Омегаверс Мы же братья

ОМЕГАВЕРС

Мы же братья!

(Рюк и Ленни Тори, близнецы)

Юный омега плакал и дрожал всем телом, уткнувшись в плечо своего родителя, который заслонял его от своего взбешённого мужа-беты.

— Нет, не бей Виктора! Он не виноват!

— Не виноват??? Он же лишний рот в дом притащил, а мы и так едва сводим концы с концами!!! Как только течка закончится — тащи его на обследование, а потом на аборт! Так уж и быть, заплачу.

Омежка сжался ещё сильнее, кутаясь в изорванную куртку. Мокрые тёмные волосы свесились на бледное лицо, на котором алели две длинные царапины и наливался синяк на скуле. Родитель снова заслонил его собой, прикрывая практически голые ноги.

— Сделаю... Я всё сделаю... Только не бей Виктора...

Бета с шумом выдохнул, сплюнул на пол и утопал на кухню. Его муж снова крепко обнял сына, целуя его заплаканное лицо.

— Ничего, Викки, всё будет хорошо. Твой отец скоро остынет.

— Прости, папа... — Виктор шмыгнул носом. — Я не хотел...

— Кто это был?

— Альфа...

Омега скрипнул зубами, видя отчётливые свежие синяки на руках и ногах измученного вспышкой сына. Осторожно отогнул ворот куртки и увидел на шее довольно глубокую метку с корочкой запекшейся крови — укус альфы.

— Очень было больно?

— Да... Я боялся, что он отхватит целый кусок...

— Ничего, дорогой, справимся. Идём в ванную... Завтра в школу не пойдёшь... и до конца течки тоже. Потом наверстаешь.

Как бы не ворчал глава семейства, их семья отнюдь не бедствовала, но Гумберту Тори постоянно казалось, что денег не хватает. Он трудился делопроизводителем в госконторе, получал неплохой оклад с надбавками — в том числе и в виде взяток — муж-омега, купленный на Ярмарке всего за тысячу, транжирой не был, старательно отчитываясь за каждую истраченную монетку. Пах бета не слишком плохо — на общем фоне вполне прилично — но к аромату его феромонов постоянно примешивалось что-то мерзкое, что убивало любую надежду. Сын Виктор был единственным ребёнком в семье, поскольку Гумберт считал, что двое — лишняя обуза для кармана. Если бы только он не родился омегой... Потому-то Гумберт и взбесился, когда сын вернулся домой весь в синяках, оборванный, мокрый и признался, что его изнасиловал какой-то альфа. Как назло, у Виктора был третий день течки, что означало, что он обязательно забеременеет. Представив себе, сколько придётся тратить на ублюдка, Гумберт злился ещё больше. Услуги абортария тоже денег стоят, но на ранних сроках это стоит дешевле, и лучше заплатить один раз, чем раскошеливаться всю оставшуюся жизнь.

Едва в ванной утих шелест воды, Гумберт рявкнул во всю глотку:

— Кирин, где моё пиво?!

— Сейчас-сейчас, дорогой... — Его муж бегом примчался на кухню и достал из холодильника сразу две бутылки. Проще было достать пиво самому, но Гумберту нравилось наблюдать, как исполняется, причём незамедлительно, его малейший приказ и каприз. Он годами дрессировал мужа, чтоб тот делал всё по первому слову. Кирина он выбрал не только за приятный запах и невысокую цену, но и за безропотность.

Кирин откупорил первую бутылку и протянул мужу. Гумберт отпил глоток и смачно шлёпнул его по пухлому заду.

— Ладно, иди к своему ублюдку, поворкуй над ним. Родил мне позорище...

— Прости, милый... — Кирин виновато опустился рядом с ним на колени и потёрся лицом о бедро мужа. Омега хорошо знал, как вернуть ему хорошее настроение.

— Не прощу. — Гумберт отпихнул его ногой. — Катись.

Из ванной, кутаясь в папин халат и всё ещё дрожа, вышел Виктор, бросил взгляд на родителей и торопливо скрылся в своей комнате.

— Что?.. — Кирин побледнел.

— Боюсь, что всё именно так, — сухо ответил врач-бета. — Медикаментозный аборт вашему сыну противопоказан. Только операция, а её можно делать только после третьей луны. И это совсем другие деньги. Будете записываться?

Виктор сжался, инстинктивно прикрывая свой пока плоский живот ладонями. Всё, это конец... Аллергия на препараты!!! Если отец узнает, то снова взбесится! Он и так-то сына куском попрекал при каждом удобном случае, а тут и вовсе поедом есть будет...

Кирин взглянул на едва не плачущего сына и принял решение.

— Нет, не будем. Будем рожать.

— Папа... — ахнул Виктор, почувствовав, как внутри ёкнуло. — Но ведь отец...

— Знаю. Но мы справимся. Я устроюсь на работу, а потом и тебя пристроим куда-нибудь, когда малыш подрастёт. В конце концов, ребёнок не виноват в том, что случилось.

— Но что мы отцу скажем?

— Скажем, что всё сделали, как он велел, а деньги потратим на таблетки от токсикоза. К тому времени, как он всё узнает, будет уже поздно. Даже если он нас из дома выгонит, то мы не пропадём.

— Но он же разозлится...

— Обязательно разозлится. Я сам за всё отвечу, дорогой. — Кирин ласково обнял сына, целуя в макушку. — И он тебя не тронет.

— А если он потом ребёнка в детдом отдаст? — В глазах Виктора заблестели слёзы. — Ты же говорил, что там просто ужасно...

— Не отдаст, обещаю. Малыша мы вырастим сами. Можешь уже придумывать ему имя. — Кирин пригладил вихры сына. — А если родится альфа, то отец наверняка захочет извлечь из этого выгоду.

Сидя на уроке, Виктор отчаянно боролся с желанием выбежать из класса, чтобы никто не увидел, как его рвёт. Таблетки от токсикоза помогали, но действовали почему-то не так долго, как было заявлено в инструкции. Действие таблетки, которую он принял утром, кончилось на предыдущей перемене, и все начали замечать, что какой-то он бледный. На все вопросы Виктор только отмахивался. Главное — дотерпеть до звонка, а там можно спокойно проблеваться в туалете и принять ещё одну таблетку. Лишь бы отец не узнал слишком рано, что они с папой решили рожать...

Опираясь на край унитаза, Виктор отдышался и вдруг почувствовал, что на него кто-то смотрит. Резко обернулся, внутренне обмирая, и увидел знакомого мальчишку-омегу из соседнего дома. Карин был старше него почти на год, учился в выпускном классе, причём довольно неплохо и даже шёл на "зелёный" диплом... но пять лун назад его изнасиловала подгулявшая компания, подловив во время долгой вспышки, и у парня уже был заметен выпирающий животик. С родителями Карину повезло — отец-бета сперва долго ругался, потом смирился с позором и позволил рожать, поставив условие, что, едва ребёнка отдадут в детский сад, Карин устроится на работу. Свою беременность Карин не скрывал и с нетерпением ждал рождения сына.

— И ты тоже? — сочувственно кивнул Карин. — Сколько уже?

— Вторая луна заканчивается... — хрипло ответил Виктор, выпрямляясь и вытирая рот обрывком туалетной бумаги. — Ты... только не говори пока никому, ладно? Если дойдёт до моего отца, то папе не поздоровится.

— Да, твой отец тот ещё скряга... А чего аборт не сделал?

— Аллергия на препараты... а операция дороже стоит. — Виктор кое-как поднялся с коленей, пошатываясь, опустил крышку и спустил воду, после чего побрёл умываться. Перед глазами ещё мелькали чёрные мушки. — Мы с папой решили рожать.

— Ну и правильно, — улыбнулся Карин, любовно поглаживая свой живот. — Дети — это замечательно! Да, с ними поначалу много возни, но они такие забавные... а своих ещё и любить будешь больше всех.

Виктор вспомнил, как унижался перед мужем папа, защищая сына, и чертыхнулся. Он себе такой участи не хотел. Нащупав на шее шрам от метки, Виктор поклялся себе, что у него никогда не будет мужа. Уж лучше жить ничейным и с ребёнком на загривке, чем жить с ребёнком и мужем-сволочью.

— Альфа... — понимающе протянул Карин. — Один из... моих... тоже был альфой. — И коснулся плеча. — Ты уже придумал, как сына назовёшь?

Виктор улыбнулся. За эти две луны он уже свыкся с мыслью, что у него будет маленький, и перестал бояться. Папа с таким удовольствием рассказывал, как возился с ним в первые три года... И, кажется, он уже начал любить своего сына, а не просто беспокоиться за маленькую жизнь внутри себя. Вчера они с папой снова до поздней ночи перебирали самые подходящие имена...

— Если будет альфа — то Рюк. Если омега — то Ленни.

— Рюк? Замечательное имя для альфы, — одобрил Карин. — Уверен, что ты и твой папа отлично его воспитаете, и он не будет такой эгоистичной сволочью, как все остальные, когда созреет.

— Не будет, — скрипнул зубами Виктор, снова вспомнив своего насильника и опустив ладонь на живот. — Я этого не допущу.

Гумберт ударил сына по лицу наотмашь, и Виктор упал навзничь, едва успев выставить руки, чтобы не шлёпнуться на живот. Следом досталось и бросившемуся ему на помощь Кирину.

— Ну, и как будете оправдываться? Почему не сделали так, как я велел???

— Дорогой... у Виктора аллергия на все препараты... — зачастил Кирин, заслоняя собой сына и принимая все пинки мужа на себя, чтобы тот не попал по животу Виктора. — Операция же очень дорогая... Мы решили рожать...

Виктор уже был на пятой луне. Таблетки от токсикоза помогли дотянуть до конца этой напасти, однако медленно, но верно растущий живот отец всё-таки углядел, как и то, как стережётся сын.

— Вы решили??? Вы решили!!! Здесь всё и всегда решаю я!!! Я!!! Я здесь хозяин!!!

Виктор отполз в угол комнаты, инстинктивно защищая живот и с ужасом наблюдая, как отец вымещает злость на папе.

— Гумберт... милый... послушай... — в перерывах между ударами заговорил омега. — Позволь оставить малыша... — Он и не пытался защищаться, зная, что это разозлит бету ещё больше. — Мы на него у тебя ни единой монетки не попросим... Я уже... работу подыскиваю... а потом, когда малыш подрастёт... и Виктор работать пойдёт... Мы уже всё обсудили... Может, альфа родится...

— Альфа?.. — Гумберт замахнулся и замер. Он уже заметно запыхался.

— Да, альфа. Мы недавно на осмотр ходили... Малыш довольно крупный... Пожалуйста... позволь его оставить... — Кирин, обливаясь слезами и кровью, на четвереньках пополз к мужу, преданно заглядывая в его налитые кровью глаза. — Я всё сделаю, что ты скажешь... всё, что угодно... только не отдавай малыша в приют...

Полюбовавшись приятным зрелищем, Гумберт окончательно остыл. Покосился на сына, о чём-то размышляя... поджал губы...

— Ладно, пусть остаётся. Но его содержание будешь отрабатывать по полной программе. — Он вцепился в длинные растрёпанные волосы мужа и встряхнул. — Понял меня, шлюха грошовая? Ты будешь отрабатывать! И только посмей пикнуть, что хватит.

— Хорошо... — В лице Кирина не было ни кровинки. Он только зажмурился.

— Иди умойся. — Гумберт брезгливо выпустил его и отпихнул от себя ногой. — Смотреть противно на твои сопли...

— О чём он? — встревожился Виктор, помогая папе смывать кровь с разбитого лица и кровоточащего носа.

— Будет водить к нам домой клиентов. — Кирин заметно вздрагивал, вцепившись в край раковины. — Он и раньше грозился, что будет продавать меня... когда ты заболел... и пришлось потратиться на лекарства...

— Папа... не надо... — У Виктора затряслись колени, и омежка опустился на край ванны.

— Ничего, Викки, я выдержу. А тебе вредно волноваться, милый. — Кирин приобнял сына. — Я потерплю... не в первый раз... Самое главное — наш Рюк останется с нами.

Виктор с ужасом следил за тем, как из комнаты выходят последние на сегодня клиенты — двое альф. Гумберт с довольным видом пересчитывал деньги. Когда "гости" ушли, он распахнул дверь в спальню и рявкнул:

— Чего развалился? Марш в ванную, приводи себя в порядок и живо готовь ужин! Я уже жрать хочу!

Кирин, спотыкаясь на каждом шагу и волоча за собой измятый халат, вышел в коридор. Он кривился от боли, широко расставлял ноги, по которым стекала свежая сперма, и держался за стену. Дождавшись, пока отец скроется на кухне, Виктор поспешил к родителю, придерживая свой уже внушительный живот.

Кирин сидел рядом с ванной и молча плакал. На его плечах и шее наливались синяки, темнели следы многочисленных меток — Гумберт делал скидку на время течки, ругаясь, покупая противозачаточные таблетки. Омега дрожал от унижения и стыда, но не смел подать голос. Увидев сына, осторожно пристраивающегося рядом с ним, он улыбнулся сквозь слёзы.

— Ничего... ничего, дорогой... Мы справимся...

— Они тебя... вдвоём... одновременно?..

— Да... но это ничего... Они мне ничего не порвали... Я выдержу...

— Папа, так нельзя! Давай уйдём?

— Куда, Викки? От Гумберта и его связей не уйдёшь... да и идти нам некуда... И тебе рожать скоро...

— Но я не могу больше слушать, как эти гады над тобой измываются! Они же так когда-нибудь тебя убьют ненароком! И им ничего за это не будет... Участковый тоже на "прикорме"...

— Ничего... я выдержу. Я уже пожил достаточно. Вот родишь... я тебе помогу, пока Рюк не подрастёт... Потом на работу устроишься... отселим тебя... Ты справишься... ты сильный, сынок... Вы будете хорошо жить...

С болью разглядывая истерзанное тело родителя, Виктор решил признаться.

— Пап... я не совсем уверен... но, кажется... у меня двойня, — прошептал он, поглаживая живот.

— Но ведь... — Кирин приподнял голову.

— Так ведь УЗИ не делали — это отдельно оплачивать надо... Я чувствую, что когда Рюк толкается, рядом с ним шевелится кто-то ещё... И с каждым днём я чувствую это всё сильнее. — Кирин побледнел ещё больше. — У нас же послезавтра осмотр... Давай попросим УЗИ сделать? Я одолжил денег у Карина и его родителей...

— Хорошо... — Кирин решительно сжал зубы. — И если малышей действительно двое... будем думать дальше.

— Да, у вас двойня, — кивнул врач, глядя в монитор. — Вот, видите?

Виктор зачарованно смотрел на своих детей. За эти луны он настолько свыкся с их присутствием в себе, что уже с трудом представлял, что будет, когда малыши появятся на свет... А, увидев их, понял, что хочет поскорее взять их на руки. Один был довольно большим — альфа, сразу видно. Второй ребёнок был меньше и из-за брата едва виден.

— Второй... омега? — благоговейно прошептал он.

— Да, второй омега, — подтвердил доктор, водя сканером по его животу. — И это очень странно.

— Что именно? — Кирин тоже не мог оторвать глаз от малышей.

— То, что они оба развиваются нормально и с виду полностью здоровы.

— А что в этом странного? Просто многоплодная беременность, разнояйцевые близнецы...

— Да, но когда одновременно развиваются альфа и омега, или бета и омега, то на поздних сроках беременности омега обычно погибает — альфа или бета полностью подавляют его. А ваш вполне нормален... вот, видите? Он только что рукой шевельнул...

— Ленни... — выдохнул Виктор, чувствуя, как по лицу катятся слёзы.

— А... как они ладят впоследствии, если всё-таки рождаются оба? — встревоженно спросил Кирин.

— Подобных случаев не так много, но я слышал, что такие альфы и беты иногда вообще не реагируют на течки своих братьев-омег. Чувствуют высокий уровень феромонов, но сексуального желания у них это не вызывает. Причины такого феномена пока неизвестны, но такие случаи зафиксированы.

Виктор радостно переглянулся с папой. Значит, всё будет хорошо...

— Альфа ведь родится первым?

— Да, альфы всегда рождаются первыми... — Вдруг врач удивлённо придвинулся ближе к монитору. — Не может быть...

— Что не так? — встревожился Кирин. Все обследование он не выпускал руку сына из своей.

— Такое впечатление, что ваш маленький альфа... пытается защитить омегу... Вот-вот, смотрите! Он будто заслоняет его собой от ультразвука! Видите? — Врач чуть сдвинул сканер. — Он будто прикрывает его собой!

— Рюк... умничка мой... — Виктор уже откровенно плакал, гладя свой живот с потёками геля. — Молодец, малыш... Так и защищай братика всегда...

Кирин приник к животу сына и поцеловал его.

— Золотко моё... ты просто чудо...

— Вот почему мы не заметили вашего... Ленни раньше, — чуть улыбнулся врач. — Рюк прятал его от нас. Интересно, почему?

— Почему бы он это не делал, но он будет защищать Ленни и тогда, когда родится. — Кирин смахнул слёзы. — И это будет правильно.

— А почему вы решили назвать его именно этим именем? Не слишком грозно будет звучать?

— Нормально... — Виктор начал осторожно садиться, опираясь на отцовскую руку. — Будут больше уважать и бояться... и Ленни будет в безопасности.

Рюк и Ленни родились в четвёртую луну, весной, на пятнадцатый день рано утром.

Виктор смотрел на своих новорожденных детей и не мог наглядеться. Малыши казались ему настоящим чудом, которым хотелось любоваться и любоваться. Весь мир сосредоточился для омеги в этот миг именно на детях. Он не замечал ни восторженных взглядов санитаров-омег, ни скупой улыбки заведующего отделением... Он отказался от чревосечения и обоих родил сам, мужественно терпя боль.

Рюк родился первым, как Виктор и ожидал, но при этом "волчонок" заставил всех изрядно понервничать. Маленький альфа будто не хотел оставлять брата одного... Ленни родился ровно через семнадцать минут, закричал, и на его крик отозвался Рюк, до того тихо хныкавший на руках санитара, вновь всех удивив. Замолчали малыши только тогда, когда оба оказались на руках у усталого, но счастливого и горевшего от нетерпения увидеть их папы.

— Ну и ну... — качал головой поражённый этим акушер. — Мне и раньше приходилось принимать близнецов, но такого я ещё не видел!

— Всё хорошо, — шептал Виктор, глядя на своих детей и бережно их придерживая. — Всё правильно. Им нельзя долго быть порознь.

В сравнении с братом Ленни получился очень маленьким, худеньким и довольно невзрачным, как все "совята", но Виктор был абсолютно уверен, что из Ленни вырастет очень красивый омега. Рюк родился настоящим альфой — крепеньким, крупным... Кирин помог им пристроиться к папиной набухшей груди, и малыши с аппетитом начали сосать молоко. Он был рядом с Виктором с самого начала и вышел только на одну минуту — сказать мужу, что родились сразу двое. Отвлекшись от созерцания детей, Виктор заметил, что в уголке рта папы красуется свежий след от удара. Это подпортило радость от долгожданного события.

— Отец разозлился?

— Да, очень... но успокоился, когда я ему сказал, что старший альфа. Наши дети не попадут в Дом Малютки.

— Ты продолжишь... отрабатывать? — Виктор всхлипнул. — Папа, может, хватит? Тебе же на прошлой неделе чуть спину не сломали... Тот альфа был таким здоровым... и тяжёлым...

— Ничего, я выдержу всё, чтобы наши малыши были с нами и не попали в приют. — Кирин болезненно сверкнул глазами. В последнее время он порой выглядел так, что Виктор начал опасаться за его рассудок. — Мы вырастим их... воспитаем... и всё у них будет хорошо...

Эти слова Кирин повторял как молитву каждый раз, как сын просил его прекратить это всё. Именно это и беспокоило Виктора. Омежка и раньше удивлялся тому, как ради него папа терпит самые гнусные унижения от мужа, но только теперь, родив своих детей, понял, почему папа так поступал. Дети — это величайшая ценность на земле, и ради них и их благополучия стоит терпеть что угодно.

— Как дела, Вик? — Карин, держа сына на руках, замахал другу. — Гуляете? Как твои малыши?

Виктор гордо поправил на плечах лямки переноски, в которой сидели оба его сына. Им уже исполнилось по полгода, но для омеги их рождение было будто вчера. Он носился со своими детьми, как с хрустальными... Осень в этом году пришла рановато, и Виктор очень тщательно следил, чтобы Рюк и Ленни не простудились. Хлопот с детьми было много, но не настолько, чтобы лишний раз вызывать недовольство Гумберта. Вопреки опасениям беты, братья не были крикливыми и подавали голос только тогда, когда были голодны или их разносили слишком далеко друг от друга. Когда Виктор переодевал старшего, то Рюк постоянно норовил повернуться к брату и тянул к нему ручки, рядом с Рюком Ленни засыпал быстрее, чем на руках у папы или дедушки-омеги... Сам Гумберт на внуков взглянул только один раз — когда Виктора с детьми забирали из роддома. Посмотрел, что-то пробормотал под нос и отвернулся. Виктор сам заботился о детях, успевая ещё и заниматься домашним хозяйством, чтобы папа мог отдохнуть подольше... И если бы не постоянно мелькающие в их квартире чужаки, то молодой папа был бы совершенно счастлив. Видя, как ради их спокойствия страдает Кирин, Виктор тихо плакал по ночам.

— Всё хорошо. Как Дэнни?

— Прекрасно! Мы уже вовсю ходим, — похвастался Карин. — Ещё немного и бегать начнём.

— Твоему отцу помощник не нужен? А то мне через год работа понадобится... Ты его спрашивал?

— Спрашивал, но он пока и сам толком не знает, — пожал плечами Карин. — Вот новое оборудование привезут, установят, протестируют... — Вдруг сосед осёкся, увидев, как к дому Виктора, оживлённо переговариваясь, шагают беты — двое. — А... это не к... вам?

— Да к нам... — Виктор тяжело опустился на скамейку, придерживая переноску с сопящими детьми — они будто почувствовали, что папа снова расстроен. — Сегодня же выходной... Отец вконец озверел, кричит, что Рюк и Ленни нам слишком дорого обходятся... Боюсь, что папа так долго не выдержит.

— И... сколько приходят за день?

— Бывает, кто-то очереди ждёт... Один раз за день пришло сразу двадцать... — Карин в ужасе ахнул. — Где только отец их находит? Один хуже другого...

— Но ведь вы на детей почти не тратитесь... Переноску вам Освальды подарили, одежду вы им сами шьёте, подгузники пачками не покупаете — обходитесь чем попроще... Разве что стиральный порошок и детское питание, но с этим ничего не поделаешь... И прививки в больнице бесплатно делают.

— Даже это отца бесит. — Виктор вытер скатившуюся слезу. — Совсем помешался на деньгах. А стоит только Рюку или Ленни просто пискнуть — грозится их из дома выкинуть. А ведь они у меня спокойные. Их только разлучать нельзя...

Карин умилённо погладил малышей по головкам, не забывая присматривать и за своим непоседой.

— И чего он так беснуется? Это же его внуки... и они такие милые... А Рюк Ленни не обижает? Всё-таки альфа...

— Да ты что?! Да он его собой пытается прикрыть, как отец к нам в комнату заходит, чтобы спрятать. Боится, что его обидят. Маленький, а уже всё понимает...

Омеги сидели на скамейке и делились последними детскими новостями, а Виктор не мог не думать, как там папа... Когда беты вышли из подъезда, Виктор спохватился и начал вставать.

— Ой, забыл совсем... Мне же в магазин надо! И ужин сегодня я готовлю. Надо успеть вовремя, а то отец опять ругаться будет. Привык, что папа всё по первому требованию делает, а у меня дети много времени занимают... и папа уже не может, как раньше... А ещё стирка, уборка...

— И как ты всё успеваешь? — покачал головой Карин.

— Деваться некуда, — вздохнул Виктор. — Мне всё чаще кажется, что отец начинает прикидывать, кому и моих детей продать по сходной цене, как подрастут. То ли с ума схожу то ли и вправду...

— А... тебя отец ещё не... заставляет?

— Нет, хотя участковый уже поглядывает. Если бы не Рюк и Ленни... Вот когда в детский сад отдадим... Я чего про работу и спрашиваю. Мне же ещё восемнадцати нет, а папе уже тридцать пять. Он, конечно, пока в хорошей форме, но уже сдавать начал...

— Может, всё-таки обратиться в полицию? — тихо предложил Карин. — Или к правозащитникам?

— Бесполезно. Полиция даже проверять не будет. Я слышал, что один альфа тоже мужа и сына продавал, сын не выдержал, накатал заявление... Так когда к ним с проверкой пришли, в доме был идеальный порядок, никаких посторонних, а парень с папой в один голос заявили, что ничего такого нет. Заплатили штраф за ложный вызов и всё пошло сначала. Я было подумывал в "Милосердие" сунуться, листовки собирать начал, так отец, едва их увидел, пригрозил, что если я хотя бы сунусь туда, то Рюк и Ленни отправятся в Дом Малютки в тот же день. И попробуй потом выцарапать их оттуда...

Карин побелел.

— Уходить вам от него надо, Вик.

— Некуда нам идти. — Виктор приобнял сыновей, притихших на время. — Если бы было куда, то уже бы ушли. Папа ведь детдомовский, отцова родня далеко и ничем не лучше... а вас стеснять мы не хотим. Вы и так нам помогаете. Вот на работу устроюсь, съеду в какую-нибудь общагу, обустроюсь, тогда и заберу папу к себе.

— Вставай, шлюха! — Гумберт пнул Кирина ногой. Омега лежал на полу абсолютно голый, не в силах даже пошевелиться после многочисленных истязаний. — Чего разлёгся?!

— Я не могу... прости...

— Поднимайся, я сказал, и тащи свой грязный зад в ванную! Через час ещё человек придёт!

Виктор метнулся к папе, стараясь не разглядывать его истощённое истерзанное тело.

— Я помогу... не ругайся... Я всё сделаю... Идём, пап... держись за меня... Вот так...

В ванной Виктор дал волю слезам, осторожно обмывая отца. Кирин старался не морщиться от боли, но скрывать это становилось всё труднее.

— Как там Рюк и Ленни? — спросил несчастный омега, стараясь отвлечь сына на приятные думки.

— Играют. Я их в комнате запер... Папа, так больше нельзя. Они скоро просто убьют тебя.

— Не убьют... Гумберт без своих денег останется... И я с ним договорился... Пока нашим мальчикам по три года не исполнится, тебя он не тронет... Ты работу нашёл?

Говорил Кирин уже с трудом. Зубы пока были целы, но побои не прошли даром. Он медленно умирал, но продолжал упрямо цепляться за жизнь, чтобы уберечь сына и внуков.

— Да, кладовщиком в магазине на другом конце города. Ещё буду грузчиком подрабатывать на полставки — ящики там не очень большие. Там ещё общежитие есть, я договорился о съёме комнаты. Скоро нынешний кладовщик доработает, уволится, и я приступлю к работе. До детского сада тоже недалеко, мальчишек уже приняли... Как только мы там обустроимся, я сразу приеду за тобой. Ты... только не умирай, папа... продержись... Немного уже осталось... Не бросай нас... Ведь мальчики так тебя любят...

Виктор крепко обнял родителя и зарыдал пуще прежнего. За эти два года он измучился не меньше Кирина. Только малыши и помогали ему держаться.

— Не плачь, мой золотой... не надо... я продержусь... я выдержу...

Кирин кое-как сел и нежно обнял сына, но в его глазах всё больше поселялась пустота.

Комната была не слишком большой, но уютной. Виктору она сразу понравилась тем, что в ясную погоду почти весь день её вовсю заливал солнечный свет. Мальчикам здесь будет хорошо... и папе тоже. Ссадив мальчишек на пол — близнецы тут же забегали по углам, исследуя свой новый дом — и начал распаковывать вещи.

После настоящей каторги в отцовском доме и при постоянном таскании обоих детей на руках Виктор заметно окреп. Если бы он был выше ростом и пошире в плечах, то вполне мог сойти за излишне худощавого бету... На новой работе это тут же оценили и приняли парня без вопросов. Хозяин-альфа долго его обнюхивал и расспрашивал, а когда узнал про двух детей, один из которых альфа, заметно смягчился и попросил привести малышей в магазин. Виктор выполнил просьбу, и альфа лично выхлопотал ему эту комнату. Виктор даже удивился такой заботе, но уборщик-омега шепнул, что этот альфа вполне приличный, хоть и грубоват. Даже странно... В первый день Виктор старался изо всех сил, чтобы показать себя с самой лучшей стороны, да так усердно, что хозяину даже пришлось его притормозить.

— О детях подумай, дурила! Что толку будет, если ты надорвёшься?

К вечеру Виктор уже знал, что хозяин вдовец, сам растит двух сыновей восемь лет и, возможно, поэтому подобрел — младший был омегой. Пах альфа не очень, но примеси в его запахе совершенно не вызывали отвращения или отторжения — человек он был действительно хороший, и Виктор быстро перестал обращать на недостатки хозяйского запаха внимание. На работе его никто не щупал, не пытался зажать в углу — шуры-муры на рабочем месте были под запретом. С подработкой выходил неплохой оклад — вполне хватит на четверых при скромном житье. Осталось только придумать, как забрать папу из той проклятой квартиры.

За последние две луны Гумберт растерял последние остатки совести и здравого смысла. Он обжаднел настолько, что едва не посадил сына на цепь, которой всё чаще привязывал мужа к кровати, чтобы у клиентов не возникло подозрения, что омега буквально на последнем издыхании. Он придумывал всё новые и новые способы развлечь клиентов... Кирин держался уже исключительно за счёт силы воли и страха за своих детей. Временами казалось, что он просто смирился, и только блеск в глазах, когда Виктор приводил к нему Рюка и Ленни, говорил, что омега ещё на что-то надеется.

Забрать родителя получилось только на второй неделе работы. Попросив приглядеть за детьми соседа-омегу, Виктор приехал домой и с радостью обнаружил, что отца дома нет. Папа лежал на постели в его бывшей комнате и, казалось уже не дышал... но он был ещё жив. Виктор отпоил его чаем, помог одеться, собрал самые необходимые вещи — зима ещё не кончилась — вытащил из серванта большую часть денег, вырученных Гумбертом за Кирина, и омеги покинули проклятое место навсегда.

Отлёживался Кирин больше двух недель. Большую часть украденных денег Виктор потратил на лекарства для родителя и приплату одному из соседей за то, чтобы он ухаживал за папой. Вызванный на помощь ещё один сосед — фельдшер-омега, работающий на "скорой помощи" — осмотрел почти ни на что не реагирующего пациента и нахмурился.

— Как долго он... — и не смог договорить.

— С тех пор, как отец узнал, что мы решили рожать. Я был на пятой луне. Когда родились Рюк и Ленни, клиентов стало гораздо больше.

— Так долго? Да твой папа просто феномен какой-то. Не каждый омега из борделя способен выдержать такой наплыв клиентов за такое небольшое время... Не понимаю, как до сих пор жив?

— Всё так плохо?

— Инвалидность твоему папе пока не грозит. Всё это аукнется только с возрастом. Нужен уход, лекарства, хорошее питание и — самое главное — полный покой. Как можно больше положительных эмоций. Только так он хотя бы придёт в себя и сможет вернуться к нормальной жизни. Знаешь, Виктор, — вздохнул сосед, — нашему брату, конечно, трудно приходится... особенно сиротам... Омеги и раньше страдали от ущемления своих прав даже после принятия новой Конституции... Ярмарки там... но с такими дикими историями я сталкиваюсь редко. Как правило, так зверствуют только альфы, но чтобы такие чудовищные вещи делал бета... В голове просто не укладывается. Они же более расчётливые и рациональные...

— Он и мучил рационально. — Виктор стиснул кулаки. — Жадность стала хорошим стимулом.

— Так или иначе, теперь ваш кошмар закончился. — Сосед погладил парня по плечу. — Со временем твой папа восстановится. Сейчас он истощён и физически и морально... Нужен стимул, чтобы ему снова захотелось жить. Это ускорит выздоровление.

— Он очень любит моих детей, — слабо улыбнулся Виктор, тихонько поглаживая руку папы, который всё же заснул — спокойно и глубоко. — Чтобы уберечь нас от подобной участи, он и взял всё на себя.

— Тогда всё понятно, — кивнул сосед. — Наши родительские инстинкты порой способны творить настоящие чудеса... Будем надеяться, что они сумеют сотворить ещё одно. Искренне надеюсь, что весь этот кошмар не повредил его рассудок. Когда начнёт вставать и выходить из комнаты — присматривай получше.

На третьей неделе Кирин начал вставать с постели. Благодаря уходу, хорошему питанию и горячей заботе сына, он начал потихоньку приходить в себя. Рюк и Ленни постоянно сидели рядом с ним, когда Виктор забирал их из детского сада, лопотали что-то... И через четыре дня бедняга впервые улыбнулся сквозь слёзы.

Поправившись телесно, Кирин не сразу оправился душевно. Он занимался детьми, пока Виктор пропадал на работе, прибирался в комнате, готовил, но постоянно вздрагивал от чужих голосов, резких звуков, сторонился соседей... Он плохо спал — мучили кошмары — и вскоре близнецы начали спать с дедушкой — так кошмаров не было. Присутствие внуков действовало на Кирина лучше любого успокоительного, и со временем всё наладилось. Кирин стал более общительным, чаще выходил во двор гулять с малышами... Виктор, уходя утром на работу, очень боялся, что, вернувшись, не застанет папу дома, но пока боги были милостивы. А вскоре оживший дед начал сам отводить Рюка и Ленни в детский сад и забирать домой, давая сыну возможность лишний раз подработать.

Жизнь их маленькой семьи входила в нормальную колею.

Рюк насуплено смотрел на ребят постарше, заслоняя собой младшего брата.

— Серьёзно? Этот мокряк — твой брат-близнец? Гонишь! — фыркнул девятилетний бета.

— Ничего я не гоню! Мы родились вместе. И я никому не позволю его обижать.

Ответом маленькому альфе был обидный хохот.

— Да он, наверно, подкидыш...

— Не, папа на стороне нагулял...

— А, может, дед? Видали, как он ходит? Как шлюха из трущоб...

Этого Рюк стерпеть уже не мог и бросился на обидчика. Дедушку близнецы очень любили и знали, что он при ходьбе попой "повиливает" потому, что у него серьёзно повреждены суставы. Когда у Кирина начались боли и сосед-доктор разговаривал с Виктором, дети подслушали разговор и узнали, почему дедушка стал так часто болеть. Они мало что поняли из объяснений доктора, но по выражению папиного лица сообразили, что с дедушкой Кирином однажды случилось что-то очень плохое. Со временем, когда дети подросли, они много чего узнали про то, как их семья поселилась в общежитии, поняли, почему у дедушки начались проблемы со здоровьем, и все намёки на его грязное прошлое со стороны однокашников воспринимали в штыки. Кирин спас их ценой собственного здоровья, поняли дети, не позволил так же плохо обойтись с их папой... и никто не имел права плохо говорить о нём! Они же ничего не знают!

Рюк колошматил обидчиков, не жалея кулаков и впиваясь в их руки своими острыми клычками. Для своих семи лет он уже был очень силён — часто помогал дедушке носить пакеты с едой из магазина. Ленни, чуть поколебавшись, бросился на помощь брату. Получилась свалка, а потом обидчики начали убегать от рассерженных за дедушку близнецов. Детей едва успели растащить старосты, после чего братьев вызвали в кабинет директора.

Виктор примчался в школу через полчаса после звонка и, увидев изрядно потрёпанных сыновей, в ужасе метнулся к ним.

— Что случилось?

— Ваши дети устроили отвратительную драку. — Директор-бета побарабанил пальцами по столу, чуть подёргивая ноздрями — у Виктора течка была на носу. — Я понимаю, почему драку затеял Рюк — он альфа... инстинкты есть инстинкты... Но откуда столько злости и кровожадности у вашего сына-омеги?! Он же чуть не выцарапал глаза одному из пострадавших! Вы уверены, что с ним всё в порядке?

— В полном, — уверенно ответил Виктор и снова повернулся к сыновьям. — Так что случилось?

— Врёт он всё! — вскинулся Рюк, одёргивая подол испачканной в пыли рубашки, которую ему ко дню рождения сшил дедушка Кирин. — Это не мы первые начали!

— А вот дерзить старшим... — сердито начал привставать директор.

— А я говорю, что это враньё! — не унимался "волчонок". — Они сначала начали Ленни дразнить, а потом ос-кор-били нашего дедушку Кирина! — Рюк старательно выговорил непривычное слово. — Они назвали его шлюхой! Надо было просто стоять и слушать? А у деды просто суставы больные, потому он так и ходит!

— Вот как? — нахмурился директор, а Виктор болезненно дёрнулся. Узнал одного из бывших клиентов. — Ну да... уважительная причина... Но почему твой брат в драку полез? Он же омега...

— Потому и полез. — Ленни гордо вскинул голову, тряхнув длинными волосами. Кирин всегда сам стриг своих внуков и считал, что Ленни так идёт больше. — Они обидели нашего дедушку, а мы же братья и всегда должны быть вместе. И никому я глаза не выцарапывал. Я только под глазом ему поцарапал случайно один раз и за волосы оттаскал. Зато Рюк ему нос разбил и синяк под глаз поставил...

— Вы уверены, что с вашим сыном всё в порядке? — Директор поджал губы. — Он у вас приёмный что ли? Откуда у омеги столько агрессии?..

— Он мой родной брат! — с надрывом крикнул Рюк, обнимая брата за узкие плечи. — Никакой он не приёмыш! Он мой брат!

— Рюк, не надо так громко. — Виктор обнял обоих своих детей. — А с дракой действительно нехорошо получилось...

— "Нехорошо" — это ещё слабо сказано. — Директор всё же встал, уперся обеими руками в стол и вперился в близнецов тяжёлым взглядом. — Будете наказаны оба — на два часа останетесь после уроков. Какова бы не была причина драки, это не повод так зверствовать... для омеги.

Виктор скрипнул зубами и шепнул ребятишкам:

— Ничего, родные мои, ничего. В школе пусть наказывают, но вы поступили правильно. Такое спускать нельзя. Только в следующий раз будьте поосторожнее...

Директор это услышал и нахмурился ещё сильнее.

С первого дня в школе близнецы привлекли к себе уйму внимания. Обычно уже к выпуску из детского сада альфы и беты старались не смешиваться с омегами — система воспитания не допускала панибратства с "деградантами", годными только на то, чтобы рожать детей, но Рюк продолжал всюду следовать рядом с младшим братом. Близнецы были неразлучны с самого рождения. Плотный крепенький Рюк и худенький маленький Ленни немного странно смотрелись вместе, но их это совершенно не волновало. Эта сплочённость бросала вызов всем школьным устоям. Если бы Рюк был бетой, то ему бы это ещё сошло с рук, но юные альфы быстро начали поднимать его на смех за излишне трепетное отношение к брату. Когда Виктор привёл их в школу в первый раз, чтобы зачислили, директор с сомнением оглядел Рюка, крепко держащего за руку брата, жмущегося к нему Ленни, спросил, действительно ли их родитель хочет устроить обоих детей в одну школу, и очень удивился, услышав утвердительный ответ. Школа была рядом с домом, бесплатная и вполне устраивала Виктора. Плохо было то, что она была смешанной, но Рюк пообещал, что никому не позволит обижать Ленни. Эта драка стала первой серьёзной. Она обеспокоила Виктора, но омега всё же испытал чувство гордости за своих детей. Его старания не пошли впустую — Рюк рос хорошим справедливым мальчиком и очень заботливым братом.

Уже в коридоре Виктор сказал:

— Ладно, милые мои, папе надо на работу... Вас дедушка заберёт, я его предупрежу.

— А если его дразнить будут?

— Просто не слушайте никого. Они ничего не понимают — глупые ещё. Будьте умнее. Они же нарочно заставляют вас первыми бить, чтобы потом всё свалить на вас. Рюк, присматривай за Ленни... и держитесь вместе. Что бы не случилось.

— Конечно. — Рюк крепко сжал ладошку брата. — Мы же братья.

Когда Кирин забирал внуков из школы, то, услышав за своей спиной выкрик "Шлюха!", вздрогнул, стиснул зубы и постарался шагать твёрже и без вихляний, но боль в суставах вынудила остановиться. Рюк встревоженно потянул его в сторону скамейки.

— Сядь... посиди... Очень больно? Ты сегодня мазью мазал?

— Мазал... Ничего... сейчас пройдёт... — Кирин тяжело сел и кое-как сдержал слёзы.

— Не плачь, деда. — Ленни прильнул к Кирину и обнял. — Не слушай их. Они глупые и ничего не знают. Они не понимают, как плохо тебе было.

Кирин вздрогнул снова и поднял глаза на детей.

— Вы... знаете?

— Мы подслушали, как дядя Хорс с папой говорил, — виновато признался Рюк. — Это было очень страшно?

— Да... и больно... но по-другому было никак. Вы могли попасть в приют... а там тоже плохо... я знаю... И папа ваш тоже мог... Я не мог этого допустить...

— Всё хорошо, деда. — Дети обняли Кирина с обеих сторон. — Всё хорошо. Мы всё равно тебя любим.

— Спасибо, дорогие мои. — Кирин притиснул внуков к себе и всё-таки всхлипнул. За прошедшие пять лет он вполне успокоился, вернулся к нормальной жизни, но последствия жестокой эксплуатации Гумбертом уже начали давать знать о себе. Усиливались боли в повреждённых суставах, беспокоила спина и не только... Виктор покупал лекарства, дети старались помогать по хозяйству, чтобы не перегружать любимого деда. Такая забота грела, но от сочувствующих взглядов соседей, которые хорошо знали его печальную историю, и обидных выкриков на улице ему было плохо. Прошлое снова возвращалось — в ночных кошмарах. Приют, куда он попал из Дома Малютки, с полным букетом унижений, первое изнасилование в тринадцать лет, потом Ярмарка, где его купил Гумберт, унижения в новом доме... Рождение Виктора стало отдушиной и терпеть было легче. Узнав, что у Виктора аллергия на препараты для медикаментозного аборта, Кирин принял твёрдое решение заботиться о будущем малыше любой ценой. Ему было не впервой терпеть. То, что детей двое, стало приятным сюрпризом... и только добавило ему боли. Но он крепился. И, видя, какими славными и добрыми растут их малыши, он радовался. Кто бы не был отцом близнецов, но его дурных наклонностей Рюк не унаследовал.

Подождав, пока утихнет боль, Кирин поднялся со скамейки.

— Ходи так, чтобы тебе не было больно, — сказал Рюк, цепляя на плечи школьный рюкзачок. Учебники у братьев были общие, и Рюк всё таскал сам как старший. — Пусть дразнятся. Они глупые.

Кирин судорожно вздохнул, взял детей за руки, и они пошли домой.

Та драка не стала последней. Сообразив, что является больным местом Рюка, его постоянно провоцировали на новые потасовки, и Ленни всегда встревал вместе с братом. Они довольно быстро стали в школе изгоями, с ними никто не хотел дружить — альфы и беты презирали, а омеги боялись, чтобы им не доставалось ещё больше, и отчаянно завидовали Ленни по-чёрному. Но братьям было всё равно. Им и вместе было хорошо. Они вместе сидели за партой, вместе гуляли и играли во дворе, делали уроки, отбывали наказания и помогали папе и дедушке по хозяйству. На все упрёки и насмешки близнецы гордо вскидывали головы и хором отвечали одно и то же:

— Мы же братья.

Жили они неплохо, хоть и скромно. Виктора повысили до кассира и прибавили зарплату. Работы и нервов стало больше, но омега не жаловался. Хозяин действительно попался приличный, а однажды даже предложил выйти за него замуж, но Виктор решительно отказался, показав старый шрам от метки.

— Я уже всё решил, — сказал он, глядя альфе прямо в глаза, — ещё до того, как родились мои дети. Не сердитесь.

— Боишься за своего младшего? Мой тоже омега...

— Простите, но я всё для себя уже решил.

— Жаль, — вздохнул хозяин. — Ты старательный парень, Виктор, и был бы хорошим мужем...

— Не хотите мне платить? — рискнул пошутить омега.

— А что, плохой повод? — в ответ пошутил хозяин.

— Сэр... а почему вы... такой? — осторожно спросил Виктор. — Вы не похожи на других альф. При других вы... извините... резкий... но когда их нет...

— Бизнес, — пожал могучими плечами альфа. — Альфа должен быть твёрд и непоколебим, а не размазнёй. Мне повезло с мужем... он был славным парнем... — Альфа погрустнел. — Благодаря ему я многое понял. Его ты мне не заменишь, но я бы не стал требовать от тебя того, чего ты не хочешь. Тебе и одного раза хватило, верно?

— Да, сэр, вполне хватило. Я не жалею, что потом у меня родились дети, но пережить подобное ещё раз...

— Я просто хотел помочь тебе и твоим детям... и обеспечить должную заботу своим. Только и всего. И ты правильно своего Рюка воспитываешь. Он будет хорошим парнем... А как папа?

— Плохо спит, — вздохнул Виктор, облокачиваясь на стойку кассира. День получился хорошим и принёс приличную выручку. — Его дразнят из-за походки... Не объяснишь же, почему он так ходит... он и так тяжело всё это переживает.

— Так это правда, что собственный муж продавал его всем подряд?

— Да. Мы еле-еле смогли вырваться оттуда. Папа защищал меня и наших малышей, и теперь это всё аукается болячками.

— Ты... если что... обращайся. Если понадобятся лекарства...

— Спасибо, сэр, но мы сами справимся.

Ночью Кирин снова метался и кричал во сне. Виктор не без труда его растолкал и до самого утра сидел рядом, обнимая и успокаивая. Близнецы тоже проснулись, но Виктор не стал загонять их обратно в постель. Видя, что Гумберта поблизости нет, а дети рядом, Кирин быстро успокоился. Близнецы переглянулись и молча приняли решение. На следующую ночь они снова спали вместе с дедом, и кошмаров не было.

Всё шло хорошо, но беда всё же постучалась в их дверь. Разразилась эпидемия. Добрый хозяин и его дети умерли, магазин закрылся. Деньги, скопленные за восемь лет, начали таять. Омеге кое-как удавалось подработать то тут то там... Виктор забегал домой только поесть, поспать, помыться и переодеться. Близнецы сидели дома с дедом — школу временно закрыли. Но вскоре дети заболели. Кирина и Виктора зараза обошла стороной, и, видя, как медленно умирают Рюк и Ленни, они не знали, что делать. Лекарства были очень дорогими, а денег едва хватало на еду и оплату комнаты. Видя, как мечется Виктор, подрабатывая везде, где можно, Кирин решился. Однажды, когда дети заснули после приступа горячки, он молча собрался и ушёл из дома.

Город погружался в вечер. Кирин, старательно кутаясь в куртку, сидел в трамвае и смотрел в окно. Ему было страшно, хотелось вернуться домой, но видеть, как медленно умирают дети, было ещё хуже. Омега знал, что на прилично оплачиваемую работу его не возьмут по причине плохого здоровья, а деньги на лекарства были нужны. И срочно. Был только один способ их быстро и наверняка заработать... Только теперь он всё будет решать сам.

Трущобы уже погрузились в сумрак, изредка разгоняемый тусклым светом уличных фонарей. Под ботинками хлюпала вонючая грязь. Кирин торопливо шагал, оглядываясь по сторонам, и нашёл то, что ему было нужно. Из распахнутых дверей прокуренной пивной доносились смех и голоса.

Рядом со стойкой толпились выпивохи — простые работяги, нищие, стреляющие мелочь у прохожих, шлюхи... Бармен-омега лихо наливал мутное пиво в разнокалиберные ёмкости, из-под прилавка регулярно поднимались бутыли с самогоном. Кирин взял себе кружку пива и сел в уголок, оглядываясь. Здешняя публика ему не нравилась до отвращения, от взвеси самых разнообразных запахов мутило, напоминая о вони многочисленных клиентов... Свою кружку Кирин выпил быстро, надеясь, что это хоть немного притупит страх. Деньги на лекарства надо достать во что бы то ни стало, иначе Рюк и Ленни умрут!

За его стол сели двое. Кирин осторожно поднял голову. Одеты чуть лучше остальных, ещё трезвые... Хорошо. Омега глубоко вдохнул и принял завлекательную позу.

— Привет, — многозначительно промурлыкал он.

Посетители взглянули на него.

— Чего тебе?

— Развлечься не желаете? — Кирин вспомнил, как Гумберт заставлял его притворяться для удовольствия клиентов, и старое умение вернулось моментально. Он кокетливо облизнул губы, томно прикрыл глаза, и соседи присмотрелись к нему внимательнее. За эти годы Кирин окреп и выглядел вполне симпатичным несмотря на возраст. — Много не возьму.

— А что ты умеешь делать? — заулыбались посетители.

— Всё, что вы захотите. Могу доказать.

— Ну, докажи.

Кирин нырнул под стол, подобрался к одному и ловко начал расстёгивать на нём штаны. Второй заглянул вниз и хмыкнул.

— Да, умеешь...

Его приятель очень быстро начал постанывать и подумал, что если этот странный омега действительно способен сделать всё, что они скажут, то они ему заплатят столько, сколько тот запросит.

— Папа, откуда? — ахнул Виктор, увидев, как вернувшийся откуда-то родитель достаёт из пакета пузырьки и блистеры с таблетками. Те самые.

— Я подработку нашёл недавно, — коротко ответил Кирин. — Выпросил аванс — сказал, что у нас дети погибают... Так, этого пока должно хватить. Вы уже поужинали? Хорошо, тогда давайте пить лекарства.

Пока Кирин с улыбками и шутками заботился о внуках, Виктор с недоумением наблюдал за ним. От отца, как ему показалось, попахивало дешёвым пивом...

— Папа... а где ты работу нашёл?

— На другом конце города.

— И кем ты работаешь?

— Какая разница? Главное, что у нас теперь есть деньги на лекарства... Всё, молодцы, мальчики. А теперь быстро спать! Теперь вы быстро поправитесь и мы снова пойдём гулять в парк...

В душе Виктора шевельнулось подозрение, но он промолчал.

Каждый день Кирин куда-то уходил на несколько часов, возвращался усталый и измученный, с нездоровым блеском в глазах, но довольный. Он приносил детям сладости и игрушки... Проблема с лекарствами отпала, но Виктор не переставал беспокоиться. Кирин снова начал плохо спать, от него всё отчётливее пахло спиртным по возвращении.

— Папа, где ты работаешь? — не выдержал Виктор, когда Кирин, пошатываясь, выкладывал на стол свою новую добычу — очередной запас лекарств.

— Какая разница? — пожал тот плечами и умилённо взглянул на крутящихся вокруг него Рюка и Ленни. Ребята уже начали вставать с постели и пытались помогать по хозяйству. — Да-да, родные мои, я и вам кое-что купил... Подождите минутку...

Виктор подошёл к отцу и поморщился. От Кирина опять пахло смесью пива и самогона, а его собственный, ослабевший с возрастом запах — ландыши и мёд — вновь приобрёл сильную горчинку. Точно так же было, когда Гумберт начал продавать его тело всем подряд, и начало уходить, когда омега пошёл на поправку.

— Папа... ты же болеешь... Как ты можешь работать?

— Это только пока наши дети не выздоровеют, — отмахнулся Кирин и торжественно вручил внукам по большой шоколадке. — Угощайтесь и набирайтесь сил. А ещё я вам апельсины достал... — Ленни взвизгнул от радости — он обожал апельсины. — Я потерплю, а потом брошу.

— Папа, от тебя спиртным несёт! Ты что... подрабатываешь... — Виктор не смог произнести это слово и подобрал другое. — в трущобах?

— Если да, то что? — Кирин перестал улыбаться и холодно сверкнул глазами. — Нам были нужны деньги на лекарства — я их достал. Наши дети выжили и уже идут на поправку. Это главное.

— Папа, зачем? — Виктор в ужасе отшатнулся от отца. — Ты же... Я бы сам достал... заработал...

— Мальчик мой, ты и так почти не отдыхаешь. Я просто помогаю тебе так, как могу...

— Папа, опомнись! — Виктор схватил отца за плечи и встряхнул. — Что ты такое говоришь?! Ты и так очень много для нас сделал! Тебе незачем возвращаться в этот кошмар!

— Это было моё решение, — отвёл глаза Кирин.

— Не надо, папа! — Виктор со слезами повис на отце. — Тебе и так досталось! Что будет с нами, если ты однажды просто не вернёшься?! Ведь мальчики так любят тебя! И я тебя люблю! Не ходи туда больше, не надо! Я сам всё заработаю, только не ходи...

Кирин взглянул на детей, которые тоже смотрели на него, широко распахнув глаза. Рюк смотрел на дедушку, как будто не мог поверить в то, что услышал, а Ленни откровенно плакал.

— Деда... не надо... — шептал снова и снова "совёнок". — Пожалуйста... не надо...

Кирин затрясся и тяжело опустился на табурет. Мальчики прижались к деду, положив надкусанный шоколад на стол.

— Но ведь...

— Не надо, папа, — повторил Виктор. — Мы не хотим тебя потерять.

Кирин с болью в душе обнял своих детей.

— Хорошо... не буду... Больше я туда не пойду.

Виктор вытер слёзы и не заметил, как лихорадочно блеснули глаза отца.

За завтраком Виктор заметил, что Ленни снова еле жуёт, и встревожился. Недавно мальчики отметили свой день рождения — им исполнилось по двенадцать лет. Рюк, задувая свечки на именинном пироге, тогда придвинулся к брату и заметил, что запах Ленни вроде бы усилился. Значит, у маленького омеги скоро будет первая течка, понял Виктор. И вот пошли первые симптомы предтечного состояния — у мальчика пропал аппетит.

— Ленни, ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, пап, — вяло кивнул Ленни. За последние пару лет невзрачный "совёнок" начал выправляться и ощутимо похорошел.

— Тогда почему ты так плохо ешь? И вчера за ужином тоже...

— Просто не хочется.

— Так, Рюк, — повернулся Виктор к старшему сыну, — если Ленни вдруг станет нехорошо — срочно уводи его подальше от всех и присмотри, пока всё не пройдёт. И чтобы старшеклассники из альф и бет его не трогали. Ты меня понял? Никто.

— Течка? — посерел Рюк, инстинктивно придвигаясь к брату. Виктор хорошо знал этот жест — это означало, что их альфа готов защищать брата-омегу от всего подряд.

— Да, самая первая. И это очень важно. Сделаешь? — Рюк энергично закивал, обнимая дрожащего брата за плечи. — Вот и хорошо. Мы сейчас особенно нужны Ленни.

— А чем так страшна первая течка?

— Во время вспышек выделяется мало смазки, особенно в первый день. Омега только-только начинает созревать, готовясь к будущему рождению детей. Организм начинает перестраиваться, во время течки обостряется чувствительность, и это само по себе большое потрясение. А при этом ещё и запах усиливается, как ты сам почуял на вашем дне рождения. Тебе и другим альфам и бетам вашего возраста это ничего не сделает, но вот уже активно созревающие старшие могут попытаться... — Виктор сглотнул, и Рюк крепче обнял брата, поняв всё. Он уже не раз видел, как старшеклассники — альфы и беты — зажимают омег по углам и укромным местечкам. Многие омеги после этого плакали, прятались от всех, а некоторые потом исчезали из школы. — Понятно, что в первые полтора года беременность Ленни не грозит — организм дозревать будет долго — но вот попытка его... — Виктор снова осёкся. — В общем, это будет очень больно. А наш Ленни не такой сильный, как ты, и не сможет сопротивляться.

— Ленни не будет больно, потому что его никто не тронет, — уверенно заявил Рюк. — Я никого к нему не подпущу.

— Умница. — Виктор с улыбкой потрепал старшего сына по коротко остриженным волосам. Рюк рос быстрее брата и уже не только догнал своего родителя и дедушку, но и заметно перерос. Пока он казался слишком худым и нескладным, но было ясно, что он будет большим и мускулистым — настоящим альфой. Его широкое лицо уже теряло детские черты, становясь более резким, клыки, сменившись с молочных на постоянные, стали крупнее и длиннее. Ленни обещал остаться таким же невысоким, как и папа, щуплым, черты его лица были тоньше и мягче, чем у брата, а глаза больше. И всё же братья были очень похожи — как разные версии одного и того же человека. Виктор до сих не переставал любоваться своими детьми.

— Хорошо, пап.

Ленни всё сильнее дрожал от страха. После дня рождения он всё чаще ловил на себе жадные взгляды старшеклассников. Если бы не Рюк, то кто знает, что могло бы случиться... Юный альфа по-прежнему ревностно оберегал брата от всех, плюя на насмешки сородичей и бет.

После завтрака Виктор осмотрел младшего сына и заметил, что начала выделяться первая смазка — пока жидкая, как вода, по чуть-чуть. Дал Ленни пару тканевых подкладок, объяснил, как надо ими пользоваться, помог подложить первую, чтобы сильно не мешала, и проводил мальчиков до двери.

— Папа, мне страшно... — прошептал Ленни, крепко держась за руку брата.

— Ничего, всё будет хорошо. Ведь с тобой будет Рюк... А течки бывают всего три-четыре раза в год, можно и потерпеть. Я же как-то справляюсь...

— А у деды их больше нет?

— Да, уже нет. И так будет у всех нас. Потерпи, мой милый, ничего с этим не поделаешь. Так уж мы, омеги, устроены.

— А почему ты не хочешь ещё детей? Ты же ещё можешь, раз у тебя бывают течки...

— А зачем? У меня же уже есть вы. — Виктор поцеловал обоих мальчиков. — Всё, идите... и будьте осторожны.

Как только близнецы вышли за дверь, Виктор повернулся к отцу и строго посмотрел на него.

— Папа, никуда не уходи, пока мальчики не вернутся из школы. За Ленни надо будет присмотреть, позаботиться, ведь вечером или ночью будет новая вспышка. Рюк почти ничего не знает, и кроме тебя помочь будет некому. Ты меня понял?

— Конечно, как же иначе?! Я же прекрасно помню, как сидел рядом с тобой во время твоей первой течки... Ты мне не доверяешь? — возмутился Кирин.

— Доверяю. Просто напоминаю.

За прошедшие два года Кирин вроде бы успокоился и никуда надолго не исчезал, спиртным от него больше не пахло, но Виктор не был уверен на все сто процентов. Возможно, что отец просто тщательно скрывает свои походы в трущобы... Кирин и сейчас периодически метался в ночных кошмарах, а порой Виктор замечал, что отец как будто "подвисает", пялясь в одну точку и отвечая невпопад. На все вопросы он отвечал, что всё в порядке, но тревога за родителя не покидала. После того, как Кирин признался, чем он зарабатывал деньги на лекарства внукам, Виктор с него глаз не спускал, но ведь он не мог следить за отцом, пока работал на фабрике разнорабочим... Возвращаясь домой после тяжёлой смены, он всегда заставал Кирина дома занимающегося с детьми, и близнецы говорили, что дедушка бывает дома, когда они из школы приходят... Что же тогда с ним творится?

С каждым часом запах Ленни усиливался — Рюк это чуял отлично, как любой альфа. Он не раз видел, как мучается во время вспышек папа несмотря на помощь деда, и переживал за брата. Ни на уроках ни на перемене он не отпускал от себя Ленни дальше, чем на два шага. А ведь старшие уже активно начали дразниться...

— Что, братишка скоро потечёт?

— А сам его попочку попробовать не хочешь?

— Да чем он пробовать будет? У него же "перчик" ещё не встаёт!

— Мелюзга!

На все эти высказывания и насмешки Рюк только огрызался, но в драку, хоть и хотелось, не лез, зная, что тогда Ленни останется без защиты. Он только крепче сжимал ладошку брата.

— Рюк... а если они правы? Если ты, когда начнёшь созревать, захочешь?..

— Не захочу, — буркнул Рюк. — Папа как-то сказал, что такие, как мы, особенные. Что альфы обычно не хотят своих братьев-омег, если они рождаются вместе. А ещё папа сказал, что я, когда мы у папы в животе были, тебя от всех прятал. Значит, я никогда тебе больно не сделаю. И не захочу.

— Это хорошо.

— Ленни, мы же братья. Я всегда буду беречь тебя и защищать. Никто тебя не тронет, если ты сам этого не захочешь. Это я тебе обещаю.

— Спасибо, Рюк... — "Совёнок" прильнул к брату. — Ты самый лучший брат на свете...

— Ты тоже. Мы братья и всегда будем вместе.

До третьего урока всё было спокойно... относительно. Потом, уже на математике, Рюк заметил, что Ленни снова бьёт дрожь, но уже какая-то странная. Маленький омега начал скрипеть зубами, пригибаться к столешнице, ёрзать на стуле и стискивать кулачки, как будто сдерживаясь. От него пахло так, что учитель-бета, водя мелом по доске, то и дело заговаривался и косился в их сторону. Его ноздри подрагивали, вбирая аромат Ленни. Началось, понял Рюк.

— Сэр, можно нам выйти? — поднял он руку, заметив, что на них смотрят все.

— Да-да... идите... — пробормотал учитель и отвернулся.

Рюк торопливо сгрёб всё со стола, затолкал в рюкзачок, взял брата за руку и вывел из класса под тихий шепоток. Оказавшись за дверью в пустом коридоре Ленни перестал сдерживаться и застонал, оседая на пол — ноги уже не держали. Лицо омежки раскраснелось, начиная покрываться испариной, глаза лихорадочно блестели, дыхание участилось и стало хриплым. Надо было что-то делать, но что? Рюк так и не понял, как дедушка помогал папе во время течки, хотя пытался смотреть, но Кирин постоянно просил его выйти и не мешать. Сердце юного альфы разрывалось от страха. Как помочь Ленни? Не тащить же в медпункт — новый школьный врач был альфой...

— Рюк... — простонал Ленни. — Мне плохо...

— Сейчас... сейчас... — Рюк нацепил рюкзак на плечи, подхватил брата на руки и со всех своих длинных ног помчался в туалет. Ленни судорожно цеплялся за его рубашку, и Рюк почувствовал, какой он горячий. Да что такое?.. Забежав в туалет, Рюк опустил Ленни на пол, запер дверь на полный оборот и шпингалет, сел рядом и начал лихорадочно думать, что могло бы облегчить состояние Ленни. Тот уже сжимался, как от боли, трясся даже не мелкой дрожью... стонал всё громче. Его было жалко до слёз, но плакать себе Рюк очень жёстко запретил.

Пощупал лоб. Горячий. Значит, надо сделать холодный компресс, как делали папа и дедушка, когда они болели. Из чего?.. Рюк подумал, решительно оторвал у своей рубашки рукав, намочил его холодной водой из-под крана и положил Ленни на лоб.

Про течки Рюк знал очень мало — то немногое, что доводилось видеть собственными глазами и мельком слышать от старших. То, что утром рассказал папа, было интересно, но не давало подсказки, как облегчить страдания Ленни. Рюк знал, что течки у омег — это нормально, знал, что при этом выделяется смазка, знал, что течка состоит из так называемых вспышек, когда омегам отчего-то становится очень плохо, чем и могут воспользоваться альфы и беты, чтобы сделать своё чёрное дело... Знал, что именно во время течек у омег зачинаются дети. Пережидание вспышек часто называли словом "переломаться". Ленни надо было как-то переломаться, чтобы потом можно было отвести его домой и вверить заботам дедушки, который точно знает, что надо делать. Но что можно сделать сейчас? Когда они болели и дедушка уходил и долго не возвращался, то папа как-то справлялся сам, ворочаясь в постели полностью раздетым, потом, когда всё заканчивалось, медленно вставал, набрасывал на себя халат и, отдышавшись, брёл в душ, после которого долго отдыхал. Если вспышка приходилась на выходной — а он всегда пытался договориться на отгулы, чтобы переломаться спокойно дома — то Рюк или Ленни всё чаще старались далеко не уходить, чтобы принести папе воды попить или поправить одеяло... Что же надо делать? Не бежать же искать учителя-омегу, чтобы подсказал — он обещал не бросать Ленни одного...

— Рюк... Рюк... — Ленни всё сильнее ёрзал, норовясь потереться попкой обо что-нибудь. — Мне плохо... помоги...

— А чем я могу помочь? Я же ничего не знаю... У тебя что-нибудь болит?

— Попа... она будто горит... зуд... Сделай, что-нибудь...

— Но что? — совсем растерялся "волчонок".

— Что-нибудь... Я так больше не могу...

Рюк крепко зажмурился, собираясь с духом... и начал решительно расстёгивать на брате штаны.

— Сейчас... поворачивайся на бок... и компресс придержи...

Рюк не был уверен, что поступает правильно, но у братьев никогда друг от друга не было секретов. Они всегда всем делились — и радостями и обидами. Ленни никому так не доверял, как старшему брату. И только поэтому Рюк решился сделать то, что никогда бы не сделал никакому другому омеге. Он бережно стянул с Ленни штаны, подтянул его колени к груди, чтобы было удобнее, приспустил трусики и отогнул краешек подкладки, на которой начало расплываться бесцветное пятно. К аромату Ленни — шоколадное печенье и яблочный сок — начал примешиваться другой запах — какой-то приторный. Рюк нагнулся, принюхался и понял, что так пахнет смазка, уже блестевшая в ложбинке меж ягодиц, смешиваясь с потом. Юному альфе снова стало не по себе, но он задавил поднимающуюся панику. Не время! Он же альфа и не должен ничего бояться! Он должен позаботится о брате!

— Рюк! — Душераздирающий вскрик Ленни оборвал размышления и последние сомнения.

— Да-да, сейчас...

Рюк прикусил нижнюю губу и осторожно провёл двумя пальцами вдоль влажной ложбинки. Ленни вздрогнул и со стоном прогнулся, подставляясь. Рюк, глубоко вдохнув, провёл снова, раздвигая мягкие ягодицы брата и погладил снова. Ленни стонал и ёрзал, он явно чего-то хотел, но сказать не мог. Омежка царапал выложенный коричневой плиткой пол свободной рукой и скрежетал зубами... Рюк, отчаянно краснея, коснулся дырочки и почувствовал на своих пальцах ту самую смазку, запах которой упорно бил ему в нос. Она оказалась скользкой и немного липкой. Её было совсем немножко. Ленни снова заёрзал, и кончик пальца Рюка уткнулся прямо в сочащуюся дырочку.

— Ммм... — облегчённо замычал Ленни. — Зде-ессь... да-а-а...

Рюк начал осторожно поглаживать и массировать, догадавшись, что Ленни от этого становится чуть-чуть полегче. Омежка дышал часто и прерывисто, стоны стали какими-то другими, а его "перчик", как презрительно выражались старшие, начал отчего-то подрагивать.

— Всё... хорошо?

— Да... так лучше... Сделай так ещё...

Через какое-то время надо было снова намочить компресс и обтереть не только лицо Ленни, но и шею и грудь — Рюк чувствовал, как братишка весь покрывается потом. Понятно, зачем папа после вспышек всегда шёл в душ...

— Ленни... я на минутку... Надо смочить... Подожди...

Прополоскав оторванный рукав, Рюк намочил его, расстегнул на Ленни рубашку, снял её совсем, подложил под голову и начал обтирать. Ленни дышал всё тяжелее, глаза лихорадочно блестели, как во время болезни. Закончив обтирать, Рюк снова пристроил компресс на лбу брата, решительно разул его, снял штаны совсем, осторожно согнул ноги, раздвинул пошире и снова начал поглаживать и массировать в нужном месте. Ленни выдохнул с таким облегчением, что Рюк успокоился совсем. Всё правильно. И пусть потом говорят, что хотят, но он будет помогать брату так, как надо. Чтобы ему стало легче.

Сколько он так возился с братом, Рюк не знал. То и дело звенел звонок, в дверь кто-то стучался, порой откровенно ломился, дёргал за ручку, чьи-то голоса ругались, но юный альфа не обращал на это никакого внимания. Самым главным для него сейчас был брат, которому нужна его помощь. Пусть ругаются... Ленни надо переломаться, потом они пойдут домой. Стеснение и нерешительность были отброшены окончательно. Уж лучше это сделает он сам и очень аккуратно, чем кто-то чужой и больно...

В какой момент его палец проскользнул внутрь Ленни на целую фалангу, Рюк не заметил. Понял это только тогда, когда колечко мышц вдруг плотно его обхватило, а Ленни застонал от облегчения:

— Так ещё лучше... Пошевели... там...

— Так? — Рюк осторожно подвигал пальцем, чувствуя, что мышечная хватка чуть ослабела.

— Да... так... ещё...

Стало понятно, зачем нужна смазка — палец легко проскальзывал, когда хватка слабела. Рюк не рисковал просовывать палец глубже, но от этого простого действия Ленни снова заёрзал, будто норовя насадиться на его палец. Он уже начал что-то негромко выкрикивать, но Рюк не разобрал ни единого слова. Ленни выгибался, его голова моталась из стороны в сторону, компресс свалился, омежка тяжело и учащённо задышал, раскрасневшееся лицо перекосила необычная гримасса... глаза то зажмуривались, то широко распахивались... рот приоткрылся... Вдруг палец обхватило особенно сильно, Ленни что-то надрывно выкрикнул, его тело забилось, а из подёргивающегося "перчика" выплеснулось несколько белесых брызг. Ленни обмяк и затих, в тёмных глазах появилась муть, знакомая по болезни. Дыхание медленно выравнивалось. Кончилось что ли?

— Ленни... — Рюк потряс брата за плечо. Никакой реакции. — Ленни!

Ничего. Ладно, подождём, может, Ленни ещё очнётся... Но как вынуть палец, чтобы Ленни не было больно?

В дверь снова забарабанили, подёргали. Рюк растерянно обернулся.

— Опять заперто! Что за дела? Кто там?

— Да, кажется, там два этих дурика. Мелкий, говорят, потёк прямо на уроке... Ага, они точно там. Чуешь, как пахнет?

— Да ладно... И что там делает этот никчёмыш?

— Да пёс с ним, пошли на другой этаж.

Рюк перевёл дух, унимая бешено колотящееся сердце. Ушли. Так, Ленни надо снова обтереть — весь в поту. Но как это сделать одной рукой? Подумав, Рюк осторожно перетащил брата поближе к крану, из которого дежурные набирали воду, чтобы мыть полы в классах и коридорах, намочил рукав, кое-как отжал одной рукой и начал обтирать. Надо будет потом всё рассказать папе...

Наконец Ленни отпустил брата и с трудом открыл глаза. Он уже был не таким горячим, как во время вспышки, дышал ровно. Пока Ленни лежал без сознания, он иногда вздрагивал, отчего палец Рюка сжимало ещё сильнее, и потом снова становилось как было, тихо стонал. На зов Рюка мальчик по-прежнему не реагировал, ничего не говорил. И когда в тишине прошелестел его тихий голос, Рюк безумно обрадовался.

— Рюк...

— Ленни... Ты как себя чувствуешь? — Юный альфа вцепился в ладонь бледнеющего брата и пригладил его растрёпанные волосы.

— Уже всё... кажется... Рюк... я так устал...

— Ничего, сейчас я тебе помогу помыться, и мы пойдём домой. Там деда Кирин, он тебе поможет.

— Хорошо...

— Тебе не было больно?

— Нет... Ты самый лучший брат в мире...

— Ты тоже, Ленни.

— Рюк... я пить хочу...

Вымыв руки и напоив брата из сложенных ладоней, Рюк принялся за дело. Второй рукав тоже был оторван — им Рюк обтирал Ленни насухо. После чего помог одеться, сменил подкладку на всякий случай, обул, запихнул использованную подкладку в кармашек рюкзака, навьючил его на себя, взял брата на руки, отпер дверь и вышел в коридор.

По ту сторону двери собралась внушительная толпа. Здесь были все — и учителя, и старшие, и младшие... Альфы, беты и омеги... Все смотрели на хмурого Рюка с измученным Ленни на руках. Как он бережно несёт брата по коридору и тихонько с ним разговаривает, грозно поглядывая по сторонам. Только теперь сородичи почувствовали, как Рюк силён... Альфы и беты выглядели потрясёнными, а в глазах некоторых омег Рюк увидел... слёзы.

— Ну что, поломал целку братишке? И как тебе? Понравилось?

— Что бы ты понимал, — огрызнулся Рюк, даже не взглянув на него. Он был полностью сосредоточен на Ленни, который жался к его груди. — Тебе бы так.

— Я альфа. Мне это не грозит.

— Вот поэтому и не поймёшь. Мы идём домой.

Толпа расступилась, пропуская близнецов к лестнице. Проходя мимо учителя рисования — пожилого омеги — Рюк вдруг услышал его тихий шёпот:

— Ты молодец, Рюк.

Рюк улыбнулся в ответ и пошёл дальше, торопясь отнести Ленни домой. Услышать похвалу от учителя было приятно.

Виктор бежал домой, по пути заглядывая в магазины. Как прошла первая вспышка Ленни? Справился ли Рюк? И не ушёл ли из дома отец?

В их полутёмной комнате были только близнецы. Ленни лежал на кровати под одеялом и крепко спал. Рюк сидел рядом на табурете ссутуленный и чего-то ждал. Увидев родителя с пакетами в руках, юный альфа поднял голову.

— Папа...

— Ты чего в потёмках сидишь?

Виктор включил свет и увидел, что его старший сын выглядит очень бледным и уставшим. Боги, можно себе представить, что он сегодня пережил... Ведь он очень любит брата...

— А дедушка где? — Омега опустил пакеты на пол, торопливо разулся и метнулся к своим детям.

— Я не знаю... Когда мы пришли, его не было... Хорошо, у нас свой ключ есть... — Рюк испуганно взглянул на папу.

— Давно Ленни спит? — Виктор ободряюще обнял сына.

— С тех пор, как мы домой пришли. Было где-то два часа... я точно не помню... Когда мы пришли домой, я разул его, снял куртку, раздел и уложил... Он сразу уснул...

— Молодец, дорогой.

— Папа... а почему у Ленни попка так сильно сжалась, что я палец вынуть не смог даже со смазкой? — Рюк сжался и опустил глаза.

— Ты... сунул ему палец?..

— Это случайно получилось, пап, — виновато промямлил альфа. — Сначала я ему компресс сделал... Пришлось рукав оторвать. Ленни весь был горячий... Потом он начал ёрзать и жаловаться, что у него попка зудит... Я решил погладить, чтобы зуд стал поменьше... это помогло... Ещё я его обтирал от пота... А потом палец сам проскочил... Ленни сказал, что так лучше... попросил пошевелить... а потом... Что это было, пап? — Рюк всё же рискнул поднять глаза.

— Это была сцепка, дорогой. — Виктор придвинул второй табурет и сел рядом с сыном. От сбивчивого рассказа на сердце полегчало — Рюк всё-таки не растерялся. — Обычное дело при спаривании... то есть секса во время вспышки. Потом расскажу поподробнее. Значит, у Ленни была сцепка?

— Похоже. Он долго меня держал... и был какой-то странный. Я его за плечо тряс, звал, а он не отвечал. Потом всё прошло, он меня отпустил и глаза открыл. Я помог ему помыться, вытер вторым рукавом, поменял подкладку, одел, обул, и мы пошли домой. Ленни сильно устал, он идти не мог, и я его на руках нёс.

— Молодец, — снова похвалил сына Виктор.

— Значит, я всё сделал правильно? — Рюк уткнулся в плечо родителя, дрожа всем телом, и Виктор понял, как бедняга извёлся за день. Дёргался всё утро, потом вспышка, потом он один сидел с братом в комнате...

— Да, ты всё сделал правильно. Ты голодный?

— Да... съел бы чего-нибудь...

— Хорошо, милый. Ты посиди ещё с Ленни, а я приготовлю что-нибудь на ужин. — Виктор поцеловал сына и встал. — Скоро он проснётся и надо, чтобы Ленни хоть чего-нибудь съел. Ближе к ночи будет новая вспышка, так что завтра вы в школу не пойдёте. Я покажу тебе, что надо ещё делать, чтобы Ленни стало полегче, и ты будешь это делать завтра сам или с дедушкой. И надо будет записывать, когда у Ленни вспышки начинаются и заканчиваются.

— Дни надо указывать?

— Обязательно. И так весь год с лишним.

— Зачем?

— Чтобы узнать периодичность его цикла и когда примерно ждать следующую течку, чтобы быть готовыми заранее.

— Вот почему ты точно знаешь, когда у тебя будет следующая...

— Именно. Каждый омега должен знать свой цикл, чтобы по возможности избежать... — И Виктор замолк, вспомнив тот страшный вечер, когда были зачаты его близнецы.

— Так вот как... мы появились? — понял Рюк.

— Да, родной. Я торопился после школы домой — вот-вот должна была начаться очередная вспышка. Это было на третий день... Я спешил, как мог, но не успел — меня унюхал тот альфа и... Я не смог сопротивляться, а он так мерзко пах... Это было страшно, особенно когда он меня пометил. — Виктор, дрожа, коснулся шрама на шее. — Я боялся, что он кусок шеи откусит, так было больно... Потом, когда мы расцепились в последний раз, он меня бросил валяться на дороге. Я кое-как пришёл в себя и еле добрался до дома. А потом началось... самое страшное.

— Ты не хочешь, чтобы у Ленни дети появились так же?

— Да. Переживать это очень тяжело и больно. Ты не думай, я рад, что вы у меня есть... пусть вы и были зачаты насильно. Но я всё равно вас люблю. Особенно полюбил, когда впервые увидел на УЗИ и убедился, что вас двое. — Виктор ласково посмотрел на своих мальчиков. — Дети это хорошо, но они не должны зачинаться в страхе и боли — с этим трудно жить. Тем более помня, как меня и вас потом защищал ваш дедушка...

— Я... всё понял, папа. — Рюк обнял Виктора. — Я сам буду всё записывать и ухаживать за Ленни на каждой вспышке. Ты только научи меня, что делать надо. И я тебе обещаю, что Ленни сам будет решать, кто зачнёт ему ребёнка. И это случится именно тогда, когда сам Ленни этого захочет.

Кирин вернулся домой под утро — усталый, грязный, с запахом дешёвого пойла. Он не рискнул возвращаться домой в совсем невменяемом виде, отчего и задержался. Ему было плохо и ужасно стыдно за себя, но ничего с собой поделать омега не мог.

Войдя в комнату на цыпочках, он сразу увидел, что Виктор спит рядом с Ленни, обнимая его во сне, а Рюк посапывает за письменным столом, уронив голову на сложенные на столе руки. Лампа с зелёным плафоном ещё горела, выхватывая лежащий рядом с Рюком лист бумаги. В полусжатых пальцах юный альфа держал ручку. Разувшись, Кирин подошёл, посмотрел на написанное, и ему стало совсем плохо. Лист, вырванный из тетради в клетку, был подписан "Течки Ленни. Первая". Ниже было приписано: "Первая вспышка". Рюк написал предположительное время начала и конца, указав дату. Дальше шло время второй, которая закончилась пару часов назад. Ниже шёл краткий перечень того, что надо делать, чтобы облегчить страдания Ленни во время вспышки... Прочитав записи старшего внука, Кирин отшатнулся, прикрывая горящее от стыда лицо руками. Как он мог забыть?!! У Ленни же первая течка!!! Он должен был оставаться дома и ждать, когда вернутся из школы мальчики!!! Виктор рассердится... Боги, можно себе представить, как страшно было Рюку, когда он, придя домой, увидел, что никого нет, и до самого возвращения с работы папы сидел с братом один... Позор!..

Рюк вскинул голову, услышав тихий всхлип. Альфа... поэтому у него отличный слух.

— Деда... ты вернулся... А где ты был? Мы волновались... — Рюк сел прямо, продирая глаза.

— Только не надо ничего говорить, милый... Я знаю... я виноват... я вас подвёл...

— Тебе опять плохо, да? — Рюк встал со стула и подошёл к деду, желая обнять, но тот отпрянул. — Что не так?

— Не... надо... меня трогать... я грязный...

— Тогда иди в душ. Я тебе чистую одежду достану...

От заботы в голосе внука Кирина всё же прорвало, и несчастный омега сполз по стене на пол, трясясь от едва сдерживаемых рыданий.

— Прости... прости меня, мой мальчик... Прости, если сможешь...

— Ничего, я не сержусь. — Рюк всё же сел рядом с ним и обнял. — Ты только до конца течки не уходи никуда, ладно? На самой первой вспышке я сумел всё сделать правильно, и папа мне показал кое-что, но я боюсь, что не справлюсь завтра... то есть, уже сегодня. Ты мне поможешь?

— Конечно... конечно, милый, я никуда не уйду...

— Тогда иди в душ и вымойся, пока папа не проснулся, а то от тебя ещё и дрянью какой-то пахнет. Не надо, чтобы папа унюхал — он ещё больше расстроится, а ему работать весь день.

За завтраком хмурый и невыспавшийся Виктор долго в упор смотрел на своего родителя, который вяло ковырялся в тарелке, не смея на него глаза поднять. Наконец Виктор заговорил.

— Ты снова ходил в трущобы?

— Да, — чуть слышно ответил Кирин.

— Папа, я о чём тебя просил? Как ты мог забыть, что у Ленни течка?! Почему, когда мальчики пришли из школы, тебя не было дома?

— Прости...

— Чтоб до самого конца течки из дома ни ногой. В магазин будет ходить Рюк. Он, конечно, мальчик умный и способный, но ему всё равно понадобится помощь. Я весь день буду на работе, и вся надежда только на тебя. Ты всё понял?

— Да... я понял...

Близнецы настороженно следили за их разговором. Особенно Рюк, уговаривавший брата съесть хотя бы пару бутербродов.

Виктор со вздохом запустил пальцы в свои тёмные волосы. Он уже давно коротко стригся, забыв про длинные локоны, которые так любил когда-то расчёсывать после мытья его папа... особенно во время беременности.

— Папа, что с тобой происходит? Я уже давно подозревал, что с тобой творится неладное, но молчал, поскольку ты никогда нас не подводил. Наверно, зря я тянул так долго... Почему ты молчишь и не говоришь ничего?

— Потому, что мне стыдно. — Кирин сжался, выронил из пальцев вилку и заплакал. — Стыдно перед вами... Что наши соседи скажут... когда узнают... что ваш дедушка... просто подзаборная шлюха?

— Папа... — Виктор с болью отвернулся.

— Викки... я, кажется, с ума схожу... Я знаю, что не должен... но что-то во мне сломалось... и я иду туда...

— Деда... — Близнецы дружно сорвались с места и обняли деда с обеих сторон.

— Почему ты нам не сказал? Мы бы тебя удержали... — заплакал Ленни.

— Это из-за того... как тебя Гумберт мучил? — бледнея, спросил Рюк.

— Да, милый... Я до сих пор не могу этого забыть... Оно возвращается снова и снова... когда за моей спиной шушукаются... смотрят с откровенной жалостью... говорят вам это всё в глаза... Мне плохо из-за этого... и что-то во мне ломается... Я пытался справиться сам... но когда вы заболели... я пошёл туда, чтобы добыть денег вам на лекарства. Потом я нашёл в себе силы перестать туда ходить... но оно опять началось. Сначала кошмары... потом начало клинить... потом я начал уходить... А вчера я пришёл в себя в какой-то подворотне и не мог вспомнить, как туда попал. Потом вспомнил, как меня трахали все, кому не лень, и мне стало стыдно... И ведь я сам себя им предлагал!.. Я точно с ума схожу... и я ничего не могу с этим сделать... — Кирин вцепился в руку старшего внука и сдавленно завыл.

Виктор поднялся со своего табурета, подошёл к отцу и тоже прильнул.

— Папа, я понимаю, это страшно... Правда, понимаю. Но сдержись хотя бы до тех пор, пока у Ленни течка не кончится. Мы сейчас нужны ему все. Очень нужны. А там что-нибудь придумаем, чтобы вылечить тебя.

Течка Ленни продлилась почти пять суток. Рюк старательно ухаживал за братом, внимательно следуя инструкциям папы и деда и всё тщательно записывая. Кирин сдержал слово и никуда не уходил. Он достаточно подробно рассказывал внукам по поводу течек и особенностей созревания альф и омег... Виктор каждый день расспрашивал Рюка о том, как Кирин провёл день, и со страхом ждал, когда родитель снова сорвётся в трущобы. После трёх дней очистки, когда Ленни восстановил силы, близнецы вернулись в школу.

После первой течки Рюк стал оберегать брата с особым рвением. Он поклялся себе, что участь папы и дедушки его брата не постигнет. Что своих детей его брат родит от хорошего человека, и неважно, кто это будет — альфа или бета. Юный альфа быстро понял, почему Кирин снова и снова уходит в трущобы, когда увидел в киоске журнал со статьёй "Посттравматический синдром: симптомы, последствия и способы лечения", не пожалел карманных денег, которые копил на подарок папе ко дню рождения, купил журнал и прочитал эту статью вместе с братом и родителем. Похоже, что, пережив немало лет откровенного насилия и самых мерзких издевательств, их любимый дедушка заработал себе тот самый посттравматический синдром, причём в самом худшем варианте. Когда Виктор забрал его из той проклятой квартиры, он был серьёзно озабочен тем, чтобы вылечить тело отца и помочь ему вернуться к нормальной жизни, но душевные раны оказались куда глубже. Рюк смутно, но помнил, как дедушка тогда часто шарахался от приходящих в гости соседей и ни с кем не разговаривал, как метался и кричал по ночам, из-за чего близнецы долго спали рядом с ним, чтобы дедушке было спокойнее... Со временем Кирин сумел справиться с болью, но когда начали болеть суставы и его начали дразнить, в том числе и в дни, когда он забирал внуков из школы, боль стала возвращаться. Очередной надлом случился, когда он решился продавать себя, чтобы добыть денег на лекарства. Чтобы заглушить страх и отвращение, он начал выпивать... Всё, чтобы спасти их с Ленни снова... и это был рубеж. После такого бедняга уже не мог остановиться и стал возвращаться в трущобы снова и снова, ища того, от чего страдал почти три года. Он ненавидел себя, презирал, плакал, таился от своей семьи и соседей, но не мог перебороть эту напасть. Пока у Ленни не случилась первая течка, Кирин успешно это скрывал, но болезнь начала прогрессировать. Начались провалы в памяти, из-за чего он и пропал тогда до самого рассвета, чтобы успеть протрезветь. Осознание того, что он подвёл свою семью, позволило ему остаться дома, чтобы помочь Ленни... но через три дня, вернувшись домой, близнецы снова застали пустую комнату. Кирин пришёл поздно ночью, весь в синяках... и от него пахло самогоном. Рюк помог отмыть его от уличной грязи и уложить спать. Кирин плакал, просил прощения... а на следующий день снова ушёл.

Рюк и Ленни очень любили дедушку. Они были неимоверно благодарны ему за всё и не презирали за слабость и безволие. Ведь если бы не Кирин, то они бы просто не появились на свет. Благодаря Кирину их не сдали в Дом Малютки, откуда вернуться домой было практически невозможно, папа не пострадал от грязных рук многочисленных клиентов Гумберта, сумел сохранить себя целым, вырваться из этого кошмара и найти для них всех новый дом, где было безопасно. Кирин снова спас их, достав денег на лекарства, которые были так нужны... и теперь расплачивался за всё это. Близнецы как могли подбадривали Кирина, уговаривали его успокоиться и никуда не уходить, говорили, как любят его несмотря ни на что, постоянно благодарили... Помогало, но ненадолго. И срывы случались всё чаще. Один раз Кирина не было дома почти двое суток, после чего он вернулся весь оборванный и трясущийся. Алкоголем от него не пахло, но выглядел он как пьяный. На следующий день омеге стало плохо, и вызванный сосед-фельдшер опознал симптомы наркотического отходняка. Близнецы в тот день не пошли в школу, а ухаживали за дедушкой.

Про загулы Кирина вскоре узнали все. Виктор скрежетал зубами, постоянно разговаривал с родителем, умоляя взять себя в руки ради детей, Кирин соглашался... и снова срывался. Рюк практически не вылезал из драк, отстаивая честь деда, Ленни не отставал от него... Их оставляли после уроков, успеваемость заметно снизилась... один раз даже пригрозили вообще отчислить. Кирин, узнав об этом, перепугался так, что неделю никуда не выходил... после чего пропал почти на сутки. Виктор искал способы вылечить родителя, но услуги частных психиатров были слишком дорогими, а бесплатная клиника поразила отвратительными условиями содержания. Оставалось только терпеть, продолжать душеспасительные разговоры, раз за разом долбя одно и то же и надеясь на чудо.

Никогда не подводил Кирин только тогда, когда у Ленни случалась очередная течка. Омега наизусть выучил все записи старшего внука. И хотя уже к концу второй течки Рюк вполне был способен справляться сам, от помощи деда он никогда не отказывался. В эти дни Кирину как будто становилось лучше...

Так прошло два года, и Рюк понял, что и сам начал вступать в возраст созревания. Он не только вырос, раздался в плечах, но и стал очень остро реагировать на течки своего родителя. Запах Виктора — влажная трава и нагретый песок — вызывал нервную дрожь во всём теле и неудержимое желание, но Рюк не смел его трогать. Поэтому на время вспышки родителя юный альфа просто уходил из дома, оставляя его на попечение Ленни или деда, если у того случалось просветление и он ревностно выполнял свой долг. На течки же Ленни, как и предполагал когда-то врач, что вёл беременность Виктора, Рюк вообще не реагировал даже при предельно высокой концентрации феромонов в воздухе. Он по-прежнему заботился о брате и избегал других омег из школы, стоило им только запахнуть чуть сильнее. Это было нелегко, но "волчонок" крепился из последних сил, не желая причинять однокашникам такую же боль, какую пережили Кирин и Виктор. Он вообще их не трогал и даже пытался оберегать, порождая новые насмешки. Со временем Рюк усовершенствовал то, чему его научили папа и дед, читая статьи в медицинских журналах, на которые зарабатывал сам по выходным, разнося газеты и таская коробки и ящики в магазинчике по соседству. Теперь Ленни переживал вспышки гораздо легче и почти без мучений. Один раз эту помощь заметил соседский мальчишка, заглянув в окно их комнаты... Это вызвало новую волну насмешек, но юному альфе было плевать, что о нём говорят в школе. Жаль было только, что точно так же Рюк не мог помогать папе и другим соседям-омегам...

Однажды осенью, когда начали опадать последние листья, Рюк в очередной раз ушёл из дома, чтобы не сорваться на родителе. С Виктором остался Ленни, который отлично усвоил то, что они придумали и испытали с братом, а Кирин в очередной раз куда-то ушёл ещё утром. Рюк подумал и решил разыскать деда. Он уже примерно знал, куда постоянно тот ходит — слухи ходили давно. В каком-то глухом грязном квартале юный альфа нашёл прокуренную пивную, из которой доносились смех и нестройные голоса, тянувшие похабные песни. Сквозь этот гам Рюк разобрал до боли знакомый голос и, дрожа, вбежал внутрь. Там он застал совершенно отвратительную картину: альфа и двое бет самой бандитской наружности яростно использовали Кирина прямо на столе, а тот, уже едва понимая, что происходит, цеплялся за них и молча плакал. Несчастный был полностью раздет, и Рюк понял, что дело совсем плохо — Кирин был ужасно тощим, а на его теле наливались новые синяки среди россыпи старых. Увидев воотчию, что творится с дедом, Рюк впал в ярость. В этот миг он возненавидел Гумберта так, что если бы бета был сейчас здесь, то Рюк разорвал бы его на части, помогая себе зубами. Рюк ненавидел его и других мерзавцев за эгоизм, непомерную жестокость, бесчувствие и равнодушие к чужим страданиям. Врезавшись в пьяную толпу, он вырвал Кирина из лап насильников, сгрёб его одежду и обувь, валяющиеся на полу, и понёс к выходу.

— Эй, чё за дела, парень?..

— Ты куда этого дурика поволок! Верни, мы не закончили!!!

— Ты чё, малой, с дуба рухнул?..(1)

Рюк, яростно и глухо рыча, сдерживался изо всех сил. Нет, не сейчас... Выйдя на улицу, он отнёс деда в ближайший тупик и начал одевать. Омега был вдребезги пьян, совершенно не сопротивлялся, по его ногам стекали потёки свежей и не очень семенной жидкости... Рюку едва не стало совсем плохо. Юноша усадил деда поудобнее, огляделся, увидел валяющийся неподалёку толстый ржавый прут арматуры, подобрал его и вернулся в пивную. Переполняющая его ярость клокотала в горле и требовала выхода... Когда пелена с глаз спала, Рюк обнаружил себя посреди дикого разгрома и свалки окровавленных тел, некоторые из которых не подавали признаков жизни, а перепуганный насмерть бармен-омега осторожно выглядывал из-за стойки. Руки Рюка и куртка были в крови. Увидев на своих руках кровь и чуя её запах повсюду, Рюк остыл и сплюнул на пол.

— Ублюдки, — прорычал он, отшвырнул прут в сторону и вышел, провожаемый растерянным взглядом бармена.

Кирин не сразу понял, кто несёт его на руках, бережно прижимая к груди. Узнав старшего внука, он затрясся, и по его бледному лицу покатились слёзы.

— Прости... прости меня, мальчик мой...

— Ты не виноват, дед, — ответил Рюк, уверенно шагая прочь из этого гиблого места. — Виноват не ты. Не ты.

Домой он возвращался пешком, чтобы не пугать пассажиров трамвая своим видом и не привлекать внимания полиции. Когда они добрались до общежития, Рюк спросил время у соседа, с опаской глядящего на них, и сел на скамейку, не спуская деда с рук. График папиных вспышек альфа знал наизусть, как и цикл брата... Оставалось ещё три часа. Дождавшись, Рюк поднял деда в комнату. За эти часы Кирин немного протрезвел и тихо каялся. Рюк продолжал повторять снова и снова, что это не его вина, что теперь всё будет хорошо... В этот вечер юный альфа резко повзрослел и поклялся себе снова, что с Ленни этого никогда не будет.

Увидев входящего в комнату брата с дедом на руках, Ленни шарахнулся, учуяв запах крови, но, увидев, в каком состоянии находится Кирин, со слезами бросился помогать. Виктор переводил дух, сидя на постели. Помощь Ленни оказалась поистине неоценимой, и теперь вспышки уже так не пугали, как раньше. Ленни бы с удовольствием помогал и другим, готов был обучить всех желающих, но соседи оказались излишне мнительными и недоверчивыми.

— Где ты его нашёл?

— В пивнухе на другом конце города, как все и говорили. Приготовь ему чистую одежду, а я в душ отнесу. Его вымыть надо и спать уложить.

— Сейчас...

— Как папа?

— Всё хорошо. Это последняя вспышка была, завтра начнётся очистка.

— Хорошо.

Измотанный долгой вспышкой Виктор сразу всё понял, тяжело поднялся на ноги, набросил халат и начал готовить постель для отца.

После того, как Рюк забрал его из пивной и на руках отнёс домой, Кирин притих. Первый день он просто лежал на кровати, бессмысленно пялясь в потолок. Близнецы решительно остались дома, чтобы ухаживать за ним — они уже не в первый раз прогуливали из-за этого. На следующий день Кирин начал потихоньку вставать, что-то делать... К концу недели он пришёл в себя, успокоился, никуда не уходил, и Виктор с сыновьями вздохнули с облегчением. Кирин периодически "подвисал", подолгу лежал, отвернувшись от всего мира, но это было лучше, чем суточные гулянки.

Близнецы вернулись в школу и снова взялись за учёбу, не забывая заботиться о дедушке. Они старались демонстрировать ему свою любовь почаще, чтобы тот знал, что даже после случившегося его не перестали любить. Пытались хоть как-то залечить его раны. И Кирин снова начал улыбаться — робко, виновато, но радостно. На полное выздоровление братья не надеялись, понимая, насколько всё запущено... Только бы дед снова не сорвался, а со всем остальным они справятся.

Так прошло полгода. Наступила весна. Это были спокойные и почти безмятежные полгода. Семья готовилась отмечать день рождения близнецов — им исполнялось по пятнадцать лет... И тут всё окончательно рухнуло.

Братья делали уроки, когда Кирин примчался домой в почти невменяемом состоянии. Пакетов с продуктами к завтрашнему праздничному ужину при нём не было, омега трясся, ворот его куртки был разорван.

— Деда, что случилось? — Ленни метнулся к нему. Рюк подхватил под руки и усадил на ближайший табурет.

— Гу... Гумберт... — кое-как выговорил Кирин и заплакал.

Рюк, холодея, метнулся к окну и увидел во дворе какого-то пожилого бету, рядом с которым стоял альфа гораздо моложе. Они что-то активно обсуждали, тыча пальцами на окна общежития. Вдруг во дворе появился Виктор, возвращавшийся с работы. Увидев альфу и бету, он отшатнулся и стремглав метнулся к подъезду. Рюк понял, что этот бета действительно Гумберт. Их дед-бета. Мерзавец и скотина. Знакомая волна ярости начала застилать его мозг...

Ленни отпаивал деда чаем, когда в комнату влетел Виктор, захлопнул за собой дверь и запер её на полный оборот.

— Как папа? — выдохнул он.

— В шоке, — отозвался Ленни. — А как ты, пап?

— Успел уйти... О, боги, он нас всё-таки нашёл...

Они сидели в комнате, сбившись в кучу. Виктор держался из последних сил, пытаясь успокоить трясущегося от страха родителя. Кирин то и дело впадал в оцепенение, а потом начинал биться в молчаливой истерике. Рюк стоял возле окна и наблюдал за тем, что происходит снаружи. Двор опустел быстро, поскольку по нему то и дело слонялись чужаки. К ним пару раз заглядывали соседи, но Виктор никого не впускал — разговаривал через порог. И в доме воцарилась тишина. Время от времени в коридоре топали чьи-то ноги, но шаги были незнакомые... как и запахи — Рюк знал всех, кто живёт в общаге.

— Что же делать? — дрожащим голосом спросил Ленни. — Они же придут к нам...

— Конечно, иначе давно бы свалили, — мрачно отозвался Рюк. — Уходить надо.

— Как? — покачал головой Виктор. — Они наверняка отслеживают все входы и выходы, от соседей помощи ждать не стоит — они сами напуганы и сидят запершись. А раз никто до сих пор полицию не вызвал, значит, это бесполезно.

— Но зачем Гумберт привёл этих людей сюда? — спросил Ленни. — Почему он не хочет оставить нас впокое? Ведь столько лет уже прошло...

— Месть... и жадность, — вдруг заговорил Кирин. — Он ужасно злопамятен и наверняка попытается отыграться за все годы.

— И что делать? Нельзя же просто сидеть и ждать, пока за нами придут!

Кирин подумал... и решительно встал. Он стащил со шкафа большую сумку, с которой Виктор когда-то въехал в эту комнату, и начал лихорадочно собирать вещи... на двоих. Рюк сразу понял, что дед укладывает в сумку его с Ленни одежду и бельё.

— Папа, что ты делаешь? — ахнул Виктор.

— Мы отвлечём их на себя, поднимем шум, а наши дети тем временем уйдут. Шансов, что мы с тобой сможем уйти, не так много, но наши дети должны спастись. Если повезёт, мы их потом разыщем. Рюк сильный и умный мальчик, Ленни тоже сообразительный... Они обязательно выживут, а потом мы найдём друг друга. Гумберт обязательно захочет отыграться за все тринадцать лет. Я уже слишком стар, а тебе всего тридцать два и Ленни пятнадцать... Я не допущу, чтобы наш мальчик прошёл через тот же ад, что и я.

Кирин был настроен очень решительно — никогда ещё Виктор не видел своего родителя таким. Похоже, что омега дошёл до крайности и уже был готов на любую отчаянную авантюру, чтобы уберечь детей. Мечась по комнате и укладывая вещи, Кирин достал два кухонных ножа и положил на стол.

— Папа...

— Я уже прожил жизнь. Пусть тяжёлую и грязную, но прожил. Можно и умирать, но вы должны жить. Вы должны спастись. — Кирин полез в шкаф, порылся в своём белье и достал какой-то свёрток, который протянул ошеломленному такой резкой переменой Рюку. — Здесь деньги. Я начал их копить с того самого дня, когда в первый раз пошёл в трущобы. На первое время вам с Ленни их должно хватить — вы у нас не избалованные... а там подработаете. Ты только береги брата. Он не должен пострадать. У Ленни же скоро течка...

Рюк трясущимися руками развернул старую газету, и горло свело судорогой. В свёртке действительно были деньги. Довольно много денег. Помятые и относительно новые, мелкие и крупные...

— Я копил их на чёрный день, — объяснил Кирин. — Раз уж я пошёл по рукам, то надо было хоть какую-то пользу из этого извлечь...

— Деда...

— Береги Ленни. — Кирин крепко обнял старшего внука, который уже был почти на две головы выше него. — Кроме тебя у него никого не будет. Вы же братья... И помни, чему мы тебя учили, милый. Ты не должен стать таким, как ваши отец и дед. Будь хорошим добрым альфой всем назло.

— Обещаю...

— Я люблю вас, мальчики. — Кирин подозвал к себе Ленни и привлёк к себе, поочерёдно целуя обоих. — Очень сильно люблю. Всё, что я делал, я делал ради вашего папы и вас.

Они пришли ночью. Услышав, как кто-то ковыряется в замке, Кирин и Виктор встали, крепко сжимая в руках свои ножи. Рюк, вцепившись в ремень сумки, приготовился пробиваться к выходу. Ленни, на плечах которого висел их школьный рюкзачок, в который Кирин положил деньги, семейный альбом с фотографиями и свёрнутое тонкое одеяло, прижался к брату. Юному омеге было очень страшно, но он крепился.

— Рюк, приготовься, — шепнул Виктор. — Беги быстро и не оглядывайся. О нас не думай. Мы потом вас найдём. Мы обязательно встретимся и снова будем одной семьёй.

— Папа...

— Всё будет хорошо, мальчики. Всё обязательно будет хорошо. Может, не сразу, но будет.

Вот с тихим скрипом открылась дверь. В комнату проскользнули две тени, и в полумраке Кирин сперва учуял, а потом разглядел своего бывшего мужа. Гумберт постарел, обрюзг, его запах сильно изменился, став совсем мерзким, и все его пороки теперь ясно читались на лице. Чем бы он не занимался все эти годы, лучше это его не сделало. Рядом с ним стоял альфа и принюхивался... Увидев этого альфу, Виктор вдруг отступил на шаг назад, едва не выронив свой нож. Ноздри омеги трепетали.

— Бегите! — крикнул Кирин и бросился на Гумберта.

Виктор, взяв себя в руки, бросился на альфу. Рюк подхватил брата на руки и с рыком ринулся вперёд. Он смёл стоявшего в дверях второго альфу, явно не ожидавшего такой прыти и напористости, выбежал в коридор и метнулся к лестнице, но там стоял третий и закрывал путь к выходу. Юный альфа на миг растерялся, чуя, что вокруг немало врагов, и в этот миг из комнаты кроме шума и грохота донеслись яростные вопли Кирина, перемежаемые воплями Гумберта:

— Ты не посмеешь! Ты не тронешь наших детей!..

Внезапно крики стихли, и Рюк скрипнул зубами, поняв, что деда больше нет. В комнате вспыхнул свет. В воцарившейся испуганной тишине прозвучало:

— Ну и хрен с ними. Эта шлюха уже слишком стара, а этот сморчок нам не нужен... Ого, это кто тут у нас?

Судя по тому, что Рюк слышал, Виктора схватил второй и обезоружил, но их родитель отчаянно сопротивлялся. Вдруг звуки борьбы прекратились.

— Ты... это ты... — В голосе Виктора прорезался ледяной ужас.

— "Ты"? В каком смысле... Эге, да это моя метка! Значит, оба ублюдка мои? Отлично! Значит, половина денег моя по праву.

Рюк яростно обернулся, чувствуя, как задрожал Ленни.

— Этот альфа... наш отец? — прошептал омежка.

— Да... — Рюка колотило от ярости. — Это наш отец.

— Рюк...

— Я никому не позволю тебя обидеть. Мы же братья.

Рюк решительно бросился в другой конец общажного коридора, где был выход на длинный балкон пожарной лестницы. Выбежал и увидел, что и там стоит бандит — вооружённый пистолетом. Выругался, развернулся и пошёл на прорыв к лестнице подъезда. Поднаторев в школьных драках, ногами Рюк махал не хуже, чем руками. План прорыва сложился в голове моментально.

— Ленни, держись за меня крепче и прикрой лицо.

Альфа попытался остановить разъярённого подростка, замахнувшись какой-то палкой, но Рюк, яростно рыкнув, со всего разбега врезался в него и врезал ногой в грудь, опрокидывая на пол. Перепрыгнул и скатился вниз по лестнице, на которую выбежал какой-то невысокий бета. Тоже с пистолетом, но даже руку вскинуть не успел. Этого Рюк сбил с ног ударом с разворота, легко попав по голове, выскочил на лестничную клетку между вторым и первым этажами и, услышав и учуяв в подъезде ещё одного бандита, сиганул в окно, выламывая раму и со звоном вынося стекло. Вслед ему раздалось несколько выстрелов и смачная отборная ругань. Рюк приземлился на обе ноги, едва не потеряв сумку, вскочил и ринулся прочь от дома. Ему до смерти хотелось вернуться за папой, но на его руках оставался младший брат, которого он обещал беречь. От Ленни уже начало пахнуть сильнее...

Светало. Братья сидели под мостом возле маленького костерка, обнявшись. Ленни тихо плакал, уткнувшись в плечо брата. Рюк себе плакать запретил. Ему хотелось беситься, рвать и метать, но сейчас не время бесноваться. Они остались одни и должны были выжить любой ценой.

— Папа... его схватили... а деда...

— Да, братишка, его больше нет. Он снова спас нас.

— Что теперь будет с папой? Он же ещё молодой...

— Ничего, он сильный. Он сумеет продержаться, пока мы его не найдём и не спасём. А пока надо выжить самим... Кстати, с днём рождения.

— И тебя тоже, — сквозь слёзы улыбнулся Ленни. — Нам уже пятнадцать... Рюк... у меня скоро течка...

— Да, я чую, от тебя уже пахнет сильнее. Ничего, мы найдём тихое место и переждём, а я тебе помогу. Я же на твои феромоны никак не реагирую... Я никому не позволю тебя тронуть против твоей воли.

— А куда мы пойдём? — Ленни поёжился от холода, поднимая воротник куртки. Весна ещё была холодной, под ногами потрескивал ледок и снег не везде сошёл.

— Неважно. Мир достаточно велик, чтобы мы могли в нём затеряться. Главное — чтобы мы всегда были вместе. Мы выживем.

— Конечно выживем. — Ленни вытер слёзы и прижался к брату плотнее. — Мы же братья.

ПРИМЕЧАНИЕ:

1) "С дуба рухнул?" — В традиционной символике данной вселенной дуб считается деревом первопредка-альфы Адама. Упасть с дуба — значит, отпасть от своего первопредка, стать чужим своим сородичам. �