Книга 3. Часть 2 "Ваше слово"

ЧАСТЬ ВТОРАЯ "ВАШЕ СЛОВО"

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1.

Однако... вся эта суета во всеразличных морях по всему миру, все разбитые эскадры и потопленные корабли, не имела никакого практического значения. Сейчас всё зависело только от одного — от темпа продвижения германских дивизий, выгружающихся из эшелонов на приграничных с Францией бельгийских железнодорожных станциях. Германские войска начали перевозки 9 августа и к 12 — 13 августа главная масса войск уже прибыла на свои места, перевозки резервных корпусов продолжались до 20 августа, затем до 23 прибывали в армейские районы второочередные части (ландвер и эрзац-резерв).

Немецкое построение, развернувшееся на 380-километровом фронте от Крёфельда до Мюльгаузена, состояло из семи армий и отдельного отряда и предусматривало создание на приморском направлении максимального усиления — с этой целью здесь были развернуты три армии, каждая из которых превосходила обе армии левого крыла, взятые вместе с отрядом "Верхний Эльзас".

Согласно первоначальному плану 1-я германская армия развертывалась к северо-востоку от Аахена. Сейчас, в связи с дружественным отношением Бельгии, она находилась на франко-бельгийской границе между реками Лис и Шельда, при этом к западу от канала Рубе была только насыщенная кавалерийскими разъездами пустота и бельгийские дивизии во втором эшелоне. Они были предназначены для осады и взятия Лилля, который являлся пусть и сильно устаревшей, но все же достаточно значительной крепостью. Армия состояла из 1-го, 2-го и 4-го кавалерийских корпусов, 2-го, 3-го, 4-го, 10-го и 21-го АК и 3-го и 4-го резервных корпусов.

2-я армия — первоначально южнее Аахена в районе Мальмеди, согласно измененному плану от Шельды до Самбры — 3-й кавалерийский, Гвардейский, 7-й, 9-й и 14-й АК, Гвардейский, 7-й и 10-й резервные.

3-я армия — между Самброй и Маасом — 11-й, 15-й, 12-й Саксонский и 19-й Саксонский АК, 12-й Саксонский и 14-й резервные.

Итого в трех армиях Правого крыла — 13 армейских, 7 резервных и 4 кавалерийских корпуса, 780 тысяч человек.

4-я армия — в Арденнах от Мааса до Арлона — 6-й, 8-й и 18-й АК, 8-й и 18-й резервные.

5-я армия — от Арлона до Саарбрюкена, включая укрепленный район Мец — Дидингофен — 5-й, 13-й и 16-й АК, 5-й и 6-й резервные корпуса, 33-я резервная дивизия, резервная дивизия "Мец", гарнизон крепости Мец.

Итого в двух армиях Центра 6 армейских, 4 резервных корпуса, две отдельных резервных дивизии — 400 тысяч человек.

6-я армия — позиции по Саару — 1-й и 2-й Баварские АК, 1-й Баварский резервный.

7-я армия — район Страсбурга — 3-й Баварский АК, резервная дивизия "Страсбург", гарнизон Страсбурга, 1-я Баварская ландверная дивизия.

Отряд "Верхний Эльзас" — 55-я и 2-я Баварская ландверные дивизии, ландверный полк.

Итого в двух армиях Левого крыла 3 армейских и 1 резервный корпуса, 4 резервных дивизии, всего 190 тысяч человек.

Кроме этого, к 20 августа было сосредоточено 6,5 эрзац-резервных дивизий (в полосе Левого крыла), 14 ландверных бригад (по три в 6-й и 7-й, по две в 3-й, 4-й и 5-й, по одной в 1-й и 2-й армиях), 4 пехотных и 7 ландверных полков — всего около 200 тысяч человек.

Суммарно на Западе немцы имели 22 армейских, 12 резервных и 4 кавалерийских корпуса, около 18 резервных и ландверных дивизий (считая две бригады за дивизию) — один миллион шестьсот тысяч человек.

Во втором эшелоне Правого крыла находились шесть бельгийских дивизий (около 120 тысяч человек), устанавливавших новые границы "Бургундии". Армия "L" — в честь Леопольда II Бельгийского — германскому командованию не подчинялась и действия свои с ним не согласовывала, однако же высвобождала часть полевых войск, предназначенную для осады Лилля, Мобежа и Живе, и часть ландверных войск, первоначально назначенную для гарнизонной службы и охраны путей сообщения — после того, как немцам все же удалось добиться, чтобы бельгийские "боевые порядки" не перегораживали германских линий снабжения.

2.

При разработке планов войны с Германией французский офицерский корпус был свято уверен в том, что для сражений годились только самые молодые люди, недавно обученные, дисциплинированные, вымуштрованные в казармах. Резервисты же, закончившие свой срок обязательной военной службы и вернувшиеся к гражданской жизни, могут рассматриваться только как сырой материал и не годятся для использования в боевых линиях. "Ле резер се зеро!" — "Резервисты — это ноль!": исключение делалось только для самых молодых возрастных категорий, направляемых в регулярные воинские части для пополнения их до уровня военного времени. Остальные сводились в резервные полки, бригады и дивизии в соответствии с их местными географическими районами и предназначались только для тыловой службы или крепостных гарнизонов.

Исходя из этого считалось, что Германия могла выставить только 25 армейских корпусов на два фронта. А этих сил никак не могло хватить для выполнения двух задач сразу: направить мощное правое крыло в широкое наступление через Бельгию и одновременно иметь необходимое количество войск в центре и на левом фланге для отражения французского прорыва к Рейну БЫЛО НЕВОЗМОЖНО.

Так что французы ориентировались на то, что немцы, может быть, и нарушат нейтралитет Бельгии к востоку от Мааса, но при этом количество их войск там будет незначительным. Если же немцы обезумеют настолько, что растянут войска по всему правому флангу вплоть до Фландрии, то, во-первых, их центр окажется настолько тонок, что французские армии разрежут его пополам, а во-вторых, это автоматически вызовет вступление в войну Англии, которая постарается любой ценой защитить Антверпен и порты Ла-Манша. "Постижимо ли, чтобы немцы сами себе оказали плохую услугу?"

До утра 3 августа все шло в точном соответствии со всеми предвоенными расчетами.

А потом все пошло наперекосяк.

Англия объединилась с Германией и Бельгией ради окончательного уничтожения Франции — помимо всего прочего, это означало, что на территории Бельгии к ЗАПАДУ от Мааса будут развернуты шесть соединений, по числу батальонов и батарей соответствующих французскому корпусу!

Это, в свою очередь, приводило к немедленной и неотложной необходимости создания на левом фланге французского фронта адекватной группировки — поскольку две трети франко-бельгийской границы по плану развертывания не были прикрыты вообще!

Французские перевозки начались на сутки раньше, чем германские — 8 августа, основные силы сосредоточились к 13 августа — кроме перволинейных войск, с 7 по 15 августа были переброшены группа территориальных дивизий к левому флангу 5-й армии и 14-й и 15-й корпуса с итальянской границы, замененные там второочередными войсками, первоначально назначенными в состав парижского гарнизона (83-я, 85-я, 86-я и 89-я территориальные дивизии и 185-я бригада).

В первоначальной группировке французы развернули пять армий:

5-я армия, развернутая по линии Лилль — Валансьен — Мобеж, состояла из 1-го, 2-го, 3-го, 10-го и 11-го корпусов, 4-й кавалерийской дивизии, 52-й и 60-й резервных дивизий. Перед фронтом армии был развернут 1-й кавкорпус, за левым флангом между Лиллем и Армантьером группа территориальных дивизий (81-я, 82-я и 84-я), а на правом, позади крепости Мобеж — 4-я группа резервных дивизий (51-я, 53-я и 69-я). Также армии были подчинены гарнизоны обеих крепостей, общей силой до четырех дивизий (одна в Лилле, три в Мобеже).

4-я армия, развернутая от Мобежа до Живе, включала 12-й, 17-й и Колониальный корпуса, 9-ю кавдивизию и гарнизон Живе силой до дивизии.

3-я армия, развернутая по Маасу от Живе до Вердена, включала 4-й, 5-й и 6-й (трехдивизионный) корпуса, 7-ю кавдивизию, 3-ю группу резервных дивизий (54-я, 55-я и 56-я), 72-ю резервную дивизию, входившую в состав гарнизона крепости Верден и 57-ю резервную дивизию, занимающую укрепления Верден — Тульского УР.

2-я армия была развернута от Туля до Нёфшато и включала 9-й, 15-й, 16-й, 18-й и 20-й корпуса, 2-ю и 10-ю кавдивизии, 2-ю группу резервных дивизий (58-я, 63-я и 66-я) и 57-ю и 71-ю резервные дивизии, входившие в состав гарнизона крепости Туль.

1-я армия, сосредоточенная в районе Эпиналя, включала 7-й, 8-й, 13-й, 14-й и 21-й корпуса, 6-ю и 8-ю кавдивизии, 1-ю группу резервных дивизий (59-я, 62-я, 65-я) и 61-ю и 70-ю резервные дивизии, входившие в состав гарнизонов укрепленной линии Бельфор — Эпиналь.

Всего французы развернули 21 корпус, 10 кавалерийских, 24 резервных и 8 территориальных дивизии: один миллион триста двадцать пять тысяч человек. Согласно довоенным расчетам это давало им преимущество в 1 — 2 активных корпуса (поскольку немцы должны были оставить для обороны на Востоке никак не менее 5 корпусов) — а с учетом армий Великобритании и Бельгии и того больше. Теперь и то, и другое приходилось приплюсовать к немецким силам, и это было уже немного чересчур.

Однако же командование французской армии по-прежнему считало, что немцы, сосредоточив мощное правое крыло в Бельгии — а что оно было мощным, теперь уже не имелось никаких сомнений: поскольку бельгийцы весьма слабо представляли себе, что такое НАСТОЯЩАЯ секретность, а управляться на территории союзного государства своими методами немцам не позволяли, то газеты нейтральных стран были переполнены сообщениями от "своих собственных корреспондентов в Бельгии", достаточно ясно представляющих масштабы переброски войск — чрезмерно ослабили свои позиции в центре и на Рейне.

И в связи с этим на повестку дня выходил наступательный вариант: французы намеревались разрезать немецкий фронт напополам. Разделенные укрепрайоном Верден — Туль на Эльзас-Лотарингское и Арденнское оперативные направления, они собирались нанести удар по обе стороны от немецкого укрепрайона Мец — Тионвиль. 1-я и 2-я армии должны были энергичным натиском отбросить немцев назад на Рейн и одновременно забить мощный клин между левым крылом и центром германских сил, а 3-я армия, стоящая по другую сторону от Вердена, имела задачу наступления через Арденны на северо-восток, чем должна была опровергнуть немецкое наступление в Бельгии прорывом центра германской линии.

Для проведения этой операции французское командование 13 — 18 августа провело перегруппировку: в состав 3-й армии переданы заканчивающий сосредоточение после переброски из Алжира 19-й корпус (силой в четыре дивизии), а также 9-й корпус из Лотарингии — судя по донесениям разведки о составе войск левого крыла немцев, французские армии правого крыла явно оказались даже слишком сильны для своей задачи. Для обеспечения фланга 3-й армии в 4-ю армию из 5-й переданы 11-й АК, 52-я и 60-я резервные и 4-я кавалерийская дивизии, взамен 5-я армия получила переброшенный из-под Туля 18-й корпус.

3.

"Наступил долгожданный час, когда французский флаг должен вновь взвиться над Эльзасом". Войска прикрытия, находящиеся в густых сосновых рощах Вогез, рвались в бой, военное министерство уже напечатало для расклейки на стенах освобожденных городов прокламации с обращением к местному населению, а сообщения разведки показывали, что довоенные расчеты были правильны, и немцы, увлекшись конструированием максимально сильного правого крыла, преступно ослабили левое. Согласно информации, полученной от профранцузски настроенных эльзасцев и лотарингцев, через поиски разведчиков, от взятых языков и из анализа сообщений нейтральной прессы, фронт бошей мог быть достаточно легко прорван в любом месте от Меца до швейцарской границы.

Девятого августа, спустя два дня после завершения мобилизации постоянной армии Франции, группировка войск на левом фланге была пополнена включением в состав 5-й армии трех морских бригад, сформированные из состава моряков тяжелых кораблей Атлантического флота — поскольку использовать этот антиквариат по прямому назначению было невозможно в силу подавляющего превосходства объединенных англо-германских военно-морских сил.

Оценка количества немецких частей, развернутых в Бельгии, вызывала острые противоречия между Третьим бюро (оперативный отдел Главного штаба), отказывавшимся верить, что немцы сошли с ума настолько, чтобы до такой степени оголить левый фланг и центр, и Вторым бюро (разведка), которое точно знало, что к западу от Мааса развернуты силы, превосходящие французские в этом же районе как минимум в пять раз. Впрочем, даже если все это соответствовало расчетам — то 5-я армия, опираясь правым флангом на мощную крепость, оборудованную по последнему слову фортификации и вооруженную четырьмя сотнями тяжелых орудий, суммарно насчитывала до десяти стандартных корпусов (причем половина из них — кадровые). Этих сил было вполне достаточно для сдерживания наступления хоть всей бельгийской армии, боеспособность которой французами расценивалась чрезвычайно низко. Пусть даже её усилят десятью — двенадцатью первоклассными немецкими дивизиями.

В пять часов утра девятого августа 7-й корпус французской армии перешел через гребень Вогез, смел пограничные заставы и пошел в классическую штыковую атаку на Альткирк, город с четырехтысячным населением, расположенный на пути к Мюлузу. Город был взят после трехчасового боя, потери убитыми и раненными составили менее 100 человек. Это была "доблестная" атака — и хотя крайне слабое сопротивление немцев казалось командующему корпусом очень подозрительным, но воодушевление и порыв в частях, а также приказы Главной квартиры толкали корпус вперед. Мюлуз был захвачен к вечеру того же дня — без боя. Последовавшая на утро 11 августа попытка овладеть мостами через Рейн французам не удалась — встреченные убийственной немецкой шрапнелью, их цепи откатились назад, усеяв поле боя множеством трупов в синих шинелях и ярко-красных штанах, которые носила вся французская пехота с 1830 года.

В то время как на правом фланге французской линии загрохотала артиллерия, знакомя Европу с тем ужасом, который уже познали англичане, поплатившиеся за этот в высшей степени значимый урок десятками тысяч солдат, легших в каменистую землю Южной Африки, на левом фланге война шла ещё в лучших традициях времен Фридриха Великого и Наполеона — французские кирасиры в ожесточенных стычках с немецкими уланами проявляли высшие образцы кавалерийской доблести. Сабельная рубка, удар "белым оружием", встречные бои кавалерийских масс... И многим "экспертам" на основании этого уже грезились возрождение конницы, какой она была во времена Зейдлица, Цитена, войн Республики и Империи — однако реальность быстро обрушила эти воздушные замки.

Включение в состав 1-й немецкой армии сразу трех кавкорпусов себя оправдало — французская кавалерия на левом фланге так и не смогла вскрыть НИКАКИХ подробностей развертывания немцев. А донесения, приходящие из 1-го корпуса и говорившие об отсутствии больших скоплений германо-бельгийских войск, готовых ринуться на левый фланг французов, ещё больше убедили Главный штаб в правильности своих расчетов.

4.

К 10 августа Германия развернула в Восточной Пруссии 8-ю армию в составе I-го, XVII-го и XX-го армейских и I-го резервного корпусов, 3-й и 35-й резервных, 1-й кавалерийской и 1-й ландверной дивизий, нескольких бригад и отдельных батальонов ландвера, а также гарнизона крепости Кенигсберг — всего 190 тысяч человек при 1044 орудиях. На южном фланге 8-й армии, в качестве связующего звена между германскими и австро-венгерскими войсками был развернут Силезский ландверный корпус (30 тысяч человек при 72 орудиях) — учитывая средства, потраченные русскими на строительство Вислинских линий и Германской Засеки, предполагалось, что наступать в этом районе они не будут. Всего против русского Северо-Западного Фронта — 17 пехотных и 1 кавалерийская дивизии, 220 тысяч человек и 1116 орудий.

Австро-Венгрия развернула против России три армии и две боевые группы:

в районе Кракова сосредоточена Северная группа (2,5 пехотных и кавалерийская дивизии, 50 тысяч человек при 106 орудиях), в районе Сенява — Ниско развернута 1-я армия (I-й, V-й и X-й АК, всего 9,5 пехотных и две кавалерийских дивизии, 228 тысяч человек с 468 орудиями), у Перемышля собрана 4-я армия (II-й, IX-й, III-й и XVII-й армейские и I-й резервный корпуса, всего 12 пехотных и три кавалерийских дивизии, 250 тысяч человек при 462 орудиях). Всего против северного крыла ЮгЗапФронта русских австрийцы имели 24 пехотных и 6 кавалерийских дивизий, 528 тысяч человек при 1036 орудиях.

В районе Львова с задачей оборонять его до последней капли крови была построена 3-я армия — XI-й, III-й, XII-й корпуса, всего 8 пехотных и три кавалерийских дивизии, 160 тысяч человек при 482 орудиях. Завершала линию фронта прикрывающая правый фланг развертывания со стороны Тарнополя Южная группа — 3,5 пехотных и две кавалерийских дивизии, 70 тысяч человек при 448 орудиях. Всего против южного крыла ЮЗФ — 11,5 пехотных и пять кавалерийских дивизий, 230 тысяч человек, 930 орудий. Против всего ЮЗФ — 35,5 пехотных и 11 кавалерийских дивизий, семьсот пятьдесят восемь тысяч солдат при двух тысячах орудий.

Итого на Востоке Центральные Державы первоначально смогли сосредоточить 52,5 пехотных, 12 кавалерийских дивизий, 978 тысяч человек при трех с лишним тысячах орудий.

5.

Предвоенные планы говорили о завершении мобилизации постоянной армии в день М+4 и завершении развертывания — и, соответственно, переходе во всеобщее наступление — в день М+15. Это касалось как немецкой, так и французской армий. Русские обещали своим союзникам начать наступательные операции в Восточной Пруссии на двадцатый день мобилизации (М+20) — то есть ещё до её завершения, которое планировалось на М+40. А перевозки — так и вовсе к М+60.

Именно в связи с этим обещанием, кстати сказать, и возник термин "части постоянной боеготовности" — планировалось, что в них будут превращены гвардейские, гренадерские, стрелковые и кавалерийские корпуса, а также часть армейских ("линейных") корпусов, расквартированных в Варшавском и Виленском военных округах. Французы уже даже выделили на это долгожданные кредиты! В мае 1900 года программа была начата, но выполнена только на 9,84% — в основном средства ушли на строительство, в частности, были заложены фундаменты казарм, необходимых для размещения солдат и офицеров "военного" штата.

На 28 июля 1900 года в состав Российской Имперской Армии входили: 1-й — 25-й армейские, I — III Кавказские армейские, 1-й и 2-й Гвардейские и 1-й — 3-й Гренадерские корпуса, двенадцать отдельных пехотных дивизий; I и II Туркестанские, I — IV Сибирские, Финский Лыжно-Егерский и Кавказский Горно-Егерский Стрелковые корпуса.

По мобилизации были развернуты 34 армейские резервные бригады, три Гренадерских и две Гвардейских резервных бригады, шесть территориальных (два Туркестанских и четыре Сибирских) и два "специальных" резервных стрелковых корпуса. Всего в европейской России и на Кавказе создано 14 резервных корпусов, 34-я армейская и 1-я и 2-я Гвардейские резервные бригады использованы россыпью. Также армейскому командованию подчинены бригады Отдельных Корпусов — пять пограничных и две ВВ.

Поскольку Санкт-Петербург начал мобилизацию 29 июля, а Париж и Берлин — 3 августа, то день М+20 для русских настал в тот же день, что и М+15 для французов и немцев — 18 августа 1900 года. В этот день 1-я и 2-я армии русских, входившие в состав ориентированного против немецкой Восточной Пруссии Северо-Западного фронта, пересекли немецкую границу.

6. <==== УРы

Российская империя на Западе имела огромный укрепленный район, состоящий из водных преград, прикрывающих мосты через них крепостей и находящихся в процессе возведения укрепленных линий, идущих вдоль рек. Западный фас этого гигантского укрепрайона составляла Висла и стоящие на ней крепости Новогеоргиевск, Варшава и Ивангород, южный — Ивангород, река Вепрж и Коцк-Влодавский озерно-болотистый район, северный — река Нарев, крепости Новогеоргиевск, Зегрж, Пултуск, Рожаны, Остроленка, Ломжа и Осовец. Внутренний рубеж обороны находился у Брест-Литовска.

При этом Новогеоргиевск, стоящий у слияния Нарева и Вислы, и Ивангород, возведенный у впадения в Вислу реки Вепрж, являлись предмостными укреплениями (тет-де-пон) на обеих этих реках, Варшава же не только была тет-де-поном на Висле, но ещё и важнейшим политическим и стратегическим центром всего края, крупнейшим транспортным узлом и промышленным центром.

Исходя из этого каждая из этих трех крепостей получила двойной обвод: внутренняя линия удалена от составлявших ядро крепости центральных сооружений (арсеналов, казарм, складов боеприпасов и пр.) на семь — восемь километров, внешняя отстоит от второй ещё километров на десять. Каждая из линий включает полосу пехотных фортов и редутов, соединенных между собой гласисами, водяными рвами и проволочными заграждениями (только на особо опасных направлениях внешнего обвода), и удаленную от них на три — пять километров полосу артиллерийских фортов и батарей. Остальные оборонительные сооружения — траншеи, дзоты, минометные и артиллерийские позиции, а также проволочные заграждения и минные поля на второстепенных участках обороны — строились уже после начала мобилизации, силами гарнизона, приданных частей и мобилизованного гражданского населения.

При этом отдельные форты соединялись прикрытыми земляными масками асфальтированными шоссе, а сообщение между участками обороны (секторами, группами фортов) и ядром крепости поддерживалось железнодорожными подъездными путями, по которым могли передвигаться бронепоезда, мотоброневагоны и восьмидюймовые железнодорожные батареи, а также перебрасываться подкрепления и подвозится боеприпасы. И, конечно же, телефонной связью — между батареями и артиллерийскими фортами и наблюдательным и корректировочными постами, размещенными на всех пехотных фортах и редутах в радиусе действия артиллерии этих фортов и батарей, были налажены прямые телефонные линии. Ещё одна телефонная сеть связывала штабы различного уровня — от роты до главного штаба обороны крепости.

7.

Поскольку основным противником в будущей войне считалась Германия, а военные возможности Австро-Венгрии расценивались довольно низко, то и основные усилия в крепостном строительстве предпринимались на северном и в северной части западного участков обороны — от Варшавы до Брест-Литовска. Здесь по берегам Вислы, Нарева и впадающей в Нарев за Ломжей реки Бобр тянулась практически непрерывная линия фортов и батарей — тяжелая артиллерийская батарея Яблонна, форт Дембе, малая крепость Зегрж, форты в Пултуске, Рожанах и Остроленке, малая крепость Ломжа, Черновоборские позиции, форт Визна, малая крепость Осовец... И множество безымянных укреплений — земляных редутов с деревянными блиндажами, отдельных долговременных огневых точек с накатом в 3 — 4 слоя залитых бетоном рельсов, водяных и сухих рвов, валов и лесных засек, опутанных колючей проволокой.

От железнодорожной магистрали Новогеоргиевск — Варшава — Ивангород и идущих вдоль Нарева и Бобра одноколеек в сторону противника периодически отходили закругленные "усы", передвигаясь по которым, тяжелые железнодорожные артустановки береговой обороны, обстреливающие вражеские позиции на другом берегу, могли менять угол горизонтальной наводки. А поблизости от значительных позиций, прикрытых не отдельными фортами, а "малыми крепостями" — комплекс из одного или двух пехотных фортов, четырех — шести редутов, артиллерийского форта и нескольких батарей, со всех сторон окруженный проволочными заграждениями и минными полями — устроены артиллерийские позиции с круговым обстрелом. Каждая такая позиция включает три круглых "стола", бетонных основания, составляющих вместе с транспортером установки лафет на центральной опоре, пороховой погреб и телефонную станцию, соединенную с постами корректировщиков на передовых фортах — и, конечно, обходится в несколько раз дороже обычного закругленного одноколейного пути.

Кроме трех таких комплексов Варшава имела ещё два артиллерийских форта типа "Тотлебен" — стандартные АФ береговой обороны, вооруженные четырьмя сорокакалиберными двенадцатидюймовками в двух броневых башнях. Благодаря увеличенным до сорока пяти градусов углам возвышения эти орудия могли плеваться полутонными мелинитовыми "чемоданами" на дальность до двадцати пяти километров — два форта накрывали своими радиусами действия практически все возможные позиции вражеской осадной артиллерии. В Новогеоргиевске был возведен один такой форт и начато строительство второго. Ивангород — по причине уже упоминавшейся слабости австрийской армии — должен был получить только один "Тотлебен", да и то не ранее 1903 финансового года.

К Восточной Пруссии от русской Польши тянулись три железных дороги. Две магистрали, одна из которых шла от Новогеоргиевска через приграничную Млаву на Дейч-Эйлау — Мариенбург — Данциг, вторая — от Белостока через Осовец, приграничные Граево и Лык, где и расходилась на три ветки: одна продолжала линию через лежащий между Мазурскими озерами Летцен и далее через Растенбург, вторая через Гольдап на Инстербург, а третья через Зенсбург на линию, соединяющую Инстербург с Алленшетйном и далее на Остероде и Дейч-Эйлау. Третья линия, одноколейная, шла от Остроленки, но до границы не доходила, заканчиваясь у городка Мышинец. Вдоль этих трех дорог были эшелонированы оборонительные позиции полевого и полудолговременного характера (полудолговременные пехотные форты отличались от стандартных отсутствием штатного вооружения и 1,2-метровыми сводами, рассчитанными на сопротивление снарядам не свыше 6-дм калибра — долговременными обычно считались укрепления, 2,5-метровые своды которых могли оказывать сопротивление 11-дм мелинитовым фугасам) — опираясь на них, как на скелет, русское командование планировало нарастить "мышцы и сухожилия" полевой обороны ещё в стратегическом предполье. Аналогичным образом были оборудованы и железные дороги на Западном и Южном фасах Польского балкона.

8.

По мысли русских генштабистов реки Висла, Нарев и Вепрж должны были играть роль не только пассивных, но и активных препятствий — с этой целью Главным Инженерным Управлением Сухопутных Войск и Балтийским Флотом была создана Висло-Наревская Речная Военная Флотилия, включавшая двенадцать речных мониторов типа "Секира", девять речных канонерских лодок типа "Вогул", шесть РКЛ-МЗ типа "Лезгинка", двенадцать вооруженных ледокольных буксиров, двенадцать плавбатарей (три ПБА с двумя 152/45-мм орудиями, три с одной 152/45-мм пушкой и тремя 120-мм минометами, три с 203/15-мм гаубицами и три с 280-мм мортирами) и большое количество вспомогательных судов — старинных флотских миноносок, использующихся в качестве посыльных судов и артиллерийских катеров (АКА), вооруженных пароходов, превращенных в канонерские лодки самоходных барж и грунтовозных шаланд, переоборудованных в тральщики колесных буксиров и прочего. Таким образом, армия противника, прорвав первую линию обороны (объединенную со стратегическим предпольем в "Западную Засечную Черту") вынуждена будет форсировать значительную водную преграду не только под огнем с берега — где, используя выигранное на обороне черты время, русские возведут ещё одну оборонительную линию — но и под ударами речных боевых кораблей.

Каждому из трех отрядов Висло-Наревской РВФ был придан полк морской пехоты — он должен был использоваться в качестве авангарда при высадке тактических десантов.

Гарнизоны Новогеоргиевска, Варшавы и Ивангорода состояли из крепостных стрелковых бригад (по мобилизации кадровые роты полков развертывались в третьи батальоны, а бригады превращались в дивизии), инженерно-саперных полков и полков МП Висло-Наревской РВФ. Все артиллерийские подразделения самой крепости и прилегающих к ней участков оборонительной линии были объединены в артиллерийский корпус, включающий три — четыре бригады и несколько отдельных полков и дивизионов. Суммарно каждая крепость имела две — три тысячи орудий (включая арсеналы, в которых было собрано множество устаревших осадных, крепостных, береговых и морских пушек) и 30 — 35 тысяч человек постоянного гарнизона. По мобилизации в его состав дополнительно вводились резервные или полевые части общей силой не менее стандартного армейского корпуса — по "расписанию" Новогеоргиевск получал Гренадерский резервный корпус, Варшава — обе гвардейских и 34-ю резервные бригады, а Ивангород — 7-й резервный корпус.

Ещё в состав каждого гарнизона входил железнодорожный полк, номинально числившийся в Западной ж/д бригаде — в каждом полку имелись два железнодорожных батальона, артдивизион и воздухоплавательная рота: восемь 203/45-мм железнодорожных артустановок, сведенных в четыре батареи, четыре штурмовых бронепоезда, восемь мотоброневагонов и четыре привязных аэростата. Железнодорожные части могли действовать как на обводе крепости, поддерживая действия гарнизона огнем и броней, так и за её пределами в составе летучих отрядов, приданных, в случае необходимости, либо частям, занимающим позиции Западной Засечной Черты, либо же действующим на флангах этой черты полевым армиям.

9.

"Линия Вислы", строившаяся на французские деньги и силами французских инженеров (хотя и по русским проектам), в самой Франции считалась лишь немногим уступающей укреплениям Верден — Тульской и Эпиналь — Бельфорской линий. А не связанные требованиями национальной гордости германские инженер-генералы считали её даже превосходящей — как по силе отдельных сооружений и других компонентов линии, так и по характеристикам всего комплекса. Что же касается отдельных укрепрайонов, прикрывающих опорные точки позиции — крепостей Варшава, Новогеоргиевск и Ивангород — то их считали равными таким стратегическим немецким крепостям, как Кенигсберг, Мец и Страсбург. Хотя, конечно, применение в сухопутных крепостях морских двенадцатидюймовых орудий... Странная затея. Сомнительная по результату, но ОЧЕНЬ дорогостоящая.

Прикрывая центральную часть русского фронта от прямого удара с запада, Засечная Черта и Вислинская Линия высвобождали значительную часть сил для операций на флангах — что в условиях значительно запаздывающей мобилизации Российской Империи было для неё немаловажно.

Одновременно эти оборонительные позиции делали в высшей степени невероятным прямой удар русских армий на Берлин — после создания кавалерийских корпусов и отработки на учениях сведения этих корпусов в армейскую конную группу немецкий Большой Генеральный Штаб очень опасался такого решения. Политические последствия, вызванные ордой диких казаков, опустошающим рейдом пронесшейся по территории Померании, Позена или Силезии, были бы просто непредсказуемы — однако их вредоносность сомнению не подлежала. Кайзер Вильгельм II страдал некоей нервной робостью, в обычных условиях почти незаметной — но в этих обстоятельствах она могла сыграть решающую роль, поставив под сомнения все планы на Западе. С кайзера вполне сталось бы послать на Восток 2 — 3, а то и пять корпусов, совершенно лишних там — и АБСОЛЮТНО НЕОБХОДИМЫХ на Западе. Но вот втолковать это впавшему в ажитацию кайзеру было бы очень сложно.

Таким образом, русские могли предпочесть три варианта действий: во-первых, сосредоточить все силы против Австро-Венгрии, оставив против Восточной Пруссии слабый заслон, опирающийся на действительно очень сильные крепости Наревской линии; во-вторых, сосредоточить все силы против немцев, оставив против австрияков сильный заслон; в-третьих, попытаться действовать на обоих флангах одновременно.

Первое решение было бы наиболее адекватным с точки зрения соотношения "стоимость — результат": австрийская армия была "слабой точкой" Тройственного Союза и выросшей из него Пан-Европейской Коалиции. Русские могли выбить Двуединую Монархию из войны быстро и без особых потерь.

Второе решение было бы наиболее адекватным с точки зрения верности союзным обязательствам — судьба Восточной Пруссии, сердца Прусского королевского дома, ставшего домом правителей Германской Империи, не могла быть СОВЕРШЕННО безразлична Вильгельму II и его семейству. Вне зависимости от того, насколько правильны были расчеты графа Альфреда фон Шлиффена и аналитиков Большого Генерального Штаба, удар по Восточной Пруссии НЕИЗБЕЖНО должен был оказать влияние на положение дел на Западе!

Третье решение — совершенно явно компромиссное — было бы этакой попыткой усидеть на двух стульях сразу. Если бы не одно "НО" — русские имели семьдесят восемь полевых дивизий и тринадцать резервных корпусов, практически полностью отмобилизованных и готовых к бою. В данных обстоятельствах у них БЫЛА возможность усидеть на двух стульях — поскольку, продолжая аналогию, их седалище имело достаточную для этого дела ширину. К сожалению, только минимально достаточную. Совершенно очевидно, что РЕШАЮЩЕГО успеха при этом не удастся добиться ни на одном из направлений, а вот риск проиграть сразу оба фланга возрастает в несколько раз.

10.

В состав русского Северо-Западного фронта согласно предвоенным планам должны были быть включены девять армейских, один элитный и два кавалерийских корпуса, разделенных на две армии, одна из которых, собранная на базе Виленского военного округа, действовала от Немана из района Ковно, обходя Мазурский озерно-болотистый район и Летценскую линию укреплений с востока. Вторая, действующая с Нарево-Бугской крепостной линии, должна была обойти Мазуры и Летцен с запада. При этом по географическим условиям организация взаимодействия между Неманской и Наревской армиями крайне затруднена, если не невозможна — а построенный исходя из этого Летценский УР должен был усиливать эту особенность географии театра вплоть до полной непроходимости и прикрывать развертывание 8-й германской армии против внутреннего фланга любой из русских армий.

До 18 августа примерно немецкое командование в Восточной Пруссии — не говоря уже о Главном Командовании — даже не подозревало о том, что русские, проявив азиатское коварство, подсунули немецкой разведке план развертывания, фальшивый не в общих чертах (которые, как ни крути, а все же естественны, поскольку исходят из рельефа местности и наличия путей сообщения) а в деталях — которые, как известно, и отличают картину гения от безыскусной поделки ученика.

СЗФ получил пять пехотных и пять кавалерийских корпусов, сведенных в три армии и две группы. 1-я армия, развернутая по реке Неман в районе Ковно, включала 1-й Гвардейский и 3-й Гренадерский корпуса. Из района Осовца в направлении на Граево — Лык действовала 1-я Особая группа в составе Финского лыжно-егерского стрелкового корпуса, усиленного бригадой ОКПС, 103-м отдельным минометным полком (120-мм минометы) и 314-м отдельным артиллерийским полком (шесть батарей 122-мм гаубиц и две батареи 152-мм мортир). По линии Млава — Мышинец были развернуты 2-й Гвардейский и 1-й Гренадерский корпуса, вошедшие в состав 2-й армии СевЗапФронта. Западнее Млавы были сконцентрированы Гвардейский, 1-й, 3-й и 4-й кавалерийские корпуса 1-й Конной армии. В районе Новогеоргиевска были собраны 2-й кавкорпус, Новогеоргиевская бригада крепостной пехоты, развернувшаяся в одноименную дивизию, Новогеоргиевский полк МП и 1-я и 2-я Гвардейские резервные бригады, составившие 2-ю Особую группу.

В результате этого СевЗапФронт, значительно уступая 8-й армии в количестве штыков, превосходил её по количеству артиллерийских орудий в четыре с лишним раза (если считать вместе с минометами), а по количеству пулеметов превосходство было даже не кратным, а совершенно, полностью и окончательно абсолютным!

Для других фронтов Империи были высвобождены целых девять армейских корпусов — 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 6-й, 13-й, 15-й, 20-й и 23-й АК. Учитывая количество врагов и их совокупную мощь, лишним это не было.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1.

Французское командование предполагало два варианта действий противника. В том случае, если немцы сосредоточат основные силы к югу от Мааса, то развернутые севернее 4-я и 5-я армии ударят им во фланг и тыл. Если же, как опасается — и не совсем уж несправедливо! — Второе бюро, немцы сосредоточили к северу от Мааса значительные силы, дивизий не 10 — 12, а 17 — 18, а то и два десятка... То усиленная за счет резервных дивизий и переброшенных из Лотарингии корпусов 3-я армия разрежет их фронт напополам! Переброска к Маасу 9-го корпуса была единственным изменением в развертывании французских войск перед началом Приграничного сражения, начавшегося 20 августа вторжением 1-й и 2-й французских армий в Лотарингию.

Явственно выявившаяся в ходе боев 9 — 16 августа слабость немцев на этом фронте — войсковая разведка французов выявила присутствие здесь всего лишь трех корпусов, сведенных в целых две армии явно только ради маскировки — поставила перед французским Верховным командованием заманчивую перспективу обрушения немецкого левого фланга и легкого выхода к Рейну. И те шесть резервных дивизий, что были замечены и идентифицированы с 17 по 19 августа, немцев не спасут!

Все войска вышли на предназначенные им позиции, все было готово к "великой битве, которая решит судьбу Франции". Воодушевление войск было таково, что многие надели нарукавные повязки с эмблемой, уже конгениальной с идеей "Франции с мечом" — геральдический щиток с французским триколором, в котором белым был не столб, а лотарингский крест. Союз англичан и немцев, двух исторических врагов французской нации, выступил детонатором вспышки реваншистской истерии, во Франции ещё не виданной. Список претензий французов к англичанам был на пять веков длиннее, и хотя память о Седане и Эльзас-Лотарингии была свежее и болезненнее, но помнились французам и Пуатье, и Кресси, и Азинкур, и сожжение Орлеанской Девы — в соучастии с бургундцами, кстати! — да и со времен Трафальгара и Ватерлоо также прошло меньше века. А Суэцкий канал? А Фашода?

К утру 20 августа 1-я и 2-я армии французов встретились в Лотарингии с подготовленной обороной германских войск у Саарбурга и Моранжа — и были жестоко наказаны за предвоенное легкомыслие. Колючая проволока, пулеметные гнезда и шквал шрапнели оказались в Европе даже более эффективны, нежели в Африке: хотя в процентном отношении пулеметов у немцев было несколько меньше, чем у "регулярес" ЮАС, зато количество и качество германской артиллерии было таково, что преувеличить его было невозможно. По крайней мере, по отношению к французам.

Германская артиллерия била с заранее подготовленных закрытых позиций — и французские 75-мм пушки, частенько выкатывавшиеся на прямую наводку, как правило, не имели никаких шансов. Однако против четырех полевых корпусов 6-й и 7-й германских армий (восемь дивизий) французы имели девять корпусов (восемнадцать дивизий) при равном количестве резервных войск (по десять дивизий) и многократном преимуществе по кавалерии — за счет этого французское командование всегда было осведомленнее немецких штабов. Превосходство в силах и информации не могло не сказаться — неся тяжелейшие потери, фактически просто забросав вражескую оборону трупами своих солдат, французы все же теснили немецкие дивизии на северо-восток, все больше растягивая опирающуюся на Мец и Страсбург оборону левого крыла немецкой армии. К вечеру 22 августа 20-й АК французов прорвал центр обороны 6-й немецкой армии у городка Моранж.

2.

Силы северного крыла французской армии исчислялись в тридцать две дивизии — к сожалению, полевых было только девятнадцать: 18-й, 1-й, 2-й, 3-й, 10-й, 11-й, 12-й и 17-й корпуса по две дивизии и Колониальный корпус в три дивизии. Остальные — резервные и даже территориальные. Кроме того, в состав 5-й армии входили ещё три морских бригады с сильной артиллерией (включая установленные на импровизированные лафеты тяжелые морские орудия) и кавкорпус. Силы немцев в этом районе оценивались французским командованием в 17 — 18 дивизий, с прибавлением к ним шести бельгийско-бургундских дивизий получалось 23 — 24 дивизии. С учетом того, что бельгийские дивизии имели больший штат, но значительно худшее качество, а также с учетом наличия крепостей Лилль и Мобеж, французская армия, как считалось, имела заметное преимущество, позволяющее не только обороняться, но и атаковать.

Сражение на левом фланге началось ещё 15 — 17 августа — со стычек между кавалерийскими разъездами, вскоре переросших в столкновения больших масс кавалерии, прикрывающих развертывание своих войск. Эти бои, проведенные как в лучшем стиле Наполеона и Фридриха Великого, так и в совершенно новой манере, свойственной, похоже, грядущему веку, дали много материала для анализа. Наиболее впечатляюще выглядели достижения встроенных в структуру немецких кавдивизий стрелковых батальонов, посаженных на велосипеды. Эти части, сочетающие свойственную кавалерии подвижность и свойственную пехоте стойкость в обороне, полностью подтвердили гипотетически выведенную невозможность кавалерии атаковать обученную пехоту, вооруженную современным стрелковым оружием — пусть даже только винтовками. Атаки на батальоны, имевшие на вооружении пулеметы, показали, что при насыщении боевых порядков пехоты автоматическим оружием до русских стандартов кавалерия как род регулярных войск исчезнет в принципе. К вечеру 19 августа изрядно потрепанный французский кавкорпус оттеснен к Арманьтеру, преследуемый немецкой кавалерией.

На рассвете 20 августа завязались первые бои между соединениями французской и немецкой пехоты. Поскольку французские офицеры очень редко учили своих солдат обороне — из опасения того, что после окопных работ они будут иметь вид грязный и не воинственный, а также и из-за того, что это могло снизить столь ценимый французской военной доктриной "элан" (искра, порыв — "нечто лихое, стремительное и искрометное, как атака кавалерии генерала Маргерита под Седаном") — то, например, в 10-м корпусе понятие "оборона" было истолковано весьма странно. Корпус не окопался, не поставил проволочных заграждений и вообще никак не организовал оборону — зато немцев, перебравшихся на занятый ими берег Онеля, встретила настолько лихая штыковая атака, что она восхитила даже германских офицеров. Однако вся лихость и весь порыв 10-му корпусу не помогли — после короткого жаркого боя поддержанные артиллерией немецкие части отбросили французов назад, заняв к ночи уже две деревни на южном берегу.

Рано утром 21 августа немецкие орудия загрохотали по всей длине фронта 5-й армии — началось вошедшее в историю "Сражение на Шельде". 1-я и 2-я армии немцев атаковали французов с "неослабевающим упорством". Здесь уже досталась кровавая пожива и французским пушкам — на привычные плотные ряды пехотных цепей французские семидесятипятки производили эффект хорошо отбитой косы. Каждый выстрел вырывал из строя десятки людей. Однако орудия, которые могли производить по двадцать пять выстрелов в минуту, не имели достаточно снарядов, и потому их скорость стрельбы составляла 2-3 выстрела — то есть в десять раз меньше!

К вечеру командование 5-й армии вынуждено было доложить, что 10-й корпус "вынужден отойти", понеся "тяжелые потери", 3-й корпус "ведет тяжелый бой", имея "большие потери" в офицерах, 18-й корпус на левом фланге потрепан относительно меньше, однако находящийся на самом краю левого фланга кавкорпус "сильно измотан" и также отошел.

В течение ночи положение 5-й армии стало ещё хуже — немецкие кавкорпуса, выбив французскую кавалерию за Лис, нанесли удар по территориальным дивизиям, отшвырнув их на тылы 18-го корпуса. Ночная атака 2-й армии также была успешной, немцы получили плацдарм за рекой, который контратаковал 1-й корпус, чьей задачей было удержание линии Шельды в центре армии. Это был единственный корпус во всей 5-й армии, укрепивший свои позиции траншеями!

3.

Утром 22 августа шесть корпусов 3-й армии немцев прорвали оборону 4-й французской армии южнее Мобежа. Позиции на стыке правофлангового 11-го и 12-го корпусов атаковали сразу три германских корпуса — сметающий все живое удар четырех с лишним сотен артиллерийских орудий оказал на не имеющую шанцевого инструмента и потому расположившуюся в канавах и других подручных укрытиях французскую пехоту сокрушительное действие. К вечеру 3-я армия немцев уже широкой рекой втекала в тридцатикилометровую прореху между левым флангом 4-й армии и правым флангом 5-й армии — сложности в положении которой этим не ограничивались. Оборона всех корпусов 5-й армии трещала по швам, левый фланг разваливался под натиском сразу трех немецких кавкорпусов, уже вбивших территориальные дивизии в крепостной обвод Лилля как шар в лузу, потери были ужасны, а обстановка — "в высшей степени угрожающая". К этому моменту французская войсковая разведка уже идентифицировала большую часть немецких войск — пяти армейским и одному кавалерийскому корпусам 5-й армии угрожали совсем не "17 — 18 дивизий"! Здесь было минимум восемнадцать КОРПУСОВ!!!

Только вечером 23 августа информация об использовании немцами резервных корпусов в качестве частей первой линии — и причем в составе наступающего крыла! — дошла до главного штаба французской армии. А поверили ей и того позже — только где-то между шестью и восемью часами утра эти данные подтвердили из независимых источников.

К этому моменту 5-я и 4-я армии уже сутки, как были вынуждены начать отступление по всему фронту, поскольку иначе они рисковали оказаться в том же положении, что и запертая в Меце армия Базена тридцатью годами раньше. Только армии с тех пор стали гораздо больше, поэтому крепостей потребовалось бы не менее трех. То есть как раз столько, сколько и было под рукой. К вечеру 22 августа центр и правый фланг 5-й армии уже начинали свертываться к Мобежу, с другой стороны за фортами его обвода стремились укрыться ошметки вдребезги расколоченного 11-го корпуса, 18-й и 3-й АК отходят к Лиллю, а Живе, весьма вероятно, должен был бы стать братской могилой для остальных трех корпусов 4-й армии. Опыт показал, что полевую армию, запертую в крепости, можно почти со стопроцентной вероятностью списать со всех счетов — случаи, когда загнанной в крепость армии удавалось прорваться с боем или ускользнуть, можно пересчитать по пальцам одной руки, в то время как обратными примерами военная история новейшего времени просто пестрит. Последний, не самый значительный, но зато самый свежий — Кимберли и дивизия Метуэна.

4.

Выявившаяся в боях в Лотарингии слабость немецкого левого фланга и огромная сила напирающих на 5-ю и 4-ю армии французов немецких армий правого крыла привела французское главное командование к выводу о том, что позиции Германии в Арденнах почти столь же слабы, как и на левом крыле — и могут быть легко прорваны даже имеющимися французскими войсками. Что было не совсем верно по целому ряду причин.

Прежде всего, Арденны по условиям местности плохо подходили для наступления больших войсковых масс: лесистые холмы, имеющие высоту до 350 метров к западу от реки Маас и почти вдвое более к востоку от неё в районе бельгийско-германской границы, множество прорезанных многочисленными ручьями оврагов. Заняв позиции, корпуса сильно растянутой 5-й немецкой армии постарались максимально их усилить — переплетенные колючей проволокой засеки, минные поля, взорванные или заранее заминированные мосты, пристрелянные тяжелой и полевой артиллерией немногочисленные дороги... А уж какие удобства предоставили арденнские леса для строительства укреплений — здесь тебе и облицовка для траншей и брустверов, и строительный материал для редутов, блиндажей и пулеметных гнезд, и, опять-таки, колья для проволочных заграждений... Словом, за пятнадцать дней, с шестого по двадцать первое августа, немцы превратили Арденны в один очень большой и крайне труднопроходимый укрепленный район.

Нижний угол Арденн вклинивался во Францию в верхней части Лотарингии, в железорудном районе Брийё — он был оккупирован прусской армией в 1870 году, но тогда рудные месторождения ещё не были обнаружены, и район не вошел в ту часть Лотарингии, что была аннексирована Германией. В 1900 году французы оставили этот район, рассчитывая захватить шахты обратно в ходе планируемого наступления.

Теперь задача возвращения Брийё было поставлена перед корпусами 3-й французской армии, наступающей от Мааса в направлении на Люксембург — Трир и далее вдоль Мозеля к Рейну — и пока 3-я армия теснила бы немцев справа от германского центра, соседняя 4-я армия должна была наступать слева, прикрывая фланг правого соседа от удара нависших в Северной Бельгии германских масс. Таким образом провал наступления 4-й армии автоматически срывал рывок 3-й армии в Арденнах — вне зависимости от достигнутых там результатов.

Утром 21 августа французские корпуса вошли в Арденны. Уже первые перестрелки, завязавшиеся с выдвинутыми вперед немецкими аванпостами, подкрепленными полковыми пулеметами, показали высокий боевой дух французских частей — и полную их неготовность к современной войне.

Полевой устав французской армии гласил, что шрапнельные снаряды 75-мм орудий "нейтрализуют" оборону, заставив противника "пригнуться и стрелять не глядя" — однако немцы, находившиеся в траншеях с уложенными на брустверы бревнами, обстрела не боялись. Не говоря уже о пулеметах, размещенных в блиндажах под тремя — четырьмя накатами и земляной обсыпкой сверху. Расчет на то, что за двадцатисекундный бросок в атаку пехота успеет покрыть пятьдесят метров, пока противник изготовиться к стрельбе, прицелиться и выстрелит, была опровергнута той самой проклятой колючей проволокой и пулеметами — чтобы открыть из них шквальный огонь, немцам требовалось всего восемь секунд. Французские батальоны в синих шинелях и алых штанах, идущие стройными цепями в штыковую атаку в лучших традициях пехотной тактики, были сметены шрапнелью и искрошены пулеметами так, что некоторые поляны и просеки были буквально завалены сотнями и тысячами трупов, лежавших в странных позах там, где неожиданная смерть застигла солдат.

За ночь немцы оттянули выдвинутые вперед батальоны к основной линии обороны, а французы перебросили резервы на те участки, где им грезился хоть какой-то успех, и подтянули всю артиллерию, которую только смогли найти — включая орудия укрепрайонов Верден — Туль. Завтрашний день должен был стать днем решающей битвы!

Двадцать второе августа принесло французскому командованию сначала легкую тревогу, потом тревога стала сильной. Вечером же пришли вести совершенно ужасные — потерпевшие полное тактическое поражение правофланговые корпуса 3-й армии, потеряв до 35 — 40 процентов личного состава, полностью небоеспособны и, несмотря на приказы верховного командования, беспорядочно откатываются к Маасу.

К утру 23 августа командованию 3-й армии удалось остановить стихийное отступление своих войск и консолидировать фронт. Несколько откровенно слабых и сильно запоздавших попыток развития успеха, предпринятых немцами, убедили французских генералов в том, что сил "проклятых бошей" на этом участке едва лишь достаточно для обороны. К сожалению, сила этой обороны была вполне достаточна для того, чтобы вторая попытка прорыва обернулась бы кровавой бойней ещё больших масштабов. Однако — если боши в центре слишком слабы для того, чтобы атаковать, то отсюда запросто можно высвободить силы для развития успеха в Лотарингии и консолидации фронта на левом крыле!

К вечеру 23 августа 3-я и 4-я немецкие армии сомкнули фланги на западном берегу Мааса, позади закончивших обложение Живе частей 6-й бельгийской дивизии — и командование 3-й армии, обнаружившее выход во фланг превосходящих немецких сил, угрожающих тылу левофланговых 4-го и 5-го корпусов, было вынуждено не только к отводу угрожаемых частей, но и к общему отступлению всех корпусов обратно на линию Мааса и за неё.

5.

В "Приграничном сражении", продолжавшегося с 20 до 24 августа, участвовали семьдесят французских дивизий или около 1.250.000 человек. Потери французов составили 140.000 человек, при этом только своевременное отступление 5-й и 4-й армий позволило им избежать окружения их обеих с последующим развалом фронта и немедленным поражением — однако ситуация на левом фланге оптимизма не внушала.

Правый фланг был полной противоположностью — здесь успех был полный. Немецкий фронт был прорван, и германское командование явно вынуждено было снять часть сил с центрального участка фронта для затыкания дыры. Для защиты левого фланга 2-й армии от атак со стороны Меца в её распоряжение была передана часть сил начавшей формироваться 21 августа в районе Верден — Нанси из резервных и территориальных дивизий "Армии Лотарингии", в прорыв введены 21-й и 14-й корпуса 1-й армии.

5-я и 4-я армии должны были отступить на рубеж реки Сомма, в соответствие с этим 3-я армия должна была, в целом отступив на линию Мааса, оттянуть свой левый фланг и центр на юго-запад, как бы поворачивая фронт вокруг оси, которой должен был стать её правофланговый корпус, примыкающий к фортам Вердена.

В целом баланс по Западному фронту — по оценке французского Главного Командования — был если и не положителен, то уж во всяком случае "баш на баш": немцы выиграли левый фланг, французы — правый, в центре образовался пат. С учетом же огромных успехов России на Востоке...

6.

8-я армия немцев, оставленная для обороны Восточной Пруссии, рассчитывала встретить Неманскую армию русских 19-го или 20-го числа в районе Гумбинена, километрах в сорока от русской границы — до того, как русские выйдут к Инстербургскому промежутку. Три корпуса и 1-я кавдивизия были высланы навстречу им, а четвертый корпус был направлен на юго-восток, чтобы встретить Наревскую армию. Шестнадцатого августа штаб 8-й армии выдвинулся вперед, в Бартштейн, поближе к Инстербургу.

По плану командования 8-й армии, следовало заманить 1-ю армию русских подальше на запад, максимально оттянув её от базы снабжения. Нужно было, чтобы они достигли Гумбинена как можно скорее — и тогда у немцев будет время, чтобы справиться с первой армией до выхода им в тыл второй.

Однако же русские не пожелали лезть в ловушку, расставленную им на немецких позициях, вытянувшихся по болотистым берегам реки Ангеррап. Или же у них были какие-то свои соображения. Так или иначе, 19 августа разъезды 1-й кавдивизии обнаружили, что дивизии Неманской армии остановились, не пройдя и двух десятков километров от своей границы.

Одновременно из XX-го АК пришло сообщение о приближении второй половины клещей — Наревской армии. Депутации местного населения, бегущего в страхе перед ярко расписанными во всех газетах зверствами ужасных казаков, непрерывным потоком текли через штаб, а сообщения из Берлина и Кобленца, где располагалась Главная Квартира и обитал Кайзер, говорили, что и там обеспокоены позорным оставлением прусской земли ненавистным славянам. Командиры I-го и XVII-го АК и I-го резервного корпусов получили приказ атаковать противника на следующее утро, 20-го августа.

Перед рассветом орудия трех германских корпусов открыли огонь по расположению русских войск, предупредив их о готовящейся немецкой атаке. После получасового обстрела, ровно в четыре утра, германская пехота двинулась вперед, плохо различимая в предрассветных сумерках, пока не вышла на расстояние ружейного выстрела от русских позиций.

Русские окопы, отрытые согласно вбитому каждодневными тренировками полевому уставу, молчали.

Густые плотные цепи синих шинелей катились на них.

Вот уже можно различить остроконечные шлемы.

Вот осталось триста метров.

Двести пятьдесят.

Двести.

И тут ударили русские пулеметы — и все поле мгновенно стало сине-стальным от сплошь покрывших его трупов, легших так же, как шли: ровными красивыми цепями. Это была настоящая бойня, кровавая мясорубка, и командиры немецких дивизий швыряли в неё батальоны, как куски мяса в котлетную машину. Главное — исполнить приказ! Немцы даже не старались рассредоточиться, просто шли плотными рядами плечом к плечу, пока шквальный пулеметный огонь валил их на землю. И только тогда они падали, образуя сплошную баррикаду из убитых и раненных — местами горы трупов превращались в настоящие стены из мертвых и умирающих, полностью закрывающие пулеметчикам сектор обстрела. И только за этой жуткой преградой немецкая пехота могла спастись — ведь на проклятом поле не было ни деревца, ни кустика, ни одной воронки, в которой солдаты могли бы укрыться от обрушившегося на них свинцового шквала. Но спастись не удалось и там. Брошенный на помощь остановившимся батальонам первой волны дивизионный резерв был накрыт и перемешан с землей и ошметками предыдущей атаки беглым огнем русских батарей, шрапнельный ураган которых ничуть не уступал по силе своего воздействия свинцовому вихрю пулеметного огня.

Завершила дело контратака русской пехоты — поднявшаяся из окопов серошинельная волна страшным штыковым ударом буквально вымела немецкую пехоту с поля боя.

7.

35-я дивизия (XVII-й корпус) в тот день погибла ВСЯ. От некоторых её батальонов осталось два — три десятка человек, и на всю дивизию не уцелело и двух дюжин офицеров. Потери остальных частей и соединений, участвовавших в злосчастной атаке, были только немногим меньше. 3-я резервная дивизия, выступившая с рубежа реки Ангеррап последней, прибыла, когда на поле боя все было уже кончено — и она осталась единственной боеспособной дивизией во всех трех корпусах!!!

Русские, похоже, ошеломленные собственной победой ничуть не меньше немцев, сильно опоздали с организацией преследования, и 3-я резервная, усиленная наспех сведенными в маршевые батальоны ошметками разгромленных дивизий, заняла заранее подготовленные позиции по реке Ангеррап, успешно отразила три не слишком энергичных атаки, произведенные спешенной кавалерией русских, и выиграла время, потребовавшееся командованию для организации отступления через Инстербург на Корпен — инструкции Генерального штаба настоятельно требовали от командования 8-й армии не дать русским запереть хотя бы часть армии в Кенигсберге, позволяя, в случае необходимости, даже оставить Восточную Пруссию, но ни в коем случае не оставлять без защиты линию Вислы.

В 6.27 утра 21 августа штаб армии получил известия из Летцена — финские егеря, используя тактику мелких групп, вооруженных автоматическим оружием и минометами, за ночь просочились между узлами обороны, связь между которыми поддерживалась только проволочными заграждениями и кавалерийскими патрулями, и в четыре часа пятнадцать минут утра атаковали укрепленную линию по всему фронту — но с тыла, к чему защищавшие летценский укрепрайон солдаты ландвера оказались совершенно не готовы. Точно так же, как и к ураганному огню гаубиц и мортир русского 314-го артполка.

Одновременно двинулись вперед и русские кавкорпуса, сбив стоявшую под Сольдау 70-ю ландверную бригаду и опрокинув попытавшиеся оказать ей помощь части из гарнизона Грауденца, располагавшиеся в районе Лаутенбурга. 1-я конная армия летела, словно на крыльях. И в весьма опасном для 8-й армии направлении. Зная отработанный русскими маневр — кавалерия совершает быстрый дальний переход и затем занимает жесткую оборону — а также и зная направление движения русских, можно было без труда вычислить, что объектом их интереса является железнодорожный узел Дейч-Эйлау, а в дальнейших планах — выход к линии Вислы в районе Мариенбурга. Имея на вооружении большое количество пулеметов и легкой артиллерии, русские кавалерийские корпуса легко отразят атаки изничтоженных под Гумбиненом немецких войск. Фактически после боя 20 августа в распоряжении командования 8-й армией остались только XX-й АК, 3-я резервная дивизия, две ландверных бригады и 1-я кавалерийская дивизия, остальные части были полностью небоеспособны.

К часу ночи 22 августа четные эскадроны русских кавполков начали окапываться на окраинах Дейч-Эйлау — а их лошади, переданные нечетным эскадронам своих же полков, позволили тем немедленно продолжить движение к линии Вислы, но уже "одвуконь". То есть намного быстрее.

В три часа тридцать минут утра 22 августа загрохотали орудия и в районе крепости Торн. Она была возведена в нескольких километрах от русской границы и являлась тет-де-поном на Висле, перекрывая железнодорожную магистраль Алленштейн — Дейч-Эйлау — Позен. Войска 2-й Особой группы, переброшенные к древнепольской Торуни боевыми кораблями Висло-Наревской РВФ и мобилизованными речными судами, просочившись сквозь хотя и оборудованные, но не защищаемые гарнизоном промежутки между фортами крепости, атаковали цитадель и артиллерийские батареи. С реки атаку поддерживали мониторы и плавбатареи, особенно эффективным был огонь трех ПБА, вооруженных 11-дм полевыми мортирами.

Преимущества, достигнутые за счет эффекта неожиданности, массового применения автоматического оружия и минометов и новаторской тактики, были усугублены тем, что командование 8-й армии перебросило части, входившие в гарнизон крепости Торн, в район Лаутенбурга, где он совместно с частями гарнизона Грауденца и 70-й бригадой ландвера готовился к нанесению удара по путям сообщения 1-й конной армии.

Теперь план русских стал ясен окончательно. Они замышляли, связав 8-ю армию боями в районе Мазурских озер, отрезать её от Вислы, окружить и уничтожить, одновременно установив свой контроль над всей рекой от границы и до самого устья. Однако этот план был сорван железнодорожным маневром 8-й армии, успешно ускользнувшей из поставленной ловушки. И хотя оставленные в Мариенбурге в качестве арьергарда 3-я резервная дивизия и 2-я и 6-я бригады ландвера были уничтожены мало не до последнего солдата — зато "семь кадровых дивизий" смогли ускользнуть. Также была спасена "почти вся" артиллерия.

Вечером 23 августа Санкт-Петербург объявил о том, что немецкие войска принуждены были оставить Восточную Пруссию, о взятии крепостей Торн и Грауденц и о начале осады крепости Кенигсберг. Потери противника, исчисленные в сообщениях Российского Телеграфного Агентства и распространенных через Агентство Печати "Новости" газетных статьях, казались независимым экспертам как минимум сильно преувеличенными. Шутка ли, русские заявили, что в боях 20 — 22 августа 8-я армия потеряла убитыми, раненными и пленными ДО СТА ТЫСЯЧ ЧЕЛОВЕК!!! И снятый фронтовыми операторами "Синематреста" пятнадцатиминутный фильм "Гумбинен", конечно же, мог быть фальшивкой. Но тем военным корреспондентам, что были допущены на поле боя под Гумбиненом, это не казалось ни преувеличением, ни, тем более, фальшивкой. Некоторым округлением — да, без сомнения. Но порядок цифры был абсолютно верным. Теперь уже ни у кого не оставалось никаких сомнений — будущее, безусловно, было за пулеметом и пушкой, а лихие штыковые атаки остались в далеком прошлом.

8.

25 августа штабы 1-й и 2-й армий были развернуты в штабы Прибалтийского и Центрального фронтов, штаб 1-й Особой группы превратился в штаб Особой группы "Кенигсберг", а штаб 2-й Особой группы был развернут в штаб формирующейся в районе Варшавы 9-й армии, в которую вошли только элитные войска, полностью вооруженные по "новому штату". Поэтому армию, включавшую 1-й и 2-й Гвардейские, 1-й и 3-й Гренадерские и Финский лыжно-егерский стрелковый корпуса, чаще называли Ударной.

Приказом Ставки от 25 августа было установлено следующее деление зон: фронт по Висле от устья до городка Фордон оборонялся 3-м АК, 3-м и 10-м резервными корпусами Прибалтийского фронта, затем до Калиша и магистрали Варшава — Познань была зона ответственности Северо-Западного Фронта, включающего 1-й АК и 8-й и Гренадерский резервные, к югу от магистрали и до Вислы в районе Сандомира (по линии Калиш — Кельцы) располагались 23-й АК и 1-й, 2-й и 5-й резервные корпуса Центрального фронта.

Осадой Кенигсберга занимались 7-й резервный корпус, 34-я резервная бригада и разрозненные части, взятые из гарнизонов Нарево-Бугской укрепленной линии, крепостей Брест-Литовск и Ковно, а также две бригады Внутренних Войск.

Завершается переброска в район Варшавы соединений 1-й Ударной и 1-й Конной армий, находящихся в исключительном распоряжении Ставки Верховного Главнокомандующего.

6-я армия — 18-й и 22-й АК, 4-й, 9-й резервный и переименованный во 2-й ФЛЕСК Финский стрелковый резервный корпус — развертывалась в Прибалтике и вокруг Санкт-Петербурга для защиты побережья от возможного англо-германского десанта.

7-я армия — 7-й и 8-й АК, 6-й резервный и 5-й кавалерийский корпуса, 65-я и 66-я пехотные дивизии — развернулась в Одесском военном округе в ожидании вступления в войну Румынии: верность Кароля I, Карла Эйтеля Фридриха Гогенцоллерн-Зигмарингена, родственным и союзническим обязательствам была общеизвестна.

Кавказская армия — бывший Кавказский, а ныне 1-й горно-егерский стрелковый корпус, I, II и III Кавказские АК, 57-я и 59-я пехотные дивизии, 11-й резервный и Кавказский стрелковый резервный, как раз переформировывающийся во 2-й ГЕСК.

Особая армия (4-я и 5-я Особые группы) — 60-я, 61-я, 63-я, 64-я и 67-я пехотные дивизии, 1-я бригада Морской Пехоты. Ожидается прибытие 54-й, 62-й и 68-й ПД из ОдВО — на момент появления приказа они как раз грузились на суда в порту Одессы.

9.

На Юго-Западном фронте русские расположили четыре армии в трех боевых группах. Западная группа включала 4-ю (4-й и 6-й АК, 2-й Гренадерский) и 5-ю (25-й, 19-й, 5-й и 17-й АК) армии, развернутые от реки Висла до Западного Буга на фронте Люблин — Ковель. Ровненская (центральная) группа, развернутая на фронте Луцк — Кременец, состояла из 3-й армии, включающей 21-й, 2-й, 11-й, 9-й, 13-й и 10-й АК. Замыкала фронт Проскуровская группа, развернутая в направлении между Львовом и рекой Днестр — 14-й, 12-й, 20-й, 16-й и 24-й АК.

Это построение в виде четырехсоткилометровой дуги имело своей задачей нанесение поражения австро-венгерским войскам, имея в виду воспрепятствовать отходу из Галиции значительных сил противника на юг за реку Днестр и на запад в направлении Кракова. Добиться этого было решено нанесением концентрического удара с охватом обоих флангов противника.

Однако, поскольку предположение русского Генерального Штаба об отнесении австрийцами своего развертывания более на восток, чем это было на самом деле (ошибка составляла почти сто километров), реальности не соответствовало, наступление правофланговой 4-й армии в направлении на Перемышль оказалось направленным прямо на фронт австрийского расположения. Австрийцы, таким образом, получили превосходную возможность охватить русский правый фланг ещё на этапе развертывания — и этой возможностью они не преминули воспользоваться.

Положение Австро-Венгрии осложнялось необходимостью ведения войны фактически на два фронта — собрав все силы против России, Вена рисковала получить удар в спину от Трансбалкании. Из-за этого австриякам не удалось обеспечить в 1-й армии, производящей удар по флангу 4-й армии русского ЮгЗапФронта, подавляющего преимущества в силах.

Директива командования ЮЗФ от 16 августа предписывала 8-й армии начать наступление 18-го числа на фронте Ходоров — Галич, на следующий день начинала движение 3-я армия, действующая на фронте Куликов — Миколаев в общем направлении на Львов. Правое крыло фронта должно было 21 августа выдвинуть свои авангарды на линию Вилколаз — Избица — Грубешов — Владимир-волынский, а 23 перейти в общее наступление: 4-я армия в общем направлении на Перемышль, имея задачу не допустить отхода противника на запад, а 5-й армии было предписано содействовать в выполнении этой задачи, действуя на фронт Мосциска — Львов. Для действий на левом берегу реки Висла и обеспечения правого фланга фронта был выделен переброшенный из Восточной Пруссии 15-й АК, поддержанный небольшим отрядом из состава Висло-Наревской РВФ и летучим отрядом гарнизона Ивангородской крепости — эти формирования составили 3-ю Особую группу.

Столь же решительные задачи поставило перед своими войсками и австрийское командование: 1-я армия получила приказ, заняв к 21 августа исходное положение на реке Сан от впадения её в Вислу до реки Танев севернее Тырновграда и сосредоточив большую часть сил на левом фланге, начать 23 августа наступление на Люблин, обеспеченные на западном берегу Вислы Северной группой, которая должна была подтягиваться к левому флангу 1-й армии по мере её продвижения. 4-я армия к 23 августа должна была завершить сосредоточение в районе Терешполь — Потылич и сразу же начать совместное с 1-й армией наступление на север в общем направлении на Холм — Грубешов. 3-я армия получила задачу удерживать район Львова и отразить возможное наступление русских с фронта Сокаль — Броды. Южная группа должна была задержать наступление противника на Тарнопольском направлении, прикрывая переправы через Днестр и сосредоточение перебрасываемых сюда с итальянской границы IV-го и VII-го корпусов.

10.

В результате точного и своевременного исполнения этих приказов 23 августа 4-я армия русского Юго-Западного Фронта встретилась с 1-й армией австрийцев в грандиозном встречном бою, известном как "сражение под Красником".

В первый день сражения, сосредоточив против правофлангового 4-го корпуса пять с половиной пехотных и одну кавалерийскую дивизии, австрийцы опрокинули его ударом I-го корпуса во фланг — в результате 4-й корпус был смят и отброшен к Краснику. Попытка командующего 4-й армии на второй день сражения удержать 4-й корпус у Красника и поддержать его наступлением 6-го и 2-го Гренадерского корпусов имела частичный успех, но была опровергнута австрийцами обходом правого фланга — в результате вечером 24 августа 4-я армия вынуждена была начать отход к Люблину. Отступление продолжалось 25 и 26 числа, и только двадцать седьмого 4-я армия смогла закрепиться для обороны.

С 27 августа по 9 сентября армия вела упорные оборонительные бои, используя преимущество наличия элитного корпуса и близость к железнодорожной линии. Подход к правому флангу 15-го корпуса, переброска из состава 6-й армии 18-го и 22-го армейских корпусов и передача 25-го АК из 5-й армии довели состав армии до 14 счетных дивизий, включая две элитные.

Противостоящие этим войскам австрийские силы включали вместе с Северной группой 11 пехотных дивизий и четыре бригады ландштурма, потерявшие в ходе ожесточенных четырнадцатидневных боев до 30 — 40% личного состава и растянувшие линии снабжения на 75 — 100 километров.

В ночь на 10 сентября пехотные части армейских корпусов 4-й армии, также понесшие в этих боях серьезные потери, были оттянуты назад и заменены в боевой линии элитными корпусами скрытно переброшенной 9-й армии. Утром того же дня вооруженные большим количеством автоматического оружия войска Ударной армии атаковали 1-ю австрийскую армию по всему фронту при поддержке своей и оставленной линейными корпусами артиллерии. Мощность артиллерийского обстрела и массированный пехотный огонь привели к полному разрушению фронта 1-й армии австрийцев, что, однако, было использовано командованием ЮЗФ не оптимальным образом — введенным в прорыв кавалерийским корпусам 1-й Конной была поставлена только частная задача завершения разгрома 1-й армии.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1.

Вечером 23 августа командующий ЮЗФ издал директиву, которая предписывала 4-й и 5-й армиям "ввиду выяснившегося развертывания австрийцев западнее, чем это считалось первоначально" начать захождение левым плечом и продолжать наступление: 4-я армия — для овладения участком реки Сан от места впадения её в Вислу до Лежайска, а 5-я армия, подаваясь вправо и заходя левым плечом, должна была выйти на рубеж Цеханув — Рава-Русская — Магирув. Для усиления 4-й армии были выделены направленные на Ивангород 18-й и 22-й АК. При этом нанесение главного удара в общем направлении на Львов по-прежнему возлагалось на 3-ю и 8-ю армии, причем 3-я армия должна была принять на себя ещё и обеспечение левого фланга 5-й армии. В ночь на 26 августа 5-я армия вышла на рубеж Машов — Замостье — Комаров — Варенж — Сокаль.

Австрийское командование, осуществляя свой план вторжения 1-й и 4-й армий в Польшу, направило 4-ю армию в составе II-го, IX-го, VI-го, XVII-го и XIV-го корпусов в общем направлении на Холм, являвшийся основной базой снабжения 5-й армии русских.

25 августа, развернувшись на фронте река Пор — Бодачев — Тарноватка — Верещица, 4-я армия имела группировку для нанесения главного удара по району Замостья, куда направлялись четыре дивизии II-го и IX-го корпусов, которых могли поддержать — виду отступления на север 2-го Гренадерского корпуса 4-й русской армии — ещё две дивизии (24-я и 45-я) X-го корпуса.

Точное и своевременное осуществление поставленной штабом ЮгЗапФронта задачи — выход во фланг 1-й австрийской армии, атакующей 4-ю русскую армию — приводило два правофланговых корпуса 5-й армии (25-й и 19-й — 46-я, 55-я, 17-я и 38-я пехотные дивизии) к встречному сражению в районе Замостья и Комарова с восемью пехотными и 1Ґ кавалерийскими дивизиями II-го, IX-го и VI-го австрийских корпусов. 5-й и 17-й корпуса русских могли подойти к району боев не ранее 2 — 3 дней.

В результате боев 26 — 27 августа 25-й корпус, охваченный с обоих флангов превосходящими силами шести австрийских дивизий, в беспорядке отходит на Красностав, причем разрыв между 25-м и 19-м корпусами составляет уже порядка тридцати километров. 19-й корпус, остановлен встречным ударом VI-го корпуса и после двухдневных тяжелых боев в районе Тарноватки вынужден отойти на север к Комарову, выжидая подхода к своему левому флангу 5-го и 17-го корпусов, движение которых задержано 6-й и 10-й кавдивизиями австрийцев. К вечеру 27 августа разрыв между 19-м и 5-м корпусами составляет до 15 км, а 17-й корпус к 5-му не подошел и находится под угрозой флангового удара со стороны XIV-го австрийского корпуса и 2-й кавдивизии.

В боях 28 августа австрийцы сосредотачивают свои силы на разгроме 19-го корпуса русских у Комарово, намечая охват его с обоих флангов. Оставив на Красноставском направлении для преследования 25-го корпуса 4-ю дивизию, поддержанную с запада X-м корпусом, австрийцы сворачивают от Замостья остальные две дивизии II-го корпуса (N13 и N25) для охвата его с севера, с западного направления расположение корпуса атаковано IX-м корпусом, а VI-й корпус напирал с юга, направив 15-ю дивизию западнее Лащова для выхода на тылы русских.

Несмотря на многократный перевес австрийцев в живой силе и тактически выигрышное положение, ожесточенные атаки не смогли сбить 19-й корпус с позиций, а 5-й корпус, выйдя у Лащова во фланг и тыл 15-й дивизии австрияков, разбил её на голову, обеспечив тем самым устойчивость левого фланга 19-го корпуса. 17-й корпус русских, двигавшийся в походных порядках, был атакован во фланг, разбит и отброшен к северу с большими потерями в артиллерии. Результатом дня стало обнажение центральных корпусов 5-й армии, созданное отходом 25-го и 17-го корпусов и угрожающее окружением и разгромом.

К вечеру 30 августа австрийцы подошли к этому практически вплотную — сковав 19-й и 5-й корпуса непрерывными фронтальными атаками, командование 4-й армии продвигает II-й и XIV-й корпуса, охватывая ими оба фланга южной группы 5-й армии русских. С занятием Дуба и Виткова казалось, что кольцо окружения может быть замкнуто уже на следующий день.

Однако утром 31 августа австрийская разведка выявила выдвижение правофланговых корпусов русской 3-й армии в направлении от Каменки Струмиловой на Мосты Вельке и Раву-Русскую. Поскольку захват контроля над Равой-Русской приводил к обрушению фронта всей 4-й армии, угроза была просто смертельной.

Стремительно перебрасывая войска на юг, австрийцы выпускают из рук инициативу. Командование 5-й армии не замедлило воспользоваться выпавшим шансом — в ночь на 1 сентября русские корпуса в течение трех дней, проходя в среднем 40 — 45 километров в сутки, отходят и заканчивают перегруппировку, сосредоточив на своем правом фланге на 55-километровом фронте от Красностава до Рациборовище 25-й, 19-й и 5-й корпуса. 17-й корпус оставлен в районе Владимир-волынского.

Австрийцы реагировали на отход русских очень вяло, в основном из-за нехватки сил. Оставленная для преследования группа в составе II-го и XIV-го корпусов и 9-й кавдивизии к вечеру 3 сентября вышла на рубеж Грабовец (9-я КД) — Грубешов (II-й АК) — Крылов (несколько батальонов), XIV-й же корпус продвинулся на полперехода и занял район Мирче. Расположение группы — три пехотных и кавалерийская дивизия на 60-км фронте от Грабовца до Делатыни — ставило её под явную и непосредственную угрозу удара с севера 5-го, 17-го и с юга 21-го русских корпусов, что в свою очередь ставило под сомнение прочность обеспечения тылов 4-й армии, ушедшей на юг на помощь 3-й армии.

При равном процентном соотношении потерь — и 4-я, и 5-я армии потеряли по 20% штатного состава — в круглых цифрах "Томашевское сражение" дороже обошлось австрийцам: 40 тысяч против 30. Однако же отступление 5-й армии и возникшая у австрийцев в связи с этим возможность перебросить на помощь 3-й армии 9-й, 6-й и 17-й корпуса и 2-ю и 6-ю кавдивизии явно свидетельствовали о тактическом поражении ЮгЗапФронта.

2.

Начав вторжение в русскую Польшу, австрийцы рассчитывали, что их заслон восточнее Львова в составе 3-й австрийской армии и Южной группы (всего 9Ґ пехотных и 5 кавалерийских дивизий) будет в состоянии сдержать наступление 3-й и 8-й русских армий из Волыни и Подолии. Учитывая, что в двух армиях южного крыла русского Юго-Западного Фронта имелось 22 пехотных и шесть кавалерийских дивизий, эти ожидания можно назвать в лучшем случае "неоправданно-оптимистическими"...

Встречное сражение на реке Золотая Липа 26 — 28 августа полностью подтвердило эту очень нехитрую математику. 3-я армия русских (21-й, 2-й, 11-й, 9-й, 13-й и 10-й АК, всего 12 пехотных и четыре кавалерийских дивизии) в двухдневном ожесточенном сражении попросту РАЗМАЗАЛА 3-ю армию австрийцев (XI-й, III-й и XII-й корпуса, всего 8 пехотных и 3 кавалерийских дивизии). Попытка вести встречный бой несосредоточенными войсками численностью вдвое менее войск противника обернулась для Двуединой Монархии огромными потерями и психологическим надломом армии. "Над войсками витал дух поражения"...

Австрийское главное командование попыталось задержать русское наступление на укрепленном рубеже Прусы — Куровице — река Гнилая Липа до Рогатина, усилив 3-ю армию 23-й и 44-й дивизиями и двумя бригадами ландштурма и 2-й армией, развертывавшейся на её правом фланге — корпуса этой армии закончили сосредоточение только к 30 августа. Всего австрийцы успели сосредоточить к 29 августа на фронте от Куликова до Мариамполя 14Ґ пехотных и 4 кавалерийских дивизии и шесть бригад ландштурма.

В общем сражении на Гнилой Липе 29 — 31 августа приняли участие все одиннадцать русских корпусов 3-й и 8-й армий. Потрясенные предыдущими боями III-й и XII-й австрийские корпуса, на участке которых русские сосредоточили пять корпусов, усиленных 174-м полком ТАОН, вооруженным сорока восьмью 152-мм пушками и шестнадцатью 203-мм гаубицами, были опрокинуты и отброшены. Только нераспорядительность русских генералов, не сумевших организовать преследование, спасла 3-ю армию австрийцев от превращения поражения в полный и сокрушительный разгром.

31 августа командование 3-й австрийской армии получает приказ удерживать Львов как политический и военный центр. С чем решительно не согласился штаб самой армии, указывавший, что относительную боеспособность сохранили только четыре дивизии (NN 30, 6, 28 и 44), имеющие общую силу не более корпуса — остальные части и соединения штаарм-3 считал полностью небоеспособными из-за понесенных потерь, русофильской пропаганды в славянских частях и разложения резервистских частей после двукратного поражения.

3.

Третьего сентября австрийские войска оставили Львов, в тот же день занятый авангардными частями 3-й армии русских. Австрийские 3-я и 2-я армии отведены за реку Верещица, откуда совместно с двинутой на юг 4-й армией предполагается атаковать оба фланга наступающего на Львов противника. Для обеспечения этого маневра 1-й армии отдан приказ на жесткую оборону и выделен из состава 4-й армии заслон в 3 пехотных и 1 кавалерийскую дивизию против 5-й армии русских — притом считалось, что 5-я армия окончательно разбита и началась, якобы, перевозка её частей по железной дороге из Владимира-Волынского на Брест.

5 сентября началась битва, решившая судьбу Галицийской операции. 4-я, 3-я и 2-я австрийские армии, расположившись по фронту Гржеда — Городок — Черлань — Комарно — Колодрубы, лоб в лоб столкнулись с 3-й и 8-й армиями русских. При этом австрийцы имели в составе 4-й армии три трехдивизионных корпуса (IX, VI и XVII) и две кавдивизии, 3-я армия номинально состояла из III и XI корпусов, 23-й пехотной дивизии и 88-й стрелковой бригады — всего 7,5 пехотных и три кавалерийских дивизии, а 2-я армия, которая опять опоздала с развертыванием (в связи с тем, что большая часть её сил отходила по южному берегу реки Днестр) добавила на весы ещё 11 пехотных и одну кавалерийскую дивизии. Итого австрийцы выставили 27,5 пехотных и шесть кавалерийских дивизий — но три корпуса 4-й армии имели общий некомплект до 26%, о состоянии остальных соединений можно сказать лишь, что части 4-й армии считались наиболее боеспособными из всех! Хотя, конечно, состояние штата измотанных точно такими же встречными боями армий русского Юго-Западного Фронта было не лучше — зато моральный климат был великолепен. Русские дивизии приобрели "привычку побеждать" и рвались в бой.

Городокское сражение началось столкновениями корпусов 3-й русской армии с кавалерийскими дивизиями австрийцев, прикрывавших развертывание своих войск. 6 сентября на всем 85-километровом фронте 3-й армии обозначилось встречное наступление крупных сил 4-й австрийской армии. Получив информацию о значительном превосходстве сил противника и общем наступательном характере действий австрийцев, командование ЮЗФ предписывает войскам 3-й и 8-й армий занять жесткую оборону.

К вечеру 9 сентября австрийские войска, вот уже три дня пытающиеся пробить лбом кирпичную стену, достигли в этом некоторых успехов — командование русского Юго-Западного фронта расценивает обстановку на фронте 3-й и 8-й армий как "тяжелую".

Однако утром 10 сентября 9-я армия русских — шесть элитных корпусов, усиленных сводной бригадой ТАОН и артиллерией шести линейных корпусов 4-й армии — наносит удар по позициям 1-й армии австрийцев. Уже к вечеру того же дня фронт её прорван на всю глубину, в прорыв введены кавкорпуса 1-й Конной — что превращает положение, в котором находится австрийская армия, в КАТАСТРОФУ.

4.

24 августа 4-я и 5-я армии французов начали отступление к Сомме, 3-й армии предписано развернуть фронт с восточного на северо-восточное, а потом и на северное направление, начата переброска к Амьену 7-го армейского корпуса из Верхнего Эльзаса и 64-й и 67-й резервных дивизий, первоначально назначенных в гарнизон Парижа. Однако в глазах французского главного командования все это выглядело только лишь досадной заминкой, не более того. Конечно, силы "проклятых бошей" в Северной Бельгии оказались больше, чем можно было предположить, и две армии левого крыла едва не попалась в котел — но ведь все же обошлось, и теперь... Теперь ошибки будут учтены (уже 24 августа в "Замечании для всех армий" французский Генеральный штаб предписал всем частям и соединениям при занятии местности в обязательном порядке немедленно готовить её к обороне, в первую очередь отрывая окопы и налаживая связь батальонов с батареями — вообще главной ошибкой было сочтено отсутствие координации между артиллерией и пехотой), фронт будет консолидирован, враг будет остановлен, а затем и разбит. Ведь русские уже расколотили в Восточной Пруссии одну армию немцев, и теперь бошам неизбежно придется снять войска для того, чтобы как-то заткнуть возникшую в их фронте дыру! А успехи 1-й и 2-й армий в Лотарингии и Эльзасе? Ещё немного, ещё одно усилие, две — три дивизии, один хороший удар — и левое крыло проклятых бошей разлетится вдребезги!

Германское командование расценивало ситуацию несколько по-другому. В Померанию и Силезию были переброшены три итальянских корпуса и две кавдивизии, первоначально назначавшихся для левого крыла (и запрошены ещё четыре корпуса — в обмен предложена 8%-я доля во французских контрибуциях и содействие в увеличении итальянской доли при разделе французского флота), две пехотных и одна кавалерийская дивизии бельгийцев (доля "Бургундии" во французских контрибуциях увеличилась с одного — 4% — до трех — 12% — миллиардов франков), английская дивизия и два канадских контингента. С Западного фронта Шлиффен разрешил снять только один 18-й резервный корпус, да и то из состава 4-й армии. Ещё один корпус, 9-й резервный, был изъят с датской границы и первоначально назначен на правое крыло, но 23 августа возвращен с полдороги и направлен в Силезию. Этих сил, вместе с переброшенными австрияками частями Балканского фронта ("Судьба Австрии решится на Сене, а не на Сане!", как заявил Францу-Иосифу Вильгельм II, потребовав от него самоубийственного продолжения Галицийской операции), должно было хватить примерно на три недели. Если, конечно, русские не выкинут ещё какой-нибудь проклятой неожиданности.

Зато ситуация на Западе не могла не радовать Берлин. Восторженно оцениваемые темпераментными галлами успехи в Эльзасе и Лотарингии в глазах сумрачного тевтонского гения стоили не дороже выеденного яйца.

Успех германского правого крыла приводил немцев в сердце Франции — а успех французского правого крыла приводил французов всего лишь на Рейн, форсирование которого с боями представляло бы очень серьезную проблему, именовавшуюся "расширенным военным лагерем Мец". Штурмовать эту огромную современную цитадель (во всяком случае, с той артиллерией, которую имели французы) было невозможно, осада отвлекала на 3 — 6 месяцев ресурсы целой полевой армии. Между тем, идти на Рейн, а тем более за Рейн, имея на фланге Мец, французы не могли В ПРИНЦИПЕ — используя Мец в качестве оси маневра, немцы могли сколько угодно долго громить французские дивизии южнее и севернее крепости по частям.

После того, как в Арденнах было остановлено наступление центральной армии французского воинства, идея превращения Меца в "Канны" одновременным ударом по сходящимся направлениям приказала долго жить — и теперь шансов у Франции не было и быть не могло.

5.

Основной задачей французских армий левого крыла — к которым теперь поневоле относилась и 3-я армия — было "сражаться, отступая". Тяжелейшие, почти самоубийственные арьергардные бои сменялись изнурительными многокилометровыми маршами, обозы двигались в полном беспорядке, постоянно преграждая путь войскам и полностью сорвав всю систему снабжения, всё увеличивающиеся толпы беженцев, запрудившие все дороги, усиливали трудности отступления и общую моральную подавленность.

Самая большая трудность заключалась в том, чтобы определить каждой части, от корпуса до полка, с их обозами, артиллерийским и кавалерийским сопровождением, свои пути следования и линии связи. Отступая, части должны были перестроиться, снова собраться под свое знамя, доложить о своих потерях, получить пополнения в солдатах и офицерах из тыловых резервов... Только в один 9-й корпус (3-й армии) из резерва было направлено более восьми тысяч человек — ЧЕТВЕРТЬ его штатного состава — чтобы рота за ротой восстановить потери. И при этом некомплект корпуса все равно достигал 10 — 12% штата! Особенно тяжелыми были потери в офицерах, считавших своей обязанностью возглавлять атаки и прекрасно различимых благодаря белым плюмажам на кепи и белым перчаткам, умереть в которых среди выпускников Сен-Сира считалось особым шиком.

Стремясь отдать как можно меньше территории, французское главное командование намеревалось остановить вражеское наступление максимально близко от места прорыва — позиция, указанная в приказе от 25 августа, проходила вдоль Соммы, приблизительно в восьмидесяти километрах от бельгийской границы. Голоса, говорящие о необходимости более удаленной позиции — чтобы было время укрепить фронт — в Главном Штабе услышаны не были. Зато их услышали политики.

Когда военный губернатор Парижа в шесть часов утра 24 августа прибыл к военному министру и сообщил ему, что оборона города не только не подготовлена, но даже ещё и не начата, что "фортификации существуют только на бумаге, а на местности ещё ничего не сделано", что из-за нежелания приступить к разрушению частной собственности, необходимой для расчистки секторов огня и рытья траншей, никакого определенного приказа о проведении этих работ ещё не отдано... Строительство огневых точек и наблюдательных постов, установка проволочных заграждений, рубка леса для завалов, подготовка укрытий для боеприпасов — ничто не закончено и наполовину, а заготовка продовольствия только ещё начата... 64-я и 67-я резервные дивизии, составлявшие номинальный гарнизон Парижа, отозваны и переброшены к Амьену для подкрепления формирующейся 6-й армии...

Завершило же этот поминальный список предсказание о том, что немцы будут у стен Парижа через двенадцать дней — пятого сентября.

Кабинет министров, потрясенный этой информацией и завороженный видениями приближающихся к Парижу синих шинелей и островерхих касок, охватил панический столбняк — министры, вслед за главным командованием, попросту отказались видеть реальность. Искренняя вера в то, что немцев остановят на Сомме и отбросят к Рейну в Лотарингии, задержав тем самым до тех пор, пока русский паровой каток не обрушит на Берлин свои миллионы штыков и сотни тысяч сабель, завладела министерствами.

Однако же военному губернатору Парижа было все же предписано организовать оборону города, для чего не только разрешено, но даже и предписано мобилизовывать любое необходимое количество населения и все возможные ресурсы.

26 августа в районе Амьена начала развертываться формирующаяся 6-я армия — 7-й корпус и резервные дивизии парижского гарнизона, днем позже должны были начать разгрузку 55-я и 56-я резервные дивизии, переброшенные из 3-й армии. Оборону укрепляли две морские бригады и несколько десятков тяжелых морских пушек, экстренно установленных на импровизированные железнодорожные установки "русского образца". Вся продукция пулеметных заводов "Гочкис", "Пюто" и "Сент-Этьенн" была передана двум новосозданным пулеметным батальонам, также переброшенным к Амьену — благодаря этому концентрация пулеметов на тысячу штыков в 6-й пускай и не дотягивала до русских и южноафриканских стандартов, для Европы была экстраординарной.

5-я армия была пополнена частями гарнизонов приморских крепостей Дюнкерк, Кале и Булонь, оставленных французами 25 августа — общей силой примерно в две дивизии. Эти подразделения, вместе с остатками территориальных дивизий и гарнизоном Лилля, объявленного вольным городом и эвакуированного к утру 24 августа, пошли на пополнение наиболее потрепанных кадровых дивизий 5-й армии.

Также произвели перегруппировку и немцы: 25 августа все войска от Меца до Страсбурга были объединены в "Армию Лотарингии" под командованием штаба 6-й армии, а штаб седьмой армии изъят и переброшен на правый фланг для создания по русскому образцу армейской кавалерийской группы в составе четырех кавалерийских корпусов, взятых из 1-й и 2-й армий, и 2-го армейского корпуса, поддерживающего действия кавалерии — для чего этому корпусу были переданы все лошади, которых немецкие интенданты смогли купить в Бельгии и реквизировать в Северной Франции, а также несколько десятков автомобилей того же происхождения. В тот же день двинулись вперед и левофланговые корпуса 4-й армии немцев, одним ударом отшвырнув французские войска за Маас.

6.

В бою 26 августа на линии Ле Като — Ландреси германские корпуса 1-й армии сбили дивизии 5-й армии французов, пытавшиеся организовать заслон и выиграть время для развертывания войск 6-й армии и организации фронта Амьен — Сен-Кантен. В тот же день германская 4-я армия форсировала Маас к югу от Седана, поставив под угрозу задержавшийся на рубеже Мааса правый фланг французской 3-й армии. Разрыв фронта между отступающими в расходящихся направлениях фланговыми корпусами 4-й и 5-й армий к вечеру достиг сорока километров.

В Лотарингии немцам упорными атаками гарнизонных частей крепости Мец и переброшенного из состава 5-й армии 16-го армейского корпуса во фланг вошедшего в прорыв у Моранж 20-го корпуса французов удалось сдержать наступление 2-й армии. 3-й Баварский корпус и части страсбургского гарнизона сдерживали продвижение 21-го и 14-го корпусов 1-й армии, а упорная жесткая оборона ландверных и эрзац-резервных дивизий, поддержанных тяжелыми орудиями крепостной артиллерии и спешно формируемыми в Германии пулеметными батальонами, пока не позволяла говорить о расширении прорыва — но сам прорыв немцам заткнуть не удалось. Введенные в него 2-я, 6-я, 7-я и 8-я кавалерийские дивизии французов угрожали Саарбрюккену и тылам левого крыла немецкой "Армии Лотарингии", из-за чего главное командование приказало эвакуировать весь левый берег Рейна от швейцарской границы до предполья Страсбурга и взорвать все переправы выше этого города. Высвободившиеся войска — 55-я и 2-я Баварская ландверные дивизии, несколько отдельных бригад и полков — были переброшены к Страсбургу.

Вечером двадцать шестого августа 5-я и 4-я армии получили приказ оторваться от противника и на следующий день нанести встречный удар по немецким корпусам правого крыла, действуя с фронта Амьен — Сен-Кантен — Гюиз. 6-я армия должна была нанести удар во фланг германской линии от Амьена. Ожесточенное "сражение на Сомме" 27 — 29 августа ознаменовалось упорной обороной французов — особенно эффективно действовали пулеметные батальоны, своим огнем ещё раз подтвердившие высокую прочность оборонительной линии, насыщенной автоматическим оружием. У измотанных и истощенных французских корпусов, столкнувшихся с жестокой нехваткой боеприпасов, не было ни физических, ни моральных сил для требуемого командованием наступления. Но зато они наконец-то научились строить жесткую оборону. Из неглубоких окопов, поспешно и неумело вырытых местными жителями, в том числе женщинами и детьми, французских солдат не смогли выкурить даже примененные немцами на фронте Гвардейского корпуса (2-я армия) пятнадцатисантиметровые гаубицы — однако вечером 28 августа командование армий отдало приказ на общее отступление по всей линии фронта. Это было вызвано угрозой обоим флангам 5-й армии: справа — беспрепятственным движением 19-го Саксонского и 12-го Саксонского резервного немецких корпусов в разрыв, обнаживший правый фланг 5-й армии французов, а также прорывом четырех кавкорпусов 7-й армии в разрыв между не успевшими наладить взаимодействие флангами 5-й и 6-й армий. 6-я армия в результате этого была вынуждена взорвать мосты через Сомму и спешно отойти к западу и юго-западу от Амьена во избежание угрозы окружения и последующего разгрома.

Следующим рубежом обороны французское командование наметило по реке Уаза до Ля-Фер и далее через Лаон к реке Эна, потом по реке Эр до Аргонн и Вердена. Пересеченная местность в треугольнике, образованном Уазой до Ля-Фер и Эной до линии Ля-Фер — Сен-Гобен — Лаон — Нефмартель, была сочтена отличным материалом для передовой позиции, которую требовалось удержать до того момента, когда основные силы либо установят жесткий фронт по Сене — Уазе (до Компьена включительно) — Эне — Сюипп до Аргонн и смычки с крепостями восточной границы, либо форсируют Рейн и нанесут удар в сердце Германии. Либо же — и это считалось наиболее вероятным — пока русские не прорвут фронт на Востоке и не начнут движение на Берлин.

В связи с этим вечером двадцать девятого августа 5-я и 4-я армии получили приказ отступить, взорвав за собой мосты через Уазу, 6-я армия должна была отойти к Парижу, 3-я армия растягивалась от Вердена до Реймса. Некоторая задержка немцев, не сумевших организовать преследование силами корпусов, измотанных непрерывными маршами и лобовыми атаками на французскую оборону, облегчила положение французских армий, сумевших в очередной раз избежать казалось бы неминуемого разгрома.

Тем временем угроза Парижу со стороны наступающего правого крыла германских армий стала очевидной — военный губернатор столицы получил приказ немедленно заложить взрывчатку под мосты через Сену к западу от Парижа, к двум территориальным дивизиям парижского гарнизона была добавлена перебрасывающаяся по железным дорогам из-под Амьена 6-я армия, переименованная по такому случаю в "Армию Парижа" — в её состав входили 7-й корпус и четыре резервных дивизии, две морских бригады и несколько тяжелых батарей, что считалось достаточным для обороны "расширенного укрепленного лагеря Париж" на те пару недель, что отделяли Антанту от победы в этой войне.

29 августа возник вопрос о местопребывании правительства — кабинет министров начал обсуждать открыто и в срочном порядке вопрос об оставлении Парижа "дабы правительство не оказалось отрезанным от своей страны". Военный министр генерал Галифе доказывал, что эскадрон улан может обойти Париж и перерезать железные дороги, ведущие на юг, поэтому правительство рискует оказаться запертым в столице как в 1870 году.

Вечером того же дня поступили утешительные известия из Лотарингии — там удалось отбросить фронт противника к Мецу и Страсбургу, в результате чего корпуса 1-й и 2-й армий вышли на оперативный простор, начав долгожданное наступление на Рейн — и Берлина: по донесениям разведки через железнодорожный узел на Восток проследовали эшелоны не менее чем трех армейских корпусов. Из Санкт-Петербурга докладывали о том, что русское наступление в Галиции успешно развивается, русская полевая артиллерия уже обстреливает Львов, а собирающаяся в районе Варшавы ударная группировка из элитных пехотных корпусов и 1-й Конной армии вскоре будет готова к нанесению удара прямо на Берлин. Все это как-то сгладило неблагоприятное впечатление от потери Северной Франции — возвращение казалось скорым и неминуемым.

7.

Вечером 28 августа германское верховное командование предписало 7-й и 1-й армиям продолжить движение с целью выйти к Сене с юго-западной стороны от Парижа, 2-я армия должна была идти прямо на Париж, 3-я, 4-я и 5-я армии — двигаться к Марне в направлении на Шато-Тьерри, Эперне и Витри-ле-Франсуа соответственно. Этот приказ был исполнен точно и адекватно — сметя неорганизованную оборону на Уазе и отбросив французские дивизии за Эну, без боя захватив оставленный противником Реймс, 1 сентября 1900 года немцы вышли к фортам Парижа, а переодетые во французскую униформу отряды немецких улан, за которыми следовали кавкорпуса 7-й армии, захватили несколько мостов через Сену. Истерические попытки спешно переброшенной сводной кавгруппы генерала Лангля де Кари, поддержанной частями 7-го корпуса и 64-й резервной дивизии, выбить спешенных немецких кавалеристов с захваченных ими плацдармов натолкнулись на ожесточенное сопротивление. Переломным моментом в сражении был выход к Сене автомобилей со сводными пулеметными ротами 2-го корпуса — они подкрепили рассыпающуюся уже круговую оборону уланских эскадронов, удержав плацдармы до подхода ездящей пехоты 2-го корпуса, а затем и корпусов 1-й армии.

Бои между Парижем и Верденом носили выраженный арьергардный характер — французы спешно отходили к Марне, немцы неустанно их преследовали, имея целью навязать сражение. После того, как последняя директива Главного Командования об организации обороны на линии Сена — Уаза — Эна — Сюипп разлетелась в клочья под несокрушимым натиском немецкого правого крыла, следующим рубежом оборона была назначена Марна — на ней должны были консолидировать фронт 5-я и 4-я армии. В разрыв между 4-й и 5-й армиями, достигавший уже шестидесяти километров и пока прикрытый только реденькой завесой кавалерии и Божьим попущением, французское командование "с болью в сердце" бросило три корпуса и четыре резервных дивизии, выдернутые из заботливо оберегаемых до той поры армий правого крыла. Включающая эти соединения 9-я армия начала формироваться между Эперне и Шалоном 31 августа.

1 сентября последовало новое указание — поскольку было очевидно, что устойчивой линии фронта на Марне организовать не удастся, командование приказало считать крайней линией отхода реку Сена от Парижа до впадения в неё реки Об, по которой до Арси-сюр-Об, от которого линия поворачивала на Витри-ле-Франсуа — Ревиньи — Верден. В полночь правительство в полном составе и совершеннейшем порядке покинуло столицу своего государства, переехав в Бордо. Возглавивший оборону Парижа "герой Мадагаскара" генерал Галлиени получил приказ обороняться "до предела".

2 сентября, в "День Седана" — в этот самый день тридцать лет назад 120-тысячная французская армия маршала Мак-Магона была окружена и разгромлена 250-тысячной германской армией под Седаном — загрохотали дальнобойные пушки железнодорожных батарей укрепленного района Сен-Дени, образующего северный фас обороны столицы Франции. "Армия Парижа" вступила в бой с авангардами 2-й армии немцев.

8.

Грандиозный 140-километровый обвод "Крепости Париж", образованный тремя укрепрайонами ("Сен-Дени" на севере, "Марна" на востоке и "Версаль" на западе и юго-западе), реками Сена и Биевр и внутренним поясом фортов постройки 1870 — 1871 годов, модернизированных в 1885 — 1887 годах, требовал армии в 200 тысяч человек — это в то время, когда у командующего обороной города было менее пятидесяти, большая часть которых относилась к столь презираемым до войны резервистам и "территориалам". Так что юноши и пожилые парижане непризывного возраста вновь, как и тридцать лет назад, начали стихийно формировать отряды Национальной Гвардии.

Вечером 2 сентября парижский горком СДРПФ призвал другие социалистические и социал-демократические партии, а также профсоюзы создавать вооруженные отряды "для защиты республики" на базе своих низовых ячеек. В ответ рабочие кварталы Парижа поднялись, как один человек — к вечеру 4 сентября в отряды "Красной Гвардии" записались уже около 60 тысяч парижан, которым, возможно, не хватало подготовки — зато наличест-вовала отличная организация, железная дисциплина и боевой дух. Не говоря уже о пора-зительно большом количестве оружия — помимо древнего, ещё на дымном порохе, металлолома из парижских арсеналов, обычного набора двустволок, охотничьих винтовок и револьверов, на вооружении некоторых рабочих отрядов имелось довольно значительное количество пистолетов-пулеметов "Полонез", винтовок "Манлихер" голландского образца, переделанных под 8-мм лебелевский патрон, и уродливых самоделок, оказавшихся самыми настоящими ручными пулеметами! Их тайно клепали вместе с 8-мм "Полонезами" на приобретенном на кровавые деньги "Аксьон Директ" велосипедном заводе "UR" — и артиллерийский капитан Шош (Chauchat), доработавший их конструкцию и организовавший производство пулемета, получившего его имя, ещё на нескольких велосипедных фабричках и машиностроительных заводиках, расположенных в пригородах Парижа, отмечал, что даже и первая модель могла выпускаться в любой слесарной мастерской, имеющей хотя бы минимально обученный персонал. "Шош", конечно, был ужасно уродливым, громоздким, ненадежным и очень короткобойным (дальность эффективного огня ограничивалась тремя сотнями метров) — но зато легким (восемь килограммов без сошек), его можно было выпускать огромными партиями и он все-таки работал!

Кроме этого, "Армия Парижа" получала пулеметы с расположенного в Сен-Дени завода фирмы Гочкис: здесь производились станковые пулеметы "Гочкис Mle1897" и Mle 1900, а также созданные заказу греческого правительства и теперь срочно переделанные под 8-мм лебелевский патрон ручные пулеметы "Гочкис MleL1900" — они были на два с лишним килограмма тяжелее "Шоша", но зато и значительно надежнее, а тяжелый длинный ствол давал отличную баллистику. Здесь же производились артиллерийские орудия, включая мелкокалиберные автоматические и многоствольные — которые также не могли оказаться лишними, особенно в условиях траншейной борьбы и городского уличного боя. Пулеметы, производящиеся расположенным в Пюто, ещё одном парижском пригороде, военным заводом "Манюфактюр д'Арме де Пюто", к удачным не относились — подводил регулятор темпа стрельбы и общая ненадежность конструкции.

9.

К вечеру 3 сентября 5-я армия, все ещё не избавившаяся от угрозы окружения и с 29 августа проходившая по 35 — 40 километров в день, форсировала Марну и, взорвав за собой мосты, продолжила отступление к "линии Сены" к западу от Ионны. 9-я армия, ещё находящаяся в процессе сосредоточения — эшелоны с её корпусами растянулись от Эпиналя до Сены — все же превратила завесу кавдивизий между 5-й и 4-й армиями в нечто более существенное. 4-я армия стояла от Витри-ле-Франсуа до Ревиньи, в то время как её левый фланг продолжал отступление от Фер-Шампенуаз к Арси-сюр-Об. 3-я армия стояла от Ревиньи до Вердена и готовилась расстаться ещё с частью войск — слишком уж хрупко выглядела линия 5-й, 9-й и 4-й армий, слишком мало дивизий было растянуто от Вердена до Парижа и слишком уж фронт здесь был похож на перетянутую дрожащую струну, готовую вот-вот лопнуть под рукой неумелого гитариста.

10.

7 сентября авангард немецкого 2-го кавалерийского корпуса встретился с частями Гвардейского корпуса 2-й германской армии на Сене в районе Мелена — тем самым завершив окружение Парижа. Измотанные маршами и боями, голодные, оборванные и не снабженные боеприпасами французские корпуса даже не пытались удерживать связь левого фланга 5-й армии и парижского обвода — не желая быть прижатыми к реке, все мосты на которой взорвали сами французы. Эффект в этом случае был бы тот же, а потери — тяжелее. Четыре корпуса, три правофланговых из 1-й германской армии и 2-й АК, переданный из 7-й армии — изнуренных страшным 22-дневным марш-маневром, темп которого, составлявший по 35 — 40 км в сутки, был бы под силу далеко не всякой лошади, остались осаждать Париж, отражая настырные наскоки созданной капитаном Жанти "мотокавалерии". Капитан, увлекавшийся автоделом и даже участвовавший в автогонках под псевдонимом "Ла Тулубр", получив в свое распоряжение полтора десятка реквизированных авто из числа самых быстроходных и оборудовав их 8-мм и 6,5-мм "Гочкисами" и трофейными 7,92-мм MG-98, а также установив на три полуторатонных грузовика 37-мм пушки, усилил ими отряды вооруженных "Шошами", "Полонезами" и карабинами мотоциклистов — эффект от применения подобных инноваций был великолепен.

После Парижа 1-я армия, в составе которой теперь оставалось только три корпуса — 21-й и 10-й армейские и 4-й резервный — получила из состава 2-й армии Гвардейский и 7-й армейский корпуса. Теперь в 1-й и 2-й армиях имелось по пять корпусов, в 3-й шесть, в 4-й — четыре, в 5-й от Вердена до разграничительной линии 4-й армии — три корпуса. Всего между Парижем и Верденом, не считая парижской осадной армии, находились двадцать три немецких армейских корпуса, и ещё четыре к востоку от Вердена вцепились в пятки медленно оттягивающимся к Нанси французским корпусам правого крыла.

Блестящий мираж "победы на Рейне" обернулся катастрофой: застрявшие в Лотарингии пять корпусов 1-й и 2-й армий безнадежно опаздывали, не в силах оторваться от упорно висящих у них на спине баварцев "Армии Лотарингии", Париж был окружен вместе с засевшей в нем 6-й армией, угрожаемая с трех сторон 5-я армия разваливалась на глазах, фронт 9-й трещал по швам под ударами войск 3-й и 4-й германских армий... И хотя ещё целы были 4-я, 3-я, 2-я и 1-я армии, сохраняя видимость жизни и способности действовать, и командование начало выстраивать новую, последнюю уже линию обороны...

Но единственной надеждой Франции теперь оставался Восток: французский посол в России в слезах умолял Верховного Главнокомандующего императора Николая II развернуть наступление на Берлин — и царь, прослезившись, согласился.

Однако на следующий день, 6 сентября, австрийцы перешли в наступление в Галиции — положение создалось крайне угрожающее, 3-я и 8-я армии русских попали под удар превосходящих сил австрияков. А 8 сентября министра иностранных дел Российской Империи А.И. Нелидова посетил посол Румынии, вручивший ноту об объявлении войны. Что добавляло к силам противников России десять полностью отмобилизованных стандартных корпусов (20 дивизий, 400 тысяч штыков) и открывало для удара тыл 3-й и 8-й армий Юго-Западного Фронта, и без того находящихся в крайне сложном положении. Кроме того, это практически завершало окружение Трансбалкании — но на фоне катастрофической угрозы тылам ЮЗФ и развала французского фронта это были уже такие пустяки...

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1.

Атака русской 9-й армии на фронт 1-й армии австрийцев утром 10 сентября, быстрый прорыв австрийской обороны на всю глубину и введение утром 11 сентября в чистый прорыв кавкорпусов 1-й Конной армии вызвали в ночь на 12 сентября стремительный отход 4-й, 3-й и 2-й австрийских армий, заставший врасплох командование 3-й и 8-й русских армий и Юго-Западного Фронта в целом.

Неготовность к немедленному преследованию в широком масштабе выразилась главным образом в неподготовленности тыла, не способного обеспечить длительное наступление — поэтому командование фронта ограничивает наступление 5-й, 3-й и 8-й армий двумя переходами от места Городокского сражения, приблизительно по линии Цеханув — Немиров — Янув — Миколаев.

Помимо этого, неудовлетворительность руководства фронтом заключалась в задержке действий 5-й армии: командование ЮЗФ было ОБЯЗАНО ещё 9 сентября направить всю 5-ю армию на сообщения 4-й, 3-й и 2-й австрийских армий, поставив целью её действий быстрым маневром отрезать эти армии от путей отхода к реке Сан. Также неверно было выбрано направление удара 1-й Конной армий, плохо подготовлено и само наступление — получив первоклассный инструмент, штаб фронта так и не сумел правильно его использовать, поставив кавкорпусам частные задачи завершения разгрома 1-й армии вместо решительной цели обхода левого фланга австрийского фронта с целью отрезать его от Кракова, окружить и уничтожить.

В результате, хотя расстояние от линии фронта в зоне прорыва до Нижнего Сана не превышало полутора сот километров, но германо-австрийское объединенное командование все же успело за два дня, упущенных командованием русского Юго-Западного Фронта, перебросить к Сандомиру и Нижнему Сану немецкий 9-й резервный, два итальянских АК и две ландверных дивизии и организовать этими силами оборону, которая смогла продержаться до выхода на линию реки Сан корпусов 4-й, 3-й и 2-й армий — ДО ТОГО, как утром 14 сентября к реке вышли кавкорпуса 1-й Конной.

Это было расценено как фактический провал заключительной фазы Галицийской стратегической наступательной операции. Что привело к решительным изменениям в отношении командования ЮЗФ и 3-й и 8-й армий — были смещены со своих постов и уволены в отставку с формулировкой "без претензий" командующий фронтом генерал Гриппенберг, помощник командующего фронтом генерал Линевич, начальник штаба фронта Сухотин, главный начальник снабжений, начальник оперативного отдела штаба фронта, командующие армиями и начальники их штабов — а всего более сорока генералов и старших офицеров.

Эти изменения вместе с переформированием десяти отдельных пехотных дивизий в шесть армейских корпусов (57-я и 59-я ПД сведены в IV Кавказский АК, на базе восьми дивизий Босфорской Армии развернуты пять корпусов, с 26-го по 30-й) позволили русским резко двинуть вверх молодых офицеров — во главе корпусов и армий становились сорокалетние генералы, а командирами дивизий назначались тридцатилетние полковники. Императрица, вслед за Наполеоном, желала иметь во главе армии молодых вождей — поколение 1830-х годов было вычищено ещё до войны, когда был издан приказ, чтобы генералы сопровождали свои дивизии и корпуса верхом, а в ответ на протесты и угрозы отставкой эта отставка неизменно принималась... Теперь же из рядов вычищали поколение 1840-х — 1850-х — исключением служили только самые способные.

В свою очередь эти перестановки в командовании вместе с колебаниями Верховного Командования в связи с событиями на Западном фронте и плохим состоянием войск и тыла позволили австрийцам оторваться от преследования, оправиться собраться и консолидировать свои войска на 80-км рубеже реки Дунаец от реки Висла до Гладышева (4-я и 3-я армии) и далее вдоль венгерской границы на 120-км фронте для прикрытия Карпатских проходов (2-я армия).

22 сентября войска бывшего ЮЗФ были разделены между Юго-Западным (4-я и 5-я армии) и Карпатским (3-я и 8-я армии) фронтами. Для осады Перемышля была создана одноименная Особая группа в составе переброшенных из 6-й армии 4-го и 9-го резервных корпусов. К 25 сентября ЮЗФ вышел на рубеж реки Вислока от Вислы до Карпат.

Однако полностью провальной Галицийскую стратегическую наступательную операцию считали только русские. Ну и ещё, возможно, французы — только их мнением к тому времени уже никто не интересовался.

Австрийцы вышли из неё с армией расстроенной, понесшей громадные потери людьми и средствами и с сильно подорванным моральным состоянием. Разгром 1-й армии стоил Австро-Венгрии почти четверть миллиона человек, потери 3-й армии составили 109 тысяч, 4-я армия потеряла 90 тысяч, 2-я армия — 37 тысяч человек. Суммарно штатный состав австрийских армий уменьшился на 43% и составил всего около 650 тысяч человек — это включая развернутые против Трансбалкании 5-ю и 6-ю армии, на русском фронте у австрияков оставалось меньше 400 тысяч! Генерал Мольтке-младший, совершавший инспекционную поездку по фронтам, по возвращении в Берлин доложил генералу Шлиффену, что "фактически мы имеем в союзниках ТРУП."

2.

12 сентября — на два дня опережая график Шлиффена — началось историческое "сражение под Бриенн-ле-Шато". Этот тихий город, расположенный в 40 километрах за Марной, когда-то был свидетелем победы Наполеона над Блюхером, и командование французской армии считало это хорошим предзнаменованием. В большинство исторических трудов это грандиозное побоище вошло под названием "Битва за Францию".

Дошедшая до пределов человеческих возможностей германская армия выполнила возложенную на неё Империей задачу полностью, завершив труд, начатый под Садовой и Седаном. Расчет графа Шлиффена блестяще подтверждался — война во Франции была практически выиграна: французские армии вступили в битву с фронтом, являющимся одной огромной западней — вытянутый от Эпиналя через Нанси, Туль — Верденскую линию и далее опять поворачивая почти точно на юг, фронт являлся огромным мешком, к которому немцы не успели ещё пришить завязочки только потому, что даже лучшая в мире германская пехота не умела ходить по 50 километров в день! — имея истощенные, голодные и морально надломленные войска, ощущая нехватку буквально всего, но главным образом — снарядов и патронов. Немцы же находились в практически идеальной психологической и стратегической обстановке. Единственное, что мешало расценить состояние германских армий как "блистательное" — задержка с установлением контроля над Парижским транспортным узлом и вызванные этим затруднения с подвозом продовольствия, а также сильная усталость войск 2-й и особенно 1-й армии.

Несмотря на все это, французы держались целых пять дней — пока германская "армия Лотарингии" (1-й, 2-й и 3-й Баварские армейские и 1-й Баварский резервный корпуса, резервные дивизии "Страсбург" и "Мец", гарнизоны Страсбурга и Меца, 33-я, 55-я и 1-я и 2-я Баварские ландверные дивизии, семь эрзац-резервных дивизий и восемь ландверных бригад), усиленная восемью сотнями тяжелых орудий из арсеналов Меца и Страсбурга, не проломила оборону 1-й армии между Тулем и Эпиналем в проходе Труа-де-Шарм, отрезав Верден — Тульский УР с запертыми в нем корпусами 2-й и 3-й армий.

3.

К вечеру 21 сентября французская регулярная армия перестала существовать — если не считать войск, запертых в осажденном Париже, и колониальных войск, оставшихся в колониях. В соответствии с неписаными правилами правительство III Республики, бежавшее из Парижа в Бордо и из-за этого презрительно прозванное "говядиной по-бордосски", должно было быть заменено, и уже новое правительство, омытое от грехов и не связанное с прежним политическим курсом, должно было начать переговоры о перемирии... С условиями которого господа парламентарии были ознакомлены в тот же день.

Условия, переданные при посредничестве правительства Северо-Американских Соединенных Штатов из Лондона, Берлина, Брюсселя и Рима, были ужасны — по сравнению с ЭТИМ даже триумфальный марш немецкой армии по Елисейским Полям в 1870 году выглядел невинной прогулкой малыша через песочницу. На этот раз немцы решили обойтись без триумфа, зато Франция лишалась Французского Индокитая, китайских концессий и всех африканских колоний, за исключением Алжира и Туниса (причем большую часть французской колониальной империи получили англичане), должна была передать Германии район Брийё, Бельгии — всю Северную Францию от Соммы до Арденн включительно, а Италии — Ниццу, Лазурный Берег, Савойю и Корсику. Плюс — выплата контрибуции в двадцать пять миллиардов франков — золотом!!! — с оккупацией до выплаты всей суммы и кабальный торговый договор.

Правда, часть контрибуции немцы и итальянцы были согласны принять имуществом — тяжелым вооружением, боеприпасами, боевыми кораблями, промышленным сырьем и оборудованием... А также всем прочим, что имеет хоть какую-то ценность: продовольствием, вином, произведениями искусства и другими культурными и историческими ценностями... И даже рабочей силой для германской промышленности и сельского хозяйства!

Получив три тысячи французских 75-мм пушек, немцы могли создать ПЯТЬ СОТЕН новых шестиорудийных батарей или же 25 корпусных артпарков. По счастью, далеко не все из них пойдут на формирование новых корпусов: в ходе Восточно-Прусской и Галицийской операций Центральные Державы лишились более тысячи трехсот орудий — австрийцы потеряли всю артиллерию 1-й армии и около двух сотен пушек 4-й и 3-й армий, немцы же признали потерю половины артиллерии 8-й армии... Французская тяжелая артиллерия более относилась к осадным и крепостным системам — полевых тяжелых орудий французы не имели — но все же и эти пушки не могли оказаться лишними. Особенно учитывая количество и качество укреплений русской Вислинской линии.

4.<====

Не считая антикварных лоханок типа "Кайман", "Адмирал Бодин" и "Маджента", современников и приблизительных аналогов английских "Адмиралов" и "Трафальгаров", французские "Marine Nationale" имели одиннадцать эскадренных броненосцев в строю и шесть в постройке. Причем только шесть из этой без малого дюжины были В КАКОЙ-ТО СТЕПЕНИ серийными (три ЭБР типа "Шарль Мартель" и три — типа "Шарлемань", все построены на разных верфях разными инженерами и по довольно-таки разным проектам, но имеют хотя бы единый состав вооружения и ТТХ), остальные пять были разнотипными, имели различный состав вооружения, разную скорость и радиус действия.

А вот шесть эскадренных броненосцев типа "Республика", заложенных в 1898 — 1899 годах по результатам анализа проекта русского ЭБР "Цесаревич", построенного тулонским судостроительным заводом "Forges & Chantiers de la Mediterranee" по проекту прославленного Лаганя, были делом совсем другим. Во-первых, все они относились к одной серии, что давало значительный выигрыш при комплектации эскадры и облегчало управление ею. Во-вторых, имели увеличенное на 1,5 — 2 тысячи тонн водоизмещение, что позволило конструкторам значительно улучшить броневую защиту, увеличить мощность машин, скорость броненосца и радиус его действия. А в-третьих, вся среднекалиберная артиллерия располагалась не в обычных для всех флотов казематах с весьма ограниченными углами обстрела, а в шести двухорудийных броневых башнях (двенадцать 165/45-мм орудий), сочетающих большие углы и прекрасную броневую защиту. Именно поэтому они и стали основным предметом спора между победителями — каждая держава, включая даже Бельгию (!!!), желала получить все шесть.

Ниже в листе претензий располагались три эскадренных броненосца типа "Шарлемань", вошедших в строй в 1899 — 1900 годах и имеющих четыре двенадцатидюймовых орудия в сорок пять калибров, и закончившие испытания перед самой войной несерийные "Иена" и "Сюффрен", также вооруженные четырьмя двенадцатидюймовками. Серия "Мартелей" и несерийные "Жоригиберри" и "Буве", вооруженные двумя двенадцатидюймовыми орудиями в одиночных концевых башнях и двумя 274/45-мм пушками в одноорудийных башнях по бортам, занимали предпоследнюю строчку. Замыкал список эскадренный броненосец "Бреннюс", вооруженные тремя 340-мм пушками в сорок два калибра — два орудия в носовой башне, одно в кормовой — и десятью 165-мм стволами. Пять броненосцев береговой обороны (четыре типа "Вальми" и новейший "Генрих IV") первоначально было решено оставить самим французам вместе со всяким металлоломом.

В конце концов линейный флот было решено поделить следующим образом — шесть ЭБР типа "Республика" поровну разделили между Германией, Италией и Великобританией. Италии также достались два "Шарлеманя", включая основателя серии, и "Жоригиберри", Англия получила "Галуаз", "Сюффрен" и два "Мартеля" (все четыре сразу же были проданы японцам — практически по цене металлолома), Германия — "Иену" и "Карно" с "Буве". Бельгии был передан "Бреннюс", ставший флагманом королевского флота под названием "Конго", а также Леопольд II сумел ещё отспорить два броненосца береговой обороны — французские "Вальми" и "Жемапп" (выбранные из-за "единого" 340-мм калибра всех троих) стали "Фландрией" и "Артуа". Барбетно-башенный броненосец "Гош" первоначально был отнесен к числу устаревших и утративших боевое значение (заложен он был ещё в 1881 году, вошел в строй в 1890 и к началу XX века морально полностью устарел), однако в 1898 — 1899 году французы потратили довольно значительную сумму на его модернизацию — что и позволило передать его Турции как корабль относительно современный и даже вполне боеспособный. По крайней мере, его можно было выпускать против греческих броненосцев типа "Гидра" — если последние будут поодиночке, конечно.

В той же пропорции были разделены и крейсера. На октябрь 1900 года в достройке, в основном уже на плаву, находилось четырнадцать штук, из них двенадцать — броненосные. Самой ценной добычей был, конечно, строившийся Эмилем Бертеном по русскому заказу легкий крейсер "Боец" — он должен был стать развитием русских кораблей типа "Витязь" в некотором скрещении с броненосцами типа "Цесаревич". От последних была взята схема расположения шести бортовых башен — по одному 203/45-мм орудию в каждом. Концевые башни были вооружены тремя 203/45-мм орудиями каждая. Таким образом общее количество орудий было тоже, что и на "Витязях" — 12х203/45, но диаметральный залп (в нос/в корму) составил семь орудий вместо четырех, а бортовой — девять вместо восьми. Зауженный корпус с великолепными обводами и мощные машины со смешанным угольно-нефтяным отоплением гарантировали, что корабль не только достигнет, но и превзойдет оговоренную контрактом скорость в 23 узла.

Естественно, что на "Бойца" сразу же попытались наложить лапу англичане — им он был опаснее, чем все три "Шарлеманя" вместе взятых! Только надменные бритты обломались: оказалось, что 27 августа русские крейсер продали — греческому мультимиллионеру и патриоту Георгиосу Авероффу. Который тут же подарил его Греции. Таким образом крейсер, уже получивший новое имя — его назвали именем дарителя — был собственностью греческого правительства. Обострять отношения с которым ни Англии, ни Тройственному Союзу сейчас не стоило.

Для своего флота Франция строила двенадцать броненосных крейсеров достаточно стандартной конструкции: несерийная "Жанна Д'Арк", три типа "Клебер" и восемь типа "Montcalm". Плюс — два бронепалубных: о-очень странный Chateaurenault, однотипный с уже вошедшим в строй Guichen'ом, при водоизмещении в восемь тысяч тонн вооруженным только двумя 164/45 и шестью 138/45 пушками и официально классифицирующимся как "рейдер", и Jurien de la Graviere, являющий собой классический БПКР в русском толковании этого термина — 5,6 тысяч тонн и восемь 164/45-мм орудий. В строю имелось пять броненосных и более двух дюжин бронепалубных крейсеров, вошедших в строй десять лет назад и менее того. К несчастью, традиционный французский долгострой сильно путал возможность подсчета реального количества кораблей первой линии... Например, вошедший в строй в 1890-м году бронепалубный крейсер 1-го класса "Таж" был заложен ещё в 1885 году и успел здорово устареть за время достройки.

Турция получила права на весь металлолом, вошедший в строй в 1886 году и ранее, Бельгию вполне удовлетворили броненосный "Дюпюи де Лом", тот самый "Таж" и три или четыре колониальных крейсера для запугивания диких зулусов — ну, или кто там водится у них в Бельгийском Конго? Весь остальной крейсерский флот тоже был поделен в уже известной пропорции. С одним ма-аленьким исключением: если в разделе броненосного флота далекая Япония полностью полагалась на постоянную защитницу своих интересов Великобританию, то вот в крейсерском вопросе она выступала уже самолично. Серия броненосных крейсеров типа "Латуш-Тревиль" была разделена между Англией, Германией и Италией, Япония получила новейший, 1897 года постройки, броненосный крейсер "Pothuau". Из одиннадцати строящихся броненосных крейсеров Британия получила "Жанну Д'Арк", один крейсер типа "Клебер" и два крейсера типа "Montcalm", Италия и Германия — по одному "Клеберу" и два "Montcalm'а". И ещё два крейсера типа "Montcalm" получила право достроить Япония — вместе с проданной буквально за гроши английской долей. Таким же образом Япония получила четыре бронепалубных крейсера типа "Фриант" из восьми, оба "рейдера" типа "Гошен" и мощнейший D'Entrecasteaux, вооруженный, несмотря на свою бронепалубность, двумя 240/40-мм орудиями в башенных установках и четырнадцатью 138-мм орудиями в небронированном каземате и палубных щитовых установках. Суммарно флот страны Восходящего Солнца должен был увеличиться на четыре боеготовых эскадренных броненосца, восемь броненосных (пять из них в достройке) и столько же бронепалубных (один в достройке, один требует перевооружения) крейсеров!

5.

Все это — кроме "Бойца" — было оговорено заранее: ещё в середине августа в Лондоне начались межсоюзнические переговоры о том, чего и сколько можно слупить с побежденных. Вначале британский премьер-министр решительно протестовал против столь радикального разграбления Франции, полностью нарушающего сложившуюся систему европейского равновесия — не говоря уже о том, как это усилит Германию и её Тройственный союз.

Однако...

"Это сладкое слово ХАЛЯВА!". Жадность — ужасное чувство. "На жадину — не нужен нож! Ему покажешь медный грош..." Немцам, бельгийцам и итальянцам удалось соблазнить лорда Солсбери огромной французской колониальной империей, лишь немногим уступающей империи Британской. Единственное, чего так и не добились дипломаты Тройственного Союза — это передачи как минимум Туниса, а желательно ещё Алжира и Джибути итальянцам. ЗДЕСЬ речь уже шла действительно о ЖИЗНЕННЫХ интересах Британской Империи — в результате Алжир и Тунис остались французскими, а Джибути досталось самим англичанам.

Германские войска начали перебрасывать на Восток ещё 17 сентября.

6.

Генерал Лангль де Кари с сомнением оглядел гордо демонстрируемое ему двумя промасленными типами... изделие. Больше всего оно походило на оснащенную цапфами и поршневым затвором гладкостенную стальную трубу калибром около девяти сантиметров, установленную на станок из двух пар железных ног, соединенных между собой у цапф и дополнительно посередине сцепленных тягами. Угол возвышения от 0о до 60о придавался стволу с помощью прикрепленной к правой цапфе градусной дуги. Все это сооружение было установлено на деревянной платформе, в задней части которой был прикреплен стальной сошник, а в передней размещен шкворень, с помощью которого изделие наводилось по горизонтали.

— Вот это вот... миномет?

— Так ить, оно, конечно, можно бы и миномет, да. Прям такой, как на картинке. Только вот к нему ещё мины надо. Ага. А мины по той картинке... — мастер аж замычал от того, как сложно и муторно было бы изготовлять мины по предоставленным таинственными друзьями чертежам.

— Профессор Пелетье, снимайте маску! Мы встречались на совещании по новым видам вооружений, помните?

— Ну, извините, мой генерал, не сдержался. Больно уж у вас выражение лица стало...

— Вы ещё можете шутить? Завидую от всей души. Итак, все-таки, почему... ЭТО? Я же помню, что тогда, в мае, вы говорили, что миномет русского образца сладить проще, чем...

— Миномет — да. А вот мины к нему... Чтобы наладить их производство, уйдет не меньше двух месяцев. Технологические сложности, сами понимаете. А вот это вот... убоище стреляет обычными чугунными цилиндрами, не требующими никаких взрывателей, ударников и прочей хитрой механики. Вот, смотрите. Берем обрезок трубы, заполняем его мелинитом, тротилом, динамитом или любой другой взрывающейся гадостью, закрываем с двух сторон, но в середине дна прорезаем отверстие, через которое пропускаем бикфордов шнур. Получается любимая нашими друзьями из мотокавалерии ручная бомба, ласково именуемая "куколкой". Шнур отрезаем на нужное нам количество секунд, закрываем жестяным поддоном и помещаем снаряд в ствол. При выстреле от пламени пороха бикфордов шнур воспламеняется. Просто, не правда ли? При заряде в пятьдесят граммов ружейного пороха вот такая трехкилограммовая "куколка" с зарядом в 0,7 кг взрывчатки летит метров на пятьсот, а изготавливать и сами минометы, и снаряды к ним можно в любой кустарной мастерской!

— Понятно. Сколько вы сможете изготовить этих... минометов?

— На базе института — до десятка в неделю, — пожал плечами профессор. — И, мой генерал...

Грохот и треск моторов трех показавшихся из-за окраинного дома авто расколол тишину раннего утра. Колонну возглавлял длинный открытый "Галуаз" с трепещущим на капоте русским флагом и закрепленным на установленной позади переднего ряда сидений стойке "Гочкис MleL1900", за ним переваливались на колдобинах два грузовика — полуторка с торчащим над прикрытой бронелистами кабиной стволом станкового "Гочкиса" и трехтонка с установленной в кузове за низкими бронебортами 37-мм автоматической пушкой с массивным башнеподобным щитом. Впереди и позади колонны рассыпались полтора десятка мотоциклов, четыре мотоцикла с колясками несли пулеметы, остальные — только оружие самих мотоциклистов: закинутые за спину "Полонезы", "Шоши" и карабины, по-ковбойски пристегнутые к бедрам кобуры с тяжелыми револьверами, обрезами и девяносто шестыми "Маузерами", подсумки с ручными гранатами и "куколками".

По сторонам защелкали затворы кирасирских карабинов — уже бывали случаи, когда под видом возвращающихся с рейда коммандо Ла Тулубра в Париж пытались проникнуть террор-группы бошей. Один раз им даже удалось добиться успеха — "Армии Парижа" это стоило 194-мм железнодорожного орудия и двух вагонов с боеприпасами.

Но на переднем сиденье "Галуаза" рядом с затянутым в кожу шофером маячила прекрасно знакомая загорелая до краснокирпичного цвета физиономия — капитан стрелков Мессими, выйдя в 1899 году в отставку в знак протеста против пересмотра дела Дрейфуса, сразу же попал в Южную Африку, во "французскую" бригаду "регулярес". Успел заработать тропический загар, легкую хромоту, "Южный Крест" в золоте с мечами и дубовыми листьями и большие познания в пулеметном деле. В конце июля он вернулся во Францию, попал в один из сформированных для 6-й армии пулеметных батальонов, а после того, как 6-я стала "Армией Парижа", получил патент полевого полковника и занял должность начальника пулеметных войск армии.

А вот тонкое лицо сидящего позади типа в круглых очёчках, непонятной фуражке и кожанке без знаков различия, но с "углами" на рукавах, генералу знакомо не было — и к тому же выглядело как-то очень странно. Разве что посольство предоставило кому-то из мотокавалеристов свой автомобиль? Но почему тогда полковник сидит впереди, словно... На этом месте мысль оборвалась — автомобиль затормозил точно перед собравшейся вокруг генерала группой ощетинившихся стволами людей: адъютанты, полувзвод кирасиров охраны... И даже профессор со своим ассистентом — и те извлекли откуда-то довольно изрядных габаритов револьверы!

— Мой генерал! — небрежно отсалютовал шариком выскочивший из машины Мессими, попрыгунчиком скакнул к задней дверце... Лицо сняло фуражку, перебросило на грудь косу — и оказалось дамой. Молодой и потрясающе красивой, несмотря даже на очки — но одетой по меньшей мере странно: приталенная короткая куртка с черно-красным "штурмовым" шевроном с серебряной "адамовой головой" на правом рукаве, синие шаровары с алой выпушкой и высокие сапоги, к стягивающему тонкую талию ремню пристегнута странного вида открытая кобура с массивным длинноствольным пистолетом незнакомой конструкции. Фуражка — темно-синяя тулья с алой выпушкой и серебряным шнуром на алом с темно-синей выпушкой околыше.

— Полковник... — ответно отсалютовал командир сводной кавгруппы "Армии Парижа", всматриваясь в левый рукав куртки странной гостьи. Там тоже красовался "угол", но не привычный уже триколор с "лотарингским крестом", а... Русский флаг — горизонтальные бело-сине-красные полосы с прикрепленным в центре позолоченным двуглавым орлом. Двуглавый орел украшал и фуражку — только там он был странный какой-то, тонкий и длинный, с прямыми узкими крыльями, широко раскинувшимися по околышу, и держащий что-то в лапах...

— Мой генерал, позвольте вам представить мадемуазель Лору Крафт, баронессу фон Дорн, из русского посольства. Баронесса — генерал Лангль де Кари.

— Польщена, — коротко кивнула баронесса, щелкая каблуками не хуже заправского строевого офицера.

— Очарован, мадемуазель, и...

— Генерал, сожалею, но времени на любезности нет. Командарм тяжело ранен.

— Что... Что случилось?

— Садитесь в машину, объясню по дороге. Ваше сопровождение пусть размещается по грузовикам и на мотоциклах, — отдавать приказы для странной баронессы фон Дорн было так же естественно, как дышать — генерал не успел и опомниться, как уже покоился в мягких кожаных сиденьях "Галуаза".

— Так все-таки, что случилось?

— Мы снабжаем генерала информацией, обычно через посредников, безлично. Командарм, как вы знаете, относится к России... неоднозначно.

— Вы нас подставили!

— Давайте об этом тоже потом, ладно? Времени у нас мало... Так вот, господин премьер-министр и члены его кабинета не успели подать в отставку. Сегодня утром правительство было арестовано по приказу ЦК Коммунистической Партии Франции. Бойцы батальона "Красной Гвардии", сформированного городом Бордо и подготовленного к отправке на фронт, возглавленные ударными группами "Бригады 71", захватили премьера, министра иностранных дел Делькассе, министра финансов Кайо и военного министра Андре, собравшихся на совещание в салон-вагоне президента Феликса Фора. Они там обсуждали условия перемирия. Спустя пять часов, после того, как Центральные Комитеты КПФ и примкнувших к ним соц-радикалов и СДРП изучили эти условия, все захваченные члены правительства были расстреляны. Мы передали генералу Галлиени эту информацию и некоторые наметки договора о перемирии. Просто пакет с информацией, понимаете? Ну, вот. А он взял, и застрелился.

— Как это — застрелился? Вы говорили, он только ранен?

— Ну, да. Вы обращали внимание, он в качестве оружия пользовался старым "Ордонансом". И патроны были тоже не слишком свежие. Так вот, он ствол к виску, нажимает, курок бьет — осечка! Вбегает адъютант, генерал второй раз стреляет, на этот раз осечки нет, зато рука дернулась. Пуля прошла навылет, сразу докторов набежало, генерала на операционный стол потащили... Но шанс у него есть, и неплохой. Вон, Кутузов дважды в голову ранен был — а какие сражения выигрывал!

— А... Почему он вдруг?..

— Мне-то откуда знать? — пожала плечами баронесса. — Но могу предположить, что ему не понравился выбор...

7.

Улицы вокруг Дома Инвалидов, в котором располагался штаб "Армии Парижа", постоянно патрулировали спаги, само здание охранялось яркими, как тропические птицы, зуавами, а завершали картину перекрывающие улицы баррикады, рогатки, опутанные колючей проволокой, выложенные из мешков с песком пулеметные гнезда с извлеченными из Парижского Арсенала антикварными многоствольными "картечницами" и 37-мм пятистволками "Гочкис", и обложенные теми же мешками бетонные блоки орудийных двориков 57/40-мм морских полуавтоматических пушек, установленных на укорененных в бетон корабельных тумбовых лафетах. За два месяца войны французы уже успели усвоить привычку бошей уничтожать штабы налетами диверсионных групп. А ещё командование опасалось выступлений гражданского населения — патриотизм патриотизмом, но когда город начнут обстреливать тяжелые орудия...

Сейчас к цветастым спагам и зуавам добавились ещё белые кепи солдат Иностранного Легиона и кожаные куртки "мотокавалеристов" — последние, впрочем, скорее охраняли не сам Дом Инвалидов, а собравшихся на военный совет генералов.

Собрание было представительным, что и говорить. Разосланные по всему городу мотоциклисты собрали в одном помещении командующих секторами обороны генералов По, Ланрезака и Дюбайля, командиров мобильных подразделений армейского резерва — к этим частям относились сводная штурмовая бригада генерала Кастельно, виконта де Кюрьер, и сводная же кавалерийская группа Лангля де Кари. Также присутствовали исполняющий обязанности начальника штаба армии "полевой" генерал Фош, начальник фортификационной службы генерал Жоффр и трое полевых полковников — начальник моторизованных войск Жанти, начальник пулеметных войск Мессими и уполномоченный по производству автоматического оружия Шош.

А ещё в зале заседаний присутствовали десятка полтора шпаков. Господа Гёд, Жорес, Клемансо, Пуанкаре и Вивиани представляли парламент, Клемент-Арманд Фальмер был президентом сената, другие господа, по именам не названные, являлись директорами различных военно-промышленных предприятий — были представлены заводы "Гочкисс", "Галуаз", "Де Дион-Бутон", "Пюто", "Делагэ", "Панар-Левассер", "Серполле"...

Последними были представлены господа из дипломатического корпуса — консулы Болгарии, Сербии и Черногории, ныне являющиеся как бы коллективным консулом Трансбалкании, вице-консул Российской Империи Сазонов и бывший посол Франции в Лондоне граф Камбон... И крайне странная баронесса фон Дорн, которая на первый план не лезла — однако же мсье Сазонов, взявший на себя роль руководителя собрания, держался с ней довольно приниженно, словно бы она относилась не просто к его начальству, а к высшей элите. Так держится управляющий провинциального отделения крупного банка в присутствии не просто ревизора, но одного из генеральных директоров.

— Господа! Мы с коллегами собрали вас с тем, чтобы сообщить... известие. Я прошу всех сохранять спокойствие... как бы это ни было трудно. Правительства держав Центрального Альянса пришли к соглашению по условиям перемирия. Три дня назад эти условия были переданы правительству через посла САСШ во Франции. Одновременно они... неизвестным путем... попали в руки Центрального Комитета французской Компартии. Вчера вечером на собрании правительства было решено принять условия. Получив это известие, ЦК КПФ принял решение сместить правительство. Восемь часов назад отряды "Красной Гвардии" по приказу ЦК Коммунистической Партии Франции арестовали премьер-министра и нескольких членов правительства. Три часа назад они были расстреляны по приказу созданного центральными комитетами КПФ, ФСДРП и СРПФ Комитета Национального Спасения.

Генералу Ланглю де Кари, как-то вынужденному посетить гостивший в рамках "Русских Недель в Париже" Императорский театр, дававший спектакль "Ревизор", это напомнило заключительную сцену из него. Только ЭТО была отнюдь не комедия.

— Сергей Дмитриевич, вам известны эти условия?

— Да, конечно. Договор включает раздел между державами-победительницами всех французских колоний, за исключением Алжира и Туниса...

Сазонов сделал паузу, пережидая взрыв возмущения — тот был настолько громок, что в дверях мелькнули встревоженные адъютанты. Даже Клемансо, постоянно критиковавший все правительства за излишнее увлечение колониальным строительством в ущерб развитию метрополии, не смог сдержаться, услышав ТАКОЕ.

— Господа! Господа, держите себя в руках! У нас очень мало времени и очень много проблем, которые необходимо решить! Я продолжаю. Также договор включает аннексию Северной Франции...

8.

— Господа, перестаньте. Это не Россия подставила Францию — на самом деле все с точностью до наоборот. Или вы думаете, что мы СПЕЦИАЛЬНО остались стоять против всего мира, имея из союзников одну Трансбалканию?

— ВЫ!.. Вы ПРЕДНАМЕРЕННО втравили нас в войну с Англией, Германией и Италией ОДНОВРЕМЕННО — и после этого ещё смеете утверждать, что... ДА КАК ВЫ СМЕЕТЕ?

— Граф. Успокойтесь. Вы лучше прочих должны знать, что как раз война с Германией и Великобританией ОДНОВРЕМЕННО гораздо безопаснее. Тем более — СЕЙЧАС. Или вы думаете, господа в Лондоне в полном восторге от того, что Германия вдребезги разнесла всю систему равновесия Европы?

— Что вы имеете в виду, баронесса?

— Идея, мсье Жорес, проста, как гвоздь. Вот граф Камбон вам подтвердит, что конкуренция между английской и германской промышленностью с каждым годом становится все острее. Три года назад лайнер "Кайзер Вильгельм дер Гроссе" выиграл "Голубую Ленту Атлантики", в мае этого года "Дойчланд" перехватил рекорд — оба лайнера построены в Германии. Очень тревожный симптом для англичан — они-то понимают взаимосвязь между техническим совершенством лайнеров и броненосных крейсеров. Сила Британской Империи заключена именно во владении морем, и принятый в июне рейхстагом новый Морской Закон ощущается ими как явная и непосредственная угроза — ведь уже в этом году немцы заложили четыре броненосца, по всем параметрам превосходящие корыта типа "Кайзер" и "Виттельсбах". А всего до 1905 года германские ВМС получат ДЕСЯТЬ новых броненосцев. Что не может не нервировать лордов. И устранению эти противоречия не поддаются. Кайзер НИКОГДА не пойдет на компромисс... И это ясно всем, кто видел его хотя бы раз. Поэтому мы и предложили Великобритании гамбит — обмен фигуры на качество.

— Баронесса, вы имеете в виду, что...

— Нет-нет, никаких секретных договоров, тайных пактов и прочей бредятины из бульварных романов. Взаимопонимание, если можно так выразиться, витало в воздухе. И если бы Франция сумела удержать фронт... Эх, да что теперь говорить... Давайте к делу. Господа?

— Как можно иметь дело с кем-то, кому невозможно доверять?

— Опять двадцать пять! Ну что вам ещё-то нужно?!!

— Ну, для начала... Может быть, расскажете о... "гамбите"?

— Плюнуть раз. Ну, скажем, вы, мсье Клемансо. Вы бы согласились обменять Эльзас и Лотарингию на Мадагаскар и французские концессии в Китае? Размен вполне реальный, уверяю вас. Точнее, он МОГ БЫ стать реальностью... Все, в общем-то, просто. Франция удерживает фронт, Россия громит немецкие армии. Клещи. Классика. Брали мы Берлин дважды, что бы помешало взять в третий раз? Но, скорее всего, Лондон бы этого не позволил — чтобы Великое Равновесие не нарушать. Мир был бы заключен где-то на линии Одера...

— Простите, баронесса, вы не слишком разбираетесь в военных вопросах. У России на пятках висит Япония — а у вас на Крайнем Востоке всего лишь четыре армейских корпуса, и по Транссибирской магистрали может проходить только двенадцать пар эшелонов в сутки!

— Ну, во-первых, у нас там пять корпусов... А во-вторых... Генерал, в этом-то и соль. У Японии перед носом висит замечательная морковка — Китай. Помните? У них теперь есть английский мандат на умиротворение боксеров, тот самый, который лорд Солсбери пытался получить для них ещё весной. При этом о русскую Манчжурию можно запросто обломать зубы, не говоря уже о том, что в марте Санкт-Петербург и Токио подписали предварительное соглашение по Манчжурии и Корее, нарушать которое отнюдь не в интересах Японии. А континентальный Китай не защищает никто, кроме отдельных шаек разбойников, вооруженных чуть ли не кремневыми ружьями... Вы ВСЕРЬЕЗ полагаете, что они тут же выведут те сто тысяч, что уже высадили в районе Шанхая, и вместо долины Янцзы полезут на Ляодун?!!

— Господа, мы опять удалились от темы. Нам сейчас до Ляодуна — как до Луны пешим ходом. Давайте вернемся к текущим делам. Которые, увы, весьма печальны...

9.

На следующее утро по всему Парижу ветер трепал расклеенные ночью афиши. В одной из них экстрактно излагались условия "капитулянтского мира", а во второй объявлялось о мятеже в Бордо и создании Временного Правительства — господа Гёд, Жорес, Клемансо, Пуанкаре, Вивиани, Фальмер и прочие сделали свой выбор. И было бы странно ожидать от них чего-то другого — русские прекрасно знали, кого им следует пригласить на совещание, а кого — замочить в ближайшем сортире. Исключительно сложный вопрос взаимоотношений между КНС в Бордо и Парижским Временным Правительством был пока оставлен — его надо было еще обсуждать и обсуждать... По крайней мере, парижские горкомы партий, вошедших в состав КНС, подтвердили, что их первоочередной задачей является борьба с врагом, в силу этого парижские отряды "Красной Гвардии" будут по-прежнему подчинены командованию "Армии Парижа".

В тот же час объявление о создании Комитета было зачитано во всех ротах, эскадронах и батареях "Армии Парижа". А вслед за этим прозвучал первый приказ исполняющего должность командарма генерала По — он не содержал в себе ничего неожиданного или оригинального, обычные призывы "стоять твердо, покуда не развеется Тьма, наползающая на Прекрасную Францию".

Кольцо обложения вокруг города не было и на четверть таким плотным, как то требовалось — что такое три корпуса на сто сорок километров обвода? Слезы, и более ничего. Полоса наступления для дивизии по любым уставам — четыре километра. Полоса обороны — от двенадцати до шестнадцати. Здесь же на одну дивизию приходилось двадцать три километра фронта!

Поэтому отпечатанные в Париже прокламации, "зовущие народ к топору", проникали через эту "осаду" как пуля сквозь воздух — с минимальным сопротивлением. А вскоре вместе с листовками сквозь расположение немецких войск пошли партии оружия. В первую очередь это были "Галуаз Бульдог", позже названные "Франтирер" — пятизарядные длинноствольные револьверы под патрон охотничьего 32-го калибра, производство которых было срочно налажено на заводе "Галуаз", оказались не слишком удачны в качестве военного оружия. Но вот для групп Сопротивления на оккупированной территории это было самое то, что надо. Компактное мощное оружие, патроны к которому можно купить в каждой сельской лавчонке — в любой французской деревне ружье для воскресной охоты на зайцев является столь же неотъемлемой частью домашнего обихода, как и пара штанов. Там же, на заводе "Галуаз", начали производство "Полонезов", оборудованных интегрированными глушителями.

10.

Осада Кенигсберга тянулась ни шатко, ни валко. Без тяжелой артиллерии пробить мощнейшую оборону города-крепости, специально созданной как опорная точка всего плана войны на Востоке, было нереально. А тяжелая артиллерия шла к городу медленно и трудно. Две сводных бригады, собранных из стройбатов Трудовой Армии и батальонов Железнодорожных войск, работали двадцать четыре часа в сутки, перешивая немецкую колею под русский стандарт и укрепляя путь под многотонные транспортеры тяжелых пушек, однако темпы работ значительно отставали от планов.

Осаждавшие город соединения Особой группы войск "Кёнигсберг" — 7-й Резервный корпус, 34-я резервная бригада, две сводных бригады крепостных войск и две бригады "внутряков" — тяжелой артиллерии не имели. У них и с обыкновенной-то, дивизионных и полковых калибров, артиллерией имелись большие сложности: большой некомплект и нехватка снарядов.

Поэтому командующий группой генерал Пыхачев был дико рад, получив известие о том, что первые эшелоны тяжелого артполка прибывают на заранее подготовленные позиции. При планировании осады и штурма было решено, что строить стандартные основания с круговым обстрелом дорого и не нужно. Вместо этого от наскоро выстроенной станции с говорящим названием "Батарейная" отходили несколько десятков путей, группирующихся по три. Двигаясь вдоль по проложенным по дуге путям, орудия наводились по горизонту. Строенные "пучки", шедшие абсолютно параллельно и выверенные в этом до сантиметра, предназначались для установок одной батареи.

На полдюжины километров дальше от города осаждающие соорудили станцию "Летное поле". Здесь разворачивались поезда с имуществом подвижной базы Эскадры Воздушных Кораблей. Поскольку поездов в базе было всего-то четыре, за массированной суетой на станции "Батарейная" их появления прошло вообще не замеченным разведкой противника. Ведь каждая батарея полка состояла из двух или трех поездов, батарей же в полку было девять — три дивизиона!

Кроме собственно транспортеров с орудиями в состав батарейного поезда входили два паровоза, магистральный и маневровый, шесть вагонов-погребов (по три снарядных и зарядных), три вагона — силовых станции (с бензиновыми 90-сильными моторами и 60-сильными генераторами), три вагона с компрессорными станциями и вагон с разборной вышкой батарейного НП. За батарейным поездом следовал состав "подвижной базы" — 3 или 4 вагона-погреба, 4 вагона с ГСМ и маскировочным имуществом, вагоны со средствами для восстановления разрушенного пути длинной 40 метров, 3 автодрезины для связи и разведки пути (включая одну бронированную, вооруженную пулеметом). Здесь же — жилые вагоны для артиллеристов и вспомогательного персонала, вагон-мастерская, вагон-кухня, вагон-клуб и прочие хозпомещения, всего — два десятка теплушек и два классных вагона.

Аэрогавань состояла из двух собранных причальных вышек для дирижаблей, полевых складов с боеприпасами (отрытые котлованы, прикрытые сверху легкими крышами и окруженные земляными валами для минимизации потерь при случайном взрыве) и вагонов-газогенераторов. Под жилье и служебные надобности частью использовались вагоны, частью оборудовались землянки и блиндажи. Под штаб и штабные службы заняли дома и амбары небольшого немецкого хутора, брошенного сбежавшими в Кёнигсберг хозяевами.

И над всем эти — чудовищные черные рыбины.

Генерал Кованько, прибывший из Варшавы, где находилась постоянная аэробаза ЭВК, этих художественных подробностей не замечал. Для него главным было боеготовое состояние всех десяти кораблей и наличие полного ассортимента боеприпасов на складах. Присутствующие же в качестве чинов штаба ЭВК "помощницы", эстетическое чувство многих из которых развивалось в нездоровой в этом отношении царскосельской атмосфере, картинку заметили и оценили. Фотографии и пару цветных рисунков, на которых зловещие черные тени с косыми крестами на килях доминируют над аккуратненькими домиками типично-немецкого фольварка, растиражировали все газеты мира.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.

1.

Первое появление дирижаблей над обреченным городом вызвало у немецких генералов оторопь. И дело было, в общем-то, не в самих даже дирижаблях, а в том, чем они занимались. Приблизившись к городу строем фронта, над Замком они четко перестроились, разделившись на два отряда. Пять имперских воздушных кораблей зависли над фортами и батареями южного и юго-восточного фаса оборонительного кольца, на высоте около пяти километров, так, чтобы их не достали даже в том случае, если догадаются, как из полевой пушки сделать зенитную. И пока вторая пятерка неторопливо плыла над городом, задумчиво засеивая его листовками, они висели на одном месте, подрабатывая тихо порыкивающими на самом малом ходу моторами для компенсации сноса ветром. А внизу, прямо под их воронеными тушами, рвались снаряды. Правда, редко. Серия из трех выстрелов, с интервалом в две-три минуты... И перерыв в пару часов.

Орудия каждой батареи были размещены с разрывом метров в пятьсот. Поскольку пути были проложены дугой, и достаточно крутой, то такое размещение позволяло на дистанции создавать веер до 6 градусов. А потом начиналась пристрелка. С дирижабля радировали, выстрел какого орудия оказался наиболее близок по горизонтали, и на огневых начиналась тяжелая работа.

Для того, чтобы не повредить при стрельбе главную балку транспортера и оси и колеса тележек, при установке орудия на боевую позицию следовало по обе стороны полотна у того места, где поставили транспортер, отрыть ямы, в которые с транспортера при помощи крана опускались деревянные подушки. Подушки изготовлялись из деревянных брусьев, связанных болтами и рамой углового железа. Далее теми же кранами разводились в стороны упорные ноги из цельнотянутых стальных труб — ноги эти упирались в подушки. Кроме того, под транспортером параллельно основным рельсам клались добавочные, и уже на основные и добавочные рельсы устанавливались подкладная плита, на которую и опускался связанный с главной балкой гидравлический домкрат.

При смене позиции все эти действия, естественно, требовалось осуществить в обратном порядке. Затем с помощью маневрового паровоза передвинуть транспортер с орудием и прицепленные к нему вагоны-погреба на несколько сотен метров, и там повторить все операции по установке.

Понятно, почему пристрелка всех девяти батарей заняла почти сутки.

Обстрелу должны были быть подвергнуты форты с нумера 8-го ("Konig Friedrich Wilhelm IV") до нумера 12-го ("Eulenburg bei Neuendorf"), причем на восьмой и десятый форты были назначены по две батареи, а на 9-й аж целых три.

Немцы слишком поздно догадались, что надлежит противопоставить зорким глазам координирующих огонь с дирижаблей русских артиллеристов. И уже с раннего утра форты плотно затянула пелена дыма.

Поздно! Орудия были уже наведены.

К удивлению германцев, день прошел в ленивом темпе. Пара выстрелов в час с орудия — учитывая, какую плотность огня мог выдать ТЖДАПБО, это казалось... Подозрительным.

2.

Ночной вылет всей Эскадры не был чем-то необычным, но в данном случае вставала еще проблема точного наведения на цель. Кое-как помогали взлетающие то и дело над строго определенными участками фронта осаждающих мощные осветительные ракеты. Соотнося их с пометками на картах, штурмана выводили воздушные корабли на боевые позиции.

Вот последний из десятки радировал, что находится на позиции. Генерал Кованько, державший флаг на самом новом из кораблей эскадры, головном дирижабле серии "Клипер" — до мобилизации он назывался "Гатчина", теперь носил имя "Сапсан" — перекрестившись, приказал радировать сигнал "Тенгри".

Вниз полетели бомбы.

На высоте в три километра над ними раскрылись парашюты. Еще полутысячей метров ниже бомбы взорвались ослепительно-ярким светом. Отражаясь от выбеленной особым составом внутренней поверхности парашютного купола, свет изливался вниз, озаряя пять намеченных к бомбардированию фортов. В рубках семи из десяти воздушных кораблей послышались маты и резкие команды. Все-таки ракетная система не обеспечивала нужной точности наведения.

— Ну, с Богом! — перекрестился командир ВК-7 "Сокол", рванув рычаг бомбосбрасывателя. Корабль, освободившийся от трех с половиной тонн груза, резко пошел вверх, старший помощник, в очередной раз забегавшися и забывший держаться, опять с грохотом и матюгами рухнул на палубу...

Двухтонная бомба, рухнувшая с без малого четырехкилометровой высоты, легко прошила толстый слой земли, брони, бетона и кирпичной кладки, и... и не взорвалась. Пятнадцать стокилограммовых осколочно-фугасных бомб, равномерно распределившихся по территории форта, особых разрушений не причинили — кроме одной, угодившей в помещение для снарядов рядом с орудийным двориком на валганге.

А через три минуты рванула основная бомба.

Форт нумер 11, "Donhoff bei Seligenfeld" перестал существовать.

Остальным воздушным кораблям повезло гораздо меньше — такого впечатляющего результата, как взрыв основного склада боеприпасов, их бомбардирам добиться не удалось. А в рубке ВК-7 царило ничем не сдерживаемое веселье:

— Вот это дали!

— Врезали по-русски!

— Ну, Христофор Бонифатьевич, вертите дырочки на погонах!

А старпом просто восхищенно матерился.

3.

Как только с флагманского дирижабля радировали о завершении бомбардировки, просеки неподалеку от станции "Батарейная" озарились дульным пламенем двадцати семи двенадцатидюймовых орудий. Весь полк бил залпами — каждые три с половиной минуты на форты обрушивалось от трех до девяти полутонных осколочно-фугасных снарядов.

Одновременно открыл огонь и скрытно переброшенный под Кенигсберг 257-й артполк ТАОН. Полк был укомплектован орудиями корпусных калибров и включал в себя два пушечно-гаубичных и один гаубично-мортирный дивизион, всего тридцать две 107/30-мм пушки, столько же 170/14,5-мм гаубиц и восемь 229/11-мм мортир. Они били по долговременным укрытиям для пехоты, бункерам и батареям, не заслужившим внимания 12" орудий ТЖДАПБО.

Ну, конечно, били по врагу и орудия меньших калибров, внося свою долю в огневой вихрь, крутящийся на том месте, где находился передний край немецкой обороны.

А потом, когда огневой вал, бушевавший на остатках того, что всего каких-то семьдесят минут назад было траншеями передней линии обороны, сдвинулся дальше в тыл, и выжившие немецкие солдаты, еще слабо верящие в реальность окружающего мира, выползали из блиндажей и заваленных ячеек, на брустверах раскуроченных позиций внезапно выросли сотни черных фигур.

Черные бушлаты, распахнутые на груди и обнажающие полосатую "матросскую душу", бескозырки с прикушенными от ярости ленточками, привешенные к поясам подсумки с ручными гранатами. И шквальный автоматно-пулеметный огонь. Сводная бригада морской пехоты — три полка Висло-Наревской РВФ, отдельный полк БалтФлота и десантно-штурмовой батальон Гвардейского Экипажа — демонстрировала фокус, именующийся "наступление за огневым валом".

Вооруженные по "новому" штату, с большим количеством автоматического оружия, легкой артиллерии и минометов, морпехи атаковали в полный рост, "на раз" гася любое сопротивление. Если же не помогали батальонные гаубицы и полковые минометы, то в ход шел последний из сюрпризов, заготовленных специально для этого штурма. Поддерживающие атаку бронепоезда. Впереди двигался тяжело бронированный бепо "Скопин-Шуйский", предназначенный для непосредственной поддержки и вооруженный двумя башенными установками, одной с 76/16,5-мм патронной скорострелкой, а второй со 122-мм гаубицей, и большим количеством пулеметов. За ним, в некотором отдалении — железнодорожная бронебатарея "Миних" с двумя восьмидюймовками в сорок пять калибров, прикрытых большими башнеподобными щитами.

Ну, и в конце концов — всегда было небо!

Дирижабли весели над городом тройками. И едва только замечалось выдвижение подкреплений к атакованному участку... Каждый воздушный корабль нес радиостанцию и три бомбы "Кило-К", набитые мелкими осколочными бомбочками, как рыба — икрой. Обычно на батальон хватало одного дирижабля. Ну, а если нет, то ведь над городом их дежурило аж три!.. Отбомбившийся же небесный левиафан следовал на базу, откуда на смену ему появлялся груженый.

4.

Парламентеры, закончив переговоры с генералом Пыхачевым, уже направлялись обратно в город, когда навстречу им шагнула высокая женщина в парадной униформе полка Волчьих Гусар. На спине ментика задрала морду к луне серебряная волчица, с обшитого серым мехом кивера свисает за ухо волчий хвост... К бедрам пристегнуты открытые кобуры с массивными автоматическими пистолетами.

— Господа офицеры, — коротко кивнула объявившаяся рядом не столь высокая дева в кожаной куртке с погонами штабс-капитана. На груди у девы болтался пистолет-пулемет, а на лице имелось выражение легкой паранойи.

— Фройляйн штабс-капитан, — немцы вытянулись образцовым плац-парадным манером и отсалютовали с таким рвением, что было ясно — ту, что вышла им навстречу, они узнали.

— Прогуляемся, господа? — по-немецки женщина в костюме лейб-гусара говорила с легким английским акцентом. Она ведь выросла, чаще общаясь с бабушкой, чем с матерью, чересчур увлеченной мистицизмом и странными идеями Штрауса...

Господа, естественно, согласились. Попробовали бы они спорить!

— Генерал передал вам условия сдачи города?

— Да, конечно, — кивнул в спину Императрице высокий сухощавый офицер в погонах генерал-лейтенанта. В глазу у него сиял монокль, и видом он был типичный пруссак, как их представляют себе в анекдотах. Сухой и педантичный, отлично вымуштрованный, с прекрасной выправкой и пристальным "прицельным" взглядом.

— А что будет после того, как истекут отпущенные двадцать четыре часа, он вам объяснил?

— Штурм? — с легкой неуверенностью в голосе спросил второй из парламентеров, моложавый полковник Генерального Штаба с Рыцарским Железным крестом на груди.

— Не дождетесь, — когда Императрица качнула головой, крупные сапфиры в украшавших ее уши сережках-гвоздиках сверкнули яростной синевой. — Я не собираюсь тратить людей на столь бесполезное предприятие. У меня тут десять дирижаблей, и бомб в диапазоне от полусотки до четверти выпускается в день больше двадцати тонн. И три десятка двенадцатидюймовок. Этого хватит, чтобы срыть ваш городок начисто. До фундаментов.

Голос Её Величества был ледяным, а интонации — спокойными. Какой-то части сознания генерал-лейтенанта очень хотелось видеть глаза Императрицы. Но сознательное и рациональное пересиливали.

— Это... Это негуманно! — влез в разговор третий из представляющих командование той пестрой кучи войсковых частей и соединений, которая нынче именовалась 8-й армией.

— Когда я слышу слово "гуманизм", я хватаюсь за пистолет, — Ее Величество не оборачивалась, и господам немецким офицерам оставалось только догадываться о выражении ее лица. — Передайте генералу Гинденбургу, что у него на размышление есть ровно сутки. Потом в дело пойдет "ультима ратио".

— Вы будете уничтожать мирное население?! Вы же сами в Гааге...

Круто развернувшись, Императрица отчеканила, глядя в глаза старшему из парламентеров:

— В осажденном городе мирного населения нет, — Её Величество излучала холод настолько явственно, что генерал краем сознания удивился, что все вокруг еще не покрылось инеем, а сам он не превратился в ледяную статую. — Так постановила Гаагская конференция 1899 года. И мы свято придерживаемся установленных правил.

— Не дух, но буква? — генерал остатками рационального сознания удивился, осознав, что смог не только ответить, но даже саркастически усмехнуться. Весь остальной разум занимало невыносимое ощущение нарастающей и неотвратимой угрозы. Глаза русской царицы были совершенны. И совершенно потусторонни. Они смотрели словно бы из какой-то другой, нездешней вселенной. Лежащей ПО ТУ сторону добра и зла.

— Дух — тоже. Или вы предпочитаете, чтобы я выморила город голодом? — взгляд Её Величества хлестнул, словно порыв ледяного ветра. Генерал надеялся, что это ему только чудится, но вокруг них, кажется, и вправду холодало.

— Вы бы действительно?..

Императрица коротко и очень невесело хохотнула.

— Это неэффективно. Войска мне нужны в других местах...

5.

Императрицу Сашенька обнаружила в кают-компании лейб-фрейлин. Окруженная благоговеющими "шипами", государыня перебирала струны простенькой на вид гитары с шикарным красно-черным бантом на грифе. Казалось, она вспоминает нечто, когда-то прекрасно известное, но давным-давно позабытое. Тонкие бледные пальцы бродили по струнам с нарастающей уверенностью.

— Миледи, я тебя искала. Что случилось?

"Шипы" слегка трепетали. Обычно они не оказывались так близко к подобным высотам — в обстановке почти домашней, чуть ли не интимной... И с кем! Императрица, уже почти официально получившая среди фрейлин, помощниц и даже некоторых обитателей Царского Села мужского пола прозвище "Божественная". И ближайшая её статс-дама, наперсница и конфидентка. Особо приближенная особа. Царский фамильяр. Нож в руке, шпора на каблуке, поднимающем клячу-Историю в смертельный галоп...

— Гинденбург капитулировал.

— Это же просто замечательно!

Государыня кивнула, продолжая подбирать мелодию. Которая музыкально образованной Сашеньке казалась довольно-таки варварской, хоть и не лишенной какого-то странного очарования.

— Так чего ты переживаешь?

— С одной стороны — действительно. Хорошо есть и хорошо весьма. Высвободились три стандартных корпуса, включая бригаду морской пехоты, ЭВК можно использовать, балтийское побережье надежно прикрыто... И не надо думать, откуда стволы взамен расстрелянных брать, — Александра Федоровна говорила, не поднимая головы, словно обращаясь к гитаре. Медленно и почти печально. — С другой... С другой стороны очень жаль, что Гинденбург оказался настолько некомпетентным...

— А что он должен был сделать? — не выдержала одна из девчонок, рыжая, зеленоглазая и ехидная, одетая в легкомысленный, короткий и полупрозрачный халатик с золотыми драконами на зеленом поле. Ольга Зимина, входит в пятерку лучших стрелков роты, мечтает сделать карьеру в СКС, как тут же припомнила Сашенька.

— Все стандартно. Мобилизация мужчин от двенадцати до шестидесяти, остальных вон из города. И готовиться к уличным боям. Тоже мне, бином Ньютона... — пожала плечами государыня, продолжая подбирать аккорды.

— У нас же артиллерия!

— Живучесть ствола двенадцатидюймовки — триста выстрелов. Десятков пять мы потратили на форты. Сколько бы потребовалось извести на город размером с Кенигсберг? И чем потом оборонять Прибалтику?

— А бомбардировщики?

— Сорок тонн за вылет. Два или три вылета в день. Это дооолго. И в конце концов в дело все равно пришлось бы пускать пехоту. А до тех пор — держать ее вокруг города в полной готовности... Снаряды, бомбы. Новые стволы для пушек. И три армейских корпуса, мающиеся фигней. Это все затратно. Очень.

— Тогда о чем ты жалеешь, Миледи? — вновь вернулась в разговор статс-дама.

Александра Федоровна прижала струны ладонью, серьезно и печально посмотрела Сашеньке в глаза:

— Никогда больше такой возможности не будет. Это же сердце Пруссии!

— Ну, будет еще случай!

— Такого, чтобы потом можно было сказать "Закон соблюден и польза несомненна!" — не будет больше. Ладно... Давай-ка я спою что-нибудь. Давно не бренчала на гитаре... Вы как, девчата, не возражаете?

6.

В воздухе витает неосознанный страх,

Истинные ценности горят на кострах.

Хэй! Эй! Выхода нет.

Стискивай зубы, готовься к войне!

Стихи — в четкий жесткий ритм, ближе к декламации, чем к песне. Больше, чем правильно начитанный рэп, почти Маяковский. Гитара — столь же четко и жесто. Жаль, что это акустика... и ОЧЕНЬ жаль, что нет басухи.

Трещины улыбок на подобиях лиц,

Ужас и бессилье из запавших глазниц.

Хэй! Эй! Выхода нет.

Стискивай зубы, готовься к войне!

Песня билась в груди Елки, рвалась наружу — она хотела, чтобы её услышали.

Дети, уличающие взрослых во лжи,

На местах распятий в изголовьях ножи.

Хэй! Эй! Выхода нет.

Стискивай зубы, готовься к войне!

Рушатся границы представлений о том,

Как можно, что плохо, но об этом потом.

А пока —

Хэй! Эй! Выхода нет.

Стискивай зубы, готовься к войне!

Первой подпевать припеву начала Сашенька, за ней подстраивались "шипы"...

Не осталось другого пути,

Выбор сделан, дорога длинна.

Выбор сделан и надо идти...

Война! Война!

Улицы странны, а мысли все же страшней,

Но мысли не важны. Сегодня мышцы нужней.

Хэй! Эй! Выхода нет.

Стискивай зубы, готовься к войне!

Забудь про все; про то, чему учили тебя,

И знай: сегодня надо жить никого не любя.

Хэй! Эй! Выхода нет.

Стискивай зубы, готовься к войне!

Сегодня каждый за себя, ударить в спину не грех,

Сегодня все на одного, один в ответе за всех,

Елка раньше и Александра Федоровна теперь не имели подходящего для этого репертуара голоса. Жа-аль... А еще жаль, что нет электрогитары и басухи...

Хэй! Эй! Выхода нет.

Стискивай зубы, готовься к войне!

Забудь про все; про то, о чем ты раньше твердил,

Сегодня, если ты выжил — значит ты победил.

Хэй! Эй! Выхода нет.

Стискивай зубы, готовься к войне!

Не осталось другого пути,

Выбор сделан, дорога длинна

Выбор сделан и надо идти

Война!

Настало время позабыть о тех, кто болен и слаб,

Не время тратить свои силы на благие дела.

Хэй! Эй! Выхода нет.

Стискивай зубы, готовься к войне!

Сегодня слово потеряло силу, сила не в нем,

Сегодня правда насаждается мечом и огнем.

Как же горят глаза у девчонок! Они бы восприняли с радостью все, что бы ни пожелала исполнить им их Божественная, пусть даже это была бы какая-нибудь слезливая романтическая фигня... Но эта песня им была по нраву!

Хэй! Эй! Выхода нет.

Стискивай зубы, готовься к войне!

Сегодня все боятся всех. И все воюют кругом,

И скоро, ты того не зная, станешь чьим-то врагом.

Хэй! Эй! Выхода нет.

Стискивай зубы, готовься к войне!

Эй, вооружайся, если жизнь дорога,

Сегодня каждый ищет и находит рядом врага.

Хэй! Эй! Выхода нет.

Стискивай зубы, готовься к войне!

Не осталось другого пути,

Выбор сделан, дорога длинна.

Выбор сделан и надо идти.

Война!

Война!

7.

Вооруженные силы румынского королевства в мирное время состояли из десяти пехотных дивизий. При объявлении мобилизации в дополнение к ним формировалось ещё столько же резервных дивизий, и они попарно — одна полевая и одна резервная — сводились в 10 армейских корпусов, насчитывающих почти 400 тысяч человек. Серьезная сила — по любым меркам. Оборотной стороной было отсутствие современной скорострельной артиллерии и пулеметов, плохое качество и неподготовленность к войне офицерства и особенно младшего командного состава, совершенное отсутствие всяких тыловых служб и плохое состояние железных дорог.

Положение Румынии, зажатой между Карпатами, Дунаем и Прутом — то есть между Трансбалканией, русской Молдавией и австро-венгерской Трансильванией — оставляет румынам широкий выбор целей для атаки. Претензии Бухареста распространялись на русский берег Черного Моря до Одессы включительно (а ежели повезет, то и до Днепра, или даже, чем черт не шутит, включая и Крым), на трансбалканскую Добруджу (часть бывшей Болгарии, с севера и запада ограниченную Дунаем, а с востока — Черным Морем) и австро-венгерскую Трансильванию — с трех сторон родину легендарного Влада Цепеша окружали Карпаты и граница Румынии. Основания для претензий были чисто этническими — в междуречье Прута и Днестра, в Добрудже и Трансильвании имелось большое число этнических румын, которые поддерживали активные связи с родиной, включая и контакты с румынской военной разведкой. Которая, в свою очередь, создавала, финансировала и всячески поддерживала различные "Общества", "Товарищества" и "Землячества", ставившие своей целью создание "Великой Румынии", или, как минимум, поддержание связей между диаспорами и "далекой" родиной. Этакий замкнутый круг, по дугам которого отсюда туда путешествовала разного рода информация, а оттуда сюда — деньги, пропаганда и оружие.

Наибольшего эффекта в этих действиях румынам удалось достигнуть в Трансильвании — Дунайская монархия дышала на ладан, это понимали практически все, начиная от Франца-Иосифа. Также понятно было, что когда Австро-Венгрия развалится на Австрию, Венгрию и спорное количество разных других стран, то мадьярам не удержать Трансильвании — в том случае, разумеется, если бы претензии Румынии поддержала Россия. А она вполне могла это сделать...

Однако династические интересы и германофильство кругов, приближенных к государю Каролю I, пересилили как это стремление, так и франкофильские симпатии большей части румынского правящего класса. Впрочем, это ожидалось — как только до России дошли вести о том, что немцы обещают Бухаресту побережье Черного Моря от Одессы до Варны, а то и до Бургаса.

В соответствии со своими аппетитами румыны развернули три армии: 1-я армия, в составе шести полевых и трех резервных пехотных дивизий (в связи с нехваткой кадрового состава и вооружения для корпусных частей румыны решили с их формированием не связываться, попросту исключив это звено из командной цепочки) и одной кавалерийской дивизии, была собрана в районе Ясс и наносила удар по русской Молдавии, базируясь на железную дорогу Яссы — Унгены — Кишинев — Бендеры. 2-я армия — три кадровых и две второочередных дивизии, развернутые в районе Галаца — должна была наступать вдоль железнодорожной магистрали Галац — Рени — Бендеры. У Бендер 1-я и 2-я армии соединялись и, совместно форсировав Днестр и взяв Тирасполь, развивали успех в направлении на Одессу. 3-я армия в составе одной кадровой и пяти второочередных дивизий была развернута в междуречье Борчи и Дуная на железнодорожной линии Фетешти — Чернавода — Меджидия — Констанца с задачей нанесения удара строго на восток — они должны были отрезать северную часть Добруджи и оставить между Трансбалканией и Россией только морское сообщение.

Как сказал некто умный, настоящие проблемы у любого существа начинаются, если желудок у него меньше, чем глаза, но зато существенно больше мозга.

К этому моменту из Одессы на плацдарм были отправлены ещё три отдельных дивизии, доведя количество дивизий в районе Босфора до восьми. Теперь 7-я армия русских, восьмого сентября получившая имя Румынского фронта, включала 7-й и 8-й армейские, 6-й резервный и 5-й кавалерийский корпуса и 65-ю и 66-ю пехотные дивизии.

Прутская РВФ после передачи Трансбалкании значительной части боевых кораблей состояла в основном из вооруженных пароходов, плавбатарей и канонерских лодок, созданных посредством установки морских пушек и полевых гаубиц на самоходные баржи и грунтовозные шаланды. Боевая эскадра, базирующаяся на Измаил, состояла из мониторов "Фальчион" и "Спата", речных канонерских лодок "Скиф", "Сармат", "Алан" и "Гот" и РКЛ-МЗ "Танго" и "Сарабанда", шести номерных артиллерийских катеров, перестроенных из миноносок 70-х годов, и двух тральщиков, построенных на базе колесных пароходов — что обеспечивало святым "Кириллу" и "Мефодию" небольшую осадку и очень высокую маневренность. Хотя, конечно, не способствовало защищенности. Кроме собственно флотилии, в состав Прутской РВФ входили ещё несколько мобильных береговых батарей и полк МП.

Последней по порядку, но не по значению частью, подчиненной командованию Румынского фронта, была сводная бригада ОКПС — пограничники, до метра изучившие приграничную полосу как по ту, так и по эту сторону границы, во мгновение ока ставшей линией фронта, должны были, в зависимости от обстановки, стать либо авангардом, прикрывающим развертывание русских войск энергичными действиями на вражеской территории, либо действующими за спиной врага диверсионными отрядами, прикрывающими отступление русских войск нападениями на вражеские тылы и пути сообщения.

В сентябре 1900 года им пришлось исполнять обе роли — в то время, как 8-й армейский и 6-й резервный корпуса, усиленные 218-м отдельным дивизионом ТАОН, с боями отступали от Унген к Кишиневу, 7-й АК и 65-я и 66-я ПД, усиленные спешенными дивизиями 5-го кавкорпуса, встречным ударом отшвырнули 2-ю румынскую армию за Прут, форсировали его, сбили пытавшихся закрепиться румын, взяли Галац и устремились дальше, через Серет на Браилов, создавая реальную угрозу отрезать вторгшуюся в Добруджу 3-ю румынскую армию. При условии доминирования на Дунае русской Прутской РВФ проблема форсирования любого из его притоков превращалась во всего лишь легкое затруднение — а вот для румын из 3-й армии в любой момент могущая встать на повестку дня задача обратного форсирования ДУНАЯ, да не просто так, а под обстрелом с берега и ударами боевых кораблей... Это была проблема из анекдота — типа: "Это, голубчик, не проблема, а пиздец. А пиздец, батенька, мы не лечим!"

8.

Боевые действия между Австро-Венгрией и Трансбалканией с самого начала носили крайне вялый характер — обе стороны неявно признали, что этот театр является для них отнюдь не самым главным. То есть австрийцы, узнав, что большую часть войск трансбалканцы направили на турецкий фронт, попытались организовать удар по практически полностью оголенным границам Сербии и Болгарии — для чего собрали здесь двадцать две из своих пятидесяти семи дивизий, направив против России только тридцать пять. Однако события в Восточной Пруссии и развитие русского наступления в Галиции привели к тому, что большую часть сил австрийцам пришлось спешно перебрасывать на русский фронт. Причем не только на свой участок, но и в германскую зону ответственности: "судьба Вены решается на Сене, а не на Сане!". А потому австрийскими дивизиями затыкали дырявые, как решето, центральный и северный участки Ost-фронта. Никакой выгоды с этого "оперативного маятника" Вена извлечь не смогла — австрийские дивизии не успели добиться каких бы то ни было успехов на Дунае, и не смогли остановить лавину, рухнувшую на австрийские армии Русского фронта. Если бы они оказались в составе 1-й или 3-й армии с самого начала, результаты Галицийской операции, возможно, были бы другими... Возможно.

Единственным исключением из этого вымученного спокойствия были боевые действия на черногорском фронте в районе Каттаро — весь август и сентябрь там шли кровопролитные бои: черногорцы, впоследствии подкрепленные сербскими, болгарскими и даже македонскими частями, штурмовали австрийскую военно-морскую базу с неослабевающим упорством. В ответ австрийская корабельная артиллерия столь же упорно обстреливала трансбалканские батареи на горе Ловчен и приморский фланг черногорского фронта.

9.

Однако не добились особых успехов и трансбалканцы — им, конечно, удалось выбить турецкие войска из Старой Сербии, Македонии и Фракии... Но РАЗБИТЬ их не удалось. А между тем давно известно, что единственным реальным результатом сражения может быть только разбитая вражеская армия. Все остальное — дым, пыль, прах. Трость надломленная.

Маневр Гольц-паши с отступлением Западной армии на плацдарм у Салоник был достоин гения Кутузова или Велизария. В результате турецкие войска сократили фронт и заняли исключительно сильные оборонительные позиции — и то, и другое весьма способствовало высвобождению войск, остро необходимых для Фракийского театра. Во-вторых, они избавились ото всех проблем с тыловым снабжением — теперь все оно было завязано прямо на Салоники и британский флот, что позволило избежать протягивания верблюда через игольное ушко "исключительно скверных" македонских дорог, вдобавок, постоянно атакуемых отрядами четников. И заставили противника растянуть свои линии тылового обеспечения практически до предела — по тем самым исключительно скверным горным дорогам. И то, что на них четники не нападали, положение трансбалканцев облегчало не слишком.

Болгарским, сербским и черногорским генералам оставалось утешаться только превращением имеющихся в их распоряжении армий в ДЕЙСТВИТЕЛЬНО серьезные силы. За счет обращения дружин четников с освобожденных территорий в обычные армейские пехотные батальоны и кавалерийские эскадроны армия Трансбалкании была доведена до 42 пехотных и трех кавалерийских дивизий — двадцать один стандартный армейский корпус и один кавкорпус "русского стандарта". К сожалению, положение с оружием и вооружением было ещё очень далеко от идеала — особенно остро чувствовалась нехватка пулеметов и легкой артиллерии. Этот недостаток отчасти компенсировался высоким боевым духом... к несчастью, при соотношении 1:10 или атаке укрепленной проволочными заграждениями позиционной обороны под градом шрапнелей боевой дух помогает очень слабо.

По другую сторону фронта происходило примерно то же самое, с тем, однако, исключением, что туркам не приходилось задумываться, откуда взять винтовки, пулеметы и артиллерийские орудия для своих формирующихся дивизий. За них об этом думали союзники — англичане и немцы наперебой предлагали Константинополю наиболее выгодные условия поставки.

10.

Совещание, собранное в Одессе по итогам Румынской компании, ясно показывало, КТО заказывает музыку, под которую танцуют федераты Трансбалкании. ПОКА что танцуют... Далеко не всем нравилась такая ситуация, но до тех пор, пока страна находится в кольце фронтов, менять что-либо никто не решался. Да и на что?

Собственно, в военной своей части совещание касалось только Северной группы армий ФРТ и бывшего Румынского, а ныне 3-го Карпатского фронта Российской Империи. Но была и часть политическая, поэтому присутствие на нем начальника Объединенного Генерального Штаба ВС ФРТ, которым, во избежание споров между сербами и болгарами о старшинстве (а споры были неизбежны, поскольку единственной проходной кандидатурой был генерал Радко Дмитриев), был избран русский генерал от инфантерии Домонтович, также связанный с Болгарией, но все же гораздо менее жестко, назвать неоправданным было никак нельзя.

11.

Железнодорожный вокзал со стоящими на задах станции знаменитыми, наводящими ужас "поездами ставки", остался далеко позади. В коляске с опущенным верхом, неторопливо катящейся по улице, сидели двое: высокий пожилой мужчина в штатском, но с военной выправкой, откинувшись на спинку, молчал, машинально вертя в руках тяжелую черную трость с рукоятью в виде головы сокола. Его спутница сидела так же молча, столь же упорно смотрела на бегущие мимо стены домов и вертела на пальце затянутой в перчатку тончайшей замши руки массивный серебряный перстень.

— Все-таки странная у вас мода... — произнес, определившись наконец-то с безопасной темой, мужчина, судя по некоторому сходству черт лица — родственник дамы. Впрочем, вряд ли сейчас ее можно было так назвать.

— А что не так? — собеседница оглядела свою приталенную длинную куртку "чертовой кожи", простую по крою прямую юбку черного сукна, перчатки с надетыми на пальцы перстнями в виде черепов и морд демонов...

Страдальческий взгляд был ей ответом.

— Ну, правда! — вытащив из внутреннего кармана круглую металлическую пудреницу, при этом мотнулся по обтянутой тонким черным свитером-водолазкой груди серебряный кулон в виде волчьей морды и выглянула из-под мышки блестящая рукоять пистолета в наплечной кобуре, она открыла ее и уставилась в отражение. Отражение было в полном порядке! Она поправила алую бандану и недоуменно посмотрела на собеседника.

— Ты что, в самом деле так редко общаешься с нормальными людьми? Только с вашими этими... фрейлинами?

Тут, по счастью, коляска добралась до места. Екатерининская площадь, памятник Екатерине Великой. Два шага до Дюка.

— Теперь поговорим? — с верхней площадки лестницы можно было видеть ее площадки, панораму Приморского бульвара и увенчанный белопенной громадой парусов черно-белый корпус учебного парусника, уходящего с рейда.

— Думаешь, теперь достаточно безопасно? — скептически приподнял бровь мужчина. Теперь, когда он двигался, можно было сказать, что он гораздо старше, чем те пятьдесят пять-шестьдесят лет, на которые смотрится.

— Ну, подслушать нас точно не смогут. Разве что по губам прочитать...

— Откуда? С "Беринга"? — не то, чтобы Михаил Алексеевич был таким уж противником секретности, но паранойя, царившая в кругах, приближенных к Царскому Селу, его слегка раздражала.

— Вот именно... Ты хотел поговорить, пап?

— Чисто деловой разговор, уверяю. Просто хотелось еще раз тебя повидать перед отъездом. Мы ведь так редко видимся... — старик вздохнул и покосился на дочь.

— Вот закончится война...

— А часто мы до неё виделись? Ты же постоянно то при Дворе, то по командировкам!

— Я служу Империи! — коротко мотнула головой дочь, то ли оправдываясь, то ли пытаясь объяснить.

— Доча, ты это мне объясняешь? Но видеться с родителями и сыном ты могла бы и почаще... Не надо! — отец махнул рукой. — Все понимаю, но служба — не оправдание. У меня же получалось... Хоть и не так хорошо, как я надеялся.

— Ну, пап! — сколько уже было таких разговоров, и после истории с Драгомировым, и после сватовства Тутомлина... А уж какие скандалы громыхали в особняке на Средней Подъяческой перед её замужеством!

— Ладно уж... Так. Я с тобой, собственно, о другом поговорить хотел. Можешь по-родственному, так сказать, объяснить, что вы вообще хотели получить от ФРТ?

— Ничего особенного, — пожала плечами Сашенька, автоматически уже оглядывая окрестности в поисках шпионов и террористов. — Координация усилий в борьбе с Турцией и Австро-Венгрией. В целях максимальной эффективности. Ну, и чтобы сербы с болгарами не вцепились друг другу в глотки из-за Македонии.

— А потом?

— Что потом? — недоуменно посмотрела на отца заблудившаяся в высшем свете дочь.

— У вас что, вообще нет долгосрочных планов на ФРТ? — старик был сильно и неприятно удивлен.

— Па-аап! Ну какие там могут быть долговременные планы? Тут молиться надо, что они Трансбалканию до конца войны не развалили!

— И не будет предпринято никаких усилий?

— Усилия, конечно, будут. Такой плацдарм! Такой рынок! Просто на успех никто не закладывается.

— Пессимистично...

— Реалистично!

— И какая моя роль?

— Роль начальника Объединенного Генерального Штаба ВС ФРТ, естественно! — Сашенька улыбнулась широко и открыто. — Пап, ну пойми...

— Доча, не надо считать меня грибом! Это мне, между прочим, разгребать все то, что проистекает из столь наплевательского отношения Ставки к балканским проблемам!

— Да при чем тут грибы! Нету просто еще единого отношения, вот в чем дело-то! С одной стороны, все федераты являются плотно заселёнными аграрными странами с ЖД-сетью, ориентированной на Австро-Венгрию. Понятно, что... Ладно. — Сашенька хмыкнула, досадливо помотала головой, прогоняя не относящиеся непосредственно к задаче мысли. — На экспорт они гонят почти то же самое, что и мы, практически только агропром, промышленность и добыча полезных ископаемых слабо развиты, кооперация минимальна. Угу. С другой — мы-то парой ступеней выше по пищевой цепочке. Производим кое-что, да... И Дунай в качестве основной транспортной артерии... Понимаешь, пап, это и есть основной спорный момент. Стоит ли вкладываться в серьезную поддержку ФРТ, учитывая, что из ста шансов примерно сорок пять на развал и только десять на то, что Трансбалкания останется верным нашим союзником? Пока что мнения расколоты...

— И сорок пять, как я понимаю, на то, что Трансбалканию возьмут под контроль англичане либо немцы? Яа-аасно, — протянул старик. — Значит, неопределенность, говоришь... Ну-ну. Что ж... Когда будет принято хоть какое-нибудь решение, ты уж мне просигналь как-нибудь.

— Конечно, пап!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1.

Особая армия, 27 августа переименованная в Босфорскую, к началу сентября включала восемь пехотных дивизий (54-я, 60-я — 64-я, 67-я и 68-я ПД), бригаду морской пехоты, пять отдельных батальонов КПФ и две артиллерийских бригады ТАОН. В последних был собран передаваемый флотом металлолом, уже непригодный для стрельбы по кораблям, даже в таких "тепличных" условиях, как перекрытые минными полями босфорские узости.

С первого дня существования плацдарма главной свое задачей русские видели укрепление обороны. И "Большая Земля" интенсивно им в этом помогала — перебрасывая десятки и сотни тонн колючей проволоки, цемента и арматуры, леса, тысячи противопехотных мин и десятки тысяч шрапнельных снарядов для орудий всех калибров.

А с начала сентября началась переброска сколоченных из резервистов 1-го и 2-го резервов маршевых батальонов, тяжелого и стрелкового вооружения. Причем это были не пополнения, долженствующие поддержать численность частей на штатном уровне. Нет, прибывающих штыков было вполне достаточно для создания еще восьми дивизий!

Что, в общем, и входило в планы командования. Каждая из обороняющих плацдарм дивизий была развернута в две, хотя и сокращенного состава: новые дивизии состояли только из трех полков в три батальона "нового" штата, отдельного же батальона, предназначенного в дальнейшем стать штурмовым, они не имели, поскольку вооружения штурмового типа не хватало даже штурмбатальонам гвардейских частей. Да что там штурмвооружение! Даже и получение соответствующего количества ручных и станковых пулеметов несколько затянулось! Общее производство РП в европейской России не достигало и шести тысяч штук в месяц, станковых же производилось в месяц только 1200 штук... Зато штат артиллерийского вооружения новых соединений некомплекта не имел.

Пятнадцать дивизий были сведены в пять трехдивизионных корпусов — с 26-го по 30-й АК, а 54-я пехотная дивизия, единственная, сохранившая четыре полка и двенадцать батальонов, но полностью перевооруженная автоматическим оружием, вместе с бригадой МП составила армейский резерв.

2.

Новый корпусной штат был дальнейшим продолжением "тройчатой" системы, её венцом и апофеозом. Взвод в три отделения, рота в три взвода, батальон в три роты, полк в три батальона... Так почему же дивизия — в четыре полка, а корпус — в две дивизии? Непорядок!

На тот же "троичный" штат были переведены и артиллерийские полки. Дивизионный артполк, к примеру, состоял из трех дивизионов по три восьмиорудийных батареи — 1-й и 2-й дивизионы включали по две пушечных и одной гаубичной, а 3-й — две гаубичных и мортирную. Полковой артдивизион состоял из батареи 76/16,5-мм пушек, батареи новых 107/12-мм гаубиц и батареи 120-мм полковых минометов.

Вслед за переформированием Босфорской армии были переведены на новый штат элитные корпуса 1-й и частично 2-й Ударных армий. Гвардейские резервный бригады стали основой 5-й и 6-й Гвардейских пехотных дивизий, сведенных из полков отличившейся при штурме Торуни 2-й Гвардейской резервной бригады и резервных полков 1-й — 4-й Гвардейских дивизий. Полки 1-й Гв.Рез.Бригады вместе с резервными полками шести гренадерских дивизий и корпусными структурами 3-го Гренадерского корпуса (дивизии которого были разделены между 1-м и 2-м Гренадерскими корпусами) стали Гвардейским резервным корпусом — 1-я, 2-я и 3-я Гвардейские резервные дивизии. После того, как резервные бригады Гренадерского Резервного были переформированы в дивизии "нового" штата, структура элитных войск установилась окончательно: теперь в их состав входили 1-й и 2-й Гвардейские и Гвардейский резервный, 1-й и 2-й Гренадерские и Гренадерский резервный корпуса. Всего — шесть корпусов, двадцать четыре дивизии.

При этом в процессе переформирования взводы элитной пехоты получили вместо существовавших до того трех отделений по пятнадцать человек при ручном пулемете — всего сорок семь человек и три ручных пулемета — новую "усиленную" структуру: три отделения по двенадцать человек при одном ручном пулемете и одно отделение из семи человек при ручном пулемете, одной или двух снайперских винтовках и трех или четырех единицах штурмового оружия (многозарядные дробовики, карабины СПК или пистолеты-пулеметы), всего — сорок пять человек и четыре ручных пулемета. Благодаря этому гвардейская и гренадерская дивизия имела не 243, а 324 ручных пулемета, плюс 36 ручников полковых разведывательно-штурмовых рот и 16 РП в двух эскадронах кавалерийского дивизиона. Итого 376 ручных пулеметов на дивизию. И еще 92 в корпусной кавбригаде. Всего 1220 пулеметов на каждый из четырех элитных корпусов — в корпусах, наименованных резервными, штат был "истинно тройчатый", по 295 ручников на дивизию.

3.

На 28 июля 1900 года в состав Российской Имперской Армии входили: 1-й — 25-й армейские, I — III Кавказские армейские, 1-й и 2-й Гвардейские и 1-й — 3-й Гренадерские корпуса и двенадцать отдельных пехотных дивизий; I и II Туркестанские, I — IV Сибирские, Финский Лыжно-Егерский и Кавказский Горно-Егерский Стрелковые корпуса.

По мобилизации были развернуты 34 армейские резервные бригады, три Гренадерских и две Гвардейских резервных бригады, шесть территориальных (два Туркестанских и четыре Сибирских) и два "специальных" резервных стрелковых корпуса. Всего в европейской России и на Кавказе создано 14 резервных корпусов, 34-я армейская и 1-я и 2-я Гвардейские резервные бригады использованы россыпью.

В августе — сентябре восемь Сибирских стрелковых корпусов переформированы в пять Сибирских АК стандартного трехдивизионного штата, та же операция проведена с четырьмя Туркестанскими стрелковыми корпусами, переформированными в три Туркестанских армейских корпуса — хотя последние положенных им по штату пулеметов и артиллерийских орудий не получили.

На 1 октября 1900 года в состав РИА входили: 1-й — 30-й армейские, I — IV Кавказские, I — III Туркестанские, I — V Сибирские, по три Гвардейских и Гренадерских корпуса, по два Финских лыжно-егерских стрелковых и Горно-Егерских стрелковых корпуса, одиннадцать Резервных корпусов, три отдельных пехотных дивизии и три дивизии крепостной пехоты.

4.

Все железные дороги, ведущие с запада на восток Германии, забили эшелоны, собранные со всей Европы и набитые первосортным пушечным мясом, облаченным в фельдграу и пьяным от только что случившейся победы. Давний, веками ненавидимый враг наконец-то повержен! Второй раз за тридцать лет — и теперь окончательно!

А навстречу им шли, точно ориентируясь по лежащим внизу блестящим ниточкам рельсов, дирижабли ЭВК, специально для этого вылета перекрашенные в небесно-голубой цвет. Пять отрядов по два корабля, держась больших, почти запредельных для кораблей открытой конструкции высот, шли к реке Одер. Экипажи, одетые в меховые шубы и штаны поверх утепленных "высотных" комбинезонов, немного напоминали стайку толстых-толстых медведей, внезапно решивших заняться чисто человеческими делами. Но даже и такого утепления было маловато. Еще помогали громоздкие термосы из нержавеющей стали, на двадцать литров каждый, наполненные горячим сладким чаем с лимоном. Также свою долю полезной нагрузки сожрали кислородные баллоны...

Но главным "пожирателем" была краска.

Поэтому каждый дирижабль нес по две полуторатонных бомбы — тоже специально собранных для этого вылета. Предполагавшиеся первоначально ФАБ-2К попросту не влезли по весу. Но должно было хватить и 1,5! Ну, если никто ничего не напутал с прочностью построенных немцами мостов... По четыре попытки на мост, при том, что на тренировочных вылетах дирижабли ЭВК добились уже почти девяностопроцентной эффективности точечного бомбометания! Даже в самом худшем случае — две из четырех попадут куда нужно.

Назначение ВК-7 "Сокол" в самую северную группу, ту, что получила задание раздолбать однопутный мост у Биененвердер, самый северный на Одере — если не считать мостов у Штеттина — было явной несправедливостью. Похоже, новенький орден Святого Георгия III степени на груди капитана "Сокола" кое-кому в штабе эскадры колол глаза. Такая цель как, к примеру, Кюстрин... Ну, на худой конец — Франкфурт-на-Одере... О-оо, да! Вот это объекты! У Кюстрина аж два железнодорожных моста, южнее Франкфурта — здоровенный магистральный, на два пути!

А тууут... Тьфу, а не мост!

Очередность атак была определена еще на базе — комплект костей пришлось одолжить в оперативном отделе. Получилось, что за Христофором Бонифатьевичем были вторая и третья атаки, в то время как первую и заключительную должен был произвести ВК-9 "Альбатрос". Но на всякий случай "Сокол" начал занимать позицию над северной оконечностью центрального пролета моста почти одновременно с тем, как "Альбатрос" попытался пристроиться над южным быком.

Громоздкие корабли долго маневрировали, добиваясь немыслимой точности прицела. Ведь опорные быки моста — это даже не форт, это гораздо меньше. Пусть даже и высота тут тоже меньше... В Кенигсберге приходилось опасаться пушек, здесь же имелись только винтовки охраняющих мост солдат ландвера. Громадине воздушного корабля они могли причинить вреда не больше, чем слону — пулька из "монтекристо"!

Штурман-бомбардир "Сокола" просигналил о готовности чуть раньше. "Альбатрос" отстал не намного. Первая бомба ушла вниз... Взрыв! И южный конец длинного пролета покатился вбок, скользя по рассыпающимся камням опоры... Удар "Сокола" оказался столь же верен. Центральный пролет моста обрушился в воды Одера на всем своем протяжении.

Для того, чтобы еще более затруднить работы по восстановлению моста, вторую бомбу корабли потратили на вторую опору короткого пролета. Каждый со своей стороны. "Сокол" промахнулся, бомба, брошенная с него, угодила не в сам "бык", а рядом, хотя и в пролет моста.

Итог операции — три опоры моста разрушены, четвертая слегка повреждена.

Дополнительный бонус — Одер еще до-оолго не будет судоходным на этом участке...

5.

Дмитрий Зацепин, только неделю назад получивший капитанские погоны, прибыл в Констанцу морем вместе с еще четырьмя десятками других новопроизведенных офицеров с Малой Земли. С плацдарма их отозвали в Севастополь, поздравили с "орлами" и производством в чин вне очереди, и отдали в руки собранных со всего города портных — шитье новых парадных мундиров заняло менее суток. После чего их посадили на грузопассажирский пакетбот и пожелали счастливого пути.

Черное Море в октябре сурово. Вся дорога от Севастополя до Констанцы прошла при четырехбалльном волнении. Блевали почти все, включая некоторых палубных матросов. Команда парохода была недавно уполовинена — на строящиеся военные корабли нужны были экипажи — и теперь свежеиспеченные моряки постигали науку "быть морским волком" на практике.

Едва пакетбот пришвартовался к одному из военных пирсов, "господ офицеров" настоятельно попросили "собраться и проследовать". Для "проследования" были предоставлены три тентованных однотонных грузовика, которые и доставили их наконец-то к пункту назначения.

Им оказался длинный двухэтажный дом, над крыльцом которого были вывешены российский триколор и красное знамя с одной большой и шестью малыми золотыми звездами. У входа стоял часовой — в униформе какой-то из трансбалканских армий, но с русской трехлинейкой. Еще один стоял внутри, у помещенного рядом с отведенным под начальственный кабинет знаменем: золотая имперская аквила на черном бархате. Значит, часть нового, уже военного формирования, старые имеют знамена более традиционного вида.

В небольшом зале группа разделена на две. Первыми предложили пройти капитанам и штабс-капитанам, каковых набралось двадцать. Ожидать остались примерно столько же прапорщиков и фельдпоручиков. Все — крепкие, в возрасте уже за тридцать, мужики. Фельдпоручики были из числа отличившихся прапорщиков запаса, погоны прапорщиков же сверхсрочники из урядников и старшин получали вместе с георгиевскими крестами.

В неожиданно просторном после крохотного предбанника кабинете офицеров встретил человек лет тридцати пяти, в русском офицерском мундире с погонами легион-генерала. Два просвета и большая, генеральских размеров звездочка. Звание было введено для старшего командного состава (майор, подполковник, полковник), исполняющих должность командира бригады или дивизии. Звание "легион-генерала" не влияло на производство в следующий чин, мундир кроме погон тоже оставался офицерским, но жалование шло именно генеральское. Как и обращение — не "ваше высокоблагородие", а "ваше превосходительство".

Коротко поприветствовав прибывших и поздравив их со вступлением в ряды вооруженных сил Трансбалканской Федеральной Республики, легион-генерал перешел к делу, невзирая на то, что большинство его собеседников исполняли немую сцену из гоголевского "Ревизора" и выглядели не слишком ясно понимающими происходящее.

Собственно, делом было формирование пехотной дивизии для армии Трансбалкании. Состав — десять батальонов, командирами которых назначаются господа капитаны. Господа штабс-капитаны соответственно становятся заместителями командиров батальонов и командирами первых рот. Командиры второй и третьей рот — это из числа оставшихся в зале. Штат подразделений тяжелого оружия укомплектовывается и проходит тренировки отдельно. Остальные офицеры, а также вообще все остальные будут набраны... ТАМ

С этими словами легион-генерал ткнул пальцем в окно. За окном, в некотором отдалении, стоял высокий забор из колючей проволоки. За забором стояли бараки. Вокруг бараков, по гнусной осенней грязи таскались фигуры в сильно обтрепанной униформе румынской армии.

6.

Почти одномоментный разгром 2-й и 3-й армий Румынского Королевства и интенсивное продвижение к Бухаресту русских войск Румфронта и трансбалканских дивизий Северной Группы, устроивших настоящую гонку за взятие столицы враждебного государства, вынудило высшие круги Королевства действовать крайне быстро. Отречение Кароля Первого, коронация второго сына его старшего брата Леопольда Гогенцоллерн-Зигмаринген — первый сын, принц Леопольд II, отрекся от своей очереди в наследовании румынского престола еще в марте 1889 года — и подписание мирного договора произошли в течение каких-то двадцати двух часов. Предварительное соглашение о вступлении Румынии в Трансбалканскую Республику в качестве федерата было подписано еще спустя сутки.

11 октября 1900 года началось переформирование румынских войск — дивизии, уцелевшие благодаря тому, что входили в состав 1-й армии и под раздачу не попали, вошли в состав оперативной группы "Влад Цепеш". Ошметки же тех частей, что свое уже получили, можно было использовать только в качестве резервуаров личного состава. Структуры их надо было создавать заново ПОЛНОСТЬЮ.

После вхождения Румынии в состав Федеральной Республики на флаге Трансбалкании добавилась шестая малая звездочка. Имевшиеся до этого пять символизировали Черногорию, Сербию, Болгарию, Албанию и Македонию. Ну, а большая, конечно же, была олицетворением единой и неделимой Трансбалкании. И предполагалось появление на флаге еще минимум трех звезд: ждали своих освободителей Босния-Герцеговина, Хорватия и Словения.

Кстати. В связи с появлением одновременно такого количества свободных престолов — ибо все новые государства желали, во всем походя на БОЛЬШИХ ПАРНЕЙ, завести у себя монархию — в Европе возник дефицит... королевских династий!

Ибо Германия (самый большой рассадник коронованных особ Европы), Австро-Венгрия, Великобритания и Италия исключались по соображениям геополитическим, Франция — из-за отсутствия легитимных династий... У России же хватало инструментов влияния и без того, чтобы перекашивать внутренний баланс сдержек и противовесов в новорожденной республике избытком Романовых на престолах. Оставались — из крупных — Шведско-Норвежский Дом, Датский Дом и Испанская Корона. К сожалению, дом Испанских Бурбонов был не богат мальчиками, дом Глюксбургов Датских мог выделить только принца Вальдемара — брата вдовствующей российской императрицы Марии Федоровны (что служило основным доводом "против"), шведско-норвежская династия Бернадоттов вообще еще не решила, не войти ли им в Пан-Европейский Союз — то есть не объявить ли войну России в надежде отобрать обратно некогда отнятую у Шведской короны Финляндию... Учитывая внутренние проблемы Унии, раскалывающейся на Швецию и Норвегию и испытывающей все проблемы, свойственные любой разводящейся семейке, возможность продавить подобное решение через стортинг исключать было нельзя. Вести династические переговоры с союзной России державой в таких условиях Бернадотты отказывались напрочь. Оставалась только разнообразная европейская мелочь — Люксембург, Монако... Даже Светлейшее княжество Сан-Марино — и то попало в список кандидатов!

Из разных ветвей правящих династий этой мелкотравчатой своры сейчас и выбирали представители новоявленных монархий, брезгливо копаясь грязными пальцами в предоставленных Имперской СБ досье и ревниво стараясь подглядеть, кого там выбрали соседи и перехватить перспективную кандидатуру до того, как успеют те.

7.

Выйдя из кабинета, Дмитрий прикрыл рукой глаза от бьющего через окна закатного солнца, и только сейчас заметил, что знамя, охраняемое часовым, не имперское. Двуглавый орел — аквила, был серебряным, а не золотым, не было также корон и мечей. Да и цвет самого флага был скорее темно-багровым, нежели черным. Это оказалось выданное накануне легион-генералу знамя формируемой части: "Вооруженных Сил Федеральной Республики Трансбалкания 21-го Неудержимого тяжелой инфантерии легиона".

Двуглавый орел и переименование дивизий в легионы — были только маленькими кусочками одной большой и очень гениальной идеи, пришедшей в голову кому-то из молодых королей федератов Республики. Для того, чтобы Трансбалкания и впрямь стала хоть сколько-нибудь единой, требовалось нечто, способное объединить несколько ну о-очень разных народов. Нечто историческое, коренное.

И это нечто было найдено.

Недаром ведь новая столица Республики (очевидно, что республиканские органы власти не должны были находится в столице одного из входящих в ее состав федератов) должна будет называться не Столенград или Союзный... Нет.

Столицей Трансбалкании может быть единственно Византия!

Под её строительство уже был отведен изрядный кусок земли — там, где встречаются границы Румынии, Сербии и Болгарии, у впадения в Дунай реки Тимок. Статус столицы и окружающих ее земель был списан с американского Вашингтона и Колумбии — федеральный округ, не входящий в состав ни одного из королевств.

8.

Капитан Зацепин чувствовал себя странно. Потому что в его подчинении оказались центурион-примпил Васильев и центурионы Савельев и Громов. Потому что командовал он 3-й когортой 21-го легиона! И потому, что на формирование его когорты отводилось всего-то три недели. Уже 5-го ноября легион должен был быть готов к боевым действиям. Учитывая, что из всего батальо... тьфу, когорты в наличии имелось только четверо офицеров...

То состояние капитана вполне понятно. Немного подняло его настроение только сообщение легион-генерала Шервинского. В лагере были собраны румыны-добровольцы, согласившиеся на предложение продолжить службу в рядах ВС ТФР.

— А остальные? Те, что не согласились?

— Их мы передали обратно румынской короне. Так что на надежность собственно румынских дивизий я бы на месте нашего командования не полагался бы...

Набор офицеров для когорты проходил по стандартной методе. Сначала взяли свое капитаны Резунов (когорта "А") и Вятский с Деминым (1-й и 2-й бата... тьфу ты, когорты), затем капитан Зацепин, наскоро пролистывавший скромные досье, составленные комендантом временного лагеря лейтенантом Райновым, прошелся вдоль строя, сопровождаемый старшим центурионом своей когорты, и после короткого совещания отобрал одиннадцать недостающих офицеров: девять взводных в звании гастат-центурионов и должности командиров центурий (роты были переименованы в манипулы), адъютанта командира когорты и командира хозяйственного взвода. Поскольку из числа офицеров продолжить службу пожелали почти все, то сравнительно с количеством имеющихся солдат возник их некоторый избыток, позволивший не только укомплектовать все имеющиеся должности, но и создать резерв. В конце концов, командир взвода — ладно, ладно, центурии! — в условиях активных боевых действий живет в среднем семь-десять дней...

Отбор нижних чинов и унтер-офицеров (Дмитрий так и не привык именовать их в новом франкофильском стиле "пти-офицерами") прошел так же достаточно быстро. Вероятно, в лагере вовсе не случайно было именно тридцать бараков с фиксированной численностью рядовых и унтеров в каждом. Так что теперь у командиров когорт имелись на выбор три десятка заготовок, из которых за отведенные двадцать дней предстояло выковать роты. Процедура была той же, что и при отборе офицеров, то есть первым отбирал людей командир когорты "А"...

На следующее утро состоялась приемка оружия — легион получил трехлинейки старого образца, длинные и с прицелами, рассчитанными на медленные и недальнобойные пули с округлой головкой. Другого оружия пока не было, хотя когорте "А" и обещали ручные пулеметы, "росомахи" и даже карабины. Со временем. Сколько этого времени должно было пройти, пока оставалось не совсем ясно.

И начались тяжелые учебные будни. "Тяжело в учении, легко в бою", ага. Подъем в пол-шестого, отбой в полночь. И все это время почти непрерывно — занятия. Практические. Что ни стрельба, то штыковой бой. А что не первое и не второе — так то маршброски. Румыны, вопреки привычному стереотипу, оказались очень неплохими солдатами. Выносливости у них хватало, способностей к обучению тоже. Ну, а необходимую мотивацию обеспечивал предоставленный правительством Республики комиссар, каждую свободную минуту тративший на рассказы о том, как трудно живется румынам в оккупированной венграми Трансильвании. А также о том, как угнетают австрияки и те же венгры славян в Боснии-Герцеговине, Словении и Хорватии, и как турки угнетали славян везде, где только можно. О том, как радостно встречали жители освобожденных территорий республиканские войска, комиссар рассказывал особенно охотно. При этом он довольно жмурился и ухмылялся, как сытый кот, обожравшийся сметаной. Надо полагать, восторг поселянок не ограничивался только словесными изъявлениями восторга и благодарности.

Поскольку румыны славянами себя не считали, то все речи о терзаемых немцами боснийцах, хорватах и словенцах шли "мимо кассы". Трансильвания им интересна еще была, а вот остальное... Но тут вступали офицеры румынского происхождения. Которым было очень убедительно объяснено, что если они ошибутся тут, то следующие двадцать лет они проведут, играя на скрипке в каком-нибудь дешевом кафешантане на другом конце планеты. Это была отличная мотивация. Прежде всего потому, что играть на скрипке никто из них не умел. Опять-таки вопреки стереотипам...

9.

Ольга скользила сквозь осенний лес беззвучная, как несомый ветром призрак, и вдвое более незаметная. Обтянутая сеткой с нашитыми лохмушками поверх камуфляжного чехла облегченная драгунская каска, раскрашенная "оскольчатым" камуфляжем блуза, надетая поверх обычной униформы. Наружу выпущен отложной воротник кителя с тремя тускло-серыми четырехконечными звездочками наискосок на черной квадратной петлице слева и затейливо "выписанными" старославянской вязью при помощи алюминиевой нити буквами "Мск" на таком же квадрате правой. Заправленные в высокие кавалерийские сапоги зеленые, подшитые кожей бриджи, изрядно вытертые в том месте, где положено было бы висеть сабле. И обернутый камуфляжем толстоствольный карабин "Росомаха" в затянутых в кожаные перчатки руках. И размалеванное пятнами зеленого и черного грима лицо, на котором поблескивают только глаза. Следом, одетые и вооруженные примерно так же, скользили еще четыре фигуры.

Частый строй деревьев поредел, а затем и расступился. Опушка.

С которой прекрасно видна невеликого размера и третьеразрядного значения железнодорожная станция. На которой и очутился, волею небес и точно отбомбившихся по нескольким важным мостам русских дирижаблей, поезд с оч-чень интересным грузом. Наравне с десятком других — застряв вместе с ними по вине спущенного под откос в пяти километрах отсюда эшелона.

Ольга поднесла к глазам бинокль и всмотрелась. Один из скопившихся на станции поездов — возможно, что и тот самый! — готовился к отправлению. Присев на одно колено, она оперла на него ствол карабина. Короткое движение вскинутых над плечом пальцев левой руки — так, чтобы было видно задним: "Внимание", "Груз", "Сюда".

Перед ней тут же появился плотно стянутый ремнями сверток. Расстегнув пряжки, унтерштурмлейтенант развернула полотнище, получив большой прямоугольник плотной кожи, обшитый снаружи маскировочной тканью, а изнутри покрытый карманами. Предметы, поочередно вдергиваемые Ольгой из этих карманов, соединялись друг с другом с чуть слышным лязгом и легким скрежетом. И через несколько минут перед ней стояла, опираясь на сошки, крупнокалиберная снайперская винтовка. Восьмикратная оптика изготовления РОМО, извлеченная из отдельного жесткого футляра со внутренним смягчением, была установленная последней.

КСВ "Аргумент-5М7": полуавтоматика, калибр пять линий (патрон 12,7х109 мм) и сменный магазин на 10 патронов. На конце длинного тонкого ствола — массивный цилиндрический дульный тормоз со множеством косо прорезанных щелей.

Ольга самолично загнала в магазин, один за другим, десять длинных патронов с золотисто-желтой гильзой и окрашенной в ровно-черный цвет головкой пули. Стандартный бронебойный. Всего у неё с собой было пол-сотни таких, каждый проверен перед вылетом... Но она на всякий случай внимательно оглядывала каждый. На донышке гильзы — две разделенных пятиконечными звездочками цифры, 21 и 08.00. Завод и год выпуска. Завод N21 значит, патроны повышенной точности, снаряженные вручную. Август этого года — совсем свежие. Еще два магазина легли на подстеленный под винтовку кожаный "коврик".

Щелкнул, вставая на место, магазин. Лязгнул затвор, досылая патрон в патронник.

Приближенный прицелом, прыгнул вперед, надвигаясь на нее, грязно-черный бок мощного магистрального паровоза. Уже шипящего, окутавшегося паром, почти готового к отправлению. Значит, остатки того эшелона уже убрали с путей, воронки в насыпи засыпали и заровняли, рельсы и шпалы привезли и поставили...

Ну, что ж... В добрый путь!

И вот поезд тронулся. Запыхтел, набирая скорость. Он еще шел медленно, так что Ольга, давно уже совместившая риски прицела с отлично известными ей по назубок выученным схемам приметами, могла сопровождать его безо всяких проблем. И едва сцепка первого вагона поравнялась с выходной стрелкой, снайпер нажала на спусковой крючок. Винтовка чудовищно громыхнула, извергла из прорезанных в тормозе-компенсаторе щелей могучие языки пламени, но отдача была не очень значительной. По крайней мере, по сравнению с первыми образцами. Вот "двойка" — это было что-то. Она ключицы ломала!

Унтерштурмлейтенант поймала в прицел борт паровоза — из него била тонкая, но довольно плотная струя пара. Но гораздо больше пара валило из кабины. Перебитые трубки водотрубного котла выплеснули воду на колосники, и пулевая пробоина диаметров в полдюйма была слишком мала. Струя пара пошла по пути наименьшего сопротивления — вышибая жалюзи топки в будку паровоза, вместе с горящим углём и шлаком. Ольга порадовалась, что на таком расстоянии не слышит, как гул пламени и шипение пара заглушают крики кочегара и машиниста с помощником. "И, для полной гарантии..." — подумала она, высаживая в паровозный котел остаток магазина. Окончательно превращая его в решето — ибо бронебойные 12,7-мм пули, даже на такой дистанции, пробивали паровоз вместе с котлом навылет. Магистральный G-7 застыл мертвой грудой металла. Всё! Никуда этот поезд не поедет. По крайней мере, еще не меньше трех-четырех часов. И другие не поедут — пока вагоны этого эшелона не растащат.

Второй и третий магазины Ольга расстреляла по другим паровозам, замеченным на станции. По две-три пули на каждый. Даже если промазать мимо котла, тут уже не смертельно. Последние три выстрела она сделала уже под ответным огнем — охраняющие станцию престарелые бойцы третьей очереди ландвера наконец-то сообразили, что к чему.

10.

Головной дирижабль первого дивизиона ЭВК, несущий в своем чреве сорок стокилограммовых фугасных авиабомб, появился над станцией ровно через два с половиной часа. Через пятнадцать минут над горящими и взрывающимися развалинами появились три дирижабля второго дивизиона, груженые теми же "сотками" А потом подвалили остатние три бомбардировщика...

В налете участвовали только девять дирижаблей. Десятый, "дежурный", до того трое суток висевший в зоне ожидания, и после сброса диверсионной группы ушедший на базу, как раз заводили в эллинг, где его ждала новая обтяжка для корпуса — в тех же грозных черных с золотыми андреевскими крестами цветах. Благодаря отличной организации работ на аэробазе девять воздушных кораблей обтянули заново почти за нужное время. Только "почти" — но диверсионная группа компенсировала небольшое отставание...

Впрочем, хватило и девяти дирижаблей. По четыре тонны бомб с корабля — триста шестьдесят ФАБ-100 стерли в порошок и саму станцию, и всё, что на ней оказалось.

Эшелон с боеприпасами, собранными буквально по сусекам, так и не добрался до фронта, и без того ощущающего острую — СМЕРТЕЛЬНО острую! — потребность в боепитании. На некоторых, особенно невезучих в этом отношении участках фронта, боекомплекты распределялись уже чуть ли не командирами дивизий. Поштучно.

Курьер, оставивший закладку, забранную аквалангистом с интернированного в нейтральном Копенгагене ДОБРОФЛОТовского парохода, не вернулся в Германию. Предполагая худшее — что звено изъято контрразведкой — агенту, находящемуся на том конце цепи, через отдел платных сообщений популярной берлинской газеты было приказано залечь на дно.

Жаль было бы потерять такой источник!

Последнее сообщение, то самое, частью которого стала радиограмма, приведшая к стертой с лица земли станции, включала и другую информацию из этой области. Она позволяла оглядеть картину... Которая точно соответствовала предвоенным расчетам!

11.

Встреча Особой Тройки произошла тихо и по-рабочему. Генерал, организовавший сбор, подыскал поблизости подходящее местечко — бывшую английскую миссионерскую школу, где англичане учили китайских сирот, проданных им в обмен на опиум, продавать этот самый опиум. После того, как не успевших сбежать англичан торжественно обезглавили перед строем 2-й Повстанческой имени Карла Маркса кавалерийской бригады, само здание было занято под штаб. Теперь, когда бригада ушла дальше на юг, здание пустовало, но было еще пригодно для размещения. По сравнению с халупами в близлежащих селениях — так уж точно!

Вечером прилетел на окруженной двумя десятками двуконных всадников конвоя тачанке Инженер, лихорадочно мотавшийся по окрестностям в поисках хоть как-то понимающих в технике и торговцев опиумом. Первых он агитировал вступать в Народно-Освободительную Армию, которой смертельно не хватало грамотных бойцов, способных управится с тяжелым вооружением, а вторым показательно рубил головы. Не сам, конечно — сам бы он предпочел их расстреливать. Но патронов не хватало адски. А грамотных специалистов, способных снести человеку голову с одного удара, к несчастью, наоборот. Повстанцы, не считая частей Маньчжурского Корпуса и Новой Армии, до сих пор были больше чем на три пятых вооружены только пиками, мечами и другим средневековым хламом. Еще примерно двадцать процентов вооружения составляли дульнозарядные ружья, из которых две трети было кремневых. Инженер сообщил Генералу, что устал, как последняя собака, зато нашел еще три тайника с опиумом. Суммарно уже захвачено больше двадцати тонн! В нынешних условиях, когда на морях свирепствуют русские, а все крупные порты Китая блокированы, это серьезное достижение. Полевая кухня — гениальное достижение русского военного ума, почти не уступающее по этой части 12-см миномету — снабдила собравшихся горячим сытным ужином, но Инженер его не доел. Так и уснул с котелком в руках.

Доктор прибыл ночью. Его сопровождали пол-сотни монголов из дивизии "Темучин" — без которых сам Доктор прекрасно бы обошелся. Вот только ЦК не мог допустить гибели столь нужного Движению товарища, и конвой был навязан в приказном порядке. Впрочем, за пол-года скитаний по пылающему восстанием Китаю темучины не раз доказали как преданность, так и полезность. Доктор по-прежнему ворчал, но в душе признал пользу от наличия рядом пяти десятков человек, способных, не задумываясь, исполнить любой приказ.

Бойцов "Темучина" накормили горячим и они тут же улеглись спать. А Доктор с Генералом и бутылкой "Смирновской N21" засиделись до позднего рассвета, вспоминая кажущуюся сказкой уже жизнь в Царском Селе и с умилением перебирая подробности тех замечательных времен, когда Доктор еще не был известен по всему Северному Китаю как главный идеолог движения Освобождения, а Генерал не являлся фактическим главнокомандующим той части Народной Армии, которая признавала хоть какое-то центральное управление.

12.

Собственно встреча началась вечером, хотя Инженер, наверставший последние две почти бессонных недели, проснулся около полудня. Зато двое остальных бессовестно дрыхли! Инженер вздохнул, не торопясь позавтракал и пошел перебирать станкач. Так, на всякий случай. Который случался куда чаще, чем ему хотелось бы — торговля опиумом была занятием, без хорошей охраны просто немыслимым. Потому веские доводы приходилось пускать в ход почти каждый раз.

— ... Я вообще не очень понимаю, зачем этот штурм нужен! При нашем соотношении сил...

— А что у нас с соотношением сил? — мягко перебил разгорячившегося Инженера Доктор. Он знал, что с соотношением сил, но накал дискуссии надо было снизить.

— Плохо у нас с соотношением сил. Из того, что есть поблизости... Полностью боеготовыми частями являются две бригады МК и три полка бывшей Северной Армии. Суммарно это дает около восьми тысяч штыков. О противнике...

— С противником-то всё ясно, — тоскливо заметил Генерал. — Только дело не в этом. Есть ведь еще отряды "Ихэтуань". И далеко не все из них подчиняются Штабу. Многие из ихэтуаней вообще ни о каком центральном руководстве и думать не хотят!

— Я полагаю, этот вопрос... разрешим, — неуверенно пробормотал Инженер. Встреча с одним из таких "безначальных" отрядов ему стоила седых волос, а могла стоить и жизни! Если бы не подоспевшие вовремя пулеметные тачанки бригады имени Парижской Коммуны.

— Угу. В принципе. Но на разрешение такого вопроса требуется время. Которого у нас нет! — ударил кулаком по столу Генерал. — Эти психопаты желают атаковать, ...! У них два ружья на десять человек, причем одно из них дульнозарядное — но они, ... их ..., считают, что...

— Я в курсе, — незаметно поморщился Доктор. Вера в то, что любой ихэтуань, совершив особые ритуалы, может совершенно не боятся ни пуль, ни снарядов, была распространена в отрядах Движения очень сильно. Гораздо сильнее, чем Доктору бы хотелось. Даже в имеющихся обстоятельствах. — Кссооо... К сожалению, ситуация проста. Мы имеем восемь тысяч штыков войск, которые готовы к бою полностью. Так? Еще есть еще отряды Движения, которые не так подготовлены, как регулярные части, но все же получили оружие и проходят подготовку. Вообще что у нас с оружием?

— С оружием у нас дела обстоят... Ну, скажем так, нормально. От наших друзей получено шестьдесят тысяч винтовок 44/96, тремя партиями по двадцать. Половину первого транша мы передали наиболее вменяемым из числа не признающих единого командования, — за эвфемизмом Генерала скрывалась реальность, где отнюдь не все соратники Доктора были его товарищами. Не говоря уже о прискорбно малом числе единочаятелей. Многих марксизм и странноватые идеи русских коммунистов коробили, причем дико. — Эксперимент прошел неудачно. Как я и предсказывал. Только один из шести получивших новые винтовки может применить свое оружие в бою!

— Почему?

— Потому что оружие любит ласку, чистоту и смазку! — окрысился Генерал. — Я вас предупреждал, что вчерашние крестьяне просто не могут не довести столь высокотехнологичное оружие до ручки в самые ближайшие сроки! Ну, можете убедится! Больше половины успели превратить оружие просто в хлам. Теперь они вооружены просто странной формы пиками. У части остальных — двое из шести примерно... Эти, может быть, сумеют сделать пару выстрелов. После чего винтовку разорвет у них в руках. Стволы ржавые, пружины гнилые, патроны... Если у бойца есть хотя бы дюжина патронов — это уже чудесно. Обычно их не больше трех-пяти. Впрочем, учитывая состояние оружия, можно признать расчет правильным. Таким образом те десять тысяч винтовок, что мы передали независимым, можно было с таким же успехом просто выбросить!

— Каждый шестой из десяти тысяч — это достаточно много для того, чтобы не считать операцию напрасной, — дипломатично заметил Доктор. — Что с теми отрядами, которые руководство Штаба признают?

— Прошли хоть какой-то курс подготовки двенадцать тысяч человек. Они условно сведены в пехотные дивизии, с первой по четвертую. Им, соответственно, выданы винтовки 44/96, и участвовать в боевых действиях они могут без ограничений. Ну, если не считать отсутствия артиллерии. Сейчас мы завершаем подготовку еще шести тысяч — это пятая и шестая дивизии. В принципе, их тоже можно считать боеготовыми. Дивизии, еще раз повторяю, очень и очень условные. Руководство батальонами — вполне адекватное, уровнем выше... практически отсутствует.

— Таким образом у нас есть восемь тысяч штыков в составе регулярной армии и еще восемнадцать — в виде некоей пародии на неё. Но положится на эти "дивизии" мы можем?

— Несомненно. Но сейчас из шести дивизий у нас ЗДЕСЬ есть ровно половина. Три дивизии, девять тысяч штыков.

— Итого — семнадцать тысяч. Этого вполне хватает на плотную блокаду...

— Но для штурма явно маловато. Тем более, что из тяжелой артиллерии у нас есть только 48-фунтовки и мортиры Кегорна. Что смешно само по себе.

— А сколько народу у этих... которые самостийники?

— Если они соберут все силы?

— Они уже их собрали. Тысяч примерно сорок пять или пятьдесят. Суммарно по окрестностям на три дня пути. Держать они их могут не более недели. Сами они снабжение не отладили и не собираются, мы их кормить не можем, даже если захотим. Запасов не хватит. При этом они хотят штурмовать! Собственно, — генерал невесело усмехнулся и глянул за окно, на низко висящие звезды. — Собственно, штурм уже неизбежен, поскольку сектанты начали сбор всех отрядов. Это значит, что штурмовать они будут. Вне зависимости от чего бы то ни было. Просто выбора у них нету.

— Ясно, — задумчиво протянул Доктор. И быстро спросил:

— Их шансы на успех?

— М-ммм... Я бы сказал — маловато шансов. Укрепления, конечно, рассчитаны на противостояние небольшому экспедиционному корпусу европейцев, а не хорошей армии. Но наши силы пока на хорошую армию и не тянут. Колючки мало, колючка редкая. Но она таки есть. Пулеметы, тяжелые орудия... Еще англичане сняли часть противоминных калибров с кораблей. И даже несколько шестидюймовок.

— Одним словом — шансов нет?

— Я бы так не сказал, — твёрдо возразил Генерал. — Шансы есть. Если... Если по дороге они смогут собрать еще тысяч пятнадцать, а лучше — двадцать. И плюнут на потери... То патроны у англичан кончатся раньше!

— Но это не наш метод! — возразил Инженер. И посмотрел на Доктора почти умоляюще. — Ведь правда?

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1.

Лейтенант морской пехоты Килгор, опершись спиной на лафет какой-то антикварной пушки, установленной еще при китайцах и оставленной на позиции как несколько громоздкий, но крайне забавный сувенир, курил первую утреннюю трубку. Она же и последняя на день. Еще до начала осады какие-то совершенно безумные сектанты из ихэтуаней, все изрисованные иероглифами, словно африканские дикари, ночью вырезали охрану и подожгли склады. К счастью, не все, а на арсенал и склады боеприпасов они и не посягали. Но с продовольствием стало туго, а курить вскоре можно будет уже только опиум. Его на складах в порту было более сотни тонн. Табаку же не было вовсе.

Лейтенант курил и смотрел на море. Намозолившие глаза серые силуэты русских броненосцев на горизонте, смазанные дымком "кепстена", казались уже не столь утюгоподобными и давящими. Ствол старинной пушки, покрытый мелкими капельками росы, медленно отдавал накопленный за ночь холод.

— You are not the hungry? You should eat. Otherwise you will not have forces to battle.

— Xie xie, bu shi — лейтенант, не поворачиваясь, махнул рукой. Глядеть на своё несчастье ему не хотелось.

— I had a good food. It must be to eat you. Will be a bad day today, — медленно, спотыкаясь, но старательно продолжая...

— Bu hao? — лейтенант повернулся и напряженно уставился на девчонку. — Или hai hao?

— Very bad. The big fight today will be. All in city know it, — торжественно подтвердило его несчастье. И несколько раз энергично кивнуло растрепанной головой. — It is a lot of blood.

Лейтенант смачно выругался и соскочил с лафета. Подхватил прислоненную к нему винтовку — содержимое тяжело болтавшейся на бедре колодки маузеровской кобуры позволяло сделать десять выстрелов за пять-шесть секунд, после чего можно было вставить магазин на 25 патронов... Но тяжелой пуле .303 Ли-Энфильд на дистанции с полутора сот ярдов пистолетный патрон проигрывал безоговорочно.

— You have not taken, — заявила девчонка. — Take. It is required to you.

Уже собравшийся бежать на свой участок обвода лейтенант обернулся — и с изумлением увидел в руках у Мин палаш от парадной униформы. Давным-давно и прочно забытый за полной ненадобностью — обычно он хранился где-то в углу шкафа, прочно заваленный ветхой рухлядью. Случаев, по которым опальный офицер, бывший 1-й лейтенант, приписанный к флагману Флота Метрополии, мог бы надеть парадный мундир, старательно избегал как сам Килгор, так и его командование.

— Take!

— Bu shi, — качнул головой лейтенант, пытаясь сдержать то ли смех, то ли слезы умиления. Она ведь серьезно! Он махнул рукой и быстро зашагал, почти побежал на позицию. Он не очень верил в способности Мин — совершенно фантастические истории, которые она о себе рассказывала, тому не способствовали. Была бы она такоё великой наследственной ведьмой, так вряд ли ее родный папенька продал бы за пол-фунта опия. И вряд ли бы та родовитая сволочь могла с ней сделать то... То, что сделала. Однако у нее были уши. А в симпатичной головке под невероятной растрепанности прической скрывались неплохие мозги. Которые умели делать выводы.

2.

Прищурив глаза, Мин смотрела в спину уходящему в бой человеку, снова наполнившему её жизнь смыслом. И расплатившийся за это по высокой для варваров с Запада цене. Он не верил в её магию... Чтож! Магии это было без разницы! И она благословила его. Всеми силами своей души и всей кровью своего сердца. Затем подобрала корзинку с завтраком, вновь завернула в одеяло тяжелый странной формы меч, который варвары предпочитали простоте и изяществу цзяня и увесистой надежности дао, и пристроила сверток за спину. Надела шляпу. И засеменила вслед за своим господином. Точно зная — сегодня она ему понадобится... Очень понадобится.

3.

Быстрый "волчий" полушаг-полубег не мешал лейтенанту Килгору раздумывать над тем, что на сей раз придумали "боксеры". Или их русские командиры. Что не является принципиальным. За истекшие с начала восстания месяцы лейтенант, не стесненный дипломатическими условностями и нездоровым консерватизмом, исстари свойственным британскому образу мысли, сумел построить достаточно непротиворечивую теорию, описывающую действия России в Китае. И их причину.

Русским не нужен был под боком дряхлый маньчжурский монстр, способный развалится неожиданно и непредсказуемо — от любого случайного движения. Поэтому они решили взорвать его сами. Заодно и отвлечь самим взрывом и копанием под развалинами в поисках всякого интересного всех заинтересованных лиц в округе. И при этом рассчитывали, что их собственные интересы как минимум не пострадают.

Не без оснований рассчитывали.

Бывшие охранные части КВЖД, жестко выдрессированные и подпертые мощной идеологией, действительно показали очень высокую эффективность. Структура того, что именовалось здесь Китайской Коммунистической Партией, а по факту являлось просто-напросто сектой, где марксизм и русский ленинский коммунизм были довольно-таки извращенным образом скрещены с учением Конфуция и принципами Сунь-Цзы, была ориентирована на экспансию и тотальное доминирование. И дальнейшее распространение "Трех Принципов и Восьми Основ Всеобщего Блага" доктора Сунь Ят-Сена, помимо чудовищных убытков от национализации всего подряд, приводило — автоматически — к росту влияния России.

4.

Лейтенант всё же успел. Мин не подвели ее способности. Способности слышать то, что говорят китайцы китайцам. И никогда не скажут ни одному европейцу. Дальние холмы уже покрывались...

— Сколько ж их там? — оторопев от потрясения, пробормотал вслух мальчишка-новобранец, переведенный в расчет орудия с корабля, прибывшего из Европы за день до того, как русские минзаги начали вываливать свой страшный груз на фарватерах базы. С тех пор он расположения не покидал, и привыкнуть к тому, что людей в Китае МНОГО, как-то не успел. Лейтенант и сам бы ошалел на его месте — если бы не участие в злосчасстной экспедиции, пытавшейся выручить осажденных в Пекине дипломатов. И не воспоминания о безумных толпах, лезущих прямиком на штыки и совершенно не боящихся пуль. Да, пары залпов хватало, чтобы рассеять уцелевших — убедившихся, что их магия бессильна против европейской стали и свинца. Вот только к тому времени за ближайшими холмами скапливалась еще одна толпа! И всё начиналось сначала.

— Мдаааа... Где ж мы их всех хоронить-то будем? — протянул бывалый сержант, залихватски подмигивая. Дружный хохот поддержал немудреную шутку, кто-то из молодых пошутил тоже... И только лейтенант Килгор видел стылую, глухую тоску в глазах ветерана. Толпы туземцев походили на море, на прилив. Людская масса покрывала все пространство, от самого горизонта. И приближалась. Всё ближе и ближе. Неотступная. Неостановимая.

— Ладно, хватит шуточек. К бою!

Громыхнувший где-то сзади мощный взрыв дернул за нервы всех. Огромное облако дыма вставало приблизительно там, где стояло одно из трех предназначенных для обороны сухопутного фронта тяжелых орудий. Остальные два рявкнули залпом. Огромные столбы дыма, перевитые лентами огня, встали, раскидывая вокруг себя землю, на пристрелянных заранее холмах. Там, где всякий вменяемый офицер расположил бы свои осадные орудия. У прущей, подобно муравьям или леммингам, человечьей массы не было ни вменяемых командиров, ни тяжелой артиллерии. Они им были попросту не нужны. Глядя в прицел, лейтенант Килгор видел редкие пятна ярких халатов и еще каких-то одежд, бросающиеся в глаза на фоне невообразимого тряпья, которое носили обыкновенно туземцы. Шедшие в первых рядах размахивали ружьями, мечами, копьями и палицами, луками и чем-то, похожим на обычный сельхозинвентарь вроде кос и мотыг. В бинокль были видны распяленные в неслышных воплях рты и то и дело вскидываемые к небу кулаки и оружие.

Почти сразу вступили и орудия среднего калибра. Старые шестидюймовки Армстронга, снятые с древних станционеров, и новейшие скорострелки били так часто, как это только возможно. Густой частокол разрывов мелким гребнем прошелся по полю боя — оставив за собой на удивление немного трупов. Снаряды, рассчитанные на пробитие корабельной брони, людей убивали неохотно, давая слишком мало осколков.

Те несколько минут, которые оставались до входа первых рядов жуткого толпища в сектор обстрела его орудия, лейтенант Килгор потратил на воспоминания о двух вещах. Об умершей от горя после смерти младшего брата матери. И о неописуемом удивлении на морде этой родовитой скотины, выпускника Сандхерста и внука члена палаты лордов, появившемся в тот момент, когда пуля из дуэльного пистолета пробила его тощую грудь.

5.

Слово "бойня" не подходило к воцарившемуся на поле кошмару. Туземцы не думали разбегаться, залегать и как-то укрываться. Они оставались на ногах, сливаясь в единую массу, огромную мишень, по которой невозможно было промахнуться.

Два тяжелых орудия, полторы дюжины шестидюймовок и не меньше полусотни более мелких пушек били непрерывно. Удачное попадание снаряда разрывало в клочья сразу по нескольку человек, ватное облачко шрапнели могло унести в небытие и несколько десятков, шквальный огонь немногочисленных, но удачно расположенных пулеметов косил людей, как траву. Но толпа, тут же затягивая прореху, продолжала яростно и упорно переть вперёд. Сквозь огонь, сталь и смерть. Вскоре, лейтенант, позабывший о времени, не заметил когда — в непрерывный рев орудий, грохот выстрелов и разрывов вплелась еще одна мелодия, выводимая голосами, уже совершенно непохожими на человеческие. Рев, вой, крик, стон — все это смешалось в доносящихся с поля звуках. Туземцы продолжали атаку, с неестественной, нечеловеческой упорной ненавистью швыряя себя вперед, вверх по склону — прямо в смертоносный огненный ливень.

На взгляд того мальчишки, творилось невероятное. Боксеры лезли такой массой, что оружие их не останавливало. Любой разумный противник давно ударился бы в панику и побежал, но эти... Они, похоже, не ведали ничего, кроме жажды убийства. Они бежали по мертвым и умирающим, потрясая мечами, палицами и пиками, пуская стрелы из луков, взлетали вверх клубочки дыма от выстрелов из кремневых ружей, пару раз лейтенант, которого уже начало помаленьку затягивать боевое безумие, мельком заметил даже и фитильные мушкеты... Впрочем, были у них и винтовки, и пули из них уже начали находить цели среди обороняющихся англичан.

А потом по позициям пехоты, расположенным прямо перед огневыми их батареи, прокатился огненный вал артиллерийских разрывов! Это было так неожиданно, что лейтенант Килгор даже вначале не понял, в чем дело. И только соображение о том, что свои не могли ошибиться с таким количеством снарядов и орудий, вынудило его впервые за последние... пол-часа?.. час?.. схватится за бинокль. Густой, непонятно откуда взявшийся дым, плотно застилающий поле боя, не давал возможности видеть... Но вот в прорехе, взметенной порывом ветра, мелькнул всполох пламени. Это било орудие! Легкое, небольшого калибра, еще больше похожее на раскоряченную жабу благодаря покрытому маскировочной окраской броневому щиту. Русская батальонная гаубица. И наверняка она здесь не одна...

Такие орудия не в состоянии были дуэлировать даже с обычной дивизионной пушкой. Зато сейчас, когда вся артиллерия англичан сосредоточена била по штурмующей полосы колючей проволоки толпе, они, незаметно подтащенные на дистанцию эффективного огня, беглым огнем лупили по выявленным пулеметным точкам, блиндажам и окопам. Разрывные снаряды их, разлетающиеся сотнями убийственных осколков, были ужаснее стокилограммовых чемоданов — и замолкали, один за другим, страшные для пехоты британские "Максимы".

Пушка, которой командовал лейтенант Килгор, успела еще выстрелить три раза, третьим выстрелом поразив боксерскую батальонную гаубицу. А потом что-то похожее на искрящийся молниями боевой молот одним разом вышибло из него сознание.

6.

— Адмирал, сухопутные сумели удержать последний рубеж обороны. Но следующей атаки им уже не выдержать. Если бы не орудия эскадры, китайцы уже устанавливали бы на пирсах свои пушки! — капитан 2-го ранга Худ отчасти иронизировал. Но лишь отчасти.

— Траление практически закончено, — самый молодой каперанг Королевского Флота невольно передернул плечами, вспоминая, как джонки, соединенные глубоко утопленным канатом, ползли по фарватеру... Как вставали из воды высоченные столбы огня и дыма — иной раз и на месте невезучей бамбуковой посудины! Как уходили в глубокую темную воду навербованные из китайцев ныряльщики — за работу им посулили по пятьдесят килограммов опиума каждому, и за такие деньги они старались на совесть. Даже слишком старались — не меньше десятка подрывов стали единственными памятниками для старательных и невезучих. — А значит — эскадра может выйти в море!

— Где ее ждут русские броненосцы, — контр-адмирал Джеллико побарабанил пальцами по массивной столешнице, бессознательно воспроизведя мелодию "Правь, Британия!".

— Но если эскадра в море не выйдет, то русские просто подвезут десяток мортир и расстреляют корабли в гавани! — подскочил со своего места командир "Викторъёза".

— А если выйдет — то русские броненосцы на выходе из минных полей устроят нам "Т-образный крест". У них тактически выгодная позиция и преимущество два к одному, — пожал плечами контр-адмирал Джеллико, вынужденный отвечать за адмирала Сеймура, две недели назад раненного китайским фанатиком. Ранение было не тяжелым, но в возрасте адмирала... Однако командование тот передавать отказался, продолжая руководить эскадрой сначала из госпиталя, а после вчерашнего штурма — из своей каюты на флагманском броненосце "Магнифицент". Контр-адмирал поспорил бы с Сеймуром относительно его возможностей руководства. Адмирал даже с постели с трудом вставал! О чем Джеллико и доложил в Адмиралтейство. Однако там продолжали считать, что лучше уж командовать эскадрой будет старый конь, не портящий борозды. Пусть даже и больной. К "мальчишке" Джеллико у лордов особого доверия не было. — Так или иначе, решать все равно не нам. Я передам адмиралу ваши слова.

7.

При переименовании уже действующих соединений исходили из принципов Высшей Справедливости. Поэтому новые номера дивизий вытягивали методом жеребьевки. Вращался барабан, внутри которого пересыпались капсулы с новыми номерами и присоединенными к ним именами.

Естественно, четырнадцать дивизий мирного времени, сформированные еще при старом режиме в Сербии и Болгарии, и еще пять, сведенные из полков этих дивизий при переводе их на "троичный" штат, и соединения, сформированные из резервистов и четников, тянули номера из разных барабанов.

Вот так измолоченная на приступах Адрианпольской Линии 5-я Дунайская дивизия болгарской армии стала "ВС ФРТ 1-м легионом тяжелой инфантерии ГАЙ ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ". Пополненная и переформированная, она вошла в состав формируемой в Добрудже 12-й армии. Вместе с 21-м и 23-м легионами (первый формировался из румынов, второй из македонцев) и двумя также переформируемыми после понесенных при очередной попытке штурма Адрианополя "ветеранскими" дивизиями — сербской, бывшей Тимокской, ставшей 11-м легионом ВЕЛИЗАРИЙ, и еще одной болгарской, бывшей Плевненской, ныне — 18-й легион ФАБИЙ КУНКТАТОР.

После некоторых споров, вызванных как техническими моментами, так и проблемами с чересчур раздутым самомнением некоторых коронованных особ, решивших, что раз они УЖЕ на троне, то Республика может катится к чорту, проблема послевоенного комплектования была решена в пользу варианта "Legio Patria Nostra" и традиционного для большинства империй принципа смешанного комплектования.

8.

Полки, теперь именующиеся вексиллами или вексиллумами — в разных документах употреблялись разные окончания — были собраны из уже вполне сформировавшихся когорт только на шестой день пребывания Дмитрия в должности командира 3-е когорты 21-го легиона. Только вот на полки они были похожи не слишком, поскольку жесткого закрепления батальонов за ними не наблюдалось. Три структуры, получившие даже не имена, а буквенные обозначения, "альфа", "бета" и "гамма" соответственно, состояли из штаба, кавалерийской алы и артиллерийского дивизиона в три батареи: восемь 87-мм пушек, четыре 107/20-мм "гаубицы". Количество батальонов же могло варьироваться, как и их нумерация. Если вексиллум "альфа" был первым по порядку логики, это отнюдь не означало, что ему подчинены 1-я, 2-я и 3-я когорты. Могло оказаться так, что трибун-вексилларий командует одной только 9-й когортой, в то время как 1-я, 3-я, 4-я, 6-я и 7-я находятся в подчинении командования "беты", а вексилларий "гамма" имеет удовольствие отдавать приказы командирам когорт номер 2, 5 и 8. Для чего создающим республиканскую армию имперским военным советникам понадобилось учреждать настолько гибкую систему, капитан, одномоментно переименованный в трибуна когорты, мог только гадать. Равно как и большинство остальных офицеров 21-го легиона. Было трудно представить обстоятельства, в которых эта структура будет иметь преимущество сравнительно со стандартной практикой...

9.

Первые два месяца войны обернулись для Турции одними только потерями. Начавшись со вспышки пламени на Верхнем Босфоре, пожар, обращавший некогда великую Османскую Империю в прах, огненным смерчем пронесся над Балканами, коротко и страшно полыхнул в Турецкой Армении, а затем запрыгал вдоль русско-турецкой границы — и по черноморскому побережью. Удары, наносимые корпусами Кавказского фронта, и то и дело высаживаемые флотом десанты вкупе с полыхающим в ближнем уже тылу восстанием армян и соседствующих с ними несториан, вынудили турок выбирать. Первой возможностью было быстро оттянуть свои войска на запад, выведя их из пределов охваченных восстанием земель армянского нагорья, что позволило бы туркам обеспечить свой тыл и сильно растянуть тыл Российской Империи, которая вынуждена была бы протягивать снабжение своих войск через дикое бездорожье Кавказа. Второе — совершенно противоположное, то есть перебросить в район восстания войска, мобилизовать курдов и местных мусульман, и всеми силами ударить на восставших, раздавив их в максимально короткие сроки.

К несчастью для наследников Османа Великого резать армян сейчас было далеко не так просто и весело, как хотя бы пол-года назад. Не говоря уж о том, как хорошо и просто это было проделывать лет двадцать назад... Теперь эти наглецы не просто отстреливались — но делали это из винтовок лучшего качества, чем имелись у курдов и даже у некоторых армейских подразделений. Были куда лучше организованы, неплохо обучены... А некоторые даже снабжены тяжелым вооружением!

Артиллерийский форт (АФ) — долговременное оборонительное сооружение, вооруженное орудиями 6-дм и более крупного калибра, установленными в броневых башнях. Стандартный русский АФ типа "Монталамбер" имел 2х2х152/45-мм и 2х1х203/45-мм, размещенных в башнях с круговым обстрелом и углом вертикального наведения до 55 градусов, собранных из девятидюймовых плит крупповской цементированной брони. В отличие от этого батареи (АБ) имеют открытое расположение орудий (батареи типа "С" — 3, 4 или 6 стационарных, батареи типа "П" предназначены для размещения 4 или 8 тяжелых полевых орудий), прикрытых только земляными или бетонно-земляными масками.

Пехотный форт (ПФ) — долговременное оборонительное сооружение, рассчитанное на размещение и оборону пехотного батальона, усиленного батареей полковых орудий (2х76/16,5-мм пушки, 4х107/12-мм гаубицы и 2х120-мм миномета). Стандартный ПФ типа "Суворов" имеет четыре башни, вооруженные спаренными с пулеметом 76/16,5-мм пушками со вдвое уменьшенной длинной отката, четыре башни со 120-мм казнозарядными минометами специальной конструкции (способными к картечной стрельбе прямой наводкой) и несколько неподвижных броневых колпаков для часовых и наблюдателей, все элементы выполнены из 76-мм цементированной брони. Редут — долговременное оборонительное сооружение, рассчитанное на размещение и оборону пехотной роты, стационарного вооружения не имеет.

Речная канонерская лодка — минный заградитель.

Сен-Сирская военная школа — иcole spИciale militaire de S-t Cyr — французское военное училище, основная "кузница кадров" французской армии. Большинство генералов училось в его стенах.

Социал-демократическая рабочая партия Франции.

"Полевой патент" — временное производство офицера в чин, необходимый для занятия какой-либо должности, предпринимаемое войсковым командиром, действующим в отрыве от Главного Командования. Например, генерал-губернатором какой-либо колонии, отрезанной от сообщения с Метрополией.

Французская колониальная конница.

Форты Кенигсберга (имена даны в честь прославленных немецких полководцев и королей): N I — Штайн,  N Ia — Грёбен, N II -Бронзарт, N IIa — Барнеков, N III— Кёниг Фридрих-Вильгельм I, N IV— Гнайзенау, N V -Кёниг Фридрих-Вильгельм III, N Va — Лендорф,  N VI -Кёнигин Луиза, N VII -Герцог фон Хольштайн, N VIII — Кёниг  Фридрих-Вильгельм IV,   N IX — Дона,  N X — Канитц,  N XI — Дёнхоф, N XII — Ойленбург.

Стандартная схема — 1-й и 2-й дивизионы полка состоят из двух пушечных и одной гаубичной батарей, 3-я — две гаубичных и мортирная.

Специальная Курьерская Служба Имперской Канцелярии.

Группа "Черный Обелиск", песня "Война".

Полевой серый, окраска немецких мундиров.

Знак "орел с мечами" — для офицеров, произведенных в чин вне очереди за храбрость.

10 батальонов легиона (скалькированного с имперской дивизии нового штата) — батальон "А" в подчинении комдива и три полка по три номерных батальона (1-й — 9-й).

Вы не голодных? Вы должны едят. В противном случае вам не будет сил для борьбы. (англ.)

Спасибо, нет. (кит.)

Я принесла хорошую еду. Ее надо съесть вам. Будет плохой день сегодня. (англ.)

Плохо? Или так себе? (кит.)

Очень плохо. Большой бой сегодня будет. Все в городе знают это. Много крови. (англ.)

Ты не взял. Возьми. Тебе понадобится. (англ.)