Реймунд Стург. Убийца. Лабиринт верности. Часть первая. Деньги правят миром

Ахайос 812 год от о.а.и.

Город вставал во всем блеске своего великолепия. В морских водах цвета крыла птицы счастья, густом и сочном ультрамарине, под горячим солнцем Экватора, овеваемый ветрами странствий и приключений, он отражался целиком. Чистый и прекрасный. Совсем не такой, каким был на самом деле. Это был город убийц и воров, продажных чиновников и честных пиратов, слабых законников и сильных негодяев.

Город, возвышавшийся над водой, окутанный легендами о крови и смерти, укрытый тысячелетним маревом грехов, войн, лжи, насилия, ненависти и страсти. Страсти к деньгам, к чужим страданиям, к подвигам, добыче и сомнительной славе.

Город, живший сам по себе — за многие века неоднократно переходивший от одних властей к другим, но никогда не склонявшийся ни перед одной из них.

Город, где правили Банды. Где каждая улица была полем боя, на котором сходились чьи-то амбиции, желания, страхи и стремления. Где люди, говорившие на сотне разных языков, сражались клинками, пистолетами, магией и колдовством, стремясь ухватить за хвост шальную мечту о далеком, жестоком счастье.

Город, где лучшие в мире воины и убийцы были лишь одними из многих. Где шпионы могущественных держав Запада, Востока, Севера и Юга сходились в тонкой игре плаща и кинжала, выстраивали хитроумные комбинации и думали, что правят миром, а их меж тем привычно дергали за ниточки умелые кукловоды. Город, где золото текло рекой, рассыпаясь по грязным переулкам и заваленным отбросами площадям, минуя сотнями умирающих в канавах нищих.

Город, где даже демоны и боги служили лишь орудием в амбициозных играх смертных, нелепо прожигающих свою жизнь на этих, наполненных смрадом многовековой неизбывности, улицах.

Город вставал из моря мрачно, обыденно просто. И единственным, что удерживало его от падения в морскую пучину под гнетом многочисленных грехов жителей, был вязкий туман ненависти, злобы, взаимных интересов, скорби, страха, сомнения в будущем и безумной надежды. Пестуя которую, обитатели этой клоаки мечтали, что когда-то их жизнь изменится к лучшему. Мечта длинною в сотню тысяч жизней, неисполнимая, но поддерживающая дух этого места так же крепко, как серые скалы поддерживали его плоть.

Новое начало.

Зеленые волны лениво бились о форштевень бригантины "Судьба моряка". Хлопанье парусов сменилось шелестом сматываемой ткани. Привычно скрипели мачты, фок чуть громче, чем обычно — расшатало в последнем шторме.

Палубу качало весьма умеренно, а потому можно было, невзирая на недовольное ворчание боцмана Марка Тровиолли — тучного и медлительного ригельвандца, — выбраться на корму и насладиться в должной мере букетом ароматов, изящно преподнесенным худшим из парфюмеров — огромным многолюдным портовым городом тропической полосы...

Так же можно было, наконец, рассмотреть через леса мачт и мельтешение птиц, не все из которых были просто безмозглыми пернатыми, приближавшийся город. Город, который должен был стать с одной стороны финальной точкой трехмесячного, до крайности утомительного морского путешествия, и с другой стороны началом новой, тонкой и весьма занимательной работы. "Рыба" знаменовала "дебют", излишне аморфная, но достаточно точная аллегория.

И не случайная, к слову. Почему-то капитан "Судьбы моряка", как уже было сказано, бригантины — неплохой, трехмачтовой торговой посудины грузоподъемностью 130 тонн, о 8 пушках, предпочитал всем прочим играм именно домино, причем предан был игре фанатично.

Так что вечерние партии в кают-компании, душной и пропитанной запахом черного табака, были, пожалуй, самыми яркими элементами воспоминаний пассажирской морской рутины последних трех месяцев.

То же, что ныне предстояло Реймунду Стургу, в наибольшей степени можно было бы назвать шахматной партией, не самой сложной, но весьма приятной.

Город вставал во всем блеске своего ничтожества, если более вежливо: во всем блеске бандитско-колониального стиля.

Порт — совершенно невероятных размеров стойбище для океанских и каботажных судов, более чем тридцати Экваториальных государств, и почти всех гигантов Южного Архипелага. На западе он был ограничен мощной цитаделью внешней обороны, прикрывающей город как с моря, так и с суши более чем тремя сотнями сорокафунтовых пушек, достаточно мощных, чтобы при метком залпе пустить на дно линейный корабль.

С востока порт был прикрыт много более скромным, чисто морским фортом, по совместительству являющимся таможней и портовым управлением. Это было нелепое пятиугольное здание из крупных серых глыб пористого камня с бойницами для шестидесяти морально устаревших чугунных, а то и железных бомбард, которые еле-еле могли бы отогнать средненького пирата.

Над обоими укреплениями, а так же над большой частью имевшихся в порту кораблей развевался кремового цвета флаг с тремя черными пиками — отмечавший власть неспокойного Шваркараса над этой грандиозной колониальной дырой.

Сам город шел на повышение — от порта с грязными, но добротными каменными причалами он поднимался к неблагополучным по виду припортовым кварталам — трущобам и складам по большей части. Из них ярко выделялись район с невысокой металлической оградкой, за которой ютились аккуратные мазаные домики с серовато-стальной черепицей; торговый район на востоке, отличавшийся величавостью купеческих контор и ветхой неприступностью торговых складов. А так же квартал неподалеку от западной цитадели — высотой стены и набором крепостных построек за ней он бросал вызов укреплению.

Далее виднелись лишь пики церквей и храмов, редкие башни и витые насесты, да в центральной части множество шпилей, дворцов и городских поместий немногочисленной, но богатой шваркарасской колониальной знати Ахайоса.

Нельзя было оставить вниманием еще два крайне интересных объекта архитектуры — небольшую пагоду в Восточной части, и массивные, высокие — не менее пятидесяти метров — башни черного камня, усаженные декоративными шипами и сложными флагами. Информаторы не врали, в городе и правда есть диаспора дракийцев.

Остальная же часть Ахайоса имеет существенно меньше причин быть упомянутой в данном отчетном описании. Как это ни прискорбно, она в наибольшей степени могла претендовать на звание среднее между руинами, трущобами и логовищами разнообразных деклассированных элементов, с которыми приличный человек, и уж тем более представитель уважаемого Международного Альянса, не мог иметь ровным счетом ничего общего.

Ну и напоследок можно вспомнить о том, что порт пестрел флагами зловещего и неоднозначного характера — от краснеющей обезьяньей задницы до расколотого ятаганом черепа. Пираты — один из самых ярких элементов, знаменующих степень морального разложения Ахайоса...

Что ж, и в грязи играют в шахматы...

Реймунд был обрадован и встревожен. После событий последнего задания ему очень нужно было новое дело. Новая цель. Новая возможность доказать себе и тем, кто наблюдает за ним, свою способность работать четко и чисто. А так же доказать ей. Доказать, что больше он не позволит ни обманывать себя, ни использовать. Однако, Экваториальный Архипелаг был для него новой, неизведанной доселе, игральной доской. Это был отличный вызов. И Реймунд готовился его принять, вспоминая и систематизируя в памяти все, что ему доводилось слышать о нравах, традициях, обществе, политике и войне своей новой охотничьей вотчины.

Библиотека Хранителей Знания. Колониальная политика Экваториального Архипелага.

Право Сильного.

Да все на самом деле весьма просто. Право сильного и больше ничего. Но кого-то сильным делает золото, кого-то штыки, кого-то страх. Так это все и получается: великие государства отбирают по праву сильного земли у туземных племен и анималистических рас. По налаженным торговым маршрутам отправляются на Экватор купцы, и пираты по праву сильного отбирают у них честно заработанные на чужой силе барыши. Великие державы по праву сильного загоняют туземцев и зверушек в рабство, и они тысячами дохнут на рудниках и плантациях, которые, к слову, организовывают на местах их бывших священных рощ и сакральных гор. Потом туземцы сбегают, сбиваются в ватаги или примыкают к пиратам и по праву сильного режут глотки работорговцам и насилуют дочерей плантаторов, а то и самих плантаторов, был такой обычай у одной особо злобной ватаги...

Впрочем, я не о том. Я говорю, что эта самая колониальная политика проста как три медяшки: метрополия посылает на Экватор самых злобных, изворотливых, хитрых и беспринципных сукиных детей, тех самых тварей, которые в противном случае очень быстро и совершенно неприбыльно украшают своими тушами тюрьмы и эшафоты любимой родины. В колониях они становятся губернаторами, графами и даже герцогами, генералами и адмиралами, и все от того, что чистый духом и не лишенный понятий о чести и достоинстве аристократ или патриций Шваркараса, Ригельвандо или Алмарской Империи, конечно, посчитает ниже своего достоинства гноить на плантациях несчастных зверушек. Так же он откажется, прикрывшись гуманизмом, вырезать туземные деревни и проводить акции устрашения, превращая целые километры джунглей в анатомические театры с развешанными по лианам кишками непокорных дикарей. Так же он не станет терпеть малярию и лихорадки, не захочет гнить в болотах, или заживо разваливаться от цинги на бортах океанских кораблей. И еще он, конечно, не станет обманывать колонистов обещаниями им рая на земле, завлекая их на перспективные колониальные предприятия, находящиеся на самых границах амиланиек, да-да, тех самых милых барышень, которые милостиво убивают порабощенных мужским гнетом женщин, а мужиков кастрируют и отправляют на самые мерзкие и тяжелые работы.

Зато этот самый благородный аристократ, или состоятельный гордый патриций всегда не прочь покушать шоколада, изредка любит посмотреть отчеты по баснословным прибылям от заморских своих кампаний, и, конечно же, обожает блюда с экзотическими специями под трубочку табачка, и лучше черного, того, на производстве, которого ежегодно дохнет до десяти тысяч туземцев. Все это благородные любят и ценят, а вот добывать не хотят. И потому придумывают Экваториальные Торговые Кампании, Экваториальные Штурмовые Корпуса, Экваториальный Патрульный Флот, сложные административные системы и прочие прелести, посредством которых паразиты мира большие используют подонков мира меньших для достижения своих нехитрых, но насущных интересов.

Тут, понимаешь ли, все просто — право сильного требует применения, но мало кто любит при этом пачкаться в крови. А вот из-за моря, за тысячи километров от зноя и рабской вони, почитывая отчеты управляющих и приказчиков, можно себе воображать, что ты несешь диким туземцам свет труда и блага цивилизации, дотягиваешь их, так сказать, до уровня своего величиях, позволяя прикоснуться к неведомому и запретному. А перегибы... За тысячи километров от места действия, когда не видишь забитых тощих издыхающих детей туземцев, или вываливающихся синюшных языков повешенных мятежников, то перегиб превращается в сухие цифры о потерях, о приходе и уходе, и, конечно же, легко забывается при взгляде на колонку прибылей.

И вот по причине того, что большая часть тех, кто прибывает в Экваториальный Архипелаг из благословенной Гольвадии, является, по сути, дерьмом, большая часть колониальных городов и выглядят, как гадюшник.

Эрвин "Потрошитель" пират. Капитан "Ветра перемен".

Глава 1. Деньги правят миром.

Ахайос 812 год от о.а.и.

"Иногда приходится работать, даже если не хочется. Даже если болезнь или банальная лень диктуют праздность, иногда приходится работать. Работа может быть трудной, может быть легкой, она может сочетать в себе множество элементов других работ, а может включать всего одно действие, но, вне зависимости от обстоятельств, есть всего два важных фактора любой работы — любишь ли ты ее и умеешь ли ты ее делать. При несоответствии любого из них стоит задуматься о смене профессии. Даже если ты крепостной. Вне зависимости от того, как тяжело сделать первый шаг навстречу не..."

Лодка качнулась на особо ретивой волне и ткнулась в зеленый камень причала, доски под ногами Реймунда противно скрипнули, и, удерживая равновесие, первый шаг навстречу неизвестности все-таки пришлось сделать. Под ногами оказалась не слишком чистая и на редкость скользкая твердь, официально считающаяся частью крупного колониального города Ахайос.

"Потрясающая нерадивость. Ни чиновника, ни стражников, приходи, бери город голыми руками, благо хоть корабли еще осматривают. И не удивительно, что тут ригельвандцы на шваркарасской службе — простор для взяток просто неимоверный. Привлекает торгашей, как сыр мышей... нет, крыс, жирных наглых крыс..."

— Сударь, купите часы, чистое серебро, великолепная чеканка, защита от кражи. — Уличный торговец был нагл, напорист и традиционно хамоват.

— Нет. — Становиться обладателем бесполезного краденого товара не хотелось.

— Прошу вас, не будьте так поспешны, всего три золотых, это даже дешевле себестоимости. — Что-то было крепко не так с этим прилипалой.

"Низкорослый, не хватает шести зубов, нос сломан не менее шести раз, но все равно слишком длинный. Пальцы тонкие, шустрые, глаза все время бегают, редингот, явно с чужого плеча, справа топорщится, там даже не нож — тесак. На пальце татуировка змей — аспид. Хреновая у часов была защита от кражи..."

Послышался легкий хруст, вернее даже щелчок, человек предлагавший часы моментально смешался с толпой, постаравшись оказаться как можно дальше за наименьшее время.

Его подельник или ученик, парень лет шестнадцати в легком жилете поверх давно нестиранной рубашки, потертых панталонах, рваных чулках и старых туфлях, недоуменно воззрился на сломанный палец.

"Черт, стоило сойти с корабля, как усрал, балбес, всю маскировку. Спасибо этому дому, хоть в другой иди, поправил, называется репутацию".

Глаза парня начали наполняться слезами.

— Сеньор Батилеззо, вы забыли свой рюкзак. По причалу вразвалку подходил матрос с "Удачи", неся увесистую сумку с тремя лямками из доброй кожи. Из сумки торчал тубус с телескопом, а с другой стороны призывом для мелких воришек болтался рукав шелковой сорочки.

"Два раза черт, впрочем, старшина Сольти весьма кстати"

Крепкая рука крокодильей хваткой вцепилась в кисть белокурого подростка.

— Запамятовал старина. Просто запамятовал. Благодарю вас. Так бы и ушел без инструментов. Премного благодарен. — Бывший пассажир рассеянно кивнул моряку.

Вторая рука взяла у матроса лямку рюкзака. Небрежным движением он оказался заброшен на левое плечо. В крупную волосатую лапу старшего матроса Сольти Игладиссо, балагура и пьяницы, перекочевала мелкая серебряная монета.

— Ах да, Сольти. — уже собираясь шагнуть, он притормозил, засеменив забавно ногами, и снова повернулся.

Матрос, с улыбкой собиравшийся идти обратно к лодке, насторожился. Было в голосе "синьора Батилеззо" что-то очень липкое. Намекавшее на временную невозможность отдать приказ матросам из лодки отдыхать и отправиться в ближайший кабак конвертировать серебро в кружечку холодного пивка, может даже с копченым угорьком.

— Капитан Леонардо говорил мне, что в последний шторм его малютка лишилась юнги. И нескольких матросов. Это прискорбно. Вот взгляни, кого я нашел, Сольти, — Рывком бывший пассажир поставил неудачливого воришку между собой и моряком.

Реймунд подмигнул. Старшему матросу с "Удачи моряка" еще никогда не доводилось видеть, как ему подмигивает кролик, неожиданно преобразившийся в питона.

— Да, синьор. — Сольти несколько ошарашено посмотрел на ревущего белобрысого парнишку, и подумал, что со сломанным пальцем особо по вантам не полазаешь.

— Чудно.

От неожиданного толчка мальчишка фактически влетел в объятья морского волка.

— Позаботься о его трудоустройстве, Сольти. И построже с ним. — "Сеньор Батиллезо" шутливо погрозил мальчишке кулаком.

Реймунд опять подмигнул. В руку моряка перекочевала золотая монета. Пятая часть его месячного жалования.

— А как его зовут? — пытаясь прийти в себя от неожиданного поворота, сморозил Сольти.

— Ума не приложу. Ну, придумай что-нибудь занятное, вы, моряки, мастера на такие дела.

Уже из-за плеча бросил удаляющийся пассажир "Удачи Моряка". На памяти старшего матроса этот нелюдимый, чудаковатый крепыш за все трехмесячное плаванье одновременно ни разу не произносил столько слов. И уж тем более от кого угодно, но только не от этого скряги ни разу, не игравшего по слухам с капитаном более чем на пять серебряков, можно было ожидать разжиться целым золотым. Сольти коротко взглянул на парня, судя по всему, одного из портовых воришек.

— Пойдем, шпана. Покажем тебе настоящее море.

От шока, от боли или от неожиданности ситуации, когда "лох" вдруг внезапно оказался проворным подонком, одним словом, Тимми, а именно так звали парня, даже не сопротивлялся, когда его под довольно обидные шуточки матросов сажали лодку. Так началась морская судьба пирата Тимми "Кровопийцы", но это уже совсем другая история.

"Мораль это непозволительная роскошь. Милосердие — путь к рабству. Такая же страсть, как похоть или жадность. Убийца не позволяет эмоциям поработить себя". Напомнил себе Реймунд чужие слова, что столь прочно всегда обеспечивали успокоение, став неотъемлемой частью его мыслей. И все же внутри что-то кольнуло. Жалость? Совесть? Несварение?

Блеск и величие портовой грязи.

"Ахайос порт. Шумное место"

И вправду, порт Ахайоса был весьма шумным и грязным местом. От причалов несся гомон — приезжие купцы ругались с грузчиками, грузчики материли мальчишек-посыльных, представители власти, немногочисленные и тихие, молчали. Где-то проститутка экспрессивно выражала свои эмоции касательно ригельвандкого торговца. Мужчина далеко не первой свежести отказался от сомнительных прелестей сорокалетней размалеванной барышни, пытавшейся нелепо закосить под малолетку. Где-то шестеро крысолюдов избивали нищего, просрочившего очередной платеж.

Представительство земного предбанника преисподней было весьма разнообразным. Порт был текуч, тягуч и многогранен, как драгоценный бриллиант, облитый из ночного горшка. И он был довольно четко поделен некими внутренними силами города.

Большая часть складов, ремонтных контор, нищенских ночлежек и дешевых развлекательных заведений заботливо охранялись суровыми громилами. Обычно гетербагами, минотаврами, носрогами, и лишь изредка людьми, как правило, мало уступающими размерами гетербагу. Они же следили за тем, чтоб клиенты не обижали носильщиков, грузчиков и посыльных порта.

Совершенно иные люди следили за причалами, где стояли легкие, оперенные косыми парусами каботажные тартаны. Серьезные, сдержанные или же наоборот веселые, но неизменно сосредоточенные, не убиравшие рук с рукоятей открыто висевших во множестве на перевязях ножей и сабель, благообразные смуглые мужи, все как один с орлиными носами и небольшими острыми или кудрявыми бородками. Одетые в черные или темно серые халаты, шаровары, туфли с высокими носами и неизменные чалмы, украшенные белыми перьями и черными драгоценными камнями. Это были хмааларцы, вернее представители хмааларских диаспор Ахайоса, которые крепко и надежно взяли под контроль контрабанду.

Портовым торговцам и разносчикам разнообразной снеди так же было нечего бояться. За их работой, чтоб она шла мирно и успешно, наблюдали причудливые собакоголовые — представители анималистических рас, кои сочетали в себе человеческое тело и собачьи головы, или же лишь некоторые элементы внешности, делавшие их похожими на собак. Они ходили по порту свободно и гордо, но, как и крысолюди, лишь большими группами не менее чем по 6-10 человек. Касаемо же крысолюдов, то они зорко следили за доходами нищих, правда, не всех.

Была особенная когорта тружеников протянутой руки и голодного взгляда, вторым как раз не обладающие — слепые нищие. С повязками на глазах и без оных, выставив на обозрение бельма, пустые глазницы, шрамы, они степенно расхаживали по порту, никем не останавливаемые, отрешенные. Благосклонно принимая пожертвования на вечную тьму в небольшие холщовые сумки, переброшенные через плечо.

Единственный, пожалуй, подвид портовой фауны, не имевший хозяина — это воры. Они шныряли по порту и одинаково срезали кошельки как у приезжих, так и у капитанов кораблей. Как у проституток, так и у подвыпивших матросов. Как у суровых гетербагов со злобными лицами, так и у осторожных крысюков со сморщенными носами. И даже слепые не представляли для них никаких табу. Равно так же неудачливые воры получали жестокое порицание со стороны всех жителей порта. Не так уж редко можно было, например, увидеть, как трехметровый мускулистый гетербаг отрывает руку неудачливому карманнику, и кровь несчастного струями льется на мостовую. Недолго впрочем, в человеческом теле не так много крови. Или слепой пронзает несчастного незрячим взором, и тот падает на грязную твердь, сотрясаясь в конвульсиях. Хмааларцы просто рубили пальцы, проявляя завидное милосердие. Что делали крысы, лучше не описывать.

Помимо воров еще более неприкаянными, нежеланными и неуместными здесь казались городские чиновники колониальных служб. Эти серые люди в поношенных камзолах, с пустыми глазами и пустыми карманами, опасливо теребящие свои латунные значки, указывавшие на принадлежность к портовому управлению или таможенной службе. Они шли к причалам, шарахаясь от каждой тени, вжимая головы в плечи и бросая испуганные взгляды на окружающий бедлам. Они прекрасно осознавали собственную никчемность, но иного места в мире, очевидно, найти не могли.

Схожее впечатление производили и городские стражники, в песочных или синих мундирах, вооруженные старыми, но надежными мушкетами, либо совсем молодые парни, либо уже пожилые мужчины. Они чувствовали собственную непричастность к происходящему, не испытывали страха, но и не приносили пользы. Впрочем, и им изредка находилось дело, в основном в области вымогания взяток у выглядящих максимально безопасными свежих гостей города.

А гости сходили с кораблей и устремлялись по большому портовому проспекту к разным районам Ахайоса. Были среди них пассажиры из метрополий Юга, были представители малых и анималистических рас — причудливые, иногда красивые, иногда страшные, но всегда очень необычные создания. Были обитатели колоний Экватора — эти держались спокойней, многие из них, как правило, прибывали в город не в первый раз. Имя им легион.

Но лишь один вид "гостей" порта, сходящих с многочисленных и пестрых кораблей вызывал у его обитателей уважительные взгляды и одобрительные приветствия — пираты. Многих рас и многих оттенков кожи, одетые эклектично и витиевато, вооруженные до зубов, загорелые, улыбчивые или мрачные, вернувшиеся с добычей или без нее. С новыми ранами и новыми историями, они устремлялись в свой квартал, что соседствовал с портом на севере. Они возвращались домой, или находили дом в этой формально колонии могучей Южной державы, уже многие сотни лет поддерживавшей неофициально каперство и откровенное пиратство.

Реймунд Стург выглядел в этой суетной толкотне нарочито неудобным. Не вписывающимся в пейзаж, не подходящим к декорациям. Вернее, так выглядел его нынешний образ Чителли Марио Батилеззо. Высокий, нескладный, небрежно, но дорого одетый, с огромной сумкой, из которой торчал переносной телескоп. Постоянно любопытно озирающийся по сторонам, рассеянно толкающий прохожих, но не замечающий этого. Вроде как завороженный портовым мельтешением, но совершенно чужой для этого места.

Такое впечатление производил Чителли, Реймунд же был вполне в своей тарелке, замечая поведение людей порта, прислушиваясь к разговорам, вычленяя особенности местной моды и стиля, отличавшего местных жителей от приезжих, он параллельно формировал у себя в голове картину ближайших действий:

"Цель — банкир из Торгового квартала города. Наверняка неплохо защищен, к тому же поддерживает хорошие отношения с сильными места сего. Несложно. Но, как известно, береженого смерть бережет. Для начала стоит озаботиться насущным, деньгами и жильем, потом перейти к образу. Дело не сложное, пять-шесть личин подойдут. Понадобится несколько домов, информаторы, актеры. Не забыть о защите от гадания, артефакты излишни, сойдет и использование нескольких имен, двойной образ на Батилеззо. Внешне рассеянный ученый, глубже — делец из метрополии, хитрый и расчетливый, приехал действительно по научным вопросам нетривиального характера. Внешне частное лицо. Глубже — работа на одну из государственных компаний, интересующихся особенными изысканиями. Примерно, плюс-минус еще несколько дополнительных легенд, чтоб не отследили".

Еще глубже, за деловыми, сухими и отрешенными мыслями, скрывалась гадливость. И почему-то восторженность. Этот город был нарывом, гнойной язвой, средоточием мерзости. Да, Реймунд был убийцей. Но убийцей без жестокости, без страстей и без злобы. Ремесленником. Мастером. И ему был глубоко противен этот гадюшник, полный моральных кадавров и всемогущих от безнаказанности подонков. И все же что-то, какая-то удивительная свобода, или специфический излом общественных норм города, привлекал убийцу. Привлекал, интриговал. Восхищал? Стург ждал — какой сюрприз преподнесет это внешне пропащее место?

Банкирское гостеприимство.

Торговый квартал разительно отличался от портового. Большей частью он был поделен меж представительствами различных торговых компаний, кумпанств, домов и объединений. Архитектурно весьма разнообразный, он был похож в одном — большая часть зданий представляла собой небольшие комплексные крепости. Иногда украшенные лепниной или колоннами, они все же были в первую очередь местами, где в неспокойном городе содержатся дорогие товары и серьезные суммы денег.

Даже многочисленные торговые склады скрывались за высокими стенами и крепкими воротами с надежной охраной из местных наемников. Что же до жилищ хоть сколько-то уважающих себя купцов, то они напоминали скорее замки, чем особняки или дома. Замки. которые очень хотели следовать современной архитектурной моде, но вынуждены были удовлетвориться лишь внешним лоском ввиду засилья вокруг варварства и стяжательства. Замки с душами вилл — трогательно.

Первой точкой остановки на сегодняшнем маршруте Реймунда, вернее Чителли, было довольно крупное здание из серого камня с облицовкой фасада редким синим мрамором, скрытое за каменной оградой в два человеческих роста. Массивные металлические ворота были приветливо распахнуты навстречу новым клиентам заведения. Чего впрочем, нельзя было сказать об охраннике — здоровенном гетербаге в кожаной куртке с заклепками, туго стянутой двумя ремнями от ножен массивных тесаков, крепившихся за спиной. Его лицо говорило скорее "проходите, олухи, эти человеческие отбросы ждут, не дождутся вас обворовать". Месье, точнее сеньор Чителли знал, как общаться с подобными оборванцами:

— Добрый день уважаемый. Это ведь банк Шваркарасской Торговой компании Де Тировьен? — голос был рассеянно-приветливым.

— А? — Заметно, что охранник не привык, когда к нему обращаются с вопросами.

— Я, уважаемый, сеньор Чителли Марио Батилеззо. У меня в этом банке открыт счет. Прошу вас немедленно доложить вашему начальству о моем прибытии. — Улыбка была застенчивой, с робкой попыткой выглядеть надменной.

— Да пошел ты! — возмутился гигант. — Иди сам докладывай, понабежали тут, дерьмо южное.

Гетербаг посторонился. Именно это и требовалось Чителли. Но вот зарплаты мажордома этому охраннику точно никогда не видать.

Не удостоив ответом хамоватого стража, сеньор Батилеззо прошествовал в банк. За резными дверьми с инкрустацией черного дерева его встретило прохладное, изящно обставленное помещение холла. Высокие потолки с росписью и хрупкая на вид мебель из мягких сортов дерева с травлеными гербами банка и торговой компании (лев с секирой охраняет сундук с золотом) выдавали явные и не скрываемые шваркарасские корни заведения.

Еще одним ярким культурным элементом, привитым этим южным государством, был секретарь, поднявшийся из-за стола, скромно притулившегося в небольшом алькове в глубине холла, навстречу клиенту. Симпатичная светловолосая девушка в платье с кружевами, корсетом и изрядным вырезом, приветливо улыбнулась Чителли. Видимо это должно было стать наградой за встречу с гетербагом при входе:

— Добро пожаловать в банк Де Тировьен! Чем я могу помочь вам, месье? — голос был приятным, но несколько более низким и хриплым, чем следовало.

— Меня зовут Чителли Марио Батилеззо. — подходя ближе и целуя руку девушке, произнес лжечителли, — Об этом я уже сообщил вашему беспардонному бугаю на входе. И позже потребую примерного наказания для этого создания. Мне назначено. У вас открыт мой счет. На приличную, хочу заметить сумму.

Остальное произошло примерно, так как и планировал Реймунд. Возможно, даже несколько более гладко, чем ожидалось. Сеньора Чителло даже напоили приятным крепким кофе с нежными пирожными, пока он ожидал управляющего банка.

Сей субъект был более всего похож на завсегдатая шваркарасских поэтических салонов, а голосом напоминал матерого хмааларского евнуха. В целом производил весьма грустное впечатление, но наверняка считал себя неотразимым. Картина дополнялась тем, что он ежесекундно почесывал голову и шею, длинный напудренный парик явно кишел вшами.

Сеньору Чителло были принесены извинения, ибо деньги, уведомление о скором прибытии которых было получено, так и не поступили на счет, возможно, задерживался корабль, а нынешних свободных банковских ресурсов было недостаточно для покрытия столь крупной суммы.

Месье де Шаньси, так звали управляющего, посоветовал сеньору Чителло приличную гостиницу в правительственном квартале и пообещал сообщить, как только деньги поступят в банк.

В свою очередь Батилеззо попросил управляющего войти в его положение, весьма щекотливое, деньги были нужны ему не немедленно, но чем скорее, тем лучше, а его работа подразумевала обширные расходы. Потому сеньор Чителло просил месье де Шаньси умалчивать об отсутствии денег. А при запросах со стороны третьих лиц сообщать, что деньги на счету. Просто не улажены все формальности касательно их перевода ввиду различий в колониальном и базовом шваркарасском финансовом законодательствах. За что месье Чителло сулил серьезную благодарность сразу по прибытии денег.

Получив утвердительное обещание поддержать просьбу сеньора Батилеззо, Реймунд покинул банк. Полностью уверенный в том, что каждый достаточно настойчивый желающий будет очень скоро уведомлен о временном банкротстве сеньора Чителло. Что и требовалось.

"Однако солидное место, архитектура кукольная, охранник, хоть и гетербаг но всего один, а внутренней не наберется и полудюжины, прятаться ребятки не умеют, духи не скрывают перегар. Кто им покровительствует? Одна из банд? Тайная канцелярия? Мой "клиент"? Во всяком случае, кто-то подобный".

Это был первый раз, когда образ расхлябанного, двуличного, чудаковатого Чителло начал нравиться Реймунду. Ученый был шкатулкой с двойным дном, резко контрастирующей с городом и его нравами. Управляющий был удивлен, что этот недотепа сумел добраться из порта до банка целым. Образ давал эффект неожиданности. Очень положительная черта. К тому же Стург отдыхал на Батилеззо душой. В этом городе быть суровым казалось слишком банальным.

Они оба — ученый и управляющий банка, были белыми воронами, которых изредка забрасывает на экватор вместе с потоком серой дряни. Иногда они устраиваются, выживают, мимикрируют и приспосабливаются. Чаще — дохнут. С кривой ухмылкой (исключительно про себя) Реймунд вспомнил письмо, персонаж которого был похож на де Шаньси.

Библиотека Хранителей Знания. Колониальная политика Экваториального Архипелага.

Незавершенное письмо.

Дорогая сестра ты себе и представить не можешь, что здесь творится!

Совсем не такого я ожидал от увеселительной, по словам отца, поездки на Экватор! Он говорил: "Поезжай сын мой, развейся, попробуй экзотических фруктов, посмотри мир, узри лазурь жарких морей, а заодно присмотри за парочкой предприятий, ничего сложного, просто мне показалось управитель табачной плантации что-то замалчивает...".

Фрукты! Фрукты черти его дери, он ничего не говорил о том, что от этих "экзотических фруктов" бывает аллергия, а некоторые даже ядовиты! Ты не представляешь, я две недели провалялся в кровати, меня всего раздуло, кожа стала цветом почти как те фрукты! Фиолетовой! А волосы, мои прекрасные волосы, я думал что облысею, благо управителю Жерому довелось найти какого-то анималистического шамана. Этот забавный карлик — выглядел как смесь человека и лягушки, но от аллергии меня избавил.

Посмотри мир, ага, как же, я не увидел ничего кроме пыльных малярийных городишек, убогих плантаций, и джунглей, джунглей, мать их так! Прошу простить мой ригельвандский, там водятся такие твари... брр... Я сам видел тело одного из патрульных нашей табачной плантации, ему откусили голову!!! Жена опознала беднягу по обручальному кольцу — дешевой такой медяшке, видимо, поэтому его и не украли сослуживцы.

Это отдельная тема — большая часть охранников нашей плантации, это такие рожи, встреть я их на улице в Люзеции или Морпаньяке, я бы наверно развернулся и пошел бы в противоположную сторону! По ним не то, что веревка плачет, их даже в морскую пехоту не возьмут. Есть даже два гетербага, и один тигрин, те самые создания, похожие на гибрид хищной крупной кошки и человека.

Лазурь жарких морей. Сопровождается качкой, морской болезнью, ежеминутным страхом увидеть на горизонте паруса пиратов, или хуже того амиланиек! Слухи, ходившие о них в Шваркарасе, подтвердились сполна — это не шутка, это и правда женщины, которые сожительствуют друг с другом, а мужчин кастрируют, не понимаю, почему их до сих пор не перебили... Впрочем, твоей подруге Жозефине они бы очевидно понравились. Так помимо того из этих морей так и лезут порождения хаоса, да да хаоса, я столько тут наслушался, что и близко к берегу подойти боюсь, ума не приложу, как поплыву обратно.

Ну, благо хоть с предприятиями все в порядке, по крайней мере, месье Жером — это довольно приятный обходительный молодой человек, вполне привлекательный, к слову, брюнет чуть за двадцать, и очень образованный. Прекрасно разбирается в бухгалтерии, экономике, и прочих таких вещах, я как взглянул в его книги, так там черт ногу сломит, а он разбирается.

И кухня отменная, выше всяческих похвал и по всем правилам этикета, даже вымуштрованная прислуга, прямиком из Шваркараса, все на подобающем уровне. А развлечения какие, игры, приемы, тут есть с кем пообщаться молодому аристократу, как ни странно. Есть тут еще несколько несчастных, которых тоже родители спровадили. А так же карты, театр, азартные игры, фехтование, и прочая. Так до сих пор и не нашел времени осмотреть склады. Впрочем, оно и к лучшему, там так воняет...

А пару дней назад, представляешь, проснулся около десяти часов, весьма рано доложу тебе. Да еще по такому грустному поводу — пороли беглого. Эта обезьянообразная тварь так визжала! И так долго, не менее часа, потом затихла. Но прерывать экзекуцию я не стал, все же это очень важно показывать туземцам кто тут главный. А как иначе привить дисциплину, как не телесными наказаниями? Языка-то они не понимают, да и вообще с мозгами туго.

Еще через день приходил тот самый шаман, который меня вылечил, как он только прошел через охрану, не представляю. Он долго что-то лепетал, махал руками, квакал, слюной меня забрызгал, и это на новый камзол! Из его слов по шваркарасски я понял только слова дочь и силой, еще что-то там было про беспредел, свободу, помощь и обязательства. Приказал вывести и отпустить обратно в джунгли, предварительно выпоров, должны же быть какие-то понятия о приличиях и субординации.

Позже от Жерома узнал, что, оказывается, дочь этого шамана, забрали на плантацию, как он сказал временно — только на уборку, рук не хватает. Ну, ничего страшного, пусть девочка приучается к труду.

А сегодня весь день было как-то очень шумно, кажется, я даже слышал выстрелы, ну или может быть салют или иллюминация, впрочем, странно — иллюминация днем. Шум постепенно приближался, потом стих. Минут двадцать назад заходил Жером, сказал, что уедет на несколько дней — финансовые вопросы в городе, ну не думаю что это что-то проблемное, так что с ним я не поехал. Правда он сказал, что всего на пару дней, а взял большой сундук и повозку. Ну, пусть его. А еще куда-то девалась часть охраны...

Недописанное письмо Виктора де Лери его сестре Софии. Около 12 орналика 803.

Не стареют душой ветераны.

Затем было место повеселее. Мрачный закоулок меж двумя шикарными особняками-замками, обшарпанный домишко из грубого нетесаного камня, узкие окошки с тусклой слюдой, и неприметная дверь из подгнившего дуба.

— Приветствую.

В своем собственном образе Реймунд мог позволить себе быть немногословным.

Обрюзгший, невзрачно и просто одетый мужик лет сорока может пятидесяти на вид, неприязненно посмотрел на визитера.

Пусть небрежно, но достаточно богато одетый посетитель выглядел оскорблением для темной комнаты, где едва могли развернуться меж гор рухляди два тощих карлика. А с потолка свисала паутина и слизь такого размера, что меж нее приходилось проталкиваться, рискуя если не завязнуть, то по крайней мере неизбежно и навсегда испачкать свою одежду до совершенно невыносимого состояния.

Хозяин домишки кивнул, не вставая из-за небольшого приземистого прилавка на котором лежала раскрытая книга, стояли свеча и чашка горячего чая.

— Приступим. — Реймунд и далее был немногословен.

Удар должен был своротить челюсть соперника и припечатать его о стену за спиной. Точный выверенный хук левой рукой. Однако в результате Стург был вынужден лишь сам отпрянуть, едва не споткнувшись о заплесневелую деревянную куклу, случившуюся под ногами.

Чай был горячим и наверняка сладким, большая его часть благо не попала в глаза, что непременно сразу бы свело бой к поражению гостя.

Следующим предметом, от которого Реймунд так же сумел уклониться лишь частично, было блюдце, откуда стекал горячий воск со свечи. Он по большей части попал на одежду и кое-где повис ненадолго белыми сосульками.

Перейти в наступление позволил момент, когда хозяин помещения начал довольно бережно, но быстро убирать со стойки книгу, это оказалась "Политическая экономия" Марио Медини.

Метать в живую цель тяжелые предметы с расстояния в полтора метра это легкая и приятная забава. Однако жирный паразит легко уклонился от рюкзака, а в следующий момент он уже оказался на груде рухляди чуть выше и левее места, где сидел. Цепко держа при этом доску стойки, как довольно опасное и неудобное на таком пространстве для противника оружия.

Выхода особо не было, подставив под удар левую руку Реймунд попытался правой пробить врага в живот. Ну что ж один-один — рука неприятно хрустнула, но и враг отшатнулся от крепкого удара в пузо, ну кто мог подумать, что у него под жиром мышцы.

Следующий взмах доской должен был непременно повергнуть Реймунда, однако он-таки споткнулся на чем-то, подозрительно напоминавшем гнилую человеческую конечность, и упал за секунду до того как доска снесла бы ему башку.

Упав, боец успел сильно пнуть противника в колено, но желанного треска ноги он так и не услышал. Видимо, виной тому была неудачная позиция и неверный расчет дистанции до удара, — жирдяй по прежнему находился на куче хлама, то есть, чуть выше уровня, на котором был Стург. По возможности быстро оценив ситуацию, Реймунд поднял вперед руки и хрипло произнес:

— Сдаюсь.

Хозяин дома, пока его гость поднимался, приладил на место доску стойки и плюхнулся обратно в порядком подержанное кресло с многократно пробитой обивкой.

"Победить ростовщика шанс был, но минимальный, впрочем, проще плюнуть Единому в морду. Он на своей территории и наверняка знает все каверзы своего гадюшника, дома и стены помогают, и потом ветеран, опыт. Опыт. Надеюсь, он не всегда сопровождается необходимостью сидеть в гнилой яме на золотых горах".

— Знак. Письма. Подтверждение заказа. — Реймунд протянул шустрому толстяку плотный пакет черной кожи, — тот тут же исчез за импровизированным прилавком.

— Знак получишь после отчета о распределении финансов. — Голос "ростовщика" был прокуренным, но чистым, хоть в опере выступай провинциальной, хороший такой баритон.

— Двести пятьдесят тысяч, плюс тридцать личных.

Памятная доска стояла, как оказалось при ближайшем рассмотрении, на двух пухлых бочонках, когда то из-под сельди или сала. Не говоря ни слова, толстяк извлек из бокового отверстия в одном из них пачку бумаг средней степени потертости.

— На предъявителя, алмарские, ригельвандские, антарские. Смотри, не потеряй, затертые конечно, но береженого пуля не имет. — Ветеран передвинул векселя по стойке.

— Антарские? — Стург приподнял левую бровь, демонстрируя сомнение.

— Да. На экваторе довольно ходкие — лучшая магическая защита. — Пожал плечами толстяк.

— Какая еще защита, если на предъявителя? — заметил Реймунд скептически.

— Украсть все равно нельзя. Умничать будешь в другом месте, — хозяин домика начал раскуривать длинную тонкую трубку от свежезажженой свечи.

— Одежда? — не без содрогания осматривая комнату, спросил агент.

— Сундук, позади тебя, за гобеленом. — Ответил флегматично бывший агент.

За старым потертым гобеленом, порядком плесневелым и ветхим, обнаружился так же довольно невзрачный сундук. В сундуке нашлось новое облачение для Реймунда, менее качественное, но более строгое — камзол и кафтан серого сукна, городские туфли с металлическими пряжками, треуголка без плюмажа, порядком поредевший парик, перчатки, бриджи с латунными застежками, грязноватые чулки, рубашка с рюшами.

После смены облика Реймунд стал выглядеть как горожанин средней руки, или доверенный слуга небогатого, но внимательного хозяина. В таком виде оставив пожитки у "ростовщика" он отправился далее по своим сегодняшним делам. На ходу же он позволил себе подумать что, пожалуй, система защиты Альянса от мошенников уже несколько устарела — из четырех ступеней эффективной остается только личный знак.

Остальное — письма с подтверждением персоны от знакомого с ростовщиком местности агента. Документы о подтверждении нового заказа. Наконец, поединок с отставным ветераном организации, который должен подтвердить, что пришедший к "ростовщику" на самом деле воспитанник Альянса, обученный в нем и владеющий приемами.

Эти методы уже устарели, многовато стало хороших специалистов в подделке документов, а боевые техники Альянса, в идеале рассчитанные на принцип "один удар — один труп", уже полвека как утекли на сторону, благодаря росту количества ренегатов. Скоро придется придумывать что-то новое.

Международный Альянс, не только по мнению Реймунда, как его агента, но и общепризнанно (в очень узких, знающих кругах), являлся лучшей организацией наемных убийц, не зависевшей ни от кого и ни от чего.

Его сотрудники работали почти автономно, при ограниченной помощи сети информаторов и "ростовщиков", по всему миру, эффективно уничтожая цели, жизнь которых шла много больше, чем на вес золота.

Конечно же, при такой работе вопросы конспирации, маскировки и многоступенчатых проверок личности, были очень важны для Альянса. К тому же очень немногие агенты знали друг друга в лицо. Что уж тут говорить о сотрудниках вспомогательных служб. В общем, размышления Реймунда были не лишены объективных оснований для тревоги.

Многоликий Реймунд.

Последующие четыре часа прошли интересно, но несколько однообразно. Одной из важнейших задач Реймунда была защита от гадания. Особенно актуальным данный вопрос становился в городе, где, как ему довелось узнать, существовал квартал Мистиков — по сути огромный, густонаселенный район, где каждый третий обитатель был обучен тем или иным действенным методам гадания, предсказания, прозрения и тому подобным фокусам.

Гадательные практики это довольно широкий набор методов "для ленивых" позволяющих пусть неточно, но весьма просто получить информацию об интересующем вопросе, или объектесубъекте. Они варьировались от довольно распространенных — типа гадания по таро или даже простым картам, так и до сложных типа гаруспиции — гадания по внутренностям живых существ, иногда разумных.

Наиболее проблематичным для защиты от оных были гадания при помощи "мистических сил" — нежити, например духов умерших, нечисти — например, городских домовых, природных духов, например, весьма осведомленных сильфов. Для защиты от всех возможных, даже просто наиболее распространенных видов гадания, пришлось бы носить на себе целую кучу различных оберегов и амулетов, общим весом с хороший доспех.

Альянс обучал своих адептов справляться с гаданием несколько иным образом. Дело в том, что гадание, так или иначе, базируется на мистической связи человека с миром. Конечно же, имеется в виду именно гадание на человека.

Таковыми связями можно назвать: во-первых имя, для того чтобы по нему гадать необходимо его знать, и тогда информацию можно получить весьма подробную.

Во-вторых "дух" — в данном случае имеется в виду гадательный термин подразумевающий самоидентификацию человека, проще же его собственное мнение о том, кем он является. Например, узнать, что Реймунд — убийца Альянса, можно, только если он сам будет в момент гадания, или в целом долгий период времени будет себя таковым считать. А поскольку в жизни все "общественные понятия" являются до той или иной степени умозрительной абстракцией, соответственно и состояние "духа" человека претерпевает изменения вместе с его самоощущением.

И наконец, тело — по волосу, крови, частичке кожи, личной вещи, соприкасавшейся с телом человека, можно получить множество важнейшей информации о нем.

Таким образом, профессионалов Альянса перед выходом в жизнь обучали, так или иначе, обеспечивать собственную безопасность от гадания. Имя никогда не разглашалось посторонним, а некоторые члены Альянса даже таскали за собой, или нанимали на местах актеров, или просто людей, бравших себе такое же имя, что очень осложняло работу гадателям.

С "духом" сложнее — так или иначе, профессионал Альянса это профессионал Альянса. Однако для решения этой проблемы был выработан и внедрен вот уже не первую сотню лет использующийся метод "медитативной имперсонации". Хороший специалист имел в своем "актерском арсенале" несколько "типовых личностей", в которые мог легко и быстро вживаться так глубоко, что определить его истинное состояние было почти невозможно.

Тело — тут все просто — постоянный маскарад, использование грима и париков (лучше всего из настоящих волос, недавно срезанных с человека), и, безусловно, доля внимания деталям. Простые правила: не проливать где попало кровь, носить перчатки и головные платки, чтоб не терять кожу и волосы, следить за выпадением ресниц и бровей и т.д. При должном опыте ничего сложного.

В общем, на протяжении четырех часов Реймунд занимался тем, что обеспечивал себе защиту от взора тех, кто пытается читать его судьбу. Под видом невзрачного горожанина он через банк средней руки снял себе квартиру в Квартале Оружейников города на имя Бертрана Челлини. Переодевшись у ростовщика, по прежнему тянувшего неспешно чай за чтением книги, он превратился в аристократа из Шваркараса Артура де Шампиньоне, получившего во владение по наследству особняк в Правительственном квартале города.

И наконец, брутальный пират Эдгар Канатоходец по малость помятому и чуть заляпанному темной, чуть пахнущей металлом жидкостью, но заверенному ригельвандским нотариусом, дарственному листу получил в свое владение халупу о четырех углах и соломенной крышей в Пиратском Квартале. Благо пираты с Клешни ахайосским пиратам друзьями не были.

Таким образом, были соблюдены правила структурной защиты от гадания. Гадающий на Реймунда, для того чтобы процесс увенчался успехом, должен был бы преодолеть, или отсеять информацию о трех дополнительных личностях, плюс личность Батилеззо, которую, в общем-то, и защищал Реймунд, вполне справедливо будучи уверенным в том, что до его основной сути добраться теперь весьма проблематично.

Все три роли, которые использовал Реймунд, имели собственную историю — Бертран Челлини — тридцати лет от роду выходец из Ригельвандской столицы Силенции, где он был чиновником невысокого ранга в Гильдии Кожевенников. Из-за скандала с участием дочери главы гильдии он около месяца назад прибыл на Клык — большой остров — владение Ригельвандо на Экваториальном Архипелаге. Затем с Клыка прибыл в Ахайос, о чем имеются путевые документы на пассажирской бригантине "Дочь султана", как впрочем, и выписки об увольнении из Гильдии Кожевенников и "дело о совращении" в жандармерии Силенции.

Артур де Шампиньоне — любимое амплуа Реймунда, он часто очень глубоко сживался с ним и всегда чувствовал себя в нем весьма комфортно — младший сын одного из Шваркарасских рыцарей, бретер, повеса и нищий. Прибыл в колонии после дуэли со старшим сыном графа Бартоломью де Тилетто Жозефом, с летальным концом и судебным преследованием. Реймунд и правда, прикончил Жозефа, во-первых для поддержания должного уровня правдивости образа, во вторых, потому что тот был насильником малолетних.

Ну а Эдгар Канатоходец — это пират с базы Клешня в Море Клыка, что лежит южнее Ахайоса. Его Реймунд прикончил во время короткой стоянки на Клешне по дороге в Ахайос, разжился его документами, и личностью. Не то, чтобы Эдгар был очень плохим человеком, но и плакать о нем никто не будет.

Уладив дело с домами и счетами, а так же обнаружив факт наступления второй половины дня, Реймунд в последний раз за сегодня отправился к ростовщику и оборотился в Чителло. Собираясь отправиться "засветиться" в гостиницу в Правительственном квартале, он поинтересовался у ветерана:

— Где лучше селиться?

— Есть три квартала — Наёмников, Оружейников и Черный рынок. Я бы остановился на первом — обширный, полный удобных переулков и тихих местечек, полон всяческой шпаны, но есть и серьезные люди — просто затеряться. У оружейников слишком прилизанно и живут в основном люди, связанные с профессией. А Черный Рынок это настоящий Хмааларский Хаос, можно не затеряться, а потеряться. Даже спецу.

Реймунд неодобрительно посмотрел на ветерана. Упоминание Хаоса, даже иносказательное было недопустимо без особых причин.

— Благодарю. Тогда наемники.

— Твой словарный запас меня просто поражает, парень. — Усмехнулся ростовщик.

Крысы и аристократы.

Сеньор Чителло, историю жизни которого нам еще предстоит узнать, выбрался из конторы и направился на каретную площадь торгового квартала. Дело в том, что карета, для человека, имевшего денег больше, чем на одну кружку пива с тараканами в портовой таверне, была универсальным и чуть ли не единственным средством комфортного и безопасного путешествия по городу.

Каждая банда свято хранила границы своих территорий от посягательств, выставляя самые настоящие кордоны и баррикады, посторонних пропускали лишь за плату и водили по территориям под конвоем. Конвой при этом не брезговал прирезать и ограбить желавшего прогуляться по владениям банды, если тот выглядел достаточно безобидно. На правительственные же территории доступ был сильно органичен в силу соображений безопасности.

Короче, по городу перемещаться было довольно проблематично. Компании же, владевшие каретами, имели взаимовыгодные договоры о свободе перемещений с бандами, часть из них бандам и принадлежала. Стоимость проезда в карете при этом варьировалась от месячного заработка крестьянина до стоимости дойной коровы, простите за сельскохозяйственное сравнение. Зато безопасно и быстро. А пешком по сложным меняющимся траекториям, от района к району, по городу из конца в конец можно было идти целый день. Ахайос был огромен.

На Каретной же Площади стоял с десяток конструкций, карету напоминавших весьма относительно. По большей части черные, обшитые шипованными листами металла, с зарешеченными или закрытыми проволокой окнами, запряженные могучими гунтерами, или ездовыми ящерами, эти кареты были весьма колоритным элементом городского пейзажа. Под стать им были и кучера — гетербаги, либо низшие дракийцы, реже люди, оснащенные эклектичными элементами доспехов, вооруженные пистолями, кнутами и тесаками. Они в ожидании клиентов толпились вокруг жаровен, где крикливые торговцы продавали свежее, плохо прожаренное ароматное мясо, или курили, облокотившись на высокие, почти с человеческий рост, колеса карет, массивные трубки с дорогим пахучим табаком.

Осмотрев ассортимент представленных извозчиков, сеньор Чителло в итоге выбрал невысокого одноглазого низшего дракийца — ящерообразного гуманоида в куртке из черной кожи и таких же штанах, на груди пистолеты, на поясе кацбальгер, сероватый гребень на спине и шее воинственно встопорщен. Он стоял возле красной кареты обшитой медью с крупными трехгранными шипами, запряженной четверкой гнедых мускулистых тяжеловозов с зашоренными глазами.

— Добрый день, любезный. — Поздоровался Чителло. — Мне нужно в Правительственный квартал.

— Дес-с-сять з-з-золотых. — шипяще произнес сквозь крупные острые зубы своей вараньей челюсти дракиец, и сплюнул под ноги Батилеззо комок красноватой слизи.

"Тварь страдает легочной инфекцией, — определил Реймунд, — запущенной, и курит при этом, низшие дракийцы безумно живучи. Спец, однако, одна рука на мече, но поза расслабленная, второй держится за сиденье кареты, одно движение и "в седле". Краем глаза держит лошадей. Хвостом вот только нервно лупит, значит волнуется. В чем-то я скосячил".

— Дам пятнадцать, если успеем за полчаса.

— Дес-с-сять, не меньше двух часссов. Далеко и через крыссс.

— Ну, тогда едем скорее, любезный, я спешу. — Сеньор Чителло бесцеремонно открыл дверцу и втиснулся вместе со своим объемным мешком в салон — весьма комфортный, с двумя противостоящими сиденьями, обшитыми красным бархатом, и внутренним багажным отделением в глубине задней части корпуса.

Ящер пожал плечами, захлопнул за Батилеззо дверцу, погрузив салон в полумрак света, проникающего через узкое зарешеченное окошко, укрытое шелковой занавеской, сам же и правда в одно движение вспрыгнул на козлы и, протяжно свиснув, заставил лошадей встрепенуться и мерно затрусить по булыжной мостовой площади.

Низший дракиец служил извозчиком уже довольно долго, без малого полжизни на козлах. Он видел разных пассажиров — людей, нелюдей, монстров, даже демонов. Его осторожность была профессиональной. Но в чем-то Реймунд был прав, подозревая ошибку. Уже давно ящер выучил правило — только самые опасные сукины дети могут в этом городе косить под безобидных растяп, оставаясь живыми. К счастью для убийцы, подобной наблюдательностью в Ахайосе могли похвастаться немногие.

Миновав вычурный и степенный район торговцев, карета выехала с каменной мостовой на крупную дорогу без какого-либо настила, вздымавшаяся клубами желтая пыль совершенно не попадала в карету. Реймунд отметил этот факт, очевидно, было наложено какое-то заклятье отталкивающее грязь, довольно дорогое, кстати, и наверняка требующее регулярного подновления.

Проехав метров сто мимо ветхих, деревянных, либо мазаных лачуг, карета остановилась возле импровизированного шлагбаума — здоровенной оглобли водруженной на две рогатины. Возле оной достопримечательности на небольшой, расчищенной в пыли, площадки трое крысолюдов играли в "ножички", по каким-то довольно сложным правилам на расчерченном поле. Еще двое поджарых, одетых в ржавые и явно с чужого плеча доспехи, крысюка стояли навытяжку, если этот термин применим к существам изначально горбатым, с выгнутой спиной, возле рогатин шлагбаума небрежно опираясь на короткие копья с "жестокими" наконечниками оснащенными крюками и пилой.

Главарь же этого кордона дремал под небольшим навесом из пальмовых листьев на рассохшемся кресле-качалке. Это был выдающийся представитель своего вида — жирная одноглазая крыса, одетая в порядком тертый и много раз латаный камзол, поверх которого были укреплены доспешные наплечники и нагрудник из бронзы. На голове он имел "конкистадорскую" каску — морион, а по спинке кресла свисал плащ совершенно неуместной багровой расцветки. Сидел жиробас неподалеку от "тотема банды" — в данном случае это был пятиметровый, блестящий от лака, столб, украшенный перьями и тут и там торчавшими длинными гвоздями.

Поверх лака тотем был расписан какими-то, то ли лозунгами, то ли заклинаниями, с вершины же его на поперечной рее свисал старый штандарт с изображением кажется крысиной челюсти, помимо штандарта с реи свисали на крюках, подвешенных к ржавым цепям, уже порядком усохшие на солнце, местами разложившиеся головы. Две человеческих, одна, судя по всему гетербагская, и голова псоглавца — головы были знаком как предостерегающим, так и статусным. Особенно Реймунду запомнилась одна из двух свежих человеческих голов. Судя по всему, голова женщины: лысый череп покрыт обильной татуировкой, от ноздрей к ушам, уже провисшим и потерявшим форму, тянулись латунные цепи, половина зубов в отвалившейся челюсти — золотые, вторая половина отсутствует, от бровей к подбородку так же идут цепи, язык отсутствует, одно веко срезано, еще, судя по всему, задолго до смерти. Зрелище специфическое.

"Кажется, крысюкам довелось завалить грешника, вернее грешницу. Об этом культе мне довелось слышать еще до того, как я начал собирать информацию об Ахайосе. Полные психи — носят вериги, цепи, крюки в телах, занимаются самобичеванием, и при этом каждый почти святой, неисповедимы пути Единого"

Жирный крысолюд мельком осмотрел карету, кивнул ящеру на козлах и дал знак в виде щелчка обрубленным на треть хвостом по земле, открывать. Стоявшие на часах крысюки споро убрали шлагбаум, и карета двинулась дальше.

Карета шла медленно — лошади с трудом выбирали себе дорогу по узкой "центральной" улице квартала Банды Крыс, просто заваленной мусором, отходами, а иногда и телами крысюков, некоторые из которых, разя перегаром, отползали из-под копыт, а некоторые уже начинали попахивать, но не представляли интереса даже для вездесущих чаек и воронов.

Чуть позже стало понятно почему. Реймунд увидел как на кучу отбросов возле полуразвалившейся двухэтажной халупы, заинтересовавшись, судя по всему собачьим трупов села крупная ворона. В тот же момент, со стремительностью, которая сделала бы честь даже самому Стургу, из темной, вонючей подворотни выскочил крысюк-подросток, схватил успевшую только коротко каркнуть ворону и, свернув шею начал жадно пожирать. Тут же из подворотни выскочило еще несколько мелких крысюков, они накинулись на удачливого охотника и начали вырывать фактически из пасти добычу. Завязалась гнуснейшая потасовка, с использованием приемов, которые не увидишь даже в драке двух портовых проституток за кошель с золотыми.

Похоже, грязь, нищета и отчаяние были характерным элементом жизни этого квартала. Карета ехала сквозь узкие улочки, заставленные разваливавшимися домами, самодельными палатками, местами землянками или некрупными шатрами.

Кое-где на уличных жаровнях готовили еду, которая пахла совершенно несъедобно, кое-где происходили стычки и драки. Но при этом по дороге встретились два массивных деревянных сарая в одном из которых громко трещали ткацкие станки, а из второго резко пахло рыбой и солью — суконный цех и заготовки рыбы, видимо, некоторые крысы все же могли заработать себе на жизнь.

Периодически попадались более целые каменные дома, довольно старые по большей части, на них краской или иногда грязью неумело были изображены различные эмблемы типа крысиного черепа или невнятного ножа — знаки ватаг. Банда была неоднородна — она состояла из множества, до той или иной степени лояльных главе банды, ватаг, владевших определенными территориями района, крышевавших местные производства и собиравших дань за защиту со всех, кто жил на их территории.

Крысы, состоявшие в ватагах, разительно отличались от большей части населения квартала — оборванной и глубоко несчастной. Бандиты были одеты броско и эклектично, часто несли на себе неполные доспехи, и вооружались чем только попало, ведь количество оружия определяло статус в банде.

Центр района создавал контраст с прочими его частями — геометрически правильные улицы с добротными деревянными домами, имевшими соломенные или черепичные крыши, с бумажными дверьми, что говорило о страхе, который внушали жители этих домов прочим крысам.

В центре стояла небольшая пагода с покатой крышей. По улицам ходили вполне прилично одетые степенные крысы, иногда появлялись воины главы банды — в добротных сегментарных доспехах, светлых одеждах, при пистолях, мечах, копьях или боевых посохах. Не смотря на внешний лоск именно крысюки, ходившие по центру квартала, производили впечатление самых опасных и опытных бойцов. Даже женщины-крысы тут были при оружии, которое явно носили не для красоты, и даже когда поливали дорогу перед домом водой, чтобы прибить пыль, они держали свои ножи и катары так, чтоб в одно мгновение пустить их в ход. Видно было, на чем держалась власть правителя банды.

"Пыль, хлам, отбросы. Как можно так жить. Кто вообще может так жить и уважать себя при этом. А те, что у пагоды — хороши, отборные твари. Головорезы с большой буквы. Наверняка и спят с клинками. И в доспехах. Подозревая угрозу от каждого вокруг. Безумный маленький мирок. И все же, я бы не вышел против трех, нет, шести таких крыс в одиночку. Кто бы мог подумать, такие бойцы, посреди такого хлама".

Грязь, нищета. Бедность на грани голодной смерти. За этими словами скрывалась сила. Крысы тысячелетиями жили в Ахайосе. Они всегда были бедны, они всегда использовались в городе для самых мерзких работ. С ними никогда никто не считался. Они страдали, жили и умирали в полном забвении. В условиях на грани смерти выживали только самые сильные. Из поколения в поколение лишь способные мириться с бесчеловечными условиями получали возможность, так сказать, природное право, продолжить род. Они были нужны городу, мусорщики, уборщики, санитары улиц. Их число росло. Неизбежны были изменения.

В один прекрасный день, благодаря приходу достойного лидера, или просто волей благосклонной истории, покровительствующей живучим, Крысы осознали, что их в городе чуть ли не больше, чем других рас. Они взяли оружие, сбились в ватаги и дали бой, тысячи погибли, выступая против более сильных, организованных, хорошо вооруженных банд. Тысячи погибли. Десятки тысяч выжили. Числом, живучестью, жестокостью, крысы отвоевали себе часть города. Отвоевали территорию. И право. Право ставить тотемы, право жить по своим законам, право угробить любого ублюдка, что посягнет на их свободу.

Крысы стали Бандой. Они усвоили кое-что из дракийской философии и воинских традиций воинов-лис Ли. Создали пагоду и тренировочные площадки во внутренней части квартала. Выработали методы подготовки бойцов. И свою слабость — жизнь в голоде и нищите, — превратили в силу. Для большинства ничего не изменилось — тяжкая работа, унижение, жизнь и смерть в забвении. Но в каждой крысе теперь жила мечта. Мечта быть сильнее, быстрее, хитрее прочих. Мечта встать под знамена банды. Носить оружие, повелевать слабыми. У каждого крысюка была возможность чего-то добиться в этом мире, из грязи выйти на белые плиты пагоды. И доказав свою силу, стать важной частью одной из сильнейших банд города.

Реймунд со смесью жалости и отвращения взирал на крысиное копошение вокруг. Он научился не испытывать сильных эмоций, без особой необходимости. Он держал зло этого мира, за пределами своей уязвимости. И все же даже будучи убийцей, он жалел об этих бессмысленно загубленных жизнях, жалел о том, что они могли бы сделать, но никогда не сделают. Жалел об их свободе. И наслаждался свободой собственной. Свободой цепного пса. Но все же большей, чем здесь. Будучи сторонним наблюдателем, на мгновение погрузившимся в этот кипящий страстью и отчаянием мир, он и не подозревал о том, что в уме, каждая из этих крыс была много свободнее убийцы Альянса.

Миновав второй кордон, карета довольно быстро выехала на щебенку, затем колеса загрохотали по добротному каменному настилу. Реймунд, выглянув в окно, понял, что контраст крысиного квартала с пагодой их правителя бледнеет рядом с контрастом крысиного квартала и Правительственных территорий.

Перед каретой вырастала стена высотой в четыре человеческих роста, на расстоянии ружейного выстрела (порядка 200-300 метров) на стене располагались мощные шестигранные башни с бойницами для четырехфунтовых кулеврин. За стеной же виднелся лес шпилей, башенок и минаретов, венчавших вычурные и помпезные дворцы, виллы и особняки района, где как в почетной осаде жила городская аристократия.

Карета остановилась у массивных окованных сталью и украшенных защитными усиливающими заклятьями ворот. Из стоявшей подле ворот караулки вышел невысокий худой капитан с изможденным лицом человека изнывающего от жары в песочной шерстяной форме Шваркарасских колониальных войск. На груди капитана — парня лет 20-25 — гордо болтались знаки различия за 5, 10 и 15 лет беспорочной службы.

Быстро проверив бумагу, поданную ящером, капитан махнул рукой солдатам на воротах, один из них пнул сапогом носрога-раба и носорогообразный гуманоид, втрое превосходивший солдата в размерах, покорно завертел цепной ворот.

"Рабство не в цепях", — Мрачно подумал Стург. "Рабство в уме. Там, за спиной, нищие крысы, каждая из которых стоит трех таких солдат и пожалуй восьми их капитанов. А этот носрог терпит. Интересно, юнец, ты хорошо спишь по ночам, зная о таком соседстве. Или тут можно жить лишь не задумываясь о таких вещах. Дисциплина никакая, вон там в углу двое храпят. Оружие изношенное. Обмундирование. Даже думать противно. Кого и от чего вы защищаете? На чем держится порядок в этом городе? Почему вы еще целы?"

На территории Правительственного квартала было на что посмотреть — прямые мощеные улицы, усаженные платанами, пальмами и эвкалиптами. Питьевые фонтанчики в виде рыб и птиц. Степенно прохаживающиеся с мушкетами на плечах бравые воины колониальных войск, в красивых песочных рединготах и треуголках. И, конечно же, цвет городского общества — вполне комфортно чувствующие себя здесь аристократы города и их благородные гости, одетые по пред предпоследней столичной моде.

Дамы с зонтами, в платьях из легкого шелка и вычурных шляпках, гуляли со всякой мелкой тварью типа болонок, в сопровождении слуг и компаньонок. Джентльмены в камзолах с золотым шитьем, с отличными шпагами на дорогих перевязях прохаживались, степенно общаясь, от одного престижного питейного заведения к другому, периодически затевая ссоры с другими прохожими при шпагах. В общем, общество не в пример занятнее того, что было в крысином районе.

"И все же не полные олухи. Внешний лоск — да. Но не более. Как держат клинки. Как смотрят по сторонам. Даже общаясь с этими красотками, ожидают удар. В Шваркарасе были бы соколами среди петухов. А тут мыши среди львов. Сравнение, все познается в нем".

Сам район состоял из множества занимавших довольно обширные территории особняков и вилл где предавались неге и безделью местные хозяева жизни. Здания были как старые, так и новые, здесь вполне можно было встретить почти классическую виллу с колоннадой и бассейном во внутренних помещениях, и так же просто можно было увидеть фактически небольшой замок с настоящими барбаканами и донжоном. Большая часть строений утопала в зелени садов и аллей — спасавших аристократию от вездесущей жары и ахайосской желтой пыли.

Не менее помпезно выглядели и местные общественные заведения — магазины, ресторации, гостиницы. К одной такой карета, повинуясь приказу сеньора Чителло, и подъехала.

Строгое здание, облицованное черным гранитом, щеголяло позолоченной вывеской с каллиграфией "Ла Ториньён". Это была та самая гостиница, которую порекомендовал Батилеззо шваркарасский евнух, маскировавшийся под управителя банка.

Расплатившись с ящером, Чителло отпустил карету и подобрался, чтоб не ударить в грязь лицом перед ливрейным лакеем, столь похожим на хорька, что Реймунд даже подумал, что тот сбежал из соседнего квартала. Субъект сей презрительно взирал на нового гостя с вершины небольшой лестницы, ведущей к двустворчатой двери из черного дерева. Когда Батилеззо поднялся наверх по скользким мраморным ступеням, лакей набрал в рот воздуха для того, чтобы сказать что-то очень важное и пафосное. Но его перебили:

— Лучшую комнату и полный пансион, любезный. — Величественно произнес гость, пару раз до этого успевший грохнуться на ступенях и чудом не расколовший телескоп.

— Ресепсионист прямо через зал, сударь, — чуть скривился лакей.

— Благодарю, любезный, — серебряная монета, чаевые для нищих, шлепнулась перед лакеем на ступеньку.

Чителло же уже входил в зал.

Номер удалось снять без особых сложностей — гостиница, где номер на неделю стоил, как годовой крестьянский заработок, вряд ли была бы переполнена даже в подобном помпезном районе.

Номер оказался на третьем этаже четырехэтажного здания. Он состоял из приемной, уборной, спальни, кабинета и трапезной. Окна выходили на сад, расположение дверей вполне позволяло при должной сноровке забаррикадировать их так, чтоб держать длительную осаду. Ванна была наполняемой вручную силами слуг гостиницы — это Реймунда вполне устраивало, ванные с водопроводом слишком легко можно было использовать, как надежный метод убийства ядом или кислотой, особенно магически.

К номеру была прикреплена служанка — миловидная девушка-метис с высокой грудью, осиной талией и зеленоватыми, окрашенными магией волосами, звали ее Регина. Сообщив Регине, что он желает отдохнуть и что беспокоить его до завтра ни к чему, Чителло попросил не допускать посетителей и не нарушать его покой до завтрашнего завтрака.

После чего запер дверь изнутри и, быстро переодевшись, выпрыгнул в окно сада, удостоверившись, что не попал ни в одну из ловушек, коими кишел сад — защита от воров. Батилеззо превратился в Энрике Кастальо — затянутого в скрипящую кожу, перепоясанного портупеями двух пистолетов, вооруженного морским палашом и парой кортиков, наемника чуть выше средней руки.

В таком виде он отправился в квартал наемников города. Благо, как туда добраться из Правительственного квартала, он знал. Время было позднее и следовало подумать о ночлеге. Пару раз Энрике был остановлен патрулями правительственного квартала за слишком воинственный вид. Один раз обошлось взяткой, второй раз пришлось дать в морду и наорать на проявлявшего излишнее служебное рвение шестнадцатилетнего патрульного.

Гордость и честь платных головорезов.

Миновав ворота правительственного квартала в юго-западной части, Энрике попал во вполне приличный район, пожалуй, с излишне извилистыми и узковатыми улочками, зато с добротными, без вычурности, каменными домами. Район пестрел заведениями питейного и игорного характера, кое-где встречались бордели и вполне зажиточные уличные путаны.

На многих крупных каменных домах пестрели знамена или были изображены краской эмблемы — штабы старых наемничьих отрядов. Реймунд узнал герб Арктура Бонаротти — кондотьера из Ригельвандо, недавно проведшего дерзкую операцию по захвату какого-то очень важного туземного посла, ехавшего в Шваркарас для принесения присяги Королю. В результате этого захвата, земли племени перешли к Ригельвандо.

Увидел герб Инессы "Стервы" — ножницы на золотом поле. Эта барышня, бившая с пятидесяти шагов белке в глаз из пистоля и фехтовавшая лучше любого бретера, возглавляла отряд из двух сотен головорезов обоих полов и занималась исключительно искоренением амиланиек, ибо справедливо в целом считала, что бабы, кастрирующие мужиков и сожительствующие друг с другом, милосердия не заслуживают, а платят за войну с ними весьма неплохо.

Еще он узнал знак фехтовальной школы ли Яо Кенсо — получеловека-полулисы, мастера катаны, обучающего специалистов ближнего боя с гуманистической философией не нанесения последнего удара.

Обитателями квартала, как легко можно было понять, были наемники — то есть профессиональные военные или воины, предоставляющие свои навыки за плату на контрактных условиях с, как правило, четко оговоренным сроком службы. От регулярных военных их отличал контракт, оговаривавший правила, по которым они служат, и при нарушении которых плюют нанимателю в морду и уходят с поля боя. От головорезов — наличие достаточно четких моральных ориентиров и высокий уровень профессионализма. От маньяков большую часть из них не отличало ничего.

В результате, по кварталу ходили достаточно вежливо общающиеся друг с другом мужчины и женщины с пистолетами в кобурах и шпагами на боку. Вежливость была необходима, ибо ее отсутствие вполне могло вести к драке и смерти одной из сторон "этикетного" конфликта.

Любые проблемы личного характера меж свободными наемниками тут решались просто — выхватывались клинки, следовал короткий поединок, и одна из сторон погибала либо признавала себя побежденной. Иногда вместо клинков шли пистолеты, изредка магия. Маги-наемники в Ахайосе были не редкостью, как и боевые монахи.

Если же конфликт происходил меж не рядовыми членами отрядов, то его развитие могло перерасти в массовое побоище затронутых сторон. Нечто приблизительно подобное и предстало Реймунду, вернее, Энрике, на небольшой площади, носившей название Колесцовой, прямо перед трактиром "Яйца Дрозда", в который и направлялся наемник.

Сначала Энрике услышал невнятный гул... Когда же он подошел ближе к месту действия, ему удалось расслышать оскорбления и угрозы, судя по всему взаимно выкрикиваемые двумя весьма серьезно настроенными группами живых существ, претендующих на то, чтобы так же считаться разумными. Решив удовлетворить свой интерес, Реймунд запрыгнул на карниз ближайшего дома и быстро перебрался на крышу, с которой в свою очередь он прыгнул на соседнее здание, где ему открылся неплохой обзор на место действия.

Колесцовая площадь была заполнена народом, судя по всему, разделенным на два враждебных лагеря — с одной стороны стояла весьма примечательная толпа, а скорее даже строй гетербагов. Высокие, мускулистые, по большей части наголо бритые, они были вооружены двуручным оружием, а несколько гигантов держало в руках без видимой трудности полуфунтовые и фунтовые вертлюжные пушки, приспособленные для стрельбы с рук. Всего их было около двадцати.

С другой стороны вполне дисциплинированно выстроилась коробка, состоявшая по большей части из людей, одетых в похожие "форменные" кожаные куртки, штаны из темной ткани, и широкополые шляпы. Приблизительно двадцать человек из коробки держали наготове длинные тяжелые копья и алебарды, около десятка было вооружено крупнокалиберными мушкетами и даже штуцерами, еще около дюжины были с пистолями и саблями.

Главари военных отрядов, временно оккупировавших площадь, сошлись в ее центре, возле фонтана, где мраморная девушка с одной отбитой рукой выливала воду в пузатую вазу бассейна.

Гетербагов возглавлял настоящий великан, невероятно широкий и не менее трех метров роста. Его лицо было страшно изуродовано набором рубленых и рваных шрамов, как будто кто-то остервенело рубил его по лицу не менее часа. Уши почти полностью оторваны, в обрубках висят простые стальные кольца. Гетербаг был обнажен до пояса, открывая наблюдателям могучий торс с анатомически вырисовывавшимися мускулами, покрытый татуировкой в виде сплетенных змей кусающих друг друга. На левой руке была намотана тяжелая цепь, похожая на якорную от небольшого брига. Правой он небрежно потрясал двуручной секирой не меньше двух пудов веса. И Реймунд был уверен, что пользоваться этим страшным оружием гетербаг умеет так же легко, как иной — шпагой, и почти так же быстро.

Напротив гиганта стоял достаточно невысокий статный ригельвандец с орлиным носом. В добротном колете, легком белом плаще, с двумя палашами на поясе и широкополой кремового цвета шляпе, он производил впечатление воплощенной горделивости и презрения.

Когда Реймунд оказался на крыше, эти двое уже заканчивали препираться. Суть спора состояла в том, что гетербаг обвинял ригельвандца в бесчестном поступке — а именно присвоении платы за их совместное задание, равной доле отряда самого гетербага, как он его называл "Ардрунг".

При этом вождь великанов говорил, что они сделали почти всю работу, а отряд "шлюхиного сына Батичелли" как он его называл, отсиживался якобы в кустах, в боевых действиях не участвуя. Ригельвандец пытался сохранять самообладание, но то, что он раздражен, было понятно хотя бы по тому, что отзывался он о себе в третьем лице. Звали его Марио Батичелли, и он, Марио Батичелли, спланировал всю операцию, он, Марио Батичелли, занял стратегическую позицию, и он, Марио Батичелли, обеспечил головорезам из "Ардрунга" надежный тыл. Иначе всю эту нескладную толпу уже давно перебили бы к чертям собачьим, и ему пришлось бы брать не половину, а всю награду за операцию. Так что "Ардрунг" должен быть ему безмерно благодарен. Гетербаг горячился, сыпал оскорблениями, орал.

Марио оставался спокоен и рассудителен, спор зацикливался и нарастал по экспоненте. В конце концов, оскорбления типа "выродок и недоносок" надоели Марио, и он решил показать гетербагу, как ругаются в Ригельвандо:

— Ты называешь Марио выродком?! Ты порочный плод союза горной козы и одинокого пастуха, замерзшего на перевале холодной ночью фиратонакреша! Ты называешь Марио недоноском, выкидыш старой ты проститутки, подобранный на помойке за борделем и воспитанный свиньями. Ты называешь Марио шлюхиным сыном?! Пожиратель опарышей, видавший женщину только с тыла, когда она в страхе убегала от твоей навозной хари. Ты смеешь оскорблять Марио? Проклятый адом, Пучинный плевок на лице мироздания. Так будешь ныне ты жрать ту землю, в кою уже к концу дня лягут твои зловонные останки, не извещенный о том, с какой стороны держаться за топор, ублюдочный бессловесный кусок гуано! Чтобы черти в преисподней использовали твой филейный мешок для оправления своих срамных нужд!

После подобной отповеди переговоры логично зашли в тупик.

Гетербаг взревел и обрушил на Батичелли топор, Марио не без труда уклонился и громко скомандовал своим войскам "Победа или Смерть!".

"Ааардрунг" — взревели в ответ гетербаги и ринулись на врага. Раздались хлопки выстрелов ручных пушек, четверо бойцов кондотьера упали, в ответ грянули мушкеты, сразив двоих гетербагов и ранив многих. Площадь была невелика, пространства для маневра не было, потому гигантам пришлось лезть прямо на копья, под пистолетными выстрелами врубаясь в терцию. Первая атака не принесла великанам удачи, тела четверых из них остались на копьях и алебардах, в ответ удалось захватить лишь двоих из мушкетеров кондотты. Однако следующий удар оказался много успешней — глава "Ардрунга" неестественно выгнулся, взвыл и чуть ли не вдвое увеличился в размерах, достигнув ростом крыш соседних домов. Гетербагский морф или гетербагское безумие, доступен почти всем из гетербагов, но правильно использовать его в бою умеют лишь немногие хорошие воины-гетербаги.

"Однако впечатляет. Редко доводится видеть такое зрелище. Еще и столь обыденно. В соседних домах наверняка спокойно попивают вино, мамаши кормят детей грудью, а старики пыхтят трубками, поглядывая в окошки с мыслями о шаловливой молодежи. Изумительный город. Однако эти ребята профи, как держат строй, как используют преимущества улицы. Интересно, старина Марио долго выбирал подходящую площадь? Гетербаги тоже не промах. Одно слово — наемники. Не линейная пехота. И у тех и у других за спиной победные кампании и горы трупов. Заканчивали бы только поскорее".

Проигнорировав четыре вонзившиеся в него пики, глава отряда грубой силой сломал строй противника и врубился в терцию, разя секирой отступающих наемников. Последовав его примеру, еще двое бойцов "Ардрунга" морфнулись, став не настолько крупными, как лидер, но все равно очень опасными врагами отряда Батичелли. Терция дрогнула и начала распадаться.

— Гранаааты! — раздалась в дыму и лязге команда Марио. В противника из задних рядов полетели пороховые гренады. Решение было не лучшим, — взрывами выбило окна в соседних домах и задело первые ряды кондотты, но гетербаги были отброшены.

Порядок стал восстанавливаться. Но главарь гетербагов все еще свирепствовал в центре построения, игнорируя удары клинков и выстрелы. Он неожиданно оказался возле Марио. Гнусно и нецветасто выругавшись, Батичелли ушел от удара, и метнул прямо в морду противника мешок пороха с зажженным фитилем. Гренада врезалась в лицо гетербага, отскочила и упала к ногам сражающихся. Глава "Ардрунга" успел полоснуть противника по груди краем секиры. Затем обоих отбросило взрывом. При этом гетербаг еще придавил одного из сержантов кондотты, падая.

Скоро бой пошел на убыль — отряды, понеся фактически равные потери — около двадцати пяти человек в кондотте и десятеро бойцов в "Ардрунге" — отступали, унося с собой раненных и контуженых главарей. Поле боя, в данном случае Колесцовая площадь, традиционно принадлежало мародерам...

"Потрясающий гимн бессмысленному насилию — два мудака поссорились, а умирают из-за этого их подчиненные". Ремунд, несмотря на радость от лицезрения эффектного зрелища, был несколько зол — его задевало любое насилие без значимых оснований. В определенном смысле, будучи умелым убийцей, он почитал такие действия непрофессиональными. Но соваться к военным, чья профессия имеет свои особенности, со своим уставом не стал. Усмехнувшись, подумал: "Выскочить между ними на площадь, воздеть руки к небу, заорать дурным голосом: "Что вы делаете дебилы?! Эти два мудака поссорились, пусть и дерутся. Поберегите шкуры! Одумайтесь! Вас жены-дети дома ждут! Ну-ну. Так жертвы только возрастут — не поймут-с. Придется отбиваться".

Мародеры, а также зеваки всех мастей, не замедлили явиться на место побоища. Всегда приятно посмотреть, когда бьют не тебя, да и разжиться в хозяйство пусть погнутым, но халявным клинком, многие не брезгуют. Отходившие наемники забрали тела раненных и убитых, так что мародерам пришлось довольствоваться лишь тем, что было брошено на мостовую при отступлении. Над площадью по-прежнему витал густой пороховой дым.

Едкий запах серы превращал место побоища в небольшой филиал ада. Представители властей или местных правоохранительных органов покамест не появлялись. Статуе фонтана отбило кувшин, и теперь вода выливалась из плеча безрукой девушки, делая ее похожей на тяжко раненую.

Тайны ветхих закоулков.

Таверна "Яйца Дрозда" немало пострадала, тут и там в серой стене чернели дыры и сколы от рикошетивших пуль. Окна полопались от взрывов. Матерящийся трактирщик — пузатый мужик с очень мускулистыми руками, покрытыми татуировками, осматривал урон от побоища, не стесняясь поминать всех родственников его участников до седьмого колена, а то и до предков-приматов разных видов включительно. Так же он ярко живописал о перспективах половых взаимоотношений гомосексуального характера и фетишистской направленности, которые предстояли членам кондотты и Ардрунга, если им доведется еще раз встретиться с трактирщиком.

У Реймунда, как назло, дело было именно к этому, явно очень расстроенному субъекту. Однако трогать его сейчас было бы неразумно и даже несуразно. Посему Энрике прошествовал в прохладный полумрак помещения трактира, миновав частично разбитую дверь с торчащим из нее метательным ножом. Внутри было достаточно прохладно, стоял с десяток неприбранных столов, на второй этаж вела шаткая винтовая лестница. Окинув взглядом немногочисленных, не вызывавших подозрений посетителей заведения, он сел за один из угловых столиков, с которого было видно дверь, лестницу, окна, стойку с дверью на кухню. Сел при этом так, чтоб от стены его отделяло расстояние не менее вытянутой руки. Самому Реймунду, и уж тем более любому гетербагу, было под силу пробить при необходимости глиняную стену и свернуть шею прислонившегося к ней человека.

Заказал пива у пышногрудой официантки с лицом человека, видевшего в этой жизни все, кроме козьего сада короля Шваркараса, и руками умелого армрестлера, семейная черта видимо. Пришлось ждать около часа, пока трактирщик успокоится и отправит прислугу за ремонтниками и стекольщиками.

Когда тот, наконец, вернулся за стойку и начал умиротворенно протирать грязноватым полотенцем откровенно грязные пивные кружки, Энрике дал ему знак подойти к его столу, и, чтобы привлечь внимание, выложил на деревянную, местами выщербленную поверхность оного золотую монету высокого достоинства.

— Чего надо? — поинтересовался не без интереса в нарочито безразличном голосе трактирщик.

"Для начала чистую кружку нормального пива", — подумал Реймунд. Затем взглядом указал трактирщику на соседний стул. Предвосхищая фразу типа "Ты мне в моих "Яйцах" еще указывать будешь, сучий кот!" он выложил на стол еще один золотой, случайно искупав его в лужице пива.

— Ну? — трактирщик сел.

— Йен Штальгросс?

— Точно так. — Голос трактирщика стал чуть дружелюбнее.

— Мне вас рекомендовал общий знакомый.

— Полагаю, спрашивать какой, не надо?

— Мне нужна комната. И рекомендация по одному важному делу. — Игнорировав подколку, продолжил Энрике.

— Комната есть. Как для тебя держал — на чердаке, отличный вид, низкий потолок, свежие клопы, добрые тараканы, в меру наглая моль. Зато скорпионы не заползают. Летучих мышей боятся. Или змей. Что за дело?

— Моему знакомому, недавно прибывшему в город по важному делу, требуется квартира. Квартира, которую держит надежный человек. В этом районе. Безопасная. Тихая. Неприметная.

— Еще что-то? — скривился славный малый Йен.

— Этот человек из Альянса. — Холодом не повеяло, темнее в помещении не стало, но все равно звучало несколько зловеще, ну например как упоминание о чуме... или о налоговом инспекторе.

Последовало напряженное молчание.

— Да, того самого. — Иногда Реймунда забавляла реакция осведомленных людей на упоминание Альянса. В общем-то, организация эта была не страшнее кирпича, упавшего на голову, а встреча с ней и того менее вероятна. Но все же человеческий страх — забавная штука.

Трактирщик сделал знак круга охраняющего. И, судя по всему, про себя вознес короткую молитву Богу-Защитнику.

— Есть такой. Но двух ригельдукатов за это маловато. — К его чести, голос у Йена не изменился.

На стол легли еще четыре крупных золотых монеты весом каждая не менее 10 грамм.

— Старик Артур. Сам живет по адресу улица Самуила Кацеронне 8, шестой дом от угла пересечения с Проспектом Кинжала. Никого более надежного не знаю.

— Благодарю. Что с комнатой для меня?

— Один такой кругляш в неделю.

— Договорились. Заплачу два, если перенесешь зоопарк из нее в другое место.

— И не мечтай, — ухмыльнулся щербатым ртом трактирщик.

"Уже второй раз за сегодня", — подумал Реймунд.

Монета легла на стол. Дополнив горку.

— И пусть меня как можно реже беспокоят.

— Хозяин барин. Скажу девочкам, что ты мужеложец. — Трактирщику доставляло искреннее удовольствие издеваться над этим сухим, суровым парнем, наверняка очень опасным, но не для Йена, а потому уязвимым для насмешек. Некоторые люди порой так и норовят потянуть аллигатора за хвост.

— Это было раз, — сказал Энрике.

— Можешь заселяться, — не обратил внимания Йен.

Реймунд отправился наверх сразу, как допил пиво. Комната и правда оказалась такой, как ее описал трактирщик — низкий чердачный потолок, паутина по углам, явно не действующий амулет от насекомых над небольшой деревянной кроватью и наполненные клопиными трупиками жестянки с маслом на ножках оной. Так же стол, свеча в подсвечнике, стул, гладильная доска, сундук и картинка умеренно эротического содержания на мифологическую тему. Жить можно. Осталось и отсюда смыться.

В данном случае Реймунд решил пренебречь принципами и просто воспользовался отводящим глаза амулетом. Подобные вещи нормально работают, только если сделаны хорошо, а те, кому нужно отвести глаза, достаточно сконцентрированы на чем-то еще.

Сейчас условия были соблюдены. Таверна, как-никак, к тому же пришедший стекольщик-тортильер (черепахообразный гуманоид) расколотил стекло и теперь ругался с Йеном, требуя возмещения и обвиняя во всем официантку, а девушка тем временем примеривалась к крепкой дубовой табуретке. Некоторые просто не умеют вовремя замолчать.

Реймунд достал небольшое позолоченное яблочко из внутреннего кармана куртки и, разломив его (яблоко оказалось полым внутри), убрал обратно в карман, активировав амулет на пятнадцать минут.

Беспрепятственно он вышел из трактира, никем не замеченный, и отправился на улицу Самуила Кацеронне. Оная улица оказалась далека от градостроительного шедевра — просто глухой закуток с мелкой дорожкой, посыпанной щебнем, вившейся меж двух-трех этажных домов. Дома, в основном, выходили на дорожку торцом и обладали таким интимным конструкционным элементом, как некрупные безыскусные арки, ведущие в уютные внутренние дворики с зелеными насаждениями, развешенным бельем, лавочками для местных бабушек — тех самых бабушек, которые до наступления поры морщин и ревматизма занимались, как минимум, полевой медициной, вытаскивая с поля боя тела, раскромсанные мечами и посеченные картечью, а как максимум командовали собственным отрядом головорезов, по большей части сложивших головы задолго до старости. В общем, дворики с собственным колоритом, где так приятно проводить детство в совершенно особенном замкнутом мирке тепла и соседской общности. Если повезет.

Шестой дом оказался желтым трехэтажным зданием, венчавшим конец улицы ближе к тупику. Миновав арку, где осели запахи щелока и кошачьей мочи, Реймунд оказался в дворике, вполне соответствовавшем предшествовавшему описанию — от двух невысоких тополей, росших по краям двора, протянулись веревки, на которых сушилось под тропическим солнцем белье, возле стен под внутренними окнами протянулись ряды грядок с зеленью и морковью, а чуть ближе ко входу со стороны арки были разбиты клумбы с гладиолусами и пионами.

Убийца вспомнил город за далеким морем, похожий дворик, вечернее солнце и лица мертвых. Родителей. Место было пронизано ностальгией.

На небольшой мраморной лесенке, ведущей к пошарканной подъездной двери, сидел старик, вырезавший что-то из куска мягкого дерева тонким узким перочинным ножиком. Из окна третьего этажа разносилась брань неприятного скрипучего женского голоса и периодические возражения неуверенным мужским басом, почему-то чуть шипящим.

Реймунд внимательнее взглянул на старика:

"Руки худые, пальцы тонкие, быстрые, хоть и страдает артритом, по правой руке татуировки: ножи, перевитые колючим терновником. Одет просто, но функционально — ни штаны, ни рубашка не мешают двигаться. Ремень из веревки можно быстро обратить в удавку. А ведь веревка-то шелковая. Ногти коротко острижены, только правый мизинец и левый большой пальцы с длинными ногтями. Оба татуированы текстом. Волосы коротко острижены, чтоб не падали на глаза. Хм, глаза — он сосредоточен на резьбе, но видит весь двор. Наверняка и меня заметил, поменял хват на ножике. Видимо, это и есть Артур".

— Жарко сегодня. — Реймунд подошел и присел на ступеньку рядом со стариком.

— Не жарче обычного, чуть более душно. — Старик коротко взглянул на гостя, потом на небо, продолжил резать.

— Ничего — скоро дожди, пыль прибьет, дышать станет легче. — золотистая стружка медленно упала в пыль, под ноги, пополнив сонм таких же, уже лежавших там.

— Много ты знаешь о тропических дождях, — усмехнулся Артур.

— Мало. Еще не приходилось бывать на Экваторе. — Согласился Реймунд.

— Неужели в Гольвадии тоже умеют тренировать таких, как ты? — Нож скользил мягко и плавно, выверенными, привычными движениями, создавая из дерева человеческую фигурку.

— Место не имеет значения, были бы учителя. — Пожал плечами агент.

— Молодой. Умный. Всезнающий. Место часто важнее учителя, да и учителя в нужном месте лучше работают. — Старик опять криво усмехнулся.

— Тебя, видимо, учили именно в таком. — Вопрос Реймунда был продиктован полноценным любопытством, а не только желанием поддержать беседу. Шпилька собеседника так же достигла цели — убийца сразу почувствовал себя неумелым мальчишкой, почему-то провинившимся.

— Меня не учили. Сам вырос... А лучше б учили. — Вздохнул Артур, сделав короткую паузу перед последней фразой.

Артур де Талавейра и вправду был самоучкой — начал свою карьеру в Ригельвандо, где в возрасте 12 лет вязальной спицей во сне заколол двух похитителей, рассчитывавших получить за него большой куш от его отца шваркарасского графа де Талавейра. Услышав рассказ о произошедшем от сына, которого воспитывал в духе гуманизма и человеколюбия, просвещенный отец — ректор университета — испытал столь сильное отвращение, что отослал сына к своему брату-плантатору на Экваторе. Так в далекой жаркой колонии началась жизнь убийцы Артура.

Плантацию брата отца сожгли и разграбили пираты. 13-летний Артур сумел прикинуться одним из рабов с плантации — благо был загорелым, и часто работая руками, нажил спасительные в данном случае мозоли. Опустим подробности жизни бывшего аристократа, а ныне юнги, на пиратском бриге "Пятно". Матросом он стал в 15, прикончив пирата, достававшего его на судне больше других. В 16 потерял при абордаже глаз, впал в ярость и зарубил четверых врагов до того момента, как его вырубили, к сожалению, одним из четверых оказался боцман с "Пятна", не слишком любимый Артуром и очень любимый за зверский характер капитаном.

Без особых вопросов парня высадили на туземном острове в цепи атоллов, населенных людоедами. С учетом бывших заслуг высадили с пистолем, саблей и запасом провизии. Около года он выживал на острове, воюя с каннибалами и малярией.

А через год на пиратской базе Клешня в Море Клыка объявился опытный и быстрый убийца, способный один справиться с десятком бойцов. Сначала он прикончил наиболее ненавистную часть команды "Пятна", а капитана завез на тот же остров и оставил. Затем он стал браться за платные миссии.

Он прожил долгую жизнь благодаря тому, что ничему в жизни не учился, кроме того, как убивать и как выживать. И каждый шестидесяти татуированных на его теле ножей — это успешно выполненное задание. А меч, татуированный на спине, — это жизнь колониального губернатора Шваркараса. Суммы, вырученной за это задание, хватило на магическое восстановление глаза. Губернатор был его братом, не отосланным отцом и сделавшим карьеру, но этого он никогда не узнал. Состарившись, Артур ушел на пенсию и стал домовладельцем.

— Мне нужна квартира. — Что-то, в этом старике, неспешно вырезавшем из дерева обнаженную красотку, вызывало у Стурга уважение. Еще сильнее — тревогу. И почему-то совсем немного — грусть.

— Я понял. Не торопись — спешить покамест некуда, едва восемь, закат. Время посидеть. Подумать. Повспоминать. Ты, например, что самое яркое в жизни помнишь. — Улыбнулся Артур подпорченными, но ровными зубами, на этот раз как-то по-доброму.

— Орла над шпилем Алмарской церкви. — Из галереи памяти всплыло еще одно мертвое лицо, лицо друга. И пустырь. И храм вдали.

— А я белизну зубов, на красной плоти.

— Каждому свое. Что насчет квартиры? — Агент опять пожал плечами, подавил настырную стерву-память, добавить особо ничего не выходило.

— Будет тебе квартира. Десять тысяч. В месяц. И никто никогда не узнает, где ты на самом деле обитаешь.

— Пусть так. Векселя берешь?

— Можно и векселя, ты меня не обманешь, — похоже, Артур любил много и по-разному улыбаться.

Артур проводил Реймунда до небольшого тупика, прилегавшего к стене, разделявшей квартал Наемников и оружейников. Тупик со всех сторон был скрыт слепыми стенами окрестных домов, пустых или малонаселенных. В одном из этих домов была заваленная хламом дверь, которая вела в полуподвальное помещение с небольшой ванной, кроватью, парой шкафов, сундуком, столом, двумя стульями и тонной пыли.

— Я думал, скрываться лучше у всех на виду. — Критически отнесся Реймунд к квартире. Ему тут же пришел на ум ветеран и его грязная конторка.

— Только если ты знаешь город. Через стену находится людная улица оружейного квартала. Думаю, лазаешь ты неплохо.

— Ну, тогда мне подходит. — "Похоже, я стану похожим на ростовщика раньше, чем хотелось бы", подумал агент.

— С новосельем. Извини, кошки не припас. — Артур развернулся и поплелся прочь от нового логова Реймунда.

Представление с трупом.

Реймунд опаздывал. Мимо мелькали мрачные громады вычурных крепостей одного из самых живописных районов города — квартала Воров. Каждый особняк и даже каждая хибара тут представляла собой шедевр фортификационного искусства и архитектурной выдумки.

Окна домов были забраны решетками, на стенах рассыпали битое стекло, гвозди, лезвия. Дорожки, ведущие к бронированным дверям, представляли собой цепь капканов, ловушек и ловчих ям. В ветвях аккуратных садиков таились силки, самострелы, магические гранаты с сонным или ядовитым газом. Артефактные птицы-конструкты, — выполненные из металла агрессивные создания с острыми, как копья, клювами и заточенными до бритвенного состояния крыльями, были на страже. А так же множество иных сюрпризов ждало неосторожного посетителя, или нерадивого грабителя.

Квартал воров жил по своим правилам — вершиной искусства для вора была способность украсть у коллеги, "ворон ворону" тут не работало совершенно. Зато и специалисты из квартала выходили непревзойденные. Конкуренция способствует прогрессу.

На улицах так же неоднократно можно было наблюдать такое зрелище — по улице идет богато одетый джентльмен с толстым кошельком на поясе, через секунду этот кошелек оказывается в цепких руках оборванца в сером плаще. Но уже в следующий момент оборванец получает пинка и удар изящной тростью по голове — кошелек оказывается в руках другого богато одетого джентльмена. Тот проходит, раскланиваясь с первым участником сценки, и его часы с бриллиантами служат достойной заменой потерявшему кошелек.

Воры были особенной, привилегированной кастой города. Не банда, фракция. Сообщество свободных профессионалов. Гильдия виртуозов. Каждый вор был сам себе на уме. И каждый стремился перещеголять всех прочих. В конце концов, это и называется конкуренция. Воры, их уникальные навыки, равная полезность для всех и принципиальная нейтральность, делали их незаменимым элементом городского пейзажа. Они, как и пираты, существовали на собственных правах, готовые их защищать, но не стремящиеся лезть в "городскую политику". Их интересовала лишь нажива и удовольствия. А глава их вычурного воровского сообщества был скорее ночным сторожем, одергивающим зарвавшихся и представляющих перед бандами редкую общую волю ловкачей. Вор был свободен, независим и отвечал только за себя. А потому среди них было мало слабаков и посредственностей.

Частная собственность тут ничего не значила, зато всем было весело. В своем районе воры старались не красть у гостей, для этого им был предоставлен целый город. А потому район славился так же своими развлечениями — борделями, театрами, казино и игорными домами, выставками картин и скульптуры и блистательными ювелирными лавками.

Именно в театр и направлялся сейчас Реймунд. На часах было около девяти, представление в Большом Театре Пронзенного Кошеля уже шло около часа. А еще на часах болталась бирочка "украдено". Успел же кто-то.

Сейчас Стург не скрывался, он был облачен в черный бархатный камзол, жилет из тонкого шелка с серебряными пуговицами, красную рубашку с кружевами. Высокие блестящие ботфорты, лосиные штаны, перчатки из замши. На голове у него удобно устроилась узкая изящная треуголка с павлиньим пером. Парика он предпочел не одевать, свои волосы были достаточно длинными и в меру ухоженными, хоть и пострадавшими после морского путешествия. Этот вид можно было бы назвать кричащим, или приметным, если бы большая часть зажиточных воров города не одевалась так же. Так что вполне удавалось оставаться достаточно незаметным в толпе. Собственная внешность Реймунда — хоть и была приметной, удачно оттенялась треуголкой и бесстрастным выражением, специально натренированной миной, не вызывавшей интерес даже к более красивому лицу.

Театр представлял собой круглое здание, доставшееся городу еще от периода Эллумисского владычества. Идущие ступенями, выстроившиеся полукругом зрительские места располагались под открытым небом. Сцена была укрыта каменной раковиной, способствовавшей лучшей акустике, и могла вместить до сотни актеров одновременно.

В театр Реймунда привел не праздный интерес, а дела рабочие. Ему нужны были актеры на роли его амплуа, дабы создавать видимость присутствия во всех тех местах, где он изволил поселиться. В первую очередь для Батилеззо (ибо этот образ доставлял множество неприятностей — после заселения к Артуру, например, пришлось рано с утра тащиться через полгорода, чтобы выйти к завтраку в гостинице).

Купив билет в кассе у улыбчивой синекожей девушки-ихтиона с обворожительным плавником на голове, одетой в полупрозрачный хитон, Реймунд прошел на один из нижних, располагавшихся близко к сцене, ярусов. Сидели там, в основном, люди высокого достатка и приличного статуса, на каменных ступенях театра были положены удобные бархатные подушечки, на столиках в позолоченных вазочках лежали фрукты и закуски, стояли напитки.

Реймунду удалось разглядеть в толпе облаченного в черное кешкашивара — ожившие ночные кошмары, оказывается, тоже ходят смотреть представления человеческих театров.

Так же он увидел группу галдящих хмааларцев: не старше тридцати лет, по большей части смуглые, с небольшими аккуратными бородками, красивые дикой пустынной красотой, чуть подпорченной городом и его модой. Горячие молодчики наверняка пришли поглазеть на смазливых актрисочек. Все были вооружены ножами и кинжалами — в таком количестве — статусным оружием одной из Банд города, Банды Ножей.

Представление оказалось занимательным, и довольно смелым — рассказывалось об истории любви пирата Дикомеда Проклятого, продавшего душу хаосу для спасения своей команды от щупалец Твари Пучины и святой Варвары Анрасийской — непорочной девы-целительницы.

Своей любовью Варваре удалось спасти уродливого, обросшего щупальцами, полипами, моллюсками и крабьим панцирем капитана от участи, что хуже смерти.

Так пафосно заявляла блондинка с грудью такого размера, что вопроса о её непорочности даже не возникало. Заканчивалось представление эротической сценой потери Варварой своего девичества в объятьях любимого, после чего она по наказанию Единого теряла свои силы святой, а Дикомед снова обрастал щупальцами и утаскивал ее в пучину.

— Тьфу, ересь-то какая, — с ажиотажем восклицал каждый минут пять-десять представления, от которого Реймунд посмотрел, впрочем, лишь четверть, молодой священник с короткой всклокоченной бородой, сидевший рядом. При этом смотрел он в основном на реберную область "Варвары", где в более чем откровенном декольте "монашеского" платья колыхались прелести актрисы. Впрочем, целибата у большей части слуг Единого не было.

................................................................................................................................

Мостовая мелькала под ногами, норовя уронить спешащую девушку, а тусклый свет уличных фонарей норовил ослепить. Похоже, Энкелана сделала в своей короткой жизни неопытной, но преуспевающей воришки, самую большую, а может и последнюю глупость. На недостаток интуиции она не жаловалась. Скорее на то, что включалась она иногда поздновато.

Задача вроде была тривиальнейшей — украсть у посетителя театра письмо, и доставить его к Отто Брюзге, платили как за дворец Султана Черного Рынка. И кража оказалась не самой сложной, письмо почти само скользнуло в руки. Но почему же тогда сейчас она бежала как сумасшедшая, вместо того чтоб спокойно идти в "логово" уверенным шагом победителя. И почему ей казалось, что по пятам идут гончие ада, дыша в затылок смрадом гниющей плоти грешников.

Бррр. Ну и сравнение. Ух. Пришла. Следующий поворот вел в тупик с подворотней возле "Логова", где Отто должен был забрать ее добычу и отвалить причитающуюся треть платы.

Подворотня оказалось пуста. Дверь "Логова" оказалась закрыта изнутри. Энкелана успела пару раз стукнуть в нее кулаком, когда услышала:

— Скажи, дорогая, готова ли ты к смерти? — голос был холодный, злой, с легкой ироничной издевкой.

Прошу прощения за банальщину, но ноги девушки подкосились. Закрывая единственный нормальный выход из подворотни, небрежно прислонившись плечом к стене, напротив воровки стоял высокий человек в треуголке. Без оружия, но от этого как-то не легче. Впрочем, Энкелана все же была вором Ахайоса, и уже год как состояла в гильдии.

Она подобралась и решила уйти по крыше — стена вполне позволяла быстро вскарабкаться по выбоинам в камне и щелям с вывалившимся раствором. Взгляд вверх. И только огромное усилие воли не позволило девчонке позорно описаться в тот же миг.

На старом крюке, использовавшемся для закрепления перекладин, удерживавших когда-то тент, который закрывал переулок от дождя, покачивался, изредка чуть подергиваясь, жирный труп Отто Брюзги. Энкелана быстро узнала его по красным сапогам, которыми тот очень гордился. Нога трупа конвульсивно дергалась, он был убит совсем недавно, и не сразу. На плечо упала капля жидкости. А вот Отто уже ничто не мешало описаться. И обгадиться, если уж на то пошло.

Воровка отвела оторопелый взгляд от трупа и узрела тусклый блеск золотых пуговиц на груди стоявшего теперь прямо перед ней человека. Рефлекторно девушка отпрыгнула и уперлась спиной в стенку тупика. Между ней и ее преследователем свалился красный сапог.

"Девушка, хотя может фигуристый мальчуган, этих воров не поймешь. Впрочем, девица. Быстрая. Ловкая. Письмо сумела увести. Держится много лучше подельника. Какие большие глаза, и волосы, явно магия, все цвета радуги на голове, стильно. Оружие: нож в сапоге, трещотка на поясе. Хм и праща в перчатке. Интересно. Все же, какие глаза большие".

— Я задал вопрос, — холодный голос чуть смягчился, стал не таким зловещим.

— Все, что угодно, — сдавленно пискнула Энкелана.

— Для начала письмо.

"Она ничего не знает. Но кто-то знал, кого нанимать. Кто-то знал о документах, финансовом отчете, знаке. Кто-то очень хищный и наверняка неплохо знакомый с моими ухватками. Меня хотели подставить".

Девушка вынула из-за отворота коричневой куртки из оленьей кожи небольшой белый конверт плотной бумаги и вытянув руку сделала пару неуверенных шагов в сторону Реймунда. Заметить, как письмо оказалось в руке убийцы она успела еле-еле, но все же успела.

— Само собой, тебя нанял этот жирдяй и имя заказчика тебе не известно, — в этом утверждении слышался какой-то мрачный, почти фатальный вывод.

Последовал очень незаметный кивок.

— Только, пожалуйста, не так, как его, — фраза вышла с мольбой, но без дрожи, это порадовало воровку.

— Браво. Только что ты чуть продлила себе жизнь. На кого он работал, кто мог знать его заказы? — голос стал теплее и даже... чуть добрее.

Стург, будучи убийцей Альянса, человеком холодным, сдержанным, повелевающим собственными эмоциями, все же не был бесчувственным. Он отменно разбирался в людях, этому его учили, и наука давалась легко. А еще он ненавидел случайные жертвы и смерти, которых можно было избежать. Из соображений личных, не религиозных или моральных, скорее каких-то внутренних, особых переживаний, он предпочитал спасать любую жизнь, которую мог спасти. В этой девушке, этой юной воровке с разноцветными волосами, он увидел что-то особенное. Какое-то тепло, доброту, отсутствие свойственной профессии черствости. Возможно, он еще будет жалеть об этом шаге. Но Реймунд решил не убивать ее. Просто хотелось верить, что девушка не сболтнет лишнего и не поставит убийцу перед повторным выбором жизнь-смерть. А значит, нужно дать ей шанс.

"Воровка может быть полезна" — решил Стург.

— Он подручный Эсшааза — тигрина, главаря Гильдии. — Который ее сейчас не спасет, была уверена Энкелана.

— Гильдии. — Реймунда позабавило, с каким уважением девушка произнесла это слово. — Выдав его, ты, само собой, стала полностью бесполезна. Опровергни.

— Хочешь убить — убей. Нечего издеваться. — Девушка была готова расплакаться, но унижаться больше не собиралась.

— Еще раз браво. Ладно. Продлим твою пользу. Ты знакома с кем-нибудь из актеров Большого Театра? — холод исчез, ирония осталась.

— Да, у меня там сестра работает, мы часто вместе зависаем. — Воровка почувствовала, что, возможно, сегодня не умрет.

— Отлично. Значит ты меня познакомишь с сестрой и ее друзьями. — Отказать было бы сложно.

Энкелана украдкой взглянула на труп, с одной ноги которого свисала размотанная портянка, и съезжал второй сапог.

— Нет, они мне нужны не для того, чтобы убить. Наоборот, есть работа. И для тебя, кстати, найдется. Пойдем. Как тебя зовут?

— Хитрюга. — Девушка двинулась за Стургом без опаски, но стараясь держаться на расстоянии.

У нее за спиной раздался короткий треск, и тело рухнуло с крюка. Брюзга воссоединился с любимым сапогом на мостовой.

Мы все играем роли. Но кому-то за это еще и платят.

Общение с актерами затянулось на всю ночь. Сестрой Хитрюги оказалась та самая актриса с большими достоинствами. Кои оказались магической гротеской. Равно как и длинные волнистые золотые волосы. На деле девушка все равно оказалась вполне фигуристой брюнеткой, сводной сестрой Энкеланы по отцу — владельцу театра.

Характеры у сестер оказались довольно похожими, однако свобода нравов Исмиры, так звали актрису, выражались, скажем так, в стремлении вызвать желание и восхищение у всех ее окружающих, вне зависимости от пола. Воровка же скорее вызывала дружеские, а в чем-то и отческие чувства, особенно у мужчин, общалась легко, свободно и очень открыто. Причина, по которой одна из сестер, причем старшая, оказалась театральной примой, а вторая воровкой — успешной, но бедной, была довольно занимательной.

Дело в том, что отец девушек — театральный режиссер с корнями из Эллумиса, был женат сначала на матери Исмиры — актрисе его труппы. Затем ушел от нее к пиратке — матери Энкеланы, пиратку вскоре убили, дочь осталась на воспитании у отца, который искренне горевал, но вскоре нашел успокоение на груди бывшей жены. Само собой та постаралась обеспечить отстранение от какого-либо наследования и вообще нормального отношения дочь разлучницы. Однако три года назад мать Исмиры умерла, и Хитрюге удалось наладить отношения с отцом, а заодно и с сестрой. Но тогда она уже была ученицей одного из лучших воров Ахайоса Айтоликса "Шустрого", и это ее вполне устраивало.

К завершению ночи Реймунд был сыт, пьян, обласкан женским вниманием и доволен. Из труппы удалось подобрать подходящих актеров на роли Бертрана Челлини и Эдгара Канатоходца — студентов театрального училища из Республики Рейо-Нейгра — свободного государства переселенцев с Гольвадии на Экваторе, — подрабатывавших в Ахайосе на жизнь и на продолжение обучения ремеслу. Акселя и Морриса.

На роль Батилеззо Чителло подошел профессиональный актер Большого Театра и еще целого ряда местных театральных заведений Ингвальд Сторгриш.

Роль Энрике взял на себя так же актер труппы Пронзенного Кошеля — играющий агрессивные роли второго плана полугетербаг Ормут Стоутхейм.

Так же Реймунд взял новичка труппы — парня лет 15 от роду Алекса "Шкодника" на роль слуги и оруженосца Артура де Шампиньоне — для присмотра за домом и получения корреспонденции хозяина.

Проведя подробный индивидуальный инструктаж, и выпив с каждым из актеров за успех предприятия, Реймунд выдал каждому гонорар в размере не меньше полугодового заработка, пообещав втрое больше по завершении дела — через пару дней, максимум неделю. И предоставив Хитрюге пояснять, что будет при условии нарушения договоренности и попытке сбежать с авансом.

Конечно, Реймунд не раскрыл своей маленькой труппе причин, для которых потребовалось "театральное представление" такого рода, как и предписывали правила Альянса в таких случаях. Он предоставил звонкой монете позволить править бал и строить предположения в умах актеров.

Под утро у Стурга не осталось никаких сомнений в успехе мероприятия по защите собственного образа. Смущало лишь одно — взгляд огромных, искристых глаз воровки, где страх сменил интерес, а потом и нечто... более сильное. Реймунд давно и успешно научился подавлять любые страстишки, но все же не мог не заметить в себе, что этот взгляд ему нравился, нравилась ее манера общения, детская непосредственность, тепло, исходящее, кажется, прямо из ее души, которым она щедро одаривала окружающих.

А Энкелана... Она смотрела весь вечер на этого бессердечного убийцу, рисуя в голове самые фантастические догадки о том, кем мог быть этот загадочный ночной кавалер. Почему он оказался так добр к ней. Что скрывается за этой ледяной маской человека-хамелеона, играющего лучше, чем все те, с кем он общался сегодня. Она размышляла о своем неожиданном спасении и совсем немного о судьбе несчастного Брюзги. И очень много о том, почему там, в переулке, он так долго смотрел ей в глаза. Суровый, злой, надменный насмешливый. Такой неприступный. И слишком опасный.

Обмануть обманщика.

Теперь, обеспечив предварительные приготовления, Реймунд мог начать исполнение своего непосредственного задания. Его целью являлся владелец банка "Вителлозо" Ричард ван Курмхог. Выходец из Алмарской Империи. В прошлом бретер и командир военного отряда, позже финансовый аферист и военный спекулянт. Ныне глава сети организованной преступности и крупный финансовый воротила Экваториального Архипелага.

Доставать его из хорошо обороняемого загородного особняка, защищенного магией и лучшими наемниками, что мог предложить не жалующийся на отсутствие головорезов Ахайос, было не просто сложно — самоубийственно. К тому же совершенно не в стиле Альянса. Во всяком случае, не в стиле Стурга.

Реймунду нужно было выманить противника из укрытия в город, где тот был по прежнему хорошо защищен, но при этом хотя бы находился не на своей территории и имел меньше путей к отступлению.

Смысл подготовленной Реймундом интриги состоял в том, чтобы заинтересовать ван Курмхога в предприятии, которым занимался Чителло Батилеззо. Предприятие это, благодаря связям Альянса и тщательно проведенной подготовке, выглядело как жирный и весьма лакомый кусок, находящийся в руках полного недотепы.

А именно — это был грант на исследование определенных территорий на севере острова Калистис, где располагался Ахайос, оплаченный Ригельвандо. При этом подразумевалось так же, что результаты исследований должны носить то ли археологический, то ли откровенно грабительский характер, ибо оные результаты государство, до суммы в 1 миллион золотом — таков был грант, получало в счет погашения долга. Все что свыше миллиона, преимущественным образом имело право выкупить — до суммы в 20 миллионов, а все, что свыше 20 миллионов, исследователь имел право оставить себе или продавать свободным характером.

Таким образом, подразумевалось, что сумма результатов, полученных в результате исследования тем или иным образом, превысит 20 миллионов золотом. Баснословно, за миллион можно было купить небольшой город в метрополии или целую колонию на Экваторе. А 20 миллионов это бюджет небольшого государства. Состояние ван Курмхога оценивалось приблизительно в 8-10 миллионов движимого и недвижимого имущества.

Реалистичность ситуации обеспечивалась фактом участия Ригельвандо — государства торговцев и банкиров, поклоняющегося Богу-Золотому "финансовой ипостаси Единого". Таким образом, от Реймунда и от актера, им нанятого, нужно было всего лишь возбудить интерес со стороны владельца "Вителлозо".

Финансовая заинтересованность и создание ажиотажа — эту часть должен был выполнить актер, играя Батилеззо, пытающегося в различных банках Ахайоса получить деньги на экспедицию в счет государственной гарантии. Заинтересованность личную собирался создать Реймунд уже тогда, когда агенты ван Курмхога выйдут на Чителло с предложением финансирования и сотрудничества. В обход Ригельвандо, так и не приславшего пока деньги в банк.

Работа любого профессионала Альянса похожа на работу охотника, не того, конечно же, который мчится на быстром коне со сворой гончих за несчастным, заранее выгнанным из леса, кроликом по чистому полю. А того, что, прихватив старое ружьишко, неспешно ходит по лесу, ставит силки, роет волчьи ямы, читает следы и сидит в засаде.

Завершив последнюю активную фазу — "постановку силков" в виде актеров и финансовых махинаций, Реймунд растер поясницу и крепко засел в засаду.

Ингвальд Сторгриш, взявший в театре временный отгул, с непременной "телескопной сумкой" мотался по банкам. Вел переговоры о финансировании исследований. Делал важный вид, сорил деньгами, много и таинственно распространялся о том, сколь важное открытие он планирует сделать на севере Калистиса. Столь важное, что даже не скажет, какое именно.

Еще он жаловался на погоду, пил много пива и заигрывал с зеленоволосой служанкой в "Ла Ториньён". Реймунд таскался за ним по городу и наблюдал за все возрастающей толпой шпиков, проявлявших интерес к персоне Чителло. В оставшееся время он беседовал с платными информаторами Ахайоса, в торговом, пиратском и наемничьем квартале он завел себе четверых осведомителей, для общего пользования и уже через самого надежного из них Валька Рагусса — вылезшего из грязи крысюка, работавшего в кафе "Шип", что в Торговом, он обеспечил дополнительно распространение информации о финансовом состоянии Батилеззо.

А именно о том, что его собирается перекупить Шваркарас, что корабль "Святая Агнесса", везший его деньги в Ахайос, был захвачен пиратами, а так же информацию о том, что на самом деле Батилеззо, это переодетая женщина — агент амиланиек.

Слухи ползли по городу, интерес к Батилеззо возрастал. У остальных актеров покамест все было благополучно. С ними он держал связь через Хитрюгу, с которой встречался у воров в ресторане "Плащ и шпага". Девушка была расторопна, верна, поскольку то ли боялась, то ли симпатизировала Реймунду, умна и исполнительна. В целом почти подходила как долгосрочный исполнитель. И все равно через некоторое время придется ее убрать. Впрочем, до этого она должна была выполнить еще одно поручение Стурга, касающееся профессиональной деятельности, пока у нее не получалось.

Люби этот город. Другого не будет.

Шла середина недели. Солнце раскаленным ядром садилось за край света, заливая дворцы и трущобы города расплавленным свинцом. Реймунд вернулся из очередного похода по следам дважды ложного Батилеззо. Уходил еще один день, заполненный событиями столь же рутинными, сколь и необходимыми. В носу до сих пор стоял мускусный запах Рагусса, а ноги гудели от беспрестанной беготни по многочисленным, не похожим друг на друга, но чем-то невообразимо родственным кварталам Ахайоса. Тянуло бездельничать, просто где-то бросить свои кости и возможно, немного поболтать. В редкие времена, когда есть возможность поговорить с кем-то, имеющим представление о том, кто ты такой, Реймунд, как и большинство агентов, стремился ее не упускать.

Артур, облаченный в полотняную рубаху и грубые парусиновые штаны, подпоясанные все тем же шелковым шнурком, лениво курил, сидя на затертом мраморе. Дверь подъезда за спиной старика была открыта. Оттуда тянуло кухонной вонью, несвежим жильем и нарастающим скандалом.

Реймунд сухо поздоровался и бросил зад, затянутый в кожаные штаны, на теплый мрамор ступеней.

— Я не понимаю этот город. — Пожаловался агент, доставая из кармана жилета сигару.

— Ты не первый и не последний, — проскрипел старик, привычно ухмыляясь.

— Но хотел бы понять. Это на редкость интересная клоака. Она завораживает. — Продолжил Стург, прикуривая от спички.

— Избавь меня от избитых сравнений. — Артур посмотрел на солнце из-под руки, — Этот город называют клоакой, помойной ямой, королевством трущоб, да как угодно еще. Но всех вас, — он ненадолго задумался, — Всех нас. Тянет сюда.

— Именно. Чем больше я тут живу, тем больше понимаю, — согласился Реймунд, — Грязь, нищета, банды, насилие, жизнь в страхе. И все же тут живут. Больше того — сюда приезжают.

— Что-то ты сегодня разговорился, — усмехнулся де Талавейра.

Агент Альянса промолчал, несильно ткнув старика кулаком в плечо.

— Ладно. — Вздохнул старый убийца, — Я тебе расскажу.

— Весь внимание, — произнес Стург и затянулся сигарой, исходящей черным дымом.

— Здесь мы на перекрестке, — начал Артур, — Мне доводилось жить во многих местах. И в хороших и в плохих. Я жил среди каннибалов и видел, как они живут. Видел, к чему приховодит жизнь на грани дикости, когда бал правят простые, незамутненные страсти, желания, позывы. Человек, по сути, мало отличается от скота, и чем меньше его ограничивает, тем он к скоту ближе. Они жрали друг друга. Просто потому что могли, и потому, что это было вкусно. Ими правил сильнейший, часто далеко не самый умный, а когда он погибал, (часто от моих рук) они начинали жрать друг друга еще сильнее — ибо их никто не сдерживал. Они брали, что захотят, если могли — женщин, скот, вещи, до чего дотягивались. Так бывает не у всех, есть и много более мирные туземцы. Но эти пример — пример зверя, живущего в нас.

— Я неплохо осведомлен о порядках дикарей, — сообщил Реймунд.

— Вряд ли парень, — улыбка старика была невеселой, — Хотя, думаю, пережил ты немало. Это грань. Но есть и другая. Имя ей цивилизация. На юге, на востоке, да где угодно. В цивилизованных странах люди научились подавлять свое скотство, сковывать зверя внутри, загонять себя в рамки, объединяться и идти к величию. Но это жертва. Приходя к цивилизации, ты неизменно теряешь что-то от своей природы. Ты больше не можешь мочиться, где приспичит, жрать, что захочешь, если голоден, спать под кустом, если захотел спать. Зато должен носить вшивый парик, кланяться при встрече, уважать засранцев выше тебя по чину. Этот путь ведет к величию. — Он примолк, — Ну, величию держав и некоторых из тех самых засранцев. А для простых людей — к безопасности. Зыбкому ощущению покоя и стабильности, знанию хотя бы того, что тебя не сожрут на следующей неделе.

— Несложный взгляд на вещи, — прокомментировал Стург.

— Ну, может это от того, что я общаюсь с несложным человеком? Нет? — старик сплюнул и засмеялся, — Не кипятись. Я подхожу к сути. Она проста. Мы не хотим жить с дикарями, но и среди людей цивилизованных для нас не так уж много места. Ахайос — это город сильных. Город на грани меж дикостью и цивилизацией, на множестве граней, целого калейдоскопа возможностей, упущенных и воплощенных. Здесь живут в постоянной борьбе скота и человека внутри себя. А хорошо живут лишь те, кто может привести эти две ипостаси к гармонии. И Банды лучший пример — они воюют, режут друг другу глотки, почти порабощают тех, кто слабее, но так же и объединяются, защищают себя и тех кто волей или неволей доверил им свои жизни. Они используют все лучшее, что есть в человеке и все худшее, что есть в дикаре, чтобы жить здесь. Это место притягивает тех, для кого нет места нигде больше. Оно на стыке многих интересов, многих возможностей и многих путей. Оно притягивает тех, у кого есть амбиции и фантазия.

— И это все? — Разочарованно произнес Реймунд, — Я знаю немало похожих городов. Гаркалл, Астуритон...

— Не совсем, — ухмыльнулся старик, — Еще этот город полон безумия. Да. Безумия. Того сладкого состояния, которое теплится и в тебе и во мне. И во всех нам подобных. Здесь каждый, сможет найти место, если сам подходит этому месту. Слышал подробности о бандах? Девы — почти амиланийки, сборище безумных баб, защищающих друг друга и поддерживающих много лучше, чем смогли бы мужики. Безумцы — собирают психов и головорезов, объединяют их, находят место таким, которых в других местах просто казнили бы. Демоницы — это демонологи. Крысы, собакоголовые, ящеры — собирают представителей анималистических рас, которым сейчас по всему Экватору ох как несладко. Мистики дают приют всевозможным колдунам, в том числе таким, которых по всему миру преследуют нещадно, а они в свою очередь, в благодарность умеряют свой пыл и учатся сосуществовать. Да, этот город — форменный бедлам. Но бедлам, где для каждого есть свое место, а если у тебя есть место в мире, значит, твоя жизнь имеет смысл.

— Ну что ж, — агент кивнул, — в этом есть смысл. Может ненадолго место тут и для меня найдется, — впрочем, на это было мало надежды. Альянс — есть Альянс.

— Вряд ли, — подтвердил опасения Реймунда старик, — Смерть и ее посланников нигде не любят. Вы не просто убийцы, вы почти слуги мрачного жнеца. Хоть и не придаете значения философии.

— Может и так, — Стург затушил сигару сапогом, — Но как все же вышло, что таким местом стал именно этот город?

— Тут не все просто, — Артур вытряхнул и начал чистить трубку. — Есть пара простых мыслишек — приверженцы обыденности говорят, что он таков потому, что так сложилось — город на перекрестке интересов разных держав, куда стекаются иммигранты с соседних островов, город, где удобно прятать деньги и где уже давно любой крепкий закон повергается в пыль традицией, а центральная власть оказывается слабее интереса множества местных мелких царьков. Стечение обстоятельств, ухмылка истории. Но есть и другая теория — этот город, возможно не только шутка истории, но так же шутка богов, или сил, что за гранью нашего понимания. Банды меняются — одни исчезают, другие появляются. Но всегда сохраняется баланс, редко когда появляется банда существенно сильнее прочих, редко, когда исчезает банда, объединяющая кого-то особенного, так всегда есть банды крысюков, умертвий, демонологов, адептов хаоса. Не строй такую мину, уверен, что ты слышал. Сейчас одни, через век другие, но банды сохраняются. Будто бы у них есть какие-то божественные покровители. И будто бы тотемы у банд не случайны. Те самые аляповатые штуки, отмечающие их границы. Вроде как ходят странные легенды о том, что каждая банда имеет особенного духа-покровителя, или мистический артефакт, или что-то подобное, поддерживающее их общность. О чем знают только главы банд. Так это или нет мне неведомо. Но город живет. И живут банды. И, думаю, так будет и впредь. Это вечный фронтир. Место, куда люди приходят взять свою судьбу за горло, или погибнуть в процессе. Место, где ты борешься с природой, с чужой природой, своей природой, природой вещей. Где ты сбиваешься в стаю, с такими же как ты, и с этой стаей встаешь против всего того дерьма, что швырнет в тебя мир.

— Занятное местечко, — Реймунд поднялся, — Отличный рассказ. Не думаю, что в нем много правды. Но хоть время скоротали. Ты неплохой рассказчик, Артур.

— Иди в жопу, — лениво отмахнулся старик. Проводив взглядом агента Альянса, уползающего в свою берлогу, де Талавейра продолжил наблюдать за солнцем, последние лучи которого исчезали среди переулков и мрачных трущобных улиц этого странного города.

Мысли, даже не мысли, душные, кастрированные призраки эмоций, лезли в голову потоком злых сомнений. Стая, фронтир, свобода? Этот город один на миллион, здесь живет свобода, какой-то извращенный, суровый дух братства. Тут у каждого есть свое дело и своя стая. А беды и неприятности — ровно те, которые наживешь сам. Не в этом ли смысл свободы — самому принимать решения, самому выбирать стаю, самому грудью вставать против всех бед, которые нажил сам.

"А при чем тут я? Я свободен. Я сам выбрал этот путь, сам кинул кости, сам сделал ставку на масть. Меня никто не заставлял, никто не ломал, никто не порабощал. Я всегда мог выбрать смерть, или бегство, или борьбу. Но я выбрал силу. Выбрал свой путь. Путь Альянса. Да была смерть, была боль, были потери. Но я пережил. Не сломался. Я сильнее, свободнее их всех. Мне не нужна стая. И все, что я делаю, я выбрал сам. Я не цепной пес. Не игрушка судьбы. И не наймит. Я агент. Вестник смерти. Свободный как любой из нас. Мы элита — самые сильные, умные, быстрые, умелые. Мы сами выбираем роли и ведем игру. Это ли не свобода?"

Но от слов не становилось легче. Сомнения, беспросветная тоска. Тяжелое, злое одиночество. И знание о том, что агент Альянса свободен лишь в выборе средств исполнения приказа. Они не покинули больной, натруженный разум Реймунда. Как не покинуло его знание о том, что лишь раз свернув с пути, он потеряет даже эту свободу. По своей воле, или без воли, если его сочтут предателем, у него останется один путь — сдохнуть как можно менее болезненно. И это знание душило, черными тенями проступало в углах, желтой пылью заползало в легкие. Это знание говорило — "За тобой идет охота". И он не знал — сможет ли отвести в сторону бессердечную, как он сам стрелу судьбы.

У него нет стаи — есть лишь горстка отчаянных одиночек, способных на все, но не совершающих ничего важного. Нет пути, кроме того что навязали. Нет будущего вне игры. А теперь его хотят лишить последнего.

Но он Реймунд Стург не сдается без боя. Ему, в отличие от прочих, не навязывали путь, он выбрал его сам. И сам идет. И будет идти. Ибо Альянс — это часть его. Такая же важная, как глупые мысли об эфемерной свободе. Он убийца Альянса. Самый сильный, самый умный, самый опасный. И даже в игре на чужой доске, он не позволит себе спасовать. Он найдет предателя. Заставит говорить. И заставит платить.

Размышляя так, Реймунд сам не заметил, как погрузился в сон, глубокий и неспокойный, полный тревожных видений и сомнительных мыслей. Чужих.

Игры с банкирами.

Минула праздная и довольно безынтересная неделя. Кое-что начало выявляться. После небольшой внутренней войны с другими городскими банками заведение "Вителлозо" вырвало себе возможность серьезно пообщаться с Чителло.

Реймунд поправил камзол, сделав так, чтоб он висел чуть приспущенным на правом плече, взвесил в руке "телескопную" сумку. Проверив, насколько безумным выглядит взгляд его глаз в зеркальце, он остался доволен результатом и вышел из своей каморки.

Ингвальд получил расчет и благодарность еще вчера, и как разумный человек на первом же корабле отбыл из города. Реймунд отпустил. Никогда не любил уничтожать людей из чрезмерной осторожности.

Теперь Батилеззо предстояло играть самому Стургу, а значит ставить себя под удар возможных конкурентов "Вителлозо", и жить в гостинице с минимальным порогом безопасности.

Посему убийца предпринял собственные меры безопасности — на шее глубоко под одеждой висел на конопляной веревке амулет, генерирующий магические силовое поле, вполне способное выдержать несколько выстрелов и пару ударов клинка. На пальце под перчаткой располагалось латунное тонкое колечко — детектор ядов, магической отравы, и болезней быстрого действия.

А в квартире в потайном ящичке добротного дубового шкафа лежал амулет — в проволочных отделениях черненого серебра десять маленьких бриллиантовых сердечек — у кошки девять жизней, у агента чуть больше, этот амулет давал Реймунду возможность десять раз умереть, и вернутся в контрольную точку — место, где лежал амулет.

И это было то самое устройство, секрет которого Альянс хранил как самую страшную тайну, которую невозможно было купить ни за какие деньги. Даже призвав одного из тех демонов, что в залог души могут рассказать все, что угодно, демонолог на вопрос "Почему нанятый по мою душу агент, которого я вчера сжег, а позавчера утопил в кислоте, возвращается снова?", получит в ответ совет самому удавиться и не задавать глупых вопросов.

В общем, степень готовности общения с агентом ван Курмхога была на высоте. Впрочем, Реймунд надеялся, что, как и раньше, обойдется без смертей. Без его смертей.

Встреча происходила в "Вителлозо". На этот раз это был кабинет директора банка — просторное помещение, со вкусом обставленное дорогой, гармонично сочетавшейся мебелью. Оно должно было служить ярким примером превосходства высшего управляющего звена "Вителлозо" над простыми смертными. Единственным не сочетавшимся с комнатой элементом был сам директор — невысокий, плешивый тучный человек с маслянистыми глазками и идеальным париком с кишевшими в нем идеальными блохами.

Секретарша директора — миловидная девушка лет семнадцати, с явной туземной примесью во внешности, пропустила Батилеззо в кабинет директора, вежливо поздоровавшись и пожелав приятного дня.

— Ах, сеньор Чителло Батилеззо, — почти эротично воскликнул директор банка. — Сердечно рад, что вы решили уделить мне время, поверьте, вы не будете разочарованны. Позвольте представиться: Федерико Скузи. Директор банка "Вителлозо".

— Рад знакомству, — Чителло прошел в кабинет и присел в большое, обитое белой материей, кресло с неудобно выгнутой спинкой, стоявшее напротив стола Скузи. Игнорировав при этом протянутую для пожатия руку директора.

Почесав затылок, Федерико продолжил:

— Нам стало известно о ваших финансовых трудностях...

— Само собой, стало известно, — это же ваш банк не отдает мне обещанные государством деньги, — прервал Батилеззо. Имелись в виду деньги по государственному гранту, а не те, что обсуждались в "Де Тировьен".

— Я прекрасно понимаю вашу обеспокоенность таким оборотом событий. Но, к сожалению, сейчас у банка Вителлозо просто нет возможности предоставить вам сумму такого размера без вреда другим вкладчикам. А корабль с вашими деньгами, похоже...

— Ах, оставьте ваши оправдания. Я уже устал обивать пороги финансовых заведений, по милости Ригельвандо вынужденный предлагать долю своего гениального открытия всяческим воротилам, не способным узреть и края значительности этого дела. — Скривился ученый.

— Именно об этом я и говорю, — оживился директор.

— Нет, об этом говорю я, а вы мямлите что-то невразумительное, — капризно перебил вновь Чителло.

— Но прошу вас, дайте мне минуту вашего драгоценного времени на пояснения. — Удостоверившись, что строптивый ученый не собирается больше перебивать, хоть и смотрит на него с выражением сдержанной брезгливости, Федерико продолжил, — Дело в том, что я хочу как раз предложить вам выход из этой сложной ситуации. Банк не может предоставить деньги...

— Я уже это слышал.

— Но! — банкир сделал прямо таки театральную паузу, Батилеззо зевнул, — один из инвесторов "Вителлозо", человек мудрый и в высшей степени образованный, узнав о вашем сложном положении, сразу же предложил спонсировать вашу экспедицию из своего кармана. Поверьте мне, этот человек прекрасно осознает всю важность вашей работы и будет рад помочь вам наконец полноценно заняться столь важными исследованиями.

— Звучит как карканье грифа — подозрительно. Откуда бы этому важному человеку что-то знать о моих исследованиях, суть которых я никому не разглашал. Поймите, недалекий Федерико. Важность моих исследований чрезмерно высока для одного человека, пусть и богатого. Они должны иметь государственную поддержку. Иначе мой научный труд будет дискредитирован стяжательством, а меня назовут шарлатаном. — Тон ученого стал надменным и в высшей степени помпезным.

— Но, сеньор Чителло. Будьте же благоразумны. Деньги государства, возможно, не прибудут еще пол года, а то и дольше. А тут вам предоставляется шанс приступить к научной работе уже к концу следующей недели. Ведь самое важное — это вклад в науку, вне зависимости от того, на какие деньги он сделан. Разумные люди будут судить вас по практической сумме важности вашего открытия самого по себе. — В голосе банкира слышалась такая мольба, что, казалось, от этого разговора зависит не только очередная сделка, но и жизнь этого смешного богатого человечка.

— О, святая наивность — с горечью в голосе произнес Чителло, — не говорите о том, чего не знаете. "Научный мир" это мир стервятников, готовых разорвать более удачливого собрата, если он допустит хоть малейшую ошибку. Например, допустит подозрения в жадности и стяжательстве, подозрения в том, что он делает открытие не ради науки, а для собственного обогащения, да к тому же еще обогащает неизвестного коммерсанта. Да меня с дерьмом съедят! — последние слова Чителло почти прокричал.

Директор банка смущенно замолчал, подбирая слова.

— Впрочем, вы возбудили мой интерес, — продолжил Батилеззо снова спокойным голосом. — Возможно, если я побеседую со своим меценатом, пойму его причины, и сумею убедить его в том, что мои исследования носят истинно научный характер огромной важности... Возможно, он пожелает осуществить спонсорство на моих условиях.

— Но, сеньор Батилеззо, наш инвестор очень занятой человек, к тому же он живет за городом. Не знаю, возможно ли, ведь все можно обсудить и через уполномоченное лицо, — протестующее выставил вперед руки банкир.

— Мне надоело общаться с лакеями! — вскричал Чителло, — Хватит окунать меня в грязь. Я достаточно уважаем в научном сообществе, чтобы позволить себе общаться с теми, кто желает воспользоваться плодами моих трудов. Это мое условие. Иначе ищите других гениальных ученых.

— Что ж. — Напряженно о чем-то размышляя, произнес Федерико. — Я думаю, в целом это возможно. Постараюсь все организовать.

— Сегодня же! — пристукнул по столу ученый, довольно нелепо.

— Вы убиваете меня, сеньор Чителло, — всплеснул руками финансист.

— А вы тратите мое время. Сегодня! — снова удар по столу, на этот раз "телескопной" сумкой.

— Хорошо. Хорошо, сеньор Батилеззо. Я постараюсь все устроить. Пожалуйста, будьте во второй половине дня в гостинице — за вами пришлют карету. — Сдавшись, быстро проговорил Федерико, боясь окончательно потерять клиента.

— Чудесно. — Без особого энтузиазма, произнес "ученый". — Буду ждать с нетерпением. За сим, прощайте.

Чителло Батилеззо резко встал и решительно вышел из кабинета директора. Федерико Скузи снял парик, протер лысину бархатным платочком и подумал, что завтра его либо уволят, либо повысят.

Волк слабее тигра.

В помещении было темно. Это было условием беседы, весьма неприятным. Находясь в собственном доме, а тем более принимая гостей, хозяин просторного, богато обставленного помещения, привык видеть. Видеть картины кисти великих мастеров и изящную мебель драгоценных пород дерева, дорогое оружие, принадлежавшее когда-то генералам и героям, вазы тонкого фарфора, шелковые драпировки. А главное — удивление и восторг, в глазах посетителя.

Сейчас благородного вида, роскошно, по военному одетый, старец, сидевший в глубоком, удобном кресле, видел лишь изящно очерченный светом, сквозь щели в задернутых шторах, темный силуэт.

Она стояла к нему спиной, поражая совершенством пропорций гибкого тела и исходящим от этого совершенства ощущением опасности, заставляющем сжиматься руки на подлокотниках кресла, где располагались несколько кнопок на особый случай.

Слабые, остановленные стеной темной ткани солнечные лучики, чудесным образом проводили границу меж мраком и полумраком, погружая помещение в романтическую, таинственную, трагичную атмосферу заговора.

В лучах кружилась пыль — все, что остается от сущего после увядания. Цену увядания, разрушения, небытия, знали оба присутствующих в комнате. Очень хорошо знали.

— Итак, это агент Альянса? — сухим, размеренным, очень серьезным голосом произнес хозяин дома. Он был раздражен и заинтригован. Редко кому доводилось ставить условия в его собственном доме.

— Это твоя смерть. Если не будешь следовать моим указаниям. — Был ответ, голосом нежным и зловещим. Так, наверное, маньяк-убийца разговаривал бы с ребенком.

— Ты смеешь меня пугать в моем доме? — голос хозяина сделался надменно-повелительным. Этот человек был уверен в себе, а равно и в том, что идеально контролирует ситуацию.

Изящный силуэт резко, почти незаметно, дернулся. Медленно сжались и разжались кулаки, из подушечек нечеловеческих пальцев выскочили когти, и медленно втянулись. Не все.

Указательный палец правой руки, бритвенно-острым когтем начал скользить по занавеске сверху вниз, проливая в помещение чуть больше света. Пыль, будто взбудораженная волнующим присутствием золотых лучей взметнулась сильнее, закружившись искорками на сквозняке.

— Очень рекомендую закрыть свою гнилую пасть и слушать, — голос был спокойным и сдержанным. Даже слишком. Ему в полной тишине сопутствовал лишь треск разрываемой ткани — Сегодня, вечером, он прибудет к тебе. Вряд ли убивать. Скорее разведать. Пусть твои молодчики постараются. Возьмите его.

— И что дальше? — каким-то жалким и сдержанно-дрожащим голосом поинтересовался человек в кресле. Ее голос, звук ткани, та легкость, с которой гостья нарушила покой помещения. Надменное спокойствие и теплая, мягкая, обволакивающая агрессия ее. Уверенность хозяина начала улетучиваться. Теперь он не любовался соблазнительным силуэтом, он смотрел на пыль в золотых лучах.

— Подержи его у себя. Можешь пытать, — это слово, похоже, доставляло говорившей удовольствие, — Можешь беседовать. Главное, не убивай. Покажи ему бумажку. — На столик рядом с окном лег лист плотной бумаги. — Он станет, — говорившая помедлила, затем томно произнесла, — покладистым. Позже, мы его заберем.

— И какая вам, — хозяин дома выделил последнее слово значительной интонацией, — от этого польза? Все и всегда желают извлечь двойную выгоду. В чем ваша?

— Скажем так, — голос продолжал оставаться томным, садистски-растянутым, — Белое крыло заботится о своих инвестициях.

Человек в кресле рассмеялся. Это ему подходило. Звучало в нужном стиле — его не пытались обмануть, лишь использовать. Все как обычно. А он всегда умел пользоваться людьми и даже организациями в ответ.

— Чудно, — произнес он, заслоняясь от лучика света, упавшего на лицо через дыру в занавеске, — Договорились. Как с тобой связаться если...

Опасной собеседницы уже не было в комнате.

— Чертова кошка, — пробормотал ван Курмхог. Он не привык, когда с ним играют. И уж тем более, когда общаются свысока. Бывший наемник сам предпочитал говорить с позиции силы. "Им нужен этот убийца? Что ж. Они его получат. Но сначала я сам выясню его ценность".

Приказав раскрыть шторы и заменить порванную, банкир вернулся к чтению, раскрыв потрепанный экземпляр подшивок отчетов ригельвандских экваториальных комиссаров, людей умных и понимающих. Он в ближайшее время надеялся через "Вителлозо" стать одним из них.

Библиотека Хранителей Знания. Колониальная политика Экваториального Архипелага.

Мораль и выгода — не сочетаемы.

Интересы свободной торговли подразумевают необходимость некоторых жертв. А так же использования методов не совсем стандартных для Ригельвандской Экваториальной Торговой Компании. Однако радикализм может быть обоснован усложнением обстановки в секторе Клыка. Туземные ресурсы города Стофалл и в целом острова Клык предельно истощены, возможно, еще 30 лет назад нужно было думать об улучшении условий труда и уменьшении темпов эксплуатации туземных ресурсов острова. Ныне же подобные меры принимать уже поздно — если 30 лет назад мы располагали не менее чем тремястами тысячами здорового работоспособного туземного населения, и всего 60-ю рудными разработками, то ныне в нашем распоряжении лишь десять тысяч туземцев при постоянно наращивающих темпы выработки ста двадцати работающих рудниках.

Да, несомненно, поставки преступников и связанное с этим ужесточение законодательства несколько облегчали ситуацию. Однако преступники — по большей части наши же колонисты и выходцы из метрополии, люди, как правило, болезненные и ослабленные излишествами. Они слишком быстро умирают. Воля ваша но, на мой взгляд, много лучше использовать висельников в качестве морской пехоты, для этого у них достанет силы и сноровки, но для рудников они решительно не годятся.

Так же существенно сложнее стало доставать туземные ресурсы из других областей — виной тому, конечно же, контрабандная торговля оружием (вы не поверите, из рейдов ныне не возвращаются не менее десятой части отрядов работорговцев), а так же в целом уменьшение доли в достаточной степени доверчивых туземных племен, обитающих близко к берегу. Ну и, конечно же, постоянные проблемы транспортировки — амиланийки, пираты, а теперь еще и активизация Шваркарасских каперов.

Посему, разумным полагаю применение следующего пакета мер, кои существенно должны облегчить положение наших добывающих производств на Клыке:

Первое — формирование из преступников, прибывающих на Клык согласно постановлению Ригельсберме от 21 гартарудела 762 года, отрядов так называемых "рейдеров" вместе с наемными проводниками из туземцев и анималистических рас, совершающих на легких, маневренных судах рейды как по деревням дикарей, так и по поселениям предполагаемых стратегических оппонентов.

Второе — организация нескольких очагов напряженности меж туземными племенами островов близлежащих к Морю Клыка, с целью организации взаимной борьбы туземцев, в ходе которой пленные достаточно дешево продаются нашим агентам в достаточных для поддержания экономики Клыка объемах.

Третье — прием на контрактной основе на срок не менее 10 лет на службу опытных и умелых некромантов для восстановления численности личного состава на самых сложных производствах. Есть возможность договориться с представителями туземных культов, или же с кешкашиварами, что в таком случае не будет противоречить церковной доктрине о чернокнижии и неприемлемости использования темных искусств в экономической деятельности. Данный метод может стать настоящей оздоровительной панацеей для пошатнувшейся экономики Клыка.

Из отчета комиссара представительства Ригельвандской Торговой Экваториальной Кампании на острове Клык Джеромо Буаничелли. От 26 орналика 801 года.

Одобрено Ригельсберме в 802 году. Третий пункт был подвернут вето со стороны Ригельвандской Церкви Единого без права обжалования.

Дорожные неприятности.

Карета качалась и скрипела. Мимо проносились обширные поля, изрезанные линиями мелких речек и бугрящиеся невысокими холмами. Кое-где встречались некрупные лесочки и рощицы. На холмах тут и там встречались укрепленные деревеньки укрытые частоколом и охраняемые дозорными башнями.

Если Ахайос представлял собой логово преступности организованной и взаимоуравновешенной, то земли, лежавшие за стенами могучих Цитаделей, были местом, где суровые и очень живучие честные люди, пытавшиеся зарабатывать свои трудом, отстаивали свою независимость и право на жизнь, в ежедневной схватке с неконтролируемыми ордами всяческого отребья. Подонков общества, сбивавшихся в банды налетчиков, грабителей и простых разбойников. Частенько тут встречались контрабандисты и, что хуже, работорговцы. Не стоит умалчивать так же об опасных монстрах, стаях хищников и многочисленной нежити с погостов у деревень, сожженных ватагами лихих людей. Потому каждая деревня Калистиса представляла собой небольшой форт, находящийся на самообеспечении, а люди, выходя работать в поле или на выпас скота, брали с собой мушкеты и сабли, изрядно осложнявшие занятие сельским хозяйством.

Дороги представляли собой просто пыльные в меру утоптанные участки земли, располагавшиеся на относительно плоском, пригодном для движения телег пространстве. Никто их не благоустраивал и не ремонтировал. А потому карету трясло и подбрасывало на колдобинах. Кучер-крыса все подстегивал выносливых пегих лошадок, идущих в шестерке. За каретой неслось сопровождение — четверо хорошо вооруженных головорезов, бывших драгун из колониального корпуса Ахайоса. Внутри было бы комфортно — просторный салон, мягкая обивка, приятная обстановка, — если бы не общество двух телохранителей-полугетербагов, занимавших две трети пространства кареты. А так же, судя по всему, секретаря ван Курмхога — похожего на тощего мопса типуса, монотонно вещавшего правила поведения в поместье его хозяина и этикет беседы с самим миллионером. Правила, в основном, заключались в наборе норм поведения, при соблюдении которых, охрана не приканчивает посетителя на месте: не делать резких движений, не повышать голос, выполнять все, что тебе скажут, не приближаться к вооруженным людям и Курмхогу ближе четырех шагов, и тому подобное.

Реймунд слушал этот бубнеж и про себя удивлялся:

"Как можно так жить, как крыса в норе, обложившись охраной, боясь в одиночку сходить в туалет. Не имея возможности спонтанно пойти куда-то, и даже пищу принимая сначала кем-то уже попробованную. Как можно наслаждаться жизнью и своими огромными деньгами, постоянно ожидая удара в спину, подозревая самых близких, и зная, что эти самые близкие ждут не дождутся, пока ты сдохнешь. Испытывать на себе негативное влияние магических средств защиты и привлекать внимание нечисти колдовскими оберегами. А может еще и подвергаться дыханию ада, полагаясь на защиту демонов-стражей. Подобным людям смерть должна стать самым великим благом" — так размышлял Реймунд, не замечая сколь схож, или скажем так сколь так же ограничен его собственный образ жизни. Или не желая об этом думать.

..............................................................................................................................

Ричард ван Курмхог имел все основания опасаться покушений на свою жизнь. Обеспечение надежной защиты своей персоны для него было не перестраховочной мерой, а скорее насущной, постоянной жизненной необходимостью. Ричард никогда не был хорошим мальчиком. В двенадцать он впервые убил человека — своего родного отца, когда тот попытался его по пьяни ударить. Затем он забрал семейные сбережения и ушел. Покинув дом — жалкую лачугу давно разорившегося рода своего, при этом бросив на произвол судьбы, без средств к существованию больную мать и малолетнюю сестру. Тогда он впервые и на всю жизнь уяснил простую истину — бери то, что хочешь, не сожалей и не оглядывайся назад. Так он всю жизнь и действовал, будучи простым наемником в отряде своего дяди, никогда не любившего отца Ричарда, он был самым кровожадным, злобным и гнусным сукиным сыном. Он не только насиловал, беспощадно грабил и убивал, после победоносных операций, так же он, пользуясь умением объединять вокруг себя подонков рангом пониже, обирал собственных сослуживцев, обманывал, предавал, отбирал лучшие куски добычи, и прочее. Став командиром своего отряда, ван Курмхог нередко предавал своих нанимателей ради выгоды, набирал в отряд только людей, лично преданных ему — как правило, разделявших его порочность, но менее харизматичных и изобретательных. В своем отряде он железной рукой насаждал страх перед своей персоной, уничтожая всякого недовольного его манерой командования. Тех, кем он был недоволен, он либо быстро посылал в бой в первых рядах, либо приказывал тайком удавить, разрешая разделить долю несчастного между убийцами. И позже он опять же перенес эту привычку, занявшись бизнесом. Конкурентов он убивал, либо заставлял стать частью своей финансовой, преступной империи, подкупом, лестью, силой характера, или просто угрожая всему, что конкуренты любили. Он занимался такими вещами, которые подчас считали мерзкими даже его "коллеги по цеху". Торговля трупами, посредничество в продаже зараженной одежды и одеял туземцам. Заказные убийства целых семей и родов. Договорное содержание заложников. Тяжелые наркотики. Демонические артефакты. Помощь экваториальной инквизиции Алмарской Империи и множество других дел.

При этом всегда, когда начинало пахнуть жареным, Ричард находил крайнего, дабы принести его в жертву вместо себя. За свою жизнь Ричард ван Курмохог подставил, обманул, убил, оставил без средств к существованию или просто кинул такое количество народу, что хватило бы на десять жизней. А если включить сюда случайно выживших родственников, друзей и прочих доброжелателей уничтоженных им людей. Мягко говоря, ежедневно этот делец сталкивался с целой армией мечтающих о его смерти мстителей. Он был порядочной гнидой. Он стал целью Альянса.

Альянс редко получал контракты на праведников. Как правило, услуги агентов Альянса требовались, когда необходимо было убрать человека, подозревающего, что его хотят убить. Готового к этому и желающего крепко побороться за свою жизнь. К тому достаточно влиятельного и состоятельного, чтобы он стал занозой в заднице для кого-то так же влиятельного и богатого. Способного оплатить миллионные счета Альянса. Разумеется, такие люди редко бывают хорошими.

................................................................................................................................

Карету неожиданно тряхнуло сильнее обычного. В следующий момент послышались хлопки выстрелов и воинственные крики.

— Налетчики. — Чуть побледнел, но сохранил присутствие духа секретарь, которому следовало родиться собакоголовым. — Не волнуйтесь, сеньор Батилеззо, иногда такое бывает, с нами надежная охрана, состоящая из профессионалов. Им не раз приходилось справляться с низкопробным сбродом, шатающимся по местным дорогам.

Чителло выглядел смущенным и ошарашенным, он промолчал и с мольбой посмотрел на сидевших рядом с ним гетербагов.

— Нет необходимости, сеньор Батилеззо, — поймал его взгляд секретарь. — Внешняя охрана справится.

Послышался топот множества копыт. Звуки пальбы. Затем скрежет сталкивающейся на высокой скорости в воздухе стали. Хрипы, стоны, мат и проклятья.

По карете прокатился град громких ударов. Сидевший слева от Чителло полгетербаг ругнулся на своем рокочущем языке и, запустив пальцы с длинными ногтями в рану в плече, вынул оттуда неглубоко засевшую пулю. Потом взревел, осознав, что его ранили. И выскочил из кареты. В распахнутую дверь несколько секунд падал свет, затем тело телохранителя вновь прервало его свободное поступление. Гетербаг ударился о подножку высокой кареты, его голова ввалилась обратно, упав на пол кареты, из рассеченного до позвоночника горла хлестала кровь. Второй охранник выхватил два пистоля, точнее, две хандканоны и выстрелил в проем открытой двери, в кого-то невидимого для Чителло и секретаря. Карету заволокло густым пороховым дымом. Ревущий гигант выскочил на дорогу, схватив массивный тесак, до этого лежавший на сиденье рядом с ним.

Поскольку рев продолжался, и послышались даже крики других раненых и стоны убитых, второй охранник оказался успешнее своего собрата.

Еще одна пуля пробила стенку кареты и вошла в плечо Реймунда-Чителло. Увидев это, секретарь наконец-то решил спасать свою жизнь и бросился на пол кареты. Пуля, выпущенная с лошади с близкого расстояния, пробила стенку кареты под потолком и вошла несчастному в спину. Тяжело раненный он пополз к выходу, миновав порожек, вывалился из салона и исчез с глаз, возможно, успев спрятаться под каретой. Схватка снаружи продолжалась. Значит, охрана и правда не зря ела свой хлеб.

"Интересно, почему городские кареты бронированы, а эта даже без решеток на окнах".

Реймунд подобрал брошенный гетербагом пистолет и стал его неспешно заряжать. Плечо болело. Но на боли он не концентрировался. Были дела поважнее. Стук копыт вокруг стал затихать и отдаляться. В салон сунулся гетербаг:

— Они отходят, сукины дети! — проревел крепыш хрипло.

Пуля вошла здоровяку в глаз, мгновенно прервав поток его радости, последовали бурные конвульсии, аж карету шатнуло.

Чителло неспешно, держась за раненное плечо рукой и изображая на лице бесконечное страдание, выбрался из кареты. Трупы обоих мертвых охранников лежали прямо перед каретой. Пришлось встать на них, чтоб спуститься на землю.

Вокруг раскинулось живописное поле боя. Валялось не меньше шести дохлых, или издыхающих лошадей, большими добрыми глазами смотревших в затянутое тучами небо. Лежали в театральных позах тела нападающих — людей по большей части, одетых, как разбойники, в легкие доспехи, стеганые куртки, плащи, широкополые шляпы. А так же тела троих бойцов охраны. Изрубленные и многократно простреленные.

Шагах в двухстах далее по дороге клубилась пыль — убегали остатки нападающих. Тело последнего из четырех драгун лежало под его же лошадью в десятке шагов от дороги, торчавшие из-под туши ноги еще дергались, это была не агония, человек был жив, но наверняка у него был сломан позвоночник, раздроблены ребра, к тому же он должен был скоро задохнуться под мертвым скакуном. Реймунд оставил его как есть.

Под каретой издыхал секретарь, в нем темнело еще несколько дыр помимо той, что была в спине. Помощи ему не требовалось. Трое из шести лошадей упряжки кареты были убиты. Четвертая получила ранение в район спины, ближе к хвосту, судя по всему в позвоночник, задние ноги отнялись, лошадь беспомощно стучала по земле передними ногами безуспешно пытаясь встать. Реймунд прервал мучения бедного животного. Оставшиеся три лошади по-прежнему стояли впряженными в карету, и с ужасом взирали на побоище, дурея от запаха крови и близости смерти.

Кучер-крысюк выбрался из недалекой рощицы через десять минут после завершения побоища. Нападающих, как Реймунд подсчитал, было не меньше пятнадцати, он нанимал двадцать. Видимо, кто-то не смог или не стал. В любом случае их главарь — собакоголовый по кличке Аррахт лежал неподалеку от кареты убитым, а остальные с Реймундом не встречались.

— Мы должны немедленно ехать обратно в город, — срывающимся голосом крикнул Реймунд крысюку, подошедшему к карете.

Кучер мрачно кивнул и стал менять лошадей в упряжке так, чтоб они могли дотащить карету обратно в город. Крыс не был глуп и ценил свою жизнь, а потому не собирался продолжать движение к особняку Курмхога, впрочем, и карету ему в город везти не хотелось. Больше всего он хотел сбежать и затаиться где-нить на годик другой, пока его не забудут, но лох, которого они везли к боссу, был в истерике, и у него был пистолет. Зато с ним и с каретой кучер рассчитывал беспрепятственно попасть обратно в город — одиноких крыс гарнизон надвратных цитаделей недолюбливал. Попасть в город, и тут же испариться, бросив лоха в дырявой карете. План был вполне сносен.

Само собой, план пошел прахом. Вместе с жизнью крыса. Оказывается, наблюдая за летящей в тебя гренадой, тоже можно увидеть промелькнувшую перед глазами жизнь. Короткую, никчемную жизнь. Грязь запущенной халупы, где таких, как ты еще восемь, вечно пьяную всяческой отравой мать, отца, работающего для ватаги шестеркой. Побои. Сражения за краюху черствого хлеба. Убитый младший брат. Убитый и съеденный, — это был голодный чумной год в квартале крыс. Бегство в порт. Тяжелая работа за гроши. Обучение у старого толстого крыса-кучера, он очень любил лупить ученика палкой в плохом настроении. Работа, побои, работа получше, побои пореже. Работа на Курмхога, страх, но легкая работа и никаких побоев. Жизнь только наладилась. Впрочем, крысу незачем было жить.

Взрыв перевернул карету, вторая граната убила двух лошадей и бросила в пыль тело мертвого кучера.

Реймунда в карете уже не было. А у Батилеззо теперь был повод на паранойю.

Реймунд не испытал ни на мгновение укола совести, стыда, иных эмоций. Сейчас это была работа. А значит, жертвы не были напрасными. Каждая жизнь была им учтена и записана в необходимый расчетный актив. Он знал, что на Курмхога не работают ангелы, и не собирался скорбеть о людях, зарабатывающих на жизнь умножением зла в этом мире. На роли же исполнителей он долгое время присматривал самых злобных, эффективных и кровожадных отморозков. Нашел и нанял наиболее подходящих. Пусть даже их прах не упокоится. Он предусмотрел все, чтобы не дать повода лишним сожалениям.

И вместе с тем, Стург понимал, что даже будь на месте охраны смиренные монашки, а на месте нападающих — детский нищенский хор, он без тени сомнения поступил бы так, как поступил. Это необходимая жертва. Необходимая для дела. Он агент Альянса, профессионал. Его никогда не мучила совесть за свершенное ради достижения цели. Разве что лошадей было немного жаль.

Театральная истерика.

— Нет, мой дешевый Федерико. — Чителло нервно мерил шагами приемный покой своего гостиничного номера. — Ни о каких поездках не может быть и речи. Больше я не выйду из номера, пока не буду уверен в том, что у меня есть деньги и надежная охрана на все время экспедиции. И теперь мне просто необходимо встретиться с вашим ван Курмхогом. Хочу взглянуть в лицо человеку, из-за которого я дважды чуть не лишился жизни, получил ожоги и ранение плеча.

— Но как же это можно устроить, сеньор Чителло?! — Возопил банкир, — ведь вы же отказываетесь выходить из номера

— Вам что-то не ясно?! — Батилеззо был в ярости, — Пусть он сам ко мне приходит! Не позже завтрашнего дня! Иначе я, невзирая на все обстоятельства, беру билет и уезжаю на ближайшем судне, идущем в метрополию. Моя жизнь мне дороже науки. Можете обвинить меня в непрофессионализме!

— Хорошо. Хорошо. Сеньор Чителло. Прошу вас, подождите. Не уезжайте завтра. Я постараюсь устроить встречу. — по-ригельвандски экспрессивно взмахнул руками банкир.

— Очень на это надеюсь. Без ван Курмхога я вас здесь видеть больше не желаю. Вон! — повелительно сообщил ученый.

— Всего хорошего, — едва сдерживая нахлынувшие чувства, уважаемый и могущественный городской банкир коротко поклонился и опрометью бросился из номера, боясь, что наговорит этому заносчивому снобу лишнего, и тогда Курмхог смешает его с пылью.

За окном пели птицы, прохаживались степенные, красивые пары, тихо шумела под легким морским ветерком зелень. Реймунд не без удовольствия проследил, как возмущенный банкир, нарушая идилию руганью распугал птиц, сломал по дороге от избытка чувств тростью пару кустов и даже толкнул парочку молодых аристократов, чуть не нарвавшись на дуэль.

"Шах". Он улыбнулся про себя. Дело было почти сделано. Затем развернулся от окна и улыбнулся уже зеленоволосой служанке. Она отложила книгу, которую до этого читала в кабинете, ожидая, пока крикливый посетитель уйдет. Нежно улыбнулась и в призывной позе опустилась на диван. Стург не заставил себя ждать. Скоро сборник исторических дневников в красном переплете свалился на пол с трясущегося, будто одержимый, дивана. Страница о любовных похождениях маркиза де Сантафе захлопнулась. Книга подпрыгнула, раскрывшись на более богобоязненной теме. Видимо, под стать крикам служанки "О, боже!".

Библиотека Хранителей Знания. Колониальная политика Экваториального Архипелага.

Записки убывающей святости или как ведут дела алмарцы.

Синтарис 1 число года 800 от Основания Священной Империи.

Волей Единого капеллан отряда сводного Его Высокопреосвященства Архиепископа Конрада VI Гвардейского полка "Клинок Доблести". Я, отец Арчибальд храма Бога Воителя, начинаю дневник операции "Крылья Ангела". Цель операции достаточно простая — исследование влияния храма симираллов стоящего на острове Альгаристо, на туземные культуры острова, а возможно и архипелага Энсирос. Высадка полка намечена на 6 синтариса, благословенный флот под командованием Эрика Магнуса к данному числу должен достигнуть берегов Альгаристо для производства десанта полка.

Синтарис 8 число года 800 от Основания Священной Империи.

Высадка произведена с опозданием на 2 дня, причина — шторм. Был потерян один из вспомогательных кораблей десанта. Потери — 250 человек личного состава включая матросов, так же 4 тяжелых орудия. По погибшим был совершен молебен, дабы их души упокоились в море, и не коснулась их скверна. "Святое причастие" — флагманский галеон Магнуса дал завершающий салют и увел флот на базу острова Вальфис. Согласно предписанию операция должна быть завершена не позже 10 ихтиониса. Флот Магнуса к этому времени должен возвратиться для обеспечения транспортировки полка и результатов исследований на Вальфис.

Синтарис 12 число года 800 от Основания Священной Империи.

Произведено строительство временного лагеря полка. Отправлена разведка в близлежащие джунгли. Цели разведки, помимо стандартных, — обнаружение туземных племен острова, ввиду необходимости получения проводников, хорошо знакомых с местностью. Джунгли представляются плохо проходимыми для крупных войсковых соединений, без опытных проводников операция рискует чрезмерно затянуться.

Синтарис 16 число года 800 от Основания Священной Империи.

Разведке удалось связаться с местными туземцами. Племя тисолькетов. Несчастные язычники, не ведающие света истинной веры. Их вождь прибыл с полусотенной "свитой" — очевидно родственников, жрецов, телохранителей и прочая. Он был облачен в богатый убор из перьев экзотических птиц, интересным элементом являются декоративные крылья, которые, находясь у него за спиной, выполняют, очевидно, функцию регалий. Они столь велики, что их поддерживают двое юношей племени. Туземцы принесли "дары" — перья, плоды, украшения из серебра, корзины с представителями местной фауны, цветы. Они объявили, что на нас чрез них распространяется благословение "бога птицы", по крайней мере, так это перевел лингвист отряда мэтр Вителло Очинеолли. Брат Марк оказался несдержан, он прилюдно обвинил вождя в ереси, язычестве и распространении скверны. Пришлось наложить на Марка суровую епитимью. Нам по-прежнему нужны проводники. Благо, мэтр Вителло сумел правильным образом разъяснить вождю ситуацию. И свести все к шутке.

Синтарис 18 число года 800 от Основания Священной Империи.

Туземцы, очевидно, не знакомы с традициями употребления крепких спиртных напитков. Порой, интересно наблюдать, до какой степени скотства способны опуститься люди, особенно не осененные светом истинной веры. Однако ситуация создается удручающая. И я говорю отнюдь не о том, что капитан Торгвич ничем не отличался от пьяных туземцев. К сожалению, доступ к храму симираллов надежно охраняется. И одним из элементов этой охраны является принцип сохранения в тайне места его расположения. Покамест ничего более от вождя добиться не удалось. Хорошей новостью можно признать сам факт того, что существование храма не оказалось мифом.

Синтарис 24 число года 800 от Основания Священной Империи.

Ситуация прояснилась. Оказывается истинное место расположения храма известно племенам, располагающимся в центральных областях острова. Однако племена эти весьма враждебно настроены к пришельцам извне. Предположительно это связанно с тем, что уже несколько экспедиций иностранных держав пытались добраться до храма. Благом является хотя бы то, что тисольтеки теперь более дружественно настроены к нам, нежели чем к племенам центральной части острова. Впрочем, не удивительно. Полковник Свен Карлувиц посчитал необходимым научить вождя и избранных людей племени способам создания крепкого алкоголя. Чем и занят. Меж тем, вождь пообещал отправить своих охотников, дабы привести "языка" из джунглей, помимо этого он пообещал полковнику, испытавшему разлагающее влияние со стороны капитана Торгвича, привести женщин племени, молодых и незамужних. Дабы, как перевел мэтр Вителло, "приумножить силу племени посредством могучих белых людей, владеющих секретом огненной воды и громовых трубок".

Хаасрис 12 число года 800 от Основания Священной Империи.

Широта нравов полковника, пожалуй, перешла известные границы. Пришла пора священнику вмешаться в мирское, дабы предотвратить войсковой разброд. Я приказал храмовникам арестовать полковника и капитанов, сроком на 8 дней, затем из лагеря изгнали женщин и прочих лишних туземцев. Затем я имел беседу с вождем. В ходе оной я имел смелость напомнить об обязательствах, касательно пленников центральных племен. Воспользовавшись дарованными мне Единым возможностями, я очистил тело вождя от злокозненного влияния медовухи, кажется, он меня понял и услышал. Во всяком случае, с переводом мэтра Вителло я понял, что моя скромная просьба будет удовлетворена.

Хаасрис 13 число года 800 от Основания Священной Империи

На рассвете мною был проведен молебен и проповедь. В проповеди были затронуты вопросы вреда алкоголя и необходимости сохранения благородного облика алмарского воина. Глядя, как просветление божественной благодатью снисходит на распухшие, небритые, изнуренные распутством лица солдат я испытал истинное вдохновение. На меня снизошла абсолютная уверенность — только волей Единого сей благородный поход может увенчаться успехом. Без меня и братьев-храмовников войска давно уже погрязли бы в разврате и пьянстве. После двухчасовой проповеди солдаты осознали свои ошибки и озаренные Светом Его вернулись службе. Упорствовавшие в распутстве были посажены под арест. До просветления.

Хаасрис 14 число года 800 от Основания Священной Империи.

Дабы отвлечь войска от праздности, я повелел начать строительство часовни и укреплений вокруг лагеря. Совместный труд должен принести несомненную духовную и практическую пользу. Меж тем, мэтр Вителло заметил мне, что местные туземцы отличаются отменным здоровьем, а так же отличным физическим развитием. При этом джунгли полны малярийных болот, туземцы совершенно лишены понятий о санитарии, а образ жизни их в целом не слишком активен. Интересный феномен. Позже он подтвердился доктором Буркноссом — он осматривал нескольких туземцев, страдавших головной болью после запоя. В основном, это на диво здоровые люди.

Хаасрис 17 число года 800 от Основания Священной Империи.

Туземцы, возможно, и здоровые люди. А вот среди наших солдат замечены первые признаки малярии. Ввиду важности миссии, я позволил себе произвести исцеление дарованными мне Единым силами. Был организован общий молебен. Он так же заинтересовал находившихся в лагере туземцев.

Хаасрис 19 число года 800 от Основания Священной Империи.

Наконец-то доставлены пленники из племен, владеющих тайной места расположения храма симираллов. Для начала предали их для беседы мэтру Вителло. Надеюсь, более сложных методов дознания не потребуется. Полковнику позволено вернуться к командованию. Однако я, тем не менее, наложил на него так же епитимью. Его душа должна полностью очиститься от скверны пьянства и разврата.

Хаасрис 24 число года 800 от Основания Священной Империи.

Неделя и никаких результатов. Туземцы молчат и регулярно отказываются от пищи. Извинившись перед мэтром Вителло, передаю язычников отцу Ричарду, да смилуется Единый над их темными душами.

Расхаасис 4 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Итак. Последний из туземцев умер под пытками. Их похоронили, предварительно предав кругу. Выяснить удалось немного — тайной места расположения храма владеет лишь вождь их племени. Но он не раскроет её ни под какими пытками. У вождя есть дочь, в которой он души не чает, и сын наследник...

Расхаасис 6 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Брат Зигмунд, маг Дэррик, и специальная команда храмовников с проводником из лояльного племени отправлены на задание. Волей Единого да будет дарована им победа.

Расхаасис 20 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Завершено строительство часовни. Радость приумножена новостями от брата Зигмунда. Они возвращаются с добычей.

Расхаасис 24 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Полный успех. Брат Зигмунд со специальной командой доставил обоих родственников вождя племени хаксельмеков. Ему отправлен через посредников-туземцев ультиматум. Жизнь детей взамен информации о храме. К слову хаксельмеки еще более крепкие, рослые и здоровые, чем тисолькеты.

Вандакр 12 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Никаких вестей от вождя хаксельмеков.

Вандакр 17 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Смирившись с неизбежным. Совершив молитву. Очистив тело свое от греховных мыслей. Думая только об успехе богоугодного дела. Я приказал отправить вождю левую кисть его дочери. И смиренную просьбу поторопиться с ответом.

Вандакр 26 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

К полковнику явилась целая делегация вождей ближайших племен. С просьбой защиты и покровительства. Хаксельмеки, не зная, что именно за племя помогает нам в изысканиях, атаковали без разбора несколько близлежащих к ним прибрежных племен. Весьма неосмотрительно с их стороны. Капитан Торгвич стал проявлять чрезмерное внимание пленникам. Кажется, ему понравилась беспалая дочь вождя.

Орналик 1 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Я провел разъяснительную беседу с капитаном Торгвичем. Дело касалось чрезмерно близких контактов с представителями языческих культур и недопустимости излишней чувствительности по отношению к дикарям и иноверцам. Особенно на государственной службе к вящему благу церкви.

Орналик 2 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Полковник обещает защиту и поддержку всем атакованным хаксельмеками племенам. В том числе тисолькетам, которые, как оказалось, так же уже испытали агрессию противника. Просто в наивности своей они посчитали, что смогут справиться с противником без нашей помощи. Конечно же, помощь будет оказана только тем племенам вожди, которых согласятся пройти предание кругу, и примут веру Единого.

Орналик 12 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Почти все вожди прибрежных племен острова и большая часть их знати преданы кругу и присягнули на верность Архиепископу и Империи. Полковник отправляет на помощь страдающим от необоснованной агрессии соседей туземцам отряды капитанов Эйнхерта и Карлсона, всего 300 бойцов и 12 пушек.

Орналик 14 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Для того, чтобы поторопить вождя хаксельмеков и, возможно, удержать его от агрессивных действий по отношению к береговым собратьям, ему отправили уши его дочери и указательный палец правой руки сына. Надеюсь, он внемлет гласу разума.

Орналик 18 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Боевые действия начаты. Первое крупное сражение в саванне на севере острова. Перебито более 600-т хаксельмеков и их союзников. С нашей стороны потери 15 человек и сколько-то туземцев. Мэтр Вителло уточнил — 530 туземцев.

Орналик 20 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Небывалый случай. К великой скорби пред Ликом Единого я вынужден констатировать, что капитан Торгвич и его сотня самовольно покинули лагерь, при этом выкрав пленных хаксельмеков. Воистину чрезмерное употребление алкоголя, разврат и язычество толкают людей на ужасно необдуманные поступки.

Орналик 24 число года 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Силами беженцев-туземцев начато расширение часовни. К сожалению, простые туземцы покамест глухи для истинной веры. Так пусть хотя бы трудом помогут делу Единого.

Мортансарис 12 число 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Совершено предательское нападение на основной лагерь полка. Потери, правда, в основном среди беженцев-туземцев, благо, большая часть наших войск успели организовать оборону в центральном укреплении. Всего потери составили 30 бойцов. И довольно много туземцев.

Мортансарис 14 число 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Удалось убедить туземцев, что мы — их единственная надежда на защиту. Их силы задействованы для расширения и усиления укреплений вокруг лагеря.

Мортансарис 16 число 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Новое нападение вынуждает переходить к более активным действиям. Полковник выступает в поход, милостью Единого. Да будет сопутствовать ему удача военная. Я же Волею Его отправляю брата Зигмунда со специальной командой и надежными туземцами для организации поимки вождя хаксельмеков.

Мортансарис 22 число 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Тяжелое поражение враждебных туземцев. Полковник с основными силами обнаружил и уничтожил их основной лагерь-деревню в глубине острова. Их потери не менее 2 тысяч, не считая женщин и детей.

Рагиталин 26 число 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Наконец-то удалось организовать поимку вождя почти уничтоженного племени хаксельмеков Уицтокарича. При этом погиб брат Зигмунд. Его тело будет сохранено и отправлено на родину, он заслужил этого, и много большего за беспримерный героизм и служебное рвение. Да дарует ему Единый благое перерождение.

Вандратакас 4 число 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Уицтокарич доставлен. Занимаюсь им самостоятельно. Постоянно устаю. Остается мало сил на дневник.

Вандратакас 24 число 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Очень могучий дух был у этого туземца. Благо, незадолго до смерти от полученных увечий, он согласился принять круг и веру. Мэтр Вителло перевел, что он сказал при этом "чтобы еще один". Я не совсем уверен в правильности перевода. Может он хотел сказать Един. Впрочем, неважно. Наконец-то стало известным место расположения храма "бога птиц".

Гетербагор 14 число 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Храм был обнаружен. Однако пробиваться к нему пришлось с тяжелыми боями. Остатки племен-союзников хаксельмеков превратили джунгли вокруг него в настоящее поле боя, кишащее ловушками и опасностями. Сам храм — жалкая руина, судя по всему даже не храм, а бывший насест. Охранялся как, пожалуй, охраняют лишь Собор Архиепископа в Империи. Каждая ступень постройки обагрилась кровью туземцев. Полковник погиб. Храм защищал небольшой, но сильный отряд туземцев, а возглавлял его не кто иной, как сын Уицтокарича, он поразил Карлувица в сердце каменным ножом, будучи сам при этом уже не менее десятка раз ранен. Это был один из самых тяжелых боев моей жизни. Из храма извлечен серебристый сферический артефакт, испускающий внутренний свет. А так же останки симиралла в богатом саркофаге. После извлечения предметов храм рухнул, похоронив под обломками тела полковника и его убийцы. На ступенях храма был произведен благодарственный молебен за победу и панихида по погибшим.

Гетербагор 20 число 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Артефакт и мощи были доставлены в лагерь. Пришлось силой отгонять желающих поглазеть туземцев. Сфера поступит в распоряжение церкви. Саркофаг же скорее всего для улучшения дипломатической обстановки передадут симираллам, думаю, люди-птицы будут рады получить мощи какого-то своего именитого предка. Остается дождаться флот Магнуса.

Гетербагор 24 число 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Стала распространяться информация о вспышке эпидемии во внутренних областях острова. Благо, лагерь под защитой Единого. Бог даст, у меня и братьев хватит сил не допустить болезнь до праведных.

Ихтионис 5 число 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Оказалось, эпидемия распространилась на туземцев со стороны отряда Торвича, который они недальновидно укрывали в своих селеньях. Она стремительно расширяется по острову. Впрочем, я уверен — нам ничего не грозит.

Ихтионис 10 число 800 от Основания Священной Алмарской Империи.

Прибыл флот Магнуса. Он был встречен торжественным салютом из всех орудий. Без промедления моим приказом начата погрузка десанта. Операцию можно признать более чем успешной — цели оной достигнуты полностью. Влияние культа симираллов разрушается, или разрушено. Потери в половину личного состава, при всего 10% небоевых потерь. Великолепный результат, учитывая сложности условий. В лагере полка остается гарнизон в 50 солдат и отец Афраим с 4-ю братьями и 8-ю послушниками. Они будут ожидать в течение месяца прибытия с Вальфиса гуманитарно-медицинской экспедиции церкви, в чьи обязанности будет входить восстановление здоровья туземцев, принявших круг, и организация новой колонии Империи на острове. Так же будет направлен запрос к Судьям Чумы, дабы их карательные отряды позаботились о том, чтобы праведным туземцам острова не мешали их языческие малярийные собратья. Операцию "Крылья Ангела" считаю, успешно завершенной в срок.

Капеллан "Клинка Доблести" отец Арчибальд. 800 год от о.А.и.

Шах и мат.

— Арнольд. — Позвал Батилеззо собакоголового начальника своей наемной охраны.

— Слушаю, сень-йор. — В комнату вошел высокий, статный, по-военному одетый боец с головой овчарки на широких плечах. Охрану Батилеззо нанял после случая с каретой. И из гостиницы выходил теперь довольно редко.

— Я желаю прогуляться до театра. Обеспечьте, пожалуйста, надежную защиту моей персоне. И завтра удвойте число солдат, плачу повышенную ставку — у меня могут быть опасные гости.

— Так точно, сень-йор. — наемник щелкнул каблуками и кивнул.

Деньги не пахнут, даже если у тебя собачий нос. А охрана трусливого Батилеззо была не самым сложным заданием профессионального телохранителя Арнольда Драхва, так что прихотям богатого клиента можно было и потакать.

Ждать пришлось два дня. Но Ричард ван Курмхог все же соизволил прибыть на личную встречу с Чителло Батилеззо. Директору Федерику Скузи это стоило огромных нервов и двух пальцев на правой руке.

Глядя на статного старца в строгом стилизованном под мундир камзоле, плаще с высоким стоячим воротником и блестящих ботфортах, чье лицо прямо дышало достоинством, а глубокие морщины и залысины лишь придавали образу законченный колорит мудрого аристократизма... Глядя в эти голубые, чуть водянистые, умные и серьезные глаза видавшего жизнь человека, как-то сложно было поверить в то, что эта низкая мразь делала деньги в том числе на детской проституции, работорговле и платных похищениях, а так же не гнушалась, например, завозить ящики с чумными крысами на туземные территории.

Ван Курмхог приехал на "правильной" бронированной карете. В сопровождении эскорта из пятнадцати всадников — видавших виды головорезов, по одному набранных из лучших наемных отрядов города или переманенных из банд. Вместе с ним из кареты вышли девушка-симиралл рода Лебедя, с удовольствием расправившая примявшиеся после долгой поездки в неудобной карете белоснежные крылья. И массивный кроканин — человек-крокодил, с жутковато выглядящим, вполне подвижным протезом вместо левой руки и единственным глазом на крокодильей морде.

"Охрана для вида, массовка, значение имеют кроканин и симиралл, первый боевик, явно модифицирован гартарудами, вторая маг, очевидно, чего-то из основ, свет или возможно день, в общем, выступать будет ярко. В карете кто-то остался, видимо гадатель или маг информации, хуже, если кешкашивар, должен, видимо, предупреждать об опасности"

Ричард с компанией и пятеркой спешившихся охранников прошествовал внутрь, остальные заняли улицу, рассредоточились по подворотням и основным подходам к зданию. Двое внимательно осматривали в слабые, но, возможно, магические подзорные трубы крыши соседних домов.

Ван Курмхог, шелестя длинным плащом по толстому ковру гостиницы, прошествовал в приемный покой номера Чителло, остановился на пороге. В номер вошли охранники и кроканин.

Сам Чителло и двое его охранников сидели за небольшим столиком, сервированным легкими закусками и вином, в удобных креслах. Когда появился Ричард, Батилеззо воскликнул:

— Ванн Курмхог, вот наконец-то вы явились.

"Инвестор" игнорировал его и оставался на пороге пока охранники закрывали шторы на окнах и опускали жалюзи. Затем девушка-симиралл произвела несколько коротких пассов, и из ее рук вырвался луч ослепительно яркой энергии, образовавший круг, отделивший ее, кроканина и Курмхога от остального мира. Когда Ричард зашел в помещение, круг двинулся за ними, обратившись защитным куполом, при столкновении с которым сгорала пыль помещения. Впрочем, ковер вроде оставался цел, но становился несколько чище там, где прошел барьер.

"Кинетический барьер, магия света, значит так же исцеляющий, и уничтожающий возможный яд, заразу, враждебные энергии. Неплохо. А ведь эта барышня наверняка еще и в чистую субстанцию света может обращаться. Впрочем, не успеет. На самом клиенте защитные амулеты от проникновения в разум, от порчи и темной магии, и дополнительный личный кинетический барьер. Возможно, есть одноразовый воскреситель. Не поможет".

— У вас не принято здороваться, херр Ричард?— панибратски поинтересовался Батилеззо.

Алмарец обвел безучастным взглядом помещение. Остановил взор на Чителло, так будто он впервые его видел. И коротко произнес:

— Делай.

В тот же момент кроканин метнулся с нечеловеческой скоростью к Чителло, охрана алмарца вскинула карабины и выстрелила по охране ученого. Собакоголовый телохранитель успел уйти от выстрела в сторону, в коридоре послышались короткие звуки борьбы, похоже, там прикончили остатки охраны Чителло. Девушка-симиралл опять вскинула руку, и из нее изошел луч белой энергии, ударивший в Арнольда и отбросивший его на пол. Подскочившие охранники прикончили псоглавца кордами.

Механическая рука кроканина тем временем, изредка выпуская облачка пара и шипя горячим маслом где-то под стальной обшивкой, сжималась на горле Чителло.

"Гартарудская модификация... Видимо, даже среди этих четырехруких снобов, мечтающих якобы только о науке и прогрессе и декларирующих невозможность передачи высоких технологий в руки недоразвитых культур, есть достаточно жадные для того, чтобы поступаться принципами. Впрочем, может это просто устаревшая модель парового протеза... Однако зелененький и сам силен".

— А теперь, пешка Альянса, ты мне все расскажешь. — С пафосом произнес преисполненный чувства собственного достоинства бандит.

Из горла Чителло Батилеззо послышался согласный хрип.

— Великолепно. Тогда начнем допрос. Отпусти его немного, Таграк, пусть попоет.

"Попоет. Попоет. Жаль все же Ормута, хороший был актер. И все же хорошо, что гартаруды продажны не по одному и не по двое, и вполне любят деньги".

Реймунд взглянул на часы. Механизм часовой бомбы активировался, когда Ричард ван Курмхог вошел в гостиницу. Вернее, когда актер Ормут включил личное силовое поле, которое, по словам Реймунда, должно было его, если что, защитить от нападения головорезов алмарца. Но действует оно недолго, потому включать надо непосредственно перед опасностью.

Взрыв последовал почти по расписанию. В очередной раз убедив Реймунда в превосходстве технологии над магией. Ну, если исключить, конечно, тот факт, что сам Реймунд сидел сейчас на карнизе одного из расположенных близко к гостинице зданий, укрывшись получасовым заклинанием невидимости из магической школы воды. И наблюдал одним глазом за улицей, а вторым, воспользовавшись амулетом трансляции зрения по согласию Ормута, наблюдал за гостиничной драмой через его левый глаз. Который теперь будет еще неделю болеть и плохо видеть. Гостиницы больше не существовало, взрывом разнесло почти все левое крыло, где располагался номер Чителло, остальная часть обрушилась, лишившись львиной доли опоры. Погибло не так много народа — ван Курмхог выступил в роли благодетеля, выкупив гостиницу на время своего визита, удалив постояльцев и выгнав обслугу. Так что погибла охрана Батилеззо и, конечно, клиент с ватагой.

Это обстоятельство Реймунд записал себе в плюс — ненужных жертв удалось избежать, притом без особых трудностей. Собакоголовые были наемниками, а значит, были готовы умирать. Чителло при найме оплатил каждому страховку жизни. В общем Реймунд был уверен — призраки невинноубиенных не будут являться к нему во сне. Оставалось лишь закрепить их число. Конечно, оставалась еще смерть Ормута. Но Реймунд никогда не причислял себя к паладинам света или добродетельным героям. В общем, со смертью актера он тоже был готов смириться как с неизбежным злом. Дело было сделано.

Выхватив саблю из ножен, Стург рухнул вниз, где ошарашенный стоял один из охранников Курмхога. Выжившие были недопустимы.

Реймунд шел по исковерканному саду гостиницы "Ла Ториньен". Под ноги попадались осколки камня, раскуроченные предметы мебели, пару раз, возможно, даже сегменты человеческих тел, но это маловероятно. Многие деревья сада сохранились. Выжила даже часть кустиков, смотревшихся теперь весьма грустно — серенькие, с оплавленными листьями. Тело алмарца лежало во внутренней части сада, закрытой от взора с улицы.

Вид распростертого на земле негодяя, каковым Реймунд, возможно несколько двулично, считал алмарца, наполнил убийцу мрачной радостью. Этот человек, сильный мира сего, стоявший выше закона, выше любых порядков и простых человеческих моральных норм. Теперь он, очевидно, узрел зыбкость своей неуязвимости, купленной чужой кровью, чужой жизнью, чужими страданиями. Он лежал сейчас такой же беспомощный, как все те, кого предавал и убивал. На мгновение Реймунд ощутил себя мусорщиком. И это сравнение не доставило неприязни. Если не избавлять мир от грязи такого рода, если периодически не убеждать этих созданий в небезнаказанности. Что если? "Возможно, мир был бы много более худшим местом", — подумал убийца, подходя к жертве. Сегодня работа принесла ему удовольствие. Редкий случай.

Он выжил, да что там выжил, он был почти невредим, но без сознания. За деньги можно купить почти все — даже бессмертие. Впрочем, бессмертие нельзя. Реймунд склонился над телом клиента и последовательно освободил того от остатков магической защиты — два амулета еще действовали; потом Реймунд отрезал Курмхогу палец — правый мизинец, средняя фаланга которого была заменена на "кость жизни" — артефакт на грани магии жизни и некромантии, который мог восстановить тело хозяина, даже сожженное в кислоте, при наличии контакта кости с телом. Связи алмарца потрясали. Реймунд проверил карманы клиента на предмет дополнительных сюрпризов...

Сад Реймунд покинул через минуту, унося с собой два предмета — голову Курмхога, самый надежный способ точно не допустить оживления клиента. И письмо от руководства Альянса, заверяющее, что податель сего имеет полный иммунитет ко всем действиям агентов Альянса любого уровня. Обычно о предоставлении подобного письма агента, работавшего над заданием, уведомляли заранее. Сильно заранее. Что-то явно прогнило в жизни Реймунда...

Библиотека Хранителей Знания. Колониальная политика Экваториального Архипелага

Осторожная поступь прогресса.

Директива 22210

Геноцид местного населения колониальных территорий представляется возможным только при условии однозначно истолкованной агрессивности данного населения без видимых вероятностей мирного урегулирования взаимоотношений.

Директива 22230

Использование труда туземных племен может проводиться по двум взаимоисключающим схемам:

А) Жесткая эксплуатация при минимальных затратах на содержание.

Б) Кооперативное сотрудничество на равно-покровительственных условиях с соблюдением необходимых норм эффективного содержания.

Дополнение к директиве 22230

Экономически выгодным представляется в кратко и среднесрочной перспективе первая схема. Коммуникационно и долгосрочно экономически — вторая. Статистический анализ особенностей поведения туземных племен Экваториального архипелага отмечает сложности использования второй схемы. Опыт алмарских и ригельвандских практик подобного рода четко говорит о высокой вероятности быстрого падения дисциплины среди туземного населения, высокой вероятности бунтов и отказов работать. Предпосылки подобного поведения изучаются.

Директива 2310

Недопустим допуск туземного населения Экваториального Архипелага к высоким технологиям Гольвадии (Южного Архипелага). При обнаружении факта использования туземным населением высоких технологий необходимо:

А) Произвести агентурную разведку, дабы установить, какой процент туземного населения сектора обладает возможностью использования высоких технологий.

Б) Произвести разведку и учет точного количества технологических устройств, попавших в руки туземного населения.

В) Организовать изъятие технических устройств у населения.

Г) Провести разъяснительную работу об опасности и культурной недопустимости использования туземными племенами высоких технологий Гольвадии (методику переговоров с туземцами см. в учебнике Алана Питерсона "Туземцы Экваториального Архипелага. Способы взаимодействия. Давления. Доминирования").

Д) Произвести по необходимости уничтожение представителей туземных племен, обладающих знаниями о способах изготовления технологических устройств превосходного уровня.

Список устройств, подпадающих под определение "высокие технологии", смотреть в справочнике Виктора Тэвишгема. Особое внимание уделять любым фактам появления у туземцев огнестрельного оружия даже самого примитивного порядка.

Директива 2317

Недопустимо проникновение туземцев на территории объектов высокого технологического значения. Как то: промышленные предприятия, паровые установки, корабли, военные объекты, типографии и т.д. и т.п. (полный список в дополнении к директиве 2316). При обнаружении проникновения представителей туземных племен на технологические объекты допускается немедленное уничтожение нарушителя. В противном случае нарушитель должен быть задержан и передан в ведение охранно-силовых структур по месту задержания. Директива так же распространяется на факт запоздалого обнаружения факта проникновения туземцев на технологическую территорию. В данном случае должен быть задержан туземец, а так же все его соплеменники, которым он мог успеть поведать об увиденном.

Директивы колониального эксплуатационного устава Сетрафии версии 12.3.

Он милых дам не убивал.

"Плащ и шпага" — ресторан класса люкс в квартале воров. Небольшое со вкусом и выдумкой обставленное место. Столики с секретом — для того, чтобы спокойно сидеть за таким, не опасаясь, что содержимое тарелки съедет тебе на ноги, необходимо было решить небольшую головоломку на ловкость рук и минимум логики.

Стулья, стилизованные под тюремные, имели зажимы для рук, шеи и ног, но оставались несколько удобнее оригиналов. Особенные блюда приносили на закрытых подносах, скреплявшихся разной степени хитрости замочками, чтоб аппетит, так сказать, растравить.

А счет полагалось по традиции вытащить у официанта из кармана, тогда предоставлялась скидка. На стенах в рамках висели изображения наиболее знаменитых воров, как мифических, так и настоящих, и сцены их деяний. А так же выведенные каллиграфией различные крылатые выражения и высказывания воровского мира типа "В карман не за словом лезут" и "Ааа, так это был замок собачьей клетки...".

В заведении для излишне состоятельных гостей были отдельные кабинеты. Серый для карманников, белый для воров, черный для убийц, золотой для особо важных персон, а так же три безымянных. Именно в одном из безымянных кабинетов сейчас и сидели Реймунд с Хитрюгой, — убийца наконец позволил себе одеться так, как ему нравилось, и отойти от правил вечного маскарада. Он был облачен в длиннополый с рукавами плащ из кожи амиланийского трицератопса — материала очень прочного и приятного на ощупь, белую рубашку без кружев, но с вышивкой в хмааларском стиле, перчатки из змеиной кожи с кастетными вставками, усиливавшими удар, штаны из обычной воловьей кожи, стянутые горизонтальными ремнями от бедра до колена, и так называемые "пиратские сапоги" — имевшие шнуровку по внешней стороне, металлический носок, украшение в виде цепей и заклепок и подбитую металлом подошву. Отсутствие грима и париков открывало вполне мужественное, в меру привлекательное лицо с жесткими и крупноватыми чертами — все же Реймунд был чуть меньше чем наполовину гетербагом.

Реймунд покачивался на стуле, закинув ноги на закрепленный стол, с которого периодически брал крупную кружку с вином (бокалы Стург не любил) и делал небольшой глоток. Он просматривал бумаги и пергаментные свитки, добытые из поместья Курмхога уже после смерти финансового бандита. Напротив, сжавшись как можно компактнее на стуле, сидела Энкелана Хитрюга, одетая, как обычно, в куртку из оленьей кожи с большим количеством карманов, штаны из того же материала, того же типа, короткие охотничьи сапоги без шнуровки и серую рубашку из парусины. Девушка нервничала — Реймунд был явно не в духе, на столе лежала еще одна папка с бумагами, и принесенный воровкой небольшой батистовый мешочек, запечатанный сургучом. Реймунд до сих пор так и не объяснил, зачем он сегодня ее сюда позвал, но у Хитрюги был для него небольшой сюрприз, и она надеялась, что Реймунд будет заинтересован настолько, чтоб не убить ее. Основное его задание она провалила.

Еще полчаса минули в молчании, шелесте бумаг и скрипе раскачиваемого стула. Наконец убийца отложил бумаги и обратил внимание на воровку:

— Никогда не бывала в поместье Лидоканен, до недавнего времени принадлежавшее одному городскому богатею. — Вопрос был задан тоном полным уверенности в отрицательном ответе.

— Нет, — пискнула Энкелана, глядя на Реймунда снизу вверх своими огромными голубыми глазищами.

— Побывай. Не сейчас. Чуть позже, когда наберешься опыта. Отличная практика. Для профессионала. Магические ловушки, колдовские мороки, големы и конструкты, защитные артефакты, простые, но эффективные смертельные ловушки, следящая магия. Тридцать, нет уже двадцать девять хорошо обученных головорезов. На сейфах уничтожающие содержимое заклинания, настроенные на определенного хозяина. В подвалах две интереснейших секции — сокровища и антиквариат, и немаленькая пыточная с не менее чем двумя десятками узников, некоторые, правда, уже замурованы в стены. Занятное место, как для тела, так и для ума. На третьем этаже мини-бордель с девочками до 16 лет. Впрочем, это уже лишнее.

— Ты шутишь насчет предложения там побывать? Я очень на это надеюсь. Такая форма самоубийства меня не устраивает. — Чуть развеселилась Энкелана, услышав в словах Стурга надежду на продолжение жизни.

— Меня тоже. Как твоего, так и моего. Да, даже такие, как я, иногда шутят. — Реймунд чуть улыбнулся.

— Спасибо. Эээ... Что пояснил. — Ответила девушка.

— Не нуждаюсь в твоей жалости. Чувство юмора есть не у всех. Итак, с чем ты пришла?

— Я думала, это ты меня позвал. — Глаза воровки распахнулись от удивления.

— Я думал, ты умней. — Чуть ухмыльнулся убийца. Ему нравилось играть с ней. Только девушке наверняка казалось, что игра — кошки-мышки. А Реймунд воспринимал это скорее как своеобразный флирт.

— Я думала... — Сказала она и замолчала испуганно.

— Достаточно, — Реймунд серьезно посмотрел на Энкелану.

— Вот, — указала она на стол. — Это все что удалось. У нее не было при себе никаких документов. Из ценного только это. — Почти оправдывающимся тоном произнесла воровка.

— Ха. Если ли бы то, что у нее есть действительно ценного, выглядело бы таковым... А впрочем, ты меня расстроила. Ладно, глянем. — Реймунд взял мешочек и, увидев сургучовую печать, посмотрел на Хитрюгу.

— Ой. Прости. — Девушка быстро взяла из рук Стурга мешок, — Сургуч — это колдовская защита, от кражи, и вообще — если чужой попытается его сломать, то содержимое уничтожится. — Девушка надломила печать и вернула мешочек, — теперь все в порядке.

— Интересная предосторожность, — Реймунд вывернул мешок и захотел протереть глаза: на руку его выпал амулет из тонкой серебряной проволоки, с заключенными в ней восемью небольшими бриллиантовыми сердечками.

— Ну, может, это можно продать, вроде дорого стоит, — оживилась воровка, увидев удивление собеседника.

Реймунд остановил ее взмахом руки. Потом быстро убрал амулет в карман. Бумаги со стола стряхнул в небольшую заплечную сумку, очень похожу на уменьшенную версию "телескопной" сумки Батилеззо.

Ему захотелось обнять ее, захотелось вопить от радости, захотелось потискать эту милую маленькую девушку, как плюшевую игрушку, и только неприродная, взращенная Альянсом ненависть к эмоциям удержали Реймунда от чрезмерного проявления симпатии.

Он подошел к Энкелане и быстро чмокнул ее в щеку. Девушка так удивилась, что аж зарделась. Хотя ей приходилось целоваться и с более привлекательными мужчинами, чем Стург, и не такими колючими.

Меж тем Реймунд протянул воровке небольшую латунную табличку с вытравленными инициалами РС(RS).

— А это что? — полюбопытствовала Хитрюга. Она внезапно почувствовала себя очень защищенной, будто неумолимый палач ее вдруг оборотился непобедимым стражником.

— А это, милая моя девочка, твоя амнистия. Благодаря этому куску латуни никто из Альянса, вплоть до моей окончательной смерти не имеет права убить тебя. Даже если очень захочет. — Безразлично сообщил Реймунд, нарочито не глядя на собеседницу. Энкелана была единственной в городе из "лишних", кто доподлинно знал о профессиональной принадлежности Реймунда. Она удивила его, а ее талант, можно сказать, растрогал. Убийце нужна была помощь против другого убийцы. И воровка идеально подошла. Хотя, может, были и иные причины.

— Спасибо огромное, — несколько заторможено произнесла девушка, рассматривая табличку, — Я этого не забуду! — голос прозвучал уже бодрее, на лице появилась улыбка. Ей стало легко и приятно, Реймунд все больше в ее глазах походил на человека. На обычное существо из плоти и крови. Чей образ медленно, но верно затмевал в голове воровки тот взведенный, готовый уничтожать все на своем пути безликий механизм смерти, каким убийца предстал при их первой встрече.

— Не забудешь. Это право отныне имею только я. В смысле убить тебя. — Дополнил он мрачно. Долгим взглядом он посмотрел на девушку. "Нет, не могу, не стану, идите к черту. У каждого должно быть что-то дорогое. Хоть иногда".

С этими словами Реймунд вышел из кабинета. Оставив Энкелану думать над своей судьбой, а заодно и оплачивать счет за обед.

Маленькое послесловие на Морском Бульваре. Акт первый.

Морской бульвар. Одно из живописнейших мест Ахайоса. С располагающегося на высоте более чем сотни метров над уровнем моря огромного плоского участка скалы, тянущегося от шестой цитадели на Севере до самого порта на Юге, открывается поистине величественный вид на море. Вернее, на океан, грациозно катящий валы теплой живой воды по известным одному ему законам, в неизвестность вечно лежащего перед ним грядущего.

Вечер был наполнен теплом и жужжанием насекомых. Свежий бриз нес прохладу в душный Ахайос и раздувал полы плаща Реймунда, молчаливо и неспешно маршировавшего по массивным плитам настила Морского бульвара. Вокруг спешили по своим делам торговцы, степенно, как и Реймунд сейчас, прогуливались парочки, среди которых не без труда можно было определить пиратов, гуляющих перед основным действом портовых шлюх в надежде получить скидочку, и аристократов, приведших свою вторую половину взглянуть на красоты пейзажа. Океан умиротворял людей, разглаживал морщины, убирал сосредоточенность и суровость с лица, его дыхание приносило жизнь даже в самые выжженные души, а сумрак вечера скрадывал детали — дороговизну одежды, белизну кожи. Даже немногочисленные нищие Ахайоса, казалось, на бульваре становились не столь заметно неприятны, не столь крикливы, и, возможно, не столь несчастны.

Она просто появилась из вечернего марева, неожиданно и эффектно: вот ее не было, и вот она уже здесь. Утонченная, изящная, мягкая и текучая, как кошачий или змеиный хвост. Великолепно сложенная, не слишком худая и совсем не толстая. Двигалась она столь плавно, что отдельные движения было сложно отследить. А еще она, как и Реймунд, была человеком лишь отчасти. Наполовину тигрин, она сочетала в себе такие человеческие достоинства как высокая, не слишком крупная, но очень привлекательной формы грудь, широкие бедра, узкие женственные плечи. И доставшиеся от тигринов стройные сильные ноги идеальной формы, пушистый хвост, усы и кошачьи уши. Женственность все же была ей присуща не в полной мере — мускулистый пресс и рельеф мышц рук выдавали в ней воина. И, видимо, совершенно не смущали, раз она носила короткую безрукавку из кожи со шнуровкой на груди, открывавшую живот, короткую юбку, так же кожаную и на шнуровке. Сапоги на высокой подошве, делавшие ее, и без того высокую, выше большинства мужчин-людей, и перчатки с кастетными вставками, но без пальцев, несколько более изящные чем те, что у Стурга, если термин "изящно" тут применим. Таким образом, она оставляла на обозрение не только свои привлекательнейшие формы, но так же и явное отличие от людей — покрывавший лицо и тело легкий пушок, рудимент шерсти, повторявший тигриный окрас, доставшийся от предков по отцовской линии.

— Чудный вечер, Стург, — промурлыкала в прямом смысле этого слова незнакомка, появившаяся из бульварного сумрака, и посмотрела на него изумрудными глазами с вертикальным зрачком из-под чуть опущенных черных густых ресниц, разломив тем временем в руке небольшой синеватый финик, заставивший колыхнуться воздух вокруг них и создавший завесу невнимания к их персонам не меньше, чем на час. От нее исходило ощущение силы и легкий, металлический запах. Кровь? Железо?

— Приветствую, Бэгрис. — Реймунд остался невосприимчив к кошачьему магнетизму собеседницы, по крайней мере, внешне, — Видимо то, что ты вылезла из берлоги, означает, что я наступил на твою больную мозоль. Или ты хочешь взять меня за мои пушистые шарики?

— У тигров не бывает берлог. Они живут свободно, делая свои домом огромные территории, богатые дичью. — Мягко, но несколько обиженно произнесла Бэгрис. Он знал, почти знал, чего стоил ей этот непринужденный тон. Тигрица чего-то хотела, и Стург готовился этим воспользоваться.

— Это самцы. А самки просто таскаются за ними гаремом не меньше восьми штук и обслуживают за защиту. — Невежливо добавил Реймунд.

— Нууу, ты не совсем прав, — улыбнулась тигрица, — но можешь считать меня свободной самкой, одинокой и мечтающей о ком-то, кто ее защитит.

— Это буду не я. — Стург начинал злиться.

"На мрачные мысли наводит ситуация, когда о потребности в защите говорит существо, способное в три секунды разорвать тебя на куски. Но этого не делает. И не сделает. Я попал в точку".

— Не отвергай что-то, даже не попробовав. — Она улыбнулась, взяла Реймунда под локоть, не встретив сопротивления, и пошла с ним рядом по бульвару. — Можешь горько пожалеть.

— Риск — дело благородное. К тому же верить тебе — это не риск даже, а чистое самоубийство. — Разговор явно имел второе дно. Тигрица чего-то хотела от коллеги. Нет хуже — она что-то предлагала. И говорила... Столь нерешительно. Реймунд умел делать выводы.

— Мы так давно знакомы. И ты так плохо меня знаешь. — Промурчала Бэгрис. Судя по всему, последняя фраза Реймунда ей польстила. Она даже обвила его на ходу хвостом, начав мягко поглаживать по бедру.

— Давно ты в городе? — как бы невпопад спросил Стург. Внутренне его передернуло. Он хотел ее. А она. Она тоже испытывала похоть. Но что за похоть, он не стал бы выяснять ни за что. Возможно, она хотела отдаться ему. Возможно, выпотрошить.

— Недавно. — Небрежно ответила его спутница, по-кошачьи широко зевнула и поинтересовалась так же типа между прочим: — а как твое задание. Успешно?

— Вполне, — кисло улыбнулся Реймунд. — А ты что-то слышала о нем?

— Нет. Но зная твой стиль, могу предположить, что это был ван Курмхог. Любишь же ты взрывы. Эффектно — с придыханием закончила она, — очень эффектно. Есть чему поучиться.

"Врет. Врет и меня это даже не раздражает. Потому что так и подразумевалось. Впрочем, взрывы она тоже любит"

— Нет смысла увиливать. Нас в мире не так много. Масштаб и почерк известен и понятен для своих.

— Для своих много чего понятно. Но в первую очередь правила, конечно. — Безучастно произнесла Бэгрис, рассматривая парочку, уединившуюся на скамейке и уже раскидавшую по сторонам часть одежды. Конечно, она видела в темноте.

— Не продолжай. Правила есть правила. А знание — ценное оружие. Но ценности могут быть оружием и сами по себе, в обход правил. — Стург остановился, отстранился и облокотился на перила ограждения бульвара, глядя в раскинувшуюся почти под ногами водяную бездну, где волны в вечной борьбе с сушей накатывали на скалы, мечтая, что если не они, то хоть те, кто придут за ними через сонмы времен, все же сокрушат горделивые зубы земли.

"Чего мы оба ждем? Зачем ходим вокруг да около? Я знаю, это была ты. Ты подставляешь меня. И знаешь — предательства я не приму и не допущу. Но я жив. И ты тоже цела. Так в чем же дело? К чему этот бессмысленный диалог? К чему ты, или, вернее, твой покровитель, хотите меня склонить?"

— И все же это был ты. Само собой, надежда умирает последней. И иногда бывают совпадения. — Ладно, Реймунд. Мы еще поговорим, позже, — конец фразы Бэгрис почти прошипела. "А вот это настоящая ты, — подумал Стург, — дикая, необузданная, яростная тигрица. Туше. Мой раунд".

— Подожди.

Уходившая девушка остановилась, не поворачиваясь к Реймунду, выглянула из-за плеча, кольнула хитрым взглядом изумрудного ока.

— Что тебе известно о "Белом крыле"? — с пальца Реймунда свесился и повис над бездной амулет о восьми бриллиантовых сердечках.

Бэгрис пожала плечами:

— Звучит аппетитно.

"Стерва. Ладно, продолжим позже, значит, время есть".

Когда Стург повернулся, убирая в карман жизнь своей собеседницы, ее уже не было на темном Морском бульваре...

Сон убийцы.

Он вновь пришел. Этот странный гость безумных снов Реймунда. Он приходил редко. Но от него не спасали ни заклинания, ни ловцы снов, ни крепкий алкоголь перед сном. Он вновь пришел. Он вновь хотел чего-то от Стурга. Этот вкрадчивый, теплый голос сумасшествия.

— Тебя используют, — Произнесла тьма во сне.

Они стояли посреди застывших скульптур анатомического театра, скульптур составленных из жертв Реймунда: вот толстый пират, вот надменный маг с застывшим выражением небывалого удивления на лице. Вот крысюк-кучер. Вот прекрасная девушка лет семнадцати, с серым лицом. Ее он не помнил. А вокруг пустыня, заносимые грязно-желтым тусклым песком безбрежные пространства, усеянные тысячами застывших фигур, в гротескных, театральных позах. Фигур без лиц, без истории. И вой холодного ветра, несущего песочные волны.

— Я лишь орудие, — Ответил Реймунд, рассматривая лица мертвецов. — Для того и нужен.

Он так не считал. Но ответ показался уместным.

— Ты продолжаешь утверждать вещи, которые тебе внушили, — голос разносился из тьмы, густой тени, образованной несколькими массивными телами, нависающими друг над другом. Из глубины мягким, зловещим фиолетовым светом сияли вытянутые, нечеловеческие глаза. — И если ты продолжишь верить в глупости, то рано или поздно они выработают тебя. Используют окончательно и избавятся от остатков. Как от шелухи.

— О да, — рассмеялся Стург, — Я, безусловно, должен верить ночному гостю, скрывающемуся в тенях.

Реймунд всегда считал правила Альянса честными — ты верен, ты выполняешь приказы, ты подчиняешься. За это тебе дают власть, определенного рода, могущество, деньги. Он не считал, что его используют. Вернее, полагал выгоду взаимной. Последние события поколебали его уверенность.

— Верь не мне, — рассмеялась в ответ тьма, рассмеялась беззвучно, — Верь своему чутью. Подумай сам. Это дело. Прошлое дело. Мордред. Поведение Бэгрис. Все это связано. Теперь ван Курмхог. Все это не случайно. Кто-то очень хочет тебя подставить.

— Я всего лишь агент, — Отмахнулся Реймунд, — Меня все время подставляют. Я нужен, я подготовлен, — его голос помрачнел, он посмотрел в мертвые глаза шваркарасского юноши, пробитого шпагой, — Я пригоден только для того, чтобы моими руками загребать жар, и оставлять меня расхлебывать последствия.

И опять он не верил своим словам. Голос. Не тьмы вокруг. Но внутри самого убийцы. Голос давно и упорно шептал о большем.

— Да, — согласился голос, — В этом ты пытаешься себя убедить. Но еще глубже, там, куда не всегда осмеливаешься заглянуть... Ты все же не хочешь быть пешкой. Не хочешь быть марионеткой. Ты хочешь знать, кто и зачем тебя направляет. Хочешь знать не только цель, но и причины. Хочешь понимать смысл всего, что происходит в твоей жизни.

Голос умолк. Последовала тишина, сопровождаемая воем ветра.

— Не важно, чего я хочу. Да и ты не попал в точку. — ответил медленно Стург, — Впрочем, чего бы я не хотел... Выйдет иначе. Я уже на крючке. Если меня захотят подставить — подставят. Если захотят от меня избавиться — избавятся. Не оснований для оптимизма.

— Борись. — Холодно и жестко ответил голос, — Если тебе все равно конец. С чего облегчать врагам задачу? Барахтаться все равно веселее. Ты же знаешь, что можешь. Ты можешь добраться до их секретов. Ты знаешь их методы. Ты знаешь их слабости. Они такие же, как ты. А значит, шансы ваши равны.

— Ты порешь чушь. Или внушаешь мне какую-то провокацию, — Реймунд ожесточенно стукнул кулаком по телу собакоголового с пулей в горле, — Все это сплошной бессмысленный бред.

— Может быть, — в голосе послышалась ирония, — Но ты же всегда сам знаешь, что делать...

Библиотека Хранителей Знания. Информация о городах. Ахайос.

Ахайос.

Ахайос, друг мой, это большая навозная яма. А мы с тобой — черви, копошащиеся в ней. Только разница между нами и червем состоит в том, что каким-то гнусным стечением обстоятельств у нас есть право выбора... и мы его просрали.

Пьяные откровения главы банд безумцев Орогеда Турмзогра "Скалобоя".

Безалаберность или преступление?

Согласно последнему отчету счетной комиссии его светлости герцога Бастиана де Богенрейста, волею Единого Вице-короля колониальной области Моря Клыка, Ахайос значится как город со средним доходом, не превышающим миллион оров в год. Имеет статус убыточной колонии.

В то же время могу сказать, что, согласно данным вашего покорного слуги, волею Единого финансового комиссара Колоний Его Величества — доходы от Ригельвандских предприятий Ахайоса составляют около 10 миллионов ригельдукатов в год. Алмарские торговые компании имеют доход 2 миллиона в год. Даже Гилемо Антарские купцы увозят из Ахайоса ежегодно артефактов не менее чем на полтора миллиона золотых.

Почему же, возникает вопрос, государство, владеющее этим обширным городом, терпит с него убытки не менее пятисот тысяч в год и считает его неприбыльной колонией. Мной был проведен подробный анализ ситуации. Вашему вниманию я предлагаю отчет о состоянии дел в Ахайосе, составленный признанными специалистами своего дела, служащими в различных уважаемых ведомства Королевства, по моей просьбе проведших в городе некоторое время в составе моей комиссии:

Ахайос как социокультурное явление.

Ахайос представляет собой уникальное социо-культурное явление. На территории этого обширного города, по сути, фактически полиса, сложилась весьма разнообразная и необычная схема взаимодействия различных институтов. Так де-факто город управляется бандами. Банда — термин, под которым принято понимать плохо организованное скопление деклассированных элементов. В данном же случае банда — это фактически индивидуальное понятие, наполняемое почти сакральным смыслом — во внутреннем языке Ахайоса банда — это, по сути элитарное сообщество сильных, смелых и свободных существ, имеющих право устанавливать собственные законы и легитимно угнетать остальное население города.

Банды имеют собственные территории, собственные внутренние, нередко кодифицированные правила, и, несомненно, собственные серьезные доходы. Являясь, как правило, жестко иерархизированными авторитарными сообществами, банды при этом обладают набором эксклюзивных знаний, передаваемых из поколения в поколение навыков и умений, а так же нередко даже собственную магию или колдовство. Это делает банду экстраординарным политическим и социальным явлением.

Однако, они так же являются культурным феноменом. Каждая банда находится в поле определенной культурной традиции, привнесенной в Ахайос извне одной из множества групп, осуществлявших миграцию в город на протяжении столетий. Из чистых культурных групп можно выделить почти неискаженные хмааларскую, героическую, шваркарасскую, ригельвандскую, алмарскую, эллумистическую, гетербагскую традиции. Из искаженных или нигде более не встречающихся культурных традиций можно выделить местные дракийские традиции, сильно отличающиеся от того, что можно встретить на Дракии, но имеющие несомненные единые с ними корни. Так же интереснейшие традиции вполне адаптировавшихся и политически обособившихся местных туземных групп. И, конечно же, традиции мистического и религиозного характера.

В итоге, Ахайос можно назвать фактически самым поликультурным местом известного мира. Вряд ли где-либо можно встретить такое разнообразие видов и традиций общественного взаимодействия. Ходят слухи даже о существовании в Ахайосе проамиланийских сообществ, впрочем, это относится к мало проверенным факторам. Однако, результируя все вышеозначенное, можно с горечью отметить что, не уничтожая самобытной традиции, существующей в городе, представляется фактически невозможным эффективное управление оным извне.

Джон Блексмит профессор социологии 7-го ранга Сетрафийской Академии Гуманитарных Знаний.

Военное искусство города банд. Обзорный отчет.

Без упадка для чести офицера и, не принизив достоинство Королевской армии, невозможно говорить о том, что мне довелось лицезреть в Ахайосе. Несомненным и непререкаемым фактом является знание о том, что Назмирис — один из островов Пояса Свободы — является законодателем военной "моды", а скорее даже эталоном военной организации как минимум для большей части территорий Экваториального Архипелага. И даже если Гольвадийские правители желают видеть на своей службе блестящих специалистов — они посылают людей учиться в Назмирис, и служить в прославленных Ротах.

Однако, увиденное мной в Ахайосе привело к грустному наблюдению — Шваркарас упускает кладезь военной мудрости, по крайней мере в части обеспечения дисциплины.

Так называемые Банды Ахайоса являются весьма грамотно организованными полувоенными формированиями, по крайней мере, большая часть из них. Следуя внутреннему распорядку и традиции, они сохраняют множество варварских обычаев — так, например, представители Банды Ножей сражаются только коротким клинковым холодным оружием. Воины-кузнецы Молоты предпочитают тупое массивное оружие ближнего боя. Большая часть прочих банд в основном не пользуется современным оружием — ни пороховыми гренадами, ни мушкетами. Однако, степень военного искусства, с которым используются их примитивные орудия убийства.... Впечатляет. Одного представителя Банды Ножей с его клинками можно выставить против десятка королевских гвардейцев и смело ставить деньги на его победу. Гетербаг из Молотов в пешем строю способен сдержать прорыв кирасиров. Ну и так далее.

Ярчайшими же представителями особенной военной организации Ахайоса являются так называемые Цепи. Это наемники, использующие все основные и множество суррогатных видов боевых цепей, самого разнообразного вида, дистанции поражения и боевого действия. Их странные отряды — состоящие из множества представителей самых разных рас, представляют на самом деле величественное зрелище в бою, как городском, которые ваш покорный слуга неоднократно наблюдал лично, так и на поле. Правда, этот вариант я лицезрел лишь на учениях. Бойцы цепей способны двигаться и биться как в плотном, так и в редком строю, одинаково успешно как в нападении, так и в обороне, при этом вполне обходясь без огнестрельного оружия. Каждый воин в сражении знает не только свое место в строю, но и свою Роль в военной организации Цепей, что приводит их к возможности выдерживать построение и выполнять свои задачи даже при полной потере командного состава.

Оружие Цепей — это весьма отдельная тема, которой можно было бы уделить целую книгу. Впрочем, можно ограничиться и общим описанием: в основном оно делится на цепное ударное ближнего боя — типа цепов и моргенштернов, цепное средней дистанции — типа длинных цепей с грузом или гирей (часто шипованной и вращающейся в полете), которые держат в руках и выбрасывают в противника противоположной "боевой" стороной. И, наконец, цепное дальнего действия — цепные арканы, цепные боло, просто обрамленные лезвиями цепи, метаемые в противника с достаточно приличной дистанции, и при должной сноровке наносящие противнику урон не меньший, а может и больший, чем мушкетный залп.

Несмотря на все соблазны Ахайоса, Цепи сохраняют высочайшую дисциплину и организацию. Каждый мелкий князек окрестных с Калистисом земель считает за высочайшую удачу суметь нанять за баснословные деньги даже сотню Цепей.

Излишним я думаю, будет говорить, что восприятие и переложение на современную военную теорию навыков и методов боя Цепей стало бы полезнейшим шагом развития армии Шваркараса. И даже простое использование Цепей как наемной силы в войнах с проклятыми ба... прошу прощения, с амиланийками, могло бы служить важным элементом удачи военных кампаний с применением ограниченных контингентов.

Так же Ахайос является кладезем квалифицированных военных кадров не меньшим, чем Назмирис, в переложении, само собой, на интересы Шваркараса в данной области. В городе во множестве базируются наемные отряды больших и малых размеров. В том числе ригельвандские кондотьеры и шваркарасские авантюръетты. Для наемников существует целый квартал, так и называющийся "квартал Наемников". Многие из них, уже отвоевавших свое, остаются в городе в так называемом Квартале Ветеранов. Город просто великолепно подходит для организации в нем военной Академии не хуже, чем в Назмирисе.

Айсел де Футу капитан гвардии Шваркараса, действительный военный советник Бастиана де Богенрейста, Вице-короля области Моря Клыка.

О мерзости, женоложестве и чернокнижии Ахайоса.

Высшей мерзости мне лицезреть еще не доводилось. Единый, похоже, покинул берега презренного Калистиса, и око его более не наблюдает за беспорядками, творящимися в сем проклятом городе. Беззаконие, стыд и мрак — вот то, что творится на его улицах. Но этого мало. В то время как весь цивилизованный мир ведет непрестанную войну с кровавой скверной Амилании, прямо во Владениях Его Благословенного Величества, в этом... Этом развратном вертепе, единственное предназначение которого — провалиться вместе со всеми грешниками, его населяющими, прямо в море, на милость темных сил, коим принадлежат все без исключения его жители. В этом городе богохульников и грешников, не скрываясь и обретая привилегии, равные привилегиям аристократии, обитают жены порочные и развратные, кои носят прозванье, как бы в насмешку над благочестием — Девы.

А так же и жены чернокнижные и богопротивные, кои без смущенья практикуют демонологию и поклонение дьяволам, и носят они без стесненья прозвание Дьяволиц или же Демониц... Память моя мрачится при воспоминании о сей скверне.

Распутные твари сии сожительствуют друг с другом в крови и грехе, устраивают богопротивные оргии, на коих ласкают умасленные тела друг друга, распивая вино и предаваясь грехам распутства и чревоугодия.

Вторые же производят ритуалы призыва темных сил в какой-то сотне шагов от Храмового Квартала, где расположились десятки Храмов Единого. Они проводят без сомнения богопротивные ритуалы, на которых производят соитие с черными козлами, пьют кровь младенцев, предаются оргиастическим танцам и женоложству.

И те и другие противно своей природе презирают мужчин, с коими бьются смертным боем, воспроизводят свое количество, без сомнения, похищая невинных дев, и насильственно склоняют их носить неправедно оружие и гомосексуальным игрищам придаваться. Могущество их столь велико, что прочие, так называемые Банды, похоже, уважают или, по крайней мере, терпят сих ехидн, ввергающих город в бездну амиланийской ереси. Так или иначе, власть этих банд столь велика, что с ними приходится считаться даже наместникам, установленным в эти земли Короной, очевидно, людям по природе своей слабым и недостойным, поскольку выдерживать такое противно сущности истинных верующих...

Со своей стороны я буду ходатайствовать к Церкви и Орденам за полное очищение от скверны сего грешного места, носящего прозванье Ахайос.

Истинная Священница Единого Сестра Копья Мария Антуиритта.

Финансы поют романсы. Или обзорный отчет экономического состояния Ахайоса.

Вы желаете отчет? Что ж, их есть у меня. Слова не требуют усилий, их можно наговорить много. Циферки хитрее — упрямей. Однако ж положение дел таково:

Есть Черный Рынок, там заправляет обыкновенно некто, кто носит прозванье Султан. Хмааларец, как правило, — они рынки больше любят. И что на этом рынке, спрашиваете вы меня? А все что угодно: если вы-таки хотите достать единорога, приходите на аукцион, есть все шансы. Демонические зелья, пиратские трофеи, артефакты из дальних земель, запрещенные книги, наркотики, убивающие тело и душу, оружие, даже гартарудское, все к вашим услугам. Оборот? Хе-хе, ну, если спросить султана, — совсем небольшой, не более 100-200 тысяч оров в сезон. Ну, что такое сезон — это отдельный вопрос.

Однако ж что такое сто тысяч оров, для рынка, где торгуют ежедневно не меньше пяти тысяч человек, где нельзя купить пучка зелени, зато можно купить бриллиант за полцены? А налоги — это вообще миф. Султаны и наместники всегда решают сии вопросы быстро и взаимовыгодно. До приезда ревизоров, которые, бывает, исчезают. А иногда меняют наместников. Но особо ретивые из них тоже быстро исчезают. Впрочем, такое бывает редко. Чаще бывает другое, — огромные доходы рынка оседают в карманах тех, кто поумней и похитрей. Султана, Банд, успешных дельцов и контрабандистов.

Есть квартал оружейников. Оборот большой. Доходы — на бумаге Наместника весьма и весьма. А на деле — это якобы государственные производства, оружие производится исключительно на нужды армии Шваркараса и направляется в арсеналы. На бумаге, я повторяю. Наместник в теме, но оружейники пашут на банды, банды же и имеют доходы. Ну и перекупщики конечно, куда уж без них, родимых.

Наемники — ну попробуй к ним с налогами сунься. Хотя говорят, у некоторых отрядов особым шиком считается налоги платить. Мол, не жалко бедному Шваркарасу.

Пиратский квартал и торговцы — грань иногда стирается, успешный пират он всегда торговец, а когда торговля не идет — это и самых мирных на грабеж может пустить. Приятно быть частью державы — алмарцы, ригельвандцы, даже элумисцы торгуют по патентам компании без налогов само собой, через разрешения от вице-королей. В итоге налоги там платят только те, у кого совсем с головой грустно. Ну и, само собой, все под бандами, даже ригельвандские экваториалы "Призракам", говорят, платят.

В общем, денег в городе куры не клюют, но все мимо казны Королевской, ибо умнее надо быть, а умные в глушь не едут, сами себе злые, думается мне.

Ну и само собой еще привилегии церкви, благородная торговля, плантаторы. А еще есть одно хлебное место — Арена. Но она богопротивна, потому все деньги только в частные карманы, ну и тех, кто с совестью не на ножах. А не закрывают, ибо там, помимо прочего, банды свои проблемы решают, а иначе, — решат свои проблемы с властями...

Итого: золотые реки утекают в чужие карманы, а Шваркарас платит за армию, за флот, чиновникам, медикам, местным аристократам и прочим государственным приживалам. Потому и дефицит.

Ифраим Друйцех, финансовый советник Казначейства Его Благословенного Величества в отставке.

Паноптикум мистической дурости города порока.

Магическая традиция. Колдовство. Уникальные мистические практики. Ахайос насыщен ими подобно тому, как труп лошади в джунглях насыщен мелкими падальщиками. И все они без исключения опасны, как для тех, кто их использует, так и для окружающих.

Призраки — редкий случай, когда кешкашивары решили учить кого-то тому, что знают сами. Эти ночные убийцы и шпионы способны входить и существовать в пространстве тени. Само собой, они несут на себе печать жестокости и жажды, которую тень стремится утолить людскими жизнями. Все они без исключения безумны, хотя бы уже потому, что целый клан, если угодно, сделал своим ремеслом смерть, которая приходит из ночи и теней. Практики их основаны на уничтожении собственной души, или части ее, как жертвы к тени.

Слепые — бывает, что жизненную трагедию можно повернуть на пользу себе. А бывает и во вред окружающим. Это путь слепых. Судьба отобрала у них зрение, они сбились в стаю, и начали искать способ отомстить судьбе, в лице всего мира. Выход был найден — они обнаружили в себе энергию, природа которой неизвестна, возможно, это их злость на мир, возможно смирение, может быть что-то еще. Так или иначе, их слепота дарует им мистическое, нечеловеческое зрение, некоторые из них обретают способность выходить из своего тела, и в астральном облике странствовать по миру, вернее, находиться неподалеку от тела и по мере сил вредить ближним своим. Есть и другие способности слепых — исцеление, способность поражать демонов и нематериальных созданий, убивать прикосновением. И прочая. Так или иначе, это не менее опасные, чем призраки, ущербные безумцы, обозленные на весь мир. И некоторые несчастные, стремясь занять место среди них, вырывают себе глаза... Ну не ирония ли...

Мистики — сборище колдунов, геомантов, гадателей, и прочих шарлатанов, не сумевших постигнуть высокое искусство магии и обратившихся к презренным практикам, находящимся на границе меж чем-то действительно действенным и откровенным жульничеством. Их сила в разнообразии и многочисленности: каждый, кто один раз успешно погадал на кофейной гуще, уже может рассчитывать стать одним из них. Так или иначе, их много и они умеют передавать знания друг меж другом, но всего-то по цеховому принципу — от ученика к учителю, все более современные методы обучения мистическим таинствам чужды сим экваториальным варварам.

Квартал Колдуна — и, наконец, апофеоз дурости местного правительства, квартал, где заправляет туземный шаманишка, неизвестно, сколько столетий влачащий свой жалкий быт. При этом почитаемый навроде местного короля и уважаемый, нет, вы слышите, уважаемый местными бандами всеми без исключения. Он обучает таких же, как он, туземцев, примитивным шаманским практикам, фетишизму, тотемизму и прочей недостойной внимания ереси. При этом, как-то умудряясь сохранять свое место авторитета в бурлящем котле Ахайоса, вот уж воистину неисповедимы пути Судьбы.

Записано со слов Гилемо-Антарской магессы льда и пепла, чье имя ни я, ни один из моих секретарей вспомнить не смогли. Ну, возможно ей не стоило так рьяно ругать колдунов...

Бандитские пешки, тузы, короли и игроки.

Рассказать о политике Ахайоса, а именно о внутренних делах Банд, и выжить при этом — нетривиальная задача. Впрочем, все возможно при должной сноровке.

На первый взгляд все просто — каждая банда "держит" собственную территорию, у всех есть боевики, "работники", есть доступ к государственным службам. А так же к финансам и торговле. Все они так или иначе заняли определенную социальную и экономическую нишу. Периодически кто-то становится сильнее и начинает прижимать других, при необходимости его наказывают.

Так это выглядит извне, хм, не находите, что это чем-то похоже на соседствующие государства?

И это предположение становится намного сильнее при расширении познаний о бандах. Меж ними существует весьма сложная дипломатия — замешанная на взаимных претензиях и текущей политической ситуации. Их жизнь наполнена условностями, в степени много больше, чем должна бы быть наполнена жизнь простых организованных уголовников.

Так, например, нельзя просто открыто объявить войну другой банде, не имея на то серьезного повода, даже если ты весьма силен. Это повлечет санкции со стороны прочих банд. Все "бытовые" претензии решаются чемпионами банд на Арене, причем, бои проходят по правилам, а выбор чемпионов зависит от многих факторов, вроде уважения к данной фигуре со стороны прочих банд и его "выслуги". Нельзя, например, для решающего боя на Арене нанять кого-то со стороны, это должен быть кто-то, не менее 3-х лет входящий в банду. А при дележе территорий и доходных точек и того больше — не менее пяти.

Точно так же банды не имеют права заниматься "бизнесом", "монополию" на который имеет другая банда. Так, например, "Ножи" "крышуют" контрабандистов, и другие банды признают их право на это, как правило, не пытаясь оспорить. Молоты занимаются кузнечным делом и покровительствуют большей части квартала оружейников. Призраки и Темные — единственные, кто имеет право заниматься заказными убийствами большей части рангов. Оспорить право на то или иное "титульное" занятие почти невозможно даже на арене. Как правило, при попытке осуществить "захват" чужого права начинается достаточно серьезная война меж союзными группами банд, куда рано или поздно вовлекаются все.

Среди глав банд так же есть несомненные авторитеты — наиболее яркими из них являются Колдун — древний туземный шаман истинного возраста которого не знает никто, а так же главы Призраков и Темных — истинные личности которых почти никому не известны. Есть мнение, что глава Темных даже может быть кешкашиваром. В то же время, эти иерархи не являются главами самых сильных банд, но уважение к ним весьма велико. Среди авторитетов есть так же некие Серые — о них будет сказано позже.

Есть так же и аутсайдеры — как правило, это Крысы, Безумцы и Собакоголовые. Эти смешанные банды, состоящие из откровенных отбросов или жестоких маньяков, являясь одними из самых сильных при этом, почти не имеют авторитетного веса среди прочих банд.

Когда возникает то или иное явление, достаточно опасное для баланса сил в городе, или даже угрожающее самой сути установившегося порядка, в дело вмешиваются те, кто, как правило, дистанцируется от внутренней политики города. Если есть шанс решить ситуацию миром, начинает действовать Колдун. Если есть необходимость "военного" вмешательства — приходят Серые — абсолютно нейтральная группа борцов за местную "нравственность", которую, по слухам, возглавляет Герой Героики. И, наконец, в крайнем случае, Султан Черного рынка пускает все свои финансовые возможности для того, чтобы урегулировать дело, которое нельзя решить ни боями, ни переговорами.

Интересными так же являются взаимоотношения банд с пиратами, ворами, наемниками, правительством, и прочими, не вписанными в их систему, влиятельными группами. Но это уже не относится к внутренней политике, так что я не буду уделять этому внимание, пока.

Что же до банд, то можно резюмировать: Ахайос — это сложный, живой механизм, основой которого являются банды. И организм этот приходится иметь в виду при любой попытке вмешательства в дела города.

Франс "Белый Демон" "рыцарь плаща и кинжала" личный Его Величества уполномоченный агент.

Послание без завершения. Пороги безумия.

Спаси нас Единый, слухи не врут... Они идут за мной по пятам, я узнал их тайну, они взыскуют моей плоти... Хуже — они идут за моей душой... О, Господь, не дай агнцу твоему пасть в тенета безумия... защити, сохрани... Я видел предков своих всех до единого и брата, умершего шесть лет назад... Они вопили и извивались в бесконечном водовороте, калейдоскопе абсолютного хаоса... Значит, это не ложь, все умершие и живые стремятся туда путями моря... Путями суши и путями небес... Всякий, познавший сие, уже не будет свободен... свободен от ужасов, что таятся в молчанье за границей обычного знания... Всякий, познавший сие, будет идти... ИДТИ...

Обрывки записей Элиаса Мотоньери "Веселого" послушника Церкви Бога Тайного на королевской службе. Судя по всему, удостоверяют наличие организованного хаоса в Ахайосе.

Простые выводы.

Резюмирую: Казна теряет деньги, коррупция процветает. На нашей колонии наживаются чужие дельцы. Требуется отправка уполномоченного королевского комиссара и комплекс позитивных реформ. Само собой, так же потребуется смена уклада города, возможно уничтожение банд и тому подобных объединений. В этой области можно рассчитывать на горячую поддержку Орденов.

Министр по особым поручениям Маркос Лютер де Фатиньё 17 фиратонакреша 805 года.

20 вандакра 806 года — Маркос Лютер де Фатиньё погиб при загадочных обстоятельствах, направляясь в Ахайос с инспекцией. Вместе с ним погибли верительные и полномочные грамоты широких полномочий по делам города от Короля.

О.А.И. — От Основания Алмарской Империи. Так ведется летоисчисление Новой Эпохи в странах Южного Архипелага Гольвадия.

Дракийцы — раса антропоморфных драконов, считающаяся древнейшей из ныне существующих разумных рас мира.

Экваториальный Архипелаг — крупнейший архипелаг мира, состоящий из сотен огромных островов и неизмеримого количества мелких. Название вполне точное — этот архипелаг протянулся по Экваториальному поясу планеты, охватывая три честверти его пространства.

Гетербаги — раса "великанов", существ внешне похожих на людей, но обладающих превосходящими способностями, в первую очередь силой и выносливостью. Размерами они так же превосходят людей. Помимо прочего обладают способностью к "позитивному гигантизму" — умению ненадолго увеличиваться в размерах.

Носроги, минотавры, крысолюды и проч. — представители так называемых "анималистических рас", обладающих антропоморфными чертами, в сочетании с чертами (как внешними, так и внутренними) разнообразных животных. Из названия вида, как правило, понятен "предок".

Хмааларцы — жители державы запада Экваториального Архипелага — Великого Хмааларского Султаната.

Хаос — одна из так называемых Гибельных Сил. Его влияние ощущается по всему миру, а происходит эта темная энергия, согласно общепризнанному предположению из Пучины — мистического водоворота где-то на краю мира. Там обитают безумные боги и их не менее ненормальные последователи. Оттуда исходит энергия хаоса, изменяющая и искажающая разум и тело всякого, кто оказался достаточно слаб, чтобы поддаться ему.

Низшие дракийцы — дракийцы делятся на низших и высших по простому принципу: высшими считаются дракицы наделенные клановыми силами, дарованными Велкими Древними Драконами — покровителями клана. Низшие — таких сил не имеют, физически и часто интеллектуально, уступают высшим. Они являются, как и гласит общее название, низшими сословиями каждого клана, на родине почти не отличающимися от рабов по функциям и статусу.

"Тотемами", выполняющими функции пограничных столбиков, имевшими совершенно разный внешний вид и механику исполнения обладали все банды Ахайоса.

Ли — являются еще одним видом анималистических рас. Славятся своей культурой и воинским искусством, схожими с дракийскими.

Эллумис — одно из государств Южного Архипелага Гольвадии. Славится своей демократией, городами-государствами. Развитым политеизмом с обилием живых и поэтичных мифов. А так же гоплитами-мушкетерами.

Ихтионы — одна из Великих рас мира. Выглядят почти как люди, но отличаются синей кожей разнообразных оттенков, наличием радужных плавников на теле, и рядом других мелких особенностей. Ихтионы способны жить как под водой, так и на суше. Так же они славятся способностью повелевать морскими существами.

Кешкашивары — еще одна из Великих рас мира. Мистическая и загадочная раса полупризрачных существ, о которой мало что известно, но известное не добавляет к ним добрых чувств.

Религия Единого — основная монотеистическая религия Южного Архипелага Гольвадии. Это вера в Единого Во Многих Лицах Светлого Бога, каждая ипостась которого покровительствует определенному явлению, профессии, сословию или общественной группе.

Бог-Золотой — ипостась Единого, покровительствующая деньгам, финансам, здоровой экономике, труду, торговле и т.д. Все крупные явления, имеющие отношение к человеку, обладают той или иной формой покровительства Единого — существуют так же Бог-Жнец (смерть), Бог-Воин (война), Бог-Властитель (покровитель правителей и аристократов) и множество иных воплощений, которым поклоняются в разных странах Гольвадии (Южного Архипелага).

Синтарис — в календаре мира ?! насчитывается 11 месяцев по 26 дней в каждом. Синтарис — первый месяц года. Подробнее узнать о названиях месяцев и календаре Мира ?! можно в конце книги в разделе "Библиотека Клана Вечности" (Словаре терминов и определений).

Симираллы — антропоморфная раса мира, сочетающая элементы внешности людей и птиц. Способны летать. Являются одной из Великих Рас мира.

Священники Единого, как и многие другие священники Мира ?!, если они прошли соответствующие таинства, способны воплощать даруемую им божественную силу в форме различых полезных воздействий. Форма зависит от культа, от расы, и многих других факторов. Наиболее могущественными считаются человеческие священники.

Предать кругу или "окружить" — провести обряд таинства посвящения в веру Единого во Многих Лицах.

В Алмарской Империи есть два "центра власти" взаимодействующих и соперничающих друг с другом — Император, являющийся светским правителем, и Архиепископ, являющийся главой церкви. Подробности по политическим системам стран мира ?! можно найти в конце книги в разделе "Библиотека Клана Вечности".

Судьи Чумы — международная военная организация, занимающаяся борьбой с болезнями и эпидемями. В том числе, радикальными мерами.

Симираллы делятся на птичьи Рода, отличающиеся как внешне, так и особенными способностями, свойственными всем симираллам.

Гартаруды — одна из Великих рас мира. Это четырехрукие существа, достаточно похожие на людей, но с рядом существенных внешних и еще более важных внутренних отличий. Гартаруды являются самой технологически развитой расой мира, постигшей таинства технологии пара.

Гартаруды способны заменять свои поврежденные органы механическими протезами, или имплантировать в свое тело дополнительные элементы, чтобы совершенствовать его в своем понимании. Некоторые гартарудские технологии, при участии гартарудских же ученых, могут подходить и другим расам.

Библиотека Хранителей Знания — тайная организация, действующая предположительно по всему миру. В задачи организации входит сохранение и умножение знаний о мире и его чудесах. Для поддержания своего материального благополучия Хранители занимаются свободной торговлей информацией. В их архивах хранится информация почти обо всем и обо всех. А потому хранители не бедствуют. А нейтральный статус позволяет им оставаться на плаву в безбрежном море зла и жестокости окружающего мира. Нейтральный статус и компромат на всех.

Как здесь, так и далее, а так же ранее, информация из Библиотеки Хранителей Знания приводится для более подробного ознакомления читателя с миром книги, и не всегда связана с происходящими событиями.

Ор — золотая монета, принятая в Шваркарасе.

Ригельдукат — золотая монета, принятая в Ригельвандо, считается самой крепкой и стабильной валютой в мире.

Имеется в виду традиция государства Героика, расположенного в Гольвадии и являющегося старейшим государством Южного Архипелага. Оно управляется Героями — живыми полубогами, которым поклоняется местное население.

Назмирис — он же Город Стали. Место базирования легендарных Стальных Рот — лучших наемных отрядов мира.

Военные компании с использованием ограниченного контингента — самый распространенный способ ведения войны в колониях, проповедуемый Державами Колонизаторами. Он подразумевает военные действия на суше в основном небольших отрядов, при поддержке флота. Это связано с дороговизной и сложностью транспортировки в колонии больших боевых соединений.

Имеется в виду губернатор Ахайоса — ригельвандцы не любят обращать внимание на детали, связанные с титулами и званиями.