13 глава

ГЛАВА 13

Царский лекарь встретил меня в прихожей.

— Здравствуйте, Сергей Александрович! Раздевайтесь! Как там, на улице: снежок все еще идет?

— Здравствуйте, Петр Александрович! Закончился. Если только излишнюю сырость убрать — вообще благодать будет!

— Что тут скажешь! Кругом вода! Да вы проходите! Кстати, у меня есть водочка, настоянная на травах. При нашей погоде самое то! Вы как?

— Спасибо. Не пью. Вот если только чаю предложите. Не откажусь!

— И правильно делаете! — неожиданно раздался чей-то громкий голос из глубины квартиры. — Чай у Петра отменный! Обязательно надо испить!

Я посмотрел на хозяина квартиры, тот в ответ добродушно усмехнулся.

— У меня там еще один гость сидит. Проходите!

Пройдя в столовую, я увидел стоящего, рядом со столом, на котором возвышался самовар, высокого мужика с длинными волосами, расчесанными на пробор, одетого в черную рубашку навыпуск и широкие штаны, заправленные в лаковые сапоги. Больше всего он смахивал на купеческого приказчика, разодетого по случаю какого-то торжества. Вот только рубашка на нем была шелковая, да поясок изящный, наборный. Да и взгляд никак не подходил к сложившемуся образу. Он одновременно был открытым и чистым, и в тоже время настораживал притаившейся в глубине глаз цепкостью и пристальным вниманием. Словно пытался заглянуть человеку в душу. Мне не нужно было его представлять. Григорий Распутин. Он протянул руку, я пожал ее.

— Сил-е-ен! — протянул царский любимец, разглядывая меня. — Наслышан я о том, как ты япошку наказал! Хвалю! Отстоял честь русских людей! Кто я тебе ведомо. Вижу. А ты, значит, тот самый Богуславский?

— Тот или не тот — решать мне! Вас как по батюшке кличут?

— Отца Ефимом звали.

— Рад с вами познакомиться, Григорий Ефимович.

— И я хорошим людям всегда рад, — он повернул голову к хозяину квартиры. — Петр, а не испить ли нам твоего знаменитого чайку?! На травах.

— Как же, Гриша! Конечно, сделаю, а вы пока гости дорогие, присаживайтесь. Варенье себе накладывайте, которое по душе придется.

Не успел Бадмаев скрыться на кухне, как я негромко, глядя прямо в глаза Распутину, сказал: — Ждет вас смерть в конце этого года. Сначала вас тяжело ранят, а потом еще живого спустят под лед в Неве.

Лицо у Распутина как-то сразу окаменело, а взгляд стал тяжелый, невидящий и какой-то сверлящий, словно пытался вскрыть, а затем заглянуть внутрь моей черепной коробки. Спустя какое-то время, не отрывая от меня взгляда, он заговорил, но так, словно думал вслух: — Не вижу лжи в этих глазах. Говорит твердо, не сомневаясь, будто знает все наперед.

У меня создалось такое впечатление, что он не меня сейчас перед собой видит, а... что-то иное.

"Транс или....".

Додумать мне не дал сам Распутин, придя в себя. Сделал шаг назад, снова посмотрел на меня, словно видел впервые и потом просто и как-то буднично сказал: — Похоже, ты сейчас правду мне сказал, мил-человек.

Мой предварительный план заключался в том, чтобы через царского медика попасть на прием к императору и попробовать его убедить в необходимости сепаратного мира с Германией. Я понимал, что, скорее всего, мне придется столкнуться с Распутиным. Даже не столкнуться, а схватиться с царским любимцем, который всеми силами постарается избавиться от новоявленного оракула. Конкурентов никто не любит. Но получилось все с точностью наоборот.

— Правду, — подтвердил я его слова.

— Только не всю. Ты же не ради меня это сказал. Не так ли?

Он оказался не хитрым шарлатаном или искусным лицедеем, каким мне представлялся, а волевым, сильным своей верой, человеком. Вот только из чего складывалась эта его духовная сила, я пока не мог понять, поэтому раскрывать свои планы пока не торопился.

"Вроде поверил мне. Почти сразу. Как-то, даже странно. Мешать мне, похоже, тоже не собирается, но в союзники его записывать пока рано".

— Не ради вас, а ради будущего России.

— Коли так, поведаю я тебе свое, сокровенное. Было мне видение, которое не дает мне покоя, уже который день. Сердце щемит, как только оно снова встает перед глазами. Мнится мне, что кровавая туча нависла над Россией-матушкой. Тень ее падает на корону царя-батюшки, затемняя блеск ее величия. Несет от нее смертью и разрушениями неисчислимыми народу русскому. Как понять такое?

— Гражданская война в России, — но уже в следующее мгновение понял, что он не понимает мною сказанного и сразу решил исправить свою ошибку. — Это когда брат идет на брата, заливая родной кровью землю русскую. Так оно и будет, если не остановить сейчас войну с Германией.

— Вон оно как, а я-то думал, что это германец нас подомнет под себя. А царь?

— Не будет царя.

Царский фаворит недоверчиво покачал головой.

— Это хуже, чем мне даже виделось.

Мы замолчали, уйдя каждый в свои мысли. Только продолжалось, пока в проеме двери не выросла фигура Бадмаева с заварным чайником в руках.

— Это ж надо! Гости нерадостные сидят! Ничего, сейчас чайку горячего попьем, взбодримся!

Судя по тому, что Бадмаев ничего не стал спрашивать, его уход на кухню был заранее запланирован для того, чтобы дать Распутину время для разговора со мной наедине.

Аромат свежезаваренного чая поплыл над столом, неожиданно напомнив запах летнего луга в солнечный полдень. Я даже не успел понять, откуда мне в голову пришла подобная ассоциация, как Распутин похвалил хозяина: — Хороший ты чай, Петр, завариваешь. Прямо душу греет. А какой ароматный!

Усевшись за стол, мы стали разливать чай и пробовать варенье, перекидываясь ничего не значащими фразами. Потом царский медик стал рассказывать о свойствах целебных трав, но Распутин перебил его, заявив, что вера в бога и есть та живительная сила, которая поставит любого на ноги, если он действительно верующий и безгрешен. У них вышел спор, который превратился в шумный диспут о том, что сделать, чтобы всем стало хорошо. Спорили они горячо, с неистовством, с крепкими словами, потом отдуваясь, пили горячий чай и снова вступали в спор. Мне неинтересен был далекий от конкретики разговор, поэтому я их не слушал, а вместо этого прикидывал варианты своего сотрудничества с Распутиным, потом выждав для приличия какое-то время, встал и стал прощаться. Вслед за мной сразу засобирался Распутин.

Выйдя на улицу, я предложил: — Может, немного прогуляемся. Нам, похоже, есть о чем поговорить.

— Речь у вас, Сергей Александрович, необычная, какая-то правильная. Вы словно учили наш язык, перед тем как прибыть из дальних стран. Мне много раз доводилось говорить с чужеземцами, так они вроде вас говорят. Но вы русский. Я вижу.

"Блин! Подметил, а главное сделал правильное логическое заключение".

— Хотите объяснений?

— Нет. Мне вполне достаточно того, что я внутренним взором вижу. Странно? Для меня нет. Голос твой, лицо твое, сердце твое, они мне говорят, что ты истину изрекаешь. Вот только разумом не могу понять: в чем корысть твоя?

— Думаете, что я из-за денег или власти....

— Думал бы так, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Тогда спрошу по-другому: во имя чего?

— Не могу ответить. Не готов.

— Не готов, — задумчиво повторил за мной Григорий Ефимович, потом тяжело вздохнул. — Прозревать наперед уже само трудно, а осознавать, что скрывается за завесой грядущего неимоверно тяжело, так как по большей части оно непонятно и страшно. Хочется понять и объяснить людям, а не знаешь как. Слов нет. Смута ложиться на душу, терзает сердце.... Ты-то как видишь?

На этот раз я понял его сразу, так как готовился к подобному вопросу.

— Сны. Одни из них ясны и понятны, другие — нет. В одних видениях мне все незнакомо и понять, что происходит — не могу, а некоторые места и люди мне известны, тогда и произошедшее могу понять. Так и с вами, Григорий Ефимович.

После моих слов наступило молчание. Какое-то время мы так и шли, соблюдая тишину, пока Распутин резко не остановился и не спросил: — Кто убивать меня будет, знаешь?

— Только одного из них.

Я ожидал дальнейших расспросов, но вместо этого он зашагал дальше. Несколько озадаченный, я поспешил за ним. Так мы шли, пока Распутин не заметил пролетку, неторопливо плетущуюся нам навстречу. Остановившись, он махнул и громко крикнул извозчику: — Эй! Ванька! Давай сюда! — потом повернулся ко мне и спросил: — Поедешь?

— Прогуляюсь. Мне тут недалеко.

— Как знаешь. Только вот ты мне скажи напоследок: нужна ли правда человеку, который ее знать не хочет?

— Не хочет, значит, ему так лучше жить. Удобнее.

— Суть изрек. Удобнее. Так мы и живем, как нам удобнее, а нет, чтобы жить по правде.

Ведь человек, в большинстве своем существо ленивое, живет ради хлеба насущного и зрелищ скоморошьих, а дальше ничего видеть не хочет. Трудно с этим бороться. Меня и самого эта трясина затягивает. Все бесы, проклятые, в ухо нашептывают, суля злато и другие мирские соблазны! А что человек? Он слаб.... — помолчал, потом, словно нехотя сказал. — Слышал, небось, как я свой день ангела отпраздновал? Да что я спрашиваю? Весь город знает! И как в газетах про меня написали: "пьянства и блуда было немерено". Эх! Не о том говорю. Ты завтра подходи к цареву дворцу. Вечером. В семь часов. Там, у входа тебя встречу.

Из газет я знал, что русский император два дня назад, 17-го января, прибыл в Царское Село из Ставки.

Попасть к царю оказалось непросто, даже не смотря на пропуск, подписанный начальником царской охраны, и сопровождавшего меня Григория Распутина. Слуги, дворцовые гвардейцы, даже казаки из личной охраны царя, старались выказать свою нелюбовь к царскому любимцу, останавливая нас на каждом шагу и интересуясь моей личностью. Я уже потерял счет дверям и залам, через которые мы прошли, пока не остановились у рабочего кабинета императора.

Правитель громадной Росси выглядел почти так же, как на портретах и фотографиях, за исключением выражения усталости и хмурого взгляда, которых не было на страницах газет. Он явно нервничал, об этом говорила заполненная окурками пепельница, а очередная папироса сейчас тлела у него в руке. На нем была форма полковника.

— Здравия желаю, ваше императорское величество! Богуславский Сергей Александрович! Поручик артиллерии в отставке! — при этом я встал по стойке смирно, несмотря на гражданскую одежду.

— Здравствуйте, поручик. Да не тянитесь вы так. Не надо. Подойдите ближе. Так что вас привело ко мне?

— Видения, если можно так выразиться, ваше императорское величество, — после моих слов по лицу императора гримаска раздражения. Его можно было понять. Царю меньше всего сейчас был нужен новый ясновидец. — Они не всегда четки и понятны, но часть из них вполне ясно показывают на некоторые события, которые имеют место быть в будущем. То, что смог увидеть и понять, я изложил на бумаге. Могу я вам ее передать?

— Давайте.

Император затушил папиросу и развернул бумагу. Пробежав глазами по строчкам наполовину заполненного листка один раз, потом второй и только после этого посмотрел на меня. В его глазах не было тех чувств, которые могли бы вызвать эти строчки, а вместо них читалось нечто вроде неприязни, словно они напомнили ему о том, что государь так упорно хотел забыть. Зная о завете императора Павла I, который оставил письмо своим потомкам с пометой: "Вскрыть Потомку нашему в столетний день моей кончины", я догадывался о возможной ее причине. Мне было известно, что Николай II вместе с императрицей Александрой Федоровной прочли это послание 12 марта 1901 года. О чем оно извещало — осталось неведомым, но вернулась императорская чета к придворным сильно взволнованная. Александра — бледна, Николай, напротив, красен, как вареный рак. Ни слова не говоря, монархи прошли мимо притихших придворных и удалились к себе, а вечером гатчинский истопник по секрету рассказал, что государь сжег в камине какие-то старинные бумаги. Достоверно узнать, что написал в послании к потомку Павел, пересказывая пророчества, которые поведал ему опальный монах Авель, сейчас уже невозможно. Но несколько намеков на его содержание оставило свой след в истории. Вот что записал в мемуарах, приближенный ко двору, литератор С.А. Нилус: "6 января 1903 года у Зимнего дворца при салюте из орудий от Петропавловской крепости одно из орудий оказалось заряженным картечью, и часть ее ударила по беседке, где находилось духовенство и сам государь. Спокойствие, с которым государь отнесся к происшествию, было до того поразительно, что обратило на себя внимание окружавшей его свиты. Он, как говорится, и бровью не повел, а в ответ на осторожные вопросы государь ответил весьма странными словами: "До 18-го года я ничего не боюсь".

— Вы все это видели в своих снах?

— Да, Ваше императорское величество.

— Часть того, о чем вы пишите, описано довольно расплывчато, но при этом упомянуты некоторые детали. Не кажется ли вам это странным?

— Это объясняется тем, Ваше императорское величество, что мои видения иной раз повторяются, принося с собой дополнительные подробности. Где мне знакомы люди, которых я вижу, то тогда нетрудно представить общую картинку, а вот в тех случаях, когда они не известны, то, естественно, смысл предсказания остается для меня темным. В таком случае я могу только сказать, что кто-то убил кого-то. И все.

— У вас, когда эти... видения... проявились?

— Около двух месяцев тому назад, когда лежал в госпитале с простреленной грудью.

— Вы же только что сказали, что в отставке. Тогда где вы могли получить ранение?

— На германском фронте, недалеко от белорусского городка Сморгонь. Ходили в тыл к немцу, и по возвращении получил пулю.

— А почему поручик-артиллерист ходит в тыл к немцам?

Я коротко рассказал ему историю своей сестры. Николай II некоторое время молчал, а потом сказал: — Судя по тому, что вы сейчас рассказали, мне видится, что вы храбрый и уверенный в себе человек. Но пусть даже это так, и все равно, почему я должен доверять вашим предсказаниям? Вы можете сознательно искажать истину! Как в пользу себе, так по наущению моих врагов!

— Я понимаю, что доверие нужно заслужить, ваше императорское величество, поэтому не все написал. Вы уж извините меня за мою хитрость. Другими словами, я предлагаю вам способ проверить мои способности.

Император достал новую папиросу. Не спеша прикурил, потом выпустил изо рта струю дыма, и только после этого сказал: — Слушаю вас.

— Ваше императорское величество, я знаю, когда и где произойдет большое сражение, которое унесет очень много человеческих жизней с обеих сторон. Свыше полумиллиона.

— Где и когда оно произойдет?

— Напрямую это сражение не касается русских войск, поэтому знание о нем ничего не даст главному штабу, зато благодаря этой информации вы, ваше императорское величество, сможете проверить меня на ложь.

— Если я правильно вас понимаю, то вы хотите сообщить об этой битве сейчас, чтобы спустя какое-то время можно было бы удостовериться в истинности ваших слов?

— Не совсем так, ваше императорское величество. Просто я запишу все на бумаге, затем при вас запечатаю в конверт, и вы будете хранить его у себя до назначенного времени.

— Почему это не сделать прямо сейчас?

— Мне хотелось бы, чтобы такой же конверт получил германский император.

Государь окинул меня внимательным взглядом.

— Не понимаю, поручик.

— Все очень просто, Ваше императорское величество. Чтобы не сбылись все плохие пророчества, о которых вы только что прочитали, нужно исключить Россию из этой затяжной и кровопролитной войны.

— Как вы это себе представляете?!

— Думаю, что если Ваше императорское величество найдет общий язык с германским императором, то сообща вы сможете это сделать.

— Царь — батюшка, — неожиданно заговорил молчавший все это время Распутин, — Сергей дело говорит.

Император бросил на него сердитый взгляд, ясно говоривший: не лезь не в свое дело, потом снова повернулся ко мне.

— Почему вы решили, что окончание войны может изменить ваши предвидения? Может мне с семьей просто надо будет уехать на некоторое время?

— Нет. В моих снах все взаимосвязано между собой. А главное, ваше императорское величество, еще задолго до кровавой развязки вы просто уже не сможете повлиять на ожидающий вас конец.

Мои слова явно не пришлись по душе государю Российской империи. Ему очень хотелось как-то меня задеть, и поэтому он задал мне неожиданный, но вполне предугадываемый вопрос: — А как насчет вашей судьбы?

— Ничего не знаю, Ваше императорское величество. Боюсь, что никогда и не узнаю.

Император сердито ткнул папиросой в пепельницу. Он был раздражен.

— Григорий, ты знаешь, что написано на этом листке? — вдруг неожиданно спросил он Распутина, ткнув пальцем в лежащий перед ним лист бумаги.

— Нет, царь-император, зато знаю, что беда большая грядет на Россию — матушку. А с германцем замириться надо, не он наш главный враг!

— А кто наш главный враг?

— Не мне судить, убогому, но ведь все в России есть: и умные головы, и богатства, но почему-то мы все больше нищетой прирастаем.

— Опять ты о своем, Григорий, — император поморщился, потом повернул голову ко мне. — Пока я вам ничего не скажу, поручик. Теперь скажите мне: кто еще кроме Распутина и меня знает о ваших... пророчествах?

— Никто, ваше императорское величество.

— Пусть будет так и впредь. Идите.

Так буднично закончилась моя первая встреча с Николаем II. Честно говоря, я ожидал совершенно другой реакции на мои предсказания, в особенности, на строчки, касающиеся расстрела царской семьи в 1918 году. Я даже вспомнил и написал, что с ними будет расстрелян личный врач Е. С. Боткин, вместе с прислугой. Мне казалось, что реакция царя будет более бурной, вопросы, уточнения, детали, но этого не было. Почему?

Мне недолго пришлось думать над подобными вопросами, потому что прошли только сутки, как за мной приехали ранним утром люди в штатском, имевшие при этом военную выправку. И на этот раз меня провели не парадным входом, а какими-то закоулками и темными коридорами. Император, как и прошлый раз, сидел за столом в кабинете с папиросой в руке, почти на том же месте стоял Распутин, но теперь в кабинете самодержца присутствовала его жена. Лица у всех троих были уставшие, осунувшиеся.

Уже позже я узнал, что у царевича был очередной приступ болезни, но сейчас сразу задался вопросом, касающимся лично меня: "что я сделал неправильно?". Впрочем времени на анализ супруга императора мне не оставила, которая прямо накинулась на меня, только я успел поприветствовать царскую чету.

— Кто вы такой?! Вы нам враг?! Если так, то скажите нам это прямо и открыто, в лицо!

— Наоборот, ваше императорское величество. Я только хотел предостеречь....

— Ваши предсказания пронизаны злобой и жестокостью! — не дала она мне договорить. — Почему я должна вам верить?!

Сейчас в ее голосе были слышны истерические нотки.

— Извините меня, ваше императорское величество, но я изложил только то, что видел и понял. Ни больше, и ни меньше.

В свои слова я постарался вложить как можно больше твердости и убеждения, так как мне не была непонятна ее истеричность и агрессия. Только со временем, разобравшись в хитросплетениях царской жизни, стало ясно, чем была вызвана эта вспышка. Оказалось, что Александра Федоровна сильно любила и при этом так же сильно ревновала мужа. Причем ревновала его ко всем — и мужчинам, и женщинам. Стоило государю привязаться к кому-либо — она удаляла его от двора, стоило ему завести длинный разговор с кем-либо, как тут же императрица находила предлог, чтобы прервать его. Постоянные роды, нетерпеливое ожидание сына-наследника престола, разговоры за спиной о том, что у нее сына не будет, волновали и делали ее несчастной. Императрица, стала бояться, что ее любимый Ники может отвернуться от нее. Именно тогда она ударилась в мистику. Она хотела чуда. Таким образом, у трона появился Григорий Распутин. Он стал для Александры Федоровны, и опорой, и прорицателем, и советником, и тут вдруг неожиданно появляется еще один оракул, который может занять место ее Григория — святого старца. Надо дать ему отпор, решила она, но не получив в благом порыве поддержки, даже своего любимца Распутина, она отступила.

Еще какое-то время супруга императора смотрела на меня, а потом негромко сказала: — Григорий верит в ваш дар, но и святые старцы могут ошибаться. Так почему мы должны вам довериться?!

— У меня с собой есть два письма, о которых уже говорил вашему супругу. Вы можете их прочесть сейчас или вскрыть после даты, написанной на конвертах. Это как вам будет угодно, ваше императорское величество. Если то, что там написано, окажется неправдой, вы можете смело считать меня шарлатаном и в дальнейшем поступить со мной, как считаете нужным.

— Я не знаю! Просто не знаю. И не верю никому. А мне так хочется верить.... — тут ее голос задрожал.

Император встал с кресла и, подойдя к жене, погладил ее по плечу.

— Аликс, я прошу тебя. Успокойся, милая.

Александра Федоровна повернулась к мужу. Ее глаза влажно блеснули. Она хотела что-то сказать, но тут подал голос до этого молчавший Распутин: — Все в руках божьих! А Алексею уже лучше! И не надо себя так изводить, матушка — царица!

Император повернулся ко мне: — Поручик, оставьте ваши конверты на столе и можете быть свободны. О наших намерениях вам будет сообщено особо.

В свое время, я прочитал об этом сражении статью в интернете, чисто случайно наткнувшись на заманчивое название "Верден. Мясорубка дьявола". Начав читать, понял, что речь идет об историческом сражении между Германией и Францией в первую мировую войну, но так как статьи были написаны не сухим, канцелярским языком, а живой, хорошей речью, то сначала прочитал ее до конца, а затем просмотрел документы на тот период войны. Меня не интересовала ни политические идеи двигавшие армиями, ни тактика и стратегия сражений на фронтах, а описание больших эпохальных сражений, унесших десятки и сотни тысяч человеческих жизней. Просто меня очень интересовал вопрос о смерти. Каково это умирать? Пробовал сравнивать себя со смертельно раненым солдатом, после чего, чисто по инерции, пробежался по сражениям Первой мировой войны, после чего переключился на Великую Отечественную войну. Некоторые факты осели в моей памяти. Ютла́ндское сражение, Брусиловский прорыв и пара-тройка других крупных битв, а также биография последнего царя России.

Оставив конверты на столе, я вышел из кабинета, а где-то спустя месяц, 22 февраля, вечером, раздался телефонный звонок из канцелярии императора. Меня желали видеть.

На этот раз император принял меня стоя, причем не из вежливости, а из-за того, что не мог усидеть на месте, меряя свой кабинет шагами по диагонали. Не успел я показаться на пороге, как он резко остановился и развернулся ко мне. В его лице, глазах, движениях явственно читалась растерянность, а так же настороженность с налетом страха. Мне было прекрасно известно, что Николай II, а в особенности его жена, были склонны к мистике. Это делало его легко восприимчивым к принятию различных чудес и явлений.

— Здравствуйте, ваше императорское величество.

— Здравствуйте, поручик.

Некоторое время мы стояли друг против друга и молчали, потом император сказал: — Мне почему-то кажется, что вы знаете, о чем я вас хочу спросить?

— Не знаю, ваше императорское величество. Если по Вердену, то возьмите этот листок. Там дополнительно написано то, что я мог увидеть и понять.

Царь осторожно взял протянутый мною листок, так же осторожно развернул его и стал читать. Там было написано все, что я смог выудить из своей памяти: впервые примененные в мировой войне немцами штурмовые отряды, огнеметы и газовые снаряды, падение форта Дуамон, но главное там говорилось о просьбе помощи французского главнокомандующего Жоффра в начале марта начать наступление на русском фронте. Император внимательно изучил написанный мною текст, потом обошел письменный стол, уселся в кресло, почти автоматическим жестом он достал из коробки папиросу и уже хотел закурить, как вдруг передумал и отложил папиросу.

— В том письме, что было отправлено моему кузену, говориться то, что я сейчас прочитал?

— Да, ваше императорское величество. И кое-что о судьбе самого германского императора.

— Что именно?

— Прошу извинить меня, ваше императорское величество. Невежливо отвечать вопросом на вопрос, но я все спрошу. Когда германский император получил письмо с предсказаниями?

Николай II нажал кнопку электрического звонка, в тот же самый миг дверь распахнулась, и на пороге появился гвардейский офицер. Он сделал шаг вперед и замер, в ожидании приказа.

— Мне нужна вчерашняя телеграмма из Швеции.

Спустя несколько минут на стол императора лег листок, и как только дверь за дежурным адъютантом закрылась, император пробежал глазами текст и коротко сказал: — Два дня назад вручили.

— Отлично. В моем послании указано начало Верденской битвы, затем год отставки кайзера и падения германской империи.

— Германская империя тоже падет?!

— Да, ваше императорское величество. Он умрет в изгнании. Точно не могу сказать, но думаю, что это будет Швейцария.

— Кто же тогда станет победителем в этой войне?!

— Франция, Англия, Америка. Они получат все лакомые куски после развала четырех империй, — и, предваряя вопрос, я сразу дополнил только что сказанное мною. — Так же падут Австро-венгерская и Оманская империи.

Император секунду смотрел на меня, а потом испуганно и растеряно сказал: — Это же крушение целого мира.

Задолго до этого дня внутри императора росло ощущение, которое уже не раз охватывало его с начала войны. Моменты, когда словно в кошмарном сне, он летит в пропасть, чтобы где-то там, во мраке, разбиться насмерть, стали приходить все чаще и чаще, усиливая с каждым разом его внутренний страх. Все началось спустя полгода после начала войны с Германией. Человеческие потери, отступление, противоречащие друг другу доклады генералов, невнятные донесения, в которых говорилось о заговорах против него и его семьи. Потом до него дошли слухи, что народ считает его жену немецкой шпионкой. Это было противно, мерзко, гадко. Временами хотелось спрятаться, скрыться от всех, но чувство долга заставляло его постоянно быть на виду, особенно в это тяжелое для России время. Ощущению падения способствовало предсказание монаха Авеля и приступы его сына — цесаревича Алексея. Именно поэтому императору очень хотелось чуда, которое спасет его, его семью и Россию. Он уже не надеялся на себя, а на высшее милосердие.... Неужели этот сильный человек ниспослан им свыше?

Император встал из-за стола, достал папиросу, прикурил, затем выдохнул дым и попросил: — Это можно остановить?

— Насколько я все это понимаю, то судьба России сейчас зависит от того: выйдет она из войны или нет. Если нет, то это означает развал страны и гибель монархии. Тут есть еще один вопрос: как отреагирует кайзер на мое письмо? Мне кажется, что после моих доказательств, он даже если не поверит, то хотя бы должен прислушаться к ним, а значит проявить интерес. Все это произойдет далеко не сразу. Тем лучше. К моменту начала переговоров Германская империя должна в должной степени ослабнуть. Пока Германия с союзниками воюет с Францией и Англией, Россия постоит в сторонке, копя силу.

— Вы понимаете, что говорите?! Это предательство! Я никогда не пойду на это! Никогда! — и император стал тыкать папиросой в пепельнице, стараясь погасить ее. Движения были нервные, поэтому он не только раскидал старые окурки вокруг пепельницы, но и испачкал пальцы. Несколько секунд смотрел на них, потом достал платок и стал с каким-то ожесточением их вытирать, потом бросил платок на стол и резко встал.

— Вы свободны, поручик!

Не успел дежурный офицер передать меня лакею, чтобы тот сопроводил меня к выходу, как появился Распутин.

— Здравствуй, Сережа.

— Здравствуйте, Григорий Ефимович, — поприветствовал я царского фаворита.

— Идем со мной, — без всяких предисловий заявил Распутин. — Тебя царица-матушка видеть изволит.

Я пожал плечами.

— Идемте.

Насколько я понял, комната, куда меня провели, была нечто вроде дворцовой часовенки. Алтарь, лики святых, глядящие со стен, свечи. Воздух прямо пропитан ладаном.

— Сергей Александрович, поклянитесь перед ликом нашего создателя, что все то, о чем вы говорили и писали нам — правда.

— Клянусь, ваше императорское величество. Все мои слова — сущая правда.

— Вы сегодня говорили с моим мужем.

— Да, ваше императорское величество.

— На нем и так лежит огромная ответственность за страну. А еще эта война! Все это вместе тяжелым грузом легло на его плечи. Вы должны это понять. Ему сейчас очень трудно.

— Понимаю, ваше императорское величество.

— Я очень хочу мира с Германией. И не потому, что я немка. Просто мне хочется вернуть доброе и понятное мне время, видеть каждый день мужа прежним. Эти неудачи на войне, грязные слухи.... Все это разъедает душу. Мы теряем искренность и любовь. Мы теряем сами себя. А впереди нас ждет... ужасная смерть. Господи, как это тяжело! — она какое-то время молчала, потом продолжила — Скажите, Сергей Александрович, а помимо ваших страшных предсказаний что-то хорошее и светлое вам сниться?

— Ваше императорское величество, к моему великому сожалению, я вижу только такие сны и поверьте мне — не получаю от этого ни малейшего удовольствия. Просыпаться в холодном поту, среди ночи с колотящимся сердцем.... — помолчав, я продолжил. — Но самое отвратительное во всем этом: не только помнить ночной кошмар, но и знать, что он сбудется.

— Как это печально, — тихо произнесла императрица. — Такой сон, словно тяжело больной ребенок. Душа болит, сердце разрывается на части. Остается только надежда. А когда и она начинает таять....

Она, не досказав, замолчала. Ее бледное лицо, казалось, потеряло последние здоровые краски. Я тоже ничего не стал говорить.

Честно говоря, мне казалось, что если поставить царственную чету перед отвратительной картиной смерти, они пойдут на все, лишь бы изменить предначертанную им судьбу, но, похоже, я ошибался. Они не выглядели сильными и энергичными людьми, готовыми порвать судьбе горло за жизнь своих детей. Наоборот, они больше походили на уставших от жизни неудачников.

— Я поговорю с мужем. До свидания, Сергей Александрович.

Прощаясь с императрицей, я подумал: — "Все что мог, я сделал. Моя совесть чиста".

Тяжелая дубовая дверь кабинета открылась и на пороге вытянулась фигура дежурного адъютанта.

— Ваше величество, прибыл начальник генерального штаба генерал Эрих фон Фалькенгайн.

— Пусть войдет.

Генерал переступил через порог кабинета и остановился. В руке он держал большой конверт. Когда дверь за его спиной захлопнулась, он вздернул подборок и стал рапортовать: — Ваше величество, генерал....

Император коротко махнул рукой, останавливая официальный рапорт, после чего устало произнес: — День был долгий и трудный, так что давай, Эрих, обойдемся без этого. Ты, мой товарищ по детским играм, можешь обойтись и без официального доклада. Но почему ты здесь? Что привело тебя?

— Не волнуйтесь, Ваше величество. Мой повод для визита — вот этот конверт.

Генерал сделал несколько шагов и остановился перед письменным столом хозяина кабинета.

— Конверт? Что в нем?

— Не знаю. Он был передан почему-то мне лично от барона фон Краузевица. Он получен из России девять дней назад с условием, что я обязательно передам его в руки вашего величества вечером 21 февраля.

Император с возрастающим любопытством еще раз оглядел конверт, который держал в руке генерал. Теперь, вблизи, он видел, что конверт не просто залит сургучом с печатями, но и прошит суровыми нитями, а также на нем стоят два штемпеля с датами.

— Я заинтригован. А что за даты стоят на нем?

— Одну дату поставила моя канцелярия, после чего конверт я положил в свой сейф, а вторая дата означает, когда конверт оказался у барона. 9 февраля.

— Что все это значит, Эрих?! Объяснитесь!

— Не знаю, ваше величество. Барон уже много лет работает на нас, не раз проверен в деле, да и возраст у него не тот, чтобы глупо шутить. Я думаю, что там важные сведения, касающиеся завтрашних событий.

— Если они важные, то почему вы их не доставили мне 12 дней назад?!

— Потому что в зашифрованной записке, приложенной к письму, говорилось....

— О, майн гот! Да просто вскройте конверт!

— Слушаюсь, ваше величество.

Процедура открытия конверта заняла немного времени, но выражению глаз и лица было видно, что императора переполняет любопытство. Он подался вперед, не сводя глаз с конверта.

— Вы сами будете....

— Нет. Прочтите мне.

Генерал достал из конверта два сложенных листка. На одном была надпись "Лично императору". Начальник штаба показал надпись императору и вопросительно посмотрел на хозяина кабинета.

— С ним потом. Читай сначала, что написано в первом листке.

Генерал положил пустой конверт вместе со вторым листком на край стола, после чего развернул лист бумаги, затем быстро пробежал по нему глазами. Затем еще раз. Потом недоуменно нахмурился.

— Что там, Эрих?! Что?! — нетерпеливо воскликнул германский император.

Генерал четко и медленно прочитал о начале секретной операции под Верденом, которая должна была начаться завтра. О длительном и кровопролитном сражении, которое продлиться почти девять месяцев и не даст никаких значительных результатов, ни одной из сторон. Там было написано о сотнях тысячах убитых, об огнеметах, газовых снарядов и штурмовых отрядах, которые применят германские войска.

— Так об этом было известно еще две недели тому назад? Я правильно понял? — при этом кайзер гневно взглянул на своего начальника генерального штаба. — Как это могло произойти?!

Император еще секунду смотрел на Эриха фон Фалькенгайна, а потом резко протянул руку и схватил сложенный листок со стола. Развернув его, он прямо впился в него глазами. Перечитав содержимое листочка несколько раз, он нахмурил брови. С минуту невидящим взором смотрел в пространство, затем очнулся, снова пробежал глазами текст и вдруг неожиданно протянул листок генералу: — Читай вслух.

Начальник генерального штаба осторожно взял листок и прочитал: — В 1916 году Германия запросит мир, но его не получит. 1918 год станет смертельным для Германской империи. В 1919 года Вильгельм II будет объявлен военным преступником и главным виновником мировой войны.

Генерал поднял глаза и посмотрел на императора: — Что это?

— Не прикидывайтесь дурачком, Эрих. Это предсказание.

— Гм. Это так, Ваше величество, но оно какое-то странное. Все пророчества, что мне довелось слышать, были туманными и расплывчатыми. И вообще, вся эта мистика, спиритизм, по моему мнению....

— Эрих, речь идет о точном и ясном предсказании. И другой листок о начале наших военных действий под Верденом должен был их подтвердить. Вы говорите, что конверт пролежал в вашем сейфе девять дней?

— Да, ваше величество. Курьер барона передал мне письмо из рук в руки. Печать в канцелярии ставили при мне. Подождите! На этот раз в качестве курьера от барона прибыл обер-лейтенант Данциг. Именно ему доверяют перевозить наиболее важные сведения.

— Гм. Барон фон Краузевиц, насколько я помню, имел хорошие контакты при русском дворе?

— Да, ваше величество. Именно он наладил качественный канал сведений, поступающих к нему прямо из окружения русского императора.

— Может, это придумали русские?

— Думаю, что это более правдивое решение для этой загадки. У них сейчас дела из рук вон плохи. Могу вкратце, если желаете, изложить ситуацию на русском фронте.

— Генерал, уж поверьте, что мне надо, я уже знаю, — в голосе императора появились нотки злости и раздражения.

Начальник генерального штаба, знавший императора с детства, понял, что тот принял все написанное близко к сердцу и сейчас нервничает. В такие минуты его нельзя было успокаивать, он тогда начинал злиться и кричать. Он знал, что сейчас лучше было отойти в сторону и дать ему прийти в себя.

"Сейчас мне лучше помолчать. Подождем несколько минут".

В молчании прошло около пяти минут, но и они не сняли напряжения, царящего в кабинете. Генерал чувствовал это, ведь он как никто другой знал императора.

— Извините, ваше величество.... — тут генерал сделал паузу.

— Говорите, Эрих. Я вас слушаю.

— Мне тут в голову пришла одна мысль. Меня не зря выбрали курьером для доставки этого послания. Если это послание действительно пришло от русских, то они знают, что я не хотел войны с Россией, отсюда легко напрашивается вывод....

— Ваша мысль понятна, генерал, — голос кайзера выдавал его крайнюю задумчивость. Даже торчащие усы не придавали ему обычного грозного и залихватского вида. — Знаете, Эрих, я тут прикинул по датам, стоящим на конверте.... Получается, что оно написано за три недели до сегодняшнего дня.

— Ваше величество, но мы не можем исключать, что игра русской разведки. Правда, пока не понятны ее цели.

— Об этом мы узнаем в течение трех-четырех следующих дней, после нашего наступления. Нам об этом дадут знать французы. Если они не в курсе этого послания, то...надо будет все тщательно обдумать.

— Вы хотите сказать, что это шаг русских к примирению?

— Как по-другому можно это истолковать?! Если это так, то французы запросят помощи у союзников и в первую очередь, у русских. Нам надо только подождать.

— Если я все правильно понимаю, ваше величество, то мне надо дать соответствующие указания нашей разведке.

— Вы правильно понимаете, Эрих. Сформулируйте задание как можно нейтральнее, чтобы нельзя было догадаться о его сути. Тут есть еще одна странность. Заметили?

— Попробую предположить, ваше величество. В письме нет шантажа и угроз. Кто-то, ничего не требуя взамен, сообщает нам, что произойдет в грядущем.

— Что вы думаете по этому поводу?

— Мне трудно что-либо сказать вам, ваше величество, так как мои сомнения насчет подобных предсказаний никуда не делись. Мне проще допустить, что наши планы, каким-то образом, оказались известны русским, но признать факт ясновидения.... Нет! Не могу!

Кайзер встал, прошелся по кабинету, потом остановился рядом с генералом.

— Эрих, мне нужно все знать об этом прорицателе. Результаты докладывать мне лично! Идите!

Генерал резко развернулся и зашагал к двери.

"Его голос. В нем чувствуется страх. Дьявол! А я? Что будет со мной, если это предсказание правдиво?!".