Джейн и мир масс эффекта. глава 18

Глава 18 Бенезия и Карин. Общение. (от лица Чаквас)

Бенезия едва дотерпела до момента, когда Шепард уснул, а я вернулась к своему рабочему столу в той выгородке, какую я считала своим кабинетом.

Я не удивилась тихому и быстрому появлению рядом с собой матриарха азари. Взглянув на индикаторы состояния, выделив взглядом "синусоиды", описывавшие состояние здоровья Шепарда, я закрыла заполненную "форматку" на экране рабочего ноутбука и бесшумно встала, поворачиваясь к Бенезии.

— Вы правы, Карин, — сказала Бенезия почти свистящим шёпотом, стараясь говорить максимально тихо. — Я просто сгораю от нетерпения увидеть Джона Шепарда. Я понимаю, что он крайне утомлён, что он спит. И очень боюсь...

— Вы его не разбудите, Бенезия, — тихо сказала я. — Он спит крепко и сейчас, поскольку он действительно крайне утомлён, он спит особенно крепко. Я ему дала отвар, который обеспечит ему глубокий сон. Идёмте.

Вдвоём мы осторожно отодвинули в сторону полотнище ширмы и вошли в выгородку, где на кровати лежал спящий Шепард.

Остановившаяся в двух шагах от ложа матриарх смотрела на лицо старпома, с каждой секундой всё больше убеждаясь в том, что врач права: он крайне утомлён, он крепко спит без всяких сновидений, спит, сохраняя полную неподвижность. Он действительно отдыхает. Наверное, отвар, который дала ему Карин, действительно позволил Шепарду уснуть максимально крепко и глубоко, расслабиться, он поможет ему отдохнуть и восстановить силы.

Я проверяла показания индикаторов на надкроватной приборной деке, регулировала положение ползунков переключателей, взглядывала на свой инструментрон. Изредка я поглядывала на замершую у кровати Бенезию и понимала, что отношение матриарха азари к Шепарду уже вышло далеко за пределы обычной приязни одного разумного органика к другому.

Матриарх следом за мной тихо вышла из "выгородки". Азари помогла мне поставить полотнище ширмы на место, после чего села в свободное кресло, стоявшее рядом с рабочим столом врача Медотсека.

Пока я заполняла на экране страницы журнала и несколько медицинских "форматок", Бенезия молчала, опустив взгляд вниз и наклонив голову вперёд. Её плечи опустились, пальцы рук, лежавших на коленях, теребили платье.

— Вы правы, Карин, — тихо произнесла матриарх. — Я... я влюбилась в него. И... не знаю, как теперь мне быть... Это так неожиданно... Я никогда бы не подумала, что мне ещё будет дано полюбить так... Я боюсь... очень боюсь его отказа, — она взглядом, брошенным исподлобья, указала на выгородку, где находился Шепард. — Я... я бы очень хотела прожить с ним рядом... и вместе... остаток своих дней. Теперь я этого очень бы хотела... И знаю, что это моё желание... может быть... не взаимным. Он имеет все права и все возможности мне отказать...

— У Шепарда... есть любимая девушка, — тихо сказала Карин, включая второй ноутбук и разворачивая его экран к матриарху. — Её зовут Дэйна. Она провожала его на станцию "Арктур". И, насколько я поняла, она будет ждать его... Она его уже ждёт. Я это чувствую.

Бенезия молча просмотрела показанные ей снимки, кивнула:

— Понимаю, — она помолчала, снова опуская голову. — Если она будет его ждать... То я... тоже буду. Мне жаль, что в предстоящей войне... такие как Шепард, снова будут вынуждены выходить вперёд, чтобы защитить тех, кто оказался не готов к противостоянию. Он... будет рисковать... и я должна ему помочь. Он... достоин, чтобы его любили очень многие разумные, Карин. Мне известно...

— Да, вы правы, Бенезия, — очень тихо ответила, продолжая невысказанную до конца собеседницей мысль, Чаквас. — Я... люблю его и он... я знаю это совершенно точно и чётко... не только по праву женщины... любит меня. Я не знаю, как ему это удаётся, как именно он это делает, но он... любит меня так, что я остаюсь свободной, вольной, я сохраняю право выбора, право поступать по своему разумению...

— Андерсон...

— Да. Сейчас... он мне ближе, чем Шепард, — подтвердила я. — И я знаю, что Джон не будет мешать моим взаимоотношениям с Дэвидом. Он знает о том, что я выбрала в спутники жизни Андерсона и он... как это принято у очень хороших, цельных людей, отошёл в сторону. Я знаю, что он по-прежнему меня любит и, полагаю, что он знает, что я по-прежнему люблю его. Хотя, конечно же, глубже, острее, сильнее я люблю всё же Дэвида, — врач убрала с экрана инструментрона снимки, на которых была запечатлена Дэйна. — Благодаря его любви, деятельной, реальной любви, мы выстояли в противостоянии со Жнецом. Он любит всех нормандовцев. Без исключения, — твёрдо и по-прежнему тихо сказала Чаквас. — По-разному, конечно, любит, но — любит по-особому. Для него экипаж фрегата — семья. Ему... верят. Его — поддерживают.

— Ему... сложно, — тихо сказала матриарх.

— Очень сложно, — подтвердила я. — Он сейчас одновременно занимает должность старшего помощника командира корабля и командира группы высадки, — я помолчала, перебирая на экране инструментрона папки с файлами. — Две таких должности для одного человека — это очень много. Очень, — повторила я. — Не каждый человек готов надлежаще выполнять все обязанности и правильно пользоваться правами, предоставляемыми ему этими двумя должностями. Наш рейс сюда, на Иден-Прайм, можно сказать даже — не рейс, а боевой поход, осуществлялся поначалу в обстановке, которую даже я, медик, охарактеризовала бы как "полный беспорядок". И сейчас, обдумывая происшедшее, Бенезия...

— Просто — Бена, Карин. И для краткости, и для удобства, — тихо сказала матриарх.

— Хорошо. Тогда зовите меня тоже просто — Рина, — одними губами усмехнулась по-доброму я, поймав согласный кивок и тёплый взгляд поднявшей голову азари. — И сейчас я полагаю, что не Жнец, а наш корабль, наша "Нормандия" лежала бы на поверхности Иден-Прайма и горела бы, и взрывалась, подвергаемая практически непрерывному обстрелу со стороны Жнеца, если бы на борту не появился Шепард, — продолжила я. — Раненых и травмированных, погибших было бы тогда, в его отсутствие, очень много... Разведкорабли фрегат-класса не рассчитаны на противостояние с дредноутами, которым далеко не всегда могут эффективно противостоять даже несколько крейсеров. А тут — не дредноут, тут — супердредноут, а я бы сказала — сверхдредноут. И мне представляется, что Жнец не удовлетворился бы победой над прибывшей к планете "Нормандией". Он бы вполне, как я понимаю, ожидаемо, атаковал бы Иден-Прайм. Паника на планете была бы — колоссальная. А разрушения — огромными. Учитывая то, что Жнец с лёгкостью блокировал связь на всём Идене, можно также утверждать, что обычного сигнала бедствия никто бы из разумных — и не только людей — послать не смог... В такие моменты мало кто из людей смог бы сохранить холодный рассудок и твёрдость руки. Если бы не та работа, которую провёл Джон с экипажем и командой фрегата... Почти все нормандовцы были бы убиты или, по самой меньшей мере — тяжело ранены с перспективой очень скорой и практически — неотвратимой гибели. А корабль — лишён был бы всякой возможности не только сопротивляться, но и даже просто взлететь с поверхности планеты. Жатва, как я сейчас понимаю, началась бы быстро. И могло сложиться так, что именно нас, экипаж и команду фрегата "Нормандия" называли бы потом инициаторами и зачинщиками очередной войны со Жнецами. Которая, кстати, могла бы окончиться очень быстро нашим, разумных органиков, полным поражением. По той простой и очень горькой причине, что мы оказались бы к ней совершенно не готовы. — я с минуту молчала, затем продолжила говорить так же тихо. — Сейчас, когда Жнец повержен, когда он, хочется в это верить, надёжно обездвижен, можно надеяться на то, что Жатва не будет начата очень быстро. Можно надеяться, что у нас, разумных органиков, населяющих эту Галактику, будет хотя бы несколько месяцев, вряд ли — лет, на то, чтобы подготовиться к противостоянию со Жнецами. А тогда, когда мы только уходили от "Арктура"... я и сама мало знала, на что способен Шепард. Его появление на корабле в сопровождении командира Андерсона... было незаметным и в то же время, как я сейчас понимаю, очень быстрым. А уж о быстроте, с какой он освоился... сейчас, уверена, можно слагать легенды.

— Как вы его впервые увидели, Карин? — спросила матриарх.

— Просто, — ответила Чаквас. — Командир Андерсон, как это принято у старших офицеров, знакомил Шепарда с кораблём и экипажем. И я впервые увидела Шепарда тогда, когда говорила с унтер-офицером, капралом Ричардом Дженкинсом. Сейчас, Бена, я бы не хотела акцентировать внимание на том, о чём и почему я говорила именно с Дженкинсом. Я увидела Шепарда, а командир Андерсон обратился ко мне, врачу корабля, как всегда по имени. Да, это против требований устава, против очень многих формальных правил, но в разведывательных частях и подразделениях не очень чётко и полно следуют всем этим, часто мертворождённым установлениям. Потому Дэвид обратился ко мне по имени и представил Шепарда. Мне представил. Конечно, я взглянула на него... и он мне... понравился. А я, наверное, понравилась ему.

— И... — матриарх не скрывала своего стремления узнать детали и я очень хорошо поняла и почувствовала это.

— Я, врач, Бена. Прежде всего, здесь, на корабле, я — врач. И потому, конечно, я предложила Шепарду пройти в медотсек и подвергнуться медконтролю. Он согласился, его отпустил командир Андерсон.

— У вас, как у врача... — отметила матриарх.

— Да, — кивнула Чаквас. — У меня есть возможность узнать человека... и не только человека... очень близко. Окончив осмотр, я предложила ему сесть в кресло.

— В это? — азари указала на свободное кресло.

— Да, Бена. Именно здесь, в этом кресле он тогда и сидел. Мы говорили. О многом говорили и, как я теперь понимаю, этот разговор был важен, нужен и полезен нам обоим. Я, как вы, наверное, уже поняли, специализируюсь на лечении инопланетян, но также достаточно хорошо разбираюсь и в вопросах лечения людей. Я рассказала Шепарду немало о Найлусе Крайке. Он тоже не избежал моего медицинского внимания. И я говорила с Шепардом о Крайке потому, что его присутствие на нашем корабле... определяло тогда очень многое. В том числе и проблемы, с которыми столкнулись офицеры группы командования "Нормандии" и очень многие средние и младшие члены экипажа и команды корабля. Я была уверена тогда и убеждена сейчас, что этот разговор с Шепардом о Крайке был необходим. И очень рада, что мне удалось поговорить с Джоном не только о Крайке, но и о многом другом. — Я помолчала несколько секунд. — Я попросила его как можно скорее освоиться со старпомовской каютой. Хотя... корабль маленький и кают, собственно, в привычном понимании, у нас на борту нет. Скорее — выгородки с тонкими стенками. Джон согласился с необходимостью побывать в каюте и ушёл из медотсека.

— А потом... — Бенезия продолжала проявлять нетерпение.

— У меня, как у врача корабля, есть возможность и даже необходимость постоянно отслеживать показатели состояния здоровья фрегатовцев. Эти два понятия — экипаж и команда, конечно, различны по смыслу и по содержанию, но я как-то научилась их не разделять. Для меня все, кто постоянно приписан к кораблю, составляют с ним неразрывное единство. Это... в какой-то, для меня — в очень значительной степени — семья. А не просто структура пирамидальной организации подчинения и соподчинения одного уровня другому. Потому я со своей, врачебной, медицинской стороны, знаю многое о том, как произошло преображение Шепарда. Ясно, что я знаю и мне, как врачу, понятно далеко не всё, но я смогла собрать много интереснейших данных, которые ещё ждут внимательного анализа и изучения. Да, тогда Шепард постарался уединиться в одном из салонов "Нормандии". Он закрыл дверь и сделал всё, чтобы то, что с ним тогда происходило, осталось по большей части малозаметным и даже неизвестным для подавляющего большинства обитателей корабля. Мы уже находились в полёте, пусть наш рейс к Иден-Прайму только начинался, но всё равно — началась реальная, в какой-то мере, очень значительной, кстати, боевая работа и Джон не хотел, чтобы члены экипажа и команды фрегата отвлекались на слежение за ним, на помощь ему.

— Наверное, нормандовцы... — несмело заметила старшая Т"Сони.

— Да, Бена. Они... многие... чувствовали, что Джон... напряжён. Тогда... надо учесть то обстоятельство, что он прибыл на борт фрегата "Нормандия" прямо от станции "Арктур", на челноке вместе с Андерсоном. Такой порядок, командиру корабля предоставляют на этой станции каюту во временное пользование. Это — и кабинет, и жилая каюта. Не знаю, каждый командир решает эту пропорцию так, как считает нужным. Для Дэвида, я убеждена, это — большей частью кабинет. Он и живёт-то нормально тогда, когда находится на корабле, на "Нормандии". А на "Арктуре", пусть это и большая станция... Он, прежде всего там работает. Так вот, мы пришли к "Арктуру" через две недели после старта от "рейд-полосы", на которой размещаются корабли, которым предстоят первые в их истории полёты. Так уж произошло, что первый полёт "Нормандии" стал самым сложным полётом. Сразу стал сложным, — уточнила Чаквас. — Две недели мы добирались до "Арктура" от "рейдовой полосы" — поля, забитого и новыми, и отремонтированными кораблями. За это время всякое было на борту. И хорошее, и очень плохое. Но как-то люди притерпелись друг к другу. А вот с турианцем Крайком у них не сложились отношения. Заносчивый птицемордый по поводу и без повода "светил" своей "корочкой" СПЕКТРА, что очень раздражало многих нормандовцев. Его, этого молодого Спектра, сторонились, как только могли, но корабль-то — маленький. Особо скрыться некуда. Как-то перетерпели эти две недели, хотя за это же время очень многие нормандовцы поняли, насколько реальная ситуация на корабле во всём её многообразии и во всей её сложности не соответствует нормативам. Корабль, Бена, буквально выпихнули в полёт, формально мы даже по-нормальному не приняты в состав дивизиона, соответственно — и эскадры и флотилии разведкораблей, которой командует адмирал Михайлович. Комфлотилии, кстати, никогда не скрывал своего отрицательного отношения к самому факту пребывания "Нормандии" в составе вверенного ему подразделения. Ему многое не нравится — и то, что у нас проблемный пилот, и то, что у нас — сложная система маскировки, и то, что у нашего корабля особое ядро, слишком большое для корабля фрегат-класса. Наверное, многие нормандовцы ценили и ценят Михайловича. В том числе и за то, что он не скрывал своего негативного отношения к кораблю и к тому, что этот корабль каким-то бюрократическим экспромтом попал под его командование. Хорошо ещё, что Михайлович в большинстве случаев не переносил своё негативное отношение с корабля на членов экипажа и команды. Хотя... здесь тоже не всё гладко. Именно благодаря, в том числе, и Михайловичу, корабль отправлен был в полёт с недоукомплектованным экипажем и командой. Фактически тридцать-сорок процентов ключевых постов и должностей у нас не были замещены специалистами нужной квалификации. Всё это было сделано для того, чтобы на их места поставить военных полисменов. А их приказ был прост и прям: обеспечить охрану и защиту изымаемого с Иден-Прайма маяка.

— Карин, — матриарх посмотрела на Чаквас, сделавшую паузу в своём монологе и отвлёкшуюся на чтение очередной порции сводок медицинского характера. — Вы мне, гражданской азари, матриарху, религиозному лидеру всё вот так подробно рассказываете...

— Бена... С того момента, как мы, экипаж и команда "Нормандии" атаковали Жнеца... Я сейчас не говорю — победили или одолели или усмирили. С этого момента... слишком многое изменилось, — сказала я, стараясь говорить потише. — У нас впереди — общегалактическая война, у нас впереди — противостояние с загалактическим врагом, который, если выразиться просто и кратко, уже неоднократно раз за разом уничтожал всю разумную жизнь в нашей Галактике. Уничтожал полностью, без остатка. Да, может быть, для многих учёных страшно понимать, что их представления о причинах гибели разумной жизни в исследованной части Галактики полсотни тысяч лет тому назад оказались, мягко говоря, в очередной раз крайне несостоятельными. Но факт остаётся фактом: если мы не попытаемся хотя бы организовать сопротивление этой угрозе, мы погибнем очень быстро. Все. Без малейшего исключения.

Я в очередной раз постаралась понизить громкость своего голоса:

— Подозреваю, опуская озвучивание оснований для этих подозрений, поскольку они слишком многочисленны, что Жнецы имеют однозначный приказ: ликвидировать всю разумную органическую жизнь в Галактике. В очередной раз — ликвидировать полностью. Или — в очередной раз ликвидировать — почти полностью. В данном случае неважно, поскольку потери среди разумных органиков любой ныне известной расы будут всё равно астрономические, а точнее — катастрофические. Да, потом придут, появятся, очнутся другие расы, разовьются, станут достаточно разумны, но и их в не таком уж и далёком будущем может ждать и будет ждать угроза очередной Жатвы. Не зря такой корабль раз за разом во множестве чудом сохранившихся источников называли Жнецом. Раз за разом называли. На любом из ныне понятных нам письменных и устных языков.

Я помолчала несколько секунд, собираясь с силами и с мыслями.

— Уже сейчас... очень многие люди чувствуют приближение чего-то крайне страшного, большого, неотвратимого, жестокого. По-разному люди реагируют на это чувство, на это ощущение. Я впервые увидела Шепарда, когда говорила с капралом Ричардом Дженкинсом. Он — уроженец Иден-Прайма, там у него родители и сестра... Он был очень рад, что фрегат направляется именно на Иден-Прайм. Человеку свойственно всегда надеяться на лучшее, Бенезия, — подчеркнула Карин. — И я знаю, что это свойственно не только человеку. Ричард хотел показать реально, что он — уже стал воином, стал профессионалом. Хотя реально он остался мальчишкой, который, как я понимаю, слишком слабо осознаёт, что такое быть офицером. Пусть даже — унтер-офицером, капралом. Он ещё не знает, что такое настоящий, не полигонный и не стрельбищный бой. Он полон энтузиазма, полон решимости. Но, если раньше, всего несколько часов назад, он ещё мог надеяться и рассчитывать, что всё обойдётся по варианту продолжения мирной жизни, то теперь... — я сделала трудную для себя паузу, — наверное, даже он понимает, что мирное время стремительно уходит в прошлое. Впереди — чернеет тьма реального военного времени. В котором надо ещё не просто суметь выжить. Надо суметь победить внегалактического врага. Опытного, умелого и изворотливого врага.

Я, скрывая возросшее нервное напряжение и волнение, пролистнула на экране инструментрона несколько незаполненных медицинских "форматок". Потом, конечно же, я верну пролистывание назад, но это будет позже:

— Очень многие нормандовцы постепенно свыкались и, уверена, медленно свыкаются сейчас с мыслью о том, что мирное время уходит. Очень быстро уходит. Наверное, схожим образом свыкаются с этой мыслью и иден-праймовцы. А со временем такое осознание ждёт очень многих разумных в Галактике, независимо от расы. Пока что мы, фрегатовцы, сумели сделать всё, чтобы ни грана ценной, основной информации — я сейчас не говорю об информации общего характера — её удержать невозможно в принципе — не ушло с Иден-Прайма о происшедшем. Обеспечивая это "молчание", Андерсон сделал почти невозможное и очень устал, он сейчас... очень напряжён, напряжены, как я знаю, и очень многие нормандовцы. Мы теперь силами своего фрегата фильтруем планетный информационный траффик. Пока что нам удаётся это делать без особых проблем — ссылаемся, как я знаю, на неполадки в аппаратуре, на отказы контуров и так далее. Люди... имеют богатый опыт замыливания восприятия окружающих их разумных существ... Прошло слишком мало времени и сейчас...

— Мы находимся на перепутье, ведь ещё неизвестно, что делать с этим кораблём. Он... не уничтожен, — тихо сказала Бенезия.

Я кивнула, соглашаясь с мнением собеседницы:

— Вы правы. Мы оказались где-то посередине в поле развития ситуации теперь у нас есть неопределённость, есть выбор. Не только у нас, нормандовцев. Но и у него, Жнеца. Мы готовимся и знаем, что Жнец тоже готовится. Да, внешне он тих и недвижен, но это, как нормандовцы понимают, и, думаю, так или иначе, понимают иден-праймовцы — обманчивая тишина и обманчивая неподвижность.

— Шепард и Андерсон... — сказала матриарх.

— Да. Они — выпускники одной и той же Академии "Эн-Семь". Элитного, закрытого учебного заведения спецназа Альянса Систем. В большинстве случаев почти вся информация об этом учреждении относится к категории совершенно секретной, потому вовне — известно немногое. Но известно, например, совершенно точно, что Дэвид — один из первых слушателей тогда ещё не Академии "Эн-Семь", а Программы "Эн-Семь". Один из слушателей, получивших совершенно заслуженно высший квалификационный ранг-уровень — те самые "Эн-Семь". Таких спецов у нас, землян, очень мало и их подготовка — крайне сложна и затратна. Зато на выходе человечество получает воинов уникального уровня.

— Два таких воина на борту одного корабля...— отметила старшая Т'Сони.

— Нет, Бенезия, это — не случайность, — возразила я. — Корабль — проблемный в полном смысле этого слова. А при всём нашем очевидном постоянном беспределе в системе комплектования кадров ВКС Альянса, всё же остатки здравого смысла и необходимость подчиняться логике никто из людей не в состоянии отменить и перестать использовать. — Чаквас несколько секунд молчала. Бенезия не торопила собеседницу, понимая её настроение и состояние. — Дэвид... долгое время оставался не у дел. Я сейчас не хочу говорить вслух о деталях его жизни в этот период, но отмечу лишь, что он без вопросов принял командование и руководство кораблём и экипажем. Да, да, "Нормандией", — подчеркнула Карин. — И в этом списке возможных руководителей он, кстати, был далеко не первым, может быть — где-то восьмым или даже девятым. Я знаю, например, о том, что все предшественники из этого списка, узнав, с каким проблемным и неоднозначно воспринимаемым кораблём им придётся иметь дело... отказывались. Раз за разом отказывались, хотя и понимали, и знали, и разумели, что отказываются от действительно пионерной работы, которая могла сулить большие выгоды, в том числе — внеочередные звания, награды, продвижения по службе и прочие блага. Отказывались, — повторила врач. — Может быть, потому, что не хотели рисковать, может быть потому, что боялись. — Чаквас помолчала несколько секунд. — Дэвид... Он не отступил, он принял руководство кораблём. Можно сказать, снял его с "линии ожидания". Уже, как я теперь знаю, были готовы пакеты документов, необходимые для начала процедуры демонтажа корабля. Достаточно будет, думаю, сказать, что очень долгое время у "Нормандии" не было пилота. Точнее — шеф-пилота, реально способного делать всё, что может потребоваться от пилота столь необычного корабля. Эта многогранная сложная необычность "Нормандии" не только намертво отсекала, она сильно пугала очень многих весьма высококлассных специалистов. Потому пришлось и Джефа Моро делать пилотом в ходе весьма специфической процедуры. Формально он вообще не должен летать: у него — редкое заболевание, делающее по всем стандартам его допуск к реальным полётам невозможным. Но он... некоторым образом... я о деталях сейчас умолчу, смог доказать Андерсону... и не только ему, что может творить за штурвалом "Нормандии" настоящие чудеса. А в разведке чудеса иногда бывают очень востребованы.

— Турианская разработка... — сказала Бенезия.

— Да, Бена. — я помедлила. — По ряду причин разные, скажу так, "заинтересованные стороны" не дали возможности турианцам передать людям актуальные, современные, свежие проекты кораблей. Чиновничьи игры, бюрократические "перекидушки", всё такое... — в моем голосе собеседница легко уловила нескрываемую неприязнь. — Остановились на проекте двухвековой давности. Может, турианцы, а также — и их руководство просто решили унизить в очередной раз человечество, может быть — просто решили посмотреть, сможем ли мы, земляне, хоть что-то стоящее извлечь из этого, возможно, по их меркам явно устаревшего и малообещающего проекта. И корабль, построенный по переданной нам документации, да, предельно полно адаптированный под нужды не турианцев, а людей, получился неоднозначным, необычным, проблемным. Пилота мы нашли, командира... — я в очередной раз замолчала на несколько десятков секунд. — Андерсона просто "бросили" на этот корабль, как некоего солдата — на амбразуру вражеского оборонительного укрепления... — я, скрывая возмущение и раздражение, чуть поморщилась. — Уж как получилось так, что Шепарда тоже "бросили" на этот корабль, фактически — в режиме усиления Андерсона... я чётко и точно не понимаю до сих пор, допуская только, что это — вполне возможный и достаточно легко реализуемый вариант. Недосмотрели несколько чинуш несколько деталей надлежаще внимательно. Вот и оказался Шепард старшим помощником командира корабля. Такого необычного и очень проблемного корабля.

Я сделала минутную паузу. Бенезия не торопила меня, обдумывала услышанное.

— Михайлович, думаю, был рад, что "Нормандию" под сонмом причин и оснований выпихнули в полёт, — продолжила я, — всё же его ответственность пока что ограничивается пределами территории баз флотилии. Альянс... очень осторожен в деле осуществления разведки Галактики. Хоть и говорят, что люди неуёмны в жажде познания своего звёздного дома... В большинстве случаев это говорится явно не о разведсилах Альянса Систем. Нас услали не в разведполёт, Бена. Нас услали на миссию, которая, что бы кто там из чиновников не говорил, не менее неоднозначна, чем корабль, толком не прошедший ту же процедуру приёмки. И — не только её. Мы — слишком молодая по космическим галактическим меркам раса и наши чинуши считают, что мы должны по этой причине прогибаться под желания и стремления, исходящие от других рас, более старших, более опытных.

— Мне это знакомо, — тихо сказала Бенезия. — И я... не считаю, что в изменившихся условиях... это оптимально.

— Рада это слышать, а ещё более — рада понимать искренность вашей позиции и ваших суждений, — ответила я. — Всё равно, мы — люди военные, нам приказали — мы выполняем приказ. Хотя, не могу сказать, что этот приказ те, кто был включён в состав экипажа и команды "Нормандии" ещё тогда, когда корабль стоял на "поле", восприняли, скажу так, без внутреннего, весьма ощутимого сопротивления. Я, как врач, как женщина, это очень хорошо чувствовала и понимала. А уж появление на борту земного военного корабля, боевого альянсовского корабля этого молодого Спектра — Найлуса Крайка, вообще вызвало среди членов экипажа некоторое брожение. Андерсону, кстати, удалось это брожение ввести в рамки, но кое-какие признаки "продолжения" всё же отмечались... и позднее, до недавнего времени. Пока Шепард не призвал Найлуса Крайка к порядку. Впрочем, я несколько забежала вперёд. — Чаквас отхлебнула из кружки подогретый травяной настой. — Угощайтесь, Бена, — я пододвинула по столешнице к азари другую, полную кружку. — Это вам будет безопасно... И — полезно.

Проследив, как матриарх пьёт настой, я устроилась поудобнее в своём любимом рабочем кресле и продолжила:

— Не скрою, появления офицера, назначенного на должность старшего помощника командира корабля, очень многие, а может быть — и почти все нормандовцы ждали с нетерпением. Большим или меньшим нетерпением — это строго индивидуально, но — ждали. И появление Шепарда для многих из них стало, скажу так, неким сюрпризом. Приятным или неприятным — это уж как кому из нормандовцев показалось... Андерсон постарался обеспечить своего нового старшего помощника всем необходимым, в первую очередь ноутбуком, ну и некоторыми другими полезными мелочами. Шепард увиделся с Дэвидом ещё на станции "Арктур", куда прибыл, получив приказ, вызов. Он прошёл через Управление Кадров, где ему уточнили назначение. Таков порядок. А потом... потом он пришёл в ту самую каюту, ставшую временным обиталищем Дэвида. Когда Андерсон уходил на челноке на "Арктур"... Я ощущала, насколько он напряжён и взволнован. Он... много чего плохого ожидал от предстоящей встречи с новоназначенным старпомом. Иногда... чиновники бывают весьма неприятно изобретательны и на эту должность вполне могли назначить какого-нибудь "паркетного" офицера, совершенно не боевого. Могли чиновники посчитать, что в случае чего командир корабля справится с проблемой... любой проблемой... в одиночку, без опоры на старпома. Им наплевать на то, что существует и действует принцип "на боевом военном корабле лишних людей в экипаже и команде и просто на борту нет и быть не может". У чиновников — свои принципы, которые им закономерно ближе. — я не скрывала перед собеседницей своего раздражения, которое старалась всё же держать в рамках. — Потому Дэвид... не стал заходить ко мне в медотсек перед тем, как покинуть борт "Нормандии" на челноке. Он не хотел, чтобы я тоже... сильнее, глубже, больше волновалась. Так и улетел, даже не прислав сообщения... Обычного, текстового. У нас с ним... такая есть договорённость. Я понимаю, что в этот раз он не хотел, чтобы я... напрягалась. Любит он меня. Глубоко и сильно любит, хотя... тяжела для него эта любовь. — Чаквас вздохнула. — Он — командир, а у нас, землян, чаще всего... не принято, чтобы дистанция между командиром и членами экипажа сокращалась. Есть у землян древняя традиция, согласно которой командир корабля... одинок. Он отделён от членов экипажа своего корабля некоей границей. Очень ощутимой границей. И переступить эту границу — значит сломать, нарушить многие, тесно взаимосвязанные с этой границей нормы и правила поведения. Да ту же субординацию, например. Хотя... люди научились обходить эти опасности. Никуда не денешься, ведь любовь... — Чаквас коротко вздохнула, — не спрашивает о рангах, званиях, должностях... И Дэвид старается не напрягать ни меня, ни членов экипажа корабля. Наверное, наши взаимоотношения тоже помогли нормандовцам образовать коллектив быстрее, чем это могло бы произойти в других условиях, в другой ситуации. Они... нормандовцы... для меня это, скажу так, удивительно и даже... изумительно... в таких тяжёлых условиях, когда яснее всего... неопределённость... Поняли меня и поняли Дэвида. И не мешают нам быть ближе друг к другу, чем это допускают протоколы, ритуалы и всякие нормативно-правовые акты любого уровня. В тот раз Дэвид улетел на "Арктур" молча... И я его поняла — он не хотел грузить меня своими волнениями, тревогами, пониманием "неопределённости". Появление Шепарда рядом с Андерсоном прошло... нормативно. Они вдвоём вернулись на корабль. И я знала, чувствовала и понимала, что Дэвид... Теперь он — спокоен. Тогда я, как и многие нормандовцы, ещё многого не знала — всё же Андерсон первым столь плотно и полно пообщался с офицером, назначенным командованием на пост старшего помощника командира фрегата, но мне было, например, известно, что Дэвид... расслабился. А это для меня — показатель. Глубокий и хороший показатель. Я тоже... успокоилась.

Снова я сделала в своём рассказе паузу. Я не смотрела на азари, не стремилась к тому, чтобы встречаться с ней взглядом.

— Шепард, — продолжила я, — пообщался с Дэвидом, это было... заметно. Потом он ушёл в свою старпомовскую каюту, фактически — выгородку. Стал в ней осваиваться... Я пока что наладила свою аппаратуру, чтобы следить за состоянием здоровья новоназначенного старпома. Рутинная процедура, совершенно обычная, малонапрягающая. Вахтенные мне потом доложили... что у Шепарда, когда он появился на борту фрегата, была в руках сумка, собранная явно женщиной. И я поняла, что он... несвободен. Для меня это — обычное понимание. Да, многогранное, сложное, но — обычное. От вахтенных я также узнала, что Шепард завёл интересную практику: он не стал плотно прикрывать дверь в свою каюту. Вероятнее всего — и в этом я потом, позднее, убедилась — он тем самым давал понять нормандовцам, что открыт для общения. Он спокойно отнёсся к интересу обитателей фрегата к нему — новому человеку, который, как уже очень многие нормандовцы знали, будет выполнять обязанности старшего помощника командира корабля, а потому фактически в немалой степени — отвечать за работу и с кораблём и с экипажем. За очень многие "тактические" мелочи. Так что значительный интерес нормандовцев к новоприбывшему офицеру был... понятен. Многие фрегатовцы специально старались тогда и — неоднократно — пройти мимо двери старпомовской каюты, старались заглянуть внутрь, увидеть, чем занят новый старпом. Всё это — привычно и нормативно. Шепард, как мне потом рассказали подруги... приготовил себе травяной чай... Для меня это — тоже показатель. Многие офицеры такого уровня, не "эн-семёрки", конечно, но назначенные на должности, равные должности Шепарда или близкие к ней, начинали свою службу на новом месте... с выпивки. Шепард же ограничился только травяным чаем. И — долго смотрел на "Арктур". Да, бронекрышки закрывают сейчас практически все иллюминаторы фрегата. И тогда они тоже были закрыты. Так что Шепард вывел изображение станции "Арктур" на один из экранов. Наверное, глядя на станцию, он свыкался с мыслью о том, что назначение его на корабль в очередной раз состоялось и он сейчас — не просто армейский офицер, а старший помощник командира боевого военного космического корабля. Он, как я знаю из рассказов своих подруг, долго смотрел на Станцию. А потом — быстро и чётко сел за стол и принялся изучать и обрабатывать ридеры с документами. К тому времени я уже могла достаточно подробно мониторить его состояние и мне... понравилось, что он не стал предаваться безделью, ничегонеделанию. К тому времени, вполне вероятно, он уже знал, что ему придётся совмещать должность старшего помощника командира корабля с должностью командира десантной группы фрегата.

Я снова на несколько минут замолчала. Бенезия не проявляла беспокойства и нетерпения, она понимала, насколько трудно мне врачу фрегата быть такой откровенной не с кем нибудь из землян, а с матриархом азари. Непросто было Т'Сони вспоминать и о своей причастности к делам Матриархата.

— Не скрою, я радовалась, получив от Дэвида файлы с "установочными" данными на Шепарда. — я сдержала вздох. — Я поняла, что у Дэвида появился... очень хороший помощник. Коллега, офицер, которому Андерсон может доверять полностью. Хотя бы потому, что он — тоже "Эн-Семёрка", тоже выпускник элитной закрытой Академии. Дэвиду определённо стало легче — я это и чувствовала сама и видела по индикаторам контроля состояния. Наверное, тогда я поняла, что Шепард... справится с совмещением двух столь сложных должностей. Нормативно справится. Полностью справится. С командиром корабля у него будет... полное взаимодействие, хороший контакт. Это... сложно пояснить словами, Бенезия, но я поняла также, что у Дэвида, вынужденного принять проблемный корабль под своё командование в кратчайшие сроки, появился, с приходом на борт фрегата капитана Шепарда, не просто старший помощник и командир десантной группы фрегата. У него появился... ученик, которому Дэвид сможет передать свой богатый практический опыт, многому научить не словесно, а личным примером. Так, как это Дэвид любит делать, обходясь без многословия. А тогда... тогда я знала, что Шепард сразу принялся за работу... Пока что с документами, но — за реальную, сложную, большую работу. Он не стал оттягивать в будущее момент начала своего деятельного участия в жизни экипажа и корабля. Наверное, он уже тогда чувствовал нешуточный, острый интерес и к себе и к тому, чем он сейчас занят, со стороны нормандовцев, но, как я тогда понимала, он относился к этому... спокойно. Нормально относился.

Я встала, прошлась по "кабинетику". Бенезия не смотрела на меня, она обдумывала услышанное.

Я, остановившись у шкафа с инструментами, провела пальцами по створке. Повернулась, прислонилась спиной к шкафу, скрестила руки под грудью и продолжила свой рассказ:

— А потом... Потом, когда до момента отлёта фрегата от "Арктура" осталось меньше четверти часа... Шепард удивил меня, как врача корабля. Он переоделся не в новый комбинезон, он переоделся в свою броню. Не скрою, для меня это было очень неожиданно и... очень приятно. Этим Шепард давал понять, что он — настоящий боевой офицер, а не кабинетный сиделец, что он хочет, чтобы на боевом корабле царила не "отдыхальная", а "боевая" обстановка. Да, я знаю, что его появление за пределами старпомовской каюты в этом броне вызвало нешуточное изумление и удивление у многих членов экипажа и команды корабля. Но Шепард явно ожидал такой или подобной реакции и отнёсся к её проявлению спокойно. Мне, как врачу, было ясно, что появившись перед нормандовцами в броне, а не в офицерском комбинезоне, новый старпом давал безмолвно, без лишних слов всем окружающим его на "Нормандии" людям понять: расслабление окончено, началась реальная боевая работа. Он тогда направился к Звёздной Карте. На земных фрегатах такого типа и ранга это — практически командирский пульт Центрального Поста. У нас, фрегатовцев, вместо Центрального Поста — Боевой Информационный центр. Шепард подошёл и встал рядом с Андерсоном. Я видела по индикаторам и сама чувствовала, что нормандовцы увидели и поняли: рядом с командиром корабля появился реальный старпом. Боевой офицер, а не паркетный шаркун. И... могу сказать, что поняла также, что... мирное время с его необязательностью, леностью, склонностью к проявлению слабости, ненамного, но куда-то отодвинулось от фрегата.

Я коротко взглянула на сидевшую в кресле матриарха:

— От станции "Арктур", Бена, уходил действительно боевой разведывательный фрегат. Да, с половинным, можно сказать, что и едва ли не половинным экипажем, ведь остальная часть — полисмены, пусть и военные, но... я сама не понимаю, Бена, как это удалось тогда Шепарду. Только встать за пульт Звёздной Карты и — быстро и полно поменять ощущение у очень многих нормандовцев. Ощущение окружающего мира, — уточнила я. — А потом... быстро полно и глубоко... поменять ощущение корабля и экипажа у тех, кто оставался на Станции. Но я знаю совершенно точно и полно: все "арктурцы" знали и чувствовали, что от Станции уходит не проблемный, а именно боевой корабль. Способный, если понадобится, реально воевать. С реальным врагом. Это, не скрою, было новое ощущение и я не сразу "прочла" и уяснила для самой себя все его уровни. Но это было, как я теперь понимаю, необходимо.

Врач отошла от шкафа с инструментами, направилась к полкам с медицинскими носимыми укладками. Остановилась, провела рукой по замкам ближайших укладок. Бенезия, искоса наблюдавшая за хозяйкой Медотсека, понимала, что сейчас Карин пытается успокоиться. Не оборачиваясь, Чаквас продолжила:

— Да, Шепард, стоящий у Звёздной Карты, рядом с Андерсоном, видел эти пустые пульты, за которыми не стояли специалисты, профессионалы. Ну не ставить же туда, вот так, без подготовки, проверки, вот так, сразу, за эти пульты, пусть даже и просто для вида, этих военных полисменов?! У них — другая работа, они по-другому мыслят, по-другому действуют. И Андерсон никогда бы не согласился, чтобы они присутствовали в БИЦе во время отлёта в качестве статистов. Шепард видел эти пульты, эти пустые пульты и я знаю, что они ему не нравились. Ему не нравилось, что за ними не стоят специалисты. Ведь взяли на борт, разрешили чинуши Альянса взять на борт только тех спецов, без которых в любом полёте трудно или почти невозможно обойтись, а остальных, как я знаю, под разными предлогами оставили. Оставили ещё на том "поле", откуда фрегат и пришёл к "Арктуру". Оставленные, я помню, были очень недовольны. Но... приказ есть приказ, а "поле" — такое место, где приказ, когда не надо, а не только когда надо, блюдут. — Чаквас помолчала. — На "Арктуре"... Это — командная, а не комплектовочная станция, там столь крупными заменами не занимаются. Так что полисменов быстренько так распихали по всему кораблю, поставив подпирать стенки у разных выходов и проходов. Надо же было чем-то их занять... Шепард, понимаю, обратил внимание и на это. Полисмены тоже интересовались офицером, который занял пост старшего помощника. Специфика этой должности такова, что именно старший помощник постоянно занят экипажем и командой корабля. Гораздо в большей степени, чем командир. Двенадцать полисменов — вместо двенадцати спецов... У меня, как у врача, создалось впечатление, что эта ситуация очень напоминает ситуацию гибели этих двенадцати спецов в ходе какого-нибудь боестолкновения. Их, этих специалистов, просто нет. Их невозможно быстро заменить этими полисменами. Шепарда, знаю, эти полисмены напрягали. Он, поначалу, не видел в них, уверена, равноценную замену отсутствующим спецам. И, наверное, никто из нормандовцев, не являвшихся военными полисменами, не видел.

Снова пауза. Снова я молчу, скрывая, насколько это вообще сейчас возможно, волнение, напряжение. Несколько минут я обдумывала, что следует сказать дальше, затем обернулась к собеседнице:

— Шепард работал за пультом Звёздной Карты. И Андерсон, я знаю это совершенно точно, внимательно наблюдал и за Джоном и за его работой. После того, как пилот доложил о том, что взлёт и вылет завершены, командир корабля отпустил Шепарда. Таков порядок, такова процедура. Ничего особенного. А я смотрела на индикаторы и понимала: с Шепардом что-то не то. Таких показателей... у людей, — уточнила Чаквас, — я ещё никогда не видела. Мне пришлось в те минуты отключить звуковые сигналы оповещателей, оставить только экранные представления и всё равно... Я почти что намертво прилипла тогда взглядом к экранам. Шепард... можно сказать, что он трансформировался. А индикатор нахождения человека в пределах корпуса корабля своим мерцанием однозначно свидетельствовал: Джон знает, что с ним творится что-то странное и необычное. Потому он не просто шёл по кораблю, удаляясь от постамента с пультом Звёздной Карты. Он искал место, где его странное состояние никого из обитателей фрегата никоим образом не насторожит. Можно даже сказать, что он искал укромное место. А я смотрела и дивилась показателям своей аппаратуры. Тем показателям, которые передавал мне ВИ, обработав лавину данных. Тогда, на начальном этапе полёта, даже Андерсон не верил в то, что впереди — бой, впереди реальное боестолкновение с реальным, совершенно не полигонным врагом. Да, возможно и, скорее всего, действительно, тогда многие нормандовцы, увидев Шепарда в броне, поняли: спокойная прежняя жизнь окончилась. Но вряд ли они поняли это — и тогда, и позднее — достаточно полно и глубоко. А Шепард искал не просто комнату, каюту, выгородку, где бы он мог уединиться. Он искал выгородку или каюту с открытым иллюминатором. Тогда его "накрыло" впервые. И, слава Высшим Силам, "накрыло" не окончательно. Позже... когда его "накрыло" вторично, он уже не медлил. Он как можно быстрее постарался переместиться в найденный им салон. Он был истощён, утомлён и измотан. А впереди, как я ясно видела на своих индикаторах, была трансформация. Вполне возможно, Бена, что он кое-о-чём догадывался сам, ведь он был достаточно опытным человеком, кадровым офицером, спецназовцем, выпускником спецакадемии элитного уровня. Но и для него многое в том комплексе ощущений, чувств было, вне всяких сомнений, ново. Несколько суток он знакомился с кораблём и с экипажем. Знакомился подробно, внимательно, глубоко и полно. Наверное, по-иному он и не умеет. И — не только потому, что для него фрегат "Нормандия" — новый, незнакомый корабль. Но и потому, что он со всей определённостью понимал: мирное время стремительно уходит в прошлое. Настолько стремительно, что далеко не каждый разумный органик любой расы быстро свыкнется с подобной скоростью.

— Он... боевой офицер... — Бенезия отхлебнула несколько глотков чая, поставила чашку на стол, посмотрела на меня сидевшую напротив.

— Да. Самой крупной боевой операцией, в которой он участвовал, был, насколько мне известно, инцидент на Акузе. Там было столкновение с молотильщиками.

— Несколькими? — удивилась матриарх.

— Да. Мы, земляне, тоже считаем, что это достаточно необычно, — сказала Карин. — Но так сложилось, что он, капитан спецназа ВКС Альянса Джон Шепард, тогда стал единственным, кто выжил из почти десятка воинов, участвовавших в операции на поверхности Акузы. Дэйна тогда дневала и ночевала в госпитале. — я понимала, что упоминание о девушке Джона матриарху, влюбившейся в капитана, может не понравиться, но предпочла сказать об этом открыто, прямо и чётко. — Она очень помогла Джону восстановиться. Я получила, в том числе и от своих коллег, медиков, немало свидетельств того, что она действительно глубоко и полно любит Джона. Он тогда был доставлен в военный госпиталь без сознания и не сразу, далеко не сразу пришёл в себя. Всё это время Дэйна была рядом с ним. Отказалась от участия в очередных спортивных сборах, не поехала на соревнования. Тренеры и администраторы сборной поняли её правильно. Почти все земляне, кто знал Дэйну, привыкли к тому, что именно она — без пяти минут жена капитана Шепарда. Тогда в госпитале ему вручили первый орден. До того момента он был награждён только медалями и почётными знаками.

— Акуза... — заинтересовалась матриарх.

— Тёмная история, Бена, — честно ответила я. — Я сама многое не знаю. Многое мне не понятно. Многое я не могу уложить в какие-либо логические схемы. Потому сейчас я не буду говорить об этом сколько-нибудь полно. Для меня важно, что Джон выжил. А после Акузы он надолго "завис" на Земле. Конечно, полигоны, стрельбища, вылеты на тренировочные миссии за пределы Земли. Обычная рутина офицера-спецназовца. Но всё равно — он тогда был "в запасе". И был очень рад уделять максимум времени и внимания Дэйне.

— Она... — несмело сказала матриарх.

— Известная профессиональная спортсменка, — уточнила Чаквас. — Росла с Джоном в одном детдоме. Те, кто знал её и его в тот период, убеждены, что она стала его первой любовью, а он — её первой любовью. Но и тогда, когда они стали совершеннолетними, взрослыми, самостоятельными людьми, — я сделала небольшую секундную паузу в рассказе, — покинули детдом, они не разошлись в разные стороны, не утратили контакт, как это часто бывает. Джон... я поняла, получив некоторую информацию от людей, знавших тогдашних Дэйну и Джона, не умеет играть чувствами других разумных. Не умеет и не хочет, — повторила я. — Потому, наверное, а скорее всего — и не только потому — Дэйна осталась рядом с Джоном. — я снова помолчала несколько секунд, затем продолжила. — Детдомовцы. Ни родителей, ни родственников. Одни. Дэйна с подросткового возраста, а может быть даже и раньше, сориентировалась на профессиональный спорт, а Джон — на армейскую службу. Так что "дисциплина", "режим", "долг", "норма", "приказ" — для них обоих это — далеко не пустые понятия. Может быть, это тоже помогло им остаться рядом друг с другом. — Чаквас помедлила. — Дэйна ждала его в юности из армии, позднее она выходила его в госпитале. Он был благодарен ей. Но никогда он не привязывал её насильно к себе, никогда не говорил о том, что она должна родить ему детей, что она должна стать его законной женой, должна стать домохозяйкой и отказаться от спортивной карьеры. — Чаквас подошла к рабочему столу, наклонилась, отпила несколько глотков из своей кружки, поставила сосуд на нагреватель, задала на пульте режим, села, откинулась на спинку кресла. — Вряд ли она полностью представляла себе, что предстоит Джону. Но то, что ему будет очень сложно, она, несомненно, чувствовала. И — чувствовала глубоко.

Я помолчала несколько секунд. Посмотрела на экраны системы, следящей за показателями здоровья нормандовцев, перевела взгляд на дверцы шкафов:

— А тогда, когда Джона здесь, на "Нормандии" "накрыло" вторично... То, что с ним далеко не всё в порядке — это почувствовали многие нормандовцы. Всё же они привыкли к новому старпому, сумели понять, что он за человек. По-разному, конечно, понять, с разной степенью полноты, точности и чёткости, но — поняли. И потому, как я видела и чувствовала, оставаясь в Медотсеке... очень многие нормандовцы забеспокоились и заволновались. Джон, я уверена, чувствовал это беспокойство и это волнение. Потому... когда его "накрыло", он постарался, чтобы никто из нормандовцев не вошёл в тот салон, в котором он тогда уединился. Такой "пляски" показателей я ещё не видела никогда, Бена, — подчеркнула Чаквас. — Да и никто из землян, в чём я почти уверена, не видел. Уже эта "пляска" заставила меня понять, что с Шепардом происходит что-то очень необычное. Эта "пляска" продолжалась несколько десятков минут. Потом я почувствовала и увидела на индикаторах признаки того, что он звереет. Ему очень многое тогда на фрегате — не понравилось. По самым разным причинам, но — очень не понравилось. Он изменился тогда очень сильно психически, внутренне, личностно, а также во многом — внешне. Я была тогда, глядя на "пляску" показателей, уверена, а сейчас я убеждена, что он чувствовал, как становится нечеловеком. Если бы на моих индикаторах были ограничения по размеру шкал, то показатели упёрлись бы в крайние максимальные или минимальные точки. Я не знаю, конечно, всех деталей происшедшего тогда с Шепардом, но убеждена и уверена: он стал немного другим. А временно он теперь мог стать... совершенно другим. Не только не человеком, но и тем, кого мы, люди, склонны определять как "монстр". Да, да, Бена, — подчеркнула я. — Монстр. Существо с запредельными для большинства землян, для большинства людей возможностями, способностями, качествами. Я не знаю, не понимаю и даже не стремлюсь детально понять то, каким образом Высшие Силы даровали Шепарду такой спектр этих новых возможностей и способностей, но он... сумел справиться с этим даром. Сумел справиться... — повторила я. — Я тогда видела этот процесс на индикаторах. Видела, как он справлялся со своими новыми качествами, возможностями и способностями. Я не понимала, откуда у него столько сил угомонить эти вулканы. Мне тогда не хватило времени сравнить мощь этих возможностей и способностей, дарованных капитану с чем-нибудь другим. Первым, кто ощутил на себе некоторую часть изменений, происшедших с Шепардом, стал капрал Дженкинс. — я не захотела рассказывать собеседнице все детали происшедшего, умолчала о том, что к тому времени я сама уже покинула медотсек и говорила с Дженкинсом за пределами своего постоянного обиталища. — Его Шепард вызвал в тот салон, где находился сам. Потом я увидела, как Дженкинс стремительно выбежал из этого салона. И это был уже немного другой Дженкинс. В том, что он стал другим, со временем, даже, я бы сказала — очень быстро — убедились многие нормандовцы. Не все, конечно, правильно поняли суть этих изменений, но для меня достаточно было видеть "пляску" показателей состояния Дженкинса, чтобы понять одно: Шепард прямо и глубоко повлиял на Ричарда. Повлиял так, что действительно изменил его. — Чаквас помолчала несколько минут, неспешно выпивая мелкими глотками половину содержимого своей кружки с травяным настоем. — Затем, под его дистанционное влияние попал Кайден Аленко, офицер-биотик. До этого он часто, я бы сказала — очень часто — мучался головными болями. Они его и раньше преследовали, но нервозная, нестабильная обстановка, сложившаяся во время подготовки к полёту на Иден на фрегате только усугубила состояние лейтенанта. Не проходило дня, чтобы он из-за этих жутких головных болей не превращался в инвалида. Мне постоянно приходилось давать ему препараты, чтобы эти мигрени отступали куда-нибудь, а то ведь головные боли совершенно выводили человека из строя. — я помолчала несколько секунд, поставила полупустую кружку на стол. — Шепард тогда остался в салоне. А Кайден находился в то время в пилотской кабине, рядом с Джефом Моро. Я отчётливо видела на своих индикаторах состояния, что Шепард влияет на Кайдена. Влияет мощно, глубоко и полно. И Кайден избавился от своих головных болей, от своей мигрени. Имплантат. Можно сказать, что он отключился. Кайден стал едва ли не первым земным офицером-биотиком, у которого необходимый по уставу и правилам имплантат вживлён, но не включён. Я не понимаю, как Шепарду удалось выключить этот имплантат, как по мне, так там вообще выключение не предусмотрено, но Шепард это сделал. — я встала, тихо и осторожно прошлась по выгородке, заменявшей мне кабинет, остановилась у закрытого заслонкой иллюминатора. — Потом... под влияние Шепарда попал Джеф Моро. И если бы не появление в том салоне Дэвида, Моро бы тоже ощутил на себе всю мощь и глубину трансформационного воздействия нового старпома.

— Дэвид... рисковал, — проговорила матриарх, с неослабевающим интересом слушая мой рассказ.

— Да, он — такой. Большинство достойных мужчин рискуют. И совершенно не потому, что вроде бы хотят произвести на нас, женщин, какое либо положительное впечатление, — подтвердила я. — Я, конечно, сразу доложила Дэвиду о том, что происходит в салоне, а уж о том, что произошло с Дженкинсом и Аленко он сам затем узнал достаточно быстро и полно. — я отошла от иллюминатора. — Дэвид пошёл в тот салон и я боялась за него. Я не знала, не представляла себе сколько-нибудь чётко и полно, на что ещё способен Шепард. А он оказался способен удивить Дэвида. Тогда он впервые показал Дэвиду лицо "Властелина".

— Как?! — изумилась матриарх. — Своими способностями?!

— Нет, — отрицательно покачала головой я. — Нет, — повторила я. — Вряд ли это убедило бы Дэвида в нужной мере. Мои подруги — техники и инженеры — доложили мне, что Шепард тогда очень своеобразно воспользовался возможностями, свойственными разведывательному фрегату. А потом я от Дэвида узнала, что коммандер Шепард, просто и, что ещё интереснее, быстро и незаметно поменял настройки нескольких десятков следящих систем, разбросанных кораблями Земли по небесным телам. После чего вместо облака космической пыли на экране перед командиром разведфрегата предстал Жнец.

— Тот самый "Властелин" — произнесла полуутвердительно — полувопросительно Бенезия.

— Да, — подтвердила медик. — Тогда мы ещё не знали, что он идёт к Иден-Прайму. Он шёл по пространствам, отнесённым Советом Цитадели к ведению Земли и Солнечной Системы. Уже это, уверена, насторожило сначала Шепарда, а потом и Андерсона. Дэвид, конечно, проверил данные, предоставленные Шепардом, но они оказались точными и полными. И тогда я поняла, что мирное время отодвинулось в прошлое ещё больше и ещё дальше. Я видела на индикаторах состояния, как заволновался, совершенно по-серьёзному заволновался Андерсон. И поняла, что это волнение — настоящее. Предстояло что-то такое, с чем люди, человечество, земляне раньше никогда не сталкивались. Позднее Дэвид мне пояснил: тогда Шепард рассказал ему о том, что такое эти Жнецы. Рассказал так и с такими подробностями, что у Андерсона не осталось сомнений: впереди у нормандовцев и у корабля — большая проблема. И — большая боевая работа. Пусть и разведывательная. О боестолкновении тогда Дэвид боялся даже подумать — уж я-то знаю, — отметила я с долей искренней озабоченности в голосе. — Ну не предназначены земные разведфрегаты для боёв в линейном строю! А тогда, насколько я сумела понять, сложись ситуация — и нам, нормандовцам, пришлось бы ставить фрегат в позицию боевого огневого противостояния. Это в корне противоречит предназначению корабля. И — предназначению команды, — подчеркнула я, — тоже противоречит! Дэвид позднее мне сказал, что его как холодным душем окатило: этот супердредноут, этот сверхдредноут ударит по Иден-Прайму! Мы чисто автоматически, как воины, сразу предположили, что он идёт к этой планете как минимум для осуществления орбитальной бомбардировки. А потом — прицельного уничтожения очагов сопротивления. Как всегда и так стандартно.

Я обеими руками взяла свою кружку, согревая пальцы и ладони теплом напитка и корпуса сосуда:

— Дэвид потом сказал, что Шепард уже решил не давать Спектру Крайку воли на нашем фрегате. Опуская некоторые детали, скажу так: я ощутила, что Дэвид и Джон ещё глубже и ещё полнее поняли друг друга. Они становились командой, единым целым. В итоге Дэвид официально дал Шепарду карт-бланш, предоставил возможность сделать всё, чтобы минимизировать потери, ущерб, утраты, если действительно Жнец атакует Иден-Прайм. В результате Шепард переформатировал экипаж. Предоставил полисменам возможность реально вспомнить свои гражданские профессии и специальности. А тем, кто их не имел — предложил войти в состав группы высадки, стать мобильной вооружённой силой фрегата. Были проведены несколько тренировок, учений. У ретранслятора мы ненадолго легли в дрейф, в ходе которого выполнили боевое заретрансляторное сканирование, уяснили ситуацию, составили просчитанные, реальные планы действий. Шепард, с разрешения Андерсона, взял на себя полное руководство и управление экипажем и совершил, не побоюсь этого слова, чудо. Да, — отметила врач, — я не могу сказать, что мы пришли к Иден-Прайму готовые ко всему. Но мы пришли туда готовые к очень многому из того, к чему, не будь на борту Шепарда, мы бы оказались не готовы.

— Я помню, — негромко сказала матриарх. — "Властелин" опустился на планету. Для Жнеца её название не имело значения. Он приготовил к высадке десант гетов. Именно гетам, как я тогда смутно в период очередного "просветления" понимала, было поручено забрать Маяк силой. Этих шагоходов было на борту много — вспоминая, отметила азари. — А потом я почувствовала, как по кораблю, по Жнецу стали стрелять и он попытался взлететь. Был удар. Меня выбросило из кресла. Я ведь тогда не пристегнулась, всё вокруг выглядело так спокойно. Не знаю. Сейчас я думаю, что, будучи хаском, я отвыкла как-то уж особо заботиться о своей телесной сохранности, а может быть — и уверовала в свою неуязвимость. И в неуязвимость корабля — тоже уверовала, — матриарх помолчала некоторое время. — Сарен, помню, тоже не успел пристегнуться. Впрочем, как сейчас вспоминаю, он почти никогда и не пристёгивался. Может, тоже бравировал неуязвимостью, столь свойственной, как оказалось, хаску. Дутой, не спорю, неуязвимостью. Может быть, я даже не успела сесть в кресло. Сейчас не могу вспомнить очень точно тот момент. И очнулась я уже здесь. Наверное, здесь, в Медотсеке, только и смог очнуться и Артериус. Очнулись мы уже свободными. А на борту Жнеца мы были предельно несвободны. Мы были... Сейчас мне об этом даже страшно подумать, хасками, — в глазах матриарха блеснули слёзы. — Простите, я несколько разнервничалась, — она вытерла глаза платком, промокнула уголки глаз.

— Тогда, на борту Жнеца, вы оба находились в глубоком шоке. И ваши жизненные показатели были "задавлены". Тогда мы ещё и не предполагали, что это сделал именно Жнец, — уточнила я, подождав, пока азари справится с волнением и уберёт платочек в кармашек. — По согласованию с Андерсоном, Шепард распорядился, чтобы лейтенант Аленко убыл в лагерь археологов, а сам с Дженкинсом и несколькими полисменами полетел к Жнецу, чтобы эвакуировать вас на борт фрегата.

— Я тогда почувствовала, что Жнец. Это сложно пояснить, но вроде бы он умер. Я не могла ни с чем сравнить это ощущение резкого охлаждения.

— Шепард изъял из Жнеца его пилота. Сейчас он — на борту фрегата, в изолированном контейнере, — сказала я.

— Богиня! Как же он силён! — сказала матриарх. — Получается, что корабль действительно умер, а его пилот, о существовании которого ни я, ни Сарен тогда толком и не знали, поскольку были несамостоятельными хасками, остался жив и, более того — оказался неспособен повредить ни Шепарду, ни нормандовцам, ни фрегату!

— Я, как врач, не знаю, остался пилот жив или впал в какое-то особое состояние, — сказала Чаквас. — Это — за пределами моей нынешней компетенции, моего понимания. Могу только сказать, что забрав в изолирующий кофр то, что представлял собой пилот Жнеца — сама я это тоже не видела своими глазами, поэтому от комментариев воздержусь, группа высадки во главе с Шепардом приступила к поискам вас и Сарена. Потом была осуществлена эвакуация. Теперь я могу сказать: турианца нашли под вздыбленным на кронштейне креслом. Сарен был одет в броню тяжёлого класса. А вас нашли неподалёку от Сарена. По телеметрии, поступавшей от датчиков брони членов группы высадки, я сразу определила, что Сарен почти не пострадал, чего нельзя было на тот момент сказать о вас. Дженкинс, простите за подробность, быстро определил, что вам, Бена, по большинству летосчислений — девятьсот пятьдесят лет, чем капрал был, не скрою, очень остро и глубоко впечатлён. Шепард зафиксировал ваше левое предплечье и правую голень, смазал раны панацелином. И затем — вынес вас на себе.

— Я тогда была без сознания. Но я теперь понимаю, что, — азари попыталась продолжить мысль, но Чаквас молча положила ей руку на колено:

— Не надо, Бена. Это — сложно сказать словами. И это — только ваше, внутреннее. Если вы полюбили Джона, значит, за что-то он действительно заслуживает вашей любви.

— И — вашей тоже, Карин, — тихо ответила, опустив голову, матриарх.

— Возможно, — не стала возражать Чаквас. — Джон, как мы обе теперь знаем, достаточно необычен. И женщине любой расы его любить... Не означает отказываться от самой себя, от своей свободы, своего способа жизни. Не буду отрицать или скрывать: он — сложный человек. Не каждая женщина будет достойна его любви. Далеко не каждая, — подчеркнула врач. — Потому, наверное, хорошо, что он не протестует против того, что многие женщины уже сейчас его любят. Просто — любят, без всяких там далеко идущих, хотя, в общем-то, достаточно стандартных планов.

— Жаль, Карин, — тихо сказала Бенезия. — Мне искренне жаль, что я — матриарх и, скорее всего, никогда не смогу родить от Шепарда ребёнка. Да, азари. Но вот я слушала ваш рассказ, слушала и думала о том, что этот ребёнок от Джона был бы уникальной азари.

— Может быть, — тихо сказала Чаквас. — Очень даже может быть.

— И я очень надеюсь, Карин, что я теперь смогу построить свои взаимоотношения с Лиарой по-новому. Во многом — по-новому. Это полустолетнее молчание кажется мне теперь большой, огромной, тяжёлой ошибкой. У Лиары должна быть полная семья. Теперь я не буду скрывать от своей единственной дочери ничего, что, в частности, касается её отца. Она даже не знает точно, что её отцом является Мятежный Матриарх — Этита. Я, по многим причинам, от неё это скрывала. Хотя скрывать от столь любопытной и настойчивой, а главное — умной дочери такое. Было даже мне, многоопытному политическому и религиозному лидеру, довольно-таки сложно, — матриарх помолчала несколько секунд. — Я уверена, что теперь я должна быть максимально близка со своей дочерью. Лиара должна знать, что у неё есть и мама и папа и что и я и Этита очень её любим. И ещё, Карин, извините, но я скажу это вслух и чётко: я обязательно сделаю всё, чтобы Лиара поняла, осознала и приняла как великую данность, что только благодаря Джону и вам я вернулась к ней живая, здоровая и нормальная. А Этита, я убеждена, поймёт это автоматически. Она... достаточно опытна в таких делах и вопросах, — едва заметно улыбнулась матриарх.

— Бена, я вас несколько заболтала, — мой голос был по-прежнему тихим и спокойным. — Потому вам надо четыре-пять часов поспать. Джон будет спать ещё очень долго: минимум шесть — двенадцать часов. И потом, после того, как вы поспите, у нас ещё будет возможность о многом поговорить наедине.

я встала. За мной поднялась и старшая Т'Сони.

— А если и не будет, — продолжила врач негромким голосом, — то это — далеко не последний наш разговор.

— Не последний, — тихо ответила Бенезия. — Это — точно. И я очень рада вашей открытости. Для меня это очень много значит. Я теперь гораздо лучше понимаю Джона. И он для меня стал ещё дороже. Я убедилась в том, что он достоин моей любви и я этому очень рада, — матриарх отодвинула в сторону полотнище ширмы своей "выгородки", прошла к кровати, легла, прикрылась одеялом. — Спасибо вам, Карин, — сказала она подошедшей к ложу Чаквас. — Я буду спать. Не беспокойтесь. Буду спать теперь спокойно и долго, — она закрыла глаза и действительно, как почувствовала врач, быстро и глубоко заснула.

Вернув на прежнее место полотнище ширмы, я прошлась по периметру своего "кабинетика", обдумывая разговор с Бенезией.

Конечно, впереди ещё немало таких разговоров. Потому что фрегат задержится на этой планете очень надолго, минимум на несколько декад. На сколько — сейчас сказать сложно. Но в том, что "Нормандия" не улетит в ближайшее время с Иден-Прайма, у Чаквас теперь не было никаких сомнений.