Похищение Гвалафнира

Артем Тихомиров

Похищение Гвалафнира

1

Взгляните на Мигонию. Перед вами самый прекрасный город из всех, которые когда-либо существовали и будут существовать. Путешественник застывает с открытым ртом, едва только увидит его великолепные проспекты, улицы, набережные и площади. Он говорит себе: "Не может этого быть, это мне снится", — и в следующий момент на него обрушивается лавина впечатлений. И вот, через каких-то полчаса, измученный и потрясенный, он понимает, что ошибки быть не может — Мигония и вправду столица мира. Нет большой беды в том, что остальной мир этого не знает, главное другое — нигде вам не найти такой красоты и величия, такого вкуса, такого изящества и всего прочего, что положено иметь, по выражению одного менестреля, "блистающему пупу земли".

Ну вот. Пройдитесь вместе с тем потрясенным путешественником по центру Мигонии, загляните на бульвар Фиалок, посетите Ярмарку Десяти Чудес и Двор Пяти Волшебниц, потом заскочите, если вы аристократ в один из престижных клубов, или в одну из тысяч таверн, если ваша родословная не дотягивает до высоких требований "Гордости Короля" или "Бледного Замка". А если вы, к примеру, чародей, то для вас немедленно распахнутся двери "Черной Розы", где собираются представители волшебной элиты. И я, Браул Невергор, иногда заскакиваю туда, чтобы выкурить трубку, выпить кубок вина и поболтать с коллегами о том о сем. Нет, я там бываю не слишком часто, я не завсегдатай по той простой причине, что больше люблю тишину и уединение собственной лаборатории, а если я не торчу в лаборатории, то валяюсь на диване или погружаюсь в кресло-качалку и покачиваюсь, болтая ногой.

Моя домоправительница — матушка уверена, что без нее я погибну в своем доме уже через пару минут — постоянно пилит меня и в глаза называет лентяем. Она считает, я не приношу пользы обществу и являюсь несомненным злокачественным образованием на его белом здоровом теле. По ее мнению, если мне дать лопату в руки и отправить чистить улицы от навоза после очередного кавалерийского парада, все только выиграют.

К моему сожалению, так думает не только домоправительница, или как назвал подобную породу женщин один остряк, домомучительница, но и другие. Например, моя матушка, волшебница Эльфрида, и не менее уважаемое мною создание по имени Гермиона. Гермиону я знаю с детства, наши семейства дружат и, более того, связаны родственными узами, так что эта девушка мне вроде как сестра, только не знаю, какая именно. Гермиона учится волшебству у своей тетушки Шеневьеры и немало преуспевает в этой нелегкой профессии. Я могу судить об этом хотя бы по тому, как моя родительница отзывается о юном гении, а она не привыкла отзываться о ком-то хорошо без серьезных на то оснований.

Кстати, а вот и я — собираюсь выползти из своей лаборатории на слабых конечностях. Я похож на привидение, и тому есть причина. Всю ночь я пытался воспроизвести одно хитрое заклинание, почерпнутое из книги, одолженной мне моим приятелем Гузо Морфейном. Я пытался. Очень пытался. Я был тверд и несгибаем и придерживался принципа "Лучше умереть, чем отступить", пока не понял, что раньше, чем мое тело успеет остыть, рухнет особняк. Пережив несколько взрывов и едва не перевернув локальный пространственно-временной континуум, примерно в шесть утра я понял, что пора заканчивать. Я не сдался, просто решил отложить мероприятие до тех пор, пока не восстановлю силы и мозги мои не вернутся на свое место. Не сомневаюсь, стоит мне отдохнуть, как решение проблемы радостно постучится в мою дверь.

Оно постучалось, причем использовало не только руки, но и ноги. Я открыл дверь в мою святая святых и увидел, что это не решение, а домомучительница — загораживает проход и взирает на меня, словно на беглого преступника, который, спасаясь от стражи, умудрился свистнуть у нее деньги, выданные хозяином на важные домовые расходы.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, как братья-близнецы, повстречавшиеся на улице после двадцати лет разлуки.

— Вы дымитесь, — заметила Гарния, согнав с лица брезгливую гримасу.

Уважения к своему молодому господину у нее было не так много, но оно еще теплилось в ее суровом теле.

Гарния не ошиблась. Я дымился, то есть, дымились мои торчащие дыбом волосы.

— Я не вмешивалась, хотя вы не давали мне спать, — сказала домомучительница. — И не только мне...

— У наших дверей стоит разъяренная толпа? — спросил я, пошатываясь. Я был не в той форме, чтобы умасливать жаждущих крови соседей.

— Нет, — огорченно констатировала Гарния. — Не стоит. Но рано или поздно это случится. Если вы не прекратите свои занятия...

— Я — чародей, — фыркнул я, вытирая нос грязным платком. — Я не могу не заниматься тем, чем занимаюсь. Если вы не согласны с этим мнение, проконсультируйтесь с моей матушкой. Графиня Невергор объяснит вам историю моего рода и выдаст патентованное заключение, что все Невергоры были волшебниками. И точка.

Гарния посторонилась, неохотно пропуская меня вперед. Будь я ее отпрыском, она бы мне давно всыпала. Будь я ее сыном, я бы с утра пораньше убирался в конюшнях Первого Мигонского Кавалерийского Полка. Так что я везунчик.

Отчаянно жалея, что не может всучить в мои ослабевшие руки лопату, Гарния засопела.

— И все-таки, вам надо...

Догадаться нетрудно. Возможно, она имела в виду "пожалеть себя", но решила не опускаться до таких вольностей и портить себе реноме. Домомучительницей была, домомучительницей и останется. Из Гарнии вышел бы отличный диктатор, на пятерку с плюсом, я думаю.

— Нравится вам это или нет, я буду продолжать вести мой образ жизни и дальше. И пусть хоть весь квартал провалится в тартарары, как выражаются низшие классы, мне все равно. На алтарь Искусства любой волшебник положит все, что у него есть. Это называется самопожертвование!

Гарния вылупила глаза. Мой образ, сформировавшийся в ее голове, образ лентяя, повесы и безмозглого слизняка, никак не хотел сочетаться с тем торжественным словом, какое я только что сказал. Мне нравилось ставить тираншу в тупик. Никто не скажет, что сын графини Невергор, которая когда-то была (в семнадцать лет) Волшебницей Года, что не умеет держать удар.

Вы спросите, почему я не избавлюсь от Гарнии? У меня нет однозначного ответа. Гарния — часть моей жизни, она как мозоль, с которой трудно бороться. Ты просто привыкаешь к ней и время от времени, чтобы уменьшить муки, прикладываешь пластырь. Так же и с этим чудовищем в образе женщины средних лет. Наше вялотекущее противостояние продолжается и продолжается, и будет продолжаться, видимо, долго, пока одного из нас не разобьет паралич или не переедет конный экипаж. И потом, не надо забывать о моей матушке. Если она узнает, что я превратил Гарнию в крысу, собаку или песчаную акулу, она жутко расстроится. Тогда Браул Невергор и вовсе упадает в ее глаза, а когда он это сделает, боюсь, костей ему будет уже не собрать.

Я взбирался по лестнице, полный достоинства, и старался держать спину прямо, что было нелегко. Мои члены ослабели до угрожающей степени.

Гарния прокашлялась за моей спиной. Годы выдубили ее глотку, а необходимость орать сначала на своих детей, а потом на племянников, отпрысков младшей сестры, сделали ее подобием трубы. И вот это трубой она гаркнула мне вослед:

— Завтрак подавать?

Мне точно арбалетным болтом промеж лопаток зафинтилили.

— Позже, — ответил я, — значительно позже. Принесите выпить чего-нибудь освежающего. А потом я лягу спать. Если кто-нибудь придет во время моего сна, вы обязаны сказать, что сегодня ночью я вызвал демона, и он меня сожрал, поэтому я никого не принимаю.

Гарния заворчала, не хуже демона, и сунула нос в мою лабораторию. Там все было вверх дном. Убираться в ней домомучительница терпеть не могла (ибо опасалась чар и все прочего), но мне доставляло особое удовольствие отдавать ей такие приказы. Доползя до вершины лестницы, я повернулся и уцепился за перила.

— Да, а когда я буду почивать, приберитесь в лаборатории. Там я немного намусорил.

Если бы грозовые тучи могли поджимать губы, они выглядели бы точь-в-точь как домомучительница.

— Слушаюсь, ваше сиятельство.

Это "сиятельство" в ее исполнении очень смахивало на какую-то непристойность. Ответив максимально возможной в моем положении лучезарной улыбкой, я открыл дверь, ведущую в дом, шагнул, запнулся о порог и рухнул.

Огорошенный, я решил сначала, что свалились напольные часы в гостиной, но позже пришел к выводу, что этот кошмарный звук издали мои собственные, родные кости.

Не успело эхо от моего столкновения с полом замереть под крышей особняка, как до моих ушей донесся устрашающий глухой и зловещий звук. Наверное, так смеются страшные кобольды во глубине своих железных руд. Но в моем, насколько я знаю, доме не было кобольда. Оставалось сделать единственный вывод: это смеялась домомучительница.

2

Удалившись в свои покои, я увидел, что одежда моя после ночи волшебства пришла почти в полную негодность. Единственный выход — хмыкнуть и пожать плечами, констатируя, что на алтарь Искусства одежду приходится класть в первую очередь. Я хмыкнул и пожал плечами.

Умывшись, причесавшись на скорую руку, я стащил с себя лохмотья, надел халат и свалился на диван в ожидании чего-нибудь освежающего. Освежающее появилось вскоре, вместе с домомучительницей и подносом. Гарния возвышалась, точно осадная башня. Огонь и стрелы готовы были извергнуться из ее бойниц.

— Вам почта, — сообщила она, глядя на меня, распростертого на диване в позе умирающего поэта. — Будете читать?

— Оставьте на столике, — слабым голосом отозвался Браул Невергор. Хотя он и не был поэтом, но умирающим себя вполне чувствовал.

Гарния не сводила с меня своего плотоядного взгляда, явно что-то задумав. От таких взглядов у меня мурашки бегут по спине, да не то что бегут, там у них настоящий ипподром, они топают копытами, стремясь перещеголять друг дружку, а иногда и ржут, вставая на дыбы.

Я сделал вид, что умер, и прикрыл глаза — но не полностью. Видел, как демон в образе женщины ставит стакан сока на столик, а рядом кладет корреспонденцию. И все так же пожирает меня глазами. Пытка длилась и длилась. К скачкам мурашек добавился зуд в теле, и я не выдержал.

Гарния меня опередила. Ее голос грохнул подобно со всей силы закрытой двери.

— У меня к вам просьба, точнее, вопрос.

— Да?

— Мои племянники. Им негде жить.

— Негде жить? Разве они не живут с Мориллой, вашей младшей сестрой, их матерью? Или судьба жестоко разлучила их?

— Да.

— Что да?

— Разлучила. Морилла с мужем уехали к родственникам на юг, почти на месяц, они не смогли взять детей с собой, и теперь им некуда деваться. Дома, конечно, малыши не в состоянии быть одни, а я не в состоянии отлучиться.

— Отлучитесь, — разрешил я. — Со мной будет все в порядке.

— Сомневаюсь. — Гарния не думала улыбаться. — Мой долг оставаться здесь, и я буду исполнять его, пока сил хватит.

Этого я и боялся. Мой высокий лоб покрылся бисеринками пота.

— Я прошу разрешения пожить несчастным детишкам в этом доме какое-то время.

— Месяц? Имеете в виду месяц?

Я пожалел, что не умер пять минут назад, и схватился за стакан с соком.

— Около того, ваше сиятельство.

Однажды Гарния привела эту банду малолетник дикарей сюда всего на один день, так после этого меня полгода преследовали наяву и во сне кровавые кошмары. Семеро головорезов устроили здесь такую оргию, что о ней я вряд ли могу поведать в приличном обществе, у меня просто лексикона не хватит, чтобы ее описать.

Логично, что сейчас, услышав "просьбу" Гарнии, я покрылся потоками ледяного пота. Моя восковая бледность стала еще более восковой и бледной.

— Мне кажется, в прошлый свой визит ваши племянники были несколько... шумны, — пропищал я.

— О, они изменись с тех пор, немного подросли.

Подобная рекомендация, по мнению Гарнии, должна была полностью обелить маленьких монстров в моих глазах. Нет, а может, правда, подумалось мне, все не так уж плохо. По дому будут бегать маленькие ножки и все такое.

Нет, неправда, отозвался мой другой внутренний голос. Эти ножки подросли. И они будут топать так, что ты позабудешь обо всем на свете.

— Они не доставят вам хлопот, — добавила Гарния. — Все будет тихо и спокойно. Вы и оглянуться не успеете, как эти милые создания вернутся домой.

Я уже видел, как эти милые создания играют в футбол моей головой.

— Что скажете, ваше сиятельство? — В эту реплику Гарния вложила столько сарказма, что я не посмел дать отрицательный ответ. Раунд остался за ней. Полный скорби и печали я кивнул. Меня сокрушили и раздавили, мои войска рассеяны, а знамя втоптано в кровавую грязь. Только так я могу описать свое состояние.

— Я очень рада, — сказала домомучительница. — Очень рада. Завтра вечером я приведу их сюда. Они разместятся на втором этаже.

Я сказал, что в свою очередь очень рад, хотя на душе у меня шипели василиски и подвывали грифоны. Внимательно поглядев на меня, не притворяюсь ли я, домомучительница отчалила, словно гигантский боевой галеон, с таким же величием и осознанием собственной силы.

Браул Невергор упал без сил. Не будь я так измучен ночными экспериментами, мое сопротивление было бы значительно яростнее, и неизвестно, кто вышел бы из сражения победителем. Гарния знала, в какой момент нанести свой удар.

Что ж, смиримся с судьбой.

Постойте, но ведь есть же выход! Есть! Я соберу вещички и сбегу, вот что я сделаю. Проберусь на корабль, желательно, пиратский и уйду в море, далеко-далеко, и там окунусь в пучину опасных приключений, чтобы позабыть горести, что мучили меня на суше. Чем не выход? И пусть племянники Гарнии разнесут особняк, хоть всю Мигонию, мне-то что?

Решено, сказал я себе, располагаясь на диване. Отдохну и приступлю к разработке плана побега. Это должен быть безупречный план, даже в чем-то коварный, такой, чтобы он огорошил противника и оставил в состоянии полной деморализации. Пока все вокруг будут хлопать глазами, я буду уже на палубе идущего на всех парусах корабля.

Тут мои вежды стали тяжелыми и сомкнулись. Чародей Браул Невергор отправился в королевство снов.

3

Я спал безмятежным сном младенца минут десять, и продолжил бы в том же духе, если бы мне на голову не свалилась Гермиона.

Вероятно, юная волшебница ворвалась в мою комнату, подобно снаряду из катапульты, иначе, чем объяснить то, что она трясет меня за плечи и смотрит пылающими глазами.

— Вставай, — сказали мне. — Вставай! Браул!

Голосок у нее бывает медоточивый, бывает звонкий, словно свисток уличного стражника, а бывает такой, что, услышав его, вы взмываете к небесам, предчувствуя самое плохое. Я не взмыл только по причине крайней немощи моего не выспавшегося организма.

— В чем дело, Гермиона? А?

Девица сурово посмотрела на меня и отскочила, чтобы вволю нажестикулироваться. Жесты обычно помогают ей обогатить сообщение эмоциями. Я тупо взирал на нее, ощущая себя недоваренной рыбой, которую зачем-то вытащили из котелка и швырнули на мороз.

Волшебница раскраснелась, увеличивая степень собственной прелести. И даже платье мрачных тонов, не подходящее молодой барышне, не способно было смазать этот эффект.

— Беда! Беда, Браул! Ты единственный, кто может мне помочь! Будь рыцарем и помоги!

Я бросил взгляд на часы и спросил, могу ли я побыть рыцарем чуть позже, когда высплюсь. Гермиона не ожидала от меня такого, по ее словам, коварства и приготовилась залиться слезами. Потом передумала и вновь взялась за мои плечи. Надо сказать, встряска этими маленькими, но сильными ручками в некотором роде бодрит.

Я посмотрел на мир более ясным взором, точно он, взор, был стеклом, которое, наконец, хорошенько протерли.

— Ладно, я буду рыцарем. Род Невергоров, хотя издавна волшебный, но он не лишен черт воинского сословия, — сказал я. Каждое слово отдавалось в моей голове продолжительным эхом. Вот что значит, всю ночь не спать и быть разбуженным Гермионой Скоппендэйл.

— Хорошо. Потому что мне больше некуда пойти!

— Рассказывай. Я люблю тебя как сестру и готов ради тебя на все. Помню наше детство золотое...

Гермиона выставила в мою сторону указательный палец.

Лучше бы я в тот момент ничего не говорил, лучше бы продолжил строить из себя законченного недоумка. Авось бы и обошлось...

— Заметь, это не я сказала, а ты, — предупредила девица.

Я кивнул. Дурные предчувствия безо всякой жалости обрушились на меня, и я спросил:

— Как ты прошла через рубежи обороны Гарнии? Я велел никого не впускать! Неужели ее укрепрайон сдался без боя?

— Она впустила меня сразу, мне даже не пришлось повторять, — ответила Гермиона.

— Не понимаю.

— Мы с ней хорошо ладим.

— В самом деле? Почему я не знал?

— Ты все время торчишь в лаборатории, ты вообще ничего не знаешь!

— Неправда. Сейчас я на диване.

— Не имеет значения, — отпарировала Гермиона, — я тоже занимаюсь волшебством, но не собираюсь хоронить себя в вонючем подвале.

Что тут скажешь? Переспорить ее практически невозможно.

— Тебе надо принимать больше участия в общественной жизни, Браул, иначе это плохо кончится.

— И ты туда же! Перестань и говори дело. Я понял, что ты и домомучительница организовали против меня фронду, но оставим этот вопрос на потом. Я слушаю.

Гермиона выдержала паузу. Видимо, ей нравилось измываться надо мной. В детстве я уже замечал за ней такую склонность.

— Ты знаешь о нашем драконе? — спросила она.

— О нашем драконе?

— Ты должен был спросить "вашем", а не нашем.

— Не понимаю.

— Не удивительно. Я говорю о драконе, который издревле покровительствовал нашему роду, — сказала юная волшебница, надув губки.

— А. Если не ошибаюсь, его зовут...

— Гвалафнир.

— Ага.

— Так вот. Его украли. Свистнули. Умыкнули. Сперли. Называй как хочешь.

— Ладно.

И ради этого Гермиона подняла меня с дивана?

— Я обнаружила это недавно и пришла в неописуемый ужас.

— Когда именно ты пришла в ужас.

— Недавно! Точнее, вчера вечером. Ты помнишь, что у нас в правом крыле дома есть музей? Фамильный музей, где хранится всякая белиберда с давних времен, все то, что требовалось бы выкинуть, но нельзя из соображений Традиции. Род Скоппендэйлов гордится тем, что принадлежит к старой элите, так же как род Невергоров.

— И мы находимся в родстве, — вставил я.

— Вот именно. Ты не забыл, что я твоя троюродная сестра?

— Как забудешь.

— Хорошо. Так вот. В музее наряду со всяким барахлом, которое с фонарями ищут на помойке, хранился и наш дракон. Мой предок, как ты помнишь, заключил с ним союз в давние времена, и Гвалафнир пообещал, что его магия будет во веки веков покровительствовать Скоппендэйлам и хранить от бед и прочих несчастий. Короче говоря, Гвалафнир заключил в статуэтку свою душу, и она до сих пор там.

— Не знал. Мне никто ничего не рассказывал.

— Ну, до вчерашнего дня это было не так уж и важно, — поморщилась Гермиона. — Но это зловещее преступление поставило все с ног на голову, и надо срочно принять меры.

— Кто его свистнул, вот в чем вопрос.

— Я дойду до этого! Все началось вчера вечером. Я читала книжку, и у меня слипались глаза. Весь день Шеневьера гоняла меня взад-вперед, поручая разные задания, словно я золушка.

— Меня тоже гоняли, — ответил я, — ибо, как всем известно, если ты ученик мага, тебя обязаны гонять. Это называется приучить к дисциплине, ответственности, умению проворачивать дела, чародейской хватке и не лениться. У дрессировщиков собак имеется другой термин — натаскивать. Значит, тетушка тебя натаскивала.

— Я в курсе, — рыкнула Гермиона, присаживаясь в кресло. Потом она снова вскочила, переполняемая разными чувствами. Она всегда такая. В детстве я называл ее егозой. — Так вот, набегавшись за день, я ощутила, что устала и пошла к себе в комнату, благо, что на тот момент занятия закончились. В общем, читаю я книжку, а глаза слипаются. И вдруг хлоп!..

— Что?

— Я уснула. Спала, наверное, минут десять, но потом я увидела его.

— Кого?

Все это мне не нравилось.

— Гвалафнира! Будто бы он стоит передо мной.

— Погоди. Дракон? Дракон стоит?

— Дракон стоит!

— Наверное, твоя тетушка перестаралась... с натаскиванием...

— Я тебя сейчас чем-нибудь ударю, — пообещала девица. — Слушай! Позже я поняла, что это был непростой сон. Вроде как пророческий, ну, знаешь, как это бывает... Только в нем мне явился сам Гвалафнир. Он и рассказал мне ужасную весть.

— Что его сперли, — уточнил я.

— Еще как сперли! Ты не поверишь, кто автор этой гнусности!

— Кто?

— Дэкон Мруалайс.

— Неужели? Этот, подобный стервятнику, мрачный, желчный и все прочее сухарь?

— Он самый. Только теперь он стал еще мрачней, желчней и больше походит на стервятника, чем раньше. Мруалайс приехал к нам пять дней назад. Он обустраивает в Мигонии свои дела, поэтому остановился у нас, будто Янтарная Цитадель — гостиница какая-нибудь. — Гермиона схватилась за голову. — Я терпеть не могу этого старикана, он гнусен, как ведро с жабами! Он отпускает в мой адрес разные мерзкие комплименты, причем дожидается, когда никого рядом нет.

— Но твоя матушка разве ему не благоволит?

— Это сложный вопрос. Мруалайс знал моего отца, а после его смерти остался, что называется, другом семьи. Так как мой отец был слабохарактерным, он не решался изменить ситуацию и захлопнуть перед Дэконом парадные двери. А все из-за чего — из-за того, что однажды Мруалайс выдал ему, молодому магу, рекомендации, которые помогли отцу продвинуться по карьерной лестнице. Привечать Мруалайса — наша традиция. А мы, Скоппендэйлы, чтим традиции, и вот одна из них вышла нам боком. Гвалафнира украли.

Я задумался. Со мной это иногда бывает.

— Дракон все объяснил тебе? Как это случилось?

— Очень просто. Музей не охраняется, туда может войти, кто хочет. Более того, никаких охранных чар давным-давно нет, об этом никто не заботится. Никому и в голову не придет, что туда могут забраться. Нет, не спорю, антиквариата там завались, но всегда ведь надеешься на лучшее. Гвалафнир сообщил мне, что старый колдун проник в музей ночью, и, схватив статуэтку с пьедестала, на которой та стояла неведомо сколько лет, и сунул в карман. После чего ушел обратно.

— Невероятно, — сказал я. — Так просто?

— Просто! Именно что просто! Ничего драматического. Недаром говорят, что зло банально.

— Но ведь пропажу могут обнаружить — любой, кто войдет в музей, да?

— Ага... Нет, постой, я забыла сказать. После того, как Мруалайс сунул дракона в карман, он поставил на его место фальшивую статуэтку! Так что обнаружить пропажу нельзя.

— Нельзя, если никто не будет знать, а никто не будет знать, если ты никому не расскажешь. Почему ты не мчишься к матушке и тетушке не рассказываешь им о коварстве желчного сухаря Мруалайса?

— Не могу.

— Почему?

— Потому что старикан ведет с моей матерью переговоры о покупке нашего замка в Дорнквадале. Он старый, сжирает много средств и содержать его дальше смысла нет. Замок приобрел мой дед, причем никто до сих пор не знает, с какой целью, и с тех пор он как вериги на щиколотках Скоппендэйлов.

— Помню-помню. И что, Мруалайс единственный покупатель?

— Да. Матушка потратила много сил и времени, чтобы сбагрить кому-нибудь этот сарай, но никому он не нужен. То ли дурная слава на нем лежит, то ли что другое, не знаю, но дураков нет. — Юная волшебница была прекрасная во гневе. Мне пришло в голову, что хотя я раньше знал о ее красоте и иных достоинствах, полностью оценил их только сейчас.

— Но один нашелся, — сказал я, возвращая себя в русло разговора.

— Старик прямо облизывается на этот замок, словно хочет проглотить в сыром виде. И проглотит, не подавится.

Гермиона остановилась возле высокого окна и поглядела в сад. Мрачные вести принесла она в мой дом, и мрачным настроением прониклась природа. Небо затянуло тучами, повсюду разлилась тень, скрывая прелесть летнего дня. В такой обстановке, если верить молве, плетутся заговоры, зреют коварные планы и злодеи берут листок бумаги, чтобы набросать на нем схему очередного неслыханного злодейства.

Может быть, где-то так и происходило, но в моих покоях шла иного рода работа: я и Гермиона ступили на путь, на котором благородные сердца совершают подвиги.

— Сам понимаешь, Браул, я не могу сказать матери и тете о том, что Дэкон утащил Гвалафнира. Это расстроит все планы. Матушка вынуждена порхать вокруг старикана и метать икру, подобно треске, она надеется уломать его дать за замок другую цену, не первоначальную.

— То есть, большую?

— Да. Мруалайс знает, что каменный сарай в Дорнквадале не стоит в списке достопримечательностей и своим безобразием способен оттолкнуть любого. Он изучил историю вопроса и пытается крутить-вертеть нами как вздумается.

— Старый негодяй! — пригвоздил я его заочно к позорному столбу.

— Цена, которую он предложил, просто курам на смех. В приватной беседе матушка сказала мне, что эта сколопендра в мужском роде потеряла всякий стыд и просто издевается над ней, уважаемой матроной, вхожей даже в монарший дворец на правах приятельницы королевы! Она еле сдерживается, чтобы не дать Мруалайсу пинка, чтобы он перелетел через море и оказался на необитаемом острове, но она даст его, если узнает, что Гвалафнир сменил хозяина. И с другой стороны, Браул, подумай сам. Если мы поднимем хай, каковы будут последствия? Мруалайса, конечно, накажут, его подвергнут остракизму или еще чему-нибудь, но ведь моя семья окажется в центре скандала. Общественное мнение будет смотреть на нас так косо, как только возможно, простолюдины примутся сочинять стишки, песенки и анекдоты. А волшебное сословие, к которому мы с тобой принадлежим? Каков будет его вердикт, когда все маги в королевстве узнают, что мы не в силах сохранить родовой тотем? У меня подгибаются ноги, когда я об этом подумаю.

Я не знал, подгибаются ли у меня, потому что сидел на диване, но спина определенно выказывала к этому склонность. Она подгибалась. Картина, нарисованная Гермионой воистину (не побоюсь этого слова) ужасна.

Утерев со лба ледяной пот, я сказал, что она поступила правильно. Забей Гермиона в набат, в медные тазы и кастрюли, уже сегодня простолюдины засели за сочинение песенок и шуток, а аристократия, магическая или нет, перемывала бы Скоппендэйлам косточки в клубах и гостиных. Для нас, волшебников, репутация значит много.

— Единственный выход — сделать все тайно, — сказала девица.

— Да. А что сделать? Ты говорила в начале, что рассчитываешь на мою помощь и просила быть рыцарем.

— Именно. Честь Скоппендэйлов в наших руках, Браул. Только в наших. Не знаю, для чего Гвалафнир Мруалайсу, но вряд ли для чего-то хорошего. Можно сказать, что сам наш род висит на волоске, а учитывая, что Невергоры с ним связаны кровными узами, то и Невергоры тоже на нем висят.

Она права. Я так себя и чувствовал — словно болтаюсь над пропастью.

— У меня есть план. — Гермиона отошла от окна, чтобы видеть мои глаза. Теперь она видела, а в моем животе поворачивалось что-то большое и холодное. — Ты украдешь Гвалафнира.

— Я украду... Но его уже украли! Мруалайс...

— Ты снова его украдешь. Украдешь обратно.

Вот, о чем я говорил.

— Это невозможно! Как я это сделаю?

— Я же сказала, у меня есть план. Я обдумывала его с того момента, как мне явился Гвалафнир, то есть, всю ночь. Я не лежала, сложа руки.

— Верю. Но как я справлюсь с этим делом? Я не похититель, я не знаком с воровским мастерством!

— Научишься. Умение похищать у злодеев предметы, чтобы вернуть их законным владельцам, очень полезный навык. Все, кто стоят на стороне добра, обязаны это делать, — убежденно объяснила Гермиона.

Я почесал затылок, и мои глаза забегали по сторонам, словно испуганные мышки. Сквозь непрочную скорлупу рыцарства проглянул отчаянный трус — чародей Браул Невергор. То есть, не трус — Трус, в полном смысле слова, но человек, опасающийся авантюр, которые могут закончиться вселенской катастрофой.

— А почему бы тебе самой не свистнуть у него дракона? — спросил этот человек.

— На меня может пасть подозрение, старикан слишком хорошо меня знает. А ты для него просто лицо в толпе. Сколько раз ты с ним встречался?

— Дважды. На дне рождения матушки и один раз я пробегал мимо, торопясь на вечеринку, а он выползал из своей кареты.

— Тем более. Второй раз можно не считать. Я все продумала. Мруалайс пробудет в Янтарной Цитадели еще три дня. В крайнем случае, четыре, в независимости от того, сумеет ли матушка взять его в оборот. Это обстоятельство тоже немаловажное — переговоры о покупке замка должны занимать все мысли злодея, а потому он будет рассеянным и не слишком хорошо следить за статуэткой.

— Я бы не стал на это полагаться. Мруалайсу ничего не стоит спрятать Гвалафнира в шкатулку и накрыть ее колпаком из охранных чар, после чего спокойно почивать на мягкой постельке.

— Думаешь, я дура? Я не понимаю, что такое магия? — взбрыкнула Гермиона. — Мруалайс поступил так же банально, как мыслишь ты, Браул. То есть, он положил дракона в шкатулку, заклял ее и спрятал под кровать. Чтобы снять чары, требуется амулет, специально для этого изготовленный.

— В этом вся соль, — сказал я.

— И этот амулет я у него украла.

Я уставился на Гермиону. В конце концов, девица подумала, что я восхищен ею, и покраснела. Заалела, точно роза, ибо тут больше подходит поэтическое сравнение.

На самом деле, я дрожал от ужаса. Моя душа ушла в пятки. Только вообразить, что сделает с бедняжкой старый злобный чернокнижник, когда правда выплывет наружу, подобно утопленнику со дна реки.

— Как тебе удалось?

— Просто. Старикан, как я тебе уже говорила, рассеян. Вечером моя мысль заработала как сумасшедшая — и план созрел мгновенно. В это время Мруалайс как раз вел баталию с моей матушкой, и она порядком его утомила. Затем наступил ужин, на который я опоздала. Знаешь, почему?

— Нет.

— Старикан отправился вместе со всеми ублажать желудок, а я вошла в его комнату — у меня есть отмычка — и понадеялась на удачу, точнее, на его рассеянность. Я могла только предполагать, существует амулет или нет, и интуиция не подвела. Он существовал, более того, по рассеянности, огорошенный матушкиными наскоками, чародей оставил его на тумбочке возле кровати. В самом деле, Мруалайс и думать не мог, что в комнату может кто-то войти. В общем, амулет у меня, поэтому вопрос чар мы решили.

— А если он сделает новый или переделает заклятья, которые сплел?

— Не получится. Я проштудировала одну книгу и нашла там описание метода, которым Дэкон пользовался. На это надо время и ингредиенты, которых сейчас у чародея нет. Работа трудоемкая, Браул, и требующая сосредоточения. Повторить все этапы операции Дэкон может только у себя дома. Наша задача не дать ему увезти шкатулку из Янтарной Цитадели.

— Гермиона, мне заранее дурно, — поведал я замогильным голосом.

— Меня не интересуют твои дурноты!

— Нет?

— Абсолютно! Речь идет о...

— Знаю, знаю.

— Держи. — Гермиона взяла мою руку и вложила в него что-то похожее на деревянную монету. Монетой оказался тот самый амулет. С него на меня уставилась драконья морда с выпученными глазами. Свои я выпучил не хуже и жалобно посмотрел на волшебницу.

— А мне он зачем?

— Им ты деактивируешь защитные чары, неужели не ясно?

— Ясно. Но как я проникну в дом, а потом в комнату Мруалайса? У вас в Цитадели одних слуг целая дивизия! — простонал я. — Мне не пройти из двадцати шагов, и какая-нибудь служанка своим адским воем взбаламутит весь квартал!

— Маловероятно. Часть слуг отпущена на выходные, поэтому шляться их по коридорам и лестницам будет гораздо меньше.

— Успокоила.

— И потом, зачем тебе коридоры, когда ты преспокойно влезешь в окно на третьем этаже?

— В окно на... ты свихнулась?

— Никогда не была столь здравомыслящей.

— Сомневаюсь.

— Так вот. Ты воспользуешься различными уловками, в частности, магией, и заберешься в окно, прямо в комнату старикана. Ты вытащишь шкатулку из-под кровати, вскроешь ее, вынешь настоящего Гвалафнира и уйдешь так же, как пришел. Видишь, все проще простого.

— Для того, кто в окно не полезет! И ты забываешь о возможности того, что злодей в это время будет находиться внутри. Он от меня и камня на камне не оставит! Я не смогу ему объяснить, что являюсь другом его детства и пришел перекинуться парой слов!

— Старикана там не будет! — сказала Гермиона.

— Почему?

— Мруалайс вечером собирается уехать, у него деловая встреча. И он задержится до утра. Я и это узнала.

— Что-то все очень легко и просто. Такие планы не кончаются ничем хорошим.

— Значит, с этого дня они будут заканчиваться как положено!

— А что за приспособления я буду использовать? Не имею о них никакого понятия!

— Я не теряла времени даром. Я сшила тебе специальный костюм для воровской операции, чтобы ты чувствовал в нем себя комфортно...

— Сшила?

— Используя магию. Также я изготовила порошок, при помощи которого ты очень ловко полезешь по стене...

— Я готов лезть на стену и без порошка!

Браул Невергор схватился за голову и издал звук, генерируемый котами, у которых свистнули сосиску.

— Ты вотрешь его в свои ладони. Они будет приклеиваться к камню как миленькие. Дальше — дело техники.

— Какой еще техники? А как я открою окно?

— Ты его не откроешь, ты прибегнешь к другому способу — сотворишь временный портал и при помощи него пролезешь в комнату минуя стекла. Об этом я тоже позаботилась.

— Но охранные чары! Старик наверняка напичкал ими свою опочивальню так, что и чихнуть негде! Что будет, если они начнут сигнализировать, взрываться или еще что-то!

— В этом есть определенная трудность, Браул, — заметила Гермиона, поглаживая красивый подбородок. — Придется рискнуть. С одной стороны. С другой, положиться на Гвалафнира.

— Как?

— Очень просто. Он поддерживает связь со мной и хочет наладить ее с тобой.

— Еще не лучше! Каким образом?

— Сейчас мы пройдем в твою лабораторию, и займемся манипуляциями. Результатом будет твоя связь с душой дракона, заключенной в статуэтке. Он сообщил, что будет подсказывать тебе, что делать. И еще просил передать, что верит в тебя.

Это вселяло надежду, но такую непрочную, что я скривился.

— У тебя что-то болит?

— Та штуковина, которая обычно сигнализирует нормальным людям: "Остановись, пока не поздно!" У тебя нет подобных ощущений?

— Нет. А если они и были, то быстро ушли. Я уже говорила, что оба наших рода висят на волоске?

— Несколько выше.

— Так вот. Перед этой опасностью меркнет все остальное. Запомни.

Я пообещал. Гермиона взглянула на часы и всплеснула руками. Пора, сказала она, пора заняться делом и окончательно довести до ума наш план.

Я был так же неповоротлив, как дохлый ишак, и Гермионе пришлось схватить меня за руку и стащить с дивана. Я упал и притворился мертвым, подобно диковинному зверю с диковинным названием опоссум, но волшебница разгадала мою хитрость. Наверное, это Гарния напела ей: не верь ничему, что делает этот зловредный гриб-паразит на белом теле нашего королевства, в любом случае, он симулянт и притворщик.

Но я упорствовал. Даже вцепился в диван, как поступают коты, коих тянут за хвост, прижал уши и заорал. И лишь когда Гермиона пригрозила немедленно нажаловаться моей родительнице, я сдался. Обретя вертикальное положение, Браул Невергор поплелся за энергичной егозой обратно в лабораторию производить манипуляции. Бывают в жизни моменты, когда ничего поделать нельзя. Так вот — этот был как раз из той зловредной породы.

4

На всяческие манипуляции и подготовительный период ушел целый час. Раскритиковав "порядок", царивший у меня в лаборатории, Гермиона закатала рукава и приступила. Она много достигла с той поры, как я в последний раз видел ее колдующей. Это Искусство! Ее изящные гибкие руки выделывали сложные заклинательные фигуры, алые губки шептали особые последовательности слов, а мерцающее сияние от кристаллов-осветителей бросало на ее личико почти зловещую маску. Полагаю, ей не хватает колпака и длинной черной хламиды да, пожалуй, метлы — получился бы образ, хоть и вышедший из моды лет сто пятьдесят назад, но весьма колоритный.

Я стоял в сторонке и любовался, пока Гермиона не обозвала меня нехорошим словом и не напомнила, для чего мы здесь. Ей понадобилась моя рука. Я дал ей руку, которую волшебница схватила с таким видом, точно намеревалась отгрызть, не отходя от кассы. К счастью, девица сегодня позавтракала, а потому обошлось без членовредительства. Она сплела из нитей света висящий над столом шарик и заставила меня прикоснуться к нему. Ну знаю я, знаю эту методику. В более сложном виде она позволяет таким балбесам, как я, устанавливать связи с духами второго и третьего ранга. Здесь речь шла о драконе, который уже многие сотни лет проживает внутри собственной статуэтки, значит, дело упрощалось. Его связи со здешним миром вещей были достаточно крепкими, что позволяло нам экономить Силу.

Подавляя зевок, я сунул пальцы в светящийся шар. Волшебница поглядела на меня колючими, словно ежики, глазами. Браул Невергор подарил ей приветливую улыбку. Гермиона сокрушенно покачала головой: она смирилась с тем, что, похоже, не сумеет сделать из меня человека! Ну и ладно. Раз смирилась, значит, оставит в покое. Хы, моими бы устами!

Светящийся шарик пощекотал мою руку, а затем я почувствовал тепло, идущее от пальцев к голове. Оно радостно текло по венам наперегонки с красными кровяными тельцами, пока не достигло мозга. Удовлетворилось ли оно первым беглым осмотром, не знаю, но вздумало там задержаться. Видимо, не так уж не понравилось.

— Слышишь его? — спросила Гермиона.

— Кого?

— Гвалафнира. Он должен заговорить с тобой сейчас.

Я не стал обманывать.

— Не слышу.

— Погоди.

Волшебница помахала руками, точно разгоняя рой надоедливых мух, — и в следующий миг я подлетел к потолку. Этим утром я был самым невыспавшимся человеком во вселенной, поэтому до сих пор не понимал всю серьезность положения. Мои извилины, которых и так было немного, съехали набок, давая искаженную картину мира...

Иными словами, до тех пор, пока Гвалафнир не гаркнул мне прямо в мозг, я не верил в затею Гермиону по-настоящему

Грохнувшись на пол, я вцепился в край стола и лишь так смог утвердить свое туловище в нужном положении.

Волшебница ждала.

— Ну?

— Он говорил со мной!

Мое лицо лоснилось от пота. Тот, с кем разговаривал дракон, точнее, тот, кому он проорал в третье ухо: "Привет!", поймет, как я себя чувствовал.

— Что Гвалафнир сказал?

— Сказал "Привет!"

— Выходит, все в порядке.

— Не уверен.

— Скептик несчастный!

— Так уж повелось. А почему он дальше не говорит?

— Потому что не привык болтать, — ответил дракон из пустоты.

— Ты слышала? — спросил я.

— Да.

— Значит, он одновременно может того... говорить с нами?

— Еще как может!

— Так мы занимаемся делом или нет? — рыкнул Гвалафнир.

Я почесал затылок.

— На могли бы вы, уважаемый, чуть-чуть потише орать?!

— Ладно.

— Вот так хорошо. Как мне к вам обращаться? Ваше драконство?

Гермиона врезала мне в плечо.

— Не паясничай, Браул!

— А я чего?

— Гвалафнир, мы ведь можем оба обращаться к тебе по имени? — спросила она в пустоту, почему-то глядя на потолок.

Я тоже поглядел на потолок. Он был закопченный. На нем я заметил паутину с вытаращившим все восемь глаз пауком посередине.

— Конечно, можете. Я не люблю всяких аристократических церемоний, — довел Гвалафнир до нашего сведения. — Мы тут все свои и делаем общее дело. Сражаемся со злом.

— Ух ты, — отозвался я. — Никогда не сражался. А это как?

— Захватывающе, — сказал Гвалафнир, подумав.

Не успел я придумать новый вопрос, такой, чтобы поставил дракона в тупик, он сказал:

— К делу!

— А разве мы им не занимаемся? По-моему, дело несется семимильными шагами с той поры, когда Гермиона вломилась в мой дом!

— Не умничай, Браул. — Юная волшебница пихнула меня снова, словно нам лет по шесть и мы ходим в коротких штанишках.

— Да я что, я ничего...

Гермиона фыркнула. Дракон фыркнул. Кто у кого научился? Я стоял столбом без единой мысли в голове, словно это Гвалафнир сожрал их всех, когда располагался в ней как дома.

Когда Гермиона, наконец, собралась упорхнуть домой, я чувствовал себя, словно коврик перед дверью после шумного бала — об меня словно вытирали ноги все кому не лень. Я боялся смотреть на себя в зеркало и отпрыгивал в сторону каждый раз, когда краем глаза улавливал собственную тень. Ну и расшатались у меня нервы! Просто ужас!

Недовольная всем на свете и в первую очередь мной, Гарния перешла в наступление в обед. Она настояла на том, чтобы я переоделся во что-нибудь приличное и не позорил ее седую голову. "Неужели вы будете щеголять перед детьми в таком виде?" — спросила домомучительница. Я заверил ее, что нет. Удовлетворившись, но подарив мне настороженный взгляд, Гарния отъехала и вскоре приехала вновь, но уже с подносом дымящейся еды.

Переодевшись, я сел питаться и все прислушивался, не говорит ли со мной дракон Гвалафнир. Он не говорил. Уйдя в свои драконьи пределы, тотемный зверь Скоппендэйлов держал раздвоенный язык за зубами. И хорошо. Не выношу, когда в моей башке с утра до вечера болтают всякие... скажем, обормоты.

Я подождал, не обидится ли Гвалафнир на это емкое определение, но и даже в ответ на "обормота" он помалкивал.

Закончив прием пищи и подкрепив силы, я вышел погулять, преодолел зачем-то два-три квартала и вернулся в мою милую обитель. Кровать меня прельщала больше, чем все иные сокровища мира.

Итак, задернув шторы, я разделся и забрался под одеяло. Гарния получила новый приказ: стоять до последней капли крови. Сдача оборонительного рубежа возможна только при условии полной ликвидации личного состава. Пришлось расхрабриться и намекнуть, что в случае неповиновения главнокомандующему (мне) я превращу Гарнию в водяную крысу. Домомучительница фыркнула, но возражать не стала, удалившись к горизонту.

В общем, зря я отдал такой приказ.

5

Гермиона проломила двери моей спальни через двадцать минут и сказал мне, что я имею право называться бесчувственным негодяем, если могу спать в такой ответственный момент.

Сами понимаете, я был не согласен. В корне. На сто процентов.

Сестрица размахивала перед моим носом большим саквояжем, набитым всяким барахлом для "дела", а я сидел на краю кровати и вспоминал заклинание, которое помогло бы мне улететь на край света. Например, в образе птички-невелички, не знающей забот и земных страданий.

— Не дождешься, — сказал мне на третье ухо дракон Гвалафнир.

6

Вдвоем они терзали меня до позднего вечера. Гермиона подошла к делу основательно. Завалив письменный стол схемами Янтарной Цитадели, она заставляла меня выучивать никому не нужные подробности, принуждала Браула талдычить данные из истории поместья, стучала по рукам указкой и повышала голос. При этом очень походила на свою тетушку, которая обучает ее магии. Волшебница копировала ее педагогические методы и, по всей видимости, хотела узнать, как они действуют на других. Сразу скажу: плохо действовали. Я протестовал против того, чтобы на мою башку сваливали подобные невзгоды, но Гермиона и Гвалафнир пропускали это мимо ушей. Браул Невергор перешел в их собственность, и парочка задалась целью максимально осложнить ему жизнь. Вот что бывает, когда даешь близким людям обещания сделать для них что угодно.

Гермтона заставила меня примерить сотворенный ее магией воровской костюм. Он был из черной ткани, а на голову полагалось надевать колпак с дырками для глаз.

— Если тебя кто-нибудь случайно увидит, он тебя не узнает.

— Не сомневаюсь. И не только меня, но и своих.

— Каких?

— Неважно. — Я поглядел на себя в зеркало. Меня вполне можно было принять за кровожадного демона или вампира, вышедшего на охоту ночной порою. Я даже сам содрогнулся.

— Не бойся. Это ты сам. Ты не кусаешься.

Я слышал, как смеется дракон. Не такой он игривый и приветливый тип, как выясняется.

— Гермиона, я не могу появиться в Янтарной Цитадели в таком виде! — простонал я.

— Можешь! Ты появишься там ночью, точнее, поздним вечером! И не стони, не то хуже будет. Пути назад все равно нет! Ты столько времени тратишь на страдания, что удивляюсь, как ты вообще живешь. В детстве Браул не был таким страшным нытиком!

— То в детстве. Повзрослев, я понял, что жизнь несправедлива!

— Ох-ох-ох, он один это понял! Отставить разговорчики! Мы еще не закончили на сегодня!

— Не закончили?

— Да!

— Остается обсудить кое-какие детали, — вставил дракон.

— Детали? Да я полон деталей, во мне нет ничего, кроме деталей! Я могу защитить диссертацию по деталям! — заорал я.

Гермиона покачала головой.

— Ты ошибаешься, — сказала она.

Я поднял руки вверх. Все, сдаюсь!

После моей капитуляции пытка подготовкой и ехидными замечаниями Гвалафнира продолжалась еще полчаса. После этого волшебница слиняла к себе домой, испугавшись, что надзиратели (матушка и тетушка) расценят ее отсутствие как побег и своими воплями, похожими на вой морской сирены, поднимут на уши весь город. Однажды так уже было, и эту историю я расскажу как-нибудь в другой раз, когда надо мной прекратят издеваться.

Когда за Гермионой захлопнулась дверь, я повалился на диван, но не рассчитал. Из меня плохой стрелок, и что может быть хуже, когда человек способен попасть в молоко, целя в диван? Молоком оказался паркет. Я ударился об него всем телом и тут же уснул.

7

Через пятнадцать минут меня разбудила Гарния и с кровожадно-садистским выражением на лице сообщила, что ужин готов и даже накрыт.

Ее родители оплошали. Они были невнимательны, иначе бы проследили, чтобы все буквы в ее имени писались правильно. Гарпия — вот самое подходящее имя для домомучительницы.

Я собирался сказать ей это, но мой рот отказывался шевелиться. Домомучительница чуть ли не на руках отнесла меня в столовую, усадила на стул и сказала, что завтра мне понадобятся силы.

— Силы? — спросил я, подозревая что-то страшное.

— Силы, — загадочно кивнула Гарния.

— Силы? — проверещал я. В голову не лезло ни одно заклинание, а жаль, ведь с каким удовольствием я бы превратил этого демона в образе женщины в другой образ. Фарфоровой собачки, к примеру. Стоя на каминной полке, Гарния не сможет периодически клевать мою печень. Во всяком случае, это ей будет затруднительно.

— Именно что силы, — сказала домомучительница.

Я ужинал, как в последний раз в жизни, словно меня через час должны были положить на плаху и приласкать топором.

С другой стороны, может быть, это не самый плохой выход? Чем мучиться, лучше один раз потерять башку и обрести вечный покой!

Но я мучился. Мучился, потому что знал точную дату Часа Икс.

Завтра!

8

Казалось, ночь даст Браулу Невергору желанное отдохновение, так нет. Перед сном мне явился дракон, как раньше он являлся Гермионе. Теперь чудовище вздумало пообщаться со мной. Оно возникло в моей спальне рядом с кроватью, заставив меня издать вопль, слышный, наверное, даже в королевской резиденции. Гвалафнир не стал принимать великанские формы (был ли он по-настоящему большим когда-то, неизвестно), а ограничился образом величиной с дога.

Я никогда не видел живых драконов, поэтому мою реакцию при виде тотемного зверя Скоппендэйлов простить можно. У Гвалафнира были небольшие крылья, толстое брюхо и наглая морда, подходящая больше дворовому хулигану, чем благородному животному. Цвет чешуи не особенно впечатлял. Какой-то грязно-синий. Впрочем, дракон был не то, что живой в живом смысле слова. Скорее самодельная голограмма. Уверен, запусти я в него канделябром, тот бы пролетел сквозь это жирное брюхо.

Придя в игривое настроение, дракон принялся рассказывать анекдоты, один хуже другого. Каждому было лет по тысяче — и где только этот красавец их понабрался? Затем я вспомнил, что уже долгое время Гвалафнир живет в статуэтке и не имеет понятия, что анекдотная мысль успела шагнуть далеко вперед. Отстал ты от прогресса, уважаемый.

Так я ему и сказал. Мне ни к чему было щадить его чувства, ведь ни разу Гвалафнир не сделал то же самое в отношении моих. Видя, насколько дракон ошарашен, я испытал зловещее удовольствие. Он переспросил, правда ли это не смешно, а я ответил, что истинная правда.

— Ты и дальше намерен действовать мне на нервы? — Восстание Браула Невергора принимало открытую форму, и лидер движения сопротивления, то есть я, не намерен был идти на компромиссы. — Вы с Гермионой мурыжили меня целый день, а ведь напомню, что в предыдущую ночь я и глаз не сомкнул!

Гвалафнир сидел на полу и походил на толстого кота, которого на старости лет планируют вышвырнуть на улицу. Его немая мольба была адресована мне, однако она разбилась о мощные латы, которыми я укрыл свое сердце.

— Я, конечно, все понимаю, мы союзники, ты вроде как призван покровительствовать Скоппендэйлам, а также имеешь какие-то связи с нашей семьей, но это не значит, что я должен посадить тебя на шею и позволить с утра до вечера кусать свой затылок! Изыди, дракон! Не забывай, я могу в любой момент послать тебя и Гермиону туда, куда Гэндальф хоббитов не гонял! Я это сделаю, и тогда можете похищать друг друга сколько влезет. Гермиону же на правах старшего брата я просто превращу в кусок вулканической породы, после чего она пару деньков поработает пресс-папье и немного остынет! Потому изыди или что там у вас полагается делать!

Слышала бы матушка мой грозный монолог. Уверен, что не сумел бы я добраться до его конца, как сам бы превратился в пресс-папье.

— Ну что и поболтать нельзя? — спросил Гвалафнир.

Я схватился за свои волосы. Как хорошо было бы выдрать их, но я боялся, что голова моя окончательно потеряет привлекательность.

— Может быть, драконы не спят и не отдыхают никогда! Может, особенно они этого не делают перед важным мероприятием вроде ограбления — не знаю! Но мы, волшебники, спим и набираемся сил. И больше мне сказать нечего! Изыди!

Мой визг, похожий на поросячий, оглашал дом еще пять минут. Столько понадобилось времени на то, чтобы до Гвалафнира дошло, что я не шучу. Гермиона, вероятно, сказала ему, что с моим мнением считаться не надо, что я всего лишь дурилка картонная, но они оба ошиблись. Я поставил их на место. Дракона — непосредственно, Гермиону — заочно.

И Гвалафнир исчез. В спальне наступила первозданная тишина. Она навалилась на меня, погружая в болото беспамятства.

9

Примерно в шесть часов утра (хотя не уверен, может быть, и раньше), мой дом подвергся массированной атаке. Думаю, это были яростные инеистые великаны, хримтурсы или их родственники. Они набросились на мою скромную обитель, оторвали от земли и принялись играть ею, словно мячом. Наигравшись, великаны зашвырнули мой дом далеко-далеко, и, пролетев половину вселенной, он хряпнулся на что-то твердое, похожее на лестницу, и покатился с нее как миленький.

После того, как мое сердце выскочило из груди со скоростью арбалетного болта, я уставился огромными от ужаса глазами в темноту спальни. Может быть, дело не в хримтурсах? Может быть, разверзлась земля, и разлом прошел как раз через мой подвал? Прислушавшись, я заключил, что произошло иного рода несчастье. На дом совершен налет. Банда неизвестных проникла в особняк под покровом ночного мрака и теперь хозяйничает прямо за моей дверью. Вот они уронили шкаф — наверняка, ищут там драгоценности и золото. А это что? Обыскивают кухню, надеясь найти в кастрюлях редкие магические рукописи. Звук, с которым кастрюли обрушивались на каменный пол в предрассветный час, был просто незабываемым. Негодяи добрались и до напольных часов в гостиной, и те издали, падая, такой вопль, что я чуть не поседел. Банда пронеслась по коридору, колотя башмаками, и, вероятней всего, образовала кучу-малу где-то в конце его.

Я лежал ни жив, ни мертв. Поблизости не было никакого оружия, и как раз об этом я думал, когда вкрадчивый голос под дверь произнес:

— Тсс! Он спит!

"Он" — это я. Другой голос ответил:

— Нельзя чтобы он проснулся!

Все ясно, они хотят ворваться сюда и прикончить меня спящего! Я сполз с матраца, слыша, как с той стороны двери возятся бандиты, и добрался до бронзового подсвечника, стоящего на каминной полке. С ним наперевес я допрыгал до платяного шкафа и спрятался в его темных, мрачных недрах. Недра успокаивали, однако полнейшей безопасности не гарантировать не могли.

Я ждал, когда банда ворвется в комнату, но не дождался. Что-то происходило снаружи, на территориях, захваченных отбросами общества, которые вздумали покушаться на мою аристократическую персону. Я вздрогнул. До меня долетели звуки яростного побоища, топот ног и ругань. Среди этой ругани я уловил рычание Гарнии — должно быть, домомучительница, словно былинный герой, вступила в противоборство с легионами тьмы, ибо, несмотря на скверный нрав, все-таки верна вассальным традициям... Звуки битвы отдалились. В глубине дома что-то грохнуло — и наступила тишина.

Обливаясь потом, я сидел в глубинах шкафа, пока не задремал. Мой натруженный разнообразными усилиями организм не мог бороться со сном, но ему опять не дали понаслаждаться покоем.

В дверь спальни заколотили. Я сжался от ужаса, стискивая в руках подсвечник. Не знаю, как дверь выдерживала напор неизвестного существа. Чудо.

— Ваше сиятельство! Ваше сиятельство, это Гарния, откройте!

Так это не существо, это домомучительница! А я-то думал... Впрочем, появление Гарнии в такой час тоже ничего хорошего не предвещало. Не надо забывать, что, несмотря на то, что она встает грудью на защиту дома, от нее веет презрением к моей персоне и в целом к моему магическому классу.

От страха я перезабыл все заклинания и сотворить что-нибудь волшебное не мог при всем желании. По этой причине Браул Невергор чувствовал себя беспомощным котенком перед лицом банды уличных псов. Гарния молотила в дверь с упорством, достойным лучшего применения. Неужели она думает, что я уже преставился? Чего тогда так колотить, если известно, что мертвые не открывают дверей (если они не зомби). А-а, она хочет удостовериться в своей догадке и поглумиться над моим тщедушным трупом!

Чтобы показать, что Браул Невергор еще жив, я выкарабкался из шкафа и по-пластунски пополз к двери. Кулаки Гарнии, должно быть, были сделаны из дуба. Поднявшись на слабые ноги, я открыл замок.

Гарния стояла, словно памятник человеческому упорству, а я напротив нее — будто аллегорическая фигура, изображающая Старческую Немощь.

— Хочу извиниться, — сказал домомучительница. — Мы вас не разбудили?

— Кто это мы?

— Видите ли... обстоятельства изменились, время сдвинулось...

— Да что вы говорите!

— Моя сестра и ее муж были вынуждены уехать быстрее, чем планировали, и поэтому дети прибыли раньше.

— Дети? Какие дети?

Гарния засопела. Мне часто приходится повторять дважды, а то и трижды, так что пока до меня дойдет... Словом, домомучительница не любила долдонить одно и то же несколько раз.

Ей пришлось напомнить мне о банде малолетних преступников, которых произвела на свет ее младшая сестра, и которые должны были обосноваться у меня дома на целый месяц. Я вспомнил. Я ухватился за дверь, чтобы не рухнуть, подобно напольным часам.

— Так мы вас не разбудили? — спросила Гарния. Клянусь, это она нарочно! Вы бы видели ее физиономию, источающую скрытый триумф! Домомучительница рассчитала свою игру на сто ходов вперед, для нее это ничего не стоит, ибо злодейский ум никогда не устает придумывать злодеяния. Теперь совершенно ясно, чего она добивается. Свести-таки меня в могилу, и избавить Эртилан от моего паразитического существования.

Я уверил ее, что ничуть не разбудили, нет, видите, я лежу на кровати и посапываю, как младенец. Гарния посмотрела. Не знаю, что она увидела на кровати, но последовал удовлетворительный кивок.

— Дети, — сказала она, — поздоровайтесь с его сиятельством!

Дети материализовались из воздуха и, являясь олицетворением смущения, робости и невинности, предстали передо мной. Этот спектакль должен был тронуть мое сердце, и он тронуло. В обратном смысле. Я все понял. Не было никаких бандитов, ворвавшихся в мой особняк, но были они — эти дьяволы в детских шкурах. Подросшие дьяволы, набравшиеся с прошлого раза сил и опыта и готовые показать все, на что они способны. Меня не могли обмануть румяные смиренные личики и честные глаза, нет. Я знал, что недавнее побоище только прелюдия к наступлению истинного Царства Ужасов.

— Доброй ночи, — хором сказали дети. Они облили меня показным дружелюбием, а у самих, я уверен, запазухами уже спрятаны камни, а карманы полны рогаток.

Я приобрел непонятный цвет, выдавил из себя что-то ответное и откланялся. Мое решение убежать из дома и стать пиратом только окрепло.

10

Наступило одно из самых мучительных утр в моей жизни, за которым последовал не менее мучительный день. Голова Браула Невергора приобрела кубическую форму, глаза стали походить на подгоревшие миндальные пряники, а цвет лица словно намекал на последнюю стадию неизлечимой болезни. Мне страшно было смотреть на себя в зеркало, страшно выходить из комнаты и завтракать, но я сделал это, напомнив себе, что на моих плечах кое-что лежит. Ответственность за судьбу Скоппендэйлов.

После завтрака, за которым я проглотил что-то съестное, на связь вышел Гвалафнир. По его мнению, мое состояние было далеко от того, с каким великие похитители обычно выходят на дело, но я послал его куда подальше, напомнив, что он также виноват в этом, как и его подельница Гермиона. И зачем только я согласился провести этот ритуал? Неужто дракон будет доставать меня до конца моих дней?

Хуже было то, что по дому с воем и визгом носились племянники домомучительницы. Утро они начали с танцев и гремели пятками, отрабатывая новые па, которые заготовили, наверное, для какого-нибудь школьного мероприятия. Я стерпел, другого выхода не было. За танцами последовали спринтерские забеги по коридорам, рукопашные схватки и состязание, кто крикнет громче. Бандиты отдались этому всей душой, позабыв, что их тетя пообещала мне месяц тихой безмятежной жизни. Еще дети таращились на меня, задавали дурацкие вопросы, касающиеся магии, а также — в два часа тринадцать минут пополудни — предприняли попытку взять на абордаж мою лабораторию. Только крепкая дубовая дверь и метла, которой вооружилась Гарния, предотвратили бесчинства агрессоров. Войска неприятеля были разбиты, кого-то взяли в плен и поставили в угол, и воцарилось недолгое спокойствие.

Тем временем я готовился к таинству. Примерил еще раз воровскую одежду, прочел письменные инструкции, сверил часы с Гвалафниром. Дракон счел своим долгом подбодрить меня рассказами о героическом прошлом наших с Гермионой предков. Рассказы, основанные на подлинных событиях, свидетелем которых стал дракон, были интересны, но их финал мне не нравился. Каждый из героев заканчивал не очень хорошо. Гвалафнир описывал, что именно случилось с тем или иным персонажем, какой смертью они умерли, и в моих жилах кровь застывала, как застывает вода на морозе в минус тысячу. Не выдержав такого ободрения, в конце концов, я закатил безобразную сцену, и Гвалафнир заткнулся.

В четыре часа, когда я бродил по своей комнате, словно привидение, кусая ногти и подвывая, домомучительница принесла записку от Гермионы. Волшебница сообщала, что все идет по плану.

"Крепись, — говорилось в конце сей эпистолы. — Ты на пороге Великих Дел! Не забудь: в одиннадцать часов стой возле ограды под третьим тисом!"

Я помнил. Как такое забудешь!

11

Искать третий по счету тис пришлось долго. С какой стороны он был третьим, можно было лишь догадываться. Решив, что третий он с западной стороны ограды, я притаился в тени, как самый настоящий взломщик. Думаете, я был в воровской одежде? Ничуть не бывало. Несмотря на испытанные мною потрясения, у меня хватило здравого смысла не шокировать припозднившуюся публику. Я доехал на извозчике до условленного места, вылез в паре кварталов от Янтарной Цитадели, отпустил кучера и пошел пешком. По пути мне встретилось несколько человек, в том числе два гвардейца при шпагах. Интересно, что было бы, увидь они на своем пути фигуру в воровской спецовке. Скорее всего, у них возникли бы подозрения в моей адекватности, а, может, и того хуже: возникла версия, что я представитель криминального мира. Именно поэтому под третьим тисом я притаился в одежде цивильной. Дракон одобрил мою тактику, и мы на время нашли компромисс.

Янтарная Цитадель — это особняк в три этажа, построен четыреста лет назад во времена славного царствования Короля-Чародея Вильфгема Безумного. Архитектура того времени бросалась в глаза своей тяжеловатостью, и дом Гермиона напоминал тучную матрону, которая изо всех сил рядится в платье, какое было ей в пору ранней худосочной юности. В общем, я не стал бы тут жить даже из уважения к памяти предков.

Торча под тисом, я со страхом вслушивался в звуки, издаваемые улицей, и хотя меня не было видно с тротуара из-за гребня кустов, с минуты на минуту я ожидал резонного вопроса со стороны стражника: "Что вам здесь угодно?" Хорошо же будет, если матушка узнает через месяц, совершенно случайно, что меня повесили во дворе мрачной крепости Зауэр.

Я весь извелся. Постоял, посидел на земле, даже полежал (и чуть не заснул). Не знал, одним словом, чем себя занять. Что делают воры, когда находятся в засадах? Ведь не пасьянс же раскладывают, в самом деле.

И тут случилось страшное. Передо мной была решетка ограды высотой почти три метра, за ней кустарник, растущий на территории особняка и примыкающий вплотную к прутьям. И именно из этого кустарника вдруг появилось бледное лицо. Оно примкнуло к решетке и посмотрело на меня.

Жутчайшее зрелище. Невыразительный овал с двумя дырами-глазами мог принадлежать только демону. Только! Значит, Дэкон Мруалайс раскрыл наш заговор, и решил покарать преступников — и начал с меня!

В общем, я взлетел в воздух, растопырив конечности в разные стороны, и очутился на ветви тиса. Как мне удалось зацепиться, ума не приложу. Наверное, как кошке, автоматически.

Было высоко. Земля с моей новой точки обзора казалась размером с медную монетку.

— Ах вот ты где, — сказал призрак, — я же велела ждать у третьего тиса с восточной стороны! Почему ты пришел сюда, да еще по деревьям лазаешь? Ты рехнулся?

Я не мог ответить. Восстанавливая дыхание, я с трудом осознал свою роковую ошибку. Призрака не было. Судьба жестоко посмеялась надо мной. Впрочем, в который раз.

Нет, когда все это закончится, я убегу из дома, я покину Мигонию — и пусть окружающих замучает совесть! Если, конечно, меня не подвергнут экзекуции в застенках Зауэра.

— Браул! — донеслось снизу. Рассерженный шепот Гермиона перемежался с шелестом кустов. — Слезай. Время не ждет! Мы договорились, что я принесу тебе лестницу и просуну сквозь прутья, не забыл?

Я промычал, что нет.

— Лестница осталась там, где должен был быть ты. Я не потащила ее сюда, понял?

Ага.

— Ты долго будешь висеть? — спросила юная волшебница.

Я и правда висел. Мои руки дрожали, мои ноги, оплетающий ствол, просто тряслись.

— Буду висеть до изнеможения, — ответил я, выворачивая голову, чтобы рассмотреть Гермиону. Она стала маленькой мышкой. — А потом упаду и убьюсь насмерть. И тогда ты пожалеешь!

— О чем?

Эх, жестокая молодость!

— О том, что меня больше нет рядом с тобой, — ответил Браул Невергор, подпуская слезу в голос.

— Хм... Это будет досадно, — согласилась Гермиона. — Надо что-то делать. Позвать привратника, чтобы он тебя снял, я не могу. Его удивление расстроит нашу конспирацию. Тогда... спрыгивай сам.

— Сам? Нет уж!

Попытки вцепиться в ствол еще сильнее только навредили мне. Не понимаю, как могут кошки лазить по этим идиотским деревьям? Хуже занятия не придумать.

— В этом случае, я позову не привратника, а мою тетушку, — пригрозила Гермиона. — Она тоже удивится, но последствия для тебя будут плачевными. Воображаешь?

В ответ я застонал, словно на дыбе.

— Лучше слезь, — посоветовал дракон. — Помни о своем высоком предназначении.

Не знаю насчет предназначения, но высоко было точно. При мысли, что я падаю на острия ограды и погибаю во цвете лет, мои внутренности скручивались морским узлом.

Кажется, иного выхода не было.

— Проползи вперед по ветке, потом свесся...

— Как?

— Не знаю! Представь, что ты белка. Свешиваешься над землей, держась передними лапами, а потом отпускаешь их.

— Кого? — пискнул я.

— Лапы!

— То, как ты это описала, любая белка высмеет в одну секунду!

— Тьфу! Просто ползи, просто спрыгивай! — Гермиона озиралась, приплясывая на месте. — Быстрее! Я не могу долго околачиваться во дворе! Скоро у меня с тетушкой занятие по трансформации!

— Так поздно? — спросил я, медленно продвигаясь к тонкому концу ветки.

— Она говорит, что та метода трансформации, которую хочет мне преподать, лучше работает после захода солнца!

— Я белка, я белка, я белка, я белка...

— Чего ты там бормочешь?

— Ничего. Стихи сочиняю.

— В такую минуту? Ох, Браул, ты просто...

Что она имела в виду, так и осталось неизвестным. Я дополз до очень тонкого места, не забывая следить, как себя ведет ограда и ее острия, похожие на копья. Они вели себя, в общем, как положено — отодвигались в сторону улицы по мере того, как я вторгался на территорию Янтарной Цитадели.

Кажется, пронесло, подумал я. Пронесло. Я белка. Я должен акробатически повиснуть на руках. Я белка. А затем, поболтавшись, спрыгнуть вниз. Я белка. Если я не переломаю себе ноги, то это будет сенсация столичного масштаба. Я белка.

Никогда не думал, что так боюсь высоты. Я белка.

Короче, как только волшебница произнесла слово "просто", ветка отломилась. Вместе со мной. Низвергаясь в молчаливой задумчивости, я задался вопросом: что делают настоящие белки в этом случае? Как им следует поступить? Должны они крутить в полете хвостом или предпринять что-нибудь другое, более эффективное?..

Потом я налетел на землю и остановился.

Дракон Гвалафнир оказался ошеломлен не меньше, чем я.

12

Гермионе стоило труда оторвать меня от ветки. Она девушка хрупкая, но воля иногда превозмогает физические возможности. Упершись в мое туловище ногой, волшебница дернула и свалилась навзничь, но с желанным трофеем в руке.

Я долго искал свое дыхание и, наконец, нашел. Дышать должны даже чародеи, вопреки мнению некоторых безграмотных критиканов, и я занялся этим с наслаждением. Потом только обнаружил, что Гермиона добежала со мной до стены дома, спрятала нас обоих в тени, а затем заставила переодеться в спецовку. Я, мягко говоря, с трудом представлял себе, где нахожусь и что надо делать. Последние события, особенно исторический полет с дерева, подточили мои силы и способности адекватно отражать происходящее.

Лопоча инструкции, сестрица не удосужилась спросить, как я себя чувствую. Через мгновенье ее уже не было. То она применила заклинание перемещения, то ли использовала свои легкие стремительные ножки.

— Комната Дэкона Мруалайса над тобой, на третьем этаже, — сообщил дракон тоном, каким читают королевские указы на площадях. — Вперед!

Вперед так вперед. Я прислушался. Сад был тих в эту ночную пору, только сверчки что-то там балакали в темных зарослях.

Мое тело было облачено в воровскую одежду. Маска скрывала лицо, открывая лишь глаза, в ладони втерт особый лазательный порошок. Каждая клеточка моего организма, позабыв спросить мнение у самого Браула Невергора, требовала приключений. Иначе говоря, я был готов к свершениям.

Я полез. Ладони и правда приклеивались к каменной кладке. И отклеивались. И приклеивались. Отлично. Вот если бы ноги делали то же самое, я бы добрался до проклятого окна не за двадцать минут, а за пять. Пот тек ручьями, мускулы дрожали и вопили во всю мощь. История с тисовой веткой показалась мне просто анекдотом в сравнении с этой трагедией. Если бы я мог, я бы упал, но мои руки приклеивались к стене прочно. Словно чокнутый нетопырь, я периодически зависал, то в одном то в другом месте и не раз испытывал искушение позвать на помощь высоким надтреснутым голосом. Теперь я понимал, что испытывает преступник, идущий один глубокой ночью на дело. Я могу написать монографию на эту тему и рассказать миру, что это не так приятно и хорошо, как многие считают.

В общем, непонятно как, но я добрался до указанного окна. Дракон сказал, что я молодец. Мой ответ был достойным. Гвалафниру надлежало убраться куда-нибудь подальше, в иные сферы бытия, но он и не думал этого делать.

Приступаем к следующему этапу операции. Вы когда-нибудь колдовали, сидя на узком каменном подоконнике? Нет? Никогда не пробуйте. Я не свалился с него только потому, что помнил о приличной высоте, которая открывалась за моей спиной. Не хотелось услышать свист ветра в ушах и увидеть проносящиеся мимо этажи, ой не хотелось. Собрав все свое мужество, я начал наводить на окно временный портал. Изобразил в углах рамы синим волшебным мелком особые значки, прошептал заклинание и принялся ждать. Сработало с первого раза, чему я очень удивился. Квадратный портал слабенько светился, приглашая меня войти. Вспомнив о том, что Дэкон Мруалайс не просто желчный злобный сухарь, но и могучий чародей, я еще раз подумал, стоит ли рисковать. Взвесив за и против, пришел к выводу, что я просто обязан рисковать, если не хочу навлечь на себя гнев Гермионы. И, в конце концов, не останавливаться же на полдороги.

Так я полез через портал, через закрытое окно и вывалился в комнату мешком. Трудно поверить, что мне удалось. Я почти ликовал. Хотелось петь и плясать под луной и бить в магический бубен.

— С этим подождем, — сказал дракон. — Осталось совсем немного. Под кроватью шкатулка, где лежу я. Возьми ее, примени амулет и бери свой трофей. Все идет по плану. Не дрейф, волшебник!

Я захлебнулся гневом, но ничего не ответил. Дракон давно нарывается на взбучку, и она последует, как только я вернусь к родному очагу. Вот если бы найти способ натравить на него банду малолетних племянников домомучительницы!

Согласно плану Мруалайса в спальне не должно было быть. Злодей уехал по делам и намеревался задержаться до самого утра. Гермиона молодец, все рассчитала. Так мне тогда казалось.

Спальня эта мне была знакома. Несколько раз я сам тут ночевал, когда исполнял роль гостя Скоппендэйлов. И если кровать я практически не видел во мраке, зато точно знал, где она находится.

Намереваясь двинуться к ней с вытянутыми вперед руками, я заметил возле себя какое-то шевеление. Шевеление к тому же обладало зелеными горящими глазами, которые тут же уставились на меня.

Прикусив что-то — возможно, язык — я получил разрыв сердца, и только через пять секунд ступора сообразил, что это кот. Всего лишь черный кот Скоппендэйлов. Зовут его, если не ошибаюсь, Черный Принц. Это существо самого кроткого и дружелюбного нрава среди всей кошачьей породы. В нем нет ничего зловещего, а наоборот. Принца очень приятно взять на руки и удостовериться, что и коты тоже могут уподобиться тесту. Если Принца не удерживать, он просто стечет на пол, до того он... эластичный.

Кот сказал: "Мурр!". Каким образом он оказался в спальне злодея, не такая и большая загадка. Принц не способен отличить добро от зла, все в его глаз одинаково привлекательно. Он идет за вами всюду, надеясь полежать у вас на руках или коленях, а, может быть, и получить кусочек вкусненького. Будь вы даже кровавым тираном, от одного имени которого содрогаются континенты, Принц все равно будет стремиться на ваши колени. Что поделать? Он жил с малолетства в холе и неге и не привык думать о человеках скверно, его сердце полнилось любовью ко всякой живой твари. Истинный аристократ духа. Или аристокот. Кому как больше нравится.

Я взял Принца на руки, и тот растаял. Облизав мне руки, намурлыкавшись за те три минуты, какие я отпустил ему на аудиенцию, Принц получил порцию счастья. Я отпустил его на пол. Там он растворился во мраке, а я двинулся. Ну, к помосту, на котором не было злого чародея.

Воровать легко. По-моему, легче легкого. Если позабыть обо всех проблемах, связанных со скалолазанием, можно сказать, это даже приятно. А что? Вот сейчас я встану на карачки, вытащу заветную шкатулку и сделаю свое черное дело. Наверное, права была Гермиона, она мудрая, она знает. Моя миссия на поверку оказалась не сложнее, чем отобрать у старушки костыль.

Кажется, это край кровати. Ага. Действуй решительней, Браул! Тебе здесь ничего не грозит. Амулет, выданный Гермионой, однозначно указывает на то, что Мруалайс не удосужился выставить охранные чары. Комната чиста, словно капелька росы поутру, поэтому...

Тишину разорвал пронзительный вопль. Или не вопль — я не знаю. Мне почудилось, что какой-то шутник со всей дури дунул в какую-то адскую дудку, причем лежа на ковре у меня под ногами.

Звук, как я уже упомянул, разорвал ночь на мелкие кусочки и заставил меня поседеть. Ничего страшнее в жизни не слыхал. Спину сковал такой холод, что впору было, наверное, отколупывать от нее лед при помощи кирки. Глаза полезли на лоб, от сердца, кажется, не осталось ничего, кроме воспоминаний.

Потом произошло сразу несколько событий. Я превратился в столб. Наступила тишина. Зажегся свет. Какой-то тип, похожий на сушеного тритона в колпаке с кисточкой, держал лампу, но самое интересное, он держал ее, высовываясь из кровати. Я успел заметить распахнутый рот и глаза, точно так же вылезшие из положенных орбит.

Ужасная истина растворила передо мной двери. Во всем виноват был Черный Принц. Дружелюбное создание, любящее всех на свете, воспылало ко мне чувствами еще более сильными после того, как я приголубил его у окна. И мало того — двинулось со мной к кровати, надеясь на продолжение нежностей. Так Принц и надеялся, пока я не наступил ему на лапу. Безусловно, вопль принадлежал ему. Бедолагу можно понять. Случай бесцеремонно обрывает ваши мечты — что еще остается делать? И потом — когда люди наступают котам на лапку это больно.

Дальше — больше. В сушеном тритоне с горящей лампой я узнал самого Дэкона Мруалайса, которому судьбой было предназначено лежать этой ночью совсем в другом месте. Зловещий старикан отринул свое предназначение и не покинул Янтарную Цитадель. По какой причине, я не знал, но сообразил, что мне каюк.

— В чем дело? Вы кто? — Как можно было предположить, голос у старикана оказался дребезжащим.

— Гы, — ответил я. Честное слово, в мои намерения входило сказать: "Не волнуйтесь, я прошу прощения за столь поздний визит, ибо не мог знать, что вы тут, поэтому заверяю вас в том, что..."

Вместо этого из моей глотки вырвалось лишь сухое и зловещее "гы", и я хорошо понимаю старого злодея, у которого душа ушла в пятки. Он перекатился на другой край своего ложа, соскользнул с него на пол и встал напротив меня, одетый в длинную ночную рубашку.

— Убирайтесь! Иначе вам будет худо! Немыслимо! Ужас!

— По...

Это: "Постойте, я вам все объясню!"

Только тут я сообразил, что одет-то не для дружеских объяснений. На мне черная одежда, закрывающая все тело, за исключением глаз. С любой точки зрения я выгляжу так, как будто я головорез, вломившийся в честный и благородный дом, чтобы всех отправить на тот свет, а опосля выволочь из него все ценности. И совершенно естественно, что пока я хлопал ушами и изображал из себя немого, злой чародей предпринял меры. Желчный сухарь, похититель драконов и охотник за юными волшебницами, решил встать на защиту обитателей Цитадели.

И встал. Ему было глубоко наплевать на мои чувства, смущение и ужас, пронизавший все без исключения клеточки моего тела. С ловкостью площадного факира Дэкон Мруалайс зашевелил руками, причем эти руки были направлены в мою сторону. Я хотел отскочить, соображая серым веществом, что, вероятно, сейчас мне придется несладко, однако ноги одеревенели. Напрочь. И вот их предательство и довело Браула Невергора до цугундера.

— Г... — успел сказать я, подразумевая "Гвалафнир, помоги мне!", а потом комната стала увеличиваться в размерах. За какую-то секунду она стала раз в двадцать больше обычного. Потолок прыгнул высоко-высоко, кровать вздыбилась передо мной, словной громадная океанская волна или что-то в этом роде. Мое сердце, вернее, то, что от него осталось, улетело в неизвестном направлении. А потом меня накрыло какой-то тканью, и мир потускнел и, можно сказать, пропал.

13

У меня были лапы и хвост. Такое открытие я сделал в темноте, окутавшей меня. Я был не тем, кем привык себя ощущать, совершенно не тем. Чувствительные усы чувствовали, чувствительный нос занимался своим делом, преподнося мне кучу неизвестных запахов. Захотелось чесать за ухом задней ногой и, что еще хуже, вылизываться в своей южной стороне.

Боясь озвучить самому себе последний приговор, я заорал гнусавым голосом и пополз под кровать, благо было близко. Однако меня схватили за шиворот и подняли в воздух. Ох и перепугался я. Мои лапки вжались в тело, уши прилипли к черепушке, усы встопорщились. Я снова заорал, словно меня режут, а из лап сами собой высунулись кривые когти.

Людям не понять, что испытывает кот, когда его вот так хватают за шкирку и поднимают ввысь. А я понимал. Потому что и был эти благородным и прекрасным животным, полным достоинств. Спасибо старому желчному сухарю и сушеному тритону — это был его способ обезвредить преступника, то есть, вашего покорного слугу Браула Невергора.

Передо мной закачалась в пространстве отвратительная сморщенная физиономия злодея.

— Так-так, — сказал он, — значит, вор. Значит, разбойник. И кто же ты такой?

Ответить по-человечески я, конечно, не мог. Мой новый голосовой аппарат был способен издавать только кошачьи звуки. И он издал. Какое-то кошачье безумие овладело мной, точно так же, как случается с котами настоящими. Я задергался, шипя и воя, замолотил лапами по сторонам, стараясь вырваться из плена. Старикан попробовал меня удержать, протянул вторую руку, но я вцепился в нее когтями и зубами. Незабываемо. Мои глаза вылезли на лоб, я хотел разорвать злодея на кусочки, задушить, как мышь, и в то же время жутко боялся.

Мруалайс заорал. Ему было больно. Я извернулся довольно удачно, и его пальцы на моей шкирке разжались. Браул Невергор полетел на пол, брякнулся на все четыре лапы.

— Стой! Стой, поганец! — заорал Мруалайс сверху. Я заметил его тощие босые ноги и бросился на них. Вонзил в эту сморщенную плоть все, что имелось у меня в арсенале. Старик повалился на ковер и растянулся на нем, словно издыхающий мул, а я кинулся наутек. Запрыгнул на бюро, потом с него на столик, сам не зная, что делаю.

На столике сидел Черный Принц. Пребывавший в шоковом состоянии природный кот взирал на эту сцену очами, полными ужаса. Кроткое дружелюбное создание никогда не видело ничего похожего.

— Привет, — сказал я Черному Принцу, после чего его глаза закатились, и кроткое создание рухнуло со столика на пол.

Старик не сдавался. Вскочив на ноги, одна из которых была покусана мною, он бросился меня ловить. Ха, не тут-то было. Невергоры просто так не сдаются! Использовав свои новые способности, я с воплями начал носиться по комнате, сшибая на своем пути все, что поддавалось сшибанию. На стол, на кровать, на бюро, на комод, на пуфик, на пол, на штору (какие необычные ощущения!), и снова, но в обратном порядке. Вскоре спальня перевернулась вверх тормашками. Старик очень старался, но всякий раз я ускользал от его кривых злобных пальцев. Мруалайс пробовал колдовать, ведь можно было обездвижить меня каким-нибудь заклинанием, но для этого я бегал чересчур быстро.

Наконец, ноги старикана переплелись, и он рухнул на пол, а я повис на шторе, высунув язык.

Пронесло! Хотя как сказать. По всему ясно, мои самые мрачные прогнозы оправдались. Старик никуда не уехал, и в результате я превратился в кошку. Очень хорошо, лучше не бывает! Если я доживу до того момента, когда меня расколдуют, Гермиону ждет долгий тяжелый разговор.

Итак, я висел на шторе, чародей отдыхал на полу, Черный Принц тоже там, но несколько северней, возле столика. Бедный котик еще не очнулся от обморока.

В дверь спальни задолбили чьи-то руки. Раздались возбужденные голоса. Ну наконец-то. Кто-то в этом доме сообразил, что на третьем этаже творится форменное безобразие, и решил вмешаться.

14

Диспозиция была такова. В гостиной на первом этаже Янтарной Цитадели собралось блестящее общество. Тетушка Гермионы, чародейка Шеневьера, расположилась на диванчике и сверкала глазами. Матушка Гермионы, чародейка Зелия, расположилась в кресле рядом (сколько себя помню, они всегда сидят на этих местах) и тоже сверкала глазами. Почтенные и грозные матроны воплощали собой всю решимость, какую способны были дать их закаленные жизнью и занятиями волшебством характеры. Немногие мужи способны были противостоять даже лобовой атаке одной из них, не говоря уже о случаях, когда Шеневьера и Зелия выступали единым фронтом. Сейчас они выступали в составе требующей истины коалиции. Их стройные ряды готовы были ринуться в бой и растоптать противника так, что и воспоминаний о нем не останется. Противником был Дэкон Мруалайс. Старикан, одетый, но выглядящий так, словно на нем отрабатывали удары в школе фехтования, стоял перед дамами. Его взъерошенные бакенбарды походили на солому, а цвет лица на свежевспаханную грядку.

Помимо этой тройной композиции в гостиной были и мы с Гермионой. Юная волшебница сидела на стуле, а я, серенький и пушистенький, лежал на ее коленях. Это что-то потрясающее! Ее запах, ее нежные ручки, ее ласковые прикосновения. Провалиться мне на этом месте, если я хочу обратно стать человеком по имени Браул Невергор. Когда началось наступление на злобного старикашку, Гермиона как раз почесывала меня за ушами. Я просто балдел и не мог до конца вникнуть в суть беседы. Потом случайно заметил Черного Принца, который сидел в дверном проеме гостиной и смотрел на меня тоскливым взглядом. Я нанес ему удар в самую середину. Обычно это он валялся у Гермионы на коленях, отдаваясь блаженству всем своим естеством, и понятно, как ему больно видеть, что на тех же самых коленях разлегся я, самозванец, кот без году неделя, с наглой мордой.

Я мяукнул, призывая Принца присоединиться к торжеству неги и довольства, но страдалец отвернулся от меня и поплелся прочь, опустив голову и волоча конечности.

— Итак, как вам пришла в голову мысль украсть Гвалафнира? — Вопрос этот Шеневьера задала уже, наверное, в пятый раз и еще не лишилась надежды получить на него ответ.

Мне пришлось навострить уши. Улегшись поудобнее на коленях сестрицы, я наблюдал за тем, как злодея готовили к позорному изгнанию. В общем, все обернулось не так и плохо. Теперь матушка и тетушка Гермионы возьмут желчного сухаря в оборот. Дракон останется в лоне Скоппендэйлов, а значит, беспокоиться не о чем. Невзирая на тяжелые испытания, я осознавал, что титанический труд мой не канет в лету.

— Сознаюсь, это был непростительный поступок с моей стороны, — пробормотал старый злодей. Его заливала, нет захлестывала гигантскими волнами краска стыда. Видя это, Гермиона тихонько пыхтела. Кажется, от удовольствия. — Я посчитал, что Гвалафнир вам больше ни к чему...

— Ни к чему? — спросила Зелия. — Вы, видимо, не в своем уме, уважаемый Мруалайс. Похитить и использовать для личных целей чужой фамильный тотем! Да вы представляете, чем чревато ваше злодейство?

Дэкон дрожал и, возможно, мог упасть в обморок.

— Немыслимо, — произнесла суровейшим тоном Шеневьера. — Никогда в жизни не слышала о таком нахальстве. Мы привечаем вас в своем доме, уважаем, любим и жалуем, а чем вы нам платите? Подумать страшно, что случилось бы, если бы Гермиона не встала у вас на пути. Хотя она и поступила неправильно, не поставив нас в известность, она молодец. Твоя находчивость, дорогая, спасла нашу семью. — Взгляд чародейки остановился на мне. Я смутился и закрыл лапой морду. — Бедный Браул. Спасибо вам, Мруалайс, что вы не превратили его в орангутанга.

— У...

— Вы считали, что это грабитель? — спросила Зелия. Она уже порядком издырявила старикана своим взглядом и продолжала добивать. — Что он пришел покуситься на ваши сокровища?

— Да. Я действовал так, как велит совесть...

— Совесть, — ядовито отпарировала Шеневьера. — Вы знаете, что это такое?

Мруалайс потемнел, как туча. Его отчитывали, словно мальчишку, а он и огрызнуться не смел. Не завидую.

— Итак, благодаря Гермионе и Браулу, Гвалафнир все еще у нас. Надо будет хорошенько защитить музей — чтобы впредь всякие нахалы и воры не совали туда свой нос, решая, что нам нужно, а что уже нет! — изрекла Шеневьера.

Старикан, мне кажется, уменьшился в размерах. Раньше он не блистал статью и ростом, а сейчас и вовсе напоминал гнома.

— Скажите, Мруалайс, — подала голос Гермиона, героиня сегодняшнего вечера. — Почему вы не уехали? Кто вас дернул остаться? Я сама видела, как вы выкатывались за ворота!

— Я почувствовал себя нехорошо и вернулся... А чтобы никого не побеспокоить, пробрался в спальню и лег.

— С ума сойти, — сказала юная волшебница. — Ведь все могло закончиться куда хуже...

Я промурлыкал, что да, могло бы. Гермиона погладила меня по голове со всем обожанием и любовью.

— Вот именно, детка, — проворковала Зелия. — Поэтому в следующий раз не рискуй, а сразу скажи, кто намерен обокрасть нас или что-нибудь еще! Мы вместе примем меры и ликвидируем злодеев.

— Ладно, — потупилась волшебница.

— Кстати, о ликвидации злодеев, — напомнила Шеневьера. При этих словах Мруалайс задрожал, словно кролик под кустом. Его волосы встали дыбом, глаза чуть не вывалились на пол. — Как мы поступим теперь, дорогая?

Зелия задумалась, трогая свой волевой подбородок.

— Хм. Думаю, нам надо известить всех и вся, кто на самом деле Дэкон Мруалайс. Чтоб каждый чародей в Эртилане был в курсе, что он гремучая неблагодарная змея, которую очень опасно пригревать на груди и пускать в приличный дом. Что он только и делает, что тащит отовсюду семейные артефакты, пуская благородные семейства под откос! Наше сословие обязано узнать горькую правду. Ни один клуб, ни один союз, ни одно общество магов больше никогда не запишет его в свои чистые ряды, а те, кто уже имел несчастье это сделать, выгонят его поганой метлой. Так мы сделаем, дорогая?

Шеневьере понравилась эта мысль. Матроны применили тяжелое вооружение. Если их план осуществится, от Мруалайса мало что останется. Скорее даже, совсем ничего. Чародей, преданный всеобщей анафеме, перестает быть таковым.

— К тому же есть и уголовное преследование, — сказала тетушка Гермионы. — Законы, касающиеся фамильных ценностей и семейных тотемов суровы.

Как только Дэкону удавалось стоять, я не знаю. Его раздавили гигантским сапогом разоблачения, превратив в лепешку. Его вертикальная позиция, скорее всего, была недоразумением.

— Я... я... — донеслось со стороны старикана. Безжалостные чародейки устремили на него свои взгляды-копья.

— Что?

— Я прошу вас смилостивиться...

Гермиона воинственно раздула ноздри. Ну вылитая тетушка. Матроны засмеялись. Их смех походил на удары гонга на площади, где казнили преступников.

Зелия повела рукой, произнося заклинание, и появился Гвалафнир. Дракон встряхнулся, поклонившись дамам, и сверкнул глазом в мою сторону. Облик Браула Невергора его забавлял.

— Довольны ли вы тем, как разрешилась наша общая проблема? — спросила у дракона матушка Гермионы.

— Вполне. Угроза миновала, я по-прежнему в Цитадели и намерен оставаться в ней еще очень долго. Благодаря смелости и находчивости юной госпожи и Браула Невергора. Он проявил недюжинное мужество в борьбе с собственной некомпетентностью. В общем, я могу назвать его героем. Пусть он и не такой эпический, как ваши предки, но таковы уж нынешние времена.

Ну полноте! Совсем меня захвалили. Почестей мне не нужно, дайте только хорошенько отоспаться, и я снова буду готов к подвигам. Гермиона прижала меня к своей груди и поцеловала в лобик. Я превратился в квашню. Зелия и Шеневьера поглядели на это выражение любви, но ничего не сказали. Поцелуй меня сестрица в образе человека у всех на глазах, не избежать бы долгих и нудных объяснений, но сейчас я был кошкой, всего лишь кошкой с желтыми глазами и не шибко умной физиономией.

Старикан ждал решения своей участи, покрываясь семью потами поочередно. Дракон взирал на него с крайним осуждением, словно Мруалайс был всего лишь блохой, которая по недоразумению его покусала.

Матроны посовещались, наклонившись друг к другу. Дэкон следил за ними с ужасом. Я его понимаю. Шеневьера и Зелия могли быть королевскими судьями.

— Итак. Мы приняли решение. Мы не будем никому сообщать об этом инциденте. Поднимется большой шум, возня, вопли, которые помещают течению нашей спокойной жизни. К тому же, из уважения к вашим сединам, нам следует проявить милосердие, — сказала Шеневьера. — Имейте в виду, что теперь у нас имеется на вас компромат, и бойтесь совершить где-нибудь что-то подобное. Тогда на вашу голову обрушится нечто такое, что вам и не снилось! Запомнили?

Мруалайс кивнул.

— С этой поры вы будете тише воды ниже травы, — продолжила тетушка Гермионы. — И выполните наши условия. Лишь в этом случае мы гарантируем вам молчание и сохранение прежнего реноме... Согласны?

О, старый злодей был согласен на все. Прикажи ему достать луну с неба, так он тут же бросится искать лестницу подлиннее.

— Вы немедленно вернете все назад. Я имею в виду статуэтки Гвалафнира.

— Да, — вставил дракон. — Мне удобнее на своем месте.

— Вы наведете порядок в доме... — добавила Зелия. — И, самое главное, немедленно подпишете договор купли-продажи, о котором мы с вами говорили все эти дни. Помнится, у нас не получалось сойтись в цене, так? Надеюсь, теперь мы сойдемся. Я повышаю стоимость замка на одну треть. И уже утром поедем оформлять бумаги. Замок ваш, как вы и хотели, Мруалайс!

Матроны торжествовали. Победа была полной и окончательной. У Дэкона, наверное, за всю жизнь не выдалось ни одной столь же тяжкой ночи.

— Вы согласны? — спросили чародейки. — Мы приступаем к делу или завтра я рассылаю изобличающие письма во все концы света?

— Приступаем. Я согласен, — прошептал старик. Отчасти мне было его жаль. Но надо было думать, прежде чем затевать похищение века.

— Идите, и принесите свои бумаги, — велела Дэкону Зелия.

Старик повернулся и зашаркал к двери.

— Стойте! — рявкнула Шеневьера.

Мруалайс еле удержался на ногах. Его взгляд блуждал неизвестно где.

— Расколдуйте сначала Браула, — приказала Шеневьера. — Мы его любим, но не может же он разгуливать здесь в образе кота до бесконечности!

— А! Вы правы, простите. Я сейчас! — пробормотал Дэкон и двинулся в мою сторону.

И тут я взбрыкнул и попытался убежать. Гермиона схватила меня за туловище.

— Ты что, глупышка! Сейчас ты станешь самим собой! Браул, ну не дергайся! Прошу!

Но я дергался, я дергался изо всех сил, цеплялся за ее платье и орал благим матом. Я сопротивлялся, видя, как старикан шевелит руками и произносит заклинание. В гостиной стало шумно, словно тут справляли свадьбу кошки со всей округи. Понимаю, я вел себя по-свински, попирая лапами всякие понятия о приличии, но ничего не мог с собой поделать.

Я был единственным, кто помнил, что вся моя одежда осталась наверху, в спальне Мруалайса. Единственным, кто знал, что чародей применил особое заклинание, — то, которое не затрагивает во время трансформации одеяния избранного объекта.

Я тщился предупредить сиятельное общество, но из моей глотки рвалось только "Мяяяяя-ууу!". Этот вопль не доставлял удовольствия матронам, они брезгливо морщили рты и качали головами: мол, видали невоспитанных кошек, но этот!..

Последний отчаянный рывок. Бесполезно. Гермиона была непоколебима. Должно быть, подумала, что чары старикана породили побочный эффект и я немножко сбрендил. Лишь из-за любви к Браулу Невергору она стойко вынесла мои выкрутасы — и вскоре поплатилась.

Дэкон знал свое дело, и вернуть меня в прежний вид ему ничего не стоило.

Ну и вернул...

В общем, эта история закончилась хорошо. Я имею в виду, похищение Гвалафнира и его триумфальное возвращение в лоно Скоппендэйлов.

Зато началась другая история, о дальнейшем ходе которой я предоставляю размышлять вам.