Игольное ушко

Игольное ушко

Ещё чуть-чуть и прямо в рай

Их жизнь удалась, what a beautiful life

И все завидуют, пускай

Ведь жить станет в кайф, what a beautiful life

БандЭрос "Песня про красивую жизнь"

Дмитрий Николаевич Вершинин проснулся в весьма скверном расположении духа. Резь в желудке усиливалась с каждым днём, а колоть морфиновые обезболивающие, прописанные врачами из клиники управделами президента, щеголеватый "персональный менеджер" из Парадиз-Сервис категорически запретил. Так и сказал: "Без штатно работающего мозга мы результат не сможем гарантировать ни за какие деньги. Поэтому, если ваша энцефалограмма нам не понравится — вынуждены будем отказать в заключении контракта. Нам репутация дороже!". Тяжело вздохнув, Дмитрий Николаевич поднялся на кровати и опустил ноги в мягкие кашемировые тапочки. Тепло пола, передавшееся за ночь тапкам, на секунду успокоило, дав ощущения уюта и комфорта. Однако, поднимаясь, он снова скривился от боли. "Засранцы! Я им двенадцать миллионов зеленью перечисляю, а они ещё выкобениваются! Энцефалограмма! Попробовали бы сами при онкологии на анальгине посидеть — посмотрел бы я на них!" Грустно взглянув на колонку из чёрного дерева, в которой размещался минибар, Дмитрий Николаевич направился в ванную. Любимый виски тоже был под строжайшим запретом.

Уже заканчивая бриться, Дмитрий Николаевич окончательно пришёл в себя. Впереди был длинный день, с множеством планов и неотложных задач. Бизнес, на отладку которого было потрачено немало сил и времени, продолжал стремительно развиваться. Теперь, это был уже не жалкий "шараш-монтаж", занимавшийся строительством торговых павильонов из лёгких конструкций, а гигантская корпорация, имевшая в своём "портфеле" самые разные проекты — от строительства бизнес-центров класса "А" на "третьем кольце" Москвы до застройки целых микрорайонов в ближнем Подмосковье и выполнения подрядов на строительство или реконструкцию мостов на федеральных трассах. К мостам Дмитрий Николаевич тяготел особенно — они казались ему чем-то серьёзным и основательным, настоящим. Строил мосты "на века", жёстко отметая предложения совета директоров, позволяющие немножко сэкономить "без ущерба для качества" и сурово карая попытки осуществить подобную экономию за его спиной. "Экономить на коммерческих проектах надо, а за федеральную копейку, те, кому положено — душу вынут!" — подобным выводом заканчивались почти все совещания по "мостовой" теме. Однако, самого себя он давно уже не обманывал — с "теми, кому положено" он научился "работать" ещё лет тридцать назад, безошибочно чувствуя "размер причитающейся благодарности" для каждого из них. Просто, Дмитрию Николаевичу страшно хотелось, чтобы "его мосты" стояли не меньше, чем творения "коллег" из минувших эпох. "Могу я себе позволить сделать что-то "для души"?" — думал Вершнин, рассматривая очередную прикреплённую к новому или отремонтированному мосту латунную табличку, на которой его "Арсенал Холдинг" значился генподрядчиком и генпроектировщиком в одном лице, а он сам директором этой замечательной организации. Вообще-то, никаких табличек ни техзадание Росавтодора, ни строительные нормы не предусматривали. Но заказчик против такого "новшества" не возражал, считая это "фирменным стилем" Вершинина, справедливо гордящегося хорошо сделанной работой.

Вот и на сегодняшнее утро была запланирована очень непростая встреча в министерстве — новые подряды, даже при знаменитом "вершининском" качестве, приходилось, буквально, выгрызать. Сбавлять темп Дмитрий Николаевич не желал несмотря ни на что. "Мои болячки — это только моя проблема!" было его любимой поговоркой. Тем не менее, не считаться со своим состоянием Дмитрий Николаевич уже не мог. Привязавшаяся хворь вносила в его график серьёзные коррективы. Тем более, эта неделя была как раз последней — на будущий вторник планировался переход в лучшую жизнь. Поэтому, сегодня вечером он официально представлял совету директоров своего преемника — младшего сынулю, Валерку. А на завтра было намечено "оглашение завещания" — об этой тяжёлой процедуре, с кучей недовольных, Дмитрий Николаевич старался вспоминать пореже. Кроме того, не решён был один из ключевых вопросов — "персональный менеджер" из "Парадиз Сервис" никак не мог добиться от Вершинина решения по сценарию его "райской жизни". Дмитрий Николаевич очень живо помнил тот разговор:

— Вы, мой дорогой, напрасно так легкомысленно относитесь к сценарию. — манагер Слава стряхнул невидимую пылинку с тёмно-синего костюма от Brioni. — Сценарий — вопрос ключевой. Вам ведь там вечно блаженствовать. А если не понравится? Хотите испортить нам статистику?

— А что там может не понравиться? — искренне удивился Вершинин. — Рай — он и есть рай!

— Не скажите... — менеджер откровенно рассматривал Вершинина через золочёные очки. — Интересно, как именно вы его себе представляете?

— Ну... — Дмитрий Николаевич смутился. — Святой Пётр у ворот, а внутри херувимы поют и праведники меж собой беседуют. Так как-то... Да, Бог там ещё должен быть. По-моему...

— Весело... — Слава издевательски ухмыльнулся. — Вы в опере когда последний раз были?

— Когда за будущей женой ухаживал... — Вершинин, запросто общавшийся с федеральными министрами и сенаторами, перед этим долбанным Славиком, почему-то, чувствовал себя мальчишкой-двоечником, стоящим перед директором школы. — А при чём тут это?

— Да при том! Дмитрий Николаевич, вы взрослый человек! Вам, правда, интересно будет вечно слушать заунывное хоровое пение? А с праведниками, скажите на милость, о чём вы беседовать будете? О погоде в раю? Так, она там всегда хорошая... О бабах? — манагер снова ухмыльнулся. — О футболе? О работе? Так, они в строительстве домов ни хрена же не соображают!!!

— Ну вот что! — Дмитрий Николаевич просто взорвался. — Я вам деньги плачу нехилые за вашу работу! Вот и делайте её как положено! Надо, чтоб о футболе — пусть о футболе разговаривают! Я вам двенадцать миллионов зеленью плачу! Из них миллион — как раз за разработку сценария! И что — я за вас думать должен? Я же у вас не спрашиваю, как мне дом построить!?

— Как дом построить не спрашиваете... — Славик, наконец-то, нервно затеребил Watterman с золочёным пером. — А вот сколько комнат в моей квартире быть должно — спросите. И, какой паркет положить — тоже. Даже, где розетки быть должны — и то спросите. Поймите, уважаемый клиент, вам там жить! Вечно! И, что там должно быть для вашего вечного счастья — знаете только вы! У нас, конечно, есть классические варианты — христианский, мусульманский, даже буддистский и индуистский. И Золотой город с Древом жизни посередине, и сады с реками из молока и мёда и девственными гуриями — всё есть! Даже индуистское перерождение в магараджу можем вам организовать! Или — пребывание в нирване. Вопрос один — насколько вам это надо? И что из этого? Тем более, что по опыту — "классику" выбирают не более двадцати процентов наших заказчиков. А остальные — что-то другое! Тем более, выбрать есть из чего. Кстати, если выберете "классику" ваш миллион за разработку сценария можем вернуть. Только, после того, как сделаете выбор — будет тестирование, на котором нам нужно будет убедиться, что вы действительно горячо желаете именно так свою загробную жизнь проводить! И, если не получится — будем с вами опять эти бесконечные диалоги вести! Соберитесь, Дмитрий Николаевич! Это же так просто — нужно просто выбрать то, чего вы больше всего хотите! Вы ведь, чего-то хотите?

— Сколько у вас заморочек всяких... Статистика, энцефалограмма... — Дмитрию Николаевичу, почему-то, вдруг стало скучно.

— Конечно! — Славик поморщился. — Услуга стоит очень дорого! Поэтому, как вы знаете, существует "Комитет контроля", состоящий из близких родственников усопших. Каждый из них очень печётся о благополучии ваших бесценных душ в лучшем мире. А на деле — горячо желают они только одного. Чтобы кто-то из вас "вечного блаженства" не получил. Тогда — суд и истребование денег обратно, но уже в их карман. А дальше — ещё цепочка судов, так как по контракту мы именно ГАРАНТИРУЕМ вам попадание в рай. А если есть хоть один "неблаженствующий" — какие уж тут гарантии! Поэтому, при любых сомнениях в возможности обеспечить вам, действительно, райскую жизнь — нам проще отказать. Так-то...

— "Усопших"... — передразнил Вершинин. — Как-то вы меня к ним преждевременно записали! Я пока жив. Да и в вашем "инкубаторе" я тоже, насколько понял, с биологической и юридической точек зрения буду вечно живым оставаться.

— Господи, как только нашу аппаратуру не называли! — Слава поднялся со стула и облокотился о подоконник. — Теперь вот — "инкубатор". Хотя, в философском смысле, может и так... Те возможности, которые мы даем, действительно, формируют новый тип современного успешного человека. Отсекаются ненужные атавизмы и рудименты.

Слава улыбнулся, видимо, внутренне восхищаясь своей эрудицией и разносторонней образованностью. Секунду помолчав, продолжил:

— Пожалуй, вы, дорогой Дмитрий Николаевич, попали в точку, сами того не ожидая! Я вам технологию уже рассказывал, но, с удовольствием повторюсь! Я, вообще, могу до бесконечности об этом рассказывать — настолько изобретение, которое мы используем, просто и гениально одновременно! Вы, как и все, так называемые, "усопшие" будете биологически живы ещё неограниченное время. Просто, организм будет введён в состояние глубокого анабиоза, при котором все процессы замедляются почти до полной остановки. В таком состоянии Ваш организм сможет пребывать почти вечно — при соблюдении температуры, влажности и придуманной нами схемы питания клеток. Не коснётся это состояние только вашего мозга. Вернее, коснётся, но частично! Тем не менее, он будет продолжать функционировать. Вот его-то питание, при общем анабиозе организма, и есть наше главное ноу хау! Подключившись к мозгу, мы сможем создать полную иллюзию абсолютно любых событий, образов и обстановки! Ну, вы же были на пробном сеансе — сами всё видели! Поэтому, поместить вас в рай для нас не проблема. Но, именно в тот, что действительно станет для вас желанным и комфортным. Потому, что есть ещё средства контроля, сканирующие, так называемые, "центры удовольствия". И вот, если уровень вашего удовольствия хоть в какой-то момент будет ниже минимального порогового значения — вот тогда-то и последуют все эти суды с родственниками, расторжения контрактов и так далее! Кстати, нам вы платите вовсе не двенадцать миллионов, а два! А остальные десять идут в совершенно отдельный фонд, занимающийся инвестированием ваших денег, получением от этой деятельности дохода и финансированием из этого дохода поддержания вашего вечного удовольствия! И именно на эти деньги и претендуют алчные родственники, стремящиеся лишить вас рая, а нас — заработка. Вот такая система сдержек и противовесов, заставляющая нас крайне ответственно относиться к результатам нашей работы.

— Всё это я же слышал, — Вершинин демонстративно зевнул. Всё-таки Слава раздражал его до невозможности и явно нуждался в хорошей выволочке. — Все эти ваши высокопарные умствования к реальности притянуты за уши. Нового человека они формируют... В чём новизна-то? В массовом братском склепе с датчиками на башке? Проект успешный, прибыльный — кто же спорит? Вот только, пафоса бы поменьше...

— Отнюдь! — Слава и не подумал смутиться — Дмитрий Николаевич с досадой понял, что попал на любимую Славину тему. — Мы, фактически, подарили людям свободу! Ни больше, ни меньше! Не всем, конечно, а платежеспособным! Свободу от страха смерти! И, как следствие — от идиотских, непонятно кем придуманных, догм и правил. От гнетущей каждого успешного человека неопределённости! Помните поговорки? "Легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому попасть в Царство Божие", "Тележку с деньгами к гробу не прицепишь", и так далее. Теперь, благодаря "Парадиз Сервис", этого нет! Тележку, может, и не прицепишь, но приехать на тележке с деньгами в счастливую загробную жизнь теперь точно можно! Причём, всё прописано в контракте и гарантируется немалой финансовой ответственностью. Что вы получали раньше, вкладывая деньги в благотворительность? Ничего, кроме "спасибо!" и призрачной надежды, что "там зачтётся". Не станете же вы говорить, что перечисляли деньги, к примеру, детскому приюту, потому, что вам была очень интересна судьба завшивленных рахитов, готовящихся стать, в лучшем случае, продавщицами и дворниками, а чаще — наркоманами и проститутками! Нет, посылая им деньги, вы думали именно о себе, о том, какой вы добрый и великодушный и что Боженька это непременно заметил и воздаст! Согласитесь, что такое вложение капитала — глупость.

— Ну, вот что! — Дмитрий Николаевич вскочил и навис над Славой, уперев кулаки в стол. — Вам никогда никто не говорил, что ваш цинизм омерзителен?! И, что после общения с вами, хочется хорошенько прочистить желудок? А главное — что гнать вас надо с этой должности к чёртовой матери! Потому, что общаться с вами, элементарно, противно!

— Дорогой мой! — Слава даже не шелохнулся. — Моя задача — дать хорошую услугу, которая вам очень нужна. Но, получить её, не попрощавшись с вредными иллюзиями — невозможно. Вы потому и вспылили, что внутренне согласны со мной. Мой вам совет — определитесь, наконец, со сценарием вашего рая. Лично вам "классику" не рекомендую. Полистайте каталог — там чего только нет! И кругосветное путешествие на белом океанском лайнере и тур по экзотическим странам, и отпуск в русской глубинке с грибами, рыбалкой, запотевшей рюмочкой вечерком и румяной соседкой! Секс-тур по странам мира! Или — райский остров с молодой женой. Если хотите — можем даже пилотом боевого звездолёта вас сделать! Будете получать удовольствие, расстреливая инопланетную нечисть. Хотя, это, конечно, совсем не ваше... А хотите, недавно появилась новинка — зацикливание самого счастливого из ваших прожитых дней, на ваш выбор. Как "день сурка", только со знаком плюс! Определитесь и приходите. Главное, не позже второй декады апреля — дальше, боюсь, не выдержите без морфия. Боли, как я понимаю — будь здоров?!

Пробурчав что-то неразборчивое себе под нос, Вершинин поспешил покинуть Славин кабинет — уж больно гадливо стало от этого разговора...

От неприятного воспоминания Дмитрий Николаевич расстроился окончательно. Повозив ложкой по тарелке с полезной овсянкой, он решительно отодвинул её. Повертев в руках баночку "живого" йогурта, отправил продукт в мусорное ведро. Встав из-за стола, сам направился к холодильнику и вернулся с батоном колбасы и упаковкой яиц. Лида, очередная домработница, силящаяся пройти отведённый Маринкой испытательный срок, застыла с глазами, полными ужаса. Дмитрий Николаевич, достав из шкафа сковородку поставил её на огонь, ливанул масла.

— Димуль, — Маринка чуть потуже затянула шёлковый поясок на халатике, едва прикрывавшем кружева нижнего белья. — Чё чудишь-то опять? Мы тебе зачем кашу варили? Нам больше заняться нечем? Если тебе не надо ничего — то я поскакала! У меня, между прочим, через полчаса занятие по аква-аэробике, а я время трачу, чтобы накормить тебя, как врач прописал. А взамен мне — вот это... Ну-ну...

— Что ты тратишь? — глаза Вершинина налились кровью. — Время? У тебя его вагон!!! Готовила она! Да ты сроду, яйцо под майонезом сделать не могла! Вечно, то маникюр у тебя, то голова болит, то настроение плохое! Заботливая! За шесть лет брака — сраную пуговицу не пришила. А тут — расстаралась! Лидиными руками... Конечно — завтра завещание оглашаем, надо усопшего подмазать! Заботой окружить! Кашкой, покормить...

— Так значит?! — Маринку аж перекосило. — А сам-то много заботы проявил? То по объектам мотаешься, то в кабаках водку жрёшь, то по баням девиц жаришь вместе с такими же старперами из министерства или из надзора! Образец он заботливости! Идеальный муж, твою мать! Чего я от тебя доброго-то видела?

— Да ты! — Вершинин аж задохнулся. — Да ты! Да ты же купаешься в моей заботе! Надо тебе Авдюху новую — получи. Надо развлекательный центр в управление, чтобы не скучно было — на, развлекайся! Бизнес-леди хренова! Надо на Мальдивы — пожалуйста! Срочно в Милан приспичило — вуаля!

— Вершинин, — Маринкины глаза смотрели с нескрываемым презрением. — Я давно знала, что ты дурак, но чтоб настолько... Сам-то понял, что сказал? В Милан... В Милан, Димулечка, люди на распродажи ездят. Подумай, головой — жена долларового миллионера, как последняя драная кошка, на распродажу телепает! А потом за это претензию ещё выслушивает! Дебил, других слов нет! В гробу я видала тебя с твоим завещанием! Если там будет что-то не так — подаю на развод и раздел имущества. А дальше — ходатайство об аресте счетов, до решения суда. Ничего личного — всё по закону. И никаких денег никуда ты не перечислишь, "Парадизы-Паразиты" твои покурят в сторонке, а ты в ожидании суда загнёшься потихоньку и к чертям на сковородку. А я безутешной вдовой стану, ничего и ни с кем не деля. Хочешь так? Если нет, рот закрой и плиту выключи — масло твоё уже все стены удрызгало.

Повернувшись на длиннющий каблуках, Маринка с гордо поднятой головой выплыла из кухни. Лида поспешно бросилась выключать плиту.

Потом, по дороге в офис, Вершинин извивался и корчился на заднем сиденье своего Мерседеса. Потом водитель Гриша оббегал аптеки на Никитской, а потом и на Малой Дмитровке, скупая альмагель, от которого Вершинину ненадолго становилось легче. Потом, остановившись в квартале от офиса, он умывался ледяной минералкой из автомобильного минибара, стараясь прийти в себя. В офис он уже входил спокойный, собранный и строгий — такой, как обычно.

— Лариса, Валерий Дмитриевич вернётся — пригласите ко мне незамедлительно. — кивнув секретарше распорядился Вершинин, открывая дверь в кабинет.

— Дмитрий Николаевич, Валерий Дмитриевич уже приехал. — во взгляде секретаря появилось беспокойство. — Может быть, сейчас пригласить?

— Интересно... Тогда, пусть зайдёт сейчас!

Через пару минут дверь вершининского кабинета без всякого стука распахнулась и к столу, за которым Вершинин вкушал очередную пачку обезболивающего, вальяжной, но не очень твердой походкой приблизился Валера. Здоровенный детина, не очень гладко выбритый, со следами вчерашнего веселья и сегодня выглядел вполне жизнерадостно.

— Ты чего здесь делаешь? — Дмитрий Николаевич рассматривал его с лёгкой досадой. Ситуация, пройденная много раз, была вполне понятна ему и особо не удивляла. — А в министерство к Игнатьеву кто поехал? Я этой встречи две недели добивался!

— Гена Шепелев. — плюхнувшись в кресло и закинув ногу на ногу, Валера надел на лицо самую приветливую из своих улыбок. — Он толковый, справится! Па, ты же знаешь, ну не люблю я Игнатьева. Вечно, с подколками со своими...

— Валер, ты дурак или прикидываешься?! — Дмитрий Николаевич снова начинал закипать. — Ты со мной уже семь лет, с института! Шепелев, конечно, толковый — с головой, с языком! Но, подряды не ему, а Вершининым дают! Ты до сих пор не понял этого? Или как? И потом, какой он тебе Гена? Геннадий Сергеевич мне ровесник!

— Итс хиз проблем! — Валера продолжал улыбаться. — Пап, тебе подрядов не хватает? Этот так нужен и именно сегодня?

— Это же Ржевско-вяземская развязка, Валера! Я её строить уже год собираюсь, я этот проект, можно сказать, вынянчил, начиная с обоснования и заканчивая выбиванием финансирования на неё! Тебе, что, правда, на всё плевать?

— Пап, я тебя умоляю! — похлопав себя по карманам, Валера извлёк пачку сигарет, но, взглянув на отца, засунул её обратно. — Тебе сейчас о себе надо думать, а не о том, как люди будут с Новой Риги на Ржев сворачивать... Чё ты заведённый такой? Опять Маринка достает?

— Не твоё дело. — старший Вершинин приготовился к обороне. — Да и какая она тебе Маринка! Я же просил — Марина Игоревна!

— Ошибаешься, па, теперь уже очень даже моё! — Валерка опёр локоть о Вершининский стол и подпёр кулаком подбородок. — Марина Игоревна... Может быть, ещё мамой её назвать? Во-первых — мне за тебя обидно! Последние дни твои, и то отравить готова! Я, честно сказать, не очень понял, у тебя, вообще-то счастливые моменты с ней были? Или только первый месяц после свадьбы, пока ты её дарами засыпа'л?

— Тебе то что?

— Ничего... — Валера зевнул. — А во-вторых — она сейчас кусок приличный оттяпает. Лимонов двести... Не ошибаюсь?

— Ошибаешься. Двести четырнадцать. И что?

— Вот и я об этом. Я тебе ещё год назад, после её закидона на юбилее Ваксмана говорил, что валить её надо. Марат это "под ключ" делает и берёт всего три миллиона баксов. Со всеми пирогами — с заносами в прокуратуру, следакам, в суд...

— Валер, — Дмитрий Николаевич нахмурился. — тебе никто никогда не говорил, что людей убивать нельзя?

— Нельзя? — Валера сидел нагло ухмыляясь. Вершинин поймал себя на мысли, что он в этот момент чем-то неуловимо напоминал Славика из "Парадиз-Сервис", хотя никакого внешнего сходства с тщедушным ухоженным блондинчиком у Валерки не было и в помине. — А то что?

— Ничего! — рявкнул Вершинин. — Посадят тебя, дурака, да и всё! И вообще, я — строитель, а не мафиозо, я дома и дороги строю, и становиться убийцей мне даже в страшном сне не приснится!

— Пап, ты не слышишь, что-ли? Марат Артурович организует всё "под ключ"! Какое "посадят"? Маринка вон как гоняет, это всем известно. Просто, на встречную полосу приедет Камаз с заснувшим за рулём водилой, и как назло — прямо в лоб её Ауди... Будут экспертизы, будет суд, приговор, водила раскается и получит минимальный срок, который отсидит за зарплату. И всего делов! Ну, даже если что-то не так пойдёт — ну ещё миллион вложим... Всё равно не соизмеримо с тем что ей живой отдавать придётся!

— Слушай, Валера... — у старшего Вершинина по спине побежали мурашки. — А спать ты как после этого будешь?

— Спать? — Валерка осклабился. — Отдав двести четырнадцать миллионов, спать вообще не буду! Скорее всего "жаба задушит" и на этой почве помешаюсь... А отдав три — спать буду сладко посапывая. Этого мне, кстати, почти на двадцать раёв хватит, если ты ещё и об этом... Ну, реально, за что ей? Ты хоть какую-то радость поимел от неё или только геморрой?

— Хорошо! — Дмитрию Николаевичу, почему-то, стало невероятно тоскливо. — Валера, попробую объяснить на понятном тебе языке. Вот завалит этот твой Марат Артурович Маринку, получит свои три миллиона, а потом возьмёт тебя, как заказчика, мозолистой рукой, да за "орехи" и вытрясет и двести миллионов и всё остальное! Тогда что?

— Тогда, он бизнес потеряет. — Валера неожиданно стал серьёзным. — Если он хоть кого-то "за орехи" возьмёт, то к нему никто не придёт больше. А так — он эти двести миллионов за год зарабатывает, если не быстрее... Заказов, я так полагаю, хоть отбавляй! Зажиточные люди сейчас друг друга с большим удовольствием мочат — это очень в тренде. Вон, почитай — одна на снегоходе разбилась, другой — "золотой укол" от скуки сделал, третий — с аквалангом обратно не вынырнул. Выживает быстрейший. Тебе, понятно, не актуально уже, а мне — весьма! Не я её — так она меня...

— Ну, раз ты в офисе, поедешь со мной Нину встречать. — поспешил сменить тему старший Вершинин.

— Прилетает? — Валера изобразил удивление. — Как же там Америка без неё?

— Не ёрничай! — Дмитрий Николаевич почувствовал, как желудок снова начинает завязываться в тугой раскалённый узел. — Неужели не соскучился? Вы ведь, в детстве, не разлей вода были! Всё что что-то против Андрюхи затевали...

— Соскучился, — Валера зевнул. — как не соскучиться... Два года не виделись. Как бизнес с отцом раскручивать — так нет её, в своём Масачусетсе с улыбчивым Расселом своим милуется. А как наследством папкиным запахло — нарисовалась, хрен сотрёшь!

— Слушай, бизнесмен! — глаза Дмитрия Николаевича сверкнули. — Может, ты и насчёт Нины с Маратом переговоришь? Оптом, наверное, подешевле будет? Встал и вышел, немедленно!!!

Валера демонстративно неспеша, вразвалочку покинул кабинет. Дмитрий Николаевич опустил лицо в раскрытые ладони. Посидев так пару минут, нажал кнопку вызова секретаря:

— Лариса, совет директоров переносим на завтра, на утро. Оповестите всех, пожалуйста! Я сейчас отъеду, буду после трёх. Есть что-то срочное на подпись?

После ухода секретаря, достал мобильник и нашёл номер старшего сына, Андрея. Нажал вызов, но тут же, не дожидаясь гудков, сбросил. Подойдя к окну, без малейшего интереса стал рассматривать набережную, по которой, подставляя лица первому яркому весеннему солнцу, медленно вышагивали прохожие. Спешащих не было. Наоборот, многие, будто специально, фланировали нарочито неторопливо. Поймав себя на мысли, что ему тоже страстно хочется туда, на эту набережную, вон на ту свободную лавочку, Вершинин снова набрал номер Андрея. На этот раз, дождался ответа.

— Здравствуй, сын. — голос Дмитрия Николаевича неожиданно стал хриплым, точно простуженным. — Не отвлекаю? Как дела твои?

— Здравствуй. — от знакомого Андрюхиного баска у Вершинина сдавило спазмом горло. — Нормально дела, пап. Что ты хотел?

— Ну, а просто так позвонить я тебе не могу?

-Ты — вряд ли... Ты просто так ничего не делаешь. Всё продуманно и осмысленно. Наверное, правильно...

— Андрюха, кончай! — Вершинин понял, что долго разговаривать не сможет. Просто не хватит на это сил. — Я приехать хочу. Ты в мастерской сейчас?

— Нет, я дома.

— Так это ещё лучше! Наташа, зайцы — все на месте?

— Наташа сегодня в день, только вечером придёт. А дети — да, со мной.

— Я часа через полтора доберусь. Не возражаешь?

— Ну, если тебя не сильно смутит лёгкий бардак и вчерашний борщ на обед — тогда ждём. У тебя всё нормально, ничего не случилось?

— Нет, всё в норме. — из глаза Вершинина выкатилась непослушная горячая капля. — Доберусь — поговорим поподробней, а то ты же не любишь по телефону!

— Надо же, помнишь... — Вершинин почувствовал, как голос Андрея дрогнул. — Приезжай, ждём.

Подойдя к сейфу, Дмитрий Николаевич достал оттуда ключи от старенькой Камри и спустился в гараж. Открыл машину вставил ключ... Услышав в басовитом урчании двигателя посторонние нотки, расстроился. Эта Тойота была первым новым автомобилем, который Вершинин смог себе позволить. Лет двадцать назад купить Камри было нереально круто! За полгода до этого Вершинин сумел окончательно расквитаться с кредитом за "трёшку" в Бутово и они всей семьёй с огромным удовольствием проматывали кажущийся теперь неожиданно большим семейный бюджет. Обычно прижимистый и расчётливый, Дмитрий Николаевич в тот момент получал настоящее удовольствие, видя как Ольга, первая жена, перестает мучительно выискивать в супермаркете жёлтые и красные ценники. За полгода накупили детям и себе целую гору нужной и ненужной одежды и обуви. Игнорируя протесты супруги, Вершинин разобрал и выбросил почти новый, отслуживший всего шесть лет, диван, а на его место деловитые грузчики установили модный трансформер, умеющий быть хоть узенькой софой, хоть огромным лежбищем для всей большой семьи, собравшейся на киносеанс у новенького домашнего кинотеатра. А потом Дмитрий Николаевич решился на покупку новой машины. Сначала не хотел, убеждая сам себя, что пригнанный из Польши восемь лет назад Фольксваген Пассат "ещё о-го-го!". Вспоминал приключения с собственноручной доставкой этого аппарата в Россию, едва не стоившие Вершинину жизни, гладил чуть облупившийся руль и обещал "старому другу", что "ещё повоюем". А потом — "махнул шашкой" и, взяв в охапку всё семейство, отправился выбирать. Не учёл одного — поехали в повседневной одежде, планируя после автосалона заехать в магазин за продуктами. Напыщенный менеджер, смерив взглядом галдящую детвору и чуть растерявшуюся от обилия света, зеркал и дорогих авто Ольгу, недоумённо пожав плечами, повёл их к томившимся в "трейд-ине" подержанным малолитражкам.

-Уважаемый, — подчёркнуто спокойным тоном, презрительно оглядев этого петуха с бейджиком, произнёс Вершинин, основательно тогда разозлившись. — нас этот автохлам не интересует. Мы приехали за Камри. Ведите к ней.

Извинившись, сотрудник автосалона подвёл их к сверкающему лаком белоснежному крейсеру.

— А салон — кожа? — Вершинин мучительно прикидывал, хватит денег или нет — оформлять кредит не хотелось. Но, решил добивать. — Нас тряпочный не интересует. И мотор, надеюсь, трехлитровый?

Получив подтверждение, открыл правую дверь и усадил Ольгу на переднее сиденье. Потом, загнав детвору на задний диван, уселся за руль. Показалось как-то неуютно — дорогая машина пока совершенно не воспринималась как вещь — скорее, как музейный экспонат, который, почему-то, можно трогать. Потом он долго досаждал менеджера вопросами про гарантию, про трансформацию салона, про оформление страховки. Но, уже было ясно — вопрос решён. Из автосалона выезжали с гордо поднятой головой, несмотря на дрожавшие от осознания дороговизны аппарата руки. Потом Вершинин, матерясь как сапожник, прежде чем окончательно припарковаться возле дома, пять раз выбегал посмотреть нет ли риска поцарапать новенький бампер о соседнюю машину. Потом, чтобы сошёлся бюджет, решил заполнить образовавшуюся дыру за счёт экономии при покупке материалов к очередному заказу, и чуть было его не сорвал. Теперь Дмитрий Николаевич вспоминал всё это с улыбкой — машина, действительно, оказалась хороша. Дарила уверенность и комфорт в дальней дороге. Если и хворала, то в пределах километра от дома. Заводилась в любой мороз, берегла подрастающий экипаж в любой гололёд. А главное — была верным спутником и свидетелем множества увлекательных поездок и счастливых минут, проведённых Димой и Олей со своими детьми.

Может быть поэтому Вершинин и не продал её, даже когда количество породистых скакунов в его личном автопарке перевалило на второй десяток. Принципиально не садясь в очередной Мерседес, разменявший третий год жизни, старушку Камри Вершинин время от времени лично "выгуливал" по Москве, получая от этого колоссальное удовольствие. "Ничего, подружка... — думал Дмитрий Николаевич, выруливая из подземного гаража на Тверскую. — Нам бы только до вторника дотянуть. Не подведёшь?"

Подъехав к Детскому миру, Вершинин долго слонялся вдоль нарядных витрин. Оказалось, что сделать сюрприз у него не очень-то получается — Дмитрий Николаевич совершенно не представлял ни размеров одежды внуков, ни их увлечений. В конце концов, здраво рассудил что старший вряд ли откажется от вон того здоровенного радиоуправляемого самолёта, а младшая от кажущегося живым, много чего умеющего пупса с кучей причиндалов — от соски-термометра до памперсов. А на одежду — лучше Андрюхе наличных сунуть. Главное, чтобы не вернул, сжав губы в тонкую полоску — верный признак очередного решения, повлиять на которое невозможно. Хотя, какие наличные — во вторник Андрей станет совладельцем "Арсенал-Холдинга", приносящего больше трёхсот миллионов долларов в год. И безраздельным хозяином созданного специально для него очень круглого счёта. Правда, узнает об этом не во вторник — несмотря ни на какие доводы разума о невозможности отказа, этой самой полоски Вершинин здорово опасался. С Андрюхи станется... Вершинину вспомнился тот поворотный день, после которого упоминание об Андрее непременно вызывало лёгкое покалывание где-то за грудиной. Началось всё вполне безобидно — Андрей зашёл под конец дня в дверь Вершининского кабинета с какой-то бумажкой в руках, оказавшейся заявлением на отпуск.

— Не вопрос! — Вершинин даже и не думал сопротивляться. — Недели, между майскими, хватит? Верочку с Денисом можете мне привезти, а сами с Наташкой в Таиланд смотайтесь, оттянитесь.

— Нет, пап, ты немножко не понял... — Андрей нервно затеребил край листа. — Мне немного больше надо. Три месяца.

— Ты чего, с дуба рухнул? — Вершинин аж приподнялся от такого поворота. — Зачем столько? Ты здоров? Какие три месяца, у вас в бюро проектов — до задницы! Вы мне и так сроки сдачи "Лесного Озера" задерживаете! Ещё на прошлой неделе должны были с ним в экспертизу заходить! Ты, кстати, думаешь должность Генерального принимать в "Арсенал-Проекте" или так и будешь "зам-чего-то-там"?

— Пап, давай договариваться... — прямой Андрюхин взгляд чётко давал Вершинину понять, что на попятную тот не пойдёт. — Ты мне даёшь трёхмесячный отпуск, а я принимаю "Арсенал-Проект". Согласен?

— Да ты толком скажи, зачем тебе столько? У вас всё в порядке, ты сам здоров?

— Да нет, ты не пугайся... — Андрей слегка улыбнулся, взглянув на отца с надеждой. — Наоборот, поздравить можешь. Нам площади под выставку дают. На Гоголевском... Много чего успеть надо, у меня законченных работ — кот наплакал. Да и у Натальи любопытные задумки есть...

-Я так и думал... — Вершинин поморщился, как от зубной боли. — Андрей, надо уже повзрослеть. Детство кончилось, пора заканчивать дурака валять. Я не против твоего увлечения, но дело — есть дело! Кому я бизнес оставлю? Нинке? Так она и не думает из Америки своей назад возвращаться. Валерка и вовсе раздолбай и оболтус. Завалит всё! Андрей, я долго сквозь пальцы смотрел на то, что для тебя работа на втором плане, но пора браться за ум. А увлечения — пожалуйста, даже помогу, только чтобы работе не мешали.

— Да как ты не поймёшь! Не хочу я увлекаться! Я жить этим хочу! Это мой мир, а не бизнес твой! Тошно мне субчиков твоих "строить" да чиновникам зады лизать! Не моё это! Ты же сам меня в художественную школу в восьмилетнем возрасте привёл, всегда помогал и подбадривал, когда не выходило! А сейчас — как раз выходит! Получается у меня! На Гоголевском бульваре попробуй, получи площади — там очередь на четыре года вперёд! У меня даже заказы есть, мне за портреты деньги платят реальные!

— Да, какие реальные? — Вершинин понял, что не сможет остановиться. Глухое раздражение, копившееся все три последних года безуспешных попыток сделать из Андрея полноценного компаньона, рвалось наружу как раскалённая лава. — Какие реальные? Обрадовался он штуке баксов! Озолотился, твою мать! Карл Брюллов недоделанный! Здесь реальные, вот здесь! — Вершинин для наглядности хлопнул ладонью по папке с какими-то документами — А всё остальное, вся твоя художественная богема, дружбаны-полудурки не от мира сего, это всё — лажа!

— Лажа?! — губы Андрея на мгновение слились в ту самую полоску. — Не могу поверить, что моя настоящая жизнь для тебя — лажа!

От хлопка двери упало со стены и звякнуло разбитым стеклом благодарственное письмо от правительства Москвы. Заявление об увольнении старший Вершинин получил по почте. Ни звонить, ни писать Андрею Дмитрий Николаевич не стал. Думал — перебесится и прибежит мириться, как деньги кончатся. Но, Андрей всё не прибегал... От знакомых Дмитрий Николаевич узнал, что выставка так и не состоялась — нужного количества работ Андрей предоставить не смог. "Не пошла работа..." — коротко прокомментировал один из Андрюхиных друзей, которых Дмитрий Николаевич пытался расспрашивать что и как. Потом уже от Нины, продолжавшей общаться с братом, и, почему-то, бывшей полностью на его стороне, Вершинин узнал, что Андрей подвизается художником-декоратором в каком-то заштатном театре. Именно это и добило Дмитрия Николаевича окончательно. Выбесило. "Придурки! — крутились тогда мысли в Вершининской голове. — Что Андрюха, что жена его... Поэтесса-клоунесса, чёрт бы её побрал! Рыбак рыбака видит издалека! Сколько людей полжизни бы отдало, чтоб на их месте оказаться, а они! Богема хренова! Бесятся с жиру!". Впрочем, жиру особого заметно не было — опять же от Нины Вершинин знал, что Наталья работает медицинской сестрой в одной из больниц. Вот и сейчас, припарковавшись рядом с ржавой Андрюхиной "праворулькой", Дмитрий Николаевич невольно поморщился. Впрочем, быстро взял себя в руки. Где-то глубоко в душе даже шевельнулось что-то похожее на уважение, смешанное, как ни странно, с искренним восхищением. "Эх, Андрей-Андрей! — Вершинин с трудом вытащил из багажника гору подарков. — Упёртый, Вершининская порода... Жаль, как же жаль, что не ты у руля остаешься... С твоим-то стержнем...".

Скрипучий лифт доставил Дмитрия Николаевича к двери Наташиной квартиры, доставшейся молодой семье от скончавшейся много лет назад бабушки. Оглядев лестничную площадку и ещё раз вздохнув, Вершинин нажал на кнопку звонка. Звонить пришлось долго — там, внутри натужно ревел пылесос и слышались весёлые детские голоса. Наконец, дверь открылась. Андрей, ладный, подтянутый, в футболке и потёртых джинсах сделал шаг назад, пропуская Вершинина.

— Здравствуй, пап. — по всей его позе, голосу, было видно, что волнуется. — Зайцы, дедушка приехал!

Из комнаты высунулись две мордашки.

— Деда! — старший, Денис, признал Вершинина и одним прыжком оказался у того на руках. Верочка тоже подошла поближе и вежливо поздоровалась, но каких-то чувств показывать не стала. По большому счёту, именно такой реакции Вершинин и ожидал — Верочку он видел последний раз когда та ещё в ясли ходила. Раздав подарки, Вершинин слегка очумел от бури искренних эмоций, маленьким торнадо захватившей и его и Андрея. Денис, в первый момент, при виде огромной коробки лишь прижал к широко открытому рту обе ладошки, но быстро пришёл в себя и бросился распаковывать это сокровище, задействовав и отца и деда одновременно. Верочка же, покрутив коробку с пупсом в руках лишь пожала плечами — "Что я маленькая?", но когда игрушка заплакала настоящим человеческим голосом, а потом ещё и "описалась" — глаза внучки просто засияли. Тут же бросилась искать в своём шкафчике какие-нибудь пелёнки, а когда дед показал упаковку игрушечных памперсов, коробочки с бутылками и пустышками — оба Вершинина поняли, что на сегодня она для чего-то другого просто потеряна.

Потом, Дмитрий Николаевич с Андреем сидели на кухне, ели невероятно вкусный Натальин борщ и болтали о всяких пустяках. Разговор о серьёзном не клеился. Дмитрий Николаевич никак не мог определиться — сказать ли Андрею про вторник сейчас, здесь, или не говорить вовсе.

— Знаешь, Андрей... — начал он наконец и тут же осёкся.

Что? — в глазах сына читалось волнение. — Пап, ты какой-то не такой сегодня... Всё в порядке?

— Ты, наверное, уже и не помнишь, какой я! — попытался пошутить Дмитрий Николаевич. — Всё в порядке, не волнуйся. Ты знаешь, я приехал сказать, что не считаю твои работы лажей. И никогда не считал. Ты — молодец. Я читал статью о твоем творчестве... Почему-то, в немецком журнале. А почему не у нас — нашим ничего не надо, что-ли?

— Ну, во-первых, этой статье уже года полтора... — Андрей говорил как бы нехотя, но старший Вершинин видел, что ему очень приятно. — Во-вторых, она вовсе не обо мне, а о европейском гиперреализме в целом и русском в частности. Статья большая...

— Но, там про тебя здоровенный абзац прямо в самом начале! — перебил Дмитрий Николаевич. — Про всех остальных — так, мельком!

— Ну, не совсем... — Андрей стал аж пунцовым. Вершинин вспомнил, что таким покрасневшим видел его последний раз ещё в школьные годы, когда хвалил за первое место на олимпиаде по математике. — Шрайнер — большая умница и всегда пишет объективно. Там про многих наших — про Антона, про Мишку Закревского... Не только про меня.

— Пусть, не только... Но, всё равно, поздравляю!

— Пап, колись, давай, что происходит? — в глазах Андрея снова мелькнуло беспокойство. — Ты же знаешь, я не отстану...

— Да... — непослушный язык никак не хотел произнести страшных слов. Дмитрий Николаевич аж вспотел от напряжения. И, неожиданно вывернул туда, куда вовсе не хотел. — Я пришёл просить тебя вернуться. На твоих условиях...

— Вон чего... — глаза Андрея буквально наполнились разочарованием. — Пап, ты же знаешь, мы всё уже решили. У меня свой путь, и пойду я по нему. Кстати, можешь меня поздравить — мне снова дают площади. И не где-нибудь, а в ЦДХ на Крымском валу... Для персональной выставки. И, на этот раз, работ вполне достаточно, ничего помешать мне уже не может.

-Андрюха, как говориться, от души! — Дмитрий Николаевич, действительно, был искренне рад. — А когда?

— В третьей декаде мая... Придёшь?

— В мае... — слова снова застыли у Вершинина в горле, а желудок буквально резануло ножом. — В мае... Прости, сын, не смогу. Ты же знаешь, в мае — мы всегда на выставке в Штутгарте... Попробую вырваться, но не обещаю. Прости...

— Да, ничего страшного...— Андрей старательно смотрел в окно, точно пытаясь найти там что-то важное. — Не парься, другого ответа я и не ждал. Проехали...

Зачем нужно было врать, Вершинин не понимал и сам. "Ну, вот, опять всё испортил. — неслись в его голове шальные мысли. — А если взять и всё рассказать? Прямо сейчас? Нет, тем более нет. Я и так ему в прошлый раз "пособил". Не хватало ещё одного повтора. Но, ведь, узнает...Обязательно узнает, но уже не от меня... И не в мае, а сейчас — в апреле. Надо подумать. Что-то придумать и вернуться...". Пауза затянулась. К огромному облегчению обоих, на кухню буквально ввалился Денис — аккумулятор модели был уже полностью заряжен и юный авиатор потребовал у отца с дедом, чтобы те одевались и шли на улицу смотреть первый полёт. Оба с большим облегчением согласились. На улице Андрюха под предлогом "показать как надо" отобрал у Дениса пульт, но "мастер-класса" не получилось — самолёт практически вертикально упал в траву за школьным стадионом. Выжившую каким-то чудом модель во второй раз Денис запустил сам, но столь же удачно. Вошедший в раж дед отобрал у него пульт и несмотря на все протесты поднял машину в воздух. Надо отметить, что у него получалось куда лучше, и самолёт целую минуту выполнял в воздухе разные фигуры. Но, в конце концов, и Дмитрий Николаевич дал маху — модель, на полном ходу воткнувшись в асфальтовую дорожку носом, беспомощно замерла. Взяв её в руки, Андрей нажал на пульте рычажок газа, но винт, вдавленный в пенопластовый фюзеляж, даже не пошевелился. Зато, изнутри раздавался тоненький писк. Денискины губы задрожали, из глаз ручьём потекли слёзы.

— Денис, ну-ка не ной! — Андрей вытянул легонечко винт и снова нажал на газ. Винт закрутился, но сильно вибрируя. — Ничего страшного не случилось... Просто, двигатель от удара с креплений сорвало. Мне такое отец почти после каждого запуска чинил. Помнишь, пап? Вскроем фюзеляж... О, он тут вообще, на шурупчиках, а не на клею... Красота! Вскроем фюзеляж, поставим двигатель на место, зальём крепления эпоксидкой. Дома, вроде, где-то была... Можно ещё для крепости штифты вставить из половинок английских булавок. И — завтра опять запускай! Ну-ка сопли вытри, не позорь меня перед дедом! Подумает, что ты — нытик...

— Ничего я не подумаю... — Дмитрию Николаевичу давно не было так хорошо. — Я, лучше, к вам завтра отремонтированный самолёт запускать приеду. Вместе с тётей Ниной. Может, ещё дядю Валеру захватим, если он не сильно занят будет...

— Отец! — Дмитрий Николаевич хорошо помнил, что такое обращение, обычно, ничем хорошим не заканчивается. — Ты можешь, наконец, сказать, что происходит? Почему Нина здесь? Она одна, без Лизы?

-О, мне пора... — демонстративно взглянув на часы, вывернулся Дмитрий Николаевич. — Андрюх, завтра приеду — подольше пообщаемся! Сейчас — прости, не могу...

Пожав внуку ладошку и чмокнув его в покрытый непослушными вихрами затылок, Вершинин быстрым шагом направился к машине. Открыв дверь, ещё раз махнул Андрею с Дениской и поспешил уехать. "Незачем... — билась в его голове безотчётная тревога. — Незачем... Мало ли, что? Пусть выставляется, пусть всё получается! Просто в завещание надо внести, чтобы Андрею сказали только после первого июня. Вот и всё... Очень простое решение!". Въехав на стоянку возле Бирюлёвского парка, Дмитрий Николаевич заглушил двигатель. Ехать решительно никуда не хотелось. Хотелось просто остановиться и подумать. Обо всём... Такой роскоши раньше он себе позволить не мог. Суета, суета, суета... Неожиданно поймал себя на мысли, что каждая из его секунд была посвящена одному из "нужных", "обязательны" или "очень важных" дел — всё ранжировано по приоритетам. Даже супружеский долг давно уже занял строчку в списке "нужных" дел. К своему удивлению Дмитрий Николаевич поймал себя на мысли, что сто лет не читал художественных книг — просто некогда было... Не ходил в кино... Так, чтобы "по-американски" — с поп-корном и пепси-колой... Да, ещё чтоб заснуть под конец. Или, напротив, ржать над тупейшей комедией ни в чём себя не сдерживая, не думая, "что станет говорить княгиня Марья Алексевна?!"... В театр ходил. Не очень часто, но было дело... В VIP-ложу, с мыслью продвинуть в голову очередной "фигуры" из правительства Москвы ценную для "Арсенал-Холдинга" мысль. В театре, за "рюмкой чая" в буфете — всяко легче... Или, например, на очередной показ "модной-вещи-которую-нельзя-не-посмотреть-а-то-так-лохом-и-останешься". Это уже Маринка... Нравились ли ему эти "вещи"? Откровенно говоря, некоторые — даже очень! Но, почему-то, его суждения редко совпадали с очередным приговором "продвинутой публики". Вершинин помнил спектакль про молодого скрипача, пытавшегося добиться признания и не получившего этой малости, несмотря на недюжинный талант. Что греха таить — Дмитрий Николаевич даже чуть было не пустил слезу в финальной сцене — там, где озверевшая шпана ломала парню, возвращавшемуся заполночь с первого большого концерта, пальцы. Вершинин хорошо помнил именно такую шпану — к сожалению, когда-то приходилось встречаться с ними и в реальной жизни.... Режиссёру удалось невероятно точно передать эти образы — Дмитрий Николаевич готов был поклясться, что "вон с тем длинным он знаком лично". Каково же было удивление Вершинина, когда Марина, вслед за подружкой снисходительно бросила: "Живенько... Но — банальщина!" Потом, Дмитрий Николаевич увидел именно такую формулировку в статье модного театрального критика. Страшно разозлился тогда... Смешно вспоминать. Вот и сейчас он невольно улыбнулся. Возможно, ещё и от того, что гулять по дорожке и разглядывать первые признаки пробуждения жизни было просто приятно. На душе от набухших почек на деревьях, от солнечных бликов в ряби лужиц, от одинокого белого крокуса, распустившегося возле кучи прошлогодних листьев и веток, было светло и радостно. Ехать уж точно никуда больше не хотелось. Хотелось раствориться в этом мире, стать его малой, но очень важной частичкой.

"Сценарий рая... — мысли его, поневоле, всегда возвращались к незаконченным делам. — Сама постановка задачи, по моему, бредовая... Какой тут может быть сценарий? Искусственное всё... Как из папье-маше.... "День сурка со знаком плюс..." Пожалуй... У каждого человека есть хоть один счастливый день." Дмитрий Николаевич с удивлением осознал, что мучительно копается в памяти, стараясь отыскать день, точно способный претендовать на это "зацикливание". Почему-то, ничего не выходило. Вернее, такие дни были, но очень давно... Подробности стёрлись из памяти, а Славик говорил, что они крайне важны... Помнил, как взял первый раз на руки Андрея. Огромный кулёк с синим бантом из которого еле виден был только крошечный носик. Как потом обнимал и целовал Ольгу — бледную с синими кругами под глазами, но такую родную и желанную... Этот момент помнил хорошо, а вот сам день — ни до этой встречи, ни после, в памяти не отложился. Так, отдельные кадры. Взволнованные глаза мамы, нервно теребящей букет хризантем... Весёлую студенческую братию, уже начавшую распивать шампанское на крыльце роддома — "А чего Ольку-то ждать? Ей всё равно нельзя будет!". Никак не заводящийся зелёный "сороковой" Москвич, на котором давно уже должны ехать домой... Больше, "кадров" того дня в своей памяти Дмитрий Николаевич не обнаружил. Да, на "День сурка" маловато будет... Похожие моменты вспомнились и про встречу из роддома Нины и Валерки. Невероятно счастливые и трогательные, но никак не подходившие под "полноценный сценарий". Неожиданно вспомнился ещё один день. Он тогда прилетел из Сургута, в котором провёл почти месяц. Едва самолёт коснулся посадочной полосы, Дмитрий Николаевич рванул к выходу, за что получил нагоняй от стюардессы. Потом лаялся с другими пассажирами из-за того, что перегородил дорогу, пытаясь вытащить из багажной полки застрявший там огромный бумажный свёрток, с которым его при посадке категорически отказывались пускать в салон самолёта. Сколько денег раздать пришлось, чтоб не заставили сдавать его в багаж... Потом — как матерился, пытаясь быстрее отыскать на резиновой ленте свою тощую дорожную сумку. Мчался домой на такси... Помнит Ольгины глаза — удивительно лучистые, тёплый свет которых уносил Димкину душу к самым невероятным вершинам. Буквально одно мгновение, секунда, после которой обнимались и целовались прямо на лестничной площадке. Обнимались до тех пор, пока их не вернул "на грешную землю" надрывный рёв Валерки, категорически не желавшего сидеть в манеже в одиночестве.

— Устал? — Ольга хлопотала вокруг Димки, пытаясь усадить за стол. — Мой скорей руки, у меня как раз борщ горячий... Как съездили, рассказывай! Всё получилось?

— Да, чего рассказывать... — Дима изобразил вселенскую скорбь. — Что тут говорить... Просто песец!

— В смысле? — испугалась Ольга, не заметив в Димкиных глазах весёлых чёртиков.

— В прямом. — Вершинин постарался скорчить гримасу как можно траурнее и правдоподобней. — Говорю же — песец! Полный! Был, наверное...

— Да, говори ты толком! — Ольга аж рассердилась, глаза наполнились слезами. — Вас что, кинули? Побили? Говори же!

Перерезав последнюю верёвочку, стягивавшую свёрток, Димка бережно освободил от множества слоёв бумаги белоснежное пушистое облако. Аккуратно встряхнув, набросил на плечи жене.

— Говорю же, песец. И теперь он — твой!

— Как же ты меня напугал, засранец ты противный! — Ольга снова обвила Димкину шею тёплыми руками, уткнулась в мятую с дороги Димкину рубашку. Потом она не меньше получаса вертелась в новой шубе перед трюмо, перед притихшим в кроватке Валеркой, перед большим зеркалом в прихожей, перед Димкой, буквально смакующим домашний борщ. Потом, вдруг, опомнилась:

— Слушай, зачем ты это сделал? Это же целое состояние! У нас же ипотека... Скоро Нину в школу собирать... Это же... Я даже не могу представить, сколько она стоит!

— И не надо! — говорить с набитым ртом у Димы получалось плохо, но остановиться, намаявшись за месяц сухомяткой, он уже не мог. — Не надо представлять... Не дороже денег. А ипотеку мы уже завтра ополовиним.

Поднявшись из-за стола, подошёл к объёмистой, не по сезону тёплой куртке и, достав оттуда несколько красных и зелёных "котлеток", туго перетянутых резинками, весомо шмякнул ими о тумбочку в прихожей:

— И на ранцы с формой останется!

— Вы что, банк на пару с Пузырём грабанули? — только и смогла выдохнуть Ольга.

— Зачем, банк? — Димка говорил нарочито небрежно, как бы нехотя. — Просто, мы с Толяном умудрились ещё пару заказов там же зацепить. Представляешь, как повезло — и бригада сформирована, и с логистикой всё понятно... Я, на самом деле, на пару дней приехал. С покупкой материалов решу — и назад. Работы море, и платят не торгуясь... Надо пользоваться.

-Назад? -в Ольгиных глазах блеснули слёзы. — Как назад? Я только обрадовалась...

— Котёнок, ну потерпи немножко. — большие, сильные Димкину руки бережно прижали к себе хрупкую фигурку, хлюпающую носом в пушистом песцовом облаке. — Ну, ты же понимаешь, что нам это надо...Мы же хотим в своей квартире жить, а не быть у банка на "птичьих правах"?

— У тебя три минуты на ванную. А я пока Валерку укачаю... А потом ты — мой! Будешь за весь месяц отдуваться и ещё за месяц вперёд... У нас есть два часа, пока Андрюшка со школы не пришёл...

Потом были объятия, была настоящая буря. Димке то казалось, что он падает в бездну, то грезился полёт в самые радужные небеса. Потом, когда казалось, что уже совершенно не было сил даже просто пошевелиться, тёплые Ольгины губы, легонько касаясь Димкиной спины, вновь и вновь наполняли желанием. Потом неожиданно в двери завозился Андрюшкин ключ и Димка с Ольгой изображали поднятых по тревоге десантников. Почти получилось — когда Андрей бросил на пол в прихожей рюкзак, Димка вышел к нему уже в джинсах и футболке. То, что носок на ноге был один, Андрюшка, наверное, не заметил — бросившись к Диме на шею, прижался к свежепобритой щеке. Потом, получив шикарнейший, по мальчишеским меркам, подарок — кусок настоящего бивня мамонта, бережно спрятал его на свою полочку. Дмитрий Николаевич видел его и сегодня — кусок бивня лежал на видном месте в серванте в Андрюхиной квартире. Потом, покормив Андрея и забрав из садика Нину, решили рвануть в парк — вот в этот самый парк, по которому сейчас не торопясь брёл старший Вершинин. Едва выехав из дома, встали на МКАДе в дичайшую пробку. Потом, кое-как вырвавшись из неё, Димка, всё-таки долетел до парка, по дворам и промзонам. Потом долго гуляли по дорожкам, наслаждаясь наступающей вечерней прохладой. Потом, пока ребятня носилась по обнаруженной в глубине парка детской площадке, Димка, сидя на скамейке, обнимал улыбающуюся Ольгу, легонько покусывал мочку уха и обещал "сделать с ней ночью такое!". Дмитрий Николаевич отчётливо помнил, что и во время прогулки, и на скамейке и даже в пробке, постоянно ловил на себе тёплые лучики счастливых Ольгиных глаз.

Опустившись на скамейку, Дмитрий Николаевич постарался сосредоточиться, бережно, по крупицам, отыскивая в памяти мельчайшие подробности того дня. Неожиданно его мысли прервал звонок мобильного. Поглядев на экран, Вершинин нахмурился — высветившаяся на экране физиономия зама по безопасности не предвещала ничего хорошего.

— Николаич! — в голосе безопасника слышалась искренняя радость, напополам с облегчением. — Слава Богу, живой! Ты где, вообще?

— В Бирюлёво, по парку гуляю. — Дмитрий Николаевич был здорово раздосадован неожиданным возвращением в реальность. — А что такое?

— Где?! — безопасник аж задохнулся от возмущения. — В Бирюлёво??? Охренеть! И что ты там делаешь?

— Пал Иваныч! — Вершинин почувствовал, что начинает закипать. — Мы с тобой, конечно, коньяк пьём и семьями дружим, но не помню, чтобы кто-то субординацию отменял!

— Да какая к чертям собачьим субординация! — было слышно, что Павел передвигается почти бегом. — Мне главное тебя до офиса живым довезти! А там уж я тебе любую субординацию окажу — хочешь, ботинки почищу, хочешь — под балалайку спляшу! Что хочешь...

— Иваныч, давай по существу, без истерик.

— По существу — твой Мерседес обстреляли прямо на Тверской. Не просто обстреляли — изрешетили из четырёх стволов! Живого места нет! Гриша тяжело ранен... Съездил, блин, машину помыть... И тебя нигде нет! Я уж думал — увезли... А ты где-то, вообще не понятно где! Я тут чокнусь скоро!

— А кто это сделал?

— А я откуда знаю?! — дыхание Иваныча выровнялось, слышен был шум проезжающих машин. — Ты, давай, не выходи никуда из парка своего... Мы тебя там сами найдём. Я бы, конечно, посоветовал тебе в людное место пойти, но более людного места, чем Тверская, ты в Бирюлёво по любому не найдёшь... Так что — в парке сиди. Смотри, дождись нас, не чуди, и не звони никому! Поговорим — выключи телефон и батарею вынь, а через сорок минут обратно вставишь и включишь — мы как раз подъедем.

Нажав отбой, Дмитрий Николаевич задумался. "Только этого не хватало. — грустно думал он, разглядывая проступившие на подтаявшем снегу собачьи фекалии. — Кому я сейчас, за неделю до "кончины" так насолить сумел? На Тверской молотили, демонстративно... Тридцать лет такого не случалось — с "лихих девяностых". Маринка? Вряд ли... Та — расчетливая. Шоу устраивать не станет. Если примет решение "мочить" — отравит потихоньку, да так, что и не подкопается никто. Возможностей — хоть отбавляй. Да и невыгодно ей — во вторник и так одинокой и очень богатой "вдовой" станет. Без риска, без хлопот... Вряд ли Маринка... Валерка? Молодой ещё , глупый... Здорово разозлился сегодня. Но, неужели настолько, чтобы отцу киллеров нанять? Если он — Маринке крышка... Нет, вряд ли... Да и как с этим жить потом? Хотя... Как там Славик вещал — "современный успешный человек, свободный от неизвестно кем придуманных идиотских догм и правил?". Неужели, Валерка как раз такой "свободный человек"?". От такой мысли у Дмитрия Николаевича страшно скрутило желудок, так, что он вынужден был опуститься на мокрую, грязную скамейку. Посидев, немного перевёл дух. И тут, спасительная догадка буквально ослепила его: "Так, это ж Пузырь! — Вершинин аж повеселел от мысли, что ни на кого из "домашних" можно не думать. — Точно, он! Решил на старости лет должок вернуть, гадёныш! Ничего об меня и не такие зубы ломались, "обратку" получишь по полной! Дай только Иваныч доедет, там решим...".

Толик Пузырёв был закадычным другом Димки Вершинина ещё со школы. Врозь их видели редко — настолько, что иногда знакомые называли их "сиамскими близнецами". Вместе отучились в строительном институте, были друг у друга на свадьбе свидетелями. Когда родился Андрей, Толик стал ещё и Димкиным кумом. Дело своё тоже начинали вместе. По-другому даже и представить было бы странно. Поначалу, Димка выступал на вторых ролях — предприимчивый и головастый Толик первый предложил заняться установкой торговых павильонов из лёгких конструкций, которые допустимо было ставить даже без фундамента. Димка, поначалу, отнёсся к этой теме скептически — уж больно то, что предложил делать Пузырь расходилось с тем, что объясняли убелённые сединами профессора в институте. Не то, чтобы такие конструкции запрещались или ограничивались — вовсе нет! Но, они как-то всегда воспринимались исключительно технологическими. Гаражи, склады — не вопрос. А так, чтобы под торговые павильоны, кафешки или модные тогда залы игровых автоматов — как-то странно предположить было... Но, тема оказалась "взрывной". Возводились здания из железа и пластика легко, вид, размер и внутреннее убранство имели абсолютно любое — в зависимости от размера кошелька и пожеланий заказчика. Объём бумажной волокиты немногим превышал хлопоты по установке торговой палатки, сборка не требовала какой-то специальной техники — бригады, способные варить железо и крутить болты сколачивались легко — хоть в Москве, хоть в провинции. Впрочем, не всё и не всегда шло гладко — несколько раз друзья напарывались на откровенный обман. Впрочем, чаще обман случался вынужденным — когда заказчик не мог расплатиться из-за того, местные власти начинали вставлять палки в колёса из-за его "кривых" документов. Недооформив или просто что-то оформив неправильно, человек долго не мог начать использовать построенное для него здание. В результате, "в минусе" были все — и Вершинин с Пузырёвым и сам заказчик. Вот тогда-то Димка и предложил делать всё "под ключ" — от бумаг на участок и присоединения к электричеству и канализации до дизайна внутренней отделки. На этот раз уже у Толика возник скепсис — беготня по кабинетам казалась ему настоящим адом. На том и порешили — Толик углубился в архитектуру, в придумывание новых конфигураций и назначений своих зданий, в их внутренний и внешний дизайн, а Димка помчался по кабинетам, постепенно обрастая связями и знакомствами. Тема монтажа "под ключ", когда от заказчика нужны были лишь деньги и внятная формулировка пожеланий, дала вершининско-пузырёвскому бизнесу дополнительный импульс — заказов стало много больше, а случаи "пролёта" свелись почти к нулю. Однако, именно это разделение постепенно развело их — скопив первоначальный капитал, оба занялись тем, что каждому из них казалось серьёзным и настоящим. Дима занялся капитальным строительством — старался получать подряды на строительство новых бизнес-ценртров, а Толик ударился в реконструкции и ремонты. Работы у обоих было хоть отбавляй. Тем не менее, на редкие выходные и праздники старались приехать друг к другу со всем семейством. Ну, а когда не получалось — на праздничный стол непременно ставился ноутбук и начинали "поздравляться по скайпу". Стукнув пятую по счёту рюмочку об экран, Димка уже вполне реально чувствовал присутствие Анатолия не где-то там, а вполне себе рядом.

В тот злосчастный Новый Год скайпа не потребовалось — и Толик и Димка были в Москве, поэтому, разумеется, праздновали вместе. К моменту, когда уже спровадили Деда Мороза, отстреляли все купленные салюты, уложили детей и даже уже были выгнаны супругами из-за "разоружаемого" праздничного стола на кухню, разговор, как обычно, зашёл про работу.

— Знаешь, Толяныч... — разливая нетвёрдой рукой свой любимый виски — "по чуть-чуть", делился мечтой Димка. — Я тут, наконец-то для себя строить буду!

— Дом? — Толик зачерпнул вилкой прямо из общей тарелки традиционный крабовый салат. — Так ты уже рассказывал.

— Не, я не про это. — Дима передал Толику рюмочку. — Ну, будем! Чтоб мечты сбывались!

— Поехали!

— Я, Толян, в Мытищах место одно наметил... — Димка отправил в рот половинку подсохшего за вечер мандарина. — Загляденье, а не место... Там, правда, стоит сараюшка, но снести проблем нет — на неё без слёз не взглянешь! Торговый центр там поставлю. На свои... Мой будет! Место бойкое — площади будут тысяч по пятьдесят за метр улетать... Классная будет финансовая подушка, на всякий пожарный, правда? На пересечении Герцена и Ленина... О как!

— Молодец! — похвалил Толик, снова приобщаясь к крабовому салату. — Мытищи — город неплохой, растущий... Строек вокруг — вагон! Я там тоже кое-что прикупил. Потом расскажу.

С работы разговор плавно перетёк к "квартирному вопросу", от него — к отношениям с жёнами, а от них — к "бабам вообще". Так и забылся бы этот ничего не значащий застольный трёп, если бы, поехав в администрацию договариваться о покупке "сараюшки", бывшей некогда довольно большим универмагом, Димка не получил прямой и внятный отказ:

— Старик, ничего не получится! — зам главы только развёл руками. — Уже не в нашем управлении — там собственник имеется. Можешь с ним договориться. Перекупить как-нибудь, если так уж тебе этот универмаг интересен.

— Ну ладно, Максим Петрович, давай контакты. — грустно вздохнув, согласился Вершинин. — Может и правда — договоримся...

— Записывай. — покопавшись в бумагах Максим Петрович надел очки. — Фирма ПромДизайн, телефон...

— Кто?! — прервал его Вершинин. — ПромДизайн? А учредители кто у этого ПромДизайна?

— Что-то ты, Дима нервный сегодня... — зам главы перевернул несколько листов. — Сейчас найдём тебе учредителей. А, во-от они... Пузырёв А.М., Малинин К.С. Ты их знаешь, что-ли?

— Знаю. — коротко бросил Вершинин уже вставая. — Не надо контактов... Так договоримся.

В кабинет Анатолия, Вершинин, буквально, ворвался.

— Ты чё творишь?! — набросился он, прямо с порога. — Никак от тебя такой подляны не ждал, друг мой дорогой!

— Димон, ты чего? — совершенно искренне удивился Пузырёв, поднимаясь из-за стола. — Ты, вообще, о чём?!

— О чём?! — Дмитрия Николаевича было не остановить. — О том! О Мытищах! Перекрёсток Герцена и Ленина! Что, не помнишь уже?

— Почему, помню... — всё с тем же недоумённым видом пожал плечами Анатолий. — Мы с Костиком там старый универмаг купили... Будем из него дворец боулинга делать. Конфигурация здания почти идеально подходит — даже стены сносить не надо. Двенадцать дорожек влезет. А на втором этаже — кафешку с танцполом. В подвале — бильярд. Подожди, а ты то тут при чём?

— Причём? — Вершинин буквально навис над невысоким Пузырёвым. — Я — при чём? Это ты при чём? Я тебе ещё на Новый год про это место рассказывал! Доверился, как другу! А ты, гнида, оказывается?!

— Ну, за "гниду" и ответить можно! — сдвинул брови Анатолий. — А универмаг этот мы ещё полтора года назад купили. Документы показать?

— В задницу их себе засунь! — Дмитрий Николаевич разошёлся не на шутку. — Я тебе за пятьсот баксов любые нарисую, не отличишь! Думал, лоха нашёл?! Хрен ты, Толя, угадал! Будет у тебя там боулинг, на сто дорожек — держи карман шире. Я таких вещей не прощаю!

От звука закрывшейся двери жалобно звякнули стёкла в полуподвальчике, где находился тогда пузырёвский офис.

— Вот псих-то, лечиться надо... — Толя лишь пожал плечами. В этот момент он ещё не догадывался, что задумка с боулингом так и не осуществится. Уже не следующий день в Промдизайн придут налоговики, за ними Ростехнадзор, потом пожарные... Потом, Госстройнадзор отзовёт у ПромДизайна все лицензии. Через полгода Толик Пузырёв, чтобы расплатиться с кредиторами, продаст доставшуюся от родителей квартиру и, вместе со всем семейством, надолго уедет из Москвы. Уедет, но не сдастся — лет через десять его теперь уже "СтройПромДизайн" всплывёт в Калуге. Кроме традиционных "лёгких конструкций", Пузырёв займётся возведением дешёвого типового панельного жилья и здорово на этом поднимется. Потом в сферу его интересов попадут Тула, Рязань и Орёл. Разменяв третий миллион построенных квадратных метров, Пузырёв займётся и Московской областью.

Читая про его успехи, Дмитрий Николаевич всегда ощущал смешанные чувства. С одной стороны, умом он понимал, что совершенно зря "рубанул с плеча". Проверяя документацию по, теперь уже, своему универмагу, Вершинин ясно увидел, что сделке, действительно, полтора года. Что никакой "подляны" Толик ему не делал и пострадал ни за что. С другой стороны, признать, что буквально "раздавил" друга было выше его сил. "Так ему и надо. — упрямо бубнил он про себя каждый раз, когда в разговоре с Ольгой или с институтскими друзьями мелькала редкая Толикова фамилия. — У меня кусок не вырвешь! И не такие зубы ломались!". Зубы, действительно, ломались... Ни в девяностые, ни в "нулевые" Вершининский "Арсенал" сломать об коленку так никому и не удалось. Умело лавируя между чиновниками, "братками" и финансовыми воротилами, Вершинин сумел не только остаться на плаву, но и постепенно сколотить немалое состояние, создать себе имя. Были в истории Арсенал-Холдинга и попытки рейдерских захватов, умело отбиваемые Вершининскими друзьями из прокуратуры и ФСБ. Нынешний "безопасник" — Павел Иванович Синицын был как раз одним из таких друзей, оставленных "конторой" за бортом во время одной из бесчисленных волн сокращений.

Тем не менее, именно с тех пор Вершинин на дух не переносил ни скайп ни Новый год. Со скайпом было проще — со временем на Вершининском столе появился модный и дорогущий аппарат для видеоконференций, подключенный к здоровенной плазме на стене. А вот Новый год для его домашних стал настоящей проблемой — Вершинин превращался в храпящий под ёлкой подарок задолго до боя курантов, при том, что в другие дни, напиваться до потери сознания Дмитрий Николаевич себе никогда не позволял. Впрочем, в последнее время и этой проблемы не стало — Андрей на Новый год присылал лишь дежурную смс-ку с поздравлениями, Валерка неизменно отправлялся "тусить по клубам", а к поздравлению от Нины, встречавшей праздник в полдень "по Москве" Дмитрий Николаевич уже успевал прийти в себя. Появившаяся несколько лет назад Марина, встретив разок Новый год с Вершининым, больше себе такого "удовольствия" уже не позволяла, улетая каждый раз в какую-то из тёплых, солнечных стран.

Взглянув на часы, Дмитрий Николаевич прервал невесёлые воспоминания и включил мобильник.

— Николаич! — тут же раздался звонок Синицына. — Мы подъехали, направляемся от стоянки на Липецкой улице на северо-восток. Тебя зафиксировали, идём навстречу. Давай, тоже, в нашем направлении.

А, буквально через минуту Вершинин, предельно собранный и по-обычному подтянутый и серьёзный шагал к машине в сопровождении невысокого, растолстевшего на частной службе Иваныча и пары крепких ребят из ЧОПа, с характерно оттопыренными в районе левой подмышки пиджаками.

— Иваныч, — коротко скомандовал Вершинин. — сначала в офис, а потом на Сретенку подскочим — надо пообщаться кое с кем.

— На Сретенку? — нахмурился Синицын. — Это с кем ты там общаться собрался?

— Твоё какое дело? — резко оборвал панибратство Вершинин. — Сказал, на Сретенку, значит на Сретенку! Завязывай с вольницей, Синицын! Твоё дело — безопасность мою обеспечивать, а не советы давать. Вопросы есть?

— Никак нет... — отвернулся к окну Иваныч. — Только, на разборку с Пузырёвым ты зря время потеряешь и людей насмешишь... Нашёл, бандита...

— Ты чё, не понял меня сейчас? — взорвался Вершинин. — Отставить советы! А то и на улице не долго оказаться...

— Да не вопрос! — прищурился "безопасник". — Заявление прямо сейчас написать или до офиса потерпишь?

— Иваныч, не беси меня... — уже на два тона ниже проворчал Вершинин. — А на кого мне ещё думать? Ты, просто, не знаешь многого...

— А вот сейчас — обидел по-настоящему! — ухмыльнулся Синицын. — Не знаю я чего-то... Ну-ну! Не знаю я пока только одного — кто на самом деле стрелял. Особенно, нарочитость, демонстративность меня смущают. Но, узнаю... А пока, если это тебя развлечёт — можем и к Пузырёву съездить. Кто платит деньги, тот заказывает музыку. Ты, кстати, мобилку выключи и не включай больше. Мы тебе завтра новый номер оформим. Новую "симку" привезём — тогда включишь. И батарею вынь.

Дальше ехали молча. А, едва Вершинин переступил порог своего кабинета, как к нему, буквально ворвался младший отпрыск.

— Ну что, что я тебе утром говорил?! — в Валеркином голосе явственно звучали истерические нотки. — Это же Маринкина работа!

— Валер, — поморщился Дмитрий Николаевич. — я понимаю твою неприязнь, но логика-то куда делась? Во вторник она без проблем станет владелицей круглой суммы и немалого имущества. Зачем ей какие-то приключения?

— Да, как ты не поймёшь?! — Валера сорвался на крик. — Это же в меня стреляли! В меня! И мотив тут простой — меньше долей, больше каждая из них!

— Ты что, разумом помутился от страха? — вытаращил глаза Вершинин. — А ничего, что это мой "мерин" в дуршлаг превратили и именно мой Гришка в Склифе на операционном столе? А твой водила только по офису слоняется и третью пачку за день докуривает?

— Ну и что? — Валерка смотрел на Вершинина совершенно безумными круглыми глазами. — Моя машина точная копия твоей, только номер на две цифры отличается! Вот Маринкины киллеры и попутали. Я тебе говорил, что мочить её надо, а ты сопли жуёшь! Ну, ничего, я уже Марату первый транш кинул, он начинает работать.

— Что ты кинул? — у Дмитрия Николаевича зашевелились волосы. — Ты дебил, Валер, или как??? Ты чего натворил? Да ты на Мерседесе только по работе ездишь! Именно поэтому он уже месяц из ворот не выезжал! Хоть бы на стройплощадку какую сгонял, проветрился! Бездельник! Если бы тебя, кретина, Маринка мочить хотела, то киллерам бы номер твоего Бугатти дала, на котором ты по кислотным клубам своим, да по "лебедям" носишься!

— Димка, слава Богу, живой! — Марина, впорхнув в кабинет, направилась к Вершинину. — Боже, как я испугалась!

Наклонившись к старшему Вершинну, изобразила горячие объятья.

— Испугалась она... — прошипел вслед Валера. — Раз сорвалось, конечно, надо испуг изображать!

— Что ты сказал?! — Марина резко выпрямилась. — Повтори!

— Что слышала! — выпалил Валера. — Промазали ребята твои — так сразу прибежала. Вон шарфик чёрный — в безутешную вдову раньше времени нарядилась, да лоханулась?!

— Да как ты смеешь?! — из Мирининых глаз брызнули слёзы. — Димочка, неужели и ты так думаешь?!

— Ну-ка заткнулись оба! — Вершинин неожиданно хлопнул ладонью по столу. — Значит так! Решение по вашим долям в завещании я принял такое: акции Арсенал-Холдинга вам достаются без права управления ими. Формально они будут ваши, но управлять ими будет совет директоров в течение двадцати лет. А вам будут только дивиденды выплачиваться, но лишь при условии, что вы сами будете живы и здоровы. И, пожалуй, если Андрей с Ниной будут живы-здоровы. Помрёт кто из вас — обе ваши доли в благотворительный фонд пойдут, чтоб детей от рака лечить! Это не шутка. Впрочем, расстраиваться смысла большого нет — за прошлый год дивидендов на ваши пакеты по сорок шесть миллионов прилетело. Хватит на сигареты?

Дмитрий Николаевич с явным удовольствием наслаждался произведённым эффектом. Марина стояла, широко распахнув глаза, даже не моргая, а Валерка, опершись на подоконник, отвернулся к окну. Первым в себя пришёл именно он:

— Пап, ты в своем уме? Из-за какой-то потаскухи ты меня, фактически, лишил наследства! С голой задницей оставил!

— Я тебе, Валера, главное оставил... — устало произнёс Вершинин, открывая очередную упаковку обезболивающего. — Опыт, связи, знакомства... Все ниточки-верёвочки, что у меня в руках за всю жизнь появились я тебе, буквально, насильно запихивал. В готовеньком виде, да ты брать никак не хотел. С голой задницей... Минимум сорок миллионов баксов в год — это "голая задница"? "Штоб я так жил уже!" Получишь дивиденды за этот год — "отпочковывайся", своё дело начинай. Денег вполне хватит... Я с заемных стартовал, действительно, "с голой задницей" — без имени, без связей, без опыта... И ничего, сдюжил... Голову включай и работай, детство кончилось.

— "Потаскухи"... — Маринка старательно растирала глаза, всхлипывала и сморкалась. — Я лучшие годы на тебя потратила, а ты позволяешь какому-то гадёнышу так говорить про меня. Я подаю на развод.

— Марин, давай без спектаклей. — Вершинин криво усмехнулся. — Актрисой ты всегда хреновой была... Гадёныш, конечно, молодой и глупый и несёт порой невесть что... Но, иногда, устами младенца глаголет истина... Потому, что кроме молодого гадёныша, есть ещё старый и мудрый Иваныч, который каждую неделю кладёт мне на стол детализацию звонков с твоего мобильника. Напомнить, чей номер на 23-18 заканчивается или сама в памяти покопаешься? Вот, на прошлой неделе — один исходящий и три входящих, общая продолжительность — сорок две минуты. Или пока не готова эту тему обсудить?

Марина стояла молча, закусив губу, и вид у неё был весьма озадаченный.

— Так что, дети мои — нежно заботьтесь друг о друге и живите долго и богато... А, дёрнетесь — в пыль сотру! Вся юрслужба "Арсенал-Холдинга" по вам отработает. Тогда, точно с голой задницей останетесь. Не шучу! А теперь — пошли вон! Оба!

Валерка, опустив плечи, молча направился к двери. За ним в том же состоянии задумчивости последовала Марина.

— Любимая! — позвал Дмитрий Николаевич, когда та уже готова была перешагнуть порог.

Марина недоумённо обернулась.

— У меня завтра на завтрак яичница с колбасой, приготовленная твоими руками. — Вершинин, ухмыльнулся. — А на обед — суп пюре из шампиньонов, ну как ты любишь... А Лиде отгул на завтра дай. И, попробуй ослушаться — это будет самая дорогая яичница в твоей жизни, да и в истории человечества, наверное...

Поймав испепеляющий взгляд, Дмитрий Николаевич, впервые за сегодняшний день удовлетворённо улыбнулся. Жизнь налаживалась...

После того, как дверь кабинета закрылась, Вершинин нажал кнопку вызова секретаря и велел пригласить к себе зама по правовым вопросам и Шепелева. Дав короткие распоряжения насчёт изменений в завещание и перехода "Арсенал-Холдинга" под управление совета директоров во главе с Шепелевым, Вершинин отпустил их и подошёл к сейфу. Немного подумав, всё-таки открыл его и достал оттуда компактный бельгийский браунинг. Проверив наличие в магазине обоймы, сунул его в карман плаща и вызвал Иваныча.

До Сретенки, где располагался теперь офис Пузырёва, долетели быстро. Пузырёвская охрана, почему-то препятствий к проходу не чинила и представительная компания из Вершинина, Павла Ивановича и трёх вооружённых телохранителей оказалась перед дверями Пузырёвского кабинета. Тут вышла маленькая заминка — секретарь Пузырёва преградила им дорогу и попыталась не пустить, ссылаясь на то, что "У Анатолия Михайловича совещание, и он велел никого не пускать!". Когда Дмитрий Николаевич не слишком деликатно отодвинул её, помчалась вызывать охрану. Вершинин же решительно открыл дверь кабинета и шагнул внутрь.

— Вот это номер... — Анатолий поднялся из-за стола. — Лёгок на помине...

Пятеро мужичков, только что оживлённо беседовавших, тыкая отточенным карандашом в разложенные на столе чертежи, синхронно обернулись и замерли с открытыми ртами.

-Что, Толя, уже поминать меня готовились?! — усмехнулся Дмитрий Николаевич. — Рановато пока... Тщательнее работать надо.

— Так, парни, пятнадцать минут перекур... — решительно произнёс, вставая из-за стола Пузырёв. — Идите кофе попейте. И этих ребят с собой возьмите, угостите. Не возражаешь, Дима?

— Да как-то чудно, что ты моими людьми командуешь... — скривился Вершинин. — Вроде, я пока живой...

В дверях появилась Пузырёвская охрана, обнажая на ходу оружие. Тут же, синхронно, и у спутников Вершинина в руках появились пистолеты. Мужики с чертежами отпрянули вглубь кабинета.

— Ну-ка замерли все! — раздался грозный баритон Пузырёва. — Мне тут крови ещё не хватало... Дима, выставь своих в коридор, пока свалка не началась... Или боишься со мной тет-на-тет поговорить?

— Я, Толик, давно ничего не боюсь... — поморщился Вершинин. — Иваныч, выйдите в коридор, но далеко не уходите. Вместе с этими...

Старший из Пузырёвской охраны вопросительно взглянул на шефа и тот кивком головы одобрил. Оставшись один на один с Анатолием, Вершинин снова рванул в атаку:

— Ну что, сегодня на Тверской — твоя работа? Промазали клоуны твои?

— Димка-Димка... — покачал головой Пузырёв. — Знал я, что ты дурак, но не настолько же...

От взгляда его, прямого и открытого, Вершинину стало не по себе.

— Сам ты, дурак... — только и смог он пробормотать, устало опускаясь в кресло. Было понятно, что дальше говорить не о чем, что тема исчерпана. То, что заказ не Пузырёвский, Дмитрий Николаевич понял вполне ясно. Скорее даже, почувствовал...

Несколько секунд помолчали.

— Знаешь, Толя... — неожиданно сам для себя произнёс вдруг Вершинин. — Прости ты меня, дурака.... За всё, что было прости!

— Честно говоря, — начал Пузырёв, присаживаясь на подлокотник кресла, в котором сидел Дмитрий Николаевич. — я тебя давно уже простил. Знаешь, как говорят — "каждый человек тебе не друг и не враг, а учитель". Ты крепко научил меня. И за науку я тебе даже благодарен — она мне потом не один раз пригождалась...

— Какую науку? — Дмитрий Николаевич, наконец, заставил себя взглянуть собеседнику в глаза.

— Простую науку... — усмехнулся Анатолий. — Не пускать в душу тех, с кем дела делаешь и не делать дел с тем, для кого в душе уголочек обустроен.

— Ясно... — Вершинин почувствовал, что не в силах больше находиться в Пузырёвском кабинете и попытался встать, но желудок снова скрутило так, что и слова произнести не получалось. Тем не менее, Дмитрий Николаевич постарался взять себя в руки, чтобы совсем уж не уронить лицо. Пузырёв же тем временем направился к шкафу и вытащил оттуда бутыль любимого Вершининского Jack Daniels и два "правильных" толстостенных бокала.

— Не, Толян, не могу... — Вершинин мысленно облизнулся. — Нельзя мне.

— В смысле??? — прищурился Анатолий. — Ты что, профессию сменил?

— Почему сменил? — не понял Дмитрий Николаевич.

-Потому, что сам всегда говорил, — продолжил Пузырёв, разливая виски по бокалам. — что строитель, которому "нельзя" профнепригоден. Что, не помнишь, в каком состоянии ты меня домой доставил с приемки павильона возле Курского вокзала? Заставил, буквально, с Самвелом с этим соревноваться — типа "русские строители не сдаются!"... А у меня в тот день, между прочим, годовщина свадьбы была... Ох и влетело тебе тогда от моей Лильки! Она ж у меня всегда умной женщиной была — знала, кто воду мутит...

— Здорова? — спросил, пытаясь соскочить с неудобной темы Вершинин.

— Да, слава Богу! — Пузырёв пододвинул ему стакан. — В сентябре юбилей справлять будет. Приходи, будем рады!

— Не приду... — Дмитрий Николаевич опустил голову. — И это мне нельзя. Я во вторник в "Парадиз" ложусь...

— Оп-па... — Анатолий чуть не выронил стакан и счёл за благо поставить его на столик. — А что с тобой?

— Рак. — Вершинин грустно усмехнулся. — Рак желудка. Неоперабельный.

— Старик, ты какую-то бредятину задумал... — Пузырёв снова опустился на подлокотник кресла, в котором сидел Дмитрий Николаевич и положил руку ему на плечо. — Зачем тебе к шарлатанам к этим? Давай я тебе контакт профессора одного дам. Съездишь в Израиль, вернешься, как ни в чём не бывало! У него Лилька пять лет назад оперировалась — ювелир, зуб даю! Он людей с того света за уши вытаскивает, вот ей Богу!

— Либман? — снова усмехнулся Вершинин.

-Э-э... — лицо Пузырёва вытянулось. — Он...

— Был я у него, ещё два месяца назад. Без толку. Не взялся...

Помолчали. Дверь кабинета на пару сантиметров приоткрылась и тут же закрылась вновь.

— Ладно, Толян... — Вершинин решительно взял наполненный почти до краев стакан. — По чуть-чуть, наверное, можно... Давай, по маленькой.

Стукнув своим стаканом по Пузырёвскому, залпом проглотил. Анатолий последовал его примеру.

— Как говориться, один раз не... — Вершинин почувствовал как тепло разливается по жилам. — Один раз — не "парадиз", вот что!

Анатолий, делавший финальный глоток поперхнулся и закашлялся.

— Чёрт бы тебя побрал, Димон! — перемешивая хохот с кашлем, Пузырёв буквально сложился пополам. — Вот вечно так. Ты хоть раз можешь за столом не хохмить, да так ещё, чтоб под руку! Как в Сургуте тогда... Прибью, нахрен!

Ворвавшаяся было на шум охрана с недоумением пялилась на двух обнимающихся и хохочущих стариков. Переглянувшись друг с другом, обе стороны аккуратно попятились к приоткрытой двери.

— Ну, Димон — кусок прикола... — продолжал биться в судорогах от смеха, Анатолий. — Только тебе могло в голову прийти ехать извиняться с четырьмя вооружёнными мордоворотами! Жжёшь!

— Да уж... — вытирал слёзы, выступившие то ли от смеха, то ли по другой какой причине, Дмитрий Николаевич. — И тебя узнаю — душа ты моя беззлобная. Уволь нахрен охрану такую — мы к тебе как к себе домой прошли — даже никто не взглянул в нашу сторону. Кроме девочки в приемной. Та — как тигрица. Просто молодец, береги её!

— Да уж... — отсмеявшись Пузырёв уселся в свободное кресло напротив гостя. — Олюшка — прелесть. И миленькая и дело своё знает. А охрана... Подумаю. Хотя, кому что-то плохое потребуется и так сможет сделать. Все, как говорится, под Богом ходим.

— Это верно... — грустно протянул Вершинин, ставя на стол пустой бокал.

— Давай ещё по пять капель — для закрепления?! — Пузырёв снова взялся за бутыль.

— Не, Михалыч... — Вершинин решительно поднялся. — Мне ещё в аэропорт надо — Нину встречать. Завтра завещание оглашаю — вот, всех своих собрал. Весёленькая процедурка...

— Да уж... — Пузырёв повертел в руках и с сожалением поставил на столик свой бокал. — С этой чертовщиной — всё шиворот навыворот стало... Оглашать завещание при жизни — удовольствие, наверное, то ещё!

— Ну а куда деваться? — пожал плечами Вершинин. — Так положено. Юридически я жив буду ещё лет двести, а то и триста... Пока не воскресят, когда от рака лечить научатся. И от остального всего. Поэтому, формально, я добровольно имущество и деньги распределяю. Дарю...

— Николаич! — Пузырёв, всё-таки, плеснул на донышко в оба бокала. — А можно я тебе откровенный вопрос задам?

— Давай...— Вершинин взяв бокал, взглянул на Пузырёва с заметной опаской.

— Тебе самому не страшно туда ложиться? В "Матрицу" эту? Я, конечно, не стану говорить, что "никогда бы не стал!" или "это всё от Лукавого...". Пока, как говориться, не припрёт, эти разговоры каждый может разговаривать. Они до этого момента "бла-бла" называются. Пока ты молод и здоров — можно сколько угодно умничать... Но, знаешь, Дима, я для себя не так давно понял, что просто помереть я боюсь гораздо меньше, чем в эту "Матрицу" улечься. Их я до судорог боюсь, до колик...

— В смысле, "Матрицу"? — не понял Дмитрий Николаевич.

— Ну, помнишь, кино такое было... — Пузырёв поглядел в окно, задумчиво пожевал губами. — Не помнишь, наверное... Мы с тобой ещё сопляками его в кинотеатре смотрели. Билеты тогда на него не купить было — мы с тобой ещё очередь свою по три раза продавали. Вот... Так, в том кино этот твой "Парадиз", мне кажется, и показывали. Лежат люди, в датчиках все, и кажется им, будто они живут... На работу ходят, детей растят... А на самом деле — просто лежат в этих датчиках и какую-то там энергию кому-то дают. Не помню уже эту тему. Но помню, что им в мозги закачают, то они и видят... Так и здесь. Тебя ведь туда кладут самые обычные люди, живые, со всеми своими тараканами в головах. И, что им на самом деле от тебя надо — да чёрт его знает! Хорошо, если просто деньги, как ты считаешь... Но, даже если деньги — то и тут не всё слава Богу! Ведь, задача-то, даже в этом случае, не в рай тебя поместить, а тупо денег заработать! О как! А ты у них там будешь лежать и даже мяукнуть не сможешь, если что не так будет! Как раб у них будешь...

— Ну, на этот случай за ними надзор есть, про который они всё время талдычат... Датчик должен быть прицеплен к центру удовольствия в мозгу и показывать, что я там счастлив.

— Ага, а ты точно знаешь, что датчик к центру удовольствия прицепят, а не к центру страха, например? Или — полового возбуждения...

— Тоже неплохо... — Вершинин грустно усмехнулся. — На половое возбуждение я согласен... Вот, Толян, гад же ты, всё-таки... Я и так в сомнениях весь, так ты ещё мне мозги, буквально, враскоряку поставил... Только ты так умеешь! Нет, страха нет особого... Плохо другое — я сам не могу понять, чего я от них хочу? Требуют объяснить, что такое рай для меня, а я и сам толком не пойму. Думал, рай — он и есть рай, а получается — не так. Что он у каждого свой бывает. А какой у меня — я не знаю...

— Эк тебя понесло... — Пузырёв задумчиво повертел в руках стакан с виски. — Тут, старик, без поллитра не разберёшься... Будем!

— Будем! — Дмитрий Николаевич последовал примеру Анатолия, опорожнив бокал и поставил его на столик. — Ты меня прости, Михалыч, но пора мне... До Нининого рейса полтора часа осталось, а я сам хотел встретить...

— Святое дело! — Анатолий обнял его на прощание. — А со мной... Я, правда, не злюсь... Обидел ты меня тогда крепко, слов нет. Но, без этой обиды я так и ковырялся бы, переделывая брошенные заводы под офисы. На хлеб с маслом, наверное, хватало бы, но... В общем, если больше не свидимся, знай, что моего чёрного камешка на твоей душе нет.

— Всё равно, Толя, прости меня и не серчай... — у Вершинина перехватило дыхание. Много чего хотелось сказать, но слова не находились. Отвернувшись, он быстрым шагом направился к выходу.

К удивлению Дмитрия Николаевича, до Шереметьево долетели за каких-то сорок минут. Казалось, что водитель Серёжа вовсе и не злоупотребляет немалыми возможностями, скрывающимися под капотом служебного Мерседеса, едет подчёркнуто неспешно и безопасно. Однако, время пути буквально в разы отличалось от того, за которое мог бы преодолеть этот маршрут сам Вершинин, считавший себя опытным водителем с огромным стажем. "Да, на зря Иваныч ФСО-шников на работу берёт... — подумалось Дмитрию Николаевичу, когда за окном уже мелькнул нужный терминал. — Дорого, конечно, но ребята того стоят...".

А вот в самом аэропорту пришлось порядком подождать — рейс из Нью-Йорка сильно задержали. Когда на табло загорелась, наконец, надпись о прибытии заветного рейса, Вершинин, в сопровождении Иваныча рванул к нужному выходу. Нина появилась почти сразу, катя за собой на колёсиках небольшой чемоданчик. Глядя, как она приближается, Дмитрий Николаевич, буквально, любовался ею. Невысокая, ладная, с удивительно прямой точёной фигуркой, она была невероятно похожа на Ольгу. Настолько, что Вершинину даже стало не по себе. Обняв отца и приняв от него здоровенную охапку бордовых роз, она взглянула на Дмитрия Николаевича с заметной тревогой.

— Пап, что-то ты бледный совсем... — "Ольгины" глаза глядели взволнованно и испытующе. — Всё в порядке? Что-то случилось? Почему ты просил срочно приехать?

-Иваныч, — Вершинин забрал у Нины чемодан и розы и вручил Синицыну. — покурите с ребятами возле машины. А мы по чашке кофе выпьем.

— Дмитрий Николаевич, — лицо "безопасника" приняло обеспокоенное выражение. — На втором этаже — VIP-зал, находитесь там. Возле входа будут дежурить Олег и Павел.

-Хорошо... — поморщился Вершинин. — Пойдём, дочь!

— Пап, ты можешь толком сказать, в чём дело? — Нина попыталась заглянуть отцу в глаза. — Почему столько охраны? Почему от тебя спиртным пахнет — ты же не пьёшь никогда до шести вечера?

— Нинок, ты, главное, не волнуйся! — Дмитрий Николаевич обнял дочь и повёл к VIP-залу. Сейчас сядем, кофейку закажем и всё расскажу!

Кофе принесли очень быстро.

— А почему ты одна, без Лизы? — начал Вершинин.

— А зачем? — Нина только пожала плечами. — Путь не близкий, не на соседнюю улицу съездить... Мамы же нет, а ты занят всё время. Что мы тебе мешаться будем? Разве только с Андрюхиным семейством повидаться... Но, мы их лучше летом к себе пригласим и в Диснейленд свозим. Рассел, наконец, микроавтобус свой купил, о котором за год все уши прожужжал. Как раз все и уместимся.

— Понятно... пробормотал Вершинин, помешивая ложкой кофе. — Дело хорошее. Денис с Верочкой рады будут. А про меня ты зря так — когда это вы мне мешались?

— Пап, ну не начинай... — поморщилась Нина. — Когда в прошлый раз приезжали — ты занят всё время был. Какой-то спорткомплекс кому-то сдавал... Да и Марина твоя не слишком рада будет... Ладно тебе, вы ведь и так с ней каждые выходные по видеосвязи общаетесь сколько хотите... И, на вот тебе ещё — письмо от Лизочки! Сама написала! Смешная такая — русские слова с английскими намешала, а когда я предложила переписать — разревелась.

— Ясно... — Вершинин дрожащей рукой развернул письмо. Неровным детским подчерком, действительно, мешая русские слова с английскими, внучка желала ему здоровья и "прожить ещё долго-долго".

— Пап, а теперь ты рассказывай! — Нина положила свою ладошку в широкую ладонь Вершинина. — Что за срочность и почему с тобой столько охраны?

— Да, охрана-то — Бог с ней... — Вершинин раздумывал, с чего начать. — Это ничего страшного. Просто, на меня сегодня покушение было...

-Ничего страшного? — Нина аж приподнялась. — Ни фига себе, ничего страшного! Ты не пострадал?

— Да нет, там ерунда какая-то... — Вершинин усадил Нину на место, чмокнул в щёку. — Меня там даже близко не было... Хулиганы какие-то машину обстреляли. Вот Иваныч и бдит... Но, это ещё не все новости. Знаешь...

— Что? — в Нининых глазах отразился, буквально, ужас.

— Не знаю, как так вышло... — Вершинин отвёл глаза. — Вроде, обследовался регулярно... В общем, во вторник, я вынужден лечь в "Парадиз-Сервис". У меня рак...

— Ой! — Нина закрыла руками лицо. Плечи её затряслись в беззвучных рыданиях.

Успокоить Нину вышло с большим трудом. Кое-как отпоив её водой, Дмитрий Николаевич повёл дочь к выходу. Было понятно, что дальше продолжить разговор сегодня не получится.

Вечер прошёл скомкано. Сначала долго выбирались из аэропорта по пробкам. Нина время от времени всхлипывала у Вершинина на плече, гладила его щёку тёплой ладошкой. Потом позвонил следователь и назначил прибыть на Петровку к десяти утра — как раз на то время, на которое был назначен сбор по поводу завещания. Вершинин попытался возражать и требовать переноса времени, но получил от стража закона жёсткую отповедь, начавшуюся со слов о находящемся в реанимации водителе и заканчивая настоятельной рекомендацией усилить охрану и "носа из дому не высовывать". Вот последнее-то и добило Дмитрия Николаевича окончательно.

— Иваныч! — набросился он на "безопасника", как только передал ему трубку. — Я за что деньги плачу?! Выясняй через своих, что и как! Мне что — затаиться в своей норке и дрожать прикажешь?! У меня последние пять дней до... — взглянув на притихшую Нину поправился. — До госпитализации, в общем. А мне какие-то клоуны жить мешают! Разбирайся, давай, иначе, не знаю, что сделаю!

— Дмитрий Николаевич, — перешёл на официальный тон Синицын. Было видно, что он и сам как на иголках от того, что никаких сведений по своим источникам всё ещё получить не мог. — Я вас не подводил никогда и сейчас не подведу. Ещё немного подождать надо.

Приехав в домой, Вершинин, наконец, успокоился. Была, конечно, лёгкая досада, когда Марина мышью прошмыгнула в свою комнату, даже не поздоровавшись с Ниной, но сейчас было совершенно не до неё. Дочь от ужина отказалась и тут же ушла спать, а сам Дмитрий Николаевич ещё долго сидел, задумчиво глядя в окно на засыпающий город, прихлёбывая время от времени, успевший уже остыть чай. Начав думать о Нине, отдалявшейся от него год за годом, Дмитрий Николаевич снова, со всей остротой осознал, что та просто нашла способ "сбежать" от него после смерти матери. Всё это "американское образование", "улыбчивый Рассел", как язвительно называл Нининого мужа Валерка, все эти её нынешние гранты, проекты, преподавательская деятельность и, наконец, звание "профессор Масачусетского технологического университета", которым Вершинин гордился гораздо больше его обладательницы, всё это нужно было только для одного — убежать от той жизни, которую вёл Дмитрий Николаевич, почти навязывая её своим детям. Именно эта жизнь и врезала ему от всей души, забрав у него Ольгу.

Вершинин, вдруг явственно вспомнил, как он злился на скромную, домашнюю Олю, неизменно чувствовавшую себя неуютно на приемах и вечеринках, которые стали неотъемлемой частью его "богатой" жизни. Было много всевозможных эпизодов, от которых Вершинин испытывал лёгкую досаду. Но один явственно врезался в память — празднование десятилетия "Арсенал-Холдинга". Вершинин собрал тогда очень представительную публику — главы префектур, районных администраций, "свои" люди из министерства и даже сенаторы. "Субчиков" пригласил только именитых, работавших по всей стране и неплохо чувствовавших себя даже без Вершинина. Ну и, конечно, "костяк" Арсенала — старые, проверенные кадры, с которыми Вершинин начинал свое дело. Как же зол был Дмитрий Николаевич, видя, как Ольга, вместо того, чтобы щебетать о всяких безделицах с жёнами и "подругами" серьёзных людей, всё время норовит примкнуть к группкам "своих". Понятно, что она давно всех их знала и со многими совершенно искренне дружила... Но, как был уверен Дмитрий Николаевич, такие мероприятия организуют вовсе не за тем, чтобы повеселиться. "Перекрёстные связи", "нетвокинг" — любимые е Вершининские слова, описывающие возможную пользу от этих вечеринок. По-своему, он был прав — если Ольга будет ездить по спа-салонам и магазинам с супругой главы префектуры, то и участок под застройку, на подведомственной ему территории, Арсенал выцарапает немножко легче... Понимала это и Ольга, но переломить себя просто не могла.

— Димка, прости меня, но не моё это... — уже дома беспомощно разводила она руки. — Они все резиновые какие-то... Неживые. Не знаю я, о чём с ними говорить. Как с другой планеты.

— Это ты, блин, "с другой планеты"! — морщился, как от зубной боли, Вершинин. — Оля, ну почему нельзя немножко помочь мне? Неужели так сложно было занять эту Бурцеву какой-нибудь беседой? У тебя два образования — неужели не можешь прощупать, что ей интересно и немного развлечь? Это всё что — мне одному надо?

В ответ Ольга только виновато улыбалась. Досталось же "на орехи" как всегда, Шепелеву — именно ему Дмитрий Николаевич влепил на следующий день "за то, что отвлекали Ольгу от нужных контактов".

Ещё больше бесило Вершинина это вечное Ольгино: "У нас же всё в порядке... Нам хватает! Побудь, лучше с нами...". "Блин, как так можно! — досадовал в эти моменты Вершинин. — Пока прёт, надо брать! Остановишься — и всё, ты в заднице!".

Впрочем, "пёрло" далеко не всегда. С Мытишинским торговым центром, первым объектом построенным "для себя", вышел как раз один из самых мощных "пролётов". Изыскания показали возможность строительства там гораздо бо'льшего объекта, чем Вершинин предполагал вначале. И "грунты" на редкость удачные, и удалённость до жилья достаточная... Не воспользоваться этим было просто грех! И Вершинин замахнулся на пятиэтажную махину, размером с футбольное поле. Партнера для строительства вскладчину не нашлось. Зато, быстро нашёлся кредитор — из местных бандитов. За время проектирования, а потом и строительства Вершинин приходил к нему несколько раз — то сама конструкция требовала дополнительного финансирования, то инженерные сети требовалось умощнить под разросшиеся площади... "Ничего... — Вершинин пребывал в приподнятом настроении. — У меня на треть площадей уже есть контракты предоплаченные. И остальные квадратные метры как горячие пирожки разлетятся!" Не разлетелись... Кризис 2008-го поставил на этих планах жирный крест.

Летом объект открыли с большой помпой — с шоу-программой, с выпуском в небо воздушных шаров и перерезанием неизменной красной ленточки. А уже к ноябрю внутри было "шаром покати". Даже те арендаторы, что внесли деньги заранее, старались под разными предлогами либо взять их назад, либо добиться существенных скидок — в три-четыре раза. Собираемых денег едва хватало, чтобы оплачивать аренду за землю и коммунальные платежи. Долг стремительно прирастал процентами. Ситуация была патовая — даже продав этот злосчастный центр, Вершинин всё равно не получил бы суммы, достаточной для выплаты долга. Нужно было срочно что-то придумать, в противном случае, окончательный расчёт вполне мог быть произведён калькулятором системы Калашникова. А, при неудачном стечении обстоятельств, в расчёте мог поучаствовать кто-то из близких, случайно оказавшись в ненужный момент в машине Вершинина. Как назло, в голову ничего путного не приходило. Разве что, использовать неоднократно проверенный вариант — выбить под застройку участок в Подмосковье и налепить стандартных панельных многоэтажек... В кризис, конечно, спрос не так велик, но на дешёвое жильё он ещё более-менее сохранялся. Оставалось подобрать оптимальный участок — с хорошей транспортной доступностью и возможностью подключения к сетям. И получить его...

Нашёлся участок быстро... Не участок — загляденье! В пойме реки, поблизости от железнодорожной станции. Для его получения Дмитрий Николаевич решил провести "день высокой моды". Раньше этот способ всегда срабатывал... Снималась турбаза где-нибудь в живописном уголке области, приглашались барышни из доверенного модельного агентства и устраивался настоящий "праздник жизни" для тех от кого зависело решение о выделении участка, о подключении его без сложных и дорогих обременений к сетям, об организации подъезда к нему. После выходных, проведённых на такой турбазе, "серьёзные люди" разъезжались по домам вполне довольные жизнью. Дополнительно, хорошему настроению способствовала симпатичная "котлетка", согревающая карман каждому из них. После такого "дня высокой моды" Вершинин, обычно, получал всё, что ему требовалось. Получил и на этот раз. Правда, всё пошло не по задуманному... На таких мероприятиях Дмитрий Николаевич неизменно выполнял роль радушного хозяина — пристально и деятельно следил, чтобы у каждого гостя было всё, к чему тот в данный момент склонность имеет. Пожелания возникали самые разнообразные — кого-то после первого возлияния тянуло пострелять из охотничьего ружья по опорожнённым бутылкам, кому-то недостаточно жарко натопили баню, кому ещё что... Именно в этой суете и проходили такие выходные. Домой после подобного шабаша Вершинин приезжал почти трезвый, сонный и злой, говоря Ольге про неудачную приемку объекта, сорванный план и что-то ещё. Понимая "необходимость" проведения этого пресловутого "дня высокой моды", Вершинин, тем не менее, неизменно испытывал немалую брезгливость по отношению к его участникам и от погружения в программу праздника с головой благоразумно воздерживался. Помогала как раз "роль радушного хозяина" — за этой необходимой суетой никто к нему особо не лез. В тот, последний раз, всё пошло не по плану...

— Николаич, ты чё такой кислый? — подсел к нему уже изрядно набравшийся "зам по ЖКХ" района, в котором предстояло строиться. -Чё ты тут один-то?

— Я... — Вершинин экстренно пытался придумать правдоподобную версию. Действительно, к этому моменту все необходимые дела были уже позади и он, откровенно говоря, бездельничал, коротая вечер за початой бутылкой виски. — Я, Павел Георгиевич, звоночка одного жду. С таможни контейнер с витражами чешскими не выпускают — человечек решает, сколько занести, чтоб витражи за зелёный горошек сошли...

— Ну-ну... — "зам-по-ЖКХ" хмыкнул с заметным недоверием. — Брось ты свой горошек... Завтра всё решишь. Что у тебя в первом часу ночи таможня ещё открыта? Пошли лучше к нам. Там рыженькая одна — прелесть! Ангелочек такой с бесовщинкой в глазах... Мы её специально не трогали — тебе оставили. Прелесть, какой ангелочек! И откуда ты их берёшь?! Респект, Николаич, дай краба!

— Пал Георгич... — пожав ему "краба", Вершинин перешёл на "доверительный шёпот". — Не могу я "это дело"... Не получается. Уже столько бабок врачам ввалил — не сосчитаешь! Смотри только, не проколись — я тебе по секрету, чисто на доверии...

— Дима, не парь мой бедный мозг... — "Пал Георгич" скривился. — Чё ты гонишь мне тут? У меня в твои годы так стоял, что ноги мерзли...

— Ноги?

— Ну, ноги, ноги! — "зам-по-ЖКХ" пьяно заржал, приобнимая Вершинина и обдавая его облаком перегара. — Чё ты загруженный-то такой? Не доходит? Бли-и-ин... Ну, если ты на спине лежишь, одеялом накрытый и у тебя "кремль" стоит, то на ноги одеяла не хватит... Не вкурил?

— Ох, Павел Георгиевич... — приобнял его в ответ Вершинин. — Тебя на телевидение надо вместо всяких Петросянов — ты им сто очков вперёд дашь! Уделаешь, как тузик грелку!

— Дима, ты это... — Павел Георгиевич неожиданно посерьёзнел. — Ты с темы не соскакивай! Пошли уже, раз пригласил... А то, пацаны волнуются! Решили, что ты компромат фоткаешь, как на прокурора того...

— Георгич, ты что с дуба рухнул? — вытаращил глаза Вершинин. — Ты что, меня первый день знаешь?

— Не первый... — прищурился "зам-по-ЖКХ". — Но, время-то идёт! Кто вас, молодёжь, разберёт нынче... В общем это... Тебе если участок не нужен — то мы с пацанами поедем потихоньку! Спасибо за хлеб-соль — пора и честь знать!

— Георгич...

— Дим, я тебе всё уже сказал... — собеседник стал неожиданно серьёзным и трезвым. — Решай, давай, "в клубе" ты или нет?!

Рыженькая, действительно, оказалась очень даже ничего... И квартиры, построенные на этом участке, разлетелись молниеносно. И даже с долгом удалось расплатиться почти без потерь — за столь серьёзную задержку кредитор потребовал лишь один этаж оживающего, наконец, торгового центра. Дмитрий Николаевич совсем уж стал забывать об этом эпизоде, пока не увидел у себя на столе стопку фотографий — как своих, так и других участников застолья, в весьма пикантных подробностях. Бывший финансовый директор, которого Вершинин собирался с треском вышвырнуть за откровенное воровство, стоял и нагло ухмылялся прямо ему в лицо. Ещё и "золотые парашюты" потребовал — в размере пятилетнего оклада. Дмитрий Николаевич рассвирепел. Вызван был прежний безопасник, отставной подполковник милиции, получивший задание "разобраться в кратчайшие сроки любыми методами". Рвение он проявил чрезвычайное — от вывоза финдиректора в лес до тотального обыска в его квартире. Но, "не дожал"... Приехав в один из вечеров домой, Вершинин обнаружил эти самые фото на обеденном столе, в совершенно пустой квартире. В Ольгиной записке сообщалось, что они пока поживут на даче, представлявшей к тому моменту вполне благоустроенный капитальный дом. Потом были охапки цветов, буквально завалившие дачу, попытки сделать хоть какой-то подарок, бесплодное сидение возле дачи в машине с утра и до вечера... Потом Дмитрий Николаевич выгнал прежнего "безопасника" и взял Иваныча, первым заданием которого была "посадка" уволенного финдиректора на реальный срок с взысканием с него ущерба в полном объёме. Иваныч справился... Постепенно наладилось и с Ольгой. Вначале она согласилась просто пожить в городской квартире, как соседи. Решение, наверное, было вынужденным — возить в школу Нину с Валеркой за тридевять земель было тяжеловато, да и Андрей серьёзно выматывался, ежедневно начиная дорогу в институт со штурма электрички. Потом отношения почти вошли в прежнее русло — Дмитрий Николаевич делал для этого совершенно фантастические вещи... Впрочем, настоящее потепление в отношениях началось с тривиальной, по мнению Вершинина, вещи — с шефства над детским домом, располагавшемся в Ольгином родном городке — подмосковной Кашире. Это-то как раз было Вершинину совершенно не трудно — раз в месяц отвезти туда новые игрушки, заставить кого-нибудь из "субчиков" в качестве благодарности за выгодный контракт с "Арсенал-Холдингом" сделать в детдоме ремонт или заменить покрытие на спортплощадке... Перечислить воспитателям по окладу к Новому году... Ольга с удовольствием занималась всеми вопросами, связанными с этим заведением и в эти редкие моменты глаза её лучились всё тем же чистым и радостным светом. Дмитрий Николаевич с досадой осознавал, что вряд ли когда-нибудь снова поймает обращённый к нему самому взгляд, наполненный тем же лучистым теплом — на него Ольга смотрела теперь с лёгкой грустью, затаившейся в глубине глаз обидой и, как Вершинину, почему-то, казалось — жалостью. Нужно было срочно придумать что-то радикальное. И таким радикальным средством стала путёвка в двухмесячный круиз вокруг Европы. Дмитрий Николаевич надеялся, что путешествие, о котором Ольга ещё в молодости говорила, как о несбыточной мечте, поможет вернуть всё на прежние места. Это почти удалось — из вояжа Дима и Оля вернулись загорелые, счастливые и вполне довольные жизнью и друг другом. Закрепляя успех, Дмитрий Николаевич проявил инициативу, затеяв строительство на территории детдома плавательного бассейна. Ольга была просто счастлива.

Однако, идиллия продлилась совсем недолго... Доставив жену в клинику по поводу недомогания "по-женски", Вершинин на следующий день получил оттуда звонок с требованием срочно приехать. Следующие три месяца Дмитрий Николаевич помнил плохо — они, буквально, слились для него в непрерывный кошмар. Германия, Израиль, снова Германия, США... Нигде ничего внятного не обещали, произнося одни и те же слова — "Слишком поздно...", "Метастазы уже повсюду.", "Можно попробовать, но...". Ольга держалась мужественно, даже подбадривала сходящего периодически с ума Вершинина, говоря, что "Всё обязательно наладится, образуется...". Из всего этого ужаса отчётливо Вершинин помнил лишь последний день. Вернее, даже, последний час... Ольга уже не могла говорить и лишь гладила похожей на высохшую веточку рукой его небритую щёку, стирая с неё горячие капли, сдерживать которые у Дмитрия Николаевича не получалось. Помнил глаза её, без признаков забытья или боли, смотрящие будто бы уже из-за черты, с мягким сочувствием и поддержкой.

Оторвавшись от грустных воспоминаний, Вершинин встал, выплеснул в мойку остатки чая и отправился спать. Впереди был длинный день, начать который очень хотелось с ясной головой.

Утро порадовало Вершинина почти полным отсутствием болей. Не смогли его испортить ни пригоревшая у Марины яичница, над которой Дмитрий Николаевич не отказал себе в удовольствии похохмить, ни её неприветливое бурчание. Нина, позавтракав, собралась, было с Вершининым, но помня наказ следователя, Дмитрий Николаевич счёл за благо оставить её дома. Иваныч, в сопровождении двух крепких вооружённых парней прибыл ровно в девять. До Петровки, тоже, долетели без приключений.

— Здравствуйте, Дмитрий Николаевич... — следователь встретил его вполне дружелюбно, несмотря на вчерашние трения. — Присаживайтесь. Это ваш адвокат?

— Нет, — проследил кивок головы следователя Вершинин. — это мой директор по безопасности. А что уже нужен адвокат? Я, пока, такой необходимости не ощущаю...

— Ну, просто люди вашего круга всегда приходят с адвокатами... — ухмыльнулся следователь.

— Послушайте, уважаемый! — Дмитрий Николаевич вдруг страшно завёлся. — Давайте к делу.

— Ну, к делу, так к делу... — пожал плечами следователь. — Стрелков ваших вчера задержали. Не всех, правда, а только двоих. Шустрые ребята оказались, при задержании автомобиль ДПС протаранили своим микроавтобусом, один из полицейских пострадал... Пришлось применять оружие на поражение. Звери, просто... Ещё двоих ищем, но уже есть понимание мест их пребывания и возможных маршрутов для бегства. К вечеру планируем задержать.

— Интересно... — Дмитрий Николаевич взглянул вопросительно на следователя. — И кто же это такие? Чем я мог кому-то настолько насолить?

— Да, в том-то и дело, что не вы... — следователь откинулся в кресле. — Вы, в данном случае — "жертвенный агнец", кровь которого должна была предостеречь "слабых сердцем от недостойного поступка". Это не мои слова — я просто ваших задержанных "друзей" процитировал...

— А можете как-то яснее выражаться? — Дмитрий Николаевич уже успел раскалиться до бела. — И, желательно, не паясничать...

— Да куда уж яснее, Дмитрий Николаевич! — следователь издевательски подмигнул. — Вам название "Парадиз Сервис" что-нибудь говорить?

— Говорит... — растерялся Вершинин. — А они-то тут при чём?

— Дело в том, что вчера по всему миру было убито девятнадцать потенциальных клиентов "Парадиз Сервис". Многоуважаемых толстосумов стреляли, взрывали и травили газом. Должно было быть двадцать, но вы, Дмитрий Николаевич, наверное, родились в рубашке. Впрочем, сейчас вам говорить об этом немного глупо... Тем не менее, путёвку в рай ребята пытались выписать вам досрочно и совершенно бесплатно!

— Вы не ответили на главный мой вопрос — кто это такие? — держать себя в руках у Дмитрия Николаевича получалось плохо. — И, второй вопрос тоже остался без ответа — что я им сделал?

— Ну, не вы, конкретно, а "Парадиз" ваш... — следователь зевнул. — Он крепко переделил рынок благотворительности. Помните, любимую фразу Остапа Бендера — "По чём опиум для народа?". Так же и тут...Традиционные и всякие прочие конфессии терпят убыток — и в части прихожан и в части наличности... Кто пойдёт к попу получать какие-то задания или тратить деньги на всякие храмы, больницы и детдома, когда можно прийти и "рай" купить? Правильно, только те, кто купить его не может... То есть, ребята из "Парадиза" самый платежеспособный контингент замкнули на себя. "Сняли сливки" в финансовом смысле. Естественно, есть недовольные, стремящиеся вернуть денежные потоки в традиционное русло. Именно они и основали "Братство чистого сердца", объявившее вашим друзьям из "Парадиз Сервис" настоящую войну.

— Так, это секта, что ли? — нахмурился Вершинин.

— Ну, можно назвать и так... — следователь на секунду задумался. — Но, скорее, мы тут имеем дело с совершенно парадоксальным образованием. Дело в том, что в этом "Братстве" присутствуют представители самых разных конфессий, да и религий в целом. Православные, католики, протестанты, мусульмане и иудаисты. Да-да, не удивляйтесь! В этой организации, которая, конечно же, признана экстремистской, плечом к плечу сражаются с "мировым злом" самые непримиримые, в прошлом, враги. Так-то... А что вы хотите? Реализовав идею синтетического рая, создатели "Парадиз Сервис" дали под дых одновременно всем религиозным организациям без исключения! Да и не только им! Подумайте сами — ведь теперь тому, кто имеет необходимую сумму, можно практически всё! От самых невероятных половых извращений до массовых ритуальных убийств — было бы желание... Обладателю двенадцати миллионов долларов теперь не надо ни церковь посещать, ни больницам и онкоцентрам средства жертвовать, ни, в принципе, в чём-либо себя ограничивать... Да и, собственно, потребности и целесообразности приобщения к какой-либо из религий эти люди больше не чувствуют — незачем! Весело, правда? Скажу больше — отмечены неоднократные случаи помещения в "Парадиз" высокопоставленных религиозных деятелей! Они, конечно, ребята денежные... Но, такие случаи дают простым верующим повод усомниться в самих основах своего образа жизни! Особенно массово это происходит на Западе. Поэтому, ничего странного в появлении силы, стремящейся дать отпор, в принципе, нет. Просто, уважаемый Дмитрий Николаевич, вы чуть не стали одной из первых жертв этой совершенно официально объявленной войны. Я вам всё это сейчас затем рассказываю, чтобы вы оценили всю серьёзность ситуации и помогли нам защитить и вас и других состоятельных, но, вероятно, законопослушных граждан.

— Что вы хотите?— Вершинин покрылся испариной — желудок снова страшно выкручивало.

— Воды, Дмитрий Николаевич? — заметил его состояние следователь. — Вот, возьмите...

Выпив таблетки и залив их сверху альмагелем, Вершинин вернулся к разговору:

— Значит, моим близким ничего не угрожает, только мне?

— Это можно утверждать вполне уверенно! — успокоил его следователь. — Бандитов интересуете только вы. Так вот... Мы с вами сейчас наметим места, в которые вам нужно попасть в ближайшие три дня и проложим маршруты следования, от которых вы не будете отклоняться... Хорошо, что ваш зам по безопасности здесь. Очень хорошо. Эта мера позволит нам организовать максимально скрытое, но надёжное наружное наблюдение. При возникновении опасности, мы сможем вам помочь. Что скажете?

— Ну, что скажу... — Дмитрию Николаевичу заметно полегчало. — Если вам нужно вести "наружку" — я не возражаю... Но, и помогать не собираюсь. Мне самому терять почти нечего... А маршруты моего следования за день так меняются — сам чёрт ногу сломит. Единственное, что обещаем — шибко не гонять. Мы славно побеседовали — у меня много чего в голове "по полочкам" разложилось... Но, тратить драгоценные дни на то, чтобы болтаться у вас в виде наживки на крючке я не стану. Ко мне какие-то вопросы ещё есть?

— Нет, Дмитрий Николаевич, вопросов нет. — следователь лишь недоуменно пожал плечами. — Надеюсь, это осознанное решение... Мы, всё равно их поймаем. Но Ваше легкомыслие мне непонятно.

Выйдя на улицу, Дмитрий Николаевич остановился. Поймав вопросительный взгляд Синицина, буркнул "Сейчас" и вытащил мобильник:

— Гена, ты в офисе? — набрал он номер Шепелева. — Собирайся... Я через пятнадцать минут буду, кофейку попьём, да в одно место с тобой сгоняем!

— Куда собираемся? — Иваныч выглядел озабоченным и раздосадованным. — Нам бы в офисе, да дома сейчас побыть... Я уже распорядился парней с автоматическим оружием на этих точках поставить... Николаич, ты, либо, правда, всей опасности не осознаешь, либо, почему-то сам смерти ищешь. Ты мне сильно работу осложняешь!

— Эх, Паша, мне бы твои проблемы! — Вершинин внезапно развеселился. — Ну, подумаешь, начальник-самодур достался... Ты же профессионал — по-любому справишься...

Тот только махнул рукой, бурча себе что-то под нос.

К каширскому детдому подъехали уже к вечеру. Пока Дмитрий Николаевич решал текущие дела вместо так и не появившегося сегодня в офисе Валерки, пока протолкались по пробкам до трассы "Дон", время незаметно ушло далеко за полдень. Оглядевшись, Дмитрий Николаевич с удивлением осознал, что не был здесь уже лет восемь... Последний раз приезжал, когда принимали достроенный, наконец-то, бассейн. По правде говоря, здание бассейна здорово контрастировало с корпусами, не знавшими ремонта уже лет сорок. "Интересно, а самим бассейном-то пользуются? — промелькнула мысль в голове Дмитрия Николаевича. — Там же ещё обслуживание и "коммуналка" будь здоров! Надо было на содержание его взять — для "Арсенала" это копейки. Честно говоря, почему-то даже в голову не пришло...". Вообще, сам для себя, Вершинин считал, что этот детдом он спонсирует и вполне неплохо... Каждое лето он автоматически визировал приходившие от директора этого интерната счета на замену мебели и сантехники. К Новому году, опять же, ничего не вычёркивая, отправлял в арсенальскую бухгалтерию счета на игрушки и подарки. Правда, почему-то только сейчас Вершинин осознал, что не помнит перечислявшиеся на эти цели суммы. А это могло означать только одно — что они были незначительны и вряд ли мебель хоть в одном классе менялась целиком. Дмитрий Николаевич всегда гордился тем, что любые крупные платежи его мозг фиксировал и запоминал автоматически, что неоднократно серьёзно помогало ему. Тут же — вакуум. Впрочем, один серьёзный платёж для детдома в памяти осел — вроде бы, не так давно меняли компьютерный класс...

Директриса встретила их радостно — буквально выбежав на крыльцо. После того, как все восторги улеглись, Вершинин, вместе с директрисой и, с любопытством осматривающимся Шепелевым, проследовали в её кабинет.

— Ну, как поживаете? — по правде говоря, Дмитрий Николаевич несколько растерялся и не знал с чего начать. — Что новенького у вас? Бассейном-то пользуетесь?

— Ой, Дмитрий Николаевич, — директриса от избытка чувств всплеснула руками. — За бассейн спасибо вам огромное, вы не представляете, как он нас выручает! Просто,не передать!

— Выручает? — удивился неуместному слову Вершинин. — Интересно... И как же он вас выручает?

— Сильно выручает! — продолжала благодарить директриса. — Мы ведь его сдаем! Почти весь небюджетный доход у нас именно от него! С этих денег мы и сам бассейн содержим и учителям раз в квартал по пол-оклада приплачиваем, чтоб не разбежались и пожарную сигнализацию, вон, новую поставили. А то ж нас в прошлом году знаете, как оштрафовали! Так что, без вашего бассейна не знала бы, что и делать!

От взгляда её, наполненного совершенно искренней признательностью, Вершинину захотелось спрятаться в стоявший в её кабинете белый шкаф, смешно контрастирующий с коричневым столом и тумбочками.

— Так, а сами дети-то в нём плавают? — едва выдавил из себя Вершинин.

— Ну, а как же! — махнула рукой директриса — До двенадцати дня он наш! Уроки физкультуры в нём проводим. Правда, физрука сейчас нет — два месяца назад уволилась, но до этого проводили...

— Антонина Геннадьевна! — Дмитрий Николаевич, наконец, вспомнил её отчество. — Вы такие вещи, как пожарная сигнализация и прочие подобные дела сразу нам адресуйте. Поможем без вопросов. Да и насчёт остального всего. А сейчас мы с вами небольшой план мероприятий наметим, и будем реализовывать. Для начала — поставим вам новый компьютерный класс с программным обеспечением для автоматизированного проектирования. Для черчения, по простому... Всякие "автокады", "компасы" и так далее. И преподавателя пришлём, чтобы детей профессионально по этому направлению готовил.

— Да зачем менять-то? — искренне удивилась Антонина Геннадьевна. — Он у нас почти новый, шесть лет назад вы нам очень хороший поставили!

— Дорогая вы моя! — Вершинин почти завёлся. — Компьютеры, поставленные шесть лет назад, это, простите за грубое слово, дерьмо, годящееся лишь для помойки. А нам с вами надо дело делать — детей учить. Поэтому, поставим вам новый компьютерный класс и наймём преподавателя, способного обучать тому, что востребовано на сегодняшний день. И, даст Бог, на завтрашний, потому, что это тот инструментарий, который никак не будет лишним у воспитанников, что в технические ВУЗы поступать будут. Напротив, если профессионально освоят — хорошая фора будет перед обычными детками... Записал, Геннадий?

Шепелев молча кивнул — нрав шефа он за тридцать лет изучил досконально и сейчас, видя этот его порыв, предпочитал "не отсвечивать".

— Дмитрий Николаевич, вы только зря деньги потратите... — директриса смотрела с нескрываемым удивлением. — У нас в ВУЗы от силы человек пять со всего выпуска поступает. Да и то, если половина до конца доучивается — уже праздник!

— Ну, Антонина Геннадьевна, на это у нас ещё кой чего предусмотрено... — Вершинин только усмехнулся, сдаваться было не в его правилах. — На ваш детдом "Арсенал-Холдинг" выделяет грант. Как раз на обучение воспитанников. Начиная с завтрашнего дня, вашим преподавателям будет выплачиваться прибавка к окладу в размере пятьдесят процентов. А после приемных экзаменов в ВУЗы, ещё одна прибавка — в размере годового оклада, если в ВУЗы поступят более половины воспитанников. Хотя, постойте... Лучше — всему коллективу тот процент от годового оклада, какой поступил в ВУЗы из числа воспитанников! Вот это будет справедливо...

— Дмитрий Николаевич... — директриса нервно теребила пальцами какой-то листок у себя на столе. — Я не знаю, насколько это всё удастся сделать...

— А почему нет? — вступил, вдруг, в разговор Шепелев. Видя состояние шефа, он понял, что надо брать управление на себя. — Я, лично, как исполнитель решения руководства, ничего сложного не вижу. Бюджет понятен, мотивация разработана и ясна... Дело за вами, Антонина Геннадьевна — именно вы должны набрать тех учителей, которые способны решить поставленную задачу, актуальную для всех. Если кто-то из существующих подходит — хорошо, нет — наши юристы к вашим услугам!

Поймав кивок Вершинина, Шепелев удовлетворённо замолчал. Директриса лишь удивлённо моргала.

— Теперь, вот что... — взял снова слово Вершинин. — На территории интерната будут построены два цеха — по деревообработке и ковке. Поставим нормальное оборудование, будем привозить сырьё.... Смысл в том, чтобы воспитанники приобщались к квалифицированному труду. Очень хороший симбиоз с компьютерным классом получится — там будут создаваться модели, а здесь воплощаться в железе и дереве. В виде дверей, ворот, заборов... Что скажете?

— Ну... — директриса явно обалдела от такого натиска. — Всё это ещё надо обдумать...

— Надо... — согласился Дмитрий Николаевич. — Трудности будут, а как же? Гена, ты запиши, чтоб юристам поручить этот вопрос проработать... Чтоб дети могли участвовать и зарабатывать, а не только зрителями были! А то я знаю, что будет — тут же найдётся доброхот из местных, который закидает администрацию района письмами, что мы, гады такие, труд подростков эксплуатируем. Надо чтоб документы железобетонные были — чтоб не подкопаться! И заказы от Арсенала будь добр обеспечить — чтоб ребята зарабатывать могли, а не просто так...

— Да, может не давать им в руки наличных... — Антонина Геннадьевна задумчиво поглядела в окно. — У нас тут и наркотики и водка в городе доступны...

— Да, знаете ли... — улыбнулся Вершинин. — По опыту скажу, что как раз заработанные-то деньги на такую блажь и не тратятся никогда! Кроме того, у ребят, что в ВУЗы не поступят, по крайней мере, хорошо оплачиваемая специальность в руках останется...

— Дмитрий Николаевич... — директриса опустила глаза. — А можно я спрошу кое-что?

— Пожалуйста! — Вершинин, понимая, о чём будет речь, расплылся в широкой улыбке.

— У вас всё в порядке? Вы не очень хорошо выглядите...

— Всё в полном порядке, Антонина Геннадьевна! — Дмитрий Николаевич, хоть и ожидал этого вопроса, всё же, смутился. — Просто, я грипповал недавно, ещё не оправился. А касательно мероприятий — мы недавно завершили несколько проектов с хорошей прибылью, и совет директоров решил пустить небольшую её часть на благотворительность. Всё в порядке, не переживайте...

Та лишь грустно улыбнулась в ответ.

Выйдя на крыльцо, Вершинин с удовольствием вдохнул звенящую прохладу апрельского вечера. Окружающий мир радовал пробуждением и обновлённой, девственно чистой свежестью. Набухшие почки на кустах вдоль растрескавшейся асфальтовой дорожки готовы были вот-вот прорваться, явив миру смолистую зелень. Как ни странно, Дмитрий Николаевич вовсе не ощущал ни печали от того, что видит всё это в последний раз, ни тоски, заполнявшей сердце несколько последних месяцев.

— Ген... — позвал он Шепелева. — Тем, кто поступит в ВУЗы — персональные стипендии от Арсенала, в размере прожиточного минимума... Выпускников рекомендуете субчикам — пусть попробуют отказаться... А дальше — как-нибудь сами на крыло встанут...

И, уже сам себе, под нос, то ли сказал, то ли подумал:

— Дворники с продавщицами? Чёрт та с два!

Уже усаживаясь в машину, скомандовал:

— Иваныч, к шоссе едем по Пушкинской. И, не торопись, там колдобин полно...

Мысли его снова вернулись к "сценарию рая". Он вдруг, с поразительной ясностью понял, что знает, как и где хочет провести "свою вечность". Вспомнился небольшой бревенчатый домик здесь в Кашире на соседней с детдомом улице, доставшийся Ольге в наследство от рано ушедших родителей. Маму Ольгину он даже не застал, а отца довелось хоронить буквально через несколько месяцев после их, с Ольгой, свадьбы. А потом, уже на следующий год они приехали сюда в свой первый настоящий отпуск. Первоначально думали, что едут на неделю-другую, оформить дом и дальше рвануть на юг. Но, как-то так получилось, что желания уезжать ни у Оли, ни у Димы не возникло до самого конца отпуска. Утром Дима, привыкший к ранним подъёмам, осторожно, боясь потревожить, выскальзывал из постели, осторожно перекладывая сонную Олину головку со своего плеча на пуховую подушку, едва касаясь губами, целовал тёплое плечико. Потом, выпив крепкого чая, садился на найденный в сарае старый велосипед и уезжал на рыбалку. Рыбных мест он совсем не знал, но это было и не важно — Диме доставляло невероятное удовольствие сидеть на берегу, поглядывая на замерший в ожидании поклёвки поплавок и никуда не торопясь, созерцать просыпающуюся природу. Играющее на рассвете солнце, серебрящаяся на траве и кустах роса, выпрыгивающие из воды здоровенные рыбины — всё это вызывало состояние тихого восторга, от которого сердцу становилось светло и радостно. Тем не менее, рыбацкая фортуна тоже иногда улыбалась Димке. Время от времени, всегда, почему-то, неожиданно, поплавок вдруг на долю секунды ложился на бок, а затем камнем летел вниз. Димка, повинуясь древнему азарту, аккуратно подсекал, как когда-то учил отец, вправо и вверх, и, ощущая приятную тяжесть, вытаскивал добычу из воды. Чаще всего это были окушки и пескарики размером не больше ладошки, которых Ольга выпускала потом в огромное корыто, предназначенное для полива огорода. Но иногда Димке удавалось похвастаться и добычей покрупнее. Часам к десяти клёв полностью прекращался и Димка, собрав нехитрые рыбацкие снасти, спешил домой. К этому времени Ольга уже успевала проснуться и купить у соседки трёхлитровую банку парного молока. Димка же по пути заезжал за свежим хлебом в крошечный магазинчик на углу улицы. Потом, они обнимались, разбирали Димкину добычу, и Ольга неизменно подтрунивала над "удачливым", по сравнению с местными, рыбаком. Позавтракав, уезжали на велосипедах куда глядят глаза, исколесив за отпуск все мало-мальски заметные тропинки в радиусе десятка километров от дома. Приехав — обедали наваристым Ольгиным борщом из деревенской курицы и ложились чуть покемарить. Впрочем, сразу начать кемарить никогда не получалось — поцелуи "на сон грядущий" перерастали в жаркие объятия, градус накала которых стремительно нарастал. Потом, уже умиротворённый, Димка действительно засыпал, согревая своим большим телом маленькую Олину фигурку, утонувшую в его ручищах. Проснувшись уже ближе к семи, чаёвничали. Потом, Ольга принималась за приготовление ужина, а Димка подтапливал на ночь печку — август в том году выдался прохладный. Поставив на плиту сковородку со шкворчащей картошкой, Ольга усаживалась к Димке на колени и они вместе глядели, как огонь весело пляшет на медленно чернеющих поленьях.

Дмитрий Николаевич отчётливо осознал, что хочет как раз именно такого рая. Убегать по утрам на рыбалку, целуя солнечного зайчика, пробравшегося сквозь старую тюль на Ольгино плечо. Переглядываясь с ней, съедать свежую булку с молоком и вместе смотреть на пожирающий поленья огонь. А ещё — разговаривать. Обо всём на свете! Ему нужно было столько рассказать ей! А к выходным поджидать в гости Андрея с семейством, и Нину... Чтобы внуки за субботу-воскресенье выворачивали дом наизнанку. Чтобы иногда приезжал остепенившийся, наконец, Валерка.

Но, ещё отчётливее Вершинин осознал, что ни за что, даже под дулом автомата, не станет рассказывать Славику об этом рае. Дмитрия Николаевича даже передёрнуло от этой мысли. Настолько, что чуть не стошнило...

— Иваныч, останови напротив вон того дома... — попросил он. — Я подышать выйду.

То, что их с Ольгой бревенчатого домика, с росшей перед забором громадной берёзой, больше не было, Вершинин знал и раньше. Собственно, именно средства от его продажи и пошли на их с Пузырём первый павильон — аванса от заказчика для начала строительства явно не хватало. Начинали же, буквально, с нуля — без инструмента, без бригады, которой надо было платить, без транспорта... Разглядывая сейчас добротный, кирпичный, но совершенно чужой дом, Вершинин отстранённо думал о том, что отдал бы любые деньги за возможность отмотать всё назад. Однако, единственной ниточкой из прошлого оставался лишь необъятных размеров берёзовый пень перед забором, украшенный клумбой из автомобильной покрышки. Тяжело вздохнув, Дмитрий Николаевич уселся обратно в машину.

— Ген, ты не обижайся, но я пока сам "порулю" Арсеналом... — задумчиво произнёс он, повернувшись к Шепелеву.

— Да, я только рад! — Геннадий Сергеевич вздохнул с большим облегчением. — Позже, что ли, ложиться будешь?

— Позже... — едва заметно, одним уголком рта ухмыльнулся Вершинин. — К чёрту эту "матрицу".

К Дому художника на Крымском валу ехали долго и тяжело. После вчерашней "химии", Вершинина крутило и рвало почти всю дорогу. Тем не менее, в само здание Дмитрий Николаевич, входил уже с лёгкой улыбкой на совершенно спокойном лице. Вряд ли кто-то из присутствующих смог бы понять, чего стоила ему эта улыбка, но Дмитрий Николаевич точно знал, что по-другому просто нельзя. Слава Богу, голову его уже лет десять венчала внушительная лысина, поэтому о регулярной химиотерапии говорили лишь синяки под глазами, которые Вершинин собирался объяснять "позавчерашним сабантуем с Пузырёвым". Открытие выставки уже началось. Андрей, немного смущаясь, рассказывал что-то миловидной даме с микрофоном, изредка освещаемый вспышками блицев. Увидев отца, он совершенно поменялся в лице. Извинившись перед журналисткой, скорчившей недовольную гримаску, рванул ему навстречу.

— Папка! -"именинник" буквально стиснул его в объятьях. — Вот это сюрприз! А как же Штутгарт?

— Андрюх, — улыбнулся Дмитрий Николаевич. — Что я немцев не видел? И, потом, их тут у тебя, похоже, не меньше, чем в Штутгарте! Занимайся, давай — вон тебя девушка ждёт... А я пока картины посмотрю.

Медленно переходя от одной картины к другой, Дмитрий Николаевич улыбался своим мыслям. Думалось ему о том, что жизнь прожита не зря. Что среди всех ошибочных решений, всё же случались и верные... Что много чего есть ещё на свете, ради чего нужно стараться подольше задержаться на этой земле. Настоящего...

Один из посетителей, субтильный блондин, напомнил Дмитрию Николаевичу Славика. Вершинин даже улыбнулся, вспоминая их последний диалог. Как вежливый и обязательный человек, он набрал менеджеру, чтобы известить об отказе от контракта. В ответ же услышал настоящий визг:

— Не валяйте дурака, уважаемый! — Дмитрий Николаевич даже вздрогнул от такого обращения. — Всё, о чем болтают по телевизору — враньё! Никакого взлома нет — это дезинформация, пущенная нашими врагами. Мы уже успешно справились с возникшей проблемой! Приезжайте, завтра вас ждём!

Ещё раз подтвердив отказ и повесив трубку, заинтригованный Дмитрий Николаевич включил новости. По РБК сообщали об обвале фондового рынка в связи с крахом крупнейшего на планете инвестора — Парадиз Сервис, заваленного судебными исками. О "Декларации возмездия", обнародованной "Братством чистого сердца"... Об успешном взломе серверов "Парадиза" активистами Братства, закачавшими туда сценарий с кипящим на сковороде маслом и веселящимися чертями и о массовых инсультах у "пациентов" Парадиз-Сервиса. Задумчиво почесав подбородок, Вершинин переключил тогда на забавную старую комедию.

Одна из картин заставила Вершинина надолго остановиться, рассмотреть её во всех подробностях. На ней был изображён невысокий бревенчатый дом и сидящая на крылечке девушка. Гиперреализм Андрюхин, действительно, напоминал фотографию, и Дмитрий Николаевич поймал себя на мысли, что именно такая Ольга и приходит к нему во сне. Рассказывает о том, что ничего бояться не надо. Гладит по щеке и зовёт к столу.

Электричка Домодедово-Москва,

2015г.