Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Во славу Отечества


Опубликован:
05.05.2014 — 17.02.2019
Читателей:
2
Аннотация:
Альтернативный вариант продолжения Отечественной войны 1914 года. Точка перехода август 1917 года, мятеж генерала Корнилова удался. История России пошла по новому пути.
 
↓ Содержание ↓
 
 
 

Во славу Отечества


Героям Отечественной войны 1914 года.

ВО СЛАВУ ОТЕЧЕСТВА!

Пролог:

Долгое время тема Первой мировой войны и участия в ней России, была если не под запретом, то по крайней мере старательно оттеснялась на второй план, подобно малозначащему событию. Как у советских историков, так и у сменивших их демократов, Отечественная война 1914 года в учебниках истории описывается крайне сжато и поверхностно, как скромная предтеча двух Революций и Гражданской войны, действие которых неизменно описывалось с большим вниманием, смещая минусы и плюсы этого события в зависимости от политических предпочтений автора.

Все военные неудачи русской армии объяснялись ограниченностью царя, тупостью его генералов и полной технической отсталостью страны. При этом старательно затушевывались, успехи русского оружия на Кавказе, наступление в Галиции 1914 года и знаменитый Брусиловский прорыв, деяние, подобным которому не могли похвастаться западные союзники, ни до, ни после его свершения.

Господа историки старательно замалчивали о славных деяниях простых солдат и офицеров, которые из-за нехватки патронов и снарядов были вынуждены отходить летом 1915 году, под натиском многократно превосходящих их сил германского рейхсвера. Отступая из-за угрозы неминуемого окружения, непрерывно сражаясь с наседающим врагом, русские солдаты и офицеры сотворили настоящий подвиг. Они смогли остановить рвущегося врага на западных рубежах Прибалтики, Белоруссии и Украины, не допустив дальнейшее продвижение врага в глубь страны, подобно тому, как это было в 1941— 42 годах.

К началу 1917 года, Россия смогла самостоятельно ликвидировать снарядный и патронный голод, но и наладить массовый выпуск различных видов не только стрелкового вооружения, но даже такие виды как броневики, бронепоезда и аэропланы. Полностью отказавшись учитывать интересы западных союзников, начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Алексеев, в предстоящей кампании намеривался реализовать те стратегические планы страны, которые предполагалось исполнить летом 1914 года, и которые были свернутые под нажимом западных союзников.

Алексеев предполагал силами Черноморского флота провести Босфорскую операцию по захвату Стамбула, а так же начать генеральное наступление против Австро-Венгрии с одновременной активностью армий Западного и Северного фронтов, с целью нейтрализации действий германских войск. В результате предполагаемых операций, кайзеровская Германия лишалась двух, а то и трех своих стратегических союзников, что делало бессмысленным дальнейшее ведение войны. Начни Россия свои наступления, и война могла бы закончиться на год раньше, осенью-зимой 1917 года, а не 1918, как это было в действительности. В том, что русскую армию ожидал успех, свидетельствуют первичные результаты летнего наступления генерала Брусилова, которое было сорвано, отказом революционных комитетов продолжать наступление.

Перед началом компании 1917 года у России было всё; и свежие хорошо вооруженные армии, и флот, который получил пополнение в виде двух линкоров, но все планы были перечеркнуты жирным крестом февральской революцией. Причина её породившая заключалась в удачном слиянии интересов большого капитала и господ думских либералов, действия которых были поддержаны генералами, решивших избавиться от своего Верховного Главнокомандующего в лице царя Николая II.

Главной повивальной бабкой второй русской революции была британская разведка. О её причастности, которой к событиям в Петрограде в феврале 1917 года, сегодня нехотя, сквозь зубы признают как наши, так и западные историки. Усиление России после окончания войны было крайне не выгодно для Британской империи, поскольку согласно секретным договоренностям, неоднократно подтвержденным в ходе войны союзниками, к русским отходили черноморские проливы. Это было главным условием участия России на стороне Антанты, что коренным образом изменяло бы всю геополитическую обстановку мира и этого Лондон допустить никак не мог.

Под пафосный разговор о присоединении страны к демократическим ценностям, господа болтуны во главе с Керенским полностью лишили Россию армии и флота, которые стремительно деградировали с каждым месяцем наступившей свободы, быстро превратившейся в вольницу.

Августовский путч генерала Корнилова мог, с определенным скрипом и кровью кардинально изменить внутреннее положение в Петрограде с введением временной военной диктатурой. Лавр Георгиевич был хорошо известен в войсках и именно благодаря его жестким мерам, германский фронт не развалился под напором рейхсвера, как он позорно развалился потом, в феврале 1918 года.

Однако в дело вновь вмешались британцы, которые сначала поддержали действия Корнилова по установления твердой власти в стране, а после того как генерал отдал приказ о выдвижении верных ему войск на Петроград, немедленно переключились на поддержку Керенского. Итог августовского путча, арест Корнилова и полная деморализация русской армии. Через два месяца последовал октябрьский переворот, и страна погрузилась в кровавую трясину Гражданской войны.

Все это позволило господам союзникам с чистой совестью не платить по старым долгам и обязательствам России и кровь миллионов русских солдат павших на полях сражений, оказалось напрасно пролитой. Верхом цинизма и беспринципности союзников, был их отказ эмиссарам белого движения в праве участия на Версальской конференции стран победителей 1919 года, притом, что сама Антанта активно поддерживала белое движение в борьбе против большевиков. Туда была допущена даже Румыния, которая, так же как и Россия, в 1918 году подписала сепаратный мирный договор с Германией. Эта страна была полностью прощена и даже получила значительное территориальное приращение за счет Болгарии, Австро-Венгрии и России.

Таковая подлинная история Отечественной войны 1914 года, о которой даже сейчас, по прошествию почти ста лет с момента её начала, в нашей стране не очень принято вспоминать добрым словом.

Произведение 'Во славу Отечества' это скромная попытка с помощью альтернативной истории, представить, в каком ключе могла развиваться история нашей страны окажись попытка генерала Корнилова более удачной. Итак, Россия, август 1917 года.

Часть первая.

В ГОРНИЛЕ ТРУДНОСТЕЙ И БЕД.

Глава I.

Думы о былом.

Личный адъютант Верховного командующего русскими войсками Лавра Георгиевича Корнилова капитан Покровский неторопливо курил папиросу, стоя в холодном тамбуре литерного поезда. Являясь походной ставкой на колёсах, поезд стоял на одной из боковых веток Могилева, готовый в любой момент развести пары, чтобы незамедлительно доставить генерала в любую точку воюющей России. Заняв пост главнокомандующего русской армии с июля семнадцатого, Корнилов уже успел исколесить на своем литерном поезде почти добрую половину России, желая выполнять свои обязанности, как можно лучше.

У капитана ещё было достаточно времени перед началом совещания у командующего, на котором должно было пройти обсуждение положения на фронтах страны, и поэтому, стоя в холодном тамбуре в наброшенной на плечи шинели, он медленно и неторопливо пускал сизые кольца дыма в раскрытое окно.

Солнце уже стремительно проходило свой путь к линии горизонта, щедро окрашивая своими холодными закатными лучами в алые тона огромные снежные сугробы, обильно нанесённые на землю наступившим декабрем.

Шел окаянный 1917 год, который в одночасье перевернул в многострадальной России всё с ног на голову. На глазах у изумленных жителей страны, подобно карточному домику, в одно мгновение рухнула многовековая царская монархия, и Россия стремительно погрузилась в анархию демократии и свободы, вместе с которыми появились произвол и насилие в самой грубой и разнузданной форме. На белый свет вылезли немыслимые пороки людской души, лишенной каких-либо элементов сдерживания и ограничения.

Бездумно руководимая Керенским Россия кидалась из одной крайности в другую, бездарно теряя от этих преступных действий людские ресурсы, территории и остатки прежнего уважения к себе. Всё это неизбежно приводило к возникновению вопроса о существовании России, как суверенного государства.

Глядя на кровавые отблески солнца, капитан с содроганием вспомнил март месяц, когда в армию из Петрограда пришел тот злосчастный приказ ?1, столь ненавистный впоследствии всеми офицерами фронтовиками. Один листок бумаги за подписью Временного правительства смог нанести действующей армии больше вреда, чем сам германский кайзер, вкупе со всеми своими союзниками вместе взятыми. И, хотя потом, премьер-министр Керенский и вся его демократическая камарилья рьяно пытались доказать на многочисленных митингах и собраниях, что данный приказ касался только частей Петроградского гарнизона, черное дело было сделано. Вырвавшийся на свободу джин вольницы начал стремительно набирать опасные обороты.

Этому процессу способствовали всевозможные представители и комиссары Временного правительства, которые, как по мановению волшебной палочки, устремились из столицы на фронт, стремясь, как можно лучше и полнее, разъяснить одетым в серые шинели солдатским массам их права и свободы, подаренные им славной Февральской революцией. Одетые в кожаные тужурки с красными бантами в петлице или на рукаве голосистые ораторы открывали забитому народу всю правду-матку, которую столетиями скрывали от него царские сатрапы. Одного партийного говоруна-разоблачителя сменял другой, сладко обещая русскому крестьянину скорую райскую жизнь, правда, при этом, не уточняя ни размеров благодати, ни сроков её наступления.

От подобных демократических заигрываний перед нижними чинами дисциплина в частях стремительно упала, сводя к полному нулю их боеспособность. Получившие право не подчиняться офицерам солдаты немедленно воспользовались этим даром революционного правительства для сведения своих старых счетов с командирами. При этом особо злобствовали не фронтовики, которые, находясь на передовой, прекрасно осознали необходимость порядка и дисциплины на войне, а тыловые части, не желавшие менять свои тёплые места на холодные фронтовые окопы. Они в полной мере воспользовались вновь приобретённым демократическим правом в виде своей винтовки и горла, когда только возникал вопрос о возможной отправке их на фронт.

Их ненависть и злобный кураж над поверженным начальством Покровский оценил на собственной шкуре, когда вместе с другими офицерами прибыл на маленькую железнодорожную станцию под Псковом для получения под своё командование нового подразделения. Здесь, в этом уголке бывшей Российской империи, а теперь свободной республики, царила полнейшая 'демократия', в которой реальной властью, были войсковые комитеты различных мастей, не желавшие более воевать.

Именно такая толпа людей, по ошибке одетая в военную форму, встретила господ офицеров на вокзале, решив раз и навсегда снять вопрос о своей отправке на фронт. Как выяснилось позже, тыловиков заботливо предупредили Петроградские доброжелатели, выслав в запасные части телеграмму, сообщавшую солдатским комитетам о планах командования по изменению их дислокации.

Верховодившие в комитетах горлопаны моментально доказали отнюдь не рвавшимся в бой солдатам, что всё зло заключается только в офицерах, которые должны прибыть на станцию для исполнения приказа командования.

— Предатели генералы прежнего режима вновь хотят подставить нас под немецкие пули, как безмолвную скотину,— изливали душу ораторы из комитета, едва телеграмма была доставлена по назначению,— разве не мы свергли царя с его сатрапами, втянувших Россию в эту кровавую бойню. Разве не наши штыки подарили свободу всем жителям нашей страны от мала до велика. И в благодарность за это, нас хотят направить на фронт! Мы свободные люди и не желаем больше быть пушечным мясом по приказу их благородий! Покажем господам офицерам нашу солдатскую силу!—

Охваченные этим 'благородным порывом' тыловики дружно повалили в сторону вокзала для 'теплой встречи их благородий', здраво рассудив, что если не будет людей присланных с приказом, то и не будет проблем. Как только прибывшие офицеры сошли с подножки поезда и двинулись по перрону, как к ним моментально подлетели солдатские представители и, подхватив ошарашенных и ничего не понимающих людей под руки, потащили к кирпичной стенке ближайшего пакгауза. Пораженные подобным обращением с ними своих же солдат, офицеры почти не сопротивлялись, поскольку происходившее событие казалось каким-то чудовищным наваждением. Покровский с ужасом отмечал, что подобное обращение с офицерами для жителей этой станции было уже привычным явлением, подобно некому весёлому развлечению в их серой будничной жизни.

— Офицеров ведуть, господариков тянуть!— звонко голосили станционные мальчишки, созывая своими криками всех присутствующих на вокзале и его окрестностях. Раззадоренная столь шумным приглашением толпа энергично валила к стенам пакгауза, образуя большое разномастное сборище зевак, на чью долю выпала возможность поглазеть на бесплатное развлечение. Уподобляясь толпе зрителей в древнем Риме, пришедших посмотреть гладиаторские бои, они пришли насладиться новым представлением, которым их щедро одаривала демократическая Россия. Люди, жизнь которых вот уже три года защищал Покровский, без всякого страха и смущения ждали возможности повеселиться над своими защитниками. Задержавшие офицеров солдаты моментально ощутили мощную поддержку со стороны говорливой толпы и, войдя во вкус, стали разыгрывать представление под названием 'справедливый солдатский суд'.

Первым кому довелось испытать на себе его праведную руку, оказался подпоручик Мокриевич. Двое отъевшихся запасников, нещадно дышавших в лицо своей жертве чудовищной смесью из водочного перегара, лука и кислых щей, ловко вывернув Мокриевичу руки, с всего маха бросили подпоручика к ногам чернявого солдатика, чью хилую грудь украшал большой красный бант, неизвестно из чего изготовленный.

— Что, вашбродь, приехали!— визгливо закричал 'судья' офицеру, которого подручные заставили встать на колени,— сейчас с тобой расчет будем производить за всю нашу кровь и пот, которые ты пудами выпил из нашего солдатского брата.—

Хлестко и истерично ударяя себя в грудь, солдатик все больше и больше распалялся от собственного визгливого крика, возводя на бедного Мокриевича одно обвинение страшнее другого. Подобная манера поведения однозначно выдавала в нем представителя криминального мира, которые в большом количестве были выпущены на свободу февральской демократией и активно влились в тыловые части, представляя себя истинными жертвами царизма. Чувствуя себя, как рыба в воде, они легко пролезали в низовые солдатские комитеты, подбивая тех к полному неповиновению своим командирам и поискам правды жизни в виде грабежа винных складов или зажиточных людей, объявляя последних немецкими пособниками. Доведя свою истерику до последней звуковой планки, которую позволяли взять его полностью прокуренные легкие, чернявый с силой ударил подпоручика в грудь ногой и пригрозил немедленной смертью, если он сейчас же не снимет свои погоны и не попросит прощения перед солдатами, которых якобы собирался вести под германские пули.

Мокриевич совсем недавно получил офицерские погоны, пройдя ускоренную офицерскую подготовку в тылу, и по сути дела еще не был полноценным командиром. Поэтому он легко сломался и под радостный вой толпы сорвал с себя золотые погоны, бросив их к ногам чернявого, а затем принялся истово молить о прощении.

— Ну что простим господина офицера,— взвизгнул 'судья' и в ответ получил одобрительные крики толпы,— пошел вон, вашбродь, и больше не смей обижать солдатушек.—

Бывший подпоручик молнией взлетел с колен и, пригнувшись бочком, ринулся вдоль стены пакгауза на свободу. Пробежав несколько шагов, он шумно упал, снова вскочил, и под улюлюканье и язвительные крики зевак, бросился прочь. Довольная показанным представлением толпа радостно загудела и приготовилась к новому зрелищу.

Следующим был штабс-капитан Булыга, которого дюжие хлопчики уже резво тащили к чернявому трибуну для свершения нового справедливого приговора.

— Поучите, братцы господина офицера хорошим манерам,— взвизгнул комитетчик, и в тот же момент к Булыге подскочило несколько солдат, которые обрушили на него град ударов и затрещин, завершив свое воспитание смачным плевком в лицо, что вызвало всеобщий хохот в рядах собравшихся.

— Не журись, пан офицер, отдай честь по-хорошему,— уговаривал Булыгу один из обидчиков, ловко нанеся при этом удар сапогом по голени офицера, отчего тот жалобно вскрикнул и буквально рухнул одним коленом на площадную брусчатку.

Громкий гул одобрения пронесся над площадью, многие из стоявших людей кричали штабс-капитану: — Сними, сними, сними!—

Новый град побоев окончательно сломил Булыгу и с криком: -Да подавитесь ими!—

он последовал примеру Мокриевича и содрал с себя погоны. Прагматик по натуре, он решил пожертвовать малым, но сохранить жизнь, поскольку разгоряченная толпа солдат уже стала показывать, как она подденет упирающегося офицера на свои штыки.

— Всыпьте его благородию двадцать шомполов и гоните его в шею!— приказал чернявый, чем вызвал новый одобрительный гул собравшейся толпы. Радостные солдаты моментально завалили Булыгу на землю и под радостные выкрики зевак исполнили приказание 'судьи'. Все громко считали количество ударов шомполом, отчего толпа заводилась всё больше и больше. Вид крови на спине офицера только раззадорил людей, которые жадными глазами глядели на Покровского, единственную жертву оставшуюся у стенки пакгауза. Капитана оставили на закуску, по достоинству оценив его чин и орден Владимира третьей степени, украшавший его грудь.

— А подать сюда господина капитана!— воскликнул вожак, чем вызвал взрыв хохота и глумления в рядах собравшихся. Однако на этот раз у комитетчика вышел конфуз. Покровский оказал бешеное сопротивление: ударом в ухо, сбил на землю одного из конвоиров и заехал локтем в живот другому. Воспользовавшись моментом, он попытался вырвать из цепких рук упавшего солдата винтовку, но не успел, и был буквально сметён навалившейся на него кучей тел. Его пинали, топтали, били ногами по голове, но в тесноте это не совсем удачно получалось.

— А ну, братцы, дайте мне эту золотопогонную сволочь!— истошно визжал чернявый, яростно приплясывая возле столпившихся солдат с револьвером в руке,— он у меня гад сам свои погоны съест и в ножки поклонится.—

Отведя душу, солдатские мстители с готовностью подчинились голосу комитетчика и, подхватив избитого офицера, подтащили его к 'судье'. Что тот хотел выкрикнуть в лицо Покровскому, навсегда осталось тайной, поскольку чернявый осекся, встретившись с пылающим жгучей ненавистью взглядом капитана. Он только продолжал яростно трясти наганом перед лицом офицера.

Не дожидаясь, когда к чернявому вернется дар речи, Покровский стремительно откинулся назад и, изловчившись, со всей силы нанес сапогом удар в живот своего мучителя, отчего тот отлетел в сторону и выронил свое оружие.

Истошный вой огласил привокзальную площадь, согнувшись пополам, чернявый энергично изливал содержимое своего желудка прямо на свои хромовые сапоги. Солдаты вновь навалились на офицера, который яростно сопротивлялся.

— К стенке его, к стенке!— понеслись громкие голоса разъяренных тыловиков, моментально определяя участь Покровского.

Кирпичи депо больно впились в спину капитана, которого солдаты сначала швырнули к красной стене, а затем отодвинулись назад, хищно клацая затворами винтовок. Толпа жаждущих крови людей развернулась полукругом, выставив вперед стволы винтовок. Избитый Покровский, с трудом удерживая равновесие, гордо вскинул разбитое лицо и выкрикнул: — Стреляйте, стреляйте, сволочи! Сейчас вы увидите, как погибает русский офицер!—

— Я сам, я сам расстреляю этого гада!— пронзительно верещал чернявый, ещё не оправившийся от удара, но стремившийся не опоздать свести счеты со своим обидчиком.

— Расступись, братва, я его лично в расход пущу!—

Капитан побелел, как полотно, но крепко сжав кулаки, уперся ненавидящим взглядом в лица стоявших перед ним убийц. Чернявый уже прорвал строй и выскочил вперед, перекосив от боли свой щербатый рот.

— По врагу революции!— прокричал комитетчик, выкидывая вперед трясущуюся от гнева руку с наганом.

Но судьбе не было угодно оборвать жизненную нить капитана Покровского на этой, богом забытой станции. Откуда-то с боку из притихшей толпы зрителей раздался громкий, хлесткий револьверный выстрел, от которого голова чернявого моментально разлетелась, словно спелый арбуз, щедро окропляя кровью стоящих вблизи солдат.

Все зрители, словно зачарованные, смотрели, как комитетчик медленно оседал на грязную, заплеванную подсолнечной шелухой землю, ещё мгновение назад мнивший себя вторым после Бога. Истошно заголосили бабы, и толпа испуганно шарахнулась в сторону от того места, где велась стрельба. Напуганные появлением реальной смерти, остолбеневшие от её вида, тыловики инстинктивно бросилась в сторону, давя и опрокидывая стоявших рядом людей.

Новые пули неизвестного стрелка продолжали косить тех, кого он мгновенно выбирал себе в жертву, с каждым разом сея новый страх и панику в рядах солдат. От столь быстрой смены событий у Покровского предательски одеревенели ноги, и он обессилено привалившись к стене, пытаясь разглядеть своего избавителя.

Им оказался однорукий инвалид, который, вытянув вперед левую руку, хладнокровно, словно в тире расстреливал ненавистную ему толпу вооруженных мужиков. Стрелок прекрасно знал, что подвергает себя смертельному риску, но он был абсолютно спокоен, только его глаза азартно блестели под козырьком офицерской фуражки.

Покровский не успел, как следует рассмотреть своего избавителя, как неожиданно возникшая откуда-то, черноволосая девушка вцепилась в жёсткий ворот его шинели и властной рукой поволокла капитана прочь от страшной красной стены, на которой виднелись пулевые отметины от прежних решений солдатского трибунала. Он едва передвигался на вдруг сразу ослабевших ногах, но девушка упорно продолжала тащить его вглубь построек, выгадывая спасительные секунды, пока тыловики ещё не пришли в себя.

Инвалид успел полностью разрядить свой наган и выхватил из кармана второй, когда отбежавшие за пакгауз солдаты открыли нестройный ответный огонь. Неизвестный спаситель Покровского погиб, прихватив с собой шестерых 'пламенных революционеров'.

Тугой комок перекатился в горле Алексея от этих воспоминаний. Только благодаря помощи Наташи, курсистки из столицы, офицер смог безопасно пересидеть день и ночью покинуть столь негостеприимную станцию.

Появление на фронте генерала Корнилова Покровский встретил с восторгом, видя в нем совершенно нового генерала военного времени, значительно отличавшегося от всех генералов, виденных им ранее. Все офицеры фронтовики считали за счастье служить в его знаменитой 'Стальной дивизии', хотя генерал никому ни делал никаких поблажек. Поэтому, когда генерал объявил, что необходимо навести порядок в Петрограде, очистив его от запасных полков, Покровский ни минуты не колеблясь, отправился выполнять приказ своего главковерха.

Капитан нервно швырнул в ящик с песком погасшую папиросу и тут же закурил новую. Перед его глазами выросла другая картина оставившая в его жизни не менее глубокую зарубку, чем прежняя.

Станция, на которой застрял эшелон под командованием Покровского, идущий в направлении Петербурга, или демократического Петрограда, была совершенно не похожа, на ту, где капитан чуть было не погиб. Но что-то совершенно неуловимое, моментально напомнило офицеру о прошлом, едва он спрыгнул на землю с подножки поезда. Капитан только мазнул взглядом по красной стене пакгауза и моментально приготовился к всевозможным неприятностям, которые не замедлили проявиться во всей красе.

Едва только эшелон прибыл на станцию, как железнодорожники сначала загнали воинский эшелон на запасной путь, а затем, отцепив паровоз, угнали его в неизвестном направлении. Подобные действия были столь неожиданными для военных, что они вначале ничего не поняли, а когда спохватились, то было уже поздно.

Отправившийся за разъяснениями, касательно подобных действий относительно их эшелона, к начальнику станции штабс-капитан Саблин получил дерзкий по содержанию и маловразумительный ответ. Полный торжественности и важности от всего происходящего, начальник станции сообщил, что по личной просьбе премьер-министра Керенского, профсоюз железнодорожников принял решение не пропускать далее все воинские эшелоны, идущие с фронта на Петроград. Напрасно Саблин шумел и махал руками перед лицом несговорчивого собеседника. Тот стоял, подобно гранитной скале, о которую разбивались все слова и доводы офицера. И чем больше он говорил, тем увереннее себя чувствовал новоявленный спаситель Отечества и демократических идеалов. Он в категорической форме отказал Саблину в возможности связаться, как со Ставкой Корнилова, так и с генералом Крымовым, который со слов железнодорожника прочно застрял в Луге.

Неизвестно, чем бы закончилась их беседа, если бы в тот момент лихой телеграфист не принял срочную депешу из Питера, которую сразу же протянул начальнику станции. Тот прочел ее с видом Наполеона, и торжественная улыбка озарила его лицо:

— Все воинские части, движущиеся на столицу по приказу Корнилова, объявлены мятежниками и подлежат немедленному разоружению. Любое неповиновение распоряжениям Временного правительства приравнивается к государственной измене, и будет караться по всей строгости военного времени.—

Произнеся эту тираду, железнодорожник величественно бросил телеграфную ленту на стол, и, наставительно стуча пальцем по дереву, изрек: — В вашем распоряжении полчаса, господин штабс-капитан, после этого вы объявляетесь бунтовщиками, со всеми вытекающими из этого последствиями.—

Все эти новости, вместе с приложенной змейкой телеграфной ленты, растерянный Саблин доложил Покровскому, у которого от злости заходили желваки, и кровь бросилась в лицо. Капитан вновь почувствовал себя жалкой игрушкой в руках грязных политиков, во главе с 'душкой' Керенским. Откуда-то неудержимо подуло холодным ветерком мартовских передряг, от одних воспоминаний которых, Покровский непроизвольно заскрипел зубами.

— Что будем делать, Алексей Михайлович?— с тревогой спросил Саблин, пытливо вглядываясь в лицо своего командира. Он не был трусом, за его спиной был целый год фронта, но стать в одно мгновение не по своей воле изменником родины, штабс-капитан был не готов.

Покровский растерянно наматывал на кулак бумажную ленту со страшным известием, сосредоточенно думая о чём-то своем. Перед его глазами в один момент пронеслась вся его станционная одиссея во всех подробностях. Это, подобно запаху нашатырного спирта, враз привело офицера в чувство. Приняв окончательное решение, он энергично вскинул голову и твердо произнес:

— Что будем делать? Не знаю как Вы, а я собираюсь выполнять ранее полученный

приказ. Из этой писульки господина Керенского следует только одно, крайне необходимо навести порядок в Петербурге и пересажать всю эту сволочь в Петропавловку.—

— Но это предательство, господин капитан.—

— Предательство, мой милый Сергей Борисович, бездумно выполнять все требования этой взбесившейся министерской камарильи, которые говорят одно, думают другое, а делают третье и при этом, ни за что не отвечают. Оказывается, мы с вами их вчера неправильно поняли, когда грузились в вагоны по просьбе славного Александра Федоровича, который называл нас спасителями Отечества. А сегодня этими спасителями оказываются железнодорожники ВИКЖЕЛя, которым после случая с остановкой царского поезда можно всё!—

Покровский яростно сплюнул под ноги и продолжил:

— Эти тыловые крысы возомнили себя черт знает кем, получив данную писульку из Зимнего. Он предлагают нам сдаться, они, знающие, что такое фронт только из газет, да со слов всяких тыловых прощелыг, засевших на складах и рассуждающих о войне в кабаках и салонах. Кто! Скажите, кто будет нас разоружать в случае нашего неповиновения? Столичный гарнизон, который, как черт ладана боится одного упоминания о фронте, и в первую же неделю свободы добыл у Керенского охранную грамоту от отправки на фронт? Эти новые преторианцы русской демократии?—

— Однако наступать на Петроград силами двух с половиной батальонов и одной артбатареи,— это авантюра, Алексей Михайлович!—

— А сидеть, подобно молодой девице, оказавшейся в интересном положении и надеяться, что все рассосётся,— это не авантюра? Когда немцы взяли Ригу, и совершенно неизвестно, во что всё это выльется. Только из-за этого Лавр Георгиевич не смог лично возглавить этот поход. Будь он с нами, мне бы не пришлось приводить Вас в чувство, как кисейную барышню.—

— Господин капитан!— возмущенно воскликнул Саблин, но Покровский только недовольно махнул рукой.

— Я знаю Вас, как боевого офицера, и только поэтому веду с Вами эту беседу. Как командир эшелона я полностью беру на себя всю ответственность за происходящее и прошу Вас только об одном, четко и твердо выполнять все мои приказы. Вопросы есть?

— Никак нет, господин капитан!—

— Тогда будем считать вопрос исчерпанным, пойдемте к людям.—

Покинувшие свои вагоны солдаты с любопытством смотрели на своих командиров в ожидании разъяснений своей длительной остановки. Вблизи них уже собралось несколько человек из местных жителей, желающих поглазеть на гостей.

— Становись!— громко отдал приказ капитан, и пехотинцы быстро выстроились в линию перед капитаном, ожидая дальнейших приказов командира. Покровский неторопливо прошелся вдоль строя, внимательно вглядываясь в лица стоявших перед ним воинов. Все они были собраны и подтянуты, без тени смущения и страха, что приятно радовало его взгляд.

— Солдаты, фронтовики! Только что я получил новый приказ генерала Корнилова,— Покровский потряс в воздухе кулаком с телеграфной лентой,— положение в самом Петрограде резко изменилось в худшую сторону. Идёт мерзкая грызня за власть между столичным Советом и премьером Керенским. Только благодаря этой анархии, немецким шпионам, купив верхушку профсоюза, удалось организовать саботаж на железной дороге. Продавшись за вражеское золото, ВИКЖЕЛь приказал не пропускать в столицу наши войска, посланные Корниловым для наведения порядка в Петрограде. Всё это, вместе с недавним взятием немцами Риги, создают страшную угрозу для всей нашей страны.

Из-за этого генерал Корнилов не может покинуть Ставку, опасаясь полного развала Северного фронта. Он лично просит каждого из солдат нашего эшелона полностью выполнить ранее отданный им приказ и спасти наше многострадальное Отечество. Сейчас всё зависит только от каждого из нас, и никого другого! Все наши части разбросаны от Пскова до Луги, отрезанные друг от друга, благодаря измене железнодорожников. Поэтому сейчас мы можем рассчитывать только на самих себя! Согласно приказу Лавра Георгиевича, со всеми лицами, уличенными в саботаже и вредительстве, следует поступать по законам военного времени. Всем ясно?—

— Так точно господин капитан!— дружно пронеслось по шеренгам, все фронтовики страшно не любили столичных тыловиков, справедливо считая их захребетниками и лодырями.

— Тогда приказываю, выставить боевое охранение вблизи эшелона и задерживать всех посторонних лиц, которые могут попытаться проникнуть в расположение части, особенно для ведения агитации против главковерха. За неповиновение патрулю расстрел на месте! Я вместе с Савельевым отправляюсь к начальнику станции, чтобы как можно быстрее возобновить наше движение. За себя командирами оставляю штабс-капитана Саблина. Обо всех задержанных немедленно докладывать мне лично.—

Закончив говорить, Покровский козырнул офицерам и обратился к подскочившему фельдфебелю Савельеву:

— Дорофеич, прикажи установить пулемет напротив водокачки и вместе с первым взводом подходи к начальнику станции.—

Двигаясь к зданию вокзала, капитан совершенно не предполагал, как он сможет достойно выйти из сложившегося положения, однако Покровский был полностью уверен, что выполнит приказ Корнилова. Хлебнув в полной мере чашу унижения, фронтовик не собирался пасовать перед тыловым чиновником, даже имевшим приказ из столицы.

Железнодорожник ждал Покровского с видом римского триумфатора, принимающего покорность диких варваров. Победа, одержанная профсоюзом железных дорог над слабохарактерным царем в марте месяце, сильно вскружила голову железнодорожным служащим. Начальник станции свято верил в силу столичного приказа, наивно рассуждая, что Покровский будет играть по его правилам. Возможно, будь он генералом, или на худой случай подполковником, тогда бы ожидания железнодорожника бы оправдались, но Покровский был самой настоящей фронтовой костью, которая всегда несла на себе все тяготы военной жизни.

В служебной половине здания станции находилось ещё два человека: молодой телеграфист и розовощекая девушка, сидевшая на табуретке перед стойкой телеграфного отсека. За секунду до появления капитана они вели страстную беседу, бросая друг на друга многозначительные взгляды.

— Немедленно связь со ставкой главковерха,— приказал Покровский, глядя прямо в глаза юноши. Тот покрылся красным пятнами, суетливо одернул свой мундир и тонким, звенящим от волнения голосом произнес:

— Согласно приказу начальника станции, связь между воинскими эшелонами запрещена.—

— Я отменяю приказ начальника станции,— спокойно произнес капитан так, как будто речь шла о чём-то простом и повседневном,— вызывайте генерала Корнилова.—

Телеграфист, поймав восторженный взгляд предмета своего обожания, энергично тряханув головой, выдал Покровскому: — Мы не выполняем приказов бунтовщиков и предателей революции. Вам лучше сдаться, господин капитан, дабы не усугублять и без того свое незавидное положение.—

За столь пафосные слова телеграфист был вознагражден новым пылким взглядом своей подруги.

— Все ясно,— весело произнес капитан и, подмигнув понимающим взглядом, спросил телеграфиста:— Твоя? Пока юноша ещё решал, как достойно ответить нахальному солдафону, Покровский обернулся к пришедшим вместе с ним солдатам и приказал:

— Ну-ка, ребятушки, отведите эту красавицу в первый вагон.—

Телеграфист тревожно пискнул и попытался помешать исполнить приказ капитана но, натолкнувшись на кулак офицера, моментально сложился пополам, навалившись своим телом на откидную крышку деревянного барьера. Отчаянно пытаясь ухватить ртом спасительный воздух, он со слезами на глазах глядел, как грубые солдатские руки, тащили куда-то прочь его любимую, которая слабо пыталась сопротивляться и только жалобно кричала ему: — Митя, Митя!—

— Ну что ты, что ты, Митя,— дурашливо говорил капитан, ласково удерживая в своих руках дёргающегося телеграфиста,— дело то житейское. Засохли, понимаешь, мои орлы от фронтовой жизни, совсем засохли. Ну, ты, как мужчина меня ж понимаешь. А тут девка такая справная: грудь высокая, тело крепкое, сам понимаешь!—

Митя попытался освободиться из объятий Покровского, но тот немедленно сильным рывком приложил телеграфиста лицом к тяжелой дубовой панели барьера. Не останавливаясь ни на мгновение, он тут же поднял свою жертву, радостно убедившись, что у телеграфиста разбиты только губы, нос и ничего более. Жестко ухватив несчастного юношу за воротник, капитан приблизил его к себе, глядя на Митю горящим безумным взглядом.

— А там, в вагоне у меня пятьдесят человек и уверяю, дорогой, что никто, никто из них не откажется,— говорил он проникновенным голосом, от которого в голове у юноши разом возникли картины одна ужаснее другой,— если она выживет после этого, то виноватым будешь только ты, и никто другой.—

— Как это!— отчаянно пискнул сквозь разбитые губы телеграфист, моментально представляя себе еще чудовищнее картину своего будущего.

— А только благодаря твоему упрямству,— холодно бросил Покровский и, не выпуская из рук шею юноши, подтащил его к окну, — гляди, гляди, как её ведут на позор и всё из-за тебя. Только ты своим дурацким желанием поиграть в большую политику заставляешь меня отдавать невинную девушку на поругание. Но ты можешь её спасти. Я прикажу вернуть её обратно, если ты дашь связь со ставкой.—

Телеграфист заколебался, и Покровский безжалостно добавил:

— Смотри, смотри, как следует, быть может, в последний раз. Как только её втащат вагон, я буду уже бессилен.—

— Хорошо! Будет тебе связь!— хрипло выкрикнул телеграфист.

— Вот и молодец, вот и умница,— капитан оставил юношу и выглянул наружу,

— Свиридов, отставить веди обратно!—

Прошло несколько минут, и телеграфный аппарат извлек из своих недр следующие новости. Всё было гораздо хуже, чем предполагал Покровский. Северный фронт лихорадило, и Корнилов по-прежнему не мог покинуть свою ставку. Корпус генерала Краснова в полном составе плотно застрял под Псковом. Его энергично атаковали антивоенной риторикой агитаторы, стремясь перетянуть на свою сторону рядовой состав.

Генерал Крымов отчаянно пытался собрать под Лугой разрозненные силы своей дивизии, чтобы предпринять пеший поход на столицу. Его тоже энергично атаковали эмиссары Временного правительства и большевиков. Единственной радостной вестью была сводка с фронта: 12 армия сдержала натиск немцев, и они не смогли развить свой успех после взятия Риги.

— Что здесь происходит, милостивый государь?— раздался за спиной Покровского

возмущенный, хорошо поставленный начальственный голос. По своей силе и привычке повелевать нерадивыми подчинёнными, он по военным меркам, был никак не ниже полковничьего уровня, чуть-чуть недотягивая до генеральского положения. Даже стоя спиной к голосу, капитан великолепно почувствовал, что в телеграфном зале появилась главная власть этой станции, её царь и бог.

Униженный Митя пугливо сжался на своём стуле, и в его глазах отчётливо были видны два противоречивых по своей природе чувства: страх перед начальством, и надежда на свою защиту перед распоясавшимся солдафоном, столь чудовищно разрушившего тихую жизнь маленькой станции.

Однако капитан не удостоил своим взглядом говорившего человека, спешно дочитывая последние слова с бумажной ленты. Начальник станции, а это был именно он, угрожающе засопел, увидев в руках офицера телеграфную змейку, и бросил такой уничтожающий взгляд на Митю, от чего бедный человек сразу стал меньше ростом.

— Гринев! Почему посторонние пользуются служебным телеграфом!— раскатисто выстрелил начальник станции, буквально испепеляя своим гневным взглядом несчастного юношу.

— Митя здесь совершенно не виноват, многоуважаемый Акакий Никодимович,— дружелюбным голосом пропел Покровский, аккуратно пряча в карман ленту. Он уже понял, как себя следует вести перед своим главным противником, который в своем демократическом запале, получив телеграмму от самого Керенского, уже ничего на этом свете не боялся,— просто я очень настойчиво попросил его, и, как благородный человек, он не смог отказать мне в этой просьбе.—

— Прекратите паясничать, милостивый государь, подобно уличному гаеру,— властно отрезал оскорбленный начальник станции,— и не позорьте мундир офицера, который Вы носите. В Вашем распоряжении осталось ровно пять минут, после чего Вы становитесь контрреволюционером со всеми вытекающими отсюда последствиями.—

— Ну, зачем же такие грозные слова, дорогой мой Нил Саватеевич,— продолжал куражиться капитан. Он старательно распалял душу местного властителя, стараясь сбить его важный государственный тон: — Контрреволюционер, ну какой может быть контрреволюционер из человека, который вот уже три года кормит вшей в окопах во славу своего Отечества.—

— Скоморох, шут балаганный!— бушевал начальник станции, вспоминая все возможные эпитеты, подходящие к данному моменту. Но его гневные излияния были прерваны появлением двух солдат, которые привели обратно дрожащую, словно лист девушку.

— Прекрасно!— радостно воскликнул капитан, указав рукой на пустой стул возле конторки телеграфиста,— Митя, очень прошу Вас, как истинного джентльмена, позаботиться об этом милом создании, тем более, ведь ради неё Вы так пострадали. Я на Вас очень надеюсь,— Покровский заговорщицки подмигнул испуганному юноше и легко подтолкнул его к обессилено опустившейся на стул девушке.

— А мы пока потолкуем с почтеннейшим Мокием Парамоновичем о паровозе, который позволит нам покинуть, эту, простите господа, Богом забытую станцию.—

— Хам, негодяй!— яростно взревел начальственным рыком железнодорожник, но тут случилось неожиданное. Покровский молниеносным движением руки схватил за ухо своего величественного оппонента, и с силой крутанул его. Начальник станции издал тонкий поросячий визг и, стремясь вырваться из рук мучителя, резко присел вниз. Однако от столь резвого движения грузного тела ноги защитника демократии разъехались, и он тяжко шмякнулся на пол всем своим телом.

Столь комический вид своего грозного начальника поверг Митю в глубокий шок, от чего у молодого человека отвисла нижняя челюсть и выкатились глаза. Он даже забыл про свои рыцарские обязанности по отношению к девушке, которая разом прекратила всхлипывать, наблюдая за развернувшимся действием. Оба они испытывали двойственное чувство: с одной стороны ни желали, чтобы их обидчик понес заслуженное наказание, и вместе с тем молодежь страстно хотела увидеть, как один из столпов местного общества выкрутиться из столь сложного положения.

Стоило отдать должное начальнику станции, даже оконфузившись, он не утратил своего лоска, быстро поднялся и немедленно обрушился на Покровского с новой силой:

— Опричник, царский сатрап, Вам совершенно не помогут эти подлые трюки. Вы можете продолжать мучить меня и далее, но паровоза Вы не получите никогда! Я совершенно не боюсь Вас, поскольку твердо знаю, что пройдет всего лишь день, и Вас самого привлекут к суду за измену и отказ выполнять распоряжения Временного правительства.—

Закончив сию пафосную речь, начальник станции величественно скрестил свои руки на груди и гордо вскинул свою голову, не желая смотреть в сторону Покровского.

Но капитан не дал ему возможности насладиться эффектом данной речи:

— Вывести господина начальника на перрон. Пусть он освежит свою буйную голову и покажет свою стойкость на людях,— медовым голосом приказал он. Солдаты моментально исполнили приказ и грубо поволокли свою яростно отбивающуюся жертву. Оказавшись на перроне, Покровский собирался продолжить прерванный диалог, но в этот момент к нему подбежал фельдфебель Савельев. Рядом ним стояло несколько солдат, крепко державших двух молодых людей. На одном из них была надета шинель гимназиста, из которой он уже явно вырос, другого украшал потертый пиджак и рабочий картуз. Оба были явно местными, поскольку вслед за ними прибыла толпа местных зевак, обеспокоенных таким поворотом дела.

— Дозвольте доложить, вашбродь,— бодро рапортовал он,— задержаны в расположении эшелона во время проведения агитации. Призывали не поддаваться на происки внутренних контрреволюционеров во главе с генералом Корниловым, арестовать офицеров и сложить оружие.—

— Вот как? А денег случайно за голову генерала или мою не предлагали?—

— Никак нет, господин капитан. Только грозили всевозможными карами со стороны Временного правительства и лично премьера Керенского.—

— Благодарю за службу, Тимофеич! Во исполнение положения военного времени, приказываю немедленно расстрелять господ агитаторов,— и капитан кивнул головой в сторону кирпичной стенки пакгауза. Все это он произнес просто и буднично, но столь уверенно, что все стоявшие на платформе моментально осознали, что Покровский не шутит.

— Вы не имеете такого права. Это гражданские мирные лица и они неподсудны вашей власти,— гневно выкрикнул побагровевший железнодорожник.

— Имею, батенька, имею. Согласно последнему приказу генерала Корнилова, все лица, мешающие продвижению эшелона, попадают под законы военного времени. И незамедлительно приводятся в исполнение без суда и следствия по решению воинского командования. Эту депешу я получил только что,— и Покровский ласково похлопал по своему карману.

— Ваш Корнилов мятежник и все его приказы незаконны,— начал энергично говорить железнодорожник, но резкий толчок приклада оборвал его речь.

— Это потом история рассудит, мятежник он, или спаситель России, а пока согласно приказу главковерха, я обязан расстрелять этих агитаторов. Однако я могу помиловать их в обмен на паровоз. Ну, как Вам мое предложение: жизни этих двух молодых людей в обмен на сотрудничество. Подумайте, у Вас ровно минута на принятие решения.—

— Вы не посмеете расстрелять своих соотечественников, даже ради исполнения приказа своего главковерха,— уверенно произнес железнодорожник, продолжая при этом наливаться красным цветом.

— Конечно, я прекрасно вижу, что это просто дети, которые подобно Вам решили немного поиграть в большую политику, и, за шалости которых придется расплачиваться мне и моим людям. Подайте паровоз, и я буду считать этот инцидент исчерпанным.—

— Я не могу просто так поступиться идеалами революции.—

— Даже ради спасения невинных по вашим словам людей?

— Вы гнусный и подлый человек. Вы не посмеете сделать это,— убежденно произнес железнодорожник.

— Ах, не посмею,— гневно переспросил Покровский,— Савельев, к стенке агитаторов!—

Фельдфебель чуть замешкался исполнять приказ командира но, столкнувшись с его гневным взглядом, немедленно исполнил требуемое и выстроил задержанных вдоль кирпичной стены.

— Целься!— приказал солдатам Покровский,— у вас тридцать секунд на размышление.—

— Негодяй, мерзавец!— начальник станции в гневе бросился на офицера, но получил сильный удар в живот. Сидя на корточках, он пытался вздохнуть воздуха, видя перед собой заляпанные сапоги Покровского.

— Ну!— властно потребовал капитан, показывая железнодорожнику циферблат, по которому стрелка уже бежала лишнее время, однако защитник революции упрямо покачал головой.

— Пли!— и выстрелы из винтовок впечатали в кирпичную стену, так до конца и не поверивших в свою смерть юношей.

— Смотрите, смотрите, Вы ведь этого хотели, господин забастовщик. Надеюсь, эти весомые аргументы полностью убедили Вас в твердости моих слов. Вы могли их спасти, но не пожелали из-за своего ослиного упрямства,— холодным голосом произнес Покровский,— и я не остановлюсь, ни перед чем, чтобы выполнить приказ командования. —

— Палач, изверг,— глухо простонал начальник станции, не отводя взгляда от тел погибших.

— А вот в этом Вы глубоко ошибаетесь, господин забастовщик. Палачом являюсь не я, а Вы и этот вопиющий факт я Вам немедленно докажу. Савельев, приведите сюда любых четырех человек!—

Фельдфебель вновь чуть замешкался, пораженный столь неординарным приказом, но всё же подскочил к стоящей толпе зевак и принялся выхватывать из нее первых попавшихся под руку людей. Зрители сначала в страхе ринулись прочь от военных, но затем, осознав свое большинство, ринулись на них, желая отбить арестантов. Однако моментально присмирели, едва только расположившиеся у водокачки пулеметчики взяли наизготовку и навели на них тупое рыло 'Максима'.

Покровский внимательно оглядел добычу фельдфебеля, внутренне содрогаясь от того, что ему, возможно, предстоит сделать. Перед ним стояли типичные представители самых разных сословий, оказавшиеся на этой станции. Первым, в этом коротком ряду, стоял пожилой приказчик из ближней лавки, затем розовощекий юноша, которому едва минуло восемнадцать лет, и разбитная конопатая крестьянка, на свою беду приехавшая сегодня по своим делам на станцию. Последним был десятилетний мальчишка, прибежавший поглазеть вместе со своими сверстниками на прибывший с фронта военный эшелон. Все они были сильно напуганы тем, что были выделены из толпы этим страшным капитаном, который на их глазах отдал приказ о расстреле агитаторов.

— Совершенно не понимаю, зачем Вы привели сюда этих людей?— с дрожью в голосе произнес начальник станции, полностью сбитый с толку столь неординарными действиями офицера.

— Это заложники, господин демократ,— учтиво пояснил Покровский, стараясь ничем не выдать своего внутреннего волнения,— надеюсь, что Вы уже окончательно убедились в твердости моих намерений идти до конца. Ваше глупое упрямство и нежелание понять, что время игр в политику уже прошло, толкает меня на крайнюю меру. Мне нужен паровоз, и, чтобы получить его, я буду расстреливать по одному человеку каждые тридцать минут. И все они своей смертью будут обязаны только Вам лично, и никому другому. Интересно, сможете ли Вы после этого спокойно жить, господин либерал?—

Казалось, что железнодорожник хочет испепелить Покровского своим взглядом, с такой ненавистью смотрел он на капитана, не в силах произнести ни слова. Однако, капитан совершенно не обращал на него внимание.

— Первым будет мальчик, а затем девушка,— объявил офицер, и, крепко ухватив за шиворот ребенка, выдернул его из шеренги смертников. Он прекрасно понимал, что никто из солдат не возьмет на душу грех убийства ребёнка, и поэтому был вынужден лично играть страшного злодея. Покровский намеренно медленно тянул упирающегося мальчика мимо застывшего начальника станции. Напуганный мальчик намертво вцепился в ногу железнодорожника и отчаянно завизжал.

— Дядя Вася! Дядя Вася, не надо! Не надо, дядя Вася, меня мамка дома ждет! Пожалуйста, дядя Вася!—

Мальчик разразился громким заливистым плачем, и одна из его штанин стремительно потемнела.

— Маманя! Ой, мамочка моя!— немедленно присоединилась к ребенку рыжеволосая поселянка, с каждым вздохом добавляя всё больше и больше оборотов в своем звонком причитании.

— Василий Капитонович! Помилосердствуй!— взмолился пожилой мужчина.

— Ну, что скажете?—

Железнодорожник судорожно проглотил комок в горле, а затем отрывисто произнес:

— Хорошо, я дам Вам паровоз. Только не убивайте их.—

Плечи забастовщика обмякли и безвольно повисли. Вместе с вырванным капитаном обещанием, из него разом исчезла его властность, осанка и уверенность в себе и своих поступках. Теперь перед офицером стоял смертельно усталый, полностью сломленный человек.

— Время пошло, марш!— крикнул Покровский, желая поскорее закончить этот ужасный спектакль, и несчастный Василий Капитонович решительно рванул куда-то в сторону от перрона. Последующие полчаса оказались самыми трудными в жизни капитана. И хотя он продолжал неторопливо прогуливаться по перрону, покуривая одну за другой папиросы и выслушивая рапорта солдат эшелона, гнетущая неуверенность невидимой рукой сжимала его душу.

Стрелка часов стремительно подползала к трагической отметке, а паровоза всё ещё не было. Капитана всё больше и больше терзали сомнения, что начальник станции передумал или сомневается в способности офицера привести угрозу в исполнение, и поэтому может быть, наблюдает за всем происходившим из-за угла.

Вот стрелки сошлись, но ничего не произошло. Закрыв глаза, Алексей мысленно прибавил ещё лишнюю минуту и, когда прошла и она, добавил новую. И бог проявил милость, в этот момент, как бы спеша известить о своем скором прибытии, где-то вдалеке гулко свистнул гудок паровоза. Медленно передвигаясь по путям, он возвращался к эшелону.

Покровский терпеливо дождался, пока локомотив был прицеплен к составу, и только тогда освободил людей. Не желая появления новых сюрпризов, капитан приказал четверым солдатам взять паровоз под надежную охрану и ни на минуту не оставлять бригаду машинистов без присмотра. После этого, на негнущихся ногах, офицер направился к телеграфисту, через которого передал сообщение генералу Корнилову о возобновлении движения эшелона по прежнему маршруту.

Ещё через полчаса поезд наконец-то смог покинуть станцию, и когда состав уже двигался по основному пути, Покровский позволил себе разом выпить целый стакан водки.

Весть о страшном капитане-душегубце летела впереди поезда, обгоняя его телеграфными сообщениями. Благодаря этому, эшелон спокойно миновал следующие станции, останавливаясь исключительно для заправки паровоза водой и углём. Только под Царским Селом поезд вынужден был остановиться в открытом поле. Повинуясь приказам из Петрограда, местные железнодорожники полностью разобрали полотно дороги, стремясь не допустить продвижение корниловцев к столице.

Однако это не остановило Покровского. Осознав, что дальнейшее движение по железной дороге невозможно, он приказал покинуть эшелон и пешим порядком направился на Петербург. Вместе с двумя батальонами и артиллерийской батареей, капитан смог достичь городка, где ожидала его большая удача.

Во-первых, он встретил два конных полка под командованием князя Гагарина, которые, добравшись до Царского Села на своих скакунах, никак не решались начать наступление на город, терпеливо дожидаясь прибытия генерала Крымова.

А во-вторых, солдаты капитана обнаружили в казармах гарнизона целый автомобильный батальон, ранее предназначавшийся для охраны резиденции государя императора. Это полностью решило вопрос о быстром продвижении отряда Покровского в сторону столицы. Посадив свое воинство на грузовики и прицепив пушки, капитан ускоренным маршем направился к столице, для которой появление корниловских частей стало настоящим шоком.

Несмотря на то, что общая численность всех полков столичного гарнизона составляла около двухсот тысяч человек, никто из них не желал проливать свою кровь за Временное правительство. Едва получив известие о скором выходе отряда Покровского к окраинам Петрограда, Керенский поспешил освободить из Петропавловской крепости, ранее арестованного им председателя Центробалта Дыбенко, и предложил ему возглавить оборону города, передав под его командование самые надежные части гарнизона.

Лихой революционер, с легкостью истребивший прошедшей зимой беззащитных офицеров эскадры линкоров и броненосцев в Гельсингфорсе, после недолгого раздумья согласился, вытребовав для себя от премьер-министра массу привилегий и постов.

Вместе с частями Волынского и Павловского полков Дыбенко двинулся навстречу 'изменникам делу революции', рассчитывая рассеять врага значительной численности своих сил. В то же время сотни агитаторов Временного правительства митинговали перед измайловцами, семеновцами и прочими полками столицы, неистово доказывая солдатам необходимость покинуть свои казармы, и выступить единым фронтом на защиту идеалов революции.

Их слушали неохотно, поскольку одно дело наводить порядок в городе против полицейских и офицеров, и совершенно другое дело воевать с фронтовиками, которые, согласно сообщению 'сарафанного телеграфа', вырезали и расстреляли всё мужское население маленькой станции за оказанное им неповиновение.

Возможно, что страх перед расплатой и сплотил бы воедино эти запасные части гарнизона в некое единое целое, но капитан Покровский не дал времени господам революционерам. Используя свое автомобильное преимущество, он раньше своего противника вышел к окраинам города, скрыто развернул свои силы на удобных для боя позициях и выслал вперёд конную разведку. Кроме этого, вместе с кавалеристами был отправлен переодетый в гражданское платье поручик Кожин, в секретную задачу которого входила связь по телефону с полковником Кутеповым, который должен был поднять кадетские училища и юнкерские школы.

Разведка своевременно доложила Покровскому о выдвижении против него частей Дыбенко, двигавшихся одной огромной толпой, которую с большим трудом можно было назвать походной колонной. Вместе с пехотой, Дыбенко получил два броневика, которые должны были придать большей уверенность 'защитникам революции' в их борьбе с мятежниками.

Когда бывший председатель Центробалта разглядел в бинокль численность отряда Покровского, тщательно скрываемый страх моментально пропал из его храброго сердца, уступив свое место лихости и азарту.

— А ну, братишки, покажем золотопогонным недобиткам нашу революционную силу и стойкость,— браво закричал он, предвкушая легкую победу над малочисленным врагом,

— Накажем корниловских мятежников беспощадным революционным судом, не дадим им повернуть колесо истории вспять.—

Дыбенко громко сыпал всевозможными лозунгами, быстро и уверенно разогревая вооруженную толпу для главного и решительного броска, как он это делал на корабельных собраниях, перед тем как идти резать офицеров того, или иного корабля.

Извергая из себя звучные фразы, Дыбенко уже явственно видел себя спасителем столицы и всей страны от генеральского мятежа. Уж теперь он просто так не подчинится Керенскому, который так легко оттер его от власти этим летом. Разогретый своими же громкими словами бывший председатель Центробалта стремительно поменял свои планы на жизнь, которые он немедленно начнет претворять в жизнь, как только покончит с жалкой кучкой заговорщиков.

Не желая ни с кем делиться славой спасителя Отечества, бравый матрос не стал дожидаться подхода дополнительных сил и решил немедленно атаковать один из

батальонов Покровского, успевшего окопаться вдоль дороги.

— Братцы, лично обещаю вам открыть царские винные погреба в Зимнем, как только перебьем эту сволочь! Чем мы не люди!— этот аргумент был особо радостно встречен солдатами, которые давно точили зубы на эти знаменитые хранилища.

Дыбенко отдал команду, и под прикрытием двух броневиков, революционеры двинулись в атаку. Они шли густой людской массой, беспорядочно стреляя в сторону залегших фронтовиков, стремясь поскорее сойтись с ними в рукопашном бою.

Покровский внимательно наблюдал за приближающимися врагами, именно врагами, поскольку в этих людях, одетых в солдатские шинели, он видел изменников и предателей, которые ради своих сиюминутных целей могут погубить его многострадальную страну.

Все четыре орудия отряда были развернуты, хорошо замаскированы и готовились преподнести противнику свой огневой сюрприз. Капитан не отрывал взгляда от окуляров бинокля, тщательно высчитывая расстояние, с которого его артиллерия могла нанести врагу максимальный урон. Вот чьи-то ноги пересекли тот невидимый рубеж, что определил для себя Покровский, и в тоже мгновение он отдал команду.

— Шрапнелью, огонь!— и орудия с грохотом извергли из себя снаряды с мелкой свинцовой начинкой, которая со страшным свистом устремилась навстречу людской массе, мгновенно прорежая её. Вслед за артиллеристами дала дружный залп и залёгшая пехота, выбивая в передних рядах тех, кого миновала шрапнель.

— Беглый огонь!— и новые смертельные гостинцы летели в сторону атакующих, исправно перемалывая живую силу противника. В поддержку батареи заливисто застучали пулеметы, умело расставленные в центре и по флангам обороны отряда.

Попав под столь умело организованный заградительный огонь, видя мучения и смерть своих товарищей, необстрелянные защитники революции моментально залегли. Разгоряченный неудачей, комиссар Дыбенко с маузером в руке, неистово матерясь, отважно перебегал от одной залёгшей цепи к другой, заставляя людей подниматься и продолжать наступление, двигаясь перебежками.

— Осколочными, огонь!— приказал Покровский, заметивший, что обстрел противника шрапнелью уже стал малоэффективен, и решивший изменить тактику. Теперь на врагов обрушились осколочно-фугасные снаряды, которые вновь заставили пехоту залечь и на этот раз надолго.

Вместе с ними разом остановились и броневики, которые предпочли не продвигаться вперед, а вступить в перестрелку со столь яростно обороняющимся противником. Возможно, это был неплохой вариант, но остановившиеся машины стали прекрасной мишенью, чем Покровский не преминул воспользоваться. Предоставив главным силам батальона самим сдерживать пехоту, артиллеристы принялись залпами обстреливать броневики, находясь вне зоны ответного огня.

Прошедшие хорошую школу войны, они уже с третьего залпа накрыли одну из машин, повредив её передние колеса. Экипаж немедленно поспешил покинуть машину, даже не попытавшись исправить повреждение. Обрадованный успехом командир незамедлительно перенес огонь на второй броневик, но едва вокруг него стала складываться вилка, как машина незамедлительно покинула поле боя.

Стоя рядом с лафетом орудия, Алексей азартно рассматривал поле боя в бинокль, всё шло так, как он и задумывал. Пехота противника залегла, надежно придавленная к земле огнем его пушек и пулеметов, и не помышляла о возобновлении атаки. Капитан отчетливо наблюдал, как многие из лежавших солдат стали отползать назад, стремясь найти для себя надежное укрытие. Да, всё было прекрасно.

— Ракету!— приказал командир, и через мгновение в небо взлетела маленькая белая комета, повествуя спрятанной коннице, что пришел час её атаки.

С громким свистом и улюлюканьем двинулись в атаку кавалеристы Гагарина. В считанные минуты они преодолели разделяющее их от врага пространство и атаковали изумленную пехоту Дыбенко. Зайдя с фланга, кавалеристы моментально опрокинули жидкий заслон успевших вскочить солдат и их страшные клинки начали свой кровавый танец. Пулеметчики революционеров не могли прийти на помощь своим товарищам, поскольку были заняты непрерывной огневой дуэлью с противником, который не позволил им поменять позиции.

Конная атака была последней каплей, которая подорвала уверенность солдат Дыбенко в своей силе. Явно превосходя числом сторонников Корнилова, защитники революции позорно бежали от врага, испуганные надвигавшимися на них кавказскими горцами. Об их свирепости и кровожадности среди солдат запасных полков ходили страшные легенды, поэтому после первого же столкновения с кавказцами солдаты поспешили оставить поле боя, позабыв обо всем на свете.

В числе первых беглецов был и сам командир революционеров, моментально позабывший о защите идеалов революции. Легкораненый шальной пулей в руку, Дыбенко посчитал, что он полностью исполнил свой долг перед Керенским, и, погрузившись на автомобиль из парка великого князя Дмитрия Павловича, спешно отбыл к Зимнему дворцу. 'Революционный буревестник' совсем не стремился известить засевшего во дворце премьера о своей неудаче. Этого он как раз делать не собирался, просто рядом с Зимним встал на стоянку лёгкий крейсер 'Аврора', переведенный сюда по приказу Дыбенко из ремонтного завода.

Хитрый хохол решил подстраховаться на случай неудачи своей полководческой карьеры: пушки крейсера могли стать решающим аргументом в споре за столицу, от которой Дыбенко не собирался отказываться. Кроме этого 'Аврора' могла быстро доставить его в Гельсингфорс, где положение во флотской среде оставалось очень напряженное.

Одержав важную победу на подступах к городу, Покровский не собирался почивать на добытых лаврах. Ещё часть конных преследовала бегущего противника, который стремился укрыться от грохочущей смерти в подворотнях домов, капитан уже отдал приказ батальонам грузиться на грузовики. Быстрота и слаженность были главными залогами успеха в таком рискованном мероприятии, как штурм столицы.

Покровский прекрасно осознавал, что его отряду не под силу тягаться с многочисленным, почти двухсот тысячным гарнизоном Петрограда. Однако, движимый огромным чувством ответственности за свою страну и ненависти к окопавшимся в Зимнем дворце людям, которые с упорством фанатиков вели её к полному краху, несмотря на всю авантюрность своих действий, решил идти до конца.

Начиная штурм города, капитан отлично помнил девизы Суворова о смелости и натиске, которые всегда приводят к победе. Кроме того, он очень надеялся на юнкерские училища и кадетские корпуса. Сейчас это были не те военные формирования столицы, которые дискутировали в феврале: достойно ли армии применять оружие против взбунтовавшейся толпы, или нет? Месяцы свободы и демократии настолько унизили и озлобили юнкеров, кадетов и прапорщиков, что теперь они с радостью были готовы выступить против власти по призыву достойного лидера.

Покровский хорошо знал столицу с мирных времён, кроме того, по карте тщательно изучил расположение казарм запасных полков. Конечно, основными целями штурма были Зимний дворец и Генеральный штаб, но капитан справедливо полагал, что в первую очередь необходимо обезопасить свой тыл от возможных ударов в спину со стороны запасных полков гарнизона.

Поскольку конники Гагарина были не нужны Покровскому на этом этапе, то он бросил их в лихой рейд по городу и, приказав сеять панику среди населения столицы, выйти к Михайловскому артиллерийскому училищу, чтобы объединенными усилиями захватить все мосты через Неву. Сам же капитан направился к ближайшим военным казармам, в которых располагался Финский полк.

Когда грузовики, переполненные солдатами, только вывернули на улицу, где находились запасные полки, как Покровский увидел большую толпу в шинелях, митингующую возле ворот казармы. Он быстро поднес к глазам бинокль и радостно улыбнулся, на рукавах стоявших людей виднелись белые повязки. Это был условный знак, по которому части генерала Корнилова должны были отличать своих сторонников от солдат Керенского.

Не доезжая до казармы, Покровский велел солдатам остановиться и развернуться в боевое положение. Пехотинцы незамедлительно выполнили приказ капитана: на крышах грузовиков разместились пулеметы, а бравые артиллеристы быстро развернули два орудия, чьи неостывшие стволы были любовно направлены на стены казарм.

Появление Покровского не осталось незамеченным, толпившиеся у ворот казармы люди с тревогой наблюдали за действиями прибывших. Капитан неторопливо вышел вперед и, пройдя несколько шагов, громким и зычным голосом крикнул:

— Командира ко мне!—

Из рядов белоповязочников немедленно отделился человек, который оказался заместителем начальника юнкерского училища полковником Кожиным. Вместе с полуротой юнкеров он пытался уговорить солдатский комитет полка не выполнять приказы Временного правительства. Запасники уже привычно спорили с юнкерами, больше всего напирая на выгоду, которую они получат в случае своего согласия. Прибытие батальонов было, как нельзя кстати, поскольку аргументы у юнкеров кончились, и было пора переходить к демонстрации силы. Когда представители солдатского комитета предстали перед Покровским, то он был краток: солдатам предлагалось разоружиться и находиться в казарме под присмотром юнкеров. В случае отказа капитан обещал открыть огонь по казарме из всех четырех орудий. На вопрос комитетчиков по чьему приказу он тут командует, Покровский гордо вскинул голову и с чувством полного достоинства произнёс:

— По приказу Верховного правителя России генерала Корнилова.—

Почему он это сказал и наградил генерала столь необычным титулом, капитан, по прошествии времени, и сам не мог толком ответить. Что-то щёлкнуло у него в голове, и Покровский легко назвал столь высокую должность Корнилова, подарив мятежному генералу вполне реальную власть.

Услышав о таком высоком ранге Корнилова, стоящие юнкера моментально вытянулись и стали смотреть на комитетчиков с чувством превосходства.

— В вашем распоряжении десять минут, после чего я немедленно открою огонь из всех видов оружия. И не советую надеяться на Керенского, через час части генерала Крымова начнут штурм Зимнего.

В это время в казарму финляндцев уже пришли известия о разгроме павловцев и волынцев и той страшной резне, которую учинили кавалеристы Гагарина над несчастной пехотой Дыбенко. Грозный вид фронтовиков на фоне стволов пушек и пулеметов не оставлял сомнения в решимости Покровского исполнить свои обещания.

Комитетчики недолго упирались, получив твердую гарантию сохранения своих жизней и свободы, они неохотно согласились сдать оружие юнкерам и разошлись по казарме. Привыкшие к легкой жизни за время революционных перемен, они с опаской косились на фронтовиков, которые неоднократно смотрели смерти в лицо.

Едва Покровский принял капитуляцию финляндцев, как к нему прибыл вестовой с донесением о боевом столкновении сил кадетского корпуса с Измайловским полком.

В казармах этого соединения усиленно поработали агитаторы премьера, и солдатский комитет решил поддержать Керенского. Пока шла только ружейная перестрелка, но измайловцы ожидали подхода броневиков из автороты Петроградского гарнизона.

Всё решали буквально минуты, и капитан немедленно принял решение перебросить один батальон, усиленный своей единственной батареей на помощь кадетам. Примкнутые наспех к грузовикам пушки с грохотом и лязгом понеслись по мостовой, распугивая любопытных жителей столицы. Второй усиленный батальон под командованием штабс-капитана Саблина начал выдвижение для блокирования Зимнего дворца.

Помощь кадетам прибыла, как нельзя вовремя. Первые же залпы орудий внесли панику и страх в рядах оборонявшихся солдат. С момента начала революции в Питере все вооруженные конфликты сводились к перестрелке межу частями из винтовок и пулеметов. Впервые за всё тревожное время против запасных частей была использована артиллерия, которая быстро привела в чувство зарвавшихся преторианцев революции.

Шрапнель и осколки основательно вколотили в сознание тыловиков, что с ними не собираются шутить. Пушкари быстро загнали запасников внутрь казармы и продолжили обстрел здания, стремясь добиться скорейшей капитуляции солдат. Батальон сноровисто оцепил казарму и своей точной стрельбой отбил охоту у любителей пострелять из окон. Обстрел измайловцев был прерван появлением трех броневиков, прибывших поддержать запасников.

— Разворачивай вправо ребята!— закричал Покровский, вовремя заметив выползающие из-за угла машин противника. Канониры первого орудия успели исполнить приказ капитана, до того как по щитам пушек защелкали пулеметные пули. На таком расстоянии было невозможно промахнуться и уже первый, выпущенный из орудия снаряд, поразил броневик в районе пулемётной башни. Машина ярко пыхнула языками огня, и из неё немедленно повалили густые клубы черного дыма. Горящий броневик перегородил дорогу идущим следом машинам, и они остановились, чем немедленно воспользовались остальные орудия батареи. В результате были подбиты все машины противника, что окончательно деморализовало осажденных измайловцев.

Едва к ним были посланы парламентеры, как запасники с радостью согласились сдаться, при условии сохранения им жизни. Естественно, условия были приняты, и выполнение было уже привычно гарантировано именем Верховного правителя Корнилова, что невероятно поднимало настроение у победивших кадетов. К большому сожалению Покровского, у артиллеристов заканчивались снаряды, а в арсеналах сдавшихся полков было только стрелковое оружие. Желая пополнить огневой запас, капитан приказал двигаться в Михайловское училище, где согласно донесениям конных вестовых его ждал полковник Кутепов.

Сражение за столицу шло успешно, поднятые вовремя полковником Кожиным сторонники Корнилова, сумели вывести на улицы города большую часть будущего офицерского корпуса столицы. Удачный бой с Дыбенко и лихо гарцующие по улицам столицы кавалеристы Гагарина посеяли огромную панику в рядах сторонников Временного правительства. Вести о капитуляции запасников стремительно распространялись в остальные части гарнизона, незамедлительно обрастая различными шокирующими подробностями.

Эти вести стали самым лучшим аргументом юнкеров и кадетов в переговорах с агитаторами премьера из солдатских комитетов других столичных полков, которые пылкими революционными речами всё же пытались склонить будущих офицеров перейти на сторону Временного правительства. Но один только вид усталых и страшных своим безразличием фронтовиков, прибывших для наведения порядка с передовой, моментально отрезвлял зарвавшихся революционных горлопанов.

Узнав о расстреле измайловцев, отказали в помощи Керенскому преображенцы, семеновцы, ингерманляндцы и гренадеры. Они дали твёрдое обещание блокировавшим их юнкерам не выступать против Корнилова, поспешно выдав всех находившихся в казармах агитаторов премьера и особо ретивых комитетчиков. Единственной частью, с которой произошло серьезное столкновение, был Кексингольский полк. Здесь долго велась винтовочная перестрелка, однако командовавший юнкерами лично полковник Кутепов проявил стойкость и напористость, желая поскорее смыть с себя неудачу февраля, когда он один мог полностью остановить разбушевавшуюся толпу. Окончательный перелом в сражение внесли два броневика, которые перешли на сторону корниловцев и своим пулеметным огнем полностью рассеяли противника.

Кроме Кутепова, Покровский встретил в стенах училища Бориса Савинкова, недавно назначенного заместителем военного министра. Открыто поддерживая генерала Корнилова, он уже полностью освоился с ролью восставшего и, на момент прибытия капитана, уже лично совершил захват телеграфа и телефонной станции столицы с немедленным отключением Зимнего дворца и штаба Петроградского гарнизона. Окрыленный успехами, Савинков настойчиво требовал начать штурм Зимнего дворца и ареста Керенского.

Но военные придерживались несколько иного мнения. Главной целью на тот момент, они наметили скорейшее занятие и разведение мостов через Неву, желая тем самым отрезать рабочие окраины Петрограда от центральной части столицы, что не было сделано во время февральских выступлений. Тогда, разгоряченные слабостью власти толпы народа смели жидкий заслон городовых, начавших наводить порядок в центре города, и окунули столицу в анархию вольности.

В этот раз, казаки дружно поддержали кавалеристов Гагарина, едва те обратились к ним за поддержкой от имени Корнилова. Совместными усилиями, они легко заняли почти все мосты через Неву, не встречая какого-либо сопротивления со стороны караулов. Единственный мост, где произошла осечка, был Дворцовый, и главная причина неудачи крылась в пришвартованном рядом крейсере 'Аврора'. Едва только всадники принялись занимать мост, как с крейсера было наведено носовое орудие, и казаки посчитали разумным ретироваться за угол ближайшего здания, чтобы в случае необходимости атаковать идущие по мосту силы противника.

А в это время в Зимнем дворце происходила бесконечная перепалка между Керенским, его министрами, штабом Петроградского гарнизона и Дыбенко, который сумел благополучно добраться до корабля и теперь вел свою игру, позабыв обо всех прежних договоренностях с правительством. Все были напуганы нежданным появлением в городе регулярных фронтовых частей и их успехами, сообщения о которых поступали с завидной регулярностью. Запасные полки один за другим объявляли о нейтралитете, деморализованные пролившейся на улицах города кровью. Все лучшие агитаторы Временного правительства были брошены против застрявших на железнодорожных станциях солдат генерала Крымова, а оставшиеся плохо справлялись со своей ролью.

Но больше всего, столичных революционеров пугало имя генерала Корнилова, которое в одночасье стало знаменем для всех униженных и оскорбленных патриотов страны.

Известие о возведении мятежного генерала в ранг Верховного правителя России, доставленное в Зимний дворец по телефону ещё до того, как он был отключен, окончательно развалило хлипкое единство во Временном правительстве.

Запертые в стенах Зимнего дворца министры яростно спорили между собой, подозревая, вся и всех в двойной игре и измене. Керенский то впадал в истерику, то посылал своего адъютанта на встречу с Дыбенко, требуя от него решительных действий против мятежников, которые не теряли времени даром.

Убедившись, что полки гарнизона не поддержали премьера, и северные районы города временно изолированы, Покровский и Кутепов отдали приказ о выдвижении всех своих сил к Зимнему дворцу вместе со всей артиллерией. Заняв без боя здание Генерального штаба, два батальона Покровского и юнкера вышли к дворцовой площади, в центре которой стояла Александрийская колонна. Они чуть-чуть опоздали, поскольку буквально десять минут назад от дворца в сторону американского посольства отъехал автомобиль с премьером Керенским. Александр Федорович окончательно разуверился в силах русской демократии и решил искать помощи у западных союзников.

Дыбенко же, наоборот, развил активную деятельность, подведя вплотную 'Аврору' к Дворцовому мосту, он с минуты на минуту ожидал подхода вооруженных отрядов рабочей гвардии, к которым обратился с призывом о помощи. Отдельные отряды красногвардейцев уже маячили на набережной Васильевского острова, но пока так и не решались перейти Неву по Дворцовому мосту. Кроме того, Дыбенко послал телеграмму в Гельсингфорс, призывая Флотский экипаж Балтийской эскадры прислать в столицу для поддержки свободы побольше революционных матросов. Центробалт немедленно откликнулся на просьбу своего бывшего председателя и обещал прислать помощь к середине завтрашнего дня.

Корниловцы ничего не знали об этих переговорах но, следуя здравому смыслу, стремились завершить всё к исходу ночи. Поэтому, кроме батареи полевых орудий, что так помогли Покровскому в течение всего дня, из Михайловского училища к Генеральному штабу были экстренно переброшены две мощные гаубицы.

Площадь перед дворцом была абсолютно пуста, только в окнах со стороны крыла Зимнего дворца, где располагался лазарет, мелькали лица людей, испуганных видом солдат, готовых к штурму.

Протяжно и громко ухнули гаубицы, стрелявшие навесным огнём через дворец. Два снаряда упали в Неву, высоко взметнув белые фонтаны взрывов. Корректировщики огня с крыши Генерального штаба немедленно дали поправку, и вскоре гаубицы дали новый залп. Артиллерийский обстрел крейсера был полной неожиданностью для Дыбенко, он ещё строил какие-то иллюзии, но гаубичные снаряды, всё ближе и ближе ложившиеся к месту стоянки крейсера, разрушили все расчёты бравого моряка.

После второго залпа, гаубицам попытались ответить два орудия со стен бастиона Петропавловской крепости, но едва только один снаряд упал на Дворцовую площадь, а второй на крышу Зимнего дворца, бастион был немедленно обстрелян полевыми орудиями капитана Покровского. Бастион крепости немедленно покрылся разрывами снарядов и больше не предпринимал попыток вести огонь.

Двинувшиеся по Дворцовому мосту рабочие отряды попали под губительный шрапнельный огонь пушек Михайловского училища, заботливо доставленных туда полковником Штольцем. Не успев дойти до противоположного берега, люди дрогнули и бросились бежать, устилая своими телами пролеты моста.

Дыбенко попытался развернуть корабль для ответного огня, но в этот момент один из гаубичных снарядов попал в крейсер в районе машинного отделения. Сильный взрыв потряс 'Аврору', окутав её центральную часть густым облаком дыма вперемежку с обжигающими клубами пара, мощной струей вырвавшегося из недр корабля. Крейсер моментально потерял ход, и на его борту возникла паника. Не имевшие боевой подготовки матросы моментально позабыли обо всём на свете и лихорадочно сновали по палубе, стремясь убежать от обжигающей огненной смерти.

Красный 'адмирал' Дыбенко, выскочив из боевой рубки, попытался с помощью крика и маузера навести порядок в рядах экипажа крейсера, но это ему не удалось. Часть моряков, потеряв голову от страха, бросилась в воду Невы, желая спасти свои жизни. Это окончательно взбесило Дыбенко и, перегнувшись за леера, он принялся яростно палить из пистолета по уплывающим от крейсера матросам. Новый разрыв снаряда вблизи борта

'Авроры' прервал этот расстрел, так как один из осколков угодил герою революции в живот. Обливаясь кровью, моряк рухнул на палубу корабля, выронив из рук свой верный маузер. С его ранением дисциплина в экипаже полностью упала, и теперь крейсер представлял собой лишь удобную мишень для михайловских артиллеристов. Они уже хорошо пристрелялись, и следующий залп, выпущенный ими, угодил в борт корабля ниже ватерлинии. Несчастное судно вздрогнуло всем корпусом от сильного взрыва и сильно осело на бок. Через огромную пробоину в трюм корабля мощным потоком хлынула невская вода, вынося окончательный приговор обреченному крейсеру.

'Аврора' медленно, но неотвратимо погружалась в Неву, заваливаясь на правый борт. Это обстоятельство позволило многим членам экипажа благополучно покинуть корабль, направляясь к ближайшей набережной, где их благополучно вытащили из воды прибывшие юнкера.

В числе спасённых оказался и сам Дыбенко. У раненного гиганта хватило сил оставить судно в последний момент и самостоятельно добраться до берега. Но на этом его везение закончилось. Одним из взводов юнкеров командовал брат старшего офицера броненосца 'Павел I', который был зверски убит революционными моряками во главе с Дыбенко в марте этого года. Едва экс-председатель Центробалта был опознан другими спасшимися моряками, как офицер немедленно разрядил в него свой пистолет.

За время артиллерийского обстрела крейсера Покровский, сосредоточив оба своих батальона и юнкеров вокруг Зимнего, завершил окружение дворца. Неторопливо, без суеты, цепи фронтовиков устремились к Зимнему дворцу. Полевая артиллерия подтянулась вслед за атакующими цепями, готовясь подавить огневые точки обороняющихся. Однако шаг за шагом цепи спокойно достигли Александрийской колонны, а затем и самого дворца.

— Огня не открывать!— громко приказал капитан, стремясь избежать напрасного кровопролития. Через открытые двери вестибюля солдаты стремительно ворвались во дворец, но их опять встретила тишина.

— Савельев со взводом, за мной!— скомандовал Покровский, быстро поднимаясь по белоснежной мраморной лестнице, направляясь в зал заседаний правительства. Солдатские сапоги гулко застучали по плиткам лестницы, наполняя стены Зимнего зловещим топотом. Этот злой военный топот стремительной рекой вливался в мирную тишину огромных покоев, заставляя обитателей дворца ёжиться от страха. Фронтовики привычно растекались по зданию, разоружая редкие караулы и выставляя свои посты.

Стоящий у входа в зал заседаний кабинета министров караул быстро сложил оружие при виде роты солдат во главе с капитаном, уверенно марширующих по коридорам дворца. Шагавший рядом с Покровским Савельев с огромной радостью отшвырнул с дороги какого-то военного адъютанта, пытавшегося закрыть двери перед идущими фронтовиками. Фельдфебель решительно распахнул двери зала, в котором располагалось Временное правительство, и почтительно пропустил вперед капитана.

Сидевшие за огромным столом люди в страхе вскочили при виде торжествующих солдат, которые стремительно ворвались в помещение. Все члены правительства ещё никак не могли осознать реальность происходящего, настолько быстро и неожиданно

для них произошёл этот переворот, осуществлённый каким-то неизвестным капитаном.

А сам герой этих событий с глубокой грустью и разочарованием всматривался в лица людей, которые возомнили себя великими правителями и своими преступными деяниями вели страну к гибели. Какими жалкими и растерянными оказались те, кто совсем недавно командовал военными, не имея на то ни знаний, ни опыта.

Вся политика этих господ министров строилась на заигрывании с народом, но сейчас этот вооружённый народ был готов немедленно растерзать правительство.

Всего несколько секунд царила в душе у капитана эта опустошённость достижения цели, затем офицерская натура привычно вышла на первый план. Прервав свои раздумья, он глубоко вздохнул и громко, отчетливо произнёс:

— Господа министры, вы арестованы!—

— Это произвол!— гневно откликнулся один из министров, но стоявший рядом с Покровским фельдфебель не собирался вступать с ним в дискуссию.

— Молчать! Смирно! Приготовить документы их благородию,— рявкнул Савельев, и это впечатляющее подействовало на господ министров. Они моментально сбились в кучу и принялись лихорадочно шарить по карманам. Покровский одобрительно кивнул головой подчиненному и приказал:

— Выстави наружные караулы и будь готов конвоировать господ министров в Петропавловскую крепость.—

От этих слов гул недовольства прошел среди членов правительства, но тут же умолк лишь стоило фельдфебелю грозно посмотреть на них.

Оставшись наедине, Покровский для проформы ознакомился с документами арестованных, а затем, вернув паспорта владельцам, подошел к столу и, не предлагая садиться, спросил: — А где же господин Керенский?—

— Александр Федорович отбыл в американское посольство,— учтиво объяснил министр финансов, полагая, что менее других рискует своим положением.

— Ясно,— неторопливо произнес Покровский,— жаль, что не застали. Что ж, господа, теперь вам придется отвечать за все его деяния.—

Министры вновь возмущенно загалдели, но моментально присмирели едва Савельев, многозначительно кашлянул.

— Господа, у вас есть только один шанс вернуть себе честное имя: отправить покаянную телеграмму Верховному правителю России генералу Корнилову. В ней вы должны разъяснить Лавру Георгиевичу, что не принимали участие в заговоре господина Керенского, пытавшегося с помощью освобожденного из тюрьмы Дыбенко, узурпировать власть в стране. Что вы ждете его приезда в столицу, а на это время слагаете с себя все полномочия. Только в этом случае я могу гарантировать вам непредвзятое разбирательство во всем случившемся. Подумайте господа, в вашем распоряжении две минуты.—

Закончив речь, капитан уже привычным жестом откинул наружную крышку своих часов и стал ждать. В это время двери зала быстро раскрылась, и в комнату вбежал запыхавшийся вестовой. Он подскочил к капитану и что-то быстро зашептал.

— Все ясно. Всех в Петропавловку,— приказал Покровский, и солдат немедленно бросился исполнять его приказ.

— Вам интересно, что случилось? Охотно удовлетворю ваше любопытство. Нашей артиллерией потоплена 'Аврора', а рядом с дворцом толпой растерзан Дыбенко, главный помощник господина Керенского в его неудачном заговоре.—

Эти слова молниеносно подействовали на министров. Через пять минут телеграмма была составлена и вручена Покровскому.

— Я очень рад, господа, что вы сделали этот важный шаг. Телеграмма будет немедленно отправлена его превосходительству, а пока вам придется временно побыть под присмотром фельдфебеля. Он назначается комендантом дворца, и сможет навести здесь полный порядок.

Не извольте беспокоиться, вашбродь, муха не пролетит!— радостно произнес Савельев, чётко откозыряв капитану, который вместе с листком бумаги направился к дверям. У самого выхода Покровский остановился и, вместо прощания, произнес:

— Согласитесь, господа, что это лучше казематов крепости, в которую, я думаю, вас было бы очень трудно доставить из-за сопротивления толпы.—

В ответ господа министры, все как один, облегченно закивали головами. У них совершенно не было желания выходить к народу в этот день.

Корнилов прибыл в столицу через сутки, встреченный на вокзале 'почётным караулом' из министров Временного правительства и восторженной толпой горожан, воочию желающих увидеть собственными глазами Верховного правителя России.

Ближе к ночи усталый, но бодрый генерал потребовал к себе Покровского.

— Так вот кому я обязан столь громким званием,— произнес Корнилов, крепко пожимая руку капитану,— спасибо за всё, сделанное Вами, дорогой Алексей Михайлович, не только от меня лично, но и от всей России!—

— Служу Отечеству!— коротко ответил Покровский, щелкнув каблуками и склонив голову.

— Если бы не Ваш самоотверженный прорыв в город, всё могло бы закончиться для нас всех очень плачевно. Сидеть бы нам с Вами в Петропавловке, как важным государственным преступникам,— произнёс Корнилов и улыбнулся. Затем лицо генерала вновь приняло серьезное выражение, и, с сожалением в голосе, он сказал:

— За совершенный подвиг Вас непременно стоило бы наградить Георгиевским крестом, но пролитая Вами кровь мирных людей, даже за правое дело, не позволяет мне сделать это. Равно, как и произвести Вас в следующий чин. Прошу понять меня правильно и не обижаться, господин капитан.—

— Я сделал всё не ради чинов и наград, а ради спасения Родины, Лавр Георгиевич. И огромной радостью для меня было делать одно общее с Вами дело.—

От такого ответа усталое лицо Корнилова вновь расцвело радостью жизни:

— Премного Вам благодарен, Алексей Михайлович. Единственное, что могу

предложить Вам,— это место моего личного адъютанта, как Вы на это смотрите?—

Услышав это предложение, Покровский вновь вытянулся перед генералом и повторно щелкнул каблуками:

— Это огромная честь для меня, Ваше превосходительство, и лучшей награды, чем эта, для меня и не надо.—

— Рад, очень рад, что рядом со мной будет столь блестящий офицер, как Вы. Ну, раз Вы согласны, то немедленно приступайте к работе, Алексей Михайлович. Дел у нас с Вами ох, как много, и самое главное — война.—

Капитан Покровский внезапно ощутил, что уже порядком замерз, стоя в тамбуре поезда Верховного главнокомандующего и вспоминая отчаянные минуты своей жизни уходящего года. Сигарета давно погасла в его окоченевших пальцах, и капитан быстро швырнул ее в бак, с песком, специально предназначенный для этого.

Быстро взглянув на часы, офицер поправил сползшую с плеча шинель и поспешил в вагон. Приближалось время его доклада.

Документы Ставки Верховного правителя России.

Из обращения генерала Корнилова к русскому народу от 29 августа 1917 года.

... Дорогие сограждане, братья и сестры. Вот уже в течение трех лет наше многострадальное Отечество ведет праведную борьбу с коварным и сильным врагом, защищая от него свои города и села, поля и леса, церкви и погосты. Три года он напрасно пытается сломить силу русского солдата и его оружия, каждый раз получая на все свои происки достойный ответ. Однако, к большому позору у внешнего врага появились внутренние помощники, подлые предатели Земли Русской. Купленные на немецкое золото они нанесли нашей стране предательский удар в спину в самый трудный для нее момент.

В этот трудный момент нашей истории, внимая многочисленным просьбам представителей различных сословий нашего народа, с полного согласия прежнего правительства, с сегодняшнего дня я вынужден взять в свои руки всю верховную власть в стране. Сразу заявляю, что воспринимаю свое новое положение, как тяжёлую и ответственную ношу, которую беру на свои плечи, только ради блага своего народа и Отечества. Звание Верховного правителя России будет существовать только на время ведения войны. По её окончанию, через шесть месяцев будут проведены выборы с последующим образованием Учредительного собрания.

...С сего дня на территории страны временно приостанавливается вся политическая деятельность, а Государственная Дума распускается. Запрещены любые демонстрации, шествия и агитация в устной и печатной форме. С нарушителями будут поступать по законам военного времени. На всей европейской территории страны вводиться военное положение, и вся власть на местах временно передается генерал-губернаторам и их представителям. За любые попытки саботажа на транспорте, в промышленности, или других важных объектах будет применяться смертная казнь.

Исходя из тяжелого положения страны, всё промышленное производство временно переходит под государственный контроль и подчиняется военным заказам, которые имеют первоочередное значение против всех остальных.

С целью предотвращения дальнейшего ухудшения благосостояния страны, организовывается Чрезвычайная комиссия по борьбе с саботажем и спекуляцией. Ей будет предоставлено право вести борьбу на местах со всеми их проявлениями. Члены комиссии обязаны рассмотреть все выявленные факты в кратчайший срок и имеют право вынести любой приговор, минуя обычные судебные инстанции, вплоть до смертной казни.

Для более полного и эффективного руководства, организуется Ставка Верховного командования, чьи приказы обязательны к немедленному исполнению по всей стране. Контроль исполнения принятых решений Ставки будет осуществляться институтом военных комиссаров и спецпредставителей Ставки.

...По окончанию войны, в течение пяти лет все её участники получат от государства специальную компенсацию в виде денежного пособия, земельного надела или иной помощи. Дети солдат, погибших в результате боевых действий, будут взяты на государственное довольствие до достижения своего совершеннолетия. Вдовам будет выплачено пособие и пенсия.

...Я не обещаю вам легкой жизни, мои сограждане. Идёт война и не в моих силах прекратить её немедленно. Однако, приложу все свои силы, чтобы уменьшить это тяжелое бремя на ваших плечах и поскорее приблизить конец испытанию, которому подверглась наша Родина.

Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами.

Да поможет нам Бог!

Верховный правитель России генерал Корнилов Л.Г.

Из срочного донесения финляндского генерал-губернатора Маннергейма

2 декабря 1917года. Совершенно секретно. Лично, в одном экземпляре.

Ваше превосходительство, довожу до Вашего сведения, что обстановка на территории бывшего великого княжества финляндского продолжает оставаться крайне напряженной. Несмотря на ряд мер, предпринятых мною в октябре месяце для наведения порядка в княжестве, среди местного населения не прекращаются проявления скрытого неповиновения и недовольства центральной властью.

В Гельсингфорсе германские агенты, уцелевшие после арестов военной контрразведки, продолжают свою деятельность. Беспрепятственно получая денежные переводы из Стокгольма с помощью подставных лиц, они активно финансируют лидеров местной интеллигенции, настроенных на немедленное отделение Финляндии от России, и создания национального правительства с прогерманской ориентацией.

Кроме этого, на средства из этого же источника в Котка и Гельсингфорсе идет тайное формирование боевых дружин среди молодых финнов, из числа крайне враждебно настроенных к России. Все они организуются по принципу пятерок и десяток, командиры которых по сигналу германского командования должны будут выступить с оружием в руках при высадке морского десанта на территорию княжества. Используя слабое охранение побережья, немецкая разведка морским путем с помощью рыбацких лодок, ведёт снабжение их оружием. Так по агентурным данным, сепаратисты уже смогли получить несколько партий вооружения, в основном, стрелковое оружие и гранаты.

Одна из таких партий германского оружия была захвачена нами на тайной явке боевой дружины на окраине Гельсингфорса в результате удачно проведенной операции военной контрразведки. Всего было изъято: 21 винтовка системы Мосина, 11 пистолетов системы Маузера, 3 револьвера системы Наган и 4 ручные гранаты немецкого образца.

Из показаний арестованных на явке финнов, в ближайшее время ожидается прибытие большого груза, в который должны входить боеприпасы и ручные пулеметы. Кроме этого, с помощью специальных лиц производится усиленная скупка оружия у мирного населения и воинских частей русской армии, расположенных в Гельсингфорсе.

Всего за период с октября по декабрь силами военной контрразведки на территории великого княжества финляндского были проведены аресты 167 человек из числа активистов местного националистического движения 'Великая Финляндия'. Больше половины из числа арестованных составляют представители местной интеллигенции, некоторые из которых, после усиленной обработки работниками контрразведки, согласились на сотрудничество и предложили свои услуги в качестве тайных агентов, при сохранении их жизни. Все они, числом 14 человек, после оформления подписки о сотрудничестве были освобождены и отпущены под наблюдение сотрудников местной контрразведки. Наиболее рьяные финские националисты, общее число которых составило 36 человек, были переданы в руки военно-полевого трибунала и приговорены к смерти через расстрел. Все они были доставлены в Выборг, где были казнены в стенах внутренней тюрьмы. Тела расстрелянных националистов были тайно вывезены на берег залива и утоплены в специально приготовленных для этого прорубях, с грузом на ногах.

Остальные арестованные, во избежание возможных волнений в столице княжества, в спецпоезде были отправлены в Орловский тюремный централ, где и находятся в ожидании суда над ними.

С целью пресечения движения местного национализма и сепаратизма, прошу Ваше превосходительство о немедленном закрытии финско-шведской границы, прерывании всяких контактов со Швецией и, в первую очередь, банковских переводов. Это значительно снизит возможности финансовой подпитки германской агентуры и лиц её влияния.

Так же необходимо ввести отряды российской пограничной стражи на территорию великого княжества, передав под их полный контроль всё морское побережье со стороны Ботнического залива, для исключения возможности новых поставок оружия боевым дружинам националистов.

Особо необходимо усилить контроль военной контрразведки за положением на армейских складах и, в случаях выявления пропажи или хищения единиц оружия, наказывать виновных, согласно положению военного времени, в публичном порядке и перед строем.

Кроме этого смею предложить Вам своё мнение касаемо нашей борьбы с местным сепаратизмом. Считаю, что ведущим чиновникам моего аппарата, а возможно и мне лично, следует незамедлительно начать контакты с представителями местной общественности, которая по агентурным данным скрыто или явно продолжает тяготеть к идеям отделения Финляндии от России.

Путем приватных бесед и контактов с ними, необходимо внушить финнам мысль о возможности рассмотрения вопроса о предоставлении независимости Финляндии в той, или иной форме, только после окончания войны. Незамедлительное решение этого вопроса сейчас сводилось бы к невозможности его исполнения, мотивируя трудным положением на фронтах. Думаю, что эта информация, исходящая со столь высокого государственного уровня, в сочетании с жестко репрессивными мерами в отношении наиболее ярких и агрессивно настроенных членов финского общества, значительно снизит их стремление к обретению независимости Финляндии от России...

Рапорт Верховному Правителю России генералу Корнилову от командующего Балтийским флотом капитана первого ранга Щастного А.М. 5 декабря 1917 года. Совершенно секретно. Лично.

На ваш запрос о состоянии и боеспособности кораблей Балтийского флота могу сообщить следующее. На данный момент из всех судов, находящихся под моим командованием, по-прежнему, наиболее слабыми и неготовыми к выходу в море, остаются корабли отряда линкоров и броненосцев, базирующихся в Гельсингфорсе. Из четырех линкоров, степень готовности только двоих 'Петропавловска' и 'Гангута' по всем качествам может быть оценена, как удовлетворительная. Остальные линкоры 'Севастополь' и 'Полтава' полностью непригодны к выходу в море для выполнения боевой задачи.

Главная причина подобного положения вещей кроется в крайне низком моральном уровне нижних чинов и плохой выучке всего экипажа линкоров, особенно в боевой стрельбе и грамотном исполнении своих прямых обязанностей в условиях боевого похода. Кроме того, многие из матросов перечисленных кораблей неохотно подчиняются приказам офицеров, хотя открытого противостояния членов команды, как это было ранее, нет, благодаря проведению своевременных чисток команд и удалению из них наиболее неблагонадежных лиц, запятнавших себя избиением и убийством офицеров, весной этого года и членством в запрещенных политических партиях.

Такое же положение сохраняется и среди команд эскадренных броненосцев 'Цесаревич', 'Андрей Первозванный' и 'Император Павел I'. Экипажи двух последних броненосцев не имеют опыта боевых походов, поскольку были полностью заменены новым составом нижних чинов из Беломорской флотилии взамен прежних, которые под воздействием революционной агитации, ранее совершили преступления против своих командиров и предстали перед военно-полевым трибуналом. Несмотря на активно проводимую офицерами броненосцев воспитательную работу среди членов экипажа, нельзя полностью поручиться за невозможность возникновения новых матросских волнений.

Наиболее боеспособными, по-прежнему, являются корабли отряда эсминцев и миноносцев, базирующиеся в порту Ревеля. Военная контрразведка в экипажах кораблей провела минимальные замены среди составов команд лиц, скомпрометировавших себя преступлениями против офицеров. В большинстве своем, матросы и офицеры кораблей действуют единой командой и готовы к продолжению боевых действий на море с началом навигации.

Для скорейшего выправления сложившегося положения дел, на кораблях отряда броненосцев и линкоров проводятся постоянные учения с целью сплачивания экипажей и повышения боевого мастерства. Руководствуясь Вашей директивой от 14.09.1917, на командные должности кораблей броненосной эскадры мною были назначены лица из командного состава, умело показавшие себя в предыдущих морских операциях, в особенности в Моонзундском сражении.

В отношении возможных действий эскадры к началу навигации 1918 года могу уверенно сказать, что Балтийский флот продолжит проводить учения, с помощью которых повысит свою боеспособность и сможет вести полноценные оборонительные действия против сил противника по прорыву в заливы.

Так же возможно возобновление активных набегов эсминцев и крейсеров на морские коммуникации противника и постановка мин в районе Либавы, Пилау, Данцига и острова Готланд. Никакую более серьезную задачу Балтийский флот в своем нынешнем положении выполнять не может.

Капитан первого ранга Щастный А.М.

Донесение в Ставку Верховного командования от командующего Северным фронтом генерала Маркова С.Л. 1 ноября 1917г. Секретно.

Имею честь доложить, что Ваш приказ за ? ... от 10.09.1917 года о скорейшем наведении порядка и восстановлении воинской дисциплины в армии и флоте, в отношении частей и соединений Северного фронта полностью выполнен.

30 октября сего года проведена последняя операция по введению полного единоначалия в частях фронта. Против соединений Симбирского полка, чей солдатский комитет отказался подчиниться директивам Ставки Верховного командования о введении единоначалия, был привлечен корпус генерала Краснова из состава Петроградской армии генерал-лейтенанта Крымова. Продолжая игнорировать приказ о возобновлении единоначалия в военных частях, две недели назад полк самостоятельно покинул свои боевые позиции и отошел в тыл, закрепившись в районе деревни Святцы. После окружения деревни силами корпуса генерала Краснова, дезертирам был предъявлен ультиматум о немедленной сдаче оружия. Второй батальон, сразу высказав свое раскаяние и полное согласие подчинению приказам Ставки, сложил оружие. Первый и третий батальоны на ультиматум ответили отказом и немедленно взяли в заложники посланных к ним парламентеров.

В ответ на эти действия, генерал Краснов отдал приказ двум батареям полевых орудий на немедленное открытие артиллерийского огня по местам дислокации мятежников осколочными снарядами. Обстрел продолжался двадцать минут, после чего батальоны были атакованы казаками и пехотинцами корпуса, которые заняли Святцы,

не встречая серьезного сопротивления со стороны солдат. Согласно моему приказу, при подавлении сопротивления мятежников солдаты и казаки воздерживались от проявления излишней жестокости.

В результате усмирения, в мятежных частях убито 147 человек и ранено 215. С нашей стороны потери составили: 7 человек убитыми и 19 ранеными. Сдавшиеся в плен солдаты батальонов, после проведения тщательного дознания военной контрразведкой на предмет виновности, были отправлены на переформирование в тыл.

Генерал Марков С.Л.

Телеграмма в Ставку Верховного командования от командующего Западным фронтом генерала Деникина А.И. 15 ноября 1917 года. Совершенно секретно. Лично.

На Ваш запрос от 7.11.1917, подтверждаю отправление из Быхова во Владимир спецпоезда с заключенными, прибывшими сюда из Киева. Все они, ранее арестованные генералом Келлером Ф.А., украинские сепаратисты во главе с гетманом Скоропадским, члены его кабинета и депутаты самопровозглашенной украинской Рады общим числом в 74 человека. Поезд усиленно охраняется специальным конвоем, который имеет чёткую инструкцию об уничтожении заключенных, в случае возникновения попыток их освобождения сторонниками, как это имело место на Николаевской железной дороге с арестованными в Петрограде членами РСДРП: Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Свердловым, Малиновским и Урицким. Все арестанты, лично мною, извещены об этой трагической попытке, когда перевозимые большевики все были уничтожены охраной.

В ходе пребывания в Быховской тюрьме, многие из украинских сепаратистов дали признательные признания о своем сотрудничестве с иностранными разведками. Особо обращаю Ваше внимание на то, что кроме германской стороны на предательскую деятельность их подталкивали секретные представители английской военной миссии в России.

Деникин.

Телеграмма из Ставки Верховного командования генерал-губернатору города Николаева Сидорину В.С. 5 декабря 1917 года. Секретно. Лично.

Очень прошу Вас лично заняться незамедлительным ускорением важного государственного дела по скорейшему завершению строительства на заводских верфях линкора, заложенного под именем 'Император Николай I'. Все, ранее запрошенные Вами у правительства суммы для полной доводки корабля, будут незамедлительно выделены в течение ближайших двух недель. Очень рассчитываю на Ваше усердие в столь важном для страны вопросе и, надеюсь, что к апрелю-маю следующего года, линкор сможет начать ходовые испытания.

Корнилов.

Телеграмма из Ставки Верховного командования командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Колчаку А.В. Севастополь. 5 декабря 1917 года. Секретно. Лично.

Милостивый государь, Александр Васильевич. Я очень недоволен Вашим рапортом относительно хода восстановительных работ на линкоре 'Императрица Мария'. Состояние дела нахожу крайне запущенным и, предполагаемые сроки ввода линкора в строй, считаю преступно недопустимыми. Для ускорения работ, сегодня днём в Севастополь отправлена специальная комиссия во главе с академиком Крыловым, которая должна помочь Вам в исправлении сложившегося положения в кратчайшие сроки. Всю личную ответственность за ввод корабля в состав флота возлагаю на капитана первого ранга Бернса Е.А., временно назначенного Вами командиром линкора, и которому даны неограниченные права в деле восстановления корабля.

Корнилов.

Из письма офицера Черноморского флота в Ставку Верховного командования генералу Корнилову от 15 сентября 1917 года.

... Для скорейшего восстановления исторической справедливости, от имени морского собрания Севастополя, просим Ваше превосходительство о возвращении кораблям русского флота их первичных героических имен, утраченные в результате злобных происков революционных демократов. Чем скорее это позорное пятно будет смыто со страниц истории нашего флота, тем быстрее восстановится порядок в наших пошатнувшихся рядах.

По поручению собрания мичман Тришкин.

Резолюция рукой Корнилова: Быть посему.

Телеграмма из Ставки Верховного командования в Тобольск спецпредставителю правительства Яковлеву А. Н. 14 декабря 1917 года. Секретно. Лично.

На Ваш недавний запрос о возможности изменения местопребывания бывшего императора Николая Романова и членов его семьи, в частности перевод арестованных в европейскую половину России, предположительно в г. Казань или другие города Поволжья, должен ответить самым решительным и категорическим отказом. Внутреннее положение страны продолжает оставаться очень нестабильным и возвращение бывшего царя может дать толчок к различным эксцессам, что сейчас крайне нежелательно.

Объясните в самой тактичной форме бывшему императору, что возможный переезд из Тобольска подвергнет большому риску его жизнь и жизнь всех членов семьи, поскольку из достоверных данных контрразведки известно о наличии у левых эсеров планов насильственного уничтожения царской семьи. Передайте так же, что посол Великобритании в России ответил повторным отказом на просьбу Романова о предоставлении ему и его семье политического убежища на территории Британской империи.

Корнилов.

Глава II.

Думы о грядущем.

Поезд Верховного командующего представлял собой последнее достижение науки и техники начала XX века. Для непрерывного сообщения с любой точкой страны и мира, в распоряжении генерала Корнилова, имелось две мощных радиостанции (одна действующая другая запасная), и специально оборудованный вагон с мощными, быстропередающими телеграфными аппаратами, которые непрерывно стрекотали своими внутренностями, принося главковерху сообщения со всей территории необъятной страны.

Рядом с ним располагался штабной вагон, в котором проводились большие совещания главковерха с командующими фронтов, армий и корпусов. Основным же рабочим местом и местом для личных встреч Корнилова был вагон-кабинет, который главковерх делил вместе с начальником своего штаба генералом Духониным. Оба довольствовались скромными спальными купе, полностью отдавая предпочтение рабочим кабинетам, в которых и проводили почти всё свое время.

Николай Николаевич Духонин был лично приглашен Корниловым на место генерала Алексеева, которого главковерх упросил принять всю гражданскую власть на европейской части страны, дабы тот мог полностью контролировать все военные поставки на фронт.

Местом своего пребывания Алексеев избрал Москву, справедливо полагая, что первопрестольная столица является главным центром всех сплетений железных и прочих дорог и из неё проще контролировать движение всех военных грузов. Кроме этого, главковерх и Алексеев рассматривали Москву, как город, в который в случае явной угрозы Петрограду со стороны германских войск или флота, можно было перевести столицу государства. Вместе с генералом в первопрестольной находился и Борис Савинков, на которого Корнилов возложил обязанности министра внутренних дел, передав в руки бывшего бомбиста всю борьбу с подрывным элементом.

Так же состав включал в себя: вагон со штабными офицерами, вагон-ресторан, где столовались все пассажиры литерного (на этом особо настоял Корнилов, не желавший отделять себя от своих солдат и офицеров), вагон обслуживающего персонала и два вагона конвоя.

Всё это венчала шестидюймовая гаубица, расположенная перед локомотивом и платформа с зенитными пулеметами в конце состава. С таким вооружением литерный поезд главковерха мог свободно справиться, как с сухопутной угрозой, так и с воздушной, в лице германских аэропланов и дирижаблей.

Душой команды поезда был, несомненно, начальник штаба Ставки Николай Николаевич Духонин. От природы он обладал кипучей энергией и, вместе с тем, холодным рассудком, что выгодно отличало его от всех остальных фронтовиков— генералов, которых знал Корнилов. Он всегда энергично брался за решение поставленной перед ним задачи и, как правило, успешно решал их, благодаря умелому сочетанию своих внутренних качеств. Выше среднего роста, он имел волевое лицо, украшенное густыми черными усами и аккуратно подстриженной бородкой. Начиная свой день в кабинете, он, как правило, там же и заканчивал его, делая небольшие перерывы для разработки своих рук, которые из-за нарушения кровообращения в кистях постоянно зябли.

Назначение Духонина на должность начальника штаба Ставки, вначале многие штабные деятели расценивали, как временное явление, стараясь объяснить это каким-то капризом Верховного командующего, не совсем хорошо успевшего познать деловые качества прочих сотрудников Ставки. Сдавший свой пост Духонину генерал Алексеев тоже не был в особом восторге от такого выбора, но время показало правильность решения Корнилова.

Свое первое боевое крещение, как самостоятельного стратега, Духонин получил в октябре месяце. Тогда германский Генеральный штаб, для поднятия боевого духа в рядах германских солдат и матросов, решил закрепить свое удачное наступление в Прибалтике новой наступательной операцией, целью которой являлся захват островов Моонзундского архипелага. В случае удачи, немцы полностью закреплялись в Ирбенах, вытесняли находившиеся там русские корабли, и создавали прекрасный плацдарм к вторжению в Эстляндию с кратчайшим выходом к Петрограду.

Для выполнения этого смелого замысла, немцы имели очень хорошие шансы. Большой Флот англичан под командованием адмирала Джеллико полностью бездействовал в Северном море, что позволило Флоту Открытой Воды беспрепятственно перевести на Балтику свои главные силы: эскадры линкоров и линейных крейсеров. Помимо того, в Гельсингфорсе на базе линейных кораблей Балтфлота, по-прежнему, царила полная анархия, ликвидировать которую Корнилов ещё не успел. Матросские комитеты митинговали, принимали одну резолюцию за другой, но воевать не желали.

По сути дела, в октябре 1917 года германский Генеральный штаб повторял план своей операции 1915 года по прорыву в Ирбены, но только с большим размахом. Для десантирования на Эзель была выделена усиленная пехотная дивизия, которая была усилена кавалерией, мотоциклистами и огнемётчиками. Общая численность десанта составляла 23 тысячи человек, 500 лошадей и большое количество снаряжения.

На штурм укреплений Моонзунда немцы бросили более две трети всего флота, поручив командование собранными силами вице-адмиралу Шмидту, командующему

I эскадрой. В помощь ему был создан особый штаб, состоящий из офицеров штаба флота и Адмирал-штаба во главе с капитаном цур зее фон Леветц, который вместе со Шмидтом разместился на линейном крейсере 'Мольтке'.

Под командованием Шмидта также находилась эскадра адмирала Бенке в составе пяти линкоров: 'Кёниг', 'Байерн', 'Гросс Курфюрст', 'Кронпринц', 'Маркграф', эскадра адмирала Сушона в составе пяти линейных кораблей: 'Фридрих Великий', 'Кёниг Альберт', 'Кайзерин', 'Принц-регент Луитпольд', 'Кайзер' и две эскадры лёгких крейсеров адмирала Рейтера и адмирала Гопмана. Кроме этого была создана эскадра миноносцев и тральщиков под командованием коммодора Генриха.

Всего для операции 'Альбион' было привлечено более трёхсот кораблей германского флота, 6 дирижаблей и около ста самолетов. Для занятия островов были выделены двенадцать пароходов, которые были уже собраны в Либаве.

О готовящейся на Балтике операции Ставка Верховного командования заблаговременно была информирована через агентурную сеть в Данциге и Либаве, и заблаговременно запросила помощи у англичан, но главный флагман Флота Открытой воды Джеллико отписался лишь одними туманными обещаниями.

Операция вторжения началась 12 октября, когда, имея на руках похищенные в Гельсингфорсе кальки с русских минных полей, немецкие тральщики под прикрытием линейных кораблей расчистили место высадки своего десанта на остров Эзель. Два германских линкора: 'Байерн' и 'Гросс Курфюрст' наскочили на мины, но это не помешало им поддержать огнем высадку десанта. Русские пехотные части не оказали немцам даже видимого сопротивления, стремительно отступив вглубь острова.

Высадившийся десант немедленно разделился на две части и устремился к Аренсбургу для подавления церельской батареи и к Орисару, что бы занять дамбу на остров Моон.

Этот день для немецкого командования закончился на мажорной ноте, всё складывалось именно так, как планировалось в кабинетах высокого штаба. Правда, русские эсминцы, под командованием адмирала Старка, предотвратили прорыв германских тральщиков на Кассарский плес, но успешная высадка десанта полностью сводила, на нет этот досадный ляп моряков коммодора Генриха. Дальнейший исход операции ничуть не вызывал сомнения в ставке кайзера.

Однако, храбрость и героизм простых русских моряков, а так же грамотные действия нового начальника штаба Ставки не позволили германской военной машине гладко прокатиться по запланированному в германском штабе пути. Едва лётчики морской разведки, базирующиеся под Ревелем, донесли в Ставку о числе вымпелов немецкой эскадры и начале высадки вражеского десанта на Эзеле, как генерал Духонин предпринял самые энергичные меры. Первым делом, он вызвал к себе представителя английской военной миссии в Ставке и потребовал от рыжеволосого англосакса оказания немедленной помощи русскому флоту со стороны союзников. Начштаба ожидал скорейшего выхода кораблей англичан к берегам Германии, а в качестве первого шага, — отдачи приказа о выходе на перехват германской эскадры английских подводных лодок, базировавшихся в балтийских портах. Начальник штаба не жалел чёрной краски, описывая слабость русской флотилии для отпора германскому наступлению, конечной целью которого, из слов генерала, было занятие Питера и принуждение России к подписанию капитуляции перед Германией.

В заключение своей речи, Николай Николаевич упомянул, что в случае неоказания России военной помощи от союзников, он рассматривает это, как прямое нарушение союзнических обязательств Англии перед Россией. Подобный тон очень задел гордого представителя британской миссии, однако развернутая перед ним угрожающая картина заставила его отложить на потом обучение русского генерала уважению к британской короне. Он пообещал немедленно проинформировать свое правительство и дать ответ в течение суток. Не ограничившись только беседой с главой военной миссии, Духонин дал телеграмму на базу английских подлодок с требованием скорейшего выхода к Моонзунду и исполнения союзнического долга против германского флота.

За время ведения переговоров с англичанами в Ставку поступало одно тревожное сообщение за другим. Из-за конфликта в экипаже минного отряда, подал в отставку адмирал Бахирев, адмирал Владиславлев затягивал выход в море русских подлодок из Куйависто, а оставшийся вместо Бахирева Старк в бой не особо рвался. Вдобавок к этой безрадостной картине, адмирал Свешников, под чьим командованием были сухопутные войска на Эзеле, засыпал ставку паническими телеграммами, ясно давая понять, что долго гарнизон острова не продержится.

Кризис руководства стал очевидным к концу 13 октября, когда немецкий десант занял центр острова и выдвинулся к базе эсминцев в Аренсбурге. Адмирал Свешников срочно заболел и обратился в Ставку за разрешением покинуть свой штаб, передав все полномочия генералу Иванову. В ответ на эти новости, Духонин незамедлительно произвел замену командования, выдвинув на первые посты молодых и энергичных командиров. Вместо порядком уставших от войны адмиралов, командиром всех морских сил в районе Моонзунда был назначен капитан первого ранга Щастный. Едва получив приказ Ставки, он отбыл к Моонзунду из Ревеля на простом миноносце, желая, как можно скорее вступить в командование.

Вслед за ним из Эстляндии на острова в срочном порядке были переброшены части Ингерманляндского полка под командованием полковника Слащёва Я.А., за плечами которого были три года фронта, пять ранений и Георгиевское оружие за храбрость. Он давно был на примете у Духонина, и вот теперь этот знающий командир был брошен в прорыв, имея на руках поистине диктаторские полномочия.

Находившийся в то время в Петрограде Корнилов полностью одобрил действия своего протеже, в свою очередь, незамедлительно встретившись с английским послом, и попросил напомнить морскому министру Черчиллю о его обещаниях помощи флота его величества короля Георга V.

На третий день операции, 14 октября, немцы вышли к перешейку Сворбы, где окопались части Козельского полка, которые своими штыками временно прикрыли тылы Цереля, с его мощной морской батареей, закрывавшей проход германскому флоту в Ирбены. В течение дня она сначала обстреливала германские тральщики, пытавшиеся расчистить проход в минных полях для главных сил германского флота, а затем вела огненную дуэль с тремя крейсерами противника. Вскоре к ним присоединились линкоры адмирала Сушона: 'Кайзерин', 'Кёниг Альберт' и 'Фридрих Великий', но церельцы устояли. Вступив в дуэль с врагом, артиллеристы Цереля добились попадания в головной линкор 'Фридрих Великий', после чего Сушон поспешил вывести свои корабли, из-под огня русских батарей, не выполнив своей задачи.

Намеченный долгожданный прорыв в Ирбены не состоялся, и могучие корабли застыли на якорях в ожидании помощи со стороны сухопутных частей, которые к тому времени заняли Аренсбург. Десантный корпус добивал в лесах остатки сил под командованием генерала Иванова, отчаянно пытавшихся остановить противника своими отчаянными контратаками.

Этот день вновь был в активе германского экспедиционного корпуса, но уже сдвинулись с места и начали вертеться шестерёнки механизма, который должен был остановить врага. Прибывший в Моонзунд капитан первого ранга Щастный сразу начал действовать инициативно, решительно отказавшись от пассивного отражения атак противника, перейдя к ответным активным действиям.

Его первым приказом было распоряжение о выходе в море трёх русских подлодок: 'Пантеры', 'Ягуара' и 'Миноги' для атаки немецких кораблей в районе Ирбен.

— Надеюсь, что вы до конца выполните свой долг перед Родиной!— так заканчивалась его телеграмма к подводникам. У моряков балтийцев не было большого опыта подводной войны, но, в отличие от англичан, они храбро выступили против врага.

Вслед за ними на Кассарский плес был направлен минзаг для постановки новых мин в фарватере пролива под прикрытием двух эсминцев, а к Сворбе был выслан отряд эсминцев для помощи козельцам на перешейке. Вместе с ними был отправлен броненосец 'Цесаревич', который до этого времени вместе со 'Славой' стоял у Орисарской дамбы, готовясь отразить наступление германского корпуса на Моон.

Туда же вечером 14 октября прибыл и полковник Слащёв во главе передового батальона своего полка, который силой оружия остановил поток отступающих солдат эзельского гарнизона. Выставив у дамбы два пулемета, под прикрытием орудий 'Славы', Яков Александрович жестокой рукой наводил порядок утром следующего дня. В шинели без погон, с кольтом в руке, он лично останавливал отступающих солдат и приказывал им занять оборону перед дамбой. Особо рьяных беглецов Слащёв приказал расстрелять, что очень отрезвляюще подействовало на остальных.

Несколько раз в него пытались стрелять, но каждый раз неудачно, что только укрепляло вокруг него ореол неуязвимости у простых солдат. Остановленные и пристыженные Слащёвым, заняв оборону дамбы, в скором времени они сами принялись останавливать беглецов, угрожая оружием. Ещё больше боевой дух солдат полковника Слащёва укрепился после столкновения с передовыми силами десантного корпуса, попытавшегося прорваться через дамбу.

Отряд мотоциклистов, сходу атаковавший предмостовые укрепления, был буквально сметён огнем пулеметной засады, грамотно выставленной на подходе к дамбе. Пехотинцы эзельского гарнизона сами устремились добивать уцелевших солдат противника и захватывать мотоциклы в качестве трофеев. С большим трудом полковнику удалось найти уцелевшего унтер-офицера, который немедленно подвергся допросу и дал объективную картину происходящего. Через час на дамбу с воздуха обрушилась армада немецких цеппелинов под прикрытием 'фоккеров', которые стремились бомбёжкой и непрерывным огнем отомстить русским за гибель своего авангарда.

Окрыленные своим успехом и воодушевлённые Слащёвым, вчерашние беглецы уже выглядели орлами и вместе с ингерманландцами принялись отбивать воздушную атаку винтовочными залпами и из станковых пулеметов, временно установленных на полувертикальную раму. Итогом их дружной стрельбы стал сбитый самолет и дирижабль противника, который вначале стал стремительно уходить в сторону моря, а затем полыхнул там ярким взрывом.

Когда во второй половине дня вражеский десант предпринял новую атаку под прикрытием артиллерии, то к своему удивлению получил мощный ответ от прибывших к дамбе двух батарей полевых гаубиц и пушек 'Славы', с которой предприимчивый Слащёв наладил связь с помощью визуального семафора. Кроме этого, полковник получил данные воздушной разведки с указанием расположения вражеских орудий. Понеся чувствительные потери за один день, немецкий авангард отступил вглубь Эзеля, срочно запросив помощь от основных сил.

Однако главное сражение в тот день развернулось у Цереля. Здесь артиллеристы морской батареи своей точной стрельбой опять не дали возможность поработать германским тральщикам, пытавшимся в который раз открыть проход в Ирбены своим основным силам. Стремясь окончательно разделаться с ненавистной батареей, Гохзеефлотте обрушил на неё шквальный огонь из орудий линкоров 'Кёниг' и 'Кронпринц', снаряды которых к большой радости русских ложились в стороне от батареи. Огонь Цереля был более результативным, комендоры быстро пристрелялись к линкорам противника, заставляя их постоянно маневрировать.

Затем в борьбу с тральщиками противника вступили канонерки и эсминцы минного отряда Старка, которых на позиции возле Сворбе сменил 'Цесаревич'. Броненосец своим огнём помог козельцам отразить несколько атак противника, стремившегося скорее выйти к батареям Цереля с тыла. Появление своих кораблей подняло пошатнувшийся дух защитников Сворбе, которые поклялись стоять насмерть, но не пропустить врага.

Желая поскорее войти в Ирбены, адмирал Шмидт бросил в помощь линкорам, обстреливающим Церель, ещё два линкора 'Маркграф' и 'Байерн' вместе с крейсерами 'Кольбергом', 'Страсбургом' и 'Аугсбургом', под командованием адмирала Гопмана. 'Байерн' меньше 'Гросс Курфюрста' пострадал от русских мин у Даго и поэтому смог присоединиться к дуэли против батареи Цереля.

Именно 'Байерн' получил два прямых попадания от церельцев через двадцать минут после своего появления на поле боя. Спасая невезучий линкор, на котором начался пожар в машинном отделении, и открылась старая течь, эсминцы сопровождения поспешили поставить дымовую завесу, надежно скрыв его от взора русских корректировщиков. К тому времени у церельцев вели огонь только два орудия: одно было разбито прямым попаданием, а у второго побита прислуга. Однако, несмотря ни на что, Церель продолжал вести свой огонь, стремясь в своем последнем бою, нанести как можно больший ущерб ненавистному врагу.

В тот день подлинными героями германского флота открытой воды были тральщики, несмотря на сильный огонь русских кораблей и гибель двух своих товарищей от огня Цереля, они сумели пробить проход в минных позициях русских. Получив долгожданное сообщение, адмирал Шмидт отдал приказ на прорыв, и в Ирбены устремилась потрепанная эскадра Бенке. Казалось, наконец-то, настал тот долгожданный момент, ради которого было потрачено столько сил и жертв. В чистые воды Ирбен устремились миноносцы и крейсера Гопмана, но в этот момент судьба преподнесла им неприятный сюрприз.

Три русских подлодки поджидали здесь свою добычу, которая в этот момент утратила чувство опасности. Затаившись на перископной глубине, две из них атаковали шедший головным крейсер 'Аугсбург', который не смог уклониться от пущенных в него русских торпед и, получив попадание в бок, стал стремительно тонуть на глазах у всей эскадры. Идущие за ним 'Страсбург' и 'Кольберг', стали выполнять противолодочный маневр, в результате которого последний наскочил на непротраленную русскую мину, угодившую прямо под его винты. Потрясший крейсер взрыв повредил лопасти винтов, заклинил руль, сделав его удобной мишенью для русских пушек.

В довершение ко всему, третья подлодка попыталась атаковать шедший вслед за крейсерами в прорыв 'Кёниг', но неудачно. Торпеда прошла вблизи корабля, вызвав на его борту большую панику. Линкор стал неуклюже маневрировать в окружении своры миноносцев, пытавшихся защитить его борта от возможных новых атак.

Не использовать столь кучное скопление кораблей противника, было большой глупостью и, поэтому, ещё уцелевшие орудия Цереля, поспешили перенести свой огонь с линкоров на группу прорыва. Основной удар батареи пришелся на 'Кёнига', русские снаряды всё ближе и ближе ложились к его бортам, вскоре линкор попал в вилку и, не желая попасть под накрытие, корабль поспешил покинуть поле боя. Подошедшие крейсера 'Баян' и 'Диана' своим огнем заставили отступить германские эсминцы, успевшие прорваться в Ирбены до атаки подлодок.

Адмирал Шмидт ещё имел в своем распоряжении пару часов светлого времени для повторной попытки прохода в Ирбены. Ещё можно было послать в прорыв 'Маркграфа' и 'Кронпринца', подкрепив их линкорами Сушона, но неподавленные пушки проклятого Цереля, охладили воинственный пыл адмирала и его штаба. Не желая больше рисковать своими кораблями, Шмидт решил дождаться уничтожения батареи противника сухопутными войсками, или же, в случае необходимости, стереть батарею огнём с моря любой ценой.

Только с наступлением сумерек русские корабли смогли подойти к Церелю, затянутому густым дымом от многочисленных пожаров. Сошедшие на берег моряки сразу приступили к тушению огня, эвакуации раненых и помогли церельцам навести порядок на батарее. Её состояние было очень плачевным, среди орудийных расчетов было много раненых и убитых, боеприпасы подходили к концу, однако артиллеристы собирались стоять до конца, прося только об одном,— защитить их тыл.

День 15 октября оказался поворотным пунктом в битве за Моонзунд. В этот день удача стала постепенно отворачиваться от немцев. Пока русские моряки и артиллеристы сдерживали врага в Ирбенах, Духонин и Корнилов повторно бомбардировали англичан телеграммами, напоминая им об их союзном долге в этой войне. Холодность тона посланий Верховного правителя сделала свое дело: озабоченный Черчилль поспешил надавить на Джеллико и тот, скрипя зубами, отдал приказ флоту большой воды покинуть свои базы для атаки базы подводных лодок в Вильгельмсгафене и ангаров цеппелинов на побережье, доставлявших англичанам серьезные хлопоты.

Вслед за этим приказом Джеллико, наконец-то, позволил английским подлодкам Балтики, участвовать в сражении за Моонзунд.

Поздно ночью, понукаемые Корниловым, покинули свои стенки в Гельсингфорсе русские 'Гангут' и 'Петропавловск' в сопровождении 'Андрея Первозванного' и 'Императора Павла'. Конечно, об их участии в бою не могло быть и речи, в связи с низкой боеспособностью команд, но Щастный настоял на имитационном походе в Ревель, желая оттянуть на себя хоть часть сил врага. Об их истинном курсе капитаны кораблей узнали уже в море, вскрыв особые пакеты, доставленные на борт судов перед самым выходом. Подобная секретность была просто необходима, поскольку Маннергейм способствовал утечке информации о выходе линкоров агентам германской разведки, которые поспешили известить об этом Берлин.

Все эти действия свели на нет планы Гохзеефлотге на 16 октября, когда 'Кёниг', 'Кронпринц', 'Маркграф' и 'Кайзерин' вместе с крейсерами и миноносцами в 10 часов устремились в Ирбены. Подобное решение Шмидта объяснялось активными действиями Слащёва, который ночью напал на немецкие пехотные части возле дамбы Сависара.

Связав противника лобовой атакой, полковник одновременно обошел немцев с флангов, заставив под угрозой окружения, поспешно отойти в центр острова, тем самым, ставя крест на скорейшем прорыве под Сворбе и занятии Цереля с тыла.

Ирбены встретили германский флот начинающейся непогодой и новыми минами, которые за ночь успели выставить минзаги русских под прикрытием 'Цесаревича' и 'Славы', прибывшей для своего последнего боя.

Появление эскадры врага Церель приветствовал залпами из трех орудий, стремясь затруднить работу немецких тральщиков. Бенке решил не отступать от обычной тактики, по Церелю открыли огонь 'Маркграф' и 'Кайзерин', тогда как 'Кёниг' и 'Кронпринц' обрушили свою мощь на русские броненосцы, препятствующие своим огнём работе тральщиков. Германские линкоры использовали дальность своих орудий, оставаясь при этом вне зоны поражения, заставляя 'Славу' и 'Цесаревич' постоянно двигаться, и медленно, но верно оттесняли их в глубь залива.

Уступая силе противника, русские корабли покинули Ирбены, оставляя поле битвы за врагом. Примерно тогда же и замолкли пушки ненавистного немцам Цереля, у комендоров которого закончились снаряды, и артиллеристы не могли более сдерживать врага. К тому времени на батарее неповреждёнными остались только два орудия и горстка храбрецов, но, тем не менее, они заставили покинуть поле боя с серьёзными повреждениями 'Кайзерин' и сбили трубу с 'Маркграфа'.

Развивая долгожданный успех, немцы устремились к Куйависто, где располагалась основная база русских кораблей, прикрытая минными полями. Прекрасно зная их расположение, Бенке вновь пустил тральщики, на которых обрушился огонь русских броненосцев, крейсеров, эсминцев и канонерок. Итог боя оказался мало утешительным для германского флота, один тральщик погиб, два получили повреждения и были вынуждены отойти, не выполнив своей задачи.

От ответного огня сильно пострадала 'Слава'. В неё попало пять снарядов, в результате корабль сильно осел, приняв большое количество забортной воды, и с трудом маневрировал. Были попадания в 'Кёниг' и 'Кронпринц', на которых возникли пожары. Шедший третьим 'Маркграф' попал под торпедную атаку русской подлодки, но удачно сманеврировал. Торпеда прошла мимо, а сама лодка была повреждена ответным огнем и затонула.

Бенке собирался обойти минные поля, чтобы ударить по русским с чистой воды, но в это время поступил приказ от Шмидта приостановить движение и лечь на обратный курс. Причиной отступления послужило сообщение, пришедшее на 'Мольтке' от адмирала Сушона.

Пока главные силы армады яростно штурмовали Ирбены, германские корабли у Кассарского плеса были атакованы английскими подлодками. Незаметно миновав редкие корабли охранения, англичане атаковали главные корабли эскадры Сушона.

Их торпедами был потоплен крейсер 'Эмден', и серьезно пострадал линкор 'Кайзер', который из-за большого поступления воды внутрь, накренился и, в любой момент, мог потерять остойчивость.

Едва Сушон отбился от англичан, и все корабли германского флота собрались в точке рандеву, как на 'Мольтке', с интервалом в один час, прибыли две радиограммы из Берлина. Вести были самыми удручающими: в ближайшие часы ожидалось прибытие к Моонзунду двух русских линкоров и двух броненосцев, против которых необходимо было выставить, как минимум три линкора, а так же патрульные крейсера в Северном море сообщили о начале выдвижения английского флота берегам Германии.

Учитывая, что три из десяти линкоров армады нуждались в срочном ремонте в Либаве, а на 'Кайзерине' были проблемы с котлами, для устранения которых требовалось время, положение Шмидта было не особенно радужным, несмотря на прорыв германских кораблей в Рижский залив. Проведя час в жарких дискуссиях, штаб эскадры принял решение об отступлении для защиты своих главных баз, поэтому был послан срочный приказ десантному корпусу о начале немедленной эвакуации с Эзеля. С целью прикрытия были оставлены линкоры 'Кёниг Альберт' и 'Кайзерин' вместе с эскадрой миноносцев, а остальные силы открытого океана срочно покидали пределы русской Балтики.

Утром 17 октября, Слащёву донесли, что противник покинул свои позиции и отходит к северной части Эзеля, оставляя арьергардные заслоны. Дозорные проморгали отход противника, и теперь немцы имели фору в несколько часов. Полковник начал немедленное преследование, но смог потрепать только разрозненные отряды арьергарда стремительно отходящего корпуса. Полковник намеревался настигнуть противника на берегу, но орудия линкоров остановили русскую пехоту.

На десантные корабли, с чисто немецкой точностью и пунктуальностью, были погружены все уцелевшие лошади, орудия и люди, которые высадились здесь пять дней назад. Слащёв со злостью наблюдал в бинокль за уходящими немцами, не в силах что-либо сделать. Слабым утешением полковнику послужил тот факт, что англичане сумели торпедировать один пароход с саксонской пехотой, который быстро затонул.

После завершения операции, Верховный командующий Корнилов лично принял всех уцелевших защитников Цереля, щедро наградив их георгиевскими крестами и выдав денежную компенсацию семьям погибших. Слащёв и Щастный получили по Георгию третей степени и стали самыми популярными людьми в стране, одержавшими столь нужную победу в столь трудном для страны моменте истории.

Англичане незамедлительно приписали победу в этом сражении целиком себе, поскольку на их счету был флагманский 'Эмден' и ' Кайзер', который по пути в Либаву под угрозой затопления, поспешил выброситься на мель, и на долгое время был полностью исключен из списков германского флота.

Таков был дебют Духонина, как начальника штаба Ставки, после которого Николай Николаевич собирался продолжить свой успех, активно планируя будущую летнюю кампанию. Многие детали предстоящего генерального плана обсуждались между Корниловым и его начштабом по вечерам за чашкой чая. Решающий разговор, который во многом определил главный вектор русской военной политики, состоялся в конце января, нового 1918 года.

За окном штаб-вагона тянула слабая белая поземка, когда два человека расположившись друг против друга, неторопливо пили из стаканов густо заваренный чай с ломтиком лимона, почему именовавшегося в ставке 'адвокатом'.

— На следующей неделе, Лавр Георгиевич, к нам прибывает военная миссия союзников, для определения совместных действий на это лето,— неторопливо, как бы невзначай, произнес Духонин, помешивая серебряной ложкой в своем стакане горячий чай.—

— Да, я помню об этой встрече, надеюсь, у них к нам за последние недели не возникло новых пожеланий и просьб,— ответил Корнилов, недовольно вспомнив, как его настойчиво обхаживал британский посол, прося письменно подтвердить на намечающейся встрече обязательство России провести будущим летом наступление на германском фронте.

— Нет, новых пожеланий и просьб от господ союзников не поступало, дай бог нам сил разобраться с их прежними просьбами.—

Ухо Верховного правителя моментально уловило весь сарказм сказанной фразы.

— Не любите Вы, Николай Николаевич, наших союзников по оружию, а ведь нам с ними вместе ещё воевать и воевать.—

Духонин отставил в сторону свой стакан и, глядя в глаза Корнилову, произнес:

— Я только всегда, Лавр Георгиевич, свято помню слова покойного государя императора Александра третьего, о том, что у России есть только два союзника: её армия и флот, а все остальные,— это временные попутчики!—

— Полностью и целиком согласен с этим принципом, но всё таки обязательства, взятые нами перед Антантой нужно выполнять. Политика-с.—

Начштаба сделал небольшой глоток 'адвоката', оценил его крепость и аромат, а затем неспешно изрек:

— Боюсь, что в нашем нынешнем положении мы мало, чем можем помочь господам союзникам.—

В разговоре двух людей, облеченных высшей властью в стране, возникла интересная пауза. Корнилов с удивлением посмотрел на своего начальника штаба:

— Решительно не понимаю Вас, Николай Николаевич. Уж не сомневаетесь ли Вы, что кайзер фактически проиграл войну, и наша победа над Германией, лишь вопрос времени.

— Ни единой минуты.—

— Тогда может быть, у Вас сомнения в способности нашей армии разгромить всех нынешних врагов?—

— Опять же нет, Лавр Георгиевич. Имей мы к началу войны, всю свою нынешнюю артиллерию, пулемёты, минометы и авиацию, имей мы тогда сегодняшний запас снарядов и патронов, то однозначно закончили бы войну в 1914 году, мощным наступлением на Берлин, до которого было тогда рукой подать.—

— Тогда, что же заставляет Вас сомневаться в наших нынешних силах и в чём причина Вашей неуверенности в канун великих дел?—

Николай Николаевич блеснул пенсне и, собравшись духом, произнес:

— На данный момент, я имею все основания считать, что у нас с нашими союзниками совершенно разные цели и пути их достижения.—

Услышав эти слова, Верховный отставил в сторону недопитый чай и, поддавшись вперед, с интересом в голосе попросил:

— Излагайте факты, которые заставляют Вас так утверждать.—

Начштаба, в очередной раз за день, потёр свои вечно мерзнущие руки и, встав во весь рост, заговорил тихим, но вместе с тем уверенным голосом:

— Видите ли, в чём дело, Лавр Георгиевич. Я больше двух месяцев работал над секретными материалами времен начала войны и пришёл к малоутешительному для всех нас выводу. Нашу многострадальную страну в эту кровавую бойню, ловко и цинично, прикрываясь громкими лозунгами панславинизма, втянули, только ради выгоды Англии и Франции. Определенные круги запада очень удачно использовали столь любимую идею покойного государя императора Александра Николаевича о великой роли России в сплочении вокруг себя всех славянских народов. Играя на чувствах русского народа к сербам, они столкнули лбами Россию и Германию, только ради устранения немцев, как главного торгового конкурента в Европе и полного ослабления нашей державы, на плечи которой господа союзники возложили главное военное бремя боевых потерь. И это им прекрасно удалось, сейчас мы имеем убитых, раненых и пленных двое больше, чем все остальные союзники вместе взятые.

Если отбросить в сторону всю эту словесную шелуху о славянском братстве и союзническом долге перед Антантой, то сразу выяснится, что у нас нет большой цели, ради которой стоило участвовать в этой жестокой войне. Вспомните последнюю русско-турецкую войну, когда ради высоких слов о славянском братстве мы положили кучу солдат, даровав свободу Румынии, Болгарии, Сербии и Греции, и что же в конечном результате мы получили? Ничего. Никто из них не пожелал объединяться с Россией в один славянский союз, предпочтя нам запад. Сегодня Болгария в числе наших врагов, Румыния и Греция присоединились к Антанте после нажима Лондона и Парижа, а Сербия только требует помощи себе. Что мы получили тогда за жизнь и кровь наших людей? Устье Дуная, отобранное в Крымскую войну и несколько армянских городов, тогда, как главная цель войны, проливы и Константинополь нам не позволили взять англичане, хотя Скобелев был в шаге от них и требовал их захвата, несмотря ни на что. Ничуть не удивлюсь, если нечто подобное произойдет с нами после окончания войны.—

— Черчилль, телеграммой месяц назад, лично заверил меня в готовности Англии уступить нам Дарданеллы после подписания мира, а английский посол подтвердил эти слова на нашей последней встрече.—

— А о том, что после окончания войны нам придется расстаться с Польшей и Финляндией, они с Вами ещё не говорили? Об этих планах господ союзников я узнал, разбирая стенограммы их переговоров с Керенским. Послы Антанты лихо давили на господина премьера, и он покорно согласился на это, одновременно отдав приказ о летнем наступлении.—

— Он всегда был тряпкой и краснобаем,— презрительно бросил Корнилов, покинув кресло и встав лицом перед широкомасштабной картой России на стене кабинета,— доведя страну до ручки, он на все был согласен.—

— Да, Керенский — дрянь, и союзники могли требовать от него очень многого в обмен на свою помощь, однако отторжением Польши и Финляндии они не собирались ограничиваться.—

Корнилов с удивлением оторвал глаза от карты и посмотрел на Духонина:

— Поясните ваши слова.—

Генерал, не торопясь, подошел к своему письменному столу и, выдвинув средний ящик стола, достал из него несколько страниц машинописной бумаги, сколотых скрепкой.

— Это доклад генерала Игнатьева из Парижа. Его агентура смогла достать секретный план Англии и Франции по России в случае падения правительства Керенского и возникновения анархии в стране.—

В вагоне повисла напряженная тишина. Духонин протянул Верховному документ, но тот сделал защитный жест рукой, словно не желал брать в руки какую-то мерзость.

— Скажите коротко своими словами.—

— Господам союзникам не нужна сильная и единая Россия. Они решили расчленить её на несколько частей, и отхождение Польши, Финляндии, а затем Украины были только первыми шагами в их плане. В этом плане предусмотрен более широкомасштабный развал России, после чего нам было бы позволено иметь в своем составе только Урал, Поволжье и центральную европейскую часть. Все остальные земли поделены на зоны влияния: Прибалтика, Кавказ и Средняя Азия отходят к Англии; Украина и Белоруссия — Франции; Сибирь и Дальний Восток — японцам и американцам. Для поддержания порядка в случае анархии в стране намечалась большая интервенция господ союзников: в Мурманске высадились бы англичане и французы, на Кавказе — англичане и персы, во Владивостоке — японцы и американцы.

При этом, союзники продолжали бы использовать нас, как пушечное мясо, принудив удерживать любой ценой германский фронт, ради сковывания главных силы противника. Они тоже прекрасно понимают, что война уже проиграна Германией, и её капитуляция -дело времени. Весь вопрос, кто заплатит большую цену последнего шага.

По данным нашей разведки, этим летом немцы собираются начать решительное наступление на Париж. Гинденбург и Людендорф идут ва-банк, им терять нечего. Объединенное союзное командование желает, чтобы мы своим летним наступлением максимально оттянули на себя войска кайзера и, тем самым, ослабили силу немецких армий. Тогда они спокойно смогут отразить наступление врага, а затем сами перейдут в наступление против обескровленных немцев и, прорвав их оборону, заставят кайзера капитулировать.

Для этой цели, в качестве пушечного мяса, они использовали бы наш экспедиционный корпус, свои колониальные войска и американцев, при этом сохранив в неприкосновенности свои главные силы.—

Корнилов молча вслушивался в страшные слова собеседника, каждое из которых было смертельным приговором тем отношениям, которые за долгие годы войны сформировались по отношению к союзникам, как к 'братьям по оружию'. Переборов в себе отвращение и горечь, он взял в руки меморандум Игнатьева и углубился в чтение, от

чего лицо Верховного, то становилось бледным, как бумага, то красным как кумач. Прочитав несколько страниц, он бросил доклад на стол и, передернув плечами, спросил без всякой надежды:

— Возможно ли, что это фальшивка, умело состряпанная немцами, чтобы поссорить нас перед своим последним часом?—

— Нет, Лавр Георгиевич. Игнатьев полностью ручается за достоверность своего источника во французском министерстве. Он разрабатывал его несколько лет, и за всё это время не было случая заподозрить его в двойной игре. Кроме этого, ряд сведений из Лондона, Токио и Вашингтона косвенно подтверждают правдивость донесения генерала. Я больше месяца занимался проверкой этого документа, не желая ошибиться и нанести вред общему делу, но факты упрямая вещь.—

— Я нисколько не боюсь этих подлых и коварных замыслов западных интриганов, в чьей нечистоплотности я смог полностью убедиться. Сейчас Россия сильна, как никогда, и сможет сама диктовать свои условия господам союзникам. Пусть попробуют потребовать у меня Польшу или Финляндию, они получат хороший ответ.—

— Слова достойные патриота Отечества. Примерно в таком же тоне с союзниками год назад говорили царь Николай и генерал Алексеев,— и к чему это привело?—

— К чему же?—

— К февральской революции, дорогой Лавр Георгиевич, которую сделали наши русские демократы на английские деньги и с благословления ближних родственников нашего венценосца, подобно тому, как в прошлом веке на английские деньги заговорщики убили императора Павла.—

— Ну, это уж, знаете ли, слишком, дорогой мой Николай Николаевич.—

— Я готов ответить за каждое свое слово, Ваше превосходительство.—

Верховный правитель вновь покрылся красными пятнами от возмущения. Он хотел что-то возразить, но, зная щепетильность Духонина, который всегда пользовался только перепроверенной информацией, промолчал и стал быстро ходить по вагону из угла в угол.

— Как такое могло произойти, что англичане чувствуют себя в России, как дома?—

— Только благодаря Вашему указу о введении особого положения в европейской части страны, мы тогда смогли нейтрализовать большинство немецких агентов и людей их влияния, не имея против них прямых доказательств. Но это же сыграло на руку союзным агентам, их наша контрразведка пальцем тронуть боится, чтобы не вызвать дипломатического скандала.—

— Что же Вы предлагаете, смиренно ждать пока союзники воплотят свои сокровенные планы в жизнь?—

— Вести свою политику, которую я сравнил бы с японской борьбой дзюдо. Согласно легенде, стиль дзюдо был позаимствован от сакуры, японской вишни, на ветви которой упало большое количество снега. Толстые и крепкие ветви дерева сломались под тяжестью выпавшего на них снега, не выдержав его непрерывного давления, тогда как тонкие ветки прогнулись вниз, и тем самым сбросили с себя снежную массу, оставшись невредимыми. Я предлагаю временно отказаться от навязанного нам союзниками летнего наступления, объяснив это слабостью нашей армии, которая ещё не полностью оправилась от революционных потрясений. Пусть союзники считают наши войска слабыми и небоеспособными, подобно сербским, греческим и итальянским. Получив статус второстепенного направления, мы сохраним многие жизни своих солдат, которые очень пригодятся России в мирное время.—

— Однако союзники непременно потребуют энергичных действий, хотя бы на одном участке фронта, и мы будем вынуждены это сделать.—

— А, как они это сделали в 1915 году, когда для нас было так важно оттянуть, хотя бы часть немецких сил с нашего фронта. Я хорошо помню их ответ об отсутствии сил для оказания помощи.—

— Я тоже, но всё же мы будем вынуждены провести наступление, просто так они от нас не отстанут.—

— Пожалуйста, на Кавказе против турков может начать наступать Юденич, его войска не так подверглись разложению, как войска западных фронтов, и не утратили свою прежнюю боеспособность. Кроме этого, из Персии корпус Баранова может возобновить давление на Месопотамский фронт с целью выхода к Мосулу.—

— Последнее вряд ли обрадует англичан, они не желают отдавать местную нефть кому-либо. Им больше нужна наша активность в Европе.—

— Во-первых, на своих фронтах мы продолжаем сковывать не менее половины сил Германии, не позволяя перебросить их на запад, и с этим нельзя не считаться. А во-вторых, как примирительный вариант в будущем разговоре с союзниками, я вижу возможность нашего наступления в Румынии на Констанцу. Это создаст угрозу болгарам и австриякам и поможет сковать дополнительные силы немцев, которые они обязательно перебросят против нас для стабилизации положения. На крайний случай, чтобы успокоить союзников можно пообещать наступление против австрийцев в Галиции, по мере укрепления армии, ближе к осени, но не более того.—

— Хорошо, Ваши намерения в отношении союзников мне полностью ясны и понятны, после вашего доклада. Но что конкретно Вы хотите предложить для нашей летней кампании?—

Духонин чуть улыбнулся в аккуратную бородку и, взяв стакан чая, стал пояснять Корнилову свои планы, неторопливо прихлебывая из стакана.

— Конечно, продолжать наступление нашего Кавказского фронта. Чем больше мы займем армянской территории, тем большие земли мы сможем включить в состав страны при заключении мира с турками. В идеале можно было бы претендовать на Эдессу с выходом на побережье Средиземного моря, и созданием порта постоянного базирования кораблей особого флота. Это, конечно, вызовет яростный протест союзников и, поэтому придется, в качестве компенсации, отдать под их протекторат земли Палестины, Аравии, Сирии и Ливана. Для укреплений своих позиций на этом направлении неплохо было бы провести здесь наступление корпуса Баранова.

Однако самая главная цель нашей новой компании будет заключаться в проведении операции 'Нептун', к которой больше года готовится вице-адмирал Колчак. Эта операция будет готовиться под прикрытием летнего наступления в Румынии. Об истинном положении вещей не должен знать никто, кроме Вас и меня. Это позволит сохранить полную секретность до самого начала наступления.

По моему мнению, у нас есть хорошие шансы благополучно провести задуманное и, наконец-то, исполнить давнюю мечту императрицы Екатерины, имея к тому же благословление английского посла и его правительства.—

От этих слов на лице Корнилова впервые за весь вечер мелькнула улыбка, и он подобно Духонину принялся пить чай.

— Ну, а что же главный фронт,— поинтересовался главковерх,— там Вы собираетесь наступать?—

— Здесь нам, Лавр Георгиевич, несмотря на всё Ваше стремление рассчитаться за позор 1915 года, следует набраться терпения, мастерски изображать слабость своих армий и ждать, ждать и ждать, пока немцы полностью не завязнут во Франции, а австрияки в Италии и Греции. И, только когда наступит этот момент, нам следует атаковать врага, но перед этим, как можно выгоднее продав свои штыки господам союзникам. Главный удар нашего наступления будет направлен против австрийцев, как наиболее слабого врага из Центрального блока.—

— Как и планировал генерал Алексеев в прошлом году.—

— Совершенно верно. Взломав вражеский фронт в Галиции, мы будем продвигаться к Львову, что собственно и является нашей главной целью на данном театре войны. Если нам повезет в продвижении по тылам австрийцев, то сможем занять карпатские перевалы и выйти к Будапешту. По нашим расчетам, после этого удара развал Австрийской империи на несколько частей неизбежен.—

— Вы так уверены в быстром выходе наших войск к перевалам, что строите столь масштабные планы. Насколько Вы учитываете уроки брусиловского наступления, которое имело аналогичные замыслы, но не было продолжено?—

— Не беспокойтесь, Ваше превосходительство, лишь бы взломать фронт, а там у нас есть прекрасное средство для воплощения плана наступления в жизнь.—

— Уж не генерал ли Келлер?—

— Совершенно верно, именно генерал Келлер, он, как никто другой, подходит для этого вместе с генералом Марковым.—

— Хорошо, а что у Вас против гениального Людендорфа и великого Гинденбурга?

— Честно сказать здесь нам будет трудно, очень трудно. Как показывает весь опыт войны, для прорыва германской обороны нужно трёхкратное превосходство во всех видах вооружения и плюс обязательно наличие стратегического резерва для закрепления успеха, или отражения контратаки. В условиях открытого неба для немецкой авиации и наличия их шпионов в нашем тылу, все это осуществить скрытно практически невозможно.

Одним словом, без больших потерь с нашей стороны при прорыве германского фронта, никак не обойтись, но даже тогда нет гарантии полного успеха.—

— Ну, это если исходить из обычных шаблонных решений этой задачи. Неужели Ваш пытливый ум не пытался расколоть хитрый германский ребус, неужели генералы второго рейха нам не по зубам?— с хитринкой спросил Корнилов, прекрасно зная слабые стороны своего начштаба.

— Есть одна лихая идея прорыва немецкой обороны, но я не готов Вам о ней докладывать, пока сам полностью в ней не разберусь.—

— Позвольте, я вновь, попытаюсь угадать: это танки, которыми англичане успешно вскрыли немецкие позиции в 1916 году? Стало быть, это либо творение господина Менделеева, проект 'царь-колесница', либо копии тех, что любезно поставили нам союзники в качестве образца.—

— А, вот здесь, Вы не угадали, Лавр Георгиевич. Возможно за танками и большое будущее, но сегодня для глубокого прорыва хорошо эшелонированной вражеской обороны они нам не подходят. Слишком уж они тихоходны, с ограниченным радиусом действия и слабой бронёй.—

Корнилов хмыкнул от досады, что не угадал замыслы Духонина, но воздержался от каких-либо комментариев, не желая заставлять собеседника раскрывать свои карты раньше времени.

— И где предполагаете произвести прорыв?—

— В Белоруссии, на направлении Брест-Литовск. Если ширина и глубина прорыва будет достаточно большой, немцы сами начнут отводить войска подобно тому, как это делали мы три года назад. Добившись успеха, можно будет развивать наступление на Варшаву и Иван-город, далее же, всё будет зависеть от общего положения на фронтах и господ союзников.—

— Значит, вторжение в Германию вы не планируете.—

— Если будет необходимость, то только в Пруссию. Я не вижу никакого смысла покорять саму Германию, города и земли которой, нам совершенно не нужны. Напротив, я вижу в ней нашего возможного партнёра в послевоенной Европе против экономического засилья Франции и Англии.—

— Даже не потребовав от нее польские земли, чтобы объединить их в одно целое подобно Украине?—

— Единственное, что можно присоединить к нашим землям,— это только Краков. Больше, уже будет перебор в сторону поляков, которые для нас подобны чемодану без ручки, его и нести хлопотно и бросить нельзя. Уйти из неё мы не можем, поскольку она тут же попадет под влияние Англии, которая, используя польскую вековую ненависть к нам, немедленно создаст у наших границ огромный пылающий очаг напряжения.—

— Кого из командиров вы собираетесь бросить против немцев?—

— Деникина, Слащёва, Кутепова и Дроздовского.—

— Хорошо, полностью одобряю Ваш выбор. Вижу, что Вы подошли к решению этой задачи глубоко и вдумчиво. Ну, это наши планы на лето, а что может нам их испортить?—

Духонин задумался, тщательно взвешивая свой ответ, энергично перебирая в голове различные варианты:

— Если союзники серьезно увязнут в боях с немцами, то единственная страна, которая может спутать нам карты, это только Северо-Американские Соединенные Штаты. Этот молодой хищник с нынешним президентом Вильсоном отбросил свою прежнюю позицию нейтралитета, и стремится полноправным партнером влезть в дела Старого Света. Они уже готовы начать переброску по морю своих войск во Францию, если союзники согласятся на их помощь.—

— Сколько они всего могут перебросить?—

— По данным разведки, около миллиона человек с полной экипировкой в течение полугода, при условии действия непрерывного транспортного потока в оба конца. Американские части свежие, но необстрелянные. Их боевой опыт: война против Мексики, Пуэрто-Рико и Кубы. Скорее всего, союзники захотят заткнуть ими наиболее опасные участки фронта, подобно тому, как они стремились использовать наш экспедиционный корпус в прошлом году в битве за Амьен.—

Корнилов промолчал, вспоминая, как он отстаивал судьбу русских солдат прошлой осенью перед представителями Антанты. Фош с большим трудом согласился на требование главковерха использовать русские части, только наравне с французами. До этого, господа союзники пользуясь неразберихой в России, стали бросать русский корпус вместе с марокканцами в самое пекло боев, вопреки требованию командира, подперев их с тыла батальоном пулеметчиков и артполком.

— Что мы можем противопоставить этому?—

— Самое лучшее в нашем положении,— это недопущение американских частей в Европу, а если это случиться, то пусть это будет, как можно позднее, чтобы янки прибыли к шапочному разбору и в меньшем количестве.

— Значит тонкая интрига с союзниками, ради оттягивания появления нового игрока. Чем ещё мы можем нейтрализовать американцев?—

— Сазонов утверждает, что в пику Вильсону в стране очень сильно движение изоляционистов, не желающих вмешательства Америки в европейские дела. Если организовать хорошо проплаченную компанию в газетах против ввода американцев в Европу, то, возможно, Вильсон сбавит свои обороты.—

— Хорошо, пусть он займется этим вопросом и, как можно, скорее.—

Верховный правитель сосредоточено анализировал весь свой разговор с Духониным, стараясь найти скрытые подводные камни опасного фарватера, по которому в скором времени ему предстояло вести свой огромный корабль, с гордым именем — Россия. В этот сложный момент он не имел право на ошибку и хорошо понимал это.

— Спасибо за интересную и содержательную беседу, Николай Николаевич, очень рад тому, что мой начальник штаба столь всесторонне эрудирован, как в вопросах стратегии, так и вопросах политики. Как Вы и просили, все вопросы нашей летней кампании я буду держать в полном секрете от всех.—

Январская позёмка уже прекратила дуть за окнами литерного поезда главковерха, когда два человека, от которых завесила судьба страны, легли спать в своих кабинетах на простых вагонных полках столь необычного поезда.

Встреча Верховного правителя России с представителями союзников, состоявшаяся через полторы недели в Могилеве, прошла полностью под диктовку начальника штаба Ставки Верховного командующего. Духонин с цифрами в руках объяснил послам Антанты всё ужасное состояние русской армии, не преминув поблагодарить англичан за их неоценимую помощь в защите Моонзунда, отчего английский полковник стал на два вершка выше ростом.

Присутствующий на встрече Корнилов почти все время молчал, вступая в разговор лишь в том случае, когда союзники начинали сильно наседать на Духонина, стремясь добиться нужного для себя результата. Подобное молчаливое присутствие на столь важной встрече создавало для союзников большую проблему. Они совершенно не знали, как вести себя с этим низкорослым и скуластым человеком, сидевшим за столом переговоров, подобно изваянию, столь непохожего на прежних правителей страны, Николая Романова и Александра Керенского.

Ведя практический разговор с Духониным, союзники при этом, согласно протоколу, были вынуждены обращаться к Корнилову, за которого на их вопросы полностью отвечал Духонин. Такое нарушение привычного протокола переговоров сильно сбивало их с толку, и союзники сильно нервничали, зачастую сбиваясь с первоначальных тезисов своих речей. Благодаря этому приему, русский генерал смог убедить союзников, что на данный момент, Россия может только твёрдо гарантировать удержание германского фронта от развала и тем самым продолжать сковывать на востоке часть немецких войск.

Что же касается наступления предстоящим летом, то послы смогли, после долгих переговоров, добиться от Духонина твердого обещания провести наступление на Констанцу силами Румынского фронта, с целью отвлечь на себя дополнительные немецкие силы. Корнилов даже пообещал поставить главкомом этого направления генерала Брусилова, лучшего русского специалиста в проведении наступательных операций.

Как и предполагал начштаба Ставки, предложение провести наступление против турок силами Кавказского фронта вызвало сдержанную радость у гостей, а возможная активация корпуса Баранова в направлении Мосула тут же вызвала заявление британцев о полной нецелесообразности совместного наступления союзников в этом районе боевых действий.

Услышав эти слова, Духонин немедленно заявил, что военные трудности не позволяют русским одним нести всё бремя войны на Месопотамском фронте, и поэтому Баранов будет терпеливо ждать английских союзников.

В заключение Корнилов сдержано поблагодарил французов за награды, которыми маршал Фош удостоил солдат и офицеров русского корпуса за их героизм и подвиги прошедшим летом. Специальный поезд увез дорогих гостей из Могилева сразу после окончания переговоров. Он направлялся в столицу России через Москву, где сейчас фактически находился главный центр управления страной.

Удобно устроившись в креслах курительной комнаты после сытного обеда, два представителя Антанты неторопливо обсуждали недавние переговоры.

— Мне совершенно непонятен генерал Корнилов, типичный азиат, от которого нельзя получить точный ответ на простой вопрос,— недовольно цедил рыжеволосый британский полковник, вяло посасывая свою сигару.

— Что делать, Джордж, но он был лучшей кандидатурой в августе прошлого года, когда было необходимо перебить германскую креатуру Ленина, который вот-вот должен был скинуть этого болтуна Керенского, полностью не оправдавшего наших надежд,— отвечал французский бригадный генерал. Он мастерски чередовал курение сигары с мелкими глотками бренди:

— Мы не могли допустить, чтобы весь русский фронт рухнул, и, заключив мир с ними, кайзер повернул бы против нас все свои силы.—

— Как Вы думаете, Жером, русские действительно так слабы, как представил нам Духонин, или это хитрая азиатская игра с целью переложить на наши плечи основное бремя войны?—

Француз не торопился с ответом, наслаждаясь вкусом кубинского табака, подаренного Корниловым дорогим гостям при их отбытии из Ставки. Теперь во Франции подобные сигары стоили очень дорого, и Жером был благодарен главковерху за этот подарок.

— Несомненно, из запасов бывшего царя,— проинформировал он англичанина, доставая из своей коробки новую сигару,— ручная работа, настоящая Гавана. Хитрый азиатский ход со стороны русского вождя, этот подарок, Джозеф. Он пытается показать нам, что его положение прочно, тогда как он балансирует на грани пропасти.—

— Вы думаете?—

— Мой дорогой, его поведение — это лишь хорошая мина при плохой игре. Их офицерский корпус пережил страшное унижение и кровопускание, вспомните Кронштадт и Гельсингфорс. Сколько адмиралов и офицеров было уничтожено там товарищем Дыбенко, а сколько их было перебито на фронте и в тылу. Ни одна армия мира не сможет оправиться от такой катастрофы за столь короткий срок.—

— Возможно, Вы сгущаете краски, сэр.—

— Возможно, но только объясните мне тогда, почему провалилось столь великолепно подготовленное наступление в июле 1917 года, когда главкомом был Брусилов, единственный из всех русских генералов, способных успешно наступать. Молчите? Да Вас тогда ещё здесь не было, так я Вам отвечу. Солдаты просто не захотели исполнять приказы своих офицеров и генералов, благодаря чему, немцы успели подтянуть свежие войска и обратить русских в бегство. Тогда Корнилов спас положение, опираясь только на верные ему части и офицерские полки, и, смею заметить, сейчас положение у Верховного правителя ничуть не изменилось к лучшему.—

— Но большая часть России боготворит Корнилова за его успехи по наведению порядка на фронте и в тылу. Это не настораживает Вас?—

— Нисколько, Корнилов делает то, что он и должен был делать ради сохранения страны от полного краха, используя для этого диктатуру. Правда, не совсем умело в некоторых случаях, но русские прощают ему это, приговаривая, лес рубят, щепки летят.—

— Какая дикая поговорка, отражающая фатальные убеждения этого народа. Однако мы отклонились от темы, значит, Вы считаете, что Духонин был искренен с нами во время переговоров.—

— Конечно, нет. Я сразу понял, что стоит за его словами, когда он затронул вопрос о черноморских проливах и Константинополе после войны. Это его желание получить этот заветный для русских приз, ограничившись только связыванием германских сил на фронте, сразу стало очевидным для меня. Духонин, слава богу, ещё не дорос до уровня генерала Алексеева, который является главным тормозом всей нашей политики в России.—

— Да, я тоже заметил уловку начштаба с проливами,— поддержал француза англичанин,— они так искренне верят в заверения Черчилля, что мне искренне их жаль. Наш Уинни может обещать этим дикарям всё, что угодно и позабыть выполнить.—

Оба собеседника негромко рассмеялись, подобно тому, как смеются взрослые люди над шалостями детей, или наивностью простофиль.

— Значит, Вы не допускаете мысли о возможности полномасштабного русского наступления этим летом,— продолжил донимать собеседника сын коварного Альбиона, налив себе новую порцию бренди.

— Вы так настойчивы в этом вопросе, Джордж, словно хотите повесить на мои плечи всю ответственность за принятие окончательного решения,— Жером хитро подмигнул собеседнику, давая понять о понимании щепетильности англичанина,— хорошо, скажите мне, кто из русских генералов сможет осуществить это наступление?—

— Брусилов.—

Француз скептически улыбнулся собеседнику:— Корнилов обещал назначить его командующим Румынским фронтом, хотя мне кажется наиболее вероятным, что возглавить это наступление придется либо ему самому, либо генералу Алексееву.—

— Их разногласия по-прежнему так сильны?—

— Да, генерал Брусилов никак не может простить своего бывшего подчиненного, который так стремительно обошел его, ударившись в политику. Я думаю, что если Брусилов и согласиться вернуться из отставки, то с большим скрипом.—

— А что Вы скажите о Рузском и Эверте, это боевые генералы и воюют с самого начала войны?—

Жером ехидно хмыкнул: — Вы забыли добавить, что Рузский за войну награжден тремя Георгиями, а Эверт двумя, не так ли?—

— Именно, так!— с жаром подтвердил Джордж.

— Тогда добавьте к этому, тот факт, что будучи командиром Западного фронта, Эверт умышленно не поддержал наступление Брусилова в 1916 году, а Рузский не смог организовать прорыв на Северном фронте, хотя сил для этого имел ничуть не меньше Брусилова. Не думаю, что за полтора года эти генералы сильно изменились.—

Аргументы француза были весомыми, но англичанин не хотел сдаваться, он немного поразмыслил, а затем убийственным тоном произнес: — Деникин.—

Жером вновь скептически хмыкнул и, вдохнув ароматного дыма сигары, ответил:

— О да, это убийственный аргумент с Вашей стороны. Этот генерал подает определенные военные надежды, и я, с некоторыми оговорками, соглашусь с Вами, что он может совершить прорыв вражеского фронта, хотя никогда ещё этого не делал. Но вот только весь вопрос, какого фронта. Румынского? Чтобы развязать руки Корнилову или Алексееву в случае отказа Брусилова вступить в должность главкома, то да! А кто будет прорывать австрийский и германский? Вспомните Брусиловский прорыв, всё шло гладко, пока немцы не перебросили на помощь австрийцам свои войска, и наступательный порыв русских полностью иссяк, не получив поддержки на других участках фронта. Для успешного наступления против Германии нужно несколько толковых генералов. Ну, Джордж, говорите, предлагайте кандидатуры, смелее!—

Британец покрылся красными пятнами то ли от возбуждения, то ли от выпитого бренди и сердито выпалил: — Кто-нибудь из 'стальной дивизии' Корнилова, из неё выдвинулось много способных офицеров.—

— Кто конкретно?—

— Я не могу сказать этого сейчас, но убежден, что они есть.—

Жером сочувственно покивал головой и на правах старшего по званию произнес:

— Хорошо, они есть, я Вам верю, даже не требую их имен, хорошо! Тогда встаньте на место Корнилова и скажите, согласитесь ли Вы рискнуть, поручив командование самым важным наступлением этой войны пусть опытному офицеру, но весь опыт которого, заключается в командовании дивизией или полком, который никогда не управлял армией, корпусом, не говоря уже о фронте? Вы сегодня видели Корнилова, похож ли он на азартного игрока, способного поставить всё на кон? Скажите, Джордж!—

Собеседник француза ещё больше пошел пятнами, но ничего не ответил. Выдержав паузу, тот снисходительно улыбнулся англичанину, что только прибавило пятен на его лице.

— Я прекрасно понимаю Ваше желание быть правым, но скажите мне по совести, разве не должен настоящий генерал, дорасти до своего чина. Возьмите Людендорфа и Гинденбурга, этот сплав опыта и взрослого напора, перед которым рухнул русский фронт в 1915, и от которого мы с большим трудом отбились в 1917.—

— Вы молчите, значит, я прав. У Корнилова, к началу лета, нет генералов, способных успешно наступать против немцев. Он, конечно, может произвести в генералы своих сослуживцев по дивизии или фронту, но это не решит проблему. Что бы родить дитя женщина носит его в своем чреве девять месяцев, и это закон природы. Все остальные -выкидыши или хилые дети.—

Британец откинулся в кресле и стал яростно дымить, стараясь найти весомый аргумент в свою пользу, но их не было. Жером тоже успокоился и, сменив покровительствующий тон, стал рассуждать вслух:

— Даже если предположить, что Корнилов пойдет на огромный риск, и его новые выдвиженцы прорвут фронт немцев в важном месте, к чему это приведет? Смогут ли они за одну военную компанию вернуть себе все утраченные земли, выйти к прежним границам и взять Берлин? Вряд ли, особенно с такой армией, которая несколько месяцев назад поднимала на штыки своих офицеров, мерзкое зрелище, скажу я Вам.—

Собеседник ничего не ответил генералу и тот продолжал.

— Солдаты кайзера, как никто другой, умеют держать оборону, мастерски сводя на нет все усилия по её прорыву, Вы это знаете лучше меня по прошлым боям на западном фронте. Даже танки, умелому применению которых сейчас предается особое значение, не смогли глубоко взломать немецкую оборону. Значит, всё русское наступление сведётся к срочной переброске дополнительных сил немцев на восточный фронт, чего мы, собственно, и добивались, отправляясь в гости к русскому вождю.—

Закончив излагать свои мысли, Жером блаженно вытянул свои ноги, медленно выпуская дым из ноздрей и искоса наблюдая за тем, как англичанин переваривает его аргументы.

— Кроме этого, сегодня во время нашей торжественной встречи на перроне я заметил одну мелкую, но о многом говорящую деталь. Штык одного из солдат почётного караула, стоявшего с краю, имел на себе следы ржавчины. Сопровождавший нас адъютант Корнилова так же заметил это и ловко закрыл собой этого солдата, одновременно пытаясь отвлечь наше внимание видом зенитных пулеметов на поезде командующего. Когда я вновь смог созерцать шеренгу караула, солдата уже не было, а с лица капитана ещё не сошла злость от подобного ляпа. И напрасно Вы пытаетесь найти в моих словах скрытую симпатию к русским, её просто нет, как её и не может быть по отношению к сидящему в клетке тигру, постоянно стремящемуся выйти на свободу. Сейчас Корнилов временно стабилизировал положение в стране, но оно продлится лишь до нового внутреннего толчка, после которого русский колосс окончательно рухнет и развалится. И пусть сегодня Корнилов согласен наступать только на Кавказе и в Румынии, а затем возможно и в Галиции. Каждое из этих наступлений может оказаться той соломинкой, которая переломит хребет медведю, после чего мы свободно сможем ввести сюда свои войска и поделить между собой все эти огромные земли.—

Выслушав последний аргумент своего товарища, Джордж загасил остаток сигары в пепельнице и, допив свой бокал с бренди, произнес:

— И всё же меня не покидает чувство недоверия к этим русским. Мне кажется, что они замышляют против нас какую-то азиатскую хитрость.—

Бригадный генерал пехоты так же избавился от сигар и со смаком выпил свою порцию бренди. Француз встал с кресла и, покидая курительную комнату, с улыбкой посоветовал британцу:

— Тогда изложите все свои сомнения нашему союзному командованию в отдельном рапорте. Только постарайтесь при этом быть максимально убедительным и достоверным, иначе командование может Вас не понять, дружище.—

Обсуждая результаты переговоров, союзники совершенно не подозревали, что всю их беседу прослушивал и тщательно записывал человек, находившийся в соседнем помещении возле потайной отдушины, искусно укрытый от глаз говоривших красивой картиной. Через три часа стенограмма беседы была срочно переправлена генералу Духонину, с большим удовольствием ознакомившемуся с её содержанием.

Потирая зябнущие руки, он вызвал к себе представителя военной контрразведки полковника Щукина и ознакомил его с полученным документом. Духонин знал Щукина много лет и полностью доверял ему.

— Желательно, Алексей Васильевич, ознакомить германскую разведку с содержанием этого разговора в исключительно выгодном для нас свете. Давайте прикинем, как более правдоподобно составить этот документ, а заодно обсудим кандидатуру источника, от которого он попадет к немцам.—

— У меня уже есть хороший человек для этого дела,— хитро ответил полковник.

— Прекрасно, присаживайтесь и давайте обсудим основные детали.—

Перо в руках полковника Щукина неторопливо поскрипывало, оставляя на бумаге текст, который в скором времени должен был сохранить жизни многим десяткам тысяч русских солдат.

В имперской ставке под Гросвальдом дров для камина в кабинете фельдмаршала Гинденбурга не жалели, и потому рыжий огонь щедро уничтожал аккуратные берёзовые поленья, производя в ответ живительное тепло. Его жаркие потоки волнами заполняли просторный кабинет германского главнокомандующего, обладатель которого вот уже третий год пытался выиграть мировую войну. Конечно, официально титул главнокомандующего по-прежнему принадлежал кайзеру Вильгельму, но фактически всем положением в Германии заправлял дуумвират в составе Гинденбурга и Людендорфа.

Сегодня был особенно промозглый зимний день, казалось, что природа намеренно изводила обитателей имперской ставки, обрушив на Гросвальд и его окрестности лавину мокрого снега вместе с леденящим всё живое ветром. Несмотря на живительное тепло, исходившее от камина, сидевший за столом с разложенными оперативными картами толстый и заплывший жиром Гинденбург продолжал кутаться в тёплый плащ. Его старое тело никак не могло согреться и на данный момент это больше всего на свете тревожило имперского гения. Золотая восьмиконечная звезда Большого железного креста, специально изготовленная и врученная кайзером Вильгельмом за блистательный разгром русских армий в 1914 и 1915 годах, подобно глазу диковинного хищника блистала в свете огня всякий раз, когда фельдмаршал пытался поплотнее закутаться в свой плащ.

Это постоянное мигание сильно раздражало стоявшего напротив стола Людендорфа, одним своим видом напоминая генералу о вечной несправедливости человеческого бытия, поскольку все победы Гинденбурга были непосредственно плодом его кропотливого труда, несправедливо приписанного кайзером его начальнику. И хотя кайзер Вильгельм не обделил Людендорфа наградами, обиженный стратег никак не мог простить Гинденбургу этот орден, который в один момент уравнял обыкновенного генерала с великим Блюхером победителем Наполеона.

Сегодня Людендорф собирался представить зябнущему фельдмаршалу свои планы будущей компании, которые тот должен был утвердить и в свою очередь предоставить их кайзеру. Наброски, аккуратно выписанные Людендорфом на тонкой бумаге, покоились в красной кожаной папке, которую генерал бережно положил перед собой на край стола. Ради сохранения полной секретности он всё делал исключительно сам, не желая доверять свои тайные замыслы кому-либо. Они, по мнению автора, были как нельзя актуальными и взвешенными и должны были если не привести Германию к победе, то гарантировать ей приемлемый мир с соседями.

— Докладывайте, Эрих, но только самую суть,— скрипучим голосом приказал фельдмаршал своему помощнику, в глубине души желая только одного, поскорее принять горячую ванну и лечь в теплую постель.

Генерал усмехнулся про себя, прекрасно видя состояние великого стратега, с которым кайзер связывал все свои надежды по спасению второго рейха. Он неторопливо щёлкнул позолоченными застежками своей папки и взял верхний лист бумаги.

— Согласно Вашему пожеланию я подготовил два плана нашего летнего наступления, которое должно принести Германии окончательную победу в этой затянувшейся войне. Значительное истощение материальных ресурсов страны и многочисленные потери наших войск за предыдущие компании позволяют нам нанести только один мощный удар по войскам противника, не предоставляя при этом право на ошибку.

Мой первый вариант предусматривает нанесение нашего главного удара на Восточном фронте, с целью раз и навсегда обеспечить себе спокойный тыл на востоке и получить от России всё необходимое для полноценного продолжения войны. В этом варианте есть большой плюс: в русской армии нет прежнего единства между офицерским корпусом и простыми солдатами. И, хоть Корнилов огнём и мечом навел порядок в воинских соединениях охваченных революционными бациллами, а склады и арсеналы завалены снарядами и амуницией, это уже не та армия, которая была прежде. Поэтому нашим войскам не составит большого труда повторить свой успех под Горлицей и, прорвав фронт, устремиться в глубь территории противника, не позволяя ему организовать новые рубежи долгосрочной обороны. И здесь мы имеем большой минус.—

— Интересно какой?— спросил Гинденбург, воображение которого уже радостно рисовало толпы пленных русских солдат, подобно тем, что были в 1914 и 1915 годах.

— Весьма существенный,— не упустил возможности уколоть своего шефа Людендорф,

— Как говорил покойный Бисмарк, в России нас ждут две опасности: народ и расстояние. Как Вы можете видеть, в случае наступления на Восточном фронте наши войска вторгаются в исконно русские земли, где нам, в отличие от поляков и прибалтов, практические никто не будет оказывать какую-либо помощь, и, напротив, обязательно разовьётся партизанское движение, которое будет сильно угрожать нашим тыловым коммуникациям. Вспомните Наполеона, и Вы поймете, что это отнюдь не пустая угроза. Кроме этого, на русской территории, в отличие от западной, гораздо хуже развита сеть железных и прочих дорог, что значительно затруднит продвижение вглубь страны, а также грозит отрывом наступающих частей от тыловых подразделений снабжения, что погубило Наполеона сто лет назад.—

— Что Вы всё время ссылаетесь на этого битого нашим Блюхером французика,— скептически бросил Гинденбург,— любой наш имперский солдат полностью превосходит с десяток его воинов, я полностью уверен в этом, Эрих.—

— Да, экселенц, я тоже уверен в этом, и всё же опыт Наполеона бесценен для нас, поскольку никто из западных стратегов, кроме него, не воевал в русских землях, а это, смею вам заметить, не Фландрия и не Шампань. Однако, это не самый важный аспект нашего наступления на восточном фронте. Гораздо важнее решить, в каком направлении нам следует организовать прорыв русского фронта?—

— Конечно, на русскую столицу,— решительно рубанул фельдмаршал, и его глаза воинственно блеснули, видя торжественный въезд в поверженную столицу русских, но генерал моментально осадил его победный пыл.

— Для этого нам придется пройти всю эстонскую губернию, Псков, Новгород, Ингерманляндию, прорвать рубежи сухопутной обороны Петрограда, созданные ещё Николаем Первым и дополненные Александром Третьим, плюс нужно полностью подавить сопротивление Балтийского флота.—

— Наши солдаты и наш флот могут сделать это!— пафосно выкрикнул Гинденбург, покинув свое кресло и уперевшись руками в стол.

— Спокойно, экселенц. Я тоже верю в это, но вот какую цену придется заплатить за это. Даже маленький зверь, загнанный в угол, отчаянно кусается, позабыв страх, а Корнилов — боевой генерал, не стоит забывать об этом. Однако мы отвлеклись, допустим, не считаясь с потерями в армии и флоте, мы захватим русскую столицу, но получим ли мы столь долгожданный мир на востоке?—

— Любая цивилизованная страна с падением столицы всегда заключает мир.—

— Боюсь, в этом случае нас ждет неприятный сюрприз. У русских есть вторая столица, Москва. Корнилов уже сейчас перевел туда, всё фактическое управление страной, оставив в Петербурге только официальных представителей различных министерств. Именно в Москве, находится его первый помощник генерал Алексеев, в руках которого сосредоточено всё управление европейской частью России. Этот хитрый ход делает бессмысленным наше взятие Петрограда, как столицы страны противника. Перед его падением Корнилов всегда успеет официально объявить о переносе столицы с берегов Невы в Москву, без особых для себя затруднений.—

— Эти невежественные скифы, совершенно не имеющие понятия о культуре войны и её рыцарских правилах,— со злостью бросил фельдмаршал, опускаясь в свое кресло и вновь усиленно кутаясь,— с кем нам приходится сражаться, какое варварство и глупость, Эрих, иметь сразу две столицы!—

Гинденбург ещё гневно поблистал глазами и продолжил свою речь:

— Тогда следует наступать на Москву. Мы вновь создадим тройной перевес на одном участке фронта и расколем оборону русских, как гнилой орех. Вы сами только что говорили о слабости их войск, Эрих, а значит, мои славные солдаты смогут повторить деяние Вашего любимого Наполеона и захватить этот городишко, будь он не ладен.—

— Русские многому научились за эти три года войны, и даже при отсутствии единства в их рядах, они всё же смогут оказать сопротивление нашим войскам, сидя на хорошо подготовленных позициях. Царь Александр Третий успел создать многоэшелонированную оборону на пути к Москве. Нам придется обходить эти позиции и оставлять их в своем тылу, либо брать их штурмом, с постоянной угрозой завязнуть в позиционных боях, теряя темп наступления. Я бы на месте Корнилова обязательно развязал бы позиционную войну, стремясь выиграть время для фланговых контрударов.—

Фельдмаршал оценил на карте расстояние от передового края Восточного фронта до второй русской столицы и недовольно поморщился: путь для германской армии был

неблизким. Могилев, Смоленск с переправами через Днепр, Вязьма и, наконец, сама Москва, взгляд германского гения с тревогой пробежал весь этот путь по разложенной на столе карте. Конечно, Гинденбург по-прежнему высоко ценил силу своего солдата и презирал русских дикарей, но решиться на авантюру с постоянной угрозой ответного контрудара врага в незащищенные фланги, фельдмаршал не желал.

— Можем ли мы рассчитывать на помощь австрийцев при ударе на Москву?— спросил он Людендорфа, пытаясь найти решение этого стратегического ребуса.

— Нет. Против них стоит Деникин, который остановил наш июньский прорыв в Галиции при всей анархии и неразберихе, творившейся в русском тылу тогда. Думаю, австрийцы не смогут организовать полноценный прорыв, даже с нашей помощью.—

— Так пусть хоть оттянут на себя русские армии, пока мы будем громить Корнилова под Москвой.—

Людендорф холодно покачал головой, не желая соглашаться с фельдмаршалом.

— Задача Корнилова продержаться против нашего наступления максимум два месяца. Этого хватит для того, чтобы союзники начали свое ответное наступление на западе, которое заставит нас остановиться.—

— Два года назад они не сделали этого, предоставив русским возможность самим отбивать врага. Что изменилось в Париже за это время, генералы, политики, министры?—

— У русских появился Корнилов, который сумел хорошо надавить на англичан во время операции 'Альбион'. Не думаю, что во время нашего наступления он будет менее решительным.—

— Мои солдаты смогут захватить Москву за месяц!— гордо объявил Гинденбург, но генерал тут же осадил его.

— Будем честными друг перед другом, экселенц, это маловероятно.—

— Полтора месяца! Даю вам слово!—

Собеседник спокойно посмотрел в горящие глаза Гинденбурга, и грамотно выдержав довольно долгую паузу, жестко и коротко произнес:

— Даже с потерей Москвы для Корнилова не будет потеряна страна. Он никогда не подпишет капитуляцию.—

Гинденбург вновь тяжело опустился в свое кресло, продолжив внимательно изучать карту Восточного фронта.

— А если провести двойной удар по их южным позициям в направлении Киева. Помнится, полковник Николаи клятвенно обещал нам, что Украина с радостью поддержит приход наших войск, ударив русским в спину всенародным восстанием. Ваше мнение?—

— Я бы не сильно рассчитывал на заверении Николаи теперь, когда Корнилов устроил украинским сепаратистам во главе со Скоропадским столь масштабную чистку. Для организации новых лидеров требуется время, а его у нас нет.—

Что же касается двойного удара, то Корнилов, конечно, не сможет противостоять нашим войскам и будет вынужден отойти за Днепр, наверняка стараясь использовать эту водную преграду, как мощную оборонительную линию.—

— Вы недооцениваете германскую мощь, Эрих! Мои солдаты не только прогонят русских за Днепр, но и вышвырнут их из Крыма и отбросят к Дону!—

— Я стараюсь быть объективным, экселенц, даже тогда, когда мне очень хочется одержать победу. Корнилов никогда не пойдет на мирные переговоры, а мы не сможем в короткий срок разгромить Россию, при всем нашем желании.—

В кабинете имперского главнокомандующего повисла тишина, которая вскоре была прервана Гинденбургом:

— Значит, Западный фронт!—

— Да, господин фельдмаршал. Именно здесь удобнее всего бросить все наши силы на одном участке, чтобы прорвав оборону французов, занять Париж, путь до которого гораздо короче, чем до Петрограда и Москвы. Заняв столицу Франции, мы уж точно получим долгожданный мир, или хотя бы перемирие на выгодных для нас условиях.—

— Однако, французы и англичане очень хорошо укрепили свои позиции, прорыв которых будет очень кровопролитен.—

— А вот здесь я полностью верю в стойкость и мужество наших солдат, экселенц, немецкие солдаты — самые лучшие воины в мире. Ничто не сможет остановить их, когда они идут в бой под командованием прославленного Гинденбурга.

Кроме этого Фалькенхайн обещает подготовить к наступлению большое количество наших танков и тяжелых осадных орудий, которые в короткий срок могут взломать любую оборону противника, открыв дорогу наступающей пехоте. Если будет благоприятная погода, то натиск наших войск будет подкреплен мощной газовой атакой, наши химики улучшили свойство иприта, сделав его более смертоносным для врага. Для полной секретности наших приготовлений будут привлечены лётчики барона Рихтгофена, которые надежно закроют небо в местах предварительного скопления наших войск.

Как только план наступления будет окончательно утвержден, полковник Николаи незамедлительно приступит к операции по дезинформации маршала Фоша о месте нашего наступления.—

— Для этого придется имитировать ложное наступление.—

— Война всегда требует жертв, экселенц, лучше всего во Фландрии в районе Арраса, или в Шампани между Реймсом и Верденом.—

— Где же лучше нанести главный удар?—

— На Сомме и Лисе. Здесь самое лучшее место для прорыва обороны с дальнейшим выходом на Париж с северо-запада. Тогда французы не смогут перебросить свои силы для защиты столицы, не оголив другие участки обороны, а англичане не смогут ввести свежие силы со стороны острова.—

— Когда предлагаете начать эту операцию?—

— В конце марта, экселенц, пока американцы не начали полномасштабную переброску во Францию своих войск. Эти сроки так же не позволят русским оказать какую-либо помощь союзникам, поскольку весенняя распутица не позволит им наступать.

Поэтому я предлагаю сейчас ослабить Восточный фронт, оставив минимум сил, необходимых для обороны, ради нашей победы на западе. Только так мы можем спасти наш рейх от унизительной капитуляции перед союзниками.—

— А если фортуна вновь отвернется от нас,— осторожно произнес Гинденбург,

— Я говорю это с горечью в душе, но, как военный, не исключаю эту возможность. Если мы не захватим Париж или союзники продолжат свою борьбу, опираясь на помощь Штатов. Что Вы предлагаете в этом случае Эрих?—

— В этом случае, Пауль, нам придется поскорее заключить сепаратный договор с Антантой, чтобы затем уничтожить Россию, которую англичане опасаются в первую очередь.—

— Вы думаете, что возможен такой вариант?— удивленно проговорил престарелый фельдмаршал, совершено не обратив внимания на фамильярный выпад Людендорфа в свой адрес.

— Я не исключаю такого варианта. Заключив мир с Антантой, мы вместе с нашими союзниками разгромим Россию к огромной радости запада и сможем за её счет поправить наше пошатнувшееся положение. Как говорит граф Пурталес, это будет наиболее приемлемый для всех нас выход. Англичанам и французам не нужна сильная Россия, но они не могут сразу обратить против неё свои армии. Простые люди не пожелают воевать с Россией, поскольку видят в русских боевых соратников, а не врагов. Нельзя быстро поменять образ врага по своему желанию. Поэтому Антанте будет очень выгодно убрать Россию нашими руками, и здесь важно не упустить момент и не продешевить.—

— Вы становитесь политиком, Эрих, а это плохо совместимо с мундиром военного.—

— Я патриот, господин фельдмаршал, который готов на всё ради блага своего Отечества. Так какой из вариантов Вы предложите на подпись нашему кайзеру?—

Оперативные документы того времени.

Из доклада Рейнхарда Шеера начальника оперативного отдела имперского генерального штаба генералу Людендорфу и фельдмаршалу Гинденбургу от 10 марта 1918 года. Секретно.

... Согласно сведениям, предоставленные шефом восточного отдела военной разведки полковником Николаи, можно с уверенностью говорить о значительном увеличении численности русских сил в полосе Румынского фронта, в частности 7 армии генерала Щербачева в течение месяца.

Так по данным станционного наблюдения с середины февраля в сторону Одессы проследовало четыре воинских эшелона пехоты общей численностью около 12 тысяч человек. В их числе, предположительно, Ингерманляндский полк, отличившийся при обороне Моонзунда. Кроме этого, в направлении Ясс идут эшелоны с молодым пополнением 1898 — 90 годов рождения, не имеющих опыта боевых действий.

Кишиневской агентурой отмечено прибытие в состав тяжелой артиллерии фронта бригады новых гаубиц, а так же 7 полевых батарей с целью пополнения и доукомплектования артиллерией войск генерала Щербачева, базирующихся в районе Измаила. Вместе с этим, происходит переброска на артиллерийские склады Кишинева и Одессы дополнительного запаса снарядов и патронов. Из-за большой загруженности железной дороги часть боеприпасов транспортируется на грузовиках и подводах, реквизированных у местных крестьян.

Так же по данным агентуры, ожидается прибытие новых пехотных частей для размещения, которых идёт ускоренная подготовка полевых лагерей вдоль реки Прут.

Данные воздушной разведки 11 армии фельдмаршала Макензена полностью подтверждают факт начала масштабной развертки новых полевых лагерей в указанном выше районе, как и появление кавалерийской бригады на реке Серет.

В ставке румынского короля Фердинанда I в Яссах ожидается скорая передача поста главнокомандующего Румынским фронтом генералу Брусилову, которого прочит на это место диктатор Корнилов, как лучшего специалиста по наступательным операциям.

Все эти факты подтверждают ранее полученную нами информацию из ставки Корнилова о предполагаемых планах русского наступления в этом году в Румынии и на Кавказе. Напомню, что нашему агенту 'Максу' удалось войти в контакт с личным адъютантом Корнилова, который был ранее обойдён диктатором при раздаче наград за августовский путч и остро нуждался в деньгах для содержания своей молодой жены. Выплатив офицеру 1,5 тысячи рублей золотом, агент смог ознакомиться с копией стенограммы переговоров Корнилова с союзниками во время их последнего визита в Могилев, на котором обсуждалась совместная стратегия летней кампании.

Кроме этого, источник 'Штабист' предоставил много ценной информации о некоторых разногласиях Корнилова и Духонина с западными союзниками в сроках и направлениях возможных действий русских в случае нашего наступления на западе.

Донесения от агентов с других участков Восточного фронта, а так же данные воздушной разведки не дают возможность предположить о начале подготовки русского наступления на других участках Восточного фронта...

Секретная телеграмма в Лондон от британского военного атташе в России полковника Конквеста от 13 марта 1918 года. Секретно.

Как только, что стало известно из осведомленных кругов, генерал Брусилов повторно дал отрицательный ответ генералу Алексееву на переданное ему новое приглашение правителя Корнилова вернуться в ряды действующей армии из своей отставки и возглавить Румынский фронт. Мотивация, выдвинутая Брусиловым,— плохое состояние его здоровья и возраст.

В разговоре с Брусиловым Алексеев вел себя очень сдержанно и выразил глубокое сожаление по поводу отказа генерала вернуться в армию в столь трудный для страны момент. В ответ генерал отделался общими фразами и постарался закончить встречу.

По информации майора Бригса, полученной из окружения генерала Алексеева, по рекомендации румынского короля Фердинанда, исполняющего обязанность командующего Румынским фронтом, на эту должность будет временно назначен командующий 7 армией, генерал от инфантерии Щербачев. Он великолепно проявил себя в боях на реке Днестр во время отражения Горлицкого прорыва, во время Брусиловского прорыва разгромил австрийские войска на реке Стрыпе и отразил наступления фельдмаршала Макензена в июне-августе прошлого года.

Конквест.

Из секретной записки генерала Алексеева в Ставку Верховного правителя генерала Корнилова от 15 марта 1918 года. Секретно. Лично.

... Согласно Вашему поручению, на московских заводах ускоренными темпами идёт сборка аэропланов класса 'тяжелый бомбардировщик' конструктора Сикорского 'Илья Муромец'. К настоящему моменту на военном аэродроме под Москвой уже расквартированы две специальные эскадрильи самолетов этого класса по десять машин в каждой. Весь экипаж летного отряда состоит из опытных летчиков, большинство из которых, кроме большого налёта, имеет и боевой опыт. В ближайшее время командиры эскадрилий капитан Карпович и капитан Данилевский намерены провести первые учебные бомбометания, чтобы уже к лету отряд смог принять участие в боевых действиях на фронте.

Кроме этого, с московских заводов на фронт регулярно поставляются самолеты истребители 'Ньюпор' по сто семьдесят машин в месяц, не считая тех аэропланов, что присланы на заводы с фронта машин для ремонта и восстановления. Основное количество выпущенных машин направляется в части Юго-Западного и Западного фронтов, согласно приказам Ставки. Некоторые из самолетов оснащены фотоаппаратурой для проведения воздушной разведки.

В Петрограде на Путиловском заводе за февраль месяц было собрано четырнадцать броневиков, которые были отправлены по железной дороге в Витебск, где сосредотачивается весь бронеавтомобильный резерв Ставки. Общая численность этого резерва, которого на данный момент составляет триста двадцать восемь машин, из которых сто тридцать девять машин вооружены пушкой. Военный комиссар Петрограда Дрогомилов обещает увеличить количество данной продукции, если будет налажено постоянное поступление бронелистов с Балтийского завода, где отмечены участившиеся случаи саботажа среди работников транспортного отдела.

На заводе Нобеля продолжается доводка двух опытных танков, изготовленных по чертежам конструктора Менделеева. Обе машины полностью на гусеничном ходу, вооружены пулеметами системы Максим, оснащены противопульной броней и способны преодолевать противопехотные заграждения и окопы. На танках установлены английские моторы Роллс-ройса повышенной мощности, обеспечивающие машине скорость до 10 км/ час по пересечённой местности. Также начата сборка пушечного варианта танка Менделеева, вооружённого лёгкой 37мм пушкой. Окончательный срок выпуска танков планируется на начало мая, когда они пройдут все испытания на полигоне под Псковом.

Относительно Вашего запроса о возможности возобновления работ по созданию танка Лебеденко, известного так же как танк-колесница, или царь-танк, то профессор Жуковский дал отрицательный отзыв, посчитав нецелесообразным запускать в серию данный вид танка. Положительное заключение получено от профессора Жуковского по танку Пороховщикова, который профессор считает наиболее перспективным для массового производства в связи с простотой конструкции и дешевизной производства.

Одновременно, инженеры завода изучают возможность запуска в серию французского танка Рено IV, поступившего из Мурманска месяц назад. По предварительному отзыву специалистов, данный образец танка является лучшим для серийного выпуска на наших заводах, по сравнению с английскими образцами. Создана специальная группа для копирования танка и адаптации его к нашим условиям производства.

Тульские оружейные заводы произвели за два месяца этого года 2 тысячи пулеметов, 140 тысяч дистанционных трубок для артиллеристских снарядов, 150 тысяч винтовок и 42 тысячи револьверов системы 'Наган'. Всего же за два месяца в арсеналы страны поступило 280 тысяч винтовок, 2 миллиарда патронов, двести тяжелых орудий, 620 полевых 3-х дюймовых пушек, 150 зенитных установок с пулеметами Максим, 15 миллионов снарядов, 850 траншейных минометов, 3 миллиона мин, 157 тысяч пехотных гранат, 5 тысяч тяжелых грузовиков, 6 тысяч телефонных аппаратов.

В Златоусте заканчивается оснащение артиллерией и пулеметами нового бронепоезда с закрытыми платформами для пехоты. Общая численность экипажа бронепоезда нового типа составляет: сто пятьдесят человек команды и 350 человек десанта. Всего на начало марта в резерве Ставки имеются двенадцать бронепоездов, которые разделены на три отряда с основными местами базирования в Витебске, Гомеле и Екатеринославле. Все командиры бронепоездов из числа старших офицеров (четыре капитана, пять подполковников, два полковника и один штабс-капитан, назначенный по Вашему личному приказу), имеют фронтовой опыт и отмечены боевыми наградами за храбрость и умение.

На Петроградских оружейных заводах за первые два месяца этого года выпущено 58 зенитных пушек для борьбы с аэропланами, 102 траншейные пушки калибра 1,5 дюйма, а так же 24 тысячи автоматических винтовок системы Фёдорова под японский патрон 'Арисака'. Параллельно идет изготовление продукции для оснащения саперных частей армии в виде шанцевого инструмента, средств необходимых для наведения временных переправ и создания противопехотных заграждений. Вместе с этим заводы выпускают телефонный кабель для оснащения телефонных рот и мотоциклы...

Сообщение от резидента русской разведки в Константинополе от 18 марта 1918 года. Cрочно. Секретно.

На ваш прежний запрос относительно немецких кораблей адмирала Пашвица сообщаю: линейный крейсер 'Гебен' продолжает ремонт своих валовых механизмов и винтов, также продолжаются работы по устранению повреждений, полученных при столкновении с миной. Работы по восстановлению корпуса сильно затруднены из-за отсутствия у турок сухих доков, вследствие чего, ремонт корабля, предположительно, продлится до конца марта-начала апреля. Турецкий крейсер 'Меджидие', на который теперь возложены все рейдерские функции погибшего в январе этого года легкого германского крейсера ' Бреслау', на данный момент не имеет возможности выйти в море из-за очень скудного запаса угля. Весь доставленный из Германии по железной дороге уголь полностью передан на ' Гебен', так как только он может противостоять русским кораблям на Черном море.

Плотник.

Секретная телеграмма из Ставки Верховного командующего Корнилова в Севастополь вице-адмиралу Колчаку от 19 марта 1918 года. Секретно. Лично.

Господин вице-адмирал, примите мои самые тёплые поздравления в связи с успешными завершениями ходовых и боевых испытаний и зачислением в состав Черноморского флота нового линкора 'Николай I'. Предложенную Вами кандидатуру капитана первого ранга Евгения Беренса на должность командира нового корабля полностью поддерживаю и утверждаю.

Ничуть не меньше порадовало известие о полном завершении ремонтных работ в сухом доке на линкоре 'Императрица Мария' и начале процесса восстановления боеспособности корабля. Очень рад услышать, что, по заключению академика Крылова, орудия основного калибра линкора не пострадали в результате взрыва и вполне пригодны для стрельбы. Надеюсь, что срок начала испытания корабля определенный комиссией на октябрь месяц останется неизменным.

Корнилов.

Из оперативного доклада полковника Шеера начальнику имперского Генерального штаба генералу Людендорфу от 19 марта 1918 года. Секретно. Лично.

...По сообщению, поступившему от полковника Николаи, в Одессу прибыли и встали на якорь десять транспортных судов, способных перевозить на борту пехоту и артиллерию. Русское морское командование проявляет особый интерес к местным лоцманам, знающим воды в районе Констанцы и имеющим опыт проводки грузовых судов. Другой активности командования Черноморского флота, за исключением регулярных обстрелов Варны, не отмечается.

Исходя из этого, а так же учитывая продолжение концентрации в районе Одессы новых частей противника, можно предположить, что одной из составных частей плана русского наступления в Румынии, является высадка морского десанта в тыл австрийских войск. При одновременном ударе с фронта и тыла армия генерала Витгенштейна может не выдержать натиска русских и отойти назад, тем самым, открывая фланг своего соседа — 11 армии фельдмаршала Макензена. Необходимо известить о подобной возможности австрийский Генеральный штаб. Вероятный срок начала русского наступления — середина апреля, или начало мая. Сроки нашего наступления на Западном фронте остаются прежними...

Срочная телеграмма из Ставки Верховного командующего от генерала Духонина к генералу Алексееву от 19 марта 1918 года.

Прошу Вас обратить особое внимание на поправки в спецзаказе ? 67 в плане вновь внесенных конструкторских изменений, дающих возможности для перевозки легкой артиллерии. Сроки исполнения спецзаказа остаются прежними: конец мая месяца.

Духонин.

Поздравительная телеграмма в Ставку Верховного правителя России генералу Корнилову от британского короля Георга V от 21 марта 1918 года.

Дорогой сэр! Имею честь сообщить Вам, что я и мое правительство во главе с господином Ллойд Джорджем, в знак нашей давней и крепкой дружбы, а так же воздавая Вашим титаническим усилиям в деле сохранении России и выполнения священного союзнического долга, решил присвоить Вам звание британского фельдмаршала и наградить орденом Бани 1 степени. Я и моё правительство надеемся, что этот маленький знак внимания со стороны британского народа укрепит нашу большую союзническую дружбу.

Король Георг V.

Приписка рукой Корнилова: 'То же самое было вручено ими императору

Николаю II перед революцией. Духонину, поблагодарить'.

Секретное послание начальника германского Генерального штаба генерала Людендорфа начальнику австрийского Генерального штаба генералу Штрауссенбургу от 20 марта 1918 года. Строго секретно. Лично.

Согласно сведениям нашей разведки одним из возможных направлений русского летнего наступления будет Румыния. Скорее всего, главный удар русских войск будет нанесен силами 8 армии из Бессарабии и Одессы в направлении Констанцы, в районе которой не исключена высадка десанта русских с транспортных судов под прикрытием линкоров Черноморского флота. По мнению адмирала Шмидта, лучшее средство от кораблей русских — это скрытное минирование подступов к Констанце. Можете рассчитывать на артиллерийскую поддержку линейного крейсера 'Гебен' адмирала Пашвица, при условии поставки угля для нужд наших кораблей.

Для уточнения даты русского наступления и его главного направления рекомендуем более полно использовать воздушную разведку. На Вашу просьбу об оказании помощи в проведении воздушной разведки, сообщаю, что нами уже отдан приказ о направлении в Румынию двух дирижаблей типа 'Цеппелин'. Они будут доставлены Вам по железной дороге к началу апреля.

Генерал-полковник Людендорф.

Срочное сообщение шефу восточного отдела военной разведки полковнику Николаи от агента 'Макс' от 25 марта 1918 года.

Согласно сведениям, полученным от источника 'Штабист', генерал Корнилов вечером 21 марта имел секретную и совершенно незапланированную встречу с вице-адмиралом Колчаком, срочно прибывшим литерным поездом в Ставку из Севастополя. Беседа проходила три часа, после которой Колчак отбыл обратно. Тема беседы между ними неизвестна. На следующий день 'Штабист', по личному указанию Корнилова, отбыл в Севастополь на неопределенный срок.

Макс.

Рапорт помощника московского генерал-губернатора Евсеева Б.К. в Ставку Верховного правителя России от 14 апреля 1918 года. Секретно.

Милостивый государь, Лавр Георгиевич, довожу до Вашего сведения, что порученная Вами особому политическому департаменту работа по привлечению части умеренных революционеров к наведению внутреннего порядка в стране, успешно осуществлена. После тщательной консультации и проверки, к работе в департаменте, был привлечён один из умеренных лидеров большевиков Джугашвили И.В., партийный псевдоним 'Сталин'. Его настрой на мирное сотрудничество с властью, проявился ещё в июне 1917 года, когда после неудачного мятежа, он открыто осудил подобную деятельность и стал официально сотрудничать с Временным правительством.

В отличие от большевиков, поддерживающих тезисы Ленина и Троцкого о Мировой революции, Сталин считает главной задачей сохранение целостности Российской империи, полагая, что революция непременно приведет к развалу и гибели России, как государства. Он так же отвергает захват власти путём вооруженного восстания и считает необходимым переустройство страны мирным, парламентским путем, с сохранением централизованного управления государством и всеми народами, живущими в нём.

Арестованный в августе 1917 года, он не попал в расстрельный список наиболее активных лидеров РСДРП и, на предложение о сотрудничестве в октябре того же года, дал положительный ответ. За время работы с департаментом, Сталин зарекомендовал себя как грамотный работник, всегда тщательно и умело выполняющий все порученные ему дела по утверждению политического согласия внутри страны. Им были привлечены к сотрудничеству такие видные представители большевиков, как Дзержинский и лидер кавказских боевиков Тер-Петросян, известный как 'Камо'.

Благодаря этому сотрудничеству, резко сократилось количество вооруженных провокаций со стороны непримиримой оппозиции, которые длительное время продолжались в центральных городах России, несмотря на все усилия Савинкова.

Оценивая деятельность Сталина за весь период сотрудничества, считаю необходимым привлечь его к более широкой работе в государственных структурах.

Действительный Статский советник Евсеев Б.К.

Резолюция Корнилова: 'Толковые люди нам нужны. Направить в распоряжение генерала Алексеева'.

Приписка рукой Алексеева: 'Назначить помощником по особым вопросам'.

Глава III.

Исполнение пророчества.

Утро 21 марта 1918 года в секторе пятой британской армии генерала Хейга в районе Сент-Кантена выдалось на редкость слякотным и туманным. Ничто не предвещало сыновьям Альбиона о смертельной опасности притаившейся за густыми рядами колючей проволоки. Северный ветер упрямо дул в сторону британских позиций, что было только на руку германским дивизиям сосредоточенным на узком участке фронта, согласно диспозиции стратегического плана Людендорфа.

Именно он выбрал данный участок Западного фронта, как самое лучшее место для нанесения главного удара нового немецкого наступления. Здесь находился стык зон ответственности британских и французских войск, куда и пришёлся основной удар германских войск, главной задачей которых было рассечение линии обороны на этом участке, расширение зоны прорыва с последующим наступлением на Париж. Данные германской разведки, которая в течение трех месяцев усиленно изучала позиции врага, позволили Людендорфу строить самые оптимистические планы. Все они однозначно говорили, что армия Хейга, понесшая в прежних боях серьезные потери, новых подкреплений не получила, и её личный состав укомплектован всего на 60 %.

На протяжении более, чем трёх месяцев, англичане так и не обнаружили концентрацию войск противника и продолжали считать направление Сент-Кантена второстепенным, так и пополнив потрепанные ряды пятой армии.

Осознавая важность этого решающего наступление для Второго Рейха, Людендорф со всей немецкой педантичностью лично проинспектировал в конце января германские части, выделенные начальником штаба группы армий кронпринца полковником фон Шулебургом для осуществления операции 'Михель'. Генерал остался доволен своей инспекцией и теперь, расположившись на самом переднем крае германских позиций, с охотничьим азартом рассматривал в мощную стереотрубу линию британских окопов.

Желая ввести в заблуждение командование союзников, два дня назад

Людендорф приказал начать ложное наступление на южном участке Западного фронта, и в этом генерал изрядно преуспел. Обманутый фельдмаршал Фош в срочном порядке поспешил стянуть все свои стратегические резервы к предполагаемому месту вражеского наступления.

Ровно в 4.40 шесть тысяч тяжелых германских орудий обрушили огненный шквал на позиции врага, накрывая заранее намеченные цели. После двух часов обстрела фугасными снарядами последовала трёхчасовая артподготовка химическими снарядами, два миллиона снарядов с особой газовой начинкой мощно и планомерно уничтожали всё живое в британских окопах.

Спасаясь от ураганного огня, британские солдаты стремительно расползались по всевозможным укрытиям, в надежде сохранить свою жизнь. Слушая равномерный и методичный грохот взрывов снарядов, сидевшие в окопах британцы незаметно для себя полностью утрачивали свою боевую активность, становясь с каждым часом канонады пассивными и безразличными ко всему происходящему.

Подгоняемый порывами ветра, ядовитый газовый туман уверенно проникал вглубь британских позиций, уничтожая всё живое на своем пути. В этот раз немцы применили снаряды с маркировкой 'желтый крест', которые были начинены новым составом из хлорина, фосгена вкупе со слезоточивым газом. Эта марка снарядов особенно удалась немецким химикам, поскольку под воздействием слезоточивого газа, британские солдаты вынуждены были непроизвольно срывать с себя маски противогазов и вдыхать ядовитую смесь.

Людендорф с удовлетворением наблюдал через трубу первые результаты своих действий, одновременно сверяя по часам темп, с которым германские штурмовые группы занимали специально созданные ниши для своего броска на британские окопы.

Всё шло просто прекрасно, и генерал нисколько не сомневался, что в 9.40 передняя линия обороны будет взята. Немецкая чёткость и слаженность действий солдат только радовали глаз высокого наблюдателя. В нужное время вся артиллерия разом смолкла и, в тот же момент, штурмовики устремились на врага. В едином порыве они словно на крыльях преодолели нейтральную полосу и ворвались в окопы англичан, уничтожая оцепеневшего от грохота противника.

Всего пятьдесят семь минут понадобилось немцам, что бы захватить все передовые зоны британской обороны. Людендорф только величественно кивал, слушая доклады дежурных офицеров-телефонистов о продвижении вперед его солдат, германская военная машина пока действовала четко и слаженно. Оставляя убитых и эвакуируя раненых в тыл армии кронпринца, пехота устремились ко второй линии обороны врага, которая менее пострадала от смертельного огня артиллерии противника.

Здесь уцелевшие от германских газов и арт-огня англичане попытались остановить продвижение врага, но значительные потери, а так же малочисленность пятой армии не позволили долго продержаться этому рубежу обороны. К полудня 21 марта оборона англичан рухнула, и перед немцами открылась дорога в тылы союзного фронта. В этот день части кайзера продвинулись на семь километров, уничтожив более семи тысяч англичан и взяв в плен 20 тысяч солдат противника вместе с большим количеством военных и продовольственных складов. На последних, немцы, сидевшие третий год на строгом пайке, обнаружили большие запасы продовольствия и вина, которые послужили огромным стимулом для дальнейшего продвижения вперед.

Стремясь спасти положение, Хейг бросил в контратаку весь свой резерв, состоявший из двадцати одного танка, но все бронированные монстры были уничтожены врагом в течение получаса. Закрепляя успех и желая деморализовать врага, Людендорф приказал придвинуть к передовому краю три крупповских артиллеристских монстра, которые с расстояния около ста километров принялись обстреливать своими огромными снарядами Париж. От их огня уже в первый день в столице Франции погибло 106 человек, что вызвало панику среди столичного населения. Оценивая результаты первых двух дней наступления, кайзер Вильгельм поспешил отправить в Берлин телеграмму: 'Англичане полностью разбиты, битва выиграна'.

Сам Людендорф, несмотря на очевидный успех, не спешил предаваться радости. Следуя своему плану, он стремительно расширял зону прорыва, стремясь продвинуться, как можно дальше, тем самым полностью отрезать французов от союзников англичан и бельгийцев. Его главной целью был Амьен, с падением которого, сообщение между союзниками сильно затруднялось.

План главного военного мозга Германии блестяще воплощался в жизнь в течение трёх последующих дней. Британцы медленно, но неотвратимо отступали на северо-запад к проливу, а брошенные им на помощь пять французских дивизий были методично разбиты и обращены в бегство войсками кронпринца, которые продолжали наступать на Амьен. Дни 24-26 марта были новыми днями побед германского оружия, за этот отрезок времени ведомые Людендорфом германские войска перешли Сомму, взяли в плен 45 тысяч солдат противника и вбили надежный клин между британскими и французскими частями, заняв города Бапом и Нуайон. Армии генералов Хейга и Петэна стремительно отходили всё дальше и дальше в тыл и вместо помощи энергично обвиняли во всех грехах друг друга.

Осознав возникшую реальную угрозу раскола единого фронта, фельдмаршал Фош начал энергично перебрасывать со спокойных участков фронта всевозможные части в направлении Компьена и Амьена. Реквизированные французами автомобили спешно потянулись к северо-западному участку Западного фронта, дружно меся весеннюю грязь своими просевшими от людской тяжести колесами.

Несмотря на поражение, генерал Хейг был невозмутим, он не допускал даже мысли об отходе англичан к проливу, яростно контратакуя наступающих немцев, снижая тем самым, темп их наступления. Постоянно окапывающиеся британцы заставляли своего противника буквально прогрызать всё новые и новые линии окопов, теряя при этом свои лучшие штурмовые подразделения.

Вечером 26 марта в полевой ставке Людендорфа состоялся важный телефонный разговор между ним и Гинденбургом, в котором решалась судьба разыгравшегося сражения. Идя на поводу у кайзера, фельдмаршал потребовал, чтобы Людендорф перенес направление главного удара и, повернув на север, сбросил британцев в море.

— Я самым категорическим образом настаиваю, Эрих, на временном изменении нашего плана,— грозно и требовательно вещал из телефонной трубки далёкий голос Гинденбурга,— сбросив англичан в море, мы сможем высвободить в этом случае целых две армии, которые столь необходимы нам для полной победы.

— Британцы никуда не денутся, экселенц. Я уничтожу их сразу, как только возьму Амьен, а до тех пор всё будет идти так, как было задумано ранее,— непреклонно стоял на своем генерал,— извините, но мне лучше видно истинное положение вещей здесь, чем Вам в кабинете за картой.

Получив твёрдый отпор, Гинденбург некоторое время продолжал монотонно бубнить, а затем решил перейти к увещеванию строптивца:

— Кайзер пообещал наградить Вас за этот подвиг Большим орденом Железного креста!— продолжал фельдмаршал, давя на больную мозоль Людендорфа, но тот был непреклонен.

— Я благодарен ему за столь высокое внимание к моей персоне, но я воюю не за ордена, а на благо Германии.—

Оскорбленный фельдмаршал в гневе бросил трубку несчастного телефонного аппарата, ругая своего строптивого подчиненного последними словами.

Выдержав высокое давление из Шарлотенбурга, 27 марта Людендорф продолжил наступление по прежнему плану, стремительно вводя в прорыв свои последние резервы. Не считаясь с потерями, немцы упорно продвигались к Амьену, перемалывая всё на своем пути. Чтобы поднять боевой дух своих солдат для скорейшего взятия города, Людендорф объявил во всеуслышание о нахождении в Амьене главных продовольственных складов союзников. Узнав об этом и уже успев попробовать взятый ранее у британцев натуральный кофе и копченую грудинку, немецкие солдаты теперь не собирались топтаться у стен Амьена.

Мартовские бои в тот день достигли своего апогея, стремясь остановить врага, союзники возвращали в строй даже раненых, но германская военная машина была сильнее. Забрасывая позиции врага снарядами и минами, подавляя очаги английского сопротивления пулеметами и огнемётами, войска кронпринца продвинулись вперед к Амьену, до которого осталось всего восемь километров. При этом ими было захвачено у врага 1300 орудий и взято в плен 90 тысяч человек.

От трагических новостей, поступавших в Париж каждый день с полей сражений, французскую столицу лихорадило. Единственным человеком, сохранившим хладнокровие в этой непростой ситуации, был маршал Фош. Не слушая никого, он твёрдой рукой продолжал бросать всё новые и новые части навстречу врагу, убеждая сомневающихся, что наступление немцев вскоре обязательно выдохнется вследствие ограниченности германских ресурсов.

Одновременно, маршал пытался договориться с союзниками о создании совместного командования, требуя при этом полного подчинения себе всех сил Хейга. На встрече под Амьеном британский генерал яростно сопротивлялся этому намерению Фоша, хотя в душе прекрасно осознавал правоту оппонента. Не добившись на встрече понимания со стороны Хейга, Фош не встал в позу обиженного, а поспешил выйти на Черчилля, обещавшего Парижу, в случае необходимости, незамедлительно перевести с острова все резервы британцев.

На другом конце земли в Вашингтоне, французский посол униженно просил американского президента Вильсона спасти Европу от немецкой угрозы путем посылки в страну солдат США.

— Мы уже не можем восполнить наши дивизии живой силой для отражения германского наступления. Ради спасения Европы от германского владычества Вы должны послать свои пехотные части, как можно быстрее. Ситуация критическая и, если Америка замешкается, то может быть поздно,— говорил француз Вильсону во время их встречи в президентском кабинете Белого дома.

Американец внимательно выслушал просьбу собеседника и, чуть подумав, произнес:

— Поскольку, согласно конституции, я Верховный главнокомандующий нашей армии и имею право, в случае необходимости послать свои войска за океан, то можете заверить маршала Фоша, что американцы помогут Франции в её борьбе с Вильгельмом. Вопрос будет решен в самое ближайшее время после моей консультации с генералом Першингом.

Кроме этого, Фош отправил телеграмму Корнилову, прося подчинить его прямому командованию русский экспедиционный корпус во главе с генералом Занкевичем. Пройдя через период демократической анархии и потеряв из-за бунтов часть состава, русские бригады ещё представляли собой грозную силу.

Находясь под Парижем, они в любой момент были готовы выступить против общего врага по приказу Верховного командующего. Вечером 27 марта Корнилов дал согласие на переподчинение корпуса, чем вызвал бурю восторга и радости в рядах союзников, и новый поток просьб оказать любую возможную помощь для отвлечения сил противника от Парижа. К своему удивлению, ближе к ночи, французы получили новую телеграмму от русского главковерха с обещанием оказать реальную помощь в самое ближайшее время.

День 28 марта стал решающим днём немецкого наступления. Отмечая появившееся отставание в сроках наступления, вызванное большими потерями в атакующих подразделениях и отрывом их от армейских тылов, Людендорф внёс изменения в первоначальный план. Не желая повторять роковые ошибки 1914 года, генерал прекратил германское наступление в сторону Компьена, остановил давление на английские позиции и бросил все освободившиеся силы на Амьен.

И пусть маршал Фош требовал защищать каждый сантиметр земли перед Амьеном любой ценой, пусть англичане под давлением Черчилля, наконец-то ради спасения Парижа, признали главенство Фоша над Хейгом, но 28 марта германские части доказали, что на сегодня им нет равного противника.

Рано утром вновь море огня захлестнуло на позиции противника. В этот раз немцы использовали снаряды с маркой 'черный крест', которые при взрыве кроме ядовитого газа выбрасывали густой дым. Именно под прикрытием дымовой завесы, стойкие оловянные солдатики Людендорфа без особых потерь смогли приблизиться к французским траншеям и в очередной раз прорвать оборону противника. Успешно развивая наступление, германские соединения устремились вперед и уже к одиннадцати часам ворвались в Амьен на плечах отступающего противника.

От сильного артиллерийского огня немцев город загорелся, и возникший пожар сделал и без того ожесточенную схватку, ещё более страшной и упорной. Отдельные городские кварталы переходили из рук в руки по нескольку раз, но к исходу дня, этот важный узел обороны союзников прочно остался за немцами. Отныне британские и французские части были прочно разделены германским клином, что теперь сильно затрудняло их боевое взаимодействие.

Две русские пехотные бригады вместе с приданной артбригадой, переименованные французами в Русский легион, прибыли к Амьену глубокой ночью 29 марта. Вместе с ними на этот участок фронта был также переброшен Марокканский корпус, состоявший из зуавов, алжирских стрелков-тирайеров, а так же остатков австралийских частей, разбитых немцами. Разместившись в наспех отрытых выбитыми из города французами траншеях, они уже утром встретились с войсками кронпринца. Заняв Амьен, немцы расширяли свой плацдарм вдоль берегов Уазы для будущего броска на Париж.

В течение двух дней шло кровопролитное сражение, в котором обе стороны продемонстрировали чудеса отваги и героизма, и не уступили друг другу ни в упорстве, ни в боевой выучке. Итогом этой двухдневной эпопеи стала каменная мельница в двух километрах от Амьена, чьи руины остались за германскими дивизиями.

Получив сведения о неудаче кронпринца и подсчитав все размеры своих потерь, число последних стремительно приближалось к 250 тысячам человек, Людендорф счёл разумным отказаться от продолжения операции 'Михель', отдав приказ кронпринцу прочно закрепиться на достигнутых рубежах. Однако, лучший мозг рейхсвера не собирался сидеть, сложа руки и 31 марта, генерал уже отдал приказ о начале подготовки германских войск к новой наступательной операции под кодовым названием 'Георг'.

Добившись успеха под Амьеном, Людендорф решил, что настало время выполнить своё прежнее обещание кайзеру и Гинденбургу и покончить с англичанами, сбросив их в море. Охваченный азартом ожидания новых побед, он уже 1апреля прибыл под Лилль, откуда, по его замыслу, предстояло нанести новый мощный удар по позициям врага.

Не щадя никого, он задал генералу Брухмюллеру и его подчиненным такой бешеный темп подготовки к наступлению, постоянно контролируя все, даже малозначимые детали предстоящей операции, что уже к 9 апреля 1918 года германские войска были полностью готовы к новому прорыву обороны союзников.

Как и во время мартовского наступления, начальник имперского Генерального штаба прибыл на передний край в расположение дивизий генерала Хойзингера, развернувшихся на острие главного удара, и обосновался там в простом блиндаже, чтобы, как можно лучше, наблюдать за новым триумфом своих солдат.

Северный ветер, вместе с густым туманом, низко стелившимся по земле, вновь помогли германским войскам при взятии позиций британцев. Имея природную дымовую завесу, Людендорф решил применить снаряды марки 'желтый крест', которые четыре часа непрерывно рвались на английских траншеях, щедро насыщая всю округу смертельной смесью ядовитого газа. Слезоточивый газ вновь оказался козырной картой Людендорфа при прорыве британских позиций, поскольку число его жертв было чуть меньше, чем от пуль и снарядов германцев. Желая добиться непременного успеха, германский стратег бросил сорок немецких дивизий на десятикилометровый участок британского фронта.

Не в силах противостоять коварному газу, который под воздействия ветра заполнил всё расстояние от первой до второй полосы обороны, британцы стали отступать, несмотря на все приказы своих командиров. Кроме этого, вместе с пехотой на британские позиции в атаку устремились одиннадцать немецких танков. Это были последние образцы германского технического чуда, которые были созданы буквально с нуля и значительно превосходили британские аналоги по проходимости, вооружению и броневой защите.

Немецкие бронированные монстры свободно пересекли первую линию обороны, подавив своими пулеметами и пушками уцелевшие огневые точки врага, открыв дорогу для пехоты. Не потеряв ни одной машины, лязгая мощными стальными гусеницами, немецкие танки преодолели два километра до второго оборонительного рубежа чтобы, сосредоточившись в заданном месте британского фронта, второй раз за день совершить подвиг во имя кайзера и фатерлянда.

Англичане вновь не определили место вражеского наступления и стали быстро отходить сначала к Ипру, а затем к позициям на берегу Изера, к которым, под постоянным натиском врага, они откатились 11 апреля. Генерал Хейг, вновь потерпевший поражение от Людендорфа, не ударился в панику, а со всей хладнокровностью истинного британца обратился к британским войскам с приказом, полным правдивого отчаяния:

'У нас нет другого выбора, мы должны сражаться с врагом, или умереть. За нашей спиной только море, и потому враг не пройдет через наши позиции, пока в живых останется, хоть один британский солдат. Помните, здесь во Фландрии последний рубеж обороны нашей Британии и мы достойно умрём здесь, если будет на то воля божья'.

Суровый тон приказа воодушевил заколебавшихся британцев, которые заставили щедро оплачивать немецкой кровью каждый метр прибрежной земли. Британцы усиленно окапывались, где только могли, ежечасно создавая на пути врага всё новые и новые траншеи и огневые точки. От столь отчаянного сопротивления германское наступление стало заметно сбавлять обороты, но Людендорф без обычной раскачки бросил в бой заранее подтянутые резервы, и, засыпая врага снарядами, уничтожая опорные пункты сопротивления, немцы неудержимо стали приближаться к Кале, главному порту снабжения британских войск во Франции.

Наиболее кровопролитные бои шли за высоты Кассель и Мон-де-Кат, являющиеся основным ключом ко всей британской обороне побережья. Уплотняя свои ряды за счёт сокращения линий обороны, англичане встречали противника плотным ружейно— пулеметным огнем из многочисленных траншей, густой сетью опутавших высокие склоны холмов побережья.

И снова германская военная машина показала свою прочность и отлаженность.

Не считаясь с потерями своих лучших солдат, штурмовые отряды упорно и методично вскрывали опорные пункты стратегически важных точек обороны, до тех пор, пока над ними не поднимались трёхцветные флаги Второго Рейха. Едва полевые телефонисты доложили Брухмюллеру о прорыве вражеской обороны, как генерал, не дожидаясь одобрения Людендорфа, приказал доставить на высоты тяжелую артиллерию и открыть огонь по тылам англичан.

Чтобы поддержать боевой настрой своих войск, которые понесли значительные потери, и подчеркнуть важность происходящих событий, Людендорф лично прибыл на высоту Мон-де-Кат для руководства артиллерийской стрельбой. Стоя на открытой артпозиции на виду у наступающих подразделений, он одним своим спокойным и уверенным видом внушал своим солдатам уверенность в победе.

Расчет генерала был верен, британцы не выдержали безнаказанного избиения своих тылов германской артиллерией и начали поспешную эвакуацию своих позиций на Изере, Ньивпорте и Верне. Это были последние опорные пункты обороны на земле бельгийского королевства, падение которых ознаменовало полное покорение немцами Бельгии.

Остатки бельгийских дивизий со слезами на глазах покидали свою родину, чтобы принять участие в обороне фортов Кале.

Солдаты рейхсвера, продвигаясь вдоль побережья, с большими потерями выдавили пехоту англичан с песчаных пляжей Дюнкерка, которая превратила каждую возвышенность в огневой рубеж и отчаянно дралась за каждый клочок земли, совершенно не помышляя об отступлении. Хейг продолжал демонстрировать отвагу и бесстрашие, и, в ответ на вопрос адмиралтейства об эвакуации армии, пригрозил расстрелять пушечным огнем все суда, которые будут посланы для этого позора британского духа.

Оба противника были достойны друг друга, и вердикт, кто из них лучше, должно было вынести сражение за Кале, главный пункт наступления Людендорфа,

начавшееся 25 апреля. Этот портовый город был опоясан двумя линиями траншей и одной линией фортов, на штурм которых, лучший генерал рейха обрушил батареи тяжелой осадной артиллерии. Мощные германские 'чемоданы' буквально перемешивали с землёй всё на своем пути, круша сталь и бетон укреплений. Французские форты выдержали ровно полтора дня этого адского испытания, но когда ободренные увиденной картиной немцы ринулись занять каменные руины, защитники встретили их дружным огнем, заставившим залечь штурмовые отряды.

Артиллерийский огонь возобновился через сорок минут и продолжался ровно два часа, после которых всё живое уже просто не могло существовать в этом огненном аду, но вновь германское продвижение было остановлено огнём британской пехоты, уцелевшей от вражеских снарядов.

На помощь армии подоспел отряд британского флота, чтобы корабельной артиллерией поддержать погибающую, но сражающуюся пехоту. Адмирал Джеллико послал на помощь Хейгу два линейных крейсера 'Лайон' и 'Инфлексибл' под прикрытием легких крейсеров и эскадры эсминцев, которые уже 25 апреля обрушили свой запас артиллеристских погребов на наступающие германские части. Немецкие канониры незамедлительно втянулись в огненную дуэль, заставляя корабли противника маневрировать, и тем самым, не давая им вести прицельный огонь по своей пехоте.

В результате этой дуэли, британцами были уничтожены две осадные батареи противника, а немцы в ответ серьёзно повредили 'Лайон', который принял на борт большое количество воды и был вынужден спешно отойти из зоны огневого соприкосновения. Коварный Джеллико, посылая крейсера, надеялся, что Людендорф обязательно потребует немедленной помощи у своего флота, и уже вывел в море всю свою бронированную армаду для перехвата германских кораблей, но лучший германский ум преподнес флотоводцу неприятный сюрприз.

Когда утром 27 апреля 'Инфлексибл' и заменивший 'Лайона' крейсер 'Тайгер' собирались возобновить свою дуэль с осадной артиллерией, их воздуха атаковала большая группа германских самолётов, ведомая лучшим немецким асом бароном фон Рихтгофеном. В состав группы, кроме истребителей сопровождения, входила неполная эскадрилья из восьми бомбардировщиков, которые, вместо обычной бомбовой нагрузки, несли под фюзеляжем морские торпеды. Результат атаки превзошел все ожидания, не обращая внимания на заградительный огонь с крейсеров, немецкие летчики добились трёх попаданий торпед во вражеские корабли.

Первой их жертвой оказался 'Инфлексибл', который вовремя не распознал приближающуюся к нему со стороны берега опасность и не успел совершить спасительный маневр уклонения от торпеды. Словно на учении, Карл Хонеман спокойно приблизился к крейсеру и, сбросив свой смертоносный груз, ушел в сторону. Английские моряки заворожено смотрели на несущуюся к ним тупоносую смерть. И хотя 'Инфлексибл' в самый последний момент всё же начал разворачивать свой мощный корпус, торпеда попала прямо в центр крейсера, разрушив мощным взрывом машинное отделение и лишив корабль возможности быстро двигаться.

Спохватившиеся лёгкие крейсера и эсминцы эскорта ринулись на защиту повреждённого корабля, пытаясь прикрыть своими бортами крейсер и открыв заградительный огонь всеми средствами. В результате, интенсивным зенитным огнём был сбит один торпедоносец, другой слишком рано сбросил свой груз, и торпеда прошла мимо цели. Один из английских эсминцев пожертвовал собой, закрыв борт крейсера своим корпусом. Мощный взрыв буквально переломил его пополам, и останки корабля моментально затонули.

Легкий британский крейсер 'Саутгемптон' был самым активным из кораблей прикрытия. Зенитчики крейсера повредили немецкий 'Фокер', которым управлял сам фон Рихтгофен и, дымя подбитым мотором, командир группы покинул поле боя. Затем, умело маневрируя, линейный крейсер смог сбить с курса струями своих винтов удачно сброшенную немецким асом торпеду, которая некоторое время двигалась вдоль борта 'Инфлексибла', а затем затонула.

Радостным криком приветствовала команда 'Инфлексибла' удачные действия 'Саутгемптона', однако в этот момент, повреждённый линейный крейсер атаковал молодой летчик, который ещё не мог именоваться асом. Он только недавно прибыл в отряд 'красного барона ', и был пересажен на торпедоносец по приказу Рихтгофена, как новичок, хотя за его плечами уже был опыт воздушных боев и несколько сбитых самолётов противника.

Приблизившись к кораблю на большой высоте, он резко накренил нос самолета начал почти отвесно пикировать на свою цель. Все с замиранием сердца смотрели на эту игру со смертью, поскольку это было очень рискованно: самолёт мог просто разрушиться от таких перегрузок. Пилот вырвал аэроплан из пике в самый последний момент, не считаясь с перегрузкой, когда многочисленные наблюдатели уже посчитали его манёвр невыполнимым, и успел сбросить свой груз так, что 'Инфлексибл' никак не мог ни отвернуть, ни прикрыться чужим бортом.

Торпеда тяжело плюхнулась в холодные воды Северного моря, к огромному разочарованию англичан, всплыла и устремилась к своей цели. Несчастный крейсер поразил новый мощный взрыв, от которого он вздрогнул всем корпусом, а затем стал медленно, но неотвратимо заваливаться на противоположный взрыву бок. Вся агония могучего судна продолжалось чуть более шести минут, после чего крейсер перевернулся килем кверху и стал тонуть. Молодого героя, потопившего британский линейный крейсер 'Инфлексибл', звали Герман Геринг.

Лишившись одного из своих линейных крейсеров, английские моряки решили отойти, поскольку к оставшемуся на плаву 'Тайгеру' уже стали пристреливаться германские канониры, чьи снаряды всё ближе и ближе падали у бортов корабля.

Когда следующая немецкая торпеда угодила в корму отступающего 'Тайгера', крейсер сразу осел и стал стремительно терять ход, при этом непроизвольно совершая рыскающие движения. Видя столь плачевное положение корабля, британские эсминцы поспешили поставить дымовую завесу прикрытия, что спасло крейсер от окончательного поражения сброшенной с аэроплана последней торпедой. Летчик бросал её в белый стелющийся дым наугад, но всё-таки поразил лёгкий крейсер 'Саутгемптон' повредив ему нос. Другие корабли эскорта немедленно взяли его на буксир, но по дороге домой крейсер всё же затонул, предварительно полностью покинутый командой.

В этом бою немцы потеряли всего три самолета, однако самое горькое известие ожидало их потом, когда сев на базу, они узнали, что при аварийной посадке разбился их любимый командир 'красный барон' фон Рихтгофен.

Едва морской горизонт очистился, как немцы возобновили свои атаки на Кале, бросив вместе с пехотой уже надёжно зарекомендовавшие себя танки. Именно благодаря им, немцы смогли погасить последние очаги британского сопротивления и ворваться в город по трупам защитников. За это Людендорфу пришлось заплатить всеми боевыми машинами, но главная цель наступления была достигнута.

Ожесточенные бои в самом городе продолжались двое суток, в результате которых многострадальный Кале был поделен на две половины. Вся портовая часть города осталась за немцами, тогда как англичане смогли удержать за собой малую часть городских кварталов, превратив каждое из уцелевших зданий или домов в неприступную крепость.

Однако, пока доблестные британские солдаты вместе со своим генералом Хейгом мужественно исполняли свой долг перед родиной и королем, неиссякаемый Людендорф преподнес им очередной сюрприз. Продолжая сражаться за Кале, он постоянно контролировал положение на других участках германского фронта во Фландрии. Хорошо поставленная фронтовая разведка уже неоднократно доносила об ослаблении численности британских полков под Аррасом, который на фоне немецких атак на Ипр и Кале перешел в разряд спокойных участков.

Спасая положение под Кале, Хейг снимал отсюда все возможные силы, справедливо полагая, что у его противника нет возможности начать здесь наступление без двойного превосходства. Все было бы правильно, но Людендорф ярко продемонстрировал свой талант неординарного полководца, способного отойти от привычных шаблонов.

Убедившись в снижении плотности британских войск на позициях под Аррасом, германский ум применил тактику русского генерала Брусилова, с блеском опробованную в 1916 году. Людендорф отказался от обычной многочасовой артподготовки и атаковал англичан неожиданно и дерзко, поддержав наступающую пехоту только вынесенным вперед огненным валом полевой артиллерии, которая смогла уничтожить проволочные заграждения на пути бегущих солдат.

Не имевшие численного превосходства над врагом, германские солдаты захватили своего противника врасплох и смогли уже в первый день прорвать обе линии обороны британцев. Аррас пал вечером 27 апреля и ничто уже не могло противостоять немецким дивизиям на их пути к Булону.

Когда англичане в очередной раз сотворили чудо, остановив немцев с помощью своих траншей и окопов, а так же полным пренебрежением к смерти, вся территория оставшаяся под их контролем представляла собой узкую полоску вдоль берега шириной от пяти до семи километров, свободно простреливаемую артиллерией противника. В руках Хейга оставалась Булонь и кварталы Кале, но всем уже стало ясно, что новое немецкое наступление на британцев будет последним.

Вечером 29 апреля, сидя на простом табурете при свете мощной керосинной лампы в наспех вырытом полевом блиндаже, Людендорф оценивал сложившееся положение.

Настойчивые требования кайзера и Гинденбурга о завершении операции 'Георг' триумфальным сбросом англичан в море, совершенно не интересовали генерала. В отличие от обитателей Шарлотенбурга, он прекрасно осознавал, что прижатые им к морю люди — это не напуганная мощью и силой германского оружия толпа людей, а смертники, идущие до конца, которые в своей последней схватке значительно увеличат численность немецких потерь.

Генерал ещё раз пробежал глазами сводку оперативного отдела его штаба о численности раненых и погибших с начала наступления на Кале. Общее число покинувших ряды рейхсвера составило более ста двадцати тысяч человек, найти замену которым в ближайшее время было невозможно. Германия полностью выскребла все свои людские ресурсы и играла на грани допустимого.

Людендорф представил себе, как яростно будут сопротивляться англичане, на помощь которым обязательно придет весь грозный флот Его Королевского Величества, отбиться от которого торпедоносцами и артиллерийскими батареями не представлялось возможным. Лучший ум Германии с содроганием передернул плечами от открывшейся его взору воображаемой перспективы.

Нет, германских солдат надо, по возможности, беречь, их не столько много, как русских, активность последних на турецком фронте вызывала сильную обеспокоенность у генерала. Он физически ощущал, как накаляется обстановка на южном направлении, и не сомневался в предстоящем наступлении русских войск. Туда бы следовало послать германские части, как это было при обороне Дарданелл три года назад, но сейчас он не мог позволить себе такую роскошь. Сегодня всё поставлено на кон ради наступления на Францию, продолжать которое Людендорф был намерен в самое ближайшее время.

Отвлёкшись от раздумий и в который раз оглядев карту, лежащую на походном столе, генерал вызвал к себе адъютанта и приказал передать по телеграфу в Ставку о прекращении наступления на Кале и Булонь, ввиду полной невозможности неприятеля принимать военные транспорты с берегов Альбиона. Ближайшим французским портом, который мог бы принять суда союзников, был Гавр, подступы к которому немцы давно охраняли с помощью подводных лодок и регулярной постановкой минных полей.

Покидая поле боя, Людендорф приказал Брухмюллеру непременно стереть с лица земли уцелевшие кварталы Кале посредствам тяжелой артиллерии, которую он оставил генералу ровно на три дня. Приказ командующего был выполнен полностью и даже раньше установленного им срока. Немецкие снаряды полностью уничтожили Кале 30 апреля, и когда на помощь осажденным прибыли линкоры адмирала Джеллико, всё было кончено. Город прекратил своё существование, превратившись в груду битого кирпича посреди которого возвышались либо остовы печных труб, либо обгоревшие стволы деревьев.

Англичане постреляли по германским позициям для приличия, а затем ушли в море, где при переходе в Ярлмут линкор 'Кинг Джордж' подорвался на мине и с большим трудом был доставлен в порт.

Кайзер мелко наказал германского военного гения за то, что он проигнорировал его призыв сбросить Хейга в море, и ,в отместку за это, Гогенцоллерн при раздаче наград за весеннее наступление обошел его Большим орденом Железного креста, вручив Людендорфу только маршальский жезл, уравняв его, таким образом, с Гинденбургом.

Узнав об этом от Гинденбурга, новоиспеченный фельдмаршал только иронично хмыкнул в телефонную трубку, решив не доставлять престарелому главнокомандующему кайзера возможности порадоваться этой мелкой мести. У него всё ещё было впереди, и он твердо верил, что заветный орден будет непременно ему вручён.

'Согласно византийской летописи 14 века, среди жителей Константинополя была очень распространена одна легенда о судьбе города. Согласно ей на бронзовой конной статуе Беллерофонта, доставшейся византийцам от древних греков и находящейся на площади Тавра, тайными письменами было вырезано пророчество. Оно говорило о том, что, в конце концов, северные племена руссов овладеют Константинополем. В 18 веке, когда русские войска по повелению русской императрицы Екатерины II, вот-вот должны были взять город, это предсказание выплыло из небытия, будоража покой турецкого султана. И опасение его было столь велико, что он приказал уничтожить конную статую, решив тем самым остановить древнее пророчество. Однако это не помогло владыке блистательной Порты, поскольку весь 19 век русские штыки постоянно угрожали столице оттоманской империи '.

Это повествование о пророчестве судьбы великого города, капитан Покровский вычитал в одной из книг о Византии, которые захватил с собой, дабы скоротать дорогу во время своей поездки. Он спешно покинул ставку Корнилова на литерном поезде в направлении Севастополя с секретным предписанием Верховного правителя командующему Черноморским флотом адмиралу Колчаку.

Честно говоря, Покровский очень обрадовался этой поездке, поскольку ему очень наскучила штабная работа, но больше всего его угнетала роль немецкого осведомителя навязанная ему полковником Щукиным и Духониным. Только под личным нажимом Корнилова капитан согласился на эту, по его мнению, грязную и отвратительную роль, уговаривая себя, что всё это необходимо, ради будущей победы его Отечества.

Подопечные Щукина умело вывели его на выявленного ими германского осведомителя, подставив Покровского под вербовку и обеспечив его нужной легендой. Это было совсем нетрудно, контрразведчики лишь чуть приукрасили и немного изменили действительность. Капитан, действительно, недавно женился, и его избранница Наталья работала секретарём— машинисткой в бюро Корнилова.

Выполнив первое задание, Покровский моментально сдал все полученные деньги от немцев под расписку Духонину и долго умолял его больше не привлекать к подобным акциям. Направляясь в Севастополь, капитан радовался возможности окунуться в настоящее дело, а в том, что оно будет настоящим, он несколько не сомневался.

Будучи личным адъютантом Верховного командующего, капитан, по роду службы, чуть-чуть догадывался о тех грандиозных планах, что кипели и претворялись в жизнь в личном вагоне Корнилова. По тем военным картам, что требовал к себе главнокомандующий в последнее время, Покровский мог предположить, что основное внимание русской армии будет приковано к Турции, а в частности анатолийское направление и проливы.

Знакомясь по делам службы с частью бумаг, идущих к правителю от Духонина, капитан только догадывался обо всей той многослойной секретности, которой начальник штаба тщательно укутывал свои сокровенные стратегические планы от любых глаз. За всё время с февраля по март, Духонин работал на износ, похудел, и его лицо временами носило следы недосыпания. Однако, несмотря на это, начштаба Ставки всегда был энергичен, бодр и нацелен только на победу.

Литерный поезд прибыл в Севастополь утром 27 марта, и капитан немедленно отправился к адмиралу, для которого появление Покровского не было новостью. Капитан не знал, что вся его поездка — это часть его прикрытия по продолжению дезинформации немцев. Решившись на проведение операции по захвату Босфора и проливов, Щукин и Духонин стремились сберечь Покровского, как ценный источник для германской разведки, и решили представить для немцев дело так, чтобы вся операция выглядела, как личная инициатива адмирала Колчака. У вражеских наблюдателей должно было сложиться впечатление, что именно он настоял на внезапном переносе высадки морского десанта в Констанце на авантюрный захват Стамбула.

Адмирал был единственным человеком, кроме Корнилова и Духонина, кто был посвящен в главные детали операции 'Нептун'. Эта привилегия моряку объяснялась очень просто, он сам был соавтором этого плана, который впервые был разработан ещё адмиралом Макаровым, и долгое время вынашивал его, постоянно оттачивая все его детали.

Быстро поздоровавшись с прибывшим, Колчак быстрым движением разорвал доставленный капитаном пакет и ознакомился с его содержимым.

— Господа,— обратился он к находившимся в это время в его кабинете военным и морякам,— с нынешнего момента, согласно приказу Верховного командующего, создается временное боевое соединение, включающее в свой состав Черноморский флот и некоторые сухопутные части Румынского фронта. Общее руководство соединением, по приказу Корнилова, возложено на меня. Высадка на румынский берег назначена на завтра.

Слова адмирала очень взбудоражили флотских штабистов, многие из которых предполагали, что десант будет высажен в середине или в конце апреля, но никак не в марте. Но Колчак полностью проигнорировал эту реакцию, он повернулся к Покровскому и спросил:

— Офицеры с секретными пакетами прибыли вместе с вами?—

— Так точно, господин вице-адмирал.—

— Вы лично отвечаете за доставку их на главные корабли эскадры для точного выполнения приказа главковерха,— жестким и требовательным тоном произнес Колчак, который не желал срыва своего любимого детища из-за возможной утечки информации. Для предотвращения этого и был послан Покровский вместе с группой офицеров, отобранных Духониным .

— Сейчас я дам Вам сопровождающего, и Вы развезете людей по кораблям. Выход в море через четыре часа. Надеюсь, Вы уложитесь в назначенный срок, капитан.—

Так началась Босфорская операция по захвату Стамбула и проливов, которая по дерзости и масштабности должна была превзойти неудачную Дарданелльскую операцию англичан и французов 1915 года. В сопровождении штабного офицера, капитан лично доставил каждого из прикрепленных к нему офицеров на заранее выбранные корабли и выдал на руки секретный пакет со строгим предписанием вскрыть его в море в указанное на нём время. Подобная осторожность должна была полностью исключить возможность утечки сведений об истинных целях выхода эскадры.

Сам Покровский был определен на линкор 'Императрица Екатерина II', на которой держал флаг сам адмирал, прибывший на корабль точно в срок. Медленно и величаво покидал флот свою главную базу, для исполнения тайной миссии.

Вслед за флагманом в кильватерном строю шли ещё два линкора Черноморского флота 'Император Александр III' и 'Император Николай I', броненосцы 'Евстафий', 'Иоанн Златоуст', 'Три Святителя', 'Пантелеймон' и 'Ростислав', два броненосных крейсера 'Кагул' и 'Алмаз', и два авиатранспорта. Прикрывала их минная бригада в составе пятнадцати эсминцев и восьми тральщиков.

Немного раньше, из Одессы вышла вторая эскадра русских кораблей, главной задачей которой было сопровождение судов десанта. На них в экстренном порядке шла погрузка особого корпуса, находившегося в пригороде Одессы с начала марта и проходившего отработку погрузки и выгрузки уже несколько недель.

Почти для всего личного состава это была обычная тренировка, за исключением особой дивизии ударного типа генерала Свечина. Именно на её плечи ложился основной груз высадки на турецкий берег и подавления огня вражеских батарей. Она была приведена в боевую готовность на сутки раньше остальных соединений корпуса, командование над которым Корнилов возложил на генерал-майора Слащёва, получившего повышение буквально за несколько дней до начала операции.

Выдвижение судов с десантом надежно прикрывала группа крейсеров в составе: 'Адмирал Корнилов', 'Адмирал Нахимов', 'Адмирал Лазарев', 'Адмирал Истомин', 'Память Меркурия' и вспомогательный крейсер 'Прут'. Они были основным ядром прикрытия, к которому примыкали старые броненосцы 'Синоп' и 'Георгий Победоносец', десять эсминцев, семь тральщиков и четыре канонерских лодки.

На второй эскадре также была проведена операция с вручением секретных предписаний аналогично той, что совершил Покровский в Севастополе. Выйдя в море, в назначенное время офицеры связи на флагманских кораблях вскрыли свои пакеты и только тогда, морякам стала ясна основная задача десанта и флота. Изменение курса движения было доведено до других кораблей с помощью семафора, поскольку в приказе требовалось сохранение полного радиомолчания. Получив другой курс, оба каравана судов двигались, под прикрытием наступившей ночи, к общей точки рандеву.

Ко всем выше перечисленным силам необходимо было ещё отнести шесть подводных лодок, которые уже вторые сутки курсировали у Босфора в ожидании возможного выхода линейного крейсера 'Гебен' и других судов турецкого флота.

Командующий Черноморским флотом адмирал Колчак пребывал в приподнятом настроении. Наконец-то сбывалась главная мечта его жизни — взятие Босфора, которую так мечтал осуществить адмирал Макаров, но смерть помешала ему совершить задуманное. Всё шло, как нельзя лучше, шторма на ближайшие два дня синоптики не обещали, и возможность утечки информации к неприятелю о целях похода была сведена к нулю.

Единственным фактором, который мог внести изменения в стройную композицию адмирала, оставался линейный крейсер 'Гебен', чьим именем русская эскадра была напугана с момента появления его в Черном море. Счастливо избежав гибели на минных полях под Севастополем в 1914 году, этот крейсер постоянно досаждал русским своими пушками, совершая дерзкие нападения на черноморские порты и топя в них транспортные корабли.

Однако, сегодня Колчак был полностью уверен, что сможет разделаться с этой германской занозой. И пусть, даже ошибся русский резидент в Стамбуле, утверждая, что крейсер всё ещё в ремонте, и пусть подводные лодки, заступившие на дежурство на Босфоре, просмотрели его, адмирал твердо верил, что 'Гебен' не страшен его мечте. Его эскадра обязательно уничтожит противника, корабли второй эскадры смогут отстоять десант, а в случае нападения рейдера на Одессу или Николаев, его встретят орудия 'Императрицы Марии' спешно приводимой в боевое состояние.

28 марта в 5.40 утра обе эскадры встретились на подходе к Босфору. Корабли обменялись сигналами семафора и, произведя некоторое перестроение десантных судов, стали приближаться к Босфору. Перед эскадрой стояла трудная задача, подавить береговые батареи противника с обеих сторон пролива и высадить морской десант для взятия Константинополя.

Для защиты своей столицы турки выстроили одиннадцать батарей, оснащенных пушками Крупа. Семь из них располагались на европейском берегу пролива, а четыре — на азиатском берегу. Все они располагались вдоль пролива на высоких обрывистых берегах с большой крутизной и извилистостью. Из-за многочисленных отмелей, песчаных кос и банок, любой корабль был вынужден проходить Босфор на малой скорости и обязательно попадал под кинжальный огонь береговых батарей. При потоплении или остановке одного из атакующих кораблей противника, все остальные становились удобной мишенью, и потери атакующих определялись бы только расторопностью турецких канониров.

Взломать подобную оборону, даже с помощью огня линкоров, задача довольно трудная, поэтому в составе десанта и была дивизия генерала Свечина, основной задачей которой был захват турецких батарей, благо по данным разведки все они были открыты с тыла. Турки и немецкие инструктора не сделали выводов после Дарданелльской операции англичан, которая закончилась для десанта неудачей и в какой-то мере успокоила защитников проливов.

Турецкий берег показался ровно в 6 часов утра, медленно и неторопливо отделяясь от общей массы тёмного моря. Предрассветная мгла всё ещё покрывала, прибрежную полосу Босфора, не позволяя русским морякам точно определиться с местом своего положения. И, пока дозорные ревностно рассматривали турецкий берег в мощные бинокли, корабли эскадры встали на свои боевые позиции напротив пролива на расстоянии 12-14 миль, держась на глубине свыше 200 метров, где не могло быть мин.

Резидент русской разведки 'Плотник' уже давно обследовал место предполагаемой высадки десанта и, невдалеке от него, купил небольшой домик с видом на море. К шести часам утра, когда мрак ещё не совсем покинул берега Босфора, маленький человек широко открыл окно, выходящее к морю, и зажёг керосиновую лампу. Керосин являлся большой ценностью в воюющем Стамбуле и его окрестностях, но агент всё-таки сумел добыть его.

Щедро заправленная драгоценным топливом лампа ярко освещала комнату, но её лучи не могли, как следует пробить предрассветную мглу, покрывавшую морской берег. Человек хитро улыбнулся, отошел от окна вглубь комнаты и быстрым движением сорвал покрывало с большого зеркала, стоявшего у задней стены. Вмиг оно впитало в себя яркий свет лампы и выбросило в ответ мощный поток света, который, подобно лучу прожектора маяка, ушел в сторону русской эскадры.

Свет был сразу замечен на море, эсминец боевого дозора быстро замигал семафором в ответ и, получив точную привязку к местности, эскадра Колчака зашевелилась. Первыми, ведомые световой 'нитью Ариадны', к темному берегу устремились тральщики, эсминцы и миноносцы, чтобы очистить прибрежные воды от мин противника и подавить прибрежную батарею Этум-Кале, расположенную в этом районе.

Появление кораблей русской эскадры турки обнаружили не сразу, благодаря тому, что темно-серая окраска кораблей хорошо сливались с морским фоном, и поэтому тральщики свободно работали некоторое время в прибрежных водах, открывая путь эскадре, пока окончательно проснувшиеся турки открыли по ним огонь из восьмидюймовых орудий.

Надо сказать, что русские корабли уже приучили турок к подобным визитам, которые, как правило, заканчивались обстрелами побережья и попытками выманить из пролива ненавистный 'Гебен'. Поэтому турецкие дозорные не смогли полностью и быстро квалифицировать состав русской эскадры и успели передать в штаб корпуса береговой стражи только сигнал о появлении кораблей противника. Это было их последнее сообщение, так как поспешившие на помощь тральщикам броненосцы 'Синоп' и 'Георгий Победоносец' обрушили на наблюдательную башню турок всю силу своих главных калибров, находясь вне зоны ответного огня турок. Их немедленно поддержали пушки эсминцев и миноносцев, которые шли по чистой воде вслед за тральщиками.

Уже после первого залпа была нарушена связь со штабом корпуса охраны побережья, после третьего залпа наблюдательный пункт получил прямое попадание, и уцелевшие турки, словно тараканы, брызнули во все стороны из горящего здания. Стараясь помочь своим товарищам, орудия Этум-Кале поддержали пушки батареи Килии, самой северной из семи европейских батарей пролива, но её шестидюймовые пушки не могли достать корабли русских.

Желая, как можно скорее, уничтожить врага 'Синоп' и 'Георгий Победоносец', не дожидаясь завершения траления, начали приближаться к берегу, ведя непрерывный огонь из всей своей артиллерии. Неожиданный взрыв потряс нос 'Георгия Победоносца', и все с ужасом вглядывались в сторону броненосца, ожидая самого худшего.

Когда водяное облако осело, зрители увидели осевший на нос корабль, но не прекративший активный обстрел берега. Крики радости потрясли русские корабли, когда стало ясно, что судно держится на плаву и не собирается тонуть. Вслед за броненосцами к берегу устремились и крейсера, чей пушечный огонь полностью подавил пушки Этум-Кале.

Едва пушки береговой батареи замолчали, как началась высадка десанта. Быстро и уверенно пароходы один за другим освобождались от своего груза и отходили в сторону, освобождая место следующим. Только один из десантных кораблей сел на прибрежную мель, которые в изобилии присутствовали в этих водах. Эсминцы 'Пылкий' и 'Дерзкий' быстро сняли людей с корабля и доставили на сушу.

Пока корабли второго отряда готовились к высадке и вели бои с пушками Этум-Кале, с двух авиатранспортов уже поднялись в воздух гидропланы, которые, не спеша, подобно большим птицам стали обследовать устье пролива. Самолеты сейчас же были обстреляны береговыми батареями, но без особого эффекта. Вскоре один из пилотов донес, что в проливе замечен только минный заградитель и больше никого, 'Гебен' не наблюдался.

Но пока аэропланы проводили разведку, адмирал Колчак нарушил радиомолчание, передав на линкоры, броненосцы и крейсера эскадры странный приказ: 'Сменить марку'.

Это одновременно был и приказ к атаке побережья и вместе с тем начало коварного замысла Адмиралтейства. Русские — способные ученики, благо есть на чьём примере поучиться, и поэтому было ничуть не зазорно вслед за немцами и британцами применить химическое оружие.

Используя дальнобойность своих орудий, линкоры, не дожидаясь завершения работ тральщиков в водах Босфора, стали методично обстреливать Килию своим страшным оружием. Пилоты гидропланов отчетливо видели сверху, как залпы линкоров накрывали старинный каменный форт, стараясь не столько уничтожить орудия, как просто попасть за бруствер. Вскоре летчики стали отмечать, как прислуга стала стремительно покидать площадку форта, бросая пушки и свою амуницию, спасаясь от удушливых газов.

Наблюдатели выждали ещё некоторое время, совершив новый заход над батареей, а затем принялись неторопливо качать крыльями самолетов, сигнализируя флоту об его успехе. Высадившаяся первой дивизия Свечина сразу устремилась к батарее Килия, выставив вперед винтовки с примкнутыми к ней штыками. Крепкие, тренированные солдаты легко преодолевали особенности прибрежного рельефа, быстро приближаясь к своей цели.

Впереди шли солдаты из батальона капитана Кожина, которые первыми вступили в бой с турками, дав дружный залп по бегущим из укрепления людям. Встреченные огнём защитники батареи испуганно шарахнулись обратно и попали под густую волну газов, плывущих вглубь суши вместе с морским бризом.

Заметив, как противник яростно бьется в приступах удушья, Кожин быстро скомандовал: — Газы!—

Моментально все пехотинцы украсили свои головы зелеными масками противогазов.

— Вперед, коли! — раздалась новая команда, и солдаты бесстрашно ринулись на врага. Батарея была захвачена с самыми минимальными потерями, несмотря на то, что десантникам пришлось выбивать засевших в каземате форта уцелевших защитников Килии.

При осмотре захваченной позиции Кожин отметил, что только одно орудие было разбито огнем с линкоров, а остальные незначительно повреждены осколками.

— Снимайте замки и отходим. Звонарев, белую ракету!— приказал он, закончив обследование батареи. Взвившаяся в небо ракета оповестила о первой победе русского оружия на Босфоре, красная потребовала бы продолжения бомбардировки позиции до её полного уничтожения.

В 10.02 русская эскадра уже приблизилась к горловине пролива и, разделив между собой цели, стала обстреливать оба берега. Линкоры 'Императрица Екатерина II' и 'Император Александр III' вместе с броненосцами 'Ростиславом' и 'Евстафием' стреляли по батареям европейского берега, тогда как линкор 'Император Николай I' и остальные корабли вели огонь по азиатской части пролива.

Первыми под огонь кораблей эскадры Колчака попали батареи Биюк-Лиман и Филь — Бурун, закрывавшие вход в пролив. Огонь с линкоров вёлся сначала с дальней дистанции, но затем корабли стали приближаться. Первыми замолчали орудия Филь-Буруна, его земляные укрепления не выдержали попадания фугасных снарядов русских линкоров и рассыпались при каждом попадании, как песочные домики.

Канониры Беюк-Лимана успели пристреляться к 'Императрице Екатерине II', когда она вошла в пределы досягаемости их орудий, но это было последнее, что они сумели сделать. Отравляющие газы полностью уничтожили или разогнали орудийную прислугу этой батареи, которая без боя досталась десантниками Свечина. Морских пехотинцев встретили трупы людей с выпученными глазами и перекошенными лицами.

Корабли эскадры вели обстрел позиций противника до момента прекращения батареями огня, а затем без промедления переносили огонь вглубь пролива, не дожидаясь белых ракет своего десанта. Сары-таш и Анатоли-Кавак были следующими целями комендоров Колчака. Это были более мощные батареи, защищенные земляным валом в 12 метров и укрепленные бетонным бруствером. Их обстрел продолжался 20 минут, после чего огонь эскадры разделился. Линкоры начали обстрел третьих батарей Маджар-Кале и Румели-Кавак, а броненосцы ещё десять минут утюжили шрапнелью, свои прежние цели.

Взвившаяся в небо желтая ракета известила эскадру, что десант начал атаку с тыла Сары-таш и, прекратив огонь, комендоры всё свое внимание перенесли на азиатский берег, куда на батарею Филь-Бурун с миноносцев высадилась смотровая команда. Все, как один одетые в противогазы с винтовками в руках, моряки под прикрытием корабельных орудий стали наскоро осматривать первую азиатскую батарею, но на ней не было оставшихся в живых. Вся прислуга была отравлена газами, а орудия разбиты. Моряки поспешили снять замки с пушек и поспешно покинули это кладбище.

По мере уничтожения противника, русские линкоры всё ближе и ближе подступали к самому проливу, осторожно маневрируя машинами, дабы не сесть на илистые мели. Глубина пролива неуклонно понижалась до десятиметровой отметки, что значительно затрудняло маневрирование и продвижение эскадры.

Самолеты, кружившиеся вдоль пролива, ещё не отметили появление 'Гебена', доложив только об активности минного заградителя в районе Буюк-дере, в тылу береговых батарей.

Второй час русская кувалда молотила турецкие укрепления, которые одно за другим прекращали своё существование. Отстреляв по Румели-Кавак и Маджар-Кале, Колчак пустил вперед тральщики и эсминцы для расчистки пути для главных сил. Одновременно адмирал дал приказ 'Императору Александру III' идти к месту высадки основных сил десанта во главе со Слащёвым. Генерал уже развернул свои основные силы и продвинулся вглубь побережья. Выставляя вперед боевое охранение, Слащев готовился к встрече с корпусом охраны побережья, и калибры линкора были ему очень кстати.

Получив сообщение, что русские высадили десант, турки стали экстренно стягивать силы на черноморское побережье, желая повторить триумф Дарданелл. Слащев, однако, в отличие от британцев, не занял пассивную позицию и, оставив на берегу малое прикрытие под охраной кораблей эскадры, сам продолжил движение в сторону турецкой столицы. Попытавшиеся атаковать силы прикрытия турки были встречены шквальным корабельным огнем, в котором вместо фугасов преобладала шрапнель, которая буквально выкашивала ряды атакующих. Получивший сообщение по полевому телефону о турецкой атаке, генерал провел маневр частью своих сил и, выйдя в тыл отступающим туркам, полностью довершил разгром частей охраны побережья.

Десантники Свечина благополучно заняли Сары-таш и Румели-Кавак, добивая уцелевших батарейцев и снимая замки с уцелевших орудий. Не снимая противогазов, солдаты констатировали хорошее действие ядовитых газов, чьи облака не торопясь, двигались в сторону позиций Телли-Табия и Киречь-Кени. Эти две батареи располагались на самом важном месте поворота пролива и своими снарядами могли прошить любой корабль, который вынужден был поворачиваться к ним боком.

Азиатские батареи проливов были подавлены не столь блестяще, как европейские позиции. Уцелевшие бойцы гарнизона Анатоли-Кавак оказали сопротивление смотровой партии, когда те попытались занять батарею, двигаясь по берегу моря. Моряки залегли под огнем противника и повторно атаковали позицию, когда на неё обрушил свой огонь эсминец 'Зоркий'. Батарея Маджар-Кале встретила русских трупами своих канониров, разрушенными укреплениями и деморализованными турками, пораженными ужасами газовой атаки.

Корабельные часы показывали 13.45, когда русские линкоры обрушили свой ядовитый груз на позиции, преграждавшие им путь к Мраморному морю. При этом обстрелу подверглась лишь Киречь-Кени, тогда как Телли-Табия была атакована с тыла десантом Свечина. Киречь-Кени была самой слабой из всех батарей Босфора, её четыре шестидюймовые пушки стояли на открытой позиции. Они продержались всего семь минут под обстрелом, после чего уцелевшая прислуга в панике бежала в сторону Стамбула с ужасной вестью о приходе страшного врага.

В то же время один из барражирующих над морем самолетов заметил долгожданный силуэт 'Гебена', который на всех парах спешил к выходу из пролива, стремясь с помощью береговых батарей, не допустить прорыва русских в Пронтиду. Убедившись, что двигающееся от Принцевых островов судно и есть 'Гебен', летчик гидроплана развернул свой аппарат в сторону эскадры и, приблизившись к кораблям, стал сигналить крыльями, извещая своих о приближении врага. Но долгожданная встреча двух старых врагов не состоялась. По иронии судьбы в этот день не было яростной артиллерийской дуэли в узком проливе Босфора, никто из матросов двух противоборствующих сторон не блеснул отвагой и героизмом, а капитаны своим мастерством ведения боя. Лукавая и ветреная мадам судьба в один момент повернула всё по своему усмотрению. Спешащий на всех парах корабль был атакован русскими подлодками, которым удалось миновать Босфор и затаиться в устье пролива в ожидании добычи.

Крейсер не успел увернуться от выпущенных в него торпед и получил два прямых попадания в правый бок. Подобно боевому скакуну, 'Гебен' на полном ходу стал стремительно зарываться носом, с каждой минутой увеличивая опасный крен на бок. Благодаря своей 'непотопляемой' конструкции, крейсер ещё некоторое время смог

продержаться на плаву, постоянно принимая в пробитый трюм забортную воду. Видя бедственное положение судна, адмирал Приштвиц отдал приказ покинуть корабль, не спуская с его гафеля боевой флаг германской империи. С гордо реющим на ветру красно-бело-черным флагом Второго Рейха на мачте, линейный крейсер так долго наводивший ужас на русское Причерноморье медленно ушел под воду в 16.02 на виду у всего правоверного Стамбула.

Не зная о судьбе своего старого врага, Колчак продолжал свое энергичное продвижение по проливу. Минные тральщики беспрерывно работали в теснине Босфора, подсекая тросы выставленных мин противника. Экипаж каждого судна осознавал, как важна его правильно сделанная работа, малейшая фальшь в которой сразу обернётся срывом всей операции. Вслед за ними двигались эсминцы, чьи дозорные тщательно рассматривали поверхность воды в поисках перископов вражеских субмарин. Осторожно лавируя среди множества природных ловушек, первым из отряда линкоров по проливу ползла громада 'Императрицы Екатерины II', которая, миновав опасный угол Босфора, наконец вышла к последним неподавленным турецким батареям, охраняющим пролив.

Если азиатская батарея Кичели-Бай не представляла особой угрозы для линкоров своими земляными укреплениями, то с Мавромоло, где находились четыре современных бронекупола, надёжно прикрывавших скорострельные восьмидюймовые крупповские пушки, пришлось бы изрядно повозиться.

Поэтому, расположившись вне зоны досягаемости пушек Мавромоло, в 15.46 линкор обрушил всю мощь своей артиллерии на азиатскую сторону, предоставив честь покорения европейского участка суши морским десантникам, и выпустил в направлении берега желтую ракету, требующую помощи у Свечина, чьи подразделения были уже на подходе.

Понесшие минимальные потери при захвате береговых огневых точек, солдаты очень радовались возможности не надевать, опротивевшие им за день противогазы, так как в этот раз использовались мощные фугасно-бетонобойные снаряды. Обвыкшие к особенностям ландшафта Босфора десантники быстро вышли в тыл Мавромоло и с ходу атаковали батарею. Охрана, открывшая по ним огонь беглый огонь, не смогла сдержать стремительный рывок русских солдат, бегущих с громким криком 'Ура!' на батарейную прислугу.

В едином порыве десантники прорвались к пушкам, перекололи испуганных турков и незамедлительно стали снимать замки с трофейных орудий. Такие действия десанта были обусловлены вполне здравым смыслом, поскольку не исключалась возможность отбития противником орудий обратно, а свободное движение в проливе было крайне важно для дальнейшего развития операции.

Победным аккордом в небо взлетела очередная белая ракета, извещая о падении последнего турецкого бастиона на этом берегу. К тому времени пушки 'Императрицы Екатерины II' прекратили огонь и корабль двинулся вперед, уступив свою стоянку линкору 'Императору Николаю I', чьи орудия должны были прикрыть смотровую команду эсминца высаженную перед Кичели-Бай.

Помощь понадобилась лишь один раз, когда с соседней с батареей кручи по матросам ударил находившийся там пулемет, который не попал под артиллерийский обстрел с кораблей. Уцелевший пулеметный расчет яростно строчил по врагам, стремясь рассчитаться с ними за гибель своих товарищей. На линкоре быстро сориентировались в обстановке и поменяв снаряды накрыли высотку шрапнельным залпом. Пулемет замолчал и бросившиеся в атаку солдаты уничтожили турка. Как выяснилось потом, шрапнелью был убит второй номер пулеметного расчета, произошел перекос патрона, и пулемет заклинило.

Тем временем на суше шло своё сражение. Слащёв с блеском демонстрировал свой талант импровизатора, когда второй раз за день разгромил части корпуса охраны побережья. Едва его дивизия высадилась на сушу, ей в помощь были переданы гидропланы одного из авиатранспортов для контроля за передвижением противника. Самолеты один за другим кружились в воздухе и вовремя сбросили вымпел с запиской о приближении основных сил турок.

Генерал, ранее досконально изучивший карту будущего поля сражения, с помощью орудий 'Императора Александра III' уже успевший подавить наиболее важную батарею противника на пути к Стамбулу, теперь терпеливо ждал, когда противник попытается отбить её. Телефонный полевой кабель, проложенный связистами к побережью, и сигнальщик матрос, позволяли ему в случае необходимости быстро получить огневую помощь с линкора для своих шестидюймовых пушек, стоявших в засаде.

О появлении противника русских известили выставленные секреты, солдаты которых обстреляли противника и стали отходить к основным силам дивизии. Пулеметные гнезда, заранее отрытые по приказу командиров, остановили противника именно там, где и было нужно генералу. Лежа на бугорке, он внимательно рассматривал в бинокль, как походная колонна турок остановилась и залегла под плотным пулеметным огнем и огрызалась нестройными залпами. Пулеметчики были истинными мастерами своего дела и меткими очередями пресекали любую попытку врага продвинуться вперед.

Воздушная разведка вовремя информировала Слащёва, что противник подтянул к месту засады свою полевую артиллерию для подавления русских огневых точки. Уточнив координаты, он немедленно дал команду своим артиллеристам на открытие огня. Застоявшиеся бомбардиры дружно дернули за шнуры, и шестидюймовые гостинцы устремились на врага. Одновременно с этим телефонист запросил помощь флота и вскоре линкор ответил мощным ревом своих орудий, обрушив на турков заряды шрапнели.

Моряки били по площадям, но множественные шрапнельные заряды находили свои жертвы среди испуганно мечущихся под разрывами турок. В один миг место расположения противника превратилось в огненный ад, в котором моментально потерялось управление подразделениями. Воспользовавшись этим, десантники стали медленно подползать к врагу, готовясь ринуться в штыковую атаку.

Две желтых ракеты возвестили линкор о необходимости прекращения огня, и сразу же солдаты ринулись в схватку. Для турков, привыкших под руководством немецких офицеров, сидя за рядами колючей проволоки, отражать с помощью пулеметов атаки англичан и французов, русский штыковой бой был страшным испытанием на прочность. Они ещё не успели поднять голову после прекращения артобстрела, как враг уже стремительно накатывался на них, блестя в лучах весеннего солнца сталью своих штыков.

Бой был скоротечен и, не выдержав удара, турки бежали, оставив поле боя за десантниками. Слащев не стал долго преследовать противника и, оставив роту солдат в арьергарде, сам с главными силами устремился в сторону Галаты, второй половине Стамбула в бухте Золотой Рог. Туда же берегом моря выдвигался и Свечин, окончательно разделавшийся с батареями противника, готовясь, согласно плану операции, к броску на Стамбул.

Было 17.42. когда, закончив расчистку пролива, русские тральщики первыми вышли в Мраморное море, ведя за собой всю остальную морскую армаду русских. Ровно через тысячу лет, с целью завоевания города, вслед за ладьями князя Олега перед Константинополем появился новый русский флот. Встав на виду турецкой столицы, Колчак приказал продолжить траление вод, направив часть эсминцев и миноносцев в сторону Скутари на случай появления германских подводных лодок. Комендоры кораблей находились в полной боевой готовности и в случае необходимости открывали огонь по любому буруну на поверхности моря, вызывавшему подозрение у сигнальщиков.

В то же время через десятки биноклей экипажи линкоров и броненосцев рассматривали легендарный город, раскинувшийся перед ними. Ощущая себя одновременно, и дружинниками Олега, войнами крестоносцами, и даже турецкими янычарами, все моряки с жадностью всматривались в очертания городских строений, стремясь разглядеть в них султанский дворец, Семибашенный замок, а так же Святую Софию, на куполе которой царь — батюшка обещал установить православный крест в самом начале войны.

Едва эскадра миновала Босфор, как в Севастополь полетела телеграмма, извещающая об удачном исходе и призывающая штаб флота приступить к немедленной отправке Колчаку 'особого запаса'. Под этим 'особым запасом' подразумевались тяжелые береговые орудия и торпедные аппараты, с помощью которых русский Генеральный штаб намеривался полностью закрыть проливы, для действия любого иностранного флота, включая союзников.

План Босфорской операции разрабатывался ещё в конце 80-х годов 19 столетия при непосредственном участии молодого Макарова. Ещё тогда предполагался штурм проливных укреплений с последующим развертыванием обороны Босфора от английского Средиземноморского флота. Сам будущий флотоводец лично проводил промер всех морских глубин, в районе Стамбула, выявляя направление течения Мраморного моря и возможные места постановки мин.

Прошло тридцать лет, но Колчак не собирался отступать от замысла этого плана ни на йоту, всегда помня, что хороший британец,— это тот британец, который получил по морде крепкой дубиной. Поэтому, едва прошло волнение от исторического момента, адмирал начал требовать прибытия подкреплений, учитывая фактор 72 часов. Именно такую временную фору давал план Генштаба своим морякам до гипотетического момента прибытия с Мальты английских кораблей.

Хищно оскалясь орудийными стволами, русская эскадра приближалась к Стамбулу, подобно матерому волку к стаду овец. Город был полностью деморализован, но адмиралу хотелось окончательно сломить противника, уничтожив всякую надежду на спасение. Видимо, судьба решила в тот день ещё раз подыграть русским. У кого-то из орудийной прислуги батареи, расположенной в Галате, сдали нервы и её пушки открыли огонь по кораблям эскадры.

Два снаряда с большим недолетом легли возле борта 'Ростислава' и послужили поводом к немедленному жёсткому ответу. Несчастная батарея буквально утонула в облаках разрывов снарядов, которые быстро накрыли её позицию. На голову турок падали фугасы главного калибра, разрушающие стены укреплений, орудия среднего калибра вновь обрушили на турок химические снаряды, безжалостно уничтожающие орудийную прислугу и пехоту. Темное облако ядовитого газа медленно и неотвратимо расползалось по батарее, сея смерть и панику.

Желая усилить панику и среди жителей города, адмирал приказал обстрелять особыми снарядами со слезоточивым газом жилые кварталы Галаты вдоль бухты Золотой Рог, дабы на деле продемонстрировать свою мощь и вседозволенность. Его идея удалась, как нельзя лучше, поскольку накануне в город уже прибыли чудом спасшиеся солдаты с босфорских батарей, повествуя обо всех ужасах газовой атаки коварных гяуров. Страх и паника только начали распространяться среди обывателей, как вдруг корабли коварного врага уже появляются на рейде города, топят защитника правоверных — германский крейсер и в завершении всего демонстрируют мощь своего оружия на самих жителях. Моментально волны ужаса распространились по городу, эффект от которых по своей силе ничуть не уступал мощи корабельных орудий.

Закрепляя успех прорыва в Мраморное море и постановку под полный контроль вражеской столицы, адмирал отдал приказ ввести часть кораблей в Золотой Рог. Медленно и величаво вошли в легендарную бухту флагман 'Императрица Екатерина II', 'Ростислав', 'Пантелимон' и 'Три Святителя', устрашая Стамбул жерлами своих орудий. Остальные корабли остались на внешнем рейде под прикрытием миноносцев и тральщиков. Одновременно, адмирал приказал 'Георгию Победоносцу' и крейсеру 'Адмирал Лазарев' под охраной миноносцев идти в Севастополь для встречи транспортного каравана с 'особым запасом' и прочими судами, везущими войска, боеприпасы, госпиталя и даже железную дорогу для быстрого перемещения грузов в обход узкого Босфора.

Корабельный хронометр показывал 19.12, когда от борта флагмана отвалил посыльный катер и под белым флагом повез в сторону берега парламентеров. Турецкому султану был предъявлен ультиматум о полной и незамедлительной капитуляции перед всеми войсками Антанты. На размышление было дано шесть часов, после чего русское командование оставляло за собой право на дальнейшие военные действие в отношении турецкой столицы.

Пока Колчак занимался дипломатией, дивизии русского десанта соединились друг с другом и, продвигаясь вдоль берега бухты, подошли к стенам Константинополя. Слащёв не собирался почивать на лаврах, одержав за один день две победы над врагом на его территории. Генерал прекрасно помнил слова Суворова, что недобитый враг подобен

неполностью вырубленному лесу и всегда даст новую поросль. Поэтому Яков Александрович приказал немедленно рыть окопы в полный профиль и сооружать пункты долговременной обороны для отражения возможных контратак врага.

Развернув тыл в сторону бухты, в которой расположились корабли эскадры, части

десанта буквально вгрызлись в землю и были готова встретить врага по истечении времени ультиматума.

Лично проверив выполнения работ, Слащёв разрешил солдатам отойти ко сну, предварительно разделив с ними походный ужин. Русский лагерь понемногу затихал, отдыхая от всех своих героических свершений, но сам генерал не собирался спать в эту решающую ночь. Раз за разом, в который раз он анализировал возможные действия своих оппонентов в расчете на беспечность победителей. Шестое чувство подсказывало полководцу, что турки обязательно постараются взять реванш за разгром первого дня.

Если бы русский десант был высажен в 1914, или даже в 1915 году, турки бы атаковали врага ещё до наступления темноты, стремясь сбросить неверных кафиров в море. Однако теперь, когда могущество блистательной Порты было сильно надломлено длительной войной и страшным голодом, которого не избежал даже Стамбул, командиру берегового корпуса Ахмеду-паше стоило большого труда собрать воедино свое разрозненное соединение. Справедливо полагая, что враг захватил столицу, турецкие аскеры предпочли отсидеться в стороне, пока ситуация в Стамбуле полностью не прояснится. Поэтому разбитый командир смог собрать лишь половину своих сил, из числа уцелевших после первых двух боёв.

Только к шести часам утра турецкие батальоны смогли выйти к русским позициям, чтобы, сосредоточившись для атаки, под прикрытием утреннего тумана обрушиться на врага. Без обычных громких гортанных криков ' Аллах Акбар!', турки молча устремились на врага. Но едва их движущиеся силуэты заметили часовые, расположившиеся в передних секретах, они сразу подняли общую тревогу, открыв огонь по врагу из винтовок и забросав авангард ручными бомбами.

Почти сразу к ним присоединились залпы из траншей, дружно проснулись пулеметы, а дремавшие канониры, стряхнув с себя остатки сна и получив целеуказания от корректировщиков, начали свой рабочий день, открыв огонь по площадям, накрывая возможные направления атак турок, так тщательно просчитанные накануне Слащёвым. Гулко рыкнули в утренней тишине русские полевые гаубицы, выбрасывая в сторону цепей вражеской пехоты шрапнельные снаряды. За короткое время русская оборона воспряла ото сна и открыла огонь по противнику, давая туркам на деле прочувствовать разницу между наступлением на русских и отражением атак английской пехоты, сидя в хорошо укрепленных позициях на Дарданеллах. Плотный пулеметный огонь и залпы шрапнели, которая буквально выкашивала плотные ряды противника, вначале охладили наступательный порыв турок, а затем и вовсе заставили лечь на землю и вступить в перестрелку с русскими, засевшими в траншеях.

Отшлифованный годами войны Слащёв, уже после первых выстрелов, был на своем наблюдательном пункте и с упоением стратега обозревал разворачивающиеся события и пытался понять и разгадать замыслы врага. Ему было очень важно знать, насколько его сценарий совпадает с планами противника. Но уже вскоре стало ясно, что турки просто атакуют русские позиции, стремясь взять их простым навалом, надеясь на своё численное превосходство, не успев подтянуть артиллерию.

Стоя во весь рост, одетый в свою неизменно распахнутую шинель, генерал принимал рапорты и доклады своих подчиненных, отдавал распоряжения и приказы артиллерии. Его совсем не волновали пули и осколки, роем летавшие повсюду. Еще с августа 1914 года, когда он, впервые, во время штыковой атаки на немцев, попал под пулемётный обстрел в районе Августова, Слащёв полностью уверовал, что на этой войне его не убьет вражеская пуля.

Остановленные ружейно-пулемётным огнем, поредевшие цепи турок залегли и не желали подниматься, несмотря на приказы своих офицеров. Слащёв удовлетворенно прищёлкнул языком и отдал приказ вновь обстрелять залёгшего врага осколочными снарядами, дабы окончательно похоронить желание солдат противника продвигаться вперед. Однако сзади уже двигались новые цепи турок, они были многочисленнее и рьяно бежали, высоко выбрасывая ноги, одетые в толстые немецкие башмаки.

— Яков Александрович, может, попросим флот поддержать нас огнём,— предложил командиру подполковник Барсуков, — Ей-ей самое время.—

— Ещё не совсем хорошо видно. Справимся сами, если усилим вторую траншею пятеркой пулеметов,— ответил Слащев и приказал стоящему рядом вестовому:

— Бегом к Никифорову, пусть перебросит свои пулеметы к Косареву, там будет жарко.—

Солдат моментально бросился исполнять поручение генерала, и вскоре приказ был выполнен.

— Балюк, продолжай обстрел четвертого репера осколочными!— прокричал генерал в телефонную трубку полевого аппарата, наблюдая как вторая волна турок достигла лежащих первых цепей и, вобрав их в себя, устремилась вперед.

Артиллеристы хорошо поставили заградительный огонь, многие из атакующих солдат были уничтожены, но, разогнавшись, турки сумели проскочить опасное пространство и устремились на русские окопы, которые не имели заграждений из колючей проволоки.

— Балюк, шрапнелью по второму реперу!— приказал Слащев, уже без бинокля наблюдая за приближающимися вражескими цепями. Канониры не подвели и в этот раз, быстро переменив прицел и встретив смертоносными гостинцами, они вновь задержали врага. Грамотно расставленные пулеметы били, не смолкая, кладя одну гору трупов на другую. Вторые номера только успевали менять ленты и заливать воду в раскаленные кожухи стволов этого страшного оружия.

Турки вновь залегли, но теперь гораздо ближе к передней линии окопов, чем раньше и это тревожило Слащева. Он лихорадочно шарил глазами по своим позициям, проверяя, как идет подвоз снарядов к орудиям, поскольку артиллеристы исчерпали свой огневой запас за короткий промежуток боя и теперь поспешно восстанавливали его. И в этот момент Ахмед-паша доказал, что он не зря слушал лекции немецких инструкторов и носил генеральские погоны. Отдав на съедение русским часть своих сил, он, пользуясь неразберихой боя, смог свободно подвести к позициям Слащева третью волну пехотных цепей и теперь начал новую атаку.

Артиллеристы успели дать всего несколько выстрелов по врагу, но не смогли остановить его. Турки все массой приближались к русским окопам, отчаянно крича 'Аллах Акбар!', и, не обращая внимания на пулеметную стрельбу, лезли вперед с фанатическим упорством.

— Ракету, Яков Александрович?— хрипло спросил Барсуков, видя, как стремительно приближается к ним враг.

— Трубач, играть атаку! В штыковую, ребята! Вперед!!!— прокричал Слащев, и едва только затихли пронзительные звуки, как повсюду раздалось могучее ' Ура!!!', и десантники ринулись на врага.

Следует сказать, что большинство офицеров десантного корпуса было призвано в ряды армии после 1914 года и прошло свои боевые университеты не на плац-парадах, а на поле боя. Поэтому у них были уже развиты инициатива и привычка самостоятельного принятия решений в бою, когда уточнение приказа, или получение нового, при изменившихся обстоятельствах, ведёт к потере времени или выгодного положения.

Едва прозвучал приказ к штыковой атаке, командиры полков и батальонов сами определили, куда и как, вести своих солдат в бой. Подполковник Никифоров незамедлительно снял свой резерв и бросил его на левый фланг, куда турки нацелили свой главный удар. Нисколько не боясь наступающего врага, ингерманляндцы смело бросились в атаку на турков, стремясь побыстрей познакомить их со своим умением владения приёмами штыкового боя. Турки не ожидали такой прыти от сидевшего в окопах противника и, вскоре, дрогнули и остановились.

Знакомство с русским искусством штыкового боя не доставило им особой радости, и они стали отходить назад, несмотря на крики и удары палками офицеров. Этому очень способствовали два пулемётных расчета, которые по собственной инициативе покинули передние траншеи, заняли новую позицию на фланге главного удара и кинжальным огнем с фланга принялись уничтожать ряды наступающих турок. Командовал этими расчётами капитан Покровский, который упросил адмирала отправить его к Слащеву, поскольку просто так сидеть на линкоре, было для него невыносимо.

С ревом над головой сражающихся пронеслись снаряды главного калибра флагмана и броненосцев. Они били куда-то далеко в тыл Ахмед-паше, по им одним известным целям. Как выяснилось позже, едва началась перестрелка, адмирал Колчак приказал поднять в воздух два гидроплана и, облетая окрестности Стамбула, они нашли место расположения ставки командующего турецкого корпуса.

Сбросив вымпел, летчики продолжали кружиться над целью и покачиванием крыльев, извещали корабли о результатах стрельбы. Стремясь поскорее отвести угрозу от десанта, Колчак решил не особо церемониться и приказал применить остаток химического запаса. Снаряды рвались несколько в стороне от главной цели, но утренний бриз удачно направлял ядовитые волны в нужном направлении.

Атакованные с фронта русскими штыками и мощным корабельным огнем с тыла турки сначала стали отходить под натиском противника, а затем и побежали.

— Желтую ракету!— приказал Слащёв, решивший полностью разгромить турок их стремительным преследованием, но не желая при этом попасть под собственный огонь. Десантники гнали врага до самой ставки турецкого генерала, уничтожая сопротивляющихся врагов и милуя бросивших оружие. Когда первые солдаты достигли

расположения ставки Ахмед-паши, то обнаружили массу людей вповалку лежавших на земле и корчившихся в мучениях.

— Газы, газы!!! Надеть противогазы!— прокричали командиры, определив причину смерти солдат противника, но некоторые из десантников не успели выполнить приказ и получили отравления.

При осмотре трупов было обнаружено тело самого Ахмед-паши, полностью разделившего участь офицеров своего штаба. Солдаты погрузили труп генерала на брошенную арбу и покатили его к Слащеву в качестве боевого трофея. Несколько тысяч турок сдалось на милость победителям, и вскоре их цепи, под конвоем русских солдат, потянулись к Галате, где был разбит временный лагерь десанта.

Вид разбитого войска, уныло бредущего на виду у затаившегося Стамбула, навевал дополнительное уныние и безысходность у жителей города, которые толпами стали стекаться к дворцу правителя, требуя своего спасения от грозных гяуров. Желая поторопить султана с принятием решения, адмирал приказал дать несколько залпов по окраинам города, якобы уничтожая отходившие силы Ахмед-паши, и при этом разрешил уничтожить несколько домов.

Обстрел вызвал новый взрыв паники и ближе к 12 часам, из султанского дворца на корабль были отправлены парламентеры, готовые обсудить условия сдачи города и капитуляции турецкой армии.

И тут выяснился очень важный момент, к которому адмирал был уже подготовлен. Турецкий султан Мехмед VI, будучи официально главой государства, являлся лишь номинальной фигурой и не обладал реальной властью в стране . Всем в государстве управлял Энвер-паша, находившийся в этот момент в Анатолии, и, именно он, должен был подписать акт капитуляции. Турки просили время для того, чтобы связаться с ним и согласовать вопрос о сдаче.

Однако, Колчак не желал терять драгоценное время, в его руках был султан, и он был неумолим. Адмирал отказался ждать прибытия Энвер-паши и требовал от султана незамедлительного объявления капитуляции армии, страны и передачи под временный контроль России Стамбула, Босфора и Дарданелл, а так же Восточной Фракии и порта Александреты на берегу Средиземного моря. За это султану и его подданным гарантировалась жизнь, целостность жилищ, свобода передвижений и вероисповедания. Все, кто продолжит сопротивление, должны быть объявлены султаном вне закона, и будут иметь дело с русскими войсками.

Услышав столь жёсткие требования капитуляции, один из членов делегации воскликнул: — Что же Вы оставляете нам, господин адмирал?—

На что Колчак ответил: — Жизнь и Азию.—

Дабы не вводить проигравших в искушение и лживые надежды, адмирал объявил парламентерам, что если к 15 часам он не получит ответа, то отдаст приказ об обстреле города с моря и введет в Стамбул русские войска.

Говоря о ложных надеждах, Колчак знал, что говорил. Исполняя заранее составленный план, он ещё ночью отправил линкор 'Император Николай I' вместе с тяжелыми крейсерами 'Адмирал Корнилов' и 'Адмирал Нахимов' к перешейку полуострова Галлиполи, чтобы не допустить переброски оттуда частей 5 армии под командованием немецкого генерала фон Сандерса для спасения Стамбула. Отряд кораблей вместе с канонерками и эсминцами прибыл вовремя. Ближе к девяти часам турки попытались отвести войска с полуострова и попали под огонь кораблей. Вызванные немецкие подводные лодки были замечены с гидропланов, которые адмирал придал в помощь отряду именно с этой целью. Одна из них была потоплена огнем эсминцев, когда попыталась выйти на позицию атаки 'Адмирала Корнилова', вторая выпустила торпеду в сторону линкора, но неудачно, и была протаранена канонеркой.

Зажатые на полуострове турецкие части через два часа вновь попытались прорваться, но были встречены шрапнелью и химическими снарядами, после чего отошли вглубь Галлиполи. Об огневом контакте с противником адмирал был извещен по радио ещё в начале переговоров, и поэтому так торопил с объявлением капитуляции, поскольку не исключал возможности прорыва турецкой пехоты на помощь столице.

Время близилось к назначенному адмиралом часу, но ответа из дворца не было. Адмирал хмыкнул уголком рта и приказал начать разворачивать пушки линкора на жилые кварталы, а броненосцы 'Иоанн Златоуст' и 'Ростислав' направил к стенам дворца, приказав демонстрировать готовность открытие огня.

Башни главного калибра линкора и броненосцев медленно пришли в движение,

Хоботы огромных орудий лениво заворочались, выбирая цели для первого залпа, когда с берега отчаянно замахали белыми платками, давая понять морякам, что решение султана вот-вот будет объявлено. И, действительно, вскоре на борт флагмана поднялся парламентер, который объявил, что условия господина адмирала приняты, и он приглашается во дворец для подписания актов о капитуляции.

Флотоводец решил лично возглавить делегацию, пригласив туда Слащёва, как командира десанта, и Покровского, как представителя Ставки Верховного командующего. Покидая линкор, он приказал, в случае своего невозвращения через полтора часа, начать операцию по захвату города и уничтожения турецкого правительства и султана.

Далекий потомок крымских татар, а ныне адмирал русского флота Александр Васильевич Колчак величественно и властно поднимался по каменной лестнице султанского дворца Допкабахче. Раньше по ней с трепетом и опасением поднимались послы соседних государств, чтобы узнать волю султана, а теперь по ней идёт победитель, желающий объявить свою волю.

В зале приемов был наскоро приготовлен длинный стол с несколькими стульями по обе стороны. Россию кроме Колчака, Слащева и Покровского представляли два дипломата и переводчик, прибывшие вместе с капитаном на литерном поезде ставки.

Турецкую сторону представлял только глава кабинета султана Али-паша, так как все остальные представители правительства Энвер-паши были за пределами Стамбула.

— Высокий султан Блистательной Порты готов временно передать управление Босфором, Дарданеллами и Восточной Румелии под контроль России, а так же потребовать от своих вооруженных сил сложить оружие до заключения полного и вечного мира между Турецкой империей и странами Антанты,— произнес Али-паша, с почтением кивая в сторону сидящего во главе стола владыку.

— Высокий султан забыл прибавить к передаваемым под наш контроль землям Стамбул и Александрету,— мгновенно ответил Колчак, смотря в переносицу Али-паше,

отчего создавалось впечатление, что он смотрит прямо в лицо, и заставляло собеседника смущаться и чувствовать себя неуверенным.

— Но Стамбул столица Блистательной Порты...— начал турок, но Колчак прервал его властным голосом:

— Сейчас город полностью окружен войсками России, и я с большим трудом удерживаю моих солдат от их праведного желания взять Стамбул на штык, подобно тому, как это было пятьсот лет назад.—

Судорога пробежала по лицу Али-паши, но он сдержался, хозяевами положения были русские. Колчак не подал виду, что заметил гримасу и продолжал чеканить слова:

— Вопрос о Стамбуле вообще не должен обсуждаться, дорогой Али-паша. В течение дня город полностью переходит под наш контроль, хотите Вы того, или нет. Всё дело в том, будут ли при вводе в Стамбул наших солдат жертвы среди мирного населения, или нет. Сейчас я ещё гарантирую жизнь и целостность жилищ, но если Вы будете упрямиться, я ничего не смогу сделать. Война!

— А как на это посмотрят другие великие страны Антанты?— спросил турок, не желая сдаваться, и стремившийся найти спасение столицы в извечном трении по поводу Константинополя между Россией и остальными домами Европы.

— Страны Антанты положительно смотрят на этот вопрос,— тихим, но внятным голосом произнес один из дипломатов с простой русской фамилией Фонвизин,— и, согласно заверениям послов, их правительства не возражают против нашего занятия города, как и его присоединения к России в дальнейшем.—

— Но это только Ваши слова,— заикнулся было собеседник, но Слащёв прервал его, хищно блеснув своими слегка навыкате желтыми, как у тигра, глазами в лицо турку:

— Это слова победителей, которые заранее объявили Вам свои условия сдачи и которые, согласно утверждению Вашего парламентера, Вы были готовы принять. Если это не так, то нам здесь нечего делать. Пусть для Вашего полного уразумения заговорят наши пушки.—

Тревожная тишина наполнила комнату приемов. Турки со страхом смотрели на двух людей, которые за один день сломили их оборону и разбили султанское войско. Все их слова, жесты и взгляды наглядно говорили туркам о готовности идти до конца, несмотря ни на что. Со слабой надеждой Али-паша посмотрел в сторону дипломатов, словно пытаясь найти поддержку у них, однако всё было тщетно.

Пауза достигла самой крайней точки молчания, и тогда сидевший рядом с адмиралом Слащёв уперся руками в стол, изображая готовность подняться из-за стола и уйти. Его движение очень напугало султана, и он, впервые за всё время встречи, подал свой тихий голос:

— Да свершиться воля Аллаха!—

Едва эти слова слетели с уст правителя, все облегченно вздохнули, жизнь вновь вернулась за стол переговоров. Желая подсластить горькую пилюлю капитуляции, Фонвизин произнес:

— Если мне не изменяет память, у высокого султана есть ещё одна древняя столица Анкара, на земли которой Россия никогда не претендовала и готова оказать высокому султану любую помощь, если он пожелает переехать в неё.

В ответ султан только кивнул головой, он впервые в жизни принял столь важное самостоятельное решение.

— Мы забыли об Александрете,— вернул всё к реальности Колчак, не собираясь ни на йоту отступать от своих требований.

— Но господин адмирал забывает, что этот порт находиться в Азии, и в силу сложившихся обстоятельств высокий султан не может полностью гарантировать господину Колчаку, что его указ будет исполнен.—

— Пусть высокий султан подпишет, а об исполнении мы уж сами позаботимся.—

— Хорошо, Александрета перейдет под Ваш контроль,— горестно произнес Али-паша:

— Теперь все?—

— Я прошу извинения у высокого султана, но буквально полчаса назад по радио поступила личная просьба Верховного правителя России Корнилова. Он очень озабочен положением святых месте для христиан в Блистательной Порте и настоятельно просил Его Величество передать под наш контроль маленький городок Антиохию, что находиться вблизи Александреты.

— И это всё?—

— Всё, уважаемый Али-паша.—

— И Вы более ничего не требуете?—

— На данный момент, до заключения мирного договора, нет.—

— Тогда я задам Вам вопрос. Что будет с турецким населением города и тех территорий, что отойдут под ваш контроль?—

— Все наши гарантии прежние. Жизнь, имущество и свобода вероисповедания. Те из жителей Стамбула, кто пожелают стать российскими поданными, получат общие права, а те, кто не пожелают этого сделать, могут покинуть его со всем своим имуществом,— уверенно произнес второй дипломат Игнатьев,— многие правоверные мусульмане живут на землях нашей страны и не знают притеснения ни в правах, ни в вере.—

— Может ли надеяться высокий султан на полную неприкосновенность своего имущества,— поинтересовался второй помощник Али-паши.

— Да, так же, как и всякий житель Стамбула, не оказавший сопротивление нашим солдатам. Кто окажет сопротивление, будет уничтожен, согласно законам военного времени.—

Турок хотел спросить о чём-то ещё, но Колчак властно произнес:

— Если Вы согласны с нами, тогда давайте подписывать.—

— Но мы ещё не успели подготовить необходимые документы,— робко пискнул помощник Али-паши, на что Колчак ответил, снисходительно поведя подбородком в сторону турок,— зато они готовы у нас. Действуйте, господа, время дорого, не заставляйте ждать моих комендоров, у них приказ открыть огонь по Стамбулу, если я не вернусь через полтора часа.—

Услышав подобное откровение, турки принялись вздыхать, охать, но при этом внимательно вчитываться в строки предложенного документа. Прошло ещё несколько томительных минут и, наконец, обе стороны скрепили текст перемирия между двумя странами необходимыми подписями и печатями.

Так 29 марта 1918 года турки потеряли город, который их предки взяли ожесточенным штурмом 29 мая 1453 года.

Колчак покинул султанский дворец победителем, но перед возвращением на корабль адмирал пожелал отправиться в Святую Софию, чей купол еще продолжал украшать золотой полумесяц.

Адмирал медленно вошел под величественный купол этого чуда света и, встав в центре, с интересом стал осматривать легендарный храм. Созерцая украшения Софии, его взгляд скользнул по двум огромным медным щитам с цитатами из Корана, которые были подвешены под куполом храма, в знак напоминания о былой победе ислама.

По лицу адмирала скользнула тень неприязни и, сняв фуражку, адмирал начал истово креститься, став лицом на восток напротив того места, где раньше был алтарь патриарха и располагался иконостас. Примеру Колчака последовали все остальные члены его небольшой свиты, и Покровский поневоле сравнил Колчака с турецким султаном Мехмедом, который в день взятия города своими войсками совершил победный молебен именно в этом храме. Лицо Колчака было наполнено одухотворением и радостью от этой чести, первым за пятьсот лет открыто справить свою духовную потребность.

— Колычев,— звенящим от волнения голосом обратился Колчак к начальнику своего конвоя, когда закончил креститься,— немедленно на корабль, привезти иконы вместе со священником и выставить здесь! Да, и приставить караул! Да самых лучших!—

— Пророчество Тавра свершилось,— подумал капитан, покидая вслед за адмиралом стены храма. Покровскому очень хотелось осмотреть руины знаменитого Буколеона, Большого императорского дворца, Ипподром и прочие легендарные места Константинополя, однако времени для этого совершенно не было.

Простившись с адмиралом, Слащёв сразу направился к себе в корпус: предстояло решить вопрос о принятии капитуляции столичного гарнизона и выводе турецких войск из города, и заменой их русскими. Кроме этого, генералу не терпелось поскорее разобраться с Галлиполийской группировкой во главе с немецким генералом Сандерсом. Пока они были надежно заперты на полуострове русскими кораблями, но как повернется дело дальше, было непонятно. Зная характер Сандерса, и то, что Дарданеллы были очень важны русскому флоту, можно было предположить всевозможные осложнения.

Для ускорения вопроса с проливами к берегам Галлиполи был послан русский миноносец, на борту которого был специальный посланец с фирманом султана о капитуляции. Его появление вызвало бурную реакцию в стане турок, которым по решению адмирала был отпущен срок до 9 часов утра следующего дня.

Был уже глубокий вечер, когда через Босфор из Севастополя прибыл первый транспортный караван с 'особым запасом'. Не останавливаясь ни на минуту, в авральном режиме, прибывшие на судах саперы и артиллеристы энергично занимали форты Босфора, устанавливая там свои орудия и торпедные аппараты, делая всё возможное,

чтобы они были неприступны для любого врага.

Мало кто сомкнул глаза в эту ночь. Малую часть солдат, вновь прибывших на кораблях, Слащёв перебросил за Стамбул, где фронтом на Адрианополь уже разворачивались его дивизии с целью отражения возможного наступления болгар, немцев или турок, не признавших султанскую капитуляцию. Однако, большую часть присланных сил генерал приказал не выгружать с судов, а направить прямо к Галлиполи на случай принуждения силой к капитуляции осажденной группировки врага.

Сам адмирал инспектировал позиции на Босфоре, стараясь свести число слабых сторон их обороны к минимуму. Все ждали этой ночью возможного выступления столичного гарнизона, однако, ничего не произошло. Столица блистательной Порты, как оказалось, меньше всего желала вести борьбу с победителями. Находясь в походном лагере, Покровский заметил необычную картину: возле полевых русских кухонь выстроилась большая толпа голодных людей, которые просили у солдат еду.

Оглядывая ряды голодных, капитан обратил внимание, как многие, из страждущих русской пищи, гневно отпихивали своих соседей, протягивали вперед руки с пустыми чашками и, тыча себя в исхудалую от длительного недоедания грудь, громко кричали:

— Кристи, кристи (христиане)!— получая в ответ черпаки солдатской каши. Подхватив еду, люди торопливо отбегали в сторону и жадно ели горячую пищу.

Утро 30 марта было хмурым, моросил мелкий туман, но вести, которые радио принесло адмиралу, были радужными. За успешное выполнение Босфорской операции и подписание султаном акта капитуляции, вице-адмирал Колчак был произведён в полные адмиралы и награжден орденом Георгия 2 степени.

Слащёв, ещё раньше получивший звание генерал-майора, награждался орденом Георгия 3 степени и назначался комендантом Стамбула и всех территорий, отходивших под временную зону русский оккупации. В числе других был отмечен и Покровский, получивший от верховного Георгия 4 степени и чин подполковника.

Вслед за радиограммами Колчаку пришло долгожданное сообщение о сдаче турецких дивизий блокированных, на Галлиполийском полуострове. Сандерс, как и предполагал Слащев, отказался признать фирман султана о сдаче, но разъяренные турки подняли генерала на штыки вместе с немецкими офицерами его штаба.

После этого, раньше указанного срока, к перешейку потянулись колоны турецких солдат, которые сдавали оружие и отводились в сторону под небольшим конвоем русских солдат. Как только началась сдача войск противника, Слащёв, не дожидаясь её полного завершения, стал энергично продвигаться вглубь полуострова, желая поскорее взять под контроль батареи на берегу пролива, и попросив у Колчака помощи флота. Кроме победной реляции, генерал отмечал, что турки охотно сдаются, и предполагал о возможном установлении сухопутными силами полного контроля над проливами в

течение суток

Едва адмирал получил это известие, к Дарданеллам были отправлены все тральщики для очистки пролива от вражеских мин и установки новых минных полей на случай возможной атаки пролива австрийским флотом. Конечно, минные поля Колчак приказал ставить не столько против австрийцев, сколько, в первую очередь, против англичан, у которых от одной мысли о русском контроле над проливами появлялась густая сыпь.

И вновь армия и флот весь день трудились в поте лица, позабыв об отдыхе и пище. Слащёв спешно занимал дарданелльские батареи, заменяя турецкие гарнизоны своими солдатами и ожидая прибытия саперов, ещё не закончивших укрепление Босфора.

Когда русские заняли батареи, выяснился интересный факт, который объяснил, почему 29 марта турки атаковали позиции русских под Стамбулом без артиллерийской поддержки. Генерал с изумлением узнал, что весь боезапас дарданелльских батарей исчислялся несколькими десятками снарядов. Турки испытывали снарядный голод почище того, что был у русских в начале 1915 года. Кроме снарядов, не хватало так же других видов боеприпасов, обуви и продуктов питания. Всё это сильно подорвало моральный дух столичного гарнизона и солдат Галлиполи, которые охотно сдались в плен, имея официальный фирман султана.

В хлопотах прошел весь день и половина следующего, от постоянного недосыпания и волнений Колчак резко осунулся, но самой лучшей наградой для него явился удивленный вид англичан, которые прибыли к Дарданеллам поздним вечером 31 марта 1918 года и обнаружили там русских. Русский флаг развевался над теми самыми турецкими батареями, оставшимися неприступными для британцев три года назад, извещая о полной замене хозяев.

Русские линкоры мирно дымили, стоя на якоре в проливе под прикрытием эскадры эсминцев и тральщиков, а над английскими кораблями, подобно альбатросам реяли гидропланы, внимательно изучающие состав эскадры.

Гордым бриттам осталось только поздравить Колчака с блистательной победой, узнать, не нужна ли помощь, и быстренько вернуться на Мальту в распоряжение Первого лорда Адмиралтейства.

В ту ночь адмирал впервые спал спокойно, только для того, чтобы утром получить новый приказ Корнилова о подготовке русской эскадры к выходу в Средиземное море для высадки десантников Свечина в Александрете — новой базе русского средиземноморского флота. Война продолжалась.

Оперативные документы того времени.

Из депеши полковника Николаи к своему резиденту ' Максу' от 12 апреля 1918 года.

Ввиду столь важного положения 'Штабиста' в окружении Корнилова, считайте его более полную разработку своей главной задачей на данный момент. Решение диктатора использовать его, как секретного курьера между Ставкой и командующими фронтами, несомненно, позволит нам быть в курсе главных замыслов противника. Деньги, необходимые для операции, Вы получите от Б.24, ему уже переданы инструкции относительно Вас. Выполняя задание не следует торопиться, но необходимо помнить о всей его важности и ответственности. Нам, как никогда прежде, нужны сведения о планах русских.

Николаи.

Из доклада военного представителя Германии при Генеральном штабе Энвер-паши генерал-майора Отто Кранца начальнику оперативного отдела имперского Генерального штаба фельдмаршалу Гинденбургу Рихарду Шеру от 14 апреля 1918 года. Секретно.

...Обращаю Ваше внимание, что с занятием русскими Стамбула и проливов, они не выполнили своей главной стратегической задачи по выведению Турции из войны. Находившиеся в Анкаре на момент подписания султаном акта о капитуляции лидеры младотурок Энвер-паша и Кемаль-паша отказались подчиниться фирману султана. Вечером 1 апреля они издали Манифест о провозглашении Турции республикой и полном упразднении монархии в стране. Одновременно с этим, оба лидера призвали армию продолжить борьбу за целостность Турции против любой страны Антанты.

Согласно ранее полученных из Берлина инструкций, находящиеся при штабе Энвер-паши немецкие офицеры горячо поддержали это решение маршала и обещали всестороннюю поддержку его действий со стороны Рейха. В ответ паша заявил о продолжении своей борьбы с русскими на Кавказе и англичанами в Месопотамии и Палестине до победного конца. Это решение, как нельзя лучше совпадает с нашими представлениями о ситуации в этой части Азии.

Однако, хочу сразу предостеречь Вас от любых иллюзий в отношении сил Энвер-паши. Без постоянной помощи извне боеприпасами и оружием, турецкая армия может продержаться в лучшем случае до конца года, после чего прекратит свое существование. Единственную помощь, которую мы можем оказать им,— это посылка транспортов с оружием через адриатические порты Австро-Венгрии в Измир или Анталью. Никакой другой помощи туркам оказать не представляется возможным.

Болгары крайне ненадежны, как союзники, так и солдаты. После самовольного занятия Адрианополя, что вызвало сильнейший протест Энвер-паши, они не желают продвигаться на Стамбул, выискивая различные предлоги. Австро-Венгрия так же не может выставить дополнительные силы против русских из-за обострения положения на Итальянском фронте.

Исходя из всего вышесказанного, считаю, что у Рейха есть в запасе всего три-четыре месяца, в течение которого турки смогут активно сковывать своими действиями армии русских и англичан.

Генерал-майор Кранц.

Секретная шифрованная депеша британскому атташе в России полковнику Конквесту из Лондона от 4 апреля 1918 года. Секретно. Лично.

Успешные действия русских войск по занятию проливов и Константинополя наводят на мысль об успешном исполнении заранее подготовленной операции, которая нанесла ощутимый удар по интересам британской короны в этом наиважнейшем регионе мира. Данное предположение ставит под большое сомнение Ваше прежнее сообщение о слабости войск генерала Корнилова и его неспособности к активным действиям. Требую незамедлительного ответа в самое короткое время на этот нелицеприятный для Вас вопрос.

Первый лорд Адмиралтейства сэр Уинстон Черчилль.

Секретная депеша Черчиллю от Конквеста 15 апреля 1918 года. Секретно. Лично.

Дорогой сэр! Ваше блестящее предположение, что Босфорская операция русских была заранее ими запланирована, полностью подтвердилась. Она действительно была подготовлена русским Генеральным штабом, но только в 1892 году, когда отношения России и Британии доходили до критической отметки. Операция готовилась под личным контролем Макарова и Сухомлинова, однако, император Николай в последний момент отказался от её проведения.

Её нынешнее исполнение, согласно информации от различных источников, полностью заслуживающих доверия, лежит полностью на адмирале Колчаке, также долгое время пробивавшего в верхах идею захвата черноморских проливов с помощью морского десанта. Всеми нашими источниками подтверждается, что адмирал, характеризуемый, как человек крайне честолюбивый и тщеславный, склонен к опасным авантюрам, что полностью проявилось в операции с проливами.

21 марта, прибыв из Севастополя в Ставку Верховного командования, Колчак сумел убедить Корнилова передать ему войска, приготовленные для наступления в Румынии в качестве десанта, обещая непременный успех в штурме проливов. Диктатор согласился на это, усилив Колчака генералом Слащёвым, который блестяще проявил себя при отражении немецкого десанта на Эзель. Этот тандем двух авантюристов удачно использовал выпавший им шанс продвинуться дальше по карьерной лестнице.

полковник Конквест.

Секретная депеша полковнику Конквесту от Черчилля 15 апреля 1918 года. Секретно. Лично.

Дорогой сэр! Черт Вас побрал и Ваши источники, вместе взятые! Британской короне не легче от ваших рассуждений и объяснений. Мы лишились крайне важного рычага давления на Россию, благодаря плохой информированности о планах русских из Ваших источников. Впредь, постарайтесь быть более внимательным к новым фигурам в окружении генерала Корнилова, к которым благоволит диктатор, и у которых намечаются перспективы карьерного роста. Это поможет Вам лучше ориентироваться в русской каше. Помните историю Наполеона и его молодых генералов, вышедших из низов и, ради получения маршальских жезлов, творивших чудеса во славу своего хозяина. Надо лучше знать историю, которая, как не странно, имеет свойства повторяться.

Сэр Уинстон Черчилль.

Послание Верховному правителю России от Первого лорда Адмиралтейства от 4 апреля 1918 года.

Многоуважаемый сэр! От лица дружеского вам британского народа и его монарха короля Георга спешу поздравить Вас с успешной победой русского оружия над турецким султаном. Подобная смелая и блистательная операция, проведенная Вашим флотом, может на равных сравниться с великими победными баталиями нашего национального героя адмирала Нельсона. Уверен, что многострадальный британский народ и его король в полной мере оценят этот великий подвиг России во славу союзничества.

Очень надеемся, что Вы не остановитесь на достигнутом и продолжите борьбу вместе с нами против нашего общего врага германского кайзера Вильгельма. Изнемогающая под германским сапогом Европа ждет от России помощи в виде ранее обещанных Вами новых наступлений на благо нашей общей великой победы.

Сэр Уинстон Черчилль.

Срочная депеша полковнику Николаи от 'Макса' от 17 апреля 1918 года. Секретно. Лично.

Продолжаю закрепление связи со 'Штабистом', он всё так же нуждается в деньгах, но с большой неохотой предоставляет интересующую нас информацию. Согласно последним данным, можно с уверенностью говорить, что русские войска в течение месяца не собираются проводить наступление на Восточном фронте. Всё основное внимание Корнилова сейчас сосредоточено на Кавказе для достижения полного разгрома турков. За последние дни Ставкой затребованы крупномасштабные карты черноморского побережья Турции.

Макс.

<

 
↓ Содержание ↓
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх