Waiting for the sun

Звезда рок-н-ролла должна умереть — аксиома,

Проснись, дорогая, прости, что не дал досмотреть.

Пока ты спала, я тихонько смотался из дома

Узнать, что есть жизнь и смерть...

Любая строка — это шрам на лице, след осколка,

Засев в голове, он не даст никогда постареть.

Пока ты спала... звезда рок-н-ролла

должна

умереть!

Сплин

* * *

Вампиры твари не болтливые. Во-первых, разговаривать им особо не с кем, во-вторых (как ни странно) некогда, а в-третьих, и это главное, просто не хочется. Но в любом стаде есть паршивая овца, а в таком немаленьком городе как наш, и не одна. Фрэнки Белладжо — такая овца. Если он открывает рот, то чтобы его заткнуть, проще всего оторвать ему голову. Не отрицаю, что мы с Хатчем не раз об этом подумывали. Конечно, в таком немаленьком городе, как наш, двое могут прожить всю жизнь и никогда не увидеться, но то люди. Нашей породы здесь не особо много, все друг друга знают и в случае чего могут подсказать, где искать ту или иную задницу. Хотел бы я поймать того, кто навел на нас Фрэнки... ну ладно, что сделано, то сделано. Все равно вечер пропал.

А начинался так неплохо — замечательная светлокожая провинциалочка, приехала из своего Хрензнаетгде, штат Откудатотам, США, на фабрику грез, не прошла по кастингу и теперь топтала дорожку от столба к столбу... потом оказалась в нашей машине, а чуть позже — в местном крематории. Кто хочет задержаться в этом городе, всегда грамотно избавляется от тел. В крови девицы было до черта героина, так что нас слегка растащило, и сейчас мы выпадаем на нашем любимом месте в глубине парка. Гранитные ступеньки, ведущие в высокую беседку, за день нагрелись на солнце, отсюда открывается занятный вид на тусняк возле ночного клуба, но нас не видит никто. Мы догоняемся виски, балдеем и расслабленно слушаем болтовню Фрэнки, пропуская мимо ушей весь смысл. Если признать, что он там есть.

— ...как Супермен! За бампер! Да я мог держать эту машину хоть целый год, и даже одной рукой!

Будто вчера подох, ей-богу, чистый ребенок. Я закатываю глаза, изображая потрясение, хотя это лишнее. На мне круглые притемненные очки, в них я вижу так же хорошо, как без них, просто они мне нравятся. Эти очки подарил мне Джон, сказал, что хочет сменить имидж. По мне, так его будут узнавать и через двести лет, даже если он побреет башку и наклеит рыжую бороду до колен — издержки мировой славы.

Рядом сидит мой друг Хатч и пытается выглядеть серьезным — Фрэнки его ужасно забавляет, и только ради него я терплю весь этот дурдом. Майкл Хатчинс, помните такого? Не можете не помнить, если смотрите МТV. Натуральная рок-звезда. Я ему не фанат, так, нравились пара песенок, и раз по случаю забрел на концерт его группы в Берлине. Майкл выкладывался по полной, толпа поклонников обоего пола в угаре рвала на себе одежду, когда он почти целовался с микрофоном, а мне было достаточно одного взгляда, чтобы понять — парень на самом краю. Из интереса я проехался на еще один концерт и там понял, что это выступление, скорее всего, станет последним. Тогда после шоу я купил две бутылки виски, вырубил охрану и зашел в его гримерку потрепаться. Хатч был охвачен какой-то истеричной яростью и совсем не настроен разговаривать, он разбил бутылку об стол и только орал, что никого не хочет видеть. Мы даже маленько подрались, он все пытался пустить мне кровь разбитой бутылкой, и в конце концов пришлось позволить ему это. Потом я воспользовался его секундным замешательством, плеснул себе на рану виски и заставил его пить. Да его не так уж нужно было заставлять — Майкл пил мою кровь, смешанную с виски и его собственными слезами, а потом мы долакали бутылку до дна. И к рассвету покончили с его жизнью. Через пару дней газеты запестрели статьями по поводу его безвременной смерти, ну, да у меня уже был опыт инсценировки самоубийства. Тем проще, ведь Хатч действительно это планировал. Дурак чертов.

— ...охренеть!

Я гляжу на Фрэнки и лениво размышляю, кому могло прийти в голову превращать его в вампира. Хатч шевельнул ногой в кожаной штанине и высоком скинхэдовском ботинке на шнуровке, привлекая мое внимание. Похоже, он как обычно перехватил мои мысли.

"Пита", — произносит он одними губами, и я киваю, ухмыльнувшись. Пита Брендис — одна наша знакомая с бульвара Сансет, при жизни была очень несчастным человеком. Да, в общем, почти все мы при жизни были очень несчастными людьми. Но Пита отдельный экземпляр, она трудилась психоаналитиком и на почве чужих проблем двинулась крышей. Говорят, ее превратил бывший пациент, но это неподтвержденная информация. Если так, то плохо она его психоанализировала, раз он остался маньяком с извращенным чувством юмора. Надо же додуматься — обессмертить доктора Питу Брендис! Теперь, прежде чем убить, она повествует каждой своей жертве бесконечную историю своей жизни и все многочисленные проблемы, которые не решила даже ее смерть. Такой садизм заставил бы рыдать самого Влада Тепеша. Готов ручаться — к середине рассказа жертвы сами начинают умолять их прикончить.

Да, Фрэнки Белладжо был бы достойным творением Питы. Их в любом случае стоит познакомить — тогда они умрут с голоду, потому что никогда не заткнутся.

— А, кстати! — восклицает Фрэнки, лезет в карман и достает скомканный листок. Разворачивает и демонстрирует. Постер INXS.

— Я знал, что вспомню тебя! Сначала я думал, что ты просто косишь под рок-звезду, но это точно ты! Правда ведь? Это ты?

Хатч польщенно улыбается, я демонстративно аплодирую.

— Какой ты молодец, Фрэнки.

— А я, между прочим, недавно тоже побыл рок-звездой! — Глаза Фрэнки загораются азартом, и я тихо охаю в предчувствии нового получасового рассказа. — В Париже! И знаете, кто я был?

— Без понятия, — говорю я обреченно. — Ты догадался, Хатч?

— Даже представить не могу.

— Не знаете? — он победно смотрит то на меня, то на Майкла. — Джим Моррисон!

Я поперхнулся и издал звук, запросто сошедший за вопль восхищения.

— Да ты чё! — Хатч округляет глаза и хлопает меня по спине. — Ты слышал?! Джим Моррисон!

— Сам Джим Моррисон, — качаю я головой. — Сильно.

— А то. Похож ведь?

Фрэнки вытягивает шею и гордо встряхивает не шибко густыми волосами. Он так давно их не мыл, что они почти прилипают к воротнику его куртки.

— Одно лицо, — серьезно говорит Хатч, в то время как я давлюсь беззвучным смехом. — И что произошло в Париже?

— Ну слушайте, — начинает вдохновленный вниманием Фрэнки. — Приехал я...

Надо сказать, что основная масса вампиров Лос-Анджелеса (и не только) играет именно на сходстве с известными людьми, чтобы облегчать себе процесс пропитания. Тут хренова туча Мэрилин, Элвисов и прочих продуктов видео— и аудиопроизводства, которые спокойно пожинают плоды чужой славы. Но Майкл, в отличие от прочих, считает убийство фанатов дурным вкусом, чем вызывает у этих прочих, мягко говоря, недоумение. Я его поддерживаю, хотя мне в общем-то безразлично. Собственно, мы в этом и не нуждаемся. Хатч у нас красивый мальчик, заметный, да и я природой не обижен, так что нам и без поклонников творчества хватает поклонников — и в сексуальном смысле, и в гастрономическом. Что касается общественного мнения, то плевать мы хотели, все равно почти ни с кем здесь не общаемся. Вся старая гвардия потихоньку разбежалась: Дженис обещала навестить, но она никогда не сидит на месте; каждый визит Фредди, конечно, праздник, но его вдруг потянуло на историческую родину; Курт все еще не знает, как поступить со своей вдовой, к тому же оказалось, что смерть не лечит от депрессии... короче, у всех свои проблемы. У нас с Майклом их нет, и слава Богу.

— Пера... перла...

— Пер-Лашез, — прихожу я ему на помощь. Хатч хватает ртом воздух, изображая последнюю стадию хохота, но Фрэнки увлечен рассказом и не замечает.

— Да, точно, Перлашез! Это такое известное кладбище, там много популярных чуваков похоронено, Гюго там всякое. И вот иду я, смотрю, могила Джима Моррисона -все как надо, записочки разные от фанатов, сувенирчики. И сидит девочка. Ну, скажу я вам, полный отпад! Всегда такую хотел! Просто супер девочка, вылитая Мэг Райан. Тут я подхожу, опираюсь на памятник и говорю: "Что такая красотка делает ночью на кладбище?"

— Чтобы склеить девчонку, я бы лучше слов не нашел, — говорю я. Острые ногти Хатча, выкрашенные в черный цвет, впиваются мне в колено, мол, не мешай.

— А она? — поддерживает он Фрэнки.

— А она и говорит: "О Господи, Джим, это ты?!" Ну я что, дурак отказываться, я и отвечаю: "А кто же еще?" Тут она визжит и бросается мне на шею. У меня перед глазами туман, в желудке все переворачивается, не знаю, что с ней сначала сделать... ну, вы поняли, да?

— Нет, — произносит Хатч ангельским голосом, — о чем это ты?

— Ну... — Фрэнки мнется, — трах... то есть поиметь ее или кровь пустить. А она такая сладкая, ну конфетка. У меня никогда такой классной девчонки не было, я прям не знал, что сразу сделать!

— Одно другому не мешает, — говорю я, и Фрэнки бросает на меня обиженный взгляд, будто я выругался на похоронах его матушки. Майкл тоже смотрит укоризненно, и я от души извиняюсь. Фрэнки расцветает.

— Не, я не обиделся, просто... Ну вы щас поймете. Я ей так и сказал, всегда хотел девчонку как Мэг Райан. А она мне: "Меня и зовут Мэг!" Я прямо обалдел, вот это да! И вот пока я думаю, цапать ее или еще поиграться, она знаете что делает? Ни в жизнь не догадаетесь!

— Не томи, Фрэнки, я весь дрожу, — шепчет Хатч.

— Заваливает меня на землю и кричит: "Возьми меня, Джимми, возьми меня! Я хочу, чтобы ты был у меня первым!" Ну меня ж долго просить не надо... А Мэг... В кармане у нее ножик был маленький, так вот она мне по горлу как полоснет и давай пить, глотками, чуть не захлебываясь! Я ее отрывать от себя — никак! В конце концов сумел, она отползла, смотрит на меня — ну как на бога, или на Тома Круза, или вообще... Говорит: "Люблю тебя, Джимми, всю жизнь любила, ты меня не бросишь?"

— А ты что? — Я смахиваю воображаемую слезу.

— А я ж говорить сперва не мог, потом рана закрылась, и я: "Ты что, Мэг, я тебя тоже, с первого взгляда!" А она: "Возьмешь меня в Голливуд?"

— А ты: "Конечно, любимая!" — говорит Хатч мечтательно.

— Ей-богу, так и было. Да вот и она, моя Мэг! Сейчас я вас познакомлю. Только не выдавайте меня, ладно, я — будто бы Джим! Потом скажу ей как-нибудь...

Мы с Хатчем переглядываемся. До этого момента история казалась сущим бредом, а теперь перед нами стоит настоящая реальная Мэг. Я ожидал увидеть пустышку, но под белокурыми кудряшками у Мэг умные и цепкие глаза, и как для недавно умершей она неплохо двигается, куда лучше Фрэнки.

— Вот она, моя Мэг. А это мои кореша, клевые чуваки! Они тебе понравятся.

— Привет, — произносит Мэг, глядя на нас в упор.

— Здравствуй, — мурлычет Хатч. — Мы никогда не против свежей крови в городе. В переносном смысле.

— Я поняла. Это значит добро пожаловать.

Звонит мобильный, Фрэнки хватает его и читает сообщение, на лице выражение крайней деловитости.

— О, пора бежать, привезли товар. Отличный, скажу я вам, фирменный. Только скажите — угощу в любое время!

— Наркота нас уже не заводит, — говорю я, — она хороша, когда балансируешь между жизнью и смертью. А когда знаешь, что тебе ничего не грозит... нет того кайфа.

Фрэнки пожимает плечами, он не понял ни слова.

— Как хотите, а мне — так нормально. Ты идешь, Мэг?

— Дай мне пять минут, дорогой. Я возьму автограф, увидимся в клубе.

Фрэнки кидает на Хатча гордый взгляд, мол, во как лихо моя девчонка тебя раскусила, и уматывает во тьму за долю секунды. Мы остаемся втроем, с нами маленькая свежеиспеченная вампирша в своем розовом платьице и золотым кулончиком в виде сердечка. Сто пудов подарок Фрэнки. Я хмыкаю — давненько Майкл не брал в руки ручку...

— У меня есть все твои альбомы, — говорит она тихо.

Он молчит, и я поднимаю голову. Мэг смотрит только на меня.

Хатч присвистывает, он действительно потрясен. Это впервые в нашей практике.

— В детстве мне очень нравился фильм "Потерянные парни", — продолжает Мэг. — Там я увидела твой плакат в логове вампиров, они поклонялись тебе, ты был их кумиром. Еще тогда я поняла, что ты один из них. Как только смогла, я приехала в Париж и пришла на твою могилу. Провела там несколько ночей, думала, что встречу тебя, а встретила этого...

— Фрэнки, — подсказывает Майкл.

— Так его зовут? Я хотела, чтобы это был ты, ну да ладно, пусть уж Фрэнки. Не важно. Важно, что я все равно тебя нашла.

— И что? — спрашиваю я холодно. — Дать тебе автограф?

Она достает из кармана подкассетник (Doors, "Waiting for the sun" — а вы думали кто?), потом быстро прячет.

— Я хотела... просто посмотреть на тебя. Можно?

— Да ладно, Джимми, — говорит Хатч, — покажись. Дай девочке посмотреть.

Я медлю, потом снимаю бейсболку и очки.

— Довольна?

— Так не пойдет, — Хатч распускает мне волосы, прочесывает пальцами и слегка взлохмачивает. — Вот теперь класс. Смотри, Мэг, и наслаждайся. В черном углу ринга чемпион мира, победитель во всех возможных номинациях, бессмертный супестар ДжимммммМоррриссоооооон!!!!!

— Дурак ты, — я даю ему подзатыльник. — Громче ори.

— Он у нас скромняшка.

Она улыбается, старательно сглаживая острия, и ее улыбка мне чем-то приятна. Бог знает как давно на меня так не смотрели.

— Я ведь на самом деле не Мэг.

Совершенно спокойно думаю о том, как оторву ей голову, если она скажет "Пэм", но...

— Миранда. Это для Фрэнки я Мэг. Как Райан.

— Мне все равно.

— Хочешь совет, Миранда? — Хатч манит ее пальцем, и она приближается, будто зачарованная. — Избавься от него, и поскорее.

— Само собой, — легко соглашается она, — он меня жуть как достал. Теперь я сама справлюсь. В смысле... Джим... не думай, я не буду вам докучать. Я не из спятивших поклонниц.

— Это в твоих же интересах.

Мой тон ее нисколько не пугает, во всяком случае, она не подает виду.

— Увидимся, ребята?

— Всегда рады, — отвечает ей Хатч. Я молчу. Миранда уходит к огням ночного клуба, слегка покачивая бедрами, не обернувшись ни разу.

Я почти сомнамбулично собираю волосы в хвост и надеваю бейсболку. Так лучше.

— А она ничего, — Хатч вертит в руках мои очки, — зря ты так. Это же первая твоя фанатка за все время, что мы знакомы. Неужели не скучаешь?

— По чему?

Лежать мне расхотелось, я встаю и медленно двигаюсь вглубь аллеи, в темноту.

— Ну как же. — Хатч с наслаждением делает вдох. — М-м-м... Концерты... драйв... пот, стекающий по спине... адреналин литрами. Все тебя обожают, и ты можешь любого из них. И ты можешь почти все. Ты — легенда. Рок-звезда!

— Прошлое в прошлом, и меня это устраивает.

— "Show me... the way... in the next... whiskey-bar..." — напевает он мне в спину. Я вдруг резко бросаю, не оборачиваясь:

— Замолчи, Майкл.

Хатч озадачен, на самом деле я редко называю его Майклом. Он догоняет, дергает меня, хватает за руки и в конце концов я останавливаюсь.

— Ну не злись, Джим, прости меня!

Мои очки все еще у него, от неловкого движения они падают и разбиваются. На сотню крохотных черных осколочков.

— Ох, Джим...

Я долго смотрю на осколки, смотрю не отрываясь, будто на кофейную гущу. Смотрю, будто жду от них какого-то ответа.

— Джим... — Хатч испуганно отступает, потом обнимает меня в порыве искреннего раскаяния. — Джим, я не хотел! Ты прав, дружище, забьем на все, прошлое в прошлом. Да на фиг все воспоминания, у нас и так всё есть! Подумаешь — рок-звезды...

— Это всего лишь очки, Хатч.

Мой каблук опускается на оправу и безжалостно вдавливает осколки в землю. Хатч выдыхает с облегчением, однако руки размыкать не торопится. Тыкается носом мне в шею, ловит губами выбившуюся из-под бейсболки непослушную прядь.

— Мне нравятся твои волосы, — шепчет он за ухо, — зачем ты их прячешь?

Я тоже вздыхаю, несколько обреченно, и обнимаю его в ответ.

— Да пошел ты.

Потом я хлопаю Хатча по плечу, разворачивая в противоположную сторону, и теперь мы оба шаг за шагом приближаемся к дискотеке.

— А Миранда-Мэг все-таки штучка, — говорит он с фальшивым равнодушием. — Как думаешь, у меня есть шанс?

— Кажется, она запала на меня.

— Не-е. Она запала на Джима Моррисона.

— Не понял?

Хатч довольно и широко улыбается — в его исполнении такая улыбка почему-то совсем не выглядит агрессивно.

— Чего не понял? Ты самый крутой из кровопийц этого драного города, ты филигранный убийца, авторитет и вообще офигенный красавец, но ты ведь не тот парень из группы "Doors"? Рок-звезда, рок-легенда, ты же не он? Насколько я помню, и пяти секунд не прошло, как кто-то открестился от всего своего прошлого. Разве я не прав?

— Хатч, ты распроклятый сукин сын.

Музыка из ночного клуба сотрясает асфальт.

Еще нет и полуночи. Детское время — даже для людей.

* * *

конец