Наука под названием "Жизнь"

Сиквел к "Свободу попугаям!"

Наука под названием "Жизнь"

Найджел Грин сидел возле стойки бара и с ленивой удовлетворенностью собственника потягивал ледяной мартини, наблюдая, как на сцене беснуются Алекс и Элиот. В последнее время им нечасто удавалось поработать вместе. Разве что дома, где их единственным зрителем был Найджел, Сэнди и Марси — не в счет. Поэтому сегодня парни отрывались. На них было приятно смотреть. Восторженная публика визжала и тянула к Алексу загребущие ручонки. Танцор не давался, ловко уходя от прикосновений. Это еще больше раззадоривало ушедших в отрыв женщин. Найджел знал, что это только игра. Ему нравилось наблюдать, как его мальчики развлекаюся. Элиот перенял бесбашенную манеру от Алекса, как не уставал утверждать последний, но сам Найджел считал, что их младшенький изначально был авантюристичен по своей натуре. Отсюда его несколько безумная манера импровизации.

Элиот теперь был не только местной знаменитостью. Его первый инструментальный альбом разошелся весьма впечатляющим тиражом. Продюсер попался толковый. И все благодаря Джексону — управляющему стрип-клуба, в котором по счастливой случайности нашел работу в ту пору еще несовершеннолетний саксофонист. Бобби Джексон пригласил одного своего давнего приятеля специально для того, чтобы он посмотрел на Элиота на сцене. И тот ухватился за парнишку всеми руками и ногами. В тот период Элиот каждый вечер преподносил публике и партнеру по выступлениям какой-нибудь сюрприз. Кроме импровизаций на тему популярных мировых шлягеров, окрыленный первой любовью саксофонист сам сочинял музыкальные композиции. О том, что это музыка его собственного сочинения он не признавался до тех пор, пока его не прижал Алекс, от которого было просто нереально что-либо скрыть. Как сядет, так и слезет, — очень верное крылатое выражение, которое Элиот подцепил все от того же русского.

В тот вечер Найджел засиделся допоздна в кабинете с какими-то очень серьезными бумагами. Алекс где-то пропадал с утра, и Элиот засел за рояль. Нотную грамоту он знал пусть и не на "отлично", но с успехом мог записать на клочке бумаге основные ноты будущей композиции. Но редко это делал. Ему казалось, что вместе с записью нот умирает импровизация, словно черно-белые черточки на нотном стане делают музыку неповоротливой и жесткой, ограничивают ее свободу. Но в тот день у него было какое-то особое настроение, вот он и строчил ноты на вытянутом из личных закромов листе, вырванном из нотной тетради. За этим его и застал неслышно подобравшийся Алекс.

— Знаешь, а я ведь музыкалку закончил, — от звуков его голоса несчастный Элиот, которого застали врасплох, вздрогнул и резко обернулся, чуть не выронив ручку. Листок с недописанной мелодией спланировал на пол. Алекс нагнулся и поднял его. Бросил беглый взгляд и слишком уж спокойным голосом развил тему, — У нас в девяностые было модно пихать в музыкальные школы деток так сказать для общего образования. Так что и мне посчастливилось приобщиться к этому делу по классу фортепьяно.

— И это значит? — осторожно спросил сидящий за роялем Элиот, отбирая у танцора лист бумаги с нотами. Тот отдал без лишних проволочек, но при этом так на него посмотрел. Эл смутился и опустил голову, упершись взглядом в ряд черно-белых клавиш.

— Я сразу думал, что здесь что-то не так. То, как ты музицируешь. Ладно, разные аранжировки, это можно понять. Но некоторые композиция я ни разу не слышал. Думал, что мне просто не хватает образования. В конечном итоге, есть целая куча малоизвестных мелодий. О том, что ты можешь сочинять их сам я догадался где-то месяц назад. И стал ждать удобного момента.

— Зачем?

— А ты не догадываешься? — вопросом на вопрос ответил непривычно серьезный Алекс. Эл никогда его таким не видел. Поэтому только тряхнул головой. У него, и правда, не было никаких предположений.

Алекс встал у него за спиной и положил руки на плечи. А потом начал массировать. Умело, но осторожно. Не торопясь, но и не давая полностью расслабиться. Элиот был напряжен. Ему было тяжело говорить с Алексом о музыке. Он вообще ни с кем о ней не говорил. Тем более, в таких выражениях.

— Тебя это возбуждает?

— Что именно? — с трудом выдавил из себя парень.

— Музицырование, — почти пропел Алекс на родном языке и тут же перевел, — Музыка. Когда ты ее сочиняешь. Просто я вспоминаю...

— Давай только не вслух, — взмолился Элиот, подозревая, что коварный танцор из вредности сделает наоборот и специально озвучит, как подлавливал его, выходящим со сцены полностью возбужденным. Чего сам Элиот, как правило, не замечал, пока Алекс не начинал к нему недвусмысленно подкатывать.

— Хорошо, — неожиданно покладисто подчинился тот, обнимая его за плечи. — Почему ты сам до сих пор не раскололся? — спросил танцор, обдавая жарким дыханием ухо парнишки.

Элиот глубоко вздохнул и расслабился в его руках. Откинулся на спину, прижимаясь в мужчине. Почувствовал, как тот улыбнулся, целуя его в макушку. И окончательно успокоился. Ничего страшного не произошло, только закономерное. Рано или поздно пришлось бы признаться. И он заговорил. О музыке и нотах. О том, что кажется кощунственным переносить их на бумагу. Закостенеют, потускнеют, умрут. О том, как в детстве, когда в наказание ему запретили ходить в музыкальную школу, он выкрал свой саксофон, сделал водонепроницаемый тайник в саду и убегал из дома, чтобы в какой-нибудь подворотне помузицировать в свое удовольствие. Нередко ему кидали деньги за музыку, иногда приходилось убегать от местной шпаны, и всегда, абсолютно всегда, за длительное отсутствия ему доставалось от бабушки. Дед никогда не вмешивался. Только приходил смотреть, когда она его наказывала. Укоризненно качал головой, глядел этак мудро и всепрощающе, прямо в душу, как нарочно. Но ни разу не вступился. Ни разу не утешил. И очень быстро Элиот перестал нуждаться в утешении. Он принял решение. И два года готовил свой побег. Дед и бабка были слишком высокомерны, как он понял уже потом, чтобы предположить, будто он сможет так легко покинуть гостеприимный, по их обоюдному мнению, дом. Они ведь ничего плохого не делали, так? Просто наставляли заблудшую овечку на путь истинный. Гомосексуализм богомерзок и неестественен. В природе такое не встречается. Значит, среди людей это не более чем признак распущенности. Что это еще за блажь: кого хочу — того люблю? Любить надо только так, как угодно богу. В общем, все очень просто, и в тоже время, в корне неправильно. Но разве таким, как они, объяснишь?

И пока Элиот выплескивал все это на Алекса, их нашел Найджел. И тоже послушал, но в отличие от онемевшего русского, ему нашлось, что сказать.

— Они оба больные люди, — сказал бизнесмен, облокачиваясь на рояль. — Особенно бабушка. Она садистка, ты это понимаешь? Нормальный человек никогда не сделает такое с ребенком. Никогда, Эл.

Что Элиот мог на это сказать? Ничего. Он просто кивнул и низко опустил голову. Они поговорили. На этот раз втроем. И саксофонисту стало легче. Теперь он больше не скрывал свою увлеченность музыкой. И, когда слухи о его композиторском таланте дошли до Джексона, тот пригласил на одно из их совместных с Алексом выступлений, своего приятеля. Так Элиот попал в умелые руки настоящего продюсера и несколько месяцев назад с успехом дебютировал. Разумеется, под своим именем. В начале, кто-то еще пытался заикаться о сценическом псевдониме, но Эл сразу же отказался. Его поддержали и Алекс, и Найджел. Теперь он не боялся, что его найдут. Он почти хотел этого, хоть и не признавался вслух. Элиоту казалось, что это низко желать поставить в пику родственникам-гомофобам свои успехи. Но сердцу не прикажешь, а оно жаждало каминаута. Правда, пока никто из прочих Бриарти на горизонте не объявился. Но даже Найджел был убежден, что это лишь вопрос времени. Он не особо скрывал, что нанял детектива, и тот за сравнительно небольшой срок выяснил все, что только можно, о родителях и остальной семье Элиота. У бизнесмена еще были сомнения в том, как Эл воспримет его осведомленность, но тот их все развеял, когда сказал, что так даже проще. Не придется самому ничего говорить. Найджел не стал скрывать своего разочарования. Неужели, мальчишка до сих пор им с Алексом не доверяет? Элиот понял выражения его лица правильно. Отвел глаза и вдруг тихо сказал:

— Просто, говорить самому... больно.

Больше ни Найджел, ни даже беспардонный в некоторых вопросах Алекс к нему не приставали. Иногда Элиот сам принимался что-то рассказывать. Тогда его слушали чуть ли не затаив дыхания. Боялись спугнуть. Нельзя сказать, что у Элиота сохранились только грустные воспоминания. Были и светлые, были даже счастливые. Но все они относились к тому периоду, когда, по мнению его деда и бабки, он был невинен и чист. То есть, до тринадцати лет. После они сделали все, чтобы жизнь их единственного внука стала просто невыносимой. Воспитание? Ага, как же! Жестокость чистой воды.

Выступление уже подходило к концу, когда к Найджелу подвели странную женщину. Она выглядела слишком непохоже на тех, кто обычно приходил к ним в клуб поразвлечься. Что ей могло здесь понадобиться? Она была одета слишком прилично — минимум макияжа, серые тона в одежде и классический крой, и была одна. Обычно, если в стрип-клуб и заявлялись серые мышки вроде нее, то это случалось по вине их более раскованных подруг. То есть, они всегда были в компании более пестро разодетых и бойких товарок, не устающих бравировать перед ними своей приобщенностью к тому, что происходило на сцене.

— Чем могу помочь? — очень светским тоном осведомился Найджел, жестом запретив говорить охраннику, который подвел к нему эту неуместную здесь женщину.

— Я пришла к сыну, — сказала она почти решительно, если бы не затравленное выражение узнаваемых глаз.

— Он сейчас на сцене, но я проведу вас к нему, когда номер завершиться.

— Вы... знаете, кто я?

— У него ваши глаза. Более того, мисс Бриарти, я знаю, при каких обстоятельствах ваш сын был вынужден покинуть дом своего деда, — последнее прозвучало жестче, чем он планировал. Но деликатности в обращении для этой женщины у Найджела не нашлось.

— Даже я не знаю всех обстоятельств, — выпалила она неожиданно агрессивно.

Найджел на это лишь весьма невежливо ухмыльнулся, но никак не прокомментировал. Даже зная, что эта женщина просто откупилась своим первенцам от деспотичного отца, чтобы спокойно растить двух других детей, он не собирался прощать ей Элиота — его шрамы, грусть в его глазах, замкнутость и боль, которую тот настолько привык скрывать, что даже теперь далеко не всегда показывал ее Найджелу или Алексу. Хозяин клуба молча допил свой ледяной мартини под зажигательные ритмы саксофона и крики собравшихся у сцены женщин. Все это время мисс Бриарти безучастно стояла рядом под пристальным взглядом дюжего охранника с каменным лицом. Она смотрела на сцену, но что она там видела? Буйство порока и разврата? Вполне возможно. Хотя, насколько было известно Найджелу, Джейн Бриарти никогда не была фанатичной сторонницей секты отца. Но, если не забрала сына сразу, как стало ясно, что тот не удовлетворяет чаяниям деда, значит, какие-то сорняки его учения все же проросли в ее душе. Или причина в другом? Знала ли она, как на самом деле обстоят дела у сына в доме деда? Должна была догадываться. И все-таки оставила Элиота на растерзание. Хорошая цена за семейный покой и беззаботное будущее. Жизнь старшего сына — такая малость, не правда ли?

Найджел лично сопроводил женщину в гримерку, которую Алекс и Элиот делили на двоих. Он постучал особым стуком, который должен был предупредить парней, и без опасений распахнул дверь. Но, увы, они даже не услышали его предупреждения. Слишком привыкли, что бояться нечего, и некого стесняться в этих гостеприимных стенах. На Элиоте были одни только джинсы — светло-голубые и с дизайнерскими заплатами то тут, то там. Он стоял к вошедшим спиной, на смуглой коже в свете ламп ярко проступали былые шрамы. Перед ним стоял Алекс и беззастенчиво лапал парня за задницу, когда они целовались. Бесстыдство? Возможно. Но как же Найджелу хотелось забыть обо всем и присоединиться к ним прямо сейчас. Не успел он об этом подумать, как последовал окрик:

— Элли, бог ты мой!

Элиот разорвал поцелуй и резко обернулся. Глаза его расширились, когда мать неуверенно подошла к нему.

— Эй, дамочка... — протянул Алекс, перехвативший ее руку, когда она попыталась прикоснуться к спине сына. — Смотреть, но не трогать, — озвучил русский правило клуба, решив, видимо, что она одна из их обычных посетительниц. Но тут слегка опомнился Элиот. Повернулся к матери лицом и осторожно коснулся локтя Алекса, стоящего к нему вплотную:

— Это моя мама, — сказал он почему-то шепотом. И пальцы танцора разжались. Найджел видел, как Алекс потрясен. И какими глазами смотрит на женщину, которая не поднимала глаза от пола.

— Я не знала... — пробормотала она.

— Да, ладно, мам, — напряженно выдавил из себя Эл, — это все в прошлом.

— Он парализован. Удар случился с ним несколько месяцев назад. — И после непродолжительной паузы последовали слова: — Твой дедушка хочет тебя видеть.

Элиот замер, глядя на мать потерянными, больными глазами.

— После того, как узнал, где я? — уточнил он хриплым голосом.

— Мама... то есть, твоя бабушка, считает, что да.

— И винит во всем меня, — горько усмехнулся Элиот и отвернулся.

Его успокаивающе погладил по спине Алекс. Найджелу было заметно движение его руки. Но мальчишка никак не отреагировал. Он был погружен в свои мысли.

— Тогда зачем бы мне... — начал Эл и осекся.

— Не спеши, — негромко одернул его Найджел. И Элиот окончательно сник. Тихо вздохнул и замер, смотря себе под ноги.

— Я не знала... — вымученно повторила его мать.

— Это вас не оправдывает, — довольно жестко заявил на это Алекс.

— Прошу вас, оставьте нас ненадолго, — взяв женщину за локоть, обратился к ней Найджел.

— Втроем? — вдруг вскинулась она.

— Именно, — неожиданно воскликнул Элиот, вздернув подбородок. — Я люблю и Найджела, и Алекса. И мы живем все вместе. Но тебя это не касается! Никого не касается, — пробормотал он в сторону уже тише.

— Я подожду за дверью, — выдавила из себя женщина, окончательно раздавленная словами сына, и вышла.

Парни остались одни.

— Я не хочу к нему... — прошептал Элиот и уткнулся лбом в плечо Алекса. Тот с готовностью развернул его к себе и обнял.

— Смотри сам, — покладисто обронил Найджел, не двигаясь с места, — но потом ты можешь пожалеть, что не простился, хотя была такая возможность.

Бизнесмен видел, что саксофонист колеблется, поэтому сказал то, что должен был сказать. И Элиот задумался. Он был послушным мальчиком. Сорванцом, временами, но воспитание брало свое, как бы он не пытался избавиться от тех установок, которые получил когда-то в детстве. Он все еще был очень юн. И Найджелу это было прекрасно известно. Порой он испытывал к нему странные, почти отеческие чувства. И это не считая любви. Большой и настоящей, как любил иронизировать циничный Алекс. На что Найджел только бросал в его сторону свой фирменный взгляд, от которого русский быстро затыкался и больше не развивал тему. И правильно делал, между прочим, они оба знали, что есть материи, о которых не принято говорить вслух, но они от этого не становятся менее реальными. Напротив, приобретают еще больший вес и материальность. Например, любовь и все, что с ней связано. Похоть — это не то, секс так вообще, не более чем бесплатное приложении (или иногда платное, как любил комментировать все тот же Алекс). А вот чувство привязанности, ощущение уюта и гармонии не только с самим с собой, но и с другим человеком — это совсем другая весовая категория, о чем лучше не забывать. А то, мало ли, чего можешь лишиться, проворонив свое счастье на подлете. Но Элиот, даже зная, что теперь его всегда поддержат, все еще был неуверен в своих силах. И первым, причину его неуверенности понял Алекс. Иногда русский мог быть на удивление проницательным. И подсказывал Найджелу правильные решения, сам не всегда отдавая себе отчет в том, что говорит или делает.

— Если хочешь, мы могли бы поехать все вместе. Устроим что-то вроде маленьких каникул. Что скажешь?

— А как же... — произнес Элиот свое любимую фразу, и посмотрел на Найджела, подняв голову от плеча Алекса.

Бизнесмен улыбнулся и шагнул к ним.

— Я отменю все дела, ради такого случая.

И тогда мальчишка ему улыбнулся. Печально и открыто. Как мальчик, который еще совсем недавно потерял нечто очень важное, но ему помогли отыскать пропажу.

— Спасибо.

— Спасибо в карман не положишь, — тут же вмешался Алекс, стискивая Элиота в крепких объятьях, — как насчет двойного минета?

— Легко. — Элиот окончательно расслабился и подхватил его легкомысленный тон, которым было высказано провокационное предложение, — Но я бы лучше...

— Да-да?

— Там тебя мама ждет, Эл, — прервал их идиллию Найджел, строго посмотрев на обоих. Мальчишка снова сник, а Алекс хотел что-то сказать, но захлопнул рот, встретившись с суровым взглядом старшего любовника.

— Я поговорю с ней, — решил Элиот, высвободился из объятий танцора и вышел.

Найджел и Алекс остались вдвоем.

— И что теперь? — спросил русский.

— Думаю, она остановилась в каком-нибудь отеле. Утром я буду знать в каком.

— А потом?

— Будет потом. Как там у вас говорится, утро вечера мудренее?

— Ага. Давай отберем нашего мальчика у этой дамочки и устроим малышу ночь разврата?

— Понятно. Кто-то явно не нацеловался.

— Меня самым беспардонным образом прервали, а так бы... м-м-м, чтобы я мог сотворить...

— А я? — Найджел, наконец, поддался игривому настроению партнера.

— Снова бы пришел на все готовенькое.

— Любишь ты визуальным мазохизмом заниматься.

— Люблю, — мечтательно протянул Алекс и, посерьезнев, вдруг пояснил, — Мне, действительно, нравится смотреть, как ты его трахаешь, но знаешь, я тут подумал...

На этих его словах в гримерку ворвался Элиот, и Алекс заткнулся, так как увидел, какими квадратными были у парня глаза.

— Марси и Сэнди хотят меня видеть... — выдохнул он со странной интонацией. Потом смутился под изумленным взглядами мужчин, отвел глаза в сторону и попытался объяснить, — Мама показала их фотографии, они... так подросли. — Но тут он спохватился и попытался объяснить, о ком все-таки идет речь. Уж не о собаке и кошке, живущих с ними в поместье Найджела, это точно. — Они...

— Твои сестры. — Негромко сказал Найджел.

— Откуда.... — начал Элиот, вскинув на него взгляд, но тут же оборвал себя, — А... ясно.

— Между прочим, узнать столь интимную подробность от детектива вовсе не тоже самое, если бы ты сам рассказал, — ворчливо произнес Алекс. — Решил воссоздать семью в том виде, в котором ты мог бы в ней прижиться?

— Воссоздать? — слабо выдохнул Элиот и попытался улыбнуться. Но вместо улыбки вышла жуткая гримаса. Алекс даже поморщился от его вида. Элиот перестал растягивать губы в акульем оскале. Закрыл глаза и тихо сказал: — Просто, когда у меня появилась возможность завести домашнего любимца, я не смог выбрать между кошкой и собакой и взял из Папиз Шелтер обоих, тогда как-то сами собой и выбрались эти имена.

— Эл... — в голосе Найджела прозвучал укор.

— Вы, правда, со мной поедете?

— И ты еще сомневаешься? — тут же возмутился Алекс.

— Нет, просто... мои родственники не самые приятные люди на свете.

— Ты лучше скажи, куда ты мать дел?

— Отправил в гостиницу. Она сказала, что у нее на завтра взят билет обратно.

— Вот и пусть летит. А мы через пару дней, когда Найджел разгребет дела, отправимся за ней...

— В логово дракона, — вставил в шутку Найджел.

— Если бы ты знал, как ты прав, — Элиоту явно было совсем не смешно.

— Я знаю, — просто обронил на это Найджел, подошел к нему и обнял за плечи. Шепнул на ухо, — Есть идея, как помочь тебе отвлечься.

Он говорил вроде бы тихо, но Алекс стоял близко, поэтому услышал и тут же воодушевился:

— У меня тоже есть! И чует мое сердце, мыслим мы в одном направлении.

— Мне надо предупредить Натана, — пробормотал Элиот, вспомнив, что после заключения контракта с продюсером, не принадлежит себе полностью, как раньше, — Надеюсь, он не будет возражать.

— Я ему возражу, — хрипло рассмеялся на это Найджел и поцеловал его в ухо. Элу стало щекотно, и он улыбнулся. На этот раз по-настоящему, без гримас.

Они добрались до дома сравнительно рано. Не было еще и двух часов ночи, как все трое после водных процедур оказались в одной постели. Элиот посередине. Алекс и Найджел по обе стороны от него. Они только начали его ласкать. Целовать, скользить ладонями по гладким бедрам. Исследовать пальцами упругий живот, обводя подушечкой указательного контур пупка. Вылизывать интуитивно подставленную шейку. Когда Эл вдруг заупрямился и вывернулся из их объятий. Оба мужчины посмотрели на парня недоуменно.

— Мне все время кажется, что я вас ограничиваю, — поделился он своими сомнениями.

— В каком это смысле? — Озвучил общий вопрос Алекс, переглянувшись через плечо Эла с Найджелом.

— Вы теперь спите только через меня, — раньше Элиота изрядно бы смутило свободно говорить о чем-то подобном, но прошло уже больше года, как они стали любовниками и к откровенным разговором ему было не привыкать. Благодаря неугомонному Алексу, они часто обсуждали в постели что-нибудь такое и свободно делились впечатлениями. Элиоту могло бы показаться это странным, если бы у него был какой-либо иной опыт. Но он знал только Алекса и Найджела, и больше ему не с кем было сравнивать, а у тех изначально не было запретов в этом плане.

— Не понял, — выдохнул Алекс все так же удивленно.

Элиот тяжело вздохнул, сел в кровати и попытался объяснить другими словами.

— Вас как будто не существует. А ведь когда-то меня между вами не было... И все было хорошо.

— Если бы все было хорошо, как ты говоришь, Алекс бы не шастал.... — Найджел явно собирался сказать что-то еще, но после заминки добавил нейтрально, — где непопадя.

Элиот глубоко вздохнул. Вопрос прошлых измен русского для него был весьма болезненным. После того, как он узнал, что они вообще были, парень начал искать подвох в каждом взгляде танцора на любого другого парня. Пока ему все тот же Алекс невзначай не объяснил, что изменял он Найджелу в основном с девушками, так как в отличие от их старшего партнера и самого Элиота, был бисексуален. И женщины ему тоже очень даже нравились. Это было неожиданно. Элиот мог бы соотнести бисексуальность с Найджелом, но Алекс казался ему конченным геем, если можно так выразиться. Поэтому, после такого известия дергаться перестал. Это было бессмысленно, ведь работа Алекса как раз и была связана с женским полом. Если на каждую смотреть превратно, никаких нервов не хватит. Остается только наедятся на благоразумие Алекса. Тот вел себя непривычно мирно. После того, как Элиот так явно проявил свою обеспокоенность, со стороны ветреного танцора было бы логичным воспользоваться этим, чтобы жестоко подшутить над парнишкой. Например, нарочно разыграть увлеченность какой-нибудь девицей из клуба. Но тот ничего такого предпринимать не стал. Хотя Элиот подсознательно продолжал ждать, что однажды его собственная откровенность ему аукнется. Напрямую с Алексом он об этом не говорил. Может, и зря. Возможно, после откровенного разговора ему стало бы легче. Но чтобы Алекс мог ему сказать? Пообещать, что не будет изменять? Наверное, он и Найджелу что-то такое когда-то обещал, и все равно гулял налево. Так что, грош цена таким обещаниям.

— Я хочу посмотреть, — тихо сказал Элиот после затянувшейся паузы.

— Как мы будем трахться? — спросил его Алекс, ненавязчиво поглаживая парня по внутренней стороне бедра.

— Ты же часто смотришь, — эти слова прозвучали как попытка оправдания.

— Действительно, — мурлыкнул Алекс, придвигаясь ближе, — Только дело не в этом, я прав?

— А в чем же еще?

— Тебе не дает покоя недосказанность... Впрочем, как и нам с Найдой.

— Ты о чем? — Элиот повернулся к нему и широко распахнул глаза.

— Хочешь узнать... — прошептал Алекс, приподнявшись и целуя парня в плечо, — как мы познакомились, — выдохнул он ему в шею.

Элиот помедлил, а потом снова откинулся на подушку и пробормотал, глядя на склонившегося над ним русского:

— Хочу.

— А мы хотим знать все о тебе... это, знаешь ли, неприятно... — начал Найджел, присоединяясь к Алексу в его поползновениях, -... узнавать о любимом человеке от детектива.

— Вы могли бы просто спросить!

— И узнать, что тебе больно даже просто вспоминать об этом?

— О сестрах — не больно.

— И все же, ты нам о них не рассказал.

Элиоту нечего было возразить. Он помолчал, глядя на склонившихся к нему мужчин, а потом выдал:

— Так как вы познакомились?

— Просто. Решили одновременно приударить за одним парнем. — Весело заявил Алекс, поглаживая парня по животу.

— Я был в России в командировке. Налаживал деловые контакты. Алекс работал младшим менеджером в той фирме, с которой я начал вести дела. Его прикрепили ко мне в качестве провожатого, так как он единственный, кто бегло говорил по-английски. Хотя акцент у него в ту пору был просто убийственный.

— А что ты хочешь? У меня там была совершенно другая языковая среда, — со знанием дела прокомментировал русский.

— Так вот, — продолжил Найджел, обняв Элиота поперек груди и устроив голову на одной с ним подушке. — У них там был парнишка, я до сих пор смутно себе представляю его функции...

— Официально он числился курьером... — уточнил Алекс. Найджел никак не прореагировал, просто продолжил.

— И я, грубо говоря, на него запал. О том, что мой провожатый тоже давно обхаживает этот лакомый кусочек, я даже подумать не мог. Алекс в ту пору выглядел как типичный гетеро. Никакой гендер его бы не определил. Кроме того, он был совершенно не в моем вкусе. Поэтому я смотрел на него лишь как на временного помощника. Толкового, работоспособного, полезного, но не более того. Не буду вдаваться в подробности, но в конечном итоге оказалось, что тот курьер играет за чужого дядю. При этом он до кучи трахался с непосредственным начальником Алекса, который в постели оказался настолько болтлив, что я отказался вести всякие дела с их фирмой. Информация о наших переговорах стала известна их конкурентам. И я счел, что будет разумнее поработать с ними, раз уж они оказались такими шустрыми. Но Леня, так звали того парня, меня разочаровал. Выглядел таким... ну, знаешь, невинным, что ли. Или даже искренним, а оказался заправским...

— Шлюшкой он был, вот кем, — вставил свой комментарий Алекс.

— Но как же вы все же сошлись на фоне всего этого?

— А так... — коротко хмыкнув, перехватил эстафету русский, — Найд застал Леньку трахающимся с босом прямо на письменном столе его кабинета. А я в тот вечер как раз задержался на работе и столкнулся с ним в коридоре. Тоже заглянул в приоткрытую дверь, присвистнул и...

— Предложил отсосать мне с горя, чтобы утешиться. Представляешь? Прямо так и сказал: "А утешь-ка меня, дядя. Дай отсосать, а?". И я не отказал. Сам не знаю, о чем тогда думал. Но продолжили мы в номере моего отеля. А потом все так закрутилось...

— В общем, он увез меня с собой. До сих пор не могу вспомнить, чем он таким меня соблазнил... ведь было же что-то, что склонило чащу весов в его сторону. Какие-то доводы, но... За сутки до его отлета в родные пенаты мы так упились в гостиничном баре, что до номера я волок этого медведя на себе. А потом трахал уже почти невменяемым. Ну, а когда проснулся, понял, что трахают уже меня, так что, как говорится, расслабился и начал получать удовольствие. Вылет мы пропустили. Пришлось заказывать билеты на следующий день. И тогда-то их стало не один, а два. Но теперь ни Найд, ни я, не можем вспомнить, какие же он доводы мне привел в том баре, что я дал ему свое согласие полностью поменять не только гражданство, но и всю свою жизнь. Как-то так...

— А танцы? Если ты был каким-то офисным служащим, то как...

— Смешной ты, попугайчик, — хмыкнул на это русский, — помнишь, я тебе рассказывал, что у нас было модно всесторонне развивать ребенка? Музыкальная школа и еще какая-нибудь околоспортивная секция считались обязательными пунктами программы. Большинство наших дворовых ребят бегали на каратэ или в футбол гоняли под мудрым руководством тренера. А меня бабушка водила на танцы, так как сама ходила в танцевальный класс для людей ее возраста в том же здании. Матери некогда было со мной возиться. Но и бабушка в большинстве случаев предпочитала жить в свое удовольствие, так что они выбрали, как им казалось, оптимальный для себя вариант.

— Интересно у вас там все устроено.

— Ну... когда я к вам сюда только попал, мне тоже казалось, что все тут не так, как у людей.

— Понятно, — отозвался Элиот и задумался о чем-то.

Его размышления прервал голос Найджела.

— Давно я не был снизу... — произнес бизнесмен почти мечтательно. И после этих слов все как-то единодушно вспомнили, что она остановились на самом интересном.

Элиот до последнего думал, что будет только наблюдателем. Ведь, растягивая Найджела пальцами, Алекс между делом признался, что сам соскучился по их прежним утехам вдвоем. Но все пошло совсем не так, как представлялось юному саксофонисту. Они никогда раньше так не делали. Наверное, просто потому, что никому не хватило смелости предложить. Или, до определенного момента не было необходимости в подобных экспериментах. Алекс уже трахал Найджела, короткими, но глубокими толчками проникая в сильное тело, когда тот неожиданно подгреб под себя Элиота. Алекс вышел, позволяя старшему любовнику осуществить свой коварный план. Между ног мальчишки оказались влажные пальцы. Долго растягивать его не было необходимости. Регулярный секс не позволял мышцам отвыкнуть. Элиот охнул, когда Найджел навалился на него всем телом, сложив парнишку чуть ли не пополам, и глубоким рывком проник в него сразу и до конца. Эл вцепился в широкие плечи мужчины. Сопротивляться не было сил. Он отдался на волю настойчивости старшего партнера. И только потом осознал, что последовавшая после первого проникновения заминка была связана с тем, что сзади в Найджела проталкивал член Алекс. Они трахались втроем. Одновременно. Раньше такое тоже случалось, но происходило по-другому. Как правило, кто-то один входил в Эла сзади, а у второго парень сам, по собственной инициативе, брал в рот. Ему нравилась такая поза. Он неторопливо дрочил себе сам, если об этой забывал один из партнеров, что случалось нечасто. Сосал, сжимая губы на члене, и весь выгибался, ощущая с какой силой в него врезается чужой член, как приятно заполняет собой каждую клеточку тела. Это было странное ощущение. Очень приятное и вместе с тем сводящее с ума своей развратностью. Но после многочисленных экспериментов и проб Элиот окончательно смирился с мыслью, что ему нравилось ощущать себя грязным и мокрым со всех сторон. Не только от пота. Но и от спермы, которая иногда смешивалась со слезами в минуты особого наслаждения.

На этот раз от него требовалось просто лежать. И, как говорил обычно Алекс, получать удовольствие. Что он и делал. Найджел двигался в нем какими-то неравномерными рывками, так как сзади его трахал Алекс, и им никак не удавалось поймать общий ритм. Но Элиот все равно плыл на волнах чувственного наслаждения. Непривычного и волнующего. К нему через плечо Найджела тянулся Алекс и целовал. Крепко, сладко, очень здорово. Потом его место занимал Найджел. Губы старшего партнера были такими же настойчивыми. Такими же горячими. И в тоже время в чем-то неуловимо другими. Элиот проваливался в какую-то бездну от этих поцелуев. Словно на краткий миг терял сознания, чтобы очнуться от резких толчков внутри своего тела, гибкого и податливого, как ветка ивы, и в тоже время неуловимо упругого. Найджел шептал ему на ухо ласковые словечки. Как женщине, хотя Элиот никогда не знал, как принято вести себя в постели с девушками. У него никогда не появлялось потребности узнать, каково это быть с кем-то кроме его мужчин. А Алекс пошлил, размашисто вбивая Найджела в Элиота и смачно описывая свои ощущения, когда на родном, а когда на общепонятном языке. Как они кончали, Элиот не запомнил. Просто ощутил, как где-то в глубине что-то оборвалось и, словно прорвало плотину и смело все осколки разума без остатка. И кто первым сорвался в этот поток, так и осталось неясным.

Больницы пахнут одинаково. Стерильностью и медикаментами. Запах, который разъедает ноздри. Он как лакмусовая бумажка сигнализирует мозгу, что где-то рядом, возможно за дверью соседней палаты, бродит смерть. На больничной койке лежал человек. Когда Элиот его впервые увидел, он не узнал его. Настолько он был непохож на себя прежнего, того, каким он его помнил. В палате сидела пожилая женщина. Седые волосы стянуты в узел на затылке. Неприязненно поджатые губы, выцветшие глаза, полные осуждения. Одна короткая фраза: "Он искупает твои грехи". И она вышла в коридор с таким видом, будто даже дышать одним воздухом с собственным внуком для нее неприятно. Наверное, для ее воспаленного мозга это, действительно, было так. Дверь за ней закрылась бесшумно, несмотря на то, что Элиот успел бросить вдогонку бабушке: "А, может, твои?". Она всегда отличалась выдержкой на людях. Никто из прихожан церкви деда не мог бы даже представить, на что способна эта худая и морщинистая, словно высохшая с возрастом женщин, за стенами дома.

Элиот нерешительно приблизился к лежащему под одеялом деду. Тот смотрел осмысленно, но молчал. Он выглядел больным: каким-то неуловимым изменением в оттенке кожи, потускневшим взглядом, впавшими глазами и обтянувшей череп лысиной. Помедлив, Эл шагнул еще ближе. Рядом с кроватью стояло неглубокое кресло. Он решился присесть на самый краешек. Дед повернул в его сторону голову. На палец ближайшей к Элиоту руки был надет специальный датчик, в вену воткнута иголка капельницы. Все казалось таким неестественным и нереальным, что... единственным оплотом реальности для Элиота стал Найджел, который не испугался войти в палату вместе с ним. Алекс отказался, честно признавшись, что смалодушничал. Он отвернулся в сторону и добавил: "Кроме того, не уверен, что воздержусь от комментариев...". И Элиот счел за благо, что взрывоопасный русский остался в коридоре. С Найджелом он чувствовал себя более уверенно. Вот уж кто был надежным, как стена, и насчет его поведения можно было не волноваться.

Рука деда шевельнулась в направлении внука. Старческие губы задвигались, силясь что-то произнести. Эл напрягся, приготовившись услышать в свой адрес очередное обвинение. Они с бабушкой всегда были просто поразительно единодушны. Но в этот раз... из глаз пожилого мужчины покатились слезы. Элиот решился и накрыл его пальцы своей ладонью.

— Я тут... — зачем-то прошептал он. Наверное, только для того, чтобы что-то сказать.

— Мой... мой внук... — с трудом выдохнул Френсис Бриарти. — Мой... наследник. — Он помолчал, глядя на растерянного Элиота влажными глазами, а потом вдруг перевел взгляд на Найджела. Снова медленно повернул голову в сторону внука. — Одобряю... — выдохнул он и закрыл глаза.

Элиот заплакал. Его отпустило то немыслимое напряжение, которое сопровождало его все то время, как они втроем сели в самолет. И в душе вакуум, который был спрятан где-то очень глубоко, вдруг заполнился прощением и обещанием. Он будет помнить деда не решительным, бойким и полным сил, а таким, как сейчас, немощным и больным, на пороге смерти, но признавшим его самого и его отношения с другими мужчинами. Судьба любит шутить. И, зачастую, ее юмор черен, как ночь, и горек, как антибиотик, если хорошенько разжевать. Но кого это волнует, если в ней все еще есть место прощению и пониманию, пусть и запоздалым, но не это главное. Единственно, что важно, это жить так, чтобы было хорошо тебе, но и не было плохо другим. Эта сложная наука — научится так жить. Но, кажется, Элиоту, Найджелу и Алексу удалось ее постигнуть. Наверное, за них можно только порадоваться. В этом вся соль истории. Горько-сладкая соль.