В полночь

I want to be forgiven

* * *

Будьте добры, закройте глаза. Щелк, щелк. Спасибо.

...да что я, бля, два метра не проеду?!

Пять сек, Дэни... еще пять сек...

* * *

Тварь, шныряющую взад-вперед, при жизни звали Питер Дженкс, но он этого еще не вспомнил. Пока он вспомнил только другое имя — мистер Смит, потому что пользовался им чаще. У него было много времени на эти вспоминания, у всех троих было много времени, но это так утомляло. Будто касаешься чего-то сырого и мертвого, но такого важного, и враз прошивает разрядом тока — даже шерсть топорщится. Хотя это и не шерсть, больше похоже на жесткую густую щетину. А у нее вообще чешуя. Кем ты был, мистер Смит? Почему ты здесь? И зачем одному человеку два имени?

Главное — привыкнуть к тому, что ад — это вентиляционные трубы. Или так, перевалочный пункт?

...закройте глаза... благодарю вас.

Она оглядывала их обоих, не замечая, как ее голова свободно вращается на 180 градусов. Так удобнее смотреть с потолка. Ей пока не удалось ничего вспомнить, только изредка вздрагивала и через частокол зубов гортанно произносила что-то вроде "ар-р-р-р"... но имело ли это отношение к ней, к ее памяти? Она немного завидовала Питеру Дженксу/мистеру Смиту, а вот другому — нет, он был не такой. Не такой, как они, — она все хотела выяснить, что по этому поводу думает Дженкс, но не могла. Ведь они все время были рядом: она, Питер Дженкс и этот, третий. Он как раз вспомнил свое имя, кажется, Фрост? Да, точно. Эдди Фрост.

И еще ей очень хотелось пить. Разве это справедливо — хотеть пить после того, как умер?

...мам, не надо, поедешь утром...

Существо по имени Эдди Фрост сидело в углу, сжавшись и охватив себя руками — если их можно таковыми признать. Пальцы такие длинные, были они такими раньше или нет? Ими хорошо цепляться, их так много, можно залезть на потолок, как Армина Кларк (вернее, Ар-рмина Клар-рк, если точно), но он не хотел. Он не был доволен ходом своих воспоминаний, так они были сумбурны, проносились мимо, оставляя разноцветные обрывки, как серпантин, зацепившийся за флюгер. И среди этого одно имя — Дэниэл. А еще — запах специй.

...хочешь кофе, Эдди?

— Я рада, что вспомнила, — сказала Ар-рмина Клар-рк. Точнее, она была "р-рада", иначе произносить ртом, полным острых портновских иголок, представлялось возможным. Даже когда она закрывала рот, то не могла их спрятать, но ее это не смущало. Все равно никто не помнил, как выглядел раньше.

— Мы тоже рады, миссис Кларк, — тихо сказал Дженкс и снова прометнулся взад-вперед. Он не мог сидеть на месте больше минуты... хотя здесь время имело некий другой ход, и казалось, что прошла целая вечность. Раньше Питер Дженкс не боялся замкнутых пространств, так ему казалось. И сейчас, когда он нервно облизывался тонким черным языком, заточенным как шило, что-то выступало из тьмы памяти и так же быстро пряталось. Но уже недостаточно быстро. Полночь близилась.

— Скоро, скоро, — бормотал он под нос, настороженно зыркая в сторону Эдди Фроста. У того был только один глаз, большой и лихорадочно горящий, как отражение луны в открытом канализационном люке. Он так смирно сидел, и он был не такой как они с Ар-рминой. Дженкс хотел обсудить это с миссис Клар-рк, но не мог найти момента. В любом случае, ему нужно беспокоиться о себе.

— Я не мог умереть, я не мог умереть. Я не мог...

— Перестаньте вы мельтешить, — неожиданно раздался голос Эдди, он моргнул, и темная луна на секунду зашла за тучу. Ему и не нужны были два глаза, он и один хотел бы закрыть и ни о чем не думать. Руки искали привычную вещь, доску с клавишами, клавиатуру. Наведи курсор, клик... Только этого не было. Это всегда было, где же оно сейчас? Где?

— Разве я умерла?

Ар-рмина Клар-рк вертко спустилась с потолка, изгибая многозвеньевое тело, как сколопендра. Суставы издавали сухие щелчки.

— А сами вы как думаете?

— Когда же я умерла?

Память раскрывает нам себя двумя способами. Один раз — ударом молнии, второе рождение или... если хотите, смерть. А другой раз распускается медленно. Как цветок цикория, когда на него смотришь, стараясь ничего не упустить. Вот это самое страшное.

Все бутылки пустые. Они все пустые. Но ведь ночь только началась!

Питер Дженкс наконец остановился и приник к вентиляционной решетке. Они умирали быстро, всегда. А глаза? Зачем в них смотреть?

Закройте глаза, леди. Щелк, щелк. Спасибо.

Он всегда это говорил — спасибо, хотя они уже не могли его слышать.

Эдди Фрост откинулся к стене и закрыл глаз. Эдди Арктический Лед, Эдди Вечная Мерзлота... Эдди-пальцы-клавиши... Эдди-Геймер. Мало что могло согреть его за пределами квадратного мира диаметром 19 дюймов. Разве что этот потрясающий запах и вкус...

Он всегда сыпал в кофе всякую ерунду. Он, Дэниэл. Корицу, ваниль, молотый перец. Вся квартира этим пропахла, такой родной запах, теплый такой... запах кратковременного сна. Чтобы геймиться, нужны силы.

...На работе все любят миссис Кларк. Миссис Кларк умеет все. Только она знает, где что лежит. Никто кроме нее не сможет быстро найти то, что нужно. А еще миссис Кларк знает пару тайников, там всегда спрятано нечто не для посторонних глаз.

Невидимые часы пробили 11.30.

Ар-рмина Клар-рк выдавила из себя высокий стон, похожий на скрежет несмазанной петли платяного шкафа, и завертелась на месте.

— Домой, пора домой! — взвизгнула она и выскользнула через ячейки решетки, как грязная тень.

— Выход не там.

Питер Дженкс расправил узкие крылья. Здесь негде было развернуться, но он неуклюже приподнялся и шугнул вдоль вентиляционной трубы, откуда потягивало свежим воздухом.

Эдди Фрост остался вспоминать.

...И даже в чате он звался как-то так... никогда не открывал меньше пяти чатов за раз, и везде одно и то же — Фрозен, Сноутайм, Колдест, Айс Айз... Говорил со многими людьми, безликими личностями и безличными ликами отовсюду, ни о чем, оторваться не мог и сам был каждым из них. Иногда теплая рука обнимала за шею, а вторая ставила рядом чашку дымящегося кофе-спайс, губы нежно прижимались к виску, это ненадолго согревало. Но может ли что-то согреть Эдди-Геймера? Эдди Изморозь, Эдди Полярную Ночь, Эдди Снег-с-дождем. Запах корицы и острых специй? Солнце? Дэни?

— Закругляйся, Эдди, уже очень поздно. Надо хоть когда-то спать.

— щас, солнце... еще пять сек.

* * *

229. 229. 229. 229. 229. 229. 229...

Он много не брал, знал, что конкуренция всегда есть. И мало не брал. Профессиональная помощь должна оплачиваться соответственно. Он так это называл — профессиональная помощь.

Питер Дженкс завис над этим местом, облетел его еще раз, прежде чем опуститься. Что здесь произошло? Желтые ленты уже убрали, остался лишь банальный кусок асфальта и темное въевшееся пятно.

Ничем не хуже, чем любая другая работа. И не шумно. У него был хороший глушитель, дорогой, звук никого не пугал. Многие ничего не понимали до последнего, хотя его просьбу выполняли все. Прошу вас, глаза закройте. Угу. Спасибо. Как моментальное фото на память.

В груди саднит, будто налетел на поручень в метро. Он всегда ездил в метро. В метро нет пробок.

* * *

Ар-рмина Клар-рк крепко вцепилась всеми лапами в оконную раму. Там было светло и пахло эфиром.

Что значит, слишком много пью? Как это? Кто это может определить? Все нор-рмально, я в пор-рядке... правда, Селия? Правда, маленькая?

У меня не один серый костюм! У меня просто несколько одинаковых серых костюмов. Это мой цвет и мой фасон, вы не находите?

Миссис Кларк, вы лучшая. Нам вас будет не хватать. Пожалуйста, постарайтесь сдать дела до конца недели. Мы будем скучать. Вы же понимаете, решения принимают наверху...

Двадцать пять бутылок? И все начатые? Где-где? ...что, даже там?! С ума сойти, кто бы мог подумать?

...Хочу пить, Селия, Я ХОЧУ ПИТЬ! В горле пересохло! Слышишь меня?!!

* * *

В этом месте так холодно, но чего бояться тому, кто умер? Чего бояться Эдди-Ледяному Холоду?

...— Ма-а-ать твою, да откуда ж вас столько!!!

Как хорошо иметь столько денег, сколько нужно, чтобы ни о чем не думать. Возьми в столе, Дэни, купи себе еще своих таблеток или чего ты там хочешь...

Когда отпускаешь мышку, чувствуешь, как занемели пальцы. Но это быстро проходит. Вот они, сволочи, лезут изо всех дыр, мочи их, гадов!!! Блин, патроны закончились, перейдем на лучевое ружье, хоть и жалко. А сколько там в пулемете, тоже ноль? Хреново. Аптечку бы да пару ящиков подзарядиться, а то дальше...

— Ты даже не брился, да? Ну отлипни от монитора. Ну ради меня.

Машинально целуешь теплую ладонь, гладящую по щеке, но глаза все там, в подземелье, где отовсюду грозит опасность. Надо сконцентрироваться.

— Уже иду, Дэни... щас... твою мать, пятнадцать жизней!!! Что за хрень, ты такое видел?! Чем ее убивать?!

— Мне плохо, Эдди.

— Ох и уроды... О черт, что делают, сволочуги!!! Ложись, Дэни, еще пять сек... не больше. Только аптечек подсоберу.

Потом в полудреме чьи-то руки переносят на кровать, укрывают, согревают. Как хорошо. Никто больше так не может, никто не властен над холодом — только твое личное солнце... Но во сне все те же лифты, подъемники, коридоры... разводные мосты, овраги с кислотой и лавой... адреналины, ключи, двери...

А кофе остыл, но все еще благоухал корицей и чили.

* * *

— Закройте глаза, мисс.

Что она сделала, изменила мужу? Украла деньги? Перешла кому-то дорогу? Питер Дженкс не интересовался подробностями. Все, что ему нужно, — фото, место, аванс. Имя — необязательно, все равно узнает из газет. Сколько их было, сто, двести? Питер Дженкс не считал.

— Что?

— Мисс, будьте добры, закройте глаза.

— Нет.

Совсем молода, почти школьница, а какие глаза. Какие они большие, умные и презрительные. Будто она знала, будто была готова.

Щелк!

Почему один раз? Надо два. Щелк, щелк. Спасибо. Завтра — в банк за гонораром, удачи, мистер Смит.

Один раз. Щелк.

А потом другой звук.

* * *

...Неужели ни одной? Блядство! Надо было прихватить из офиса, их там столько осталось — и в сейфе, и в туалете. И в подсобных помещениях. Подумаешь, пару ящиков виски про запас. Половина все равно бьется по дороге в магазины, а миссис Кларк так хорошо работает! Никто не заменит Армину Кларк, никто! Ар-рмина Клар-рк не пьянеет ни-ког-да...

— Мам, не надо! Подождем до утра, давай?

— Да что я, бля, два метра не проеду?! Я с-смогу вести... запросто... бля, где этот херов ключ?.. Селия, заткни уши и поехали. Мама хочет пить.

— А можно я останусь?

— Марш в машину, маленькая дрянь! Пока я тебя кормлю и одеваю, ты делаешь то, что тебе говорят! Вот выйдешь замуж, тогда будешь болтать... небось про мать и не вспомнишь... все вы такие...

Да, сержант, в основном впереди, со стороны водителя, будто бульдозерным шаром заехали. А сзади даже стекла целы. Никогда ничего подобного не видел.

* * *

Дженкс коснулся когтистыми лапами асфальта и чуть не завопил от запоздалой боли в груди.

Как она смогла! Как она успела!

Расслабился... плевое дело. Он никогда не ошибался, прямо в сердце, но бронежилет! На них не должно быть бронежилета! Так нечестно! Он сам его принципиально не носил!

Она, возможно, осталась жива, хотя пуля и пробила броню, в упор ведь все-таки. В рубашке родилась, паршивка... вернее, в бронежилете. Ее пистолет был без глушителя. И меньше, с ее ладошку. Но какое это имеет значение, если ты не родился в рубашке? Двести тридцатая она должна быть. Он кривил душой, говоря, что не считает. ДВЕСТИ ТРИДЦАТАЯ!

Полночь.

Питер Дженкс чувствует, как его тело течет жидкой ртутью и собирается на асфальте аккурат по форме небольшого темного пятна.

Испаряясь, он успевает подумать о Эдди Фросте и понять, что с ним не так. Но это уже за пределами его интересов, за пределами его самого.

* * *

Маленькая девочка покорно протягивает руку, и медсестра делает ей укол.

— Больно, Селия?

— Нет, мэм. А когда я смогу увидеть маму?

Медсестра вздыхает, она не готова и не хочет этого, ей за это не платят — объяснять ребенку, что от ее матери остались только брызги мозга на столбе. Все равно что ударить это хрупкое создание наотмашь, а может, воткнуть ей в горло отбитое горлышко от бутылки. Селия сжимала бутылку виски в руках, когда машина въехала в столб, так лихо, что заднее сиденье вдруг стало передним. Бутылка пострадала. Девочка — нет. Бог — есть.

— Я не знаю, милая.

Ар-рмина Клар-рк начинает дрожать, от этого вибрирует стекло.

— Ее арестовали? — спокойно спрашивает Селия. — Я им все объясню. Мама — лучший работник на фирме. Она просто хотела пить, а дома ничего не было. У нее такая болезнь, все время хочется пить. Когда я все объясню, нас отпустят домой?

— Придется чуть-чуть побыть здесь, — неуклюже говорит медсестра, приподнимаясь, чтобы ретироваться. — За тобой понаблюдает врач, а уж потом...

Селия Кларк кивает, соглашается. Не отрывает взгляда от окна.

— Слышите? — говорит она вдруг. — Кажется, кто-то кричит: Селия! Селия! Вы не слышите?

— Это ветер, — отвечает медсестра, задергивает шторы и тайком целует нательный крест.

Полночь.

Армина Кларк расползлась серым рваным туманом, не прекращая истошный крик, и дальше это был только ветер.

На соседней койке девушка с пулевым ранением в грудь улыбается Селии и протягивает ей пакет со сладостями — ей-то все равно пока нельзя.

* * *

Я поняла, что не так.

...он жив.

* * *

Полночь.

Эдди Фрост проснулся в своей комнате.

Поднял голову с клавиатуры, монитор призрачно освещал комнату. Все еще витал этот запах, вперемешку с запахом медикаментов и внешнего мира.

* * *

...на тебе стольник, солнце, иди купи себе еще, да подороже, не отравись...

Теплые руки соскользнули с плеч, хлопнула дверь.

Ура, новый уровень, наконец-то... Кофе остыл, ну ладно, выпью и холодным. Не впервой, Эдди-Айсберг. Загрузились, меняем оружие...

— Эдди!

Что, уже? Как быстро... хотя... два часа прошло... как летит время.

— Что, Дэни?

— Давай поговорим.

— Конечно... через пять сек.

— Мне так плохо...

— А?

...Блин, крылатых еще не было... Во понапридумывали. Я с удовольствием, конечно, Дэни, мы поговорим. Только это так трудно — отвлекаться, возвращаться. Даже к тому, кто так дорог тебе, слишком трудно. Даже к себе самому. Нужно вникать, признавать, видеть, думать, решать... Ничего не хочу видеть. Ничего и никого. Я люблю тебя, возьми еще стольник.

А потом вдруг тишина. Настоящая тишина и небывалый холод. Даже для Эдди-Полярной Ночи. Будто последний источник тепла в квартире вдруг угас, так коллапсирует маленькое солнце, оставляя только холодную черную дыру. Пользуясь долгой загрузкой нового уровня, Эдди поднял голову и увидел, что за окном уже глубокие сумерки, комната тоже была темной, освещенной лишь тусклым и ровным светом монитора, да еще узкой полоской света из-под приоткрытой двери в ванную.

— Дэни, — позвал он.

Не дожидаясь ответа, он встал, разминая затекшие ноги, и почти тут же, через пару шагов, под его подошвой что-то хрустнуло. Что-то стеклянное. Звук напомнил о Рождестве, с таким же хрустом бьются елочные игрушки, — только сейчас он не казался ни праздничным, ни заурядным.

Эдди вошел в ванную, где спал Дэниэл, откинув голову с намокшими волосами на край ванны. Да, ему же было холодно и плохо, он хотел согреться. Где это лучше сделать, как не в горячей ванне... даже не обязательно для этого раздеваться.

Хруст повторился. Эдди осторожно убрал ногу и увидел раздавленный шприц, стеклянные крошки поблескивали на кафельном полу.

...возьми еще стольник...

Конечно, лучшего места, чтобы согреться и расслабиться, не найдешь. Я бы и сам так сделал. Да, в принципе, еще не поздно, если вода не совсем осты...

Эдди погрузил в воду кончики пальцев.

Она была не просто холодной — ледяной, пальцы сразу же занемели, будто схватились тонкой невидимой корочкой.

А что было потом, разве что-то было? Он нажал три цифры, найдя их где-то глубине памяти и даже не вполне понимая зачем. Девятка. Единица. Единица. Потом вернулся за комп — и вовремя, потому что загрузка закончилась, да и пришло много людей, они все что-то делали, чего-то от него хотели, что-то спрашивали. Он им что-то отвечал, не поворачиваясь и мыслями витая в извилистых катакомбах, где повсюду монстры и нужно не забывать сохраняться раз за разом. С мышью в руке дышалось спокойнее. До него доносились обрывки фраз, но они не имели смысла — ему говорили, чтобы он не выезжал из города, просили позвонить по такому-то номеру, прийти по такому-то адресу... одно хорошо — кто-то убрал осколки с пола и здесь, и в ванной, так что никто теперь не поранится.

А потом все ушли.

И Дэни.

* * *

Полночь.

Эдди Фрост просыпается в своей комнате, в своем теле.

Поднимает голову с клавиатуры, монитор призрачно освещает комнату. Все еще витает этот запах, вперемешку с запахом медикаментов и внешнего мира.

— Дэни! — зовет он, зная, что никто ему не ответит.

Он входит в ванную, старательно обходя лужи на кафеле. Дотрагивается до пустой ванны, успевшей высохнуть. Она очень холодная. Как лед.

Потом возвращается в комнату.

Сначала Эдди сбрасывает на пол монитор, он повисает на проводах, и приходится сильно дергать. Но и упав, он не разбивается, тогда Эдди берет табуретку и изо всех сил бьет железной ножкой в экран. Режущий хрусткий звук, скрежет, ползут извилистые лучи-трещины, после второго удара появляется дыра размером с кулак. Табуретка больше не нужна, Эдди бросает ее и завершает начатое вручную, с ожесточением ломая голыми руками неподатливое стекло. Осколки распарывают плоть до кости, он не обращает на это внимания, тупо и настойчиво выбивая кулаком остатки экрана.

Разбуди меня, солнце. Обними, как ты это можешь, забери в тепло, в постель, и на этот раз я буду согревать тебя своим телом и своей любовью до самого последнего рассвета, обещаю. Я тоже могу быть солнцем...

Кровь стекает по корпусу цвета слоновой кости, в почерневшие костяшки пальцев навсегда вплавились мелкие заостренные крошки. Сам того не осознавая, Эдди вдруг начинает безудержно рыдать — от горечи и необратимости, от запаха крови, корицы и чили, от тоски и острой боли в окровавленных руках. Но он не останавливается; покончив с монитором, срывает крышку с системного блока, выламывает перегородки и платы, "с мясом" выдирает из корпуса внутренности. В и без того глубокие раны врезается проволока, но он все еще не может прекратить — изуродованными негнущимися пальцами рвет и рвет тонкие проводки, постепенно теряя силы, истекая слезами и кровью.

Кровь его теплая. Слезы тоже.

Полярная Ночь подходит к концу.

* * *

энд

1