбнулась.

— Это просто нервы. Всё пройдет.

Только поскорее бы.

Французы эти, с шоколадной фабрики которые, как я и предполагала, всё моё время заняли, страдать стало некогда. Так получилось, что я не просто досуг им организовывала, но ещё и штатным переводчиком стала. Меня и в поле, где стройка должна была начаться, таскали, и к губернатору в кабинет, и на все переговоры приглашали. Я была просто счастлива. Улыбалась, кивала, а сама Шильману исподтишка кулак показывала, когда он всех уверял, что я с удовольствием буду сопровождать французских гостей на очередное мероприятие.

— Ты со мной не расплатишься, — прошипела я ему на ухо перед поездкой в "поля".

— Подышишь свежим воздухом, Никуль.

— В Альпах. Хочу в Альпы, Лёва.

Он приуныл, но быстро опомнился и ободряюще мне улыбнулся.

Но всё, наконец, заканчивалось. Последний вечер, прощальный ужин, а завтра французы отбывали восвояси, и это дело было не грех отметить. Руководитель их делегации, представительный такой мужчина, седовласый, приятной наружности и с обручальным кольцом на пальце, лично пригласил меня в ресторан, минут пять держал за руку и вслух расстраивался из-за того, что у нас было так мало времени, чтобы познакомиться поближе — всё работа, работа... Я улыбалась, кивала и мысленно радовалась, что после сегодняшнего вечера его больше не увижу.

— Где ужинаем? — с некоторой тревогой поинтересовалась я у Лёвы, а тот понимающе усмехнулся и сказал:

— В "Золотом дожде".

Я выдохнула. Платье на коленях разгладила, пальто запахнула, и вдруг заметила у Шильмана на запястье новые часы.

— Ничего себе, — почти присвистнула я. — Я надеюсь, это не мои премиальные?

Лёва довольно ухмыльнулся.

— Нет, твоих бы не хватило.

— Ах ты гад.

— Да ладно, я накину тебе двадцать процентов. Заработала.

— Хорошо, — тут же согласилась я, но не преминула добавить: — Двадцать пять.

— Обороты-то сбавь. У нас ещё сотрудники есть, они тоже любят зарплату получать.

— Да? А в поля они не хотят? Я, между прочим, сапоги новые испортила. Там грязь такая. А сапоги новые, замшевые, у меня до сих пор душа болит, как цену вспомню!..

Шильман отмахнулся от меня, как от мухи назойливой.

— Замолчи. Всё-таки вы все одинаковые, бабы. Как начнёте о тряпках тараторить, так не остановишь.

Когда мы в ресторане вместе появились, а я ещё и под руку Лёвушку подхватила, то впечатление произвели. Я вся такая красивая, и он... с новыми часами. А сиял так, что я невольно умиление почувствовала и едва удержалась, чтобы его в сверкающую лысину не поцеловать. Ограничилась тем, что по руке его похлопала в знак одобрения. Мы по залу к столу прошли, а когда он мне стул галантно отодвинул, я так на него посмотрела, с такой нежностью, что Шильман вдруг перепугался. Бровь вопросительно изогнул, не понимая, что это на меня нашло, а я ещё шире улыбнулась, а после уже присутствующих за столом благодушным взглядом окинула, на мгновение дольше, чем нужно было, задержав его на руководителе всей этой компании. Хотелось дать ему понять, что подкатывать ко мне сегодня не нужно, я занята.

— Прекрати на меня так смотреть, — взмолился Лёва, когда чуть позже вытащил меня танцевать. Дело он это не любил, и я подозревала, что иного способа поговорить со мной с глазу на глаз просто не нашёл. — У меня кусок в горло не идёт.

— Проголодался, что ли?

— Ника!

— Ну ладно. — Я на наш столик оглянулась, а потом решила пожаловаться. — А что мне делать? Он меня глазами ест.

Шильман весело фыркнул.

— Это босс который?

— Ну да. Лёва, — я умоляюще посмотрела, — на один вечер, побудь моим рыцарем. Я жене твоей ничего не скажу. А если откажешься — скажу.

Он возмущённо посмотрел.

— Это шантаж?

Я мило улыбнулась и губами к его лбу всё-таки приложилась.

— Нет, Лёва, это вымогательство. Совсем другая статья.

— Лиса.

За столом были не только французы, наших "бизнесменов", готовых поживиться на новом проекте тоже хватало, разговор шёл весьма оживлённый, и всё бы ничего, если бы мне всё это не приходилось переводить. Другой переводчик, которого французам наши местные власти "подарили", нагло лентяйничал, налегал на деликатесы и выпивку, лишь изредка вступая в беседу, а мне приходилось отдуваться за двоих. Мне это всё очень скоро надоело, но я знала, что просто встать и уйти не могу, придётся терпеть до конца. Я переглядывалась то с седовласым французом, который не уставал мне мило улыбаться, то с Лёвой, ища у того поддержки и надеясь, что он мне подыграет, то с мордатым парнем в дорогом костюме, который совершенно в эту компанию "европейцев" не вписывался, но, кажется, чувствовал себя вполне уверенно. Он, не стесняясь, меня разглядывал, даже подмигнул пару раз, а я занервничала и в Лёвушкин локоть незаметно для всех вцепилась. Иногда я свою работу начинаю ненавидеть, честное слово. С кем только не приходится общаться.

Улучив возможность, я из-за стола поднялась, извинилась, и, не дожидаясь возражений, направилась к выходу из зала. В ресторане было душно, музыка играла, хоть негромко, но уж слишком навязчиво. И от мужских взглядов я устала. В холл вышла, подошла к зеркалу, поправить причёску, а потом прошла к огромным французским окнам у противоположной стены. Остановилась, глядя на широкий проспект весь в огнях, на машины, несущиеся по дороге, на людей, что спешили мимо. Обратно в зал возвращаться не хотелось, за последнюю неделю я на самом деле устала, все эти переговоры и разъезды меня вымотали. Даже удивительно, как люди бизнесом занимаются? Изо дня в день, постоянно думают об этом, добровольно лишают себя выходных и отпусков, а всё ради денег. Так получается?

Я пальцем к стеклу прикоснулась, и вдруг почувствовала озноб. Он по телу волной разошёлся, я с трудом сглотнула и не сразу осмелилась повернуть голову, чтобы посмотреть... Чтобы удостовериться. Услышала в холле голос, чуть язвительный, уверенный, и какая-то девушка в униформе пробежала мимо меня, торопливо приглаживая гладкую причёску. Что-то в холле происходило, но я видеть не могла. Но голос узнала, и заволновалась, как девчонка. Кирилл здесь.

Чтобы попасть в зал ресторана, он должен был пройти мимо меня. И я сбежать не успевала. Голоса всё ближе, я к окну отвернулась и только жалела, что рядом нет ничего, во что бы я могла вцепиться. Чтобы не упасть, если меня вдруг последние силы покинут.

— Кирилл Александрович, столик готов, я вас провожу. — Я так поняла, что это та самая девушка в униформе выслуживается.

— Ну, проводи, — согласился Филин достаточно весело.

— Инспектор пришёл, — услышала я незнакомый мужской голос. — У себя не сидится, пришёл проинспектировать.

— Жень, скажи своему, чтобы меня не доставал. Это моя работа. Время от времени нужно удостовериться, что я по-прежнему лучший.

Я до боли нижнюю губу закусила и только надеялась, что со стороны незаметно, как меня трясёт.

— Ты лучший.

— Ты слышал, Мартынов? Я лучший. Жена твоя сказала.

Они прошли мимо, я слышала их шаги совсем близко, прямо у себя за спиной, голоса, смех, я не почувствовала, чтобы кто-то притормозил хоть на секунду, с шага сбился, они прошли мимо! Я не удержалась и посмотрела им вслед. И в меня словно выстрелили, по крайней мере, я почувствовала резкую боль в груди и сразу нестерпимое жжение. А всё потому, что встретила взгляд Филина. Он непросто на меня оглянулся, он стоял и смотрел, с любопытством. Я вспыхнула и тут же отвернулась, вот только помочь мне это уже ничем не могло, я попалась.

Стало понятно, что в зал я не вернусь. Продолжала стоять у этого дурацкого окна, высматривала за ним что-то, раздумывая над тем, как поступить и пытаясь унять взволнованное сердцебиение, и вздрогнула, когда кто-то за моей спиной очутился. Дёрнулась, но почти тут же поняла, что это не Кирилл. Недовольно глянула на нового поклонника.

— Что за окном интересного?

Я на мордатого парня посмотрела, призывную улыбку оценила и вспомнила, что его зовут Аркадий. Кеша, то есть.

— Можно я одна побуду?

— Одна?

Я посмотрела на него в упор.

— Я устала. Десять минут могу одна побыть?

Он был выше меня на полголовы, и это притом, что на мне туфли с каблуком девять сантиметров. Пришлось голову назад откинуть, чтобы в лицо ему посмотреть. Взгляд его встретила, но улыбнуться, как ему хотелось, так и не смогла. Вряд ли я сегодня ещё смогу изображать притворное радушие. Особенно, зная, что Кирилл совсем рядом и возможно наблюдает за мной.

— Я просто хотел познакомиться поближе.

Я покачала головой.

— Неудачная мысль.

— Почему?

— Я работаю, а на работе я не знакомлюсь. От этого всегда слишком много проблем.

— Но я не являюсь вашей работой. Ника, да? Меня Аркадий зовут.

Я смотрела на него беспомощно, не зная, что ещё сказать, чтобы он ушёл, и, желательно, не обиженным, потому что ругаться с подобным субъектом мне всё-таки не хочется. Мало ли что у него на уме.

— Приятно познакомиться, — пробормотала я, а потом меня почти парализовало, когда мою талию обвила мужская рука, тёплые губы коснулись моего плеча, и Филин спокойно поинтересовался:

— Проблемы, любимая? — Мягко рассмеялся, разглядывая Аркадия. — Опять головы кружишь, нельзя тебя оставить, честное слово.

Я плечом дёрнула и громко сглотнула. На Аркадия больше не смотрела, он и до этого меня мало интересовал, а сейчас я просто перестала его замечать. И Филин молчал, только смотрел на него, а когда Аркаша неловко с ноги на ногу переступил, приглядываясь к Филину с тревогой, и пошёл прочь, а Кирилл кивнул, соглашаясь с правильностью его поступка. Рискнул ещё раз к плечу моему губами прижаться, а я им так дёрнула, что, если бы Кирилл вовремя не отклонился, здорово по зубам бы получил.

— Я же здороваюсь.

— Отойди от меня.

— Ника.

— Я сказала — отойди. Заору так, что мало не покажется.

Кирилл фыркнул, но руки убрал, правда, спросил с усмешкой:

— Интересно, что тебе это даст?

— Мне, может, и ничего, но зато повеселим всех. Здесь скучновато.

Он широко улыбнулся.

— Ты тоже заметила?

Я собрала всю волю в кулак и повернулась к нему, наконец, в лицо ему посмотрела.

— Не пойму, чему ты радуешься?

— Ну... Профессиональная гордость.

— Преждевременная. — Попыталась его обойти, но Кирилл сделал шаг в сторону, преграждая мне дорогу. Я нахмурилась.

— В чём дело?

Он в моё лицо вглядывался несколько секунд, потом вполне серьёзно спросил:

— Как живёшь?

Я рассмеялась, честно. Не знаю, как мне это удалось, а может, это нервы сдали, и напряжение вылилось не в слёзы, как зачастую бывало со мной в последнее время, а в смех, но мне было всё равно, я радовалась, что так, окончательно опозориться перед ним не хотелось.

— Кирилл, ради бога, ты отнимаешь моё время.

Он головой качнул, в веселье моё не веря. Но мешать не стал, даже сам в сторону шагнул. Я кинулась прочь, в зал влетела, но когда за столом оказалась, поняла, что со мной явно что-то не так, на меня все смотрели.

— Что с тобой? — шепнул Лёва, а я за горящие щёки схватилась. Всем улыбнулась, заверила, что со мной всё в порядке, а через пару минут к уху Шильмана наклонилась и шепнула:

— Филин.

Тот удивлённо на меня вытаращился, и совершенно по-идиотски принялся взглядом по залу шарить. Я стукнула его кулаком по коленке, Лёва посмотрел с укором.

— Ника, всё хорошо? Правда?

Я покивала и улыбнулась французским гостям.

Кирилл был не один. Я не сразу это поняла, он сидел за моей спиной, мне неудобно было оборачиваться, чтобы понаблюдать, приходилось совершенно наглым образом к плечу Шильмана прижиматься и тогда уже украдкой бросать взгляды в нужную мне сторону. Аркадий на меня косился, явно не понимая, что происходит, а я всё назад поглядывала.

Кирилл был не один.

То, что с друзьями пришёл, я и без того знала, а вот женщину, которая теперь на его плече висла, я только теперь разглядела. Хрупкая блондинка с короткой стрижкой и нахальной улыбкой. Кирилл к ней наклонялся, она что-то ему на ухо шептала, а он смеялся. Мне жутко захотелось запустить в них ананасом, что в большой вазе в середине нашего стола красовался.

Смеётся он!.. Вот что такого она может ему говорить, что он так смеётся?

Филин голову повернул и взгляд мой поймал, правда, отвернулся тут же, а когда его друг на меня обернулся, я отвернулась и поклялась, что смотреть больше не буду.

— Да не смотри ты на них, — шикнул на меня Лёва, а сам заулыбался.

Мы уже выходили из зала, он на взгляд Филина натолкнулся и кивнул, как болванчик.

— Добрый вечер, Кирилл Александрович.

— Добрый...

Я кинула на его друзей выразительный взгляд, продолжая стоять рядом с Лёвой и стараясь выглядеть спокойной и безразличной ко всему. В особенности, к Кириллу Александровичу. Он меня взглядом ощупывал, серьёзно так смотрел, а я даже не подумала попрощаться. Гордо так голову вскинула, уходя, а на самом деле на трясущихся ногах выходила.

Лёва на выходе выдал многозначительное:

— Мда, — а я словно очнулась, зло глянула на него и заявила:

— Ты во всём виноват, — и в холл направилась, а Шильман ручками развёл, глядя мне вслед.

— Ты не можешь мне такое говорить. Ты ведь мне не жена...

Я никак не могла избавиться от мыслей об этой блондинке. Перед глазами так и стояло, как она ручку Кириллу на плечо пристраивает и в лицо ему заглядывает. А он и не думает протестовать, наоборот, улыбается. Я никак эту картину из своей памяти стереть не могла. И меня очень интересовало, кто же эта блондинка. Если способ разогнать тоску, то я совсем не против (это в том случае, если меня спросят, в чём я сильно сомневаюсь), а вот если у Филина на эту девицу серьёзные планы...

Можно подумать, что у Филина на какую-нибудь женщину могут быть серьёзные планы. Это ведь паук, который сети свои расставляет и жертву к себе притягивает, а как крови напьётся, так оставляет обескровленное, обессиленное тело.

Роман в стихах, да и только. Но всё-таки нехорошо так думать о любимом мужчине, да?

Хотя, надо признать, что девушка была не дурна собой, не красавица, конечно, но вся из себя ухоженная, приглаженная. Дерзкая короткая стрижка, яркий макияж, взгляд вызывающий, но к моему неудовольствию, ни толики вульгарности я в ней не заметила. Конечно, и времени её разглядывать, у меня особо не было, но на собственную наблюдательность я никогда не жаловалась. Девочка была домашняя, не искательница приключений, и видно, что избалованная, привыкшая получать своё. Она так на Кирилла смотрела, по-особенному, что у меня не осталось никакого сомнения — какие-то права, пусть и призрачные, но она на него имеет. И меня это сильно беспокоило, хотя и не должно было бы, раз уж я решила его из своей памяти раз и навсегда вычеркнуть.

— Что с тобой?

Я голову подняла, от мыслей своих очнулась и аккуратно разжала кулаки, оказывается ногти в кожу впились, но я не поморщилась, удержалась. Лёве, который разглядывал меня с непонятной тревогой, улыбнулась.

— Ничего.

— Ты уверена? Ты уже минут десять сидишь, как истукан, и в стену смотришь. О чём думаешь?

— О работе.

Шильман, нахал такой, даже фыркнул.

— Не смеши меня, а. — Наклонился ко мне, облокотившись на спинку моего кресла. — Что задумала?

Вместо того, чтобы ему ответить, я предложила:

— Давай сломаем стену между кладовкой и комнатой отдыха. — Я кивнула на открытую дверь в комнату, которую в офисе ласково именовали "кухонькой". Сама по себе небольшая, она вмещала пару диванчиков, два стола, кофеварку и микроволновую печь. Там можно было уединиться ненадолго, перекусить, попить кофе, а главное, посплетничать и от работы отвлечься. В общем, любимое место в офисе для всех сотрудников. Кроме меня. Мне сплетничать было не с кем, обедать я предпочитала в кафе или с Лёвой, когда он не забывал пригласить меня в ресторан, но комнату эту я тоже любила, правда, тайно, и давно положила на неё глаз. А если ещё и стену в кладовку сломать, то не так уж мало места будет.

Лёва за моим взглядом проследил и непонимающе нахмурился.

— Зачем?

— Сделаем там для меня кабинет.

— Что?

— Что? Кабинет. Мне...

На лице Шильмана такая противная улыбочка появилась, что я не выдержала и в сторону отвернулась. Недовольно поджала губы, не желая слышать того, что он мне сейчас скажет. Но, как говорится, сама напросилась.

— Кабинет тебе? Чтобы никто пасьянсы раскладывать не мешал?

— Лёва, меня здесь обижают. Это невыносимо, постоянно находиться у всех на глазах.

Он наклонился прямо к моему уху и шепнул:

— Купи себе ширму.

Так собой доволен был, своим остроумием, улыбнулся широко и язвительно, и к своему кабинету направился. Я же только хмыкнула, чуть возмущённо, и громко пожаловалась:

— Ты меня совсем не любишь!

В офисе повисла тишина, все с любопытством на шефа вытаращились, а он в моё смеющееся лицо посмотрел, а затем поступил совсем уж не по-джентельменски, продемонстрировав мне кулак, который уже через секунду превратился в фигу. Я по сторонам быстро огляделась, словно вспомнив, что мы не одни, но когда открывала на компьютере любимый пасьянс, довольно посмеивалась.

Я старалась вести себя, как обычно, ничем себя на людях не выдать, но вот уже несколько дней раздумывала о том, как бы мне узнать, что именно связывает Филина с этой девушкой. То есть, что именно, я знала, тут к гадалке не ходи — спит он с ней, но вот насколько у них серьёзно... Я вдруг припомнила, как несколько раз Кирилл при мне разговаривал по телефону с какой-то девушкой, называл ту "малышкой" и "котёнком", но тогда я от этого предпочла отмахнуться, а вот сейчас как ножом по сердцу меня полоснуло, и покоя лишила эта догадка. Неужели она?

Лицемер и негодяй, больше слов для него никаких нет, если всё на самом деле так. Разыграл всё, как по нотам, и чужое получил, и своё не упустил. На самом деле ловкач, тут уже не поспоришь.

Я думала об этом, думала, ночами перестала спать. И дело было не в ревности, смысл Кирилла ревновать? Он прав — он-то мне ничего не обещал. Просто обидно мне было, и я поняла, что просто так выбросить из головы, из сердца, обиду проглотить, у меня не получится. Слёзы кончились, любовь не ушла, с обидой смешалась, все чувства обострив до предела, и эмоциям нужен был выход. Мне нужен был всего один шанс, чтобы отыграться. Мстить я не собиралась, и возвращать его не собиралась, не родился ещё тот мужчина, которому я себя предлагать буду, унижаясь, но и просто исчезнуть, не хлопнув при этом дверью, я не могу. Не в моём это характере, как оказалось.

Нужно было с Филином встретиться, но просто так заявиться в "Три пескаря", я тоже не могла. А где ещё Кирилла подкараулить, чтобы устроить якобы "случайную встречу", не знала. Все возможности в уме перебрала, но всё мне казалось глупым и неправдоподобным, пока в голову не пришла простая мысль — я же влюблённая. Он меня соблазнил, я влюбилась, я страдаю, так пусть пожинает плоды. Время собирать камни, Кирилл Александрович...

Для начала я набрала номер мобильного Кирилла, тот отозваться не пожелал, и я даже с некоторым извращённым удовольствием подумала: в чёрный список включил или номер сменил? Для такого человека, как Филин, сменить номер мобильного телефона — это круто, если такое случилось из-за меня, то мне можно собой гордиться. Но это только начало. В следующий раз ему придётся менять место жительства. Если всё сложится так, как я хочу.

— Добрый день, ресторан "Три пескаря", Елена. Чем могу вам помочь?

Я коротко улыбнулась, словно Елена из "Трёх пескарей" меня видеть могла.

— Здравствуйте, девушка, — нараспев проговорила я. Внутри у меня всё пело и чуть дрожало, будто я затевала что-то фантастическое и совсем не опасное, наоборот, сладкое. — Я бы хотела услышать Кирилла Александровича.

— Кирилла Александровича?.. Назовитесь, пожалуйста.

— Вероника Антонова.

— Минуточку, я уточню.

Мне даже интересно стало, что именно она уточнять собирается. Потянулись долгие минуты ожидания. Я специально на часы посматривала, три с половиной минуты прошло. А когда настырная электронная мелодия в трубке прервалась, я решила, что тот же женский голос сообщит мне, что Кирилл Александрович для меня занят, как обычно впрочем, или по делам в Якутске, а то и где подальше. И поэтому, когда голос Филина услышала, я в первый момент всерьёз переполошилась. Растерялась, испугалась и не сразу сумела взять себя в руки. А Кирилл тем временем сказал, как всегда забыв поздороваться:

— Антонова, значит? Эта фамилия тебе идёт больше, чем Арзаус.

Захотелось съязвить в ответ, и я с трудом, но удержалась. Вместо этого сдержанно поблагодарила.

— Спасибо. А ты узнал?

— Ну, кроме тебя, я ни одной Вероники не знаю.

— Какая честь.

Он хмыкнул, и спросил:

— Зачем звонишь?

— Проверить захотелось, ответишь ли.

— А почему нет?

— Сколько месяцев прятался?

— Я прятался? Ты что, детка?

Терпеть не могу, когда он меня "деткой" зовёт, неожиданно поняла я. Как в американском боевике. "Я люблю тебя, детка", а потом пинок под зад. Или ещё хуже, пулю в лоб.

Я попыталась избавиться от дурных мыслей, не время сейчас.

— Я вдруг поняла, что хочу тебя видеть.

— Правда? А ведь не хотела, — голос до того медовый, что, кажется, через трубку сочиться начнёт.

— Ну... — выдала я нечто неопределённое. Потом решила, что уж слишком я покладистая и решила добавить перчика. — Кирилл, ты сволочь. Ты... Ты не позвонил даже! Ты хоть знаешь, что со мной происходит? И как я живу?

Он молчал долго, мне показалось, что целую вечность, наверное, именно в эти минуты пытался принять решение. Связываться со мной или послать подальше. Правильнее было бы послать, это даже я понимала, но всё же надеялась. Надеялась, что со всем его умом и интуицией, Филин во всём остальном не слишком отличается от других мужчин, и в сети мои попадёт. Если я всё правильно рассчитала, если он меня хочет, если решит, что я не опасна и не угроза для него. Я глаза закрыла и мысленно принялась его умолять: вспомни, вспомни, всё вспомни... Гад.

— Не кричи, Никуль.

— Я ещё не начинала, — еле слышно проговорила я. И попросила: — Пригласи меня на ужин.

— Приходи.

— Нет, Кирилл, не так...

— Ника. — Его голос стал живым, он имя моё произнёс, совсем как раньше, а у меня мороз по коже. Зажмурилась, и уже не до улыбок и не до мстительных планов стало. Я не выдержала и трубку положила. Закрыла лицо руками и сидела так пару минут, пока меня кто-то за плечо не тронул. Я голову подняла и увидела Шильмана.

— Что? Я думаю.

— Опасный признак.

— Дурак ты, Лёва, — сказала я, когда поняла, что он меня подначивает.

— Не хами шефу, — погрозил он мне пальцем, прежде чем уйти. Усмехнулся и разок оглянулся на меня.

Кирилл сказал: приходи, а я покой потеряла. Никак не могла собраться и успокоиться, до конца рабочего дня у окна просидела, свинцовые тучи разглядывая, и своим отстранённым видом раздражала всех сотрудников. На меня поглядывали, перешёптывались, кто-то даже рискнул язвительное замечание о несоответствии моей зарплаты к моей занятости сделать. Но я всё пропустила мимо ушей, я была занята, пыталась продумать свои дальнейшие действия. Я затеяла опасную игру, с человеком, который игры в принципе не уважал, а у меня даже достойного плана не было. Я, как всегда, полагалась на удачу и судьбу. Над этим Кирилл всегда смелся. Он в судьбу не верил, он свою судьбу сам делал. И не только свою, это тоже приходится признать. А я, значит, с Филином собираюсь силами померяться. Ну что ж, посмотрим, что из этого выйдет.

Решив больше Кириллу не звонить, и уж тем более не предупреждать его о своём созревшем-таки намерении появиться в "Трёх пескарях" этим вечером, я пораньше и без спросу с работы ушла. Нужно ведь было приготовиться, с духом собраться и собой заняться. Впервые я так сильно рассчитывала на свою внешность. Хоть раз воспользоваться тем, что мне природа дала с пользой для себя. Надеюсь, получится.

Мальчики внушительной комплекции, встречавшие гостей у дверей ресторана, узнав меня, приветливо кивнули, когда я шагнула к ним от такси. Я решила их не разочаровывать и даже поздоровалась, а передо мной дверь распахнули, приглашая войти.

— Приятного вечера.

— Спасибо.

В холл вошла, помедлила немного, оглядываясь, а потом направилась к гардеробу. Девушка, принимавшая пальто, меня тоже узнала, немного неловко улыбнулась, но тут же напустила на себя побольше серьёзности. Я удивилась такой быстрой перемене, но в следующую секунду почувствовала за своей спиной чьё-то присутствие, голову повернула, но прежде чем человека увидела, услышала глухой голос.

— Ника Алексеевна. Решили нас посетить?

Я отвернулась, так и не удостоив его взглядом. Но расслабляться не спешила, правда, и спорить не стала, когда мужчина помог мне снять пальто. Склонила голову в знак приветствия.

— Добрый вечер, Гена.

— Добрый. У вас заказан столик?

Я начала злиться, стараясь за этой злостью скрыть своё беспокойство. Гена, охранник Филина, явно спрашивал не просто так, было в его голосе некое предупреждение. Мол, не вздумай дурить, да и вообще, зачем явилась, кто звал? А его привычка прибавлять к моему сокращённому имени отчество, слегка раздражала.

— Нет, не заказан. А что, с этим могут быть проблемы?

— Это ещё предстоит выяснить.

Снова предупреждение.

Я девушке-гардеробщице коротко улыбнулась и, наконец, повернулась, голову назад откинула, чтобы Генке в лицо взглянуть. Тоже одарила его улыбкой.

— Ничего страшного. Думаю, я посижу в баре. Я не голодна, но с удовольствием выпила бы пару коктейлей. Составите мне компанию?

— Я на работе.

— Какая жалость, — расстроилась я.

Прошла мимо него и направилась к ресторанному залу. На трёх рыб в аквариуме, кинула лишь быстрый взгляд, хотя раньше всегда останавливалась, чтобы с ними "пообщаться". Но сейчас торопилась скрыться с глаз охраны.

Почти все столики были заняты, проблема на самом деле возникнуть могла, если бы я изъявила желание поужинать. Даже странно, слухи о плохой репутации этого ресторана в городе не утихали, из уст в уста передавались предостережения в "Три пескаря" не ходить, но на посещаемость, это, по всей видимости, никак не влияло. И бандитов никаких здесь видно не было. Я, по крайней мере, ни одного не встречала. Или может, я как-то не так себе бандитов представляю? Оглядела спокойно ужинающую публику, проводила взглядом официанта с подносом, отказалась от столика и направилась к бару, который очень кстати был пуст. Бармен Егор белоснежным полотенцем натирал хрустальный бокал и поглядывал на сцену, на которой появились музыканты. А когда меня увидел, разулыбался.

— Вероника Алексеевна. Вспомнили о нас?

— Да я и не забывала, Егор. — Я на высокий табурет присела, в ответ молодому человеку улыбнулась и попросила: — Хочу что-нибудь необыкновенное.

Егор понимающе улыбнулся.

— Дайте мне несколько минут.

Пока он колдовал, что-то смешивал, тряс шейкером, я аккуратно оглядела зал, на этот раз внимательнее, обратила свой взгляд к незаметной двери в дальнем углу зала, из-за которой обычно, как тень, появлялся Филин, но та была закрыта и даже тяжёлой парчовой шторкой замаскирована. Можно было, конечно, у Егора поинтересоваться, на месте ли его хозяин, но я удержалась. Сама не знаю, почему, но мне не хотелось признаваться, что я пришла сюда из-за Кирилла. Словно, чужому человеку в своей слабости сознаться. Хотя, так на самом деле и было.

Минут через двадцать я заскучала. Кирилл, видимо, не поверил, что я собираюсь с ним встретиться, и ждать моего появления не стал, и в ресторане его нет. Подобного поворота я не ожидала, и теперь, потягивая коктейль, я пыталась решить, как поступить. Уйти? Если я уйду сейчас, то некоторые, тот же Гена, который наблюдал за мной издали, сразу поймёт ради чего я приходила. Точнее, ради кого. И моё следующее появление будет воспринято ещё более негативно. Выглядеть охотницей за женихом, мне не хотелось. Не дождутся они этого. Так что, сижу дальше, пью коктейль. Улыбаюсь Егору, раз больше некому.

— Что у вас новенького? — спросила я как бы между прочим.

Молодой человек, пользуясь тем, что за барной стойкой никого кроме меня нет, подошёл ближе и с энтузиазмом включился в беседу.

— Да что у нас нового? Всё по-старому, работаем.

— А хозяин?

— Что?

— У него неприятностей нет? Я просто слышала... говорят, у него проблемы в бизнесе.

Егор губами пожевал, разглядывал на свет сверкающий бокал, который и без того уже почти до дыр затёр, видимо, решал, стоит ли со мной откровенничать, но после недолгих раздумий, плечом дёрнул и негромко проговорил:

— Мне-то ничего не рассказывают, Ника Алексеевна, — сказал он, взяв пример с Гены и имя моё на его лад переиначил. — Но, думаю, вы и сами знаете, что происходило, иначе не спрашивали бы.

Я кивнула, соглашаясь.

— Он, конечно, злился, — поведал мне Егор ещё более многозначительным шёпотом, имея в виду под многозначительным "он" своего хозяина. — А он когда злится, жутко невыносимым становится. Что-то творилось, конечно, но я только наблюдать могу. Менты приходили, Кирилл Александрович чуть в драку с ними не кинулся, я уж решил, что всё — прикроют нас. Но сейчас, вроде, всё устаканилось.

— Это хорошо, — пробормотала я, сама до конца не понимая, что имею в виду. То ли то, что всё на самом деле хорошо, то ли то, что Кириллу тоже досталось тогда, не мне одной.

— Но охрану усилили. Теперь мышь не проскользнёт без спроса. И камер кругом понатыкали. Зачем?.. — Он плечами пожал. — За нами-то что следить?

Я выдавила из себя улыбку.

— Мания преследования у кого-то.

Егор понимающе улыбнулся, но мне ничего не ответил, поспешил обслужить подошедшего клиента. А я снова огляделась по сторонам, встретила взгляд Гены, и отсалютовала тому бокалом. Генка отвернулся, а я мысленно пожелала ему на месте провалиться. Пёс сторожевой.

Потом я задумалась, что это очень странно — Кирилла нет, а Гена здесь. Обычно он хозяина далеко от себя не отпускает, всюду с ним, за ситуацией, так сказать, следит. Обдумывая это, я охранника взглядом нашла, тот как раз какие-то указания подчинённым давал. У всех молодцов такие серьёзные лица, словно их к войне готовят. Я засмотрелась на это кино, наблюдала, как Гена жестикулирует, но голоса его слышно совсем не было, удивительное дело, обычно басит, как больной. Так вот, я засмотрелась, и не сразу заметила, что парчовая шторка, за которой дверь скрывалась, дёрнулась, а за тем из-за неё выступила та самая хрупкая блондинка, да не одна! За ней шёл мужчина в годах, а следом и Филин появился. Все трое выглядели чрезвычайно довольными друг другом, настолько, что я поневоле нахмурилась. Блондинка подхватила под руку пожилого мужчину, засмеялась в ответ на какие-то его слова, и они все втроём двинулись к выходу, то есть, прямо на меня. Я не сразу сообразила отвернуться, разглядывала девушку, а потом глаза на Филина перевела и тут же вспыхнула. Он на меня так глянул, что у меня коктейль в горле встал. Повернулась к ним спиной и, наконец, кашлянула, пытаясь горло прочистить. А сама старательно прислушивалась, ловя каждое их слово.

— Кирилл, я позвоню тебе завтра. Хорошо? — Голос девушки звучал нежно и уверенно. Я всё-таки не удержалась и бросила быстрый взгляд через плечо. Она по-прежнему держалась за локоть мужчины, но улыбалась Филину.

— Если оторвётся от магазинов, — рассмеялся мужчина.

— Ну, папа!

— Позвонишь, когда сможешь, — сказал Кирилл. — Можешь прямо из магазина.

— Не слушай его. Я позвоню завтра утром, и мы с тобой всё обсудим.

— Ещё раз?

— Конечно, — вроде бы удивилась она.

Филин снова на меня посмотрел, и мне пришлось отвернуться. У меня так сердце бухало, словно кроме него внутри и не было ничего, пустота. Тревога подкралась и всё остальное — мысли и чувства, вытеснила. Эта девушка со своим папой всерьёз меня беспокоила.

Троица из зала вышла, а я Егора к себе поманила, мило улыбнувшись мужчине, который ждал свой заказанный виски, а когда бармен ко мне подошёл, я его за грудки схватила и притянула ближе.

— Кто это, Егор?

Он глаза на меня вытаращил, рот открыл, а потом к уху моему наклонился и зашептал. Тут уже рот открыла я, пребывая в шоке от услышанного.

— Что?!

Егор отодвинулся, руку мою от своей груди убрал и плечами пожал.

— Так говорят.

— Кто говорит?

— Ника Алексеевна, — просительно затянул он, а я в сторону посмотрела, оставив его в покое. Некоторое время сидела, переваривая информацию, потом глубоко вздохнула и тихо, себе под нос проговорила: — Что ж, становится всё интереснее.

В зал Кирилл вернулся один. Довольный собой, на губах ленивая ухмылка, рукав пиджака одёрнул и подошёл к одному из столов, поздоровался с кем-то. Минуту о чём-то беседовал с гостями, а после уже, не торопясь, направился к бару. За моей спиной остановился, рукой упёрся в барную стойку, касаясь своим локтем моей спины, и на ухо шепнул:

— Привет.

Я молча смотрела на его профиль. Наблюдала за тем, как он из моего бокала отпивает и морщится.

— Ваниль. Кошмар.

— Какая же ты скотина, — начала я очень тихо. — Я тебя ненавижу. — В этот момент на самом деле ненавидела, всей душой. — Ты гад, моральный урод и сволочь.

— Всё вместе?

— О да.

— А я думал, ты соскучилась.

Я повернулась, чтобы в лицо ему посмотреть.

— Не пошёл бы ты к чёрту?

Кирилл довольно разулыбался.

— Привет, солнце.

Получил по руке, которая нагло на моё бедро легла, спорить не стал и просто взял меня за руку.

— Пойдём.

Я зла на него была неимоверно, всё вспоминала, как он девушку в щёку целовал, я успела увидеть, прежде чем они из зала вышли, но всё равно с высокого табурета слезла и пошла за ним. Кирилл занавеску придержал, чтобы я успела за неё шмыгнуть, прошла через открытую дверь и оказалась в знакомом коридоре. Последняя дверь налево — и его кабинет. Я вошла, и через секунду дверь за моей спиной захлопнулась. Кирилл снова меня за руку поймал и потянул назад. К двери прижал и в лицо моё стал всматриваться. Я сглотнула, глядела с укором и сожалением, потом выпустила из своей руки сумочку, та упала на пол.

— Это правда?

— Что? — Кирилл руку к моему лицу поднял и большим пальцем обвёл губы, я мысленно порадовалась, что у меня помада суперустойчивая. Потом по выключателю рядом с дверью щёлкнул, свет погас, только настольная лампа на его письменном столе освещала кабинет. Весь свет оказался у Филина за спиной, он надо мной нависал и его волосы сразу стали казаться темнее, а взгляд опаснее. Чёрные, почти бездонные глаза. Я в лицо его тоже вглядывалась, затем щекой о его ладонь потёрлась. И закрыла глаза.

— Ты жениться надумал? Вот на этой худышке?

Он беззвучно рассмеялся, наклонился ко мне и губами о мои губы потёрся.

— Я думаю об этом.

— Дурак.

Кирилл чуть отстранился.

— Знаешь, кто у неё папа?

Я глаза открыла, чтобы на него посмотреть.

— Вот какое мне до этого дело?

Он заулыбался так, словно я его чем-то несказанно обрадовала.

— Действительно. — Зубами мою нижнюю губу прикусил и потянул, за что получил кулаком по хребту. Посмотрел укоризненно. — Что?

— Ничего. Я уехать хочу.

— Ника, ты зачем пришла?

— Дура, наверное.

— Наверное.

Я попыталась его оттолкнуть, но он лишь сильнее меня к двери прижал.

— Но ты же сама хотела прийти. Ты хотела меня видеть. Ты скучала.

— Вот этого я не говорила.

— Я сам додумал.

— Вот и оставь это при себе.

— Да? А я скучал.

Я в глаза ему посмотрела.

— Скучал бы — приехал.

Кирилл хмыкнул.

— Я думал, что ты меня видеть не хочешь.

Я руку его со своего плеча убрала.

— Вот сейчас не надо валить всё на меня. И ты, и я всё прекрасно понимаем. И врать мне не надо.

Он по щеке меня погладил, потом поцеловал. Я в плечи его вцепилась, когда поняла, что ноги не держат, и ещё успела подумать, как бы свой гениальный план не провалить по собственной дурости. Забудусь ведь, потеряюсь и перестану ситуацию контролировать. Или наоборот, себя отпустить, чтобы достовернее было?

— Молодец, что пришла, — зашептал он, молнию на моём платье вниз дёргая. Шею мою целовал, а я грудью к его груди прижалась, выгибая спину, чувствуя его руки, которые уже добрались до застёжки на бюстгальтере, губы облизала и попыталась быстро решить, стоит ли ему позволять меня раздевать. Что об этом в моём плане сказано? Насчёт секса в первый вечер? Но об этом в моём плане не было ни слова, до этого пункта я как-то в своих раздумьях ещё не дошла, мне было важнее, что я ему скажу при встрече, какие-то речи сочиняла, а оказалось, что они не нужны мне, а уж тем более Филину.

— Как-то я неловко себя чувствую, — созналась я.

Кирилл голову поднял и посмотрел несколько ошарашено.

— В смысле?

— В том смысле, что ты предатель, и я тебя ненавижу.

— А-а, — глубокомысленно протянул он, и руку мне под подол запустил. — Не думай об этом сейчас.

Я примолкла, на поцелуй ответила, и правда вскоре о неловкости своей позабыв. И вздрогнула вместе с Кириллом, когда в дверь постучали. Мы для начала замерли, как школьники, которых за прелюбодеянием застукали, только дышали тяжело, а когда стук повторился, Филин чуть слышно выругался.

— Что надо? — недовольно спросил он. Волосы мои пригладил, которые ему в лицо лезли.

— Шеф, — раздался за дверью Генкин голос. — Там Стас приехал. Говорит, у него новости есть.

Кирилл тяжко вздохнул, а я сильнее в его плечи вцепилась, когда он выпрямился.

— Ладно, иду сейчас.

— Куда? — вырвалось у меня.

Я слышала шаги Гены за дверью, он ушёл, а я рискнула голос подать. Кирилл отстранился, поддержал меня, пока я платье на плечи натягивала, а он посмотрел с сожалением.

— Дело срочное. Подождёшь меня?

Я удивлённо посмотрела.

— А стоит?

— А думаешь, нет? — Он быстро меня поцеловал. Я посмотрела на него с тоской, понимая, что сбиваюсь с намеченного пути. — Я на самом деле соскучился по тебе. И даже не думал, что так сильно.

Я руку его на своей груди удержала.

— Правда?

— Я же сказал.

— Я подожду, — пообещала я. А когда Кирилл из кабинета вышел, подошла к зеркалу и попыталась привести себя в порядок. А потом улыбнулась своему отражению и проговорила: — Ну что ж, посмотрим, как ты скучал.

Выйдя из кабинета, я пошла в другую сторону, туда, где был выход на служебную лестницу. Спустилась на этаж, прошла по длинному коридору, потом мимо кухни, там царил привычный гвалт, а уже через минуту, миновав ещё один коридор, оказалась в холле. Для начала быстро огляделась, не заметила ни Кирилла, ни его охранника, и кинулась к гардеробу, пальто забирать.

Меня била мелкая дрожь. Долго, я до дома добралась, а всё ещё дрожала, и дрожь эта медленно, но верно переходила в озноб. Даже успела пожалеть, что уехала и Кирилла не дождалась. Он мне нужен был сегодня, хотя и понимала, что это было бы ошибкой. Но впервые за несколько месяцев меня тоска отпустила, жизнь обрела чёткие очертания, мне захотелось вдохнуть полной грудью и кружиться, кружиться. Не хотелось думать об ошибках, о собственной морали и даже безопасности. Мне нужен был Филин, и сейчас сильнее, чем раньше. Сейчас я знала, что получу, когда он вернётся в мою жизнь, насколько всё будет ярко и горячо, пусть и сложно. Я хотела этого и готова была принять его всего, и жадничать, никому не отдавать. Вот только для того, чтобы его удержать рядом, придётся приложить усилие, да и в результате я не могу быть уверена. Как и всегда, когда дело касалось Кирилла. Его ответную реакцию предугадать очень трудно. Тем более сейчас, когда он, видите ли, жениться собрался. Ему, наверное, это выгодно. Он же это любит — когда ему выгодно.

— Ты знаешь, кто у неё папа? — передразнила я его вполголоса. А от себя добавила: — Вот и женился бы на папе. Дурак.

Я как раз диван разложила и собиралась лечь спать, когда мобильный зазвонил. Я перед этим предусмотрительно положила его на прикроватную тумбочку, чтобы не лететь за ним сломя голову, а когда звонка дождалась, замерла в нерешительности. На дисплее высветился незнакомый номер, но я знала, что это Кирилл. Уж слишком настырно звонит, и отключаться не думает, явно жаждет со мной пообщаться. Я слушала бодрую трель пару минут, а потом нажала на Сброс. И сам телефон быстро выключила. Вот так.

Правда, когда в постель улеглась, и одеяло на себя натянула, прежде чем свет выключить, снова мобильный телефон в руки взяла. Посмотрела на него так, словно это Кирилл был, и попросила:

— Ты мне завтра позвони. Только не забудь. Это очень важно...

Когда я Лёве о своих приключениях в "Трёх пескарях" рассказывала, он на меня, как на сумасшедшую смотрел. Даже есть прекратил, только вино двумя глотками допил и кашлянул в сторону. После чего заявил:

— Ты с огнём играешь, Ника.

Мне ничего не оставалось, как с ним согласиться.

— Знаю.

— Знаешь, а всё равно делаешь.

— А что ты мне предлагаешь? Молча отойти в сторону?

— Но не мстить же Филину!

Я удивлённо похлопала ресницами.

— Да не собираюсь я ему мстить. Или ты намекаешь, что моё присутствие само по себе неприятно? Ну знаешь ли.

— Так, прекрати меня путать, — решительно проговорил Лёва и даже ножом о край тарелки стукнул. — Я не об этом.

— А о чём?

— О том, что тебе неприятностей, судя по всему, мало.

Я усмехнулась.

— Я мстить ему не собираюсь, Лёва. Совсем наоборот.

Шильман брови нахмурил.

— Это как?

— Собираюсь его личную жизнь устроить. Ты чувствуешь, как ему повезло?

— Подожди... Замуж за Филина? — Лёвушка, во-первых, чуть не подавился, а во-вторых, так громко это выкрикнул, что люди за соседними столиками на нас оборачиваться стали. Я на Шильмана шикнула, а людям вокруг старательно заулыбалась.

— Вот что ты орёшь? Он меня замуж ещё не звал.

— Но ты надеешься.

— Нет. Я хочу, чтобы он сам этого захотел. А я ещё подумаю над ответом.

Лёва хмуро смотрел в моё довольное лицо, потом головой покачал.

— А по-моему, ты зря надеешься. Я слышал, что он и без тебя... то есть... Жениться, в общем, собрался.

Я сделала глоток вина, призадумалась невесело, но уже через минуту поспешила отогнать сомнения.

— Видел бы ты этого воробышка. Она совершенно ему не подходит. Где он её только нашёл.

— Где, где... В Москве.

— В Москве?

— Ну да. Её отец — владелец сети ресторанов быстрого питания.

Я даже рот приоткрыла в удивлении, а затем с лёгким презрением переспросила:

— Быстрого питания? Это Макдональдсы, что ли?

— Не Макдональдс, конечно, но в нашей стране не менее известны.

— Он спятил, что ли? — продолжала недоумевать я. — Кирилл терпеть не может фаст-фуд.

Лёва сдержанно улыбнулся.

— А деньги, милая моя, дешёвыми гамбургерами не пахнут. Деньги — это деньги. К тому же, поговаривают, что папа его будущий, в смысле тесть, сам от фаст-фуда устал. Решил перейти на более изысканную кухню. А тут такой зять, с опытом. Очень кстати.

Я откровенно скривилась.

— Да уж, с опытом. Держатель подпольного казино.

Лёва хмыкнул.

— Что тут скажешь? Всё в семью, всё в дом.

— Заткнись, а?

— А смысл? Я пытаюсь донести до тебя суть — не время сейчас с Филином связываться и карты ему путать. У него, наверняка, всё на пятнадцать шагов вперёд просчитано.

— Не сомневаюсь, — буркнула я.

— Вот это очень хорошо. Что не сомневаешься, в смысле.

Я к Шильману через стол наклонилась.

— Но она ему совсем не подходит, Лёва.

— Это ты так решила? И вообще, с чего ты взяла, что он у тебя на поводу пойдёт? Обратно затащить его в свою постель — это только начало игры, которую ты затеять собираешься. Это самое простое. А дальше что?

— Не знаю, — проговорила я.

— Вот именно. И врать мне прекрати.

— Я не вру.

— Врёшь. Мстительница фигова. — Шильман рот салфеткой вытер и на меня посмотрел. — Ты не сможешь его на себе женить.

— Это что, пари?

— А ты хочешь пари?

— На кабинет, — быстро сориентировалась я, и руку Лёве через стол протянула, для рукопожатия. Лёва на ладонь мою посмотрел и красноречиво хмыкнул.

— Интересно, а я что получу в случае выигрыша?

— Не думай об этом, — посоветовала я. — Ты проиграешь.

— Наглая ты, Ника. Без меры.

Я коротко кивнула.

— Иногда мне кажется, что только на этом и стою. Так что?

Он секунду размышлял, хитро глазками сверкая, но после руку мою всё-таки пожал.

— Идёт, спорим.

— Выйду замуж — будет мне кабинет.

— За Филина, — подытожил он.

— За Филина.

— Ты же не хотела.

Я невинно посмотрела.

— Что не хотела?

Лёва сильнее сжал мою руку.

— За Филина замуж не хотела.

— Ну-у, — неопределённо промычала я. — Чего ради отдельного кабинета не сделаешь?

— Вот и посмотрим, что сделаешь.

Я руку из его ладони освободила, и проговорила немного зло:

— Посмотрим.

После себя ругала. Это надо же было додуматься поспорить на то, что Кирилла на себе женю! Кто, спрашивается, меня за язык тянул? Да Кирилл мне даже не перезвонил, а я замуж собралась. А Лёва тоже хорош, любитель подначивать. И что он от меня потребует в случае моего проигрыша ещё неизвестно. Чувствую, что только больше неприятностей себе наживу из-за этого спора. А во всём опять виноват Филин. Он уже несколько месяцев, как виноват во всём, что происходит в моей жизни. А почему? Потому что я люблю его, дурака. А он не ценит.

Возвращаясь с работы, я у подъезда с Витей встретилась. Он догнал меня, для начала под зонтик мой нырнул, а оказавшись у подъездной двери, шикарно передо мной её распахнул.

— Прошу.

Я мило улыбнулась.

— Благодарю.

Витька пропустил меня вперёд, помог с зонтом справиться, и вдруг спросил:

— Почему грустная?

— Грустная? — переспросила я. — Не знаю. Вроде не грущу.

— Наверное, ты влюбилась.

— Странный вывод. — Я сырым зонтиком потрясла, а когда на Витьку взглянула, тот хитро улыбался. — Что ты так смотришь?

— Ника, ты влюбилась?

— Не дождётесь.

Двери лифта открылись, я в кабину шагнула и Витьку по рукам ударила, когда он меня за талию приобнял.

— А если честно?

— Витя, а ты зачем спрашиваешь?

— Любопытно мне. — И тут же исправился, напустив на себя побольше серьёзности: — То есть, я за тебя переживаю.

Я недоверчиво посмотрела, затем в грудь его толкнула, заставляя отодвинуться.

— Ты мне на ногу наступил.

Он посмотрел на мои сапоги, затем снова в глаза мне уставился.

— Ника, — многозначительно начал он, а я не выдержала и рассмеялась.

— Отстань от меня!

Мы из лифта вышли, и прежде чем разойтись в разные стороны, я решила поинтересоваться:

— Когда твоя мама возвращается?

— Скоро, в пятницу. Хорошо, а то я уже на стратегический запас продуктов перешёл. Ей это не понравится.

— В магазин так и не сходил?

— Ника, я же работаю!

— Действительно. Ладно уж, приходи ужинать.

— Да? — несказанно обрадовался он.

Я кивнула, а сама на зашумевший лифт внимание обратила почему-то. Витька сделал два шага ко мне и наклонился, в моё лицо заглядывая.

— А откровенные признания на десерт будут?

— Какие ещё признания?

— О том, кто на сердце у тебя, красавица.

Я ядовито улыбнулась.

— Будешь так шутить, останешься без ужина.

Мы пару секунд смотрели друг другу в глаза, Витька стоял совсем близко, я уже кулаком его в живот пихнуть хотела, он этого ждал и приготовился вовремя отскочить, но тут лифт остановился на нашем этаже, двери открылись, я отвлеклась, а когда увидела, кто из лифта вышел, тут же о соседе позабыла. Уставилась на Кирилла, который только шаг сделал и тут же замер, нас с Витькой разглядывая. Взгляд сразу тяжёлый стал, Филин насупился, а я только смотрела на него молча, растерявшись.

Витька от меня отступил, помялся немного, оценив появившееся в воздухе напряжение и переводя взгляд с меня на Филина и обратно, после чего пробормотал:

— Ясно. Пойду, пиццу закажу, — и к двери своей квартиры шагнул.

Кирилл внимательно наблюдал за тем, как он ключи достаёт и замки отпирает, а когда Витька за своей дверью скрылся, повернулся ко мне. Я же неизвестно чего перепугалась, заволновалась, когда представила, что Кирилл мог подумать, меня вместе с соседом увидев, чуть ли не в обнимку. От Кирилла я отвернулась и в карман за ключами полезла. Филину ни слова не сказала, только занервничала ещё больше, когда он ко мне шагнул. Но молчал, просто ждал, когда я дверь открою.

— Что с тобой? — спросил он, первым молчание нарушив. Мы, к тому моменту, уже вошли в квартиру, я снова к Кириллу спиной повернулась и принялась пальто расстёгивать.

— А с тобой что?

— Да вроде нормально всё.

— Очень рада за тебя.

Глянула на него украдкой и почувствовала, как сердце вновь подскочило. Кирилл смотрел на меня без улыбки, но с явным любопытством, словно впервые видел. А сам стоял, ссутулившись, без пальто, словно на улице не конец ноября, а сентябрь тёплый, бабье лето. Волосы влажные от дождя и взъерошены, да и на дорогой ткани пиджака мокрые пятна проступили. Видимо, Кирилл из машины вышел и прямо под дождь. Только слишком промок. Гулял, что ли? Я отвернулась и запретила себе его жалеть, но его хмурое, усталое лицо всё равно перед глазами стояло.

Я специально не стала приглашать его пройти, и вообще что-то ещё ему говорить не стала, разулась, ноги в тапочки сунула и проскользнула мимо Кирилла на кухню, при этом очень постаралась его не коснуться. Он за мной следом не пошёл, направился в комнату, огляделся там, а на кухне появился спустя несколько минут.

— Маленькая квартирка, — заявил он с порога.

— Мне хватает.

— Долго собираешься здесь жить?

— Не знаю.

— Ты не хочешь со мной разговаривать?

— А есть о чём?

— Я помешал?

Я к нему повернулась и посмотрела якобы непонимающе. Кирилл в сторону входной двери кивнул.

— Этот парень...

— Не выдумывай. Это просто сосед.

— Просто сосед, — повторил он и ко мне подошёл. Я назад не отступила, его не оттолкнула, но и на шею ему бросаться не спешила. Только руку подняла, и волосы его пригладила.

— Мокрый весь.

— Погода эта дурацкая...

Кирилл странно на меня смотрел, в лицо моё внимательно вглядывался, словно ответы на какие-то свои вопросы увидеть хотел. Задать их боялся и надеялся сам ответы узнать.

— Замёрз?

— Ты почему ушла?

Я едва заметно улыбнулась.

— Не захотела оставаться, вот и ушла. Не такая уж и большая честь, в твоём кабинете на диване оказаться. Я там уже была, больше не хочу.

Филин прищурился.

— Ты что-то задумала? Скажи честно.

— Если я не веселюсь и не язвлю без меры, то что-то задумала?

— Да. Когда ты тихая, то это опасно.

— Просто ты не хочешь меня такой видеть. Для тебя это опасно.

Он тут же сделал шаг назад и пожаловался:

— Началось.

Я согласно кивнула.

— Началось. — А потом за отворот его пиджака ухватилась и Кирилла обратно к себе притянула. Взгляд Филина поймала и негромко, но очень решительно проговорила: — Кирилл, он меня избил.

— Я знаю, — совершенно спокойно ответил он. Лицо неподвижное, как восковая маска, казалось равнодушным, но только на первый взгляд, я заметила, как шрам на скуле побелел, тем самым выдавая внутреннее напряжение. — Но чего ты ждала? Я бы на его месте убил.

— Чего я ждала? — вырвалось у меня, и я Филина по рукам стукнула, когда он до меня дотронулся. Хотела вырваться, но он мне дорогу преградил, и снова пришлось спиной к стене прижаться, правда, теперь от Кирилла я старательно отворачивалась, не желая с ним взглядом встречаться. — Знаешь, чего я точно тебе никогда не прощу? Не того, что ты меня так подставил. Даже не того, что ты мной попользовался. Я не прощу тебе, что ты ради своей выгоды чёртовой готов был самого себя мне продать. Что о детстве мне рассказывал, о родителях... К деду меня возил! А всё ради того, чтобы я поверила и бдительность потеряла.

Он головой покачал, отрицая всё.

— Что-то ты себе лишнего напридумывала, детка.

— Не зови меня "деткой", меня это раздражает.

Было забавно наблюдать, как Филин этот упрёк молча проглотил. Губы недовольно поджал, но всё-таки сдержался и промолчал. В итоге согласился.

— Хорошо, не буду.

— Ты не просто негодяй, ты предатель. Ради денег ты меня подставил. А если бы он на самом деле меня убил?

— Ну, он же не псих.

— А ты, значит, псих?

Кирилл начал злиться, своими претензиями я его довела.

— Я тебе всегда говорил, что я не тот, кто тебе нужен. Это ты себе сказочку про любовь придумала. И ничего удивительного, что нахлебалась в итоге!

Я размахнулась, хотела по физиономии ему съездить, на самом деле огромное желание появилось его ударить, но я не учла его реакции, Кирилл мою руку перехватил и сильно сжал. Правда, тут же отпустил, заметив в моих глазах слёзы, но я решила не сдерживаться и всё-таки разревелась.

— Прекрати, — попросил он недовольным тоном. Я слёзы вытерла, всхлипнула пару раз и пожаловалась:

— Не могу.

— Ника! — Кирилл взглянул на меня достаточно зло, но в то же время, во взгляде мелькнуло отчаяние вперемешку с беспомощностью. Он явно не знал, что с женскими слезами делать. — Ненавижу, когда ты плачешь.

— Прости...

Он с подозрением в моё заплаканное лицо уставился.

— Ты специально, что ли?

— Нет. — Слёзы снова потекли, я их даже вытирать не успевала, а когда Кирилл еле слышно проговорил:

— Проклятие, — сама к нему потянулась.

— Всё, прекращай реветь. — Филин меня всё-таки приобнял, но был напряжён, явно хотел, чтобы я подальше от него была вместе со своими слезами, дабы не смущать и не сбивать его с правильного курса, ведь он, судя по всему, в этот момент меня бросить собирался, раз и навсегда. Даже по спине похлопал вполне дружески, что было уж совсем смешно. Я же задачу ему облегчать не собиралась, придвинулась ближе и грудью прижалась. Кирилл шумно выдохнул, но всё же проговорил, с нажимом: — Ника, я не тот, кто тебе нужен.

— Я лучше тебя это знаю.

— Вот видишь, — вроде бы обрадовался он.

— Да ничего я не вижу. — Рыдать я прекратила, последние слёзы смахнула, но отодвигаться от него не спешила. Рука Кирилла к тому моменту уже поглаживала мою спину, позабыв про дружеские похлопывания, и я решила подождать, посмотреть, чем же всё это закончится. А Кирилл голову опустил, носом о моё плечо потёрся и выдал:

— Тебе замуж надо. Ты одна не сможешь.

Я с готовностью кивнула и решила его обрадовать своим согласием.

— Хорошо. Давай поженимся.

Он в первую секунду замер, потом медленно поднял голову от моего плеча. А когда в моё лицо посмотрел, и взгляд мой встретил, немного расслабился.

— Шуточки у тебя.

— Никаких шуток, — заверила я. — Кстати, я сегодня с Лёвой поспорила. Если женишься — он мне отдельный кабинет выделит.

Он не удивился моему призанию, не взбрыкнул, только смотрел на меня чересчур пристально.

— Зачем тебе отдельный кабинет?

— Нужен, — очень серьёзно сказала я. — Это моя мечта.

Мы внимательно смотрели друг на друга, потом Кирилл наклонился и лбом к моему лбу прижался.

— Хочешь, у тебя будет свой офис?

— Нет. Кабинет хочу.

Он промолчал, а я за голову его взялась и пальцы в его и без того взъерошенные волосы запустила.

— Дурище ты, — зашептала я. — Какая она тебе жена? Избалованная папенькина дочка. Что в ней хорошего? Только деньги папины. Зачем тебе столько денег, а? Она и готовить-то, наверное, не умеет. Будет кормить тебя холодными гамбургерами.

Филин не улыбнулся, только на губы мои смотрел, не отрываясь, пока я говорила.

— Ника, у них блинные.

— Во-от, — протянула я. — Холодными блинами. Представляешь, какая это гадость? Терпеть не могу холодные блины.

Он меня поцеловал. Прервав тем самым поток глупостей, на которые меня пробивает каждый раз, когда я начинаю сильно волноваться. Тут я ему уже на шею бросилась, решив, что дальше сдерживаться ни к чему. В общем, получилось очень даже пикантно. Сцена из любовного романа, да и только. Например, в кино после такого пламенного поцелуя, пишут крупными буквами "Happy End", а дальше титры идут нескончаемые, подразумевающие под собой не что иное, как "жили они долго и счастливо".

Когда Кирилл хватку ослабил, и я смогла воздуха вдохнуть, счастливое головокружение на самом деле ощущала. Обняла его покрепче и даже глаза ненадолго закрыла, чувствуя, как руки Кирилла по моему телу бродят, соскучившись.

— А руки я ему всё-таки оторвал.

Я сразу поняла, о ком он говорит, и довольно усмехнулась.

— Значит, всё-таки ты.

Он с ответом помедлил, а я, отстранилась и посмотрела уже серьёзно, внезапно забеспокоившись.

— Кирилл, ты с ума сошёл? Витька же жутко злопамятный!

— А пусть докажет.

— Будет он доказывать, как же! — И без перехода добавила: — Снимай пиджак, его почистить надо, а то пятна останутся.

Филин выразительно фыркнул.

— Признайся, ты всё это время с ума сходила из-за пиджака. Вот как ты тряпки любишь, а.

— Я хорошая хозяйка, — важно проговорила я, забирая у него пиджак.

Когда я из ванной комнаты вышла, вычищенный пиджак Кирилла аккуратно на плечики в прихожей повесила, то услышала голос Филина. Он в комнате с кем-то по телефону разговаривал, голос усталый и от этого чуточку равнодушный. Какие-то дела обсуждал, а я пиджак, наконец, в покое оставила, замерла ненадолго, прислушиваясь к его голосу, а потом в комнату заглянула. Знаете, бывают в жизни такие моменты, похожие на маленькие озарения. Вроде живёшь, уверенный в чём-то, например, в том, что ты любишь определённого человека, ты уверен в этом, и каждый день утром просыпаешься с этой уверенностью. А потом, неожиданно, происходит что-то, и совсем не из ряда вон выходящее, что-то обычное и даже повседневное, но тебя это заставляет замереть и у тебя появляется шанс взглянуть на всё как бы со стороны. Итог таких взглядов бывает разный. Некоторые понимают, что живут как-то не так, что им не хватает в их жизни чего-то существенного, а другие наоборот осознают, что всё идёт как надо. И больше того — что счастливы. Или что рядом с ними человек, которого они любят, знают об этом, но вот именно в такие секунды очень остро понимают, что на самом деле любят. Я сейчас чувствовала нечто подобное. На Кирилла смотрела, можно сказать, что разглядывала как никогда пристально, и он в этот момент ничего особенного не делал, на моём диване сидел в расслабленной позе, ноги вытянул, в комнатке моей маленькой весьма колоритно смотрелся в своей белоснежной накрахмаленной рубашке, локтем в потёртый подлокотник упирался, волосы снова взъерошил, а я заметила, как на его мизинце кольцо сверкнуло. Обычное золотое кольцо, вроде обручального, гладкое и широкое. И я всё это любила в нём. Такое щекочущее нервы ощущение, понимаешь, что контролируешь не всё, даже в себе, что дай волю своим чувствам, и станет стыдно, причём и тебе, и всем окружающим, за то, как ты эти самые чувства проявлять начнёшь. Хочется прикасаться, целовать, требовать ответных признаний... В душе всё поёт, и от этого немного страшно.

Когда Кирилл разговор закончил, я сразу подошла и обняла его за шею, поцеловала в затылок.

— Успокоилась? — заинтересовался он. — Пятен нет?

Я рассмеялась.

— Нет.

— Замечательно.

— Ты останешься?

— Под снег с дождём в одной рубашке точно не пойду.

— Только из-за этого?

Кирилл голову повернул и посмотрел на меня, пальцем к кончику моего носа прикоснулся.

— Думаешь, я не понимаю, что ты меня одурманить решила?

— Скорее уж соблазнить.

— Не верю. У тебя всегда планы масштабные. А соблазнить — это что? Это слишком мелко для тебя.

Я обошла его и на диван села, прижалась к его боку.

— Ты меня боишься, Кирилл.

— Что? — Он попытался мне в лицо заглянуть.

— Боишься, — повторила я. — И я даже знаю почему. Но как бороться с твоими страхами я, честно скажу, не знаю.

— Ника, давай обойдёмся без психоанализа.

— Не могу. Должна же я тебе объяснить.

Кирилл решил устроиться поудобнее, он возился, попыхтел немного, недовольный тем разговором, что я завела, но меня всё равно обнял, чтобы мне удобнее сидеть было. Побоявшись его окончательно из себя вывести, я его за руку взяла и погладила кольцо.

— Всегда хотела спросить, откуда оно.

— Бабушкино, обручальное. Она мне его перед смертью дала. А я ношу вот... зачем-то.

— Широкое... Раньше все обручальные кольца были широкие, да? А сейчас тонюсенькие.

— На нём внутри гравировка, дед бабушке подарил. Май сорок пятого. Они поженились сразу, как только он с войны вернулся.

Я свои пальцы с его переплела и кольцо разглядывала. Кирилл руку свою скоро освободил, по плечу моему провёл, а потом его ладонь легла на мою шею, подбородок мне поднимая. Я оказалась лежащей у него на руках, он в глаза мне смотрел, потом наклонился и поцеловал, но руку так и не убрал, голову я повернуть не могла, приходилось смотреть ему в глаза.

— Мне не очень нравится, что ты всеми силами пытаешься нащупать моё слабое место, — проговорил он мне в губы, прекратив целовать меня. — А ещё больше мне не нравится, что ты собираешься на это место давить в дальнейшем.

Я губы облизала, сглотнула, чувствуя, как двигается горло под его пальцами.

— А что мне ещё остаётся? Просто быть ещё одной из... Не могу.

Он улыбнулся вполне дружески.

— Потому что ты избалованная.

— Нет. Просто знаю, что по моему сценарию будет гораздо интереснее.

— Не увлекайся, — Кирилл быстро поцеловал меня в губы. — Сочинением сценариев.

Он хотел подняться, уж не знаю, куда отправиться решил, но я потянула его обратно. Долго уговаривать не пришлось, правда, вскоре пожалели, что диван поленились разобрать. Когда этого уже хотелось меньше всего, пришлось вставать, одежду с пола собирать, зато это обстановку разрядило. Кирилл перестал кидать на меня изучающие взгляды и все разговоры о моём стремлении его на себе поскорее женить, были забыты. Филин диван разложил, точнее, пытался это сделать, смеялся над самим собой, над тем, что совершенно позабыл, как это делается, а я, отправив его на кухню, ужинать, диван застелила.

— Так что там с твоим казино? — спросила я будничным голосом, когда Кирилл в постель улёгся. До этого минуту к нему приглядывалась, пытаясь в его лице заметить недовольство, но оно, судя по всему, растворилось без следа. Что и не удивительно. Чем плохо? Накормили, приласкали, спать уложили, а то, что спать этой ночью ему придётся не на шикарной кровати с ортопедическим матрасом или не под балдахином (каждому своё, как говорится), так это неудобство в дальнейшем лично ему исправлять придётся. Всё от него зависит.

Филин, за пару секунд до этого руки за голову закинувший и устроившийся с удобством, на меня посмотрел с недоумением.

— Тебе зачем?

— Ну как, — искренне удивилась я. — Всё-таки я за него страдала. Могу спросить?

Я на кровати села, поджав под себя ноги, и чтобы окончательно дурные мысли из головы Кирилла вытеснить, за годы отрепетированным движением волосы за спину откинула. Рука при этом поднялась, тонкая ткань сорочки на груди натянулась, а я, когда на Филина глянула, только невинно моргнула. Правда, он так на меня смотрел, что я поневоле задумалась о том, что трюк не прошёл. Но Кирилл улыбнулся, и я успокоилась.

— Всё нормально.

— Понятно. Незаконная деятельность продолжается.

— Ника.

— Оно что, приносит такие большие деньги?

— Деньги — это не всё. Деньги — там не главное.

— А что главное?

Кирилл подумал над ответом, точнее, над тем, стоит ли мне вообще отвечать, но всё-таки решил объясниться.

— Главное, это люди, которые там собираются. И именно они интересовали Арзауса, а совсем не казино. Не на тот каравай он рот разинул.

Я молчала, размышляя, спросить было что, но я в последний момент удержалась. Внутренний голос подсказал, что вот сейчас лучше язык себе прикусить. И так узнала больше, чем, наверное, мне необходимо. Руку протянула и Кирилла по груди погладила.

— А что у тебя нового?

— Кроме развода и нового места жительства? — Я заставила себя улыбнуться.

Кирилл кивнул.

— Даже и не знаю... То, что с матерью окончательно разругалась, считается?

— Почему разругалась?

Я голову опустила, и волосы тяжёлой волной ему на грудь упали.

— Она ругала меня, что с Витькой развожусь. А потом... Она считает, что я с её мужем сплю. — Я коротко обрисовала ему ситуацию, чувствуя огромное облегчение оттого, что, наконец, выговориться могу, рассказать то, что так давно внутри меня зрело, и именно ему, Кириллу, а он слушал, не перебивая, а в конце спокойно поинтересовался:

— А ты с ним спала?

Вот если бы меня кто-нибудь другой об этом спросил, да к тому же таким безразличным тоном, словно не сомневался в моей виновности, я бы взорвалась. А сейчас просто смотрела на него, и внутрь себя постаралась заглянуть. Потом головой покачала.

— Нет, никогда.

Кирилл заинтересованно приподнял одну бровь.

— Тогда что? Откуда чувство вины? Только из-за того, что он тебя хочет?

Я смотрела на него, не мигая.

— Ника, если уж начала, то говори, как есть.

— Я никогда с ним не спала, — проговорила я в сторону. Всё-таки стало неприятно. Мне всегда неприятно говорить об отчиме, особенно, когда тема серьёзная. Я не желала относиться к нему серьёзно.

— Но, — многозначительно добавил Кирилл.

Я одеяло на себя натянула, словно им закрыться от неприятностей пыталась.

— Он младше матери на шесть лет. Ей сейчас сорок пять, ему нет сорока. Вот и представь.

— Ну, я-то представлю. Но с каких пор тебя это беспокоит?

Я повернулась к нему.

— Кирилл, я никогда с ним не спала. Правда. Но я ушла из-за него из дома.

— Приставал?

— Нет. Но он так на меня смотрел... — Я сглотнула, окунувшись в воспоминания. — Он был мужем моей матери, а мне было семнадцать лет. Я никогда не была в него влюблена, Кирилл, как в кино показывают или в книжках пишут. Я даже никогда не хотела с ним переспать. Просто он так смотрел... У меня всё внутри переворачивалось.

Кирилл тоже с меня глаз не спускал, понимающе усмехнулся.

— Да, мальчики, даже любимые, в семнадцать лет так смотреть не могут. Не умеют.

— Точно, — согласилась я. — Меня это будоражило, нервы мне щекотало, это было так, словно он завесу во взрослую жизнь для меня приоткрывал. Это была игра, которая продолжается по сей день. А мама не понимает, что это игра.

— Ну почему? Может и понимает. Просто ей от этого не легче, Ника.

Я глаза опустила.

— Я его ненавижу. Я всё чаще об этом думаю.

— Он тебя хочет. В чём тут твоя вина?

— А мне что делать?

— Ничего.

Я наклонилась к нему, и Кирилл меня поцеловал. Волосы мои в кулак собрал и за спину мне откинул. Правда, тут же принялся их перебирать.

— Хотя, ничего удивительного в этом нет. Столько лет, можно сказать что рядом, а дотронуться нельзя. Его можно пожалеть. Ты для него, как запретный плод.

— А если я не хочу быть запретным плодом? — выдохнула я. — Может, я устала?

Он как ребёнка, меня в лоб поцеловал. Я легла и лицом ему в плечо уткнулась.

— Я не такая, как он думает. Он когда говорит со мной, смотрит вот так, я чувствую себя настоящей дрянью. Кажется, что всё, что он думает обо мне, всё правда. Но ведь это не так. Я знаю, что не так, Кирилл. А когда мама мне это сказала... я в какой-то момент поверила, что я на самом деле виновата.

— Ш-ш. — Кирилл меня по голове погладил и губами к моему уху прижался.

— Почти все думают, что я такая.

Кирилл легко укусил меня за шею, я глубоко вздохнула и, кажется, реветь передумала. Обняла его и перевела дыхание, чувствуя огромное облегчение. Я давно хотела ему всё это рассказать, но боялась, что он слушать не захочет.

— Мы с тобой оба не отрада для семьи.

Я хотела усмехнуться, но вместо этого получился всхлип.

— Это точно. — Голову подняла, посмотрела на него и с чувством выдохнула: — Кирилл...

— Стоп, — перебил он меня, неизвестно что в моём взгляде уловив. Видимо, опасность почувствовал и даже палец к моим губам прижал. — Не говори того, что собиралась.

— Почему?

— Ты скажешь глупость.

— Откуда ты знаешь? — Я от пальца его увернулась.

— Знаю. Я тебе рассказывал про то, как меня мама называет?

Я кивнула.

— Буржуем.

— Точно. А знаешь почему? — Кирилл сдержанно улыбнулся. — Потому что я никогда не бросаю начатого. Я зарабатываю деньги, малыш. И если дело выгодное...

Я отвернулась от него и вздохнула.

— Опять. Опять выгода!

— Именно.

— И что ты мне предлагаешь? — начиная заводиться, поинтересовалась я. — Стать твоей любовницей?

Филин улыбнулся, неизвестно из-за чего развеселившись.

— Нет, я предлагаю тебе не думать о том, о чём тебе думать не следует. Не мешай мне. И всё будет в порядке.

Я не ответила. Легла рядом с ним, когда он попросил и свет выключил. Прижалась к нему и улыбнулась в темноте, правда, улыбка была далеко не милая и не добродушная. Посмотрим, посмотрим. Кто всё решает и кто кому больше нужен. Руку ему на грудь положила и пощекотала. Кирилл тут же мою руку своей накрыл, пальцы мои сжал.

— Хватит.

— Как скажете, барин, — чуть слышно проговорила я, на бок повернулась, а когда Кирилл меня обнял, глаза закрыла, чувствуя себя спокойно, как никогда.

Как оказалось, жил Филин в новом доме на проспекте Ленина. Не центр города, но место не менее престижное. Жилых домов здесь раз-два и обчёлся, все новой застройки, высотные и солидные. И квартиры в них впечатляли габаритами, высотой потолков и количеством комнат. Случайные люди тут не проживали. Внизу охрана, на лестничных клетках ковры и кадки с фикусами, а на некоторых дверях таблички с именами жильцов. Пару раз я искренне удивилась, узнав, кто у Филина в соседях.

— А столь близкое соседство с тобой их не компрометирует?

— Может быть, — ухмыльнулся он. — Но зато как удобно зайти ко мне по-соседски, и кредит попросить в казино. Соседу не откажешь.

— Ты серьёзно?

— Насчёт кредитов?

— Насчёт того, что не откажешь.

Кирилл мне не ответил, только ухмыльнулся шире и дверь передо мной распахнул, приглашая войти.

Признаться честно, раньше мне не приходилось бывать в таких квартирах. И дело даже не в интерьере и дорогой мебели, не в технике, которой в каждой комнате было в избытке. Дело в самой квартире. В просторе и огромном количестве окон. Находясь на самом верхнем этаже высотного здания, из окон открывался просто потрясающий вид. Внизу проспект, чуть дальше жилые пятиэтажки, потонувшие за многие годы в зелени, что скрашивало их, зачастую, убогий вид, а вот дальше, куда взгляд сам собой и обращался, старый город, с его церквями, узкими улочками и пёстрыми домишками, многим из которых больше сотни лет. В самой дали — сияние. Это уже не от святости куполов, это череда торговых центров на центральной улице, они, как один, блестели начищенными окнами. А я и не представляла насколько это красиво издали, возможности оценить никогда не было, и в голову не приходило, что такой вид они могут создать. А вот если в другую сторону посмотреть, можно увидеть не весь, но маковку и купола главного городского собора. Я немного нервно сглотнула, разглядывая всё это, а потом обратила внимание на само огромное окно в гостиной, едва ли не во всю стену. Теперь ясно, почему Кирилл, привыкший к подобному, в моей маленькой квартирке чувствовал себя неуютно. Простора ему явно не хватало.

Я задёрнула лёгкую штору, заставив себя оторвать взгляд от куполов Успенского собора, а когда к Кириллу обернулась, постаралась выглядеть невозмутимой.

— Теперь понятно, как тебе удаётся быть всегда в курсе того, что в ресторане происходит. Из дома в бинокль наблюдаешь?

Он рассмеялся.

— Ну почти. Высоты не боишься?

— Прыгать боюсь. А вид из окна просто невероятный.

— Да. Поэтому я и квартиру эту купил.

— Сколько комнат?

— Шесть.

Я удивлённо посмотрела, а Кирилл руками развёл, словно оправдываясь.

— Здесь красивый вид из окон. И кстати, сейчас в Галерее выставка картин, так вот там это всё увидеть можешь.

— В смысле?

— У моего друга жена художница. Она у меня месяц почти жила, можно сказать, пока рисовала.

Я заметила, как Кирилл нервно усмехнулся, но недовольства в его усмешке не было, просто посетовал, вспомнив:

— Закормила меня.

— Квартиру не пытались у тебя перекупить?

— Из-за вида? Нет. У них не хуже. У них квартира недалеко отсюда, правда, в старом доме, но оттуда такой вид. И выход на крышу. Женя там рисует. У них на крыше дача, — рассмеялся он. — Цветочки, качельки, фонтанчики. Правда, оттуда вид только на Старый город.

Я внимательно наблюдала за тем, как он снимает пиджак, подходит к бару и вынимает из шкафчика бутылку коньяка.

— И чем она тебя кормила? — вкрадчиво поинтересовалась я.

Филин посмотрел непонимающе. Видимо, уже отвлечься успел на какие-то свои мысли, а я своим вопросом его в тупик поставила. Я пояснять не спешила, села в кресло и улыбнулась. Кирилл коньяка глотнул, и я увидела, как его лицо в один момент разгладилось.

— А... Женька вообще готовить любит, для неё это, как таблетка от нервов. Да и Мартынова прокормить, ещё постараться надо. Вот и... А ты зачем спрашиваешь? — вдруг удивился он.

Я плечами пожала.

— Да так. Пытаюсь побольше узнать о твоих вкусах.

Кирилл одной рукой на стол опёрся, а на меня посмотрел насмешливо.

— Сколько лет ты была за Арзаусом замужем? Хватка у тебя ментовская, Никуль.

Я улыбку с лица убрала.

— Ну тебя.

Он рассмеялся.

— Да ладно. — Подошёл ко мне и по спине успокаивающе погладил. — Я шучу.

Само то, что Кирилл меня в свой дом привёл, о многом говорило. По крайней мере, я на это надеялась. Я планы строила, свои дальнейшие действия обдумывала, и хоть Филин не скрывал, что намерений своих по поводу женитьбы менять не собирается, я уже не столь сильно по этому поводу переживала. Кирилл когда об этом говорил, мне в глаза глядя очень серьёзно, видимо таким способом пытался мой пыл умерить и предупредить, чтобы я заранее все глупости из головы своей выкинула, я только кивала и улыбалась. Я, в отличие от него, точно знала, как всё будет. Теперь уже знала. Мужчины, они ведь невнимательные. Они идут к своей цели, и иногда настолько вживаются в роль и настраиваются на преодоление проблем и трудностей, что на всё остальное, что вокруг происходит, обращать внимание перестают. Даже про самих себя порою забывают, им результат подавай. А Филин вообще отдельный случай, ему от предвкушения возможной выгоды крышу срывает. Я всё больше убеждалась, что он любит просчитывать ситуацию, ему так проще, легче, а на чувства и эмоции он не полагается. Поэтому ему так важно получить выгоду. Ему нужен результат. Но ведь результат — это не всегда деньги. Придётся ему это объяснить.

— Я своего добьюсь, — говорила я Фае, поведав ей о переменах в своей личной жизни. — Мне всё это тоже надоело. Если все думают, что я не могу упрямой, то очень сильно ошибаются.

— Это кто же так думает?

— Да все! Привыкли, что я отмалчиваюсь по большей части.

— Пригласи его к нам на ужин.

Я призадумалась, но в конце концов отрицательно покачала головой.

— Нет. Он это воспримет не так, как надо. Решит, что я его в сети заманиваю. — Я провела пальцем по краю фарфоровой чашки, и хитро улыбнулась. — Лучше ты возьми Тосю, и приходите в "Три пескаря", поужинать. Я вас приглашаю.

— Может быть, может быть, — согласилась со мной Фая. А потом назидательным тоном добавила: — А замуж тебе всё-таки нужно. Это неприлично, по квартирам порхать туда-обратно. И Кириллу твоему я об этом обязательно скажу.

Я усмехнулась.

— Он, наверняка, впечатлится.

— Если ему об этом скажу я, то наверняка. Поверь мне.

Я поверила. В способностях Фаи я никогда не сомневалась. И искренне впечатлившийся Кирилл мне тоже понравился. Когда я их с Фаей познакомила, то с Филина очень быстро вся спесь слетела. Я с удовольствием наблюдала за тем, как он вначале непонимающе хмурится, Фаю слушает, и то, что она говорит, его не совсем устраивает, но когда он послушно замолчал, только от одного её короткого жеста рукой, я почувствовала острое моральное удовлетворение. И мысленно призналась тётке в любви. Вот именно это нужно было Кириллу, чтобы до конца меня понять. Потому что о Фае я ему рассказывала много и часто, но он никогда не принимал меня всерьёз, ему было не интересно, знакомиться с Фаей он не собирался ни под каким предлогом, необходимости не видел, а вот оказавшись рядом с ней, да ещё когда она вела себя столь высокомерно и свысока, словно королева Англии, не меньше, то Филин растерялся. А уж когда Фая начала обсуждать его ресторан — интерьер, кухню, обслуживание, он проглотил всё, до последней пилюли, и льняные салфетки, единственное, что получило строжайший выговор, он после долго рассматривал.

В тот вечер знакомство с моей любимой родственницей должно было стать для него последней каплей, это я уже после сообразила. Кирилл появился в ресторане поздно, был на взводе, и то, что всё-таки не сорвался, а всё от Фаи выслушал, да ещё лично её до дверей ресторана проводил, очень о многом говорило. Он попал. Кажется, Тосю, которая всё же согласилась составить тётке компанию и в ресторан вместе с ней сходить, даже не заметил. Да та и молчала весь вечер, только по сторонам оглядывалась, и время от времени качала головой, приходя к каким-то своим неутешительным выводам. Но для меня было главное, что Кирилл серьёзно отнёсся к Фае. Слушал внимательно, смотрел ей в лицо и только иногда его взгляд опускался на бриллиантовое колье на её хрупкой шее, которое придавало Фае солидности и определённый колорит, а Филин это ой как уважал.

Гена получил личное поручение хозяина отвезти гостий домой, подали лучшую машину, а Фая, прикладываясь губами к моей щеке, прощаясь, шепнула:

— Твой выход. Я сделала всё, что могла.

Я улыбнулась.

Когда мы с Кириллом оказались тем вечером у него дома, а к тому моменту уже было за полночь, он всё ещё был молчалив, видимо, впечатлился не на шутку. Я украдкой за ним наблюдала, посмеивалась, зная, что на самом-то деле Фая устроила специально для него представление, рассчитывая именно на такую реакцию. Это несомненный талант — привлекать мужское внимание, даже в таком почтенном возрасте.

— Они с мамой не ладят, — объяснила я ему, когда Филин всё-таки решился на язвительное замечание о том, почему я не пригласила для знакомства с ним всю свою семью. — Встречаются крайне редко и почти каждый раз ссорятся.

— Почему?

— Ну, они совершенно разные. Мама считает, что Фая меня испортила. А Фая в свою очередь говорит, что мама бессловесное существо, которая боится всего, из чего состоит наша жизнь.

Кирилл прищурился, видно решил, что я над ним издеваюсь в некотором смысле.

— А ты?

— А что я? Мама — это мама. А Фаю я люблю, она удивительная.

— Да уж, — проговорил Кирилл, откидывая край одеяла. Откинул и замер на пару секунд, снова задумавшись о чём-то. Я наблюдала, стараясь спрятать улыбку. Потом за руку его потянула. — Кирилл, ложись.

Он лёг, а я ближе придвинулась, чтобы в лицо ему заглянуть.

— Она тебе понравилась?

Филин над ответом подумал, брови сдвинул, потом выдал что-то вроде:

— Интересная особа.

Я кивнула.

— Да. Через пятьдесят лет я такой же буду.

Он взгляд на моё лицо перевёл и усмехнулся.

— Ты уверена?

— Конечно. Но если ты мне не веришь, то у тебя есть все шансы это утверждение проверить. Лично.

— Лиса.

Я рассмеялась, вполне довольная его реакцией на прошедший вечер.

Уж не знаю, на ком и как он жениться собрался, но прошла неделя, пришла другая, а невеста его о себе знать никак не давала. Правда, Кирилл на пару дней уезжал в Москву, я за это время вся извелась, но он вернулся, и ничего не изменилось. Никаких новостей он не привёз, или мне просто не потрудился их сообщить, приехал, я встретила его у него дома, и всё вернулось на круги своя. Я практически жила у него, к себе домой заезжала лишь для того, чтобы захватить что-нибудь из одежды. И Кирилла, видимо, совершенно не волновало, что невеста его может неожиданно нагрянуть и меня у него дома, если не в спальне, застать. Все эти мысли меня несказанно воодушевляли, правда, через некоторое время я узнала, что радоваться мне нечему, так как невеста Филина не то чтобы не желала здесь появляться, а просто путешествовала по Европе. Мне об этом Гена поведал, и не по секрету, а с явным намерением понаблюдать, как я от злости зеленеть буду. Я, может, и позеленела, слегка, но при этом не забыла ему на ногу наступить, заметила, как он от боли скривился, и тогда уже ушла от него, гордо вскинув голову.

— Опять опоздала, — проворчал Лёва, когда я в тот день на работе появилась.

— Я к дизайнеру заезжала, — сообщила я с порога и на весь офис.

Шильман обернулся и посмотрел непонимающе.

— Зачем тебе дизайнер?

— Ну как же? Новый кабинет оформлять. И стену я всё-таки снесу.

Лёва на сотрудников оглянулся, которые замерли от такой наглости, а потом с укором на меня посмотрел. Кивнул на дверь в свой кабинет. Я пальто сняла, на спинку своего кресла его кинула и отправилась за шефом, с лёгкостью игнорируя все возмущённые взгляды.

— Ну что? — спросил Лёва, когда я вошла, и дверь за собой прикрыла. — Ты второй день злая ходишь.

Я напротив него присела, руки на коленях сложила, как примерная ученица, и пожаловалась:

— Не знаю, что делать.

— Филин не поддаётся?

— Да не в этом дело. Не поддаётся... Всему он поддаётся, но он просто упёрся, и слушать меня не хочет.

Лёва в кресле развалился, и конец своего галстука потеребил.

— Деньги, Ника, деньги.

— А мне кажется, что он просто боится. Он как ёжик, весь колючий. Ему со мной хорошо, но он старательно избегает разговоров об этом. Просто не представляю, что мне делать.

— В таких вещах я тебе не помощник.

— Почему? Ты мужчина, вот и скажи мне, как поступить. Вот тебе как было бы легче?

— Бросить невесту с миллионами и жениться на тебе? — Лёва расхохотался, меня не стесняясь. — Никак мне не было бы легче.

Я обиделась.

— Ты такой же, как и он.

— Мы все такие, Никуль.

— Не правда. Вот мой первый муж...

— Когда это было.

— К твоему сведению, не так уж и давно.

— И всё равно, с того времени, у него характер испортился, поверь мне.

Вечером я была молчалива и грустна. Не притворялась, просто на самом деле настроение было на нуле. Кирилл, появившийся дома уже после одиннадцати вечера, что-то мне рассказывал, но грусть-тоску мою, в конце концов, заметил, и спросил:

— Ника, что с тобой?

— Ничего. — Я вполне искренне отмахнулась, не желая снова рассказывать ему о своей печали. Он о ней и так всё знал, а разговоры на эту тему его раздражали. Кирилл тут же выходил из себя, просил меня не выдумывать лишнего и начинал заверять, что у нас и так всё прекрасно. Мы же не ругаемся по мелочам, нам вместе хорошо, даже всегда есть о чём поговорить. Что ещё нужно?

Я к нему подошла, рядом присела и предложила:

— Давай в выходные куда-нибудь съездим. Или ты занят?

— Да почему, можно. А куда ты хочешь?

Я улыбнулась и голову на бок склонила.

— А ты куда хочешь?

Он рассмеялся.

— А ты куда?

— Я знаю, куда хочешь ты. К деду.

— Сейчас поздняя осень. Представляешь, что там творится? Ты поедешь?

— Поеду. — Я на стуле развернулась и взяла Филина под руку, чтобы поближе быть. — Я вчера была в обувном магазине, босоножки себе покупала...

Кирилл подул на горячий чай.

— Зачем тебе зимой босоножки?

Я жестом заставила его замолчать.

— Пригодятся. Так вот, я там видела резиновые сапоги, в цветочек. — Я уставилась на Кирилла сияющими глазами. Он, как я и ожидала, рассмеялся.

— Ну, давай, давай. Все жители деревни выйдут на тебя посмотреть.

— И что? Пусть. Я для этого туда и еду, чтобы себя показать.

— Ты — испорченная девчонка.

— Да ничуть. Ты ещё и не начинал меня портить.

— Хочешь сказать, что будет хуже?

— Определённо. — Я ближе придвинулась и голову ему на плечо положила. — Фая нас на ужин приглашает. Пойдём?

— Не знаю. Это удобно?

— Она же сама приглашает, — удивилась я. — Конечно, удобно.

— Тогда — почему нет?

— Тебе у неё понравится. У неё дома почти музей.

— У неё дети есть?

— У неё я есть.

Филин взглянул с интересом.

— Да? А в каком смысле музей? В смысле ценностей?

Я отодвинулась и в плечо его пихнула, хоть и знала, что он надо мной смеётся.

— Да. В смысле ценностей. И в том, что я — наследница.

— Тогда точно пойдём. Надо оценить твоё приданное.

Я со стула слезла.

— Зачем? Тебе оно всё равно не достанется.

Сделала шаг назад, а Кирилл меня за руку схватил и к себе потянул. Я сопротивляться не стала, даже ради смеха, за шею его обняла и на поцелуй ответила. Потом, неожиданно для самой себя, в него вцепилась.

— Я люблю тебя. Я так тебя люблю.

Кирилл смотрел на меня так, словно ни одному моему слову не верил. Очень внимательно, в глаза заглядывал, потом по щеке погладил.

— Ника...

Тут же стало обидно, я воздух в себя втянула, глаза опустила. Позволила себя обнять.

— Надеюсь, что когда ты решишь это мне сказать, слишком поздно не будет.

Он в мою шею уткнулся, носом потёрся, и я почувствовала, как усмехнулся.

— Это что, угроза?

— Нет. Но второй я не буду, Кирилл. Я не умею.

Он не поверил. Я поняла это по его поведению, по тому, как он держался в этот вечер. Он не просто меня целовал, Кирилл будто доказывал свои права, и спорить с ним было бессмысленно. Он мне хотел доказать, что я без него теперь не смогу. Но я-то знала, что всё наоборот, что он не сможет. А я умру без него, но второй точно не буду. Делить его с женой не буду. Ведь тогда получается, что всё бессмысленно.

Но всё-таки я слишком многого про него не знала. Филин до сих пор сопротивлялся, не рассказывая мне многого о своей жизни. Я знала о его детстве, о том, что для него важно и что, в принципе, его сделало таким, что именно, какие события в прошлом подталкивали его к тому, чтобы лбом стены пробивать, ради своей цели в настоящем. А вот какие-то факты, достаточно значительные, из его теперешней жизни, порой становились для меня сюрпризами. Как например в одно прекрасное утро обнаружить на кухне его дочь. Чего я совсем, признаться, не ожидала. Проснулась пораньше, оставив Кирилла отсыпаться после того, как он домой в третьем часу ночи вернулся (такая уж у него работа, я почти смирилась), отправилась на кухню блины печь, и на пороге остановилась, глядя на незнакомую девушку, которая сидела за кухонным столом, и, судя по пустым коробочкам, третий йогурт уже доедала, с завидным, надо сказать, аппетитом. Худенькая, с милыми ямочками на щеках и румянцем, а вокруг головы целое облако вьющихся тёмных волос. Милое такое создание, лет шестнадцати, которое без спроса на мою кухню забралось и спокойно йогурты ест. Вот только глаза озорные, чертенята так и прыгают, что у малознакомых людей, у меня например, сразу вызывает опасение.

Девушка меня увидела и разулыбалась, как мне показалось, чересчур приветливо.

— Здрасти.

Я осторожно кивнула.

— Здрасти. Ты что здесь делаешь?

— Отсиживаюсь. А вы Ника, да?

Я снова кивнула, на этот раз заинтригованная не на шутку. Если честно, к тому моменту, я уже успела прийти к скорому выводу, что это возможно, домработница. Которая себе слишком много позволяет. Но сейчас, присмотревшись пристальнее, оценила и скромные бриллиантовые серёжки в ушках девушки, и вязанное платье за немалые деньги, да и молода она слишком для домработницы была.

— Ника, — подтвердила я. — А ты кто?

— Вася, — сообщила она и улыбнулась шире. — Василиса. Папка спит ещё?

Вот тут меня слегка замутило. Я руку в бок упёрла и попыталась переварить слово "папка". Затем решила, что Кирилла убью, когда он проснётся.

— По всей видимости, да, — проговорила я в сторону и к столу прошла. — Значит, это ты у нас "котёнок" и "малышка"? — догадалась я.

Девочка ложку облизала и забавно скривилась.

— Он всё ещё думает, что мне семь лет.

— А тебе сколько?

— Шестнадцать. Семнадцать почти. — Фыркнула от смеха. — Я взрослая личность.

Я невольно улыбнулась. Девочка мне определённо нравилась. Другая на её месте не особенно обрадовалась бы, встретив на отцовской кухне незнакомую тётку, а эта ничего, улыбается вполне добродушно. Вот тут я нахмурилась. Или, может, для неё в этом нет ничего удивительного?

Смерть Филина, определённо будет мучительной.

— Папа мне говорил, что не один живёт, я поэтому сюда и не совалась, а вот сегодня... Мне нужно где-то отсидеться.

— Завтракать будешь? — спросила я.

— Буду, — тут же согласилась Вася и со смущённой улыбкой пояснила: — Вы не смотрите, что я такая маленькая. Ем я много. Хотя, совершенно не понимаю, в кого я такая.

Я достала муку, молоко, яйца, на девочку глянула и подсказала:

— В папу?

— О нет. — Она даже фыркнула и руками на меня замахала. — Папочка у меня вообще не от мира сего, мне кажется, что он в магазин только за пивом ходит. У него больше двух яиц в холодильнике никогда ничего не бывает. Это уже пир.

Я поневоле призадумалась, скосила глаза на забитый продуктами холодильник Филина. Стало ясно, что я чего-то не понимаю. Василиса мой взгляд перехватила и рассмеялась.

— Вы не поняли ничего! Значит, папка не рассказал. Просто у меня два папы. И ещё отчим. Его, признаться, я не люблю. Ещё у меня есть родной папа. У нас с ним взгляды на жизнь не совпадают. А вот папка, — она кивнула в сторону комнат, — его я больше всех люблю. Даже больше мамы. У нас с ним полное взаимопонимание.

— Давай ещё раз и помедленнее, — попросила я.

— Хорошо. Папка когда на моей маме женился, у неё уже я была. Мне было семь лет. А вот когда они с мамой развелись, через четыре года, я хотела с папкой остаться жить, ну чтобы маме не мешать замуж выходить, но она не разрешила. Говорит: вот если бы родной был. А если у меня с родным неконтакт полный?

Я улыбнулась, наконец вникнув в суть.

— Понятно. А папка значит, тебя балует?

Вася ложкой по пластиковому дну опустевшей баночки поскребла, и головой покачала.

— Нет, не балует. Он меня любит.

— А отчим?

Она сморщила прелестный носик.

— Болван толстолобый. Но папку он боится и ко мне не вяжется.

Мои руки замерли, я тесто для блинов перестала мешать, правда, быстро успокоилась и глубоко вздохнула.

— Это хорошо.

— Мама так не считает.

— Верю.

— Слушайте, а вы интересная. И красивая.

Я кинула на неё весёлый взгляд.

— Это комплимент или подлизываешься на всякий случай?

Она рассмеялась.

— Подлизываюсь.

— Понятно.

— Но у вас было такое лицо, когда вы меня увидели!

— Я испугалась немного.

— А когда я про папку сказала? — Вася проницательно прищурилась. — Ещё больше испугались, да?

Это я предпочла проигнорировать и вместо ответа предложила:

— Давай на "ты". У нас не такая уж большая разница в возрасте.

— Давай.

Когда Кирилл на кухне появился, спустя полчаса где-то, я уже успела Ваську блинами накормить и выспросить у неё всё про её маму. Она рассказывала охотно, кажется, ей в голову не приходило ничего скрывать, я в ответ рассказала ей про свою работу, и мы немного пообсуждали иностранцев, в том смысле, что мужчин-иностранцев. Видно было, что девочка Вася развита не по годам и интересы у неё вполне взрослые. Но когда Кирилл вошёл, мы обе замолчали, за ним наблюдая. Он выглядел заспанным, всклокоченным, на нас даже не взглянул, сразу прошёл к холодильнику и пакет с соком достал. Свинтил крышку и сделал несколько больших глотков. И всё это практически не открывая глаз, будто спать продолжал на ходу. Вася блин жевала, я чай в чашке помешивала, а Кирилл глубоко вздохнул, сок в холодильник сунул и спокойно поинтересовался:

— Ты здесь чего?

— Блины ем, — тут же отозвалась Василиса и мне улыбнулась. — Вкусные блины. Пап, ты хочешь?

Филин поморгал, взгляд на мне сфокусировал, а мне его жалко стало.

— Шёл бы ты спать, сегодня же воскресенье.

— А который час?

— Полдесятого.

Он за ухом почесал, рукой в стол упёрся, а затем снова на Василису посмотрел. Та, как по команде тут же начала выкручиваться:

— Пап, я у тебя немного побуду, ладно? Я мешать не буду, я тоже спать лягу. А ты, когда мама позвонит, скажи, что я у тебя ночевала, ладно?

Я в чашку взглядом уткнулась, а Кирилл надо мной крякнул.

— А где ты ночевала?

— Ну, пап, неприлично такие вопросы девушке задавать.

— В подоле перед институтом принесёшь, по шее получишь.

Вася вытаращила на него глаза.

— Ты ударишь беременную женщину?

— Легко.

— Папка, это совершенно ужасно.

— Твоей матери я врать не буду. Я вообще с ней разговаривать не буду, с какой стати?

— Папа!

— Мы шесть лет в разводе, я не обязан.

— Но ты должен встать на мою защиту! У меня, может, первая любовь?

— Какая?

— Первая. Настоящая — первая!

— Где-то я это уже слышал, — проворчал он. За стол сел, голову опустил и лбом к моей руке прижался. Он хотел спать, я его жалела и в макушку поцеловала, а сама Васе незаметно рукой махнула, чтобы с кухни уходила.

— Ты должна его на себе женить, — сказала Вася через пару дней нашего с ней плотного общения. — У него, наконец, нормальная жена появится.

Я печально кивнула.

— Да. Вот только он и без меня с этим справиться решил.

— Ты Кристину имеешь в виду? Глупости!

— А ты с ней знакома?

— Папка познакомил. Всё так официально было. — Васька один палец в рот сунула, изображая тошноту. Всё-таки иногда она вела себя совершенно по-детски. Она уже третий день жила у нас (хотя точнее сказать, это я у них жила), к матери не торопилась и по мере возможности своевольничала. Правда, Кирилл отцом оказался не ослеплённым любовью, как мне вначале показалось, и за поведением девочки следил, но надо признать, что она его слушала, не особо сопротивляясь, когда он её воспитывать начинал. Просто у неё характер был очень шабутной, и в первый момент она производила впечатление слегка развязной особы.

— Мы ездили в Москву, ужинали в дорогущем ресторане, а на следующий день мы с Кристиной по магазинам ходили. Единственный плюс — шмоток я привезла немереное количество. И папа даже не возражал, потому что понимал, что это компенсация за моральный ущерб.

— И как она тебе?

— Ему совсем не подходит. Ему нужен кто-то поживее, почеловечнее. Вот как ты. Но с другой стороны, он же не по любви жениться собирается.

— Ну да, из-за денег, — недовольно подсказала я.

— Нет, — Вася отчаянно замотала головой. — Из-за идеи.

Я нахмурилась.

— Какой ещё идеи?

— Открыть ресторан в Москве. Чтобы всё так супер-пупер шикарно было. Папка ведь не просто так работает и деньги зарабатывает, ему гореть надо. А для этого нужна идея, цель, мечта. Ему постоянно нужно чего-то добиваться. Ему всегда мало, понимаешь? Но не денег, а действия.

Я на Васькину кровать прилегла, стала смотреть в потолок, а руки на животе сложила.

— И что мне делать?

— Нужно его отвлечь.

— Как?

— Ну я не знаю. — Василиса рядом пристроилась и сильно нахмурилась, вся уйдя в раздумья. — Ты же старше, у тебя опыта больше. Ты должна знать.

Я не удержалась и недовольно хмыкнула.

— Боюсь, с твоим папкой это не прокатит. То, на что ты намекаешь.

Вася ухмыльнулась, тоже на потолок поглядывая.

— Да, папка — твёрдый орешек. — Потом на бок повернулась, голову рукой подпёрла и предложила: — Может тебе от него уйти?

— Да ну, он не поверит.

— Почему? Ты всерьёз уйди. Вот помню, в десятом классе у меня был парень, звали его Ромочка. Знаешь, какого цвета у него глаза были? Зелёные! Ты когда-нибудь встречала парня с зелёными глазами? Я — никогда! Так вот, я влюблена в него была до ужаса. В него вообще все девчонки влюблялись. Но я влюбилась не сразу, а когда в глаза ему посмотрела. Понимаешь, этот аферюга тёмные очки любил носить, маскировался значит...

Я от смеха даже застонала.

— Васька, замолчи!

— Ну что? — надулась она. — Я же тебе жизнь свою рассказываю.

— Лучше сразу чем закончилось.

Она снова легла.

— Закончилось банально. Папа узнал, по носу Ромика щёлкнул, и любовь прошла. В смысле, его ко мне.

Я потёрла кончик носа.

— А в середине что было?

— Я же говорю — самое интересное. До меня слух дошёл, он с Ольгой Шаповаловой в клубе целовался. И я решила от него уйти, ну чтоб неповадно было. Сказала, что ничего серьёзного между ними не было, одно влечение пустое. Так знаешь, как он после этого за мной бегал?

— Откуда ты всего этого набралась?

— Чего?

— Про влечения пустые.

— А-а... Так отовсюду. Из книг, фильмов, но в основном от мамы. Она у меня любит... всё возвышенное.

— Понятно. А по носу Ромка твой за что получил?

— Да за то, что надоел всем. — Она от переизбытка чувств меня за руку схватила. — Ника, это был цирк! Я на него обиделась за Ольку, ушла и решила его помариновать, как полагается. Ведь правильно? Он за мной бегать начал, а я его прогоняла. Гад потому что. А потом папка меня пригласил в свой ресторан, у них был важный вечер какой-то, а мне нужно было компанию составить сыну его приятеля. Ну так, чисто по-дружески. Хорошо, что я догадалась приодеться!.. У меня платье есть, всё серебристое и с декольте. Закачаешься! И вот меня усадили за столик к этому молодому человеку... Ника, какие у него глаза голубые! — Я отвернулась и затряслась от беззвучного смеха, а Вася меня легонько по руке шлёпнула. — Слушай! И вот, вышли мы с ним вдвоём на балкон: я в платье с декольте, рядом он — голубоглазый и высокий, тепло, луна светит, сверчки какие-то сверчат, у меня в руке бокал шампанского, который я с соседнего стола свистнула, пока папка не видел... В общем, кино без немцев, сплошная романтика. И вдруг через балконные перила Ромка лезет, а дружки его внизу подсаживают. Он нас увидел, взбесился и тут же драться полез, даже меня слушать не стал. В общем, всё мне испортил. — Тут Вася заметно поскучнела. — Потом пришёл Гена и дал Ромке по шее, и за дело. Ну, потом ещё папа добавил, потому что этот придурок всех гостей перепугал. А про то, что мне всё испортил, никто, конечно, не подумал. Какая уж тут любовь? Никакой личной жизни.

— А по-моему, она у тебя очень бурная.

— Да? — Васька бровки сдвинула, задумавшись. — Многие так говорят. Но я же не виновата, что я влюбчивая. И мне каждый раз кажется, что это навсегда. А у тебя не так?

Я головой покачала.

— Нет. До твоего папки, — я улыбнулась, — я ни разу не влюблялась.

Девочка смотрела на меня недоверчиво.

— Ух ты, — проговорила она негромко. — Папка, конечно, у меня особенный, но я прям не знаю, за что ему такое счастье.

Я даже смутилась немного от таких слов. А позже вечером, уже после ужина, когда я со стола убирала, невольно прислушиваясь к голосу Кирилла, который по телефону говорил с кем-то мне неизвестным, Вася ко мне подошла и на ухо мне зашептала:

— Тебе нужно встретиться с Лидией Аркадьевной.

Я непонимающе посмотрела на неё.

— С кем?

Вася сделала круглые глаза.

— С папкиной матерью.

Я забыла о тарелках.

— Зачем?

— Ну как зачем? Если ты ей понравишься, то папка о Кристине и думать забудет. Поверь, я знаю, что говорю. Она давно на него злится, а он не знает, как это исправить. — Она ещё голос понизила. — Он очень её мнением дорожит, хоть и врёт, что — нет. И про Кристину он ей ещё не рассказал, я бы знала. Вот и опереди его. И её.

Я быстро облизала губы.

— Это не очень хорошая идея, Вася.

— Точно, — кивнула девочка. — Это гениальная идея, Ника.

Я почувствовала взгляд Кирилла, посмотрела на него, а Вася и вовсе старательно и невинно заулыбалась. А тот нам обеим кулак показал, видно догадался, что мы что-то затеваем.

Интуиция мне подсказывала, что идти у Васьки на поводу не следует. Всё-таки она, ещё в достаточной степени, ребёнок, и не до конца осознаёт возможные последствия своих безрассудных действий, но я-то понимать должна. И я понимала. Нутром чувствовала, что встречаться с матерью Кирилла за его спиной мне не стоит. Не правильно это как-то. Хотя, возможно, идея на самом деле гениальная, но вот Филин моё проворство вряд ли оценит. Моё такое явное стремление его на себе женить, и так ему активно не нравилось. А если уж я попытаюсь за его спиной его мать на свою сторону переманить... А ведь для этого притворяться придётся, врать и в глаза ей заглядывать. Этого он точно не простит.

Но Василису мне так запросто убедить в своей правоте не удалось. Она по-прежнему считала, что идея просто гениальная.

— Чего ты боишься? — настаивала она. — Встретитесь, чаю попьёте, поговорите. Кстати, она очень любит жасминовый чай, запоминай.

— Не собираюсь.

— Ника!

— Так, прекрати меня уговаривать. Я знаю, что Кириллу всё это не понравится.

— И что? Важен ведь результат...

— В том-то и дело, что нет, Вася. Не результат. А его ко мне отношение.

Васька скисла, на диван присела, и плечи её безвольно опустились.

— Ну, тогда я не знаю... По-моему, ты всё усложняешь.

— Я не хочу его насильно женить на себе, понимаешь? Я хочу, чтобы он этого хотел.

Васька потянула за свой кудрявый локон и принялась его на палец наматывать, при этом выглядела жутко задумчивой и серьёзной.

— Захотел — это серьёзно.

— Вот именно.

— А если не захочет? — полюбопытствовала она.

Я замерла, стараясь заранее не расстраиваться.

— Тогда выходит, что я всё себе придумала.

Васька на спинку дивана откинулась и глаза закрыла.

— Как же всё это сложно. Ну, почему нельзя попроще?

Я улыбнулась.

— Тогда жить не интересно будет.

— Конечно, — не поверила она. — А придумывать себе проблемы на ровном месте — интересно. — Рывком поднялась и кофточку одёрнула. — Ладно, будем думать. Не хочешь так, будет по-другому.

Я подозрительно прищурилась.

— Вася, а тебе это зачем надо?

— Ну, как же, — удивилась она. — Ты моя подруга. Это во-вторых.

— Во-первых пропустила, — подсказала я.

— Во-первых, и так понятно: я папку люблю. И себя рядом с ним. А если он на этой Кристине женится, то ничего хорошего не выйдет. Не уживёмся мы с ней, я это сразу поняла. А если она захочет, чтобы они в Москву переехали?

Я понимающе усмехнулась.

— Короче, сплошной эгоизм. Причём, у всех.

Васька плечами пожала.

— Наверное. Но что в этом плохого? Папка всегда говорит, что себя надо любить, а остальное приложится.

На выходные мы с Кириллом уехали в Малеевку, Вася с нами ехать отказалась, вдруг вспомнив о том, что у неё на следующей неделе две контрольные, безумно важные, между прочим, и без лишних слов вернулась к матери, якобы готовиться.

— Вернётся скоро, — сказал Кирилл, глядя вслед отъезжающей машине, из окна которой Васька нам на прощание рукой махала.

Я на Филина посмотрела, оценила серьёзное выражение лица, и спросила:

— Почему ты так думаешь?

— Задумала что-то. Набедокурит, и вернётся. — Шеей как-то нервно дёрнул, а я его успокаивать принялась. А под конец ляпнула:

— Тебе ребёнка надо, своего и маленького.

Он так на меня посмотрел, ни одной живинки во взгляде.

— Ты беременна?

Я нервно сглотнула от обиды, и отрицательно покачала головой.

— Нет, успокойся.

В общем, выходные начались совсем не так, как я того хотела. По дороге в деревню всё больше молчали, я пыталась обиду из себя изгнать, а Кирилл подозрительные взгляды на меня кидал, которые пару раз на моём животе останавливались. Стало ясно, что он вряд ли обрадуется и вообще проникнется, если я ему о беременности сообщу. Беременна я, конечно, не была, и мысли такой — подловить Филина на ребёнка, у меня, слава богу, не возникало, но обидно всё равно было. Я иногда забывала о своём месте в его жизни. Мы вместе жили, он меня любил, по крайней мере, в физическом смысле, но я чувствовала, что нужна ему, хоть он и старался от меня свои чувства скрывать. За прошедшие несколько недель я привыкла думать о нём, каждую минуту, заботиться о нём, доверять ему свои мысли и желания, принимать его любого — измотанного, разозлённого, взъерошенного, когда он возвращался домой глубокой ночью. Ко мне возвращался. Обнимал меня, сжимал крепко и молчал, пока дыхание не восстанавливалось, пока в себя не приходил и он не становился обычным Кириллом, которого я любила. В такие моменты я была ему нужна, я чувствовала себя важной и забывала обо всех его выгодах и планах, а потом он одним словом или взглядом спускал меня с небес на землю. А точнее, просто ставил на место, и я вспоминала, что у меня каждый день, как последний. Что приедет Кристина, и мне придётся вернуться в свою квартирку. Или он мне другую снимет, пошикарнее? Хотя, какая, по сути, разница? Главного это не изменит.

Однажды, во время очередного выяснения отношений, я хотела ему сказать, что с его стороны достаточно глупо связывать себя отношениями с женщиной, которую он не любит, только ради выгоды, но потом испугалась. Вдруг поняла, что привести в пример мне ему нечего. Что я ему скажу? На себя намекну? А если он скажет, что и меня не любит? Вслух это произнесёт, совершенно открыто, подтвердив тем самым все мои страхи, и разницы между мной и Кристиной для него, собственно, нет, просто та сейчас в отъезде, а я здесь и его развлекаю... Я тогда замолчала, ссора затихла, но я всё чаще об этом думала и боялась, боялась. Чего боялась? Что всё закончится между нами? Так Кирилл не раз мне напоминал, что никогда мне ничего не обещал, и отношения наши могли в любой момент закончиться. Но беспокоило это, кажется, только меня.

— Хватит тебе дуться, — попросил он, в конце концов. Рука легла на моё колено и уверенно двинулась вверх. Я на ладонь его посмотрела, а Филин глаз от дороги не отводил.

— Я не дуюсь.

— А то я не вижу.

— Не дуюсь, — упорствовала я и руку его попыталась убрать, но она словно приросла к моей ноге.

— Ника.

— Мне поклясться, что ли? — в итоге разозлилась я.

— Я просто хочу, чтобы ты чётко сказала мне, что тебя задело. Что я не жажду иметь детей?

— Нет. Насколько я понимаю, это относилось больше ко мне. Ты так посмотрел, словно я тебя ножом в спину ударила!

Руку он всё-таки убрал и на руль её положил.

— Не выдумывай. Просто... Это было бы некстати.

— Вот в этом я не сомневаюсь. Тебе тридцать шесть, а у тебя это всё ещё некстати! Помешался на выгодах!

Кирилл что-то пробормотал сквозь зубы, я не разобрала, но посмотрела с подозрением. Явно что-то нелицеприятное в мой адрес.

— А у тебя что, материнский инстинкт неожиданно проснулся? — огрызнулся он и на газ нажал. — Где-то ёкнуло, да?

— Он и не засыпал, между прочим. И не гони так. Я в Малеевке хочу выходные провести, а не на больничной койке.

— А что ты меня тогда доводишь?

— Да ты сам себя доводишь!

Позже мы, конечно, помирились, дружно сделали вид, что ничего не произошло, и разговора этого не было, но у меня на душе было очень неспокойно. Я теперь каждый день ждала, что Кирилл попросит меня уехать. Это было очень болезненно для моего самолюбия, по-хорошему надо было встать в позу, высказать Филину всё в лицо и перед выбором его поставить. Или вовсе, вещи собрать и уехать, ничего не объясняя, но я всё откладывала, надеялась на что-то, чуда ждала. Мне не хватало смелости разорвать этот замкнутый круг, боялась, что за ним нет ничего, только выжженная земля. Я боялась остаться одна, без него. А то, что Кирилл никаких разговоров о будущем со мной не заводит, меня настораживало. Ведь на какое-то будущее со мной он должен рассчитывать, хоть бы официально в любовницы позвал что ли, пообещал что-нибудь, но он по-прежнему молчал, а я, по его вине, продолжала находиться в подвешенном состоянии.

В один из вечеров Кирилл сделал мне подарок. Домой пришёл раньше, в весьма благодушном настроении, и похвастал:

— Смотри, что я тебе купил. По-моему, тебе очень подойдёт.

Он мне протянул коробочку, красной атласной ленточкой перевязанную, а я, вместо того, чтобы обрадоваться, внутренне подобралась и на Кирилла взглянула в сомнении. Ему моя реакция явно не понравилась, я заметила, как уголок рта у него нервно дёрнулся, но он быстро взял себя в руки, снова улыбнулся и поторопил меня:

— Открой.

Я открыла. Сначала бантик развязала, потом крышку подняла, и уставилась на серьги, уютно устроившиеся на тёмном атласе. Они выглядели настолько прелестно и... дорого, что я поневоле слюну сглотнула, совершенно не чувствуя радости оттого, что мне впервые в жизни бриллианты такого размера дарят.

— Тебе нравится? — стараясь быть терпеливым, поинтересовался Кирилл.

— Очень. А зачем?

Вот тут выдержка ему отказала, и Кирилл даже кулаки сжал.

— Ника, да что же это такое? Чёрт бы тебя взял со всеми твоими мыслями!

Он из комнаты вышел, дверью хлопнул, а я осталась, с этими дурацкими серьгами в руках и слезами на глазах. Правда, чуть позже мы уже привычно помирились, Кирилл злость где-то вдали от меня выпустил, да и я на подарок уже более благосклонно посматривала, поэтому, когда он в спальню вошёл, осторожно ему улыбнулась, и порадовалась, встретив ответную улыбку, хоть и слабую. Кирилл на постель сел и ко мне потянулся, а я показала ему серёжку, которую в руке держала и рассматривала.

— Очень красивые.

Он в ответ промычал что-то невнятное, уткнувшись носом в мои волосы. Его ладонь легла на моё плечо, сжала несильно, а я на спину перевернулась и голову у Филина на груди пристроила. Он теперь смотрел на меня сверху вниз, а я продолжала серёжку между пальцев крутить, разглядывая, словно новую игрушку.

— Вертишь мной, как хочешь, — пожаловался Кирилл, наблюдая за моими действиями. Его рука от моих волос опустилась вниз и остановилась на груди, пальцы затеребили пришитый у основания бретельки ночной рубашки цветочек. — Тебе не стыдно?

— Повертишь тобой, как же... — Я шлёпнула его по руке, которая явно делала с бедным цветочком что-то не то. — Кирилл, ну красиво же, не порти!

Он тихо рассмеялся, и цветочек оставил в покое.

— Может, ты просто скажешь мне, чего хочешь, — предложил Филин.

Я посмотрела бриллиант на свет.

— В каком смысле?

— В глобальном.

— Даже не знаю... Я в тупике.

— Странно. А мне казалось, что будет целый список требований.

Я голову чуть назад откинула, чтобы лицо его видеть.

— А какой смысл их озвучивать, если ты их всерьёз не принимаешь?

— Почему не принимаю?

— Тебе, наверное, лучше знать.

— Ника, я уже был женат. Мне не понравилось.

— Что не мешает тебе жениться во второй раз.

— Это будет другой брак, — сказал он, а рука снова поднялась к моим волосам.

Я горько усмехнулась и подсказала:

— Взаимовыгодный.

— Да.

— То есть, она тебя тоже не любит? — Кажется, я начала заводиться.

Кирилл тоже был напряжён, мышцы, как каменные, моей голове, которая всё ещё покоилась у него на груди, даже жёстко стало. Но Филин изо всех сил старался сохранить спокойный тон.

— Мы друг другу нравимся, этого вполне достаточно. В итоге, каждый получит своё. Чем плохо?

— Что получит она?

— Свободу. Относительную. У неё... строгий отец.

— Замечательно, — проговорила я с обидой. Серёжка мне надоела, и я её обратно в коробочку сунула. — А как же дети?

— А что, дети появляются только от великой любви? Не знал.

— Да, ты, наверное, думал, что после заключения делового соглашения!

Его пальцы замерли, Кирилл замолчал, и я молчала, понимая, что зашла слишком далеко.

— Ника, чего ты хочешь от меня? — нарушил он молчание спустя минуту. Голос раздражённый и сухой.

— Чтобы ты мне верил, — прошептала я очень тихо.

Кирилл не разобрал и переспросил ещё более зло:

— Что?

— Чтобы ты мне верил!

— Я тебе верю.

— Нет. В этом и проблема: не веришь. Ты никому не веришь, даже самому себе.

— А тебе очень хочется стать для меня незаменимой, так? — Кирилл смотрел насмешливо, и меня это задело. Я села и к нему повернулась.

— Ты уже без меня не сможешь, — заявила я, стараясь не потерять самообладание. — Вот представь на минуту, что меня нет, что я ушла. И что ты будешь делать? Кто тебя любить будет? Она?

Филин настолько красноречиво поморщился, пренебрежительно, но тень беспокойства, промелькнувшую в его взгляде, я всё-таки успела заметить, и это было, как подарок, от которого я бы не смогла отказаться, и он подталкивал меня к дальнейшим действиям. Всю волю в кулак собрала и продолжила:

— Васька замуж выскочит, жене твоей, оказывается, свобода нужна, она не нагулялась. А ты опять будешь гордый и одинокий. Прекрасная перспектива на старости лет.

Кирилл возмущённо посмотрел.

— Ты заговорилась, что ли?

Я головой покачала.

— Нет. Ты в этом смысле жуткий тугодум, пока всё осознаешь, точно поздно будет.

Его губы раздвинулись в улыбке, вроде бы лёгкой и насмешливой, вот только глаза смотрели колко и с большой претензией.

— Так ты же любишь. Вот и люби, Ника.

— Спасибо, что разрешил, — порадовалась я в ответ. — Очень великодушно с твоей стороны. — Сделала паузу, его недовольное лицо разглядывая. — Я буду тебя любить, Кирилл, мне не стыдно в этом признаться. Но свою жизнь к твоим ногам я не положу, не надейся. Я хочу, чтобы и меня любили. Или хотя бы ценили моё присутствие рядом. Но если тебе это не нужно, я настаивать не стану.

— Всё, хватит. Замолчи, наконец.

— Хорошо.

Кирилл на подушки откинулся и потёр глаза рукой.

— Вот как вы любите мозг задушевными беседами прочищать, а.

— Вы — это кто?

— Женщины.

— А-а.

Он руку в предостерегающем жесте поднял, предлагая мне заткнуться, а я ему наперекор продолжила, придя к выводу, что терять мне, в сущности, уже нечего.

— Я понимаю, почему ты хочешь на ней жениться. Ты мне не раз объяснял и кучу завлекательных доводов приводил. И про деньги, и про ресторан, и про развитие бизнеса. К тому же, она для тебя очень удобна. И любить её не надо, и обещаний давать, а уж тем более стараться их выполнять. Не любишь — не боишься потерять. Что ж, я не спорю. Но тогда меня в это не вмешивай.

Филин зло фыркнул.

— Поздравляю. Ты сегодня превзошла саму себя. Госпожа психолог.

— Может быть, — не стала я спорить. Потянулась к настольной лампе, чтобы свет выключить, не обращая внимания на то, как Кирилл разглядывает меня. Его взгляд прошёлся по моему телу, поднялся к моему лицу, но тут комната погрузилась в темноту и я так и не сумела правильно расценить его взгляд. Смотрел внимательно, но всё-таки с неудовольствием. Я сдвинулась на свою сторону кровати, хотела лечь и одеяло на себя натянуть, но Кирилл намеренно его локтем придавил, и я даже в темноте чувствовала его тяжёлый взгляд, устремлённый на меня. У меня вырвался беспомощный вздох, и я опустила руки.

— И нечего так злиться, — проговорила я тише. — Я не приставляю к твоему виску пистолет и не заставляю на мне жениться. Не такая уж я корыстная. И я не хочу за тебя замуж. То есть, хочу, но мне нравится просто мечтать об этом, а надо мне гораздо меньше: чтобы тебе не стыдно было сказать, что ты меня любишь. Или не любишь, но влюблён, или, что я тебе нужна. Мне нужно хоть что-то от тебя в ответ. Не только секс или подарки, не только твои "детка" и "малыш". Кирилл, я слишком много тебе отдаю, а взамен не получаю ничего, кроме твоего упрямого желания жениться на другой. Знаешь, это унизительно. И при всём при этом, ты искренне считаешь, что я должна быть таким положением дел довольна, и радоваться, когда ты предлагаешь мне какое-то призрачное продолжение наших отношений, в стороне от твоей жены и знакомых. С ней ты, значит, будешь жить, деньги зарабатывать, детей рожать, а ко мне приходить, душу отводить? — Я головой замотала, забыв, что он видеть этого не может. — Нет, меня это не устраивает.

— Я тебе уже говорил, что ты не того выбрала для таких игр.

— Да врёшь ты всё, — особо не церемонясь, оборвала его я. И в плечо легонько толкнула. — Убери руку, я лягу.

Руку он убрал, я под одеяло забралась и замерла, прислушиваясь к дыханию Кирилла. Мне это с трудом удавалось, он, видимо, сдерживался, за собой следил, но я чувствовала, насколько ему сейчас непросто. Не знаю уж, от ситуации ему поплохело, от моей небывалой болтливости или на самом деле что-то понял, но я, на свой страх и риск, решила добавить, надеясь, что это поможет ему прийти к какому-нибудь решению.

— Я буду с тобой, пока ты этого хочешь. Я буду тебя поддерживать, я буду тебе помогать, в силу своих возможностей, постараюсь много не болтать... Я рожу тебе ребёнка. Я тебя не оставлю. Но если ты этого захочешь, Кирилл, и перестанешь меня бояться. По-другому не получится. Я не могу бороться с твоими страхами, тем более одна.

После этого он мог запросто попросить меня уйти. Оставалось только трусом его назвать, глядя прямо в глаза, чтобы по полной нарваться. Сегодняшним вечером я, на самом деле, себя превзошла. Не думала, что смелости когда-нибудь наберусь и скажу Кириллу такое. Правда, лучше мне не стало, теперь внутри всё тряслось в ожидании его реакции. Кирилл зашевелился, но продолжал молчать, только сопел, вроде как обиженно. Резким движением на себя одеяло накинул и без лишних слов спиной ко мне повернулся, по всей видимости, ответом меня удостаивать не собираясь. Поначалу я не знала, как отреагировать, но, в конце концов, пришла к выводу, что можно порадоваться: по крайней мере, меня посреди ночи за порог не выставили, как сироту казанскую. Хотя, на такое Филин вряд ли бы осмелился. Ночью, в смысле. А вот, что утром будет — посмотрим.

Наутро я ждала продолжения, как это ни странно, мне казалось, что мы с Кириллом поменяемся ролями, когда он немного успокоится и решит всё-таки объяснить мне всю несостоятельность моих выводов, а уж тем более ожиданий, по моим предположениям, он должен начать нападать, но Филин промолчал — и на следующее утро, и дальше. Только выглядел хмурым и всем недовольным. Настолько, что я виноватой себя чувствовать начала, понимая, что на самом деле без спроса влезла туда, куда он, собственно, меня и не думал приглашать — в его душу. Рассказывать ему начала, чего он хочет и чего ему бояться следует. Что ж, это всё моя самоуверенность. Урок мне будет.

— Кирилл, — не выдержала я сегодняшним утром. Он завтракал, я напротив сидела и наблюдала за ним, чувствуя полную беспомощность. — Не злись на меня, пожалуйста.

— Я не злюсь.

— Всё, что я тебе сказала тогда...

Он жевать перестал и поднял на меня глаза.

— Ника. У меня целый рабочий день впереди. Не время начинать сначала, нервы мои пожалей.

Я обиделась.

— Я не собиралась.

— Правда? Это уже прогресс. — Он кофе быстро допил и из-за стола поднялся. — Всё, я бегу.

Я коротко кивнула, согласившись. Выглядел он на самом деле так, словно бежал. От меня.

— Вы что, разругались? — полюбопытствовала Васька, когда мы встретились в "Трёх пескарях" несколько часов спустя. Точнее, не встретились, она сама позвонила и пригласила меня на обед. Я предложила пересечься где-нибудь в другом месте, но она придумала сотню дурацких причин, настолько глупых, что легче было согласиться на "Три пескаря", чтобы не выслушивать всякую ерунду в её сочинении. Я приехала, но никак не могла отделаться от ощущения, что это ошибка. Не стоит, наверное, пока с Кириллом встречаться. Да и желания нет, если честно.

Я по сторонам поглядывала, ожидая его появления из-за любого угла, Васька, наверное, это заметила, вот и спросила. А мне оставалось только неопределённо пожать плечами, не желая вдаваться в подробности.

— Да так...

— Что "да так"? — забеспокоилась Василиса. Остановилась и меня заставила остановиться, схватив за руку. — Ника.

Я посмотрела на неё, пытаясь быстро придумать подходящее объяснение. В голову ничего не шло и я, в конце концов, сказала:

— У нас некоторые расхождения во взглядах.

Васька непонимающе нахмурилась.

— Каких взглядах?

— На будущее.

— А-а. — Она в задумчивости на меня смотрела, потеребила золотой кулончик на шее. — Серьёзные?

Я только глядела на неё, достаточно выразительно, и Васька заметно приуныла.

— Ну и что, ты с ним справиться не можешь?

— А кто сможет? Это же осёл упрямый!.. — с пол оборота завелась я, вдруг опомнилась и принялась с опаской оглядываться. Василиса меня успокоила:

— Его нет. Уехал.

— Куда?

— Да откуда я знаю? Но уехал, и это хорошо.

— Чем?

Она взяла меня под руку и повела в сторону ресторанного зала.

— Пообедаем спокойно, без него. В узком кругу, так сказать.

Что-то в её тоне меня царапнуло, я заподозрила неладное и зачем-то поинтересовалась:

— А тебе не надо быть в школе?

— Ника! — Васька достаточно искренне возмутилась. — Хоть ты не начинай. Далась вам эта школа.

— Мне, в принципе, всё равно. Но я не хочу быть виноватой ещё и в том, что ты экзамены в институт провалишь.

— Шутишь, что ли? Я в институт поступила как раз в тот момент, как окончательно с факультетом определилась. Это было два года назад. — Вася широко улыбнулась. — Сказала: папка, я хочу быть...

Я по руке её стукнула.

— Гадость какая, Вася.

Она громко, никого не стесняясь, рассмеялась.

— Да, я понимаю, что не всем так в жизни везёт. Но я стараюсь не наглеть. Особо. Но и способности свои я оцениваю трезво. — Она сморщила милый носик. — Ну, не поступлю я сама в институт! Ни за что! У меня всегда были проблемы с учёбой. И поэтому Лида относится ко мне с подчёркнутой вежливостью и не больше. Она гениев любит, — сообщила Васька мне на ухо. — Дядю Колю особенно. Не забывай об этом.

— Не понимаю, — начала я, поворачиваясь к ней, но в этот момент мы вошли в зал и приостановились. Ресторан ещё не открылся, я это отлично знала, и поэтому когда увидела людей за одним из столов, в первый момент удивилась, а в следующий уже всё поняла, и неприятно похолодела. У меня даже кончики пальцев закололо от плохого предчувствия. — Васька, ты что наделала?

— Да ничего. Они иногда приходят... Папку проведать. А где его легче всего застать? На работе. Вот и...

— Кошмар.

— Да чего ты перепугалась. Пойдём, я тебя познакомлю.

Она шагнула, а я назад её дёрнула.

— И что ты им, интересно, скажешь?

— Не волнуйся, шокировать никого не собираюсь. Пойдём.

Я сглотнула и поморщилась, чувствуя неприятный привкус во рту. Мы прошли между столами, я мельком улыбнулась Егору, который бумажки какие-то перебирал, устроившись за барной стойкой, а потом обратила внимание на женщину и мужчину, что за столиком сидели. Больше меня женщина интересовала. По моим подсчётам ей должно было быть лет шестьдесят, но выглядела она моложаво и весьма деловой и решительной особой. Одно то, как она на своего старшего сына поглядывала, о многом говорило. Я вспомнила, что Лидия Аркадьевна рано осталась без мужа и двоих сыновей сама воспитывала, на собственном примере, как Кирилл однажды выразился, с проскользнувшей суровой усмешкой, и подумала, что для подобного нужно иметь характер военачальника. И если со старшим сыном, судя по его виду, справиться не так сложно, у него покорность на лбу крупными буквами написана, то с младшим ей явно пришлось в своё время повоевать. Вот только не преуспела она, это я уже выяснила. Но познакомиться с этой женщиной, мне на самом деле будет интересно. Правда, суровые складки, залегшие у её рта, мне напомнили о первой свекрови, что не очень радовало, воспоминания были неприятные.

А вот мужчина был полной противоположностью Кирилла. Если бы я точно не знала, что это его родной брат, никогда бы не подумала. На вид, он был не просто старше Кирилла, он был старше на целую жизнь. Он выглядел настолько спокойным, даже безразличным ко всему, и, наверное, от этого взгляд его показался мне тусклым и неживым. Мужчина хоть и поглядывал по сторонам, но абсолютно равнодушно, ни к чему не проявляя интереса. Когда он голову повернул, я вдруг заметила сходство между ним и Кириллом, но в чём именно они похожи, я бы так сразу сказать не смогла. Старший брат был не столь обаятелен, если к нему вообще можно было бы применить подобное выражение, ему не хватало чертовщинки во взгляде и мелких морщинок, расходившихся от уголков глаз, какие бывают у человека, который чаще улыбается, чем хмурится. У Николая такие морщинки располагались у рта, как у матери, и были достаточно глубокими. Густые брови почти сходились у переносицы, длинная чёлка падала на лоб, создавая не совсем опрятный вид, а уж костюм, явно видавший лучшие времена, совсем не подходил человеку, носившему фамилию Филин. Не мог подходить. Кирилл любил дорогие костюмы, дорогую обувь и накрахмаленные рубашки. Не потому что старался всегда выглядеть франтом, а потому что любил хорошие вещи. И носил их с лёгкой небрежностью, словно знать не знал, сколько они стоят. Вот этой уверенности в себе не хватало его брату. И дело совсем не в деньгах и одежде.

Процедура знакомства прошла несколько скомкано. Вася меня представила, не вдаваясь в подробности и чётко не объясняя, кто я такая и зачем она меня к ним за столик усадила. Я вежливо поздоровалась, мне же в ответ коротко кивнули, и окинули изучающим взглядом. Точнее, Лидия Аркадьевна ко мне присмотрелась повнимательнее, Николай же лишь слабо улыбнулся. А я посмотрела матери Кирилла в глаза, не сразу сумев отвернуться, загипнотизированная. На меня смотрели холодные, как лёд, глаза Кирилла, и взгляд был очень знакомый, тот самый, которым тот отправляет неугодных или разочаровавших его людей в преисподнею. Я не испугалась и не заволновалась, на что Лидия Аркадьевна, скорее всего, и рассчитывала, в конце концов, я не с кем-нибудь, а с её сыном живу, но меня словно притянул её взгляд, и я неожиданно для всех улыбнулась.

— Мне очень приятно, — сказала я истинную правду.

Васька недоверчиво на меня взглянула, весьма удивлённая моим тоном, потом стол оглядела.

— В ресторан нужно приходить вечером, — сказала она, — как положено. Что здесь можно делать днём? Чай пить?

— Именно, — согласилась я, окинув взглядом полупустые тарелки с закусками. — Я попрошу принести чай.

Васька возмущённо вытаращила на меня глаза и одними губами проговорила:

— Сядь.

Но я изобразила улыбку и из-за стола поднялась. Если уж, Василиса всё это затеяла без моего ведома, то мне, по крайней мере, нужно держать планку. А не изображать из себя случайную гостью в барском доме. Жестом подозвала официанта, к чаю попросила что-нибудь попроще, интуиция подсказывала, что родственники Кирилла навряд ли оценят сложные и изысканные десерты, а затем, у подошедшего управляющего поинтересовалась:

— Вы Кириллу Александровичу сообщили, что его мама и брат здесь?

— Нет. Он, когда уезжал, просил его звонками не беспокоить. Он очень занят.

Управляющий смотрел на меня, а я невольно нахмурилась, раздумывая о том, куда Кирилл мог уехать и что за важные дела такие. Он мне утром не потрудился сказать, что в ресторане его не будет. И что это значит?

Что всё хуже, чем я надеялась...

— Хорошо, — проговорила я в сторону, затем улыбку на лицо нацепила. — Чай пусть подадут побыстрее. Проследите сами.

Когда за стол вернулась, пообещала, что чай подадут с минуты на минуту. Особой реакции эта новость не вызвала, Филины странно отмалчивались, а Васька заметно заскучала. Видимо, уже успела разочароваться в своей затее, и теперь раздумывала, что бы ещё такого придумать, чтобы гром и молния, и на этот раз наверняка. Лидия Аркадьевна переглянулась с сыном, потом её взгляд остановился на мне.

— А вы, как понимаю, работаете здесь? — "Здесь" вышло с каким-то подтекстом, с намёком на пренебрежение. Взглядом скользнула по залу, и я заметила, как поджались её губы. Выглядела она в этот момент, как благочестивая матрона, ненароком оказавшаяся под дверями низкосортной таверны. Оставалось только кружевной платочек к носу приложить, спасаясь от неприятного запаха злачного места.

Я полсекунды боролась с желанием ей ответить, честно, но после лишь мило улыбнулась.

— Это лучший ресторан в городе. Поверьте мне. Я знаю каждый.

Николай, наконец, обратил на меня внимание и взгляд на секунду стал заинтересованным. Лидия Аркадьевна же кивнула.

— Не сомневаюсь.

— Я — переводчик. Встречаю иностранных гостей, а они, знаете ли, любят рестораны. Поэтому я знаю, что говорю. "Три пескаря" — лучший ресторан в городе.

— Не все так считают.

— Завистники. Не обращайте внимания. К тому же, насколько я знаю, вы тоже привычны к ресторанной кухне. Мне Кирилл... — я помедлила, решая, что делать с отчеством, — рассказывал.

Взгляд Лидии Аркадьевны стал откровенно насмешливым.

— Я двадцать лет проработала в заводской столовой. Это считается рестораном?

— Зависит от кухни, — спокойно отозвалась я, и улыбнулась официантке, которая принесла чай. — Спасибо, Римма.

— О, варенье, — выдала удивлённая Васька, разглядывая угощение. — Откуда у нас варенье?

— Я же говорю, это лучший ресторан в городе. Наш шеф-повар может всё.

— Дядя Коль, ты будешь варенье?

— Ваш? — Лидия Аркадьевна выразительно вздёрнула тонко выщипанную бровь. — Так вы работаете здесь или нет?

Пока я искала правильный ответ, Васька ложку облизала и пояснила:

— Так тонко, бабушка, Ника пытается тебе намекнуть, что после штампа в паспорте, всё, что принадлежит мужчине, уже считается совместным имуществом. Ведь так, дядя Коля?

— Если честно, я не совсем понимаю...

— Да что тут понимать-то? — разозлилась на него Василиса.

— Во-первых, не зови меня бабушкой, я уже просила. А во-вторых, почему ты не в школе?

— Уходит от темы, — сообщила мне Васька достаточно громко, но прикрыв рот ладошкой. Я толкнула её под столом ногой, вместе с Лидией Аркадьевной сделав вид, что не расслышала. Правда, надолго той не хватило, и она поинтересовалась как бы между делом:

— Мой сын собрался жениться?

— Он об этом думает, — вполне искренне ответила я.

— Коля, ты слышал?

— Слышал, мама.

— Замечательная новость, — не скрывая своего скептицизма, проговорила его мать.

— По-моему, ему уже давно пора, — не удержалась я.

— Надеюсь, у вас нет детей от прошлых браков.

Васька фыркнула рядом со мной и сунула в рот печенье. Я же глаза опустила, боясь рассмеяться Лидии Аркадьевне в глаза.

— Детей нет, а вот мужей бывших два, — покаялась я.

— Прелестно.

— С последним развелась из-за вашего сына.

— Зря. Кирилл не способен к семейной жизни.

— Почему вы так думаете?

— Но это же мой сын. И я его знаю немного дольше, чем вы. Простите уж.

— Да ничего.

— У моего младшего сына совершенно отсутствует чувство меры, когда дело касается любви, — неожиданно заявила Лидия Аркадьевна, буравя меня взглядом. — Он уже женился однажды, насколько вы знаете. Да и до этого... Ни разу ничего хорошего не вышло.

Вася перестала жевать.

— А я?

— Да, ты тому живой пример. — И снова обратилась ко мне, словно Васьки рядом и в помине не было. — Кирилл любит девочку, и опять же теряет чувство меры, хотя я его не раз предупреждала. Он её совершенно избаловал, выполняет каждый каприз. А это неприемлемо для воспитательного процесса. Нельзя детей баловать до такой степени.

Кажется, в Лидии Аркадьевне педагог проснулся, с тоской подумала я, а на Ваську взглянула сочувственно, но та спокойно пила чай, нисколько не возмущённая нравоучительными речами приёмной бабули, видимо, привыкла.

— Вот мои внуки воспитаны совершенно по-другому. У них нет таких запросов, как у Василисы, они росли в других, более благоприятных условиях. Возможно, не в таком достатке, но с определёнными моральными устоями, им внушали, что брак — это...

Вася закатила глаза.

— Бабуль, они в разводе уже шесть лет, хватит возмущаться.

— Вот видите? Никакого воспитания.

Я подавила улыбку, но всё-таки заметила:

— Кирилл — прекрасный отец.

— Возможно. Но иногда прекрасным отцовским чувствам неплохо бы отступать в сторонку и давать место благоразумию. И это всё по отношению к ребёнку, а то, что касается женщин, всё намного хуже. Вот помню, была у него девушка, Леночка Караваева...

Николай маетно взглянул на мать.

— Мама, ему тогда едва исполнилось восемнадцать!

— И что? Поверь, ничего не изменилось. Я мать, я лучше знаю.

Я уже откровенно наслаждалась, а на Лидию Аркадьевну посмотрела совсем другими глазами.

— Когда Кирилл влюбляется, он сходит с ума. Слава богу, это случается очень редко. И, наверное, для женщины это очень приятное чувство, когда её откровенно балуют, но его серьёзные романы ещё ни разу ничем хорошим для моего сына не заканчивались.

— И что же, вы считаете, что ему лучше не жениться?

Она замялась.

— Почему же. Просто Кириллу к этому нужно подходить более... обдуманно.

— А по-моему, — встряла беспардонная Васька, — ему нужна женщина, которая его в бараний рог закрутит.

Все удивлённо посмотрели, а я переспросила:

— Что?

Она взмахнула рукой, в которой держала печенье, и крошки дождём полетели на скатерть.

— Но ты же его не боишься, — сказала она, обращаясь ко мне. — И я не боюсь, и бабуля не боится. А все остальные боятся. Даже Кристина... немного.

Лидия Аркадьевна непонимающе нахмурилась.

— Кто такая Кристина?

Я снова пнула Ваську под столом и та болезненно ойкнула.

— Отправляйся в школу! — Лидия Аркадьевна неожиданно рассердилась на девочку и даже по столу ладонью ударила.

— Уроки всё равно уже кончились. Почти. Кстати, дядя Коля, ты знаешь, что я буду учиться в твоём институте? Мы с папкой решили.

— Этот факт меня, конечно, радует, — без лишних эмоций проговорил Николай.

— Учителя в школе перекрестятся, наверняка, — негромко добавила Лидия Аркадьевна и неожиданно кинула на меня заговорщицкий взгляд. Я осторожно ей улыбнулась.

Чаепитие наше заканчивалось вполне чинно, я старалась поддерживать беседу, а все взгляды Лидии Аркадьевны, въедливые и изучающие, старалась воспринимать, как должное. Самообладание я потеряла тогда, когда Кирилл появился. Он в зал вошёл быстрым шагом, за ним вприпрыжку спешил управляющий, и, судя по выражению лица Филина, рассказать хозяину о важных гостях ещё не успел. Кирилл остановился, как вкопанный, нашу компанию разглядывая, а я поспешила отвернуться, чтобы раньше времени не столкнуться с ним взглядом. Прислушивалась к его шагам, когда он к нашему столу приближался, и мне только молиться оставалось, в попытке предугадать его реакцию. Надежды мои не оправдались, Кирилл когда подошёл и к матери наклонился, чтобы в щёку поцеловать, на меня так глянул, что неприятный холодок через весь позвоночник прошёл, закручиваясь вокруг и леденя. Я глаза опустила и поднесла к губам чашку с чаем, и, спрятавшись за ней, нервно сглотнула.

— Наконец-то ты появился, — обвиняющим тоном проговорила Лидия Аркадьевна, но сама в руку сына вцепилась, далеко от себя его не отпуская. Кириллу пришлось стул от соседнего столика придвинуть, и рядом с ней сесть. — Мы с Колей уже час тебя ждём.

— Предупреждать надо о визитах, — проворчал Кирилл в тон матери.

— Ты бы тоже мог кое о чём мать предупреждать.

— Опять с лупой в мою личную жизнь залезть захотелось? — Кинул на меня быстрый взгляд. — Коль, твоей ей уже мало?

Николай от брата отмахнулся, явно недовольный, что тот к нему с такими шуточками лезет. А я заметила, как Васька голову в плечи втянула, а на отца старалась не смотреть. Видно, почуяла, что жаренным запахло, Кирилл выглядел не на шутку разозлённым, и испугалась. Если честно, я предполагала, что всё закончится именно так. И, наверное, даже остановить её могла, но не стала, поэтому сейчас совесть мне не позволяла всю вину на Ваську свалить. Я не меньше виновата.

Лидия Аркадьевна с громким стуком поставила свою чашку на блюдце.

— Не стоит срывать на других своё дурное настроение, Кирилл, — проговорила она скрипучим от недовольства голосом. — Я не люблю, когда ты такой, и ты это прекрасно знаешь.

— Мама, у меня и без твоих нравоучений...

— Кирилл.

Он замолчал, хотя это потребовало от него видимого усилия. Потом посмотрел на часы.

— У меня сегодня много дел.

— Замечательно. Мы не виделись почти месяц, и первое, что ты мне говоришь — я занят! Хороший сын. Любящий.

— Мама, пожалуйста.

— Я познакомилась с Никой.

— Очень за неё рад.

Я на секунду зажмурилась.

— Папа, — сладким голосом и заметно переигрывая, но всё-таки надеясь спасти ситуацию, начала Васька, — я сказала дяде Коле, что буду учиться в его институте.

Кирилл выдал ядовитую улыбку и переглянулся с братом.

— Он, наверняка, счастлив.

— Конечно, — кивнула Василиса.

— А я буду счастлив, если ты вспомнишь о репетиторе и отправишься к поступлению в этот самый институт готовиться, — совсем другим проговорил Кирилл.

Я поставила свою чашку.

— Может, ты сам уйдёшь, а мы спокойно допьём чай? — предложила я, на удивление ровным голосом.

Повисло молчание, на меня смотрели все, но чувствовала я только взгляд Кирилла. Он, казалось, душу из меня вынимает. Филин на меня злился, и если бы мы с ним были одни, он бы мне высказал всё, что обо мне думает. Это без всякого сомнения. Но мы были не одни, и Кирилл только на мать глянул, встретил её весьма удивлённый взгляд, а затем резко поднялся, стул с неприятным скрежетом отъехал назад, а сам Кирилл тяжёлым шагом направился к служебному коридору. Я посмотрела ему вслед. Пару минут над столом висело напряжённое молчание, Васька, как маленькая, ногой мотала, а Николай вдруг сказал:

— Не знаю, как насчёт бараньего рога, но спуска вы ему точно не дадите.

— Совсем в этом не уверена, — проговорила я тихо, больше для себя.

На работе в тот день я намеренно подзадержалась. Сидела, невесело на экран поглядывала и лениво передвигала карты из колоды в колоду, совершенно не думая об игре. На меня странно посматривали, я обычно самой первой уходила, а тут сижу и не тороплюсь никуда. Только бриллиантовую серьгу в ухе тереблю без конца, словно мне от этого легче может стать. Улыбаюсь натужно, встречая чужой взгляд, но моё явное нежелание идти домой, наверняка, в глаза бросалось.

— Ника, ты ждёшь кого-то?

— Нет.

— А чего не собираешься? Шесть уже.

— Сейчас иду.

Я снова к компьютеру повернулась, и услышала негромкий насмешливый голос:

— Сейчас уйдём, а она кухоньку будет шагами мерить.

— Ага. Или обои подбирать.

Я невесело улыбнулась. Никому невдомёк, что я домой идти боюсь.

В итоге дома, а точнее, у Кирилла, я появилась спустя два часа, на гудящих от долгой прогулки ногах в прихожую вошла, свет включила и на несколько секунд замерла, прислушиваясь. Кирилл явно дома был, но отзываться не спешил, и это заставило меня лишь сильнее занервничать. Сегодня у нас с самого утра не заладилось, он был мной недоволен, а я не знала, с какой стороны к нему подступиться. А потом и вовсе его из себя вывела, и гнев его, наверное, был справедлив. Я не должна была без спроса лезть в его семью, не должна была... Хотя, сейчас уже поздно себя ругать, всё уже сделано, и с Лидией Аркадьевной мы расстались весьма неплохо, но её сын, ради которого я всё это делала, явно моих усилий не оценит. Даже не попытается понять меня...

— Девятый час, — оповестил меня Кирилл, когда я в комнату вошла.

— Я гуляла.

— Зачем?

— Дышала воздухом!

— В центре города?

— Кирилл, я просто гуляла.

— Ну, понятно. — Он сидел на высоком табурете, облокотившись на импровизированную барную стойку, удачно вписавшуюся в интерьер, и не отрываясь, смотрел на экран телевизора, только каналы переключал, но останавливаться на каком-нибудь одном, по всей видимости, не собирался.

Повисло молчание, я рядом с Филином покрутилась, ощущая жуткую неловкость, реакции никакой не дождалась и ушла на кухню. Откуда вернулась с натянутой улыбкой и притворным беспокойством.

— Ты ужинал?

— Я в ресторане работаю.

— Давно пришёл?

Кирилл молча кивнул.

— Позвонил бы...

— Зачем? Ты же хотела гулять, а не домой.

Я остановилась рядом с ним, руку на барную стойку положила, едва не коснувшись пальцами руки Кирилла.

— Я хотела тебе объяснить.

— Что ты не подлавливала мою мать в тёмном углу? Да, знаю, Васька сегодня каялась.

Я глаза к потолку подняла и не сразу заметила, что Кирилл от телевизора, наконец, оторвался и теперь на меня в упор смотрит.

— Что не помешало тебе представиться моей женой.

— Ну, какой женой, Кирилл?

— Вот и я думаю.

Я так и не дотронулась до него. Медленно сжала руку в кулак и смотрела на свою руку, глазами с Кириллом так и не решилась встретиться.

— Куда ты ездил утром?

Он с ответом помедлил, словно правильные слова подбирал, а те никак не находились. Я едва заметно кивнула.

— Ясно. Европа девушке наскучила...

— Мы с тобой не об этом говорим. — Кирилл меня за плечо схватил и слегка встряхнул. — Ты права не имела, Ника. И ты не по глупости и не по случайности это сделала. Ладно, Васька — ребёнок глупый, но ты могла бы этим не пользоваться! Ты что делаешь-то, а? Я уже сказал тебе!..

Я его руку оттолкнула.

— Я всё поняла. — Посмотрела на него, наконец-то, правда, с сожалением. — Я совершила ошибку, прости меня. Ты прав: я потеряла чувство меры. Саму себя превзошла. — Криво усмехнулась. — Что ещё ты говорил? Напомни. Заигралась, зарвалась, обнаглела...

— Прекрати, — тихо проговорил он, глядя в моё лицо. Взгляд тусклый и усталый. Я голову опустила и взглядом заскользила по его плечам, по вырезу рубашки, по шее и груди Кирилла. Куда угодно смотреть, только не ему в глаза.

— А я рада, что познакомилась с ней. Я очень много поняла сегодня. Ты, оказывается, не только во мне ошибаешься, ты вообще...

— Что?

Головой покачала. Посмотрела на его пальцы, что на столешнице лежали, на кольцо на мизинце, и с трудом перевела дыхание.

— Я вызову такси, — сказала я через несколько секунд. — Вещи потом... как-нибудь... Домработнице поручи.

Он так в меня вцепился, пальцы впились в кожу, и притянул ближе.

— Не играй со мной в эти игры, Ника.

— Никаких игр больше. — Я поморщилась и сказала: — Мне больно.

Но Кирилл, вместо того, чтобы меня отпустить, лишь ближе притянул, и теперь практически дышал мне в лицо.

— Уйти решила?

— Ты мне не нужен, — прошептала я, и облизала похолодевшие от переживания губы.

Кирилл недоверчиво усмехнулся, сверля меня взглядом.

— Правда? Бросаешь меня?

— Ты мне не нужен. — Казалось, что я задохнусь сейчас, честное слово.

Он поцеловал меня — зло, обжигающе и неудержимо, а когда отпустил, у меня слёзы из глаз брызнули. Кирилл меня от себя отодвинул и поднялся. Я отвернулась от него, на стойку облокотилась, и рот рукой зажала, не желая, чтобы Филин слышал, во что выливается моё горе.

— Решила, так уходи. Избавишь меня от многих проблем.

Я только головой покачала, вытирая слёзы, и проговорила негромко:

— Какой же ты дурак.

Мои слова были прерваны громким стуком захлопнувшейся двери спальни.

Кирилл так и не вышел больше ко мне. Через несколько минут я немного успокоилась, по крайней мере, всхлипывать без конца прекратила и слёзы лить, такси вызвала, но прежде чем уйти, постояла у огромного окна в гостиной, глядя на город в огнях за ним. Не ждала ничего, только прислушивалась, надеясь услышать хоть какой-то шорох из спальни, но так ничего и не дождалась. Напоследок обвела взглядом комнату, мысленно пожелала её хозяину в будущем быть мудрее и терпимее ко всему, что его окружает, а потом ушла. И даже дверью не хлопнула. Я не была зла.

...

После выпитого успокоительного, просыпаться, тем более не по своей воле, было очень трудно. Я перевернулась на спину, раскинула руки в стороны и застонала, когда одной рукой угодила по подлокотнику своего дивана. Попыталась открыть глаза, но перед ними пелена, а в голове жуткий гул после нескольких часов, которые я прорыдала, и лошадиной дозы пустырника, выпитого с горя. Эта гремучая смесь ещё и не думала выветриваться из моего организма, мне нужно было спать, спать, чтобы проснуться, дай бог, к вечеру следующего дня, и не сойти с ума, снова вступая в реальность. Или уже следующий день? Хотя, для меня сейчас разница небольшая, я не готова возвращаться к жизни.

Но кто-то этого настойчиво требует. Телефон звонит и звонит, где-то совсем рядом, почти у самого уха. Я далеко не сразу поняла, что под подушкой. Нащупала его с огромным трудом, в руку взяла и не сразу сообразила, что с ним делать. Этот гадёныш в руке и вибрировал, и орал уже, заглушая мои последние мысли и ощущения, инстинкт самосохранения подсказывал, бросить противный кусок пластика куда-нибудь, желательно в окошко, но палец привычно нашёл нужную кнопку, и я приложила телефон к уху.

— Да... — прошептала я.

— Ника!

— Боже мой... Не кричи.

— Ника, — мужской голос стал глуше, но отнюдь не спокойнее. К тому же, я его не узнавала.

— Что?

— Ты где?

— Дома... — Я на всякий случай рукой ощупала свою постель. Точно моя. Глаза открыть я пока была не в состоянии. Да и не буду в состоянии ещё долго. Каждая попытка приносила жуткую боль: мало того, что перед глазами жёлтая пелена и их, как иголками колет, так ещё в висках начинало стучать просто нестерпимо. Я пару раз попробовала и зареклась. Только под страхом смертной казни. — Я сплю.

— Отлично. Просыпайся. Филина арестовали.

Я открыла глаза.

Я только халат успела на себя накинуть, а в дверь уже позвонили. Весь сон с меня уже слетел, осталась только головная боль и жуткая усталость. Я в прихожую вышла, кинула быстрый взгляд в зеркало, но даже не рассмотрела себя толком, а когда замки на входной двери отпирала, поняла, что до сих пор судорожно сжимаю в руке телефон. Сунула его в карман халата, дверь распахнула и на Генку посмотрела. Тот не выглядел особо взволнованным или обеспокоенным. Одет в привычный тёмный костюм, даже галстук присутствовал, не смотря на раннее утро. Но сам факт того, что он приехал ко мне, да ещё и позвонил первым, чтобы сообщить плохую новость, не мог меня не насторожить.

— Что случилось? — спросила я, и удивилась тому, как глухо и неприятно прозвучал мой голос.

— Да чёрт его знает. — Гена рукой меня отодвинул, потому что я стояла, на дверь навалившись, и вошёл в квартиру. Быстро огляделся. На меня, всклокоченную и едва одетую, даже не посмотрел. Только когда в комнату прошёл, оставляя после себя грязные следы, правда, нисколько этим не интересуясь, резко спросил: — Вы разругались, что ли?

Я сверлила взглядом его затылок, но тот, кажется, был из гранита, не иначе, потому что Геннадий по-прежнему выглядел спокойным, как памятник.

— Вообще-то, я могла бы сказать, что тебя это не касается. Но ведь по-другому ты своими новостями со мной делиться не станешь, я правильно понимаю?

Гена ко мне повернулся, окинул выразительным взглядом, видно оценил мой измученный вид, и на его лице появилось такое сильное недоумение, словно он всерьёз засомневался, что на меня хоть один мужчина в здравом уме позариться может. Я под его взглядом невольно подняла руку, чтобы ворот халата поправить, но тут же себя одёрнула. Какое мне дело, что этот чурбан обо мне думает?

На его губах мелькнула усмешка, а я в который раз подумала, что особо встревоженным арестом хозяина он не выглядит.

— Столько слов, а всё без толку, — вроде бы пожаловался он.

— Объясни толком, что случилось, — потребовала я. Правда, немного не рассчитала, получилось громче, и собственный голос отозвался дикой болью в моей голове, ударив по вискам.

— Толком? — Он хмыкнул. — Если толком, то вы разругались, насколько я понимаю, ты уехала, а он тоже дома сидеть не стал. Отправился в "Бархат", устроил там дебош, выпив перед этим изрядно, как говорят. Уехал, но до дома не добрался.

Меня вдруг замутило, и я медленно опустилась на подлокотник дивана, потому что ноги не держали.

— Что могло случиться?

Гена отвернулся от меня, подошёл к окну и посмотрел вниз, аккуратно отодвинув занавеску. Едва дотронулся, будто подозревал, что за ним с улицы наблюдают.

— Очевидцы говорят, что его остановили менты. Милицейская машина, даже не гаишники. Догнали, остановили, а после минутного разговора, из машины вытащили, скрутили и увезли. Куда — пока не ясно.

— То есть как? — Я от растерянности и удивления едва могла внятно мысли свои озвучивать, они никак не хотели складываться в слова, а уж тем более в предложения. С каждой минутой, с каждым Генкиным словом, высказанным нарочито небрежным тоном, у меня внутри всё сжималось от страха. — Почему не ясно?

— Мы его ищем, Ника.

— Ищите? Сначала ты говоришь, что его арестовали, а теперь выясняется, что похитили!

Он покачал головой.

— Это не похищение. Это была милиция. А милиция не похищает людей, они арестовывают.

Я встала и от волнения, с шумом втянула в себя воздух, надеясь, что хоть после этого думать начну.

— Я вообще ничего не понимаю. Всё, что ты говоришь — какой-то бред, так не бывает. Если его арестовали, значит, он в милиции. Если его там нет, то это похищение. По-другому быть не может! Какой им смысл его прятать? Да если бы они его арестовали по факту, уже весь город бы гудел!

— А он начинает гудеть, Ника. Только пока никто не знает, откуда дым. И знаешь, что я думаю?

— Что? — переспросила я, совершенно не желая слышать ответ.

— Им просто повезло. Возможно, присматривали за ним, а тут он один, зол и пьян. Его задержали, а теперь ищут повод, чтобы предъявить серьёзное обвинение. Им нужен повод, и они его найдут.

Я снова села.

— Господи... Я ушла от него десять часов назад, а он уже успел напиться, подраться, и его в тюрьму посадили. Вот я как чувствовала!..

Генка удивлённо вскинул брови.

— А ты от него ушла?

Я одарила его возмущённым взглядом, поднялась и отправилась в ванную, приводить себя в порядок.

Когда спустя час мы приехали в "Три пескаря", я сразу обратила внимание на подозрительную тишину. Хотя, по утрам здесь всегда было тихо, но сегодня мне стало откровенно не по себе. И как я вскоре выяснила, чутьё меня не подвело. Кроме охраны и управляющего, в ресторане никого не было. Управляющий, Вадим Михайлович, суетливый и беспокойный человек небольшого роста, но с выдающимися организаторскими способностями, сегодня выглядел, честно сказать, неважно, потел и беспрестанно оглядывался, словно взглядом кого-то отыскать пытался, подчинённых своих. Но никого не было, и он расстраивался.

— Почему никого нет? — поинтересовалась я у него.

Вадим Михайлович протёр платком влажный лоб.

— Обстоятельства так складываются... мы посчитали, что невозможно... в такой ситуации...

— Шефа нет — ресторан не работает, — пояснил Гена, прервав бестолковые объяснения управляющего.

Я секунду собиралась с мыслями, затем головой покачала.

— Нет, так не пойдёт. Ресторан должен работать. И сегодня, и завтра, и каждый день. Не за чем лишнее внимание привлекать. Вадим Михайлович, обзванивайте людей. Открыться мы должны в обычное время.

Управляющий немигающим взглядом уставился на Гену, тот же хранил молчание и смотрел куда-то вдаль, изображая безразличие. Вадим Михайлович, так ничего и не дождавшись, моргнул, приходя в себя, мне кивнул и поспешил прочь, торопясь взяться за порученное ему дело. Мне же не давал покоя тот факт, что Гена не стал мне возражать. Ведь все знали, что в отсутствие Филина, главный — он. А тут смолчал, и сейчас не спешит меня к ногтю прижать. Вот только молчание его красноречивее любых слов. Не в силах это выносить, я у дверей в зал остановилась, взявшись за дверную ручку, и не оборачиваясь, проговорила:

— Ты же сам сказал, что люди пока не знают, откуда дым. Так вот пусть он покажется не с нашей стороны.

Гена и тут отмолчался, всерьёз поразив моё воображение своей терпеливостью, руку мою с дверной ручки убрал, и двойные двери передо мной распахнул. Я пошла вперёд, отсоветовав себе встречаться с Генкой взглядом. Нервы надо беречь, их и так почти не осталось, а самое трудное ещё впереди. И я это даже не предчувствую, я знаю.

В кабинете Кирилла обнаружился Пётр Янович, адвокат Филина, и мужчина, которого я вместе с Кириллом в "Золотом дожде" видела. Насколько я знала с чужих слов, это был Глеб Мартынов. Кирилл не слишком много рассказывал мне о своих друзьях, и о Мартынове в частности, но из того, что я знала, сделала вывод, что они друзья, и если не закадычные, то достаточно близкие. Поэтому я сочла неуместным удивляться его присутствию здесь, даже в столь ранний час, да и выглядел он обеспокоенным, это сразу в глаза бросалось. Мартынов в нашем городе был личностью известной, правда, не публичной и в лицо его мало кто знал, больше хозяйственник, чем политик, но фамилия его была на слуху. Поговаривали, что он к самому губернатору был вхож, даже приглашения не ждал, что было совершенно неудивительно. Несколько лет назад Мартынов выкупил один из самых больших и проблемных заводов в области, реанимировал производство и решил проблему безработицы сразу нескольких районных городов, да и в бюджет, помимо налогов текло не мало, за что его в областной администрации, если не любили всей душой, то уважали, или, по крайней мере, готовы были выслушивать от него все критические замечания. Не знаю, может поэтому, вспомнив такие факты из биографии Мартынова, его присутствие вселило в меня определённую уверенность. Если у Кирилла такие друзья, то пропасть не дадут. Я надеюсь...

Когда я вошла, Мартынов с кресла, в котором сидел, вальяжно откинувшись на спинку, не поднялся, только уставился на меня, как на неожиданное развлечение, будто только меня и ждал всё это время. Даже поздороваться забыл. Потом зачем-то открыл рот, и так замер. Я взглядом с ним встретилась и осторожно кивнула.

— Здравствуйте. — Потом с адвокатом поздоровалась.

Пётр Янович отозвался достаточно вяло, а после заметил:

— Да, сегодня не скажешь, что утро доброе.

— А вы, значит, Ника, — ожил, наконец, Глеб. Я снова на него посмотрела. — Я её узнал, — порадовал он, правда, обращался уже к Гене. — Красивая.

Тот еле слышно фыркнул за моей спиной, тем самым желая дать всем понять, что кроме красоты от меня ждать, в общем-то, и нечего, по крайней мере, хорошего. Я кинула на Генку нетерпимый взгляд через плечо, затем прошла вперёд и положила сумочку на письменный стол Филина, на котором царил жуткий бардак. Я сдвинула на середину стола любимую статуэтку Кирилла из папье-маше, изображавшую Пизанскую башню, а сама обратилась к адвокату.

— Вы его нашли?

Пётр Янович несказанно удивился.

— Я?

— Но вы же его адвокат.

— Адвокат, но не следопыт.

— Замечательно, — проговорила я, не сумев скрыть сарказма. На край стола присела и сложила руки на груди. И тут заметила, что Мартынов с Генкой, вместо того, чтобы о деле думать, странно переглядываются между собой, подавая друг другу тайные знаки. Что-то мне подсказывало, что предметом столь бурного перемигивания стала я.

— В чём дело?

Я специально задала этот вопрос, а Мартынов резко повернулся в мою сторону и посмотрел удивлённо. Видимо, всерьёз рассчитывал, что я ничего не замечу, а Генка лишь сурово поджал губы.

— Так что вы вчера не поделили? — спросил он после паузы.

Я непонимающе нахмурилась.

— А это здесь при чём?

— Я не просил со мной пререкаться, я вопрос задал.

— Вот только не надо повышать на меня голос, Геннадий. Ты, по-моему, перепутал кое-что. Ты охранник, на этом твои полномочия заканчиваются, в постель к шефу не лезь. Давай всё-таки обязанности поделим.

Пётр Янович приоткрыл рот, но так и не нашёл, что сказать, а Мартынов смешно скривил губы, многозначительно поглядывая на Геннадия. Только нам с Генкой не до улыбок было. Мы взглядами столкнулись, но я совершенно не собиралась ему уступать.

— Это из-за тебя у Арзауса на него зуб! — зло выдохнул Генка.

Я только презрительно фыркнула.

— Правда? А может не из-за меня, а из-за тебя? Это ты у нас, любитель людям руки ломать. По две сразу!

— Из-за тебя же и ломал!

— Надо было с умом ломать! А то привыкли напролом, только и умеете, что лбом стены прошибать. Не удивлюсь, если вы его в подъезде встретили. А он ведь такой дурак, что ничего не понял. Или вы догадались, просветили? От кого и за что ему прилетело!

Генка свирепо уставился на меня, и только ноздри, как у быка, раздувались. И так-то не красавец, а тут вообще кошмар и ужас, честное слово.

— Ну что ты смотришь на меня? — разозлилась я. — Давай, скажи, что твой шеф идиот и на титьки запал. Ты ведь так, кажется, про меня всем говоришь?

Гена толкнул в плечо подозрительно притихшего Мартынова.

— Вот ты видишь? Это же... зараза! А я предупреждал, что не стоит с ней разговаривать! Ты ей слово, она тебе двадцать в ответ. От неё одни проблемы!

Мартынов кончик носа потёр, пытаясь скрыть улыбку, и попробовал его успокоить:

— Они все такие, Гена.

— Угу, как же...

— И что бы вы делали без меня? — Я в упор посмотрела на Глеба. — Сидели бы здесь и горевали?

— Зато теперь нам есть, кого послушать, — съязвил Генка. — Тебя!

— Господа, давайте попробуем успокоиться, — примирительно проговорил Пётр Янович, а Гена, услышав обращение "господа", откровенно скривился.

— Я не хочу успокаиваться, — заявила я. — Я хочу, чтобы вы его нашли! Где он может быть?

— Да где угодно. — Глеб в задумчивости потёр подбородок рукой. — Его могут запереть в камере и забыть о нём на несколько дней. И мы ничего не докажем. Скажут, что он был пьян, ничего соображал, грязный весь. Не узнали, не смогли как следует допросить, времени не хватило... А когда найдут достаточно вескую причину возбудить дело, Кирилл по случайности найдётся в каком-нибудь обезъяннике или вытрезвителе. Очень удобно, даже искать и арестовывать не надо.

— А свидетели? — беспомощно спросила я.

— Ника, ну какие свидетели? — Гена только рукой махнул. — Три часа ночи, на остановке ларёк круглосуточный. Ханурик какой-то за добавкой прибежал, а продавец в ларьке, его не лучше. До сих пор, наверное, толком не проспался. Хорошо хоть что-то заметили, и рассказать смогли.

— А машина где?

— Машину тут же отогнали. Гаишники как бы случайно подъехали уже через пару минут после того, как увезли Кирилла. Ищем и машину.

— А они хозяина ищут. Наверное. Или делают вид.

— И что, найти не могут? — не поверила я.

— Ника, у нас гараж на пятнадцать машин, на Филина зарегистрированы две, остальные все по доверенности. — Гена только рукой махнул, а я сникла.

— Ясно.

— Очень всё удачно складывается, — сказал Мартынов. — Прямо чудеса в решете. Через пару дней Кирилл найдётся, выяснится, что машина его, её обыщут, по винтику разберут. А что в ней за эти дни появится, и что они найдут, мы только гадать можем.

— Точнее, не что, а на какую статью, — мрачно подытожил Генка.

Я похолодела. Взглянула на адвоката.

— Пётр Янович, сделайте что-нибудь! Вы же его адвокат!

— Вероника Алексеевна, я всё понимаю, но я не могу защищать человека, который неизвестно где находится в данный момент, да и вообще... не ясно, нужна ли ему помощь адвоката. Да мне в лицо рассмеются.

— Значит, его нужно найти, как можно быстрее.

— Всё осложняется тем, что сегодня пятница. Они специально тянут время. Если сегодня мы ничего не сможем выяснить, о нём просто забудут на следующие два дня. Им это на руку.

— Нужно разворошить это воронье гнездо. Как-то.

— Единственный шанс, найти его прежде, чем они найдут, за что его посадить.

— Вот только где искать, Глеб? Он сидит в одном из отделений, в камере, и никакого шума по этому поводу никто не станет поднимать. Особенно, если его привезли пьяного. Свалили в угол и приказали не трогать несколько дней. Лишних вопросов никто задавать не станет, никому не интересно. А мы только время зря потратим. Надо как-то по-другому...

Дверь открылась так неожиданно, что все без исключения вздрогнули. Посмотрели на вошедшую, а Мартынов уже через секунду выдохнул с лёгким возмущением:

— Женя, что же тебе дома-то не сидится?

— Ты телефон отключил, в ресторане на телефонные звонки никто не отвечает, вот я и пришла сама новости узнать. Здравствуйте, Пётр Янович. Гена...

— Доброе утро, Евгения Михайловна.

Я про себя отметила, что для Евгении Михайловны это утро всё-таки доброе.

— А вы Ника? Кирилл о вас рассказывал.

Я слабо улыбнулась.

— Не уверена, что хочу знать, что именно он обо мне рассказывал.

Женя понимающе улыбнулась, потом повернулась к мужу.

— Так что с Кириллом? Не нашли?

Мартынов отрицательно мотнул головой.

— Может, дяде позвонить?

— Конечно. Твоему дяде перед выборами как раз не хватает скандала, связанного с Филином.

— Да, я не подумала. — Женя шубу распахнула и устроилась на краешке стола рядом со мной. — Глеб, но, может, к кому другому обратиться? Ты же всех в городе знаешь.

— Да никто не будет связываться, Евгения Михайловна! — Гена нервно прошёлся по кабинету. Я наблюдала за ним, немного злясь из-за того, с каким почтением он к жене Мартынова обращается, а меня по имени-отчеству называет лишь с целью поиздеваться. — Шефу полгорода должно, но помогать ему никто не станет. Им даже выгоднее, если его посадят.

— Да даже если и не должен кто, — добавил Мартынов, — никто своей шкурой и репутацией рисковать не станет. Это же Филин.

— Нужно узнать, где он, — продолжала я гнуть свою линию. — Чтобы можно было хоть что-то предпринять.

Гена остановился и обжёг меня взглядом.

— Все уже поняли!

Я изобразила милую улыбку.

— Правда? Тогда прекрати протирать новый ковёр своими бессмысленными хождениями, и сделай что-нибудь толковое.

— Самая умная, да?

Я спокойно кивнула.

— Не ругайтесь, — попросила Женя.

— Оставь их, — попросил Мартынов. — Мне нравится.

Я на самом деле замолчала, задумавшись над неожиданно пришедшей мыслью.

— Как фамилия у предполагаемого тестя?

Мартынов посмотрел на меня, потом покачал головой.

— Он ничего не будет делать.

— А от него и не требуется, — успокоила я. — Как фамилия?

— Захаров.

— Он ведь богатый человек, насколько я понимаю. У него связи есть...

— Ника, тебе же сказали...

Я рукой махнула, заставляя Генку заткнуться. Потом достала из сумки телефон и начала листать список контактов. Почувствовала, как Гена подошёл ко мне со спины и через плечо заглянул, после чего ехидно поинтересовался:

— Номер бывшего мужа забыла?

Я только усмехнулась и пожаловалась:

— Никакой фантазии у вас, Геннадий, честное слово.

Нажала нужную кнопку и поднесла трубку к уху, слушая долгие гудки, и чувствуя, что на меня смотрят все присутствующие в кабинете. И я бы сказала, что несколько обеспокоенно, не понимая, что я задумала. А я тем временем поздоровалась с человеком, что мне ответил, выжимая из себя остатки благодушия:

— Доброе утро, Борис Владимирович. Как поживаете? Вы меня узнали, я надеюсь? Это Ника Арзаус.

— Ника? — отозвался тот после паузы. Кашлянул в сторону. — Да, Ника... Чем обязан?

— Не волнуйтесь так, я не из-за бывшего мужа вам звоню. Это ваш подчинённый и теперь полностью ваша проблема. А у меня вот, понимаете, другая проблема. Решила обратиться к вам за помощью. Очень рассчитываю, по крайней мере, на то, что мы друг друга поймём.

— Я слушаю.

— Пропал человек, — с ходу начала я, не заставляя себя долго ждать. — Вы ведь можете помочь? Розыск пропавших — это ваша работа, в конце концов.

— Да, конечно. — Мне послышалась в голосе Асадова настороженность. Только послышалась, а я уже вцепилась в неё, как собака в кость. — А давно пропал? — деловито поинтересовались у меня.

— Не то чтобы давно, но беспокоит очень.

— Вам нужно написать заявление, Ника. Если с момента исчезновения прошло более трёх суток.

— Трёх суток? — переспросила я совсем другим тоном, враз растеряв все остатки вежливости. — Через трое суток, Борис Владимирович, я подниму на уши не только этот город, но и половину Москвы. А если вы не верите в мои способности, можете об этом у моего бывшего мужа поинтересоваться. Я умею скандалить. Да и у Захарова, слава богу, связей и возможностей хватит, чтобы надавить куда надо. Так что, мой вам совет, Борис Владимирович, не портите себе карьеру! Вам захотелось уйти на пенсию под громкое дело? Уйдёте с проблемами, я вам обещаю. Сами убежите. Я хочу знать, где Кирилл Филин. И у вас, Борис Владимирович, трёх суток нет. Мне нужен результат гораздо быстрее. Объясните это своим подчинённым, которые решили себе карьеры на вашей шее сделать.

Я нажала на отбой, не дав Асадову возможности мне возразить или просто что-то сказать в ответ. Вдруг поняла, что меня потрясывает слегка. Пару мгновений стояла, замерев, а затем пробормотала:

— Ну вот...

— Круто, — оповестил Мартынов.

— Да чего круто? — скривился Генка. — Любовница угрожает папочкой будущей жены! Ты что же думаешь, что раз с Филином спишь, то после его женитьбы тоже родственницей Захаровым станешь?

— Но ты же ничего умнее не придумал, — огрызнулась я.

— Да хватит вам, — сказала Женя. — Если от этого будет толк, то какая разница?

— Ну что ж, — Пётр Янович последовал Генкиному примеру и заходил по кабинету. — Подождём.

— Подождём, — согласилась Женя, а Мартынов хмуро сдвинул брови.

— Иди ждать домой, а.

— Глеб, там няня, всё в порядке.

— Вот иди и проконтролируй няню. Нечего здесь высиживать.

— Ох, тиран, — покачала она головой, но взяла сумку и поднялась, правда, ко мне обернулась. — Всё хорошо будет, он найдётся.

Я кивнула и улыбнулась ей, благодарная за поддержку. Женя тем временем подошла к мужу, наклонилась и что-то ему на ухо сказала. Я заметила, как по губам Мартынова скользнула улыбка, но уже в следующее мгновение он жену от себя мягко оттолкнул.

— Всё, иди, иди.

Я отвернулась, не желая дальше смотреть, как они нежничают. Сердце как-то по-особенному болезненно сжалось, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с дыханием и горький комок, вставший в горле, суметь проглотить. Где Кирилл?!

Не знаю, на что я рассчитывала, возможно, на то, что Асадов перепугается, проникнется и Кирилл чудесным образом объявится, но в течение следующего дня ничего не произошло. Вот совершенно ничего. Все вокруг меня уверяли, что его ищут, но, по моему мнению, искали плохо, просто из рук вон. Филин всегда гордился своей службой охраны, говорил, что они блоху в стоге сена найдут, если им прикажешь, а сейчас выясняется, что без пригляда начальника ничего толкового эти бравые молодцы и не могут. Я злилась просто ужасно. Ночь провела в квартире Кирилла, но уснула поздно, всё ходила по комнатам и донимала Генку звонками. Мартынову звонить стеснялась, а вот Генку мне не жалко, Генка всё это заслужил. Раззява! То глаз с Филина не спускает, в туалет вперёд него бежит, а тут проспал или просто прозевал.

Я от беспокойства, которое упрямо рвалось наружу, даже застонала в голос. Слава богу, что не слышал никто, вышло жутковато.

Уснула я поздно, и организм, истощённый треволнениями последних дней, сдался, и сон мой был крепким и без сновидений. Правда, когда проснулась, меня уже через секунду, как огнём обожгло, все проблемы непосильной ношей навалились, и я от отчаяния лицо руками закрыла. Ни одной новой, спасительной мысли в голове, только надежда, что сегодня всё закончится. Я на самом деле верила, что Кирилл найдётся и на этом можно будет поставить точку в этой истории. Ни о каких обвинениях, а уж тем более судах, я думать не хотела. Я даже представить не могла Кирилла на скамье подсудимых, моё сознание отказывалось это принимать.

Но как мы не старались умолчать о происходящем, информация расходилась по городу, точно молния. А так, как толком ничего известно не было, слухи оказывались один невероятнее другого, только поражаться оставалось чужой фантазии. Такое чувство, что в нашем городе враз сами собой дороги отремонтировались, с отоплением проблем не стало, и преступность искоренилась на корню. Всех интересовало — арестовали Кирилла Филина или он попросту сбежал, от той же милиции или налоговой. Даже по городскому телевидению прошёл сюжет, молоденькая журналистка стояла у закрытых дверей "Трёх пескарей" и рассуждала о том, что предпринимают внутренние органы для борьбы с коррупцией и разгулявшимся в области криминалом. При чём здесь был Кирилл, для меня было не ясно, поэтому дождавшись появления в кадре Геннадия с перекошенным от злости лицом, полюбовавшись тем, как он дверь перед любопытными телевизионщиками захлопнул, я телевизор выключила и оповестила того же Генку, пристроившегося рядом со мной на диване:

— Бред какой-то.

— Ага, — вяло отозвался тот, и не к месту заметил: — Зато в ресторане аншлаг.

Я кивнула, подтверждая его слова, правда, добавила:

— Одни идиоты кругом.

Я с дивана встала, нервно забегала по коридору, а Генка наоборот вальяжно развалился, ноги длинные вытянул, и я один раз о них едва не споткнулась.

— Я уже не знаю, что людям говорить, — пожаловалась я.

— Ври, — посоветовал он.

— А я что делаю? — Остановилась, чтобы дыхание перевести. — Ладно, чужим можно врать, а своим что говорить? Даже Васька перепуганная ходит. Шарахается ото всех, кто ей вопросы задавать начинает. Утром Лидия Аркадьевна звонила и говорила со мной таким тоном, словно Кирилла точно приговорят к смертной казни через повешение. И она не поверила, когда я принялась уверять её, что Кирилл совсем не арестован, а в Москве.

Генка почесал в затылке.

— Конечно, в Москве-то его нет. И там об этом прекрасно знают. До Захаровых новости тоже уже дошли.

— Знаешь, вот это меня меньше всего волнует.

— Это конечно...

Я встала в позу.

— И нечего на меня так смотреть. Когда эта блинная принцесса мне звонила, я разговаривала с ней очень вежливо и терпеливо.

— А как представилась?

— Никак. Но думаю, она не круглая дура и всё поняла правильно. Позвонить на домашний номер своего жениха в восемь ура и услышать женский голос, это знаешь ли, многих объяснений не требует.

Генка насмешливо смотрел на меня.

— А ты и рада, да?

— Я с ней не ругалась, — с нажимом проговорила я. — И хватит меня по пустякам отвлекать. Лучше думай, что делать.

— А я думаю. В принципе, всё так, как мы и предполагали. Даже машину нашли. Но добраться до неё мы пока не можем, при всём желании. Единственная хорошая новость, что всё это было не спланировано. Иначе сейчас они вели бы себя по-другому, не стали бы выжидать. А тут паузу взяли.

— Тогда получается, что за ним следили.

— Возможно, присматривали. За ним. Или за тобой.

Я повернулась к нему.

— Думаешь?

Генка плечами пожал, но смотрел на меня в этот момент весьма выразительно. А пока я раздумывала, он спросил:

— А ты знаешь, что Арзаус на повышение идёт? Его в Москву переводят.

Я даже рот приоткрыла, услышав такие новости.

— Да ты что?

Гена кивнул.

— Уезжать собрался.

— А заодно напоследок шума наделать, — проговорила я.

— Наверное, так.

Я снова прошлась по кабинету.

— Значит, всё-таки он. Вот же... гад злопамятный.

— Ничего удивительного, между прочим. Не очень приятно, когда твоя жена на стороне радости жизни находит.

Я уставилась на него с претензией.

— А ты, как я посмотрю, романтик, Гена. Слова-то какие, "радости жизни"! Знакомая тема? Сознайся.

— Заткнулась бы ты, — вполне беззлобно отозвался он. — Умная слишком.

Я в ответ огрызаться не стала, вместо этого призадумалась, разглядывая здание планетария за окном, потом сказала:

— Надо с ним поговорить.

— С Арзаусом?

— Да. Снова звонить Асадову, мне кажется, неправильным. А вот на Витьку надавить...

— Надавишь на него, как же. Смею напомнить, что в прошлый раз он тебя едва не раздавил.

— Вот именно. Теперь моя очередь. — Я к Генке повернулась. — Это его рук дело, от начала до конца. И никто меня в этом не разубедит. Он всё это организовал, а сам в Москву укатит. И мы ему позволим?

— Будем руки ломать? — Тон у Генки был чересчур спокойный и деловитый.

— С ума сошёл? Договариваться, Гена. Правда, сомневаюсь, что по-хорошему получится.

Как оказалось, дома, да и вообще в городе, Витьки нет. Потребовалось несколько часов, чтобы в этом удостовериться. А когда Гена снова появился в ресторане на пару с Мартыновым, чтобы мне об этом сообщить, я вспомнила про дачу.

— Они точно там, — заверила я их. — Затаились на пару дней.

Правда, как выяснилось позже, Витька с компанией, вовсе не таились, скорее уж наоборот, отмечали с шумом и музыкой то ли его повышение, то ли удачно свершившийся план мести. Я, признаться, не ожидала такого, и боевой настрой несколько подрастеряла. Но это была минутная слабость, и когда Гена распахнул передо мной дверь машины, я заставила себя встряхнуться. Оглядела пустынную улицу, почерневшую от затянувшихся осенних дождей. Две большие чёрные машины охраны Филина, смотрелись между деревенскими домиками и на разбитой сельской дороге чудно, если не сказать нелепо. Я посмотрела себе под ноги, на глубокую лужу впереди с грязевыми берегами, потом на свои замшевые сапожки. Поджала губы, но прежде чем успела вдоволь посокрушаться предстоящей потере, Генка легко меня подхватил, одной рукой приобняв за талию, и через лужу перенёс, я только ноги успела подогнуть. А когда на земле оказалась, оставив грязь позади, нервно оглянулась, зыркнула на засмеявшихся мальчиков из охраны, а встретив насмешливый взгляд Гены, пояснила, указывая на сапоги:

— Они совсем новые.

Про сапоги Генке было не интересно, он вместо этого по сторонам оглядываться принялся.

— Они здесь, — заявил он секунд через пять.

— По-моему, с того края улицы слышно, что они здесь, — не удержалась и съязвила я. И остановила его жестом, когда он за мной к дому направился. — Я одна пойду.

— Не выдумывай.

— Я пойду одна, — настаивала я, потом изобразила улыбку. — Если закричу — беги спасать.

— А если не успеешь закричать?

— Гена, они милиционеры, а не маньяки. Ждите здесь.

Спорить больше никто не стал, и я направилась по скользкой тропинке к дому. Калитка оказалась открыта, я вошла на участок и только головой покачала, услышав из приоткрытого окна женский смех. Кажется, гостей в доме не мало. Это что же они такое отмечают, интересно?

Я поднялась на крыльцо, по сторонам быстро огляделась, давая себе несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, заметила недалеко дымящийся мангал, затем толкнула дверь и вошла в дом. Но прежде чем успела сделать ещё шаг, столкнулась с Мишкой Романовым. Хотя, это не удивительно совсем, раз это был его дом, точнее бабушки его. Он вышел из комнаты, заметно захмелевший, с сигаретой, зажатой между растянувшимися в улыбке губами, меня увидел, и улыбаться перестал. Моргнул, и у него вырвалось недоверчивое:

— Ника?

Я выдала в ответ шикарную улыбку, вроде как видеть его рада.

— Привет. — И тут же добродушно пожаловалась: — Слушай, такая грязь, я прямо вся испереживалась за обувь. Хотя, здесь и летом-то не ахти... Ладно, не обижайся, — я примирительно хлопнула Мишку по плечу. — Ясное дело, что не Майами. Давай, приглашай в дом. Кстати, что празднуем?

Романов выглядел ошарашенным.

— Ты зачем приехала?

— Я? Гуляла здесь неподалёку, погоды замечательные стоят. — Я, уже не стесняясь, в спину Мишку толкнула, заставляя его вернуться обратно в комнату, к гостям, а сама следом вошла и громко продолжила: — А у вас, значит, гулянка. Вот прямо хлебом не корми, дай что-нибудь отпраздновать. Или на этот раз повод достойный?

В комнате стало тихо, Мишка от меня в сторону шарахнулся, и я, наконец, смогла увидеть всю картину. За большим столом собралось человек десять, и к моему неудовольствию, я знала всех, по крайней мере, мужчин. Меня разглядывали с удивлением, притихли, и, не сговариваясь, посмотрели на Витьку. Тот сидел в красном углу, под образами Мишкиной бабушки, и в данный момент разглядывал меня из-за краёв рюмки, которую, видимо, не успел до рта донести.

Я снова улыбнулась.

— Всем привет. Признавайтесь, кого с чем поздравлять?

— Тебе чего здесь надо? — Это уже Витька. Рюмку на стол поставил, и руку в кулак сжал, пристроил его на скатерти, явно для меня.

— Ну и жарко у вас, — покачала я головой и лёгкую норковую шубку расстегнула. — Натопили, так натопили. — И вроде только в следующий момент вопрос мужа расслышала. — Милый, у меня такое чувство, что ты мне не рад. Совсем не соскучился? Даже обидно как-то.

Рядом с Витькой девушка сидела, незнакомая, и я заметила, как она отодвинулась от него немного, когда я его "милым" назвала.

— Ты зачем приехала?

— По-моему, каждый в этой комнате знает, зачем я приехала.

— На улице охрана, — оповестил мужской голос. Я посмотрела в ту сторону, увидела отдёрнутую на окне занавеску.

— И что? Как и полагается даме в моём положении, Сеня.

— Это какое, интересно, у тебя теперь положение, — со злым смешком поинтересовался Витька. — Очередной шлюхи Филина?

— Всё равно, это повыше будет, чем статус твоей жены, — не осталась я в долгу. — Кстати, как ручки? Не трясутся? А то вдруг проблема какая, стрелять или рюмку держать.

— Ника, тебе лучше уехать.

Я посмотрела на женщину, поднявшуюся из-за стола. Мы с ней три года играли в подруг, некоторое время мне казалось, что весьма успешно.

— Я уеду, Галя, через пять минут. — Я обвела взглядом собравшихся. — С начальником вашим я недавно общалась, всегда подозревала, что он человек не глупый, если хорошо вникнуть, да и проблемы не уважает. Думаю, что после нашего с ним разговора, он призадумался, но для вас я не поленюсь и повторю. У вас сутки, чтобы Кирилл вернулся домой. — Мой взгляд остановился на Витьке, а тот вполне довольно улыбнулся.

— Потеряла любовничка, Никуль? Как же так?

— Я тебя потеряю, Витя. И сделаю это с превеликим удовольствием. — Я наклонилась, упёрлась руками в спинку стула, на который Галя присела. — Ты у нас, кажется, на повышение собрался? В Москву? Удивительное дело. То премии в пол оклада не дождёшься, а тут — Москва! Столица родины моей. Сразу на генеральское место? Так я тебе устрою повышение, милый.

Витька кулаком по столу дал и вскочил, Мишка попытался его обратно усадить, но куда там.

— Угрожать мне вздумала?

— А почему нет?

Его голос стал мягче, но от этого ещё больше угрожающим.

— Не испытывай судьбу, Ника.

Я качнула головой, поглядывая на бывшего мужа с насмешкой, а со стороны, наверное, казалось, что я от смелости одурела.

— И что же ты мне сделаешь? Витя, ты мне "спасибо" сказать должен, что я на тебя заявление не написала, псих ты ненормальный. Или думаешь, что если женщину запинать до полусмерти, то ты герой? Кстати, у меня пара фотографий есть с освидетельствования. Хочешь, девушке твоей на долгую память подарю? Даже подписать могу. Или сам подпишешь, как автор?

Его брови сошлись на переносице.

— Какого освидетельствования?

Я вроде бы удивилась.

— Медицинского. — Блеф был откровенным, причём, приходилось Витьке в глаза смотреть, отводить взгляд нельзя ни в коем случае. Я выпрямилась и изобразила милую улыбку. — Витя, ну ты же знаешь Фаю. Она так всегда за меня волнуется. Она настояла... Правда, я решила заявление не писать, иначе ты бы сейчас не здесь сидел, а по соседству с Филином. Я всё правильно говорю? Но я ведь могу и передумать. — В моём голосе проскользнул металл.

Мы смотрели друг другу в глаза, остальные молчали, а Витька на глазах мрачнел. Мне приходилось прикладывать усилие, чтобы не дрогнуть под его взглядом. Долго это продолжаться не могло, а чем закончилось бы, тоже неизвестно, но за моей спиной хлопнула дверь, появился ещё один человек, и мне даже оборачиваться не нужно было, чтобы понять, что это Гена не вытерпел и явился. Ничего не сказал, просто зашёл и встал у двери, а мне сразу спокойнее стало.

Витька глаза от Гены отвёл, перевёл на меня, а я смело встретила его взгляд.

— Я знаю, что затеял всё ты. И я тебя предупреждаю, Вить, если через сутки его дома не будет, я лично устрою тебе весёлую жизнь. И если кто-то окажется рядом в этот момент и пострадает, я снимаю с себя всю ответственность. Но ты у меня пойдёшь на повышение, ты у меня служить поедешь в Тыву, я тебе обещаю. А оттуда, поверь мне, Кремля не видно. Я не дам тебе спокойно жить, я достану каждого человека, который сможет мне помочь. И если Кирилла посадят, ты сядешь рядом. И если не за моё избиение, то найдётся другая причина, я уверена. Ведь главное, уметь искать, ты ведь так говоришь всегда? Так вот я найду. А ещё найму лучших людей, и они будут следить за каждым твоим шагом. И не забывай, что я три года просидела со всеми вами вот за этим столом. Если я постараюсь, я вспомню много интересного. И все ваши истории, все байки и странные случаи на службе, рассказанные по пьяному делу. И если что-то не смогу сделать я, сделают ваши же сотрудники. Я знаю к кому обратиться. Ничего не докажу, но послужные списки испорчу каждому, кто сидит за этим столом. Ты большую игру затеял? Я согласна. Но не думай, что играть будем по твоим правилам.

Витька смотрел на меня с неприятным прищуром.

— Очень интересно, с чего ты начнёшь.

— С чего? — Я передёрнула плечами. — Надо подумать. А ты бы с чего начал? — Я вскинула руку, прося его помолчать. — В конце концов, мы жили вместе три года, думаю, я смогу угадать. Пожалуй, я сейчас позвоню по одному короткому номеру и сообщу, где некий гражданин с красивой фамилией хранит незарегистрированное оружие. Насколько помню, в нашей бывшей квартире, в нашей бывшей спальне, в комоде, на нижней полке, под летним комплектом штор. Такой чёрный пистолетик, в таком коричневом футлярчике. Вот интересно, если я позвоню, кто раньше успеет — ты отсюда до города добраться или милиционеры из соседнего отделения до твоего дома? Но я могу дать тебе фору минут в пять, в память о прошлом.

— Ника, хватит. — Галя умоляюще посмотрела. — Не будь такой.

— Какой? — обиделась я. — Галя, а если бы твой муж пропал? Если бы его машину ночью остановили, вытащили его силой и увезли в неизвестном направлении. Если бы твоего Севы не было уже двое суток, и что с ним было бы неизвестно? Ты бы тогда тоже сказала: хватит? Нет, ты бы всех на уши подняла. А меня просишь успокоиться?

— Ты не можешь утверждать...

— В том-то и дело, что могу. Я точно знаю, кто это сделал. И, поверь, твой муж тоже в стороне от этого не остался. Сидит, глаза прячет. Да, Сева? И я прекрасно знаю, что будет завтра, и чего они все ждут. Я просто хочу, чтобы все понимали последствия. Это уже будет не игра и не месть. Это будет война. Вы найдёте против него одну улику, я против вас — пять. Все силы приложу. Посмотрим, кто из нас лучше считает. — Я посмотрела на бывшего мужа.

Витька, наконец, снова сел, даже выглядел расслабленным и неожиданно успокоившимся, только ухмылка, словно прилипшая к губам, его выдавала.

— Хороший спектакль, Никуль. Молодец, совершенствуешься.

— Стараюсь.

Я вдруг поняла, что мне сказать больше нечего. Я выдохлась, устала, нервы натянуты, как струны, и внутри, кажется, на самом деле что-то вибрирует и дрожит. Сделала шаг к двери, но, не удержалась, и на Витьку оглянулась.

— Поезжай в Москву. Иди на повышение, учись жить по-новому. Девочку с собой возьми, симпатичная девочка, смотрит на тебя так. Я, правда, предлагаю, перемирие. Просто забыть обо всём. Будем считать, что это недоразумение. — Я оглядела всех. — У вас меньше суток, ребята.

По дорожке от дома до машины, Генка меня почти протащил на себе. Мне хотелось остановиться, подышать прохладным чистым воздухом, дух перевести, потому что меня била нервная дрожь, но Генка не позволил, хотя, я и сама понимала, что нельзя. За нами, наверняка, в окно наблюдают, и слабость свою показывать нельзя.

Гена до дороги меня довёл, через лужу снова перетащил и сунул в машину. Я не сопротивлялась и никак на его действия не реагировала.

— Поехали, — скомандовал Генка, сев на переднее сидение.

Я облизала сухие губы, таращась на его коротко стриженый затылок.

— Гена, — начала я, а он меня перебил:

— Я бы на его месте прислушался.

Я на сидении откинулась и закрыла глаза. Оставалось только ждать.

Но главное, что было, чего ждать. Следующим утром события начали развиваться бурно, я даже опомниться не успевала. Сначала Пётр Янович позвонил, сообщил, что уже едет к Кириллу, что того привезли на допрос.

— Где он?!

— В отделении Ленинского района.

— Пётр Янович, вы поезжайте к нему!

— Вероника Алексеевна, я уже еду, не волнуйтесь. И насколько я понял из телефонного разговора со следователем, никаких обвинений они выдвигать не собираются.

— Слава богу...

Через полтора часа я уже выхаживала под окнами районного отделения милиции, не обращая внимания на поваливший крупными хлопьями снег, и изо всех сил старалась сдерживать нетерпение.

— Ника, остановись, — попросил Мартынов, когда я снова мимо него прошла.

— Не могу. Почему так долго?

Генка спиной к машине привалился, и руки на груди сложил.

— Они так работают, не торопясь. Ты не знаешь, что ли?

— Но если они не собираются ничего ему предъявлять...

— Уймись, говорят.

Я остановилась и выдохнула.

— Как они объяснили?

Мартынов хмыкнул.

— Машина ехала странно, петляла немного. Остановили, водитель пьяный, начал бурно возмущаться. Менты долго думать не стали, скрутили и в обезъянник отвезли. Пока он проспался, прошли сутки, потом воскресенье. В общем, все как бы ни при чём.

— Права грозятся отобрать, — усмехнулся Гена. — За вождение в нетрезвом виде.

— Да чёрт с ними, — пробормотала я, не сводя с дверей отделения нетерпеливого взгляда.

А потом появился Кирилл. В одном свитере, грязный, взъерошенный, небритый, под глазами тёмные круги, но вполне живой и невредимый. За ним шёл Пётр Янович, по телефону с кем-то разговаривал, очень деловым тоном, а потом нас увидел и победно улыбнулся. Генка с Мартыновым вперёд устремились, послышался довольный смех, обменялись с недавним пленником рукопожатиями, Филин пытался шутить в ответ, а я продолжала стоять у машины, и просто смотрела на него. Я вдруг совершенно растерялась.

— Дурак ты пьяный, — смеялся Мартынов. — Без прав теперь останешься.

Кирилл вынужденно улыбнулся, зябко передёрнул плечами и на меня посмотрел. Я машинально прикусила нижнюю губу, вдруг вспомнив, что мы наговорили друг другу при последней встрече.

— Ну вот, а ты волновалась, — продолжал радоваться Глеб, пытаясь разрядить обстановку. — Что с ним будет? Чёрт здоровый. — И ко мне Филина подтолкнул, несильно пихнув в плечо.

Кирилл подошёл и обнял меня. Я сразу в него вцепилась, почти не замечая, как он колючей щекой о мою щёку больно трётся.

— Кирилл...

Он губами моей щеки коснулся, слезу поймал, и на ухо мне шепнул:

— Всё хорошо.

— Ты замёрз? Устал? — Я всё никак не могла успокоиться, в лицо Кириллу заглядывала, а он лишь отмахивался, видимо, не зная, что делать с моей чрезмерной заботой о нём. Потом всё-таки сказал:

— Домой хочу.

— Да уж, съездил погулять, ничего не скажешь, — со смешком проговорил Мартынов, устраиваясь на переднем сидении. — Ты в следующий раз хоть записку пиши, что ли. — Обернулся к нам. — Ника, или ты ему пиши и в карман клади — такой-то такой-то, проживает по такому-то адресу.

Генка за рулём хохотнул, а Кирилл им обоим кулак показал. Только мне улыбаться совсем не хотелось. Я к Кириллу прижалась и молчала. Ему говорить не хотелось, и хотя у меня было миллион вопросов, я знала, что не время. Он обнимал меня одной рукой, потом, вроде от усталости, щекой к моим волосам прижался и глаза закрыл, а мне большего и не надо было. Сидела тихонько и уговаривала себя, повторяла мысленно раз за разом, что всё закончилось. Закончилось, и сейчас уже можно этому радоваться, не опасаясь всё испортить преждевременными надеждами.

— Воняет от тебя, конечно... — Мартынов выразительно скривился, на Кирилла покосился, и первым из лифта выскочил.

— А ты думал, что там санаторий, что ли? — Кирилл вышел следом, меня за собой, как на буксире волоча, потому что я никак не могла заставить себя его руку отпустить. — Что-то ты Глеб зажрался. Давно в ментовке не был?

— Давно, — сознался тот. — Мне нельзя. У меня тесть на должность мэра метит, подводить нельзя.

— Аристократ ты хренов.

Они хоть и откровенно посмеивались друг над другом, я всё равно их одёрнула. Как мальчишки, ей-богу, нашли время.

Оказавшись в квартире, Генка с Мартыновым сразу на кухню отправились, а я за Кириллом в спальню. Засуетилась вдруг, а всё от неожиданно свалившегося на меня облегчения пополам с неловкостью.

— Тебе, может, ванну налить? Или в душ пойдёшь?

— В душ. — Филин свитер снял и мне отдал. Попросил: — Выброси.

Я согласно кивнула, свитер у него забирая. К себе его прижала зачем-то, и вдруг поняла, что Кирилл внимательно за мной наблюдает. Губы сразу затряслись, он заметил и меня к себе потянул, и я обняла его крепко, свитер на пол уронила. Кирилл криво усмехнулся, погладил по волосам, и попытался меня образумить.

— Ника, мне в душ надо. Я на самом деле весь грязный.

Я поцеловала его в колючий подбородок.

— Я так испугалась... Они никак найти тебя не могли.

Он моё лицо в ладони взял и в глаза заглянул.

— Но я же дома.

— Дома...

— А чего ревёшь тогда?

— Кирилл...

Он к моему лицу наклонился и осторожно носом о мой нос потёрся.

— Я не буду тебя целовать, — шепнул он.

Я слёзы вытерла и вцепилась в его голые плечи.

— Пообещай мне, что ты закроешь казино. Поклянись.

Филин попытался отступить, но я не позволила. И взгляд его не отпускала. Кирилл попытался усмехнуться.

— Ника, милая, ты хоть понимаешь, сколько оно...

— Чёрт с ними, с деньгами. Я хочу, чтобы ты дома был, а не по милициям тебя искать.

Он всё-таки отодвинулся, руки мои от себя убрал, правда, попытался меня успокоить:

— Хорошо, потом обсудим. А сейчас, можно я в душ пойду?

Я его отпустила, одежду чистую приготовила, а после несколько минут стояла в дверях ванной комнаты, наблюдая за ним. В груди до сих пор что-то щемило. Кирилл дома, вполне живой и здоровый, и я заставляла себя в это поверить, после нескольких дней не отступающего ни на минуту страха. Только уставший он был сильно, это в глаза бросалось. Движения заторможенные, излишне плавные, видно, что последние силы бережёт. Но я знала, что спать он сейчас не ляжет.

Из кухни слышались весёлые голоса, довольный смех, звон посуды. Кирилла там ждали, а он всё медлил, одевался не торопясь, затем и вовсе дверь спальни закрыл.

— Они тебя ждут, — напомнила я.

— Подождут.

Кирилл поцеловал меня, зачем-то двумя пальцами за подбородок придерживая, словно боялся, что я уворачиваться начну.

— Значит, я тебе не нужен? — шепнул он мне через пару минут. Отстранился, но выглядел возбуждённым, взбудораженным и глаза лихорадочно горели. Я улыбнулась, и след от своей помады с его нижней губы стёрла.

— Ты почему не побрился? — Вместо ответа поинтересовалась я.

— Страшный?

— У меня завтра все щёки будут красные.

— Значит, будешь сидеть дома.

— Буду сидеть, — подтвердила я, — дома.

Хотела обнять его, просто захотелось, да и взгляд Кирилла словно пытался до дна моей души достать, долго такое не выдержишь. Но он так и держал меня за подбородок, не позволяя даже отвернуться. А когда из кухни послышался резкий свист, Кирилл руку убрал, из глаз ушла серьёзность, и он ухмыльнулся, а я осуждающе качнула головой.

— Ты знаешь, что твоему охраннику не хватает манер?

— А я ему деньги не за манеры плачу.

— Правда? Наверное, за то, что он тебя три дня найти не мог.

— Ты просто злишься.

— Конечно, я злюсь, Кирилл!..

Он меня быстро поцеловал, просто-напросто рот мне таким образом заткнул, а я его оттолкнула.

— Ладно. Иди. Они тебя ждут. А я маме твоей и Ваське позвоню. Они с ума сходят от беспокойства.

Филин отвернулся и пробормотал себе под нос:

— Просто бабсовет какой-то.

Я строго глянула в его сторону.

— Что?

Он, как ни в чём не бывало, улыбнулся.

— Я недолго. Выпровожу их.

Хоть Кирилл и пообещал мужиков скоренько выпроводить и ко мне вернуться, праздник на кухне затянулся не на один час. Я обзвонила уже всех, кого могла, с Васькой поболтала, с Женей Мартыновой, которую очень интересовало состояние мужа — насколько твёрдо тот ещё стоит на ногах. Я даже сама на кухню сходила, некоторое время послушала пьяные речи, поддакнула пару раз, когда Мартынов с подробностями пересказывал Кириллу события последних дней. И не забыла Генку по лодыжке пнуть, когда тот начал шефу своему на меня жаловаться.

— Она же всех достала за эти три дня, — говорил он. — Всех и каждого, Кирилл! Пётр Янович вздрагивает, наверное, когда телефон звонит, боится её голос услышать.

Филин бутерброд с икрой в рот сунул и принялся усердно жевать, стараясь улыбку спрятать.

А я руку в бок упёрла и едко заметила:

— Я, по крайней мере, что-то делала. А ты только ныл.

— Я ныл?

— Ты ныл. Глеб, скажи!

— С ума сошла, что ли? — изумился Мартынов. — Я зритель, и переходить на сторону тьмы не собираюсь.

Не дождавшись от него поддержки, я к Филину повернулась.

— Кирилл, давай его уволим.

— Ага, щас. — Генка пакостно улыбнулся. — Ты, кажется, хотела обязанности делить, вот и иди... — Он указал в сторону комнат.

— Знаешь, Гена, в принципе нет ничего удивительно, что размер мозга обычного человека для твоей комплекции маловат.

— Это ты меня сейчас дураком назвала?

Я уже собиралась выйти с кухни, но обернулась.

— А ты как понял?

Этот гад наклонился к Кириллу.

— Вот скажи мне, зачем тебе эта заноза в заднице?

Филин на меня через плечо оглянулся, я ему улыбнулась, заметив смех в его глазах. И после этого, успокоившись, ушла в спальню. Ждать, когда празднование в мужской компании ему, наконец, надоест.

Ещё через час приехала Женя. Я ей дверь открыла и сразу развела руками. Словно оправдываясь перед ней.

— Мой совсем никакой, да? — спросила она, шубу с плеч скидывая.

— Да они там все втроём... весёлые.

— Но от моего шума больше всех. Не спорь, я знаю.

Я улыбнулась ей.

При виде жены, Мартынов заметно подобрался, даже лицом посерьёзнел, попытался, по крайней мере. Хотя, скорее всего, это была попытка выглядеть трезвее, чем было на самом деле. Женя на кухню вошла и рукой замахала, разгоняя сигаретный дым, висевший плотной стеной.

— Накурили-то, накурили... — К столу подошла, Кириллу руки на плечи положила и наклонилась к нему. — Как ты? Всё в порядке?

— Да что ему будет? — вроде как удивился Мартынов и жену к себе поманил. — Иди сюда. А его не трогай. Что ты всё время его трогаешь?

Женя рассмеялась.

— Господи, чего только не узнаешь от пьяного мужа. Ревнует меня, оказывается.

— Жень, забери его домой, — взмолился Кирилл.

— Можно, да? — умилилась та. — Всё выпили, ничего не осталось?

Глеб смотрел на неё, откинув голову назад. А после заявил:

— У меня злая жена. Совсем меня не жалеет. Ты и завтра утром меня не пожалеешь, признайся перед всеми.

Женя пригладила его волосы.

— Я тебе подыграю, так и быть, уговорил. Пойдём домой?

— Пойдём, — согласился он. Остановил взгляд на мне. — Ника, он почти готов жениться. Я его убедил!

— А я убеждал, чтобы не женился, — встрял Генка.

— А ты в этом ничего не понимаешь, — махнул на него рукой Глеб. — Ты же никогда женат не был, тебе сравнивать не с чем.

— А тебе есть!

— Да. Мне есть.

Кирилл переводил взгляд с одного на другого, затем предложил:

— Идите вы оба... Куда-нибудь.

Я за спиной Кирилла встала и руку ему на плечо положила. Погладила. Филин ещё некоторое время храбрился, сидел ровно, но вскоре расслабился и привалился ко мне, затылком к моей груди прижался. Я ладонью по его волосам провела, хотела поцеловать, но делать это на глазах у чужих людей не стала, ощущения совсем не те.

Еле дождалась того момента, когда за шумными гостями дверь закроется. Правда, Кирилл, разгорячённый алкоголем, не утерпел и пошёл их провожать, никак не мог угомониться, на пару с Мартыновым, Генка вот намного спокойнее их был, но это, наверное, профессия свой отпечаток накладывала. Кирилл сказал, что до дверей их проводит, а сам вместе с ними вышел и теперь они уже в подъезде голосили. Я со стола убрала, грязную посуду в раковину составила, но мыть не стала, оставила на завтра. Окно приоткрыла, чтобы кухню проветрить, а после отправилась в спальню, Кирилла поджидать. Он появился минут через пятнадцать, на секунду в дверях спальни помедлил, ко мне приглядываясь, а потом пошёл к кровати, на ходу снял с себя футболку, джинсы расстегнул, и я рассмеялась, когда он на меня кинулся и буквально подмял под себя. На поцелуй ответила, но отстранилась достаточно быстро.

— Водкой-то как пахнет, — пожаловалась я.

— Пахнет, да? — Он потёрся носом о мою шею. Заговорщицки проговорил: — Придётся тебе терпеть, у тебя сегодня выбора нет.

— А у тебя ещё силы остались? — не поверила я.

— Остались у меня силы, остались. Не сомневайся.

— Ну, тогда на самом деле выбора нет. — Мне довольно легко удалось заставить его перевернуться, Кирилл на спину лёг, а я сверху уселась. Наклонилась и прижалась губами к его плечу, потом грудь поцеловала, шею и вернулась к губам. А следом предложила: — Может, ты поспишь? Я от тебя никуда не денусь.

Кирилл убрал мои волосы, чтобы в лицо не лезли.

— Расскажи мне... как я тебе не нужен.

Я снова коснулась губами его губ.

— Ты больше всех на свете мне не нужен, — сказала я негромко, принимая правила игры. — Я из-за тебя с ума схожу.

Он разулыбался, а глаза довольные и пьяные.

— Это почти незаметно.

— Конечно, тебе выгодно не замечать.

— Выгодно ли? Ты зачем геройствовала? — неожиданно спросил Кирилл. — Они бы и сами справились.

— Может быть. Но на это потребовалось бы больше времени. А я хотела тебя видеть.

— Ты хотела?

— Да, хотела, — повторила я и поцеловала его по-настоящему, не обращая внимания на горьковатый привкус водки.

— Из меня плохой муж, — сказал он после поцелуя.

— А твоя мама говорит, что слишком хороший.

— Она не объективна.

— Ты тоже. — Я нависла над ним, упираясь руками в матрас. Посмотрела в глаза со всей серьёзностью. — Этот разговор я могу считать официальным предложением?

Кирилл усмехнулся.

— Ну, не знаю. Я же пьян.

— Предлагаешь зафиксировать документально?

— Предлагаю как-нибудь меня отрезвить.

Я качнула головой, волосы снова заскользили вниз, к его лицу, я улыбнулась и приподняла одну бровь.

— Холодный душ?

Его руки прошлись по моей спине, вверх-вниз, и остановились на бёдрах.

— Ванна. Горячая. Вдвоём.

Я шутливо прикусила мочку его уха и жарко подышала, зная, что он от этого волнуется. Шепнула:

— После такого тебе точно жениться на мне придётся.

Кирилл улыбнулся, я видеть не могла, но почувствовала его губы на своей шее.

— После этого я, кажется, буду согласен на всё. Что бы ты ни предложила.

Я подняла голову и посмотрела заинтересованно. И тут же заметила:

— У меня будет ещё несколько дельных предложений.

Филин рассмеялся.

— Я в этом не сомневаюсь. Так как насчёт ванны? Воду будешь наливать или останемся здесь?

Я выпрямилась.

— Конечно, буду. За обещание выполнить любое моё желание? Будет тебе горячая ванна. И даже я.

— Даже ты? Будешь?

Я его руку со своей груди убрала.

— В ванне.

Кирилл рассмеялся.

Я ушла в ванную, воду открыла и специально помедлила, не спеша в комнату возвращаться. Через несколько минут, умывшись и расчесав волосы, я кран с водой закрыла и, стараясь не шуметь, вернулась в спальню. У кровати остановилась, на Кирилла посмотрела, потом укрыла его одеялом. Он так и заснул в джинсах, а я побоялась его раздевать, чтобы не разбудить. Ночью если проснётся, сам разденется. Погасила везде свет, сбросила лёгкий халат и легла, осторожно придвинулась к Кириллу. Он, как мне показалось, уже крепко спал, дышал ровно, спокойно, я щекой к его груди прижалась и слушала, как сердце его бьётся. Казалось, что в тишине квартиры, да что там, в целом мире, только оно и бьётся. Даже моё удары пропускало, а его — билось сильно и уверенно. Я вдруг поняла, что готова заплакать. От облегчения, и от счастья. От всего вместе.

— Я люблю тебя, — сказала я, правда, тихо, и глаза закрыла, принимая свою судьбу, и не желая что-либо менять в ней.

— Знаешь, я тут подумал... — послышался вдруг сонный голос. — О ребёнке... Наверное, я тоже хочу.

Эпилог.

Я стояла немного в стороне от гостей и просто подошедших зевак, пряталась за спиной Гены (слава богу, есть за чем спрятаться!), и внимательным взглядом за мужем следила. Кирилл разговаривал с московскими гостями, приехавшими на открытие туристического комплекса (знаменательное в нашем городе событие, надо сказать), и старался не обращать внимания на снующих вокруг журналистов.

— Фая, он выглядит довольным, — сказала я тётке на ухо.

Та удивилась моему замечанию.

— А с чего ему недовольным выглядеть? Ходит гоголем. Герой дня.

Я кивнула.

— Это хорошо. Но главное, что он с удовольствием всё делает. Этому я очень рада.

— Ну, не вечно же казино заниматься и разной чепухой. Надо расти. Вот сейчас по центральному телевидению покажут благоверного твоего. Раньше он о таком и мечтать не мог.

— Да, раньше папку только в криминальной хронике показывали, — поддакнула серьёзная Васька.

Я возмущённо посмотрела.

— Вась, ты что говоришь-то?

— Но ведь так и было, — растерялась она от моей реакции.

— Было, — кивнула я, — но говорить об этом стоит потише. Или вообще не говорить.

Василиса фыркнула и скорчила Ваньке, которого я на руках держала, смешную рожицу. Тот сначала глазёнки на неё вытаращил, потом заулыбался и соску стал сосать интенсивнее. Я на сына посмотрела, поправила воротничок его праздничной рубашки и чёлку на бок смахнула, мне хотелось, чтобы всё было красиво, а лучше — идеально. Он от моей руки попытался увернуться. Полтора года от роду, а уже, как отец, не любит, когда его без дела теребят. А я, как любая женщина, имеющая сына, иногда жалела, что с мальчишками в плане одежды всё проще. В магазине всегда столько красивых вещей — платья, бантики, заколочки, шляпки. Всё для девочек, такое воздушное и притягательное, а мне приходилось проходить мимо, только вздыхала с сожалением и лёгкой завистью. Правда, по здравым размышлениям, всегда радовалась, что у нас с Кириллом сын родился, а не дочка. Девочку он бы точно с пелёнок до безобразия избаловал, а с мальчиком приходилось проявлять благоразумие и некоторую строгость, допустимую по отношению к полуторагодовалому ребёнку. Это Ваське ещё повезло, её он с семилетнего возраста портил, а если бы с рождения, ещё неизвестно, что за принцесса на горошине в итоге бы получилась. Спасибо Фае, она за девочку со всей серьёзностью взялась, и надо сказать, преуспела. Положительный результат на лицо. Васька серьёзнее стала, и уж точно знает себе цену. Влюбляться в каждого симпатичного парня до конца жизни и навсегда, она перестала.

— Нечего себя всем без причины раздаривать, — говорила ей Фая, а Василиса, к нашей всеобщей радости, с ней соглашалась.

А теперь вот ещё одно большое событие в нашей жизни. Туристический комплекс — это была моя идея. Просто не знала, чем Кирилла увлечь, отучить его от привычки играть в опасные игры. С сетью ресторанов ничего не вышло, с Захаровыми все связи порвались, что лично меня не могло не радовать, и нужно было что-то другое, для Кирилла привлекательное и, желательно, для общества полезное. Пора было Филину выходить на другой уровень. А так, как я сама хорошо разбиралась только в туристах и их потребностях, на этом и решила сосредоточиться. Посоветовалась с Лёвой, огорошила его возможными перспективами, мы с ним немного поспорили, прежде чем пришли к единому видению нашего всё-таки совместного будущего, но, в конце концов, у нас появился по-настоящему масштабный проект, который мы и преподнесли Филину и Мартыновым. Самих Мартыновых туристический бизнес вряд ли мог заинтересовать, а вот дядя Жени, Борис Владимирович, незадолго до этого выигравший выборы и севший в кресло мэра нашего прекрасного города, заинтересоваться мог. И он заинтересовался. Даже быстрее Кирилла. Тому всё пришлось едва ли не на пальцах объяснять, что из нашей затеи в итоге получиться может. А уж когда у моего мужа, благодаря моим усилиям, глаза загорелись, то тут нам с Лёвой можно было и расслабиться немного, подождать пока Филин лбом самую толстую стену пробьёт, что-что, а это он делать умеет, как никто. Но прежде мне пришлось на ходу импровизировать, расширять масштабы задуманного, и в итоге договорилась до того, что предложила купить одну из самых крупных гостиниц в городе. Она всё равно, по моему мнению, стояла посреди города без дела. Половину этажей занимали офисы мелких фирм, иногда однодневок, а на первом этаже и вовсе обосновалось кабаре. Я искренне считала, что без этого всего наш город вполне может обойтись. А у меня на эту гостиницу большие планы, с некоторых пор. Если бы не беременность, которая меня реально отвлекла, я бы, наверное, ещё не такое придумала. Кирилл вовремя остановил.

Но, главное, что Кирилл, в итоге, проникся и даже загорелся нашей с Лёвой идеей, и с головой ушёл в её воплощение. Чему я только рада была. В конце концов, я этого и добивалась, мне важно было не свои амбиции удовлетворить, а его. И вот сегодня, спустя два года, знаменательное событие, которого мы на самом деле ждали с нетерпением, — открытие. Гости, журналисты, воздушные шары, бесплатные угощения и даже концерт на площади. Но я только на мужа смотрела, радовалась за него и гордилась им безмерно.

На сына взглянула и поцеловала его в щёку.

— Где у нас папа, Вань? Видишь папу?

Ванька головой завертел, высматривая отца, потом ручкой указал. Я улыбнулась.

— Там папа, да? Умница ты моя. — Ещё раз сына поцеловала и просительно позвала: — Гена.

Тот едва заметно голову в мою сторону повернул, тем самым дав мне понять, что слушает, но от своего занятия отрываться не собирается. Он работает. По сторонам глазеет.

— Гена, подержи Ваню. У меня руки устали.

Он всё-таки обернулся и посмотрел с претензией.

— Говорили же, возьми коляску. Нет, некрасиво будет!

— Не ной, — шикнула я, — а ребёнка подержи.

Генка ребёнка у меня забрал, Ванька заволновался немного, я ближе подошла и за ручку его взяла. Он сверху на меня смотрел, чуть бровки сдвинул, и соска снова пришла в движение.

— Смотри на папу, — посоветовала я ему.

— Ох, какое дело затеваем, какое дело, — пропыхтел взволнованный Лёвушка, подлетев ко мне неизвестно откуда. Кивнул на высотное только что отреставрированное здание гостиницы, то есть уже туристического комплекса. — Ты кабинет-то себе выбрала? У нас теперь их много.

— А с видом на мой дом — только один. Не смей его занимать, понял?

Шильман сделал Ваньке козу и хмыкнул.

— Вообще не понимаю, зачем тебе кабинет. Когда ты собираешься там появляться?

Я посмотрела с подозрением.

— Лёва, ты меня подсиживаешь? Вот прямо сейчас, да?

— Нужна ты мне. — А потом вдруг за плечи меня схватил, сжал и потряс тихонько. Я удивленно и непонимающе посмотрела, встретила его взволнованный взгляд и рассмеялась.

— Совсем с ума сошёл. Иди, давай к Кириллу, а то он наших с тобой дел не знает, сейчас что-нибудь не то наговорит.

— Да всё он знает, что ты придумываешь? И вообще, он с мэром разговаривает. Кто меня туда звал?

— Тогда иди к журналистам.

— Что ты меня всё засылаешь куда-то?

— Потому что ты без дела нервничаешь.

— Как всегда, одна ты спокойна.

Я с готовностью кивнула. Шильману не стоит знать, что спокойствие моё — сплошная видимость. Но я не из-за открытия нервничаю, и не из-за ошибок, которые мы сегодня допустить можем. Я буду счастлива только, когда глаза мужа увижу и пойму, что он доволен. За три года совместной жизни я почти свыклась с таким положением дел, смирилась с тем, что мой муж трудоголик и поражений в бизнесе не признаёт. Это отнимает много его времени и сил, но зато положительный результат делает его счастливым. Как Василиса когда-то мне сказала: ему нужно гореть, решать головоломки, без дела не сидеть, без этого он не будет полностью счастлив.

Когда Кирилл чуть погодя ко мне подошёл, на самом деле выглядел довольным. Этаким хитрецом, который играючи готов заработать несколько лишних миллионов. Меня обнял, поцеловал, правда, очень быстро, только прикоснулся губами к моим губам, а потом забрал у Гены сына, который уже требовательно захныкал, увидев родителей вместе, и ручки потянул.

— Ну что? Сейчас официальная часть закончится, и можно его домой увезти. Няня где?

— В машине ждёт. — Я сначала лацкан пиджака Кирилла пригладила, а потом Ваньке рубашку одёрнула. Тот же в воротник отцовской рубашки вцепился и проказливо заулыбался.

Кирилл его чуть подкинул, вызвав у ребёнка бурю восторга, а потом за кольцо соски потянул.

— Вань, дай мне. Открой рот. — Соску вынул и выбросил в урну неподалёку. Я за этим с неудовольствием наблюдала.

— Плакать будет, Кирилл.

— Ничего, поплачет и успокоится. Не нужна нам соска. Да? Скажи маме. Не нужна.

— Да, — сказал Ванька очень серьёзно, а я рассмеялась.

— Что — да?

— Да, в смысле, не нужна, — подсказал Кирилл. — Мы уже взрослые.

Я руку у Кирилла на плече пристроила, и теперь смотрела на него, потом носом потёрлась о его щёку. Ванька у него на руках крутился, успокоенный отцовским присутствием, с любопытством оглядывался, пальчиком тыкал то в одну сторону, то в другую, а Кирилл голову чуть наклонил к моему уху.

— Ленточку перережешь?

— Я? — На самом деле удивилась такому предложению.

— А кто? Твоя идея.

— Не знаю...

— Ника, ты что это, смутилась, никак?

— Люди не поймут. Они-то не знают, что это моя идея. И я вдруг выйду перед всеми...

— И что?

Я с мужем глазами встретилась.

— Тебе так хочется, чтобы это сделала я?

Кирилл кивнул.

— Почему?

Он на сына посмотрел, потом к моему уху наклонился и шепнул ответ. Я губу закусила, потому что уж слишком глупая улыбка появилась. Глупая и одуряюще счастливая. Взяла Кирилла под руку, огляделась по сторонам, никого рядом не обнаружила, и тогда уже спокойно сказала:

— Я тоже тебя люблю.

Конец

128