Джейн и мир масс эффекта. глава 12

Глава 12 Бенезия и Сарен. Пробуждение и начало выздоровления (от лица Карин Чаквас)

Почему я решила, что первым моим хирургическим пациентом должен стать именно Спектр Сарен Артериус — турианец, успевший стать легендой Корпуса, я и сама бы сейчас не смогла объяснить внятно даже самой себе. Вряд ли потому, что как мужчина, турианец был телесно более примитивен и потому я врач-травматолог и хирург была уверена, что осуществлю необходимое этому пациенту хирургическое вмешательство быстрее и, может быть — менее травматично.

Работая скальпелем, я об этом не задумывалась. Просто действовала. Сейчас, во время операции меня это мало интересовало, хотя какая-то часть сознания всё же прорабатывала такой вопрос, используя всю доступную мне на этот момент времени информацию.

Сарен, если следовать логике известной мне ситуации, первым попал под влияние Жнеца-Наблюдателя. И пробыл под его влиянием гораздо дольше, чем Бенезия.

Наверное, я потому и приняла решение оперировать турианца первым, а азари — второй. Да и Шепард, как помнила я, неоднократно отметил, пусть и не всегда явно и словесно, что турианцу досталось больше и его положение... тяжелее, что ли. Впрочем, как я помнила, старпом не настаивал на том, что его точка зрения является самой правильной.

Для меня, как для военного медика, вырезать из тела разумного органика имплантаты было легче и даже, в какой-то мере теперь привычнее, чем заниматься рутинным сращиванием переломов, устранением как растяжений, так и прочих телесных неприятностей.

На экранах, располагавшихся на кронштейнах над операционным полем, светились, сведённые в масштабные графические карты-схемы, данные малых автоматических и полуавтоматических медицинских сканеров, помогавшие мне ориентироваться в мешанине микросхем, усеявших кости скелета турианца. Рутинные движения, отработанная методика. Главное — не пропустить ненужный или вредный имплантат, не оставить его в теле пациента.

Я работала, изредка поглядываяна индикаторы состояния Спектра. Знала, что Шепард уже улетел к месту новых раскопок, результат которых был сейчас пока что неизвестен.

Прибытие фрегата на Иден-Прайм в этот раз было предельно нестандартным: никто, как понимала теперь я, из обитателей "Нормандии", даже Спектр Совета Цитадели Найлус Крайк, не предполагали, что землянам придётся стрелять по настоящему, реальному Жнецу. Мне было хорошо известно, что члены экипажа фрегата до сих пор активно обсуждают происшедшее столкновение. Что и говорить-то особо, событие было как раз таким, что люди привычно именуют "из ряда вон выходящим".

Эти огромные корабли вообще-то считались легендами, в которые, как водится, мало кто из современных разумных органиков верил достаточно серьёзно и глубоко. Легенда, между тем, оказалась... более чем материальной.

Если бы не быстрота реагирования экипажа фрегата, если бы не хорошо и полно осуществлённая заретрансляторная приборная и аппаратная разведка ситуации на Иден-Прайме... Я сейчас не поручилась бы за то, что очень многие нормандовцы выжили. Жнец вполне смог бы успеть ответить на атаку фрегата из своего главного калибра, а он, согласно данным объективного аппаратного контроля, в том числе — видеозаписи — у него был такой, что лучше под него фрегату-разведчику не попадать ни в какой мыслимой ситуации.

Жнец оказался большим специалистом по подчинению своей воле разумных органиков. Да, я помнила, что батарианцы, к примеру, почти массово применяли чипирование разумных органиков, попавших к ним в плен и становившихся чаще всего рабами четырёхглазых. А Жнец... Как оказалось, он применил к Сарену больше чем чипирование, насовав в тело турианца столько имплантатов, что просмотрев данные медсканеров, я была вынуждена поверить: и при самом плохом раскладе Сарен Артериус, как покорный слуга "креветки", был практически неуязвим для большинства видов вооружений, которыми сегодня обладали разумные органики. Разве что его смогло бы остановить своим зарядом крупнокалиберное артиллерийское орудие. Вроде того же фрегатского "Таникса". Что-либо помельче — вряд ли возымело необходимый результат: костяк турианца был сплошь покрыт этими имплантатами, в своей совокупности резко повышавшими способность Сарена выжить под самым страшным обстрелом.

Я снова задумалась об изменениях в теле Джона. У него самого появились непонятные имплантаты, которыми тот спокойно пользовался. Да и его ментальные способности вызывали интерес.

Спектр-турианец — в рабстве у Жнеца-Наблюдателя. Я о таком варианте реальной ситуации раньше и помыслить-то не могла. А теперь мне приходилось не только видеть этого турианца, но и оперировать его. Жнец, кстати, тоже никуда не делся — вот он, тихо и, пока что, спокойно лежит на поверхности Иден-Прайма.

Горка извлечённых из тела Сарена имплантатов, укладываемых на сверкавший белой эмалью медицинский поддон рядом с операционным пространством, росла, а я старалась ограничить своё поле зрения только пределами "операционной зоны", хотя мысленно изредка возвращалась к пониманию того, что огромное количество имплантатов не пошло на пользу пациенту, побывавшему, как оказалось и до момента окончательного подчинения Жнецу во многих серьёзных стычках.

Череп Сарена был неоднократно грубо прооперирован, челюсть держалась на штифтах и пластинах и придавала Спектру устрашающий вид. Вполне возможно, Сарен потому и не любил снимать шлем своего скафандра, а если и снимал, то только при возникновении особой необходимости.

Удаляя ненужные имплантаты, я поглядывала на лицо пациента, размышляя о том, стоит ли заниматься ещё и челюстно-лицевой хирургией, приводить, проще говоря, внешний вид головы Спектра в более-менее нормальное состояние. Пока что я приняла решение сконцентрироваться на оставлении в теле турианца минимума абсолютно необходимых и вполне обычных для большинства нынешних органиков имплантатов, а потом уже — решать проблемы с лицом и головой Артериуса.

Хорошо у неё была возможность перезапуска их. Что я и проделала. Закончив удаление имплантатов, я провела обычный комплекс необходимых процедур, обеспечивающих скорейшее заживление ран и погрузила турианца в глубокий медикаментозный сон, чтобы пациент не мог проснуться раньше, чем через несколько часов. При необходимости теперь можно было увеличить продолжительность сна в любых разумных пределах, а значит — освобождалось достаточно времени для работы с азари.

Прикрыв полностью обнажённое тело турианца пологом, закреплённым на лёгком проволочном каркасе, я отошла от койки, на которой лежал Спектр и неспешно приблизилась к койке, на которой лежала матриарх Бенезия.

Взглянув на показатели мониторов, висевших над её ложем, я убедилась, что при падении Жнеца на землю Иден-Прайма азари действительно получила множественные повреждения.

В своём отчёте члены группы высадки указали, что Бенезия Т'Сони, по всей вероятности, не успела сесть в кресло и, к тому же её платье не образовывало, в отличие от скафандра, достаточно жёсткий каркас. Так что проблем с телесной целостностью у азари было предостаточно. Возраст у Бенезии к тому же был далеко не юный, заживление, как предполагала я, предварительно осматривая тело пациентки, будет долгим и тяжёлым. Левое предплечье и правую голень Бенезии Шепард ещё на Жнеце успел одеть в комплект шин, смазал раны в нескольких местах толстым слоем панацелина и медигеля. Провёл необходимые первичные медицинские манипуляции, чем, конечно, очень облегчил профессиональному врачу последующую работу с пострадавшей азари.

Окончив осмотр, я осторожно разрезала чёрно-белое платье, сняла его, постаравшись, насколько возможно, сохранить целостность. Конечно, потом придётся эти разрезы сшивать, но пока... азари вполне может воспользоваться женскими человеческими платьями. Техники, инженеры корабля — женщины и девушки — помогут. В этом врач фрегата была убеждена. Бельё — тоже пострадало, но — в меньшей степени. Сняв его, я освободила голову азари от ритуально-церемониальной шапки и приступила к выполнению обычных предоперационных манипуляций.

Шепард в отчёте указал, что она лежала "сломанным манекеном". Просмотрев малыми сканерами тело матриарха, я убедилась в правильности вывода, сделанного десантником-спецназовцем: у Бенезии, кроме переломов и растяжений с ушибами, были и другие телесные проблемы, появившиеся в связи с падением пусть и с небольшой, но всё же с высоты.

Хорошо ещё, что Шепард самостоятельно поработал над психосферой бывших пленников Жнеца. А может, всё же — рабов? Сейчас я не хотела отвечать на этот вопрос даже самой себе. Надо было как можно быстрее начать разбираться с травмами, которых у азари-матриарха было немало.

Никогда раньше я не подумала бы, что спецназовец, офицер, армеец будет способен столь профессионально, безопасно, а главное — предельно результативно реанимировать не тело разумного органика, а его суть, его душу. Занимаясь обычными манипуляциями, я вспоминала, как работал с азари и турианцем старпом, в который раз убеждалась, что если бы не его помощь, вряд ли бы она сейчас спокойно и свободно выполняла свою часть работы, приводя в порядок тела обоих пострадавших разумных.

Мне вспомнилось часто встреченное на нескольких сайтах в Экстранете слово "хаски", обозначавшее тела, лишённые разума и души. Конечно, как это часто бывает, специалисты и простые, неостепенённые комментаторы не сходились во мнениях о том, что именно следует понимать под хасками. Не помогали ни экскурсы в историю, ни логические выкладки с использованием часто притянутых "за живое" аргументов и доказательств.

Я вспоминала и с некоторым изумлением отмечала, что ей совершенно неожиданно удалось увидеть настоящих хасков. Именно хасками были и Сарен Артериус и Бенезия Т'Сони. Хасками, покорными воле и желаниям пилота этого гигантского (по меркам большинства рас современной Галактики) корабля.

Хаски. Если бы не Шепард, рискнувший собой, то и азари и турианец остались бы в таком состоянии очень надолго, если не навсегда.

Вряд ли сейчас в Галактике нашлись бы специалисты, способные вернуть Артериуса и Бенезию в нормальное состояние. То, что сделал Шепард, я была склонна оценивать не иначе, как воплощённое чудо, которому она стала непосредственной свидетельницей. За несколько дней с момента появления нового старпома на борту фрегата-прототипа произошло столько важных событий, сколько я не могла упомнить за всю свою богатую и разнообразную — не только медицинскую — практику.

Шепард, как понимала я, был сориентирован прежде всего на непрерывную работу, причём работу качественную и эффективную. Он, вполне возможно, не умел отдыхать, не умел расслабляться. В какой-то мере такая настройка была обусловлена его специальностью — десантник и спецназовец. Может быть и тем, что Шепард был сиротой.

Как глава медслужбы фрегата, я, конечно же, просмотрела личное дело старпома, покопалась в спецбазах ВКС Альянса, но там, к огромному сожалению, было мало профильной информации, способной пролить свет на многие обстоятельства начального периода жизни Джона Шепарда.

Я знала об Акузе, знала о том, что на Земле у Шепарда осталась любимая девушка. Её звали Дэйна, она была довольно известной профессиональной спортсменкой. Так что в личном плане Джон, вполне возможно, как я полагала, не был одинок, но... уже сейчас, приближаясь по протоколу к середине списка необходимых манипуляций, я вспомнила, как Шепард тепло отнёсся к ней, почти единственной женщине — старшему офицеру на корабле.

Он словно бы наследовал своего теперешнего командира — Дэвида Андерсона, при этом он не механически копировал отношение к ней, главному врачу корабля со стороны "первого после бога на борту", он относился к ней по-своему, так, что я не смогла найти и тени заданности или "двойного дна".

Вполне возможно, Джон Шепард немного влюбился в неё. Как влюбился в неё Дэвид. Шепард, безусловно, как я была уверена, обратил внимание на то, что только её Андерсон почти всегда называет по имени, а не по фамилии или по званию. И не только потому, что она — майор, а командир корабля — каперанг. Не только. Но и потому, что Дэвид любит её, Карин Чаквас. Любит, конечно же, взрослой, ровной и глубокой любовью. Зрелой любовью.

Шепард, конечно же, любил меня по-своему. Он относился ко мне как к матери, которую никогда толком-то и не смог узнать — в личном деле капитана чётко указывалось, что сиротой он стал в младенчестве. То ли от него мать отказалась, то ли ещё как-то сложилась ситуация, что Джон остался один, но сейчас ясно было одно: Джон умел любить. Умел любить, умел дарить любовь, умел не требовать за свою любовь, за своё прекрасное отношение к другим разумным — и не только к людям, ничего для себя самого.

И ещё я отметила, что Джон не навязывает свою любовь никому из разумных. Никому. Он не делит, не разделяет людей и инопланетян, тех самых ксеносов, которых сначала человечество напридумывало себе во множестве форм и расцветок, а столкнувшись реально с почти полутора десятками инопланетных рас, надо прямо сказать — перепугалось до лёгкого заикания.

Джон одинаково готов помочь и человеку, и азари, и турианцу. И, вне всяких сомнений, разумному органику любой другой расы. Он просто любит разумных органиков в том числе и потому, что понимает, знает, разумеет: жизнь у них нелёгкая и подарить им немного любви, участия, хорошего отношения — совсем несложно.

Наверное, руководствуясь правом любви, правом дарить свою любовь и умея не требовать ничего взамен за свою любовь, Джон смог помочь и Бенезии и Сарену так, как им не помогли бы и профессиональные медики и профессиональные учёные. Те же саларианцы, например.

Джон не делает из своей любви обязанности, он просто дарит свою любовь, помогает разумным органикам жить. Не только действием — самим своим присутствием. Он уделил и азари, и турианцу столько времени, сколько потребовалось для того, чтобы сохранить их не как биологические объекты, как тела, а как личности, как сути, как души.

Это, то, что смог сделать Джон Шепард в её, Карин Чаквас, присутствии... вряд ли смогли бы сделать лучшие врачи Земли или Цитадели. А он это сделал и улетел. Улетел, почти не восстановившись после такой затратной для души и для тела процедуры. Неудивительно, что я, врач корабля считала необходимым его появление и пребывание в медотсеке после окончания работ на этих странных раскопках.

Шепард любит свою Дэйну. Любит — я это не просто вижу, я это чувствую. И для Джона нет проблемы в том, что Дэйна фактически — его первая любовь, а по общеизвестному для очень многих землян неписаному правилу, такая любовь редко перерастает во что-то большое. Сколько дней я знаю и наблюдаю, чего уж там утаивать, за Джоном, столько времени она понимает: Шепард не привязывает Дэйну к себе, он даёт ей полную, любую возможность жить своей собственной жизнью, иметь свой круг знакомых, друзей, в том числе и очень близких друзей, вполне способных стать однажды главными друзьями для этой девушки. Какая разница — многожёнство или многомужество? Человечество достаточно мудро, чтобы понять: то, что не убивает душу — делает человека сильнее. И физически, и духовно.

Джон любит Дэйну, это ясно видно и ясно чувствуется, но он не привязывает её к себе — она свободна в своей жизни и в своей судьбе. Если ей нравится быть рядом с Джоном, то она пребывает рядом с ним по своей собственной воле, а не потому, что чем-то обязана Джону или он, Джон Шепард так или иначе привязал её к себе. Он не заставляет Дэйну, насколько сейчас я понимала, непременно задуматься о свадьбе, о замужестве, о беременности, наконец. Он дарит Дэйне себя, помогает ей и ничего — в этом Чаквас была теперь убеждена — не требует и не просит взамен.

Дэйна верит Джону, она его слишком хорошо знает — они ведь росли вместе в одном детдоме, а по документам выходило — что и в одном приюте. Она верит ему, но она тоже удивительным образом не привязывает его к себе, он свободен.

Конечно, вполне возможно, здесь, в причинах предоставления Дэйной такой свободы Джону можно числить то, что и Шепард, и его спутница — сироты. Можно также посчитать причиной то, что с ранних лет оба определили свой жизненный путь, выбрали профессии. Джон — военнослужащий, Дэйна — профессиональная спортсменка. Дисциплина, режим, строгий график. Рамки жизни, куда же без них? Наверное, эти обстоятельства тоже сыграли свою связующую и, может быть, цементирующую роль во взаимоотношениях Шепарда и Дэйны. Сейчас для меня не было большой разницы, какова фамилия у Дэйны. Для Джона она всегда была — и. я убеждена — всегда будет только Дэйной. Ему вполне достаточно знать её имя. Знать не словами, душой.

Дэйна понимает, что Джон встречается со многими людьми и, наверное, хотя бы предполагает, что однажды Джон встретит свою настоящую, полную, единственную любовь. Может быть, она готова к этому. Готова, потому что знает — Джон сумеет сделать так, что она, его очень близкая подруга, не будет страдать, не будет чувствовать себя брошенной.

Я видела, как сравнительно недавно Джон писал письмо Дэйне, примостившись в уголке одного из отсеков фрегата на откидном сиденьи. Писал вдумчиво, медленно, погружаясь в воспоминания. И видела, как он читал ответные письма от Дэйны. Как он радовался каждому письму, даже коротенькой — в несколько строчек записке.

Пока фрегат не остановился у ретранслятора на входе в систему, где располагался Иден-Прайм, Джон успел получить слишком мало писем от Дэйны. Слишком мало, как остро осознала я сейчас. Слишком мало.

Шепард любил Дэйну и, как была я теперь убеждена, он был способен так любить очень многих разумных. Не только людей, но и инопланетян. Если бы он не был так способен любить тех же инопланетян, то вряд ли смог бы так эффективно и полно помочь азари и турианцу, пережившим в силу ситуации и обстоятельств не самые лучшие времена. Пережившим и вернувшимся благодаря самоотверженности и героизму, да, да, совершенно непоказному, где-то даже будничному героизму Шепарда, к обычной жизни.

Я, на секунду прервавшись, взглянув на мониторы, висевшие над больничной кроватью, с особой силой ощутила, что Шепард любит всех нормандовцев. Они для него стали своими. Да, вполне возможно, он обратил особое внимание на неё, главного врача медотсека фрегата, майора медслужбы ВКС Чаквас. Но так же он обратил внимание и на Дэвида — уж это я отметила автоматически, может быть и подсознательно.

Шепард не только командовал и руководил, как и подобает старшему помощнику командира корабля и командиру десантного экипажа разведывательного фрегата-прототипа. Он учился. Я была убеждена и это убеждение вот только что получило дополнительное — и не одно — доказательство, что Шепард принял решение учиться очень многому и у неё и у Дэвида. Учиться незаметно, не акцентируя на этом внимание учителей и наставников, но учиться по-настоящему, реально, полно.

Несколько дней пребывания Шепарда на фрегате хорошенько встряхнули экипаж и команду. Да, новый старпом — крут, строг, въедлив, даже беспощаден — куда уж там Дженкинсу или Аленко или Моро попадать под его руку или взгляд ещё и ещё раз. Но новый старпом бережен, внимателен, молчалив, скромен и умеет видеть и понимать многое хорошее, что есть не только в каждом человеке, но и в каждом инопланетянине. Если бы он был хотя бы чуточку черствее — он вряд ли смог бы справиться так хорошо с восстановлением психосферы азари и турианца. Многие психотерапевты и психиатры — люди не смогли бы, как я теперь была убеждена, сделать и сотой доли того полезного и абсолютно необходимого, что сумел сделать Шепард за те минуты, проведённые над телами и над душами этих двух бывших хасков.

Бывших. Вряд ли теперь азари и турианец будут часто вспоминать эти месяцы своего безвластия и бессилия. Они будут их, эти месяцы, помнить. И будут помнить, что прервал эти времена именно землянин, человек Джон Шепард.

Выполняя финальную часть протокола оперативного вмешательства, проводя необходимые манипуляции, я подумала о том, что турианец-Спектр стал причиной успеха захвата пожилой азари Жнецом-разведчиком и причиной перехода Бенезии в разряд пленницы и покорной рабыни этого Жнеца. Выстраивалась стандартная цепочка: Жнец — Сарен — Бенезия.

Да, потом, после встречи Бенезии с Сареном... Знать бы ещё, как именно произошла эта встреча... Бенезия попала под усиливавшееся психическое влияние Жнеца, привычно называемое пока что немногими узкими специалистами индоктринацией.

Несколько десятков минут — и я прикрываю обнажённое тело азари лёгким пологом, опиравшимся на проволочный каркас. В основном всё необходимое было сделано. Теперь важно было понять, как пойдёт заживление.

Отойдя от пациентов, я подошла к рабочему столу, присела в кресло и вызвала на настенные экраны полные данные мониторинга, учитывавшие и недавно проведённые манипуляции, и их результаты в статике и в динамике. Диагностический комплекс выполнил повторную проверку, ВИ Медотсека обработал полученную информацию и вывел на экраны сравнительные таблицы и графики.

Вчитываясь в показатели, обдумывая проявленные взаимозависимости, прогнозируя развитие ситуации, я ждала. Помощь Шепарда позволяла мне надеяться на то, что пройдёт меньше нескольких часов — и сначала один, а затем второй пациенты Медотсека придут в себя, очнутся. И в прямом и в переносном смысле вернутся в этот мир. Уже не хасками, а обычными представителями своих рас. Свободными от любого постороннего влияния и вмешательства. Если уж Назара не стал протестовать или противодействовать Шепарду или мне, Чаквас, не стал как-то пытаться блокировать стремление старпома и врача корабля вернуть азари и турианца к нормальной обычной жизни — а такие возможности и способности у Жнеца, безусловно, имелись, то... сделанные вмешательства позволяли осторожно надеяться на то, что очень скоро пациенты оживут.

Да, дыхание турианца и азари выравнивается, пульс больше не частит, нет лишнего напряжения в мышцах, нет зажатия в костях. Да, обоим пациентам придётся ещё несколько часов провести на полном постельном режиме без права вольно подвигаться — а я уже сейчас убеждена, что и Сарен и Бенезия будут изрядно взволнованы и фактом и содержанием своего в полном смысле слова освобождения от хаскоподобного состояния.

Конструкция больничных кроватей Медотсека фрегата учитывала то, что их будут использовать для размещения не только людей, но и представителей многих ныне известных землянам рас. Потому сейчас и гребень турианца и отростки азари были утоплены в специальные выемки в изголовье кроватей, что позволяло пациентам держать головы прямо и не напрягать мышцы и связки шей. Да, я хорошо помнила, что у турианцев шея — очень ранимая часть тела, но сейчас, здесь, в медотсеке можно было быть уверенной: Сарену не о чем беспокоиться.

Найлус, конечно не замедлит появиться, но тут уж от неё, врача фрегата зависит, какой график посещений пациентов — и, кстати, довольно тяжёлых пациентов — следует установить для обеспечения их скорейшего и полнейшего выздоровления. Посещения важны и нужны, но это — дело даже не ближайшего будущего. Во всяком случае — не нескольких часов.

Думала ли я, врач фрегата, что мне, спустя несколько дней после выхода фрегата из пределов "поля комплектования", придётся оперировать реальных тяжёлых пациентов? Нет, наверное, не думала. Всё же слишком долго галактика жила без напряжения, может быть, даже, как любят выражаться имперцы, "плывя по течению". И вот теперь всё острее ощущается дыхание не локальной, а общегалактической войны. Начинают в очередной раз сбываться многие апокалиптические прогнозы и предсказания.

Время текло незаметно. Я вполне осознавала себя затворницей Медотсека, мне нравилось быть его единоличной хозяйкой и, если было возможно, единственной обитательницей. Я не нуждалась в чьём-либо обществе, спокойно относилась к тому, что пока не случится чего-нибудь экстраординарного, ко мне никто из нормандовцев не заглянет.

В конце концов, медик существует для того, чтобы быть всегда готовым оказать помощь немедику. Быть всегда готовым. Вот я и была готова. И эта готовность оправдала себя. У меня появились первые за очень долгое время реальные особые тяжёлые пациенты. Которые теперь, после проведённых оперативных вмешательств, начали приближаться к моменту своего, хочется надеяться, полного выздоровления.

Я не хотела просматривать сейчас на экране настольного инструментрона информацию о том, как продвигается дело с этими очень странными раскопками. Я привыкла, будучи в полном одиночестве, замирать, расфокусировав взгляд и расслабившись. Так время текло быстро и неощутимо.

Не было никакого сигнала аппаратуры — ни звукового, ни светового. Карин почувствовала, что первой очнётся, как ни странно, не Сарен, а Бенезия. Может быть, земляне действительно правы, считая, что азари — женщины?

"Очень даже может быть." — подумала я, вставая и подходя к лежавшей навзничь азари, уже пытавшейся открыть глаза.

Я склонилась над ней. Взгляд Бенезии — мутный, нестойкий, расфокусированный, всё же сосредоточился на моем лице. Подходя к кровати, я успела снять показания приборов: пробуждение было нормативным.

— Г-где я? — выдохнула матриарх, пытаясь хоть как-то сфокусировать взгляд, стремясь увидеть окружающие предметы более детально и подробно.

— Вы — на борту военного корабля, в медотсеке. — тихо ответила я.

— Назара...

— Он... отпустил вас. — я не хотела сейчас вдаваться в подробности, отчётливо ощущая, что азари пока что ещё не способна воспринять их нормативно.

— Я... странно себя чувствую. Помню удар, пол вдруг поменялся местами со стеной и я... потеряла сознание, — прошептала азари. — Кто вы?

— Врач. Меня зовут Карин, — просто и чётко отозвалась я, краем глаза считывая показания размещённых на надкроватных деках приборов, но больше внимания уделяя всё же осмотру пациентки.

— Я... я не чувствую на себе белья и одежды. Вы...

— При ударе корабля о землю вы были серьёзно травмированы, Бенезия. Я прооперировала вас. Потому сейчас вы прикрыты этим пологом. — я прикоснулась рукой к лёгкой и прочной материи покрывала.

— Я внутри... Жнеца была не одна...

— Сарен Артериус тоже здесь, в медотсеке. — я поднесла к глазам азари зеркало. — Голову не поворачивайте, просто посмотрите...

— Он... — азари взглянула в зеркало на спящего турианца и отвела взгляд, — тоже...

— Да. Пострадал, — подтвердила я, — Тоже — упал. Пришлось и его прооперировать. Сейчас он — крепко спит и вас не слышит...

— Я... странно себя чувствую, Карин, — наконец взгляд матриарха обрёл чёткость и цепкость. — Зрение... вернулось. Я теперь хоть вас вижу достаточно отчётливо.

— Рада, — ответила я. — А относительно самочувствия... Вы вышли из-под влияния Жнеца, Бенезия. И очень скоро обретёте прежнюю свободу и целостность.

— Но... я была убеждена, что... — несмело произнесла азари.

— Из подиндоктринационного воздействия Жнеца вырваться невозможно. — спокойно и тихо сказала я. — Всё относительно, Бенезия.

— Откуда вы меня знаете, Карин? — во взгляде азари ясно читалось изумление и удивление.

— Я — офицер Медслужбы ВКС Альянса Систем, а вы находитесь на военном боевом разведывательном корабле. Нам не составило труда навести справки.

— И вы знаете теперь... — продолжила матриарх.

— Многое, — не стала отрицать врач. — И о вас. И о нём. — я взглядом указала на Сарена.

— Можно вас попросить, Карин. Я бы хотела, чтобы... — Бенезия, как поняла я, вполне ожидаемо застеснялась. Это стеснение было вполне понятным — и мужчины и женщины разных рас и считавшие себя бесполыми азари не хотели, чтобы их видели "полуразобранными" и "разобранными", а такая "разобранность" и "полуразобранность" столь обычна для пациентов больниц и госпиталей.

— Он — крепко спит, Бенезия. Но, если хотите. — я надавила несколько сенсоров на своём инструментроне и кровать Сарена оказалась отделена от остального пространства медотсека ширмой.

Азари немного успокоилась.

— Он... Он несколько раз едва не задушил меня... — тихо произнесла Бенезия. — И сейчас я вспоминаю это... особенно отчётливо. Он... Он едва не убил меня... Несколько раз он пытался меня убить. И я знала и знаю сейчас — так требовал поступить от него этот страшный гигантский корабль. Сарен... стал рабом этого корабля. А потом... его рабыней стала и я... — азари-матриарх прикрыла глаза, умолкнув на несколько минут. Я была немного удивлена, что пожилая даже по меркам своей расы азари не только достаточно быстро очнулась, но и столько слов сказала вслух. А уж вспомнила она, едва очнулась, пришла в себя, немало — в этом я была не просто уверена — убеждена. Бенезия открыла глаза, её взгляд коснулся лица врача. — Вы... оперировали меня?

— Да, — кивнула я. — Корабль у нас небольшой, я — хирург-травматолог.

— Не понимаю. Что произошло? — взгляд азари пошарил по медотсеку. — Мы оба здесь... наверное, находимся достаточно долго?

— Да, — подтвердила я. — Вы долгое время были без сознания. Оба.

— Получается, что он... тоже свободен от влияния Жнеца? — спросила едва слышно азари.

— Да. Так же как и вы, Бенезия, — ответила я.

— Но... — азари замялась. — Это значит...

— Это значит, что вы не могли отдавать себе отчёт и не можете отвечать за свои действия, совершённые под таким, — здесь я сделала особый, заметный для пациентки, акцент, — нажимом. — И у нас нет желания выдавать вас правоохранительным органам Азарийской Республики или Турианской Иерархии. Для этого нет оснований и нет никакой возможности — вы находитесь на лечении. А оно будет... достаточно долгим.

— Так что же всё же произошло? — матриарх всерьёз вознамерилась получить ответ на этот вопрос.

Я едва заметно вздохнула. Мне очень не хотелось вот так сразу рассказывать матриарху о том, что совсем недавно случилось на Иден-Прайме.

Бенезия не спускала взгляда с лица врача и поняла, что та колеблется.

— Я помню, Карин, что надо было забрать с планеты Маяк. Так хотел пилот корабля и мы... вынуждены были подчиниться. Мы... были свидетелями того, как корабль шёл по Галактике к планете. Пилот как-то именовал планету, каким-то то ли кодом, то ли шифром, но... мы не имели никакой реальной возможности понять, что это за планета и где она расположена.

— Это Иден-Прайм. Одна из первых человеческих колоний. Сельскохозяйственная планета. С протеанскими артефактами, — честно сказала я.

Азари заледенела.

— Нас... занесло на территории, подчинённые человечеству?! — выдохнула она.

— Можно сказать и так, — подтвердила я. — Сделать вы вдвоём — и даже поодиночке — всё равно, как я понимаю, ничего бы не смогли — ни воспротивиться, ни поспособствовать, так что считайте, что вы оба были просто бесправными, вынужденными пассажирами этого корабля. Всё решал пилот.

— Но почему... почему мы попали... — азари силилась сформулировать свой вопрос и я её не торопила. — Почему мы вдруг оказались...

— Пилот корабля собирал протеанские Маяки, вероятнее всего — по всей галактике. В маяках содержалось предупреждение. О большой опасности. — я вспомнила картинки, переданные ей службой РЭБ фрегата. Те самые картинки, которые уже видели археологи и охранявшие учёных космопехотинцы. Я помнила своё убеждение в том, что это — далеко не вся информация, которая содержалась в Маяке. Возможно, удастся извлечь больше. Со временем, конечно. — Пилот корабля не хотел, чтобы это предупреждение было получено и понято. Потому он тайно приблизился к Иден-Прайму. Мы успели засечь его продвижение по зоне ответственности человечества, успели отметить его подход к Иден-Прайму и успели предотвратить вывоз маяка. — Поглядывая на пациентку и на дисплеи приборного надкроватного комплекса, я убеждалась, что азари поразительно быстро если и не выздоравливает, то приходит в определённую, весьма значительную норму, потому продолжала рассказ.

— И... — в голосе пожилой азари явно чувствовалось нетерпение.

— Нам пришлось пресечь попытку корабля уйти с планеты с помощью бортового — и не только — оружия. Результатом стало падение корабля на поверхность Идена. Вас обоих извлекли из недр "креветки".

— Жнеца, — уточнила матриарх.

Я кивнула:

— Да. Перевезли на борт нашего корабля. Вы оба были без сознания...

— Я была... полностью подавлена, — прошептала матриарх. — И сейчас... Я не понимаю. Я чувствую себя так, словно этих дней, проведённых под гнётом воли пилота корабля... в моей жизни никогда не было. Я чувствую себя свободной. Раньше я была абсолютно убеждена, что избавиться от зависимости от Жнеца... невозможно. А сейчас... Я чувствую себя так, словно никогда не встречалась ни с Сареном, ни с Жнецом.

— Мы смогли вас вытащить, Бенезия, — сказала я. Мне очень не хотелось вот прямо сейчас говорить едва очнувшейся азари о Шепарде и о его возможностях.

— Вы... вытаскивали меня... и Сарена... не одна? — матриарх внимательно посмотрела в мои глаза.

— Да, я в основном занималась вашими... телесными проблемами, — не стала лгать пациентке я. — Психические проблемы, в том числе — и проблему вашей полной зависимости от воли пилота корабля-Жнеца... устранял другой член нашего экипажа.

— Я ощущала... присутствие рядом... мужчины, человека, — тихо прошептала матриарх. — Значит, это правда. Он был здесь.

— Был, — подтвердила я. — Он очень помог мне. И вам. Обоим.

— Не сомневаюсь, — азари ещё раз обвела взглядом доступное ей пространство Медотсека. — Мы здесь... только втроём?

— Наш корабль пока что не покинул планету. У нас здесь есть ещё задачи. И пока командир корабля не приказывал стартовать, — уточнила я. — А что касается Медотсека, то я, как главный врач — его полновластная хозяйка. И члены экипажа и команды корабля знают, что я никогда не делаю из процесса лечения пациентов какое-либо шоу. Что же касается того, что мы здесь только втроём... Я не чувствую себя одинокой, Бенезия. Просто... работа у меня такая. Вы оба — сейчас самые сложные пациенты за последние дни. Потому, естественно, мы постарались, чтобы вы выздоравливали в тишине и в покое.

— Наверное, это... правильно. То, что вы, Карин, сделали, — произнесла матриарх. — Никак не могу привыкнуть к своему... свободному состоянию.

— Вы, Бенезия, только недавно очнулись, — сказала я, поглядывая на индикаторы надкроватных приборных дек. — Так что...

— Поверить не могу, что я... свободна, — выдохнула матриарх. — Столько дней... Какое сегодня число?

Я назвала не только день, но и месяц, и год, вызвав на лице пациентки вполне ожидаемое выражение искреннего изумления.

— Богиня! Я столько времени провела в подчинении у Жнеца?!... Поверить не могу. Хотя... понимаю, что это... вполне возможно. Когда ты заперта в такой... оболочке... время движется совершенно по-другому, — задумчиво произнесла матриарх.

— Теперь вы свободны, Бенезия. — я присела на стул, стоявший рядом с кроватью, на которой лежала пожилая азари. — И вам предстоит освоиться с вашим свободным положением.

— Вы правы, Карин, — матриарх закрыла глаза на несколько секунд. — Вы говорили, что это — военный корабль?

— Да. "Нормандия".

— Помню. О его проектировании турианцы иногда упоминали в Экстранете. Двухвековое отставание. И...

— Построили, передали нам, мы вот, осваиваем. — проговорила я. — Первый дальний полёт и — такое, — я не стала особо скрывать от собеседницы свои чувства и эмоции.

— И... как мне теперь быть с ним? — Матриарх с усилием повернув голову, взглянула на ширму, отделявшую её кровать от кровати, на которой лежал Сарен.

— Он — тоже свободен и теперь не будет иметь к вам, Бенезия, никаких претензий. Вы оба — взрослые разумные органики, так что... Каждому — и вам, и ему — предстоит освоиться в этом мире уже в качестве свободных от внешнего влияния личностей. Это... длительный процесс.

— И... — нетерпение, а может быть — и любопытство в голосе азари продолжали нарастать.

— Пока что вы будете находиться в Медотсеке. Оба. Потом, когда окрепнете — сможете вернуться туда, куда захотите. — Я не стала продолжать, понимая, что азари должна сама решить вопрос о том, где она хочет жить после такого "возвращения".

— Мне, откровенно говоря, страшно, Карин, — не стала скрывать опасений и откровенной боязни, матриарх. — Я столько совершила преступлений... сама того не желая. Боюсь...

— Вы совершали эти поступки, находясь под внешним влиянием, Бенезия, — ответила собеседнице я. — Сильнейшим, неотвратимым внешним влиянием. Вы никоим образом не были свободны в своих поступках, у вас не было другого выбора, никакой другой возможности. Так что...

— Но мне — не поверят. — Бенезия попыталась было начать рассказ о том, кто она такая, но я остановила её коротким жестом и азари замолчала, поняв, что продолжать настаивать не следует. — Вы... узнали обо мне почти всё?

— Мы — разведка, Бенезия, — сказала я. — И, если надо, то у нас — предостаточно возможностей узнать о каждом разумном многое. Мы в курсе, что вы — член основного состава "Совета Матриархов Азари", в просторечии именуемого Матриархатом, мы так же знаем, что вы — одна из религиозных лидеров расы.

— И вы знаете, что у меня... — несмело прошептала матриарх.

— Есть единственная дочь, которой на данный момент — сто с лишним лет. Её зовут Лиара, — подтвердила я.

— Я с ней уже долгое время не общаюсь. По вашему счёту — это пятьдесят лет. Половина её жизни, Карин, — тихо сказала матриарх. — Простите, но я... удивлена, изумлена и, не скрою, обрадована тем, что могу вот так свободно, спокойно и много с вами говорить. Я понимаю, что вы прооперировали меня, что я лежу на медицинской больничной кровати, что вы почти полностью восстановили моё тело, но... я хотела бы узнать побольше о том человеке, который оказался способен вернуть мне... саму себя, — смутившись, матриарх прикрыла глаза. — Он сможет придти ко мне в ближайшее время?

— Сейчас он очень занят, Бенезия, — ответила я. — У нас здесь есть работа, которую надо завершить. Пока что командование корабля не приняло многие важные решения, а без их принятия мы не сможем безопасно и быстро покинуть планету. — я привстала, поворачивая один из экранов к лежавшей навзничь азари и переключая его изображение с медицинских показателей на нейтральную статичную заставку. — Я вам расскажу об этом человеке. Он, думаю, не преминёт зайти к вам, когда вы в достаточной степени окрепнете.

— Моя одежда. Она, вне всякого сомнения, пострадала при падении. И...

— Не буду скрывать, Бенезия, — ответила я. — Мне пришлось разрезать ваше платье. Старалась резать по швам, так что при необходимости его можно будет восстановить. Ваш головной убор...

— Что-то вроде ритуально-церемониального убранства, Карин. Понимаю, для людей он... не привычен, но... я к нему привыкла, да и на Жнеце, когда я — это была не я, как-то не особо думалось о своём внешнем виде. Так что я теперь понимаю, что всё это время я практически не переодевалась во что-либо другое и, соответственно, не меняла и головной убор. Он не пострадал? — поинтересовалась матриарх.

— Немного. При необходимости мы его отремонтируем. — я, не вставая с места, надавила несколько клавиш на своём инструментроне и одна из дверец ближайшего к кровати настенного шкафа открылась. — Вот он.

— Почти не пострадал. — матриарх оглядела свою "шапку" цепким взглядом и 1 убедилась в том, что зрение вернулось к азари в полной мере, её мозг получал всю основную информацию в достаточных, необходимых объёмах. — С платьем, наверное, хуже?! Впрочем, понимаю. Волочь меня с Жнеца на...

— Челнок, — уточнила я.

— А потом — на фрегат, — продолжила матриарх. — Удовольствие ниже среднего. Наверное...

— Вас принёс сюда тот человек, который впоследствии восстанавливал вашу психосферу, Бенезия, — отметила я. — Его, — она взглядом указала на ширму, — принёс на борт один из десантников.

— На руках? — уточнила азари. — Я... я не чувствовала тогда, что меня... несут на носилках. Наверное, его, — она посмотрела на ширму, за которой на кровати лежал турианец, — тоже принесли не на носилках.

— Вы правы. Вас обоих принесли сюда на руках, — подтвердила я. — Почти сразу он, — я набрала на своём инструментроне несколько команд. Бенезия увидела официальный портрет Джона Шепарда, почти такой же, какой был в его личном, совершенно секретном деле, — стал восстанавливать вашу психосферу. Как он это делал — даже я, врач, в деталях сказать не могу. Он на это — способен и он это — может делать. Вряд ли он сам тоже сможет пояснить это словесно кому-либо из разумных. Такова, вполне вероятно, одна из его возможностей, которой он располагает, обладает, владеет — назовите как хотите. — я лёгкими касаниями сенсоров на инструментроне пролистнула на экране несколько портретов старпома.

— Он... молод. И, несмотря на внешнюю молодость он... опытен, — отметила азари, вглядываясь в предъявленные ей изображения.

— Да, — соглашаясь, кивнула я. — Он действительно необычен. Обладает высоким десантным и спецназовским рангом. И сейчас он — старший помощник командира корабля и одновременно — командир десантного экипажа.

— Две таких должности — одному человеку?! — искренне изумилась азари. — У нас в азарийском десанте такого — не практикуют. Во всяком случае, я об этом, несмотря на достаточный уровень допуска, ничего не знаю.

— Мы и сами изумлены, — не стала отрицать я. — Он совсем недавно пришёл к нам в экипаж. Перед самым отлётом на Иден-Прайм. А потом... на корабле и в экипаже многое, не скрою, изменилось в лучшую сторону.

— И в лучшую сторону изменилось для меня, Карин, — прошептала матриарх. — А почему я могу лежать на вашей кровати вот так, держа голову прямо? Ведь отростки...

— Мы предполагали, что будет иметь место такое неудобство для азари. Потому наши больничные кровати, которыми комплектуются медотсеки кораблей разведки, с недавних пор оснащаются выемками, в которые утапливаются ваши головные отростки. У него, — я посмотрела на ширму, — похожая проблема, но и он тоже не испытывает трудностей — его головные выросты также утоплены в похожей выемке.

— Это... комфортно. Похоже на специализированную подушку. Мы по большей части лишены такой роскошной возможности держать головы, когда лежим навзничь, прямо, — проговорила матриарх. — Я не перестаю изумляться тому, что способна столь много и свободно теперь говорить вслух, хотя... понимаю, что я едва-едва выкарабкалась буквально, как вы, люди, выражаетесь, "с того света". Понимаю, что то пространство, где я побывала, очень похоже на "тот свет", — грустно заметила пожилая азари.

— Тем не менее, Бенезия, вам необходимо подремать. — я отодвинула экран в прежнее положение. — Поспите. Сон лучше всего восстанавливает силы.

— И вы не будете... — посмотрела матриарх на меня, уже отходившую к своему рабочему столу.

— В этом нет необходимости, — едва заметно улыбнулась я, обернувшись. — Вы восстановились в достаточной степени и теперь вполне способны сами поспать. Без всяких снотворных. — я опустилась в своё кресло. — Я закрою вас ширмой. Поспите, — и я нажала несколько клавиш на настольном инструментроне и из стены выдвинулись полотнища перегородки, разворачивающейся в рабочее положение.

— Буду спать, Карин. Спасибо, — тихо проговорила матриарх, видя, как белые непрозрачные пластины отделяют её кровать от рабочего стола врача. Закрыв глаза, Бенезия и сама не заметила, как уснула.

Просматривая на экране инструментрона собранные автоматикой медотсека данные мониторинга, Я радовалась тому, что матриарх наконец-то уснула глубоким сном без сновидений. Я не солгала своей пациентке: никаких снотворных она действительно сейчас не использовала. Шепард совершил настоящее чудо — мониторинг доказывал, что азари, несмотря на почтенный даже по расовым меркам, возраст, восстановилась в очень значительной степени. Конечно, не в полной, но то, что она оказалась способна столь много говорить, уже указывало на возможность однозначного успеха, обеспечивающего гарантированное выздоровление.

Хорошо, что она уснула. Теперь, если очнётся Сарен, не будет необходимости предпринимать какие-то меры для того, чтобы между ним и азари не было противоречий, способных привести к противостоянию бывшего "старшего раба" и "рабыни".

Привыкшая достаточно цинично воспринимать подобные жизненные ситуации, я не стала акцентировать на подчинённости азари турианцу внимание и углубилась в анализ предоставленных автоматикой медотсека данных мониторинга.

Через час я встала, осторожно ступая, подошла к лежавшей навзничь азари и, воспользовавшись гипнозом, обеспечила своей пациентке глубокий сон ещё на несколько часов. Что-то подсказывало мне: очень скоро очнётся Сарен и нужно заранее сделать всё, чтобы между пациентами не возникло никакого напряжения. Бенезия будет спать, а я, как врач, пока переговорю с турианцем. В том, что такой разговор об очень многом будет необходим, я не сомневалась.

Сарен открыл глаза. Острый слух сразу выделил из мешанины звуков дыхание азари, но вокруг не было привычной турианцу обстановки "центрального поста" Жнеца. Насколько смог охватить взгляд, вокруг был медотсек корабля, унаследовавшего в своём оснащении многие турианские традиции. Послышались лёгкие и быстрые шаги и над ним склонилась земная женщина средних лет. Врач, — понял Сарен.

— Где я? — турианец задал этот вопрос, не особо веря, что получит точный и исчерпывающий ответ. Если в медотсеке врач — человек, то, это означает, что он, скорее всего, каким-то, неведомым ему сейчас образом, оказался на борту корабля, принадлежащего землянам.

— Фрегат "Нормандия", Спектр Артериус. — коротко сказала я, понимая, что такой ответ удовлетворит пациента в большей степени, чем любой другой. — Я — врач Медотсека, моё имя — Карин, — добавила она.

— Вы меня... знаете? — спросил турианец.

— Трудно ничего не знать об одном из легендарных Спектров Совета Цитадели, Сарен. — я провела быстрый ручной осмотр и обследование тела пациента. — Вы — в почти полной норме.

— Как я здесь... оказался? Я помню, что корабль, на котором я был... упал. Удар — и я потерял сознание. Понимаю, что звучит... глупо, но я больше ничего не помню. — Сарен попытался повернуть голову. Это ему не удалось. — Гребни...

— На наших больничных кроватях есть специальные выемки. Ваш гребень не пострадал, с ним всё в порядке. Но пока, до вашего полного выздоровления... будет лучше воздержаться от движений головой, — сказала я, читая показания с экранов, расположенных над кроватью Артериуса. — Вы действительно упали и потеряли сознание. Наша группа высадки эвакуировала вас из Жнеца.

— Вы опознали корабль? — в голосе Сарена проявилось некоторое удивление. — Он же...

— Любая легенда имеет под собой какое-нибудь вполне реальное основание, — ответила я. — Так уж здесь, в этом мире, заведено.

— Возможно, вы правы, — турианец прикрыл глаза. — Знаете, это... удобно, вот так лежать навзничь и держать голову... прямо, не напрягая мышцы шеи. Я не удивлён тем, что вы раздели меня. И сейчас я не чувствую в себе многих имплантатов.

— Я их удалила. Они вам больше не понадобятся, — ответила я, переключая режимы медаппаратуры на своём инструментроне. — Оставила только самые необходимые и безопасные.

— Я был... — произнёс Сарен. — Сейчас я даже сомневаюсь, был ли это я все эти дни и месяцы.

— Это были вы, Сарен. Но вы — не управляли собой, своими поступками и действиями в полной мере. — Я посмотрела на турианца. — Так что...

— Вы узнали, что я — Спектр. Но, наверное, я не смогу так просто и быстро вернуться в Корпус. За то, что я совершил...

— Это сделали не вы, — сказала я. — Вами полностью управлял Жнец. Вы были только послушным и покорным орудием, исполнителем его воли. Так что к вам никаких претензий никто из разумных органиков не будет предъявлять. Никто из живущих ныне.

— Вы, Карин, так в этом уверены? Но как... как вам удалось освободить меня от...

— Индоктринации? — Я отступила на шаг от кровати Сарена, села в рабочее кресло на колёсиках. — Я только удаляла имплантаты из вашего тела. В том числе и те, которые поставил Жнец.

— Помню. Много времени, наверное, я провёл на его операционном столе... почти без сознания, — проговорил Сарен, повторно прикрывая глаза. — А...

— Вам помог старший помощник командира нашего фрегата, Сарен. Как именно он это сделал — я в деталях не знаю. Но результат — приемлем.

— Более чем приемлем... Я так себя чувствовал... — Сарен запнулся, но затем продолжил, — задолго до того, как стал... как вы, люди, говорите, марионеткой в руках Жнеца. Это... приятное чувство и очень приятное ощущение свободы, лёгкости и уверенности, что теперь... очень многое зависит только от меня самого. Я давно не чувствовал себя... свободным. А можно...

— Старпом сейчас — не на борту. Он занят на планете. Руководит группой высадки.

— Вы... остановили Жнеца?! — Сарен был явно глубоко изумлён.

— Пришлось, — подтвердила я, — Он попытался изъять с принадлежащей землянам планеты некий протеанский артефакт.

— Да... Мы были... пассажирами. И Жнец, точнее — пилот Жнеца... нам многое не говорил. Мы не были равными партнёрами, потому не были даже посвящены во многие его планы, намерения, не знали о причинах многих его действий. Да, теперь я осознаю — он использовал нас. И сейчас я понимаю — грязно использовал. Значит, мы сейчас...

— На Иден-Прайм, Сарен, — ответила я.

— Помню. Мы шли очень долго, летели куда-то. На Жнеце... нет иллюминаторов. Мы не знали, по чьим территориям пролегает наш путь. Я помню только то, что Жнец указал — мы идём под маскировкой. Потом... я почувствовал, как по Жнецу стреляют, корабль, до того момента стоявший вертикально, вдруг стал заваливаться набок и был удар. Я... потерял сознание.

— Вы упали с кресла, Сарен, — уточнила я.

— Да... кресло, — подтвердил, помолчав несколько секунд, вспоминавший недавние события турианец. — Пилот Жнеца создал нам вроде рабочей каюты. Там были два кресла, но в тот момент... Скорее всего я не сумел пристегнуться. Или... не успел. Не помню. Всё, как всегда, случилось слишком быстро. Вероятнее всего, пилот рассчитывал, что ему удастся стартовать, увести корабль, но, видимо...

— Мы постарались сделать всё, чтобы стартовать он не сумел, — ответила Карин.

— Да. Вы действительно сделали так, — согласился Артериус. — Где сейчас Жнец?

— Фрегат висит рядом с ним. Он лежит... на боку. Недвижим.

— Вы сумели разведфрегатом... одним кораблём остановить Жнеца?! — Сарен не скрывал своего изумления. — Это... явно было ново для пилота Жнеца.

— Подробностей — не знаю, Сарен, — поняв, что Спектр желает услышать полный рассказ о прошедшем бое, ответила Чаквас. — Я ведь не воин, я — врач.

— Хирург? — уточнил Спектр.

— Да. У нас, людей, есть традиция, что главами Медотсеков на кораблях — и не только на кораблях, но и в станционных и наземных медцентрах чаще всего назначают именно хирургов. Впрочем...

— Я помню о такой традиции, Карин. — Сарен прикрыл глаза, затем снова открыл их. — Вы так спокойно и полно прооперировали меня... Раны... почти не болят.

— Рада это слышать, Сарен, но — не храбритесь. Пока что у вас — постельный режим, — сказала я.

— Рядом со мной... на Жнеце находилась азари. Матриарх. Её звали... Бенезия, — произнёс Спектр.

— Она здесь, за ширмой. Спит... — кивнула я.

— Пилот... он несколько раз едва не заставил меня задушить её. Наверное, меня будут судить и накажут в Азарийском пространстве за издевательства над матриархом. — прошептал Сарен. — Я помню, что она — одна из религиозных лидеров азари.

— Думаю, у нас ещё будет время урегулировать этот вопрос, Сарен. — я внимательно посмотрела в глаза турианца. — Сейчас вы уже владеете собой...

— Да, владею. И я обязательно извинюсь перед Бенезией, — твёрдо сказал Сарен. — Жнец заставил меня командовать ею и сделал всё, чтобы она не могла воспротивиться необходимости подчиняться мне. Сам он тоже часто командовал ею. Я начинаю вспоминать и мне... мне кажется, что я больше не Спектр. А она, вне всяких сомнений, будет отвечать перед Судом Матриархата. И — тоже пострадает. Понесёт, как принято выражаться, наказание, — турианец резко замолчал.

— Потому, Сарен, не надо вам сейчас вспоминать всё, что вы совершили, не владея собой даже в малейшей степени. Эти воспоминания будут вредны, — с нажимом произнесла я. — С Бенезией вы наладите нормальные отношения. У вас сейчас начался новый этап вашей жизни. И о прошлом... лучше сейчас не вспоминать. Оно осталось позади, Сарен.

— Полагаю, доктор, вы таким нехитрым образом даёте мне понять, что я должен поспать? У нас, разумных органиков очень сильна убеждённость в том, что сон — лучшее лекарство. Природное. — проговорил Сарен, едва заметно улыбнувшись.

— Да, — не стала возражать я.

— Тогда... прежде чем я засну, позвольте вопрос? — осторожно сказал Артериус.

— Хорошо, Сарен, — кивнула я.

— Вы сможете мне помочь, вернуть более приличный вид моему лицу. Хотя... я спокойно отнесусь к тому, если вы вместо "лицо" скажете "морда". Дело ведь не в обозначениях?

— Это я смогу сделать, — подтвердила я. — Но у вас, Сарен, сейчас есть прямая необходимость отдохнуть. Без снотворных. И я чувствую, что этот вопрос — не последний.

— Да, доктор. Я чувствую, что на борту вашего корабля присутствует мой сородич. И подозреваю, что это Найлус Крайк, мой ученик и действующий Спектр Совета Цитадели.

— Да, — кивнула, подтверждая правоту предположения Сарена, я. — Он действительно находится на борту "Нормандии". Я знаю, что Совет Цитадели приказал ему проконтролировать и использование фрегата-прототипа и осуществление вывоза с Иден-Прайма протеанского маяка.

— Совет таки протянул свои руки к этим артефактам, — с долей явного неудовольствия проговорил Сарен. — Попытался, сам того не зная, опередить Жнецов, — турианец несколько секунд молчал. — Только вот... полученная из Маяка информация, если она действительно была получена умниками-разумниками, подчинёнными троице Советников, была ожидаемо простой и приятной. Для Советников, — уточнил Спектр.

— Можно сказать и так, — подтвердила Карин. — Но Найлуса и нас, землян, едва не опередил Жнец. Вероятнее всего Жнец и его пилот не заинтересованы в том, чтобы разумные органики, ныне живущие в Галактике, полностью исследовали содержимое этого артефакта.

— Появление Жнеца... внесло сумятицу в реальность, — обтекаемо выразился Спектр.

— Согласна. Он причинил Иден-Прайму, его инфраструктуре значительные разрушения при посадке и тем более — при падении. На его борту был гетский десант.

— Да. Жнец... подчинил себе какое-то подразделение гетов. Может быть — несколько десятков. Плюс — несколько десантных кораблей — носителей. Он — полумашина, так что ему... договориться с этими машинами, ведомыми сетевыми ИИ, было не в пример легче и проще, чем нам, разумным органикам, — признал Артериус. — Духи, я никак не могу привыкнуть к тому, что я свободен и к тому, что уже столько времени я столько говорю с вами и не чувствую усиления усталости... Это для меня столь ново, что я теряюсь... Вы правы, Карин. Мне нужно... подремать и о многом подумать. Я обещаю, что не буду... иметь никаких претензий к Бенезии. И обязательно извинюсь перед ней, обязательно, — повторил турианец. — Наверное, я уже понял, что ей нет никакой необходимости извиняться передо мной: я виноват перед ней всё равно больше, чем она передо мной. Мы оба действительно были предельно несамостоятельны в своих действиях... Это... страшно. И я рад, что это закончилось. Мне надо о многом подумать. Я, наверное, буду дремать. Вряд ли спать. И, скорее всего, я не буду вставать без вашего на то позволения, доктор. Но...

— У нас есть достаточные возможности для того, чтобы обеспечить вам одежду. На Иден-Прайм есть турианская колония и ваши соплеменники, скорее всего, не откажутся передать или продать нам полный мужской гардероб, — усмехнулась я. — Отдыхайте, Сарен. И помните — вы обещали вести себя нормативно.

— Буду, доктор. Буду. — Артериус в знак согласия прикрыл на несколько секунд глаза. — Вы, может, когда и разрешите мне увидеться с Найлусом?

— Разрешу. Со временем. — я встала с кресла, отошла от кровати, задёргивая полог ширмы. — Отдыхайте.

Полчаса — и Бенезия открывает глаза. Я склоняюсь над ней:

— Как спали, Бенезия?

— Спасибо, — шепчет матриарх. — Давно я так полно и глубоко не спала. Когда я была... не я... такой сон для меня был несбыточным счастьем или... недопустимой роскошью. Он, — матриарх скосила глаза в сторону кровати Сарена, — очнулся?

— Да. Я с ним говорила. Он — в норме, стабилен.

— И...

— Он очень хочет извиниться перед вами, Бенезия. Он понимает, что был неправ во многом по отношению к вам, — сказала Чаквас.

— То был — не он. Им управлял либо Жнец, либо пилот Жнеца. Так что... Я даже несколько удивлена, что он хочет извиниться, — ответила матриарх.

— Он — мужчина, Бенезия. А у мужчин, часто — независимо от расовой принадлежности — так принято действовать в некоторых случаях. Если они чувствуют, что неправы, то многие из них считают необходимым принести свои извинения ясно, чётко и открыто. Особенно, если адресат извинений — дама. — Я не стала употреблять слово "женщина" и это понравилось матриарху.

— У нас, среди азари... есть многие, кто разделяет точку зрения, что мы — не "оно". Не бесполы, проще говоря, — сказала старшая Т'Сони.

— Социальная роль, Бенезия — не пол. Точнее — она определяется не только полом. У нас, людей, тоже многие женщины не рожают ни разу в течение своей жизни, но, тем не менее, никто из людей не перестаёт считать их женщинами. Право рожать ребёнка и право не рожать ребёнка, это, прежде всего — право выбора для каждой земной женщины. Оно строго индивидуально и редко когда общество или государство прямо и жёстко требует от женщины выполнить свою функцию продолжательницы рода человеческого в принудительном порядке, — сказала я.

— Вы... — осторожно начала матриарх.

— Я — не замужем. Точнее, как утверждают многие мои знакомые, я — замужем за своей работой, — усмехнулась я. — Но это ни мне ни окружающим меня людям не мешает. Я — по-прежнему женщина и ко мне соответственно относятся. Берегут, помогают, обеспечивают, страхуют, защищают.

— Вы и сами... Как врач, — уточнила матриарх.

— И это — тоже присутствует, — не стала отрицать Карин. — Со своей стороны я — тоже берегу, страхую и защищаю. И женщин, и мужчин. Любого возраста и любого социального положения.

— У вас, Карин, есть... сердечный интерес... Командир этого фрегата, — сказала Бенезия.

— Да, — вздохнула я. Ей проницательность и опытность пациентки-матриарха начинали всё больше нравиться. — Вы правы. Но пока... мы только хорошие, пусть и близкие — знакомые. Дэвид Андерсон не давит на меня, не спешит с выполнением стандартного сценария — обручение, венчание, свадьба, семья, домашнее хозяйство, дети. Всё это — будет, но сейчас... — помолчав несколько секунд, сказала я, — Слишком многое изменилось, Бенезия, после того, как нашему кораблю и экипажу пришлось стрелять по Жнецу... Боюсь, что свадьба и всё прочее... отодвигается теперь в очень отдалённое будущее.

— У вас... — продолжала допытываться матриарх.

— Тоже есть ощущение приближающейся беды, Бенезия. Война с такими вот машинами. Кровь, боль, смерть. Эта война... я чувствую это сейчас очень остро, начнётся очень скоро и будет... тяжёлой и длительной. Результат этой войны сейчас предсказать... Я бы не взялась.

— В этой войне не будет пленных, Карин, — прошептала матриарх.

— Да. Если там будет использоваться индоктринация... пленных действительно не будет. — согласилась я. — Выбор будет: или — враг, или — друг. Чего-нибудь среднего вроде военнопленных или гражданских узников — уже не будет. Нет ощущения сохранения перспективы изменения разумным органиком своего положения, возврата к прежнему положению-статусу. — немного витиевато выразилась я.

— Тогда... как и почему я и он, — взгляд в сторону кровати Сарена, закрытой ширмой, — вернулись в нормальное состояние?

— Как — на этот вопрос я вряд ли смогу точно и полно вам ответить, Бенезия, — сказала я. — А почему... Пока не началась война в Галактике, а в том, что это будет именно галактическая война, у меня лично никаких сомнений почти что и не осталось сейчас, к этому моменту, мы, разумные органики, ныне живущие, ещё можем выбирать. А потом, когда война с Жнецами, вот с такими вот кораблями начнётся... тогда будет выбор только "или — или". Или — мы победим Жнецов, или — Жнецы победят нас.

— Вы, правы, Карин, — помолчав, ответила матриарх. — Я, азари, как вы, люди, часто говорите, пожилая, но... плохо знаю человеческую расу. Мы — долгоживущая раса, вы — короткоживущая. Между нами слишком много, по нашему общему расовому мнению, различий. Но сейчас, вероятнее всего, наступает время, когда эти различия придётся преодолевать.

— Именно так, Бенезия. — я не стала кивать головой, но азари отчётливо поняла, что собеседница действительно согласна с высказанным мнением.

— Удивительно, — азари прислушалась к своим ощущениям. — Я чувствую себя... помолодевшей.

— Вполне возможно, Бенезия, — сказала Чаквас.

— Мне... очень приятно, что первая, кого я увидела, после возвращения в нормальное... состояние, были вы, земная женщина. Я не знаю, как бы я отреагировала, если бы первым увидела, к примеру, вернувшегося "оттуда" Сарена.

— У нас, землян, принято, чтобы врачом в большинстве случаев была женщина. По многим причинам. Чувствительность, эмоциональность, нежность, способность сопереживать и прочее, — тихо сказала я. — Потому и на военных кораблях большинство медиков — женщины. В то время как большинство воинов, конечно же, мужчины.

— А тот, кто вынес меня из Жнеца на себе... Вы можете мне рассказать о нём подробнее, Карин?

— Могу. — я коротко рассказала азари о Шепарде.

Матриарх слушала внимательно, в знак согласия часто ненадолго прикрывала глаза, наслаждаясь покоем и тем, что она теперь полностью владеет собой, владеет единолично и своим телом и своим разумом.

— Вот такой он с моей точки зрения, Бенезия. Коммандер спецназа десанта ВКС Альянса Систем Джон Шепард, — завершила свой рассказ о старпоме Чаквас.

— Я понимаю, что вроде как являюсь тяжёлой пациенткой, но нельзя ли мне посмотреть ещё раз его портрет?

— Почему же нельзя? — я повернула к азари один из медицинских экранов. — Смотрите, — она набрала код на своём инструментроне и передала Бенезии небольшой пульт. — Управление экраном, — пояснила врач.

— Да... Мне это привычно. Надо... разрабатывать пальцы, — негромко сказала матриарх.

я кивнула, отходя от кровати — почувствовала, что азари хочет побыть в одиночестве.

Чем-то её Шепард заинтересовал и я вдруг поняла, что матриарх... влюбилась, а точнее — полюбила этого человека. Вполне обычное дело после того, как разумный органик, рискуя собой, спас другому разумному органику и жизнь, и тело, и душу.

Присаживаясь в своё рабочее кресло и включая инструментрон, я уже понимала: да, Бенезия полюбила Шепарда. Женщина всегда может ощутить, что другая женщина полюбила мужчину. Так захотела природа, так повелела эволюция. Да, в своём рассказе я особо обратила внимание Бенезии на то, что Шепард любит девушку по имени Дэйна и скорее всего в перспективе станет её мужем и главным другом. Но разве это смогло бы остановить матриарха азари?

Шепард — молод, но он — далеко не юн. Он обладает большим жизненным опытом и, если его полюбила матриарх азари, значит, он действительно необычен, ценен и важен не только для Дэйны, но и для многих других разумных органиков. Джон рискнул своей сутью и своей жизнью, вытаскивая из почти что небытия азари и турианца, потому нет ничего удивительного в том, что Бенезия хочет вернуть долг своему спасителю. Знать бы мне, врачу фрегата, как отреагирует на роль Шепарда в своей судьбе Сарен Артериус...

Да, Карин помнила о том, что Бенезия замужем за Этитой, но... для азари, как также понимала врач, такие формальности никогда не имели определяющей роли.

Этита, Мятежный Матриарх, была поглощена общественной деятельностью, потому она теперь редко и недолго бывала рядом с Бенезией, Лиара вот, пятьдесят лет не общается с матерью, а про отца твёрдо и точно знает, пожалуй, только то, что он — азари. Об остальном Бенезия по одной ей ведомым точно и полно причинам предпочитает умалчивать даже в общении с родной дочерью.

Так что если матриарх Бенезия Т'Сони полюбила Шепарда, то выбирать, как дальше жить, могут только они вдвоём. Взрослые разумные, сами разберутся и решат. — подумала я, углубляясь в чтение сведённых в таблицы и схемы показателей мониторинга пациентов.

Пульты и консоли над рабочим столом врача однозначно свидетельствовали, что оба пациента Медотсека выздоравливают. Пока я заполняла медицинские "форматки", то успела подумать о том, что для экипажа и команды фрегата "Нормандия" противостояние со Жнецами, знаменующее собой окончание очередного Цикла, уже началось, уже переместилось из области перспективы в область реальности. Возможно, многие нормандовцы уже полагали, что мирное время закончилось и теперь пришёл черёд военного времени. Условности восприятия и понимания...

Да, удалось остановить похищение Жнецом очередного протеанского Маяка, теперь этот Маяк может быть реально передан Совету Цитадели. Я не одобряла политику Советников во многих вопросах, но признавала, что ради добрососедства можно пойти и на то, чтобы передать такой ценный артефакт в руки Совета. А там уже, конечно, им займутся специалисты, исследователи, учёные. Хотя я со свойственным медикам цинизмом предполагала также, что Маяк может быть и заперт в каком-нибудь хранилище, позднее — просто забыт. Надолго забыт.

На фоне столкновения земного корабля-прототипа с Жнецом такая перспектива уже не представлялась недопустимой или невозможной: вряд ли у разумных органиков, населивших исследованную часть галактики, теперь, в предвоенный период, найдётся предостаточно кредитов и иных ресурсов, чтобы покопаться как следует в недрах этого артефакта, который, между тем, многие знающие разумные органики называли одним из венцов протеанских технологий.

Если азари спокойно или, точнее сказать, более-менее спокойно относилась к тому, что под покрывалом, наброшенным на лёгкий проволочный каркас, она пребывает в полностью обнажённом виде, то от внимательного взгляда Чаквас не укрылось смущение и стеснение турианца. Эти птицемордые костлявые создания хорошо разбирались в вопросах половой принадлежности и имели укоренённые представления о допустимом и недопустимом в этой области. Чаквас увидела, как напрягся Сарен. Ему, вероятнее всего, даже перед врачом было неудобно лежать голым. Мужчина, пусть и инопланетянин.

Стеснение, обозначенное турианцем, едва пришедшим в себя, побудило Чаквас подумать о скорейшем решении проблемы одежды для пациентов медотсека. Бельё, лёгкая одежда, комбинезоны.

Обращаться к местным жителям Иден-Прайма я не хотела: обстановка, складывавшаяся вокруг лежащего неподалёку от фрегата Жнеца, была слишком напряжённой и неясной, потому такой запрос вызвал бы скорее непонимание, чем желание и стремление реально помочь.

Включив второй ноутбук, Чаквас вызвала на экран список членов экипажа, которые могли бы осуществить пошив минимальных комплектов одежды для неожиданных пациентов Медотсека фрегат-крейсера — в традициях разведфлота Альянса было стремление к самообеспечению в большинстве случаев.

Конечно, можно было спорить, насколько полным было такое самообеспечение по сравнению с аналогичным стремлением, свойственным, к примеру, тем же имперцам-россиянам, но всё же такую возможность не следовало игнорировать.

ВИ корабля не подвёл: через секунду перед врачом фрегата был подробный список. Поколдовав над ним, я оставила на экране только пять строчек и каждому из этих членов экипажа и команды направила подготовленный загодя пакет файлов с запросом-просьбой.

Турианец и азари крепко спали, диагностический комплекс не отмечал никаких признаков ухудшения их состояния, потому вполне можно было спокойно подождать ответа.

Я привыкла подолгу оставаться в одиночестве в своём Медотсеке. В какой-то мере я соглашалась с тем, что очень многие нормандовцы считают меня "затворницей Медотсека", но при этом я чувствовала и понимала: все обитатели фрегата-прототипа знают: Медотсек — особая территория, это — не место для праздных разговоров или — для не мотивированного необходимостью пребывания.

Как большинство нормальных более-менее здоровых людей, члены экипажа и команды корабля не испытывали особого желания становиться пациентами или даже посетителями Медотсека — я привыкла к тому, что мне приходится едва ли не силой снова и снова заставлять нормандовцев проходить регулярные медосмотры и медконтроли, сдавать контрольные анализы и пробы и выполнять десятки медицинских рекомендаций.

Да, вроде бы "Нормандия" и военный корабль, но он одновременно — разведывательный корабль, а в среде разведчиков не уважают солдафонство, шагистику и чинопочитание сверх минимально необходимых пределов. Проще говоря, я, конечно, могла "построить" в силу своего звания и должности, любого нормандовца, но редко пользовалась такой возможностью — предпочитала уговаривать и убеждать, что она могла и хотела делать только очень результативно.

Ей не хотелось нарушать тишину своего Медотсека, поэтому она не воспользовалась ни аудио, ни видеоканалами, обошлась пересылкой файлов и коротким текстовым письмом-пояснением.

Возможно, за несколько дней полёта не все нормандовцы привыкли к такому способу общения с главврачом Медотсека, но появление Шепарда, атака на Жнеца и то, что "Нормандия" до сих пор находится на Иден-Прайме и это её пребывание по многим параметрам напрочь выбивается за пределы большинства шаблонов, дали нормандовцам основания несколько по-иному взглянуть и на ситуацию в целом и на её составные части.

Мало кто из обитателей фрегата проигнорировал известие о появлении на борту разведфрегата разумных инопланетян, попавших в сложное положение и потому помещённых в Медотсек. Почти все члены экипажа и команды понимали: в такой ситуации очень велика вероятность того, что одежда и бельё, обувь, головные уборы после всех манипуляций, обычных при поступлении разумного органика в медицинское учреждение, тем более если этот органик поступил туда "по "скорой"", окажутся непригодны для дальнейшего использования.

Потому надо было как можно скорее решать вопрос об осуществлении замены повреждённого гардероба на что-нибудь минимально-приемлемое, желательно — новое, ни разу не использованное.

Я знала, что далеко не все нормандовцы спокойно и доброжелательно относятся к тому, что им теперь приходится терпеть на борту земного корабля присутствие, кроме турианца Найлуса Крайка, ещё двоих инопланетян. Хоть и прошло уже три десятка лет, но это раньше, когда земляне в своём большинстве жили не больше семидесяти-восьмидесяти лет считалось большим и даже огромным сроком, а сейчас, когда средняя продолжительность жизни человека достигла ста пятидесяти лет — в том числе и благодаря достижениям медицины — этот срок считался очень небольшим. Тем более, что далеко не всегда каждый человек точно и чётко знал о своей ксенофобии и её масштабах. Чаще всего для её проявления требовалось столкновение с инопланетянами многих рас — простая мирная встреча или... или бой. Инерционность мышления и деятельности людей никуда не пропадала. Думая об этом, я не сомневалась: постоянным обитателям фрегата теперь придётся привыкать к присутствию инопланетян на борту и Найлус Крайк, а также Сарен Артериус с БенезиейТ'Сони — только первые инорасовые разумные, которые могут получить постоянную прописку на "Нормандии".

В том, что такую постоянную прописку получит Бенезия, я сомневалась: азари была насквозь гражданской. А вот Сарен Артериус — дело другое. Он — хищник, он — воин, он — Спектр и он — наставник Найлуса Крайка. Да, пришлось жёстко напомнить Крайку о том, кто он есть на борту, но теперь им займётся выздоравливающий и крепнущий Сарен Артериус, который прямо обязан тому же Шепарду своей жизнью и личностной целостностью. У турианцев принято ценить и даже любить таких разумных — далеко не каждый органик получал возможность реально спасти жизнь турианцу.

* * *

Каролин Гренадо — инженер-наладчик всплеснула руками, когда на экране ноутбука появился текст письма от Карин. Жест не остался незамеченным и вокруг рабочего стола тотчас же образовалось кольцо — женщины, конечно, знали, насколько эмоциональной может быть Каролин, но такая реакция их явно заинтересовала.

Несколько пар глаз прочитали недлинное послание. Каролина отправила текст письма и приложения к нему на инструментроны подруг, те раскрыли экраны и, рассевшись по креслам и койкам, приступили к внимательному чтению. Присланные Чаквас письма и дополнения не отправились в архивы инструментронов: дамы занялись изучением их содержимого.

— Надо помочь им. — сказала Моника Хегулеско — техник по электронному оборудованию. — Я помню, что у интенданта что-то было среди его запасов...

— Ты права. — подняв взгляд от экрана, ответила сержант Амина Ваабери — единственная женщина-военнослужащая из состава полицейского контингента. — мы имели дело с турианцами, помогали им подгонять форму под наши земные человеческие стандарты. — пальцы женщины пробежались по клавиатуре инструментрона. — Материалы у меня сохранились. Пересылаю копии вам всем. Давайте думать.

— Надо не только думать, надо действовать. — задумчиво произнесла Мандира Рахман, оператор систем обеспечения двигательной установки корабля. — Я понимаю, мы все, в том числе и подсознательно, вцепились в возможность помочь обрядиться турианцу. Он — мужчина, для нас, женщин, что ни говори, привлекателен, но ведь и об азари нельзя забывать.

— Турианцы живут примерно столько же, сколько и мы, люди, — возразила Елена М'Лави, — поэтому нам, землянам, легко с ними общаться, несмотря на острую и, что там уж скрывать-то особо, горькую память о конфликте Первого Контакта. А вот с азари, да ещё матриархом... членом Матриархата. Я весьма осторожно отношусь к политикам, а как ни крути, Бенезия — политик. Значит, она может быть очень неискренней. Не люблю политиков, а особенно — неискренних! Потому, вполне вероятно, я сконцентрируюсь на помощи турианцу. А азари... Нет, я пока что ещё не могу преодолеть своё укоренившееся негативное отношение к таким инопланетянам, как она.

— Тогда я беру на себя обязанность снабдить азари всем необходимым гардеробом. — Амина Ваабери, встала со своего кресла. — Вы, девочки, слишком жестоки. Если я правильно поняла, Бенезия угодила под пресс индоктринации, едва полным "невозвратным" хаском не стала. Такое воздействие очень меняет разумного органика. Если бы не коммандер Шепард, мы бы имели на борту двух хасков, принадлежащих к разным расам. А благодаря самоотверженности старпома, я, насколько смогла понять из сообщения Карин, мы получили вполне адекватных пассажиров. Если заглянуть в архивы корабля, то можно узнать, подруги, что Бенезия — мать, у неё — единственная дочь, которую она родила незадолго до того момента, когда беременность и роды стали бы очень проблематичны. И она не общалась со своей дочерью пятьдесят лет, подруги. Пятьдесят лет! Треть нашей с вами жизни! Я не сомневаюсь в том, что теперь азари-матриарх захочет восстановить отношения с дочерью в нормативных масштабах. А мы должны помочь ей осуществить это воссоединение. Она не родилась политиком, подруги. Она родилась азари, способной порождать жизнь!

— Мы поняли, что ты приняла решение, — повернулась к ней Моника. — И скажу так. Пока мы находимся у поверженного Жнеца, на вполне комфортной и оборудованной и к тому же — населённой разумными органиками планете, у нас есть время заняться чем-то полезным. Потому — предлагаю не делить наших пассажиров по расам и помочь им обоим. Коллективными усилиями. Давайте провентилируем ситуацию, посмотрим запасы у интенданта корабля. Кстати, девочки, теперь это — нормальный мужик, а не прежнее "создание", которое, по моему мнению, недостойно называться мужчиной. Думаю, нынешний снабженец нам не откажется помочь. Я также уверена, что и командир корабля поспособствует.

— За работу, коллеги, — поддержала подругу Каролин.

Кубрик, традиционно считавшийся на борту небольшого корабля женским, вскоре опустел — женщины и девушки, коротко посовещавшись, направились в трюм, во владения интенданта-полисмена. Четверть часа — и его обитательницы снова собрались вокруг стола с инструментроном, раскладывая принесённые свёртки.

Пока Моника составляла ответ Карин, набирая его на клавиатуре своего инструментрона, остальные дамы приступили к распечатке на пластобумажные листы "приложений" — Чаквас прислала в отдельных файлах точные размеры тел азари и турианца, так что вполне возможно было обойтись без примерок.

— Это — вызов, девочки, — сказала, склонившись над отрезом ткани с тепловым резаком в руке, Елена. — Для меня — во всяком случае. Я редко что шила без примерки.

— Не продолжай, Лена. Коллективными усилиями мы сообразим всё в лучшем виде, — ответила Моника.

* * *

Получив ответ от подруг, я с удовлетворением расслабилась, откинувшись на спинку рабочего кресла и уложив голову на подголовник. Теперь проблема с одеждой для пациентов начала решаться практически.

Взглянув на индикаторы состояния азари и турианца, я убедилась, что всё в порядке — восстановление осуществляется нормативно. Подумав, я поднялась с кресла, прошла к кровати азари, лёгким гипнотическим воздействием продлила её сон ещё на несколько часов, попутно проведя традиционный ручной осмотр выздоравливающей.

Подойдя к кровати, на которой спал турианец, врач убедилась, что тот спит и без того крепко и в дополнительном стимулировании крепкого сна не нуждается. Даже если он очнётся через несколько часов первым, в этом проблемы не будет — о том, что азари выздоравливает, он уже знает и пока что не проявляет стремления вцепиться ей в очередной раз в горло или иным способом посягнуть на её здоровье и безопасность.

Всё же Шепард капитально прочистил их психосферу: кому как не врачу, специалисту по лечению инопланетян было хорошо известно, насколько важна правильность и точность проведения первичного лечебного воздействия на пациента. А старпом провёл это воздействие — не на тело, а на души пациентов — сверхпрофессионально.

Подумав о том, насколько же хорошо и фундаментально нынешнего старпома "Нормандии" обучили многим премудростям наставники Академии, я вернулась за рабочий стол, умостилась в кресле и, замерев, приготовилась ждать.

Сохранять почти полную неподвижность во время дежурств мне было не впервой. Конечно, через час придётся провести очередную ревизию медпрепаратов и оборудования, но это — рутинная ежедневная работа.

Да, многое изменилось на фрегате-прототипе. Совсем недавно я искренне полагала, что моя тяга к одинокому пребыванию в Медотсеке — способ преодолеть последствия противостояния с несколькими членами экипажа и команды "Нормандии". Не хотелось применять боевой гипноз, не хотелось проявлять свои, доступные ей, как высококлассному медику, возможности и способности. Потому для того, чтобы избежать предельного обострения очередной ситуации, приходилось возвращаться в медотсек. В конце концов, она на борту — только врач, а не командир и не старпом.

Андерсон её понимал, прикрывал, и, бывало, осаживал фрегатовцев, желающих сорвать раздражение на медике. Я чувствовала, насколько Дэвиду не нравится всё, связанное с отсутствием на корабле старшего помощника. Только после короткой стоянки у "Арктура", когда на борт ступил коммандер Шепард, Андерсон смог успокоиться. До этого момента Дэвиду приходилось нередко осаживать нормандовцев — не всем нравилась жизнь, где вопросов гораздо больше, чем ответов на них. Да ещё этот Найлус с его "барством"...

Перекусив армейским пайком — идти в импровизированную фрегатскую столовую, да и просто выходить из Медотсека не было никакого желания — я ещё раз пробежалась взглядом по индикаторам состояния пациентов, убедилась в том, что более-менее всё стабильно и признаков ухудшения состояния нет, затем всё же встала, прошла сначала к кровати азари, затем — к кровати турианца, провела быстрые ручные осмотры, успокоилась и вернулась к рабочему столу.

Опёршись руками о столешницу, я читала с экрана ноутбука очередной файл информационного сообщения о том, что происходило на месте неожиданных и сразу полностью засекреченных раскопок.

Я знала о том, что к месту раскопок направлена колонна техники, принадлежащей археологам, ранее обнаружившим Маяк, знала, что туда же улетел Шепард и теперь с интересом читала очередное, пусть и очень короткое сообщение с места событий.

Я всё острее понимала, что Шепард любит меня. Любит как женщину. Но при этом он не давил на неё, не преследовал её, не стремился удовлетворить только свои извечные мужские желания. Он, что Чаквас ощущала не менее остро, любит её прежде всего как самостоятельную, самоценную личность.

Так бывает, что одному и тому же человеку судьба даёт возможность одновременно изведать любовь не к одной, а к нескольким женщинам. И далеко не всегда в интересах Выбора. А для того, в том числе, чтобы понять — прочен ли этот человек, крепок ли он духом, способен ли он удержаться в необходимых рамках. И Шепард, как обоснованно полагала теперь я, умел удерживаться в рамках. Он знал, чувствовал, видел, что я неравнодушна к Андерсону, что я отдаю командиру корабля предпочтение и находил это нормативным и обычным, а потому — не вмешивался в ситуацию, сохраняя достаточную дистанцию между собой и мной, чтобы не доставлять беспокойства и неудобств ни мне, ни Дэвиду.

Я не могла отрицать, что также выделяю Шепарда среди других мужчин-нормандовцев. Он был необычен. И то, чему она стала свидетелем здесь, в Медотсеке, только подтвердило эту необычность со всей определённостью. С появлением Джона Шепарда на борту корабля многое изменилось. Качественно, а не только количественно.

Если бы не эти изменения... То в Медотсеке было бы пациентов намного больше. Тяжёлых пациентов. Лёгкая необременительная поездка-полёт к Иден-Прайму превратилась бы в избиение фрегата Жнецом, а затем...

Даже при всём своём врачебном цинизме я с трудом представляла себе, преодолевая страх, ужас, возмущение, то, какие разрушения мог причинить Иден-Прайму усевшийся на его поверхность Жнец — гость из прошлого. Жнец, о котором почти все разумные, населявшие сейчас Галактику, её исследованную часть, предпочитали думать как о чём-то далёком и потому совсем не опасном. Да, я слышала разговоры нормандовцев о том, что Шепард представил Андерсону доказательства того, что Жнец идёт к Иден-Прайму. Идёт под маскировкой, но его никто не пытается задержать или остановить или уничтожить.

Сейчас Жнец обездвижен, он тих и вроде бы даже покорился своей незавидной участи побеждённого, но почему то мне, Карин Чаквас кажется, что Шепард обязательно уделит ему — этому кораблю, внимание в недалёком будущем. Теперь я не верила, не хотела верить в то, что фрегату придётся вот так просто улететь с планеты, оставив на её поверхности этот страшный мощный корабль. Супердредноут по большинству существующих у разумных органиков классификаций.

* * *

В женском кубрике кипела работа. Пользуясь тем, что при стоянке на освоенной планете численность вахт на корабле сокращалась до минимума, женщины занялись приятным и полезным делом — пошивом многочисленных предметов гардероба для пациентов Медотсека.

За плотно закрытой дверью кубрика продолжался нескончаемый разговор о случившемся за последние несколько часов. Бельё для азари и турианца было уже пошито, теперь создавалась лёгкая верхняя одежда, в том числе комбинезоны.

— Кто пойдёт к Карин? — спросила Каролин, нажимая на педаль швейной машинки и продвигая пальцами ткань под иглодержатель. — Она не потерпит многолюдья в своих владениях, да и пациентов наша толпа может и, скорее всего — напряжёт вполне реально и сильно.

— Я пойду, — сказала Елена.

— И я, — произнесла, убирая из-под иглодержателя очередную сшитую деталь комбинезона, Моника. — Будем рады, если ты, Кара, пойдёшь с нами.

— Договорились, — усмехнулась Гренадо. — Думаю, за час управимся. Мандира, отправь Карин информацию о том, что мы скоро будем.

— Сделала, — ответила Рахман, упаковывая бельё в отдельные пакеты. — Карин, конечно, проверит, но, думаю, им обоим эти вещи понравятся. Придутся по душе.

* * *

Получив от подруг информацию о том, что работа приближается к завершению, я ещё раз лично проконтролировала состояние пациентов. Всё было в порядке: оба — и турианец и азари находились на пути к полному гарантированному выздоровлению и ничто не свидетельствовало о каких-то проблемах и опасностях.

Вернувшись к столу, я и сама не заметила, как улыбнулась — ей понравилось осознавать то, что объединив усилия, я и Шепард совершили настоящее чудо: никто из медиков не мог сейчас утверждать, что он сумел вернуть разумного органика из состояния хаска в норму, а вот ей и Джону это удалось в полной, как свидетельствовали результаты осмотра и результаты постоянного автоматического приборного мониторинга, мере.

Сознание хорошо выполненной работы грело мою душу. Я тихо и спокойно опустилась в кресло, чувствуя, как появляются новые силы и сама суть говорит о готовности к настоящей врачебной работе. В том, что впереди у экипажа и команды фрегата теперь — бои, соединяющиеся в то, что люди обычно обозначают словом "война", я не сомневалась. А значит, и мне, врачу, придётся показать на практике то, к чему она всё это мирное время готовилась. Мне предстоит вытаскивать многих нормандовцев и, как оказалось, не только нормандовцев, из-за Грани, отодвигать их от этой мертвенно мерцавшей линии, за которой — небытие.

Вспыхнувший сигнал вызова не застал меня врасплох — за долгое время я научилась определять с максимальной точностью момент появления кого-либо из нормандовцев у двери Медотсека. Встав с кресла, я прошла к двери, набрала код, пропустила внутрь Каролин, Елену и Монику, нагруженных пакетами с одеждой.

Взглянув на белые полотнища ширм, отделявших кабинет главврача от кроватей, гостьи, стараясь соблюдать почти полную тишину, сгрузили пакеты на свободные кресла и на один из незанятых рабочих столов. Я, помня об острейшем слухе турианца, молча, скупыми жестами распорядилась, чтобы женщины скомпоновали две группы пакетов. Только после этого я отодвинула ширмы, дав возможность своим подругам увидеть пациентов.

Несколько минут — и рядом с кроватями на табуретах появляются пакеты, а гостьи, задёрнув полотнища ширм, возвращаются к рабочему столу главного врача. Я лёгким поклоном благодарю подруг, те направляются к выходу и вскоре на пульте над столом вспыхивает сигнал блокировки замка двери Медотсека.

Конечно же, я просмотрела содержимое пакетов и проверила с помощью приборов безопасность тканей и фурнитуры. Результаты осмотра и проверки её полностью удовлетворили: подруги поработали на славу, было заметно, что одежда и бельё сшиты с любовью, качественно и из лучших, ныне доступных на борту корабля материалов.

Понимая, что не обошлось без обращения к новому снабженцу, я усмехнулась одними губами, вспомнив, что теперь этот пост занимает весьма достойный нормандовец. Можно было со всей определённостью утверждать, что женщинам корабля помогли и мужчины корабля, ведь снабженец стал неформальным центром притяжения для членов экипажа и команды фрегата.

Поскольку гипнотическое воздействие не предполагало для пациентов возможности проснуться самостоятельно, я прошла за ширмы, провела повторные осмотры и ознакомилась с машинными протоколами мониторинга состояния, убедившись, что теперь и турианец и азари спят совершенно естественным сном без малейших следов гипнотических блокировок. Я редко применяла в своей практике гипноз, но спокойно относилась к тому, что меня считали одним из лучших специалистов-медиков в этой сфере.

Пройдя по Медотсеку, я провела выборочную контрольную инвентаризацию и вошла в выгородку, занимаемую турианцем в тот момент, когда Сарен открыл глаза.

— Доктор? — произнёс турианец, поворачивая ко мне голову. — Что это за пакеты?

— Ваша одежда, Сарен, — ответила я, проводя быстрый ручной осмотр и отмечая, что пациент вполне освоился со своей ролью и своим положением.

— Новая? — в голосе Артериуса просквозила искренняя заинтересованность. — Откуда?

— Пока мы висим рядом со Жнецом, у членов экипажа и команды корабля есть несколько больше свободного времени. Женщины и девушки решили помочь и пошили для вас одежду и бельё.

— И для неё? — турианец взглядом указал на ширму, за которой располагалась кровать азари.

Я утвердительно кивнула. "Похоже, он об азари уже начинает совершенно искренне заботиться. — подумала я. — Наверное, он тоже придерживается мнения, что извинение должно быть действенным, деятельным, а не только облечённым в слова".

— Я не знал... что у вас, людей, так принято, — с уважением сказал турианец.

— У нас принято помогать попавшим в беду вернуться в нормальное состояние, — уточнила я. — Вы, Сарен, вполне восстановились для того, чтобы сесть в кровати и ознакомиться с содержимым пакетов, — без улыбки уточнила я, видя, как турианец быстро воспользовался данным ему разрешением и, сидя спиной к Чаквас, уже вертел в руках извлечённый из пакета комбинезон.

— Это всё... — удивлённо выдохнул, обернувшись, Артериус. — Сшито вручную?!

Я молча кивнула.

Турианец поднялся на ноги и почти мгновенно оделся в новое бельё, а затем с видимым удовольствием облачился в комбинезон.

Усевшись на койку, Артериус огляделся.

— Спасибо вам, Карин. Я обязательно поблагодарю всех, кто создал для меня эту одежду, — он помедлил. — Можно, я встречусь с Найлусом? А с Бенезией?

— Позднее, Артериус. Со своим учеником вы встретитесь позднее. И с ней — тоже. — Я отключила часть приборов, убрала датчики в карманы дек. — Вы же знаете, она тоже должна одеться. И она, кстати, ещё не проснулась. Придётся вам подождать. Пока можете пройтись по выгородке, привыкнуть.

— Меня... достали из-за Грани. — Артериус осторожно и неспешно встал, сделал несколько шагов, остановился. — Трудно вот так сразу поверить. Это сделали вы и...

— Старпом командира корабля, коммандер Джон Шепард. Мы вдвоём, — уточнила Чаквас.

— Если бы мне кто-либо сказал о таком — я бы точно не поверил. — Артериус развернулся на месте ко мне, сделал шаг. Костлявая двухметровая фигура турианца не пугала меня, я давно привыкла к тому, что рослые турианцы возвышаются над большинством землян подобно башням. — А теперь я не только верю, я это знаю, — он склонился надо мной. — Я понимаю, что у нас, у турианцев, нет привычных для вас, людей, губ, но позвольте мне поцеловать ваши руки, доктор.

— Губы, Артериус, здесь — не главное. — улыбнувшись совершенно искренне, тихо ответила я, ощущая, как турианец осторожно "прикладывается" к её запястьям. — Я рада, что вы восстановились, но прошу вас не активничать сверх меры. Дайте и ей тоже освоиться.

— Вы предполагаете... — понимающе произнёс Артериус, выпрямляясь и отпуская мои руки.

— Утверждаю, — ответила я. — Вам обоим необходимо будет установить между собой нормальные взаимоотношения. И лучше будет это сделать здесь, в пределах Медотсека. Она слишком хорошо помнит, как вы, будучи под властью Жнеца, действовали по отношению к ней... ненормативно.

— Помню, — помрачнел Артериус. — Я её... несколько раз... чуть не задушил. В тот момент... меня не интересовало, что она — женщина. Я тогда не учитывал это, как и то, что она, вполне возможно, физически объективно слабее, чем я. Она — не воин. И её не готовили к таким столкновениям. Она слишком полагается на своё расовое оружие — биотику. Жнец отключил её очень быстро, сначала незаметно предельно ослабив, а она сама... она, к сожалению, не всегда умеет пользоваться своим расовым оружием в нестандартных ситуациях... эффективно. Хорошо ещё... — вопросительный взгляд впился в глаза врача.

— Нет, следов таких посягательств я при осмотре не нашла, — честно ответила я, отметив, как сразу, пусть и не мгновенно, успокоился турианец. — Но вам обоим действительно лучше будет договориться обо всём здесь, в пределах Медотсека.

— Я постараюсь, доктор, — турианец сел на кровать. — Тогда...

— Комбинезон вполне выдержит ваше лежание на кровати, Сарен, — усмехнулась я. — Так что — заваливайтесь и отдыхайте. Можете даже подремать.

— Вы меня... подпитали. Как это у вас людей принято определять... — замялся Сарен.

— Внутривенно. — Я посерьёзнела, увидев, как осторожно укладывается на кровать Сарен. — Вы вполне можете подождать до того, как она освоится. — я вышла из "выгородки", занимаемой турианцем и задёрнула полог ширмы, направляясь к "выгородке" с азари.

Бенезия уже не спала.

Задёрнув полог, я подошла к кровати, провела быстрый ручной осмотр пациентки, взглянула на экраны приборного комплекса, часть блоков отключила.

Азари молча наблюдала за моими действиями.

— Удобная у вас кровать, доктор, — тихо сказала Т'Сони, — особенно для головы. Мы привыкли спать, повернув голову влево или вправо, часто спим на боку, чтобы не зажимать отростки, а спать вот так... непривычно, но очень приятно. Это, — матриарх указала взглядом на пакеты, — мне?

— Да, мои подруги захотели сделать вам приятное и пошили новую одежду. И бельё тоже.

— И...

— Вы вполне в норме, Бенезия, — врач ещё раз взглянула на экраны диагноста. — Так что можете сначала сесть в кровати, а затем — и встать.

— Спасибо, — матриарх легко откинула покрывало, сдвинула в сторону каркас и, не стесняясь наготы, села в кровати. — Как всё же хорошо, что я... сумела избежать личностной гибели. Телесная для меня... менее важна, я ведь знаю, что мне уже немало лет...

— Бенезия... — чуть укоризненно произнесла я.

— Карин, позвольте мне звать вас, доктор, по имени. — Т'Сони надела бельё, облачилась в комбинезон. — Я понимаю. Увидев меня, вы вряд ли поверили в то, что я... мягкая и покладистая. Да, хоть я и религиозный лидер расы, одна из религиозных лидеров азари, — уточнила матриарх, — хоть я и член Матриархата Азари, но... я слишком долго отсутствовала в родном для азари Пространстве. И понимаю, что после случившегося со мной... я изменилась слишком существенно, глубоко и полно. Для азари моего возраста подобные встряски... слишком знаковые. Потому... я очень рада, что именно вы помогли мне вернуться оттуда, — азари поморщилась, вспомнив о том, как она пребывала в состоянии безвольной оболочки, покорной воле Жнеца. — И я рада, что именно вы, как женщина, встретили меня сейчас. И помогли мне. — Бенезия помолчала несколько секунд. — Я всегда буду об этом помнить и всегда буду ценить вашу помощь и вашу поддержку... — она оглянулась на ширму, скрывавшую кровать с турианцем. — Он... очнулся раньше меня и уже смог очень активно подвигаться?

Я кивнула.

Бенезия, отметив кивок, продолжила:

— И вы...

— Предполагаю, что вам обоим лучше будет поговорить. Пообщаться друг с другом. Теперь, когда вы оба — снова обычные разумные. — Я сделала на последнем сказанном мною слове хорошо заметное для собеседницы ударение. — Поговорить здесь, в Медотсеке. Найти точки соприкосновения. Вы — не враги друг другу. Ваше подчинённое Жнецу состояние — осталось в прошлом. И теперь вам обоим предстоит вернуться в свои миры...

— Вы в этом уверены, Карин? — глаза матриарха нехорошо блеснули.

— Убеждена. — ответила я. — Мы не будем вас обоих насильно удерживать здесь, на борту нашего корабля.

— Вы что-то не договариваете, Карин. — Матриарх чуть опустила голову, исподлобья взглянув на собеседницу.

— Я предполагаю, что Сарен Артериус, как Спектр, как наставник пребывающего на борту нашего корабля Спектра Найлуса Крайка, присоединится к нему, своему ученику, — сказала я, отслеживая изменения в настроении собеседницы. — А вам предстоит вернуться в пределы Пространства Азари. Вернуться обновлённой.

— Вы предполагаете, что в связи с встречей вашего корабля с Жнецом... многое может измениться? — матриарх выпрямилась, поправила комбинезон, встала.

— Очень многое, Бенезия, — с долей ясно читаемой грусти произнесла я. — Мы — на пороге большой войны с сотнями таких вот кораблей. И вы сами понимаете, что теперь на их стороне будут...

— Выступать очень многие жители Галактики, которых эти корабли... — чуть запнулась Бенезия, — подчинят своей воле так же как меня и Сарена... — она помрачнела. — Вы правы, Карин. У меня есть такие же, невесёлые предположения... И теперь я понимаю, что должна не только вернуться в пространство Азари, но и найти свою дочь. Мне необходимо прервать этот затянувшийся период отчуждения. Она — единственная моя дочь и мне будет... очень нелегко, если она погибнет или как-то пострадает. Вы знаете о гетской угрозе?

— В общих чертах, — кивнула я.

— Геты расползаются по Галактике, — подчеркнула матриарх. — И, зная о том, что Жнецы с лёгкостью подчинят их своей воле, я не могу быть сейчас спокойна за Лиару. Я понимаю, что Матриархат... — азари сделала паузу в несколько секунд и я видела, насколько ей трудно решиться сказать о многом вслух, откровенно и чётко, — инерционен в своём мышлении и в своих действиях, потому он постарается привлечь меня к ответственности за всё, что я совершила, не владея собой. Я готова понести эту ответственность, понимаю, что меня постараются наказать, в том числе и показательно. Но я не хочу понести наказание, зная, что по-прежнему в размолвке с Лиарой.

— Если командование корабля примет решение — мы поможем вам, Бенезия.

— Вы, разведкорабль Альянса, земляне, люди — будете помогать мне? — совершенно искренне удивилась Бенезия.

— А почему нет? — сказала я. — Если уж мы втягиваемся в противостояние, а затем — вступим в большую войну со Жнецами, то почему бы нам, людям, не помочь вам, Бенезия? Если не ошибаюсь, это вполне нам по-пути.

— Вам виднее, Карин, — задумчиво произнесла матриарх, усаживаясь на кровать. — Вы столь капитально меня восстановили, что я не перестаю изумляться и удивляться. Хотя... я понимаю, что вы...

— Я восстанавливала только ваше тело, Бенезия, — подтвердила я. — А вашей сутью и душой занимался старпом Шепард.

— Я бы хотела поблагодарить его. И, — матриарх встала, шагнув ко мне, — благодарю вас, доктор, — она склонилась передо мной в церемонном азарийском почти поясном поклоне. — Надеюсь, что мы с вами ещё не раз сможем встретиться и поговорить. И очень надеюсь, что пока я здесь, на борту вашего корабля, мы сможем пообщаться достаточно плотно. Не скрою, вы меня заинтересовали, Карин. И я теперь чувствую необходимость узнать побольше о вашей расе, о людях. Как можно больше узнать, а главное — понять.

— Пока вам надо остаться в пределах Медотсека, Бенезия. — я кивнула, принимая поклон и благодарность матриарха. — И прежде всего — пообщаться с Сареном.

— Не скрою, я его немного опасаюсь. До сих пор. Не могу забыть, как он несколько раз меня... чуть не задушил, — проговорила Т'Сони. — Если вы так убеждены, что начать надо именно с разговора с Сареном... — она помедлила. — Может быть, мне стоит поступить именно так. Но...

— Он спит. — Я взглянула на экранчик своего инструментрона. — Спит крепко, — уточнила я, посмотрев на собеседницу.

— И ему тоже... принесли одежду? — голос Бенезии был ровен и безэмоционален. — Созданную нормандовцами?

— Да, — подтвердила я. — Он уже оделся. Так что с этой стороны проблем у вас обоих не будет.

— Новую жизнь надо начинать в новой одежде, — тихо сказала Бенезия. Я кивнула, соглашаясь с мнением собеседницы. — Как же всё же много общего между нами, и как всё же велики и существенны различия... Хорошо, что мы не оказались перед необходимостью воевать друг с другом. А ведь, если бы...

— Давайте, Бенезия, не будем акцентировать на этом внимание. Сейчас вы оба выжили, вы оба выздоравливаете и впереди у вас обоих — жизнь. Да, вполне возможно, в условиях войны с такими вот кораблями, но... жизнь. У Сарена есть ученик — Найлус Крайк, они оба — Спектры, оба — воины...

— И случись что, они — останутся на борту вашего корабля... вдвоём, — размышляя, проговорила матриарх, не стеснявшаяся повторяться.

— Может быть, — согласилась я. — А вам надо найти дочь, восстановить с ней взаимоотношения в полной нормативной мере. Надо вам обеим вернуться в Пространство Азари. И, не скрою, вы можете дать вашим соотечественницам и соплеменницам понять, какой враг теперь нам противостоит, лучше, чем это сделают всякие эксперты и спецы по должности. А не по факту.

— Вы правы, Карин. Я уже об этом думала, но эту задачу вы сформулировали не в пример чётче, чем я это сделала внутренне, для самой себя. Я принимаю вашу формулировку за основу, — подтвердила матриарх. — Вы...

— Давайте дождёмся результатов раскопок, Бенезия. Я внутренне убеждена, что нам... придётся задержаться на этой планете. Надолго задержаться, — уточнила Чаквас.

— Но ведь... война... — осторожно и тихо заметила матриарх.

— Она не может моментально начаться, Бенезия. Мы, люди, воевали между собой тысячелетия. И чётко понимаем, что военное столкновение, особенно масштабное — дело не быстрое. Сейчас, вполне вероятно, начался предвоенный, довоенный период и пока что нам, жителям Галактики, можно будет хотя бы попытаться подготовиться к противостоянию со Жнецами. И вы, и Сарен сможете стать инициаторами осуществления должной подготовки. То, что вы видели и ощутили — это будет ценно узнать и понять другим разумным. Не только тем, кто принадлежит к вашим расам. Война затронет всю галактику и всех её обитателей.

Бенезия, подумав несколько секунд, коротко кивнула. Я встала, ощутив, что азари хочет побыть одна, шагнула к ширме, задвинула её полог за собой, направляясь к рабочему столу.

Я почувствовала, что Сарен уже проснулся и посчитала, что лучше будет, если встреча турианца и азари произойдёт без моего личного врачебного присутствия. Они оба — взрослые разумные органики, им нужно поговорить наедине.

Присев за рабочий стол, я отправила подругам сообщение о том, что одежда понравилась обоим пациентам. Спустя несколько минут пришли ответные сообщения: подруги радовались тому, что их старания не пропали даром.

Набирая на клавиатуре более подробное сообщение — пользоваться видеоканалами и аудиоканалами, выходящими за пределы медотсека, я пока что не планировала, — я радовалась вместе с подругами.

Действительно, новую жизнь надо начинать во всём новом, включая одежду. Для Сарена и Бенезии новым стал корабль, новыми знакомыми стали его обитатели, новой была одежда. И теперь они, вполне возможно, бывшие ранее вынужденными врагами, найдут между собой и взаимопонимание и новые основания для нормативного взаимодействия.

Бенезия подняла голову от экрана своего инструментрона, когда в её "выгородку" осторожно и тихо шагнул Сарен. Глаза турианца и азари встретились. В них не было злобы, не было настороженности.

Молча указав Сарену на кресло, в котором недавно сидела Чаквас, Бенезия закрыла экран инструментрона. Турианец подошёл, присел в кресло. Матриарх чувствовала, что он не решается начать разговор, а если и начнёт, то с ненужных сейчас извинений.

— Сарен, — тихо произнесла азари-матриарх, помня об остром турианском слухе и не желая, чтобы в выгородке сразу появилась Чаквас. В том, что врач услышит их разговор, Бенезия не сомневалась. — Я знаю, что вы хотите сейчас мне сказать. Поэтому... не трудитесь. Тогда, когда вы держали меня за горло... несколько раз... и делали многое другое, в том числе и не со мной — то были не вы. И я не хочу сейчас вспоминать прошлое. Оно у меня и у вас было не слишком хорошим. Давайте оставим прошлое прошлому.

Турианец помедлил, потом — осторожно и медленно кивнул, продолжая хранить молчание.

— Я знаю, что на борту "Нормандии" находится ваш ученик — Найлус Крайк. Вам, думаю, надо с ним встретиться и пообщаться. Я же... если будет мне предоставлена такая возможность, хочу найти свою дочь, с которой по некоторым причинам долгое время... не общалась. — Бенезия посмотрела на Сарена более внимательно. — Как видите, у каждого из нас есть... неотложные дела. И ещё, — она помедлила, словно не решаясь резко затронуть эту тему. — Я, скорее всего, на борту "Нормандии" не останусь. Сразу, как только я найду свою дочь, я вернусь в пределы Пространства Азари. Что там будет со мной — я в деталях сейчас не знаю. Вполне возможно, меня осудят и накажут... за мои прегрешения. Я не рассчитываю на то, что они поймут достаточно полно и хорошо, что это такое — быть хаском.

— Не накажут, — тихо сказал Сарен. — Нормандовцы... не допустят. Они-то понимают, через что вам пришлось пройти. — Сарен не стал называть азари по имени. — И, думаю, лучше всех других разумных органиков понимают. Уверен в этом.

— Возможно. Тем не менее, я — взрослая азари, матриарх и должна понимать, что нельзя всех разумных считать слишком уж совершенными. — Бенезия помолчала. — Так что внутренне я готова быть осуждённой и понести наказание. Как минимум меня окончательно исключат из состава Совета Матриархов Азари, дадут... некую минимальную "социальную" пенсию, чтобы я... пока что... не умерла с голоду, после чего — постараются забыть, — матриарх не стала вздыхать, хотя в этот момент ей очень хотелось тяжело и глубоко вздохнуть. — Забыть о моём существовании, о том, что многое из полезного, чем пользуются сейчас мои соплеменницы, сделано или по моей инициативе или при моём активном участии. — Она замолчала на несколько секунд. — Мне главное — сделать всё, чтобы, наказывая и осуждая меня, Совет Матриархов не затронул своим... негативным карающим влиянием жизнь и судьбу моей дочери.

Сарен выслушал Бенезию молча, не двигаясь и не стремясь смотреть ей непременно в глаза. Матриарх спокойно отнеслась к его кажущейся безучастности — слушает, понимает — и этого пока что достаточно.

Я вошла в выгородку тихо и осторожно. Сарен поднял голову, посмотрел на меня, встал. Я жестом попросила его вернуться в кресло. Турианец подчинился.

— Хорошо, что вы пришли, Карин. — Бенезия повернула к вошедшей голову. — Наверное, нам не удастся в ближайшее время встретиться с коммандером Джоном Шепардом?

— Вы правы, Бенезия, — подтвердила врач. — Старший помощник сейчас занят за пределами корабля и будет занят ещё, как я предполагаю, долго.

— Понимаю, — кивнула матриарх.

— А... Найлус? — несмело сказал Сарен. — И... как мне быть с лицом?

— Найлус Крайк пока что не покидал свою каюту, Сарен. И у него есть основания для такого поведения. Он... попытался превысить свои полномочия. — Я кратко, не вдаваясь особо в детали, рассказала Артериусу о разговоре Андерсона, Шепарда и Крайка, состоявшемся не так давно. — После этого разговора он из каюты не выходил. — я проверила показания приборов. — А с лицом вашим... будем разбираться чуть позже. Сначала нам нужно будет завершить работу вне корабля, хотя бы её первый этап. Это займёт несколько часов, как минимум.

— Наверное, вы правы, доктор, — сказал Артериус. — Найлус меня помнит именно с таким лицом. Хотя... у меня нет особых сомнений, что он узнает меня и с отреставрированным. Я готов подождать столько, сколько необходимо.

— Хорошо, Сарен. Не утомляйте Бенезию. Лучше будет, если вы сегодня большую часть дня проведёте в постелях. Оба, — уточнила я, выходя из "выгородки". Взглянув вслед уходящей Чаквас, Сарен понял, что хозяйке Медотсека не требовался какой-либо словесный ответ пациентов.

— Врач права. — Сарен встал. — Нам обоим будет лучше... пока побыть в своих кроватях. Надо восстановиться в большей мере. А там... посмотрим, каковы будут результаты работы Шепарда и его коллег вне корабля, — турианец повернулся и вышел, задвинув за собой полотнище ширмы. Бенезия услышала лёгкий скрип матраса кровати.

Матриарх поняла Сарена. Как сумела в этот момент. Да, турианец был готов принести извинения. Он, вне всяких сомнений, чувствовал себя... виноватым. Ведь именно он первым стал рабом Жнеца, а потом... прямо или косвенно поспособствовал, чтобы под влияние, а затем — и под управление Жнеца попала и она. И теперь, когда они оба свободны, он чувствует себя обязанным попросить прощения. Наверное, она внутренне простила его, а внешне... Внешне, наверное, тоже. Ведь она прервала попытку Сарена словесно извиниться. А значит, приняла его извинения. Пусть не высказанные. Приняла. Можно считать, что он перед ней извинился.

Да, Карин рекомендовала полежать ещё несколько часов, но Бенезия не чувствовала себя настолько слабой, чтобы продолжать лежать в кровати. Пусть удобной, пусть достаточно мягкой для её уже немолодого тела, но... Лежать не хотелось. Сидеть, как ощутила матриарх, тоже.

Азари поднялась с кровати, сделала несколько шагов. Медотсек — небольшой. Основа планировки была явно турианского происхождения. Люди сумели в достаточной степени адаптировать турианский проект разведкорабля к своим потребностям и нуждам, но корпус... "раздувать" не стали. В разведке обычно... если уж доходит до боестолкновений, то вряд ли будет много раненых или травмированных. Разведчиков убивают сразу, наповал или, как говорят иногда люди, "наглухо". Если, конечно, не стоит задача взятия разведчиков в плен. Тогда... тогда медотсек захваченного фрегата может легко превратиться в пыточную.

Матриарх остановилась у погасших медицинских настенных экранов. Если бы не Шепард, если бы не мастерство Чаквас... Сколько же безуспешных попыток было бы предпринято, чтобы и она и Сарен хотя бы как-то были возвращены в нормальное состояние... Сколько безуспешных, а может быть — напрасных, неумелых попыток...

Сарен с его имплантатами... был бы очень сложным пациентом. Бенезия ощутила, что она внутренне убеждена: Жнец сделал всё, чтобы Сарен никогда не смог выйти из состояния полной покорности ему.

Матриарх, конечно, немало знала о способах, средствах и методах подчинения разумных органиков чужой воле: одни батарианцы, применявшие почти поголовное чипирование разумных органиков, попавших к ним в рабство, чего стоили, но Жнец... это был совершенно другой уровень подчинения.

Да, имплантаты, но и психологическое давление на Сарена этот полусинтетический или полуорганический — в данный момент старшая Т'Сони не знала, как правильно определить сущность Жнеца — корабль, оказывал, вне всякого сомнения, мощнейшее. Так что... классическое двойное "кольцо".

Посмотрев на настенные часы, матриарх сверилась со своими внутренними ощущениями. Прошло... достаточно много времени с того момента, как она очнулась. Позади был разговор, а точнее — общение с Сареном, позади были несколько встреч с врачом "Нормандии". Конечно, странно, что на военном корабле нет других медиков, кроме единственного врача. Вполне возможно, что есть среди нормандовцев фельдшеры, медбратья и медсёстры — матриарх понимала, что на земном корабле служат и мужчины и женщины. Но всё же единственная врач... Это было в традициях многих народов Земли, но для неё, азари, это было... непривычно.

Бенезия по-прежнему ощущала в своей душе глубокую благодарность Карин за мастерски проведённые восстановительные хирургические операции. Или манипуляции. Не будучи медиком, азари-матриарх не могла точно определить, что есть что и как правильно назвать то, с помощью чего Карин Чаквас так быстро поставила её на ноги.

Возраст... Только сейчас в очередной раз Бенезия остро почувствовала, насколько она стара годами. И снова вернулись мысли о дочери. С которой она не только не общалась, но и не виделась больше полусотни лет. Тридцать лет тех, которые теперь накрепко связаны с появлением и утверждением в Большом Космосе расы землян, людей и двадцать лет до этого момента, когда люди впервые вошли в Большой Космос через внезапно активированный ими, а до того — надёжно молчавший и казавшийся выключенным ретранслятор.

Подумав о тридцатилетнем отрезке, связанном с утверждением в Большом Космосе землян, Бенезия поняла, что по сравнению с этим периодом ещё двадцать лет молчания... теперь выглядят пустяком. Слишком многое быстро менялось в Большом Космосе, едва только появлялись в отдельных частях исследованного Пространства Галактики земляне.

Люди лезли дальше, глубже, делали больше, чем делали раньше представители ключевых рас Цитадели — азари, турианцы и саларианцы. Теперь люди помогли ей, матриарху Бенезии. У которой, слава Богине, есть пока что живая родная дочь. Да, будучи хаском, Бенезия не могла вот так просто подумать о Лиаре. А сейчас... сейчас воспоминания захлестнули сознание пожилой азари.

Рождённая незадолго до того, как беременность Бенезии могла бы обернуться для ребёнка большими проблемами со здоровьем и с развитием, Лиара... не походила — прежде всего внутренне — на своих ровесниц. Она не хотела становиться в ряды наёмниц и осваивать воинское ремесло, не хотела становиться десантницей и вступать в ряды ВКС Азарийской Республики. Не хотела она и становиться танцовщицей в одном из развлекательных заведений Азарийского Пространства. Рано проявила Лиара и своё глубокое и твёрдое нежелание надолго покидать Тессию, на которой в одном из лучших столичных госпиталей она появилась на свет.

Младшая Т'Сони, наверное, унаследовала слишком многое от своего отца — Мятежного Матриарха, которая уж точно не стремилась в молодости ни становиться десантницей, наёмницей или тем более — танцовщицей.

Мятежный Матриарх с ранней юности была поглощена общественной работой, которую она превратила в служение. И, конечно же, такая работа требовала прежде всего умения и способности обрабатывать множество самых разнообразных данных, а для этого нужно было не просто много читать, на что могло уйти немало времени, но и размышлять над прочитанным, вдумываться, анализировать, находить соответствия, взаимосвязи, учиться, а впоследствии — уметь прогнозировать и планировать развитие ситуаций в их вариантном большинстве.

Лиара, наверное, в этом смысле больше восприняла от Мятежного Матриарха. Этита, между тем, как помнила Бенезия, не уделяла Лиаре много внимания. И совершенно не потому, что она не стала её биологической матерью. Слава Богине, у азари нет свойственных землянам "заморочек" относительно того, кто какую роль в семье выполняет. Для людей азари могли быть вполне официально бесполыми или двуполыми — как кому из землян нравилось, так тот и считал.

Этита... Да, она первые пять лет жизни малютки была почти постоянно рядом с Бенезией, всемерно помогала, причём — очень активно, но потом... она снова вернулась к активной общественной работе, к общественно-политической деятельности и отдалилась от Лиары.

Вряд ли маленькая азари много и точно запомнила из того, что касалось Этиты. Впоследствии она часто просила Бенезию побольше рассказать об отце, но Бенезия раз за разом находила десятки отговорок, не желая втягивать Лиару в омут политических разборок, считая внутренне, что это будет почти неизбежным итогом удовлетворения таких просьб дочери.

И Лиара... как-то сумела понять свою мать, с которой была почти что неразлучна. Хотя... Бенезия была тогда религиозным лидером, признанным и авторитетным членом Совета Матриархов, так что много времени рядом с Лиарой она тоже проводить не могла. Работа, выезды, полёты на другие планеты — и не только в Азарийском Пространстве.

Лиара подолгу оставалась одна. Возможно, её внутренняя настройка на поглощение огромного количества информации помогла маленькой азари выжить, когда рядом не оказывалось мамы. Лиара вполне могла привыкнуть к тому, что одиночество станет её постоянным спутником. Или — постоянным проклятием.

Лиара... много читала. И очень активно интересовалась деталями. Не просто коллекционировала эти детали, а искала взаимосвязи между ними. Явные, неявные... Всякие. Этот поиск в конце концов привёл к размолвке между Бенезией и Лиарой. Самой серьёзной. Вспоминавшая теперь об этом матриарх больше всего опасалась, что окончательной.

Думать об обстоятельствах размолвки Бенезии не хотелось. Что там уже уточнять, ведь потом, после этого они практически перестали видеться, а потом... Потом Бенезия попала под влияние Сарена, которым руководил Жнец. И... потянулись годы безличности.

Теперь матриарх Бенезия Т'Сони особо чётко ощутила, что прошли годы. Особо остро и определённо ощутила, хотя для азари, способных гарантированно прожить тысячу лет такие ощущения не были особо значимыми. Не были, если, конечно, представительницы расы синекожих красоток не попадали в такие вот ситуации, в одной из которых оказалась она, матриарх Бенезия.

Лиара исчезла. Она перестала возвращаться в пределы Пространства Тессии, сразу переходила из одной археологической экспедиции в другую, а там... Там даже время течёт по-иному. Нет никакой спешки, ведь работать приходится с давно и надёжно мёртвым материалом. Вот Лиара, избравшая своей специализацией изучение давно исчезнувшей расы протеан, и работала, не замечая времени. Работала. Десяток лет после окончания университета и — она ни разу не возвращалась впоследствии в пределы Пространства Азари. Не писала матери или отцу, не выходила с ними на аудиосвязь, тем более — на видеосвязь. Хотя... такие возможности у неё, безусловно, были.

Вот так получилось. Дороги матери и дочери после того разговора... резко и полно разошлись. Лиара похоронила себя на бесконечных раскопках, а она... она, Бенезия Т'Сони, мать единственной дочери, стала... страшно даже теперь остро и полно подумать, хаском. О которых большинство азари даже не знали и уж совершенно точно — не задумывались.

Она, матриарх Т'Сони стала рабыней Жнеца. Того самого Жнеца, о которых синекожие красотки, слывшие достаточно высокопрофессиональными дипломатами в Пространстве Цитадели, знали только как о персонажах легенд. Да, хорошая такая легенда, полтора-два километра высотой. Любой азарийский дредноут, включая парадный "Путь Предназначения", по сравнению с этой громадой покажется сущей мелочью.

Старшая Т'Сони подумала о том, что Жнец вряд ли когда надолго снимал маскировку. Он оставался неизвестным большинству обитателей Галактики. А вот его влияние... Теперь матриарх всё глубже осознавала, насколько же Жнец оказался эффективен: он действовал не сам, а через двух полностью покорных ему разумных органиков и немеренное количество гетов — синтетов, роботов, вооружённых и руководимых высококлассными искусственными сетевыми интеллектами.

Иллюминатор Медотсека был закрыт бронезаслонкой. Экраны внешнего обзора — погашены. Да, военный, боевой корабль, недавно переживший столкновение... Столкновение с тем, что всего несколько суток назад было для подавляющего большинства разумных органиков только легендой.

Оглядев выгородку, образованную ширмами, матриарх ещё раз убедилась в том, что Медотсек на этом корабле — сравнительно небольшой, вполне соответствует пропорциям корабля, подумала, что неплохо бы получить хоть какую-нибудь актуальную информацию о происшедших за эти полсотни лет событиях, но потом, посмотрев на больничную кровать, решила, что поскольку она — пациентка, вряд ли Чаквас будет давать ей доступ к Экстранету или к внутренним открытым банкам данных корабля.

Пройдя по выгородке, Бенезия ощутила, как её тело привыкает к свободе, чутко реагирует на приказы мозга. Свободна. Теперь она — свободна. Теперь она может сама решать, что, как и когда ей следует делать, о чём думать, что говорить. Совсем недавно такая свобода для неё была практически недоступна.

Конечно, Карин не будет показывать ей имплантаты, извлечённые из её тела, не будет рассказывать о том, как оперировала её. Уже сейчас, в эти минуты, Бенезия была уверена и даже убеждена — она ещё об очень многом поговорит именно с Карин. Ей она... странное дело для многоопытной матриарха азари, доверяла. Гораздо больше доверяла, чем другим людям, исключая, конечно, коммандера Шепарда.

Палата-выгородка, конечно же, не была оснащена экранами и клавиатурами, дающими доступ к информационным банкам и ресурсам, поэтому получить даже первичную информацию об этом человеке... предстояло только ещё раз, а может быть, и не раз — пообщавшись с Чаквас. Вряд ли её, пожилую азари, можно было спасти, ограничившись только удалением множества имплантатов.

Переломы почти не болели. Старшая Т'Сони была уверена — Чаквас применила лучшие, самые эффективные препараты, самые результативные методики лечения. Только поэтому она, матриарх, приближавшаяся к тысячелетнему рубежу, не испытывает ни особой боли, ни особо неприятных ощущений. Нет, надо определённо поговорить с Карин. Наедине поговорить. Тогда поговорить, когда Сарен получит возможность выйти за пределы Медотсека и, вне всяких сомнений, уединится с Найлусом в предоставленной младшему Спектру каюте.

Сейчас Бенезия понимала, что и для неё на этом, пусть даже и очень небольшом корабле, найдётся каюта или простая выгородка: ей нужно уединение, ей нужно о многом подумать, ведь впереди у неё — встреча с дочерью.

Пятьдесят лет... Когда-то она довольно легко и свободно относилась к таким вот промежуткам времени. Всё же это слишком мало по сравнению с тысячей лет гарантированной для любой представительницы расы азари жизни.

Мало. Когда-то и для Бенезии это было слишком мало, а теперь, когда сознание матриарха постоянно напоминало своей хозяйке о том, что пятьдесят лет она не общалась с единственной дочерью, эти годы уже не казались Бенезии слишком маленьким, и потому — недостойным внимания сроком. Для неё эти пять десятков лет внезапно превратились в достаточно большую и очень значимую цифру. Цифру, вмещавшую в себя теперь слишком многое.

Да, азари очень холодны по отношению к своим детям, они рано отпускают их на свободу и в дальнейшем почти им не помогают, даже если между ними и не было особых размолвок. Просто так принято делать. Хотя...

Какая разница теперь, как и почему поступали именно так лично незнакомые ей азари? Она, Бенезия Т'Сони, пожилая азари-матриарх, побывала в полном подчинении у Жнеца и это обстоятельство давало ей и все права и возможности посмотреть на многое по-иному.

Пусть её соплеменницы, даже близкие ей по возрасту, поступают со своими детьми так, как считают нужным. Она теперь слишком отличается от своих ровесниц и потому она сделает всё, чтобы восстановить, укрепить, углубить и улучшить взаимоотношения с Лиарой, её единственной родной дочерью.

Пятьдесят лет молчания, пятьдесят лет размолвки должны уйти в прошлое, стать историей. Если впереди — война с такими машинами... Надо сделать всё, чтобы теперь у Лиары была полная семья: и мама, и папа. И в этой обновлённой объединённой семье не должно быть места размолвкам. Не должно быть в принципе! Если впереди война со Жнецами... тогда каждый день семейного единения приобретает критическую важность и ценность. Никто из них троих не знает точно, как сложится их индивидуальная или семейная судьба в военное время. И потому... потому, если нормандовцы не шутят и действительно помогут ей найти и обрести дочь, она сделает всё, чтобы рядом с Лиарой была не только она, её мама, но и Этита — её папа. Надо закончить эту традицию умалчивания. Закончить. Оставить в прошлом. Нельзя в такую войну вступать с такими пробелами в понимании.

Её, Бенезию Т'Сони, восстановили, её укрепили, ей дали возможность остаться наедине со своими мыслями. Да, безусловно, земляне, люди, мало общались с азари её возраста. В большинстве случаев люди общались либо с девами, либо с матронами, а вот с матриархами... По разным причинам большой практики общения с пожилыми азари люди не имели. И теперь... Теперь, если её не обманывает предвидение, именно ей, Бенезии Т'Сони предстоит немного, но изменить эту традицию. Изменить, возможно, в лучшую, необычную сторону.

Она попала на военный боевой корабль землян, сумевших вывести пожилую азари из состояния хаска. И теперь люди вряд ли быстро отпустят её с борта. Если они действительно помогут ей найти и обрести дочь, то это займёт не день и не два. Может быть — несколько декад. Вполне возможно, что и здесь, на этой планете нормандовцы задержатся надолго. Как минимум на декаду. Так подсказывал Бенезии её богатый жизненный опыт. Она не ставила его подсказки под сомнение — для недоверия не было оснований. Вообще не было. Никаких. Слишком необычна была ситуация. И потому мало что из старых заготовок, старых шаблонов понимания могло помочь определиться поточнее.

Бенезия чувствовала: то, что произошло с ней самой и с Сареном, то, что произошло здесь, на этой, переданной десятки лет тому назад в ведение землян планете, слишком выламывается из почти любых рамок. Потому что слишком несовместимы мир и война. Была атака корабля Земли по Жнецу. Успешная. Жнец не уничтожен и не разрушен полностью. Он обездвижен и временно обезоружен — в этом у Бенезии не было сомнений.

Эта обездвиженность и эта безоружность не давала возможности старшей Т'Сони чётко просчитать варианты дальнейшего развития событий. И одновременно — давала дополнительную пищу для размышлений.

Экраны системы дистанционного медицинского контроля светились ровным зеленоватым, приятным для человеческих глаз светом, утверждая, что состояние здоровья двух самых сложных пациентов Медотсека находится в пределах нормы. Я, сидевшая в своём любимом рабочем кресле, заполняла медицинские "форматки", изредка прерываясь на рутинную проверку сроков годности медпрепаратов в объёмных укладках, находившихся в окружавших рабочий стол врача шкафах-хранилищах.

Можно было, конечно, довериться автоматике, тому же ВИ, который исправно фиксировал множество данных, но... я всегда хотелось очень многое делать самой, не полагаться на автоматику, на совершенство ВИ. Может быть причиной становилось мое одиночество в Медотсеке, может быть ещё что-то, но всегда, когда напряжённость работы падала ниже некоторого, внутренне ощущаемого мной предела, мне хотелось почти что инстинктивно поднять эту напряжённость на достаточную высоту.

Сейчас, когда фрегат висел рядом со Жнецом... мне этого хотелось ещё больше — я чувствовала, что мирное время... подходит к концу. И значит, впереди — не только обычные травмы — порезы, растяжения, ушибы. Впереди — ранения, впереди — ампутации, впереди — тяжёлые полостные операции. Военно-полевая медицина во всей её мощи и одновременно — неприглядности. Для непосвящённых.

Я ощущала волнение матриарха азари, отказавшейся лечь в кровать и уснуть. Несомненно, Бенезия думает теперь об очень многом, думает иначе, чем раньше, приходит к другим выводам, пусть даже и неожиданным для неё. Она была... хаском. Для военврача ВКС, прошедшей спецкурсы подготовки перед присвоением уникальной квалификации, не было тайной и то, что Бенезия теперь по-другому думает и о перспективах своих материнских взаимоотношений с дочерью.

Хорошо, что иллюминатор закрыт бронезаслонкой, а в выгородке нет экранов и клавиатур, подключённых к информационной сети корабля. Это даёт пациентке возможность избежать излишних волнений и излишних стремлений нагрузить себя совершенно ненужной на данном этапе периода восстановления информацией. Хотя, конечно, уже то обстоятельство, что Бенезия отказалась лечь и уснуть, говорило о том, что она-то восстановилась в гораздо большей степени, чем Сарен. И не только потому, что она — матриарх азари, а он — взрослый турианец.

Несколько десятков секунд назад Андерсон прислал мне текстовый файл, в котором проинформировал о том, что сейчас происходит на борту челнока, летящего к месту, определённому капитаном Шепардом, как место расположения уникального артефакта. Я и сама видела по данным, выводимым на экраны системы слежения за состоянием здоровья членов экипажа фрегата, что Шепард так и не восстановился полностью после тех двух проведённых уникальных, вне всякого сомнения, манипуляций. Он дремлет, почти спит, он утомлён выше допустимого предела и, тем не менее, он, как и написал Андерсон, сквозь дремоту, сквозь сон отдаёт водителю указания, какой держать курс и одновременно — отдаёт указания водителю головного транспортёра колонны машин, принадлежащих археологам. Такая нагрузка...

Для меня, как для врача, было очевидно, что по любым канонам Шепард не должен был покидать в таком состоянии пределы медотсека. Если был это был кто-то другой, не Джон Шепард, я со свойственной мне в таких случаях жёсткостью не выпустила бы его за пределы медотсека, но Джон... Он — особенный, а к особенным людям надо, вне всяких сомнений, относиться по-другому. Да, он утомлён, да, он не восстановился, да, он сейчас балансирует между чуткой дремотой и глубоким и крепким сном, но... без него вряд ли удастся полностью решить такую проблему.

Чаквас едва заметно вздрогнула, только на несколько секунд представив себе, как фрегат "Нормандия" выходит на орбиту Иден-Прайма и локаторы, привычно "оглядевшие" район предстоящей операции, натыкаются на "креветку". И "креветка", обнаружив угрозу, начинает... стрелять. Всё равно куда стрелять — по планете или по прибывшему кораблю. И — началось бы противостояние, к которому фрегат и иден-праймовцы не были бы готовы. Совершенно не были бы готовы.

Если бы не Шепард, члены экипажа фрегата не провели бы необходимые тренировки, необходимые учения, не облачились бы в скафандры, не поняли, что шутки — кончились и предстоит не тренировка, а настоящая, реальная, боевая, ратная работа. Если бы не Шепард, то... пришлось бы под давлением Найлуса ориентироваться на воровство Маяка и на выполнение явно незаконной, несанкционированной ничем, кроме "хотелок" отдельной совокупности чиновников Альянса Систем", передачи Маяка в руки Советников Цитадели.

Да, я не забывала, что я — военнослужащая, для меня приказ — не пустой звук, но... я никогда не соглашалась полностью с тем, что необходимо вот так просто с Иден-Прайма отдать протеанский, вне всяких сомнений, маяк, в руки этой троицы чиновников.

Карин прежде всего была человеком, а уж потом — военнослужащей. Потому внутренне она протестовала против вот такого варианта развития событий. Протестовала и была уверена — теперь, когда к месту расположения уникального артефакта направился челнок с коммандером ВКС Альянса, эн-семёркой Джоном Шепардом, ситуация с маяком может и даже должна развиваться не по сценарию, навязанному экипажу военного разведывательного фрегата чиновниками Альянса. Она должна, обязана развиваться по совершенно другому сценарию, а вот какому...

Сейчас я была уверена только в одном: появление в рядах нормандовцев Джона Шепарда приведёт к ещё большим изменениям в жизни и быте фрегатовцев. К ещё большим, чем мне сейчас, в эти секунды, можно представить.

Бенезия остановилась у кровати. Ложиться совершенно не хотелось. Матриарх наслаждалась телесной и душевной свободой, инстинктивно пробовала всё новые и новые варианты деятельности и ей эти пробы нравились больше, чем перспектива лежания пусть и на очень комфортной, но всё же больничной кровати. Теперь, к своему изумлению, матриарх чувствовала, что способна совершенно по-иному относиться к такому феномену, как время.

Сколько же всего важного произошло за последние часы с ней?! Сколько важного, ценного, необходимого она узнала, поняла, осознала?! Сейчас она поняла, что в считанные часы можно втиснуть столько, что десяти лет будет мало. А ей... Ей уже немало лет. Очень немало. Сейчас её дочери, Лиаре, больше ста лет, а ей самой... Она привыкла считать, что ей примерно столько же лет, сколько Этите, а Этите к этому времени исполнилось 998 лет, ведь родилась она в 1185 году. Если так... то ей, Бенезии Т'Сони, уж всяко больше восемьсот девяноста лет. Точнее — ей сейчас восемьсот девяносто два года и до тысячелетнего рубежа осталось всего сто лет с небольшим.

У азари принято, что после достижения возраста матриарха, синекожая красавица уже может не помнить свою фамилию и использовать везде и всюду, в том числе для идентификации только своё имя. Да, и по причине того, что далеко не каждая азари доживает до столь почтенного многостолетнего возраста. Тысяча лет гарантированной жизни оборачивается фикцией. Далеко не каждая азари может достичь тысячелетнего рубежа. Далеко не каждая азари реально его достигает. Да, всё на свете относительно, одной из этих самых относительностей является продолжительность жизни, точнее — её календарное исчисление.

В Пространстве Цитадели с момента образования Совета Цитадели был введён новый календарь, что ещё больше запутало летосчисление. Потому Бенезия и не заморачивалась особо с определением реальной цифры своего возраста — как по старому, доцитадельскому, так и по новому, цитадельскому — календарям. "Плотная" встреча матриарха азари, с людьми, оказавшимися способными вытащить её из состояния хаска, вне всякого сомнения, заставит принять и третий вариант летосчисления. Может быть, действительно, для неё теперь начинается новая жизнь? Да, она по-прежнему матриарх по возрасту и по азарийским культурным традициям, но она теперь — очень необычный матриарх азари. Наверное, в своей нестандартности она приблизилась к Этите.

Надо восстанавливать, надо менять взаимоотношения и с Этитой и с Лиарой. Осталось мало времени. И — не только потому, что ей самой и Этите уже почти тысяча лет. Не только поэтому. Прежде всего — потому, что впереди — война. Война с такими вот "креветками", именуемыми в большинстве известных ей, как религиозному лидеру расы, источников, Жнецами. Впереди — Жатва. Которую надо не только остановить, которую надо прежде всего предотвратить. Ибо начавшись, а затем — продолжившись, она будет доведена Жнецами до закономерного итога — опустошения Галактики от разумной органической жизни.

Останутся только кости, останутся только развалины. Но не будет никого из представителей ныне известных рас. Никого. Может быть, Лиара уже тогда была права? Права в гораздо большей степени, чем весь Совет Матриархов, в просторечии именуемый Матриархатом? Может быть, Лиара, занявшаяся изучением расы протеан, знала и понимала, в свои сто с небольшим лет, гораздо больше, чем она — почти тысячелетняя матриарх азари?! Синекожие красавицы, слывшие галактическими дипломатами, что-то очень неправильно поняли. Точнее — совсем неправильно поняли. Совершенно не поняли. Не поняли, что надо изучать предшественников, а не заниматься самоуспокоением?!

Такими предшественниками были те самые протеане, Маяк которых скрывался под статуей богини Атаме. Маяк?! А может быть, это действительно не простой Маяк-передатчик, а кладезь информации? Ведь именно из него азари столетиями черпали значительную часть той мудрости, которая изумляла, ужасала и заставляла признавать превосходство синекожих красоток над собой даже таких упёртых партнёров-оппонентов, какими, к примеру, являлись саларианцы. Протеане, а не мифическая Атаме со сподвижниками были воспитателями, учителями, наставниками расы азари. В Матриархате об этом хорошо знали, но... предпочитали не озвучивать и не писать в открытых для постороннего доступа файлах. Не говоря уже о пластобумажных документах, которые, в принципе, достаточно легко скопировать или украсть.

В сказке... пусть даже навязанной, жить — легче и спокойнее. А эта сказка теперь неожиданно оборачивается... перспективой уничтожения расы азари и многих других рас... Об этом точно никто из Совета Матриархов не задумывался всерьёз... Любому разумному свойственно до последней возможности надеяться на лучшее.

Надеяться... Это, конечно, хорошо, но... Насколько помнила Бенезия материалы засекреченных архивов, ни одна Жатва не окончилась поражением Жнецов. Ни одна! Все оканчивались поражением множества рас. Все!

Подумав об этом, Бенезия содрогнулась всем телом, уже не сомневаясь, что чуткая медицинская аппаратура доложит врачу медотсека о том, что пациентка непозволительно много и долго волнуется. Вполне могут последовать медицинские санкции. Ей, скорее всего, Карин в ультимативном порядке прикажет лечь. Стоит ли соглашаться ложиться?

Бенезия "просмотрела" себя. Нет, ложиться она не собирается. Нет необходимости — она не настолько слаба. Да, она вздрогнула, вздрогнула всем телом, но... Вряд ли это последний такой "вздрог". Вряд ли последний... Слишком многое изменилось...

Мысли матриарха азари вернулись к Шепарду. Если он... рискнул и смог... вытащить её и Сарена из состояния хасков... то, может быть, его появление на борту фрегата не является случайностью? Может, его возможности и способности помогут нынешним жителям Галактики выжить в противостоянии со Жнецами? А если он действительно сможет сделать нечто такое, пусть не сразу, не одномоментно, что поможет ныне существующим в Галактике расам сохраниться, а Жнецы... Жнецы впервые и окончательно будут повержены, будут уничтожены?... Если он смог вытащить двоих разумных органиков, принадлежащих к так называемым Старым Расам, из состояния хасков, то...

Матриарх понимала, что возлагает на землянина, на человека, на офицера слишком большую надежду, слишком сложную задачу, слишком тяжёлую роль. Но что-то внутри самой её сути много пожившей и немало видевшей и понявшей азари подсказывало: если не сможет ничего сделать Шепард, то — никто из ныне живущих разумных органиков не уцелеет. Вряд ли современные обитатели Галактики готовы, как протеане, биться со Жнецами столетиями.

Ей, одному из религиозных лидеров расы азари, было очевидно: почти никто не готов к такой борьбе, к такой войне, к такому противостоянию. Ни в какой достаточной мере не готов. В то же время матриарх понимала: такие разумные органики с такими возможностями, с такими способностями не появляются просто так. Они появляются, обеспечивая и своим появлением, и своим реальным существованием возможность осуществления выбора иного пути для развития ситуации.

Да, коммандер Шепард — молод. Он даже не женат. Он — сирота, насколько смогла понять Бенезия. Он — одинок. И в то же время — он не одинок. Карин... она любит этого офицера, этого человека, этого мужчину. Она его любит. И он... он любит её. Хотя... Карин Чаквас готова отдать предпочтение не Джону Шепарду, а Дэвиду Андерсону, командиру этого фрегата. И не только потому, что Дэвид ближе Карин по возрасту. Любовь, как верховное человеческое — и не только человеческое — чувство, не спрашивает о возрасте. Ей... возраст не интересен. Ей интересно другое... многое другое в том разумном, кого она посещает и... настигает.

Богиня... Она что, влюбилась в ни разу не виденного ею молодого землянина?! — Бенезия развернулась спиной к кровати, поняв, что теперь даже помыслить о возможности полежать она не имеет права — Её что, настигло это чувство? Опять, снова? В который уже раз за почти тысячелетнюю жизнь?! А как же... А как же... Этита?! Ведь она — её муж, её вторая половинка?! Она влюбилась! — Бенезия со смешанными чувствами ощущала, как её накрывает волна теплоты, которую она, много пожившая азари, неспособна спутать ни с чем другим... Она... влюбилась в Шепарда...

Может, так оно и надо. — Спустя секунду Бенезия предельно выпрямилась. Гордая осанка, прямой взгляд, упёршийся в бронезаслонку, закрывшую иллюминатор. Никакой слабости. Он, коммандер ВКС Альянса, Джон Шепард, подаривший ей возможность вернуться к обычной, к нормальной жизни, нуждается в поддержке. И она, девятисотлетняя матриарх азари, готова предоставить Шепарду любую возможную и необходимую, да что там особо уточнять — и невозможную поддержку. Он не должен остаться одинок! Он — не одинок! С той самой минуты, как её, БенезиюТ'Сони, накрыла эта знаковая тёплая волна, он — больше не одинок. Она, Бенезия, встанет рядом с ним! Возможно, матриархи не зря забывают свои фамилии, переходя в этот почётный ранг. Перед ними открывается последняя возможность круто изменить свою жизнь. И теперь эта возможность открылась перед ней, Бенезией. Этой возможностью она воспользуется! Сумеет воспользоваться. Обязана будет воспользоваться, обязана будет суметь воспользоваться!

Если Джон любит Карин... Что-ж, это его выбор, но он, конечно, ощущает, чувствует, что Карин Чаквас уже выбрала себе в спутники жизни Дэвида Андерсона. И потому он, вне всяких сомнений, не будет третьим, он уйдёт в сторону, освобождая Карин путь к Дэвиду. И значит у неё, матриарха Бенезии, есть уникальная, единственная возможность встать рядом с Шепардом и помочь ему. Помочь всемерно. Потому что ей, Бенезии, уже немало лет, потому что у неё есть жизненный опыт, знания, умения, навыки, которые могут Джону пригодиться. Он спас её жизнь, он спас её суть, он изменил в лучшую сторону её судьбу, он прервал её существование в теле, лишённом свободы выбора. И потому она сделает всё, что необходимо, что возможно и даже... даже сверх того, чтобы помочь ему, Джону Шепарду.

У неё немало последовательниц. Прежде всего — в среде азари. И если потребуется... она их всех сориентирует на помощь Шепарду. По той простой причине, что она первая сама будет ему активно помогать. Потому что он... потому что он помог ей так, как не смог бы помочь ни один другой ныне живущий разумный органик. Такое спасение, такое возвращение к нормальной, к обычной, к привычной жизни она может и должна оплатить только одним способом: став ему главной подругой, женой. Встав к нему ближе всех других, прервав его личное одиночество. Его сиротство, его одиночество должны остаться в прошлом.

А ей... Ей будет достаточно прожить рядом с ним, возможно, последнюю свою сотню лет и эта жизнь рядом с Шепардом её более чем устроит. Даже если вокруг будет война... Она, пожилая азари, всё равно будет рядом с ним. Она может и умеет воевать. Прежде всего — биотикой. Расовым, особым оружием. А остальные, более традиционные виды вооружений она освоит. Потому что у неё будет стимул и будет мотивация. Она хочет помочь Джону Шепарду. И она поможет ему.

Этита... Этита поймёт. Она сконцентрировалась на общественной работе, уже давно не живёт рядом, несколько десятков лет они вообще... не виделись, не контактировали. Слишком многое изменилось, слишком многое. И Этита поймёт суть этих изменений. Поймёт без лишних слов. Этита нужна будет Лиаре. Слишком долго она, Бенезия Т'Сони, скрывала от Лиары факт существования такого отца. Лиара должна глубоко осознать, должна глубоко понять, что такое быть дочерью двух матриархов азари. И Этита поможет ей это осуществить. Прийти к такому уровню понимания и осознания.

Лиара поможет Этите. Пообщается с ней. Встанет с ней рядом. Ведь именно Этита помогла Лиаре уклониться от стандартного для тысяч дев азари пути в наёмницы или в танцовщицы. Не будь рядом с Лиарой в первые пять лет её жизни Этиты, Мятежного Матриарха, вряд ли Бенезия в одиночку смогла бы удержать Лиару от перехода к реализации одного из этих двух стандартных путей. И теперь Лиара должна быть рядом с Этитой, потому что... Потому что Этита повлияла на Лиару именно так, что она заинтересовалась наукой, культурой, историей. Да, она, Бенезия, тоже повлияла на то, чтобы единственная дочка не реализовала ни один из стандартных для дев азари путей, но всё же Этита... Здесь ей принадлежит ключевая роль и основное значение. Так пусть же Лиара будет рядом с Этитой, пусть общается с ней, пусть наверстает годы, десятилетия безвестности, пребывания на расстоянии от своего отца. Этита — матриарх, она поможет Лиаре повзрослеть, поумнеть, развиться. А она, Бенезия, поможет Шепарду. Джону.

Может быть, действительно, существуют какие-то общие для всех разумных органиков законы любви, но... Сейчас Бенезии казалось, что для неё-то точно важнее будет её собственный путь в любви к Джону Шепарду. Он, конечно, может отказаться. И Бенезия не собирается настаивать на своей кандидатуре. Она готова к отказу, готова настолько, насколько это вообще возможно для неё, многостолетней матриарха азари. Скорее всего, Джон откажется стать её законным супругом, откажется стать её главным другом. Его право. Его право выбора. То самое право, возможность пользоваться которым он вернул ей, Бенезии, вытащив её суть, её сознание из хаскоподобного состояния.

Потому она не будет настаивать. Глупо сейчас ей, пожилой азари, тешить себя иллюзиями, надеждами на то, что всё будет так, как она одна решила. Это — не любовь. Это насилие над другим разумным существом. Насилие над личностью. И она на это насилие не пойдёт. Да, Шепард не сможет и не захочет запретить ей любить его. Это уже её право. И она будет любить Шепарда даже тогда, когда он откажет ей. Она продолжит его любить. И тем более — продолжит ему активно и действенно помогать. Реально помогать. Её помощь ему понадобится, она ему пригодится, будет явно не лишней.

Она ещё ни разу не видела реального, живого Шепарда. Она, возможно, ощущала его присутствие рядом с собой, когда он извлекал её из кокона хаскоподобной сущности, но... Этого мало. Надо с ним пообщаться. Поговорить, побыть рядом. Ответить на многие вопросы. Его вопросы. И — свои вопросы. И только потом, постепенно она сможет ответить сама себе на несколько важных вопросов, касающихся перспектив взаимоотношений с ним. С этим необычным землянином. Сумевшим вытащить не только её, но и Сарена из тисков ограничений, налагаемых влиянием Жнеца, тем влиянием, которое превратило её, матриарха в послушного чужой воле хаска-азари, а Спектра Совета Цитадели — в хаска-турианца. Что и говорить, не надо даже особо уточнять — незавидная роль и незавидная судьба. Роль и судьба, прерванные Шепардом.

Как же всё же много вместилось в эти несколько часов?! Падение Жнеца-корабля, потеря сознания, перемещение на борт земного разведкорабля, восстановление. Слишком многое втиснулось в эти часы, к которым, чего уж там утаивать особо, Бенезия относилась долгое время легко и свободно. Подумаешь, часом больше, часом меньше! Тысяча лет позади, в любом случае есть что вспомнить.

Да, сейчас Бенезию тянуло многое вспомнить. Очень многое вспомнить. Может быть и потому, что она осваивалась, свыкалась с самим фактом возвращения к прежней свободе.

Джон Шепард и Карин Чаквас совершили чудо. Личное для неё, Бенезии Т'Сони чудо. Чудо возвращения. Она сможет действительно начать новую жизнь. Вернуться к прежней жизни на новом уровне и понять глубину и суть происшедших с ней изменений. Она обязана, она должна вернуться к дочери. Не вернуть себе дочь, поскольку это — тоже разновидность насилия, а вернуться к дочери, к Лиаре, к Крылышку.

Матриарх осторожно повернулась, взглянула на кровать. Удивительно, но её не тянет прилечь. Хотя вроде бы и возраст никуда не делся, и тот факт, что она — пациентка Медотсека, ей, Бенезии, также ведом. Если бы не Шепард и не Чаквас... Она лежала бы на этой кровати полутрупом. Хорошо закреплённым фиксаторами и ремнями полутрупом. Над которым другим разумным-специалистам предстояло ещё долго хорошо поработать, чтобы только попытаться вернуть её в нормальное состояние. В более-менее нормальное состояние.

Бенезия и сама не заметила, как села на кровать, опёрлась руками о матрас, наслаждаясь свободой движений и тем, что она теперь сама решает, что и как делать. В известных пределах, конечно, но всё же.

Шепард... Он будет в ближайшее время очень занят. И вряд ли у него будет много свободного времени в эти и следующие сутки. Что-то должно произойти важное и нужное там, куда он улетел на фрегатском челноке. Весь жизненный опыт Бенезии вопил об этом.

Старшая Т'Сони не пыталась докопаться до того, что же должно там было произойти реально, но ощущала всё большую уверенность в том, что это должно быть накрепко связано с падением Жнеца на Иден-Прайма в результате боестолкновения с фрегатом "Нормандия". И даже иметь более далеко идущие последствия, чем те, которые она сейчас может себе представить и уяснить.

Если она пока что не может представить себе достаточно чётко и полно то, что должно произойти довольно далеко от фрегата, то хотя бы о перспективах своих взаимоотношений с Сареном она может поразмышлять? Не просто может — обязана. Да, теперь ясно, что скорее всего Сарен станет постоянным членом экипажа и команды фрегата "Нормандия". Происшедшее на Иден-Прайме, а именно — боестолкновение со Жнецом — относится к прямой, к непосредственной компетенции Спецкорпуса Тактической Разведки Цитадели. И дело даже не в том, что в этом названии почти нет ничего реального: Корпус, как хорошо знала Бенезия, занимался такими делами, которые категорически не соответствуют тому, что определяло — хотя бы на пластобумаге — название этой структуры.

Сарен Артериус изменился. Не мог не измениться. После такого... Разумный органик меняется. Меняется быстро и глубоко. Очень быстро и очень глубоко.

Бенезия не сомневалась: если она изменилась, значит, изменился и Сарен. Изменился. Прежде всего — внутренне, а потом уже — внешне. Если уж он заикнулся о том, чтобы пройти через серию операций по приведению в порядок своего лица... Вряд ли турианец такого уровня и такого ранга стал бы заморачиваться своей внешностью, если бы не произошло ничего экстраординарного. В конце концов, он — Спектр, можно даже сказать, легендарный Спектр, личность неприкосновенная.

Да ещё и Найлус Крайк... Тот самый, которому Совет Цитадели поручил проследить за изъятием Маяка из ведения человечества, фактически — за передачей Маяка в руки Совета Цитадели. Он, как ни странно, оказался учеником Сарена Артериуса. Хорошим, прилежным учеником. Вряд ли цитадельские сидельцы рассчитывали на реализацию такого варианта развития событий, при котором Найлус встретится со своим пропавшим учителем. Можно даже сказать — воскресшим из мёртвых учителем.

При таком раскладе Найлус и Сарен останутся на борту фрегата "Нормандия" и начнут действовать вне стандартных протоколов Корпуса. Слишком многое изменилось. Слишком многое. И эти изменения не прошли мимо сознания, мимо понимания обоих турианских Спектров. В этом Бенезия, сидевшая на больничной кровати, сейчас была стопроцентно убеждена.

Если так... То два Спектра на борту корабля, выигравшего боестолкновение со Жнецом... Это уже слишком серьёзно. Вряд ли Совет Цитадели ринется лишать Сарена и Найлуса статусов и званий Спектров. Вряд ли. Скорее всего, и иден-праймовцы, и нормандовцы уже позаботились о том, чтобы с планеты не ушла никакая детальная информация о происшедшем. А с недетальной информацией Советники поступят просто — они её проигнорируют. Потому что... Потому что уже давно занимаются не своими служебными и должностными обязанностями, а грызнёй между собой. Междоусобицами, которые, кстати, только ослабляют Совет Цитадели, делают его недееспособным. Впрочем, наверное, такая же незавидная судьба постигла и Матриархат. Как понимала сейчас Бенезия, вспоминая события, предшествовавшие моменту её попадания под власть Жнеца, уже тогда в Матриархате далеко не всё было нормативно.

— Вы утомлены сверх меры, Бенезия. — я, ступая едва слышно, подошла к азари, сидевшей на кровати. — Потому — немедленно в постель и — спать.

— Я... — попыталась возразить матриарх, но остро почувствовала, что размышления и воспоминания действительно обессилили её. — Вы правы, Карин... Я о многом должна была подумать. И подумала, — азари поднялась, откинула покрывало, легла, запахнулась покрывалом, удобно устроив отростки в выемке. — Спасибо. Я уже лежу и, думаю, скоро усну.

— Хорошо. — я взглянула на вспыхнувшие экраны медицинских мониторов. — О многом мы с вами поговорим потом. Сейчас у вас есть возможность поспать. Отдыхайте, — я повернулась, отходя от кровати и задвигая за собой полотнище ширмы.

Бенезия закрыла глаза. Несколько секунд — и она заснула. Без сновидений, крепко и глубоко. Я подошедшая к своему рабочему столу удовлетворённо изучила показания основных медицинских мониторов, присела в кресло и занялась привычным заполнением множества медицинских форматок.

Сарен спал. Снова спал без сновидений, без кошмаров, без движений. Спал, не слыша разговора Чаквас с Бенезией, не слыша шелеста ширм, гудения медицинской аппаратуры. Спал, отдыхал, восстанавливался. Спал столько, сколько желал, сколько хотел и сколько мог.

Всё равно, как понимал он сейчас, ему ничего другого и не оставалось делать. Из Медотсека строгая врач его не выпустит. Уже одно то, что его сумели вернуть в обычное состояние, извлечь из "кокона" хаска говорило и однозначно свидетельствовало: здесь его статус Спектра — чистая формальность, на которую никто из нормандовцев, включая Чаквас, не обратит никакого внимания. Вообще не обратит внимания.

Слишком долго он, турианец-Спектр, может быть и ставший для кого-то из разумных органиков какой-то легендой, отсутствовал, слишком надолго он исчез, чтобы сейчас что-то требовать, на чём-то настаивать, опираясь на свой статус Спектра. А потому — надо спать. Сон хорошо восстанавливает силы любого разумного органика.

Отметив, что в Медотсеке установилась желанная тишина, я погасила экран ноутбука, прошла в выгородку, где стояла её койка, быстро приготовила себе небольшой "перекус". Конечно же, как врач, я не была сторонницей беспорядочности питания, но... слишком уж ситуация была нестандартной. Вряд ли она будет стандартной в ближайшее время. Похоже, нормандовцы здесь, на Иден-Прайме, "застряли" и дело не окончится подтверждением обездвиживания Жнеца.

Орудуя вилкой и ножом, я поглядывала на мониторы контроля состояния пациентов и членов экипажа, вспоминала то, как наблюдала за работой Шепарда, восстанавливавшего азари и турианца. Да, Шепард... уникален. Здесь, на борту фрегата он получил новые возможности, новые способности и он... он опасается, что его сочтут теперь монстром. Он, безусловно, сильно напугал того же Ричарда Дженкинса. А потом... потом напугал многих других разумных и в первую очередь — военных полисменов, силой приказа засунутых на штатные должности специалистов-нормандовцев.

Если бы не Шепард... то фрегат попал бы под огонь этого гигантского корабля и не факт, что разведкорабль смог бы остаться целым после огневого взаимодействия. С такими кораблями ВКС Альянса Систем, да что там ВКС — люди и не только люди — ещё не воевали. Никогда не воевали в обозримом прошлом. Наверное, ни командиры, ни командующие эскадрами и не планировали воевать с такими кораблями. А вот теперь — придётся. Придётся реально. И — в очень близком, к сожалению, будущем.

Медикам придётся осваивать военно-полевую хирургию. Новую военно-полевую хирургию. Всем медикам — и военным и гражданским. Ладно, я — майор Медслужбы ВКС Альянса Систем, но кроме меня есть ещё десятки штатских медиков. Проще говоря, гражданских. И им придётся в кратчайшие сроки становиться профессионалами в области военной медицины. Намного более жестокой, кровавой и требовательной к потенциалу врача, фельдшера, медсестры.

Война с такими кораблями... будет совершенно другой войной. Не той, к которой готовили большинство нормандовцев инструкторы, наставники, тренеры, преподаватели. Не той. Совершенно другой. Страшной. Хотя бы тем страшной, что эта война будет не межрасовой, а общегалактической. Войной с внешним врагом, пришедшим извне. Трудно представить себе, что где-то в Галактике есть область, в которой таких вот кораблей — сотни и тысячи.

На меньшее количество рассчитывать — глупо. Если раз за разом такие корабли зачищали галактику от любой разумной жизни... то их не может быть мало. Галактика огромна не только по человеческим меркам, но и по меркам любой нынешней органической разумной расы. Значит, такие корабли обрушатся одновременно на множество населённых миров. Далеко не каждый такой населённый мир сможет оправиться быстро и полно даже от первого удара.

Первым ударом дело не ограничится. Будут новые удары и их, этих ударов будет немало. Война затянется на месяцы и годы. Затянется, как иногда затягивается агония живого разумного существа.

Если не будет у Галактики силы, способной возглавить Сопротивление... Разумная органическая жизнь в нынешней галактике обречена. На гибель обречена. Быструю и окончательную гибель. Потом, вполне возможно, разовьются другие разумные расы, но это уже будут совершенно иные расы.

Может быть, преображение Джона Шепарда, обретение им уникальных возможностей и способностей... есть шанс, предоставленный разумной органической жизни в Галактике Высшими Силами? Если сейчас появляются такие личности, такие сущности, как Джон Шепард, то, может быть, всё же удастся избежать гибели? Хотя бы выстоять в войне со Жнецами. Выстоять и... победить. Победить Жнецов. Да, это будет трудно, это будет сложно, это будет... долго. Но всё же лучше, чем знать о неизбежной гибели нынешней разумной жизни... в масштабах всей Галактики.

Закончив "перекус", я убрала пакеты и посуду в шкафчики, вернулась за свой рабочий стол. Часы на панели отсчитывали уходившие в прошлое минуты. Взглянув на индикаторы, я убедилась — оба пациента находятся на пути к полному выздоровлению. Предстояло дождаться возвращения группы высадки от места расположения странного артефакта. Потом... потом можно будет многое решать более определённо. А пока — только ждать. Во всяком случае — ей. Ждать. Готовиться. Думать. Вспоминать.