|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 29 Бенезия и Шепард. Общение (от Карин)
— Боюсь я, Рина, — тихо сказала Бенезия, когда вышла за калитку подворья, намереваясь возвратиться на корабль. — Вот боюсь и всё. Он... даже не знаю...
— Он — не любит тебя, Бена. Просто не любит. — Карин, шедшая рядом с матриархом, чувствовала, какое смятение царит в душе спутницы, но оставалась спокойной. — Если бы любил — дело другое. А он — не любит. Поговорите между собой.
— М-м-м. Возможно, — протянула матриарх. — Ночи тут... тёмные.
— Вокруг — жизнь. Здесь ночь — понятие очень относительное, — улыбнулась я, прислушиваясь к докладу вахтенного по наушному спикеру. — Явик ушёл к озеру, а Шепард... Он — рядом. Здесь есть что-то вроде поляны, он решил присесть близко к её границе. Вахтенные убеждены — он сейчас смотрит на небо.
— Мечтает? — кисло усмехнулась матриарх.
— Возможно. Как по мне, так он — в очень значительной степени — романтик. Когда такое возможно проявить, конечно, — уточнила я.
— А всё остальное время — он строгий и требовательный, очень знающий старпом и умелый опытный воин, — продолжила матриарх. — И что мне теперь делать?
— Если бы такой вопрос задала мне моя, ровесница, я бы ей ответила, Бена. Но тебе-то не тридцать и не сорок лет. — я ступила с грунтовки на просёлок, фонари стали светить тусклее — селение оставалось позади.
— Я после того, как побывала в хаскоподобном состоянии... — помедлив, сказала Бенезия, — не знаю, сколько мне теперь лет. А когда он рядом... Я вообще чувствую себя... очень резко помолодевшей.
— Вот и используй это, Бена, — сказала я. — Иди к нему и... побудь с ним. Он будет рад. Ты сама знаешь, что ему пришлось пережить за последние часы, потому... сумеешь всё правильно сделать.
— Уверена? — Бенезия посмотрела на спутницу чуть искоса.
— Убеждена, Бена, — кивнула я. — Отношения двоих разумных есть отношения только двоих разумных. И Шепард — лучшее, что есть у нормандовцев. Он достоин тебя, Бена, если тебе интересно моё мнение на этот счёт. А остальное — решать только тебе и ему. Иди, — с этими словами я легонько подтолкнула азари в спину по направлению к неприметной тропке. — Ты здесь ходила, дорогу знаешь. Иди.
— Иду, — вздохнула матриарх, подчиняясь моему желанию и сворачивая на тропинку, еле заметную в сгустившемся полумраке. Лёгкие мягкие ботинки совсем не сковывали ступни. Азари чувствовала малейшие неровности. Ей нравилось, что под ногами — не металл, не пластик, а земля. Обычная земля большой, приветливой к разумным органикам планеты.
* * *
(от Джейн)
Я сидела на траве, привычно скрестив ноги по-турецки. Наслаждалась видом звёздного неба. Ночь вступила в свои права, свет поселковых фонарей не мешал, не превращал черноту в какое-то молоко, в котором терялись светлячки звёзд, потому смотреть вверх, на "купол" было интересно. Иногда слышались всплески воды — живность в озере снова и снова обозначала своё присутствие. Шелестел ветер в хитросплетениях ветвей и листвы деревьев и кустарников. Гнетущей, кладбищенской тишины не было. Это ночное многоголосье радовало меня, освобождало мою душу от остатков той тяжести, какую я ощущала там, в нижних уровнях залов анабиозных саркофагов.
Протеане понесли большие потери. Очень большие.
Таэла... Хоть она и командир, и офицер, и воин, и пилот, она... Всё равно ей тяжело осознавать, что вместо почти полуторатысячного с небольшим отряда у неё осталось чуть больше сотни коллег. Да и те сейчас по понятным причинам не в лучшей форме: многие ранены, контужены, как минимум — травмированы. И все — напряжены, потому что... потому что никто не ждал пробуждения через столько лет. Пробуждения перед лицом новой схватки со старым, даже можно сказать — древним врагом.
Я, коммандер ВКС Шепард здесь сижу, в тишине и в относительном покое, а Таэла, едва отдохнув несколько часов и подкрепившись, наверное, не ходит, а бегает по уровням огромной подземной базы. Проверяет, контролирует, советует, временами даже указывает и приказывает, но постоянно чувствует пустоту вокруг. База, насколько сумела понять я, очень велика по размерам. Там минимум несколько тысяч воинов и гражданских с полным комплектом оснащения можно укрыть.
Теперь же всё это досталось сотне выживших разумных органиков. И теперь... Теперь всем, кто выжил, предстоит скитаться по Галактике. Скитаться, потому что надо сохранить хотя бы в относительной тайне факт возрождения расы протеан.
Да, Жнецы знают. Но у них — приказ, у них — программа. Они... уверены, убеждены, настроены — можно как угодно назвать эту установку: протеане будут побеждены, будут уничтожены вместе с нынешними разумными органиками, перешедшими Рубеж.
Пятнадцать рас. Расой — больше, расой — меньше, это в данном случае — не критично. Но рас — много и они все, эти расы — разные. Турианцы отличаются от азари, азари отличаются от турианцев, а люди, соответственно, отличаются и от азари и от турианцев. И для всех них Галактика — единый, общий дом.
Разумные органики хорошо научились играть словами и прятать за ними глубинную истинную суть и настоящий смысл. Многие разумные органики не чувствуют теперь за сказанными или написанными словами смысла и ничего, живут и даже благоденствуют. Даже если сидят на социальном дне и условно бедствуют.
Но ведь живут же! А впереди — война на уничтожение. С врагом, который раз за разом буквально и реально вырезал всю разумную органическую жизнь в галактике. Всю! Хотя, после того, как я, коммандер ВКС Альянса, Джейн Шепард, видела возрождение протеан, видела возвращение почти сотни древних протеан из анабиоза, из стазиса... Можно и усомниться в том, что раз за разом Жнецы уничтожали всю разумную органическую жизнь в галактике без остатка. Очень серьёзно можно усомниться.
Вот турианцы. До сих пор они ведут странные войны на дальних подступах к своей Иерархии с расами — разумными, полуразумными или неразумными — тут, можно быть уверенным, это также не критично — о которых в Совете Цитадели совсем ничего не знают. Не знают — и продолжают считать, что так и надо. Если там, на дальних подступах к границам своей Иерархии, турианцы реально применяют свои Флоты уже сейчас... Даже относительно слабая альянсовская разведка нет-нет, да и сообщит своим офицерам что-то интересное по этому поводу... То здесь, в Галактике, турианцы совершенно не стремятся показывать высокий класс военной и тем более — боевой подготовки.
Азари... Те ещё дипломаты. Прямо кот из имперского мультфильма. Кажется, его звали Леопольд. У этого кота, насколько помнил я своё детдомовское детство в этом мире, была любимая фраза: "Ребята, давайте жить дружно". Давайте, кто же спорит, что жить в мире и дружбе лучше, чем во вражде и войне, но... делать это тоже надо уметь. А Совет. В котором азари — матриархи и матроны играют не последнюю, а ключевую роль, едва сумел остановить Флот Иерархии, направленный Примархом к Земле. Едва сумел.
Иерархия вспомнила, что она состоит из воинов, которым вообще-то все эти дипломатические изыски, политесы и протоколы не нужны по определению. Не нужны. А её, военизированную насквозь Иерархию, одёрнули. Словно это какая-то шавка на тонком поводке. Жутко дорогая, маленькая, непрерывно лающая, потому что укусить никого ей не дают, хотя и намордника вроде бы не надевают, но всё же — шавка, если обратить несколько искажённое внимание только на внешний вид и на размеры.
Иерархия была ослабленным вариантом знакомого мне по рассказам Гарруса государства. Да еще кеты на дальних подступах никак не давали им покоя.
Матриархат... Проблемная организация. Очень проблемная. Одни юстициары чего стоят. А если вспомнить об "ардат-якши", "демонах ночного ветра"... Как выражался один детдомовский приятель Джона, ставший руководителем частной охранной конторы где-то в Южной Америке, "туши свет, сливай масло". Если уж азари не могут справиться с такими вот порождениями своей же собственной расы, то... вряд ли они справятся со Жнецами. А тут ещё протеане объявились, которые к тем же азари очень даже мощно приложили руку. Так приложили, что заставили этих рыбообразных водоплавающих выйти на сушу, освоить биотику, прямохождение, воздействие ферамонами да три десятка других особенностей подарили. По самым скромным подсчётам — три десятка, а сколько их на самом деле — наверное, даже в Матриархате не знают.
Земляне тоже хороши. Все свои проблемы, все свои заморочки они выставили не куда-нибудь, а в Большой Космос. Тут своих проблем хватает, а земляне добавили своих и... Такое варево образовалось, что не знаешь — то ли в отвал вылить всё содержимое котла, то ли как-то съесть, морщась и зажимая нос, даже микроскопическими дозами. Каждый разумный, конечно, выбирает по себе, но сейчас нужно единство, а его... нет.
Думая об этом, я и не заметила, как поляна осветилась неверным, мятущимся, но знакомым бело-голубым сиянием. Мои глаза, привыкшие к темноте, без труда выделили ступившую на поляну, объятую биотическим свечением фигуру Бенезии. Сюда азари пришла не в своём строгом церемониально-ритуальном платье, а в простом комбинезоне. Впрочем, чему тут удивляться? Ей ведь надо тренироваться, надо восстанавливать биотику, надо работать над сохранением биотического потенциала. Возраст у Бенезии солидный, если не заниматься своим телом... можно очень быстро состариться так, что останется только умереть, потому что тело придёт крайне фундаментально в негодность. А негодное тело — не оптимальное вместилище для полноценной души.
Голова азари не покрыта, её не обнимает свечение. Несколько секунд матриарх стоит неподвижно, опустив руки вдоль тела. Голубоватые всполохи подсвечивают её фигуру. Комбинезон — самое лучшее облачение для такой тренировки.
О том, что азари тренирует свою биотику, я знала — вахтенные доложили. Знала в деталях, как и положено старшему помощнику командира корабля. Как-то так получалось, что у меня не было возможности посмотреть на тренировку матриарха, а вот теперь, сегодня, сейчас — получилось. И посмотреть и сравнить с боем на Новери, после которого Лиара устроила молчаливую истерику в мед каюте. Даже Эшли проняло, после чего она отправила меня к ней. Не хотелось бы повторения. Хотя какая она местная Лиара. Люди из моего окружения были другими. Видимо и другие расы не обошла эта напасть. Гаррус вон например свалил с СБЦ на Омегу отстреливать пиратов и наркоторговцев. Слухи про банду Архангела ходили очень активно.
Но что мне делать с Бенезией? Оставить все на самотек? Не стоит. Она пытается привлечь мое внимание и сойтись поближе с момента своего пробуждения. Явик посоветовал не отталкивать. Но как же Дейна? Бросить её? Я не хочу. Променять подругу детсва на матриарха. На фиг.
Азари, как мог я судить, знала, что я за ней наблюдаю, но не обращала на это сколько-нибудь заметного внимания. Она даже не поворачивала голову в мою сторону, но старпом знал — она ощущает мое присутствие. Наверное, почти так же, как я бы ощущала присутствие другого разумного. Бенезия тем временем просто разогревалась, прогревалась, входила в состояние, когда почти все ресурсы тела азари брошены на обеспечение нужд биотического потенциала.
Затем... я даже не поняла, что именно произошло. Бенезия сорвалась с места. Несколько секунд по поляне двигалось только бело-голубое облако, в котором фигура матриарха едва угадывалась.
Только отточенная преподавателями Академии способность при необходимости раскладывать в своей памяти быстрое движение любого объекта на отдельные фазы, буквально покадрово, позволила мне понять, что Бенезия за эти несколько секунд выполнила каскад отлично отработанных движений. Здесь были атаки, блоки, отскоки... Трудно сразу перечислить всё, что вроде бы пожилая матриарх сумела вложить в несколько секунд поистине бешеного движения по поляне.
"Да, если с ней встретиться не на тренировке, а тогда, когда она действительно в боевом режиме, — подумала я, наблюдая, как Бенезия "проявляется" совершенно в другом конце поляны. — Не факт, что против неё устоит космопех или спецназовец Альянса". Что-то подсказывало мне, что против такого "каскада" не устоят и несколько весьма подготовленных и высококвалифицированных нападающих. При этом, двигаясь, азари не давала возможности зафиксировать на себе ни взгляд, ни прицел — всё происходило крайне быстро. Можно, конечно, было попробовать в боевой обстановке стрелять на свет и на звук, но... несколько секунд — попасть в матриарха можно было только случайно. А если она биотикой ещё способна отклонять заряды с траектории... то вообще ранить матриарха стало бы почти невыполнимой задачей. Если она с согласия Жнеца сохранила в себе такой потенциал... Можно было себе представить, насколько она была опасна, находясь в хаскоподобном состоянии. Настоящее разумное профессиональное оружие. Ей за восемьсот лет, а двигается — любая столетняя азари обзавидуется. Одно только скажешь — "матриарх" — и никакие другие пояснения и будут не нужны.
Видимо нам тогда на Новерии сильно повезло с матриархом. Там больше десант проблем доставлял. А здесь и сама пожилая азари поддерживает себя в форме. Да и присутствие Лиары довольно сильно сдерживало её.
— Я только начала тренировки, Джейн, — раздался совсем рядом голос Бенезии. Азари вышла из полумрака, садясь рядом со мной на траву. — Потому не стремлюсь тренироваться долго. Здесь... хорошо, — помолчав, добавила матриарх. — Спокойно, свободно, простор. Можно, конечно, хорошо потренироваться и в трюме... но здесь — лучше, — она повернула голову ко мне, взглянула на него. — Особенно, если есть столь благодарные и очень подготовленные зрители, — она не стала улыбаться. — Сейчас, сегодня... Я... только опробовала свои силы... И мне... Мне страшно, поскольку я теперь очень остро осознаю, что могла натворить... И, скорее всего, творила... не раз... Действуя по указке Жнеца. Наверное, не только могла натворить, но и натворила. — она замолчала, подняв взгляд к небу и замерев.
Глядя на её силуэт, на её лицо, едва читавшееся во мраке, на чуть блестевшие глаза, я понимала, что она страдает. Страдает и настраивает себя на то, что ей придётся ответить за всё, что она натворила, не будучи в силах противиться воле Жнеца. Вряд ли Матриархат, вряд ли юстициары будут церемониться с Бенезией, когда она — одна или с дочерью — попадёт в пределы Азарийского Пространства.
Чиновникам нужно обеспечить результат, нужна обвинённая чуть ли не во всех смертных грехах матриарх. И Бенезия, чего уж там приукрашивать-то, отлично подходит на эту роль. Она будет унижена, она будет наказана, она будет уничтожена хотя бы морально, а Матриархат сможет пусть ненадолго, но предстать чистым, белым и ни в чём не виновным.
Если судебный процесс по делу Бенезии будет закрытым... и, учтя её возраст и состояние здоровья — ну не может быть такого, чтобы азарийские медики не отметили никаких ухудшений в её состоянии — она же не молодеет в конце концов-то... Всё равно Бенезию ждёт спуск на "социальное дно". Социальная, самая маленькая пенсия, почти подаяние, вспомощенствование, пособие по выживанию. Назови как хочешь, но для старшей Т"Сони это теперь — вполне вероятная перспектива. Сажать её куда-то в узилище... не будут. Или, если всё же посадят, то она... превратится в мученицу.
Её, если верить данным альянсовской разведки, искали сотрудники разведки Матриархата. Искали. Но — не нашли. И тогда её поисками занялись сподвижницы и последовательницы, которых у неё, одной из религиозных лидеров расы, было, конечно же, не так уж и мало. Пока она здесь, на Иден-Прайме... вряд ли её найдут. Какая-то информация может где-то проскользнуть, но вероятность того, что именно на эту информацию будет обращено должное внимание — ничтожно мала.
Она понимает, что её ждёт опала. Понимает, держит всё внутри. Страдает молча. Ничего не говорит, никак не показывает душевного волнения, душевного смятения.
Этот смертельно опасный для врагов танец по поляне... Только средство ненадолго ощутить себя свободной. Свободной от жестокости окружающего мира. От несовершенства восприятия, свойственного разумным органикам, не любящим копаться в деталях. Тех самых деталях, от которых очень часто, да что там часто — почти всегда — зависит выбор, а потом... потом успех этого выбора.
Она постарела. Сейчас, когда на её голове нет этой ритуально-церемониальной шапки, я отчётливо, насколько позволяла ночная темнота, видела, насколько укоротились её головные отростки. Рисунок кожи стал ясно читаемым, крупные шестиугольники бывшей чешуи отмечались человеческим взглядом сразу, даже если не было необходимости подолгу приглядываться.
Только глаза остались прежними. Брови... Даже если они просто "наведены" чем-то вроде азарийской туши — всё равно они работают на создание целостного внешнего образа. Строгая, неприступная жёсткая матриарх. Да, пожилая. Но тут не только брови — они лишь выделяют и подчёркивают.
Бенезия стареет. Стареет сейчас — я по памяти сравнивала лицо той азари, какую я вытаскивала из Жнеца, из той пилотской кабины... Хотя, какая там "пилотская" кабина... Так, бутафория сплошная. Чтобы Жнец-Наблюдатель, разведчик, полумашина, полусинтет допустил каких-то там разумных органиков к прямому управлению кораблём?!... Нет. И азари и турианцу он создал только иллюзию управления и власти. Лицо той Бенезии, лежащей на стене той пилотской кабины, было не в пример моложе, чем лицо матриарха азари, сидящей сейчас рядом со мной.
Жаль её. Может действительно пойти на небольшое сближение.
Бенезия постарела. И она торопилась, пыталась восстановиться. Возможно, она даже была рада тому, что ей официально разрешено вернуться к биотическим тренировкам. Возможно, она понимает, что и эти "тренировки на пленэре" она может проводить с согласия командования фрегата-прототипа. Она пыталась восстановиться, но, вероятнее всего, понимала, что не сможет преодолеть возраст полностью. И всё же она продолжает делать новые и новые попытки. Она не хочет сдаваться.
— Вы правы, Джейн, не хочу. Не хочу сдаваться, — тихо сказала азари, опустив взгляд. — Явик рассказал мне о вас и вашей ситуации вообще. — Голова не опустилась, осанка сохранилась — гордая, прямая. — Я не читаю мысли, нет. Это, не знаю, к счастью или — к сожалению, мне... недоступно. Или, в чём я убеждена больше — малодоступно, — продолжала Бенезия. — Но сейчас я сдаваться не хочу. Не могу и потому — не буду. У меня есть дочь, я должна вернуться к ней. У меня есть Этита и я должна вернуть её в свою семью. Она... страдает, её эта общественная работа... ела поедом и, наверное, сейчас — тоже ест. А она ведь тоже... не молода. Я хочу вернуть её к себе и к Лиаре. Они должны пообщаться... как отец и дочь, — матриарх помолчала несколько секунд. — Я знаю, что меня ждёт. В общих чертах... и не в общих... Знаю. И пытаюсь, стремлюсь, стараюсь подготовиться к этому. Насколько это вообще возможно, — она снова сделала паузу, видимо, собираясь с силами. — Жизнь стандартна. В ней очень мало приятного, прекрасного, полезного. И очень, очень много... никакого. Слишком много. И это "никакое" топит всё. И — хорошее, и — плохое. Топит и мы, разумные органики любой расы, так и не успеваем за срок своей жизни понять, что же действительно такое "хорошо" и что же действительно такое "плохо". Потому вынуждены делать одни и те же ошибки, превращая единственную жизнь в шебуршение.
На этот раз молчание азари длилось дольше минуты:
— Я пока общалась с землянами, с местными жителями, с крестьянами, о многом подумала, Джон. Эти часы разговоров, эти часы общения дали мне очень многое. То, чего я не смогла бы познать, узнать, понять никаким другим образом. Я многое поняла о вас, землянах. Вы в считаные часы, дни, месяцы, годы часто вкладываете столько, сколько мы, долгоживущие азари... не можем вложить нередко даже в десятилетия. У каждой расы... своя жизнь и всё же она... очень похожа, потому что мы все живём в единой среде. В небольшой, очень небольшой Галактике, которая тоже когда-то родилась, сколько-то миллиардов лет, может быть — десятков миллиардов лет — проживёт, — азари подняла голову, вперив взгляд в чернеющее небо, — а потом... потом трансформируется во что-нибудь другое или... сольётся с другой галактикой. Даже тысяча лет перед такими масштабами — как вы, люди, часто говорите вслух и пишете — песчинка.
— Но это — наша песчинка... — тихо сказала я.
— Бена. Просто Бена, — тихо ответила матриарх. — Я хочу для вас быть Беной. Так зовёт меня Этита и мне это сокращённое имя нравится. Полное меня... старит, — она чуть опустила голову, повернулась ко мне. — Пожалуйста... — Хочет быть Беной, ладно.
— Хорошо, Бена, — согласилась я. Бенезия не стала улыбаться, её лицо осталось серьёзным, но я почувствовала — ей понравилось мое согласие. — Тогда... зовите меня просто — Джейн, только не на людях. Там лучше Джоном.
— Обязательно. Особенно, когда вокруг почти никого нет, — обрадованно кивнула матриарх.
Несколько минут они молчали. Ночные звуки стали привычными, а темнота уже совершенно не давила, не пугала и не напрягала.
— Мы — не одни, — тихо сказала Бенезия.
— Знаю. Рядом с нами — девочка и мальчик. Дети уже давно наблюдают за вами, Бена.
— И за вами, Джон, тоже, — согласилась матриарх. — Можно считать, что они наблюдают за нами обоими, — она соединила пальцы правой руки в щепотку и зажгла маленький, слабенький биотический огонёчек. — Не прячьтесь, идите сюда, — она посмотрела в сторону кустарника. Послышалась возня, треск веток и к Шепарду и Бенезии осторожно приблизились пятилетняя девочка и четырёхлетний мальчик. — Садитесь, — азари взглядом указала на поросший травой земляной холм рядом с собой. Дети уселись, выжидательно посмотрев на азари. — Я вас не напугала?
— Нет, тётя Бена, — сказал мальчик. — Вы... вы настолько быстро двигались по поляне... Это все азари так... умеют?
— Не все, но многие, — сказала матриарх, улыбнувшись и увидев ответные улыбки на детских лицах. — Протяни руку ладошкой кверху, я тебе положу этот огонёчек. Он не жжётся, едва-едва тёплый, — она подождала, пока мальчик подставит руку и опустила биотический огонёк на детские пальцы. Шарик скатился в ладошку. Мальчик заворожённо уставился на маленькое чудо, спокойно лежавшее у него в руке и действительно, как видел Шепард, не обжигавшее нежную детскую кожу.
— Он... тёплый и совсем не страшный, — выдохнул мальчик. — И светит так мягко и приятно... Как сказочный фонарик.
Бенезия посмотрела на девочку, уловила её настроение и зажгла такой же огонёк в своей левой руке:
— Возьми, подставь ладошку, — мягко негромко сказала она. Девочка обрадованно протянула руку, ощутила, как шарик скатывается по пальцам, устраивается на ладошке и улыбнулась. — Они — живые.
— Живые, — почти одновременно сказали мальчик и девочка, не сводившие взглядов со своих светлячков.
Интересно. Я уже давно заметила на полигонах, что местная биотика куда обштирнее стандартных воздейтсвий которыми владела та же Лиара и Аленко.
Несколько секунд — и мальчик поднимает на азари озабоченный взгляд:
— А сколько они будут светить? — спросил он.
Шепард видел, что тот же вопрос готова озвучить и девочка.
Бенезия, вероятно, ждала этого вопроса:
— Часов шесть, — сказала она.
— До-о-лго, — девочка поднесла ладошку со светлячком к лицу. — И они будут светить только рядом с вами?
— Нет, — ответила матриарх.
— Хорошо, — мальчик повернулся к своей спутнице, а она заворожённо смотрела на игру биотического пламени, заключённого в тонкую оболочку "светлячка". — Красиво.
— Очень, — согласилась Бенезия. — Такие светлячки азари учатся создавать, едва им исполнится три года.
— Даже младше меня?! — изумлённо выдохнул мальчик. Матриарх кивнула. — Расскажите, тётя Бена!
Бенезия не стала отнекиваться и рассказала. Сказать, что дети слушали рассказ матриарха едва дыша — не сказать ничего. Они были полностью поглощены рассказом. Бенезия плавно переходила с темы на тему и говорила, как видела я, о том, что было интересно и понятно именно таким детям. Несколько десятков минут пролетели как одно мгновение.
— Вот так. — Бенезия закончила свой рассказ. — А теперь — идите, покажите огоньки родителям и друзьям. Они будут светить ещё долго, — матриарх с едва заметной доброй улыбкой наблюдала, как первым поднимается на ноги мальчик, за ним — его спутница и дети, взявшись за руки, неспешно уходят по тропинке к посёлку, освещаемые всполохами биотического сияния "светлячков". — Ушли. Мне почему-то кажется, Джейн, что они ещё не раз вернутся.
— Вернутся, Бена, — согласилась я. — Мы пробудем здесь, на этой планете, ещё долго и они будут часто приходить к стоянке.
— Хорошо, что они пока не чувствуют приближения войны, — вздохнула матриарх. — Они живут своей, детской жизнью. В которой нет полного, взрослого понимания смерти, болезни. Нет понимания "никогда"... Наверное, мы, разумные органики, взрослея, действительно, многое теряем. Потом, возможно, всю жизнь ищем... И — не всегда находим, — она смешалась, взглянула на меня, словно ища поддержки. — Джейн...
— Садитесь ближе, Бена. — я поняла, что ждёт от меня азари, раскрыла наспинный рюкзак брони, достала куртку, набросила её на плечи матриарха, успевшей привалиться к моему левому плечу. — Такова, наверное, жизнь.
— Может быть. — Бенезия придержала куртку за воротник. — Джейн...
— Нет, Бена. Не расходуйте биотическую энергию. Ночь не слишком холодная, пока что это — только начало ночи.
— Для вас мне это не трудно, Джейн, — помолчав, сказала Бенезия. — Но если вы не хотите — не буду. — В её голосе послышалась тщательно скрываемая нотка усталости и беспокойства. — Они такие маленькие, а ходят по ночной планете... спокойно.
— А куда им деваться, Бена? Родители работают, сутки здесь — шестьдесят часов, но люди — упрямые существа, они везде заводят свои порядки. Для нас, землян, привычны двадцать четыре часа, значит и здесь, на другой планете, будет такой же график... А ночь — так ведь и на Земле есть полярные ночи по полгода. Куда там каким-то шестидесяти часам? По полгода солнца нет, кругом — только искусственное освещение. И всё равно — люди работают, действуют, творят, создают, — тихо сказал я. — Вот и здесь. К тому же, как сказал один мой преподаватель, пусть это и не было его любимым изречением, но он всегда так это мастерски озвучивал... Сейчас, вот настроюсь, попытаюсь, насколько смогу, воспроизвести: "Так ведь в космосе — всегда темно...", — я помедлила несколько секунд, затем продолжила. — Не знаю, насколько близко к оригиналу у меня получилось.
— Получилось очень близко, Джейн, — тихо сказала матриарх. — Очень близко.
— Рада, — коротко ответила я, чувствуя, что, несмотря на ощутимо потеплевший тон голоса, матриарх всё же напряжена и очень задумчива. — Бена...
— Да, Джейн. Простите. — Бенезия кинула на мое лицо сидевшей рядом быстрый взгляд, но затем опустила глаза. Я почувствовала, как она снова погружается в раздумья. — Я... Я сейчас больше думаю, чем говорю. И мне... мне очень важно, что вы сейчас рядом со мной... Мне намного легче, когда я вижу и чувствую вас рядом... Понимаю... что вы не сможете быть со мной круглосуточно, но... Очень бы хотела именно этого. Побывав в шкуре хаска, так, кажется, теперь иногда говорят люди, я сейчас особо чётко и точно ощущаю, насколько это... противоестественное для разумного органика состояние. Побывав там... по-другому, очень по-другому понимаешь, разумеешь и оцениваешь очень многое, что другие разумные органики воспринимают как совершенно обычные вещи... Знаю, Джейн, что я вроде бы и матриарх, вроде бы мне и немало лет, вроде бы я должна быть по-прежнему строгой, неприступной, даже суровой. Всё это так и в определённые моменты жизни мне надо быть именно такой. А сейчас я думаю о том, сколько же всего я упустила в жизни, не остановив тогда уходившую из дома Лиару...
Бенезия помолчала несколько секунд. По её рваному дыханию я чувствовала — она стремится справиться с волнением. Стремится — и не может полностью унять это волнение:
— Я тогда стояла, смотрела ей вслед. И — не могла двинуться с места. А надо было... Надо было побежать. Побежать настолько быстро, насколько это вообще возможно. Надо было остановить её... Тогда бы не было этих пятидесяти лет... Этих пятидесяти лет молчания, отчуждения... Теперь я уверена, что это промедление... Это это главная ошибка в моей жизни. Главная среди многих других ошибок... Вольных или невольных...
Она снова замолчала, теперь молчание продлилось несколько минут. Всё это время, как ощущала я, она смотрела куда-то вниз остановившимся взглядом:
— Пятьдесят лет, — тихо сказала матриарх. Пятьдесят лет мира... И я эти годы... упустила. Если бы Лиара... Если бы я смогла тогда остановить Лиару, наверное, не было бы и моей встречи с Сареном... Не было бы этих пятидесяти лет отчуждения. Я сейчас часто думаю, что я потеряла дочь навсегда. Та Лиара, которую я, может быть, увижу в ближайшем будущем, это будет уже взрослая, самостоятельная, зрелая азари. Она всегда отличалась от своих сверстниц. Очень отличалась. Её не привлекали танцы на подиумах у шестов, ей не нравилось рассматривать сколько-нибудь серьёзно перспективу стать наёмницей. За какой-то год она прочла столько книг, сколько средняя азари хорошо, если прочла за всю тысячу лет... И я... я не понимала тогда, насколько Лиара... другая! Не понимала, Джон! Я, мать, не понимала свою дочь, которую выносила и родила!... Вот что страшно! Да, вроде бы и считается, что большинство матерей-азари способны полностью отпустить своих дочерей, едва им исполнится сорок лет, но я... я никогда не думала, что я отпущу свою дочь вот так. Так отпущу, что она... совершенно исчезнет из моей жизни.
Бенезия замолчала. Несколько секунд — и она продолжает:
— Ни звонка, ни записки. Ничего. Долгие годы... И я... я окунулась в это варево политики Матриархата, стремясь заполнить возникшую внутри меня пустоту... Эта пустота привела меня в лапы Жнеца. И я пропала... Моя суть пропала из Галактики на эти... годы. Лиара, я почему-то убеждена в этом, она уверена в том, что я... погибла. Распространённый вариант... Очень распространённый. А раз я погибла... значит, Лиара ощутила самое страшное — одиночество. Ладно там любая другая азари, более стандартная, что ли. Но Лиара... её "повёрнутость" на протеанах была способна возмутить почти любую мою соплеменницу. А уж представители других рас вообще редко когда могли выдержать многословие моей дочери. Не пустое, нет. Она была... тогда... тогда была молода, она была слишком убеждена в том, что сделала что-то действительно ценное, важное. Наверное, в молодости это необходимо... такое вот ощущение уверенности в своей всемогущести ... И теперь Лиара в одиночестве работает, продолжает продвигать свои исследования, совершенствует свою теорию, мало признаваемую другими специалистами. Знаю, пыталась читать её старые статьи. Пыталась читать и новые... Вот читаю, а перед глазами — не протеане, а она... Как ни стараюсь, не могу вникнуть в суть статей, не могу, как ни пытаюсь. Всё время думаю о ней... А как вспомню, что прошло пятьдесят лет... Так... больно... Из-за моего исчезновения и Этиту могли "подвинуть" на менее значимые позиции. У чиновниц Матриархата это быстро... Кормушка, как везде, маленькая, а желающих оказаться как можно ближе к ней — много. Да почти все... желают. Противно, но это... Это жизнь, которой скоро может не быть. И я так глупо растратила пять десятков лет... Сначала потеряла Лиару, а потом... потом потеряла себя.
Она повернулась ко мне, вперила в мое лицо свой взгляд, в котором было столько боли, что я в первую секунду смешалась. Что я могу сделать, если восьмисотлетняя матриарх с её-то жизненным опытом чувствует себя бессильной, бесполезной и почти не нужной?! Мне нет и тридцати, а ей — за восемьсот. Она видела в этой жизни в тысячу раз больше чем я... А сейчас она — слаба:
— Джейн... Я понимаю, что буквально плачусь вам в жилетку. Понимаю. Но... это всё я могу сказать только вам. Только вам одной, хотя понимаю, что и без моих проблем у вас хлопот хватает... — Бенезия помолчала несколько секунд. — Джейн... Только рядом с вами мне становится легче. Даже если я ничего не буду вам говорить, даже если я не буду на вас смотреть — мне уже легче. Намного легче. Так легче, как никогда... Простите, Джейн, но я скажу... Я... люблю вас. И хочу, чтобы вы знали — на Тессии, в моём доме, как бы мне ни было трудно и сложно — вы всегда будете самым желанным... не гостем, нет... Другом. Близким другом... Очень близким, — выдохнула Бенезия. — И не только на Тессии, Джон. Везде, где буду я — я буду рада вам. Очень, очень рада, — она обняла меня, прижалась ко мне и, замолчав, спрятала лицо у меня на груди.
Несколько минут. Несколько минут тишины. Бенезия обнимала меня. Обнимала и я чувствовала: это то, что ей сейчас необходимее всего. Может быть, у неё все чувства сейчас пошли вразнос. Очень даже может быть.
— Простите, Джейн. Я скажу... — она вздохнула. — Я понимаю, что... это странно. Но не могу, да и не хочу поступать как-то иначе. Я знаю, что...
— Дэйна? — спросил Шепард, не стремясь смотреть на собеседницу.
— Да. И я... как бы становлюсь между ней... и вами, — выдохнула, сдерживая волнение и опасение, Бенезия.
— Да, и это проблема, — тихо сказал Шепард.
— Я все равно буду любить вас.
— Я знаю. Но я не хочу предавать доверие Дэйны.
* * *
Сколько прошло времени с тех пор, как Бенезия удобно умостила свою голову на моих коленях, ни он, ни она, наверное, точно не знали. Ночь была длинной, тридцать часов, потому скорого рассвета никто не ждал. Можно было не спешить, не торопиться. Протеане на своей базе занимались своими неотложными делами, профессор Сташинский готовил вместе со своими помощниками всё необходимое для осуществления бурения горизонтального тоннеля и бурения вертикальной шахты и пока что у меня и Бенезии было время, которое мы могли посвятить друг другу.
Сказав про объединённую надежду, сказав об этом очень тихо, мягко и спокойно, Бенезия вскоре уснула. Без сновидений, без кошмаров, без волнений. Уснула крепким, здоровым сном. Восстанавливающим силы — и душевные, и физические. Я сидела неподвижно, изредка взглядывая на азари, голова которой покоилась у меня на коленях. Хорошо, что Бенезия поспит. Хотя бы час, хотя бы два. Ей нужно восстановиться, впереди у неё — встреча с дочерью. Тогда ей очень понадобятся силы.
Так уж случилось, что, оставшись наедине со мной, она призналась мне в любви. Словесно. И была растроена, услышав отрицание с её стороны. Бенезии нужен кто-то, кому она может поверить очень глубоко и полно, пока не встретится с дочерью.
Карин... Да, она стала хорошей, можно сказать — лучшей подругой из всех разумных, встреченных старшей Т'Сони после выхода из хаскоподобного состояния. Наверное, этот выход так повлиял на внутренние настройки личности матриарха азари, что ей теперь легче, комфортнее и, в какой-то, может быть, весьма значительной мере, привычнее ощущать себя в большей степени не бесполым "оно", а женщиной. Всегда считала азари женщинами. И за чего у меня с Лиарой так ничего и не было. Ну кроме последнего объятия вечности. Что-то Лиара мне недоговорила тогда. Как бы она не залетела.
Она часто, почти постоянно думает о Лиаре, она — её мать и ей предстоит обрести счастье единения с дочерью после почти полувековой разлуки. Ей важно, чтобы её сейчас понимали именно как женщину, а не как условно бесполое "оно". Она выбрала меня. Влюбилась... Сказала честно и прямо мне о своей любви. Сама, первая сказала, хотя, наверное, осознавала и понимала, что я догадываюсь о её чувствах ко мне. И сейчас она спит, положив голову ему на коленях, спит, чувствуя себя более спокойно и уверенно. Она не скрывает от Шепарда деталей своего отношения к нему.
Может быть, ей действительно спокойнее и комфортнее рядом со мной. По многим причинам. Она понимает многое в нюансах взаимоотношений мужчин и женщин — людей, землян и не хочет стать угрозой для взаимоотношений меня и Дэйны. Не хочет стать угрозой и — не может отказаться от своего чувства ко мне, человеку, вытащившему её душу из "кокона хаска". Давшей ей возможность обрести душевную свободу и, возможно, душевную целостность.
Дэйна... Я не готов отпустить её. Да она осталась на Земле. Да её спортивная карьера перевалила за половину. Еще лет двадцать-тридцать и она завершиться. Ей придеться уйти в тренеры. И можно будет наконец обзавестись детьми, как мы и хотели.
Думая о Дэйне, я изредка поднимала взгляд к небу. Звёзды мерцали. Сознание человека привычно соединяло их в рисунки хорошо знакомых людям созвездий, сиявших сотни тысяч лет, сияющих сейчас и имевших все шансы сиять ещё тысячи лет после того, как очередное столкновение обитателей Галактики со Жнецами станет древней историей. Когда я смотрела на звёзды, я забывал о времени, оно переставало быть для меня ощутимым... Минута истекала за минутой, уходя в прошлое, а я смотрела на звёзды. Просто смотрела, не думая ни о чём.
Бенезия завозилась, легла навзничь, повернула голову, взглянула на меня. Я не стала сразу опускать взгляд. И ей это понравилось. Она придержала куртку на своих плечах, ощутила тепло, почувствовала, как её голова удобно покоится на коленях человека, которого она любит. Которому открыто и свободно призналась в своей любви, который принял её признание, но к несчатью не ответил взаимностью.
Что бы ни случилось впоследствии, как бы ни сложилась её, матриарха азари, жизнь, она выполнит данное Джону Шепарду обещание и всегда будет для него очень близким другом. Может быть, даже главным. Одним из самых главных. Главной подругой.
Сейчас, очнувшись от приятного, крепкого сна на моих коленях, она чувствовала себя отдохнувшей, спокойной и уверенной.
Джейн... Она не смотрит на неё. Ей комфортно, потому что она — рядом с Шепардом. Вокруг — никого из разумных нет на десятки метров... Они, можно сказать, наедине. И это осознание наполняло душу Бенезии спокойствием и силой, дарило ей уверенность в будущем.
Джейн... не привязывает её к себе своей любовью, не делает азари заложницей её любви к нему. Он раз за разом направляет её, матриарха, на осознание и понимание того, что она, прежде всего — мать Лиары, что именно дочь для неё — важнее, нужнее и ценнее всего. Потому что она — дочь Бенезии.
Она неявно постоянно напоминает Бенезии, что у неё есть Этита. Есть, потому что она была и осталась отцом Лиары. И для Джейн это — достаточное основание для того, чтобы остаться даже не на втором, а на третьем плане по степени важности для Бенезии. Она любит Джейн, но она ей постоянно неявно, но чётко напоминает, что есть в этом мире разумные, которые в большей мере и степени заслуживают её, матриарха Бенезии, любви: Лиара и Этита.
Она не хочет разрушить её, Бенезии, семью. В которую, как она убеждёна, и Бенезия эту убеждённость чувствует, матриарх должна вернуться. Во всех смыслах — душевно и физически вернуться.
И она вернётся. Вернётся к Этите, вернётся к Лиаре. Сделает всё, чтобы теперь Этита и Лиара пообщались. Очень плотно и очень долго пообщались. Отец и дочь. Она сделает всё, чтобы Лиара и Этита узнали максимально полно и максимально глубоко поняли, что сделал Джон, что сделала Карин для того, чтобы она, Бенезия Т'Сони, сохранилась как личность.
Наверное, тогда они смогут понять, что она любит теперь не только их, своих самых близких и родных, но и Шепард и Чаквас. Любит как своих спасителей. А Джейн она любит ещё глубже, ещё острее и ещё полнее. Любит, потому что... потому что любит. Как того, кому она готова отдать всю себя. Без остатка. Любит, потому что он подарил ей возможность любить так остро, полно и глубоко, как любят, наверное, очень многие разумные, независимо от расы, только в молодости, а не так, как любят на закате своей жизни.
Она готова отдаться мне. Вот прямо здесь и сейчас отдаться. Вот только он это не поймет.
Она смотрит на Джейн, Джейн смотрит на неё и им обоим этих взглядов достаточно. Он не касается её тела руками, хотя ей очень хочется, чтобы я её обняла. Обняла крепко, прижала к себе. Но тогда... тогда она не сможет смотреть на него вот так и видеть мою лицо и фигуру во всех деталях. Несмотря на черноту ночи. Эта первая ночь на Иден-Прайме стала для нас двоих особой ночью.
Я подпустила азари к себе немного ближе. А Бенезия была рада хоть такому сближению.
Она помнит, хорошо помнит, как душил её несколько раз индоктринированный, несвободный Сарен. Душил, выполняя волю, приказ Жнеца. Сейчас не важно, именовать ли Жнецом только корабль или только пилота или — и корабль и пилота одновременно. Она помнит, как Сарен её душил. И будет помнить это всегда. Такое — не забывается, такое забыть — крайне трудно. Почти невозможно.
Сарен... останется на борту фрегата. Вместе с Найлусом. Они — воины. И они будут сопровождать Джейн и её сокомандников тогда, когда она и Лиара останутся на Тессии. Турианцы будут рядом с Джоном. Военный корабль с военным экипажем и военной командой. Впереди — война. И им... им придётся воевать уже сейчас. Во всяком случае — готовиться к войне. И стремиться к тому, чтобы подвигнуть, побудить других разумных органиков тоже начать подготовку к большой тяжёлой войне. К противостоянию.
Ей тоже придётся готовиться. Потому что мало кто из азари знает то, что знает она, Бенезия Т'Сони. Знает о Жнецах и о... хасках. Знает не извне, изнутри. Тяжёлое, трудное знание. Необходимое знание. Необходимое для успешного противостояния и... успешной победы над Жнецами. Окончательной победы.
Она будет стараться использовать все свои возможности, все свои ресурсы, да, теперь — по понятным причинам, небогатые, но... всё равно. Она сделает всё, чтобы война не застала простых азари, именно простых, а не знатных, врасплох. Она будет делать всё, чтобы её соплеменницы, очень многие, успели получше подготовиться к предстоящему противостоянию. В этом теперь будет её основная задача. "Нормандия" уйдёт, а она, Бенезия Т'Сони, останется на Тессии, материнской планете расы.
Теперь она знает о протеанах. Знает о том, что они выжили. Да, Явик не будет скрываться, это — ясно. Скрываться будут все остальные протеане и мало кто в Галактике будет знать, что выжил не только Явик, но и его соплеменники, что выжила раса. И придёт день — военный или мирный, всё равно, когда протеане вернутся в галактику. Вернутся сильными, спокойными и — свободными. Уже не имперской расой, но — мощной и целостной. Вернутся благодаря тому, что на Иден-Прайме был найден Явик, а потом — были найдены и другие протеане. Найдены стараниями Шепард и её коллег. Стараниями Джейн. Её Джейн, о которой она будет думать постоянно, когда фрегат покинет пределы Азарийского Пространства.
Тогда, в редкие спокойные свободные минуты она тоже будет смотреть на звёздное небо над Тессией, а видеть фрегат "Нормандия" и Джейн. Видеть и чувствовать его, свою Джейн, сколько бы между ними не было звёздных систем. Видеть и чувствовать. И — любить. Любить верно, глубоко, полно и чётко. Любить, потому что именно Джейн подарила ей это великое счастье: любить как в молодости.
Она будет любить Джейн и верить в то, что он не раз вернётся на Тессию. Она будет ждать его возвращения, будет ждать Джона. Даже если он... не согласится на близость до момента отлёта с Тессии, когда она и Лиара вернутся на родную планету, она всё равно будет верить и надеяться на новую Встречу. Встречу, дарящую ей новое начало, детей её и Джона. Да, азари, но — способных прожить минимум тысячу лет. Уникальных азари. Унаследующих большую часть мощи Джона. Эта встреча... будет обязательно. Ожидание этой встречи, вера в то, что эта встреча обязательно будет, поддержит её, пожилую азари, даст ей силы действовать во благо своих соплеменниц, действовать ради победы над Жнецами. Скорой победы. Окончательной победы.
Возможно, она не доживёт до Победы. И такое может быть. Но и тогда она будет уверена в том, что Джейн помнит и будет помнить её ещё очень долго. Просто помнить. Ей этой памяти будет вполне достаточно. Когда она уйдёт к Богиням, ей этой памяти будет достаточно. А пока... пока она будет помнить и любить Джона, помогать и поддерживать его всем, чем сможет.
Лиара... Ей придётся понять, что приближается война, что теперь нельзя будет улетать далеко и надолго и месяцами пропадать на раскопках. Но прежде... прежде ей придётся увидеть реального, живого, настоящего протеанина и эта встреча будет для неё очень сильным шоком. Способным перепахать её личность. Да что там перепахать — это слишком слабое и неточное определение. Переформатировать — вот это слово точнее описывает то, что предстоит Лиаре. Переформатирование очень важной части личности. Накрепко связанной с её основным научным интересом — протеанской культурой, протеанской цивилизацией.
Сейчас сложно даже представить, как сложатся взаимоотношения Лиары и Явика после того, как молодая азари попадёт на борт фрегата-прототипа. Ясно только одно: Явик останется на борту "Нормандии" надолго. И его отношение Лиаре будет очень отличаться от его отношения к Бенезии. Потому, что Лиара ещё очень молода — ей едва исполнилось сто лет. По азарийским меркам — это очень мало. Дева-азари. Не более того. Не матрона, не матриарх — дева. Соответственно, Явик, скорее всего не будет ничего рассказывать Лиаре. А если он не будет рассказывать — то никто из нормандовцев тоже ничего не будет рассказывать молодой азари о протеанах. Ничего из того, что успел им, нормандовцам, рассказать и даже показать своим фирменным расовым способом Явик. В том, что он выдержит осаду молодой азари, которую Лиара не преминёт и организовать и провести, нет никаких сомнений.
О перспективах взаимоотношений Лиары и Явика, пока фрегат будет лететь к Тессии или к границам Азарийского пространства сейчас в деталях сказать ничего нельзя. Ясно одно: Лиара попадёт в очень сложное положение. Встреча с протеанином — шок, встреча с Сареном — легендарным Спектром — шок, встреча с людьми — ещё больший шок. Лиара знает и понимает в людях ещё меньше, чем знала и понимала Бенезия до встречи с Сареном, до попадания под власть Жнеца. А значит, молодая азари будет делать ошибки. Много ошибок. Прежде всего — во взаимоотношениях с нормандовцами, с землянами.
Турианцы и протеанин... они сумеют отгородиться от Лиары. И нормандовцы не будут им указывать, как это следует делать и следует ли делать это вообще. Но полёт к Тессии или к Пространству Азари стараниями Лиары может превратиться для нормандовцев в кошмар. Теперь Бенезия это понимает. Память вернулась к ней в полной мере, она многое вспомнила, многое осознала. Остро, чётко, глубоко осознала.
Это осознание, особенно — относительно Лиары, ей сейчас не нравилось. Лиара слишком молода и недостатки, проблемы, даже пороки, свойственные молодости, ей повредят в гораздо большей степени тогда, когда она окажется перед необходимостью понять суть взаимоотношений, суть связи, существующей теперь между её матерью и Шепардом.
* * *
— Бена... — раздался мой тихий шёпот.
— Что, Джейн, — азари открыла глаза, её взгляд упёрся в мое лицо.
— Не накручивай себя, — произнёсла я.
Только три слова, сказанные мягко, тихо и спокойно, а Бенезия... Наверное, это можно определить, как "растаяла". Если она читает её мысли... нет, скорее — чувства, то... он её любит. А это для Бенезии — главное. И всегда будет главным. Теперь — будет главным. А Лиара... Лиара вынуждена будет смириться с тем, что Бенезия круто изменила свою жизнь, что теперь кроме Этиты у неё есть новая, глубокая любовь. К Джейн Шепард, землянке, человеку и офицеру.
— Не буду, Джейн, — сказала Бенезия, прикасаясь рукой к моей щеке. — Думаю... О многом думаю. Теперь — об очень многом думаю, — она помолчала несколько секунд. — Спасибо. Тут так тихо и спокойно... Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности, — она едва заметно улыбнулась, не сомневаясь, что Джейн увидит её улыбку. — Можно тебя... обнять? Я... немного устала лежать и теперь готова посидеть... рядом с тобой, Джон...
— Можно. — я не стала улыбаться, но сказала это так по-доброму, что матриарх одним слитным движением села и обняла меня за шею, целуя его в губы.
Она понимала, что я могу уклониться. Могу устраниться, выставить ладонь и — не дать Бенезии соединить свои губы с его губами. Что я и сделала.
* * *
Я... он подхватила её на руки, встала и медленно, мягко понёсла по тропинке. Азари обхватила руками мою шею, продолжая смотреть на мое лицо, в мои глаза. Я несла её. И ей было всё равно, куда я её несу: она верила мне и верила в меня. Она знала, чувствовала и понимала, что я не подвергну её опасности. Я подняла её на руки, понёсла. И она поняла — я не хочу, чтобы она простудилась. Всё же комбинезон — не броня. Шепард заботилась о ней. Заботилась без слов, молча. Заботилась о ней, не как о бесполом "оно", а именно как о женщине.
Они молчали. Молчала Бенезия, почти неотрывно смотревшая на мое лицо и в его глаза, молчала я, изредка смотревшая на Бенезию, на её лицо, но чаще поглядывавшая на тропинку. Кустарники остались позади, начался лес. Бенезия ощутила, как ей становится... теплее. Мои руки, мои ладони согрели её.
Сколько они вдвоём прошли по этому лесу — она не знала, да и не стремилась знать сколько-нибудь точно. Она радовалась, она была счастлива, что Джейн Шепард уделяет ей одной столько внимания. Да, пройдёт ещё немного времени, несколько часов — и она улетит в лагерь археологов, потому что работа продолжается.
Она улетит, а она останется здесь, на фрегате. И теперь она будет ждать её возвращения. Она будет рада принять её в своём салоне. Она будет рада придти к нему в её каюту-выгородку, которую я иногда, под настроение, называю "каюткой". Она будет счастлива придти к ней в каюту так же, как приходит Карин к Дэвиду. Приходит, чтобы остаться с ним наедине. Надолго. Очень надолго. Потому что когда рядом с тобой любимый человек, время начинает течь по-другому.
Она будет ждать её возвращения на фрегат. И я буду знать, что она меня ждёт. Она — меня. Я будет чувствовать её ожидание, будет чувствовать её любовь. И возможно это мне поможет. Должно помочь справиться с трудностями, со сложностями, поддержать. Если потребуется — защитить от слабости, от неуверенности.
Она будет счастлива накормить её домашней едой. Да, паёк, армейский — это хорошо, там много витаминов и всяких других полезностей, но домашняя еда всё же намного лучше. Потому что она — домашняя. Потому что её надо приготовить вручную. И она, Бенезия Т"Сони теперь будет стремиться к тому, чтобы Шепард ела не пайки — армейские или флотские, а домашнюю еду. Чтобы он нормально питался — не на коленке держа раскрытый пайковый пакет, а за столом, неспешно. Три блюда. Минимум — два.
Так будет. Потому что она этого хочет. Хочет быть полезной Джейн, хочет быть рядом с ней. Да, вполне возможно, когда Лиара будет найдена, ей предстоит вместе с дочерью покинуть борт фрегата-прототипа, предстоит возвратиться на Тессию. Но до этого момента ещё очень далеко и всё это время она хочет быть рядом с Джейн, хочет быть вместе с ней, хочет быть для неё опорой и поддержкой, потому что она стала опорой и поддержкой для неё. В самый трудный момент она сделал всё, чтобы она выжила, чтобы она возродилась. И теперь они связаны. Накрепко связаны невидимыми узами. Она рискнула для неё своей жизнью. И она рискнёт, если потребуется, своей. Рискнёт ради него. Не задумываясь. Потому что... потому что она его любит.
— Спасибо, Джон, — тихо сказала Бенезия, когда мы поднялись на холм и я остановилась. — Я отдохнула. Опусти меня на землю, дай мне встать на ноги, пожалуйста.
— Уверена? — тихо спросил я.
— Да, Джейн. Теперь — уверена, — ответила Бенезия, чувствуя, как я осторожно ставлю её на ноги и обнимаю, плотнее запахивая куртку. — Спасибо, — ей так хотелось постоянно благодарить меня, но она сдерживала себя, понимая, что лучшей благодарностью будут не слова, а действия.
Бенезия обняла меня. Мы смотрели на открывшуюся панораму. Тёмные громады протеанских башен, светлеющие едва заметно в ночном мраке громады протеанских, немногочисленных жилых небоскрёбов, "кубики" археологических посёлков, белевшие расплывчатыми параллелепипедами, серые склоны обработанных ковшами археологических раскопов.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
