Аукцион Грез

Я подошел к стене спрессованного снега и древнего льда. Посмотрел вверх. Там, на высоте четырех-пяти метров надо мной, находился первый виток широкой спиральной дороги Бриллиантового карьера, Ленты.

Я неуверенно колупнул спрессованный снег рукой в тонкой перчатке из термомембраны. Отличная палатка, самый выгодный уровень витка, да и карьер на прииске Секунды самый популярный. И все равно — происходящее тут, на окраине знаменитой Чертовой Туманности, меня пока не обрадовало. Я не люблю ситуации, напоминающие театр абсурда, а также не в восторге от всевозможных исторических аналогий и давно забытых легенд.

Без большого вдохновения я замахнулся ледорубом, ударил. Тут же, как будто этот был акт вандализма, нервно оглянулся, хотя все выправленные старательские разрешения чинно покоились во внутреннем кармане. Совесть намекала: льду, наверное, тысячи лет! Памятник природы, мечта гляциолога. Стоял себе, стоял...

Слева, метрах в сорока-пятидесяти, стенку вдохновенно долбил шиха. Их собственный мир небогат, и шихи подрабатывали, где могли, но снегов и мороза обыкновенно избегали. Шиха был одет в шубу из натурального меха. Верхняя пара конечностей, устроенная для глаза человека очень непривычно, служила шихе ногами. Нижняя пара в данный момент трудолюбиво сжимала ледоруб. А средняя пара, о которой многие иные расы и не знали, наверняка, укутана какими-нибудь мягкими тряпочками и прижата под шубой к телу.

Шиха уловил взгляд, повернулся. Я улыбнулся и помахал в ответ рукой. Шихи честны и доброжелательны, но суеверны. Имен своих никому не говорят, шиха — и шиха. Можно поручиться, что одежда моего соседа сшита вручную красной ниткой охранными шаманскими швами наружу. Так, на всякий случай.

Возле меня пронеслась упряжка лаек — погонщик направил собак к отвалу шихи. Вместо нарт собаки тянули нечто вроде громадной пластиковой ванны, фрагмент какой-то упаковки. Погонщик начал загружать колотый лед в свою грузовую повозку, а шиха, порывшись в мехах, неохотно бросил человеку монетку.

Я еще два раза обидел инструментом ледяной массив, несильно. Из-под ледоруба брызгали искристые фонтанчики мельчайших осколков, снежной пыли.

Справа, выше по Ленте, компрессорным молотком целеустремленно грыз стену рослый человек. Лицо, как и у меня, закрыто маской, капюшон натянут, перчатки надеты. Тут или маска — или борода, а лучше обе опции сразу, вот как у погонщика. Вибрацию инструмента соседа я ощущал, если клал на стенку руку; а сам он смотрелся весьма героически, пробуждая в памяти древние ассоциации времен угольных разработок.

Прекратив долбить и бросив инструмент, сосед начал разбирать горсть осколков льда у себя на ладони. Ссыпал сверкающие кристаллы в отвал. Ссутулил плечи — надежды не оправдались.

Я сосредоточился на своей стенке.

Она принадлежала мне безраздельно, "со всеми включениями, артефактами и особенностями", от второго уровня Ленты, на котором стояла моя палатка, до верхнего, первого уровня, который мне постепенно предстояло обрушить под неусыпным контролем Смотрителей. Ширина старательского участка — около восьмидесяти метров; глубина — сколько успею выдолбить за срок действия заявки. Границы слева и справа обозначали кривоватые вертикальные полосы зеленоватой краски, флюоресцирующей в темноте.

Итак, мой участок карьера. Ура. С трудовым азартом у меня было весьма средне, однако требовалось вживаться; я перехватил инструмент покрепче. С пятого удара древний лед поддался. Вывалился приличный кусок.

Лед был хорош — молочный, местами прозрачный, с синеватыми разводами и внутренними трещинами, которые красиво посверкивали. На краю скола во льду виднелся полуоткрытый золотой медальон... драгоценные камни на крышке, обрывок оплавленной цепочки, застывший в замерзшей воде...

Я достал тепловой карманный фонарик и растопил лед вокруг медальона. Вода капала с непромокаемой перчатки на Ленту, и мгновенно замерзала округлыми натеками. Потер медальон о тыльную сторону перчатки. Да, отличная вещь, откуда-то из центральных Королевств Конвенции. Эмалевый портрет девицы, по традициям Энифа, с почти обнаженной грудью. Я залюбовался.

Потом напрягся и повернулся — направо, налево...

Шиха слева и человек справа прекратили ковырять свои участки карьера, и смотрели на меня.

Как мне показалось, недобро.

Глава 1

Еще три дня назад я сидел в уютной, даже нарядной каюте на космическом корабле, и, честно говоря, собирался предаться заслуженному отпуску — скажем, на полгодика. Песок, вода, коктейль, гамак, пустая голова. И вот вместо этой идиллии, я выполз вчера из набитого пылающими энтузиазмом старателями допотопного посадочного модуля на, с позволения сказать, космодром Планеты Грезы, расположенный возле фактории Прима.

Есть подходящее слово для обозначения такого свинского несовпадения желаемого и действительного?.. Его я и сказал, натягивая на лицо маску и отправляясь к такому же допотопному, как модуль, рейсовому аэробусу, направляющемуся в другую факторию — Секунду.

Контакты в Секунде, сердце большого прииска, запомнить было нетрудно — заведение "Все есть" в конце главной улицы, около энергозаправки.

Пройдясь вразвалку с небольшим рюкзаком на спине по фактории Секунды, битком набитой пришельцами, я убедился, что, во-первых, верблюд действительно может выдерживать мороз, а не только жару и сухость; и во-вторых — здесь любят слово "все". "Доставим все", "Все для разработок", "Все в наличии и под заказ". И даже просто "Все!!!". Это я удачно забрался; давно мне хотелось, чтобы все сразу и в одном месте.

Один раз мне предложили секс, утаив, с кем и какой именно; два раза — наркотики, и один раз, уже недалеко от нужной мне лавки — металлоискатель. Металлоискатели были тут вне закона, но я не стал интересоваться продавцом. За их применение сурово карали; случались и эпизоды самосуда. Строгость возмездия за шулерство наводила на мысли. В частности, видимо, она заставляла подобраться и сосредоточиться тех, кто считал все происходящее здесь, на поверхности Грезы, чем-то вроде несерьезной игры в Золотую Лихорадку или историческим шоу для любителей экстрима.

Озираясь и привыкая к местному климату, я постепенно добрался до точки с многообещающим наименованием "Все есть". Несколько добротных сооружений — лавка, склады, просторный жилой модуль; огороженный двор, в котором приткнулись снегоходы, антигравитационные и на воздушных подушках, и даже один антикварный с двигателем внутреннего сгорания; два мощных гусеничных квадроцикла с высокими прозрачными обтекателями. Все выглядело основательным и практичным, хоть и расположилось хозяйство на самой окраине фактории.

За прилавком лавчонки стояла девушка, юная, с изобилием веснушек на личике сердечком — широкий лоб, узкий подбородок. Из-под вязаной шапочки со слезинками красивого граненого бисера торчали две русые косички. Глаза — голубые. Весьма типичный для Геи и ее колоний цвет.

Я доброжелательно улыбнулся, стягивая маску. Она улыбнулась в ответ, опустив одну руку под прилавок.

— Холодно тут у вас! — поздоровался я.

— Да уж на жару не жалуемся! А вы расстегнитесь, погрейтесь, в лавке все-таки лучше, чем на улице. Могу чаю налить, — звонко ответила девушка, но вторую руку так и не показала. — А вы пока к снаряжению присмотритесь. У нас ассортимент самый лучший, все проверено в местных условиях...

В лавке, как свидетельствовал прибор на стене, натопили всего до одиннадцати градусов выше нуля. Так что ажурная шапочка на девушке была кстати, но погреться после улицы — да, вполне реально.

Витрина в помещении оказалась из пуленепробиваемого стекла, армированного сеткой, во всю стенку. За стеклом торговцы представили свой ассортимент — ледобитные и копательные приспособления самого угрожающего вида, разного размера, а также чертежи и рекламные описания того, что в витрину не влезло. По Старательской конвенции Грезы, каждый, прилетевший сюда, имеет право на определенный лимит ресурсов, вычисленных в энергетическом эквиваленте; таковые можно ввезти или купить в личное пользование на месте. Кто-то на весь лимит привозил один серьезный агрегат для проходки, кто-то — глайдер, а кто-то выбирает собак...

На прилавке возле девушки лежали два объемных глянцевых каталога. "Все найдете здесь!", и "Еще больше товаров на складах и под заказ". Расширение понятия "все" умиляло.

— Чаю — с удовольствием, — снова улыбнулся я. — На транспорте кормят... и поят из рук вон плохо.

Малышка кинула мне саморазогревающуюся банку чая.

Лавочка была чистая, аккуратно отремонтированная. Достаток позволяет вести бизнес не просто удобно и рационально, но и красиво, ведь пресловутое "все" прибывало на Грезу вместе с людьми, и это было дорого, долго и трудно. Хорошо, хоть свою валюту на Грезе пока не выдумали, довольствовались обычными кредитами. Обстановка располагала к каким-нибудь пиастрам или дублонам.

Девчонка изучала меня из-под пушистых ресниц. Пожалуй, коричневые, не черные. Как и брови. Я тем временем расстегнулся, сел.

— Без груза? — спросила девушка, оценив скромный рюкзачок.

— Ага. — Я открыл чай. Напиток так себе, но вправду разогрелся, и это оказалось кстати. На улице было, наверное, градусов пятнадцать-двадцать ниже нуля. Полдень, самое теплое время суток.

— Все у нас будете брать? По рекомендации? За наличные? По карточке? В кредит? — Девушка руку чуть не вынула, а ведь наверняка держала пальцы на тревожной кнопке. Чем-то я ее заинтересовал.

— Все у вас возьму, — доброжелательно сказал я. И: вытер нос одним движением, тыльной стороной левой руки, слева направо; потом коснулся указательным пальцем левой же руки (благо нос был сухой) точки между бровями, и в заключение чиркнул большим пальцем той же руки себя по подбородку. Вернусь — прокляну нашего шифровальщика, чтоб он весь остаток жизни так сморкался.

— А... — девушка чуть побледнела, и сразу вспыхнула.

— Не продадите? — еще более доброжелательно уточнил я.

— Продадим, продадим, — она торопливо утерла свой пятачок правой рукой справа налево, потом вынула платок и сморкнулась два раза, коротко, звонко и безуспешно, ибо соплей у нее тоже не было. — У нас все есть!

Не просто прокляну; медленно четвертую и отправлю на переподготовку. Но, тем не менее, контакт был установлен. Оставалось получить техническое обеспечение и документы.

— Ну, вот и славно. — Говорят, холод восстанавливает силы не хуже тепла. Хотя я бы сказал, что холод — это все-таки на любителя...

Малышка, наконец, продемонстрировала обе свои верхние конечности. Решила, наверное, что раз я представляю Контору, то грабить лавочку не стану. На запястье левой руки — бисерное украшение, дешевое, но очень красиво сплетенное.

— Я сейчас... уже почти все готово... я составила список заранее...

Она суетилась, а я пил чай, пытаясь разгрызть предложенные черствые баранки из сладкого теста, и одобрительно посматривал на кучку снаряжения, которая росла в свободном углу лавки.

Палатка (не новая, но хорошей марки), меховая парка-доха (шуба?..), такие же штаны-самостои, унты (странно, размер подошел, причем с учетом нормальных ботинок), какие-то брикеты и пакеты — с топливом, едой и прочими атрибутами местного быта, немного закопченный алюминиевый чайник (ничего себе!), пара ледорубов разного назначения и размера, еще свертки и пакеты. "А снегоход снаружи". Это хорошо, — а то я себе представил марш-бросок со всем этим добром на спине.

— ... И вот ваши документы. Самый лучший уровень Бриллиантового карьера, место недавно освободилось. Старательские права на три месяца, — Веснушка протягивала мне пакетик с пластиковыми карточками.

Я потянулся, приводя организм в более бодрое состояние. Встал.

— Как вас зовут?

— Лилия, — стеснительно сообщила девушка.

— А меня, — я достал одну из карточек, повертел. Ну, надо же. — Кристофер Блейк.

— Я знаю, Крис... заходите, если будет еще что-то нужно, — пролепетала Лилия.

Ну что же, уважаемый господин Блейк... Спасибо отделу информации, что сохранил мое собственное имя. Впрочем, не было никакого смысла его менять — имя-то популярное, может происходить как с Геи, так и еще с трех десятков миров. А фамилия широко расползлась вместе с неугомонными земными первопроходцами Блейками, хотя я мог бы с успехом оказаться Кристофером Ивановым, Кристофером Мартином или Кристофером Хенриксоном.

Геяне и выходцы с Геи обеспечивали отличную легенду. Они были везде, занимались всем, и прославились способностью проникать в самые непредсказуемые места. Немало их находилось и тут, на Грезе. Как правило, обнаружив геянина, даже суровые спецы и безопасники сникали и начинали скучать — просто по причине неугомонности этого народа. Ааа, снова Гея, ну понятно...

Вокруг фактории было расположено как минимум десять карьеров, сверху, из аэробуса, напоминавших огромные глубокие блюда с полосками Лент по краю. Я спросил, какая из дорог ведет к Бриллиантовому, выбрал один из снегоходов и двинул в путь.

Мой участок оказался помеченным электронным маячком и находился на втором витке Ленты, считавшемся самым перспективным. Палатку надлежало установить на Ленте, пользуясь местными правилами и схемами — так, чтобы не мешать проезду снеговозов; и, естественно, установив, приступить к труду.

...Весь остаток моего первого дня на Грезе я выкладывался по полной программе. Так, наверное, должен был действовать старатель, которому в самом начале разработок здорово повезло с драгоценным медальоном. Мой энергоресурс конторка "Все есть" (а может, самолично Лилия) распределила грамотно: из механизмов — транспорт, зато стенку долбим вручную.

Вспотел, устал; два раза подзывал снегоуборщиков — один раз давешнего мужика с бородой и собаками, второй раз негуманоида с чем-то вроде летающего мини-экскаватора и тачкой. Каждому пришлось дать по монетке. Автоматической снегоуборочной машины, которую, по идее, оплачивали все старатели путем налогов, я почему-то не дождался, а засорять отвалом Ленту было строго запрещено.

Как только шиха свернул свою обогатительную деятельность, и я закруглился. В палатке наспех переоделся. Мое временное жилье отлично держало экономные, но достаточно комфортабельные плюс восемнадцать.

Затем еще раз внимательно рассмотрел медальон.

Герб на нем был немного поврежден, но вполне различим, даже в деталях. Три мерлетки. Правда, в случае с Энифом тут подразумевались не земные утки и не средневековые крестовые походы, а серые хохлатые лебеди — энифские, разумеется, — и число поместий, принадлежащих данной семье, расположенных как внутри, так и вне метрополии.

Что-то вертелось в голове, да не всплывало. Ну не мог же я помнить геральдику самых сложных миров в деталях. Понятно, что не простая семейка... само разрешение на размещение хотя бы одной мерлетки — уже весьма серьезно... похоже, королевский или дочерний королевскому род.

Как я ни бился весь день со снежными и ледяными отвалами, но не нашел ни обрывка цепочки от медальона, ни другой золотой мелочи. Ни камушка, ни жемчужинки. А уже захотелось. Вот она, жизнь старательская. Азарт — дело наживное.

И древность многоуважаемого льда меня больше не смущала, хотя тоска по отпуску еще фонила.

Чисто теоретически, в оставшиеся три месяца разработок я действительно мог больше ничего не найти. Именно поэтому участок был таким огромным; поэтому старательские заявки оформляли на строго определенный срок, который можно было продлить только за приличный куш; именно поэтому сюда никого не пускали без обратного билета с открытой или с фиксированной датой. Морозить тут насмерть джентльменов старательской удачи никто не собирался.

Я вспомнил несколько приунывшую, всклокоченную толпу в зале ожидания, которая готовилась улететь с Грезы на нашем транспорте, после того, как его приведут в порядок и заправят. И усмехнулся. Статистика — вещь суровая. Всем по чуть-чуть — никому много. И тем не менее один старательский сезон приносил по одному огромному состоянию какому-нибудь счастливчику, а троих-пятерых делал на всю жизнь вполне обеспеченными людьми. Эти сведения и манили сюда все новых и новых авантюристов, желавших испытать Рок, из самых разных миров.

Я вышел, замкнул охранный контур палатки. Когда я проезжал мимо соседа сверху, он еще долбил лед. Обернулся на звук мотора.

— Повезло сегодня?

— Да, еду продавать. Надо покрыть снаряжение, пока не растратился, — ответил я.

— Я видел... ты такой изумленный стоял... новичок, понятное дело.... в это не сразу веришь, да. — Сосед выпрямился и изучал мой снегоход. — Я Джек.

Ну конечно. Джек, Иван, Билл. Блейк, Уайт или Мартин.

— Крис.

— Куда повезешь?

— "Все есть". Там дали кредит.

— Да, эти редко дурят... из приличных. Повезло. А потом?

— Выпью. И домой спать.

— Хороший план...

— Поедешь? — Я оценил мощный компрессорный отбойный молоток. Другая концепция ледодобычи. Оседлость и современный инструмент; низкая мобильность, высокая производительность.

— Не сегодня. Завтра, если подхватишь. Примета такая — если новичку повезло, долби, тоже найдешь.

— Договорились... удачи тебе.

— Имей в виду, от своей отрываешь кусок, от удачи-то...

— Да ладно, пользуйся...

Я включил двигатель и неспешно покатил по краю Ленты.

До фактории по наезженной дороге было около пяти километров, которые я уже преодолевал по пути сюда. После того, как темнело (и соответственно холодало), снеговозы и ассенизаторы переквалифицировались в пассажирский транспорт.

Давешней веснушчатой пигалицы во "Все есть" не оказалось, зато за прилавком куковал мужчина, крупный, рыхлый, без энтузиазма ублажающий пару клиентов. Клиенты выбирали что-то по каталогу, ругались, дергались из-за цен. Я присел в уголке, показывая, что готов подождать, и взял мятную конфетку из подвешенного к стене пластикового ведрышка. Конфетка оказалась невкусной, намертво прилипла к зубам и не желала таять.

Баранок не было. Даже черствых.

Сердитые покупатели сторговались насчет отбойного молотка повышенной мощности, и ушли.

Я встал, проехав спиной по стене.

— Кристофер Блейк. Вот, нашел сегодня.

Мужик едва чиркнул по мне взглядом, и принял в огромные руки медальон. Вооружился лупой. Долго изучал. Я не сомневался, что в подсобке у него имеется все самое современное оборудование, чтобы абсолютно точно оценить вес камней, и до сотой доли примесей — состав металла.

Потом назвал цену, которая, как я знал, составляла примерно десятую долю истинной. Я уже готов был вполне легально сказать "продаю, зачислите на мой счет", но вспомнил герб. Задумчиво произнес:

— Знаете что, положите-ка его для меня в сейф. Или отправьте вовне, с оказией.

Медведь внимательнее сфокусировал на мне взгляд маленьких серых глазок. Потом протянул:

— Ах, Кристофер Блейк... точно. Положу. Отправлю. Не вопрос. Ты надолго?

— На два месяца точно, а там видно будет.

— А, хочешь застать Большие Торги?

Я кивнул головой, и чуть пожал плечами одновременно — "какая разница"?

— Вот моя кредитка.

Медведь щелкнул кассой, безропотно зачислив указанную им стоимость на мой официальный старательский баланс. Медальон также остался за мной. Ничего, все ему возместится, сторицей. А я ведь не могу тут болтаться без официальных источников дохода. Свидетели находки были. Процент за разработку отслюнен.

— А Лилия где?

— Отдыхает. Не вздумай, — с угрозой пророкотал мужик. — Даже не начинай.

— Да упаси Рок. Просто спросил. — Я кивнул и направился к двери.

— Знаю я вас таких... интересантов... — неслось мне вслед.

Питейные заведения поддерживали общий стиль фактории: "Все вина Галактики", "Все коктейли на твой вкус", "Все для расслабления".

Я выбрал более богатый на вид паб "Все спиртное тут", занимающий центральное положение в фактории, — чего уж мелочиться?.. Я не так уж напрягся, чтобы расслабляться; коктейль любил только один; а в существование на Планете Грезе приличного вина не верил.

"Все спиртное" было представлено водкой различного разведения и в разных комбинациях с двумя десятками других жидкостей. Посередине паба стоял огромный аквариум в толстой металлической оплетке, наполненный все той же водкой. Внутри плавал жабродышащий гад, живой и веселый. Ему явно было очень комфортно.

Я подумал, что живность, наверное, регулярно съедают на закусь. После того, как высасывают всю водку из аквариума. Если я что-то понимаю в психологии подобных местечек, по-другому быть не могло. Интересно, как владелец заведения утерянную особь восстанавливает?.. Неужели каждый раз выписывает заново?

Но нынешний вечер оказался каким-то тихим, и угрозы жизни амблистомы не наблюдалось. Ни буйных удачливых парней, ни разозленных лузеров.

Скинув доху на вешалку, сняв шапку и маску, я подошел к стойке бара. Сел, облокотившись; взял сухой крекер из миски. Надо прекращать кусочничать, привыкнешь вмиг, а потом не отучишься. Но само понимание, что здесь еда не растет и не бегает (если не считать брата старателя), всякий раз подвигало к дармовому угощению.

Дождался высокого, плотного бармена, приветливо мне кивнувшего. Второй бармен суетился на другом конце стойки.

— Водка, вермут, лед, оливка. Не взбалтывайте, — сказал я. Бармен кивнул, соглашаясь выполнить заказ, — клиент-то всегда прав! — потом, не удержавшись, расхохотался, и крикнул:

— Дик, слышишь? Еще один!

О да. Геян тут и вправду было много, им, говорят, тут даже нравилось. В Летучих Градах наверняка поменьше — там дороже и не так прикольно.

— Обслужите?

— Прошу! — бармен, все еще веселясь, сделал широкий жест, подгоняя ко мне треугольный бокал, стоящий на ажурно вырезанной бумажке. — Имей в виду, одна оливка стоит столько же, сколько все остальное. Так что, как начнешь экономить — заказывай без оливки. Или я фальшивую кину, желатиновую.

— Погоди, — мирно сказал я, — еще бы пожрать.

— Натуралка? Консервы? Планктон? Пеммикан?

— Меню есть?

— Щас тебе. Давай сделаю два хот-дога. Хлеб пекут тут, он хороший, сосиски из заменителей, но приличные. Соусы привозные, из настоящих растений. Без соусов...

— Понял, вдвое дешевле... давай.

— Нашел что-нибудь? — спросил бармен, разогревая еду.

— Медальон. Уже продал.

— Первый день? — понимающе хмыкнул бармен.

— Он.

— Греза, она такая сука, — доверительно сказал бармен, наклоняясь через стойку бара. — Представляешь, практически все хоть что-то, да находят в первый день. Хоть монетку, хоть вилку серебряную. И все — ты на крючке у Грезы. Поймала она тебя. Пока всего не высосет, не отпустит. А сколько народу погибало, попадало в рабство, продавало почки-легкие — не счесть... и все ради того, чтобы второй срок выторговать, третий... нет бы ноги уносить... по большому счету, не держит никто. Кроме нее, Грезы.

— Я читал. Внимательно. Сейчас ты скажешь, чтобы я завязывал, продавал все, что есть, и мотал отсюда.

— Не умотаешь?

— Нет.

— Ну и хрен с тобой, — ласково сказал бармен. — Копайся. Мартини с оливкой... дураки вы несчастные. Вон тот — Дик. Я Рик. Что надо — приходи. У нас и снаряга есть, знаешь, сколько пропивают? Не все в лавку несут — многие нам. У нас сервис. Жратва опять-таки. Если у тебя деньги есть, то и девочка найдется. И еще — теплые комнаты. Маленькие, но если с палаткой беда, пересидеть можно.

— Почем?

Он сказал.

Я присвистнул.

— Ну извини, тут гостиниц пока что маловато настроили, — рассмеялся Рик. — На всей Грезе — всего одну, в Приме. Если читал по дороге всякие путеводители, брошюрки там, — имеешь представление, что на поверхности строиться вообще нельзя. Тут все постройки, в любой фактории, каркасного типа, из сотового пластика. Толкнуло или замело — развалились и никого при этом не зашибли. Ну, а если палатку потерял — то к нам, или набиваться к кому-нибудь, или наверх подниматься, в хреновы леталки, но это еще накладнее...

— А девочка?

Рик ответил. Я присвистнул второй раз, еще более уважительно.

— Ну нет... потерплю. Я-то только что из Большого Мира... Рик...

— Да?

— Что прибыльнее — снег из шахты вывозить, водку наливать или в снегу колупаться?

Рик подумал и сказал. Тут расхохотался я.

— Нет, этот вид бизнеса мне не по зубам...

— А зря. На смазливых ребят чистого происхождения тут спрос. Я бы...

— За смазливого спасибо, посчитаю за комплимент, а так — я лучше льдом займусь...

— Молодец, что не обиделся, — одобрительно сказал Рик, и безуспешно попытался застегнуть черную проклепанную кожаную жилетку, — вопрос есть вопрос, ответ есть ответ... — и собрался уходить, но я окликнул:

— Погоди! Когда живность из аквариума погибает, откуда берете новую?..

Рик почесал кончик носа.

— На кухне, около плиты, у меня аквариум с аксолотлями. Еще шесть штук осталось, пока не пересадишь в нужную среду — они сантиметра по три. А зачем тебе? Их содержать — один убыток. Ты посмотри, в чем они сидят. А уж что они жрут...

Я рассмеялся и ушел за выбранный столик.

С чистотой происхождения были некоторые проблемы. Зато любимый коктейльчик без труда помогал поддерживать имидж чистокровного геянина. На всякий случай; бывало, пригождалось.

Народа было мало, и в результате большую часть вечера я провел тепло и приятно, разглядывая местную публику и слушая местные разговоры.

Негуманоидов была примерно один на пять хомо, что при нынешнем балансе рас показалось мне крайне много даже для окраины Чертовой Туманности. Видел еще шиху, с усами другого цвета, не такими, как у соседа. Шихи, скорее всего, сложились и арендовали один корабль, чтобы сюда прибыть. Даже держатся небось колонией, с детишками и женщинами. У этого разумного вида женщины крупнее и сильнее мужчин. Верхняя и нижняя пары конечностей у ших были трехпалые, следы их босых ног походили на следы птиц; а средняя, благодаря которой они делали свои уникальные ремесленные изделия, популярные абсолютно во всех мирах, шестипалой. Среднюю пару рук шихи считали специальным подарком Богов, показывали редко, и очень берегли от травм и от сглаза. Помнится, я читал, что на верхних и нижних конечностях ших шесть пальцев срослись по два, а на средней паре сохранились в первозданном виде.

В пабе разговаривали о находках, о бабах; о преимуществах старательства и прочих видов заработка. Много говорили о новой легенде Планеты Грезы: о том, как отошедший по малой нужде старатель горячей струйкой вытопил из снега и льда умопомрачительные сокровища.

Пугали друг друга ледяными монстрами и неупокоенными душами умороженных местным климатом людей.

Один старатель вдохновенно врал, что видел на Грезе богомола. Богомол относился к той насекомоподобной расе, которая была дружественна людям; другую насекомоподобную расу называли пауками.

Говорили о местных Аукционах. В частности — о надвигающихся Больших Торгах.

Лилия (или ее патрон) вправду сделали все на должном уровне — Ничто во мне не привлекало стороннего внимания. Еще один псих на планете, куда такие сыплются по три тысячи одновременно, с периодичностью раз в две недели, а по две — убираются обратно в свои миры, набарахтавшись в снегу вдоволь.

И не так уж важно, что в этот же день в один из летающих Градов тоже прибыл я. И зарегистрировался как состоятельный гость благородного происхождения, господин Инкогнито — господин Нэль. Некоторая условность системы учета и контроля — одно из преимуществ местной глобальной игры.

Когда я собрался уходить, ко мне подсел эйну.

Эйну, думаю, чувствовал себя тут неплохо, но и он боялся остудить чувствительные подошвы ног,— обулся. На шубе, естественно, сэкономил. В космос эйну выбирались редко, с людьми общались мало, и с деньгами у них, как правило, полный облом. Я как-то видел эйну, которого нерадивый циркач выдавал за "дрессированного медведя, умеющего читать". Несомненно, тот любопытный мишка к дрессировщику нанялся сам, — людей посмотреть, себя показать.

— Угостишь? — гнусаво спросил эйну, приглядываясь к моей рюмочке.

— Чистой?

— Нет. Не спиртного. Мне бы чаю с медом, — застенчиво сказал эйну, и потер лапой нос.

Я сделал вид, что размышляю. Потом хлопнул ладонью по столу.

— Хорошо. Мне повезло сегодня, а я тут пока никого не знаю. За мое здоровье выпьешь?

— Выпью, — застенчиво сказал эйну. — Фрых.

— Крис.

— Давно?

— Первый вечер.

— Нашел что-нибудь?

— Медальон. Хороший, дорогой. Вот отмечаю...

— Ну, тебе тогда не убудет, — эйну потянулся к крошечной креманке с медом, в котором для подтверждения подлинности продукта даже плавал фрагмент сот. Рик покосился на меня, ловко поставил перед мишкой огромную кружку горячего, ароматного отвара, и ушел за стойку. — А я, понимаешь, оформил Право на Целину.

— Ух ты, — вежливо сказал я.

— Понимаешь, ты мне понравился. Давай вместе начнем новую разработку? — Эйну на меня не смотрел, он гибким красным языком выбирал весь мед до последней капли. Потом поставил посудинку, пододвинул лапами кружку и присосался к ней. — Смотрители выделили мне большую Целину, почти гектар. Но от края до самой захолустной фактории — пятьдесят два километра.

— До какой фактории?

— Маленькой... Дальше к северу. Тут все Права на Целину давно раскуплены. А там они бесплатны, только докажи, что сможешь, — эйну с чмоканьем потянул чай. — А я в силу, эээ, происхождения, уже как бы доказал.

Я спохватился.

— Так тебе понравился я, или какая-то отдельная моя особенность?

— Особенность. Даже две. Ты не жадный, и у тебя снегоход есть.

— Ну, это честно, по крайней мере... — проворчал я.

— ...и ты с эйну где-то уже общался.

— А вот это нет. Ты первый. Это важно?

— Да нет... просто так показалось...

— Не бери в голову. Я вообще не расист, если ты об этом. Но знаешь, покорение Целины в мои планы не входит. Если надо немного деньжат — ссужу. Снегоход не дам. Но знаю, где купить старенький, наверняка недорого. Так сойдет?

— Тогда еще порцию меда...

Я подумал.

— Ладно. Угощайся.

Эйну погрузил язык в новую креманку, и замолчал. Потом чмокнул, и заговорил снова.

— Понимаешь, вдруг все же что. Мы, эйну, покрепче людей. Но все равно это неразумно, без напарника. Передумаешь — меня нетрудно найти. Мой пай около самого дна, на четвертом витке.

— В Бриллиантовой?

— Нет. В Звезде.

— Неужели никого не нашел?

— Никого, Крис. Других эйну тут нету, по крайней мере, поблизости. Да мы и не очень любим объединяться. А люди со мной не хотят, — застенчиво докончил мишка. — А по данным разведки, около Колючего Леса есть чем поживиться, и неглубоко... я хорошо изыскателю заплатил, когда было чем...

Мне было понятно, почему люди не ломились стройными рядами к Фрыху в напарники. Эйну грешили людоедством, и даже считали нас весьма деликатесной, хотя и вредной для здоровья, едой. Однако прибудь я сюда с целью заработать, ухватился бы за предложение лохматого. Людоедов не боюсь. Я сторонник камерного общения, малых групп и индивидуальных проектов. Так что тут эйну вполне заработал свой мед, просто как награду за понимание психологии иных рас. Но в данный момент я ничем не мог помочь брату по разуму и прямохождению, а потому отмазался, рассказав чистую правду, что мой-то участок очень перспективный. Эйну пробормотал "Ну да, ну да", — и, до капли выхлебав свой чай, побрел искать другого лоха.

Расплатившись (мед стоил как расплав золота), одевшись, я побрел на стоянку уже сильно за полночь.

До Бриллиантового карьера вдоль наезженной дороги Смотрители натыкали фонари на фотоэлементах. Фонари спускались и в саму шахту, обозначая край Ленты. Темно не было — над Планетой Грез скопилось исключительное количество ярких звезд, да и ночных светил было два. Ночью, на морозе, атмосфера очистилась, и видимость стала лучше, а небо сияло разноцветными перламутровыми переливами.

И все же фонарики оказались кстати; они (а может, мартини с водкой) настраивали меня на романтический, пасторально-новогодний лад. Я подхватил и довез на заднем сидении до края шахты старателя не определенной мной расы, похожего на невысокий меховой сугроб с треухом наверху, — просто по причине душевной расслабленности.

Признаюсь, свою палатку в неплотных сумерках я опознал только по активности соседа. Судя по всему, он верил в примету, а потому по сей момент яростно долбил свой участок стены. Снеговозы уже не ездили, ни большие, ни средние, ни частные (вроде давешнего собачника); за спиной Джека скопилась приличная гора снега.

Я подкатил к нему и мягко сказал:

— Джек, иди в палатку и выпей горячего. День закончился, полночь уже прошла. Не сработала примета.

Глаза под маской ярко блестели в свете фонарей.

— Пять минут, — хрипло крикнул сосед, перекрывая грохот молотка.

— Как скажешь, я тебе не мамочка, — я пожал плечами и малым ходом отправился к своей палатке. Спать уже хотелось; и еще — я знал, что утро тут раннее. Любителей поваляться в теплом спальнике живо поднимает на ноги активность снеговозов и соседей.

Однако убраться в свою палатку и спокойно заснуть, посчитав первый день на Грезе удачно завершенным, не довелось: до меня донеслись приглушенные звуки форменной истерики. Джек сперва вырубил свой механизм, охнул-застонал, не то чтобы громко, но как-то особо пронзительно, а затем принялся с подвыванием хихикать...

Я даже на миг представил, что это меня нагнал захмелевший от пчелиных ферментов эйну; но голова головой, а рефлексы рефлексами — оказался около Джека прежде, чем успел осмыслить происходящее.

Он раскачивался и колотил руками по стене, оставляя на льду темные следы крови, так как перчатки у него оказались порванными. Отбойный молоток валялся поодаль.

Я направил яркий пучок света на стенку, которая так сильно расстроила Джека; сквозь разводы и искры льда отчетливо виднелся клубок цепочек, заблестели драгоценные камни...

Джек медленно оседал на землю. Тогда я дал ему по морде, умеренно, с поправкой на пористую мягкую маску.

— Заткнись! — Джек более-менее послушно заткнулся. И теперь просто всхлипывал.

— Значи так, — продолжил я, — сейчас я отколю этот кусок и отнесу в палатку, а ты пойдешь туда на своих двоих. И чтобы ни звука больше, понял?

— Н-н-не мммогу... — простонал он.

НУ ладно... Сперва Джек, затем увесистый кусок голубоватого льда...

В палатке у Джека было холоднее, чем у меня. Причем, как я сразу заметил, энергоресурс был практически исчерпан, так что быстро согреть Джека было сложно. Крайние методы, практикуемые на холодных мирах, мне сейчас приемлемыми не казались.

Я стащил с него перчатки (кончики пальцев оказались обмороженными, а руки и вправду сильно пораненными), и маску.

Передо мной (вместо ожидаемого тертого жизнью мужика средних лет) сидел рослый, сильный, симпатичный юнец, трясущийся, обессилевший, с многократно обмороженным носом и скулами, и в данный момент — с бессмысленным взглядом темных глаз. Как у месячного щенка овчарки, примерно.

Эх...

Где там мои педагогические задатки?..

Не обнаружив и следа таковых, я попросту сел рядом. Парень привалился к моему плечу и с минуту просидел неподвижно. Потом как-то более обнадеживающе зашевелился. Я тут же встал и занялся насущными делами.

Нашел нагреватель, — ресурс у него также был исчерпан. Нашел термос — пустой. Поискал и не нашел пищу. Достал из кармана дохи банку чая. Вскрыл, чтобы активировать химическую реакцию; сунул юноше в руки. Отправился в свою палатку. Примерно пятьдесят метров туда-обратно, — пять минут. Вернулся с водкой и консервами.

Сосед сидел с пустой банкой в руках. Каштановая шевелюра почти дыбом. Лицо и так бледное, как у большинства жителей крупных астероидов Гранатового Браслета, городов под куполами, а в данный момент почти синюшное. Переволновался.

Я вложил ему в руки открытую банку с мясорастительной тушенкой и ложку. А сам достал тепловой фонарик и начал потихоньку оттаивать находку, раскладывая предметы на не слишком чистом полотенце. На местном жаргоне такие скопления без лишних затей именовались кладом.

Кольца, броши, браслеты, медальоны, цепочки, монеты, два неопределенных ломтика золота и три десятка потрясающих драгоценных камней. Один к десяти номинальной стоимости — и то очень, очень прилично. Даже за вычетом обязательной Смотрительской десятины.

— Так, — сказал я, когда убедился, что взгляд у Джека стал более сфокусированным. — Это у нас сложение. А что у нас в вычитании?

— Аренда палатки... припасы в кредит... батарейки... — Джек назвал сумму.

— Все равно приличный плюс. Псих ты, добыл бы свое сокровище завтра. Все равно Смотрители всю ночь бдят, никто бы тебя не обворовал.

— Ты не понимаешь... надо было твоей удачи ухватить. Мне позарез нужна была удача...

— Ну ладно, — покладисто согласился я. — Молодец. Давай оживай, а я спать пошел.

— Погоди. Что ты хочешь? Из этого? Возьми...

Я подумал.

— А дать тебе по башке ледорубом и забрать все?

Взгляд у мальчика загорелся по-другому. Чай и пища сделали свое дело, калории — это великая сила.

— А попробуй!

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно проворчал я. Потом порылся в мокрых сокровищах. Выбрал большую жемчужину, хорошую, с приделанным крохотным колечком. Розовую, с таинственными фиолетовыми отблесками.

— Это возьму.

— Это же дешевка...

— Ну, не такая уж дешевка, — ухмыльнулся я. — Это поющая жемчужина, артефакт. Когда она отогреется, будет музыку играть от прикосновений. А кредитов мне моя удача сама подкинет. Напрямую.

Парень уставился на меня завистливо. Потом расслабился, и взгляд у него потеплел.

— Спасибо. Ты человек.

— И ты, брат, — и засим я поспешно вышел из его палатки. Не хватало еще начать пить водку в обнимку и петь песни. Пластиковую фляжку, кстати, граммов на двести я ему оставил — на тот случай, если он еще и ноги обморозил.

Уже около своей палатки я обнаружил, что ради этого юнца снял маску и не надел ее снова; ночная температура тут была вполне себе, и скулы, и нос ощутимо прихватило. Вот тебе и лег спать, с неудовольствием подумал я. Разделся, нашел свой собственный рюкзак, достал из него аптечку. Смазал скулы и нос. Решил, что опять хочу жрать. Пожрал, залез в спальник...

И только приготовился отойти в страну истинных грез, как в мою палатку заскреблись.

Помянув несправедливость и изощренное коварство значительного числа известных мне богов, чертей, духов и причудливые повороты Коридоров по воле Рока, я откинул полу спальника. Тем временем клапан палатки уже раскрылся, и посетитель в объемной меховой одежде забирался внутрь. Я не торопился вскакивать и тем более выхватывать станнер. В восьмидесяти процентах вариантов развития конфликта, чтобы разобраться, мне достаточно собственного тела, еще в девятнадцати — ледоруба, а оставшийся процент был маловероятен.

Гость споро закрыл клапан и встал посередине палатки. Лицо закрывала маска.

— Ну? — лениво поинтересовался я. — Может, присядете? Чайку дать? Или водки? Авось, разговоритесь...

Пришелец расхохотался.

Так.

И снял маску.

Мы с любопытством уставились друг на друга.

— Как тебя зовут?

— Крис Блейк.

— О!.. как удачно. А меня — Марита Грин.

Я потянулся; мы крепко обнялись. Я тихо шепнул на ухо, еле шевеля губами:

— Привет, Анджи...

— Привет...

Объятия немедленно переросли в долгий, внятный, глубокий поцелуй. Ох, мало кому я позволял так с собой обращаться. Строго говоря, Анджела... нет, извините, Марита, была единственной.

Я любил совсем других женщин. Невысоких и томных, избалованных, аристократичных до кончиков крохотных ноготков на изящных ножках; состоятельных, вредных, вздорных, склонных к интригам, и неотразимо прекрасных. На крайний случай, сходили милые девчушки вроде Лилии, еще не вышедшие из нежного цыплячьего возраста, едва вылупившиеся бабочки. Марита воплощала в себе все мои мужские кошмары, собранные вместе; я обожал ее и всегда радовался и компании, и близости.

Она была на пару сантиметров выше меня, сильная физически, крепкая. Она сводила далеко не все шрамы, полученные на службе; у нее были родинки, морщинки и веснушки в ассортименте. Широкие, крепкие ладони набиты на тренировках и от постоянных занятий с оружием. Стильно подстриженные, жесткие, густые и волнистые от природы волосы уже парой легких штрихов пометила седина, которую Марита не собиралась ни замечать, ни подкрашивать. Пресс в кубик, ягодицы без капли жира.

А в схватке мне пришлось бы использовать против нее станнер.

И все же она была неотразима. Она была...

И этим все сказано.

— Надолго? — шепнул я.

— До конца задания, — так же горячо отозвалась она. — Шеф прислал прикрыть.

— Воля Рока! — я откровенно расхохотался. Это было не то задание, где требовалось прикрытие. Но Контора рассудила по-другому...

Мы повалились на узкую лежанку. Десять минут пыхтения, копошения в застежках и мехах, веселого шепота, — и ложе заняло всю палатку, превратившуюся в уютный оплот разврата. Через полчаса я уверовал, что не зря променял законный отпуск на эту дыру, а полное душевное спокойствие — на слабую, непонятную внутреннюю тревогу.

...А тревога давала о себе знать.

Потому что примитивное, полученное в Конторе задание мне чем-то, почему-то, отчего-то не нравилось.

*

Глава 2

На улице светало. Марита спала, а я все смотрел на нее, посасывая таблетку тоника, чтобы уж не ложиться (не люблю спать всего по паре часов). Просто любовался.

Высокий чистый лоб (если не считать двух вертикальных и трех горизонтальных морщинок), прямой нос, длинный разрез глаз, ресницы — ровной длинной гребенкой; неширокие, естественной формы брови. Скулы подрезаны, возможно, излишне четко, а вот губы выразительного, нежного рисунка, безупречны. Марита спала в моем присутствии, глубоко, крепко; доверяла. Я был уверен, что она с Карины, и что начальную военную подготовку она проходила у каринианских коммандос. Это они так небрежны с женским телом, так любят рельефную мускулатуру и силу. Да и другие типичные замашки вполне себе просматривались, скажем, нежная любовь к громадным пушкам, к пулевому оружию; к огромным угрожающего вида ножам с насечками, зазубринами и прочими леденящими душу деталями. Кроме того, весьма немногие серьезные военные учебные заведения брали дам на обучение, а Марита была в высшей степени профессионально подготовлена.

Но я ее не расспрашивал. Меня вполне устраивало, что мы нынче работали в одной Конторе, нередко делали одно дело, а в данный момент отдыхали в одной палатке на одной планете. Я, наверное, даже и не хотел знать ничего больше.

Марита спала качественно, подложив под щеку сложенные лодочкой ладони, и вкусно посапывала. Иногда мне думалось, что я так люблю ее за полную гармонию, которая царила в Маритиной душе.

Предельно предвзято относясь к этой женщине, я не мог назвать ее умной — если ум это логика и умение распутывать нити интриги. Она была безоговорочно верна (иногда доверчива), и, невзирая на силу киборга, по-женски интуитивно мудра и нежна в общении с людьми (в частности, со мной), и всегда готова ко сну, к сексу, к вечеринке или к работе. Я не помнил ее расстроенной, плохо себя чувствующей, томимой сложными общечеловеческими чувствами и снедаемой внутренними кризисами. Какое счастье! Собственно, сам я ныл и предавался рефлексиям куда чаще.

Снаружи мимо палатки проехал первый гусеничный снеговоз, торопясь на самое дно.

После определенного метра спуска добыча становилась бессмысленной. Поэтому ее завершали на четвертом — пятом витке, на самых бедных уровнях, предлагавших выгодные условия для небогатых энтузиастов.

А до грунта планеты оставалась, наверное, еще два-три километра первозданного льда... Греза — планета-ледник.

...А вот и собаки, поскуливая, потянулись за снеговозом. Видимо, придонные ранние пташки начинали ковырять снег и лед с самого восхода.

Я сам не заметил, как, невзирая на бодрящую пастилку, пригрелся и задремал. В голове роились странные образы, которые будило задание; ради них, этих образов, я, собственно, и отказался от визита на курорт. Купил меня шеф.

Возле палатки нарочито громко затопали ноги, и кто-то гнусаво закхекал.

Я прислушался.

Плотнее накрыл Мариту, и, наскоро сунув ноги в унты, набросил на плечи свою меховую доху. Вышел. Ох, бодрило! Закрыв лицо ладонями, обратился к гостю:

— Говори быстрее!

Шиха помялся и невнятно принялся излагать какую-то драматическую историю.

— Короче! — оборвал я его.

— Продай удаси, — выпалил шиха, прекратив жаловаться на своих шестерых жен и одиннадцать детей, и протянул сложенные чашечкой нижние конечности. Я оторопел. Удача — таки да, но как ею торговать? Благословить? Плюнуть ему на лапы?

— Че?

— Удаси продай, осень надо, — шиха затряс усами над верхней парой челюстей.

— Ты серьезно?

— Да-сь. Проси сто надо. Сыха не подведет.

— Ладно, — растеряно сказал я, решив, что лучше уж продать, чем прослыть скупердяем, да еще и обморозиться. — Продаю тебе кусок своей удачи. В оплату принесешь третье, что найдешь на своем участке.

Бескрайние Коридоры, я тут свихнусь.

Шиха степенно поклонился, чуть ли не поцеловав снег у моих ног, потом побрел на свой участок. Потом обернулся:

— Твоя соседа спит в снеге. Нехолосо, коза тонкая, смерзнет. Смотри.

Я машинально повернулся. Джек, будь он неладен, носом вниз валялся около своей палатки без шубы, только в свитере и меховых штанах. Я сделал было к нему резкое движение, но потом, просвистев сквозь зубы "ну уж дудки", рывком вернулся в палатку.

Тепло оглушило.

Марита чмокнула, приоткрыла глаза, осмотрела меня, по-уставному быстро одевавшегося, и, решив, что сие действо может завершиться и без ее участия, перевернулась на другой бок. Я же натянул все, вплоть до маски и шапки, и только после этого бодрой рысцой припустил к палатке Джека.

На первый взгляд, висок парня был проломлен. На снегу вокруг раны красиво светился алый лед. "Наповал", — успел я подумать, и тут паршивец тихонько застонал.

Я сунулся в его палатку — она была раскрыта и выстыла. Сокровища закономерно пропали вместе с полотенцем, на котором я их вчера разложил. Пропали водка, спальник, нагреватель, термос, отбойный компрессорный молоток — все.

По местным меркам, парню пришел конец. Побираться на подсобных работах в фактории до ближайшего транспорта, и молиться своим богам, чтобы там было свободное место его категории билета.

— Ну, давай, потащили его к нам, — бодро сказала Марита над моим ухом. Тоже полностью одетая, и в маске.

— Тут не принято, — возразил я. — Не стоит вмешиваться.

— Да хрен с ним, принято, не принято, — Марита стянула перчатку и начала ощупывать шею Джека. — Сам видишь, тут везде театр. Греза — это можно и как Бред перевести. Планета Бреда.

Подлетел наблюдательный модуль Смотрителей.

— Пострадавший может быть доставлен в общественный госпиталь.

— Я позабочусь о нем, — сказал я, ощущая себя распоследним лохом. Если я что-то и любил, кроме Мариты, — так это одиночество, и еще — когда мне не мешали работать.

— На каком основании?

— На основании расового братства, — обреченно выговорил я один из самых дурацких и самых безотказных "паролей" космоса.

Модуль, удовлетворившись этой нехитрой мантрой, покинул нас.

— Идиот, — пробурчал я вслед модулю, — вот освежую парня и пожарю... братство, чтоб его... Марита, подожди!

Марита тем временем, взвалив немаленького молодчика на плечо, не слишком летящей, но уверенной походкой шла к моей палатке. Я хмыкнул, догнал; но суетиться и пытаться отнять ношу, не стал. В спорте "перетягивание пострадавшего" я заранее уступал первое место.

Палатка вмиг стала лазаретом. Марита, ничтоже сумняшеся, применила имеющиеся в нашем распоряжении спецсредства. Однако меня интересовало другое: ощупав парня, я решил, что он остыл не так сильно, как мог бы. А потому, когда он слегка пришел в себя, а бледность, изысканно покрывавшая его щеки, начала подозрительно быстро сменятся насыщенным свекольным румянцем, велел:

— Рассказывай!

Джек радостно, чуть ли не выпустив слюни, пролепетал:

— Я успел!

— Слава Широкому Коридору, — проворчал я, — Ура. Так что случилось? Что именно ты успел?

Прежде, чем впасть во вкусное, насыщенное бредовыми образами простудное беспамятство, Джек поведал следующее.

Золотишко и камешки, разложенные на полотенце, жгли ему руки. Когда я ушел, он собрался, залил топливо и поскакал на своих двоих в факторию. Ну чего не сделаешь в состоянии крайнего переутомления с двухсот граммов отличной водки? Дорога накатана, освещена. Прискакал, погасил долги, потому что так следовало поступить по местным финансовым правилам; а основную сумму мгновенно перевел во Внешние миры — болящей маме, ради которой он сюда и прибыл.

На обратном пути, уже ближе к прииску, он слышал, что за ним кто-то топал, но значения сему факту не придал. На Ленте стоит по палатке каждые пятьдесят, восемьдесят, сто и двести метров. Народу хватает, всегда кто-то куда-то да идет.

В родные пенаты Джек добрался почти к рассвету, страшно замерз, но готовился юркнуть в палатку, сунуть в гнездо новую батарейку, согреться, и проспать целый день. И тут получил удар по голове.

Наверное, подумал я, злоумышленник предположил, что средства в каком-то доступном виде остались при Джеке. Или так предполагалось предположить мне.

Тупой такой злоумышленник. И непривередливый — нет настоящих ценностей, возьму хлам.

Или доведенный до ручки, замерзающий, гибнущий злоумышленник...

— А другие старатели в это время шастали? Хоть один?

Оказалось — не заметил. Карьер спал крепким сном. Даже модули Смотрителей не мотались над головой, а убрались восвояси на подзарядку.

Изложив свою версию произошедшего (которая хлипенько, но подтверждалась кое-какими фактами из очевидно заметных), Джек вырубился.

Марита быстро собралась, и, чмокнув меня на прощанье, поторопилась покинуть палатку, чтобы не мозолить глаза.

А я снова надел маску, шапку — и отправился изучать следы около палатки Джека.

Не буду врать — мощная моя дума была о том, что я спалён. Подсунуть ко мне такого вот парнишку, за которого я взял бы на себя ответственность — хороший ход. Ну, кто заподозрит эдакого телка с больной мамой в анамнезе в спецподготовке? А она, эта спецподготовка, могла иметь место, хотя при Марите я и не стал осматривать его тело и руки. Даже поврежденные и обмороженные, они смогли бы многое рассказать. И кстати, порезы и обморожение — неплохая маскировка некоторых характерных примет...

Шпион? Пусть это будет рабочей версией. Волчонок в овечьей шкурке. Мама у него болеет...

С другой стороны, что может быть тупее версии с мамой? Вот в накопление средств на свою яхту я бы поверил проще. И толковый противник такую версию тоже бы вероятнее предложил. Это Джеку и по возрасту, и по статусу.

Или погашение каких-нибудь долгов... да и вообще, согласно все тем же статистическим сводкам, сюда летели развлечься, составить состояние, провести время, испытать удачу, подкачаться адреналином, проверить силы; но нечасто наскребали последние крохи на билет (который сам по себе был недешев) ради решения каких-то жизненно важных задач. Я бы ради мамы сюда не полетел, я бы остался рядом с ней и вкалывал круглосуточно — в любом мире можно найти работу.

Но у меня не было мамы.

...Ну и Рок с ним, если я прокололся. В данном случае мое стопроцентное инкогнито — это совсем неважно. Проснется Джек — я ему сам о своей миссии расскажу, даже спляшу с бубном, если такое настроение случится. И пусть шеф сколь угодно грозно убеждает меня, что миссия эта секретная, для всего человечества исключительно важная и вообще венец моей карьеры. Венцы, они разные бывают.

Шиха тюкал не переставая, напевая какие-то заунывные шаманские заклятия, глухо и невнятно доносившиеся до меня. На участке Джека, мимо которого по Ленте уже успели и походить, и поездить, каких-то особенных следов не было, кроме одной натекшей лужицы крови. Парень после акта агрессии аккуратно и на диво смирно лежал, где рухнул. А вот на его стенке я увидел отметины ледоруба. Но ведь Джек работал отбойным молотком?..

Я потер рукой лед, убрав две-три улики, и громко крикнул:

— Смотритель!

Модуль не замедлил явиться. Не требуя пояснений, ощупал лазером отметины, потрещал мозгами и отправился восвояси.

Я вошел в палатку Джека. С тяжелым вздохом достал из кармана свою запасную батарейку, подключил. Выставил температуру аж на 15 градусов, — знай наших. Осмотрелся.

Прочие атрибуты быта моему персональному шпиончику, видимо, тоже потребуются — вплоть до туалетной бумаги. Слава Року, у меня карт-бланш во "Все есть". Спишу на служебные расходы.

Я снова вздохнул.

Вышел, и тут же увидел шиху около своей палатки. Ну что за день такой гадкий?.. Теперь-то что?

Шиха не двигался с места до тех пор, пока я не подошел. И только когда я приветственно кивнул, даже сквозь маску уловив специфический резкий запах этого существа, шиха, трясясь, протянул мне огромный золотой кубок, отделанный камнями, брызгами сверкнувшими на солнце. Вещица тянула килограмма на полтора, пострадала незначительно, и, безусловно, была ритуальной. Быстро он, однако, управился с третьей находкой... впрочем, эта раса негуманоидов славилась завидным, но при этом почти всегда каким-то безнадежно бесперспективным трудолюбием. Пустой Коридор.

Я машинально протянул руку, потом посмотрел на лицо шихи. Он поскуливал верхней парой челюстей и выстукивал дробь нижней. Усы извивались.

— Жалко? — сочувственно спросил я.

— Жа-алко, — всхлипнул шиха. Патологически честный народ.

— Что, первые две находки пожиже были?

— Совсем масенькие...

— Ну давай любую масенькую. Какую не жалко.

— Так нися.

— Хорошо, — я взял кубок. — Тогда работай иди. Я тебе удачи на два дня продал, не на один.— Я сам патологической честностью не отличался, и секунду спустя шиха уже добежал до своей стены, угрожающе размахивая ледорубом.

О, Великие Коридоры, неисповедимы ваши перекрестки!

Оставив Джека усваивать введенное лекарство, я, лениво поддалбливая свою стенку, представляя себе внешний вид и фактуру моей удачи. Да простит меня слабый пол, падкий на сладкое, она походила на трехслойный десерт. Снизу густой ликер, обманчиво безвредный, но способный начисто срубить колпак. Посередине мороженое, от которого может и зубы заломить, и горло заболеть. А наверху густые сливки, выложены завораживающей аппетитной горкой. И напасть на эти сливки с ложечкой, наверное, кажется очень соблазнительным...

А всю жизнь такое жрать, — пожалеешь, что родился. Композиция ведет или к диабету, или к ожирению, или к алкоголизму.

Мне было лень колупаться с каждой находкой, и я просто скидывал кусочки льда с добычей в сторону. Потом разберусь.

Шиха примерно раз в полчаса разражался кликами и песнями, шипением и шуршанием. Потом кланялся в мою сторону и снова врубался в стенку, пока не исчез из виду — прокопал нишу, потом небольшой туннель. Но и оттуда я слышал нечто героически-ликующее, хоть и глухо звучавшее.

Мне было смешно. И не слишком интересно.

Я закончил пораньше.

Температура у Джека нормализовалась.

В палатке я вытопил изо льда мелкую драгоценную дребедень вроде обрывков цепочек, колечек, браслетиков; побросал все это в кубок.

Запустил симпатичную глыбку льда в трехслойный термический ионный фильтр. После двойной очистки вода приобрела приемлемый вид и вкус, а тонкие решетки фильтра засеребрились. Лед вокруг меня был из специфической воды, исключительно плотно насыщенной солями металлов. Картриджи рекомендовалось менять раз в пять-семь дней, не реже, а маски часто делались без прорези для рта — еще и для того, чтобы ненароком не наглотаться льда или снега. Слишком ядовито.

Потом я отыскал горелку, практически примус, с куском "вечного" сухого топлива, и, выйдя наружу, поставил на огонь алюминиевый чайник с очищенной водой. Сам сел на край снегохода и глубоко задумался о смысле жизни.

Темнело. Небо радовало и глаза, и душу. Я видал всякие небеса, но здешние, определенно, могли завоевать первое место на конкурсе красоты всех небес Вселенной. Однако стоило отметить, что любование небесами легче дается при плюсовой температуре.

Мне чисто психологически не хватало трубочки, но курить я бросил. Ну, или очень старался это сделать.

Шиха колоритно отплясывал какой-то национальный танец, видимо, выражая благодарность неким своим покровителям, духам или животным. Ему, на мой взгляд, не хватало уже упоминавшегося бубна, оленьих рогов на палатке и костра. Подлетевший Смотритель записывал лазерным лучом все находки — вид, вес, количество. Шиху теперь никто не мог ограбить.

С этой точки зрения, разбойник, желавший отнять не находки, а монеты или пластиковую карточку (которые, как известно, не пахнут), был не так уж неправ. И чисто теоретически, можно было предположить, что в ночи Джек превратил доход в энергоносители, монеты или баланс счета — а это все уже вполне себе заимствовалось. Хакерами и просто грабителями.

Мама, нуждающаяся в неотложном лечении, а стало быть, в моментальном достаточно дорогом переводе средств во Внешние миры, в расчет не была принята. Слишком неожиданный фактор.

Опять-таки, если кто-то знал, что у Джека закончились батарейки и еда, то его ночной поход в факторию становился более объяснимым и даже логичным. Не мучиться же голодному на морозе до утра, когда путь есть. Это не целина, дойти можно.

Помедитировав, я вернулся в свою палатку.

Джек наворачивал мясной паштет. Я скинул парку и добродушно сказал:

— Не расплатишься!

Джек расплылся в улыбке.

— Я теперь ничего не боюсь. Все, свободен как ветер. Маму, наверное, уже прооперировали.

Я тоже открыл себе еды.

— Надо будет в факторию съездить. Я тебе одолжу на новую снарягу, и ройся во льду на здоровье. Обогатишься — вернешь.

— Ты не понимаешь, — Джек сиял. — Я теперь на тебя работать буду. Счет на часы шел. Я успел, благодаря тебе... благодаря твоей удаче. Ты же мне ее пожелал.

— О Великие Коридоры, — я тяжело вздохнул. — Давай этот бред прекратим, а?

Джек облизал ложку, положил ее (как-то особенно аккуратно) на салфетку, и спросил:

— Что парень твоего класса тут делает?

Я поднял брови домиком. Джек вытянул из-под края мехового полога, на котором он лежал, служебную аптечку Мариты.

Вот поганка. Или забыла, что маловероятно, или нарочно оставила.

Парень обвинительно потряс футляром.

Я смирно сказал:

— На спецзадании.

Джек молчал, смотрел на меня. В его голове шел какой-то мыслительно-воспалительный процесс. Потом он выпалил:

— Так я тебе и поверил!

Я чуть не заржал. Осталось, на самом-то деле, представиться Бондом, Джеймсом Бондом, и, в общем-то, все.

Джек продолжал:

— Ты нанятый?

— В каком смысле? — осторожно уточнил я.

— Ну, тебя какая-нибудь богатая дамочка наняла? Ты на тотализаторе?

— На каком тотализаторе? — перестал я было соображать, а потом вспомнил парочку параграфов из информационной брошюры.

И правда, богатеи, не желавшие марать ручки о лед, нанимали крепких парней и делали на них ставки, как на скаковых лошадей. Кто добудет больше. Как-то это счастье называлось... ледяной тотализатор?.. Или снеговой?..

— Ну...

— Я так и подумал... а то чего ты — на спецзадании... скажи еще, тайный агент, или ирбис какой-нибудь...

— Будь я ирбис, точно бы не сказал, — расхохотался я. — Ирбисы, они парни вообще молчаливые...

— И то верно... В палатку поскреблись.

— Убью, — громко сказал я.

Гости зашуршали и закашляли. Я, вздохнув, вышел.

Вокруг палатки в густеющей морозной синеве, украшенной огоньками, топтались шесть или семь старателей разных рас и разного вида.

— Ну? — грозно спросил я.

— Продай удачи, — робко сказал бородатый геянин. В его ногам преданно жались распряженные голубоглазые лайки в полотняных намордниках, плотно охватываюших морды.

— Вы психи, — убежденно сказал я. — Удачу нельзя продать. Она или есть, или нет.

— Очень надо, — тоскливо сказал погонщик. Где-то я это уже слышал.

— Остальные за тем же? — деловито спросил я. Вот и не привлек внимания. Перед шефом придется оправдываться, зависая ногами вверх над жаровней с хорошо прогретыми пыточными клещами.

— Да...

— Значит так, — сказал я. — Сейчас я всех угощу чаем и водкой. Удачу я продал еще на день вперед. Составляйте список с послезавтра. Тариф такой: третья находка или любая другая третья прибыль моя.

Гости зашевелились. Один, более робкий или менее отчаявшийся, ушел; но прочие, как-то поколебавшись, расселись вокруг примуса. Я сделал пламя повыше и выдвинул огонь в середку мехового, жарко дышащего паром круга.

Помолчали.

— Ну что, разумные, по каким причинам копаемся? — Расслабленно спросил я, разливая граммов по сорок в тонкие пластиковые стаканчики. Гости охотно приняли угощение. Один, осмелев, принялся возиться с чайником и пакетом заварки. — Что занесло вас в этот неуютный зажоп... окраинный мир?

Владелец собак задумчиво сказал:

— Так понятно что. За деньгами приехали. Как тут более-менее открытые разработки сделали — я и повалил. Все продал, взял собак, деньги, и сюда.

— А смысл был все продавать?

— Я тут полтора года, — сказал бородатый. — Если бы был умнее, или если бы подфартило покруче, уехал бы принцем в брильянтах с ног до головы. Тут зарываться нельзя. А я зарвался — и теперь только вот собаки меня кормят. Остаться остался, а на новую заявку не хватило.

— Я кстати спросить хотел, — искренне поинтересовался я. — Неужели ничего более прогрессивного не нашел? Механизм не надо выгуливать или два раза в день кормить, он безотказен. А когда он перестает работать — бросил, или продал, и все. И чинить, наверное, все же проще, чем собак лечить.

— Не скажи, — отозвался бородатый. — Ты можешь упросить механизм потерпеть еще чуть-чуть, когда в нем закончилась батарейка? Он способен отдохнуть и подзарядиться при температуре минус тридцать? Да, собакам надо за кормом следить, а пуще за водой — от плохо очищенной сразу болеют. Но если надо будет, я собаку забью и съем, или других накормлю, или отогрею в ее кишках обмороженные руки или ноги. В пургу обложился собаками — и тепло. Я их иногда в палатку загоняю и экономлю ресурс. И потом, собака — она никогда не предаст. Она друг. Так что, знаешь, я собак выбрал — и не я один. Вот только снег лизать было отучить трудно. Видишь... закрываю им морды.

— У тебя старательская заявка ведь закончилась? — лениво переспросил я. Остальные дисциплинировано сосали водку.

— Да, давно уже. А денег выправить новую не было. В тот момент не было. А богатый был участок, в другом карьере, правда, но на самом лучшем уровне, — бородатый опрокинул свою порцию, чтобы нагнать коллектив.

— Так, а удача зачем? — спохватился я.

— Улететь хочу, — тоскливо сказал бородатый. — Наковырялся. Я люблю снег, и зиму люблю. Чтобы на саночках, и на коньках. И на лыжах. Но озверел уже. Кстати, захочешь экскурсию — такое покажу! Каньоны, города изо льда и кружева, типа рек и расщелин что-то, по которым течет поземка... Планета Греза — красивая. Но по травке я соскучился... и собаки тоже. На них обратного билета выправить не догадался, а их у меня двенадцать. Они же как снаряжение шли. Всех хочу забрать, даже молодых, которые тут родились. Я старожил. Три оборота скоро будет. А собаки... на транспорте... сам понимаешь, сумма немалая. За животных двойной тариф, даже в гибернационных камерах. Поэтому и прошу удачи...

— А я, — сказал Джек, усаживаясь к огню примуса, завернувшись в мое меховое одеяло, — с детства сказки об этой планете слушал. Сначала ведь многие и не знают, что такой мир есть на самом деле. Думают, сказка типа кота в сапогах или спящей принцессы.

— Расскажи, — попросил я, и еще пара старателей неожиданно поддакнули.

Для освежения остроты восприятия я накапал еще водки. А сам подумал, что и вышеупомянутые сказки тоже вовсе не вымысел. Говорящий кот, способный давать дельные советы, и покоящаяся в хрустальном гробу белокурая красавица...

— Ну... — смущенно сказал Джек. — Вам в точности, как мама читала?

— Валяй. Как тут дела на самом деле обстоят, мы и так знаем, — ухмыльнулся бородатый.

— Итак. — Джек устроился поудобнее. — Давным-давно, когда корабли были огромными-преогромными, как летающие города, родился на свет один мальчик. Он еще в детстве сказал себе: стану самым богатым человеком в мире! Он сказал себе так, потому что родился в бедной семье, на астероиде, в городе под куполом, и даже воздуха для дыхания там на всех не хватало, и по вечерам семья по очереди дышала из баллончика с кислородом.

Звали его Бумбер.

Бумбер вырос и в свое время поступил в военное училище, и стал сначала просто военным, а потом и капитаном корабля. Но увы — его семья все так же бедствовала, потому что жалованье у военного оказалось небольшим, и старенькие папа и мама по-прежнему дышали кислородом из баллончиков по вечерам.

Старатели слушали. Даже я как-то увлекся. Люблю драматические истории о том, как люди ставят цели, добиваются их, преодолевают возникающие трудности. Есть в таких сюжетах нечто жизнеутверждающее.

— И вот тогда Бумбер решил исполнить свою детскую мечту. И прежде всего он поднял бунт на корабле и сделался главным пиратом, и команду сделал пиратами.

Был такой факт, да. Элиот Бумбергер собственноручно застрелил капитана, представителя штаба и всех, кто отказался ему присягнуть. История переворота Бумбергера вошли в учебники по военному делу как классика мятежа.

Собственно, господин Элиот, чтобы успешно начать пиратскую карьеру, весьма широко обстряпал это громкое дельце, снабдив заинтересованные органы правоохранения пленками записей, и леденящими душу показаниями единственного выставленного с борта живым лейтенанта. Дабы заблаговременно шокировать и ужаснуть широкую публику, так сказать.

Публика, как утверждает пресса тех лет, послушно ужаснулась.

Джек продолжал.

— Очень быстро Бумбер сделался самым грозным пиратом из всех, каких знала история космоплавания.

Ну, это он загнул. История знавала и погрознее.

Но самым жадным сделался, — однозначно.

— И со временем он обзавелся самым громадным кораблем изо всех, которые бороздили Галактику.

"Левиафанов" было выстроено различными планетами всего штук тридцать. Напрягшись, я мог бы перечислить по названиям и порядковым номерам их все. Потом, с открытием новых способов перемещения в пространстве, главным образом, метода Сути и Тени, распространившегося из Конвенции Круга Королей — союза планет, во главе которого стоял альянс Энифа и Мицара, практика постепенно доказала перспективность более мелких посудин. Тому же способствовали и новые виды топлива и энергоносителей. А "Левиафаны" что строить, что разгонять, что тормозить — одни убытки...

Лихой Элиот превратил один из "Левиафанов", "Синего Кита", в базу, нашпиговал шлюзы истребителями. Тихоходность "Левиафана" при эксплуатации компенсировалась его нереальной грузоподъемностью и автономностью. Практически самоходная база с искусственной экосистемой.

А сам господин Бумбергер вдумчиво копил средства.

Надо отметить, что в сказке про задыхающихся папу и маму больше не говорилось, — но история в данном случае неопровержимо хранит точные факты. На пирата попробовали давить. Он давлению не поддался. Тогда стариков назидательно казнили, а в отместку Элиот снес огневой атакой с орбиты с поверхности астероида все родное поселение. Достаточно, замечу, многолюдное.

— Большой корабль Бумбер целиком заполнил сокровищами, собрав самый огромный клад на свете. Он грабил другие корабли, миры и даже других пиратов, — голос Джека обрел некую академическую напевность, как будто мальчишка когда-то обучался на диктора или на актера. — Сокровищ было столько, что вообразить это количество просто не представлялось возможным. А людей на борту пиратского корабля становилось все меньше и меньше, потому что они забирали положенные им доли и уходили жить в те миры, которые готовы были отворить им двери.

А еще потому что Элиот, по свидетельствам современников, был весьма несдержан на бластер и на язык. Единомышленники Бумбергера или гибли, или сбегали. Даже без своей доли сокровищ.

— И вот с Бумбером осталось всего пять человек. Управлять гигантским кораблем было все труднее и труднее, а скоро сделалось и вовсе невозможным; и пираты отправились в самый дальний уголок космоса, до которого только могли долететь. Бумбер хотел отыскать кислородную планету, чтобы не нужно было жить под куполом, и позвать туда людей.

Неспешно ковыляли они больше восьми лет, по большей части, на инерционной тяге; и добрались, болезные, сюда, к Планете Грезе.

За сотую долю его сокровищ, Бумбергеру предложило бы укрытие, выдало бы амнистию и остров в тропической зоне любое правительство, любой планеты. Но он сунулся только на Аврору, в единственный мир, последовательно и принципиально не поощряющий такие сделки; обломился и отправился восвояси. Пять или шесть миров неслись за ним, простирая жадные руки со всевозможными верительными грамотами и нескромными предложениями; но пират счел себя непонятым и обиделся.

— И нашли они Планету Грезу. — Джек мечтательно замолчал. Потом вздохнул и продолжил.

— За время полета все спутники Бумбера умерли. Он остался один, и понял, что высадиться и быть единственным жителем этого мира ему не по силам. Бумбер поставил свой корабль на орбиту планеты. Еды у него было в избытке, воздуха тоже. И тогда он решил — пусть когда-нибудь этот мир, который рано или поздно сделается его могилой, населят люди! Но что могло их призвать сюда?

Я так полагаю, что Элиот не был в состоянии подорвать свой монструозный клад (по техническим или психологическим причинам — неважно). С другой стороны, давился жабой, которая не позволяла ему оставить все как есть — в подарочной упаковке для какого-нибудь везунчика. По тем временам, когда из всех негуманоидов люди знали, наверное, только богомолов, да немного — ящеров, космические окрестности Чертовой Туманности были запредельной далью.

Но прогресс на месте не стоял, и рано или поздно люди нашли бы "Синего кита".

Так или иначе, до сего момента сказка была почти стопроцентно верной.

— И вот Бумбер начал каждый день бросать за борт по горсти сокровищ, — речитативом продолжал Джек. — Они рассыпались по всей планете ровным слоем. Сокровищ было так много, что весь остаток своей жизни Бумбер занимался этим делом. Он кидал горсти самоцветов и кричал: "В этот мир придут люди! Сокровищ хватит всем, пусть никто ни в чем не нуждается!"

Ох. Сомневаюсь. Скорее всего, озверевший, одичавший и одряхлевший Элиот сыпал проклятиями, в духе "ничего, подлые ворюги, не найдете"...

— А когда Бумбер умер, его огромный корабль медленно снизился и ударился о планету.

Это тоже было правдой. На Грезе покоился последний сохранившийся в первозданном виде "Левиафан", а большинство разобрали и переплавили давным-давно. Сохранять такой массив высококачественного металла на память было неразумно. Несколько "Левиафанов" переделали в стационарные заправочные и ремонтные станции, а также сделали на них координаторские посты-порталы Сути и Тени.

И кстати, "Синий Кит" уже исследовало множество экспедиций; его облазили вдоль и поперек, даже частично разобрали внутренние переборки и интерьеры, поснимали оборудование, которое представляло интерес, но ни одной, самой завалящей, цепочки, ни одного перстенька не нашли. Старикан оказался дотошным до противного.

Только на останках лежал громадный вульгарный крест, усыпанный бриллиантами запредельной каратности.

Скелет и фрагменты замороженной плоти Элиота Бумбергера доказывали, что дед умер в своей постели во сне в возрасте около девяноста биологических лет, ничем особенно сильно перед кончиной не мучаясь, нежно сжимая в руках уже упомянутый предмет. Хорошая смерть для добросовестного пирата с чистой совестью.

На мой взгляд, самым интересным в данной истории был архив перемещений "Левиафана" Брумбергера и его дневниковые записки. И куда только пройдоху не заносило!

В свое время спецслужбы перегрызлись за право иметь копию этих записей точно так же, как планеты воевали за право добывать тут уникальные "ископаемые". Жаль, я пробежался только по некоторым файлам, да и то одним глазком... попросту не хватило времени.

Везучий, беспринципный, эгоистичный и жадный — до золота и до знаний. Если подумать, две эти разновидности жадности нередко соединяются в одном индивиде.

— И вот много лет спустя люди заново открыли Планету Грезу. Нашли сокровища Бумбера, удивились и обрадовались, и теперь со всех миров сюда едут те, кто уверен в своей удаче, — неожиданно упавшим тоном закончил Джек. Я ядовито ухмыльнулся.

Нашли сперва корабль. Потом, быстро установив, что это за борт, заполошно принялись (ну естественно!) искать клад. Клад не искался еще и потому, что местный лед шикарно экранировал маленькие куски металла, а крупными порциями старый хрыч и правда не сыпал. Можно было искать приборами, регистрирующими плотность вещества и всевозможные излучения, но...

Дело осложнялось тем, что на Грезу, приманенные кладом, заявили свои права целых пять миров, из которых два были в состоянии ее контролировать и защищать, а три попросту примазались.

Однако перед лицом законов Ойкумены все заявки оказались почему-то равноправными, и это породило почти столетний процесс под названием "Дело о Грезе". Все это время какие-то энтузиасты на разных юридических основаниях (или по-тихому вовсе без оных) понемногу копались в снегу, и добывали по чуть-чуть всякого-разного. В том числе артефакты — магические и оккультные предметы разных народов и цивилизаций и працивилизаций, в основном Руны и Атлантиды.

Этого хватило для оживления процесса и резкого повышения интереса к Грезе.

Многократно появлявшихся "наследников" блудливого Элиота законники трудолюбиво отправляли восвояси или даже сажали на электрические стулья. Кто сказал, что дети за отцов не в ответе?..

Тем временем замордованные юристы постановили: а не доставайся же ты никому! Планета Греза, в силу особенностей ее расположения, а также расширившихся тогда контактов с негуманоидами, была признана "всемирным достоянием, доступным для старательского использования любым представителям любой разумной расы".

Но всем планетам-заявительницам было разрешено построить тут по летающему городу (антигравитационной атмосферной базе), и принять участие в разработках, от каковой дорогостоящей чести один из миров экономно отказался. Остальные худо-бедно устаканили правила игры, выставили более-менее соблазнительные условия для старателей, потому что как-то иначе выудить тонко размазанный клад из толстой корки снега и льда казалось затруднительным.

Но свято место пусто не бывает. Все планеты — условные совладельцы — сговорились и пошли по пути развития аукционного, игорного и вообще порочного бизнеса. Сделали из разрешенных юристами Летучих Градов курортные зоны, оборудовали там шикарные залы и рестораны. Базы парили сейчас над бескрайними бело-голубыми равнинами. И то верно — если есть такой лакомый кусочек, как кислородная планета, его надо красиво подать. А красиво подать — это мотивировать скучающих толстосумов тащиться на самый край Ойкумены и одновременно пространства обитания Гомо Сапиенс, на границу с Чертовой Туманностью. И нервы щекочет, и выгоду сулит. Толстосумов в устойчивых космических планетных союзах и в древних богатых мирах было предостаточно.

Сначала на аукционах выставлялись только местные находки, благо, они могли быть совершенно уникальными и практически из любого обитаемого мира, так как, повторюсь, руки у Элиота были загребущие. Было за что побороться, потрясая кошельками и накачивая организм адреналином.

Но в последние тридцать лет было разрешено привозить и предметы извне. Это очевидно подтверждало статус Аукционов Грезы как места с репутацией, где (официально или тайно) продается и покупается все, включая слезы дракона и желчь нерожденных младенцев.

Аукционы приносили баснословные барыши. И не надо думать, что барыши шли прямо в казну четырех правительств; со временем истинным хозяином здесь стал широко известный в узких кругах частный бизнес, который представляли семь или восемь картелей, поделивших между собой зоны дохода Грезы.

Вообще, все на Грезе происходило по принципу "по крошке, по крошке — и целый мешок". Мир был превращен в глобальный и довольно рискованный аттракцион для всех сословий. Торговля под чутким надзором картелей процветала: закупки по заниженным ценам в наиболее выгодных мирах. Продажи снаряжения и пищи — по завышенным. По десять процентов Смотрительского налога со старателя. Такой же налог с любой сделки или прибыли каждого Летающего Града. По денежке за заявку на разработку. И так далее.

Кем-то изначально придуманные и законодательно закрепленные Старательские правила — местный закон — оказались толковыми и работающими.

Азарт и накал страстей не уменьшались.

Впрочем, раз за дело взялись крестные отцы, могло ли быть иначе?..

— Ну как он мог кидать сокровища с борта по горсти? — Скрипучим голосом спросил какой-то иномирянин. — Они сгорели бы в атмосфере...

Это вот во всей вышеизложенной истории и был самый-самый интересный вопрос.

Во многих политехах Ойкумены студизоусы годами изучали плотность атмосферы Грезы, физические и химические свойства драгоценностей и специфику орбитальных перемещений кораблей класса "Левиафан". Эта специфика неоспоримо имела место, потому что масса "Левиафана", долго болтавшегося у планеты малого или среднего класса, рано или поздно начинала влиять на орбиту самой планеты. Эти корабли совсем не были рассчитаны на околопланетное маневрирование. Их изготавливали по частям на верфях, а затем монтировали в открытом пространстве, и в пространство они уходили. Особыми актами даже были приняты законы, запрещающие "Левиафанам" приближаться к обитаемым мирам.

"Левиафан" и планета начинали выдавать хаотические, колебательные движения, медленно сближаясь. Тут расчет достоверной временной траектории становился задачкой не среднего уровня, а вполне себе высшей штурманской математикой.

...Потом, безусловно, кидать золото-брильянты из настежь распахнутого люка "Левиафана", пытающегося удержаться на орбите с помощью автоматики, не самое мудрое решение. Даже если у тебя шикарный скафандр и крепкий страховочный трос.

И даже если Элиот нашел техсредство в розницу солить планету золотишком из самого значительного в обозримой космической истории клада, как он добился того, что клад распределился по всей поверхности? Ведь "Левиафан" не самый, скажем так, маневренный корабль. По упомянутой выше непредсказуемой, но все же достаточно спокойно траектории, сближаясь, немного стаскивая Грезу с ее законной орбиты, он медленно снижался, пока, собственно, не упал. Падение было вызвано отсутствием топлива (у "Левиафанов", никак не предназначенных для посадок, не было и не могло быть антигравитационных установок, к тому же они тогда еще не были в широком обиходе), и естественными причинами вроде тяготения, как показала экспертиза — уже после смерти Бумбергера.

— Спускался и распределял вручную, — сказал кто-то.

— Мимо, — отозвался я. — Тогда планетарные боты были попроще, громоздкие, низкоманевренные, не то, что нынешние глайдеры. Он один не справился бы. Положим, роботы загрузили бы ему катер, но спуститься, потом вернуться на борт?... А атмосфера? Атмосфера тут неспокойная, один слот чего стоит. А топливо? Топлива на корабле не было ни капли жидкого, ни одного кристалла твердого. Короче, скорее всего, Бумбер не мог спускаться на катере. И потом — многие находки оплавлены и немного деформированы, то есть все же несут следы температурного и механического воздействия. Хотя, просто для тренировки мозгов, можно представить... Безжизненная планета, покрытая снегом; и над целиной на малой высоте катит человек в боте, к которому приделано нечто вроде сеялки. Впечатляет?

Слушатели нестройно хихикнули. Я подлил гостям еще водки.

А на закусь, если хотят, пусть забьют лайку...

— И по-любому, — продолжил я, — как могло оказаться, что сокровища залегли на разной глубине?

— Кидал в каких-нибудь контейнерах? Они разогревались и вплавлялись лед? — предположил другой старатель.

Да, студенты это проверили. Жестянки, банки из-под напитков, пластики — в том числе и саморазрушающиеся. Никаких, даже малейших остатков "тары" обнаружено не было.

— Самый пока что убедительный проект сброса сокровищ таков, — подал голос молчавший до сих пор старатель в парке из какого-то шикарного белоснежного меха, — Бумбер вмораживал их в достаточно крупные куски льда. И уже так сбрасывал с помощью исследовательской пневматической пушки для зондов, которых у него было несколько. Лед то полностью растапливался, то держал. Поэтому некоторые предметы повреждены, иные нет, некоторые оплавлены, а другим, видимо, повезло долететь до планеты в частично сохранившихся ледяных капсулах.

Это он молодец, я тоже держался этой теории. Хотя многие находки имели полости, пазухи и всевозможные отверстия, и одно время их все маниакально проверяли на присутствие посторонней воды, то есть льда. И — ничего. Бумбергер мог поднять на борт достаточное количество местного льда, и вплавлять безделушки в него. Но опять-таки — не было у него столько топлива для планетных катеров...

Ну, какое-то объяснение же должно было быть?..

В том уважаемом экспертном досье, которое мне довелось читать, вывод значился такой: Элиот транспортировал сокровища на поверхность планеты попредметно (исключая крупные скопления), методом, не поддающимся определению на нынешнем уровне развития науки и техники. Вот вам и спецы высшего уровня.

Шеф, скажем, полагал, что Бумбергер применил артефакт, или некое ноу-хау, единовременно "распылившее" весь клад по Грезе. Потому что, все-таки, ни одна разумная теория не объясняла, как драгоценные безделушки оказались распределены в толще целинного льда, насчитывающего многие тысячелетия возраста, на глубину от одного до пятнадцати метров, а местами и до двадцати?..

Но Коридор с ним, с изобретательным Элиотом Бумбергером и его таинственными примочками. Мы имели дело с результатом.

Шурф диаметром в пять метров и такой же глубины, выбитый в любом месте планеты, давал минимум одну находку, чаще — от десяти до пятнадцати. Пустых мест практически не встречалось. Отличная шутка.

— А практически полный захват поверхности планеты? — спросил я. — А глубина залегания?

— А хрен его знает, — отозвался Белый Мех. — Может, он ими как-то стрелял в разные стороны? Или старый корабль петлял по орбите? Смещение масс, сброс каких-нибудь нестойких грузов, чтобы изменить траекторию...

— В сущности, это не так уж важно, — задумчиво сказал Джек. — Важнее, что мы все действительно здесь. И что все мы действительно ищем и... находим.

Я опомнился и бережно распределил остатки водки по стаканчикам. Частили мы что-то, ну да ладно.

Джек трепетно на меня пялился.

— А еще аукционы, — снова заговорил Белый Мех. — Что ни сессия, то сюрпризы. Я программки читаю, как роман. Мне сверху привезли свежую, только вышла, — знаете, что выставили на Большие Торги? — Меховой человек полез под парку.

Бинго.

*

Глава 3

Когда старатели, наконец, разошлись, составив короткий список претендентов на мою удачу и заручившись соответствующим обещанием с моей (достаточно нечестной, так как я по-прежнему не видел в таких сделках ни малейшего смысла) стороны, я обнаружил, что Джек намеревается ночевать в моей палатке.

Подавив желание выдать нахалу пендель (но нет, хватит и того, что я извел на его конечности, нос и щеки ценный крем, а на весь организм в целом — две дозы мультисыворотки), я со вздохом согласился выделить ему уголок. Жуть, конечно — гнать человека по морозу целых пятьдесят метров...

Не могу сказать, что я был рад гостю. Палатка невелика. В ее обогретых пределах требуется делать все, необходимое для поддержания внутренней и внешней гигиены организма. Зритель мне мешал. Впрочем, сам нарвался, не маленький. Вдруг додумается отвернуться.

Джек сверлил меня взором нежным. Он, перестав скрестись, залег в уголке, прикрывшись моей дохой. Мне же требовалось умыться и сменить белье. Я разделся.

Тело мое было немного украшено. Художества отражали различные периоды моей жизни. На правом бицепсе и на правом бедре — орнаментальные, в виде широких браслетов, коричнево-охристые храмовые татуировки Коридоров Рока, которые указывали на вероисповедание. Сведущий в культурных традициях Коридоров Рока человек по этим орнаментам определил бы, что я провел какое-то количество лет в монастыре Коридоров в послушниках, прошел обучение начальным дисциплинам духа и тела, а также увидел бы, с какими результатами я Коридоры покинул.

Слева у сердца — группа крови и генный код, как у десантников. Тут я, безусловно, приврал, так как к Спасательно-Разведывательной Десантной службе Геи (или просто космодесанту) не имел никакого отношения. Но поддельная татушка была высшего качества — не отличишь; такие себе многие делали, так что эта причуда была данью моде. И, хотя мое собственное сердце билось скорее посередине, а не строго слева, генный код был набит верный.

На правой ягодице имелась хитро наколотая на Энифе маленькая бабочка. В одном ракурсе казалось, что ее перламутровые с прожилками крылышки полураскрыты, в другом — то раскрыты полностью, а при ритмичных движениях мышц татушка "летела". Полагаю, Джек ее не заметил, поскольку я еще не весь стыд растерял и пытался переодеваться как-нибудь поскромнее.

Естественно, на моем теле не было ни единого волоска, кроме бровей, ресниц, весьма густой, но коротко стриженой шевелюры, и некоторого количества физиологически обусловленных ворсинок в носу. Эффективная эпиляция, раз и навсегда, проводилась всем без исключения астронавтам, даже астролюбителям. Гладкое тело было необходимо — по причине особенностей устройства ложементов управления, скафандров и некоторых бортовых гигиенических и медицинских приспособлений.

Лишение мужчин их законных бороды и усов, а также шерсти на руках, ногах и груди, из-за культурных традиций и по религиозным соображениям, многие полагали редкостной несправедливостью, а то и варварством. В других же мирах обработка тела "под астронавта", наоборот, прочно вошла в моду. А ведь есть еще немало систем управления, требующих лысого черепа. Сисадмины больших лайнеров все как один бритоголовые.

И наконец, на левом бицепсе скалилась массивная татуировка, вводившая в зрителей ступор. Морда льва с роскошной гривой, удерживающая зубами геянский католический крест, обвитый колючей розой, и надпись на древнем языке, остроугольным шрифтом, именуемым готическим, "Любовь и смерть". Над головой льва вился ворон. Банально и невнятно до одури. Нечто в духе "Ты сам-то понял, что сказал?"...

Я как раз собирался перебить этот кошмар, пребывая в отпуске, потому что выпученные глаза прекрасных дам (и культурно подкованных, и вовсе безграмотных) от такого изобилия налепленных абы как друг на друга символов мне уже надоели. Равно как и беспомощные попытки оных расшифровать эту околесицу, выделив из нее нечто вроде девиза. Моего, понимаете, девиза.

Хотя когда-то, когда я был моложе, дорвался до тату-салонов, и только-только придумал этот рисунок, я был в восторге.

Как картина прикрывает дефект стены, татушка эта закрывала другую, которую нельзя было вывести, а можно было только оторвать вместе с рукой. Или срезать с довольно толстым слоем меня, даже при всех современных медицинских методах исправления ошибок юности. Что характерно, льва свести и перебить было достаточно просто, а ту, нижнюю картинку — нет.

Закрытая татушка была пропуском в любую Контору мира, кроме той, где мне ее сделали.

Там возвращенцев не жаловали.

Джек не обладал силой рентгена, и довольствовался внешней стороной вопроса. Кроме того, он явно сфокусировался не на татушках, и даже не на инкрустации мелкими драгоценными камешками, которой я подчеркнул красоты боди-арта и мускулатуры (такие импланты недавно вошли в моду), а на длинном шраме, напоминавшем след от гигантской тысяченожки, пересекающий мою спину наискосок. Интересный парень. Узнал заштопанный след от лучевого оружия ближнего боя, причем уже подживший. В отпуске (о, мой отпуск!) мне должны были свести и его.

— И как тебя пополам не разрезало? — спросил Джек.

— Я везучий, — ухмыльнулся я. — Тут вроде все заметили.

Кстати, не я драпал, хотя при необходимости могу; это на меня подло напали со спины во время весьма оживленной перепалки.

— Я вот что хочу спросить... — завел Джек.

— Слушай, — сказал я, по-быстрому обтираясь влажными салфетками, — я сейчас оденусь в чистое белье, лягу спать и крепким сном просплю оставшиеся четыре часа до подъема. Потом я поработаю, а ты посидишь тут, а потом мы подумаем, во что бы тебя одеть, чтобы съездить в лавку. Или наоборот, неважно. Составим долговое обязательство. Палатку твою я уже нагрел, а оказывается, напрасно ресурс трачу, так как ты завис у меня. Словом, вали отсюда и долби стенку. Усек?

— Усек, но только...

— У тебя на какой срок старательское разрешение выписано?

— Еще на месяц с небольшим, но я хотел...

— А сколько ты нашел вещей до того, как я сюда прилетел?

— Восемь. Но ты понимаешь...

— Что-то негусто, — проворчал я. — И многие так?

— Да каждый второй, а ты...

— Все, спокойной ночи. Остальное обсудим завтра. — Я завернулся в меховую полость, и, несмотря на пару-тройку невнятных реплик Джека, вырубился.

*

Слеза Дракона — это озеро. Озеро на моей родной планете. Единственное. Прозрачное до самого дна. А до дна в нем местами метров по пятьдесят-шестьдесят. Круглое. Очень теплое сверху, и бодряще-холодное уже на метр-полтора вглубь.

Мне около шести лет. Я ощущаю под руками плотную упругость песка. Вижу свои обшарпанные смуглые коленки.

Я строю замок.

У меня за спиной разговаривают двое, тонкая черноволосая женщина с огромными глазами и треугольным лицом, очень белокожая; и изящный господин, который на данный момент так же, как и она, развалился в шезлонге.

Это мой дед.

А дама, если верить Никому, моя бабушка.

Замок не лепится. Я встаю и иду к расслабленной паре.

— Мадам, вы не могли бы дать мне ваши бусы? Или кольцо, браслет?

Дама останавливает на мне взгляд темных глаз.

— Я верну потом, — я улыбаюсь. Я дома, я здесь ничего не боюсь. Мне очень, очень хорошо. — В замке должно быть сокровище, которое будет захватывать злой дракон. Рыцари замка отобьются от дракона, и я сразу отдам.

Дед начинает стягивать с пальца роскошный перстень, но дама останавливает его движением тонкой руки. "Он спросил меня". Снимает с шеи длинную нитку разноцветного бисера сложного плетения, с деревянными бусинками. На конце этой нитки висят две или три фигурки из полудрагоценных камней.

Это не настоящие сокровища, это — я знаю слово — амулет, но он мне подойдет.

— Лучше я дам ему кольцо, — предлагает дед, почему-то немножко тревожно.

— Не стоит, — говорит дама. И обращается ко мне. — У меня сейчас только одно украшение. Но я вполне могу его одолжить.

Я забираю нитку, она яркая, она украсит замок.

Дама останавливает меня:

— Возьми шоколада, малыш!

Я засовываю за щеку мягкий сладкий кусочек с твердыми осколками орешков внутри, и бросаюсь на свои строительные работы.

Пара в шезлонгах тихо беседует.

Военные действия между рыцарями и драконом идут своим чередом. Бусы висят у меня на шее, кулоны болтаются ниже пояса. И тут я вижу, что прямо у поверхности воды, метрах в пятнадцати от берега, рябит — так плавают недавно заселенные в наш стерильный водоем длинные, узкие рыбы. Я бросаюсь в воду и плыву короткими резкими рывками.

Из-за плеска не сразу слыша окрик деда.

Рыба благополучно скрылась. Я оборачиваюсь — дед стоит у кромки воды и машет рукой. Я плыву обратно...

Нитки странного бисера нет.

Я замечаю это уже около берега, и вдруг вижу, как болезненно искажаются лица обоих — и дамы, и деда. Как и любой ребенок, я почти начинаю плакать:

— Я нечаянно! Я сейчас достану!

Я ныряю отменно, но мимо меня стремительно проносятся два тела и врезаются в воду.

...Сижу в полотенце. Нахохленный.

Закат.

Дама и дед, уже в халатах, в своих шезлонгах.

— Ты сам видишь, — тихо говорит дама. — Песчаное дно. Чистое. Течений нет. Неглубоко. Без толку искать. Ребенок не виноват. Это попросту знак...

— Ерунда, — почему-то упрямится дед. — Я найду. Не сегодня, так завтра. Я ведь везучий.

— Не в везении дело... это особое место, — так же тихо говорит дама. — Особое озеро. Я должна завтра покинуть планету. Я должна убедиться... что ничего не случилось.

— Оставайся. Или возвращайся. Или... делай, как сочтешь верным. Я в любом случае тебя всегда жду.

Меня взрослые не утешают. Да и толку от утешений не будет, — я сам понимаю, как я виноват. То, что меня не ругали и не шлепали, ничего не значит. И то, что мне ничего не объясняют, не делает прегрешение менее значимым.

...пару недель спустя меня отправили в Коридоры...

... и отправился я туда виноватым.

Даже — виновным...

*

Надо же, подумал я, разглядывая проклеенные швы на своде палатки. А ведь правда — я решил, что я плохой, и что меня отсылают из-за бабушкиного украшения. И то, что вначале я воспринимал с гордостью и с радостным предвкушением, так как хотел выучиться боевым искусствам Коридоров, превратилось в ссылку и наказание. А день, который мне так экстравагантно вспомнился, был последним по-настоящему счастливым, безоблачным днем моей жизни.

Может даже, последним днем моего детства.

Я улыбался, стараясь подольше сохранить в душе то чувство, которое возникало во время строительства песочного замка. Это нечто.

Но увы, увы...

Парень спал крепким сном. Я собрался и вышел. Подумав и полюбовавшись на сверкающую снежную пыль, вылетающую из тоннеля, пробитого неутомимым шихой, сел на снегоход и отправился в факторию. Ну его, Джека. Сам все куплю.

Дорога была пустой — докатил в момент. Наверху было солнечно и красиво, даже как-то слишком солнечно, и слишком безветренно, а в недрах карьера нерешительно зарождалась дневная мгла.

Мой внутренний барометр предсказал большие погодные неприятности, — в самом ближайшем будущем.

Во "Все есть" наличествовал опухший и заспанный давешний мужик, который мне без особенного восторга выдал снаряжения, еды, энергоблоков и одежды. Я мстительно прикупил для Джека ручного инструмента, — нечего у меня перед носом с отбойным молотком маячить. И еще я выбрал для него перчатки. Самые прочные и термостойкие. Их я попросил в общий счет не включать.

Мужик все тщательно упаковал, переписал, указал сумму. Найденной накануне мелочевки как раз хватило на оплату. А кубок шихи я попросил приобщить к медальону.

Обратно по Ленте я двигался медленно, рассматривая карьер при дневном свете, объезжая палатки и дивясь про себя причудливым формам и методам разработки. Кто-то послойно снимал всю плоскость стены. Кто-то бил широкую арку, так, чтобы верхний виток Ленты не завалился раньше времени — обрушения должны были происходить в сроки, согласованные со Смотрителями, и под их контролем.

Кто-то пытался проделать узкие шурфы, в надежде разглядеть ценности сквозь лед стен. Один псих даже вытапливал лед какой-то горелкой, хотя я прикинул, что это наименее экономичный способ из всех тут придуманных.

Поразмыслил о металлоискателях и прочих полезных приборах. Разумеется, тоже строго запрещенных.

Возле палатки Джека я остановился, и, не церемонясь, скинул тюк на лед. Затем доехал до своего временного жилища. Распихал Джека, и, прежде он успел воспользоваться моими бытовыми удобствами, вытолкал его, как есть, в свитере, наружу. Он сначала заторможено, а потом весьма резво преодолел разделяющие наши палатки пятьдесят метров, ухватил тюк, и, не оборачиваясь на меня, потащил его внутрь.

Я хмыкнул. Ничего, разберется — придет благодарить.

К красивым людям я испытываю слабость. Не все они это знают, но многие пользуются бессознательно.

Некоторым я говорю сам. И сажаю себе на шею тоже самостоятельно. Ну что же, у каждого свой Коридор.

День я посвятил ледодобыче, но нашел всего три маленьких обрывка цепочек, причем разного плетения. Шиха, судя по его песням и гимнам, изрядно обогатился. Джек с видимой ленцой вышел на промысел только после обеда, и, очевидно, кое-что по мелочи тоже находил.

Туман толком так и не установился. Согласно описанию климатических особенностей Грезы и моим предчувствиям, это было предвестником резкого похолодания.

А вечером, слегка переодевшись и приведя себя в порядок, я снова дернул в факторию. Бедный мужик во "Все есть", не знал он, на что шел, когда заключал контракт с Конторой...

И к счастью, на сей раз тут был не он, а Лилия.

— Привет, — произнес я, ввалившись и стянув маску в теплом помещении лавки.

— О, здравствуйте, Крис, — ответила Лилия. Она была в другой шапочке, но также вышитой и украшенной бусинками. Волосы продернуты в вывязанную дырочку наверху, — "конским хвостом".

Я достал поющую жемчужинку. Стащив перчатку, подержал ее в ладони, а потом положил на прилавок перед Лилией и прокатил ладонью по пластику. Жемчужинка ойкнула и тихо-тихо запела. Не надо путать этот звук с настоящей музыкой или пением птиц, — скорее это более утонченный вариант шума морских раковин, в который, тем не менее, вплетались более изысканные ноты. В целом, весьма привлекательно, и очень неожиданно.

— Ой! — воскликнула Лилия, и схватила жемчужину. — Боже, как вам повезло! Вы ведь не будете ее продавать? Поставите на аукцион или сохраните для кого-нибудь?

— Нет, — ответил я.

— Да? А что же тогда?

— А в подарок возьмете?

Лилия строго поджала губки. Потом рассмеялась:

— Возьму, конечно, только это вам не поможет!

— Не поможет в чем? — наивно спросил я.

— Ну... в... этом, — сказала Лилия.

— Хорошо, договорились, — вальяжно сказал я. — Пусть не помогает.

— Но вы точно?.. Вы симпатичный, и все такое, но дядя у меня очень строгий, и вообще, жених есть...

А, стало быть, медведь — ее дядя. Ну, а женихов, которые "вообще", я в расчет не брал. Уж извините.

— Конечно, — серьезно сказал я, и посмотрел Лилии в глаза. Она смутилась, затеребила манжеты свитера, потом вытащила из-под прилавка косметичку, и убрала жемчужинку туда. Хорошая примета — сразу положила к своим вещам.

— Спасибо, Крис. Правда... спасибо. Мне очень понравилось. Хотя и зря вы это...

Я решил разрядить обстановку.

— Я, собственно, по делу. Возможно ли на Грезе взять в аренду глайдер?

Девушка выдохнула, наконец, и заулыбалась. Все-таки симпатичная. Ничего особенного, и все же мила.

— Ой, конечно. При аукционных центрах, в Градах то есть, держат небольшие парки. Я могу заказать машину из любого. Вам с водителем?

— Нет, — улыбнулся я, — попросите их подать транспорт как можно тише сюда, на задний двор.

— Ой, а вы водите?..

— Разумеется... какой парень не водит глайдер? — подмигнул я.

— Вам надо немедленно, Крис? Я сейчас свяжусь...

— Как можно скорее. Любая марка, любая модель, лишь бы летало. Однако, если разрешите, я бы подождал тут, в тепле.

— Да, конечно. Разумеется... все, что скажет Контора...

Я хмыкнул.

И затеял беседу — после того, как девушка переговорила с Градом и оформила заказ. Обо всем. О погоде, о старателях, о том, что здесь чаще всего покупают. Мне удавались разговоры ни о чем, во время которых я мог думать о совершенно посторонних предметах. На сей раз, я разглядывал девчонку, и это было приятно. Сколько ей? Семнадцать, восемнадцать? Ну, не больше двадцати, в любом случае...

Лилия отвечала бойко, спрашивала сама; я отшучивался.

За время ожидания (благо, покупатели не мешали) мы успели перебрать и обсудить в подсобке все личное снаряжение Лилии — она каталась на беговых и горных лыжах, на спортивном снегоходе, на сноуборде, на коньках. Родом она была с какой-то из колоний Геи, и даже бывала на самой планете-метрополии, в результате климатических коллизий свои снега изрядно подрастерявшей. Что касается меня, то я, как проживший шесть лет на Авроре, тоже имел к снежным планетам и зимним видам спорта кое-какое отношение, что позволило мне рассуждать тоном эксперта.

Лилия, по крайней мере, была от моей эрудиции в восторге.

Но в тот момент, когда я размышлял, не сделать ли наше общение более теплым и близким, снаружи зашумели моторы.

Воля Рока. Ну и ладно.

— Имейте в виду, — предупредила Лилия, выйдя проводить меня к глайдеру, и приплясывая от холода, — было штормовое предупреждение. Идет буран.

И вправду, воздух стал совсем уж нестерпимо прозрачным. Очень похолодало, а близкие звезды буквально жгли ледяную поверхность планеты. Я слегка озаботился тем, что без дополнительной страховки установил палатку.

— Спасибо, учту.

Глайдер, сгруженный с небольшого маломаневренного носителя, на котором водитель отправился восвояси порожняком, потребовалось оплатить сразу. Я использовал, скажем так, иную кредитку, не вполне соответствующую имиджу Криса Блейка.

Сумма начислена была приличная, похоже, в предоплату включили все, в том числе и похороны глайдера в отдаленном ледяном каньоне. Водитель сунул мне небольшую памятку: "Просим учесть, что атмосферные особенности Планеты Грезы... Послойное распределение плотности... периодические фронты приповерхностных облаков..." и прочее бла-бла-бла. Это я читать не стал. Тому, кто не умеет водить, оно не поможет. А тому, кто умеет, даже помешает.

Машина была средний класс — лучшее из худшего. Топливо на максимуме, но когда я приготовился к старту, обратил внимание, что датчик как-то предательски попрыгал. В общем, понятно, — после отстоя требуйте долива.

Я небрежно стартовал, нарочито эффектно, — просто не смог удержаться; и пошел на малой высоте.

...Планета покоряла.

При том, что я летел над ночной стороной, света звезд и двух лун более чем хватало, чтобы разглядеть равнины, сменяющиеся причудливыми ледяными лесами, горами и каньонами; скалами из прозрачно-сияющего льда, заливами шевелящейся поземки и глубокими трещинами. Практически все разработки были расположены в зонах с наиболее мягким климатом, потому что в области климата сурового на Грезе соваться пока что никому не хотелось.

Льды поверхности планеты шевелились, проваливались, нарастали, разрушались, жили, засыпались снегом, вновь обнажалось могучими ветрами. Открытой почвы или воды на Грезе не было. Беспокойная планета, скованная тотальным ледником, жила своей жизнью, весьма привлекательной для космогеологов. Насколько я знал, на Грезу даже отправляла экспедицию могучая Гея. И не с кем-нибудь, а со Свеном, главой космического геологического департамента, в качестве начальника экспедиции. Они прилетали сюда после того, как из-под двухкилометровой ледяной брони на поверхность вырвался вулкан.

Полетав в свое удовольствие, я запросил координаты одной из четырех аукционных баз, той самой, где и должны были примерно через два месяца состояться Большие Торги.

*

Летучий Град, по описаниям, представлялся мне более крупным и замысловатым сооружением, стилизованным под замок, к примеру. На практике это оказалась обычная, пирамидальной формы, атмосферная база, с хорошей архитектурой, открытыми прогулочными площадями, накрытыми силовыми куполами, и восемью просторными глайдерными портами наверху. Такие базы использовались и как учебные заведения, и как научные городки, и просто как летающие города (откуда и пошли их названия) во многих перенаселенных мирах, или в тех случаях, когда строить что-то на поверхности планеты было по тем или иным причинам трудно. Грады, естественно, не были дешевым удовольствием. Самые лучшие атмосферные базы собирались на промышленных спутниках Афины, на которой перенаселение давно стало глобальной проблемой. Оттуда на баржах их развозили заказчикам.

Град, к которому я летел, был рассчитан от силы на 5 — 7 тысяч удобно расположившихся людей, но что-то мне подсказывало, что столько здесь никогда не набиралось. На рейсовом транспорте были роскошные каюты для богатеев. Также посетители Градов прибывали сюда на собственных яхтах, на арендованных кораблях или на особых пассажирских судах, которые циркулировали по иному расписанию, нежели рейсовый старательский лайнер. Большинство таких кораблей осталалось, естественно, на орбите.

Дизайн был простой — видимо, учли, что в холодном мире с неспокойной атмосферой лучше придерживаться лаконичных форм. А роскошь можно внутри нагнать, в интерьере и планировке.

Снизу под основанием Града я заметил причал для космических яхт — и сделал дополнительный круг. Да, здесь — целых пять однопилотников.

В последние годы, после очередной топливной революции, межзвездные однопилотники, способные входить в атмосферу и без проблем затем возвращаться на орбиту и отчаливать в космос, стали очень модными; их строили всего несколько миров на дорогущих верфях.

Я выбрал один из глайдерных портов, залетел внутрь и встал на расчерченную парковку. Без труда выполз из своих штанов-самостоев и парки с треухом, забросив их на заднее сидение, и остался в облегающем мембранном комбинезоне.

Волосы, захватив изморози с короткого тупого крыла глайдера, пригладил назад, что называется, прилизал. Такая прическа меняла внешность, особенно в сочетании с одеждой, сшитой на заказ. Лоб делался выше, нос длиннее, глаза больше, подбородок острее.

Вышел из машины. Крытый ангар в верхней части Града, защищенный от ветра и даже обогреваемый, — богато устроились.

По указателям добрался до турникета с охраной. Охрана да, — после всех этих старательских эпосов, собак и ручной разработки древнего ледника, вернуться в цивилизацию было даже интересно.

— Господин?..

Я молча воткнул в приемник третью разновидность из ассортимента имеющихся у меня пластиковых документов. Господин Нэль, аристократ, путешествующий инкогнито. Допускать. Всячески содействовать. Королевская или максимально приближенная к таковой семья некоего мира.

Охранники сперва почитали, потом перепроверили — два раза, профи, надо же, — потом вынули карточку и на специальном сканере проверили еще раз. Я положил растопыренную пятерню, поморгал глазом, плюнул, продемонстрировал ухо — все, что попросили. Только вот карточек таких существовало две. И второй пользовался сейчас мой двойник, хотя и не соответствовал ей генетически.

Только я собрался ехидно поинтересоваться относительно анализов мочи и кала, проверка завершилась, и, вежливо поклонившись, охранники открыли турникеты и посторонились.

— Милости просим, господин.

...В любом подобном месте есть кафешки — в которых чашечка натурального кофе, выращенного на Гее или в колониях, стоит столько же, что и месячный энергоресурс бедолаги Джека. Есть ювелирные лавочки — великое множество; бутики с брендовой одеждой и аксессуарами, игровые заведения, казино; шикарные гостиничные номера, прокат всего-на-свете и услуги-на-любой-вкус.

Я погулял по красивым залам и переходам. Оценил растения в кадках, кожаные диванчики и уголки с фонтанами, рыбками и птичками, словом, роскошную среду, созданную для ускоренного спуска Больших Денег.

Отыскал заведение, обещающее настоящее мясо, и заказал себе двойной бифштекс с кровью, красного вина, салата. Вино пришлось вылить на сомелье, и лишь после этого подали вправду приличный напиток. Я, так и не искоренивший дурную привычку читать за едой, потребовал принести распечатки лотов ближайших аукционов. Мне принесли брошюрку, напечатанную на тонких пластиковых листочках.

Расписание Больших Торгов, старатель в белых мехах не соврал.

Два месяца — это тот оптимальный срок, за который интересанты могли собраться и успеть прилететь к торгам, нацелившись на определенный лот. Каждый аукцион готовился заблаговременно. Я проскочил категории "Ювелирные изделия", "Золото и драгоценные металлы". "Произведения искусства", "Паи, возможности и заявки". И остановился на разделе "Артефакты, неизученные предметы и объекты неопределенного назначения". Ну, вот и все.

Никаких сюрпризов, — за номером 5714 числился мой "клиент".

В описании было указано: деревянная опечатанная шкатулка с заключенным внутри артефактом. Массивный кожух (шкатулка-чехол) из платины, инкрустирован камнями. Названия камней и их каратность.

Артефакт, содержащийся внутри деревянной шкатулки, не может быть описан.

Материал изготовления артефакта неизвестен.

Стартовая цена... Мгм... это они загнули. Даже с учетом кожуха.

И "Предполагаемое назначение": "Даровать счастье всем, чтобы никто не ушел обиженным". Скромно так, мелкими буквами в общем списке из полутысячи других предметов.

Графа "Пояснения" — пусто.

"Место происхождения объекта" — "не указано".

Изменив своим правилам не мешать спиртные напитки, я все же потребовал водку и мартини. История, которая началась с детской сказки, продолжилась самой натуральной золотой лихорадкой (что, в общем-то, для обитаемого Космоса не редкость, но не в такой же буквальной и откровенной форме). И закончилось этим лотом.

...Над плечом навис официант.

— Господин, с вами желает познакомиться дама... — и повел рукой в сторону дальнего столика, стоящего в уголке. Я поднял голову.

Дама в желтом привлекала внимание, несомненно.

Ну что же. Трудоголия — бич цивилизации.

Отвлечься тоже не помешает...

*

... Таких искательниц приключений практически во всех мирах хоть отбавляй.

Оллэна, роскошно расположившись на черной шелковой постели, с интересом рассматривала мою нательную живопись. Я нарочито неспешно натягивал нижний комбинезон (бабочка — она как раз для таких случаев). Попутно изучил беглым взглядом все, что было в каюте: одежду, драгоценности, личные вещи, меха, документы.

Оллэна не явилась для меня загадкой. Дама задержалась тут с предыдущего аукциона; обстановка, насыщенная лихими парнями, ей так понравилась, что она решила остаться вплоть до Больших Торгов. Средств ей было не занимать — чего стоили только апартаменты из двух комнат, плюс помещение для личной прислуги (водитель глайдера и охранник в одном лице, плюс камеристка-горничная). В середине одной из комнат, более подходящей на роль гостиной, нежели вторая, был вделан небольшой бассейн с гидромассажем, подсветкой и розовыми лепестками.

Бассейном она меня в конечном итоге и купила, хотя и без приманок я был готов скрасить ей досуг. Она оказалась разве что чуть старше желаемого, но этого почти не было заметно. С Мицара, вдова. Само собой...

— Было приятно с вами познакомиться, — лениво сказала дама. — Возможно, мы еще увидимся.

— Госпожа тут инкогнито? Оллэна — это ваш псевдоним?

— Вовсе нет; а вы не назовете мне свое имя, господин Нэль?

— Простите, нет. Мне так проще, — галантно поклонился я, благо уже не был раздет, а то поклон нагишом или неглиже мне не всегда удавался изящно.

— Суть и Тень, ну разумеется... какая я бестактная. Вы пробудете тут до Больших Торгов?

— Да, миледи.

— Вас интересует определенный лот?

— Да, — ответил я.

— Какой же?

Я присел, и, подобрав валяющуюся на полу программку торгов, открыл нужную страничку и показал. "Изделие из черного металла, предположительно, магический или ритуальный артефакт эпохи Ранних Коридоров Рока".

— Я иногда выполняю для храмового руководства небольшие поручения, — и, кстати, не соврал. Не тот Коридор, так этот; выведет не туда, так в иное место.

— Ах, истинная религиозность все же такая редкость, — засмеялась Оллэна, показав мелкие, безупречно белые, даже, пожалуй, не очень естественные зубки. Впрочем, какая разница, откуда это — от природы или от ювелира-стоматолога.

— Я буду перебивать ваш интерес, — кокетливо сказала дамочка. — У меня много денег. Я выкуплю ваш ритуальный артефакт. И продам его вам... за ваше истинное имя.

Неинтересно.

Я улыбнулся:

— Вы, скорее всего, забудете меня через полчаса.

— Ваши... картинки... и ваш... стиль... до некоторой степени незабываемы, — очаровательно улыбнулась красотка.

— Благодарю, — коротко поклонился я. Воображаю, какой безвкусицей даме показался мой боди-арт. На Мицаре и на Энифе татуировки воспринимались как разновидность уголовного наказания. Впрочем, их все же делали, причем виртуозно — для обозначения особого сословного или религиозного статуса, и по особым заказам, и мой мотылек это наглядно подтверждал. А вообще на этих мирах тело почиталось как святыня. Кожу очищали от малейших родинок и пятнышек.

Оллэну должно было от меня попросту тошнить.

— А в казино вы не играете?.. — мурлыкала женщина, перекатываясь на складках черного шелка.

— Не в этот раз, миледи.

— Ну прощайте, господин Нэль... а может, и до свидания...

— Прощайте, миледи...

Еще раз поклонившись, я пятился (как и полагалось этикетом Энифа и Мицара в таких случаях) к двери.

Выйдя в коридор и дождавшись пока закроется дверь, я, наконец, выдохнул, встряхнулся и пошел в просторный холл с кафетерием, примеченный в самом начале. Там была сделана широкая, полукругом, смотровая площадка, хорошо укрепленная толстыми слоями прозрачнейшего стекла.

Я выбрал столик около самого окошка, и заказал кофе, шоколаду, мороженого и... трубочку. Кутить так кутить.

За окном беззвучно выли и бесновались снежные всадники и снежные волки. В стекло сыпало ледяной крупкой. Пока я предавался расслаблению в бассейне, снаружи начался настоящий белый апокалипсис.

Слегка заложило уши: компенсировать болтанку стало невозможно, и пилоты поднимали Град Фортуны повыше. Правильно, только я сделал бы это двумя часами раньше — Рок знает, сколько топлива уже попусту сожгли.

Поскольку улететь все равно не представлялось никакой возможности, а кое-какие наслаждения, которые предлагал Летучий Град, Град Фортуны, меня уже утомили, оставалось только ожидать.

Как ни странно, я немного волновался за свой небольшой мирок: за Джека и за шиху, конечно. У этого народа даже ад описывался как холодное и снежное место, где всегда ночь. Жили-то они в примитивном, но теплом фруктовом изобилии, а из протеинов потребляли в основном разного вида червяков и гусениц. Каково ему одному в палатке, в буран?.. Если верить сложносочиненному термометру, который показывал температуру как у поверхности планеты, так и на нашей высоте, и для контраста — внутри Града, изрядно похолодало даже по сравнению с обычными ночными падениями; а ветер наверняка усугублял ситуацию.

К тому же, мне не хотелось, чтобы мое временное жилище унес снежный буран, который разгулялся вовсю.

В одно из мгновений мне показалось, что я вижу страшную башку огромного богомола, и зазубренные передние лапы, на долю секунды возникшие из снежной круговерти и мелькнувшие перед обзорным стеклом... но нет, почудилось. Скорее всего. Что делать тут богомолам?..

Ко мне беззвучно подошел стюард и поинтересовался, не желаю ли я еще чего-нибудь. Я желал — Великие Коридоры! — поспать, но вместо этого скучно потребовал популярный тоник. Пока стюард ходил за газировкой, которая была не слишком вкусна, давала позже побочный эффект в виде головокружения, но эффективно взбадривала-таки на пару-тройку часов, я прикинул, чем и как могу позаниматься с пользой.

И, выпив сладкую дрянь, которая комом навалилась на кофе, шоколад и мороженое, уже пребывавшие в моем желудке, спросил, какие заведения работают.

Разумеется, почти все. Град Фортуны учитывал разнообразные суточные ритмы, и вообще все возможные заморочки и капризы балованных богатеев.

— А аквапарк тут есть? — тоном завзятой гламурной болонковладелицы поинтересовался я, и выпал в осадок. Потому что аквапарк был, "правда, совсем небольшой, одиннадцать горок и семь бассейнов с разной температурой воды. Господина это устроит?" Впрочем, воды-то много — поднимай, растапливай, очищай, нагревай, заливай.

...Помучив пепельницу и поразмыслив, а также ощутив, наконец, ожидаемое влияние тоника, я направился в казино.

В казино было не слишком людно. Помимо традиционных столов, я сразу увидел большой пульт, возле которого толпилось немалая часть посетителей злачного местечка. На стене располагалась около десятка среднего размера экранов визора. Наверху — табло. Слева список вроде бы имен, а может, и кличек. Рядом — еще столбик имен, которые кое-где перебивались численными кодами. Дальше — сумма в галактических кредитах. Строчек было около тридцати. На моих глазах позиция номер двенадцать переместилась на первое место, после чего прочие имена померкли и перетасовались. Потом позиция номер тридцать сменилась новым именем, а сама пропала из поля зрения.

На табло постоянно шла жизнь.

— Господин желает сделать ставку? На имя, на интервал, на десятку, на новичков? — прошелестел вынырнувший из ниоткуда юнец в белой рубашке и жилетке. — Это Ледяной Тотализатор. Слева имена старателей, рядом — имена или анонимные регистрационные номера их нанимателей или владельцев. Далее заработанная старателями сумма. На тотализаторе можно делать сложные ставки. На данный момент старателей на тотализаторе почти три тысячи. Но постоянно на табло продемонстрированы только тридцать лидеров. Вы можете запросить рейтинг остальных с любого из мониторов казино или сервисов Града Фортуны. А на экране, если вы введете имя старателя, можно увидеть реальную съемку. Не всегда, конечно. За некоторыми наниматели установили круглосуточную слежку. За другими — частичную, или вовсе отказались от этой услуги...

— Не понял, — надменно сказал я. — То есть я нахожу старателя, предлагаю ему наняться. Вношу пай в тотализатор. И поехали?

— Вроде того, — так же угодливо продолжил парень, — но только не в любой момент. Поскольку, как и всякая гонка, тотализатор поделен на этапы и на категории. И еще — здесь никто не ищет старателей. Их обыкновенно привозят извне, отобрав профессионалов, ну, вы понимаете, — навыки, физическая сила и выносливость, неприхотливость...

— Способность сладить с конкурентами? — поддел я парня.

— Возможно, это и введут со следующего сезона, — отозвался он, — а пока старателям на ставках запрещено общаться со своими... оппонентами. Казино предполагает, что они не знают имен друг друга, и естественно, никогда не поднимаются в летучие Грады.

Стало быть, вот такой лошадкой на ипподромном круге посчитал меня Джек. Ладно. Эх, не хватило времени подготовиться... можно было вместо нехитрой легенды сделать посложнее, чтобы я был и нанимателем, и старателем в одно лице. Тогда бы... Ну да ладно. Горячий привет шефу.

Я рассеянно отошел от тотализатора, хотя смотреть, как работают другие, было завлекательно. Сел в кресло.

— Карты? Рулетка? — поинтересовался все тот же служитель, неявно, но прицельно меня обхаживающий.

Я еще раз посмотрел в окно.

— Карты. Покерный стол есть?..

Был, само собой.

Захотелось потребовать обнаженную девственницу на белом единороге.

Но, приказав себе не капризничать, я вступил в игру.

Я не проиграл и не выиграл; интереснее было слушать разговоры за картами, за своим и соседними столами. Обсуждали бедолаг старателей. Предстоящие Большие Торги. Отдельные лоты. Замеченного вблизи планеты богомола. (Может, и мне не почудился?..) Колебания основных валют. Надежность транспорта. Близость регионов негуманоидной разумной жизни. Трудности провоза оружия. Местную дороговизну. Правила защиты лотов, предварительные ставки, физическую охрану Порта Сокровищ — громадного сейфа, куда за два месяца до начала торгов свозили почти все заявленные ценности...

Много обсуждали новое перемещение Порта Сокровищ, пятой достаточно крупной летающей базы, в неизвестное место, где он и должен был пребывать до начала Больших Торгов.

Как интересно.

Ни одного, ни второго лота из тех, что интересовали меня, не обсуждалось. Я сделал мысленную пометку — поднять программки торгов за какой-то значимый промежуток времени, и просмотреть. А вдруг тут этих артефактов и древних раритетов — ну просто завались?..

Автоматически я играл. Как будто раздвоившись или растроившись... как будто видел себя со стороны...

Стол почему-то пошел разноцветными пятнами. Был темно-синий — а стал зеленым, потом радужным...

Голос шефа загремел в моем начинающем отключаться мозгу.

"ВСЕ ПРОСТО. НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ДОПУСТИТЬ ДО ТОРГОВ. ВЫКУПИТЬ ИЛИ ВЫКРАСТЬ, И НЕМЕДЛЕННО УНИЧТОЖИТЬ С ПРЕДОСТОРОЖНОСТЯМИ ПО ПРОТОКОЛУ АА. НЕ РАСУЖДАТЬ, НЕ ФИЛОСОФСТВОВАТЬ, НЕ ПЫТАТЬСЯ ВСКРЫТЬ. ПРОСТО ЗАБЕРИ ВЕЩЬ. ТЫ СМОЖЕШЬ".

Там было еще много этих громогласных "НЕ", "ОБЯЗАТЕЛЬНО" и, естественно, непременных "ТЫ ПОНЯЛ? ПОВТОРИ". Но суть от этого не менялась.

Я слегка потерял контроль, и не заметил, когда на мое плечо легла ручка Оллэны. Вот зачем Рок принес ее в то же самое казино, что и меня? А говорят, я везучий, даже раскупают это дело...

Мы так добросовестно попрощались...

Мне сделалось совсем нехорошо. Где-то я прокололся.

Стол плыл.

Голос Оллэны вещал все более неразборчиво, то приближался, то удалялся.

Карта приходила в руки и уходила.

Дым душил.

Дважды я подавил рвотный рефлекс, но с третьим позывом так и не справился...

*

Глава 4

Я проснулся, но не спешил открывать глаза.

Просвечивающий сквозь веки мир словно бы вертелся вокруг, приобретая то вкусно-розовые, то изысканно-персиковые перламутровые тона. Мне было тепло и почти комфортно; приятно пахло, и лежал я удобно, но вот тело сдавливала одежда.

Я ощутил, что наконец-то всласть выспался. Но при этом болели голова и почему-то нос, а еще кисть правой руки и костяшки левой.

Судя по остроте ощущений, не хотел бы я оказаться на месте того, кто попробовал скрутить меня блокирующим приемом за правую, — и резонно огреб левой.

Однако... как-то же я сюда попал?.. туда, где я нахожусь...

Как шел, не помню. Это плохо, очень плохо. Впрочем, я не в тюрьме, — пахнет вовсе не казенным помещением. Дорогой, что называется, штучный запах. И... знакомый.

Деваться некуда. Придется открывать глаза.

Я лежал на диванчике в гостиной Оллэны, напротив бассейна с лепестками, в собственном мембранном костюме, который автоматические перешел на режим "опасность", уплотнился и заблокировал все застежки. С меня сняли только ботинки, ибо их молекулярная липучка не была защищена.

Оллэна, в обтягивающем кожаном жакетике и таких же брючках омерзительного лимонного цвета (предсмертный писк моды на Мицаре, если я ничего не путаю), сидела напротив моего ложа на низкой козетке. Перед ней на хрустальном столике были навалены фишки казино. Много фишек. Я сел и выпучил глаза.

— Что это? — голос прозвучал на редкость хрипло. — Вы ограбили заведением, мадам? — одновременно я пытался ощупать свой организм, оценивая масштабы ущерба, пригладить волосы и как-то подпереть уклоняющийся в неизвестном направлении торс.

— Нет. Вы, сударь, — лениво сказал Оллэна. — Вы изволили сосредоточиться и сорвать их призовой банк. Первый раз за семь сезонов.

— И как? — тупо спросил я. Руки-ноги в порядке. Помимо ушибов, ничего такого. Волосы дыбом, но это быстро можно поправить.

— О, — тихо сказала Оллэна, — это было относительно быстро. Я пришла. Вы не обрадовались, следует отметить, даже пожурили меня за несвоевременный визит. Но тем не менее вы признали, что в присутствии дамы играете луше, и вас... понесло. Вы блефовали. Честно говоря, милостивый государь, я полагала, что вы улетите с Грезы, прикрывая срам обязательным билетом. Или вовсе не улетите, и мне придется... да. Вы сбрасывали сильную карту и вели партию на несусветной мелочи. Без конца поднимали ставки. И вы, господин Нэль... ты их сделал. Когда крупье вызвал старшего распорядителя, он — директора зала, а тот — уже лично владельца сети, ты послал всех скопом в Великие Коридоры, призвал на их головы волю Рока, облевал стол и вырубился. Но... но, сударь, вас не так просто было сюда доставить, а там бросать... не хотелось.

— И велик выигрыш, мадам? — тупо спросил я. Оллэна была свежа, как желтая майская роза. Мадам Безупречность.

— Не так велик, как был бы, если бы вы были более жизнеспособны и помогали, — сердито сказал Оллэна. Сердилась она мило. — Пришлось пятьдесят процентов приватно вернуть владельцу сети, иначе бы нас попросту не выпустили бы. С оставшегося выплатили старательский налог и налог Града, это еще двадцать процентов. Из того, что получилось, двадцать процентов взяла я, и не трудитесь возмущаться, все уже на моей карточке. Это вот ваше. Вроде бы казино теперь не имеет к вам претензий.

Я пялился на Оллэну.

— Ну что смотрите, — недобро сказала дамочка и поджала губы, — у меня же не штат телохранителей, а всего один-единственный! Нельзя было ссориться с властями...

— Да нет. Я в восторге... от такого толкового управляющего. Раз уж я сам оказался... не на высоте. Я могу попросить воды... и?

— Идите, сударь, — буркнула Оллэна. — Извольте, приводите себя в порядок. И вообще, я обожаю обороты вроде "да нет".

— Да.

Я, в свою очередь, обожал все, что "вообще". Похоже, у меня с зеленоглазой мицаркой полная взаимность.

В ванной я некоторое время рассматривал в зеркале чудовище, которое, оказывается, во мне жило. Где был наркотик — в трубке или в напитке? Кто подсыпал яду, и зачем? Я был пока чист на этой планете, как только что вылупившийся голубь, и кроме горстки возможных завистников в ледяном карьере, врагами не обзавелся.

Как дамочка меня нашла?..

Ну, это я, положим, хотя бы мог просчитать.

Высунув язык, какое-то время я изучал его причудливую географию. Да, никаких сомнений.

Сбросив комбинезон в чистку (блевота, господа; хотя меня, видимо, протерли), и, заблокировав все свои карточки и приборы, оставленные на туалетном столике, я вернулся к Оллэне в шелковом кимоно, которое нашел на вешалке. Сел в свободное кресло, вытянул ноги. Служанка принесла мне хорошо известный во всей обжитой людьми Ойкумене коктейль "Детокс", который чаще именовали "мозги-на-место", или "мозги взад".

— Оллэна, вы эмпат?

— Ну разумеется, — лениво сказала женщина в желтом. — Я случайно сохранила настройку на вас. После секса. Мне даже показалось... что вы... что ты мне подходишь, если ты понимаешь, что я имею в виду. И когда тебя начало нести, я почувствовала, и просто пошла на фон, если ты опять-таки что-нибудь понимаешь...

— Понимаю-понимаю, — ответил я. Ну, скажем, мне совсем не показалось, что я ей подхожу, но тесное общение было приятным. Осмысленным, запоминающимся. Без умолчаний и темных уголков. И... довольно спортивным. Тонкая, как стальная игла, Оллэна оказалась очень сильным партнером для этих игр.

— Да, в Коридорах ведь используют приемы эмпатии... а у вас татуировки бывшего послушника, — Оллэна строила из фишек нечто вроде башни. Я не внял прозрачному намеку рассказать о себе побольше, и лишь подтвердил очевидное кивком.

— Это правда. В Коридорах дела обстоят именно так. А буря закончилась?

— Идет на убыль. Вы торопитесь? Имеете на примете еще одно необобранное казино на Градах?..

— В общем, да... тороплюсь.

— Вам необходимо это обналичить, — Оллэна пошуршала фишками. — Раз вы уделали штатного маэстро казино, вам надо как можно публичнее и быстрее обналичить деньги, забить их на карту и смыться из Града Фортуны. На какое-то время.

— Зачем как можно публичнее?

— Чтобы у меня не было проблем, сударь, — пропела Оллэна. — Я и так... превысила... желаемый уровень вмешательства в ваши дела.

Я помолчал. Как гласит один из постулатов Коридоров, лишь сомнения в очевидном открывает путь к истинному. Сейчас был повод посомневаться в себе.

— Оллэна... в тоник "Красная тряпка" добавляют наркотик?

— Не слышала. Но возможно, да. Куда-то добавляют точно, надо лишь знать, что спросить, — рассеянно сказала Оллэна, водя пальчиками по фишкам, перебирая и пересыпая их. Мне показалось, ей нравится эдакая гора, эквивалентная внушительной куче золота.

— Хотите, оставлю это все вам? — вкрадчиво поинтересовался я.

Оллэна посидела секунду, чуть отвернувшись. Полупрофиль был хорош, и весьма. На ее шее было хитрое, но, как утверждают историки, знакомое женщинам самых разных миров и эпох, приспособление — красивый кулон из вложенных один в другой шариков. Шарики были с небольшими, не совпадающими отверстиями. Украшение на ночь погружали в ароматную смесь драгоценных масел, и масло проходило внутрь между всеми шариками. На шее от тепла кожи масло разогревалось и крошечными капельками покидало кулон, отдавая аромат. Просто, мило и эффективно.

— Не обижайтесь, — так же нежно продолжал я, но уже не на универсальном, а на языке Мицара. — Мне необходима небольшая услуга, а я сейчас стал тут слишком заметным.

Оллэна молчала.

— Мне крайне необходимо узнать, в каком продукте синий пепел, — скорбно выводил я свои рулады. — Оллэна, поверьте, я должен это выяснить.

Не могу объяснить, почему, когда так клянчишь на галантных и сложных языках, вроде языков Энифа и родственного ему мицарского, или, скажем, на геянском французском, получается эффективнее, и... жалобнее.

— Я это вам бесплатно выясню, — сердито буркнула Оллэна на универсале. — Вы что, принц небольшой планетки, швыряться такими день...жищами?.. я не возьму. Я сама не бедствую, поверьте. А брать такие деньги... это не к добру. Они какие-то... неправильные. И потом, я свой процент уже обозначила.

Я смотрел на дворянку с сочувствием. Трудная ночь, несмотря на великолепную косметику, все же отчетливее раскрыла мне ее возраст.

Оллэна отчего-то сильно переживала.

— Три мужа?

— Пять.

— И все по мицарским обычаям?

— Все.

— Дети?

— Один. Сын. Ему отойдет майорат второго мужа. — Взгляд Оллэны стал прозрачным. Я вынул начавшее более-менее слушаться тело из мягких недр кресла, подошел и поцеловал ей руку.

— Я заберу фишки и удалю отсюда мою неудобную персону, не беспокойтесь. Прямо сейчас.

Оллэна отвернулась. И не посмотрела на меня даже тогда, когда получасом позже, полностью одетый, я и вправду вышел прочь из ее апартаментов, нагруженный двумя большими пакетами с логотипом казино. Без традиционного поклона. С авоськами было кланяться глупо... и как-то неуместно.

Она вертела в руках фишку, которую я не стал брать из ее пальцев.

Между прочим, на сто кредитов.

...Если она вообразила, что я ей подхожу, это могло стать проблемой.

*

... на Мицаре и на Энифе верят: время от времени происходят встречи, которые нельзя забыть. Которые нельзя проигнорировать. Которые невозможно не заметить.

Жители этих миров верят, что среди всех людей мира есть твоя половинка. Нет, даже так — твои половинки. Это эни, люди, которые тебе идеально подходят.

Эни без сомнений отдадут свою жизнь за твою; они окажутся идеальными коллегами, если вдруг доведется работать вместе; они никогда не перепутают, сколько сахару класть тебе в чай...

И не потому, что они будут изучать тебя, дотошно, как трудную книгу — нет, они подходят к тебе, как кусочек паззла к своему соседу. Просто так случилось. Как подарок. Как дар.

Они попросту тебя чувствуют. До нюансов. Как и ты их.

С ними можно говорить и молчать.

Их внешность, возраст, прежний опыт не имеют никакого значения. Как и твои.

Они могут быть друзьями, или любовниками, или кем-то еще — но никогда не будут посторонними. И расставшись — если уж встретились — ты будешь постоянно ощущать потерю, как будто тебя лишили пальца, ноги, руки или кусочка души.

Встретившись, подходящие люди меняли места проживания, разрушали прежние семьи и до глубокой старости, до смерти, навсегда оставались рядом. На разных условиях.

На любых условиях.

И очень часто умирали в один день.

Если сказка была доброй.

А она нередко бывала злой. Прерогатива древних народов. Особенность законов Сути и Тени, и цивилизаций Круга Королей, следующих Скрытыми путями.

И все же на Энифе и Мицаре верят: лучше встретить и потерять, ощутить и счастье, и боль, чем вовсе не почувствовать, что это такое — подходящий тебе человек.

И не путайте это с любовью. На сложных планетах и чувства сложные.

Любовь идет совсем с другими приправами.

Особые везунчики встречали подходящих людей дважды, и история хранила факт, что изредка бывали и третьи. Но вот если двое подходят кому-то третьему, между собой у них практически никогда ничего не случается. Кроме ненависти.

И еще. Если человек подходит, это не может ощущаться только одной стороной. Надо, чтобы ощущалось непременно обоими.

Во мне нет ни капли крови ни энифян, ни мицарцев, хотя я неплохо знаю их культуру и даже немного смахиваю внешне, особенно если хочу этого. Но я не могу подходить. С иноземцами у них этого не случается. Иноземцев они часто, по большому-то счету, и людьми разумными соглашаются считать с некоторым допуском. Иноземцы не могут быть эни. Это второй человеческий сорт. А может, и третий.

Так что Оллэна горько, безутешно, бессмысленно ошиблась. И не могу утверждать, что мне это было хоть сколько-то приятно.

Такие ошибки оставляют в душе страшные следы.

Я повернулся и просто ушел.

Не ощущая желания вернуться.

И она это видела.

*

...После интересной и продолжительной беседы с владельцем игорной сети, фишки вернулись в оборот казино.

Силу применить они не решились, но попробовали содрать еще какие-то проценты за обналичку (что я категорически отказался оплачивать) и за "повреждение интерьера". Предъявили разбитое, якобы вручную, пуленепробиваемое и бластерозащитное стекло, служившее перегородкой в покерном зале. Это, бесспорно, раскокал я, была у этих стекол своя слабая сторона; но признаваться немедля не стоило. И потому я спорил.

В ответ мне ехидно показали видеозапись игры и последующего помпезного выдворения меня из заведения. Что же, это и требовалось — я просмотрел всю запись, убедился, что никакого, совсем уж выходящего за рамки приличного, ляпа не допустил. Имитировал должную степень смирения и заплатил за их стекло. Дорогое, как из цельного бриллианта.

Я понял, что владельцы казино меня проверили, пока я очухивался у Оллэны. Что же, их право. Для властей я сам по себе под своим именем проживал в другом летающем Граде. Так что, пробив меня, они не нашли ничего странного, если исключить мня самого, как я есть.

Я дал богатейшие чаевые, сделал на ледяном тотализаторе несуразно жирную ставку на старателя номер 666 (ну попросту не смог удержаться, раз уж я теперь геянин), и ринулся на стоянку.

Буря постепенно успокаивалась. Я с интересом обнаружил, что сейчас даже не день, а вечер следующего дня. Запись дала возможность просчитать, сколько времени я играл, и сколько затем дрых. Могло быть и хуже. Моя удача, определенно, пока что не истратилась вся.

Мглы нынче опять не было — ее разогнала буря, и последние снежинки серебрили воздух, создавая впечатление, что летишь сквозь вуаль, украшенную мельчайшими кристаллами. Кое-где на горизонте небо сияло радужными красками атмосферной опалесценции, а в иных местах небо было сшито с землей слоистыми беловато-серыми шнурами бурана. Красиво и страшно. Греза ждала, даже жаждала парочку дармоедов, — а именно своего персонального поэта и своего персонального живописца...

Я припомнил собственные полузабытые вирши, и зябко поежился — не надо даже пытаться... удовольствуюсь фото.

И все же...

Горизонт, охватывающий тебя кольцом.

Горизонт, который можно было вдохнуть, и от этого вдоха за спиной раскрывались крылья...

Чего-чего, а горизонта — с высоты моего полета особенно — на Планете Грезе было предостаточно. И я вправду дышал этим горизонтом. Я, Рок меня побери, обожал летать.

...Опустившись на заднем дворе "Все есть", я выбрался из глайдера, уже в штанах и тулупе, маске и меховой шапке, и побрел искать Лилию. Не повезло, увы. Ее дядя принял машину, и начал названивать в службу проката, чтобы глайдер поскорее забрали.

Дополз до снегохода. Почему после этой истории я ощущаю себя просто как выжатый лимон?.. Нет, я знал, что очень скверно переношу наркотики, даже такие легкие и популярные, как синий пепел... но такая разруха — это уж чересчур...

Как быстро и без труда узнала Оллэна у собственного телохранителя, пепел был в черном горьком шоколаде. Не просто в шоколаде — в шоколаде с миндалем. Как какао-бобы, так и миндаль, не росли нигде, кроме Геи. А потому этот деликатес был очень дорогим и, скажем так, не на любой вкус. В Граде миндаль пропитывали наркотиком, и на месте отливали небольшие плитки. Почти все проживающие знали, что, в случае надобности, спросить. А я спросил, потому что любил этот десерт. Потому что единственная женщина, к которой я безуспешно и без особенного ответного чувства попробовал привязаться в детстве, моя бабушка, привозила мне именно это лакомство. Отношений не вышло, зато память вкуса осталась.

...Ветер в лицо, даже сквозь плотную маску, освежает.

Вот и накатанная трасса с новогодними огоньками. Огоньки заметно поредели, видимо, посдувало во время непогоды. Время от времени над моей головой жужжали Смотрители — тянули в манипуляторах новые фонари на длинных острых штырях, и восполняли урон, восстанавливали иллюминацию. Старатели понемногу двигались в обе стороны — и в факторию, и из нее, правда, и туда и обратно в меньшем количестве, чем обычно. Я мельком подумал о том, что можно было остаться выпить, и решил, что пока преждевременно. Рик, Дик, мартини и желатиновые оливки... какая гадость.

Намело прилично. Лента была протоптана только по самому краю, по нему осторожно ездили и ходили. Работать, пока не увезут весь рыхлый снег, было весьма затруднительно.

В паре мест неудачно подрытая Лента обвалилась. Рьяные браконьеры, не следящие за равномерностью выработки, огребли штрафы, и смотрительская техника

ударно восстанавливала провалы.

Вот и палатка Джека.

А вот и мой сугроб.

Я улыбнулся. Палатка не улетела. Но откопать ее все равно придется, хотя бы частично. Физический труд на свежем воздухе!

Сунувшись туда, где был, по моим воспоминаниям, вход, я приятно удивился. Вся буранная страховка была растянута и как следует закреплена.

Ай да шиха, спасибо! Правда, надо будет уточнить и у Джека, не он ли, на основании расового братства, занимался тут благотворительностью...

На секунду у меня возникла игривая мысль, что в палатке я найду кое-кого весьма лечебного, но нет — было относительно холодно, всего +5, пусто и темно. Если клапан палатки не открывался определенное время, она переходила на экономный режим.

Все. Мой весьма и весьма крепкий организм требовал чаю, а после чаю — попросту спать. У меня был небольшой пакетик сушеных корешков, лишайников и мхов от дядюшки Ашо, моего, можно сказать, педиатра, а потом терапевта. Вполне могли пригодиться и они.

Палатка быстро согревалась. Я отфильтровал воды, поставил чайник на примус. Достал чайную заварку, понюхал. Не впечатлился; полез в свой тощий рюкзачок. Достал из заветного пакетика три или четыре сушеных кусочка не то коры, не то коричневой бумаги.

В палатку поскреблись.

Чуть не взвыв в голос, я раздраженно крикнул:

— Да!

Спиной вперед влез Джек, тщательно закрыл за собой клапан и принялся устраиваться. То есть снял рукавицы, шапку, маску, снял тулуп, сложил его комком и сел сверху. Мебель с собой.

Я так и сидел на своей достаточно низкой лежанке перед примусом и чайником с кипящей водой, в левой руке пакет с травками, рот открыт.

— Это что, наркотики? — невозмутимо спросил Джек и вытащил из кармана сухие сладкие хлебные палочки. Гостинец к чаю.

Я захлопнул пасть. Погасил огонь в примусе — дальше с открытым огнем надо было выбираться на улицу, иначе станет слишком душно. Налил стакан кипятку. Бросил туда выбранные кусочки волшебных снадобий.

Пар над кружкой окрасился в ярко-синий цвет, затем почти мгновенно в малиновый.

Теперь уже Джек разинул пасть.

— Ну, ты полон сюрпризов!

— Ты чего приперся? — недружелюбно поинтересовался я. — Я устал, как собака, и хочу спать. Если ты за общением — пошел вон. Если за удачей — хрен тебе. Если за любовью и лаской — тем более пошел вон.

— Да просто поговорить, — застенчиво сказал Джек. — Но и от любви не откажусь. Я до бури немножко отдал своего долга, ну через "Все есть". А ты где в бурю торчал?

— По заведениям в фактории, где же еще? — удивился я. — Не лежал же, в аварийный полог завернувшись, под снегоходом.

— А что, многие ребята так и лежали. Налетело-то враз...

— Не заметил, был в помещении. Вот когда народ заснеженный повалил — тогда посмотрел, но можно было и не смотреть... сами все рассказали...

Настой в стакане стал светло-коричневым, вполне мирным на вид, зато совершенно ошеломительно пах. Джек поводил носом.

— И не проси. И ни за какие деньги, — твердо сказал я. Никакого жмотства. Это не стандартные средства полевой аптечки, которые можно пополнить на раз. Это эксклюзив из такого мира, что, возможно, за каждый кусочек коры кто-то отдал жизнь, или, по крайней мере, стаканчик крови и километр нервов.

Напиток был призван вернуть мне крепкий сон, бодрость духа и крепость тела, а заодно вывести к утру все остатки алкоголя и наркотиков. И поверьте, оно того стоило — таскать с собой мешочек волшебных снадобий дядюшки Ашо. Это вам не банальные "мозги взад".

— Ко мне никогда посторонние люди так не относились, как ты, — задумчиво сказал Джек. — Я, знаешь, поначалу это принял как должное, а сейчас поразмыслил. Может, ты от меня хочешь какую-нибудь услугу? Процент от моих доходов? Я же мамину операцию оплатил, теперь свободен как ветер.

— Медицинские расходы никогда не бывают конечными, — огрызнулся я. — Тем более в городе под куполом. Я с тебя ничего не прошу, а будешь нарываться — так нарвешься, клянусь Коридором.

— Коридором... — романтично протянул Джек. — Может, мне убежать на планету с атмосферой, и там попроситься в Коридоры Рока? А ты, кстати, откуда знаешь, что я из города под куполом?..

— Догадался, по коже, по замашкам и по интересу к истории Бумберга. А про Коридоры... думаешь, там хорошо? — саркастически спросил я. — И потом, взять-то возьмут. А вот после обучения далеко не всех отпускают. Это тебе не пансион для благородных девиц, воспитали — и лети, голубка. Пребывание в Коридорах надо отработать, такова воля Рока. А потом и сам не захочешь уходить. А то еще назначат послушание Слушания. Станешь братом Слушающим, — куда тебе потом в мир?..

— Слушающие — это приставучие толстяки? — рассеянно спросил Джек.

— Я спать хочу, — проникновенно протянул я. — Я устал. Я проигрался. Я был с женщиной. Завтра работать. Погода должна быть хорошая. Вали и ты спать, а? Нет, сначала скажи — это ты палатку закрепил?

— Я закрепил, — так же рассеянно подтвердил Джек. — Потом шиха приходил, проверял. Парень с собаками проходил — проверил. Все, кто у тебя выпивали, подошли и проверили.

Замечательно. И каждый, по идее, мог интересоваться не просто так.

— Расскажи про Коридоры?

— Ты всерьез туда собрался, или просто побренчать? — строго уточнил я.

— Побренчать. Конечно, побренчать.

— Ладно. — Я ощущал, что мне стоит выпить еще два-три стакана жидкости. Эх, надо было нагрузиться целебными отварами с утра — тогда активизация почек способствовала бы поиску сокровищ.

— Итак. На людях шляются, главным образом, братья Слушающие. У них послушание такое: слушать и просить. Плюс — нести слово о Коридорах в массы.

— Несут они это слово, мало не покажется, — сказал Джек. — Как прилипнут, так и несут. Словесный понос в смысле. И еще пустой кружкой в лицо тычут, дескать, дай денег. Я раз сказал, что наличности нет, — тут же вытащил картридер, сказал, дай безналом, сколько не жалко, волей Рока...

— Надо сказать, — вкрадчиво разглашал я храмовые тайны, — у братьев Слушающих Коридоры Рока ничего не забирают. Все, что брат получит от лохов, таких, как ты — ты же ему дал, так ведь? — идет брату Слушающему на прокорм и на дальнейшее путешествие. В храмах они ночуют, там же питаются, слушают — и идут дальше. Ну, или летят...

— Что они слушают?

— Правду.

— Как это? — заинтересовался Джек. И то, все, кому давался такой ответ, как-то нездорово настораживались. Слишком много в мире лжи развелось, не иначе. Привычной, повседневной, маленькой, безобидной... и все же. Раз водится маленькая — должна быть и большая. Много.

— Технически так. В пустую комнату, полностью звукоизолированную и отделанную деревом, входит брат. Садится и слушает. Час, два. Сутки, двое, трое. Неделю. Были Слушания и по месяцу. Пока слушает — не ест и часто не пьет, ну, или почти не пьет. Потом выходит, и рассказывает брату Летописцу храма, что услышал. Если брат Настоятель решит, что это что-то важное — услышанную истину рассылают во все храмы. И все храмы делают соответствующую запись. Ведутся особые Летописи Слушания.

— И что можно услышать?

— Теоретически, что угодно. От идущего на какую-нибудь страну урагана и до судьбы отдельного человека, или единственного ее эпизода. От гибели планеты до рождения мышат у полевой мыши. От прошлого до будущего. Братья не умеют слушать целенаправленно, по заказу, таким даром пока никто не обладает, — задумчиво сказал я. — Поэтому слушают, что разрешит услышать Рок, ибо на все воля его. И, ты знаешь, временами услышанное позволяет пройти другим Коридором. Вовремя свернуть. Оценить значимость перекрестка. Планете. Или ребенку. Или семье. Или городу.

— И часто совпадает?

Я посмотрел на Джека. Потом неспешно сказал:

— Это же не лотерея. И не галлюцинации. Это Дар Слышать. Слышать правду. Совпадает стопроцентно. Но не всегда удается установить, где и когда именно надо ждать события.

Джек недоверчиво косил, прихлебывая чай.

Я продолжил.

— Слушание — тяжкое послушание. Поэтому в прочее время братья и развлекаются в миру, рассказывая об истинах Коридоров и воле Рока всем, кого смогут ущучить. Накапливают позитив, так сказать, в общении с себе подобными. Потому что перед каждым Братом Слушающим постоянно маячит пустая комната, отделанная деревом...

— И поэтому они жрут в три горла, — прыснул Джек. — Работа вредная...

— А не надо смеяться, — сказал я. — Дар Слышать — тяжелый дар. Если он есть и развивается, если брат не отринул такой поворот Коридора, то рано или поздно плоть нарастет. Братья считают, что полнота лучше резонирует с тишиной, помогает сосредоточению и молчанию в одиночестве. Словом, способствует обретению правды.

— Значит, у Коридоров нет армии шпионов, как их, Невидимых, а есть толстяки с задатками телепатии... — Джек обидно расхохотался. Для меня обидно, — я обожал Коридоры, традиции и учения, школы и тайны. И, между прочим, были у Коридоров Рока и шпионы. Да еще какие. Только называли их не Невидимыми, а Незримыми.

Если братья Слушающие были чем-то вроде фирменного значка Коридоров Рока (мирный общительный толстяк в коричнево-охристых одеждах), то братья Незримые, Незримые-без-Имени, были их жуткой легендой. Их описывали, как сверхлюдей, проникающих сквозь стены, усилием мысли вскрывающих запертые замки, владеющих телепатией, способных левитировать, телепортироваться и манипулировать предметами на расстоянии, а также, естественно, убивать всеми видами оружия и всеми известными изобретательному человечеству способами.

Ни один человек, имеющий отношение к Коридорам, никогда не признался бы, что бойцы Коридоров вправду есть. Слухи слухами, но официально существование Незримых не афишировалось ни на каких уровнях. Кто надо — знал; кому не надо — нечего и голову забивать. Тем более, что четыре пятых приписываемых им возможностей были мифическими.

Коридоры, и без того весьма придирчиво относящиеся к физической форме и прочим возможностями человека, делали из Незримых полубогов. И кстати, без генетической коррекции и без использования имплантов, — это было противно концепции Коридоров. Просто изначально путем тестов подбирались более сильные, быстрые и выносливые дети, и готовились по особой, веками совершенствующейся, программе.

Незримый мог выглядеть как угодно. Хотя двое Незримых, которых я видел в храме на внутреннем парадном мероприятии (и при этом был осведомлен, что это — Незримые), были долговязыми красавцами, ходили слухи, что Незримым, работающим в миру, помогают добиться максимальной неприметности. Незримый мог быть высоким, маленьким, толстым, средним, тощим. Он мог быть любого возраста. Достоверно было известно, что он мужчина. Женщин в Коридорах Рока было предостаточно, но их мало кто видел, да и отношение к ним было особенным. И Путь у них был свой, женский.

Я зловредно ухмыльнулся.

— Конечно, нет никаких шпионов. Шпионы, тайная слежка — это все дорого и слишком... технологично. Если ты Коридорами интересовался, видел же, что они по старинке живут, даже не в каждом монастыре есть электричество. Я рос в таком, где не было.

Это я загнул, но таков был имидж Коридоров. И монастыри им дорожили. Компьютеров по возможности не применяем, электричества боимся, антигравитацию не используем...

— ...А про братьев Слушающих ты и на сайте любого монастыря мог бы прочесть.

— Ты убедителен. Даже захотелось эту книжицу перечитать... как ее... Путь и направление... иди в направлении...

— "Направление Идущего, или Воля Рока". Не тот Коридор, так этот; выведет не туда, так в иную сторону, — сказал я.

— Вот-вот. "Направление Идущего".

— Ладно. Давай я тебя направлю, чтобы ты уже пошел, наконец, Рок тебя побери. Провожу, и будем спать. Поздно, Джек. Прописные истины дальше буду пересказывать в какое-нибудь другое время, — взмолился я.

Джек вроде застеснялся и начал вставать, и тут в палатку заскреблись...

Я громко спросил:

— Ну кого черт принес?

— Меня, а что?

— Марита? — Ну что же такое, а? — Заходи...

— Дама? — оживился Джек.

— Нет, эйну в тулупе, — съязвил я, и, пропустив Мариту внутрь, проскочил наружу в открытый клапан. Марита посторонилась, и закрыла палатку изнутри.

Как я ни поторапливался со своими делами, взаимосвязанными с чаем дядюшки Ашо, а по возвращении Марита и Джек уже сидели друг напротив друга и бодро о чем-то беседовали. Я чуть не взвыл, повалился на лежанку и уткнулся лицом в постель, отвернувшись от незваных гостей.

Марита заботливо меня укрыла. Прямо в комбинезоне...

— Ты спи, спи. Мы еще по чайку хлопнем, и тоже бай.

Пустой Коридор. Джек, явно отоспавшийся за время непогоды, никуда больше не собирался.

Хлопца можно было понять, — в городах под куполами девушек всегда было в разы меньше, чем мужчин. Там срабатывал архаичный, так называемый "военный ген", который заставлял женщин в трудные годы рожать больше мальчишек, защитников и бойцов. Эта статистика давно не была тайной — никакие комфортабельные условия, никакие научные ухищрения не могли убедить некие внутренние уровни физиологии Хомо Сапиенс в том, что на крупных космических базах, в городах под куполами и иных искусственных средах обитания, безопасно. Что там "не война", и можно вынашивать и рожать девочек — хрупких, нежных, незаменимых. Поэтому "один к пяти" — это еще считалось очень хорошей пропорцией...

Как следствие такой демографии, многие защитники и бойцы со временем становились гомосексуалистами, убежденными или вынужденными. Однополая культура в городах под куполами альянса Гранатовый Браслет была очень мощной, узаконенной, всеми признанной, совершенно банальной и не дискутируемой. Есть — и есть. В отличие, скажем, от Авроры, которая к этому вопросу относилась по-военному четко: нет — и не будет.

Любопытно, что совершенно нетерпимое отношение к однополой любви практиковалось и на Афине, главной из планет-метрополий Гранатового Браслета, которая когда-то и начала там строить первые города под куполами из-за собственной предельной перенаселенности.

Словом, Джек попал из своего искусственного города под куполом в искусственный мирок суровых парней, где женщин было еще меньше.

И вдруг — Марита!

И тем не менее, я был рад бросить бразды управления ситуацией в крепкие руки Анджелы. В тишине, безусловно, спать предпочтительнее; но лучше спать под тихий бубнеж и периодические вспышки приглушенного смеха, чем не спать вовсе или валяться в наркотической отключке.

Встав часа через полтора, я полез на улицу, потому что в такой плотной компании отлить в биотуалет не представлялось никакой возможности.

Марита, хитрюжка, была в курсе кое-каких моих личных секретов. Она заварила травки Ашо второй раз, и поделила настой поровну. Я буркнул что-то про возможность аллергии, и снова рухнул без сил на лежанку. И мгновенно вырубился.

Сны посетили. Даже цветные.

*

...Жарко. Солнце печет спину через тонкую рубашонку. Я сижу верхом на ноге изящного господина, который волшебным образом оказался моим дедом. Нога покачивается — и поверьте, нет на свете аттракциона лучше.

Я вижу и вторую пару ног, — это ноги отца. Но если дед обут в высокие ботфорты, к которым он пристрастился на Мицаре, то камуфляжка отца заправлена в тяжелые шнурованные ботинки.

И если каблуки на обуви деда мне всегда казались попросту данью моде, то отец явно старался толстыми подошвами добавить себе росту.

Но тогда я о таких вещах не думал. Понимание пришло позже. Восхищение дедом и любовь к отцу. Первый относился ко мне снисходительно-доброжелательно, с откровенно симпатией; второй же от меня шарахался. Так было. И так осталось по сей день.

А тогда, тогда — я впервые попал во Дворец в Песках, или Лабиринт у Озера. В место, которое очень постаралось, но так и нее стало моим домом.

— ...Что тебе стоит? Ты любишь возиться с малышами.

— Люблю, тем более этот малыш того стоит, он определенно в меня, — нежно говорит дед, — но видишь ли, у меня есть некоторые планы вне планеты. А с собой я взять его, прости, не могу. Но что за беда, — поручим его Никому и Ашо, воспитают в лучшем виде. А если хочешь, перешлем его Дане на Аврору.

— Дане только моего пацана не хватало, — ворчит отец. — Она воспитает, да, мало не покажется. Может, лучше Таис и этому бездельнику с Мицара, которого ты пригрел, пристроим?

— А мама скоро приедет? — наивно, как любой ребенок, спрашиваю я, сообразив, что, как-никак, речь идет о моей судьбе.

Затихают.

Отец не набрался смелости ответить.

Он так и не рассказал, что же тогда произошло. Как получилось, что он, великолепный пилот, знающий планету как свои пять пальцев, вылетел из дальнего селения вместе с напуганной молодой женщиной, которая когда-то немного развлекла его, и спящим ребенком в одеяле, а прилетел в Лабиринт уже только с ребенком. Без женщины.

А я не рискнул спрашивать.

Зато дед всегда был смелым. Смелым и нежным.

— Малыш, мама не вернется, — сказал дед, поднимая ногу выше, чтобы мы могли смотреть в глаза друг другу. — Тебе придется как-нибудь поладить с нами.

— Мама никогда не вернется? — я, четырехлетний, цепляюсь за колено, и умоляюще смотрю в сине-серо-зеленые переливающиеся глаза деда. — Никогда-никогда?

— Да, малыш. Ты уже достаточно большой, чтобы понять, что так бывает. — Дед протягивает ко мне руки, берет на колени, обнимает. Это великолепное убежище. Тут можно даже смириться с потерей мамы, которую я и так видел урывками между работой и тяжелыми домашними хлопотами. Но я неуверенно хныкаю, прижав смуглую, опаленную яростным солнцем родной планеты щеку к кружевному жабо.

То ли разреветься, как хочется.

То ли быть "смелым мальчиком", как учила мама.

Ласковая легкая сухая рука гладит меня по голове.

Силуэт в камуфляжной форме плавится, дрожит на солнце. Отец отошел к перилам просторного балкона и смотрит на пустыню планеты Ат-Уны. Не оборачивается. Дед мягко целует меня в наголо обритую макушку и плотнее прижимает к себе, словно защищая от неведомой опасности.

Отец, не оборачиваясь, говорит:

— В шесть отошлю в Коридоры. Как ты поступил со мной, — в его голосе нет укоризны, отец остался в убеждении, что Коридоры Рока, монастырское воспитание — это самое лучшее и правильное, что только могло с ним случиться. Дом — для девочек. Коридоры Рока — для мальчиков.

Рука деда ласкает меня по спине и голове.

— Как скажешь, — задумчиво говорит Канцлер. — Как скажешь. Но я бы посмотрел на малыша, какой он, что из него вырастет ...

— Какая разница, — говорит отец, не оборачиваясь.

Какая разница? Да, в сущности, никакой.

Отцу нет никакой разницы, что я из себя представляю.

*

Наутро в палатке было пусто и убрано. И довольно прохладно. Я проспал момент, когда теплая компания разошлась.

И вот когда я, наконец, подошел наутро к стенке, достаточно бодрый и готовый к трудовым подвигам, я увидел свои синие ночные отметки. Пепел оставлял в организме очень заметные следы — сине-серые точечки на языке, плюс — спустя какое-то время окрашивал мочу в красивый голубой цвет. Отчасти поэтому его повсеместно разрешили. Явное не представляет угрозы. Тайное страшнее.

Так вот, разводы во льду подозрительно поблескивали.

Я пригляделся...

Потом с досадой подгреб свежего снежку и тщательно утоптал это счастье в несколько слоев. Золото-брильянты. Нечто вроде. Как накаркал. Спасибо, не надо.

Постоял, подышал воздухом. Посмотрел на палатку шихи. Там нынче было как-то потише.

Посмотрел на палатку Джека.

Из палатки Джека выбрался человек в клочковатой шубе, маске и шапке, и быстрым шагом отправился вверх по Ленте.

Я пару мгновений смотрел вслед Марите. Затем поднял инструмент.

Раз, два...

На руки вывалился осколок льда с застывшим внутри клубком цепочек. Что же, день начинался неплохо. Я отложил добычу, поплотнее перехватил ледоруб и ринулся на заработки.

На душе стало пасмурно.

Мне надо было немного подумать и с кем-нибудь поговорить. Просто по-человечески.

Джек для этой цели больше не подходил.

*

Глава 5

Два дня я сознательно трудился. И умственно, и физически. Ночами валялся возле небольшого компьютера. Днями колол лед, вживался в среду. Среда должна была бы уже понять, что любви у нас с ней не получиться; но климат от этого не смягчился...

Признаться, мне как-то не верилось, что тут народ целыми месяцами ничего не добывает, — однако получите-распишитесь. И на моем участке пошел пустой лед. Красивый, искристый, но совершенно пустой. Колоть его ради спортивного азарта было любопытно — но не более того. Мышцы постепенно приспособились к новому виду нагрузки. Попутно я приноравливался к свойствам льда, придумывал новые приемы работы.

Однако становилось скучновато. Меня даже посетила осторожная мыслишка относительно того предмета, который поблескивал из-под знаменательных синих проталин; но я лишь плотнее утоптал это место. Тем более, что старатели, раскупившие мою удачу, понемногу несли обещанную плату, — и вещи попадались вполне приличные. С самых разных миров.

Пару раз я медитировал по системе Коридоров. Мне требовалось успокоиться и прийти к какому-то внутреннему повороту.

Приходилось признать, что-то поменялось. Рок настигал всегда внезапно, не там и не тогда. Это его отличительная особенность, фирменный прием.

К Повороту Коридора нельзя быть готовым, даже если его ожидаешь, даже если предчувствуешь, что вот-вот на него выйдешь.

Раз и навсегда, в самом начале наших отношений, когда Марита впервые полетела со мной как напарница, мы заключили договор о ненападении на личную жизнь друг друга. Это было весьма предусмотрительно и разумно при наших профессии и образе жизни. И сейчас меня весьма нервировал не тот факт, что Марита немного развлеклась, а моя реакция на это развлечение. Пусть разовая, но слишком уж сильная и непривычная. А ведь и у меня рыльце было в пуху... да еще в каком... неужели и Анджи мои легкомысленные, ничего не значащие связи так же неприятны?..

Джек красавчик. Слегка обмороженный, но тем не менее.

Предположить, что моя женщина просто переночевала в тепле, воспользовавшись стихийно организовавшейся задушевной беседой (о чем они, кстати, трепались?..), я не мог. Если бы мне довелось случайно узнать, что Марита и Джек провели невинную ночь в уютной палатке, мирно предаваясь сновидениям, я бы усомнился в ее душевном здравии. И я, собственно, тоже не стал бы теряться в такой ситуации с какой-нибудь красоткой, да еще после слабенького, но все же настоя дядюшки Ашо.

Хотя... парень с астероида мог и не сообразить сразу, что именно надо делать с женщиной. Это да.

И все равно...

Джек ко мне не лез, — махал рукой издалека, весьма приветливо. Я вяло поднимал в ответ руку, и этим ограничился. Какого Рока, в конце-то концов.

Однако вечером того дня, когда Джек умотал с каким-то попутчиком в факторию, мне пришло уведомление о мизерном финансовом поступлении, в счет его долга за новое снаряжение.

Пытается расплатиться. Ну что же...

Я подумывал о том, чтобы смотаться в Град Фортуны. Вряд ли Оллэна куда-то улетела; разве что, пользуясь превосходной погодой, отправилась на экскурсию, или в обустроенные горнолыжно-саночные угодья на поверхности Грезы. Они были очень спортивными и подвижными, эти хрупкие дамочки с Мицара, всю жизнь стремящиеся сохранять девичьи фигурки.

Но я воздержался. Чтобы не путать Коридор еще сильнее.

Кроме того, надо же и работать. Время не ждет. Мой срок потек, и теперь я весьма остро ощущал шуршание песчинок-минут. Я собрался и сконцентрировался; тем паче, что задача-то в целом была интересной.

Постепенно я задействовал некоторые из имеющихся у меня компактных приборов; раз или два выходил на короткую шифрованную связь с Маритой с просьбами уточнить некоторые детали и нюансы.

По истечении трех дней появились первые результаты.

Нет, не в добыче сокровищ — тут я стал счастливым обладателем нескольких кубометров красивейшего колотого, весьма токсичного для организма человека льда, который понемногу вывозил парень с собаками.

Порт Сокровищ. Автономная стыкуемая секция популярного грузового носителя. В сущности, это летающий сейф, то есть космический корабль с функциями атмосферного маневрирования. В космосе он не очень хорош, прямо скажем, сам по себе долго не продержится — не те системы жизнеобеспечения. Зато недурно вооружен, устроен по принципу черного ящика.

Если на Грезе начнется конец света, порт Сокровищ выйдет в открытое пространство, со спутника к нему подойдет носитель, они состыкуются и довольно резво уберутся из опасной зоны или будут готовы к эффективному сопротивлению. Скажем, в случае нападения диковинных, но не изведенных полностью современных космических пиратов.

В популярности модели и крылись слабые стороны, которые я основательно изучил. Если там, в Порту, нету какого-нибудь креативного механика родом с Геи (креативные почти все оттуда), который любит заниматься техническим творчеством, внутрь я заберусь.

Порт Сокровищ посетителей на борт не пускает. Он пристыкуется к одному из четырех Градов Планеты Грезы, дрейфует самостоятельно или даже опускается на планету. При должной системе контроля и постоянной стартовой предподготовке, космическому кораблю, в отличие от обычных наледных построек Грезы, это не опасно.

По установленной системе, никто никому никогда не отчитывается, где именно пребывает Порт Сокровищ.

Но за два месяца до начала торгов именно Порт издает эти милые тонкие пластиковые брошюрки, знаменующие приближение очередного аукциона. Это означает, что практически все, что будет выставляться, уже в Порту, описано и размещено в соответствующие ячейки. Весьма взрыво-, газо— и биоустойчивые. На всякий случай, а то прецеденты имели место.

Квота на "лоты-сюрпризы", которые не размещались в Порту, и о которых не объявляли заранее, составляла три процента от общего числа выставленного, и аукционы ее неукоснительно соблюдали. Это было коммерчески оправдано; выставлять же большее количество необъявленных заранее предметов — за которыми, соответственно, целенаправленно никто не летел — в такой глуши, как Планета Греза, оказалось неразумным.

Я не охотился за сюрпризами. Мне было неприятно, что я так и не нашел, где именно сейчас дислоцирован Порт. Его не было возле Градов, его не нашла моя аппаратура на поверхности Грезы или на ее орбите. Оставалось думать только про спутники или какое-то подснежное (подледное?) базирование.

Но отрицательный результат — тоже результат. Коридоры учили послушников смиренно радоваться отрицательному результату, извлекая из него смысл, философию и развесистые выводы, вроде стимула к самосовершенствованию и поиску нового перекрестка Коридора.

Коридоры утверждали, что три невезения дороже для личности, для направления, в котором ты движешься, чем одна улыбка Фортуны.

Позже на Авроре из меня шесть лет выколачивали эту точку зрения. Работа на позитивный результат — конек этой грозной планеты, милитариста и колонизатора, огромной культурной машины по перемалыванию чужих хребтов и чужих мнений. Собственно, как Коридоры, так и Аврора много сотен лет доказывали состоятельность своих убеждений практическими действиями. Просто... это разные пути Рока, и весьма отдаленные друг от друга Коридоры. Активность против медитации; твердая, хорошо вооруженная рука против тихого голоса правды.

Но итог, как философий, так и трудов праведных, был все тем же — Порт Сокровищ оставался на данный момент лично мне недоступным. Эх, надо было попасть сюда и прижиться до формирования пакета лотов... когда предметы для аукциона только завозили... впрочем, все как всегда, постоянно старты с колес...

Мне везло жить в авральном режиме.

Другим итогом был список, который я составил сам, изучив старые анонсы аукционов, и Больших Торгов в том числе. Более того, так как я не так уж сведущ в этнографии, литературе и мифологии разных планет, не могу сказать, что список был полон. Кое-что я наверняка упустил. Но мне была важна общая картина.

Список содержал сто три предмета, которые выставлялись на аукцион так же забубенно, как и мой лот. Описание давалось туманно, иносказательно или попросту выдумывалось владельцем лота. Все предметы, естественно, имели материальную ценность — то есть, как и обещающий всеобщее счастье артефакт, имели инкрустации, вставки из камней, чехлы из драгметаллов, и так далее. Девяносто семь предметов были раскопаны тут же, на Грезе, и, несомненно, составляли часть сокровищницы шустрого Бумбергера. Шесть — привезены извне.

Судя по названиям, артефакты Грезы решали буквально все проблемы человечества скопом. Мечта мирового милитаризма, тоталитаризма и демократии с уравниловкой в одном флаконе. Я уже не говорю о вариациях на тему личной жизни, обогащения и придания магической привлекательности.

Артефакт, "открывающий истину".

Кубок, "делающий воду живой".

Кристалл, "дарующий царствие духа".

Философский камень.

Кубок из рога единорога, естественно, в футляре, который было нельзя открыть до покупки вещицы.

Таинственная коробочка, содержимое которой должно было "равнять людей по воле владеющего". Не будь она маленькой, я бы заподозрил в качестве содержимого топор или меч. Впрочем, настольный макет гильотины туда запросто бы влез...

Шестнадцать предметов, на разный лад, в соответствии с традициями разных народов, обещающих бессмертие одной, пяти, ста и более персонам.

Гремуар таинств неотразимости, оправленный в богатейшую обложку.

Брошь, гарантирующая взаимность любого представителя противоположного пола с первого взгляда.

И так далее...

Была небольшая статистика, которой поделились со всеобщим информационным пространством состоятельные счастливчики, купившие те или иные артефакты. Подробнее всех, с фотографиями и красочными описаниями, ссылками на уважаемые лаборатории, делился обладатель костяного кубка.

Итак, он установил, что кость, из которой был изготовлен сосуд, вправду оказалась принадлежащей то ли редкостному, то ли вымершему животному, но... не травоядному, а хищнику, причем, скорее всего, морскому млекопитающему. Он долго рассусоливал идею о нарвале, но затем, увы, оказался перед голым фактом более точного генетического анализа, и ее отверг. К тому же, ни один известный нарвал ни с одной планеты не обладал такой структурой рога, с характерными тонкими прожилками, словно бы с кровеносными сосудиками.

Испробовав силы науки, перешли к практическим опытам.

В кубок налили жидкость, содержащую яд. Через некоторое время отобрали пробу, и отправили жидкость на анализ. Яд успешно сохранился в первозданном виде, не был ни химически изменен, ни адсорбирован из напитка. Отпить из кубка никто не рискнул. И затем примерно полгода длились виртуальные дебаты, сводившиеся к несложным вопросам: умрет или нет рискнувший приобщиться; как добиться чистоты эксперимента (тут победил вариант тайно дать яд в кубке незаинтересованному, совершенно постороннему лицу, держа наготове бригаду медиков с противоядием); и не нарушилась ли волшебная способность кубка обезвреживать яд из-за взятого на анализ материала — соскоба кости. Затем дискуссия затихла; о том, был ли все-таки в итоге поставлен чистый эксперимент, умалчивалось. Я бы тоже не признался. Но я очень любопытен.

Впрочем, владелец кубка, судя по тону его комментариев, был вполне доволен и просто посудой, без магических антитоксических свойств. Подобные артефакты поощрялось продавать запечатанными, то есть в том же виде, в котором они были найдены. В ножке открытого кубка оказался вделан бесценный бриллиант размером с перепелиное яйцо.

Кристалл, дарующий царствие, кстати, был наркотиком особого рода, излучающим минералом. Владелец, разместив кристалл в своей комнате, и вправду постепенно обрел нирвану и ушел в собственные глубины. Возможно, полгода пребывания в царствии духа и стоят потерянного бизнеса...

Подобных историй я изучил если и не сто три, то, как минимум, семьдесят. Остальные купившие попросту исчезали после торгов, были анонимными или подставными лицами.

По большей части, магические артефакты Грезы были хорошо продуманным рекламным ходом. Никакими сверхъестественными свойствами они не обладали, как я, собственно, и думал. Звонкий слоган — и ваша безделушка улетает с большим успехом и за большие деньги.

Некоторая толика вещиц, которые, возможно, могли обладать некоей силой, скорее всего, досталась тем, кто понимает; и навсегда исчезла из поля зрения. Вычислить их по аукционным рекламкам не представлялось возможным.

Это не означало, что магии нет. Собственно, не магия ли многое из того, что практикуется в Коридорах или на Энифе с Мицаром, или даже на воинственной и очень современной Авроре с ее языческим культом дикой, простите, матери природы?.. Лично я в магию верил.

Но к магии впридачу имеются еще древние науки, которые порождали такие вещи, о которых на ночь глядя лучше не задумываться. Именно после случайной активизации одного такого предмета картелям Грезы пришлось заказывать новый Порт Сокровищ, а зону падения старого оградить маячками и без особой фантазии назвать "Зоной пляшущих скелетов". Соваться туда и по сей день было запрещено. Даже жадность людская пасовала перед тем риском, которому подвергались люди в районе набитого сокровищами остова старого Порта. Никакие кибернетические и механические приспособления не возвращались, ни сложнейшие, ни простые, равно как и собаки, которых тоже пробовали запустить в Зону...

Проанализировав списки еще раз, и забив статистику в компьютер, я обработал данные по-другому, задав критерием планету происхождения вещи и ее возраст.

На Грезе находили немало вещей из миров-предтеч. В случае с Атлантидой, это были, прежде всего, украшения. На Больших Торгах, которые я ожидал, экспертно сертифицированных вещей с Атлантиды было три процента. Фактически, возможно, что и больше; скорее всего, Бумбергер разграбил несколько космических пирамид атлантов, со спящими в хрустальных гробах принцессами или принцами... или даже наткнулся на некрополь.

Именно с Грезы происходили три широко известных налобных обруча (венца), выполненных из золота, с крупными кристаллами. Отчего и почему эти обручи (один с аметистом, один с изумрудом и один с сапфиром), не являясь приборами, усиливали телепатические способности человека, никто толком так и не объяснил. Изумруд был выкуплен в частные руки, кажется, в Черную Империю; два других обруча после долгих мытарств и нескольких кровавых детективных историй попали в музеи Ойкумены.

Но вещи из Атлантиды не были редкостью, хотя и обладали огромной ценностью. Атланты много летали, часто пышно хоронили знать в космосе, в пирамидах или саркофагах, и не только хоронили, но и оставляли живыми в гибернаторах. Следы их присутствия в изобилии находились на Гее, на остатках их собственных колоний на астероидах и безатмосферных планетах. И даже генетически атланты наследили весьма обильно, улучшив расовый тип людей многих миров.

Интереснее было то, что тут откапывали и вещи с Руны.

Цивилизация Руны была чуть старше цивилизации Атлантиды. И если местоположение Атлантиды, внешний вид ее жителей, даже социальное устройство и история достаточно точно были восстановлены, то Руна оставалась загадкой. В пространстве время от времени регистрировали корабли Руны, настоящие летучие голландцы, черные сферы, проникнуть в которые не представлялось возможным; по каталогу НЛО их характеризовали теперь как объект Х-114. Они курсировали тысячелетиями, без команд на борту, подчиняясь каким-то внутренним заданным в незапамятные времена программам, не отзываясь ни на какие сигналы.

Однако ни установить, где именно был мир Руны, ни узнать что-то о прошлом этой цивилизации, ни реконструировать письменность у исследователей пока не выходило. Некий ряд символов, который относился к Руне, ученые знали; на них и ориентировались, хотя и не могли соединить в связный текст.

На Грезе за все время торгов было продано шестнадцать вещей с Руны.

Считалось, что Руна воевала с Атлантидой. В характере атлантов было много того, что осталось в характере геян, — подвижность, пронырливость, непоседливость, привычка совать свой нос, куда не надо. При этом отвага и изобретательность, эдакая широта натуры.

Считалось также, что Руна уничтожила Атлантиду... и исчезла сама. Оптимисты полагали, что обитатели Руны ушли в другую галактику, разочаровавшись в быстро плодящихся мирах хомо. Пессимисты — что погибли вместе с атлантами.

Много вещей, продающихся тут, на Грезе, было создано на Энифе и Мицаре. Я просматривал и пытался анализировать список миров, ограбленных в свое время Бумебргером, до тех пор, пока у меня вместо букв и цифр на голографическом экране монитора не начали ползать мелкие темные букашки...

Собственно, я не имел причин интересоваться ни механизмом действия, ни происхождением моего лота. Я должен был добыть вещицу, не допустив ее до торгов. Значит, ее мог купить кто-то побогаче моего. И добыв, быстренько стереть вещь в порошок, — стало быть, шеф подозревал, что внутри оружие, применение которого даже на краю обитаемого мира нежелательно.

Но я интересовался.

Владельцем моего лота, желающим его продать, был означен некий господин или госпожа инкогнито. Поковырявшись, я изыскал мужское имя, коронианское, стоящее за этим удобным прозвищем; а проверив имя, что было совсем непросто, понял, что оно липовое. Расследование надо было вести с какого-то другого конца.

Пока что, для себя лично, я решил считать ящичек со всеобщим счастьем уткой, розыгрышем, соблазнительной приманкой для толстосумов, рекламным трюком. Статистика — вещь серьезная, а она не дала мне оснований усомниться в своих выводах.

Я забросил Анджеле запрос — добыть мне аукционные фото объекта.

Вещь представляла из себя плоский увесистый сундучок или шкатулку, совершенно гладкий, из хорошо отшлифованного металла. По углам крышки были вделаны четыре камня. Закрывалась крышка на простой накидной крючок, который, на мой взгляд, смотрелся несколько кустарно на такой строгой вещице, и, возможно, был более поздним дополнением. В простоте шкатулки было что-то такое, что намекало на постамент, на святилище, на уважительное отношение. Думаю, ее крышкой попусту никогда не хлопали, и, стало быть, в крючке особенной потребности не было.

Внутри платинового футляра имелась шкатулка из дерева, также гладко отполированного. В дереве были прорезаны неглубокие бороздки, в которые в свое время вложили нити горячего золота — так, как в магазинах упаковывают подарки, перевязывая их нарядной бечевой. Эта своеобразная оплетка надежно удерживала крышку деревянного ящичка. Указывались и размеры обоих ящичков.

Идентифицировать планету или культуру, породившую вещь, не удалось; возраст дерева — больше восемнадцати тысяч лет. Как раз расцвет пракультур, Руны и Атлантиды. Но платину могли обработать и на любом из миров Скрытого пути, которые на тот момент достигли высоких технологий, но в космос не вышли, ибо такой ерундой не интересовались. На тех же Энифе или Мицаре. Или в Триаде, хотя на изделие оттуда шкатулка не походила.

Ну, а загребущие лапы Бумбергера, несомненно, захапали ее в более поздние времена.

Содержимое деревянной коробочки анализу не поддавалось, тем более что изнутри она была выложена, видимо, довольно толстым слоем золота или свинца. На одном из сканеров ее удалось просветить — то, что там находилось, больше всего напоминало плотный клубок цепочек разной толщины и различного плетения. И прилагался список из восьмисот возможных комбинаций минералов и сплавов металлов, которые давали похожую картинку.

...Гости меня не посещали, но время от времени со мной здоровались старатели, с которыми я провел теплый вечерок. Я выделял мужчину в белых мехах. Его звали Болто, и я сильно подозревал, что он работал не на себя, а был нанятым старателем на тотализаторе. В его действиях было много размеренности и мало азарта, а меховая одежда выглядела слишком богато для такого труда. Также, естественно, возле меня регулярно останавливалась упряжка голубоглазых лаек — я с удовольствием кидал монетки их погонщику, Милору, и трепал псин по пышным холкам. В буран Милор потерял одну из сук, и теперь все время стремился закончить рабочий день пораньше, и разыскивал ее.

Слабая надежда. Приколы местного климата на сей раз перемололи, судя по листочкам, которые раздавали Смотрители, только в нашем карьере минимум четверых человек. Двух нашли в виде скорченных ледяных скульптур, двух пока вовсе никак не нашли.

...Вечером третьего дня я, раздумчиво добывая пустые кусочки льда, уже намеревался отправиться в свою палатку. Однако мое внимание привлек тихий шум механизма — не резко рычащего, не визгливого, а тихо, сыто мурлычущего, как умиротворенный кот. Мурлыкала весьма дорогостоящая техника. Я надвинул маску плотнее, опустил меховой козырек треуха.

Сверху по Ленте на великолепном сиреневом антигравитационном снегокате спускалась Оллэна. Я узнал ее незамедлительно, и даже не по лимонно-желтому сьют-костюму, и не по точеной фигурке... скорее именно на уровне эмпатии. Я знал, что это она, еще до того, как разглядел броские цвета ее одежды и снаряжения.

Воздух уже начинал очищаться, дневная дымка постепенно исчезала. Продолжая механически наносить удары по вечному льду, я обратился внутрь себя. Я не представляю никакого интереса. Я такой же осколок льда, как и те, что меня окружают. Я сгусток дымки, которую унесет ночной мороз. Я обладаю аурой неживого. Я не привлекаю ничьего взгляда. Меня нет. Я в любом случае не то, что тебе нужно.

Мне совершенно не с руки было афишировать такие знакомства...

Оллэна проехала мимо меня, даже не притормозив. Не повернув в мою сторону голову. Она проехала, и скрылась за витком Ленты.

Я продолжил работать, вдыхать и выдыхать, сохраняя внутреннее натяжение ауры неживого. Считал биения своего сердца, и после триста пятнадцатого удара Оллэна появилась снова. Она покидала Бриллиантовую шахту, быстрее, чем спускалась вниз.

Проехала мимо меня, снова не повернув головы.

Скрылась наверху.

Почему-то я ощущал недовольство, как от плохо сделанной работы. Я не был стопроцентно уверен, что аура неживого сработала, как надо, и Оллэна меня не заметила. А раз так, я бы предпочел, чтобы она заговорила, повернула голову, притормозила рядом. Что-нибудь.

Одно было плохо однозначно. Если настолько знатная дама разыскивает меня, да еще так близко от моего истинного местоположения — быть беде. Эни, не эни, а все равно быть.

А вскоре после нежданного визита небожительницы Оллэны, бочком пришел и Джек. Я как раз разглядывал льдинку, в которой мне померещился кусочек цепочки, и размышлял о превратностях Рока.

Посмотрел на Джека, бросил осколок. Выпрямился.

— Без обид? — несколько заискивающе спросил Джек.

Я слегка удивился. Даже, наверное, чуть более наигранно, чем слегка.

— А в чем дело?

— Ну... из-за твоей подруги...

— Не вопрос, конечно. Без обид. Ты из-за нее ко мне не подходил?

— Да нет, я подумал, надо тебе отдохнуть... ты все время об этом говорил — то отвалите все, то дайте поспать, то...

— Отличный отдых, — я расхохотался. — Но что верно — то верно, я выспался.

Да. Я снова не слишком правдив.

— Слушай, — продолжал Джек, — тут, ты знаешь, экскурсии бывают...

— Что-о?

— Экскурсии. Старенький посадочный модуль приспособили как аэробус. Возят пассажиров, рассказывают об истории, геологии, живом мире... то есть неживом... и так далее... открытая верхняя палуба, теплый трюм... на надводный катер похоже...

Нет, планета Греза не перестает меня изумлять...

— По выходным?

— Да нет тут выходных... когда наберут достаточно желающих.

— И вот сейчас на этом рыдване как раз остались два места, — недоверчиво сказал я, — экскурсовод чертовски привлекательна, а еще раздают горячий чай и баранки...

— Нет. Вообще-то, нет. Запись на экскурсию только началась. Экскурсовода ты знаешь. Она работает у своего дяди во "Все есть". Классная. Про чай с баранками не уверен... но экскурсия длинная, покормят, конечно, — застенчиво закончил Джек.

— Ты, стало быть, терзаешься тем, что соблазнил взрослую тетю, которую счел моей, и теперь в качестве компенсации предлагаешь мне романтическую поездку? — сурово спросил я.

— Нет. Фу ты... то есть да, предлагаю слетать на экскурсию, но не потому, что ты... а Марита верно твоя? — вдруг подозрительно уточнил Джек.

— А не поздно ли пить лекарства, когда почки уже отказали? — ехидно ответил я. — Нет, Марита не моя. А чья и почему — лучше не выясняй. Ладно. Давай поедем на экскурсию.

— Платит каждый за себя, — быстро сказал Джек.

— Годится, — буркнул я. — Кстати, я заметил и оценил твои финансовые усилия.

Джек улыбнулся. Даже когда видны одни глаза из-под маски — все равно, симпатичный парень.

Я фыркнул, повозился тепловым фонариком в своем последнем куске льда и отправился в палатку. Не прощаясь.

*

...Рекламная продукция о Грезе была распространена очень широко — коротенькие листовки, брошюры, фильмы, кадры с демонстрацией находок и тому подобное; словом, начитаться путеводителей и восторженных ахов мог любой гражданин Вселенной. Это не говоря уже о трех десятках романчиков в дешевых обложках, трудолюбиво наваянных графоманами.

Однако человек так устроен — раз уж он здесь, ему не надо знать, что на безжизненной Грезе есть один-единственный Синий лес. Ему надо увидеть этот самый Синий лес воочию. Мне лично было не надо, но я вполне понимал интересующихся. Я бы с большим удовольствием навестил Зону Пляшущих Скелетов.

Вот любопытством людей и пользовался ушлый предприниматель, устроивший экскурсионные туры.

Забирали пассажиров у нас, совсем немного; затем в Кварте и больше всего — в Приме. И вот тут мне пришлось пережить настоящее потрясение.

Оказывается, на Грезе и впрямь были просто туристы. Туристы, которые прилетели сюда в рамках стандартного приключенческого тура. Им оформляли полет сюда и обратно, медстраховку, и две недели развлекали на Грезе — на денек поднимали в Грады (там одна парковка стоит — мама не горюй, так что "просто турист" надолго задержаться в оплоте роскоши и разврата шансов не имел). Денек катали на лыжах. Ставили палатку и предлагали сутки выжить самостоятельно. Потом давали порулить на снегоходах и вроде как "заблудиться". Потом находили, конечно, отогревали и возили на экскурсии в места природных достопримечательностей, но так как модуль был достаточно большим, а туристов все-таки маловато, то пассажиров на транспорт добирали из числа любознательных старателей. Потом запускали в карьер с ледорубами, предварительно выписав туристическое (но совершенно подлинное, хоть в рамку вставляй) однодневное старательское соглашение. И так далее; словом, развлекали!

Все это я выяснил, просто сидя рядом с Джеком в постепенно наполняющемся модуле, и слушая разговоры рассаживающихся и встающих вокруг людей. Среди туристов было несколько женщин, но все какие-то истертые, не цепляющие глаз. Зато, — зато так подробно беседующие!..

Гостиница была выстроена в Приме — по наблюдениям, это была одна из наименее опасных зон Грезы. И разрушало ее всего два раза. В ней был бассейн, небольшой центр красоты, крытые фильтрующими навесами отапливаемые солярии, спортивный зал...

Словом, я был ошарашен намного больше, чем Градом Фортуны или золотой лихорадкой. Силен все-таки обыватель: не мытьем, так катаньем. Встать в забой кишка тонка, но как же лихо будет звучать фраза "Да, я провел отпуск на Планете Грезе, прямо рядом с Чертовой Туманностью; ничего интересного; впрочем, это браслетик для жены я там добыл собственноручно"...

С ума сойти.

Кстати, я не заметил среди пассажиров ни одного иномирянина. Мое отношение к собственному разумному виду снова совершило курбет.

И тут среди самого разного рода теплой одежды мелькнул краешек уже знакомого мехового одеяния. Пригляделся — точно, Марита! В своей клочковатой шубке.

Марита кивнула мне от противоположного борта, подошла. Я сказал, глядя на Мариту:

— Пустышка.

Она ответила:

— Ни разу, — и протянула мне клочок пластика, который до этого, согревая, сжимала в кулаке. Я развернул: на нем было три имени и одно название. Еще до того, как я толком прочитал написанное, пластик начал съеживаться, а затем распался, истлел и улетел по ветру тонкими тающими лоскутками.

Джек, оторвавшись от созерцания красот Примы, поздоровался с Маритой, и они ушли от меня на другой борт. Я уступил сидячее место мужчине старше себя, и встал рядом, опершись о край поручня локтями.

Повернувшись к парочке спиной.

Да, не пустышка. В таком случае — не может быть пустышкой. За артефактом летели такие серьезные дяди, что впору было попроситься на горшок и затем бодро отправиться в песочницу с совочком и лопаточкой. В списке ошибки были исключены — не доверять нашему аналитическому отделу и разведке не было причин. Мы все-таки Контора.

Ладно. Дяди дядями, а артефакт возьму я. Смиренно, по воле Рока.

...Мужчина, севший на мое место, с интересом на меня смотрел. Снизу вверх. Не люблю такие расклады.

Я чуть раздраженно отодвинулся. Мужчина засмущался, начал прочищать нос клетчатым платком. Но, если так можно выразиться, не отстал. Встал и занял место у поручня, рядом со мной.

— Здесь будет дуть, в-вероятно, — доброжелательно сказал он.

— Можно пойти вниз, — боюсь, я был не слишком любезен. — В трюме достаточно мест, чтобы всех рассадить, так пилот объявил.

— О, я слышал. Но пока я не слишком замерз, хотел постоять тут. Как в-вы полагаете, маску стоит на-надеть?

— Я думаю, когда полетим — да, непременно. Или спуститься вниз.

— Говорят, отсюда о-обзор лучше...

— А вы, собственно, зачем на Грезе? — грубовато спросил я.

— Желал встретить свой д-день рождения в этом секторе космоса, — смиренно ответил мой собеседник. Он отвлекал меня от Мариты и Джека, которые теперь были едва видны у противоположного борта. Они еще и сели — я замечал только головы, точнее, шапки.

— Зачем? Для галочки?

— Нет, — новый знакомец все еще не рассердился на мою нелюбезность. — Желал изменить свою судьбу, если т-так можно выразиться. Боб П-пирр.

— Крис Блейк. — Я автоматически представился, а мозг заработал как-то помимо моего участия. Боб Пирр. Я откуда-то помнил, что он геянин и какая-то публичная, в общем и целом, фигура.

— Вы меня узнали? — удивился Боб. — Я н-не так уж и популярен...

Посадка на модуль завершалась; объявили, что сейчас будет горячий чай, и мы отправимся.

Одновременно я заметил зловещие, перламутрово-золотящиеся облачка — на Грезе их считали предвестником ненастья особого рода, слота.

— Не то чтобы узнал... — я рылся в ошметках памяти, в каких-то картинках...

Для работы мне этот Боб нужен не был, иначе я бы уже вспомнил его полное досье, а вот для чего?..

— Ну, я же давно не публикуюсь, — скромно сказал Пирр. — А вы слишком юны, чтобы помнить...

Юн?.. Я?..

Писатель? Поэт, упаси Коридор? Ах, да!...

*

...Я стою навытяжку перед командором Вороном. Серо-серебристая форма "хамелеон" без опознавательных знаков. Портупея с кортиком. На планете огнестрельное, лазерное, импульсное и силовое оружие запрещено, но холодное оружие для аврорианина — святое, и поэтому кортики разрешены во всех родах войск.

Командор хмурится.

Начальник школы сидит на подоконнике, и делает вид, что разговор его не касается.

Едва я вошел в эту комнату, как понял, — турнут. Не когда-нибудь, а прямо сейчас, на второй день после того, как я окончил двухлетнюю офицерскую стажировку. За что?..

Любой имеет право на ошибку. У нас таких вытягивали... один Чеддрик Фэй чего стоит; дезертирство, но ведь потом восстановили!..

Генерал Саш, а "в миру" Александр Шумилин, занял позицию за столом. Перед ним относительно тонкая папочка, мое личное дело. Понятно, коршуны собрались клевать мою печень.

Нет, наверное, не коршуны.

Скала, леопард и волк.

Некстати вспомнилось, что Шумилин вроде как католик, по крайней мере, его в неслужебное время кто-то видел с крестиком. В Коридорах очень много рассказывали о других конфессиях, учили уважать чужую веру и изымать из нее лучшее, на пользу Коридоров и по воле Рока. Не так уж важно, во что верить; не тот Коридор, так этот.

Но важно, если ты уже во что-то веришь.

— Крис, — сказал Ворон, — вы завершили стажировку, и теперь я хочу с вами побеседовать.

Крис?..

Но мое служебное прозвище Стаф.

Так всегда: тут и Снег, и Шумилин, который два года был моим куратором, а говорит Ворон. Командор никогда не прятался за чужие спины. Понятно, чья инициатива меня вышибить.

Ильм изучает интереснейший белый потолок своего кабинета.

А ведь когда-то именно он дрогнул, взял меня.

— Я не удовлетворен вашими результатами, — продолжал Ворон. — Меня настораживает ваш психологический портрет. Нюансы, натяжки, уточнения, детали. Но их достаточно, Крис, чтобы рекомендовать вам прекратить службу в "Ирбисе".

Погонят и не дрогнут.

Я словно почувствовал, как у меня зачесалась кожа на левом бицепсе. Я всего два года как получил служебную татуировку, оскаленную морду ирбиса, снежного геянского барса. И что, все прахом?.. Я клянчил и даже унижался ради этой татуировки. Я пошел на своего рода обман, на шантаж, заставив себя выслушать, протестировать и принять в Высшую офицерскую Школу "Ирбис" на Авроре. Я доказывал, что я могу и хочу. Я учился.

Я даже работал. На стажировке. Два задания.

И вот теперь мне рекомендуют прекратить.

— Я с вами не согласен, командор. — Хвала Коридорам, голос звучит ровно.— Я бы желал продолжать службу.

— Крис, — ровно сказал Ворон, — поверьте, каждый молодой офицер, вставший на защиту правопорядка в Ойкумене, оставляет на этом пути лужи крови, клубки нервов и клочки кожи. Так было, и так должно быть. Но в вашем случае ваши личные затраты на этот процесс нерентабельны.

Излагает таким стилем, что, будь это не Ворон, звучало бы смешно.

Но Ворон верит в каждое произнесенное слово. Глубоко. До самого сердца. Старый Король, Оранто эр Атия, верит в правопорядок, в военных, обеспечивающих мир; в благородных молодых офицеров. Чертов птеродактиль, Рок его побери.

— Вот-вот, — резко очерченное лицо Ворона словно застывает.

...Можно подумать, он телепат; но изумленно выкатить честные глаза и уточнить "Что "вот-вот", сэр?", у меня не получается. До таких высот окаянства я еще не дорос. А как ирбис должен был бы дорасти.

— И что же, сэр?.. — спрашиваю я, и голос все же срывается.

Шумилин аккуратно сворачивает из бумажки голубя.

Ильм пялится в окно.

— Вы спрашиваете моего совета? — Ворон вроде как немного удивляется.

— Нет, сэр. Но я бы не отказался услышать ваше мнение относительно моей будущей судьбы, — постарался ответить я как можно более искренне и спокойно.

Ворон отошел и как-то на меня скосился.

— Знаете, Крис, когда вы сможете ответить на этот вопрос мне, я обещаю — мы поговорим о вашем восстановлении. Честное слово.

Выделил интонацией "вы" и "мне".

Шумилин и Ильм теперь смотрели на меня.

Ворон же отошел к окну и разглядывал своего "птеродактиля" — сверкающий черный скоростной глайдер для полетов в верхних слоях атмосферы. Машина более чем серьезная. Правая дверь откинута, виден силуэт черного как ночь пса, сидящего на пассажирском месте. Кажется, что дог не дышит, по крайней мере, отсюда не видно.

Говорят, у Ворона практически замок на скале. Но на другом континенте. Далеко от штаба и от школы, неудобно, понимаете ли. Долго лететь. Поэтому такая машина. Все из соображений практичности, а не пижонства.

— Я могу идти, сэр? — я счел, что достаточно насладился экзекуцией.

— Разумеется. Офицерское общежитие будет в вашем распоряжении еще четыре декады.

Шумилин и Ильм все так же молчат...

...Я спустился вниз и сел во дворе, у фонтана. Газоны на территории школы всегда подстрижены, дорожки посыпаны песком, цветочки посажены корнями вниз, ну, все как при любой серьезной военной школе с большим ассортиментом недисциплинированных курсантов.

Рядом со мной на лавочке валялась пестрая газета на универсале — "Всеобщий Оракул". Издает геянка, баронесса Ольга Монак.

Оракул, да еще всеобщий...

Я взял газету — свежая. Видимо, кто-то из курсантов или офицеров притащил. Поискал себя среди тридцати шести знаков Высшего, Среднего и Традиционного Зодиака, нашел — Змееносец. "Увы, но в это месяце (по всеобщему универсальному исчислению) вас ожидает одно из самых масштабных разочарований в жизни. Вам не рекомендуется устраиваться на работу или жениться. А также путешествовать, в частности, менять мир дислокации. Одиноким Змееносцам я советовал бы больше внимания уделить оздоровлению и укреплению организма. А также медитативным практикам. Месяц хорош для поисков духовного пути..." И прочее бла-бла.

Я опустил взгляд вниз страницы — Боб Пирр, астролог-универсалист.

На следующий день я перебил в тату-салоне барса на льва. На предмет укрепления организма.

А еще через день сменил мир дислокации.

*

Астролог! Вот дела!

— А, я вспомнил! Вы относитесь к тем... мм... специалистам, которые на основе астрологии и эзотерических учений шести миров создали школу Универсальной Космоастрологии?..

— О, — Боб был явно польщен. — Вы, несомненно, очень образованы. Это все же достаточно узкая сфера знания, а сейчас универсальную астрологию не так популяризуют, как, скажем, десять лет назад, а потому...

— Просим посетителей, оставшихся на открытой палубе, надеть маски и капюшоны, а также взяться за поручни. Мы стартуем. В трюме вы в любой момент можете получить горячий чай, — на сей раз раздавшийся из динамиков голосок был мне знаком; Лилия. — Первоначально наш модуль отправляется в Синий Лес, затем с высоты мы осмотрим Серебристый Хребет и Море поземки. Потом мы предложим вам вкусный обед, а после обеда вы увидите жемчужину нашей экскурсии. Последний космический корабль класса "Левиафан", "Синий Кит". По преданиям, "Синий кит" принадлежал пирату Бумберу, который оставил на Грезе несметные сокровища. Итак...

Бедняга Элиот Бумбергер. Мне почему-то стало жаль его кастрированной фамилии. Даже экскурсовод ее как следует не выговорила.

Знаменитый астролог торопливо поправлял рядом со мной маску, натягивал верхние рукавицы, надевал капюшон.

Я на скорую руку занялся тем же.

И мы стартовали.

*

Глава 6

Воля Рока!..

...Прежде всего, пришлось пересчитать конечности. Потом, убедившись, что травм нет, все кости целы, я в срочном порядке попытался определиться, где я, и что произошло.

И с первым, и со вторым была загвоздка: если первое я охарактеризовал как "в сугробе на планете", то второе — "а Рок его знает".

Я пошевелил пальцами ног особым образом, включив подогрев ботинок, срочно опустил пышные манжеты своей дохи, уши шапки, и даже козырек, обычно отвернутый вверх. Проверил застежку, выудил из карманов верхние варежки.

Наощупь нашарил в ревущем вокруг сплошном снежном вихре, так сказать, почву; пополз. Спустя десять или пятнадцать минут руки уткнулись в нечто вроде ледяного кургана или скалы; побарахтавшись в снегу, я нашел если и не подветренную сторону (что затруднительно, когда ветер со скоростью ста километров в час закручивается в спирали, унося с собой тонны мелкого, колкого снега), то, как минимум, некоторую защиту. Словом, я нашел, к чему прижаться; плюс еще — примерно представлял, где низ, потому что на нем сидел. На этом мои сведения о месте, куда я попал, исчерпывались.

Закуклившись и свернувшись эмбрионом, я приготовился ждать.

Анджеле потребуется время, чтобы добраться до сканера и разыскать меня. Пять часов, может, шесть. Если она, конечно, заметит, что я исчез с модуля, потому что мое прикрытие как-то на диво упоенно трепалось с Джеком.

Персональный маячок был в полном порядке, но надеяться на работающую связь при такой погоде было бессмысленно. Впрочем, я попробовал, — естественно, пустышка. Отослав отсроченное сообщение, я еще плотнее свернулся в клубок, на манер, пожалуй, даже не эмбриона, а броненосца. Благо под традиционной местной одеждой, как и у большинства старателей, на мне имелся нормальный комбинезон, иначе часть важных органов я бы уже отморозил. Температуру определить было невозможно из-за силы ветра, но и так ясно, что не плюс.

Что же мы, пораженные коварством мирового зла, имеем? Меня подло выкинули с аэробуса, что само по себе крайне унизительно. Перед тем, как налетел слот, я стоял наверху и помогал спуститься вниз какой-то даме, последней на верхней палубе пассажирке, которая никак не могла угомонить свои вопли восторга по поводу превратностей местной погоды. Команда прогулочного модуля ее радости не разделяла: на окна опустили плотные металлические жалюзи, задраили все, что можно, и начали трансформацию верхней палубы. И то понятно — надо было подняться выше непогоды, а для этого требовался весь ресурс дряхленькой посудины.

И вот в тот момент, когда дама, наконец, отцепилась от моей руки и исчезла в недрах трюма, матрос сверху поторапливал меня спуститься за ней, а часть плит брони и устройств верхней палубы меняла свое положение — в частности, втянулись бортовые поручни, — налетел первый порыв ветра.

Он был настолько резким и оглушающе холодным, что я зажмурился и невольно сглотнул, крепче вцепляясь в перила и нащупывая ногой ступеньку вниз. Команда завершила работу снаружи, и только подгоняла к другим входам еще парочку нерадивых туристов, отвлекшись от меня.

И вот мгновенно оглохнув от воя ветра, и невольно ослепнув, я получил удар.

Тот самый, который любого мужчину, даже боевика, заставляет рефлекторно отпустить руки и проверить, не расплющено ли в блин самое важное.

Важное было на месте; но почти молниеносно, пока я пробовал разогнуться, моргнуть или вздохнуть хотя бы, я схлопотал второй удар — по лицу. Точнее, по голове сбоку, ногой. Жесткий и бескомпромиссный удар, удар натренированного вышибалы. Тот, кто на меня напал, идеально использовал климатический фактор и фактор неожиданности.

Я потерял равновесие, упал, заскользил по какой-то меняющей положение части палубы... не смог зацепится руками за обледеневшие детали космического утиля... ощутил прелесть свободного полета — модуль шел на небольшой высоте, метрах на двенадцати-пятнадцати... даже, кажется, пролетел в сторону, увлекаемый бешеной силой бурана... чувствительно, но нетравматично приземлился в сугроб...

Полагаю, кроме того нехорошего человека, который был так неделикатен со мной, никто и не заметил моего исчезновения. Процесс занял, пожалуй, секунды две, а снег и буран скрыли подробности. Тем паче что ни единого звука я издать не успел; впрочем, тут можно было сорвать связки без малейшего результата. Тягаться с возмущенным ревом самой Грезы?..

В любом случае, даже если бы кто-то что-то и увидел, модулю ничего не оставалось, как подниматься вверх, уходя от бурана.

...Но, великие Коридоры, Рок знает, кто сумел так подгадать момент, и так ловко, как кеглю в боулинге, торчащую посередине дорожки, выкинуть меня с борта. Тем более, мало кому по силам было "пробить" комбинезон для полевой работы, совсем недурно уплотненный именно в соответствующем месте и именно от таких ударов, да так резко и сильно, чтобы я отпустил обе руки.

Одним словом, бей мой оппонент по тому самому бластерозащитному стеклу — были бы осколки.

Вот теперь игра пошла всерьез. Пожалуй, пришел-таки конец моим отпускным настроениям. Пора включаться. Если выживу.

А пока у меня было время подробно вспомнить экскурсию.

*

...Итак, нежный голосок Лилии призвал всех в трюм.

Синий Лес был красивейшим явлением природы, если не присматриваться к нему вблизи. По сути, это была долина в наиболее теплой части планеты, где в течение дня даже образовывались лужи. Именно перепады температуры обеспечили странную, причудливую структуру льда в этой долине, диаметром полтора километра и слегка вогнутой, будто чаша.

Видно было неплохо, потому что обычная для этой планеты вязкая дымка тут отсутствовала.

Арки пересекались с чем-то вроде навесных мостов; ажурные строения в духе абстракционизма контрастировали с абсолютно плоскими (хоть сейчас вставай на коньки) сверкающими площадками, которые, видимо, регулярно подтаивали днем; колоннады сменялись башнями и храмами, скатами, пагодами, арками, и даже чем-то вроде деревьев.

Все это было изо льда.

Однако лет пятнадцать назад один одержимый ученый, полагающий, что любой мир, имеющий приемлемые для человека тяготение и атмосферу, должен иметь и собственную жизнь, положил массу усилий на то, чтобы эту жизнь сюда привнести. Экосистема не складывалась; немногочисленные успешно довезенные сюда виды гибли, или взаимно сожрав друг друга, или попросту замерзнув. И единственное живое создание, эндемик с другого достаточно сурового мирка, синяя плесень, прижилась.

Знаменита она была тем, что быстро и эффективно отравляла воздух вокруг себя, делая его непригодным для дыхания человека. Благо, на Грезе плесень в значительном количестве уцелела и образовала устойчивую популяцию только тут, в местечке, которое и получило название Синий Лес. Это, конечно, была большая профессиональная удача того ученого. Снимаю шляпу.

Экологи полагали, что и здесь плесень скоро отдаст концы, например, при каком-нибудь климатическом катаклизме; однако пока что растительность процветала на минеральных удобрениях, которые имелись во льду и становились биодоступными, когда днем лед немного разрыхлялся, подтаивал. Даже засыпанная снегом, она выживала и снова шла в рост.

Собственно, плесень была не совсем плесенью, а скорее родственницей водорослей. Она образовала поверх причудливой структуры льда целые косы, толстый слой которых менял свой цвет от иссиня-зеленого до кобальтового и ультармаринового. И даже, как казалось, чуть шевелился не по воле ветра, а сам собой.

Эти природные кулисы были великолепны; жаль только, что погулять в Синем Лесу или покататься тут на коньках было возможно только в респираторе или защитной маске.

Греза еще одним доступным ей способом намекала, что здесь стол и дом для Хомо Сапиенса предоставлен не будет.

Туристы (и я в том числе) глазели на плесень из трюма аэробуса. Подниматься наверх, на открытую палубу, рискуя надышаться ядовитыми испарениями, никто не пожелал; впрочем, тут для обзора было сделано все более чем удобно. Огромные остекленные люки, места хватает; у каждого есть полочка, куда поставить кружку с горячим чаем — и тарелку с бутербродами, которые разносили нелюдимые "юнги". Лилия же звонким голоском зачитывала соответствующую страничку из путеводителя, бодро перечисляя биологические особенности плесени, историю появления Синего Леса, количество ядовитого газа, который он выделяет, и прочие особенности сего чуда природы. Я машинально выделял и запоминал лишь сведения о направлении движения, расстоянии, скорость модуля...

Никогда не знаешь, что может тебе пригодиться.

Впрочем, я также благополучно все и забывал после задания, ну, или откладывал в глубинные резервы своей памяти. Иногда позже, как в случае с этим астрологом, мне требовалось что-либо вспомнить.

Лес, и естественные катки в этом лесу, меня впечатлили, и я решил впоследствии взять глайдер и навестить его с хорошей дыхательной маской. И может, даже с коньками. Во "Все есть", я точно запомнил, были неплохие коньки моего размера, а я недурно катался.

Марита и Джек вернулись ко мне и сели с двух сторон — слева Марита, справа Джек. Оба как-то странно молчали через мою голову. Я почувствовал себя столетним дедом, которому поручили сопроводить внучку на выпускной бал в колледже. Это было странное ощущение.

И еще... со мной она никогда так не молчала. Может, потому, что нам всегда было, чем заняться.

И все же.

Странно это все.

Говорят, от холодовой усталости люди вправду делают странные вещи, да и сами делаются странными; но ведь и я, и Марита имели шанс хорошенько время от времени отогреться... и просто так, и друг возле друга.

Астролог время от времени разглядывал нашу компанию, но помалкивал. Я видел, что интересен ему, но совсем не стремился продолжить разговор.

Самое удивительное — Лес выглядел скорее не собственно лесом, а скорее, как руинами погибшего города. Не верилось, что ни одна человеческая рука, рука художника, не коснулась этого места. Оно, бесспорно, заслуживало того, чтобы его осмотреть. Тут, пожалуй, обыватели были правы.

Напоследок модуль прошел совсем близко возле высокого изрезанного арками, окнами и проемами утеса, обросшего плесенью. Вблизи она выглядела хуже — более глубокие слои толстого пористого живого покрывала были отмершими, почти черными, производили впечатление гнилых, и даже на вид опасных. А ровный бархатистый слой, на расстоянии трех-четырех метров кажущийся безупречным и нежным, вдруг стал ноздреватым, неравномерно окрашенным и совершенно не вызывал желания прикасаться. Зато появлялось точное впечатление о масштабе этого природного явления.

Медленно мы покинули долину Синего Леса.

Народ снова зашевелился, покидая трюм. Большая часть выбралась на открытую палубу и прилипла к поручням. В модуле, считая нас, было шестьдесят три пассажира. И семь человек команды, — если Лилию приписать к таковой. Двое безвылазно торчали в рубке, их Лилия представила по именам и дополнительно как "капитана" и "старпома"; четверо занимались нашим бытом и постоянно были на виду.

Марита с Джеком остались сидеть внутри, в тепле.

Я пялился на синее пятно, уже подернутое плотной полупрозрачной дымкой, и думал, что случилось бы здесь и сейчас, положи я свою руку на руку Мариты.

Мне было скучно и странно одновременно, как будто бы внутри меня привязали веревочку к какой-то чувствительной жилке, а сейчас за эту веревочку дергают. Ощущение не из приятных; сродни тошноте. Может быть, это ревность и есть?.. Пока что, Рок миловал, мне не доводилось ее испытывать...

— Т-трудные времена? — сочувствующе спросил незаметно подкравшийся астролог.

Я покосился на него, но корчить рожи было бессмысленно — маска же.

— Да не сказал бы. Стою, любуюсь.

— А м-могу я спросить, что вас сюда привело?

— Да как всех. Желание заработать денег, себя проверить. Я вообще-то везучий, — доверительно сказал я. — И почему бы очередному состоянию, добытому на Грезе, не свалиться именно на мою голову?

— И ч-что, вправду везет? — наивно и как-то обидно удивился Боб.

— Ну да, — я уже с большим интересом повернулся к Бобу, — это у меня наследственное. А как вы предполагаете изменить вашу судьбу? Если так можно выразиться?

— Ну, в-видите ли, я не слишком крепкий физически человек, — смиренно признался мужчина. — Я полагал, что пребывание в этом месте позволит мне... несколько изменить этот прискорбный факт.

— Путем закаливания? — Это было бы совсем уж нелепо, тащиться почти три недели до Грезы для того, чтобы немножко подышать полезным холодным воздухом.

— Вовсе нет. В астрологии есть представление о р-релокации — изменении гороскопа человека в том случае, если он с-сумеет встретить свой день рождения, и провести порядка пятнадцати стандартных галактических с-суток в подходящем месте. Релокация может быть как удачной, так и пагубной. Я внимательно просчитал все известные обитаемые м-миры... И ничего, населенного людьми, мне в этой части космоса не подвернулось, — огорченно сказал Пирр. — Оставалось только б-брать билеты на Грезу, п-потому что Паучьи Миры, с-скажем, мне т-точно недоступны... В старатели я не гожусь... так что...

— Интересно, — отозвался я, отмечая, что Джек с Маритой все же вышли и висят на противоположном борту, теперь уже оживленно треплясь вполголоса. Впереди постепенно вырастали внушительные горы, сверкающие так, словно и вправду изваянные из чистого серебра, да еще и отшлифованные. — Стало быть, любой человек может измениться, не прилагая к этому усилий, а только отправившись под свой день рождения в другой мир?

— Ну по-чему же не п-прилагая, — ответил Боб. — Решиться поехать — уже труд. Я и не говорю о том, чтобы поверить астрологу... принять такую точку зрения... что это возможно. Собраться с деньгами... настроиться... усилий достаточно.

— А как исчисляется дата рождения, ведь в каждом мире свой календарь?

— Молодой человек, ну зачем вам такие подробности? Тем более, что вы не верите н-ни единому моему слову, и не собираетесь верить... но, если пожелаете, я с удовольствием составлю ваш гороскоп, и все п-прокомментирую...

— И какова стоимость вашей услуги? — грубовато спросил я.

— Ну ч-что вы, разумеется, бесплатно... извините... — Астролог почему-то засмущался, но, вроде бы, и теперь не обиделся. У меня возникло странное ощущение, что у Боба был какой-то свой интерес вытряхнуть из меня дату и место рождения. Я бы, скажем так, не хотел бы эти вещи озвучивать. Но как только я собрался задать уточняющий вопрос...

— А теперь мы попросим вас снова спуститься вниз. Модуль поднимется на максимально возможную высоту, и пройдет в безопасном удалении от Зоны Пляшущих Скелетов. Вы можете рассмотреть свечение зоны в бинокли.

Я заинтересованно взялся за оптический прибор.

Вон он, разрушенный Порт Сокровищ. Похоже на то, как скукоживается и деформируется засохший кусок хлеба, покрытый плесенью. Плесени как таковой нет, — металл чистый, но форма и внешний вид корабля наводят на самые печальные размышления. И да, если приглядеться, вокруг металлического остова словно стоит какой-то желтоватый туманный пузырь диаметром заметно побольше самого Порта, то ли дымки, то ли неяркого свечения. Можно списать на оптический обман, можно счесть истинным.

Скелетов я не увидел, хотя какое-то копошение в снегах мне и примерещилось. Примерно с такой же степенью достоверности, как и морда богомола на Граде.

Лилия тем временем вдохновенно пугала обывателей.

— Многие научные экспедиции, в том числе военных ведомств, пытались изучать феномен зоны. Однако попытки проникнуть хотя бы на ее границу обернулись ужасными происшествиями. Кроме того, на Грезу всегда было затруднительно собирать комплексные экспедиции. И хотя все знают, что Порт набит ценностями, они, видимо, так и останутся там навечно. Самая популярная версия такова, что активизация артефакта привела к искажению пространства, и люди и механизмы, находившиеся в Порту на момент аварии, частично остались в нашем измерении, а частично переместились в иное. Зону аномалии вы видели в бинокли. Достаточно часто в ней наблюдаются полупрозрачные силуэты, двигающиеся возле корабля. Судя по видеозаписям, сделанным дистанционными камерами, эти люди каким-то образом еще живы и чудовищно страдают. По крайней мере, так воспринимаем их состояние мы.

Да уж, оптимизма это все не добавляет. Хорошую бы бомбочку на эту Зону, да ни у кого руки не доходят. Кроме того, картели и крестные отцы наверняка ждут, что пузырь искаженного пространства рассосется, очень ждут и надеются, так как у них остались точные списки сокровищ, размещенных в отделе хранения перед катастрофой. Результаты, так сказать, наружного наблюдения, позволяли судить о том, что Зона медленно уменьшается.

А вообще, конечно, Греза — любопытный мирок.

...Серебристый Хребет.

На сей раз в трюм нас не погнали, потому что особенной опасности не было.

Ну, а горы в любом мире великолепны. Эти к тому же немного утомляли — непривычными формами, и постоянным ослепительным белым блеском. Многие достали солнцезащитные очки; тем, кто не имел на ледяной планете такого важного приспособления, его раздали "юнги". Внизу, у подножий, поверхность казалась идеально ровной — там плотно лежала дневная мгла. А вот вершины ярко освещались. Да, пожалуй, в воздушных экскурсиях на Грезе был свой смысл.

Лилия продолжала нежным, но уже слегка уставшим и монотонным голоском читать про Серебристый Хребет. Ее энтузиазм заметно остыл после Зоны Пляшущих Скелетов.

Интересно, почему они это не запишут? Ставили бы запись, — Лилия бы не уставала. Однако в эффекте "живой экскурсовод", который временами трогательно сбивался, откашливался, шелестел страничками, щелкал кнопками старинного компютера, позвякивал ложечкой о стакан, крылась немалая доля очарования самой экскурсии, это да.

Туристы рассматривали титанические ледяные вершины, а я изучал сиреневое серебрение то в одной, то в другой точке горизонта.

Слот ходил кругами и никак не мог разразиться.

После Серебристого хребта настало время обеда. Нас попросили спуститься вниз, и там раздали обед, а именно, густой суп-пюре в саморазогревающихся картонках, и знаменитые "ледяные бисквиты" — еду, которая выпускалась специально для таких местечек. Везти цельный жир, сало, мясо было слишком дорого, концентраты в тюбиках не все любили, а потому "ледяные бисквиты" вошли в обиход — это были куски, по большому счету, хлеба, смоченные в жировой эмульсии и напичканные консервантами. Рекордное количество калорий и жирных кислот на один кубический сантиметр объема. Я был не в восторге от этого яства, хотя и причастился, пока торчал в палатке.

Я отметил, что, кроме меня, еще четырнадцать человек есть не стали, маски не снимали, и свои пайки не открыли. Мне показалось, что человек десять из этих четырнадцати и в первый раз не открывали лиц.

Ничего. Проголодаются — стянут маски как миленькие, клапаны-то не у всех есть. Без клапана маски были надежнее и практичнее, особенно если учесть ядовитость снега.

Море Поземки представляло собой обширную территорию, на которой перетекала, колыхалась волнами постоянная поземка. Толщина снеговой взвеси, все время перемещаемой по равнине, была от метра до полутора. Море Поземки считалось одним из опаснейших мест, так как под слоем взвеси было немалое количество глубоких трещин и каверн, прорезающих Море в самых разных направлениях. Но я не рискнул бы ни единую точку Грезы назвать милой и комфортабельной.

На клубы и завихрения этой подвижной белесой мглы можно было смотреть как на текущую воду или горящий огонь, очень долго.

Я смотрел. И уже совершенно определенно чувствовал себя одиноким.

И, вяло поддерживая беседу с Бобом о Среднем Зодиаке, оживился лишь, когда мы достигли корабля Бумбергера.

...большой — не то слово. Описания из книг, видео и точные цифры не давали ни малейшего представления о том, как эта штука будет смотреться в широком кратере, им же и пробитом, в реальности. За столетия потоки холодного ветра и ледяных крупинок отшлифовали его оплавленную броню до ровного синевато-серого металлического блеска. Снег и лед не могли целиком поглотить поверженного гиганта.

В громадные трещины на броне, похожие на те, которые появляются на лопнувшем плоде, упавшем с высокого дерева, наш модуль мог бы запросто залететь, не задев краев. Невозможно было даже представить, что в таком, с позволения сказать, судне, долгое время обитал всего-навсего один человек. По форме и внешнему виду "Левиафан" даже теперь больше всего напоминал как раз синего кита. А ведь корабль изрядно врос в лед и снег...

Нет, сильны все-таки были предки... Понятно, почему во времена постройки "Левиафанов" так популярна была опасная и малопродуктивная (при тогдашней космической технике) профессия ловцов астероидов, охотников-за-минералами.

Пока я рассматривал "Левиафан", мне в голову пришла пара созидательных мыслишек, и я хищно хмыкнул.

Вдохновленная Лилия пела соловьем, попутно разъясняя, отчего и почему мы тут не сделаем посадки и не побродим в мрачных недрах дряхлого корабля.

Кстати, девушка уже включала пару раз запись. Видимо, знала, что к этому моменту устанет.

Я еще раз нашел взглядом Мариту, мельком извинился перед Бобом, который продолжал втолковывать мне что-то важное, и побрел в рубку, к Лилии.

Не могу сказать, что команда встретила меня с распростертыми объятиями. Но пара минут брани вполголоса и тычков, уточнений у Лилии, кто я и зачем пришел, и я в рубке. Там было сильно перетоплено. Лилия сидела около пульта бортовой коммуникации, встрепанная, румяная, в тонкой майке с рисунком пальмы, дельфина и морской волны, обставленная чашками с чаем и кофе и обложенная толстыми справочниками, пестрящими закладками. Тут же имелся включенный портативный компьютер, электронные книги, и прочие приспособления, необходимые для экскурсовода.

Но в данный момент пассажирам поставили музыку, а Лилия испуганно спросила:

— Крис? Вы тут?.. Что случилось? Я могу вам помочь?..

Я уже понял, что оказался некстати. А потому, вместо того, чтобы зависнуть с девушкой (под бдительным присмотром мрачного долговязого старпома-пилота в другом углу рубки), задал пару несущественных вопросов, выпросил полчашки кофе, похвалил ее профессиональные навыки, и ушел.

Стало еще противнее.

После "Левиафана" мы сменили курс и пошли к дому. Экскурсия завершалась.

Время от времени Лилия комментировала, над какими красотами пролетает модуль — плато Стеклянных Деревьев, ущелье Навсегда, Горы Безнадежности, пик Белой Старухи, река Медленной Смерти. Местные названия — это что-то.

Река текла, собственно, между двумя хребтами впечатляющих Гор Безнадежности, которые должны были смениться Плоской Равниной. Естественно, это была не вода, а местная дымка в сочетании с поземкой, которая, в силу специфической розы ветров, направлялась в длинное узкое ущелье. Но сверху это все смотрелось именно как река. Медленная.

А вот дальнейшее произошло очень быстро.

Воздух вокруг нас вдруг разредился до едва приемлемого для дыхания, и прямо вокруг модуля повисло знакомое серебристое марево. Музыка в динамиках поперхнулась, Лилия звонко скомандовала:

— Уважаемые пассажиры, просим срочно спуститься в трюм! Срочно, незамедлительно! Пожалуйста, сохраняйте спокойствие... пожалуйста, срочно спуститесь в трюм!...

Я задержался, чтобы помочь даме спуститься. И вот тут...

*

...Да. Славно полетали.

Собравшись в комок, оглушенный ревом ветра, я ощутил, что, несмотря на великолепную защиту, начинаю замерзать. Досадливо дернулся, упрекнув себя за то, что пренебрег комбинезоном с подогревом, а сделал ставку только на теплоизоляцию и блокирующие молекулярные застежки. Поковырялся, выпрастывая универсальный комби-браслет. Подержал его на воздухе. Пригляделся к подсветке — минус сорок два. Если в ближайшее время я не начну двигаться, вырабатывая тепло, я не быстро, но успешно замерзну. В самой высокотехнологичной защитной одежде, предназначенной для минусовых температур. Но минус минусу, знаете ли, рознь.

Буран не утихал, и я снова свернулся в клубок, в деталях вспоминая последние полчаса полета. Там было что-то, нужное мне.

Сведения о "Левиафане"...

О Грезе...

О слоте...

Вот оно. "...Ближайшая от нас фактория в настоящий момент находится приблизительно в шестидесяти километрах к югу. Это самая маленькая фактория на Грезе. Мы осмотрим ее с воздуха, если позволит видимость, и затем, через два часа полета, к ужину вы будете в своей гостинице".

Память выдала цитату слегка осипшим голоском Лилии.

Шестьдесят километров. С учетом направления и скорости движения модуля, меньше. Пройду ли?.. В любом случае, надо дождаться окончания непогоды.

Крошечный компас оптимистично показывал красным клювиком направление в непроглядную снежную круговерть.

Я снова начал терзать браслет. Навигатор там был, и даже Грезу я туда завел, еще на подлетах к планете. На всякий случай. Но навигатор был не самого свежего выпуска, и со слабенькой батарейкой, хотя и умилительно компактный. Мне планетное ориентирование требовалось редко.

Навигатор работал; как я понял, сказанное Лилией подтверждалось. Я запросил свои координаты — маленькая точка одиноко торчала посередине белого пятна мониторчика. Уменьшил. Еще уменьшил. Дал максимальное уменьшение...

Почти точно к югу и вправду была обозначена еще одна точка. Компьютер пояснил, что там та самая маленькая фактория, Палестра, и при ней — всего два карьера на триста старателей. Погрешность этого ручного устройства была непомерно высокой, до полукилометра, но по мере приближения к цели должна была корректироваться.

Пока я размышлял и определял свое местонахождение, координатор пискнул и перешел в ждущий режим. Какая-нибудь атмосферная аномалия перекрыла доступ к спутникам связи Грезы. Ну да ладно.

Я охлопал карманы. Все мое при мне, даже фильтр, тонкая короткая трубочка, которая могла очистить воду до приемлемого состояния. Если вода, конечно, будет; а вот тепловой фонарик, увы, я не пристегнул карабином внутри кармана шубы, и он потерялся при падении. Поначалу мне это не показалось большой утратой.

...Пережидать пришлось дольше, чем я рассчитывал. Глаза я защитил меховым отворотом. Но пальцы, даже в мембранных перчатках и меховых варежках поверх, все равно немного покалывало, а потому я сжимал и разжимал кулаки.

Через тридцать две минуты слот словно выключили, и я понял, почему я поначалу так славно согрелся — я упал в рыхлый сугроб, и меня замело; а потом замерз — снежный буран прекратился, и весь снег попросту сдуло могучим ветром.

Последний раз царапнув землю ледяным когтем, слот умчался в другое место, которому я от души не позавидовал. Краткосрочность была единственным достоинством этого замечательного явления природы. Впрочем, в баре говорили, что временами слот бушует и по трое суток.

Я осторожно приподнял голову, отогнул козырек, осмотрелся.

Ледяное плато с чем-то вроде сверкающих прозрачных ледяных барханов, под одним из которых я и ютился. Это, видимо, Плоская Равнина.

Светило еще достаточно высоко; видимость после слота отличная. И тем не менее, оглянувшись вокруг, я ощутил явственный приступ паники. Ну почему Марита молчит?.. Где она? Судя по отчетам коммуникатора, даже сообщение пока не получила...

Медлить больше нельзя.

Я не смог не признать, что, будь я без меховых штанов и тулупа, треуха и варежек, в одном комбинезоне, мне пришлось бы много хуже. Технологии технологиями, а традиции иногда себя совсем недурно проявляют...

На Авроре, славящейся холодными снежными зимами, практически в каждом доме неприметно, но присутствовала дровяная печечка. На всякий случай, знаете ли. Этот народ здорово намерзся за свою историю, и не хотел рисковать, даже обладая атомными батарейками.

Дуэт комбинезона и меховой одежды давал надежду.

Слава Року, маска у меня была специальная, она не обледеневала и почти не мешала дыханию, хотя и не согревала поступающий в легкие воздух.

Я встал, размял руки и ноги. Пришлось оперативно решить вопрос избавления от выпитого на борту чая и кофе, что, невзирая на специальные ширинки как комбинезона, так и меховых штанов, меня не порадовало. Процедура доставила необычные ощущения.

Дома... то есть в Бриллиантовом карьере, все давалось как-то проще.

Я тщательно оправился, и быстро пошел на юг, решив, что плюс в моей маленькой физиологической прихоти был один. Я убедился в сохранности и целостности себя, любимого, хотя впечатляющий синяк в паху, несомненно, созревал. Но двигаться он почти не мешал, и слава Року.

О том, что может назреть более глобальная физиологическая проблема, думать не хотелось.

Если Марита сможет меня разыскать, то ей все равно, где я.

Если с ней или со связью что-то случилось, то мои шансы на спасение будут выше, если я все же начну движение.

По большому счету, я бы не сказал, что как-то чересчур встревожился. Батарейки в моих ботинках были практически вечными; на то, что связь с Маритой возобновится, надежда все же была немалая. Я повеселился, представляя, как моя женщина засуетится, обнаружив, что, увлеченная свежим кавалером, буквально упустила меня из-под носа. Поведение Мариты в экстремальных ситуациях я изучил очень хорошо, и был готов вот-вот услышать шум приближающегося модуля, если надо — захваченного пиратским нахрапом.

Впрочем, я не был уверен, с собой ли у Мариты мой сканер. Сообщение-то она получит, а вот сумеет ли немедленно осуществить поиск?..

Поблагодарив гены деда, позволившие мне достаточно быстро отлежаться и оправиться от двух ударов — по голове, и об планету (который все же был, невзирая на мощный боковой ветер, пушистый снег и мою ловкость), я двинул в путь. Если я все запомнил верно, и расстояние и направление, то пройти шестьдесят километров по ровной ледяной плоскости мне по силам.

Требовалось добыть воды. Я пошарил по карманам комбеза и нашел тонкую пластиковую упаковку от документов. Натолкал в нее снега и сунул между дохой и комбинезоном, рассчитывая, что рано или поздно будет вода. Немного, так как пакетик был маленьким, но это лучше, чем совсем не пить. А других способов топить лед, раз я потерял тепловой фонарик, у меня не было.

И с достаточным оптимизмом двинулся в путь.

...Я даже не помнил точно, когда решил, что везение мне изменило, и я умираю. Когда упал, поскользнувшись на льду, и чувствительно ушибся коленом?.. Когда, прихрамывая, доковылял до края Плоской Равнины, и обнаружил, что она завершается неывсоким обрывом, с которого, чтобы удерживать направление на факторию, мне пришлось спрыгнуть? А под обрывом простиралось бескрайнее поле рыхлого снега... Или же я отчаялся, когда понял, что торить путь в вязком сугробе мне по пояс я могу со скоростью пару шагов за десять минут?..

Когда почти ослеп от бесстрастного сияния Грезы, в тысячный раз пожалев, что положил свои защитные очки на подоконник в трюме прогулочного модуля?..

Когда чуть не рехнулся от желания поесть снега, полизать льда... так как жалких капель, которые я мгновенно высасывал через фильтр, едва хватало...

Но снег и лед Грезы... такое пополнение жидкости в организме в первую очередь вызывало тошноту и помутнение сознания, а потом отравление и смерть. Триста миллилитров местной нефильтрованной воды были смертельной дозой. Здесь ходили по яду, который оставался неопасным только при значительных отрицательных температурах.

Но даже граммов пятьдесят снега вывели бы меня из состояния понимания реальности.

А рассудок — это самое важное, когда выживаешь. Потому что только он покамест помогал мне сверять направление движения, следить за временем, по возможности, помогать своему телу искать рациональные решения.

Десять раз я доставал коммуникатор, тряс, прикладывал к уху. Потом запретил себе это делать.

Потом закончился парозащитный ресурс маски, и она стала удерживать влагу с моего лица и промерзать. Я чувствовал, как постепенно лишаюсь носа и скул, губ, словом, своей миловидной морды, к которой уже очень привык. Завязанные уши шапки защищали только щеки. Восстановить маску можно было, просушив в тепле, либо сняв, проморозив насквозь и затем выколотив; но я боялся останавливаться. Боялся притормозить, защищая лицо и глаза одной ушанкой. Температура окружающей среды впечатляла.

Я полностью обессилел. Снежная равнина закончилась новым причудливым рельефом, смахивающим на очередной Ледяной лес — снежные сталагмиты, сверху обросшие шапками изморози. Идти стало почти невозможно, так как ровной поверхности под ногами не было, а было нечто вроде ежа из ледяных игл длиной 20 — 30 сантиметров. Иглы эти не могли проткнуть мои ботинки, но замедляли процесс передвижения поисками местечка, куда бы поставить ногу. Я снова упал, подвернув голеностопный сустав — от серьезной травмы меня уберегла только высокая шнуровка и конструкция самих ботинок, но прихрамывал я теперь на обе ноги.

Оглянувшись, прищурив слезящиеся глаза, я отыскал у подножия одного из "деревьев" сугроб относительно мягкого снега и рухнул в него. Я двигался уже часа четыре, на самом пределе сил, на максимальном напряжении нервов. И, судя по всему, теперь мог надеяться только на Мариту, поскольку мой персональный ресурс...

Закончился.

Я не думал, что такое возможно, причем в столь простой ситуации. Темные очки. Подогрев комбинезона. Подогрев перчаток. Фляга с напитком. Тепловой фонарик. Более современная маска. Все это перевесило бы неустойчивую чашу весов в мою пользу. О да. Шестьдесят километров — пустяк. Даже сто.

Лежа сугробе, я подумал, что так педантично теряю силы, умираю, зигзагом перескакивая от оптимизма к отчаянию, пожалуй, впервые. Надо запомнить ощущения на тот случай, если случится чудо.

Смертельно хотелось спать, но спать было нельзя.

А двигаться было невозможно.

— Стерва ты, Греза, — посетовал я вслух. Голос звучал странно.

И все же я, вяло пытаясь встать, засыпал.

...Но перед тем, как плотно закрыть глаза, и отдаться воле Рока, мне примерещился легкий запах "вечного топлива", огня, жизни. Это был достаточный аргумент для того, чтобы подняться и пойти.

И окончательно вырубился я только тогда, когда меня подхватили чьи-то руки...

*

Я смотрю на себя в зеркало.

Нос прямой, длинноват, пожалуй. За счет носа мой профиль резкий, интересный, хоть на монетах чекань. Овал лица ровный, скулы особенно сильно не выступают. Губы скорее полные, никак не узкие, с четким контуром. Густые темно-коричневые брови. Глаза. Серые. Просто серые. Подбородок рассечен неглубокой вертикальной черточкой-ложбинкой.

И уши. Я бы предпочел более миниатюрное приспособление. И еще — они чуть заостренные кверху. Спасибо деду. Но это надо знать, куда смотреть и что видеть. На фоне разнообразия ушных раковин вида хомо сапиенс, мои — глаз не режут. И даже великоватыми не смотрятся.

Чего мне не требуется — так это другой физиономии.

Я отступаю от зеркала и разглядываю мою новую форму. "Ирбис" в противовес всевозможным погонам, шевронам, аксельбантам и прочим изыскам военной дизайнерской мысли, избрал простой перламутрово-серый костюм-хамелеон.

Однако моя новая форма, форма Конторы, спецподразделения "Летяги", — это как раз комплект шевронов, аксельбантов, пуговиц, нарядных знаков различия чинов. Почти все цацки украшены силуэтом симпатичного зверька с пушистым хвостиком. Зверька, который может летать.

На балах мы сверкаем и сияем.

В обычной жизни ходим в гражданском. Так положено.

Грядет мой первый бал в Конторе. Собственно, это сводный бал офицеров всех служб, родов войск и подразделений Службы Безопасности при Совете ООН.

Я примеряю парадную форму.

Перчатки ладно облегают кисти рук. Погоны с аксельбантами расширили и спрямили плечи. Широкий ремень утянул талию.

Я отставил локоть, как будто рядом со мной дама, и...

... Год мы с Анджелой вместе. Я пришел в Контору как раз сразу после прошлого бала. И пока все получается так хорошо, что боязно спугнуть удачу. Но...

Как представить Анджи со мной на балу?.. Нас вместе?

На задании — легко.

В постели — и представлять не надо.

В кафе, в информатории, на корабле в ложементе дубль-пилота...

А на балу?

Со вздохом я опускаю локоть. Анджи, по идее, положена дамская парадная форма. Такой же комплект шевронов, аксельбантов, только в звании она пока постарше меня. И прямая короткая юбка. И туфли. Я не видел Анджи в туфлях, так уж получилось. Только в рабочих ботинках. В скафандре. Без всего. Но не в бальном платье.

Мурлычет коммуникатор.

— Крис, ты как, форму получил?

— Получил и уже примерил.

— И как?

Я включаю видео и вожу камерой портативного коммуникатора вдоль себя.

— Бог ты мой! Красавчик! И с кем ты пойдешь?

— Я... еще не думал...

— Тебе надо какую-нибудь хорошенькую девочку. Обязательно с локонами и с юбочкой до пола.

— А ты с кем пойдешь? — я чувствую, как имевшееся во мне, красивом, напряжение, начинает уходить.

— О, я позвала шефа! Обожаю его. В прошлом году его у меня свела какая-то секретарша. А в этом году я никому не уступлю.

Все-таки Анджела чудо.

Естественно, каскад локонов, каблучки и осиную талию я нашел без труда в следующие десять минут.

Анджела пришла в платье и в туфлях. На сногсшибательно высоких каблуках. Сантиметров двенадцать, может, больше. В платье выше колена... нет, ниже ягодиц — всего на ладонь; просторном сверху, с открытой спиной и узком понизу, плотно охватывающем бедра. Весьма экстравагантная мода. Черная бархотка на шее, мускулистые руки задрапированы широкими недлинными рукавами, каскадом стекающими до локтя. Я любовался ею, кружа в танце свою эфирную партнершу.

А Анджела не танцевала — она опекала шефа. Бокалы, тарталетки, лакомые кусочки торта...

Шеф в форме смотрелся более чем импозантно. Портупея, эполеты, аксельбанты. Лысина, метр шестьдесят роста, сто десять кило веса.

Вдвоем они составили лучшую пару вечера.

...Когда я подошел к Анджи чокнуться, то увидел, что на своих стилетах она заметно выше меня. И последние сомнения насчет того, что я что-то делаю неправильно, и в чем-то важном не так давно ошибся, развеялись. Почти развеялись.

Погрешность в сценарии была. Я чувствовал ее.

Но какая?..

Да ладно. Праздник ведь.

Анджела смеется...

Я лью шампанское на горку выставленных бокалов, чтобы оно каскадом заполнило все, до самого нижнего, и тоже смеюсь...

С ней так легко смеяться...

*

Первое ощущение... боль. Адская боль — нос, скулы, подбородок, лоб, словом, лицо. Точно так же нестерпимо жгло кончики пальцев. Тело дало о себе знать во всех травмированных местах — щиколотка, колено, ушибленный при падении бок, голова — особенно с той стороны, куда пришелся удар, пах. Было так всесторонне больно, что я застонал.

В рот тут же полилась тепленькая водичка; я ее жадно глотал. И уже точно знал, в чьей компании нахожусь.

— Расовое братство, братство теплокровных, братство разумных... — проворчал мой спаситель грубым голосом.

Я прочистил горло водой от вязкой слизи, и просипел:

— Эйну?

— Я, — ворчливо отозвался Фрых.

— Ты откуда здесь? — я зашевелился. Эйну снял с меня лишнее, как сумел, но комбинезон, естественно, ему не поддался. В палатке была просто жара, или мне так кажется?..

— Мое Право на Целину, — отозвался эйну. Он явно был чем-то удручен и совсем не рад моей компании.

— Но ты все же меня не бросил? — спросил я.— Спасибо, лохматый...

— Мед. Понимаешь, мед. Мед нам нужен не только чтобы лакомиться, но и чтобы выживать. Мы, можно сказать, симбионты пчел, хотя все и не так примитивно. Мне нужен был любой мед, немного. Ты угостил меня медом, хорошим, цветочным, бармен не надул; а перед этим я две недели выпрашивал мед у всех подряд, — грустно сказал эйну. — Наверное, я не обаятельный. Никто не давал. Поэтому я тебя не съел. А ты уже готов был... в общем-то.

Я ухмыльнулся. Чашка чаю с медом мне спасала жизнь впервые. Доберусь до цивилизации, заведу себе кисет с кусочком сот. На счастье.

Я устроился поудобнее. Я лежал на собственной дохе на полу палатки. В маленьком помещении стоял душный запах мокрой шерсти, запах зверя. Очнуться — это хорошо. Важно, чтобы эйну не передумал, не схлопотать лапой по башке. Хватит уже. Я свою порцию этого блюда получил.

— Ты от Палестры далеко?

— Пятьдесят два километра. Плато хорошее. Наст ровный. На снегоходе ерунда, — ответил эйну. — Но у меня пока нет снегохода. Я сюда, на край Колючего Леса, приехал на наемном, начал копать, поставил палатку. Ну, а теперь-то могу и купить. Хоть пять штук. Теперь сюда пришлют Смотрителей, разметят дорогу и начнут продавать заявки.

— Что, щедро? — спросил я.

Эйну показал лапой в угол.

— Да.

— А медикаменты у тебя есть?

— Человеческих нет, — ответил эйну. — Да и никаких нет. Мы же почти не болеем. Только когда умираем совсем. Терпи. Я думаю, ты живучий. У другого бы нос уже отвалился...

— А у меня? — забеспокоился я. Нос, определенно, был мне еще нужен.

Эйну выудил из блестящей кучи золотое блюдо, наполировал его лапой, и протянул мне.

Ну так себе видок. Нос на месте, но кожа слезет, даже если я доберусь до средств дядюшки Ашо.

Двигаясь с большим трудом, шипя, я достал микроаптечку. Противовоспалительное, обезболивающее. Регенератор, витамины.

Почти весь стимулятор я использовал еще по дороге, но последнюю дозу приберег. Как последний патрон в старинном револьвере. А регенераторный препарат можно было колоть только в состоянии покоя, тепла и хорошо пополнив запас жидкости в организме. А то в движении на морозе он такого нарегенерирует...

Проверил связь — ничего. Впору начинать беспокоиться о Марите... ну где она? Что с ней такое? Тоже мне, прикрытие... или долговязый рохля из рубки умудрился уронить сундук с туристами?..

Нашел крохотную капсулу мази от обморожения. Вскрыл, смазал лицо.

Эйну с интересом наблюдал.

— Да у тебя богато...

— Ну не так уж и богато... — проворчал я, — уже все и закончилось... — и протянул эйну остатки мази. Он подцепил мазь и натер блестящий обмороженный нос, а остатки попробовал рачительно размазать по лысым ладоням рук.

Эти средства действовали очень быстро. Думаю, мишке понравится.

— Есть что пожрать?

Эйну сглотнул.

— Вообще-то, только ты... да не дергайся, шучу. Поделюсь, только с одним условием. Я не хочу бросать палатку. Пойдешь в Палестру — будешь моим представителем. И пока мои дела не сделаешь, останешься там. Связи у меня нет.

Я еще раз осмотрел очень, очень тощего долговязого медведя. Тощего, но уже очень, очень богатого...

— Конечно. Не вопрос.

Эйну порылся в мешке в углу палатки, и протянул мне два бисквита. Ничего вкуснее никогда не ел.

Теперь оставалась одна задача — сделать так, чтобы мой гостеприимный спаситель не передумал, не сожрал-таки меня, любимого. Нельзя дать себя сожрать, пока не найду Анджи. Да и потом — нежелательно.

Что-то снова вертелось в голове, определенно лекция. Лекция по контактам высшей степени с негуманодиными расами. Я считал, что с негуманоидами мне работать не придется, и потому рисовал на последней страничке тетрадки русалок, размышляя, как у них все-таки устроен стык верха и хвоста. Подошел Чеддрик, читавший этот предмет как наикрутейший спец... дал мне по затылку... и два наряда... точно, на бархатцы и на десять кустов сирени... и заставил отвечать... вспомнил! Теперь я точно представлял себе, как вести себя с Фрыхом дальше.

— Так, — сказал я, прожевав первый бисквит, — где ты взял инструмент и кое-какие другие мелочи, я вижу. Положим, батарейку там же. А палатку?..

— В другом карьере, — мрачно сказал Эйну. — Новичок какой-то бросил снарягу и побежал бумажные дела улаживать. Ну, а я...

— А деньги на снегоход, чтобы тебя сюда забросили?

— Еще одного по башке приласкал. Я после меда озарение получил, понял, что тянуть нельзя больше. Или улетать с Грезы, или уж... пожестче... искать ресурсы.

— Ты понимаешь, что мог убить Джека? Намертво его заморозить? Или он пропал бы без снаряжения?

— Да. — Эйну понурился. — Я постарался ближе к утру, когда все уже просыпались... его... того... ну, чтобы его нашли. Охотиться охочусь, съесть при случае могу, но я же не зверь какой.

— Смотрителям в Палестре настучать? Или как? — строго спросил я.

— Нет, давай эту проблемку решим между собой, — вздохнул эйну, ощущая своим куцым пушистым хвостиком, что может лишиться приличной доли сокровищ.

Так оно и было. Правильно чуял.

— Я хочу, — сказал я, — чтобы ты отдал Джеку ровно половину этой вот кучи, после того, как покажешь ее Смотрителям и они дадут разрешение на основание карьера и разметку дороги.

— А он готов будет при Смотрителе подтвердить сделку? Не откажется? — робко спросил эйну. Если две стороны конфликта объявляли о нем, но одновременно и сообщали найденный путь решения — дальше проблем не возникало. Дикая правовая система, но в чем-то удобная.

— Думаю, будет готов, — ответил я.

— Как ты догадался?

— Большого ума не надо, — сердито сказал я. Лицо перестало болеть и теперь просто горело. Ушибы ныли, но это были уже более позитивные ощущения, чем полчаса назад. — Вон его отбойный молоток стоит. Тем более, я нашел там твои волоски. Шерстинки то есть.

— Мои? Где? Когда?

— Около стены, где ты ручным ледорубом ковыряться пробовал. А потом — два плюс два. Только у Джека-то, считай, ничего и не было. По мелочи. Тулуп, инструмент, батарейка, шапка, горелка, фильтр для воды...

— Да... — сказал эйну. — Тут я просчитался... а почему ты Смотрителям не рассказал?..

— Да потому. Ладно, — сказал я. — Сейчас я вырублюсь. Если оживет моя связь, врублюсь. А ты поклянись матерью-пчелой, цветочным лужком и семейным ульем, что не тронешь меня во сне. Хотя я и вкусный.

— Ну откуда ты такой образованный взялся? — с досадой сказал эйну. — Клянусь животворной матерью-пчелой, цветочным лужком и семейным ульем, что не причиню тебе вреда, ни явно, ни тайно, ни в бодрствовании, ни во сне, не трону ни твоей плоти, ни крови, ни в жизни, ни в смерти, и будешь ты мне побратимом... ровно десять дней. Я сказал. — И эйну коротко рявкнул.

— Сойдет, — сказал я. — Теперь, побратим, сделай-ка градус в палатке пониже, а то я испекусь в комбинезоне... — И я отрубился.

...Полная версия этой клятвы длилась минут пятнадцать. Молодец мохнатый, что выбрал короткий вариант, так называемый "битвенный". Впрочем, длинный вариант я таки наизусть и не помнил...

*

Спал я крепко и без сновидений.

Всегда наступает момент, когда нельзя позволить себе роскоши их смотреть.

*

Глава 7

Поправиться, когда тебе помогают такие лекарства, совсем не трудно. Тем более, что и без микроаптечки я во сне с легкостью залечил бы синяки и растяжения. Подготовка, полученная как в Коридорах, так и в "Ирбисе", вроде как не подразумевала ломать ноги на ровном... ну хорошо, даже на весьма неровном, скользком и твердом месте. Ушибиться — еще куда ни шло, но никак не ломать...

Проснувшись, я сладко, с усилием потянулся, — и каждый сустав отозвался явственной, хоть и терпимой болью, доказывая, что всего-то восемь давешних километров по местному рельефу — это вам не шутка юмора. Свело на секунду икру; я тихо чертыхнулся, растер, и снова рухнул на пол. Жутко хотелось пить, напиться вволю, и выйти на воздух, и даже непонятно, чего больше!

На воздухе я провел ровно пять секунд, причем без удовольствия, но с пользой; а вода была в котелке в углу палатки, спасибо заботе предусмотрительного мишки.

Я напился и снова упал.

Эйну посапывал в углу.

Вроде больше никакие системы организма сигналы крайнего бедствия не подавали.

Через прозрачное окошко палатки я наблюдал рассвет. Да, так и должно быть. А спал я, видимо, часов шесть.

Связь молчала. Марита не могла со мной связаться. По каким-то неизвестным причинам. Их могло быть десятка два, поэтому я решил не перебирать все возможности немедленно, не накручивать себя. Я временами бываю слишком эмоциональным, это еще птеродактиль заметил; а сегодня мне как никогда требовалась стопроцентная собранность.

Мне и так нереально повезло, если хорошенько подумать.

Теперь везение надо было развить в собственный успех.

Судя по всему, не особенно-то искали меня скудные и малочисленные спасательные службы поверхности Грезы. Я же не богатей с какого-нибудь из Градов, способный оплатить свое спасение... подумаешь, старатель пропал; довольно банальное для здешних мест событие. Впрочем, могли бы и поднять свои задницы, ладно не вчера, во время непогоды, ну так хоть сегодня... примитивная поисковая спираль неизбежно привела бы их сюда.

Я решил дать себе еще ровно полчаса, а потом все-таки окончательно встать. Надо было позаботиться об организме, сделать гимнастику, растяжку, чтобы восстановить работоспособность, и уходить как можно раньше — мне предстояли десятки километров снега и льда до фактории. Возможно, даже ночевка в чистом поле.

Пусть идти придется по ровному, как я надеялся, насту (хотя все в природе весьма относительно — это доказал вчерашний день), но по холоду и довольно далеко. Ох уж мне эта местная специфика....

Хорошо, хоть воды в жидком виде тут не было. Ни подледных рек, ни подмороженных болот, ни коварных горячих гейзеров или скрытых источников, которыми была богата гористая и вулканически активная Аврора. Аврора вся кипела, извергала пар и бурлила. Я накануне не раз и не два ловил себя на подсознательном ожидании подледной водяной ловушки; высматривал признаки источников и ключей...

И не зря. Хотя мне и не грозила вода, зато трещин и каверн было сколько угодно. И еще зыбучие снежники, где нащупать слой наста или льда под рыхлым, рассыпающимся сугробом из твердых песчинок, еще не спрессованных временем — без шансов. Вчера я еле выбрался из одного такого, благо попал на самый край. И еще местные "океаны", "озера" и "реки" из странной помеси поземки, тумана и снежной пороши. "Вода" стоит невысоко, метр-полтора, два от силы; но идти пришлось бы время от времени полностью вслепую, не видя грунта.

Или вот эта иглистая равнина, где никак не наступить ногой, везде нечто вроде ледяного ежа с острыми и крепкими колючками...

Вспомнилось, как мы курсантами делали контрольный бросок на Авроре. Примерно минус десять днем, скромные минус двадцать пять ночью. Сумасшедший, звенящий кислородом и озоном, хрустальный воздух зимней лесной Авроры.

Зато палаток нам не дали — надо было делать укрытия самостоятельно. Мы должны были пройти с рюкзаками на лыжах двадцать километров по целине, переночевать без палатки, и на второй день пройти сорок, включая один перевал.

Ну зачем нам, в сущности, астронавтам и астроофицерам, такие навыки?.. Решили, вроде как ОФП. Мне бы сейчас широкие лыжи, особенно на том, рыхлом участке...

Аврора — мир хоть и снежный, суровый, но свой. Лед и снег вполне съедобны, это высококачественная питьевая вода. Дичь, немало. Есть деревья, мы и шли главным образом по лесу. Деревья защищают от ветра, дают психологический комфорт. Из сучьев костры делали... из них же — шалашики, а крыли хвоей. Наутро шалашики опять-таки ушли в костры. Горячий чай. Кофе.

Да.

*

Хвойные леса на Авроре...

Хвоя голубоватого, ярко-зеленого, травянисто-зеленого, изумрудного, сизого, красноватого и желтоватого оттенков...

Всех размеров — густо опушенные коротенькими иголками ветки; длинные иглы, редкими пучками торчащие из плотных междоузлий; мягкие душистые иголочки — и на соседнем дереве такие, которые протыкают ладонь насквозь. Ботанику на Авроре приходится изучать всем, с раннего детства и с неотступным рвением. Инопланетянам — экспресс-методом.

Древесина и сучья одних хвойных деревьев горят радостно и искристо, давая высокий столб огня. Мало дыма, много жара и света.

Другие будут тлеть, и плеваться раскаленной смолой, пока не уберешь их из костра. Третьи верой и правдой удержат жар до самого утра, а гореть будут экономно, давая мало света, зато много тепла для приготовления пищи.

Сижу у огня. Вокруг ребята с курса. Здоровые лоси, смуглые, черноволосые.

Мне, можно сказать, повезло — попал в "укороченный" набор. Всего двенадцать лбов с Авроры. Обучение по спецпрограммам, ранняя профподготовка, особое распределение.

И не повезло одновременно.

Я один черт знает откуда. Как водиться в таких случаях, тринадцатый. По личной протекции принца-регента Бархана. По милому попустительству директора офицерской школы "Ирбис" Ильма Снега. Аааа, пусть будет! Чего у нас только не бывало...

Из леса вываливается Ирт с охапкой веток. Его не устроило ложе из обычной елки, ему подавай особую мягкость и изысканный аромат. Ирт бросает одну веточку в огонь. Летом этот немного тяжелый, густо-хвойный и одновременно цветочный запах отпугивает комаров и гнус, а зимой... зимой просто приятно. Уютно.

Ирт из семьи потомственных военных, и его фамилия начинается со звучного префикса "эр". Он такой, как надо на Авроре, — мощный, высоченный, ловкий, поджарый в брюхе и абсолютно нетерпимый к гадким инопланетникам. Зато лояльный к идеям мирового братства разумных, безопасности обитаемого пространства и продвижения гуманизма силовыми методами.

Бора-бора даже тут с гитарой. Он большой поклонник культуры Геи и полковника Арлекина особенно. Готовится стать переговорщиком.

Шуга обожает зиму. Он немножко заискивает перед Иртом, сам он — не такой роскошный в движениях, хотя мощнее. И лицо попроще. Широкие надвинутые брови, глазки небольшие, челюсть квадратом. Почти эйну, хотя парень очень приятный. Шуга здесь как дома — он с детства подобные походы считал естественным образом жизни, так как был сыном лесника. Для него это вообще не тренировка, а так, прогулка.

И каждый из них, наверное, хотел бы, чтобы меня тут не было.

Я был не хуже их — учился, дрался, пилотировал. И все же они считали меня слабаком.

Я хорошо относился к ним всем, но был сам по себе. А здесь собрались, как на подбор, мои самые рьяные нелюбители. Даже веселый, контактный Бора-Бора общаться обычно не рвался.

Иногда мне казалось, что это такая специальная шутка — взять одного иномирянина в подобный набор, чтобы как следует науськать своих парней. Но ведь и чужак одновременно кое-что приобретал... в профессиональном смысле... наверное, так?

Ребята переговаривались, как лесные духи, на аврорианском языке, который был мне известен, но используя такие словечки, которые невозможно изучать. Их следовало впитывать с молоком строгой аврорианской матери.

Я был с ними — и в то же время оказался за стеклянной стеной.

Мне хотелось взять лыжи и уйти в ночь.

Мне хотелось показать, что я могу не хуже, чем они, а кое в чем и лучше. О да.

Но я упрямо сидел у огня...

...А на следующий день началась развлекуха.

Старшие офицеры и кое-кто из командования без малейшего на то предварительного намека устроили на лесистом перевале засады и ловушки, и "снимали" нас в лесу одного за другим. С одной стороны, это было замечательно; с другой — жутковато. В "Ирбисе" стопроцентных штабных не было, нет, и не будет. И если начальство решило повеселиться...

Я видел, как генерал-командор Ворон, появившийся, как призрак, из пышного сугроба, весь в белом, голыми руками "берет" могучего Шугу, а затем и Бору-Бору. Один на всех. Ну, на двоих, как минимум. Это же Ворон.

Я сам уходил от майора Вадима. И, что намного любопытнее, ушел. Майор меня не заметил. Вадим охотился на курсантов с собакой, огромной полуволчицей, но с псиной, даже натасканной и безоговорочно преданной хозяину, я как-то договорился, есть у меня такой талант. И оставаться незамеченным я тоже неплохо умею, "аура неживого"!

Майор заинтересованно сновал между елками "челночком", отыскивая избыточно шустрого курсанта, а я, как заяц, старался от него отдалиться неровными скачками. Волчица преданно повторяла действия хозяина, улыбаясь мне алой пастью, — уходи, щенок.

А потом, обойдя две ловушки (точнее, два самых обычных капкана), и окончательно уверившись в своем преимуществе, я, больше не скрываясь, понесся чрез перевал так, как никогда, наверное, не бегал, уже не заботясь, увидит меня лихой майор, или нет. Главное — чтобы не догнал. А тут я на свои конечности вроде как мог положиться.

Я, как лось, подстреленный в зад, примчался к финишу. Туда постепенно подтягивались победители и побежденные, обляпанные краской из пейнтбольных пистолетов, с дротиками от дартса, торчащими из пуховых курток, вывалянные в снегу, с подбитыми физиономиями, со скрученными руками, в наручниках, без рюкзаков и даже с кляпами из собственных варежек и носок. Командование устроило себе истинный пир духа.

Жалкое зрелище. Будущая элита космоса. Офицеры спецподразделения с правом на убийство. Ночной кошмар противоправных элементов.

Вторым, убежавшим от разыгравшихся старших офицеров, был Ирт. Ирт явно был раздосадован тем, что я также в стане победителей, и сказал пару жестких слов...

...которые я на сей раз не спустил, и при первом же удобном случае подправил Ирту лицо прямо на школьной тренировке. Чтобы не звали его больше Красавчиком, ну, хотя бы какое-то время.

Мне влепили дисциплинарный выговор.

Ирту тоже.

*

Ну, хватит. Поспал полчасика, и достаточно.

Я перебрал оставшиеся ресурсы — негусто, но и не конец света. Маска за ночь просохла и восстановилась. У меня еще была единственная капсула универсального поливитаминого комплекса — на случай диареи, отравления, обезвоживания, упадка сил. Очень подходящее к ситуации средство. И еще туба с концентратом в таблетках, с палец длиной и толщиной. Тройной концентрат, полный суточный рацион, или половинный — на двое суток. Эта пища принималась, как таблетки, и ее затем требовалось обильно запить.

Не буду делиться с медведем, пожалуй. Мне на этом пятьдесят километров идти.

И возможно, ночевать в открытом поле.

Поделился бы, выйди Марита на связь... Марита, Марита, где же ты?..

Эйну, свернувшись неопрятным меховым клубком на расплющенной дохе Джека в другом углу палатки, посапывал. Впрочем, когда я зашевелился, он дернул округлым мохнатым ухом. Фрых был бурой масти, но эйну бывают разной окраски, и рыжие, и белые, и даже пегие.

Говорят, когда-то корабль с эйну разбился на Гее. На борту было несколько семей; они рассорились, разбрелись по планете, и постепенно одичали. А так как сами эйну в космос не ходят и кораблей не строят, только арендуют или покупают — и по сей день, стало быть, это какая-то из працивилизаций везла их на опыты... или в зверинец.

Працивилизации очень интересовались Геей. По ряду понятных сегодня причин.

И только я стал потихоньку подниматься, чтобы выйти на воздух и начать шевелить конечностями, как услышал шум мотора.

Прятаться в палатке было полным бредом. Расталкивать эйну — выйди посмотри! — тем более. Это была либо Анджела, либо мой враг с метким бескомпромиссным ударом, либо кто-то непредсказуемый, но все равно мой. История эйну вроде бы исключала случайных путешественников, шляющихся по безбрежным просторам Грезы именно в этом необаятельном месте.

Хотя, конечно, неисповедимы пути Рока и Коридоры его, с должным смирением добавил я мысленно.

Я вышел из палатки, на ходу натягивая маску и вставляя руки в рукава. Да так и замер, задрав одну руку в рукаве и ухватившись второй за край дохи.

Если в карьер Оллэна приезжала на снегоходе, то теперь она медленно вылезала из розового глайдера, украшенного стразами и аэрографией, весьма ловко подвешенного над ближайшим сугробом. Выбиралась, оглядываясь вокруг, словно сомневалась, туда ли она попала. Еще бы, я ее понимаю. Я бы и сам озирался. Колючий Лес, с одной стороны, красиво, а с другой — как-то даже на вид несовместимо с жизнью...

Уставилась на меня. Лицо женщины почти полностью закрывали зеркальные пилотажные очки-"стрекозы". Но я мог без труда (увы) представить себе все ее ощущения. Именно представить, не почувствовать, что бы ни придумала себе дамочка со вздорного, богатого, древнего, насквозь пропитанного суевериями и весьма странными традициями, мира.

Я надел куртку и снова стянул маску.

— Да, это я.

Оллэна медленно сняла очки.

— Я... Вы далеко забрались, господин Нэль.

— Стечение обстоятельств.

— Полагаю, имя Кристофер Блейк столь же информативно, что и Нэль? — грустно спросила Оллэна. — В объявлениях, касающихся старательского сообщества, была информация о вашем... трагическом... трагической...

— О моем трагическом падении с прогулочного модуля, и о моей трагической гибели в необитаемой зоне Грезы, — с досадой сказал я. — Оллэна, как именно вы меня нашли? Я многое знаю об Энифе и Мицаре, но в данной ситуации считаю, что исключительно на эмпатии вы не смогли бы этого сделать.

— Ну... — женщина явно мучилась. — Я узнала вас. Я посетила несколько карьеров, и узнала вас. Хотя и не поздоровалась. Даже виду не подала, ведь вы так желали быть неузнанным. Я спросила ваше имя у Смотрителя. Когда вы упали... выпали... или были выброшены... я спала... и проснулась. Вы должны знать, как это бывает. Наверняка должны. Эмпатия, особая сверхчувственная связь... я не ошиблась. Вы мне подходите... вы мой... мой... эни. Я точно знаю, к примеру, что вы не сами упали, что вам было больно. Мне известно, что вы уцелели. Выжили. Смотрители не могли точно сообщить место падения, так как ваш модуль... перед слотом... на какое-то время потерял связь со спутниками, и в это время продолжал перемещаться. Однако они могли сообщить приблизительный квадрат. Я зарегистрировала в спасательной службе самостоятельный поиск, и полетела. Посылать пилота было бессмысленно — он мог вас увидеть на аппаратуре или визуально, но не нашел бы, если бы вас занесло снегом.

Она путалась, краснела, опускала голову, вертя в руках очки. А я думал, за что я так наказан. Вроде и прегрешений особенных нет. Но нет и благодеяний; возможно, дело в этом?.. Вернусь — слетаю в монастырь, поговорю с братьями. Пора, по-моему. Вместо пляжа, мартини и прочих атрибутов праздности.

Я слушал Оллэну, и пробовал понять, чего же я, в самом-то деле, хочу от жизни. От женщин. От будущего.

Стройной картинки не рисовалось. Ни пасторально-традиционной, ни развратно-разгульной.

Я ничего не хочу?..

— Оллэна, благодарю вас.

Она сбилась и подняла на меня глаза. Красивые глаза, немного покрасневшие от недосыпания — видимо, дама немало времени провела за рулем. Обведенные тончайшей сеточкой морщинок. Кто не смотрит — не увидит.

— У вас в глайдере есть провизия?

— Да, разумеется...

— Могу я ее попросить?

— Всю? — чуть растерялась Оллэна.

— У меня тут друг. Даже побратим. Очень голодный. В палатке.

— А почему он не выходит?

— Разумные его вида не очень-то жалуют незваных гостей. Они любят, когда гости останавливаются подальше от жилья и оттуда орут, пока их не пригласят подойти поближе. Так что мы оба сейчас очень невежливы, — я намеренно повысил голос, — и нарушаем правила приличия.

В палатке заворчало, полог откинулся и вылез эйну. Подслушивал-подслушивал, я так и знал.

Оллэна разве что не пискнула, — было видно, что эйну ей в новинку.

Надо сказать, что запашок от хорошо нагретого мишки шел впечатляющий даже на морозном воздухе.

И тем не менее, Оллэна слегка поклонилась. В мужской одежде разрешалось обходиться без реверанса. Воспитание — прежде всего.

— Фрых, — достаточно любезно поздоровался мой спаситель. Оллэна была такой худенькой, что наверняка не казалась вкусной.

— Оллэна.

— Так что с едой? — встрял я. И из какой-то иезуитской жестокости уточнил:

— Я оплачу вам стоимость бортового припаса.

Оллэна вспыхнула.

— Хотите оскорбить? Да, пожалуйста, теперь это совсем нетрудно. Вот только беда в том, что я понимаю и вашу досаду, и ваши истинные чувства. Вы не проведете меня. Так-то. — И женщина полезла в бардачок.

А я растерялся, разве что рот не раскрыл. Это какие такие истинные чувства она уловила? Я и сам их не понимал.

Прояснив с мишкой кое-какие деловые моменты, я забрался на пассажирское сидение небольшого глайдера. С досадой глянул на связь, — нет связи. Но теперь ближайшее будущее виделось мне немного по-другому. Ох, попадись мне эта Марита!.. Желательно живой...

— Оллэна, а вы позволите мне вести глайдер?

Мицарка неуверенно на меня покосилась, потом отрицательно покачала головой.

— Вы, может, и лучший пилот, чем я, но нет. Без объяснений. Если вы не читаете меня, Крис, то это должно стать моим преимуществом.

Я улыбнулся.

— Как скажете.

Эйну, как по волшебству превратившийся в милого плюшевого мишку, доброжелательно махнул нам лапой, нежно прижимая второй верхней конечностью к косматой груди припасы в герметичном термобоксе; Оллэна тем временем связалась с поисковиками и закрыла спасательный патент. Потерянный человек нашелся с помощью волонтера. Все хорошо, ура.

И только потом мы взлетели.

Строго говоря, теперь в Палестру нам надо было только в интересах Фрыха. Глайдер мгновенно изменял представление о расстояниях и целях. Дистанция, которую я собирался топать двое, а то и трое суток, мы должны были преодолеть минут за десять-двадцать.

Я рассматривал профиль Оллэны. Она кусала губы, буквально сгрызая с них остатки помады.

Одновременно я посматривал в окошко глайдера.

Совсем недалеко от жилища Фрыха белую поверхность планеты прорезала широкая длинная трещина... Видимо, после того, как старину эйну сюда привезли на снегоходе, случилось землетрясение.

Теперь или объезжать, или Смотрители будут вынуждены выстроить мост. Посильная работа для роботов, особенно в мире, где вода — отменный стройматериал.

Ну, а что делал бы я... неизвестно. Полагаю, искал бы ту шишку, которая выросла бы на моих останках в большое дерево, из которого можно было бы срубить мост. Ширина трещины, отделившей эйну от фактории, превышала мои возможности метров на семь, насколько удалось это оценить.

Или... сделал бы дельтаплан из дохи. Полет сумасшедшего на крыльях слота.

...И все же Оллэна не выдержала первой.

— И что теперь будет?

— Что вы предлагаете? — вопросом на вопрос ответил я. Не самый вежливый ход, но у меня было время его обдумать, равно как и задать логику последующего разговора. Капля откровенности. Немного эпатажа. Флер романтики. Имидж тайны. И, надеюсь, полный контроль.

А вне Грезы — вне Грезы поговорим по-другому.

— Господин Нэль... раз уж я знала вас в постели под этим именем, ограничусь пока им...

— Кристофер, так и есть. Крис.

— Крис?

— Кристофер Тори Саммарэль. Я родился в Королевстве Черных Крыльев. Плюс я лорд Серебряного дома Империи. Той самой.

— Кристофер... Саммарэль... — В этот момент я решил, что я погорячился с откровенностями, и мы сейчас рухнем.

Однако Оллэна ловко выровняла посудинку.

— Суть и Тень! Вы родственник Канцлера! Сын... нет... сына зовут иначе... внук!

— Великого Канцлера, — смиренно поправил я. — Волей Рока.

— Про вашего деда до сих пор рассказывают удивительные истории при дворах Энифа и Мицара, — прошептала Оллэна. Да, дед успел наследить. Я читал его досье запоем, хотя всякие канцелярские крысы и постарались придать тексту сухой деловой стиль. Вместо "трахал все, что шевелится, и задирал всех, кто носил шпагу", писалось "вел распутный и аморальный образ жизни, участвовал в большинстве самых громких интриг трех королевских дворов Энифа, после оглашения шестого смертного приговора проигнорировал прямой приказ правительства планеты явиться на казнь и эмигрировал на Мицар". К примеру. Дед еще ждал своего персонального биографа с крепкой психикой. Когда его осудили столько же раз и на Мицаре, он удрал в наш милый мир, объединил его и мгновенно сделался его Великим Канцлером. И теперь считал, что он на пенсии.

Планетный альянс Королевство Черных Крыльев — довольно дохленький, но Канцлер-то — Великий!

В себе я не находил черт того блестящего кавалера и разудалого бретера, разбивавшего сердца и судьбы, и попутно совершающего великие благодеяния во имя шпаги, любви и иногда — правды. Однако в нужные моменты тень Великого Канцлера падала и на мою скромную персону. Не стоит уточнять, полагаю, сколько времени я фактически провел с дедом. Крайне немного. Дед всегда был весьма деятельным субъектом, и постоянно чем-то занимался, мигрируя непредсказуемо, но весьма шустро, как капля ртути.

Впрочем, не суть. Я хотел дать понять Оллэне, во что она вляпалась, — и дал. Какой я молодец!

— Стало быть, ни капли выс... нашей крови? — спросила женщина тем временем. — Хотя, почему нет... это же Канцлер...

— Ни капли крови Энифа или Мицара, — гордо сказал я. — Четверть Геи, четверть дедовой крови, половина — моей мамы, уроженки Королевства. Это ее звали Тори. А вот кто была моя мама по генетическому происхождению — вопрос очень трудноразрешимый...

— Но экспертиза была?

— Да. Микс. Но Энифа и Мицара в древе нет. Союз Трех Миров, то есть Триада, есть, в отдаленных поколениях, а Энифа или Мицара — нету... Я не могу быть эни, я не могу ощутить вас, Оллэна, хотя и обладаю определенным даром эмпатии. Но не того качества, которое имеется у представителей дворянских родов высшей крови. Вы же так хотели сказать?

— Я не имела в виду вас обижать... как я могу...

— Я не обиделся. Это же самоназвание. В данном случае просто термин, чтобы мы оба понимали, о чем идет речь. И еще, Оллэна, будет намного лучше, если вы не станете стараться вести себя со мной как-то по-особенному.

— Эни без взаимности... но такого не бывало... — прошептала Оллэна.

— Вам будет непросто, Нэна.

— Мне? Не нам?

— Полагаю, нет. Именно вам. Мне пока горько, немного совестно, но не непросто. У меня нет противоречия. У меня все однозначно. Я не могу вам ничего предложить. Разве что еще одно-два свидания, если вас устроит такая малость.

— Я примерно ощущаю то, что вы чувствуете... Вам сейчас хорошо и тревожно... — Оллэна наморщила лоб. — Хорошо, так как вы мне открылись, пожелав не оставлять недомолвок... Тревожно... за другого человека. Вы за кого-то определенно тревожитесь. У вас есть женщина?

— Да.

— Здесь?

— Да.

— Внук Саммареля... — совсем тихо прошептала Оллэна и негромко рассмеялась. — Но это очаровательно!

— М-м... — я снова был поставлен в тупик. И даже внутренне посетовал, что я не чувствую эту даму. В чем очарование? В моем исключительном распутстве, видимо, унаследованном, которое проявило себя в столь неподходящем месте?

Оллэна глянула на меня почти торжествующе, и коротко рассмеялась. Кажется, она разобралась в ситуации полнее, чем я...

Мы могли свободно беседовать без масок, потому что летели в теплом, защищенном от ветра глайдере, и наша короткая беседа завершилась приземлением в Палестре.

На то, чтобы предъявить документы, а затем объяснить, кого я представляю, показать сканы и фото находок, а также уладить прочие формальности, порученные мне временным мохнатым побратимом, ушло от силы полчаса.

Затем я спросил Смотрителя-Администратора:

— Я хотел бы узнать, не было ли каких-либо происшествий в последние сутки?

— А как же, — лениво ответил мне расслабленный (и ничуть не напрягшийся из-за известия об устройстве нового выгодного карьера и необходимости строить мост) Смотритель, — во-первых, вы упали с прогулочного модуля, который возил туристов в Синий лес. Я уже сообщил прочим Смотрителям-Администраторам о вашем добром на вид здравии, и о местонахождении. А во-вторых, вскоре после того, как вы самовольно высадились, что, естественно, категорически запрещено, слот приобрел особую силу, и прогулочный корабль совершил вынужденное приземление в районе Стеклянных гор. Они успели передать сообщение о нештатной ситуации, и затем более двенадцати часов пребывали под бураном, вне зоны действия связи. Заблокировало их. Это неприятно, но совершенно не опасно. Обычное дело для Грезы. Сейчас все нормально, они поднялись, потихоньку развозят туристов по факториям.

Я медленно и тихо выдохнул. Слава Року и Коридорам его! Все гениальное просто. И впрямь, не нужно предполагать какие-то сложности и трагедии там, где их наличие еще не доказано.

И почти сразу еле слышно запищала связь. Марита!

Я скомкано попрощался со Смотрителем, и выскочил наружу.

— Крис?!..

— Я в норме. Как ты?

— Крис!!! Я тоже, но...

— Марита, встретимся в Бриллиантовом карьере... — я нажал отбой.

И улыбнулся.

Думаю, эти двенадцать часов никому на борту прогулочного модуля спокойными не показались.

Где-то далеко, на престарелой калоше, забывшей свое орбитальное прошлое, Анджи сейчас цедит сквозь зубы: "Везучий, ч-черт, падает на четыре лапы... Я тут с ума схожу, а он..."

А что? И правда, везучий.

*

...Эта видеозапись была школьной классикой. Ее когда-то не засекретили, а может, нарочно оставили на потребу любопытствующим курсантам. Молодой Ильм Снег и не менее, можно даже сказать, неприлично молодой и весь из себя прекрасный командор (а тогда, кажется, всего-то майор) Ворон спорили о везении.

"— Данный параметр невозможно учесть, — говорил Ворон, который, видимо, занудой был уже тогда. — Как его определишь? Тесты на везучесть не будут отличиться достоверностью. Бред!

— А я уверен, что это неотъемлемое свойство, такое же, как антропометрия организма или черта характера, — парировал Ильм. — Ведь почти любой может определить, обладает везучестью он сам, или кто-то другой. Так что если уж речь идет о том, чтобы собрать и вправду эффективную боевую группу, фактор везучести необходимо учесть! Создать мультифакторную обстановку, и учесть... вот скажи, я везучий?

— Да.

— А ты?

— А я предпочитаю работать на расчетах и логике, а не на вашем дурном авосе! — сварливо отозвался Ворон. — Я аврорианин, я не с Геи...

— Да и я не с Геи, а из колонии, если уж на то пошло, но наезд про авось принят... бывает. Ага. Понятно, работать надо на расчетах и логике, а также на уме, чести и совести. Это уже тебе виднее. Отличное топливо, но не у всех в наличии, а заправок не построили. Но ты тоже везучий, уж поверь. Ну, скажем, как насчет того, чтобы фактор везучести немного уменьшал потери? Ведь это возможно, если выбирать вправду везучих на более трудные задания? Ведь даже ты можешь сказать, везучий человек перед тобой, или нет? Особенно почитав досье?

— И как же его назвать, этот фактор везучести? Как закодировать для протокола?

— Да как угодно, морда ты протокольная... да хоть... — Ильм на секунду задумался. — Да хоть фактор "дзы".

— Почему дзы?

— А почему нет? Каковы аргументы против, а? Вот завтра докладную и напишу... Непосредственному руководству... отцам-создателям и командирам...

— Ну что это за подход — "а почему нет"...

— Ладно-ладно, все уже решили..."

...Была это инсценировка или нет, а понятие "фактор дзы" использовался у ирбисов при разборе задания. Временами с иронией, временами на полном серьезе.

Более того, сам господин директор не брезговал оказать изрядную протекцию тому, кто, по его мнению, оказывался везучим. Ну, скажем, имел везение попасться ему на глаза в удачный момент.

Как я.

Я бесспорно везучий. Начиная с зачатия.

Я попался ему на глаза, и стал тринадцатым в наборе, единственным иномирянином в компании лютых парней, дрессируемых для внутренних нужд Авроры.

*

— ...Крис, я купила продовольствия. Паек в глайдер, и немного сверх того. Давай слетаем, подбросим еще еды эйну. Дело двадцати минут, а потом я отвезу тебя в Секунду...

Я словно очнулся.

— Нет-нет, к мишке не надо. Хочешь с ним поссориться?

— Нет, но...

— Ну, у эйну, к примеру, есть примета — если они встретили одного и того же эйну дважды в день, это очень скверно. Если ты помнишь, медведи изначально одиночки и создания крайне территориальные. Потом, даже когда они стали строить города, это перешло в разряд повседневной этики и привычных суеверий. На людей такое правило тоже распространяется. А все, что их раздражает или расстраивает, эйну, так или иначе убирают.

— У тебя столько имен, — протянула Оллэна, меняя тему, — и все они тебе идут... Я положу конфеты в храм духов на Мицаре, и упомяну все твои имена с каждой конфетой. Пусть сами разберутся, кому помогать.

Я рассмеялся.

— Нэна, за меня не стоит молиться в Каменных Домах Духов. Ни Суть, ни Тень мной не владеют. Я принадлежу Путям Рока, Великим Коридорам. Но, конечно, если ты хочешь...

— Каждый бог может быть к тебе добр... в своем Коридоре, — процитировала Оллэна.

— Да. — Все-таки кое-какие книженции в Коридорах составлены просто гениально. Их цитируют представители практически всех конфессий, да неверующие тоже, просто разок прочитав. Прилипает к мозгу намертво.

— ... и каждый человек, идущий Коридором, — дитя Сути и Тени, Бога и Дьявола, Света и Тьмы, матери и отца, женщины и мужчины, рождения и воспитания... Так что, теперь в Секунду?

— Нет, погоди. Ты устала, надо отдохнуть, перекусить, и потом, я хотел бы проследить, как скоро Смотрители направят к Фрыху припасы и оценщиков...

Мы практически молча пообедали в местной столовке. Заведение было так себе.

Оллэна явно обращала на себя внимание, и ее обслуживали с каким-то особенным, почтительным рвением. Впрочем, есть она стала далеко не все, что предложил нам полный и почему-то уже уставший официант. Возможно, просто от жизни. А может, от вечной местной зимы...

Я его понимал.

По совести, я тоже устал. Слишком быстро, слишком глубоко...

Греза, с ее подходящими тяготением и атмосферой, была чем-то решительно неприемлема для человека.

И ледяные равнины есть во многих мирах. И специфическая неядовитая дымка, сгущающая местную атмосферу и ухудшающая видимость, не редкость — на множестве миров туманы гораздо более плотные и опасные. И дышать можно без респираторов и масок.

И все же...

Может, дело в той крови, которая была когда-то пролита за несметные сокровища Бумбергера?..

Я расплатился карточкой. Карточка у меня была.

Но там, на ледяной равнине, она не представляла ни малейшей ценности...

Все хорошо к месту.

Спустя минут сорок, посидев в тепле и немного отдохнув, мы отправились к глайдеру, оставленному возле Смотрительской конторы.

Мысленно я поставил Оллэне жирный плюс. Перед нашей короткой трапезой она не рванулась в туалетную комнату срочно приводить лицо в порядок, а только воспользовалась бальзамом для губ. Усталые морщинки у глаз; чуть заветренные, несмотря на защитный крем, скулы, медленно выравнивающиеся легкие отпечатки от пилотажных очков, необходимых над ярко сверкавшей Грезой — все это было в данный момент деталями естественного имиджа. И все же... все же вне базы, вне дорогих интерьеров, а в боевой, что называется, обстановке, я видел в ней лишь средних лет женщину, милую, но увы, достаточно обыкновенную. Для меня — обыкновенную.

С Оллэной меня связывал только секс. Что касается ее героического поиска — ради эни чего только не сделаешь. И увы, будь она трижды стерва, со мной она теперь всегда будет ласковой покорной кошечкой. А я могу теперь быть каким угодно эгоистом и сволочью, — для нее я все равно буду лучшим. Другом, напарником, любовником.

Что предложу.

Вот ведь. Нелегкая ноша.

...И Оллэна медленно грустнела на глазах...

Смотритель-администратор отдавал распоряжение двум старателям, которые загружали скарбом сани, прицепленные к снегоходу. Контейнеры с едой (там были, я точно знал, две нашедшихся в фактории баночки цветочного меда), еще пара палаток, инвентарь... Была и снегоплавильная машина, и циркулярные пилы, и водомет, заменяющий тут бетономешалку и запас стройматериалов.

Вокруг вились три обычных робота-Смотрителя, — они полетят своим ходом и сделаются первыми представителями закона на месте новой разработки.

К эйну собиралась административная экспедиция.

— Теперь можно улетать? — с надеждой спросила Оллэна. Ее утрированно-сельская пастораль мира-на-Грезе и скверная местная еда ничуть не прельстили. Ей по душе был мир-над-Грезой.

— Давай.

— Куда тебя?

— В Секунду, Оллэна. Там я сам разберусь. Договорились?

Летели молча. Только когда скромные здания фактории показались сквозь дымку и снежную порошу, Оллэна почти смиренно спросила:

— И когда я тебя теперь увижу?

— Нэна, дай мне обещание. Не спускайся вниз, не ищи меня, если я не позову. Я сам поднимусь, когда придет время. Поверь.

— Крис Тори... Ты... правительственный агент?

— Что, так очевидно? — проворчал я.

— Нет, не очевидно. Но я же разбиралась. И обнаружила, что господин Нэль, который выиграл баснословную сумму в казино, живет в Абрикосовом граде, снимает роскошные апартаменты и кутит с девочками. И знаешь, он даже слегка на тебя похож.

— Там Нэлей штук двадцать небось. Мало ли кто пожелает путешествовать, не сверкая именем...

— Но не все выигрывают, — с нажимом сказала Оллэна. — Я дала взятку в казино, они сообщили мне твои персональные данные и номер в Абрикосовом граде. Я позвонила туда, как будто ошиблась номером. Ты работаешь под прикрытием?

— Оллэна, — с растущим раздражением сказал я.

— Хорошо. Если тебе что-нибудь понадобится... что-нибудь... — Оллэна говорила почти умоляюще и прятала глаза.

Да. Я знал, при необходимости я могу потребовать даже жизнь. И моя эни непременно ее отдаст. За то непродолжительное восхищение, которое я при такой жертве непременно испытаю, а она ощутит.

Но в данный момент за рулем глайдера сидела Оллэна. Она заложила еще один вираж над факторией, робко показывая мне свою, пусть эфемерную, власть.

Мы молчали.

Наконец я сказал:

— Я работаю не на правительство, а на безопасность Ойкумены.

— Какое подразделение?

— Еще чего, — хмуро отозвался я.

— Хорошо, — и Оллэна, решив не пережимать, направила машину вниз. Я показал пальцем на одинокое ладное строение на окраине фактории.

— Туда. Во "Все есть".

Глайдер сел. Оллэна откинула крышку, выждав положенные 10 секунд; я выскочил из машины, собираясь подать ей руку, если она решит остаться, или попрощаться.

Но тут меня буквально сбил с ног шквал, состоящий из двух людей.

— Придурок! — вопил Джек. — Ты хоть представляешь, как мы волновались! Куда ты делся?!

— Гадкий, гадкий псих! Ты прыгнул с модуля в необитаемой зоне! — вторила ему разъяренная Лилия. — Я думала, ты погиб! В слоте! Тебя даже спасатели не хотели лететь искать!

— Марита чуть с ума не сошла!

— Мы пробовали что-то сделать, но там же черт знает что творилось!.. Я тебя терпеть не могу! — Веснушка размахнулась и почти дала мне пощечину. Я поймал ее ручку на ладонь... и картинка как бы зависла.

Расхристанный Джек в распахнутом тулупе, без маски.

Лилия с растрепанным хвостиком, без маски.

Спокойный я. Без маски. Эх, надо было пропустить удар, — она бы тут же начала извиняться...

Оллэна (без маски), которая, закрыв глайдер (а нечего тепло выпускать), с интересом следила за происходящим со стабилизатора. С гораздо большим интересом, чем следовало.

Как только Лилия наткнулась на мицарку взглядом, та изящным движением сняла очки и снисходительно улыбнулась.

Это мне были видны все морщинки Оллэны. Лилии же изысканная дама в дорогущем комбинезоне на дорогущем глайдере должна была показаться верхом совершенства.

Лилия отняла ручку, посмотрела мне в лицо и тихо зло выговорила:

— Свинья!

После чего удалилась внутрь конторы, хлопнув задней дверью. Я чуть не воскликнул: "А я чего?.." Ну, на минутку! Должна же быть справедливость под звездами! В данной ситуации, я пострадавший... в любви не клялся, на сеновал не водил...

— А скажи-ка, — грозно насел Джек, — ты сам упал?

— Сам! Поскользнулся на ледяной корке, и сверзился, — отозвался я нелюбезно. — Поручни уже убирали... приземлился в сугробе. А мадам меня нашла.

Ну, как-то так. Раз уж Оллэну увидели. Что-то я не продумал более членораздельной легенды. Но Джека устроила и она, укрепив мои и так имевшиеся на его счет подозрения.

— Ну, — легко сказала Оллэна, — раз все в порядке, я, пожалуй, отправлюсь. Ужасно хочется нормальной горячей ванны. С розами. И шампанским. А вы, сударь, бывали в летающих Градах? — обратилась она к Джеку. Ее голос зазвучал бархатными обертонами. Я мысленно зааплодировал.

— Я-аа... — Джек что-то проглотил. И ответил более внятно:

— Нет, миледи!

— А хотели бы побывать? — продолжала мурлыкать Оллэна, возвращаясь к сценарию поведения капризной, сексуально озабоченной, баснословно богатой дамочки.

— С удовольствием... — промямлил Джек.

Тут грядущее поедание красавчика Джека опытной паучихой с пятью браками в анамнезе, да еще и с Мицара, мне захотелось пресечь. Не совсем понятно, кого к кому я приревновал; да это и не имело большого значения.

— Знаете что, друзья мои, у меня есть идея получше. Вы, бесспорно, можете отправиться в Град и предаться друг другу. Но давайте-ка вот что... — и я, закрывая щеки ладонями, изложил свой план. Говорить пришлось достаточно долго, но по мере объяснений глаза как Джека, так и несколько обиженной Оллэны постепенно разгорались.

В конце концов, изрядно замерзнув и уговорившись на новую встречу, мы расстались. Боюсь, что Оллэна всего лишь послушалась моего внутреннего голоса, который буквально выпихивал ее отсюда подобру-поздорову. Джек, совсем недавно сходивший с ума по Марите, а сейчас беззастенчиво тусовавшийся во "Все есть" с Лилией, имел вид совсем чудной. Да. Выбор делает человека несчастным. Человек счастлив лишь в однозначных ситуациях... скажем, в городе под куполом, где на одну девочку приходиться пять — семь мальчиков.

А что делать, если волею судеб пропорция становится иной?.. Тут и рассудком подвинуться недолго, а мораль и нравственность и вовсе не при делах остаются.

Когда Оллэна улетела, Джек, проследив за тающим в воздухе следом начального старта, честно резюмировал:

— Ничего не понял!

— Ой ли?

Но я не стал уточнять у моего персонального шпика, что и как он намерен проиграть на сей раз. Все планы составлены, все фигуры в расстановке так или иначе завязаны друг на друга.

У меня было одни-двое суток на решение кое-каких неотложных делишек. Может, меньше.

И еще мне надо было встретиться, наконец, с Маритой.

Без слащавого темноглазого Джека.

По-деловому, знаете ли. На войне, как на войне.

*

Глава 8

Я ограничился кратким сообщением в коммуникатор, содержащим шифровку для Мариты с определенными указаниями, и пошел в баню. В прямом смысле слова.

Я был слишком изможден, избит, чтобы рискнуть восстанавливаться без продолжительной водной процедуры. В моем родном мире отношение к воде было особенно трепетным, почти благоговейным, и я, полагаю, сохраню его навсегда. Везде, где мне приходилось бывать после Ат-Уны, я восхищался открытой, природной водой, ее мощью и невероятной силой; но сейчас я находился на Грезе. Здесь вода попала во власть грозного противника — холода, и он сковал ее своеволие.

Баня — она в любом холодном мире баня. Парная, ароматические масла, жесткие массажные рукавицы, мыльная и небольшой бассейн. Местная баня была великолепна, хотя, естественно, оказалась достаточно дорогим удовольствием. Ведь каждый литр воды требовалось два или три раза очистить, не говоря уже о том, чтобы растопить и подогреть.

В бане присутствовали даже веники "из настоящих растений", правда, по большей части, не для использования, а в качестве элементов дизайна. Оказались они такого затрапезного вида, что я не рискнул бы ими воспользоваться даже задаром. В некоторых ситуациях не стоит пытаться быть эстетом, — одноразовые стерильные мочалки из синтетики практичнее. И потом, ну разве эти убогие мумии — настоящие растения? Вот на Авроре — там да...

Джек увязался со мной. Ну, а кто бы сомневался? Ладно, решил я, заодно и помоется.

По дороге я рассказал ему про Фрыха, про новый карьер и неожиданное его, Джека, обогащение. Как ни странно (или закономерно, это с какой стороны посмотреть), известие о деньгах оставило парня равнодушным. Ну, почти равнодушным... он мельком заметил, что переведет богатство маме, и все. А у него, дескать, обратный билет есть, — что еще?..

А вот сообщение о том, что я нашел его обидчика, взволновало Джека больше, чем я предполагал. Парень жаждал мести и даже рассердился за то, что я взял на себя роль миротворца и третейского судьи; но, как говорится, дело-то было уже сделано. Как я и думал, мой авторитет победил. Тем более, что для осуществления немедленных карательных мероприятий до лохматого преступника не так-то просто было добраться.

То, что Веснушка так и не вышла нас проводить, меня слегка зацепило. Что за сцена, в конце-то концов?.. Почему свинья? Именно свинья? Это обидно, если честно! Я пострадал, упал, спасался во льдах — и я же свинья?..

По-хорошему, я за ней даже и не ухаживал, в отличие от долговязого пилота. Подумаешь, подарил жемчужинку... вовсе не свинский поступок, как мне казалось...

Я снял баню целиком, благо невелика была, и в данный момент пустовала; заказал мартини и водки, а также хот-догов из "Всего спиртного". Джек откровенно наслаждался каждым действием. Заказом пищи, заказом бани, заказом спиртного... Культурное мероприятие, Рок его побери. Впрочем, вполне возможно, что все это казалось ему роскошью. В том, что Джек вправду из города под куполом, я не сомневался ни минуты, а у них там своеобразный быт. Всего достаточно, но всего при этом как бы в обрез, а "экономия" — самое популярное слово.

В голом виде парень оказался очень белокожим, без татуировок или каких-либо иных отметин, даже практически без родинок (вполне пришелся бы по вкусу мицарке); с хорошо слепленным телом, которое обычно обуславливается неплохой наследственностью, правильным питанием и грамотным распорядком. Но никак не тяжелым трудом и не спортом на результат. Я бы ради эстетики его слегка погонял на тренажерах и подержал бы на высококачественных белках — птице, рыбе, яйцах. Ради повышения физических возможностей — погонял бы даже не слегка. А вот загар и всякие воздушные процедуры на открытом воздухе — с осторожностью. Уроженцы искусственных экосистем не всегда хорошо реагируют на неожиданное изобилие излучений и естественные природные обстоятельства вроде ветра, дождя, сквозняка...

Я размокал в горячей воде, я разглядывал Джека, одновременно выстраивая в голове некие рабочие многоходовки. Пора, пора уже раздобыть и уничтожить загадочный артефакт, призванный сделать всех счастливыми. Шеф велел не рассуждать? Велел. Ладно. Не буду. Зачем нам всеобщее счастье, это против системы...

Джек угощался несчастными сосисками так, словно это он, а не я, провел в необитаемой снежной пустыне полсуток. Впрочем, что с них взять, с этих ребят с астероидов. У них у многих не все дома. Вот возьмем хоть господина Элиота, для примера...

Наконец я отмылся, наелся, согрелся и удобно угнездился в квадратной купальне с горячей водой. О, да...

Джек пристроился напротив. Не надо на меня так преданно глядеть, дырку протрешь...

— Ну ладно, — благосклонно сказал я. — Теперь докладывай, что у вас случилось.

— Крис, — голос Джека чуть сорвался на высокие нотки, — а ты, правда, кадровый военный? Военный спецподразделения?..

Рок его побери, сопляка.

— Нет, конечно, разве военным татушки разрешают?

— У тебя синяки — ужас... особенно внизу, там... и все сосуды выступили... ты как монстр какой-то...

Премного благодарен!

— Это от перегрева. — На самом деле это была моя персональная регенераторная реакция, усиленная воздействием лекарств. Да, я становился как сетчатый питон — на некоторое время. Некрасиво, особенно с учетом моих татушек, ну и ладно. — Мне интересно, что у вас там стряслось, на модуле...

— Слот. Марита... Она, как поняла, что тебя нет, словно с цепи сорвалась. Внешне вела себя так же, как обычно, но я чувствовал. Говорила с капитаном. Говорила с пилотами. Убеждала отдать ей шлюпку, которая была на борту. По правилам, их четыре должно было быть, но осталась всего одна, остальные были поломаны или некомплектные... рухлядь, в общем-то... и последнюю целую ей не дали. Она как-то более-менее ровно отнеслась к этому, но после отказа ко всем присматривалась. Нехорошо так, ненавязчиво, но весьма оценивающе. Я тогда и понял окончательно, что вы оба военные. Что ты вовсе не старатель на ставке.

Интересно все-таки, о чем же они беседовали настолько упоенно, что до откровенно рабочего момента он этого так и не понял?..

Дураком Джек не выглядел, а мы не особенно шифровались.

...О чем может говорить Марита, если она не говорит о работе или обо мне?..

Я задавил приступ пустого любопытства, и потянул коктейль. Желатиновая оливка — гадость.

— Потом модуль сел. Скучно не было, страшно — немножко, особенно когда открыли ставни и показали, что снаружи делается. Ну, насколько это можно было рассмотреть. Казалось, что мы попросту завалены снегом, и все. А вообще предложили считать слот "дополнительной экскурсионной достопримечательностью". Никто не нервничал, ведь экскурсии так рассчитывают, чтобы до рейса с Грезы было не меньше трех-четырех суток...

Не опоздать на транспорт с Грезы в обитаемые миры, если ты простой экскурсант — это самое главное. Но у Мариты был мотив не угонять катер, а пережидать слот на модуле. Какой? Джек?..

— Марита очень переживала. Иногда смотрела так, словно хотела непременно снять маски с пассажиров.

— А не все их сняли?

— В конце концов, все. Пришлось. Там какое-то реле полетело, и в салоне температура поднялась очень высокая, пока заменили... в общем, в масках было невозможно оставаться.

Ох, не само это реле полетело...

— И вот когда стало жарко, все не только маски сняли, но и разделись. Ну, частично...

Ну, естественно. Частично.

— И что Марита?

— Мне показалось, испугалась в какой-то момент... по крайней мере, напряглась.

— А еще кто-то из пассажиров нервничал?

— Да нет. Наоборот. Тебя жалели. А кто-то говорил, это рекламный ход. Чтобы было интереснее. Астролог всех уверял, что все будет хорошо, потому что Северный Лунный узел гармонично аспектирован к... к... не помню, к чему. И Лилия очень старалась, прямо изо всех сил. Развлекала, читала, ставила музыку, потом всех спать уложили. А еще она плакала, между прочим, потому что в отличие от астролога, была уверена, что ты погиб.

С интуицией у девочки не очень. А вот с астрологом стоило бы побеседовать.

— И вы спали?

— Спали.

— Рядом?

— Ну да, — застеснялся Джек. — Как еще?..

— Ночью Марита вставала?

— Нет. Оставалась около меня. Там отдельных кают нет, все спали в кают-компании — но там вполне удобно.

Что же там за зверь, что Марита ночью не встала?.. Я снова перебрал короткий список. Да, это круто, но к подобным соперникам мы были готовы. По крайней мере, к общению с теми тремя, на которых имелись досье.

И все равно мне сделалось несколько не по себе, и я решил, что время на расслабление в бане закончилось.

— Ладно. Пора вылезать и брать себя в руки. Надо того... стенку долбить. Она внутри золотая.

— Мне уже неинтересно стенку долбить! Можно, я с тобой? — воззвал Джек.

Я в это время вылезал из горячей воды, и так и завис на краю купальни.

От воды поднимался густой пар.

— Дорогой мой, ну не надо так уж откровенно! Да-да, ты постоянно со мной. Но воздержись от того, чтобы это афишировать. Ладно?

— Крис, — Джек выглядел растерянно, — я что-то не понял...

— Да ладно. Слабенький контракт, от силы девятый уровень допуска. С самого начала же было понятно, — проворчал я. — Ну, а кто тебя поставил — потом разберусь. Не к спеху.

— Что? — Джек выглядел несчастным.

— Да-да, про курсы актерского мастерства я тоже уже слышал...

— Крис, ты не...

— Слушай, — несмотря на героические намерения и благотворную водную процедуру, баня плыла у меня перед глазами. — Ты как хочешь, а я сейчас доплачу немножко кредитов, и вздремну в комнате отдыха... — Я провел карточкой по картридеру и набрал пару цифр. Затем на скорую руку запрограммировал себя на полтора часа сна, и, обернувшись простыней, добрел до диванчика в комнате отдыха...

...Когда я проснулся, Джек спал рядом.

Более чем рядом, гаденыш; я возмущенно спихнул его руку с себя, а самого Джека — с удобного, но неширокого лежбища на пол. Он ойкнул и обиженно выполз снизу:

— Ты чего? Мы тоже не особенно-то отдыхали, пока тебя не было!

— Мог бы устроиться на другом диване! — грозно сказал я. — И вообще, вали отсюда, это моя баня!

Еще не хватало мне более чем вероятной причастности Джека к однополым субкультурам... вполне достаточно того, что он спит с одной моей женщиной... и пялится на двух других... относительно моих.

И я сел доедать остатки сосисок и допивать спиртное.

Джек, поскуливая, нарочито неспешно оделся, поминутно укоризненно оглядываясь на меня, и, наконец, убрался из бани. А я вознамерился снова пару раз проплыть в узком десятиметровом бассейне. Не слишком комфортно, а что делать?.. Нужно было еще раз перебрать в голове алгоритм предстоящих действий.

Но поплавать вволю и заново отогреться в джакузи не пришлось.

Едва я вошел в бассейн, чувство опасности выбросило меня из воды. Сам еще не зная почему, я вмиг сгреб в неудобную охапку все свои вещи и даже мелочи, выпавшие из карманов. Я был голым и мокрым — самое оптимальное состояние для того, чтобы выбираться на улицу...

Однако я еще с улицы приметил, что ради сбережения тепла у бани под крышей устроен чердачок, крыша поднята выше, чем неоходимо. Секунда — и я, вскочив на лавку, ощупал руками потолок. Видимого глазу люка сделано не было, но, как я и предположил, длинные полоточные пластиковые панели лежали на балках свободно, их не удосужились как следует закрепить... отодвинув одну панель, закинул на чердачок одежду, а затем ужом скользнул и сам. На мое счастье, невысокий, менее полуметра, чердак был заваленным одноразовыми полотенцами и простынями. Их тут были кипы — и склад, и теплоизоляция.

Однако — весьма бодрило. Я плотно вжался в полотенца, и замер.

Раз, два, три, четыре...

Хлопнула дверь.

Пять, шесть... семь... не дышать... возиться в одежде, выискивая оружие, было нельзя — малейший шум выдал бы меня, голого и мокрого, с потрохами. Пришлось замереть.

В помещении бани послышались шаги — медленные, вальяжные. Словно обладатель ног слегка пританцовывал. Я узнал знаменитый "рапирный ход".

Итак, я имею дело с представителем высших дворянских родов. Здравствуйте, уважаемый.

Кто у нас там был в списке с Энифа?.. О да. Да-а-а...

— Милый мой, — голос чуть глуховат, с хрипотцой и коротким придыханием, именно такой, какой обожают женщины, — я знаю, что вы тут.

Молчание. Еще два шага. Нет, я ничего там не оставил. Нет никаких признаков, что я еще в бане. Не должно быть.

Спину начало ощутимо подмораживать. Я замер. Я неживой. Я полотенце.

Не могу работать в таких условиях!

— Я определенно вас чувствую. Но мне лень обыскивать эту лачугу.

Еще два шага. Господин снизу чем-то забренчал, потом булькнул водой.

— Итак, мы здесь с одной и той же целью. Но я старше вас, мой милый, и совсем не желал бы становиться причиной гибели внука господина Саммареля, да еще и любимой игрушки милейшего шарообразного шефа "Летяг".

Меня знают.

— Поэтому, как старинный приятель вашего деда, советую — убирайтесь отсюда. А "Летяги" вообще традиционно держатся вдали от политики.

Уже убираюсь. Ледок со спины отскребу, и вперед. Я сильно напряг мышцы всего тела, стараясь не производить шума, и потом резко сбросил напряжение. Стало теплее. Одновременно я медленно дышал по храмовой технике.

Еще два или три шага. Пришелец стоял подо мной. Самое время ему чем-нибудь капнуть на голову. Всеразъедающей кислотой.

Ну, или вывалиться на него сквозь непрочные панели. Шоу голых клоунов.

— Господин Саммарель-младший? Кристофер? Крис, малыш?

Уже менее уверенно. Это хорошо. Меня тут и нету. Я полотенце. Правда, очень холодное.

— Я могу оставить тут бомбочку, — голос сделался вкрадчивым. — Милую маленькую гранатку.

Что-то такое я слышал, про взрыв в бане... какой-то малоприличный геянский анекдот... бездарный, но смешной... нет уж, увольте.

— Нам нечего делить. Собирайте ваш детский сад, который вы изволили тут усыновить, и убирайтесь с Грезы. Это неспокойное место.

Какой детский сад? Джека с Лилией, что ли? А он хорош. Это я его не видел, а он меня видел. Само по себе заслуживает внимания. Ну, скажи, скажи заветное слово — скажи, что это ты вышвырнул меня с модуля. Сделай так, чтобы мне не пришлось искать еще одного...

— Впрочем, ладно. — Голос стал словно уставшим, томным. — Вы мальчик большой. Но я вас предупредил. Странно... Я вроде бы ощущал вас... а теперь пусто... ммм...

Господин, сделав еще пару кругов по бане, побренчав металлом и похлопав дверями душевых кабин, медленно ушел. Вполне достоверно хлопнула и входная дверь. Я продолжал дышать.

Через несколько минут дверь едва слышно скрипнула еще раз. Вот теперь он и правда ушел...

Вовремя! Еще немного — и замерзну в позе скорченного труса.

Я выждал чуток, снова сдвинув панель, скатился в горячую джакузи.

Ух ты, как все же становится интересно!

Вот теперь пришел черед станнера, который я достал из набедренного кармашка комбинезона и положил на край бассейна. С этим господином я бы не очень желал сходиться на холодном оружии, а до рукопашной он не допустит.

Опустил тело в горячую воду и чуть не взвыл от наслаждения.

Господин Изо, граф Леронт. Пункт второй из списка. Здравствуйте, мой дорогой... стало быть, ради моей скромной персоны лорд Телль выпустил из казематов Овального Замка своего самого опасного должника чести?..

Или, будем точнее, не ради меня, но ради лота, который через неполные два месяца будет продаваться на Больших Торгах?..

Да, если Марита засекла на борту Леронта — понятно, почему она ночью не встала и не выкинула моего обидчика прямо в слот. Марита хорошо умела оценивать свои силы. На борту, где имелось полным-полно невинных и неспособных защищаться людей, Изо, с его нравственными устоями мясницкого топора, имел колоссальное преимущество. Марита по стилю своей работы наверняка сосредоточилась на задаче "избежать резни любой ценой", попросту предоставив меня, любимого, моей нелегкой удаче.

Так сосредоточилась, что даже пробовала использовать мальчишку как защиту?..

Или, напротив, решила защищать его? Не меня?..

Ладно. Все потом.

Мне предстоит любопытный зигзаг Коридора. Это уж точно. А теперь было необходимо вернуться в палатку. Все-таки она являлась моей базой и опорной точкой публичной легенды, которую я пока не собирался снимать.

Когда я, полностью одетый и в маске, вышел из бани, то нос к носу столкнулся с хозяином заведения, который шел сюда из дальней пристройки.

Хозяин запнулся, словно удивился. Потом окликнул:

— Господин Блейк?

— Да, — я остановился. — Разве я превысил время? Я же доплачивал...

— Нет. Но я думал, вы уже ушли! Вас искал ваш старший брат, а я ему сказал, что вы ушли. Но он все равно пожелал осмотреть баню!

Ай да Изо! Братик, Рок его побери; старый хрыч... я даже немного надулся... но вот еще что... я ушел? А, Джек! Тулупы, маски и все такое...

— Нет. Я был в бане не один.

— Да-да, вы с другом же заходили... вспомнил... он и ушел пораньше, наверное...

— Наверное, — я не двигался с места и ничего не пояснял, глядя прямо на банщика. Такая стратегия всегда дает свои замечательные плоды. Не надо лишних вопросов, — не получишь соответствующих ответов. Маслянистые огоньки в глазах хозяина начали угасать.

— Ну, так я пойду? — заюлил он. — Пойду уберусь. В баньке-то. Сейчас старатели работать закончат, пойдет народ...

— Идите, — ответил я железным голосом. — Свободны.

На месте Леронта я бы присел за сугробом и все равно подождал бы полчасика. При такой незамысловатой стратегии он снял бы меня сейчас из любого пулевого или лучевого оружия, если бы сумел пригасить свою нездоровую тягу к холодному металлу.

С другой стороны, я пока что цел и жив. И мне казалось, что я слышал шум мотора. Видимо, моя монастырская практика еще не утратила своей эффективности. Изо или поверил, что я просочился из бани в канализацию, или ему было попросту это не так уж важно. А что ему было более важно, чем я? Думай, Крис Тори, ты же умный, тебя учили...

Спустя минут тридцать я уже был в своей палатке. Джека я там, слава Року, не застал, но был уверен, что он дома — его палатка была активирована.

Зато шиха, едва завидев меня, бросил свой тяжкий труд (я подивился — ого, как я от него отстал!), и тут же бросился здороваться.

— Криса-си! Криса-си! Спасибо, Криса-си, я рад, что ты зывая!

— Я тоже рад.

— Криса-си... Сыхи улетают. Твоя удася досталась. Нам хватит. И ты улетай, Криса-си.

— Почему, шиха?

— Не сказы васе. Не мочь сказать. Слов не знать. Сыхи слысат, нехоросо.

— С людьми? С погодой? Может, буран идет, шиха? Так не впервой...

— Буран. Буран идет, Криса-си. — Шиха как-то мелко завибрировал весь, целиком, включая усы и обе пары челюстей. — Странный буран. Детки сых не спят, пласют. Зены сых не работают, деток касают. Сыхи насли фрахт, законсят работу — и сразу-сразу-сразу улетят. Нам достатосно.

— Ладно, шиха. Я тоже закончу дела, и сразу-сразу улечу.

— Молодеса, Криса-си!

Потрепав шиху по клочковатому тулупу, я полез в палатку. Странное чувство — как будто дом родной. Ледоруб... мой снегоход около входа, его изрядно припорошило... палатка остыла, ну да ладно — повернул рычажок, и тепло будет...

В тамбуре на полу валялись три золотых предмета — кольцо с прекрасным камнем, маленькая плоская табакерка и флакон для благовоний, помятый и оплавленный. А, понятно, третьи находки тех, чья очередь попользоваться моей удачей подошла только сейчас...

Нет, правда, родная хибара.

Умение быстро и плотно вживаться в любую среду было моей и сильной, и слабой стороной одновременно. Я иногда слишком вживался. Чересчур. Вот и сейчас взбрело в голову выйти на полчасика, подолбить лед. Даже стало интересно, что я найду. Камею? Диадему? Обрывок цепочки?..

Впрочем, не до шалостей. Ох, не до них...

Я порылся в своем рюкзаке и достал настоящий рабочий сьют, производства Триады.

Небольшой тугой сверток в магнитной упаковке разворачивался в нечто вроде тонкой темно-серой кожи. Кожа эта была очень тонкая, внутри шершавая и бархатистая, снаружи искристо-глянцевая. Сьют имел функции невидимки, просто в силу оптики материала. По идее, я должен был смотреться в нем как капля мигрирующей ртути, с пропадающими, стирающимися время от времени очертаниями.

Жесткая основа сьюта — темный неширокий ремешок. Ремешок должен был идеально соответствовать моей антропометрии, что, собственно, и подогнали в лаборатории. Человек с большим, чем мой, обхватом талии или другого роста не мог воспользоваться моим персональным сьютом.

Я разделся догола и сразу покрылся — вдобавок к прожилкам сосудов — еще и синими пупырышками. Краса и гордость сердцеедов Галактики. Одно сердце на завтрак, три на обед.

Главное — натянуть тугие носки и перчатки сьюта, далее дело пойдет намного легче.

Как только сьют обтянул тело, стало тепло.

Тут надо было психологически сосредоточиться: настроить себя на это тепло. Потому что сознание человека отказывалось немедленно воспринимать защиту толщиной с шелковую ткань как серьезный барьер для холода.

Мягкие сапоги от сьют-комплекта. С чмокающими звуками они срослись с комбинезоном. Сколько в этих сапожках было дополнительных устройств... Триада есть Триада!

Я натянул капюшон на макушку и подбородок, на щеки, нос, а затем надел тонкие изящные очки, которые намертво присосались к краям капюшона. Вот и все. Ресурс сьюта — на месяц; практически идеально сохраняются собственные тепло и влага. Очки защищают глаза — хотя я очки и не любил, но надел, так как отковыривать льдинки с ресниц не хотелось. Кроме того, как и в сапогах, встроенных функций в них было более чем достаточно.

Осталось всего ничего: оружие и коммуникационные устройства на талию, и — вызвать Мариту.

Длинного личного разговора, который я намеревался повести, не вышло.

— Марита, сейчас стемнеет. Подай, пожалуйста, жука.

— Крис!

— Марита, я виделся с Джеком. Я более-менее в курсе. Но времени мало. Через полчаса жду транспорт.

— Крис!!

Я отключил связь, малость прибрался в палатке — так, на всякий случай; мало ли кто забредет в мое отсутствие... подвигался, побродил из угла в угол. И через означенное время, привыкнув к сьюту, тихо-тихо вышел наружу.

Глайдер, как пушинка, опускался между нетронутой стенкой из льда, нашпигованной сокровищами, и моей палаткой.

В палатке Джека и в палатке шихи горели слабенькие огоньки.

Тьма сгущалась, и одновременно повышалась видимость атмосферы. По Ленте мимо никто не шмыгал. Впрочем, я вполне мог совершить чистый старт так, чтобы никто особенно и не заметил.

Миниглайдер...

Пилот один, почти лежит в пространстве машины, а крылышки намного шире, чем у традиционных глайдеров на антигравитационной тяге. Эта машинка мне очень нравилась, но будучи легче и намного привередливее, чем обычные, требовала полной концентрации в управлении.

По сути, в этой модели воздушного транспорта я и превращался жука, мощного, быстрого и хорошо защищенного. Развивая колоссальные скорости, он был изумительно маневренным; но и на невысоких скоростях мог совершать чудеса пилотирования.

Жук поднялся вертикально, медленно, неслышно; и только с высоты метров тридцати словно прыгнул вперед, как пришпоренный конь. К подвижности жука тоже требовалось адаптироваться, как и к сьюту. Техника такого класса с одной стороны, была нереально проста в применении и использовании, а с другой — требовала определенных навыков, иначе мы с жуком уже обтекали бы по ближайшей глыбе льда в виде неаппетитной каши. Защиты от дураков и автопилота тут не было — имелось в виду, что дураки, не умеющие водить жуков, в них не полезут. Ну, или полезут первый и последний раз в жизни.

На Авроре жуков не любили; на этой планете подавай все самое основательное, могучее и практичное. Разведывательный сверхлегкий однопилотник для атмосферных планет — своего рода экзотика. Но на мое счастье, жуками увлекся один из старших офицеров, и я напросился к нему на спецкурс. Убил на тренажере больше пятисот часов, был допущен к полетам, и с тех пор с жуками не расставался нигде и никогда.

Подо мной сперва размоталась кривоватая спираль Ленты, затем широким кругом я облетел все карьеры, стянутые, словно светящимися ниточками, к фактории, пестрящей разноцветными огоньками.

Я поднялся повыше, подивился температуре за бортом и, чтобы не обледенеть, стрелой помчался к цели. Дух захватывало от ощущения скорости, которая в миниглайдерах воспринималась намного острее, чем в обычных.

Ночная Греза точно так же будоражила бы воображение поэта, как и Греза днем. В какой-то момент я заметил характерное серебрение, которое ночью было даже более привлекательным, и, мстительно стиснув зубы, пронзил предвестник слота насквозь. Получите!

Полет удался; звезды словно обступали мой легкомысленный летательный аппарат. Я чувствовал себя могучим, стремительным королем здешней атмосферы...

Пока меня не накрыла впечатляющая тень.

Прямо над жуком, который тут же показался мне крошечным и беззащитным, летело что-то громадное. Сквозь звукоизоляцию машины я ощутил нечто вроде писка, вибрацию атмосферы; это было очень характерное ощущение, крайне неприятное для физиологии человека. Нам продемонстрировали и предложили его запомнить на спецкурсе; так вибрировали крылья богомола.

Я посмотрел вверх, насколько мне позволяли ложемент и лобовое стекло. Потом включил обзор верхней камеры.

Да, это был богомол. Гигантская тварюга, высокоразумная, совершенно кошмарная на вид, с размахом крыльев порядка шести метров.

Богомол шел выше меня метров на семь-восемь, чуть левее. Не приближался и не удалялся.

Я не слишком обрадовался эскорту, но и не испугался.

Богомолы никогда не тронули ни единого человека, они были так добры и мудры, невзирая на их жуткий вид, что даже детки наших миров их не боялись. Сами себя они называли не иначе, как пастыри человечества. Их цивилизация была самой древней в обитаемом космосе.

Осталось их очень мало; и они редко выбирались со своей планеты в сердце Чертовой Туманности. В каждый контакт непременно сообщали, что путешествуют с миром, ибо ощущают свою ответственность за неразумных хомо. Некоторые народы так называли их пастырями, иные — проповедниками. Куда бы ни попал богомол, если он был снабжен специальным приспособлением, позволяющим использовать речь — он говорил. В основном о том, сколь осторожными следует быть людям, чтобы не последовать за древними, исчезнувшими цивилизациями. О мире и взаимопонимании, о прощении, принятии.

И "Ирбис", и летяги отслеживали контакты с богомолами. И меня не предупреждали, что тут будет один из представителей этого народа.

Мы неслись двумя стремительными тенями, разрезая ледяной воздух, распарывая вуаль полупрозрачной серебристо-сиреневой дымки. Наверное, это было до жути красиво.

Впрочем, мне вскоре надоело лететь с сопровождением. Общаться с богомолом не было никакой возможности; я резко вильнул вбок и дал ускорение. Ни один живой организм в атмосфере с миниглайдером по скорости не сравнится, даже такой совершенный, как богомол; беззвучный и еле видный, неразличимый для большинства радаров, я оставил богомола далеко позади. Затем несколько раз сменил курс, и, убедившись, что разумное насекомоподобное за мной не следует, ускорился еще раз и быстро добрался до "Левиафана".

Левиафан темной тушей распростерся на теле планеты. Казалось, он сопоставим с ней в размерах...

Нет, не перестаю удивляться мощи, мудрости и глупости людей. А также силе их богатырского замаха. Никто, кстати, не удивляется, что первый "Левиафан" был спроектирован и выстроен на Гее, точнее, в пространстве недалеко от ее спутника.

Идея, что Порт сокровищ может быть спрятан в гигантском корабле, пришла мне в голову, как только я его увидел. Идеальная база: толстый металл, убежище, куда никто не лазает, по сути бункер. Кроме того, остальные возможные версии я уже отфильтровал и практически не сомневался в своих выводах.

С одного края "Синий кит" зарос лесом ледяных деревьев, и казался мохнатым. Туша буквально затонула в снегах и льде, а с высоты я отчетливо разглядел плавные контуры постепенно сглаживающегося кратера. Когда корабль упал, была катастрофа планетарного масштаба.

Я присмотрел с высоты длинную щель, широкую, ощеренную острыми краями разошедшегося, лопнувшего металла. Сделал три круга над "Левиафаном", применив все имеющиеся в моем распоряжении сканеры, и наконец, юркнул внутрь.

Жук прошел в самый край щели. Толща корабля производила еще более апокалиптическое впечатление, чем весь корабль с высоты. Толщина брони — а в те времена не полагались на силовые обтекатели, и противостояли метеоритам и космической пыли грубой физической силой — метров шесть-семь, и дальше примерно такой же слой внутренних коммуникаций. Трубы, кабели, решетки, переходы, клапаны... сколько было снято в свое время фильмов-ужастиков о всякой инопланетной дряни, заведшейся на корабле, и о заблудившихся механиках "Левиафанов" — не счесть. Некоторые, наиболее удачные саги о героических космопроходцах и по сей день смотрят. "Десять тысяч километров под броней", "Призрак черного космомеханика" и прочее. Я и сам смотрел это старье и переснятые заново фильмы, и не без удовольствия, особенно в детстве. Никак не мог подумать, что мне доведется увидеть последний "Левиафан"...

Это было изумительно, классно и завораживающе. Повороты и коридоры, новые трещины и бесконечные стены серого металла, которые я освещал включенным на треть мощности прожектором. В глубине Левиафана не работали никакие из его собственных приборов и коммуникаций — тьма была совершенной и абсолютной. Хотя для строительства Градов дедушку космокораблестроения не разоряли — Грады было выгоднее пригнать готовыми, собранными в более комфортных мирах, чем мастерить на коленке тут. Он, похоже, умер сам. Один за другим отказывали приборы, гасло освещение, потом контрольное освещение, потом аварийное...

Пришлось скинуть скорость и положиться на качество приборов.

Полчаса, час. Громадной ночной бабочкой я беззвучно кружил, вылетал наружу под изумительные звезды Грезы, залетал вновь, проходил вдоль "Левифана" от носа до кормы и наоборот... Многое было снято исследовательскими экспедициями, и все же кое-где сохранились интерьеры, отделка, остатки оранжерей, остатки огромных актовых залов, лабораторий, ангары...

Но по большей части я видел серые стены, с выдранными панелями, с такими же серыми, заросшими патиной от времени коммуникациями.

И, как всякий труд, мой поиск увенчался успехом.

Я нашел.

Все-таки Порт сокровищ излучал тепло, как ни стремились его конструкторы сохранить все до последней калории внутри.

Тут пришлось притормозить.

Дважды просчитав все заходы, просканировав трещины и коридоры древнего корабля вокруг Порта Сокровищ, я прилепил глайдер к туше Левиафана. Мой жук словно вжался складку металла, вцепился в нее.

Я покинул миниглайдер, проверил снаряжение. И спустился внутрь на тончайшем липком полимерном тросе, буквально паутине. Далее следовало идти самому, а не маячить на жуке.

Десять минут. Двадцать...

Хотя этого и не могло быть, мне казалось, что, пройдя очередной поворот, я задохнусь от постоянной темноты и пестрых схематичных картинок, транслируемых на очки. Надо чаще использовать такое снаряжение...

Порт Сокровищ представлял собой средних размеров кораблик, неплохо вооруженный, но, в общем-то, ничего особенно из себя не представляющий. Не яхта, но и не крейсер, скорее вооруженный броневичок. Он висел в огромном, ярко освещенном ангаре. В стороне на приличном удалении друг над другом располагались несколько широких трещин во внутренних переборках "Левиафана" и в его броне, одна над другой, через которые корабль сюда и зашел. Я их не видел сейчас, но проверил их еще на жуке, и убедился в справедливости своего предположения.

Предполагая, что все-таки кто-нибудь из охраны в Порту есть, я шел беззвучно, скрываясь в угловатых тенях, благо, рельеф ангара вполне позволял стопроцентно использовать возможности сьюта и моих навыков. Один раз я содрогнулся: в Порту сокровищ не обходилось без конфликтов. Тела попросту складывали в укромное местечко в трюме "Левиафана". Свежемороженые покойники были покрыты слоем инея. У одного остались широко открытыми глаза, цвет которых уже не имел никакого значения...

Спустившись на липкой нитке на Порт сверху, я потратил еще какое-то количество времени на увлекательное путешествие по его поверхности. Наконец, нашел лазейку, обусловленную конструкцией корабля, и просочился внутрь. Пара электронных ключей, пара фирменных уловок, — и я внутри. Базирующийся на планете в атмосфере, естественно, Порт Сокровищ экономил ресурсы восстановления воздуха, и открыл вентиляционные шахты. Разумно. И весьма удобно для меня, я на это рассчитывал...

Тоже коридоры, только куда как более жилые, и изрядно поуже. Тут — все пешком. А в "Левиафане" наверняка имелся внутренний транспорт. Причем и пассажирский, и грузовой.

Без труда обнаружив центральный коридор корабля, я скользил по потолку. Однако народу тут немного, а должно было бы хватать... все-таки тут изрядные ценности!

Расслабились в чреве кита?

Перестреляли друг друга?

Я вспомнил число замороженных трупов со следами насильственной смерти — четыре; а охрана и обслуга Порта — человек пятьдесят...

Спят?

Тихо пискнул прибор. Я прочнее приклеился и сфокусировался на датчиках.

Остаточные признаки газа. Нехорошего, но не смертельного. Как неспортивно!

Я спрыгнул, и, уже не таясь, пошел посередине коридора. Можно еще "ау" покричать.

Вот лежит один. Живой. Проснется, будет тошнить.

Вот еще человек в форме... и еще...

А вот и главный пульт. Здесь трое, но, увы, не спящих, а весьма надежно мертвых.

Я зашел в главный компьютер, с грустью убедившись, что пароль вскрыт. Просмотрел файлы, и затем отправился в искомый коридор, к искомой ячейке.

Ячейки были открыты все. С двух сторон узкого прохода оттопыренные дверцы многоярусных сейфов, за которыми — свитки, кубки, шкатулки, капли драгоценных камней, непонятные коробочки и кучки золота, платины и камней. Вот и артефакт эпохи ранних Коридоров, поздравляю — попал в тот же сектор хранилища, что и мой лот, который я все больше и больше намеревался счесть то ли дурной штукой, то ли ловушкой для шпионов.

Ячейка нужного мне номера была пуста. Кроме того, на внутренней стене бокса испарялась надпись, сделанная симпатическим фломастером. Адресованная лично мне.

Тот, кто явился сюда с отравляющей бомбочкой и применил ее в системе вентиляции, не взял ничего, кроме лота 5417. Это буквально резало глаз. Убив троих на главном посту (и Рок его знает, скольких еще), он спокойно расковырял тутошнюю защиту, неспешно прошелся по комфортабельным коридорам, рукой, затянутой в перчатку, взял мое задание, и ушел. Не дожидаясь...

Да-да!

Дублирующая система безопасности наверняка была, как и казармы для отдыхающего личного состава. Вполне возможно, находились в другом секторе, с автономной системой вентиляции...

Взвыли сирены, а свет вспыхнул с ослепительной яркостью.

Как я уходил...

Мало когда мне приходилось так уходить. Я был в гневе и в ярости. Изо, Изо, так ты поэтому не стал меня слишком уж тщательно разыскивать в бане?.. Братишка, ты попросту торопился!..

Меня не только опередили, меня просчитали и подставили. И ушли отсюда буквально только что...

Черт, а мой жук?..

Я же на сей раз без тулупа, но в сьюте...

Все эти мысли просверкивали весьма коротко, потому что я улепетывал по потолкам, складкам и закуткам порта Сокровищ. Бился в поисках открытого выхода, но, относительно легко попав внутрь, едва смог выйти наружу.

По мне палили. Естественно, сьют был не так прост, и уплотнялся; рикошеты и выстрелы вскользь мне были не опасны, но неудачно прожечь или пробить пулей его было все же возможно, а тогда...

Как глупо!

Не отстреливаясь, я сосредоточился на цели уйти. Мне потребовались все мои скорость и ловкость, потому что, уворачиваясь от обученных и хорошо вооруженных защитников Порта, я параллельно вспоминал устройство корабля, ругался всеми страшными поворотами Коридора и постепенно набирал темп.

Нашел! Хорошая, правильная вентиляция. Я разнес станнером вентиляторы, фильтры и решетки, и проскользнул в щель закрывающихся пространственных створок, больно скребанув плечами по узким стенкам тоннеля.

Ушел. Серой тенью метнулся по стенам и потолку, и растворился в массе мрачного холодного металла. Прижался вымороженному до немыслимого минуса грубому, шероховатому потолку трюма "Левиафана". Меня нет. Я тряпка. Я невидим и не дышу.

Рок меня побери, это уже прямо мантра какая-то...

Однако у меня выдалась минутка на воспоминания.

*

Единственное занятие, которое у нашего курса провел Ворон, было выездным, и прошло на природе.

Ворон забрал нас прямо после спарринга и душа, не дав даже толком переодеться. Впрочем, такие скоропостижные тестовые задания были не в новинку, равно как и разной степени подлинности тревоги, а потому мы, изнывая от почтительности к самому ископаемому птеродактилю всех времен и народов, вымылись мгновенно и рысью выскочили из здания школы. Аэробус, полчаса пешком по лесу. Я присматривался — Шуга косолапил и с удовольствием втягивал носом запахи леса. Ирт старался подражать командору походкой, подобрав пузо и развернув плечищи; а сам командор шел ровно, бесшумно, сохраняя дыхание и выправку.

Наконец генерал-командор удовлетворился обнаруженной полянкой.

— Курсанты, ваша задача — просидеть час. Организуйте кружок. Я буду сидеть вместе с вами. Никакого движения, успокаиваем дыхание и расслабляемся.

Я внутренне злорадно хихикнул — подобные испытания был в ходу в Коридорах Рока. Кроме того, я видел, что половина этих мужественных урожденных аврориан, смуглых, сложенных, как боги, готовых отправляться в огонь и воду, еще не поняла, в чем подвох. Но я, привыкший беречь свою белесую шкуру, уже отлично во всем разобрался. Чтобы стать свидетелем позора Ирта, а я не сомневался, что он сорвется первым, я подобрался поближе и сел, скрестив ноги, на принесенный коврик прямо напротив него. И ухмыльнулся, предвкушая предстоящее шоу.

Ирт не выдержал такой наглости и обратился к командору:

— Сэр, мне не поздно пересесть?

— Отставить. Оставайтесь на месте.

Шуга разжег небольшой костерок. Он, как и я, точно знал, что сейчас будет, и потому печалился; постепенно догадались и еще пара-тройка курсантов и тоже скисли. Ирт же, выросший на спутнике, явно не понимал всю степень предстоящего ужаса.

— Итак, — сказал Ворон, садясь с нами в круг, четырнадцатым. — Я вас всех хорошо вижу. Рано ли поздно вам потребуется умение затаиться. Этому вас учат другие инструкторы. Я же просто хочу посмотреть, насколько хорошо ваши педагоги справились с заданием.

Все трепетно выдохнули и замерли.

...это был сначала один комар. Потом пять.

Эти поганцы, крылатая разведка, нажрались, и помчались за братвой. Кушать подано.

Двадцать.

Потом двадцать на одной щеке. Теплый вечер. Все мы в майках без рукавов, зато Ворон, как водится, в кителе. Не знаю, смазал ли он лицо и руки лосьоном, но о том, чтобы мы все были без средства от мошкары, наши, чтобы им пусто было, инструкторы и педагоги, позаботились.

Ворона не ели. Комары, гнус, мошка и примазавшиеся к оным оводы почтительно поджимали крылышки, и отправлялись к более молодым и свежим телам.

Тела терпели изо всех сил.

Я точно знал, кто выпустит пар первым, и готовился к сладостному зрелищу.

Что касается меня, то я прикрыл на минутку глаза, и провел несложный обряд Коридоров, обряд Усмирения маленького народца. Оно помогало ненадолго, но таки помогало. Кроме того, местный гнус и так не слишком-то меня жаловал. И правда, что тут есть, когда рядом сидит двенадцать крепких аврорианских парней?

Шуга грустно, едва слышно, постанывал. Проведи по руке — будет "колбаска" из мошкары, любимая многими рыболовами. Бора-бора, как мог, отмахивался густыми длинными ресницами.

Ворон и вправду очень внимательно вглядывался в лица каждого из нас. Ему не было ни смешно, ни жалко нас. Он изучал что-то другое.

Так как я ничуть не страдал и вообще не затруднился этим заданием, то я улыбнулся командору, глазами. Такой легендарный человек, несомненно, заслужил улыбки.

Ворон отвел взгляд. На короткий, очень короткий миг.

Потом поднял подбородок и посмотрел прямо мне в глаза. Я как-то устыдился, словно сделал глупость или допустил бестактность.

Но я же ничего такого не сделал?..

...Тут Ирт вскочил, и, чертыхаясь, бросился к озеру. Как и следовало ожидать. Иртар вырос по большей части на спутнике Авроры, не на планете. А инсектофобии всякого рода были очень распространены в искусственных жилых средах. Для него это испытание было особенно невыносимым.

Надо сказать, место было красивейшее, и погода вполне себе. Теплый, как парное молоко, но уже достаточно темный вечер, напоенный ароматами второй половины лета... самый раз искупаться.

Я, не удержавшись, хихикнул.

В итоге нам обоим был незачет.

...Ирт, шипя, как настоящий дикий кот, обрезал для позднего цветения розы, в изобилии рассаженные на территории школы. Розы адски кололись, хоть он и был в перчатках по локоть.

Я мыл небольшой одежной щеткой дорожки, а это значило, что лично мне наряд выписывал геянин.

*

Суета наконец улеглась; глайдеры, высланные на поиски меня, вернулись в Порт сокровищ. Я могу висеть тут достаточно долго, хоть сутки. Однако время не ждало, а дело становилось все увлекательнее и увлекательнее.

Я медленно пополз к выходу, благо теперь меня вел навигатор, старательно записавший весь путь.

И мой жук был на месте. Не обнаружили. Замечательно.

Ну, держись, братишка. Я рассердился. Очень.

*

Глава 9

Я проснулся и сладко потянулся.

С неудовольствием убрал с себя длинную лапу Джека. Медом я ему намазан, что ли?

Вчера, когда я вернулся в карьер, мне пришло в голову, что не стоит нарываться и лезть ночевать к себе. Господин Леронт, и все такое...

Вторая мысль была такова, что и за пацаном надо присмотреть.

Третью я толком не запомнил, решив с ней разобраться с утра. А потому я отправил жука и тихо проскользнул в палатку Джека, буквально за два часа до рассвета. Там стащил очки и капюшон, и, приняв человеческий облик, разбудил парня.

Сонный Джек довольно вяло призавидовал моему сьюту, и послушно подвинулся на лежанке.

Проснулись поздно, техника уже вовсю грохотала мимо. Потревоженный мной парень встал, ненадолго покинул палатку, потом вернулся, и начал хлопотать с водой и чайником.

— Сходи в мою палатку за нормальной одеждой, а? — взмолился я. — Очень в туалет хочется! А в сьюте выходить — как-то слишком приметно будет...

— А такой функции тут не предусмотрено? — огорчился Джек. — А выглядит круто...

— Ну, посмотри на меня, — буркнул я. — Где бы?... Он же как шелк... Расстегнуть можно, естественно, но ты представляешь, как это будет тут смотреться на фоне наших пасторалей, если вдруг пойдет кто?... Статуя писающего супермена...

Джек, не выпендриваясь, нацепил маску, тулуп и вышел из палатки. Аргументация была убедительной.

Минут семь его не было, затем парень вернулся. Я тем временем пил весьма посредственный напиток непонятного происхождения, из той категории, что ни уму, ни сердцу, да и название выяснять неохота. Но он был мокрым и горячим, из термоса, и еще — сладким. Сойдет.

— А знаешь, брать тебе одежду неоткуда. Обвалился край Ленты. Там на твоей палатке целый айсберг лежит, и снегоход тоже в лепешку.

Рок! Но когда я вернулся, я видел свою палатку, нормально она стояла. Никаких айсбергов.

И почему я не проснулся, когда упал этот самый айсберг, ведь должно было быть сотрясение?.. Это она, старость, смекнул я с долей утреннего депрессивного юмора.

— Что будешь делать? — спросил Джек.

— Что и собирался! Точнее, что мы собирались. Ты сгоняешь во "Все есть", возьмешь одежду и снаряжение, по списку. Я пока что свяжусь с Оллэной. Приедешь, я переоденусь, заберешь меня, и дальше — как договаривались, — задумчиво сказал я.

— Я позвал Лилию и Мариту, — застенчиво сказал Джек. Благо, не сосредоточился на вопросе, как именно я свяжусь с Оллэной. Ну и правильно.

— Естественно, куда теперь без них, — мрачно сказал я. Денек не обещал больших удовольствий, но дело сделать требовалось. Да и переигрывать было поздно.

Я влез в штаны Джека, нацепил его тулуп, разрешил небольшие утренние затруднения, и отправился к своей палатке. Вернее, к месту, где она стояла еще несколько часов назад...

Там уже парила пара Смотрителей, и топтался Смотритель-администратор.

— О, — неприятно удивился он, — а вы опять не погибли, господин Блейк?

— Как видите, — улыбнулся я, поглубже натянув шапку на края капюшона сьюта, — жив-здоров.

— И где же вы шлялись всю ночь?

— Не ваше дело, мой милый, — я невольно скопировал интонации "братишки" Изо, и администратор слегка побледнел. А вот нечего лезть в личную жизнь! — И с чего это вы взяли, что всю ночь-то, вы свечку тут держали? Может, я за минуту до обвала наружу вышел, а? А может, это вы глыбку льда подтолкнули-то?..

— Обвал произошел, видимо, по естественным причинам, — кисло сказал Смотритель-администратор. — Такие ситуации предусматривает старательская страховка. Место будет расчищено, а испорченное снаряжение восстановлено. Желаете принять участие?

— Нет, спасибо. Другие планы, — так же недружелюбно сказал я.

— Тогда все найденное внутри данной глыбы льда отходит администрации фактории.

— Согласен.

Администратор кивнул и, сев на снегоход, уехал. Упорный дед, ему бы на нормальной планете внуков муштровать...

Впрочем, нет, внуков — не годится. Невнимательный. Причина совсем не естественная. Четко видны следы оплавления. Термический заряд, небольшой, направленного воздействия, только чтобы отколоть лед, а дальше работала сила тяжести. Растить Администратору грибы на пеньках — самое то.

Я нервничал. Однако ни техники Коридоров, ни выучка ирбиса не помогли мне в этот раз сбросить напряжение. Требовалось срочно менять баланс в свою пользу, буквально — незамедлительно. Нагло бросив Джека сидеть почти голышом в палатке, я поймал попутный снегоход, и поехал в факторию сам.

Задуманное должно было получиться на сто процентов. Я не хотел накладок.

Лилия выслушала меня молча, так же молча кивнула и начала собирать все необходимое. Я взял ее личный снегоход, комплект одежды, домчался до Джека, одел его, и мы вернулись во "Все есть". Марита была уже там, пробовала завязать беседу с Лилией. На душе потеплело; впрочем, так случалось всегда, когда я видел напарницу. Невзирая ни на какие обстоятельства.

А через пять или семь минут прилетела и Оллэна. Мы набились в роскошную леталку, и двинули.

Мое самое сильное воспоминание, касающееся роскошных леталок, было связано с командором Вороном.

Роскошная леталка Оллэны?..

Серийный атмосферный глайдер производства Мицара. Достаточно мощный и качественный аппарат, но имеет существенные высотные ограничения. К тому же маневренность придушена бортовым компьютером. Недопустимая ситуация для оперативной обстановки. Топорная защита от дураков, эффективная, но такая неизящная...

Но дамочки, которые велись на внешний дизайн со стразами, недостатков машины не ощущали — мощно, стильно, модно; можно водить и даже пускать пыль в глаза. И еще — издалека видно, кто летит.

Я сидел, почти прижавшись носом к боковому окошку, рядом с Оллэной, стараясь не замечать блуждающие точки напряжения между пассажирами, и вспоминал. Вспоминал действительно роскошную леталку.

*

...Это был последний курс.

Месяца за два до окончания учебного полугодия командор Ворон ненадолго, буквально на декаду, исчез из школы и из штаба. Никто не говорил, куда и зачем, но почему-то все знали, что он был на спецзадании его — его! — уровня, в Триаде.

Затем командор вернулся, занял свою привычную экологическую нишу пугала-иконы, и его отлучка как-то подзабылась.

И вот в конце декады, в наш законный выходной, когда старшие курсанты, как правило, спали без задних ног до полудня, я услышал какое-то копошение в казармах. Однокурсники быстро, но очень тихо собирались куда-то, естественно, забыв про меня. Рано-рано, почти затемно...

Но я не гордый, точнее, гордый не в этих вопросах, быстро оделся и присоединился сам.

Около космодрома скопилась почти вся школа. Наш курс, курсанты на два года младше, на четыре года младше, и совсем котята. В силу нашего символа, оскаленного снежного барса, курсантов до присяги именовали котятами. Ну, а офицеры-выпускники становились ирбисами.

Котята хором пищали; кто поумнее — трепетно молчал.

Вообще говоря, посадка на Аврору космических кораблей, кроме особых случаев, запрещена. Есть орбитальные космодромы и станции. Есть хорошо развитая сеть посадочных модулей "орбита-планета". Но планетный космодром при школе "Ирбис", в горах на расстоянии примерно пяти километров от основных корпусов, был, и обычно пустовал.

Однако сейчас на открытой смотровой площадке ЦУПа космодрома стояли два человека из Триады — тауанин и альфиянин, насколько я смог рассмотреть, и человек семь-восемь наших. Почти все — пэры, прямо помирай от почтительности. Волен, Ильм, Курт, Ярл, Саш, Ворон, Князь...

А на космодроме находился великолепный военно-разведывательный корабль производства Триады, однопилотник "Призрак".

Рядом со мной на ограде висел Ирт и разве что слюни не пускал.

— Интересно, это гости прилетели или подарок школе? — спросил справа Шуга. — Вот бы попробовать...

— С планеты курсантам стартовать все равно не разрешат, — резонно отметит Бора-Бора. — Кто-то из старших должен перегнать на наш орбитальный причал, а потом... может, хоть посидеть в биоложементе дадут...

— Там должно быть двойное управление, механика и биоложемент, — мяукнул кто-то из котят, рыжий и веснушчатый. Мы снисходительно на него покосились. А виртуальный пульт забыл?..

Пока мы солидно завидовали, выпендриваясь друг перед другом знаниями техники Триады, гости и начальство покинули смотровую площадку ЦУПа и вышли наружу. Альфиянин сверкал драгоценностями. Тауанин чуть в стороне как-то особо дружески ручкался с Сашем... ух ты, это же Беркут! Знаменитый Беркут... с ума сойти... Долговязый широкоплечий тауанин был в летном комбинезоне, хмурился, но одновременно и улыбался, демонстрируя отличные белоснежные зубы. Говорят, это было его фирменное выражение лица.

Альфиянин был нам неизвестен, но по обилию сложных украшений можно было заключить, что он весьма высокопоставлен и предан моде, а по характерному загару — что много времени проводит в космосе и при этом пренебрегает защитной косметикой, столь ценимой на Альфе.

К ЦУПу подлетела пара правительственных глайдеров. Беркут и альфиянин начали прощаться. Когда альфиянин пожал руку Ворона, тот, вроде неохотно, но весьма отчетливо сказал:

— Спасибо за подарок. Не ожидал, но приму.

— Лучшие люди — лучшие машины, — улыбнулся альфиянин, и их с Беркутом увезли.

Старшие офицеры осмотрели нас, потом синхронно повернулись в сторону космодрома, и затем действовали, как охотники в центре сотенной волчьей стаи. На секунду сгрудились, перемолвились несколькими словами, приняли решение, рассредоточились.

— Данная машина, — отчетливо сказал Ворон, без труда покрыв необходимое расстояние мощным, хорошо поставленным голосом, — принадлежит лично мне. Вы получите краткое описание. Вечером я уберу "Призрак" на орбиту. Интересанты, которые осмелятся нарушить периметр космодрома, будут наказаны, и весьма. Иртар эр Шерли!

— Я!

— Поощряю вас за внимание и умение делать выводы. Однако порицаю за то, что вы подняли и привели сюда всю школу. Мы желали принять гостей без подобной помпы. Получите наряд.

Ирт поник.

А я слушал краем уха, разглядывая корабль. Вот это да, леталка так леталка...

Непременно добуду такую же! Мне, небось, не подарят, слишком жирно; но купить, взяв денег у деда, — это вполне, вполне... правда, это под заказ, ждать с год, наверное... даже с темпами Триады...

Командор тем временем предусмотрительно выставил наш курс в пикет возле космодрома. Мы изучали краткое описание, и мучались черной завистью.

Этот корабль можно пилотировать в самых разных атмосферах, приближаться на нем к светилам, чуть ли не нырять в газовые гиганты; совершать безопасные посадки и взлеты даже в густонаселенных мирах. "Призрак" разгонялся до умопомрачительных скоростей за считанные секунды, и при этом сохранял непревзойденную маневренность.

Корпус "Призрака" обволакивался тонким слоем защитного поля, исключающего контакт любой среды с поверхностью. Это поле, укрывавшее броню, поглощало почти все виды излучений, и преобразовывала их в резервную энергию судна, а также выполняло маскировочные функции. Корабль был невидим ни глазу, ни аппаратуре, и даже теперь, просто оставленный на поле космодрома, словно мерцал. Чтобы рассмотреть его изысканные очертания, требовалось сосредоточиться. Графитовый силуэт то сгущался из воздуха, то словно смазывался.

Любые выстрелы из энергетического оружия по обшивке "Призрака" попросту усваивались кораблем, не причиняя ему никакого вреда. Боеголовки отражались системой защитных силовых щитов. А фраза из краткого описания "бортовое вооружение достаточное, соответствует поставленным задачам" заставила нас рыдать горючими слезами...

Мы дежурили, ловили котят за хвосты и явственно завидовали. Нам самим светила добротная, штатная техника Авроры.

Поздно вечером "Призрак", подчиняясь железной воле птеродактиля, покинул космодром. И дальнейшая судьба его осталась нам неизвестной; надо думать, корабль томился на служебном причале на орбите Авроры, ибо генерал-командор Ворон летал мало. Одним словом — вот бы нам...

Но кто обещал, что Рок справедлив?

*

Оллэна умело довела машину до Синего леса, прошла дважды кругами, и, выбрав совершенно плоское озерцо замерзшей воды, опустилась возле него, на толще белого слежавшегося снега.

Джек, Марита, немного оттаявшая по дороге Лилия и Оллэна надели полумаски с респираторами; я затянул лицо мембраной сьюта и надел очки. Минут десять привычных хлопот, переодевания — и мы вышли на лед. Оллэна — безупречно изящно, Джек уверенно, но немного топорно, Лилия — твердо вознамерившись потягаться с мицаркой.

Марита осталась около глайдера и коньки проигнорировала.

Безусловно, странная компания... Оллэна держалась мило и просто — смотрите, как я близка к народу; народ, в свою очередь, испытывая несомненную неловкость, пытался продемонстрировать хотя бы спортивные таланты, раз уж Рок не дал пятнадцать поколений благородных предков и миллионного состояния. Странно, что Оллэна прилетела без охранника. Зато коньки у нее были под стать глайдеру — со стразами, последняя модель известной фирмы. А может, и с бриллиантами, я не пригляделся...

Кстати, Джек неплохо катался. Люди в городах под куполами много сил прилагали к тому, чтобы создавать общественные экозоны — парки, бассейны, катки, а также к тому, чтобы не уступать в физической форме счастливчикам, выросшим в естественных природных условиях.

Я не торопился снимать меха. Коньки надел, но разоблачаться и рассекать в сьюте пока что был не готов, хотя лицо и закрыл.

Я хотел тут проехать, очень. Просто для того, чтобы привести мысли в порядок, настроиться на необходимую волну. И еще для того, чтобы по-другому перетасовать этих людей, с которыми я так неосмотрительно позволил себе сблизиться.

Однако... однако, меня что-то настораживало. По сравнению с тоненькой Оллэной в сьюте с Мицара, и Лилией в добротном обтягивающем спортивном комбинезоне, Марита, которая не сняла меха, смотрелась громоздко... и как-то несчастно. Неуверенно. Это Марита-то!..

Еще я мельком отметил некоторую отчужденность, холодность Оллэны, адресованную лично мне. Что ж, все, что ни делается — к лучшему. Или она поняла, что ошиблась?.. Хотя вроде нет, мои желания ловила по-прежнему...

Я убедился, что Оллэна, Джек и Лилия вполне увлечены катанием, проехал с ними пару десятков метров; компания включила музыку с помощью какого-то портативного источника, и заскользила на дальний край озерка, к особо живописным космам ядовитого синего мха на ледяных руинах. Девушки трогательно взяли Джека за ручки с двух сторон. Умыться слезами.

Я подошел к Марите.

— Марита?..

— Крис, двойник в Летающем Граде убит.

— Так.

— Ты в порядке?

— Я да, но мою палатку раздавили глыбой льда. Что происходит?

Марита помолчала, плотно сжав губы. Недолго.

— Крис... ты должен знать одну вещь.

Я заинтересованно улыбнулся. Таким тоном Анджи говорила со мной лишь однажды, когда разбила кружку, подарок деда. Сейчас скажет, что влюбилась в Джека без памяти?..

— Н-ну?

— Крис... Тебе ничего не кажется странным?

— Мне все кажется странным. Что именно ты имеешь в виду?

— Ну ход задания. Специфику.

Я примостился рядом с ней. Странный разговор — я в сьюте, полностью затягивающем лицо, в очках. Марита в респираторе, в очках. Голоса искажены и вообще звучат необычно в холодном воздухе Синего леса. Джека, Оллэны и Лилии не видно, а их голоса и музыка до меня долетали — эхо отражалось от окрестных ледяных скал.

— Марита, все криво, я понимаю. Из специфики мне не нравится полное непонимание сути задания. Но я понимать и не должен. Не так ли?

— Крис... Крис. Ты на доске.

— Что-о?

— Была утечка. Намеренная. Все остальные агенты прибыли сюда, возможно, не зная друг о друге, но точно осведомленные о тебе.

— Рок! — я ударил рукой по крылу глайдера.

Значит, я на доске. Открыт сезон охоты — на меня.

Выбрасывает с модуля меня один агент, приходит мочить в баню другой, заваливает айсбергом палатку третий, убивает моего двойника четвертый... а мистер икс тем временем берет лот?..

— И кого я прикрываю? — грозно спросил я.

— Алекса Тито. Он должен был уже взять артефакт и покинуть Грезу. — Марита колупала перчаткой лед. — Шеф считал, что ты слишком любопытный. И непослушный. Что ты откроешь шкатулку...

— Тито... ну что же, прикрывать представителя вышестоящей структуры не так уж скверно. Но лучше было бы, если бы меня предупредили. И?

— Крис... ты должен понимать. Шеф не мог выставить никого, кроме тебя. Ты же... ирбис. Стаф. И... Саммарель. Ты везучий. Никто другой не уцелел бы. Без шансов.

Еще одно слово про удачу или везение... и я не знаю, что сделаю...

— Марита, речь не о том. Выставил и выставил. Почему ты заговорила сейчас?

— Я хочу, чтобы ты понял. Увидел всю картину.

— Лучше поздно, чем никогда. Тот список подлинный?

— Да, это те, о которых мы в курсе.

— Но есть и другие?

— Должны быть.

— Да что же там, в этой поганой коробочке! — с досадой воскликнул я. — Анализ кала господа бога?..

— Крис... Я здесь в отпуске.

— То есть тебя на прикрытие не посылали? — грустно спросил я. Я уже догадался. Когда ставят на доску, никакого прикрытия не положено. В принципе, даже двойника для дублирования легенды не положено. Кроме того, Марита уж больно вольно себя вела, для офицера прикрытия-то...

— Нет. Я полетела за тобой сама. Отсюда уже сделала сообщение шефу. Думаю, он поймет. По крайней мере, однозначного приказа вернуться не отдал...

— Собирай манатки, и вали отсюда, — грозно сказал я. Пустой номер, но попробовать-то надо.

— Не дождешься. И вот еще что, — Марита протянула мне нечто вроде скомканного, засморканного и испачканного одноразового платка.

На самом деле это была пластиковая газетенка местного разлива. Я расправил; Марита показала короткое объявление. Найден труп старателя, предположительно отравился местной водой. Имя. И мутноватое фото.

Досье Тито я видел всего пару раз. Но это был он.

— Ооо, — протянул я. — Хочешь сказать, что я из мишени становлюсь фигурой в игре?

— Да. Шеф связался... и попросил поставить тебя в курс дела. Крис, будет сложно, вдвойне сложно. Потому что не с самого начала.

Я замолчал, потом хмыкнул.

— Марита, ты могла бы ничего и не говорить. Все, собственно, идет, как шло. Тито прокололся. Радикально. Стало быть, игрушку возьму я. Как и собирался вначале.

— Как ты определишь, у кого она?

— Даже определять не буду. Знаю точно.

— У кого?

— У Леронта. Ни один идиот не стал бы пользоваться холодным оружием там, где можно спокойно взять станнер. Порт базируется на планете в атмосфере, это не космос, где любой выстрел чреват повреждением обшивки. Но там три человека были зарезаны, и именно так, как это делает Леронт. Ммм... изящно. Хотя стиль Леронта можно и сымитировать, но я уверен.

— Ты обратил внимание...

— На то, что в списке был Незримый Без-Имени? Обратил. Но Коридоры тоже охотно применяют нормальное оружие.

— И?..

— Незримый выбросил меня с модуля. У тебя не было фото Незримого. Ты не сумела опознать бойца Коридоров среди пассажиров, поскольку это невозможно. Но точно увидела, что там не было остальных троих, нам известных. И потому ты осталась возле Джека. На всякий случай.

— Это так. Крис, ты не расстроен?

— Расстроен? — Я рассмеялся. — Я взбешен! Меня делают как детку! Рок вас всех побери... и тебя с твоим прикрытием тоже, Марита, как можно добровольно лезть на доску! Ты просто ума лишилась! Видишь, двойника мы уже потеряли... Кто был двойник?

— Микаэль.

— Так. Приятно, что взяли юнца, но недопустимо, что он погиб... мне в двойники пора бы брать хотя б тридцатилетних! А ты, Марита?..

— Крис... Я просто не могла тебя отпустить. Я же твой напарник.

— Ну-ну, — сменил я гнев на милость. — Выберемся отсюда, разберемся. Пока просто спокойнее. Прямой приказ покинуть Грезу отдать?

— Я сказала — не дождешься, — Марита упрямо нагнула голову.

— Анджи, — я взял ее за плечи. — На доске мне и играть надо будет жестче. Ты готова?

— Крис... конечно... — Она с облегчением прильнула ко мне.

Я едва заметно вздохнул. Перелом ноги ей устроить, что ли?

— Еще, — выпрямилась и отстранилась Марита.

— Да?

— Джек. Крис, он не в игре. Это просто юнец...

— ... с больной мамой, — недоверчиво протянул я. — Марита, я не первый день работаю. Он почти идеально мне подставлен, так что...

— Поверь, Джек не в игре. Не надо. Он хороший парень, — сказала Марита.

Я молча смотрел на нее. Все интереснее и интереснее.

— И еще Лилия.

— А Лилия-то что? — буркнул я.

— Крис... Ей жить и жить. Не вмешивайся. Тебе этого не надо.

— Не понимаю, о чем ты...

— Не трогай ее.

— Может, ты ревнуешь? — с надеждой спросил я.

Марита грустно покачала головой. Грустно, но... отрицательно. Но потом спросила:

— А ты?

Я не успел ответить. Лилия, Оллэна и Джек подкатили к нам, держась за руки. Детский сад на выезде, куда деваться...

— Отличная идея, господин Нэль! — воскликнула Оллэна. — И впрямь, весьма запоминающееся мероприятие! И роскошный лед... как будто отполирован...

— Просто замечательно! — Видно было, как Лилии хочется снять респиратор.

— Мы накатались! — Немного тревожно сказал Джек, поглядев на Мариту. — У вас ничего не случилось?

— Нет, — легко ответил я. — У Мариты немного респиратор отошел. Тошнит. Если накатались, давайте улетим на безопасную высоту.

— У меня есть запасной респиратор в глайдере, — сказа Оллэна. — Даже несколько. Но мне тоже достаточно острых ощущений. Давайте-ка убираться из этого милого местечка.

А спустя двадцать минут, на одной из окрестных возвышенностей, мы жарили на примусе, заправленном вечным топливом, колбаски из натурального мяса, привезенные Оллэной, ели их с соусом из настоящих растений, вином и свежим хлебом. Что может быть лучше?..

И пусть внизу, в долине, был Синий лес...

Я стоял на доске, и невольно вытащил на эту же доску всю честную компанию. Но это, Великие Коридоры, был один из самых запоминающихся пикников в моей жизни.

Я сам не заметил, как мысленно начал говорить. Даже повествовать. Возможно, в подсознании сработала сказка, рассказанная Джеком в самом начале моего пребывания на Грезе...

И мне тоже хотелось придумать сказку. Пусть и для себя самого...

"Давным-давно одним древним народом было изобретено нечто. Это нечто было помещено в храм, потому что было оно важным и особенным. Много раз нечто переходило из рук руки, пока, спустя тысячелетия, не оказалось, наконец, у человека, который захотел выставить свое сокровище на всеобщее обозрение. А этот человек был большим фантазером, взял и написал, что в шкатулке хранится вещь, способная сделать счастливым каждого, да так, чтобы никто не ушел обиженным. А глупые дяди вроде моего командования вообразили, что шкатулке и впрямь лежит что-то серьезное. И послали меня, чтобы я это забрал, чтоб эту вещь не купил на аукционе кто-то другой. И не дай Рок, не открыл бы шкатулку..."

История выходила странная, лишенная изящества. Вряд ли стоило предавать ее гласности. Кроме того, она была лишена конца, вывода, морали.

Спутники мои неспешно беседовали.

Я сам помалкивал, уйдя в невеселые мысли относительно того, что мне сообщила Марита, мимоходом отметив, что и Оллэна выпила вина. Так уверена в своем водительском таланте? Надо будет, на всякий случай, сесть рядом...

Марита же вела себя как заботливая мамочка — разбиралась с едой, салфетками, напитками... вообще говоря, я мог бы поручиться, что Оллэна старше. Не намного, но старше. Но многолетняя привычка мицарки к обслуге давала себя знать, — она как должное восприняла тот факт, что кто-то взял все хлопоты на себя. Кроме того, Анджи так делала часто, мелькнула у меня мысль. Брала все хлопоты на себя и делала удобно и комфортно — лично мне, или группе, относясь к здоровым опасным мужикам как к неразумным деткам. С Анджелой любили работать абсолютно все. И все воспринимали ее ненавязчивое, но всеобъемлющее внимание как должное. А часто ли ей говорили спасибо?..

Джек старался изо всех сил, развлекая девушек, пытаясь не упустить никаких деталей происходящего. А что, подумалось мне, парень не совсем уж бесполезный балласт. Надо будет выяснить, чей он все-таки. Стажируется?..

Забрать его к нам, в летяги? Всякое бывало, но в основном летяги не выполняли активных боевых операций, а расследовали. Наше амплуа — забрать себе и довести до конца то, что не поделили другие структуры безопасности. Что-нибудь странное, или малозаметное, или не попадающее более ни под чью юрисдикцию. В кабинете шефа висел плакат: "Логика, расчет и расследование!"

— В машине есть еще упаковка сосисок, — выпала из беседы реплика Оллэны, — дожарим, или достаточно?

Мне было все равно; но я неожиданно встретился взглядом с Лилией. Даже, пожалуй, столкнулся — в лобовую.

— Ну что же, — сказала Лилия, — мне, наверное, пора. Надо в лавку. Пожалуй, достаточно.

Точка в конце этой реплики была такая жирная, что у меня свело скулы и заболела печень. Джек выражал полную готовность смириться с любым решением женщин — разве что хвостом не вилял.

Десять минут несложных сборов. Пока Марита и Лилия укладывали — с активной помощью Джека — коньки в багажник глайдера, я нашел возможность уединиться с дворянкой.

— Оллэна?

— Господин Нэль?

— Что-то случилось?

— Ничего. Совсем ничего.

— Ммм?

— Просто я подумала, как это должно унизительно выглядеть, если вы не эни. Сколь унизительной должна выглядеть я...

— Не унизительно, Оллэна, — вздохнул я. — Больно. Обидно. Горько... за вас. И за себя тоже... возможно, это моя беда, что я на что-то не способен...

— Но вы хотели узнать не об этом, — холодно сказала женщина. — Хвала Сути и Тени, я совсем неплохо владею собой. Итак... итак... господин Кристофер?.. Вас что-то встревожило за то время, что мы потратили на... танцы на льду. Я чувствую. Я могу вам помочь?

— Да, Оллэна. Есть просьба. Я хочу, чтобы вы на сутки увезли Джека в Летучий Град и там присмотрели за ним.

— Ну что же... в сущности, какая разница... это будет даже забавно. А ваша подруга не станет возражать?

— Моя подруга будет очень, очень занята.

— Да... вы не лжете. Что еще?

— Спустя эти сутки, Оллэна, или даже раньше, берите яхту и уходите с Грезы. Уговорите улетать кого-нибудь из ваших друзей, ведь они наверняка у вас есть, если нет собственной яхты...

— А Джек?

— По ситуации. Если вы вывезете его и присмотрите за ним какое-то время, я буду очень признателен.

— Я поняла, господин Саммарель... стартуем, а то наш диалог начал привлекать внимание. Но я хочу сказать, что, будучи осведомленной о сути вашей деятельности, смогла бы эффективнее помочь.

— Оллэна...

— Да?

— Я... непременно найду вас, когда вернусь с задания.

— Конечно, — грустно усмехнулась женщина. — Вам, как минимум, надо будет забрать от меня мальчика. Представляете, в кого он может превратиться при моей протекции, да еще на Мицаре?..

— Там его инфаркт хватит в первые сутки, и ни во что он не превратится, — довольно искренне буркнул я. Оллэна сперва глянула на меня немного ошалело, а потом звонко расхохоталась.

— И еще, — я взял Оллэну за руку, привлекая внимание, — я оставил под сиденьем сверток, в нем золотой кубок и медальон. Пожалуйста, вывезите или вышлите эти вещи с Грезы. Для меня. Код для того, чтобы впоследствии я мог получить вещи — мое полное подлинное имя.

Оллэна кивнула, и, высвободив рукав, направилась к глайдеру.

...Марита высадилась на окраине Секунды и исчезла в пороше. Я и Лилия покинули глайдер на заднем дворе лавки ее дяди, и выгрузили там же снаряжение, взятое напрокат. Я пытался сообразить, как Оллэна затащит к себе Джека, и строил самые разные версии, но все оказалось просто, как дважды два.

— Вы, сударь, не поможете мне немного с машиной? — спросила она глубоким, мягко зазвучавшим голосом.

Помочь с машиной. Ну конечно.

Джек тут же оказался возле Оллэны. Пара реплик — и он уже внутри салона и машет нам с Лилией:

— Я скоро! Крис, спасибо за идею... отлично покатались...

Оллэна спокойно, как энтомолог крышку банки с редким жучком, захлопнула двери глайдера и стартовала. Дальнейшее — дело техники. И я с этой техникой знаком, а Оллэна так просто ас...

Пора было и мне искать себе ночлег.

Лилия молча стояла около нескольких свертков и пакетов.

Я помялся. Мне не хотелось подставлять "Все есть", но и выхода особого не было. Разве что заведение Рика и Дика или палатка Джека, — ночевать, по большому счету, было негде.

— Лилия, тебе помочь занести коньки?..

— Зайди, — тихо сказала Лилия. Это было ее первое слово, адресованное лично мне, за весьма продолжительный промежуток времени.

И слово это мне понравилось.

— Твоя палатка пропала... я подготовила тебе новый комплект. Чтоб он не слишком отличался от предыдущего...

— Наверное, нет смысла, — вполголоса сказал я, разворачивая и раскладывая коньки на стеллажах в лавке.

— Почему?

— Скорее всего, мне нет больше необходимости таиться. Я вряд ли вернусь в карьер, слишком быстро и резко все закрутилось. А дядя сейчас в лавке?

— Нет. Опечатаю и перейду в жилой модуль, — тихо ответила Лилия. — Сегодня здесь никого.

— А вообще охрана у вас есть?

— Нет, бизнес застрахован. В одном из градов, не внизу... отличные условия, высокие компенсации, дядя очень гордится. Хотя и взнос не мал.

— Лилия...

— Да?

— Ну, я пойду? Мне надо где-то искать ночлег.

— Где?

— Во "Всем спиртном". Или сниму баню. Мало ли вариантов...

— Ну...

— Да?

— Я могу тебе постелить на диване... дяди нет, он бы, конечно, не разрешил...

Не знаю, куда делся дядя, но я бы поставил ему длинный и толстый минус за то, что оставил Лилию одну. Она девушка самостоятельная, умеет обращаться с оружием, и модуль у них наверняка не простой (страховка страховкой, а жить-то хочется!), а неплохо защищенный...

И все же!

— Я с удовольствием останусь, Лилия.

Лилия молча прошлась электронным маркером по всем витринам, окнам и дверям. Затем распахнула дверь в глубине лавки и, так же молча, посторонилась. Я прямо слышал в ее голове слова "Зачем я это сделала?", но притворился глухим. Во-первых, я не хотел оставлять девочку одну. Это не Марита, мало ли что! Джек в Летучем Граде наверняка проводил время совсем недурно. Таким образом, из всего детского сада без надзора оставалась только она.

Во-вторых, я совсем не против был переночевать в хорошо обогретом, просторном модуле, на (как я надеялся) простынях. Возможно, даже чистых!

Реальность превзошла ожидания; модуль был обставлен не просто удобно, но с комфортом и с большим вкусом. Видно было, что тут живет несколько человек; однако сейчас помещение выглядело несколько опустевшим.

Я притормозил возле вешалки у входа, снял тулуп, вышагнул из унт и из меховых штанов.

Лилия повернулась на шуршание, видимо, намереваясь показать, где тут тапочки, и замерла.

Полагаю, в сьюте, даже без очков, я производил впечатление скульптуры из серого, полированного камня. Я вполне мог позволить переливчато-ртутной, радужной ткани обтягивать каждый изгиб моего тела. Я считал, что у меня всего достаточно. И при этом нет ни грамма лишнего.

— Ничего себе, — искренне сказала Лилия.

— Сочту за комплимент, — отозвался я. — Слушай, твой дядя очень обидится, если я возьму его, к примеру, халат? Сьют классный, но мне бы хотелось от него немного отдохнуть...

Внутренний голос тут же обозвал меня идиотом, и посоветовал проверить окна и двери еще раз.

И не расставаться со станнером.

— Лилия, а как так вышло, что ты в этом неприятном месте с дядей? — вполголоса спросил я.

— Почему неприятное?.. Я коньки люблю, и лыжи, и снегоходы... я и раньше тетю подменяла, — сказала Лилия. — Тут обычно дядя, мой двоюродный брат и тетя. А сейчас тетя улетела рожать, и брата забрала. А дядя в Граде, с ней на связи...

— То есть она прямо сейчас где-то рожает?

— Я не знаю точно, отсюда же прямой связи в режиме реального времени нету. Вероятно, дядя послал запрос и ждет ответа.

— А если он вернется, а я тут?

— Скажу, Контора прислала распоряжение...

Да. Контора-то, кстати, может; у Конторы есть такие технические возможности...

— Крис, вот домашний костюм брата, постиранный.

Не ах, но сойдет...

Белья нет. И просить его неловко.

— А можно пройти в ванную комнату?

— Да, вот тут...

Я ушел. С наслаждением постоял под душем, вытерся сухим чистым полотенцем. Посмотрел на себя в зеркало. Прошипел: "Ты просто сукин сын"...

И вернулся в комнату, где мне предстояло спать.

Брат. Похоже, владелец одежды не так давно вышел из подросткового возраста. Брюки из мягкой натуральной ткани были коротки. Но я решил вопрос, подвернув штанины еще короче. Тесная курточка обтягивала, но застегнулась, и двигаться почти не мешала.

Лилия накрыла на столике небольшой ужин, да так и присела, уставившись на меня. По-моему, девушка удивилась еще сильнее, чем когда я был в сьюте.

Я же оценил ее милое домашнее платье в стиле кимоно или летучей мыши, с цветами, вышивкой и аппликациями. Лилии было что прятать — при всей ее нежной миловидности, фигурку идеальной назвать было сложно. В Лилии скорее привлекала бесспорная свежесть очень юного (а не кажущегося юным) человека. Но одевалась она умело, и ее дешевенькие аксессуары выглядели неплохо.

— Что? — спросил я.

— Я думала, ты будешь похож на Тода...

— И что?

— Ничего общего...

— Я полагаю, Тод ниже меня ростом сантиметров на пятнадцать, — сказал я.

— Прости, я не подумала...

— Прекрати. Я тебе очень благодарен. Я перекушу, если ты это мне предлагаешь, — я указал на омлет и тосты с маслом, и пару бокалов с минералкой, красиво расставленные на столике, — а потом баиньки. Завтра трудный день, и послезавтра тоже, пожалуй.

— Да, садись...

Это было как-то очень правильно.

Девушка принимает в своем доме молодого человека. Скажем, друга. Угощает. Стелет ему простыни на диванчике в гостиной...

Мы уютно общались на "ты". Я расспрашивал Лилию о ее рукоделии, об учебе; училась она заочно, стало быть, между учебными четвертями были большие промежутки. В такие промежутки она и прилетала сюда из простенького и скучного аграрного мирка. И благодаря романтике Грезы, была среди сверстников звездой. Дядя ее очень берег. "Вообще-то жених" ждал ее там, у его семьи не хватало денег послать его сюда. И учился он там же, где и Лилия. Ровесник-однокурсник, стало быть...

Ближе к завершению омлета я решился.

— Лилия...

— Да? — она вскинула ресницы так, как будто ждала обращения по имени весь вечер.

— ...тебе надо улетать отсюда. Немедленно.

Это было что-то не то, чего ожидала девушка.

— Крис... Я не могу бросить дядю...

— Наймет кого-нибудь из прогоревших старателей, — решительно сказал я. — Тебе нельзя здесь оставаться.

— Я останусь, Крис. Я не хочу сейчас улетать.

— Боюсь, у тебя нет выбора, — сказал я (пожалуй, строже, чем хотел бы). — Если ты не улетишь послезавтра утром на рейсовом корабле, сама, я попросту свяжусь с Конторой. Будет распоряжение. Срочное.

— Почему?

— Потому что ты покаталась вместе со мной на коньках. Лилия,— я не был уверен, как действовать, жестче или мягче. — Потому что ты дала мне сегодня ночлег. Не надо преуменьшать. Пусть я представитель Конторы, а не, скажем, ирбис, все равно оставаться тут опасно. Я тебе скажу больше — я и Джека с тобой вышлю.

— А Оллэну?

— Обязательно. Она стартует завтра, у нее есть возможность улететь с кем-то из ее приятелей с Града на яхте.

— А Мариту?

— Марита моя коллега.

Лилия крепилась. Ее врожденное упрямство боролось с пониманием того, что моему приказу придется подчиниться.

— Тебе тут сколько времени осталось-то быть? — примирительно поинтересовался я.

— Около двух недель. Как раз до следующего рейса.

— Ну, так в чем проблема? Полетишь чуть пораньше. Я думаю, даже смогу сделать тебе прощальный подарок. Интересный какой-нибудь, — примирительно сказал я.

— У меня достаточно денег, Крис... не надо меня ни покупать, ни подкупать...

— Тогда чего ты такая кислая?

— Потому что... потому что... наверное... я тебя больше никогда не увижу!

Вот те раз.

Однако... не безобразный парень, романтика, тайна... Видимо, я был первым агентом, на которого нарвалась Лилия в своих приключениях на Грезе. Контора контракт-то с хозяином "Все есть" заключила, а слать сюда людей на работу не торопилась. Конечно, я должен был вызвать более пристальное внимание, чем бурно пристававшие к Лилии старатели.

Тем более, что их дядя мог попросту вышвыривать в сугроб. А меня — нет.

— Лилия, — спокойно сказал я. — Я выгляжу моложе, а на самом деле я ужасно старый. Я взрослый человек, который тут работает. Если тебе это поможет, оставь мне свой персональный адрес, и я тебе напишу. Честно.

— Не поможет, — тихо сказал Лилия.

— Ну, к сожалению, я больше ничего тебе предложить не могу...

— Можешь. — Лилия посмотрела мне прямо в глаза, весьма решительно.

Ну нет.

Значит, ход конем?

— Лилия, я думаю, ты хорошо поняла, что Марита не просто моя напарница. И что с Оллэной я не просто так знаком. Я... ммм... плохой.

— Пусть!

— Лилия...

Девчонка бросилась мне на шею. Я расцепил тонкие руки, мельком отметив, что ее духи, в общем, не дешевые, давным-давно вышли из моды, — и ощутимо шлепнул Лилию по мягкому месту. Такие маленькие кошки всегда гордячки. Лилия отскочила и загорелась. Прекрасно.

— Ты, как ты... что ты... ты свинья!

Ничего нового, между прочим!

— Очень, очень желающая поспать, — твердо сказал я. — Просто кабан какой-то. Предложение о ночлеге еще не отменяется?

Лилия вскочила, и, опрокидывая со стола бокалы и салфетницу, убежала. Хлопнула дверь.

Оллэна никогда бы не свалила со стола посуду, как бы ни торопилась.

Да и Анджела, чего греха таить, тоже.

С другой стороны, и на такую искреннюю детскую обиду они уже не были способны...

Я взял связь и вызвал Анджелу.

— Анджи, подготовь на утро эвакуацию Лилии. Передадим ее по программе защиты свидетелей. Не досидит она до рейса.

— Хорошо, Крис. Все будет готово. Ты...

— Я сплю, Анджи. Пробей персону номер три. Предположительно в Градах.

— Работаю.

Я лег и закрыл глаза, отрегулировав глубину сна на самый минимум и положив станнер на подушку, а кисть руки — на станнер. В детской пижамке, на диванчике в уютной семейной гостиной, на забытой Роком Грезе...

Или на Грезе, поставленной Роком на самый адский перекресток.

Это мне еще предстояло выяснить.

*

Присяга.

Тринадцать офицеров спецслужбы "Ирбис". Парадная площадь между зданиями Школы и Штаба, рядом со сквером. Я стою рядом с Иртом, третьим в шеренге. Первым наш лесовик Шуга, замыкающим Бора-Бора.

Несмотря на то, что я весил на двадцать килограммов меньше него, по росту я вполне себе удался, и, по-моему, это всегда Ирта обижало. Чудак человек. Такой правильный, и такой ранимый. Я очень хорошо к нему относился, но свою приязнь не демонстрировал, потому что обратная реакция могла бы быть очень уж бурной. А жить еще хотелось.

Солнце кладет на площадь косые длинные тени — раннее утро. Но все мы стоим так, чтобы не жмуриться, и чтобы лица не попадали в тень.

Как всегда, на присяге — представители служб безопасности Ойкумены, трех родов войск Авроры и наши собственные пэры.

-... клянусь служить разуму и добру, законности и миру, предотвращая насилие, уважая свободу воли. Клянусь защищать слабых, помогать нуждающимся, не делая разницы среди рас и народов, не жалея жизни...

Помолчали. Ирт аж не дышит. Каждое слово берет его до глубины души. Завидую. Для меня это просто слова. Нет, ну клятва, естественно, которую я хочу и буду соблюдать, но я не сентиментален. Клянусь, но не вибрирую. Кто знает, каким будет очередной поворот Коридора?..

Всегда и никогда — слишком много для человека. Научитесь сперва жить от восхода до заката...

— Каждый из вас прошел длинный путь, — негромко говорит Ворон. — Каждый из вас показал себя достойным курсантом и принял сегодня присягу "Ирбиса". С вами была проведена беседа. По ее итогам вы могли покинуть школу без присяги. Но каждый из вас решил идти до конца. Вечером вы получите служебные татуировки. С завтрашнего дня у вас начинается отпуск продолжительностью в четыре декады, а затем вы должны явиться в штаб для получения первого самостоятельного задания, индивидуального или в группе. Младший лейтенант Иртар эр Шерли нужен мне немедленно, он получит отдых позже. Вольно. Разойдись.

Я остался стоять на солнечной площади. Жмурился на солнышко. Я сделал это!..

Ворон остановил на мне свой орлиный взор; я снова улыбнулся ему глазами.

Ворон едва заметно поджал губы.

Я мысленно хихикнул. Скажите спасибо, генерал-командор, что я вам воздушный поцелуй не послал. Но скрип некоего мысленного пера Ворона, ставящего на мне жирный крест, я уловил. Как обычно.

Начальство не упомянуло о глобальной попойке, которая предстояла нам после получения татуировок. Мы утихомиривали и растаскивали два года назад предыдущий набор, более многочисленный, чем наш, после их присяги, — удовольствие так себе, к тому же весьма опасное; и теперь твердо намеревались оторваться на нынешних четверокурсниках.

Я повернулся и пошел догонять свой курс — если они будут пить, я буду пить с ними.

...Надо же, а я и не помнил текста присяги наизусть. Однако он вспомнился сам...

Зачем бы?..

*

Глава 10

Спал я весьма чутко... к тому же, сны про присягу — не самое лучшее заказное меню на ночь. Я слышал, как Лилия скреблась в своих комнатах, всхлипывала, раза два или три подходила к закрытой двери гостиной.

Один раз что-то со звоном упало и, несомненно, разбилось.

Для нее, полагаю, сейчас происходило нечто весьма важное. Для нее самой, для ее последующей женской жизни...

И, отдыхая вполсилы, я, естественно, услышал, когда снаружи зашумел мотор глайдера; затем сработали электронные ключи модуля, затем дядя зашаркал ногами и зашуршал одеждой в прихожей. Ужас, сколько звуков издает человек, если не следит за собой... топанье, сопение, уронил что-то металлическое; высморкался, кашлянул, вздохнул...

Это разбудило бы не только меня, но и куда более спокойного типа.

Я сел на диване. Вот и все, конец отдыху.

Дядя вошел в гостиную и зажег свет. Остолбенел; потом в два прыжка достиг диванчика и попробовал схватить меня за воротник.

Я без труда поймал его руки в воздухе и, поднимаясь, заблокировал. Не надо лишних движений.

— Как супруга? Какие новости? Дочка или сын?

Огромный дядька как-то растерянно заерзал, безуспешно дергая плечищами. Нет уж, пока я не отпущу, стой, как стоял.

— Ты че тут делаешь, а? Где Лилька?

— В своей комнате, — я решил не скрывать, что мне известно точное местоположение Веснушки. — Я здесь ночую. Раз пришли вы — будете ночевать вы. Имейте в виду, утром придут представители Конторы и эвакуируют девушку с Грезы. Здесь становится неспокойно.

— Здесь всегда неспокойно и ничего, мы справлялись, — проворчал дядька. — Отпусти, я тебя не трону.

Я отпустил.

— Ты ее не... обидел?

— Обидел, — сказал я, наливая себе полбокала вина. — Велел убираться отсюда. Она не отнеслась к досрочному прекращению каникул положительно. Так как супруга?

— Двойня. Тяжелые роды, делали операцию... — растерянно постояв, дядя вытер лоб платком, и грузно сел.

— Королевская парочка? — улыбнулся я.

— Нет, две девчонки...

— Так поздравляю!

— Спасибо...

Слово за слово. Это называется дружеский диалог. Установление контактов. Я не хотел оставлять за спиной еще и разобиженного дядюшку. Ну, просто не хотел.

Лилия не выходила. Наверное, пытается стереть в порошок поющую жемчужинку, грустно предположил я...

Минут через десять я решил, что официальная часть состоялась, а теперь — достаточно любезностей; уточнил пару деталей и уединился в комнате Тода. Надел там сьют. И хотя красоваться перед дядей в мои планы не входило, все же пришлось пройти перед ним в эдаком виде. Натянул прихожей в тулуп и прочие предметы местной одежды, и вышел на улицу.

Лилия не появилась. Что же, пожалуй, я мог ее понять.

Звезды снова были видны. Погода на Грезе делала все, чтобы казаться максимально разнообразной. Шел слот, — приближение этого поганца я теперь определял с удивительной точностью.

Дядя вышел со мной. Я потоптался на заднем дворе, выбирая лучшее из посредственного, и, в конце концов, остановился на гусеничном квадроцикле. Попрощался.

И поехал в легкую пургу и темноту. Ничего, координатор выведет... чай, не впервой пробираться Коридорами наощупь.

Итак, кто у нас в списке...

...Открывал список великолепный господин Леронт, большой любитель дуэлей, почти профессиональный бретер.

Точное число его судимостей не было известно даже в "Ирбисе", а эта организация занималась мастером холодного оружия много и пристально. Говаривали, что имелись даже какие-то личные обиды, которые великолепный граф нанес нашим пэрам (или одному из них), и которые по сей день остались неотомщенными.

Он нравился мне своей изрядной лихостью, имиджем, способностью проскочить по лезвию клинка. Он был неутомим, пронырлив и изобретателен. Когда не сидел в казематах.

Дело с Леронтом с общеюридической, так сказать, точки зрения, затруднялось еще и разнообразием законодательных позиций, — разобраться в нюансах не представлялось возможным. К примеру, дуэль со смертельным исходом в одних мирах не относилась к уголовным преступлениям, в других относилась; словом, однозначно про Изо было известно лишь то, что он беспринципен, хорошо тренирован, служит дому лорда Телля, но не по доброй воле, а потому, что когда-то сильно проштрафился перед этой семьей и вынужден был дать клятву должника чести. Что касается вассальных отношений самого изящного лорда Телля, то тут требовалось звать серьезных спецов по геральдике. На Энифе все вообще запутано до предельной степени. Следуя вассальной лестнице, Леронт мог выполнять как заказ какого-либо иного влиятельного лица с Энифа, а не самого Телля, так и государственный заказ, или даже работать на Красный род...

Сухой остаток — Леронт тут, шкатулка у него.

И видимо, мне следовало торопиться. Я бы на месте Леронта... да, я бы уже сидел в яхте. Где может быть леталка Леронта?.. Моя, скажем, была прилеплена к одному из спутников связи на орбите...

Пункт второй — Незримый Без-Имени. Боец, разведчик и охранная сила Коридоров Рока. Итак, Коридоры тоже любопытствовали; а монастыри редко посылали своих агентов без основательной информационной подготовки.

Так как я никогда не сталкивался с Незримым в бою, то и оценить его возможности не мог. В любом случае, я был уверен, что брат, каким бы тренированным он ни был, не станет меня совсем уж убивать. Равно как и я его. Разве что попадем в какой-нибудь кривой Коридор, по воле Рока.

Но и заранее уступать Незримому я не собирался. С какой стати?..

Снежок порошил в лицо, обтекал маску и очки. Мотор негромко работал; дорога почти не утомляла, и я уже далеко укатил от Секунды, преодолел кордоны последнего карьера и двигался по Целине.

Но что-то показалось не так. Ощущалась какая-то неопределенная, но явственная опасность.

Я погасил фары, сбросил скорость, потом вовсе остановился и замер. Затылок неприятно ныл. Я старался не шевелиться. Замерев минуты на три, я убедился — опасность не исчезла.

Потом я осторожно повернулся влево, вправо...

На сугроб справа выползала огромная угловатая тень. В сумерках мне были видны лишь общие жутковатые очертания. Вот так всегда; мне очень хотелось бы поговорить с богомолом, если данный богомол имел встроенный аппарат человеческой речи; но в данный момент мое нутро отреагировало на богомола как на опасность. Я не мог вспомнить, обладал ли богомол тепловым зрением, но перед глазами четко всплыли строки учебника относительно движения и близорукости. Я не шевелился.

Богомол минуты три поторчал на сугробе, сводя и разводя огромные жесткие крылья, как бабочка на цветке, время от времени медленно переставляя конечности. От его шипастой лапы до меня было от силы десять-двенадцать метров, но я был внизу, под высоким сугробом. Я не шевелился и не дышал. О да, аура неживого.

Странно, они всегда исключительно дружелюбны, хотя и симпатичны, как герои фильма ужасов. Чего это я так сурово?.. но в ледяной пустыне, совершенно нетипичной для богомолов, он смотрелся столь чуждо и страшно, что я не пожалел о своем решении затаиться.

Богомол потер крылья задними лапами, готовясь к полету. Повертел своей маленькой башкой, присел и стартовал. Я расслабил челюсти, чтобы зубам не передавалась противная вибрация. Сделав два круга приблизительно надо мной, богомол все же убрался в сторону Секунды. Вот и хорошо.

Я выждал еще немного, и снова завел мотор.

Третье имя из списка, который развеял неспокойный ветер Грезы. Эгнор Вальцвфит, больше известный как Скрут или Скрутер. Прозвище получил из-за ненавязчивой манеры работать с информацией и с людьми. Выкручивал, как мокрую тряпку. Козырной агент подправительственной структуры Афины.

Официально такого человека нет, Афина его существование не признает; практически — увы, вполне себе есть.

К Эгнору у меня и ранее были личные счеты. Он убил моего однокурсника, когда мы проходили стажировку. Первая смерть, после которой нас осталось не тринадцать, а двенадцать, потрясла всех. Первые похороны. Первый закрытый гроб, — но чуть раньше, при прощании мы все увидели все, что требовалось. Наши безжалостные наставники еще раз ткнули нас носом в то, что нам предстояло.

...Затем выперли меня, и работающих ребят из курса осталось одиннадцать, но это уже немного другая история, не так ли?..

Вот что отличало маститых агентов, агентов-одиночек, наемных или даже занятых в каких-либо государственных структурах, которые давно находились на арене, — это характерный почерк. Мартини, оливки и прочие притчи во языцех. В "Ирбисе" особенное внимание уделялось тому, чтобы не обретать свой персональный стиль, и работать тихо и незаметно. Но старые школы были другими, и они мне нравились. Работающие люди не стеснялись подписываться — убивать фирменным ударом, оставлять игральные карты, фишки или какие-нибудь символы, от бумажных бантиков до маленьких куколок...

Эгнор имел свой почерк, который и продемонстрировал при убийстве бедняги Микаэля. Все, что мог Микаэль, — талантливо притвориться мной, и затем умереть за дело, о сути которого он ничего не знал. Плохо умереть. Я поставил галочку — если убирать Вальцвфита, можно и нужно, сделать это не по-доброму. Сам он обожал пытать, и вообще был сторонником дурных сценариев. И, на мой взгляд, справедливо выдать порцию того же блюда ему самому.

Эгнор был брезглив, работал, соря деньгами, никогда и ни в чем себе не отказывал. Колупаться в карьере, притворяясь старателем — совсем не его стиль. Я полагал, он на Градах. Ну, и если он там — Анджи его найдет. Когда напарница получала приказ и вставала на след, то шла до последнего. И, как правило, добычу настигала. А следов, я думаю, возле Микаэля было предостаточно...

И четвертый пункт. Блонди Бит. Наемный агент, который, теоретически, мог продаться совершенно любой структуре, частному лицу или организации. Даже зверски настроенный Эгнор вызывал у меня больше симпатии, чем Блонди. Блонди любил мальчиков и девочек, причем в самой разной форме. Кроме того, он имел редкую специальность — мастера ядов. Универсальные противоядия сделали в какой-то момент такую специализацию бессмысленной, но Блонди, не могу ему в этом отказать, был истинным асом, и превзошел стандарты.

Это был один из тех агентов, от досье которых меня попросту тошнило. Но он действовал, как правило, изящнее всех, меньше всех следил, и, скажем, по мнению наших спецов, как ирбисов, так и летяг, имел наибольшее количество тихо обстряпанных удачных дел, в том числе и нераскрытых. Блонди был редкостным красавчиком, держался обходительно и изысканно, и его присутствие в списке добавило, как минимум, тридцать процентов к моей решимости быстренько выслать отсюда Лилию. От греха подальше, как говорят геяне.

По поводу Блонди я не сомневался — пущу в расход, как только увижу. Мгновенно, не раскрывая рта, чтобы сказать "пока".

Алекс... Алекс Тито. Хороший парень, бесспорно. Рок, работа, толком, еще не началась, а мы потеряли уже двоих. Это совершенно недопустимо. Но тем не менее...

И вероятно, еще несколько фигур со значением "икс". Две? Пять?.. Люди или нет?..

Вернусь к шефу — плюну ему на лысину. И за доску, и за Тито, и за Микаэля...

Вообще говоря, странная компания. Я относился к органам безопасности Ойкумены, как и Алекс. К чему или к кому относился Леронт — кто его разберет; он мог представлять и черную, и белую стороны, и даже свою собственную странную сторону. Блонди и Вальцвфит наверняка наняты не совсем кристально честными частными лицами. Незримого я назвал бы представителем нейтралитета, чистого знания.

Ну и как это все понимать?..

Минуты сложились в часы; я ехал впереди слота, незначительно его — пока что — опережая. И вот — фактория Прима, самая большая на Грезе, даже слегка похожая на город; фактория, в которой была гостиница для туристов, и из которой на орбиту ходил рейсовый модуль. Тут были склады, ангары, в паре километров — космодром с термопокрытием, чтобы садящиеся корабли не втапливались в вечный лед. В самой Приме имелось здание вокзала с просторными помещениями для ожидающих, магазинчиками и кафешками. Вокруг Примы располагались, естественно, карьеры.

Я остановил квадроцикл на парковке возле гостиницы. Следовало признать — немного устал. Не слишком скоростная, тяжелая машина радовала только первую треть пути, потом попросту надоело трястись, выбирая оптимальный путь в бесконечных снегах.

Подошел к дежурному на стойке с ключами, спросил номер на сутки. Расплатился старательской карточкой Криса Блейка. И, поскольку спать большого смысла не было, отправился в ресторан, предварительно посетив лавчонку с одеждой. Брюки, водолазка...

В крайне тесном, но оттого даже уютном номере я оставил меха, снял капюшон и перчатки сьюта, и надел поверх обычную одежду из недорогих синтетических тканей. Темный свитерок объемной вязки и узкие серые брюки, а также спортивные туфли поверх сапог сьют-комплекта. На два размера больше того, что я ношу обычно, естественно, но штанины удачно скрыли непропорциональность.

В ресторане полусонные официанты накрывали групповой завтрак. Сидела парочка посетителей, таких же беспокойных, как и я.

— Кофе и обычный завтрак, пожалуйста... что за суета ни свет, ни заря?..

— Да надо покормить ших до того, как проснутся наши постояльцы, — устало сказал официант.

Логично. Шихи пахнут, и едят двумя парами челюстей, по нескольку раз прожевывая и отрыгивая пищу. Людям с ними за одним столом завтракать было бы, полагаю, невкусно.

— Шихи — это хорошо, — рассеянно сказал я, — полетят отсюда на рейсовом?

— Нет, взяли фрахт, — официант выставил передо мной тарелку-поднос, на которой уже была закреплена чашечка кофе, лежала порция запеканки с джемом и одноразовая ложечка.

— Нормальный фрахт?

— Не слишком... какой-то отставной военный купил борт на помойке, и команда у него странная — вроде бы киборг в ней имеется, но с дефектом, поломанный... они сюда груз привезли, провизию, битую птицу, яичный порошок. За обратную дорогу спросили дешево, а шихам это очень важно...

— Да, так себе извозчики... — Я прошелся взглядом по помещению. — Надеюсь, шихи долетят без приключений... киборги — это не так уж плохо... даже не совсем исправные...

Одна ранняя пташка, завтракающая в этом заведении, была мне известна — с местной газеткой, компьютером и чашечкой кофе, в уголке за самым уютным столиком приткнулся Боб Пирр.

Я забрал свой заказ, подошел и спросил:

— Позволите?

— Да, р-разумеется, — отозвался астролог, не поднимая взгляда. Полно пустых столов, рань несусветная... или он так привык, что к нему постоянно пристают незнакомые и малознакомые люди?..

Перед астрологом стояли три пустых тарелочки, судя по отпечаткам на таковых — из-под десертов. Пирожные, суфле... Видимо, мозговая деятельность требовала мощной подпитки углеводами. Пирр был сладкоежкой, но держал себя в руках — полнота, несмотря на возраст, едва наметилась.

Я побренчал ложкой в кофе. Попробовал запеканку. Вопреки своему виду, пахла она хорошо, и на вкус был вполне приемлемой.

Наконец Пирр соизволил дочитать газету, и сложил пластиковый листок. С полминуты отрешенно благожелательно смотрел на меня, затем... вспомнил.

— О! Господин Блейк!

— Доброе утро, — вежливо поздоровался я.

— К-как я рад! В-впрочем, я не сомневался, что в-ваше неожиданное приключение завершится удачно, — сказал астролог. — П-положение ключевых соединенией, в т-том числе виртуальный Северный Лунный Узел, указывали на удачное разрешение л-любых рискованных м-мероприятий...

— Ну, все было вовсе непросто, мне скорее повезло.

— П-понятно, р-разумеется. Э-это тоже вполне предсказуемо...

— Я вот решил воспользоваться вашим предложением, и составить индивидуальный гороскоп, — сказал я, прихлебывая кофе. — Это возможно?

— Да, р-разумеется, д-даже прямо сейчас... А вы з-знаете координаты в-вашей планеты рождения по общему справочнику Р-розенталя?.. И-или ее универсальное наименование?..

— Думаю, вспомню. — Я назвал дату и координаты. Пирр, ничем не выдавая удивления, (а удивиться было бы можно, поскольку мир мой был не из густонаселенных), повозился с компьютером, и затем робко попросил:

— А теперь ваше настоящее имя. Пожалуйста.

— Вы так уверены, что меня зовут не Кристофер? — спросил я.

— Абсолютно. Данные рождения указывают на более мягкое имя. Скажем, Нэвин...

— Крис.

— Жаль... Мягкое имя подтолкнуло бы вас к иному жизненному в-выбору. Вы могли бы стать большим художником, Крис. Писателем, поэтом... возможно, танцором или актером. Вам следовало бы пойти по этому пути... будь у вас другое имя.

— Ну, — задумчиво сказал я, — мама в детстве звала меня своим собственным именем — Тори. Так что если это важно, то до четырех лет я был Тори. В метрике это имя записано вторым. Но саму метрику мне сделали только в шесть, не при рождении.

— А где вы росли?

— В основном, на Храме Мира, в монастыре Неумолимого Рока.

— Коридоры Рока? Ну, конечно... религиозность, впечатлительность, склонность к оккультизму и мистике... вы за собой вещих снов не замечаете?

— Скорее, это сны-воспоминания.

— Такие сны тоже могут быть предупреждениями или предвестниками. Вам бы поучиться их трактовать, уважаемый...

Я отставил пустую тарелку и взялся за напиток.

— Зачем вам сдался мой гороскоп?

— Н-на мой взгляд, он может быть весьма л-любопытным... простите, но астрология всего лишь отрасль человековедения, в широком смысле, если п-позволите так сказать. Это головокружительно интересно. К-кроме того, смею надеяться, что я м-мог бы быть вам полезен. Дать совет. Вы н-не возражаете?..

— Нет конечно, работайте...

Пирр зашелестел компьютером, быстро пролистывая голографические странички. Всегда приятно видеть человека, искренне увлеченного своим делом. Даже если он выглядит так мягко и беспомощно; даже если на слегка растянутом свитере я наблюдаю крошки от песочного пирожного и легкие неотстиравшиеся дорожные пятна более раннего происхождения...

— Боб, а как ваша собственная задача?

— Моя задача? — Он отвлекся от схем и таблиц, но взгляд был весьма отсутствующим. — Ах, моя задача! Да, спасибо, я полагаю, цель достигнута. Благотворные последствия р-релокации скажутся в течение полугода, и надеюсь, что мое здоровье окрепнет.

— А сразу результат не заметен?

— Ну, кое-что, разумеется... — с сомнением сказал Пирр.

— А на прогулке не простыли?

— Н-ну, я же хорошо одевался... итак, молодой человек... в-ваш гороскоп показывает, что, несмотря на две релокации, вы были и остаетесь Змееносцем. Э-это сложный знак Среднего З-зодиака, с-само существование которого многие с-специалисты отрицают. О-однако я считал бы целесообразным учитывать Змееносец, так как он дает д-дополнительные возможности трактовки особенных характеров людей, попавших между основными знаками... но, полагаю, в-вы и так знаете об этом. В д-данный момент, над в-вами довлеет квадратура основных управляющих планет, что п-постоянно порождает в-внешние и в-внутренние конфликты, с-создает с-ситуации выбора. И б-боюсь, вы не всегда верно его д-делаете, э-этот выбор.

— И как избавиться от этой квадратуры? — благодушно спросил я. Тут подавали неожиданно вкусный кофе.

— Н-никак. Полагаю, такая к-квадратура — это непременная п-полоса препятствий, в-время от времени п-предназначенная каждому человеку. В-вот эта в-ваша продлится е-ще п-примерно п-полгода. Т-так что в-вам стоило бы ч-чаще обращаться к своему в-внутреннему миру, и черпать силы там.

Я собрался что-то сказать, что-то вполне жизнерадостное, или даже ироничное. Да так и застыл с чашкой.

Вот я тупица. Квадратура квадратурой... а мозг-то можно было бы и использовать...

— А какие две релокации вы имеете в виду? — осторожно уточнил я.

— Н-ну разумеется, с Ат-Уны на Храм Мира, а затем с Храма на А-аврору, — мирно и как-то даже чуть растерянно ответил Пирр, поправляя воротник толстого свитера.

Я медленно встал, попутно тронув пальцами станнер на поясе брюк. Пирр доброжелательно смотрел на меня снизу вверх; глаза его немного слезились, в нос чуть покраснел от тщательно замаскированного насморка. На столе рядом с компьютером лежал помятый клетчатый носовой платок.

Я сложил руки в храмовом приветствии и поклонился. Низко поклонился.

— С-сядьте, Крис, — с едва заметным раздражением сказал Незримый. — В-видимо, квадратура сделала вас невнимательным. Я е-еще на э-экскурсии давал вам достаточные п-подсказки. Но в-ваше внимание разделено, с-словно дольки апельсина. Д-долька туда, долька сюда...

— Так астрология — это не прикрытие?

— Я д-давно р-работаю в м-миру. А-астрология дала мне шанс немного п-постичь путь Рока, прикоснуться к тому, ч-что на самом деле непознаваемо. Старшие Братья благословили меня на изучение а-астрологии и работу с людьми н-непосредственно. Я п-приложил массу усилий, н-накопил знания, и п-передал свои знания в храмы. Т-так что, что бы теперь ни произошло, р-разработки не пропадут.

Давно работает.

Просто с ума сойти, как давно.

— Магистр? — неуверенно спросил я.

— Магистр в-второй ступени, Незримый Без-Имени, с в-вашего разрешения.

Боб произнес все это все тем же мирным и несколько извиняющимся тоном. Магистров второй ступени в громадных Коридорах было десятка три. Мой учитель в Коридорах был магистром всего двенадцатой ступени, и он и то казался мне полубогом.

А я и до начальной ступени магистратуры, до магистра двадцатой степени не дотянул. Послушник-воспитанник.

Я мог бы поклясться, что под мешковатым свитером Пирра не кроется ни единого мускула. По крайне мере, ни одного мускула, достаточного для того, чтобы выбросить меня — меня! — с экскурсионного модуля.

— Старший брат, вы сами... — я задергался в филологической истерике, пытаясь заменить словосочетание "дали мне по яйцам" на что-то более возвышенно-коридорное, — ммм... удалили меня с корабля?

— Р-разумеется. Но б-боюсь, я д-дейстовал строже, чем м-мне бы хотелось. П-понимаю ваше недовольство. Но н-нами было предсказано появление на м-модуле нежелательной для в-вас фигуры, и я в-вас прикрыл. Северный Лунный узел, в-виртуальный, разумеется, в самом деле был в благоприятном положении... я полагал, что н-не рискую в-вашей жизнью.

— Старший брат, господин мастер, а чем вызвана ваша нынешняя откровенность?

Пирр помолчал. Свернул программы и закрыл компьютер.

— Я у-улетаю. Мы сочли, что в-вас одного тут в-вполне достаточно, чтобы представить интересы К-коридоров. Мы сворачиваем миссию. Мы п-поняли, с чем имеем дело. Рок такой силы н-нам не по плечу. В-вам — в-возможно. Люди во власти квадратуры и-иногда делают чудеса. Но я не думаю, Крис, что в-вам подвластно чудо. До тех пор, пока вы разобщены сами с собой, чудо невозможно. Все зависит от нюансов, а э-этих п-погрешностей и нюансов, поверьте, п-предостаточно... н-некоторые в-ваши поступки внушают нам радость и гордость, н-но иные не могут быть приняты Коридорами. И все же Коридоры п-пока верят в вас.

Нюансы. Нюансы...

Еще один птеродактиль говорит мне о нюансах.

Сквозь мягкие черты лица Пирра словно проступили острые контуры волевой морды Ворона.

Какие, к черту, нюансы? О чем они?..

Пирр тяжело вздохнул. Видимо, нюансы были ему очевидны, и от души огорчали...

— Старший Брат, как мне поступать дальше?

— С-сообразно с рисунком вашей личности, Крис. Ничего и-иного не могу предложить, у-увы. И-или вы немедленно п-покидаете Грезу, или пройдете предназначенное вам до конца.

— Что в шкатулке?

— Артефакт.

— Какой? Чей?

— Крис, Крис... — Пирр покачал головой.

— Цель — шкатулка? — спросил я еще более настойчиво.

— Я п-полагаю, что цель вы должны п-поставить сами. А е-если не можете... у в-вас слишком много начальства, К-крис. Шеф "Летяг", я, командование "Ирбиса". В-возможно, не стоило бы так часто озираться, К-кристофер Тори?..

Я встал, снова сложил руки в храмовом приветствии и поклонился.

— Спасибо вам, Незримый. Я попробую смирить гордыню и обдумать урок. Но вы, верно, покинете Грезу?

— Д-да, вот и б-билет, — Пирр выложил на стол кусочек пластика. — В д-данном случае, Крис, в-вам не стоит рассчитывать на мою дальнейшую поддержку. Я с-сказал все, что намеревался. Я п-пришлю ваш полный гороскоп на в-ваш универсальный адрес. С-ступайте... время не ждет.

Я поклонился еще раз и пошел к двери. В голове было на удивление пусто, аж звенело. Я слышал, как за спиной Незримый делает заказ — еще два пирожных с заварным кремом и со сливками.

Я не спросил, он ли обрушил льдину на мою палатку.

Но магистр бы и не ответил.

Он сказал все, что намеревался.

Еще, конечно, интересна была та персона, от которой меня столь экстравагантно защитили...

— Крис!

— Да?

— Если в-выживете, я с вами, пожалуй, позанимаюсь, — астролог Боб Пирр целился ложечкой в горку аппетитного, хотя и насквозь химического, крема. Не бережет здоровье. Совсем.

Я снова поклонился, но заикающийся скромняга Пирр на меня уже не смотрел, поглощенный десертом.

Ужасно хотелось сделать что-то совсем неподобающее. Заорать, затопать ножками.

— Магистр?

Пирр поднял голову, явно недовольный.

— Вы учли, что дед не человек? При составлении гороскопа?

— Слушайте, Крис, вам так хочется, чтобы последнее слово осталось за вами? — проворчал Пирр. — Пожалуйста. Оно за вами. Я н-не такой уж вредный. Но поверьте, я учел все... — и храмовым речитативом Незримый добавил:

— Теперь решение принять готовы вы?..

Я принял.

...что может скрываться за тем фактом, что сам магистр Коридоров покидает Грезу?

Да, в общем-то, ничего хорошего, признался я сам себе с тяжким внутренним вздохом. Анализируй, не анализируй, понять невозможно. Таков поворот Коридора. Таков Рок. А возможно, так попросту решил старший брат Боб Пирр. Чтобы, так сказать, не простыть окончательно.

Я отправился в снятый номер, и повалился на спину, не снимая одежды и ботинок. Уставился в потолок.

За окном заметно светлело — начался новый день на Грезе. Новый день, который никак нельзя упустить.

Будь я любым из троих агентов, исключая Незримого, а, возможно, и включая его, что бы я стал делать? Вариантов много. Я перебрал в голове их все, один за другим, тщательно прорабатывая подробности, учитывая пресловутый рисунок личности каждого из предоставленных мне соперников. По всему выходило, что артефакт покинул Грезу, и надо прыгать на корабль и пытаться догнать его в космосе. Но что-то, тем не менее, меня тревожило; и в первую очередь, имелась непоколебимая убежденность, что шкатулка все еще тут. Объяснить я это ощущение не мог, но я привык доверять подобным озарениям. Они не подводили меня. Практически, вещие сны наяву...

Рывком поднявшись, я ненадолго посетил душ, что, с моей точки зрения, никогда не бывает лишним, переоделся, бросив свежекупленную одежду прямо посередине номера, и вышел. Стоянка; квадроцикл. Не быстро, конечно; зато есть время додумать основные идеи.

На улице было противно. Мелкий колкий снег, пурга; видимость плохая. Более того, сквозь пургу, которая еще не была слотом, доносился какой-то угрожающий рев доселе неизведанной тональности. Греза старалась вовсю.

Я вопросительно пихнул в локоть стоящего рядом человека в мехах, который тревожно вглядывался в белые вихри; он повернул ко мне затянутое маской лицо и громко крикнул, чтобы я могу услышать:

— Снежное торнадо! Бывает нечасто, очень опасно! Вы бы не ехали!

Но я поехал. Поехал, пригибаясь за узковатым обтекателем, радуясь, что выбрал тяжелую машину, вцепившуюся в снег всеми гусеницами. Поехал, потому что мне надо было оставить Приму и Незримого за спиной; потому что мне надо было двигаться вперед.

Я чудом проскочил мимо оснований гигантских снеговых воронок. Потом вырвался на открытое место; было нереально холодно. С холма я смотрел на крутящиеся столбы, два или три, соединяющие землю и небо и танцующие прямо в том месте, где располагалась Прима. Потом повернулся спиной, и покатил в Секунду.

На все воля Рока.

Незримый в любом случае должен был уцелеть. А шихи?.. Если только успели обосноваться в зафрахтованном корабле... погрузиться до завтрака...

Надо мной, разрезая острыми крыльями снежные вихри и ветер, пронесся богомол — в Приму. На счету этих огромных насекомых были тысячи спасенных человеческих жизней, на планетах и в пространстве. Видимо, и этот полетел, повинуясь их сложной морали, принимать удар стихии на себя...

Ближе к Секунде погода стала получше. Торнадо оказалось локальным апокалипсисом. Квадроцикл не подвел, и топливо не закончилось. Я со смешанными чувствами въехал в карьер, добрался до своего второго витка...

На месте моей расплющенной палатки стояла она же, но подлатанная и подремонтированная. Зачем тратить гарантийные деньги, если современная ткань при падении ледяной глыбы не так уж пострадала?

Я остановил квадроцикл. Снегоход, видимо, был уничтожен полностью, так как Смотритель-Администратор оставил новый; плохенький, но сойдет...

Я зашел в палатку. Холодно. Но вот батарейки лежат, вынутые из гнезд. Я вставил их все, активизировал тепло и свет. Постепенно нагреется.

Вот и мой рюкзак. В нем явно рылись. Компьютер сплавился в бесполезный брикет металла — самая надежная защита от хакеров. Видимо, предохранители сработали еще от удара. Комбинезон, в котором я навещал в Граде Оллэну. Комбез, само собой, не пострадал. И пакетик с травками дядюшки Ашо.

Я высыпал кусочки и корешки на ладонь, придирчиво перебрал. На мой взгляд, немного пропало; но так как это не наркотик, по крайней мере, не известный наркотик, все забрать не рискнули. Чтоб вы подавились, воры несчастные!

Больше мне здесь делать было нечего. Я зажег в палатке свет, навестил стенку. Заботливые руки, которые в пользу администрации разбирали айсберг, также не обошли вниманием вещицу под синими отметками. Вместо нее имелась выбоина. Стало интересно, что же оттуда выковыряли... но не идти ж спрашивать?

Забрав комбинезон и пакетик травок, я вышел, и, оставив гореть свет в палатке, пешком перебрался к Джеку. Проверил связь, — Марита молчала.

Очередная двухчасовая дорога на квадроцикле меня утомила. Я включил примус, запустил в очиститель лед. Удивительно все-таки, как человек научился адаптироваться к любой среде...

Заварил парочку корешков, и сел ждать. Медитация по системе Коридоров — это было вовсе неплохо и вполне подходило к случаю...

Я настроился и прикрыл глаза.

*

Сперва пришлось порыться в памяти, выбирая моменты, когда мне было хорошо. Как правило, это были или воспоминания об Ат-Уне, точнее, о том периоде, когда я — совсем малыш — жил в Лабиринте у Озера; или первые воспоминания об Авроре. После Храма Мира Аврора уже не так ошеломила. Правда, я немедленно ощутил разницу в климате: в храме я провел в буквальном смысле босоногие отрочество и юность, не испытывая почти никаких температурных перепадов. Чуть побольше дождей, или ветра; фрукты на ветках еще не созрели или сгнили и падают — вот и весь выбор. Первая же зима на Авроре помогла мне понять, зачем мастера Храма так настаивали на всевозможных закаливающих процедурах в ледяных водопадах и родниках. И все равно — мой нос был красным, я чихал, кашлял, но все же наслаждался этапами самого удивительного преображения природы — наступлением зимы. На первом курсе "Ирбиса" на природоведение еще хватало времени.

Тогда же я познакомился со своей первой женщиной вне Коридоров, с женщиной, которую нашел и выбрал сам.

А настоящая первая была другой; она была волей Рока.

Когда Наставники в Храме решают, что ты готов, тебе дозволяют послушницу.

Так мои старшие братья и рассказывали — в твоей келье расцветает райский цветок. Женщина в легчайших, но полностью скрывающих фигуру и лицо, в одеждах, входит к тебе, и происходит чудо. Если всех воспитанников Храма готовили как воинов, всех послушниц готовили как истинных жриц, уверенных в своей силе и грации.

Ко мне женщина вошла вскоре после того, как я отметил шестнадцатилетие.

Она вошла; я проглотил язык и не мог даже пошевелиться, хотя сотни раз представлял себе, как это будет, ждал и надеялся. Я настраивал себя быть нежным и уверенным, получать и доставлять удовольствие, разом применив к вожделенному объекту буквально все, что мне советовали старшие братья; а на практике стоял столбом и смотрел.

Тонкие полотна между тем падали одно за другим, — и вот передо мной оказалась нагая юная девчонка, сероглазая, тонкая, как струна, дерзкая, сильная, с небольшой округлой грудью и светлыми волосами, стекающими волной ниже ягодиц. В тот первый раз я успел не только стать мужчиной; я успел узнать, что зовут ее Уни, что в Храме она родилась и собирается остаться навсегда, что ей девятнадцать — а я подумал было, что она младше меня...

Уни сделалась моим наваждением; она приходила ко мне каждую неделю, долго. Потом ее сменила другая служанка Коридоров. Коридоры считали, что не могут отпустить в мир воспитанника, голодного телом. Его требовалось насытить и обучить всему.

И я никогда не встретил никого, кто хотя бы отдаленно будил во мне такие же чувства, такой же радостный голос тела и ощущение близости душ, как Уни. Она и по сей день время от времени снилась мне; отражение ее света я искал в самых разных женских глазах.

А вот аврорианку, первую женщину вне Храма, взрослую женщину, темноволосую, с литой бронзовой фигурой, я присмотрел сам. И очаровал совершенно сознательно. Наш роман длился около полугода, пока наступала и входила в полную силу моя первая аврорианская зима.

И больше я длительных отношений не заводил... до тех пор, пока моей напарницей не стала Анджела Блюм.

*

Да. Медитации не получилось; получилось воспоминание, но вполне приятное и будоражащее.

Анджела пришла в сумерках. Ввалилась в палатку в белоснежном комбинезоне, ладно обтягивающим ее сильное тело... Я мгновенно восстановился и вскочил; лицо Анджи было располосовано двумя ударами ножа, комбинезон прострелен. Дыру Анджелика закрывала руками. Мы никогда не давали друг другу советов относительно индивидуальной экипировки и оружия, но этот комбез, пригодный для обычных снежных миров, видимо, был слабоват для Грезы.

Не тратя лишних слов, я вынул из кармашка на ее комбинезоне аптечку; помог ей наполовину выползти из одежды.

Напарница без сил упала на спину.

— Я взяла Эгнора. Как ты и думал, он был на Граде. Причем даже не удосужился убраться с Абрикосового Града, на котором убил Микаэля. Я выследила его без больших сложностей, и ликвидировала. Он ликвидировался не без приколов...

— Помолчи. Я зашью тебе лицо, потом расскажешь...

— Нет. Слушай. Они там недурно развлекались. Мы потеряли корабли. Твою яхту уничтожил Леронт, его собственную видимо Блонди, а мою, похоже, Вальцвфит. Они все пошли по одной стандартной схеме — создать банку с пауками, и пусть самый крупный сожрет остальных...

— То есть с яхтой у нас остался Блонди, и где-то есть леталка Вальцвфита?..

— Ее я нашла, она была в Граде. Крупновата для однопилотника, и не слишком удобная для парковки в Граде, но, тем не менее, стыковку ему разрешили. Он, ты помнишь, умеет убеждать... зато охрана потребовала официальной регистрации, как и для других космических транспортных средств.

— Ты нейтрализовала корабль?

— Нет, Крис. Я думаю, ты сможешь в случае необходимости его вскрыть и использовать. Иначе... иначе мы без колес. А это не слишком хорошо! Правда, я его заминировала...

— Отлично... это верное решение, Анджи. Жук у нас остался? — я осторожно ощупывал ее тело в поисках травм; но ничего, кроме одного ранения и порезов на лице, не отыскалось, хвала Коридорам.

— Жук; моя база, мой атмосферный глайдер и мой снегоход. Ну и кое-что по мелочи — сканеры, антенны связи, оружие.

— Не так плохо.

Я положил голову Анджелы затылком себе на колено, свел края большого пореза. Брызнул обезболивающее, потом дезинфекцию, и прошелся шьющей машинкой. Геля, чтобы склеить края, тут было недостаточно. Затем так же обработал второй шрам. Красоту Марите наведут дома, — а здесь надежные швы и сверху телесного цвета органический клей были призваны быстро решить проблему. Впрочем, получилось аккуратно. Я попросту не мог допустить, чтобы моя женщина ходила дурнушкой.

Затем я перешел к ранению чуть ниже правой груди Анджи. Оно мне понравилось намного меньше. Я просканировал рану, подивился везучести Анджелики, — при изобилии важных, активно снабжаемых органов в этой области человеческого организма, луч бластера прошел так аккуратно, что экстренной медицинской помощи не требовалось, мы были способны справиться сами. Ввел в рану тонкий зонд, который провел диагностику и впрыснул лекарства; затем наложил два крестообразных шва, спереди и сзади.

— Тебе тоже временами удивительно везет, Анджи.

Анджи улыбнулась, и, переместившись, снова положила затылок мне на колено. Красавчика Джека нету — сойду и я...

— Крис, а что с Лилией? Ты же ночевал у нее?..

— Ночевал, да. Потом перебрался в Приму, а потом снова вернулся...

— Крис... ну я же просила... ее не трогать...

— Да брось, Анджи. Все в порядке. Слушай, кого я встретил...

Я собрался накрыть напарницу, и поговорить о Незримом, о дальнейших планах, как полог палатки разошелся, и в нее ввалился...

Ввалился...

Рок его побери, это был Джек.

Анджи лежала на постели Джека, полуобнаженная — в спущенном практически до бедер белоснежном комбинезоном, заляпанным кровью. Пакеты стерильных салфеток, раскрытая аптечка, снадобье дядюшки Ашо... я... и нате вам.

— Что случилось? — заголосил Джек.

— Ты что здесь делаешь? — зло спросил я.

— А вы? Это моя палатка между прочим! Марита!

Анджи уже приподнималась, натягивая комбинезон.

— Джек, малыш, все в порядке, просто рабочий момент...

Малыш.

— Ты почему не улетел?

— Куда? На чем?

— Оллэна не позвала тебя отправиться с ней на яхте?

— Позвала... но я отказался, и она сказала, что тогда тоже останется... просила тебе передать, что посылочку отослала — можно будет получить в банке на Мицаре...

И она осталась! Великие Коридоры! Это не детский сад, это ясли...

— Я надеюсь, хоть Лилию отсюда вывезли?.. — возопил я.

— Вывезли, вывезли, — сказала Анджела. — Но естественно, ушли к точке передачи, поэтому я и оставила нам корабль Вальцвфита... кто знает, когда вернутся... ее забрало прикрытие Тито, по-другому так быстро не получалось.

— Лилию вывезли? Что значит — вывезли? Куда? Зачем? — продолжал вибрировать Джек.

— Слушай, — с неудовольствием сказал я, — тебе давали хороший шанс уйти из игры. Остался — дело твое, я бы не советовал. Но перестань изображать непонятки. Остался — стало быть остался. Ты чей?

— Я свой собственный! — огрызнулся Джек. — Теперь уж точно совсем свой собственный...

Я тоже начал закипать:

— Ну и дурак!

Джек резко отвернулся в угол. И замер. Я пожал плечами. Желаете истерику — милости прошу.

— Джек, — мягко позвала Анджелика. — Джек... что случилось?

Джек не обернулся, а мне совсем, совсем не понравились эти интонации моей женщины. Что-то я не слышал, чтобы она так обращалась к своим временным любовникам раньше. Это был мой тон. Только для меня. Эксклюзивный. Низкий, приятный голос Анджи начинал звучать особенно мягко, как будто с легким хрипом, с переливами, обещающими наслаждение, забвение и защиту. И вот теперь этим голосом моя женщина обращалась к Джеку. А маленький сукин сын даже не повернулся.

— Дже-ек...

Ну нет. Достаточно.

Я взял тулуп, накинул поверх сьюта, залпом проглотил чашку настоя дядюшки Ашо, вышел из палатки и резко отошел на несколько широких шагов.

И увидел... Великие Коридоры!

Я увидел в снегу платиновую шкатулку, в которой не так уж давно была заключена деревянная коробочка — артефакт.

Вещица нагло, с раскрытой крышкой валялась напротив палатки Джека, посверкивая в свете Смотрительских огней всеми своими шикарно отполированными гранями и драгоценными камнями. Не нагибаясь, я осмотрелся. Подскакивать и хватать — какой примитив!

Тем более, что пустая коробочка, даже драгоценная, была и мне не нужна.

*

Глава 11

Я осмотрел коробочку, не подходя особенно близко. Следов возле нее не было, да и вообще, создалось впечатление, что вещица попросту упала с неба.

Ну, или с глайдера.

Сделал движение вернуться назад, в палатку... и замер, пораженный звуками, которые доносились изнутри. Я был бы там явно лишним.

Что мне оставалось?.. Уставшему, не выспавшемуся, ночью, в карьере, на проклятой Роком Грезе?..

Только сторожить их...

Не отправляться же в свою палатку, и притворяться там, что мне нет ни до чего дела, когда планета кишит врагами...

Я пошел к квадроциклу, чтобы хотя бы сидеть на нем, а не на снегу. И, сделав два или три шага, замер как вкопанный.

Возле квадроцикла, весь в черном, как монумент, воплощающий идеи чести, совести и достоинства, стоял командор Ворон.

Я поздравил себя с первой галлюцинацией в жизни; а ведь снадобья дядюшки Ашо требовали очень осторожного обращения. Их не следовало глушить стаканами, тем более — залпом. Впрочем, я решил, что воображаемый командор мне не помеха, и продолжил двигаться к транспортному средству.

— Я бы на вашем месте взял шкатулку, Стаф. — Голос Ворона раздавался ровно и отчетливо. Я, решив, что начальство, которое мерещится, можно и не слушать, подошел и сел на квадроцикл, поджав ноги и включив подогрев сидения. Ворон посмотрел на меня слегка недоуменно, сделал пару шагов мимо, нагнулся, поднял платиновую коробочку. Осмотрел, протянул мне.

На дне было написано маркером: "Если надо — бери".

— Это вызов, — задумчиво сказал я.

— Разумеется. Изо не на чем отсюда улететь, — мирно согласился со мной Ворон. — А рейсовый транспорт и космодром, таможню и охрану мы хорошо укомплектовали, не пройдет. Не одни синдикаты могут эффективно работать. — И тут я ощутил легкий запах. Запах человека; парфюм, одежда...

Птеродактиль в это время натягивал маску.

Эмоции были неописуемы; я заледенел и онемел одновременно, и, полагаю, выпучил глаза. Он настоящий!..

Ворон тем временем вынул сигару, прицелился и обрубил кончик, закурил, — его маска это позволяла.

И запах первосортного табака был самым настоящим.

— В эту палатку, полагаю, нельзя?..

— Нет, сэр... — я подавил импульс встать и втянуть брюхо. — Но сэр...

Ворон покосился на меня, как мне показалось, иронично.

— У меня сложилось мнение, Крис, что вам не помешает определенная поддержка. Я думаю, у нас совсем немного времени. Эта вещь не должна быть вскрыта. Это ясно абсолютно всем, кто сюда прибыл.

— У нас, сэр? — я снова чуть не подавился собственной слюной. Великий Рок, надо взять себя в руки. — Я не нахожусь в вашем подчинении, сэр. — Спрашивать, как он меня нашел, было лишним. Всем ирбисам вшивали совсем небольшой биологический имплант, не видимый ни на каких сканерах. И только твои коллеги могли найти тебя по нему на самой густонаселенной планете. Ноу-хау применялось только Авророй, охранялось и пока не было раскрыто.

"Ирбис" можно покинуть только в гробу, вспомнилось мне...

— Я подключусь при необходимости. — Ворон задумчиво выпускал струйки плотного ароматного дыма.

— Я не ирбис больше, сэр. Мне не нужно ваше прикрытие. Я польщен, но... это мое задание, — язык выдал все это сам, а рассудок дрожал от почтения, вжавшись в дальний уголок черепа.

И вдруг все прошло. И трепет, и шок от появления командора. Слишком много впечатлений, слишком много маститых персон, — Незримый, Леронт, теперь вот Ворон.... Хватит!

Ворон покосился на меня.

— У меня есть и свой интерес. Господин Леронт находился у меня под особым наблюдением. В изолированном мире его удобнее взять. Я на него... э... зол.

Птеродактиль снизошел до объяснений?..

— Сэр...

— Вы намереваетесь тут до утра сидеть? Если да, я, с вашего позволения, улечу.

Я повертел головой. О да, вон он, "Птеродактиль" Ворона. Естественно, дога он оставил дома.

— Сэр, а на чем вы прибыли?

— У меня есть корабль. Из Триады, помните?.. Категории "Призрак", — проворчал Ворон. Он докурил, достал герметичную пепельницу, убрал окурок, а отрезанный кончик сигары тщательно втоптал в снег черным сапогом с высокими рядами стальных заклепок. — Вы, я смотрю, в сьюте, использующем тот же принцип. Отличные технологии. — Ворон расстегнул один из кармашков и бросил мне небольшой модуль связи. — Это мой личный. В любое время. Я пока поищу Леронта своими методами. Да, я верно понял, на планете видели богомола?..

— Я сам видел, сэр, даже дважды. Он тут очень активен, но я не слышал, чтобы он разговаривал.

— Видели, Крис? — Ворон посмотрел на меня с каким-то странным сожалением. Потом добавил:

— Плохо, — и, широко шагая, отправился к "Птеродактилю".

Я что-то упускаю?.. Видел — и не доложил? Видел — и не стрелял? Но мы не стреляем в богомолов, даже наоборот... да и не взял бы его ручной станнер... или не сделал выводов? Каких?...

Как будто я лично виновен в том, что Грезу посетил богомол... вот всегда Ворон так...

Командор между тем виртуозно, но, на мой взгляд, резковато, стартовал. "Птеро" — отличная машина. Ворон вообще не терпел ничего второсортного или даже просто сомнительного — ни механизмов, ни людей.

Я оборвал логическую нить подобных рассуждений. Об этом — не надо.

Проследив слабый инверсионный след и расставшись с надеждой выспаться на этой планете хоть раз, я прилепился к квадроциклу. В принципе, можно было пойти к себе. Но я не хотел. В палатке затихли, но это ничего не значило. Надеюсь, маленький упырь даст моей женщине отдохнуть; Эгнор — дичь крупная и опасная, Анджела наверняка выложилась, и сейчас на грани. А тут еще он со своими соплями. Впрочем, Анджи может догадаться заварить остатки травки дядюшки Ашо. Просто дежавю.

Время, назначенное для поединка, между тем, весьма удачно приближалось. Координаты и время были написаны исчезающим фломастером в пустой ячейке разоренного Порта Сокровищ. Предполагал Леронт или нет, что ему потребуется со мной повидаться, а встречу назначил. Я осмотрелся. Где же?.. а, вон, — глайдер Анджи, обычный, уже немножко потасканный, бело-голубой, прилепился на высоте трех метров в щели стены над Лентой, собственно, в зоне разработок Джека. Вертикально. Все-таки оригиналка она.

Вернемся — разберу с ней вместе рабочую экипировку и транспорт. Не дело это — работать на штатном оборудовании. Надо подбирать под себя.

Я подошел к палатке, слегка поскребся.

— Не сейчас, Крис, — голос у Анджелы был совсем не сонный, напряженный. — Порядок. Работай.

Ничего себе у нас новые представления о порядке. Ну ладно. Пошел работать. Чем они таким могли заниматься, чтобы Джек, щенок, молчал, а Анджела отозвалась?.. Рок, Рок... впрочем, нет, не годится. Я знал интонации Анджи. Это были — не те.

Что там Оллэна с ним сделала?.. обидела пупсика?..

Позвонить ей? Нет, не буду, — время не позволяет. А впрочем...

Я связался с коммуникатором Оллэны, и, удостоверившись в том, что меня слышат, передал координаты и время. Подумав, я добавил, что ожидаю Оллэну с охранником. Охранник никогда не повредит.

Раз мы встретились на этом перекрестке, раз я ее эни, раз Марита валяется в палатке с маленьким засранцем... пусть будет. Оллэна коротко и как-то очень знакомо ответила "принято". Вот ее в связях со спецами я как-то не заподозрил... а сейчас уже все равно.

Раннее утро. Греза выглядела великолепно — никаких признаков непогоды, сверкающие белоснежные равнины, умеренная мгла. Что там с Примой после торнадо? Ладно, это потом.

Высота, простор.

Чай дядюшки Ашо сделал меня обостренно восприимчивым. Никакого физического дискомфорта. Полная свобода, и даже в Маритиной колымаге я ощущал радость полета, как будто я был в собственном отлично подогнанном жуке.

А вот и великолепный горный хребет. На много километров вокруг — ни одной фактории, ни одного карьера. Роскошное место невиданной красоты.

Координатор указал на плато, ровное, с толстым настом, почти льдом. Я аккуратно посадил глайдер, который даже не проломил этот наст. Сверху был тонкий слой снега — сантиметров пять, ровно столько, чтобы не скользить и не проваливаться. К гадалке не ходи, — и так ясно, что Леронт имел в виду поединок на холодном оружии. Место подходило.

Я много фехтовал на шпагах и знал рапиру. Леронт, по слухам, никуда не летал без пары чуть изогнутых, длинных, опасных тонких сабель. Это оружие было мне не знакомо вовсе.

Леронт явился почти одновременно с Оллэной. Качественная машина, крупнее, чем любил я.

Оллэна в своем умопомрачительно желтом сьюте выбралась из гламурного глайдера, Леронт выпрыгнул из своего.

Стройный господин, с хвостиком, завязанным черной лентой, по умеренно устаревшей моде Энифа, как носил и дед; внешне — примерно пятьдесят биологических лет. Привлекательный, даже на мой капризный взгляд, как я и думал. Живьем Леронт произвел куда как более приятное впечатление, чем в записях и на фото. Одет неброско, в соответствии с местными условиями; но щеголевато. Все идеально подогнано и подобрано.

Мы одновременно поклонились Оллэне.

— Миледи?

— Оллэна, а где охранник? Нам необходим секундант.

Оллэна не торопясь расстегнула кармашек на сьюте, достала и продемонстрировала сверкающую брошь-орден. Дипломант Дуэльного комитета.

Убедительно.

— Я предположила, господа, что это потребуется предъявить. Каковы условия?

— Я вызывающая сторона, — снова изящно поклонился Леронт. — Оружие выбирает господин Саммарэль. О, знали бы вы, какое это наслаждение — снова встретиться с Саммарелем на дуэли!.. не меньшее, чем в постели, я полагаю, миледи?..

— И? — коротко спросила Оллэна.

— Победитель получает все, — сверкнул зубами Леронт. — Приз, — он, наконец, вынул деревянную коробочку из внутреннего кармана. Золотая оплетка сверкнула — цела. — Транспорт. Возможность покинуть Грезу. Вероятно, и женщину.

Оллэна молча сделала неприличный жест рукой.

— Я располагаю только яхтой Эгнора Вальцвфита, — сказал я. — Она на Абрикосовом Граде. Но я еще не пробовал в нее входить.

— Честно, — ухмыльнулся Лерон. — Сойдет. Мне неохота выискивать Бита или заниматься угонами, раз я уже нашел тебя. Мне бы хотелось покинуть Грезу быстрее. Хватит с меня криотерапии. Ты выбрал, Тори Саммарель?..

— Я выбираю шпагу.

— Шпаги наголо, дворяне... — пробормотал Леронт. Снова спрятал пресловутый лот, и открыл боковой багажник своего глайдера. — Как это банально, Крис, мой милый, вы себе представить не можете!

Он псих. Возить с собой такое!..

Я минуту путался в эфесах, клинках и знаменитых марках оружия. Ножи. Метательные кинжалы, стилеты, просто кинжалы, сабли, шпаги... пара легких мечей... один здоровущий, — этот-то зачем?.. Он Леронту попросту не по руке...

В конце концов, выбрал два клинка, взвесил поочередно, сделал по выпаду, отобрал оружие себе. Отнес его к Оллэне, — чтобы та проверила, не отравлено ли лезвие, осмотрела сталь и эфес.

Оллэна приняла шпагу в руки. Долго осматривала, и затем вывела вердикт:

— Принимается.

И подняла на меня глаза.

...Что это было?.. как будто сломался тонкий лед. Я вдруг ощутил, что она внутренне изрядно напугана, напряжена, что очень давно не присутствовала на дуэлях, что... любит меня. Странно, но любит. Не может без меня, и твердо намерена пристрелить Леронта, если он причинит мне хоть какой-то вред. Что она счастлива от того, что я ее позвал, хотя и держится букой.

От нахлынувших ощущений я совершенно оторопел, да так и стоял, прикоснувшись к шпаге, лежавшей на ладонях Оллэны. Она смотрела мне в глаза... и не верила. И вдруг полыхнула такой радостью, таким счастьем... которых я попросту был недостоин...

Мы слились в одно; я потянулся к Оллэне мысленно, попробовал передать ей какую-то эмоцию более точно — свое удивление, радость, радость невозможного; и — миг — дверка захлопнулась. Мы попросту стояли и смотрели друг на друга. По крайней мере, я...

Леронт тем временем ухмыльнулся и поднял вторую шпагу, которую я бросил в сугроб. Стряхнул снег с эфеса, похлопал лезвием по ногам.

Граф Изо всем своим видом показывал, что уверен во всем своем оружии, и что ему глубоко все равно, чем именно меня зарезать.

Оллэна не пошла к Леронту, а он свою шпагу не отнес ей. Ну и ладно.

Мы встали в позицию.

— Господа, — голос Оллэны звучал ровно, но словно через ком в горле, — уточните, является ли смерть обязательным условием поединка.

— Нет.

— Да.

— Попробуем еще раз... Господа?

— Нет.

— Нет.

— Я объявляю отсчет. Четыре. Три. Два. Один. Дуэль!

Мы оба остались неподвижно стоять на широком белом полотне плато.

Я не фехтовал Рок знает сколько времени, и не хотел идти сразу на укол. Леронт ухмылялся. Место выбрано было отлично, — всего от силы минус десять, маски не нужны; плато прогревалось солнцем, которое било нам обоим вбок. Легли четкие тени. От нас. От транспорта. От стройной фигурки Оллэны.

Я расслабил все тело и впитывал порами — ветер, солнце, белизну снега, тревогу Оллэны, уверенность Леронта. Уверенность. Уверенность. Вот и слабая точка.

Но и Гюрзой его в некоторых досье называли не зря, — атака была такова, что дуэль вполне могла закончиться в единый миг. Ему попросту надоело стоять. Он был уверен в себе. Даже, может, чуть слишком. Это ведь понятно?.. Он торопился. И был уверен.

Словно спустили сжатую пружину.

Я никуда не торопился. И совсем не был убежден в своих фехтовальных талантах, хотя и общался с холодным оружием с удовольствием.

Я отбил, погасил его атаку, хотя, думаю, я был первым, кому это удалось. Если не ошибаюсь, это мило называется "нижняя кошка", и требует многих лет тренировок. Главное — не упустить это первоначальное преимущество, развить его в успех.

Я расслабился и практически не думал. О Леронте рассказывали, что он, как и многие представители Высшей крови, владеет эмпатией, чувствует ощущения и намерения противника. И потому не проигрывает. Мое тело автоматически работало, а голова была пустой и легкой. Я не размышлял о победе, я избрал стратегию невключения. Это был мой единственный шанс.

Белое плато, шпага со сверкающими камнями в рукоятке, разозленный Леронт, внимательная Оллэна.

Удар пришелся бы прямо в сердце, а возможно, клинок прошил бы меня насквозь; но сьют уплотнился и дал мне возможность чуть повернуться, пропуская острие вскользь; тем не менее, я вскрикнул, потому что было чертовски больно... хрустнуло ребро...

Леронт, не ожидавший такой эффективной защиты от тонкой на вид одежды, на долю секунды ушел за рукой, чуть не потеряв равновесие. Этого времени хватило, чтобы я зажал кисть его руки, как в клещах, подсек ноги — и ударил эфесом по затылку. Ну его, этот Дуэльный кодекс... ирбис работает на результат.

Леронт ткнулся носом в снег.

— Фи, — сказала Оллэна. — Вы могли и по правилам выиграть, Крис...

— Да, — ответил я, — но ставка — не только мои личные интересы. Так, увы, было надо. Я как-нибудь устрою графу возможность отыграться.

Я присел на корточки. Комбинезон Леронта, как и мой, был защищен от нежелательных посягательств на тело, а потому мне пришлось распороть одежду станнером, переключив его на минимальную мощность, чтобы не травмировать графа. Я сунул руку за пазуху Изо, нашарил внутренний карман с клапаном. Вот и она, деревянная коробочка. Игра сыграна.

— Вы позволите? — спросила Оллэна, подойдя ко мне. Я снизу вверх осмотрел ее тонкую фигурку, оценил кобуру на бедре. Медленно выпрямился, чуть отстраняясь назад.

— Дуэльный комитет, а?..

— Это вас работа таким противным сделала? — чуть устало спросила Оллэна. — Я понятия не имею, что это за штука. Я ни на кого не работаю. Мой второй муж был профессиональным дуэлянтом, состоял в клубе Защитников Чести, а мне не хотелось слишком уж за него волноваться.

Оллэна выглядела так искренне, так честно... и еще... я теперь знал, что именно ощущала Оллэна. Минуту... да нет, наверное, полминуты, но она была моей эни. Энифяне правы, — это дорогого стоит... стоит того, чтобы изменить свою судьбу.

И все же.

— Я зверски устал, — сказал я от души. — Я никому не верю. Я-то вас не чувствую, Оллэна. Один раз не считается.

— Да неужто? — лукаво спросила Оллэна. — Если вам так дорога эта вещица, — не нервничайте. Уберите поглубже и расслабьтесь. Леронт придет в себя? Или вы сломали ему шею?

— Вы знаете графа Изо?

— Кто же не знает графа Изо. Бывало, спали. Вот намедни, скажем. Вы возражаете?

— Эээ...

— Полетите со мной в Град? Бассейн. Ужин...

— Машину посмотреть? — пробормотал я.

— О, вы расстроены? Да, мне не удалось задержать Джека. Он, знаете ли, весьма увлечен вашей подругой. Боевым товарищем. — Оллэна теперь открыто издевалась, старалась сделать мне больнее. Леронт, не поднимая головы, нехорошо зашарил рукой в снегу; я отбросил его шпагу подальше и ребром ладони успокоил графа. Третьего собеседника здесь не требовалось, а услышать его мнение относительно поединка я не жаждал.

— Эээ...

— Он поел, искупался, с наслаждением привел мой глайдер в полный порядок, побродил по Граду, посетил центр связи и немедленно запросился домой. То есть на Грезу. Я решила, раз я не вывезла его, как вы просили, то останусь, пожалуй, и сама. И видите — не прогадала. Такая встреча... такое редкое зрелище...

— Центр связи? Оллэна... а с Джеком вы спали?

— Вы перебарщиваете с вопросами, Крис. — Оллэна посмотрела на меня чуть свысока, но быстро смягчилась. — Нет. Была бы не против, он очарователен. Он отказался. Невнятно, сбиваясь, наверняка сожалея, но совершенно определенно.

— О, — я ощутил озарение, — и это вас обидело?

Оллэна посмотрела под ноги.

— Есть немного... но я начинаю привыкать. Вот граф, между прочим, истинный кавалер. Я, с вашего позволения, отправлюсь в Град. Так как насчет того, чтобы составить мне компанию?..

У меня даже тело зачесалось, так захотелось в бассейн, в постель, поспать, поесть...

— Нет, Нэна. Не сейчас. Вы же видите, — я показал коробочку. — Мне необходимо разобраться с этим.

— Как скажете, — Оллэна посмотрела мне в глаза, и улыбнулась. Подошла ближе. Потянулась с поцелуем... поцеловала. О да. Тут эни быть и не надо.

Одновременно я отвел руку с коробочкой за спину, а Оллэна попробовала ее цапнуть, как кошка бантик. Не удалось; я отступил на шаг и показал вещь из своих рук. Покрутил. Внутри ничего не шуршало и не перекатывалось. Но сделано красиво, кто бы спорил — очень старое, чуть потемневшее, но не раскрошившееся и не рассохшееся дерево, и золото...

Оллэна покачала головой, неожиданно весело прыснула, и пошла к глайдеру. Тот и впрямь сиял, как витрина ювелирного бутика.

— Хорошего дня, Крис.

— И вам, Оллэна.

Женщина начала готовиться к старту; я нагнулся глянуть, что с Леронтом. Тот был надежно вырублен. Я автоматически потер грудь, слегка пнул графа ногой. Не до синяка. Я знал, что граф догадается. Для того и делалось.

Я на месте Леронта взял бы с собой муляж, дубликат. Но это, насколько я могу судить, был подлинник. Излишняя уверенность, господа!..

Я начал растягивать эластичный карман на бедре сьюта, чтобы понадежнее спрятать вещь. И тут на яркий, ослепительный снег упала крылатая тень.

В моменты острой опасности я всегда переходил на некий мультифункциональный режим. Действовал и думал одновременно. Богомол был на Грезе еще до моего приезда. О богомоле спросил Ворон. Именно богомол мог быть той страшной опасностью, от которой весьма экзотичным образом меня выручил Пирр, так как только это трехметровое крылатое создание могло бороться со слотом и настичь туристический модуль. А, возможно, и настигло; кто знает, чего не заметила Анджела, и что видел Пирр, поскольку знал, куда смотреть?..

Трудно оценивать привычные вещи с новых точек зрения.

Мое ощущение опасности в снегах между Секундой и Палестрой.

Моя нелюбовь к насекомым, за исключением бабочек и мотыльков.

Сомнений не было — пастырь прибыл к месту поединка не с добрыми намерениями.

...Острые, зазубренные конечности богомола глубоко воткнулись в наст вокруг меня. Сейчас три пары его крыльев были раскрыты и звенели; я чуть не зажал руками уши, но тут снова пришел на выручку сьют Триады, уплотнившись и скорректировав силу звука. Ну и башка, ужас...

— Отдааай! Мне это нааадо!

— Мне это тоже надо, — я не шевелился, потому что насекомая пакость воткнула свои шипастые сучки мне между ног и по бокам, после того, как слету сбила; зато я наставил на отвратную башку станнер.

— Отдааай! Ты не знаешь, что держиииишь! — речевой имплант богомола работал не слишком четко, но смысл передать позволял.

— Расскажи, ты же пастырь, — я порядком разозлился.

— Отдааай! Убьююююю!

— А как же ваши принципы? Ненасилие и так далее?..

— Наша цивилизация будет жжжыыыыыть! Мы начнем ззззаново, и тогда это у насссс будут сотни миров! — Богомол потянул свои оставшиеся невоткнутыми хваталки, и я понял — без шансов. Против этой штуки не устоять, хоть она и плохо видит.

— Волей Рока! — крикнул я, стреляя.

Было бы проще стрелять по туману. Я не попал — это слабо сказано; секунда — и богомол, оплот примирения и наставничества, полосовал меня своими ходулями. Вот оно, нарушение Дуэльного Кодекса; считается, что преступника непременно ждет кара.

Я извивался; только успел заметить, как клочьями разлетается сьют, и ручьями брызнула кровь... отстреливался; и вдруг внезапно ощутил поддержку.

— Крис! Замри! — кричала Оллэна, врубив внешние динамики. Полосой взметнулись фонтанчики снега; пулевое оружие, оружие для браконьерской охоты... Богомол взлетел, бросив меня; я свернулся в кольцо вокруг коробочки.

Оллэна на своей розовой леталке со стразами приняла решение мгновенно, и атаковала сверху, как настоящий ас. Она не давала богомолу набрать высоту, буквально повиснув у него на спине, и полосовала пулеметными очередями. От верхних твердых хитиновых крыльев расходились веера рикошетов. И кто бы мог подумать, что у мадам есть бортовой пулемет?..

Я схватил коробочку и бросился к глайдеру Анджелы. Бросился, насколько смог... точнее сказать — потащился... ладно, травмы оценю потом... способность двигаться сохранилась.

Снова зашевелился Леронт. Вот крепкий череп...

Я вытащил мощную пушку Анджи. С трудом взял приклад на плечо. Это было в самом деле серьезное, очень серьезное оружие...

Примерно в тот же миг богомол развернулся в воздухе, оказавшись маневреннее машины; разорвал своими длинными манипуляторами глайдер Оллэны. Я вскрикнул, и выстрелил, но было поздно; тонкая желтая фигурка на один миг повисла на острых когтях, и даже в это мгновение стреляла по врагу из небольшого бластера, который, видимо, был у нее в кобуре на бедре. А затем богомол, подкинув женщину вверх, рассек ее на части крыльями, словно лопастями вертолета...

Это плато больше не было белым. И никогда не будет.

Я стрелял до тех пор, пока от богомола хоть что-то оставалось в воздухе. Потом с трудом доковылял до останков на земле, пятная снег и своей кровью, которая смешивалась с кровью и плотью Оллэны.

Башка еще жила. С насекомыми это бывает.

— Так значит пастыри? — грозно спросил я.

— Ты не понимаааешь... придет другой и заберет... людям это не надо... не смогут использовать... только мы... — богомол щелкал жвалами. — Мы не жжжелаем вам злаааа... Но это шшшанс... ссссвой путь, не вашшшш...

— Расскажи-ка, — спросил я, присаживаясь на корточки. Богомол скрипнул, и сдох окончательно. Я всадил два заряда в башку, и попробовал встать. В идее братства теплокровных все же кроется что-то весьма здравое... тоже мне, пастыри нашлись...

Так. Плохо дело.

Качаясь, я все же поднялся.

Дурацкая коробка валялась около глайдера Анджи.

Леронт сидел на снегу, обхватив голову руками.

— Что же вы, Саммарель... Такое шоу, а я пропустил... какая неделикатность...

— Идите в задницу, граф, — я по мере сил, начал продвижение к глайдеру. Леронту тоже было как-то нехорошо — очнувшись после простого удара по голове, я был бы уже около коробочки. А, понятно; Оллэна ненамеренно достала его с воздуха. Вокруг ног Леронта расплывалось пятно крови.

Оллэна... Оллэна, Оллэна...

Тонкий-тонкий лед, который отделяет понимание от незнания...

Стиснув зубы, я ввалился в глайдер. Сунул коробку, порядком измазанную кровью, в бардачок. Под вторым сидением нашел запасной комбинезон Анджи, не новый и не слишком современный. Там же была бортовая аптечка. Только вот... смогу ли переодеться?..

Я с некоторым трепетом посмотрел на ручейки крови, начавшие скапливаться на полу под сидением в лужицы.

— Граф, вы сами справитесь? Боюсь, я вам помощи оказать не смогу...

— Сосунок...

— Полагаю, это "да"...

— Вы бросите женщину здесь? Вот так?.. — спросил Леронт.

— Я вернусь... позже, — я стиснул зубы, подумав о той работе, которая мне предстояла.

— Никакого воспитания... — Леронт ползком добрался до своего глайдера, и подтянулся. Секунда; щелкнуло оружие; два дула смотрели друг на друга. Мультиган Анджелы — на Леронта, его собственный дальнобойный бластер — на меня.

Я перевел дух.

— Я стреляю лучше, граф. И при данном вооружении — эффективнее.

Леронт огляделся. Оценил клочки разнесенного в мусор богомола. Неохотно убрал бластер, демонстративно поставив на предохранитель.

Я, не отводя от него взгляда, забрался на водительское сидение. Мне надо было долететь, не вырубившись; я вогнал пару уколов из аптечки. Так продержусь. Сколько крови из меня вылилось? Летучая пакость... не зря все-таки многие люди им интуитивно не доверяли...

Я все-таки вырубился. Но только тогда, когда прилепил глайдер в ту же щель, откуда взял.

Я еще ощутил, теряя сознание, как тяжело повис на ремнях безопасности, которые так редко на себе застегивал... а ведь полезная, а общем-то, штука...

...боли не было. Но большого желания открывать глаза также не возникало. И все же в этом была настоятельная потребность.

Открыв глаза, я ощутил скованность, стянутость во всем теле. Хотя лежал я удобно; но ощущения были знакомы — швы. Хорошо обезболенные швы.

Взгляд не фокусировался. Но обоняние подсказало, что я нахожусь в палатке Джека. Опять в палатке Джека.

Наконец, я смог сконцентрироваться, и увидел, что от вены отходит тонкая трубочка с красной жидкостью. Я проследил за трубочкой, — она заканчивалась на руке Джека. Естественно, имелись все приспособления, нужные для прямого переливания крови; но, Великий Рок, это же каменный век... должна была быть очень большая необходимость...

Еще минута мне потребовалась, чтобы понять, что это его кровь вливают мне. Мне подходила любая кровь.

Анджела стерла пот с моего лба прохладной влажной салфеткой.

— Ожил?

— Пока не слишком. — Я сам не узнал своего голоса. — Каковы травмы?

— Завтра встанешь. Крови потерял много. Двигался после ранения?

— Двигался. — И тут я вспомнил, где и как именно. Минута, две; я сглатывал подступавшие к горлу слезы, и наконец, зарыдал. Тяжело, с трудом; именно так плакал вчера Джек, явившись под утро в свою собственную палатку; именно поэтому я встал на вахту, чтобы их никто не тревожил...

— Крис...

Да. Анджи, пожалуй, и не знала, что я — умею...

— Крис... — Анджела положила широкую, плотную ладонь на мое плечо. — Что случилось?

Я задавил рыдания. Не надо.

— Марита... Джек... Оллэна погибла. — И чуть было не добавил — по моей вине...

— Оллэна? — с ужасом спросил Джек. — Что могло случиться?.. Она такая... такая сильная. Такая уверенная!

— Богомол убил...

— Богомолы никого не трогают! И никогда не трогали!

Анджи помолчала. Потом сказала:

— Теперь понимаю, откуда такие раны. На холодное оружие непохоже. Да, Джек, это был богомол, — и принялась отсоединять моего новоявленного побратима от станции прямого переливания крови. Надо же, что у напарницы в загашнике водится... недаром она каждый год проходила медицинскую переподготовку.

Я сосредоточенно дышал, успокаивая трепыхающийся пульс. Слезы оказались непосильной физической нагрузкой... Вдох, выдох, вдох; выдох короткими ступеньками — раз, два, три. Вдох. Четыре выдоха-ступеньки.

Когда я сделал вдох и восемь коротких, выталкивающих воздух выдохов, то ощутил, что восстановлен. Коридоры... да.

Потом сел и начал ощупывать тело. Богомол чудом не повредил ни одного крупного сустава, ни одной кости. Все остальное — мелочи. Даже такие длинные и рваные ранения мягких тканей — мелочи...

— Анджи, как ты сняла пояс сьюта?

— Просунула руку в... дырку. Ощупала пояс изнутри, и он открылся. — Анджи показала рукой куда-то в угол. Я повернул голову — там лежало нечто вроде окровавленного куска серого шелка. Если ткань сьюта поднять, то кровь с нее стечет или осыплется. Но теперь это совершенно неважно.

— Марита... надо слетать, собрать останки.

— Ты сейчас никуда не полетишь. Я тоже не полечу.

— Занесет... снегом ведь занесет... а где лот? Я клал его в бардачок глайдера...

— Спрятала, — решительно сказала Анджела.

— И слава богу, — я откинулся назад и расслабился. В теле пульсировали точки — те, в которых положено было бы копиться боли. Анджела приподняла мне голову и подала в руки стакан дымящегося отвара.

— Я принесла твой комбинезон. Сейчас немного восстановишься. Я еще раз проклею швы на твоей шкуре, и оденешься.

Я глотнул раз, два. Потом посмотрел на побратима. Джек, сгорбившись, сидел на своей шубе.

— Ну, а у тебя что стряслось?

Джек молчал.

— Крис... У Джека мама умерла. Сердце после операции не выдержало, — негромко сказала Анджела. — Он воспользовался полетом на Град, позвонил. Ему послали уведомление, но оно бы еще долго шло. Это тебе не мгновенный перевод денег.

— Да прекратите вы, — раздраженно сказал я. — Мама, мама... эта версия себя исчерпала. Контракт прекратили? Не страшно...

— Крис, — снова терпеливо повторила Анджела. — Джек никогда не работал ни на одну контору. Он прилетел сюда заработать денег маме на операцию, потому что случайно выиграл старательский билет в лотерее.

— Я должен сделать вид, что верю в этот бред?— устало спросил я.

— Почему бы и нет? — подал голос Джек. Голос был хриплым. Еще бы, столько времени слезу точить. Не знаю, как насчет меня, а Анджелу Джек убедил. И она была готова его защищать. Раскол в группе — нехорошо.

— Хорошо. Верю. Джек, мои соболезнования.

Я допил настой дядюшки Ашо. Силы возвращались, одновременно стабилизировалось и настроение. Насколько это было возможно.

Анджела подала такую же дымящуюся чашку Джеку. Ну понятно, сыночку теперь надо нос вытирать, зло подумал я. Впрочем... впрочем, он отдал мне свою кровь. Видимо, приличное ее количество. Мне не жалко для него бесценного настоя; я же не жлоб какой-то.

— Теперь спать, — строго сказала Анджела. — Обоим.

Возражений в личном составе не было.

Перед тем, как заснуть, я успел представить себе, как именно Джек и Анджела вынимали меня, без сознания, в изодранном сьюте, из припаркованного на трехметровой высоте в ледяной расселине, глайдера. Я вернул его точно на то же место, откуда взял, просто на автопилоте, так как уже не мог сообразить, что разумнее сесть прямо возле палатки.

И еще я думал... следовать протоколу задания, или все же отдать залитую кровью коробочку Ворону?..

Так и не решив этот деликатный вопрос, я уснул.

Джек тоже спал.

Анджела со своей огромной пушкой осталась бодрствовать. Кому-то всегда требуется быть самым сильным.

*

Глава 12

Вода и сон... сон и вода. Что целебнее? По крайней мере, когда я проснулся — и, надо сказать, выспавшись, — то был жив. Жив настолько, что сам себе практически сразу, как только открыл глаза, сделал укол обезболивающего, благо, ампула лежала рядом. Это была настоятельная необходимость, опередившая все остальные потребности. Затем я разобрался с водой во всех ее видах.

Джек спал тяжело, нехорошо, ворочался и постанывал.

— Ты зря его подозреваешь, Крис, — ровным голосом сказала Анджела, картинно сидевшая в обнимку со своим огромным комбинированным оружием около двери. На меня она не смотрела. — Он, и правда, просто мальчик, который потерял маму. Мальчик из города под куполом.

— Я тебе верю, — неохотно и не совсем правдиво сказал я. — Ты лучше должна понимать... про мам. А возможно, и про мальчиков...

— А ты, видимо, про девочек. Милых малышек, вроде Лилии. У меня тоже ведь не было мамы, — так же ровно сказала Анджела. — Меня воспитывал дядя. Дядя был коммандо с Карины. Он просто не знал, куда деть осиротевшую девочку, и отдал в военную школу. А еще у него не было детей, как и у многих астронавтов и военных, работающих в космосе, а он хотел быть отцом. И я стала ему сыном.

— Я догадался относительно коммандос, — отозвался я. Что она там себе напридумывала относительно Лилии?.. Но оправдываться... ну, уж нет. — Нетрудно догадаться. У тебя с той службы эта любимая пушка? А насчет сына не обольщайся, ты не представляешь, насколько ты девочка...

— Ага. Пушка с той службы.

— Ты не жалеешь, что прошла это обучение?

— А смысл жалеть разве есть?.. Это моя судьба. Текущая версия. Но в коммандос жестко, я не выдержала, уволилась после стажировки.

Я мог себе это представить. Вечные полигоны. Палатки, неудобные транспортники цвета хаки. Жаркие планетки, кишащие всякого рода живностью. Поселения браконьеров, захватчиков, пиратов; бунтующие колонии... Казарменная система, старательно привитая привычка обходиться весьма скудными бытовыми благами и много-много перекачанных мужиков вокруг, их фирменный стиль. Даже мужланов, — я был не лучшего мнения о коммандос вообще. Вот зачем все-таки коммандос набирают и женщин?.. Официально они считают, что в смешанных группах работается эффективнее... неофициально же... у многих спецов есть на то свои взгляды.

— А меня выперли из "Ирбиса", — сказал я. Напомнил. Возможно, сам себе. Моя женщина знала все подробности. Мы говорили, как правило, обо мне. Это я о ней знал не все.

Снова помолчали.

— Так вот, — Анджела вернулась к недосказанной мысли, — Джек не спец. Не на контракте.

— Анджела, — осторожненько взмолился я, — ну подумай. Его палатка именно рядом с тем местом, где буду копаться я. Красивый мальчик. Боюсь, я не слишком скрываю свою приязнь к симпатичным людям, в любом досье написано. Такой искренний, такой... мама у него... словом, все, как надо. Что я мог подумать? Это дурацкое поверье про удачу... возможность ему помочь... мы в ответе за тех, кого приручили... в общем, я все же думаю, что он наблюдатель. Конечно, что не отменяет всего остального. Может быть и мама, и все такое.

— Он не наблюдатель. Все сходится, Крис, но поверь. В данном случае речь идет о совпадениях. И он без ума от тебя.

— В каком смысле? — Тут же окрысился я. — Это от тебя он без ума... помоги мне встать...

Анджела отложила пушку, подошла и без труда поставила меня на ноги. За подмышки.

Некоторое время мы приводили мой потрепанный организм в порядок. Подклеивали, подшивали. Местами подкалывали. Слово за слово, я постепенно рассказал моей женщине все, что смог. Анджела только поджимала губы. Потом стала их покусывать. Когда я худо-бедно оделся в комбинезон, обулся, насколько позволяла длинная, тщательно зашитая рана на ноге, и еще несколько глубоких колото-резанных ранений, и вообще заново пересчитал руки, ноги, пальцы и прочие ответственные места, я обратил внимание, что Джек уже не спит.

Он лежал, открыв глаза. И на его темных ресницах отчетливо поблескивали росинки.

Я сел рядом.

— Да, Джек. Все серьезно. Все, как у настоящих взрослых дядь.

— Оллэна... такая некрасивая смерть.

— Я что-то красивых вариантов не видел, — искренне сказал я. — Оллэну необходимо... передать телохранителю. Чтобы отвез ее в родовую усыпальницу на Мицар.

— Это возможно? — деловито уточнила Анджела. — Собрать останки?

— Не успел обратить внимания, — грустно сказал я. — В процессе казалось, что невозможно...

— А лот?

— Он в надежном месте?

— Надежнее не придумаешь, — убежденно сказала Анджела.

— Отлично. Тогда, я думаю, мы можем сворачиваться?.. Джек? Рейсовый транспорт с Грезы, наверное, уже ушел. Будешь искать фрахт? Улетишь?

— Я бы с вами остался... но надо хоронить маму. У нас никого нет. Некому принять решения. Социальные службы слабые. Похороны надо оплатить, организовать, — заторможено сказал Джек. — Придется улетать. Значит, надо в Приму.

— И хорошо, — убежденно сказал я.

— Я прилечу к тебе, сразу после задания, — сказала Анджела Джеку. И у меня снова возникло странное ощущение, что я чего-то не улавливаю или не даю себе понять. Хотя это вполне в ее правилах — проверить, чтобы у котенка точно все наладилось. Анджела так уже делала. Что же меня тревожит?..

— Джек, — негромко сказал я. Парень поднял на меня свои огромные темные глаза. — И не вздумай нести пургу про то, что ты один-одинешенек и исключительно свой собственный. Я твой брат. Побратим. Старший, естественно. Во мне теперь течет кровь твоей мамы и твоего отца. Я думаю, мы с Анджелой сумеем навестить тебя вместе, и решим, что делать дальше.

Надежда — это иногда страшно.

Но практически всегда — необходимо...

Я медленно, чтобы не спугнуть ощущение целостности организма, вышел наружу. Сделал пару шагов в направлении места парковки глайдера. Он висел все там же, только маскировкой это уже назвать было сложно: от машины вниз тянулись длинные замерзшие алые потеки.

Я поежился.

Но раз встал я, стало быть, встал и Изо. Очень злой Изо, граф Леронт. Наверняка встал... хотя я и не успел рассмотреть его повреждений. Если я везучий — ему разбило суставы. Если я менее везучий, — то он отделался травмами мягких тканей. Ну что же.

Я, слегка прихрамывая, вернулся обратно.

— Надо сменить базу. Нас только ленивый не найдет.

— Ты вообще как? — спросила Анджела. — Двигаться готов? Если готов — нам лучше в Град и заняться яхтой Вальцвфита. Если нет — переберемся в мою палатку. Там, я полагаю, будет безопаснее.

— Все равно могут выследить, — буркнул я. — Анджела, тут, кстати, Ворон.

— Кто?

— Ворон.

— Это кто?..

— Эээ... один из командоров "Ирбиса". Можно передать лот ему. Вызвать и передать...

— Командор Ворон?!..

— Ага.

Анджела помолчала, погибая от почтительности (я это уже пережил, а потому хорошо понял ее ощущения). Потом неуверенно буркнула:

— Знаешь, Крис, я против. Против участия командора. Мы хорошая команда. Я бы проследила, чтобы Джек нормально улетел, и потом уже в Град. Мало ли что, мы же Блонди не нашли. А он хитрый сукин сын, да и другие неожиданности могут быть. Кто знает, какими обязательствами связан Леронт... зря ты его не пристрелил все-таки. Как ты думаешь, что в коробочке? Счастье всем... чтобы никто не ушел обиженным...

— Сейчас думаю, что мне по фигу, — честно ответил я. — А вчера думал, что там какой-то генетический материал богомолов. Они народ скрытный, но просочилось, что самок у них осталось мало. Они живут сообществами, роями, не как собственно богомолы, а скорее как... муравьи или пчелы. И вот начали вымирать. Если верить аналитикам, эта раса погибает. Прямо сейчас. Не быстро — они живут лет по триста каждый, но неизбежно.

— А какое счастье всем от генетического материала любого разумного народа? — резонно заметила Анджела. — Давай откроем, а?..

— Анджи, ты что, купилась на этот дешевый трюк? — взвыл я. — Какое, к черту, счастье! Для всех! Там, скорее всего, попросту ничего нет. Не может быть ничего особенно серьезного в такой... небольшой коробке.

— Не скажи, — задумчиво произнесла Анджела, — многие артефакты совсем невелики. Интересно же. Давай откроем? Это шанс, Крис. Шанс... ну, побыть богом. Одарить счастьем всех. Моментально.

— Милая, — сказал я решительно, — вот если бы еще не было изобретено кристаллических бомб, размером с фасолину, и разносящих при этом большой город в пыль, — я бы открыл. Но ты только что сама сказала, что там может быть нечто непредсказуемое. И никаких игр в богов, не наш уровень. Не наш Коридор.

— Ну почему обязательно бомба? — Анджела стала сердитой. — Почему там не может быть что-нибудь хорошее?

— Разумное, доброе, вечное... — пробормотал я. — Знаешь что, отдай-ка мне. Хватит с меня разумного.

— Я хорошо спрятала.

— Анджела, отдай. Мне, Рок меня побери, абсолютно все равно, что там. Но мы должны это увезти отсюда и уничтожить. Хочешь открыть — открывай в капсуле, направленной в звезду. По протоколу. Раз уж мы хорошая команда. А?

Анджела пару секунд смотрела на меня сердито. Потом расхохоталась:

— Уж послал, так послал!

— Я тоже считаю, что надо открыть, — подал голос Джек.

— А тебя, мой милый, — Рок побери этого Леронта! — Я вообще не спрашиваю! Собираемся?

— Ага... по минимуму...

— Палатку сворачивать и обесточивать не будем. Вещи забирать тоже. Уходим налегке, попробовав составить впечатление, что мы сюда еще вернемся... Джек?..

— Крис, так ты еще и ирбис?

— Бывший. А вот уши тебе укорочу при случае. На правах старшего брата. Понял?

— Ну извини, вы громко разговаривали... и, говорят, вас бывших не бывает...

Ох уж эта мне народная мифология.

Сборы времени почти не заняли. Мы наскоро проглотили по паре ледяных бисквитов, — какая, все-таки, гадость. Не пища, а самый настоящий суррогат, намного хуже обычного космического рациона.

Я с грустью заварил предпоследние кусочки бесценной коры. Как только растения настоялись, мы выпили по паре глотков напитка, и осторожно покинули палатку. Я сунул кусочек коры за щеку и жевал.

Анджела спустила вниз глайдер, минимально привела его в порядок. Я снова вздрогнул — я не любил, когда части меня, пусть и жидкие, в таком изобилии были представлены вне организма. Богомолы. Пастыри человечества. А ведь это они передали в свое время Гее разработки антигравитационных двигателей и еще пару-тройку полезных штучек. Гея, благодаря своевременной информационной помощи, сделала хороший рывок, догнала прогрессивные миры. И кстати, даром передали, геяне долго-долго ждали подвоха или объявления стоимости услуги... ан нет. Триада, вроде бы, сотрудничала с ними на тему биоорганических кораблей. А сколько они народу, терпящего бедствие, в космосе выручили — не счесть. В детских фильмах и мультиках их жуткие хари пробовали облагородить, придать им человеческие черты, научить улыбаться... но это даже талантливым художникам не удавалось, уж больно антигуманная у них была лепка морды.

Да... вот уж везение — нарваться на первого агрессивного богомола за всю историю контакта. Что же, если это их новая стратегия — у людей имеется преимущество. Богомолов мало.

Над Примой мы сделали три круга — я хотел рассмотреть повреждения, нанесенные снежным торнадо. В целом, фактория выглядела лучше, чем я ожидал; большие строения устояли, хотя многие маленькие были разрушены, занесены. Сверху было видно и снегоуборочную технику, которая пыталась расчистить поле космодрома, расположенное недалеко от Примы; видимо, космодром и оттянул на себя основные мощности аварийных и коммунальных служб фактории.

В Приме Анджела высадилась вместе с Джеком, а я остался сидеть в глайдере. Подумал... сказал:

— Знаете что, вы тут разбирайтесь с фрахтом, а я слетаю на плато.

Анджела чуть тревожно спросила:

— Может, лучше с тобой?

— Нет, займись Джеком. Чтобы уж точно знать, что он сидит в корабле и готовится к старту. Вещь под контролем?

— Да.

— Вот и прекрасно. А я... я должен. Раз уж ожил. И знаешь что... спроси, улетели ли шихи. У них был частный фрахт.

— Держись там, — неуверенно сказала Анджела. Мы не слишком часто подбадривали друг друга в таких ситуациях. — Насчет ших узнаю.

— Я сейчас в порядке, — заверил ее я, и перебрался на водительское место. Поглядел себе под ноги. Подумал и пристегнулся. Ремни тоже были основательно испачканы. Ладно, не до сервиса...

Греза. Белая, голубая, синяя, зеленоватая, сиреневая.

Подлетал я осторожно. Надо было вызвать жука... но жук пока что оставался скрытым козырем.

На плато находились два глайдера. Два!

Один — явно машина из проката, вторая — "Птеродактиль".

Я опустился. Выполз наружу.

Ворон стоял недвижно.

Симпатичный парень, охранник Оллэны, которому вроде бы однажды удалось вывести меня из казино, заблокировав мою правую руку, понуро бродил по плато. Да, работка ему досталась — не бей лежачего...

Я тоже хорош, мог бы догадаться, что при повреждении глайдер Оллэны передаст автоматический СОС. Возле глайдера охранника на тонком слое свежей пороши лежал длинный черный пакет с молекулярным замком. Знакомый мне пакет. Знакомый любому спецу.

Из снежка торчали, как обугленные лопасти какого-то двигателя, крылья богомола. Пространственное маневровое крыло частично раскрылось, и тончайшая мембрана уже разорвалась на радужные клочья...

Однако я от него немного оставил... и оружие Анжелики — это да. Хотя и громоздкое, и устаревшее.

Вот там лапа, тут еще. Я подобрал одну, — режущий зазубренный край впечатлял. Понятно, что тут и сьют Триады не устоит.

Ворон был очень, очень недоволен.

И я даже знал, чем.

— Черти что, Стаф, — сказал он. — Что это такое? Съемки боевика?.. Вас на милю нельзя подпускать ни к какой работе. Тито, Микаэль, теперь госпожа Оллэна!... да вы что?..

— Насчет Тито я не при чем, — автоматически отмазался я. Странно было слышать от командора свою прежнюю рабочую кличку. Намекает, что в оперативной обстановке надо вспомнить то лучшее, что было в моей жизни — обучение и стажировку в "Ирбисе"?

— Неважно, — сурово сказал Ворон. — Ирбис контролирует все. "Летяги" беспардонно расслабились. Вы лично беспардонно расслабились.

Я между тем подошел к мешку. Раскрыл длинный молекулярный замок. Посмотрел. Внимательно посмотрел, чтобы запомнить. Не жалея себя. Потом встал, протянул руку охраннику. Тот, так же молча, ее пожал.

— Ваше счастье, — недовольно и неприязненно сказал Ворон, — что госпожа Оллэна распорядилась не давать хода делу в случае ее гибели, какой бы она ни была.

— Когда распорядилась? — спросил я.

— Вчера, накануне вашей... эскапады.

Я снова сел на корточки и положил руку на мешок. Помолчал.

Потом выпрямился и обратился к охраннику.

— Вы доставите ее... домой?

— Разумеется, — сказал охранник.

— Деньги?

— Не проблема.

— Спасибо.

— Это моя работа. Я связан с госпожой вассальной клятвой.

— Да. И все равно спасибо.

— Принимаю вашу благодарность.

Я еще помолчал.

Ворон курил.

— Сэр, останки богомола следует утилизировать?

— Вы задаете подобные вопросы, Крис? Зачистить зону необходимо.

Я достал из глайдера пушку Анджелы, перевел настройку в соответствующий режим. Ветер поднимал и уносил облачка черной пыли, в которую превращались твердые хитиновые лапы и крылья.

— Я знаю, отчего вы злитесь, сэр. Но у меня нет счетов с Леронтом. Он мне симпатичен. И задание у меня другое. Я не обязан был его убивать или задерживать.

— В том-то и проблема, Крис. Он вам симпатичен, но он преступник. И он в розыске, у "Летяг" тоже, — Ворон работал своим инструментом. Охранник, бережно погрузив черный мешок, готовился улетать. — Он давно приговорен к смертной казни в мировом сообществе, вне Энифа. Вы вещь взяли?

— Взяли, сэр.

— Отлично. Передайте мне и эвакуируйтесь.

— Нет, сэр. — Я следил взглядом за улетающим глайдером.

— Нет?

— Нет.

— Тогда следуйте протоколу.

У меня пискнула связь. Я глянул.

— Я улетаю, сэр. Вы... закончите уборку?..

Ворон посмотрел на меня. Молча.

— Сэр... дело в богомолах? Они будут искать вещь? Это их предмет?

— Нет, Крис. Дело не в богомолах. Богомолы — неожиданное осложнение. Не думаю, что стоит ожидать еще одного, хотя кто знает. Но на эту вещь охотиться еще кое-кто. Лучше бы вам скорее выполнить все, как следует. Поэтому предлагаю свою помощь.

— Я понял, сэр. "Ирбис" в курсе, что это такое?

— Никто не в курсе, — неохотно сказал Ворон. — Коридоры, кстати, тоже не в курсе, не надо обольщаться. И, тем не менее, есть масса косвенных аргументов быстро и аккуратно проститься с вещью. Работайте, Крис. Постарайтесь не ошибаться. У вас нет права на ошибку.

— Я не бог и не Рок, — буркнул я. — И даже не вы. Но я понял вас, сэр. — Ворон смотрел на меня с сомнением. Снова — с сомнением. Я задался праздным вопросом, совершал ли командор когда-либо ошибки. Существенные ошибки... или он непогрешим, каким и кажется?..

Полеты над Грезой, определенно, перестали доставлять мне хоть какое-то наслаждение. Великие Коридоры, пора сделать с этой планеткой что-нибудь запоминающееся. Она не для людей. Она сама по себе. И пусть подавится своими проклятыми сокровищами и задохнется воздухом, пригодным для дыхания...

В Приме не оказалось ни единого свободного корабля. Ушли на зафрахтованном корабле шихи. Ушел посадочный модуль, поднявший туристов — и Незримого в том числе — к рейсовому лайнеру. Ушли даже мелкие и достаточно дорогие подрядчики. Перед непогодой ушло все, что могло выкарабкаться в космос или хотя бы на орбиту, и не собиралось возвращаться.

Анджела и Джек не нашли никого, кто мог бы вывезти парня в космос, хотя бы до ближайшей заправочной или координаторской станции, и послали мне сообщение.

Моя женщина и мой побратим понуро сидели в пустом зале ожидания космодрома, ели и пили. Это было достаточно большое помещение, неожиданно обильно остекленное прозрачным сотовым пластиком, и заполненное в основном комфортабельными полулежачими креслами, которые позволяли ожидать рейсового корабля — иногда сутками и даже декадами. Здесь топили, но слабо; сейчас в зале ожидания было от силы 10 — 12 градусов. Вдоль одной из стенок расположилась стойка бара, перед которой стояли обычные стулья и круглые столики. Столовая, в которой я беседовал с Незримым, была в соседнем помещении.

Я прошел к их столику и сел рядом.

— И что теперь? — спросил Джек.

— Транспорта полно на Градах. Частные господа, на которых можно надавить, яхты, которые можно перекупить, доставка, почта. Это раз. Посадить Джека в корабль к Ворону. И запереть. Это два.

— Я не хочу никуда подсаживаться и запираться, — сказал Джек. Вроде бы парень ожил, включился. — Я хочу подождать вас. Вы же как-то собираетесь отсюда убираться?

— С нами опасно, — сказал я. — Каждую минуту опасно. Анджела, давай, правда, в Град. Где у нас яхта Вальцвфита? На Абрикосовом?.. Вот туда и отправимся. Разблокируем и улетим. А Джека, к примеру, попрошу проводить Оллэну. Ее... тело. Улететь с охранником. На нас не исключена атака и в космосе. Пусть он проводит, и сразу домой, заниматься делами мамы. Выдержишь?..

— А какие варианты? — буркнул парень.

— Блонди, — напомнила Анджела. — Леронт. Другие.

— А хрен с ними... Рок не изволит, заяц не съест...

— Рано расслабляться, Крис.

— Спасибо, Анджи. Мне только что командор лекцию прочел.

Анджела поморщилась и потерла бок.

— Проблемы? — спросил я.

— Надо будет еще раз прозондировать дырку, — небрежно ответила моя женщина. — Мне кажется, что в Граде нам обоим стоит зайти ко врачу. К хорошему врачу с крепкими нервами. Полевая аптечка далеко не всегда отвечает... требованиям и пожеланиям.

Доев, я расплатился, проведя карточкой над сканером столика. Мы встали и направились к двери.

Я чуть отстал, — мне хотелось спросить Мариту о ее самочувствии еще раз. Сам я особенного дискомфорта не ощущал, хотя и знал, что держусь на лекарствах. Но я — это я. И на мое приемлемое самочувствие имеются причины.

Джек прошел на пару шагов вперед. Видно было, что парень призадумался. Возле прозрачных дверей, отделявших зал ожидания от холла — термотамбура, он замешкался, ожидая нас... в моем сознании тренькнул сигнал опасности; но я опоздал. Доля секунды -за его спиной вырос человек и плотно заблокировал Джека, заломив руки за спину. У самого горла парня Бит держал маленький тонкий ножик, вроде перочинного или даже скальпеля, — убить таким сложно, а порезать — запросто. Вопрос застрял у меня в горле. Я замер.

— Отлично, — пропел Блонди, — а теперь отдайте лот.

Мы стояли неподвижно. Бит пользовался только отравленным оружием; вместо ножичка у него в руках могла быть иголка или просто шип какого-нибудь дерева... или вообще ничего бы не было — иногда он попросту мазал ядом ногти...

Я поймал взгляд Джека и предупреждающе сказал:

— Не шевелись, совсем не шевелись.

Зря сказал...

Блонди мгновенно понял, что взял и вправду козырь. Не умея привязываться и любить сам, он великолепно использовал людские эмоции в своих целях. На том и держались его репутация и манера работать.

— Коробочку! — грозно сказал Блонди. И тут же состроил глазки Марите.

За спиной Бита неуверенно шевелилась пара человек обслуги космодрома. Скорее всего, они даже не поняли толком, что происходит.

Джек мог ударить Бита в подъем каблуком. Я из такого захвата ушел бы мгновенно. Анджела, скорее всего, перекинула бы его через спину вперед, и вырубила. Но увы — одного укола ножичком, даже ненамеренного, было бы достаточно. Бит работал наверняка.

Анджела вытащила лот откуда-то из-под комбинезона. Показала.

— На пол, и отправь мне, — сказал Блонди.

— Отпусти парня!

— И не подумаю, — ухмыльнулся Бит, — пройдет со мной до машины.

— Тогда идем вместе, — сказала Анджела.

— Ну давай попробуем.

Спиной вперед, но весьма уверенно — в досье пишут, Блонди начинал учителем танцев, — Бит продвигался через термотамбур. Мы медленно, не приближаясь, следовали за ним. Вот сейчас бы черную фигуру командора за спиной засранца... как воплощение Воли Рока...

Но увы, даже немногочисленные люди, которые стали свидетелями этой сцены, быстро разбежались. Бит без помех преодолел настоящие двери здания вокзала, непрозрачные, и вышел на улицу.

Глайдер Бита стоял возле дверей, почти вплотную. Хороший глайдер, новый, отличной модели, спроектированный с особым упором на полную бесшумность и высокую маневренность. Анджела решительно пошла вперед, показывая Блонди руки — левую пустую, правую со злополучным лотом.

Я воспользовался моментом, когда проходил возле створки двери.

Развернулся к Блонди чуть боком. Этого мне хватило, чтобы незаметно положить в ладонь станнер.

— Крис, без фокусов! — взвизгнул Блонди Бит, и чуть вдавил лезвие в шею Джека. Я пригляделся, — щека Бита чуть подрагивала. Нервничал. Он меня знал, и, похоже, боялся. Мне было проще — я им попросту брезговал.

— Анджела, отдай этой паскуде вещь.

Анджи пошла бочком. Шажок, еще шажок...

— Крис, покажи руки!

— На, не отвлекайся, держи уже, — Анджела протянула деревянную коробочку Блонди. Тот тряхнул Джека:

— Бери давай! И хватай крепко!

Я так и думал.

Секунда, пока Джек вытянул руки, чтобы взять лот у Анджи, — и я прошил из станнера глаз Блонди, как нередко бил белок на Авроре.

Блонди упал, чуть царапнув Джека по шее ножом.

— Крис!!! — крикнула Анджела, и вцепилась в парня.

Я подошел.

— Анджи, он хотел забрать не только лот, а заодно и Джека. Вспомни, как он работает, и от чего получает удовольствие. На лезвии, в худшем случае, было активное снотворное. Ему нужна свежая... жертва. Живая. Он же клинический псих.

— Джек почти не дышит!!!

— Ну, почти же, — буркнул я, — а не совсем не. Зато у нас теперь два глайдера. Что лучше — уйти на своем, или взять машинку Бита? А, кстати...

Я попинал Блонди; на всякий случай сделал выстрелы в сердце и во второй глаз. Эта морда, бесспорно, более чем привлекательная, не вызывала у меня никакой жалости и никакой симпатии. Ну его. Так надежнее. Нагнулся, порылся в карманах, обшарил тело. Нашел и сорвал с шеи медальон Алекса.

Анджи тем временем пробовала привести парня в чувство, но тот спал сном младенца. Дыхание и пульс и вправду были едва заметны. Я ему даже призавидовал.

— Ты хочешь сказать, что Блонди засчитал Джека за подростка?!..

— Что и требовалось доказать, — сказал я с глубочайшим удовлетворением.

— Да ему двадцать два!..

— Меня это совершенно не колышет... пацан он.

Анджела секунду глядела на меня, потом сердито спросила:

— А ты?.. — затем взяла коробочку, и снова упрятала ее глубоко под свой комбинезон. Вот оно, самое надежное место. Потом снова посмотрела на меня.

Я помог ей поднять Джека. Стало быть, рана Мариты и в самом деле серьезнее, чем я думал. Обычно в таких делах поддержка ей не требуется... разок, помнится, Джек уже ездил на ее плече.

Мы положили парня в глайдер Мариты. Сколько он будет спать?..

Я увидел парочку человек, наконец-то, в форме охраны космодрома. Сделал им соответствующий жест рукой. Один из парней кивнул, и присел над Блонди, второй полез в его глайдер. Ну и замечательно. Ворон не приврал, когда сказал, что тут все кордоны уплотнены; однако все равно опаздывают. Опаздывают...

И, что совсем неприятно, я также не могу отделаться от ощущения, что отчего-то, куда-то опаздываю. Что там говорил командор относительно права на ошибку? Он, естественно, загнул; но что-то в этом было... да.

В Абрикосовом граде с охраной пришлось обойтись достаточно строго.

Заляпанный глайдер, беззвучно спящий Джек, так похожий на мертвого; Анджела в наскоро починенном комбинезоне... но я выглядел прилично, платил щедро, и имел всевозможные варианты воздействия на охрану Града. Нас пропустили.

Я, не стесняясь, снял роскошный номер, с бассейном, похожий на тот, в котором на другом Граде меня принимала Оллэна. Так, не думать; попросту действовать.

Анджела на скорую руку взяла анализ крови Джека. Сон обещал быть крепким еще часов шесть, но жизни не угрожал. Я вызвал врача в номер, указав причину вызова — "множественные травмы", и влез в бассейн. Анджела, постанывая, переползла в просторный шелковый халат, видимо, мужской. Джека мы совместными усилиями переместили в спальню, на широченную кровать, и слегка раздели.

Доктор, которого я быстренько выбрал по резюме и послужному списку, включавшему два года практики у врачей без границ в паре весьма горячих местечек, пришел спустя примерно пятнадцать минут. Это оказалась полная, совсем невысокая женщина смешанной расы, темнокожая. Следом ехала небольшая роботизированная лаборатория, совмещенная с мобильным оперблоком.

Врач осмотрела меня и Анджелу, а потом назвала стоимость своих услуг. Я подавился воздухом, но согласился. Профи видно за парсек.

Я отмокал, а темнокожая служительница бога медицины занималась Анджелой. Попробовала предложить перебраться в клинику, и получила твердый отказ. Она оперировала, накладывая внутренние швы на рану Анджелы, впрыскивала противовоспалительные лекарства... а я наблюдал из бассейна. Позже Анджела, получив все положенные процедуры, отправилась в спальню. Врач орлицей оглядела валяющегося там Джека, но ни слова не сказала. Затем настал и мой черед.

Невозмутимая врач, наконец, не выдержала.

— Интересно вы тут отдыхаете, господа! Вот вы, господин Нэль. Вы что, на спор в вентиляционную шахту Града полезли?..

И ведь почти не ошиблась, если учесть мои бега по Порту Сокровищ.

— О-о, это было запоминающееся приключение, — пробормотал я.

— Господи, и что людям не сидится спокойно... — и это были ее последние слова на личные темы. Далее врач изъяснялась только терминами, комментируя достоинства и особенности той или иной травмы на моем многострадальном теле, и давая мне свои ценные, но, увы, невыполнимые советы. Осмотрела и ощупала также татуировки и инкрустацию сверкающими кристаллами. Но тоже ничего не сказала...

После укола новой порции обезболивающего и регенерирующего средства я покрылся сеткой сосудов. Врач встревожилась, но я покачал головой, показывая, что все в порядке. Расплатился.

— Даме нужно непременно отдохнуть, — сказала врач напоследок. — Затем я бы советовала ей, помимо лекарств, принимать пищу, желательно высокого качества. Можно красное вино. Вам — те же рекомендации. Вы удивительное создание, господин Нэль.

— Благодарю.

— Но, несмотря на ваши парадоксальные реакции и необычный генный код, я бы советовала вам внимательнее отнестись к своему организму. Его ресурс истощен. Раны очень глубокие и непростые. Не обольщайтесь тем, что органы пострадали минимально. Есть еще кровеносная система, к примеру...

— Непременно отдохну, благодарю.

Когда врач ушла, я сел к связи Града.

В виртуальном магазине подобрал для нас троих лучшие одежду и обувь, белье, с доставкой. Дождался заказа; переоделся. Переодевшись, постоял минуты три около зеркала. Я, не задумавшись особенно, выбрал серо-стальной комбинезон достаточно простого покроя. Снова чувствую себя ирбисом? Ирбисом больше, чем летягой?..

На Анджелу, на ее размер, предлагали только ярко-алый комбинезон, зато превосходного качества. Или можно было выбрать мужской, но я знал, как она относится к стилю унисекс. Принимает, но без восторга. А приталенный алый сьют был определенно женской вещью.

И Джеку — золотисто-коричневый, с нарядными черными вставками.

Затем собрал раскиданную по номеру одежду, окончательно облупил Джека от его обносков, прикрыл одеялом; — и сбросил всю рванину в утиль, хорошо проверив карманы. Любопытно... у Анджи оказалась парочка побрякушек, неизвестных мне, — не иначе, подарочки Джека; а в моем комбинезоне нашелся жетончик, подтверждающий ставку, которую я сделал на другом Граде на какого-то старателя, на Ледяном тотализаторе...

Заново разложил в новом комбинезоне все, что мне было необходимо, подумав, что это задание основательно выбрало ресурсы, финансовые, технические, а также эмоциональные. Джек и Анджела спали крепко, на разных краях широченной двухметровой кровати.

Я выложил на стол и некоторое время разглядывал модуль личной связи Ворона. Меня глодали всякого рода сомнения. Рядом с модулем на стеклянной столешнице лежала покрытая бурыми подсохшими пятнами деревянная шкатулочка в оплетке из золота.

Так просто... отдать ответственность. Старшему по званию. Старшему — по Воле Рока. Просто звонок... и пока Анджела и Джек спят, освободить нашу компанию, а потом найти поиздержавшегося бездельника, зафрахтовать его яхту, и отправиться хоронить всех, кто этого ожидает, даже не связываясь с опасной колымагой Эгнора Вальцвфита.

Это было бы правильно — по-человечески.

А с точки зрения профессионала? С точки зрения профессионала, у меня было задание. Точно сформулированное.

Я взял коробочку. Подержал в руках, пробуя проникнуть внутрь силой мысли. Потряс. Попробовал посмотреть на свет. Шкатулка была так тщательно сделана, что я не разглядел, где именно должна отделиться крышка. Если бы я не видел результаты сканирования, я бы решил, что артефакт — попросту кусок дерева. Нет. Пожалуй, дерево было бы легче. Впрочем, смотря какое. Значит, там металл или кристаллы?..

Чтобы не спать, я заказал кофе, еды, шоколада. Шоколада — без миндаля. Много высококачественной еды; и пока мои друзья спали, я ел, ел и ел, пока не остановил себя усилием воли. Мне нельзя было отяжелеть. Мало ли что. Греза уже преподнесла достаточное количество сюрпризов...

Я сделал еще кое-какие необходимые заказы. Посмотрел на время. Спросил список припаркованных кораблей. Судно Вальцвфита было на месте. Помимо него, на Абрикосовом Граде было еще семь космических яхт.

Но я не мог и не хотел покидать номер. И все же не сумел выстоять вахту до конца — задремал... наверное, из-за обильного обеда.

*

Мне было лет семь. Я находился в монастыре Неумолимого Рока, на Храме Мира. Там же взрослел мой отец; братья сказали, что я занимаю его келью. И я им верил. Мне хотелось иметь с отцом что-то общее.

Наставник оставил меня на широком деревянном причале наблюдать. Не двигаться, не разговаривать и по возможности не дышать более необходимого.

Я тогда только учился сохранять неподвижность и концентрацию. Постигал ауру неживого.

Детские впечатления крепкие; мне кажется, я по сей день в деталях помнил каждый ажурный куст, каждый камень на берегу изумительной красоты озера. Сквозь хрустальные воды были видны разноцветные шарики окатанной гальки, гальки из самоцветов. Это позже я узнал, что гальку привезли специально.

У воды были высажены цветущие растения, и на них сидели роскошные стрекозы и бабочки.

К тому времени я был в монастыре уже год. Восхищение роскошной природой после пустынной Ат-Уны еще не улеглось, и потому мне нетрудно давался урок наставника, — тем более, если учесть жесткую тренировку с утра, продолжавшуюся четыре часа. Середину дня, когда стояла самая жара, я проспал в своей келье, а теперь исполнял урок. Сидеть и наблюдать мешал только голод, — потому что мы ели на закате и в полночь, и все. Зато на закате воспитанников поджидало настоящее пиршество. "Пресыщенное тело не будет мудрым", — учили нас. "Оно не исцелится от болезни, и не даст зрению увидеть прекрасное. Оно готово лишь спать".

Временами мне удавалось расслабиться настолько, что я словно бы видел ход обоих светил по небосклону...

И вдруг я впервые в жизни ощутил страшную тревогу, тревогу, от которой сводило затылок. Еще ничего не случилось, а я уже напрягся, словно готовясь к прыжку.

Огромная бабочка с роскошными желто-синими крыльями упала в воду.

Упала неудачно — широкие крылышки прилипли к поверхности воды. Я сидел, не шевелясь, и последующие полчаса смотрел, как умирало великолепное насекомое.

От бабочки по воде расходились круги.

И только когда она совсем затихла, из бездны озера поднялась рыба, большая рыба, размером с меня, семилетнего. Беззвучно раскрылась и закрылась широкая пасть. Бабочки не стало совсем. Я чуть не лишился сознания.

Я исполнил урок.

Наставник хвалил меня, а увиденное велел рассказать на общем ужине.

Но я не любил этот сон. Он всегда был нехорошим предвестником.

*

А когда я проснулся, встревоженный легким шумом в номере, то не поверил сам себе. Тихо размял тело, затекшее в комбинезоне от неудобной позы; встал. Прошел два шага до полуоткрытой двери в спальню.

Джек и Анджела больше не были разделены широким полотном роскошной постели, белой, как снега Грезы. Они сплелись воедино — темная, почти бронзовая Анджела, с мышцами, волнами перекатывающимися под загорелой кожей, такая сильная — и такая прекрасная, как богиня войны какого-нибудь языческого мира... и Джек, красавчик Джек, которого наверняка звали как-то иначе, белокожий, словно выточенный из мрамора, на спине которого на сей раз тоже проступил нешуточный рельеф. Они полностью ушли друг в друга — полуоткрытая дверь их не смутила. Моя женщина! И мой побратим!

Пока я стоял в дверях, пытаясь закрыть рот и одновременно обуздать приступ ярости, Джек перекатился на спину, и потянул Анджи наверх. Она села на его бедра, и оказалась ко мне спиной.

Я хорошо знал, что именно сейчас видит Джек.

Анджела закрыла Джеку дверной проем — и меня. Впрочем, у меня сложилось впечатление, что меня не заметили бы, даже если я улегся бы с ними рядом на кровать. Или, заметив, не отреагировали.

Я еще секунду постоял в дверях. А душ? А врачебные запреты? А...

Я увидел все, что требовалось. Понял, что проиграл. По крайней мере, этот тур...

Потом взял со стола коробочку, упрятал во внутренний карман, и вышел из номера. Невероятная широта моих морально-этических допущений обернулась болезненным рикошетом.

Есть вещи, которые слишком, — даже для меня.

*

Глава 13

Я шел по коридору Града, и больше всего на свете мне хотелось завершить задание. Завершить его немедленно, как можно скорее; передать вещь командору, и пусть делает с ней все, что его загадочной душе угодно. Шеф не будет возражать, узнав, что я распорядился лотом таким образом.

Затылок стянуло; обыкновенно это ощущение было предвестником беды, но в данном случае, я не обратил внимания на глас интуиции. После такого зрелища все может быть. Психосоматика.

И пожалуйста, — и впрямь стали побаливать швы и зашитые раны, хотя быть этого не могло. Врач влила в меня много лекарств. Обезболивающие кетгуты и клей на ранах попросту не дали бы ничего почувствовать.

И все же.

Я добрел до ближайшего кафе, и с некоторым ожесточенным самоуничижением заказал двойной жюльен, салат, отбивную и двойное мартини с водкой. Пусть я обожрусь, и перестану думать. Еда — это простейшее успокоительное; и людям оно хорошо известно...

Приготовлено было вкусно.

Напряжение постепенно отпускало.

Примерно на полпути я остановился, сошел с тропы, ведущей к ожирению, и расплатился. Швы перестали болеть, нервы успокоились. Насколько это было возможно, конечно.

Для начала я нашел ближайший банкомат, принадлежавший сети казино Градов, и сунул в него карточку, подтверждавшую сделанную мной ставку.

Я не любил бросать незавершенные дела такого рода. Пока электронный мозг соображал, как меня лучше облапошить, я стоял, прислонившись лбом к металлу, и вспоминал Оллэну. Вспоминал, и старался забыть снова. Хотя бы до окончания задания. Хотя бы до того момента, когда я смогу покинуть Грезу. Я еще дам этой боли свободу, а пока нельзя, нельзя...

Банкомат звякнул и вывел данные на табло.

Однако... неизвестный парень выиграл для меня приличную сумму; я, почти не удивляясь, тут же потребовал карточку на весь выигрыш, на предъявителя, — отдам Джеку. Если сумею снова расслабиться на его счет. Или оставлю себе, если не смогу. Или куплю Анджеле цветов на всю сумму... нет, лучше новое рабочее снаряжение, хотя это и менее романтично.

Забрав из автомата теплую карточку, я двинулся дальше.

Отчего мне такие мысли прежде в голову не приходили?.. пересмотреть ее транспорт, вооружение, все наладить, что необходимо — заменить... в конце концов, она моя напарница. И моя женщина. Переборщил я с декларациями независимости и свободы воли, кажется.

И, вдохновленный свежей идеей, я направился к причалам. Не слишком радостный, так как Греза подкинула мне пару поводов как следует призадуматься. Но вполне собранный для работы.

Большое преимущество Градов было в том, что они располагались в атмосфере. Любые причалы в космосе — это безвоздушная среда, скафандры, усиливающие костюмы с манипуляторами, и так далее. Здесь все было проще и спокойнее, — яхты парковались снизу, к длинным стрелам; оставались на собственных постоянно работающих антигравитационных двигателях, чтобы не перегружать Град. Пройти к любой из них можно было, не утруждаясь вопросами дыхания, через четыре пропускных пункта. Холодно, поскольку это вовсе не отапливаемый вентилируемый ангар, который тут сделали для глайдеров на верхней палубе Града. Но холод — неудобство не столь существенное, как открытый космос.

Двое охранников снова придирчиво вылизывали мои документы и задавали дурацкие вопросы. В конце концов, я не утерпел и воспользовался кодом "Ирбиса". Допуск "Летяг" в данном случае сработал бы слабее.

Слегка польстила активность, с которой от меня в разные стороны шарахнулись мальчики. Да, "Ирбис" — это репутация, и над ее поддержанием активно работают. Меня ненадолго охватила гордость, но...

...Быстро ребята мой код не проверят, — а ведь он заблокирован. Наверняка заблокирован. И все равно сработал. Бывших ирбисов не бывает.

Нет уж, не получит командор моей коробочки. Задание есть задание. А то ишь ты, — все ему подай на блюдечке. Встать, лечь, отжаться. Помню-помню.

Под самым днищем Града, которое имело правильную круглую форму, четыре стрелы образовывали монументальный крест. Стрелы были закреплены стержнем, проходящим через середину креста (и затем — насквозь через весь Град доверху), и массивными консолями, удерживающими концы. Капитан Града распределил яхты симметрично, по две на каждую стрелу. Всего, я предположил, Град способен принять не более шестнадцати яхт, и то, заполнив причалы, сильно проиграет в возможности маневрирования. А тут — слот, снежные торнадо и прочие атмосферные чудеса Грезы. Подвижность необходима.

Антигравитационные двигатели самого Града располагались между лучами креста, по три в каждом секторе, ближе к внешнему краю Града. Яхты не мешали двигателям, а двигатели — яхтам.

Я шел по стреле и думал, есть ли под причальными стрелами силовая сеть. К кораблям проходили по тоннельным пластиковым ограждениям, людям падать вниз не грозило, и все же... Должна быть сеть, иначе как удержать не только нетрезвых яхтовладельцев, но и, скажем, яхту в случае нежелательного старта? Силовая сеть корабль не остановит, но с курса собьет.

Корабль Вальцвфита был крупнее прочих, еще немного — и судну его класса не разрешили бы подлет к Граду, чтобы не вызвать смещение масс. Я бы ни в жизнь не выбрал такое тупорылое создание, неэстетичное, хотя и эффективное в пространстве. Пузатый корабль был почти безобразен; причем, наверняка, его форма была вызвана не функциональными потребностями, а запросами владельца. Бассейн он там, что ли, сделал?..

Бассейн.

Так. Отвлечься.

Для начала я нашел и просмотрел мины Анжелики. Она и впрямь не пошла внутрь корабля. Но, стартуй я сейчас, не осталось бы ни яхты, ни второй яхты на этом причале, ни самой причальной стрелы. В некоторых вопросах Анджи была на редкость добросовестной.

Яхта, естественно, оказалась запертой. Благо, я сохранил комплект электронных отмычек, и еще парочку миниатюрных приспособлений, способных помочь в таком деле, как взлом; они были в кармане недавно утилизированного комбинезона, а теперь покоились в кармане нового.

Охранники переговаривались, смотрели, но не вмешивались. Полагаю, они уже установили тот факт, что владелец яхты мертв. И наверняка убийцей считали меня... впрочем, какая разница?.. что ирбисы, что летяги — мы обладали лицензией на убийство. Во имя правопорядка и безопасности. Поэтому нас так строго отбирали и обучали, многократно пропуская через огонь, воду и даже... даже через медные трубы.

Попыхтев, я минут через пятнадцать открыл чудище Эгнора.

Да. Ужасно.

Помпезные драпировки — воображаю, как тут неудобно во время резких разворотов, тряпки так и вьются; ложементы пилота и дубль-пилота обиты чуть ли не бархатом, достаточно потертым, — владелец летал много. Тряпье еще и воняет. Какие-то тяжелые ароматы, цветочно-пряные. Неразумно в ограниченном пространстве с принудительной вентиляцией и дорогущим воздухом. И еще — жарко тут...

Бассейна нет, но зато целых три гостевые каюты — я пересчитал закрытые двери. Эти комнаты (зачем ему три, интересно?..) изрядно разгоняли габариты яхты-однопилотника, сделанного в альянсе Афины-Короны, которая по умолчанию не должна была быть большой.

Убедившись, что на корабле никто не копошится, я сел к управлению.

Мне тут было неудобно. Однако... на сей момент это мой транспорт. Вызвать жука, загнать в отсек для глайдера, и до свидания. Задание будет выполнено.

У меня самого была пятиступенчатая кодировка доступа к управлению. Я ставил и снимал ее автоматически, а коды и пароли хранил исключительно в памяти, не доверяя никаким носителям.

Вальцвфит, если верить осторожной предварительной проверке, обошелся тремя уровнями. Программирование не было моей сильной стороной, и поэтому для получения доступа к управлению яхты я воспользовался стандартными служебными отмычками, разработанными более умными и образованными парнями. А может, и девицами...

Первые два уровня отмычка прошла без затруднений. На третьем, более заковыристом, я заскучал и вяло медитировал, расстегнувшись и стараясь дышать осторожнее.

Веселенькая музычка обозначила, что пульт управления доступен. Я просмотрел конфигурацию корабля и запустил тестирование систем.

Сидел я в бархатном ложементе Вальцвфита, забросив ноги на пульт управления, и смотрел, как шевелит мозгами это летательное приспособление...

Дело представлялось простым и незамысловатым.

Стартовать прямо сейчас. А чего ждать-то?

Отыскать подходящее светило, собственно, хоть тутошнее, вокруг которого вращается Греза.

Положить лот в капсулу. Направить его к звезде. Поддать скорости бортовыми орудиями.

Завершить задание. Связаться с шефом. Спросить премиальные, командировочные и отпуск. И пусть попробует отказать.

Вернуться за этими двумя. И не прощаясь с командором, — пусть гоняется себе за Леронтом, раз пэру захотелось размяться, — отвалить.

Что может быть проще?

Так сейчас и сделаю, пожалуй. Все вместе — от силы полсуток, им, этим двоим, как раз хватит времени во всем разобраться. Только вот тестирование завершу... и запущу потом очистку воздуха... пусть обновится, раз пять... нет, лучше — десять, чтобы не так воняло. А прямо сейчас — пара стаканов минералки, запить все съеденное ранее.

Я поднялся и пошел по короткому коридору.

...В кубрике на столе стоял самый настоящий гроб.

Гроб, предназначенный для того, чтобы хоронить в космосе. Пластиковая складная коробка, в которую упаковывали тело, а затем везли по месту назначения, замораживали, оставляли на астероиде или уничтожали бортовым оружием. Гробы чаще всего были непрозрачные. Однако этот оказался с небольшим окошком напротив лица усопшего — так требовали верования некоторых миров.

В гробу, как кукла в магазинной упаковке, лежала девушка. Очень красивая девушка. С дорогим кулоном на шее, в диадеме, идеально причесанная. Однако следы на ее лице достаточно очевидно указывали на то, что тут она оказалась как минимум не по своей воле.

Я стоял и смотрел.

Бабочка.

И огромная тупорылая рыба со сверкающей чешуей, с толстыми, широкими губами.

Именно этого впечатления мне на сегодня, пожалуй, и не хватало...

Я сам не заметил, как мои губы зашевелились.

— Присягая силам безопасности и правопорядка обитаемого пространства, клянусь служить разуму и добру, законности и миру, предотвращая насилие, уважая свободу воли. Клянусь защищать слабых, помогать нуждающимся, не делая разницы среди рас и народов, не жалея жизни.

Я сглотнул, нашел минералку, напился.

Подошел к гробу. Открыл.

Запах и состояние тела указали, что девушка была мертва достаточно давно; возможно, она скончалась прямо по прилету Вальцвфита сюда. И он не озаботился уборкой, оставив вопрос утилизации тела на обратный путь. Замораживать он ее тоже не стал, — гроб был герметичный, рассчитанный на многократные открывания и закрывания, в том числе и изнутри, что меня в этих приспособлениях весьма умиляло. Так что может и на кухне на столе полежать...

Естественно, документов на теле не нашлось. Я тщательно осмотрел одежду, украшения, взял пробу тканей, сфотографировал, снял отпечатки пальцев и сканировал форму ушной раковины. Установить, кто она, мне показалось совсем не лишним мероприятием. В конце концов, она могла быть средством давления на лицо, выставившее лот на торги. Почему нет? Вряд ли Вальцвфит таскал с собой просто игрушку. А, поняв, что такое давление результата отчего-то не дает, что лот уже ушел, позабавился всласть...

Я закрыл гроб.

Пошел в коридор, снова осмотрел яхту. А, понятно: Эгнор сократил медицинский отсек ради третьей каюты. У него термокамеры, положенной на всех кораблях без исключения, и капсул гибернации попросту нет. Он полагался на собственное здоровье и рассчитывал на неуязвимость. Но зачем ему столько жилых помещений на однопилотнике?.. просто тайна третьей каюты какая-то... гостей принимал?..

Видимо, в некотором роде — да.

Я осмотрел все помещения. Собственно, стало понятно, где именно при жизни была заточена мертвая принцесса, и приблизительно — что с ней делали. Также безошибочно определилось и личное помещение Эгнора. Но никаких дополнительных сюрпризов я, хвала Року, не нашел. Вот и славно. И этого более чем достаточно...

В комнате Эгнора я задержался. Согласно досье, он, как и многие агенты-убийцы, был фетишистом, собирал сувениры, брал что-нибудь, принадлежащее его жертве, что-нибудь с каждого задания. Мне был нужен один-единственный фетиш; странно, но я нашел его достаточно быстро, он валялся на туалетном столике в груде всевозможных предметов, пристально рассматривать и анализировать которые я был не готов. Видимо, этот трофей владельцу был ценен. Грубая деревянная фигурка, не очень большая, — голова медведя. Шуга. Шуга, Рок побери Суть и Тень Вальцвфита, в каком бы загробном Коридоре он ни оказался... самый добрый и спокойный парень из нас всех.

Я постоял, сжимая теплую деревяшку в руке.

Редкий случай — Шуга, чтобы вырезать себе тотемный знак, попросил у меня небольшой перочинный ножик. Необычным в этой ситуации было то, что Шуга обратился именно ко мне. Но мой нож был хорош, из Триады, с острым кончиком и удобной рукоятью, половина курса завидовала; и с работой наш неторопливый увалень справился быстро.

Я тщательно упрятал фигурку в карман комбинезона.

Если применить философию Коридоров, и их методы прочтения будущего, то эта находка, мой сон про бабочку и мертвая девушка складывались в весьма грозную картинку. Обдумывать ребус, и тем более медитировать, отыскивая оптимальное решение, составляя логические версии, не хотелось. Греза и так слишком долго держала меня за руки. Хватит. Тестирование, наверное, уже закончено, так что — стартую.

Я отыскал бытовую антигравитационную платформу, и переместил девушку в ее бывшую каюту, положил на кровать и закрепил гроб. Потом заблокировал саму каюту одним из моих привычных заковыристых шифров.

Вернулся в рубку. Посмотрел на отчеты тестирования. И сердито ударил ребром ладони по подлокотнику ложемента. Рок!..

Эгнор вовсе не был беспечен в защите корабля, как мне было показалось.

В моем распоряжении был главный бортовой компьютер, бытовые удобства и немного разной мелкой ерунды.

Но двигатели, антигравитационные и маневровые, вооружение и космическая тяга оставались недоступными. На данный момент, корабль Вальцвфита был всего лишь жилым модулем. Просто и невероятно надежно.

Корабль напоминал нерадивому пилоту о том, что для полного контроля необходимо вернуть на место аппаратный ключ. Устаревшая, но от этого не менее эффективная технология.

Я раздраженно пошарил руками по пульту, и отыскал небольшую заглушку, под которой и находился разъем для ключа. Легко искать, когда знаешь, что именно ищешь.

Выглядеть он мог как угодно, хоть пуговицей, поэтому Марита попросту могла не опознать такую важную часть системы управления яхтой. Впрочем, я мог допустить и тот факт, что Марита не слишком тщательно обыскивала Эгнора.

Совать в разъем посторонние предметы, надеясь запустить яхту, было неразумно. Защита от дураков имела в космосе иногда весьма экстравагантные формы; как минимум — посыпалось бы все программное обеспечение, а как максимум, взорвалась бы яхта целиком. Да и промежуточные варианты, вроде автоматического запирания взломщика внутри, меня не устраивали.

Ну что же, подумал я.

Говорят, выбор делает человека несчастным.

Теперь выбора не было. Надо было возвращаться и ожидать прикрытие Тито.

На выходе я потребовал отпечатать мне пропуск на причал, чтоб больше не выделывать фокусов с паролями и прочей ерундой, если мне вновь сюда понадобится. Яхта Эгнора осталась недоступной, — но это не означало, что тут нет еще семи частных яхт!

Охранники помучались совестью, и выдали. Понятно — способов быстро связаться с большим миром и выяснить, имею ли я право злоупотреблять своим служебным положением, у них не было, а начальства мальчики опасались. Правильная позиция.

Обратный путь занял совсем немного времени. Пара ярусов, три или четыре перехода...

На том ярусе Града, где располагался снятый мной номер, происходило какое-то массовое гуляние; столько народу в одном месте в Градах я еще не видел. Я обошел огромный зал с фонтанами боковыми коридорами, мельком припомнив, что каждый Град способен вместить порядка пяти тысяч гостей, и решил не теряться в толпе.

За дверную ручку, на которой я оставил многозначительную табличку "Не беспокоить", была засунута лилия. Огромный, ароматный цветок; ножка — в ампуле с консервирующим раствором. Я взял лилию, осмотрел дверь и коридор, и вошел в свои апартаменты.

Энергичные действия?..

Джек и Анджела сидели возле столика, вполне расслабленные, в халатах. И с удовольствием питались заказанной мной пищей. Парень мне показался изрядно посвежевшим. Яд Блонди пошел ему на пользу — позволил отключиться и выспаться. Классика — не было бы счастья, да несчастье помогло...

— О, Крис! — сказала Анджела. Голос ее прозвучал если и натянуто, то совсем чуть-чуть. — Ты сыт?.. А то мы оставили немного... почти все съели...

— Сыт, — отозвался я, чуть было не прибавив "по горло". И бросил на стол лилию.

— Лилия?! — с ужасом воскликнула Анджи, сообразив возможное значение послания. — Что-то с девочкой?..

— Леронт, — устало сказал я. — Живой, ангел наш. У него в гербе есть черная лилия. Это вроде как его метка или фирменный знак. Черного цветка он не нашел, оставил, какой под руку попался.

— Так давай улетать, — с энтузиазмом сказала Анджела. — Что нам тут делать? Ты же наверняка рылся на корабле Вальцвфита, я тебя знаю.

— Рылся, — уныло ответил я. — Нужен аппаратный ключ. Эгнор вообще чудик, он пользуется таким старьем...

— Так вот он, ключ, — Анджела достала из небольшой кучки предметов, которые я собственноручно извлек из ее старого комбинезона, перстень с темным камнем. — Вот он, ключ. Я осмотрела и обыскала Вальцвфита. А вещь у тебя?

Я посмотрел на Анджи. Улыбнулся. Она опустила глаза.

— Ты умница... я держал кольцо в руках, но даже не обратил на него внимания. Да, лот тут, у меня.

— Я сейчас оденусь, и заберу.

Так всегда и было — как правило, с материальными объектами работала Анджи. Но сейчас мне не хотелось даже просто расстегивать комбинезон, чтобы вынуть злополучную коробочку. Мне не хотелось отдавать вещицу Анджеле.

— Посмотрим...

— Крис, — сказала Анджи, копаясь в моих покупках, шурша обертками обуви и белья. — Крис... Красный?..

— О-о, — сказал я, — на твой размер других дамских моделей не было, только эта...

— А мне мой цвет нравится, — сказал, явно подлизываясь, Джек. И ушел переодеваться в спальню, плотно прикрыв за собой дверь.

И ведь по морде не дашь, поскольку заведомо известно, кто сильнее, несмотря на широченную спину и изрядный рост. И правда, как ребенка ударить. Надо все-таки спросить, как его зовут.

Впрочем, драка ничего бы и не решила.

Анджела тем временем оделась в просторной туалетной комнате и вышла. Я ошибся совсем чуть-чуть, — комбинезон плотнее обтягивал ее фигуру, чем она привыкла, приподнимал грудь. Здесь в тепле, Анджи не застегнула молекулярную застежку доверху, и смотрелось это просто сногсшибательно. Я и не думал, что красный ей будет так к лицу...

На щеках румянец, глаза блестят. И не скажешь, что она ранена. Неужели паршивец так благотворно влияет на мою женщину?..

Что бы я ни чувствовал, но Анджеле следовало улыбнуться. Она сначала вспыхнула, потом быстро угасла и отвернулась. Да что происходит?.. Великие Коридоры!.. Ну да ладно; пара поворотов — и мы свободны, и сможем наконец заняться друг другом... и своими судьбами.

Анджела повернулась ко мне вновь.

— Крис... давай поговорим?

— Не сейчас.

— Почему не сейчас?.. — в ответ я успел лишь неопределенно пожать плечами, что означало "не время, не место и не хочу", как вышел Джек. Я отдал ему кредитку, которую он, не поморщившись, взял. Видимо, счел, что он теперь тоже вроде как на службе... в команде.

А он в команде?

— Крис, — сказала Анджи, меняя тон. — Прикрытие Тито возвращается. Они могут нас забрать через четыре-пять часов.

— Это неплохо, — ответил я. — Выйдем на корабле Эгнора на орбиту и там дождемся своих. — Я щелкнул камнем перстня, чтобы убедиться, что это действительно ключ. Анджела не ошиблась. — Может, даже получится успеть утилизировать артефакт, если это корыто достаточно шустрое...

— Утилизировать, — задумчиво сказала Анджела. — Ну да. Протокол АА. А, в общем-то, жаль!..

— Итак, — сказал я, снова глянув на помятый ароматный цветок. — Выходим. Крайне осторожно. Джек в любом случае за спиной, за любой из двух на выбор. Станнеры к бою.

— Ты думаешь, Леронт прямо вот так и сидит под дверью? — недоверчиво спросила Анджи. Джек, если и имел возражения, то только насупился. Младший и есть младший. — Я полагала, Леронт работает тоньше... намного тоньше.

— Посмотрим. Быть настороже совсем не помешает.

— Отдашь лот?

Я замешкался.

Так было всегда, да. Если что, — я шел на первый край, Анджела держала тыл. И держала великолепно.

Но что-то во мне возражало против того, чтобы также поступить и теперь.

Анджела смотрела вопросительно. Я раздраженно сунул руку за пазуху, во внутренний карман, и передал ей деревянную коробочку.

Напарница улыбнулась и старательно упрятала вещь. Застегнула комбинезон, доверху.

Все нормально, работаем как обычно.

Несмотря ни на что.

И мы вышли.

Широкий коридор Града был пуст; издалека доносились музыка и веселые возгласы. Что-то они сегодня праздновали; то ли День Слота, то ли еще какой-то сугубо местный повод устроить фуршет и содрать с постояльцев Града побольше денег.

Мы шли очень осторожно, я оценивал обстановку впереди, Анджела — позади нас. Джека, похоже, распирало от разнообразных эмоций. Он попробовал состроить суровую морду непробиваемого мачо (надеюсь, не меня копировал), но постоянно срывался то на любопытство, то на какое-то совершенно неподдельное счастье. А скорбь по маме где?.. Напомнить ему, что ли?..

И вот когда мы прошли до перехода на нижний уровень, чтобы попасть к яхтам, мир перевернулся.

В данном случае, для разнообразия — в буквальном смысле: из положения стоя на полу коридора, мы вповалку рухнули на одну из стен. Одновременно раздался грохот, крики; потянуло едким дымом. Миг — и Град перевалился на другой борт, а мы, прокатившись по полу, впечатались в противоположную стенку.

— Стабилизаторы! — заорал я. — Взрыв!

— Леронт? — ответила Анджела. Мы с ней крутились клубками, а юноша летал, распластавшись, словно морская звезда, и, думается мне, основательно пару раз приложился.

— Соберись! — крикнула ему Анджи. — Сожмись в комок!

— Кааа-к?..

Я исхитрился, и ухватил Джека за шиворот его роскошного комбеза, а Анджела подстраховала.

— Не в стиле Леронта! — снова крикнул я. Были слышны вопли страха и боли. Град швыряло из стороны в сторону. — Хотя может добывать себе яхту! Паника же!

— Ему не нужна яхта без лота!

— Тогда повалили отсюда!

— Крис, — сказала Анджела, плотно прижимая своим телом Джека к стене и удерживаясь за две соседние дверные ручки, — тут люди! Им надо помочь!

— Анджи, а у нас работа, — сердито ответил я.

Глаза напарницы стали совсем огромными.

Огромными и умоляющими.

— Ладно. Я попробую. Тащи Джека, идите в наш глайдер, яхтенные причалы сейчас могут оказаться заблокироваными, а к глайдерам вы проберетесь... скинешь мне координаты твоей базы, и оставайтесь там. Я посмотрю, смогу ли стабилизировать Град...

Анджела кивнула. Я отвернулся; если она берется кого-то куда-то доставить, то сделает это, невзирая на болтанку и ранение. И лучше бы ребята двигались побыстрее, — судя по углу крена, у Града была реальная возможность перевернуться вверх "дном", и воткнуться в снег не хуже "Левиафана" Бумбергера, а возможно, и более эффектно. Так случалось, если у подобных сооружений уничтожали или выводили из строя стабилизаторы антигравитационных двигателей, расположенные по одному борту, в одном или двух секторах.

Ящерицей я достиг рубки управления, перескакивая со стен на пол, и снова запрыгивая на стены. Не триадовский сьют, но неплохая одежда. Пластичная, не мешает. И обувь хорошая.

В рубку вошел без больших проблем. Перепуганные диверсией пилоты пробовали что-то сделать, закрепившись в ложементах управления; но Град не поддавался никакому контролю. Бомба или бомбы была заложена на редкость грамотно. Да, это не стиль Леронта; но кто сказал, что он совсем уж не умеет обращаться со взрывчатыми веществами?..

Нескольких минут мне хватило, чтоб понять — крушение неизбежно. Даже если я возьму на себе командование Градом, не хватит толковых исполнителей. Администрирование чрезвычайной ситуации было организованно на редкость провально. Люди валились от стены к стене; катились по коридору. Хлестала вода, покинувшая фонтаны и бассейны. Прилипли к стенам совершившие свой первый и последний полет кондитерские изделия. Гремели и свистели в воздухе вещи, не снабженные магнитными ножками или днищами, не прибитые или не привинченные. Стало подташнивать даже меня, — слишком сильная нагрузка пришлась на вестибулярный аппарат. Амплитуда и резкость колебаний возрастала. Кто-то, полагаю, попросту ссыпался с открытых обзорных площадок Града и с балконов.

Вариант оставался один-единственный.

Прыгая, как раненая обезьяна, и благодаря этому сохраняя осмысленность в движении по Граду, я направился вниз, к стоянке яхт. По дороге внимательно присматривался к публике вокруг. Я располагал только яхтой Вальцвфита, и предположил, что ее мощности для осуществления моей идеи не хватит.

И я нашел то, что хотел.

Высокий парень с Короны, в разноцветном сьюте заправского яхтсмена, спортивно висел на каком-то элементе дизайна, пытаясь, видимо, сдержать тошноту. Общее направление его продвижения по Граду просчитывалось, как и мое — вниз, к яхтам.

Здесь же болтался дворянин с Энифа — в пышном камзоле, кружевах. Его собственная шпага у меня на глазах пару раз наподдала ему под коленки, но в целом господин держался вполне достойно. Я приблизился.

— Господа, — крикнул я, — я правильно понимаю, у вас есть яхты, и вы к ним следуете?

— Все верно, — отозвался коронианин. — Алар Хальмхейн.

— Миро, виконт Фогель, — дворянин, ругнувшись Сутью и Тенью, сорвал портупею и воткнул шпагу прямо в ножнах в кадку с каким-то растением, намертво прикрепленную к полу Града.

— Кристофер Блейк. Моя яхта также на причале. Если мы переставим корабли на места поврежденных антигравитационных стабилизаторов, мы удержим Град от падения.

— Приемлемо, — Хальмхейна все-таки эффектно вырвало.

Виконт сомневался.

На мою удачу, тут же в поле зрения оказалась классическая старушка в декольте на двенадцать персон, в бриллиантах, сморщенная, седая жертва страсти к игре. Бабуську нещадно швыряло; она старалась не орать, сохраняя благородное достоинство, но и сделать ничего не могла.

Мы задумчиво на нее воззрились.

— Ладно, — неохотно сказал энифянин. — Волею Сути, это будет верным ходом. Однако надо видеть чертежи и знать размеры диверсии.

— Я уже посмотрел. Я... ирбис.

— О-о, — Фогель поджал губы. — Не могу сказать, что без ума от вас, мясников, но мнению ирбиса относительно чрезвычайной ситуации можно доверять... Алар, вы готовы двигаться?

— Ооох...

— Господин Кристофер, по дороге изложите план. — Энифянин держался на ура. Судя по всему, коронианин плотно подзакусил. Энифяне же и мицарцы были очень капризны в еде, и вообще ели крайне мало. Дворянам полагались антропометрические стандарты — рост, вес, обхват талии. Превышать таковые было неприлично.

— Одну яхту в сектор четыре, две в соседний третий, возле самых концов стрел. Я займу четвертый сектор, ваша задача, господа — поддержка третьего.

— Сложно будет надежно пристыковать яхту, — проворчал оклемавшийся Хальмхейн.

— Да и отстыковать непросто, — согласился я; Град резко тряхнуло, и мы всей кучей грохнулись в угол между полом и стеной. Алар коленкой разбил виконту нос, но тот только утерся манжетой. Эти хрупкие на вид дворянчики всегда вели себя так. На войне как на войне. А в мирной жизни из-за лепестков роз не того оттенка цвета в чаше для омовения рук могли устроить истерику.

Мы, распутав конечности, между тем, двигались, и были уже почти внизу.

Охрана отсутствовала. Что еще любопытнее, проходы на стрелы даже не были автоматически заблокированными.

Две плохо закрепленные яхты отвалились, и теперь парили без управления где-то под днищем Града, медленно опускаясь к поверхности Грезы.

Еще две, видимо, смогли отстыковаться и уйти. Возможно, уныло подумал я, одна — под управлением господина Леронта. Ради чего все и затевалось, потому что других причин портить Град не было.

Однако яхта Эгнора, а также яхты моих невольных напарников были на своих местах.

Процедура дорогого стоила. Не раз и не два мне казалось, что надо бросать все и выручать либо спортсмена, либо виконта. Однако мы справились — все трое. Мой расчет оказался верным, и, получив поддержку антигравитаторами яхт в трех точках, Град перестал болтаться и стабилизировался, лишь чуть перекосившись на один борт.

Некоторое время мы синхронизировали мощность двигателей, выравнивая атмосферную базу. Связались с рубкой Града, разъяснили, кто мы и что делаем. Там искренне обрадовались неожиданному спасению. И вот, наконец, все встало на свои места.

Пощипанные, мы выползли из яхт, и встретились посередине креста.

— Виконт...

— Кристофер...

— Хальмхейн...

— Нет повода не отметить, — возбужденно объявил Алар.

— Без меня, — с сожалением сказал я. — Дела. Нет ли у кого-то из вас на борту лишнего глайдера? Мне дорога каждая минута.

— Я предоставлю вам один, — поклонился Миро, и направился к своей яхте.

— А ведь яхта, которую вы использовали, принадлежит не вам, — задумчиво сказал Алар, пока Фогель отправился за глайдером. — Яхта-то с Афины, узнаю характерные черты дизайна, а вы не афинянин.

— Не задавайте лишних вопросов, Хальмхейн, не получите дурацких ответов. — Голова кружилась. Мне казалось, я стою под некоторым градусом к стреле. Алара тоже заметно уклоняло, кажется, влево. Виконт же возвращался к нам как канатоходец по канату — осторожно, но прямо. Глайдер двигался автономно.

— Я понял, Кристофер Блейк. Возможно, еще увидимся.

— Не дай Суть, — искренне заявил подошедший виконт, и кивнул мне на глайдер, поданный к стреле. — Не надо мне таких знакомств. Летите отсюда, любезный. Вы сделали свое дело.

Я еще раз глянул на этих двоих, хмыкнул, коротко кивнул, и отправился восвояси. Судя по глайдеру, я бы с удовольствием подружился с виконтом. Ну, да не тот, видно, Коридор.

Анджи устроилась весьма недурно. Ее палатка была большой, просторной, хоть и совершенно казенного вида, белой с разводами. Базу она сделала не слишком далеко от Бриллиантового карьера, однако местечко с воздуха производило на редкость дикое впечатление — белоснежная пустыня сменялась целым городом разноразмерных ледяных глыб. Как и другие пейзажи Грезы, этот казался порождением фантазии некоего демиурга с художественным вкусом и неограниченными возможностями. В данном случае облаченная властью персона, видимо, попросту, бомбардировала равнину булыжниками размером с дом.

Естественные науки я изучал постольку поскольку, и представить себе процессы, которые могли бы привести к формированию чего-то подобного, не сумел. Ну да ладно. Это в данном случае прерогатива геологов, климатологов, планетологов и прочих уважаемых специалистов, в очень многих мирах однообразно бородатых и одетых в серо-коричнево-зеленое тряпье с яркими нашивками.

А вот и мой жук, недалеко от палатки. И снегоход Анджелы.

Я посадил глайдер, вышел, и чуть не свалился, потому что, оказывается, меня здорово укачало на Граде. Учитывая болтанку, потерю крови накануне, переедание, швы... словом, я был не в лучшей форме, и остановился, тяжело привалившись к ближайшей ледяной глыбе, переводя дух и стремясь удержать содержимое желудка внутри. Маска отчаянно мешала, но тут стоял адский холод. Холодно было даже дышать, так, как хотелось, открытым ртом, полной грудью...

Анджела вышла из палатки. Подошла поближе.

— Крис, помощь нужна?

— Нет, справлюсь... погоди... ну Леронт, ну скотина...

— Ты переменил свое доброжелательное отношение к Леронту? — немного флегматично спросила напарница. — Как Град?

— Град летает... да нет, не переменил... но брать его, конечно, надо... дуэли дуэлями, но это-то уже масштабная диверсия... там наверняка без массовых жертв не обошлось. И еще, он, видимо, взял яхту. Так что Леронт на крыле.

— Ты молодец, Крис. Пошли в палатку. Там тепло, там и продышишься нормально...

Я отлепился от глыбы и пополз за Анджелой. Вот как ей удается все время сохранять такой ровный тон, спокойствие, уверенность?.. Дар, не иначе.

Забрался в палатку.

Первое, что я ощутил, было не тепло, а приступ совершенно неуместного бешенства. А что?.. Да, собственно, ничего. Джек сидел тут, как дома, спокойно, в слегка расстегнутом комбезе, кипятил на небольшой плиточке воду для чая. Ладный, симпатичный парень, с карими глазами и густой каштановой челкой...

— Крис, — чуть смущенно сказал он.

— Да. — Я рухнул прямо в угол палатки, на термоднище. И некоторое время пролежал там неподвижно, временами сглатывая.

Джек и Анджела переговаривались, мне не мешали.

Постепенно я забылся беспокойным, неглубоким сном.

*

Из выпуска нас в тот день набралось восемь.

Стояла аврорианская осень.

Осень на Авроре бывает ранняя, теплая, когда согревшиеся за лето торфяные пруды покрываются первыми желтыми и красными листочками, когда горячие источники еще ожидают своих пловцов, когда романтика и ранние темные вечера гонят людей поближе к природе...

А бывает средняя — когда зарядившие холодные дожди ставят жирную точку в самой идее купального сезона, когда вся зелень листвы переливается в багрянец, пурпур и медь, когда холодно и ветрено.

И наконец, наступает поздняя осень, глубокая, когда голые ветви лиственных деревьев соседствуют с пышными шапками роскошной хвои, когда цветут безвеременники всех видов и сортов, и когда перед первым снегопадом наступают три-четыре безветренных, особых дня, напоенных солнцем.

На Авроре нет некрасивых времен года.

Территория, принадлежавшая "Ирбису", была великолепна.

Голые кустарники контрастировали с куртинами низкорослых разноцветных можжевельников и шапочками елей, и повсюду в приствольных кругах, на опустевших клумбах пылали безвременники — лиловые, белоснежные, красные, желтые, синие...

Кое-где еще доцветали кусты поразительной аврорианской розы, практически лишенные листьев. Подстриженная под зиму трава была все еще насыщенно зеленой, а дорожки чисто выметенными.

...Мы собрались в траурном зале Штаба.

Посередине строгого помещения, на столе, лежало тело, покрытое лишь флагом. Время прощального костра и парадной одежды еще не настало.

Заговорил Ильм Снег.

— Господа. Все вы теперь офицеры, все вы выполняете либо завершили особые задания в Ойкумене либо на колониях Авроры. К сожалению, ваш выпуск понес первую утрату. Мы потеряли Шугу.

Ворон сделал шаг вперед и медленно снял с тела флаг Авроры.

Потеряли — это слабо сказано.

Я невольно сжал кулаки. Я уже знал, где и как это произошло. И как остальные ребята с курса, я также сам себе пообещал спустить при случае шкуру с одного приметного афинянина.

Но как Шуга сумел подставиться?.. как?.. Случайность, попросту случайность... отсутствие "фактора дзы", Рок его побери... попросту не тот Коридор. Три шага в темноте... и все...

Чего-то не хватало. Или кого-то?.. .

Я заозирался.

— Крис, вам что-то нужно?

— А Ирт...

— Иртар находится вне пределов Авроры, работает. Не все и не всегда способны прервать задание и явиться даже на похороны друга. — Ворон, плотно сжав губы, смотрел сквозь меня.

— Спасибо, сэр...

— В данный момент мы прощаемся с Шугой. Завтра состоятся похороны, на которых будет присутствовать его семья, отец, мать, сестры. Прошу вас, господа, вести себя достойно. Если вы ощущаете нежелательные или слишком сильные эмоции — прошу к психологу, вам помогут разобраться. — Интонации Ворона говорили нам о том, что он уж точно ничего не ощущает, старый птеродактиль.

Но мы знали, как обстоят дела на самом деле.

Мы вели себя достойно. Даже, кажется, не дышали.

И на следующий день, во время огненного погребения, мы вели себя достойно.

Послезавтра пепел тела Шуги остыл, и каждый из нас, взяв по горсти, медленно высыпал прах в ущелье, с подвесного моста, недалеко от Штаба. Там хоронили почти всех наших.

В стенку усыпальной беседки на краю ущелья Ворон вделал небольшую медную табличку. Рабочее прозвище — Шуга, аврорианское имя, даты рождения и смерти.

А ведь многие аврориане просили не делать им даже таких крохотных табличек. Уходили в природу так же, как когда-то из нее возникли, без слов и лишних комментариев, улетая по ветру, пробиваясь к солнцу по весне ростками будущих столетних дубов...

*

Звякнула посуда... сон прервался. Да и слава Року. Слабоват я сейчас такое смотреть. Во рту сухо, и на зубах словно поскрипывает песок. Зато хоть понятно, откуда это сон взялся, — через карман бок покалывала деревянная голова медведя.

Я тяжело приподнялся. Анджела дождалась, пока я приму вертикальное положение.

— Сколько я спал? — хрипло спросил я.

— Недолго, около получаса. Выпей чаю. Летяги тут будут через три часа.

— Отлично... знаешь что, отдай-ка лот мне.

-Зачем? — беззаботно спросила Анджела. Совсем беззаботно.

— Приказ, — вяло отозвался я.

— Чей?

— Мой.

— Ну, раз я не была поставлена к тебе напарницей с самого начала, а здесь в отпуске, то могу и не слушать. Пусть у меня побудет. — Анджи надерзила, даже не переменив выражения лица. Я изумленно выпучил глаза.

— Ага, — удовлетворенно отметила напарница. — Пока мы ждем, хочу поговорить.

— Ты мое внимание так, что ли, привлекала? Более чем удалось, — отметил я.

— Будем считать, что так. У нас с Джеком есть, что тебе сказать. И потом, ты слегка не в форме. Я отдам тебе коробку, когда восстановишься.

— У нас с Джеком? А может, потом?

— Нет, Крис, не потом. Теперь.

— Ладно, — неожиданно сдался я. Великий Рок, они решили пожениться. Темными Коридорами не ходи, но... почему? Как это случилось?..

— Только пошли на воздух... мне еще нехорошо...

— Как скажешь, Крис, — в интонациях Джека появилось что-то новое. Какие-то далекие грозовые отзвуки, как приглушенный рокот грома. Это из мальчика Джека на свет прорастал Джек — взрослый мужчина. Тут, на Грезе... и вполне себе строптивый мужчина... даже его согласие звучало вовсе не смиренно, а скорее снисходительно.

Я несколько раздраженно вышел наружу. Остановился около ледяной стенки, скрестил руки на груди. Остаться без маски не вышло, — пришлось надежно закрыть лицо. Было такое ощущение, что теплое дыхание попросту кристаллизуется в ажурные ледяные кружева прямо в воздухе.

Анджела и Джек вышли за мной.

— В палатке было бы все же удобнее, — проворчала Анджела. — Но ладно уж. Крис, я ухожу в отставку. С меня довольно оружия. Для меня пришло время цветов.

Я молча смотрел на свою женщину.

*

Глава 14

Мне ничего не оставалось сделать, как сосредоточенно дышать. Сам же попросился на воздух. Маска иногда — это благо.

Солнце золотило глыбы льда. Некоторые из них были прозрачными, почти хрустальными, и просвечивали насквозь. В паре мест я приметил контуры драгоценных безделушек, застывших во льду.

Роскошная декорация для любой постановки. Понизу между глыбами текла дымка.

Я посмотрел на Джека.

Тот понял меня, сделал несколько широких шагов в сторону, и отвернулся. Принялся изучать пейзаж.

— Анджи... я не представляю себе работы с другим напарником...

Анджела смотрела на меня. Внимательно. Ее глаза... я так редко замечал, какие у Анджи красивые глаза... то есть я знал это; но вот замечал нечасто. А ведь разница была.

— Я, наверное, просто еще не верю, — сказал я. — Ерунда какая-то. Почему ты собираешься в отставку?

— Я и раньше собиралась, — задумчиво сказала Анджела, — еще до того, как ты пришел к летягам. Собственно, я отложила это свое решение... из-за тебя. Когда шеф сказал, что напарник нужен... тебе. Помнишь, он нас познакомил у себя в кабинете?.. Ну вот... я с ним и уговаривалась на год-два. Чтобы работать с тобой.

— Я в этом виноват? В том, что ты не ушла?..

— Нет, Крис. Не виноват, ты — причина. Не принимай близко к сердцу. Теперь. Это так, к слову. И потом... я знаю, ты умеешь оставаться в стороне. Аура неживого... в психологическом смысле.

Я еще подумал.

— Но зачем тебе в отставку? Что ты будешь делать... в отставке? Что там вообще можно делать?.. — Я не спросил, почему она осталась ради меня. Не хотел слышать?.. а ведь, пожалуй, следовало спрашивать именно это.

Анджела посмотрела мне в глаза. Молча. Долго.

Воздух, насыщенный мельчайшей снежной пылью, серебрился, и как будто звенел.

— Ты не поверишь, Крис, как много я могу. Я буду преподавать гимнастику и самооборону девочкам. Нежным, маленьким девчонкам с косичками. Чтобы они всегда чувствовали себя защищенными. Чтобы ни одного подонка не подпустили ближе, чем на расстояние удара. Чтобы понимали, что такое сила. И что такое слабость. И рожу... тоже девочку. Или мальчика. Или нескольких. Я давно хочу детей. Даже, наверное, немного слишком давно. Мне дадут пособие за выслугу, да я и накопила достаточно для того, чтобы обустроиться, купить жилье. На Карине или в ее колонии, непременно чтобы лес, озеро, свой домик. Чтобы дышать. С меня хватит космоса, сублиматов, убийств, крови. С меня хватит нашей работы. Я твердо решила. Я устала. Я старалась быть хорошим... сыном своего дяди, но всему приходит конец. Это не мое.

Джек повернулся и посмотрел на нас.

Я, в свою очередь, посмотрел на него.

— Хорошо, Анджи. Я понял. Ты все очень подробно рассказала. Но на самом деле ты хороший военный... и хороший друг. И отличный напарник. Самый лучший. А какое место в твоих планах занимает Джек?..

— Крис...

Я попробовал переменить положение тела, и подивился, как скованы мышцы. Никакой скорости, одна боль. Да, надо восстанавливаться. Одному. На Океане?.. Нет, теперь точно полечу в монастырь.

Пора.

— Крис, ты же все понял. Ты же все видишь.

Да уж, сложно не увидеть. Можно сказать, нагляделся.

— Анджи, — зло сказал я, — парень родом из города под куполом. Как ты думаешь, что с ним случится, когда ты привезешь его на планету, битком набитую женщинами?

— А что случилось в Граде, когда ты отослал его с Оллэной? — так же резко спросила Анджела. — Что там случилось, а?

Я поджал губы.

— Ты ведешь отсчет от себя, Крис. И даже в вопросе моей отставки ты сначала сказал о себе, а потом спросил о моих планах. Джек другой, Крис. Он просто принял меня... не пытаясь разложить на части. В постели да, на балу нет. На задании да... а что за рамками службы, Крис? Что там?.. Прости, Крис, но там у тебя другие... девочки. Другие, Крис. В юбочках.

Тело не слушалось. Совершенно одеревенело. Я попробовал размять плечи. Не хватало еще в обморок упасть... напрыгался по Граду...

Я ощущал себя очень жалким, подавленным. Определенно, я выдохся. И у меня очень, очень мало сил...

Я старался не смотреть в глаза Анджеле.

— Анджи, немедленно отдай лот.

— Крис?..

— Анджи, это приказ. Если ты немедленно не отдашь мне эту дрянь, я буду с тобой драться.

— Какое отношение коробочка имеет к нашему разговору? — Анджела слегка недоумевала. Очень натурально.

— Отдай вещь, — я становился зол, чертовски зол. А ведь стрелять придется, — мне ее не взять. И Джек небось на спине повиснет.

— Послушай, — примирительно заговорила Анджи. — Если ты подышал, давай зайдем в палатку. Я не хочу тут расстегиваться, понимаешь? Комбинезон просто не хочу расстегивать. Тут холодно.

Никогда раньше она не оспаривала мои приказы! Рок! Я прав, — там что-то психотропное. Излучение... пыльца... не зря же оно было так тщательно закрыто в платиновый кожух... который выбросил Леронт...

— Анджела!

— Крис, опусти станнер в кобуру. Ты не успеешь. Не закатывай истерику, — еще более ровным тоном сказала моя бывшая женщина. — Я попросту хочу это открыть. Мне не нравится, что люди... так живут. То есть живут не так. Страдают. Ошибаются. Умирают. Плачут. Я хочу открыть, потому что если есть хоть малейший шанс, что все будут счастливы, его надо использовать. Я устала... от всего. Я открою, а там — будь что будет. И Джек со мной согласен. Он тоже хочет это открыть...

— Анджи! — я, и вправду сунув станнер в кобуру, двинулся вперед. — Анджела, ну что за бред, ну подумай сама! Это же просто рекламный ход, тут сотни вещей с такими шапками продаются и продавались... это аукцион, бизнес, бабки... здесь нужны громкие слова... Анджела, все скоро закончится. Ты устала, это холодовая усталость... просто отдай мне это, отдай мне ответственность... я сделаю тебе подарок к отставке, я куплю тебе домик, замок, небоскреб около озера, ты знаешь, я могу; и прости, что мне это раньше не пришло в голову... я куплю тебе белого пони, бальное платье, и туфли, и лодку, чтобы ты каталась по озеру, и ты родишь девочку, и мальчика, и будешь счастлива — именно ты, а не все люди, именно ты, именно ты...

Она подпустила меня вплотную. Я обнял Анджелу, потихоньку пытаясь восстановить энергетический баланс или хотя бы элементарную подвижность, и нежно поглаживая, провел по плечам, по предплечьям... еще немного — и я смогу заблокировать ей локти... а в случае с Анджелой это уже существенный момент...

Лишь бы пацан под ноги не полез... а мы разберемся. Мы всегда разбирались. Ишь ты, на мою женщину нацелился... мал еще, в общем.

Джек на нас не смотрел; он пялился куда-то на вершину крупной глыбы, расположенной неподалеку.

Я ощутил, что Анджи дрожит, словно ей смертельно холодно... я так и знал — это шкатулка! Она вреднее, чем я думал...

Не может Анджела, несгибаемая, сильная, уравновешенная, так реагировать! Попросту не может... вся эта пурга про отставку, детей, домик... бред...

— Анджи, Анджи... пойдем в палатку... пойдем, сделаем горячий чай, и посмеемся над этой планетой... скоро мы улетим. А Греза останется...

Анджела начала сдаваться. Расслаблять плечи, спину, ее крепкие руки чуть шевельнулись, как будто она хотела меня обнять — ласково, как делала это в моменты близости.

И тут Джек прыгнул к нам.

... Все по-настоящему важное происходит мгновенно. Иногда события доли секунды ты расхлебываешь затем всю оставшуюся жизнь. Это знают все; этому учили и в Коридорах. Я помнил, как наставник рассек длинным, чуть изогнутым мечом крохотную колибри, пролетавшую мимо, нарядную, как райский цветок; и затем три часа рассказывал нам о необратимости мгновения.

Я увидел Леронта с бластером на вершине глыбы; одновременно я ощутил движение Джека; одновременно Анджела словно расслабилась в моих руках, и я уловил тепло, контакт; одновременно я понял, что Леронт стреляет — стреляет в меня, целится в мое лицо над плечом Анджи; понял, что не успею, не успею ничего — ни уйти сам, ни развернутся к выстрелу так, чтобы не зацепило женщину... одновременно начал хоть какое-то движение — не смотреть же прямо в луч, готовый вырваться из точки дула...

И тут нас закрыл Джек; лицом к нам, спиной к Леронту, широко раскинув руки. Все, что он сумел — это вовремя метнуться. Сделать одно-единственное резкое, точное, законченное движение.

Граф Изо ругнулся Сутью и Тенью, и исчез с глыбы льда, прежде чем в воздухе погас инверсионный след лазерного луча бластера; Анджи, моментально напружинившись, уже стреляла из станнера, выбивая яркие искры-осколки из льда, а я, перепрыгнув через упавшего юношу, бросился за графом. Тот был на диво резв...

— Крис!!!

Я вернулся и присел.

Дыхание перехватило.

— Джек, Джек... — Анджи шарила руками по телу парня.

Безнадежно.

Мертвая бабочка на воде. Мертвая колибри на светлом песке тренировочного плаца. Мертвая девушка в пластиковом гробу. Плато, залитое кровью Оллэны.

Спину Джека пересекала зияющая рана в форме буквы S, очень напоминавшая ту, что была швом "сороконожка" зашита на моей собственной спине. Но здесь все сложилось намного хуже. Извилистый след луча — так стреляет тот, кто нечасто позволяет себе палить из бластера, и не умеет точно направлять выстрел, — шириной сантиметра в три-четрые, дважды под углом пересекал позвоночник, начисто уничтожив несколько позвонков вместе со спинным мозгом, часть прилегающих ребер, ткани легких, сердца. Джек погиб мгновенно.

Закрыв нас.

Меня.

Видимо, когда Леронт увидел, что я закрыт от выстрела, он снизил мощность и попробовал убрать луч, — но убрал его не вверх, а вниз... и прошелся по парню. Просто нет опыта стрелять... просто не слишком знакомое оружие. Просто не повезло.

Я отпустил Джека и бросился в айсберги. Я не слышал и не видел глайдера. Леронт не стартовал, — был где-то здесь. Да он и не мог он стартовать, не попробовав отбить у нас лот. А то, что он попытался, лишний раз доказывало, что у него есть способ покинуть планету. Есть яхта.

Я превратился в ноги и глаза... слабость и дрожь отступили, тело слушалось меня, хотя действие обезболивающих препаратов слабело с каждым моим движением. Но ничего уже не исправишь. Ничего. Ничего. Воля Рока свершилась. Рыба проглотила бабочку, приняв за бисквит.

Я настиг Леронта уже на ровном месте. Он практически добежал до своего глайдера, который прилепился под одиночной глыбой льда. Услышав меня, Леронт повернулся и взял оружие наизготовку.

— Месть будет ужасна, Крис?

— Вы же в меня стреляли, граф? Вы не хотели убить мальчика? — я немного потерял дыхание и разговаривал отрывисто, с трудом выпихивая слова.

— Разумеется, нет... я точно так же, как и вы, Саммарель, не тороплюсь бросаться достойными людьми... он очарователен... — Леронт находился в лучшей форме, чем я.

— Он был очарователен, — я выделил интонацией слово "был". — Сдавайтесь. Я вас просто арестую.

— Вряд ли, — раздался спокойный голос сбоку. И тут же — короткий негромкий свист станнера.

Я подскочил, как будто это лично мне выстрелили солью в зад. Как же я упустил, что на Грезе находится и такое серьезное действующее лицо...

Весьма эффективно действующее.

Действующее — без компромиссов и сомнений.

Леронт раскинул руки и упал на спину.

Ворон стоял совершенно неподвижно, не приближаясь к распростертому телу.

Я сделал несколько широких шагов, и встал возле Леронта на одно колено.

Ворону не было никакой необходимости проверять выстрел; точно в сердце, с учетом общей анатомии энифян и господина Изо в частности. Дальше — дело времени.

Но Изо еще жил. Энифяне вообще славились живучестью и длинными агониями. И очень важным считали перед уходом Сути в Тень как следует попрощаться.

Я протянул ему руку, сорвав перчатку.

Изо схватил и крепко сжал кисть.

— Ворон... Оранто эр Атия, Старый Король... кто бы мог подумать... а впрочем...

— Я тебе обещал, — негромко, но так, чтобы Изо услышал, сказал Ворон.

— Я помню. Спасибо. Отличный выстрел. — Изо замолчал и вроде как кашлянул. Я ожидал появления крови на его губах, но пока ее не было.

— Ты, — взгляд Леронта остановился на мне. — Ты... я правда не хотел подбивать малыша. А ты, я думал, увернешься, будешь просто ранен и временно выйдешь из игры... и я сумею как-то сладить с вашей теплой компанией... мне необходима коробочка. Я обменял бы ее на свободу от вассалитета... это ад — не принадлежать себе... поднимать шпагу по приказу... любить женщин... по приказу. Так долго... слишком долго.

— Я бы не увернулся. Я ранен, вы же помните богомола. У меня сейчас не хватило бы реакции. Вы оправдываетесь, граф?.. — грубовато спросил я. — Не стоит. Все уже произошло. Мы прошли в иной Коридор, волей Рока. Как я могу облегчить вам путь на границу Сути и Тени?

— Добить? — цинично усмехнулся Леронт. Вот теперь кровь и вправду появилась и запузырилась на уголках губ. — Нет, не стоит. Мне дорога моя жизнь. Однако... у меня нет наследника. Пожалуй, я мог бы оставить тебе кое-что, внук Саммареля.

— Нет необходимости, Изо. Мне ничего не надо.

— Я восхищался твоим дедом... враждовал с ним... долго. Восхищался, как и этим чертовым аврорианином, который не подозревает, насколько чистая кровь течет в его жилах...

Ворон поднял голову и осмотрел нашу драматическую композицию — как мне показалось, иронично.

— Я знал, что один из этих двоих окончит мои дни... слушай. Я назову номер. Это номер банковской ячейки. А вот что за банк, тебе предстоит узнать самому, — и граф Изо четко выговорил число и пароль по-энифянски.

— Граф, а вы уверены в своей неминуемой кончине? — спросил я. — У вас там брони нету? Что-то уж больно долго вы... помираете...

Ворон заинтересованно поднял голову и даже вроде вознамерился сделать шаг в нашу сторону.

— Нет, все по-честному, — искривил губы Леронт. — Просто я всегда... из любой ситуации... извлекал максимум. Постарайся поступать так и ты, внук Великого Канцлера.

— Да, господин граф, — послушно сказал я. Изо хрипло кашлянул, вроде каркнул. Лицо его начало быстро бледнеть.

— Нагнись...

Я нагнулся.

— Слушай. Это тебе особый подарок. Ответь мне, ирбис, что самое удивительное в том, как распределены на Грезе сокровища Бумбергера?

— Эээ...

— Ответ неправильный.

— Я бы сказал, толщина льда, в которой рассредоточены отдельные предметы.

— Толщина льда. Верно. Что меняет толщину льда? — умирающий Леронт был терпелив, как педагог, работающий с дебилом. — Что? Не разочаруй меня, Крис... не разочаруй... — глаза Леронта закрылись, и он словно расплылся по снегу. Воля перестала держать тело, а дух покинул свое прибежище позади глазных яблок, и отправился на тонкую грань Сути и Тени.

Я автоматически провел ладонью по лицу легендарного графа Изо. Потом включил маячок на персональном коммуникаторе графа, на запястье. Я не сомневался, лорд Телль найдет, кого послать за телом Леронта.

Положил руки Леронта ему на грудь.

Встал. Выпрямился. Поспешно надел перчатку, несколько раз сжал и разжал пальцы.

Ну и денек. Под маской кожа вспотела. Ткань не успевала убирать капельки, и они ползли между маской и лицом, словно насекомые. И дышалось тяжело, как будто я только что бежал, бежал из последних сил...

Через каждые два-три судорожных удара сердце замирало, как будто решало, стоит ли продолжать.

Ворон подошел ближе и почти равнодушно спросил:

— Что он сказал тебе перед смертью? Я не расслышал.

— Что сказал?..

Я сосредоточился на вопросе.

И вдруг...

Озарение было столь ослепительным, а ответы настолько очевидными и элементарными, что...

Ай да Изо!

— Время! — завопил я. — Возраст! Толщину льда меняет время!

— Темпоральное оружие, — прошептал Ворон, и скулы его смуглого, жестко вырезанного лица заметно побледнели. — Руна. Подлинный артефакт. Старинное темпоральное оружие с Руны...

— Бумбергер распределял свой клад с помощью темпоральной установки! Он нашел вещи с Руны! Может... саму Руну! Богомолы... Богомолы хотели начать все заново! Использовать бомбу, и сделать петлю в прошлое!.. Они знали! Они контактировали с працивилизацией Руны! Они такие же древние...

— Темпоральное оружие, — более жестко повторил командор. Мы с ним синхронно повернулись и бегом бросились к палатке Анджелы, огибая ледяные глыбы.

Ни одна цивилизация, кроме исчезнувшей Руны, не умела сознательно управлять временем.

Объекты Х-114 использовали энергию времени и темпоральные установки для своего блуждания в космосе. Поэтому их невозможно было остановить и вскрыть.

Исследователи полагали, что Руна в конечном итоге не справилась со своими разработками, и была уничтожена темпоральной катастрофой.

Анжелики не было.

Не было и моего жука.

Не было тела Джека.

— Так. — Ворон огляделся. — Есть версии, куда подалась ваша напарница?

— Нет, сэр.

Ворон подошел к белому глайдеру. Несколько скривился. Анджела увезла блок питания и отсюда, и с глайдера виконта.

Разумно.

— Крис, берите "Птеродактиль".

— А вы, сэр?..

— Я на "Призраке". Он вполне пригоден для работы в атмосфере. Сейчас выгружу вам "Птеро", и начинаем поиск. Женщину нельзя... упустить.

Черный корабль поднялся из-за гряды ледяных глыб, и беззвучно выпустил глайдер.

"Птеродактиль", как хорошо обученный пес, подлетел, выбрал свободное место, эффектно опустился на снег. Да. Командор себе в работоспособной технике не отказывал. Я взял модуль управления, открыл глайдер. Ложемент подогнан по Ворону — а он чуть выше меня и заметно шире в плечах. Но ничего страшного. Я справлюсь. Уж с этим — точно.

Анджела отключила или заблокировала все средства коммуникации. Она слово захотела исчезнуть из моей жизни, с Грезы, раствориться в белом безмолвии. Что она могла сейчас чувствовать? Куда направиться?.. С телом в багажном отделении жука особенно комфортно не полетаешь... машина на перевозку грузов весом около восьмидесяти пяти килограммов не рассчитана.

Времени на осознание произошедшего ей требовалось немного. Мы, увы, были обучены осознавать смерть моментально. В точности, как это произошло со мной... и Оллэной.

Значит, она улетела вовсе не рыдать над телом.

А если не рыдать, то... хоронить? И Джека, и надежды?.. детки... домик у озера... но детки могли бы быть и от меня, а домиком у озера я уже владел. Правда, не домиком, а дворцом, на сожженной безжалостным светилом Ат-Уне, ну да какая разница?..

Или она предпочла не хоронить парня тут, а отвезти тело на его астероид, в город под куполом, к маме?.. я бы следовал второму сценарию... но Анджела...

И еще у нее артефакт. Да. Надежда — это страшная сила. Как правило, она необходима. Но иногда...

Я неспешно разворачивал спираль поиска, приноравливаясь к головокружительным возможностям идеальной машины, а командор взлетел повыше. Полагаю, его борт был оборудован такими поисковыми системами и сканерами, какие я и вообразить себе не мог.

Ожила связь.

— Крис, Пик Белой Старухи, в горах Безнадежности. Ваш жук там. Даю вам десять минут разобраться. Осторожнее, господин офицер.

Я излишне резко дернулся в ложементе; "Птеродактиль" рванул.

Десять минут; а потом? Ни нас, ни пика?..

*

Когда я прилетел и выпрыгнул из "Птеродактиля", чуть не заорав от боли, моего жука уже не было. Анджела уложила тело мальчика в него, и направила машину в склон горы, расположенной через широкий каньон. Вспышку взрыва я видел еще с воздуха. А теперь по склону беззвучно стекал бесконечный оползень, надежно укрывающий как остатки моего любимого легкого глайдера, так и останки Джека.

Посетила краткая мысль, забрала ли Анджи у него из кармана кредитку... и тут же рассеялась. Какая теперь разница?.. Подсознание временами подкидывает совершенно идиотские вопросы, чтобы не думать о важном...

Я осторожно, делая всего по шагу, подходил. Здесь было не так холодно, как в долине айсбергов, от силы минус двадцать. Анджела стояла без маски, удивительная в своем ярко-алом, облегающем комбинезоне. Удивительная... чужая... странная.

В нее можно было влюбиться заново.

И, вероятно, это следовало сделать.

Станнер на бедре, в кобуре. Коробочка...

Коробочка под комбинезоном, я видел ее контуры.

— Анджи... мне ужасно жаль. Мне нравился Джек.

— А он тебя попросту боготворил, — отозвалась напарница. Она, как мне показалось, не подпускала меня чисто автоматически, все дальше отступая на край плато.

— Анджела... мне правда жаль... он стал моим братом... но наша жизнь здесь, с ним, не заканчивается. Честное слово.

— Наша жизнь? Нет. Но что-то закончилось, определенно.

— Анджела... отдай, пожалуйста, артефакт. Анджи, это все еще приказ. Там... там темпоральное оружие. Подлинное. — Я содрогнулся, вспомнив короткий свист станнера, и затем — умирающего Леронта.

— С чего ты взял? — недоверчиво спросила Анджи.

— Леронт...

— Леронт сказал, — иронично-насмешливо, утвердительно произнесла Анджелика. — Крис, а ты не хочешь мне сказать что-нибудь другое? — Анджела остановилась так близко к обрыву, что ее каблуки висели в воздухе. А внизу... внизу ледяное подножие... и до него с вершины пика, подрезанного с этой стороны, словно ножом, километр, как минимум...

Ровное белоснежное плато. Следов немного.

Вот здесь Анджела выпрыгнула из жука и перенастроила его. И вот цепочка ее следов. Все. Идеальный снег, ровный, с толстым настом, как здесь в горах часто бывает.

Изумительной красоты сверкающий пейзаж. Горы Безнадежности. Греза.

Над дальним хребтом серебрился предвестник слота.

— Анджела, я бы сказал, — с некоторым отчаянием заговорил я. — Что ты хочешь услышать? Что я не представляю, как без тебя работать? Что я уйду вместе с тобой в отставку?

— А ты уйдешь? — поинтересовалась Анджела таким тоном, каким дамы обычно спрашивают новую марку парфюма в бутике.

— Нет! Я не хочу тренировать ни девочек, ни мальчиков! Я никогда не уйду в отставку, — отчаянно заявил я, полагая, что честность в данном случае предпочтительнее даже самого спасительного вранья. — Я и тебя... наверное... попробую отговорить.

— Ага, я так и думала, — неопределенно ответила Анджи, и взгляд ее сфокусировался на чем-то за моей спиной.

И я даже знал, на чем. Знал, не оборачиваясь; неужели десять минут вышли? Слишком большие паузы... слишком мало сделано.

— С новым прикрытием, Крис? Впечатляет, — ядовито отметила Анджи. Я посмотрел ей прямо в глаза; посмотрел, чтобы не думать о том, что именно моя женщина сжимает в кулаке правой руки.

— Анджи! Задание, артефакт — это одно, мы и твоя отставка — это другое! Анджела, ты офицер! Присяга!

— Что-о? — отозвалась Анджи. И рассмеялась. — Крис, присяга?.. Это ты мне о ней?..

Чуть скрипнул под черными сапогами сухой рассыпающийся снег, тонким слоем укрывающий наст.

Три фигуры на белой скатерти, которую Греза накинула на Горы Безнадежности. Серо-стальная, алая и черная.

— Анджела Блюм? — сухо осведомился Ворон.

— Да, господин командор, — отозвалась женщина в красном.

— Прошу вас передать мне объект. По общевойсковой систематике ООН, я имею право отдавать вам прямые приказы. Если потребуется письменное подтверждение...

— Не отдам, — отозвалась Анджи.

— "Не от-дам"? — раздельно переспросил Ворон, и слегка выгнул уголок неширокой угольно-черной брови. В его руке словно вырос станнер.

Руку он даже не поднял. Ирбису это не надо.

— Командор! — вскричал я...

— Заберите вещь у женщины, — холодно отчеканил Ворон. — Быстро! Сейчас! — Станнер взводился бесшумно, но мне показалось, что именно это Ворон и сделал — снял предохранитель. Я был в этом уверен, как если бы сейчас здесь щелкнул старинный револьвер...

— Анджи! — я повернулся к Анджеле, не рискуя подходить, — зачем тебе это? Отдай! Брось мне!

Моя женщина всегда была самой сильной, стойкой, веселой... Она никогда не теряла самообладание, не предавалась дурному настроению.

И она снова станет такой.

Я шагнул к Анджеле. Она снова глянула на командора, опасно напружинилась, глаза ее сверкнули.

— Хочешь предать меня, Кристофер Тори Саммарель?

Мы стояли на самом краю ровного, как стол, плато. Здешняя роза ветров выровняла снег как лист хорошей писчей бумаги.

"Призрак" Ворона, хищная черная тварь, завис ювелирно — в полуметре над поверхностью наста, только снежок вихрился под днищем. А почти за моей спиной теперь находился сам командор.

— Анджела, я люблю тебя, — вот, все-таки выговорил. Жаль, что под напором чувства долга. Жаль, что не раньше, в наши ночи, и не в наши немногочисленные, скомканные дни... — Анджела, давай улетим. Все будет, как раньше. Просто ты увлеклась этой сказкой. Страшной сказкой. А это не сказка. Это попросту работа. Помнишь шефа? Повтори протокол задания... Анджи...

Не выходило. Анджела смотрела сквозь меня. Недолго. Миг.

Каждый поцелуй ветра делал алый румянец на ее щеках все гуще.

У меня засаднило основания ушей, затылок. Как прошла моя жизнь?

Сын, лишенный матери.

Изгой, которого избегал отец; малыш, сброшенный на руки деда.

Мальчик, побывавший в монастыре; юноша, отучившийся в высшей военной школе.

Принц с баснословным состоянием, любимчик дамочек; везунчик, щедро распродавший и раздаривший всю свою удачу.

А вдруг в этом деревянном ящичке найдется немного счастья и для меня?..

Я сдернул маску и приготовился сказать что-то предельно простое — про то, что она обморозит лицо; про то, что мы улетим отсюда только вдвоем, и будем пить много текилы и мартини с водкой и настоящими оливками, чтобы забыть лот номер 5714, и даже попробуем сделать мальчишку или девчонку...

...Что-то про то, что нельзя осчастливить снаружи. Что люди или рождаются с талантом к счастью, или воспитывают его в себе, или умирают несчастными дураками...

Но я не успел.

Я понял.

Я даже начал выговаривать слово "Стре..."

Командор выстрелил с бедра, не дожидаясь моих указаний, — но тоже не успел.

За долю секунды до выстрела Ворона Анджи немного разжала кулак, активируя боевую гранату, и сделала шаг назад.

Не было ни мига красивого зависания, ни бесценных мгновений, когда выстрел или бросок командора мог бы остановить женщину, — раз, и ее нет. Анджи все уже решила. Раньше. Поэтому она и стояла на самом краю обрыва с боевой гранатой в руке. Одно легкое движение пальцев — и взрыв. Артефакт во внутреннем кармане комбинезона. Поэтому Ворон дал мне фору, дал шанс ее уговорить. Граната в любом случае откроет коробочку, если это можно так назвать.

...Шанс, который я не сумел использовать.

Я не успел проглотить порцию ледяного воздуха, перекрывшего саму возможность дышать.

Еще через ничтожный миг командор уже ухватил меня за воротник; меньше, чем через две секунды его хищный зверь взвился в воздух... а "Птеродактиль" черной точкой остался стоять на опустевшем белоснежном плато.

Старт-форсаж; антигравитационные и стартовые двигатели приглушенно выли, словно под тупыми короткими антрацитовыми крыльями неслись на охоту снежные волки.

Я кое-как заполз на сидение дубль-пилота. Командор поднял "Призрак" вперед и вверх. Резко, бескомпромиссно.

Снизу, далеко под пиком, в горах Безнадежности, что-то негромко хлопнуло, так мирно, словно это и не была боевая граната. Ни шанса у Анджелы. Ни шанса. И все равно я повернулся к Ворону, намереваясь просить его спуститься... а вдруг?..

Ворон косо глянул на меня и спиралью повел корабль вверх, опасно задрав акулий нос машины...

Я задохнулся. Стало холодно и жарко одновременно. Руки и ноги онемели. Анджи. Самоубийство. Без малейших колебаний. Она решила это заранее.

И тут что-то начало случаться.

Снова заныли скрытые мышцы в основании ушей, мышцы, которые позволяли деду без труда настораживаться, как умеют это делать звери. Редкий дар. Я его не развивал, хотя и унаследовал.

Но сейчас уши насторожились сами, а слезы пересохли. Я снова превратился в нечто, чего во мне ранее не существовало....

Я зверски боялся, был буквально комком страха, ободранных ужасом нервов. И все это заняло миг. Еще один миг.

Ворон лишь мельком прошелся по мне взглядом и среагировал на мои настороженные уши однозначно — рванул машину к стратосфере, более не оглядываясь. Он не зря был человеком особого сорта. Он делал выводы, не затрачивая времени на поиск.

И, судя по всему, моей интуиции он верил больше, чем мне самому.

...Я же смотрел — и видел все.

От взрыва осело плато, на котором мы стояли менее пяти минут назад, и погребло под миллионами тонн льда, снега и наста тело Анжелики и остатки того, что якобы было создано сделать всех счастливыми.

Там, внизу, это была приличных размеров катастрофа. Сверху же все смотрелось, будто бы исполинский малыш перевернул свой самосвальчик со снегом, хотя вибрацию сотрясения я уловил.

Однако гротескным обвалом дело не кончилось.

Под толщей оползня что-то созревало — ворочалось, бугрилось. Мне было нестерпимо жутко, и кажется, я даже заскулил. Ворон ровным голосом передавал на всех волнах: "Планета Греза... рекомендуется тотальная эвакуация... привести все суда в состояние готовности... рекомендуется тотальная эвакуация... угроза невыясненной природы... эпицентр в квадрате гор Безнадежности... командор Ворон, специальное подразделение Объединенных сил безопасности "Ирбис", служебный код 12-14... планета Греза... рекомендуется тотальная эвакуация..."

Все впустую; за минуты и секунды никто не успеет. Даже если и примет предупреждение всерьез. Я был уверен, что времени нет. Совсем.

Но долг, конечно, превыше. Долг до конца. До последнего красивого, безупречно точного жеста.

Это неважно, что никто не успеет.

— Командор... — прошептал я с ужасом.

...Герой не гибнет с планетой, он непременно спасается...

Это немного походило на логово муравьиного льва.

Изнутри обвала, из гигантской кучи снега словно высунулись вихристые руки, и стали загребать окрестные горы, словно бы стягивать скатерть, если бы какому-то чудаку пришла бы мысль проделать в середине стола дырку и тянуть ткань через нее. Полыхнуло; ни единое разрушение, по большому счету, не обходится без огня. Адского или очистительного, это уж кому как.

— Все-таки оружие, — сказал я вслух, и скорчился, спрятав лицо в ладонях, а голову зажав коленями.

Это было несправедливо. Невозможно. Все-таки оружие. Темпоральная бомба. Это закон жизни — из предположений сбывается самое худшее. Из творений мысли и рук человека попадается самое гадкое. Ирбис должен был бы помнить об этом. Нас учили этому. Именно этому. Какое, Рок его побери, счастье?..

Уничтожение по протоколу АА — утилизация на светиле, предпочтительно, не имеющем обитаемых миров. В капсулу и в пламя. Очистительное или адское.

Ворон с некоторой досадой отключил связь. Остановил машину на дальней орбите.

— Что будем делать, командор?.. — спросил я, не убирая пальцев от лица.

— Ждать. Уцелевшие поднимутся сюда. Попробуем как-то стабилизировать ситуацию. Я запросил помощь.

Ждать.

Давайте же, Хальмхейн, виконт, вы можете... хоть вы...

Греза сверху уже напоминала надгрызенное яблоко. Сама планета умирала без особых эффектов, а вот один из Летучих Градов ярко пылал, как огромный факел, и затем раскаленной тягучей каплей упал вниз. Пилоты другого города пробовали вывести свой повыше, но опоздали. С него стартовали точки гоночных яхт, и тоже поздно. Два или три пилота осмелились на старт-форсаж, но и их захватили волны невидимого, беззвучного апокалипсиса. Яхты, кратко вспыхнув, вмиг исчезали. Еще двух Градов видно не было.

Разом гасли слабо светящиеся паучки, спиральки факторий и шахт.

С одного края планеты поднялось приличное зарево — там плавился левиафан удачливого пройдохи.

Сомнтельным ядовито-зеленым огнем, рассыпая отблески искр, полыхнула точка на поверхности — исчезла Зона Пляшущх Скелетов, и с ней поверженный Порт.

Уничтожались ненайденные сокровища Грезы.

Ворон все отходил и отходил. Все дальше и дальше, далеко за орбиты спутников Грезы.

Меньше чем через полчаса в поле нашего зрения остался темный шарик плоти, кое-где вспыхивающий искрами белого, красного и желтого огня. Материя как таковая не уничтожилась, а словно уплотнилась и скукожилась. Атмосферы больше не было видно.

Далекое будущее? Далекое прошлое?..

В полном молчании мы сделали полкруга вокруг планеты. Ничего. Никого. Ни единой яхты. Ни единого орбитального устройства. Ни единого слова в эфире.

Ворон отдал управление автопилоту и полез в бардачок, достал дорогую геянскую сигару. Гильотину. Распаковал. Отрубил кончик. Спички. Посмотрел на меня.

— Переоденься в астросьют. Мало ли что.

Я согласно кивнул и остался сидеть. Потом попробовал встать. Ноги подкосились, и я мешком упал на мягкое покрытие пола рубки.

Обхватил руками живот.

Сжал до спазма челюсти.

Рик и Дик. Парень с собаками. Парень в белой шубе, отрабатывающий тотализатор. Эйну с его миллиардами. Дядя Лилии. Алар. Миро. Бабка в бриллиантах.

Грады и карьеры. Фактории.

Люди.

Тито, Микаэль, Оллэна, Джек, Леронт, Анджела.

Лица людей, погибших на Грезе или вместе с ней, просверкивали в сознании, как будто духи проносились через мое тело в небытие.

И, судя по ощущениям, они вовсе не были счастливы.

Человек, сделавший описание артефакта для торгов, нагло врал.

Я задыхался. Ворон, не закуривая, смотрел на меня.

И вдруг... вдруг затылок свело, а уши снова насторожились.

Я поднялся и угрем юркнул в кресло, хватаясь за ремни. Очертания планеты на мониторах внешнего обзора начали съеживаться, изменяться...

— Никто не уйдет обиженным! — Ворон грубо чертыхнулся, и бросил незажженную сигару на пол.

— Командор, — почти спокойно спросил я, — а эта хрень не может дать цепную реакцию?..

Ворон откинулся в ложементе, вдавил затылок в подголовник, а руки в органические панели управления, переходя на фулл-контакт.

Яхта вздрогнула, как скаковая лошадь под шпорой.

— Не исключено.

И мы рванули.

*

Москва, 20 октября 2010 года — 20 июля (18 августа) 2011 года

*

Соавтор мира Наталия Шевченко

Технический консультант, бета-тестирование Андрей Лобанов

Любые совпадения названий, имен или ситуаций, являются случайными.

40