Джейн и мир масс эффекта часть 1

Глава 1. Коммандер ВКС Альянса Джон (Джейн) Шепард.

Пришла я в себя в госпитале после нападения молотильщиков на мой отряд. Тело мужское, и у него была подруга, которая навещала меня в госпитале каждый день. Причем мир явно отличался от того, где я была Джейн Шепард. Более аморфный АС. Несколько более слабые государства чужаков. И самое главное меня мясника Торфана здесь не было.

Сейчас я застряла на Земле, в гарнизонах и при штабе. Выпускать меня работать в поле никто не хотел. щас я отдыхаю вместе со своей подругой Дейной.

— Джон, спасибо тебе. — девушка открыла глаза, её немного сонный взгляд коснулся моего лица. Мы лежали рядышком на моей кровати. — Ты волшебник. Хорошо, что я успела приехать к тебе. Ты напряжен?

Еще бы. Чуйка воет упырем. Идет 2183 год. Год, когда все началось на Иден Прайм. А кроме меня в этом мире коммандеров Шепард нет. Да и я выжила чудом. Тело постепенно перестраивается на мой облик перед выходом в канал. Но как это происходит я не понимаю.

— Да, Дэйна. У меня такое чувство, что я теперь не скоро вернусь на Землю.

— Так ведь тебя... — сказала девушка, приподнимаясь на локтях и оглядывая полутемную комнату. Солнечные лучи еле-еле пробивались в комнату через тяжелые портьеры. Ранее утро.

— Именно. Держали в резерве. И теперь у меня есть ощущение, что сегодня завтра прибудет приказ. — подтвердила я.

— Тогда тем более хорошо, что я успела приехать к тебе. до того, как тебя услали далеко-далеко. Предполагаешь?

— Да. Нас спецназовцев обычно на простые борта... не назначают. Значит будет что-то сложное и проблемное. — тень Жнецов так и моячила за моей спиной. Мне снова сниться мой кошмар с мертвым лесом и сгорающий пацан под лучом Жнеца. Я приобняла напрягшуюся девушку за плечи. — Дей расслабься, я пока еще рядом с тобой и курьер из штаба еще не прибыл и не стучится в дверь.

— Джон, прошло достаточно времени... после... — девушка замялась.

— Договаривай, Дэйна, договаривай. — мягко сказал Шепард. — Я уже успокоился по этому поводу.

Потеря своей группы тяжело сказалась на мне. Сразу вспомнилась катастрофа на Торфане. И ублюдок Кайл. Ну вы же могли отступить Шепард. из центра вражеской базы. Ну да как же. Тьфу, урод.

— Если ты так хочешь Джонни, то... прошло шесть лет. Даже больше с тех пор как ты вернулся с Акузы.

Я поморщилась. Акуза вообще была странным провалом разведки АС. Вот как можно было пропустить то, что на планете гнездо молотильщиков. Мы в свое время туда не полетели.

Девушка смотрела на меня ласкающим взглядом.

— Ты конечно все эти годы далеко не бездельничал, едва вышел из госпиталя, но...

— Дэйна... я хочу летать, а не просто сидеть на планете и менять полигон за полигоном. — произнесла я, откидывая одеяло и садясь в кровати. Дэйна тут же приникла к моей спине. Обняла руками за плечи и легонько фыркнула в левое ухо. Это был наш особый знак расположения.

— Полигон для меня хорошо, но мало. И если я не ошибаюсь мне уготовано серьезное испытание, как и всей галактике.

— Опять твои кошмары про Жнецов?

— Да, Дэйна. Скоро все начнется.

Я натянула тренировочные брюки и встала.

— Спасибо тебе. У нас была прекрасная ночь.

— Прекрасная Джонни, согласна. — Дэйна повернулась на другой бок. Села в кровати, нащупала не глядя халат, встала, одновременно накидывая его на разгоряченное тело. — Тебе тоже спасибо. — Она направилась к двери санкомнаты, шлепая босыми ступнями по пластиковым плиткам. — Джонни не шуруй на камбузе, я все приготовлю.

— Дэйна. — Чуть укоризненно сказала я, поворачиваясь и наблюдая, как девушка скрывается за дверью санузла.

— Знаю, знаю но все же попробуй. — донеслось из-за створки.

Я удовлетворено усмехнулась. Дэйна в своем репертуаре. Она прекрасно знала, что я не позволю ей пошуровать на моем камбузе. Маленьком кухонном блоке моей холостяцкой квартирке коммандера ВКС АС. Завтрак я буду готовить сама.

Ранний завтрак. Сегодня у меня выходной, полигонов не предвиделось. Служебные задачи были выполнены полностью и сегодня я могла располагать собой в режиме выходного дня.

Дэйна скинула халат и ступила на эмалированный поддон душевой кабинки, захлопывая за собой створку и одновременно включая воду.

Мы провели вместе несколько приятных часов. Говорили, обнимались, целовались, молчали. Для Дэйны Джон был первой любовью. Я же просто приняла это как данность в госпитале. Поддерживая хорошие отношения.

Они поддерживали тесные взаимоотношения с тех пор, как покинули стены детдома в Лондоне.

Стоя под мерно меняющими силу и температуру струями, Дэйна мурлыкала простенький мотивчик, подставляя под распылители то спину, то грудь и знала, что я слышу её пение. Слышу и радуюсь. Знала она Джона как облупленного. Специфика дет дома. Там иначе выжить проблематично. Я в свое время из дет дома сбежала на улицы Ванкувера в банду красных. А вот Джон был воспитанником детдома до 18 лет. Как и Дэйна.

Я прошла на кухню, включила плиту, достала из шкафов контейнеры с полуфабрикатами. Несколько минут и сытный завтрак поставлен разогреваться. Слышится легкое скворчание, Дэйна в отличие от меня не любила ничего сильно зажаренного. Только слегка, чтобы подрумянилось. Сняв с огня сковородку, я переставила её на подставку, убрала прихватку. Посмотрела на запевавший свою песенку закипевший чайник. Открыла пачку чая, любимого подругой. Насыпала заварку в чашку, добавила два кусочка сахара. Подруга не была сластеной, но не возражала против небольшого подслащения любимого напитка. В этом наши вкусы совпадали. Я спокойно пил тот морт чая, который нравился ей и наоборот.

Разложив запеканку по тарелкам, я пошарила в маленьком холодильничке. Достала сыр, хлеб приготовила бутерброды. Тонко нарезанный хлеб, так чтобы не ломался, но и не и не напоминал неприспособленные для кусания кусищи. Сверху либо сыр, либо молочная колбаска. Из шкафчика достала корзинку с печеньем и леденцами — Дейна любит и то и другое. Вкусы друг друга мы знали хорошо. Что очень встревожило девушку после Акузы. Ведь мои пристрастия поменялись.

Журчание и плеск воды сменились гулом фена. Подруга в первую очередь просушивала свои волосы — совсем чуть-чуть, чтобы они были едва влажными. Не любила она пересушивать. Старалась всегда расчесать их. Нравились ей простые прически — с её спортивной карьерой иначе было нельзя. Хотя было несколько мероприятий, на которых Дейна появлялась с модельной стрижкой. Жизнь в детдоме не располагала к излишествам. А подруга с семи лет занималась в спортивных школах. и без конца ездила на сборы, тренировки, соревнования. Режим, ограничения, точность, четкость. Для неё это было так же привычно, как дышать свежим воздухом.

— Ты уже и завтрак сготовил. — девушка появилась на пороге санузла, облаченная в ветровку и тренировочные штаны. Шлепанцы были открытыми, с педикюром Дейна никогда не заморачивалась. А вот маникюр уважала настолько, насколько позволяли требования спортивного кодекса.

Остановившись у стола она обняла меня. Прижалась ком не, поцеловала в щеку и замерла.

— Спасибо Джонни, ты моя радость.

Я кивнула, облапила её, прижала к себе. Приподняла, перенесла поближе к свободному стулу. Усадила, пододвинула к столу.

Дейна кивнула, ей понравилось действо полностью удовлетворил вид блюд и их аромат.

— Джон, садись, позавтракаем. Какие планы на сегодня?

— Я свободен.

— У меня тоже нет никаких срочных дел. И?

Девушка вопросительно посмотрела на меня.

— Я бы предложил Дей, чтобы мы сегодня провели день вдвоем... Ну... — я скосила глаза на кровать.

— Не возражаю Джон, — ответила Дэйна принимаясь за еду. — Не возражаю. — Она прожевала порцию запеканки — Вкусно, спасибо Джонни.

— Рад что тебе понравилось. — Я тоже вооружилась вилкой и ножом. И принялась поглощать запеканку. — я чай залил в маленькие чашки. Или?

— Не надо больших Джонни,— усмехнулась девушка чуть мотнув головой от чего собранные в хваост волосы хлестнули её по плечам. — Сегодня не надо.

— Ладно. — я кивнула.

Позавтракав, Дэйна вышла на балкон, где обычно по утрам проводила четверть часа в полной неподвижности. Я не знала — то ли это медитация, то ли это привычка моей подруги. Джону не было интересно докапываться до деталей — могут быть у Дэйны какие-то свои резоны делать так, а не иначе — пусть делает. А я не стала спрашивать. Сквозь стекло я видела, как девушка села в плетёное кресло и, приняв свободную, расслабленную позу, замерла. Я так тоже иногда замирала раньше. Особенно если надо было прочитать кого-то. Наверняка она закрыла глаза.

Пока она "медитировала", я прибрала стол, помыла и поставила сушиться тарелки и чашки. На Дэйну я не смотрела — уважала её право на спокойное "отстранение от мира".

Сама придёт, когда пожелает.

Глава 2. прибытие курьера с приказом.

— У тебя немного прошло напряжение, Джонни — мурлыкнула Дэйна, когда мы легли на кровать и снова обнялись, прижавшись друг к другу. Не хочу уходить, так хорошо и уютно, но ничего не поделаешь. — Наверное...

— Наверное, это только благодаря тебе, Дей. — сказала я.

— Спасибо, Джон. — Дэйна потёрлась кончиком своего носа о мой нос и поцеловала меня в губы. — Я рада и довольна.

— Я тоже. — я ответила на поцелуй, обняла девушку посильнее. — Будем валяться...

— Да. Пока не надоест. А надоест нам это сегодня — очень не скоро. — заявила Дэйна.

И это было сущей правдой. Мы валялись на большой двуспальной кровати и забыли очень надёжно о всём на свете. Кроме самих себя.

Звонок в дверь застал нас...врасплох. По изменившемуся лицу Дэйны я поняла, что она уже настроилась на худшее, что может сейчас произойти — на визит курьера из штаба.

И это очень вероятно. За дверью стоял военный.

Я молча поднялась с кровати, натянула футболку, тренировочные штаны, всунула ноги в шлёпанцы, подошёл к двери, открыла. На пороге стоял сержант-курьер. Ну кто бы сомневался. Кончился мой отдых.

— Коммандер Шепард. Вам пакет. — сержант, узнав офицера, подал конверт, подождал, пока хозяин квартиры распишется в ведомости, козырнул, развернулся и "ссыпался"по лестнице, проигнорировав лифт.

Я закрыла дверь, распечатала пакет, достала сложенный вдвое лист пластика. Боевой приказ. Не обычный, а боевой. Чёткий — и непонятный. Явиться тогда-то туда-то. А точнее — прибыть в штаб дивизиона на станцию "Арктур". Ровно в двадцать три ноль-ноль этих суток. По стандартному времени.

Ну началось. Я уверена, что мы пойдем на Иден Прайм.

— Вызов? — раздался тихий голос подошедшей со спины Дэйны. — Позволь? — она ухватила раскрытый пластиковый лист. — Вызов. Я так и знала, — в голосе девушки просквозила горечь. — Я тебя провожу.

Вместо ответа я повернулась к ней, обняла и поцеловала в лоб. Она доверчиво прижалась ко мне, обняла:

— Вот и кончились наши... свободные дни... — сказала она тихо. — Надолго... кончились.

Я не стала кивать, я только чуть крепче прижала девушку к себе, целуя её в макушку. Я знала — ей этот поцелуй сейчас нужен и важен больше, чем любые слова. И я не ошибся — захлюпавшая было носом Дэйна подняла голову, вперила в мои глаза нежный и вопрошающий взгляд:

— Джон... Возвращайся... ко мне. Я... буду ждать. И пиши мне... прошу.

Я молча кивнула, понимая, что никаких сказанных мной вслух слов Дэйна сейчас не воспримет правильно. Только этот кивок. Она как никто умела читать меня на очень глубоких уровнях.

Удовлетворившись моей реакцией, Дэйна разомкнула объятия, отшагнула. Развернулась, направилась на кухню. Неисправимая — сейчас наготовит целую сумку еды. И останавливать её бесполезно. Я уже успела в этом убедиться не раз. Нет, если я не возьму сумку — она не обидится. Только замкнётся, а для него замкнувшаяся Дэйна...неприемлема. Она знает об этом.

Собирая тревожный кейс, я методично сверялась со списком, проверяла сроки годности, уточняла целостность упаковок. Боевой приказ требовал такой процедуры. Мало ли куда придётся отправиться со станции "Арктур". И если мои предчувствия не обманывают меня мы пойдем летать по галактике.

От этой станции, где располагались правительственные структуры и штабные сектора ВКС Альянса Систем, корабли могли отправляться в такие богом забытые уголки Галактики, что... о скором возвращении приходилось забывать надолго. Так что заранее собранный кейс — а он у меня в холостяцкой квартирке тоже был — пригодился, если бы вопрос не стоял об отлёте на "Арктур".

Закончив собирать кейс, я поставила его у двери. Раскрыла створки шкафа, облачилась в форму. Обычную форму офицера спецназа ВКС Альянса. Прикрепила знак N-7.

Дэйна тоже собралась. Скромное однотонное платье, небольшая сумочка. Спортивная карьера приучает к организованности — девушка собралась быстро и не стала тратить время на полный макияж. Так, немного только "подрисовалась". В глазах подруги я без труда читала напряжение и волнение.

— Военный космодром? — уточнила она, наклонившись и поправляя чуть сбившийся ремешок на туфельке.

— Да. — я закрыла экран инструментрона, — флайер уже ждёт.

Дэйна выпрямилась, кивнула, подхватила сумочку и взяла меня за локоть.

Мы вышли из подъезда. Осень. Тёплая, чуточку дождливая. Дождь обещали к вечеру, а сейчас небо только-только начинало хмуриться, подтверждая прогнозы синоптиков.

Устроившись в салоне наёмного флайера, я обняла Дэйну и нажатием сенсора на пульте разрешила машине следовать по маршруту. Конечно, я могла бы и сама сесть за управление — статус позволял пилотировать такие машины в ручном режиме, но Дэйна была слишком напряжена и я не захотела выпускать её из своих объятий. Неизвестно ещё, когда я смогу вернуться к ней, так пусть же Дэйна будет со мной рядом максимально долго, насколько это вообще возможно.

Обняв девушку, я смотрел на проплывающие далеко внизу кубики домов, на похожих на мелких букашек людей, снующих по улицам и переулкам. Честер — небольшой городок на Ривер-Ди остался далеко позади всего через несколько минут. Британские масштабы, конечно, значительны, но по сравнению с другими странами...довольно средние.

Дэйна молчала. Она всегда молчала в такие моменты, переживая внутри себя остроту и неопределённость. Для неё Джон был привычен и ценен, она не хотела лишний раз его волновать. Она-то остаётся здесь, у неё впереди — череда тренировок, два сбора и ближайшие региональные соревнования через...да какая теперь разница, через сколько! А у него...Что ждёт Джона? Разве можно наперёд сказать?!...Вот она и не пыталась. Дождалась его сАкузы, навещала в госпитале, потом они регулярно встречались, когда его отправили в резерв командования ВКС Альянса. Таких спецов, как Джон всегда придерживают в резерве... Когда долго держат, когда — не очень. Она была рада, что Джон здесь, что он рядом, на Земле. Хоть он и изменился после Акузы. Сильно изменился. В какой-то момент она даже подумала, что их отношениям пришел конец, но все наладилось. А сейчас он улетает.

Да, его помотало по планете — служба, все дела. Но Дэйна была рада тому, что Джон почти и не покидал пределы атмосферного щита. Пока не очень часто покидал. И вот теперь...Теперь впереди, как она достаточно чётко ощущала — длительная разлука. Джона ждёт челнок, а там...Там — "Арктур", правительственная станция Альянса Систем. Туда так просто не попадёшь, а вот статус Джона позволяет ему туда летать спокойно и свободно. Если надо, конечно. Так-то вот так просто Джон никуда и не летает — только если есть необходимость и приказ.

Вздохнув, девушка умостила голову на плече Джона. Впереди уже вырисовывались башни британского военного космодрома. Номерной режимный объект. Впрочем, для провожающих там всё так же как в гражданском космопорте.

Ей предстоит очень долго смотреть вслед Джону, уходящему к тоннелю, выводящему в зал челноков. Это последнее, что она видела тогда, когда он улетал по срочному вызову на Акузу...А потом вернулся оттуда на медицинском транспорте и сразу стал надолго пациентом военного госпиталя.

Как же она тогда боялась за него! Ведь он... остался один в живых из десятка спецназовцев. Эти черви... молотильщики...Дэйна мало знала о происшедшем там, разве что в пределах информации, предоставленной новостными агентствами Земли. По-разному в новостных выпусках описывались события, в которых принял участие Джон. А сам Шепард...Он никогда и не "грузил" её рассказами о происшедшем на Акузе. Скрывал, не хотел, видимо, волновать. Она была за это ему благодарна, хотя понимала — ему пришлось там очень нелегко.

И сейчас ему — тоже нелегко. Непонятный этот приказ. Непонятная форма. Боевой приказ?! Кругом — мир, никакой войны ни с кем человечество вне Солнечной Системы не ведёт — и вдруг такое. Конечно, Джон — особый человек, эн-семёрка, спецназовец. Может быть, для них такие приказы обычное дело, а вот для неё — это, конечно, волнения и — острая тревога. И ей теперь постоянно, буквально каждую секунду кажется, что встретится теперь она с Джоном...очень уж не скоро.

Выгрузившись из флайера у пассажирского терминала зоны отлёта, Дэйна огляделась: здесь мало что изменилось. Конечно, космодром был военным, поэтому особых вольностей здесь не допускали, но, как она и предполагала, для провожающих здесь каких-либо необъяснимых ограничений не было.

Я поправила форму, нажатием нескольких сенсоров на своём офицерском наручном инструментроне отпустила машину, подхватила тревожный кейс и сумку с провизией, после чего взглянула на напрягшуюся девушку.

— Дей? — тихо спросила я, видя, как она продолжает оглядываться по сторонам. Я знала, что она любопытна, не видел в этом ничего плохого, полагая обычной личностной особенностью, но сейчас Дэйна явно тянула время.

— Я... я сейчас, Джон, — она продолжала оглядываться по сторонам, благо здесь было на что посмотреть — отсюда открывался прекрасный вид на стартовые площадки.

Челноки и шаттлы взлетали, садились, зависали, люди прилетали, улетали, работали на обозначенных как безопасные зонах посадочного и стартового полей.

— Мало изменений. Очень мало, — она тряхнула головой, отчего её распущенные волосы покрыли плечи сплошной чёрной волной. — Идём, — решительно сказала она, подхватывая свою сумочку.

У стойки регистрации я предъявила приказ молодцеватому старшине ВКС Альянса. Тот, проведя мгновенную идентификацию, кивнул, вернул бланк приказа мне, выдал посадочное предписание — небольшой листок плотной сероватой пластобумаги.

Дэйна из-за моего плеча прочла номер и код посадочного терминала, огляделась по сторонам, выделила взглядом нужный, но торопиться уходить от стойки не стала.

Я поняла её нежелание торопиться, решительно направилась к рядам сидений зоны ожидания.

— Джон. — Дэйна снизу вверх мягко, но требовательно посмотрела на меня. — Неспокойно мне... Прошу...Помни о том, что я тебя жду...Живого. Остальное — не важно. Я приму тебя любого. Главное — возвратись. Возвратись живым...Прошу, — она не стала стремиться к тому, чтобы я непременно обнял её, прижал к себе.

Такой она была всегда — независимой и в то же время — ранимой. Для меня. Для других — стойкой и цельной. Мало кто знал Дэйну так, как знал её я.

Я помедлила, затем медленно, очень медленно, так, чтобы она это запомнила, кивнула. Я понимала — она воспримет кивок так, как надо. Без слов. Слова в нашем общении, в нашем отношении давно уже играли не основную роль. Дэйна понимала меня без слов, я — без слов понимала Дэйну.

Несколько минут мы стояли друг против друга рядом с "лентами" пустых полумягких кресел. Привыкшие к сценам прощания сотрудники космодрома проходили мимо, не задерживаясь, не глядя на парня и женщину.

Прозвучал короткий мелодичный сигнал, затем синтезированный приятный женский голос чётко объявил о прибытии к выходу, указанному в отлётных документах, пассажирского челнока.

На орбиту Земли прибыл доставщик — небольшой военный пассажирский космический кораблик, выполнявший регулярные рейсы от станции "Арктур"до орбиты Земли.

— Прибыл, — выдохнула Дэйна, не торопясь подхватывать свою сумку. Я подняла с пола свой кейс и сумку, медленно повернулась и направилась к нужному терминалу входа.

Дальше провожающих не пускали и я, предъявив документы и приказ младшему лейтенанту — дежурному по терминалу, обернулась к Дэйне.

"Младлей" уткнулся взглядом в экран своего пульта — он понимал, что офицеру нужно проститься со своей спутницей здесь, поскольку дальше путь для неё закрыт.

— Дэйна... Спасибо тебе. — Я обняла девушку, та приникла ко мне, скрывая желание заплакать. — Я... я вернусь. Ты пиши...Я буду писать тебе, Как только будет возможность...Напишу обязательно. — я легонько прижал её к себе, она обняла его покрепче.

Сильная. Физически и духовно сильная и цельная. Настоящая подруга для меня, воина и офицера. Не умеющая разнюниваться по пустякам, знающая, что такое дисциплина и порядок на собственном богатом опыте. И в то же время — способная раскрыться перед ним, предстать нежной и ранимой.Доверяющая ему всю себя раз за разом.

— Джонни... — Дэйна назвала меня так, как называла только меня. С той же интонацией, с тем же тембром, что и в первый раз... — Возвращайся... живым. Я... я жду тебя и я... люблю тебя. Возвращайся, — она посмотрела на него снизу вверх, дала ему вытереть пальцами выступившие в уголках её глаз слезинки, отшагнула, понимая, что времени больше нет. — Вернись живым... прошу... -её пальцы нервно затеребили ручку сумочки.

— Я люблю тебя, Дэйна, — сказала я, подхватывая кейс и сумку, поворачиваясь к открывавшимся дверям посадочного входа и делая шаг за порог. Я не слишком хорошо умела прощаться, тем более — с Дэйной.

В салоне челнока я кивком поприветствовала других офицеров и сержантов со старшинами — протокол и ритуал, никуда не денешься.

Гражданская, а теперь уже — и мирная жизнь остались за порогом арки посадочного входа. Там, где осталась Дэйна, провожавшая его взглядом до тех пор, пока я не ступила на ленту травелатора, уносящего меня вниз, к тоннелям выходов к челнокам. Я чувствовала её взгляд -напряжённый, любящий, нежный, зовущий.

Многие люди посчитали бы, что такие отношения странны и неприемлемы. Многие. Я знала, что далеко не всегда те, кто становились для людей первой любовью, в дальнейшем пересекали грань платонических отношений, выходили на путь, ведущий к образованию семьи, к рождению общих желанных детей. Но у Джона и у Дэйны, воспитанников детдома, всё было по-иному. Они выстраивали свои отношения несколько лет и потом, когда вышли из детдома в самостоятельную жизнь, получили первые квартиры, не стали отдаляться друг от друга.

Шепард никогда не давил на Дэйну, не ограничивал её в праве вести свою собственную жизнь, встречаться с подругами, с друзьями. И она... она решила сохранить с ним отношения. Не только сохранить, но и развить. Она проводила его в армию, когда он улетал в "учебку" из такого же терминала отлёта военного космодрома. Она писала ему письма, она отвечала на его письма.

Да, редко, но писала. Ведь и у неё жизнь была напряжённой: она ещё в детдоме приняла нелёгкое решение уйти в профессиональный спорт. И с тех пор для неё череда тренировок, сборов, выездов, соревнований, чемпионатов, олимпиад стала привычной.

Она быстро добилась значительных успехов, убедилась, что эта жизнь ей подходит, что она для неё приемлема. За каждой медалью, за каждым дипломом стоял её огромный труд. Потому-то Дэйна так точно, глубоко и полно понимала Шепарда, решившего попробовать стать профессиональным спецназовцем. Да, они встречались очень редко. На очень короткое время. И Дэйна умела эти минуты встреч наполнить до отказа. Смыслом. Содержанием. Ценностью. Для неё Джон был важен.

Мы пока что не думали о ребёнке, о свадьбе. Встречались, любили друг друга. Дэйна многое знала о работе и о службе Джона, он многое знал о её спортивной карьере. И мы раз за разом говорили во время встреч не только об этом. Мы говорили и о многом другом. Ходили по музеям, выставкам, на концерты, новые фильмы. Мы были свободны в своём выборе и удивительно подходили друг другу.

Я не торопила Дэйну. Не говорила о свадьбе, о детях. Хотя, конечно же, подразумевала всё это. Но — не торопила. Не настаивала на том, что всё это должно случиться вот так — очень быстро и — в самом ближайшем будущем.

Дэйна с восторгом и удовлетворением восприняла известие о том, что её Джон стал слушателем Академии "Эн-Семь".А потом... потом искренне поздравила меня, своего Джона с присвоением высшей квалификационной категории. Ей это было очень важно — в способности Джона достигать вершин она никогда не сомневалась.

Провожая его уменьшавшуюся фигуру взглядом, Дэйна понимала всё острее, что теперь... теперь что-то очень важное и очень большое изменилось. Не в их отношениях, нет. Здесь всё оставалось по-прежнему и потому она не акцентировала на этом своё внимание.

Здесь, в зале отлёта космопорта она почувствовала, что перед Джоном встаёт что-то чёрное. Что-то такое, что уже не позволит ему столь же часто писать ей, столь же часто прилетать к ней. И это чёрное способно поглотить не только Джона, но и многих других воинов. Ей стало очень неспокойно на душе. Она не смогла бы объяснить это словами, но...опасалась, беспокоилась и боялась.

Сейчас Джон уходил не просто на службу, он уходил... на войну. Что ей стоило сказать"на войну", сказать внутренне, безмолвно, знала, наверное, только она.

Такой боязни за Джона она не испытывала даже тогда, когда он написал ей, что получил приказ о вылете на Акузу. А потом... потом она узнала о гибели девяти спецназовцев, попавших под атаку молотильщиков.

Конечно, в выпуске новостей Экстранета многое было сказано...весьма обтекаемо, но она-то почувствовала. Ощутила сердцем, душой, открытой для Джона всегда и везде.

Она почувствовала, что Джон чудом избежал гибели. Почувствовала, что он улетел на Акузу именно для участия в этой операции. О которой столь мало сказали в общепланетных "новостях". Так, в очень смазанном, нечётком виде. А она почувствовала — такие, как Джон идут только на такие вот, сложнейшие и труднейшие операции... И он так изменился после прихода в себя в госпитале. Но что-то в нем осталось прежним.

Как он тогда сказал однажды? "Боестолкновения". Девять его коллег полегли тогда в результате атаки змеечервей. Она даже не сразу узнала, что он выжил. Не была уверена, боялась, плакала. Ей же ещё нужно было готовиться к очередным соревнованиям, участвовать в сборах...

Прямо со сборов она улетела в госпиталь, куда перевели Джона. Увидела его... провела несколько часов рядом с его постелью и поняла, что только он важен для неё. Никто другой. Да, у неё было много друзей, приятелей, знакомых, но только с Джоном она могла позволить себе быть самой собой в полной мере. Он принимал её такой, какой она была на самом деле, когда не пыталась казаться.

И сейчас она ощущала, что Джон улетел на войну. Которая ещё не началась, но которая уже пододвигалась к Солнечной системе, к Земле. Улетел, чтобы эта война не затронула очень многих людей. Гражданских людей. Улетел, потому что всегда был воином. Кому как не ей знать об этом, ведь она провожала его в армию, ей он писал письма из учебной дивизии, к ней прилетал в редкие увольнительные и в отпуска. Кому как не ей?

Как она вернулась в опустевшую личную квартиру Джона — сама не помнила. Да, она знала, что Джон закрепил за ней право жить здесь постоянно — его статус это позволял, всё же спецназовец, эн-семёрка, офицер, коммандер. Потому она не стала собирать свои вещи в сумки, не стала заказывать билеты на обратный рейс в городок на юге Британии, где была её личная квартирка.

Решила остаться здесь, поскольку Джон был здесь кругом. Везде были следы его присутствия. Пусть так и будет. Пока. Пока он не пришлёт несколько писем, несколько сообщений с "Арктура". А если возможно — то и оттуда, куда улетит после "Арктура".

Давно уже для неё станция "Арктур" перестала быть только правительственной. Это была также очень крупная и одна из важнейших военных станций ВКС Альянса.

Тридцать лет человечество уже присутствовало в Большом Космосе. Тридцать лет. Многое изменилось, многое произошло за эти годы всякого-разного.

Станция "Арктур" была сдана в эксплуатацию всего через два года после того, как родился Джон. Её открыли в 2156 году, а Джон родился 11 апреля 2154 года. Эту дату Дэйна знала не только разумом, но и сердцем. Помнила о ней всегда.

Да, для неё, как для женщины, даты имели особое значение. Тем более — такие. Она никогда не забывала поздравить Джона с днём рождения. Не было ни одного года, когда бы она забыла это сделать вовремя. День в день.

Через год началась война Первого Контакта — люди вступили в вооружённый конфликт с первой инопланетной расой — турианцами. Этот конфликт был странным, над его осмыслением и ныне работали огромные научные коллективы. С тех пор человечество вышло в Большой Космос. Дэйна благодарила всех известных ей богов, а случалось — и неизвестных — за то, что Джон был тогда ещё очень мал: она понимала, что будь он постарше, то непременно бы постарался принять в этой войне личное участие.

Да, она привыкла бояться за Джона, потому что... потому что любила его. Любила с тех пор, как испытала чувство первой любви, избрав для себя Джона как наиболее близкого человека. И была очень рада и горда тем, что и Джон выделил именно её, Дэйну среди других девочек-воспитанниц того небольшого детского дома. Выделил и сделал своей главной. Пусть только... платонически, но сделал главной.

Она купалась в его чувствах, в его эмоциях — он дарил ей лучшее из того, что становилось для него самого в ту пору взросления доступным. Она чувствовала себя защищённой и счастливой. И старалась сделать счастливым Джона. Да, она знала, что далеко не все люди переступают грань платонических взаимоотношений, когда чувство первой любви начинает угасать, уступая пространство, уступая место большой реальной главной любви.

Может быть, если бы они оба росли в обычных семьях, они бы спокойно и свободно разошлись в разные стороны, но детдом — особая среда обитания, его воспитанники немногим, но отличаются от детей, выросших даже в неполных семьях. И тем более отличаются от тех детей, кто вырос в семьях, где были и мама, и папа.

Хорошо, что у неё ещё в детдоме появилось дело, которому она отдавалась почти полностью — большой профессиональный спорт. Она подчинила спорту всю свою жизнь и знала, что Джон тоже сделал свой выбор — он пожелал стать офицером-спецназовцем и в последние несколько лет пребывания в детдоме начал серьёзно готовиться к реализации своего выбора. Так же как и она стала готовиться к вхождению в сферу большого спорта.

Покинув стены детского дома, они оба уже имели чёткие ориентиры в своей взрослой жизни. У неё на руках был график сборов, выездов, тренировок и соревнований, а у него — план-программа подготовки воинов элитных частей спецназа, входивших в состав ВКС Альянса Систем.

День одиннадцатое апреля две тысячи сто семьдесят второго года Дэйна запомнила на всю жизнь. Этот день стал одновременно и днём рождения Джона и днём его вступления в Вооружённые Силы Альянса Систем. Да, они вдвоём успели отпраздновать очередной день рождения Шепарда, посидели в кафе, потом посидели на берегу Ривер-Ди в Честере. Что-то Дэйну тянуло в этот городок и Шепард, знавший об этом, не стал протестовать. А вечером она провожала его в армию. Плакала, конечно, куда же без этого. Волновалась, нервничала. Джон тоже... нервничал, но сдерживал себя.

Для Дэйны это было важно — то, что он сдерживал свои волнения. Он всегда ей помогал — даже одним своим присутствием, а уж когда он действовал для неё и ради неё... она чувствовала себя предельно счастливой. Часто чувствовала себя вот такой вот счастливой и уже тогда, провожая взлетавший военный пассажирский транспортник, увозивший новобранцев в учебное подразделение, знала, что счастлива. Счастлива особым счастьем: Джон добился своего — он вступил на путь, к которому готовился несколько лет до этого. Готовился сознательно, осознанно.

Прошло всего лишь пять лет — и произошёл инцидент на Акузе. В госпитале Джону вручили его первый орден. Как единственному выжившему спецназовцу. Многое было в этом инциденте непонятного для непосвящённых в детали, а для Дэйны было важно только то, что Джон выжил и вернулся. Да он изменился, но это оставался он её Джонни.

Да, его привезли медтранспортом в тяжёлом состоянии. Но он выжил, он остался жив и он вернулся! Она гладила пальцами эмаль и металл его ордена, прикреплённого к больничной пижаме, а он мрачно улыбался, говорил, что вот теперь и у него появились медали олимпийского уровня. Почти такие же как у неё.

Она смеялась. Смеялась, потому что видела, потому что верила: он не только выжил и вернулся, он сохранил в себе то, что она так любила. Он изменился, посуровел, стал менее многословным. Она восприняла все эти изменения как должное, ведь Джон — мужчина, он занят мужским делом, он — воин, он — офицер. И она — рядом с ним.

Она — вместе с ним. Теперь они оба — взрослые самостоятельные люди. Он уважает её право решать насчёт детей — она знает это твёрдо. Она хотела от него детей, хотела, но Джон... никогда не торопил её, не настаивал, не давил. И она была ему за это благодарна.

Наступил две тысячи сто восемьдесят третий год. После Акузы прошло шесть лет. Джон восстановился, долгое время находился в резерве командования ВКС Альянса, метался по полигонам и по самым разным наземным, к счастью, воинским частям. Служил, работал, действовал, совершенствовался. Он не любил бездействовать. А она была спокойна и счастлива — пусть изредка, но он прилетал к ней и они проводили когда несколько часов, а когда и несколько дней вместе и рядом.

Командование и сослуживцы знали, что Дэйна — практически первая кандидат в невесты Джона Шепарда, но сам Джон никогда не давил на Дэйну и никогда не торопил её с принятием окончательного решения. Удивительно, но она оставалась свободной и вольной рядом с ним. Могла спокойно и свободно общаться с другими молодыми людьми и он... он не ревновал, потому что доверял ей.

Он улетел на "Арктур" и она проводила его. Проводила взлетавший челнок взглядом, а потом вернулась в его квартирку и пробыла там ещё несколько суток. До самого отлёта в Токио, на очередные спортивные сборы. Не хотела она покидать квартиру Джона раньше. Не хотела и... не могла. Боялась, опасалась, волновалась, что это, всё содержимое этой холостяцкой квартирки, может остаться единственным материальным, что будет после того, как Джон... уйдёт. Уйдёт за Грань.

Что-то очень чёрное витало над ним. Она это чувствовала, но скрывала от Джона, понимая, разумея и зная, что он тоже что-то такое ощущает. Уж он такой.

На "Арктуре", как она понимала, Джон надолго не задержится. Значит, он будет назначен на корабль и тогда... тогда будет сложный и опасный полёт. Очень опасный.

Он иногда говорил о будущем и Жнецах. Редко но говорил и кривился, что ничего не может сделать с этим.

Эта чернота... была какой-то особенной. Настолько тяжёлой, что сама Дэйна, как ни пыталась, не могла найти в своей памяти и сути аналогов этому давящему ощущению, которое порождала эта чернота, витавшая над Джоном.

Даже после Акузы, после того, как Дэйна ощутила смертельную опасность, нависшую над Шепардом там, на этой, оказавшейся очень негостеприимной, планете, она так не боялась, не опасалась и не волновалась. Что-то было нечисто с этой очередной "командировкой" Джона. Что-то было нечисто.

Глава 3. Коммандер ВКС Альянса Систем Джон Шепард. Станция "Арктур"

Перелёт с Земли к "доставщику" не занял много времени. Я в числе других пассажиров челнока прошла в основной салон, заняла предназначенное мне посадочным предписанием кресло, пристегнулась и стал спокойно ожидать прибытие рейсового кораблика на станцию.

Такие перелёты для меня уже давно не были диковинкой, я считала их рабочими, поэтому не обращал на обстоятельства, связанные с ними, особого внимания. Да, конечно, в полёте я думала о многом, в том числе и о Дэйне, но ещё больше его занимало появившееся ощущение неправильности, связанное, по всей видимости, с предстоящей работой на станции "Арктур".

Да, согласно существующей практике, офицеру его статуса и ранга могли предложить сначала поработать на станции в структурах ВКС Альянса Систем и только потом принять решение о назначении на корабль. К обоим вариантам я, как сама ощущала, была полностью готова, но сейчас меня беспокоил именно второй вариант — что-то подсказывало мне о грядущих сложностях с кораблём и его экипажем.

Точно в назначенное приказом время доставщик пристыковался к большой космической станции. Пиликнувший наручный инструментрон привлёк мое внимание и вывел на малый экран уточнение: "явиться в станционное Управление кадров ВКС". Я, поудобнее подхватив сумку и кейс, направился в хорошо знакомый мне сектор "Арктура".

В указанном в уточнении кабинете меня ожидал лощёный полковник. Вот же накипь на механизмах ВКС АС. Опять мне Кайл вспомнился.

Я отдал полагающееся воинское приветствие, доложился по форме — протокол и ритуал, никуда не денешься, следовать им — не сложно.

Полковник чётко козырнул в ответ — дисциплину командование контингента ВКС, размещённого на "Арктуре", блюло, но затем подал мне не положенный по утверждённой адмиралитетом ВКС Альянса процедуре бланк-ридер с приказом, оформленным по всем правилам, а простой ридер.

На экране прибора я увидел всего три строчки текста, гласившего: "Коммандеру спецназа ВКС Альянса Систем Джону Шепарду принять пост старшего помощника командира фрегата "Нормандия"".

Там ещё были буквенно-цифровые шифрованные станционные координаты кабинета командира этого корабля — стандартная практика.

Козырнув старшему офицеру вторично, уже прощально, Шепард развернулся "на месте кругом" и вышел из кабинета, не забыв, конечно, ни кейс, ни сумку.

В штабных структурах станции уже привыкли, что офицеры прибывают в Управление кадров прямо с бортов доставщиков, поэтому на багаж смотрели с пониманием, помня, однако, о том, что по Уставу ВКС офицер почему-то не должен являться в такие учреждения "с вещами". Как всегда: в правилах написано одно, в действительности — совсем другое.

То, что полковник был штабистом, меня немного но раздражало. Люди работают везде. И этот полковник был не первым и не последним "паркетным" офицером, увиденным мной за время службы в ВКС. Но приказ, изложенный явно "не по форме", только добавил сомнений и заставил меня повнимательнее отнестись к предстоящему разговору с командиром корабля, на который, как оказалось, он был теперь назначен.

Из материалов регулярно распространяемых среди офицеров бюллетеней ВКС Альянса я кое-что знал об этом корабле: совместная человеческо-турианская разработка.

На первый взгляд — ничего особенного — обычный разведфрегат, каких в составе дивизионов ВКС Альянса Систем было немало. Но этот корабль отличало, во-первых, наличие усовершенствованной системы "невидимости", а, во-вторых — явно слишком большое: и по размерам и по мощности ядро двигательной установки, делавшее управление этим кораблём весьма проблематичным, требовавшим от пилотов специальной подготовки и постоянного повышенного внимания.

В Академии "Эн-Семь" меня приучили к тому, что в моей будущей служебной карьере обязательно будут проблемные корабли, проблемные экипажи и проблемные задания. Такова была судьба у спецназовцев высочайшего уровня, если выражаться журналистским стилем, используемым писаками для не особо взыскательных читателей.

Да и помню я первую Нормандию. Прототип блядь. Хорошо хоть этот корабль уже прошел обкатку и волны ремонта несколько лет назад при его строительстве.

Коридор за коридором, переход за переходом, лифт за лифтом я приближалась к кабинету командира корабля. Встреча с этим офицером, по традиции — первым после бога на борту — окончательно ставила на неопределённости положения коммандера большую и жирную точку.

Похоже, что впереди действительно была служба на проблемном корабле, что, конечно, не добавляло Джону ни радости, ни удовлетворения, но, по меньшей мере, снимало многие вопросы, освобождая место для новых, порождённых ощущением надвигающейся опасности. Нет, не связанной с этим кораблём, более глобальной, более страшной.

Трудно было сейчас определить причину такого ощущения и потому я, продвигаясь по станции "Арктур" к кабинету командира "Нормандии" не старался акцентировать своё внимание на этом ощущении. Я была и раньше в определённой мере настроена на то, что такие ощущения будут иметь место. Без развитого чувства опасности нельзя было выжить и сохранить боеспособность там, где приходилось чаще всего действовать спецназовцам моего уровня.

Оставив сумку в камере хранения перед входом в сектор "Арктура", где размещались кабинеты командиров кораблей — обычные каюты, передаваемые по сложной системе всем высшим офицерам, корабли которых были временно или постоянно приписаны к флотам Станции, я на несколько секунд замерла перед нужной дверью и, подобравшись, постучала.

— Войдите, — раздался спокойный голос, чуть приглушённый герметизацией.

Я открыла створку, переступила порог, остановилась, подождала, пока створка встанет на место и отдала полагающийся по уставу рапорт о прибытии.

— Рапорт принят, — сказал офицер, вставший при моем появлении в каюте из-за рабочего стола и козырнувший в ответ на уставное приветствие гостя. — Присаживайтесь, коммандер Шепард. — Он указал на стоявшее рядом с рабочим командирским столом кресло — одно из двух. — Вижу, вы недовольны.

— Да, сэр. Но пока я бы не хотел говорить о причинах своего недовольства. Возможно, оно не имеет под собой оснований, — спокойно и чётко ответила я, присаживаясь в указанное кресло.

— Как бы там ни было, вы получили назначение, коммандер, — хозяин кабинета присел в своё кресло, включил ноутбук. — Я — командир фрегата "Нормандия", каперанг Дэвид Андерсон. Можете обращаться ко мне "командир Андерсон" или "командир". Отлёт — через несколько часов, все уже на борту. Знаю, что вы оставили сумку в камере хранения. Будем идти на корабль — вы сможете её забрать. Вылет "Нормандии" — особый, но не срочный. Так что время для этого у вас будет, — офицер подал Шепарду "большой" ридер. — Здесь — все материалы по кораблю и экипажу. Своеобразная вводная информация. Полагаю, ознакомившись с ней, вы сможете получить ответы на вопросы. — Андерсон встал. — Идёмте.

Я вышла из каюты следом за командиром корабля. Чувство нестандартности ситуации просто вопило. По всему выходило, что Андерсон не хочет многое мне говорить прямо сейчас, здесь, на борту "Арктура". Почему?

Причин тому могло быть несколько: вечная конкуренция между вояками и политиками — основными жителями станции, секретность и просто желание командира провести основную процедуру введения в должность непосредственно на борту своего корабля.

О своём обещании относительно камеры хранения Андерсон, к моему удовлетворению, не забыл: сумка оказалась на месте и была выдана владельцу сержантом-вещевиком в рекордно короткие сроки.

Несколько минут — и офицеры переходят в ту часть станции, откуда традиционно отправлялись шаттлы и челноки на стоявшие на рейде вокруг станции корабли.

Рейсовый станционный челнок доставил Андерсона и меня на борт фрегата и командир корабля жестом предложил пройти в его каюту.

— Присаживайтесь, — сказал Андерсон, подходя к иллюминатору каюты и бросая короткий взгляд на станцию "Арктур", часть которой виднелась за толстым бронестеклом. — Торопятся... — командир корабля погладил пальцем сенсор закрытия бронезаслонки, но нажимать не стал, опустил руку.

Умостившись в рабочем кресле, стоявшем у стола, я отметила движение руки хозяина каюты, насторожилась. Приглашение присесть — обычно, а вот "торопятся" — уже интересно и не стандартно. Похоже, командир корабля действительно более свободно чувствует себя на борту фрегата, чем на борту станции. Это — привычно, но... подтверждает подозрения и опасения, связанные с моим назначением.

— Вас назначили на должность старшего помощника, коммандер. — Андерсон вернулся к столу, сел в своё кресло. — Назначили... в рамках нестандартной процедуры, что вы, безусловно, отметили. Не буду скрывать — на Станции я не мог многое сказать вам открыто. Корабль... даже не введён по-нормальному в состав дивизиона разведфрегатов, подчинённого адмиралу Михайловичу. Документов о его принятии в состав флота — ни пластобумажных, ни электронных — я до сих пор не видел, тем не менее, нам, экипажу и команде фрегата приказано через несколько часов отправиться на Иден-Прайм. Миссия — специальная. — Андерсон помедлил несколько секунд, затем продолжил. — На командование арктурианской группировки давят из Президиума Альянса. У них там — какие-то заморочки с Советом Цитадели, а точнее — со Спектрами. С Корпусом Спектров. Возможно — одновременно и с Советом и с Корпусом. Кстати, один из этих "агентов" уже находится на борту фрегата. Турианец Найлус Крайк. — Андерсон чуть поморщился. — Та ещё штучка птицемордая. Корпус, кстати, до сих пор не считает необходимым располагать своими собственными кораблями и, по понятным причинам, стремится использовать корабли тех рас, с которыми его агентам приходится взаимодействовать. Да, агент — турианец, и корабль — тоже наполовину более-менее турианский. Так что здесь вроде бы особых противоречий нет. В какой-то мере Иерархия действительно имеет некое право проверить, как эксплуатируется корабль, построенный по предоставленному ею проекту. Обычная практика. — Андерсон снова помолчал несколько секунд. — Миссия специфическая — исключительно в интересах Совета Цитадели, которому Корпус Спектров подчинён напрямую. О деталях, капитан, вы узнаете со временем. А пока — отмечу, что на корабле сейчас — больше проблем, чем норматива. Тем не менее, нам придётся работать с тем, что мы имеем сейчас. И я рад встретить коллегу. — Андерсон выложил на стол жетон "Эн-Семь". Свой личный жетон.

— Да, Шепард. Я — тот самый Дэвид Андерсон, — сказал командир фрегата. Родился в две тысячи сто тридцать седьмом году, в две тысячи сто пятьдесят седьмом году закончил Офицерскую Академию в звании второго лейтенанта, принимал участие в урегулировании инцидента на Шаньси. Был женат, развёлся со своей женой в две тысячи сто шестьдесят пятом году — она была крайне недовольна тем, что я уделяю воинской службе слишком много внимания. — Андерсон помолчал. — Потом... занимался поисками Кали Сандерс по делу "Артефакта", — снова пауза. — В этом году "Нормандия" SR-1 была, наконец спущена со стапелей, её проектирование и строительство спонсировалось Советом Цитадели, — командир корабля снова помолчал несколько секунд. — Политические игры... мне малопонятны, малоинтересны и — малоценны. Случилось так, что я был назначен на должность командира этого корабля после долгого периода... бездействия. — Андерсон выложил на столешницу малый ридер. — В большом ридере — много информации. С ней вы, Шепард, уверен, ознакомитесь позднее. А здесь, — он пододвинул по столешнице к собеседнику малый ридер, — эта информация изложена покороче и подоступнее. Главное — покороче. Так что — ознакомьтесь. И я думаю, что вам следует познакомиться с офицерским, да и не только с офицерским — составом экипажа и команды корабля. Скоро — время командирского обхода и мы сможем это сделать вдвоём.

Я кивнула, включил прибор и углубился в чтение содержимого файлов.

В этом ридере необходимая для вступившего в должность офицера информация была изложена намного более кратко и доступно. Возможно, её адаптировал сам Андерсон.

И судя по информации на корабле твориться тот еще бардак. Хотя на моей Норме не лучше было. Особенно когда мне второй корабль под штаб флота переделали и мы спешно уходили с Земли. Бардак, блин да там даже ремонт не был завершен.

— Информацию вы правили?

— Вы правы, Шепард, — кивнул хозяин фрегата. — Информацию "чистил" я сам. Когда мне пришлось несколько дней тому назад разбираться с принятым кораблём и экипажем, — тихо сказал хозяин каюты. — Навертели в штабе... продираться пришлось. — Андерсон встал, подошёл к иллюминатору. Видимо, не хотел мешать своему офицеру знакомиться с содержимым файлов.

Десять минут истекли — я выключила ридер, положила его на столешницу. Андерсон не оборачивался, смотрел на станцию "Арктур". В каюте воцарилась тишина и я смогла, наконец, понять, что мое предчувствие оказалось своевременным, правильным и полным — я получила назначение на действительно проблемный корабль.

То, что его командиром оказался Дэвид Андерсон, о котором в ВКС Альянса Систем говорили как о полулегендарной личности, настораживало и одновременно успокаивало — по меньшей мере, он, Шепард, будет работать под руководством одного из лучших выпускников Академии "Эн-Семь", а не под руководством обычного флотского командира корабля.

Проблемный фрегат под управлением Андерсона уже не казался мне столь уж проблемным — эн-семёрок учили справляться и не с такими трудностями и сложностями. Учили хорошо. Жаль что я старпом, но я справлюсь.

Подошедший к столу Андерсон нажал несколько сенсоров на настольном инструментроне, прочёл информацию с его экрана.

— Оставляю вам оба ридера, Джон, — он подождал, пока Шепард упакует приборы в поясную укладку. — На борту практически всё готово к отлёту. Идёмте. Начнём знакомство с кораблём и экипажем.

глава 4 Коммандер ВКС Альянса Систем Джон Шепард. Знакомство с кораблём и экипажем

Предотлётный обход корабля, как я поняла, для Андерсона не был пустой формальностью. Командир интересовался мелочами, задавал своим коллегам немало вопросов, внимательно выслушивал ответы, изучал показания приборов. Выглядело всё это так, что у меня не осталось никаких сомнений: если бы меня рядом с Андерсоном не было — всё было бы точно так же.

Первый, к кому направился командир корабля, был исполнявший обязанности старпома штурман фрегата Чарльз Прессли. Несколько удивлённый взгляд, брошенный Чарльзом на офицера, стоявшего в шаге позади командира, Андерсон истолковал правильно, коротко отметив вслух, что "этот офицер и есть новый старший помощник".

Я была уверена, что едва только мы отойдем от пульта штурмана, расположенного в боевом информационном центре, чаще всего именуемом проще — БИЦем, эта новость в кратчайшие сроки станет известна всем членам экипажа и команды корабля и в дальнейшем командиру корабля не надо будет озвучивать уточнения.

Изучив показания приборов штурманской части фрегата на пульте, Андерсон кивнул Чарльзу и отошёл, направляясь к пилотской кабине. Когда они отошли на порядочное расстояние от "ожерелья" пультов БИЦ, командир тихо сказал:

— Не любит он инопланетян. Ох, не любит. Особенно — турианцев. А у нас на борту сейчас — Спектр. Как раз — турианец. Ну да ладно, пока что Прессли "выходы за рамки" не допускает и это — радует. А офицер и человек он — очень хороший. Профессионал. Думаю, Шепард, вы с ним сработаетесь — своё дело он знает и службистом никогда не был.

Я только едва заметно кивнула, стараясь уложить в памяти услышанное и увиденное в БИЦ.

Открывшаяся дверь в пилотскую кабину дала мне услышать обрывок разговора между пилотом корабля и лейтенантом-техником, в котором ознакомившияся с содержимым малого ридера без труда я узнал Кайдена Аленко — офицера-биотика. И если память меня не подводит у парня стоит гребаный L2, вызывающий страшные мигрени.

В файлах малого ридера Андерсоном было, кстати, отмечено, что Кайден наотрез отказывался менять свой биотический имплантат серии "Эль-Два" на что-либо более надёжное и безопасное. Я вспомнила разговор с Карин о лейтенанте. Поменять L2 практически невозможно. Военная модель не рассчитанная на извлечение из организма подопытного.

Фрегат готовился к отлёту. Казалось бы, у пилота и второго пилота, роль которого, к моему удивлению пытался исполнять этот техник-лейтенант, должно было быть предостаточно служебных забот. Однако оба офицера — я без труда вспомнила, что Джеф Моро был в чине лейтенанта ВКС — явно бездельничали. Моро продолжал болтать с Аленко о всяких пустяках, Кайден тоже любил поговорить, но, как я понял, очень был недоволен тем, что Моро категорически отказывается давать ему "порулить" фрегатом на отлётном отрезке.

Едва увидев лейтенанта Аленко, я сразу определила, что тот, к тому же, мучается жесточайшей мигренью, вызванной ветшающим имплантатом. Неудачная серия, неудачная модель, да ещё и не очень пригодная к беспроблемному удалению. На поручне кресла, в котором восседал лейтенант-техник, Шепард заметил прихваченную узким резиновым кольцом к пластиковому коробу упаковку таблеток от головной боли. Половина верхнего блистера была уже пуста — лейтенант ел таблетки по нескольку штук за раз.

Надо с ним что-то делать. Попробовать заблокировать имплантат? Можно попробовать.

Пока перед командиром и старпомом открывалась тяжёлая герметдверь в пилотскую кабину, Моро успел заявить:

— Спектры — это не к добру. Мне не нравится, что он — на борту. Считайте меня параноиком.

— Вы — параноик — отпарировал Аленко. — Совет помог профинансировать проект. У них есть право проверить, на что пошли их инвестиции.

— Да? — деланно изумился Моро. — А двух капитанов ВКС из спецназа на борт назначили просто так, для прогулки? Говорят, прибывший офицер — тоже выпускник Академии Эн-Семь и имеет высший квалификационный ранг спецназа — "Эн-Семёрка". Так же как и наш командир. Улавливаешь обстановку, Кайден? Она, вне всяких сомнений, накаляется и усложняется. Нутром чувствую.

— Обсуждаете нового старпома? — тихо спросил появившийся в кабине Андерсон. Я старательно выдерживала дистанцию, стоя в шаге позади командира корабля и при этом не смотрела ни на Моро, ни на Аленко. Меня больше интересовало убранство отсека и аппаратура пилотской кабины — управляющего центра корабля. Вид консолей немного отличался от того что было на первой Норме.

Я уже поняла, что Андерсон не держал на борту ИИ, обходясь ВИ. Впрочем, самого командира корабля назначили на пост не так давно и он явно не успел внести столь существенные изменения в оснащение фрегата. Командование АС все еще опасалось ИИ, предпочитая работать с ВИ. Хорошо хоть перестали запрещать их.

— Капитан Андерсон, сэр! — Аленко, обернувшись, первым вскочил на ноги, вытянулся. Моро встал не спеша, Шепард ясно видел, что вставать пилоту тяжело, потому он поднимается не просто медленно, но и осторожно. В малом ридере была информация, что Моро страдает синдромом Вролика, проще говоря — повышенной ломкостью костей, но сумел добиться того, что его признали действующим пилотом и офицером ВКС.

Моро был отличным пилотом, но вот его привычки меня иногда просто бесили.

Была там и информация о том, какой "испытательный" полёт этот лейтенант устроил фрегату "Нормандия". Если бы я была более впечатлительной, я бы удивилась, но сейчас я смотрела по сторонам, ожидая, пока оба офицера — пилот и техник — примут вертикальное положение.

— Каперанг, сэр, — по-уставному отреагировал Моро, наконец выпрямившийся и укрепившийся на ногах. — Простите.

— Докладывайте обстановку в пилотской кабине. Увольте меня от выслушивания сводок вашего вуайеризма, лейтенант Моро, — распорядился Андерсон.

Пилот, пока Андерсон знакомился с показаниями многочисленных приборов и листингами протоколов работы оборудования, выведенными на несколько дисплеев, потратил на доклад ровно три минуты.

Аленко молчал и внимательно разглядывал меня, пока я заинтересовалась пультом артиллериста корабля и пультом навигатора, но я, считывая данные с дисплеев и сверяя их с вызубренными нормативными показателями, никоим образом не реагировала.

— Хорошо. Продолжайте работу, — кивнул Андерсон. Оба офицера с облегчением разместились в пилотских креслах. Теперь они уже не рисковали обмениваться между собой фразами о Спектрах или о новом старшем помощнике. — Идёмте, Шепард, — командир переступил порог пилотской кабины. Тяжёлая герметдверь встала на своё место.

И на стоянках и в дрейфе этот отсек оставался надёжно изолированным от остального корабля — так требовали инструкции, написанные, как известно, кровью.

И это хорошо. Я помню как у нас на первой Нормандии вообще двери не было что на БИЦ что в рубку. А между ними шлюз. Просто писец.

— То, что он, Моро, учудил на испытательных полётах фрегата, заставило икать всю пирамиду командования ВКС Альянса Систем — и не только её — несколько дней, — тихо сказал Андерсон. — А Аленко... Вы правы, Шепард, страдает он из-за имплантата. Эти постоянные головные боли... Я не знаю, как он преодолевает эту боль, ставшую хронической, таблетки явно не очень помогают. Пытается соответствовать служебным рамкам и протоколам, но... этот внеплановый полёт "спутал все карты" экипажу фрегата. Экипаж, кстати, как вы уже видели, не полный. Спецмиссия. На борту — двенадцать полисменов и они, кхм, заняли места, предназначенные для штатных специалистов экипажа корабля. Меня командование ВКС не устаёт уверять, что это — только на время миссии. Многое мне не нравится в предстоящей работе, — он решительно направился к лифту.

Спустившись на нижнюю палубу, офицеры вошли в инженерный отсек.

— Главный инженер корабля Грэг Адамс, — представился мне мужчина, колдовавший за центральным пультом.

— Бог и кудесник, — добавил Андерсон. — Если он и Моро на борту — я спокоен.

— Благодарю, командир. Ядро корабля по стандартам, действительно, великовато, но благодаря Джефу мы вполне в состоянии выполнять большинство задач общего и специального характера, а иногда и сделать даже больше, чем предусмотрено правилами и нормативами. — отметил Адамс, пока Андерсон вникал в показания приборов, а я оглядывала убранство и содержимое инженерного отсека.

— Готовность к переходу? — спросил Андерсон, закончив ознакомление с данными, выведенными на дисплеи.

— Полная, командир, — твёрдо ответил Адамс.

— Добро, — командир фрегата развернулся к выходу.

Выйдя из инженерного отсека и дождавшись, когда закроются двери кабины грузового лифта — пассажирского лифта на фрегате не было — Андерсон, взглянув на меня, сказал:

— Спектр Крайк с момента своего появления на борту почти постоянно пребывает в Зале Связи или в трюме. Там, где он гораздо реже сталкивается с членами экипажа и команды корабля, — уточнил Андерсон. — Не любят мои коллеги его и относятся очень настороженно. Представлять вас ему или вам его — не считаю необходимым, поскольку ваше назначение — это наше экипажное и корабельное внутреннее дело и его оно в принципе не касается. Так что...

Так, назначения меня спектром не ожидается. Наверно это и к лучшему. Помню я сколько на меня дерьма АС повесили после назначения.

В этот момент двери грузового лифта стали открываться. Я услышал громкий голос молодого капрала, стоявшего рядом с женщиной-медиком. Дженкинс, наш покойничек забывший включить кинетический щит брони еще жив.

Ричарда Дженкинс — член рядового состава команды корабля, а в женщина — врач корабля, майора Медслужбы ВКС Альянса Систем Карин Чаквас.

Капрал горячился, пытаясь доказать, что он полностью готов проявить свои лучшие качества на поле боя, на что врач корабля едко высказалась в том смысле, что горячность Дженкинса уже заставила её не раз "штопать" капрала в медотсеке. О том, когда капрал успел так отличиться за время пребывания на борту фрегата, информации в файлах обоих ридеров, просмотренных мной, почему-то не было, но сейчас это было не важно — предстояло лично познакомиться с обоими фрегатовцами.

Увидев подходивших офицеров, капрал вытянулся в струнку.

— Свободны, Дженкинс. — сказал Андерсон.

Подождав, пока капрал отойдёт на порядочное расстояние, командир корабля негромко добавил, обращаясь ко мне:

— Вообще-то им должен был заняться и — очень хорошо заняться — лейтенант Аленко, но... как я уже упоминал, из-за постоянных сильных головных болей у него — большие проблемы с обеспечением выполнения всех возложенных на него обязанностей. — Убедившись, что за Дженкинсом уже закрылись двери лифта, ушедшего вниз, Андерсон продолжил. — Карин... Это — капитан Джон Шепард, выпускник Академии Эн-Семь, назначен на должность старшего помощника. Параллельно, как мне сказали в штабе дивизиона, он должен будет выполнять обязанности командира десантного подразделения.

— Рада знакомству, — майор-медик приветливо кивнула мне. — По традиции вы должны пройти медконтроль. Так что — прошу ко мне в Медотсек. — Она вопросительно посмотрела на Андерсона, тот кивнул:

— Идите, Шепард. Скоро отлёт, начнёте работу после медконтроля. Пока время... есть. — командир фрегата повернулся в сторону пилотской кабины. — Жду вас у Звёздной Карты в БИЦ.

— Есть, сэр. — Шепард козырнул командиру, на несколько секунд приняв строевую стойку "смирно".

В медотсеке Чаквас попросила меня обнажиться по пояс, быстро провела медконтроль и, подождав, пока я приведу себя в порядок, предложила сесть в кресло рядом со своим рабочим столом.

В разговоре с врачом корабля я почерпнула для себя немало нового, ценного и полезного.

Карин Чаквас, как врач, она относилась к иному ведомству ВКС Альянса и к тому же специализировалась на лечении инопланетян, прекрасно, как убедился в ходе разговора я, разбираясь и в лечении людей.

Немало интересного она рассказала и о Найлусе Крайке — Спектре Совета Цитадели, дополнив своим рассказом информацию, уже известную мне.

Полчаса разговора пролетели совершенно незаметно.

— Идите пока что к себе в каюту, Джон. Там для вас всё приготовлено. — сказала Чаквас. — Кораблик этот — маленький по размерам, так что там, собственно, не каюта, а так, выгородка. У нас, кто по штату может пользоваться каютами, спокойно и свободно именуют их именно "выгородками". Возможно, это против всяких письменных правил, но мы работаем, а не только тупо следуем правилам. Предстоящий рейс, как я понимаю, тоже — очень напряжный и специфический. Вам будет нелишне ещё раз просмотреть многие документы. А после старта... Начнётся практическая, реальная работа.

Кивнув врачу корабля, я вышла из медотсека. Конечно, внешне я этого никак не показала, но внутренне... Мне показалось, что я поговорила не с врачом корабля, не со старшим офицером медслужбы ВКС Альянса, а с матерью.

Неспроста Андерсон сразу обратился к ней по имени.

Карин Чаквас была важна для всех нормандовцев, важна настолько, что на эту важность не могли разрушительно повлиять ни непонятный статус фрегата, ни особая миссия.

Взглянув на часы своего наручного инструментрона, капитан отметил, что до момента старта осталось не так уж много времени и вошёл в свою каюту-выгородку, сразу заметив на рабочем столе горку ридеров и включённый ноутбук.

глава 5 Коммандер ВКС Альянса Систем Джон Шепард. Отлёт на Иден-Прайм.

Дверь в свою каюту я плотно закрывать не стала. Если меня назначили на этот корабль и в этот экипаж, то надо сразу дать понять фрегатовцам, что новый старший офицер доступен для общения. Пусть видят, что дверь в каюту старшего помощника командира корабля приоткрыта, что он ничего не скрывает от своих новых коллег, всегда готов помочь, всегда готов ответить на вопрос или просто пообщаться, поговорить.

Ещё когда я шла от Чаквас, я чувствовал на себе насторожённые, изучающие, вопрошающие и недоумённые, словом — самые разные взгляды новых сослуживцев. Это нормально: новый человек на таком посту всегда вызывает повышенный интерес старослужащих, ведь он фактически теперь — второй офицер после командира корабля. Все фрегатовцы, кто ниже его по рангу и по статусу, будут так или иначе решать для себя важный вопрос: как теперь контактировать с Джоном Шепардом.

Конечно, это решение они примут не сразу и не скоро, далеко не у всех членов экипажа корабля это решение будет окончательным.

Андерсон очень мне помог, дав возможность предварительно поработать с "большим" ридером, изучить материалы "малого" и теперь он предоставил ему материалы и малого и большого ридеров в личное, так сказать, пользование.

Копии материалов, как оказалось, содержались в одном из обычных ридеров, лежавших сверху в этой аккуратной стопочке, что теперь "украшала" мой рабочий стол.

Новый, ни разу не использованный ранее ноутбук офицерского класса тоже понравился Шепарду — командир ценит своего помощника и хочет, чтобы инструменты для работы у него были самые лучшие.

Сумку, собранную Дэйной, и уже доставленную вахтенными фрегата в каюту, я распаковала, часть продуктов убрала в небольшой холодильник, часть — рассовала по полкам кухонного шкафчика.

В каюте, как и полагается, был небольшой сервиз на шесть персон — как раз для того, чтобы устроить чаепитие или совместную трапезу для офицеров корабля. Очень хорошо будет использовать сервиз при обсуждениях многих вопросов и проблем — красивая посуда, созданная по гражданским стандартам, несколько расслабляет и в то же время — создаёт более приемлемую обстановку для общения.

Усевшись в кресло, я несколько минут устраивалась поудобнее — теперь это кресло очень надолго станет для меня рабочим, в нём мне предстоит проводить много часов подряд и надо привыкнуть.

Приготовив себе в большой полулитровой чашке чай, я взяла чашку за ручку, встала, подошла к иллюминатору, закрытому бронекрышкой. Можно было, конечно, набрать код на инструментроне и убрать крышку, но я включила настенный экран и выбрала в меню датчик-камеру, встроенную в каютный иллюминатор. Получилось быстрее, да и изображение станции "Арктур" можно было теперь менять в широких пределах.

Несколько минут я стояла неподвижно, привыкая к этому виду, свыкаясь с мыслью о том, что назначение на корабль в очередной раз состоялось и теперь я — командир десантного подразделения разведывательного специального фрегата, не просто офицер-спецназовец в чине коммандера, а старший помощник командира корабля.

Пока не было необходимости форсировать привыкание и я спокойно и неторопливо скользила взглядом по обводам корпуса станции, наблюдал, как подходят и уходят от гигантского "блина" причального комплекса станции военные боевые и вспомогательные корабли, катера, челноки.

Когда я "тенью" следовала за Андерсоном во время командирского обхода, то старалась больше молчать, но внимательно смотрела по сторонам, запоминая побольше деталей. Андерсону, вполне вероятно, такое поведение нового старшего помощника нравилось: немногословность он явно ценил больше красноречия, хотя и людей, умеющих говорить чётко и по делу тоже, как оказалось, ценил. Если уж ему, лучшему выпускнику Академии Эн-Семь пришлось возглавить экипаж и команду проблемного корабля, то, как показал обход, Андерсон справился с непростой задачей в полной мере. Он в короткие сроки сумел привести и корабль и экипаж и команду "в чувство", к нормативу, ввести в рамки и побудить, а не только заставить работать надлежащим образом.

Теперь мне предстояло поддерживать и развивать это положение дел и я, как сама ощущала, была готова это делать так, как надо, был готов очень многому учиться у Андерсона.

В прошлый раз нам так и не дали поработать вместе. Убрав с корабля после первого же вылета.

Отвлёкшись от созерцания станции "Арктур", я активировала большинство систем и управляющих панелей каюты, настроила их под свои нужды и потребности.

Может быть, майор Чаквас и считала старпомовскую каюту, доставшуюся мне, выгородкой, но... у каждого человека — своё восприятие окружающей действительности и свои приоритеты.

Притушив общий и верхний свет до минимума, я зажгла софит над столом, села в кресло и пододвинула к себе стопку ридеров. Работа с документами теперь становилась для меня на новом посту одним из основных видов деятельности.

Сейчас я старалась не думать о том, насколько ненормально совмещать должность старшего помощника командира корабля с должностью командира десантной группы фрегата. Да, меня научили спокойно относиться к подобным ситуациям, ведь в критической обстановке некогда думать о пластобумажных бюрократических нормативах. И всё же некий червячок в глубине сознания ясно сигнализировал: ненормально, ненормально, ненормально. Вчитываясь в строчки текстовых файлов, я набирала на клавиатуре своего ноутбука тексты, заполняла "форматки" документов, отмечая, что, проходя мимо двери моей каюты, члены экипажа и команды фрегата невольно замедляют шаги, иногда даже стараются заглянуть внутрь каюты. Что-ж, я не против, для того и щель оставляла. Пусть смотрят, пусть слушают, пусть привыкают.

Вахтенный офицер по громкой корабельной связи проинформировал экипаж и команду "Нормандии" о том, что до отлёта осталось пятнадцать минут. Время отлёта фрегата, как я понимал, постоянно корректировалось, но для первого полёта новейшего корабля, сохранившего статус "прототип", это было обычно. Я, отметив на инструментроне новое время отлёта, ещё десять минут потратила на дочитывание информации из последнего в стопке ридера — уложилась-таки, хотя файлов в каждом ридере было очень много и информации в них хватало с избытком.

Поднявшись из-за стола, я привычно переоделась в свою броню N7. Отлёт есть отлёт. Если сейчас предстоит идти к Звёздной Карте, то надо быть готовым ко всяким неожиданностям. Да, возможно, непривычно для членов экипажа корабля, но он, как старпом, теперь обязательно сделает так, что лёгкие бронескафандры станут для всех обитателей фрегата обычными.

Андерсон не будет возражать — он поймёт правильно. А остальным фрегатовцам — придётся привыкнуть. Кстати, почему "фрегатовцам"? "Нормандовцам". Так будет чётче, звучнее и правильнее.

Выйдя из каюты, прикрыла дверь полностью. Почувствовала на себе недоумённые взгляды членов экипажа. Ничего. Привыкнут. А затем — и сами будут удивляться тому, как раньше обходились формёнками вместо скафандров.

Шлем — к поясу на крепление и — вперёд, к Карте.

Несколько десятков шагов и впереди — постамент, на котором установлена Звёздная Карта. Андерсон поднимает голову от экранов, расположенных на раме Карты, кивает, окинув мою фигуру внимательным, даже цепким взглядом.

Кресел, — подумала я, — нет, а надо бы здесь, у Карты установить минимум два кресла. Стоять, конечно, хорошо, даже тонизирует в какой-то мере, но предстоящий полёт... будет сложным. Так что кресла — не помешают. На моих Нормандиях мы их все таки установили. По всему БИЦу. Еще и страховочные ремни предусмотрели.

Я встала рядом с командиром, включилась в сеть спецсвязи корабля. Обычная процедура отлёта, ничего особенного.

Турианец-Спектр в БИЦе не появляется. То ли нормандовцы уже приучили его не мешать, то ли ещё что.

Многие пульты "ожерелья" БИЦ пусты. Да, в изученных мной ридерах немало информации о проблемах, возникших на борту как раз из-за неукомплектованности экипажа. Взяли тех, без кого на борту вообще трудно обойтись, а остальных... оставили под разными предлогами на Стояночном Поле, откуда "Нормандия" пришла к "Арктуру".

У порталов входов в БИЦ замерли военные полисмены в своих неярких формёнках. Тоже очень интересуются новым старшим помощником. Чувствуют, что их присутствие на корабле ему не нравится. Понимают сами, что ненормально это. Но — приказ, служба, протокол, ритуал. Двенадцать человек полисменов вместо такого же количества спецов экипажной части корабля. Аукнется это очень негативно. Очень. В этом я была уверена. Даже убеждёна. Моя Нормандия была если не считать десантной группы полностью укомплектована. Про вторую я вообще молчу. Здесь же...

Фрегат плавно отошёл от станции, вышел за пределы "внешнего рейда" — пространства, выделенного под стоянку для кораблей, чьё присутствие на ближних подступах к "Арктуру" не являлось необходимым. Поворот, корабль чётко ложится на курс к ретранслятору, разгоняется. Это маневрирование и разгон, как понимала я, займёт несколько часов. От "Арктура" можно, конечно, улететь в "пожарном" порядке. Это военная станция. Но сейчас — не та ситуация и не тот случай. Потому "Нормандия" уходит спокойно. Штатно, как сказали бы специалисты.

Андерсон наблюдает, как я работаю за пультами и экранами Звёздной Карты. Да, основное пространство здесь занимает вирт-экран, на который в трёхмерном виде обычно выводится вся информация навигационного характера, но и экранов и пультов в "раме" предостаточно. Часть — скрыта, часть — полускрыта. Открыты только те, с какими в данный момент идёт работа и те, информация которых сейчас важна. Остальные — погашены, переведены в "ждущий" режим или вообще деактивированы.

— Корабль — на курсе. Взлёт и вылет — завершены, — доложил по аудиоканалу командирского спикера шеф-пилот фрегата Моро. Громкая связь сдублировала доклад — информация общедоступна, так что изоляция не потребовалась.

— Принято, — отозвался Андерсон, привычно на несколько секунд подняв глаза к потолку — там традиционно размещались датчики видеокамер и "головки" микрофонных комплексов. — Шепард, вы — свободны.

— Есть, сэр, — я кивнула, и сошла с постамента.

Всё. Теперь на ближайшие несколько часов я действительно не задействована в чём-то срочном и обязательном. Надо бы самому пройтись по кораблю, но... Уже несколько минут его не покидало ощущение опасности. Энергия в имплантатах накапливалась и меня начало вести, как после входа в канал на Цитадель.

И это напрягало. Решив теперь уже в одиночку обойти корабль, я напряжённо вспоминала, есть ли на этом небольшом по размерам разведывательном фрегате помещение, которое сейчас и в самое ближайшее время не было бы занято кем-то из членов экипажа.

Память услужливо подсказала координаты маленького салона и я решила: если ему станет хуже — я не пойду в Медотсек, а постараюсь достичь этого помещения с панорамным иллюминатором.

Пока что командир корабля не давал команду закрыть все без исключения иллюминаторы бронекрышками, так что там, вполне возможно, иллюминатор тоже открыт. Большой такой иллюминатор, если я правильно запомнила. Наверное, из-за наличия "окна в космос" и назвали это помещение салоном.

Эта Нормандия вообще была хорошо так открыта ударам из космоса. Иллюминаторы хоть и блокировались броне крышками, это еще надо успеть сделать.

Передвигаясь от поста к посту, от отсека к отсеку, обмениваясь с членами экипажа и команды короткими, сугубо деловыми фразами, я старалась всегда держать в памяти маршрут к этому салону.

Когда я вышла из инженерного отсека, ощущение опасности пропало. Осталось понимание, что оно может вернуться позже. Через несколько дней. Может быть, раньше.

Вернулось. Ровно через несколько дней в те же самые часы. Я все эти несколько суток ощущала внутри себя угрозу его возвращения. А когда накатило... Я постаралась переместиться в этот салон как можно быстрее. Несколько минут стояла, отдыхая от перегрузки, вызванной боязнью не успеть.

Слишком новыми были чувства и ощущения, слишком новым было это состояние. Аналогов им он не смог найти в своей памяти, как ни старалась. Наверное, несколько страниц текста можно было забить описанием этого "коктейля", но в те минуты, когда меня плющило в закрытом на код и на замок салоне, мне было явно не до составления подробных описаний. Имплантаты вышли в боевой режим и шла глобальная перестройка организма. Я смогла мысленно подключиться к системам связи корабля. Поймала фон от членов экипажа и свернула восприятие.

Благо по суточному графику были у меня "свободные часы", которые я могла проводить так, как хотела. В рамках допустимого, конечно, но...

Эти несколько суток... Хорошо, что военному разведывательному кораблю не было никакой необходимости стремглав нестись по маршруту к точке выхода в район действий. Я последовательно, уже не обзорно, а глубоко и подробно знакомилась с кораблём и экипажем. Сама не любила считать себя всезнайкой и нашла немало сторонников такой позиции среди тех, кто учил меня в Академии.

Новый корабль, новый экипаж, новая команда требовали врабатывания, требовали изучения. Требовали внимания. Значит, всё это необходимо было дать и обеспечить. Этим я и занималась несколько суток до того момента, как меня "накрыло".

Сложно было описать все ощущения, которые я испытала тогда, в эти несколько часов. Пришлось подумать и о том, что это — отзвук Акузы. Скорее всего, так оно и было. Ничего другого, столь же сложного и неоднозначного, может быть даже до конца и не понятого им самим так, как следует, в жизни Джона я не помнила. А у меня была перестройка организма после крушения первой Нормандии и восстановления меня из трупа при помощи жнецовских имплантатов.

Да, когда я, ощущая, как меня "накрывает", шла неспешно к этому салону, я уже чувствовала, что сокомандники посматривают на меня с тревогой и недоумением. Не все, некоторые. Посматривают с беспокойством, но верят, что я справлюсь.

Почему-то мне тогда казалось, что Чаквас не сможет определить точно и полно, что именно с мной тогда происходило. Хорошо ещё, что я не теряла сознания, не испытывал особо сильной телесной слабости, но потеря ориентации в пространстве была. И сильная. Особенно когда пошел поток информации о корабле и экипаже.

Из состояния этой заторможенности, этой оглушённости, я выходила тоже долго. Не спеша выходила. А куда было спешить, если в этом салоне я по-прежнему одна? "Свободные часы" ещё не закончились. Дверь в салон закрыта. Никто мне не мешает. Надо старшему помощнику уединиться не в своей каюте — нет вопросов, салон пустой, там даже и мебели-то особой нет. Вот и не стали нормандовцы ему мешать. Как-то поняли. А как — даже уточнять не хочется — у каждого разумного существа, как известно, своё понимание. Собственное, личное. Редко кто об этом помнит постоянно и чётко, а надо бы...

То, что Шепард обрёл за эти несколько часов, он сама осознала далеко не сразу. Прополоскало меня тогда в эти уединённые часы неслабо. И научиться пользоваться всем обретённым вот так сразу мне, как я понял, явно не удастся. Придётся осваивать постепенно, может быть — даже ситуативно.

глава 6 Следуем на Иден-Прайм.

Успокаивающий гул ядра коснулся моего слуха когда я стояла у иллюминатора в обзорном салоне. Фрегат "Нормандия", на который мне несколько дней назад приказали явиться не терпящим возражений тоном штабисты Альянса, рассекал черноту космоса.

Я уже несколько минут пыталась понять, почему мне не нравится буквально всё происходящее вокруг. Эти передвигавшиеся как сомнамбулы, обменивавшиеся какими-то допотопными ридерами люди, обряженные в одинаковую форму и пытавшиеся поддерживать субординацию. Эти разговоры по слабо защищенному каналу между послом человечества на Цитадели Удиной и капитаном фрегата Андерсоном. Эти отчаянные а, главное, многочисленные и постоянные попытки выдать желаемое за действительное. Эта усиливающаяся обреченность перед лицом неизвестного будущего, которое рисовалось хоть каким-нибудь, но длительным. Коммандер десантного экипажа...

Да тут военной полиции двенадцать лбов! Двенадцать. Лбов. У него, коммандера, в прямом подчинении — только двое относительно вменяемых: капрал Дженкинс и лейтенант Аленко. Всё! Больше — никого не дали, забив все свободные места полисменами. Все. Полисменами. Которым неведомо что пришлось охранять в дальнем полёте. Два лба — у радиорубки. По одному — у каждого из двух входов на главную корабельную лестницу. Лбы в количестве двух — у главного шлюза. Двоих додумались поставить у главной батареи, двоих — сунули к медотсеку. Что там, в медотсеке, охранять двум военным полисменам в чине сержантов, что на два. На два уровня выше, чем в обычной армии звания бывают?! Которые только по лычкам — сержанты, а перед ними первые лейтенанты становятся — не дыша и по стойке "смирно". Двух лбов военной полиции поставили у каюты капитана. Первого после Бога на этом, отдельно взятом фрегате ВКС Альянса Систем.

А мне, командиру десантного экипажа дали в прямое подчинение лейтенанта-биотика, у которого от постоянных мигреней исправно работала только одна программа — "Служу Альянсу, сэр!" и недоучку-капрала Дженкинса, у которого еще подростковый максимализм не выветрился и, как теперь казалось Шепарду, совершенно не хотел выветриваться.

Оба "кадра"... Относились к той категории обитателей военных баз Альянса, от которых даже командир отделения бегал быстрее, чем ежемесячный кросс на шестьдесят километров с полной выкладкой и с приказом уцелеть при угрозе орбитального удара. Никому не хотелось принимать на себя ответственность за носителя "эль-второго" — лейтенанта-мигренщика, который запросто слетал с катушек и светился ярче и страшнее переносной лампы оперативной корабельной дезинфекции и тем более — за мальчишку, сквозь альянсовскую капральскую форму которого явно просвечивали короткие штанишки на лямках. Даже без рубашонки в легкомысленную клеточку. С короткими рукавами, которая.

Я медленно, как прибывающая вода в половодье, зверела. Мне, выпускнику спецакадемии, вырвавшему с боем высший по значению знак "Эн-Семёрки", приказали принять командование десантным экипажем корабля, который военным кораблем не мог быть по определению.

Перед моим мысленным взором скользили чертежи "Нормандии". Такой подлянки от турианцев... Я не могла ожидать в принципе. За столь успешно проведенную операцию по оболваниванию... Другого слова я не могла сейчас себе даже позволить... По оболваниванию имевших власть и влияние альянсовцев... Каждый разумный органик из Управления психологической войны Турианской Иерархии был достоин Звезды Земли. Не меньше. На меньшее не стоило даже размениваться.

Фрегат, на котором была установлена система маскировки, становящаяся никчемной, если противник имел на борту своего корабля древние, но качественные оптические приборы наблюдения и сканеры. И вредной, если кто-нибудь из оппонентов фрегата имел в бортах своих кораблей простые и привычные иллюминаторы.

Так спеленать сухими наждачными строчками Договора, "выдавленного" в многомесячных утрясках, космические вооруженные силы человечества. Недофрегат, недоэсминец, недодредноут, недолинкор, недомонитор. Подарочки развитых рас внезапно "проклюнувшему" голубоватый туман активной зоны запретного ретранслятора соседу. Очень своеобразные "подарочки". Больше похожие на данайские дары.

Я чувствовала, как вокруг меня, стоявшей в пустом небольшом салоне у обзорного иллюминатора, сгущается, становится с каждой секундой всё более вязким воздух.

Где-то в глубине мозга орала интуиция, что нельзя перенапрягаться и использовать дар на полную. Иначе я улечу в свой мертвый лес и надолго. Только комы мне сейчас не хватает для полного счастья.

Куда идёт фрегат? Иден-Прайм? Зачем? Проверить систему псевдо-невидимости? Чего её проверять в такой дали? Выведи фрегат к Луне и проверяй — сколько хочешь. Все разумные, у кого хватит сообразительности и необходимого оборудования, будут отчётливо видеть фрегат, отчаянно пытающийся стать невидимым. И никто из этих сторонних наблюдателей даже не искривит губы в усмешке. А потому, что так — надо. А кому надо — знать не надо. Живи, существуй, сопи в две дырки и — не рыпайся.

Да многие расы не используют оптические сенсоры в виду их моральной старости и невозможности получить картинку в реальном времени.

Взгляд мой скользил по сверкающим россыпям звезд за толстым стеклом обзорного иллюминатора. До прибытия к месту назначения оставалось двое суток. Двое суток. А у меня, командира десантного экипажа и старпома, уже сводило судорогой пальцы обеих рук. Сводило так, что от боли я едва не подвывала в голос. Потому что я знала.

Знал, что до войны с синтетиками остались эти двое жалких человеческих двадцатичетырёхчасовых суток. Знал то, во что боялись поверить лощёные дяди в адмиральских мундирах, воображавшие себя крутыми стратегами и способные гарантированно упасть в обморок из-за внезапно отказавшего голопроектора в своей гостиной. Знал то, что могло обеспечить мгновенный инсульт с инфарктом "в одном корпусе" любой из адмиральш, для которых пятнадцатисантиметровые каблуки форменных модельных туфель стали более привычными, чем стандартные армейские берцы. Знал то, что было смертным приговором для восьмидесяти процентов населения всех человеческих колоний, с великим трудом выстроенных на кое-как освоенных и кое-как юридически закреплённых за Землей, а значит — и за человечеством — планетах. Знал то, что было погребальным саваном для тысяч восемнадцатилетних юнцов, надевших форму ВКС Альянса Систем. Ненамного более младших, чем Дженкинс. Им — гореть в этих жестянках. Гордо именуемых катерами, истребителями, фрегатами, крейсерами, дредноутами. Им — гореть в тесных кабинах артсистем, постов и отсеков кораблей. Им — гореть в десантных капсулах. Им. Им. Им. Гореть и умирать, пытаясь даже не выжить. Успеть понять, осознать... Если уж не принять... Принять Факт. Факт столкновения. Факт столкновения с Машинным Разумом. Для которого. Любой. Разумный органик — только враг. Только противник. Только оппонент, подлежащий физическому уничтожению.

В голове зверевшего командира десантного экипажа билась одна мысль. Колокольным набатом билась. Не тем, пожарно-заполошным. А тем, от которого по спине как тёркой продирает. Одна мысль: "Нас. Не. Учили. Воевать. С. Машинами". И от этой мысли веяло... Горечью веяло. Сворачивающей все лицевые мышцы в страшную гримасу. Гримасу, предвещавшую ярость. Загоняемого в угол разумного существа ярость. Решившегося сбросить маску Цивилизации и явить врагу другую. Вторую маску. Маску Зверя.

Я помню, нападения гетов по всей галактике после Иден Прайма. И со всеми разбираться приходилась нам. Да геты туповаты в небольшом количестве, но стреляют они очень метко и не устают. Еще и шагающие танки их.

Здесь же тактика АС из моего мира не пройдет. Враг куда более мощный и нацелен не на команду Нормандии, а на мирных жителей.

Пальцы обеих рук сжались в кулаки. Способные сейчас гарантированно остановить борца сумо, замершего на низком старте. Двух борцов. Трёх. Пятерых. Остановить насмерть. За долю секунды. "Эн-Семерка". Лучшие. Супербойцы. "В любое время. В любом месте. Любую задачу. Выполнять. Точно. Полностью. В срок. И никак. Иначе"

Шепард почувствовал, как беззвучно расправляются плечи под форменной курткой. Как напрягаются мускулы. Как пытаются сойтись лопатки, зажимая позвоночник в тиски. Как деревенеет шея, выпрямляясь в строгие вертикальные девяносто градусов. Как подбородок занимает положение бульдозерного ножа, не сулящего ничего хорошего тому, что окажется перед ним. Как едва-едва расслабляются лицевые мышцы, позволяя челюстям оставить между зубами несколько миллиметров свободного пространства. Несколько. Миллиметров.

Со стуком сошлись каблуки берцев. Носки ботинок привычно приняли уставное положение. Ноги выпрямились полностью, подняв туловище на максимальную высоту. Живот привычно напрягся, грудная клетка расправилась, дав возможность легким закачать в себя ещё немного воздуха. Руки пали вдоль тела, ловя условные "линии" боковых швов и становясь с ними едиными.

Далеко в углу сознания мигал маячок, высверкивая только один код: "Не человек". "Не человек". "Не человек". И я, выпрямившаяся как струна перед обзорным иллюминатором, не торопилась. Не торопился вступать в изматывающие, ненужные, вредные дискуссии с этим маячком. Я знала. Знала одно: "Для того. Чтобы. Победить. Машину. Надо. Выложиться. Полностью. В кратчайший срок".

Я помню какими измотанными были пои спутники из десантной группы. Уставший Гаррус, ругающийся Рекс, Вымотавшаяся Лиара, Тали задолбавшаяся чинить наш Мако. Ну и разумеется мой мигренщик и Уильямс, погибшая на Вермайре.

Если бы сейчас кто-то из нормандовцев увидел меня, двадцати восьми лет от роду, сироту, вступившего в Альянс сразу после восемнадцатого дня своего рождения...Он бы изумился. Настолько стоявшая перед распахнутым во всю стену салонным иллюминатором фигура не походила на прежнего командира десантного экипажа фрегата. От нее веяло силой урагана и мощью селевого потока, неудержимостью шторма и могильным мраком склепа. А самое страшное исходило от лица коммандера, неподвижного и застывшего как шаманская маска. Глаза светились красным светом.

Перед силой, исходившей из глаз и распространявшейся на несколько метров, невозможно было устоять. Можно было только повиноваться. С максимальной точностью, скоростью и полнотой.

Сейчас мое лицо не нуждалось в том, чтобы разжимать плотно сжатые губы. Слов не требовалось. Поворот моей головы в эти минуты уже был способен обрушить стенки стоявшего далеко внизу, в трюме фрегата морского контейнера в пыль. А если бы к повороту головы добавилось движение глаз...Контейнер просто перестал бы существовать как материальное тело. Мгновенно. С любым содержимым. Со всем содержимым. Именно в этот контейнер планировалось заключить то, за чем и отправили на Иден-Прайм фрегат "Нормандия". Протеанский маяк.

В моем сознании вспыхнул и развернулся экран. Состояние корабля. Состояние вооружения. Состояние экипажа. Курс и дальность хода. Местоположение корабля — в пространстве Млечного Пути и — в данной звёздной системе. Лавина данных. Я стояла недвижимо, впитывая её, обрабатывая, сортируя. Десять процентов, говорите?! Двадцать?! Тридцать?! Сорок процентов мощности головного мозга, говорите, работают у среднего разумного человека?! А восемьдесят — не хотите?! А сто?! А кратность?! Мозги кипели, вытягивая всю мощность имплантатов, помноженные на ментальные навыки пламенного рыцаря.

Ему, командиру десантного экипажа. "Эн-семёрке". Капитану ВКС. Какой-то лощёный полковник из штаба дивизиона передал не приказ на бланк-ридере по всей форме, а писульку. Ридер с текстом в три строчки. Образец канцелярской оторванности от реальной жизни. Принять пост старшего. Помощника. Капитана. Фрегата "Нормандия".

Этот полковник. Даже сам не понял. Что он передал. В какой форме. И с какими последствиями. Такое пренебрежение к правилам оформления распоряжений командования допустимо только во время войны. А раз это пренебрежение допущено. Значит, война уже идёт. И я, Джейн Шепард, нахожусь не просто на службе в ВКС Альянса Систем. я. Нахожусь. На. Войне.

— Капралу Дженкинсу прибыть в салон левого борта. К коммандеру Шепарду, — выплюнули, чуть разжавшись, губы командира десантного экипажа. Голова не повернулась. Двигались только губы. И то, в человеческом теле, что должно было сформировать голосовой приказ, подлежащий мгновенному исполнению.

Спикер не подвёл. Микрофон активировался вовремя. Система, повинуясь автоматике, восприняла звуковые колебания, отчистила от помех и передала на контуры транслятора, а тот — передатчику сбросил. Быстренько так. Почти мгновенно. Для человека. Не для автомата.

Внутренним взором на экране своего сознания я видела, как замер Дженкинс, до того мило беседовавший с врачом фрегата, майором Карин Чаквас. Как он вдруг выпрямился, резко замолчал, оборвав речь на полуслове, поправил берет, отдал воинское приветствие старшему офицеру медслужбы корабля, чётко повернулся направо и, мимо даже не сменившего расслабленной стойки сержанта полиции, строевым шагом взошёл на лестницу, ведущую на жилую палубу.

Шаги старательно печатавшего шаг Дженкинса приближались, едва не сбиваясь на бег по мере приближения к месту назначения. Наконец капрал замер на пороге салона.

— Капрал Дженкинс, сэр! Прибыл по вашему приказу, сэр!— отчеканил прибывший и только тогда осознал, что в салоне что-то очень поменялось. И центр этого изменения находится прямо перед ним. Коммандер Джон Шепард. Командир десантного экипажа фрегата. Его непосредственный командир.

Я даже не обернулась, не изменила стойку, не стала отвечать на доклад младшего по званию.

— Где вы родились, кап-рал? — выплюнули губы офицера.

— На Иден-Прайм, сэр! Фрегат следует туда, сэр! — Дженкинс даже не пытался как-то выйти за пределы требований устава и прямо поинтересоваться, что же такое произошло и в чём причина вызова.

— Желаете повоевать, кап-рал? — в голосе Шепарда чувствовалась угроза. Дженкинс её уловил.

— Так точно, сэр! Мы уже две недели в космосе, сэр! А я приписан к десанту, сэр! Я — не летун, сэр! — Дженкинс отчаянно пытался понять, что хочет от него этот коммандер. Он уже знал, что назначенный на должность старшего помощника командира "Нормандии" капитан Джон Шепард — герой Акузы, что он — уцелевший, что он "эн-семёрка". Он теперь многое знал о Шепарде. То, что разрешили ему узнать старшие по званию и по должности. Но сейчас перед ним стоял другой Шепард. Таким коммандера десантного экипажа Дженкинс ещё никогда не видел. И сейчас готов был молить Бога, да что там одного единственного Бога — всех мыслимых и немыслимых Богов. Молить, чтобы больше никогда не довелось увидеть.

— Приписан?! Это вы точно выразились, кап-рал. Приписан. А мне, вашему командиру, нужно чтобы вы были не только приписаны, но и были десантником. Какая задача была поставлена вам вашим прежним командиром? — в моем голосе послышались нотки, не дававшие Дженкинсу никакой возможности оттянуть доклад.

— Прибыть на борт десантного фрегата "Кейптаун", сэр! В пятнадцать часов тридцать минут три недели назад, сэр! В распоряжение лейтенанта Велланда, сэр!

— И почему я, командир десантного экипажа фрегата "Нормандия" нахожу вас на борту другого корабля спустя неделю после ухода "Кейптауна" в поход, кап-рал? — пока Шепард это цедил, Дженкинсу не раз казалось, что вот сейчас, сию секунду коммандер обернется и это будет последним, что Ричард увидит в своей жизни.

— Опоздал, сэр!

— Опоздали?! Вы, капрал десантных войск ВКС Альянса Систем?! Опоздали?! — в моем голосе не слышалось ноток удивления или изумления — тон был ровен и чёток.

— Так точно, сэр! — Дженкинс положительно не знал, что ему следует отвечать ещё на заданный офицером вопрос. Полумрак салона начинал капрала откровенно пугать. Чернота космоса, еле-еле подсвеченная звёздами, нагоняла жуткую тоску.

— Главный девиз десантных сил планеты Земля. Живо. Чётко. Раздельно, — приказал Шепард.

— В любое время! В любом месте! Любую задачу! Выполнять! Точно! Полностью! В срок! И никак! Иначе! — с каждым словом, буквально выкрикиваемым, Дженкинс ощущал, как с ним что-то происходит. Куда-то отходит бравада, где-то затихарилось хвастовство, куда-то скрылась лёгкость и беспечность восприятия. Капрал видел, что я не оборачиваюсь, и никак не реагирую на хорошо знакомые мне слова.

— Сейчас вы, кап-рал. Пойдёте в трюм и там отработаете за два часа, что остались до обеда. Со всем старанием. Комплекс скоростной работы с оружием. Выпол-нять, — выплюнула я, не меняя позы.

— Есть, сэр! — Дженкинс "на автомате" развернулся "на месте кругом" и стремительно "вымелся" из салона.

Шепард не стал оборачиваться, зная, что Дженкинс, убегая, даже дверь в салон забыл закрыть. Он знал, что произойдёт с капралом за эти два часа работы на пределе его нынешних возможностей. Он станет другим. И он останется жить.

Если с Дженкинсом было всё просто, то с лейтенантом Аленко... Было всё намного сложнее. Кайден был биотиком, отягощённым искусственными профильными имплантатами. Не слишком удачная модель. "Эль — вторая". Состоявшая из нескольких взаимосвязанных частей. Кайден наотрез отказывался менять эти биотические имплантаты на более совершенную модель— "эль-третью" и сейчас я, стоя в прежней позе у окна иллюминатора, на экране сознания осматривал имплантат лейтенанта Аленко. Стандартная, ныне уже устаревшая модель, без всяких "наворотов". Порождавшая жуткие мигрени у Кайдена, как носителя этой модели. Как сказала доктор Чаквас Кайдену еще повезло, что он отделался только мигренями.

Рядом с изображением имплантата в отдельном поле экрана сознания выстраивались строки рекомендаций по гашению мигрени — признака несовместимости имплантата и носителя. Я вчитывалась в эти строчки, вращая в своём сознании имплантат и так и этак. Сейчас я не задумывалась о том, почему в сознании всплыл этот экран, почему его, десантника-спецназовца, эн-семёрку, неведомые силы вдруг снабдили столь подробной и полной информацией об этом имплантате и о его носителе, доступные разве что самым узкоспециализированным медикам и технарям. Надо, значит надо и эта информация теперь ему доступна. Для принятия решения. Я чувствовала, что немного успокоилась, острота ощущений немного притупилась, уже не было такого струноподобного напряжения в теле и в душе. Струна? Почему бы и нет. Может быть, если такое состояние вдруг вернётся, его можно будет именовать Струной. Свойственно человеку, а теперь, как оказалось, и не только человеку, сразу "навешивать ярлык". Часто — чтобы не потеряться в обилии информации об окружающем мире. А сейчас я чувствовала, что с недавнего момента у меня этой информации будет всегда предостаточно. Намного больше, чем у среднего по уровню развития разумного органика. Вот что изменилось в нём. И если я изменилась столь существенно... Значит, для меня изменился не менее существенно и окружающий его мир. Только потому, что Грань приблизилась не только к нему, землянину, человеку, офицеру-спецназовцу. Она приблизилась ко всем разумным органикам. И если теперь он, получивший столь значительные возможности, всё равно не способен помочь всем остальным разумным органикам — они сами должны напрячься, чтобы не погибнуть, то некоторым разумным органикам я вполне могу существенно помочь. И в первую очередь — членам экипажа и команды фрегата-прототипа "Нормандия".

Я знала, что лейтенант Аленко чувствует посторонний взгляд на себе, но не может определить, кому этот взгляд принадлежит. Кроме него, формально — второго пилота и сидящего рядом профессионального первого пилота в рулевой рубке фрегата больше никого из людей. Из не-людей на борту корабля только турианец-Спектр Найлус Крайк, но он в пилотской кабине за последние несколько часов не появлялся. Сейчас Шепарда не интересовало, где находится этот турианец. Не хотелось для этого использовать ни стандартно-штатные, ни новые возможности.

Офицер Аленко находится в кресле в пилотской рубке. Он по боевому расписанию — второй пилот корабля. Хотя никаких особых прав, никакой особой квалификации у него нет. Я это знала точно. Я уже смогла вспомнить всё, что когда-либо читала из документов, характеризующих этого лейтенанта. И свои воспоминания о работе с ним. Службист. Штабист. Формалист. Не способен к боевой работе на пределе возможностей. Не может руководить эффективно никем, даже собой. Биотик, не знающий, что такое боевая биотика в реальном полном боевом применении. Быстро выдыхающийся, неспособный дозировать удары с машинной точностью, добиваясь максимальных результатов. Всё это — следствие использования древней, некачественной, устаревшей модели биотического имплантата.

Если ему, коммандеру Шепарду, дали в подчинение этих двоих, то он заставит этого лейтенанта измениться. В лучшую сторону. Хотя бы для того, чтобы этот пацан-офицер просто выжил в том, что начнётся через двое суток. Меньше чем через двое суток. Вряд ли довоенное время продлится дольше. В моем понимании осталось только двое суток. Сорок восемь земных часов.

Я читаю рекомендации, высвечивающиеся на экране сознания. Читаю, уже не обращая никакого внимания на то, что мне, даже имеющему ранг "эн-семёрки",эти рекомендации не должны быть доступны в принципе, поскольку они — удел коллектива крайне узких специалистов, к которым он, офицер-десантник, никоим образом не относится. Читает, одновременно мысленно придирчиво, внимательно оглядывая имплантат и его связи с организмом конкретного человека. Читаю, формируя командную последовательность.

Наконец я принимаю решение. Командная последовательность — запущена. Теперь Аленко знает, что посторонний взгляд — это не случайность. Но, по прежнему не знает, кому именно этот взгляд принадлежит.

Поздно разбираться, ища источник. Поздно. Руки лейтенанта Аленко, до момента активации последовательности спокойно лежавшие на подлокотниках пилотского кресла, впиваются в их покрытие всеми пальцами, принимая на себя жуткое нервное напряжение, сковывавшее тело молодого офицера чем-то похожим на стазис.

Всё происходило слишком быстро. Слишком быстро, чтобы даже Джеф Моро, сидевший в кресле первого пилота и являвшийся по сути единственным вменяемым профессионально подготовленным пилотом фрегата, заметил, что в его пилотской кабине происходит что-то нестандартное.

Наконец кокон "стазиса" отпускает Аленко, но человек не обмякает в кресле, а принимает обычную позу, ничем не указывающую на постстрессовое расслабление. Имплантат выключен. Теперь Аленко может пользоваться биотикой в меру своих возможностей. А они у него неплохие, хоть до азари и не дотягивающиеся.

Меня не тянет усмехаться. Я едва успеваю подумать, что если чинуши ВКС Альянса Систем его, командира десантного экипажа, решили нагрузить ещё должностью старпома, то они сами не знали, какой шлюз и чему открыли.

Третьим в моем списке на проведение разьяснительно-воспитательной работы стал пилот Джеф Моро. Я на экране сознания привычно "перебрал" его личное дело.

Колоритный персонаж. Угнал "Нормандию" во время лётных испытаний, учудив на ней такое... Что три недели подряд заставляло трястись от страха перед последствиями всех офицеров трёх баз ВКС Альянса — от командира взвода и выше. Всех, кто имел какое-либо отношение к лейтенанту Моро и его выходке. А в армии к подобным выходкам имеют отношение все разумные органики, носящие на плечах погоны. Даже непричастные. Даже невиновные. Потому что когда некого наказывать, наказывать приходится всех.

— Вживаетесь в статус старшего помощника командира фрегата? — раздался за моей спиной спокойный и какой-то будничный голос капитана Андерсона. Закончив работу с Аленко и Дженкинсом. Хотя, почти любой разумный органик с трудом бы заставил себя даже попытаться понять, какую именно работу провёл со своими коллегами новый старший помощник и одновременно — командир десантного экипажа фрегата-прототипа. Закончив работу, я, воспользовавшись своими новыми возможностями — надо же как-то осваивать то, что мне дали, а точнее — то, что у меня теперь появилось в распоряжении, стал знакомиться с материалами, которые условно можно было назвать "информация для размышления".

Эти размышления уже сейчас были сложными и трудными, даже для меня, высококлассного офицера-спецназовца. Намертво отбивавшими любую охоту причислить себя, человека, землянина, мужчину, к какому-нибудь "совершенству". Сейчас я, вполне возможно, сам не понимал, какую и откуда информацию я почерпнул — в полную силу работало не только сознание, но и подсознание. Последнее — даже в гораздо большей степени. Кое-что я уже сейчас понимал. И это понимание было ещё более горьким. Появление в салоне командира фрегата не прервало процесс получения и обработки информации ни на секунду. Пришлось свернуть инфо экран и развернуться в Андерсону.

— Так точно, сэр. — Я развернулась на месте кругом и вытянулась перед старшим офицером фрегата. Своим начальником.

Сейчас я отчётливо вспомнила, что дверь в салон так и не была заперта. Да и даже если бы я её заперла, у командира "Нормандии" предостаточно возможностей открыть на вверенном ему корабле любое помещение и любой контейнер.

— Решили заставить Дженкинса попотеть? — продолжал спрашивать Андерсон, не двигаясь с места и с интересом разглядывая старшего помощника.

В том, что командир корабля в достаточной мере ощущает происшедшие с Шепардом перемены, командир десантного экипажа не сомневался.

— Так точно, сэр. — Я мучительно размышляла, следует ли мне говорить что-то сейчас или это объяснение-пояснение можно отложить. Наконец я решилась. — Прошу разрешения, сэр, говорить откровенно.

— Вы — мой старший помощник. Так что вам не следует спрашивать разрешение на такое. Не люблю непонимания с офицерами, составляющими командное звено экипажа корабля, — ответил Андерсон, жестом разрешая своему младшему коллеге присесть на откидное сиденье и занимая другое сиденье, располагавшееся рядом. — Слушаю вас, коммандер.

— Я поставлен в ситуацию, когда мне придётся совмещать две должности, — помолчав несколько секунд, сказала я. — Меня это не пугает. Меня этому учили. Я этому — научился. — я обратила внимание, что дверь в салон теперь надёжно закрыта и голограмма замка светится красным. Это означало, что вошедший в салон командир фрегата уже предполагал что-то вроде подобного разговора. Такой поворот событий радовал. — Меня, конечно, больше учили быть десантником. И мне известно, что на старшего помощника командира корабля возложена большая часть практической работы с кораблём и экипажем. Мне известно также, сэр, что проверка системы невидимости — это легенда. На самом деле мы следуем к Иден-Прайму по совершенно иной причине.

— И вы, Шепард, можете даже назвать эту причину? — спокойно спросил Андерсон.

— Да, командир. — Я обошлась без уставно-протокольной формулы обращения к начальствующему на корабле офицеру. — Приняв статус старшего помощника, я не имею права не знать эту причину и не могу не понимать, что стоит за ней. Мы летим забрать протеанский маяк, — подчеркнул он. — До прибытия на орбиту Иден-Прайм осталось, по моим предварительным расчётам, меньше двух суток. Командир, почему Флот Альянса Систем не проводит мониторинг Иден-Прайма и окружающего планету пространства, если туда следует наш фрегат? Мы же разведка.

— Вы правы. Мы — разведка. А Иден-Прайм — сельскохозяйственная колония людей. И, если говорить начистоту, то — одна из самых ценных для человечества. Вам, Шепард, прекрасно известно, что протокол запрещает Флоту Альянса Систем "увешивать" орбиту сугубо мирной планеты военными спутниками слежения.

— Командир, когда приходили последние данные по обстановке у планеты? — спросила я, сохраняя спокойствие и безучастность и в позе и в голосе.

— Полчаса назад. Когда я к вам шёл, я ещё раз изучил их. Изменений нет. И, кстати, какие изменения вы, коммандер, ожидаете? — он внимательно посмотрел на старпома.

— Большие изменения, командир, — ответила я. — Сельскохозяйственная планета Иден-Прайм во всех каталогах проходит под знаком планеты, обладающей протеанскими руинами. Самыми разными. Даже такими, до которых археологи еще не добрались.

— Насчёт руин — согласен. И даже понимаю, к чему вы клоните, капитан, — негромко сказал Андерсон.

— Разрешите воспользоваться Сетью Альянса, капитан? Хочу кое-что вам показать, используя как военные, так и гражданские ресурсы Сети. — припомнила я момент с полетом Жнеца.

— Разрешаю. — Андерсон щёлкнул своим инструментроном, пробежался пальцами по виртуальной клавиатуре, отдавая ВИ фрегата команду.

Я щёлкнула своим наручным инструментроном, открыла клавиатуру и набрала несколько команд. Картина глубин космоса на обзорном иллюминаторе померкла. Внутренняя, "каютная" шторка поднялась в рабочее положение, закрыв собой стекло, на её поверхности засветился экран. Несколькими командами я вызвала изображение, получаемое с ряда постов наблюдения Альянса и с датчиков и сенсоров нескольких гражданских систем слежения.

В центре экрана, заменившего собой обзорный иллюминатор, развернулся основной экран, вокруг которого разместились экраны поменьше. Несколько команд набранных на старпомовском инструментроне — и все малые экраны объединились в центре основного экрана.

— Это облако космической пыли наблюдают сейчас ручные и автоматические системы с тридцати точек, — сказал Шепард. — Его размеры превышают шесть километров в диаметре. Облако медленно движется, — он набрал несколько команд, прочерчивая линию курса. — Конечный пункт его назначения — Иден-Прайм, командир. Можете проверить расчёт. Курс точен и неизменен уже последние полсуток.

— Охотно. — Андерсон пощёлкал сенсорами клавиатуры своего инструментрона. — Вы правы, капитан. Каковы ваши выводы?

— Вот таблица характеристик движения этого облака. — Шепард вызвал на экран названную таблицу, связав её с изображением облака и его курса. — Оно стремится казаться естественным, но на самом деле его движение подчиняется искусственным алгоритмам, — он вывел на экран ещё одну таблицу. — Вот доказательство сказанного мной по пяти формулам. Разным формулам, командир.

— Среди космических объектов встречаются и такие, которые двигаются как по учебнику, — сказал Андерсон.

— Согласен. Но только в одном случае. — я набрала на клавиатуре своего инструментрона ещё несколько команд. Изображение облака стало расползаться по всей площади экрана. — Если под фильтрами сканирования оно останется тем, чем хочет казаться. Облаком космической пыли. — Старший помощник набрал ещё несколько команд. — Я приказал военным и гражданским системам слежения на несколько секунд сменить сетку фильтров на этом объекте. Включены в работу системы с шестнадцати точек, — я развёла центральный экран по шестнадцати лепесткам — экранам, на которых проступило то самое облако с разных ракурсов. А под ним...

— Отражение, игра света, неравномерность, — сказал Андерсон, отщёлкивая команды на своем инструментроне. — И что? Да там что угодно может людям привидеться! В том числе — и "креветка".

— Согласен. — я отстучала ещё несколько команд. — Я подключился к базам данных Экстранета по археологии. — Рядом с первым вспыхнул второй экран с такой же "ромашкой" малых экранов. — Изображения подобных "креветок" встречаются на самых разных материальных поверхностях, которые датируются по давности создания тысячами, а иногда — и миллионами лет, — несколькими командами он свёл воедино "лепестки" археологической "ромашки". — Смотрите, если наложить археологический образ на "это", то будет "один в один". Так что это, командир, никакая не игра света. — я оставалась спокойной и говорила размеренно. — Это — искусственный объект. Точнее — корабль.

— Корабль, следующий под прикрытием облака космической пыли к Иден-Прайму? — спросил Андерсон, отщёлкивая очередные команды на своём инструментроне. — И как службы слежения такое проморгали? Подождите, Шепард. Мой расчет показывает...

— Что этот корабль, скорее всего, будет над планетой меньше, чем через сутки, — закончила я. — И мы, "Нормандия", прибудем туда, когда этот корабль уже будет на планете. Насколько я понимаю, ускориться нам по ряду причин, чтобы прибыть к Идену одновременно с "гостем", нет возможности. По ряду причин.

— Что. Он. Там. Забыл? — по словам произнес Андерсон в совершенно несвойственной ему манере речи.

— На шестнадцати изображениях из Археологической базы этот корабль запечатлён во временные отрезки, предшествовавшие гибели большинства разумных и неразумных форм жизни на планетах, где такие изображения сохранились, — размеренно сказал Шепард.

— Это может означать только одно — с прибытием такого корабля на планету начиналась... — Андерсон сделал тяжелую для него паузу, — война, в которой туземные формы разумной и неразумной жизни...

— Были практически полностью уничтожены. Или — порабощены. Без любой перспективы освобождения или спасения, — закончила я.

— Вторжение? — Андерсон бросил на меня прямой и точный взгляд. — Как вам удалось это раскопать?

— Стоял. Смотрел. Думал. Сопоставлял факты. Залез в Экстранет, посмотрел профильные сайты, — ответила я, хотя Экстранетом я пользовалась... весьма специфическим. Каким — я и сам бы не могла внятно пояснить собеседнику. Но точно не привычным для большинства разумных органиков галактическим.

Сейчас старпом понимал, что командир фрегата не будет "придираться" к способам, методам и средствам получения такого вывода.

— Получается, что мы идём... — задумчиво произнёс Андерсон.

— Прямо в пасть дракона, — сказала я. — Насколько мне известно, сейчас — межсезонье между периодами сбора урожая на большей части поверхности Иден-Прайма. И, предваряя ваш следующий вопрос, командир, отвечу: по всем данным, которые мне удалось найти в открытых источниках, на всём курсе этого корабля нет флотов, способных его остановить или даже задержать. Я не говорю сейчас и о том, что там нет и отдельных кораблей, способных его, этого "гостя", — он указал легким кивком головы на экран, где светилась гигантская "креветка", — уничтожить. К тому же. — Шепард несколькими щелчками на клавиатуре своего инструментрона заставил высветиться на экране линии зон ответственности, — корабль-гость следует исключительно по зонам ответственности Земли. А у нас, людей, благодаря Фариксенам, — я сказала это с плохо скрываемой злой иронией, — сейчас нет сил, чтобы остановить его продвижение. По данным постов контроля и наблюдения, по данным систем аппаратного слежения, — он вызвал на экраны несколько таблиц и графиков, — броня этого корабля в шестнадцать раз совершеннее, чем броня известного нам "Пути Предназначения". А это — лучший корабль в исследованной части Млечного Пути, который ещё хоть как-то может потягаться в противостоянии с этим монстром.

— Только вот азари нам его не отдадут. Ни в аренду, ни в лизинг, — заметил с явной грустью в голосе капитан Андерсон. — Они не поверят в такое, — командир помолчал несколько секунд, вглядываясь в картинки, схемы, таблицы и графики, светившиеся на экранах. — Быстро — не поверят. Это точно. А медленно... Просто не захотят поверить. У них, в том числе, не хватит времени на осознание... полное, необходимо-полное осознание этого факта.

— Сошлются на то, что эта проблема "лезет" к нашей планете и — по нашей зоне ответственности. Потому это — наша головная боль. Следовательно — нам, землянам, и следует расхлёбывать все последствия, — заключила я.

— Треклятый русский вопрос: "Что делать?" — произнес Андерсон.

— Меня, командир, больше интересует ответ на другой, не менее русский вопрос "Кто виноват"? — отпарировал Шепард. — Точнее — кто это такой к нам так ломится на таком супердредноуте? Это явно не такси вроде того же "Пути Предназначения".

— Джеф. — Андерсон поднял глаза к потолку салона. Он, как я помнила, терпеть не мог называть своего пилота по кличке — "Джокер".

— Да, капитан, — тотчас же откликнулся Моро. Похоже, у пилота корабля уже выработался условный (переходящий в безусловный) рефлекс реагирования на обращение командира фрегата. И, вероятнее всего, пилот уже приучил себя к тому, чтобы подключаться к системам связи и информации того отсека, где в конкретный момент времени находился "первый после бога".

— Последняя сводка о наличии кораблей Альянса в районе планеты места назначения, — сказал Андерсон.

— Меньше полутора суток до прибытия фрегата на место, сэр. Кораблей Альянса в районе нет, — отозвался пилот и отключил канал.

— Вы правильно сказали, коммандер, — сказал, помолчав несколько секунд, Андерсон. — Фариксены. Использование самого слабого звена...

У нас флот был куда мощнее. Да и у турианцев тоже. Хотя с турианцами складывается впечатление, что большая часть флота занята непонятно чем в дали от пространства Цитадели. Про азари и саларов я молчу. Они не военные.

— С максимальным эффектом, — подытожила я. — "В мире есть царь. Этот царь — беспощаден..."

— "Голод — названье ему", — сказал командир корабля. — Иден-Прайм снабжает сельхозпродуктами даже армию и флот Земли. Если у этого монстра есть лучевое оружие...

— Все поля планеты будут сожжены в кратчайшие сроки, — ответил Шепард. — Но главное — погибнут очень многие мирные гражданские жители, сельскохозяйственные работники, фермеры. Тысячи людей. Там, на Иден-Прайме, кроме дробовиков никакого оружия гражданским-штатским — и не только людям, кстати, никогда и не нужно было. Животный мир планеты — не настолько опасен, чтобы непременно с автоматической винтовкой не расставаться, — сказал Шепард.

— И, если кроме нас, как военного корабля Альянса, с этим монстром первыми не встретится никто... — размышляя, сказал Дэвид Андерсон.

— То нам придется поверить в то, что вторжение, осуществляемое этим кораблём, не носит краткий характер, не превышающий несколько часов, выделенных его командиром или пилотом для атаки.

— Хотя... глядя на эту тушу... Так не скажешь. У нашего фрегата нет ничего, чтобы даже пощекотать, — сказал командир корабля, в голосе которого теперь сквозило острое и горькое сожаление. И бессилие.

Ну не скажите. Первая Нормандия раздолбала его. Да Властелин опустил щиты после смерти Сарена, но и сейчас вряд ли он будет с поднятой системой защиты.

— Пощекотать? — Я, сказав это в явно вопросительной тональности, резко ещё больше выпрямился. — Есть, командир. Для того чтобы пощекотать — есть.

— Бросьте, Шепард. — Андерсон "перещёлкнул" изображения "креветки" на своем инструментроне, вгляделся. — По моим данным, ни в каком боевом противостоянии мы с этой "креветкой" не совместимы.

— А разведке, командир, боевое противостояние и не нужно. Оно для неё — вредно, — ответила я. — Мы не будем слишком много и слишком долго только стрелять в него, а используем другое оружие. Наше. Разведывательное. И — диверсионное. — Шепард, как понял Андерсон по сосредоточенному виду помощника, уже "проматывал" в своей памяти километры текстов, сотни графиков и диаграмм. — Правда, командир. И для этого я прошу вас разрешить мне любыми средствами, — здесь Шепард сделал хорошо заметное и понятное для Андерсона ударение, — за оставшееся время привести и корабль, и экипаж в надлежащее состояние. Если уж мне приходится совмещать две должности, то разрешите мне, командир, сэр, совмещать их не только в теории, но и на практике. Прошу вас своим приказом временно зачислить всех двенадцать полисменов ко мне в десантный экипаж. Если уж они оказались здесь, на борту военного разведывательного фрегата, то пусть приносят пользу. А не подпирают стенки. Капитан, сэр, вы же поняли, что нам, так или иначе, придётся воевать. И на нашем корабле нет гражданских органиков.

— У нас на борту Спектр Совета Цитадели. Найлус Крайк, — подчёркнуто безэмоционально сказал Андерсон. — Он, возможно, не гражданский, хотя кто их, этих Спектров разберёт, кто они по статусу на самом-то деле.

Наш покойничек.

— Не меняет дела. Он — на борту нашего военного корабля, а не прогулочной "посудины". Здесь его права не действуют, а оборачиваются против него, — убеждённо сказала я. — Если инопланетяне не пускают нас, людей, в Совет Цитадели, зажимают нашу активность в Большом Космосе — они не имеют права нами, землянами, командовать, ибо командовать нами в такой ситуации...

— Значит — проявлять по отношению к нам, людям, землянам, человечеству — насилие... — тихо, но твёрдо продолжил Андерсон, мрачнея.

— А насилия мы, земляне, люди, человечество — не любим... — поддержала командира я.

— И не потерпим, — закончил хозяин корабля, набирая что-то на своём наручном инструментроне. — Вы меня убедили, коммандер. Я видел, с какой скоростью выбежал отсюда капрал. И отметил, что он при этом чувствовал. Вы и Аленко сумели...

— Кайден Аленко. — я запнулась, поправилась, заставляя себя высказываться в рамках уставного армейского протокола, — Лейтенант Аленко обязан, — подчеркнула я тоном своего голоса это слово, — быть в достаточной форме, чтобы эффективно и качественно командовать. Выполнять офицерские функции. А не лежать на койке в Медотсеке с почти постоянной сильной мигренью. Относительно всего остального — я бы не хотела уточнять никоим образом то, как я это сделала, но мигреней у него больше не будет. Никогда, — подчеркнул я. — Во всё остальное его существо я не влезала. — я несколько секунд молчала. — Адаптируется. Нам, нормандовцам, сейчас на борту фрегата потребуется полная отдача от каждого человека. У нас, как я предполагаю, осталось времени даже меньше, чем сутки.

— Предельно сокращаете время на раскачку? — спросил Андерсон. — Вопрос риторический, не отвечайте. Хорошо, — капитан склонился над своим инструментроном, набрал несколько кодовых фраз. — Я своей командирской властью распорядился, чтобы все ваши приказы и распоряжения выполнялись с максимальной скоростью, точностью и полнотой. А вы, уверен, сможете заставить всех членов экипажа это делать именно так на практике. Ну, что ж, — Андерсон встал. — Если кто и сможет нас вытащить из этой незавидной ситуации... То это, наверное, вы, коммандер Шепард. И — на скулёж и вопли... если таковые и будут... не обращайте внимания. На фрегате "Нормандия" нет гражданских разумных. Все, кто на борту, знали, на что подписались. Как там, в старой присяге было? "Стойко переносить тяготы воинской службы". Жаль, что в нашей нынешней присяге таких слов теперь нет.

— Но они, безусловно, подразумеваются, сэр, — сказала я, вставая и принимая прежнюю напряжённую позу "струны". — Спасибо за понимание.

— Если мы, ныне живущие разумные органики, не будем понимать друг друга до конца сейчас... — сказал Андерсон, разглядывая "креветку", снова засветившуюся на экране. — То такие корабли как этот... закопают нас безо всякой потребности в любом мыслимом понимании, — командир "Нормандии" кивнул командиру десантного корабельного экипажа. — Приступайте. Вы, убеждён, знаете, что делать, — он стремительно вышел из салона, направляясь на мостик возле Звездной Карты.

Я припомнила модернизации нашего кораблика и пошла к инженерам.

Я спустилась в инженерный отсек. Инженер Адамс встретил меня у своего главного пульта. Он уже был в курсе, что коммандер Шепард получил от командира корабля особые полномочия, поэтому не удивился, когда я попросила его показать уточнённые характеристики основных систем "Нормандии".

Между нами состоялось получасовое обсуждение, по окончании которого инженер Адамс внёс в системные настройки множество изменений. Несколько важнейших параметров корабля удалось оптимизировать, другие — значительно улучшить.

Закончив краткое деловое общение с другими инженерами и техниками корабля, я поднялась по пандусу к дверям, ведущим в основные части фрегата и направилась по лестнице на палубу боевого информационного центра.

Стоявший на посту у выхода на палубу полисмен, видимо, полагал, что капрал Дженкинс преувеличил в своём коротком рассказе силу влияния старпома Шепарда и потому не озаботился принять строевую стойку "смирно" перед внезапно появившимся старшим офицером корабля.

Шепард сделал вид, что не заметил нарушения уставных требований, но, отойдя ровно на шаг, резко развернулся к провинившемуся сержанту.

— Пункт сто сорок шесть Устава гарнизонной и караульной службы Альянса Систем, сержант. Напомнить? — в моем голосе не чувствовалось ничего, кроме безразличия, за которым отчётливо закипала холодная ярость.

— Никак нет, сэр! — сержант за секунду сбросил с себя вид отдыхающего на посту старослужащего и вытянулся. — Прошу прощения, сэр! Готов понести наказание, сэр! — он ясно почувствовал ярость старшего помощника капитана.

— Вы ведь до службы в армии были неплохим предпринимателем? — продолжала спрашивать я, немного умерив клокотавшее в себе недовольство.

— Держал собственный универсальный магазин в родном городке, сэр, — полисмен был искренне удивлен тем, что старший офицер корабля, десантник осведомлен о таких подробностях его, простого сержанта-полисмена, личной биографии. — У меня было больше десятка различных поставщиков, — уточнил он.

— Как старший помощник, действующий на основании приказа капитана Андерсона, снимаю с вас обязанность несения гарнизонной и караульной службы и перевожу на должность интенданта корабля. Теперь ваше рабочее место будет в трюме. Там есть склад и всё необходимое вам для успешной работы с поставщиками и с товаром. Проблема с вашим отдельным жильём тоже будет решена. — Шепард уже хотел развернуться и направиться к следующему полисмену, но его остановил нерешительный вопрос сержанта-торговца:

— Сэр, а...

— Сержант, — произнёс старпом спокойным голосом. — Вы мне нужны не на гауптвахте, которой на корабле нет. И — не со шваброй-щёткой в руках, — уточнил Шепард. — Перед вами поставлена конкретная задача: занять должность и надлежаще исполнять обязанности интенданта корабля. У вас есть час, чтобы принять имущество и определить, что в ближайшее время следует отремонтировать, заменить или закупить. Соберите все профильные данные от членов экипажа корабля. Список — копию предоставьте мне. Я в каюте, скорее всего, сидеть не буду — найдёте меня на корабле сами. Или — лично, или — по связи. Выполняйте.

— Есть, сэр, — сержант пулей метнулся к лестнице и вскоре его шаги уже прогрохотали по плитам другой палубы.

— Мастер-сержант Уитмен, сэр, — к мне поворачивавшейся от двери подошёл крепыш-полисмен. — Я командую подразделением полицейских сил на фрегате. Здравия желаю, — он отдал уставное приветствие.

— Здравствуйте, мастер-сержант. — Я отзеркалила приветствие. — Полагаю, вы недовольны тем, что я самовольно снял с поста вашего подчиненного?

— Был бы недоволен, сэр, — не стал отрицать собеседник. — Вы правы, альянсовский снабженец в последнее время слишком много о себе начал воображать. Он, видите ли, покупает товар за свои деньги. Интересно, откуда у него, тыловой альянсовской крысы, одетой в полувоенную формёнку специалиста Альянса, — Я отчётливо почувствовала не высказанное вслух уточнение "по недоразумению одетой", — свои деньги в таких количествах. — руки мастер-сержанта сжались в кулаки, мало чем уступавшие кулакам у меня. — Его взяли-то в "испытательный" полёт, недели на две, а я вот, чувствую, что дело тут не испытательным полётом... воняет. Извините, сэр, — мастер-сержант приосанился. — Он же просто грабит моих парней. А ваших — вообще за людей не считает...

— Говорит, что окопались на фрегате, летуны. Высоко летаем и много о себе воображаем? — безэмоционально заметила я.

— Вы — настоящий старпом, сэр. Знать такие...

— Это, мастер-сержант, не мелочи. Для меня, во всяком случае, — в моем голосе послышался металл.

— Рад это слышать, сэр. Разрешите с вами посоветоваться, — мастер-сержант достал свой командирский ридер. — Я видел, вы поручили моему сержанту заняться торговлей и снабжением на фрегате. Поддерживаю. Я ему верю, сам неоднократно бывал в его городке, где он родился и вырос. Ему там доверяют, он никого ни разу не обсчитал, всегда даёт скидки и продаёт исключительно качественный товар, выживая только на двух процентах прибыли. Капитан, я понимаю, что может быть, лезу не в свое дело. Но я не хочу, чтобы вы, старпом, считали моих людей балластом. — Уитмен щёлкнул крышкой прибора, открыл экран. — Вот, посмотрите. Список моих предложений. Мои парни — профессионалы.

— Вижу, мастер-сержант. И очень это ценю. Хорошо, что вы подошли ко мне именно сейчас. — сказала я, ознакомившись с предложениями мастер-сержанта.

— Знаете, коммандер, откровенно говоря, у меня неспокойно на душе. Я двадцать пять лет в армии. Всякого навидался. А тут... могилой тянет, — мастер-сержант сглотнул, давя дальнейшие, рвущиеся на язык слова в зародыше. — И очень близко... эта могила. Не хотелось бы, чтобы этот салажонок Дженкинс... стал инвалидом или... чего еще похуже... с ним произошло... Он ведь с Идена...

— Понимаю, — помедлив, сказала я. — Вижу, ваши парни не хотят просто стенки подпирать. Хорошо. Мастер-сержант, перешлите на соответствующие инструментроны всех членов экипажа нашего корабля копии дипломов и сертификатов с вашим идентификатором. Думаю, в такой момент нам, как кораблю глубокой разведки, не следует выходить на связь даже через компьютеры и запрашивать уточнение по центральной базе данных ВКС Альянса. Хлопотно это, — отметил старпом. — А тех пятерых, самых молодых, которые пока ещё никаких, кроме армейских, профессий и специальностей не имеют — пришлите в ангар, где сейчас занимается капрал Дженкинс. Я прикажу лейтенанту Аленко провести с ними цикл занятий по десантно-штурмовой подготовке. — Я не стала откладывать, раскрыла свой инструментрон, набрала сообщение, закрыла крышку прибора. — Как сумеем. Но — группу десанта делать надо боеспособной, мастер-сержант.

— Согласен, сэр, — мастер-сержант кивнул. — Разрешите сказать, сэр?

— Разрешаю. — Я кивнула собеседнику ответно.

— Капитан, я и мои люди... хотим вам высказать наше... единое мнение... Вы только что дали нам возможность стать чем-то большим, чем армейские копы. И мы этого... не забудем. Мы сделаем все, чтобы наши враги были как можно быстрее... мертвы, — мастер-сержант вскинул руку в воинском приветствии, чётко развернулся "на месте кругом" и отошёл, направляясь к трюму.

— Капитан, сэр! — ко мне, едва ли не волоча за собой удерживавшего его одной рукой дюжего сержанта военной полиции, спешил молодой человек в полувоенной формёнке. — Капитан, они, — визитёр опасливо покосился на сопровождающего, — конфисковали все мои товары и сказали, что теперь будут продавать их по себестоимости. Коммандер, это же... Это же грабеж! А они... Они ведь военные полицейские... Должны защищать закон! — он остановился в двух метрах от Шепарда, видимо, всерьёз боясь приближаться к нему.

Я смерила его тяжёлым взглядом, в очередной раз зверея:

— Упор. Лёжа. При-нять! Сто двадцать отжиманий. Выпол-нять. — выплюнули губы Шепарда, лицо которого снова превратилось в маску индейского божка.

Услышав команды, молодой человек молча рухнул на пол и стал отжиматься. На восьмидесятом подъёме он уже не смог разогнуть одеревеневшие руки и бессильно распластался на плитах металлопола палубы ничком, не будучи способен пошевелиться.

— Вы. Интендант Службы Тыла ВКС Альянса Систем Земли, — процедила я. — Использовали труд. Гражданских. Грузчиков. Для погрузочно-разгрузочных работ. С вашим товаром. Делая это. Регулярно. Постоянно. Целенаправленно. Забыв Присягу Гражданской Службы ВКС Альянса. Вы. Грабили. Солдат. Альянса. Которые. И так. Получают. Далеко не самое. Большое. Жалование. И тем. Не менее. Продолжают служить. И — честно выполнять. Свой долг. Вы. Устроили на борту. Боевого фрегата Альянса Систем. Долговой беспредел. За две. Прошедшие. Недели. Значит так, — мои кулаки медленно сжались. Сержант-полисмен, стоявший позади лежавшего ничком снабженца, с явным уважением оценил их размеры и вес. — Все долги. Никто из моих людей. Находящихся сейчас на борту. Фрегата. Возвращать. Вам. Не будет. Никаких. Долгов. Перед вами. У них. Нет. Встать! Смирно!

Снабженец подскочил, как подброшенный катапультой и, предельно вытянувшись, замер.

— Властью старшего помощника командира фрегата. Данной мне на основании приказа капитана Андерсона, — прорычала я. — Я отстраняю вас. От выполнения функций и обязанностей. Снабженца фрегата. Ваш товар и все активы. Будут закреплены за новым снабженцем. Все ваши долги. Будут сохранены. За вами. С этой минуты вы. Переводитесь в разряд. Обслуживающего персонала фрегата. На должность. Разно. Рабочего. Если я. Хоть один раз. Услышу. Или почувствую. Что вы. Плохо выполняете. Свои обязанности. Вы будете выброшены. В шлюз. Жить. Будете. В инвентарной. Ваша капсула. Переходит в пользование. Новому снабженцу фрегата. Кру-гом. В инвентарную — бегом. Марш! — выплюнул Шепард последнюю команду, даже не обратив внимания на то, с какой похвальной скоростью исчез на лестнице бывший снабженец. — Спасибо за помощь, сержант, — капитан, мгновенно успокоившись, обменялся воинскими приветствиями с конвоиром снабженца. — Возвращайтесь к своим обязанностям. Мастер-сержант скажет вам остальное.

— Слушаюсь, сэр. Спасибо, сэр. — Сержант, чётко повернувшись, ушел.

"Так. Одного полисмена удалось перевести на должность снабженца. Мастер-сержант прав — такой специалист нам будет полезен и ценен. Пять полисменов, молодых парней я получила в качестве усиления десантной группы фрегата. Этого — мало, но, если учесть стартовые условия, уже хорошо. Мы — разведка, а не штурмовой фрегат. Значит, шестерых из группы лбов-полисменов можно смело исключать", — думала я, шагая по палубе Боевого Информационного Центра и изредка посматривая на офицеров и сержантов экипажа, привыкающих к тому, что рядом с ними за пульты встали сержанты военной полиции Альянса. — "Остальных шестерых, включая мастер-сержанта можно будет использовать в БИЦ и на постах специалистов фрегата. Что тоже хорошо".

Теперь вокруг голографического изображения фрегата, занимающего центральную часть "круга пультов", чаще именуемого "ожерельем", не осталось ни одного свободного рабочего места. Капитан Андерсон, стоя на мостике у Звёздной Карты, был доволен: перед ним как на ладони был весь БИЦ, все люди были при деле, никто из фрегатовцев не пытался отлынивать или работать не в полную силу.

Остановившись рядом с Прессли, я не стала отвлекать офицера-навигатора от работы. Дождавшись, когда он закончит ввод данных в штурманские подсистемы фрегата, я мягко и бесшумно встала слева от навигатора.

— Чарльз, давайте тихо и без чинов, — негромко произнесла она. — Каково ваше мнение о процедуре подхода к Иден-Прайму?

— Хорошо, капитан. — также тихо сказал Прессли. — Если суммировать всё, что я смог услышать и понять, нас там ждёт корабль, который намного превосходит "Нормандию", по меньшей мере, в огневой мощи. Это означает, что мы не можем просто так, без подготовки, появляться и даже показываться в системе. Перед ретранслятором с той стороны на входе — планета Занаду, но она, как показывают расчёты и моделирование, в предполагаемый момент выхода фрегата из ретранслятора оказывается на одной линии между ретранслятором и планетой Иден-Прайм. Наш возможный в данном случае отход к планете Нирвана под маскировкой требует дополнительных обоснований своей необходимости, — отметил навигатор. — Планета Сион — действительно крупная планета, в тени которой мы могли бы надежно и надолго укрыть корабль — в момент выхода фрегата из ретранслятора будет далеко, в другом сегменте планетной системы. Если рисковать, а рисковать, думаю, придётся в любом случае, то надо будет от Занаду под маскировкой проследовать к Аркадии. Укрывшись в её тени, используя ослепление за счет светила звёздной системы и соответствующие излучения, можно замаскироваться. Размеры Аркадии позволят, будучи в тени, отключить маскировку и дрейфовать, изредка её включая только при необходимости. Полагаю, капитан, мне, как офицеру-навигатору, вряд ли что можно сейчас и здесь добавить. Все остальные рекомендации я смогу дать только тогда, когда мы подойдём к ретранслятору, ведущему в систему Утопия и проведём первичную дистанционную разведку, не входя в ретранслятор.

— Атмосферный слой Аркадии содержит, по данным Свода Данных Навигации Альянса, азот и гелий. Температура поверхности — чрезвычайно высока. Сколько времени фрегат, по вашему мнению, сможет выдержать в тени планеты? — спросила я, включив на пульте навигатора дополнительные экраны и выводя на них нужные данные.

Прессли вгляделся в строки текста и таблицы с диаграммами, что-то подсчитал на своём инструментроне:

— Несколько суток, капитан. Только несколько суток. Предполагаю, что уходить в ретранслятор из системы придётся — в случае сложностей с Иден-Праймом — под маскировкой, ресурс которой мы должны будем строго дозировать. Данные Свода указывают — разрядиться на Аркадии нам не удастся.

— А Нирвана? — я сменила информацию на дополнительных экранах.

Прессли с удовлетворением ткнул в один из фреймов на правом экране:

— Свод утверждает, капитан, что она не имеет научной и коммерческой ценности. Топливо, завезённое для автоматической станции, почти выработано, атмосфера — остаточная, всего лишь ксенон и криптон. Можно на короткое время рассчитывать, что наличие оксидов железа в поверхности планеты замаскирует фрегат и позволит уменьшить задействованный уровень нашей собственной маскировки, но я бы на это не особо полагался, — он указал на соответствующую таблицу на левом дополнительном экране и умолк.

— А Занаду? Как она сможет выполнить функцию маскировки? — я сменила информацию на дополнительных экранах.

Прессли что-то подсчитал на своём инструментроне:

— Атмосфера из метана и аргона может помочь нам скрыть корабль на средних режимах маскировки сразу после выхода из зоны ретранслятора. Надо только точно рассчитать момент перехода, чтобы сразу под маскировкой скользнуть в тень планеты. Поверхность — лёд, калий и кальций. Сложновато, но, поскольку планета малопосещаема из-за своей малоценности... Думаю, даже с учётом движения через ретранслятор других кораблей, нас вряд ли смогут найти. Только вот дозирование маскировки придётся делать ювелирно. Полагаю, задерживаться у Занаду надолго не получится — несколько часов максимум.

— Вы правы, Чарльз, — ответила я. — Просчитайте моменты подхода к ретранслятору, время дрейфа у ретранслятора, проход через ретранслятор, чтобы мы успели скользнуть к Занаду. И просчитайте движение и маневры ко всем рассмотренным планетам. Так, чтобы нам как можно меньше светиться на видах с Иден-Прайма. Сделайте максимальные допуски на работу маскировки, чтобы нам не пришлось лететь открыто к ретранслятору из любой точки системы. Остальное — позже.

— Слушаюсь, коммандер. — Прессли кивнул и углубился в работу. Да, новый старпом многого не сказал, он не стал лезть в детали, дал понять главное: придётся, вероятнее всего, действовать по обстоятельствам.

Глава 7. Подготовка корабля. Бой со Жнецом.

Шепард посмотрел на часы — время поджимало. Обернувшись к Андерсону, он отметил, что командир фрегата слышал и видел их разговор и согласен с решением Шепарда по проблеме навигации в системе Утопия.

Я сделала несколько шагов, поднялась на постамент и подошла к командиру корабля, опиравшемуся локтями на поручень, окружавший Звёздную Карту.

— Сэр. Я с Прессли обсудил только первую часть нашей работы в системе Утопия. Только то, что касается навигации, — тихо произнёсла я. — До входа в ретранслятор нам понадобится короткий дрейф — от получаса до полутора часов, в течение которого мы должны будем провести дистанционную разведку Иден-Прайма и обстановки в Утопии в целом. Чтобы в дальнейшем действовать только наверняка. — Я переместила изображение Звездной карты вверх, а на освободившееся место вызвал изображение "креветки". — По уточнённым данным размеры этого корабля — по вертикальной оси — максимум два километра. На это указывают и примитивные масштабы картинок из Археологического Свода Данных. — Шепард вызвал их на экраны, совместив с линейками. — Предполагаю, что он не останется на орбите Иден-Прайм и обязательно совершит посадку на планету. — Я, удерживаясь от словесных пояснений, быстро формировал на свободном пространстве экраны с текстовой информацией, видимой только командиру и старпому. — Нам придётся использовать инфраструктуру планеты и её климат, — он сделал короткую паузу, чтобы вслух не уточнять дальнейшую мысль о возможности "пощекотать" этот супердредноут.

В глубине души я, конечно же, очень рассчитывала, что удастся не только "пощекотать", но, вполне возможно, и обездвижить этот корабль. Сделать его безоружным и безопасным.

— Вы желаете рискнуть, коммандер? — Андерсон без удивления взглянул на меня.

Шепард удовлетворённо отметил, что Андерсону, видимо, этот корабль чем-то очень болезненным для его памяти знаком, иначе не стал бы командир корабля скрывать это при разговоре в салоне, когда на экранах засветились и изображения из свода Археологии, и непосредственно полученные со станций наблюдения изображения корабля со снятой маскировкой.

Командир десантного экипажа не стал ни в салоне, ни сейчас настаивать на том, чтобы Андерсон сразу поделился с ним причиной умалчивания. А причина была. И кроме как непосредственное участие Андерсона в событиях, связанных с этим кораблём, других причин я не видела. Он и тогда не хотел ничего рассказывать. Но я уже убедилась, что люди и не люди в этом мире другие. Не такие, как были в моем первом мире масс эффекта. Да и сам мир другой. Взять туже Иден Прайм. я помню её как откровенно нищую колонию с несильно большим поселением. Здесь же это продовольственный гигант. С огромным населением не смотря на длину дня на планете.

— Да. Сегодня у нас есть ещё время на всевозможную подготовку. Осталось меньше двенадцати часов до полуночи. Завтра нам придется действовать и по плану, и быть готовыми и к импровизации и к активному противодействию, командир, — ответил старпом.

— Хорошо. — Андерсон вызвал вахтенного офицера. — Пройдёмте в мою каюту, коммандер.

Шепард кивнул и пошёл слева и позади широко шагавшего командира корабля.

Войдя в каюту, я, уловив разрешающий кивок, заблокировала двери. Андерсон с ноутбука включил настенные экраны. Шепард вывел на них нужные данные.

— В БИЦе я не мог вас о многом спрашивать, коммандер, — сказал Андерсон. — Но ясно понимал, что у вас уже готов план, который предусматривает не только маскировку и хождение от планеты к планете, то есть то, что вы обсудили с Прессли. Я догадываюсь, что вы хотели провести несколько полномасштабных тревог и учений, осуществив их и сегодня и завтра.

— Вы правы, командир, — сказала я. — У меня действительно есть план, который предусматривает реальную борьбу с этим кораблем. Разрешите говорить прямо, сэр?

— Только так и не иначе, — сказал Андерсон. — Если уж рисковать кораблём, экипажем, применять боевое оружие, то следует знать точно, что, как и когда делать, — кивнул Андерсон.

— По данным тех же постов наблюдения, связи и контроля, которые получали известные вам данные сканирования корабля, идущего к Иден-Прайму, мне удалось понять, что корабль обладает мощным источником энергии. Я уверен, что очень мощным, если сравнивать его с лучшими ныне известными любой органической разумной расе. Именно он позволяет этому супердредноуту не только быть абсолютно неуязвимым даже для согласованной атаки нескольких наших дредноутов в космосе. Но, как вы уже убедились, я не придерживаюсь мнения о том, что этот корабль будет действовать с орбиты Иден Прайма. И, в силу определенных предпосылок, я уверен, что на поверхности планеты этот корабль более уязвим. А посадку он совершит — в этом у меня сомнений никаких нет.

— А какие у вас предпосылки? — заинтересовался Андерсон.

— Гонять такой корабль на сельскохозяйственную планету только для того, чтобы пострелять по её поверхности с орбиты — слишком маловероятный, хотя, не буду отрицать, возможный ход развития событий. Мне непонятно, почему супердредноут следует исключительно по зоне нашей ответственности. Мне непонятно, почему он с такой точностью нацелен именно на Иден-Прайм. Обычно корабли такого класса пустыми и, тем более — в одиночку — не ходят. Они ходят в мощном сопровождении, в "ордере". Значит, всё необходимое этот гигант имеет не вокруг себя, а внутри себя. И в этом всём необходимом я бы отдал приоритет десантным силам. Командование такого корабля, вероятно, способно понять, что выжигание полей, разрушение сельскохозяйственных посёлков и целых городов силами одного даже огромного и мощного корабля — слишком экзотичное и авантюрное, откровенно говоря, занятие. Что означает: прибытие этого монстра на планету Иден-Прайм преследует какие-то другие цели, намного более важные, чем устройство массированных возгораний. — Шепард переключил экраны, выводя на них информацию о протеанских маяках. — Я уже говорил, капитан, что знаю об истинной причине использования нашего корабля именно в районе Иден-Прайм. Протеанский маяк.

— Вы правы, Шепард. — Андерсон кивнул. — Руководством Альянса Систем было принято решение, что найденный землянами на Иден-Прайм протеанский маяк будет передан на Цитадель для проведения совместных исследований этого выдающегося по значению артефакта, оставшегося от вымершей полсотни тысяч лет назад расы.

— Надо ли мне понимать этот жест доброй воли Альянса как попытку повысить политический рейтинг человечества среди рас Цитадели? — осведомилась я.

— И это тоже имеет место быть. К сожалению, — сказал Андерсон. — Мне, как офицеру ВКС Альянса, не нравится скрывать подобное от экипажа фрегата, но если они будут об этом знать — это не добавит им спокойствия. Поскольку на борту нашего корабля установлена новейшая система, обеспечивающая невидимость от обнаружения, в том числе и оптическими датчиками слежения, командование ВКС Альянса поручило именно нам произвести выемку маяка и его скоростную доставку на Цитадель. Во всяком случае, от кого бы я ни получал указания или приказы — все ссылались именно на нашу систему невидимости. Уверен, им так приказали поступать вышестоящие начальники. Которые, вполне возможно, никогда не служили в армии. Ни дня. И потому многого... не понимают и не знают. — Андерсон несколько секунд помолчал. — Археологическая группа уже ждёт нас. По последней телеметрии — они уже полностью выкопали маяк. В неповрежденном состоянии, к счастью. Если мы, люди, вообще способны квалифицированно понять, какое состояние для него может быть определено как неповреждённое.

— Когда мы откопали аванпост протеан на Марсе, каперанг, — сказал Шепард, — мы там тоже нашли нечто вроде маяка. Во всяком случае, благодаря полученной с аванпоста информации протеан, нам удалось найти и активировать ретранслятор Харон и выйти к Арктуру. Значит ли это, что мы, земляне, рассчитываем иметь долю в полученной из неповреждённого маяка информации, работая в содружестве с главными расами Совета Цитадели?

— Как обычный простой человек, Шепард, я бы ни на какую долю не рассчитывал, — ответил Андерсон. — Но, как офицер Альянса и командир фрегата, я обязан руководствоваться не личными предпочтениями, а более важным уровнем интересов. Во всяком случае, мне пока точно ничего не известно о том, были ли найдены где-либо в галактике ещё такие маяки. Есть, конечно, некие сообщения разной степени обоснованности, но... Наш маяк на Марсе — это больше чем маяк. Это — не обычный передатчик с приёмником, а хранилище информации. Мы, люди, затратили несколько календарных лет на то, чтобы прочесть несколько страниц некоего текста, найти, руководствуясь полученной информацией, ретранслятор Харон, активировать его и выйти к Арктуру. И тут, совсем недавно, в результате раскопок на Иден-Прайм мы находим целый, неповреждённый маяк. Точно такой, какой он, вероятнее всего, должен быть. Неактивированный, к тому же. В кругах руководства Альянса есть разные сценарии развития дальнейших событий, — уточнил командир корабля. — Я понимаю, что этот маяк и нам, землянам, людям, самим бы очень пригодился. Но мы, к сожалению, теперь точно не одиноки во Вселенной и обязаны учиться межзвёздной дипломатии.

— Насколько я понял, командир, — сказала я недовольно, — для Совета Цитадели находка маяка в зоне ответственности Земли является нежелательной, если, конечно, маяк не будет переведён на Цитадель и, соответственно, передан в руки Совета.

— Да, Шепард. — Андерсон кивнул. — Мы для Цитадели — слишком молодая раса, — он посмотрел на экраны инструментронов. — Азари — три тысячи лет космических полетов, турианцы — тысяча лет полётов, саларианцы — две тысячи лет пилотируемых дальних полётов по исследованным и неисследованным частям галактики. Естественно, давать нам, людям, возможность самим безраздельно воспользоваться информацией, которая, вне всяких сомнений, заключена в этом маяке, они — все вместе или поодиночке — не захотят в любом случае. Какими бы добрососедскими отношения между нами, людьми и расами Совета не были сейчас и в недалёком прошлом.

— Тогда, командир, я спрошу вас прямо. — Шепард выпрямился, но не принял ни стойку "смирно", ни положение, удобное для быстрейшего запуска в работу состояния "Струны". — Знает ли Совет об этом корабле? — он указал взглядом на экран, по которому курсом к Иден-Прайму ползла почти двухкилометровая креветка, прикрывшаяся шестикилометровым "коконом" космической пыли.

— Они молчат об этом, коммандер Шепард, — ответил Андерсон. — Полагаю, что либо надёжно что-то скрывают, либо просто не знают, как это объяснить, либо просто боятся, поскольку даже "Путь Предназначения" против такого супердредноута — катер.

— Я не про это говорю, капитан. — Я не стал направлять свой взгляд на командира корабля. — Я про то, какую роль вы лично сыграли в том, что этот корабль теперь шастает по нашим зонам ответственности. И держит курс на жемчужину сельскохозяйственной колониальной инфраструктуры Земли.

— Вы и это узнали, — безэмоционально заметил Андерсон. — Что-ж. Поскольку это — теперь часть нашей работы, расскажу. — Он сел поудобнее в кресло. — Сказать по правде, мне было достаточно неприятно видеть, как вы с лёгкостью вскрываете то, что я бы предпочёл держать максимально закрытым, во всяком случае — до своей собственной биологической смерти, — несколько секунд командир молчал. — Я знаю этот корабль, Шепард. Его имя — "Властелин", реже его называют "Назара". Он впервые стал известен как артефакт, открытый учёным, доктором Шу Чианем. Этот доктор в силу определённых причин стал одержим, когда работал с этим артефактом-кораблём. Работы проводились на секретной базе Альянса, расположенной на планете Сидон. Это — большая планета, с тонким слоем атмосферы. Там, под "купольной" защитой была построена база Альянса, где и проводились исследования. Официально — в области искусственного интеллекта.

— Шу Чиань? Ведущий специалист Галактики по ИскИнам? — заинтересовалась я. — Или, во всяком случае, считающийся ведущим? — уточнила я.

— Да, Шепард, — подтвердил Андерсон. — Этот проект на Сидоне был весьма опасен для Альянса, ведь искусственный интеллект, как тогда были убеждены слишком многие люди, способен подчинить всё человечество, а следом — все остальные разумные органические расы, если не научиться контролировать, ограничивать и эффективными способами управлять его развитием. — Андерсон помедлил. — Я бы так не говорил, но мне пришлось вмешаться в этот проект, в его работу тогда, когда Шу Чиань попал под влияние этого корабля.

— Ментальное влияние? Мягкое перепрограммирование? Индоктринация? — спросил Шепард.

— Если вы уже знаете, что стоит за этими терминами... — произнёс Андерсон. — То мне вряд ли что можно добавить. Да, доктор Шу Чиань попал под влияние этого монстра. Оказалось, что корабль владеет результативной технологией влияния на разум, а, следовательно — на поведение разумного существа. Проще говоря... он их способен подчинить и управлять ими. Корабль этот был обнаружен неподалёку от пространства, занятого к тому времени гетами. Рядом с Шу Чианем работала Кали Сандерс, официально она была представителем технического персонала, а неофициально... Кто знает, кто знает. — Андерсон помедлил с продолжением рассказа несколько секунд. Шепард сделал отметку в своей памяти. — Заметив неадекватность поведения Шу Чианя, она стала пытаться доложить об этом "нестандартном поведении" в Альянс Систем. Взяв с собой данные по ведущимся на тот момент совершенно секретным исследованиям, Кали бежала на Элизиум — самую большую колонию людей в Скиллианском пределе. Там все обитатели в то время были помешаны на безопасности и Кали решила, что она там тоже будет защищена. А к тому времени, когда Сандерс уже находилась на Элизиуме, база на Сидоне была атакована "Синими Светилами". Сами понимаете Шепард, что Сандерс, бежавшая с базы незадолго до начала этого нападения, становилась одним из основных подозреваемых в его организации. Даже тот факт, что "Синие Светила" сами хотели захватить Кали, не дал официальным, можно сказать, государственным силам правопорядка оснований снять с неё подозрения. — Андерсон теперь говорил "рвано", делал частые паузы в изложении и мелкими глотками пил воду из большого бокала. — Был там еще один персонаж, доктор Цянь. Он захватил Кали, рассчитывая, что она поможет ему в его исследованиях. Я тогда был выдвинут на уровень кандидата в Спектры, моим куратором назначили Спектра Сарена Артериуса. Именно я под чужим, конечно, именем вывез Кали с Элизиума. И именно мне вместе с Сареном пришлось штурмовать завод по производству нулевого элемента, фактически — горно-обогатительный завод, а вы, Шепард, уверен, хорошо знаете, насколько они огромны и тяжелы для штурма малыми силами. — Андерсон замолчал на несколько секунд, собираясь с силами и с мыслями. — Тогда-то Сарен и проявил себя... Во всей красе. Я отказался взрывать завод, поскольку в тот момент на нём, в его цехах и на территории ещё оставались работники. А Сарен... Он не только взорвал завод, но и подставил меня, доложив и, думается, по-своему убедительно доказав Совету Цитадели, что это произошло по моей вине. Кали... она была там. Этот Цянь держал её там. — Андерсон отпил глоток из бокала. — Заложницей, пленницей. Не знаю точно, кем он её тогда считал. Но держал — крепко. Мы — я и Кали — потом, когда с меня сняли статус кандидата в Спектры, встречались только несколько раз. И с каждым разом я чувствовал, что она от меня отдаляется. Она перешла в Академию, названную в честь её отца, адмирала Грисома. Работала там консультантом. — Андерсон сделал новый глоток воды из бокала. — Сложно всё это. Я уж думал, что никогда не встречусь с этим чудовищем, Шепард. — Андерсон поднял взгляд на экран, где светился силуэт корабля-монстра. И мне... мне крайне неприятно говорить, но Кали и Сарен... Они ровесники. Не знаю, почему, но — неприятно.

В каюте воцарилось молчание. Я обдумывала сказанное Андерсоном. Командир корабля продолжал мелкими глотками пить воду из большого бокала.

Если не считать доктора Цаня, все как было в прошлом мире.

— Джон, идите. Занимайтесь экипажем и кораблём. Мне надо побыть одному. Решить, что делать дальше, — сказал Андерсон, когда прошло более получаса. — Как бы там ни было, нам придётся воевать. И, если сможем, то — победить.

Шепард молча встал, кивнул командиру корабля и вышел, плотно притворив за собой дверь командирской каюты. К нему уже спешил лейтенант Аленко.

— Капитан, сэр. Разрешите доложить? — офицер остановился в двух шагах от Шепарда, принял строевую стойку "смирно".

— Докладывайте, лейтенант. — я остановилась, повернулась к Кайдену.

— Капрал Дженкинс тренировку завершил, — чётко сказал Аленко. — Вместе с ним частично завершили свою тренировку пять военных полисменов. Какие будут приказания, сэр?

— Продолжать тренировку. — Шепард внутренне обрёл настройку "Струны". — Прикажите всем тренирующимся облачиться в полный комплект боевых скафандров и брони, а также взять настоящее, но разряженное оружие. Продолжать тренировку только в скафандрах, броне и с оружием, — уточнил капитан, видя удивление на лице лейтенанта. — После окончания тренировки — пусть все отдохнут, пообедают. Вам приказываю составить график суточных боевых дежурств. Для нашей группы быстрого реагирования. Из состава десантного экипажа — три-пять человек. На дежурстве всем членам группы быть в броне, скафандрах, надетых шлемах и с боевым оружием. Что-то непонятно, лейтенант?

— Извините, сэр. Может это и не так важно сейчас, но я совершенно не чувствую никакой мигрени. Раньше, в это предобеденное время она меня буквально пожирала, — ответил Аленко.

— Рад за вас, лейтенант, — губы Шепарда тронула едва заметная усмешка. — Полагаю, что избавившись от мигрени, вы теперь сможете уделять почти полные сутки работе с экипажем. И с десантной группой — в особенности. Ещё какие-то вопросы?

— Никак нет, сэр. Разрешите идти? — Аленко вытянулся ещё больше, козырнул.

— Идите, лейтенант. — я отдала воинское зеркальное приветствие в ответ на приветствие лейтенанта и не спеша направилась к пилотской кабине.

В отличие от многих членов экипажа, Джеф Моро по прозвищу Джокер в большей мере проникся опасностью, исходящей от командира десантного экипажа, поэтому, едва Джон Шепард прикоснулся к голограмме ВИ замка входного гермолюка, ведущего в пилотскую кабину, как Моро уже стоял рядом с креслом лицом ко входу и старался не особо выказывать, как ему неудобно.

— Здравия желаю, сэр! — приветствовал Моро меня, отдав полагающийся по уставу салют-приветствие.

— Здравствуйте, лейтенант. — Шепард чётко отзеркалил приветствие. — Какова обстановка?

— На корабле или на курсе? — Моро не удержался от подколки и слишком поздно, к своему сожалению, понял, что этого не следовало делать.

— Лей-те-нант?! — в моем голосе явно послышалось закипание. — У меня в команде полисменов есть пилот эсминца. С пятилетним практическим стажем. И участием в боевых действиях. Или вы до сих пор полагаете, что вас невозможно привлечь к ответственности за угон космического корабля? — я превращалась в ту самую фигуру, которая до полусмерти напугала капрала Дженкинса. И если раньше Джеф Моро видел эту излучающую смертельный могильный холод фигуру на экране пультового монитора, то теперь до неё, совершенно реальной и вполне осязаемой, оставалось не больше полутора метров. — Мне нужен на вашем месте пилот, а не вуайерист, лейтенант Моро. И я его получу. — я превосходно обходилась без восклицаний и без крика. Я подошла к креслу второго пилота, набрала короткую команду на консоли. — Заполнять память компьютерной системы "порнухой" я вам не позволю, — старпом наблюдал, как Джеф медленно бледнеет, понимая, что идёт стирание любовно собранной им коллекции, причем стирание полное, с затиранием освобождающегося места дикой абракадаброй символов. — Поскольку теперь в БИЦ есть полный комплект специалистов, ваша задача, лейтенант Моро — не слежение за тем, что происходит на корабле, а выполнение сугубо пилотских функций. — пальцы обеих рук Шепарда исполнили сложный танец на клавиатуре другой консоли и Моро увидел, как гаснут дополнительные экраны. — Рассчитывайте курс подлёта к ретранслятору в систему Утопия, но так, чтобы мы встали сбоку, в безопасной зоне и могли провести скрытую разведку. Жду ваш доклад о курсе и запланированных и просчитанных подлётных маневрах через пятнадцать минут. На мой инструментрон. — Я, не обращая внимания на изумление пилота, процедила сквозь зубы, едва их разжав. — Хотите остаться в этом кресле при звании и должности — будете работать на износ и эффективно, — с этими словами Шепард развернулся к входу в пилотскую кабину. — И только попробуйте посплетничать с кем-либо по Экстранету, — я набрала на боковом пульте сложную команду. — Считайте, что Экстранета в прежних объёмах у вас больше нет. — Я шагнула за порог кабины. Крышка люка отсекла шумный выдох со стороны пилотского кресла.

Выйдя, я мысленно поблагодарила преподавателей Академии "Эн-Семь", которые привили мне любовь к программированию и к изучению всевозможной техники. Не будь у меня такой драконовской подготовки, которую мне пришлось пройти за какой-то год, разговор с пилотом мог бы затянуться.

— Эриха Гебена — к коммандеру Шепарду. — негромко произнёс в наплечный спикер командир десантного экипажа. Через минуту перед старпомом стоял один из полисменов, подтвердивший капитану Андерсону свой диплом пилота эсминца. — Эрих, приказываю вам занять место второго пилота и контролировать действия лейтенанта Джефа Моро. Всё время он должен заниматься только своими непосредственными обязанностями. Я поручил ему расчёт курса к ретранслятору и определение подлётных маневров для уточнения места скрытой стоянки корабля с условием проведения дистанционных разведывательных мероприятий в системе Утопия. В дальнейшем он обязан посвящать всё своё рабочее время совершенствованию своих профессиональных навыков и умений. Вы сами — незаурядный пилот, потому — можете гонять его в хвост и гриву. Теперь должность второго пилота фрегата "Нормандия" закрепляется за вами, Гебен. Если лейтенант Моро не справится — должность первого пилота перейдёт к вам, а он — займётся другими делами. Не связанными с пилотированием. В соответствии с пунктом двести пятьдесят четыре Боевого устава Военно-Космических Сил Альянса, на время выполнения обязанностей второго пилота вам присваивается звание лейтенанта ВКС. Вопросы?

— Никак нет, сэр! Спасибо, сэр! Разрешите выполнять, сэр?! — новоиспечённый лейтенант поймал разрешающий кивок Шепарда и ринулся в пилотскую кабину. Шепард усмехнулся уголками губ: мне было хорошо известно, что невозмутимого и педантичного Эриха "Джокеру" ни спровоцировать, ни перетянуть на свою сторону не удастся. К тому же пилот всегда остается пилотом: Эрих и "на втором кресле" сможет показать Джокеру, что значит боевой пилот-практик.

Встав за спиной специалиста по радиоэлектронной борьбе, сержанта-полисмена Ингвара Темпке, Шепард убедился, что он вполне освоился со своими новыми обязанностями и откровенно ловит кайф, занимаясь своим любимым делом. Я знала, что пульт специалиста РЭБ был не укомплектован персоналом с самого начала полёта — мало кто тогда верил, что фрегату придётся вступать в боевые действия, вести активную реальную разведку, организовывать противодействие стремлению противника вычислить соглядатая.

— Ингвар, дайте мне тихо на экраны всю информацию по технической и электронной инфраструктуре Иден-Прайма. Всё, до чего мы можем дотянуться и использовать в своих интересах. Не входя — пока что — в систему.

— Легко, капитан. — Темпке, не оборачиваясь, щёлкнул несколькими сенсорами. — Во-первых, это космодромы. Их официально на Иден-Прайме три. Там — полно всякой электроники и техсредств, есть транспортная инфраструктура. Во-вторых, это энергоподстанции, разбросанные по всей планете. Там тоже есть немало электроники, но главное — это мощные накопители энергии. В-третьих — это Монорельсовая дорога, также требующая значительное количество энергии и соответствующих сложных управляющих систем. И, наконец, самое, на мой взгляд, вкусное — станции управления погодой и климатом. Электроники — вагоны, мощные излучатели и приёмники, накопители энергии. Просто песня. Извините, сэр. Мы тут с ребятами обсуждали... У нас и тема была — климатические войны с использованием планетной технической инфраструктуры. Я тут попутно подсчитал: по открытым данным планетка — сельскохозяйственная, за погодой там следят очень и очень серьёзно, ведь случись малейшие колебания климата — и убытки станут огромными. Сейчас межсезон, уборка урожая еще не скоро начнётся. Даже для скороспелых сортов. По моим расчетам, сэр, при необходимости вполне можно за несколько минут устроить локальный или общепланетный погодный апокалипсис. Гром, молнии, проливной дождь тропического масштаба с электризацией атмосферы до уровня практически непрерывных пробоев. — Ингвар явно "сел на любимого конька" и теперь недоумевал, почему этот странный командир десантного экипажа не торопится его прерывать. Внезапно он вспомнил, что с недавних пор коммандер Шепард — старший помощник капитана корабля и мгновенно прервался сам. — Извините, сэр. Увлёкся.

— Интересно говорите, Ингвар. И главное — по делу, — без усмешки, абсолютно серьезно сказал Шепард. — Просчитайте-ка мне ситуацию с локальным Апокалипсисом. Предельная высота зоны воздействия — шесть километров. Ширина зоны — два километра. С максимальной энергетикой по шести точкам поражения. Считайте, что вы должны уничтожить объект, который превосходит по защищённости "Путь Предназначения" в восемь-двенадцать раз. Условие — не дать этому объекту взлететь или активировать лучевое оружие. Следует постараться вывести из строя или отключить на время всю его электронику и орудийные системы. Вплоть до тяжёлого оружия включительно. Уровень — супердредноут. Попутно определите точки на планете, в которых эффективность подобного апокалипсиса будет максимальной. Задача ясна?

— Да, сэр! — Темпке, забыв даже кивнуть, с энтузиазмом принялся за работу.

Разговаривая с Ингваром, я уже несколько десятков секунд знала, что рядом стоит командир корабля. Поэтому сделав шаг назад, я вопросительно посмотрела на старшего офицера фрегата. Андерсон только молча кивнул и знаком, малозаметным для других офицеров, присутствовавших в этот момент в БИЦ, попросил меня отступить ещё дальше, к другим, пока ещё не включённым в работу дополнительным пультам "ожерелья". Основные пульты — все до единого — были уже заняты и действовали.

— Готовитесь? — негромко спросил Андерсон.

— Да, сэр, — тихо сказал Шепард. — У ретранслятора — слишком много ушей будет. А пока идём — время есть.

— Каков следующий пункт? — осведомился командир фрегата.

— Главные орудия, сэр, — ответил Шепард. — Я знаю, там теперь работают два полисмена. Один — за главным пультом, другой — за боковым. Полагаю, для наших возможностей двух артиллеристов достаточно. Управление огнём будет организовано с мостика или — из пилотской кабины фрегата.

— Согласен. Идёмте, посмотрим, что сможем сделать там. — Андерсон повернулся и оба офицера неспешно поднялись на вторую палубу.

Два полисмена на секунду отвлеклись от работы за консолями, приветственно кивнули и вопросительно посмотрели на вошедших в отсек старших офицеров. Андерсон, шедший чуть впереди, коротко махнул рукой, что означало — работайте, доклада не надо. Я наклонилась над главным пультом. Андерсон прошёл ко второму.

— Какова достигнутая точность поражения двухзарядным залпом? — тихо спросила я у старшего артиллериста.

— Удалось повысить с третьего класса на второй. Думаю, — сержант уловил, что старший помощник командира корабля вполне готов допустить неофициальный формат разговора, — через два часа я и Том сможем обеспечить и первый класс. Полагаю, нужна будет точность и скорость?

— Да, Билл, — кивнула я, — нам нужно попасть в мишень на максимальной дальности первого класса — круг диаметром чуть больше полутора метров. Четырьмя зарядами за минимальный промежуток времени. Два залпа. Успеть до того, как зарядная камера лазера будет закрыта бронешторками. Цель малоподвижна сама по себе, но вот бронешторки закроются очень быстро при малейшем подозрении на агрессивность с нашей стороны. Нам будет нужно в кратчайший срок выдвинуть орудия и ударить так, как я только что сказал. Боюсь, второй попытки у нас не будет, Билл, — спокойно констатировала я. — Если цель активирует главный излучатель или закроет его шторками — ситуация усложнится для нас очень быстро.

— Стрельба с какого расстояния?

— Если брать по максимуму — девяносто — сто восемьдесят километров. Фрегат будет двигаться противозенитным маневром, предполагаю работу по нам также и мелких лазеров, вроде нашего ПОИСКа.

— Хм. Мелких. — Билл подобрался. — Извините, капитан, вырвалось, — пальцы старшего артиллериста быстро произвели необходимые манипуляции на клавиатуре. — Полагаю, что нужен будет даже не первый, а нулевой класс точности. Это мы сможем обеспечить только к пяти часам дня. Задачка интересная, коммандер. Как раз такая, какие я люблю. Но...

— Пилот фрегата сделает всё так, как вы скажете. Я усилил пилотскую группу еще одним специалистом-пилотом. Вдвоём или один из них в любом случае справятся. Но не хотелось бы заставлять корабль выделывать немыслимые пируэты в непосредственной близости от цели.

— Понимаю. Мы — разведывательный, а не штурмовой фрегат.

— Да, Билл. Просчитайте два варианта. Первый — нанесение максимального урона в атакующем варианте и второй — нанесение максимального урона в добивающем варианте. Примите во внимание то, что зарядная камера цели не всегда будет строго вертикальна или строго горизонтальна. Узел наведения также может хаотически двигаться.

— Понятно, коммандер. Ожидаете, что цель будет огрызаться?

— Уверен в этом. И нам нужно сделать всё, чтобы она огрызаться больше не смогла. Удар — и цель должна быть обезоружена. Работайте. Жду ваших результатов на мой инструментрон. Крайний срок — семнадцать десять.

— Есть, сэр! — артиллерист кивнул, поймав согласный кивок своего младшего коллеги, уже переговорившего с каперангом Андерсоном. Через минуту оба старших офицера покинули отсек главных орудий фрегата.

— Командир, сэр, — к ним подошел полисмен, имевший диплом шеф-повара. — Вот меню на обед. Для всего экипажа и команды. Разрешите предложить вам контрольные блюда на пробу?

Андерсон просмотрел меню, расписался кодатором на экране поданного сержантом ридера.

— Идёмте, коммандер. Снимем пробу непосредственно из котлов, — командир фрегата взглянул на меня. — Давайте пройдём к вам, сержант, — он повернулся к шеф-повару.

— Слушаюсь, сэр, — полисмен отступил в сторону и пошёл слева и немного позади старших офицеров корабля к выгородке, предназначенной теперь для кухни. — Вот, — он подал длинный черпак и тарелки.

Андерсон, поочерёдно зачерпнув порции из котлов, наполнил несколько тарелок, склонился над кухонным столом и неспешно снял пробу с первого, второго и третьего блюд:

— Хорошо, — он посмотрел на меня. — Снимите и вы пробу, Джон.

— Да, сэр. — Я взяла черпак и, попробовав первое, второе и третье, удовлетворённо улыбнулась. Классно готовит. — Хорошо, Майкл, — я отметил, что Андерсон уже расписывается в лежащем на стойке журнале кухни.

— Можете готовить порции, Майкл, — сказал капитан Андерсон. — Разрешаю готовить до трёх порций резерва.

— Есть, сэр, — полисмен-повар кивнул.

В это время тренькнул мой инструментрон. Я включила малый экран и ознакомилась с решением, предложенным Джефом Моро. Андерсон также заинтересовался и мы, отойдя от повара, стали вполголоса обсуждать предлагаемое пилотом решение.

— Полагаю, с решением Джефа можно согласиться, — сказал капитан Андерсон. — Предлагаю пройти ко мне в каюту и пообедать. Заодно — обсудим.

— Капитан. Я согласен с тем, что обсудить поступившую информацию нам нужно, но давайте сейчас не будем игнорировать необходимость нашего с вами присутствия среди членов экипажа, — возразила я. — Рано или поздно и у офицеров, и у сержантов и у старшин, и у рядовых возникнут вопросы. Лучше будет пояснить непонятное сразу всем. Тем более, через три-четыре часа мы подойдём к району ретранслятора. За это время нам предстоит слишком много сделать для подготовки ко всем мыслимым случайностям, которые могут нас ждать по ту сторону ретранслятора.

— Согласен. — Андерсон взглянул на часы. — Как раз сейчас — два часа дня, — он посмотрел на повара. — Майкл, объявляйте сбор офицерского состава экипажа на обед.

— Слушаюсь, сэр, — повар кивнул, включил на своем пульте корабельную трансляцию и огласил стандартную формулу приглашения на обед для офицеров.

За обедом мы кратко познакомили коллег-офицеров с планируемыми действиями до момента входа в ретранслятор, ведущий в систему Утопия. Было заметно, насколько сильно оживились офицеры корабля, услышав, что им предстоят не очередные нудные тренировки, а реальная боевая, разведывательная, диверсионная работа. Деталей ни Шепард, ни Андерсон не раскрывали, но офицеры корабля уже понимали: очень многое будет зависеть от того, что удастся понять в ходе активного дистанционного поиска в ходе стоянки на скрытой позиции у ретранслятора.

— И последнее, коллеги, — сказал каперанг Андерсон. — После обеда все без малейшего исключения члены экипажа фрегата надевают лёгкие скафандры, броню и пристёгивают к поясам скафандров шлемы в полной готовности к использованию. Аптечки и пистолеты — иметь при себе в обязательном порядке. Лейтенант Аленко составил график дежурства группы быстрого реагирования. Предполагаю, что ближе к вечеру мы проведём две-три тренировки для всех членов экипажа. Ориентировочное время — семнадцать тридцать. Детали будут доведены до личного состава непосредственно в ходе тренировок. Ещё раз хочу предупредить: все тренировки отрабатывать по максимуму. Очень высока вероятность, что нам придётся реально вступить в бой. Поэтому уточнения — учебная тренировка или боевая — не будет. Любая из будущих тренировок сможет стать боевой в кратчайшие сроки. За допущенные ошибки я и мой первый помощник будем взыскивать по всей строгости. Офицерам — проверить экипировку подчинённых. Шлемы — подготовить к переходу на замкнутый цикл. В кратчайшие сроки. Вопросы? Нет? Все свободны, — он жестом разрешил офицерам покинуть места за обеденным столом. — Вы были правы, Шепард. Офицеры нуждались в нашем с вами присутствии.

Ровно через час во всех отсеках "Нормандии" погас свет. Громкий звук корабельной сирены разорвал установившуюся послеобеденную тишину. По стенам заметались лучи мощных фонарей: экипаж бегом занимал места по аварийному расписанию. Большинство пультов было обесточено.

"Экипажу — перейти на ручное управление! Закрыть шлемы! Включить автономные системы жизнеобеспечения. Соблюдать тишину в отсеках! Корабль — под угрозой обнаружения противником, — такие тексты появились на внутришлемных дисплеях большинства фрегатовцев. — Реанимировать навигационные системы без включения внешних датчиков. Проверить работу систем радиоэлектронной борьбы по схемам "Луч" и "Сфера". Определить и устранить неисправности в системах вооружения".

Вводные сыпались одна за другой. Командир фрегата и я тенями передвигались по кораблю, внимательно наблюдая за действиями членов экипажа. Кошмар. Сразу вспоминается первая Норма во время нападения на нас крейсера коллекционеров.

Со стороны не было заметно, что внутри корабля проводится столь масштабная тренировка — Джеф Моро и его напарник получили на свои инструментроны категорический командирский приказ соблюдать прежний курс и скорость корабля.

Зато внутри "Нормандии" стало в полном смысле слова жарковато: во многих отсеках включился режим разгерметизации. Члены экипажа вынуждены были постоянно готовиться к быстрым переходам из одной части помещений и отсеков корабля в другую.

На то, что в разгерметизированных отсеках, отделённых синеватыми "линзами" аварийных изолирующих полей от отсеков, сохранивших атмосферу, царила невесомость, не делалось никаких скидок. Скорость, качество, полнота, правильность.

В трёх отсеках фрегата хаотично возникали пожары разных размеров — от простого возгорания проводки до достаточно мощных и разрушительных взрывов. Несмотря на то, что капитан Андерсон не стал разрешать использование открытого огня в других отсеках, точно угадать, когда будет следующий пожар и где он возникнет, какие размеры приобретёт было достаточно сложно.

Тренировка продолжалась ровно сорок минут. Наконец по экранам внутришлемных дисплеев скафандров проползли строчки, информирующие людей о завершении тренировки, коротко муркнула корабельная сирена, извещая об отключении режима симуляции. Экипаж быстро и тихо занял места по обычному полётному расписанию.

Аварийная партия устранила последствия возгораний, приведя выделенные для пожаров отсеки в нормальное состояние. Включилось обычное освещение, заработали обесточенные на время тренировки пульты.

Капитан Андерсон, войдя в свою каюту, по громкой связи объявил общие результаты тренировки. Досталось всем нормандовцам. Без малейшего исключения. Инструментроны членов экипажа получили файлы с полным анализом действий каждого из офицеров, сержантов, старшин и рядовых, полный хронометраж событий, а также возможную и реальную перспективу совершённых ошибок и допущенных недочетов.

— Первая тренировка показала, коллеги, что экипаж готов к реальным боевым действиям на оценку "посредственно" — сказал капитан Андерсон по корабельной трансляции. — Тренировка будет усложнена и проведена повторно в течение ближайших трёх суток, — с этими словами Андерсон отключил общекорабельную трансляцию и посмотрел на меня сидевшую рядом. — Хорошо ещё, что Найлус Крайк не пытался вылезти из своей каюты, — он привычно на несколько секунд замолчал. — Ладно, это так, к слову. Меня больше интересует и волнует то, кто бы нам дал эти трое спокойных суток для тренировок.

— У нас, сэр, только чуть больше суток осталось до того, как нам придётся воевать, — ответила я. — И, если честно, я ждал именно такого результата. Именно посредственного. Хорошо ещё, что не плохого. — я, медленно поворачивая голову, оглядел командирскую каюту. — По меньшей мере, у нас теперь — полный комплект специалистов, уже более-менее освоившихся со своими обязанностями. Это позволяет надеяться. Хотя надежда против такого корабля, — он указал взглядом на "креветку", мерцавшую на ближайшем настенном экране, располагавшемся над рабочим командирским столом, — слишком слабое основание для победы.

— Теперь все нормандовцы будут на взводе, — задумчиво произнёс Андерсон.

— У нас, полагаю, больше не будет возможности надолго расслабляться, командир, — сказал Шепард. — Я не верю в то, что такой корабль — один. Археобаза со всей определённостью доказывает: таких кораблей — как минимум несколько десятков. Общий срок существования отрядов из таких кораблей, если смотреть по возрасту рисунков — вообще трудно представить себе: больше тридцати миллионов лет. Есть рисунок сорокамиллионнолетней давности. Для человечества это — невообразимая цифра. Я попыталась подготовить каперанга к возможности начала Жатвы.

— Для большинства известных нам, землянам, разумных органических рас исследованной части Пространства Млечного Пути — также, — сказал хозяин каюты. — В лучшем случае — два-три миллиона лет. Но — не тридцать. Не сорок. — Андерсон кивнул, соглашаясь с моим мнением. — Как полагаете, нам понадобится поддержка флотов Земли?

— Нет, командир. Любая подвижка наших флотов сейчас вызовет нездоровый и ненужный интерес к Иден-Прайму, спровоцирует этот корабль на активные действия — и против планеты и против флотов. Я не верю в то, что мы не сможем выполнить свою задачу по максимуму. Один корабль против одного корабля при поддержке инфраструктуры планеты — это честно. Флот против одного, даже такого сильного корабля — это признак слабости и незрелости, — убеждённо заметил Шепард. — Мы не можем давать цитадельцам основания для того, чтобы нас и дальше считали "детской" расой.

— Знать бы, зачем этот корабль прибыл на Иден-Прайм, — проговорил Андерсон.

— За чем бы он ни прибыл, его появление у планеты можно с уверенностью квалифицировать как вторжение. Даже не заняв позицию у ретранслятора, не проведя полную аппаратную дистанционную разведку, не задействовав комплекс "Прогноз" в боевом режиме, можно быть уверенным — чужой корабль прибыл за чем-то очень ценным и важным. Пока мне на ум не приходит ничего, кроме протеанского маяка, командир, — честно призналась я. — Знать бы, зачем он ему.

Действительно зачем? они что забыли где на Цитадели канал стоит? Сомневаюсь.

— Узнаем, коммандер. — Андерсон включил дополнительные экраны, — давайте пока совместно подумаем, как следует усложнить очередную тренировку. Думаю, её проведение следует назначить на половину шестого вечера. Третью тренировку проведем в половине десятого вечера. В одиннадцать вечера корабль встанет на точку у ретранслятора. Дежурные смены приступят к работе с реальными данными, полученными в ходе дистанционной аппаратной разведки. Честно сказать — сам жду, что же аппаратура фрегата нам "накопает". Уже сейчас вижу — без боестолкновения с этим кораблем нам обойтись не удастся. — Андерсон взглянул на мерцавшее изображение "креветки", перевёл взгляд на меня.

— Уверен в этом, командир, — согласилась я, включая свой инструментрон. И мы приступили к формированию сценария очередной тренировки.

В половине шестого вечера тишину на корабле разорвали колокола громкого боя. На этот раз тревога была не аварийной, а боевой.

Виртуальный интеллект фрегата трудился с полной нагрузкой, создавая членам экипажа, работавшим за пультами, всевозможные каверзы и предельно сокращая время и на принятие решений, и на осуществление необходимых действий.

В этой тренировке вместе со всеми членами экипажа на равных участвовали и Андерсон со мной. Условия и параметры тренировки менялись в ходе её проведения. ВИ корабля следовал только общему плану, в остальном он был свободен в выборе вариантов действий.

В семь часов коротко муркнувшая сирена обозначила окончание тренировки. Защёлкали замки шлемов, аварийное кроваво-красное освещение сменилось обычным, желтовато-белым. Через пятнадцать минут после сирены на настенные экраны был выложен проведённый ВИ анализ тренировки. Информация поступила и на инструментроны членов экипажа фрегата.

— Не намного лучше, — сказал Андерсон, снова встретившись со мной в своей каюте. — Теперь я вижу, что третья тренировка просто необходима.

— Командир, разрешите доложить, — раздался голос старшего артиллериста. — Нулевой класс точности в настройках артсистем корабля — достигнут и закреплен.

— Принято. Подготовьте артсистемы к ведению эффективного огня, — распорядился Андерсон. — Сократите время на приведение артсистем в боевое положение до минимума. Нам и секунда будет слишком большой роскошью. Действуйте.

— Есть, сэр, — ответил старший артиллерист и отключил канал.

— Предполагаете и атаку, и добивание? — спросил Андерсон, ознакомившись на своем инструментроне с данными, переданными с пультов артиллеристов корабля.

— Да, капитан. Если влияние инфраструктуры планеты, включая станции управления погодой и оборудование монорельсов и космодромов и будет действенно, то нам придется реально гарантировать невозможность для этого корабля оказать сколько нибудь эффективное сопротивление.

— А индоктринация?

— Командир, я не собираюсь возводить бумажные замки, но после столь комплексного воздействия о быстрой индоктринации речи, на мой взгляд, быть не может — "креветке" просто банально не хватит для импульса энергии, а с остальным десантная группа под моим руководством справится. Удар энергетической инфраструктуры планеты, удар со стороны иденских климатических установок, удар корабля разведки — три удара, сведённые воедино, смогут обеспечить неработоспособность этого монстра на достаточно длительный срок. Я допускаю, что корабль сохранится после столь комплексного удара, но будет ли он представлять собой больше чем корпус...

— Вижу, капитан, вас что-то беспокоит. — Андерсон кинул внимательный взгляд на старшего помощника. — То, что пока вы не хотите допустить в качестве даже гипотезы.

— Капитан, я не знаю, как это точно сформулировать. Очень хочу верить, что после столкновения с этим кораблем у нас больше не будет подобных проблем. И не могу. Нет ощущения, что это будет единичный случай. Такой корабль появлялся в пространстве Галактики тогда, когда для любой разумной расы, способной оставить его внятное изображение на каком-нибудь долговечном материальном носителе, наступал Апокалипсис. Что означает — корабль не применял своё оружие в полной мере. Он не сразу уничтожал разумную, по большей части, думается, органическую жизнь. Он... играл с ней в "кошки-мышки", что ли. Гордился своей мощью, своей неуязвимостью, своей силой, своим могуществом. Изматывал. Карал, — задумчиво, но чётко сказала я. — За что карал? Не знаю. Мне это непонятно. Почему на планетах, где позднее потомки находили такие изображения, ничего больше не свидетельствовало об этих кораблях? Где вообще все местные — разумные и не очень — жители? Знаю, что археологи не всесильны, но любые раскопки доказывали почти полное отсутствие останков. Значит ли это, что такой корабль был не один? Значит ли это, что он приходил на эту планету в сопровождении кораблей поменьше? Обладавших другими возможностями, выполнявших другие функции? Не знаю. Что-то мне подсказывает, что этот корабль — начало страшного периода в истории Млечного Пути. А тот факт, что он выдвинулся к нашей, человеческой колонизированной планете... Означает ли это, что мы, люди, человечество, оказываемся в первых рядах на уничтожение? — в моем голосе не чувствовалось напряжения и беспокойства — он был ровен, но Андерсон чувствовал, что старпом говорит не только серьёзно поразмыслив над высказанным, он говорит от сердца, неравнодушно. — Я не готов сказать, что это — чистая машина, ведомая программой, капитан. И я также не готов утверждать, что это — живое существо. Я вынужден предположить: нам, чтобы победить такое порождение неведомого разума, придётся объединить мощь разумной органической и синтетической жизни. Понимаю, что на полномасштабный синтез никакая из нынешних рас Млечного Пути не согласится. Может быть, нам удастся обойтись сосуществованием, партнерством, союзничеством. Но только за счет органической жизни, её возможностей победить орду таких кораблей... У меня нет ощущения, что такой корабль — единственный или их мало, командир... — Я видела, что Андерсон меня внимательно слушает и была удовлетворёна этим вниманием, а главное — пониманием сказанного.Всё же хорошо, когда командиром корабля является равный тебе, старшему помощнику, по уровню и профилю подготовки человек. — Нам, пока мы не сможем заполучить себе в союзники искусственный интеллект, придётся работать на запредельных для органиков режимах. И ещё вот эта проблема, капитан. — я указала на изображение ретранслятора, уже появившееся на штурманском экране. — Мы, люди — молодая, по меркам Галактики, раса. И мы... с лёгкостью, достойной лучшего применения, уже "вцепились" в ретрансляторы. И, соответственно, почти полностью прекратили разработку двигателей и систем, позволяющих обойтись без этих катапульт. Если бы не этот ретранслятор, не необходимость движения по пробитому им тоннелю... Мы могли бы применить большинство методик разведки, известных человечеству. Но расстояния между системами... Огромны для наших нынешних возможностей. Ясно, что через год от Иден-Прайма вполне может остаться голый каменистый булыжник, лишённый атмосферы и почти всей нынешней инфраструктуры. Только год — и всё может кардинально измениться в худшую для нас, разумных органиков, сторону. А у нас, я почему-то знаю, этого года нет. И нет, возможно, даже месяца. Даже десяти дней нет. Если завтра мы не появимся на планете... этот корабль выполнит свою функцию. И у меня лично нет сомнений, что он уйдёт с планеты. Громко и очень больно уйдёт. Для нас, органиков, больно. Уйдёт потому что уверен: нам нечего ему существенного противопоставить. Для нас, разумных органиков Галактики, я уверен, всего через несколько часов... информация о "креветке" и её действиях... будет шоковой для всего без малейшего исключения экипажа нашего корабля. По моим расчётам, всего несколько часов остаётся до того, как эта "креветка" войдет в зону дальних сканеров Иденской системы контроля.— Шепард не озвучил стандартную фразу, обозначавшую сожаление о нереализованности многих уже проработанных планов.— Если не принимать во внимание многие моменты, то, по стандартному сценарию, первое, что сделает этот корабль — "обрежет" всю дальнюю связь. Планета не сможет позвать на помощь. Иденцы будут звать, но их... не услышат. Предполагаю наличие на борту этого монстра мощной системы, которая фильтрует информационный траффик. Со стороны почти всё будет — как обычно. Но любой намёк на зов, на информацию о происшедшем будет Жнецом, вне всяких сомнений, отслежен и блокирован.Эта планета не имеет новейших военных центров связи, не имеет развитой военной инфраструктуры. Считаю, что это — не основание для успокоения. Даже системы, подобные марсианской противокосмической обороне с её поистине циклопическими орудиями, немногое смогут противопоставить этой "креветке".

— Полагаете, что после посадки на планету корабль будет более уязвим?— спросил Андерсон, просматривая на своём инструментроне профильные данные.

— Большие корабли большинства известных мне разумных органических рас вообще — по самым разным причинам — не могут осуществлять какие-либо штатные посадки на планеты. На любые из возможных и приемлемых. — уточнил Шепард.— Разве что в случае катастрофы, но это уже — не стандартная посадка. Это — падение. На то, чтобы удержать подобный Жнецу корабль в положении немедленного взлета будет расходоваться, смею предположить, значительная часть бортовой энергии. Если представить себе "цепочку", то её первым звеном становится посадка такого корабля на планету, вторым — отсутствие необходимости передвижения такого корабля по планете, третьим — выполнение какой-то краткосрочной миссии десантными экипажами корабля, четвёртым — отсутствие у "туземцев" возможности что-либо существенное противопоставить как самому кораблю, так и его десанту. В итоге ясно, что даже автомат уровня нынешних ВИ или даже минимального ИИ не будет держать щиты на максимуме — энергия потребуется для банальной постоянной балансировки положения корабля в пространстве. Эти лапы, — Шепард коснулся лучиком лазерной указки гигантских "отростков", — вполне возможно, не будут в данном конкретном случае опорами корабля, принимать на себя его вес. Подозреваю, что они будут сведены.А сам корабль — будет едва-едва касаться "лапами" поверхности планеты. Может быть, обозначать тем самым посадку, вводя местных жителей в заблуждение, маскируясь. Сохранение "кокона" вокруг корпуса позволит ему стартовать сразу, без длительной подготовки."Кокон" — будет, щиты — будут. Но мне трудно представить себе автомат, держащий щиты на максимуме в столь безопасной атмосфере и на почти безоружной планете. Это — паранойя, а автоматы паранойей не страдают, — уточнила я.— Ею могут страдать только создатели автоматов, но её, паранойю, очень сложно запрограммировать в полной мере.

— Не могу сказать, что со всем, высказанным вами, капитан, я полностью согласен, — сказал Андерсон, подумав несколько минут над услышанным.— Во многом вы, конечно, правы. Очень надеюсь на то, что аппаратная разведка не даст нам оснований для каких-либо непродуманных и быстрых действий. Хотя, суммируя всё сказанное вами по этому поводу, — Дэвид бросил быстрый взгляд на экранное изображение "креветки", — могу сказать одно: нам придётся быстро преодолеть любой мыслимый шок и собрать за очень короткое время максимум данных. Сомневаюсь, искренне сомневаюсь в том, что нам будет дано много времени для принятия решений по дальнейшему плану действий. — командир фрегата включил аудиосвязь по спикеру. — Ингвар, сколько потребуется времени, чтобы вывести системы климат-контроля Идена в режим "локального апокалипсиса"?

— Если только через климат-контроль — от пятнадцати минут до минуты, — откликнулся специалист по РЭБ.

— Много. Можно как-то сократить до трёх-пяти секунд? — спросил Андерсон.

— Можно, но нужно будет чётко знать, где цель и каковы её характеристики. Хотя бы самые общие.

— Где цель — вы будете знать. А характеристики... — Андерсон помедлил. — Считайте, что это — максимум из всего, что вы можете себе вообразить. Нам нужен будет один удар, способный полностью обезопасить цель.

— Уничтожение? — уточнил специалист.

— Да. Полагаю, что именно это нам и потребуется. Точнее смогу сказать только после аппаратной разведки, Ингвар, — ответил, помедлив, Андерсон, — просчитайте вариант уничтожения и вариант максимального обезоруживания. Во всех смыслах.

— Разрешите подать решение через две минуты вам на экраны? — спросил специалист, явно, как я поняла, почуявший очередную крайне интересную и сложную задачу.

— Разрешаю. — Андерсон отключил связь по этому каналу, но не стал поднимать взгляд на меня. — Вам ведь не хочется уничтожать этот корабль до конца, Шепард? Я прав?

— Да, сэр. — Я не стала кривить душой и говорить неправду. — Если нам, человечеству, Харон подарил выход к Арктуру, выход к другим цивилизациям, то я более чем убеждён: этот корабль подарит нам опыт тридцати миллионов лет развития. Что на порядки превышает опыт любой расы Млечного Пути. Имея такой аппарат... Человечество сможет подготовиться к войне гораздо лучше.

— Вы таки верите, что он — не один? — спросил Андерсон.

— Верю. Он, как и мы — разведка. Наблюдение. Контроль. Слежение. Как хотите, называйте. И если нам удастся "усмирить" такого деятельного внутреннего соглядатая, поставив его на службу жителям Галактики — это будет ценнее металлического или пластикового трупа. Даже такого трупа, как он. И что-то мне подсказывает, что в пределах Млечного Пути есть ещё несколько таких... трупов. Нет необходимости добавлять к их "сообществу" еще один.

— И... — осторожно заметил Андерсон.

— Я понимаю, что это звучит как мистическое откровение, командир... — уточнил Шепард. — Но я знаю, что на этом корабле есть органики. Разумные органики, — старпом несколько секунд молчал. Андерсон чётко ощущал — это не тактическая пауза, привычная для общения между людьми. — Такое чувство, что их души... слабы...

— Вы полагаете, что они... в плену? — спросил Андерсон, не поднимая взгляда на меня.

— Больше чем в плену. Они — под его управлением, командир. Марионетки, — ответила тихо я. — Сложно такое формулировать словесно. Условность... нарастает скачкообразно. Многие необходимые смыслы... теряются.

— Индоктринация, — произнёс Андерсон.

— Да, как вариант, — согласился старпом.

— И вы можете указать расы, к которым они принадлежат? — Андерсон по-прежнему не стремился смотреть ни на фигуру, ни на лицо своего собеседника.

— Могу, — подтвердил Шепард, — но я не хотел бы сейчас слишком беспокоить системы этого корабля. Я не сомневаюсь в его совершенстве и не хочу испортить всю готовящуюся нами операцию. "Он" может насторожиться. Тогда мы не сможем провести разведку, не будем готовы к результативным и немедленным действиям. А там, на планете — тысячи людей. Землян. Не только, землян, что тоже важно, — уточнил старпом. — Если Жнец начнет "садить" по планете и её обитателям своим лучом... Нам, фрегатовцам, нормандовцам — не отмыться вовек. — я с трудом сохраняла спокойствие в голосе. — Есть только предположение, обоснованное предположение, что эти несколько разумных... неординарные личности. Сомневаюсь, что корабль такого высокого класса будет брать на борт посредственности. Даже — в качестве пленников или рабов. Нет. Они явно не последнего десятка личности. И так ли важна их раса?... В любой расе всегда есть такие личности. В любой, командир, — повторила я.

— Командир, сэр, — на связь с каперангом Андерсоном вышел Ингвар. — Передаю решение.

— Принято, Ингвар, спасибо. — Андерсон посмотрел на экранчик своего наручного инструментрона, прикосновением к дужке отключил спикер и встал, подходя ближе к большому экрану. Следом поднялась я, также приближаясь к экрану, на котором уже построчно высвечивалось решение. — Может сработать, — задумчиво произнес Андерсон, вчитываясь и вглядываясь. — Может сработать, — в голосе командира фрегата явно послышалась заинтересованность, смешанная с удовлетворением. — Да нет же, может сработать! — воскликнул он. — Ещё как может! Теперь надо провести третью тренировку, закончить подготовку корабля к стоянке у ретранслятора и мы сможем решить эту проблему, — я согласно кивнула. Похоже мы действительно сможем завалить Властелина здесь и сейчас.

В двадцать один час тридцать минут тишину отсеков фрегата разорвали одновременно прозвучавшие сирены аварийной и боевой тревог. Виртуальный интеллект корабля на этот раз использовал свои возможности едва ли не по максимуму: люди сбивались с ног. Усложнение вводных шло сплошным потоком. Корабль был полностью погружен во мрак, рассекаемый только тускловатыми лучами нашлемных фонарей скафандров и узкими лучами лазеров. Пожары царили в пяти отсеках одновременно, к ним добавились множественные газовые и химические атаки. Только в одиннадцать часов ВИ отключил комплекс виртуализации и включил во всех отсеках обычное освещение.

— Неплохо, но мало, — сказал, ознакомившись с выданным ВИ текстом анализа проведённой тренировки, каперанг Андерсон. Оба старших офицера снова уединились в командирской каюте. — Жаль. Большего мы позволить себе не можем. Через час мы становимся на позицию у ретранслятора. Предлагаю дать возможность экипажу поужинать и подготовиться к боевой работе.

— Да, сэр. — я скороговоркой отдала по трансляции несколько десятков распоряжений. — За ужином придётся устроить обсуждение.

— Устроим. Это — необходимо, — подтвердил капитан Андерсон. — Идёмте.

Обсуждение состоялось и заняло чуть больше пятнадцати минут. Но какие это были минуты! Офицеры говорили мало, сжато, чётко, прекрасно ощущая, сколько всего важного скрывается за этим не слишком привычным немногословием. А раз ощущали, значит, понимали: шутки и слова кончились. Начинается реальная, боевая работа.

Отпустив офицеров, Шепард и Андерсон задержались на несколько минут за столом. Вахтенный убирал посуду и приборы в моечную машину, дезинфицировал столы и стулья портативным медицинским излучателем.

Послышались неторопливые тяжёлые шаги. На палубу ступил турианец-Спектр. Он направлялся прямо к столу, за которым сидели старшие офицеры корабля. Остановившись у стола, он с неудовольствием посмотрел сначала на Андерсона, но потом сконцентрировал взгляд на мне.

— Не советую, Найлус, меня так разглядывать, — произнёсла я, быстро обретая привычное состояние натянутой "Струны".

— Почему мне не дают связи с Советом? — спросил Крайк.

— А о чём вы собрались ему докладывать? — Я прямо взглянула на турианца снизу вверх и этот взгляд Спектру явно не понравился. — Вы — на военном разведывательном корабле, который находится не в учебном походе. Здесь есть своё командование.

— Я — Спектр, — произнёс турианец.

— Мы — в курсе, — ответил старпом. — Ещё раз повторяю: вы — не офицер корабля, чтобы мы учитывали ваши желания в максимальной степени. — Шепард не сводил тяжёлого взгляда с турианца. — Вы — пассажир. Гость. Гражданское лицо, — процедила я. Надо что-то делать с нашим покойничком, пока он не угробил вусю операцию по уничтожению Жнеца.

Андерсон не вмешивался в разговор, но внимательно наблюдал за происходящим, сохраняя спокойствие и некоторую отстранённость.

— Я — сотрудник Спецкорпуса, — турианец произнёс эти слова с явной угрозой.

— Ещё раз повторяю: мы — в курсе. — Я не меняла тон и громкость своего голоса. — И мы превосходно знаем, в чём была замешана ваша организация. — Я, нажав несколько клавиш на своём инструментроне, включила ближайший к столу настенный экран, на котором проступили строки сводки по самым проблемным операциям Спецкорпуса за последние несколько десятилетий. — Пытаетесь играть святого, Найлус? Пытаетесь нами, людьми, землянами, руководить и командовать? Пытаетесь делать из нас детей?

— Я не буду отвечать на эти вопросы, человек, — турианец пока что старался сохранять спокойствие, но я видела и ясно ощущала, как напряжены нервы оперативника Корпуса.

— Нам и не надо ваших ответов, Найлус Крайк. Нам известно, что ваш наставник, Спектр Сарен Артериус раз за разом переступает закон, используя его несовершенство в своих собственных, личных интересах. — Я с инструментрона запустила новую последовательность текстов и картинок на экраны. Один экран выдавал информацию на турианском языке, второй — на английском.

Капитан Андерсон с интересом читал английский вариант. Командиру фрегата многое становилось понятно.

— Вы, турианцы, боитесь, — продолжала я, не меняя своей позы. — Боитесь, что ваших сил не хватит. Не надо мне, Крайк, говорить о том, что то соединение старых калош, которое мы, люди, встретили у выходного ретранслятора — и есть ваш Флот или хотя бы его часть, — турианец при этих словах старпома нервно дёрнулся всем телом. — Не надо, — повторил Шепард. — Мы прекрасно знаем о ваших тридцати основных Флотах, Найлус. И — о пятнадцати резервных — тоже знаем, — уточнил он. — Вы, помнится, попытались двинуть к нашим звёздносистемным границам один такой Флот. Только прямой приказ Совета Цитадели остановил его. Но вы не знаете, а может быть — просто не понимаете по ряду причин другого, Найлус. Мой коллега и командир не даст мне соврать. — Шепард не стал обмениваться взглядом с Андерсоном. — В истории человечества нет года, когда на нашей родной планете не велись боевые действия между людьми. Мы воевали практически всю свою человеческую историю. Воевали между собой. Воевали на пределе возможностей, воевали, используя буквально всё для победы: всю технику, всю науку, все человеческие возможности. Воевали, теряя миллионы людей. Прореживая генофонд человечества лучше, чем любая радиация или эпидемия. — Турианец ещё раз дёрнулся. Шепард это сразу отметил. — Лучше и эффективнее, — повторил он. — Да, у нас, людей, нет такого количества кораблей. Но зато мы отлично умеем воевать, используя человеческие возможности и способности. Ваша Турианская Иерархия закулисно продавила Фариксенские соглашения, потому что вы, турианцы, поняли: мы способны "закрыть" свою Солнечную систему тысячами дредноутов. Да, мы построим их, заставив всё человечество голодать. Да, нам будет сложно выдерживать темп на других направлениях. Да, это будет великое напряжение для множества людей. Но мы, люди, это сделаем, Найлус. И вы, турианцы, это почувствовали. Главное — для всех этих кораблей у нас будут по пять экипажей. На каждый корабль любого класса. Хотя для нас армия — не основа общества, не основа государства, не основа системы управления. Вы, турианцы, это слишком хорошо почувствовали. — Шепард выдал на экраны таблицы ограничений по договору. — Видели? — спросил старпом. — Видели. Знаю, вижу, ощущаю, что видели и не один раз, Найлус. У кого больше всего кораблей? У вас. У кого больше всех дредноутов? У вас. У кого больше всех крейсеров? У вас. У вас, турианцев, для которых армия и флот — всё. А для нас, землян, всё — это человеческое общество. И вы полагаете, что мы не сможем сопротивляться в таких вот "договорных" условиях? — уголки моих губ сложились в издевательскую усмешку. — Рядом со мной находится мой командир, каперанг фрегата Дэвид Андерсон. Кто, как вы думаете, продавил его назначение на этот фрегат? Ну!

— Турианская... Иерархия...— через силу произнес Найлус, который не был в тот момент в состоянии сопротивляться моему давлению.

— Мне назвать причину назначения на этот пост каперанга Дэвида Андерсона? Или это сделаете вы? — продолжала "прессовать" оперативника Спецкорпуса я.

— Мы рассчитывали, что служба Андерсона на этом корабле... будет недолгой... — выдавил Найлус.

Каперанг Андерсон сжал пальцы обеих рук в кулаки, но не стал поднимать взгляд на стоявшего неподалёку от стола турианца.

Шепард не спускал глаз с Найлуса, отлично видя, каких трудов ему стоило сказать даже это, относящееся к не самым мелким тайнам Турианской Иерархии.

— Отлично, Найлус, — произнёсла я. — Ваши соплеменники дают каперангу Андерсону "недофрегат" и рассчитывают, что он вскорости завершит свой земной путь. По разным, вроде бы имеющим много общего с естественными, причинам. И какой же фрегат вы нам подсунули? Точнее — подсунули каперангу Андерсону? Разведывательный, правильно?

Турианец нервно кивнул.

— А вы знаете, какая интересная установка ходит среди очень многих людей, Найлус? — я теперь откровенно издевалась над оперативником. — Не знаете, Найлус. Не знаете, так как если бы вы знали — вы десятой дорогой обошли бы этот фрегат, как только на его борту появился каперанг Андерсон. Есть у нас на Земле интересная страна с очень сложной и неоднозначной историей. Её именуют до сих пор Россией. Так вот там есть такое выражение, такая, с позволения сказать, установка, — старпом сделал короткую, в несколько секунд, паузу и сказал, словно каждое озвученное слово было ударом тяжёлого молота. — Не верь. Не бойся. Не проси. — Шепард с наслаждением видел, как при каждом сказанном слове крупной дрожью сотрясается тело Спектра.— И мы, европейцы, знаем, почему в России это — не просто слова. У нас, европейцев, тоже есть похожие выражения. Но они не столь чёткие и определённые. И по звучанию, и по смыслу, — я сделала ещё одну паузу. — Так вот, Найлус. Мы, земляне, вам, инопланетянам — не верим. У нас — очень мощная ксенофобия, против которой у вас нет никакой вакцины. Мы вас, инопланетян — не боимся. Если мы не боялись воевать между собой все тысячи лет земной человеческой истории, будучи заперты на одной единственной планете в сравнительно небольшой звёздной системе, то мы не боимся воевать с любым врагом, пришедшим в Солнечную систему извне. У нас — нет страха. У нас — есть желание победить. Во многих армиях нашей планеты у воинов любого ранга есть традиция: забирать врага в могилу вместе с собой. И мы у вас, инопланетян, ничего не просим. Это вы, турианцы, попросили нас умерить нашу воинственность. Это вы, турианцы, "продавили" через Совет Цитадели Фариксенские ограничения. Это вы, турианцы оказались перед нашим разведфлотом, будучи не готовы к Контакту. Это вы, турианцы попытались навязать нам недофрегаты, недолинкоры, недодредноуты, понимая, что очень скоро мы, люди, сможем усеять пространство Иерархии своими кораблями, против которых у вас, основной военной силы Совета Цитадели, не найдётся адекватного ответа. И вы, Найлус Крайк, пришли сюда светить своей корочкой? Корочкой Спектра? Корочкой боевика-оперативника Совета Цитадели? Корочкой цепной шавки? Да, Найлус, я не оговорился и не буду брать свои слова назад. Цепной. Шавки. Совета. Цитадели, — сквозь зубы "выплюнул" Шепард, наблюдая растущий страх и бессилие в глазах турианца. — Вы полагаете, что если вы, ваша Турианская Иерархия, дали нам этот корабль, то можете тут играть роль барина? — я впилась взглядом красных глаз в глаза турианца и тот отшатнулся.— Какая честь для нас, плебеев! Какая честь! Барин соизволил вместе с холопами пребывать на недофрегате! Чудовищный риск для высшего существа! Знакомо, Найлус?! Знакомо, вижу! Вы за десятилетия привыкли, что перед Спектрами все разумные органики любой расы "тянутся" в струнку и все им служат просто по факту наличия у отдельного конкретного разумного идентификатора Спектра Совета. Но у нас, людей, есть другая традиция. Другая, Спектр Найлус Крайк. — я снова перешла на молотоподобный стиль речи. — Любой авторитет, любое почитание, любое поклонение следует за-ра-бо-тать. Практическими действиями. Практическим риском. Практическим напряжением. Каперанг Андерсон — профессионал.И этого звания, этой ступени нет в наших земных квалификационных справочниках. Это то, что мы, люди, ощущаем глубже, чем кожей. Глубже, чем взглядом, глубже, чем разумом. Вы хотели его унизить, растоптать, вогнать в грязь, "продавив" назначение Андерсона на пост командира этого разведфрегата? Не получилось, Найлус. Не получилось. Для наших профессионалов работа на самых проблемных кораблях — норма. Работа с самыми проблемными экипажами — норма. Работа на самых опасных направлениях — норма. Мы, люди, в большинстве своём, не кичимся званиями и должностями. Мы просто ра-бо-та-ем. Командир "Нормандии" за годы службы заработал не только авторитет, но и искреннее уважение сотен, тысяч людей. Да, занимающих разные посты и разные должности. Но чётко осознающих, что он, Дэвид Андерсон — профессионал. Заметьте, что он, командир навязанного ему вами, турианцами, фрегата, не стал как-либо проявлять свое негативное отношение к вам, представителю Спецкорпуса. Хотя у него для этого есть все мыслимые основания. И, поскольку мы все здесь в курсе дела, Найлус, полагаю, вам следует немедленно и глубоко понять, что вы здесь — пассажир, гражданское лицо. А не всесильный султан, шах, магараджа или император.— Шепард сделал короткую паузу, наслаждаясь видом слабеющего Крайка. — У нас, людей, есть своя собственная, мощная законодательная база, о которой вы, как оперативник Спецкорпуса, знаете, но легкомысленно полагаете, что взмах "корочкой" удостоверения Спектра всё оставляет позади. Нет, Найлус. Не всё. Мы, люди, уже десятилетие добиваемся признания от Совета. А вы, турианцы, Турианская Иерархия в лице ваших Советников, — Шепард, нажав несколько сенсоров на своём наручном инструментроне, вывел на настенные экраны данные о советниках из Турианской Иерархии, — отчаянно пытаетесь противостоять нашему желанию, нашему стремлению, нашему праву. Праву занять должное место среди других рас Млечного Пути. Вы боитесь, турианец Найлус. Вы боитесь людей. Вы боитесь нас.

Ситуация в АС и Совете была куда хуже моего мира. Советники ни во что не ставили людскую расу, а вступление в Совет даже не маячило на горизонте. Точнее здесь Совет состоял из множества различных рас, но реальную власть имела только троица лидеров. Да и Крайка надо было убрать в каюту. Мне только трупа Спектра на первом же вылете корабля не хватает для полного счастья.

— В мои функции... — начал было Крайк, но я не дала ему договорить:

— О, да, в ваши функции входит проследить, куда пошли ваши инвестиции. Инвестиции Турианской Иерархии воплотились в удавку на шее человечества, Найлус, — выплюнул, словно забивая двадцати сантиметровые гвозди в тело турианца, командир десантного экипажа и старший помощник командира фрегата.— Мы, люди, две недели потратили на адресованную вам лично, а в вашем лице — и Совету Цитадели, протокольную "презентацию". И вы были удовлетворены. — я выдал на экраны тексты отосланных Найлусом рапортов. — Как видите, даже на неукомплектованном недофрегате у нас, людей, достаточно специалистов, способных качественно и, главное, быстро взломать "спектровский" шифр. В ваши функции, Найлус, согласно секретным инструкциям, входит то, что на нашем, человеческом языке называется предательством, ударом в спину и саботажем. — Новые данные заполонили пластины включённых экранов. Вспыхнули новые экраны, высветившие новые тексты и таблицы с графиками.

Андерсон, впившийся в них взглядом, откровенно не понимал, откуда я смогла достать подобную информацию, но спрашивать пока не спешил, наблюдая, как двухметровый турианец мнётся перед столом, за которым сидят два офицера-землянина. Мнётся и начинает понимать, что его барскому положению пришел окончательный конец.

— Вы так и не поняли, с кем вы, турианцы и Совет Цитадели, столкнулись, Найлус. Не поняли, — произнес Шепард. — Вам известно, что такое "катализатор"?

— Вещество, способное повернуть химическую реакцию в определённое русло и способствовать достижению определенных, заранее просчитанных результатов, — проскрежетал Найлус.

— Ограниченно, но верно. Так вот, Найлус. Вы столкнулись с человечеством как с катализатором процессов, которые находятся вне вашего управления, руководства и понимания. Мы, люди, не будем играть по вашим правилам, Найлус, после тех унижений, которые вы, турианцы, нам причинили. Не будем. Не надейтесь. И начнём мы с того, что на наших военных и гражданских кораблях статус Спектров-инопланетян будет сведён до статуса гражданского лица, не обладающего никакими полномочиями, кроме элементарной физиологии. Поскольку по моим данным Спектров на просторах Солнечной системы сейчас не так много, мы их уже всех вычислили и взяли под наблюдение. А вас, Найлус Крайк, мы лишили главного — связи.

Спектров в этом мире и правда было чуть меньше сотни и всех давно взяли под наблюдение. Слишком уж проблемными делами они занимались.

— У меня...

— О, да, есть приказ Совета Цитадели. — я, не двигаясь с места, поднял на Найлуса другой взгляд. Совершенно другой. — Приказ забрать у нас, людей, найденный на принадлежащей нам, человечеству, планете, протеанский маяк. — я с наслаждением увидела, как сильно дёрнулся заносчивый турианец. — Забрать, поскольку кто-то там, на Цитадели, а может быть, где подальше и повыше, решил, что мы, люди, не доросли до того, чтобы иметь на своей территории подобные хранилища информации. Поскольку вы, Турианская Иерархия, а также — другие члены Совета Цитадели, до дрожи боитесь, что не сможете управлять тем, как мы воспользуемся этой информацией, — старпом помедлил. — Да, Найлус. Нам, землянам, потребовалось немало времени, чтобы "проломиться" к вам, Старым Расам, активировать ретранслятор. У нас, людей, есть поговорка: "даже незаряженное ружье может выстрелить". В самый неподходящий момент. Говоря проще: закрытый ретранслятор может быть открыт. И вы к его активации оказались не готовы. Совершенно не готовы, Найлус Крайк. Вам назвать имена тех, кто решил, что люди не достойны владеть редчайшим протеанским артефактом? — Шепард положил пальцы правой руки на сенсоры клавиатуры своего наручного инструментрона. — У нас есть не только имена. У нас есть прямые и неопровержимые доказательства. Ну!

— Не. Надо, — выдавил турианец.

— А ведь как хорошо начиналось, — с издевкой произнёсла я. — Барин-Спектр-турианец идет к корабельным флотско-армейским землянам-холопам потребовать отчёт о проделанной работе и информацию о ближайших и не очень ближайших планах. И — более чем уверен, нет, даже убеждён в том, что холопы дадут ему эту информацию. Как же, ведь он, Найлус Крайк, Спектр, небожитель. Неподсудное существо. Одним махом всех тупых людишек побивахом. Заметьте, Найлус, я ещё не перехожу на личности. Мой командир уже догадывается, что и там у меня есть немало интересного. Того, что я могу озвучить относительно персонально вас, Найлус Крайк. — Шепард посуровел, подобрался. — Так что — будем играть небожителя дальше? Или сейчас вы быстро и молча вернётесь в свою каюту и больше никогда не будете пытаться превышать статус бесправного гражданского на военном корабле?

— Каюту, — произнёс спустя несколько секунд Крайк.

— Можете идти, Найлус. — я опустила взгляд, почувствовала, как турианец медленно и явно неохотно поворачивается к сидевшим за столом офицерам-землянам спиной. — Помните, что любая попытка навредить нам, людям, будет наказана со всей жестокостью.

Подождав, пока турианец покинет палубу, я расслабилась:

— Извините, командир. Но была прямая необходимость загнать в безопасные рамки этого субъекта, — сказал Шепард, не глядя на Андерсона. — У нас осталось меньше четверти часа до боевой активации. Иметь этого турианца позади — означает подвергать всё для нас, людей, важное, ценное и нужное, неоправданному риску, — он набрал на клавиатуре своего инструментрона код. — Его каюта уже отрезана от любых линий связи и информации. Санузел там есть, если он корчит из себя армейского служаку — пусть стойко переносит трудности военной службы. Надо будет — я уложу его энергоимпульсом в кому.

Ожил инструментрон Андерсона:

— Каперанг, корабль — в точке, — доложил Джеф Моро. — Двигатели готовы к рывку к ретранслятору. Инженер Адамс гарантирует, что мы выдадим пиковую мощность в длительном режиме и сможем без проблем отработать Иден-Прайм.

— Хорошо. — Андерсон переключил каналы, активировав громкую связь. — Внимание всему личному составу. Корабль — в точке. Включить аппаратуру дистанционной разведки в боевой пассивный режим. Начать сканирование в пассивном режиме. Это — не учебное применение. Это — не учебная работа. Активировать комплекс "Прогноз" в боевом режиме.

Выслушав немногочисленные короткие доклады, Андерсон откинулся на спинку кресла. Затем, напрягшись, резко встал, обошёл стол.

— Шепард, идёмте ко мне в каюту. Там будем смотреть "пассив". Надо исключить негативное влияние шоковой информации, — сказал он, остановившись рядом с креслом, в котором продолжала сидеть я.

— Есть, каперанг. — Шепард поднялся, отошёл от стола.

Оба офицера вошли в командирскую каюту в тот момент, когда на больших настенных экранах появились первые данные с пассивных дальних сканеров. Отметка гигантского корабля сияла красным ромбом.

— Блядь, он — возле резервного космопорта, — сказал Андерсон, взглянув на координатную сетку. — Судя по данным наземных планетных датчиков — сохраняет позицию. Связь с планеты — заглушена. Он действительно фильтрует траффик в полном объёме. Оружие — не активировано.

— Ему и не нужно применять оружие. Эта двухкилометровая "креветка" сама по себе очень даже неплохое психическое оружие. Космопорт — пуст. Одни трупы, — сказал Шепард, увеличивая разрешение пассивного сканирования. — И, кстати, вот и последствия индоктринации, — он указал на некоторые данные в таблице. — Активность мозга многих, попавших в "сферу", имеет характеристики внешнего управления с элементами подавления.

— Посмотрим. — Андерсон включил дополнительные экраны. — Комплекс "Прогноз" подтверждает ваши выводы, Шепард. Джеф, — командир посмотрел на потолок каюты, — включите маскировку. В рабочий режим.

— Слушаюсь, сэр, — откликнулся пилот.

На приборных панелях командирской каюты вспыхнули подтверждающие активацию систем индикаторы.

— Я понимаю, что это — глупо, но очень рассчитываю, что те несколько разумных, которые находятся на борту этого корабля, — проговорил Андерсон, — не имеют доступа к оптике или иллюминаторам. На таком расстоянии нас будет трудно заметить стандартными неоптическими средствами. Каков ваш план, Шепард?

— Подходим к Иден Прайм, командир, и — наносим по "креветке" согласованный удар излучателями планетной климатической системы, энергонакопителями ближайшего к месту посадки "креветки" космопорта и оружием фрегата. Затем, при необходимости, фрегатский десант штурмом берёт эту "креветку", не способную при таком "прессинге" активно сопротивляться, под свое управление. Полагаю, парочку больших пробоин в корпусе атака нашего корабля этой креветке обеспечит, — уточнила я. — В темпе. Главное — скорость и натиск. Знаю, на Идене будут новые значительные разрушения и жертвы среди населения, но — нам нужно или захватить этот корабль. Или — уничтожить его, — кратко изложила свое видение сценария я.

Андерсон несколько минут размышлял, затем встал.

— Идёмте, коммандер. Наше с вами место — на мостике "Нормандии". Там получим последние данные и — начнём боевое выдвижение.

— Согласен, командир. — Шепард пропустил Андерсона вперёд, вышел из каюты, прошёл следом за главой экипажа в помещение БИЦа и встал за его спиной на постаменте у Карты. — Готов к работе.

— Внимание по кораблю. Говорит командир. — Андерсон снова активировал громкую общекорабельную связь. — Вы все видели основную нашу цель. У нас два выбора: захватить этот корабль или уничтожить его. Нельзя дать ему взлететь. Нельзя дать ему открыть огонь. Нельзя дать ему уйти. Это — разведчик. Он — один. И он должен остаться один. Нельзя дать ему передать какую-либо информацию вовне. Всё это мы должны сделать. Мы — разведка. Лучше других понимаем и знаем, как следует противостоять разведке. И мы сделаем это. — Андерсон отключил связь, переключил Карту в режим оперативно-тактического управления, вызвав в трёхмерное пространство район Утопии. — Джеф, под маскировкой, в тени контейнеровоза "Летран", следующего к Цитадели. Скрыть корабль в тени планеты Занаду. Быть готовым к рывку к планете Нирвана или — прямому рывку к Иден-Прайму. Выполнять!

— Есть, командир, — откликнулся пилот.

Фрегат вышел с позиции, скрылся за широченной кормой контейнеровоза, ушёл от огромного носителя на нужное расстояние, чтобы ретранслятор не соединил два корабля при "переброске" воедино. Спустя минуту "Нормандия" вошла в коридор, пробитый активировавшимся ретранслятором.

— Три минуты, сэр, — уточнил по аудиоканалу командирского наушного спикера Моро. — "Летран" уже готовится к выходу. Решение, командир. Прямо или уходим к Занаду?

— Прямо, Джеф. Прямо, — сказал Андерсон, перепроверяя данные, поступающие с комплекса "Прогноз", на отдельных экранах Карты.

— Есть, командир, — пилот отключил канал.

Ну, понеслось.

— Ингвар, Билл. — Андерсон вызвал на конференцсвязь специалиста по РЭБ и старшего артиллериста. — Все системы вооружения корабля — в боевой оперативный режим. Ингвар, вам — первая скрипка. Заставьте этот корабль рухнуть и отключиться! Повторяю: рухнуть и отключиться! Делайте что угодно с инфраструктурой и погодой планеты, но корабль должен быть обездвижен и обезоружен! Все данные по его возможностям, которые нам удалось собрать — пересланы вам.

— Понимаю, командир. Готов. — Ингвар, вошедший в "боевой" режим, стал говорить рублеными фразами. — Данные — введены в систему. Готов к согласованному удару. Билл?

— Всё оружие фрегата — готово, командир. — доложил по аудиоканалу старший артиллерист. — Главный излучатель этой твари — в прицеле главного корабельного калибра.

— Джеф. — Андерсон вызвал на связь пилота.

— Готов, командир. Пока мы на самой полной скорости идём к планете, Ингвар сделает достаточно, чтобы креветка не ушла. А Билл усмирит её потуги сопротивляться.

— Начали! — отрывисто бросил Андерсон.

Фрегат вырвался из ретранслятора, прошёл мимо неповоротливого контейнеровоза и, набирая скорость, понёсся к планете, выходя на её орбиту под предельно допустимым углом.

— Командир, корабль — над планетой, — доложил Моро. — Наблюдаю наш первый согласованный удар по гостю. Креветка шатается. Ей явно не нравится, но взлететь... Боги! Взлететь она не может! Ингвар, я — твой должник! — Джеф вывел "Нормандию" на атакующий курс. — Билл, через тридцать секунд я буду на точке открытия огня. Точка! — воскликнул Моро.

Удар фрегата был страшен. Объятый сполохами излучений, генерируемых в аварийных режимах десятками ближайших к месту стоянки гиганта энергонакопителей, погодных станций и излучателей, двухкилометровый корабль-чужак дрожал, пытаясь разорвать крепнущий кокон.

Все, кто был на борту "Нормандия" и многие, кто был на планете видели, и на экранах и через иллюминаторы, и своими собственными глазами, как "креветка" пытается раздвинуть огромные створки бронезаслонок над своим главным излучателем.

В тот момент, когда глубоко в чёрном жерле излучателя вспыхнула первая кроваво-красная искра, обозначившая активацию системы накачки, в линзу ударил залп зарядов из главных орудий разведфрегата — "Таниксов", за которым спустя две секунды последовал второй, а затем — грянул третий. Все члены экипажа "Нормандии" видели на экранах, как в момент трёх попаданий увеличилось напряжение на энергоконтурах, охвативших своими щупальцами непрошенного гостя.

Гигант-чужак зашатался ещё сильнее, начал крениться и в это мгновение Билл всадил в щупальца "креветки" три залпа, заставляя бронеплиты корпуса чужака выгибаться под немыслимыми углами, кроша приводы и закорачивая энергоконтуры. В теле гиганта образовались несколько значительных по своим размерам пробоин.

Всё это происходило на предельно максимально допустимых расстояниях между кораблями. Джеф даже немного придерживал скольжение "Нормандии" навстречу гиганту. В этот момент сближения кораблей Билл превзошёл самого себя: он сумел за десяток секунд организовать и осуществить третий заход: три дополнительных залпа, сила которых оказалась непереносимой для пришельца.

Под басовитое гудение крепнущих энергополей, под скрежет напряжённых и гнущихся под излучением металлоконструкций, под стон лазеров наседавшего фрегата "креветка", дёрнув всеми четырьмя лапами, рухнула на конструкции монорельса, ведущего к резервному космопорту.

Соприкосновение с токоведущими частями Монорельсовой Дороги привело к дополнительным повреждениям, добивающим системы пришлого корабля.

"Нормандия" прошлась над затихающим гигантом от щупалец к вершине, развернулась, пролетела к щупальцам, развернулась и замерла, взяв креветку под прицелы орудий главного калибра и лазеров системы ПОИСК.

— Командир, защита чужака — снята. Есть два сигнала о наличии на борту этого корабля разумной органической жизни, — доложил Ингвар. — Классифицирую... Это — азари и турианец, сэр. Они — живы, но находятся в глубоком шоке. Их жизненные показатели... Задавлены, — уточнил специалист.

— Командир. — Моро вгляделся в экраны, — вижу десантные корабли гетов, сэр. Три штуки. Они покинули корпус "креветки" через "порталы" и теперь пытаются улететь от позиции рухнувшего гиганта, сэр. Разрешите огонь на поражение?

— Разрешаю, — сказал Андерсон. — Билл. Сделайте так, чтобы мы не имели проблем с ними.

— Слушаюсь, сэр, — в голосе старшего артиллериста чувствовалось глубокое удовлетворение. — Сделаем!

Несколько залпов заставили все гетские десантные корабли рухнуть на наспех подготовленные у ног гиганта металлические стартовые площадки. Вряд ли кто, кроме автоматов, смог отметить момент, когда они там появились.

Глава 8. Эвакуация турианца и азари из Жнеца. Изъятие пилота "креветки"

— Мы сомневались в том, что геты вышли за пределы Вуали, — произнёс капитан Андерсон, просмотрев на экранах Звёздной Карты итоговые данные, обработанные несколькими ВИ фрегата. — Полагаю, теперь — ваша очередь действовать, Шепард.

— Так точно, сэр! — сказал старпом. — Предполагаю сначала разобраться с этими двумя разумными органиками на борту Жнеца. Группе быстрого реагирования во главе с лейтенантом Аленко... Предполагаю, командир, ей следует направиться в лагерь археологов и взять протеанский Маяк на борт челнока. На внешнюю подвеску, — уточнила я. — Мы успели предотвратить активацию гетского десанта... Теперь ясно, что в задачу подчинённых Жнецу гетов действительно входила эвакуация протеанского Маяка на борт Властелина. После погрузки артефакта на борт, он бы немедленно взлетел. Начал бы стрелять по планете или не начал — другой вопрос. Ответить на него точно... Теперь это — вряд ли возможно. И — вряд ли необходимо.

— Предполагаете, что геты... индоктринированы?— спросил Андерсон.

— Это машины, сэр.А машина с машиной всегдабыстро договорятся. Почти мгновенно, — сказал старпом. — По человеческим, конечно, стандартным меркам. Вот "Властелин" и договорился. — Я отдала несколько коротких распоряжений по аудиоканалу наушного спикера. — Лейтенант Аленко, сэр, на первом челноке убыл в расположение лагеря. С ним — три полисмена, которые сегодня должны дежурить. Я беру с собой пять полисменов и капрала Дженкинса. На челноке мы достигнем наиболее удобной для наших целей пробоины в корпусе и через неё -проникнем в корабль. Данные недавнего сканирования однозначно свидетельствуют — корабль полый.

— Идите, Шепард, — сказал Андерсон.

Я козырнула и через несколько минут челнок уже нёс меня к поверженному кораблю неизвестной расы.

— Подлетаем, сэр! — доложил водитель. — В этот раз Шепард не стал брать с собой Стива — штатного пилота челнока, сославшись на то, что предстоящая миссия очень опасна и лучше будет, если на месте водителя будет военный полисмен. Стив понял правильно. Возражать не стал, уступив кресло одному из полисменов и оставшись на фрегате. — Громадина. И дыру мы в нём хорошую проделали! Хорошо, что не одну. Есть выбор. — Он подвёл челнок бортом к острым граням внешней брони пришельца. — Готово, сэр. Открываю салон, — нажатием клавиши он разблокировали поднял боковую дверь челнока. — Ждать вас здесь, сэр?

— Да, — подтвердил старпом. — Только держите машину подальше от острых граней.Скрежет едва слышный, но — был. Не надо усугублять повреждения. Техникам — лишняя работа, — сказала я, поднимаясь и привычно передёргивая затвор штурмовой автоматической винтовки. — Один из изолирующих контейнеров — возьмите. Закрыть шлемы. Включить системы скафандров в автономный режим. Оружие — держать в постоянной готовности. Клювами не щёлкать, смотреть по сторонам внимательно. И — прислушиваться. К своим чувствам и ощущениям — тоже, — с этими словами он первым спрыгнул на чешуйчатые плиты внутренней обшивки нутра "каракатицы". — Идём и "берём" сначала центральный блок управления. Нужно окончательно вырубить этого монстра. Задача ясна? — я повернула голову влево, чтобы видеть почти всех своих коллег по группе.

Ответом мне были безмолвные осторожные кивки. Нормандовцы оглядывались, привыкая к виду внутренностей чужака.

— Дженкинс, идёте предпоследним, — отдав это распоряжение, Шепард почти бегом двинулся по одному ему ведомому маршруту.

В том, что он точно знал, куда именно следует идти, несмотря на то, что путь пролегал через завалы трубопроводов, бухты кабелей, скопища ящиков и разнообразного трудноидентифицируемого "барахла", для Шепарда не было ничего особенного. Состояние "Струны" позволяло мне тонко чувствовать окружение на много метров вокруг, а уж не заметить такое яркое "пятно", как центральный блок управления "креветкой" и вообще невозможно было в принципе. Да и нормандовцы, мои коллеги, тоже привыкли, что новый второй после командира офицер корабля, знает и умеет гораздо больше, чем можно было ожидать от элитного спецназовца.

Старпома беспокоило только одно ощущение: я знала, что вскоре пришелец очнётся и сможет посопротивляться. Время, оставшееся до момента реактивации защиты Жнеца, истекало. Не хотелось интересоваться тем, много ли времени осталось до момента включения — надо было действовать быстро и эффективно, а начнёшь задумываться над тем "сколько там до нуля?" — погибнешь. Или, как минимум, не выполнишь задачу.

Наконец впереди "проявилась" светящаяся бронированная сфера.

Коротким жестом приказав своим спутникам остановиться, я подошла к сфере поближе. Вгляделась, насколько позволял конус неяркого света из нашлемного прожектора, отрегулированного на четверть мощности, в её поверхность. Провела пальцами руки, затянутой в бронированную скафандровую перчатку, по стыкам лепестков. Помедлила, не отнимая ладонь от поверхности обода. И — резким движением сдвинула один из лепестков в сторону, заставляя другие сложиться подобно вееру.

В голубовато-зеленоватом свечении под лепестками обнаружилась прозрачная сфера, удерживаемая строго в центре теперь уже раскрытого бронированного кокона. Протянув к сфере руку, я выдернула её из удерживающего поля и ощутила, как напряжение, царившее внутри корабля, исчезло.

— Дженкинс. Контейнер. Быстро, — отрывисто, не оборачиваясь, распорядилась я, ожидая, пока подошедший капрал подаст мне раскрытый изолирующий бокс.

Уложив в него сферу, капитан закрыл замки внутреннего кофра, набрал один код, закрыл замки внешнего кофра и набрал второй код.

— Неужели он... мёртв?! — тихо спросил Дженкинс. — И мы это сделали? Умертвили этого монстра?

— Корабль — мёртв. А его пилот. — я посмотрела на контейнер. Дженкинс перехватил мой взгляд, посмотрел туда же. — Жив, — я обвёл взглядом потрясённых происшедшим спутников. — Теперь — ищем двух разумных органиков. Полагаю, удар их застал в центральном посту корабля. Живо, живо за мной, — распорядилась я. — Придётся выносить обоих на руках, коллеги, так что — двигаемся как можно быстрее. Носилок мы с собой не взяли, даже простейших тканевых, — отметил старпом. — Ничего. Вынесем. На себе, но — вынесем, — озвучивая это, я почти бегом пробиралась по извилистому пути, пролегавшему среди сорванных с креплений деталей корабля, направляясь к чётко мерцавшим на внутришлемном экране маячкам-индикаторам биологической активности. — Живо, живо, не останавливаться! — несмотря на то, что пилот был удалён из средоточия системы управления гигантского корабля, я не была склона думать, что в недрах Жнеца не найдётся аварийной системы управления, действующей, конечно же, полностью автономно.

Надо было спешить и потому, что состояние двух разумных органиков ухудшалось. Пусть и не так быстро, но — ухудшалось. Предстояло ещё вернуться к пробоине и подняться на борт челнока, а это всё — время, которого могло уже и не быть...

Преодолев несколько лестниц-трапов, поднявшись по ставшей полом боковой стене, группа высадки вошла в помещение "центрального поста" "креветки".

Точно под вздыбленным на кронштейне рабочим креслом лежал турианец, "затянутый" в тяжёлый бронескафандр. Неподалёку от него сломанным манекеном лежала пожилая азари в чёрно-белом одеянии со странным головным убором, чуть сбившимся и обнажившим обширную рану на лбу.

Индикатор медконтроля на внутришлемном дисплее высветил, что турианец вполне в форме, но находится в глубоком шоке и без сознания, а вот азари... Она, как поняла я, явно не успела сесть в другое, теперь зависшее на "боковой" стене кресло, поэтому получила множественные повреждения.

Скупыми точными жестами старпом приказал двум полисменам взять на прицел входы в центральный пост, а сам с Дженкинсом склонился над азари.

— Девятьсот пятьдесят лет... По стандартному летосчислению. Среднегалактическому. Поверить не могу... — прошептал капрал, когда на его инструментрон поступили первые идентификационные данные, снятые с азари автоматикой скафандра.

я тем временем обильно смазывал панацелином отмеченные на экране внутришлемного меддиагноста выявленные автодоктором места наиболее серьёзных повреждений.

— Она же в девять раз старше любого из нас! — добавил капрал.

— Привыкайте, Ричард. Теперь это — часть нашей с вами работы, — спецназовец достал из штурмового наспинного ранца комплект шин и несколькими точными движениями зафиксировал левое предплечье и правую голень азари, не забыв добавить на раны в этих местах ещё один слой панацелина. — Так, здесь — всё, — я повернулась и подошла к турианцу. — А вот здесь — сложнее, — я включила наручный инструментрон и на его большом экране показал данные идентификационного чипа своим спутникам.

— Спектр? — удивлённый возглас не сдержали три полисмена одновременно.

Я кивнула, соглашаясь с мнением коллег.

Пропавший без вести несколько лет назад Спектр, являющийся легендой Спецкорпуса.

— Крепкий же он какой! Хотя, если верить диагносту, в нём имплантатов — почти восемьдесят процентов, — сказал старший полисмен. — Он почти не пострадал. Но я бы...

— Вкалывайте, Орест, — закончила его мысль я. — Нам его тащить к челноку. Целее будет. Не нужно, чтобы он рыпнулся по дороге. Нам ещё Чаквас его сдавать вместе с компаньонкой.

— Я понесу его, сэр, — полисмен вколол турианцу полную дозу обездвиживателя.

— Хорошо, Орест. — я убедилась, что полисмену помогут его коллеги и повернулся к Дженкинсу. — Ричард, дорогу помните?

— Да, сэр, — капрал смотрел, как невысокий полисмен почти без видимых усилий несёт к выходу из Центрального Поста двухметрового турианца. — Помню, сэр, — поправился он, поймав мой вопросительный взгляд. — Я пойду первым, сэр. Выведу, сэр.

— Действуйте, Дженкинс. — я проводила уходившего капрала взглядом и, подойдя к азари, подняла её на руки. — Вперёд, я — за вами, — сказал он остальным полисменам.

Обратный путь был ожидаемо нелёгким. В особо захламлённых местах несколько раз пришлось передавать с рук на руки обмякшие тела обоих пострадавших. Я с сомнением смотрела на внутришлемный индикатор биологических форм, мерцавший синеватым светом. Больше живых внутри корабля не было и трупов тоже не попадалось.

Корабль, лишённый управляющего звена, был безмолвен и тих. Эта тишина настораживала и полисменов и меня. Помню я мертвого жнеца у Мнемозины. Надо валить отсюда.

Водитель челнока подвёл машину к краю пробоины. Азари и турианца разместили, уложив навзничь, на двух скамейках, образованных трансформированными креслами. Полисмены, Дженкинс и я стояли всю дорогу до фрегата.

В ангаре "Нормандии" нас встретила майор Чаквас, поднявшаяся в салон, просканировавшая своим медицинским инструментроном обоих пациентов и кивнувшая Шепарду:

— Хорошо. Они вполне смогут выкарабкаться, Джон. Доставьте их ко мне в медотсек. — сказав это, она обменялась понимающими взглядами с Дженкинсом и с остальными полисменами.

Ричард, как отметила я, уже не выглядел этаким всемогущим "героем", но был похвально спокоен и собран.

Чаквас, как отметил старпом, такое настроение капрала понравилось.

— Да, мэм. — я кивнула и снова подняла азари на руки, на этот раз первым сойдя на плиты корабельного ангара. За мной старший полисмен нёс турианца.

Спустя несколько минут оба пострадавших были размещены на медицинских кроватях в царстве Чаквас и майор медслужбы взглядом приказала всем, включая меня, покинуть помещение Медотсека.

— Разрешите идти, сэр? — старший полисмен и Дженкинс подошли ко мне, едва я последним покинул Медотсек.

— Идите. Отдыхайте. Всем — спасибо — мы обменялись рукопожатиями.

Первая миссия, связанная с высадкой на абсолютно незнакомый корабль, безусловно, взволновала всех её участников, поэтому рукопожатия помогли несколько умерить напряжение.

— Да, сэр, — козырнув старшему по званию, капрал и полисмены ушли в кубрики. я знала, что теперь у них будет достаточно тем для разговоров.

Уходя, Дженкинс поставил у ног капитана контейнер с управляющим "чипом". Разместив контейнер в изолирующем хранилище фрегата, я набрала пять кодов блокировки и захлопнула толстую дверцу сейфа. Ко мне неслышно приблизился капитан Андерсон.

— Его сердце? — спросил командир.

— Больше, — помедлив, ответил старпом. — Разум. Пилот. Основа, — сказала я, разглядывая ровную поверхность крышки отсека хранилища и думая о том, что — или кто — находится за ней. — Никогда бы не поверил в это, сэр. Но... он там, на корабле, явно не один. Я хотел сказать, что действует он, как единое существо, как единый разум... Но на самом деле их там, этих разумов... миллиарды. Запереть такое в столь большой корпус и отправить на войну. Сквозь такие невообразимые для человека пространства. Каким же бездушным надо быть?!...

— Мы можем... понять... как они, те, кто составил корпус этого Жнеца... — Андерсон взглядом указал на дверцу хранилища, — ... выглядели?

— Можем, командир, — подумав, ответила я. — Но вряд ли сейчас мы к этому готовы.

— Пока вы там ходили, я приказал членам экипажа корабля оградить место падения "креветки" и закрыть его для колонистов. Возведён забор и выставлено ограждение из колючей проволоки. Со всем необходимым оборудованием. Мы также дополнительно оградили щитами место падения десантных гетских кораблей и места, куда упали отдельные геты. Всё это включено в состав общей зоны охраны, — уточнил командир корабля. — Местные... Они с пониманием отнеслись к нашему требованию об установлении режима "запретная зона", комммандер, — сказал Андерсон. — Тем более что эта "креветка" хорошо заметна и видна с очень приличного расстояния. Проблем "я только посмотреть" — не будет. Как только вы изъяли "чип", восстановилась дальняя связь с планеты, но, с момента вашего входа на борт "креветки" я распорядился пока "закрыть" район и не отправлять информацию о происшедшем с борта фрегата в Альянс. По моему приказу пост РЭБ поставил Иден-Прайм под "информационную блокаду". Начата фильтрация информационных потоков. В состав специалистов поста РЭБ вошли ещё несколько человек — работы оказалось много для обычной численности. — Андерсон помолчал несколько десятков секунд. — Сказать, что колонисты и администрация планеты в шоке — это ничего не сказать. Они даже не предъявляют нам никаких обычных, а потому — вполне предсказуемых претензий по поводу уничтоженной или повреждённой инфраструктуры и урожая. Такое ощущение, что они поняли, чем эта "креветка" могла бы для них... стать. Я также приказал собрать все части гетов-десантников и их кораблей, закрыть доступ на резервный посадочный стол, куда их всех к этому времени свезли. Инженер Адамс уже побывал там и говорит, что впервые видит столь совершенные машины, сумевшие развиться самостоятельно на основе ИИ. Сетевого ИИ.

— Искусственный интеллект? — мой внимательный взгляд коснулся глаз командира фрегата.

— Да, — подтвердил Андерсон. — Полностью развившийся искусственный интеллект, командер. Я сам не понимаю в деталях, как такое может быть, но инженерная группа фрегата... единодушна. Я предпочитаю доверять своим людям и их суждениям, коммандер, — ответил Андерсон. — Похоже, у нас появилась третья проблема. Если первой считать этого монстра, второй — этих двоих, что сейчас в медотсеке, то геты... вполне потянут на третью проблему.

— Доклад от Аленко? — осведомился старпом.

— Был, коммандер, — подтвердил командир фрегата. — Несколько минут назад я отправил туда грузовой челнок. Вскоре он снова будет в корабельном ангаре. Тогда мы снимем Маяк с внешней подвески и погрузим в контейнер. Думаю, что при необходимости сможем погрузить Маяк в контейнер и вне корабля — условия и возможности для этого у нас есть. Так что сможем выбрать, что лучше предпринять. Торопиться — не будем. Археологи счастливы, что до них эти "шагоходы" не добрались. "Шагоходами" они окрестили этих десантников-гетов. Аленко справился превосходно. И, кажется, у него там нашлась партия. — Андерсон немного расслабился, помедлил. — Командир взвода космопехоты, выделенного ВКС Альянса для охраны археологов. Некая сержант Эшли Уильямс. Сам Аленко счастлив и рад, что теперь его не мучают мигрени. Он в состоянии трезво соображать двадцать четыре часа в сутки. Хотя... рядом с сержантом Уильямс о трезвости его соображения говорить... — Андерсон усмехнулся... — Молодёжь...

— Я полагаю, что капралу Дженкинсу можно предоставить краткосрочный отпуск до момента нашего отлёта, каперанг. — Шепард оставлял основное решение на усмотрение командира фрегата. — У него здесь — мать, отец, сестра.

— Давайте пока не будем никого отпускать с борта, коммандер, — спокойно и тихо сказал Андерсон. — И, полагаю, вас что-то снова очень серьёзно беспокоит.

глава 9 Лейтенант Аленко. Лагерь археологов на Иден-Прайм. Встреча с Эшли Уильямс

Водитель челнока молча кивнул подошедшему к машине лейтенанту. Кайден понял: далеко не каждый нормандовец привык к тому, что теперь офицера-биотика не преследуют почти каждый день жесточайшие мигрени.

Поднявшись на борт кораблика, Аленко приказал трем сопровождающим его полисменам занять места в салоне, сел в кресло, пристегнулся, кивнул выглянувшему из кабины водителю. Несколько минут и машина покидает ангар. беря курс на расположение лагеря археологической экспедиции, которая и откопала протеанский маяк.

— А ведь мы сейчас могли как раз и заниматься тем, что лететь к лагерю для изъятия маяка. Совсем в других условиях. — Ни к кому конкретно не обращаясь сказал один из полисменов.

— Могли — согласился с мнением коллеги другой полисмен. — только мы сейчас летим к лагерю археологов действительно в совершенно других условиях. Боюсь что падение Жнеца и наш бой с этой "креветкой" от туда были хорошо видны.

— и заметны — поддакнул другой полисмен. — в самых разных смыслах.

— Лейтенант, — в спикере Аленко прорезался голос водителя. — На сканере частот аудио обмена — активность из лагеря археологов. Похоже... нет, определенно там у них кто-то индокренированный появился. И кажется не один подлетим поближе узнаем, сэр.

— Дайте послушать — Аленко оторвался от выложенных на экран инструментрона файлов. — Хорошо. Слышу. Да, там есть несколько землян, которые аодверглись индокринации. Но судя по тому что я слышал, ведут себя индокринированые достаточно спокойно.

— Лагерь впереди, лейтенант. — доложил водитель.

Аленко поднялся со своего места, подошёл к боковой салонной двери. Челнок выполнял традиционную "коробочку", выбирая место для посадки.

— блин, по нам выстрелили из штурмовой винтовки, — водитель смог быстро отклонить машину в сторону и трасса зарядов прошла левее. — Очередью. Это — явно не случайность.

— Если это индоктринация... — тихо сказал один из полисменов.

— Сажать машину — не будем. Десантируемся, коллеги! С пяти метров, — уточнил Аленко, вручную, не используя автоматику, полуоткрывая салонную дверь и, присев за створкой, оценивая высоту полёта. — Ещё чуть ниже. Вот так, хорошо, — сказал он водителю, когда до земли осталось чуть больше пяти метров. — Прыгаем! — он обернулся к подошедшим к двери полисменам. — Уводите машину к периметру лагеря. Внутрь пока не влетайте, — лейтенант посмотрел в проём пилотской кабины, отметил, что водитель видит говорящего в зеркале.

— Слушаюсь, сэр, — водитель подождал, пока полегчавшая машина вздрогнет едва заметно в последний раз — последним спрыгнул лейтенант-биотик и, нажав клавишу закрытия салонной двери, увёл челнок от пределов лагеря.

— Далековато от центра лагеря мы спрыгнули, — отметил один из полисменов, отряхивая колени и перехватывая поудобнее винтовку.

— Разведдроны Альянса. Двести метров. На три часа, — доложил другой полисмен, внимательно наблюдавший за обстановкой вокруг высадившейся группы. — Странно они себя как-то ведут...

— Они... перепрограммированы, лейтенант, — третий полисмен едва успел прыгнуть за валун, уходя от луча боевого лазера. — Уничтожать?!

— Да. — Аленко, скрывшись за другим валуном, присел и, вскинув винтовку, поймал в прицел подлетавшего дрона. Три заряда — и робот разлетается на мелкие кусочки. Полисмены одиночными выстрелами уничтожили ещё нескольких приблизившихся дронов.

— Пока — чисто. На сканерах и локаторах — чисто, — сказал один из полисменов, пригибаясь и осторожно оглядываясь по сторонам в поисках новых летающих "возмутителей спокойствия". — Не понимаю, — он опустил взгляд, просмотрел записи инструментронного блока объективного контроля обстановки. — Получается, дроны здесь патрулировали, а в лагерь... не совались?

— Индоктринированные в лагере, обстрел челнока из винтовки, теперь эти перепрограммированные дроны, — подытожил другой полисмен. — Что-то тут очень не чисто.

— А что тут может быть чисто?! Мы, кстати, застали этот огромный корабль уже на планете. Хорошо, что гетов не отпустили далеко от "креветки", — сказал третий полисмен. — И, думается мне, что лагерь эти дроны пасут как конвоиры — арестанта. Выйти за периметр ни археологи, ни космопехи не могут, а...

— Очень интересно. Они что, не могут отстрелять эти дроны? — спросил второй полисмен, посмотрев на своего неуёмного коллегу. — Это как понимать? Космопехи уже перестали быть воинами?

— Ну... при определённых условиях... — замялся третий полисмен, не зная как поточнее, а главное — безопаснее сформулировать и высказать свою мысль.

— Условия ясные. Сложные, — отрывисто сказал Аленко, выпрямляясь. — Траффик с планеты фильтруется силами фрегата, мы сумели это сделать, хотя абсолютной безмолвности Иден-Прайма достичь сложно и на полную безгласность планеты рассчитывать нельзя. Так что — будем выяснять обстановку в лагере, — он сделал шаг из-за валуна. — А относительно "определённых условий" — будем учиться воевать в реальных условиях, а не в условиях полигона. Как дежурная группа, мы обязаны быть готовы к бою.

— А бой-то только начинается, — отметил первый полисмен, прислушиваясь. — Стреляют.

— И стрельба идёт по периметру лагеря, — уточнил один из полисменов, беря винтовку наизготовку.

— Похоже, солдаты приданого археологам взвода приняли решение разобраться с охреневшими дронами, которые слишком полно вжились в роль тюремщиков. — Аленко перезарядил свою винтовку, прислушался. — Вперёд. Поможем ближайшим стрелкам. А там — будем решать нашу задачу. Челнок использовать не будем, — уточнил офицер.

Несколько минут — и группа Аленко помогает отбиться от пыхавших лучиками лазеров разведдронов двоим космопехам.

— Сержант Уильямс сэр, двести двенадцатый взвод космопехоты. — представилась девушка, облачённая в среднебронированный скафандр. — Окажите помощь другим, Том, — она жестом отпустила второго космопеха. Тот поспешил скрыться среди кустов. Где-то вдалеке слышались одиночные выстрелы — противостояние между дронами и космопехами продолжалось. — Вы нас очень выручили, — она козырнула, разглядев лейтенантские значки на скафандре Аленко. — Вы — старший прибывшей группы, сэр?

— Да. — Кайден козырнул ответно. — Лейтенант Аленко, десантная группа фрегата "Нормандия". Вы командуете взводом?

— Да, сэр. — Эшли кивнула. — Но у нас... такие сложности, с которыми мы раньше... не сталкивались, сэр.

— Докладывайте. — Кайден подождал, пока сержант Уильямс развернёт экран своего инструментрона. Выслушав доклад, он на минуту задумался. — У нас приказ, сержант. Забрать маяк и разобраться в ситуации. Так что — идёмте.

В окружении полисменов сержант и лейтенант прошли ближе к лагерю.

— Вот здесь, на этом месте, мы нашли маяк, — указала Эшли на круг взрыхлённой земли. — Археологи... работали несколько суток. Мой взвод был придан для охраны. Так что в детали мы не вникали, в основном размещались на периметре зоны раскопок. А там... немного разглядишь. И ещё меньше — поймёшь. Археологи — великие молчуны.

Слушая рассказ, мало соответствовавший требованиям, обычно предъявляемым к воинскому докладу, Аленко понимал, что девушка напугана. Трудно было ожидать от сержанта космопехоты готовности к тому, что произошло в лагере археологов за несколько прошедших часов. Внезапный выход из повиновения охранно-наблюдательных и разведывательных дронов, индоктринация археологов и космопехов — всё это было лишь небольшими частями одной проблемы, которую теперь предстояло решать.

— Так это... ваш корабль... завалил эту "креветку"? — задала сержант Уильямс давно мучивший её, как понял Аленко, вопрос, когда они дошли до первого домика.

— Да. — Кайден кивнул, подтверждая свои слова. — Пришлось, — он не стал сейчас вдаваться в подробности, оглядывал окрестности с возрастающим интересом. — Эти ящики...

— Мы не понимаем, сэр, — ответила сержант. — ВИ замков отказывались подчиняться даже сервисным командам. Эти отказы "накрыли" лагерь за несколько минут и мы уже были вынуждены неоднократно просто ломать замки. До сих пор. — Эшли склонилась, набрала некую комбинацию цифр и букв на засветившейся виртуальной клавиатуре, надавила сенсор "ввод", но реакции не последовало — замок оставался закрытым. — Видите, я ввожу правильный пароль командирского уровня, а ВИ отказывается открывать.

— Перепрограммирование, — тихо сказал один из полисменов.

Эшли услышала. Выпрямилась. Повернулась к полисмену. Увидела его сержантские нашивки и полицейский шеврон.

— Разве... такое возможно, сержант? — она взглянула прямо в лицо полисмена. Тот помедлил, затем коротко кивнул. Два других полисмена продолжали молча рассматривать окрестности лагеря, изредка отмечая что-то на клавиатурах своих наручных инструментронов. Кайден понял, что пора вмешаться:

— Эта "креветка", как мы поняли достаточно быстро, способна на многое, — ни к кому особо не обращаясь, тихо сказал Аленко.

— У нас нет связи с базами войск и с властями Иден-Прайма, — сказала Эшли. — Мы здесь — как отрезаны. Это — тоже?!...

— Нет. — Кайден отрицательно мотнул головой, вызвав на лице сержанта космопехоты выражение неподдельного изумления. — Это сделано фрегатской службой радиоэлектронной борьбы. Сейчас вся планета молчит. Траффик с Идена мы жёстко ограничили, фильтруем, проверяем. Если пустить прежний, полный формат, то на Иден-Прайм придёт слишком много зевак. А нам это сейчас — не нужно. Падение такого корабля, как эта "креветка", на планету, боестолкновение с ним — слишком неоднозначные факты, — он помедлил, понижая громкость голоса до полушёпота. — Сержант, это — не для прессы и не для комментариев в курилках. Пока, — он сделал вторую паузу. — Мы — на пороге большой войны с такими вот полусинтетическими и одновременно — полуорганическими кораблями. Это — Жнец. — Аленко замолчал, стараясь не выпускать из-под своего взгляда фигуру и лицо командира взвода космопехоты.

— Но ведь... Жнецы — легенда, — тихо проговорила Эшли.

— Считайте, сержант, что вы увидели легенду в реальности. И видели, что она не только реальна, но и вполне себе жива, — ответил Аленко.

— Так он... не уничтожен? Он ещё... — Эшли заволновалась.

— Не знаю. — Кайден постарался сохранить твёрдость в голосе. — Это — не мой уровень информированности. Командование фрегата — решит. Где Маяк?

— Археологи не так давно перенесли его... ближе к центру лагеря, — сказала Эшли, указав рукой направление. — Даже не успели поместить в контейнер. Специальную охрану вокруг нового места хранения — не выставляли. Тут началось... не знаю, как даже покороче определить.

— Индоктринирование, — сказал один из полисменов, прислушивавшихся к разговору двух командиров.

— Индо... чего? — вскинулась Эшли, посмотрев на сержанта полиции возмущённо-вопросительным взглядом. — Вы знаете больше нас?

— Знаем, — подтвердил Кайден. — Например, знаем, что в вашем лагере действительно может быть и, скорее всего, есть немало индоктринированных людей, сержант Уильямс. Есть они и среди учёных, и среди космопехотинцев, — добавил лейтенант.

— Вы о том... что по вашему челноку при подлёте к лагерю... — голос Эшли утратил даже намёки на командирскую громкость и чёткость. — Но мы... нас не...

— Нас — тоже "не", сержант, — ответил Кайден. — Что это за бормотание? — он прислушался. — Кто размещается в этом вагончике?

— Это — рабочее место доктора Уоррен и её помощника — ассистента Мануэля. — Эшли повернулась к входной двери балка. — Мануэль... Это его голос. Снова то бормотание. Он уже долго, а как по мне — так очень долго так бормочет. Повторяет одно и то же. Это... нервирует всех. И гражданских... и космопехов.

— Доктор Ильза Уоррен? — уточнил Аленко, открывая свой наручный инструментрон.

— Да... Она — учёный, руководитель раскопок протеанского Маяка, — подтвердила Эшли.

— Я очень рада, что мы благодаря вашему вмешательству — в относительной безопасности, — из соседнего домика вышла женщина. Видевший на экране своего инструментрона её официальный актуальный портрет, Аленко сразу опознал в ней Уоррен. — Лейтенант Аленко?

— Да. Вы... — поинтересовался офицер причиной, по которой руководитель археологической партии вдруг оказалась в другом домике, а не на своём рабочем месте.

— Спрятались, — поспешила заявить Ильза. — Боялись, что эти дроны, совершенно вышедшие, как я теперь уверена, из-под всякого контроля... начнут стрелять по людям, укрывшимся в самом посёлке...

— Они не выпускали никого за периметр? — спросил один из полисменов.

— Да, — кивнула, подтверждая слова гостя, Уоррен. — Именно так. Нам постоянно что-то необходимо делать вне лагеря, а тут... Дроны отказались повиноваться прямым приказам. И начали... стрелять по людям, неоднократно пытавшимся выйти за пределы лагеря. В итоге мы попали в блокаду... работы замерли... Да что там замерли, они фактически были прекращены! — чуть ли не выкрикнула Ильза. — А тут ещё и сошедшие с ума космопехи... тоже... начали стрелять. Хорошо хоть не на поражение, а так... предупреждая что-ли... Пришлось уйти в балки, там хоть как-то можно было спастись от этой немотивированной стрельбы. И её последствий, кстати. Мы... — Уоррен явно сильно разнервничалась. — Мы не знали, что люди... продолжат сходить с ума. Вот и мой ассистент, Мануэль тоже... не избежал этой участи...

— Да уж... — сказал один из полисменов, подходя к двери балка. — Снова он бормочет...

— Он... — доктор Уоррен поспешила попытаться повернуть разговор в более приемлемое русло, — блестящий учёный, но сейчас, видимо, в том числе и в связи с тем, что многие космопехи стали стрелять едва ли не по всем людям, находящимся в лагере... он находится в полубезумном состоянии. А так, когда у него наступает просветление... он — успешный и очень результативный учёный. Я вообще считаю правильным мнение, что гений и безумец — это всего лишь две стороны одной и той же медали.

— Возможно... — полисмен, стоявший у двери балка, прислушался. — Кричит, а не просто говорит. Он, в частности, утверждает, что маяк — это сердце зла, а время людей — закончилось. Слышно достаточно хорошо. Каждое слово. На бормотание... мало походит, лейтенант.

— Как это вы назвали... индоктринирован... — произнесла доктор Уоррен. — Мы называем это проще: одурманен. Он... боится выходить. Сидит на стуле, раскачивается из стороны в сторону и действительно — то бормочет, то кричит. Несколько десятков минут прошло, а он... всё не успокоится. И мне кажется, что его состояние только ухудшается. — Уоррен сделала несколько шагов вперёд и остановилась перед дверью балка, обернулась к полисменам, Аленко и Уильямс. — Будете... заходить?! Вам ведь... надо убедиться.

— Откройте дверь. — Аленко, приняв решение, вложил штурмовую винтовку в наспинные крепления скафандра, шагнул к балку. — Открывайте, доктор.

— Может... не надо? — в голосе главы археологической партии послышалась то ли неуверенность, то ли мольба. — Он ведь... не в себе.

— Откройте дверь, доктор, — повторил Аленко. В руке лейтенанта появился пистолет. В ту же секунду пистолеты появились в руках всех трёх полисменов. — Открывайте! — повторил офицер.

Уоррен набрала код. Дверь послушно ушла в сторону. Держа пистолет наготове, Аленко осторожно и быстро перешагнул порог. Следом за лейтенантом в домик вошли два полисмена. Третий остался на улице, встав так, чтобы держать в поле зрения главу археологической экспедиции.

— Я снова слышу шёпот. Снова слышу шёпот. Шёпот. Шёпот. Шёпот. Они... говорят со мной. Они... говорят, что время человечества... подходит к концу. Осталось совсем... совсем немного времени для людей. И — не только для людей! — сидевший на табурете мужчина средних лет в научном комбинезоне — стандартном, со всеми положенными нарукавными "липучками", не обратил никакого внимания на вошедших. — Маяк — зло! Его надо отдать. Надо отдать! Надо отдать!!! А-а-а-а-а-а-а!!!!! — безумец поднял голову, посмотрел на стоявших у двери полисменов, но в его взгляде не было ни проблеска разума. — Вы... вы пришли, чтобы убедиться в том, что время человечество подошло к концу?! — вскрикнул он. — Так знайте, что оно действительно подошло к концу!!! И — не только время человечества! Время всех рас! Всех! Всех! Всех! — кричавший во всё горло человек вдруг согнулся пополам, рухнул со стула на колени, его руки бессильно свесились, ладони неловко коснулись пола, голова резко опустилась. — В-в-в-с-е-е-е-х. — то ли прорычал, то ли провыл он, наконец затихнув.

— У нашего врача будет интересный пациент, — сказал один из полисменов, стоявших рядом с Аленко.

— Нет, — сказал лейтенант. — Мы не будем вмешивать в это дело нашего медика. Здесь предостаточно других врачей. Пусть они им займутся. Скоро вот таких... "особых" может стать очень много. Выходим. Пока — он безопасен. И вокруг ничего такого опасного для него я не вижу. — Кайден оглядел интерьер. — Да, здесь нет ничего опасного. И он — не похож на буйного, — лейтенант вышел, прикрывая за собой дверь.

— Убедились? — спросила доктор Уоррен, когда офицер подошёл к Эшли.

— Да, — кивнул Кайден. — Похоже, он ещё долго пробудет в таком "сумеречном" состоянии.

— Может быть, вы и правы, лейтенант. — Уоррен вложила в ответ столько яда, сколько только смогла. — Вас, вроде бы, интересовал Маяк.

— Интересовал, — подтвердил Аленко. — И — интересует. Ведите, — пистолет он убирать не стал. — И, доктор, без глупостей! — предостерёг офицер.

— Какие уж тут глупости... при таких обстоятельствах, — негромко, но зло буркнула Уоррен, отходя от домика и ступая на дорожку. — Идёмте.

— Лейтенант, — один из полисменов обогнал офицера и указал стволом своего пистолета на удалявшихся быстрым шагом в сторону леса троих мужчин, одетых как обычные земные фермеры. — Эти трое... явно не из персонала археологической партии.

— Доктор Уоррен. — Кайден, не выпуская уходивших мужчин из поля зрения, повернулся к главе археологической партии. — Ваши?

— Нет, — мотнула головой исследовательница-администратор, не скрывавшая раздражения. — Местные. Крутятся тут постоянно. Думают, что мы тут протеанские артефакты по мелочёвке можем чуть ли не мешками доставать из-под земли. А у нас приказ был один: Маяк. Иначе нам бы взвод охраны из космопехов не давали. Обычно мы... без вояк в своём ближайшем и дальнем окружении... работаем, — она недовольно взглянула на Уильямс. Та постаралась сохранить спокойствие и остаться нейтральной.

— Тогда — будем останавливать, — принял решение Кайден. — Догоните и задержите, — он жестом распорядился одному полисмену остаться рядом, а двое остальных побежали следом за уходившими "фермерами". Те ещё больше ускорили шаги, направившись к границе лагеря, но из-за холма показался нормандовский "челнок".

Поняв, что уйти за пределы лагеря им не удастся в любом случае, мужчины остановились. Два полисмена подошли к ним, переговорили и, угрожая оружием, заставили всех троих направиться к лейтенанту.

— Мы ничего не сделали плохого, — сказал один из перепуганных "фермеров". — Мы часто приходим сюда, смотрим... Сезон закончен и работы в полях мало... А тут — то подашь, то принесёшь, то подержишь. Вот так... А этот корабль... он ведь упал после того, как ваш фрегат по нему стрелял? — спросил мужчина, увидев знак "Нормандии" на скафандре лейтенанта.

Аленко кивнул.

— Сержант Уильямс, почему посторонние на территории лагеря? — повернулся Кайден к Эшли.

— Да какие они... посторонние? — Эшли была удивлена реакцией Кайдена на, казалось бы, рядовую, может быть даже привычную для землянина ситуацию. — Это — местные жители. Они тут... — Эшли взглянула на лейтенанта. Ей моментально расхотелось продолжать говорить на эту тему. — Жду приказа, лейтенант, — она вытянулась, повернувшись к Кайдену.

— Обыскать. — Кайден уже очень внимательно смотрел на одного из троих задержанных. Полисмены провели стандартный "охлоп-ощуп" одежды и тела "отмеченного" местного жителя, после чего на свет появился вполне исправный пистолет.

Один из полисменов упаковал оружие в прозрачный пакет. Не успел владелец пистолета возмутиться, как увидел перед своим лицом пышущий биотикой кулак лейтенанта:

— Колись, у кого оружие взял, — прошипел Кайден.

— Я... это... Да вот... Вацлав Требстен. Он тут... неподалёку... на... Я хотел сказать... рядом совсем живёт. У него и... взял, — закончил свой сбивчивый монолог перепуганный "фермер".

— Очень интересные дела у вас тут творятся, сержант. — Аленко обернулся к замершей Уильямс. — В научном археологическом лагере, находящемся под армейской охраной, спокойно пребывают местные жители с боевым оружием. Да ещё и контрабанда процветает, — офицер-биотик повернулся к двум спутникам вооружённого "крестьянина". — Пока что у вас есть возможность говорить без протокола. Этот "ствол" — не единственный. Так что...

— Пятый домик. Там где пластина обшивки отходит... Схрон мы там организовали. Склад то есть, — стараясь говорить складно, ответил один из двух других "фермеров". Нам... это... — замялся он, почувствовав недовольство офицера.

— Вашу судьбу будет решать местная власть. — Кайден посмотрел на главу археологической партии. — Вы будете отрицать, что это всё, — он указал взглядом на пистолет, уже упакованный в пакет, находившийся в руках одного из полисменов, — происходило без вашего ведома?

— Я — одна и уследить за несколькими десятками сотрудников... физически не могу, — ответила исследовательница-администратор. — Вы красиво и быстро появляетесь на корабельном челноке, а мы тут до этого месяц сидели безвылазно. А сейчас — вообще сидим без связи! Да ещё эти дроны взбесившиеся... нас всех чуть не перестреляли. А вам, прилетевшим, главное — протокол, правила! — выкрикнула женщина. — Да...

— Стоп. — Кайден сказал это так быстро и так резко и чётко, что Уоррен моментально заткнулась. — Вы, сержант, — он посмотрел на одного из сопровождавших его полисменов. — Найдите двоих понятых и изымите всё, что найдёте в том "складе". Под протокол и запись, естественно. Выполняйте, — он подождал несколько секунд. — Вы, Штрале, — он взглянул на второго полисмена, — вместе с Вебстом сопроводите этих господ, — он стволом своего пистолета указал на троих задержанных мужчин, — в один из балков. Пусть пока посидят, подумают. Сообщите местным властям, канал вам откроют с фрегата.

— Есть, сэр, — оба полисмена подошли к "фермерам", построили их в колонну, после чего увели.

— Сержант, выставьте свой караул у балка, где эти люди будут пребывать до того момента, когда сюда прибудут местные правоохранители, — распорядился Кайден.

— Есть, сэр. — Уильямс неопределённо махнула рукой и Аленко отметил, что стоявшие на порядочном расстоянии двое рядовых космопехов правильно поняли приказ своего командира, отданный таким вот полугражданским способом — любопытствующие подчинённые сержанта направились к домикам, чтобы взять под охрану задержанных "фермеров".

Молчавшая до этого момента глава археологической экспедиции попыталась было что-то сказать, но, поймав взгляд офицера-биотика, решила не искушать судьбу — Аленко был явно "на взводе".

— Идём к Маяку, — сказал Кайден и первым вернулся на полотно "дорожки", выстланной наспех склёпанными плитками. — У нас тут будет... весело, — проговорил он, отметив впереди шпиль артефакта.

— Это, — Кайден, не останавливаясь, указал стволом пистолета на стоявшего в нескольких метрах от маяка мужчину в спецовке, — тоже местный житель?

— Это — Пауэлл, — сказала доктор Уоррен. — Он — портовый рабочий. Изредка приходит к нам, — она постаралась сказать это спокойно, видя, что Кайден крайне недоволен происходящим вокруг артефакта. — Только изредка.

— М-да. — Аленко остановился. — И как вы, доктор, обеспечите сохранность артефакта, если он не ограждён, не охраняется и к нему может подойти любой любопытствующий? — руки Кайдена засветились. — Мне что, начать напоминать вам положения протоколов?

— У нас тут... — попыталась было возразить Уоррен, но почла за лучшее не продолжать.

— Да, да, — сказал Кайден, не спуская взгляда со стоявшего у маяка работника. — "Креветки" разные летают, дроны из-под контроля выходят, индоктринированные доктора наук вещают, как последователи какого-нибудь затёртого апокалиптического культа. В общем — полный мрак. — Аленко обернулся к Уильямс. — Сержант, потрудитесь освободить пространство вокруг артефакта от посторонних.

— Да, сэр. — Эшли вздохнула, постаравшись сделать это как можно незаметнее и тише, после чего направилась к стоявшему у Маяка мужчине. — Сэр, я должна попросить вас уйти. Из лагеря, — уточнила командир взвода. — Или вы будете задержаны.

— Хорошо, хорошо, — закивал головой Пауэлл и стал несмело отступать от Маяка. — Он гудит как-то странно и от него идёт... странное воздействие, — мужчина повернулся и достаточно быстро ушёл по дорожке за домики, окружившие площадь, на которой был установлен артефакт. Посмотрев на экран своего наручного инструментрона, Эшли удостоверилась, что Пауэлл действительно ушёл, а не остановился где-нибудь за ближайшими домиками. Девушка огляделась по сторонам, вздохнула ещё раз, захлопнула крышку прибора. Пришлось-таки проверить охранный периметр, активировав дополнительные локаторы инструментрона.

Сержант направилась к Аленко.

— Вижу. — Кайден коротким жестом остановил Эшли, хотевшую было доложить по всей форме о выполнении приказа. — Будем пока паковать артефакт, а потом — вывезем на борт фрегата.

— Всё же вы его забираете... — сказала доктор Уоррен. — Насколько я поняла, вы выполняете приказ Советников Цитадели.

— Пока что мы забираем Маяк не с планеты. — Кайден не стал подходить к маяку, оглядывал артефакт издали. — А только в ангар фрегата. В связи с тем, что произошло недавно... однозначного решения о вывозе Маяка с Иден-Прайма теперь нет, — офицер раскрыл инструментрон, набрал несколько команд. — Сейчас сюда придёт корабельный челнок, он доставит Маяк к фрегату. Погрузку осуществят члены экипажа и команды "Нормандии". — Аленко увидел подлетавший кораблик и махнул рукой, давая понять водителю, что тот должен приступать к процессу взятия артефакта на внешнюю подвеску.

— И... — несмело сказала Эшли. — Лейтенант...

— Вы обе поприсутствуете пока я упакую Маяк на подвеску, — ответил Кайден, подходя к сброшенному с борта зависшего над площадкой челнока тюку "упряжи" и окутываясь биотическим свечением. — А потом... потом будем разбираться с вашими местными проблемами, — он шагнул к Маяку.

— Похоже... его присутствие и присутствие его спутников здесь затянется надолго, — сказала руководитель археологической партии. — И вы... — недовольно протянула Уоррен.

— Я — всего лишь сержант. А он — лейтенант, если вы до сих пор этого не заметили, доктор, — ответила Эшли. — И, поскольку он — биотик... думаю, что многие виды воздействий Маяка для него не так страшны, как для нас, небиотиков. На фрегате определённо хорошо знают, кого следует присылать решать такие вот вопросы.

— Он слишком круто взялся... — буркнула Уоррен. — И я пока что не заметила...

— Да, да. Вам только бы пластобумажек пачку всяких разных... с печатями и подписями, чтобы вы могли уткнуться в них взглядом, а если можно — то и носом, и потому — забыть об изменчивости и непостоянстве окружающей действительности, — несколько секунд Эшли молча разглядывала начальника археологической партии. — Доктор, вы действительно напрочь забыли, что на планету недавно приземлился Жнец, который был только обездвижен, но не уничтожен?! И мне кажется, что прилетел он сюда совсем не просто так, если в нашем лагере половина жителей ходит как потерянная! — Эшли обернулась к руководителю археологов. — У нас дроны с ВИ, который, как до недавнего времени считали даже профессионалы и специалисты, в принципе нельзя перепрограммировать, ополчились на всех разумных органиков, кто оказался внутри периметра лагеря! И я усматриваю только одну причину этого...

— Жнец, — проговорила Уоррен.

— Наконец-то я слышу здравое суждение. — Уильямс с трудом удержалась от возмущённого фыркания, читая на малом экране своего инструментрона тексты рапортов и докладов о ликвидации последствий атаки дронов. — И, думаю, что вам придётся уменьшить степень свободы поведения для своих подчинённых. Лейтенант Аленко, — на звании и фамилии Эшли сделала хорошо заметное ударение, — прав. Недопустимо, чтобы в лагере, находящемся под охраной космопехоты Альянса было столько посторонних, которые свободно и спокойно подходят даже к артефакту. Предполагаю, что нормандовцы здесь, на Идене, задержатся надолго и, поскольку Маяк будет перемещён на борт фрегата...

— Не беспокойтесь, душа моя, — Уоррен, понявшая, что командир взвода космопехоты обрела неожиданную поддержку в лице офицеров и сержантов прибывшего на планету военного разведывательного фрегата, теперь просто пыхала злобой и раздражением на свою собеседницу. — Здесь, на Иден-Прайме предостаточно всяких-разных артефактов. Уверена, что не только протеанских. И мне и моим людям — найдётся работа. А я буду просто счастлива, потому что вас мне навязали умники из генералитета Альянса только на время работы с Маяком. Нет Маяка, душа моя, нет и вас рядом со мной и с моими людьми!

— Дамы, не ссорьтесь. — Аленко появился рядом с сержантом и доктором неожиданно. — Маяк — упакован, сейчас водитель челнока начнёт осторожный подъём артефакта и не спеша доставит его к "Нормандии". Все документы я подпишу у вас в балке, доктор. А вас, сержант, я больше не задерживаю. Можете возвращаться к своим подчинённым и заниматься своими обязанностями, — он козырнул.

— Да, сэр. — Эшли козырнула ответно. — Слушаюсь, сэр, — кольнув Уоррен взглядом, исполненным неприязни, она развернулась "на месте кругом", после чего быстро ушла по металлопластиковой сборной дорожке к палаткам, в которых размещались солдаты её взвода.

Отметив, как Уоррен смотрит на Маяк, висящий в ремённой упряжи под днищем фрегатского челнока, Аленко не стал ничего говорить вслух. Пусть видит, пусть знает, что Маяк взят на подвеску и будет отправлен по воздуху к фрегату. Погрузить в контейнер можно и возле корабля. Это получится даже быстрее и качественнее. Пусть Маяк видят и другие иденцы, пусть знают они, что именно было найдено на их планете. Возможно, увидев артефакт на подвеске нормандовского челнока, они поинтересуются в Экстранете, в его планетных "зеркалах", что же это такое, а там... Там и до понимания близости войны недалеко.

С трудом "отстроившись" от полуфилософских мыслей, Аленко заставил себя "собраться. Впереди его ждало подписание множества документов, которые, как всегда, надо было проверить, согласовать и выправить. Рутинная офицерская работа. Главное, что Маяк был в безопасности. А с остальным он... справится.

Кайден поймал себя на том, что больше и охотнее сейчас думает не о Маяке, не о предстоящей работе с важными документами. Он думает о сержанте Уильямс. А точнее — о девушке по имени Эшли, для которой служба в армии стала не блажью, а подлинным призванием. И думает он об Эшли... тепло. Очень тепло и мягко, даже нежно. Не как о младшем армейском командире, а как о человеке. Который ему, Кайдену Аленко, очень... нравится.

— Так мы идём подписывать документы, лейтенант?! Или... — вопрос, заданный Уоррен, вернул Аленко к действительности.

— Да, да. Идём. Показывайте, где тут у вас офис. — Аленко не стал смотреть на нетерпеливую начальницу археологов, шагнул следом за ней к дорожке.

Несколько минут пешего хода — и вокруг привычная офисная обстановка.

Кайден опустился в кресло, взглянул на экран развёрнутого к нему ноутбука, на принтер, уже готовый выплюнуть листы термопластика. Предстояла рутинная бюрократическая процедура.

Отогнав мысли об Эшли в глубины сознания, Кайден достал свой личный стилус-кодатор и поблагодарил Высшие Силы, что теперь он может круглосуточно обходиться без жутких головных болей. Какая бы ни была нервная и физическая нагрузка, теперь он свободен от этих болей, раньше раз за разом надёжно укладывавших его на больничную койку и лишавших свободы движения и мышления.

Лагерь археологов постепенно обретал прежний упорядоченный вид. Учёные и техники проверяли оборудование, тестировали банки данных и накопители информации — мало ли как они могли пострадать во время небольшого противостояния с взбесившимися дронами. Техники занимались в пределах лагеря и в его окрестностях сбором останков дронов — в договоре с местной администрацией было чётко указано требование о том, что археологи обязуются поддерживать порядок и чистоту в месте своего размещения и в местах проведения раскопок.

Эшли приняла доклады и рапорты, отдала необходимые распоряжения и приказы, побывала в полевом лазарете, переговорила с пехотинцами, получившими лёгкие и средней тяжести ранения.

— Сержант, прибыли представители местной администрации, — доложил подошедший космопехотинец.

— Проводите их в офис доктора Уоррен, рядовой, — распорядилась Эшли, на несколько секунд оторвавшись от проверки креплений складской "пирамиды" с имуществом взвода.

— Слушаюсь, мэм, — солдат развернулся и ушёл.

Уильямс посмотрела ему вслед, подумала, что спокойная и достаточно размеренная жизнь её подразделения, по всей вероятности, закончилась.

Теперь начнутся паломничества. Да, теперь надо закрыть доступ в лагерь всем посторонним людям. Кайден, пусть он и резко высказал своё неудовольствие по этому поводу, но ведь он-то прав! Не лагерь, а проходной двор какой-то! Значит, надо будет собрать взвод, провести определённую разъяснительную работу.

Многое изменилось, слишком многое. Вполне возможно, что с фрегата могли бы прислать контейнер для Маяка прямо сюда, в лагерь, но... поступили по-иному — отправили Маяк на подвеске к фрегату. Да, рискованно, да, небезопасно, но...

По всей вероятности, прибывшие на фрегате военнослужащие, пусть даже и разведчики, являются специалистами, привыкшими решать подобные ситуации правильно, быстро и точно. Наверное, Маяк уже находится у фрегата и его грузят в контейнер, который потом окажется в трюме военного корабля.

Нет, всё же интересно. Да, приказ, да — воля Совета Цитадели, руководящего органа для нескольких достаточно древних, по сравнению с человечеством, рас. Инопланетных рас. Её, Эшли Уильямс, каждый раз передёргивает, пусть и незаметно, когда она думает, что человечество наконец-то убедилось в своей неисключительности как носителя разума. Жестоко, но убедилось. Эти турианцы, саларианцы, азари и все прочие, числом более десятка... сложные субъекты для взаимодействия.

Хорошо ещё, что она находится на планете, переданной в ведение человечеству. Инопланетян здесь сравнительно мало и они здесь — не хозяева, а гости. Другим космопехотным подразделениям дивизии повезло, как знала Уильямс, гораздо меньше — они были размещены на планетах, где люди уже не были основной, ключевой расой. Да, человечество занялось активной колонизацией, но пока что это были только первые шаги. А теперь...

Теперь впереди этих шагов может и не быть. Потому что впереди не долгие годы относительного мира, а война. Война, страшно подумать, галактического уровня. Не какая-нибудь там вполне рядовая ситуация военного противостояния между двумя-тремя, пятью расами, а война с врагом, пришедшим в Галактику извне. Если у этого врага много таких кораблей... Будет очень трудно выстоять и ещё труднее — победить.

Солдаты её взвода почти не пострадали. Так, несколько легкораненых, два-три солдата получили ранения средней тяжести. Медики — военные и гражданские — сделают всё, чтобы вернуть их в строй в кратчайшие сроки. Обычная ситуация.

С археологами... сложнее. Как чувствовала Уильямс, они готовы передислоцироваться. Пусть. Основную задачу её взвод выполнил — защитил археологов, выкопавших Маяк. Пытались, конечно, изучать находку, как могли и как умели, но... Слишком уж этот артефакт необычен. И неприступен. Мало что смогли понять, узнать. А то, что поняли... настораживало.

Маяк... всё же показал умникам-археологам некую очень короткую запись. Видеозапись — можно её и так определить. Страшную запись. Которую можно было счесть и документальной фиксацией начала некоего конфликта между расами — мало ли их было за последние несколько тысяч лет. Но в этой предъявленной Маяком записи было другое: конфликт... галактического, общегалактического уровня.

Да, показаны несколько рас, мало похожих на ныне известные и реально существующие. Потому и поняли те люди, кто смотрел эту запись, что речь идёт о расах ныне вымерших. А точнее — погибших в огне того самого общегалактического конфликта. Противостояния с сильным, внегалактическим врагом.

Эшли видела эту запись. Несколько раз видела. При разных обстоятельствах. Да, запись... страшная. И теперь... теперь после того, как археологи и солдаты её взвода, да и она сама стали свидетелями боя между земным фрегатом-разведчиком и считавшимся плодом больного воображения пьяного разумного органика Жнецом, после атаки на обитателей лагеря взбесившихся, неведомым образом оказавшихся перепрограммированными дронов, после того, как она увидела нескольких людей — и гражданских, и военнослужащих, сошедших с ума в результате неизвестного земной науке воздействия... Она понимала, что это всё — только первые аккорды надвигающейся на галактику катастрофы.

Вспоминая детали происшедшего — самые разные детали, ещё не сведённые в устойчивое единство, она понимала, что и прибывший в лагерь лейтенант Аленко, и его трое сопровождающих-полисменов... Они пережили момент, который... вряд ли было готово нормально пережить большое количество землян. Запись из Маяка, её содержимое приобретали для Уильямс особое значение и особый смысл. Впереди — война. Реальная, большая, сложная. И — длительная... Очень длительная. Если предстоит воевать с таким врагом, у которого... такие корабли... Сложно будет. Очень сложно и тяжело. Всем. Всем разумным органикам. Не только людям.

Если такое... впереди... она очень хорошо понимает теперь, почему был столь жесток Кайден. Эшли вспоминала его объятый биотическим сиянием кулак и теперь понимала, что Кайден в этот момент был удивительно спокоен. В нём не было злобы, в нём не было раздражения. Он просто... просто делал всё, чтобы решить возникшую проблему. Может быть... Не может быть, а точно... Точно, он был напряжён, взволнован. Но он не хотел убивать других разумных органиков. Пока не хотел убивать.

Биотик. Офицер-биотик. Лейтенант. Один из тех, кто служит на "Нормандии", сумевшей каким-то образом уложить на планету слывшего до недавнего времени маловразумительной легендой Жнеца.

Как рассказывали чуть позже местные жители, приходившие в лагерь, уложить Жнеца земному военному кораблю помогла странная, невиданная ранее активность местной инфраструктуры — тех же, к примеру, энергетических накопителей. Эшли слышала и о том, что сыграли свою роль и климатические установки. Раньше она не знала о том, что вот так нестандартно можно было задействовать вполне обычные агрегаты для того, чтобы обездвижить такого гиганта. Сколько там было в нём метров "от макушки до пяток"? — Километр, два? Вполне возможно, что два.

То, что этот корабль, внезапно появившийся над планетой и совершивший посадку, был просто огромен, Эшли Уильямс осознавала чётко и полно. Мало какой крейсер Альянса смог бы атаковать Жнеца в космосе. А тут, на планете, ему противостоял разведфрегат. Небольшой юркий корабль. Совершенно не предназначенный, да и не приспособленный к тому, чтобы воевать "в линии". Тем более — в одиночку против таких монстров.

Археологи собирались, готовились к переезду на новое место. Упаковывали личные вещи, аппаратуру, приборы, инструменты. У периметра лагеря выстроилась колонна грузовых и пассажирских колёсных машин. Эшли слышала, как учёные и техники передавали друг другу распоряжение доктора Уоррен: подготовиться к переезду на новую площадку. Значит, лагерь космопехов Альянса вскоре останется без этих беспокойных и малоуправляемых соседей.

В лагерь снова прибыли представители местной администрации района. Доктор Уоррен уединилась с ними в своём офисе. Домики... Часть этих быстросборных домиков принадлежала местной власти, часть — небольшая — три-пять штук, находились в ведении археологов. Сейчас эти домики разбирались, части складировались, проверялась комплектность, велись работы по упаковке и погрузке на транспортёры.

Эшли успела осмотреть несколько опустошённых балков. Голые стены. Всё как обычно. Вряд ли ей, командиру взвода космопехоты, разрешат перевести в эти балки часть своих солдат. Вряд ли. Да и не нужно их сюда в эти домики переводить. Палатки... намного привычнее, обычнее. И как-то ближе и ей и её людям. Если же подумать... то палаток скоро будет недостаточно для выживания. Придётся переходить на землянки, блиндажи. Рыть окопы, ходы сообщения, щели. Если над планетой зависнут несколько таких "креветок"... только такие сооружения, как блиндажи и землянки смогут хоть как-то помочь снизить потери в личном составе. Не исключить, а именно снизить.

Теперь космопехотинцам предстояло воевать. С реальным противником. С десантом, который придёт на Иден-Прайм — и не только на Иден-Прайм — с бортов таких вот гигантов. И этот десант будет очень многочисленным.

Геты... Мало кто мог бы совсем недавно, несколько суток тому назад, аргументированно доказать, что они обязательно появятся столь далеко от Вуали Персея. А теперь, когда геты десантировались с борта этого Жнеца... становилось ясно: предстоит война с машинами. С роботами, вооружёнными уже не виртуальным, а полноценным искусственным интеллектом. С роботами, стреляющими без промаха, не ведающими страха, неуверенности, колебаний. Действующими быстро, часто — с недоступной никакому разумному органику скоростью и точностью. Война предстояла... страшная.

Эшли думала об этом, занимаясь обычной ежедневной командирской рутиной. Она не особо отмечала, что и как делает сейчас, не особо задумывалась над тем, что следует сделать в ближайшее время. Как-то всё это... автоматизировалось что-ли... Да, она всегда хотела служить в армии, для неё армия стала домом, стала семьёй. И теперь, всё глубже и полнее осознавая факт приближения реальной большой войны, Эшли спрашивала себя, готова ли она к такой войне. Именно она, командир взвода космической пехоты Альянса. Сержант ВКС.

Ответ "да" выглядел... блёкло. Может быть, если бы речь шла об обычном межрасовом конфликте, хотя бы с теми же турианцами, Уильямс, внучка боевого генерала, была бы более уверена и однозначна в своём ответе. Став свидетелем противостояния фрегата и Жнеца, пережив атаку дронов на обитателей лагеря, увидев индоктринированных, а может быть — одурманенных людей, напоминавших пациентов земных психиатрических клиник, она понимала всё полнее, глубже и острее, что её к такой войне, которая надвигалась, не готовили. Совершенно не готовили или, может быть, в лучшем случае — готовили недостаточно полно.

Челнок "Нормандии", отвозивший к фрегату Маяк, вернулся. Водитель посадил машину, вышел из кабины, сел на траву, включил инструментрон.

Кайден не появлялся, дежуривший по лагерю космопех недавно доложил, что лейтенант по-прежнему работает с документами. А если к нему наведаются ещё эти представители местной администрации... Аленко задержится здесь надолго.

Водитель челнока спокоен, он никуда не торопится. Сидит, читает что-то на инструментроне.

— Сержант, прибыли местные полицейские. Задержанных лейтенантом Аленко людей передали им, — доложил быстрыми шагами подошедший к Уильямс космопех-дневальный. — С ведома лейтенанта, сержант, — уточнил солдат. Эшли кивнула, козырнула, разрешая военнослужащему быть свободным.

Значит, и эта проблема решена. Вместе с задержанными наверняка полицейским были переданы пистолет и содержимое того "схрона". Вполне возможно, солдат-космопех видел не всё и не обо всём ему сказали, но и то, что он понял, было вполне достаточно для осознания: очень скоро многое изменится.

Присев на валун, Уильямс достала из вещмешка брикет пайка, вскрыла оболочку, положила брикет на камень, дожидаясь, пока закончит работу "печка". Есть холодный паёк не хотелось — было время для того, чтобы разогреть пищу.

Мысли Уильямс упрямо возвращались к Кайдену. Чем-то он её очень заинтересовал. И, как, приступая к еде, понимала Эшли, заинтересовал надолго.

— Не возражаете, если я приглашу вас в челнок, сержант? — раздался голос Аленко. Эшли едва не вздрогнула от неожиданности: лейтенант подошёл так тихо и незаметно. — Там мы сможем перекусить в более комфортных условиях.

— Не возражаю. — Эшли встала, закидывая вещмешок на спину.

Садясь за столик в салоне челнока, она взглянула на лейтенанта.

— Похоже, мой взвод скоро останется в одиночестве.

— Археологов переводят на другую площадку, — подтвердил Кайден, распаковывая свой пайковый брикет и дожидаясь, пока закончит работу "печка". — Здесь, в окрестностях, я уверен, предостаточно протеанских артефактов, — он замолчал, взял ложку и принялся за еду.

Несколько минут в салоне царила тишина, но Эшли отмечала, что эта тишина — не вынужденная, а естественная. Да, Кайден... бывает разным. Он может быть очень немногословным и... удивительно ненавязчивым. Да, он пригласил её, командира взвода космопехоты на борт фрегатского челнока, хотя мог бы это и не делать. Может быть, это действительно выглядит... стандартным.

Может быть, но для неё это важно: не она, он проявил к ней внимание, которое, конечно же, мог и не проявлять. Он — лейтенант, офицер, а она — сержант. Дистанция, разница, субординация и всё прочее давали ему огромные преимущества, которые... вполне возможно, для него сейчас не были ни существенными, ни необходимыми.

Ничего особенного не происходит: она, сержант космической пехоты ВКС Альянса систем и он — лейтенант ВКС Альянса Систем — сейчас Эшли не была интересна или важна его специальность — просто обедают, а может быть — даже ужинают на борту челнока.

Всё же Эшли было приятно чувствовать, что это — не просто совместный "приём пищи" двумя командирами, пусть и разноуровневыми, пусть и разноранговыми. А когда, собственно, им, командирам, ещё и общаться, как не во время этих самых приёмов пищи? Времени свободного практически нет, обязанностей — тьма. Да ещё ведь ясно, что Кайден надолго здесь... не задержится. Он обязательно вернётся на фрегат.

Если уж представители местной власти побывали в лагере археологов и, как сумели, разобрались с местными "возмутителями спокойствия", передав этих "посторонних" лиц в руки местных же правоохранителей, то оснований задерживаться здесь, среди космопехов, остающихся временно не у дел, у Кайдена совсем мало. Если...

Если одним из этих оснований не станет для Кайдена она, сержант Эшли Уильямс. И, поскольку для космопехов её взвода в самое ближайшее время здесь, на этом самом месте не будет никакой работы, то она вполне может немного отвлечься от ежедневного армейского коктейля и вспомнить, что она не только сержант космопехоты, командир взвода, но и девушка. А Кайден — не только лейтенант, но и юноша. Интересный, привлекательный, приятный... не только собеседник...

Господи, ну зачем она так быстра?! Они — едва знакомы, он вообще старается на неё не смотреть, сосредоточившись на еде. Она, конечно, на него посматривает. С интересом. Он понимает это и не препятствует ей. Водитель... сидит спиной к салону, так что... Нельзя, конечно, его недооценивать, он многое может чувствовать.

— Лейтенант, разрешите... — Эшли откладывает в сторону упаковку, протирает пальцы и ладони салфеткой.

— Уильямс, мы с вами — не на плацу. Так что давайте пока... без чинов. — Аленко облокачивается на спинку кресла, взглядывает на Уильямс. — Предполагаю, вас тоже скоро могут перебросить на новое место для выполнения новой задачи.

— Так и будет. — Эшли в этот момент не знала, как следует обращаться к Кайдену. Да, ей была понятна формулировка "без чинов", но вот так сразу, с ходу обратиться к нему, лейтенанту, по имени... Может быть, она напрасно опасается?

— Кайден... Простите... Этот бой... — несмело сказала Уильямс, пересилив своё нежелание переходить на общение "без чинов" очень уж быстро.

— Мы готовились к нему, — сказал Аленко. — Задолго до появления нашего корабля в этой звёздной системе. Готовились. И потому... смогли решить ситуацию в свою пользу. Или... хотя бы начать её решать. Пока что мне ясно — ситуация ещё не решена до конца. Жнец... только обездвижен, он не уничтожен, не подчинён нами. Так что... всё ещё очень быстро может измениться, — помедлил Аленко, — в ту или иную сторону. А бой... Мы действительно использовали часть возможностей планетной инфраструктуры. Предстоят, я понимаю, большие восстановительные работы.

— Это значит... — несмело продолжила Уильямс.

— Это значит, что, скорее всего, фрегат в ближайшие сутки-двое с планеты никуда не уйдёт, Эшли, — сказал Кайден, смутно осознавая, что первым дал возможность собеседнице очень серьёзно и существенно сократить дистанцию в общении.

Услышав своё имя из уст гостя, Эшли испытала сложные ощущения, а уж о чувствах она в эту минуту вообще опасалась как-то помыслить логически. Слишком приятно было слышать своё имя из уст Кайдена. Он первым сделал большой шаг ей навстречу, назвал её по имени, а не по званию, не по должности. Хотя... мог, конечно. Мог. Но назвал... по имени.

Чаквас видела на своих индикаторах, как меняются показатели состояния здоровья Кайдена и понимала, что лейтенант... влюбился. Он, безусловно, был счастлив осознавать, что столь острые и глубокие волнения не придётся "оплачивать" часами жуткой головной боли, хотя в эти минуты вряд ли задумывался над такими вещами сколько-нибудь определённо. Он был счастлив и наслаждался этим в полной мере.

— Я рада, Кайден, что... фрегат останется на планете ещё на несколько суток, — тихо сказала Уильямс, глядя прямо в лицо сидевшего напротив молодого человека. — Вы не будете возражать, если мы пройдёмся. Полчаса... у нас есть.

— Не буду. — Кайден встал, первым спустился по трапу на землю и подал Эшли руку. Обернувшийся к ним водитель челнока увидел, как сержант космопехоты помедлив, опёрлась на протянутую лейтенантом руку и, спустившись, на правах хозяйки лагеря, повела гостя к его границе. Вскоре Эшли и Кайден неспешно шли по тропинке.

Они говорили несколько десятков минут. Говорили, чередуясь, не переходя к длинным затянутым монологам. Эшли нравилось, как слушает её Кайден, как он нетороплив и спокоен. Ей казалось, что он даже несколько расслаблен. Может, потому, что они уже достаточно далеко отошли от лагеря с его искусственной упорядоченностью и теперь находились среди почти не тронутого цивилизацией леса, а может, по какой-то другой причине.

Уильямс очень хотелось верить, что Кайден будет с ней долго. Очень долго. Предчувствие войны не оставляло Эшли, оно становилось для неё привычным, завоёвывало право на постоянное размещение где-то в уголке сознания.

Если впереди такая война, то эти мирные, спокойные минуты... будут очень дорогими, когда о них придётся только вспоминать, снова и снова оживляя их в памяти. Тогда, когда вокруг будет война. Страшная война. С огромными потерями, разрушениями, утратами. Почти непрерывные и тяжёлые бои. Отступления... Да, да, отступления, ибо враг, на стороне которого — такие корабли, как этот Жнец, вряд ли сразу сам начнёт отступать под нажимом войск Альянса Систем, к примеру.

Бесконечных отступлений не будет, но отступать... особенно в первые часы и дни, придётся. Враг должен будет проявить свою силу и мощь, чтобы убедить обитателей галактики хотя бы в серьёзности своих намерений, а уж потом — в своей способности и готовности навязать им, разумным органикам, свою волю.

Эшли не чувствовала себя готовой рассуждать на тему оккупации или плена. Даже внутренне. И это её очень настораживало. Обезумевшие люди — и гражданские и военнослужащие — произвели на неё, сержанта космической пехоты сложное, тяжёлое впечатление. Если враг может вот так просто влиять на психику разумных органиков... Никакого плена не будет. Будет либо жизнь, либо... смерть. Полная и окончательная. Смерть не тела — сознания, ибо безумец — уже другая, совершенно другая личность, несмотря на то, что внешне он часто неотличим от психически нормального человека.

— Кайден... расскажите... о себе, — попросила Эшли, пытаясь отстроиться от размышлений о незавидной судьбе индоктринированных разумных органиков.

— Хорошо. — Аленко пошёл ещё медленнее. Его рассказ был неспешен. Уильямс понимала, что Кайден многое не говорит и всё же очень многое он и не утаивает. — Теперь я — заместитель командира группы высадки. По десантно-штурмовой работе, — закончил свой рассказ офицер-биотик. — Эшли, расскажите о себе.

— Что-ж. — Уильямс не стала останавливаться, хотя в тот момент ей очень хотелось не только остановиться, но и оглядеться по сторонам.

В своём рассказе она также о многом умолчала, не особо надеясь на то, что Кайден это не уловит, но постаралась раскрыть многие моменты с достаточной полнотой. — Нас прислали на Иден-Прайм, чтобы мы обеспечили безопасность археологов, задачей которых было извлечение из недр планеты некоего ценного протеанского артефакта. Официальные раскопки, но — требующие военного охранения. Для космопехоты это — привычно, хотя такие вот задачи достаточно редки в нашей практике. Хорошо ещё, что разместились — и археологи и мы — достаточно близко друг от друга, не стали дистанцироваться. Территориально мы были близки, а вот во всём остальном старались соблюсти достаточную дистанцию. Они — работают, мы — охраняем. И ни во что другое не вмешиваемся. Если, конечно, нас не попросят о чём-то конкретно и просьба не будет содержать ничего... недопустимого. А отношения с местными... так ведь археологи — по большей части — с Иден-Прайма, это мы тут — в командировке, — едва заметно усмехнулась Эшли. — Приходилось позволять многое местным жителям. И избегать излишней бюрократизации взаимоотношений и с местной властью и с местными обитателями. Вот и накопились... ошибки. Хорошо ещё, что оружие, найденное у местных и в импровизированном складе... не начало стрелять по разумным.

— Да уж... Хорошо, — кивнул Кайден, останавливаясь. — Извини... — он приложил ладонь к уху, одновременно активируя спикер. — Лейтенант Аленко, — прислушался к тому, что говорил ему собеседник. — Так точно. Слушаюсь. Буду на площадке вовремя. — Опустив руку, он взглянул на спутницу, в его взгляде читалось искреннее сожаление. — Приказано вернуться к фрегату. Пока что — на площадку. Есть работа, — он посмотрел на подлетавший челнок. — Наши уже все на борту, это — за мной. Извини, — он мягко взял Эшли за руку. — Я надеюсь, что мы ещё увидимся. Очень надеюсь, — проговорил тихо, но внятно, поворачиваясь и делая первые шаги к приземлявшемуся кораблику, нехотя отпуская руку спутницы. — Очень надеюсь.

Уильямс провожала Кайдена взглядом, пока за ним не закрылась салонная дверца и кораблик, приподнявшись, не повернулся к сержанту космопехоты кормой, задирая нос и с места набирая скорость.

Проследив взглядом полёт челнока, Уильямс ступила на тропинку и, стараясь не бежать, вернулась в лагерь космопехотинцев. Её ждали дела, откладывать которые не было больше никакой возможности.

Какая-то часть её сознания теперь была прочно занята мыслями о Кайдене. Он ей... определённо очень, очень нравился. Гораздо больше нравился, чем многие другие молодые люди, с которыми её сводила служба или пребывание в населённых мирах.

Сейчас она была уже почти уверена в том, что влюбилась в Кайдена Аленко, лейтенанта-биотика. И чувствовала, понимала, осознавала, что он любит её... Взаимная любовь, взаимная приязнь... редки. А значит ей, младшей Уильямс, очень повезло. Впереди — новые встречи с Кайденом. Впереди — новые разговоры. Она обязательно узнает побольше об Аленко, его сослуживцах, фрегате. Узнает и постарается многое понять.

Глава 10 Коллекционеры и Протеане

— Хотите поговорить о чем-то, Шепард?

— Да, командир. Если позволите, то об этом — в вашей каюте, — сказал я.

— Идёмте, — коротко бросил Андерсон.

Войдя в каюту, я подождала, пока Андерсон, вошедший следом, закроет входную дверь и включит запрещающий сигнал на внешнем замочном интерфейсе.

Не садясь в кресло, я вызвала на настенные экраны несколько схем, графиков и таблиц с рисунками.

— Вы полагаете, — спросил Андерсон, ознакомившись с представленной информацией, — что здесь шли тяжёлые бои с такими вот "каракатицами" и их пособниками?

— Командир, — негромко и спокойно произнёсла я. — Планета буквально усеяна остатками инфраструктуры, возраст которой намного превышает привычные для землян шестьдесят-семьдесят тысяч лет. Это означает, что здесь существовали развитые поселения сильнейшей расы предшествующего цикла. Имперской расы. Титульной расы. Известной как протеане, — уточнил он. — Маяк намного менее важен, капитан, чем то, что я смог ощутить. Почувствовать, если точнее. Как ни странно это прозвучит, здесь, на планете, есть ещё не вскрытые ценнейшие и сложнейшие памятники протеанской культуры. Пока мы летели к этой "каракатице", я ознакомился с картой официальных раскопок. Далеко не всегда места их проведения выбраны, на мой взгляд, оптимально. На это указывает множество котлованов, оказавшихся пустыми. Мне известно, насколько археологам трудно даже временно "вывести" здешние земли из сельхозоборота. Тем не менее, уже сейчас администрация планеты настаивает на том, чтобы оказавшиеся пустыми места раскопок были рекультивированы и возвращены в сельхозоборот. И, склонен признать, что в этом местная администрация — и планетная и районная — стопроцентно правы.

Накопали археологи здесь знатно. Но Явика пока еще не нашли.

— Зная вас, Шепард, я не поверю, что вы готовы предложить только уточнённую карту возможных непустых мест для раскопок. У вас есть что-то большее, чем просто карта.

— Есть. Когда я прикоснулся к бронекапсуле чипа, мой мозг — пока я определю словесно происшедшее именно так, командир — воспринял информацию о том, что миллионы протеан были трансформированы. В системах Терминуса с недавних пор появляются представители расы, называющие себя Сборщиками или Коллекционерами — на разных диалектах их именуют по-разному. Мало кто их видел в деталях. — я щёлкнула своим инструментроном, нажав несколько клавиш на миниклавиатуре. Изображения на части настенных экранов сменились, — но в целом они выглядят приблизительно так. Это — примерное изображение — только в виде рисунка. Хорошо, что у художника оказалась прекрасная память. Обычно Коллекционеры не любят, когда их вот так точно и полно запечатлевают.

— Блюдут неизвестность... — сказал Андерсон, обозревая представленный рисунок. — Насекомое.

— Ископаемое насекомое. Этому "потомку", мало отличимому от оригинала, пятьдесят тысяч лет. А этой каракатице — больше двадцати миллионов. По самым предварительным оценкам.

— И вы предполагаете... — произнёс Андерсон. — Впрочем, я знаю, что вы свои предположения держите до поры до времени обычно при себе, Шепард. Вы знаете то, что значит гораздо больше, чем этот рисунок.

— Да, командир. И я благодарю всех известных и неизвестных богов за то, что мы успели "завалить" эту креветку с её гетским десантом раньше, чем они добрались до того, что теперь принадлежит только человечеству. Нам, землянам, принадлежит. И стоит в сотни тысяч раз больше, чем этот маяк, какую бы информацию он не содержал.

— Слушая вас, я склоняюсь только к одному варианту, Шепард, — задумчиво произнёс Андерсон.

— Вы правы, командир. Это — живой, исходный, нормальный протеанин мужского пола. Находится в состоянии криостазиса в специально предназначенной для этого капсуле. На глубине в тридцать шесть метров от уровня земли. Район мне известен. С точностью до метра.

— Вы соображаете, о чем говорите, Шепард? — Андерсон прямо взглянул на своего первого помощника. — Вижу и чувствую: соображаете. Что требуется от меня?

— Свяжитесь с археологами, командир. Пусть сворачиваются и гонят технику и оборудование в режиме аллюра "три креста" в район, который я укажу, а там — копают шахту в месте, которое я тоже укажу позднее. Извините, Но пока больше я говорить ничего не могу. Слишком велик риск деятельности разведок. И земных, и инопланетных.

— Понимаю, — ответил Андерсон. — Тогда сделаем так. Поскольку маяк уже погружен, наша миссия здесь...

— Будет завершена позднее. И она не окончится с погрузкой нашего гостя из далёкого прошлого на борт фрегата, — прервала капитана я. — Боюсь, что здесь наша миссия будет продолжена.

— Хорошо. Согласен, — сказал Андерсон. — Я поговорю с руководством археологической партии, думаю, они будут рады принять участие в столь важном проекте. Укажу, что сканирование с орбиты выявило подозрительное место, характеристики которого очень сходны с протеанским артефактом. Привили вы мне любовь к копанию в базах данных. Кое-какую информацию по здешним артефактам я уже изучил. Передвигать туда фрегат будем?

— Не стоит пугать нашего в каком-то смысле предка, каперанг, — ответил Шепард. — Пусть фрегат ожидает здесь, рядом с "каракатицей". Я всё же полагаю, что надёжная охрана этого корабля возможна только силами нашего фрегата, не меньше. Пока мы там копаем шахту и достаём из небытия нашего союзника.

— Союзника? Вы так уверены? — спросил Андерсон.

— Нам незачем его убивать. Между нами и им всё равно будет полсотни тысяч лет. И мы, нынешние, станем лучше и сильнее, если сможем сообща преодолеть это гигантское расстояние во времени и в пространстве, — ответила я.

— Командир, — на руке Андерсона ожил инструментрон. Из динамиков браслета послышался голос лейтенанта Аленко. — Маяк погружен в контейнер. Повреждений нет, всё в порядке. Активации не наблюдаю. Руководство археологической партии просит указать приблизительный район, куда следует выдвигаться. Они заканчивают погрузку на транспортёры. Ориентировочно — через двадцать минут смогут доложить о готовности к движению.

— Доклад принял, — ответил Андерсон. — Передайте мне контакты руководства археологической партии, лейтенант, — командир помедлил, ожидая, когда инструментрон пискнет, просигналив о приёме файла. — Хорошо. Передайте, что скоро мы свяжемся с ними. Пусть спокойно готовятся к переезду.

— Есть, командир. — Аленко отключил канал.

Совсем недавно Кайден на челноке прибыл к фрегату. Он, безусловно, чувствовал на себе взгляд Эшли, когда поднимался на борт кораблика, когда за ним закрывалась тяжёлая бронированная салонная дверь. Он чувствовал этот взгляд и намного позже, когда челнок уже летел к фрегату.

У "Нормандии" ему пришлось быстро отодвинуть мысли об Эшли куда-подальше в сознании и заняться выполнением своих обязанностей.

Водитель челнока, доставившего маяк к кораблю, рассказал, что дорога к "площадке" заняла намного больше времени, чем планировалось — и не только потому, что на подвеске был столь ценный груз. Инженеры и техники корабля высказали вполне обоснованные сомнения, что следует вот так просто ставить маяк на площадку рядом со Жнецом. Потому пришлось разработать и осуществить новый план: из трюма фрегата был извлечён контейнер, с помощью гравиподушек установлен на другую площадку, расположенную за кормой "Нормандии", где предполагалось осуществить погрузку маяка в контейнер с помощью двух челноков.

Пока всё это готовилось, водителю челнока, транспортировавшего артефакт, приказали идти к кораблю на самой малой скорости. Несколько десятков минут заняла осторожная и неспешная распаковка маяка от "упряжи", установка его на гравиплатформу и "задвигание" внутрь контейнера.

О результатах этого процесса и докладывал лейтенант Аленко командиру фрегата. Сейчас Кайден смотрел, как закрываются дверцы контейнера, скрывая от посторонних взглядов ценнейший артефакт, как со своих площадок поднимаются оба челнока "Нормандии", чтобы взяв контейнер на подвески, доставить его внутрь трюма фрегата. Эта процедура также заняла около получаса: инженеры и техники, контролировавшие процесс транспортировки, единодушно потребовали от водителей соблюдать максимальную осторожность и выполнять все маневры на минимально возможной скорости.

— Не совсем оптимально, — сказал инженер Адамс подошедшему лейтенанту Аленко. — Слишком уж мы "засветили" маяк. Я придерживаюсь мнения, что надо было контейнер тащить к лагерю, там паковать и затем сразу задвигать его в ангар. А так... половина населения Иден-Прайма видела этот артефакт. Слухи ведь быстро расходятся.

— Согласен, сэр. — Аленко кивнул, наблюдая, как два челнока осторожно переносят контейнер всё ближе и ближе к зеву ангара фрегата. — Но, по меньшей мере, мы это всё делаем открыто на планете, принадлежащей человечеству. Если бы мы это делали на любой другой планете — тогда да, вы совершенно правы и мы должны были бы паковать маяк в контейнер ещё в лагере археологов. А так... Думаю, нельзя считать всех жителей Иден-Прайма законченными идиотами. О Маяках они хоть что-нибудь, да знают, а после того как здесь наш фрегат столкнулся со Жнецом, вступил с ним в бой... Вряд ли мы смогли бы сохранить в секрете то, что погрузили маяк на корабль.

— Хорошо ещё, что мы не афишируем планы относительно этого маяка, — тихо сказал инженер. — Многие обитатели Идена могут посчитать, что мы неспроста увозим этот маяк с планеты.

— Могут, — согласился Аленко. — И, полагаю, имеют на это право. А наше дело пока что не давать им лишней пищи для размышлений. И тем более — для выводов.

— Скоро маяк будет погружен на борт корабля. — Инженер сверился со своим инструментроном, отдал несколько распоряжений по спикеру. — Не планируете возвращаться в лагерь археологов?

— Как скажет командир, так я и поступлю, сэр. — Аленко и сам раздумывал над тем, как бы ему побыстрее и, главное, полегальнее вернуться к Эшли, снова увидеться, побыть с ней рядом. Он понимал, что его тянет, со страшной силой тянет к этой девушке. — Пока никаких приказов нет. И у нас здесь ещё достаточно работы. Как с гетами?

— Изучаем понемногу. То, что можем изучить без полной их активации. Сетевой разум. Опасно, — сказал Адамс. — Корабль, в подчинении которого находятся геты с их основанной на развитом искусственном интеллекте сетевой организацией и полным презрением к физической гибели... Это... сила.

Кивнув инженеру, Аленко неспешно направился к опускавшемуся на свою площадку другому челноку — надо было согласовать вопросы патрулирования окрестностей площадки, на которой размещались теперь поверженный Жнец, гетские десантные корабли и сами отключённые геты, составлявшие десант этого гигантского корабля. Мысли об Эшли Кайдену пришлось снова отодвинуть на задний план, но сейчас лейтенант наслаждался возможностью думать полно, чётко и много, не опасаясь впоследствии на несколько часов почти полностью выйти из строя по причине жуткой головной боли.

— Как мало надо человеку для счастья, — сказала я. — Избавить его от мигреней, дать возможность поучаствовать в нестандартной военной операции, проявить себя. И человек — счастлив...

— Разве это не прекрасно, Шепард? — Андерсон искоса взглянул на старшего помощника, перевёл взгляд на свой инструментрон. — К нам направляется доктор Чаквас. Полагаю, у неё есть важные новости, если она решила сама придти сюда. — командир разблокировал дверь и предложил вошедшей женщине-медику присесть в кресло. — Карин, мы вас внимательно слушаем.

— Знаю, Дэвид, — ответила врач, присаживаясь в кресло рядом с офицерами. — Как медик, я сделала всё, что можно в данной ситуации. Пришлось погрузить их обоих в медикаментозный сон. С турианцем легче — у него имплантатов, как правильно было ранее замечено, больше восьмидесяти процентов. Он потому ещё легко отделался. Так, мелкие переломы и ушибы. А вот азари... Переломы — отнюдь не мелкие, ушибов, порезов много. И прочего. Главное — не это. Мне, коллеги, не удаётся восстановить психосферу обоих. Её показатели по прежнему "задавлены", хотя той ужасной картины, что была раньше, я теперь не наблюдаю. Есть положительные подвижки после шестнадцатого знака после запятой, но это происходит крайне медленно. Командир, — врач взглянула на Андерсона. — Я прошу вас сообщить мне каковы дальнейшие планы относительно их обоих? К чему их мне готовить?

— Карин, — произнёс Андерсон после недлинной паузы. — Мы не собираемся их убивать и не собираемся их мучать. Сейчас нам предстоит большая работа на Иден-Прайм, связанная с археологическими раскопками. Подробнее сейчас сказать не могу, сам ещё не всё знаю и работа, собственно, пока только запланирована. Так что фрегат с планеты никуда не уйдёт. Думаю, эта работа займёт не меньше нескольких суток, так что время для сохранения прогресса выздоровления у обоих ваших пациентов будет.

— Хорошо, командир, — врач кивнула, соглашаясь с высказываниями главы экипажа корабля. — Если позволите, я бы хотела, чтобы коммандер Шепард посмотрел на них обоих. Мне известно... о его способностях. Мониторинг состояния лейтенанта Аленко и капрала Дженкинса дал немало интересных для меня, как для медика, результатов. Я просмотрела профильные архивы и своды знаний. Полагаю, нам не следует сейчас выходить на медцентры Альянса и Цитадели, а также — пользоваться местными медицинскими учреждениями.

— У нас осталось пятнадцать минут до того момента, как мы должны дать направление на точку колонне транспортов археологической партии, Карин, — сказал Андерсон. — Коммандер Шепард, без всякого сомнения, вылетит на челноке в этот район и примет участие в раскопках. Мы планируем, что их длительность до получения ожидаемых результатов не превысит одних земных суток. До этого времени, полагаю, он сможет вам оказать любую помощь, какую сочтёт нужной.

— Да, командир. — Шепард кивнул. — Разрешите быть свободным?

— Разрешаю, капитан. — Андерсон кивнул, наблюдая, как я открываю перед врачом фрегата дверь каюты и выхожу за Карин следом, не стремясь идти рядом.

Визит местных властей в лагерь не прошёл для доктора Уоррен бесследно. От одного из чиновников она получила письменный приказ сдать должность руководителя археологической партии доктору Сташинскому, после чего — убыть в распоряжение директора Центра Археологических Исследований при местном Университете. Выполнив необременительную процедуру передачи дел, доктор Уоррен собрала вещи и покинула лагерь археологов. Всё равно теперь её бывшим коллегам предстояло сменить место размещения лагеря, а с этим вполне справятся заместители по хозяйственной и административной части. Доктор Сташинский как всегда, зарезервировал за собой только общее верховное руководство, намереваясь сосредоточиться на собственных научных исследованиях и самом непосредственном участии в предстоящих раскопках.

Садясь в кресло салона прибывшего в лагерь разъездного флайера, доктор Уоррен не стала оглядываться на место, где совсем недавно размещался большой посёлок археологической экспедиции. В её инструментроне находился файл с официальным приглашением поработать в одном из научных подразделений "Цербера". Предстояло подумать над тем, как совместить работу в Центре и работу в этой организации. Хорошо, что до расположения Университета предстояло лететь несколько часов — будет время всё достаточно подробно обдумать. Теперь можно будет покинуть Иден-Прайм и, возможно, вернуться на Землю.

Эшли получила, наконец, файл с приказом от командования своей дивизии. В документе указывалось, что взвод должен остаться на прежнем месте "до получения дальнейших инструкций".

Пришлось проинформировать о содержании полученного приказа личный состав, раздать десятки указаний, чтобы люди не бездельничали и не искали себе приключений в лагере и за его пределами. Затем — лично осмотреть место, ранее занимаемое лагерем археологов на предмет... Да просто для профилактики всяких-разных сложностей, которые иначе вполне могли возникнуть в будущем.

О том, что теперь археологической экспедицией, выкопавшей Маяк, будет руководить не доктор Уоррен, а доктор Сташинский, Эшли уже знала и искренне жалела, что не сможет в ближайшее время пообщаться с этим умным и крайне увлечённым наукой человеком. Он во многом отличался от доктора Уоррен, в которой Эшли постоянно ощущала какое-то "двойное дно". Думать об этом "дне" постоянно Уильямс не хотела, да и не могла: у командира взвода космопехоты предостаточно хлопот и забот, которые по значению гораздо выше проблем, связанных с некоей гражданской администраторшей от археологии.

Сидеть на прежнем месте? Для Эшли и её людей было несложно. После атаки взбесившихся дронов пришлось, конечно, сдать военным медикам нескольких космопехов, в том числе и того солдата, кто попытался столь метко пострелять по подлетавшему фрегатскому челноку. Сейчас эскулапы изучали состояние здоровья новых пациентов, но пока категорически отказывались что-то пояснять и тем более — сколько-нибудь развёрнуто комментировать. Эшли понимала: то, с чем пришлось столкнуться иденским врачам, было слишком новым. Потому быстрого решения проблемы ожидать не следует.

Связи по-прежнему не было — ни с центральной базой космопехоты Альянса на Идене, ни с близлежащими населёнными пунктами. Отметив про себя, что для фильтрации столь плотного информационного потока фрегат должен располагать внушительными мощностями, Эшли отправилась в госпиталь, где военные медики разместили "проблемных" космопехов.

Визит в палаты в сопровождении эскулапов отнял у сержанта Уильямс несколько часов. Только по возвращении в лагерь она узнала, что Маяк погружен на борт фрегата. Информации о том, какова дальнейшая судьба этого артефакта, ни у кого из иденцев, похоже, действительно не было.

Проверив посты и поприсутствовав на ежедневных занятиях по строевой и боевой подготовке, Эшли вернулась в свою палатку и, присев на раскладной стул, смогла, наконец, немного расслабиться.

Мысли сами вернулись к Кайдену.

Сержант Уильямс достала свой инструментрон и стала копаться в содержимом носимых баз данных, намереваясь найти хоть какую-нибудь дополнительную информацию об Аленко.

Прочтя все тексты, которые оказались доступны, Эшли отключила и сложила экран наручного прибора, задумалась, глядя на полог входа в палатку.

Информация явно была не полной. То, что Кайден — сильный биотик — в этом она имела возможность убедиться лично, а вот всё остальное... Ей стало казаться, что в носимых базах данных значительная часть данных об Аленко "подчищена".

Что же скрывает Кайден? Точнее, не что он скрывает, а почему ей, сержанту космопехоты Уильямс, не даёт покоя мысль о том, что у Кайдена в прошлом была какая-то ситуация, а возможно — и не одна, существенно повлиявшая на его дальнейшую жизнь и судьбу, но о которой нет никакой информации в общих, ни в военных базах данных.

Ладно, был бы ей Кайден Аленко не интересен как человек — она бы и не подумала тратить время на то, чтобы разыскивать о нём дополнительную информацию. В конце концов, она — сержант, командует взводом космопехов, у неё — свой путь в армейской жизни, а у Кайдена Аленко, конечно же, свой. Так что ни она, ни он не нуждаются в установлении каких-то там дополнительных взаимоотношений, выходящих за рамки армейского служебного протокола. К тому же он — биотик, а она биотиком не является и если уж говорить откровенно, то биотиков немного побаивается. О них, конечно, можно читать спокойно и безопасно в книгах, а вот видеть вблизи реального человека, который лёгким мановением руки может проломить толстую каменную стенку... Это — напрягает.

Потому Эшли подсознательно не торопилась отпускать себя на волю чувств и эмоций. Кайден, да, ей нравится, как человек и как мужчина — уж ей-то самой это ясно совершенно определённо. Нельзя это назвать любовью с первого взгляда, нельзя. Какая тут любовь? Кому-то кто-то понравился, это да, но считать вот так сразу это любовью?! Нет, пока к этому нет предпосылок. Подивившись своим канцелярски оформленным мыслям о Кайдене, Эшли выключила инструментрон, встала, прошлась по палатке.

Глава 11 Азари и турианец. Восстановление психосферы

Войдя в медотсек, я сразу подошла к койке, на которой навзничь лежал турианец. Чаквас подала мне ридер с резюме состояния. Несколько минут старший я потратила на изучение недлинного текста, в очередной раз убедившись, насколько мастерски Карин умеет излагать медицинские "дебри" простым и понятным для неспециалиста языком:

— Найлус знает? — тихо спросил старпом.

— Нет. Я ему ничего не говорила. Медотсек — изолирован. Из своей каюты он ни разу не выходил, линии связи блокированы, ВИ недавно проверил — изоляция полная. — ответила Чаквас. — Джон, что будем делать? Два Спектра Совета Цитадели на нашем корабле — явный перебор.

— Больше чем перебор, Карин. — Шепард набрал на ридере недлинный текст и показал его врачу. — Они очень хорошо знают друг друга.

— Ага. И случись что, этот молодой явится ко мне качать права и выяснять, почему я не смогла его наставника вытащить?

— Я ему популярно объясню, Карин, — возразила я. — И он быстро и надолго оставит вас в покое. Ему будет достаточно знать, что вы, доктор, не узкий специалист в психологии и психиатрии, а также — в том, что касается санации психосферы инопланетян. Это-то он в состоянии понять в любом случае и — в почти любом состоянии, — ответила я.

— Надеюсь, Джон. Давайте подойдём к ней. — она взглядом указала на азари, распластанную навзничь на соседней кровати. — Вы были правы, наложив быстро шины на переломы и смазав раны несколькими слоями медигеля с панацелином. Я также хотела поблагодарить вас за её мягкую транспортировку.

— Не стоит, Карин. — я взяла ещё один ридер, поданный мне врачом фрегата, стала изучать тексты и схемы с таблицами. Здесь информации было больше: азари пострадала в более значительной степени. — Вам, Карин, удалось даже определить, что первым под программирование и внешнее управление попал он, — взгляд на турианца, — а потом жертвой этого корабля и его пилота стала она?! — взгляд на азари. — Снимаю шляпу. Немногие преподаватели Медфакультета "Академии Эн-Семь" смогли бы с вами конкурировать.

— Я всё равно, Джон, чувствую себя бессильной. — ответила Чаквас. — Если с физиологией и анатомией я ещё хоть как-то могу справиться, то вот с психикой после такого...Здесь моих умений и знаний с навыками явно недостаточно. Я первый раз сталкиваюсь с таким глубоким корёжением психосферы.

— Хорошо, Карин. — я выпрямилась, снова обретая настройку "Струны", на этот раз — не боевую. — Мне потребуется потратить на каждого из них до пяти минут, может — не намного больше. Сразу скажу: я сниму только наиболее глубокие, основные, важные повреждения, чтобы психосферы турианца и азари обрели возможность регенерировать. В дальнейшем психосферы обоих справятся с оставшимися проблемами сами. И не беспокойтесь. Никакого шаманства тут — не будет.

Я снимала блокировку со своих способностей. Имплантаты выходили в боевой режим, активируя дар левиафанов и способности пламенного рыцаря в менталистике.

— Знаю, Джон. — Чаквас отошла от первого помощника. — Я буду рядом. Приступайте.

Я скользнула взглядом по телу лежавшей навзничь пожилой азари и сконцентрировалась на её лице. В сознании человека на уже ставшем привычном "экране" вспыхнули основные данные по физиологии и анатомии представителей этой расы, выстроились, снимаемые непосредственно с инфополя пострадавшей азари, показатели.

Некоторые из показателей сразу окрасились в красный цвет, послушно развернувшись в схемы и таблицы, указывающие на блокировки в психосфере. Убедившись, что выявленные блоки носят неестественный характер, я аккуратно стала просматривать их окружение, чтобы не пропустить ловушки и скрытые сюрпризы.

"Якоря" надёжно указывали на пилота корабля и на сам корабль. Двойная "якорная" зацепка гарантировала достаточную покорность и лояльность азари даже в том случае, если пленнице Жнеца каким-то образом удастся нанести либо "каракатице", либо её управляющему центру вред.

Сняв основные "блоки", я прошлась по связям в обе стороны, внимательно рассматривая окружение, ища закладки. Наконец, убедившись, что во всём объёме тела пострадавшей нет никаких сюрпризов, я стала аккуратно освобождать разум и суть азари от всех выявленных второстепенных и третьестепенных зацепок, обеспечивающих прямое управление личностью и телом спасённой.

Работа не заняла много времении ровно через шесть минут я "вынырнула" из режима предельной концентрации, обретая расслабленность в теле и давая возможность своему мозгу переключиться в обычный режим.

— Карин, просмотрите показатели. С ней я закончил, — вполголоса сказала я, делая несколько шагов к койке турианца и давая возможность врачу корабля подойти ближе к кровати азари. — Продержите её во сне как можно дольше, — добавил старпом.— Это позволит ей самовосстановиться. Остальное — на ваше усмотрение.

— Хорошо, Шепард, — врач включила свой инструментрон, сверилась с показателями, снятыми автоматикой Медотсека до и после манипуляций старшего помощника. — Вы очень облегчили мне задачу.

— Надеюсь, что это ей поможет. — я наклонилась над турианцем. — А вот здесь мне придётся поработать более глубоко. Карин, передайте командиру просьбу к археологам — задержать выход в новый район. Мне потребуется дополнительных полчаса. Плюс к указанным ранее двадцати минутам.

— Сделаю, Джон. — Карин отступила от азари, лежавшей на больничной кровати навзничь, вернулась к рабочему столу и набрала недлинный текст на клавиатуре ноутбука. — Командир получил ваше сообщение, он передаст его руководителю археологической партии. Думаю, учёные не будут возражать. Рада, что вы сможете уделить внимание им обоим, коммандер.

Я не обратила особого внимания на последние слова врача. Я снова погрузилась в сканирование психосферы турианца.

Запрошенные мной полчаса были минимально необходимым сроком. Спектр, первым попавший под прямое программирование, имел в своём теле имплантаты, дающие поистине чудовищный коктейль воздействий на его организм и психику. Эти имплантаты не имели ничего общего с теми, которые уже приходилось видеть коммандеру спецназа десанта, поэтому я постаралась надёжно изолировать их от влияния на основные системы тела и мозга разумного органика.

"ты уничтожишь все технологии Жнецов, но это путь в никуда." так мне говорил Предвестник на Циатдели уговаривая провести повальную индокринацию.

Я отогнав мысли и своей гибели и экипаже второй нормы долбанула разрядом отключающим всю электронику жнецов. На мгновение погас свет в лазарете. А имплантаты Сарена начали вырубаться один за другим. Я почувствовала слабость в теле, как после активации горна. Не отвлекаться. Надо потрошить ему мозги. Я начала отключать подчинение Жнецу. А потом в какой-то момент очутилась в мертвом лесу. Твою мать. Я прошлась по нему. Пусто. Только тени неизвестных мне существ. Наконец я нашла мальчишку, но вместо того чтобы сгореть он с интересом смотрел на меня.

— Шепард помни о чем мы с тобой говорили. Нам нужно выйти из цикла.

Произнес он голосом предвестника. Твою мать.

Парень исчез, а я очнулась на койке в лазарете.

— Джон... — послышался тихий голос Карин. — Вы сами не представляете, чем владеете.

— Может быть, Карин, может быть, — тихо сказав это, я медленно села, увидев глаза врача фрегата, излучавшие доброту и участие. — Только вот уколов стимуляторов мне — не надо, — рука капитана десанта нащупала наплечный скафандровый спикер. — Командир, я закончил. Мне нужно несколько минут...придти в себя и я спущусь в ангар. Попросите Стива и мою группу высадки с капралом Дженкинсом также быть там. Пусть археологи направляют свою колонну по маяку нашего челнока. Координаты уточнённо я буду передавать по аудиоканалу.

— Хорошо, Джон, — голос Андерсона был необычно тих и мягок. — Спасибо вам. У вас появились разумные, обязанные вам жизнью. И свободой, — с этими словами капитан отключил канал.

Инструментрон Чаквас пискнул.

— Джон, — сказала врач, ознакомившись с текстом пришедшего сообщения. — Андерсон сообщил археологам. Они согласны подождать вылета шаттла. Понимают, что вы заняты. Позвольте всё же дать вам хотя бы отвар трав. Это — не тонизаторы, это — общеукрепляющее. Вы измотаны, Джон, — добавила Чаквас.

Я бы завалилась спать на пару дней, но не могу. Учитывая возвращение моего кошмара я скорее всего вообще спать не смогу. Надо быстро прийти в себя. И стоит подумать на счет слов Предвесника. Смысл строить Горн, если он угробит цивилизацию или проведет повальную индокринацию, вариант со снятием матрицы чтобы стать новым управляющим центром Жнецов я вообще не рассматриваю.

— Карин, вам никто не говорил, что вы — всегда чрезвычайно убедительны? — без улыбки спросил я, принимая из рук врача корабля сосуд с отваром.

— После такого чуда, которому я недавно стала свидетелем — никто, — честно ответила Чаквас, наблюдая, как я мелкими глотками неторопливо выпиваю отвар, как я осторожно ставлю сосуд на прикроватный столик. — Полагаю, теперь можно удалить большую часть имплантатов из его тела, — она указала взглядом на турианца.

— Да, Карин. Здесь я помочь — не смогу, — одними уголками губ усмехнулась я, ощущая, как тепло отвара распространяется по моему телу. — Вам здесь — первенство, доктор. Он — едва ли не самый сложный... пациент. С ней, — взгляд в сторону азари, — будет легче.

— Вы правы, Джон, — врач внимательным взглядом окинула меня. — Отвар подействует через несколько минут, — она нажала клавишу на настенном пульте, взглянула на засветившийся небольшой информационный экран. — Ингвар сейчас свободен. Он проводит вас до челнока, коммандер. Одного отпустить вас из Медотсека я не могу.

— Понимаю, доктор. — я шутливо медленно подняла обе руки на уровень плеч. — Подчиняюсь.

— Вот и хорошо. — Чаквас отступила в сторону, давая возможность вошедшему специалисту по РЭБ подставить мне плечо. — Успехов вам, Джон, — мягко сказала она.

Ответом ей был глубокий кивок моей головы, пока я перешагивал порог Медотсека. Дверь медленно встала на место. На ней вспыхнул красный, запрещающий доступ, сигнал.

— Если бы не он — у меня в медотсеке были бы два трупа. И межпланетный скандал впоследствии, — негромко сказала врач, перебирая инструменты в хирургической укладке. — Что-ж. Он свою работу — сделал. Теперь — моя очередь поработать. — Чаквас натянула на руки свежие стерильные перчатки и закрыла лицо маской. — Но как только он будет снова на борту — он станет моим пациентом. Ему надо отдохнуть и отоспаться. Хорошо, если он сможет подремать, пока летит к месту раскопок, — врач отрегулировала свет над койкой, где лежал турианец, взяла в руки тепловой скальпель. — Приступим.

Глава 12 Бенезия и Сарен. Пробуждение и начало выздоровления (от лица Карин Чаквас)

Почему я решила, что первым моим хирургическим пациентом должен стать именно Спектр Сарен Артериус — турианец, успевший стать легендой Корпуса, я и сама бы сейчас не смогла объяснить внятно даже самой себе. Вряд ли потому, что как мужчина, турианец был телесно более примитивен и потому я врач-травматолог и хирург была уверена, что осуществлю необходимое этому пациенту хирургическое вмешательство быстрее и, может быть — менее травматично.

Работая скальпелем, я об этом не задумывалась. Просто действовала. Сейчас, во время операции меня это мало интересовало, хотя какая-то часть сознания всё же прорабатывала такой вопрос, используя всю доступную мне на этот момент времени информацию.

Сарен, если следовать логике известной мне ситуации, первым попал под влияние Жнеца-Наблюдателя. И пробыл под его влиянием гораздо дольше, чем Бенезия.

Наверное, я потому и приняла решение оперировать турианца первым, а азари — второй. Да и Шепард, как помнила я, неоднократно отметил, пусть и не всегда явно и словесно, что турианцу досталось больше и его положение... тяжелее, что ли. Впрочем, как я помнила, старпом не настаивал на том, что его точка зрения является самой правильной.

Для меня, как для военного медика, вырезать из тела разумного органика имплантаты было легче и даже, в какой-то мере теперь привычнее, чем заниматься рутинным сращиванием переломов, устранением как растяжений, так и прочих телесных неприятностей.

На экранах, располагавшихся на кронштейнах над операционным полем, светились, сведённые в масштабные графические карты-схемы, данные малых автоматических и полуавтоматических медицинских сканеров, помогавшие мне ориентироваться в мешанине микросхем, усеявших кости скелета турианца. Рутинные движения, отработанная методика. Главное — не пропустить ненужный или вредный имплантат, не оставить его в теле пациента.

Я работала, изредка поглядываяна индикаторы состояния Спектра. Знала, что Шепард уже улетел к месту новых раскопок, результат которых был сейчас пока что неизвестен.

Прибытие фрегата на Иден-Прайм в этот раз было предельно нестандартным: никто, как понимала теперь я, из обитателей "Нормандии", даже Спектр Совета Цитадели Найлус Крайк, не предполагали, что землянам придётся стрелять по настоящему, реальному Жнецу. Мне было хорошо известно, что члены экипажа фрегата до сих пор активно обсуждают происшедшее столкновение. Что и говорить-то особо, событие было как раз таким, что люди привычно именуют "из ряда вон выходящим".

Эти огромные корабли вообще-то считались легендами, в которые, как водится, мало кто из современных разумных органиков верил достаточно серьёзно и глубоко. Легенда, между тем, оказалась... более чем материальной.

Если бы не быстрота реагирования экипажа фрегата, если бы не хорошо и полно осуществлённая заретрансляторная приборная и аппаратная разведка ситуации на Иден-Прайме... Я сейчас не поручилась бы за то, что очень многие нормандовцы выжили. Жнец вполне смог бы успеть ответить на атаку фрегата из своего главного калибра, а он, согласно данным объективного аппаратного контроля, в том числе — видеозаписи — у него был такой, что лучше под него фрегату-разведчику не попадать ни в какой мыслимой ситуации.

Жнец оказался большим специалистом по подчинению своей воле разумных органиков. Да, я помнила, что батарианцы, к примеру, почти массово применяли чипирование разумных органиков, попавших к ним в плен и становившихся чаще всего рабами четырёхглазых. А Жнец... Как оказалось, он применил к Сарену больше чем чипирование, насовав в тело турианца столько имплантатов, что просмотрев данные медсканеров, я была вынуждена поверить: и при самом плохом раскладе Сарен Артериус, как покорный слуга "креветки", был практически неуязвим для большинства видов вооружений, которыми сегодня обладали разумные органики. Разве что его смогло бы остановить своим зарядом крупнокалиберное артиллерийское орудие. Вроде того же фрегатского "Таникса". Что-либо помельче — вряд ли возымело необходимый результат: костяк турианца был сплошь покрыт этими имплантатами, в своей совокупности резко повышавшими способность Сарена выжить под самым страшным обстрелом.

Я снова задумалась об изменениях в теле Джона. У него самого появились непонятные имплантаты, которыми тот спокойно пользовался. Да и его ментальные способности вызывали интерес.

Спектр-турианец — в рабстве у Жнеца-Наблюдателя. Я о таком варианте реальной ситуации раньше и помыслить-то не могла. А теперь мне приходилось не только видеть этого турианца, но и оперировать его. Жнец, кстати, тоже никуда не делся — вот он, тихо и, пока что, спокойно лежит на поверхности Иден-Прайма.

Горка извлечённых из тела Сарена имплантатов, укладываемых на сверкавший белой эмалью медицинский поддон рядом с операционным пространством, росла, а я старалась ограничить своё поле зрения только пределами "операционной зоны", хотя мысленно изредка возвращалась к пониманию того, что огромное количество имплантатов не пошло на пользу пациенту, побывавшему, как оказалось и до момента окончательного подчинения Жнецу во многих серьёзных стычках.

Череп Сарена был неоднократно грубо прооперирован, челюсть держалась на штифтах и пластинах и придавала Спектру устрашающий вид. Вполне возможно, Сарен потому и не любил снимать шлем своего скафандра, а если и снимал, то только при возникновении особой необходимости.

Удаляя ненужные имплантаты, я поглядывала на лицо пациента, размышляя о том, стоит ли заниматься ещё и челюстно-лицевой хирургией, приводить, проще говоря, внешний вид головы Спектра в более-менее нормальное состояние. Пока что я приняла решение сконцентрироваться на оставлении в теле турианца минимума абсолютно необходимых и вполне обычных для большинства нынешних органиков имплантатов, а потом уже — решать проблемы с лицом и головой Артериуса.

Хорошо у неё была возможность перезапуска их. Что я и проделала. Закончив удаление имплантатов, я провела обычный комплекс необходимых процедур, обеспечивающих скорейшее заживление ран и погрузила турианца в глубокий медикаментозный сон, чтобы пациент не мог проснуться раньше, чем через несколько часов. При необходимости теперь можно было увеличить продолжительность сна в любых разумных пределах, а значит — освобождалось достаточно времени для работы с азари.

Прикрыв полностью обнажённое тело турианца пологом, закреплённым на лёгком проволочном каркасе, я отошла от койки, на которой лежал Спектр и неспешно приблизилась к койке, на которой лежала матриарх Бенезия.

Взглянув на показатели мониторов, висевших над её ложем, я убедилась, что при падении Жнеца на землю Иден-Прайма азари действительно получила множественные повреждения.

В своём отчёте члены группы высадки указали, что Бенезия Т'Сони, по всей вероятности, не успела сесть в кресло и, к тому же её платье не образовывало, в отличие от скафандра, достаточно жёсткий каркас. Так что проблем с телесной целостностью у азари было предостаточно. Возраст у Бенезии к тому же был далеко не юный, заживление, как предполагала я, предварительно осматривая тело пациентки, будет долгим и тяжёлым. Левое предплечье и правую голень Бенезии Шепард ещё на Жнеце успел одеть в комплект шин, смазал раны в нескольких местах толстым слоем панацелина и медигеля. Провёл необходимые первичные медицинские манипуляции, чем, конечно, очень облегчил профессиональному врачу последующую работу с пострадавшей азари.

Окончив осмотр, я осторожно разрезала чёрно-белое платье, сняла его, постаравшись, насколько возможно, сохранить целостность. Конечно, потом придётся эти разрезы сшивать, но пока... азари вполне может воспользоваться женскими человеческими платьями. Техники, инженеры корабля — женщины и девушки — помогут. В этом врач фрегата была убеждена. Бельё — тоже пострадало, но — в меньшей степени. Сняв его, я освободила голову азари от ритуально-церемониальной шапки и приступила к выполнению обычных предоперационных манипуляций.

Шепард в отчёте указал, что она лежала "сломанным манекеном". Просмотрев малыми сканерами тело матриарха, я убедилась в правильности вывода, сделанного десантником-спецназовцем: у Бенезии, кроме переломов и растяжений с ушибами, были и другие телесные проблемы, появившиеся в связи с падением пусть и с небольшой, но всё же с высоты.

Хорошо ещё, что Шепард самостоятельно поработал над психосферой бывших пленников Жнеца. А может, всё же — рабов? Сейчас я не хотела отвечать на этот вопрос даже самой себе. Надо было как можно быстрее начать разбираться с травмами, которых у азари-матриарха было немало.

Никогда раньше я не подумала бы, что спецназовец, офицер, армеец будет способен столь профессионально, безопасно, а главное — предельно результативно реанимировать не тело разумного органика, а его суть, его душу. Занимаясь обычными манипуляциями, я вспоминала, как работал с азари и турианцем старпом, в который раз убеждалась, что если бы не его помощь, вряд ли бы она сейчас спокойно и свободно выполняла свою часть работы, приводя в порядок тела обоих пострадавших разумных.

Мне вспомнилось часто встреченное на нескольких сайтах в Экстранете слово "хаски", обозначавшее тела, лишённые разума и души. Конечно, как это часто бывает, специалисты и простые, неостепенённые комментаторы не сходились во мнениях о том, что именно следует понимать под хасками. Не помогали ни экскурсы в историю, ни логические выкладки с использованием часто притянутых "за живое" аргументов и доказательств.

Я вспоминала и с некоторым изумлением отмечала, что ей совершенно неожиданно удалось увидеть настоящих хасков. Именно хасками были и Сарен Артериус и Бенезия Т'Сони. Хасками, покорными воле и желаниям пилота этого гигантского (по меркам большинства рас современной Галактики) корабля.

Хаски. Если бы не Шепард, рискнувший собой, то и азари и турианец остались бы в таком состоянии очень надолго, если не навсегда.

Вряд ли сейчас в Галактике нашлись бы специалисты, способные вернуть Артериуса и Бенезию в нормальное состояние. То, что сделал Шепард, я была склонна оценивать не иначе, как воплощённое чудо, которому она стала непосредственной свидетельницей. За несколько дней с момента появления нового старпома на борту фрегата-прототипа произошло столько важных событий, сколько я не могла упомнить за всю свою богатую и разнообразную — не только медицинскую — практику.

Шепард, как понимала я, был сориентирован прежде всего на непрерывную работу, причём работу качественную и эффективную. Он, вполне возможно, не умел отдыхать, не умел расслабляться. В какой-то мере такая настройка была обусловлена его специальностью — десантник и спецназовец. Может быть и тем, что Шепард был сиротой.

Как глава медслужбы фрегата, я, конечно же, просмотрела личное дело старпома, покопалась в спецбазах ВКС Альянса, но там, к огромному сожалению, было мало профильной информации, способной пролить свет на многие обстоятельства начального периода жизни Джона Шепарда.

Я знала об Акузе, знала о том, что на Земле у Шепарда осталась любимая девушка. Её звали Дэйна, она была довольно известной профессиональной спортсменкой. Так что в личном плане Джон, вполне возможно, как я полагала, не был одинок, но... уже сейчас, приближаясь по протоколу к середине списка необходимых манипуляций, я вспомнила, как Шепард тепло отнёсся к ней, почти единственной женщине — старшему офицеру на корабле.

Он словно бы наследовал своего теперешнего командира — Дэвида Андерсона, при этом он не механически копировал отношение к ней, главному врачу корабля со стороны "первого после бога на борту", он относился к ней по-своему, так, что я не смогла найти и тени заданности или "двойного дна".

Вполне возможно, Джон Шепард немного влюбился в неё. Как влюбился в неё Дэвид. Шепард, безусловно, как я была уверена, обратил внимание на то, что только её Андерсон почти всегда называет по имени, а не по фамилии или по званию. И не только потому, что она — майор, а командир корабля — каперанг. Не только. Но и потому, что Дэвид любит её, Карин Чаквас. Любит, конечно же, взрослой, ровной и глубокой любовью. Зрелой любовью.

Шепард, конечно же, любил меня по-своему. Он относился ко мне как к матери, которую никогда толком-то и не смог узнать — в личном деле капитана чётко указывалось, что сиротой он стал в младенчестве. То ли от него мать отказалась, то ли ещё как-то сложилась ситуация, что Джон остался один, но сейчас ясно было одно: Джон умел любить. Умел любить, умел дарить любовь, умел не требовать за свою любовь, за своё прекрасное отношение к другим разумным — и не только к людям, ничего для себя самого.

И ещё я отметила, что Джон не навязывает свою любовь никому из разумных. Никому. Он не делит, не разделяет людей и инопланетян, тех самых ксеносов, которых сначала человечество напридумывало себе во множестве форм и расцветок, а столкнувшись реально с почти полутора десятками инопланетных рас, надо прямо сказать — перепугалось до лёгкого заикания.

Джон одинаково готов помочь и человеку, и азари, и турианцу. И, вне всяких сомнений, разумному органику любой другой расы. Он просто любит разумных органиков в том числе и потому, что понимает, знает, разумеет: жизнь у них нелёгкая и подарить им немного любви, участия, хорошего отношения — совсем несложно.

Наверное, руководствуясь правом любви, правом дарить свою любовь и умея не требовать ничего взамен за свою любовь, Джон смог помочь и Бенезии и Сарену так, как им не помогли бы и профессиональные медики и профессиональные учёные. Те же саларианцы, например.

Джон не делает из своей любви обязанности, он просто дарит свою любовь, помогает разумным органикам жить. Не только действием — самим своим присутствием. Он уделил и азари, и турианцу столько времени, сколько потребовалось для того, чтобы сохранить их не как биологические объекты, как тела, а как личности, как сути, как души.

Это, то, что смог сделать Джон Шепард в её, Карин Чаквас, присутствии... вряд ли смогли бы сделать лучшие врачи Земли или Цитадели. А он это сделал и улетел. Улетел, почти не восстановившись после такой затратной для души и для тела процедуры. Неудивительно, что я, врач корабля считала необходимым его появление и пребывание в медотсеке после окончания работ на этих странных раскопках.

Шепард любит свою Дэйну. Любит — я это не просто вижу, я это чувствую. И для Джона нет проблемы в том, что Дэйна фактически — его первая любовь, а по общеизвестному для очень многих землян неписаному правилу, такая любовь редко перерастает во что-то большое. Сколько дней я знаю и наблюдаю, чего уж там утаивать, за Джоном, столько времени она понимает: Шепард не привязывает Дэйну к себе, он даёт ей полную, любую возможность жить своей собственной жизнью, иметь свой круг знакомых, друзей, в том числе и очень близких друзей, вполне способных стать однажды главными друзьями для этой девушки. Какая разница — многожёнство или многомужество? Человечество достаточно мудро, чтобы понять: то, что не убивает душу — делает человека сильнее. И физически, и духовно.

Джон любит Дэйну, это ясно видно и ясно чувствуется, но он не привязывает её к себе — она свободна в своей жизни и в своей судьбе. Если ей нравится быть рядом с Джоном, то она пребывает рядом с ним по своей собственной воле, а не потому, что чем-то обязана Джону или он, Джон Шепард так или иначе привязал её к себе. Он не заставляет Дэйну, насколько сейчас я понимала, непременно задуматься о свадьбе, о замужестве, о беременности, наконец. Он дарит Дэйне себя, помогает ей и ничего — в этом Чаквас была теперь убеждена — не требует и не просит взамен.

Дэйна верит Джону, она его слишком хорошо знает — они ведь росли вместе в одном детдоме, а по документам выходило — что и в одном приюте. Она верит ему, но она тоже удивительным образом не привязывает его к себе, он свободен.

Конечно, вполне возможно, здесь, в причинах предоставления Дэйной такой свободы Джону можно числить то, что и Шепард, и его спутница — сироты. Можно также посчитать причиной то, что с ранних лет оба определили свой жизненный путь, выбрали профессии. Джон — военнослужащий, Дэйна — профессиональная спортсменка. Дисциплина, режим, строгий график. Рамки жизни, куда же без них? Наверное, эти обстоятельства тоже сыграли свою связующую и, может быть, цементирующую роль во взаимоотношениях Шепарда и Дэйны. Сейчас для меня не было большой разницы, какова фамилия у Дэйны. Для Джона она всегда была — и. я убеждена — всегда будет только Дэйной. Ему вполне достаточно знать её имя. Знать не словами, душой.

Дэйна понимает, что Джон встречается со многими людьми и, наверное, хотя бы предполагает, что однажды Джон встретит свою настоящую, полную, единственную любовь. Может быть, она готова к этому. Готова, потому что знает — Джон сумеет сделать так, что она, его очень близкая подруга, не будет страдать, не будет чувствовать себя брошенной.

Я видела, как сравнительно недавно Джон писал письмо Дэйне, примостившись в уголке одного из отсеков фрегата на откидном сиденьи. Писал вдумчиво, медленно, погружаясь в воспоминания. И видела, как он читал ответные письма от Дэйны. Как он радовался каждому письму, даже коротенькой — в несколько строчек записке.

Пока фрегат не остановился у ретранслятора на входе в систему, где располагался Иден-Прайм, Джон успел получить слишком мало писем от Дэйны. Слишком мало, как остро осознала я сейчас. Слишком мало.

Шепард любил Дэйну и, как была я теперь убеждена, он был способен так любить очень многих разумных. Не только людей, но и инопланетян. Если бы он не был так способен любить тех же инопланетян, то вряд ли смог бы так эффективно и полно помочь азари и турианцу, пережившим в силу ситуации и обстоятельств не самые лучшие времена. Пережившим и вернувшимся благодаря самоотверженности и героизму, да, да, совершенно непоказному, где-то даже будничному героизму Шепарда, к обычной жизни.

Я, на секунду прервавшись, взглянув на мониторы, висевшие над больничной кроватью, с особой силой ощутила, что Шепард любит всех нормандовцев. Они для него стали своими. Да, вполне возможно, он обратил особое внимание на неё, главного врача медотсека фрегата, майора медслужбы ВКС Чаквас. Но так же он обратил внимание и на Дэвида — уж это я отметила автоматически, может быть и подсознательно.

Шепард не только командовал и руководил, как и подобает старшему помощнику командира корабля и командиру десантного экипажа разведывательного фрегата-прототипа. Он учился. Я была убеждена и это убеждение вот только что получило дополнительное — и не одно — доказательство, что Шепард принял решение учиться очень многому и у неё и у Дэвида. Учиться незаметно, не акцентируя на этом внимание учителей и наставников, но учиться по-настоящему, реально, полно.

Несколько дней пребывания Шепарда на фрегате хорошенько встряхнули экипаж и команду. Да, новый старпом — крут, строг, въедлив, даже беспощаден — куда уж там Дженкинсу или Аленко или Моро попадать под его руку или взгляд ещё и ещё раз. Но новый старпом бережен, внимателен, молчалив, скромен и умеет видеть и понимать многое хорошее, что есть не только в каждом человеке, но и в каждом инопланетянине. Если бы он был хотя бы чуточку черствее — он вряд ли смог бы справиться так хорошо с восстановлением психосферы азари и турианца. Многие психотерапевты и психиатры — люди не смогли бы, как я теперь была убеждена, сделать и сотой доли того полезного и абсолютно необходимого, что сумел сделать Шепард за те минуты, проведённые над телами и над душами этих двух бывших хасков.

Бывших. Вряд ли теперь азари и турианец будут часто вспоминать эти месяцы своего безвластия и бессилия. Они будут их, эти месяцы, помнить. И будут помнить, что прервал эти времена именно землянин, человек Джон Шепард.

Выполняя финальную часть протокола оперативного вмешательства, проводя необходимые манипуляции, я подумала о том, что турианец-Спектр стал причиной успеха захвата пожилой азари Жнецом-разведчиком и причиной перехода Бенезии в разряд пленницы и покорной рабыни этого Жнеца. Выстраивалась стандартная цепочка: Жнец — Сарен — Бенезия.

Да, потом, после встречи Бенезии с Сареном... Знать бы ещё, как именно произошла эта встреча... Бенезия попала под усиливавшееся психическое влияние Жнеца, привычно называемое пока что немногими узкими специалистами индоктринацией.

Несколько десятков минут — и я прикрываю обнажённое тело азари лёгким пологом, опиравшимся на проволочный каркас. В основном всё необходимое было сделано. Теперь важно было понять, как пойдёт заживление.

Отойдя от пациентов, я подошла к рабочему столу, присела в кресло и вызвала на настенные экраны полные данные мониторинга, учитывавшие и недавно проведённые манипуляции, и их результаты в статике и в динамике. Диагностический комплекс выполнил повторную проверку, ВИ Медотсека обработал полученную информацию и вывел на экраны сравнительные таблицы и графики.

Вчитываясь в показатели, обдумывая проявленные взаимозависимости, прогнозируя развитие ситуации, я ждала. Помощь Шепарда позволяла мне надеяться на то, что пройдёт меньше нескольких часов — и сначала один, а затем второй пациенты Медотсека придут в себя, очнутся. И в прямом и в переносном смысле вернутся в этот мир. Уже не хасками, а обычными представителями своих рас. Свободными от любого постороннего влияния и вмешательства. Если уж Назара не стал протестовать или противодействовать Шепарду или мне, Чаквас, не стал как-то пытаться блокировать стремление старпома и врача корабля вернуть азари и турианца к нормальной обычной жизни — а такие возможности и способности у Жнеца, безусловно, имелись, то... сделанные вмешательства позволяли осторожно надеяться на то, что очень скоро пациенты оживут.

Да, дыхание турианца и азари выравнивается, пульс больше не частит, нет лишнего напряжения в мышцах, нет зажатия в костях. Да, обоим пациентам придётся ещё несколько часов провести на полном постельном режиме без права вольно подвигаться — а я уже сейчас убеждена, что и Сарен и Бенезия будут изрядно взволнованы и фактом и содержанием своего в полном смысле слова освобождения от хаскоподобного состояния.

Конструкция больничных кроватей Медотсека фрегата учитывала то, что их будут использовать для размещения не только людей, но и представителей многих ныне известных землянам рас. Потому сейчас и гребень турианца и отростки азари были утоплены в специальные выемки в изголовье кроватей, что позволяло пациентам держать головы прямо и не напрягать мышцы и связки шей. Да, я хорошо помнила, что у турианцев шея — очень ранимая часть тела, но сейчас, здесь, в медотсеке можно было быть уверенной: Сарену не о чем беспокоиться.

Найлус, конечно не замедлит появиться, но тут уж от неё, врача фрегата зависит, какой график посещений пациентов — и, кстати, довольно тяжёлых пациентов — следует установить для обеспечения их скорейшего и полнейшего выздоровления. Посещения важны и нужны, но это — дело даже не ближайшего будущего. Во всяком случае — не нескольких часов.

Думала ли я, врач фрегата, что мне, спустя несколько дней после выхода фрегата из пределов "поля комплектования", придётся оперировать реальных тяжёлых пациентов? Нет, наверное, не думала. Всё же слишком долго галактика жила без напряжения, может быть, даже, как любят выражаться имперцы, "плывя по течению". И вот теперь всё острее ощущается дыхание не локальной, а общегалактической войны. Начинают в очередной раз сбываться многие апокалиптические прогнозы и предсказания.

Время текло незаметно. Я вполне осознавала себя затворницей Медотсека, мне нравилось быть его единоличной хозяйкой и, если было возможно, единственной обитательницей. Я не нуждалась в чьём-либо обществе, спокойно относилась к тому, что пока не случится чего-нибудь экстраординарного, ко мне никто из нормандовцев не заглянет.

В конце концов, медик существует для того, чтобы быть всегда готовым оказать помощь немедику. Быть всегда готовым. Вот я и была готова. И эта готовность оправдала себя. У меня появились первые за очень долгое время реальные особые тяжёлые пациенты. Которые теперь, после проведённых оперативных вмешательств, начали приближаться к моменту своего, хочется надеяться, полного выздоровления.

Я не хотела просматривать сейчас на экране настольного инструментрона информацию о том, как продвигается дело с этими очень странными раскопками. Я привыкла, будучи в полном одиночестве, замирать, расфокусировав взгляд и расслабившись. Так время текло быстро и неощутимо.

Не было никакого сигнала аппаратуры — ни звукового, ни светового. Карин почувствовала, что первой очнётся, как ни странно, не Сарен, а Бенезия. Может быть, земляне действительно правы, считая, что азари — женщины?

"Очень даже может быть." — подумала я, вставая и подходя к лежавшей навзничь азари, уже пытавшейся открыть глаза.

Я склонилась над ней. Взгляд Бенезии — мутный, нестойкий, расфокусированный, всё же сосредоточился на моем лице. Подходя к кровати, я успела снять показания приборов: пробуждение было нормативным.

— Г-где я? — выдохнула матриарх, пытаясь хоть как-то сфокусировать взгляд, стремясь увидеть окружающие предметы более детально и подробно.

— Вы — на борту военного корабля, в медотсеке. — тихо ответила я.

— Назара...

— Он... отпустил вас. — я не хотела сейчас вдаваться в подробности, отчётливо ощущая, что азари пока что ещё не способна воспринять их нормативно.

— Я... странно себя чувствую. Помню удар, пол вдруг поменялся местами со стеной и я... потеряла сознание, — прошептала азари. — Кто вы?

— Врач. Меня зовут Карин, — просто и чётко отозвалась я, краем глаза считывая показания размещённых на надкроватных деках приборов, но больше внимания уделяя всё же осмотру пациентки.

— Я... я не чувствую на себе белья и одежды. Вы...

— При ударе корабля о землю вы были серьёзно травмированы, Бенезия. Я прооперировала вас. Потому сейчас вы прикрыты этим пологом. — я прикоснулась рукой к лёгкой и прочной материи покрывала.

— Я внутри... Жнеца была не одна...

— Сарен Артериус тоже здесь, в медотсеке. — я поднесла к глазам азари зеркало. — Голову не поворачивайте, просто посмотрите...

— Он... — азари взглянула в зеркало на спящего турианца и отвела взгляд, — тоже...

— Да. Пострадал, — подтвердила я, — Тоже — упал. Пришлось и его прооперировать. Сейчас он — крепко спит и вас не слышит...

— Я... странно себя чувствую, Карин, — наконец взгляд матриарха обрёл чёткость и цепкость. — Зрение... вернулось. Я теперь хоть вас вижу достаточно отчётливо.

— Рада, — ответила я. — А относительно самочувствия... Вы вышли из-под влияния Жнеца, Бенезия. И очень скоро обретёте прежнюю свободу и целостность.

— Но... я была убеждена, что... — несмело произнесла азари.

— Из подиндоктринационного воздействия Жнеца вырваться невозможно. — спокойно и тихо сказала я. — Всё относительно, Бенезия.

— Откуда вы меня знаете, Карин? — во взгляде азари ясно читалось изумление и удивление.

— Я — офицер Медслужбы ВКС Альянса Систем, а вы находитесь на военном боевом разведывательном корабле. Нам не составило труда навести справки.

— И вы знаете теперь... — продолжила матриарх.

— Многое, — не стала отрицать врач. — И о вас. И о нём. — я взглядом указала на Сарена.

— Можно вас попросить, Карин. Я бы хотела, чтобы... — Бенезия, как поняла я, вполне ожидаемо застеснялась. Это стеснение было вполне понятным — и мужчины и женщины разных рас и считавшие себя бесполыми азари не хотели, чтобы их видели "полуразобранными" и "разобранными", а такая "разобранность" и "полуразобранность" столь обычна для пациентов больниц и госпиталей.

— Он — крепко спит, Бенезия. Но, если хотите. — я надавила несколько сенсоров на своём инструментроне и кровать Сарена оказалась отделена от остального пространства медотсека ширмой.

Азари немного успокоилась.

— Он... Он несколько раз едва не задушил меня... — тихо произнесла Бенезия. — И сейчас я вспоминаю это... особенно отчётливо. Он... Он едва не убил меня... Несколько раз он пытался меня убить. И я знала и знаю сейчас — так требовал поступить от него этот страшный гигантский корабль. Сарен... стал рабом этого корабля. А потом... его рабыней стала и я... — азари-матриарх прикрыла глаза, умолкнув на несколько минут. Я была немного удивлена, что пожилая даже по меркам своей расы азари не только достаточно быстро очнулась, но и столько слов сказала вслух. А уж вспомнила она, едва очнулась, пришла в себя, немало — в этом я была не просто уверена — убеждена. Бенезия открыла глаза, её взгляд коснулся лица врача. — Вы... оперировали меня?

— Да, — кивнула я. — Корабль у нас небольшой, я — хирург-травматолог.

— Не понимаю. Что произошло? — взгляд азари пошарил по медотсеку. — Мы оба здесь... наверное, находимся достаточно долго?

— Да, — подтвердила я. — Вы долгое время были без сознания. Оба.

— Получается, что он... тоже свободен от влияния Жнеца? — спросила едва слышно азари.

— Да. Так же как и вы, Бенезия, — ответила я.

— Но... — азари замялась. — Это значит...

— Это значит, что вы не могли отдавать себе отчёт и не можете отвечать за свои действия, совершённые под таким, — здесь я сделала особый, заметный для пациентки, акцент, — нажимом. — И у нас нет желания выдавать вас правоохранительным органам Азарийской Республики или Турианской Иерархии. Для этого нет оснований и нет никакой возможности — вы находитесь на лечении. А оно будет... достаточно долгим.

— Так что же всё же произошло? — матриарх всерьёз вознамерилась получить ответ на этот вопрос.

Я едва заметно вздохнула. Мне очень не хотелось вот так сразу рассказывать матриарху о том, что совсем недавно случилось на Иден-Прайме.

Бенезия не спускала взгляда с лица врача и поняла, что та колеблется.

— Я помню, Карин, что надо было забрать с планеты Маяк. Так хотел пилот корабля и мы... вынуждены были подчиниться. Мы... были свидетелями того, как корабль шёл по Галактике к планете. Пилот как-то именовал планету, каким-то то ли кодом, то ли шифром, но... мы не имели никакой реальной возможности понять, что это за планета и где она расположена.

— Это Иден-Прайм. Одна из первых человеческих колоний. Сельскохозяйственная планета. С протеанскими артефактами, — честно сказала я.

Азари заледенела.

— Нас... занесло на территории, подчинённые человечеству?! — выдохнула она.

— Можно сказать и так, — подтвердила я. — Сделать вы вдвоём — и даже поодиночке — всё равно, как я понимаю, ничего бы не смогли — ни воспротивиться, ни поспособствовать, так что считайте, что вы оба были просто бесправными, вынужденными пассажирами этого корабля. Всё решал пилот.

— Но почему... почему мы попали... — азари силилась сформулировать свой вопрос и я её не торопила. — Почему мы вдруг оказались...

— Пилот корабля собирал протеанские Маяки, вероятнее всего — по всей галактике. В маяках содержалось предупреждение. О большой опасности. — я вспомнила картинки, переданные ей службой РЭБ фрегата. Те самые картинки, которые уже видели археологи и охранявшие учёных космопехотинцы. Я помнила своё убеждение в том, что это — далеко не вся информация, которая содержалась в Маяке. Возможно, удастся извлечь больше. Со временем, конечно. — Пилот корабля не хотел, чтобы это предупреждение было получено и понято. Потому он тайно приблизился к Иден-Прайму. Мы успели засечь его продвижение по зоне ответственности человечества, успели отметить его подход к Иден-Прайму и успели предотвратить вывоз маяка. — Поглядывая на пациентку и на дисплеи приборного надкроватного комплекса, я убеждалась, что азари поразительно быстро если и не выздоравливает, то приходит в определённую, весьма значительную норму, потому продолжала рассказ.

— И... — в голосе пожилой азари явно чувствовалось нетерпение.

— Нам пришлось пресечь попытку корабля уйти с планеты с помощью бортового — и не только — оружия. Результатом стало падение корабля на поверхность Идена. Вас обоих извлекли из недр "креветки".

— Жнеца, — уточнила матриарх.

Я кивнула:

— Да. Перевезли на борт нашего корабля. Вы оба были без сознания...

— Я была... полностью подавлена, — прошептала матриарх. — И сейчас... Я не понимаю. Я чувствую себя так, словно этих дней, проведённых под гнётом воли пилота корабля... в моей жизни никогда не было. Я чувствую себя свободной. Раньше я была абсолютно убеждена, что избавиться от зависимости от Жнеца... невозможно. А сейчас... Я чувствую себя так, словно никогда не встречалась ни с Сареном, ни с Жнецом.

— Мы смогли вас вытащить, Бенезия, — сказала я. Мне очень не хотелось вот прямо сейчас говорить едва очнувшейся азари о Шепарде и о его возможностях.

— Вы... вытаскивали меня... и Сарена... не одна? — матриарх внимательно посмотрела в мои глаза.

— Да, я в основном занималась вашими... телесными проблемами, — не стала лгать пациентке я. — Психические проблемы, в том числе — и проблему вашей полной зависимости от воли пилота корабля-Жнеца... устранял другой член нашего экипажа.

— Я ощущала... присутствие рядом... мужчины, человека, — тихо прошептала матриарх. — Значит, это правда. Он был здесь.

— Был, — подтвердила я. — Он очень помог мне. И вам. Обоим.

— Не сомневаюсь, — азари ещё раз обвела взглядом доступное ей пространство Медотсека. — Мы здесь... только втроём?

— Наш корабль пока что не покинул планету. У нас здесь есть ещё задачи. И пока командир корабля не приказывал стартовать, — уточнила я. — А что касается Медотсека, то я, как главный врач — его полновластная хозяйка. И члены экипажа и команды корабля знают, что я никогда не делаю из процесса лечения пациентов какое-либо шоу. Что же касается того, что мы здесь только втроём... Я не чувствую себя одинокой, Бенезия. Просто... работа у меня такая. Вы оба — сейчас самые сложные пациенты за последние дни. Потому, естественно, мы постарались, чтобы вы выздоравливали в тишине и в покое.

— Наверное, это... правильно. То, что вы, Карин, сделали, — произнесла матриарх. — Никак не могу привыкнуть к своему... свободному состоянию.

— Вы, Бенезия, только недавно очнулись, — сказала я, поглядывая на индикаторы надкроватных приборных дек. — Так что...

— Поверить не могу, что я... свободна, — выдохнула матриарх. — Столько дней... Какое сегодня число?

Я назвала не только день, но и месяц, и год, вызвав на лице пациентки вполне ожидаемое выражение искреннего изумления.

— Богиня! Я столько времени провела в подчинении у Жнеца?!... Поверить не могу. Хотя... понимаю, что это... вполне возможно. Когда ты заперта в такой... оболочке... время движется совершенно по-другому, — задумчиво произнесла матриарх.

— Теперь вы свободны, Бенезия. — я присела на стул, стоявший рядом с кроватью, на которой лежала пожилая азари. — И вам предстоит освоиться с вашим свободным положением.

— Вы правы, Карин, — матриарх закрыла глаза на несколько секунд. — Вы говорили, что это — военный корабль?

— Да. "Нормандия".

— Помню. О его проектировании турианцы иногда упоминали в Экстранете. Двухвековое отставание. И...

— Построили, передали нам, мы вот, осваиваем. — проговорила я. — Первый дальний полёт и — такое, — я не стала особо скрывать от собеседницы свои чувства и эмоции.

— И... как мне теперь быть с ним? — Матриарх с усилием повернув голову, взглянула на ширму, отделявшую её кровать от кровати, на которой лежал Сарен.

— Он — тоже свободен и теперь не будет иметь к вам, Бенезия, никаких претензий. Вы оба — взрослые разумные органики, так что... Каждому — и вам, и ему — предстоит освоиться в этом мире уже в качестве свободных от внешнего влияния личностей. Это... длительный процесс.

— И... — нетерпение, а может быть — и любопытство в голосе азари продолжали нарастать.

— Пока что вы будете находиться в Медотсеке. Оба. Потом, когда окрепнете — сможете вернуться туда, куда захотите. — Я не стала продолжать, понимая, что азари должна сама решить вопрос о том, где она хочет жить после такого "возвращения".

— Мне, откровенно говоря, страшно, Карин, — не стала скрывать опасений и откровенной боязни, матриарх. — Я столько совершила преступлений... сама того не желая. Боюсь...

— Вы совершали эти поступки, находясь под внешним влиянием, Бенезия, — ответила собеседнице я. — Сильнейшим, неотвратимым внешним влиянием. Вы никоим образом не были свободны в своих поступках, у вас не было другого выбора, никакой другой возможности. Так что...

— Но мне — не поверят. — Бенезия попыталась было начать рассказ о том, кто она такая, но я остановила её коротким жестом и азари замолчала, поняв, что продолжать настаивать не следует. — Вы... узнали обо мне почти всё?

— Мы — разведка, Бенезия, — сказала я. — И, если надо, то у нас — предостаточно возможностей узнать о каждом разумном многое. Мы в курсе, что вы — член основного состава "Совета Матриархов Азари", в просторечии именуемого Матриархатом, мы так же знаем, что вы — одна из религиозных лидеров расы.

— И вы знаете, что у меня... — несмело прошептала матриарх.

— Есть единственная дочь, которой на данный момент — сто с лишним лет. Её зовут Лиара, — подтвердила я.

— Я с ней уже долгое время не общаюсь. По вашему счёту — это пятьдесят лет. Половина её жизни, Карин, — тихо сказала матриарх. — Простите, но я... удивлена, изумлена и, не скрою, обрадована тем, что могу вот так свободно, спокойно и много с вами говорить. Я понимаю, что вы прооперировали меня, что я лежу на медицинской больничной кровати, что вы почти полностью восстановили моё тело, но... я хотела бы узнать побольше о том человеке, который оказался способен вернуть мне... саму себя, — смутившись, матриарх прикрыла глаза. — Он сможет придти ко мне в ближайшее время?

— Сейчас он очень занят, Бенезия, — ответила я. — У нас здесь есть работа, которую надо завершить. Пока что командование корабля не приняло многие важные решения, а без их принятия мы не сможем безопасно и быстро покинуть планету. — я привстала, поворачивая один из экранов к лежавшей навзничь азари и переключая его изображение с медицинских показателей на нейтральную статичную заставку. — Я вам расскажу об этом человеке. Он, думаю, не преминёт зайти к вам, когда вы в достаточной степени окрепнете.

— Моя одежда. Она, вне всякого сомнения, пострадала при падении. И...

— Не буду скрывать, Бенезия, — ответила я. — Мне пришлось разрезать ваше платье. Старалась резать по швам, так что при необходимости его можно будет восстановить. Ваш головной убор...

— Что-то вроде ритуально-церемониального убранства, Карин. Понимаю, для людей он... не привычен, но... я к нему привыкла, да и на Жнеце, когда я — это была не я, как-то не особо думалось о своём внешнем виде. Так что я теперь понимаю, что всё это время я практически не переодевалась во что-либо другое и, соответственно, не меняла и головной убор. Он не пострадал? — поинтересовалась матриарх.

— Немного. При необходимости мы его отремонтируем. — я, не вставая с места, надавила несколько клавиш на своём инструментроне и одна из дверец ближайшего к кровати настенного шкафа открылась. — Вот он.

— Почти не пострадал. — матриарх оглядела свою "шапку" цепким взглядом и 1 убедилась в том, что зрение вернулось к азари в полной мере, её мозг получал всю основную информацию в достаточных, необходимых объёмах. — С платьем, наверное, хуже?! Впрочем, понимаю. Волочь меня с Жнеца на...

— Челнок, — уточнила я.

— А потом — на фрегат, — продолжила матриарх. — Удовольствие ниже среднего. Наверное...

— Вас принёс сюда тот человек, который впоследствии восстанавливал вашу психосферу, Бенезия, — отметила я. — Его, — она взглядом указала на ширму, — принёс на борт один из десантников.

— На руках? — уточнила азари. — Я... я не чувствовала тогда, что меня... несут на носилках. Наверное, его, — она посмотрела на ширму, за которой на кровати лежал турианец, — тоже принесли не на носилках.

— Вы правы. Вас обоих принесли сюда на руках, — подтвердила я. — Почти сразу он, — я набрала на своём инструментроне несколько команд. Бенезия увидела официальный портрет Джона Шепарда, почти такой же, какой был в его личном, совершенно секретном деле, — стал восстанавливать вашу психосферу. Как он это делал — даже я, врач, в деталях сказать не могу. Он на это — способен и он это — может делать. Вряд ли он сам тоже сможет пояснить это словесно кому-либо из разумных. Такова, вполне вероятно, одна из его возможностей, которой он располагает, обладает, владеет — назовите как хотите. — я лёгкими касаниями сенсоров на инструментроне пролистнула на экране несколько портретов старпома.

— Он... молод. И, несмотря на внешнюю молодость он... опытен, — отметила азари, вглядываясь в предъявленные ей изображения.

— Да, — соглашаясь, кивнула я. — Он действительно необычен. Обладает высоким десантным и спецназовским рангом. И сейчас он — старший помощник командира корабля и одновременно — командир десантного экипажа.

— Две таких должности — одному человеку?! — искренне изумилась азари. — У нас в азарийском десанте такого — не практикуют. Во всяком случае, я об этом, несмотря на достаточный уровень допуска, ничего не знаю.

— Мы и сами изумлены, — не стала отрицать я. — Он совсем недавно пришёл к нам в экипаж. Перед самым отлётом на Иден-Прайм. А потом... на корабле и в экипаже многое, не скрою, изменилось в лучшую сторону.

— И в лучшую сторону изменилось для меня, Карин, — прошептала матриарх. — А почему я могу лежать на вашей кровати вот так, держа голову прямо? Ведь отростки...

— Мы предполагали, что будет иметь место такое неудобство для азари. Потому наши больничные кровати, которыми комплектуются медотсеки кораблей разведки, с недавних пор оснащаются выемками, в которые утапливаются ваши головные отростки. У него, — я посмотрела на ширму, — похожая проблема, но и он тоже не испытывает трудностей — его головные выросты также утоплены в похожей выемке.

— Это... комфортно. Похоже на специализированную подушку. Мы по большей части лишены такой роскошной возможности держать головы, когда лежим навзничь, прямо, — проговорила матриарх. — Я не перестаю изумляться тому, что способна столь много и свободно теперь говорить вслух, хотя... понимаю, что я едва-едва выкарабкалась буквально, как вы, люди, выражаетесь, "с того света". Понимаю, что то пространство, где я побывала, очень похоже на "тот свет", — грустно заметила пожилая азари.

— Тем не менее, Бенезия, вам необходимо подремать. — я отодвинула экран в прежнее положение. — Поспите. Сон лучше всего восстанавливает силы.

— И вы не будете... — посмотрела матриарх на меня, уже отходившую к своему рабочему столу.

— В этом нет необходимости, — едва заметно улыбнулась я, обернувшись. — Вы восстановились в достаточной степени и теперь вполне способны сами поспать. Без всяких снотворных. — я опустилась в своё кресло. — Я закрою вас ширмой. Поспите, — и я нажала несколько клавиш на настольном инструментроне и из стены выдвинулись полотнища перегородки, разворачивающейся в рабочее положение.

— Буду спать, Карин. Спасибо, — тихо проговорила матриарх, видя, как белые непрозрачные пластины отделяют её кровать от рабочего стола врача. Закрыв глаза, Бенезия и сама не заметила, как уснула.

Просматривая на экране инструментрона собранные автоматикой медотсека данные мониторинга, Я радовалась тому, что матриарх наконец-то уснула глубоким сном без сновидений. Я не солгала своей пациентке: никаких снотворных она действительно сейчас не использовала. Шепард совершил настоящее чудо — мониторинг доказывал, что азари, несмотря на почтенный даже по расовым меркам, возраст, восстановилась в очень значительной степени. Конечно, не в полной, но то, что она оказалась способна столь много говорить, уже указывало на возможность однозначного успеха, обеспечивающего гарантированное выздоровление.

Хорошо, что она уснула. Теперь, если очнётся Сарен, не будет необходимости предпринимать какие-то меры для того, чтобы между ним и азари не было противоречий, способных привести к противостоянию бывшего "старшего раба" и "рабыни".

Привыкшая достаточно цинично воспринимать подобные жизненные ситуации, я не стала акцентировать на подчинённости азари турианцу внимание и углубилась в анализ предоставленных автоматикой медотсека данных мониторинга.

Через час я встала, осторожно ступая, подошла к лежавшей навзничь азари и, воспользовавшись гипнозом, обеспечила своей пациентке глубокий сон ещё на несколько часов. Что-то подсказывало мне: очень скоро очнётся Сарен и нужно заранее сделать всё, чтобы между пациентами не возникло никакого напряжения. Бенезия будет спать, а я, как врач, пока переговорю с турианцем. В том, что такой разговор об очень многом будет необходим, я не сомневалась.

Сарен открыл глаза. Острый слух сразу выделил из мешанины звуков дыхание азари, но вокруг не было привычной турианцу обстановки "центрального поста" Жнеца. Насколько смог охватить взгляд, вокруг был медотсек корабля, унаследовавшего в своём оснащении многие турианские традиции. Послышались лёгкие и быстрые шаги и над ним склонилась земная женщина средних лет. Врач, — понял Сарен.

— Где я? — турианец задал этот вопрос, не особо веря, что получит точный и исчерпывающий ответ. Если в медотсеке врач — человек, то, это означает, что он, скорее всего, каким-то, неведомым ему сейчас образом, оказался на борту корабля, принадлежащего землянам.

— Фрегат "Нормандия", Спектр Артериус. — коротко сказала я, понимая, что такой ответ удовлетворит пациента в большей степени, чем любой другой. — Я — врач Медотсека, моё имя — Карин, — добавила она.

— Вы меня... знаете? — спросил турианец.

— Трудно ничего не знать об одном из легендарных Спектров Совета Цитадели, Сарен. — я провела быстрый ручной осмотр и обследование тела пациента. — Вы — в почти полной норме.

— Как я здесь... оказался? Я помню, что корабль, на котором я был... упал. Удар — и я потерял сознание. Понимаю, что звучит... глупо, но я больше ничего не помню. — Сарен попытался повернуть голову. Это ему не удалось. — Гребни...

— На наших больничных кроватях есть специальные выемки. Ваш гребень не пострадал, с ним всё в порядке. Но пока, до вашего полного выздоровления... будет лучше воздержаться от движений головой, — сказала я, читая показания с экранов, расположенных над кроватью Артериуса. — Вы действительно упали и потеряли сознание. Наша группа высадки эвакуировала вас из Жнеца.

— Вы опознали корабль? — в голосе Сарена проявилось некоторое удивление. — Он же...

— Любая легенда имеет под собой какое-нибудь вполне реальное основание, — ответила я. — Так уж здесь, в этом мире, заведено.

— Возможно, вы правы, — турианец прикрыл глаза. — Знаете, это... удобно, вот так лежать навзничь и держать голову... прямо, не напрягая мышцы шеи. Я не удивлён тем, что вы раздели меня. И сейчас я не чувствую в себе многих имплантатов.

— Я их удалила. Они вам больше не понадобятся, — ответила я, переключая режимы медаппаратуры на своём инструментроне. — Оставила только самые необходимые и безопасные.

— Я был... — произнёс Сарен. — Сейчас я даже сомневаюсь, был ли это я все эти дни и месяцы.

— Это были вы, Сарен. Но вы — не управляли собой, своими поступками и действиями в полной мере. — Я посмотрела на турианца. — Так что...

— Вы узнали, что я — Спектр. Но, наверное, я не смогу так просто и быстро вернуться в Корпус. За то, что я совершил...

— Это сделали не вы, — сказала я. — Вами полностью управлял Жнец. Вы были только послушным и покорным орудием, исполнителем его воли. Так что к вам никаких претензий никто из разумных органиков не будет предъявлять. Никто из живущих ныне.

— Вы, Карин, так в этом уверены? Но как... как вам удалось освободить меня от...

— Индоктринации? — Я отступила на шаг от кровати Сарена, села в рабочее кресло на колёсиках. — Я только удаляла имплантаты из вашего тела. В том числе и те, которые поставил Жнец.

— Помню. Много времени, наверное, я провёл на его операционном столе... почти без сознания, — проговорил Сарен, повторно прикрывая глаза. — А...

— Вам помог старший помощник командира нашего фрегата, Сарен. Как именно он это сделал — я в деталях не знаю. Но результат — приемлем.

— Более чем приемлем... Я так себя чувствовал... — Сарен запнулся, но затем продолжил, — задолго до того, как стал... как вы, люди, говорите, марионеткой в руках Жнеца. Это... приятное чувство и очень приятное ощущение свободы, лёгкости и уверенности, что теперь... очень многое зависит только от меня самого. Я давно не чувствовал себя... свободным. А можно...

— Старпом сейчас — не на борту. Он занят на планете. Руководит группой высадки.

— Вы... остановили Жнеца?! — Сарен был явно глубоко изумлён.

— Пришлось, — подтвердила я, — Он попытался изъять с принадлежащей землянам планеты некий протеанский артефакт.

— Да... Мы были... пассажирами. И Жнец, точнее — пилот Жнеца... нам многое не говорил. Мы не были равными партнёрами, потому не были даже посвящены во многие его планы, намерения, не знали о причинах многих его действий. Да, теперь я осознаю — он использовал нас. И сейчас я понимаю — грязно использовал. Значит, мы сейчас...

— На Иден-Прайм, Сарен, — ответила я.

— Помню. Мы шли очень долго, летели куда-то. На Жнеце... нет иллюминаторов. Мы не знали, по чьим территориям пролегает наш путь. Я помню только то, что Жнец указал — мы идём под маскировкой. Потом... я почувствовал, как по Жнецу стреляют, корабль, до того момента стоявший вертикально, вдруг стал заваливаться набок и был удар. Я... потерял сознание.

— Вы упали с кресла, Сарен, — уточнила я.

— Да... кресло, — подтвердил, помолчав несколько секунд, вспоминавший недавние события турианец. — Пилот Жнеца создал нам вроде рабочей каюты. Там были два кресла, но в тот момент... Скорее всего я не сумел пристегнуться. Или... не успел. Не помню. Всё, как всегда, случилось слишком быстро. Вероятнее всего, пилот рассчитывал, что ему удастся стартовать, увести корабль, но, видимо...

— Мы постарались сделать всё, чтобы стартовать он не сумел, — ответила Карин.

— Да. Вы действительно сделали так, — согласился Артериус. — Где сейчас Жнец?

— Фрегат висит рядом с ним. Он лежит... на боку. Недвижим.

— Вы сумели разведфрегатом... одним кораблём остановить Жнеца?! — Сарен не скрывал своего изумления. — Это... явно было ново для пилота Жнеца.

— Подробностей — не знаю, Сарен, — поняв, что Спектр желает услышать полный рассказ о прошедшем бое, ответила Чаквас. — Я ведь не воин, я — врач.

— Хирург? — уточнил Спектр.

— Да. У нас, людей, есть традиция, что главами Медотсеков на кораблях — и не только на кораблях, но и в станционных и наземных медцентрах чаще всего назначают именно хирургов. Впрочем...

— Я помню о такой традиции, Карин. — Сарен прикрыл глаза, затем снова открыл их. — Вы так спокойно и полно прооперировали меня... Раны... почти не болят.

— Рада это слышать, Сарен, но — не храбритесь. Пока что у вас — постельный режим, — сказала я.

— Рядом со мной... на Жнеце находилась азари. Матриарх. Её звали... Бенезия, — произнёс Спектр.

— Она здесь, за ширмой. Спит... — кивнула я.

— Пилот... он несколько раз едва не заставил меня задушить её. Наверное, меня будут судить и накажут в Азарийском пространстве за издевательства над матриархом. — прошептал Сарен. — Я помню, что она — одна из религиозных лидеров азари.

— Думаю, у нас ещё будет время урегулировать этот вопрос, Сарен. — я внимательно посмотрела в глаза турианца. — Сейчас вы уже владеете собой...

— Да, владею. И я обязательно извинюсь перед Бенезией, — твёрдо сказал Сарен. — Жнец заставил меня командовать ею и сделал всё, чтобы она не могла воспротивиться необходимости подчиняться мне. Сам он тоже часто командовал ею. Я начинаю вспоминать и мне... мне кажется, что я больше не Спектр. А она, вне всяких сомнений, будет отвечать перед Судом Матриархата. И — тоже пострадает. Понесёт, как принято выражаться, наказание, — турианец резко замолчал.

— Потому, Сарен, не надо вам сейчас вспоминать всё, что вы совершили, не владея собой даже в малейшей степени. Эти воспоминания будут вредны, — с нажимом произнесла я. — С Бенезией вы наладите нормальные отношения. У вас сейчас начался новый этап вашей жизни. И о прошлом... лучше сейчас не вспоминать. Оно осталось позади, Сарен.

— Полагаю, доктор, вы таким нехитрым образом даёте мне понять, что я должен поспать? У нас, разумных органиков очень сильна убеждённость в том, что сон — лучшее лекарство. Природное. — проговорил Сарен, едва заметно улыбнувшись.

— Да, — не стала возражать я.

— Тогда... прежде чем я засну, позвольте вопрос? — осторожно сказал Артериус.

— Хорошо, Сарен, — кивнула я.

— Вы сможете мне помочь, вернуть более приличный вид моему лицу. Хотя... я спокойно отнесусь к тому, если вы вместо "лицо" скажете "морда". Дело ведь не в обозначениях?

— Это я смогу сделать, — подтвердила я. — Но у вас, Сарен, сейчас есть прямая необходимость отдохнуть. Без снотворных. И я чувствую, что этот вопрос — не последний.

— Да, доктор. Я чувствую, что на борту вашего корабля присутствует мой сородич. И подозреваю, что это Найлус Крайк, мой ученик и действующий Спектр Совета Цитадели.

— Да, — кивнула, подтверждая правоту предположения Сарена, я. — Он действительно находится на борту "Нормандии". Я знаю, что Совет Цитадели приказал ему проконтролировать и использование фрегата-прототипа и осуществление вывоза с Иден-Прайма протеанского маяка.

— Совет таки протянул свои руки к этим артефактам, — с долей явного неудовольствия проговорил Сарен. — Попытался, сам того не зная, опередить Жнецов, — турианец несколько секунд молчал. — Только вот... полученная из Маяка информация, если она действительно была получена умниками-разумниками, подчинёнными троице Советников, была ожидаемо простой и приятной. Для Советников, — уточнил Спектр.

— Можно сказать и так, — подтвердила Карин. — Но Найлуса и нас, землян, едва не опередил Жнец. Вероятнее всего Жнец и его пилот не заинтересованы в том, чтобы разумные органики, ныне живущие в Галактике, полностью исследовали содержимое этого артефакта.

— Появление Жнеца... внесло сумятицу в реальность, — обтекаемо выразился Спектр.

— Согласна. Он причинил Иден-Прайму, его инфраструктуре значительные разрушения при посадке и тем более — при падении. На его борту был гетский десант.

— Да. Жнец... подчинил себе какое-то подразделение гетов. Может быть — несколько десятков. Плюс — несколько десантных кораблей — носителей. Он — полумашина, так что ему... договориться с этими машинами, ведомыми сетевыми ИИ, было не в пример легче и проще, чем нам, разумным органикам, — признал Артериус. — Духи, я никак не могу привыкнуть к тому, что я свободен и к тому, что уже столько времени я столько говорю с вами и не чувствую усиления усталости... Это для меня столь ново, что я теряюсь... Вы правы, Карин. Мне нужно... подремать и о многом подумать. Я обещаю, что не буду... иметь никаких претензий к Бенезии. И обязательно извинюсь перед ней, обязательно, — повторил турианец. — Наверное, я уже понял, что ей нет никакой необходимости извиняться передо мной: я виноват перед ней всё равно больше, чем она передо мной. Мы оба действительно были предельно несамостоятельны в своих действиях... Это... страшно. И я рад, что это закончилось. Мне надо о многом подумать. Я, наверное, буду дремать. Вряд ли спать. И, скорее всего, я не буду вставать без вашего на то позволения, доктор. Но...

— У нас есть достаточные возможности для того, чтобы обеспечить вам одежду. На Иден-Прайм есть турианская колония и ваши соплеменники, скорее всего, не откажутся передать или продать нам полный мужской гардероб, — усмехнулась я. — Отдыхайте, Сарен. И помните — вы обещали вести себя нормативно.

— Буду, доктор. Буду. — Артериус в знак согласия прикрыл на несколько секунд глаза. — Вы, может, когда и разрешите мне увидеться с Найлусом?

— Разрешу. Со временем. — я встала с кресла, отошла от кровати, задёргивая полог ширмы. — Отдыхайте.

Полчаса — и Бенезия открывает глаза. Я склоняюсь над ней:

— Как спали, Бенезия?

— Спасибо, — шепчет матриарх. — Давно я так полно и глубоко не спала. Когда я была... не я... такой сон для меня был несбыточным счастьем или... недопустимой роскошью. Он, — матриарх скосила глаза в сторону кровати Сарена, — очнулся?

— Да. Я с ним говорила. Он — в норме, стабилен.

— И...

— Он очень хочет извиниться перед вами, Бенезия. Он понимает, что был неправ во многом по отношению к вам, — сказала Чаквас.

— То был — не он. Им управлял либо Жнец, либо пилот Жнеца. Так что... Я даже несколько удивлена, что он хочет извиниться, — ответила матриарх.

— Он — мужчина, Бенезия. А у мужчин, часто — независимо от расовой принадлежности — так принято действовать в некоторых случаях. Если они чувствуют, что неправы, то многие из них считают необходимым принести свои извинения ясно, чётко и открыто. Особенно, если адресат извинений — дама. — Я не стала употреблять слово "женщина" и это понравилось матриарху.

— У нас, среди азари... есть многие, кто разделяет точку зрения, что мы — не "оно". Не бесполы, проще говоря, — сказала старшая Т'Сони.

— Социальная роль, Бенезия — не пол. Точнее — она определяется не только полом. У нас, людей, тоже многие женщины не рожают ни разу в течение своей жизни, но, тем не менее, никто из людей не перестаёт считать их женщинами. Право рожать ребёнка и право не рожать ребёнка, это, прежде всего — право выбора для каждой земной женщины. Оно строго индивидуально и редко когда общество или государство прямо и жёстко требует от женщины выполнить свою функцию продолжательницы рода человеческого в принудительном порядке, — сказала я.

— Вы... — осторожно начала матриарх.

— Я — не замужем. Точнее, как утверждают многие мои знакомые, я — замужем за своей работой, — усмехнулась я. — Но это ни мне ни окружающим меня людям не мешает. Я — по-прежнему женщина и ко мне соответственно относятся. Берегут, помогают, обеспечивают, страхуют, защищают.

— Вы и сами... Как врач, — уточнила матриарх.

— И это — тоже присутствует, — не стала отрицать Карин. — Со своей стороны я — тоже берегу, страхую и защищаю. И женщин, и мужчин. Любого возраста и любого социального положения.

— У вас, Карин, есть... сердечный интерес... Командир этого фрегата, — сказала Бенезия.

— Да, — вздохнула я. Ей проницательность и опытность пациентки-матриарха начинали всё больше нравиться. — Вы правы. Но пока... мы только хорошие, пусть и близкие — знакомые. Дэвид Андерсон не давит на меня, не спешит с выполнением стандартного сценария — обручение, венчание, свадьба, семья, домашнее хозяйство, дети. Всё это — будет, но сейчас... — помолчав несколько секунд, сказала я, — Слишком многое изменилось, Бенезия, после того, как нашему кораблю и экипажу пришлось стрелять по Жнецу... Боюсь, что свадьба и всё прочее... отодвигается теперь в очень отдалённое будущее.

— У вас... — продолжала допытываться матриарх.

— Тоже есть ощущение приближающейся беды, Бенезия. Война с такими вот машинами. Кровь, боль, смерть. Эта война... я чувствую это сейчас очень остро, начнётся очень скоро и будет... тяжёлой и длительной. Результат этой войны сейчас предсказать... Я бы не взялась.

— В этой войне не будет пленных, Карин, — прошептала матриарх.

— Да. Если там будет использоваться индоктринация... пленных действительно не будет. — согласилась я. — Выбор будет: или — враг, или — друг. Чего-нибудь среднего вроде военнопленных или гражданских узников — уже не будет. Нет ощущения сохранения перспективы изменения разумным органиком своего положения, возврата к прежнему положению-статусу. — немного витиевато выразилась я.

— Тогда... как и почему я и он, — взгляд в сторону кровати Сарена, закрытой ширмой, — вернулись в нормальное состояние?

— Как — на этот вопрос я вряд ли смогу точно и полно вам ответить, Бенезия, — сказала я. — А почему... Пока не началась война в Галактике, а в том, что это будет именно галактическая война, у меня лично никаких сомнений почти что и не осталось сейчас, к этому моменту, мы, разумные органики, ныне живущие, ещё можем выбирать. А потом, когда война с Жнецами, вот с такими вот кораблями начнётся... тогда будет выбор только "или — или". Или — мы победим Жнецов, или — Жнецы победят нас.

— Вы, правы, Карин, — помолчав, ответила матриарх. — Я, азари, как вы, люди, часто говорите, пожилая, но... плохо знаю человеческую расу. Мы — долгоживущая раса, вы — короткоживущая. Между нами слишком много, по нашему общему расовому мнению, различий. Но сейчас, вероятнее всего, наступает время, когда эти различия придётся преодолевать.

— Именно так, Бенезия. — я не стала кивать головой, но азари отчётливо поняла, что собеседница действительно согласна с высказанным мнением.

— Удивительно, — азари прислушалась к своим ощущениям. — Я чувствую себя... помолодевшей.

— Вполне возможно, Бенезия, — сказала Чаквас.

— Мне... очень приятно, что первая, кого я увидела, после возвращения в нормальное... состояние, были вы, земная женщина. Я не знаю, как бы я отреагировала, если бы первым увидела, к примеру, вернувшегося "оттуда" Сарена.

— У нас, землян, принято, чтобы врачом в большинстве случаев была женщина. По многим причинам. Чувствительность, эмоциональность, нежность, способность сопереживать и прочее, — тихо сказала я. — Потому и на военных кораблях большинство медиков — женщины. В то время как большинство воинов, конечно же, мужчины.

— А тот, кто вынес меня из Жнеца на себе... Вы можете мне рассказать о нём подробнее, Карин?

— Могу. — я коротко рассказала азари о Шепарде.

Матриарх слушала внимательно, в знак согласия часто ненадолго прикрывала глаза, наслаждаясь покоем и тем, что она теперь полностью владеет собой, владеет единолично и своим телом и своим разумом.

— Вот такой он с моей точки зрения, Бенезия. Коммандер спецназа десанта ВКС Альянса Систем Джон Шепард, — завершила свой рассказ о старпоме Чаквас.

— Я понимаю, что вроде как являюсь тяжёлой пациенткой, но нельзя ли мне посмотреть ещё раз его портрет?

— Почему же нельзя? — я повернула к азари один из медицинских экранов. — Смотрите, — она набрала код на своём инструментроне и передала Бенезии небольшой пульт. — Управление экраном, — пояснила врач.

— Да... Мне это привычно. Надо... разрабатывать пальцы, — негромко сказала матриарх.

я кивнула, отходя от кровати — почувствовала, что азари хочет побыть в одиночестве.

Чем-то её Шепард заинтересовал и я вдруг поняла, что матриарх... влюбилась, а точнее — полюбила этого человека. Вполне обычное дело после того, как разумный органик, рискуя собой, спас другому разумному органику и жизнь, и тело, и душу.

Присаживаясь в своё рабочее кресло и включая инструментрон, я уже понимала: да, Бенезия полюбила Шепарда. Женщина всегда может ощутить, что другая женщина полюбила мужчину. Так захотела природа, так повелела эволюция. Да, в своём рассказе я особо обратила внимание Бенезии на то, что Шепард любит девушку по имени Дэйна и скорее всего в перспективе станет её мужем и главным другом. Но разве это смогло бы остановить матриарха азари?

Шепард — молод, но он — далеко не юн. Он обладает большим жизненным опытом и, если его полюбила матриарх азари, значит, он действительно необычен, ценен и важен не только для Дэйны, но и для многих других разумных органиков. Джон рискнул своей сутью и своей жизнью, вытаскивая из почти что небытия азари и турианца, потому нет ничего удивительного в том, что Бенезия хочет вернуть долг своему спасителю. Знать бы мне, врачу фрегата, как отреагирует на роль Шепарда в своей судьбе Сарен Артериус...

Да, Карин помнила о том, что Бенезия замужем за Этитой, но... для азари, как также понимала врач, такие формальности никогда не имели определяющей роли.

Этита, Мятежный Матриарх, была поглощена общественной деятельностью, потому она теперь редко и недолго бывала рядом с Бенезией, Лиара вот, пятьдесят лет не общается с матерью, а про отца твёрдо и точно знает, пожалуй, только то, что он — азари. Об остальном Бенезия по одной ей ведомым точно и полно причинам предпочитает умалчивать даже в общении с родной дочерью.

Так что если матриарх Бенезия Т'Сони полюбила Шепарда, то выбирать, как дальше жить, могут только они вдвоём. Взрослые разумные, сами разберутся и решат. — подумала я, углубляясь в чтение сведённых в таблицы и схемы показателей мониторинга пациентов.

Пульты и консоли над рабочим столом врача однозначно свидетельствовали, что оба пациента Медотсека выздоравливают. Пока я заполняла медицинские "форматки", то успела подумать о том, что для экипажа и команды фрегата "Нормандия" противостояние со Жнецами, знаменующее собой окончание очередного Цикла, уже началось, уже переместилось из области перспективы в область реальности. Возможно, многие нормандовцы уже полагали, что мирное время закончилось и теперь пришёл черёд военного времени. Условности восприятия и понимания...

Да, удалось остановить похищение Жнецом очередного протеанского Маяка, теперь этот Маяк может быть реально передан Совету Цитадели. Я не одобряла политику Советников во многих вопросах, но признавала, что ради добрососедства можно пойти и на то, чтобы передать такой ценный артефакт в руки Совета. А там уже, конечно, им займутся специалисты, исследователи, учёные. Хотя я со свойственным медикам цинизмом предполагала также, что Маяк может быть и заперт в каком-нибудь хранилище, позднее — просто забыт. Надолго забыт.

На фоне столкновения земного корабля-прототипа с Жнецом такая перспектива уже не представлялась недопустимой или невозможной: вряд ли у разумных органиков, населивших исследованную часть галактики, теперь, в предвоенный период, найдётся предостаточно кредитов и иных ресурсов, чтобы покопаться как следует в недрах этого артефакта, который, между тем, многие знающие разумные органики называли одним из венцов протеанских технологий.

Если азари спокойно или, точнее сказать, более-менее спокойно относилась к тому, что под покрывалом, наброшенным на лёгкий проволочный каркас, она пребывает в полностью обнажённом виде, то от внимательного взгляда Чаквас не укрылось смущение и стеснение турианца. Эти птицемордые костлявые создания хорошо разбирались в вопросах половой принадлежности и имели укоренённые представления о допустимом и недопустимом в этой области. Чаквас увидела, как напрягся Сарен. Ему, вероятнее всего, даже перед врачом было неудобно лежать голым. Мужчина, пусть и инопланетянин.

Стеснение, обозначенное турианцем, едва пришедшим в себя, побудило Чаквас подумать о скорейшем решении проблемы одежды для пациентов медотсека. Бельё, лёгкая одежда, комбинезоны.

Обращаться к местным жителям Иден-Прайма я не хотела: обстановка, складывавшаяся вокруг лежащего неподалёку от фрегата Жнеца, была слишком напряжённой и неясной, потому такой запрос вызвал бы скорее непонимание, чем желание и стремление реально помочь.

Включив второй ноутбук, Чаквас вызвала на экран список членов экипажа, которые могли бы осуществить пошив минимальных комплектов одежды для неожиданных пациентов Медотсека фрегат-крейсера — в традициях разведфлота Альянса было стремление к самообеспечению в большинстве случаев.

Конечно, можно было спорить, насколько полным было такое самообеспечение по сравнению с аналогичным стремлением, свойственным, к примеру, тем же имперцам-россиянам, но всё же такую возможность не следовало игнорировать.

ВИ корабля не подвёл: через секунду перед врачом фрегата был подробный список. Поколдовав над ним, я оставила на экране только пять строчек и каждому из этих членов экипажа и команды направила подготовленный загодя пакет файлов с запросом-просьбой.

Турианец и азари крепко спали, диагностический комплекс не отмечал никаких признаков ухудшения их состояния, потому вполне можно было спокойно подождать ответа.

Я привыкла подолгу оставаться в одиночестве в своём Медотсеке. В какой-то мере я соглашалась с тем, что очень многие нормандовцы считают меня "затворницей Медотсека", но при этом я чувствовала и понимала: все обитатели фрегата-прототипа знают: Медотсек — особая территория, это — не место для праздных разговоров или — для не мотивированного необходимостью пребывания.

Как большинство нормальных более-менее здоровых людей, члены экипажа и команды корабля не испытывали особого желания становиться пациентами или даже посетителями Медотсека — я привыкла к тому, что мне приходится едва ли не силой снова и снова заставлять нормандовцев проходить регулярные медосмотры и медконтроли, сдавать контрольные анализы и пробы и выполнять десятки медицинских рекомендаций.

Да, вроде бы "Нормандия" и военный корабль, но он одновременно — разведывательный корабль, а в среде разведчиков не уважают солдафонство, шагистику и чинопочитание сверх минимально необходимых пределов. Проще говоря, я, конечно, могла "построить" в силу своего звания и должности, любого нормандовца, но редко пользовалась такой возможностью — предпочитала уговаривать и убеждать, что она могла и хотела делать только очень результативно.

Ей не хотелось нарушать тишину своего Медотсека, поэтому она не воспользовалась ни аудио, ни видеоканалами, обошлась пересылкой файлов и коротким текстовым письмом-пояснением.

Возможно, за несколько дней полёта не все нормандовцы привыкли к такому способу общения с главврачом Медотсека, но появление Шепарда, атака на Жнеца и то, что "Нормандия" до сих пор находится на Иден-Прайме и это её пребывание по многим параметрам напрочь выбивается за пределы большинства шаблонов, дали нормандовцам основания несколько по-иному взглянуть и на ситуацию в целом и на её составные части.

Мало кто из обитателей фрегата проигнорировал известие о появлении на борту разведфрегата разумных инопланетян, попавших в сложное положение и потому помещённых в Медотсек. Почти все члены экипажа и команды понимали: в такой ситуации очень велика вероятность того, что одежда и бельё, обувь, головные уборы после всех манипуляций, обычных при поступлении разумного органика в медицинское учреждение, тем более если этот органик поступил туда "по "скорой"", окажутся непригодны для дальнейшего использования.

Потому надо было как можно скорее решать вопрос об осуществлении замены повреждённого гардероба на что-нибудь минимально-приемлемое, желательно — новое, ни разу не использованное.

Я знала, что далеко не все нормандовцы спокойно и доброжелательно относятся к тому, что им теперь приходится терпеть на борту земного корабля присутствие, кроме турианца Найлуса Крайка, ещё двоих инопланетян. Хоть и прошло уже три десятка лет, но это раньше, когда земляне в своём большинстве жили не больше семидесяти-восьмидесяти лет считалось большим и даже огромным сроком, а сейчас, когда средняя продолжительность жизни человека достигла ста пятидесяти лет — в том числе и благодаря достижениям медицины — этот срок считался очень небольшим. Тем более, что далеко не всегда каждый человек точно и чётко знал о своей ксенофобии и её масштабах. Чаще всего для её проявления требовалось столкновение с инопланетянами многих рас — простая мирная встреча или... или бой. Инерционность мышления и деятельности людей никуда не пропадала. Думая об этом, я не сомневалась: постоянным обитателям фрегата теперь придётся привыкать к присутствию инопланетян на борту и Найлус Крайк, а также Сарен Артериус с БенезиейТ'Сони — только первые инорасовые разумные, которые могут получить постоянную прописку на "Нормандии".

В том, что такую постоянную прописку получит Бенезия, я сомневалась: азари была насквозь гражданской. А вот Сарен Артериус — дело другое. Он — хищник, он — воин, он — Спектр и он — наставник Найлуса Крайка. Да, пришлось жёстко напомнить Крайку о том, кто он есть на борту, но теперь им займётся выздоравливающий и крепнущий Сарен Артериус, который прямо обязан тому же Шепарду своей жизнью и личностной целостностью. У турианцев принято ценить и даже любить таких разумных — далеко не каждый органик получал возможность реально спасти жизнь турианцу.

* * *

Каролин Гренадо — инженер-наладчик всплеснула руками, когда на экране ноутбука появился текст письма от Карин. Жест не остался незамеченным и вокруг рабочего стола тотчас же образовалось кольцо — женщины, конечно, знали, насколько эмоциональной может быть Каролин, но такая реакция их явно заинтересовала.

Несколько пар глаз прочитали недлинное послание. Каролина отправила текст письма и приложения к нему на инструментроны подруг, те раскрыли экраны и, рассевшись по креслам и койкам, приступили к внимательному чтению. Присланные Чаквас письма и дополнения не отправились в архивы инструментронов: дамы занялись изучением их содержимого.

— Надо помочь им. — сказала Моника Хегулеско — техник по электронному оборудованию. — Я помню, что у интенданта что-то было среди его запасов...

— Ты права. — подняв взгляд от экрана, ответила сержант Амина Ваабери — единственная женщина-военнослужащая из состава полицейского контингента. — мы имели дело с турианцами, помогали им подгонять форму под наши земные человеческие стандарты. — пальцы женщины пробежались по клавиатуре инструментрона. — Материалы у меня сохранились. Пересылаю копии вам всем. Давайте думать.

— Надо не только думать, надо действовать. — задумчиво произнесла Мандира Рахман, оператор систем обеспечения двигательной установки корабля. — Я понимаю, мы все, в том числе и подсознательно, вцепились в возможность помочь обрядиться турианцу. Он — мужчина, для нас, женщин, что ни говори, привлекателен, но ведь и об азари нельзя забывать.

— Турианцы живут примерно столько же, сколько и мы, люди, — возразила Елена М'Лави, — поэтому нам, землянам, легко с ними общаться, несмотря на острую и, что там уж скрывать-то особо, горькую память о конфликте Первого Контакта. А вот с азари, да ещё матриархом... членом Матриархата. Я весьма осторожно отношусь к политикам, а как ни крути, Бенезия — политик. Значит, она может быть очень неискренней. Не люблю политиков, а особенно — неискренних! Потому, вполне вероятно, я сконцентрируюсь на помощи турианцу. А азари... Нет, я пока что ещё не могу преодолеть своё укоренившееся негативное отношение к таким инопланетянам, как она.

— Тогда я беру на себя обязанность снабдить азари всем необходимым гардеробом. — Амина Ваабери, встала со своего кресла. — Вы, девочки, слишком жестоки. Если я правильно поняла, Бенезия угодила под пресс индоктринации, едва полным "невозвратным" хаском не стала. Такое воздействие очень меняет разумного органика. Если бы не коммандер Шепард, мы бы имели на борту двух хасков, принадлежащих к разным расам. А благодаря самоотверженности старпома, я, насколько смогла понять из сообщения Карин, мы получили вполне адекватных пассажиров. Если заглянуть в архивы корабля, то можно узнать, подруги, что Бенезия — мать, у неё — единственная дочь, которую она родила незадолго до того момента, когда беременность и роды стали бы очень проблематичны. И она не общалась со своей дочерью пятьдесят лет, подруги. Пятьдесят лет! Треть нашей с вами жизни! Я не сомневаюсь в том, что теперь азари-матриарх захочет восстановить отношения с дочерью в нормативных масштабах. А мы должны помочь ей осуществить это воссоединение. Она не родилась политиком, подруги. Она родилась азари, способной порождать жизнь!

— Мы поняли, что ты приняла решение, — повернулась к ней Моника. — И скажу так. Пока мы находимся у поверженного Жнеца, на вполне комфортной и оборудованной и к тому же — населённой разумными органиками планете, у нас есть время заняться чем-то полезным. Потому — предлагаю не делить наших пассажиров по расам и помочь им обоим. Коллективными усилиями. Давайте провентилируем ситуацию, посмотрим запасы у интенданта корабля. Кстати, девочки, теперь это — нормальный мужик, а не прежнее "создание", которое, по моему мнению, недостойно называться мужчиной. Думаю, нынешний снабженец нам не откажется помочь. Я также уверена, что и командир корабля поспособствует.

— За работу, коллеги, — поддержала подругу Каролин.

Кубрик, традиционно считавшийся на борту небольшого корабля женским, вскоре опустел — женщины и девушки, коротко посовещавшись, направились в трюм, во владения интенданта-полисмена. Четверть часа — и его обитательницы снова собрались вокруг стола с инструментроном, раскладывая принесённые свёртки.

Пока Моника составляла ответ Карин, набирая его на клавиатуре своего инструментрона, остальные дамы приступили к распечатке на пластобумажные листы "приложений" — Чаквас прислала в отдельных файлах точные размеры тел азари и турианца, так что вполне возможно было обойтись без примерок.

— Это — вызов, девочки, — сказала, склонившись над отрезом ткани с тепловым резаком в руке, Елена. — Для меня — во всяком случае. Я редко что шила без примерки.

— Не продолжай, Лена. Коллективными усилиями мы сообразим всё в лучшем виде, — ответила Моника.

* * *

Получив ответ от подруг, я с удовлетворением расслабилась, откинувшись на спинку рабочего кресла и уложив голову на подголовник. Теперь проблема с одеждой для пациентов начала решаться практически.

Взглянув на индикаторы состояния азари и турианца, я убедилась, что всё в порядке — восстановление осуществляется нормативно. Подумав, я поднялась с кресла, прошла к кровати азари, лёгким гипнотическим воздействием продлила её сон ещё на несколько часов, попутно проведя традиционный ручной осмотр выздоравливающей.

Подойдя к кровати, на которой спал турианец, врач убедилась, что тот спит и без того крепко и в дополнительном стимулировании крепкого сна не нуждается. Даже если он очнётся через несколько часов первым, в этом проблемы не будет — о том, что азари выздоравливает, он уже знает и пока что не проявляет стремления вцепиться ей в очередной раз в горло или иным способом посягнуть на её здоровье и безопасность.

Всё же Шепард капитально прочистил их психосферу: кому как не врачу, специалисту по лечению инопланетян было хорошо известно, насколько важна правильность и точность проведения первичного лечебного воздействия на пациента. А старпом провёл это воздействие — не на тело, а на души пациентов — сверхпрофессионально.

Подумав о том, насколько же хорошо и фундаментально нынешнего старпома "Нормандии" обучили многим премудростям наставники Академии, я вернулась за рабочий стол, умостилась в кресле и, замерев, приготовилась ждать.

Сохранять почти полную неподвижность во время дежурств мне было не впервой. Конечно, через час придётся провести очередную ревизию медпрепаратов и оборудования, но это — рутинная ежедневная работа.

Да, многое изменилось на фрегате-прототипе. Совсем недавно я искренне полагала, что моя тяга к одинокому пребыванию в Медотсеке — способ преодолеть последствия противостояния с несколькими членами экипажа и команды "Нормандии". Не хотелось применять боевой гипноз, не хотелось проявлять свои, доступные ей, как высококлассному медику, возможности и способности. Потому для того, чтобы избежать предельного обострения очередной ситуации, приходилось возвращаться в медотсек. В конце концов, она на борту — только врач, а не командир и не старпом.

Андерсон её понимал, прикрывал, и, бывало, осаживал фрегатовцев, желающих сорвать раздражение на медике. Я чувствовала, насколько Дэвиду не нравится всё, связанное с отсутствием на корабле старшего помощника. Только после короткой стоянки у "Арктура", когда на борт ступил коммандер Шепард, Андерсон смог успокоиться. До этого момента Дэвиду приходилось нередко осаживать нормандовцев — не всем нравилась жизнь, где вопросов гораздо больше, чем ответов на них. Да ещё этот Найлус с его "барством"...

Перекусив армейским пайком — идти в импровизированную фрегатскую столовую, да и просто выходить из Медотсека не было никакого желания — я ещё раз пробежалась взглядом по индикаторам состояния пациентов, убедилась в том, что более-менее всё стабильно и признаков ухудшения состояния нет, затем всё же встала, прошла сначала к кровати азари, затем — к кровати турианца, провела быстрые ручные осмотры, успокоилась и вернулась к рабочему столу.

Опёршись руками о столешницу, я читала с экрана ноутбука очередной файл информационного сообщения о том, что происходило на месте неожиданных и сразу полностью засекреченных раскопок.

Я знала о том, что к месту раскопок направлена колонна техники, принадлежащей археологам, ранее обнаружившим Маяк, знала, что туда же улетел Шепард и теперь с интересом читала очередное, пусть и очень короткое сообщение с места событий.

Я всё острее понимала, что Шепард любит меня. Любит как женщину. Но при этом он не давил на неё, не преследовал её, не стремился удовлетворить только свои извечные мужские желания. Он, что Чаквас ощущала не менее остро, любит её прежде всего как самостоятельную, самоценную личность.

Так бывает, что одному и тому же человеку судьба даёт возможность одновременно изведать любовь не к одной, а к нескольким женщинам. И далеко не всегда в интересах Выбора. А для того, в том числе, чтобы понять — прочен ли этот человек, крепок ли он духом, способен ли он удержаться в необходимых рамках. И Шепард, как обоснованно полагала теперь я, умел удерживаться в рамках. Он знал, чувствовал, видел, что я неравнодушна к Андерсону, что я отдаю командиру корабля предпочтение и находил это нормативным и обычным, а потому — не вмешивался в ситуацию, сохраняя достаточную дистанцию между собой и мной, чтобы не доставлять беспокойства и неудобств ни мне, ни Дэвиду.

Я не могла отрицать, что также выделяю Шепарда среди других мужчин-нормандовцев. Он был необычен. И то, чему она стала свидетелем здесь, в Медотсеке, только подтвердило эту необычность со всей определённостью. С появлением Джона Шепарда на борту корабля многое изменилось. Качественно, а не только количественно.

Если бы не эти изменения... То в Медотсеке было бы пациентов намного больше. Тяжёлых пациентов. Лёгкая необременительная поездка-полёт к Иден-Прайму превратилась бы в избиение фрегата Жнецом, а затем...

Даже при всём своём врачебном цинизме я с трудом представляла себе, преодолевая страх, ужас, возмущение, то, какие разрушения мог причинить Иден-Прайму усевшийся на его поверхность Жнец — гость из прошлого. Жнец, о котором почти все разумные, населявшие сейчас Галактику, её исследованную часть, предпочитали думать как о чём-то далёком и потому совсем не опасном. Да, я слышала разговоры нормандовцев о том, что Шепард представил Андерсону доказательства того, что Жнец идёт к Иден-Прайму. Идёт под маскировкой, но его никто не пытается задержать или остановить или уничтожить.

Сейчас Жнец обездвижен, он тих и вроде бы даже покорился своей незавидной участи побеждённого, но почему то мне, Карин Чаквас кажется, что Шепард обязательно уделит ему — этому кораблю, внимание в недалёком будущем. Теперь я не верила, не хотела верить в то, что фрегату придётся вот так просто улететь с планеты, оставив на её поверхности этот страшный мощный корабль. Супердредноут по большинству существующих у разумных органиков классификаций.

* * *

В женском кубрике кипела работа. Пользуясь тем, что при стоянке на освоенной планете численность вахт на корабле сокращалась до минимума, женщины занялись приятным и полезным делом — пошивом многочисленных предметов гардероба для пациентов Медотсека.

За плотно закрытой дверью кубрика продолжался нескончаемый разговор о случившемся за последние несколько часов. Бельё для азари и турианца было уже пошито, теперь создавалась лёгкая верхняя одежда, в том числе комбинезоны.

— Кто пойдёт к Карин? — спросила Каролин, нажимая на педаль швейной машинки и продвигая пальцами ткань под иглодержатель. — Она не потерпит многолюдья в своих владениях, да и пациентов наша толпа может и, скорее всего — напряжёт вполне реально и сильно.

— Я пойду, — сказала Елена.

— И я, — произнесла, убирая из-под иглодержателя очередную сшитую деталь комбинезона, Моника. — Будем рады, если ты, Кара, пойдёшь с нами.

— Договорились, — усмехнулась Гренадо. — Думаю, за час управимся. Мандира, отправь Карин информацию о том, что мы скоро будем.

— Сделала, — ответила Рахман, упаковывая бельё в отдельные пакеты. — Карин, конечно, проверит, но, думаю, им обоим эти вещи понравятся. Придутся по душе.

* * *

Получив от подруг информацию о том, что работа приближается к завершению, я ещё раз лично проконтролировала состояние пациентов. Всё было в порядке: оба — и турианец и азари находились на пути к полному гарантированному выздоровлению и ничто не свидетельствовало о каких-то проблемах и опасностях.

Вернувшись к столу, я и сама не заметила, как улыбнулась — ей понравилось осознавать то, что объединив усилия, я и Шепард совершили настоящее чудо: никто из медиков не мог сейчас утверждать, что он сумел вернуть разумного органика из состояния хаска в норму, а вот ей и Джону это удалось в полной, как свидетельствовали результаты осмотра и результаты постоянного автоматического приборного мониторинга, мере.

Сознание хорошо выполненной работы грело мою душу. Я тихо и спокойно опустилась в кресло, чувствуя, как появляются новые силы и сама суть говорит о готовности к настоящей врачебной работе. В том, что впереди у экипажа и команды фрегата теперь — бои, соединяющиеся в то, что люди обычно обозначают словом "война", я не сомневалась. А значит, и мне, врачу, придётся показать на практике то, к чему она всё это мирное время готовилась. Мне предстоит вытаскивать многих нормандовцев и, как оказалось, не только нормандовцев, из-за Грани, отодвигать их от этой мертвенно мерцавшей линии, за которой — небытие.

Вспыхнувший сигнал вызова не застал меня врасплох — за долгое время я научилась определять с максимальной точностью момент появления кого-либо из нормандовцев у двери Медотсека. Встав с кресла, я прошла к двери, набрала код, пропустила внутрь Каролин, Елену и Монику, нагруженных пакетами с одеждой.

Взглянув на белые полотнища ширм, отделявших кабинет главврача от кроватей, гостьи, стараясь соблюдать почти полную тишину, сгрузили пакеты на свободные кресла и на один из незанятых рабочих столов. Я, помня об острейшем слухе турианца, молча, скупыми жестами распорядилась, чтобы женщины скомпоновали две группы пакетов. Только после этого я отодвинула ширмы, дав возможность своим подругам увидеть пациентов.

Несколько минут — и рядом с кроватями на табуретах появляются пакеты, а гостьи, задёрнув полотнища ширм, возвращаются к рабочему столу главного врача. Я лёгким поклоном благодарю подруг, те направляются к выходу и вскоре на пульте над столом вспыхивает сигнал блокировки замка двери Медотсека.

Конечно же, я просмотрела содержимое пакетов и проверила с помощью приборов безопасность тканей и фурнитуры. Результаты осмотра и проверки её полностью удовлетворили: подруги поработали на славу, было заметно, что одежда и бельё сшиты с любовью, качественно и из лучших, ныне доступных на борту корабля материалов.

Понимая, что не обошлось без обращения к новому снабженцу, я усмехнулась одними губами, вспомнив, что теперь этот пост занимает весьма достойный нормандовец. Можно было со всей определённостью утверждать, что женщинам корабля помогли и мужчины корабля, ведь снабженец стал неформальным центром притяжения для членов экипажа и команды фрегата.

Поскольку гипнотическое воздействие не предполагало для пациентов возможности проснуться самостоятельно, я прошла за ширмы, провела повторные осмотры и ознакомилась с машинными протоколами мониторинга состояния, убедившись, что теперь и турианец и азари спят совершенно естественным сном без малейших следов гипнотических блокировок. Я редко применяла в своей практике гипноз, но спокойно относилась к тому, что меня считали одним из лучших специалистов-медиков в этой сфере.

Пройдя по Медотсеку, я провела выборочную контрольную инвентаризацию и вошла в выгородку, занимаемую турианцем в тот момент, когда Сарен открыл глаза.

— Доктор? — произнёс турианец, поворачивая ко мне голову. — Что это за пакеты?

— Ваша одежда, Сарен, — ответила я, проводя быстрый ручной осмотр и отмечая, что пациент вполне освоился со своей ролью и своим положением.

— Новая? — в голосе Артериуса просквозила искренняя заинтересованность. — Откуда?

— Пока мы висим рядом со Жнецом, у членов экипажа и команды корабля есть несколько больше свободного времени. Женщины и девушки решили помочь и пошили для вас одежду и бельё.

— И для неё? — турианец взглядом указал на ширму, за которой располагалась кровать азари.

Я утвердительно кивнула. "Похоже, он об азари уже начинает совершенно искренне заботиться. — подумала я. — Наверное, он тоже придерживается мнения, что извинение должно быть действенным, деятельным, а не только облечённым в слова".

— Я не знал... что у вас, людей, так принято, — с уважением сказал турианец.

— У нас принято помогать попавшим в беду вернуться в нормальное состояние, — уточнила я. — Вы, Сарен, вполне восстановились для того, чтобы сесть в кровати и ознакомиться с содержимым пакетов, — без улыбки уточнила я, видя, как турианец быстро воспользовался данным ему разрешением и, сидя спиной к Чаквас, уже вертел в руках извлечённый из пакета комбинезон.

— Это всё... — удивлённо выдохнул, обернувшись, Артериус. — Сшито вручную?!

Я молча кивнула.

Турианец поднялся на ноги и почти мгновенно оделся в новое бельё, а затем с видимым удовольствием облачился в комбинезон.

Усевшись на койку, Артериус огляделся.

— Спасибо вам, Карин. Я обязательно поблагодарю всех, кто создал для меня эту одежду, — он помедлил. — Можно, я встречусь с Найлусом? А с Бенезией?

— Позднее, Артериус. Со своим учеником вы встретитесь позднее. И с ней — тоже. — Я отключила часть приборов, убрала датчики в карманы дек. — Вы же знаете, она тоже должна одеться. И она, кстати, ещё не проснулась. Придётся вам подождать. Пока можете пройтись по выгородке, привыкнуть.

— Меня... достали из-за Грани. — Артериус осторожно и неспешно встал, сделал несколько шагов, остановился. — Трудно вот так сразу поверить. Это сделали вы и...

— Старпом командира корабля, коммандер Джон Шепард. Мы вдвоём, — уточнила Чаквас.

— Если бы мне кто-либо сказал о таком — я бы точно не поверил. — Артериус развернулся на месте ко мне, сделал шаг. Костлявая двухметровая фигура турианца не пугала меня, я давно привыкла к тому, что рослые турианцы возвышаются над большинством землян подобно башням. — А теперь я не только верю, я это знаю, — он склонился надо мной. — Я понимаю, что у нас, у турианцев, нет привычных для вас, людей, губ, но позвольте мне поцеловать ваши руки, доктор.

— Губы, Артериус, здесь — не главное. — улыбнувшись совершенно искренне, тихо ответила я, ощущая, как турианец осторожно "прикладывается" к её запястьям. — Я рада, что вы восстановились, но прошу вас не активничать сверх меры. Дайте и ей тоже освоиться.

— Вы предполагаете... — понимающе произнёс Артериус, выпрямляясь и отпуская мои руки.

— Утверждаю, — ответила я. — Вам обоим необходимо будет установить между собой нормальные взаимоотношения. И лучше будет это сделать здесь, в пределах Медотсека. Она слишком хорошо помнит, как вы, будучи под властью Жнеца, действовали по отношению к ней... ненормативно.

— Помню, — помрачнел Артериус. — Я её... несколько раз... чуть не задушил. В тот момент... меня не интересовало, что она — женщина. Я тогда не учитывал это, как и то, что она, вполне возможно, физически объективно слабее, чем я. Она — не воин. И её не готовили к таким столкновениям. Она слишком полагается на своё расовое оружие — биотику. Жнец отключил её очень быстро, сначала незаметно предельно ослабив, а она сама... она, к сожалению, не всегда умеет пользоваться своим расовым оружием в нестандартных ситуациях... эффективно. Хорошо ещё... — вопросительный взгляд впился в глаза врача.

— Нет, следов таких посягательств я при осмотре не нашла, — честно ответила я, отметив, как сразу, пусть и не мгновенно, успокоился турианец. — Но вам обоим действительно лучше будет договориться обо всём здесь, в пределах Медотсека.

— Я постараюсь, доктор, — турианец сел на кровать. — Тогда...

— Комбинезон вполне выдержит ваше лежание на кровати, Сарен, — усмехнулась я. — Так что — заваливайтесь и отдыхайте. Можете даже подремать.

— Вы меня... подпитали. Как это у вас людей принято определять... — замялся Сарен.

— Внутривенно. — Я посерьёзнела, увидев, как осторожно укладывается на кровать Сарен. — Вы вполне можете подождать до того, как она освоится. — я вышла из "выгородки", занимаемой турианцем и задёрнула полог ширмы, направляясь к "выгородке" с азари.

Бенезия уже не спала.

Задёрнув полог, я подошла к кровати, провела быстрый ручной осмотр пациентки, взглянула на экраны приборного комплекса, часть блоков отключила.

Азари молча наблюдала за моими действиями.

— Удобная у вас кровать, доктор, — тихо сказала Т'Сони, — особенно для головы. Мы привыкли спать, повернув голову влево или вправо, часто спим на боку, чтобы не зажимать отростки, а спать вот так... непривычно, но очень приятно. Это, — матриарх указала взглядом на пакеты, — мне?

— Да, мои подруги захотели сделать вам приятное и пошили новую одежду. И бельё тоже.

— И...

— Вы вполне в норме, Бенезия, — врач ещё раз взглянула на экраны диагноста. — Так что можете сначала сесть в кровати, а затем — и встать.

— Спасибо, — матриарх легко откинула покрывало, сдвинула в сторону каркас и, не стесняясь наготы, села в кровати. — Как всё же хорошо, что я... сумела избежать личностной гибели. Телесная для меня... менее важна, я ведь знаю, что мне уже немало лет...

— Бенезия... — чуть укоризненно произнесла я.

— Карин, позвольте мне звать вас, доктор, по имени. — Т'Сони надела бельё, облачилась в комбинезон. — Я понимаю. Увидев меня, вы вряд ли поверили в то, что я... мягкая и покладистая. Да, хоть я и религиозный лидер расы, одна из религиозных лидеров азари, — уточнила матриарх, — хоть я и член Матриархата Азари, но... я слишком долго отсутствовала в родном для азари Пространстве. И понимаю, что после случившегося со мной... я изменилась слишком существенно, глубоко и полно. Для азари моего возраста подобные встряски... слишком знаковые. Потому... я очень рада, что именно вы помогли мне вернуться оттуда, — азари поморщилась, вспомнив о том, как она пребывала в состоянии безвольной оболочки, покорной воле Жнеца. — И я рада, что именно вы, как женщина, встретили меня сейчас. И помогли мне. — Бенезия помолчала несколько секунд. — Я всегда буду об этом помнить и всегда буду ценить вашу помощь и вашу поддержку... — она оглянулась на ширму, скрывавшую кровать с турианцем. — Он... очнулся раньше меня и уже смог очень активно подвигаться?

Я кивнула.

Бенезия, отметив кивок, продолжила:

— И вы...

— Предполагаю, что вам обоим лучше будет поговорить. Пообщаться друг с другом. Теперь, когда вы оба — снова обычные разумные. — Я сделала на последнем сказанном мною слове хорошо заметное для собеседницы ударение. — Поговорить здесь, в Медотсеке. Найти точки соприкосновения. Вы — не враги друг другу. Ваше подчинённое Жнецу состояние — осталось в прошлом. И теперь вам обоим предстоит вернуться в свои миры...

— Вы в этом уверены, Карин? — глаза матриарха нехорошо блеснули.

— Убеждена. — ответила я. — Мы не будем вас обоих насильно удерживать здесь, на борту нашего корабля.

— Вы что-то не договариваете, Карин. — Матриарх чуть опустила голову, исподлобья взглянув на собеседницу.

— Я предполагаю, что Сарен Артериус, как Спектр, как наставник пребывающего на борту нашего корабля Спектра Найлуса Крайка, присоединится к нему, своему ученику, — сказала я, отслеживая изменения в настроении собеседницы. — А вам предстоит вернуться в пределы Пространства Азари. Вернуться обновлённой.

— Вы предполагаете, что в связи с встречей вашего корабля с Жнецом... многое может измениться? — матриарх выпрямилась, поправила комбинезон, встала.

— Очень многое, Бенезия, — с долей ясно читаемой грусти произнесла я. — Мы — на пороге большой войны с сотнями таких вот кораблей. И вы сами понимаете, что теперь на их стороне будут...

— Выступать очень многие жители Галактики, которых эти корабли... — чуть запнулась Бенезия, — подчинят своей воле так же как меня и Сарена... — она помрачнела. — Вы правы, Карин. У меня есть такие же, невесёлые предположения... И теперь я понимаю, что должна не только вернуться в пространство Азари, но и найти свою дочь. Мне необходимо прервать этот затянувшийся период отчуждения. Она — единственная моя дочь и мне будет... очень нелегко, если она погибнет или как-то пострадает. Вы знаете о гетской угрозе?

— В общих чертах, — кивнула я.

— Геты расползаются по Галактике, — подчеркнула матриарх. — И, зная о том, что Жнецы с лёгкостью подчинят их своей воле, я не могу быть сейчас спокойна за Лиару. Я понимаю, что Матриархат... — азари сделала паузу в несколько секунд и я видела, насколько ей трудно решиться сказать о многом вслух, откровенно и чётко, — инерционен в своём мышлении и в своих действиях, потому он постарается привлечь меня к ответственности за всё, что я совершила, не владея собой. Я готова понести эту ответственность, понимаю, что меня постараются наказать, в том числе и показательно. Но я не хочу понести наказание, зная, что по-прежнему в размолвке с Лиарой.

— Если командование корабля примет решение — мы поможем вам, Бенезия.

— Вы, разведкорабль Альянса, земляне, люди — будете помогать мне? — совершенно искренне удивилась Бенезия.

— А почему нет? — сказала я. — Если уж мы втягиваемся в противостояние, а затем — вступим в большую войну со Жнецами, то почему бы нам, людям, не помочь вам, Бенезия? Если не ошибаюсь, это вполне нам по-пути.

— Вам виднее, Карин, — задумчиво произнесла матриарх, усаживаясь на кровать. — Вы столь капитально меня восстановили, что я не перестаю изумляться и удивляться. Хотя... я понимаю, что вы...

— Я восстанавливала только ваше тело, Бенезия, — подтвердила я. — А вашей сутью и душой занимался старпом Шепард.

— Я бы хотела поблагодарить его. И, — матриарх встала, шагнув ко мне, — благодарю вас, доктор, — она склонилась передо мной в церемонном азарийском почти поясном поклоне. — Надеюсь, что мы с вами ещё не раз сможем встретиться и поговорить. И очень надеюсь, что пока я здесь, на борту вашего корабля, мы сможем пообщаться достаточно плотно. Не скрою, вы меня заинтересовали, Карин. И я теперь чувствую необходимость узнать побольше о вашей расе, о людях. Как можно больше узнать, а главное — понять.

— Пока вам надо остаться в пределах Медотсека, Бенезия. — я кивнула, принимая поклон и благодарность матриарха. — И прежде всего — пообщаться с Сареном.

— Не скрою, я его немного опасаюсь. До сих пор. Не могу забыть, как он несколько раз меня... чуть не задушил, — проговорила Т'Сони. — Если вы так убеждены, что начать надо именно с разговора с Сареном... — она помедлила. — Может быть, мне стоит поступить именно так. Но...

— Он спит. — Я взглянула на экранчик своего инструментрона. — Спит крепко, — уточнила я, посмотрев на собеседницу.

— И ему тоже... принесли одежду? — голос Бенезии был ровен и безэмоционален. — Созданную нормандовцами?

— Да, — подтвердила я. — Он уже оделся. Так что с этой стороны проблем у вас обоих не будет.

— Новую жизнь надо начинать в новой одежде, — тихо сказала Бенезия. Я кивнула, соглашаясь с мнением собеседницы. — Как же всё же много общего между нами, и как всё же велики и существенны различия... Хорошо, что мы не оказались перед необходимостью воевать друг с другом. А ведь, если бы...

— Давайте, Бенезия, не будем акцентировать на этом внимание. Сейчас вы оба выжили, вы оба выздоравливаете и впереди у вас обоих — жизнь. Да, вполне возможно, в условиях войны с такими вот кораблями, но... жизнь. У Сарена есть ученик — Найлус Крайк, они оба — Спектры, оба — воины...

— И случись что, они — останутся на борту вашего корабля... вдвоём, — размышляя, проговорила матриарх, не стеснявшаяся повторяться.

— Может быть, — согласилась я. — А вам надо найти дочь, восстановить с ней взаимоотношения в полной нормативной мере. Надо вам обеим вернуться в Пространство Азари. И, не скрою, вы можете дать вашим соотечественницам и соплеменницам понять, какой враг теперь нам противостоит, лучше, чем это сделают всякие эксперты и спецы по должности. А не по факту.

— Вы правы, Карин. Я уже об этом думала, но эту задачу вы сформулировали не в пример чётче, чем я это сделала внутренне, для самой себя. Я принимаю вашу формулировку за основу, — подтвердила матриарх. — Вы...

— Давайте дождёмся результатов раскопок, Бенезия. Я внутренне убеждена, что нам... придётся задержаться на этой планете. Надолго задержаться, — уточнила Чаквас.

— Но ведь... война... — осторожно и тихо заметила матриарх.

— Она не может моментально начаться, Бенезия. Мы, люди, воевали между собой тысячелетия. И чётко понимаем, что военное столкновение, особенно масштабное — дело не быстрое. Сейчас, вполне вероятно, начался предвоенный, довоенный период и пока что нам, жителям Галактики, можно будет хотя бы попытаться подготовиться к противостоянию со Жнецами. И вы, и Сарен сможете стать инициаторами осуществления должной подготовки. То, что вы видели и ощутили — это будет ценно узнать и понять другим разумным. Не только тем, кто принадлежит к вашим расам. Война затронет всю галактику и всех её обитателей.

Бенезия, подумав несколько секунд, коротко кивнула. Я встала, ощутив, что азари хочет побыть одна, шагнула к ширме, задвинула её полог за собой, направляясь к рабочему столу.

Я почувствовала, что Сарен уже проснулся и посчитала, что лучше будет, если встреча турианца и азари произойдёт без моего личного врачебного присутствия. Они оба — взрослые разумные органики, им нужно поговорить наедине.

Присев за рабочий стол, я отправила подругам сообщение о том, что одежда понравилась обоим пациентам. Спустя несколько минут пришли ответные сообщения: подруги радовались тому, что их старания не пропали даром.

Набирая на клавиатуре более подробное сообщение — пользоваться видеоканалами и аудиоканалами, выходящими за пределы медотсека, я пока что не планировала, — я радовалась вместе с подругами.

Действительно, новую жизнь надо начинать во всём новом, включая одежду. Для Сарена и Бенезии новым стал корабль, новыми знакомыми стали его обитатели, новой была одежда. И теперь они, вполне возможно, бывшие ранее вынужденными врагами, найдут между собой и взаимопонимание и новые основания для нормативного взаимодействия.

Бенезия подняла голову от экрана своего инструментрона, когда в её "выгородку" осторожно и тихо шагнул Сарен. Глаза турианца и азари встретились. В них не было злобы, не было настороженности.

Молча указав Сарену на кресло, в котором недавно сидела Чаквас, Бенезия закрыла экран инструментрона. Турианец подошёл, присел в кресло. Матриарх чувствовала, что он не решается начать разговор, а если и начнёт, то с ненужных сейчас извинений.

— Сарен, — тихо произнесла азари-матриарх, помня об остром турианском слухе и не желая, чтобы в выгородке сразу появилась Чаквас. В том, что врач услышит их разговор, Бенезия не сомневалась. — Я знаю, что вы хотите сейчас мне сказать. Поэтому... не трудитесь. Тогда, когда вы держали меня за горло... несколько раз... и делали многое другое, в том числе и не со мной — то были не вы. И я не хочу сейчас вспоминать прошлое. Оно у меня и у вас было не слишком хорошим. Давайте оставим прошлое прошлому.

Турианец помедлил, потом — осторожно и медленно кивнул, продолжая хранить молчание.

— Я знаю, что на борту "Нормандии" находится ваш ученик — Найлус Крайк. Вам, думаю, надо с ним встретиться и пообщаться. Я же... если будет мне предоставлена такая возможность, хочу найти свою дочь, с которой по некоторым причинам долгое время... не общалась. — Бенезия посмотрела на Сарена более внимательно. — Как видите, у каждого из нас есть... неотложные дела. И ещё, — она помедлила, словно не решаясь резко затронуть эту тему. — Я, скорее всего, на борту "Нормандии" не останусь. Сразу, как только я найду свою дочь, я вернусь в пределы Пространства Азари. Что там будет со мной — я в деталях сейчас не знаю. Вполне возможно, меня осудят и накажут... за мои прегрешения. Я не рассчитываю на то, что они поймут достаточно полно и хорошо, что это такое — быть хаском.

— Не накажут, — тихо сказал Сарен. — Нормандовцы... не допустят. Они-то понимают, через что вам пришлось пройти. — Сарен не стал называть азари по имени. — И, думаю, лучше всех других разумных органиков понимают. Уверен в этом.

— Возможно. Тем не менее, я — взрослая азари, матриарх и должна понимать, что нельзя всех разумных считать слишком уж совершенными. — Бенезия помолчала. — Так что внутренне я готова быть осуждённой и понести наказание. Как минимум меня окончательно исключат из состава Совета Матриархов Азари, дадут... некую минимальную "социальную" пенсию, чтобы я... пока что... не умерла с голоду, после чего — постараются забыть, — матриарх не стала вздыхать, хотя в этот момент ей очень хотелось тяжело и глубоко вздохнуть. — Забыть о моём существовании, о том, что многое из полезного, чем пользуются сейчас мои соплеменницы, сделано или по моей инициативе или при моём активном участии. — Она замолчала на несколько секунд. — Мне главное — сделать всё, чтобы, наказывая и осуждая меня, Совет Матриархов не затронул своим... негативным карающим влиянием жизнь и судьбу моей дочери.

Сарен выслушал Бенезию молча, не двигаясь и не стремясь смотреть ей непременно в глаза. Матриарх спокойно отнеслась к его кажущейся безучастности — слушает, понимает — и этого пока что достаточно.

Я вошла в выгородку тихо и осторожно. Сарен поднял голову, посмотрел на меня, встал. Я жестом попросила его вернуться в кресло. Турианец подчинился.

— Хорошо, что вы пришли, Карин. — Бенезия повернула к вошедшей голову. — Наверное, нам не удастся в ближайшее время встретиться с коммандером Джоном Шепардом?

— Вы правы, Бенезия, — подтвердила врач. — Старший помощник сейчас занят за пределами корабля и будет занят ещё, как я предполагаю, долго.

— Понимаю, — кивнула матриарх.

— А... Найлус? — несмело сказал Сарен. — И... как мне быть с лицом?

— Найлус Крайк пока что не покидал свою каюту, Сарен. И у него есть основания для такого поведения. Он... попытался превысить свои полномочия. — Я кратко, не вдаваясь особо в детали, рассказала Артериусу о разговоре Андерсона, Шепарда и Крайка, состоявшемся не так давно. — После этого разговора он из каюты не выходил. — я проверила показания приборов. — А с лицом вашим... будем разбираться чуть позже. Сначала нам нужно будет завершить работу вне корабля, хотя бы её первый этап. Это займёт несколько часов, как минимум.

— Наверное, вы правы, доктор, — сказал Артериус. — Найлус меня помнит именно с таким лицом. Хотя... у меня нет особых сомнений, что он узнает меня и с отреставрированным. Я готов подождать столько, сколько необходимо.

— Хорошо, Сарен. Не утомляйте Бенезию. Лучше будет, если вы сегодня большую часть дня проведёте в постелях. Оба, — уточнила я, выходя из "выгородки". Взглянув вслед уходящей Чаквас, Сарен понял, что хозяйке Медотсека не требовался какой-либо словесный ответ пациентов.

— Врач права. — Сарен встал. — Нам обоим будет лучше... пока побыть в своих кроватях. Надо восстановиться в большей мере. А там... посмотрим, каковы будут результаты работы Шепарда и его коллег вне корабля, — турианец повернулся и вышел, задвинув за собой полотнище ширмы. Бенезия услышала лёгкий скрип матраса кровати.

Матриарх поняла Сарена. Как сумела в этот момент. Да, турианец был готов принести извинения. Он, вне всяких сомнений, чувствовал себя... виноватым. Ведь именно он первым стал рабом Жнеца, а потом... прямо или косвенно поспособствовал, чтобы под влияние, а затем — и под управление Жнеца попала и она. И теперь, когда они оба свободны, он чувствует себя обязанным попросить прощения. Наверное, она внутренне простила его, а внешне... Внешне, наверное, тоже. Ведь она прервала попытку Сарена словесно извиниться. А значит, приняла его извинения. Пусть не высказанные. Приняла. Можно считать, что он перед ней извинился.

Да, Карин рекомендовала полежать ещё несколько часов, но Бенезия не чувствовала себя настолько слабой, чтобы продолжать лежать в кровати. Пусть удобной, пусть достаточно мягкой для её уже немолодого тела, но... Лежать не хотелось. Сидеть, как ощутила матриарх, тоже.

Азари поднялась с кровати, сделала несколько шагов. Медотсек — небольшой. Основа планировки была явно турианского происхождения. Люди сумели в достаточной степени адаптировать турианский проект разведкорабля к своим потребностям и нуждам, но корпус... "раздувать" не стали. В разведке обычно... если уж доходит до боестолкновений, то вряд ли будет много раненых или травмированных. Разведчиков убивают сразу, наповал или, как говорят иногда люди, "наглухо". Если, конечно, не стоит задача взятия разведчиков в плен. Тогда... тогда медотсек захваченного фрегата может легко превратиться в пыточную.

Матриарх остановилась у погасших медицинских настенных экранов. Если бы не Шепард, если бы не мастерство Чаквас... Сколько же безуспешных попыток было бы предпринято, чтобы и она и Сарен хотя бы как-то были возвращены в нормальное состояние... Сколько безуспешных, а может быть — напрасных, неумелых попыток...

Сарен с его имплантатами... был бы очень сложным пациентом. Бенезия ощутила, что она внутренне убеждена: Жнец сделал всё, чтобы Сарен никогда не смог выйти из состояния полной покорности ему.

Матриарх, конечно, немало знала о способах, средствах и методах подчинения разумных органиков чужой воле: одни батарианцы, применявшие почти поголовное чипирование разумных органиков, попавших к ним в рабство, чего стоили, но Жнец... это был совершенно другой уровень подчинения.

Да, имплантаты, но и психологическое давление на Сарена этот полусинтетический или полуорганический — в данный момент старшая Т'Сони не знала, как правильно определить сущность Жнеца — корабль, оказывал, вне всякого сомнения, мощнейшее. Так что... классическое двойное "кольцо".

Посмотрев на настенные часы, матриарх сверилась со своими внутренними ощущениями. Прошло... достаточно много времени с того момента, как она очнулась. Позади был разговор, а точнее — общение с Сареном, позади были несколько встреч с врачом "Нормандии". Конечно, странно, что на военном корабле нет других медиков, кроме единственного врача. Вполне возможно, что есть среди нормандовцев фельдшеры, медбратья и медсёстры — матриарх понимала, что на земном корабле служат и мужчины и женщины. Но всё же единственная врач... Это было в традициях многих народов Земли, но для неё, азари, это было... непривычно.

Бенезия по-прежнему ощущала в своей душе глубокую благодарность Карин за мастерски проведённые восстановительные хирургические операции. Или манипуляции. Не будучи медиком, азари-матриарх не могла точно определить, что есть что и как правильно назвать то, с помощью чего Карин Чаквас так быстро поставила её на ноги.

Возраст... Только сейчас в очередной раз Бенезия остро почувствовала, насколько она стара годами. И снова вернулись мысли о дочери. С которой она не только не общалась, но и не виделась больше полусотни лет. Тридцать лет тех, которые теперь накрепко связаны с появлением и утверждением в Большом Космосе расы землян, людей и двадцать лет до этого момента, когда люди впервые вошли в Большой Космос через внезапно активированный ими, а до того — надёжно молчавший и казавшийся выключенным ретранслятор.

Подумав о тридцатилетнем отрезке, связанном с утверждением в Большом Космосе землян, Бенезия поняла, что по сравнению с этим периодом ещё двадцать лет молчания... теперь выглядят пустяком. Слишком многое быстро менялось в Большом Космосе, едва только появлялись в отдельных частях исследованного Пространства Галактики земляне.

Люди лезли дальше, глубже, делали больше, чем делали раньше представители ключевых рас Цитадели — азари, турианцы и саларианцы. Теперь люди помогли ей, матриарху Бенезии. У которой, слава Богине, есть пока что живая родная дочь. Да, будучи хаском, Бенезия не могла вот так просто подумать о Лиаре. А сейчас... сейчас воспоминания захлестнули сознание пожилой азари.

Рождённая незадолго до того, как беременность Бенезии могла бы обернуться для ребёнка большими проблемами со здоровьем и с развитием, Лиара... не походила — прежде всего внутренне — на своих ровесниц. Она не хотела становиться в ряды наёмниц и осваивать воинское ремесло, не хотела становиться десантницей и вступать в ряды ВКС Азарийской Республики. Не хотела она и становиться танцовщицей в одном из развлекательных заведений Азарийского Пространства. Рано проявила Лиара и своё глубокое и твёрдое нежелание надолго покидать Тессию, на которой в одном из лучших столичных госпиталей она появилась на свет.

Младшая Т'Сони, наверное, унаследовала слишком многое от своего отца — Мятежного Матриарха, которая уж точно не стремилась в молодости ни становиться десантницей, наёмницей или тем более — танцовщицей.

Мятежный Матриарх с ранней юности была поглощена общественной работой, которую она превратила в служение. И, конечно же, такая работа требовала прежде всего умения и способности обрабатывать множество самых разнообразных данных, а для этого нужно было не просто много читать, на что могло уйти немало времени, но и размышлять над прочитанным, вдумываться, анализировать, находить соответствия, взаимосвязи, учиться, а впоследствии — уметь прогнозировать и планировать развитие ситуаций в их вариантном большинстве.

Лиара, наверное, в этом смысле больше восприняла от Мятежного Матриарха. Этита, между тем, как помнила Бенезия, не уделяла Лиаре много внимания. И совершенно не потому, что она не стала её биологической матерью. Слава Богине, у азари нет свойственных землянам "заморочек" относительно того, кто какую роль в семье выполняет. Для людей азари могли быть вполне официально бесполыми или двуполыми — как кому из землян нравилось, так тот и считал.

Этита... Да, она первые пять лет жизни малютки была почти постоянно рядом с Бенезией, всемерно помогала, причём — очень активно, но потом... она снова вернулась к активной общественной работе, к общественно-политической деятельности и отдалилась от Лиары.

Вряд ли маленькая азари много и точно запомнила из того, что касалось Этиты. Впоследствии она часто просила Бенезию побольше рассказать об отце, но Бенезия раз за разом находила десятки отговорок, не желая втягивать Лиару в омут политических разборок, считая внутренне, что это будет почти неизбежным итогом удовлетворения таких просьб дочери.

И Лиара... как-то сумела понять свою мать, с которой была почти что неразлучна. Хотя... Бенезия была тогда религиозным лидером, признанным и авторитетным членом Совета Матриархов, так что много времени рядом с Лиарой она тоже проводить не могла. Работа, выезды, полёты на другие планеты — и не только в Азарийском Пространстве.

Лиара подолгу оставалась одна. Возможно, её внутренняя настройка на поглощение огромного количества информации помогла маленькой азари выжить, когда рядом не оказывалось мамы. Лиара вполне могла привыкнуть к тому, что одиночество станет её постоянным спутником. Или — постоянным проклятием.

Лиара... много читала. И очень активно интересовалась деталями. Не просто коллекционировала эти детали, а искала взаимосвязи между ними. Явные, неявные... Всякие. Этот поиск в конце концов привёл к размолвке между Бенезией и Лиарой. Самой серьёзной. Вспоминавшая теперь об этом матриарх больше всего опасалась, что окончательной.

Думать об обстоятельствах размолвки Бенезии не хотелось. Что там уже уточнять, ведь потом, после этого они практически перестали видеться, а потом... Потом Бенезия попала под влияние Сарена, которым руководил Жнец. И... потянулись годы безличности.

Теперь матриарх Бенезия Т'Сони особо чётко ощутила, что прошли годы. Особо остро и определённо ощутила, хотя для азари, способных гарантированно прожить тысячу лет такие ощущения не были особо значимыми. Не были, если, конечно, представительницы расы синекожих красоток не попадали в такие вот ситуации, в одной из которых оказалась она, матриарх Бенезия.

Лиара исчезла. Она перестала возвращаться в пределы Пространства Тессии, сразу переходила из одной археологической экспедиции в другую, а там... Там даже время течёт по-иному. Нет никакой спешки, ведь работать приходится с давно и надёжно мёртвым материалом. Вот Лиара, избравшая своей специализацией изучение давно исчезнувшей расы протеан, и работала, не замечая времени. Работала. Десяток лет после окончания университета и — она ни разу не возвращалась впоследствии в пределы Пространства Азари. Не писала матери или отцу, не выходила с ними на аудиосвязь, тем более — на видеосвязь. Хотя... такие возможности у неё, безусловно, были.

Вот так получилось. Дороги матери и дочери после того разговора... резко и полно разошлись. Лиара похоронила себя на бесконечных раскопках, а она... она, Бенезия Т'Сони, мать единственной дочери, стала... страшно даже теперь остро и полно подумать, хаском. О которых большинство азари даже не знали и уж совершенно точно — не задумывались.

Она, матриарх Т'Сони стала рабыней Жнеца. Того самого Жнеца, о которых синекожие красотки, слывшие достаточно высокопрофессиональными дипломатами в Пространстве Цитадели, знали только как о персонажах легенд. Да, хорошая такая легенда, полтора-два километра высотой. Любой азарийский дредноут, включая парадный "Путь Предназначения", по сравнению с этой громадой покажется сущей мелочью.

Старшая Т'Сони подумала о том, что Жнец вряд ли когда надолго снимал маскировку. Он оставался неизвестным большинству обитателей Галактики. А вот его влияние... Теперь матриарх всё глубже осознавала, насколько же Жнец оказался эффективен: он действовал не сам, а через двух полностью покорных ему разумных органиков и немеренное количество гетов — синтетов, роботов, вооружённых и руководимых высококлассными искусственными сетевыми интеллектами.

Иллюминатор Медотсека был закрыт бронезаслонкой. Экраны внешнего обзора — погашены. Да, военный, боевой корабль, недавно переживший столкновение... Столкновение с тем, что всего несколько суток назад было для подавляющего большинства разумных органиков только легендой.

Оглядев выгородку, образованную ширмами, матриарх ещё раз убедилась в том, что Медотсек на этом корабле — сравнительно небольшой, вполне соответствует пропорциям корабля, подумала, что неплохо бы получить хоть какую-нибудь актуальную информацию о происшедших за эти полсотни лет событиях, но потом, посмотрев на больничную кровать, решила, что поскольку она — пациентка, вряд ли Чаквас будет давать ей доступ к Экстранету или к внутренним открытым банкам данных корабля.

Пройдя по выгородке, Бенезия ощутила, как её тело привыкает к свободе, чутко реагирует на приказы мозга. Свободна. Теперь она — свободна. Теперь она может сама решать, что, как и когда ей следует делать, о чём думать, что говорить. Совсем недавно такая свобода для неё была практически недоступна.

Конечно, Карин не будет показывать ей имплантаты, извлечённые из её тела, не будет рассказывать о том, как оперировала её. Уже сейчас, в эти минуты, Бенезия была уверена и даже убеждена — она ещё об очень многом поговорит именно с Карин. Ей она... странное дело для многоопытной матриарха азари, доверяла. Гораздо больше доверяла, чем другим людям, исключая, конечно, коммандера Шепарда.

Палата-выгородка, конечно же, не была оснащена экранами и клавиатурами, дающими доступ к информационным банкам и ресурсам, поэтому получить даже первичную информацию об этом человеке... предстояло только ещё раз, а может быть, и не раз — пообщавшись с Чаквас. Вряд ли её, пожилую азари, можно было спасти, ограничившись только удалением множества имплантатов.

Переломы почти не болели. Старшая Т'Сони была уверена — Чаквас применила лучшие, самые эффективные препараты, самые результативные методики лечения. Только поэтому она, матриарх, приближавшаяся к тысячелетнему рубежу, не испытывает ни особой боли, ни особо неприятных ощущений. Нет, надо определённо поговорить с Карин. Наедине поговорить. Тогда поговорить, когда Сарен получит возможность выйти за пределы Медотсека и, вне всяких сомнений, уединится с Найлусом в предоставленной младшему Спектру каюте.

Сейчас Бенезия понимала, что и для неё на этом, пусть даже и очень небольшом корабле, найдётся каюта или простая выгородка: ей нужно уединение, ей нужно о многом подумать, ведь впереди у неё — встреча с дочерью.

Пятьдесят лет... Когда-то она довольно легко и свободно относилась к таким вот промежуткам времени. Всё же это слишком мало по сравнению с тысячей лет гарантированной для любой представительницы расы азари жизни.

Мало. Когда-то и для Бенезии это было слишком мало, а теперь, когда сознание матриарха постоянно напоминало своей хозяйке о том, что пятьдесят лет она не общалась с единственной дочерью, эти годы уже не казались Бенезии слишком маленьким, и потому — недостойным внимания сроком. Для неё эти пять десятков лет внезапно превратились в достаточно большую и очень значимую цифру. Цифру, вмещавшую в себя теперь слишком многое.

Да, азари очень холодны по отношению к своим детям, они рано отпускают их на свободу и в дальнейшем почти им не помогают, даже если между ними и не было особых размолвок. Просто так принято делать. Хотя...

Какая разница теперь, как и почему поступали именно так лично незнакомые ей азари? Она, Бенезия Т'Сони, пожилая азари-матриарх, побывала в полном подчинении у Жнеца и это обстоятельство давало ей и все права и возможности посмотреть на многое по-иному.

Пусть её соплеменницы, даже близкие ей по возрасту, поступают со своими детьми так, как считают нужным. Она теперь слишком отличается от своих ровесниц и потому она сделает всё, чтобы восстановить, укрепить, углубить и улучшить взаимоотношения с Лиарой, её единственной родной дочерью.

Пятьдесят лет молчания, пятьдесят лет размолвки должны уйти в прошлое, стать историей. Если впереди — война с такими машинами... Надо сделать всё, чтобы теперь у Лиары была полная семья: и мама, и папа. И в этой обновлённой объединённой семье не должно быть места размолвкам. Не должно быть в принципе! Если впереди война со Жнецами... тогда каждый день семейного единения приобретает критическую важность и ценность. Никто из них троих не знает точно, как сложится их индивидуальная или семейная судьба в военное время. И потому... потому, если нормандовцы не шутят и действительно помогут ей найти и обрести дочь, она сделает всё, чтобы рядом с Лиарой была не только она, её мама, но и Этита — её папа. Надо закончить эту традицию умалчивания. Закончить. Оставить в прошлом. Нельзя в такую войну вступать с такими пробелами в понимании.

Её, Бенезию Т'Сони, восстановили, её укрепили, ей дали возможность остаться наедине со своими мыслями. Да, безусловно, земляне, люди, мало общались с азари её возраста. В большинстве случаев люди общались либо с девами, либо с матронами, а вот с матриархами... По разным причинам большой практики общения с пожилыми азари люди не имели. И теперь... Теперь, если её не обманывает предвидение, именно ей, Бенезии Т'Сони предстоит немного, но изменить эту традицию. Изменить, возможно, в лучшую, необычную сторону.

Она попала на военный боевой корабль землян, сумевших вывести пожилую азари из состояния хаска. И теперь люди вряд ли быстро отпустят её с борта. Если они действительно помогут ей найти и обрести дочь, то это займёт не день и не два. Может быть — несколько декад. Вполне возможно, что и здесь, на этой планете нормандовцы задержатся надолго. Как минимум на декаду. Так подсказывал Бенезии её богатый жизненный опыт. Она не ставила его подсказки под сомнение — для недоверия не было оснований. Вообще не было. Никаких. Слишком необычна была ситуация. И потому мало что из старых заготовок, старых шаблонов понимания могло помочь определиться поточнее.

Бенезия чувствовала: то, что произошло с ней самой и с Сареном, то, что произошло здесь, на этой, переданной десятки лет тому назад в ведение землян планете, слишком выламывается из почти любых рамок. Потому что слишком несовместимы мир и война. Была атака корабля Земли по Жнецу. Успешная. Жнец не уничтожен и не разрушен полностью. Он обездвижен и временно обезоружен — в этом у Бенезии не было сомнений.

Эта обездвиженность и эта безоружность не давала возможности старшей Т'Сони чётко просчитать варианты дальнейшего развития событий. И одновременно — давала дополнительную пищу для размышлений.

Экраны системы дистанционного медицинского контроля светились ровным зеленоватым, приятным для человеческих глаз светом, утверждая, что состояние здоровья двух самых сложных пациентов Медотсека находится в пределах нормы. Я, сидевшая в своём любимом рабочем кресле, заполняла медицинские "форматки", изредка прерываясь на рутинную проверку сроков годности медпрепаратов в объёмных укладках, находившихся в окружавших рабочий стол врача шкафах-хранилищах.

Можно было, конечно, довериться автоматике, тому же ВИ, который исправно фиксировал множество данных, но... я всегда хотелось очень многое делать самой, не полагаться на автоматику, на совершенство ВИ. Может быть причиной становилось мое одиночество в Медотсеке, может быть ещё что-то, но всегда, когда напряжённость работы падала ниже некоторого, внутренне ощущаемого мной предела, мне хотелось почти что инстинктивно поднять эту напряжённость на достаточную высоту.

Сейчас, когда фрегат висел рядом со Жнецом... мне этого хотелось ещё больше — я чувствовала, что мирное время... подходит к концу. И значит, впереди — не только обычные травмы — порезы, растяжения, ушибы. Впереди — ранения, впереди — ампутации, впереди — тяжёлые полостные операции. Военно-полевая медицина во всей её мощи и одновременно — неприглядности. Для непосвящённых.

Я ощущала волнение матриарха азари, отказавшейся лечь в кровать и уснуть. Несомненно, Бенезия думает теперь об очень многом, думает иначе, чем раньше, приходит к другим выводам, пусть даже и неожиданным для неё. Она была... хаском. Для военврача ВКС, прошедшей спецкурсы подготовки перед присвоением уникальной квалификации, не было тайной и то, что Бенезия теперь по-другому думает и о перспективах своих материнских взаимоотношений с дочерью.

Хорошо, что иллюминатор закрыт бронезаслонкой, а в выгородке нет экранов и клавиатур, подключённых к информационной сети корабля. Это даёт пациентке возможность избежать излишних волнений и излишних стремлений нагрузить себя совершенно ненужной на данном этапе периода восстановления информацией. Хотя, конечно, уже то обстоятельство, что Бенезия отказалась лечь и уснуть, говорило о том, что она-то восстановилась в гораздо большей степени, чем Сарен. И не только потому, что она — матриарх азари, а он — взрослый турианец.

Несколько десятков секунд назад Андерсон прислал мне текстовый файл, в котором проинформировал о том, что сейчас происходит на борту челнока, летящего к месту, определённому капитаном Шепардом, как место расположения уникального артефакта. Я и сама видела по данным, выводимым на экраны системы слежения за состоянием здоровья членов экипажа фрегата, что Шепард так и не восстановился полностью после тех двух проведённых уникальных, вне всякого сомнения, манипуляций. Он дремлет, почти спит, он утомлён выше допустимого предела и, тем не менее, он, как и написал Андерсон, сквозь дремоту, сквозь сон отдаёт водителю указания, какой держать курс и одновременно — отдаёт указания водителю головного транспортёра колонны машин, принадлежащих археологам. Такая нагрузка...

Для меня, как для врача, было очевидно, что по любым канонам Шепард не должен был покидать в таком состоянии пределы медотсека. Если был это был кто-то другой, не Джон Шепард, я со свойственной мне в таких случаях жёсткостью не выпустила бы его за пределы медотсека, но Джон... Он — особенный, а к особенным людям надо, вне всяких сомнений, относиться по-другому. Да, он утомлён, да, он не восстановился, да, он сейчас балансирует между чуткой дремотой и глубоким и крепким сном, но... без него вряд ли удастся полностью решить такую проблему.

Чаквас едва заметно вздрогнула, только на несколько секунд представив себе, как фрегат "Нормандия" выходит на орбиту Иден-Прайма и локаторы, привычно "оглядевшие" район предстоящей операции, натыкаются на "креветку". И "креветка", обнаружив угрозу, начинает... стрелять. Всё равно куда стрелять — по планете или по прибывшему кораблю. И — началось бы противостояние, к которому фрегат и иден-праймовцы не были бы готовы. Совершенно не были бы готовы.

Если бы не Шепард, члены экипажа фрегата не провели бы необходимые тренировки, необходимые учения, не облачились бы в скафандры, не поняли, что шутки — кончились и предстоит не тренировка, а настоящая, реальная, боевая, ратная работа. Если бы не Шепард, то... пришлось бы под давлением Найлуса ориентироваться на воровство Маяка и на выполнение явно незаконной, несанкционированной ничем, кроме "хотелок" отдельной совокупности чиновников Альянса Систем", передачи Маяка в руки Советников Цитадели.

Да, я не забывала, что я — военнослужащая, для меня приказ — не пустой звук, но... я никогда не соглашалась полностью с тем, что необходимо вот так просто с Иден-Прайма отдать протеанский, вне всяких сомнений, маяк, в руки этой троицы чиновников.

Карин прежде всего была человеком, а уж потом — военнослужащей. Потому внутренне она протестовала против вот такого варианта развития событий. Протестовала и была уверена — теперь, когда к месту расположения уникального артефакта направился челнок с коммандером ВКС Альянса, эн-семёркой Джоном Шепардом, ситуация с маяком может и даже должна развиваться не по сценарию, навязанному экипажу военного разведывательного фрегата чиновниками Альянса. Она должна, обязана развиваться по совершенно другому сценарию, а вот какому...

Сейчас я была уверена только в одном: появление в рядах нормандовцев Джона Шепарда приведёт к ещё большим изменениям в жизни и быте фрегатовцев. К ещё большим, чем мне сейчас, в эти секунды, можно представить.

Бенезия остановилась у кровати. Ложиться совершенно не хотелось. Матриарх наслаждалась телесной и душевной свободой, инстинктивно пробовала всё новые и новые варианты деятельности и ей эти пробы нравились больше, чем перспектива лежания пусть и на очень комфортной, но всё же больничной кровати. Теперь, к своему изумлению, матриарх чувствовала, что способна совершенно по-иному относиться к такому феномену, как время.

Сколько же всего важного произошло за последние часы с ней?! Сколько важного, ценного, необходимого она узнала, поняла, осознала?! Сейчас она поняла, что в считанные часы можно втиснуть столько, что десяти лет будет мало. А ей... Ей уже немало лет. Очень немало. Сейчас её дочери, Лиаре, больше ста лет, а ей самой... Она привыкла считать, что ей примерно столько же лет, сколько Этите, а Этите к этому времени исполнилось 998 лет, ведь родилась она в 1185 году. Если так... то ей, Бенезии Т'Сони, уж всяко больше восемьсот девяноста лет. Точнее — ей сейчас восемьсот девяносто два года и до тысячелетнего рубежа осталось всего сто лет с небольшим.

У азари принято, что после достижения возраста матриарха, синекожая красавица уже может не помнить свою фамилию и использовать везде и всюду, в том числе для идентификации только своё имя. Да, и по причине того, что далеко не каждая азари доживает до столь почтенного многостолетнего возраста. Тысяча лет гарантированной жизни оборачивается фикцией. Далеко не каждая азари может достичь тысячелетнего рубежа. Далеко не каждая азари реально его достигает. Да, всё на свете относительно, одной из этих самых относительностей является продолжительность жизни, точнее — её календарное исчисление.

В Пространстве Цитадели с момента образования Совета Цитадели был введён новый календарь, что ещё больше запутало летосчисление. Потому Бенезия и не заморачивалась особо с определением реальной цифры своего возраста — как по старому, доцитадельскому, так и по новому, цитадельскому — календарям. "Плотная" встреча матриарха азари, с людьми, оказавшимися способными вытащить её из состояния хаска, вне всякого сомнения, заставит принять и третий вариант летосчисления. Может быть, действительно, для неё теперь начинается новая жизнь? Да, она по-прежнему матриарх по возрасту и по азарийским культурным традициям, но она теперь — очень необычный матриарх азари. Наверное, в своей нестандартности она приблизилась к Этите.

Надо восстанавливать, надо менять взаимоотношения и с Этитой и с Лиарой. Осталось мало времени. И — не только потому, что ей самой и Этите уже почти тысяча лет. Не только поэтому. Прежде всего — потому, что впереди — война. Война с такими вот "креветками", именуемыми в большинстве известных ей, как религиозному лидеру расы, источников, Жнецами. Впереди — Жатва. Которую надо не только остановить, которую надо прежде всего предотвратить. Ибо начавшись, а затем — продолжившись, она будет доведена Жнецами до закономерного итога — опустошения Галактики от разумной органической жизни.

Останутся только кости, останутся только развалины. Но не будет никого из представителей ныне известных рас. Никого. Может быть, Лиара уже тогда была права? Права в гораздо большей степени, чем весь Совет Матриархов, в просторечии именуемый Матриархатом? Может быть, Лиара, занявшаяся изучением расы протеан, знала и понимала, в свои сто с небольшим лет, гораздо больше, чем она — почти тысячелетняя матриарх азари?! Синекожие красавицы, слывшие галактическими дипломатами, что-то очень неправильно поняли. Точнее — совсем неправильно поняли. Совершенно не поняли. Не поняли, что надо изучать предшественников, а не заниматься самоуспокоением?!

Такими предшественниками были те самые протеане, Маяк которых скрывался под статуей богини Атаме. Маяк?! А может быть, это действительно не простой Маяк-передатчик, а кладезь информации? Ведь именно из него азари столетиями черпали значительную часть той мудрости, которая изумляла, ужасала и заставляла признавать превосходство синекожих красоток над собой даже таких упёртых партнёров-оппонентов, какими, к примеру, являлись саларианцы. Протеане, а не мифическая Атаме со сподвижниками были воспитателями, учителями, наставниками расы азари. В Матриархате об этом хорошо знали, но... предпочитали не озвучивать и не писать в открытых для постороннего доступа файлах. Не говоря уже о пластобумажных документах, которые, в принципе, достаточно легко скопировать или украсть.

В сказке... пусть даже навязанной, жить — легче и спокойнее. А эта сказка теперь неожиданно оборачивается... перспективой уничтожения расы азари и многих других рас... Об этом точно никто из Совета Матриархов не задумывался всерьёз... Любому разумному свойственно до последней возможности надеяться на лучшее.

Надеяться... Это, конечно, хорошо, но... Насколько помнила Бенезия материалы засекреченных архивов, ни одна Жатва не окончилась поражением Жнецов. Ни одна! Все оканчивались поражением множества рас. Все!

Подумав об этом, Бенезия содрогнулась всем телом, уже не сомневаясь, что чуткая медицинская аппаратура доложит врачу медотсека о том, что пациентка непозволительно много и долго волнуется. Вполне могут последовать медицинские санкции. Ей, скорее всего, Карин в ультимативном порядке прикажет лечь. Стоит ли соглашаться ложиться?

Бенезия "просмотрела" себя. Нет, ложиться она не собирается. Нет необходимости — она не настолько слаба. Да, она вздрогнула, вздрогнула всем телом, но... Вряд ли это последний такой "вздрог". Вряд ли последний... Слишком многое изменилось...

Мысли матриарха азари вернулись к Шепарду. Если он... рискнул и смог... вытащить её и Сарена из состояния хасков... то, может быть, его появление на борту фрегата не является случайностью? Может, его возможности и способности помогут нынешним жителям Галактики выжить в противостоянии со Жнецами? А если он действительно сможет сделать нечто такое, пусть не сразу, не одномоментно, что поможет ныне существующим в Галактике расам сохраниться, а Жнецы... Жнецы впервые и окончательно будут повержены, будут уничтожены?... Если он смог вытащить двоих разумных органиков, принадлежащих к так называемым Старым Расам, из состояния хасков, то...

Матриарх понимала, что возлагает на землянина, на человека, на офицера слишком большую надежду, слишком сложную задачу, слишком тяжёлую роль. Но что-то внутри самой её сути много пожившей и немало видевшей и понявшей азари подсказывало: если не сможет ничего сделать Шепард, то — никто из ныне живущих разумных органиков не уцелеет. Вряд ли современные обитатели Галактики готовы, как протеане, биться со Жнецами столетиями.

Ей, одному из религиозных лидеров расы азари, было очевидно: почти никто не готов к такой борьбе, к такой войне, к такому противостоянию. Ни в какой достаточной мере не готов. В то же время матриарх понимала: такие разумные органики с такими возможностями, с такими способностями не появляются просто так. Они появляются, обеспечивая и своим появлением, и своим реальным существованием возможность осуществления выбора иного пути для развития ситуации.

Да, коммандер Шепард — молод. Он даже не женат. Он — сирота, насколько смогла понять Бенезия. Он — одинок. И в то же время — он не одинок. Карин... она любит этого офицера, этого человека, этого мужчину. Она его любит. И он... он любит её. Хотя... Карин Чаквас готова отдать предпочтение не Джону Шепарду, а Дэвиду Андерсону, командиру этого фрегата. И не только потому, что Дэвид ближе Карин по возрасту. Любовь, как верховное человеческое — и не только человеческое — чувство, не спрашивает о возрасте. Ей... возраст не интересен. Ей интересно другое... многое другое в том разумном, кого она посещает и... настигает.

Богиня... Она что, влюбилась в ни разу не виденного ею молодого землянина?! — Бенезия развернулась спиной к кровати, поняв, что теперь даже помыслить о возможности полежать она не имеет права — Её что, настигло это чувство? Опять, снова? В который уже раз за почти тысячелетнюю жизнь?! А как же... А как же... Этита?! Ведь она — её муж, её вторая половинка?! Она влюбилась! — Бенезия со смешанными чувствами ощущала, как её накрывает волна теплоты, которую она, много пожившая азари, неспособна спутать ни с чем другим... Она... влюбилась в Шепарда...

Может, так оно и надо. — Спустя секунду Бенезия предельно выпрямилась. Гордая осанка, прямой взгляд, упёршийся в бронезаслонку, закрывшую иллюминатор. Никакой слабости. Он, коммандер ВКС Альянса, Джон Шепард, подаривший ей возможность вернуться к обычной, к нормальной жизни, нуждается в поддержке. И она, девятисотлетняя матриарх азари, готова предоставить Шепарду любую возможную и необходимую, да что там особо уточнять — и невозможную поддержку. Он не должен остаться одинок! Он — не одинок! С той самой минуты, как её, БенезиюТ'Сони, накрыла эта знаковая тёплая волна, он — больше не одинок. Она, Бенезия, встанет рядом с ним! Возможно, матриархи не зря забывают свои фамилии, переходя в этот почётный ранг. Перед ними открывается последняя возможность круто изменить свою жизнь. И теперь эта возможность открылась перед ней, Бенезией. Этой возможностью она воспользуется! Сумеет воспользоваться. Обязана будет воспользоваться, обязана будет суметь воспользоваться!

Если Джон любит Карин... Что-ж, это его выбор, но он, конечно, ощущает, чувствует, что Карин Чаквас уже выбрала себе в спутники жизни Дэвида Андерсона. И потому он, вне всяких сомнений, не будет третьим, он уйдёт в сторону, освобождая Карин путь к Дэвиду. И значит у неё, матриарха Бенезии, есть уникальная, единственная возможность встать рядом с Шепардом и помочь ему. Помочь всемерно. Потому что ей, Бенезии, уже немало лет, потому что у неё есть жизненный опыт, знания, умения, навыки, которые могут Джону пригодиться. Он спас её жизнь, он спас её суть, он изменил в лучшую сторону её судьбу, он прервал её существование в теле, лишённом свободы выбора. И потому она сделает всё, что необходимо, что возможно и даже... даже сверх того, чтобы помочь ему, Джону Шепарду.

У неё немало последовательниц. Прежде всего — в среде азари. И если потребуется... она их всех сориентирует на помощь Шепарду. По той простой причине, что она первая сама будет ему активно помогать. Потому что он... потому что он помог ей так, как не смог бы помочь ни один другой ныне живущий разумный органик. Такое спасение, такое возвращение к нормальной, к обычной, к привычной жизни она может и должна оплатить только одним способом: став ему главной подругой, женой. Встав к нему ближе всех других, прервав его личное одиночество. Его сиротство, его одиночество должны остаться в прошлом.

А ей... Ей будет достаточно прожить рядом с ним, возможно, последнюю свою сотню лет и эта жизнь рядом с Шепардом её более чем устроит. Даже если вокруг будет война... Она, пожилая азари, всё равно будет рядом с ним. Она может и умеет воевать. Прежде всего — биотикой. Расовым, особым оружием. А остальные, более традиционные виды вооружений она освоит. Потому что у неё будет стимул и будет мотивация. Она хочет помочь Джону Шепарду. И она поможет ему.

Этита... Этита поймёт. Она сконцентрировалась на общественной работе, уже давно не живёт рядом, несколько десятков лет они вообще... не виделись, не контактировали. Слишком многое изменилось, слишком многое. И Этита поймёт суть этих изменений. Поймёт без лишних слов. Этита нужна будет Лиаре. Слишком долго она, Бенезия Т'Сони, скрывала от Лиары факт существования такого отца. Лиара должна глубоко осознать, должна глубоко понять, что такое быть дочерью двух матриархов азари. И Этита поможет ей это осуществить. Прийти к такому уровню понимания и осознания.

Лиара поможет Этите. Пообщается с ней. Встанет с ней рядом. Ведь именно Этита помогла Лиаре уклониться от стандартного для тысяч дев азари пути в наёмницы или в танцовщицы. Не будь рядом с Лиарой в первые пять лет её жизни Этиты, Мятежного Матриарха, вряд ли Бенезия в одиночку смогла бы удержать Лиару от перехода к реализации одного из этих двух стандартных путей. И теперь Лиара должна быть рядом с Этитой, потому что... Потому что Этита повлияла на Лиару именно так, что она заинтересовалась наукой, культурой, историей. Да, она, Бенезия, тоже повлияла на то, чтобы единственная дочка не реализовала ни один из стандартных для дев азари путей, но всё же Этита... Здесь ей принадлежит ключевая роль и основное значение. Так пусть же Лиара будет рядом с Этитой, пусть общается с ней, пусть наверстает годы, десятилетия безвестности, пребывания на расстоянии от своего отца. Этита — матриарх, она поможет Лиаре повзрослеть, поумнеть, развиться. А она, Бенезия, поможет Шепарду. Джону.

Может быть, действительно, существуют какие-то общие для всех разумных органиков законы любви, но... Сейчас Бенезии казалось, что для неё-то точно важнее будет её собственный путь в любви к Джону Шепарду. Он, конечно, может отказаться. И Бенезия не собирается настаивать на своей кандидатуре. Она готова к отказу, готова настолько, насколько это вообще возможно для неё, многостолетней матриарха азари. Скорее всего, Джон откажется стать её законным супругом, откажется стать её главным другом. Его право. Его право выбора. То самое право, возможность пользоваться которым он вернул ей, Бенезии, вытащив её суть, её сознание из хаскоподобного состояния.

Потому она не будет настаивать. Глупо сейчас ей, пожилой азари, тешить себя иллюзиями, надеждами на то, что всё будет так, как она одна решила. Это — не любовь. Это насилие над другим разумным существом. Насилие над личностью. И она на это насилие не пойдёт. Да, Шепард не сможет и не захочет запретить ей любить его. Это уже её право. И она будет любить Шепарда даже тогда, когда он откажет ей. Она продолжит его любить. И тем более — продолжит ему активно и действенно помогать. Реально помогать. Её помощь ему понадобится, она ему пригодится, будет явно не лишней.

Она ещё ни разу не видела реального, живого Шепарда. Она, возможно, ощущала его присутствие рядом с собой, когда он извлекал её из кокона хаскоподобной сущности, но... Этого мало. Надо с ним пообщаться. Поговорить, побыть рядом. Ответить на многие вопросы. Его вопросы. И — свои вопросы. И только потом, постепенно она сможет ответить сама себе на несколько важных вопросов, касающихся перспектив взаимоотношений с ним. С этим необычным землянином. Сумевшим вытащить не только её, но и Сарена из тисков ограничений, налагаемых влиянием Жнеца, тем влиянием, которое превратило её, матриарха в послушного чужой воле хаска-азари, а Спектра Совета Цитадели — в хаска-турианца. Что и говорить, не надо даже особо уточнять — незавидная роль и незавидная судьба. Роль и судьба, прерванные Шепардом.

Как же всё же много вместилось в эти несколько часов?! Падение Жнеца-корабля, потеря сознания, перемещение на борт земного разведкорабля, восстановление. Слишком многое втиснулось в эти часы, к которым, чего уж там утаивать особо, Бенезия относилась долгое время легко и свободно. Подумаешь, часом больше, часом меньше! Тысяча лет позади, в любом случае есть что вспомнить.

Да, сейчас Бенезию тянуло многое вспомнить. Очень многое вспомнить. Может быть и потому, что она осваивалась, свыкалась с самим фактом возвращения к прежней свободе.

Джон Шепард и Карин Чаквас совершили чудо. Личное для неё, Бенезии Т'Сони чудо. Чудо возвращения. Она сможет действительно начать новую жизнь. Вернуться к прежней жизни на новом уровне и понять глубину и суть происшедших с ней изменений. Она обязана, она должна вернуться к дочери. Не вернуть себе дочь, поскольку это — тоже разновидность насилия, а вернуться к дочери, к Лиаре, к Крылышку.

Матриарх осторожно повернулась, взглянула на кровать. Удивительно, но её не тянет прилечь. Хотя вроде бы и возраст никуда не делся, и тот факт, что она — пациентка Медотсека, ей, Бенезии, также ведом. Если бы не Шепард и не Чаквас... Она лежала бы на этой кровати полутрупом. Хорошо закреплённым фиксаторами и ремнями полутрупом. Над которым другим разумным-специалистам предстояло ещё долго хорошо поработать, чтобы только попытаться вернуть её в нормальное состояние. В более-менее нормальное состояние.

Бенезия и сама не заметила, как села на кровать, опёрлась руками о матрас, наслаждаясь свободой движений и тем, что она теперь сама решает, что и как делать. В известных пределах, конечно, но всё же.

Шепард... Он будет в ближайшее время очень занят. И вряд ли у него будет много свободного времени в эти и следующие сутки. Что-то должно произойти важное и нужное там, куда он улетел на фрегатском челноке. Весь жизненный опыт Бенезии вопил об этом.

Старшая Т'Сони не пыталась докопаться до того, что же должно там было произойти реально, но ощущала всё большую уверенность в том, что это должно быть накрепко связано с падением Жнеца на Иден-Прайма в результате боестолкновения с фрегатом "Нормандия". И даже иметь более далеко идущие последствия, чем те, которые она сейчас может себе представить и уяснить.

Если она пока что не может представить себе достаточно чётко и полно то, что должно произойти довольно далеко от фрегата, то хотя бы о перспективах своих взаимоотношений с Сареном она может поразмышлять? Не просто может — обязана. Да, теперь ясно, что скорее всего Сарен станет постоянным членом экипажа и команды фрегата "Нормандия". Происшедшее на Иден-Прайме, а именно — боестолкновение со Жнецом — относится к прямой, к непосредственной компетенции Спецкорпуса Тактической Разведки Цитадели. И дело даже не в том, что в этом названии почти нет ничего реального: Корпус, как хорошо знала Бенезия, занимался такими делами, которые категорически не соответствуют тому, что определяло — хотя бы на пластобумаге — название этой структуры.

Сарен Артериус изменился. Не мог не измениться. После такого... Разумный органик меняется. Меняется быстро и глубоко. Очень быстро и очень глубоко.

Бенезия не сомневалась: если она изменилась, значит, изменился и Сарен. Изменился. Прежде всего — внутренне, а потом уже — внешне. Если уж он заикнулся о том, чтобы пройти через серию операций по приведению в порядок своего лица... Вряд ли турианец такого уровня и такого ранга стал бы заморачиваться своей внешностью, если бы не произошло ничего экстраординарного. В конце концов, он — Спектр, можно даже сказать, легендарный Спектр, личность неприкосновенная.

Да ещё и Найлус Крайк... Тот самый, которому Совет Цитадели поручил проследить за изъятием Маяка из ведения человечества, фактически — за передачей Маяка в руки Совета Цитадели. Он, как ни странно, оказался учеником Сарена Артериуса. Хорошим, прилежным учеником. Вряд ли цитадельские сидельцы рассчитывали на реализацию такого варианта развития событий, при котором Найлус встретится со своим пропавшим учителем. Можно даже сказать — воскресшим из мёртвых учителем.

При таком раскладе Найлус и Сарен останутся на борту фрегата "Нормандия" и начнут действовать вне стандартных протоколов Корпуса. Слишком многое изменилось. Слишком многое. И эти изменения не прошли мимо сознания, мимо понимания обоих турианских Спектров. В этом Бенезия, сидевшая на больничной кровати, сейчас была стопроцентно убеждена.

Если так... То два Спектра на борту корабля, выигравшего боестолкновение со Жнецом... Это уже слишком серьёзно. Вряд ли Совет Цитадели ринется лишать Сарена и Найлуса статусов и званий Спектров. Вряд ли. Скорее всего, и иден-праймовцы, и нормандовцы уже позаботились о том, чтобы с планеты не ушла никакая детальная информация о происшедшем. А с недетальной информацией Советники поступят просто — они её проигнорируют. Потому что... Потому что уже давно занимаются не своими служебными и должностными обязанностями, а грызнёй между собой. Междоусобицами, которые, кстати, только ослабляют Совет Цитадели, делают его недееспособным. Впрочем, наверное, такая же незавидная судьба постигла и Матриархат. Как понимала сейчас Бенезия, вспоминая события, предшествовавшие моменту её попадания под власть Жнеца, уже тогда в Матриархате далеко не всё было нормативно.

— Вы утомлены сверх меры, Бенезия. — я, ступая едва слышно, подошла к азари, сидевшей на кровати. — Потому — немедленно в постель и — спать.

— Я... — попыталась возразить матриарх, но остро почувствовала, что размышления и воспоминания действительно обессилили её. — Вы правы, Карин... Я о многом должна была подумать. И подумала, — азари поднялась, откинула покрывало, легла, запахнулась покрывалом, удобно устроив отростки в выемке. — Спасибо. Я уже лежу и, думаю, скоро усну.

— Хорошо. — я взглянула на вспыхнувшие экраны медицинских мониторов. — О многом мы с вами поговорим потом. Сейчас у вас есть возможность поспать. Отдыхайте, — я повернулась, отходя от кровати и задвигая за собой полотнище ширмы.

Бенезия закрыла глаза. Несколько секунд — и она заснула. Без сновидений, крепко и глубоко. Я подошедшая к своему рабочему столу удовлетворённо изучила показания основных медицинских мониторов, присела в кресло и занялась привычным заполнением множества медицинских форматок.

Сарен спал. Снова спал без сновидений, без кошмаров, без движений. Спал, не слыша разговора Чаквас с Бенезией, не слыша шелеста ширм, гудения медицинской аппаратуры. Спал, отдыхал, восстанавливался. Спал столько, сколько желал, сколько хотел и сколько мог.

Всё равно, как понимал он сейчас, ему ничего другого и не оставалось делать. Из Медотсека строгая врач его не выпустит. Уже одно то, что его сумели вернуть в обычное состояние, извлечь из "кокона" хаска говорило и однозначно свидетельствовало: здесь его статус Спектра — чистая формальность, на которую никто из нормандовцев, включая Чаквас, не обратит никакого внимания. Вообще не обратит внимания.

Слишком долго он, турианец-Спектр, может быть и ставший для кого-то из разумных органиков какой-то легендой, отсутствовал, слишком надолго он исчез, чтобы сейчас что-то требовать, на чём-то настаивать, опираясь на свой статус Спектра. А потому — надо спать. Сон хорошо восстанавливает силы любого разумного органика.

Отметив, что в Медотсеке установилась желанная тишина, я погасила экран ноутбука, прошла в выгородку, где стояла её койка, быстро приготовила себе небольшой "перекус". Конечно же, как врач, я не была сторонницей беспорядочности питания, но... слишком уж ситуация была нестандартной. Вряд ли она будет стандартной в ближайшее время. Похоже, нормандовцы здесь, на Иден-Прайме, "застряли" и дело не окончится подтверждением обездвиживания Жнеца.

Орудуя вилкой и ножом, я поглядывала на мониторы контроля состояния пациентов и членов экипажа, вспоминала то, как наблюдала за работой Шепарда, восстанавливавшего азари и турианца. Да, Шепард... уникален. Здесь, на борту фрегата он получил новые возможности, новые способности и он... он опасается, что его сочтут теперь монстром. Он, безусловно, сильно напугал того же Ричарда Дженкинса. А потом... потом напугал многих других разумных и в первую очередь — военных полисменов, силой приказа засунутых на штатные должности специалистов-нормандовцев.

Если бы не Шепард... то фрегат попал бы под огонь этого гигантского корабля и не факт, что разведкорабль смог бы остаться целым после огневого взаимодействия. С такими кораблями ВКС Альянса Систем, да что там ВКС — люди и не только люди — ещё не воевали. Никогда не воевали в обозримом прошлом. Наверное, ни командиры, ни командующие эскадрами и не планировали воевать с такими кораблями. А вот теперь — придётся. Придётся реально. И — в очень близком, к сожалению, будущем.

Медикам придётся осваивать военно-полевую хирургию. Новую военно-полевую хирургию. Всем медикам — и военным и гражданским. Ладно, я — майор Медслужбы ВКС Альянса Систем, но кроме меня есть ещё десятки штатских медиков. Проще говоря, гражданских. И им придётся в кратчайшие сроки становиться профессионалами в области военной медицины. Намного более жестокой, кровавой и требовательной к потенциалу врача, фельдшера, медсестры.

Война с такими кораблями... будет совершенно другой войной. Не той, к которой готовили большинство нормандовцев инструкторы, наставники, тренеры, преподаватели. Не той. Совершенно другой. Страшной. Хотя бы тем страшной, что эта война будет не межрасовой, а общегалактической. Войной с внешним врагом, пришедшим извне. Трудно представить себе, что где-то в Галактике есть область, в которой таких вот кораблей — сотни и тысячи.

На меньшее количество рассчитывать — глупо. Если раз за разом такие корабли зачищали галактику от любой разумной жизни... то их не может быть мало. Галактика огромна не только по человеческим меркам, но и по меркам любой нынешней органической разумной расы. Значит, такие корабли обрушатся одновременно на множество населённых миров. Далеко не каждый такой населённый мир сможет оправиться быстро и полно даже от первого удара.

Первым ударом дело не ограничится. Будут новые удары и их, этих ударов будет немало. Война затянется на месяцы и годы. Затянется, как иногда затягивается агония живого разумного существа.

Если не будет у Галактики силы, способной возглавить Сопротивление... Разумная органическая жизнь в нынешней галактике обречена. На гибель обречена. Быструю и окончательную гибель. Потом, вполне возможно, разовьются другие разумные расы, но это уже будут совершенно иные расы.

Может быть, преображение Джона Шепарда, обретение им уникальных возможностей и способностей... есть шанс, предоставленный разумной органической жизни в Галактике Высшими Силами? Если сейчас появляются такие личности, такие сущности, как Джон Шепард, то, может быть, всё же удастся избежать гибели? Хотя бы выстоять в войне со Жнецами. Выстоять и... победить. Победить Жнецов. Да, это будет трудно, это будет сложно, это будет... долго. Но всё же лучше, чем знать о неизбежной гибели нынешней разумной жизни... в масштабах всей Галактики.

Закончив "перекус", я убрала пакеты и посуду в шкафчики, вернулась за свой рабочий стол. Часы на панели отсчитывали уходившие в прошлое минуты. Взглянув на индикаторы, я убедилась — оба пациента находятся на пути к полному выздоровлению. Предстояло дождаться возвращения группы высадки от места расположения странного артефакта. Потом... потом можно будет многое решать более определённо. А пока — только ждать. Во всяком случае — ей. Ждать. Готовиться. Думать. Вспоминать.

Глава 13 Шепард. Вылет на археологические раскопки. Протеанская капсула. Видение

Ингвар привёл меня в ангар и подождал, пока я устроюсь на жёсткой лавке лицом к водительской кабине. Три полисмена уселись на лавке напротив меня. Справа от меня сел капрал Дженкинс, слева — старший группы полисменов с напарником. Поймав взглядом мой разрешающий кивок, Дженкинс сделал знак Стиву. Тот вывел челнок за пределы фрегата, продолжавшего висеть над Жнецом.

Прикрыв глаза, не пытаясь особо бороться с подступавшей слабостью, я вполголоса называла водителю координаты следующей точки маршрута, не сверяясь с ридером. Я знала, в каком направлении следует лететь. Откуда и почему — я не смогла бы сейчас пояснить словами ни коллегам, ни самой себе. Но знала это, успевая сверять пройденный челноком путь с координатами колонны машин археологической партии.

Через десять минут полёта задача усложнилась: если челнок мог пролететь по прямой, то колонна транспортёров могла следовать только по дорогам и потому мне пришлось называть водителям челнока и головного колёсного транспортёра две пары координат.

* * *

Капрал Ричард Дженкинс сидел рядом с Шепардом. Он видел краем глаза полуприкрытые веки утомлённых глаз капитана, видел его строгое и сосредоточенное лицо и молил всех известных ему богов, чтобы его, Дженкинса, не перевели на другой корабль, под начало другого командира десантного экипажа.

Под днищем стремительно летящего челнока расстилались поля, виднелись аккуратные постройки энергостанций, малоэтажные корпуса сельскохозяйственных производственных предприятий, строчками чертили землю дороги.

Дженкинс начинал сейчас особенно остро осознавать, от какой судьбы спас его родную планету коммандер спецназа десанта и старший помощник каперанга фрегата Джон Шепард. Двухкилометровый корабль потряс восприятие Ричарда. Увидев огромное "око" главного излучателя, Дженкинс испытал настоящий глубокий и холодный могильный ужас, представив, как мощный луч, исходящий из этого "ока", полосует землю планеты, людей, постройки, животных. Как гигантские лапы передвигают этого высоченного тяжеловооружённого пришельца, позволяя лучу дотянуться до всё новых и новых целей, становящихся за невообразимо краткие секунды беспомощными жертвами.

Дженкинс знал, что район с упавшим кораблем-пришельцем закрыт для всех колонистов Иден-Прайм, знал, что фрегат, висящий над "каракатицей", жёстко контролирует всю ситуацию на несколько километров вокруг. Капрал сейчас с трудом мог себе представить, как бы он сам смог вскрыть бронесферу со столь пугающим и странным содержимым.

Ему вдруг показалось, что тогда, достав сферу, выведя её на руках из пределов бронекапсулы, капитан действовал слишком медленно. Только потом, по возвращении на "Нормандию" он понял: Шепард просто успокаивал его, Ричарда Дженкинса, молчаливо, без контактов взглядами, убеждая его, унтер-офицера ВКС Альянса в том, что он, Дженкинс, действует правильно.

Ричард удивился, насколько точно капитан просчитывает каждую миссию, насколько чётко определяет состав нужного для выполнения задачи оборудования.

Коснувшись взглядом лица сидевшего рядом Шепарда, Дженкинс увидел, как капитан очень ненадолго просыпается от чуткой дремоты только для того, чтобы в очередной раз назвать тихим голосом очередные четыре последовательности цифр и снова погрузиться в забытьё. Поняв, насколько его командир утомлён, Дженкинс вдруг устыдился того, что разглядывает лицо первого помощника командира "Нормандии" так внимательно, словно видит впервые. Но Шепард не выражал недовольства поведением капрала и Дженкинс немного успокоился.

Опустив взгляд, капрал перевёл его на экран с картой. Челнок прошёл уже больше тридцати километров и сейчас поворачивал, ложась на новый курс. Неяркая точка маркера челнока оставляла на экране чёткий след. Дженкинс почувствовал, что вот сейчас, в эту самую минуту он, капрал ВКС Альянса Систем, видит воочию, как пишется история.

Полисмены дремали, видя, что командир десантного экипажа расслаблен. За окном разгорался полдень и единственному, кроме водителя, не спящему человеку на борту военного челнока вдруг подумалось, что и этот полдень стал особым. Что-то неуловимо и очень сильно поменялось вокруг, приобрело новые черты, новое содержание, новые краски.

Его, Ричарда Дженкинса, родная планета впервые встретилась с гостем из невообразимых глубин космоса и, благодаря коммандеру Шепарду, избежала Апокалипсиса. Где-то там, в восьмидесяти километрах от нынешнего местоположения челнока, размещался посёлок, где до сих пор жили его родители и младшая сестра.

Дженкинс вспомнил странные шагающие машины, не сумевшие уйти от лап гиганта туда, к жилым модулям. Машины, несущие смерть. Нерассуждающие, холодные, равнодушные. Безжалостные. Неспособные сопереживать.

* * *

— Стив, посадка в точке с координатами... — я тихо, но чётко назвала шесть последовательностей цифр и сбросил с себя сонливость.

Уловив, что я восстановилась, проснулись и полисмены.

— Грег, Пит, — обратился я к двум полисменам. — Идёте к дороге. В этой точке, — в руках капитана появился командирский ридер с яркой точкой, нанесённой световод-кодатором, — встречаете колонну и провожаете её вот на это место. — я отметил другую точку, проконтролировав, чтобы на служебных ридерах полисменов вспыхнула карта района посадки с теми же тремя отметками — челноком, точкой у дороги и местом стоянки для колонны. — Ник, — повернулся я к третьему полисмену, — вы берёте у археологов лёгкий транспортёр и перекрываете дорогу вот в этих местах, — командирский ридер обзавёлся десятью точками. — Схема эль-тридцать восемь, комплекты — зет-десять и икс-пятьдесят из укладок ограждений. — Ответом мне были уверенные чёткие кивки названных полисменов. — Стив, можешь опускать машину. До метра, — уточнила я. — Мы — спрыгнем.

Водитель кивнул, поняв, что говорить что-либо в ответ вслух нет необходимости. Машина скользнула вниз и замерла на небольшой высоте.

Дверцы открылись. Грег с Питом первыми спрыгнули на взрыхлённую глинистую почву. За ними десантировался Ник с Ричардом. Последним приземлился я, сразу оглядевшись по сторонам.

Вдалеке слышалось лёгкое стрекотание двигателей транспортеров археологической партии. Я мысленно похвалил водителей — они сумели обеспечить почти одновременное прибытие всех машин колонны к точке.

Я видела, как Ник подошёл к головному транспортеру, переговорил с водителем, тот кивнул и нажатием нескольких клавиш на пульте сдвинул к кабине тент с кузова, где стояли два лёгких транспортёра, один из которых и оседлал молодой полисмен, сразу проверивший наличие в небольшом багажнике названных ранее мной комплектов. Поймав мой вопрошающий взгляд, Ник кивнул и, включив двигатель, по развернувшемуся с тихим лязгом узкому пандусу легко съехал на землю. Спустя несколько секунд колонна машин археологов уже втягивалась на обозначенное двумя полисменами место стоянки, остановилась, из кабин и пассажирских кузовов выходили люди.

— Коммандер, ограждение района выполнено, — доложил Ник по спикеру.

— Принято. Ник, возвращайтесь. Примите контроль над обстановкой в районе из штабного транспортёра.

— Есть, — полисмен отключил связь и вскоре лёгкий транспортёр пропылил мимо меня, направляясь к транспортёру с большим пассажирским кузовом на мощном шасси. — Разрешение начальника археологической партии получено. Приступаю к работе.

— Добро. — Шепард отметил, что к нему спешит мужчина средних лет в формёнке учёного. — Приветствую вас, мистер Сташинский.

— Польщён, что мою фамилию вы уже знаете, хотя я бейдж не надел. Хочу поблагодарить вас...

— Тимур Лаврович, не надо, — чётко и тихо произнесла я и стоявший передо мной руководитель археологической партии понял, что настаивать бесполезно. — Вы — сделали свою работу, я — свою. А всё это славословие давайте оставим. Не время сейчас.

— Хорошо. — Сташинский сглотнул. — Вы хоть...

— Мы — уже на месте. Идёмте. — я широким шагом отмерила сто двадцать метров от точки зависания фрегатского челнока и сказала. — Там, где я стою, должен быть центр шахты. Артефакт — небольшой, — я выдвинула из кольца на запястном клапане скафандра тонкий и длинный щуп и, наклонившись, легко начертила на податливом грунте прямоугольник. — Это — его настоящие размеры и положение. Бурите осторожно, на глубину не больше тридцати метров. Глубже — придётся копать руками: артефакт довольно хрупкий и... необычный. Любое неправильное вмешательство — и мы будем иметь множество проблем и осложнений. Последние пять метров из тридцати бурите на минимальной скорости, не допуская вибрации и громких звуков. Возводить отдельное ограждение вокруг шахты не нужно — мои люди уже взяли район под охрану, — уточнила я. — На фрегате в готовности находится резервная группа быстрого реагирования. В случае необходимости корабль придёт сюда. — я убрала щуп. — Больше пока ничего не могу сказать. Всё очень неопределённо, — я отошла в сторону, отметив, что транспортёр с буровой установкой уже подходил к очерченному контуру, пятясь кормой и одновременно поднимая стрелу в "боевое" положение.

Шесть мощных лучей ударили в почву, раздвинулись на метр шире, чем обозначенные мной линии контура и водитель включил "карусельную" головку. Лучи соединились в острую световую фрезу, вгрызшуюся в верхний, наиболее податливый слой грунта.

Сташинский отошёл к штабному транспортёру. При всей мощи буровой установки процесс, скорее всего, будет достаточно долгим.

Светило Утопии уверенно сползало из зенита. До вечера по здешним суткам было ещё далеко и я тихо радовался, что не придётся работать при искусственном освещении, стараясь не особо показывать это внешне.

Я окинул взглядом плато. Сейчас здесь ничто не напоминало о прошедших боях. Ветерок легко теребил невысокий кустарник. Скалы и валуны образовывали причудливые нагромождения. Сравнительно тихо рокотал движок буровой установки, разбавляя своим гулом стрёкот основного двигателя транспортёра. Слышались негромкие переговоры между членами археологической партии, выгружавшими и устанавливавшими дополнительное оборудование. Оно, как я понимал, понадобится тогда, когда бур, будучи остановлен и убран, уступит место чутким человеческим рукам.

Вокруг был мир. А в моем сознании окружающий меня пейзаж планеты Иден-Прайм был страшен. Я подключилась к инфополю и снимала данные. Небо древнего Идена — в том, что я "видижу" планету времён протеанской империи, у меня в эти мгновения сомнений не оставалось, как и в том, что будущая война тоже придёт на Иден — заволокли дымы, сквозь которые изредка посверкивали зарницы вспышек. Ветер доносил запах гари, тяжёлый смрад горелой органической плоти, слышались звуки выплёскиваемых короткими очередями зарядов. И — ни одного звука членораздельной, привычной для человеческого слуха, речи. Только изредка слышалось рычание и стоны... К ним примешивались скрежет и шуршание каких-то механизмов.

Гигантские "каракатицы", чуть меньшие по размерам, чем недавно поверженная ударом фрегата, осторожно и неумолимо передвигались по планете, непрерывно выжигая главными и менее мощными лазерами малейшие очаги сопротивления.

Немногочисленные разумные, похожие на жуков, вдруг обретших некое сходство с общим контуром тела человека, пытались противостоять нападавшим, внешний вид которых говорил о синтетической природе их телесной основы.

Врагов было слишком много, поэтому органические разумные, огрызаясь огнём из полуавтоматического и автоматического оружия, медленно отступали к огромным воротам приземистого, сработанного из грубых металлических плит здания. Враги упорно преследовали их.

Створки ворот стали закрываться.

Разумные отстреливались. Затем один из них, не выпуская из обеих рук странное, усеянное грубыми зубцами и явно автоматическое лучевое оружие, отдалённо напоминавшую современную Шепарду штурмовую тяжёлую винтовку, вдруг полыхнул биотикой странного зелёного цвета. Волна, порождённая вспышкой, заставила преследователей отступить и створки ворот окончательно закрылись. Нападавшие несколько раз пытались вскрыть ворота, но это им не удавалось.

К приземистому зданию направилась осторожно переставлявшая гигантские опоры ближайшая "каракатица". Вспыхнул луч главного орудия и приземистое здание, дрогнув, сложилось, погребая под собой вход в подземные уровни. Нападавшие попытались было расчистить проход, но внезапно слух Шепарда резанул высокочастотный звук, переходящий в визг и плиты разрушенного строения вспухли, сплавляясь под воздействием неведомой силы в единое целое. Затем к визгу добавился яркий шар: возникший в центре массива спёкшихся плит, он рос на глазах, захватывая всё большую и большую площадь, наконец достиг края площадки и вдруг взорвался, расплескав жёлто-бело-голубое пламя далеко за пределы контура. Никто из нападавших не успел даже дёрнуться.

На месте взрыва образовалось углубление, края и стенки которого состояли из потерявших свои привычные контуры плит. Ничто больше не напоминало о том, что здесь раньше было какое-либо строение. "Каракатица" неспешно отступила, словно поняв, что ей здесь больше нечего делать.

— Коммандер, наши сканеры уловили какой-то странный сигнал. — Сташинский, переключавший режимы на своём инструментроне и явно начинавший волноваться, своим возгласом побудил меня очнуться от созерцания видения. — У нас такого в носимых базах нет, а связаться с внешними базами нельзя — фрегат блокирует доступ, — археолог свернул экран. — Это... то, что мы ищем?

Я же вспоминала картины полученные от саркофага Явика в моем мире. Очень очень похоже.

— Да. Это маяк. Он установлен на артефакте, — тихо подтвердила я, обдумывая видение.

— Если я правильно понял... Сканеры показывают, что артефакту больше пятидесяти тысяч лет... И что внутри... Живая органика. — Сташинский явно волновался, опасаясь сорваться в многословие.

— Глубина? — спросила я, переводя разговор в более конструктивное русло и чётко отслеживая настроение и состояние археолога.

— Двадцать метров, — подтвердил начальник археологической партии. — Мои люди готовы к спуску и к началу ручной расчистки. Мы подвели шланги от компрессоров, перевели их на всасывание. Выбрали самые тихие режимы.

— Главное — очистить верх артефакта. Затем я спущусь и, подняв, вскрою его... — Я наблюдал за вращением буровой колонны.

— Вы знаете... что это? — спросил начальник археологической партии.

— Да. Но говорить пока не буду. Нам нужно очистить верхнюю крышку, чтобы провести проверки и определить последовательность дальнейших действий, — тихо и твёрдо произнесла я. — Через шесть метров — убирайте низкооборотный бур и дальше работайте в беседочных петлях, только самыми мягкими кистями. Крышка очень нежная... в ней — приборы, подобные современным нам электронным. Если мы что-то там нарушим — все наши предшествующие труды... будут напрасны, — мягко закончила я, давая возможность Сташинскому отойти к своим коллегам и вполголоса проинструктировать их. По их лицам было видно, что они заинтригованы, но не решаются подходить и спрашивать офицера-спецназовца о деталях предстоящей работы и её результатов.

Я посмотрел на транспортёр с буровой установкой. Бур уже давным-давно скрылся своей рабочей частью глубоко в земле. Негромко шуршали компрессоры отсосов, гоня по трубопроводам размельчённую породу и выбрасывая её далеко за пределами рабочей площадки раскопа.

Наконец водитель включил подъёмник бура.

Я приблизилась к транспортёру, осторожно заглянул в зев шахты. Её стенки были залиты стабилизирующе-фиксирующим раствором, препятствующим обрушению и осыпанию. Головка светового бура ещё при подъёме из шахты была быстро и чётко сложена в транспортное положение, поэтому с её извлечением не возникло никаких проблем.

Двое археологов-мужчин в изолирующих скафандрах установили над зевом шахты лёгкую ажурную конструкцию с микролебёдками. Три женщины в изолирующих скафандрах подошли, закрепили карабины своих поясных страховочных тросов за проушины беседочной перевязи и скользнули вниз, к отметке "двадцать восемь метров". Далеко внизу в шахте вспыхнул неяркий мягкий свет, чуть громче зашуршали компрессоры отсосов.

— Тимур Лаврович, — тихо позвал Шепард. Начальник партии подошёл, легко и бесшумно ступая по комкам извлечённого грунта. — Надо будет поднять артефакт на поверхность после проверки функциональности его аппаратуры. Его вес — две с половиной тонны. Я сам упакую его в гамак, но мне нужен кран с самым мягким режимом подъёма.

— Пятьдесят тысяч лет... — произнёс Сташинский, кивая. — Хорошо, коммандер. Я всё сделаю, — он, порывисто ступая, отошёл, вынув спикер из кармашка скафандра и отдавая скороговоркой распоряжения.

Спустя несколько секунд из замершей поодаль колонны техники выкатился тяжёлый транспортёр, на ходу разворачивавший телескопическую стрелу. На крюке-захвате сияла цифра "25", означавшая, что этому крану под силу поднять груз в двадцать пять тонн. Через четверть часа крюк-захват уже завис над зевом шахты, а крановщик уложил на краю свёрнутый ремённый гамак.

Водитель тяжёлого транспортёра с интересом взирал на то, как нарастает неподалёку курган извлечённого грунта, понимая, что теперь его счищают с артефакта нежные и чуткие женские человеческие руки. В арсенале археологов были и автоматические прецизионные манипуляторы, позволявшие провести очистку без участия людей, но Шепард не мог сейчас позволить археологам использовать их для извлечения саркофага.

— Капитан, крышка очищена, — донёсся из старпомовского наплечного спикера голос одной из женщин-археологов, работавших на дне шахты.

— Понял. Пока прекратите очистку. Я скоро спущусь, — сказала я.

— Ждём вас, — археолог отключила канал.

Я поспешила к зеву шахты, где уже была приготовлена ремённая беседочная упряжь. Быстро облачившись в неё, я прикрепил тюк с грузовой ремённой упряжью к своему поясному ремню и скользнул вниз, удерживая струну троса от слишком быстрого разматывания. Наконец я укрепился на сетчатом кольцевом батуте, натянутом вокруг крышки саркофага.

— Спасибо, девчата. Дальше — я сам. Не обижайтесь, мне надо будет упаковать эту махину в ремённую упряжь гамака и потом — поднять саркофаг на поверхность. Дальнейшую работу мы проведём там. Вы почти всё сами увидите. Здесь — места мало, а упаковка — дело тонкое. Поднимайтесь. — я перецепил свою упряжь на страховочное тросовое кольцо, натянутое по периметру шахтного ствола.

— Хорошо, коммандер. Скажете, когда включать подъёмник, — ответила старшая археолог и, кивнув подругам, включила микролебёдку на подъём. Следом за ней плавно вознеслись две её спутницы. я остался один.

Осторожными движениями я спеленал саркофаг широкими ремнями, свёл концы воедино и прикрепил общее кольцо к опущенному крюку-захвату. Прикрепив свою упряжь к крюку, я уцепилась за ремни гамака и через наушный спикер дала крановщику устное разрешение начать медленный и плавный подъём.

Путь наверх занял несколько минут — крановщик со всей старательностью придерживал мощь подъёмника, стараясь не только не раскачивать — даже не особо "шевелить" саркофаг. Мои ноги не касались крышки "пенала".

Я с интересом рассматривала находку. Чернота воронения, чёткость линий, надёжность защиты пазов — всё выдавало высочайший уровень задействованных технологий.

Мне с трудом верилось, что передо мной — рукотворное устройство, которое смогло сохранить жизнь органическому существу на протяжении полусотни тысяч лет. Лучшие земные технологии не могли помочь превысить срок в десять тысяч лет, а тут — полсотни.

Наконец стрела крана пришла в движение, вынося извлечённый саркофаг за пределы зева шахты. Археологи развернули неподалёку от шахты площадку, собранную из сетчатых металлических плиток и крановщик, не трогая транспортёр с места, выдвинул стрелу на максимальную длину, после чего плавно опустил саркофаг в центр этой площадки. Я отстегнула упряжь от своего скафандра и легко отпрыгнула в сторону, приземляясь на полусогнутые ноги.

Едва только я выпрямилась, как увидела, что к площадке с саркофагом направляются археологи едва ли не в полном составе. Похоже, Сташинский уже получил кое-какую уточняющую информацию от Андерсона и передал её своим коллегам.

Обернувшись к учёным, я резко вскинула руку в запрещающем жесте, включил спикер в конференцканал и пояснила:

— Если он жив, то после пробуждения будет в шоке, который может спровоцировать агрессию. Отойдите на пятьдесят метров и укройтесь за машинами. Ни в коем случае не тянитесь к оружию или приборам — он может принять это за проявление недружественных намерений. Не пытайтесь ничего снимать на видео или записывать звукофайлы. Аппаратура моего скафандра сделает это надёжнее.

— Хорошо, коммандер, — исследователи дисциплинированно отступили, скрываясь за выстроенными в колонну транспортерами.

— Вам также следует отвести машину, — обернулась я к водителю и крановщику, приступая к отстёгиванию крюка-захвата от центрального кольца ремённого сетчатого гамака. — Поднимайте стрелу, складывайте её и такелаж, отводите транспортёр к колонне. Спасибо за работу, — в моем голосе не чувствовались командные нотки — тон был ровен и спокоен. — Действуйте, мне надо приступать к активации капсулы, а это дело не быстрое.

В прошлый раз это делала Лиара. Сейчас же я проведу активацию сама. Я дотронулась до саркофага снимая данные.

Крановщик и водитель транспортера кивнули. Спустя несколько минут тяжёлая машина, едва слышно порыкивая двигателем, отползала задним ходом к колонне. Наконец она заняла место в общей колонне. Я наклонилась над саркофагом, нащупывая боковую крышку пульта.

Под тонким прочным покровом засветились странные символы, но меня их неизвестность не смутила: протеанский язык я понимала довольно хорошо, после Фероса.

Минута — и задвигались отдельные сегменты на верхней крышке, обнажая два пульта побольше.

Я лёгкими движениями ввела на каждом из них разные последовательности команд. Пульты закрылись крышками. Саркофаг окутался белым туманом, который вскоре рассеялся: сработала система разморозки.

Теперь предстояло подождать несколько минут, пока автоматика саркофага оценит внешнюю среду и уравняет показатели, делая пробуждение спящего организма разумного существа безопасным и безболезненным.

Глава 14 Протеанин

По граням саркофага промигали цепочки всполохов света. С лёгким стуком разошлись главные створки. Передо мной предстал инопланетянин.

Несколько секунд — и у меня не осталось сомнений: передо мной был разумный органик, отбросивший своей странной зелёной биотикой врагов от закрывающихся ворот.

Четыре глаза лежавшего навзничь существа были надёжно закрыты плотными веками. Красная броня указывала на то, что её носитель, скорее всего, не нуждается в воздухе или в иных комфортных для человека условиях — иначе под ней был бы скафандр. Вряд ли броня могла заменить скафандр, хотя...

По телу инопланетянина пробежала волна лёгкой, еле заметной судороги: автоматика капсулы-саркофага продолжала выполнять стандартную процедуру пробуждения.

Я стояла неподвижно, держа в поле зрения всё тело обитателя саркофага.

Инопланетянин открыл глаза и быстрым взглядом, не двигая головой или зрачками, окинул доступное ему пространство.

Четыре глаза быстро и синхронно повернулись. Я почувствовала на себе мягкий сканирующий взгляд.

— Человек. Женщина. Воительница, — прозвучал в моем сознании низкий скрежещущий тихий голос очнувшегося существа. — Я знаю, ты можешь "читать" — инопланетянин убрал из своего взгляда сканирование. — Рад, что ты рядом со мной — одна. Я чувствую многих твоих сородичей. Они наблюдают за нами. В них нет злобы. И я чувствую присутствие Жнеца. Он деактивирован, — обитатель саркофага сделал паузу, чтобы дать себе возможность набраться сил, — Вы победили его. Это — разведчик. Наблюдатель. Пилот жив. Я его чувствую, — он прикрыл все четыре глаза, — вы, ваша Галактика, стоите на пороге большой войны, — он явно торопился сказать вслух что-то очень важное, если решил измотать себя, едва очнувшись от долгого сна. Что-то подсказывало мне, что сейчас не следует прикасаться ни к телу собеседника, ни к саркофагу. — Моё имя — Явик. Я — протеанин. Солдат. Командовал одним из последних отрядов, оборонявших эту планету, — он открыл глаза. — Я смог адаптироваться. Мне надо немного времени на отдых. Несколько ваших минут, — он снова смежил веки.

Я не двинулась с места. Я видела, как оживает тело протеанина. Как начинают двигаться конечности, проверяя свою сохранность.

Голова протеанина повернулась вправо, затем — влево. Протеанин приноравливался к новому окружению.

Я знал, что Явик напряжённо "сканирует" пространство на много метров вокруг. Ищет опасности, определяет, классифицирует, упорядочивает. Привыкает. Вживается в новые условия.

Одновременно открылись все четыре глаза. Взгляд сразу обрёл осмысленность, зрачки налились чернотой и глубиной.

В следующую секунду протеанин одним слитным движением поднялся на ноги и крутанулся на месте на полный трёхсот шестидесяти градусный оборот.

Замер, втягивая в себя воздух. Пальцы его рук подрагивали, выдавая напряжённую работу мозга.

Шаг — и он уже стоит на металлической плитке площадки. Несколько минут почти полной неподвижности.

Зрачки четырёх глаз протеанина обшаривали пространство.

С лёгким шелестом саркофаг закрылся.

— Им не надо видеть его содержимое, — произнёс вслух Явик теперь уже почти естественным голосом — я даже не успела удивиться тому, насколько обитатель саркофага быстро освоил ранее незнакомый ему язык, — Ты можешь читать. Я не думал, что в вашей расе, в новое время будут те, кто сможет читать нас столь хорошо. Я — рад, — протеанин повернулся всем телом к Шепарду и решительно протянул капитану свою руку. — Я тебе доверяю, — он с удовлетворением легко сжал ладонь правой руки капитана. — Спасибо, — с усилием произнёс он, разжимая пальцы. — Ты действительно можешь читать лучше нас. Это — ценно. Значит, ваш Цикл может быть не прерван. Давай присядем, — он взглядом указал на саркофаг. — Он — прочен. И теперь — не пострадает от такой нагрузки. Я хочу позднее пройтись пешком по этой планете. Сам. Рядом с тобой, — протеанин опустился на саркофаг и подождал, пока рядом сядет Шепард. — Вы смогли эту планету реанимировать и приспособить к своим нуждам. И я видел твою память о Жатве в другом мире и активации Горна. Вы все же построили эту опасную хрень. Я слышал твой разговор со Жнецом.

— Называй меня Джоном, пожалуйста. — Я постаралась сказать первое слово вслух мягко и чётко. — Люди — молодая по здешним меркам раса. Мы всего треть столетия действуем в Большом Космосе. До этого времени — ограничивались своей звёздной системой.

— Я почувствовал. Прости. Первые ваши земные сутки мне нужно будет отдохнуть в одиночестве. Шок — не проходит. Сколько я...

— По нашему счету — пятьдесят тысяч лет, — спокойно произнесла я, ощутив, как напрягся, услышав цифру, протеанин. — Для нас это тоже — очень много, — добавила я.

— Знаю. Мы, наша раса, довольно долго наблюдали за вами, людьми. Считали, что вы — перспективная раса. Рад, что мы не ошиблись. Вы смогли превзойти многие наши ожидания, коммандер Шепард, — с усилием произнёс Явик. — Я надеюсь, что буду вам полезен и смогу найти своих... — он опустил голову. — Ты видела в своём сознании, как мы отступали на подземные уровни. Потом была включена нейтронная очистка. Был взрыв. Ты всё это видела, — собеседник говорил уверенно, чётко, он не колебался, утверждал и подтверждал.

Я кивнула, не произнося ни слова. Протеанин не смотрел на него. Капитан ощущал, как между мной и Явиком устанавливается прочная связь. Явик действительно мне верил. Доверял. Полагался на меня. Это было ново. Не ожидала такого от язвища. Помню после того как его откопали он постоянно ворчал и называл всех вокруг примитивами.

— Стив... — поймав лёгкий согласный кивок протеанина, я потянулась к наплечному спикеру, надавила на уголок корпуса. — Пусть все сойдут с борта челнока. Надо будет взять на внешнюю подвеску большой груз. Около трёх тонн. И я должен быть на борту. Вместе с нашим новым партнёром, — он краем глаза уловил ещё один кивок продолжавшего молчать Явика и добавил, — посади машину рядом с нами, в пяти метрах. Как можно мягче и тише.

— Хорошо, коммандер, — ответил Стив.

Послышались шаги сходивших на землю полисменов, раздался резкий стук задевшего за что-то ствола автоматической винтовки.

— Взлетаю, — доложил водитель. — Буду через три минуты.

— Добро. — Я повернулась к Явику. Тот сидел, прикрыв глаза, внешне расслабившись. Но я чувствовала, насколько сильно он напряжён.

Водитель не подвёл: челнок сел ювелирно. Открылась боковая салонная дверь.

Я поднялась на ноги. За мной поднялся Явик, сделавший несколько неуверенных шагов по направлению к машине.

С каждым новым шагом он, как я понимала, чувствовал себя все более стабильно.

Когда протеанин всходил по трапу на борт челнока, его шаги звучали уже неотличимо от строевого шага воина по плацу.

Я, идя чуть позади, немо дивился выдержке и силе нового партнёра. Сама я искренне сомневалась, что смогла бы так же быстро и полно придти в себя после столь длительного анабиоза. Просто очнуться, а не встать на ноги, не разговаривать, не изучать окружающую местность.

Явик сел на жёсткую лавку спиной к кабине. Я заняла место напротив протеанина.

Стив молча ждал, держа пальцы правой руки над сенсорами пульта.

Шепард сам, вручную опустил створку салонной двери на проём, после чего кивнул водителю.

Челнок плавно поднялся, скользнул в сторону, занимая позицию над саркофагом и выдвигая "лапы" захватов.

Несколько секунд и машина, чуть просев под тяжестью груза, взмывает в небо, направляясь к "Нормандии"

Явик, чуть подавшись вперёд, сидел неподвижно и молчал, глядя в боковое салонное окно.

Увидев зависший над Жнецом фрегат, протеанин выпрямился. В его глазах сверкнул огонь. Видя, что лежавший на земле Иден-Прайма древний враг не проявляет активности, воин успокоился, ожидая, когда челнок войдёт в портал корабельного ангара.

Я знала, получив сообщение, высветившееся на малом экране инструментрона, что каперанг Андерсон уже спустился в ангар и потому первым встал с лавки.

Явик не двинулся с места.

Стив установил саркофаг на выдвинувшуюся из зева портала ангара гравиплатформу, после чего неспешно "вдвинул" челнок в потолочные упоры и разблокировал боковую салонную дверь.

Один из полисменов, находившихся в ангаре, подвёл трап к проёму салонной двери кораблика. Щёлкнули фиксаторы.

Я первой ступила на верхнюю площадку трапа, огляделась по сторонам, нашла взглядом подходившего к лестнице Андерсона, спокойно кивнула, чуть заметно прикрывая глаза и давая командиру понять, что всё в порядке. Андерсон кивнул в ответ, стараясь не показывать своего изумления: позади меня выросла мощная фигура протеанина.

— Командир, нашему другу нужна отдельная жилплощадь. Ему надо отдохнуть после анабиоза, сэр. — я, сойдя на палубу ангара, обменялся с Андерсоном крепким рукопожатием.

Следом за мной спустился Явик.

— Сделаем. — Андерсон кивнул подошедшему дежурному полисмену. — Проводи.

— Есть, сэр, — полисмен кивнул и жестом указал гостю направление, пройдя чуть вперёд.

Я чуть приотстал от протеанина, шагнувшего за полисменом.

Гравиплатформа с саркофагом полетела к лифту.

Остановившись на пороге почти пустого просторного помещения, Явик внимательно оглядел его, не обращая никакого внимания на нетерпение и волнение полисмена.

Я отметила, что гравиплатформа доставила саркофаг в каюту, но пока не выгрузила. Уловив напряжение в позе гостя, я кивком головы разрешила сержанту-полисмену быть свободным и почувствовала, как Явик расслабляется:

— Спасибо. Я подумал, что он будет продолжать здесь стоять под дверью. Он определённо хотел простоять под дверью подольше. Но я понимаю — ко мне трудно быстро привыкнуть, — протеанин подождал, пока гравиплатформа, подчиняясь приказам старпома, выгрузит саркофаг на пол "выгородки", подошёл к своему "обиталищу", несколько секунд стоял неподвижно, после чего повернулся и тяжело опустился на железный контейнер. — Шепард. Ты понимаешь...

— Вахтенный, — громко сказала я.

На пороге каюты возник полисмен:

— Здесь, сэр, — он козырнул, стараясь повнимательнее рассмотреть сидевшего на саркофаге гостя.

— Прикажите в самом срочном порядке установить в каюте кювет. С проточной водой, — распорядилась я.

— Есть сэр. — вахтенный скороговоркой отдал несколько команд в наплечный скафандровый спикер.

Спустя несколько минут два сержанта-полисмена внесли в обиталище Явика стандартный кювет, быстро подключили его к трубам водоснабжения и, уловив разрешающий кивок старпома, вышли.

Вахтенный не стал уходить, медлил:

— Что нибудь ещё, сэр? — нормандовец и не скрывал, что внимательно разглядывает сидевшего на контейнере протеанина.

Шепард вопросительно посмотрел на Явика, не изменившего своей позы.

Тот едва заметно отрицательно мотнул головой.

— Нет, спасибо. Свободны, — я коротким разрешающим жестом отпустила вахтенного.

Тот кивнул Андерсону и ушёл, вернувшись на свой пост у Карты.

— Явик. — негромко сказал "первый после бога на борту".

— Да, — протеанин исподлобья посмотрел на входившего в каюту Андерсона. — Я знаю, вы — командир этого корабля, — гость с усилием поднялся. — Прошу простить меня, каперанг. Я — протеанин. Моё имя — Явик. Специализация — солдат, военачальник. Я командовал отрядом, защищавшим... одним из последних... эту планету, — он выпрямился и отвесил капитану глубокий церемонный поклон. — Не удивляйтесь, каперанг. Ваш старший помощник может "читать" меня напрямую. Я многое узнал о вас за время краткого контакта. Это для нас — естественно, как для вас — дышать. Я прошу сутки вашего времени... на адаптацию. Поста у двери — не надо. Я не сплю, только снижаю активность до возможного необходимого минимума. Но мне надо отдохнуть. Потом, если смогу, я отвечу на все ваши вопросы.

— Хорошо, Явик, — сказал командир фрегата. — Моё имя — Дэвид. Фамилию ты уже знаешь. Рад приветствовать тебя на борту "Нормандии", фрегата ВКС земного Альянса Систем. Никто тебя здесь не побеспокоит. Отдыхай. — Андерсон прощально кивнул гостю и вышел из каюты.

Протеанин проводил его взглядом и посмотрел на Шепарда:

— Он... профессионал. Для нас, протеан, это — высокая характеристика, — Явик помедлил. — Спасибо, Шепард. Теперь я должен остаться один. Мне надо о многом подумать.

— Если что — ты знаешь, как со мной связаться и где меня найти, Явик, — я вышла из каюты гостя. Дверь за моей спиной тихо закрылась и обзавелась красным индикатором ВИ интерфейса — Явик заперся.

Глава 15 Медотсек. Азари и турианец. Выздоровление (от лица Чаквас)

Весть о появлении на борту фрегата, зависшего у поверженного Жнеца, выжившего инопланетянина быстро разнеслась по кораблю. Я смотрела на "синусоиды" показателей состояния здоровья членов "группы высадки" с возрастающим интересом: такую "пляску" мне редко когда приходилось наблюдать.

Да, Дэвид прислал мне, по-прежнему державшей Медотсек на режиме полной изоляции, текстовый файл с подробной информацией о происшедшем и я уже успела его несколько раз со всем вниманием прочесть.

Предчувствие меня не обмануло: Шепард не зря в таком тяжёлом состоянии улетел к месту раскопок. Без его участия всё могло бы сложиться не так нормативно.

Тридцать с лишним метров глубины. Саркофаг. И, главное: оставшийся в живых после пятидесяти тысяч лет анабиоза протеанин. Представитель легендарной имперской расы, самой известной из всех, кто жил в период прошлого Цикла. Живой, нормальный инопланетянин. Воин. Скорее всего — офицер.

Дэвид прямо так и написал, что у него нет сомнений: он командовал последним отрядом протеан, оборонявшим эту планету. Детали, подробности, конечно, сейчас неизвестны, но Дэвид...

Когда Андерсон успел написать ей столь подробный текст — я не знала. То, что Дэвид потратил несколько минут своего командирского служебного времени, чтобы описать ей, запертой в изолированном медотсеке, происшедшее на месте раскопок, а затем — происшедшее на корабле, для меня было невыразимо приятно и доказывало делом, что Дэвид ко мне по-прежнему очень неравнодушен.

Он не был обязан посвящать меня в такие тонкости и подробности, всё же многое, о чём он сообщил ей, составляло исключительно командирский уровень информированности, но он описал мне, врачу фрегата слишком многое, понимая, что Карин распорядится этим богатством так, как надо.

К файлу были приложены снимки. И я видела на них Шепарда, сидевшего рядом с протеанином на саркофаге, видела Шепарда в салоне челнока, летящего к фрегату, видела Шепарда, стоящего на площадке трапа в ангаре "Нормандии", видела фигуру протеанина за его спиной.

Видела — и понимала, что слишком многое изменилось. Слишком многое. Легенда о Жнецах перестала быть легендой, превращаясь в пугающую и страшную реальность. Легенда о протеанах перестала быть легендой, а стала отражением и подтверждением факта. Легенда о неподсудности, исключительности агентов Спецкорпуса переставала быть легендой, становясь вариантом воплощения реальности.

И всё это произошло за какие-то несколько часов.

Она, что скрывать-то, гордилась Шепардом. Он в очередной раз доказал, что сумеет распорядиться возможностями и способностями, данными ему Высшими Силами, надлежащим образом.

Он сидел рядом с протеанином Явиком как солдат рядом с солдатом. Как офицер рядом с офицером. Как сидели солдаты и офицеры рядом до Шепарда и как солдаты и офицеры множества разумных рас будут сидеть рядом потом, когда от Джона Шепарда и многих других, ныне живущих воинов-органиков, останутся только неточные сведения и ещё более неточные воспоминания.

Карин не сомневалась: со временем она обязательно ознакомится со всеми материалами, запечатлевшими ход и детали этого уникального действа: раскопок, соединивших человечество с протеанами. Протеанские руины и башни обрели хозяина, владельца. Вот так — сразу обрели. И теперь уже изменилось многое и здесь, и в праве владения, и в праве распоряжения. Явик стал владельцем всех протеанских артефактов, включая, конечно, Маяк. Теперь, вполне возможно, люди узнают о многих возможностях и особенностях этого устройства. А ведь раньше земляне и мало знали об этом артефакте. Разве что по самым "верхам" прошлись и посчитали, что для первого раза этого достаточно. Нет, теперь этого не достаточно.

Дэвид сообщил мне, что Шепард оказался способен общаться с протеанином на его языке. Безмолвно. Наверное, используя только мощь сознания и подсознания. И протеанин, как утверждал Андерсон, прежде всего поверил Джону Шепарду. Поверил — и не стал применять своё оружие, не стал воевать с людьми.

А ведь мог... Мог и не поверить. Мог начать воевать и убивать.

Старшая раса... Дэвид утверждал, что протеане... видели рассвет человечества. Если так, то они могли повлиять на человечество и отголоски этого влияния смогли помочь Шепарду установить с представителем Старшей Расы тесный контакт. Тот самый контакт, о котором когда-то, три десятка лет тому назад, человечество только мечтало.

А потом... потом получило Войну Первого Контакта, с турианцами, а точнее — с Турианской Иерархией. Остановленную только прямым приказом Совета Цитадели.

Всё так причудливо и в то же время — чётко и очень серьёзно переплелось. Очень многое изменилось.

Может быть, что теперь Совет Цитадели не получит Маяк. Может быть, Маяк не останется и в распоряжении человечества. Шок у Совета Цитадели, у этой "троицы" Советников обещает быть, я полагала неслабым.

Взглянув на индикаторы, я ещё раз убедилась в том, что ни один гран достаточно детальной информации о происшедшем, стараниями ВИ корабля, членов экипажа и команды фрегата не ушёл куда-либо с борта. А значит — и с планеты. Мне, врачу Медотсека, по-прежнему представляется, что теперь, после появления на борту фрегата живого протеанина, отлёт "Нормандии" с Иден-Прайма откладывается надолго.

Предстоит не только ждать развития событий. Предстоит работать в новых, непредвиденных условиях. Слишком многое изменилось, слишком многое.

Лёгкое, едва слышное шипение створки ширмы. Неугомонная матриарх вышла из своей "выгородки". Да, она поспала — "синусоиды" индикаторов состояния однозначно это зафиксировали.

Недавно, чуть больше минуты назад, как сразу, можно сказать, автоматически отметила Чаквас, азари проснулась и теперь хочет получить информацию о происшедшем. Хорошо ещё, что прочтя файл, пришедший от Андерсона, врач закрыла его, заменив изображение на экране инструментрона обычной медицинской форматкой.

Сарен, как доказывали показания индикаторов, продолжал спать. Наверное, так будет лучше всего.

Указав взглядом матриарху на стоявшее рядом со столом свободное кресло, Чаквас, крутнувшись в кресле, развернулась к азари, уже успевшей присесть и ухватиться за подлокотники:

— Не спится? — спросила я, оглядывая Бенезию своим цепким откровенно медицинским взглядом.

— Не спится, — подтвердила Бенезия, кивая и на секунду прикрывая глаза. — Не могу я спать, Карин. Не настолько я бесчувственная, как, возможно, к примеру, тот же Сарен. Иногда я думаю, что в том, что вы, люди, считаете нас, азари, прежде всего женщинами, есть немало правды. И теперь я в очередной раз в этом убедилась. Не могу я спать! Неспокойно мне. Что произошло недавно, Карин?

— коммандер Шепард в ходе археологических раскопок при активной помощи местных иденских специалистов-археологов нашёл на глубине в тридцать с лишним метров саркофаг. В нём оказался живой протеанин. — я не стала скрывать от своей пациентки то, что очень скоро станет известно не только всем нормандовцам, но и очень многим иденцам.

— Богиня! — сдавленно вскрикнула матриарх, инстинктивно зажимая рот рукой и оглядывая пространство рабочего кабинета Чаквас, уже опасаясь того, что своим возгласом разбудила Сарена. Как бы он крепко ни спал, острый турианский слух от него никуда не делся... — Моя дочь, Лиара... Она помешалась на протеанах... Вряд ли найдётся другая азари, кто знает о них больше, чем она. Но... Я так понимаю, что...

— Протеанин очнулся. Он вполне разумен, нормален и адекватен. — я не удержалась от озвучивания автоматической чисто медицинской характеристики случившегося. — Шепард стал первым, с кем он установил достаточно прочный контакт, пообщался. Словесно и даже безмолвно. Оказалось, что Шепард в состоянии говорить с протеанином на его языке. Не пользуясь голосом. По решению старпома протеанин с согласия капитана Андерсона получил в своё распоряжение пустующую каюту. Сейчас наш гость, которого многие фрегатовцы уже считают партнёром... отдыхает, восстанавливается, адаптируется.

— Значит... — тихо сказала матриарх, не решившись продолжить.

— Значит, многое, очень многое изменилось. Теперь уже можно сказать вам: мы прибыли сюда для того, чтобы забрать с Иден-Прайма протеанский маяк. Некое устройство межзвёздной связи, имеющее, кроме многого прочего, мощные накопители информации. Забрать этот маяк, найденный и выкопанный археологами-людьми, передать это устройство в распоряжение Совета Цитадели.

— Этим... недоумкам?! — изумилась матриарх.

— Возможно, они и заслуживают подобной характеристики, Бенезия, — отметила Чаквас, — но мы, люди, как раса, ещё не настолько опытны в межзвёздной дипломатии, чтобы сразу переходить к применению "позиции силы" и начинать вооружённое противостояние с неизвестным заранее количеством оппонентов. А в том, что такие оппоненты у нас могут появиться — я не сомневаюсь. В том числе и потому, что я лично не верю, что этот маяк — единственный.

— Он — не единственный, Карин, — тихо сказала старшая Т'Сони. — Здесь вы правы. Но мало кто из рас Цитадели, на чьей территории обнаруживались такие редкие артефакты, избегал необходимости передать их в распоряжение Совета.

— Артефакты действительно редкие? — уточнила я.

— Редчайшие, — подтвердила матриарх. — На моей памяти этот Маяк, найденный здесь, на Иден-Прайм, едва ли больше, чем четвёртый по счёту. И Совет Цитадели забирает эти артефакты. Да, да, Карин, забирает. Я теперь больше, чем раньше, уверена, что Жнец прибыл сюда на Иден-Прайм для того, чтобы забрать этот артефакт у землян, у людей. Если потребуется — насильно.

— Мы бы его добровольно не отдали, — подумав, сказала я. — Я имею в виду археологов-землян. Их, кстати, в очередной раз подставили. Мягко говоря — не слишком чисто и честно использовали. Но даже если и так, вряд ли они отдали бы артефакт Жнецу... без сопротивления. Да, это война, Бенезия, я понимаю это очень хорошо. Мы успели... но могли и не успеть и тогда война со Жнецами началась бы, возможно, на месте, где был обнаружен, а затем извлечён из толщи планеты этот Маяк. По меньшей мере, тогда нам была бы известна не только планета, с которой началась раскрутка "спирали противостояния", но и место на этой планете, где "всё началось".

— Если протеане воевали со Жнецами действительно столетия... Значит ли это, что мы получили выбор?! — произнесла матриарх.

— Между победой и длительной войной? Или между длительной войной и поражением? — уточнила Чаквас. — Вряд ли мы сейчас сможем вот так просто ответить на такой вопрос. Не только мы двое, но и весь экипаж "Нормандии".

— Вы правы, — кивнула матриарх. — На этот вопрос вот так просто сейчас нельзя ответить. Я всё чаще думаю, что нам нужно будет здесь задержаться. На несколько суток как минимум.

— А я в этом — убеждена, Бенезия, — кивнула ответно я. — Потому что насколько я смогла понять Шепарда — он не бросит такое дело на полдороге. Находка такого уровня... может побудить и, скорее всего — побудит старпома сделать всё...

— Чтобы убедиться в том, что этот протеанин — единственный! — закончила фразу матриарх. — Богиня, я сейчас остро жалею, что рядом нет моей дочери. Хотя... Я теперь понимаю, что её теоретические изыскания и реальность... Слишком большая разница между ними теперь...

— Вы правы. Слишком большая. — согласилась Чаквас. — А вашу дочь — мы обязательно найдём. И вы воссоединитесь с ней в настоящую, полную семью.

— Я надеюсь на это, хотя... очень опасаюсь, что могу не успеть...

— Вы, Бенезия, почти в полной норме, — врач взглянула на индикаторы состояния на консолях. — Могу даже сказать, что вы восстанавливаетесь быстрее и лучше, чем Сарен.

— Несмотря на возраст... — едва слышно заметила старшая Т'Сони.

— Возраст — понятие относительное. — я ещё раз окинула сидевшую напротив собеседницу цепким чисто медицинским оценивающим и сканирующим взглядом. — Мы, люди, так часто говорим. И — не только медики. Хотя относительность... индивидуальная. Но, во всяком случае, всё оставшееся время — ваше, Бенезия.

— Вы правы, Карин, — во взгляде матриарха, брошенном на мое лицо, появилась теплота. — Я всё чаще и острее убеждаюсь в последние несколько часов, что мне... очень повезло встретить в медотсеке корабля именно вас. Я очень рада этому... обстоятельству. И только надеюсь, что...

— Мы о многом ещё успеем поговорить с вами, Бенезия, — мягко подтвердила Чаквас. — Если мы действительно задержимся здесь, на Иден-Прайме, то у нас будет ещё немало времени для общения и для разговоров. Прежде всего здесь, в Медотсеке. Ситуация складывается так, что сначала вы оба должны достаточно окрепнуть, а уж потом думать о жизни вне пределов медицинской части корабля.

Матриарх едва заметно кивнула, соглашаясь с мнением врача:

— Тогда... я вернусь в кровать... Буду ждать новостей о происходящем там... — Бенезия встала.

— Поддерживаю ваше решение, Бенезия. — я поднялась со своего кресла, проводила азари до полотнища ширмы. — Отдыхайте.

Едва только она поставила створку на место, из своей "выгородки" вышел Сарен.

— Простите, доктор, — смутился турианец. — Не хотел мешать вашему разговору. И да, я почти всё слышал. Иногда... острый турианский слух не нужен, но я пока ещё не научился своевольно снижать его чувствительность.

— Витиевато выражаетесь, Сарен. — я окинула его "медицинским" взглядом. — Вы явно...

— Поздоровел, поздоровел, доктор, — ответил Спектр. — Вашими стараниями. Вы извлекли из меня столько, как оказалось, ненужных имплантатов, что я теперь вообще сомневаюсь, а нужны ли мне они были. Жнец, как я считаю, поставил мне больше "закладок", чем имплантов. Я теперь буду более осторожен в решениях относительно всяческих имплантаций в своё тело.

— Что-ж. Предлагать вам вернуться в постель я не буду. — я была удовлетворена проведённым внешним осмотром. — Если вы слышали наш разговор, то вы теперь в курсе происшедших изменений.

— В курсе, доктор, — кивнул турианец. — И понимаю, в какое усложнившееся положение попал мой ученик, Найлус Крайк. Ему, по всей вероятности, приказали сопроводить протеанский маяк на Цитадель, передать артефакт в руки Советников. Мы-то с вами прекрасно понимаем, что практически — в руки подчинённых Советникам всяких разумников и иных спецов. Теперь, с появлением протеанина, пропадают любые возможности и основания для передачи этого артефакта Совету. Даже я, Спектр, не могу ничего противопоставить изменившимся условиям. Хоть нас и называют "надзаконниками", но — всему есть предел. И этот предел внезапно проявился в этом деле. Здесь, в этом деле с Маяком, — уточнил турианец.

— Вы правы, Сарен, — я не стала кивать, но турианец понял, что я согласна с его высказываниями. — Артефакт обрёл владельца. Реального, живого, разумного и дееспособного, а главное — правоспособного владельца. Сказать по правде, я тоже немного потрясена свершившимся фактом, хотя и не принимала прямого участия. Так, косвенно разве что, — врач корабля отошла к своему рабочему столу, набрала несколько команд. — Ладно. Вы первый, кто выйдет за пределы Медотсека. Но — в сопровождении, — она посмотрела на открывавшуюся главную дверь, в проём которой уже входили два полисмена в полном боевом облачении. — Они сопроводят вас в каюту к Найлусу Крайку. Там вы сможете пообщаться. Идите, Сарен, — она проводила уходившего из Медотсека Спектра взглядом и подождала, пока полотно двери встанет на место, закрыв проём. — Похоже, он первый, кто выздоровел. Матриарх — более осторожна и осмотрительна, — тихо сказала врач, усаживаясь в своё рабочее кресло и открывая на экране настольного инструментрона очередную медицинскую "форматку". — Мужчина есть мужчина. Неуёмен. Совершенно себя не бережёт. Другой бы Спектром, тем более — легендарным — не стал, — произнесла врач, углубляясь в заполнение граф "форматки". — А Бенезия... со временем тоже выйдет за пределы Медотсека. Она — на пути к полному выздоровлению.

Глава 16 Ожидание

— Прошу разрешения, сэр, — сказала я, вставая на пороге и вопросительным взглядом окидывая сидевшего за рабочим столом Андерсона.

— Жду вас, Джон, — каперанг взглядом указал на стоявшее рядом рабочее кресло. — Присаживайтесь. Мне придётся последовать примеру Карин и спросить вас, несколько изменив формулировку: вы хоть понимаете, что совершили крупнейшие открытия в истории человечества за последние двадцать лет?

— Командир, — в моем голосе не слышалось укоризны. — Это никакие не открытия. Я не претендую на то, чтобы командовать восприятием других отдельных людей и коллективов разумных органиков любой расы, но сам не воспринимаю сделанное за последнее время как какие-то открытия. Надо было остановить этот корабль — мы его остановили. Мы не стали убивать его пилота, спасли... невольных пассажиров этого корабля. Затем — просто проверили повнимательнее планету и нашли то, что на ней уже было изначально, задолго до нас. Какие тут открытия? Просто более внимательное отношение к окружающему миру. — я достал из пазов на боку скафандра "коробочки" накопителей данных. — Вот — носители с записью происшедшего там, на археологической площадке. С пяти-восьми точек, включая периметр площадки. Если сказать откровенно, командир, то я никогда не верила, что протеане исчезли окончательно. Прошу вас, сообщить Сташинскому, что необходимо полностью закрыть район шахты для посещений. Там рядом — несколько подземных уровней. Есть там живые или нет — не столь важно. Сейчас не столь важно. Пока он, — я взглядом указала в сторону каюты, занимаемой Явиком, — не придёт окончательно в себя, мы не имеем права вторгаться туда. Это может быть кладбищем, а может быть последней надеждой. Он — командир этого последнего отряда. Ему и решать дальнейшую судьбу этого места.

— Согласен, Джон. — Андерсон убрал носители в свой сейф для информационных материалов. — Если я правильно понял, он выполнит своё обещание о суточном отдыхе. И вам советую провести это время во владениях Карин. А то она мне устроит "ночь длинного скальпеля". — Дэвид усмехнулся одними уголками губ. — Сташинскому я сообщу. Идите к Карин, отдыхайте. Скоро уже начнёт вечереть.

— Хорошо, каперанг. — я поднялась на ноги. — Передайте Сташинскому также, что остальные точные координаты некоторых протеанских артефактов будут переданы ему позднее, как только мы решим вопрос с нашим партнёром. Он сможет указать точнее, что лучше изучать... в первую очередь.

— Обязательно. А то они в порыве энтузиазма всю планету перероют, — ответил командир корабля. — Идите.

Я вышла. В арсенале фрегата я сменила батареи и расходные блоки скафандра, перезарядила оружие, после чего направилась к медотсеку.

— Пришли наконец. — без тени сварливости, но с долей искренней заинтересованности произнесла Чаквас, поднимаясь из-за рабочего стола и подходя к мне вошедшему в мед отсек. — Вы себя загоните, Джон. А вам с вашими нагрузками на психику... это чревато.

— Спасибо, док. Вот, пришёл сдаваться. — я шутливо подняла обе руки с раскрытыми ладонями на уровень плеч. — Койку для меня выделите. Где-нибудь в уголке. Поставьте ширму и я — в вашей полной власти. Не буду скрывать — вымотался. Перед вами скрывать это — бесполезно. А он и так это понимает. Так уж случилось, что я, по его мнению, владею "чтением" — он так называет эту способность — лучше, чем его сородичи... и он сам.

— Ожидаете, что он может сюда явиться? — врач явно была заинтересована узнать о новом партнёре нормандовцев побольше.

— Если честно, то — да. Дело в том... — я замялась. — Он мне доверяет гораздо больше, чем кому-либо другому из разумных органиков, пребывающих сейчас на этой планете. То ли в силу моей способности, избавляющей его от необходимости использовать многословие вместо... стандартного для него способа общения образами, то ли в силу ещё чего-нибудь. Не знаю в деталях, Карин, — честно сказала я. — Полагаю только, что в такой ситуации... нет необходимости лишать его прямого свободного доступа ко мне... Иначе он не будет спокоен, а с его возможностями... У нас может резко возрасти количество проблем. Так что, если можно, пропускайте его ко мне в любое время. Он умеет ходить тихо, так что вас не побеспокоит. Не пугайтесь его внезапным незаметным появлениям. Он — тоже воин, командир отряда. Весьма хорошо подготовлен. Если он разрешит... Я покажу вам то, что он сделал. Это запечатлено в моей памяти. О деталях этой своей способности я бы не хотел распространяться. Я просто считываю информацию с инфополя галактики. И читаю мысли других.

— Не хотите, чтобы я прописала вас в медотсеке фрегата пожизненно? — улыбнулась одними губами Карин, подводя меня к дальней кровати и выдвигая из стены полотнища ширмы. — Броню и оружие сложите в пенал, наденьте новое бельё и — ложитесь. Я скоро подойду. Вам нужно поспать, Джон. Сон лучше всего восстанавливает любые человеческие... и не очень человеческие... силы и возможности. Так что — самые лёгкие транквилизаторы и — двенадцать часов сна как минимум... После всего этого вы снова будете в норме.

— Подчиняюсь, Карин. — я присела на табурет, отстёгивая перевязь с оружием и кладя её на прикроватный столик. — Только вот транквилизаторов — никаких не надо. Дайте мне ваш отвар и этого достаточно. Я ещё не настолько плох, чтобы меня химией потчевать.

— Понравилось? — улыбнулась врач фрегата.

— Очень, Карин. Это же ваша собственная разработка, ваш рецепт, — кивнула я, расстёгивая замки на скафандре.

— И это знаете? Я рада. — Чаквас было приятно признание коммандера. — Ладно. Укладывайтесь, прикрывайтесь покрывалом, взбейте хорошенько подушку. Я подойду, как только вы устроитесь, — с этими словами Карин вышла, легко раздвигая полотна сегментов ширмы и закрывая их за собой. Я быстро освободилась от брони и скафандра, сложил их в пенал вместе с комбинезоном, закрыла крышку и, переодевшись в новый комплект белья, лёгла на спину. Несколько секунд — и я с удовольствием вытягиваюсь и расслабляюсь, накрываясь лёгким пологом до плеч и погружая голову в податливую подушку.

В пространстве, ограниченном ширмой, возникла фигура Чаквас. Врач подала мне чашку-поилку, снабжённую длинной гибкой трубочкой.

— Выпейте это не поднимаясь, Джон. Потом — поставьте чашку на столик. — Карин, откинув покрывало, быстро прикрепляла к моему телу датчики, соединяла проводники с приборной декой. — Это — для контроля состояния. Здесь нет научных сенсоров. Только обычный расширенный медицинский комплект. Я не собираюсь делать вас объектом своих медицинских изысканий.

— Хорошо, — произнесла я беря в рот мундштук гибкой трубки. — Умм. Вкусно. А какой дивный аромат!

— Я рада, что вам понравилось, — улыбнулась Чаквас. — Отдыхайте, Джон. Вам — нужно поспать, — с этими словами она вышла, задвигая за собой секцию ширмы и приглушая нажатием нескольких сенсоров на своём инструментроне свечение ламп над моей кроватью.

(От лица Чаквас.)

— Сам пришёл. Даже настаивать не пришлось. Мечта для любого врача, — тихо произнесла я, проходя в свой кабинет и включая ноутбук на столе в режим слежения за показателями, снимаемыми с тела старпома. — Хоть отдохнёт, а то ведь при таких нагрузках на психику и нервы... Даже он не сможет долго выносить такое напряжение. — я занялась ежевечерними заботами, разбирая инструменты и определяя, что следует ещё потребовать от интендантов Альянса.

Лёгкий стук в дверь медотсека.

Я с удивлением смотрю на экран охранного комплекса. Перед дверью стоит полисмен, которого, как я знаю, Шепард назначил на должность нового снабженца фрегата. Прежнего он перевёл на должность разнорабочего.

Взглянув на ширму, скрывавшую кровать Шепарда, я встала и направилась к двери. Открыв её, я вышла, нажатием на интерфейс ВИ закрывая её за собой и блокируя.

— Мэм, — сержант-снабженец вытянулся, ювелирно отдал мне воинское приветствие. — Если вам потребуется что либо, то достану это в обход любых тыловых крыс Альянса. Через своих коллег и через своих покупателей. Только скажите и дайте знать, — он потупился. — Коммандер Шепард, мэм. Он дал мне возможность снова ощутить себя человеком. Я хоть и в трюме нахожусь, но знаю. Он работает гораздо больше и тяжелее любого из нас, простых армейских копов. И кто мы, фрегатовцы, будем, если не поможем ему? — он прямо взглянул в мои глаза. — Давайте список, мэм. Я хоть и торговец, но для таких людей, как капитан, — он осёкся. — Вы знаете сами, мэм. Капитан Андерсон — в курсе. Надо будет — он отдаст приказ пропустить сюда грузовой корабль Торговой Гильдии. Мы умеем ходить незаметно. Пожалуйста, мэм!

— Давайте не будем решать это в обход старпома, — негромко произнесла я. — Я высоко ценю ваше стремление и понимаю ваше желание. Но сейчас любые движения такого рода вокруг него не будут способствовать сохранению нормальной обстановки, Фрэнк. Он будет отдыхать ещё минимум двенадцать часов. Затем вы сами в беседе с ним можете согласовать, как правильнее будет реализовать ваше желание. Поверьте, так будет лучше.

— Если вы так говорите... — задумчиво произнёс снабженец. — Значит, так оно и есть. — Он чётко козырнул, развернулся "на месте кругом" и направился к лифту.

Я несколько секунд смотрела ему вслед. Мне и самой не нравился прежний снабженец. Выскочка, не умеющий ладить с покупателями, с клиентами, с работниками и специалистами батальонов базового обслуживания.

Как старший офицер медслужбы фрегата, я была готова поставить вопрос о неприемлемости присутствия этого крысёныша на борту экспериментального корабля и доказать справедливость своего требования с помощью чисто медицинских аргументов. Но она знала и другое — процедура удаления и замены растянется на долгие недели.

Фрегат ушёл в секретный экспериментальный полет, имея на борту этого барыгу. Я до сих пор была благодарна новому старпому: он решил назревающую проблему просто, чётко, по-мужски жёстко.

Низложенный снабженец с того момента тенью передвигался по кораблю, не пытаясь даже заговаривать с членами экипажа и десантной группы. Его все обитатели фрегата сторонились. Зато у нового снабженца сразу появились благодарные клиенты и покупатели. В трюм зачастили фрегатовцы — не только на работу или на вахту, но и перекинуться парой слов с профессионалом. Никто не обращал внимания на его сержантские лычки, никто не замечал его полицейский шеврон. Новый снабженец постепенно становился ещё одним неформальным центром притяжения на корабле. Я видела, как его работа, его отношение к людям, помогают экипажу и десантной группе справляться со значительной частью напряжения, вызванного предельно нестандартной ситуацией.

(от каперанга Андерсона)

Я в своей каюте просматривал записи с накопителей, переданных мне Шепардом. Аппаратура скафандра и археологов запечатлела всё с максимально возможной для нынешней военной спецтехники точностью и полнотой.

Я видел, как решительно и чётко протягивает Явик руку коммандеру Шепарду и дивился скорости принятия протеанином столь важного и, безусловно, сложного решения. я был не уверен в том, что смог бы в подобной ситуации вот так быстро и просто закрепить приязнь во взаимоотношениях с представителем другой расы. А протеанин смог. Не зная Шепарда до того момента ни часа, ни дня, ни недели. Что он, инопланетянин, смог разглядеть в нём, Джоне Шепарде, за столь короткое время? Что пропустила Служба Кадрового резерва ВКС Альянса?

Вот, спустя всего несколько минут они, Шепард и Явик, сидят рядом на крышке саркофага. Два воина, два офицера. Два солдата. И если бы Андерсон не знал, что их обоих разделяет пятьдесят с лишним тысяч лет... Эта сцена слишком напоминала известные мне из истории войны Первого Контакта моменты. Тогда земляне впервые увидели, как после заключения мирного договора, двухметровые турианские солдаты и офицеры спокойно сидят рядом с недавними врагами — землянами, разговаривают с ними или просто молчат, наслаждаясь тишиной, наслаждаясь тем, что выжили, что остались в живых. Что их теперь не разделяет ненависть. Что им больше не надо пробуждать в себе звериные инстинкты.

Лёгкий, но чёткий стук в дверь.

— Сержант Ингвар Темпке, сэр. Пост РЭБ, — послышался тихий голос. — Прошу разрешения войти, сэр.

— Разрешаю. — я погасил экраны, разблокировал дверь. — Присаживайтесь, сержант.

— Тут такое дело, сэр, — негромко начал Ингвар, умостившись в кресле, стоявшем рядом с рабочим столом капитана. — Когда археологи пробурились до глубины двадцать пять метров, на экранах появился сигнал маяка саркофага. Я сравнил его сигнатуру с имеющейся базой. Подобных сигналов не было зафиксировано. Покопавшись в профильных базах и в своих архивах... В общем, сэр. Есть возможность проверить планету на наличие подобных маяков. Глубинное сканирование. Если сориентироваться на этот сигнал...

— Ингвар, я понимаю, — произнёс я, жестом остановив Темпке. — Вы же сами знаете. Включение сканеров на известных вам планетах в такой режим привлечёт к Идену ненужное нам сейчас внимание сотрудников Технического флота Альянса. А там — и боевой флот какой-нибудь явится. Вы что, хотите снова подпирать стенку на какой-нибудь базе? — он прямо взглянул в глаза коллеги. — Вы хотите сдать адмиралам всех троих и пилота этого уникального корабля? Вы хотите всё это подарить им, не сделавшим то, что вы только что мне предложили? Вы же профессионал, Ингвар, и понимаете, что земные крейсера разведки обязаны сканировать все доступные диапазоны. А планеты, на этапе первичной колонизационной "волны" — на всю полную глубину, на весь радиус и на весь диаметр. Если теперь будет документально и аппаратно доказано, что кто-то из пяти командиров крейсеров разведки, обследовавших район Иден-Прайма, не выполнил протокольные требования, — я помедлил, понимая, что командиры упомянутых кораблей — один или несколько — действительно три десятка лет тому назад не выполнили эти протокольные, заранее известные требования. — И будет установлено, что вы, Ингвар, качественно и полностью сделали это спустя столько лет. Адмирал Гочкинс, командующий военной полицией Альянса, конечно, сделает все, что сможет, но вряд ли это спасёт вас от ненависти.

— Какой же выход, сэр? — спросил сержант. — Вы же понимаете, что мы упускаем самое важное — время. Я не верю, что он... он один.

— Я — тоже. — я не прятал взгляд от коллеги. — Я молюсь всем известным мне богам, чтобы он... не оказался единственным выжившим... Ставя себя на его место... я не уверен, что сам в такой ситуации сохранил бы здравый рассудок. И искренне надеюсь, что протеанин поможет нам своими силами, своими знаниями, своими умениями и навыками. Это будет лучше, чем вариант, когда мы сейчас будем "фонить" на всю Галактику, — я несколько секунд молчал, затем продолжил тихим, спокойным голосом. — Зависть, Ингвар, страшна. Она вполне может заменить и ненависть, и злобу. За ненависть и злобу ещё можно хоть как-то наказать, а как карать разумного органика за зависть? А ему... — Ингвар понял, что Андерсон имеет в виду протеанина Явика, — плюс — Шепарду... плюс — всем нам, нормандовцам. Очень скоро нам многие будут завидовать. Самой чёрной завистью.

— Ясно, командир. — Ингвар встал. — Вы правы. Я — не настаиваю. Буду готовить для нашего партнёра полезную информацию, не используя внешние ресурсы в названном направлении. Буду искать другие возможности.

— Рад, что вы меня поняли, Ингвар. Можете идти. — я подождал пока сержант выйдет за порог каюты, снова заблокировал дверь, включая настенные экраны.

(от лица Моро)

Лейтенанты Эрих Гебен и я уже несколько часов не вылезали из среды виртуального лётного тренажёра. Я не мог понять, как я, пилот, смог не увидеть за две недели полёта в этом полисмене своего коллегу, у которого, к тому же, оказывается, имелся реальный боевой опыт. Эрих поразил меня тем, что в любом сценарии вирт-среды мог найти нестандартный путь решения, используя все возможности предоставленного ему ВИ тренажёра-корабля. Несколько десятков миссий они вдвоём "отлетали" за штурвалом единого корабля против виртуальных противников. Но ещё больше миссий я провёл против реального противника, которым выступал мой новый коллега.

— Эрих, ты неподражаем. — я снял кепку и вытер платком выступивший на лбу в очередной раз пот. — Я даже не замечаю, что мы висим над этой "каракатицей" практически непрерывно. Посмотри, мы уже облетали двадцать шесть звёздных систем. Я выше пятнадцати в вирт-среде не забирался никогда. Такое чувство, что мы как "улетели" с Иден-Прайма, активировав первый сценарий, так и не возвращались на него.

— Ничего сложного, Джеф, — улыбнулся Гебен. — Делать всё равно нечего, покидать пост нельзя. Есть симулятор — им надо воспользоваться. Хочешь порулить "Эльбрусом"?

— Шутишь, Эрих? — я с недоверием посмотрел на второго пилота. — Это же — дредноут, а я — только на фрегатах и летал реально. Да вот с твоей помощью распечатал в этом тренажёре класс эсминцев. Не уверен, — честно подытожил Джеф.

— Ну, я же тебе не предлагаю перестрелять всю ходовую вахту дредноута в реальности. — Эрих улыбаясь, достал из кармашка скафандра кристалл. — Так как?

— А, ладно! — я взял из рук пилота кристалл и вставил его в приёмное гнездо. — Надеюсь, что улетать с Идена за минуту нам реально не придётся. Подожди, тут что, есть расширенный режим выбора целей? А если?

— Стоп, лейтенант Моро, — вдруг командным голосом сказал Эрих. — Даже не пытайтесь это делать. Вы хотите улепётывать от этой "креветки" в реальности? Мы не знаем, как она "читает" излучения фрегата и тем более — не знаем, как их интерпретирует. В таком корпусе могут быть такие сюрпризы, что адмиралы Совета Обороны Земли поседеют за секунду, дай им только малейшую возможность увидеть хотя бы их часть. Вы же прекрасно знаете: если дать оппоненту почувствовать, что вы его считаете врагом — он и может стать вашим врагом, а не просто оппонентом. А вы, Джеф, тогда станете трупом — откровенно заявил напарник.

— Понял. — я с сожалением вышел на верхний уровень меню настройки и Эрих на своём пульте ввёл блокирующий код. — Хорошо, Эрих, согласен. Я — так точно поседею, если эта "креветка" рыпнется в сторону моей "птички". Давай пока...

— Нет, Моро. С места — в бой. Никаких "демонстрашек". Занимайте место первого пилота дредноута и — в полёт.

— Суровый ты, уйду я от тебя, — пробормотал я, набирая в меню настройки комплекс параметров среднего уровня сложности. — Надеюсь, ты не предложишь мне посадить "Эльбрус" на Цитадель?

— Почему нет? — спросил Эрих. — Это же симулятор. Только для начала тебе придётся уничтожить корабли охраны Цитадели во главе с "Путём Предназначения".

— Надеюсь, этот "клапан летающий" не выстрелит в мою "птичку", если Андерсон прикажет швартоваться к Цитадели. Что-то мне думается, что отсюда с Идена мы полетим прямо туда.

— Прикажет командир — полетим, — ответил Эрих. — Давай, попробуй сначала просто полетать, освой управление, а потом посмотрим, как ты справишься со швартовкой к нашим орбитальным станциям. Это тебе не на фрегате с наскока, — улыбнулся Гебен, видя, как Моро погружается в изучение приборной панели пилотского поста в ходовой рубке дредноута.

Глава 17 Сарен Артериус и Найлус Крайк. Учитель и ученик. Обновление взаимоотношений (от лица Сарена)

Я не удивился тому, что меня будут сопровождать два военных полисмена в полном боевом облачении. Я ожидала чего-то подобного. Смог так же по некоторым малозаметным признакам понять, что и мой ученик, Найлус Крайк, который должен был руководить изъятием протеанского Маяка с Иден-Прайма, также находится на этом корабле едва ли не под домашним арестом.

Выйдя из медотсека, я, не оглядываясь по сторонам, направился к лестничным маршам, стараясь идти не особенно быстро, незаметно подстраиваясь под скорость ходьбы своих конвоиров. В том, что эти два военных полисмена Альянса являются моими конвоирами, я также не имел никаких сомнений.

Проектные характеристики и планы "Нормандии" были мне хорошо известны, поэтому я шёл уверенно, не оглядываясь по сторонам и не замедляя шаг. Полисмены только направляли меня к месту расположения каюты Крайка, указывая мне, где следует свернуть, а где — воспользоваться лестницей.

Идя по коридорам, лестницам и переходам фрегата, я вспоминал свою жизнь и думал о том, как мне теперь следует построить общение со своим учеником. Вряд ли Найлус Крайк предполагал, догадывался или мог себе вообразить, что его учитель находится в Медотсеке — всё же секретность была соблюдена максимальная и разумный органик, находившийся под домашним арестом, в изолированной от линий связи и информации каюте, вряд ли смог бы многое узнать о том, кто был тот турианец, которого фрегатская группа высадки нашла на борту поверженного Жнеца.

Остановившись перед дверью каюты, в которой под арестом находился Найлус Крайк, Сарен спокойно подождал, пока полисмен снимет блокировку с замков и откатит в сторону полотно двери.

— Сарен?! — Найлусу хватило нескольких секунд, чтобы одним взглядом окинуть мою фигуру и, встав с кресла, сделать несколько шагов навстречу.

Молодой Спектр остановился на пороге.

— Зайдите,— проговорил, обращаясь ко мне, один из полисменов, видимо, традиционно являвшийся старшим наряда. — Мы закроем дверь на блокировку. Вы сможете поговорить.

Я шагнул через порог каюты, слегка подвинув вглубь помещения растерянного Крайка. Дверь каюты закрылась, щёлкнули замки.

— Да, Найлус. Это — я. Именно меня нашли на борту этого Жнеца. И эвакуировали сюда, на этот корабль. — я оглядел скудный интерьер каюты. — Так тебя здесь держат?

— Как видишь, — подтвердил молодой Спектр. — Кормят, туалет и рукомойник есть, так что минимальные требования — соблюдены. Но никакой связи, никакого доступа к системам информации. Даже проходящие мимо каюты нормандовцы, осведомлённые о природной остроте турианского слуха, не говорят ни о чём важном. Я подозреваю, что они не говорят ни о чём ценном для меня ещё с момента появления в этом коридоре. Ты видел, какие мощные двери здесь, в этом коридоре?

— Видел. У каютной двери тоже хорошая герметизация, — подтвердил я, не двигаясь с места. — И несколько дверей в этом коридоре тоже неплохие. Земляне хорошо адаптировали турианскую разработку под свои нужды.

— Я пришёл к такому же выводу, — сказал Найлус. — Боюсь даже спрашивать...

— А ты — не бойся, Найлус, — повернул голову к нему я, в остальном оставаясь недвижимым. — Многое изменилось. Слишком многое изменилось.

— Да уж, — кивнул младший Спектр. — И всё же...

— И всё же придётся начать с начала. Не с начала времён, как выражаются земляне, но что-то близкое к этому моменту избрать за точку отсчёта для рассказа...

— Тебя так восстановили... — несмело произнёс Крайк.

— Да. Ты прав. Меня действительно восстановили. Я фактически был мёртв. Мной полностью управлял Жнец, — сказал я ровным безэмоциональным голосом.

— Тот... корабль, который фрегату удалось "уронить" на Иден-Прайм?

— Я помню, что ты тут сидишь на голодном информационном пайке, Найлус. — тем же ровным голосом ответил я. — И потому решил начать с начала. Садиться я не буду. Присаживаться — тоже. Обойдёмся тем, что постоим, хотя, подозреваю, многое из сказанного мной впоследствии будет для тебя настолько новым, что ты захочешь присесть. Сразу скажу — не возражаю и не надо спрашивать у меня особого разрешения. Всё же это твоя каюта, пусть ты здесь и под домашним арестом.

— Не знаю, насколько домашним, — ответил Найлус. — Но, продолжай.

— Знаю, что тебе уже интересно. Ты ожидаешь скомканной, резко сокращённой и явно урезанной до последнего предела версии изложения. Нет, Най. Я расскажу многое из того, о чём раньше тебе не рассказывал. Почему? Потому что пока я лежал в Медотсеке, у меня была возможность о многом подумать. Я многое понял, многое узнал, многое услышал. Пришёл к новым для меня самого, иногда — шокирующим выводам. Не удивляйся, я очень изменился и теперь с трудом, но осваиваюсь с теми изменениями, которые произошли во мне и со мной.

— Тебя... оперировали? — спросил Найлус.

— Да. Карин Чаквас. Она вынула из меня восемьдесят процентов имплантатов. — подтвердил Сарен. — Думаю, для тебя это... заметно.

— Ты прав. И... — Крайк замялся.

— А уж мою суть, мою душу и мою сущность доставал из хаскоподобного состояния старпом командира этого корабля Джон Шепард.

— Он меня... — Найлус осёкся.

— Предполагаю, что ты уверен: он тебя унизил своим и — не только своим — неверием в могущество Спектров, — сказал я.

— Можно сказать и так, — согласился Крайк. — С тех пор я пребываю здесь. Меня никуда не пускают, я лишён доступа к информации, — молодой Спектр замолчал, стараясь не смотреть в сторону наставника. — Догадки, предположения. И — роскошная возможность подумать о многом. Редко когда мне удавалось вот так... надолго... остаться в полном одиночестве и потому — подумать о прошлом, настоящем... и будущем.

— Да уж. У нас только и осталось, что будущее, — неторопливо ответил я. — Которое, кстати, Найлус, теперь — совершенно другое. — я посмотрел на стоящего передо мной Крайка. — Мы будем воевать с этими машинами. И этих машин будет... очень много, — я помолчал несколько секунд, затем продолжил. — Нас всех, жителей Галактики, прежде всего разумных органиков, ждёт галактическая война.

— Я даже не буду спрашивать, Сарен, уверен ли ты... — по виду Крайка было заметно, что он удивлён, изумлён, даже немного шокирован услышанным.

— Я? — Сарен внимательно взглянул на собеседника. — Я, Найлус, не только уверен. Я убеждён. Мы будем воевать за то, чтобы просто выжить, чтобы просто сохраниться как носители разума.

— Другого выхода нет? — спросил Крайк.

— Нет, — подтвердил я. — Другой выход — исчезновение, — я помолчал несколько секунд. — Уточняю, Найлус. Этот корабль в большинстве сохранившихся до наших времён источниках информации называется и именуется просто и коротко — Жнец, — помолчав, я добавил, осознавая, что мог бы и не озвучивать это уточнение. — На любых языках, Крайк, — я взглянул на собеседника. — И всех разумных органиков нашей Галактики в недалёком, к сожалению, будущем, ожидает Жатва. Которая и определяется как полное и массированное уничтожение всех и любых разумных органиков. Да, я помню о том, что многие разумные органические расы выжили после прошлой Жатвы, но мне, как, наверное, и многим другим ныне живущим разумным, легче полагать, что Жнецы могут пойти на тотальное уничтожение разумной органической жизни в нашей Галактике.

— А Совет... — проговорил Найлус.

— Я многие годы верно служил Совету Цитадели, Найлус и это ты знаешь. А когда я исчез... меня даже не стали долго искать. Посчитали, что раз я Спектр, я сам должен явиться. Меня, проще говоря, Найлус, бросили. Как любят говорить земляне, "на произвол судьбы". И эта судьба ко мне была неласкова: я стал марионеткой этого Жнеца, а впоследствии — руководителем армии гетов. Подразделение которых было и на этом корабле, атаковавшем Иден-Прайм.

Найлус несколько минут молчал, обдумывая услышанное и пытаясь логически увязать сказанное Сареном с тем, что ему, младшему Спектру было известно раньше.

Я не торопил своего ученика. Я чувствовал его взгляд, понимал, что молчавший Найлус оглядывает его, ищет изменения, находит их, свыкается с ними. Да, я внешне довольно сильно отличался от других турианцев: у меня вместо трёх длинных перьев на макушке головы были пять коротких отростков, на уровне ушей были два дополнительных отростка достаточно значительной длины, которые многие окружающие разумные органики постоянно сравнивали с антеннами. Возможно, это и был индивидуальный признак, но Сарен-то хорошо теперь понимал, что любая индивидуальность может быть либо искусственной, либо естественной, либо смешанной. Он сам затруднялся точно определить, чего в его особенностях внешности больше, потому старался не особо обращать на эти особенности внимание.

Мне, разменявшему пятый десяток лет — в этом году, как он понял, ему исполнилось сорок четыре года, уже не казалось, что я — молод, поэтому к своей внешности я всё чаще относился, получив возможность спокойно и свободно мыслить, с холодным безразличием и равнодушием. Сорок четыре года — почти пятьдесят лет. Шесть лет до полусотни. Что бы там кто из разумных ни говорил, это — дата. Теперь, когда я вернулся из хаскоподобного состояния, мне всё чаще вспоминалось, насколько я... постарел, ведь турианцы всего лишь на несколько лет жили дольше, чем люди. Если земляне жили сто-пятьдесят лет, то турианцы — максимум сто-восемьдесят. Конечно, были долгожители, достигавшие отметки в двести лет жизни, но таких было очень мало. Сорок четыре года и бог весть сколько он провёл в состоянии хаска... Сейчас эта цифра для меня означала не только количество лет, но и качество жизни за эти годы. Оно, это качество, было разным. Раньше, ещё до попадания в услужение к Жнецу, Сарен тоже не особо задумывался над приемлемостью для окружающих разумных своей внешности, полагая, что то, что дала природа и обстоятельства, с этим просто надо научиться жить. Не мириться, а именно жить. И вот теперь он снова обратился мыслями к своей внешности, понимая, что на многое в этой новой жизни он смотрит теперь по-иному. Внешность теперь для меня имела большее значение. Не большое, а именно большее. Будь по-иному, вряд ли я подумал бы о том, как выгляжу, столь определённо и чётко.

Кожа старшего турианца была светлой, костяные пластины на лице имели цвет достаточно бледной кости. А сине-голубые глаза, которые, благодаря влиянию Жнеца, обладали способностью к самосвечению, вообще придавали Сарену "потусторонний" вид.

Жнец внёс в мое тело слишком много изменений. Это Карин мягко именовала неорганические части "имплантатами", за что Артериус был очень благодарен врачу Медотсека фрегата, но на лице тот же кожный покров был серьёзно нарушен этими оголёнными неорганическими частями, тело Сарена совсем недавно было опутано множеством трубок и проводов, кое-где появились и вживлённые части брони. Часть внутренних органов была серьёзно изменена, равно как и скелет.

Психологически я и раньше не был прост, а когда меня начал планомерно "модернизировать" Жнец, я превратился в ходячее оружие, стал абсолютно безжалостен, позабыл, что такое милосердие и не умел, как прежде ценить чужую разумную органическую и неразумную жизнь. О моей жестокости издавна ходили легенды, но эта жестокость и позволяла мне достигать нужных результатов при выполнении заданий Совета Цитадели. Я знал, что если это поможет достичь поставленной передо мной цели, я пойду по трупам любых разумных органиков и спасать чьи-то жизни буду только тогда, когда это будет абсолютно или крайне необходимо.

В современном мне мире огромную ценность представляла информация, носителями которой выступали многие разумные органики. Я быстро привык использовать крайне жестокие методы добывания этой информации, включая серьёзнейшие пытки, а измочаленную жертву он потом часто убивал, считая, что совершаю при этом акт милосердия, прерывая страдания разумного органика, нередко становящегося после моих воздействий глубоким инвалидом.

Я был крайне злопамятен и мстителен, он не задумывался над тем, являются ли поводы для осуществления мести достаточными. Я любил соперничать со своими жертвами и даже был способен высоко ценить действительно сложных и хорошо подготовленных оппонентов. Поскольку мне противостояли разумные органики, принадлежавшие к самым разным расам, я незаметно развил в себе предельную ксенофобию, которая для меня быстро стала привычной и, в какой-то мере, абсолютно необходимой для того, чтобы сохранять высочайшую эффективность и результативность работы на посту Спектра Совета Цитадели. Очень скоро объектами моей ксенофобии стали даже турианцы — он и свою собственную расу считал теперь и недостаточно великой и недостаточно развитой.

— Я мало знаю о тебе, Сарен. И хотел бы уяснить многие детали... — произнёс Найлус.

— Вряд ли я тебе сказал бы многое всего несколько часов назад, — ответил я. — Но, поскольку ситуация кардинально изменилась, я, пожалуй, тебе расскажу кое-что из того, что раньше осталось бы для тебя совершенно неизвестным, — я помедлил, оглядывая каюту, ставшую прибежищем его ученика. — Я последовал турианским традициям, вступил в военные силы Турианской Иерархии в возрасте пятнадцати лет, как тогда было принято у турианцев. Через год я вступил на действительную военную службу и некоторым образом участвовал в сражениях против ВКС человечества во времена войны Первого Контакта. О деталях этого периода, Найлус, я сейчас распространяться не буду. Дело — прошлое и сейчас его детали неважны. Отмечу лишь, что с тех пор люди для меня стали не партнёрами, а целями. Которые я решил уничтожать. Да, Найлус, моя ксенофобия тогда получила мощнейший импульс для укрепления и развития. Именно противостояние с людьми, с человечеством позволило мне укрепиться в понимании того, что следует поточнее определиться с местом турианской цивилизации в этой Галактике. По меньшей мере — в той её части, которая признаётся ныне и в недалёком прошлом более-менее исследованной. В тот период погиб мой брат — Десолас Артериус и я с того момента глубоко возненавидел человечество. Как ты понимаешь, я сохранил это чувство... очень надолго. Оно определило многие мои поступки.

— Ты стал самым молодым Спектром Совета, Сарен, — отметил Крайк.

— Да. Ты прав. Это случилось примерно в 2159 году, — подтвердил я.

— Примерно? — удивился Крайк. — Как это?

— Я изменился, Найлус, — проговорил я. — Потому для меня многие вещи теперь предстают совершенно в другом свете. И — даже с другим содержанием. Я сомневаюсь в том, что мне оставят статус Спектра, Найлус. Хотя и понимаю, что визита на Цитадель мне не удастся избежать. Пусть даже этот визит и будет отодвинут по разным причинам на несколько декад.

— Месяц? — изумился Крайк. — А я тут сижу...

— Ситуация усложнилась, Найлус, — со спокойной интонацией произнёс я. — Да, я помню, что я вроде бы стал самым юным из всех турианцев, которые когда-либо были удостоены чести стать членами столь элитного Спецкорпуса. Но сейчас я оцениваю этот момент по-иному. Советники сами не знали точно, каким должен быть Корпус, потому... создавали его без плана и без проекта. Если Спецкорпус, когда я надолго исчез, меня не разыскивал, то это для меня, Найлус — показатель. Нехороший такой показатель, — я помедлил несколько секунд, затем продолжил ровным тихим голосом. — Я избрал сферой своей деятельности Скиллианский предел и преуспел в работе в его границах, быстро завоевал себе известность и авторитет, в том числе и за счёт того, что привык добиваться цели любой ценой. Я усиливал в себе настрой против человечества, я постоянно убеждался в том, что Альянс слишком агрессивен в своём стремлении закрепить за землянами статус некоей главенствующей расы в Пространстве Цитадели. Меньше чем за столетие, следует признать, человечество добилось результатов, которые другие расы достигали за несколько веков. Людям удалось некоторые расы поставить ниже себя по многим показателям, в том числе — и критически важным. Для меня это была серьёзная и очень негативная заявка на реальное главенство, допустить реализации которого я не мог физически. Не говоря уже о том, что никогда не согласился бы терпеть превосходство человечества психически. Я понимаю, что коряво выражаюсь, но сейчас у меня нет других слов и нет других выражений — за короткое время мне пришлось очень существенно измениться, Найлус и я пока что не свыкся со многими элементами этих изменений. А тогда, в прошлом, я мало обращал внимание на чужие жизни, старался только всегда выполнять поставленную передо мной Советом Цитадели задачу. Сейчас я понимаю, что этого было недостаточно. Хотя, не могу отрицать, что моя тогдашняя жизнь была интересной и очень напряжённой. Я побывал на станции "Арктур", я видел Джека Харпера, когда он ещё был наёмником, а не руководителем нынешней организации "Цербер".

— Потом был период, о котором ты умалчиваешь почти что постоянно, Сарен, — отметил Найлус.

— Я и сейчас не полностью разобрался во всех обстоятельствах того периода. Слишком много разных событий, часто мало связанных между собой, — подтвердил я. — Я по-прежнему действовал, я был жесток, я имел дело с опаснейшими артефактами — в частности, с так называемым "Монолитом". Я настигал тех разумных органиков, которых считал своими врагами, везде и всюду. На Палавене я внёс определённую сумятицу в действия служителей культов, принятых на нашей родной планете, но считал, что это необходимо для того, чтобы максимально полно и качественно выполнить очередное задание.

— Монолит Арка? — спросил Найлус. — Дело Валлувианских Жрецов, ночное шествие?

— Да, — подтвердил Сарен. — Именно. Харпер тогда получил новые способности и при этом, Найлус, он избежал немедленного или, точнее выражаясь, крайне быстрого превращения в безумного хаска. Для меня тогда это было важно в очень ограниченных масштабах, но вот для Десоласа... Для него — это было действительно важно. Он-то верил, что сможет использовать "Монолит" для успешного манипулирования своими новыми подчинёнными.

— Как старо... — произнёс младший Спектр.

— А в нашем мире, Крайк, на самом деле нет ничего нового! — чуть "вскинулся" я. — Даже такие вот корабли приходят в нашу Галактику на протяжении тысяч лет. Они приходили сюда, в эти миры, минимум несколько десятков раз. И если мы не положим их приходам конец, они продолжат приходить сюда и после того, как мы, нынешние расы, станем историей. То, что при поддержке наземных комплексов фрегату-разведчику удалось повалить и обездвижить одного Жнеца, не означает, Найлус, что так же легко, пусть даже сравнительно легко, удастся остановить армады из сотен и тысяч таких Жнецов.

— Твой брат... — Крайк попытался перевести разговор на другую тему.

— В какой-то мере он стал безумен. Мне пришлось уничтожить и брата, и храм, и "обращённых" Монолитом турианцев, ставших его телохранителями. Я тогда сказал, что некоторые тайны должны быть похоронены навсегда. И поклялся отомстить за брата. Потом — воевал с "Синими Светилами" — известной и ныне наёмничьей бандой. Пришлось убедить Совет в том, что расследование необходимо продолжать, хотя бандиты уже отменили сделку по поставкам им оружия именно потому, что испугались внимания к этому делу со стороны нашего Корпуса. Тогда я начал приближаться к этому Жнецу, сам ещё не понимая в деталях, к чему приближаюсь, Найлус.

— Разве... — несмело попытался возразить Крайк.

— Да, да, — подтвердил я. — Именно — к этому Жнецу, Найлус, с борта которого группа высадки фрегата сняла меня в хаскоподобном состоянии.

— Не только тебя, Сарен, — уточнил собеседник. я коротко кивнул:

— Ты прав. Не только меня. Но и матриарха азари, БенезиюТ'Сони, религиозного лидера, точнее — одного из религиозных лидеров расы азари.

— Я слышал о ней, — отметил Крайк.

— Я тоже многое слышал о ней, — подтвердил я. — Но я не буду забегать вперёд, Найлус. Имей терпение дослушать мой рассказ.

— Хорошо, Сарен, — кивнул младший Спектр.

— Так вот, Альянс на исследовательской базе на планете Сидон занимался, как тогда классифицировал это Совет, незаконными действиями. Тогда, идя по следу, я вышел на Кали Сандерс, ставшую единственной выжившей, сумевшей избежать гибели после атаки бандитов на базу на Сидоне. Затем — встретился с Дэвидом Андерсоном. Тогда он был ещё лейтенантом ВКС Альянса. Хотя, не скрою, подающим большие надежды. Андерсон тогда вёл расследование этого дела со стороны Альянса Систем. Мне тогда многие разумные пытались врать, в том числе пыталась врать Кали Сандерс. Это враньё, эти попытки меня не остановили. Альянс вовсю занимался разработками в сфере ВИ и ИИ, что шло против законов Цитадели. Тогда ещё я верил в эти законы, Найлус. Слишком сильно верил. — я помолчал несколько минут. — По моему докладу Совет Цитадели применил санкции против Альянса Систем. Эта структура к тому времени открыто признала факт ведения нелегальных разработок в названных мной выше областях. Все материалы по делу, которые имелись у Альянса на тот момент, были, по распоряжению Совета Цитадели, переданы мне. Я тогда впервые узнал о неизвестном артефакте, которым был, одержим доктор Чиань.

— Завод по переработке нулевого элемента... — сказал Найлус.

— Да, — подтвердил Сарен. — Я понимал, что у Совета к тому времени сложилось несколько другое представление о перспективах ведения расследования. В этих перспективах нет места такому странному артефакту. Совет этим артефактом не заинтересовался. Я же был полностью зациклен на желании узнать об этом артефакте как можно больше. И, в результате, вынужден был хорошо замести следы. Чтобы Совет не помешал мне вплотную заняться этим артефактом. В частности — его поисками и, конечно же, уяснением многих деталей дела об этом артефакте.

— Ты тогда... — нерешительно продолжил Крайк.

— Да. Пришлось действовать быстрее, чем был способен действовать этот лейтенант Андерсон. Мы договорились о получасе и за это время Андерсон не смог опередить меня, успевшего забрать все материалы об артефакте. Да, согласен и признаю, что взрыв завода по переработке нулевого элемента привёл тогда к огромным потерям среди мирного населения. Не говоря уже о повреждении и уничтожении всевозможных материальных ценностей. Но, если бы я действовал в рамках плана Совета, то тогда я не смог бы ничего узнать об этом артефакте и не получил бы материалов. В результате — меня бы очень надолго отвлекли, послав на другие расследования, — сказал я. — В своём отчёте Совету о задании я был вынужден переложить всю вину на Андерсона. Он, по моему глубокому тогдашнему убеждению, действовал безграмотно: за полчаса я сделал больше, чем он, хотя он был моложе меня. И, к тому же, очень неплохо мотивирован перспективой стать первым человеком-Спектром. Я убедил Совет Цитадели в том, что никакого артефакта никогда не существовало. Мне поверили. Данные о "Властелине" так и не стали известны никому, кроме меня, Найлус.

— Но этот Жнец... что рядом с фрегатом — он явно не "Властелин", — отметил Крайк. В голосе младшего Спектра не было уверенности и Сарен это отметил:

— Тогда я точно знал, что тот старый корабль — "Властелин", — ответил я. — Хотя, признаю, что мог быть введён в заблуждение. Мы, жители Галактики, тогда слишком мало интересовались древнейшей историей. Даже о протеанах знали очень немного. И не стремились изучать эту древность так, как её следует изучать. Возможно, поскольку мы недостаточно знали о Жнецах и их роли в истории разумной жизни в Галактике, я, возможно, и спутал "Властелина" с этим Жнецом. Не уверен, что я именно спутал его. Потому что потом я попал на борт именно "Властелина" и уже догадывался о существовании как минимум нескольких других Жнецов. В частности, о том же "Предвестнике". И — не только о нём. Я, Найлус, не хотел бы нарушать последовательность изложения, — сказал Сарен. — Понимаю, что почти всегда можно отклониться далеко в сторону, затронув отдельную деталь. У меня нет много времени на разговор с тобой. Я не знаю, как долго нам позволят общаться.

— Продолжай, — кивнул Найлус.

— Я изучил материалы исследований доктора Чианя. Узнал о том, что артефактом действительно был некий древний звездолёт, найденный в две тысячи сто шестьдесят первом году. На орбите, как это слишком часто было в истории разумных органиков Галактики, неизвестной и незарегистрированной должным образом планеты. В далёкой звёздной системе, о которой было точно на тот момент известно, что эта система расположена возле Вуали Персея.

— Но там же геты!... — выдохнул Найлус. — И их, этих гетов, там... много! Это — граница зоны их распространения! А на тот момент...

— Ты прав, — кивнул Сарен. — Я тогда отметил для себя это обстоятельство, но для моих целей было важно другое. Все, кто находил этот звездолёт, очень быстро становились одержимы находкой и их поведение после момента встречи с артефактом уже не подходило под определение "нормального и разумного". Это, как я тогда предположил, могло быть следствием некоего неизвестного воздействия артефакта на психику разумных органиков.

— И ты решил рискнуть? — уточнил Найлус.

— А что мне ещё оставалось делать, Крайк? — спросил Сарен. — Я, ты это прекрасно знаешь, был весьма упрям и упорен в достижении целей. За это упрямство и упорство меня, в основном, и ценили и в Совете Цитадели, и в Корпусе. Естественно, я решил действовать осторожно. В том числе и избегать ненужного появления вблизи этого древнего корабля. До тех пор, пока мне точно не будет известно, что же именно вызвало ухудшение умственного состояния столь многих органиков. Второй проблемой были геты, находившиеся в тот период времени рядом с Вуалью Персея. А значит — и рядом с местом нахождения корабля. Я вплотную решил заняться развитием теории доктора Чианя о возможности контроля гетов с помощью этого древнего звездолёта, надеясь привлечь этих киборгов на свою сторону.

— Киборгов? — удивился Найлус.

— Называй как хочешь, Крайк, — устало и равнодушно ответил я. — В то время, да и сейчас вряд ли какой-то исследователь или учёный сможет однозначно классифицировать гетов. Для меня тогда было важно, что это — синтеты и влияние артефакта поможет мне получить возможность управлять ими. Проще говоря — получить армию марионеток. Я, конечно же, не стал афишировать свою деятельность. В этом мне немало помог и мой статус Спектра. Я обыскивал множество кораблей, кое-что забирал. Вызывал множество вопросов своими внезапными появлениями, своим молчанием и своими почти мгновенными исчезновениями. Это для меня была просто необходимая деятельность. Мне тогда важен был результат. И я намеревался достичь его любыми путями. Приходилось предпринимать и отвлекающие шаги.

— Тогда ты познакомился со мной, — сказал Крайк.

— Да. Я не был полностью зациклен, как теперь понимаю, на гетах и этом древнем звездолёте. Наблюдал за тобой и твоими действиями и не без оснований считал, что ты — талантливый и молодой воин-турианец. Да, мы с тобой были, безусловно, различны во взглядах на многие вещи. Но ты мне понравился. Потому я решил взять тебя в ученики. Через год по моей рекомендации Совет принял тебя в состав Корпуса Спектров. С тех пор наши пути разошлись и редко пересекались...

— А методы работы — "несколько" отличались... — подтвердил Крайк.

— Именно, — согласился я. — И я чувствовал, что ты совершенно искренне считаешь меня своим другом. Уж не знаю точно, Найлус, как мне тогда это удавалось при всех моих психонастройках. — честно сказал я.

— А потом... ты пропал, — отметил собеседник.

— Да. И теперь, освободившись из-под влияния Жнеца, я могу пояснить тебе случившееся со мной тогда. — я помолчал с минуту. — Я назвал этот корабль "Властелином". Не зная тогда, что угадал с его названием и самоназванием. Продолжил изучение артефакта, которое завершилось "пробуждением" корабля. Несмотря на все меры предосторожности, я тогда попал под его подчиняющее воздействие. Можно сказать, что в обмен на мою несвободу и неспособность сопротивляться этому воздействию, я узнал о совершенно другой истории нашей Галактики. О многих обстоятельствах гибели протеан, о периодических приходах Жнецов в нашу Галактику. Об истинном предназначении Цитадели и масс-ретрансляторов. — я на несколько минут замолчал, собираясь с мыслями, а может быть — с силами. — Жнец меня использовал, он использовал мои слабости, внушил мне, что симбиоз с синтетиками является для органиков лучшим путём развития. Он убедил меня в необходимости осуществления новой Жатвы, можно сказать — нового вторжения Жнецов в Галактику.

— А геты... — осторожно заметил Крайк.

— Несколько позже, через некоторое время "Властелину" удалось взять под контроль многих гетов. Они стали почитать древний корабль как божество, считать его вершиной эволюции машин. Я же занял при "Властелине" место пророка. Тогда же Жнец начал модернизировать моё тело. В том числе и для того, как я теперь понимаю, чтобы сделать меня более управляемым. Я продолжал оставаться Спектром, но, как теперь понимаю, уже не мог отдавать самому себе полный отчёт в своих действиях. Подозреваю, что я тогда готовил нападение Жнецов на расы Цитадели. Да, да, Найлус. Я оказался... слаб. А Жнец — силён. Он подчинил меня. Сделал своим рабом, своей полной марионеткой. Жнец внушил мне, что мои намерения являются благом и для меня и для окружающих меня разумных органиков. Внушил, что мои действия направлены на воплощение этого блага в некую реальность, в некую действительность. Сейчас-то я понимаю, насколько это была искусная ложь. И подозреваю, что, будучи марионеткой Жнеца, марионеткой "Властелина" я совершил ужасающие преступления против многих жителей Галактики.

— И на Иден-Прайм... — произнёс Крайк.

— Я привёл сюда гетов, чтобы использовать этот протеанский Маяк, этот артефакт и найти зацепки, которые смогли бы привести к Каналу и открыть прямой доступ на Цитадель. Но, как ты знаешь, появление Жнеца на Иден-Прайме было отслежено разведфрегатом "Нормандия". Жнец был опрокинут на поверхность планеты, обездвижен и парализован. А я... упал со своего кресла и в беспамятстве был доставлен на борт этого фрегата. Я только теперь понимаю, насколько глубоко свыкся с ролью марионетки, с ролью хаска. Мне пришлось атаковать и даже несколько раз едва не задушить Бенезию, чтобы призвать её к порядку. При моём посредничестве она стала марионеткой Жнеца. Второй марионеткой, — уточнил я. — И, думаю, "Властелин" на этом не остановился бы, хотя геты для этой полумашины более приемлемы в качестве слуг, чем органики.

— Всё же полумашины, — отметил Найлус.

— Именно так, Крайк. Именно так, — подтвердил я. — Уникальная технология, сложная. Но, как ты понимаешь, став хаском, я жил в искажённом мире, не знал, какой мир реален, а какой иллюзорен. К тому же Жнец не имел ни малейшего желания посвящать меня сколько-нибудь глубоко в свои планы. Не желал он и пояснять мне причины своих действий или основания своих решений и желаний. Я действительно был исполнителем. Впрочем, как я понимаю, я был исполнителем и на службе Совету. Да, возможно, хорошим и даже эффективным исполнителем. Но теперь я смотрю на свою работу Спектра Совета Цитадели по-иному.

— А Маяк... — несмело продолжил Найлус, обдумывавший услышанное от меня и старавшийся выглядеть хотя бы внешне спокойным.

— В нём содержится некое сообщение о грядущем вторжении. Воспринять его может только органический разум. Полностью органический. И, как я понял, Бенезия была резервным вариантом. Кем-то вроде дополнительного "чтеца". Полагаю также, что именно она могла бы стать первым органиком, который прочтёт "Властелину" это сообщение. По самым разным причинам. Если бы она повела себя неадекватно, то Жнец уничтожил бы её окончательно и затем принудил бы меня прочесть это сообщение так, как это надо было именно ему. В меня "Властелин" напихал сотни имплантатов. Неудивительно, что Чаквас столько времени потратила на их извлечение. Я был должен сохранить полную покорность, послушность и исполнительность.

— И что нам теперь делать с этим сообщением в Маяке? — спросил Найлус.

— Вопрос, конечно, интересен своей многозначностью. — я переступил с ноги на ногу, но остался стоять. — Ты-то как тут отметился?

— Просто. И, как теперь, после разговора с тобой, понимаю — глупо. Держали меня в Корпусе за слишком молодого и потому, вероятно, неопытного Спектра. С твоим исчезновением такое отношение только усилилось и упрочилось. Вот и послали куда подальше. Заставили войти в контакт с Альянсом, чиновники которого впечатлились, а точнее — испугались. Поскольку там, в штабных и руководящих структурах Альянса, никто ничего в деталях этого "дела" не смыслит, то, — Найлус взглянул повнимательнее на собеседника, — мне отдали некое письменное, составленное в срочном порядке распоряжение. По нему я должен был прибыть на фрегат "Нормандия" и отправиться на Иден-Прайм для изъятия маяка. О том, какой беспорядок царит на этом корабле, я узнал только по прибытии на борт. Все мои обращения с требованием предоставить другой корабль остались без внимания и без любой реакции со стороны Командования ВКС Альянса и, соответственно, Совета.

— Да уж, — согласился я. — Традиция — "Спектр сам добывает себе средства передвижения" — во всей красе.

— И я о том же, — подтвердил Крайк. — Когда корабль стал приближаться к Иден-Прайму, я потребовал связь с Советом, поскольку понял, что выполняемая мной миссия может закончиться полным провалом. Тогда — получил возможность пообщаться не с Андерсоном, а с его заместителем — коммандером Шепардом. Впрочем, ради справедливости отмечу, что Андерсон при разговоре присутствовал. В результате я был лишён всякой связи и заперт здесь. Мне пояснили, что поскольку корабль не является официально переданным в распоряжение Корпуса Спектров, я на этом борту — простой пассажир. Потому не могу ничего требовать. Кроме туалета и рукомойника, а также — питания. Хоть это мне было предоставлено и предоставлялось исправно. А потом события стали развиваться с такой скоростью, что результатом стало обрушение "креветки" на Иден-Прайм. Со всеми последствиями. Я пока сидел тут, мало слышал и потому мало знаю, но из того, что я понял, я сделал только один вывод: мы — на пороге большой войны.

— Ты прав, Найлус. Это действительно так, — подтвердил я.

— И ты... — несмело продолжил Крайк.

— Хочешь спросить, буду ли я помогать нормандовцам? — я смерил своего ученика долгим взглядом. — Да, буду, Найлус. Буду. Потому что именно человек по имени Джон и по фамилии Шепард, британец, землянин вытащил мою душу из хаскоподобной оболочки. Оттуда, где она была практически полностью лишена возможности руководить моим телом. Моим телом, Найлус, руководил Жнец и я понимаю, что Карин Чаквас мастерски, сверхпрофессионально осуществила сложнейшее комплексное оперативное медицинское вмешательство. Удалив из моего тела несколько килограммов всяческих имплантатов, которые можно также называть "вкладками", "закладками", "сторожами" — как угодно. Если она согласится, то и моё лицо со временем приобретёт более пристойный вид. Если мою душу спас человек-землянин, и моё тело вернула под моё управление человек-землянка, то почему я должен отказать в помощи землянам, людям?! В своей помощи, как турианца, которому вернули его личность, сделали хозяином своей судьбы.

— Кстати, о судьбе, Сарен, — сказал Крайк.

— А о судьбе могу сказать только одно, — ответил я. — Точнее — повторить. Впереди, Найлус, война со Жнецами. Вот с такими вот кораблями, полумашинами, если уточнить. И потому я буду воевать с ними. Воевать здесь, на борту этого корабля.

— Совет... — попытался не то отметить, не то возразить Найлус.

— Совет довёл Галактику до войны, — отчеканил я. — Если бы не мастерство Шепарда, не мастерство нормандовцев, Найлус, Жнец атаковал бы сначала "Нормандию", а потом — Иден-Прайм. Он бы мстил за свою "расшифровку". Но — мстил бы крайне жестоко и эффективно. А потом он вызвал бы своих клонов — такие же корабли. И ты сам прекрасно, надеюсь, теперь понимаешь, что против такого количества Жнецов у нынешних ВКС Цитадели и ВКС любой нынешней расы, — чуть громче сказал Сарен, — не найдётся сейчас достаточного количества соразмерных кораблей. Способных хоть как-то потягаться в вооружённости и скорости хотя бы с двумя-тремя такими Жнецами. Если бы не Шепард, если бы не Андерсон, Найлус, нас бы ждала немедленная Жатва. И никакой Совет Цитадели не смог бы ничего сделать. Эти чиновники, погрязшие в междоусобных противоречиях и разборках, не смогли бы вовремя отреагировать ни на что!

— А Корпус? — отметил Крайк.

— Корпус требует решений, Корпус требует приказов, а если развернётся война... вот так сразу развернётся... Корпус окажется в информационном вакууме. Советники не смогут руководить Корпусом, прежде всего его действиями эффективно. Их этому не учили и они сами этому не учились. Потому каждая раса будет вынуждена противостоять нашествию Жнецов в почти полном одиночестве. — ответил я. — Одно дело — тычками указок распихивать одиночек-Спектров на индивидуальные задания в разные районы исследованной части Галактики. Совсем, Найлус, другое дело — системно организовывать защиту Галактики от внегалактического врага. Отличающегося столь явной мощью и опытностью.

— Жёстко, — резюмировал Найлус.

— Нет, Крайк, — парировал Артериус. — Это — мягко! Жёстко — означает прежде всего то, что мы с тобой должны будем помочь нормандовцам.

— Мы... Ты имеешь в виду меня и себя? — совершенно искренне изумился Найлус.

— Да, Крайк, — подтвердил я. — Меня и тебя. Мы с тобой — воины. Мы с тобой — турианцы. И мы с тобой — Спектры. Так уж произошло, что я увиделся с тобой на борту "Нормандии". Но и из этого факта необходимо извлечь максимум пользы. Это — военный корабль, разведывательный корабль, фрегат. И на его борту должны остаться только воины.

— Та азари... матриарх, — напомнил Крайк.

— Бенезия Т'Сони на борту "Нормандии" не останется, — уточнил Артериус. — Я слышал часть разговоров её и Чаквас. У пожилой азари есть желание восстановить взаимоотношения, а точнее — контакт — с дочерью и этим она собирается заняться вплотную. Реализация таких планов не позволит старшей Т'Сони остаться на борту "Нормандии", Крайк. Это — точно.

— И... — несмело продолжил младший Спектр.

— Полагаю, что о появлении на борту протеанина ты знаешь, — не вопросительно, а утвердительно сказал Артериус.

— В курсе, — подтвердил Крайк. — Я изумлён, но об этом мне сообщили, когда приносили в очередной раз еду на сутки. Так что в самой полной информационной изоляции, так сказать, максимальной, меня, к счастью, не держат, — сказал младший Спектр. — И...

— Появление протеанина на борту фрегата отменяет любые притязания Советников Цитадели на Маяк. — я осторожно повернул голову вправо, влево, вернул в прежнее положение. — Эта троица Маяк — не получит. У него уже есть хозяин. Принадлежащий к расе-строителю маяка. Соответственно твоё задание — тоже отменяется. Силой внешних, независимых от воли Советников обстоятельств. Чистый форс-мажор, — успокаиваясь, заметил я.

— Может быть, Сарен, — произнёс Крайк. — А как с притязаниями на маяк Жнеца?

— Здесь, согласен, сложнее. Но вряд ли нормандовцы или иден-праймовцы отдадут Маяк Жнецу. Даже если этот Жнец и называет себя "Властелином", — отметил старший Спектр.

— Тоже верно, — подумав, подтвердил Крайк. — Обсудим?

— Обсудим. — кивнул я. — Давай присядем. Обсуждение будет долгим и сложным.

Глава 18 Бенезия и Карин. Общение. (от лица Чаквас)

Бенезия едва дотерпела до момента, когда Шепард уснул, а я вернулась к своему рабочему столу в той выгородке, какую я считала своим кабинетом.

Я не удивилась тихому и быстрому появлению рядом с собой матриарха азари. Взглянув на индикаторы состояния, выделив взглядом "синусоиды", описывавшие состояние здоровья Шепарда, я закрыла заполненную "форматку" на экране рабочего ноутбука и бесшумно встала, поворачиваясь к Бенезии.

— Вы правы, Карин, — сказала Бенезия почти свистящим шёпотом, стараясь говорить максимально тихо. — Я просто сгораю от нетерпения увидеть Джона Шепарда. Я понимаю, что он крайне утомлён, что он спит. И очень боюсь...

— Вы его не разбудите, Бенезия, — тихо сказала я. — Он спит крепко и сейчас, поскольку он действительно крайне утомлён, он спит особенно крепко. Я ему дала отвар, который обеспечит ему глубокий сон. Идёмте.

Вдвоём мы осторожно отодвинули в сторону полотнище ширмы и вошли в выгородку, где на кровати лежал спящий Шепард.

Остановившаяся в двух шагах от ложа матриарх смотрела на лицо старпома, с каждой секундой всё больше убеждаясь в том, что врач права: он крайне утомлён, он крепко спит без всяких сновидений, спит, сохраняя полную неподвижность. Он действительно отдыхает. Наверное, отвар, который дала ему Карин, действительно позволил Шепарду уснуть максимально крепко и глубоко, расслабиться, он поможет ему отдохнуть и восстановить силы.

Я проверяла показания индикаторов на надкроватной приборной деке, регулировала положение ползунков переключателей, взглядывала на свой инструментрон. Изредка я поглядывала на замершую у кровати Бенезию и понимала, что отношение матриарха азари к Шепарду уже вышло далеко за пределы обычной приязни одного разумного органика к другому.

Матриарх следом за мной тихо вышла из "выгородки". Азари помогла мне поставить полотнище ширмы на место, после чего села в свободное кресло, стоявшее рядом с рабочим столом врача Медотсека.

Пока я заполняла на экране страницы журнала и несколько медицинских "форматок", Бенезия молчала, опустив взгляд вниз и наклонив голову вперёд. Её плечи опустились, пальцы рук, лежавших на коленях, теребили платье.

— Вы правы, Карин, — тихо произнесла матриарх. — Я... я влюбилась в него. И... не знаю, как теперь мне быть... Это так неожиданно... Я никогда бы не подумала, что мне ещё будет дано полюбить так... Я боюсь... очень боюсь его отказа, — она взглядом, брошенным исподлобья, указала на выгородку, где находился Шепард. — Я... я бы очень хотела прожить с ним рядом... и вместе... остаток своих дней. Теперь я этого очень бы хотела... И знаю, что это моё желание... может быть... не взаимным. Он имеет все права и все возможности мне отказать...

— У Шепарда... есть любимая девушка, — тихо сказала Карин, включая второй ноутбук и разворачивая его экран к матриарху. — Её зовут Дэйна. Она провожала его на станцию "Арктур". И, насколько я поняла, она будет ждать его... Она его уже ждёт. Я это чувствую.

Бенезия молча просмотрела показанные ей снимки, кивнула:

— Понимаю, — она помолчала, снова опуская голову. — Если она будет его ждать... То я... тоже буду. Мне жаль, что в предстоящей войне... такие как Шепард, снова будут вынуждены выходить вперёд, чтобы защитить тех, кто оказался не готов к противостоянию. Он... будет рисковать... и я должна ему помочь. Он... достоин, чтобы его любили очень многие разумные, Карин. Мне известно...

— Да, вы правы, Бенезия, — очень тихо ответила, продолжая невысказанную до конца собеседницей мысль, Чаквас. — Я... люблю его и он... я знаю это совершенно точно и чётко... не только по праву женщины... любит меня. Я не знаю, как ему это удаётся, как именно он это делает, но он... любит меня так, что я остаюсь свободной, вольной, я сохраняю право выбора, право поступать по своему разумению...

— Андерсон...

— Да. Сейчас... он мне ближе, чем Шепард, — подтвердила я. — И я знаю, что Джон не будет мешать моим взаимоотношениям с Дэвидом. Он знает о том, что я выбрала в спутники жизни Андерсона и он... как это принято у очень хороших, цельных людей, отошёл в сторону. Я знаю, что он по-прежнему меня любит и, полагаю, что он знает, что я по-прежнему люблю его. Хотя, конечно же, глубже, острее, сильнее я люблю всё же Дэвида, — врач убрала с экрана инструментрона снимки, на которых была запечатлена Дэйна. — Благодаря его любви, деятельной, реальной любви, мы выстояли в противостоянии со Жнецом. Он любит всех нормандовцев. Без исключения, — твёрдо и по-прежнему тихо сказала Чаквас. — По-разному, конечно, любит, но — любит по-особому. Для него экипаж фрегата — семья. Ему... верят. Его — поддерживают.

— Ему... сложно, — тихо сказала матриарх.

— Очень сложно, — подтвердила я. — Он сейчас одновременно занимает должность старшего помощника командира корабля и командира группы высадки, — я помолчала, перебирая на экране инструментрона папки с файлами. — Две таких должности для одного человека — это очень много. Очень, — повторила я. — Не каждый человек готов надлежаще выполнять все обязанности и правильно пользоваться правами, предоставляемыми ему этими двумя должностями. Наш рейс сюда, на Иден-Прайм, можно сказать даже — не рейс, а боевой поход, осуществлялся поначалу в обстановке, которую даже я, медик, охарактеризовала бы как "полный беспорядок". И сейчас, обдумывая происшедшее, Бенезия...

— Просто — Бена, Карин. И для краткости, и для удобства, — тихо сказала матриарх.

— Хорошо. Тогда зовите меня тоже просто — Рина, — одними губами усмехнулась по-доброму я, поймав согласный кивок и тёплый взгляд поднявшей голову азари. — И сейчас я полагаю, что не Жнец, а наш корабль, наша "Нормандия" лежала бы на поверхности Иден-Прайма и горела бы, и взрывалась, подвергаемая практически непрерывному обстрелу со стороны Жнеца, если бы на борту не появился Шепард, — продолжила я. — Раненых и травмированных, погибших было бы тогда, в его отсутствие, очень много... Разведкорабли фрегат-класса не рассчитаны на противостояние с дредноутами, которым далеко не всегда могут эффективно противостоять даже несколько крейсеров. А тут — не дредноут, тут — супердредноут, а я бы сказала — сверхдредноут. И мне представляется, что Жнец не удовлетворился бы победой над прибывшей к планете "Нормандией". Он бы вполне, как я понимаю, ожидаемо, атаковал бы Иден-Прайм. Паника на планете была бы — колоссальная. А разрушения — огромными. Учитывая то, что Жнец с лёгкостью блокировал связь на всём Идене, можно также утверждать, что обычного сигнала бедствия никто бы из разумных — и не только людей — послать не смог... В такие моменты мало кто из людей смог бы сохранить холодный рассудок и твёрдость руки. Если бы не та работа, которую провёл Джон с экипажем и командой фрегата... Почти все нормандовцы были бы убиты или, по самой меньшей мере — тяжело ранены с перспективой очень скорой и практически — неотвратимой гибели. А корабль — лишён был бы всякой возможности не только сопротивляться, но и даже просто взлететь с поверхности планеты. Жатва, как я сейчас понимаю, началась бы быстро. И могло сложиться так, что именно нас, экипаж и команду фрегата "Нормандия" называли бы потом инициаторами и зачинщиками очередной войны со Жнецами. Которая, кстати, могла бы окончиться очень быстро нашим, разумных органиков, полным поражением. По той простой и очень горькой причине, что мы оказались бы к ней совершенно не готовы. — я с минуту молчала, затем продолжила говорить так же тихо. — Сейчас, когда Жнец повержен, когда он, хочется в это верить, надёжно обездвижен, можно надеяться на то, что Жатва не будет начата очень быстро. Можно надеяться, что у нас, разумных органиков, населяющих эту Галактику, будет хотя бы несколько месяцев, вряд ли — лет, на то, чтобы подготовиться к противостоянию со Жнецами. А тогда, когда мы только уходили от "Арктура"... я и сама мало знала, на что способен Шепард. Его появление на корабле в сопровождении командира Андерсона... было незаметным и в то же время, как я сейчас понимаю, очень быстрым. А уж о быстроте, с какой он освоился... сейчас, уверена, можно слагать легенды.

— Как вы его впервые увидели, Карин? — спросила матриарх.

— Просто, — ответила Чаквас. — Командир Андерсон, как это принято у старших офицеров, знакомил Шепарда с кораблём и экипажем. И я впервые увидела Шепарда тогда, когда говорила с унтер-офицером, капралом Ричардом Дженкинсом. Сейчас, Бена, я бы не хотела акцентировать внимание на том, о чём и почему я говорила именно с Дженкинсом. Я увидела Шепарда, а командир Андерсон обратился ко мне, врачу корабля, как всегда по имени. Да, это против требований устава, против очень многих формальных правил, но в разведывательных частях и подразделениях не очень чётко и полно следуют всем этим, часто мертворождённым установлениям. Потому Дэвид обратился ко мне по имени и представил Шепарда. Мне представил. Конечно, я взглянула на него... и он мне... понравился. А я, наверное, понравилась ему.

— И... — матриарх не скрывала своего стремления узнать детали и я очень хорошо поняла и почувствовала это.

— Я, врач, Бена. Прежде всего, здесь, на корабле, я — врач. И потому, конечно, я предложила Шепарду пройти в медотсек и подвергнуться медконтролю. Он согласился, его отпустил командир Андерсон.

— У вас, как у врача... — отметила матриарх.

— Да, — кивнула Чаквас. — У меня есть возможность узнать человека... и не только человека... очень близко. Окончив осмотр, я предложила ему сесть в кресло.

— В это? — азари указала на свободное кресло.

— Да, Бена. Именно здесь, в этом кресле он тогда и сидел. Мы говорили. О многом говорили и, как я теперь понимаю, этот разговор был важен, нужен и полезен нам обоим. Я, как вы, наверное, уже поняли, специализируюсь на лечении инопланетян, но также достаточно хорошо разбираюсь и в вопросах лечения людей. Я рассказала Шепарду немало о Найлусе Крайке. Он тоже не избежал моего медицинского внимания. И я говорила с Шепардом о Крайке потому, что его присутствие на нашем корабле... определяло тогда очень многое. В том числе и проблемы, с которыми столкнулись офицеры группы командования "Нормандии" и очень многие средние и младшие члены экипажа и команды корабля. Я была уверена тогда и убеждена сейчас, что этот разговор с Шепардом о Крайке был необходим. И очень рада, что мне удалось поговорить с Джоном не только о Крайке, но и о многом другом. — Я помолчала несколько секунд. — Я попросила его как можно скорее освоиться со старпомовской каютой. Хотя... корабль маленький и кают, собственно, в привычном понимании, у нас на борту нет. Скорее — выгородки с тонкими стенками. Джон согласился с необходимостью побывать в каюте и ушёл из медотсека.

— А потом... — Бенезия продолжала проявлять нетерпение.

— У меня, как у врача корабля, есть возможность и даже необходимость постоянно отслеживать показатели состояния здоровья фрегатовцев. Эти два понятия — экипаж и команда, конечно, различны по смыслу и по содержанию, но я как-то научилась их не разделять. Для меня все, кто постоянно приписан к кораблю, составляют с ним неразрывное единство. Это... в какой-то, для меня — в очень значительной степени — семья. А не просто структура пирамидальной организации подчинения и соподчинения одного уровня другому. Потому я со своей, врачебной, медицинской стороны, знаю многое о том, как произошло преображение Шепарда. Ясно, что я знаю и мне, как врачу, понятно далеко не всё, но я смогла собрать много интереснейших данных, которые ещё ждут внимательного анализа и изучения. Да, тогда Шепард постарался уединиться в одном из салонов "Нормандии". Он закрыл дверь и сделал всё, чтобы то, что с ним тогда происходило, осталось по большей части малозаметным и даже неизвестным для подавляющего большинства обитателей корабля. Мы уже находились в полёте, пусть наш рейс к Иден-Прайму только начинался, но всё равно — началась реальная, в какой-то мере, очень значительной, кстати, боевая работа и Джон не хотел, чтобы члены экипажа и команды фрегата отвлекались на слежение за ним, на помощь ему.

— Наверное, нормандовцы... — несмело заметила старшая Т"Сони.

— Да, Бена. Они... многие... чувствовали, что Джон... напряжён. Тогда... надо учесть то обстоятельство, что он прибыл на борт фрегата "Нормандия" прямо от станции "Арктур", на челноке вместе с Андерсоном. Такой порядок, командиру корабля предоставляют на этой станции каюту во временное пользование. Это — и кабинет, и жилая каюта. Не знаю, каждый командир решает эту пропорцию так, как считает нужным. Для Дэвида, я убеждена, это — большей частью кабинет. Он и живёт-то нормально тогда, когда находится на корабле, на "Нормандии". А на "Арктуре", пусть это и большая станция... Он, прежде всего там работает. Так вот, мы пришли к "Арктуру" через две недели после старта от "рейд-полосы", на которой размещаются корабли, которым предстоят первые в их истории полёты. Так уж произошло, что первый полёт "Нормандии" стал самым сложным полётом. Сразу стал сложным, — уточнила Чаквас. — Две недели мы добирались до "Арктура" от "рейдовой полосы" — поля, забитого и новыми, и отремонтированными кораблями. За это время всякое было на борту. И хорошее, и очень плохое. Но как-то люди притерпелись друг к другу. А вот с турианцем Крайком у них не сложились отношения. Заносчивый птицемордый по поводу и без повода "светил" своей "корочкой" СПЕКТРА, что очень раздражало многих нормандовцев. Его, этого молодого Спектра, сторонились, как только могли, но корабль-то — маленький. Особо скрыться некуда. Как-то перетерпели эти две недели, хотя за это же время очень многие нормандовцы поняли, насколько реальная ситуация на корабле во всём её многообразии и во всей её сложности не соответствует нормативам. Корабль, Бена, буквально выпихнули в полёт, формально мы даже по-нормальному не приняты в состав дивизиона, соответственно — и эскадры и флотилии разведкораблей, которой командует адмирал Михайлович. Комфлотилии, кстати, никогда не скрывал своего отрицательного отношения к самому факту пребывания "Нормандии" в составе вверенного ему подразделения. Ему многое не нравится — и то, что у нас проблемный пилот, и то, что у нас — сложная система маскировки, и то, что у нашего корабля особое ядро, слишком большое для корабля фрегат-класса. Наверное, многие нормандовцы ценили и ценят Михайловича. В том числе и за то, что он не скрывал своего негативного отношения к кораблю и к тому, что этот корабль каким-то бюрократическим экспромтом попал под его командование. Хорошо ещё, что Михайлович в большинстве случаев не переносил своё негативное отношение с корабля на членов экипажа и команды. Хотя... здесь тоже не всё гладко. Именно благодаря, в том числе, и Михайловичу, корабль отправлен был в полёт с недоукомплектованным экипажем и командой. Фактически тридцать-сорок процентов ключевых постов и должностей у нас не были замещены специалистами нужной квалификации. Всё это было сделано для того, чтобы на их места поставить военных полисменов. А их приказ был прост и прям: обеспечить охрану и защиту изымаемого с Иден-Прайма маяка.

— Карин, — матриарх посмотрела на Чаквас, сделавшую паузу в своём монологе и отвлёкшуюся на чтение очередной порции сводок медицинского характера. — Вы мне, гражданской азари, матриарху, религиозному лидеру всё вот так подробно рассказываете...

— Бена... С того момента, как мы, экипаж и команда "Нормандии" атаковали Жнеца... Я сейчас не говорю — победили или одолели или усмирили. С этого момента... слишком многое изменилось, — сказала я, стараясь говорить потише. — У нас впереди — общегалактическая война, у нас впереди — противостояние с загалактическим врагом, который, если выразиться просто и кратко, уже неоднократно раз за разом уничтожал всю разумную жизнь в нашей Галактике. Уничтожал полностью, без остатка. Да, может быть, для многих учёных страшно понимать, что их представления о причинах гибели разумной жизни в исследованной части Галактики полсотни тысяч лет тому назад оказались, мягко говоря, в очередной раз крайне несостоятельными. Но факт остаётся фактом: если мы не попытаемся хотя бы организовать сопротивление этой угрозе, мы погибнем очень быстро. Все. Без малейшего исключения.

Я в очередной раз постаралась понизить громкость своего голоса:

— Подозреваю, опуская озвучивание оснований для этих подозрений, поскольку они слишком многочисленны, что Жнецы имеют однозначный приказ: ликвидировать всю разумную органическую жизнь в Галактике. В очередной раз — ликвидировать полностью. Или — в очередной раз ликвидировать — почти полностью. В данном случае неважно, поскольку потери среди разумных органиков любой ныне известной расы будут всё равно астрономические, а точнее — катастрофические. Да, потом придут, появятся, очнутся другие расы, разовьются, станут достаточно разумны, но и их в не таком уж и далёком будущем может ждать и будет ждать угроза очередной Жатвы. Не зря такой корабль раз за разом во множестве чудом сохранившихся источников называли Жнецом. Раз за разом называли. На любом из ныне понятных нам письменных и устных языков.

Я помолчала несколько секунд, собираясь с силами и с мыслями.

— Уже сейчас... очень многие люди чувствуют приближение чего-то крайне страшного, большого, неотвратимого, жестокого. По-разному люди реагируют на это чувство, на это ощущение. Я впервые увидела Шепарда, когда говорила с капралом Ричардом Дженкинсом. Он — уроженец Иден-Прайма, там у него родители и сестра... Он был очень рад, что фрегат направляется именно на Иден-Прайм. Человеку свойственно всегда надеяться на лучшее, Бенезия, — подчеркнула Карин. — И я знаю, что это свойственно не только человеку. Ричард хотел показать реально, что он — уже стал воином, стал профессионалом. Хотя реально он остался мальчишкой, который, как я понимаю, слишком слабо осознаёт, что такое быть офицером. Пусть даже — унтер-офицером, капралом. Он ещё не знает, что такое настоящий, не полигонный и не стрельбищный бой. Он полон энтузиазма, полон решимости. Но, если раньше, всего несколько часов назад, он ещё мог надеяться и рассчитывать, что всё обойдётся по варианту продолжения мирной жизни, то теперь... — я сделала трудную для себя паузу, — наверное, даже он понимает, что мирное время стремительно уходит в прошлое. Впереди — чернеет тьма реального военного времени. В котором надо ещё не просто суметь выжить. Надо суметь победить внегалактического врага. Опытного, умелого и изворотливого врага.

Я, скрывая возросшее нервное напряжение и волнение, пролистнула на экране инструментрона несколько незаполненных медицинских "форматок". Потом, конечно же, я верну пролистывание назад, но это будет позже:

— Очень многие нормандовцы постепенно свыкались и, уверена, медленно свыкаются сейчас с мыслью о том, что мирное время уходит. Очень быстро уходит. Наверное, схожим образом свыкаются с этой мыслью и иден-праймовцы. А со временем такое осознание ждёт очень многих разумных в Галактике, независимо от расы. Пока что мы, фрегатовцы, сумели сделать всё, чтобы ни грана ценной, основной информации — я сейчас не говорю об информации общего характера — её удержать невозможно в принципе — не ушло с Иден-Прайма о происшедшем. Обеспечивая это "молчание", Андерсон сделал почти невозможное и очень устал, он сейчас... очень напряжён, напряжены, как я знаю, и очень многие нормандовцы. Мы теперь силами своего фрегата фильтруем планетный информационный траффик. Пока что нам удаётся это делать без особых проблем — ссылаемся, как я знаю, на неполадки в аппаратуре, на отказы контуров и так далее. Люди... имеют богатый опыт замыливания восприятия окружающих их разумных существ... Прошло слишком мало времени и сейчас...

— Мы находимся на перепутье, ведь ещё неизвестно, что делать с этим кораблём. Он... не уничтожен, — тихо сказала Бенезия.

Я кивнула, соглашаясь с мнением собеседницы:

— Вы правы. Мы оказались где-то посередине в поле развития ситуации теперь у нас есть неопределённость, есть выбор. Не только у нас, нормандовцев. Но и у него, Жнеца. Мы готовимся и знаем, что Жнец тоже готовится. Да, внешне он тих и недвижен, но это, как нормандовцы понимают, и, думаю, так или иначе, понимают иден-праймовцы — обманчивая тишина и обманчивая неподвижность.

— Шепард и Андерсон... — сказала матриарх.

— Да. Они — выпускники одной и той же Академии "Эн-Семь". Элитного, закрытого учебного заведения спецназа Альянса Систем. В большинстве случаев почти вся информация об этом учреждении относится к категории совершенно секретной, потому вовне — известно немногое. Но известно, например, совершенно точно, что Дэвид — один из первых слушателей тогда ещё не Академии "Эн-Семь", а Программы "Эн-Семь". Один из слушателей, получивших совершенно заслуженно высший квалификационный ранг-уровень — те самые "Эн-Семь". Таких спецов у нас, землян, очень мало и их подготовка — крайне сложна и затратна. Зато на выходе человечество получает воинов уникального уровня.

— Два таких воина на борту одного корабля...— отметила старшая Т'Сони.

— Нет, Бенезия, это — не случайность, — возразила я. — Корабль — проблемный в полном смысле этого слова. А при всём нашем очевидном постоянном беспределе в системе комплектования кадров ВКС Альянса, всё же остатки здравого смысла и необходимость подчиняться логике никто из людей не в состоянии отменить и перестать использовать. — Чаквас несколько секунд молчала. Бенезия не торопила собеседницу, понимая её настроение и состояние. — Дэвид... долгое время оставался не у дел. Я сейчас не хочу говорить вслух о деталях его жизни в этот период, но отмечу лишь, что он без вопросов принял командование и руководство кораблём и экипажем. Да, да, "Нормандией", — подчеркнула Карин. — И в этом списке возможных руководителей он, кстати, был далеко не первым, может быть — где-то восьмым или даже девятым. Я знаю, например, о том, что все предшественники из этого списка, узнав, с каким проблемным и неоднозначно воспринимаемым кораблём им придётся иметь дело... отказывались. Раз за разом отказывались, хотя и понимали, и знали, и разумели, что отказываются от действительно пионерной работы, которая могла сулить большие выгоды, в том числе — внеочередные звания, награды, продвижения по службе и прочие блага. Отказывались, — повторила врач. — Может быть, потому, что не хотели рисковать, может быть потому, что боялись. — Чаквас помолчала несколько секунд. — Дэвид... Он не отступил, он принял руководство кораблём. Можно сказать, снял его с "линии ожидания". Уже, как я теперь знаю, были готовы пакеты документов, необходимые для начала процедуры демонтажа корабля. Достаточно будет, думаю, сказать, что очень долгое время у "Нормандии" не было пилота. Точнее — шеф-пилота, реально способного делать всё, что может потребоваться от пилота столь необычного корабля. Эта многогранная сложная необычность "Нормандии" не только намертво отсекала, она сильно пугала очень многих весьма высококлассных специалистов. Потому пришлось и Джефа Моро делать пилотом в ходе весьма специфической процедуры. Формально он вообще не должен летать: у него — редкое заболевание, делающее по всем стандартам его допуск к реальным полётам невозможным. Но он... некоторым образом... я о деталях сейчас умолчу, смог доказать Андерсону... и не только ему, что может творить за штурвалом "Нормандии" настоящие чудеса. А в разведке чудеса иногда бывают очень востребованы.

— Турианская разработка... — сказала Бенезия.

— Да, Бена. — я помедлила. — По ряду причин разные, скажу так, "заинтересованные стороны" не дали возможности турианцам передать людям актуальные, современные, свежие проекты кораблей. Чиновничьи игры, бюрократические "перекидушки", всё такое... — в моем голосе собеседница легко уловила нескрываемую неприязнь. — Остановились на проекте двухвековой давности. Может, турианцы, а также — и их руководство просто решили унизить в очередной раз человечество, может быть — просто решили посмотреть, сможем ли мы, земляне, хоть что-то стоящее извлечь из этого, возможно, по их меркам явно устаревшего и малообещающего проекта. И корабль, построенный по переданной нам документации, да, предельно полно адаптированный под нужды не турианцев, а людей, получился неоднозначным, необычным, проблемным. Пилота мы нашли, командира... — я в очередной раз замолчала на несколько десятков секунд. — Андерсона просто "бросили" на этот корабль, как некоего солдата — на амбразуру вражеского оборонительного укрепления... — я, скрывая возмущение и раздражение, чуть поморщилась. — Уж как получилось так, что Шепарда тоже "бросили" на этот корабль, фактически — в режиме усиления Андерсона... я чётко и точно не понимаю до сих пор, допуская только, что это — вполне возможный и достаточно легко реализуемый вариант. Недосмотрели несколько чинуш несколько деталей надлежаще внимательно. Вот и оказался Шепард старшим помощником командира корабля. Такого необычного и очень проблемного корабля.

Я сделала минутную паузу. Бенезия не торопила меня, обдумывала услышанное.

— Михайлович, думаю, был рад, что "Нормандию" под сонмом причин и оснований выпихнули в полёт, — продолжила я, — всё же его ответственность пока что ограничивается пределами территории баз флотилии. Альянс... очень осторожен в деле осуществления разведки Галактики. Хоть и говорят, что люди неуёмны в жажде познания своего звёздного дома... В большинстве случаев это говорится явно не о разведсилах Альянса Систем. Нас услали не в разведполёт, Бена. Нас услали на миссию, которая, что бы кто там из чиновников не говорил, не менее неоднозначна, чем корабль, толком не прошедший ту же процедуру приёмки. И — не только её. Мы — слишком молодая по космическим галактическим меркам раса и наши чинуши считают, что мы должны по этой причине прогибаться под желания и стремления, исходящие от других рас, более старших, более опытных.

— Мне это знакомо, — тихо сказала Бенезия. — И я... не считаю, что в изменившихся условиях... это оптимально.

— Рада это слышать, а ещё более — рада понимать искренность вашей позиции и ваших суждений, — ответила я. — Всё равно, мы — люди военные, нам приказали — мы выполняем приказ. Хотя, не могу сказать, что этот приказ те, кто был включён в состав экипажа и команды "Нормандии" ещё тогда, когда корабль стоял на "поле", восприняли, скажу так, без внутреннего, весьма ощутимого сопротивления. Я, как врач, как женщина, это очень хорошо чувствовала и понимала. А уж появление на борту земного военного корабля, боевого альянсовского корабля этого молодого Спектра — Найлуса Крайка, вообще вызвало среди членов экипажа некоторое брожение. Андерсону, кстати, удалось это брожение ввести в рамки, но кое-какие признаки "продолжения" всё же отмечались... и позднее, до недавнего времени. Пока Шепард не призвал Найлуса Крайка к порядку. Впрочем, я несколько забежала вперёд. — Чаквас отхлебнула из кружки подогретый травяной настой. — Угощайтесь, Бена, — я пододвинула по столешнице к азари другую, полную кружку. — Это вам будет безопасно... И — полезно.

Проследив, как матриарх пьёт настой, я устроилась поудобнее в своём любимом рабочем кресле и продолжила:

— Не скрою, появления офицера, назначенного на должность старшего помощника командира корабля, очень многие, а может быть — и почти все нормандовцы ждали с нетерпением. Большим или меньшим нетерпением — это строго индивидуально, но — ждали. И появление Шепарда для многих из них стало, скажу так, неким сюрпризом. Приятным или неприятным — это уж как кому из нормандовцев показалось... Андерсон постарался обеспечить своего нового старшего помощника всем необходимым, в первую очередь ноутбуком, ну и некоторыми другими полезными мелочами. Шепард увиделся с Дэвидом ещё на станции "Арктур", куда прибыл, получив приказ, вызов. Он прошёл через Управление Кадров, где ему уточнили назначение. Таков порядок. А потом... потом он пришёл в ту самую каюту, ставшую временным обиталищем Дэвида. Когда Андерсон уходил на челноке на "Арктур"... Я ощущала, насколько он напряжён и взволнован. Он... много чего плохого ожидал от предстоящей встречи с новоназначенным старпомом. Иногда... чиновники бывают весьма неприятно изобретательны и на эту должность вполне могли назначить какого-нибудь "паркетного" офицера, совершенно не боевого. Могли чиновники посчитать, что в случае чего командир корабля справится с проблемой... любой проблемой... в одиночку, без опоры на старпома. Им наплевать на то, что существует и действует принцип "на боевом военном корабле лишних людей в экипаже и команде и просто на борту нет и быть не может". У чиновников — свои принципы, которые им закономерно ближе. — я не скрывала перед собеседницей своего раздражения, которое старалась всё же держать в рамках. — Потому Дэвид... не стал заходить ко мне в медотсек перед тем, как покинуть борт "Нормандии" на челноке. Он не хотел, чтобы я тоже... сильнее, глубже, больше волновалась. Так и улетел, даже не прислав сообщения... Обычного, текстового. У нас с ним... такая есть договорённость. Я понимаю, что в этот раз он не хотел, чтобы я... напрягалась. Любит он меня. Глубоко и сильно любит, хотя... тяжела для него эта любовь. — Чаквас вздохнула. — Он — командир, а у нас, землян, чаще всего... не принято, чтобы дистанция между командиром и членами экипажа сокращалась. Есть у землян древняя традиция, согласно которой командир корабля... одинок. Он отделён от членов экипажа своего корабля некоей границей. Очень ощутимой границей. И переступить эту границу — значит сломать, нарушить многие, тесно взаимосвязанные с этой границей нормы и правила поведения. Да ту же субординацию, например. Хотя... люди научились обходить эти опасности. Никуда не денешься, ведь любовь... — Чаквас коротко вздохнула, — не спрашивает о рангах, званиях, должностях... И Дэвид старается не напрягать ни меня, ни членов экипажа корабля. Наверное, наши взаимоотношения тоже помогли нормандовцам образовать коллектив быстрее, чем это могло бы произойти в других условиях, в другой ситуации. Они... нормандовцы... для меня это, скажу так, удивительно и даже... изумительно... в таких тяжёлых условиях, когда яснее всего... неопределённость... Поняли меня и поняли Дэвида. И не мешают нам быть ближе друг к другу, чем это допускают протоколы, ритуалы и всякие нормативно-правовые акты любого уровня. В тот раз Дэвид улетел на "Арктур" молча... И я его поняла — он не хотел грузить меня своими волнениями, тревогами, пониманием "неопределённости". Появление Шепарда рядом с Андерсоном прошло... нормативно. Они вдвоём вернулись на корабль. И я знала, чувствовала и понимала, что Дэвид... Теперь он — спокоен. Тогда я, как и многие нормандовцы, ещё многого не знала — всё же Андерсон первым столь плотно и полно пообщался с офицером, назначенным командованием на пост старшего помощника командира фрегата, но мне было, например, известно, что Дэвид... расслабился. А это для меня — показатель. Глубокий и хороший показатель. Я тоже... успокоилась.

Снова я сделала в своём рассказе паузу. Я не смотрела на азари, не стремилась к тому, чтобы встречаться с ней взглядом.

— Шепард, — продолжила я, — пообщался с Дэвидом, это было... заметно. Потом он ушёл в свою старпомовскую каюту, фактически — выгородку. Стал в ней осваиваться... Я пока что наладила свою аппаратуру, чтобы следить за состоянием здоровья новоназначенного старпома. Рутинная процедура, совершенно обычная, малонапрягающая. Вахтенные мне потом доложили... что у Шепарда, когда он появился на борту фрегата, была в руках сумка, собранная явно женщиной. И я поняла, что он... несвободен. Для меня это — обычное понимание. Да, многогранное, сложное, но — обычное. От вахтенных я также узнала, что Шепард завёл интересную практику: он не стал плотно прикрывать дверь в свою каюту. Вероятнее всего — и в этом я потом, позднее, убедилась — он тем самым давал понять нормандовцам, что открыт для общения. Он спокойно отнёсся к интересу обитателей фрегата к нему — новому человеку, который, как уже очень многие нормандовцы знали, будет выполнять обязанности старшего помощника командира корабля, а потому фактически в немалой степени — отвечать за работу и с кораблём и с экипажем. За очень многие "тактические" мелочи. Так что значительный интерес нормандовцев к новоприбывшему офицеру был... понятен. Многие фрегатовцы специально старались тогда и — неоднократно — пройти мимо двери старпомовской каюты, старались заглянуть внутрь, увидеть, чем занят новый старпом. Всё это — привычно и нормативно. Шепард, как мне потом рассказали подруги... приготовил себе травяной чай... Для меня это — тоже показатель. Многие офицеры такого уровня, не "эн-семёрки", конечно, но назначенные на должности, равные должности Шепарда или близкие к ней, начинали свою службу на новом месте... с выпивки. Шепард же ограничился только травяным чаем. И — долго смотрел на "Арктур". Да, бронекрышки закрывают сейчас практически все иллюминаторы фрегата. И тогда они тоже были закрыты. Так что Шепард вывел изображение станции "Арктур" на один из экранов. Наверное, глядя на станцию, он свыкался с мыслью о том, что назначение его на корабль в очередной раз состоялось и он сейчас — не просто армейский офицер, а старший помощник командира боевого военного космического корабля. Он, как я знаю из рассказов своих подруг, долго смотрел на Станцию. А потом — быстро и чётко сел за стол и принялся изучать и обрабатывать ридеры с документами. К тому времени я уже могла достаточно подробно мониторить его состояние и мне... понравилось, что он не стал предаваться безделью, ничегонеделанию. К тому времени, вполне вероятно, он уже знал, что ему придётся совмещать должность старшего помощника командира корабля с должностью командира десантной группы фрегата.

Я снова на несколько минут замолчала. Бенезия не проявляла беспокойства и нетерпения, она понимала, насколько трудно мне врачу фрегата быть такой откровенной не с кем нибудь из землян, а с матриархом азари. Непросто было Т'Сони вспоминать и о своей причастности к делам Матриархата.

— Не скрою, я радовалась, получив от Дэвида файлы с "установочными" данными на Шепарда. — я сдержала вздох. — Я поняла, что у Дэвида появился... очень хороший помощник. Коллега, офицер, которому Андерсон может доверять полностью. Хотя бы потому, что он — тоже "Эн-Семёрка", тоже выпускник элитной закрытой Академии. Дэвиду определённо стало легче — я это и чувствовала сама и видела по индикаторам контроля состояния. Наверное, тогда я поняла, что Шепард... справится с совмещением двух столь сложных должностей. Нормативно справится. Полностью справится. С командиром корабля у него будет... полное взаимодействие, хороший контакт. Это... сложно пояснить словами, Бенезия, но я поняла также, что у Дэвида, вынужденного принять проблемный корабль под своё командование в кратчайшие сроки, появился, с приходом на борт фрегата капитана Шепарда, не просто старший помощник и командир десантной группы фрегата. У него появился... ученик, которому Дэвид сможет передать свой богатый практический опыт, многому научить не словесно, а личным примером. Так, как это Дэвид любит делать, обходясь без многословия. А тогда... тогда я знала, что Шепард сразу принялся за работу... Пока что с документами, но — за реальную, сложную, большую работу. Он не стал оттягивать в будущее момент начала своего деятельного участия в жизни экипажа и корабля. Наверное, он уже тогда чувствовал нешуточный, острый интерес и к себе и к тому, чем он сейчас занят, со стороны нормандовцев, но, как я тогда понимала, он относился к этому... спокойно. Нормально относился.

Я встала, прошлась по "кабинетику". Бенезия не смотрела на меня, она обдумывала услышанное.

Я, остановившись у шкафа с инструментами, провела пальцами по створке. Повернулась, прислонилась спиной к шкафу, скрестила руки под грудью и продолжила свой рассказ:

— А потом... Потом, когда до момента отлёта фрегата от "Арктура" осталось меньше четверти часа... Шепард удивил меня, как врача корабля. Он переоделся не в новый комбинезон, он переоделся в свою броню. Не скрою, для меня это было очень неожиданно и... очень приятно. Этим Шепард давал понять, что он — настоящий боевой офицер, а не кабинетный сиделец, что он хочет, чтобы на боевом корабле царила не "отдыхальная", а "боевая" обстановка. Да, я знаю, что его появление за пределами старпомовской каюты в этом броне вызвало нешуточное изумление и удивление у многих членов экипажа и команды корабля. Но Шепард явно ожидал такой или подобной реакции и отнёсся к её проявлению спокойно. Мне, как врачу, было ясно, что появившись перед нормандовцами в броне, а не в офицерском комбинезоне, новый старпом давал безмолвно, без лишних слов всем окружающим его на "Нормандии" людям понять: расслабление окончено, началась реальная боевая работа. Он тогда направился к Звёздной Карте. На земных фрегатах такого типа и ранга это — практически командирский пульт Центрального Поста. У нас, фрегатовцев, вместо Центрального Поста — Боевой Информационный центр. Шепард подошёл и встал рядом с Андерсоном. Я видела по индикаторам и сама чувствовала, что нормандовцы увидели и поняли: рядом с командиром корабля появился реальный старпом. Боевой офицер, а не паркетный шаркун. И... могу сказать, что поняла также, что... мирное время с его необязательностью, леностью, склонностью к проявлению слабости, ненамного, но куда-то отодвинулось от фрегата.

Я коротко взглянула на сидевшую в кресле матриарха:

— От станции "Арктур", Бена, уходил действительно боевой разведывательный фрегат. Да, с половинным, можно сказать, что и едва ли не половинным экипажем, ведь остальная часть — полисмены, пусть и военные, но... я сама не понимаю, Бена, как это удалось тогда Шепарду. Только встать за пульт Звёздной Карты и — быстро и полно поменять ощущение у очень многих нормандовцев. Ощущение окружающего мира, — уточнила я. — А потом... быстро полно и глубоко... поменять ощущение корабля и экипажа у тех, кто оставался на Станции. Но я знаю совершенно точно и полно: все "арктурцы" знали и чувствовали, что от Станции уходит не проблемный, а именно боевой корабль. Способный, если понадобится, реально воевать. С реальным врагом. Это, не скрою, было новое ощущение и я не сразу "прочла" и уяснила для самой себя все его уровни. Но это было, как я теперь понимаю, необходимо.

Врач отошла от шкафа с инструментами, направилась к полкам с медицинскими носимыми укладками. Остановилась, провела рукой по замкам ближайших укладок. Бенезия, искоса наблюдавшая за хозяйкой Медотсека, понимала, что сейчас Карин пытается успокоиться. Не оборачиваясь, Чаквас продолжила:

— Да, Шепард, стоящий у Звёздной Карты, рядом с Андерсоном, видел эти пустые пульты, за которыми не стояли специалисты, профессионалы. Ну не ставить же туда, вот так, без подготовки, проверки, вот так, сразу, за эти пульты, пусть даже и просто для вида, этих военных полисменов?! У них — другая работа, они по-другому мыслят, по-другому действуют. И Андерсон никогда бы не согласился, чтобы они присутствовали в БИЦе во время отлёта в качестве статистов. Шепард видел эти пульты, эти пустые пульты и я знаю, что они ему не нравились. Ему не нравилось, что за ними не стоят специалисты. Ведь взяли на борт, разрешили чинуши Альянса взять на борт только тех спецов, без которых в любом полёте трудно или почти невозможно обойтись, а остальных, как я знаю, под разными предлогами оставили. Оставили ещё на том "поле", откуда фрегат и пришёл к "Арктуру". Оставленные, я помню, были очень недовольны. Но... приказ есть приказ, а "поле" — такое место, где приказ, когда не надо, а не только когда надо, блюдут. — Чаквас помолчала. — На "Арктуре"... Это — командная, а не комплектовочная станция, там столь крупными заменами не занимаются. Так что полисменов быстренько так распихали по всему кораблю, поставив подпирать стенки у разных выходов и проходов. Надо же было чем-то их занять... Шепард, понимаю, обратил внимание и на это. Полисмены тоже интересовались офицером, который занял пост старшего помощника. Специфика этой должности такова, что именно старший помощник постоянно занят экипажем и командой корабля. Гораздо в большей степени, чем командир. Двенадцать полисменов — вместо двенадцати спецов... У меня, как у врача, создалось впечатление, что эта ситуация очень напоминает ситуацию гибели этих двенадцати спецов в ходе какого-нибудь боестолкновения. Их, этих специалистов, просто нет. Их невозможно быстро заменить этими полисменами. Шепарда, знаю, эти полисмены напрягали. Он, поначалу, не видел в них, уверена, равноценную замену отсутствующим спецам. И, наверное, никто из нормандовцев, не являвшихся военными полисменами, не видел.

Снова пауза. Снова я молчу, скрывая, насколько это вообще сейчас возможно, волнение, напряжение. Несколько минут я обдумывала, что следует сказать дальше, затем обернулась к собеседнице:

— Шепард работал за пультом Звёздной Карты. И Андерсон, я знаю это совершенно точно, внимательно наблюдал и за Джоном и за его работой. После того, как пилот доложил о том, что взлёт и вылет завершены, командир корабля отпустил Шепарда. Таков порядок, такова процедура. Ничего особенного. А я смотрела на индикаторы и понимала: с Шепардом что-то не то. Таких показателей... у людей, — уточнила Чаквас, — я ещё никогда не видела. Мне пришлось в те минуты отключить звуковые сигналы оповещателей, оставить только экранные представления и всё равно... Я почти что намертво прилипла тогда взглядом к экранам. Шепард... можно сказать, что он трансформировался. А индикатор нахождения человека в пределах корпуса корабля своим мерцанием однозначно свидетельствовал: Джон знает, что с ним творится что-то странное и необычное. Потому он не просто шёл по кораблю, удаляясь от постамента с пультом Звёздной Карты. Он искал место, где его странное состояние никого из обитателей фрегата никоим образом не насторожит. Можно даже сказать, что он искал укромное место. А я смотрела и дивилась показателям своей аппаратуры. Тем показателям, которые передавал мне ВИ, обработав лавину данных. Тогда, на начальном этапе полёта, даже Андерсон не верил в то, что впереди — бой, впереди реальное боестолкновение с реальным, совершенно не полигонным врагом. Да, возможно и, скорее всего, действительно, тогда многие нормандовцы, увидев Шепарда в броне, поняли: спокойная прежняя жизнь окончилась. Но вряд ли они поняли это — и тогда, и позднее — достаточно полно и глубоко. А Шепард искал не просто комнату, каюту, выгородку, где бы он мог уединиться. Он искал выгородку или каюту с открытым иллюминатором. Тогда его "накрыло" впервые. И, слава Высшим Силам, "накрыло" не окончательно. Позже... когда его "накрыло" вторично, он уже не медлил. Он как можно быстрее постарался переместиться в найденный им салон. Он был истощён, утомлён и измотан. А впереди, как я ясно видела на своих индикаторах, была трансформация. Вполне возможно, Бена, что он кое-о-чём догадывался сам, ведь он был достаточно опытным человеком, кадровым офицером, спецназовцем, выпускником спецакадемии элитного уровня. Но и для него многое в том комплексе ощущений, чувств было, вне всяких сомнений, ново. Несколько суток он знакомился с кораблём и с экипажем. Знакомился подробно, внимательно, глубоко и полно. Наверное, по-иному он и не умеет. И — не только потому, что для него фрегат "Нормандия" — новый, незнакомый корабль. Но и потому, что он со всей определённостью понимал: мирное время стремительно уходит в прошлое. Настолько стремительно, что далеко не каждый разумный органик любой расы быстро свыкнется с подобной скоростью.

— Он... боевой офицер... — Бенезия отхлебнула несколько глотков чая, поставила чашку на стол, посмотрела на меня сидевшую напротив.

— Да. Самой крупной боевой операцией, в которой он участвовал, был, насколько мне известно, инцидент на Акузе. Там было столкновение с молотильщиками.

— Несколькими? — удивилась матриарх.

— Да. Мы, земляне, тоже считаем, что это достаточно необычно, — сказала Карин. — Но так сложилось, что он, капитан спецназа ВКС Альянса Джон Шепард, тогда стал единственным, кто выжил из почти десятка воинов, участвовавших в операции на поверхности Акузы. Дэйна тогда дневала и ночевала в госпитале. — я понимала, что упоминание о девушке Джона матриарху, влюбившейся в капитана, может не понравиться, но предпочла сказать об этом открыто, прямо и чётко. — Она очень помогла Джону восстановиться. Я получила, в том числе и от своих коллег, медиков, немало свидетельств того, что она действительно глубоко и полно любит Джона. Он тогда был доставлен в военный госпиталь без сознания и не сразу, далеко не сразу пришёл в себя. Всё это время Дэйна была рядом с ним. Отказалась от участия в очередных спортивных сборах, не поехала на соревнования. Тренеры и администраторы сборной поняли её правильно. Почти все земляне, кто знал Дэйну, привыкли к тому, что именно она — без пяти минут жена капитана Шепарда. Тогда в госпитале ему вручили первый орден. До того момента он был награждён только медалями и почётными знаками.

— Акуза... — заинтересовалась матриарх.

— Тёмная история, Бена, — честно ответила я. — Я сама многое не знаю. Многое мне не понятно. Многое я не могу уложить в какие-либо логические схемы. Потому сейчас я не буду говорить об этом сколько-нибудь полно. Для меня важно, что Джон выжил. А после Акузы он надолго "завис" на Земле. Конечно, полигоны, стрельбища, вылеты на тренировочные миссии за пределы Земли. Обычная рутина офицера-спецназовца. Но всё равно — он тогда был "в запасе". И был очень рад уделять максимум времени и внимания Дэйне.

— Она... — несмело сказала матриарх.

— Известная профессиональная спортсменка, — уточнила Чаквас. — Росла с Джоном в одном детдоме. Те, кто знал её и его в тот период, убеждены, что она стала его первой любовью, а он — её первой любовью. Но и тогда, когда они стали совершеннолетними, взрослыми, самостоятельными людьми, — я сделала небольшую секундную паузу в рассказе, — покинули детдом, они не разошлись в разные стороны, не утратили контакт, как это часто бывает. Джон... я поняла, получив некоторую информацию от людей, знавших тогдашних Дэйну и Джона, не умеет играть чувствами других разумных. Не умеет и не хочет, — повторила я. — Потому, наверное, а скорее всего — и не только потому — Дэйна осталась рядом с Джоном. — я снова помолчала несколько секунд, затем продолжила. — Детдомовцы. Ни родителей, ни родственников. Одни. Дэйна с подросткового возраста, а может быть даже и раньше, сориентировалась на профессиональный спорт, а Джон — на армейскую службу. Так что "дисциплина", "режим", "долг", "норма", "приказ" — для них обоих это — далеко не пустые понятия. Может быть, это тоже помогло им остаться рядом друг с другом. — Чаквас помедлила. — Дэйна ждала его в юности из армии, позднее она выходила его в госпитале. Он был благодарен ей. Но никогда он не привязывал её насильно к себе, никогда не говорил о том, что она должна родить ему детей, что она должна стать его законной женой, должна стать домохозяйкой и отказаться от спортивной карьеры. — Чаквас подошла к рабочему столу, наклонилась, отпила несколько глотков из своей кружки, поставила сосуд на нагреватель, задала на пульте режим, села, откинулась на спинку кресла. — Вряд ли она полностью представляла себе, что предстоит Джону. Но то, что ему будет очень сложно, она, несомненно, чувствовала. И — чувствовала глубоко.

Я помолчала несколько секунд. Посмотрела на экраны системы, следящей за показателями здоровья нормандовцев, перевела взгляд на дверцы шкафов:

— А тогда, когда Джона здесь, на "Нормандии" "накрыло" вторично... То, что с ним далеко не всё в порядке — это почувствовали многие нормандовцы. Всё же они привыкли к новому старпому, сумели понять, что он за человек. По-разному, конечно, понять, с разной степенью полноты, точности и чёткости, но — поняли. И потому, как я видела и чувствовала, оставаясь в Медотсеке... очень многие нормандовцы забеспокоились и заволновались. Джон, я уверена, чувствовал это беспокойство и это волнение. Потому... когда его "накрыло", он постарался, чтобы никто из нормандовцев не вошёл в тот салон, в котором он тогда уединился. Такой "пляски" показателей я ещё не видела никогда, Бена, — подчеркнула Чаквас. — Да и никто из землян, в чём я почти уверена, не видел. Уже эта "пляска" заставила меня понять, что с Шепардом происходит что-то очень необычное. Эта "пляска" продолжалась несколько десятков минут. Потом я почувствовала и увидела на индикаторах признаки того, что он звереет. Ему очень многое тогда на фрегате — не понравилось. По самым разным причинам, но — очень не понравилось. Он изменился тогда очень сильно психически, внутренне, личностно, а также во многом — внешне. Я была тогда, глядя на "пляску" показателей, уверена, а сейчас я убеждена, что он чувствовал, как становится нечеловеком. Если бы на моих индикаторах были ограничения по размеру шкал, то показатели упёрлись бы в крайние максимальные или минимальные точки. Я не знаю, конечно, всех деталей происшедшего тогда с Шепардом, но убеждена и уверена: он стал немного другим. А временно он теперь мог стать... совершенно другим. Не только не человеком, но и тем, кого мы, люди, склонны определять как "монстр". Да, да, Бена, — подчеркнула я. — Монстр. Существо с запредельными для большинства землян, для большинства людей возможностями, способностями, качествами. Я не знаю, не понимаю и даже не стремлюсь детально понять то, каким образом Высшие Силы даровали Шепарду такой спектр этих новых возможностей и способностей, но он... сумел справиться с этим даром. Сумел справиться... — повторила я. — Я тогда видела этот процесс на индикаторах. Видела, как он справлялся со своими новыми качествами, возможностями и способностями. Я не понимала, откуда у него столько сил угомонить эти вулканы. Мне тогда не хватило времени сравнить мощь этих возможностей и способностей, дарованных капитану с чем-нибудь другим. Первым, кто ощутил на себе некоторую часть изменений, происшедших с Шепардом, стал капрал Дженкинс. — я не захотела рассказывать собеседнице все детали происшедшего, умолчала о том, что к тому времени я сама уже покинула медотсек и говорила с Дженкинсом за пределами своего постоянного обиталища. — Его Шепард вызвал в тот салон, где находился сам. Потом я увидела, как Дженкинс стремительно выбежал из этого салона. И это был уже немного другой Дженкинс. В том, что он стал другим, со временем, даже, я бы сказала — очень быстро — убедились многие нормандовцы. Не все, конечно, правильно поняли суть этих изменений, но для меня достаточно было видеть "пляску" показателей состояния Дженкинса, чтобы понять одно: Шепард прямо и глубоко повлиял на Ричарда. Повлиял так, что действительно изменил его. — Чаквас помолчала несколько минут, неспешно выпивая мелкими глотками половину содержимого своей кружки с травяным настоем. — Затем, под его дистанционное влияние попал Кайден Аленко, офицер-биотик. До этого он часто, я бы сказала — очень часто — мучался головными болями. Они его и раньше преследовали, но нервозная, нестабильная обстановка, сложившаяся во время подготовки к полёту на Иден на фрегате только усугубила состояние лейтенанта. Не проходило дня, чтобы он из-за этих жутких головных болей не превращался в инвалида. Мне постоянно приходилось давать ему препараты, чтобы эти мигрени отступали куда-нибудь, а то ведь головные боли совершенно выводили человека из строя. — я помолчала несколько секунд, поставила полупустую кружку на стол. — Шепард тогда остался в салоне. А Кайден находился в то время в пилотской кабине, рядом с Джефом Моро. Я отчётливо видела на своих индикаторах состояния, что Шепард влияет на Кайдена. Влияет мощно, глубоко и полно. И Кайден избавился от своих головных болей, от своей мигрени. Имплантат. Можно сказать, что он отключился. Кайден стал едва ли не первым земным офицером-биотиком, у которого необходимый по уставу и правилам имплантат вживлён, но не включён. Я не понимаю, как Шепарду удалось выключить этот имплантат, как по мне, так там вообще выключение не предусмотрено, но Шепард это сделал. — я встала, тихо и осторожно прошлась по выгородке, заменявшей мне кабинет, остановилась у закрытого заслонкой иллюминатора. — Потом... под влияние Шепарда попал Джеф Моро. И если бы не появление в том салоне Дэвида, Моро бы тоже ощутил на себе всю мощь и глубину трансформационного воздействия нового старпома.

— Дэвид... рисковал, — проговорила матриарх, с неослабевающим интересом слушая мой рассказ.

— Да, он — такой. Большинство достойных мужчин рискуют. И совершенно не потому, что вроде бы хотят произвести на нас, женщин, какое либо положительное впечатление, — подтвердила я. — Я, конечно, сразу доложила Дэвиду о том, что происходит в салоне, а уж о том, что произошло с Дженкинсом и Аленко он сам затем узнал достаточно быстро и полно. — я отошла от иллюминатора. — Дэвид пошёл в тот салон и я боялась за него. Я не знала, не представляла себе сколько-нибудь чётко и полно, на что ещё способен Шепард. А он оказался способен удивить Дэвида. Тогда он впервые показал Дэвиду лицо "Властелина".

— Как?! — изумилась матриарх. — Своими способностями?!

— Нет, — отрицательно покачала головой я. — Нет, — повторила я. — Вряд ли это убедило бы Дэвида в нужной мере. Мои подруги — техники и инженеры — доложили мне, что Шепард тогда очень своеобразно воспользовался возможностями, свойственными разведывательному фрегату. А потом я от Дэвида узнала, что коммандер Шепард, просто и, что ещё интереснее, быстро и незаметно поменял настройки нескольких десятков следящих систем, разбросанных кораблями Земли по небесным телам. После чего вместо облака космической пыли на экране перед командиром разведфрегата предстал Жнец.

— Тот самый "Властелин" — произнесла полуутвердительно — полувопросительно Бенезия.

— Да, — подтвердила медик. — Тогда мы ещё не знали, что он идёт к Иден-Прайму. Он шёл по пространствам, отнесённым Советом Цитадели к ведению Земли и Солнечной Системы. Уже это, уверена, насторожило сначала Шепарда, а потом и Андерсона. Дэвид, конечно, проверил данные, предоставленные Шепардом, но они оказались точными и полными. И тогда я поняла, что мирное время отодвинулось в прошлое ещё больше и ещё дальше. Я видела на индикаторах состояния, как заволновался, совершенно по-серьёзному заволновался Андерсон. И поняла, что это волнение — настоящее. Предстояло что-то такое, с чем люди, человечество, земляне раньше никогда не сталкивались. Позднее Дэвид мне пояснил: тогда Шепард рассказал ему о том, что такое эти Жнецы. Рассказал так и с такими подробностями, что у Андерсона не осталось сомнений: впереди у нормандовцев и у корабля — большая проблема. И — большая боевая работа. Пусть и разведывательная. О боестолкновении тогда Дэвид боялся даже подумать — уж я-то знаю, — отметила я с долей искренней озабоченности в голосе. — Ну не предназначены земные разведфрегаты для боёв в линейном строю! А тогда, насколько я сумела понять, сложись ситуация — и нам, нормандовцам, пришлось бы ставить фрегат в позицию боевого огневого противостояния. Это в корне противоречит предназначению корабля. И — предназначению команды, — подчеркнула я, — тоже противоречит! Дэвид позднее мне сказал, что его как холодным душем окатило: этот супердредноут, этот сверхдредноут ударит по Иден-Прайму! Мы чисто автоматически, как воины, сразу предположили, что он идёт к этой планете как минимум для осуществления орбитальной бомбардировки. А потом — прицельного уничтожения очагов сопротивления. Как всегда и так стандартно.

Я обеими руками взяла свою кружку, согревая пальцы и ладони теплом напитка и корпуса сосуда:

— Дэвид потом сказал, что Шепард уже решил не давать Спектру Крайку воли на нашем фрегате. Опуская некоторые детали, скажу так: я ощутила, что Дэвид и Джон ещё глубже и ещё полнее поняли друг друга. Они становились командой, единым целым. В итоге Дэвид официально дал Шепарду карт-бланш, предоставил возможность сделать всё, чтобы минимизировать потери, ущерб, утраты, если действительно Жнец атакует Иден-Прайм. В результате Шепард переформатировал экипаж. Предоставил полисменам возможность реально вспомнить свои гражданские профессии и специальности. А тем, кто их не имел — предложил войти в состав группы высадки, стать мобильной вооружённой силой фрегата. Были проведены несколько тренировок, учений. У ретранслятора мы ненадолго легли в дрейф, в ходе которого выполнили боевое заретрансляторное сканирование, уяснили ситуацию, составили просчитанные, реальные планы действий. Шепард, с разрешения Андерсона, взял на себя полное руководство и управление экипажем и совершил, не побоюсь этого слова, чудо. Да, — отметила врач, — я не могу сказать, что мы пришли к Иден-Прайму готовые ко всему. Но мы пришли туда готовые к очень многому из того, к чему, не будь на борту Шепарда, мы бы оказались не готовы.

— Я помню, — негромко сказала матриарх. — "Властелин" опустился на планету. Для Жнеца её название не имело значения. Он приготовил к высадке десант гетов. Именно гетам, как я тогда смутно в период очередного "просветления" понимала, было поручено забрать Маяк силой. Этих шагоходов было на борту много — вспоминая, отметила азари. — А потом я почувствовала, как по кораблю, по Жнецу стали стрелять и он попытался взлететь. Был удар. Меня выбросило из кресла. Я ведь тогда не пристегнулась, всё вокруг выглядело так спокойно. Не знаю. Сейчас я думаю, что, будучи хаском, я отвыкла как-то уж особо заботиться о своей телесной сохранности, а может быть — и уверовала в свою неуязвимость. И в неуязвимость корабля — тоже уверовала, — матриарх помолчала некоторое время. — Сарен, помню, тоже не успел пристегнуться. Впрочем, как сейчас вспоминаю, он почти никогда и не пристёгивался. Может, тоже бравировал неуязвимостью, столь свойственной, как оказалось, хаску. Дутой, не спорю, неуязвимостью. Может быть, я даже не успела сесть в кресло. Сейчас не могу вспомнить очень точно тот момент. И очнулась я уже здесь. Наверное, здесь, в Медотсеке, только и смог очнуться и Артериус. Очнулись мы уже свободными. А на борту Жнеца мы были предельно несвободны. Мы были... Сейчас мне об этом даже страшно подумать, хасками, — в глазах матриарха блеснули слёзы. — Простите, я несколько разнервничалась, — она вытерла глаза платком, промокнула уголки глаз.

— Тогда, на борту Жнеца, вы оба находились в глубоком шоке. И ваши жизненные показатели были "задавлены". Тогда мы ещё и не предполагали, что это сделал именно Жнец, — уточнила я, подождав, пока азари справится с волнением и уберёт платочек в кармашек. — По согласованию с Андерсоном, Шепард распорядился, чтобы лейтенант Аленко убыл в лагерь археологов, а сам с Дженкинсом и несколькими полисменами полетел к Жнецу, чтобы эвакуировать вас на борт фрегата.

— Я тогда почувствовала, что Жнец. Это сложно пояснить, но вроде бы он умер. Я не могла ни с чем сравнить это ощущение резкого охлаждения.

— Шепард изъял из Жнеца его пилота. Сейчас он — на борту фрегата, в изолированном контейнере, — сказала я.

— Богиня! Как же он силён! — сказала матриарх. — Получается, что корабль действительно умер, а его пилот, о существовании которого ни я, ни Сарен тогда толком и не знали, поскольку были несамостоятельными хасками, остался жив и, более того — оказался неспособен повредить ни Шепарду, ни нормандовцам, ни фрегату!

— Я, как врач, не знаю, остался пилот жив или впал в какое-то особое состояние, — сказала Чаквас. — Это — за пределами моей нынешней компетенции, моего понимания. Могу только сказать, что забрав в изолирующий кофр то, что представлял собой пилот Жнеца — сама я это тоже не видела своими глазами, поэтому от комментариев воздержусь, группа высадки во главе с Шепардом приступила к поискам вас и Сарена. Потом была осуществлена эвакуация. Теперь я могу сказать: турианца нашли под вздыбленным на кронштейне креслом. Сарен был одет в броню тяжёлого класса. А вас нашли неподалёку от Сарена. По телеметрии, поступавшей от датчиков брони членов группы высадки, я сразу определила, что Сарен почти не пострадал, чего нельзя было на тот момент сказать о вас. Дженкинс, простите за подробность, быстро определил, что вам, Бена, по большинству летосчислений — девятьсот пятьдесят лет, чем капрал был, не скрою, очень остро и глубоко впечатлён. Шепард зафиксировал ваше левое предплечье и правую голень, смазал раны панацелином. И затем — вынес вас на себе.

— Я тогда была без сознания. Но я теперь понимаю, что, — азари попыталась продолжить мысль, но Чаквас молча положила ей руку на колено:

— Не надо, Бена. Это — сложно сказать словами. И это — только ваше, внутреннее. Если вы полюбили Джона, значит, за что-то он действительно заслуживает вашей любви.

— И — вашей тоже, Карин, — тихо ответила, опустив голову, матриарх.

— Возможно, — не стала возражать Чаквас. — Джон, как мы обе теперь знаем, достаточно необычен. И женщине любой расы его любить... Не означает отказываться от самой себя, от своей свободы, своего способа жизни. Не буду отрицать или скрывать: он — сложный человек. Не каждая женщина будет достойна его любви. Далеко не каждая, — подчеркнула врач. — Потому, наверное, хорошо, что он не протестует против того, что многие женщины уже сейчас его любят. Просто — любят, без всяких там далеко идущих, хотя, в общем-то, достаточно стандартных планов.

— Жаль, Карин, — тихо сказала Бенезия. — Мне искренне жаль, что я — матриарх и, скорее всего, никогда не смогу родить от Шепарда ребёнка. Да, азари. Но вот я слушала ваш рассказ, слушала и думала о том, что этот ребёнок от Джона был бы уникальной азари.

— Может быть, — тихо сказала Чаквас. — Очень даже может быть.

— И я очень надеюсь, Карин, что я теперь смогу построить свои взаимоотношения с Лиарой по-новому. Во многом — по-новому. Это полустолетнее молчание кажется мне теперь большой, огромной, тяжёлой ошибкой. У Лиары должна быть полная семья. Теперь я не буду скрывать от своей единственной дочери ничего, что, в частности, касается её отца. Она даже не знает точно, что её отцом является Мятежный Матриарх — Этита. Я, по многим причинам, от неё это скрывала. Хотя скрывать от столь любопытной и настойчивой, а главное — умной дочери такое. Было даже мне, многоопытному политическому и религиозному лидеру, довольно-таки сложно, — матриарх помолчала несколько секунд. — Я уверена, что теперь я должна быть максимально близка со своей дочерью. Лиара должна знать, что у неё есть и мама и папа и что и я и Этита очень её любим. И ещё, Карин, извините, но я скажу это вслух и чётко: я обязательно сделаю всё, чтобы Лиара поняла, осознала и приняла как великую данность, что только благодаря Джону и вам я вернулась к ней живая, здоровая и нормальная. А Этита, я убеждена, поймёт это автоматически. Она... достаточно опытна в таких делах и вопросах, — едва заметно улыбнулась матриарх.

— Бена, я вас несколько заболтала, — мой голос был по-прежнему тихим и спокойным. — Потому вам надо четыре-пять часов поспать. Джон будет спать ещё очень долго: минимум шесть — двенадцать часов. И потом, после того, как вы поспите, у нас ещё будет возможность о многом поговорить наедине.

я встала. За мной поднялась и старшая Т'Сони.

— А если и не будет, — продолжила врач негромким голосом, — то это — далеко не последний наш разговор.

— Не последний, — тихо ответила Бенезия. — Это — точно. И я очень рада вашей открытости. Для меня это очень много значит. Я теперь гораздо лучше понимаю Джона. И он для меня стал ещё дороже. Я убедилась в том, что он достоин моей любви и я этому очень рада, — матриарх отодвинула в сторону полотнище ширмы своей "выгородки", прошла к кровати, легла, прикрылась одеялом. — Спасибо вам, Карин, — сказала она подошедшей к ложу Чаквас. — Я буду спать. Не беспокойтесь. Буду спать теперь спокойно и долго, — она закрыла глаза и действительно, как почувствовала врач, быстро и глубоко заснула.

Вернув на прежнее место полотнище ширмы, я прошлась по периметру своего "кабинетика", обдумывая разговор с Бенезией.

Конечно, впереди ещё немало таких разговоров. Потому что фрегат задержится на этой планете очень надолго, минимум на несколько декад. На сколько — сейчас сказать сложно. Но в том, что "Нормандия" не улетит в ближайшее время с Иден-Прайма, у Чаквас теперь не было никаких сомнений.

Глава 19 Женский клуб. Общение матриарха азари и женщин — членов экипажа и команды фрегата (от лица Карин)

Появление на борту фрегата живого протеанина, конечно, не прошло незамеченным для обитателей Медотсека. Я, пользуясь информацией, переданной мне в текстовом виде Андерсоном, поговорила с Сареном и Бенезией, рассказала им о новом обитателе корабля, который, как прямо указал в своём сообщении Андерсон, уже обрёл постоянную жилплощадь на фрегате. Турианец и азари выслушали сообщение врача с огромным интересом, задали немало вопросов и были вполне удовлетворены полученными ответами.

Сарен после разговора с Найлусом вернулся в Медотсек. Сам. Без конвоя. Когда он закончил разговор с Найлусом и подошёл к двери каюты, то с удивлением обнаружил, что она не заперта — только плотно закрыта. И в коридоре рядом с каютой, где теперь жил Найлус, не было никого. Сделав шаг за пределы каюты Найлуса, Сарен решился пройти к Медотсеку сам. Он шёл медленно, осторожно, поглядывал по сторонам. В том, что планировка корабля ему знакома, я, наблюдавшая за ним по индикаторам системы позиционирования, не сомневалась. Потому Сарен вполне мог очень быстро пройти в Медотсек. Почти бегом.

Не захотел. Что-то он такое почувствовал. Или, может быть, ощутил. Наверное, он понял, что к нему будут относиться и уже относятся... вполне нормально. Несмотря на то, что его сородич, его ученик... повёл себя в недалёком прошлом... не слишком нормативно. Но, как считается у очень многих разумных органиков, дело прошлое — есть дело прошлое, а жить надо в настоящем времени. Вот потому-то, наверное, медленно идущий по коридорам и переходам высоченный костлявый турианец-Спектр ни у кого из нормандовцев не вызывал теперь ни особых опасений, ни особого интереса.

Я видела, что, по данным системы позиционирования, экран которой был включён среди других активных экранов над моим рабочим столом, Сарен вполне мог видеть или хотя бы слышать Андерсона, но не стал подходить к нему. Дэвид отпустил полисменов, остававшихся у дверей каюты Найлуса, своим приказом. Иначе бы они не ушли. И отконвоировали бы старшего Спектра-турианца обратно в Медотсек.

Сарен двигался к Медотсеку по кратчайшему пути, понимая, вероятно, что ему не следует проявлять никакого интереса к приборам, оборудованию корабля и тем более — к содержимому и к обитателям кают и комнат. Что, впрочем, не помешало нескольким нормандовцам пройти мимо неспешно шагавшего Спектра. Можно считать, что к Сарену члены команды и экипажа фрегата начали привыкать. Да, лицо у него... страшное, да и сам он страшен, несмотря на комбинезон, скрывающий многие, не свойственные большинству турианцев, "дополнения", которые ей пришлось оставить, чтобы Сарен смог быстрее и полнее вернуться к обычной жизни. Об Артериусе, безусловно, нормандовцы теперь многое знают. И догадываются, что этот турианец вполне может остаться на борту корабля. Если потребуется — он будет жить вместе с Найлусом в той же каюте. Пока. А там — как решит Дэвид.

Сарен, насколько смогла понять Чаквас, неприхотлив. Многие жестокие разумные удивительно нетребовательны к уровню комфорта. По самым разным причинам. А у Сарена появилась серьёзная причина: он хотел вернуться к нормальной жизни. И Артериус вполне мог вернуться, потому что рядом с ним был теперь Найлус. Они оба... изменились. Стали вести себя по-другому и, наверное, даже думать о многом... иначе. Восприятие обоих турианцев претерпело определённые изменения. Другие "фильтры восприятия" стали у них обоих работать.

В каюте Найлуса жить Сарен, скорее всего... пока отказался. И потому, что понимал, что стеснит сородича, и потому, что знал: он сам ещё недостаточно выздоровел, оправился от последствий пребывания в состоянии хаска. Сейчас ему, как интуитивно предполагала я, всё чаще и всё острее думалось, что он — изломан и потому его жизнь уже никогда не сможет стать нормальной, привычной, обычной.

Я и сама не подозревала, насколько я права, но, почувствовав настроение старшего турианца, подошедшего к её рабочему столу в "кабинетике", не стала прибегать к озвучиванию нотаций. Я просто сказала:

— Сарен. На самом деле никакой нормальной и обычной жизни не существует. Есть просто жизнь. И каждый разумный сам даёт этой жизни свою оценку, по-разному её воспринимает. И всю, какую прожил, и каждый её момент.

Турианец выслушал сказанное мной спокойно, ничем не выдав своего несогласия. Помедлив, он взглянул на меня сидевшую за своим рабочим столом, потом сказал:

— Возможно, доктор, вы правы. Но... впереди — война, а не мирная жизнь. Наверное, это для меня — шанс. Шанс проявить себя, шанс обрести новый смысл жизни. На войне разумные органики не только воюют, не только умирают. Они на войне живут. Не всегда живут войной. Часто — живут миром. Или — ожиданием мира. А я... — Сарен запнулся, — я счастлив тем, что на войне я буду воевать. Буду делать то, что умею делать достаточно хорошо. Многое, что обычно для мирной жизни, даже — необходимо для мирной жизни, на войне... — он помедлил, собираясь с мыслями. — Не так уж и важно это на войне. А вот то, что важно для войны, на войне — действительно, вдвойне и втройне важно. Сейчас... Я знаю, например, что мне важно будет принимать участие в активных боевых действиях против Жнецов и их, как вы люди называете, пособников. Можно сказать даже "помощников" и "сподвижников", хотя я бы остановился на термине "пособник". Слишком мелки эти... исполнители для статусов "помощник" и "сподвижник", хотя на своей стороне, на стороне зла, они... тоже могут и, наверное, считают себя именно помощниками и сподвижниками тех же Жнецов. Да пусть считают так, как хотят... Они — на той стороне, мы — на этой. И между нами нет никаких полутонов, — он сделал короткую паузу, вздохнул, постаравшись сделать это негромко. — Странная это будет война. Без полутонов. Без переходов. Или — или. Мы, турианцы, воюя с врагами, о которых Совет Цитадели не имеет ни малейшего понятия, и то редко когда приближались к такому пониманию. И вот теперь... — турианец не договорил, махнул рукой, скрываясь в выделенной ему выгородке и задвигая полог ширмы. Скрипнула кровать: Сарен улёгся подремать. Я, взглянув на свой инструментрон, отметила, как по-иному замерцали индикаторы состояния: Сарен уснул. Может быть, его действительно утомил разговор с Найлусом. А может быть, он просто хотел отдохнуть, восстановить силы.

"Надо проведать, как там матриарх, — подумав об этом, я вывела на экран инструментрона сводные данные мониторинга состояния азари. — Да, в отдельной "выгородке" крепко спит Шепард, но он будет спать ещё очень долго — больше десяти часов, а возможно — и все двенадцать. Потому... Надо посмотреть, каково состояние здоровья азари сейчас. Приборы, аппаратура, это хорошо, ценно, важно, но... ручные методы контроля и осмотра, взгляд и понимание врача — ничто заменить не может. — я встала, прошлась по кабинетику, обдумывая просмотренные данные".

Едва заметно завибрировал ноутбук — пришла очередная сводка состояния корабля и экипажа. Просматривая её файл, я на время отодвинула в сторону мысли о состоянии здоровья гостьи. Необходимо было отметить в файле места, требующие её врачебного внимания, а может быть — и вмешательства.

Работа над содержимым полученного файла заняла около десяти минут. Закрыв файл, Чаквас встала, осторожно отодвинула в сторону полотнище ширмы, закрывавшее проход в "выгородку", где размещалась азари.

Матриарх открыла глаза, осторожно, насколько позволяла выемка, повернула голову к вошедшей. Взгляды азари и мой встретились. Я подошла к кровати, взглянула на индикаторы мониторов над кроватью, быстро осмотрела пациентку, убедившись, что никаких оснований для беспокойства действительно нет: Бенезия выздоравливала.

— Он... очень переживает, — тихо сказала матриарх, понимая, что я сразу определю: речь идёт о Сарене. — Я его... не узнаю. Он всегда был, ещё до нашей первой встречи, жестоким, суровым, страшным. А тут... Я его таким... никогда ещё не видела. И, наверное, таким его ещё не знали и не видели те, с кем он хотя бы один раз в жизни пообщался. Или, хотя бы — повстречался, — азари вздохнула. — Я понимаю... он — воин, он останется на борту фрегата. А мне... мне предстоит с дочерью вернуться в Пространство Азари. И жить... скромно. Рядом с дочерью... — Бенезия замолчала на несколько секунд. — Я... До сих пор... поверить не могу, что вернулась в нормальную жизнь, но... Я всё сделаю, чтобы дочь вернулась ко мне и к Этите. Я её больше никуда от себя не отпущу. Нам, мне и ей, надо не только о многом поговорить. Нам обеим теперь надо быть рядом друг с другом. Надо быть вместе, — матриарх медленно вздохнула, сама не веря в то, что совсем скоро сможет увидеться со своей дочерью.

Пятьдесят лет она её не видела, не общалась с ней. Какой она стала, её Лиара, её Крылышко? Дочь, единственная дочь, которую она родила с полного согласия Этиты тогда, когда до бездетности оставалось... слишком мало времени.

Этита, поглощённая общественной деятельностью, поняла Бенезию тогда правильно — из них двоих родить нормально могла только Бенезия. Этита уже родить не могла. Даже забеременеть не могла. А вот дать начало новой жизни... ещё могла. И Бенезия была благодарна Этите. Лиара действительно стала любимой дочерью. Любимой обоими матриархами. Дочь двух матриархов азари. Таких детей в Азарийском пространстве было немного. Вполне возможно, это обстоятельство и стало одним из оснований непохожести Лиары на других молоденьких дев азари.

— Она вернётся к вам, Бенезия, — тихо сказала я. — А война... Она — не вечна. Если к нам, нынешним, живущим в пределах уже нового, другого Цикла, вернулся протеанин... То, может быть, нам удастся выстоять. А потом — удастся победить Жнецов. — я поняла, что Бенезия задумалась о дочери, но не стала хоть как-то акцентировать на этом внимание собеседницы.

— Я очень хочу верить в такую возможность, — сказала азари. — Но всё же... Я... боюсь за Джона. Знаю. Таких умелых, сильных, умных... посылают в бой первыми, ставят... на самые сложные участки. И они... они часто очень рискуют. И... гибнут. Чтобы не гибли другие, менее подготовленные, — матриарх смутилась, но я мягким взглядом побудила собеседницу продолжать. — Я вот... вроде бы и матриарх по возрасту, а влюбилась — как молоденькая азари. Сама не понимаю, как я сумела... — азари стремилась говорить потише, поспокойнее, но разве такое спокойно и тихо скажешь?!... Слова сами льются из уст. Сердце колотится, подтверждая, что это — не "морок" первой влюблённости, а настоящее, большое чувство. Любви. Настоящей, подлинной. И потому Бенезия, сама не заметив, стала немного даже хвалить Шепарда, удивляясь, как много она сумела понять, хотя ни разу так и не поговорила с ним. Только видела один единственный раз. И — влюбилась. Просто влюбилась. Наверное, и потому, что он её спас. Спас личность от распада, от перехода в небытие. Сделал то, что не мог бы сделать никакой другой разумный органик любой расы. — Я... я теперь очень хорошо понимаю, насколько мало знала о людях, о землянах, — говорила матриарх. — И я очень рада, что пообщалась, поговорила, увиделась с вами, увидела и многое поняла о Шепарде. Я очень хочу... познакомиться, поговорить, пообщаться, увидеться со всеми другими нормандовцами.

Я слушала Бенезию и думала. Сейчас Сарен — в своей "выгородке", спит. Он уже впервые, ненадолго, но вышел за пределы Медотсека. Пообщался с сородичем, увидел так или иначе корабль, увидел нормандовцев. И, значит, самое время теперь предложить Бенезии выйти за пределы Медотсека. Она вполне пришла в норму. Может быть, потому, что как женщина, она более крепка и способна достаточно быстро восстанавливаться? Может быть. Матриарх и в самом деле первая восстановилась после операции. И послеоперационный период у неё протекал мягко и беспроблемно. У Сарена хуже обстоят дела. Ненамного, но — хуже, а он всё же решился выйти из Медотсека, поговорил с Найлусом, сам вернулся обратно. Мужчина, турианец, воин. Вряд ли мне, врачу, женщине, следовало бы ожидать от безжалостного легендарного Спектра другого поведения. Сарен был безжалостен к другим разумным, это да, но он был и безжалостен к себе. Если потребовалось, он на полном автомате рискнул бы собой. Неоднократно рискнул бы. Уж такой он. Сейчас он лёг и, скорее всего, уснул, а значит, будет лучше представить Бенезию подругам, а если получится — то и Дэвиду. Командир фрегата должен поговорить с ней. Мне же, как врачу, совершенно не надо присутствовать при этом разговоре — матриарх азари вполне пришла в норму. Нет никаких признаков возможного ухудшения её состояния.

Взглянув на индикаторы системы позиционирования, размещённые на экранчике наручного инструментрона, я приняла решение: я вместе с Бенезией пройду по кораблю, побывает в кубрике у подруг. А потом... Потом, наверняка, со старшей Т'Сони захочет пообщаться и Андерсон. Он ведь не сухарь какой, не потащит гостью сразу к себе в каюту. Вполне сможет поговорить с ней вне пределов своего постоянного обиталища. Ему будет интересно поговорить с матриархом. О многом.

— Сложное время наступает, — неспешно произнесла Бенезия, чувствуя, что собеседница сейчас думает совершенно о другом. — Я не знаю, как сложится моя жизнь в самое ближайшее время. Да, понимаю, что мы, вполне возможно, задержимся на Иден-Прайме и — задержимся надолго. А потом... потом вполне может быть, прибудем на Цитадель... Всё же побывать у Советников нам придётся. Появление протеанина... меняет очень многие планы. И лишь потом наступит время моей встречи с Лиарой. Почему мне кажется, что в связи с протеанином... это время — отодвинется... Мне не верится, что он... единственный. И, наверное, мало кому из нормандовцев в это верится. Не может быть представитель столь могущественной расы быть сейчас... одинок. Может быть, за предстоящий нам на Иден-Прайме месяц стоянки, мы сможем окончательно ответить на этот вопрос...

— Может быть, Бенезия. Может быть. — Я стремилась не использовать сокращённые формы имени собеседницы, хотя мне очень хотелось это делать. — Я рада, что вы... вполне в норме. И потому, думаю, вам не повредит тоже выйти за пределы Медотсека. Хочу представить вас своим подругам. Да, да, тем самым, кто сшили вам одежду, — уточнила врач, отметив возросшую и чётко проявленную заинтересованность матриарха. — Уверена, что вам будет, о чём поговорить с ними. А потом... потом поговорить с Дэвидом и увидеться и пообщаться с другими нормандовцами.

— Женский клуб? — без улыбки спросила Бенезия.

— Возможно, — ответила Карин, подумав о том, что матриарх в очередной раз оказалась права: жизненный многостолетний опыт никуда не делся. С её-то появлением, почти девятисотлетней азари, на борту фрегата, появлением здесь... Многое изменится. Не может не измениться. Впрочем, с возрастными рамками — полный беспорядок. Старое летосчисление, новое летосчисление. То ли восемьсот, то ли девятьсот лет старшей Т'Сони исполнилось. О мелких цифрах врач корабля сейчас не думала — они не были важны.

— Рина... — произнесла матриарх, вставая с кровати. — Я прошу прощения, но... может быть, лучше не комбинезон, а платье? Комбинезон... не буду спорить и отрицать, хорош для Медотсека. Но вне его... я буду лучше чувствовать себя в платье. К комбинезону... мой головной убор... не слишком подходит, а без него я чувствую себя... не лучшим образом. Непривычно мне без него появляться, как вы, земляне, часто говорите, "на людях".

— Не возражаю, Бенезия. — Я встала. — Я вас оставлю. Пакеты — на прежнем месте. Думайте, решайте. Как решите и оденетесь — выходите из "выгородки" и мы с вами пройдём в кубрик к моим подругам. С Андерсоном, скорее всего, вы встретитесь потом. Он не будет мешать вашему общению с женщинами и девушками.

— Поприсутствуете? — матриарх наклонилась над стульями, стала распаковывать пакеты, перебирать обновки.

— Недолго. У меня... есть необходимость вернуться в медотсек поскорее. Сарен пока что не совсем полно восстановился и разговор с Найлусом его сильно утомил. Сейчас он спит, но сон его — некрепкий. Надо проконтролировать его состояние, возможно, подпитать. И витаминами в том числе, — уточнила я.

— Он рад, вполне возможно, что обратно в Медотсек он шёл без конвоя, — отметила матриарх, доставая из пакета и разворачивая платье, прикладывая обновку к телу.

— Зеркало. — Я нажала на своём инструментроне несколько сенсоров и пластина, закрывавшая зеркальную поверхность на стене, отошла в сторону. — Оно, конечно, не в полный рост...

— Мне — хватит, Карин, — усмехнулась матриарх, оборачиваясь к зеркалу. — Спасибо, — она стала разглядывать своё отражение, поворачиваясь в разные стороны. — Хорошее платье. Я обязательно поблагодарю ваших мастериц.

— Поблагодарите, поблагодарите, — сказала я, выходя из "выгородки" и закрывая за собой полог ширмы.

Идя к своему рабочему столу, я думала о том, почему остальные инопланетяне не всегда видят в азари женщин. Конечно, целая раса, состоящая только из женщин — это напрягает человеческое, да и не только человеческое восприятие, но — вполне работоспособный вариант. Если азари не рожает детей ни разу в своей жизни, почему бы ей не сойти за мужчину? Внешность здесь играет едва ли не последнюю роль — азари спокойно и свободно, в немалой степени благодаря развитой биотике, работали на тяжёлых, чисто "мужских" работах, выполняли все требования инструкций, соблюдали безопасность и потому достаточно легко обходились без азари-мужчин. Может быть, в далёком прошлом азари и были двуполыми и разнополыми, а потом... потом произошло нечто, оставившее в живых только азари-женщин. Тёмная история. Очень тёмная, — подумала я, присаживаясь за рабочий стол в своё любимое кресло и включая ноутбук.

Наступало время очередного дистанционного медконтроля. Нужно было "охватить" и Аленко, и Шепарда, и всех остальных нормандовцев. Сарен был здесь, индикаторы его состояния почти сплошь уже стали зелёными, так что особых проблем не ожидалось. Матриарх продолжала примерять обновки и решать нелёгкий для любой женщины вопрос: "что следует надеть?". Так что время для проведения рутинного контроля у меня было.

Радуясь тому, что осталась в одиночестве, Бенезия разделась донага, разложила на кровати бельё и одежду, отложила в сторону комбинезон, достала из настенного шкафчика свой головной убор. Оглядев шапку со всех сторон, матриарх убедилась, что она не сильно пострадала и сохранила по большей части и форму, и целость. Так что надеть её было вполне возможно. Без шапки... Бенезия чувствовала себя слабой и какой-то беззащитной.

Да, она отлично помнила, что Сарен не обращал никакого внимания на то, что на невольной напарнице надет головной убор религиозного расового лидера. Сейчас, вспомнив о тех немногих, к счастью, моментах, когда Сарен едва её не задушил, Бенезия со всей остротой понимала, что у Сарена тогда действительно не было другого выбора. Им управлял, руководил, командовал Жнец. Сам Сарен был в те минуты крайне тупым и предельно безвольным исполнителем. Можно даже утверждать, что её тогда душил не Сарен, а сам Жнец. Точнее — пилот Жнеца. То ли в воспитательных целях, то ли в целях наказания за какие-то провинности.

Сейчас Сарен спит. Спит крепко, глубоко. Он теперь не будет посягать на неё. Не зайдёт в её "выгородку" без стука. Не ворвётся в выгородку вот прямо сейчас, когда на старшей Т'Сони нет даже белья. Пусть и не все поголовно турианцы считают азари самками и женщинами, но Сарен, освобождённый от пут воли Жнеца... Он всё же мужчина, можно, используя человеческие, земные понятия, сказать, что джентльмен. Он не будет посягать на Бенезию. А она, матриарх, относится к своей наготе... спокойно. Сейчас — это её выбор. Она теперь — свободна в своей жизни и в своём поведении. Снова свободна.

Да, совсем рядом — в нескольких метрах, за стенками выгородок и ширм глубоко, крепко спит Шепард. Он тем более не будет ни врываться к ней в "выгородку", ни стремиться видеть в Бенезии только женское тело. Потому... можно спокойно выбрать бельё, а потом — одежду. Карин... она действительно подождёт. У неё в Медотсеке всегда много дел. Хоть она пока что здесь и единственная врач, но у неё всегда есть хлопоты и заботы. И по графику, и вне графика.

Бенезия только сейчас стала внимательно рассматривать каждый предмет одежды и была приятно изумлена качеством кроя и пошива. Да, безусловно, машинная строчка отличается от сделанной вручную. Но даже машинная строчка прямо говорила о том, что она сделана не просто машиной: она сделана разумным, живым существом. Сделана с любовью, с приязнью, с желанием доставить радость, спокойствие, удовлетворение.

Перебрав все бельевые комплекты, азари отложила в сторону два-три комплекта, присела на кровать и стала одеваться. Взгляд матриарха коснулся "низины" и Бенезия замерла, перестав натягивать трусики. Ей стало очень жаль, что она не может теперь забеременеть и родить. А ведь семья и для азари — это, прежде всего, дети. Много детей. А она... теперь гарантированно бездетна. Как же ей любить Джона? Любить без всякой перспективы подарить ему не одну — многих азари-дочек? Это... Это не слишком естественно, это — ненормально! Да, она его любит, любит по-настоящему, ей ли это не понимать и не знать? Но... без детей... Та самая Дэйна, молодая девушка, землянка, человек, имеет здесь перед Бенезией огромное преимущество. Она — почти ровесница Джона, она молода, она может подарить Джону и сына и дочь, а может — и нескольких сыновей и нескольких дочерей. Землян, людей. И никаких сложностей — не будет. А она, Бенезия Т'Сони, не может родить от Джона даже одну единственную азари. Теперь она — так же бездетна, как Этита... Дэйна... Ясно, что она любит Шепарда. Любит, но — по-своему. И Бенезия любит Джона по-своему. Можно сказать, что они обе любят Шепарда. По-разному и в то же время — одинаково. Как тут разобрать?

И как выбрать Джону? Бенезия его выбрала, Дэйна его выбрала и теперь Джону придётся сделать выбор. Свой, самостоятельный. Насколько сумела понять матриарх, Шепард — не сторонник многожёнства, хотя, конечно, как помнила Бенезия, на Земле у многих народов оно было в порядке вещей. Но сам-то Шепард — явно не сторонник многожёнства. Скорее всего, он — однолюб. И уж точно Джон не стремится "коллекционировать" женщин, создавать себе своеобразный "гарем".

Встав на ноги, Бенезия надела бельевой комплект полностью. Одновременно она почувствовала, что приняла решение: даже если она, как азари-матриарх, бездетна, она сделает всё, чтобы любить Шепарда деятельно, с пользой. В конце концов, у неё — огромный жизненный опыт, у неё — связи, у неё — знания. Она обязана Шепарду и жизнью, и здоровьем, и личностной целостностью. И даже если она не останется на борту фрегата, где Шепард — и старший помощник командира и командир десантной группы, то она постарается, вернувшись в Пространство Азари, помочь нормандовцам. Помочь не только Джону, но и тем, кем он будет руководить. Не просто командовать — руководить.

Если она поможет нормандовцам, то поможет и Джону, а значит, её любовь будет действительно деятельной, реальной, настоящей. Джону не нужны просто слова, просто чувства. Он привык, вполне вероятно, судить о разумных органиках по их действиям, по их делам. И она будет делать всё, чтобы помочь Джону именно делами. А при возможности — она будет рада и счастлива показать ему, что она его любит. Он ей помог обрести любовь в её истинном виде, настоящую, взрослую, глубокую, хотя она и забыла, как прекрасна эта любовь... Слишком много лет прошло с тех пор, как Бенезия так могла любить Этиту... Слишком много лет. И вот сейчас благодаря Джону, это чувство снова вернулось в сущность, в суть Бенезии. Осветило эту суть изнутри ярким, живительным светом. Матриарх чувствовала, как оживает, едва только думает только несколько секунд о Джоне. Оживает и — обновляется, молодеет.

Руки азари перебирали верхнюю одежду. Комбинезон был отложен в сторону, свёрнут, упакован. Надевать его... не хотелось. Если уж она пожелала надеть эту шапку, то... надо и платье надеть, а не универсальный комбинезон. Да, сначала она встретится с подругами Карин, теми самыми, кто сшил ей и Сарену комплекты одежды. На первое время, конечно, но всё же сшили своими руками, потратив и время, и силы, и ресурсы. Те же ткани и фурнитуру, например. Всё сделано с большой приязнью и любовью.

Карин... хитра. Она переслала своим подружкам мерки, снятые с её платья. Скопировала практически фасон платья, его особенности. Того самого платья, в каком Бенезия была на борту Жнеца. Того самого платья, которое как нельзя лучше соответствовало головному убору, той самой шапке. Во многом — церемониального платья. Тогда, на Жнеце, будучи хаском, Бенезия не задумывалась, не могла подумать об очень многом. А сейчас, вертя платье в руках, она всё больше убеждалась, что Карин угадала: она не стала предлагать матриарху азари только земные фасоны, покрои, модели. Она просто дала ей выбор. Да, комбинезон, да, азарийское церемониальное платье, приличествующее религиозному лидеру её, матриарха азари, ранга, да, почти земное простое платье, без особых изысков, вполне пригодное для ношения на борту корабля и на земноподобных планетах.

И Бенезия была благодарна и Карин и её подругам за этот выбор. А ещё была благодарна подругам Чаквас за то, что они практически восстановили её церемониальное платье. Теперь нет никакой необходимости использовать старое платье. Нет, никакой необходимости теперь сшивать части этого старого платья,. В том, старом платье, она, Бенезия Т'Сони, была много дней рабыней Жнеца, рабыней его пилота. В том платье она была хаском, она не была свободна, она не была собой. Теперь на ней — другое платье, новое. Почти то же самое платье, но другое — сшитое людьми, сшитое руками человеческих, земных женщин, членов экипажа и команды фрегата, спасшего её, БенезиюТ'Сони, от продолжения безрадостного существования в хаско-состоянии.

Матриарх медленно и осторожно надела платье, застегнула крючки и замочки, выпрямилась, подошла к столику, на котором чуть раньше разместила шапку. Ещё раз убедившись, что головной убор не сильно пострадал, матриарх надела его на голову и развернулась к зеркалу, ловя себя на мысли, что сейчас с ней произойдёт удивительная метаморфоза. Едва успела поймать взглядом своё отражение в зеркальной пластине: спина выпрямилась, плечи развернулись, распрямились, голова поднялась в когда-то привычное гордое положение, лицо приобрело строгое, чуть отстранённое выражение, глаза смотрели холодно и чуть свысока. Вглядевшись в своё отражение, Бенезия внутренне изумилась: она сейчас, в эти секунды — почти такая же, какой была тогда, когда только узнала о странном артефакте. Только получила первое известие о странных "шевелениях" вокруг этого предмета. Тогда она ещё могла поверить в то, что справится с этой проблемой легко и спокойно, ведь она — не дева, не матрона. Она — матриарх. Вполне возможно, что она видела в этом предмете своеобразный вызов своей способности справляться с почти любыми трудностями.

Потом... потом между ней и артефактом встал Сарен. И Бенезия дрогнула. Дрогнула и... стала отступать. Потому что за Сареном стояло нечто, неподвластное её, старшей. Т'Сони, возможностям и способностям. Тогда Сарен успел схватить её за руку. Схватить — и сжать так, что она впервые ощутила — с ним ей тоже не справиться. Даже если она каким-то образом сумеет за секунду включить всю подвластную ей биотику, ей всё равно с этим костлявым турианцем, страшным даже своим изуродованным и кое-как восстановленным лицом, не справиться. А потом... потом она потеряла власть над собой. Стала рабыней Жнеца.

И вот теперь она впервые за долгое время снова ощутила, что её рост превышает рост Карин Чаквас. Она выше врача корабля почти на целую голову, а значит — выше по росту большинства женщин корабля. Наверное, она немного выше по росту даже Шепарда. Может быть, в эти секунды ей просто хочется верить, что она по росту немного выше Джона... Да, матриарх хорошо помнила о том, что среди людей редко когда женщина выше ростом, чем мужчина. И акселерация не носит постоянного характера — она имеет импульсную природу и, кстати, когда проявляется, а когда — и не проявляется. Да и рост матриарха — это всего лишь... рост без этой ритуально-церемониальной шапки. Чистый рост. Значит... она, Бенезия Т'Сони, впервые обрела полную способность выпрямиться полностью. Выпрямить спину, выпрямить шею, поднять голову.

Да, благодаря Шепарду, благодаря Чаквас, благодаря тому, что теперь на ней это новое азарийское платье, сшитое руками земных женщин и девушек, что на ней теперь — её хорошо знакомая шапка, без которой она действительно чувствует себя неуютно.

Обувь нашлась в отдельном пакете. Как же без обуви? К счастью, её туфли не пострадали. Надевать их... было приятно. Да, матриарх помнила, что носила эти же туфли, когда была безвольным хаском, но эти же туфли она носила и тогда, когда ничего не знала ни о Жнеце, ни о Сарене. Потому никакого психического дискомфорта матриарх, уже снова сидевшая на своей кровати и вдвигавшая ступни ног в объятия туфель не испытывала. Это была её обувка. Знакомая, привычная, ношенная. Пересмотрев приготовленные ей новые туфли, Бенезия вздохнула, возвращая обувку в пакет. Возможно, она когда-нибудь наденет и их. Когда-нибудь, позже. А пока... Пока она походит в своих хорошо знакомых и привычных туфлях. Так будет лучше.

Старшая Т'Сони поднялась с кровати и почувствовала, как её тело снова быстро, за несколько секунд вспоминает прежнюю гордую осанку. вспоминает. Упаковав остальную одежду в пакеты, матриарх вернула пакеты на стулья и, осторожно сдвинув в сторону пластину полога ширмы, вышла в "кабинетик".

Я обернулась, быстро оглядела матриарха.

— Простите, Рина, — тихо сказала Бенезия, подходя к столу. — Я понимаю, что могла...

— Вы меня не напугали, Бенезия, — ответила я. — Я спокойно отношусь и к таким нарядам и к таким... осанкам. Меня этим не впечатлишь. Многие мои коллеги и — не только коллеги — говорят, что меня вообще трудно удивить и впечатлить. Так что...

— Но ваши подруги... — продолжила матриарх — Они могут истолковать мой вид... несколько более остро.

— Могут, конечно, — подтвердила я. — И что с того? Платье они вам шили по тем выкройкам, которые я им переслала, изучив ваше старое платье. Головной убор... О нём они тоже знают достаточно — благо картинок и снимков с матриархами — в том числе политическими, религиозными и иными лидерами — видели достаточно. Они прекрасно понимают, что и в силу возраста, и в силу опыта, и в силу рангового положения матриархи — хотя бы внешне — могут быть неприступными, холодными и даже отстранёнными от большинства окружающих разумных.

— Да уж... Тысяча лет жизни... — отметила матриарх.

— Это ещё какой жизни. Вот что надо уточнить, — сказала я. — Некоторые разумные органики даже под конец жизни не понимают, что не совершили ничего полезного или нужного. А остальные... понимают, что совершили хоть что-то. И потому относятся соответственно и к себе и к окружающим разумным. — я встала. — Поверьте, Бенезия, мои подруги — не настолько впечатлительные слабонервные барышни и мадамы, чтобы непременно падать в обморок при вашем появлении. Они видели вас, они видели Сарена. Да, да, тогда, когда принесли вам обоим пакеты с одеждой, — не стала скрывать я. — Они видели вас. Обоих. И потому первое впечатление уже составили. А сейчас... Сейчас вы только уточните это впечатление. Не более того.

— Вы меня немного... успокоили, — тихо сказала старшая Т'Сони.

— Тогда — идёмте. — я взглянула на индикаторы состояния Сарена и Шепарда, убедилась в том, что показатели находятся в пределах нормативных границ, и сделала первый шаг к выходу из Медотсека.

Выход матриарха азари за пределы Медотсека не прошёл мимо внимания членов экипажа фрегата. Старшая Т'Сони старалась идти рядом с Чаквас, которую все нормандовцы учтиво пропускали вперёд, уступали ей и спутнице дорогу, приветливо кивая, но чётко и полно ощущала: врач незаметно, но упрямо пропускает её, матриарха, вперёд, чтобы она, как гостья, шла впереди, а Чаквас, как хозяйка Медотсека, вполне удовлетворится ролью сопровождающей.

— Карин, мне неловко, — тихо сказала Бенезия, когда они, поднимаясь по лестнице, на несколько десятков секунд остались наедине. — Вы всё время проталкиваете меня вперёд. Получается, что мне кивают, мне уступают дорогу, меня приветствуют, а вы старательно держитесь на втором плане.

— И что с того? — тихо ответила я, открывая крышку люка очередного корабельного шлюза. — Как вы могли убедиться, Бенезия, ваш внешний вид и ваш настрой здесь никого особо не удивляет, не впечатляет и не пугает. Все знают, кто вы и относятся к этому совершенно спокойно.

— Да уж. Здесь вы правы, — согласилась матриарх.

Остановившись у двери "женского" кубрика, я задержалась всего на секунду, потом решительно и быстро открыла дверь и — пропустила вперёд себя Бенезию.

— Мамочка моя! Матриарх! — послышался чей-то голос, выдававший крайнее удивление. — А мы-то тут и совершенно не...

— И не надо. — я переступила порог, прикрывая за собой дверь. — Знакомьтесь, девочки. Матриарх азари, Бенезия Т'Сони. Наша гостья и наш партнёр.

— Скажете тоже, Карин, — тихо прошипела Бенезия, раскланиваясь с обитательницами кубрика.

— Карин совершенно права, Бенезия. — Каролин Гренадо первая шагнула к старшей Т'Сони. — Вы действительно — наш партнёр. С таким вашим статусом согласно большинство нормандовцев. И мы очень рады, что Карин выполнила своё обещание и привела вас к нам. Присаживайтесь, пожалуйста, — инженер-наладчик сняла с ближайшего кресла куртку комбинезона. — Девочки, приготовьте пока чай и сладости. У нас будет интересный и долгий разговор.

Я нашла свободное кресло, пододвигая его к столу. Поблагодарив Каролин учтивым кивком, Бенезия устроилась в другом кресле, внутренне радуясь, что её вполне грозный вид с изрядной долей неприступности в осанке и в выражении лица действительно не оказался неприятен ближайшим подругам Карин. А то, что они сразу перешли к подготовке чаепития с перспективой долгого разговора — ещё больше обрадовало матриарха.

Девушки и женщины ставили на столик припасы, раскладывали столовые приборы, чашки, блюдца, тарелки.

— Пока мои подруги готовятся, я представлюсь. — Каролин назвала своё полное имя. — Я — инженер-наладчик, моё постоянное место работы — инженерный отсек фрегата. А здесь, в этом кубрике я — что-то вроде старосты. Девчата мне доверили и я вот... стараюсь соответствовать.

— Каролин у нас — большая скромница, — к столу подошла Моника Хегулеско. — Именно ей Карин прислала основные файлы с выкройками. Мы тоже получили эти файлы, но Каролин сделала всё быстрее и лучше, чем мы. И, в немалой степени именно благодаря её решительности мы смогли сшить одежду и для вас и для Сарена. Как, кстати, он? — девушка посмотрела на меня.

— Нормально. Как вы уже знаете, он виделся с Найлусом, сейчас находится в Медотсеке, спит. Чувствует себя нормально, но волнуется, — ответила я.

— Досталось ему, — сказала Каролин, пододвигая к Бенезии чашку и тарелку со сладостями. — Выпейте чаю, Бенезия.

— Спасибо, — матриарх осторожно взяла чашку за ручку, приподняла, вдохнула аромат. — Он не горячий.

— Мы не любим пить кипяток, — уточнила Моника Хегулеско, представившись матриарху. — Тёплый или чуть горячий чай — гораздо лучше. Рады, что угадали часть ваших пристрастий, Бенезия. Должна также уточнить, что без помощи наших мужчин мы бы не справились. — она раскрыла инструментрон, повернула экран к старшей Т'Сони. — Это — наш снабженец. Милейшей души человек. Благодаря его стараниям и запасливости мы смогли использовать действительно лучшие материалы. Так что скажу просто: в том, что вы и Сарен получили эту одежду — заслуга не только наша, но и всех нормандовцев. Нам удалось обойтись без задействования внекорабельных источников, хотя сейчас мы висим над вполне благоустроенной и прилично освоенной планетой.

— Должна уточнить, что мы не получали приказ, разрешающий открывать иллюминаторы. Потому используем видеодатчики. Не постоянно. Позднее, конечно, мы снова включим экраны и вы, Бенезия, сможете полнее уточнить то, что происходит вокруг корабля, а пока... извините, график включения сенсоров, — сказала Амина Ваабери. — Я — сержант военной полиции и в основном занималась пошивом одежды для турианца. Зато мои подруги сконцентрировались на пошиве одежды для вас, — девушка взяла с тарелки пирожное, откусила от него кусочек, показывая гостье, что пока больше ничего говорить не будет.

— А я была среди тех, кто постарался равномерно распределить нагрузку на всех, кто пожелал пошить одежду для вас обоих, Бенезия, — сказала Мандира Рахман. — Я — оператор систем обеспечения двигательной установки корабля, — уточнила она. — А там часто надо соблюдать простое или сложное, но — равновесие.

— Я правильно поняла? Сначала вы решили сконцентрироваться на турианце? — прямо спросила матриарх, ни к кому персонально не обращаясь.

— Именно так, — подтвердила Амина Ваабери. — У нас, нормандовцев, будь то летуны, десантники или полисмены, мало опыта общения с матриархами азари. Это с девами и матронами людям приходилось общаться сравнительно часто, а вот с матриархами. Турианцы же... в силу самых разных причин...

— Более привычны для землян, что-ли, — усмехнулась матриарх. — Понимаю. И — не сержусь. Вполне нормальная реакция. И — вполне нормальное отношение. — Бенезия посерьёзнела. — Я должна поблагодарить вас всех... Вы сделали даже больше, чем я могла бы когда-либо ожидать от жителей Земли. Вас не смутил своеобразный покрой моего платья... И вы сумели за короткое время повторить его в самых мелких деталях. Это... ценно.

Я ощутила, как обстановка за столом начала разряжаться. Исчезала напряжённость, исчезала зажатость в рамки, исчезала заданность беседы и формата разговора. Бенезия, к моему удивлению, не стала становиться в позу умудрённой почти тысячелетним опытом пожилой азари. Она изъявила острое желание и стремление не сколько учить, сколько учиться. Не сколько стремиться к тому, чтобы понимали её саму, сколько к тому, чтобы понять своих собеседниц. Которые теперь в самом ближайшем будущем могли бы стать подругами для пожилой азари, взять над ней на время пребывания на борту корабля. Своеобразное естественно-ненавязчивое шефство.

— Наверное, я больше всего была настроена... негативно и даже в какой-то мере — оппозиционно по отношению к матриархам азари. — сказала Елена М'Лави.

— Возможно и потому, что многие матриархи азари в той или иной мере — политики? — спокойно осведомилась Бенезия, продолжая отхлёбывать ароматный тёплый чай из большой кружки.

— Да, — не стала кривить душой Елена. — А политиков я... недолюбливаю, если мягко сказать. Прежде всего — за их неискренность. Подруги не дадут мне соврать. Я тоже сконцентрировалась на помощи турианцу. Потому что, несмотря на "наследство" конфликта Первого Контакта нам, землянам, по ряду причин, с ними достаточно просто и даже легко общаться. А вот с матриархами азари... Говоря мягко, у нас, землян, мало практики в этом вопросе. И мы... не склонны здесь выдавать желаемое за действительное. Может и поэтому мы настолько осторожны и даже ощутимо недоверчивы.

— Я — наоборот, — в разговор вступила Амина Ваабери, представившись матриарху своим полным именем и уточнившая, что на корабле она занимает должность технолога, — решила помочь именно вам, Бенезия, потому что... потому что посчитала, что вы испытали на себе нечто очень сложное, тяжёлое. А такое воздействие... меняет разумного. Многие люди после того, как попадали под подобные воздействия, менялись очень существенно, очень серьёзно, я бы сказала — фундаментально. К тому же, я узнала из рассказов своих друзей и сослуживцев, что вы, согласно общедоступным данным, замужем, что у вас есть дочь, с которой вы давно не виделись. Очень давно. Я обратила на эти факты внимание присутствующих здесь моих подруг и смогла во многом изменить их позицию не в отношении всех матриархов азари, а в отношении вас, Бенезия. Наверное, это я сделала потому, что сама происхожу из многодетной семьи. У меня несколько младших и старших братьев и несколько младших и старших сестёр. Все мы стараемся жить рядом не только с родителями, но и с бабушками и дедушками. Как со стороны отца, так и со стороны матери. А когда живёшь в такой большой семье... На многие вещи смотришь по-иному, чем те, кто не рос в таких многодетных семьях.

Бенезия молча кивнула, не посчитав необходимым что-либо говорить и Амина правильно поняла гостью.

— В конечном итоге мы ведь всё равно скооперировались. И наши мужчины тоже оказали нам большую помощь. В первую очередь — материалами. И не помешали сделать всё наилучшим образом, — отметила Моника Хегулеско. — Я скажу так: мне было очень приятно работать над этой одеждой. Я чувствовала, что это — необходимо.

— Я благодарю всех вас, создавших для меня такую одежду, — сказала Бенезия. — И я видела Сарена в пошитой вами одежде — она прекрасно выглядит и сидит — как влитая, — матриарх в очередной раз поставила чашку на столик и оглядела собравшихся за столом женщин. — Думаю и даже уверена, что он лично придёт поблагодарить вас за столь важный для него дар.

— Я должна идти в Медотсек. — я встала, пододвинула своё кресло к столику. — У меня там — турианец, который ещё не до конца восстановился и очень устал после разговора с Найлусом, а также — Шепард.

— Карин, ты приходи, как только там, в Медотсеке станет полегче. — Амина проводила врача до двери кубрика, закрыла за ней дверь, не забыв проверить, что снаружи на панели ВИ замка снова загорелся красный хорошо заметный сигнал. — Так Шепард... в Медотсеке снова?

— Насколько я поняла, он устал, — тихо сказала Бенезия. — И врач сделала всё, чтобы он крепко уснул и проспал довольно долго.

— О, да. У Карин есть отвар... — сказала Каролин. — Вроде бы ничего особенного, просто набор разных трав, а спать заставляет — крепко и глубоко. Я помню, мне рассказывали, что однажды этот отвар помог раненому бойцу проспать двое суток. Зато потом заживление ран пошло с взрывной скоростью — вместо недель и дней — часы и минуты. Я, собственно, не об этом, Бенезия. Прошу простить, но вы так сказали о капитане, что он устал...

— Вы ведь его любите, Бенезия? — сказала Моника.

Матриарх кивнула, понимая, что убеждать собеседниц в чём-то другом она может даже не начинать — они ей всё равно не поверят.

— Он... не одинок, — едва слышно сказала Амина, усевшаяся на своё место. — Я, например, думаю, что он... внутренне не готов отпустить свою любимую девушку. Её зовут Дэйна. И они знают друг друга с раннего детства. Он привязан к ней довольно сильно. Служба у Джона... сейчас и в недалёком будущем... будет очень тяжёлой. Впереди у нас у всех — война вот с такими вот кораблями, — она нажала клавишу на своём инструментроне. Большой экран на стене кубрика осветился. — Вот, Бенезия. Это — Жнец, корабль с которого капитан Шепард и его группа высадки эвакуировали вас и Сарена.

Матриарх молчала, глядя на живое изображение Жнеца. Оно, это изображение, не было статичным, оно менялось. Было заметно, что снимки чередуются с видеозаписями, сделанными как с борта фрегата, висевшего рядом со Жнецом, так и с бортов многочисленных дронов — как вооружённых, боевых так и чисто наблюдательных, разведывательных. Поняв состояние гостьи, обитательницы кубрика тоже замолчали, поглядывая на экран и, пусть с меньшим энтузиазмом, но всё же отдавая должное напиткам и закускам со сладостями.

Бенезия смотрела на экран и удивлялась цепкости своей памяти. Вот она, замерев, стоит перед Сареном. Тот держит её правой рукой за горло. Одно движение — и азари будет задушена турианцем. За мгновение. Глаза Артериуса, мёртвые, светящиеся как... как угли, смотрят не в глаза, а прямо в душу Бенезии. Она... она пытается руками удержать его тело на расстоянии от себя, но тщетно. Азари понимает, что после того, как он взял её за горло, она уже не может сопротивляться эффективно. И биотика здесь... не поможет. Левой рукой Сарен, продолжая смотреть прямо в глаза старшей Т"Сони, указывает на снимающего... Богиня, это же маскировочное поле... Жнеца. А тогда для неё это был только очень большой, даже огромный неизвестный корабль, который до того момента она видела только краем глаза. Гораздо страшнее и внушительнее, можно сказать, что даже опаснее для неё самой был тогда не Жнец, а Сарен. А когда её руки, пальцы, ладони, ощутили под броней Сарена в неподобающих местах трубки и кабели... она поняла, что перед ней стоит не обычный турианец.

Потом... потом она услышала в своей голове гул... и потеряла возможность владеть собой. Дальнейшее она помнила урывками. Может быть, когда нибудь, в недалёком или далёком будущем, она что-нибудь ещё вспомнит, но уже того, что она за эти минуты вспомнила, ей хватит. Впереди, вполне возможно, бессонная ночь. И вряд ли ей помогут чудодейственные отвары Карин. Вряд ли теперь они ей помогут.

Бенезия теперь всё острее и полнее понимала, что с той секунды, как она услышала этот гул, она сама превратилась во что-то страшное. Может быть, даже в оружие. Точнее — в орудие, управляемое Жнецом. Потеряв собственную волю, она стала слепо исполнять волю Жнеца, волю его пилота. И сейчас, глядя на Жнеца, лежащего на боку, она понимала, что нормандовцам... при явной деятельной и, главное, действенной поддержке иден-праймовцев, землян, удалось ранее считавшееся невозможным: обездвижить этот гигантский корабль. Вряд ли победить полностью, но обездвижить — точно. И — более чем обездвижить: изъять из этого корабля пилота. Что он такое, кто он такой, этот пилот Жнеца — Бенезия не знала до сих пор. Не хотела даже задумываться, не хотела предполагать.

Она и сама не заметила, как перестала смотреть на экран, упёрла взгляд в столешницу, обхватила обеими руками чашку. Амина, поняв состояние гостьи, выключила экран. Бенезия, отметив это, не поднимая взгляд, тихо сказала:

— Он подчинил меня... И потом... я помню только обрывки... страшные, холодные моменты. Теперь... Теперь я... Я знаю, что он... повержен. Знаю, что обездвижен.

— Главное, Бенезия, что вы теперь, как и Сарен — свободны. А со Жнецом, — чуть помедлив, сказала Каролин, — мы обязательно разберёмся. Не всё сразу.

— По сравнению с протеанином... Жнец не выглядит проблемой, — отметила Амина. — Я его, протеанина, только мельком видела и благодарю всех известных мне богов за то, что он не посмотрел на меня. Четыре глаза в линию... Это для моего восприятия и рассудка может вполне оказаться слишком тяжёлым испытанием.

— Тот полисмен, который сопроводил протеанина в его нынешнее обиталище, — дополнила подругу Мандира, — до сих пор утверждает, что его взгляд... просто невозможно выдержать дольше нескольких секунд. Сейчас многие нормандовцы утверждают, что он... отдыхает, а я вот с беспокойством думаю, как он себя поведёт, когда отдохнёт, наберётся сил и покинет своё обиталище.

— Если с ним плотнее и дольше всех контактировал Шепард, то вряд ли протеанин будет вредить нам, — сказала Каролин. — Главное, чтобы Карин смогла капитально восстановить старпома. А там... Не думаю, что протеанин будет воевать с нами.

— Таких, как этот протеанин, принято в нашей земной культуре относить к Старшим Расам, — сказала Елена. — Они — наши предшественники, они жили и действовали в эпоху, предшествовавшую нашей. Потому, конечно, они очень отличаются от нас и, в то же время они нам очень близки. Потому что жили до нас. А возможно, вот мне почему-то так кажется, что они видели нас, людей, на заре нашей эволюции.

— О, да, мечты о том, что некие инопланетяне... оказали определяющее влияние на развитие человечества, — фыркнула Мандира. — Не надо, Елена. Не надо, — повторила она.

— От меня... — тихо сказала Бенезия, удивляясь своей смелости, — дочь ушла потому, что я долгое время выдавала желаемое за действительное...

— Стоп, стоп, стоп, — проговорила Амина, включая свой инструментрон. — Получается, что культ Атаме...

— Один из двух религиозных культов нашей расы, — так же тихо продолжила матриарх. — Сейчас в сообществе азари более популярен и силён другой культ. На самом деле... Оба культа — фикция.

— Это как?! — вздохнула слишком глубоко Мандира. — Не, я понимаю, что религия и церковь — порождения разумных существ, а не дар свыше. Хотя... кто это теперь знает точно?! У нас, людей, тоже в этой сфере наверчено... всякого-разного.

— Наверное, это у всех рас разумных органиков, как вы, Мандира, выразились, "наверчено", — сказала Бенезия, не поднимая взгляд от столешницы. — Так запутанно наверчено, что...

— Бенезия. — Амина выпрямилась, посмотрела на склонённую голову матриарха. — Если вам... Вы можете ничего нам не говорить.

— Я... стала другой, Амина, — едва слышно сказала старшая Т'Сони. — Вы правы, случись со мной что-то менее сложное и трудное... Раньше, я вряд ли стала вот так просто, едва увидевшись и познакомившись с вами, говорить о таких вещах. Составляющих одну из особенностей азарийской цивилизации, о которых мы не склонны писать в открытых источниках. И тем более — не желаем выкладывать данные в Экстранет. — Бенезия вздохнула. — Но... я не могу начинать свою... новую жизнь со лжи.

— Впереди — война, — сказала Каролин Гренадо. — Скорее всего — война галактическая. Война вот с такими вот кораблями.

— И с такими пилотами... — поддержала подругу Елена М'Лави. — Которых вряд ли земляне или другие разумные органики смогут даже увидеть.

— Ну не все же настолько хорошо подготовлены, как Шепард, — сказала Амина Ваабери.

— Тут ты права. — Мандира Рахман налила в чашку, стоявшую перед азари, воду и положила пакетик с травами. — Обновить надо, Бенезия, — она посмотрела на матриарха, снова опустившую голову, казалось, ещё ниже и по-прежнему крепко обхватывавшую пальцами и ладонями чашку. — Бенезия... — повторила тихо Мандира.

— Я здесь... — тихо ответила матриарх. — Хотя... наверное, не только здесь... Простите мне, я... задумалась. Я решила... Я расскажу вам то, что являлось до недавнего времени одной из тайн азари. Вряд ли... зная о том, кто появился на борту, я смогла бы это утаить от вас.

— Это... как-то связано с протеанином? — изумившаяся собственной смелости, граничившей с наглостью, Моника зажала себе рот ладонью. — Простите, Бенезия.

— Вы правы, Моника. Это... действительно связано с ним. Дело в том, что протеане... прямо повлияли на нашу расу. И именно они, а не мифическая Атаме были нашими учителями. Учителями нашей расы. Благодаря их вмешательству мы, азари, из водного вида разумных превратились в органиков, предпочитающих жить на суше, хотя и не порвавших окончательно все связи с океаном, с водой. Мы получили от протеан способность использовать биотику, мы стали... однополым видом. Я должна сказать вам, что у меня, конечно же, при себе сейчас нет никаких документальных свидетельств, которые я могла бы использовать в качестве доказательства правдивости своих слов. Но я очень надеюсь, что протеанин... сможет рассказать об этом больше.

— Насколько я помню, он отрекомендовался командиру "Нормандии", как воин, — сказала, помолчав несколько десятков секунд, Елена. — Вряд ли протеанский солдат, пусть — офицер, знают такие подробности, какие известны даже вам, Бенезия.

— Это меня и настораживает и напрягает, — кивнула матриарх, не меняя позы. — Но...

— Вы надеетесь, что здесь, на этой планете, найдутся ещё живые протеане? — спросила Моника.

— Да, очень надеюсь. По источникам, известным мне... протеане были имперской расой прошлого Цикла. Сильнейшей расой. Они... нет, они не могли вот так исчезнуть.

— Да, сложно смириться с тем, что он — один, — сказала Амина. — Даже если он воин, если он даже офицер, командир, то всё равно... Поневоле подумаешь, что он выжил не один. И будешь надеяться, что кроме него выжили хотя бы несколько протеан.

— Если же говорить прямо, — сказала Каролин, — то следует сказать чётко. Важно, чтобы выжили не только мужчины, но и женщины. Если я правильно обдумала то, что мне известно о протеанах из прочитанного и понятого за последнее время, то протеане — двуполая раса. И, значит, кроме мужчин, обязательно должны быть и женщины-протеанки.

— Интересно, какие они, их женщины? — немного мечтательно спросила Моника. — Наверное, немного более изящные, хрупкие... Природа обычно так и поступает.

— А я вот наоборот думаю, что они не такие уж и хрупкие, — возразила Амина. — Они — хищники. Четыре глаза, так же как и у батарианцев — это верный признак хищника, ночного хищника, который полагается на зрение, но при этом активно использует слух, обоняние. Такое комплексное и полное использование природных органов чувств нам людям и не снилось, потому без технической и технологической поддержки мы можем и проиграть, если, конечно, не будем объединяться.

— Большинство работ по протеанам... подписано Лиарой Т'Сони, — сказала Амина.

— Она — моя дочь. С ней я больше сорока лет, — Бенезия инстинктивно побоялась назвать точный срок размолвки, — никак не общалась. И не встречалась лично.

— Сорок лет... — изумлённо выдохнула Елена. — Это же треть человеческой жизни! И — не самая малая треть.

— Вы правы, Елена. Но раньше, несколько десятилетий тому назад... Я бы оценила это по-иному, — проговорила матриарх. Её голос немного окреп, но она по-прежнему не меняла позы. — Лиара ушла от меня именно потому, что вскрыла ложь, связанную и с культом Атаме, и с фигурой самой богини Атаме. На месте Атаме должны были быть протеане. Но Матриархат, наш верховный орган власти, за тысячелетия сделал всё, чтобы стереть большинство общедоступных свидетельств о важности протеан в формировании нашей расы. Можно сказать, что мы, азари, преступно прикрылись культом мифической богини Атаме, чтобы не ставить памятники протеанам. Многочисленные памятники. По самым разным, но — непременно серьёзным поводам.

— И о протеанах... надёжно забыли, — сказала Амина полувопросительно — полуутвердительно.

— Да, именно так, — подтвердила матриарх. — Я... внутренне была готова к тому, что когда-нибудь, кто-нибудь из азари... вскроет этот обман. Но то, что это сделает моя дочь... Я об этом подумать — боялась. И именно это и произошло. — Бенезия едва сдерживала волнение. — Несколько минут... Не больше двух трёх минут... Она, Лиара, моя дочь, выкладывает передо мной "веер" из включённых ридеров... и уходит, не сказав ни слова. А я... я потом стала делать ошибки. Наверное, я поверила в то, что оставшись одна, я уже никому не нужна... и могу теперь безрассудно рисковать собой. И очень скоро... я попала... в рабство к Жнецу.

— Сарен... — проговорила Мандира тихо-тихо, но Бенезия её услышала:

— Был только посредником. И ещё большим рабом, чем потом очень быстро стала я. Это влияние... Ему действительно очень трудно противиться. Потому... впереди у нас другая война. Не та, к которой готовились мы, ныне живущие органики. Независимо от расы, — в голосе матриарха, так и не сменившей позу, прозвучала острая горечь. — Мы к такой войне... не готовы. И, тем не менее, мы будем вынуждены воевать. Воевать, хотя бы зная теперь, что никакого плена, никаких лагерей — ни для военнослужащих, ни для гражданских — уже не будет. Несколько секунд — и ты уже действуешь в интересах противоположной стороны. Такие корабли, — матриарх подняла взгляд на погасший экран, — умеют убеждать. И подчинять себе очень быстро... тоже умеют.

— Вы правильно сказали, Бенезия. — Амина подождала, пока матриарх сделает несколько глотков почти остывшего чая из своей кружки. — Мы будем воевать. Мы, уточню, должны будем воевать, — она посмотрела на подруг, сидевших за столиком. — Потому что умирать никому из нас, разумных органиков, не хочется. И мы будем воевать, потому что знаем многое о нашем враге. О его способностях и возможностях.

— Боюсь, что мы сделали недостаточно, — вздохнула Моника. — Если бы дело обстояло по-иному, мы смогли бы отсюда улететь очень быстро.

— Для чего улететь, Моника? — изумлённо посмотрела на подругу Каролин. — Да, мы погрузили маяк в контейнер и скрыли его в трюме фрегата. Мы это сделали в рамках того, что от нас требовало командование ВКС Альянса систем под давлением Корпуса Спектров и Советников Цитадели. Но после того как на борту корабля появился живой, разумный и вменяемый, проще говоря — нормальный протеанин, всё изменилось, — девушка хлопнула ладонью по столешнице. — Всё изменилось! И теперь Совет Цитадели Маяк, скорее всего не получит! А мы... Мы уже, подружки, вспомните... Мы с вами просмотрели запись этого маяка. Она, если так можно сказать, была "сверху". Была самой доступной! Я — инженер, но я не понимаю, как ВИ Маяка определил, что надо показать нам, землянам, людям, именно эту запись. Похоже, протеане, погибая, оставили нам предупреждение.

— И это предупреждение содержалось в Маяке, за которым на Иден-Прайм прибыл Жнец, — глухо сказала Бенезия. — А само предупреждение Жнец бы не воспринял. Для его восприятия нужен органический разум. Жнец — полумашина, а не чистый органик. Во всяком случае, как я теперь понимаю, Жнец — не целостный органик. И его разум... слишком сильно отличается от разума органика... В нашем понимании.

— Если такому кораблю... действительно тысячи лет... Сколько же разумных органиков он... убил, — срывающимся на шёпот голосом проговорила Мандира.

— Как минимум, он был свидетелем, а возможно — и участником уничтожения протеан. — сказала Амина, не пожелавшая говорить о более древних временах. Бенезия отметила, что так уж сложилось — ей, единственной среди собеседниц матриарха военнослужащей-женщине, приходилось проявлять совершенно неженскую твёрдость и жёсткость. Наверное, как предположила матриарх, не только потому, что на плечах Амины — сержантские погоны, а на рукаве — шеврон военной полиции, но и потому, что не все женщины однозначно мягкие, нежные и уступчивые. И не только — человеческие.

— Если он окажется Наблюдателем... — сказала Елена.

— Это почему? — заинтересовалась Каролин.

— Мне сразу трудно сформулировать. А говорить просто "мне кажется" я не хочу. Человечество за тридцать лет не смогло найти данные, доказывающие реальность существования таких кораблей. Не думаю, что представители других ныне существующих рас знают о Жнецах много, не думаю так же, что они знают о Жнецах больше нас.

— Но ведь Шепард... однозначно опознал Жнеца. И мы, насколько я помню, готовились к чему-то очень серьёзному ещё до того, как вошли в эту звёздную систему, — сказала Моника.

— А я вот думаю, что если бы мы не готовились — нас бы здесь уже не было. Во всяком случае — в живых. А "Нормандия"... что бы там кто ни говорил, она не предназначена для противостояния такому дредноуту. — Мандира долила себе в чашку чай и взяла с тарелки кусочек торта. — И потому... хорошо, что Шепард нас всех, кто был на борту фрегата, заставил встряхнуться.

— А как это он заставил? — Бенезия вопросительно посмотрела на Мандиру.

— По-разному. Когда он только пришёл на борт фрегата и разместился в своей каюте, то вышел оттуда не в обычном форменном комбинезоне, а в броне. Пусть даже в лёгкой. Но его появление в броне стало, как теперь понятно очень многим нормандовцам, хорошим отрезвляющим душем. Потом достаточно быстро все нормандовцы вспомнили о том, что они вообще-то не только летают, но и служат на боевом разведывательном корабле, который вполне может подвергнуться нападению и, в общей сложности, через несколько часов... почти весь экипаж и вся команда фрегата облачились в свою броню. А раньше этого нельзя было добиться, во всяком случае — без применения силы устного приказа или без издания соответствующего официального письменного распоряжения. Я предполагаю, только предполагаю, — подчеркнула она, — что само появление Шепарда в лёгкой броне, с боевым оружием... стало очень мощным встряхивающим фактором. Если бы броню надел, к примеру, тот же Прессли, такого эффекта не было бы. Шепард... никто другой, кроме него, я почему-то в этом уверена, не смог бы добиться такого глубокого и быстрого эффекта, — дополнила подругу Каролин. — Даже мы, штатские, встряхнулись.

— А потом? — спросила матриарх.

— Потом... с подачи Шепарда Андерсон несколько раз объявлял тревоги, причём — очень сложные, совершенно не бутафорские. Раньше ведь как: много шума, беготни, возни, а результат такой вот имитации — близок к нулю. А теперь нет — после первой же тревоги очень многие нормандовцы были реально вымотаны. Дальше, конечно, на второй тревоге и позднее было чуточку полегче. И не только потому, что втянулись, а потому, что поняли — шутки кончились. Началась реальная боевая работа, — сказала Амина.

Совместно, стараясь не перебивать друг-друга, Амина, Елена, Каролин, Мандира и Моника рассказали Бенезии о многом, что произошло на фрегате "Нормандия" с того момента как на его палубы ступил капитан Джон Шепард и до того момента, как Жнец рухнул на поверхность Иден-Прайма. Рассказ получился подробным и долгим, но даже уход на вахту Каролин и Елены не помешал оставшимся в кубрике женщинам сообщить Бенезии максимум подробностей нескольких прошедших суток и высказать немало собственных мыслей по поводу происшедшего на борту корабля за эти дни.

— Предлагаю прерваться и отдать должное пище, — сказала Мандира. — Мне тоже скоро на вахту, так что давайте обновим то, что на столе и вскипятим ещё чайку. Надо достать ещё одну коробку с пакетиками.

Как то так получилось, что Бенезия поднялась из-за стола вместе со всеми обитательницами кубрика. Вместе с ними поучаствовала в мытье посуды, пересмотрела немудрёные продовольственные запасы, подивившись предусмотрительности хозяек кубрика. Заново сервировала стол, отмечая про себя, что совершенно не ощущает какой-либо усталости и желания вот прямо сейчас вернуться в Медотсек и прилечь. Никто из женщин не акцентировал внимание на том, что матриарху, как ни крути, уже больше восьмисот лет и это — весьма почтенный возраст даже для азари.

Когда Амина, Каролин и Моника вернулись за стол, они вопросительно посмотрели на Бенезию, присевшую на стул. Матриарх поняла: наступило время очень личных разговоров и теперь женщины отдают право начать этот разговор ей. Отметив, что особо нервничает Каролин, матриарх азари вспомнила, что ей (так сказала кто-то из женщин, когда они сообща мыли посуду) скоро надо будет заступить на очередную вахту. Мандира исчезла незаметно и очень быстро. Сейчас старшая Т'Сони никак не могла припомнить момент, когда эта женщина покинула кубрик.

Что-ж. Обманывать ожидания столь приятных собеседниц Бенезия не хотела и рассказала им о Лиаре. Не о том, каким учёным стала Лиара, заинтересовавшаяся с первых лет учёбы в университете именно протеанами, а о том, каким она была ребёнком, каким она была подростком. Рассказ, к удивлению Бенезии, получился объёмным. Матриарх постаралась завершить его как раз к тому моменту, как Каролин, продолжавшая нервничать, с видимым сожалением начала вставать со своего стула, показывая, что ей необходимо идти на вахту. Понимая и догадываясь, что, так или иначе, обитательницы кубрика передадут друг другу информацию о состоявшемся разговоре, Бенезия подождала, пока Каролин соберётся и покинет кубрик, отдав должное сладостям и закускам и выпив две больших чашки ароматного чая.

Женщины выслушали рассказ матриарха с огромным интересом и вниманием. Задали немало вопросов, отвечая на которые, старшая Т'Сони постоянно удивлялась тому, сколько же на самом деле деталей и подробностей жизни дочери сохранила её память. Мало когда раньше, до той вредоносной встречи с индоктринированным Сареном, она могла бы вспомнить эти детали и подробности. Пусть даже и некоторые из них ощущались как наиболее памятные. Сейчас она чувствовала, что она не просто помнит их, но и открывает в этих деталях и подробностях новый, ранее скрытый от неё смысл. И — не один, а много.

Когда Каролин покинула кубрик, отправившись на вахту, оставшиеся за столом женщины рассказали матриарху о своих родителях, о своих семьях. Показали на своих инструментронах снимки, запечатлевшие ближайших родственников.

Теперь уже Бенезия задавала немало вопросов и со всем вниманием выслушивала пространные ответы.

"Да, — думала матриарх, прихлёбывая чай и отправляя в рот очередной кусочек торта, — я действительно мало знала людей, мало с ними общалась. А они, оказывается, могут меня, матриарха азари, религиозного лидера расы, многому, очень многому научить. Пусть не сразу, не быстро, но — научить. Уже прошло много часов, а я не устала и не чувствую даже подступающей усталости. Мне... интересны эти женщины, интересны их судьбы, интересна их жизнь. Они в какие-то месяцы сумели втиснуть то, на что у азари уходят годы и десятилетия. Может быть, это и обычно для расы, привычно относимой систематизаторами Старых рас к короткоживущим, но... Лучше узнавать другую расу не по учебникам и энциклопедиям, а вот так, в разговорах, в непосредственном общении с её представителями. Мы, азари, слишком свысока смотрим на землян. И, как всегда, с такого большого расстояния — не видим многого".

Об Этите она ничего говорить пока не стала, посчитав, что для первой встречи, первого общения она рассказала вполне достаточно. Не всё ей самой ясно в том, что следует теперь рассказывать новым знакомым о Мятежном Матриархе. Многое, слишком многое изменилось. Изменилась в первую очередь сама она — Бенезия Т'Сони.

— Мы рады были пообщаться с вами, — сказала Моника, уловив краем глаза согласный кивок Амины. — И уверены, что вы будете частой гостьей нашего кубрика. На Земле у многих народов есть такая традиция. Мне она известна под названием "Женский клуб". И я очень хочу, Бенезия, чтобы вы стали членом нашего, фрегатского женского клуба. Наши мужчины не мешают нам собираться по вечерам, а иногда и по ночам, вести разговоры, временами очень длительные, чаёвничать и общаться. И мы рады, что вы теперь будете, если захотите, приходить к нам в кубрик.

— Буду, — кивнула Бенезия, вставая, — я благодарна вам всем. Идя сюда, я и не предполагала, что найду столь приятных собеседниц и... настоящих подруг. Я рада, что много нового, ценного, важного и полезного узнала о людях, — матриарх впервые несмело, но достаточно широко улыбнулась, окончательно стирая с лица насторожённое и отстранённое выражение. — А сейчас — простите. Мне надо... отдохнуть, — она повернулась к двери кубрика. — Не провожайте меня, не надо. Я пока ещё в норме и сама найду Медотсек. Карин, уверена, ждёт меня. Она беспокоится и я не хочу напрягать её, — с этими словами старшая Т'Сони открыла дверь кубрика и вышла в коридор, плотно закрывая створку за собой.

— Вернулись, — увидев входившую в медотсек Бенезию, я встала из-за своего рабочего стола. Матриарх уже привыкла к пронзительным взглядам врача фрегата, потому спокойно подошла к столу Карин. — Умотали вас мои подруги.

— Совсем нет, Карин, — ответила Бенезия, присаживаясь в кресло и кидая короткий взгляд на часы. — Хотя... я общалась с ними очень, как теперь понимаю, долго. И это общение мне многое дало. Хотя бы для того, чтобы лучше понимать людей, землян.

— Для лучшего понимания, Бенезия, вам теперь следует полежать и поспать, — тоном, не допускающим возражений, сказала Чаквас.

— Подчиняюсь, Карин. — Бенезия поднялась и шагнула к пологу ширмы, закрывающему вход в её "палату". — Вы правы, — матриарх остановилась, обернулась. — Я понимаю, что моя просьба... необычна, но нельзя ли взглянуть на Шепарда?

— Вам — можно. — я встала и вдвоём с Бенезией подошла к пологу, за которым была "палата", где по-прежнему спал крепким сном старший помощник командира корабля. — Только — недолго. Даже я не знаю всех его способностей. Он ведь может и почувствовать ваш взгляд и ощутить ваше присутствие. Во всяком случае, я могу предположить такое... — она отодвинула полог в сторону и Бенезия смогла увидеть лицо старпома.

— Спасибо, Карин, — старшая Т'Сони шагнула назад, отходя от ширмы и Чаквас поставила полотнище полога на место. — Я пойду к себе, — она повернулась и направилась к пологу своей "палаты".

— Поспите, Бенезия, — возвращаясь к своему рабочему столу, я отметила, что матриарх задвинула за собой полог и быстро легла, потратив совсем немного времени на переодевание. Богатый врачебный опыт научил Карин точно определять на слух, чем занимается пациент в палате. И теперь медик была убеждена — Бенезия сняла свой церемониальный головной убор и переоделась в комбинезон. Только после этого она легла на больничную кровать. И, как ясно засвидетельствовали индикаторы состояния на деке над рабочим столом врача, сразу уснула.

На экране настольного инструментрона появились значки новых сообщений. Взглянув на поля "отправитель", я поняла: это подруги спешат рассказать ей о том, как пообщались с матриархом азари. Усевшись поудобнее в кресло, я открыла первый файл и углубилась в чтение.

Глава 20 Пилот гиганта. Новый союзник

Очнувшись через двенадцать часов, я кивнула подошедшей Чаквас, подождала, пока она снимет с моего тела датчики, облачилась в поддоспешник, и броню, подхватила оружие. Расправив постель, я убрал в стену ширму и подошла к рабочему столу главного врача.

— Как вы?

— опять кошмар снился, что я хожу по мертвому лесу и кого-то ищу. Но я достаточно отдохнул.

— Хорошо, что вы отдохнули, Джон. Вас уже все заждались. Явик ещё "спит", с ним — все в порядке. Интереснейшие показатели даёт моя аппаратура, совершенно новые. Если сравнить с человеческими... Он уникален. Столько перенести — и так быстро восстановиться. Хотя, я бы сказала, что он действительно — не спит, просто... отдыхает. Видимо... когда он воевал... сон стал слишком большой роскошью. А затем... роскошью стала дремота. Вот и пришлось научиться хоть как-то, но — отдыхать так. Полагаю, вы не усидите на корабле?

— Нет, Карин. Поскольку медотсек изолирован, разрешите связаться с капитаном Андерсоном от вас?

— Разрешаю, Джон. — Чаквас пододвинула настольный ридер. — Разве вас удержишь...

— Карин... Мы заварили кашу и должны её хоть как-то подать на стол. Так, чтобы она была... приемлема для поглощения, чтобы она стала нормативной частью истории слишком многих, — сказала я, набирая код закрытого канала связи. — Командир, коммандер Шепард на связи. Могу я говорить?

— Да, Джон, — послышался голос Андерсона. — Можете. Я тоже немного поспал, так что — вполне в норме. Желаете проявить активность? Кого отправлять с вами?

— Никого, капитан, — ответила я. — В этот раз — никого. Я полечу один. Мне потребуется только челнок. Больше ничего. Я должен найти на этой планете пустынное изолированное место и пообщаться с пилотом "каракатицы". Если мы не решим его проблему... нам будет очень сложно. Явик указал, что нас может ждать большая война... Подозреваю, что это будет война с такими вот машинами, как эта "каракатица" и подчинёнными им... оболочками. — Я ясно ощущала нараставший страх Чаквас, но вынуждена была говорить вслух дальше. — Мне нужно остановить эту перспективу, Дэвид. Не дать ей реализоваться хотя бы в полной мере. Попытаться это сделать. Вы же понимаете, что кроме меня... это делать некому.

— Понимаю, Джон. Хорошо. Челнок — в вашем распоряжении. Техники ждут ваших указаний. Берите контейнер и... пусть боги встанут между вами и опасностями. — Андерсон отключил связь. Я обернулась к Чаквас.

— Карин... Не надо смотреть на меня, как на покойника. Вы дали мне возможность прекрасно отдохнуть и восстановить силы в максимальной степени. Я должен сделать то, что озвучил, сейчас, пока ещё готов сам к этому. Если я займусь чем-нибудь другим... Мы не сможем быть гарантированы от неприятностей. От неожиданностей, — я успокаивающим жестом мягко и несильно коснулся рукой плеча врача фрегата, уже сидевшей в своём излюбленном рабочем кресле и странное дело, Чаквас ощутила, что способна сейчас немного расслабиться и даже успокоиться. Её теперь не пугал с прежней остротой подтекст разговора, состоявшегося только что в её присутствии. Она поняла, что Шепард — действительно единственный, кто сможет это сделать. Она посмотрела на него, встала, сделала шаг к старпому... и обняла его.

— Джон. Возвращайтесь... Что бы там ни было... возвращайтесь. Мы... мы все будем ждать вашего возвращения, — прошептала она. — Мы все... — она отстранилась, повернулась к столу, чтобы скрыть подступившие к глазам слезы.

Военный хирург Карин Чаквас, про которую в ВКС Альянса Систем говорили как о не умеющей плакать... Только она знала, чего ей стоило не плакать все эти годы. А ведь она плакала... Столько раз плакала. Только наедине с собой. Только тогда, когда никто из разумных органиков никоим образом этого не видел. Знала, что её назначили на этот корабль, на этот полёт — экспериментальный и связанный с совершенно секретной миссией потому, что решили: она сможет удержаться от эмоций, если что-то пойдёт не так.

Майор медслужбы ВКС Альянса Систем была по званию младше только каперанга Андерсона. Как медик, она проходила по другой "табели о рангах", нежели обычные армейцы и её служебное положение было действительно выше. Все знавшие её достаточно хорошо, понимали, что она не будет вмешиваться ни во что на корабле, что никоим образом не касается медицинской тематики, но также все были уверены: случись что, касавшееся её как медика — и Чаквас не остановится ни перед чем. А более высокое воинское звание было своеобразной дополнительной гарантией.

И вот сейчас Чаквас едва сдерживалась. Кому как не ей, медику, было известно, что Шепард действует, живёт на запредельных для обычного человека режимах. Да, не двадцать четыре часа в сутки. Да, он ещё не показал вовне всей своей силы и всей своей мощи. Но то, что он делал... Было бы сделано слишком опасно и слишком неполно, если бы... было сделано кем-то другим.

Для неё все члены экипажа "Нормандии" быстро стали очень близкими людьми... За время этого экспериментального полёта Чаквас сроднилась с ними. Ей никогда не нравилось долго сидеть на Земле или на медицинских космических станциях Альянса. Она делала все, чтобы как можно чаще попадать в состав экипажей кораблей ВКС и летать как можно дальше и дольше. Полёты придавали особый смысл её жизни, ведомый только самой Чаквас. Уникальная специализация, позволявшая лечить и оперировать как людей, так и представителей других, как сказали бы раньше — инопланетных рас, позволяла Карин раз за разом подтверждать своё право на участие в очередном дальнем и очень сложном полете. А армейское звание военно-медицинской табели... снимало множество вопросов.

Если бы Шепард уходил на стандартную высадку, даже пусть и связанную с боестолкновением, с возможностью получить травму, ранение. А сейчас... После разговора Шепарда и Андерсона... военный хирург Чаквас поняла, ощутила нутром, своей сутью, что Шепард рискует не только телом, но и своей душой, тем, что делает его человеком, личностью.

Я повернулась и тихо вышла из медотсека. Встретившиеся мне по пути члены экипажа молча уступали мне дорогу, ограничиваясь учтивыми едва заметными кивками.

Я достал изолирующий контейнер из хранилища и теперь, чётко ощущая его тяжесть, направлялась к пандусу, ведущему в ангар фрегата. Андерсон выполнил своё обещание: в ангаре были только техники. Переговорив с ними, капитан подождал несколько минут, пока они проверят машину и установят дополнительные модули в приборные деки. Старшина техников подошёл, передал мне ридер с файлом итогового контроля. Просмотрев документ, я расписалась личным световод-кодатором, убрала стилус в кармашек брони, проверила клапан, посмотрела вслед уходящим к шлюзу техникам, перевёла взгляд на машину. Челнок активирован, дверь в салон и в водительскую кабину — открыта. Поднявшись по трапу, я вошла в салон, устроился на водительском месте, поставил рядом контейнер и осторожно и неспешно вывел челнок за пределы защитного поля фрегата.

Ровно через час и десять минут челнок прибыл на место, совершив мягкую посадку среди нагромождения скал и валунов. Я открыла салонную дверь, взял контейнер, сошёл на землю и отошёл от челнока на несколько сотен метров. Наклонилась, набрала коды и открыла крышки, присаживаясь рядом на камни. Сфера мягко засветилась. В этот момент отрубилась вся телеметрия со скафандра и с челнока.

Начался торг с Назарой.

Мы обсуждали применение Горна. Я упирался и не хотел производить полную индокринацию галактики. Жнец, был против глобального отключения всех Жнеческих технологий. Вариант с перезаписью катализатора мы даже не рассматривали. Наконец, сошлись на том что не будем активировать горн вообще. А Назара помогает нам и не зовет своих коллег.

Андерсон, получив очередные доклады от специалистов БИЦ, едва удержался от того, чтобы бросить фрегат к тому району. Справившись с первой волной стремления отдать соответствующие приказы, Дэвид опустил уже занесённую над сенсорами каютного настольного пульта руку, заставил себя сесть в рабочее кресло, активировал систему корабельной связи:

— Ждать. Будем ждать, — негромко сказал он, обратившись ко всем офицерам корабля, задействовав общий канал. — Шепард — справится. А мы... должны верить в то, что он справится. И ещё... — в этот момент командир сделал всё, чтобы не запнуться, а только помедлить с озвучиванием очередных фраз. — Если он вернётся, а он — вернётся, то не надо спрашивать его о деталях. Будем ждать и делать всё, что от нас зависит.

Он отключил канал и откинулся в кресле, погружаясь в размышления.

— Командир, — раздался в наушном спикере голос вахтенного. — Челнок капитана Шепарда — возвращается. Он... держит курс на второй согласно общей схеме пролом в "каракатице".

— Принято. — Андерсон окончательно очнулся от дремоты, нажал несколько сенсоров на своём инструментроне. На заработавших настенных экранах высветились картинки с видеокамер забортной обстановки. Челнок действительно следовал курсом к одному из проломов в теле древнего и большого корабля.

На настольном пульте замигала лампа вызова:

— Командир, — раздался голос Шепарда. — Докладываю. Я направляюсь вместе с пилотом на борт Жнеца, — Мы пришли к единому мнению, командир. Наблюдатель, пилот согласился с нашими аргументами и понял нашу позицию. Пилот и его корабль не будут нам вредить, каперанг. Они нам помогут. — Челнок, как было ясно видно на экранах, вошёл в защитную "сферу", созданную фрегатом вокруг древнего корабля. — Я высаживаюсь с пилотом на борт, и мы приступаем к включению системы восстановления. Стрелять и вредить нам, планете, её населению Наблюдатель не будет. Он — на нашей стороне, командир. И ещё... Я очень скоро буду на борту фрегата, Дэвид. И вы все сможете убедиться в том, что я... остался прежним. Успокойте Карин. Я же знаю, как сильно она волнуется, — с этими словами я отключил канал. Надеюсь мои имплантаты они не почитают индокринацией. И очередная порция кошмаров с лесом мне обеспечена. Как пояснил назара я из-за воскрешения застрял в мире мертвых. А когда имплантаты вышли на рабочий уровень то начал проваливаться туда. Блин.

На экранах было отчётливо видно, как челнок, плавно повернувшись к "каракатице" левым бортом неспешно подошёл к пролому, замер, как я осторожно вышел, неся в руках сферу, мерцающую тёплым зеленоватым светом.

Автоматика фрегата провела плотное дистанционное сканирование тела старпома во всех доступных ей диапазонах. Андерсон, вчитавшись в показания, убедился, что старпом Шепард остался прежним человеком, каким он был после Акузы и последующей трансформации. Командир фрегата понимал, что эти же данные изучат и другие нормандовцы, в первую очередь — Карин. Да, она очень волнуется. Для Андерсона любовь Чаквас и Шепарда не была тайной.

Хорошо, что обошлось без индоктринации, без подчинения. Ничто в состоянии Шепарда не указывало на наличие даже тени опасности. Фигура Джона, как видел Андерсон, быстро исчезла во мраке нутра древнего огромного корабля.

Я пошел по переходам в центр где хранилась капсула с пилотом. Быстрым шагом дошел до капсулы, ставил его на место.

— Внимание по фрегату! Активировать двигательную установку! Отменить дрейф! Отойти от "объекта" на шестьсот метров. Держать район под контролем. Быть готовыми к активации двигателей "объекта" и к его движению. Полный контроль! Полная запись! — Встав у рабочего стола, Андерсон отдавал приказы спокойным и будничным тоном. — Дженкинс, Аленко. Вам — быть на борту второго челнока в готовности к немедленному вылету на "объект". — Приняв ответные доклады, Андерсон продолжил. — Осуществлять усиленную фильтрацию траффика дальней связи с планеты.

— Командир, пробоина... уменьшается в размерах. Наблюдаю регенерацию главного излучателя. Остальные пробоины — тоже "затягиваются". Бронекрышки... открыты. Активации оружия — не наблюдаю. Даже мелких признаков нет, — взволнованный голос вахтенного, находившегося у Звёздной Карты, совпал с изменением картинок на экранах командирской каюты. — "Объект"... Он движется. Повторяю... Объект движется. Он... встаёт, командир!

Огромный, более чем полуторакилометровой длины корабль действительно поднимался. Сначала — с помощью двигателей, а затем — с помощью лап. Спустя всего полчаса "креветка" сменила своё положение и теперь возвышалась над местом своего недавнего бездействия.

— Командир... — вахтенный, вышедший на связь с Андерсоном, не скрывал своего изумления. — "Объект" закрывает все бронекрышки всех своих лазеров и излучателей. Он... не будет стрелять, командир! Неужели капитан Шепард смог... Простите, командир, — вахтенный постарался вернуться к официальному служебному тону. — "Объект" — не находится в боевом положении. Его лапы — не наносят ущерба инфраструктуре планеты. Корабль-Жнец стабилизировался и сохраняет неподвижность. Наблюдаю открытие его бортового порта для челноков. Челнок, на котором находился капитан Шепард, направляется на автопилоте к нему. Вижу капитана Шепарда в проёме порта, капитан. Телеметрия полного ударного сканирования доказывает — офицер в полном порядке. Следов подчинения, программирования — нет. Даю запрос на повторное самое глубокое сканирование. Результат... подтверждён, сэр. Коммандер Шепард — прежний. Он входит на борт челнока. Челнок направляется к фрегату, сэр. Прикажете направить дежурную блок-группу в ангар?

— Отставить, — распорядился Андерсон, переключая каналы связи. — Аленко, Дженкинс. Покинуть борт челнока. Я скоро буду в ангаре. Надо встретить Шепарда. — Андерсон отошёл от стола, мельком взглянул на себя в зеркало, поправил ремешок на скафандре. — Ему таки удалось! В очередной раз — удалось!

— Командир, до стыковки челнока с фрегатом осталось три минуты, — доложил вахтенный, когда Андерсон уже входил в ангар. — На борту фрегата и челнока — всё штатно, сэр.

— Принято. — Андерсон, остановившись у портала шлюза, видел, как челнок пробивает пелену защитного поля фрегата и вдвигается в потолочные упоры.

Дженкинс, поднявшись с раскладного кресла, уже катил к кораблику лёгкий трап. Аленко не покидал салона челнока.

Открылась дверь и я ступил на верхнюю площадку, как всегда успокаивающе кивая и поднимая руку в традиционном приветственном жесте.

— Командир. — я, спустившись по трапу на палубу ангара, подошёл к Андерсону. — Мы получили нового союзника. Его имя — Назара. Это — и имя пилота и имя корабля. Он не будет вредить нам, не будет стрелять. Его заинтересовала перспектива... мирного сосуществования. Он воспринял это... как реальный шанс найти новый смысл своей жизни. Со временем мы сможем с ним общаться напрямую, он пока раздумывает над формой своего представления и объёмами информации, которые мы сможем принять от него и использовать. Он рад... что мы не стали уничтожать корабль — воплощение очень древней расы. Он рад, что мы... проявили гуманность и понимание по отношению к нему самому. Для него это... ново и очень ценно. Он... готов ощутить себя самостоятельной личностью, каперанг и хочет, чтобы его называли Назарой... Самоназвание расы, из которой был создан этот корабль... невоспроизводимо человеческими органами речи, командир. Со временем... мы сможем установить контакт с разумом этой расы, сохранённым в ноосфере Вселенной... Но это — очень отдалённая перспектива. Сейчас пилот утверждает и я... склонен ему поверить, что это так и есть... лучше оставить единое имя и для пилота и для корабля. Миллионы лет Назара скрывал своё имя от всех. Он и корабль, сроднились с этим именем, поскольку оно... было для них обоих более ценным, более приемлемым, чем имя, которое давали кораблю те разумные, которые раз за разом... страдали.

— Вы говорите о "Жнеце"? — Андерсон прямо взглянул в мои глаза.

— Да, командир. Корабль такого класса органики называли чаще всего Жнецом. Вся разумная органическая жизнь во Вселенной именовала эти корабли так. Все эти тридцать миллионов лет. На всех языках, когда-либо известных представителям разумной органической жизни. Для них такие корабли были только... Жнецами. Никто не знал точно, полно и, главное, доказательно, что у них у всех есть свои собственные имена. И... хочу уточнить, командир. Назара — действительно наблюдатель. Можно сказать, что он — разведчик. Он — второй по возрасту среди Жнецов. Старше его только один корабль, созданный из расы, впервые активировавшей всю систему. Назара называет его Предвестником. В некоторых наших архивах есть похожие указания, капитан.

— Этот Предвестник...

— Самый старый Жнец, первый. Назара убеждён, что мы пока ещё не достигли "красной полосы", войдя в которую, дали бы ему, как наблюдателю, основание для начала Жатвы и вызова сюда, из Тёмного космоса, флотов Жнецов.

— Сколько? — задал мучивший его вопрос Андерсон. Уточнений не потребовалось — Шепард правильно понял, о чём беспокоится командир.

— Максимум, предельный максимум — несколько лет, командир. Года 3 в лучшем случае. — я вспомнила сроки жатвы в моем мире. — Насколько я понял, этот срок был исчислен Назарой в нашем восприятии. Для него, — Шепард посмотрел на возвышавшегося неподалёку Жнеца, — несколько долей секунд. Точнее — не знаю. Но то, что максимум несколько лет — это точно. Это и моё мнение, и моё ощущение, и моё понимание. В этом они... едины. Назара убеждён, что этот срок в несколько лет можно будет увеличить... Он, Назара удивлён, потрясён и изумлён тем, что впервые никто не стал пытаться его, пилота, подчинять, заставлять насильно действовать в интересах, противоречащих его, Назары, установкам. Он это... очень ценит, капитан. И считает, что это... достаточное основание для того, чтобы отложить Жатву. И в доказательство своих мирных намерений он дарит нам, экипажу фрегата "Нормандия" карту Иден-Прайма с протеанскими артефактами. И даже более древними, чем протеанские. Он знает о том, что мы нашли Явика... И он знает, что такой карты у этого протеанина нет и быть не могло. Такой картой располагали только те, кто погиб на Цитадели. Явик... в силу своего статуса не мог обладать подобной информацией. — Я достала свой ридер и, коснувшись пальцами сенсоров вирт-клавиатуры, подключила ближайший ангарный экран. — Посмотрите сами, командир. Это — вид Иден-Прайма с точки ретранслятора Утопии, — он пролистнул изображение. — Это — вид планеты с точки, размещённой на любой из ныне известных планет звёздной системы Утопия, — на экране сменились несколько чётких, ясных и высокодетализированных изображений. — А это — виды-сканы планеты Иден-Прайм, — картинки на экране снова сменились. — И, наконец, то, что так долго ищет Явик, на что он надеется: информация о живых протеанах. Сохранённых в протеанских саркофагах. — Я кивнула, отмечая острое изумление на лице командира. — Да, командир. Назара дарит нам эту информацию в знак того, что он, Жнец, не будет лично, сам добивать сейчас и в ближайшем будущем лучшую расу предшествующего нам Цикла. Не будет добивать их, разумных органических существ, доказавших свою мощь, свою интеллектуальную и духовную высоту и силу. Он рад, что Явик смог увидеть в корабле-Жнеце... нечто большее, лучшее, чем врага. И очень надеется, что протеанин обретёт счастье. Счастье быть среди своих сородичей. — я сделала короткую паузу. — Здесь, на карте, обозначены все места размещения сохранившихся в неприкосновенности саркофагов. И Назара готов предоставить нам, фрегатовцам, информацию и по другим местам размещения саркофагов на других планетах Галактики.

— Шепард... — тихо произнёс Андерсон.

— Командир, нет в человеческом языке таких слов, чтобы это можно было пояснить, — сказал старший помощник. — И Назара прекрасно понимает, что далеко не все разумные готовы правильно воспринять такой поворот событий. Он верит только нам, членам экипажа фрегата "Нормандия". Далеко не всем, далеко не в равной степени, но — верит. Остальным разумным органикам Галактики придётся при необходимости... завоёвывать его доверие. Назара говорит, что ему удалось модифицировать настройки своего корабля так, чтобы он мог пребывать на планете очень долго и передвигаться чисто механически, осторожно. Если будет необходимо, он сможет теперь и летать очень низко над землёй, и надолго зависать на одном месте. Он, Назара, благодарен нам за то, что мы не дали разобрать корабль... на части. И готов поделиться информацией, которая позволит восстановить инфраструктуру, разрушенную с его появлением. Поделиться с нами, а потом — по нашему желанию — с руководством Иден-Прайм. Хотя... он считает, что лучше передать эту информацию простым жителям планеты. Они, по его мнению, воспользуются ею лучше и эффективнее, чем чиновники.

И ещё... Он готов взять на себя помощь в фильтрации траффика с планеты. Он понимает, что молчать планета не может — это скоро привлечёт нездоровое внимание. И будет общаться только с теми, кого порекомендуем мы, экипаж и команда фрегата. Он готов защищать нас и наш корабль от неадекватных действий чиновников Земного Альянса.

Да уж, АС. Я помню как меня отдали под трибунал после передачи базы коллекционеров в руки Призрака. Чего на меня только не повесили. Спасло только заступничество контр-адмирала Андерсона. Хорошо хоть мою команду не тронули.

— А те двое?... — Андерсон посмотрел на Жнеца, отключая настенный экран.

— Назара в курсе, что нам удалось их восстановить. Он... рад, полагает, что это доказывает истинность его мнения о нас, как о расе, способной задержать Жатву и даже... отменить её, найти контакт со Жнецами, с расами, ставшими основой для их кораблей. Он не будет их обоих преследовать и нападать на них, но просит, чтобы они... не были тупыми винтиками тех структур, в рамках которых действовали. Поверьте, он мне показал немало информации по Спектрам и по Совету Матриархов. И видео, и звук, и картинки, и документы, и рисунки. Часть этой информации я скопировал с его разрешения себе на инструментрон. Назара указал, что эта информация принадлежит только нам, экипажу и команде фрегата "Нормандия". Он знает о вредоносности Корпуса Спектров и Совета Матриархов, командир, больше, чем их сотрудники и руководители. И пока... он понимает, что они, эти двое сами не захотят с ним общаться. Потому хочет, чтобы они адаптировались к жизни на борту нашего фрегата, в нашем экипаже. Он убеждён, что кроме экипажа на борту нашего корабля формируется уникальная команда.

— Хм. А он прав, — с удовлетворением отметил Андерсон. — Спасибо, Джон, — капитан нащупал наплечный спикер, выбрал канал связи с пилотской кабиной "Нормандии". — Джеф, сажай фрегат. Да, на поверхность. Сам подбери площадку, но — сажай. Да, наш союзник не будет возражать. Всё. Выполняй посадку, — он отключил канал. — Никогда бы не подумал, что увижу такой корабль на нашей стороне, — он помедлил. — Вас ждёт Карин, не заставляйте её волноваться и... слишком долго ждать. И ещё... Отдохните, — он уловил недовольство и мое инстинктивное сопротивление, но подтвердил своё решение. — Да, отдохните. В Медотсеке.

Блядь, опять шляться по этому лесу среди покойных. А ведь скоро их станет очень много. Каких-то два три года и начнется Жатва.

— Командир, — тихо сказала я. — Он понимает, что врач корабля обязательно проверит, остался ли я прежним. И потому мне... доказал слишком аргументированно, что ни о каком внушении или индоктринации речи быть в отношении любого из нас, членов экипажа, а теперь уже — и команды корабля — не может. Он хочет, чтобы мы ему верили, оставаясь сами собой. И уточняет, что не будет программировать и органиков — местных жителей Иден-Прайма и их технику. Они могут сами в этом хоть круглосуточно убеждаться, равно как и мы. Любыми методами, способами, средствами, — сказал старпом. — Разрешите убыть в Медотсек?

— Разрешаю. — Андерсон кивнул, улыбнувшись одними уголками губ.

Я вошла в лифт и нажала сенсор с обозначением жилой палубы. Спустя несколько минут я подходила к двери медицинского отсека корабля.