Джейн и мир масс эффекта. Глава 27

Глава 27 Обнаружение подземных уровней с саркофагами с выжившими протеанами (от лица Андерсона)

Я был взбешён. Районные чиновники оказались ещё более невменяемы, чем чиновники планетной администрации. Несмотря на прямые указания из Константы, они упорно продолжали делать вид, что ничего не изменилось, что случившееся вот прямо здесь, рядом с резервным космодромом, уже не так и страшно, а значит — не так уж и важно. Потому, по их мнению, нечего напрягаться и нечего менять привычный стиль работы, а точнее — стиль ничегонеделания. Ленивое перекидывание файлов и пластобумажных листочков теперь Андерсон воспринимал только как ничегонеделание и никак иначе. Не получалось у него воспринимать такую деятельность по-другому.

Наверное, следовало побудить как-то Шепарда и турианцев с протеанином полететь в райцентр к чинушам всем вместе, может быть тогда и получилось бы как-то быстрее, вряд ли эффективнее. Но время... время очень дорого и пришлось разделиться, чтобы успеть сделать одновременно больше, чем можно было надеяться сделать последовательно. Да и к чему последовательность — вот Шепард полетел к журналистам и те мигом присмирели, прониклись, поняли, что к чему и почему. Быстренько взяли под контроль всех "пришлых" писак и снимак и стали работать, а предаваться увеселениям и безделью, сопли на кулак наматывать.

Кстати, а откуда это выражение-то?!... Он вроде бы так и не думал и не говорил никогда. Не в его это стиле. А, ясно. В холле Дома Совета Района в книжном киоске попалась тут ему книжка пластиковая. "Новые имперские анекдоты".

Империя... Россия. Огромная страна, мощная. Независимая. Не то что страны Альянса, которые поодиночке... Тьфу! В Империи все точно уже "на ушах" стоят, по-другому там работать, действовать и жить не умеют. И если там стоят "на ушах"... То уж точно знают и понимают гораздо больше — разведка Империи на Земле считалась одной из лучших, если не лучшей. Признаваться в том, что именно российская астроразведка лучшая — в Альянсе Систем не любили, не хотели и не могли. А вот перещеголять, превзойти имперцев в нелёгком разведывательном ремесле... мягко сказать — не умели. Теперь я был убеждён — и не особо и хотели. Не хотели напрягаться. Хотя сейчас и в очень недалёком будущем только постоянное напряжение может спасти землян от разгрома.

Тридцать лет тому назад турианцы. Да, да, те самые турианцы. Они уже были полностью готовы и, главное, способны вбомбить "зарвавшееся" человечество в каменный век. Можно долго выяснять, действительно ли "зарвалось" человечество или это кто-то из борзописцев увлёкся цветистым выражением. Которое стали автоматически тиражировать менее удачливые коллеги этого писаки, а на самом деле человечество ни на йоту не "зарвалось" — оно всегда таким было.

Так вот турианцы уже были готовы резко ослабить потенциал человечества тридцать лет тому назад. Одна раса. Из полутора десятков ставших известными землянам. А теперь... Теперь всем этим расам, всем этим расам вместе, кстати, с человечеством, придётся противостоять расе, раз за разом уничтожавшей всю разумную органическую жизнь в Галактике.

Всю. Разумную. Органическую. Жизнь.

Мрачный как грозовая туча, я неспешно вышел из здания Дома Совета Района, поднялся на борт прибывшего "командирского" челнока, кивнул водителю. Наверное, только я, Андерсон, знал, чего мне стоило тогда просто спокойно кивнуть водителю, сразу закрывшему боковую салонную дверь и одновременно немедленно поднявшему челнок в воздух.

Если разобраться, чиновников-районщиков можно понять. Что бы там ни решили в Константе, не им, столичникам, дано знать всё в деталях так, как это доступно местным районным управленцам. Разговор с местными руководителями получился... цветистым.

Я сразу отметил, что среди районщиков нет единства. Одни считали, что действительно, происшедшее вот тут, рядом, противостояние между Жнецом, иден-праймовской инфраструктурой и разведфрегатом — серьёзный сигнал, который требует изменить благодушное настроение как минимум на настроение предвоенное. Другие — колебались, не веря, что мирное время может вот так быстро отодвинуться куда-то в прошлое. А третьи вообще ничего не желали менять, считая, что раз Жнец вот уже несколько часов подряд не проявляет агрессивности, то нечего особо и напрягаться, ожидая каких-либо дальнейших неприятностей.

Пришлось постепенно, но неуклонно "ломать" настроение этих третьих, потом — "чистить" настроение вторых и поддерживать настроение первых. Я чувствовал себя явно "не в своей тарелке": да, я сам решил полететь на встречу с районными чиновниками, это было мое решение, мой выбор. Но едва только я сел в кресло за столом переговоров — один против двух десятков чинуш... Я искренне пожалел, что у меня нет возможности вызвать сюда, к этой площади райцентра фрегат и ударить из двух "Таниксов" по этому зданию. Просто для того, чтобы нигде и никогда больше не осталось никакой памяти об этих чинушах. Фрегат благодаря проведённой подготовке смог противостоять сверхдредноуту. Плохой я был бы командир, если бы не знал, не слышал, как определяют его коллеги класс этого корабля. Ухитрившегося пройти едва ли не парадным маршем через полгалактики и усесться на Иден-Прайме. Чтобы всего-навсего отобрать у иден-праймовцев протеанский Маяк.

Если бы не подготовка, проведённая под нажимом старпома Шепарда... Последствия для Иден-Прайма и для "Нормандии" были бы просто катастрофические. И у районных чинуш не было бы ни одной свободной секунды. Они бы вздохнуть не успели, как эта креветка, передвигаясь на своих лапах, добралась бы до райцентра и устроила тут локальный Армагеддон. Выжгла бы главным излучателем этот райцентр, повредила бы — и весьма серьёзно — всю управляющую инфраструктуру, а дальше... Дальше прошлась бы по району. Здесь, на Иден-Прайме, кстати, нет вменяемой профессиональной наземной армии, так, сборище "ополченцев". Да, может быть, кого-то из простых иден-праймовцев это и уязвит, но... факты — упрямая вещь. Космодром... если бы креветка не была остановлена согласованным ударом планетной инфраструктуры и фрегата... можно было уже раз пять списать в утиль. И никто бы впоследствии не стал уточнять, что космодром-то — резервный. Блокировка Жнецом линий связи, в том числе — дальней космической — это уже выглядело бы на таком фоне мелочью.

Да, потом можно было рассчитывать, что к замолчавшей колонизированной землянами планете земляне пришлют разведку. Хотя бы пару фрегатов. Возможно — крейсер. А тут — Жнец. Ожившая легенда. Выстоит крейсер против сверхдредноута, удобно устроившегося на планете? Артиллеристы фрегата-прототипа доказали Андерсону в стиле "дважды два — четыре", что Жнец спокойно и свободно мог бы ссадить с орбиты этот крейсер. Прибывший корабль пикнуть бы не успел, не только подать стандартный сигнал опасности. А дальше... дальше была бы начата Жатва.

Общаясь с чинушами райцентровского уровня, я чувствовал странное удовлетворение. Я их, этих чинуш, давил. Давил психически, давил так, как они явно не ожидали. Давил фактами, давил фильмом о бое со Жнецом. Ну не могли они видеть всё в деталях. Не могли по вполне понятным причинам. Фильм этот их впечатлил. Не всех, не сразу, но впечатлил. Я понял, что я смогу додавить этих штатских. Смогу.

Да, на встрече присутствовали руководители местных военных и ополченческих районных структур. Точнее — не сами руководители, а их заместители. Руководители посчитали, что каперанг Андерсон — слишком маленькая величина, чтобы почтить его своим присутствием. Личным присутствием и, соответственно, личным участием в этой встрече. Так что штатским чиновникам районного уровня пришлось общаться с командиром фрегата-прототипа в непривычном и очень опасном формате — "штатские против армейца".

Мой боевой настрой рос как на дрожжах, а вот настроение моих собеседников — падало. Знакомая песня: нету фондов, нет возможностей, нет ресурсов. Нету, нету, нету! И куда всё сразу подевалось?

Да, инфраструктуре района нанесён крупный, серьёзный ущерб. Это — факт. Но в результате — остановлен и обезврежен сверхдредноут, корабль, ранее считавшийся легендой. Не имевшей ничего общего с объективной реальностью. А теперь... Теперь вот — прямо из окон административного здания виден шпиль этой ожившей легенды. Реальной легенды. Дикое выражение, если вдуматься: "реальная легенда". Возможно, кто-то из местных и их, нормандовцев, вольно или невольно возвёл в статус легенды. Возможно. Но это, пока что, совершенно лишнее. Они все делали свою работу.

Странный полёт, странный рейс, странная задача. Всё странное. И вся эта странность разрядилась боем со Жнецом. Со сверхдредноутом. Снова оказались правы преподаватели Академии "Эн-Семь", говорившие, что не только большое бьёт по малому, иногда и малое успешно и эффективно бьёт по большому. Хорошо, если малое действительно будет раз за разом справляться со столь большим, как эти корабли в ходе предстоящей войны.

От чиновников теперь требовалось поработать. Не просуществовать в безделье от рассвета до заката, а поработать. И я физически ощущал нежелание районных чиновников работать. Настолько сильное нежелание, что... Можно было пояснить это нежелание чем угодно, но нужны ли ему, командиру фрегата-прототипа, сейчас эти пояснения? Нет, ему нужна конкретная, активная, напряжённая работа всей пирамиды местной власти, всей пирамиды управленцев — от босса до последнего клерка и уборщицы.

Разговор с чиновниками получился... сложным. Пришлось давить. Давить не только фактами и документами. Давить всеми доступными средствами, включая психический террор. Да, да. Пришлось пугать, выводить из себя, проявлять то, что долгие годы скрывалось под внешней "маской".

Многие чиновники, глядя на "проявление" своих коллег, были совершенно искренне удивлены и изумлены. Руководителям... некуда деваться, пришлось в темпе заменять одних чиновников другими, "тасовать колоду", а ему, офицеру ВКС, спецназовцу и эн-семёрке, следить, чтобы это "тасование колоды" не переродилось в очередную бесполезную и даже вредную чиновничью игру, целью которой был надёжный отвод глаз.

Многих заменили за эти несколько десятков минут. Кого-то пришлось отпаивать, кто-то ударился в истерику. Это только неумными комментаторами СМИ утверждается, что мужчина — существо в принципе не склонное к истерике. Ещё к какой истерике оказались склонны мужчины, носившие чиновничьи костюмы!

Что поделать — расслабились, разнюнились, а как настал момент концентрации — "ну не шмогла я, не шмогла", как и написано было в той книжке новых имперских анекдотов. Ага, новых! Имперцы — большие мастера пошутить оказались и многие анекдоты были совершенно не новыми. Жизнь — вообще ужасно стандартная и неразнообразная штука, если присмотреться и вдуматься. А тогда, когда я наблюдал за тем, как реагируют на распоряжения своих руководителей самые разные чиновники, приглашаемые в тот зал... Жизнь казалась ещё более пресной.

Требовать от новоназначенных и новозаменённых людей трудовых подвигов... мне это казалось совершенно излишним. Здесь не было никого, кто хотя бы в первом, самом грубом приближении соответствовал уровню Шепарда или его, каперанга Андерсона, уровню. Да и соответствовавших уровню капрала Дженкинса тут находилось мало. Все были ниже даже этого нижнего, если судить по "Нормандии", уровня подготовленности.

Прошло несколько часов, а пирамида власти района поворачивалась в нужном направлении ещё медленнее, чем пирамида власти планеты Иден-Прайм. Ещё медленнее. И — ещё проблемнее. Похоже, тут действительно привыкли к опасному убаюкиванию шестидесятичасовых суток. Которое мне приходилось преодолевать, часто срываясь на режим "прямого слома". Да, неполиткорректно, да, жестоко, да, немилосердно, да, невежливо. Но если сейчас не навести порядок в районе — нельзя будет решить правильно поставленные задачи и проблемы.

Нельзя было отдавать таким чинушам ни грана информации о подземной протеанской базе и тем более — о засыпанном где-то там, на глубине, возможно, за сотню метров, боевом протеанском корабле. Явик убеждён, что это — фрегат "Клинок Ярости". Другого корабля в то время, в том прошлом Цикле, когда на Иден обрушились Жнецы, здесь на планете уже не было: протеане успели вывезти почти всё ценное, прежде всего — корабли. Без кораблей с флотами Жнецов и их приспешников, как пояснил мне Явик, воевать со Жнецами не было никакой мыслимой возможности.

Всё же фрегат не услали с Идена. Для того чтобы оставленное на планете подразделение протеан-воинов имело хоть какой-то шанс уйти, если не удастся воспользоваться анабиозом. Кто же тогда знал, что удастся?! Возможно, удалось не всем и Явик... действительно один. А раз он один сейчас и, вполне возможно, будет один всю оставшуюся жизнь — я вынужден был допустить и такой вариант развития событий — надо было сделать всё, чтобы обезопасить и место расположения протеанской базы, и место расположения корабля. Остальные места... да, их тоже следовало защитить, проверить, очистить от тех артефактов, которые ещё можно будет вывезти в скрытом режиме под маскировкой и мощной охраной на борт фрегата-прототипа. Да, маленький корабль, но ситуация... слишком нестандартна и потому придётся напрячься.

Нельзя отдавать чинушам такие лакомые куски. Потому фрегатский пост РЭБ продолжал держать "колпак" над планетой, фильтруя траффик и не давая возможности передать с планеты в окружающее пространство ничего сверх определённого лимита. Кто же знал, что Шепард разглядит в полисменах таких профессионалов?!... Кто же знал?! Да и сам Шепард не знал. Да, кое-что, конечно, он, как эн-семёрка, знал и умел, но после того, как его неслабо так дважды тряхнуло в том салоне... Он ведь старался скрыть от всех нормандовцев своё состояние... Всемерно старался скрыть. Слабый старпом — это настоящее проклятие для боевого военного корабля, вот Шепард и старался быть сильным хотя бы внешне, а ещё больше старался быть сильным внутренне.

Эти чинуши... Даже не пытаются они быть сильными. Они стараются быть обычными. Отошёл от административного здания — и готово, уже простой мирный штатский житель, а никакой не руководитель. Глупо, но вполне реальный вариант. Только вот Жнецы — не тот враг, который поверит в этот "погорелый театр". У них, как теперь знал и понимал я, приказ один: тотальное уничтожение всех разумных органиков. Независимо от расы. Всех!

В этой уверенности, что теперь Жнецы будут уничтожать всех разумных органиков, независимо от расы, возраста, пола, социального положения, не было ничего особенного. Жнецу-Наблюдателю не дали вывезти с Идена протеанский Маяк, содержащий предупреждение о грядущей Жатве? Не дали. Протеанина, пока что — единственного, нашли, вернули к жизни? Вернули. К войне стали заблаговременно, хочется верить, готовиться? Стали. Да за такую "триаду" любой Жнец просто обязан в кратчайшие сроки организовать и провести вторжение в галактику, чтобы наказать всех разумных органиков. Именно всех, не фильтруя, не сортируя, не делая особого выбора. Вернуть вспять ничего не возможно. Маяк уже на борту фрегата, протеанин — найден, Жнец — выполняет функции наблюдателя, а не боевого военного корабля, пилот которого вроде бы обязан по мало-мальски вменяемым уставам немедленно организовать на Идене некий локальный Армагеддон. Может быть — из мести, а может быть — для того, чтобы остальные Жнецы восприняли это как сигнал к немедленному выступлению, сигнал к немедленному началу Жатвы.

Здесь, и не только на Идене, местным жителям и их руководителям надо организовывать сопротивление. И возглавлять его. На всех уровнях. А эти... чиновники не могли справляться надлежащим образом со всеми проблемами и вопросами даже в мирное время. А тогда, когда в Галактику придут Жнецы, они вообще перестанут справляться с возникающими вопросами. И что тогда делать? Нет, определённо, надо остаться на этой планете. И надолго. На месяц — как минимум. За меньший срок сделать что-либо действительно стойкое и прочное — не получится.

Можно было бы, конечно, попытаться, но... У меня не было уверенности, что это возможно. Да, Советники могут вспомнить о своём распоряжении относительно доставки Маяка с Иден-Прайма. Могут? Могут. И, если вспомнят, то им доложат о случившемся на планете бое. А дальше... Дальше либо они сами поймут, либо им пояснят их помощники.

Если действительно удастся найти базу, найти корабль протеан, то эти два артефакта сдавать Советникам ни в коем случае нельзя. Равно как и Маяк. Явик... Да, он расшифрован, о его существовании и, возможно, о деятельности на Иден-Прайме, Советникам уже доложили. И доложат. И будут докладывать впоследствии почти постоянно. Конкурент для Советников... просто неимоверный. Они сразу почувствуют в нём нешуточную, реальную опасность. Если он выжил, значит у всего протеанского, что только возможно найти в Галактике, появился хозяин.

Плакали тогда законы и постановления — как местные, так и общегалактические, объявлявшие протеанские реликвии и артефакты... мягко сказать, ничейными. Менять, конечно, Советники и их помощники ничего не будут — они ведь чиновники, не любят напрягаться и тем более — перенапрягаться. Но усложнить жизнь Явику... могут хотя бы попытаться. И обязательно попытаются. Неоднократно попытаются.

Явик с ними церемониться не будет. У него, как у Старшей Расы, полно весьма специфических возможностей для того, чтобы наказать Советников и их прихлебателей за эти попытки.

Вспоминать в деталях своё недавнее общение с районными чиновниками мне не хотелось. Важно было одно: я сумел заставить районных "божков" понять, что им лучше понапрягаться и поработать так, как это действительно сейчас необходимо и будет необходимо в ближайшем и отдалённом будущем. Отдых — кончился, работа — началась. Со временем чиновники Идена поймут, что против них может выступить не только экипаж и команда военного боевого разведывательного фрегата-прототипа, но и очень многие местные жители. И не только штатские, кстати.

А это уже — серьёзно. Скорее всего, ротация чиновников продолжится. Теперь уже — с использованием замены извне. Понравится или не понравится это районным "божкам" — меня это сейчас не интересовало совершенно. Главное было — с максимальной пользой использовать время до Вторжения.

— Командир, коммандер Шепард распорядился подвезти его к раскопкам доктора Сташинского. Он высадился там. Челнок вернулся к фрегату, — доложил водитель, прочтя выведенное на экран текстовое сообщение вахтслужбы фрегата.

— Принято, спасибо. Курс прежний — фрегат. — Я прочёл сообщение на своём инструментроне — более полное и детальное, чем то, что было высвечено на водительском инструментроне.

— Есть, — водитель плавно положил челнок в вираж. — Прибываем через двадцать минут.

Отвечать пилоту я не стал — читал только что поступившие с борта фрегата рапорты и сообщения. Требовалось дать распоряжения, внести правки, откорректировать планы. Командирская работа, никуда от неё не денешься. Да, он возвращается к кораблю и на корабль, но... времени терять нельзя, уже ясно, что всему экипажу и команде придётся на Иден-Прайме задержаться. И поработать.

— Командир, — водитель выходит на канал командирского наушного спикера. — Мы — на подходе.

— Вижу. — я бросаю короткий взгляд в боковой салонный иллюминатор. Водитель наклонил машину, вводя её в вираж — обычная "коробочка", ничего особенного. Да, вот видны женщины и девушки из состава экипажа и команды фрегата. Они по-прежнему — среди местных жителей и жительниц, неспешно перемещаются от дома к дому. Удачно так сел фрегат: посёлок оказался прикрыт им от Жнеца. Так что за дюзами фрегата как раз и стоят в нескольких сотнях метров эти домишки. В случае чего разведкорабль прикроет от художеств Жнеца, но...

Почему-то сейчас мне кажется, что стрелять Жнец не будет. Шепард поговорил с пилотом Жнеца, поговорил так, как только ему и доступно, а значит... особых указаний на то, что Жнец будет выходить за рамки разведки, пока нет. Можно верить или не верить пилоту Жнеца, но лучше верить Шепарду. Без его активного и прямого участия всё могло сложиться гораздо хуже.

Челнок уходит вперёд, к носовой оконечности фрегата. Я осматриваю корабль — когда ещё предоставится такая вот возможность взглянуть на "Нормандию" извне, своими глазами. Да, на Цитадели в Доках будет можно посмотреть, но там вид — туристский, однонаправленный, а здесь можно взглянуть на фрегат с разных сторон.

— Господин каперанг, — к опустившемуся на плиты посадочной площадки челноку подошёл Прессли. — На фрегате и вокруг него в охранной зоне — без происшествий Личный состав...

— Ладно. — Андерсон поднимается с кресла, выключает инструментрон. — Рапорт принял. Давай без чинов, время дорого.

— Есть, Дэвид. — Прессли опускает руку, расслабляется. — Достали чиновники?

— Не то слово. Хотел поднять фрегат и вдарить по их домику из "Таниксов", — роняю я, сходя на плиты посадочной площадки и направляясь к трапу "Нормандии".

— Их у нас только два, но воронка была бы глубокая. — Прессли пристраивается чуть позади слева от меня. — Наши дамы продолжают "обрабатывать" местное население, кое-какая информация об их влиянии ушла к дальним посёлкам. Местные — уже прониклись. Попыток перехода границы охранной зоны за последний час не отмечено. Сидят в кустах и за деревьями, наблюдают, не без этого, но дальше, на нашу территорию — ни-ни.

— Это — радует. — я киваю и козыряю вахтенному у входного шлюза корабля, переступаю порог. Обычная процедура шлюзования — атмосфера на корабле должна быть своя, профильтрованная. Откинув внутреннюю крышку, я делаю шаг через высокий порог. — Идёмте ко мне и — пригласите лейтенанта Аленко.

— Есть. — Прессли, отдавая вполголоса распоряжение, склоняется к наплечному спикеру, одновременно пристёгивает шлем к поясу. — Будет вовремя, командир.

— Хорошо. — я переступаю порог своей каюты, прохожу к рабочему столу, включаю настольный инструментрон, активирует настенные экраны. — Присаживайся. Придёт Кайден — кое-о-чём придётся поговорить. Как у Шепарда обстановка?

— Рапорт, — присевший за приставной стол Прессли подаёт командиру корабля два ридера. — В общем и целом — бурение основного вертикального ствола уже началось. Явик и Джон наблюдают, археологи бдят. Охрану и контроль района наладили, прикрыли всеми необходимыми средствами защиты от несанкционированного получения информации о происходящем под шатрами. Дело это долгое, бурение...

— Ладно. Бурят и бурят. Это хорошо. — я просмотрел ридеры. — Доклад как всегда полный, — присев за стол, командир расписался на экранчиках ридеров своим стилус-кодатором, подтвердив факт ознакомления. — Кайден, проходи, садись, — кивнув остановившемуся на пороге каюты лейтенанту, я положил ридеры на стол, пододвинул к себе инструментрон. — Итак, что мне удалось сделать у районных чинуш... — командир не стал скрывать от навигатора своё недовольство результатами встречи. — Их настрой...

Чуть меньше двадцати минут я рассказывал своим офицерам о том, что говорили и что хотели сделать чиновники районного уровня. Прессли кивал, отмечая важные места в рассказе,

Кайден сохранял спокойствие и невозмутимость. Поглядывая на него, я дивился: раньше по любому острому поводу — а рассказ командира о тупости местных гражданских чинуш — именно такой повод, Аленко вспыхивал биотикой, несмотря на всю свою подготовку, направленную на сдерживание подобных вспышек, а теперь он сидит рядом как совершенно обычный офицер ВКС. И не скажешь, что биотик-профессионал. Спокойный, рассудительный. Вставил к месту две-три реплики и дальше слушал спокойно.

— Так. Хорошо. Теперь переходим к тому, что следует сделать в самое ближайшее время. — я встал, включил свой инструментрон. Зажглись настенные экраны. Прессли и Аленко повернулись в креслах, чтобы с удобством смотреть на пластины экранов. — То, что мы будем заниматься нашими двумя районами — подтверждается. Пускать кого-попало в них мы по-прежнему не будем. Но один из местных чиновников, с которым мне удалось пообщаться, как говорится, в кулуарах между раундами переговоров, подкинул мне идею. Может быть, преждевременную, а может быть — весьма разумную. Речь идёт, коллеги, о персональной базе для нашего фрегата, — он замолчал, давая возможность слушателям в тишине обдумать сказанное.

— А не рано?... — задумчиво сказал Аленко. — Мы ведь через месяц — ту-ту, би-би — улетим, а... тратить планетные ресурсы... Нет, что-то тут не похоже очень на местных чиновников.

— Непохоже, — согласно кивнул Андерсон, остановившись у одного из настенных экранов. — Но мы тут застряли на целый месяц и все эти тридцать дней должны будем работать в авральном режиме. Да, да, коллеги, в авральном! На нас, на экипаже "Нормандии" слишком много завязано, если говорить проще, — он подошёл к столу, надавил на несколько сенсоров клавиатуры настольного инструментрона. — Пересылаю вам файлы. Ознакомитесь — жду ваших письменных предложений. Материалов там предостаточно, так что с ответами особо не тороплю, но постарайтесь дать ответы в самое ближайшее время. Не больше двух суток, коллеги.

Аленко и Прессли кивнули, услышав сигналы своих инструментронов, известившие об успешном приёме файлов. Никто из офицеров не стал включать даже малые экраны, увидев, как я со своего инструментрона вывел на один из настенных экранов несколько таблиц и графиков:

— Итак, вот что я предполагаю сделать в самую ближайшую декаду. Во-первых ...

* * *

Явик стоял у буровой установки, наблюдая, как вращается колонна бура, уходившая с каждой секундой всё глубже и глубже в пока что податливую землю Иден-Прайма. Созерцание мерцающей колонны его успокаивало: при всей своей невозмутимости Явик волновался, привычно пытаясь это волнение загнать поглубже. Началось то, о чём он раньше не смел и помыслить: местные археологи при поддержке нормандовцев определили место, от которого можно было пробить сначала вертикальный "ствол", а потом — горизонтальный тоннель к стенам Базы. Так теперь Явик называл подземное протеанское убежище-форпост.

Протеанин не сомневался в том, что пробиться к стенам Базы удастся. Пусть не так быстро, не за несколько часов — чудес не бывает, но — удастся. Хорошо, что ему не пришлось пробиваться самому, в одиночку, тайно. Да он и не смог бы это сделать — из саркофага, засыпанного тоннами земли, просто так не выберешься. Шепарду он благодарен. И археологам — Джон рассказал, что крышку саркофага расчищали вручную женщины-археологи — тоже благодарен. Равно как и оператору буровой установки и водителю-оператору автокрана. Потому он им и доверяет: глупо не доверять тем, кто видел столько, для чужих посторонних глаз недоступного.

Пока им всем можно доверять. Но больше всего можно и нужно доверять Джону. Ясно, что к стенам базы пойдут не только Явик и Шепард, но и другие археологи — пусть, там скрывать нечего, но в Периметр Базы пойдут только двое — он, как единственный пока что выживший протеанин и Шепард. Больше — никто. Уж так настроена автоматика базы, что сможет пропустить только особо доверенных разумных органиков. Защита, ничего не поделаешь. Протеанина она пропустит, конечно, предварительно убедившись в отсутствии следов индоктринации, а Шепарда пропустит в сопровождении протеанина. И — никак иначе.

Я понимаю состояние Явика, потому стараюсь не подходить близко, уважаю право партнёра на одиночество. Да, пока, собственно, здесь смотреть нечего: бур вращается, насосы гонят измельчённую породу наверх по трубам, вниз исправно подаётся фиксирующий стенки шахты раствор. Рядом стоит автокран с "люлькой" — по достижении нужной глубины предстоит приготовиться к бурению горизонтального тоннеля. Спуститься туда предстоит... Иначе никак не получится определить направление. Точнее протеанина это направление никто определить не сможет — свойство защиты Базы.

Я отошла, беседать со Сташинским. Профессор изредка поглядывает на Явика, но слушает меня внимательно, с явным интересом. Археологи работают: уж если им выпала честь присутствовать при таком событии, ясно, что они сделают или, по меньшей мере, постараются сделать всё наилучшим образом.

Пусть. Любой археолог хочет достичь в своей карьере чего-то значимого, так почему бы некоторым из их числа не дать такую возможность именно сейчас? Когда будет возможно — кое-какие артефакты Базы будут переданы археологам из состава этой археологической партии — пусть люди получат реальные свидетельства своего участия в интереснейшем проекте. Возможно, им можно будет показать кое-что из внутреннего убранства базы. Очень немногое, конечно, но это будет потом, когда удастся ему и Джону пройти внутрь. База никого больше не впустит, это факт — Явик достаточно окреп и освоился на Иден-Прайме, чтобы утверждать это со всей возможной определённостью.

Несколько часов. Ясно, что его волнение чувствуют и, может быть, даже видят окружающие. Он не особо и скрывает это волнение. Остаться одному... страшно и очень больно. Не физически — душевно больно. Хотя... физически, наверное, тоже больно. Со временем душевная боль обязательно дополнится физической. Обязательно. Остаться одному... невыносимо трудно. Протеане могли, конечно, выдерживать долгие периоды одиночества — принудительного. А тут... естественное одиночество. Если там, — глаза Явика вперились в полутьму шахты, — никто из сородичей не выжил... Ему предстоят... очень трудные годы. Да, он будет воевать, будет бороться, будет жить от боя до боя, от столкновения до столкновения, от противостояния до противостояния, но... Эти периоды "между боями" будут... и физически, и морально труднопереносимы даже для него.

* * *

(от Эшли)

— Сэр! — сержант я подошла к Шепарду стоявшему рядом со штабным транспортёром. Сташинский несколько минут назад ушёл к ассистентам — необходимо было готовить аппаратуру к проходке горизонтального тоннеля. — Периметр проверен, проблем нет. — Эшли подала мне ридер с отметками.

— Рапорт принял, — отвлёкшись от чтения информации с экрана инструментрона, коммандер посмотрел на экранчик ридера, расписался световод-кодатором на пластинке поданного мной прибора. — Можете идти, сержант.

— Есть, сэр. — я козырнула, повернулась "на месте кругом", отошла на несколько шагов от штабного транспортёра, закреплённого за археологической партией. Только здесь я позволила себе немного проявить недовольство вовне.

Кайдена "заблокировали" на фрегате, он фактически взял на себя руководство охраной района размещения двух кораблей и теперь в самое ближайшее время — а оно мной оценивалось никак не меньше, чем два-три дня — Аленко не появится в районе раскопок.

Мне не нравилось то, что Кайден не сможет прибыть сюда, в этот район в самое ближайшее время и я не особо это скрывала от окружавших её разумных, не сомневаясь в том, что и Шепард осведомлен и о её недовольстве и о его причине.

Получить дополнительную информацию о Кайдене мне не удалось — и из-за недостаточности допуска — что там значит сержантское звание? — и из-за отрезанности планеты от магистральных линий межзвёздной и межпланетной связи. Экстранет... слишком он ненадёжен, военные линии связи зафильтрованы службой РЭБ "Нормандии" до предела — я подозревала, что теперь там, на круглосуточном дежурстве, сидят не только штатные спецы, но и множество помощников: нормандовцы взялись осваивать смежные и не очень смежные специальности и профессии с пугающей меня основательностью.

Странный всё же этот корабль, да и экипаж у него странный. А самыми странными обитателями разведфрегата являются, безусловно, Шепард и протеанин. Стоит этот "жукообразный" неподвижно у шахты, наблюдает за бурением и даже не смотрит по сторонам. Четырёхглазый. Ладно там батарианцы, но четыре глаза в линию — это для человеческой психики испытание и нагрузка похлеще, чем батарианские четыре глаза попарно одна пара над другой. Или одна пара под другой — всё равно как определить.

Батарианцы да, неприятны, но они, по-меньшей мере, за тридцать лет как-то людям примелькались что-ли, а тут... чистый целый и абсолютно нормальный протеанин, к которому, как понимала я, трудно привыкали даже нормандовцы. О её коллегах-космопехотинцах и говорить нечего — они шарахались от протеанина и старались всемерно оказаться от него как можно дальше. Жукообразного такое положение дел похоже, устраивает. Или он просто ко многому в окружающем его мире слишком равнодушен. Непонятный он какой-то. Очень непонятный. А уж Шепард... ещё больше непонятный. И, вполне возможно, попав под влияние Шепарда, стал ещё больше непонятным и Кайден.

Я со многими нормандовцами смогла пообщаться. Так что о Кайдене кое-что знала. Необщедоступное, необщеизвестное. И получалось, что Кайден изменился. Очень изменился за последние несколько суток. Изменился очень существенно. Вполне возможно, что изменился под влиянием того же Шепарда. Из сказанного многими нормандовцами следовало, что раньше Кайден был... мягко сказать, профессионально малопригоден к исполнению офицерских обязанностей. Барахливший имплантат, управлявший биотикой, заставлял Кайдена с пугающей регулярностью терпеть жуткие головные боли. Превращавшие боевого офицера-лейтенанта в ходячий труп. Или — в мумию. Малейшее напряжение — и, как удар хлыстом, сильная вспышка головной боли.

Теперь последние несколько десятков часов, как утверждают нормандовцы, Кайден практически не испытывает никаких головных болей. И стал в профессиональной сфере очень активным. Готовит из полисменов почти десантников. Конечно, выполняет приказ Андерсона и распоряжение Шепарда, но выполняет хорошо.

Всё же есть в Кайдене какая-то тайна. Неприятная тайна. В Экстранете — только глухие намёки. Не читать же текстики, состряпанные совершенно "отвязными" журналистами, хотя, как понимала Уильямс, именно такие вот "безбашенные" писаки иногда бывают больше правы, чем их более вменяемые коллеги по профессии.

Вряд ли Кайден будет к ней, сержанту Уильямс, расположен настолько, что вот так, быстро, легко и просто расскажет то, что не знают многие нормандовцы. В конце концов — просто не будет распространяться на эту тему, учтя, что я, Эшли Уильямс, всего лишь сержант, а он — лейтенант. Дистанция, как сказал земной классик-литератор, "огромного размера". И если теперь Кайден не испытывает проблем с приступами мигрени, то он будет чётко взвешивать все последствия и сделанного и сказанного им. А здесь, на раскопках, он точно в ближайшее время не появится. Шепард и Явик. Эти двое стоят дивизии спецназа ВКС Альянса — в такой оценке Эшли была не просто уверена — убеждена.

Ладно, надо идти, проверять посты. Доклады — хорошо, но и самой надо многое видеть и чувствовать. Уильямс поправила винтовку в наплечных зажимах и направилась к самой отдалённой точке зоны оцепления — начинать проверку следует с самых уязвимых зон. С остальными можно разобраться потом.

* * *

(от Кибрит)

— Зина, я понимаю, ты — эксперт, тебе здесь многое видно, что нам с Пашей совершенно незаметно. — Томин, как всегда, неспешно ходил между столами, весьма искусно не натыкаясь не только на столы, но и на стулья, на которых лежали кипы ридеров: в кабинетике, выделенном для ЗнаТоКов, шло обычное рабочее совещание. — Но скажи, почему ты считаешь, что этой Дэйне можно доверять? Британка, профессиональная спортсменка, — уточнил оперативник. — Где, скажи мне, гарантия, что она не свалит от Шепарда куда-подальше, а нашей структуре не придётся скоренько дистанционно и принудительно чистить ей память?

— М-да, коллега. — я точным движением руки поправила на переносице очки, которые носила скорее для пущей солидности, чем по необходимости. — Попрошу простить, но мне легче будет написать сотню страниц всяких-разных экспертных заключений, чем это словесно — устно или письменно — пояснить вам обоим. Дэйна любит Шепарда. Любит, — подчеркнула я. — Мне, как женщине, это — ясно. Я просмотрела несколько раз все видеоперехваты, все отчёты внешнего слежения, прослушала все аудиоперехваты...

— Верю. — Знаменский, не взглянув на меня, налил из чайника в кружку дополнительную порцию воды, тихо, не касаясь ложкой стенок кружки, размешал скопившийся на дне сахар. — В то, что ты ознакомилась со всеми доступными материалами, со всеми, подчеркну, верю. А вот в то, что Дэйна ни при каких обстоятельствах не уйдёт от Шепарда — извини, не верю. И дело, Зина, даже не в том, что я и Том с тобой не согласны. — он употребил прозвище Томина, считавшееся в их узкой компании достаточно знаковым. — Дело в том, что единственной, ну или — почти единственной страной, в которую известная спортсменка Дэйна — фамилия сейчас не важна, — Знаменский поднёс кружку к губам, осторожно сделал глоток, посмотрел на "маятником" ходившего по кабинетику оперативника, — не посещала ни разу — наша Россия. Ну и с небольшим довеском вроде всяких там, в том числе и островных "банановых" и "ананасовых" республик. И потому делать выводы на основании докладов имперских внешних агентов... Не слишком ли... преждевременно, Зина?

— Паша, я понимаю, ты — не веришь. Том — тоже не верит. Я сама себе не верю, но вот, чувствую — и всё тут. Чем больше и дольше сижу над всеми присланными материалами, смотрю, слушаю, тасую так и этак — тем больше не верю и всё больше чувствую — я права. Могу крест поцеловать. — я остановилась у своего рабочего стола — хоть я в основном и работала в Экспертном управлении, где у меня уже был свой собственный кабинет, но и Паша и Том настояли, чтобы в их кабинетике был поставлен стол и для Кибрит, для их несравненной и незаменимой Зины. — И вы знаете, что я — поцелую.

— Не надо, Зина. Мы тебе — верим. — Томин остановился на несколько секунд. — А вот что нам докладывать полковнику — это ещё тот вопрос. Он ведь привык, что мы притаскиваем ему факты и только факты, ну или приближения к фактам. А вот как притащить ему твою веру и твои ощущения — я, извини, не знаю.

— Докладывать буду я. А вы будете присутствовать при сём, — сказала я, садясь в кресло за свой стол. — Полковник меня поймёт. В конечном итоге я беру на себя всю ответственность. Вы можете мне не верить — ваше право. Я сама не верю, а только чувствую. Шепард — далеко, он — на Иден-Прайме. Дэйна не собирается ломать график спортивной подготовки, она, кстати, до сих пор не сломала свой режим дня. График тренировок и сборов она тоже — не ломает. Прошло всего несколько дней. Все агенты говорят о том, что она не собирается лететь на Иден-Прайм в самое ближайшее время. Я убеждена, что мы можем дать ей больше информации. И она сумеет этой информацией воспользоваться. Безопасно для Шепарда и для всех остальных. Короче, мальчики, она — достойна знать немножечко больше правды, чем дают землянам привычные скучные и тупые информационные болваны. Сами знаете, насколько за пределами Империи склонны экономить как на дикторах, так и на комментаторах, — отметила эксперт.

— Наслышан. — Томин, постояв несколько минут неподвижно, снова стал ходить между столами, выписывая "восьмёрки". — И всё же, Зина... Мы, конечно, с твоего согласия посмотрели предлагаемый полный блок собранных данных, но... Не слишком ли круто мы меняем направление развития ситуации? Может, лучше для Дэйны — неведение? Согласен, информация с Идена идёт в обрезанном формате. Очень обрезанном. Общие каналы "пересохли". Это заметно не только нам, но и обычным людям, ни разу не профессионалам в профильных областях. Мы знаем, чем это вызвано, кое-что из происшедшего на планете всё же уже здесь, на Земле, известно. Да, известно немногим, но инерция... Пока она и ситуация... не дают оснований беспокоиться и переходить к активным действиям. А ты предлагаешь дать иностранке, британке "чуть больше информации"? Мы подставим гражданского человека, Зина.

— Она волнуется, беспокоится за Шепарда, Зин. — Знаменский допил чай, поставил кружку на столешницу. — Вполне нормально. Она — достойная женщина. Для Шепарда — очень достойная. И во многом — равная ему. И если не давать ей дополнительной информации... Она будет меньше волноваться. В конечном итоге у неё забот сейчас — предостаточно. Спортивная карьера у неё — на "посадочной глиссаде". Ещё несколько десятков лет — и она выйдет на спортивную пенсию.

— Если эта пенсия, мальчики, у неё вообще будет, — возразила я. — На Идене — Жнец. Легенда перестала быть легендой. На Идене — протеанин. Раса протеан не вымерла.

— Угум, не вымерла. Один протеанин — это ещё не показатель, Зина. — Томин снова остановился, посмотрел на коллегу чуть исподлобья. — Он — пока что, подчёркиваю — один. И не надо отдельной британке о всём этом в деталях сообщать.

— По последним данным, Том, нормандовцы по наводке протеанина бурят вертикальный ствол в районе, который наши сканеры определили как "странное плотное образование в толще коры планеты". Корявое, конечно, определение. — я открыла и закрыла крышку инструментрона, стараясь не особо щёлкать зажимами. — Но уж — какое есть. Тем более, если у Дэйны карьера на "посадочной глиссаде", она не будет спокойна за Шепарда. Дело идёт к стандартному сценарию. Свадьба, дети. Да, да, мальчики. — я посмотрела сначала на Томина, продолжавшего ходить между столами, затем на Знаменского. — Дети.

— Какие там дети, Зина?! — Знаменский встал, прошёл к раковине, помыл чашку. Посмотрел на засвистевший чайник, выключил его из розетки, налил в чашку кипяток. Бросил несколько кусков сахара, пакетик заварки. — В самое ближайшее время Шепарду, как доказывают доклады наших имперских агентов и разведчиков, "не светит" вернуться даже на "Арктур"! Следующим "пунктом программы" будет работа над Базой — тем самым "образованием". Затем — над кораблём — второй точкой приложения усилий нормандовцев и, так сказать, "аккредитованных" нормандовцами археологов, — он сел за стол, бесшумно размешал сахар, вглядываясь в вившийся над кружкой дымок. — Это, Зина, ты сама знаешь, понимаешь и уже, сделала, наверное, соответствующие расчёты — месяц. По любым расчасовкам продолжительности суток — иденских или земных, — уточнил он. — В очень лучшем случае. Да, нормандовцы, да и иденцы тоже, кстати, будут вкалывать как черти в аду у сковородок и котлов, если уж там так всё завязалось. Но это же означает, что от Иден-Прайма при большинстве вариантов — с учётом обнаружения живых протеан и выкопки корабля — "Нормандия" уйдёт сразу, Зина, сразу, — повторил Знаменский, — к Цитадели. И Андерсон в этот период ни за что не отпустит Шепарда обратно. Командировка для коммандера-старпома на Идене не завершится, — взяв кружку за ручку, Знаменский поднял её над столешницей. Подержал на высоте двадцати сантиметров, словно решая, стоит ли сейчас пить чай или следует дать воде немного охладиться. — А там, потом, Зина, ситуация запутается так, что, как ты и сама читала в аналитических и прогнозных выкладках, следующим "крупным" пунктом будет "Омега".

— Читала, знаю. — я пододвинулась к столу, положила руки на столешницу, сплела пальцы. — Мальчики, вы всерьёз думаете, что ничего Дэйне не следует давать?

— Убеждены, Зин. — сказал Томин, снова остановившись. — Прости, но лучше полковнику нашему это — не озвучивать. Не поймёт он нас.

— Увы, Зин, — поддержал друга Знаменский. — Она будет... ну, в общем, пусть волнуется, беспокоится, как и положено любящей и верной женщине, но грузить её подробностями... не надо. Сама понимаешь — тогда мы не сможем держать её вне нашего Круга Защиты, а это — дело хлопотное. Полковник не даст санкцию. И мы будем выглядеть... любителями.

— Ладно, — вздохнула я. — Уговорили, — я подхватила сумочку, встала, направилась к двери. — Не пойду я к полковнику, мальчики. Не пойду. Не беспокойтесь, — она переступила порог.

— Верим, — почти в один голос сказали Знаменский и Томин.

* * *

(от Андерсона)

Закончив совещание, я выключил настенные экраны. Прессли ушёл из командирской каюты первым — у него, как у навигатора, всегда было много дел. Аленко не стал торопиться и я сразу понял: лейтенант хочет поговорить. Наедине.

— Кайден, — я закрыл дверь на защёлку, прикоснувшись к нескольким сенсорам инструментрона. — Выскажись вслух. Это... будет лучше, чем ты будешь держать всё в себе.

— Не могу, командир. Меня учили... держать всё в себе. Для биотика душевное внутреннее равновесие... очень важно.

— Охотно могу поверить, но, к сожалению, не понять, — ответил я. — И всё же, Кайден. Мы задержимся здесь, на Идене, минимум на месяц и мне нужны офицеры, которые не держат в себе проблемы и вопросы.

— Война — на пороге, командир. А я... чувствую, что мы к ней... не готовы. Совершенно не готовы, — ответил Аленко.

— Не готовы, — тихо подтвердил я, поймав взглядом судорожное движение головы Аленко. — Мы, Кайден, вообще ни к чему никогда не готовы. Особенно — к переменам. Всё равно к каким: маленьким, средним, большим.

— Вот и я не готов, командир, — ответил младший офицер — Шепард меня... освободил от влияния имплантата. И я не знаю, как теперь мне быть. Вроде имплантат и есть, но в то же время его как бы и нет. Коммандер меня... переформатировал, что-ли. Простите, точнее сейчас я всё равно не выражу свою мысль. Понимаю, вы меня назначили на должность командира группы защиты и обороны фрегата, но...

— Кайден, — обратившись к своему офицеру по имени, я сделал паузу. — Мы и так окончательно "влезли" в ситуацию. Сложную, трудную, неоднозначную. И сейчас, пока мы не разрулим вопросы с протеанами, их базой и кораблём... Я не могу отзывать Шепарда с передовой. Да, да, Кайден. С передовой. Так уж получилось, что Явик доверяет больше всего Шепарду. И как бы там, на раскопках, ни сложилось, лучше Джона нашему партнёру никто не поможет. А Явик... нуждается в нашей помощи и поддержке. Вне зависимости, найдутся ли там сородичи протеанина или их там в живых... не будет, — подчеркнул я. — Я предполагаю и имею основания для таких предположений, что так или иначе Явик... согласится летать вместе с нами. Да, на Цитадель, а потом... потом, возможно, и дальше.

— Я и подумать не решаюсь, командир, каково бы мне было, если я остался бы один... — тихо сказал Аленко, не поднимая взгляда на меня сидевшего за своим столом. — Мне тут рассказали о видении, показанном Явиком... О том, как ему пришлось отступать к Базе... Это... страшно.

— Страшно, — согласно кивнул я. — Очень страшно. И потому мы должны стать для Явика семьёй. Пока не будет окончательно ясно, есть ли живые протеане на Идене или их уже нет.

— Планеты протеан, я тут покопался в базах данных... Были... распылены. — Аленко потеребил клапан рукава скафандра. — И...

— При всей мощи Жнецы не стали бы просто так уничтожать все планеты, на которых селились протеане. Перерасход ресурсов был бы неподъёмным даже для столь мощной расы. — я встал, подошёл к иллюминатору. Аленко вставать не стал, поймав взглядом мой короткий разрешающий жест. — И я очень надеюсь, что нам удастся вывезти протеан, если мы их, конечно, обнаружим живыми, куда-нибудь с Иден-Прайма. Не стоит подвергать эту планету угрозе первого удара Жнецов.

— Но защищать Иден — придётся. — Аленко посмотрел на меня стоящего у иллюминатора.

— Придётся, — подтвердил я. — И потому, Кайден, вашей заботой станет капрал Ричард Дженкинс. Подготовьте из него себе заместителя. Хотя бы начните эту подготовку. И ориентируйтесь на то, что он должен стать не сержантом, а унтер-офицером. Да, да, Кайден, по германским лекалам, — обернувшись, Андерсон увидел, как удивлённо расширились глаза лейтенанта. — Сержант — это слишком — для наших нынешних условий — малый уровень. Недостаточный. — Андерсон рубанул воздух ладонью, поворачиваясь к иллюминатору спиной и направляясь к рабочему креслу. — Нам, предполагаю, придётся много и долго летать в полном одиночестве. В боевом режиме, — уточнил я, садясь в кресло и пододвигая к себе клавиатуру ноутбука. — Потому — должно быть как можно больше офицеров. И, Кайден, усильте подготовку наших полисменов. Они должны стать десантниками. Понимаю, что для многих, кто носит погоны — армейские, прежде всего, словосочетание "полисмен-десантник" будет неудобоваримо, но если нам предстоит такая война — с этой неудобоваримостью придётся смириться. Со временем такое словосочетание, уверен, станет привычным.

— Ясно, командир. — Аленко подобрался.

— Кайден, — помедлив, сказал я. — Как только будет ясно, живы ли протеане... У вас появится время для выхода за пределы охранной зоны стоянки наших кораблей. Идите.

— Да, командир. — Кайден встал, пододвинул кресло к столу. — Спасибо.

Я не ответил, склонившись к экрану настольного инструментрона.

Лейтенант вышел из каюты, плотно прикрывая за собой дверь. Спускаясь по трапу к площадке стоянки кораблей, Аленко прокручивал в памяти разговор с командиром и испытывал чувство удовлетворения: Андерсон помнит о его взаимоотношениях с Уильямс и фактически пообещал, что как только ситуация с протеанами прояснится, у него, лейтенанта Аленко, будет возможность уделить Эшли больше внимания. Гораздо больше.

* * *

Бенезия попрощалась с очередными гостеприимными хозяевами и вышла со двора, тихо прикрывая за собой калитку. Её уже ждали в соседнем доме — прибежал шестилетний мальчик. Теперь он стоял в пяти шагах от матриарха и оглядывался, готовый сорваться с места и побежать, указывая гостье дорогу. Старшей Т'Сони нравилось, что местные крестьянские дети почти всегда передвигаются бегом: расстояния между дворами достаточно большие, а рядом — огромный лес, большие поля, река, озёра, луга.

Просторно здесь, на Иден-Прайме. Хорошо люди здесь обосновались. Прочно. И многочисленные раскопки не портят окружающий пейзаж. Да, протеанские "башни" стоят, "штыками" впиваясь в голубое иденское небо, но они не выглядят инородными, чужими. К ним привыкли.

Мальчишки, конечно, играют в этих башнях в войну. У них там, как теперь знала матриарх, есть свои секретные "уголки". Родители многое знают об этих "уголках", потому не препятствуют сыновьям в их стремлении получить очередную возможность ощутить себя участниками приключения. Дети Идена растут физически развитыми, спокойными, работящими.

К двухкилометровому Жнецу здесь привыкли поразительно быстро. Бенезия искренне сомневалась, что очень многие азари — и не только, конечно, матриархи, смогли бы так быстро адаптироваться к присутствию такой необычной "детали" пейзажа. Может быть, что правду говорят некоторые исследователи, что люди — раса с удивительными способностями. До уровня освоения биотических талантов, минимально обычного для азари, очень многим землянам, конечно, далеко. Но во многом другом люди могут вполне профессионально посоревноваться с представителями Старых рас.

Тридцать лет. И галактика — на пороге войны. Идя следом за младшим сыном своих новых знакомых, Бенезия продолжала трудно и тяжело свыкаться с мыслью, что мирное время постепенно, но неуклонно отступает в прошлое. Его сменяет предвоенное, тревожное и напряжённое время.

Крестьяне Идена, конечно, чувствуют приближение войны. И начинают готовиться. Не потому, что "сверху" спущены были им некие "руководящие указания", хотя и это тоже было сделано: старания капитана Андерсона, Шепарда и появление Явика перед чиновниками Константы и райцентра — не пропали даром. Пусть не всегда чётко, полно, быстро, но маховик адаптации жителей Иден-Прайма к предвоенному времени начал проворачиваться.

За те несколько часов, которые Бенезия провела среди своих новых знакомых, разговоры о предстоящей войне начинались и продолжались неоднократно. Люди надеялись, что война начнётся ещё не скоро, но было заметно: они готовились к трудным временам. Реально готовились и готовятся. И, как понимала Бенезия, такая подготовка для них была не в новинку.

Необычная раса. Очень странная раса. Крестьянин, мирный сельский житель, и вдруг он же — партизан, народный мститель, ополченец. Умеющий воевать и выживать.

Можно было осудить протеан за их попытки отсидеться, а точнее — отлежаться в своих анабиозных саркофагах. Можно. Но это осуждение было бы бесполезно. Каждой расе предстоит выживать по-своему. И если протеане пытались выжить, используя анабиоз, то это был их собственный выбор.

Протеанин — интересный собеседник. Бенезия чувствовала себя немного счастливой: ей, одной из первых среди азари, удалось плотно пообщаться с представителем столь древней, долгое время считавшейся полностью вымершей, расы. Здесь, на Идене, есть, конечно, поселения многих Старых рас: люди не "закрывали" планету и не предназначали её только для себя. Но введённый приказом Андерсона режим охраны района столкновения со Жнецом напрочь отсёк от Явика всех и любых любопытствующих. За небольшим исключением, в которое попали все, кто был на борту фрегата "Нормандия" вплоть до того момента, когда Жнец стал неопасен.

Теперь и ей, матриарху Бенезии Т'Сони, будет что рассказать Лиаре. Возможно, она, старшая Т'Сони, не настолько свободно разбирается в теоретических научных вопросах и во взглядах на протеан, которые существуют в Галактике, но у неё есть то, чего пока нет у Лиары: опыт общения с живым, реальным, настоящим протеанином. Опыт, ответивший на многие вопросы, которые, чего уж там особо скрывать, Бенезия раньше и сформулировать-то явно не желала — ни устно, ни письменно. Протеанин оказался совсем не страшным, очень контактным и даже компанейским. Да, он воин, офицер, ходит в броне, на вид он... непривычен. Но... для тех, кому он доверяет, к кому расположен, он совершенно, как теперь была убеждена Бенезия, не опасен.

Входя на подворье, Бенезия привычно прикрыла за собой калитку, прошла по дорожке к дому, поднялась на крыльцо, толкнула дверь и вошла в дом.

Поздоровавшись с хозяевами, старшая Т'Сони успела подумать о том, что общение с Явиком будет, конечно же, продолжено: известие о том, что фрегат задержится на Идене как минимум на месяц, уже распространилось среди нормандовцев.

Мысль о перспективе новых разговоров с Явиком настолько понравилась матриарху, что она улыбнулась, вызвав ответные приветливые улыбки на лицах хозяев дома.

Гостью пригласили к столу, пододвинули удобное кресло. Хорошо, что иденцы не придерживаются в мелочах одних и тех же стандартов поведения. Матриарха азари здесь, на планете воспринимали, прежде всего, как пожилую женщину и никого из крестьян не пугал её возраст, никого не напрягала церемониальная шапка и строгое ритуальное платье.

Самой Бенезии мысль о том, что она — не бесполое "оно", а прежде всего женщина, мать, очень нравилась. Незаметно хозяева дома вовлекли старшую Т'Сони в обсуждение местных новостей, не имеющих прямого отношения к недавнему противостоянию двух кораблей над Иденом.

Младшая дочь с согласия матери взобралась на колени к матриарху и чувствовала себя спокойно и свободно, прислушиваясь к разговорам взрослых. Глядя на девочку, Бенезия вспоминала, какой была Лиара в раннем детстве и ощущала, что в её душе раз за разом поднимается тёплая волна.

Она обязательно встретится с дочерью и больше никогда никуда её не отпустит. Они будут жить рядом, они будут о многом говорить, они будут... они будут счастливы все втроём — Лиара, Бенезия и Этита. Между ними не будет недомолвок, между ними не будет умолчаний. Они будут жить вместе. Единой семьёй.

* * *

Я потратил несколько десятков минут на рутинную работу с документами: никуда от неё командиру корабля не деться. Закончив набирать текст последнего распоряжения, я выключил ноутбук. Отодвинул клавиатуру и прогнулся в кресле, разминая одеревеневшую спину, заставляя кровь активнее течь по сосудам.

Да, я уже староват для таких сложных походов. В том, что этот полулегальный и полузаконный полёт "Нормандии" следует определять как "поход", я был убеждён. Поход будет продолжен. Через декаду, через две, через месяц, но — будет. Как минимум, впереди — Цитадель, а там, вполне возможно, придётся посетить и самое известное в исследованной части Галактики "гнездо порока" — станцию "Омега". Почему именно её — я догадывался, но вовне свои догадки никак не формулировал, мне вполне было достаточно знать, что эту станцию фрегат "Нормандия" никак не минует, как бы ни был проложен курс от Цитадели.

Приятно сознавать, что теперь он на этом корабле не одинок: у него есть прекрасный заместитель — Джон Шепард. Да, да, именно заместитель, которому вполне можно будет доверить и корабль, и экипаж. В самом ближайшем будущем, если сложится ситуация. Проблема со своенравным Найлусом Крайком, щеголявшим "корочкой" и значком Спектра, наконец-то была решена тоже при прямом участии Шепарда, а значит, по меньшей мере, "цапаться" с Корпусом ни на Идене, ни на Цитадели, ни впоследствии, нормандовцам не придётся. Хотя полностью надеяться на это, по меньшей мере, глупо.

Да, неожиданной была встреча с Сареном Артериусом и с БенезиейТ'Сони, но... она помогла нормандовцам быстрее адаптироваться к очень серьёзно изменившейся ситуации.

Сарен... он точно останется на борту. Вряд ли его положение можно будет на Цитадели сразу урегулировать, будет лучше, если у него хотя бы на первое время будет дом и вокруг турианца будут разумные, которым он сможет доверять более-менее полно.

Найлус... Вряд ли он покинет Сарена. Между ними снова протянулась ниточка нормативной дружбы. Да, турианцы соперничают между собой, это от них отнять — невозможно. Пока что Сарен и Найлус дружат. Просто дружат.

Бенезия... Неизвестно ещё как сложится ситуация с её дочерью. Найти младшую Т'Сони — надо. А дальше — пусть Бенезия и Лиара вернутся в Азарийское Пространство. И — живут единой семьёй.

Семья. У Андерсона тоже была когда-то семья. Жена... тоже была. Синтия. Как так получилось, что они не поняли друг друга? Как они сумели столь близко сойтись, смогли хотя бы попытаться стать друг другу близкими? Сейчас и отвечать на такие вопросы — невыносимо больно. Он ведь... тоже не святой. Месяцами, по полгода дома не бывал. Какая женщина такую разлуку выдержит?! Нет, возможно, справедливо люди — и не только люди — говорят, что жена офицера ВКС — особая женщина. Не необычная, а именно особая. А уж жена офицера спецназа — вообще уникальна. Ждать, верить, быть верной. Любить на расстоянии, поддерживать на расстоянии. Даже если написать куда-то пару строчек нельзя — всё равно быть верной и любящей женой.

Синтия... не смогла. Не сумела. Наверное, очень хотела, желала, пыталась, старалась, но... не сложилось. И он — тоже виноват... Тогда ведь, когда человечество только укрепляло позиции в Большом Космосе, их, профессионалов уровня "Эн-Семь" куда только не посылали. Надолго посылали. Космические расстояния, запрет связи по гражданским каналам. Ни строчки, ни звука. Тяжело. И мужчинам тяжело. А уж как тяжело женщинам... Немногие дамы остро и полно чувствуют и понимают офицеров спецназа ВКС. Очень немногие. Хорошо, если из сотни женщин одна-две, реально, действительно понимающих найдутся. А так...

Вот Аленко пришёл, сел в кресло. Вроде бы и офицер, вроде бы и лейтенант, вроде бы и техник неплохой. Но он только-только начал восстанавливаться, обретать реальную офицерскую форму, осваивать соответствующую "настройку" ... А тут — такое. Жнец, бой, планета под угрозой. Всё так в единый клубок завязалось, что... Да и к тому же влюбился лейтенант. Раньше не мог?!... Хотя, кто его знает, было ли лучше, если бы он раньше полюбил кого-нибудь?! Пусть уж лучше любит Уильямс, она всё же воин, сержант. Поймут они друг друга, возможно, гораздо легче поймут, чем могут понять друг друга военнослужащий и гражданская.

И теперь, понимая, зная, что впереди — война, Кайден... боится. Не за себя — за Эшли. Дело известное: семья значит прежде всего — дети. А как тут детей поднимать на ноги, если неизвестно, где фрегат после пребывание возле Цитадели окажется?

Аленко — неглуп. Он понимает, что впереди — дальний поход. Очень дальний. Из таких походов экипажи часто седыми возвращаются. Все члены экипажей — седые. От командира и до последнего в списке личного состава корабля рядового матроса или солдата. Вот такой вот поход, как чувствую я, предстоит "Нормандии".

Рейс, поход, полёт. Как хочешь, назови, но — впереди очень длительный и тяжёлый поход. Да, будут стоянки у Цитадели и у "Омеги", но на этом — всё. Может быть, ещё где-нибудь удастся остановиться на несколько суток, но в основном — полёт. Хотя вроде бы ничего ещё точно не известно и в ближайший месяц фрегат не покинет Иден-Прайм, Андерсон уже думает о том, что будет необходимо делать, когда атмосферный щит планеты окажется далеко позади.

Синтия не поняла меня, не приняла долю жены офицера спецназа ВКС. Не по плечу ей оказалась такая судьба. Что-ж, бывает. К тому же... Многие разумные знают, что я, Дэвид Андерсон, поддерживал долгое время отношения — и довольно близкие — с Кали Сандерс. Сейчас Сандерс — на станции "Академия Грисома". Учебный, гражданский, очень специализированный центр. Работы у неё там — полно. Думал ли я о том, чтобы продолжить с ней взаимоотношения? Ещё как часто думал. Наверное, и она тоже думала. Многое связывает меня и Кали. Многое пришлось нам вместе пережить. Вместе и рядом.

Хорошо, что Кали... свободна. Она пока что, насколько знал я, не вышла ни за кого замуж, не была даже обручена. Старший лейтенант, очень успешный профессиональный техник, почти инженер. Родственные связи Кали с Гриссомом никогда не являлись чем-то важным для Андерсона, он просто... просто любил Кали. Наверное, и она любила его. По-своему любила. Давно не виделась с ним, иначе как только в сеансах крайне редкой видеосвязи. Офицерские каналы — хорошо, можно было хоть раз в месяц пять минут видеть друг друга. Много это или мало — пять минут? Наверное, и много, и мало. Нет, никаких совместных планов Кали и Дэвид не строили. Во всяком случае — явно.

И всё же... Сейчас, когда перспектива приближения войны со Жнецами стала реальной, я впервые стал задумываться над тем, что после войны, а возможно, если война затянется надолго — то и во время войны, он хотел бы возобновить достаточно близкие взаимоотношения именно с Кали Сандерс. Всё же они вместе слишком многое пережили. Такое не забывается. А семья... Если Кали Сандерс — ровесница Сарена Артериуса... Впрочем, какая разница — возраст? Если два человека любят друг друга, неравнодушны друг к другу, то возраст здесь не имеет никакого определяющего влияния.

Всё же надо быть честным перед самим собой. Я полюбил. Полюбил Карин Чаквас. И она ответила на мои чувства. Предать её отношение к себе я не смогу. Сейчас... мне сложно. И очень сложно Карин. Она... наверное, как и Кали, помешана на своей работе, фактически она — замужем за своей работой. Кали — тоже большая фанатка активной работы. Над непременно сложными, пионерными проектами. Академия Грисома ей как раз подходит для этого. На таком фоне семья... требует, чтобы он тоже как-то смог устроиться на работу в Академию.

Да, станция Грисома, вроде бы тоже космический корабль. Но — стационарная. Есть двигатели, но максимум — в пределах звёздной системы и то — если очень медленно передвигаться. Так что ему на академической станции делать нечего. А Кали — с её-то предками... Самое то — быть ей именно на этой станции, работать там.

Если уж мне, Дэвиду Андерсону, не "светит" в ближайшее время спокойная служба на этом "стационаре"... То, может быть, действительно, судьба предоставила ему шанс обрести семью здесь, на борту "проблемного" фрегата? Проблемный-то проблемный, но не будь "Нормандия" "проблемной", не было бы такой ситуации. И неизвестно, как бы с этой ситуацией справились и командир и экипаж обычного разведфрегата, коих в хозяйстве адмирала Михайловича — несколько десятков.

Карин... она удивительно остро, точно и полно понимает его. Понимает без слов. Мне не надо ей ничего говорить — она всё поймёт. И сделает правильно. А мне... Мне стало спокойнее, когда на корабле появилась она. Эти две недели начала полёта от Поля... были сложными до тех пор, пока она не разобралась с делами на борту "проблемного" фрегата. Она не рубила сплеча, не торопилась, не форсировала развитие ситуации. Мягко, тихо... взяла очень многое в свои руки. Тогда не было рядом Шепарда. Тогда я сам ещё не знал, как сложится жизнь членов экипажа и команды на этом странном фрегате-прототипе. А она... уже знала. Настолько точно знала, что... Андерсон терялся в догадках, как ей это удавалось знать.

За две недели она стала мамой для всех членов экипажа фрегата. Для мужчин и для женщин, которые и сами часто были уже папами и мамами. Она стала мамой для всего экипажа корабля. Может быть и традиционно, но мужчины теперь шли разговаривать не только к нему, командиру фрегата, но и к ней. И не только потому, что врач на боевом военном корабле — кто-то вроде духовника-священника. Не только поэтому. А потому, что Карин умела слушать. Умела слышать и умела... чувствовать. И — умела понимать. Да, она вроде бы почти безвылазно сидела в Медотсеке. Фрегат маленький, помещений мало и она в основном проводила большую часть времени у себя в Медотсеке. При этом она умудрялась знать всё, что происходит на корабле с потрясающей точностью и полнотой. Знать — и понимать.

Женский клуб... стал её детищем. Именно в Медотсек ночью, игнорируя режим и необходимость выспаться, приходили женщины и девушки, чтобы несколько часов пообщаться, поговорить. Просто помолчать, побыть рядом и вместе. Чинуши ВКС Альянса Систем как бы ни изворачивались, втиснуть в бюрократически исполненные бумажки такое не смогут никогда. В этом я был не просто уверен — убеждён. Карин помогала всем. Не только как врач. Прежде всего — как человек. Думающий, чувствующий, сопереживающий.

Наверное, хорошо, что она вот так построила взаимоотношения с экипажем и командой "Нормандии". Вроде бы и быстро, вроде бы и просто, но — очень фундаментально и правильно. Реально — правильно. Она никого особо не выделяла среди нормандовцев. И для каждого находила доброе слово. Для каждого находила время. И совершенно не выделяла себя среди других нормандовцев. Забывала сама и заставляла забывать других членов экипажа и команды корабля, что она — майор. И уж тем более не стремилась к тому, чтобы превалировать, хотя бы в малой степени, над ним, командиром фрегата.

Сейчас она, как полагал я, тяжело, но свыкается с мыслью о том, что на борту "Нормандии" ей придётся остаться очень надолго. А ведь её знают, ждут в десятке-другом самых лучших медицинских центров, её знают на десятках станций. Её знают в планетных медцентрах и госпиталях, как гражданских, так и армейских. Она — хирург-травматолог от Бога, она — знаток анатомии и физиологии всех, известных в пространстве Галактики на настоящий момент рас. Её лекции-показы собирают полные залы не только врачей и средних и младших медработников, но и любопытствующих — хоть гражданских, хоть военнослужащих.

Нормандовцы, пообщавшись с ней несколько дней, позднее неоднократно говорили, что страх перед врачами у них пропадал. Надолго, если не навсегда. А она — серьёзный врач, хирург. Большинство людей боятся хирургов. Боятся операций, боятся наркоза. Обычная боязнь. А Карин... умеет побудить собеседника забыть, что перед ним — врач-хирург. Как ей это удаётся раз за разом — я не знал, да и не стремился знать. Считал, что это должно остаться одной из многочисленных, глубоко личных тайн Карин Чаквас.

Если ей поверила матриарх азари... Поверила, едва очнувшись. Значит, Карин действительно уникальна. А то, что ей поверил турианец Сарен, у которого, образно говоря, руки — по локоть в крови разумных органиков... Это — ещё один серьёзный показатель профессионализма главного врача "Нормандии".

Женский клуб обрёл новое, свежее дыхание, когда именно Карин ввела, пусть и временно, матриарха азари в его состав. Благодаря именно стараниям Карин женщины фрегата получили возможность, можно привычно сказать — уникальную возможность — близко пообщаться со столь мудрой и знающей собеседницей. А Бенезия, пообщавшись с Карин, не стала учить, а стала учиться у своих новых знакомых.

Если бы не Карин... Вряд ли бы женщины стали напрягаться, шить для турианца и азари новые комплекты одежды. Не простые и стандартные комбинезоны, а платья и костюмы. Вряд ли бы они стали напрягаться. Не стали бы, если бы не влияние Карин. Теперь Бенезия уже несколько часов "пропадает" в близлежащих посёлках района, её ждут в десятках домов. Иденцы получают уникальный, интереснейший и ценнейший опыт общения с матриархом азари, да не простым, а одним из религиозных, духовных лидеров расы. И в этом тоже — заслуга Карин.

А я... Чего уж там скрывать, я был удивлён, с какой лёгкостью и с каким профессионализмом Карин стала почти постоянной участницей офицерских совещаний в командирской каюте. Да, бывали такие случаи на других кораблях, когда женщина-врач тоже становилась непременным участником таких совещаний офицерского состава. Но Карин... Она пошла дальше. Она стала медленно, постепенно, умело разрушать дистанцию между ним, командиром "проблемного" фрегата и остальным экипажем. Ещё до появления на борту Джона она сделала в этом направлении немало. Да, может быть, эта дистанция и была освящена некоей традицией, имеющей многостолетнюю историю, но сейчас... Как Карин смогла почувствовать приближение войны? Почему она смогла это почувствовать? На эти два вопроса я не находил ответа. Возможно, что для меня это непознаваемо в принципе.

Карин стала приходить ко мне не только на совещания и не только тогда, когда я её приглашал для решения служебных вопросов. Она стала приходить ко мне тогда, когда я нуждался в поддержке, в помощи. Звучит, конечно, странно и необычно: командир корабля, спецназовец "эн-семёрка" нуждается в поддержке и в помощи. Но и командир, и спецназовец — прежде всего человек. А уж потом — военнослужащий и офицер. Карин чувствовала мое состояние и настроение так, как никто другой из членов экипажа и команды фрегата не мог. Не просто чувствовала — отслеживала. И приходила всегда вовремя. Не только как врач, но и как человек. Как женщина, которой доступно очень многое.

Нормандовцы поняли и стали привыкать к тому, что майор Медслужбы Альянса Систем, главный врач фрегата "Нормандия" Карин Чаквас имеет уникальные права на доступ в командирскую каюту в любое время дня и ночи не только как медик. Обычная вроде бы ситуация, но... Карин сумела поставить себя так, что никто из нормандовцев и думать не хотел о том, что она выступает в роли некоей "походно-полевой жены" командира корабля. Нет, она поставила себя так, что нормандовцы стали уважать её право на такие взаимоотношения со мной.

Как она это сумела сделать — на этот вопрос я тоже не знал ответа. И мог бы себе наедине признаться, что и не стремился уж очень активно искать ответ на этот вопрос. А сейчас... Карин прекрасно справляется с необычной ролью Советника по связям экипажа и команды фрегата "Нормандия" с общественностью. Хотя вроде бы для корабельного врача боевого разведфрегата эта роль... непрофильная что-ли. Для Карин эта роль стала органичной и приемлемой. Ей ведь приходится рассказывать иденцам и о турианцах, и о протеанине, и о Бенезии. Вряд ли кто из женщин — членов экипажа и команды фрегата смогла бы справиться с такими рассказами лучше Карин. Ей жители района — верят. Теперь — верят. Пусть не сразу поверили и не всему поверили, но теперь — всего через несколько часов — верят. Тому есть немало доказательств.

Да, Явик для иденцев необычен, это ясно и понятно. Турианцы — привычны, но Сарен... Он для иденцев — крепкий орешек. Он страшен и внешне и своей психонастройкой. Спектр — и этим всё сказано. Да, легендарный Спектр. Найлус — ну не воспринимают сейчас иденцы его как опытного Спектра. Вот Сарена они в таком качестве воспринимают инстинктивно, а Найлуса — нет. Ничего, у Крайка теперь многое впереди. Сарен будет плотно общаться со своим учеником. И учить его будет практически круглосуточно. Что, собственно, он и делает уже, весьма успешно.

Благодаря стараниям Карин обоих турианцев иденцы стали воспринимать как членов экипажа фрегата. И Сарен и Найлус нисколько не протестуют и не возражают против такой модели восприятия. Им такое восприятие очень даже нравится. Они понимают, что экипаж "Нормандии", его команда — воины. А значит и их, турианцев-Спектров, примут здесь, на борту, как равных. Настолько равных, что ни Сарен, ни Найлус, насколько он, командир фрегата, знает, не планируют в сколько-нибудь обозримом будущем покинуть борт "Нормандии". А это уже — очень серьёзный показатель.

Как члена экипажа фрегата иденцы довольно скоро стали воспринимать и Явика. Всем иденцам, а особенно местным жителям уже кое-что известно об обстоятельствах возвращения протеанина к жизни из состояния анабиоза. Мне уже доложили, что интерес иденцев к информации о протеанах возрос скачкообразно: количество запросов к соответствующим сегментам массивов данных в местных дата-центрах каждый час только увеличивается. Информацию, конечно, нормандовцы фильтруют, кое-что остаётся для иденцев недоступным, а слухи и домыслы... Что-ж, они всегда были есть и будут.

Бенезия... С ней сложнее. Да, Карин, как полагал Андерсон, в принципе не против, чтобы матриарх азари и её дочь остались на борту фрегата и дальше. Не возвращались непременно в азарийское пространство, не уходили с борта разведфрегата. Не против такого варианта развития событий и очень многие нормандовцы. Иден-праймовцы менее осведомлены, потому строят самые разные версии, делают самые разные предположения. На месяц фрегат задержится на Идене, потом — путь к Цитадели, стоянка на Станции. И только потом надо будет решать вопрос, лететь ли на планету, где работает археологическая партия под руководством младшей Т'Сони или всё же заняться поиском пристанища для Явика.

В то, что все планеты, известные протеанам, как более-менее значимые, уничтожены Жнецами при их отступлении из Галактики, я не верил, специально "перелопатив" соответствующие базы и банки данных. Так что времени пройдёт предостаточно. То ли сначала предстоит заняться поиском планеты для Явика — ему всё равно нужна будет база какая-никакая, но протеанская. То ли всё же придётся на первое место поставить осуществление воссоединения матери и дочери. У Лиары, как полагал я, должна быть полная семья — и мама, и папа. Время сейчас крайне дорого и ценно, его нельзя тратить на пустяки, недомолвки, дистанцирование.

Карин может помочь азари — и матери, и дочери — адаптироваться к условиям жизни на фрегате. Да, ни Лиара, ни Бенезия не являются воинами, они — гражданские. Но нельзя только на этом основании ссаживать младшую и старшую Т'Сони в первом попутном для фрегата-прототипа порту, откуда можно добраться до ключевых планет Азарийского пространства. Нельзя. Невежливо и неэтично так делать. Потому он, Андерсон, поможет Карин, если старшая и младшая Т'Сони по любым мыслимым причинам захотят остаться на борту фрегата. Надо же учитывать и то обстоятельство, что Бенезия чудом избежала незавидной судьбы хаска, а Лиара... Её интерес к протеанам, к их культуре, к памятникам протеанской архитектуры многие соплеменницы считали и считают блажью и откровенно недостойным азари занятием. Если уж пилотирует фрегат Джеф Моро, которому вообще не хотели давать лицензию боевого пилота, то... Наверное, у нормандовцев такая судьба — собирать под своё крыло, под свою защиту нестандартных, необычных разумных органиков. Ради двух азари, ради матери и дочери... можно и нужно будет потесниться. В том салоне обеим азари будет удобно. Пусть живут, если уж сложится так ситуация.

Да, они не воины, но... впереди война с таким врагом, с которым придётся бороться всем: и военнослужащим и гражданским органикам. Решается же сейчас проблема с полисменами, которые становятся настоящими нормандовцами и уже не считают необходимым подавать здесь и сейчас, на Иден-Прайме, рапорта с просьбой о переводе. Это — несмотря на то, что уйти с корабля, совершившего штатную посадку на вполне обитаемую и обустроенную планету в разы легче, чем тогда, когда корабль находится в космосе. Значит, и проблему с азари можно будет решить. А захотят Бенезия и Лиара сойти с корабля в Азарийском Пространстве — они всё равно не утратят связи с нормандовцами — в этом я был убеждён. Как там ещё ситуация после Цитадели сложится, но Лиару нормандовцы вернут матери в любом случае. А там уже будет всё зависеть от Бенезии. Как она решит поступить — так и будет. Надо только подготовиться к реализации двух сценариев, а там можно будет выбрать, какой следует использовать.

Бурение шахты продолжается — пришло очередное автоматическое сообщение с короткой припиской, сделанной рукой Шепарда. Да, Явик волнуется, он напряжён. Любой бы разумный органик на его месте волновался, попади он в ситуацию, в какой сейчас пребывает Явик. Хорошо, что Шепард — рядом. Явик ему верит, доверяет и успокаивается, когда видит и чувствует Джона. Протеанину сейчас тяжело, так пусть Джон будет поблизости от нового партнёра нормандовцев. А там... как сложится. В любом случае Явик останется на борту. Пока не найдёт приемлемую для себя планету. Хотя... Что-то подсказывает мне, что никакую планету для себя Явик вот прямо сейчас, в ближайшее время искать не будет. Он хочет воевать со Жнецами, а не отсиживаться в безвестности и в тылу. Он хочет воевать с этими "креветками" и его опыт борьбы с этими огромными кораблями сейчас, для нынешних рас пространства Галактики — поистине бесценен и уникален. Значит, скорее всего, Явик станет членом экипажа и команды фрегата, одним из командующих офицеров. Старших офицеров. И этот статус и эту роль никто из членов экипажа и команды разведфрегата "Нормандия" оспаривать не будет.

Да, с протеанской базой пока много неясностей. На корабле, согласно данным систем объективного контроля и личным ощущениям командира фрегата служба и жизнь продолжаются нормально.

Я выключил инструментрон и отправился на обход фрегата. Доклады и рапорты — устные и письменные — хорошо, но собственный взгляд и собственное восприятие — намного лучше.

* * *

(от Чаквас)

Трёхлетняя девочка — самая младшая дочка в большой семье, принадлежащей к числу семей первых поселенцев Идена, завозилась, устраиваясь поудобнее. Бенезия, поймав понимающий взгляд хозяйки дома, отвлеклась от разговора, незаметно подстраивая свечение биотического сияния, обнимавшего ребёнка лёгким тёплым пологом. Кроха прижалась к азари, зажав в кулачке маленькую деревянную куколку. Матриарх снова подумала о том, насколько же эта девочка напоминает ей Лиару в младенчестве. Жаль, что ей, Бенезии Т'Сони не суждено было родить тогда ещё одного ребёнка: врачи встали стеной, обрушив на неё, матрону, вступавшую в возраст матриарха, десятки самых разных доводов и доказательств. Они знали, что Бенезия в суть сказанного особо вникать не будет, знали, что она может и должна понять главное: забеременеть двойней или — ещё раз решиться на беременность и роды, молодая матриарх не сможет. Люди, особенно колонисты, стремились к многодетности и этим очень напоминали Бенезии своих соплеменниц, легко доводивших численность населения даже небольших своих колоний до полумиллионных и миллионных отметок.

Чаквас вошла в комнату быстро и тихо. К тому, что именно она, врач фрегата, возглавляет миссию нормандовцев в поселениях, окружавших место стоянки кораблей, крестьяне уже привыкли. Как и к тому, что она появляется и исчезает внезапно, без предупреждений.

Увидев вошедшую, Бенезия плавно пригасила биотическое свечение, подхватила малютку на руки, осторожно и мягко поставила её на пол. Проследила, как девочка свободно и уверенно побежала к матери, сидевшей за столом у окна.

— Вечер... — тихо сказала матриарх, когда я подошла к ней вплотную.

— Да, Бена, — подтвердила я. — Надо возвращаться на корабль.

Дальнейшее я озвучивать не стала. Бенезия поняла меня правильно, попрощалась с хозяевами дома и с их домочадцами, вышла следом за мной за калитку. Остановилась, наблюдая, как снижается над улицей фрегатский челнок.

Вечер вступал в свои права. Впереди была долгая ночь, почти тридцать часов. Работа, конечно, не будет прекращена, её будут выполнять другие смены, предоставив возможность тем, кто работал в дневное время, отдохнуть, привести себя в порядок, отоспаться.

Поднявшись в салон, матриарх тихо и спокойно опустилась в кресло, пристегнулась, поймав предостерегающий взгляд меня севшей напротив.

— Я постоянно думаю о Лиаре, Рина, — тихо сказала Бенезия, глядя в иллюминатор на уменьшавшиеся в размерах домики поселения. Челнок шёл к фрегату по кратчайшему пути, осталось несколько минут до того момента, как он приземлится на стояночной площадке у опор "Нормандии". — И я думаю о том, как теперь сложится наша жизнь.

— Она сложится... хорошо, — помедлив, сказала я. — Потому что вы теперь будете рядом друг с другом и вместе.

— Ты права, — произнесла матриарх. — Знаешь, мне эти встречи с местными жителями... Дали столько... полезного, важного и, не побоюсь этого слова, необходимого... Я многое поняла о вас, людях, поняла особенно глубоко, полно и точно. Многое поняла из того, чего раньше не понимала. Да, в общем-то, и не стремилась, по самым разным причинам, понимать, — матриарх не скрывала своего критического отношения к самой себе и я понимала основания для такого отношения. — Наверное, протеане были правы, защищая эту планету. Они словно бы знали, что люди обязательно оценят такой дар. Землеподобная планета, где не надо ходить в скафандрах, где нет хищных крупных животных, желающих убить и съесть человека. Кстати, я за разговорами с крестьянами не следила особо за событиями. Как обстоят дела с бурением?

— Проходка шахты почти завершена. Ещё несколько десятков минут. Точнее не могу сказать. Потом — подготовка к проходке горизонтального тоннеля, — ответила я.

— Это сложнее, — матриарх расстегнула привязные ремни, встала, ощутив, что челнок опустился на плиты стояночной площадки. Шагнула к открывавшейся боковой салонной двери.

— Да. Сложнее. Явик... нервничает, — подтвердила я, сходя следом за своей подругой на плиты площадки и кивая вахтенным. — Хорошо, что рядом — Шепард, — сказала я, подходя к трапу.

— Да, хорошо. — Бенезия огляделась по сторонам, прикоснулась рукой к перилам трапа. — Тихо как...

— Вечер. На землеподобных планетах принято, что в вечернее время стараются не особо шуметь. Время отдыха, — спокойно пояснила Чаквас, поймав согласный кивок Бенезии, поднимавшейся по ступеням к входному шлюзу фрегата-прототипа. — Бена...

— Понимаю. — Бенезия поняла, о чём хочу я её просить. — Я зайду в салон, приму душ и приду в Медотсек. Мне самой интересно, насколько полно и безопасно я привыкла к жизни на этой планете. — На этот раз матриарх не стала употреблять мудрёные термины, вроде "адаптировалась", сказала просто и чётко и я это отметила весьма положительно.

— Иди, — кивнула я, приняв рапорт вахтенного офицера, встретившего её у выхода из шлюза. — И — не торопись. Время есть.

— Ага, помню, — усмехнулась матриарх. — Тридцать часов ночной темноты.

— Именно. — я направилась к лестничным маршам, а Бенезия — к лифту.

Закрыв за собой дверь салона, матриарх прислонилась к дверному полотну, оглядывая скромное убранство своего обиталища. Нет, определённо, здесь, в этом салоне, ей будет хорошо. И Лиаре тоже будет хорошо. Места им обеим хватит здесь даже с избытком. Жаль, что нельзя пригласить сюда Этиту. Ей бы здесь понравилось. Фрегат соблюдает радиомолчание, дальняя космосвязь отключена, остальные каналы фильтруются постом РЭБ.

Переодевшись в обычный комбинезон, Бенезия усмехнулась, вспоминая, какое сложное первое впечатление поначалу производил её парадно-ритуальный наряд на жителей планеты. Нормандовцы лучше знали Бенезию, но и они понимали, что перед ними более чем восьмисотлетняя азари, религиозный лидер расы, мощный биотик и опытный политик. Взяв банные принадлежности и полотенце, Бенезия упаковала их в непрозрачный пакет и покинула салон, направляясь в жилую часть фрегата, где размещались душевые кабинки.

Подойдя к дверям кабинок, матриарх едва сумела скрыть усмешку, увидев пиктограммы, указывавшие, где женская часть, а где мужская. Конечно, земляне традиционно воспринимают всех азари прежде всего как женщин, поэтому с пониманием того, какой кабинкой воспользуется представительница этой расы у них проблем не возникало. Бенезия на Идене неоднократно видела впавших в нешуточный ступор соплеменниц, подолгу решавших, в сторону какой пиктограммы — женской или мужской — им следует пойти, чтобы воспользоваться туалетом или душевой.

Решив не нарушать традицию, Бенезия шагнула в сторону "женской" пиктограммы. Прикрыв за собой дверь на защёлку, быстро разделась донага. Подошла к пульту, отрегулировала температуру и силу струи воды, переключила струю в распылитель.

Встав под "дождик", Бенезия с наслаждением провела ладонями по телу, ощущая, как медленно, постепенно отступает лёгкая усталость. Шум воды, касание струек были приятны. Засияла биотика, оказывая на кожу дополнительное восстанавливающее влияние.

Регулируя биотическое свечение и нежась под струйками "дождика", Бенезия подумала о том, что очень хотела бы провести с Шепардом ночь. Пусть она не сможет сейчас родить от него ребёнка, но... Шепард был для неё ценен и без этой возможности. Он её спас, вытащил, рискуя собой, из сложнейшего и тяжелейшего состояния. Подарил ей возможность вернуться к нормальной, полноценной жизни. Так разве она не должна дать Джону всю себя? Должна! Она ему доверяет, верит. Она его любит. Да, да, любит.

Путешествуя от дома к дому в самых разных поселениях, окружавших место стоянки двух кораблей, матриарх часто ловила себя на мысли о том, что она действительно полюбила. Полюбила человека, землянина, полюбила так, как любила, наверное, только Этиту. А может быть — немного по-другому, глубже, полнее, чётче. Полюбила, уже не надеясь на то, что судьба ей поможет и позволит полюбить хотя бы раз. Ещё один только раз на закате жизни. Она любила Джона и была готова провести рядом с ним и вместе с ним остаток своей почти тысячелетней жизни.

Вот только Джон явно был против подобного. Он хотел чтобы она вернулась к Этите и Лиаре.

Да, скорее всего ей не удастся остаться на борту фрегата-прототипа. Вместе с Лиарой она вернётся в Азарийское Пространство. И даже вернувшись, даже спустившись на социальное дно — вряд ли она останется членом Матриархата, а значит, ей придётся в дальнейшем жить очень и очень скромно, она будет любить Шепарда. Просто любить. Верно, нежно и полно, глубоко любить. Любить — и помогать ему. Ведь нормандовцам, первым столкнувшимся с легендарным Жнецом на своей колонизированной планете, предстоит теперь, так или иначе, принять активное участие в формировании и организации Сопротивления. А значит, им потребуется помощь. И не только со стороны тех разумных органиков Старых Рас, которые, как воины, останутся на борту фрегата.

И ей, Бенезии Т'Сони, можно будет стать одним из первых резидентов нормандовцев. Пусть только в мирах, подчинённых азари, но... с этого минимума можно будет начать. Тогда любовь Бенезии к Джону обернётся для нормандовцев реальной помощью. Как бы ни сложилась её, матриарха азари, судьба в пределах Пространства Азари, у неё останутся связи, у неё останутся знакомства, у неё останется много возможностей помочь нормандовцам. Которые очень помогли ей. Помогли вернуться к нормальной жизни, помогли многое понять в людях не путём чтения многостраничных файлов и просмотра сотен видеороликов, а путём непосредственного живого общения с самыми разными землянами. Общения, столь много пояснившего ей самой, что сама Бенезия теперь была уверена: она должна, она обязана помочь нормандовцам всем, чем только сможет. Земляне благодаря нормандовцам стали для неё, Бенезии Т'Сони, ближе и понятнее стократно, может быть — даже тысячекратно. И это понимание... стоит очень дорого.

О Лиаре сейчас думать совершенно не хотелось. Ясно, что фрегат не сможет уйти с Идена в ближайший месяц, так чего изводить себя преждевременными мечтаниями? Шепард — он рядом, а Лиара... Лиара далеко. Очень далеко. Сейчас в деталях даже неизвестно, в том числе и из-за блокировки линий космосвязи, на какой планете она сейчас работает. Потому лучше довольствоваться близостью Шепарда. Ему нужна её, Бенезии Т'Сони, поддержка, её любовь, её расположение. Пока что нет никаких ощущений, указывающих на то, что с Лиарой что-то не в порядке. Женщины-землянки правы: она сразу ощутила бы опасность, угрожающую её единственной дочери. А пока... пока всё спокойно. Значит, можно пока уделить максимум внимания Шепарду.

Дэйна — далеко, связи с ней никакой нет, блокировка каналов продолжает действовать и Шепард не нарушает запрет, хотя вполне может с полного согласия Андерсона воспользоваться "золотыми" каналами шифрованной военной космосвязи и пообщаться со своей подругой — да, да, прежде всего подругой — хотя бы текстовыми, очередными текстовыми сообщениями. Но Джон не желает нарушать общий запрет, хотя... ему очень тяжело вот так молчать. Он понимает, что Дэйна волнуется, что она, вполне возможно, нервничает, не находит себе от беспокойства места. А ведь она — спортсменка, известная, профессиональная. У неё — жесточайший и сложнейший график и разнюниваться ей особо нельзя.

Выключив воду, матриарх просушила кожу своего тела биотикой, промокнула большим "банным" полотенцем, надела новое бельё, ещё раз с благодарностью вспомнив поимённо всех своих новых подруг-землянок, надела комбинезон, застегнула "молнии" и липучки с застёжками. Упаковав бельё и полотенце в пакет, Бенезия вышла из душевой кабинки. В коридоре никого не было. Быстро дойдя до дверей своего салона, матриарх переступила порог, не закрывая входную дверь, несколько минут постояла у своего рабочего стола, давая возможность телу привыкнуть к ощущению чистоты и свежести, после чего решительно развернулась к выходу из салона, направляясь к Медотсеку.

* * *

(от Шепард)

— Достигнута запроектированная глубина, — услышал Явик голос оператора буровой установки. — Выключаю двигатель.

Кивнув выглянувшему из кабины транспортёра взволнованному человеку, Явик подошёл к ограждению шахты. Колонна бура медленно поднималась вверх, "колена" колонны складывались. Автоматика была прекрасно настроена и точно отрегулирована, так что малейших задержек не было заметно. Явик отчётливо чувствовал, что никаких задержек нет: бур поднимается на поверхность с предельно возможной скоростью. На глубине уже застыл фиксирующий стенки шахты раствор.

Протеанин вспомнил, как "Клинок Ярости" впервые совершил посадку на эту планету. Тогда на фрегате было предостаточно воинов — как пехотинцев, так и десантников. База существовала здесь и раньше: планета была хорошо освоена протеанами, так что на обустройство не пришлось тратить много времени. Впереди было противостояние со Жнецами, которые, вне всяких сомнений, попытаются — и не раз — высадить на эту планету свои десанты. Жнецы разрушали всю инфраструктуру, созданную разумными органиками. На будущем Иден-Прайме протеане закрепились уже давно и "зевнуть", пропустить такую планету Жнецы не смогут. Не в их природе, не в их правилах такое.

Отступая самым последним к воротам подземной Базы, Явик думал только об одном: как можно дольше задержать наступление хаскизированных врагов. Дать возможность уйти дальше, в глубины Базы всем своим коллегам.

Там, в голове колонны отступающих немногочисленных протеан, среди которых были и тяжелораненые, находилась командир фрегата Таэла. Так что в любом случае соратники не останутся без командира. А он... Он должен прикрыть отступление. Кроме него — некому, он в арьергарде колонны — самый опытный и самый сильный. И теперь на нём лежит ответственность за осуществление всемерного торможения звереющих десантников Жнецов. Да, это — хаски, но они — упорны, опытны. И — не умеют отступать. Их можно только задержать, их можно остановить, но заставить отступить — невозможно.

Он знал, что Жнецы многие протеанские планеты просто подрывали. Знал полный список таких планет. Знал, что любое воспоминание об этих погибших в огне и пламени планетах, на которых остались, не успев эвакуироваться, десятки тысяч протеан, вызовет острую душевную боль. Благодаря этой постоянной боли он чувствовал себя живым, нормальным, здоровым. И теперь будущий Иден-Прайм рисковал стать очередной распылённой планетой. Жнецы не церемонились, они бесчинствовали, беспощадно уничтожая малейшие очаги организованного сопротивления. Жалость не была ведома этим полумашинам. У них был один бог — программа и одна мысль: выполнить задачу. Этого полумашинам вполне хватало.

Протеане отступали, огрызаясь из лёгкого стрелкового оружия. Да, гранатомёты и их аналоги были тоже в распоряжении воинов арьергарда, но их старались беречь. Вполне возможно, придётся, в случае чего, принимать бой в пределах цитадели базы. Нельзя было исключить такую возможность. Потому что пренебрежение к врагу, недооценка противника — преступная глупость. Протеане в своём большинстве никогда не были склонны преуменьшать мощь и возможности своих оппонентов.

Отходя к воротам, Явик позволил себе вспомнить Таэлу. За всё время пребывания отряда и корабля на будущем Идене они общались почти всегда только сухо и официально, хотя Явик имел основания думать, что Таэла, так или иначе, выделяет его среди других мужчин-протеан. Её право. Право выбора. Он знал, что она никому из мужчин-протеан не обещала стать его женой. Это знание успокаивало командира десанта протеан, в числе последних защитников отступавшего к воротам Базы.

Анабиозные капсулы ждали членов отряда. Приходилось рисковать — уже сейчас многие капсулы были не в лучшем состоянии. В случае необходимости все капсулы можно было подорвать — одновременно, "волной" или поодиночке, но пока до таких крайностей можно было не доводить: аппаратура защиты базы сигнализировала о готовности к капсулизации.

Внешние ворота базы закрылись. Со скрежетом, скрипом, не так быстро, как раньше, но успели закрыться до того, как в районе расположения этого входа в базу появилась "креветка" — эсминец Жнецов. Явик учитывал её приближение, отстреливаясь от наседавших врагов. Он хорошо, может быть, даже слишком хорошо знал, насколько опасен этот корабль в ближнем бою не только для пешего легковооружённого протеанского воина, но и для инфраструктуры Базы.

Автоматика Базы сработала штатно, но протеане, продолжая отступать в глубины многоуровневого сооружения, не расслаблялись. Явик распорядился, чтобы все воины ушли далеко вперёд, а он... Он останется и проконтролирует процесс капсулизации. Да, он хорошо представлял себе, как этот процесс будет выглядеть снаружи, но Жнецов ждал сюрприз: толстая броня внешней "скорлупы" скрывала под собой свёрнутую структуру Базы. Без нужного алгоритма эта структура оказалась бы невосприимчива к любым потугам Жнецов добраться до протеан. Слабая, но хоть какая-то надежда на спасение.

Никто из протеан — ни военнослужащие, ни гражданские, не надеялись на то, что анабиоз и стазис помогут им выжить, дожить до того момента, как Жнецы уйдут из Галактики. Было хорошо известно, что Жнецы упорны и даже упрямы в своём стремлении выполнить задачу и программу максимально полно. Отступление — но не бегство. Не сдача врагу, неподчинение Жнецам. Будет нужно — база взорвётся. И тогда пламя ярчайшей вспышкой накроет этот район, сжигая, отправляя в небытие и протеан, и их оппонентов. Равный размен. Только равный размен.

Воины-протеане ушли далеко вперёд, в глубины Базы. Явик склонился над пультом — неприметной серой плитой в обшивке тоннеля. Нажатия неярко светящихся клавиш-сенсоров, тихие щелчки, свидетельствовавшие о приёме команд. Всё. Теперь надо уходить в глубины. Времени прошло достаточно. Нельзя легковерно надеяться, что Жнецы отступят. Они попытаются проникнуть внутрь Базы. И теперь вроде бы протеанскому обиталищу будет чем встретить незваных гостей. Жданных, но незваных.

Взрыв потряс один из уровней базы — где-то автоматика не сработала так, как надо. Пахнуло гарью — значит, начался сильный пожар. Теперь в ту сторону для Явика хода нет. Там — кратчайший путь к одному из залов с саркофагами. И теперь надо искать что-то гораздо ближе — на путь в глубины Базы уже не было времени. Да, в разных местах были оставлены одиночные саркофаги и теперь ему, офицеру протеанских вооружённых сил предстояло воспользоваться одним из них.

Видя, как закрываются створки капсулы, Явик понимал, что обратить процесс он уже не успеет и не сумеет — автоматика саркофага была серьёзно повреждена. Да, она вполне может выполнить процедуру ввода в стазис и активацию анабиоза, но на большее ему рассчитывать не приходится — похоже, он вытянул билет только в один конец. Чувствуя, как подступает сонливость, Явик вспомнил Таэлу и забылся, постаравшись увидеть как можно чётче её лицо.

Я стояла неподалеку от Явика и ловила его мысли капсулизации базы и участии в этом протеанина. Очень интересно. Что-то я не припомню подобного от нашего Явика. Тот был действительно один, когда их ВИ перенаправил все питание на его капсулу. Здесь видимо подобного не произошло, что к лучшему.

Видя, как мимо, снизу вверх проплывает головка бура, Явик отошёл от ограждения шахты, набрасывая на себя ремни "системы". Предстояло спуститься туда, на глубину. До стен внешнего периметра базы оставалось каких-то двести метров породы, ближе Явик не решился организовать бурение — ещё неизвестно, что там за "скорлупой", насколько сохранилась автоматика. Многослойная, многосекторная скорлупа защищала уровни базы от проникновения посторонних и врагов, которым пришлось бы потратить огромное количество времени и сил, прежде чем получить доступ к важнейшим и ценнейшим этажам. У людей это место вполне могло называться Цитаделью — крепчайшей частью древней, средневековой крепости. Как-то незаметно привык называть это место протеанской базы и воин древней расы.

— Явик, я — с тобой, — я подошла к нему. Протеанин оглянулся, на секунду прикрыл глаза веками, соглашаясь со сказанным человеком:

— Не сомневался ни секунды, Джон. — Явик отметил, что я тоже облачилась в "систему". — Тогда — пошли вниз. Больше смогу сказать там.

"Вывесившись" над жерлом шахты, я и Явик стали осторожно спускаться. Протеанин не спешил, хотя я, глядя, как под ногами колеблется чернота ствола, очерченная тёмно серым ореолом раствора, фиксирующего стенки шахты, ясно ощущала его волнение и нетерпение.

Четыре минуты потратив на спуск, я притормозила, чтобы Явик первым встал на дно шахты.

— Спасибо, Джейн, — прострекотал, не скрывая несколько расстроенных чувств, протеанин. — Спасибо, что дала первой коснуться здешней земли, — он помедлил, затем продолжил. — Не думал никогда, что вот так... придётся возвращаться. — Протеанин, поворачивая голову, осторожно и медленно огляделся вокруг, словно сканируя окружающее пространство. — Стена Базы — вот в этом направлении. — воин шагнул к стене шахты, крест-накрест взмахнул рукой с зажатым в ней узким и длинным клинком, вырезая на свежезастывшем слое раствора размашистый крест. — Это — не тайна. Теперь — не тайна, — выдохнул он, замирая.

Я молчала, не желая торопить или как-то определять действия партнёра.

Явик смотрел на нарисованный крест, а видел не слой раствора-фиксатора, а стену Базы. Он действительно не думал, что ему придётся увидеть её вот так, извне.

Прошло пятьдесят тысяч лет. Любой протеанский инженер, который увидел бы его до сих пор вполне работоспособный саркофаг, был бы предельно счастлив, а протеанское правительство засыпало бы почестями создателей столь долговечной техники. Теперь... наверное, всё, что осталось от протеанской Империи, во всяком случае — на сегодняшний день — здесь, за стеной Базы. Двести метров отделяют сейчас протеанина от стены Базы.

Явик медлил, подсознательно пытаясь уловить хоть какие-то признаки жизни за стеной Базы. Он не пытался глушить в себе это желание, хотя, конечно, мог. Нет, никаких признаков жизни не ощущалось. И это понимание... страшило. Одно из двух: или там, за стеной Базы все — мертвы и тогда он — единственный выживший. Или — там живы, хотя бы один-два протеанина...

Стена базы и аппаратура надёжно отсекают признаки жизни, ведь всё делалось для того, чтобы, даже разрушив скорлупу Базы, Жнецы не смогли быстро найти и уничтожить её обитателей-протеан. За сотни лет противостояния приходилось не раз идти на такие вот ухищрения, которые, конечно же, крайне удорожали строительство и эксплуатацию Баз на многих планетах.

— Джейн, — прострекотал едва слышно протеанин, сомневаясь, что человек его услышит. — Остальное смогу сказать только мыслеобразами. Пока рано это знать всем остальным...

— Давай. — я ответила так же тихо, протянула руку. Явик взял руку человека своей рукой. Почти рукопожатие, особое рукопожатие.

И я увидела.

— Уверен, Яв? Двести метров напряга, — тихо сказала я.

— Уверен, — кивнул Явик. — Не спорю, технология такого прохода — сложна, но сейчас... Лучше не рисковать. Хочу взглянуть на стену Базы сам. Без посторонних.

— Хорошо. — я едва заметно кивнула. — Успехов.

— Спасибо, Джейн. — Явик приблизился к стене шахты, остановившись в шаге от неё. — Успех мне... потребуется.

Окутавшись зеленоватым коконом биотики, Явик сделал ещё шаг к стене шахты — и пропал.

Я посмотрела наверх — там едва заметно светлело пятно: шахта не освещалась, это был отражённый свет от софитов, стоявших в углах шатра-палатки. Посмотрев на индикаторы наручного дисплея, я убедилась в том, что изоляция пока в норме.

Явик прав — если там всё нормально и даже если там не всё нормально, лучше пока стену базы не тревожить буровыми установками — хоть лазерными хоть какими. Археологи, конечно, мастера вскрывать всякие захоронения, но это — не кладбище и не склеп. Это — протеанская база, а там, как доказал мне Явик, может быть и то, что окажется неподвластно технике, находящейся в распоряжении нынешних археологов-землян.

Я спокойно села у стеночки шахты и начала просматривать свою память вытаскивая данные из маяка из прошлой жизни.

Прошло несколько десятков минут и, сбрасывая с себя тяжёлый биотический кокон, рядом с человеком из "поля невидимости" вышел Явик.

Он протянул руку. Я поняла: говорить вслух партнёр не хочет.

Подав свою руку, я почувствовала, как пальцы Явика смыкаются на запястье брони.

Мыслеобразы снова захлестнули мое сознание.

— Уверен? — спросила я, когда Явик отпустил мою руку.

— Уверен. Нет признаков того, что там — всё тихо. — Явик не стал говорить "все мертвы". Наверное, не смог бы такое словосочетание озвучить даже мысленно.

Я понимала: партнёр до последнего будет надеяться на то, что там, за стеной Базы есть выжившие. Если выжил он, в одиночном саркофаге, то там, в спецзалах капсульного хранилища, должны быть и другие выжившие. Должны быть!

— Надо "бить" тоннель. Теперь — можно. Я сделал всё, чтобы База не воспринимала наше приближение как угрозу. И, думается, мне это удалось сделать хорошо, — он чуть выпрямился, радуясь осознанию своей полезности. — Надо "бить" тоннель, Джейн! Поднимаемся, — он шагнул к тросам лебёдки, пристегнул "систему". — Пошли!

Подъём много времени не занял — на этот раз Явик не сдерживал мощь лебёдки и человек и протеанин встали на помост над жерлом шахты через несколько минут.

У ограждения уже стоял профессор Сташинский.

— Тимур Лаврович, как с буровыми установками? — спросила я.

— Готовы. Только скажите — сразу начнём спуск, установим, — ответил руководитель археологической партии.

— Тогда — приступайте к спуску и установке. Направьте острия в сторону, указанную крестом на стенке шахты. Но пока — не активируйте аппаратуру в боевом режиме. — я коснулась пальцем размыкателя замка креплений "системы", давая понять собеседнику, что готов уступить место над шахтой коллегам археолога.

— Сделаем, — профессор, воспользовавшись своим спикером, коротко распорядился. Археологи подвезли к жерлу шахты тележки с уже установленными на них буровыми установками.

Две установки, как отметила я, были полностью подготовлены к работе. Ещё две — стояли чуть поодаль от шахты, готовые заменить те, что скоро окажутся на дне шахты.

Археологи, обрадованные, что ожидание завершилось и теперь можно приступить к реальной важной работе, суетились вокруг тележек с установками, проводя последние проверки.

Отстегнув "системы", Явик и я отошли от шахты, не желая мешать учёным и техникам. Всё равно пока аппаратура не будет активирована, нам не следует вмешиваться в работу специалистов.

— Даже не знаю, как сказать, Джейн, — проговорил тихо Явик, садясь в кресло, стоявшее у одной из стенок шатра. — Бенезия...

— Знаю, Яв. Она любит меня. — Я присела в рядом стоявшее кресло. — И она понимает, что я люблю и Карин как мать, и Дэйну, — я не стала скрывать это от партнёра, способного, как я понял, легко считывать эмоции, чувства и даже мысли человека. — Сейчас важно, чтобы мы нашли Лиару живой и желательно — здоровой и целой. Я помню как она беспокоилась о матери. А дальше — думаю, Бенезии будет уже не до меня. Для неё главной должна стать дочь! — чуть громче сказала я. — Должна стать главной на самое ближайшее время! Надолго, очень надолго! Они должны пообщаться, побыть рядом и вместе очень долго. Компенсировать это пятидесятилетнее молчание...

— Я не о том, Джейн. Хотя в этом вы тоже — правы, — ответил Явик. — Бенезия, я это знаю и чувствую, прекрасно понимает, что мы все здесь "застряли". Минимум — на месяц. И она очень хочет уже сейчас...

— Явик... Она — матриарх. И она знает, что забеременеть — не сможет, — тихо сказала я, наблюдая за работой ассистентов и техников с буровыми установками. — Я понимаю, сценарий стандартен, но...

— Вот именно потому, что сценарий стандартен, Джейн, — прострекотал Явик. — Вам решать, конечно, но... Не отталкивайте Бенезию. Ей уже немало лет и она хочет быть рядом с вами очень долго. Она любит вас, Джейн. Любовь матриарха азари было нелегко заслужить даже нам, протеанам, а уж вам, представителю молодой космической расы — это вообще уникальный случай. Все, с кем Бенезия общалась в окружающих нашу стоянку крестьянских поселениях, так или иначе чувствовали, что матриарх влюблена именно в вас. О Лиаре она крестьянам, по понятным причинам, многое не говорила, но то, что она любит именно вас — местные жители понимали на полном автомате, Джейн. И это понимание оказывает очень положительный эффект на всё, что связано с нашим нормандовским пребыванием здесь, на этой планете, — он помолчал. — Джейн, как бы ни сложились наши дела там, внизу, — он взглядом указал на ограждение шахты, — не отталкивайте Бенезию. Вы и она — взрослые разумные. Мы здесь пробудем месяц и будем заняты не только нашими основными и сопутствующими проблемами.

— Хорошо, Явик, — кивнул я. — Я подумаю об этом.

Протеанин не стал брать человека за руку, передавать ему мыслеобразы — его слова и без того содержали предостаточно информации.

Бенезии — тяжело, трудно. Она привыкает к нормальной жизни и хочет максимально быстро и полно ожить, вернуться в нормальное состояние, забыть, если уж невозможно такое стереть, о своём недавнем прошлом, накрепко связанном с хаскоподобным состоянием.

Она могла и имела полное право полюбить меня как, Джона Шепарда. Просто потому, что он её спас. Я знала, что она любит и Карин, уважает и ценит её за то, что она провела сложнейшие операции, фактически вернув тело пожилой азари в более-менее нормальное состояние. Но всё же именно Шепарда Бенезия полюбила глубже и больше, чем Чаквас. Потому, что он... Сложно самому о себе вот так говорить, хотя... Ясно, что Бенезия любит его, потому что я спасла её суть и душу.

Для неё это — ясно и понятно. Именно это и является основой её любви к нему, капитану ВКС Джону Шепарду. Благодарность за спасение не тела — его, безусловно, спасла Карин, а за спасение души.

Вот только становиться объектом повышенного внимания старой азари у меня не было никакого желания. Мне Лиары хватило. А ведь она не лезла в наши с Гарусом взаимоотношения. А эта влезет в мои отношения с Дейной. Уже лезет. Еще и Явик её поддерживает. Вот нахрена?

Этита?! Да, Бенезия её любит, но она, если верить традициям и обычаям азари, всего лишь формальный, биологический отец Лиары. И ещё неизвестно, как она отреагирует на возвращение Бенезии на Тессию и на возвращение туда же Лиары. Она, если верить Бенезии, никогда особо не была вовлечена в процесс воспитания дочери. Да, несколько лет она провела рядом с Лиарой, но отец нужен ребёнку не только в раннем детстве, а всю жизнь. Просто потому нужен, что он — отец. Этита же была тогда поглощена общественной работой.

Именно общественная работа была и, наверное, осталась основным смыслом жизни для Этиты. Можно ли Этиту за это осуждать, указывая на то, что надо было постоянно и долго уделять много внимания и Лиаре? Нет, потому что Этита уделила дочери столько внимания, сколько было необходимо.

Всё зависит от точки восприятия. Да, Бенезия воспитывала Лиару в одиночестве, Этита большую часть времени была занята общественной работой. Рядом с дочерью и женой она появлялась и бывала очень редко, может даже — крайне редко. Наверное, Лиара и не запомнила Этиту как настоящего отца. Что-ж, у азари это — в порядке вещей.

Потому-то Бенезия и стремится заместить Этиту кем-то, кто будет ей самой и, возможно, Лиаре, ближе. Может быть — даже понятнее и роднее. Хотя тут... можно спорить. Всё же я — человек, а Этита, Лиара и Бенезия — азари. Разница, если и не углубляться в детали, всё равно огромная. А если углубиться — то чудовищная.

Бенезии — как минимум восемьсот с лишним лет, она — пожилая азари. Если средняя продолжительность жизни людей — сто пятьдесят лет, то настрой Бенезии становится очень даже понятным: она хочет встать рядом с ней, Джейн Шепардом и прожить остаток своей жизни и — всю жизнь Джейн. Стремление — похвальное, но как это реализовать? Как совместиться?

Бенезия верит в то, что совмещение возможно. Может быть, она и права. Пока что у меня, Джейн Шепард, нет явных аргументов "против". Но и аргументов "за" тоже — не много. Слишком всё это получилось неожиданно.

Явик прав — рубить сплеча нельзя: есть ещё время, как минимум — месяц пребывания на Идене, а там — время до Цитадели и время до той планеты, где сейчас работает Лиара. Жаль только, что лишь после вылета с Идена можно будет организовать поиск Лиары — пока что дистанционный. Раньше — никак. Не хочется напрягать шифрованные каналы — любая нештатная активность со стороны Идена сейчас — вредна.

— Мы закончили проверки, — ко мне и Явику подошёл профессор Сташинский. — Понимаю, что преждевременно...

— Нет, профессор. Не преждевременно, — прервал учёного Явик, посмотрев в глаза археолога своим мягким взглядом. — Я хотел вам предложить возможность спуститься в шахту тогда, когда мы закончим проходку тоннеля и тогда вы, вероятно, увидите стену Базы. А проходка тоннеля — рутина, там, как вы сами понимаете, смотреть нечего. Повторяю, профессор, только возможность, — уточнил протеанин.

— Тогда, — кивнул профессор, соглашаясь с мнением Явика, — с вами пойдут инженер, техник и один из моих ассистентов.

— Согласен, — кивнул Явик.

Я вмешиваться в диалог партнёра и археолога не стал, понимая, что они и сами между собой прекрасно договорятся. Явику принадлежало здесь окончательное решение, а я, старпом — лишь представитель команды и экипажа фрегата, ставшего, волей обстоятельств, домом для пока что единственного выжившего протеанина.

— Джон, идёмте, — сказал протеанин.

Вместе со Сташинским я и Явик подошли к ограждению шахты.

Установки были надёжно закреплены на платформах, инженер, техник и ассистент уже облачились в "системы" и пристегнулись к страховочным кольцам подвески.

— Честно... Сам бы пошёл. Но, понимаю, что бурение займёт много часов, — сказал Сташинский, мало скрывая своё нетерпение, смешанное с волнением. — Потому — успехов вам.

— Успехов всем нам, — сказал Явик, первым вступив на мостик и подходя к платформам. Закрепив свою "систему" на подвеске, он обернулся ко мне, обменивавшемуся со Сташинским файлами инструментронов — с фрегата пришла информация и профессор спешил передать её мне. — Джон.

— Иду. — я повернулась к протеанину, кивнула Сташинскому и, ступив на мостки, быстро приблизилась к платформам.

Щелчок карабина — и я закрепила свою "систему" на кольце подвески.

— Все готовы? — я посмотрела на трёх археологов. Те кивнули. — Тогда — майна! — скомандовала я технику, стоявшему у пульта подъёмника.

Спуск занял не больше трёх минут и инженер с техником, первыми отцепившись от подвески, занялись установкой платформ в нужное положение.

Явик отошёл к противоположной стенке шахты, повернулся спиной к археологам, не желая их смущать своим внимательным взглядом. Раскрыл инструментрон, прикоснулся когтями к сенсорам. Я присела на дно шахты, скрестила, насколько позволяла это делать броня, ноги по-турецки. Прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной и полумраком. Свет софитов вырывал из полутьмы только платформы с размещёнными на них буровыми установками. Светился экран инструментрона Явика. Остальное тонуло в темноте.

Археологи скупо переговаривались между собой. Слышались щелчки и лёгкие удары — инженер и техник продолжали настройку аппаратуры установок.

Четверть часа — и ассистент профессора склоняется над экраном пульта управления, выполняя точную финальную настройку.

Протеанин тихо обходит платформы, подходит к "кресту", уже очерченному прицельной лазерной рамкой, прикасается рукой к стенке шахты, оборачивается, делая шаг назад, кивает.

Ассистент осторожно нажимает несколько сенсоров и два луча упираются в стенку шахты. Зашумели насосы, убирая из рабочей зоны измельчённую породу.

Шланги отсосов были спущены в шахту несколько минут назад. Техник быстро присоединил их к установкам, проверил герметичность.

Теперь наверху, росли "пирамиды" отработанной породы.

Я не стала подходить к установкам — не было необходимости напрягать археологов излишним посторонним вниманием.

Явик — понятно, ему надо свыкнуться с мыслью о том, что момент обретения возможности пройти сквозь стену Базы приближается. Протеанин несколько минут внимательно смотрел, как лучи буровых установок измельчают породу, углубляя выемку трёхметрового диаметра.

Я приготовилась ждать. Конечно, можно было бы подняться наверх — подвеска была в полной готовности, но не хотелось мельтешить туда-обратно. Явик, конечно же, не собирается покидать шахту до тех пор, пока не будет достигнута стена Базы. Значит и мне, старпому фрегата-прототипа, тоже не следует уходить.

* * *

(от Чаквас)

Бенезия радовалась, ощущая свежесть во всём теле. Ванн на фрегате не держали — душ, вполне вероятно, земляне считали и более технологичным и более функциональным средством поддержания необходимого уровня гигиены. Карин тоже будет рада: врачи почти всегда бывают довольны, когда к ним приходят чистые пациенты, надевшие и чистое свежее бельё и чистую верхнюю одежду.

Дверь медотсека приближалась. Бенезия шла неспешно, едва заметно кивая обгонявшим её и идущим навстречу членам экипажа фрегата, отмечая про себя, что теперь к ней, матриарху азари, относятся с гораздо меньшей настороженностью и с гораздо меньшей опаской.

Привыкают?! Возможно.

— Карин, — азари переступила порог, привычно плотно прикрывая за собой тяжёлую дверь Медотсека. — Я пришла.

— Рада. — я встала из-за стола, шагнула к гостье. — Понравился душ?

— Да, — тихо сказала Бенезия. — Хоть мы и живём очень долго на суше, но для нас Океан Тессии остался домом, нашей естественной средой обитания. Мне известно, что многие другие разумные называют азари "рыбообразными". Необидная констатация факта, — матриарх подошла к рабочему столу врача. — Рина, я... думала о Джоне.

— И...

— Мне сложно это пояснить достаточно развёрнуто вслух, Рина, но я... я хочу ребёнка от Джона, — матриарх опустилась в кресло, стоявшее рядом с рабочим столом врача, подождала, пока Чаквас устроится в своём любимом рабочем кресле и пододвинет к себе клавиатуру настольного инструментрона. — Я понимаю, что это глупо, что это... ну почти невозможно, ведь оперируя меня, вы...

— "Ты", Бена. Давай на "ты", — мягко прервала азари я. — Я действительно видела, что ты — матриарх, но... Если бы не изменения, происшедшие с Джоном, я бы сразу сказала тебе, что надежды не следует питать. Никакой. А теперь, зная в общих чертах, на что способен Джон, я скажу, Бена, по-другому: надейся. Да, да, Бена, надейся. — я посмотрела в глаза собеседницы. — Джон... поймёт. Насколько я могу судить, он догадывается о твоём отношении к нему. Настолько, насколько это вообще доступно для мужчины. И понимает, что ты к нему... очень неравнодушна.

— Очень. И я понимаю также, Кари, что встаю между ним и Дэйной. — вздохнула матриарх.

— Согласна Дэйну он отпустить не желает, — тихо сказала Чаквас.

— И... — несмело сказала старшая Т'Сони.

— Как врач, я понимаю, Бенезия, что нет никаких объективных препятствий для того, чтобы ты и Джон были вместе и рядом. Независимо от того, будут ли у вас совместные дети или нет, — уточнила я. — Как человек и как женщина, я обязана учитывать, что Дэйна...

— Я согласна, чтобы у неё и Джона были совместные дети, Карин, — тихо сказала матриарх. — Джон должен быть счастлив. Полностью счастлив. А я... Я буду счастлива рядом с Джоном. Независимо от того, будут ли у меня дети от него или их... не будет, — вздохнула Бенезия. — Он спас мою душу от угасания, Карин.

— И об этом подумала, — сказала я.

— Да, — кивнула старшая Т'Сони. — В последнее время я наслаждаюсь возможностью о многом очень глубоко, серьёзно и долго подумать. А об этом — особенно. Мысли... сами приходят. Наверное, как вы, люди, выражаетесь, из подсознания.

— Может быть, — едва заметно кивнула я. — И всё же...

— Да, Рина. Я очень надеюсь, что у меня всё же будут дети от Джона, — подтвердила матриарх. — Если сбывается то, во что мы не верили, может быть и это — сбудется.

— Может быть. — Я осторожно кивнула и эту осторожность сразу оценила Бенезия. — Только, Бена... Не дави на Джона. Я понимаю, тебе за восемьсот лет, ты больше знаешь жизнь....

— Более опытная... — продолжила собеседница.

— И это — тоже, — честно признала я. — Но Джон... Ему трудно. Я как врач вижу: он ещё не свыкся полностью со своим новым статусом старшего помощника командира фрегата-прототипа и командира десантного экипажа. А теперь на него свалились ещё и обязанности по сопровождению протеанина.

— Да и я с Сареном — тоже не подарок, — сказала матриарх.

— Возможно. — я вывела на экран ноутбука "серую" заставку. — Всё равно, Бена. Не дави, не форсируй ситуацию, — я помолчала несколько секунд. — Джон, конечно, стремится сделать всё возможное, старается, но его тоже напрягают его новые возможности. Скажу так, Бена. Прямо скажу, не обижайся. Он боится, что его примут за монстра.

— Да уж. — Бенезия, осторожно и медленно поворачивая голову, оглядела Медотсек.. — Если от меня шарахаются, от Сарена — прячутся, Найлуса — за Спектра не считают, но опасаются, помня, кто такие турианцы, как раса, то понимать, какие возможности и способности обрёл твой же соплеменник... Это — слишком сложно для обычных людей.

— Джон не склонен бояться чего-либо без достаточных оснований, Бена. А вот этого, уверена и даже — убеждена, он боится всерьёз. Как врач, я вижу это и знаю это. Тяжело такое знать, когда любишь того, кому вот так достаётся от жизни, — вздохнула Карин. — Лучших всегда кидают наперерез любой мыслимой опасности. Иногда — кидают просто на инстинктах, без участия логики и разума. Так уж здесь в этом мире заведено, — тихо сказала я, помедлив несколько секунд. — А Джон — лучший.

— Если бы не он... Я бы осталась хаском, — сказала Бенезия. — А Иден ждала бы судьба планеты, на которую в первую очередь обрушились бы Жнецы.

— Потому, Бена, не спеши. Не используй весь сценарий "до дна" вот так сразу. — я прогнулась, сидя в кресле. — Просто будь рядом с Джоном. Явик... поймёт. Ему тоже нужно одиночество. Наверное, все мужчины такие — они любят одиночество больше, чем женщины.

— Там... — несмело продолжила тихим голосом Бенезия и осеклась

— По последним данным — они начали проходку горизонтального тоннеля. Сташинский сообщил Андерсону, что Явик уже был у стены Базы. Своими методами и средствами, Бена, — уточнила я. — Ни Сташинский, ни тем более, Андерсон, деталей не знают — подозреваю, что даже Шепард не в курсе того, как именно это удалось сделать Явику. Преодолеть двести метров плотной породы и достичь "скорлупы". Но, как Старшая Раса, Явик имеет свои возможности и способности, которые для нас, нынешних, выглядят и являются настоящим чудом. Может быть и правы те, кто считает, что любая совершенная технология есть чудо, но Явик не станет лгать. Он и сам нервничает, потому что всё ближе к моменту разгадки, к моменту ответа на главный вопрос.

— Он остался один или он не одинок, — произнесла Бенезия.

— Можно и так сформулировать. Так что... Пока идёт проходка горизонтального тоннеля — Шепард и Явик решили шахту не покидать. Нет смысла "прыгать" туда-сюда. Ожидание — не слишком любимое и довольно неприятное для людей занятие. Но тут другого выбора просто нет. Пока тоннель не упрётся в "скорлупу", переходить к дальнейшим шагам — глупо.

— А там...

— Подозреваю, Бена, что Явик попросит всех трёх археологов покинуть шахту и тоннель. Аппаратуру заглушит — вполне понятно, что он опасается слежки и прослушки. А там... Там он вместе с Джоном переступит порог Базы. И пробудут они там, в Периметре... долго. База — большая и, думаю, там не обошлось без протеанских "штучек". Самое меньшее — свёртка пространства. Проще говоря — пространственная архивация. Деталей не знаю, часть предположений по этому поводу высказал Дэвид, а ему я — верю. Он — "эн-семёрка", ему доступно и не такое понимание, которое, ясное дело, выглядит слишком пионерным для обычных людей.

— Рина... Я вроде бы почти что очнулась, привыкание к нормальной жизни идёт более-менее стабильно, насколько я вообще могу судить. Может быть, ты меня всё же посмотришь? На известный тебе предмет... — несмело произнесла Бенезия.

— Ладно. — я встала, отметив, как обрадованно поднялась со своего кресла матриарх. — У нас, конечно, не крейсер, но кое-что мы тоже можем, — я шагнула к дверце диагностической выгородки, открыла её. — Проходи. — я подождала, пока азари переступит порог отделения диагностики, вошла сама и плотно прикрыла за собой дверь, взглянув на индикаторы обстановки в Медотсеке. — Пока здесь тихо, можем провести полный цикл. Но для этого...

— Понимаю, — матриарх шагнула к раскладному стулу, быстро обнажилась. — Мне — ложиться туда? — она взглядом указала на кушетку. — Навзничь?

— Да. — я нажимала клавиши на пульте меддиагноста. — Пока — ложись, успокой дыхание. И — не накручивай себя отрицательными мыслями, Бена.

— Постараюсь, — азари улеглась на кушетку, попыталась расслабиться, отметив, что ей это удалось сделать достаточно полно. — Это... долго?

— Пятнадцать минут. Минимум, — уточнила я, подходя к лежащей навзничь азари и поправляя жерла диагностических сканеров. — Ты же хочешь точности и полноты?

— Очень хочу, — азари наслаждалась возможностью держать голову прямо — отростки привычно улеглись в выемку в изголовье кушетки. — Только так — точно и полно, Рина.

— Будет тебе и точно и полно, — сказала я. — Только лежи, постарайся не двигаться и не шевелиться. Понимаю, что трудно, но лучше так, чем совсем никак. Когда будет можно пошебуршиться — я тебе обязательно скажу. — я отошла от кушетки, садясь за пульт. — Да, если тебе будет удобно, можешь закрыть глаза. Нужно будет включить биотику — включай, она не помешает диагносту.

— Спасибо, Рина. — Бенезия постаралась расслабиться ещё больше, с наслаждением прикрывая глаза и чувствуя, что её совершенно не клонит в сон и не хочется включать биотику — в диагностической выгородке было достаточно тепло, а кушетка тоже не была холодной — согреваться биотическим свечением не было никакой необходимости.

— Вот так, хорошо. — я передвинула на пульте несколько ползунков. — Началось сканирование, Бена.

— Угум. — Бенезия поймала себя на мысли, что ей предстоящая процедура нравится. Очень напоминает диагностику в Центральном госпитале Тессии. Там, конечно, аппаратура другая, но ведь принципы и даже показатели за три десятка лет земляне и азари успели унифицировать, так что особых расхождений в показаниях приборов, и, соответственно, в результатах исследования, быть не должно.

* * *

(от Уильямс)

— Усилить внимание, — распорядилась по взводной конференцсвязи я, получив на инструментрон текстовое сообщение от Сташинского. — В периметр — никого не пропускать. До особого распоряжения.

Приняв ответные доклады от командиров отделений, я решила не спешить с очередным обходом постов — пока что вокруг было всё спокойно. Признаков неблагополучия не было.

Когда руководство археологической партией принял доктор Сташинский, ей, как командиру приданого взвода охраны, работать стало легче. Тимур Лаврович не старался вмешиваться в служебные армейские вопросы, чем откровенно грешила предшествующая начальница. Не использовал профессор космопехотинцев и как людей для "подай — принеси".

Сейчас, как я знала, он наблюдал за работой двух буровых установок, осуществлявших проходку горизонтального тоннеля к протеанской базе. В шатёр никого не пускали, в шахте находились Шепард, протеанин, инженер-археолог, ассистент-археолог и техник-археолог.

Руководитель экспедиции и несколько ассистентов, инженеров и техников наблюдали за процессом проходки по приборам и через видеокамеры, установленные на буровых станках. Пока процесс проходки только начался, насосы выбросили на поверхность, на специально подготовленные площадки вне шахты первые центнеры измельчённой породы.

Двести метров. Для археологов, насколько понимала я, это — большое расстояние. Наверное, как и говорил раньше Сташинский, последние метры перед стеной учёные будут расчищать от породы вручную, по минимуму используя буры и насосы. До этого момента — ещё очень далеко.

Едва только бывшая руководительница покинула пределы района, большинство странных проблем — как отрезало. Дроны, конечно, приземлили, теперь ими управляли исключительно вручную, через операторов. Людей, попавших под индоктринацию, также изолировали, невзирая на возраст, пол, и звания и должности. Это "успокоение ситуации", конечно же, расслабляет и расхолаживает, но пока не следовало особо "закручивать гайки". И тогда, если будет повод, можно будет потребовать напрячься.

Кайден... Он именно напрягается. Теперь-то я знала, как ему досталось. Многое мне рассказали крестьяне, чьи дома были расположены по соседству с местом стоянки двух кораблей. Там побывала делегация с фрегата во главе с медиком корабля — майором Карин Чаквас. Вот как бывает — Медотсеком экспериментального фрегата "рулит" целый майор, а кораблём командует каперанг. Интересная картинка получается. Кайден... Он, конечно же, рад избавлению от мигрени — жуткой головной боли, делающей из здорового мужчины-офицера инвалида и постоянного пациента Медотсека.

Крестьяне любопытны по своей природе. Это только так кажется, что они ничем, выходящим за извечный круг сельских обязанностей и сельского быта, не интересуются. Расспросили они, конечно, Карин и пришедших с ней женщин и девушек — членов экипажа и команды корабля. О многом расспросили. Разговоры, как теперь знала я, были долгие, содержательные. Крестьяне умеют слушать и умеют слышать. Горожане этим не всегда сейчас могут похвастаться, а вот у крестьян, у сельских жителей, эти качества сохранились. И хорошо, что сохранились.

Разговорам "за жизнь" между крестьянами и членами экипажа фрегата-прототипа очень, как оказалось, поспособствовало присутствие матриарха азари. Бенезия Т'Сони. Я знала, что поначалу очень многие крестьяне опасались такой гостьи. Но потом опасения рассеялись и матриарха теперь принимали "на ура". Потому, что Бенезия, в отличие от многих своих ровесниц, не учила, а училась. А уж как она уважительно общалась с крестьянами — наверное, о её посещениях будут не только долго говорить тогда, когда фрегат покинет планету, но и сложат несколько содержательных и увлекательных, а главное — правдивых легенд.

Кайден сейчас — фактический командир группы охраны фрегата-прототипа. Потому я и перестала "дуться" и обижаться на Аленко за то, что он не спешит увидеться с ней не по видеосвязи. Он — лейтенант, офицер, техник и теперь — командир группы охраны корабля и большой охранной зоны вокруг фрегата и Жнеца. Ясно, что командир фрегата в отсутствие командера Шепарда именно ему, лейтенанту-биотику Аленко поручил осуществлять общее и специальное руководство действиями полисменов, составляющих группу, охраняющую периметр стоянки.

Любопытные местные жители готовы на всё, чтобы получить побольше острых ощущений и не менее острых впечатлений, но они явно не осознают, что и обездвиженные гетские корабли, и обездвиженные геты, и Жнец по-прежнему опасны. А если и осознают, то не понимают до конца.

Аленко хочет наилучшим образом справиться с поставленной перед ним задачей, ведь он теперь не расплачивается за неизбежное нервное напряжение и стресс жесточайшей головной болью.

Шепард прав, порекомендовав Андерсону назначить на этот пост именно Кайдена: пусть он освоится с реальным практическим уровнем офицерских обязанностей без необходимости удаляться надолго и далеко от корабля. Если фрегат действительно задержится на ближайший месяц на Идене, у меня будет немало возможностей встретиться и поговорить с Кайденом. Обязательно будут такие возможности. Пока что надо только подождать. Да, ждать сложно, тяжело, но — надо.

Прочитав новополученные текстовые файлы, пришедшие от Сташинского, я пристегнула к поясу шлем, поднялась с раскладного стула и отправилась проверять посты.

* * *

(от Чаквас)

— Всё, Бена, — сказала я, выключая большую часть индикаторов на пульте. — Можешь осторожно, не спеша встать. Диагностика выполнена, результаты получены.

— И... — обнажённая матриарх текучим движением поднялась с кушетки, подошла к стулу, оделась и повернулась к хозяйке Медотсека.

— Идём ко мне в кабинет. Поговорим. — я погасила освещение в выгородке, выходя следом за старшей Т'Сони и прикрывая дверку. — Присаживайся, — я взглядом указала собеседнице на свободное кресло, сама села в своё рабочее кресло и сразу активировала ноутбук на столе, развернув большой экран. — Смотри сама. Думаю, ты не раз уже такое или — примерно такое — видела.

— Да. — Бенезия просмотрела файлы. — Ты...

— Не скрою, применила программу адаптации. Но — только по внешнему представлению. Все показатели, все цифры и все выкладки остались такими, какими они были получены аппаратурой Медотсека. Здесь никаких "причёсываний" не было.

— Верю, — произнесла матриарх, ещё раз пересматривая содержимое немногочисленных, но оказавшихся очень информативными файлов. — И...

— Общий вывод, Бена — ты вполне можешь забеременеть и родить детей. Нескольких детей. Никаких признаков того, что репродуктивная система у тебя сколько-нибудь существенно и окончательно нарушена или разрушена, я не нахожу.

— То есть...

— Думаю, Бена, ты права. Если Шепард захочет — ты сможешь забеременеть от него. Даже в возрасте матриарха. Дело за малым — вашим общим единением. И взаимным согласием, конечно.

— Ты просила меня не давить на Джона, Рина, — произнесла матриарх. — Я пока лежала на кушетке там, в "диагностике", об этом, не скрою, думала. Ты права. Я не имею права давить на Джона здесь. Теперь я это понимаю, думаю, достаточно полно, чтобы согласиться с твоим требованием. Я люблю Джона, это правда, но я не буду использовать любовь... как таран. Я постараюсь, насколько это возможно вообще, быть ближе к Джону, стать для него полезной. Подозреваю, Кари, что мне не суждено остаться здесь, на борту фрегата, надолго даже после того, как я найду свою дочь. Значит, впереди у меня — возвращение на Тессию. Ясно, что вместе с Лиарой. А там... там мне предстоит напрячься. Наша азарийская система... Отдельные её части и система в целом — теперь мне не кажутся уж слишком оптимальными и пригодными для осуществления нормативного реагирования на вызовы ближайшей перспективы, — "по-книжному" выразилась матриарх. — И я понимаю, что мою влюблённость, мою любовь к Шепарду может весьма неоднозначно, возможно — даже отрицательно — воспринять Лиара. Всё же пятьдесят лет молчания, пятьдесят лет разлуки... — вздохнула, не таясь, старшая Т'Сони. — Теперь я сама не понимаю, как прожила эти годы... Другое понимание, — помедлив, отметила азари. — Совсем другое. А уж как воспримет мою влюблённость, мою любовь к Джону Этита... Нет, я уверена, она поймёт меня в гораздо большей степени, чем Лиара. Во всяком случае — попытается понять, но... не знаю. Я думаю, что нам с Этитой надо будет сделать всё, чтобы теперь жить единой семьёй... Мама, папа и дочка. У Этиты были дочери, но о них она не любит много говорить. А для меня Лиара — единственная. Может быть — это действительно следствие моего статуса, а может быть — это и следствие моего... не очень умного выбора. — Бенезия сказала это, опустив голову. — И вот теперь... я влюблена, я люблю Джона, я счастлива... Я верю в то, что смогу забеременеть и родить ещё одного, хотя бы одного ребёнка. Спасибо, Рина. Я, не скрою, не особо верила, что сохранила минимум необходимого для того, чтобы забеременеть. Всё же мы очень далеко от центров азарийской медицины.

— Цитадель, Бена. У нас впереди — Цитадель, — мягко заметила я.

— Там... сложно. Не думаю, что мы там задержимся уж очень надолго. И я сейчас... не склонна настраивать себя на перепроверку твоих выводов, Рина. Я вполне доверяю им. — матриарх помедлила. — Постараюсь быть к Джону поближе. Ты права, не следует торопиться. И я — не буду. Хотя очень хочу... как вы, люди, часто выражаетесь, "испить эту чашу до дна".

— Бена, не забудь про биотику. Не только мирную, но и... боевую, — тихо сказала я.

Бенезия подняла на собеседницу удивлённый взгляд, но я осталась серьёзной.

— Да, да, Бена. У нас есть трюм, там достаточно места. Пока мы стоим здесь — ты вполне можешь поддержать свой уровень. И мирной, и боевой биотики. Теперь уже — можно. Диагностика подтвердила — ты восстановилась в достаточной степени. Думаю, тебе будет нужно составить график, скажем так, тренировок. Ты вполне можешь заниматься самостоятельно или тебе с радостью составит компанию Кайден Аленко.

— Да, он сильный биотик, — соглашаясь, кивнула матриарх.

— Не так чтобы очень сильный, — едва заметно усмехнулась я. — Но всё же два биотика быстрее между собой договорятся. Вот и договорись с ним. Я не сомневаюсь, ему будет чему у тебя поучиться. И теперь подобные нагрузки не будут ему вредны.

— Джон... спас его. — тихо сказала, вставая, старшая Т'Сони.

— Да, — кивнула я. — Спас. От мигрени. Жуткая головная боль, способная парализовать человека и сделать из него, пусть и временно, но очень надолго — глубокого инвалида.

— Спасибо, Кари, — матриарх пододвинула кресло к столу. — Я пойду к себе. Надо о многом подумать.

— Не забудь о том, что тебе надо наладить режим питания, Бена, — я встала, шагнула к азари. — И не думай, что наши походы по крестьянским домам — окончены. Нас ждут. А тебя — особенно.

— Меня... приняли?! — удивлённо спросила матриарх.

— Да, — твёрдо сказала я, уклонившись от дальнейших словесных пояснений.

— Я... рада, — смущённо проговорила азари, поворачиваясь к выходу из Медотсека. — Благодарю, Карин. — она остановилась у тяжёлой створки, подождала, пока полотно, освобождая проход, уйдёт в сторону, перешагнула порог, обернулась. — Вы мне... очень, очень помогли, Карин. Я этого не забуду.

Полупрощально кивнув уходившей азари, я вернула створку герметдвери на место, повернулась и направилась к своему рабочему столу.

На экране ноутбука уже светились значки прибывших сообщений, среди которых были и несколько файлов от Дэвида.

Устроившись в хорошо знакомом уютном кресле, я набрала на клавиатуре код.

* * *

(от Шепард)

Лучи буровых установок замерцали и стали меркнуть. Явик встрепенулся, сбрасывая с себя сонливость. Он снова не спал, лишь снизил активность почти всех процессов в своём организме до минимума. Сейчас ассистент подойдёт к пульту, взглянет на показатели...

— До стены осталось пять метров. Автоматика установок бурение завершила нормативно, — сказал учёный, не стремясь непременно обернуться и посмотреть на протеанина. — Три минуты на застывание раствора.

— Добро. — я пружинисто встала на ноги, прогнулась. — Спасибо. Можете полностью выключать установки. Мы с партнёром займёмся проходкой оставшихся пяти метров.

— Ясно — кивнул ассистент, производя необходимые манипуляции с клавиатурой пульта. — Установки — обесточены.

— Я иду, Джон. — Явик подошёл ко мне тогда, когда я уже вошла в тоннель. Лучи наплечных скафандровых прожекторов плясали по стенкам, терялись в глубине. Протеанин, стараясь не бежать, не оглядывался по сторонам, сдерживал нетерпение и волнение.

Я шагала не спеша, рассчитав про себя, что мы подойдем к месту предстоящей расчистки через три, максимум — через четыре минуты. Волнение и нетерпение партнёра я вполне ощущала, но решила ничего не говорить вслух, понимая, что если надо — Явик сообщит мне всё безмолвно, ставшими привычными "мыслеобразами". Как с драконом общаешься. Что-то я не припоминаю подобных особенностей нашего Явика. Чем еще отличаются протеане?

Путь к месту работ занял четыре минуты. Явик оглянулся, взмахнул рукой, выставив "стенку" из биотической "плёнки".

Я, начавшая привыкать к возможностям партнёра, не стала вслух уточнять, для чего это было сделано. И так понятно: чтобы отсечь хронически любопытствующих археологов. Похоже, помахать лопатой и поупражняться с крепежом не придётся. Лопаты протеанин и человек захватили с собой — они лежали у входа в горизонтальный тоннель. А вот крепёж мы с собой не взяли. Если бы взяли — археологи под любыми предлогами увязались бы следом за нами или вместе с нами. Так уж настроены учёные: им любые детали и мелочи важны.

"Стенка" стала полностью непрозрачной. Теперь горизонтальный тоннель погрузился в полную темноту. Там, где он выходил в вертикальную шахту, было довольно светло от двух софитов, установленных на высоких треножниках — установки тоже надо было освещать.

Явик, не испытывавший сложностей из-за отсутствия освещения, взял в горсть землю, поднёс к лицу, вдохнул, видимо, принюхиваясь, осторожно повернул руку ладонью вниз, смотрел, как земля сыплется. Вот уже почти и невозможно разобрать, где земля из вертикальной "стенки", а где — земля из тоннеля.

— Ты права, Джейн, — мыслеобраз, возникший в моем сознании, не стал неожиданностью. — Я намереваюсь применить биотику, чтобы побыстрее получить доступ к стене Базы, — с этими словами протеанин встал в двух шагах от вертикальной "стенки". — Пока — встань в трёх шагах позади меня. Это — не долго. И ничего особенного здесь не будет. — Он вытянул обе руки вперёд, сблизил ладони, между которыми вспыхнул сине-голубой шар.

Несколько мгновений — и шар превращается в пирамиду, которая увеличилась в размерах, достигла своим основанием краёв залитого раствором тоннеля и двинулась вперёд, оставляя за собой стенки из спёкшейся породы.

— Теперь — две минуты по вашему счёту времени — и мы получим доступ к стене Базы, — в мыслеобразе, присланном мне протеанином, прозвучало отчётливое удовлетворение.

Явик, поддерживая пирамиду своей энергией, осторожно шагнул вперёд.

Я подождала, пока мой партнёр сделает четыре шага и, стараясь не спешить, шагнула следом.

Стенки, созданные из спёкшейся породы, выглядели вполне надёжными. Да, способ их создания необычен, а результат — вполне нормативен и приемлем.

Явик осторожно продвигался вперёд, подпитывая своей биотикой слабо шелестевшую энергией "пирамиду". Я не отставала от партнёра, с интересом оглядывая стенки получавшегося тоннеля. Пять метров, а какие ровные и прочные. Приятно посмотреть и очень приятно идти. Никаких опасений не возникает, никаких сомнений в их прочности и стойкости.

— Со временем... если потребуется, — пришёл от Явика, уже преодолевшего три метра расстояния до стены Базы, новый мыслеобраз, — эти стенки археологи укрепят. Если захотят, конечно. В наших условиях такие стенки стояли пять десятков лет. Без всякого обслуживания, — голос протеанина в мыслеобразе был ровен и спокоен. — Думаю, при необходимости... Впрочем, нет, — воин древней расы остановился, сделав ещё три шага, с усилием раздвинул руки, разведя их в стороны, отчего пирамида резко и быстро стала плоской. — Мы... пришли, — он погасил свечение пирамиды, сбрасывая с пальцев и ладони остатки биотической энергии. — Как давно я её не видел... — протеанин подошёл к стене, опустился на одно колено, осторожно касаясь поверхности, склоняя голову и замирая. — Совсем по-иному воспринимается, чем тогда... в коконе. Совсем по-иному, — он неспешно поднялся на ноги, выпрямился. — Хорошо, что мы поставили стенку. Не всё археологам надо видеть и не всё надо понимать, Джейн. Я помню о желании Сташинского увидеть стену базы, но... Пока мы не обойдём большую часть базы, пока мы не найдём саркофаги и не решим основную проблему — не стоит давать археологам возможность знать больше, чем они знают сейчас.

Шепард молчал, ожидая, когда же протеанин пояснит, что следует делать дальше.

Стена, перед которой они стояли, выглядела монолитной. Ни щели, ни намёка на вход.

— Мы пройдём... моим методом, Джейн, — пришёл в мое сознание новый мыслеобраз. — В коконе. Я подготовил для этого всё необходимое. Стена Базы пропустит нас в Периметр, — протеанин обернулся, прислал мне новый мыслеобраз, не желая ничего озвучивать голосом. — Встань за мной в шаге от меня. Пожалуйста. И — не беспокойся, стена пропустит тебя беспрепятственно.

Я выполнила просьбу протеанина. Мы вместе сделали шаг, другой — и вокруг возникли внутренние "дублирующие" стены базы. Высоченные, в четыре-пять метров, покрытые странным, напоминающим листовой металл материалом.

— Мы — внутри, — вошёл в мое сознание новый мыслеобраз. — Теперь мы можем говорить как обычно, но я бы предпочёл пока подождать. До момента окончательного решения нашей проблемы. Нам — туда, — протеанин поднял правую руку, указывая куда-то вверх и вправо. — Здесь — мало света. Джейн, прошу, притуши прожектора. Я не хочу слишком сильно нарушать тишину и покой этого места.

Уменьшив мощность лучей наплечных броневых прожекторов до минимума, я пошла следом за протеанином, ориентируясь на звук его шагов по плитке пола заодно активировав ночное зрение.

— Это — подземные уровни. Через несколько минут мы спустимся ещё ниже, — пришёл новый мыслеобраз. — Туда, куда отступали все мои коллеги. Я не знаю точно, сколько займёт путь... База будет постепенно, как выразилась Карин, "разархивироваться", разворачиваться. Но пока что за нами обоими... не будет развёртки. — Явик понимал, что мне придётся докладывать Андерсону, а о чём доложишь, двигаясь едва ли не наугад в почти полной темноте. Хорошо ещё, что шаги слышно, а то ведь вполне можно поверить, что идёшь по очень узкому мостику, где справа и слева — пропасть. Если бы я не видела отблески на стенах.

Свернув несколько раз в боковые ответвления, мы вышли в очередной коридор. Здесь было не намного светлее.

— Залы саркофагов. Не чувствую повреждений системного уровня, — пришёл новый мыслеобраз. — Прости, мне нужно несколько минут, чтобы убедиться в отсутствии проблем с автоматикой уровня. — Явик сделал несколько шагов в сторону. — Пока остановись, постой, пожалуйста, по возможности, на месте. Если всё будет более-менее в порядке, я включу здешнее неяркое освещение.

Минуты истекали медленно. Я подумала, что в пределах протеанской базы, даже время идёт по-другому. Явик не появлялся в пределах слышимости и тем более — в пределах видимости. Наверное, пошёл проверять не только этот зал, но и соседние.

Прошло около получаса. Точнее промежуток времени, в течение которого отсутствовал партнёр, я определять не захотела — не было никакого желания смотреть на внутришлемный индикатор или часы в инструментроне.

Шлем я надела чисто автоматически. Протеанин возражать не стал, хотя, как поняла я, отметил это в памяти. Так, на всякий случай.

— Прости, — наконец пришёл новый мыслеобраз и Явик "проявился" из темноты в шаге от меня. — Я не утерпел, обошёл все соседние залы, — он помолчал несколько секунд. — Есть, конечно, отключившиеся саркофаги с моими мёртвыми соплеменниками. И их достаточно много. И есть много саркофагов, сохранность которых примерно равна сохранности моего саркофага. Это... — осторожно заметил Явик, — даёт надежду. Свет пока включать не будем. Я пройдусь по залам ещё раз. Смотреть пока здесь особо нечего. Можешь включить вполнакала прожектора на броне, теперь свет не помешает. Здесь, в этом зале, большинство — живые.

— Можно с тобой? — тихо спросил я, выйдя на канал спикера Явика.

— Можно, — вздохнул протеанин. — Знал, что спросишь именно это. Идём. Пока — только посмотрим. Вскрывать залы полностью и активировать саркофаги будем позже.

Похоже, Явик не ждал никакой реакции на свои слова. Молча развернулся и шагнул в полумрак.

Я тихо и неспешно последовала за ним.

Наплечные прожектора вырывали из мрака ровные ряды капсул саркофагов. Сейчас человеку невозможно было понять, есть ли внутри них живые протеане.

Явик двигался вперёд почти бесшумно.

Зал, второй, третий. Следов боя нигде не отмечалось, а вот следы возгораний — были. База была атакована как минимум несколько раз.

— Это — последний зал. Здесь — почти все... мертвы, — пришёл в сознание старпома очередной мыслеобраз. Явик строго придерживался "правила тишины". — У меня, Джейн, была мысль, что начинать оживление надо с тех, кто здесь, но я отказался от неё...

— Кто командовал?... — Я постаралась задать этот вопрос тихо и по возможности спокойно, но это мне плохо удалось.

— Я был в арьергарде, как ты знаешь. А в авангарде шла командир нашего фрегата "Клинок Ярости". Таэла, — тихо сказал Явик, остановившись у одного из саркофагов. — Я примерно знаю, где она... находится сейчас, в каком зале. Знаю, что она отказалась от того, чтобы занять место в "командирском зале", здесь есть и такой. Знаю, что она... выжила, — в голосе протеанина, почти избавившемся от стрёкота, послышалось облегчение.

Похоже протеанин рад тому, что выжила именно Таэла. Вполне возможно, её и Явика связывали некие отношения неслужебного, сугубо личного характера.

— Но я также знаю, Джон, что она будет очень недовольна, если мы начнём процедуру оживления выживших протеан с неё. Потому придётся начинать не с живых, а с мёртвых. Увы, Джон. У нас — такая традиция. Если уж мы вдвоём сюда вошли, то... надо следовать правилам.

— Будем следовать правилам, Яв, — сказала я. — Только говори, что и как надо делать.

— Я рад, что ты рядом, Джейн, — прострекотал Явик, отходя от капсулы. — Мне легче, когда ты рядом. Тем более — здесь. Я понимаю, что тебя интересует база в целом. Но сначала давай дадим возможность моим соплеменникам... очнуться. Они помогут нам с приведением базы в порядок.

— Явик, корабль... — напомнила я.

— Учтено, Джейн, — ответил партнёр. — Ты помнишь про две резервные буровые установки?

— Помню, — кивнула я.

— Я уже посмотрел по уточнённой план-схеме — здесь есть возможность устроить "сквозной" проход, по которому эти платформы могут быть доставлены к противоположному краю Базы. А там... Там археологи смогут помочь нам пробить тоннель до корабля. Я предварительно посчитал: расстояние — полтора километра. Несколько суток работы установок. Минимум — четверо, максимум — пять суток. Потом — вскрываем корабль и мои соплеменники, — стрёкот в голосе протеанина ненамного усилился — партнёр явно волновался, — смогут перенести в корабль всё ценное, что нельзя оставлять на этой базе.

— Распланировал, — уважительно сказала я.

— А то, — впервые улыбнулся — не оскалился, а именно улыбнулся усталой улыбкой — протеанин. — Первая высота, Джейн, нами взята. Тобой и мной. Мы... нашли выживших протеан. Нашли! — повторил Явик, вслушиваясь в звучание и вдумываясь в смысл сказанного им самим вслух слова. — Теперь мы соединим базу и корабль тоннелем — и у нас будет возможность сделать много важного и полезного. Думаю, мои соплеменники не откажутся помочь иденцам в уточнении очерёдности проведения раскопок на планете. Там, где много протеанских построек и более мелких, как вы, люди, выражаетесь, артефактов.

— Яв... тебе не надо...— осторожно заметила я.

— Отдохнуть?! — протеанин обернулся ко мне стоявшей у саркофага. — Нет, Джейн! Если раньше, до того, как я прошёлся по этим залам, я бы ещё согласился поспать... Теперь — нет! Теперь у меня есть цель — обрести живых соплеменников! Они живы, но они — спят. И теперь они проснутся! В новом мире. Перед новой войной с древним, старым противником, — он помолчал. — Неужели мы, чистокровные протеане... вернулись?! Я не сентиментален, Джейн. Но я... поверить не могу: больше сотни живых протеан и... протеанок, — голос Явика дрогнул. — Мы... получили право и возможность на возрождение... Через пятьдесят тысяч лет... — он помолчал и я поняла, что мой партнёр сейчас не в силах ничего сказать вслух.

Он должен свыкнуться с этой непростой мыслью. Поверить в реальность чуда, в реальность невозможного. Раса протеан выжила. Даже не видя никого из соплеменников Явика, я не сомневалась — протеанин не стал бы так говорить, если бы у него не было стопроцентной уверенности в том, что очень многие саркофаги содержат живых сородичей.

Тишина в зале уже не казалась зловещей или гнетущей. Теперь это была обычная тишина. Совсем скоро она будет нарушена самыми разными звуками, означающими возвращение в стены Базы носителей разумной органической жизни.

— Идём к исходной точке, Джейн. — Явик сделал несколько шагов по направлению к выходу из зала. — Идём. Хоть мы и сказали, что идём надолго... Но археологи — это такие нетерпеливые спецы...

Они вышли из Периметра и спокойно прошли через плёнку, запечатавшую подходы к стене Базы.

Увидевший нас первым ассистент не удержался и воскликнул:

— Они оба вернулись! — после чего Явик и я увидели идущих к нам инженера и техника.

— Да, мы вернулись, — сказал Явик. — А что, мы должны были исчезнуть? — спокойно уточнил он. — Можете доложить наверх вашему шефу, ассистент, что мы побывали на базе. Детали мы сообщим только ему. — Явик предостерегающе оскалился. — И ещё — не пытайтесь пройти к Базе. Там я поставил защиту. Пока мы не наведём на Базе порядок — никто кроме нас двоих на Базу не попадёт. Сразу скажу — большую часть базы и тогда никто не увидит. Так, небольшой кусочек. В котором, кстати, не будет ничего интересного или особенного. — уточнил протеанин, видя нараставшее разочарование в глазах и в выражении лица помощника профессора Сташинского. — Подготовьте к транспортировке две резервные установки. Они потребуются нам на противоположном краю Базы. Для чего — я уточню позднее. Идёмте, Джон, — протеанин первым шагнул к кольцу лебёдочного подвеса. — Надо поговорить со Сташинским, — уже прицепив свою "систему" к кольцу, Явик обернулся, посмотрел внимательно на инженера и техника, потом перевёл взгляд на ассистента. — До нашего возвращения вам тоже здесь нечего делать. Так что — цепляйтесь и — поедем наверх.

Профессор Сташинский встретил нас на мостике, перекинутом через жерло шахты. Кивнув разрешающе своим троим коллегам, археолог поспешил сойти с мостика на твёрдую землю. Следом за ограждение шахты вышли я и Явик.

— Были? — задал Тимур Лаврович остро мучивший его вопрос.

— Были, профессор, — не стал отрицать Явик, остановившись в нескольких шагах от ограждения. — Распорядитесь, пожалуйста, чтобы в шахту в наше с Джоном отсутствие никто не спускался. В тоннеле перед Базой выставлена защита и без нас её никто не преодолеет. Протеанская технология, — не стал особо скрывать воин древней расы. — И всё остальное мы сможем вам одному рассказать и даже показать только на борту фрегата. Нам надо будет сделать подробный доклад для командира корабля. Чтобы два раза не повторяться и не приглашать куда-либо ещё всех, кому это надо будет знать достаточно полно... Лучше будет, если мы в ближайшее время вернёмся на "Нормандию". Вместе с вами, профессор, — уточнил Явик, выходя из-под шатра. — М-да... время идёт... быстро, — произнёс он задумчиво.

— Бежит, — подтвердил профессор. — Хорошо. Мы установили здесь несколько домиков, палатки всё же для ночного отдыха — не слишком подходят, один домик мы оставили для вас двоих. Отоспитесь восемь часов...

— Нет и нет, профессор, — отрицательно, совсем по-человечески помотал головой протеанин. — Извините, но мы должны "доложиться" командиру фрегата. Порядок есть порядок.

— Простите. — Сташинский несколько смешался, но затем овладел собой. — Понимаю...

— И мы вас — тоже понимаем, Тимур Лаврович, — сказала я, закрывая инструментрон. — Я вызвал сюда дежурный фрегатский челнок. Так что сразу после доклада командиру и обсуждения вас доставят сюда обратно. Если захотите — сможете остаться на борту корабля.

— Нет и нет, — профессор ограничился словесным выражением несогласия. — Так и быть, полечу с вами на фрегат, а затем, после беседы, вернусь сюда. Сразу после окончания обсуждения, — он повернулся к подошедшему ассистенту. — Мирон, останешься за меня. Указания ты получил, последние ограничения и запреты — услышал.

— Да, профессор. — молодой человек кивнул. — Челнок — уже на подходе. Две-три минуты, не больше.

— Ладно. — Сташинский проводил уходившего к балкам заместителя взглядом, потом посмотрел на подлетавший челнок. — Что-ж, идёмте.