Плата за одиночество

Главы с 17й удалены

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

* * *

Глава 1

Кровати с Региной у нас стояли впритык, сколько я себя помнила. И столько же длилась наша дружба. Казалось, так будет вечно — мое законное место в Королевском приюте и подруга рядом. Но все меняется, когда приходит оно — совершеннолетие. У нас, в Гарме, оно наступало в восемнадцать, и с этого возраста приютское место переставало быть моим, и мне надлежало искать что-то в большом и страшном внешнем мире. Если бы мой Дар был чуть больше, то я могла бы уже год учиться в Магической Академии, а там была стипендия и общежитие. Но его было недостаточно, о чем я совершенно не жалела — у подруги способностей к магии не было вообще, а значит, и поступить со мной она никак не могла.

Нельзя сказать, что бросали нас совсем на произвол судьбы. От приюта была хорошо протоптанная дорожка на ткацкую фабрику, где даже жилье предоставлялось за невысокую цену — крошечная клетушка в трехэтажном бараке. Крошечная, зато отдельная — больше всего в приюте меня угнетала невозможность побыть одной. Регина не в счет, мы с ней так хорошо понимали друг друга, что могли считаться одним целым. А вот остальные... Постоянно следящие за тем, что ты сказала и куда пошла, постоянно обсуждающие и обсасывающие любые, самые мелкие новости, раздражали меня неимоверно. И ладно бы просто обсуждали, а то ведь норовили побежать к присматривающим за нами монахиням с доносом. "Сестра Тереза, Штефани Ройтер и Регина Беккер сидят с книгами за сараем, а ведь грядки сами не прополются!" "Сестра Магдалена, Регина Беккер болтает через забор с подозрительным парнем!" "Сестра Катарина, Штефани Ройтер опять любовную записку через забор перекинули. Вот она!" И смотрят такими проникновенно-собачьими глазами, как будто косточку сахарную выпрашивают за хорошее поведение. Да, доносы у нас поощрялись — за них давали послабления в ежедневных заданиях, а иной раз даже дополнительную порцию сладкого. Забранную, кстати, у того, на кого донесли. Сладкое нам доставалось редко, и тем горше была его потеря. Мы с Региной обычно делили порцию на двоих, если кого-то из нас наказывали, но чаще все же наказывали обеих, потому что были мы все время вместе. Но вскоре должны были закончиться и наши нарушения, и наши наказания — жить в этом месте мне оставалось два дня, не считая этого. Мне исполнялось восемнадцать, во всяком случае, эта дата записана в моих документах как день моего рождения, точно ведь его без привлечения магов не определишь. Увы, слабым магам это было не под силу, крупные привлекаться не желали, поэтому дата записывалась приблизительно — как показалось сестре, нашедшей поутру младенца перед дверями приюта, так и будет указано во всех документах воспитанницы. С девочками, которые попадали в более позднем возрасте, все было еще грустнее — подозреваю, что ошибка там могла составлять год, а то и больше. Впрочем, кого это волновало? Приютских работников — точно нет. Называли найденышей тоже, как захочется. Меня всегда радовало, что мне досталось имя Штефани, а не что-нибудь вроде Фердинанда или Геновефа. Монахини больше заглядывали в жития святых, чем думали о том, что придется бедной девочке все жизнь на такое вот откликаться.

— Мне кажется, тебе соглашаться надо, — прошептала Регина еле слышно. — Это намного лучше, чем ткацкая фабрика, и платят больше.

— Просто странно это все, — так же тихо ответила я ей. — Мы с ней никогда дружны не были, как ушла — в приюте больше не появлялась. А здесь внезапно вспомнила и облагодетельствовать желает...

— Ну уж облагодетельствовать, — фыркнула Регина, но тут же зажала рукой рот и огляделась, не обратил ли кто внимания на наш разговор. Но все спали или делали вид, что спят. — Она тебе свою съемную квартиру спихнуть собирается, если хозяйка решит тебя взять.

Она — это Сабина Аккерман, которая два года назад покинула приют, но сумела найти себе место в лавке, торгующей элитной косметикой. Жалование, положенное хозяйкой, да еще процент от сделок позволило ей существовать много лучше, чем все те, что после приюта пошли на фабрику. Красивая, уверенная в себе, хорошо одетая инорита — такой предстала она передо мной, когда внезапно выразила желание повидаться.

— Штефани, тебя же скоро выпнут отсюда? — сказала она, пристально меня разглядывая, как будто уже забыла, как я выгляжу, и желала убедиться в моей подлинности. — Моя хозяйка как раз ищет вторую продавщицу. Нужна девушка с даром, твоего хватит.

При более подробном рассказе выяснилось, что требования этим не ограничиваются. Сабина озвучила их целый список, но главные были — приятная внешность без видимых изъянов и умение держать язык за зубами. Это касалось как хозяйских дел, так и тайн клиенток. То, что я не болтлива, бывшая приютская девочка помнила очень хорошо — ни одна чужая тайна от меня дальше не уходила. Было у Сабины и условия — я снимаю ее квартиру, которая она проплатила за год, но которая ей сейчас не была нужна, а хозяйка деньги возвращать отказывалась.

— Не квартирка — конфетка, — говорила она. — Комната, правда, маленькая, но тебе к чему больше? И кухня, и душ — все свое, не общее...

Это, конечно, не фабричный барак. Знает же, чем подцепить можно.

— Что ж ты в этой конфетке жить сама не хочешь? — заинтересовалась я. — Если она такая прекрасная.

— У мужа своя, — небрежно бросила она, проинформировав меня заодно об собственном изменившемся статусе. — Две, как понимаешь, нам не нужны. Так как?

Я неопределенно пожала плечами. Все это было настолько неправдоподобно заманчиво, что поневоле закрадывался вопрос — а как я буду за это расплачиваться? И чем? В доброту душевную Сабины я не верила — насколько я помнила, она всегда ставила собственную выгоду превыше всего. Вот если бы она запросила с меня еще и процент с жалования, тогда бы все сомнения отпали. С другой стороны, может, ее настолько беспокоит оплаченная квартира, что вариант с деньгами за помощь в трудоустройстве ей просто не пришел в голову?

— Такое место без меня ты все равно не найдешь, — начала она уговаривать, чем только еще больше усилила мои подозрения. — Это центр города, публика соответствующая, хорошие деньги — еще и процент от продаж идет. И все, что я от тебя прошу — взять на себя оплату моей квартиры. Это всего ничего за такое щедрое предложение. Тебе все равно придется где-то жить, когда отсюда уйдешь? Ну вот. А это идеальный вариант — близко к работе, хороший район. Поверь, дешевле ты не найдешь, я сама столько оббегала, пока нашла...

Вот этому я могла и поверить — Сабина всегда ставила собственные интересы и удобства очень высоко, поэтому первое попавшееся она точно не схватила бы. Интересно, что из себя представляет ее муж? Если он не против ее работы, значит, доходы у него невелики. Получается, она за него по любви вышла? Никогда бы не подумала...

— Ну что ты молчишь? — в голосе Сабины проскочило явное раздражение. — Думаешь, за тобой толпа будет бегать и предлагать место повыгоднее?

— Неожиданно это просто, — ответила я ей. — Да и все равно, от того, что я соглашусь сейчас, ничего не изменится, ведь к работе я смогу приступить только через несколько дней.

— Я бы хозяйке сказала, что она может никого больше не искать, — фраза прозвучала столь невинно-фальшиво, что я сразу догадалась, с кого возьмут деньги за мое трудоустройство. — Но учти, ты ей можешь и не подойти, она инора очень придирчивая. Если тебя не возьмет, то и квартиру оплачивать тебя никто не обяжет, — она презрительно на меня посмотрела, фыркнула и добавила. — Твоей зарплаты с этой уродской фабрики не хватит. Слушай, ну чего тебе не нравится, в самом деле? Ничем не рискуешь. Не возьмут — попрешься на фабрику, возьмут — снимешь у меня квартиру. И все.

Все это выглядело очень заманчиво, так и тянуло согласиться. Но ведь была еще Регина. Регина, которая мне была как сестра, с которой у нас были планы, и которая тоже вскоре должна была покинуть приют. Вместе выживать все же намного легче, пусть и в менее комфортных условиях, чем мне сейчас предлагают.

— Я подумаю, — наконец ответила я.

— Подумает она! — Сабина просто поперхнулась возмущением. — Другая бы за такую возможность ухватилась сразу, да еще благодарила бы не умолкая.

— Но пришла-то ты ко мне, а не к кому-то другому, — резонно возразила я.

— Да нет у меня больше знакомых, чтобы Дар был, физиономия не страшная, да еще болтать не любила, — честно призналась наконец Сабина. — Я хозяйке пообещала, что найду кого, но не так-то это просто оказалось. А она уже злиться начинает.

— И очень злится? — как бы между прочим поинтересовалась я

Все же характер потенциальной работодательницы — вещь немаловажная. Что нас ждет на фабрике, мы прекрасно знали — все-таки несколько раз в неделю по четыре часа отрабатывали, так что неожиданностей там быть не должно.

— Да нет, что ты, — Сабина заулыбалась и рукой махнула, чтобы показать несерьезность моего опасения. — Это я так, для красоты речи. Нормальная она, лишний раз голос не повысит.

— А условия ухода оттуда какие? — все же решила спросить я.

— Да как везде, — она удивленно приподняла брови, — кровью расписываться тебя не заставят, магическую клятву принимать тоже не нужно.

— Хорошо, я подумаю, — повторила я.

Сабина вздохнула, она поняла, что сегодня от меня все равно больше ничего не добьется.

— Тогда я скажу, что ты согласилась, — неожиданно заявила она. — Если решишь отказаться, скажу хозяйке, что ты передумала. Тебя когда выпнут?

Слово "выпнут", которое она уже использовала второй раз, не очень подходило для момента выхода из приюта. Сестры-монахини стремились сделать его наиболее безболезненным — нам вручался набор вещей на первое время и часть денег, заработанных за это время на фабрике. Меньшая, конечно, большая — шла приюту. Кроме того, давали еще записку на фабрику. В других приютах, по слухам, и этого не было. Дорос до определенного возраста — и до свидания. Что там с тобой за воротами произойдет, никого не волнует. С другой стороны, задержаться даже на лишний час нам тоже не давали. Прощание происходило сразу после завтрака без оркестра и иллюминаций.

— Через два дня, — ответила я ей.

— Тогда я и забегу, — довольно сказала Сабина. — А если не забегу — значит, уже нашли на это место.

Убежала она быстро, ни на какие темы больше говорить не захотела, хотя вопросов у меня было множество. Наверно, дай я ей твердое согласие, она бы по-другому отнеслась. Но я хотела сначала обсудить все с Региной. Правда, поговорить нам удалось, лишь когда мы оказались в спальне, где кроме нас было еще очень много разновозрастных девочек. Пока все укладывались, перешептывались и постепенно засыпали, я рассказывала Регине о предложении Сабины и о том, почему при всей кажущейся выгоде мне не хочется на него соглашаться.

— Она права, — шепнула Регина. — Где тебе еще такое место предложат?

— Но мы же вместе хотели, — напомнила я.

— Так и будем вместе, — оптимистично заявила подруга, даже чуть повысив голос для убедительности. — Просто попытаемся найти работу не в такой заднице, как эта фабрика.

Я посмотрела на нее неодобрительно. Регина иной раз позволяла себе слова и выражения, за которые нас нещадно наказывали — наотмашь били по губам, а особо провинившихся изредка даже пороли. Занималась этим сестра Тереса, женщина лет пятидесяти, плотной комплекции, с вечно сжатыми в куриную гузку губами. Как мне кажется, это даже доставляло ей удовольствие, особенно, когда жертва начинала плакать и умолять бить не так сильно. Остальные сестры были более снисходительны к детям, но эта...

— И что ты так на меня смотришь? — прошептала Регина. — Задница, она и есть задница, разве не так? По-другому и не скажешь. Все равно нас сейчас никто не слышит. Можно, конечно, высокомерно сморщить аристократический носик и сказать "Это место работы не очень-то хорошо", но смысл? Суть от этого не изменится.

Да, здесь она была права — работницы фабрики жили не очень богато, мягко говоря. Многих это устраивало, и они ничего не пытались переломить. Из всех, кто вышел из нашего приюта, только Сабина там не задержалась. Рискнула, ушла и неплохо устроилась. Может, и мне попробовать?

— Соглашайся, — продолжала уговаривать меня подруга. — Что ты теряешь? Фабрику? Так туда в любой момент прийти можно, и возьмут. Можно подумать, там у них за место дерутся.

Фабрика меня и саму не привлекала. Но не менее важным казалось другое...

— Не нравится мне Аккерман, — честно сказала я Регине. — И все, что он нее идет, — тоже не нравится. Мне же с ней работать рядом придется и жить в квартире, которую она уже под себя подстроила.

— Перестроишь, — оптимистично заявила подруга. — И совсем необязательно, что работать рядом с ней придется, скорее всего, по очереди будете отбывать. Не понравится — уйдешь. Что решила-то?

— Давай спать. У меня впереди еще два дня, чтобы обдумать, — вздохнула я.

Регина замолчала, но ее глаза выразительно поблескивали в темноте, выдавая, что вот прямо сейчас она уже начинает строить планы. А если подруга за что-то бралась, то доводила до конца наилучшим образом. За оставшееся время ей точно удастся меня уговорить. Впрочем, я и сама уже была склонна согласиться. Вполне возможно, что поселившееся внутри меня нежелание принимать помощь Аккерман — лишь дань привычки приютского ребенка никому не доверять, а на самом деле, ей от меня ничего не нужно, кроме получение денег за неудачно снятую ею квартиру. Потом мне пришло в голову, что за оставшиеся два дня могут найти подходящую девушку, и все за меня решится само. Так что я просто положилась на судьбу. Придет Сабина через два дня — схожу с ней, хоть посмотрю, где работать предлагают, не придет — значит, не судьба.

Глава 2

Утром в день моего рождения дежурная монахиня прочитала в столовой прочувствованную речь о том, что они отпускают меня со слезами на глазах и болью в душе и даже представить не могут, как дальше приют сможет без меня существовать. Фразы были гладкие, красивые и шаблонные, так что не приходилось обольщаться мыслями о собственной незаменимости. Распереживалась одна Регина, она даже носом шмыгнула, когда думала, что я отвлеклась. Внешне она старалась ничего не показывать, чтобы не расстроить меня окончательно. За прошедшие с прихода Сабины дни с ней все было обговорено на несколько раз, но все же и у меня комок к горлу как подступил, так и не хотел уходить, грозя разразиться самыми настоящими слезами. Был здесь один-единственный близкий мне человек, но теперь свидания с ней ограничивались получасом раз в неделю — таковы были правила приюта, и никто их нарушать ради нас не будет. Радовало, что это ненадолго — каких-то жалких два месяца, и мы снова будем рядом. А к этому времени я уже устроиться смогу в лавке ли, на фабрике ли — да какая, в сущности, разница?

Нам даже толком попрощаться не дали. Регину отправили на отработку, а меня повели к сестре-смотрительнице, поставленной во главе приюта настоятельницей монастыря, при котором все это было организовано. Видели мы ее не очень часто, а уж вблизи — почти никогда. Исключение делалось для особо провинившихся и для тех, кто проводит здесь последние часы. В обычной жизни была она для нас тек же недостижима, как святая Бригитта — покровительница этого места. Сейчас у меня была возможность ее внимательно рассмотреть. Только зачем? Вряд ли мы с ней еще когда-нибудь увидимся. Разве что мне придет в голову подарить месту, меня вырастившему, большую денежную сумму — таких она принимала всегда лично и с большим удовольствием. Сейчас сестра-смотрительница занималась тем, что произносила еще одну напутственную речь, правда, в этот раз — лично для меня, поскольку никого другого здесь не было. Но, по существу, никаких отличий от того, что мне уже довелось выслушать, я не нашла, так что когда мы наконец дошли до молитвы, направляющей воспитанниц на путь истинный, и начали ее вдвоем повторять, я даже внутренне облегченно выдохнула, так как с трудом выносила все эти нравоучительные беседы, во время которых иной раз пыталась даже заснуть. Монахини вздыхали о моей испорченности, а Регина — о занудстве самих монахинь. Ибо то, что нужно и интересно, не будет навевать сон.

— Дочь моя, есть ли у тебя просьбы, выполнить которые было бы в моих силах? — спросила сестра-смотрительница с самой благостной улыбкой на лице из всех, что мне приходилось видеть.

— Я хотела бы встречаться чаще с моей подругой, которая остается здесь,— встрепенулась я.

— Увы, правила внутреннего распорядка этого не допускают, — непреклонно ответила она, не переставая при этом счастливо улыбаться, как будто была уверена, что именно отказ мне и нужен. — Больше у тебя никаких просьб нет?

Я отрицательно покрутила головой. Все, визит закончен, сейчас меня направят к сестре-кастелянше, и — на выход с вещами. Неожиданно стало страшно. Жизнь в приюте, хоть и не такая легкая, была привычной и размеренной, а сейчас меня из нее вышвыривали в бурный поток, почти безо всякой опоры.

— Ты всегда можешь обратиться к нам за советом, — сестра-смотрительница ответила на мои страхи так, как если бы я их произнесла вслух. Она еще раз мне ласково улыбнулась, и я было решила, что прямо сейчас меня попросят на выход, как вдруг она неожиданно сказала. — А теперь я хочу передать тебе письмо от твоей матери.

— От кого?

Мне показалось, что я ослышалась. Нет, то, что где-то существует женщина, которая меня родила, я понимала, но как-то раньше ее не особо волновала моя жизнь. Так с чего вдруг она решила написать письмо?

— От твоей матери, — терпеливо повторила сестра-смотрительница. — Когда тебя нашли перед нашими дверями, при тебе было письмо монахиням, в которое вложили еще один конверт с просьбой передать, когда ты вырастешь и покинешь наше богоугодное заведение.

Она протянула мне запечатанный конверт. Я повертела его в руках. Мое имя было написано четким, немного угловатым почерком с небольшим наклоном влево. Писала ли обычно моя мать так, или стремилась, чтобы по такому явному признаку ее опознать было нельзя? Бумага немного пожелтела, или изначально была не очень хорошего качества, на сургуче оттиск был нечеткий, смазанный, и мне показалось, что содержимое уже кто-то изучил до меня.

— И что там?

— Это же твое письмо, ты же не думаешь, что мы его вскрывали?

Теперь улыбка сестры-смотрительницы казалась мне фальшивой и приторной, как голый кусок сахара, который приходится торопливо прожевывать и глотать, чтобы никто не заметил, что ты взяла его без спросу. Я опять повертела конверт, рассматривая его со всех сторон. Не то чтобы он был мне столь интересен, но я просто не представляла, как же его открыть — ведь раньше письма мне не приходили. Монахиня все с той же благостной улыбкой протянула мне нож для бумаг. Я поддела сургучный оттиск и открыла конверт. В нем была записка, короткая и написанная столь же примечательным почерком "Счет в Гномьем Банке ?М4000639, доступен по кодовому слову "Штефани". Надеюсь, тебе хватит — в приюте должны приучить к экономии." И все? Я повертела в руках теперь уже листок с письмом, но ничего больше не обнаружила. Возможно, конечно, что остальное было написано проявляющимися чернилами — про то, как она страдала, что вынуждена была расстаться со мной, как она меня любит и как она непременно будет мне помогать всю оставшуюся жизнь в искупление того, что бросила меня одну, и тому подобная ерунда, которую пишут женщины, пытающиеся оправдаться перед брошенным ребенком. Возможно, но что-то я сильно в этом сомневаюсь. В письме четко было прописано — плачу за все неудобства и больше ты меня не интересуешь. И настолько мне это показалось обидным, что я даже решила гордо от этих денег отказаться в пользу приюта, но встретила жадно-выжидающий взгляд монахини и передумала. Не знаю, сколько там денег, но мне они лишними не будут. От непутевой мамаши мне досталась не только жизнь, но и какие-то деньги, у других и этого не было. Хотя, возможно, не только деньги...

— А имя мое тоже было в сопроводительной записке? — спросила я у сестры-смотрительницы.

— Имя и дата рождения, — любезно подтвердила она мои мысли. — Фамилию тебе дали в приюте.

— За все это время хоть раз кто-нибудь интересовался мной?

— Никаких запросов не поступало.

Ну что ж, как я и думала, заплатила — и забыла. Не скрою, я иной раз думала, какова она, моя мать, что заставило ее меня бросить и что бы я сделала на ее месте. Мне казалось, что от своего ребенка я бы никогда не отказалась...

— Не осуждай женщину, которая дала тебе жизнь, — пафосно сказала сестра-смотрительница. — Ты не знаешь, какие жизненные обстоятельства заставили ее это сделать. Она сохранила тебе жизнь и позаботилась как умела.

Я уныло покивала и сказала:

— Я и не думала ее осуждать.

— И искать ее тоже не надо, — уже мягче сказала она. — Если бы она хотела, нашла бы тебя сама. А так... Твое появление наверняка осложнит ее и без того непростую жизнь.

Эти слова она говорила на основе своего многолетнего опыта. Не одна воспитанница приюта, покинув эти стены, отправлялась на поиски хоть-какой-то родной души, а у некоторых эти поиски даже увенчались успехом. Вот только не слышала я, чтобы это кому принесло счастье. Сама я искать родительницу не собиралась. Давно решила для себя — если я ей оказалась не нужна, то и она мне — тоже. И ее сухое деловое письмо только утвердило меня в этом намерении. Она считала свой материнский долг уплаченным, я считала, что мой дочерний просто не успел накопиться.

— Благослови тебя Богиня, — сестра-смотрительница наконец сказала то, после чего я могла покинуть ее кабинет, чтобы никогда больше не возвращаться.

Я механически пробормотала слова прощания, положила листок с номером счета назад в конверт, а конверт — в карман платья, и после разрешающего кивка с облегчение в душе выскользнула за дверь. Там меня уже ожидала сестра Тереза. Видно, оставшееся время мне ходить только под конвоем, чтобы не задержалась, не дай Богиня, до обеда — придется кормить, а на меня теперь больше не готовят. Сестра-кастелянша выдала мне приличных размеров сверток, в котором было одеяло, платье, пальто и смена белья, отсчитала деньги, что причитались мне за работу на фабрике и призвала на меня благословение Богини с таким недовольным видом, как будто проклятие посылала. Что ж, ее понять можно было — сестра-кастелянша не любила расставаться с тем, что попадало к ней на склад. А уж когда она выдавала деньги, возникало впечатление, что рвет она их прямо от сердца, с кровью и нервами. Так что хотелось вернуть все назад и извиниться за причиненные страдания. Но я задавила возникшее желание, собрала не такую уж большую денежную сумму, положила в карман и даже поблагодарила за заботу. Сестра-кастелянша кисло мне улыбнулась, и на этом мое пребывание в приюте подошло к концу. Сестра Тереза отконвоировала меня до калитки, за которой со скучающим видом уже стояла Сабина. Ключ в замке повернулся со страшным лязгом, заставившим ее вздрогнуть. Наверно, специально ничего не смазывают, чтобы покинуть приют без ведома монахинь было нельзя. Ключ повернулся теперь уже за моей спиной, отрезая меня от прежней жизни полностью.

— Да уж, сиротка на выходе, — хмыкнула Сабина, пренебрежительно окинув взглядом как меня, так и мою поклажу. — Брось этот гадкий тюк, он тебе не понадобится. Такое носить по собственному желанию могут только те, кто себя ненавидит.

— У меня все рано другого нет, — недовольно ответила я.

Легко ей говорить "брось". Это мое единственное имущество на сегодняшний день, и расставаться с ним не было никакого желания. Кто знает, как все повернется дальше? Лучше иметь такую смену, чем не иметь никакой. Сама Сабина наверняка ведь не оставила выданное в приюте.

— Штеффи, я тебе подберу одежду из своей старой на первое время, — неожиданно предложила Сабина. — Только оставь здесь это позорище.

— Ты же сама говорила, что меня туда могут и не взять, если хозяйке не понравлюсь, — возразила я. — К чему мне тогда твоя одежда? Для фабрики она совсем не подходит. Да и одеяло, пусть даже такое страшное, лишним не будет.

— Ты с этим узлом выглядишь как деревенщина, впервые приехавшая в Гаэрру, — прошипела Сабина. — Я не могу тебя в таком виде вести к хозяйке. Она такой типаж терпеть не может. Сразу откажет! А у меня сил уже нет в одиночку там работать!

Она надулась от злости и почти на меня кричала. Можно подумать, от этого несчастного узла с моими вещами зависит все ее жизнь. Неожиданно мне захотелось развернуться и оставить ее здесь сотрясать воздух в одиночестве. Но я пообещала Регине, что попробую получить это место. Поэтому я постаралась успокоится и предложить что-нибудь, устраивающее нас обеих.

— Можно оставить мои вещи у тебя, а потом пойти в лавку, — предложила я. — Сразу и квартиру покажешь.

Сабина успокоилась тут же, как будто из нее вышел закачанный воздух, а новому взяться было неоткуда.

— В самом деле, тогда тебя и переодеть можно будет, чтобы совсем уж прилично выглядела, — довольно сказала она. — Пойдем уж, и так из-за тебя столько времени потратили. Хозяйка очень недовольна была, что пришлось меня отпустить. Обычно в это время она еще спит, а так пришлось встать за прилавок.

— Спит? Ну ничего себе, — поразилась я. — Полдень почти. Как можно столько спать?

Я прижала узел покрепче и двинулась за ней вслед. Размышления о возможной работодательнице не радовали. С таким подходом и разориться можно очень быстро. Рассчитывать на то, что Сабина будет усердно работать без присмотра, я бы не стала. А еще вполне в ее духе было бы деньги за проданный товар совершенно случайно положить в собственный карман, а не в кассу.

— Часть снадобий, что у нас продаются, можно делать только ночью, — поясняла Сабина уже на ходу. — Вот она утром и отсыпается. Продавщицам дает ключ, чтоб ее в это время не беспокоили. Да и утро — очень спокойное время, надо признать. Наши клиентки обычно спят, даже если по ночам не колдуют. У богатых дамочек — свой распорядок дня, а бедные к нам не ходят.

В ее голосе прозвучала такая горькая зависть, что я невольно подумала, зря она поторопилась с замужеством. Она же говорит, что ходят в эту лавку клиенты с деньгами. Глядишь, и подвернулся бы кто-нибудь, жизнь с которым позволила бы ей дрыхнуть целый день и ни о чем не думать. С другой стороны, товар довольно специфический, мужчины им мало интересуются, нужно было ей устраиваться продавать галстуки или трости. Может, ее муж — самое приличное, что ей попалось за все это время?

Сабина шла очень быстро, не желая терять время еще больше, поэтому все разговоры прекратились — трудно бежать, стараться не уронить объемистый тюк и говорить на разные отвлеченные темы. Да и не настолько мы с ней были близки, чтобы вот так, по-приятельски обсуждать новости из жизни общих знакомых. Боюсь, ее совсем не интересовали общие знакомые по приюту, а других у нас и не было и, вполне возможно, не будет. Так что я даже не пыталась задавать интересующие меня вопросы. Понятно же, что если меня возьмут, Сабина расщедрится и выдаст мне нужные сведения, а если не возьмут — резко потеряет ко мне интерес и мои вопросы так и останутся не отвеченными. Двигалась она резко, на поворотах юбка иной раз даже немного захлестывалась вокруг ног, показывая не только изящные туфельки, но и некоторую часть ноги, начиная от лодыжки. Наверно, будь я мужчиной, это зрелище меня бы привлекло, а так я лишь подумала, что монахини к этому отнеслись бы не слишком одобрительно.

К дому, где была квартира, снятая Сабиной, мы дошли очень быстро. Аккуратный, ухоженный, свежеокрашенный, он производил самое благоприятное впечатление. А ведь я так и не спросила, сколько мне придется платить, если все пройдет так, как надо. В глубине души зародились подозрения, что зарплаты моей может оказаться недостаточно, слишком богато выглядел дом. Квартира была не такой уж маленькой. Нет, в размерах она несомненно уступала нашей общей приютской спальне, но была значительно больше клетушки барака ткацкой фабрики, где я не так давно собиралась жить и в которую влезали лишь узкая кровать и небольшой стол. Для шкафа места уже не было, его роль исполнял ящик под кроватью. Сама я, правда, там ни разу не была, судила лишь по рассказам, которые ходили среди приютских девочек. И теперь поняла, что и не хочу узнавать, правда ли это, настолько мне понравилась квартира Сабины. Она была очень уютной, даже несмотря на беспорядок и пыль. Сабина подошла к гардеробу, украшенному резными завитушками, и открыла дверцу.

— Негусто, — сказала она, — даже и не знаю, что тебе дать. Не зря же я их не стала забирать.

Я заглянула через ее плечо. Пять платьев — это же просто огромный выбор! К тому же, любое из них выглядит намного лучше, чем мое грубое приютское одеяние.

— Так, сиреневое отбрасываем, в нем ты совсем на покойницу походить будешь, — заявила Сабина. — У этого шов разошелся, здесь пятно на юбке. Остаются вот эти два — в клетку и с цветочным рисунком. Что выбираешь?

У меня даже есть возможность выбора? Ну надо же...

— С цветочным рисунком, — сказала я.

В самом деле, что может быть дальше от того бесформенного ужаса, что на мне сейчас, чем легкое летнее платье с большим вырезом и нарисованными на ткани букетиками цветов, происхождение которых не смог бы вычислить самый опытный садовод?

Глава 3

На первый взгляд, владелица лавки казалась этакой безобидной рыхловатой инорой, чьи интересы не простирались дальше "вкусно поесть и сладко поспать". Улыбалась она постоянно, но было это выражение лица не более чем маска, из-за которой проглядывал такой острый оценивающий взгляд, что мне сразу стало понятно — если бы Сабина по ошибке пронесла хоть малую часть выручки мимо кассы, больше она не проработала бы здесь ни дня. Помещение, где эта самая касса стояла, было не очень большое. Несколько высоких прилавков, сразу привлекающих внимание, низкий стол с ворохом разноцветных бумажек и мягкие кресла вокруг него составляли всю обстановку, но она не казалась скудной, каждая деталь была хорошо продумана и говорила о достатке и успехе. Одни флакончики чего стоили — разнообразной формы, украшенные блестящими кристаллами в металлической оплетке или причудливым стеклянными узорами. Вполне возможно, что кристаллы были настоящими драгоценными камнями — моего опыта было недостаточно, чтобы отличить красиво блестящую стекляшку от чего-то более дорогого. А еще над всеми флаконами витал тонкий едва заметный флер магии хранения. Но пока я украдкой оглядывалась, меня тоже изучали, намного более внимательно.

— Действительно, девочка очень миленькая, — обратилась хозяйка к Сабине, как будто меня не было рядом. — Этакая голубоглазая куколка корнинского фарфора. А вид какой серьезный. И осанка. Можно принять за обедневшую дворяночку из провинции. Ты ничего не знаешь о родителях? — обратилась она теперь уже ко мне.

— Нет, инора Эберхардт.

Ответила я коротко, как наказала мне Сабина. Да и добавить к короткому "нет" мне было нечего — не рассказывать же о записке, которую мне сегодня отдали. Все равно она не проливает ни малейшего лучика света на мое происхождение. А что касается осанки, так это была отличительная черта воспитанниц нашего приюта — Сабина держалась не менее прямо, хотя вышла оттуда на два года раньше меня.

— Накопители заряжать умеешь?

— Да, инора Эберхардт.

В приюте вовсю использовали тех, у кого был хоть малейший дар именно для заполнения кристаллов-накопителей. Больше нас там ничему не учили, и тот скромный набор заклинаний, что я знала, был получен от соседок по спальне. Монахини такой обмен знаниями не поощряли и наказывали за магические эксперименты довольно жестко. Судя по всему, жизнью Сабины владелица лавки не особо интересовалась и таких тонкостей не знала, так как мой ответ вызвал довольную улыбку на ее лице. Чувствуется, здесь мне не будут отдельно доплачивать за использование магического Дара, это будет входить в мои обязанности. Она еще раз придирчиво меня осмотрела.

— Руки покажи, — внезапно потребовала она.

Я удивилась, но послушно подняла и повертела ладонями.

— Ногти — ужас, — недовольно сказала инора. — Вас там что, не кормили, что приходилось так добирать?

Я промолчала. Ногти у меня были не обкусанные, а обрезанные приютскими ножницами. Выглядело это почти одинаково, поскольку ножницы были ужасно тупыми и больше жевали, чем резали.

— Даже не знаю, — протянула хозяйка лавки, — с такими ужасными ногтями. Как она клиенток обслуживать будет? Это урон репутации заведения.

— Маникюр можно сделать, — вылезла вперед Сабина. — Форма ногтей у нее красивая, просто короткими пока будут, а потом отрастут.

Надо же, как хочет меня пропихнуть. Раньше я не слышала, чтобы она кого похвалила или отметила какие-нибудь чужие достоинства. Ведь достоинства могут быть только у нее.

— "Потом" меня не устраивает, — отрезала инора. — Наращивание сделаете. Ладно, возьму, но с испытательным сроком за половину жалованья. Ее же еще обучать надо. Если хорошо себя покажет, через месяц жалование увеличу. Процент с проданного товара пойдет сразу. Устраивает?

Я покосилась на Сабину. Она энергично кивала головой, влюбленно глядя на свою нанимательницу. Ее-то устраивает, она свои деньги за аренду получит, а останется ли у меня еще что-то после этого? Ведь еще одежду покупать придется — подозреваю, что мои приютские платья не устроят инору Эберхардт так же, как и приютский уход за ногтями. А денег у меня для таких покупок почти нет. Разве что на счету, оставленном матерью, лежит круглая сумма? Экономия в ее представлении могла сильно отличаться от того, к чему я привыкла. Сабина дернула меня за руку, давая понять, что размышлять о денежных вопросах я могу и в другом месте, а здесь надо показывать готовность подчиниться требованиям нанимательницы, а то ведь она и передумать может.

— Да, инора Эберхардт, — сказала я.

Отказаться можно и потом, если уж мне совсем невмоготу будет. Хотя чего тут сложного? Улыбайся да повторяй покупательницам, что только этот крем позволит ей дожить до глубокой старости без морщин, покраснений и вылезающих наружу кровеносных сосудов. Во всяком случае, Сабина утверждала, что от продавщиц больше ничего не требуется.

— И вот еще что. Все, что происходит в нашем магазине, должно здесь же остаться. Мне не нужно распространение слухов, сплетен и тому подобного, могущего нанести урон репутации моего дела. Иногда приходится даже идти на мелкие нарушения закона. Но все это — исключительно в интересах наших клиенток. Сабина говорила, ты не болтлива, да?

— Да, инора Эберхардт, — повторила я уже завязшую в зубах фразу.

Доносить на работодателя — последнее дело. Да и кому мне что-то рассказывать. Из друзей у меня только Регина, и та осталась в приюте. Не думаю, что у меня в ближайшее время появится куча новых знакомых, которым я буду рассказывать об истинных доходах иноры Эберхардт, о чем, как я уверена, она беспокоится намного больше, чем об интересах своих клиенток.

— Тогда после обеда Штефани должна полностью соответствовать уровню моего магазина, — улыбнулась нам инора. — И чтобы не опаздывали. Не хочется лишний штраф записывать на ваш счет.

Так, о штрафах меня не предупреждали. Я выразительно посмотрела на Сабину, но она и не подумала раскаяться, подхватила меня под руку и целеустремленно двинулась на выход. Мы были уже у порога, как нас догнал вопль хозяйки лавки.

— Стоять! А это что за безобразие?

— Вы сейчас о чем, инора Эбенхардт? — подобострастно заулыбалась ей Сабина.

— О том, что на ногах у твоей подруги, — недовольно сказала инора. — У меня приличный магазин, а не богадельня. Мне продавщицы в опорках не нужны. Если хочет здесь работать, пусть купит нормальные туфли.

— Конечно, инора Эберхардт, — защебетала Сабина, не переставая улыбаться. — У нас просто времени на это не было, мы торопились побыстрее к вам прийти. Мы же знаем, как тяжело вам приходится.

Льстивые слова, сколь ни были они фальшивы, нашли прямой путь к сердцу работодательницы, взгляд ее смягчился, а улыбка даже стала походить на настоящую.

— Хорошо, — сказала она и окинула меня внимательным взглядом, в попытках найти еще что-то, несоответствующее великой должности продавщицы ее лавки, которую она гордо называла магазином. — Кажется, все остальное не требует моих замечаний.

— Вы очень заботливы, инора Эберхардт, — подобострастно сказала Сабина.

— Не задерживайтесь, — сказала инора нам вдогонку. — Моей добротой злоупотреблять не стоит.

Сабина выскочила из лавки и резко выдохнула.

— Надо же, взяла, — с явным облегчением сказала она. — Вчера двоим отказала, а тебя сегодня взяла. Наверно, из-за Дара.

Зависть, прозвучавшая в ее голосе, была мне не в новинку. Но что толку в таком мизерном Даре? Только на заполнение накопителей и годится, да на всякие бытовые мелочи. Впрочем, заклинаний я все равно почти не знала, так что и бытовые мелочи были мне недоступны. Я даже свечу толком зажечь не могла — не хватало концентрации. Где мне ее было наработать? В приюте свободного времени у нас не наблюдалось, а тот небольшой период перед сном, когда обязательных занятий не было, все равно был под надзором монахинь, которые считали, что праздность — большой грех, а занятия магией нам не нужны. К чему учить того, от кого требуется только заполнение приютских, а иной раз и монастырских, накопителей? Правильно, ни к чему — ведь тогда энергия будет уходить на обучение и отработку, а не на нужды монастыря.

— Деньги я тебе займу, — тоном, не допускающим возражение, заявила Сабина.

— Мне в приюте выдали.

— Ой, не смеши, выдали ей. А то я не помню, сколько они там от щедрот своих отсыпают? На то, что тебе выдали, только с голоду не помереть можно в первый месяц, — недовольно фыркнула она. — На приличные туфли не хватит. Я бы тебе свои дала, но не подойдут ведь.

С этим нельзя было не согласиться. Если платье Сабины я еще могла надеть, зашнуровав до предела, то из ее туфель попросту вывалилась бы — нога у меня была много меньше и уже. Но быть ей должной более необходимого мне не хотелось. Возможно, она преувеличивает, и денег мне хватит — на фабрике я работала усердно, сумма накопилась приличная, монахини были уверены, что мне ее на первое время хватит. Так неужели я не смогу купить себе туфли сама? И потом, у меня же счет в банке есть. Я приободрилась. Счет в банке, да еще в Гномьем, — звучит очень солидно и придает уверенность в собственных силах. Только узнать нужно для начала, сколько же там лежит. Может, там не только на туфли хватит, но и на небольшой домик для нас с Региной? Понятия об экономии моей матери могут сильно отличаться от моих.

— Сабина, а где здесь ближайшее отделение Гномьего Банка?

— Самое время тебе о банках спрашивать! — возмутилась она. — Я из-за тебя на штраф нарываться не хочу.

— Не думаю, что посещение банка займет так много времени, — ответила я и тут же увидела нужную мне вывеску. — Мне мать там деньги оставила.

Насколько я знала, особенностью Гномьего Банка было то, что деньги со счета можно было взять в любом его отделении. Я пока забирать ничего не хотела, но нужно же хотя бы получить представление, на какую сумму я могу рассчитывать? Так что я отправилась к замеченной вывеске.

— Деньги? — оживилась Сабина. — И много?

Вклад ее явно заинтересовали намного больше, чем то, что его оставила моя мать. В глазах появился блеск, на щеках выступил легкий румянец. Представляю, как она хорошеет, когда держит в руках большую сумму. А если эта сумма предназначена ей лично...

— Вот я и хочу узнать, — сказала я, берясь за ручку двери с душевным трепетом.

Дверь была солидной и тяжелой, как, впрочем, и все, что было внутри помещения. Мебель была, хоть и надежной, но сделана безо всяких вычурностей и украшений. Массивные деревянные стулья даже не имели мягких сидений для удобства клиентов. Видимо, гномы считали, что заманивать посетителей нужно качеством услуг, а не обстановкой.

— Добрый день инориты, чем могу быть вам полезен? — важно поинтересовался гном, стоящий сразу около входной двери.

— У меня вклад в вашем банке, — не менее важно ответила я. — Я хотела бы узнать о его состоянии.

Во взгляде гнома уважения прибавилось ровно настолько, чтобы проводить меня в отдельный кабинет, или, скорее, клетушку — слишком маленьким было помещение. Зато когда за моей спиной захлопнулась дверь, я обнаружила, что за ней остались и все звуки. Да, чем меньше объект, тем проще его защитить магией. Это даже я знала.

— Добрый день, инорита, — гном вежливо улыбнулся, насколько это позволила рассмотреть его окладистая борода, очень аккуратно подстриженная и расчесанная. — Чем могу быть вам полезен.

— Добрый день, — я попыталась успокоиться и, четко выговаривая каждое слово, сказала. — Счет ?М4000639, кодовое слово "Штефани".

Гном переспросил еще раз номер счета, потом вытащил какой-то сложный артефакт и начал нажимать на нем кристаллы в последовательности, понятной только ему. Видно, результат его удовлетворил, и он признал мое право на владение той суммой, что была на счету.

— Что вы хотите сделать? Закрыть или пополнить?

— Для начала я хочу узнать, сколько денег на нем есть.

— Один золотой, пятьдесят четыре серебряных.

— Один золотой? Но этого не может быть!

— Почему же? Именно столько здесь и указано.

Нет, в приюте приучают к экономии, но не до такой же степени! Не могла же моя мать всерьез считать, что столь мизерная сумма как-то мне поможет? Тут я вспомнила заинтересованный взгляд сестры-смотрительницы, и в мою голову полезли самые страшные подозрения.

— Столько денег здесь было с открытия счета? — уточнила я.

— Нет, первоначально размер счета составлял... — и он назвал сумму, разительно отличавшуюся размерами от того, что там сейчас было. — Через неделю все деньги, за исключением одного золотого, были сняты.

— И за давностью лет определить, кто их снял, конечно, не представляется возможным? — уточнила я.

Что ж, отсутствие доказательств не помешает мне прийти в приют и посмотреть в глаза сестре-смотрительнице. Правда, до этого дня я ни разу не слышала, чтобы они присваивали имущество или деньги сирот, вверенных на их попечение. Но, видно, сумма была слишком большая — думаю, ее хватило на огромное количество добрых дел.

— За давностью лет, конечно, нет, — подтвердил мои опасения гном. — Но у меня здесь есть отметка, что деньги снял тот же человек, что и положил.

Неужели это сделала моя мать? Но зачем? Положила, потом сняла. Странно это все. Она же собиралась обо мне позаботиться? А одного золотого, даже с наросшими за это время процентами как-то мало для полноценной заботы. Не могла же она этого не понимать? Или снимала все же не она?

— Вы уверены? А не мог кто-то намеренно принять чужой вид?

— Инорита, у нас — не мог, — отрезал он. — Если указано, что одна и та же персона положила, а потом — сняла, значит, так оно и есть. Наши артефакты не проведешь — они по ауре смотрят.

— А если маг был очень сильный? — невольно заинтересовалась я.

— Очень сильные маги из-за такой суммы рисковать своей репутацией не будут, — ответил он. — Да и защиту нам драконы ставили.

Пришлось признать, что сестра-смотрительница, несмотря на свое подозрительное поведение, тут ни при чем. Наверно, просто надеялась, что я отдам приюту часть суммы. Деньги им были бы не лишние — того, что идет от казны, на все нужды не хватает. Да, наследство мне досталось просто огромное.

— А почему было не снять всю сумму? Лучше было закрыть счет, чем оставлять такое вот издевательство, — невольно сказала я вслух.

— Возможно, тот, кто это сделал, впоследствии хотел пополнить вклад, но что-то ему помешало, — предположил гном.

— И мешало все восемнадцать лет?

— Все может быть, инорита, — он мне вежливо улыбнулся. — Так что будем делать со вкладом?

— А что бы вы мне посоветовали?

Гном явно был польщен мои вопросом. Он сделал вид, что задумался, и провел рукой по бороде, показывая глубину своих размышлений.

— Я предложил бы вам сделать этот вклад именным, не меняя номера, — наконец сказал он. — Нельзя исключить того, что его опять пополнят. Деньги предназначались вам на совершеннолетие, как я понимаю? — дождавшись моего подтверждения, он продолжил. — В жизни случается всякое. Иногда и через двадцать лет приходят средства, о которых владельцы вкладов и думать забыли.

В это совсем не верилось. Но с другой стороны, почему бы и не оставить счет, на который я смогу откладывать деньги? Думаю, служащий банка на это и рассчитывал. Но золотой я сняла — лишним он мне сейчас не будет.

— Ну как? — сразу спросила меня Сабина. — Много там?

И мне так не захотелось ее радовать собственной неудачей...

— Пока я могу снять только один золотой, — ответила я.

— А, вклад с условием... — понимающе протянула она. — Наверно, распоряжаться сможешь, когда замуж выйдешь?

Я неопределенно хмыкнула и глубокомысленно промолчала. Ни к чему постороннему человеку знать, что мать меня бросила второй раз.

Глава 4

Новые туфли к концу дня неимоверно давили. Сабина утверждала, это потому, что я не привыкла к нормальной обуви, в приюте нам доставалась всегда старая, растоптанная, в которой приличной инорите показаться стыдно. Радовало, что у обновки каблук был не такой высоты, как хотелось моей мучительнице. Я ей справедливо указала, что с непривычки и упасть могу, тем самым уронив репутацию косметической лавки иноры Эберхардт чрезвычайно низко. Сабина поворчала немного, что нужно привыкать к хорошей жизни и начинать это с обуви, но все же сдалась. Туфли были, хоть и на каблуке, но небольшом. Ходить в таких удобно, падать — невысоко. Ногу они облегали очень красиво, ничего не скажешь. Это плюсы. Но были и минусы, просто огромные — даже такой небольшой каблук мне был непривычен, а уж стоили они половину выданной мне в приюте суммы. Вторая половина почти полностью ушла на маникюр. Наращивание было небольшое, насколько денег хватило, всего пару линий, но делалось это магически, почти мгновенно. А за скорость надо платить, как сказала Сабина. Она предлагала мне одолжить некоторую сумму, но я твердо решила, что попробую обойтись без ее помощи. Пока того, что у меня оставалось, хватит, чтобы купить какую-нибудь крупу подешевле и прожить на каше месяц до выплаты первого жалования. Правильно в свое время посчитала родившая меня женщина, в приюте меня приучили к экономии. Я привыкла обходиться малым, да и цены на продукты хорошо знала — все воспитанницы время от времени ходили делать общие закупки. Под руководством монахини, разумеется. Так что мне казалось, оставшейся суммы должно хватить. В крайнем случае пару дней поголодаю во славу Богини...

Хозяйку заведения, в котором мне предстояло работать, мой вид устроил безоговорочно. Она одобрительно сказала, что выгляжу теперь я так, как подобает. Оказалось, что по поводу платья я беспокоилась совершенно напрасно — продавщицам полагалась униформа — зеленого сукна платье с белым воротничком и манжетами. Выглядело это строго, придавая дополнительную солидность обстановке. Нет, это не оговорка — клиентки явно считали нас не более чем предметом обстановки, с той лишь разницей, что изредка обращались с вопросами к нам, а не к креслам. Но так как отвечала только Сабина, то я для покупательниц была интересна не больше, чем витрина, а намного, намного меньше. Там хоть образцы интересующего их товара были. А на мне даже никаких надписей.

Весь день я провела на ногах, выполняя поручения "подай-принеси" то ящичек, то баночку, то ключ от стеллажа, то нужный буклет. Сабина отдавала приказания с особым удовольствием человека, в кои-то веки дорвавшегося до небольшой власти. А если вдруг выдавалась минутка, когда в магазине никого не было, то мне сразу вручалась брошюра с описанием представленной на витринах продукции и давался наказ выучить как можно больше текста. Память у меня была хорошая, да и Сабина постоянно твердила одно и то же покупательницам, так что к концу рабочего дня я отвечала на вопросы иноры Эберхардт почти не путаясь. Одновременно я заряжала выданные мне накопители. "Чтобы не задерживать тебя после окончания рабочего дня", как говорила инора, делая вид, что заботится исключительно о моем удобстве.

Жила она в том же здании, где была ее лавка, оно было узким, вмещавшимся между двумя крупными торговыми галереями. На первом этаже были небольшой зал для покупателей и два крошечных подсобных помещения. Одно из них отводилось под нужды продавщиц. Кроме шкафа с форменными платьями, там был еще маленькая тумбочка, в которой были разные мелочи, могущие нам пригодиться в течение дня, и одинокая табуретка, на которой я даже успела сегодня совсем недолго посидеть. Все было таким крошечным, что у меня вызывало чувство неудобства. Казалось, давили не только стены, но и потолок, хотя он располагался на обычной высоте. Но инору это устраивало. Жила она одна. Второй этаж отводился под ее личные апартаменты, а в подвале было небольшое производство — часть продукции хозяйка делала самостоятельно, по индивидуальным заказам. Цены на эти крема, указанные в лежащем на столике скромном неярком листочке, были такими, что стоимость купленных сегодня туфель мне показалась на такой уж большой, а выданные в приюте деньги — совсем мизерными. Неужели кто-то такое покупает? Насколько я успела заметить, все пришедшие сегодня дамы ограничивались выставленным на витринах. Косметика там тоже была дорогой, но не чрезмерно. Заказывалась она по специальным рецептам на фабрике, а здесь только расфасовывалась. Но сама инора Эберхардт пользовалась только тем, что делала лично — крема, маски, декоративная косметика использовались ею только собственноручно сделанные. Зато выглядела она намного моложе истинного возраста. Все это Сабина рассказала, когда у нее внезапно появилось желание поболтать. Правда, вид у нее при этом был такой, как будто она мне делала огромное одолжение. Дела иноры Эберхардт меня занимали мало, к тому же Сабина отвлекала меня от изучения косметических премудростей, поэтому слушала я ее невнимательно. Чужая жизнь — дело такое, чем меньше о ней знаешь, тем лучше. А уж сплетничать о жизни нанимательницы во время работы совсем не годится. Так что я по большей части молчала, а когда инора Эберхардт, спустилась в очередной раз к нам на проверку, стояла перед витриной и сравнивала описания в брошюре с тем, что там стоит.

— Можно уже и закрываться, — заявила она. — В такое время посетителей уже не будет.

Сабина тут же устремилась с табличкой "Закрыто", которая раньше стояла за прилавком, к входной двери. Два засова — верхний и нижний — проскрежетав, заняли свое место. В ушки верхнего хозяйка лично вставила замок и провернула два раза ключ. На этом все предосторожности закончились. Витринные окна, похоже, защищались магически. Сейчас защита была неактивна, наверно, хозяйка включает ее, когда посторонних не будет.

— Пожалуй, я довольно тобой, Штефи, — заявила хозяйка. — Думаю, завтра ты будешь работать в зале под присмотром Сабины, а послезавтра одна. Твоя подруга давно уже не получала выходной, пора это исправлять.

— Ой, инора Эберхардт, да мне в радость работать рядом с вами, — почти пропела Сабина. — Я столько всего узнала за это время, что не перестаю благодарить Богиню, что она привела меня к порогу вашего магазина.

Глаза ее, потухшие от усталости к концу дня, теперь сияли искренним счастьем от предвкушения конца этой каторги. Я тоже оживилась.

— Что ж, — усмехнулась хозяйка, — у тебя сегодня еще будет возможность насладиться радостью сполна. Мне нужно сегодня помочь. Штефани я отпускаю, а тебя попрошу задержаться.

— Но инора Эберхардт, я же только вчера... — начала было Сабина, явно раздосадованная просьбой.

— Срочный заказ, — спокойно ответила инора. — И это ненадолго, не волнуйся.

По Сабине было видно, что волноваться она продолжала, и даже очень, и с удовольствием поделилась бы радостью общения с нанимательницей с кем-нибудь-другим. Слишком много оказалось для нее этой радости. Но, видно, я пока для этой цели не подходила, поскольку она лишь бросила в мою сторону короткий недовольный взгляд, но не предложила заменить себя мной.

— Штефани, можешь идти, — повторила инора Эберхардт. — Хотя нет, постой. Думаю, аванс тебе лишним не будет.

— Да, инора Эберхардт, — обрадованно сказала я.

Аванс — это просто замечательно. Месяц на пустой каше, конечно, прожить можно, но очень невесело. Пожалуй, нанимательница мне начинает нравиться. Она не столь равнодушна, как может показаться на первый взгляд. Требовательна, конечно, но и внимательна. Тем временем инора достала несколько монет из кассы, тщательно их пересчитала, достала журнал, в котором сделала соответствующую запись, и лишь потом вручила мне деньги.

— Во все должен быть порядок, — наставительно сказала она, ласково улыбаясь.

— Да, инора Эберхардт. Большое спасибо, инора Эберхардт. Вы очень заботливы, инора Эберхардт.

Внутренне я понимала, что сейчас почти полностью копирую поведение Сабины, но ничего не могла с этим поделать, настолько меня радовало, что этот бесконечный день уже закончился, я смогу отдохнуть и, главное, мне выдали деньги, пусть небольшие и в счет будущей зарплаты, зато мне не придется ни у кого занимать. Работодательнице моя благодарность пришлась по нраву, она довольно щурилась, как кошка, которая хорошо поела и теперь сидит в тепле. Но это не мешало ей явно ожидать, когда же я наконец уйду. Я торопливо переодевалась, туфли я решила не менять, чтобы не задерживаться здесь еще, а просто взяла старые с собой и уже совсем было собралась уходить, но вовремя вспомнила, что у меня здесь остался еще один нерешенный вопрос. Ключей от квартиры у меня не было. Я повернулась к Сабине, и она тут же поняла мое затруднение

— Штеффи, ты запомнила, где квартира? — деловито спросила она меня. — Сможешь сама найти?

— Конечно, она же совсем рядом.

— Рядом-то рядом, — недовольно сказала Сабина и покосилась на инору Эберхардт. Видно, надеялась, что та ее все же отпустит, хотя бы меня проводить. — Но тебе придется сейчас выходить с черного хода, не заблудишься?

— Напиши ей адрес, — предложила инора. — И не придется волноваться за Штеффи.

По Сабине совсем было непохоже, что она волновалась за меня, скорее — за свою квартиру. Адрес она мне все-таки написала, а ключ выдала с такой неохотой, как будто у нее там хранились неисчислимые богатства, а не несколько ненужных платьев.

— Завтра я за тобой утром зайду, — сказала она мне на прощание. — А пока можешь пользоваться всем, что там есть.

Я ее поблагодарила, попрощалась с ними обеими и выскочила на улицу с такой скоростью, что чуть не врезалась в молодого инора, который как раз проходил мимо. Он оказался довольно увертливым и не только успел отстраниться, но и приобнять за талию, что мне сразу же ужасно не понравилось. В приюте нам постоянно говорили о таких вот нахалах, которым только покажи слабину — и все, новое приютское пополнение готово.

— Инорита от кого-то убегает? — чуть насмешливо спросил он. — Или просто наскакивает на зазевавшихся прохожих?

— Извините. Я не хотела вас напугать.

Мои слова были бы намного более искренними, если бы он наконец меня отпустил. Пальцы у него были неприятно жесткими, а взгляд такой изучающий, что я растеряла последнее чувство вины и стукнула его по руке пакетом со своими старыми туфлями.

— Пытаетесь добить? — усмехнулся он, но меня отпустил. — Меня свалившейся прямо в руки красивой девушкой не напугаешь.

Отвечать я ему не собиралась. Ни к чему мне вступать в разговоры с посторонними инорами, тем более что он мне совершенно не понравился. Не люблю людей с черными глазами, мне кажется, что по ним очень трудно понять, что же они в действительности думают. А мне нравится честность и открытость. Но инор не унимался, он предложил мне пойти с ним в кафе в качестве компенсации за нанесенный ему ущерб. В доказательство он показал след от каблука на своем ботинке. Вполне возможно, что и от моего, с этим я спорить не стала, но компенсацию пусть получает с кого-нибудь другого. Уверена, недостатка в тех, кто ему согласен ее тут же вручить, он не испытывает. Опыт по обращению с девушками виден очень хорошо, ни малейшего смущения или скованности.

— Я никуда не хожу с незнакомыми инорами, — холодно ответила я и повернулась к нему спиной, давая понять, что разговор наш окончен.

— Так давайте познакомимся, — он опять непонятным образом оказался передо мной. — Рудольф...

— Я не собираюсь с вами знакомиться, — прервала я его. — Оставьте меня в покое, или я стражу позову.

— Стражу? — он был удивлен. — Но я просто хотел вам представиться, что в этом такого страшного?

Сначала просто представиться, потом просто попить чаю в кафе, потом чего-нибудь покрепче в другом месте. Нет уж, в приюте нас учили, что к девушкам, которые заводят знакомство на улице, и отношение соответствующее. Никакого уважения, особенно когда узнают, что мы незаконнорожденные и нет семьи, которая за нами стоит. Мы, девушки из приюта, можем рассчитывать только на собственный здравый смысл, и больше ни на что. В случае неприятностей на помощь нам никто не придет, это монахини не уставали нам повторять.

Я шла и не оглядывалась, а то еще решит, что я с ним кокетничаю, и не отстанет вовек. Но в таком поведении был и большой минус — я не знала, продолжает ли он идти за мной или свернул куда-то в поисках другой жертвы, более наивной. Нет уж, Штефани Ройтер никаких романов с первыми встречными заводить не собирается. Особенно если эти встречные ходят не по центральным улицам, а там, где находятся черный вход в магазин. Может, он вообще собирается этот магазин ограбить и высматривает как это удобнее сделать? На первый взгляд, на жулика он не похож, Но когда это по внешнему виду можно определить намерения? С другой стороны, на природного гармца этот Рудольф не очень и похож. Темные волосы и глаза и легкая смуглость указывали на примесь лорийской крови или, не дай Богиня, даже орочьей. Нет, мне такие знакомства не нужны, даже если он полностью законопослушный инор.

Из задумчивости меня вывел запах свежего хлеба — я как раз проходила мимо булочной. И это было очень вовремя. Я вспомнила, что сегодня была без обеда, да и на ужин нужно что-то взять. Завтра выясню у Сабины, где здесь лучше покупать продукты, а сегодня себя можно и побаловать. У меня же день рождения, его нужно как-то отметить. Румяная добродушная торговка с таким счастливым видом закладывала выбранные мной пирожки в бумажный пакет, что я заподозрила, что мне продают залежавшееся. Но пакет жег руки так, что сомнения в свежести просто отпали. Я украдкой огляделась, но наглого Рудольфа нигде не было видно. Видимо, преследовать не стал. Вот что значит сразу взять правильный тон с мужчиной. Но спокойствие не приходило. Напряжение росло и росло. Я почему-то была уверена, что он за мной наблюдает. И вот это ощущение чужого взгляда очень тревожило. Защищенной я себя почувствовала только за закрытыми дверями Сабининой квартиры, точнее, уже моей. Защищенной, но очень уставшей. Я с облегчением сняла изрядно надоевшие туфли, пакет с пирожками отнесла на кухню. Есть хотелось ужасно. Но если я сейчас поем, то захочется спать, а ведь еще убрать надо. Так что я сменила платье на свое приютское и начала приводить в порядок место, в котором мне предстояло жить. Нет, тщательную уборку я отложила до своего свободного дня, но вытереть пыль и помыть пол было просто необходимо. Как любили повторять монахини — во всем должен быть порядок, если его нет вокруг вас, то и в голове не будет.

Глава 5

Для начала нужно было хоть немного осмотреться в квартире, где мне предстоит жить. У меня не было даже тряпки, чтобы вытереть пыль. Сабина наверняка бы заявила, что для этого как нельзя лучше подойдет мое приютское платье, ибо его все равно больше ни для чего использовать нельзя. Но Сабина осталась в лавке, и слава Богине. Мы с ней никогда близки не были, не станем и сейчас. Даже за этот единственный день, что мы провели вместе, я от нее ужасно устала. Она постоянно меня поучала, цедила высокомерные фразы с таким видом, как будто она облагодетельствовала на всю оставшуюся жизнь, и лебезила перед нанимательницей. Можно подумать, она сама два года назад не носила такую же одежду, какая была на мне при выходе из приюта, а родилась уже такой — в ярких воздушных платьях и туфлях на высоком каблучке! Нет, она про это уже благополучно забыла, оставила все воспоминания за кованой калиткой со скрипучими петлями. Даже странно, что вообще обо мне вспомнила. Видно, слишком долго не могли найти никого для работы в к лавке, вот и выплыл у нее из глубин памяти подходящий вариант в моем лице. И затем она полностью потеряет интерес к моей персоне, особенно после того как срок аренды на эту квартиру закончится и точек пересечения наших интересов кроме работы не останется. Но и там пересечение будет не слишком частым — насколько я поняла, в магазине иноры Эберхардт продавщицы работали посменно и почти друг с другом не встречались.

Было непривычно находиться без окружения приютских девочек и надзора монахинь. Впервые с начала моей жизни я осталась совсем одна. Не было никого, кто бы мне указывал, что нужно делать, но не было и никого, к кому можно было обратиться за советом или поддержкой. Да, теперь я могла рассчитывать только на себя, и это немного беспокоило. Беспокойство не уходило, а лишь росло. Мне вспомнился этот странный инор, на которого я налетела, уходя из лавки, но я решила, что подумать о нем можно и потом, а пока надо перестать нервничать и разобраться с тем, что мне досталось от Сабины. Оказалось, досталось не так уж и много. В шкафу кроме тех платьев, что я уже видела, и нескольких пустых плечиков больше ничего. Даже смены постельного белья — кровать была застелена покрывалом, но подушка была без наволочки, а одеяло вообще отсутствовало. Я порадовалась, что не послушалась Сабину и не бросила набор вещей, выданный мне в приюте. Если без простыни как-то еще обойтись можно первое время, то без одеяла не хотелось бы.

На полке над кроватью стояли несколько потрепанных томиков со яркими парочками на обложках. Их, пролистнув, я поставила назад. Все эти "Он страстно впился в ее губы поцелуем" меня мало занимали, мне нужно устроиться в этой жизни и помочь Регине, а подобными глупостями пусть занимаются те, о ком заботятся близкие. Уверена, что книги эти не Сабинины, наверняка хозяйские или остались от прежних жильцов. Она себе голову забивать такой ерундой не стала бы, поэтому и не забрала романы. В комнате рассматривать больше было нечего и я пошла дальше.

На кухне в маленьком шкафчике меня ждали две повидавших вида кастрюльки и кружка с отбитой ручкой. В банке, наполовину заполненной солью, торчала ложка. Больше там ничего не было. Даже ножа. Положим, сегодня он мне не понадобится, но завтра нужно будет купить, и хотя бы одна тарелка мне тоже не помешает. Артефакт на плите был разряжен, но у меня не было ни сил, ни желания им заниматься, так что я отложила заполнение его энергией на завтра. На столе стоял пакет с купленными по дороге пирожками и пах так, что хотелось отложить все на потом и не мучить себя. Я не выдержала, достала один пирожок и с наслаждением откусила кусочек. Все равно пока тряпку не нашла, можно и отвлечься. Желудок вцепился в предложенную пищу как голодный кот в мясной обрезок и так же довольно заурчал. Второй пирожок я брать не стала, хоть и были они необыкновенно вкусными — в приюте столько начинки не закладывали, там была лишь тоненькая прослойка внутри теста, не более.

Тряпка нашлась в душевой. Роль ее исполняла юбка от приютского платья. Я невольно усмехнулась — Сабина не стала выбрасывать такое неприятное воспоминание о своем прошлом. Здесь же оказался еще и рукав, все остальные детали отсутствовали. Возможно, хозяйка выбросила, а возможно, вовсю использует в своей новой квартире — приютские платья крепкие, вон, за два года мытья пола не порвалось и даже цвет при некотором желании можно разобрать. Но мне хватило и этих остатков. Я переоделась в свою собственную одежду, платье Сабины аккуратно повесила на плечики в шкаф и начала уборку. Нельзя сказать, чтобы после нее все блестело, но пыли не осталось, пол тоже был чистый, да и покрывало я вытряхнула, хотя ему, конечно, не помешала бы стирка, да вот беда — у меня никакого моющего средства не было — не входил этот столь необходимый предмет в набор, что вручила мне сестра-кастелянша. В душевой был крошечный кусочек душистого мыла, но его я использую на себя, а не на стирку. Стирка может и подождать, а я — нет.

Принимать душ, когда тебя никто не торопит и можно вволю постоять под горячими струями, оказалось на редкость приятно. Сабинино мыло пахло сиренью и весенним солнцем и давало густую легкую пену. Скорее всего это был не обмылок, а один из тех пробников, что выдавались в лавке иноры Эберхардт при покупке на определенную сумму. Сабина говорила, что иногда покупательницы отказываются, тогда подарочный образец она с чистой совестью брала себе. Полотенца у меня не было, не было его и в этой квартире, пришлось ночную сорочку одевать прямо на влажное тело. Стало немного зябко, пришлось подзарядить накопитель на кухне, чтобы подогреть воду и пить с пирожками горячее. Хорошо бы, конечно, чай, но его тоже нет. Нужно будет купить завтра. Список того, что необходимо, все рос и рос, аванса иноры Эберхардт на все не хватит. Нет, чай пока подождет.

Есть в одиночку было скучно, пусть даже таких вкусных пирожков в нашем приюте и не делали. Зато ужин всегда сопровождался легким перешептыванием, обсуждением того, что случилось за день. И еще — я непременно бы поделилась с Региной, мне казалось несправедливым по отношению к ней наслаждаться в одиночку вкусностями. А сейчас даже поговорить было не с кем, хотя за сегодня со мной столько всего произошло, намного больше, чем иной раз со всем приютом за месяц. Я завернула пакет с оставшимися пирожками, завернулась сама в приютское одеяла, легла на кровать и даже глаза закрыла. Как ни странно, спать мне не хотелось, хотя я и чувствовала ужасную усталость. Но для сна требуется спокойствие, а его не было. Я перебирала в памяти события прошедшего дня, и опять мне почему-то вспомнился этот черноглазый Рудольф и его руки на моей талии. Нет, все же наглый тип, правильно я сделала, отказавшись с ним знакомиться. Не такой мне нужен. Возможно сыграли свою роль любовные романы на полочке или вот эти тревожащие воспоминания о мужских руках, уверенно прикасающихся ко мне, но я невольно задумалась. А каким он должен быть, тот, кого я рано или поздно захочу видеть рядом с собой? Таким, чтобы был совсем непохожим на этого Рудольфа. А значит — светловолосый, сероглазый, типичный гармец. И улыбка у него должна быть особенная, только для меня, а не отработанная на множестве девушек... Я закрыла глаза и начала представлять в деталях, как будет выглядеть тот, кого мне пошлет Богиня. Образ вышел таким четким, что, казалось, сейчас раздастся громкий стук в дверь и уверенный мужской голос скажет: "Здесь живет Штефани Ройтер? Я пришел, чтобы жениться на ней!" При этой мысли я невольно хихикнула и испуганно вздрогнула, когда в дверь действительно постучали. Но испуг тут же прошел. Ведь это наверняка Сабина, хочет узнать, как я здесь устроилась. Она же выглядела такой неуверенной, когда ключ давала. Наверно, хотела еще что-то сказать, да присутствие иноры Эберхардт помешало. Я даже испытала что-то вроде легкой признательности к этой девушке и дверь открыла даже не задумавшись. А зря. Потому что за дверью была не Сабина, а совсем неизвестный мне молодой инор. Неизвестный, но настолько похожий на то, что я только что представляла, что я несколько растерялась. На миг даже показалось, я смогла материализовать свою мечту, настолько он ей четко соответствовал. Светловолосый, сероглазый, почти такой, как я себе нафантазировала. Не сказать, чтобы красавец, нет, для этого не хватало классической правильности черт, но очень обаятельный. Наверно, когда улыбается, совсем неотразим. Только сейчас он не улыбался, а был нахмурен и первое, что сказал:

— Вы кто, инорита? И где Сабина?

Разочарование, которое я испытала, было просто ужасным. Нет, я не думала, что Богиня прямо сразу расщедрится и пошлет мне все, что я сама себе придумаю. Но с ее стороны было жестоко отправить этого инора искать здесь Сабину. Если ему она была настолько нужна, то пусть бы пошел туда, где она сейчас бывает много чаще, чем здесь. Во мне теплилась крохотная надежда, что этот сероглазый инор ей совсем чужой, а пришел просто по-соседски, ложку занять, или, скорее, вернуть, если учитывать их нехватку в квартире. Конечно, это выяснится прямо сейчас, но для начала нужно ответить ему на только что заданный вопрос.

— Она здесь больше не живет, — пояснила я. — Она теперь живет у мужа, а квартиру сдает мне.

Вид у меня был донельзя глупый. С босыми ногами, с наброшенным на плечи приютским одеялом неопределенного цвета и с ночной сорочкой, грубый подол которой выглядывал снизу и совсем не украшал мой облик. Совсем не так я хотела первый раз показаться тому, кто настолько напоминал мое представление о будущем муже, что, казалось, так и вышел прямо из моей мечты.

— Да, Сабина говорила, что собирается сдать квартиру, — сказал он и даже мне улыбнулся, хотя беспокойство с его лица никуда не ушло.

И улыбка у него была такая, что сердце мое ухнуло куда-то в район босых ног, да там и осталось, не желая больше подвергаться подобным испытаниям.

— Только дома ее нет, — продолжил он. — Вот я и подумал, вдруг она сюда забежала. Извините инорита, я должен был представиться. Петер Гроссер, муж Сабины.

Вздох разочарования мне удалось удержать с большим трудом. Жаль, что он не пришел вернуть ложку, как я надеялась до последнего. Теперь я понимала, почему Сабина, мечтавшая о богатом муже, вышла за того, у кого денег, по ее представлению, совсем нет. Петер выглядел таким родным, таким надежным, что у нее просто не оставалось другого выхода. Понимала, но, Богиня, как бы мне хотелось, чтобы она не столь безответственно относилась к собственным мечтам, а искала бы до сих пор кого-нибудь побогаче. Вслух я ничего подобного говорить не стала. Чужой муж — это навсегда, ничего тут уже не исправить. Пусть я даже мечтала о нем до его прихода.

— Штефани Ройтер, — отрекомендовалась я. — Возможно, Сабина до сих пор в лавке. Инора Эберхардт попросила ее задержаться. Там срочный заказ был.

— Да я там был, — расстроенно сказал Петер. — Только все уже закрыто. И магическая охрана работает, а это значит, что в здании никого, кроме иноры Эберхардт, нет.

— Так, наверно, вы просто разминулись с Сабиной, — высказала я предположение. — И пока вы здесь бегаете ее ищете, она уже дома и беспокоится уже о вас, инор Гроссер.

Я даже попыталась ему ободряюще улыбнуться, насколько у меня это получилось, конечно. Уж очень не располагала ситуация к улыбкам.

— Для вас — Петер, — галантно сказал он. Улыбка у него в этот раз получилась несколько кривоватая, но настолько более живая, что сердце, пытавшееся вернуться на свое законное место, опять ухнуло куда-то вниз. — Хотелось бы, чтобы вы оказались правы, только это уже не первый раз, когда она вечером пропадает непонятно где, а потом говорит, что была у иноры Эберхардт.

— Возможно, они закончили тот самый срочный заказ, из-за которого Сабина задержалась, и она понесла крем или что там получилось клиентке?

Поверить в то, что Сабина, не успев выйти замуж, начала изменять своему мужу, я не могла. Не то чтобы она, по моему мнению, не была на такое способна. Была. Но не в этом случае — если она за Петера вышла, значит, любит его намного больше чем деньги. А вот если бы она вышла за деньги — тогда да, тогда могла и бегать на сторону. Вариант, что она бегает на сторону за деньгами, я отвергла сразу — тогда Сабина не стала бы задерживаться в косметической лавке, работа ей явно не была в удовольствие.

— Она так и говорит, когда поздно приходит, — грустно ответил мне Петер. — Но это слишком часто бывает.

Я сочувственно на него посмотрела. Больше никаких предположений о том, где может быть его жена, у меня не было. Слишком мало я ее знала. Да и то, что знала, вполне могло измениться за те два года, что прошли с ее ухода из приюта. Сегодняшний день можно было не считать — мы общались только по делу, и от меня она была столь же далека, как и раньше. И о своих планах на этот вечер, если они у нее и были, ничего не говорила. Впрочем, она была очень расстроена, когда инора Эберхардт попросила ее задержаться после работы. Но кто знает, что было причиной этого? Может, как раз желание побыстрее вернуться к мужу?

— Извините, Штефани, — покаянно сказал Петер, — вам наши проблемы ни к чему. Не говорите Сабине, что я здесь был, хорошо?

— Хорошо,

— А то я выгляжу ревнивым болваном, — он опять улыбнулся.

Его слова неприятно царапнули меня по сердцу. Ревнует — значит, неравнодушен. Значит, рядом с ним она чувствует себя не одинокой, а очень нужной и любимой.

— Вовсе нет, — горячо запротестовала я. — Что плохого в том, что муж беспокоится за свою жену? Время-то уже позднее, мало ли что случиться может.

— В самом деле, время позднее, — смущенно сказал Петер. — Вы уже спали, наверно, а я так бесцеремонно ворвался, разбудил вас. Спокойной ночи, Штефани. Рад был познакомиться с вами. Жаль, что мы раньше не встречались.

А уж как мне жаль. Я закрыла дверь, и оперлась на нее спиной. Ноги не держали. В мыслях творилось сущее безобразие. Мне казалось, что это какая-то жестокая шутка. Почему, ну почему Богиня послала ему встречу с Сабиной раньше, чем со мной? А меня столкнула с каким-то Рудольфом?

Глава 6

Сабина зашла за мной поутру, как и обещала, вид при этом имела довольный и выспавшийся. Ничего не указывало на то, что вчера ночью ее искал встревоженный муж, который не знал, что и думать про ее отсутствие. Как-то не очень красит ее подобное поведение, что ни говори. Вот если бы хоть кто-нибудь обо мне так волновался, то я бы постаралась не давать повода для беспокойства. Но Сабину занимало совсем другое.

— Опять ты свое платье напялила, — недовольно сказала она. — Я же тебе говорила — бери мои. В твоих ходить — только позориться! Экое убожество! Инора Эберхардт будет очень недовольна, если ты нанесешь урон репутации ее магазина.

Мысль о том, что придется ходить в ее обносках, пусть и хорошо выглядящих, неожиданно оказалась для меня очень неприятной. Я никогда не была особенно привередлива в одежде, да и где было эту привередливость заполучить — монахиням наше мнение о том, что мы хотим надевать, было неинтересно. Платья должны быть немаркими и долговечными, а остальное не имеет никакого значения — пошиты ли они в монастыре или подарены добросердечными горожанками, чьи дети уже настолько выросли, что никакие запасы ткани, отложенные на швах, не помогают удлинить это унылое одеяние. Такие дары иной раз выглядели много хуже приютской одежды. Но, поди ж ты, носила, и не жаловалась никогда, и даже не думала, что это до меня уже прилично пообтерли. А сейчас внезапно обнаружилось, что не хочу чужого, и все тут, даже если оно такое, относительно новое, яркое и красивое. Достаточно того, что живу в той квартире, где жила Сабина. А все остальное свое пусть оставляет себе. Мне после нее ничего не нужно.

— Мы же все равно с заднего крыльца будем заходить, — ответила я, — а потом переодеваться. Так что никто мое убожество и не увидит. Из клиенток магазина, конечно.

— Штефи, ты не нищенка, — Сабина закатила глаза к потолку, подчеркивая мою тупость и нежелание принять очевидное. — Мне с тобой тоже не нравится ходить рядом, если ты так вот выглядишь.

— Так мы никуда и не собираемся, — упрямо ответила я. — И потом, моя одежда целая, чистая и аккуратная, так что на нищенку я никак не похожу.

Сабина недовольно фыркнула, как застоявшаяся лошадь, и почти так же упрямо вздернула голову. Отступать от намеченной цели она не собиралась.

— Штефи, тебе же нужно как-то свою жизнь будет устраивать, — зашла она с другого бока. — Так вот, в этом платье ни один приличный инор даже не посмотрит второй раз в твою сторону.

Если она хотела меня этим убедить, то просчиталась. Ей-то хорошо говорить, у нее есть Петер, второго такого точно нигде нет. Недаром Сабина вцепилась в него сразу, хоть и мечтала всегда исключительно о богатом муже. Уж на что мы мало общались с ней в приюте, но такую подробность даже я знала.

— Пока мне никакие иноры не нужны. Так что пусть даже первый взгляд себе оставят. А одежду я буду носить свою.

— Штефи, мне эти платья все равно уже не пригодятся, — почти просительно сказала Сабина. — Почему я не могу отдать их своей лучшей подруге? Просто так, по-дружески, как помочь тебе устроиться в лавке иноры Эберхардт. И тогда это уже получается твоя одежда. Ты же не откажешь мне в такой ерунде, как принять в дар ненужные мне вещи?

Слова о том, что я внезапно оказалась Сабининой лучшей подругой, меня настолько поразили, что я неожиданно для себя кивнула, тем самым согласившись взять себе ее старую одежду. Внезапно мне даже стыдно стало. Ведь мое нежелание что-то брать от нее объяснялось очень просто. С чего я вообще вдруг вчера размечталась о мужчинах, да еще и начала представлять себе ее мужа? Никогда за мной такого не водилось, не стоит витать в облаках и дальше. Я просто не имею права чувствовать себя обиженной на нее из-за того, что мои мечты разбились о реальность. Я молча начала переодеваться, Сабина села на стул и нетерпеливо крутила головой по сторонам. Не знаю, что такого ужасного она хотела найти в квартире, в которой я провела всего одну ночь, но меня опять начало захлестывать чувство неприязни к ней.

— Здесь же даже простыни нет, — взгляд Сабины упал на подушку. — Извини, я совсем забыла. Вечером зайдем ко мне, я тебе постельное белье дам.

— Да не надо, — попыталась я отказаться. — Ты и так для меня столько сделала. На работу устроила, жилье дала. И одежду выделила.

— Так я же не просто так, — заметила Сабина. — Это мне и самой было нужно. Квартиру абы кому я сдать не могу — у хозяйки лежит залог, который она мне не вернет, если что-то не так будет. Да и в лавке я уже больше недели в одиночку работаю. Инора Эберхардт, конечно, замечательная, — тут она восторженно закатила глаза, как я заметила, это у нее уже было обязательным ритуалом при упоминании имени хозяйки, — но без выходных очень тяжело. А она непременно вторую продавщицу с Даром хотела. Да кто с Даром пойдет на такое место?

— А что с ним не так? — настороженно спросила я.

— Да все так, — глаза Сабины забегали по полке с книгами. Не думаю, что они настолько привлекли ее внимание, что она никак выбрать не могла, что же взять почитать. — Просто у людей с Даром выбор побольше, и не всем хочется на побегушках быть. А инора Эберхардт очень заботливая, вот увидишь, она тебе за зарядку накопителей еще доплачивать будет, не то что эти монахини.

— Доплачивать? — недоверчиво переспросила я.

— Моей сменщице доплачивала, — твердо ответила Сабина и наконец на меня посмотрела. Взгляд у нее был кристально-чистый. — И неплохо. Не всякому с Даром удается столько заработать.

— Почему же та девушка ушла? — недоверчиво спросила я. — Если у нее все было так хорошо.

К выходу я была уже полностью готова, но Сабина зачем-то поправила шнуровку на теперь уже окончательно моем платье, перед тем как ответить.

— По личным причинам, — многозначительно протянула она. — Я не уверена, что имею право тебе об этом рассказывать. И ты лучше не расспрашивай инору Эберхардт, а то она расстроится.

По дороге я все же пыталась выяснить, что же заставило мою предшественницу расстаться со столь замечательным во всех отношениях местом, но Сабина так и отделывалась односложными ничего не говорящими многозначительными выражениями, предоставляя мне полное право думать на этот счет все что угодно. Подошли мы с черного хода. Спутница моя с гордым видом приложила руку к двери, руку ее тут же окутала легкая сиреневатая дымка охранного заклинания, видимая только магам, признала своей, исчезла, а дверь приглашающе распахнулась.

— На тебя тоже настроят, — небрежно бросила Сабина.

Внутрь помещения она устремилась с необычайно деловым видом. Похоже, что она чувствовала себя хозяйкой, примеряла эту роль на себя, и испытывала особое удовольствие. Дальнейшее ее поведение только все больше убеждало меня в том, что Сабина мечтает занять место иноры Эберхардт. Может, даже не именно это место, но что-то подобное. Где можно деловито давать указания подчиненным и ощущать себя очень важной птицей. И вела она себя так, что невольно казалось — место это уже есть, только ждет, пока Сабина наберется достаточно опыта и займет его. В ее действиях была не мечтательность, а твердая уверенность. Только вот откуда она взялась? Жалование здесь, хотя и хорошее, но явно недостаточное для того, чтобы открыть свое дело даже лет через двадцать строжайшей экономии. Муж ее тоже не выглядел человеком обеспеченным. Теперь я уже совсем не понимала, что на меня вчера нашло. Воспоминания поблекли, потерлись, и Петер этот уже не казался столь желанным, как при первом взгляде. Да, милый, но не более. И к тому же — чужой муж.

— Вот здесь энергию пополнить пора, — прервала мои размышления Сабина, — займись, пока клиентов нет.

И вид у нее при этом был такой важный, что возникало желание тут же бежать и делать. Но я в себе подобные порывы научилась давить очень рано, иначе за день так устанешь, что сил ни на что больше не останется.

— Инора Эберхардт скажет, займусь, — невозмутимо ответила я. — Может, она этот артефакт планирует выбросить и только и ждет, когда он опустошится?

Мой отказ мигом вернул Сабину на землю. И из хозяйки она стала такой же продавщицей, как и я.

— Ну ты и скажешь! — хохотнула она. — Кто же будет выбрасывать артефакты? Особенно такие.

Артефакт действительно был красив сам по себе. Старинный, выполненный в виде резного деревянного украшения, за котором прятался накопитель и емкость для пыли, которую артефакт вытягивал из торгового зала. Да уж, вручную тут каждую баночку пока протрешь — день пройдет. А так только высыпать содержимое — и можно заниматься чем-то другим, более полезным для хозяйского кармана.

— Мало ли, — усмехнулась я ей в ответ. — Может, такая форма уже давно из моды вышла и позорит эту лавку почище моего старого платья.

— Старинные артефакты всегда в цене, — возразила Сабина. — Даже если он не действует, то все равно может являться украшением помещения.

— Вот-вот, — подтвердила я, — а для работы возьмут что-то поновее.

Мы перешучивались, я изредка посматривала в сторону двери, за которой была лестница, ведущая на жилой этаж. Но Инора Эберхардт так и не спускалась. Сабина говорила, что хозяйка после срочных заказов иной раз хорошо если к обеду появится, но мне казалось странным, что та даже проверить ничего не хочет, все оставляет на наемных работников. Вот что мне мешает сейчас сгрести все с витрины и уйти? Пока она спохватится, я уже на другом конце страны буду! Нет, я конечно, так не сделаю, но инора Эберхардт этого не знает. Странно это — доверять такие ценности посторонним людям. Я не выдержала и озвучила свои сомнения Сабине.

— Товар слишком специфический, — ответила она мне сразу. Причем, так, что я поняла, сама она тоже над этим задумывалась. — Покупательниц можно найти только в крупных городах. По нормальной цене продать не удастся, поэтому кража бессмысленна, и инора Эберхардт это понимает. Да и основной доход у нее идет не с этого, — Сабина кивнула на витрину, — а с этого, — взглядом указала на пол, где была рабочая комната, в которой мне, также как и наверху побывать еще не довелось. — Но все равно, учти, проверяет она вечером так, что медяшка не проскочит.

Перезвон артефакта, сигналящего о появлении первой клиентки, заставил ее мгновенно замолчать и нацепить на лицо счастливую улыбку, которая несколько подувяла, когда вместо ожидаемой прилично одетой богатой дамы в дверном проеме появился инор. Слишком молодой инор, чтобы интересоваться косметическими ухищрениями. Тот самый, что встретил меня вчера при выходе из лавки иноры Эберхардт у черного крыльца.

— Лорд желает приобрести что-то любимой? — защебетала Сабина, на лицо которой вернулась счастливая маска.

На лорда вошедший совсем не походил, так что отнесем это к желанию подольститься к отдельно взятому инору. Да и вчера она обращалась ко всем вошедшим дамам подобным образом, и ни одна ее не поправила, каждая раздувалась от гордости, что ее приняли за аристократку. Но Рудольф раздуваться не спешил, он улыбнулся почему-то мне и сказал:

— Нет, я хочу купить что-то в подарок маме. Что вы можете мне посоветовать?

Сабина начала перечислять крема, подходящие матери такого взрослого сына, но делала она это как-то без огонька, который сразу появлялся в ее глазах, когда она чувствовала, что клиентка была готова расстаться с большой денежной суммой ради собственной внешности. Платежеспособность этого клиента пока была под вопросом.

Перезвон артефакта раздался еще раз, и в зал вплыла дородная инора. Сабина оживилась, подпихнула меня навстречу Рудольфу и заявила:

— Пожалуй, Штефани вам расскажет намного лучше, чем я, — и устремилась навстречу потенциальной прибыли, сразу позабыв про новоявленного "лорда".

— Штефани, — улыбнулся он мне и чуть насмешливо приподнял брови, — а чем это вы так недовольны, что смотрите на меня как на злейшего врага? Я же не пришел у вас что-то отбирать, а напротив, хочу оставить в вашем магазине пару золотых монет.

Пару? Это он явно погорячился. Таких дешевых товаров у нас нет. Разве что мыло? Да, на мыло ему точно хватит. Я постаралась скопировать улыбку Сабины. Не знаю, насколько хорошо это у меня получилось, покупатель смотрел на мои попытки принять вид, подобающий продавцу, с большим интересом.

— Я просто счастлива, лорд, что могу вам помочь в выборе подарка для вашей драгоценнейшей матушки. Но если вы ограничены столь небольшой суммой, то я даже и не знаю, что вам предложить можно.

— Намекаете, что в моем кошельке не хватит денег, Штефани? — усмехнулся он. — Как-то вы неправильно клиентов привлекаете. Вы рассказывайте, а я уж решу, что мне по средствам, а что нет.

Рассказывала я ему почти без запинки. Думаю, инора Эберхардт одобрительно отнеслась бы к моему выступлению. А вот Рудольфа, похоже, больше привлекала я, чем то, о чем я рассказываю. По его лицу бродила довольная улыбка, он постоянно задавал дополнительные вопросы, иной раз весьма каверзные. Ответ на один из них мне даже пришлось искать в буклетике. Больше всего это походило на экзамен, в приюте нас спрашивали на них довольно строго и поблажек не делали. И этот инор расспрашивал весьма пристрастно, видно, хотел отыграться за то, что вчера ему так и не удалось со мной познакомиться. Что ж, сегодня он не только узнал мое имя, но и удостоился беседы. Пусть радуется. А я порадуюсь, когда он наконец уйдет. Сабина уже отпустила двоих покупательниц и пару раз посмотрела в нашу сторону, но подходить не торопилась. Клиент, на ее взгляд, был бесперспективный, а значит, и время на него тратить не стоит.

— И что прекрасная инорита делает сегодня вечером после работы? — чуть понизив голос, неожиданно спросил Рудольф. — Если мы так удачно познакомились, и даже беседуем так долго, почти как близкие друзья, то просто преступлением будет не развить наше знакомство. К сожалению, мне уже уходить нужно, а вы еще так много интересного не рассказали.

— Я могу вам буклет с собой дать, — я постаралась произнести это как можно вежливее, хотя внутри все от злости горело и хотелось ему этим буклетом по голове стукнуть, а еще лучше — не буклетом, а тем самым антикварным артефактом, что мне предлагала подзарядить Сабина. Он был такой тяжеленький даже на вид, а уж на голове Рудольфа смотрелся бы просто изумительно, особенно если бы контейнер с пылью опустошился. — Я понимаю, что наша продукция столь хороша, что выбрать что-то необычайно сложно. Но продажами мы занимаемся только в то время, что указано на вывеске.

— А если не продажами, а только консультациями? — заинтересовано спросил он.

— И консультациями тоже, — безуспешно пытаясь удержать на лице убегающую улыбку, ответила я и протянула собеседнику буклет. — Как я понимаю, сейчас у вас нет времени на покупку, но, надеюсь, изучив дома все это внимательнее, вы поймете, что лучше косметики иноры Эберхардт в нашем городе вам ничего не найти. Возможно, она для вас несколько дороговата, — позволила я себе шпильку, — но вы платите за то, что в другом месте не получите ни за какие деньги.

— Я вашей рекламой сегодня уже объелся, — почти прошептал он мне на ухо. — Но вот если вы согласитесь сегодня со мной поужинать, то я верен — мне удастся сделать правильный выбор из всего того великолепия, что здесь представлено.

Если судить по его тону, то выбор он уже сделал, причем совсем не из продукции, представленной на витринах, смотрел он только на меня и ответа ожидал положительного. Но я не настолько желала увеличить банковский счет иноры Эберхардт, чтобы пытаться продать ее крема еще и после работы. Ответила я ему очень холодно, дав понять, что я с ним никуда не пойду ни сегодня вечером, ни в какой-либо другой день. Он мне еще раз выразительно улыбнулся перед уходом, но буклет взял.

— Ничего не купил? — почти сочувственно спросила Сабина. — Впрочем, по нему видно было сразу, что он — не покупатель, а просто на тебя запал. Непонятно только, почему его сюда занесло.

— Я вчера с ним на улице столкнулась, — неохотно пояснила я, — когда отсюда уходила.

— Тогда он еще появится, — глубокомысленно сказала Сабина. — Нет, чтобы тебе на кого поприличнее наткнуться было...

— Те, кто поприличнее, не ходят по задворкам, — ответила я. — Уверена, что ты своего мужа встретила совсем не там.

Не знаю, с чего я вдруг о нем заговорила, уж очень мне хотелось увести тему беседы подальше от обретенного мной поклонника. И у меня это получилось.

— Да, — мечтательно заулыбалась Сабина. — Мы с ним познакомились здесь. Инора Эберхардт пригласила его заполнить накопители.

— Так он маг?

Сначала я немного удивилась, а потом вспомнила, как он говорил о включенной магической охране лавки иноры Эберхардт, а ведь это видно только магам. Так что могла бы и вчера понять. Так нет же, уставилась в прекрасные серые глаза и остатки мозгов растеряла.

— А ты думала! — гордо ответила Сабина. — Он даже Академию закончил. Только вот приходится ему перебиваться такими мелкими заработками, не может найти ничего приличного в столице, а уезжать отсюда не хочет. Говорит, не представляет жизни без Гаэрры.

Ее слова меня очень удивили. Чтобы маг, закончивший Академию, не нашел лучшей подработки, чем заполнение накопителей? Никогда бы не подумала...

— А специальность у него какая?

— Алхимик, — ответила Сабина, уже менее охотно, посмотрела на мое удивленное лицо и пояснила. — Петер слишком независим, не любит подчиняться, нигде долго не задерживается. Ему бы что-то свое, тогда, уверена, он бы развернулся. Он очень талантлив, наверняка его ждет большое будущее. Но все упирается в проклятые деньги.

Мне было странно слышать, что маг, да еще и алхимик по специальности, не может найти подходящей работы. Получается, живет он за счет Сабины? Я с сомнением посмотрела на чуть нахмурившуюся от неприятных мыслей девушку — непохоже, чтобы она была из тех, кому любовь полностью застилает глаза и кто согласен кормить и поить супруга в надежде на то, что это вскоре окупится, когда гений себя, наконец, проявит. Значит, есть у ее мужа какой-то источник дохода, о котором она говорить не хочет. Возможно, не слишком надежный или не слишком законный...

Глава 7

Инора Эберхардт спустилась раньше, чем предполагала Сабина. Посмотрела наши записи, послушала как мы вдвоем нараспев расхваливаем покупательницам товар, довольно заулыбалась и опять ушла наверх. Досыпать, наверно — Сабина говорила, что обычно в такое время хозяйки внизу нет. Но и без постоянного надзора было достаточно тяжело. Как ни странно, у меня работа на фабрике не требовала таких усилий как здесь. Казалось бы, что проще — улыбайся да пытайся всучить побольше жизненно важной косметики иноре, которая пришла сюда в погоне за убегающей молодостью. Но улыбка, которая шла не от души, а по необходимости, требовала от меня сил намного больше, чем стояние за ткацким станком. Там хоть можно было напевать что-нибудь или переговариваться. А еще мне казалось, что нечестно просить такие деньги за какие-то жалкие притирания для лица. Сабина, с которой, я поделилась сомнениями, насмешливо сказала:

— Если они готовы платить, то нам-то с чего переживать об их кошельках? Уверяю тебя, они последний кусок изо рта детей не вытаскивают, чтобы здесь что-то купить. И покупают они потому что это нужно им, и очень нужно. Услуги магов косметологов много дороже, да иной раз приводят к таким последствиям... Как-то при мне прибегала одна из постоянных клиенток после коррекции магией, буквально рыдала, артефакт, меняющий внешность отключать ни в какую не желала, но требовала, чтобы инора Эберхардт "сделала хоть что-то с этим", — последние слова Сабина проговорила высоким писклявым голосом, видно, имитируя ту самую жертву магов-косметологов. — Нет, Штефи, мы им нужны. Нужны намного больше, чем они нам. Для многих клиенток нашей хозяйки иметь молодое и красивое лицо жизненно необходимо, это вывеска, за которую платят. Да и вообще, с чего ты о них распереживалась? На нашу долю особой жалости не досталось, между прочим. Так что и нам нечего думать о других, своих проблем хватает. Тебе деньги не лишние, нет? Я-то прекрасно помню, как мне выживать после приюта пришлось. И никто, никто мне не помогал! Так что переживать нужно о своих деньгах, запомни это...

Она возмущенно фыркнула и хотела еще что-то добавить, но перезвон сигнального артефакта возвестил о приходе клиентки, Сабина нацепила на лицо улыбку искренней радости и устремилась навстречу чужим деньгам, часть из которых после покупки косметики становилась уже Сабиниными. Вошедшая дама, на первый взгляд, была одета совсем не так, как большинство приходивших при мне сюда клиенток. Строгое неяркое платье, да и украшений совсем немного, но напарница угодливо вертелась перед ней так, что сразу было понятно — рассчитывала на прибыль. Дама не особо велась на уговоры. Она разглядывала сверкающие баночки с кремами с таким видом, что казалось — перед ней взад-вперед пробегает вереница тараканов, да еще останавливается и неприличные пляски устраивает. Во всяком случая, брезгливость на ее лице была хорошо видна.

— Это все не то, что мне нужно, — процедила она наконец. — Я уже говорила продавщице, — она бросила взгляд в мою сторону, поморщилась, — другой, рыженькой такой, что хочу заказать. Она говорила, что чего-то для этого не хватает и обещала доставить, когда сделают. Но времени уже прошло очень много.

Под ее холодным обвиняющим взглядом поежилась даже я. Представляю, каково было Сабине, стоящей с ней рядом. Но Сабинина улыбка не померкла даже на миг.

— Мне так жаль, — с четко дозированной печалью в голосе ответила она, — что Марта настолько безответственно отнеслась к свои обязанностям. В журнале записи о вашем заказе не было. Если бы это было не так, то, скорее всего, заказ был бы уже выполнен и разнесен, так как с того времени, что она здесь не работает, уже были две поставки.

— Меня это волнует крайне мало, — прервала ее покупательница. — Ваши внутренние проблемы оставьте себе.

— Я могу записать ваш заказ в журнал, — пролепетала Сабина, не переставая улыбаться. — И мы сразу же все вам доставим, когда будет сделано.

— Я хочу поговорить с хозяйкой, — отрезала дама. — Пригласите ее. Нет у меня доверия к таким фифам как вы. У всех вас слишком короткая память.

Сабина очень заметно покраснела.

— Инора Эберхардт в это время никого не принимает, — попыталась она втолковать покупательнице. — Я запишу прямо при вас, чтобы вы были уверены в том, что запись сделана. Инора Эберхардт всегда эти записи просматривает.

— Да ну? — покупательница скривила тонкие губы в неприятной гримасе. — Прошлый раз тоже при мне записывали, и что? Где мой крем?

— Не может того быть, — уверенно ответила Сабина, прошла к стойке, достала толстенную тетрадь и раскрыла ее. — Вот, посмотрите. У нас с начала года ни одного невыполненного заказа. Все сделано и разнесено. Видите? Напротив каждой записи есть пометка о том, в каком состоянии заказ.

— Та рыжая не в эту книгу записывала, — дама мазнула взглядом по заметкам, которые ее явно не заинтересовали, — а в тоненький такой блокнотик с красной обложкой.

— Мы все заказы записываем только в этот журнал, — твердо ответила Сабина.

— Неужели?

— Других мест для записи у нас нет.

— Пригласите хозяйку.

— Она будет только после обеда.

— Тогда я и зайду после обеда.

Дама развернулась и, шурша юбками, гордо выплыла из лавки. Сабина захлопнула журнал и бросила его на стойку.

— Вот гадина!

Честно говоря эта высокомерная покупательница мне тоже не понравилась, но поведение Сабины было странным.

— Ты же говорила — о покупателях как о покойниках. Либо хорошо, либо никак, — напомнила я.

— Да я про ту, на чье место ты пришла, — почти прошипела Сабина. — Ты что, не поняла, она себе заказы отбивала! Этой просто не успела отдать, а то бы мы и не узнали никогда.

— Но ведь делает инора Эберхардт, — недоуменно сказала я.

— Да, хозяйка делает, а мы помогаем. Марта чаще помогала, у нее Дар. Видно, запомнила, что и как надо делать. Сначала вот так подрабатывала, даже тетрадку завела, гадина, для заказов, а потом вообще слиняла вместе с рецептами!

Похоже, больше всего Сабину возмутило не то что загадочная рыжая Марта слиняла, а то что сделала она это, не поделившись с ней добытым. Следующие слова только подтвердили мои мысли.

— От списка ингредиентов толку никакого нет, если не знаешь, как это все активировать. Я хоть десять раз повторю все действия иноры Эберхардт — результата не будет, нужна магическая составляющая, а я ее не вижу, хоть плачь. Петер говорит...

Тут она поперхнулась и испуганно на меня посмотрела, видимо, решив, что сболтнула лишнего. Но я сделала вид, что не поняла, что они с Петером пытались повторить рецепт иноры Эберхардт. Безуспешно пытались. И, возможно, не один. Наверно, это и есть основная причина того, что Сабина задержалась на этой работе после замужества.

— А как Марта объяснила свой уход с этого места?

— Никак, — неохотно сказала Сабина. — Просто однажды взяла и не вышла на работу. Инора, у которой она снимала комнату, сказала, что та забрала свои вещи и уехала.

— И что потом?

— Да ничего. Кому она интересна, эта Марта? Уехала и уехала. Никто же не знал, что у нее такие вот подработки были, в красном блокнотике...

Это она сразу и высказала иноре Эберхардт, когда та спустилась в торговый зал. Клиенток как раз не было, поэтому Сабина не стеснялась в выражениях, говоря о продавщице, которая обкрадывала свою благодетельницу. Она прямо-таки пылала праведным гневом.

— Так и сказала "записывала в блокнот с красной обложкой"? — недоверчиво переспросила инора.

— Да, так и сказала, представляете? — возбужденно тараторила Сабина. — Штеффи может подтвердить, она все слышала. Мы с ней потом обсуждали, как это можно, настолько пренебречь вашим доверием...

— Не верится мне, что Марта была на такое способна, — покачала головой наша хозяйка. — Да и не получилось бы у нее все равно так, как у меня, а значит, пришли бы клиентки с претензиями, и все бы выплыло.

— Но та инора говорила очень убежденно, — настаивала Сабина. — И выглядит она как особа, в деньгах не стесненная.

— Хорошо, — инора Эберхардт на мгновение прикрыла глаза, как бы собираясь с мыслями, — когда эта покупательница придет вновь, вызови меня, в какое время бы она не появилась. Штефани, тебя это тоже касается. Кстати, артефакты срочного вызова тебе показали?

— Нет, инора Эберхардт, — ответила я.

— Вот это нажимаешь, когда здесь, внизу, срочно нужна я. А это — для немедленного вызова городской стражи.

— Стражи? — переспросила я.

— А что тебя так удивляет? — улыбнулась инора Эберхардт. — Деньги здесь проходят немалые, в банк их сдаем не каждый день, так что всякое бывает.

Я посмотрела на Сабину. Легкая, ни к чему не обязывающая работа? О попытках ограблений она даже не заикалась. Но Сабина была сама невозмутимость.

— Штефани, это бывает очень редко, — улыбнулась мне инора Эберхардт, правильно поняв мою озабоченность. — И никогда — с серьезными последствиями.

Она просмотрела наши записи, сделанные за этот день и довольно покивала в такт своим мыслям. Еще бы — каждая из покупательниц оставила здесь больше, чем мне в приюте выдали, рассчитывая, что я смогу прожить на это целый месяц. Я бы тоже порадовалась, если бы на меня сыпался постоянный золотой дождь, пусть даже при этом и приходилось работать по ночам как проклятой, по выражению Сабины. Правда, я совсем ничего не знала о расходах своей нанимательницы, они тоже могли быть весьма значительными. Не зря же Сабина говорила, что какие-то ингредиенты они заказывают специально, и что там провозят, она не знала. Может, доходы иноры Эберхардт не столь велики, как кажется на первый взгляд. Вдруг ее помощь дамам, жаждущим вернуть молодость, почти бескорыстна? Я посмотрела на нанимательницу и сразу в этом засомневалась. Крупные бриллианты в ее украшениях просто кричали о том, что о себе она не забывает ни при каких условиях. Один из пальцев украшало массивное кольцо с очень большим темно-красным камнем. Выглядел он необычно, казалось, что цвет внутри непостоянен, как бы перекатывающийся от ярко-красного до почти черного. Мне даже представить страшно, сколько могло стоить такое украшение. Но у Сабины я об этом спросила, когда инора Эберхардт наконец отправила нас на обед.

— Дорогущее, — подтвердила Сабина, — стоит, поди, как все содержимое магазинчика.

— А она не боится его носить? Вдруг потеряет или украдут...

— Она его никогда не снимает. Даже когда лично крем делает. Все украшения снимает, а это кольцо — нет. Мне кажется, — она драматически понизила голос, — что она его как-то использует в работе. Но сама инора Эберхардт утверждает, что носит его в память о покойном муже и просто уже стянуть не может, даже повернуть. Говорит, что вросло.

Сидели мы в маленьком кафе не совсем на центральной улице, но довольно близко к ней, и цены там были такие, что, лишь взглянув на них, я сразу поняла, что совсем не голодна. Но Сабина настаивала, пришлось взять маленькую булочку и стакан чая. Вопрос с обедом нужно было как-то продумывать, на такие заведения у меня нет денег. Я вспомнила, что мне еще нужно купить в ближайшее время, и пришла к выводу, что денег у меня нет ни на что. Но ведь остальные девушки, покидавшие приют, как-то устраивались? Я задавила зарождавшуюся панику и откусила маленький кусочек принесенной сдобы. Была она еще горячей и очень вкусной. Сабина торопливо разделывалась с заказанным ею супом и что-то пыталась мне рассказывать из жизни продавщиц косметики. Получалось не очень — говорить с полным ртом дано не всем, этой магией Сабина не владела так же, как и обычной. Одно было понятно — долго рассиживаться нам здесь нельзя.

Инору Эберхардт мы застали за изучением журнала заказов, она делала из него какие-то выписки на лежащий рядом листок бумаги и тут же что-то подсчитывала. Колонка цифр уже была значительной, но все росла и росла.

— Подсчитываете, сколько Марта могла у вас украсть? — подобострастно спросила Сабина.

— Разве что пару заказов, — задумчиво ответила хозяйка. — Если то, что сказала та инора, — правда. Да и больше я боюсь ущерба своей репутации, чем кошельку. Марта не могла сделать конечный продукт достаточно эффективным, она просто не знала, что для этого нужно.

— Но та инора уверенно говорила про красную обложку и про то, что заказ так и не получила, — заметила Сабина. — Возможно, инора Эберхардт, это была первая попытка? Клиентка не из постоянных, я бы ее запомнила. Не каждый день к нам приходят иноры в эльфийских шелках.

Надо же, эльфийский шелк! Никогда бы не подумала, что та невзрачная тряпочка носит столь гордое имя. И еще меня удивило, что Сабина упорно называет ту даму инорой, хотя столь богатая одежда предполагала и хорошее происхождение.

— Нужно будет с ней поговорить. Жаль, что вы меня тогда не позвали.

— Как только она подойдет, мы тут же вас вызовем, инора Эберхардт.

Хозяйка в этот раз уходить не торопилась. Она пробыла в зале до закрытия, но загадочная клиентка с невыполненным заказом так и не появилась, хотя мы и ждали ее с огромным нетерпением. Не подошел и Рудольф, которого я совсем не ждала и даже не вспоминала о нам. Видно, просто хотелось ему отыграться за вчерашнее неудавшееся знакомство, за время проведенное в магазинчике он сполна насладился моей беспомощностью и я потеряла для него всякий интерес. Наверно, купи он крем для своей матери, мне не было бы столь обидно — слишком много на него ушло времени. Нет, я бы с ним, конечно, никуда не пошла, но высказать все, что накопилось, — очень хотелось. При выходе я немного замешкалась и украдкой огляделась — вдруг он опять караулит меня около черного хода?

— Пойдем, — подтолкнула меня Сабина в спину, — мне тебе еще постельное белье нужно дать.

— Да не нужно, — запротестовала я, внезапно вспомнив, что там Петер.

Петер, который вчера приходил в теперь уже мою квартиру в поисках жены, но нашел там лишь меня, а вот я что-то потеряла. И боюсь, это что-то не найдется при новой встрече с ним.

— Нужно-нужно, — довольно жестко сказала Сабина, подхватила меня под локоть и быстро пошла вперед.

Наверно, я никогда не научусь так ходить на каблуках, как это делала она. Возникало впечатление, что она на них не просто шла — летела, почти земли не касаясь. Впрочем, если бы меня дома ждал любящий муж, я бы тоже поторопилась. А он ждал. Петер приветствовал меня радушно, но так, что Сабина даже не заподозрила, что мы уже с ним встречались. Но все равно, отправила она его под явно надуманным предлогом подальше от нас, что меня не очень-то и расстроило. Вручила она мне не только постельное белье, но и немного посуды, отказа не приняла, на благодарность благосклонно покивала и довольно быстро выставила из своего семейного гнезда. Я там и рассмотреть толком ничего не успела. Я шла домой, прижимая к себе Сабинины дары, и недоумевала, почему вчера Петер произвел на меня такое убийственное впечатление. Сегодня он совсем не казался вышедшим из моих грез. Да, его замечательная улыбка осталась при нем, но в остальном — он совсем не был похож на того, что я себе намечтала. У него даже нос немного кривой. Нет, мне такого не нужно. Я вздохнула. На самом деле, не так уж он и плох, и самое ужасное в его внешности — это то, что он чужой муж.

Глава 8

За ручку двери черного хода я бралась с внутренним трепетом. А ну как не признает местная магия во мне права на проникновение внутрь и останусь я перед закрытой дверью? Что я тогда буду говорить иноре Эберхардт? Та сиреневая дымка, что выглядела легкой и невесомой на руке Сабины, оказалась вязко-неприятной и давящей. И цвет ее для меня уже не выглядел нежно-сиреневым, теперь он был неприятно грязно-лиловым. И выглядело это устрашающе. Я уже успела пожалеть, что не спросила вчера, что бывает с теми, кто пытается проникнуть внутрь помещения, не имея на это никакого права, как вдруг дымка растаяла и дверь приглашающе распахнулась. Я зачем-то потерла руку, хотя на ней никаких следов не осталось и неуверенно шагнула внутрь.

Внутри со вчерашнего дня совершенно ничего не изменилось. В торговом зале, куда я прошла, сразу после того как переоделась, царили тишина и загадочный полумрак, сквозь щели в жалюзи просачивались лишь тонюсенькие лучики света, но в них даже пылинки не танцевали — старинный артефакт отрабатывал свои обязанности безукоризненно. Но камушки на баночках и флаконах поблескивали. Или не камешки, а обычное стекло? Не думаю, что я вообще когда-нибудь буду в этом разбираться. Да и к чему мне? Дорогих украшений не было и не будет, а смотреть на чужие уши и подсчитывать, на какую сумму там висят серьги, это только Сабине интересно. Я еще немного постояла, наслаждаясь тишиной и нежными ароматами, которыми отличались все изделия иноры Эберхардт. Даже духи, казалось, лишь подчеркивают индивидуальность, не привнося ничего своего. Не было в них этого резкого, бьющего в нос запаха, иной раз шедшего от работниц ткацкой фабрики, которые собирались на свидание после смены и щедро поливали себя пахучими жидкостями. Пожалуй, обилие там тяжелых, неприятных запахов больше всего меня угнетало. И еще — вечная пыль в воздухе, которая забивалась везде, где только можно. Уж там хозяева и не подумали раскошелиться на артефакт против пыли, хотя это было не столь и дорого. Впрочем, инора Эберхардт тоже заботилась совсем не о здоровье своих продавщиц, а исключительно о внешнем виде собственного товара. Хотя нельзя сказать, что она совсем о нас не думала. Жалование было положено очень и очень приличное, вознаграждения за продажи шли, а про доплату за зарядку артефактов она сама сказала, не дожидаясь вопросов со стороны моей или Сабины. Сама инора Эберхардт гнушалась таким делом, ей казалось это недостойно магички ее квалификации, и тратить свой Дар на подобное считала ниже собственного достоинства. Хотя другие маги так подрабатывали. Вон, Сабина очень высокого мнения о способностях своего мужа, а Петер не видит ничего страшного в том, чтобы получать деньги таким путем. Жаль, что моего Дара, как утверждали монахини, не хватит ни на что приличное, а значит, мне надо радоваться, что хоть такое применение ему нашли.

Размышлять на эту тему можно было до бесконечности, пора было открывать. Сегодня мне предстояло отработать полдня безо всякой помощи со стороны. Разве что придет та дама, что хотела заказать крем лично у хозяйки заведения, тогда я вызову инору Эберхардт, а во всех остальных случаях буду справляться самостоятельно. Больше всего я боялась, что опять появится Рудольф со своей насмешливой улыбочкой и попросит прочитать ему очередную лекцию, в то время как мое внимание будет необходимо настоящим покупателям. Но шло время, редкие в столь раннее время дамы уходили со столь необходимыми им для собственной внешности покупками, я тщательно записывала каждую баночку и каждый флакончик, боясь проштрафиться в первый же день, даже пересчитывала по нескольку раз итоговые суммы, хотя в приюте с математикой у меня проблем не было никогда и уж своим расчетам я всегда доверяла. Но сегодня ответственность была особой. Такчто я говорила, считала и улыбалась, улыбалась...

Когда инора Эберхардт спустилась вниз, мне уже начинало казаться, что улыбка намертво приклеилась к лицу и никогда уже не отдерется. Нанимательница просмотрела мои записи, осталась довольна и отправила на обед.

— Штефани, только поешь нормально, — предупредила она, ласково улыбаясь. — До выплаты первого жалования я буду давать тебе деньги по итогам каждого дня, так что не старайся себя ограничивать. Мне не нужно, чтобы продавщицы выглядели как мечта некроманта или, не дай Богиня, бурчали животами во время работы. Я плачу достаточно.

Посмотрела она при последних словах очень строго. Неужели Сабина рассказала, что я не захотела ничего заказывать в том кафе из-за дороговизны? Животом я не бурчала, да и позавтракала довольно плотно, но позволить себе питаться в таких местах со своим длинным списком жизненно необходимых вещей, я не могла.

— Инора Эберхардат...— начала было я.

— Нет, — твердо ответила она, даже не дослушав. — Ни готовить, ни есть здесь я не разрешаю. Только чай, самый простой безо всяких добавок. Мне не нужны в торговом зале посторонние запахи. Повторяю, я плачу достаточно, чтобы ты нормально питалась. И в приличном месте, — с явным намеком в голосе сказала она.

Значит, всякие мелкие закусочные, где цены не столь высоки, мне тоже не подходят. А то вдруг меня там заметит кто-нибудь из клиенток иноры Эберхардт и решит, что дела у моей хозяйки не столь хороши, раз ее продавщицам приходится экономить на самом необходимом. А значит, не столь хороша и сама продукция...

— Да, инора Эберхардт, — ответила я.

И как она вообще догадалась о том, что я хочу ее попросить? Видимо, я была далеко не первой, Сабина наверняка в начале работы здесь изыскивала возможность получать как можно больше при минимальных затратах. Интересно, а как питается сама инора Эберхардт? При мне она ни разу не выходила из дома и ей не приносили никакой заказанной еды, но выглядит она упитанной и довольной жизнью, значит, ест хорошо и регулярно. Готовит себе сама? Тогда, наверно, у нее должен стоять артефакт, поглощающий запахи, иначе об этом знала бы не только я, но и все покупательницы. А иноре Эберхардт нужно, чтобы в торговом зале пахло только ее продукцией. "Это запах роскоши", — сказала как-то мне Сабина, наверно, она права, тогда к нему точно не должны примешиваться всякие ароматы жареного мяса и тушеной капусты...

Кафе, где мы вчера с Сабиной ели, я нашла без особого труда и даже заказала себе обед, почти не пугаясь указанных там цен. Если инора Эберхардт сдержит свое слово и будет мне доплачивать, как и сказала, то можно и не особо переживать по поводу ее требования тратить деньги только в таких местах. Тем более что порции здесь были большие, а еда несравненно вкусней того, к чему я привыкла в приюте. Я наслаждалась каждым кусочком, поэтому после обеда жизнь показалась мне просто изумительной. Да, с такими доплатами я даже смогу что-нибудь вкусное купить Регине уже на этой неделе, перед тем как соберусь ее навестить.

Когда я вернулась в магазинчик, инора Эберхардт как раз беседовала с той дамой, что вчера нажаловалась на пропавшую Марту. Дама обвиняющим тоном что-то выговаривала и жестикулировала руками с такой силой, что я сразу поняла, почему вчера Сабина, говоря о ней, сказала "инора", а не "леди". Платье эльфийского шелка — это только платье, если к нему не прилагаются соответствующие манеры. Может, оно у этой покупательницы вообще одно, ведь пришла она в той же одежде, что и вчера. Впрочем, если все время покупать здесь косметику, ничего удивительного не будет, если вскорости только одна смена одежды и останется.

— Не думаю, что вам следует переживать по этому поводу, — голос иноры Эберхардт был просто медовым, значит, заказ был не просто дорогим, а очень дорогим. — Один крем я вам сделаю сегодня же, для масок у меня не все есть, но необходимое должны доставить завтра, самое позднее — послезавтра. Так что все будет готово в кратчайшие сроки.

— Так же как и прошлый заказ?

Голос покупательницы был неприятно-высокомерным. Вообще, как я успела заметить, чем больше денег оставляла клиентка в этом магазине, тем с большим пренебрежением относилась к здесь работающим. Инора Эберхардт наверняка ничуть не беднее ее, а обращается с нами вежливо и заботливо. Наверно потому, что у этой вот неприятной иноры в эльфийском шелке все силы уходили на борьбу с возрастом и на вежливость уже ничего не оставалось.

— К моему глубочайшему сожалению, в прошлый раз произошло какое-то недоразумение, — не убирая вежливой улыбки с лица, сказала инора Эберхардт. — Раньше в моем магазине такого никогда не случалось. Кроме того, подобные заказы я никогда не выполняю без предоплаты. Вы же не будете утверждать, что Марта взяла у вас деньги? Предупреждаю сразу, без ее расписки я в это не поверю. Она была девушкой очень честной.

Слово "была" мне почему-то несколько резануло слух, показалось, что инора Эберхардт специально его подчеркнула. Возможно, для меня, показывая, что не всякое доверие оправдывают? Но я ничего такого и не задумывала...

— Нет, — с неприятной гримасой ответила покупательница, — денег она у меня не брала, вы правы. Но уверяла, что все будет сделано точно и в срок.

Мне показалось, что про деньги она сказала после некоторого колебания. Видно, хотела получить с иноры Эберхардт работу бесплатно. Желание ее, конечно, понятно, но это не значит, что в таких вопросах ей непременно пойдут навстречу. Вот и моя нанимательница лишь вежливо улыбнулась в ответ, не желая повторять одно и то же несколько раз.

— Чеки вы принимаете? — инора неприятно поджала губы и с подозрением уставилась почему-то на меня.

— Конечно, леди, — ответила ей инора Эберхардт, — мы стремимся во всем идти навстречу нашим клиентом.

Но когда клиентка на основании этих слов попыталась снизить хоть на немного запрашиваемую сумму, хозяйка оказалась очень неуступчивой. Она поджала губы не хуже своей собеседницы и заявила, что работать себе в убыток не собирается, и если уж леди сюда направили, то должны были предупредить, что торговаться здесь непринято.

— Торговаться везде принято, — попыталась возразить та, — я же не один крем заказываю. И эта ваша рыжая продавщица говорила....

— Поверьте, леди, — проникновенным голосом сказала инора Эберхардт, я не имею возможности сбросить ни единой медной монетки. Еще немного — и мне придется докладывать уже свои деньги.

Дама недоверчиво хмыкнула, но все же достала чековую книжку и написала на одном из ее листов ту сумму, что была озвучена раньше. Расставаться с деньгами ей явно не хотелось, мне даже показалось на миг, что она перечеркнет сейчас ею же написанное и выйдет с не менее гордым видом, чем вчера вошла, но этого не случилось, чек перекочевал к иноре Эберхардт, которая сразу его аккуратно сложила и убрала в карман.

— А теперь обговорим детали, — довольным голосом сказала моя нанимательница. — Чтобы не делать их общим достоянием, пройдемте, леди со мной.

Инора Эберхардт вывела дорогую во всех смыслах этого слова клиентку из зала, что для меня стало несказанным облегчением, настолько для меня неприятна оказалась эта особа. Хорошо, что лично мне с ней не придется иметь никаких дел. Такие не нуждаются в услугах продавщиц, они общаются только с самой хозяйкой. Правда, подобных клиенток, как сказала Сабина, очень мало — за те два дня, что мы здесь были вдвоем, личные услуги иноры Эберхардт потребовались только одной из посетительниц, остальные удовлетворялись тем, что было выставлено в торговом зале.

Я отпустила двух покупательниц, когда инора в эльфийском шелке наконец вышла в торговый зал и прошла на выход. На меня она даже не взглянула, настолько была поглощена обдумыванием услышанного от иноры Эберхардт. Гримаса высокомерного недовольства так и застыла на ее лице.

— Штефани, — позвала меня нанимательница, — отнеси чек в Гномий банк.

— Я? Инора Эберхардт, там же столько денег! — испуганно сказала я.

Потеряй я эту бумажку, в жизни не расплачусь.

— Не преувеличивай, Штефи, не так уж там и много, — небрежно сказала инора Эберхардт.— Тебе Сабина не говорила? Относить чеки в банк входит в ваши обязанности. А вот оставлять его здесь надолго нельзя. Он выписан на предъявителя, да и мне, прежде чем начать работу, следует убедиться, что она будет оплачена.

— Эта инора вам не понравилась? Ой, извините, инора Эберхардт, сама не знаю, как это у меня вырвалось. Я не имею привычки обсуждать других.

— Да, я заметила, Штефани, что разговорчивость не является твоей отличительной чертой, — улыбнулась мне нанимательница. — Но эта инора мне действительно не понравилась. Что-то в ней есть такое... неправильное...

Она достала из кармана чек и вручила мне с четкими инструкциями. Отказаться не было никакой возможности, хорошо хоть я знала, где отделение Гномьего Банка, и идти туда совсем недалеко. Чек я положила в карман, но постоянно придерживала его одной рукой, чтобы, не дай Богине, не потерять или не стать жертвой карманных воришек. До Банка я дошла быстро и безо всяких приключений, хотя и волновалась ужасно. Там меня сразу проводили в отдельный кабинет, и сурового вида гном начал проверять подлинность чека, прежде чем заносить деньги на счет иноры Эберхардт. Я какое-то время наблюдала за его действиями, но они были довольно однообразны, так что мне вскоре это наскучило, и я перевела взгляд на сам чек и похолодела. Не слушая возмущенного вопля банковского служащего, я перетянула его к себе и развернула. У меня не осталось ни малейших сомнений — все надписи на чеке были сделаны тем же самым почерком с характерным наклоном в левую сторону, которым было старательно выведено холодное напутственное письмо от моей матери.

— Инорита, что за безобразное поведение! — возмущенно начал выговаривать мне гном. — Мне теперь весь комплекс заново проделывать нужно.

— Извините, пожалуйста, — покаянно сказала я.

В самом деле, что мне с того, что почерк оказался тем же? Разве что выяснилось, что моя мать не бедствует, а значит, и причины для того, чтобы не вернуть деньги на счет, ею мне предназначенный, у нее никакой нет. Приятней от того, что она оказалась моей ближайшей родственницей, эта инора не стала. Нет уж, не нужна мне такая мать, пусть она хоть в золоте купается. Да и мать ли та, что смогла бросить своего ребенка и забыть?

Глава 9

Этот инор пришел, когда я долго маялась в полном одиночестве. Вчера, примерно в это время, инора Эберхардт дала указание закрываться, но пока она не спускалась, а сама я закончить рабочий день не могла, хоть покупательниц не было. Вошедший на клиента нашего магазина тоже никак не походил — юность от него уже ушла, конечно, но до возраста, когда ему потребуются различные притирания, чтобы скрыть старость, было еще далеко. Да и не походил он на человека, для которого самое важное — собственная внешность. Даже одет был небрежно, а щеки украшала щетина, не очень длинная, но все же показывающая, что не брился он несколько дней. Я с некоторым сомнением подумала, что, возможно, он и пришел как раз за кремом для удаления волос, а то бриться каждый день лень. Он окинул меня небрежным взглядом и сказал:

— Детка, вызови-ка мне инору Эберхардт.

Хозяйку вызвать я была бы рада, только вот не было у меня уверенности, что она будет рада встрече с этим типом, а значит, мое пребывание тут и затянуться может. Нужный ему товар я и сама подобрать в состоянии.

— Возможно, лорд, вам смогу вам помочь я.

Он неприятно хохотнул и посмотрел на меня более пристально.

— Возможно, — согласился этот тип. — Но позже. Сейчас мне нужна Маргарета. И быстро. Детка, поверь, она будет очень недовольна, что ты заставила меня ждать.

Имя хозяйки указывала на то, что пришедший ее знал, более того, находился с ней в дружеских отношениях. Я даже подумала, что по возрасту он ей и сыном может оказаться, так что активировала артефакт вызова, пусть она сама решает, нужна ей встреча с этим подозрительным небритым типом, или нет.

— Эдди? — удивленно воскликнула инора, как только спустилась. — Я ожидала тебя не раньше завтрашнего вечера.

Несмотря на то, что она говорила о том, что его ждала, в голосе проскользнуло легкое недовольство. Или мне это показалось — настолько хотелось, чтобы она небрежно поставила на место инора, обозвавшего меня "деткой".

— Успел раньше, Маргарета, — он выразительно чмокнул мою нанимательницу в подставленную ею для поцелуя щеку и продолжил. — Ты же рада, правда?

— Рада, рада, — немного ворчливо ответила та, — но я же просила тебя не входить через эту дверь.

— А та меня не пускает, Маргарета, — усмехнулся он. — Ни в какую.

— В самом деле? — недоверчиво сказала инора Эберхардт. — Я посмотрю. Но мне кажется, ты опять шутишь. С тебя станется.

— Дорогая, я серьезен как никогда, — важно ответил Эдди и, покосившись в мою сторону, спросил. — Так ты откроешь черный ход? Я там, между прочим, сумку с твоим заказом оставил.

Инора испуганно ахнула.

— Да ты с ума сошел, Хофмайстер! Не первый день работаешь!

Говорила она уже на бегу, к черному ходу устремилась с поспешностью, совершенно для нее невероятной. Эдди хмыкнул, подмигнул мне и сказал:

— Вот видишь, детка, а ты ее звать не хотела. Если сопрут заказ, вся вина на тебе будет.

— Вся вина, инор Хофмайстер, будет на том, кто свои вещи без присмотра разбрасывает, — возразила я.

Еще не хватало, чтобы он свои проблемы на меня перекладывал. Нет уж, если остался без сумки, то меня в этом обвинить не удастся. Но Эдди больше вниманием меня не удостоил, он неторопливо пошел за инорой Эберхардт, и вскоре их голоса стали доноситься уже от черного хода. Судя по тому, что общались они мирно, сумка никуда не пропала и дождалась мою нанимательницу в целости и сохранности. Сама инора заглянула через несколько минут и сказала:

— Штефани, закрывай магазин. Потом мне поможешь разложить.

— Маргарета, тебе прошлого раза не хватило? — неожиданно зло сказал Эдди. — Пусть она уходит домой, мы сами разберемся.

— Не тебе решать, Хофмайстер, — холодно ответила инора Эберхардт. — Штефани, как закроешь, спустишься вниз.

И посмотрела на Эдди так, что сразу было понятно — сейчас ей, что называется, вожжа под хвост попала и никаких возражений она попросту не услышит. Тот и не стал ей ничего возражать, лишь зло сплюнул на пол, показывая свое отношение. Плевок проводили взглядом мы обе — обычные посетители так себя не вели.

— Ну и дура ты, Маргарета, — припечатал он.

— Не лезь туда, где ничего не понимаешь. Штефани, ты почему до сих пор стоишь на месте?

— Извините, инора Эберхардт.

Я метнулась к входной двери, хотя мне очень не понравился их разговор. Что такого привез этот Эдди, чего, по его мнению, я не должна была видеть? И почему инора Эберхардт, напротив, настаивала на моем присутствии? Я вдруг подумала, что пропади я вот так, как моя предшественница, Марта, так обо мне и никто не вспомнит, кроме Регины, да и та ничего сделать не сможет, даже заявление в стражу написать — подруга, это ведь не родственница...

Делала я все как можно медленнее, втайне надеясь, что они все там без меня внизу разберут. Но когда я спустилась, на стуле рядом с лабораторным столом стояла объемистый мешок, и им явно никто еще не занимался. Инора Эберхардт мирно беседовала со своим гостем, тот уже не злился. Плевать, наверно, здесь было попросту опасно — попадешь еще ненароком в какую-нибудь открытую баночку с непонятно чем, и навсегда очистишь лицо от ненужной поросли... Правда, скорее всего, вместе с кожей. Честно говоря, меня вообще удивило, что у иноры Эберхардт, обычно столь придирчивой и аккуратной, столько всего открытого стоит. Но, видно, она что-то показывала этому Эдди, потому что при моем появлении баночки стали закрываться и убираться со стола, мужчина что-то дописал на листок бумаги, сложил его, убрал в карман и вопросительно на меня посмотрел.

— Инора Эберхардт, я все закрыла, — объяснила я ему, хотя смотрела на свою нанимательницу.

— Замечательно, — она ласково мне улыбнулась, а я почувствовала, как по спине побежала струйка холодного пота. Почему-то на ум пришла большая сытая кошка, которая играет с пойманным мышонком. Просто так, ради удовольствия. — А теперь мы с тобой вместе разберем эту сумку, чтобы ты знала, где что лежит, когда будешь мне помогать.

— Дурацкая идея, Маргарета, — повторился Эдди.

— Мне казалось, мы с тобой выяснили этот вопрос, — инора Эберхардт недовольно прищурилась, — и ты все понял.

— Понять-то я понял, но это не значит, что идея от этого стала лучше. Разгребать в случае чего опять придется мне.

Почему-то при этих словах я представила себе лопату и холмик свежевскопанной земли, под которым лежит тело бедной Марты. Почему-то я сейчас была уверена, что ее нет в живых, никуда она не уехала. Это все этот Эдди разгребает последствия неудачных идей иноры Эберхардт.

— Штефани, — повелительно бросила мне инора Эберхардт.

И я трясущимися руками начала развязывать тесемочки, связанные между собой и стянутые каким-то непонятным артефактом.

— Ты ее напугал, Эдди, — обвиняюще сказала инора Эберхардт. — И она теперь думает непонятно что.

— Если напугал, значит, не дура, — буркнул тот. — Пуганные живут дольше и счастливее.

Он отодвинул меня от мешка и начал распутывать сам, пока не отключая артефакт. Назначение его я сходу определить не могла. Скорее всего, должен он быть охранным — ведь не зря же Эдди бросил свой мешок без присмотра, не боясь, что его украдут? Но на те охранные, что я видела, этот артефакт никак не походил. Но тут Эдди окончательно все развязал, крутанул верхнюю часть артефакта и раздвинул горловину мешка. То, что произошло потом, оказалось для меня полнейшей неожиданностью Заструился блекло-серый дымок, столь дурно пахнущий, что я тут же сглотнула в попытках удержать тошноту. Эдди доставал какие-то свертки, корешки, баночки, но мне это было уже совсем неинтересно, так как зеленые круги перед глазами не способствуют любопытству.

— Держи ее! — внезапно крикнула инора Эберхардт.

Я еще успела удивиться, кого она предлагает держать, никто же никуда не убегает, как меня накрыло беспамятство, темное и вязкое, как холодная осенняя грязь. Приходила я в себя тяжело, звуки извне с трудом пробивались в сознание. По щекам меня довольно грубо похлопывали в попытках быстро привести в себя, и раздраженный мужской голос бубнил:

— Довольна? Она же не только закрываться не умеет, она даже не понимает, от чего. Где ты только ее такую выкопала, полностью необученную?

— В приюте, — тихо отвечала инора Эберхардт, по голосу которой было понятно, что она чем-то ужасно расстроена. — Ты же понимаешь, мне проверить надо было.

— Проверила? Довольна? Я тебе и без всех этих проверок сказать мог, что у нее при себе вообще ничего магического нет. Маргарета, она чиста как новорожденная. Или ты сейчас всех подозревать будешь?

— Но ведь почему-то ее с таким Даром не отправили из приюта в Академию?

— Я тебя умоляю, — Эдди прекратил бить меня по щекам и поднес что-то очень резко пахнущее, я невольно чихнула и с трудом открыла глаза, но вот сфокусировать их никак не удавалось. — А монастырь туда вообще кого-то отправляет? Она там пахала по зарядке артефактов день и ночь. По закону они ее после восемнадцати удерживать не могут, а до — за милую душу. Определяют монахини дар у подопечных, когда тем всего по пять лет, маленькая просьба проверяющему магу, подкрепленная благословлением Богини, возможно, даже материальным,— и уровень Дара занижен. У нее он, кстати, поначалу мог быть и не столь высоким, просто, когда до дна вычерпывают ежедневно, это способствует росту магии. А ее вычерпывали, не сомневайся. И если бы ты сама озаботилась это сделать сегодня, ее бы так не скрутило, поверь. Радуйся, что она сырую магию не выплеснула. Дура ты, Маргарета! — и, после короткой паузы, уже мне. — Детка, как там тебя — Штефани? — давай-ка заканчивай изображать из себя работу некроманта, а то твоей хозяйке придется лекаря вызывать. Все уже закончилось.

— А что это было?

Я сама удивилась собственному слабому голосу. Сидела я на жесткой табуретке, придерживаемая гостем иноры Эберхардт безо всякого почтения. Да что там почтения? Мне показалось, что меня совершенно беззастенчиво изучают, а возможно, уже и полностью изучили, пока я была без сознания. Пальцы у него были не менее жесткие, чем у Рудольфа, и были эти пальцы много выше талии. Я выпрямилась и постаралась освободится от чужих рук.

— Это пусть тебе хозяйка объясняет. Совсем она с ума сошла на почве безопасности.

— По-твоему, у меня оснований для этого нет? — недовольно сказала инора Эберхардт. — Мои рецепты представляют огромную ценность, сам знаешь, сколько за ними охотятся.

— Но ты их никому не сдашь, дорогая, так и унесешь свои секреты в могилу, — фыркнул Эдди.

— До могилы мне, слава Богине, далеко.

— Сколько тебе до нее, только Богиня и знает...

— Эдди, не начинай!

— Маргарета, мы же партнеры, нет?

— Да я скорее со Штефани рецептом поделюсь, чем с тобой! — в сердцах сказала инора Эберхардт.

— Одобряю, только ты ее удочери сначала, раз уж сирота. Я на ней женюсь, и будет у нас маленькое семейное предприятие.

— Вот когда я удочерю, а ты женишься, тогда и поговорим, — насмешливо сказала инора Эберхардт. — А пока ты мне всего лишь поставщик, а Штефани — всего лишь продавщица. Да и не похоже, чтобы она горела желанием за тебя выйти.

— Кстати, о Штефани, — перевел взгляд на меня Эдди, — с ней-то что собираешься делать? Не умеющая контролировать силу магичка попросту опасна.

— Да сколько у меня этой силы, — удивленно сказала я.

— Много, — неожиданно серьезно ответил Эдди, — из приюта тебя обязаны были в Академию отправить, и учителей должны были приглашать. Но тебя не учили ничему, поэтому ты открыта для любого магического воздействия даже больше, чем человек, Дара не имеющий. И более того, поскольку ты энергию больше никуда не сливаешь, ты сейчас как полный сосуд, который в любой момент выплеснуться может.

Я неуверенно потерла лоб рукой. Как это слишком много на меня сегодня обрушилось. Инора Эберхардт смотрела на меня даже с некоторым участием. Из того, что в мешке Эдди раньше лежало, на столе уже ничего не было, исчез и запах, который так на меня подействовал. Да и запах ли это был? Возможно, так на меня подействовал какая-то разновидность магии?

— А зачем тогда все это было? — я неопределенно махнула рукой в сторону лабораторного стола. Подвижность начинала понемногу возвращаться.

— Маргарете показалось, что ты притворяешься, — любезно пояснил мне Эдди.

— Не преувеличивай, я просто хотела убедиться, — чуть поморщилась инора Эберхардт, — что это не очередная попытка вытащить рецепт. Вы с Сабиной насколько близки? — неожиданно спросила она меня.

— Она как вышла из приюта два года назад, так и не появлялась до тех пор, пока мне не предложила к вам пойти, — честно ответила я. — Да и до этого мы с ней подругами не были. Разве что... квартиру она мне свою сдала.

— Тогда я очень надеюсь, что все случившееся сегодня останется между нами, а до Сабины ничего не дойдет. Совсем, — она пристально на меня посмотрела и добавила. — Если ты, конечно, еще хочешь здесь работать.

— Я теперь не уверена, что я здесь работать хочу, — честно ответила я. Не знаю, что на меня нашло, видно голова была совсем не в порядке. — Но мне идти некуда. И денег нет.

Эдди хохотнул.

— Маргарета, ты все еще считаешь ее шпионкой?

— Я и раньше не считала, но проверить-то нужно было, — недовольно сказала инора Эберхардт. — Штефани, мне нужна помощница. Если ты для этого подойдешь, то и зарплата увеличится. Кроме того, я с тобой буду заниматься магией.

— Получается, я могу и в Академию поступить? — я наконец поняла, что они говорили про Дар.

— Можешь, — неохотно подтвердила инора Эберхардт. — Но я не уверена, что результат будет лучше. Да и сейчас поступить ты все равно не сможешь, в этом году время уже упущено, а как ты сама сказала, идти тебе некуда. Но если ты соберешься в Академию, то ни о каких договоренностях со мной и речи не будет. Так что решай.

Я опять потерла лоб рукой. В голове шумело и очень сложно было что-то понять, а уж принимать решения в таком состоянии точно не стоило.

— Маргарета, она у тебя сейчас второй раз в обморок упадет, — опять хохотнул Эдди. — Дай ей подумать хотя бы до завтра. Иди, детка, чаю выпей наверху, а потом я тебя провожу.

— Не надо меня провожать, — запротестовала я.

— Надо, — неожиданно сказала инора Эберхардт. — Эдди прав, Досталось тебе сейчас. Извини.

Смотрела она на меня смущенно, с таким сочувствием, которого я от постороннего человека и не ожидала. Сама она тоже выглядела бледновато. Похоже, испугалась намного больше, чем я.

— Мы сейчас здесь закончим, а потом он тебя проводит, — продолжила она, — чтобы я была уверена, что до дома ты дойдешь, и с тобой ничего не случится. Иди наверх. Там в вашей комнате, во втором ящике лежит пакетик успокаивающего чая. Завари себе.

— Да, инора Эберхардт.

Я встала, немного при этом покачнувшись. Слабость накатывала волнами, но идти было можно, хоть и тяжеловато. Я добралась до середины лестницы, цепляясь за перила и чувствуя себя с каждым шагом все лучше, как вдруг мне пришло в голову, что иноре Эберхардт тоже неплохо было бы выпить такого чая. И я пошла вниз, чтобы ее об этом спросить.

— И что мне с ней делать? — голос иноры, донесшийся до меня, был абсолютно безжизненным.

Я замерла на месте, уверенная, что они говорят обо мне, и сейчас, в этот самый момент, решается моя судьба. В перила я вцепилась так, что свело пальцы, хотя, наверное, нужно было бежать. И как можно дальше.

— Маргарета, твоя ошибка, — глуховато сказал Эдди. — Я не знаю, как могла Марта добраться до твоих записей, но ведь добралась же. Да еще и поделилась с посторонними.

— Похоже, только с этой.

— Но ведь доказательств у нее нет? — уточнил Эдди. — Только ничем не подтвержденные слова.

— Для моей репутации и слов будет достаточно, ты же понимаешь.

— Понимаю. Она много хочет?

Ответом ему было молчание. Я пожалела, что не вижу их лица, так как Эдди вдруг присвистнул и сказал:

— Да сделай ей свой крем по особому рецепту. Нет шантажиста — нет проблемы

— Не люблю я этого. Да и потом, это не совсем шантаж.

— Предлагаешь мне ею заняться? Так у меня нет ни времени, ни желания тратить его на престарелых теток. Вот этой твоей Штеффи я бы занялся, если ты вдруг надумаешь ее удочерить.

— Ты неисправим, Эдди, — в голосе иноры Эберхардт появилась смешинка. — Но в твоем предложении что-то есть. За ней никто не стоит, мне опереться тоже не на кого, а одиночество — не такая уж веселая вещь. Особенно, когда боишься каждой тени.

— Ты мне еще поплачься о своей тяжелой доле. Скидку на нее все равно не получишь. Давай-ка лучше подсчитаем привезенное, да и разбежимся. Не надо рушить мои планы на сегодняшний замечательный вечер.

— Да какие у тебя планы? — инора Эберхардт зашуршала бумагами. — Пробежаться по столичным борделям? Часом раньше, часом позже — разницы особой нет. Да позже даже лучше — выбор больше.

— Вспоминаешь молодость, Маргарета?

Дольше я не стала слушать. И так узнала много больше того, что должна была. Меньше знаешь — дольше живешь. Странные разговоры, которые тоже можно понять по-разному. Какой особый крем предлагал сделать Эдди той иноре, что сегодня приходила? Возможно, я опять себе чего-нибудь придумываю, а если спросить, то ничего страшного и не окажется. Но я спрашивать не буду. Не знаю, и знать не хочу. В голове шумело, не помог и успокаивающий чай, который я заварила не только себе, но и иноре Эберхардт. Она появилась, когда у меня оставалось еще половина чашки, и сразу сказала:

— Штефани, я хочу, чтобы ты дала мне магическую клятву о том, что ты никому ничего не расскажешь о том, что сегодня случилось с тобой внизу.

Я и согласилась. А почему нет? Рассказывать мне все равно было некому, а такая клятва — залог того, что сегодня я благополучно доберусь домой. Сейчас мне нужна была лишь кровать, и ничего больше. Решать что-то с такой головой, которая все время кружится, — дело совершенно бессмысленное.

— Ты извини, что все так нехорошо получилось, — успокоено сказала инора Эберхардт, сразу после того как я ей дала клятву. — Но я постараюсь все компенсировать. Я подумала, даже если ты решишь пойти в Академию, основы я тебе все равно дам.

От чая, сделанного для нее, инора не отказалась. Улыбнулась мне немного устало, поблагодарила, сделала первый глоток и глаза прикрыла. Видно, день у нее получился сегодня не из легких.

— Дамы, вы до утра сидеть будете? — недовольно сказал Эдди, который остался без чая, и, видно, поэтому был несколько обижен. — Так, может, я вам и не нужен в качестве провожающего?

— Я сама дойду, спасибо, — попыталась я от него отказаться. Пусть идет туда, куда собирался. А то еще перепутает ненароком.

— Нет, инор Хофмайстер тебя проводит, это не обсуждается, — заявила инора Эберхардт и отставила свою чашку. — Идите, я за вами закрою. Эдди, если у тебя остались вопросы, с ними — завтра.

Эдди изобразил на лице странную гримасу и подал мне руку. Взялась я за него неуверенно. Нет, я видела, как ходят важные дамы, цепляясь за локоть своего кавалера, но до сего дня такой практики у меня не было. Мне вдруг пришло в голову, что он сейчас выведет меня подальше и прикончит. Я вздрогнула. Хотя в следующее же мгновение мне это показалось совершеннейшей глупостью.

— Не бойся, детка, не съем, — заявил мне Эдди, — разве что покусаю немного. Маргарета, так и быть, не возьму с тебя дополнительной платы за собственное использование в качестве доставщика до дома твоих продавщиц. Но за остальное, будь добра, подготовь мне завтра. И никаких чеков.

— Иди уж, — проворчала инора Эберхардт.

Покидала я лавку с огромным облегчением. На улице дул небольшой ветерок, которому я сразу подставила лицо, в надежде, что он хоть немного остудит мою голову.

— Штефани, я тебя уже заждался, — Рудольф, про которого я и не вспоминала, неожиданно возник слева от двери, из которой мы только что вышли. — Так мы идем сегодня ужинать?

Боюсь, при слове "ужинать" я позеленела, так как только при одной мысли о еде все то, чем я плотно пообедала, попыталось подняться вверх из желудка.

— Смотрю, ты не так одинока, детка, — заметил Эдди, — уже успела поклонником обзавестись.

— Да я его в первый раз вижу, — запротестовала я.

— Неправда, в третий, — нагло сказал Рудольф и попытался подцепить меня со стороны, свободной от Эдди.

— Мне кажется, что вы, инор как-вас-там, успеха у данной дамы не имеете, — ехидно заметил Эдди. — Если уж ее тошнить начинает только при одном взгляде на вас.

— Это у нее с голоду, — уверенно сказал Рудольф. — И потом, может, тошнит ее как раз от вас? А как мы отойдем подальше, то все благополучно и пройдет?

Я попыталась забрать у него свою руку. Идти куда-нибудь с ним мне не хотелось, хотя он и пытался перетянуть меня к себе. Видно, надеялся, что Эдди меня отпустит. Но у того были совсем другие планы.

— Дама ужинать не настроена, — заявил Эдди и потянул меня вперед по улице.

Вернее попытался. Потому что Рудольф сыграл роль якоря и, похоже, собирался тащить меня совсем в другую сторону. Я даже порадоваться успела, что вышла не одна. Теперь Эдди казался мне намного безопаснее. Он хотя бы направлялся к моему дому.

— Отпустите меня, — требовательно сказала я. — Если, конечно, не хотите разорвать меняя на двух Штефани. Я вообще ни на что не настроена. Я хочу домой. И спать.

Рудольф неохотно отпустил, чем Эдди сразу же воспользовался и повел меня к моему дому. Судя по всему, он прекрасно знал, где находится бывшая квартира Сабины. Не знаю, что заставило меня оглянуться, но Рудольф стоял у черного хода нашей лавки и задумчиво смотрел мне вслед. И выглядел он каким-то встревоженным и потерянным. На мгновение я даже пожалела, что рядом со мной сейчас не он. Эдди дернул меня за рукав, пытаясь обратить мое внимание на себя.

— Детка, вот от него я бы советовал тебе держаться как можно дальше, если не хочешь влипнуть в неприятности, — неожиданно серьезно сказал он. — Он весь увешан магическими цацками. Похоже, Маргарета не так уж и неправа в своем страхе перестать быть единственной владелицей рецептов.

Глава 10

У своей двери я попыталась отпустить локоть Эдди, но поскольку он придерживал меня второй рукой, попытка вышла неудачной. Он лишь поглядел на меня довольно издевательски.

— Инор Хофмайстер, я благодарна вам за помощь, но дальше я как-нибудь сама справлюсь, — заявила я, пробуя и дальше освободить свою руку, хоть и понимала, что сейчас глупо выгляжу.

— Детка, благодарность должна быть осязаемой, иначе какая это благодарность, — нагло заявил он мне. — "Спасибо" в карман не положишь и на вкус не распробуешь.

— Инор Хофмаер, вы же понимаете, что я совсем не в том состоянии, чтобы предложить вам хотя бы чаю? — пыталась я сохранять дистанцию.

— Детка, сама подумай, зачем мне твой чай, если я даже у Маргареты его пить не стал?

Он выхватил из моих подрагивающих рук ключ, который никак не хотел вставляться в замочную скважину. У него ключ не только вставился, куда нужно, но и провернулся один раз, после чего дверь открылась. Я успела лишь удивиться, почему один, а не два раза — я точно помнила, что когда уходила, поворачивала дважды. Но тут мне стало не до удивлений — Эдди просто внес меня в квартиру и захлопнул за нами дверь, проскрежетал ключом, после чего вжал меня в стену прямо у входа и начал изучать намного более вдумчиво, чем тогда, когда я очнулась в лаборатории иноры Эберхардт. Видно, мне не почудился его нездоровый интерес, как я поначалу подумала. Его руки совершали наглое путешествие по моему телу, я отчаянно отбивалась и пыталась лихорадочно вспомнить, как нас учили поступать в подобных ситуациях. Кажется, нужно резко согнуть ногу в колене...

— Эдди, я вам не мешаю?

Голос Сабины показался мне настоящей музыкой, но я все же завершила движение, которое уже начала. В приюте нам говорили все доводить до конца, ибо это угодно Богине. Эдди охнул и наконец меня отпустил.

— Сейчас он скажет, что нехорошо бить ниже пояса, — насмешливо продолжила Сабина.

Я отодвинулась подальше от своего провожающего, поближе к своей негаданной спасительнице, и начала поправлять одежду. На Эдди я поглядывала с опаской, хотя мне и казалось, что желание получить осязаемую благодарность за свою помощь у него несколько поутихло.

— Конечно, нехорошо, — голос Эдди утратил свою жизнерадостность, а обращенный ко мне взгляд — одобрение. — Но ты, Саби, помешать никак не можешь. Втроем — оно всегда интереснее. Так что можешь начинать раздеваться.

— А тебя Петер не смущает? — зло спросила Сабина.

— А что, он тоже здесь? Так я ему и не предлагаю раздеваться. Голые мужчины меня не возбуждают, детка, ты же знаешь.

— С чего бы мне такое знать? — Сабина покосилась на меня и сделала глупейшее выражение лица. — Мы с тобой не настолько близки.

Эдди весьма выразительно на нее посмотрел. Похоже, определенные отношения с продавщицами иноры Эберхардт были для него нормой. Скрепляли прочность деловых связей, так сказать.

— Саби, тебе брачный браслет не жмет? — хохотнул он.

Он уже совсем оправился от моего удара, но переходить к активным действиям не торопился. Видно, трезво оценил свои силы и теперь думал, как отступить, чтобы не выглядеть при этом смешно.

— Не тебе об этом говорить! — неожиданно взвилась Сабина. — Пошел вон! Тебя сюда никто не приглашал! Да ты вообще права не имеешь здесь находиться!

Смотрела она на Эдди с какой-то исступленной ненавистью, даже кулаки сжала и шаг вперед сделала. Но ее кулаки совсем ничего не стоили против кулаков ее противника. Он лишь с кривоватой ухмылкой на них посмотрел и даже шага к выходу не сделал.

— Да, сегодня мне здесь не рады, — он выразительно покатал на языке слово "сегодня".

Сабина покраснела и все же попыталась его стукнуть. Это ей предсказуемо не удалось — ее руки он перехватил тут же, и теперь она извивалась, пытаясь хотя бы пнуть, если уж ударить не получается. Но пышные юбки очень ей в этом мешали

— Сволочь, — шипела она не хуже сестры Терезы, когда той что-то не нравилось в поведении приютских девочек. — Гад ползучий. Убирайся из моей квартиры, чтобы и духу твоего вонючего здесь не было!

— Не очень-то и хотелось, — Эдди отшвырнул ее в сторону так, что Сабина едва на ногах удержалась, перевел взгляд на меня, ухмыльнулся и сказал. — Извини, детка, сегодня ничего не получится. Придется отложить все до другого раза. Саби слишком ревнивая, не хочет меня делить.

Хотя и двигался он с показной ленцой, но за дверь успел выскочить. Сабина в сердцах пнула по косяку, ойкнула и запрыгала на одной ноге.

— Сволочь, — выдохнула она сквозь зубы, — вечно меня из себя выводит. Знает мои слабые места и бьет в них целенаправленно. Самое гадкое в работе у иноры Эберхардт — тот вот Хофмайстер. Держись от него подальше и, главное, не слушай, что он там несет. Врет он постоянно и с большим вдохновением. Да и вообще, все они врут! — с горечью закончила она.

— Это ты про инору Эберхардт? — уточнила я.

Куда же она меня запихнула? И появится ли у меня возможность отсюда выбраться, желательно, целой и невредимой. И намеки эти странные но то, что там не все так благополучно, как кажется на первый взгляд.

— Да нет, я про мужчин, — неожиданно ответила Сабина. — Вот как вышла из приюта, постоянно убеждаюсь в том, что правы были монахини. Мужчины — лживы до кончиков ногтей на ногах.

— И твой муж? — невольно заинтересовалась я.

— Петер? — при упоминании о нем на лицо Сабины смягчилось, на нем заиграла легкая мечтательная улыбка, и она сказала. — Нет, Петер не такой...

Она подошла к окну, видно убедиться, что Эдди ушел, а не ожидает под, чтобы вернуться после ее ухода и наговорить лживых слов. Думаю, это беспокоило ее намного больше, чем то, что он опять мог меня домогаться.

— Иди-иди, — почти прошептала она. — И чтоб я тебя больше не видела.

Я подошла к ней и тоже выглянула во двор. Эдди как раз заворачивал за угол. Шел он неторопливо, но целеустремленно. Надеюсь, до борделя он сегодня все же доберется, а не постарается осчастливить кого-то, кому это совсем не по душе. Я вздрогнула от одной только мысли, чем мог бы закончиться сегодняшний вечер, не будь тут Сабины. Возможно, Эдди и не собирался заходить дальше, но проверять этого я не хотела.

Стук в дверь оказался полнейшей неожиданностью. Ко мне никто кроме Сабины и прийти не мог. Разве что опять Петер? Я посмотрела на насторожившуюся девушку и поняла, что если это он, то будет грандиозный скандал, причем устроенный не ему, а мне, поэтому дверь я открывала с опаской. И то, что там оказался не Петер, а Рудольф меня даже поначалу обрадовало. Ровно до того момента, как я поняла, что знать мой адрес он никак не должен был.

— Что вам нужно, инор? — холодно спросила я.

— Извини, Штефани, — небрежно бросил он. Озабоченность, которая поначалу была на его лице, уступила место легкой, ни к чему не обязывающей улыбочке. — Просто этот твой провожающий выходил с таким видом, что я невольно решил, что что-то случилось.

— Если вы не хотите, чтобы с вашей девушкой что-то случалось, нужно провожать ее самому, — заметила Сабина. — Сегодня это точно было бы не лишним.

Несмотря на то, что она была замужем и утверждала, что мужа своего любит, сейчас голос ее был игрив, а на ее лице крупными буквами написан интерес. К одному из тех, про кого она только что столь нелестно говорила. Но Рудольф ее интереса не разделил. Напротив, он едва заметно нахмурился.

— Хотела бы я знать, инор, откуда вы знаете, где я живу? — сразу спросила я.

— А что такого? — показательно удивился он.

— Я вас к себе не приглашала. И адрес не называла. А вы, тем не менее, стоите сейчас на моем пороге...

Я подозрительно прищурилась, но совсем не смутила своего гостя. Нежданного гостя, прямо скажем. И не очень-то и желанного.

— Выяснить, где живет такая красивая инорита, — совсем не проблема, — нагло заявил он. — А уж уборщица в этом доме необычайно общительная и доброжелательная. Всегда готова помочь.

Я вспомнила хмурую инору с ведром, которую повстречала сегодня поутру. Она не показалась готовой делиться своими наблюдениями со всем миром. Такие упорно молчат, делая вид, что они ничего не видели, не слышали и не знают. Если только не найти к ним подход. Симпатичную блестящую монетку, или несколько — как смогли договориться.

— Надеюсь, больше мой адрес вам не понадобится. Как видите, со мной все в порядке.

— Учитывая ваше состояние, я в этом совсем не уверен, — ответил он мне довольно серьезно. — Я вообще удивлен, что работа продавщицей в лавке могла привести к такому результату.

— А что такое? Что случилось? — Сабина выдвинулась вперед и внимательно начала меня рассматривать.

Думаю, обычному человеку вряд ли что удалось углядеть, разве что излишнюю мою бледность. А вот, Рудольф, несомненно, видел много больше. Да он и весь увешан артефактами, по словам Эдди. Впрочем, Сабина говорит, что Эдди верить нельзя. А можно ли верить самой Сабине?

— Ничего, — неохотно ответила я. — Просто я очень за сегодня устала. Я хотела бы остаться одна и лечь спать.

— Тогда я пойду, — Рудольф мне улыбнулся. — Но прежде я все же хотел заручиться вашим обещанием со мной поужинать. Если уж мы теперь не только знакомы, а я почти побывал у вас в гостях, у вас просто не осталось причин для отказа.

— Почему же? — мрачно ответила я. — Если у вас не хватает денег даже на то, чтобы купить собственной матери крем, не могу же я отнимать у вас последнее и позволять оплачивать мой ужин. Этак вы совсем разоритесь.

— У меня не хватает не денег, а времени, — возразил он.

— В самом деле? — с сомнением сказала я, вспомнив, сколько он меня ждал у черного входа после окончания рабочего дня.

Видимо, он тоже об этом вспомнил, потому что внезапно смутился, но ничего не стал говорить про это, лишь вопросительно на меня смотрел. Эдди говорил держаться от него подальше. Но Эдди показал себя не с лучшей стороны, а значит, его советы нужно выполнять с точностью до наоборот. К тому же, если этот Рудольф маг и работает на конкурентов иноры Эберхардт, он может знать что-то интересное о моей нанимательнице. Да и про Академию его порасспрашивать можно.

— Хорошо, Рудольф, я согласна с вами завтра поужинать.

— Завтра я не могу, — расстроено ответил он.

Я небрежно пожала плечами, показывая, что мне не очень-то и хотелось. В конце концов, он не единственный маг. В Гаэрре их должно быть множество, можно даже да Академии дойти, узнать, что мне сейчас лучше делать. Быть может, есть какие-нибудь курсы по основам.

— А если вместо ужина будет обед в воскресенье? — предложил он.

Вопрос его показывал, он знает, что в этот день недели магазин иноры Эберхардт закрыт, а значит, очень похоже, что интерес его все же был больше к ней, чем ко мне. Сабина говорила, что ни в одном торговом заведении такого не было — все известные ей лавочки работали ежедневно.

— Первая половина дня у меня занята, — неохотно ответила я.

Никуда идти с ним мне не хотелось, особенно в воскресенье. Я уже успела пожалеть о неосмотрительно данном согласии, да и навестить Регину для меня было много важнее, чем обед с Рудольфом.

— Тогда все-таки ужин, — жизнерадостно заметил он, делая вид, что совсем не замечает моей холодности. — Тогда — до вечера воскресенья, Штефани.

Он легко сбежал вниз по лестнице, и шаги его были почти не слышны. Возмущенное сопение Сабины прямо у моего уха напомнило мне о ней, а так же о том, что с ней он почему-то не попрощался. Я захлопнула дверь и сразу ее спросила:

— Ты его раньше видела когда-нибудь?

— Так он же к нам в магазин приходил, — удивленно ответила она. — Ты еще на него столько времени потратила.

— Это я прекрасно помню, — прервала я ее. — Я хотела спросить, видела ли ты его раньше, до этого.

— Не помню, — она капризно надула губы. — Если бы он ко мне подкатывал, возможно, заметила бы. А так... Гаэрра большая, мужчин здесь много, всех не упомнишь.

Может, действительно, тогда он просто случайно мимо проходил, когда я на него налетела? Хотя он мог быть знакомым пропавшей Марте, у которой теперь не спросишь.

— Слушай, Сабина, а как ты думаешь, почему эта Марта, которая до меня работала, так неожиданно уехала? И почему ее никто не искал?

Сабина заметно напряглась и неохотно ответила:

— А чего тут удивительного? Украла чужие рецепты и удрала, пока этого не обнаружили. А искать... Кому она нужна была, искать ее еще? Я тогда пришла к ее хозяйке квартирной, а та и сказала, что Марта вещи свои забрала, да съехала. Так оно и было — ни единой бумажки не оставила. Даже адреса, куда письма пересылать.

— Но ведь о том, что она добралась до рецептов иноры Эберхардт, могли долго не узнать, — возразила я. — К чему ей было привлекать лишнее внимание?

— Далась тебе эта Марта! — раздраженно сказала Сабина. — Как будто кроме нее и поговорить не о чем! Расскажи лучше, что сегодня привез Эдди. Ты же наверняка видела, если уж он вызвался тебя провожать?

— Видеть-то я видела, — ответила я. — Но рассказать все равно не смогу — я же понятия не имею, что там и как называется. А чем тебе так вопросы про Марту не нравятся?

— Чем-чем! — взвилась Сабина. — Да она как прилипла к моему Петеру, так и отлепить ее никакой возможности не было. Я с облегчением вздохнула, когда эта курица вообще пропала! Он слишком вежливым с ней был, вот она и напридумывала себе Богиня знает чего, — тут она с подозрением на меня посмотрела и заявила. — И ты держись от него подальше, поняла?

— Сабина, ты чего? — я несказанно удивилась.

— Извини, — она моментально остыла и глядела теперь на меня даже немного заискивающе. — У меня такое положение, что постоянно всякая ерунда в голову лезет. Я пойду, пожалуй.

Я даже не успела ее расспросить ни о том, зачем она вообще приходила, ни что за такое положение у нее. Впрочем, относительно второго даже сомнения не было — ведь замуж выходят не только ради мужа, но и ради будущих детей.

Глава 11

Регине я взяла пакет пирогов. Они приятно грели руки через бумагу, пока я шла к приюту и думала, что же ей рассказывать, а что — нет, чтобы не пугать и не расстраивать. В магазине, в котором я работала, явно творилось что-то ненормальное. Странные разговоры, которые вела инора Эберхардт и ее партнер. Странные заказы, от одного присутствия которых я падала в обморок. Странное исчезновение моей предшественницы, которая якобы пыталась торговать помимо своей хозяйки. Странное поведение Сабины. Вчера вечером ко мне домой опять приходил Петер в ее поисках, но я ему ничего утешительного сказать не могла. Сменщицу я не видела с того вечера, когда она помогла мне избавиться от Эдди и ушла, так и не сказав, зачем приходила. Не слышала я и о том, чтобы она нынче была в лавке у иноры Эберхардт. Конечно, она могла зайти к ней и после окончания рабочего дня, но по моей хозяйке нельзя было подумать, что она кого-то ожидает. В торговом зале она появлялась ненадолго и почти сразу спускалась вниз. Крем "по особому заказу" требовал очень много времени, а сил забирал столько, что инора иной раз вид имела довольно бледный. Обещанные мне занятия были пока отложены на неопределенный срок, о чем я не особо и переживала — жила же я как-то предыдущие восемнадцать лет? Да и к чему мне новые знания, которые, вполне возможно, мне и не пригодятся больше? Участь моей предшественницы меня все так же тревожила. А еще беспокоил Эдди, который совсем не собирался уезжать туда, откуда он привез заказ для иноры Эберхардт, хотя было очень похоже, что дел у него в столице особенных и нет. Но он появлялся по нескольку раз на дню и, в зависимости от того, где была инора, либо поднимался к ней в личные апартаменты, либо спускался в подвальное производственное помещение. Проходя мимо меня он так и норовил ущипнуть. Первый раз это было столь неожиданно, что ему удалось, а я невольно ойкнула. Покупательница с недоумением на меня посмотрела, я извинилась и продолжила ей рассказывать о нашей продукции, хотя и хотелось говорить совсем с другим и совсем не такими словами. От второго и последующих мне удалось увернуться. Все это он делал с такой радостной улыбочкой, что было непонятно, то ли он отомстить пытается, то ли поухаживать столь нелепым образом. Радовало, что хоть провожать больше не вызывался. Иноре Эберхардт про его поведение я ничего рассказывать не стала. Думаю, она отделалась бы обычным "сама виновата" и благополучно забыла бы об этом происшествии. Партнер для нее был много важнее какой-то там продавщицы, скорее всего, временной.

Регина вылетела в приютскую комнату для встреч с таким счастливым видом, что сразу было понятно — скучала она по мне не меньше, чем я по ней, а скорее всего, даже больше. Ведь незанятого чем-то времени у меня было не так много, чтобы предаваться различного рода сожалениям. Она звонко чмокнула меня в щеку, выхватила протянутый ей пакет, на котором успели проявиться масляные пятна, и со счастливым вздохом потребовала:

— Ну, рассказывай.

Колебалась я недолго. Возможность посоветоваться хоть с кем-то для меня была очень важна, а беспокойство, поселившееся после приезда компаньона нанимательницы, все росло и росло. И я рассказала все, что со мной за эти дни случилось. Точнее, почти все — некоторые подробности были ей совершенно лишними. Регина охала и даже временами забывала жевать пирожок, который сразу же достала из пакета. Мне казалось, что слушала она меня внимательно, поэтому первые слова моей подруги меня несказанно удивили.

— Ну надо же, целых три ухажера! — радостно сказала она. — И это только начало. Мне всегда казалось, что за тобой толпы будут бегать, стоит тебе только из приюта выйти. Сколько тебе записочек через забор перебросали, и не счесть!

— Регина, ты вообще слушала, о чем я тебе говорила? — невольно разозлилась я. — Меня запросто убить могут, а ты о каких-то мифических ухажерах говоришь. Да если уж на то пошло, один пытался сэкономить на борделе, второй — найти подход к магазину, а третий просто искал свою жену, Сабина которая.

— Это он первый раз искал, — ответила она, — тогда же выяснил, что вы не подруги и она там не бывает теперь, так ведь? Могу спорить, теперь он интересуется тобой. Если бы он не был чужим мужем, я бы тебе вообще советовала на него поставить — маги на дороге не валяются. Но и без него у тебя остаются еще два. Что касается твоих подозрений... сама подумай, если бы от кремов иноры Эберхардт покупательницы мерли бы как мухи, сколько бы просуществовал ее магазинчик? Уверяю тебя, совсем недолго. Скорее всего, у нее в дело идут какие-то запрещенные травки или орочьи зелья, но за это никто никого убивать не будет.

— Неужели?

— Я так думаю, — добавила она уже с некоторым сомнение в голосе.

Похоже, все это казалось ей не слишком серьезным, навевая мысли о какой-нибудь занимательной истории из тех тонких книжечек, что держались в приюте большой тайне от монахинь и неоднократно перечитывались с замиранием сердца. Принять, что такое может случиться на самом деле, да еще со знакомым тебе человеком, было не так-то просто.

— А крем по особому рецепту, по-твоему, это что? Этот Хофмайстер прямо сказал — "Нет шантажиста — нет проблемы."

— Может, тебе в сыск пойти? — неуверенно предложила Регина. — Хотя мне все равно кажется, что ничего серьезного, связанного с косметикой, быть не может.

— Но ведь эта продавщица, что до меня была, пропала, — напомнила я подруге.

— Может, она действительно стащила рецепт и потому быстро решила смыться? — предположила она. — Хозяйка же, у которой она жила, утверждает, что девушка сама уехала. Собрала вещи и уехала. Не думаю, что она могла перепутать жиличку с кем-то другим. Сама говоришь — инора Эберхардт — дама в возрасте.

— "Нет шантажиста — нет проблемы," — напомнила я.

— Да, вот это немного беспокоит, — легко согласилась Регина. — Но пока ведь ничего не случилось. Может, ты все себе напридумывала?

Разговор у нас никак не складывался. Подруга не хотела принять серьезность моего положения, ее больше волновали гипотетические поклонники и моя неожиданная магия. Она вдруг начала мечтать, как здорово было бы, если бы инора Эберхардт действительно меня удочерила. Эх, зря я ей рассказала про эту фразу, прозвучавшую от Эдди ...

— А что? — воодушевленно говорила она. — Наследников у нее нет. Обучит тебя, передаст свои знания. Представляешь, как было бы здорово?

— Ина, с чего вдруг она будет меня удочерять? — фыркнула я. — Я всего лишь одна из ее продавщиц. Через этот магазин их много прошло. Правильно монахини говорили, вредно читать романы. А уж тебя, похоже, до них вообще допускать нельзя.

Регина заметно надулась.

— Так у тебя все равно уверенности нет, — недовольно сказала она. — Вот если та инора помрет, которой крем сейчас делают, тогда и причины будут для беспокойства. А может, с ней ничего и не случится. А ты заранее переживаешь о совсем тебе постороннем человеке.

— Она мне не совсем посторонняя, — неохотно ответила я. — Дело в том, что это моя мать.

Регина ахнула и выпустила из рук почти доеденный пирожок.

— Не может быть! — восторженно сказала она. — Так она тебя сама нашла?

Поводов для радости я не видела. Подруга знала, что я не собираюсь искать родителей. Какие бы причины у них ни были для того, чтобы меня бросить, все они меркли перед тем фактом, что они смогли от меня отказаться, а значит, и мне они не нужны и неинтересны.

— Нет, она меня и не искала. Я сама ее вычислила. По почерку.

Я рассказала Регине про пустой счет, о чем раньше умолчала, и о том, что почерк на чеке и записке был один.

— И что? — с жадным любопытством спросила она. — Что ты к ней чувствуешь?

— Ничего особенного, — ответила я. — Она мне не нравится, но покупательницы бывают и хуже. Впрочем, все они достаточно высокомерны.

— А с кремом-то что? — не унималась она. — Если она твоя мать, ты же не можешь позволить, чтобы ее травили.

— Ты сама только что говорила, что это лишь мое воображение, — напомнила я.

— Воображение, не воображение, но она же твоя мать. И если ее отравят через этот крем, то ты себе не простишь, я же знаю.

Эти мысли приходили в голову и мне. Пусть она от меня отказалась и не заботилась, но все же родила, хотя и могла избавиться от такой обузы сразу, как узнала о беременности. Не могу же я спокойно смотреть, как ее собираются убивать, и ничего не делать. Пусть она мне даже совсем не нравится.

— Я собираюсь его заменить, — неохотно ответила я. — Во всех этих кремах основа одна, возьму обычный омолаживающий. На него и заменю. От этого точно вреда никакого не будет.

— А если там все-таки ничего такого в этом креме и не будет? — страдальчески сказала Регина.

В таком удачном во всех отношениях месте для работы — и вдруг происходят какие-то противозаконные вещи? С этим она никак не могла смириться.

— Предлагаешь уточнить у иноры Эберхардт?

Регина невольно хихикнула, видно, представив, как я обращусь с подобным вопросом к хозяйке. Воображение всегда было ее сильной стороной.

— Хотела бы я на это посмотреть, — заметила она.

— А если ничего такого в этом креме и не будет, то меня просто выгонят с работы, если узнают, — пояснила я. — Но крем этот хороший, хоть и дорогой, у меня на него все имеющиеся деньги уйдут.

— Ты что, его покупать собралась? — поразилась Регина.

— А что я, по-твоему, воровать должна? — возмутилась я.

— Не знаю, все так странно, — неуверенно сказала она. — Но если инора Эберхардт поступает нечестно, чего тебе с ней церемониться? Может, тебе тогда с этим Рудольфом, который от конкурентов, договориться? Пусть они тебе помогут.

— Ага, — скептически сказала я, — пообещать они могут все, что угодно, да только что их заставит потом выполнять свои обещания? Если они пытаются рецепты получить незаконными методами, то у меня есть определенные сомнения в их честности. Да и не собираюсь я ничего воровать и им передавать, что наверняка будет условием получения от них помощи.

Регина погрустнела. Будущее показалось ей уже не столь радостным. До нее наконец дошло, что если все окажется так, как я подозреваю, то я просто могу и не дожить до ее выхода из приюта. "Уехала к родственникам. Куда? Она не говорила. Как это нет родственников? Нашлись, значит." И кто меня будет искать? Да никто, никому я не нужна...

Так мне Регина ничего и не посоветовала. Сначала она всерьез мой рассказ не приняла, затем слишком испугалась, а там и время посещения закончилось. От предложения навестить сестру-смотрительницу я вежливо отказалась. После того, как я узнала, что меня столько лет здесь обманывали, желания разговаривать с кем-то из монахинь у меня не было. Возможно, мне и дали бы ценный совет, но, скорее всего, подсунули бы опустевшие накопители и даже особенно не выслушали бы. Чувствую, мой уход нанес серьезный финансовый урон приюту — вон с каким сожалением монахиня восприняла мой отказ и уход. Возможно, стоило бы предложить сестре-смотрительнице заполнять их накопители в обмен на дополнительное свидание с Региной?

Рудольф уже ожидал меня рядом с домом. Он нетерпеливо прохаживался, бросая взгляды по сторонам, и лишь увидел меня, сразу пошел навстречу, радостно улыбаясь. Но я на этой недели истратила запас улыбок полностью, так что пришлось ему обойтись без моей.

— Что-то вы совсем нерадостная, Штефани, — заметил он сразу после того, как поздоровался. — Что-то случилось?

Во взгляде его мне почудилось какое-то жадное любопытство, как будто он ждал, что я сейчас растаю и начну выкладывать ему все тайны, как свои, так и чужие.Но я откровенничать с посторонним человеком не собиралась.

— Я подругу навещала. Ей в приюте сейчас очень одиноко, — пояснила я.

— В приюте? — удивленно переспросил он.

— Я тоже воспитывалась в Королевском приюте, — с вызовом сказала я. — Так что ничего удивительно нет в том, что у меня там осталась подруга.

Какая разница, будет он знать, что я незаконнорожденная или нет, если у него ко мне лишь профессиональный интерес?

— Я смотрю, строго вас там воспитывали, — улыбнулся он. — Вы совсем на сироту не похожи.

— Ничего не могу с этим поделать.

— Я думал, вы родственница иноры Эберхардт, — продолжил он. — Вы с таким достоинством держитесь.

— Но теперь вы знаете, что это не так. Возможно, сейчас жалеете, что меня пригласили? — резко ответила я. — Так я могу с вами никуда и не идти.

— А почему я должен жалеть? — удивленно спросил он.

— Я оказалась совсем не той, какой вам казалась, — пояснила я. — Не состою в родстве с хозяйкой лавки. Да и вообще в родстве ни с кем.

— Чувствуется, для вас это больная тема, — сказал он, и все же уместил мою руку на своей. — Штефани, я пригласил именно вас. И мне совсем неважно, кто ваши родители, поверьте.

Конечно, ему теперь кажется, что будет много проще уговорить меня передать им хозяйские секреты. Руку я убирать не стала — не хотела выглядеть глупо, но внутри у меня все напряглось от ожидания расспросов на тему, его интересующую. Но он переходить к ней не торопился. Спрашивал, чем мы занимались в приюте и как я попала в лавку иноры Эберхардт. От этих хождений вокруг и около настроение мое, и так не радужное, начало портиться еще сильнее. Не помогло и то, что мы наконец дошли до того маленького ресторанчика, где Рудольф собирался кормить меня ужином. В обмен на нужную ему информацию, как я понимаю. Меню я повертела в руках и положилась на выбор моего спутника. Все равно, сами блюда сейчас занимали меня крайне мало. Да и не разбиралась я в них совершенно. Вкуса еды я почти не чувствовала, от вина решительно отказалась — еще не хватало туманить себе голову и упрощать ему задачу.

— Штефани, а почему вы не пошли учиться в Академию? — внезапно спросил он.

— Потому что в приюте уверяли, что моего Дара для этого недостаточно, — ответила я.

— Недостаточно?

Посмотрела я на Рудольфа неодобрительно. Что за глупая привычка переспрашивать? Как будто второй раз при ответе на вопрос я могу сказать что-то другое.

— Но как вам могли сказать, что у вас недостаточный уровень Дара? — не унимался он.

— Вы у меня спрашиваете? Так вот, я ответа не знаю. О том, что у меня сильный Дар, я узнала лишь недавно, от иноры Эберхардт.

— И она все-таки взяла вас в продавщицы, — задумчиво сказал он. — Странно...

— Так ей и нужна была девушка с Даром.

— Не с таким, — ответил он.

— А откуда вы, Рудольф, знаете, с каким Даром продавщица ей была нужна? — подозрительно спросила я.

Наш разговор убеждал меня все больше, что интерес его к лавке иноры Эберхардт появился много раньше, чем ко мне. Видно, выскочившую ему прямо в руки "родственницу" хозяйки он воспринял как Дар Богини и теперь стремится из этого Дара что-то выжать. Но со мной это точно не пройдет!

— Так бессмысленно брать таких как вы, — невозмутимо пояснил он, — чтобы продавать обычные кремы.

— Не обычные, — не согласилась я.

— Да ладно, — фыркнул он. — Какими бы дорогими они не были, кремы эти совершенно обычные. Моя мама себе не хуже делает.

— Вот как? — холодно сказала я. — А откуда вы знаете, что не хуже, если так и не купили?

— По результату, — заявил он. — У меня такое чувство, Штефани, что вы меня в чем-то подозреваете.

— И в чем я могу вас подозревать?

— А это я у вас хотел спросить, — нахально ответил он.

До предложения продать ему секреты иноры Эберхардт мы в этот вечер так и не добрались. Видно, Рудольф решил, что еще недостаточно втерся мне в доверие, поэтому говорил о чем угодно, только не о моей работе. О театрах и выставках, о кондитерских и ресторанах, о последних сплетнях, касающихся королевского семейства. Он даже вспомнил пару забавных историй о своей студенческой жизни. Все это несомненно было бы очень интересно, если бы я точно была уверена, что ему от меня ничего не нужно. Сейчас мне уже казалась глупой идея выведать у него что-нибудь об иноре Эберхардт, здесь как бы самой лишнего не сказать. Так что расслабилась я, только когда наконец оказалась у себя дома, за закрытой дверью, уклонившись от прощального поцелуя, которым Рудольфу так и хотелось завершить этот прекрасный вечер. Да, ужин с ним оказался много тяжелее, чем я думала!

Глава 12

По привычке я проснулась очень рано и долго просто лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь мягким матрасом, тишиной и совершеннейшим покоем. Никто не требовал от меня немедленно встать и заняться чем-то, угодным Богине, и было это неожиданно приятно. Но долго валяться у меня все равно не получилось — поворочалась с боку на бок и встала. Просто так лежать оказалось неинтересно. Впереди был целый свободный день, и сейчас я строила на него всякие замечательные планы. Мне хотелось наконец просто пройтись по Гаэрре и увидеть все то, о чем раньше я лишь читала, хотя и провела всю жизнь в столичном приюте. Экскурсий по достопримечательностям нам почему-то не устраивали. Приют — рынок — фабрика, а больше я нигде и не была. Рудольф вчера предлагал мне показать наиболее интересные места, и я бы согласилась, если бы не было у меня стойкой убежденности, что ему что-то от меня нужно. Что-то, помимо меня самой. Вчера он ни о чем таком не заговаривал, лишь расспрашивал меня, да рассказывал сам всякие забавные истории из своей жизни. Наверно, хотел бдительность усыпить. Чтобы я расслабилась и стала ему про секреты иноры Эберхардт рассказывать. Впрочем, какие секреты я могу знать? Не похожа моя нанимательница на тех, кто рассказывает собственные тайны первому встречному. Но тут я вспомнила, что пропавшая Марта подозревалась в похищении рецепта и последующем его использовании, а значит, по мнению хозяйки, имела возможность с этим рецептом ознакомиться. Но не полностью — инора Эберхардт была уверена, что нужного результата у пропавшей девушки не получится, а значит, есть что-то, что никогда и никому не показывается. Правда, теперь, когда Рудольф знает, что я не родственница хозяйки, вполне возможно, больше мной интересоваться не будет. Не знаю почему, но эта мысль резко испортила мне настроение, мне даже есть расхотелось. Я заварила себе все же купленный вчера чай и стала прихлебывать понемногу, глядя в окно. Но смотрела я больше вдаль, на утреннее нежно-голубое небо с легкими облаками, поэтому Сабину заметила не сразу, а лишь когда она уже почти подошла к дому. Возможно, и обратила внимание лишь потому, что шла она очень быстро, почти бежала. Платье ее было ярким и с довольно вызывающим декольте, и мне вдруг стало интересно, как относится Петер к манере одеваться своей жены. Не может же он одобрять такую, на грани вульгарности, одежду?

Поскольку шла Сабина, без сомнения, ко мне, я открыла дверь и недолго прислушивалась к тому, как ее каблучки перебирают ступеньки. Вскоре и сама она появилась в поле моего зрения. В руках ее была приличных размеров сумка, не очень подходящая к легкомысленному наряду, да и цвет ее слишком сильно контрастировал с платьем. Беспокойство с лица Сабины убежало тут же, как только она меня увидела в дверях.

— Привет! Как хорошо, что ты уже не спишь, — торопливо проговорила Сабина, даже не отдышавшись после быстрого подъема, поэтому получилось у нее не очень внятно. — Я хотела тебя попросить заменить меня сегодня. А я выйду за тебя завтра. Пожа-а-а-луйста, — жалобно протянула она. — Просто у меня дело одно осталось незаконченным, а оно очень срочное, лучше не откладывать. Так как, выйдешь?

Она умоляюще глядела на меня. Видно было, что ей этот свободный день очень важен и нужен. Мало ли какие проблемы могли возникнуть в ее положении. А мне все равно, когда гулять — сегодня или завтра.

— Что-то серьезное? — все же уточнила я.

— Очень. Так как?

— Хорошо, выйду.

Сабина счастливо заулыбалась и даже поцеловала меня от избытка чувств. Не сказать, чтобы мне это было приятно. Слишком многие в последнее время пытались это сделать. И то, что у нее поцелуй был в щеку и чисто дружеским, не делало его в моих глазах более ценным. Казалось, что шел он не от души, а лишь для показа ее расположение ко мне. Хорошо хоть обниматься она не полезла. Впрочем, мало у кого из тех, кто воспитывался в нашем приюте, оставалась потребность для подобного внешнего проявления чувств. Монахини, присматривавшие за нами, не одобряли ни обниманий, ни поцелуев. Обычно при виде такого безобразия они разражались лекцией о безнравственности и падении нравов.

— Спасибо, дорогая. Ты не представляешь, как это для меня важно. Но ты не прогадаешь — в первый день недели покупательниц больше обычного, а значит, заработаешь прилично. Деньги ведь тебе сейчас очень нужны? А завтра я непременно выйду. Ты же сама понимаешь, такую работу найти нелегко.

Она смотрела на меня с явным ожиданием, что сейчас я начну ее многословно благодарить за все, что она для меня сделала. Но теперь мне не казалась эта работа такой уж благотворительностью, более того, если бы я была уверена, что смогу безнаказанно оставить это место, я уже трудилась бы на фабрике. Пусть там условия много хуже, но зато не надо беспокоиться о собственной безопасности. Да и мысль о том, что я смогу учиться в Академии приятно грела душу. Так что я лишь кивнула в ответ и улыбнулась, не спеша уверять в своей вечной признательности. В конце концов, не зря же она так старалась найти себе сменщицу. Значит, тоже выиграла от моего появления в магазине. Да и квартиру я наверняка могла найти гораздо дешевле.

— Так ты собирайся тогда, — напомнила мне Сабина, так и не дождавшись от меня восторгов. — А то инора Эберхардт не любит, когда опаздывают.

— Хорошо, я сейчас оденусь и выйду.

Она радостно кивнула головой и застучала каблуками теперь уж вниз по лестнице. Странное дело, если ее так беспокоило мое возможное опоздание, могла бы прийти пораньше. Или даже вчера. Ведь не сию же минуту она узнала о том, что у нее срочные дела образовались? Наверняка знала о них еще вчера, а мне сообщила в последнюю минуту. Позавтракать я уже не успевала, лишь допила чай и направилась в место, которое вызывало у меня весьма противоречивые чувства.

Утро выдалось очень тяжелым. Права была Сабина, уверявшая что на начало недели приходится много покупателей. Но она не предупредила, что не просто много, а очень много! Дамы шли одна за одной, и до обеда мне даже постоять спокойно не удалось, не то чтобы присесть или выпить пару глотков воды для облегчения натруженного горла. Отвлечься нельзя было ни на миг. При такой нагрузке никакие заработки уже не казались привлекательными. Но ближе к обеду наплыв дам схлынул, а там и инора Эберхардт подошла, посмотрела на мое бедственное состояние, да и отпустила отдохнуть немного раньше.

— Если бы я знала, что вы с Сабиной поменялись, — заявила она, — то непременно спустилась бы раньше. Непривычному человеку очень тяжело в такой день работать в одиночку.

— Спасибо, инора Эберхардт, — немного хрипловато сказала я.

Я испытывала к ней огромную благодарность. А когда увидела входящего в этот момент в магазин Эдди, счастью моему, что я не окажусь с ним наедине, не было предела. А вот инора Эберхардт нахмурилась.

— Эдди, ты же должен был уехать? — недовольно сказала она.

— Да у меня здесь дело образовалось, — ответил он. — Пока подзадержался. Штеффи, детка, а ты куда собралась? Я же только пришел.

— Эдди, я тебе сколько раз говорила, оставь моих девочек в покое.

— А может, у меня серьезные намерения? — нахально заявил он. — Я встретил любовь всей моей жизни, а ты, Маргарета, стоишь на пути двух любящих сердец.

Инора Эберхардт вопросительно на меня посмотрела. Я испуганно замотала головой. Нет уж, такого счастья мне точно не нужно. Еще Сабина, не дай Богиня, приревнует — отношения у них какие-то странные, слишком сильные эмоции он у нее вызывает.

— Эдди, в твоем возрасте уже пора перестать липнуть к каждой юбке, — заявила инора Эберхардт.

— Так я и собираюсь остепенится, — ответил он. — Штеффи, детка, выходи за меня. Возможно, я уже успел произвести на тебя не самое благоприятное впечатление, но я постараюсь показать себя с самой лучшей стороны.

Тон его был на удивление серьезен. Он пристально на меня смотрел, ожидая ответа. Инора Эберхардт удивленно переводила взгляд с меня на своего партнера. Видно, такое его поведение было для нее в новинку. Было совершенно непонятно, как себя вести в такой ситуации. Мне не казалось, что интерес Эдди ко мне — что-то большее, чем интерес к любой другой привлекательной молодой женщине. А кроме внешности, больше у меня ничего не было. Разве что Дар, но не думаю, что это послужило основной причиной для предложения.

— Инор Хофмайстер, мне кажется мы недостаточно хорошо знаем друг друга, — ответила я.

— Вот и узнаем, — хохотнул он, принимая свой обычный вид. — Все равно лишь в браке можно узнать, что ты получил . А до этого все показывают себя лишь с лучшей стороны.

— Тогда мне страшно представить ваши худшие стороны, — ответила я. — Извините, инора Эберхардт, с вашего позволения я все же пойду на обед.

— Иди, конечно, Штефани, — ответила она и, увидев, что Эдди собирается пойти за мной, добавила. — Инор Хофмайстер, а с вами я хочу поговорить. Прямо сейчас.

— С чего такая официальность, Маргарета? — недовольно сказал он, но задержался.

А я быстро пошла на выход. Обедать в компании Эдди мне не хотелось. Его предложение меня больше напугало, чем обрадовало. Создавалось впечатление, что с каждым днем странности лишь множились, наматываясь друг на друга и перепутываясь между собой. До того заведения, в котором я уже несколько раз обедала, я шла, думая только о том, как мне из всего этого выбираться. Поэтому я даже не удивилась, когда за столик со мной рядом сел Рудольф, лишь вопросительно на него посмотрела. Интересно, он сейчас тоже предложит за него выйти?

— Добрый день, Штефани, — жизнерадостно сказал он. — Не ожидал, что ты здесь обедаешь. Но было необычайно приятно тебя встретить.

— Добрый день, — ответила я.

Стало ужасно стыдно за подозрения в его сторону. Но стыд меня недолго мучил. Ровно до его следующей фразы.

— Я вот подумал, чем смогу тебе помочь. Думал зайти вечером, но раз уж все равно тебя встретил... Хочешь найти своих родителей?

Ну да, что еще может хотеть приютский ребенок, как не обрести семью? За это многие из тех, с кем я прожила столько лет бок о бок, готовы были бы сделать все. А уж выдать чужие секреты...

— Нет, — резко ответила я. — Меня это не интересует.

— В самом деле? — удивился он.

А вы уже обрадовались, да, Рудольф, что нашли замечательный подход? Помани приютского ребенка родителями, и он вам в зубах принесет все, что интересует. И даже обещание можно не выполнять. Сказать потом "Мы старались, но, увы, так никого и не нашли",

— Да. Если я им не была нужна столько лет, то к чему они мне?

— Хотя бы ради интереса, — он смотрел на меня в легком недоумении. — Неужели тебе никогда не хотелось увидеть свою мать?

— Я ее уже увидела, — ответила я. — И что? Стала я от этого счастливее?

— Увидела? — теперь его интерес стал совсем не наигранным, а взгляд таим внимательным и цепким, что я очень пожалела о вырвавшихся у меня словах. — И где?

— Неважно, — угрюмо ответила я, вспомнив ту высокомерную инору, что презрительно цедила слова, даже не глядя в мою сторону.

— Но ты же никуда не уезжала из Гаэрры, значит, встретилась с ней где-то здесь... — размышлял он вслух.

— Какое тебе вообще дело до моей матери? — возмущенно спросила я.

Больше всего мне хотелось бросить вилку на стол и уйти отсюда. Я не желала больше говорить о своей семье — для меня это оказалось неожиданно больно. Останавливало меня лишь мысль о том, что не стоит дарить свой обед всяким проходимцам, ведь позавтракать мне так и не удалось. Лучше бы замуж предложил выйти!

— Потому что мне кажется, что эта женщина, что выдала себя за твою мать, сказала неправду, — спокойно ответил Рудольф, не обращая внимания на мою вспышку.

— Она ни за кого себя не выдавала. Я с ней даже не разговаривала, — неохотно ответила я. — Я сама догадалась.

— То есть, ты с ней даже не разговаривала, но уверена, что это твоя мать?

— Рудольф, если ты не прекратишь мусолить эту тему, я уйду, — вилку я все-таки отложила и теперь смотрела на моего собеседника с раздражением, граничащим со злостью. — Мне это все не интересно. Совсем не интересно. И помощь твоя не нужна. Ни в этом вопросе, ни в другом.

— Извини, — сказал он.

Но раскаяния в его голосе слышно не было, скорее, задумчивость, из чего я сделала закономерный вывод — разговор этот ведется не в последний раз.

— Штефани, а партнер иноры Эберхардт, который тебя тогда провожал, уже уехал? — Неожиданно спросил Рудольф.

— Нет, — ответила я.

Все равно это никаким секретом не является. Достаточно сейчас зайти к нам в магазинчик, чтобы увидеть этого Эдди.

— Тебе нужно держаться от него подальше, — серьезно сказал Рудольф.

Точь в точь теми же словами, что про него самого говорил мне несколько дней назад Эдди. Это совпадение неожиданно привело меня в хорошее настроение, даже захотелось подшутить над своим собеседником.

— Это будет довольно затруднительно, — ответила я ему. — Инор Хофмайстер выразил желание на мне жениться. И сейчас я раздумываю, не дать ли ему согласие.

— Жениться? — ошарашенный вид Рудольфа сполна вознаградил меня за все неприятные мысли во время этого обеда.

— А что тебя так удивляет?

— Пожалуй, теперь ничего, — неожиданно ответил он. — Видно, инор Хофмайстер пришел к тем же выводам, что и я.

— К каким?

— Увы, Штефани, ты запретила мне говорить на эту тему, — он хитро мне улыбнулся. — А я совсем не хочу лишать тебя обеда.

Теперь уж я ничего не понимала. Совершенно. Предложение Эдди было для меня полнейшей неожиданностью. Еще большей неожиданностью оказалось то, что Рудольф знает причину этого. Во всяком случае, так он думает. И считает, что это связано с моей семьей. Я задумалась. Получается, Эдди хочет породниться с той дамой, которой предлагал сделать крем "по особому рецепту"?

— То есть если у человека нет прямых наследников, то наследовать могут и незаконнорожденные, близкие по крови?

— В точку смотришь, — во взгляде Рудольфа промелькнуло уважение. — Только боюсь, мы сейчас не об одном и том же говорим. Ты о чем?

Но я свои выводы озвучивать не собираюсь. Получается, пока я не выйду за Эдди, моя мать в безопасности? Если он нацелился на ее деньги, то гарантию их получения даст только брак, который будет заключен до того, как меня признают наследницей. Ведь после этого он не будет для меня столь выгодным брачным партнером...

Глава 13

После обеда Рудольф вызвался меня проводить, чего мне совсем сейчас не надо было. Мне хотелось немного обдумать в одиночестве все, к чему я пришла. Мысли не радовали. Казалось, я старательно загоняла себя в тупик. Может, обратиться в сыск? Но у меня ничего, кроме смутных подозрений не было. Скорее всего, там посмеются, да и отправят меня ни с чем. Ведь, как правильно сказала Регина, если бы покупательницы иноры Эберхардт часто умирали, на это непременно обратили бы внимание. А Сабина говорила, что этот магазин чуть ли не ее ровесник.

Рудольф что-то спрашивал, я отвечала, видно, совсем невпопад, так как он замолчал и больше за всю дорогу не сказал ни слова. У входа в магазин коршуном, высматривающим добычу, кружил Эдди. Увидев нас, он довольно зло прищурился и пробурчал мне:

— Детка, я тебе говорил держаться от него подальше? Нельзя доверять парням, которые с ног до головы увешаны всякими магическими цацками.

Я с интересом уставилась на своего провожатого. На первый взгляд, никаких украшений на нем не было, но раз Эдди говорит, значит, там что-то такое есть. Рудольфу высказывание встречающей стороны не понравилось, он несколько недовольно посмотрел, но решил не отмалчиваться.

— Ну уж с ног до головы, — возразил он. — У меня всего пять артефактов, и все они — по работе.

— И кем же ты работаешь? — подозрительно спросил Эдди.

— А это не ваше дело. Почему это я должен отчитываться перед каждым встречным магом?

— Можешь передо мной и не отчитываться, — покладисто сказал Эдди. — А Штефани тоже не расскажешь? Детка, тебе ведь интересно, кем этот инор работает?

Мне было интересно, что ответил бы на такой вопрос Рудольф, но идти на поводу у Эдди я не собиралась.

— Мне все равно, где он работает, — невозмутимо сказала я, открыла дверь и прошла в магазин, оставив этих двоих разбираться между собой.

К сожалению, надежды на то, что они разберутся, не привлекая меня, не было никакой. Я бросила взгляд через витрину — Рудольф уже уходил прочь, а Эдди смотрел ему вслед напряженным злым взглядом.

— Ты совсем быстро вернулась, — инора Эберхард ласково мне улыбнулась. — Я же сказала, что ты можешь не торопиться. Видишь, в это время уже никого нет.

— Я уже отдохнула, инора Эберхардт, — ответила я.

Возвращаться на улицу, где до сих пор стоял ее партнер, мне не хотелось. Да и что мне там делать? Не ходить же бесцельно по улицам?

— Пока тебя не было, я поговорила с инором Хофмайстером, — неожиданно сказала инора Эберхардт. — Удивительно, но он настроен в отношении тебя серьезно.

— В самом деле, инора Эберхардт?

— Да, он сказал, что готов пойти с тобой в храм хоть сегодня. Не знаю, чем ты его так зацепила, но я бы посоветовала тебе согласиться. Для одинокой девушки, не имеющей близких родственников, это очень хорошая партия. Человек он довольно обеспеченный.

Я кисло улыбнулась. С точки зрения Эдди, хорошей партией была как раз я, только он не торопился ставить в известность об этом свою партнершу по косметическому производству. Впрочем, ему это и не нужно было — он же надеется убрать препятствие к деньгам моей матери руками иноры Эберхардт и посвящать ее в то, что выяснил не будет.

— Но тебе он не нравится, — проницательно сказала она.

— Нет, инора Эберхардт.

— Но все же подумай, прежде чем отказывать. Поговори с ним, может, он тебя убедит? Не отказывай сразу.

Она опять мне улыбнулась, очень по-доброму улыбнулась. А я подумала — неужели все это просто маска, приросшая за столько лет так, что и не видно, что же там под ней. Сабина уверяла, что инора Эберхардт — золотой души женщина, но сама Сабина и соврать может, если ей это выгодно.

— Хорошо, инора Эберхардт, я с ним поговорю.

Тут как раз Эдди решил, что достаточно налюбовался прекрасной Рудольфовской спиной, и зашел внутрь. Был он очень зол и бросал вокруг такие взгляды, что можно было только радоваться, что у нас здесь ничего легковоспламеняющегося нет, а то вокруг все бы уже горело. Инора Эберхардт улыбнулась мне еще раз и заторопилась отойти к себе. Я проводила ее тоскливым взглядом и повернулась к Эдди. Объяснение, никому из нас не нужное, становилось все ближе и ближе, так что пока он не начал говорить о своих неземных чувствах, я торопливо сказала:

— Инор Хофмайстер, должна вас сразу предупредить, я никогда и ничего не приму со стороны своей матери. Ни денег, ни имущества.

— Вот как, — он криво улыбнулся. — Тебе этот хмырь выложил?

— Не совсем. Я поняла, что вам от меня нужно. А как догадались вы?

— По ауре. Вы слишком близкие родственники, чтобы этого не заметить. Я ж, детка, на целителя учился. И был очень даже неплох. А ей рассказывать не будешь?

— Нет. Если я столько лет не была нужна ей, то и она мне тоже не нужна.

— Гордая, значит. Но глупая. Помрет она — деньги государству отойдут.

— Мне без разницы, куда они отойдут, — отрезала я. — Я на них не рассчитывала и рассчитывать не собираюсь. Надеюсь, вопрос с вашим сватовством решен?

— Нет, детка, ты мне и без денег нравишься, — внезапно заявил он. — Не хочешь их — и не надо. У меня и своих достаточно. Я могу завязать с этой торговлей, да и начать практиковать в родном городе. Думаю, Маргарете не составит труда найти другого поставщика. Так как?

— Решили, что я потом передумаю? — зло сказала я. — Могу только повторить. Мне не нужны деньги постороннего мне человека. Ни деньги, ни что-то другое.

-Штеффи, что ты так горячишься? Да понял я уже. Не нужны ее деньги, и не нужны, у меня своих хватает.

Слава Богине, что как раз в этот момент появилась покупательница, что позволило мне прекратить неприятный разговор. Но Эдди терпеливо дождался, пока она уйдет, и все-таки добавил к сказанному, хотя и видел, что слушать его и соглашаться я не настроена.

— Детка, я тебя не тороплю. Подумай, взвесь все. Ты же пока от Маргареты уходить не собираешься?

— Могла бы — ушла.

— Да, ты говорила, что денег нет. Не так уж ты от них и не зависишь, — он посмотрел на мое мрачное лицо и быстро перевел разговор. — Завтра мне крайний срок, как уезжать надо. Не надумаешь до завтра, так может, хоть к следующему моему приезду? А, детка? Мне приятно будет знать, что меня кто-то в этом городе ждет.

— Девиц из местных борделей вам не хватает, инор Хофмайстер? Думаю, вы там столько денег оставили, что они вас всегда с нетерпением ждут.

— Делать мне больше нечего, как по столичным борделям ходить, у нас и лучше, и дешевле, — нагло ответил он. — это у нас с Маргаретой дежурная шутка после одного случая. Хочешь, вечером поужинаем вместе, и я расскажу?

— Спасибо за приглашение, инор Хофмайстер, но ваши секреты с инорой Эберхардт меня не касаются, а на вечер у меня другие планы.

— С эти типом, что тебя провожал сегодня, встречаешься? Ну и зря. Мутный он тип. Не думаю, что ты хочешь своим детям собственной судьбы.

Намек на то, что я могу родить внебрачного ребенка и оставить его в приюте, меня ужасно разозлил. Как бы не сложилась моя судьба, отказываться от своих детей я не буду. Впрочем, заводить их в ближайшее время я тоже не собиралась.

— Инор Хофмайстер, мое терпение не безгранично, — намекнула я.

— Все, ухожу. Не злись, детка.

Он действительно ушел, а я испытала огромнейшее облегчение. Возможно, для собственной безопасности нужно было согласиться и попробовать потянуть время. Но это же Эдди, ему одного согласия будет мало, сразу потребует подтверждения более материального. А второй раз Сабина может и не заглянуть столь удачно.

Вторая половина дня прошла много спокойнее, инора Эберхардт даже предложила закрыть магазинчик пораньше. Но не успела я этому порадоваться, как она сказала:

— Я хочу, Штефани, чтобы ты осталась и помогла мне с кремом.

— Да, инора Эберхардт, — покорно сказала я.

Я не знала, что меня больше пугает — возможные уговоры выйти замуж за ее партнера или воспоминания о тех чувствах, что были на лице Сабины, когда ее просили остаться в прошлый раз. Но на деле ничего страшного не было. Моей задачей было лишь четко подавать пронумерованные баночки, на которых ничего, кроме цифр, не было. Все силы и внимание иноры Эберхард были отданы концентрации на применении магии. Думаю, подай я ей баночки не в том порядке, она бы и не заметила. К концу приготовления она была бледная как стены в нашем приюте, и с трудом стояла на ногах. Сил ее хватило только чтобы поместить получившееся — еще не крем, а лишь заготовку — в контейнер с непонятными для меня символами, а сам контейнер — в сейф. После чего она без сил даже не села, а упала на табуретку.

— Инора Эберхардт, — испуганно сказала я, — что с вами? Я могу что-нибудь сделать? Может, за лекарем сходить?

— За лекарем? — чуть слышно переспросила она и улыбнулась. — Нет, Штефани, не надо. Я посижу немного, а потом ты поможешь мне подняться наверх и сможешь уйти.

— Давайте я вам хоть чай заварю?

Стоять и смотреть на нее, ничего не делая, мне казалось настоящим преступлением.

— Здесь ничего лишнего не должно быть, — отказалась инора Эберхардт. — Мне уже лучше.

Она подняла руку и потерла лоб.

— Прав, наверно, Эдди, что хочет жениться. А то будет как я. Ни семьи, ни друзей...

— А почему вы замуж-то не вышли, инора Эберхардт? — спросила я, сама пугаясь своей фамильярности. — Вы и сейчас красивая, а в молодости наверняка отбоя от женихов не было.

Я думала, она рассердится, но нет, она лишь грустно улыбнулась:

— Сначала деньги зарабатывала, потом уже поздно было. И кому теперь нужны мои деньги? Из родственников никого не осталось...

— Совсем? — сочувственно спросила я.

— Совсем. Была сестра, и та умерла много лет назад. Вот она действительно была красивая и очень талантливая. На самом деле, все эти рецепты — не мои, ее. У меня же Дара хватает лишь, чтобы в несколько приемов сделать то, что для нее никаких проблем не составляло. А когда вот так постоянно выматывает — тут совсем не до личной жизни. Тут бы в себя прийти.

— И зачем так себя выматывать? Ради чего? Неужели вам денег не хватает?

Деньги, деньги, деньги... Все ради них...

— Да нет, Штеффи, улыбнулась она печально, — сейчас скорее в память о сестре. Ты права, денег мне хватает. Но я просто не смогу жить, ничего не делая, — она внезапно расплакалась. — Хоть и понимаю, что все это бессмысленно и никому не нужно, кроме тех богатых дамочек, что в состоянии оплатить. НО знаешь, когда я что-то делаю по рецептам сестры, мне кажется, что Эльза жива и стоит рядом.

Спрашивать, что случилось с ее сестрой, я не стала. Для меня это лишь праздное любопытство, а для иноры Эберхардт — сама жизнь. Она прижимала обе руки к лицу, но слезы текли и текли непрерывным потоком, и мне было ее ужасно жалко, пока я не вспомнила, что они с Эдди собираются сделать. А значит, сейчас она вытягивает из себя последние силы, чтобы отправить в могилу мою мать. Пусть та и не самый хороший человек, но не убивать же ее за это? И ради чего? Ради репутации вот этого самого магазина, который по большему счету не нужен и самой владелице.

Инора Эберхардт успокоилась довольно быстро. Вытерла слезы платком, который вытащила из-за манжета и постаралась принять свой обычный спокойный вид.

— Извини, Штефани, — довольно сухо сказала она. — Мне не следовало говорить тебе все это. Что тебе до моей жизни?

— Возможно, вам стало от этого легче. А я все равно никому не расскажу.

— Да, наверно.

Она встала и чуть пошатываясь, пошла к выходу. Я бросилась ей помогать, но она лишь покачала головой и сказала, что сейчас ей уже намного легче. Двери в подвальное помещение она закрыла самостоятельно и даже защиту активировала. Да еще и покосилась на меня с подозрением.

— Инора Эберхардт, мне уж точно ваши рецепты не нужны, — обиженно сказала я.

Она явно смутилась.

— Вокруг моего магазина в последнее время столько всяких подозрительных личностей вертится, — извиняющимся тоном сказала инора. — Я когда тебя решила взять, основной причиной этого было то, что ты только что из приюти и ни с кем связана быть не можешь.

Да, за истекшие дни я наверняка успела с кем-нибудь связаться. Я укоризненно на нее посмотрела, и она поняла меня без слов.

— Нет, Штефани, я тебя ни в чем не подозреваю. Но есть порядок, которого я стараюсь придерживаться. Пожалуй, ты можешь уйти уже сейчас — я достаточно хорошо себя чувствую, чтобы подняться сама.

Я посмотрела на нее с огромным сомнением, я же видела, что ее и сейчас пошатывает, но инора ответила мне довольно твердым взглядом. Видно, она уже жалела о своей откровенности и проявленной слабости. Я попрощалась с ней и пошла на выход. На удивление у черного крыльца никого не было. Я даже огляделась по сторонам. Но ни Эдди, ни Рудольфа не наблюдалось. Видимо, на этот вечер у них обоих были другие планы. И я уж было решила, что этот вечер проведу в полном одиночестве, полностью обойденная мужским вниманием, как вдруг увидела торопящегося мне навстречу Петера.

— Штефани? — удивленно спросил он. — А где Сабина? Она же сегодня должна была работать в магазине.

Он выглядел таким встревоженным и несчастным, что я невольно ощутила злость на свою сменщицу. Вот чего ей еще нужно? Вышла замуж за человека, которого любит и который любит ее, а сама бегает неизвестно где, вместо того, чтобы сидеть дома. Да и мужа при этом обманывает! Но выдавать ее тоже не хотелось. Они поругаются, а в ее положении это может быть опасно.

— Так получилось, что сегодня работала я., — попыталась я расплывчато ему объяснить. Так чтобы потом любые слова Сабины подтвердились. — Она, наверно, сейчас дома...

— Дома я еще не был, — смутился он. — Просто время позднее, я решил ее встретить. Но если уж так получилось, давайте я провожу вас, Штефани.

— Спасибо, не надо, — сразу стала отказываться я.

Нет уж, нам чужих провожающих мужей не надо. Раз проводит, другой, потом опять вот так вот смущенно улыбнется, и мне ужасно захочется, чтобы он стал моим мужем, а не чужим. Нет, нельзя позволять себе мечтать. Лучше уж за Эдди замуж выйти, он-то точно никому не принадлежит...

— Да я спокойно спать не смогу, если не провожу вас, — твердо сказал Петер. — Нельзя в такое время ходить одной.

— Но Сабина уже наверняка волнуется, — слабо запротестовала я.

Сейчас он отметет мое последнее возражение, и мы пойдем вместе по темной улице, подсвечиваемой редкими магическими огнями, такими романтичными ...

— Не надо позволять Сабинам волноваться, — неожиданно раздался голос Рудольфа. — Штефани провожу я, а значит, все с ней будет хорошо.

— Я только что говорила, что могу дойти сама.

Но Рудольф моих возражений слушать не стал, он сразу подхватил меня под руку, помахал рукой хмурому Петеру, и в романтичную темноту пошли уже мы с ним. Пожалуй, это меня даже обрадовало, а то рядом с мужем Сабины мысли у меня появлялись какие-то неправильные.

— Завтра у тебя, получается, день свободный? — неожиданно спросил Рудольф.

— Да, а что? — несколько настороженно спросила я.

— Я хотел показать тебе город, — ответил он. — Ведь по-хорошему ты его еще не видела.

Да, не видела, хотя и очень хотела. Я посмотрела на своего спутника, он внимательно глядел на меня и ждал ответа. И все же очень интересно, что ему от меня нужно?

— Обещаю не говорить на неприятные для тебя темы, -добавил он, видя, что соглашаться я не тороплюсь. — А так же показать, где находится Академия магии.

И это решило все. Академию я непременно хочу увидеть.

— Только я с утра занят, отпрошусь ближе к обеду, — предупредил он. — Дождешься?

— Дождусь, — ответила я, уверенная в своем ответе.

Попрощались мы очень мирно. От поцелуя я увернулась уже почти привычно. А потом в кровати со счастливой улыбкой представляла завтрашний день Наконец-то я увижу Гаэрру изнутри! И для этого мне всего лишь придется немного посидеть в этой квартире. Но вот только сдержать обещание и дождаться Рудольфа мне не удалось. Утром прибежал мальчишка посыльный с запиской от иноры Эберхардт срочно прийти в магазин. А когда я прибежала на работу, гадая по дороге, что же там могло случиться со вчерашнего дня, то обнаружила свою нанимательницу там почти в предобморочном состоянии.

— Сабину убили, — с трудом выговорила она. — Приходили из городского Сыска.

Глава 14

В отделение Сыска мы отправились вместе с инорой Эберхардт, которая выглядела совсем потерянной. Здание было мрачным, даже внутри краски были с сероватым налетом. Мне и так было очень неуютно, а эти стены еще и давили, заставляя чувствовать себя совсем одинокой и беззащитной. Дверь у кабинета, в котором нам было надо, уже успела обшарпать до нас не одна сотня посетителей, и выглядела она, эта дверь, очень подходяще к той атмосфере какой-то унылой безнадежности, что царила вокруг.

Инора Эберхард неуверенно постучала и взялась за ручку.

— Вас вызовут, — буркнул изнутри мужской голос. — Посидите в коридоре.

Посидите? Я огляделась. Стульев было очень мало и все они были заняты лицами, не менее достойными, чем моя нанимательница. Найти что-то свободное было совершенно невозможно. Ладно, я, я и стоять привыкла, но иноре Эберхардт, в ее возрасте, каково? Да и чувствовала она себя явно не лучшим образом — возможно, еще не отошла от вчерашнего, а возможно, на нее так подействовало извести о смерти одной из продавщиц. Была она бледной, что особенно хорошо подчеркивал цвет стен, а руки едва заметно подрагивали.

— Богиня, да что это такое? — еле слышно сказала она. — Сначала пропала Марта, которая у меня почти три года отработала. Теперь такое несчастье с Сабиной.

Я подумала, что как-то странно называть несчастьем смерть, хотя с другой стороны счастливым это событие тоже никак не назовешь. О том, как и где это случилось, инора ничего не знала, лишь — что смерть была насильственной, почему нас сюда и вызвали.

— А с предыдущими вашими продавщицами ничего не случалось? — спросила я.

— Боишься за себя, детка? — от голоса незаметно подошедшего Эдди я вздрогнула. — И правильно делаешь, что боишься. Вокруг Маргареты в последнее время сплошные странности. Но мое предложение еще в силе.

— Инор Хофмайстер, сейчас не время для шуточек, — недовольно сказала я.

— Да какие уж тут шутки, если убивают, — возразил он.

— А почему вы думаете, что это как-то связано с ее работой, — не могла не спросить я.

— Последние года два мне поступают предложения от разных лиц продать им особый рецепт, — неохотно сказала инора Эберхард. — Поступали они и моим девочкам. Но я не думаю, что из-за такого могли пойти на убийство.

— Так все-таки, что случалось с вашими предыдущими продавщицами? — повторила я свой вопрос.

— По-разному, — ответила инора. — Кто выходил замуж, кто уходил на другое место. У Хелены, что была до Сабины, заболела мать, да так сильно, что нуждалась в постоянном уходе.

Эдди насмешливо на меня посмотрел — видно, все мои страхи лежали прямо на поверхности и вызывали у него лишь улыбку. Но мне дорога моя жизнь, поэтому рисковать я ей не собираюсь. Как и выходить замуж ради ее спасения, на что этот инор столь усиленно намекает. Уехать отсюда было бы хорошо, да только не с ним. Не лежало к нему мое сердце, и все тут. И тут мне в голову пришло, что Петер, получается, теперь свободен от все х обязательств. Мыслей своих я тут же устыдилась. Не успела Сабина умереть, а я уже думаю об ее муже в таком вот плане. Меня даже не извиняет то, что к ней самой я симпатий никогда не питала, ведь она искренне мне хотела помочь. Я пользуюсь ее вещами, живу в ее квартире, и даже на работу меня устроила она, пусть эта работа и казалась мне подозрительной. В списке того, чем я ей обязана, не хватало только ее мужа. В этот момент дверь кабинета открылась и оттуда вышел как раз тот, о ком я думала. Петер выглядел полностью убитым горем. Глаза красные, темными круга обведены, одежда помятая, видно, со вчерашнего дня ее и не снимал, даже легкая небритость заметна, хотя не так сильно, как если бы на его месте был Рудольф, у которого такие темные волосы.

— Петер, как вы? — участливо спросила я, пытаясь отогнать от себя неподходящие мысли.

— Штефани, вы? — он недоуменно обвел нашу компанию глазами, попеременно задерживаясь на каждом.

— Проходите, кто там пришел? — раздался голос из артефакта над кабинетом. — По одному.

— Маргарета, иди, — сказал Эдди. — Хоть сядешь там. Не думаю, что следователь заставит тебя стоять.

Инора Эберхард зашла, а мы остались втроем в коридоре.

— Что там случилось-то? — бесцеремонно спросил Эдди.

Я возмущенно на него посмотрела. Разве бедному вдовцу сейчас до его наглых расспросов? Или он хочет выведать, что известно следствию? Сам-то он до сих пор назад не уехал, а для этого должны быть веские причины, ведь из слов иноры Эберхардт было понятно, что для ее партнера такое совсем не свойственно. Теперь я смотрела на Эдди с немалым подозрением.

— Зарезали Сабину, — невнятно проговорил Петер, подавившись всхлипом.

Я опять посмотрела на Эдди, теперь с возмущением. Должен же он понять, что человека в таком состоянии допрашивать не стоит. Но Эдди моими взглядами не проникся.

— Значит, найдут быстро того, кто это сделал. Слепок ауры на месте наверняка взяли. Если быстро нашли тело, — при этих словах даже мне нехорошо стало, что уж говорить о вдовце, но Эдди невозмутимо продолжил, — то завтра ее убийца уже за решеткой будет. Понимаю, слабое утешение, — почти сочувственно добавил он.

— Так в том-то и дело, — горячо ответил Петер, — что не получилось этот слепок взять. Говорят, там такая магическая мешанина на месте убийства, что даже сказать нельзя, была ли она убита в том месте.

— Тю, — присвистнул Эдди, и это было так громко и непривычно для этого места, что на него начали озираться, а я даже покраснела от того, что стою рядом со столь невоспитанным инором, — маг, значит? Но зачем магу нож?

— Может, и не маг, — пояснил Петер, а я лишь поражалась его терпению, — может, просто была в месте, где что-то такое делалось, а на обратном пути...

Он потер переносицу и бросил короткий взгляд на меня. Вспомнил, видно, как предлагал вчера проводить, а в это время Сабину как раз и убивали. Или не в это время?

— А когда это случилось? — продолжал расспросы Эдди.

Он и не пытался хоть как-то смягчить слова, но такие деловые расспросы на удивление приводили Петера в порядок лучше, чем любое сочувствие. Он собрался, горе ушло на задний план. На переднем оказалось желание выяснить правду и отомстить.

— Незадолго до полуночи. И ведь совсем недалеко от нашего дома, — с отчаяньем сказал он, не удержав в себе эмоции. — Всего квартал. А нашли ее только под утро, когда светать стало. И все это время я ее искал, — голос его опять явственно дрогнул.

— Жена в такое время должна дома сидеть, — наставительно заявил Эдди. — Вторую заведешь — проследи, чтобы не бегала где попало.

Я не удержалась и постаралась как можно незаметнее стукнуть его кулаком в бок — шутки такие мне казались совсем неуместными и неподходящими ни к этому месту, ни к этой ситуации.Человек только что потерял не только жену, но и неродившегося ребенка, и это совсем не повод для шуток.

— Смотрю, детка, я начинаю тебе нравиться, — не преминул он откомментировать. — Уже заигрывать начинаешь?

— Я просто хотела вам, инор Хофмайстер, намекнуть, что нужно выбирать выражения, — недовольно сказала я.

— А что такого я сказал? Жизнь-то продолжается. Вот увидишь, Штеффи, погорюет наш безутешный вдовец, да и найдет себе кого-нибудь на замену.

— Да, жизнь продолжается, — эхом ответил Петер. — А Сабины больше нет...

Выглядел он таким несчастным, что хотелось его прижать к груди и поплакать с ним вместе. Но такой возможности мне не дали — обшарпанная дверь открылась и выпустила инору Эберхардт, которая выглядела еще более разбитой, чем когда она туда входила. Она довольно растеряно нас оглядела и сказала Петеру:

— Инор Гроссер, проводите меня, пожалуйста. Я понимаю, что вы сами не в лучшем состоянии, но я одна сейчас просто не дойду. Эдди, просили зайти тебя.

Эдди вошел внутрь кабинета, Петер пошел провожать мою нанимательницу, а я осталась в коридоре одна. На всякий случай я огляделась, но стульев свободных как не было, так и не появилось. Смотреть то же было не на что — могли бы хоть картинки какие-нибудь на стены повесить или правила в красивых рамочках. Потом я представила, какие картинки могли повесить в подобном заведении, и решила, что голые стены, пожалуй, лучше. Я прислонилась к стене и прикрыла глаза. Попытка размышления на тему, почему убили Сабину, ни к чему не привела. Она не была со мной откровенна, поэтому я знала о ней ничуть не больше, чем месяц назад, когда была еще в приюте и жизнь казалась расписанной наперед.

— Штефани? — удивленный возглас Рудольфа вывел меня из задумчивости. — Что ты здесь делаешь?

— Так Сабина же... — не менее удивленно ответила я, будучи уверенной, что он здесь по тому же поводу, но тут же поняла, что этого быть не может. — А что ты здесь делаешь?

— Я? — мне показалось, что он несколько смутился. — А что, говоришь с Сабиной?

— Брайнер? — из того кабинета, куда мне идти предстояло, выглянул подтянутый инор с легкой сединой на висках и недовольно сказал. — У тебя дел других нет, как с моими свидетельницами болтать? Я тебя куда отправлял, помнишь?

Рудольф покосился на меня и несколько смущенно ответил:

— Да, инор Шварц.

— Ты сделал?

— Нет пока.

— Тогда, что ты здесь делаешь?

Рудольф коротко попрощался со мной, инор Шварц посмотрел ему вслед, потом перевел недовольный взгляд на меня, взгляд из недовольного стал удивленным, потом задумчивым.

— Инорита Ройтер? — уточнил он.

— Да, инор Шварц.

— Это хорошо, — заметил он. — Сейчас мы с инором Хофмайстером закончим и займемся вами.

Но с Эдди он закончил еще нескоро, дав мне возможность обдумать, что что только что случилось. То, что Рудольф оказался не из конторы конкурентов иноры Эберхардт меня не обрадовало, так как было очень похоже, что возле черного ходя ее магазина он появился не случайно. А это значит, что ему нужна вовсе и не я, а та информация, которую он от меня может добыть. Мне стало ужасно обидно от осознания этого.

— Штеффи, детка, тебя дождаться, чтобы тебе не страшно было одной возвращаться в магазин?

На настроение Эдди допрос не повлиял совсем никак. Он вел себя точно так же, как и в другой, совершенно обычный день.

— Спасибо, не надо, инор Хофмайстер, — ответила я, входя в кабинет.

Инор Шварц кивком указал мне на стул и внимательно стал смотреть на то, как я сажусь и расправляю юбку. Начинать разговор он не торопился, я тоже молчала.

— Инорита Ройтер, вы воспитывались в Королевском Приюте до того как попасть на работу к иноре Эберхардт? — наконец спросил он.

— Да, инор Шварц.

— До поступления на работу были ли вы знакомы с инорой Эберхардт или инором Хофмайстером?

— Где бы я могла с ними познакомиться? — удивленно сказала я. — У нас был приют, а не проходной двор.

— Отвечайте, пожалуйста, только на поставленный вопрос, — холодно сказал он. — Свои рассуждения можете оставлять при себе.

— Нет, я ни была с ними знакома, инор Шварц.

Он довольно кивнул головой и опять замолчал. Под его внимательным изучающим взглядом я поежилась. И он вновь начал задавать вопросы. Такие же странные, на первый взгляд, не имеющие никакого отношения к убийству Сабины, а лишь к моему месту работы.

— С покойной вы были подругами, инорита Ройтер? — перешел он наконец непосредственно к случившемуся.

— Нет, инор Шварц.

— А почему она помогла вам устроиться на эту работу? Довольно неплохо оплачиваемую кстати?

— Инора Эберхардт долго не могла найти вторую продавщицу, вот Сабина, скорее всего, про меня и вспомнила, — пояснила я. — Да и условие мне поставила — снять ее квартиру.

— Других условий не было? Выплата определенного процента, к примеру?

— Нет, инор Шварц. Единственное условие я вам уже сказала.

Он опять начал расспрашивать о наших с Сабиной отношениях, пытаясь то ли поймать меня на лжи, то ли найти что-то, понятное только ему самому. Но что я могла ему рассказать кроме того, что уже рассказала? Мы же с ней совсем не общались, даже когда вместе в приюте жили.

— Инор Гроссер утверждает, что она часто отсутствовала по вечерам. Возможно, вам известно, куда она могла ходить?

— Нет, инор Шварц, мне об этом она ничего не говорила.

— И никаких предположений вы сделать не можете?

Я только головой покачала. Сабина не сказала, куда она направлялась даже в тот день, когда я ее видела в последний раз. Я зябко поежилась при мысли о том, что это действительно было в последний раз, когда я ее видела живой и здоровой.

— В кармане ее платья была найдена записка, которую инорита Аккерман начала писать, но не закончила, — он дождался моего вопросительного заинтересованного взгляда и продолжил. — Там было лишь начало фразы "В случае моей смерти..." У вас есть предположения, чего она боялась?

Я могла лишь ошарашенно молчать. Эта записка настолько не вязалась с той Сабиной, которую я знала.... Да она совсем и не думала о смерти, она активно строила планы на будущее... Да и вообще, она же ребенка ждала. За эту мысль я и ухватилась.

— Возможно, инор Шварц, это из-за ее беременности? Боялась умереть родами?

— Какой беременности? — удивленно посмотрел он на меня. — Инорита Аккерман не была беременна. С чего вы это взяли, инорита Ройтер?

Глава 15

— Не была? — удивилась я. — Но когда она мне говорила про свое положение, я была уверена, что речь шла об этом.

— Скорее всего, она имела в виду свой сомнительный статус сожительницы, — пояснил следователь.

Он вверг меня своими словами в настоящий шок. Я еще могла понять, если бы Сабина вышла замуж за человека, у которого нет денег, но в которого она влюблена. Но поступить вот так, не имея от этого никакой материальной выгоды, а лишь откровенные минусы, — это было совсем не в ее характере.

— Вы уверены? — все же уточнила я, хотя и понимала, что он сказал мне правду.

— Инор Гроссер утверждает, что неоднократно пытался узаконить их отношения, но инорита Аккерман отказывалась, требуя от него определенного уровня дохода, в противном случае угрожала от него уйти навсегда.

Да, очень похоже, Сабина при всей любви к Петеру голову не потеряла. Наверно, это была единственная возможность заставить его зарабатывать. Правда, для меня все равно было непонятно, почему она вообще решила к нему переехать? Было легче контролировать? Ведь все вокруг считали их семейной парой.

— Как по-вашему, это похоже на правду? — не дождавшись от меня никаких слов, спросил инор Шварц.

— Я слишком плохо знаю инора Гроссера, — честно ответила я. — Но говорил он о Сабине, как о своей жене. А для нее денежный вопрос всегда был очень важен.

— А для вас? — заинтересовался он.

— Инор Шварц, я лишь недавно покинула приют. Денег у меня сейчас совсем нет.

Тут я вспомнила про счет, так некстати опустевший, и загрустила. На эти деньги я, конечно, и не рассчитывала, выходя из приюта, но все же было очень неприятно не получить.

— Насколько мне известно, в приюте вам должны были выплатить некоторую сумму.

— Она почти вся ушла на то, чтобы купить все, что было необходимо для работы у иноры Эберхардт. Хорошо еще, что она мне аванс выдала.

— Добрая, значит, — сказал инор Шварц с непонятной интонацией. Непонятной, но очень неприятной.

— Да, добрая, — твердо ответила я и с вызовом на него посмотрела. — Ее никто не обязывал это делать, но она узнала о моем положении и не смогла не помочь.

— Не такая это уж великая помощь, — заметил он, разглядывая меня с каким-то странным интересом.

— Возможно, — ответила я. — Но от других я и этого не видела. Разве что Сабина еще мне помогала — согласилась подождать с оплатой жилья, помогла с одеждой и посудой.

— А сколько она запросила за аренду? — вкрадчиво поинтересовался следователь.

Я озвучила сумму. Все равно теперь Сабине уже без разницы, знает ли кто о нашей договоренности. Правда, мне было совсем непонятно, что ему даст для расследование такая информация.

— Эта квартира — личная собственность инориты Аккерман. Если бы она хотела вам помочь, она дала бы возможность пожить в ней просто так, а не назначить грабительскую плату, раза в два превышающую среднюю для таких квартир.

— Собственность? Этого просто не может быть, — запротестовала я. — Откуда у Сабины такие деньги?

— Инор Гроссер утверждает, что его, — мило улыбаясь, пояснил следователь. — Его слова подтверждаются документом, в котором Сабина обязывалась вернуть в течение года сумму, близкую к стоимости квартиры.

Да, пожалуй, маг может заработать такие деньги за несколько лет. А занял он скорее всего, еще до того, как они стали близки с Сабиной, иначе расписка бы не понадобилась, да и отдельная квартира — тоже. Кстати, вполне возможно, что Сабина и не планировала эти деньги возвращать, недаром же она отказывалась выходить за него, хоть и уверяла всех в своей большой и чистой любви. И то, что она хотела содрать с меня много больше, чем положено брать за такие квартиры, тоже ее не красило. Ведь договоренность у нас была на год. А Петеру, поди, сказала, что пустила меня пожить бесплатно. Меня затопила обида за него. Думаю, и деньги свои теперь вернуть не сможет. Впрочем, тут же одернула я себя, все это меркнет перед тем, что Сабину уже не вернешь, а значит, претензии предъявлять некому. А передо мной вставала другая проблема.

— Наверно, я должна немедленно квартиру эту освободить?

— Почему вдруг? Живите пока, никто вас не выгонит, — ответил инор Шварц. — Надеюсь только, что вы не будете препятствовать обыску.

— Обыску? — испуганно переспросила я. — А что вы думаете там у меня найти?

— Не у вас, у хозяйки квартиры. Возможно, она хранила какие-нибудь вещи или документы, которые позволят пролить хоть небольшой свет на случившееся. В доме инора Гроссера мы ничего не нашли. Сейчас у нас, увы, даже малейшей зацепки нет, а найти того, кто это сделал, нужно непременно как можно быстрее — уж больно нехорошую магию там использовали.

— Но инор Гроссер сказали, что ее зарезали, — вспомнила я.

— Зарезали, да. Но магией там не просто пахнет — смердит. Кстати, а почему вы, с таким, прямо скажем, приличным Даром пошли работать простой продавщицей? — небрежно спросил он.

Глаза его были столь внимательны, что сразу было понятно, вопрос этот — не праздное любопытство, а вся предыдущая беседа подводилась именно к нему. Главное — усыпить бдительность и огорошить неожиданностью.

— О том, что он у меня приличный, я узнала, уже работая продавщицей, — ответила я. — В приюте меня не сочли нужным отправить в Академию, хотя и способствовали его росту, — в ответ на его вопросительный взгляд я пояснила. — Я там накопители заполняла и приютские, и монастырские.

— Постойте, а что, никаких занятий с вами не проводили?

— Нет.

Он недоверчиво на меня посмотрел, но решил не переспрашивать. Наверняка собирается лично узнать у руководства приюта. Что ж, пусть ему и отвечают, почему мой вклад в жизнь приюта оказался намного более весомым, чем его — в мою. Мне в лучшем случае не ответят, в худшем — попеняют на черную неблагодарность. С другой стороны, жаловаться на них мне тоже не с руки — кормили, поили, учили, да и из приюта выпустили не просто так, а с направлением на фабрику. А в Академию, если все будет хорошо, я и сама поступить могу, не так уж долго этого ждать.

Инор Шварц опять начал задавать какие-то странные вопросы, которые на мой неискушенный взгляд, никак не могли быть связаны с убийством Сабины. Но следователь все же что-то находил, так как постоянно делал заметки на листах бумаги, по которым бегал самопишущий артефакт. Иногда я даже заглядывалась на него, на артефакт разумеется, не на следователя. Такие красивые ровные строчки у него выходили, а буквы — просто загляденье.

— А чернила в нем тоже сами вырабатываются? — не удержалась я.

— Нет, — инор Шварц проследил за моим взглядом. — Это очень простой вариант, туда их доливать надо по мере расходования.

Неожиданно мы разговорились об артефактах, так облегчающих обычную жизнь. Самое забавное, что самопишущий представитель этой братии так и продолжал свою работу, тщательно записывая лекцию, которую мне сейчас читали. Инор Шварц опомнился, выругался сквозь зубы, вытащил испорченные листы, посмотрел, да и протянул их мне.

— Возьмите. Мне это точно не нужно, а вам и пригодиться может.

— Спасибо.

Я осторожно взяла лист, удивленно поглядывая на следователя. С чего вдруг с его стороны такая доброта? Но он ничего объяснять не стал. Поспрашивал меня еще с полчаса, да и отпустил. Очень было похоже, что ничего нового от меня ему узнать не удалось.

— Штеффи, детка, тебя куда-то направляют? — обеспокоенно спросил Эдди, когда я вышла из кабинета.

Надо же, все же решил меня дождаться, хотя я и была против.

— С чего вы это взяли, инор Хофмайстер?

Он кивнул на стопку листов в моих руках. Я тоже не стала ничего говорить вслух, просто протянула ему то, что дал мне инор Шварц. По мере того, как Эдди изучал все это, на лице его проступало все больше и больше удивления.

— С чего это он вдруг к тебе проникся? — подозрительно спросил он. — Между нами, детка, редкая сволочь этот Шварц.

— Инор Хофмайстер, было бы неплохо, если бы вы перестали меня обсуждать перед дверями моего кабинета, — раздалось из переговорного артефакта.

Эдди выругался и, видно, хотел по привычке сплюнуть, но не стал. Действительно, может здесь кроме подслушивательных артефактов еще и подглядыательные есть? Он ухватил меня за руку и потянул на выход. Сопротивляться я не стала — мне и самой здесь не очень хотелось находиться. Очутившись на улице, я даже вздохнула с облегчение, так на меня давила унылая серость этого отделения Сыска.

— А чем вам так не нравится инор Шварц? — спросила я у Эдди, как только мы вышли.

— Да было там, — он покрутил рукой, свободной от меня, в воздухе. — Мне отец еще рассказывал. Давно это было, правда.

— Да что было-то?

— Даже не знаю, могу ли я тебе это рассказать, — он с явным сомнением на меня посмотрел, а мне неожиданно стало так интересно, что я аж вперед подалась. — Вот разве что пригласишь меня вечером на чай...

Интерес у меня пропал сразу. Ничего такого он не знал, а просто опять пытался ко мне подкатить. Но сейчас я себя чувствую совсем не так, как в тот вечер, и постоять за себя смогу в случае чего.

— Сабина уже доприглашалась, — мрачно ответила я.

— А что Сабина? — Эдди сделал удивленный вид. — Не думаю, что ее смерть как-то с чаем связана. Шварц не говорил ни о каких чайных чашках на месте преступления.

— Инор Хофмайстер, ее убили, а вам все шуточки! — взорвалась я. — Имейте уважение к чужой смерти!

— Да какие уж шуточки, проворчал он. — Только знаешь что, жадная она была, твоя Сабина. Жадность ее наверняка и погубила.

С этим я не могла не согласиться, после того как узнала о том, что она собиралась на мне заработать. Но ведь она мне еще столько собственных вещей отдала, за которых даже медной монетки не попросила. Да и за квартиру я ей так и не успела ни разу заплатить, а теперь уже и платить некому. На глаза навернулись слезы.

— Детка, ты чего? Уж она-то по тебе точно бы не ревела.

— Да откуда вы знаете, инор Хофмайстер? — резко сказала я.

— Потому что я очень хорошо знаю таких, как она, — серьезно ответил он, пристально глядя прямо мне в глаза. — Для таких, как она, чужая жизнь ничего не стоит. Для них существуют только они и их желания.

— Она любила Петера, — запальчиво сказала я. — Вы же не будете утверждать, инор Хофмайстер, что в ее отношении к мужу был тоже только голый расчет?

— Скорее всего, был, — задумчиво ответил Эдди. — Мы просто о нем не знаем. Не верю я в чистую любовь со стороны Сабины, и все тут.

Рассказывать про заем на квартиру я не стала, это только доказывало правоту Эдди, а мне ужасно хотелось, чтобы он оказался неправ в отношении Сабины. Хотя бы в этом вопросе. Задумчивость моего спутника так и не прошла за время, что мы добирались до магазина иноры Эберхардт. Видно, сколько не искал подоплеку в отношении Сабины к Петеру, так ничего не нашел. На двери висело объявление, что магазин закрыт. Никакой причины указано не было. Эдди подергал ручку, ничего этим не добился, и мы пошли к черному ходу.

Инора Эберхардт сидела в торговом зале на кресле для покупательниц и мрачно смотрела на чашку, которая перед не й стояла. Думаю, она даже не видела ничего перед собой. Рядом с ней с таким же безучастным видом сидел Петер. Они даже не заметили, как мы вошли.

— Маргарета, ты себя уморить хочешь?

Инора Эберхард вздрогнула, взгляд ее обрел осмысленность, она даже попыталась улыбнуться.

— Мы здесь с инором Гроссером чай пьем, — сказала она довольно тихо.

— Вижу я, как вы пьете, — проворчал Эдди. — Чашки совсем холодные.

— Я заварю новый, инора Эберхард, — предложила я.

— Да, спасибо, Штефани, — все же улыбнулась она мне. — А потом можешь идти домой.

Может, я и попыталась бы задержаться, уж слишком убитыми горем выглядели Петер и моя нанимательница, но я постоянно помнила о том, что у меня еще и обыск должны сделать. Не знаю, что они там собирались найти — я ни одного листика бумаги, кроме тех, что были в книгах, не видела. Да и вещей в квартире было очень мало. Я оказалась права. Не успела я прийти и начать осматриваться, как раздался стук в дверь. Сначала я удивилась, открыв дверь и увидев Рудольфа с совершенно неизвестным мне инором, но потом вспомнила, где он работает, и все сразу стало на свои места.

— Инор Брайнер, как я понимаю, вы пришли обыскивать квартиру Сабины?

— Штефани, я должен тебе объяснить...

— Мне ваши объяснения без надобности. Я и так поняла, что наша первая встреча была вызвана служебной необходимостью.

— Штефани, ты все неправильно поняла.

— Руди, может приступим к делу, а поболтать ты и потом можешь, — потерял терпение его напарник.

Я посторонилась и пропустила их внутрь Сабининой квартиры. Мне скрывать нечего.

Я думала, что они сразу начнут перебирать вещи, но сыскари повытаскивали кучу артефактов, расставили в разных концах квартиры и начали перебрасываться непонятными фразами. Рудольф был полностью сосредоточен на деле и на меня даже не смотрел. Мне это показалось настолько обидным, что я отвернулась от них и начала смотреть во двор.

— Инорита Ройтер, вы не покажете, где ваши вещи? — тронул меня за плечо напарник Рудольфа. — Чтобы нам сразу их отложить и не осматривать.

— Да у меня вещей-то, — я кивнула на стул, на котором отложила все, что было взято из приюта, — как чувствовала, что это понадобится. — А остальное здесь Сабины. Даже платье, которое на мне. Вы его тоже осматривать будете? Мне его снять?

— Штефани, — поморщился Рудольф, — не надо так.

— Для вас я — инорита Ройтер.

Я опять отвернулась к окну. Мне совсем не хотелось видеть, как они роются в вещах, которые я уже начинала считать своими. И Рудольфа с его обиженным лицом я тоже не хотела видеть. Наверно, актерскому мастерству его с пеленок обучали.

— Оба-на! — раздался довольный голос за моей спиной. — Оно?

— Похоже, оно, — неохотно подтвердил Рудольф.

Я повернулась. Они разглядывали одно из платьев Сабины, то, у которого на юбке было большое жирное пятно. Я все подумывала им заняться, уж очень оно хорошо было — чуть переливающаяся ткань, нежные золотистые кружева... Внезапно мне пришло в голову, что ткань похожа на ту, в платье из которой пришла клиентка, оказавшаяся потом моей матерью. Но не может же быть у Сабины платье эльфийского шелка?

Глава 16

— Это платье Сабины, — зачем-то пояснила я, хотя меня ни о чем не спрашивали.

— Да мы и не сомневаемся, инорита, что оно вам принадлежать не может, — ответил напарник Рудольфа.

— Потому что у меня не хватит на него денег? — обиженно спросила я.

Ну да, где уж таким нищенкам носить столь дорогие платья. Я даже о ценности его догадалась, лишь когда меня ткнули носом. А так лишь смотрела и думала, что отчистить бы пятно, и было бы замечательное платье на какой-нибудь торжественный выход. Впрочем, куда и с кем мне выходить?

— Потому что девушка, которой оно принадлежало, пропала до того, как ты покинула сиротский приют, — слегка смущенно пояснил Рудольф. — Я, правда, видел только описание, но очень уж вещь характерная.

— Пропала? — я вопросительно на него посмотрела.

— Тебе наверняка рассказывали про Марту, что до тебя была. Так вот, это было ее платье. Она из обеспеченной семьи, поругалась с родителями и решила сама зарабатывать на жизнь. С матерью она переписку поддерживала, хоть и не брала у нее денег, и та сильно обеспокоилась, когда известий от дочери долго не было.

— Мне сказали, что она уехала, — растеряно сказала я.

— Инора, у которой Марта снимала комнату, тоже так говорит. Что собрала вещи и уехала. Но очень похоже, что к ней была применена ментальная магия. Когда мы ее допрашивали, остался лишь легкий след, почти неуловимый.

Ментальная магия? Богиня, во что же я ввязалась?

— Брайнер, лишнее болтаешь, — проворчал его напарник.

— Штефани не может быть замешана. Она все это время была в приюте.

— Может, не может, откуда тебе знать? Сабина же позвала ее, не какую-нибудь другую девушку, значит, у нее были на то основания. Да и проболтаться может тому, кто замешан.

Он уставился на меня с подозрением. Я даже растерялась. Не учили меня, как себя вести в ситуации, когда тебя обвиняют в том, чего ты не делала. Даже непонятно, в чем, собственно, меня обвиняют. В том что я могу рассказать непонятно что неизвестно кому? Да я почти ни с кем и не разговариваю!

— Да ладно тебе, видно же, что инорита ни при чем, — запротестовал Рудольф.

— Молод ты еще, — наставительно заявил в ответ этот неприятный тип, хотя сам был не так уж и стар. — Увидел хорошенькую девушку, и сразу решил — она ни при чем. А потом, из-за таких красоток проблем возникает немеряно. Или ты решил во всем пример со Шварца брать?

— Я не просила мне ничего рассказывать, — резко дернулась я. — Да и сама никому ничего не расскажу.

Я хотела было вообще из комнаты выйти. Помощи им от меня никакой, а мне от них — одно расстройство. Даже пару шагов к двери сделала.

— Инорита Ройтер, куда это вы? — подозрительно прищурился напарник Рудольфа.

— Докладывать о ваших находках, — мрачно ответила я. — Правда пока не знаю, кому, но по дороге непременно решу.

— Потом доложите, — странно, но он явно смягчился и даже мне улыбался. — А пока расскажите, что вы знаете про это платье.

— Да ничего я про него не знаю.

Напарник Рудольфа недовольно прищурился и зубом цыкнул как-то угрожающе даже. Неприятно. Запугивающе. Видно было, что это у него давно отработано.

— Инорита Ройтер, мое замечание о лишней болтовне к вам не относится. Напротив, то, что вы знаете, может помочь найти убийцу вашей подруги. Итак?

Я недоуменно на него посмотрела. Да что вообще я могу рассказать про это платье? Я его видела-то только мельком, когда в шкаф заглядывала. Платье было совсем не повседневное, для меня интереса тогда не представляло, хотя я и подумывала над тем, чтобы вывести пятно. Только вот...

— Когда я впервые увидела это платье, пятно было намного меньше, — выпалила я.

— Что? — удивился сыскарь.

— Пятно было много меньше — в пол-ладони величиной. Я тогда еще подумала, что его легко вывести можно будет. А сейчас оно вон как расползлось.

Сыскарь лишь скептически хмыкнул, но Рудольф пристально начал рассматривать подол платья. Он даже лупу достал из кармана и изучал это несчастное пятно так, что мне даже интересно стало, что же там найти можно. Пятно и пятно, отвратительно выглядящее на такой красивой ткани.

— Гляди, — ткнул он напарника в бок, — вот видны следы старого пятна, как раз такого, о каком говорила Штефани.

— Инорита Ройтер, — скучным голосом поправил его этот зануда. Но тут же его взгляд оживился, теперь он не менее пристально рассматривал этот несчастный подол, вертя его и так и этак. — Действительно следы есть. Но зачем нужно было заливать старое пятно?

— Скорее всего, чтобы Штефани, то есть инорита Ройтер, его случайно не надела, — гордо пояснил Рудольф. — Не знаю, откуда у Сабины появилось это платье, но к Гроссеру она забрать его не могла — тот бы сразу опознал в нем вещь Марты.

И тут я вспомнила, как Сабина уже сидела в этой квартире в тот день, когда Эдди отводил меня домой. И я тогда очень удивилась, что она пришла, поговорила ни о чем и ушла. Правда, никаких емкостей с маслом при ней я не заметила, но бутылочка могла быть маленькой и полностью поместиться в кармане или сумочке. Но зачем ей вообще было хранить это платье, если она не могла его носить? Не проще ли было от него сразу избавиться?

— Оно очень дорогое, — ответил мне Рудольф, и я поняла, что вопросы свои задала вслух. — Наверно, рука не поднялась. Возможно, собиралась перешить его, поменяв фасон. Правда, ткань никуда бы при этом спрятать не удалось бы. Что она думала, я не знаю, а сейчас уже и не спросишь.

— А не могла Марта незадолго до смерти ей это платье отдать? — предположила я. — Сабина мне не кажется способной на серьезное преступление, а вот скрыть вполне могла...

— Штефани, вот ты бы отдала кому-нибудь бриллиантовое колье из-за того, что один из зубчиков, удерживающий камень отогнулся? А платье стоит не меньше.

Я слабо представляла стоимость бриллиантового колье, так что для меня сравнение было не очень удачным, единственное, что я поняла — платье было не просто дорогое, а очень дорогое и уникальное. Такие платья не дарят случайным людям. Их не выбрасывают, потому что надоели или вышли из моды. И место им — не в моем шкафу среди приютских платьев...

— Тогда, может, хотела, чтобы Сабина это пятно убрала? — предположила я. — Нас учили такому.

— Хозяйка платья была магичкой, не очень сильной, правда, но бытовые заклинания ей были доступны, — ответил напарник Рудольфа. — Обращаться по такому вопросу к девушке без Дара она бы точно не стала.

Никаких других вариантов получения Сабиной этого платья у меня не было. Ситуация вырисовывалась нехорошая. Девушка, работавшая вместе с Сабиной, пропадает вместе со всеми вещами, одна из которых оказывается здесь.

— Интересно, а остальное не может принадлежать пропавшей инорите? — задумчиво сказал напарник Рудольфа, имени которого я так и не услышала за все это время. Он перебирал висевшие в шкафу платья уже который раз. — На первый взгляд, все они не очень дорогие...

— Вот эти я надевала на работу, — вспомнила я. — Если бы они были пропавшей Марты, то инора Эберхардт непременно бы это отметила, правда?

— Правда. Если только...

Он выразительно посмотрел на Рудольфа, и я сразу додумала то, что он не договорил. Если только сама инора Эберхардт не замешана в исчезновении своей продавщицы. А ведь Сабина, когда очень долго отсутствовала, говорила Петеру, что ходила по делам нашей нанимательницы. Но какие там могли быть дела, кроме как отнести заказ покупательнице? Все необходимое либо доставляли с фабрики "Хайнрих и сын", клеймо которой было на упаковках, либо привозил инор Хофмайстер. Что он привозил и откуда, для меня было загадкой. Хотя, подозрения, конечно, были. Скорее всего там находилось что-то, недавно сделанное с помощью орочьего шаманства. В нашем приюте ходили слухи, что маги, впервые встретившиеся с его проявлением, реагируют как раз так, как я — тошнотой и обмороками. Получается, дел у Сабины от иноры Эберхардт и быть-то не могло, или просто были такие, что мне и не догадаться. Но если они были у одной продавщицы, то должны были быть и у другой?

— Скажите, иноры, а Марта, которая пропала, она тоже по вечерам исчезала, как Сабина?

— Ее квартирная хозяйка утверждает, что девушка вела очень размеренный образ жизни и по вечерам нигде не бывала.

— Брайнер, опять болтаешь!

Рудольф пожал плечами с видом "Да что такого я сказал, чего бы она сама не могла узнать от других" и замолчал. Но услышанного мне было достаточно. Пропавшая девушка ни по каким делам иноры Эберхардт по ночам не ходила. Но это могло означать как то, что инора ни в чем не замешана, так и то, что она в свои грязные делишки не посвятила вторую продавщицу. Но ведь Марта работала дольше Сабины, а значит, тоже должна была привлекаться, а иначе не проработала бы так долго. Нельзя скрыть от человека, который постоянно рядом, странности, которые происходят в магазине. Подслушанный мной разговор говорил не в пользу иноры Эберхардт. Но рассказывать ли о нем сыскарям? Про все остальное я ведь рассказать не могу. И я решила ничего не говорить. Наверно, это было глупо, но я почему-то была совершенно уверена в том, что моя нанимательница не виновна в исчезновении одной и смерти другой своей продавщицы. Если я ошибаюсь, то тоже оказывалась под ударом, но ведь тогда верить уже вообще никому не нельзя. Получается, что все вокруг врут.

— Инорита Ройтер, у вас какие-то соображения были, или вы просто так спросили? — удосужился поинтересоваться напарник Рудольфа.

— Сабина часто вечерами пропадала, Петеру она говорила, что ходила по делам иноры Эберхардт...

— А откуда вы знаете, что она говорила инору Гроссеру?

— Он ее здесь пару раз искал, — пояснила я.

Они переглянулись.

— Он тоже приходил в твое отсутствие? — спросил теперь уже Рудольф.

— Нет, инор Брайнер, — подчеркнула я обращение, — он всегда стучал в дверь, — подумала и добавила. — Были ли у него ключи, не знаю.

С другой стороны, к чему ему было сюда приходить в мое отсутствие? Сабина здесь не бывала, а других причин приходить у него не было. Личных вещей у меня почти нет, да и вещей хозяйки квартиры довольно мало. Думаю, опись их всех вошла бы на половину листочка, которых лежали сейчас на столе рассыпанной кучкой.

— И как назло, ни одного тайника! — неожиданно сказал напарник Рудольфа. — Уж могла бы эта Аккерман спрятать что-нибудь для нас полезное. А так...

— Но платье же...

— А что платье? Даже если окажется, что оно пропавшей девушки, все равно теперь никого не спросишь, как оно здесь появилось. Известно лишь, что когда сюда заселилась Ройтер, платье в шкафу уже висело.

Похоже, "не болтать" на напарника Рудольфа не распространяется. Он продолжал вполголоса ворчать, что попробуй такое дело, связанное с магией, распутать, если никаких зацепок нет. Никто не знает, куда и зачем ходила Сабина, а ее сожитель — настоящий придурок, отвалить такую сумму алчной, практически посторонней девице в обмен на расписку, а саму расписку хранить даже не в сейфе, а в книге по магии, как какую-то неважную бумажку.

— Он просто доверял Сабине, — попыталась я встать на защиту Петера.

— Вот и додоверялся, — хмуро ответил мне сыскарь, — ни жены, ни денег, ни зацепок у нас, кто и почему ее убил. Может даже он сам.

— А ему-то зачем? — недоуменно спросила я.

— Мало ли, — веско ответил он мне.

Но дальше развивать эту тему не стал, слишком уж дико прозвучало его предположение даже для меня, а уж они точно фантазировать на такие темы не должны. Факты, и только факты.

— Штефани, мы платье это забираем, — сказал Рудольф. — Если вдруг окажется, что к пропавшей девушке оно отношения не имеет, его тебе тут же вернут

— Ага, не имеет, — скептически хмыкнул его напарник. — Брайнер, таких совпадений не бывает.

— А остальные платья? — я кивнула на шкаф.

— Я опись одежды пропавшей Марты наизусть знаю, — вздохнул Рудольф, подтвердив мои самые худшие подозрения. — Ни одно описание к этим платьям не подходит.

Мне выдали бумагу о том, что изъяли у меня столь ценную вещь. Я тоже расписалась на нескольких листах, даже особо не всматриваясь, что там я подтверждаю, настолько я от всего устала к концу этого бесконечного дня.

— Штефани, может, поужинаем сегодня вечером? — на удивление нерешительно спросил Рудольф.

— Мне кажется, инор Брайнер, на сегодня с меня допросов хватит, — резко ответила я. — Все равно, вы от меня не узнаете больше, чем я уже сказала.

— И правильно, — напарник Рудольфа неодобрительно на него посмотрел. — Хуже нет ничего, чем со свидетельницами по делу на свидания бегать.

— Не на свидание, а на допрос, — мрачно поправила его я.

— Штефани, ты же понимаешь, что это не так, — ответил Рудольф.

— Ничего я не понимаю и понимать не хочу. Обыск вы уже закончили, не так ли?

Я выразительно посмотрела на дверь. Рудольф покосился на своего напарника, но, видно, решил не продолжать при нем этот разговор. Ушли они вместе. Дверь за ними я закрыла даже с каким-то облегчением. А потом не выдержала и разревелась Здесь было все — и жалость к Сабине с ее непонятно кому нужной смертью, и обида за то, как она хотела со мной поступить, и унижение от того, что посторонние мужчины рылись в вещах, которые я уже привыкла считать своими... Но больше всего меня почему-то расстраивало то, что интерес ко мне Рудольфа — чисто профессиональный.

Глава 32

Эпилог