↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Автор пишет здесь Ссылка
Мои мысли хаотично метались, словно испуганные мотыльки вокруг тусклой лампы.
Что со мной?
Внезапная боль пронзила каждую клеточку моего тела, казалось, оно прижато к земле, а всё его частицы по отдельности неумолимо тянет вверх.
Меня сковал ужас, парализующий страх, который обжигал сознание.
От нестерпимой боли хотелось заорать, звать на помощь. Но я словно парализован, нахожусь в кромешной тьме и ничего не могу сделать.
Сознание проснулось, хоть и плавает в тумане.
Я не вижу ничего, сплошная тьма! Пытаюсь дёрнуть руками, но их будто кто-то зажал в тисках.
А мне так больно...
Такое ощущение, будто из всего тела тянут сотни нитей вверх, как вытягивают жилы.
Ноги стали наполовину чувствительными. Я дернул ногой, затем ещё раз. Затем стал сучить ногами, потому что больше ничего не мог. Пытался выкрутиться, чтобы освободить руки.
Тщетно. Сила намного больше моей.
Не хватает сил вырваться...
Страшная боль обожгла ногу. Боль до этого была терпима, а теперь невыносима!
Суча ногами, с трудом поднял свинцовые веки и наконец открыл глаза.
Лучше бы я их не открывал! Хоть сейчас и ночь, от жара костра всё было видно.
Перед глазами рядом в десяти сантиметрах жуткая широченная морда, гадко-серая кожа — словно короста застывших волдырей.
Жуткая тварь с мелкими ушами, но зато глаза огромные, серые. И зрачки как точки. Широкий рот растянут на половину головы, за гадкими губами ряд острых зубов с клыками.
Всё это промелькнуло в сознании за миг, на долю секунды привело в ступор.
Но самое страшное — струйкой тумана из моего рта в эту жуткую пасть переходила то ли жизнь, то ли жизненная энергия!
Это видно даже в темноте.
А я не могу закрыть рот, чтобы это прекратить. Мышцы на челюсти будто парализовало.
Мало того, я ещё дрыгаю ногой, которая в затухающем жаре костра.
Это меня и разбудило...
Заорать не получается, лишь смог повести головой из стороны в сторону, да вытащить ногу из костра.
Но я увидел...
Мне капец!
Руки мои с пыхтением прижимают к земле две такие же твари. Они голые, будто иссушенные, похожи на зомби.
Но это не люди!
Ничего не могу сделать.
Тёмная пелена затуманивает взор. Я не проваливаюсь в небытие, не засыпаю. Просто исчезаю в темноту...
— Дэн, подъём! — раздался голос моего приятеля Бони.
Я открыл глаза, тяжёлые веки будто налиты ртутью. Спал сидя, облокотившись спиной о дерево.
Ледяной запоздавшей волной нахлынуло осознание всего моего сна...
Я невольно содрогнулся.
Фууух! Я живой!
Чувство страха всё равно не отпускало, моё сердце бухало в груди.
И я был немного не в себе. Дрожал, толи от озноба, то ли от пережитого.
Это не могло быть сном! Я испытал ужасную боль, и безумный страх. Если бы это повторилось, я бы сошёл с ума.
Рядом со мною стоит гривастый Боня в камуфляже и с рюкзаком за плечами. На поясе, как и у нас всех, охотничий нож.
В стороне накидывали лямки рюкзаков на плечи черноволосый Кир и молчаливый Норик, готовясь к изнурительному пути.
Хорошо я придремал прямо во время привала, у заброшенной дороги.
Бросил взгляд на лежащий свой рюкзак. Потёртый обрез рядом, значит будем жить. И патронташный пояс под курткой.
Всё хорошо, это только страшный болезненный сон.
Мы на привале у дороги, она почти не запущена, несмотря на то, что из этой зоны выселили людей пять лет тому назад. Сразу видно, что дорога помалу, но живёт. Тут изредка бывают люди. Только эти люди могут быть или менты, или исследователи под их охраной. Но они не так опасны. Есть другие — грабители металлов и браконьеры. Эти непредсказуемы, от них можно ожидать любой бяки.
А если что, нелегала в запретной зоне никто искать не будет.
Накинув рюкзак, взял обрез в руки. Веса пшик, а придаёт уверенности на все сто. Двенадцатый калибр. Патроны набиты картечью.
— Давай двигаться, нам до темноты надо добраться в Жорнировку, — говорит рыжий Боня, глядя на меня. И вправду выглядит как Бонифаций из мультика.
У меня дежавю? Я уже это слышал, совсем недавно.
Поднявшись, огляделся. Ну да, дежавю. Но какая радость после такого ужаса снова увидеть унылый осенний ландшафт. Хотя и не совсем он унылый, но так настраивается сознание — здесь кругом радиация. Каждую минуту, пока здесь нахожусь, я понимаю, что получаю облучение.
— Если нигде не промахнулись, до темноты должны успеть добраться до посёлка, — Кир поправил свой рюкзак.
Он у нас за гида, бывал в чернобыльской зоне.
И эти слова я уже слышал тоже. Сейчас Боня спросит у Кира, какие планы на завтра... И услышит ответ про лошадок.
— А какие планы на завтра?
— Не гони лошадей. Доберёмся, переночуем, а потом пойдём искать твоего братца придурка. Не будешь же ты шариться в темноте!
Я огляделся. Унылый пейзажик...
Заросшая по обочинам дорога...
Но почему-то внутри появляется ощущение, что всё это уже знакомо. Что мы проходили здесь, дошли до мёртвого посёлка. Конечно видели те же кривые деревья, скользили взглядом по серебристым ручьям, пересекали мелкие речки, мерцающие на солнце призрачными отблесками воды. Кажется, даже запахи стали узнаваемыми — это будто лёгкое дыхание осени, проникшее глубоко внутрь.
Друзья двинулись вперёд, я следом, но позади.
Ладно, поглядим, что будет дальше. Возможно, так на меня действует радиация или какое-то неизвестное излучение. А может и провидение.
Я попал в эту группу из-за своего обреза. Боня уговорил, вернее сманил меня деньгами, чтобы я пошёл с ними. Другом он мне особо не был. Товарищем. Слишком высоко себя он нёс.
Боня крученый тип, как вьюн, которого сжимаешь, а он всё равно выползает. И у него постоянно водятся деньги. Живёт он сам. Но у него кроме матери есть ещё придурок братец.
Боня и сам не знает, зачем этот балбес попёрся с друзьями в зону. И если он живой, где находится, было непонятно. У него тысяча дорог, у нас одна.
Он озабоченный фотограф. Необычные снимки ему захотелось сделать. Ещё он проговорился Боне, что кое-кто из его друзей узнал какую-то тайну, которая произведёт фурор. Ну а он будет за фотографа.
Через две недели после его невозврата Боня собрал группу. Я не интересовался, что он пообещал Киру и Норику, этого никто не хотел обсуждать. Но я получу по возвращении полштуки зелёных. Все расходы и проблемы на его кошельке, так что я гарантированно зарабатываю.
В наше время — это большие деньги. В магазинах всё по талонам, а на рынке в пол-литровых банках окурки продают. Дожили до светлого будущего...
Боня оббегал многих. Но никого не нашёл на тех условиях, что согласился я.
Я иду танкистом, если заловят, остальных просто потягают и отпустят, а меня за оружие серьёзно могут прикрыть. Во-вторых, радиация. При Союзе про неё умалчивали, а вот когда он распался, раздули вовсю эту тему. Жёлтая пресса начала рубить бабло на всём, что умалчивалось за железным занавесом СССР. На днях по радио слушал репортаж одного мудака. Он вёл его с борта самолёта, рассказывал, что рядом с ними летит НЛО. Вообще если послушать по телеку, куда ни ступни, раздавишь инопланетянина. Секс, предсказатели — всё шло в ход. А на прилавке бычки в банке...
Но когда сильно припечёт на бабки, приходится и рисковать.
Конечно, можно пойти и без оружия, но испугавшись пропажи брата и его друзей Боня перестраховался. Он мне так и сказал. Говорит, я боюсь туда идти. Всё это не просто так. Есть у меня чуйка, что брата уже нет. А ты башка отчаянная, с тобой будет спокойней.
Я слышал, что с недавних пор в зоне стали пропадать люди, но это было больше на уровне слухов. Ведь туда практически никто не ходил.
Я рискнул, надеясь сбросить при опасности оружие и патроны в кусты. А на ночлежке его надо подальше прятать. Кир говорит, на ночлежках тут и попадаются чаще всего.
Спутники шли впереди и негромко болтали. Я же держался позади, обдумывал ситуацию.
Во сне было по-другому. Мы шли вместе и Боня спорил с Киром. Это изменилось благодаря моим действиям. Значит, если это повторение, то его можно менять. А если сон, тогда вообще париться не о чём.
Но это сном быть не могло. Хотя почему нет? Бывало такие сны снились, что я просыпался в испуге от своего же крика.
Справа простирается какой-то болотистый застойный водоём. Над ним с криками кружится стая серых перелётных птиц.
Дичи здесь много, говорят, даже и медведи есть. Где нет человека, там всегда развивается жизнь. Нам попадались косули, зайцы. Но стрелять нельзя.
Мы нелегалы.
Здесь жителей нет вообще. Пятый год тут никого. По пути мы прошли какие-то фермы, где раньше базировался скот. Они на вид мёртвые, обшарпанные. Просто можно сказать бетонные страшные каркасы. Но страшны тут не каркасы, и даже не звери. Есть хищник пострашней — человек.
При Союзе тут было всё строго, зона охранялась серьёзно. А вот как он распался, в основном работы шли в Чернобыле. По словам Кира, движуха сейчас в основном там. Облёты вертолётами, патрулирование. В этих краях патрулируют, но лишь для того, чтобы бороться с браконьерами и добытчиками металлов. Но их в основном вылавливают при движении на машинах на границах зоны.
Мы же пешочком, тихо, тихо. Если непонятный звук, мы хоронимся где можно.
Зашелестела пожелтевшая листва от лёгкого ветерка. В воздухе появился аромат пыли и осеннего леса.
— О! Нормально дошли! — Кир хлопнул в ладоши от удовольствия. — Успеем хорошо обустроиться до темноты.
Очнувшись от раздумий, я уставился на показавшиеся знакомые сельские дома.
Посёлок постепенно поглощался природой, но некоторые дома ещё оставались целы, у некоторых даже поблёскивали все окна.
Под ногами хрустят редкие опавшие листья. Ощущается дыхание прошлого — сразу возникают мысли о тех, кто здесь жил. Первым делом бросается в глаза школа. Когда-то шумная и оживлённая, сейчас она выглядит как декорация из фильма ужасов. Окна все выбиты, зияют чёрными проёмами. Внутри царит тишина, нарушаемая лишь шелестом ветра да редкими звуками птиц.
Рядом расположились жилые дома. Большинство из них пустые, двери распахнуты настежь, приглашая заглянуть внутрь. Внутри квартир разбросаны личные вещи прежних владельцев — старые фотографии, детские игрушки, мебель, покрытая пылью и паутиной. Кажется, будто жители покинули свои жилища внезапно, оставив всё как было.
Я всё это уже видел...
Сейчас мы как во сне, выберем себе лучший на вид дом.
— Вон в этом мы уже полгода назад ночевали, — Кир указал на домик, где даже были целы все стёкла, — только сейчас проверю его дозиметром. Мало ли что изменилось!
— Да, давайте в этом домике и обустроимся! — с радостью согласился я, потому что мы спали в грёбаной школе.
— Я против, — Боня покачал пальцем. — Мы должны выбрать такое здание, куда менты не сунутся. Там разведём костёр, чтобы его снаружи не было видно.
— В принципе чо... — Норик подал голос. — Дело говоришь. Натаскаем туда матрасов, одеял. А то принять могут запросто. Раз в год и палка стреляет!
— Давайте лучше в доме! — решил я вставить свои пять копеек.
— Нет! Нам нельзя рисковать! Брата нет, а мы можем потерять очень много времени, если нас примут тёпленькими.
Ну вот, опять будем ночевать в школе! Мы разведём костёр, обустроимся. Затем поедим хлеба с тушёнкой. На десерт будет горячий кофе со слойками. А потом мы ляжем спать...
Мне страшно становится от одной мысли спать!
По логике я должен бежать отсюда и уговорить уйти остальных. Но как я им скажу? Они меня посчитают за больного. И денег я не получу.
В принципе расчёт мой был на то, что я залью в себя побольше кофе, и не буду спать. Всё время буду начеку. А если эти твари на самом деле придут, я притворюсь спящим.
И их будет ждать сюрприз...
Порыскав по-быстрому по домам, мы натаскали себе в школу матрасов и одеял. Во дворе одного из близлежащих домов оказалась внушительная поленница дров, которые будут долго гореть. Приволокли кастрюли, чтобы сварить кашу и заварить кофе.
Мелкие события непохожи вообще: мы будем варить кашу. А вот ключевые! Они не меняются.
Поев ароматной гречневой каши с дымком, мы сидели на матрасах у костра и пили сладкий горячий кофе.
— Хм! — Норик обжёгся горячим кофе. — Вот мы выпьем свою воду, а потом на придётся пить...
— Сюда лошадей запустили в восемьдесят восьмом. — ответил Кир на правах знатока. — Пржевальского. И они плодотворно плодятся. Я передачу смотрел. Да и воду надо просто проточную брать. И у меня в рюкзаке фильтры.
— Так может радиация не так уж и опасна? — с надеждой спросил Боня.
— Да рак будет, если долго тут жить. — с издевкой ответил Кир. — А если недолго, то нормально будет всё! Повиснет конец немного, но это не навсегда. Ха, Ха!
— Ну да, очень смешно... — тихо сказал Боня. — Надеюсь, мы Валерика быстро найдём и смоемся отсюда.
— Зачем-то же они сюда пошли, — Кир поставил алюминиевую кружку на пол в сторону, откинулся на матрасе на рюкзак под головой. — С утра сначала обследуем лесопилку, а потом кладбище. Затем все здания, потом окрестности.
— Если голяк будет, тогда двигаем к кладбищу техники. Что-то разговор был про него, — Боня тоже прилёг набок, подперев голову рукой.
А где это кладбище? — спросил я, хотя знал ответ. Если он ответит правильно, тогда никакой это был не сон. Эту инфу при пробуждении на дороге я не знал.
— Под Буряковкой, — ответил Кир.
Точно... Всё это со мной уже происходило.
Все развалились на матрасах после трудной дороги. Смотрели на играющий оттенками алый огонь.
Кроме меня — я держал в руках третью кружку кофе и уже слышал, как сердце бухает в груди от кофеина.
Костёр горел ярко, словно озорник, играя искрами над нашими головами. Дым поднимался в холодном воздухе вверх, не создавая проблем.
— Норик, а ты всегда такой молчун? — спросил Кир.
— Ну, если хотите, расскажу что-нибудь.
— Конечно расскажи, надо же общаться, — Кир заёрзал от любопытства.
— Ну, слушайте тогда. Купили мы видик неделю назад, конечно к нему фильмов там. Ну и, как водится, три кассеты порнушки к нему взяли. Малой учится в четвёртом классе, поэтому порнуху спрятали от него на шкафу. Прихожу я позавчера домой с работы пораньше, открываю дверь... У меня полная прихожка детской обуви! Захожу в зал, а там сынок, и с ним весь класс смотрит порнуху!
— Аха-ха! — Кир укрылся одеялом и поудобней улёгся. — Хорошо, что он всю школу не привёл!
Боня зевнул, заворчал:
— Давайте спать. И так сегодня натопались ужасно. Завтра опять эти рюкзаки таскать.
Наступила тишина.
Все умостились спать кроме меня. Не до сна сейчас. Я смотрел на языки огня и размышлял.
Кир рассказывал по дороге, что в заброшках уже ночевали бродяги в этих местах. Рассказывали разное: то им слышались голоса, то видели призраков и странные световые эффекты. Не каждый отважится здесь бродить ночью после таких историй. Но в конце он подытожил, что всё это только сказки...
Прошлый раз я чувствовал себя здесь героем приключенческого романа. Загадочность и неизвестность создавали такую атмосферу. Но сейчас мне было страшно. Реально страшно.
Эти твари могут прийти, а момент уже близко: стоит только закрыть глаза.
Но меня так просто не возьмёшь. Мне нужны деньги на операцию сестре. Время такое настало.
Она работает на лесном складе. Чего она к тем брёвнам полезла, то ли стояла рядом, когда мужики их скидывали, то ли помогала. Как в нашем бардаке всегда водится, её выбрало слетевшее бревно. А на нём примёрзло донышко от бутылки шампанского. Вот оно ногу сестры и нашло. А самое интересное то, что она за неделю до этого примеряла костыли кума. Любопытно ей было, как же они там ходят с одной ногой. Походила немного по кухне. Вот и не верь после этого в приметы.
Положили её в больницу. Я пришёл на второй день к ней, как только приехал. Ко мне медсестра подходит и говорит:
— А вы почему к врачу не идёте?
Пожав плечами, пошёл к врачу.
— Вы что, хотите, чтобы вашей сестре ногу отрезали? — развалившись в кресле спрашивает седоватый врач. С интересом так на меня смотрит.
— А что надо?
— Пятьсот баксов, завтра надо срочно сделать операцию. Иначе останется без ноги!
Нашёл я вечером деньги, занял под проценты.
На следующее утро захожу в кабинет, протягиваю пять бумажек. Он их взял, повернулся в кресле к окну, просмотрел на свету. Затем повернулся, закинул деньги в ящик стола:
— Пошёл я операцию делать!
А у меня другая операция. Три недели под излучением пробуду, чтобы долг отдать. Иначе волынка с процентами в наше время — удавка.
Ничего, мы победим, пойдём по накатанной: держим ушки на макушке, действуем от ситуации. Но в пережитое дерьмо я точно вляпаюсь. Не на того эти твари напали.
Теперь костёр уже тихо потрескивал, укрывшись золотыми угольями, и лишь редкие робкие язычки лениво приподнимались, оставляя позади слабый отблеск.
Но я всё вижу. Мы расположились в классе, где уже такие бродяги как мы, спалили парты на костре, а железные каркасы свалили в углу.
В класс только один вход, я за ним зорко слежу боковым зрением. Специально так расположился, будто не вижу ничего. А в окно не залезут — высоко.
Тоскливо на душе. Чувство тревоги и страха так и не отпускает, распёрлось внутри и не желает покидать мою душу.
Я чертовски устал. Шутка ли, тащить больше двадцати километров такой рюкзак. Потаскай на себе целый день полмешка крупы или сахара. Плюс обрез с патронташем.
И самое интересное, что я физически подготовлен больше остальных. Но на поверку это не дало мне преимущества в выносливости. Мы все дружно тухли под весом рюкзаков и километрами пути.
Зато в руках моих оружие.
Обрез я нашёл полгода назад в закутке чердака кухни после гибели отца. Он никогда охотником не был. Да и шальных денег не приносил. Значит оружие просто держал на сложную жизненную ситуацию.
Я нашёл на чердаке два старых почтовых ящика, наполненных охотничьими прибамбасами. В них лежали аккуратно уложенные патроны, блестящие латунные гильзы, стопки медных капсюлей. Порох в пачках, дымный и бездымный. Дымный горит мгновенно, а вот бездымный "Сокол" горит как-то постепенно. На дне аккуратно уложены два внушительных мешочка с дробью и картечью.
Костёр уже не потрескивал, он затих и освещал пространство лишь только разгоняя тьму.
Поднявшись, потянулся и подкинул дров.
Я помнил наизусть, что находится в моём рюкзаке.
Фонарик, запасные батарейки. Дождевик и лёгкий тёплый свитер. Алюминиевая кружка, ложка, тарелка. Туалетная бумага. Ну и спички с сигаретами, куда же без них. Остальной вес — это еда и вода.
Нам здесь нужно пробыть три недели максимум. Поэтому каждый лишний грамм добавляет проблем. Таскать внушительный вес за спиной неделями не самое интересное занятие.
Но я взял ещё изоленту. Видел в американских фильмах, как полиция с оружием ломится куда-то, а у них на стволах фонарики.
У меня хоть и советский батарейный фонарь, но изолента творит чудеса. Есть дома ещё жучок, но он шумный и малополезный, надо постоянно крутить ручку. Мне хватит и батареек.
Через несколько минут фонарик у меня был примотан к стволам возле цевья так, чтобы его можно было удобно включить, а также перезаряжаться.
Вот будет тварям подарок, если они и вправду есть.
Усевшись возле костра с оружием, я отхлебнул кофе.
Все спят, а я кошусь на вход.
Когда нашёл обрез, начал тренироваться, представляя, что стреляю из разных положений, быстро разворачиваюсь... и снова выстрел.
Видел как-то в кино, как один американец стрелял из пистолетов.
Круто, конечно. Но у него патронов, как у дурака махорки. Мне же приходилось имитировать. Также тренировался быстро перезаряжать обрез. Это не калаш на тридцать патронов. Тут их всего два. И надо всё делать быстро.
Со временем у меня стало получаться неплохо, так что уверенности у меня хватало. Если кого-то замечу, буду валить, как Робокоп.
Кофе, кофе... Казалось, у меня выскочит из груди сердце.
И кошусь на вход.
До утра я спать не буду. А все дружно дрыхнут.
А спать всё равно ужасно хочется! И силы покидают. Да и не удивительно. Отмахать столько с рюкзаком. Ещё когда поешь, резко наваливается тяжесть или усталость.
Изнеможение нахлынуло волной, моргаю уже медленно.
Надо... было... не... есть...
Опять!
Боль, это понятно. Но когда с силой разлепил тяжёлые веки, опять передо мной та же рожа! Мерзкая и забирает мою жизнь.
Руки как распяты, и я знаю почему.
Где там мой костёр? Ноги еле слушаются, но я загребаю ними в ужасе в сторону.
Жар опалил ногу, но я не смог закричать.
Я лишь успел осознать, что проваливаюсь в бездну...
— Дэн, подъём! — предо мной тот же патлатый Боня. Та же дорога и кривые ветки дерева, искажённые радиацией.
Кинул взгляд на рюкзак и обрез.
Фонарик на стволы не примотан.
Ясно, по ходу что-то случилось в первый раз интересное. И у меня теперь день сурка, вернее вечер.
Солнце скоро коснётся горизонта. И скоро мы опять будем в Жорнировке. И снова будем готовиться ко сну.
Кир с Нориком также накидывают рюкзаки.
— Слушайте, — я поднялся, подхватив обрез. — В Жорнировке нас ждёт смерть. Нам надо валить отсюда, пока не поздно.
— Дэн, ты совсем? — Боня с опаской сделал несколько шагов назад.
— Я уже третий раз туда иду! Мы приходим, устраиваемся в школе и засыпаем. А потом приходят эти твари.
— Дэнька, успокойся, — осторожно говорит Кир, приподняв ладонь.
Что-то я резко начал, надо было как-то по-другому.
— Вот ты сейчас спросишь про планы поиска, уставился я на Боню, а потом повернулся к Киру: — А ты скажешь, не гони лошадей.
— Да не собираюсь я про лошадей говорить, с чего ты взял?
Всё понятно с вами... — обвёл всех взглядом. Смотрят на меня с опаской.
Надо было не спешить. Мне никто не верит. Но я проснулся в таком шоке, что выпалил это сразу.
— Ну что, пошли? — Боня выглядел растерянным.
Он вперёд, все за ним.
Я не двигался, взглянул на лежащий рюкзак.
Жизнь превратилась в бесконечную петлю, вынуждая переживать одни и те же события снова и снова.
Теперь нужно было определить источник проблемы и найти способ разорвать этот цикл.
Надо валить отсюда подальше. И побыстрее!
— Боня! Я домой! — сказал я вслед уходящим спутникам. — Я вам дал шанс, вы отказались!
— Добро! Мы уже тут как-нибудь сами! — Кир отмахнулся рукой.
Понятно, теперь они хотят от меня уйти подальше. Шутка ли, что у меня там в голове перетряхнулось. Боятся... Я же с обрезом. Они теперь спокойней себя будут чувствовать без меня.
Я быстро вытряхнул содержимое рюкзака на траву. Всё тяжёлое за борт. Оставил только дождевик, лёгкую еду, пару литров воды. Тушёнка и крупы с колбасой остались на куче. Мне надо пройти чуть больше двадцати километров, чтобы добраться до машины. И чем быстрее, тем лучше.
Приторочив обрез к рюкзаку, закинул его на плечи и, нервно закурив сигарету, двинулся в обратный путь.
Спутников уже не видно, я остался один.
Когда шли сюда, лес казался унылым. Но сейчас он меня встречает враждебно.
Корявые ветви покачиваются от лёгкого ветра. Сухие листья зловеще шуршат.
Ускоряю темп, стараясь оставить позади страшные картины прошлых событий.
Друзья сами сделали выбор. Я туда больше не пойду. Думал, что второй раз не переживу этого ужаса.
Пережил... Но при третьем я точно сойду с ума.
Ладно, прорвусь.
Впереди перебегают дорогу две косули. Остановились, посмотрели на меня с любопытством и исчезли в лесу.
Дикие места. Звери здесь уже не боятся человека. Зато я шарахаюсь от каждого куста.
Солнце уже наполовину скрылось за горизонт. Скоро стемнеет.
Устроив привал, я перекурил. Затем примотал фонарик к обрезу, как и в прошлый вечер. Ночевать я буду уже дома. Запасённых батареек хватит до рассвета, так что никаких ночёвок.
Кофе я потребил сухим прямо из пакета, запил водой. Сейчас мне не до комфорта. Но действует он точно также.
Вперёд, опять шуршать листьями и всматриваться в сгущающиеся тени в лесу.
Дорога и лес кажутся бесконечными. Сумрак сгущается стремительно, будто невидимая рука стирает краски дневного света, оставляя лишь серые и черные пятна теней между деревьями.
Включённый фонарь успокаивает нервы в купе с весом обреза.
Началось... Темнота.
Сердце бухает в груди от быстрой ходьбы и кофеина. Фонарь едва пробивает густоту тьмы впереди, отбрасывая неровные круги света на землю и стволы деревьев. Каждый шорох заставляет сердце замирать, каждое движение тени вызывает лёгкую панику. Мысли мечутся, воображение рисует мерзких потусторонних тварей, увиденных мной в моём же ужасе. А они потусторонние, это точно. Никакой инопланетянин не будет выглядеть так мерзко и бредово.
Как-то в команде было спокойней, а одному что-то жутковато.
Страх нарастает постепенно, заполняя грудь тяжелым грузом тревоги. Кажется, что каждый вдох дается тяжелее, воздух становится вязким и душным. Мышцы начинают дрожать от напряжения, ноги становятся ватными, тело теряет силу. Усталость накрывает волнами, заставляя останавливаться чаще и дольше, чтобы перевести дух.
Глаза болят от постоянного всматривания во мглу, стараясь разглядеть малейшее движение, любое изменение формы теней. В них будто сыпнули песка. Тени мелькают повсюду, кажутся живыми.
Силы начинают покидать, веки тяжелеют, сознание мутнеет.
Достав на ходу кофе, засыпался ним, затем запил водой, не останавливаясь.
Сигарета в зубы и вперёд, не останавливаться.
По ходу на меня опять воздействуют. Что-то резко меня стало клонить в сон.
Справа под деревьями заметил свечение, выключил на секунду фонарь.
Перед глазами возникло нечто невероятное и одновременно пугающее. Прямо посреди леса возникла пульсирующая сфера синего цвета, переливающаяся загадочным светом.
И она была метрах в семи от меня.
Вокруг сферы деревья рядом выглядели странно и жутко: листья казались красными, будто пропитаны кровью, ветви искривились в причудливые формы, похожие на когти фантастического существа. Вся эта картина напоминала неземной пейзаж из кошмарного сна.
Аромат вечерней свежести исчез, заменённый запахом озона и затхлой сырости, навевающей тревожность и неуверенность.
Надо уходить подальше от этого странного места.
Кофе не помогало. Я пытался размышлять на ходу, но мысли путались. Единственное, что я понял — эта штука скорее всего появилась из-за того, что мы здесь прошли.
А значит... Эти твари за нами следили ещё отсюда. Судя по моему резкому бессилию, они таки идут за мной!
Сон наползает мягкой и коварной волной, манит забыть обо всех опасностях, погрузившись в сладкую дрему. Но разум отчаянно сопротивляется, понимая, что именно сейчас наступил решающий момент: заснуть значит погибнуть.
Они где-то рядом.
Сердце бешено колотилось, адреналин хлестнул в кровь, подбодрив потускневшее сознание.
Метающийся из стороны в сторону луч фонаря высветил что-то серое у дерева невдалеке. Я уловил движение.
По телу прошла неприятная волна, кожа сразу покрылась мурашами.
С воплем я кинулся к этому дереву, забегая со стороны. Свет фонаря плясал вдоль древесных стволов. И тут увидел тварь: серое мерзкое зомби, но не человек. Оно смотрело на свет фонаря большими глазами, вперив в него точки зрачков. При этом издавало вибрирующие звуки, а вытянутые вперёд длинные пальцы тоже вибрировали.
С радостью нажал на оба спусковых крючка. Выстрелы грохнули почти одновременно. Тварь встряхнуло от двойной картечи, попавшей в грудь.
— Аха! — подскочив, толкнул ногой серое тело.
Первый готов! Значит можно из перебить.
Зрение начало двоиться, реальность поплыла. Пот струился по моему лицу, холодная испарина покрывала кожу. Руки стали слабеть.
С трудом вышел на дорогу, светя фонарём вокруг. Мысли путались, ноги отказывались идти. Сознание проваливалось в тёмную бездну.
Через силу достав пакет с кофе, я понял, что медленно падаю...
— Дэн, вставай!
Разлепляю веки, они будто приклеены друг к другу. Нервы вообще не в порядке. Каждый звук раздражает.
— Опять? — передо мной тот же рыжий Боня и та же дорога.
— С тобой всё нормально? — у Бони тревога в голосе.
— Да нормально! — взглянул на обрез: фонарик не примотан, — просто сегодня будет четвёртая серия.
— Не понял! — лицо Бони выражало недоумение.
— Пошли, нам ведь в Жорнировке до темноты надо обустроиться в школе! — я встал, достал сигареты, нервно закурил.
— А чего в школе? — удивлённо спросил Кир.
— А где ещё тебе Норик расскажет, как у него дома весь класс сына порнуху смотрел?
— А откуда ты знаешь? — Норик выглядел растерянно. — Ты ясновидящий, что ли?
— Ванга почти! — я накинул рюкзак, решительно взял обрез.
— Ты чего злой такой? — с тревогой спросил Боня.
— Сон плохой приснился!
Мы опять двигались в том же порядке: друзья впереди, а я отстал и размышлял, что мне делать. Сбежать после пробуждения прошлый раз не получилось. Теперь понятно, что без разницы куда идти: хоть домой, хоть в Жорнировку. Мы уже на крючке, с которого спрыгнуть ох как непросто.
Что бы я ни говорил, никто из друзей мне не поверит. Поэтому нужно действовать самому. Попытаться сохранить всех. В худшем случае себя. Но это нужно срочно прекратить, потому что когда-нибудь эти витки закончатся. И будет плохо, если не в мою пользу.
Целеустремлённо смотря вперёд, я усиленно размышлял. Эти твари имеют способность создавать мощные вибрации, воздействуя на мозг жертвы. Они погружают в состояние беспомощности и глубокого сна.
Последний раз я не проснулся, когда меня убили. Но я всё равно проснулся. Если я их одолею, то проснусь не на дороге, а в Жорнировке, прекращу этот адский круг. А если нет, то это может продолжаться вечно.
Единственный вариант прекратить это, сделать так, чтобы я проснулся, когда твари будут вблизи. Но как это сделать?
Показались первые дома Жорнировки, а я так ничего и не придумал.
— А где мы заночуем? — спросил Норик.
— Есть тут домик, мы в нём полгода назад тусовались, — как всегда ответил Кир.
— Стойте! — требовательно сказал я.
— Чего? — Боня обернулся первый.
— Вот ты сейчас хотел сказать, что надо ночевать в здании, где нас не обнаружат в случае проверки, а не в домах. И мы туда должны пойти. А потом на нас нападут. Я всё знаю наперёд! Норик! Я же тебе рассказал про видик?
— И что ты предлагаешь? Чтобы мы тебе поверили? — озадаченно спросил Боня.
— Если хотите жить, то нужно сделать тварям какую-нибудь ловушку. Пока я ещё не придумал, какую именно. Нужно обследовать все здания и потом решить, где будет безопасней переночевать.
— Хорошо, — как-то легко согласился Кир. — Ты обследуй школу, раз уж ты за неё заговорил, а мы остальные дома и лесопилку. Возле школы и встретимся. У входа.
— Тогда погнали, — я двинулся по знакомому маршруту.
Сейчас нельзя терять ни минуты, нужно подготовиться до темноты. И нужно думать, как мы можем этих мерзотников победить.
Школа — серый призрак прошлого. Окна давно выбиты, зияют чернотой пустых глазниц, двери сорваны, остались лишь косяки, покрытые мхом и паутиной. Природа взяла своё — сквозь трещины фундамента пробились молодые побеги деревьев, ветви кустарников цепляются за стены, словно руки, тянущиеся из-под земли.
Дверной проем зарос травой, порог устлан осколками стекла, скрипящими под ногами. Под тяжестью шагов раздавался неприятный хруст, будто кто-то следил за каждым моим движением. Запустение чувствовалось повсюду — пол покрыт слоем пыли, обломков штукатурки и строительного мусора.
Коридоры длинные, тёмные, пропахшие плесенью. Пустые бутылки, разбросанные здесь и там, сверкают отблесками света, проникающего сквозь проёмы. Несколько старых, истлевших журналов лежат посреди пола, страницы порваны ветром и временем, превратились в жалкое подобие некогда ярких иллюстраций.
Просмотрел классы — места детских надежд и мечтаний, ставшие теперь кладбищем воспоминаний. Они пусты, лишены мебели, стены покрылись мелкими трещинами.
Странное чувство тревоги начало охватывать меня, казалось, что пространство вокруг сжимается, стены дышат зловещей тишиной.
Это сумрак коридора так действует на меня. Но единственное место, которое я пока выбрал для обороны, это именно тупиковый коридор. Тут есть окно, но твари на второй этаж не должны достать. Его придётся занавесить, чтобы был полный мрак. Хотя в этом коридоре нельзя разводить костёр, зато защита с трёх сторон обеспечена. Осталось ещё придумать, как защитить проходную сторону.
Выглянув в окно, я обомлел — солнце через полчаса коснётся горизонта. А потом оно прячется быстро.
Нужно спешить...
Оставив рюкзак внутри, я выбрался из пыльного здания наружу, жадно вдохнув свежий воздух полной грудью.
Крыльцо пустынно. Там, где мои друзья обещали собраться, стояла полная тишина.
— Пацаны! — крикнул я вдоль улицы.
А в ответ тишина...
Быстро я рванул к домам. Шёл вдоль улицы поселка, мимо покосившихся одноэтажных домов. Несмотря на запущенность, дома выглядели лучше школы — фасады местами облупленные, окна грязные, кое-где потрескавшиеся рамы. Но атмосфера оставалась тяжелой, потому что у меня в душе царило смятение.
Многие ворота были широко открыты, приглашая войти, но ни одна душа не нарушала спокойствия улиц. Ни звуков человеческих шагов, ни разговоров. Только сухая трава шелестела да редкие птицы тихо щебетали вдали.
Нервно закурив, присел на старую деревянную скамейку под забором, уставший и растерянный. Мой взгляд блуждал по улицам, ища признаки жизни, но всё оставалось таким же мертвым и неподвижным. Друзья покинули меня, бросив в этом странном месте, полном моего ужаса.
Сердце сжалось от чувства предательства, мысль о том, что остался один, пугала. Внутри нарастало неприятное ощущение — что-то пошло не так, совершенно не так.
Надо было разговаривать с ними по-другому. Но ещё на одну серию я не соглашусь. И ведь её может и не быть.
Это их выбор. Испугались, что у меня крыша съехала. В добрый путь. Хотя... Я видел, как жизнь забирали только из меня. Но не думаю, что их постигнет другая участь. Неизвестно, на что эти мерзотники способны, какие у них есть чувства. К примеру овчарка берёт след через двенадцать часов легко. Есть ещё и другие способы выслеживания.
Сквозняк проникал под одежду, холодя вспотевшую кожу.
Нет времени. Закурив очередную сигарету, я встал. В голове созрел план действий.
Я уже знал, что делать. Только для этого надо найти нужные мне вещи и смастерить всё до темноты.
Отправился обшаривать дома, в поисках необходимых инструментов. Прежде всего проверял кладовки и сараи, зная, что именно там обычно хранят полезные вещи.
Первый дом оказался пустым, второй содержал лишь ржавый металлолом, третий — кучку бесполезных вещей. Наконец, в четвертом доме нашел инструменты, необходимые для своего спасительного плана: острую пилу, тяжелый топор и деревянный бочонок с аккуратно упакованными гвоздями, плотно замотанными в специальную бумагу, смазанную солидолом.
Спешно осмотрев еще пару строений, обнаружил моток старой, но прочной бечевки. Она была тонкой, но упругой, и интуитивно понятно, что ее прочности хватит для моей задумки. Выбрал для занавески старое пальто. Собрав найденные предметы в холщовый мешок, выбрался во двор. Смотал самодельный ремень с патронташа, и присоединив к обрезу, закинул его за спину.
Солнце уже пряталось за горизонт, дразня меня лишь малиновым краешком.
Я шёл к школе. На плече покачивались две длинных жерди, в левой руке мешок с инструментом, а за спиной болтался обрез — единственный друг, который не сбежит.
Надеюсь, я выбрал правильный вариант борьбы за свою жизнь. Какую бы я ни сделал ловушку, мерзотников минимум трое. Ловушка может повредить только одного. И я проиграю.
Поэтому я решил сделать себе будильник. А с тварями будет разбираться мой обрез.
Внезапно навалилась усталость, веки стали сползать сами собой. Перед глазами мелькали образы мерзотников, прячущихся за кустами и деревьями.
Не буду я за вами бегать. Сами придёте. Если у меня к тому времени крышу не сорвёт, будете очень удивлены, на что способны люди.
В коридоре школы уже сумрак. Включив фонарик, примостил его в тупике коридора так, чтобы он всё освещал, но не слепил.
Первым делом заправился кофе с водой.
Не теряя времени выломал три доски, набив в них гвоздей, чтобы торчали острия с одной стороны.
Это для стоп врагов.
Я спешил, это даже бодрило.
Набил гвозди как мне нужно на жерди, один загнул, чтобы не стягивалась верёвка на сторону. Расклинив жерди между потолком и полом, я притащил несколько рам парт, сделав небольшую баррикаду перед местом, где я буду спать.
А спать я буду! Хоть мне от этого и жутко. Я уже сейчас слышу воздействие.
Через время, без сил, я отошёл от готовой ловушки. Всё сделанное стоило многих усилий, благодаря потреблённому чрезмерно кофе, от которого мотор метался в груди. Страх стимулировал мозг не хуже кофеина. Но всё равно я держался чисто на волевых.
Сел, облокотившись спиной, на тупиковую стену. Протянул ноги. Над ними труба, одним концом на полу, а второй подвешен как можно выше. Ещё привязал на неё кирпич, чтобы при падении трубы удар по костям голени был больнее. Через подвес верёвка тянется к ловушке, где на гвоздях растянулись нити сантиметров двадцать друг от друга. Как только их тронут, они дружно начнут слетать. И труба должна меня разбудить.
Должна.
Других вариантов нет.
Глаза слипались, но я успел примотать фонарик к стволам. Теперь нужно его выключить, чтобы был полный мрак. Несколько раз потренировавшись быстро включать фонарик, настраивал этим себя на автопилот при пробуждении.
Всё, пришло время.
Выплюнув в сторону окурок, выключил свет.
Непроглядный мрак, лишь алеющий отсвет окурка напоминает о том, что есть жизнь. Лишь он не даёт впасть в панику.
Но жизнь есть, и над моими ногами висит труба с кирпичом.
Будет больно.
Глаза открыты, окурок почти гаснет...
— Ааа! — боль и темнота.
Но орал я, будто шёл в атаку.
Мозг не подвёл, он хорошо сохраняет себя.
Фонарик, фонарик. Нащупав кнопку, нажал её, уже стоя на ужасно болевших ногах.
Один мерзотник тоже орал гортанным голосом задержавшись ступнями на торчащих из досок гвоздях. Второй сбоку уже в двух метрах, упёрся в парты. Руки вытянуты, вибрирующие пальцы направлены на меня. Мерзкие рожи при свете фонаря сейчас ужасны.
Бабах!
Два выстрела почти одновременно. Отдача больно стукнула по рёбрам прикладом. В закрытом пространстве удар воздуха по перепонкам окончательно меня разбудил.
Ближний мерзотник падает тяжёлым мешком, а второй орёт от боли и направляет на меня руки.
— Ааа! — подхватив топор, перепрыгиваю через баррикаду.
Череп у мерзотников слабый. Топор почти разрубил голову напополам.
Я стоял над двумя поверженными врагами, еле освещённый валяющимся фонарём на брошенном обрезе. Ноги болели, ужасно.
Где-то ещё третий.
Тяжесть не покидала тело, в висках стучали молотками маленькие кузнецы. И несмотря на боль, постепенно наваливалась дремота, будто на тебя сыплют песок. Его всё больше, и ты начинаешь задыхаться под тяжестью.
Интуитивно понимаю, что растянуть заново будильник я не успею, вырублюсь быстрее. У меня только один выход: бежать отсюда налегке с обрезом.
Вернувшись к лёжке, подхватил обрез.
Перезарядка.
По-быстрому выбрался из коридора. Освещая все закутки, бегом выбрался из здания, шурша стеклом на ступенях.
Меня встретила ночная тишина и звёздное покрывало неба.
Выскочив на дорогу, я побежал вправо, двигая стопы к дому.
Мой расчёт такой: если я буду быстро бежать, на меня не смогут так воздействовать, или этой твари придётся бежать за мной. Тем более разгорячённое тело сложнее усыпить.
Воздух прохладный и свежий, наполненный запахами осени.
Мне стало легче. Если поначалу было тяжело вдыхать, то сейчас лёгкие заполнялись на всю. Сознание прояснилось.
До моей старой копейки всего-то ходу налегке часов пять, если не меньше. Но я не спортсмен. Уже минут через десять маленько сдох, перешёл на быстрый шаг. Сердце бухало, словно маленький барабан. Тем более бежал чисто на волевых, усталость от воздействия была адская.
Сейчас я себя загоню, потом свалюсь и засну...
Я пошёл не спеша, лёгкие добирали кислородный долг.
Запасные батарейки остались в рюкзаке, я не успею до рассвета уйти. В темноте меня мерзотник уделает. Я устану и вырублюсь.
Отдышавшись, остановился.
Закурив, нервно пускал дым в небо.
— Хорошо! Я сыграю в твою игру! — развернувшись, я не спеша направился назад к посёлку.
Мне нужны батарейки. И мы будем играть.
Он где-то здесь. Затаился за каким-нибудь кустом.
Когда его друзья погибли, пытаясь взять меня нахрапом, он усвоил урок. Теперь будет очень осторожен.
Свет фонаря больше не плясал по кустам, я контролировал лишь дорогу. Ждал, когда что-то сбоку или сзади проявится. Тогда я эту сволочь поймаю.
Но здесь два охотника — он ловит меня.
Неосвещённый зловещий лес нависает тёмной, давящей массой. Вокруг гробовая тишина. Ни ветерка, ни сверчков. Лишь только мои лёгкие шаги. Они всё становятся медленнее, я иду всё тише и постепенно угасаю.
В глазах двоилось, всё плыло. Хоть мерзотник и остался один, а всё равно силён мерзавец. Кофе пить больше нельзя, сердце уже трепыхалось испуганной птицей, словно давало сбои.
Я пошёл ещё медленнее, ноги стали ватными и непослушными. Наконец колени подогнулись, и я безвольно опустился прямо на асфальт. Воздействие было очень сильным, оно буквально вырубало меня, сознание плавало в густом тумане.
В голове появилась безумная идея — прострелить себе руку. Это бы наверняка встряхнуло меня, но последствия могли оказаться катастрофическими: больничка сюда не приедет.
Вместо этого положил обрез перед собой и правой рукой обхватил мизинец.
Сейчас я его сломаю...
Рванул резко, едва сдерживая стон. Раздался отвратительный хруст, но эта экзекуция мгновенно всколыхнула моё тело.
Странное ощущение появилось одновременно — казалось, воздействие исходило именно справа. Тончайшие волны проникали в мой мозг, вызывая неприятное чувство холода именно с той стороны.
Я прилёг, скорчился калачиком лицом в сторону воздействия, подтянув под себя оружие. Глаза сами собой закрылись, пальцы инстинктивно сжались вокруг среднего пальца другой руки.
Если закрою с задержкой глаза, сломаю второй.
И вдруг... всего в десяти метрах от меня неожиданно еле уловимо затрепыхался куст!
— Попался! — резко сев, направил обрез на куст. С остервенением нажал оба спусковых крючка.
Вместе с грохотом встрепенулась листва. В мозг будто ударил разряд электричества, в глазах сваркой вспыхнуло, оставив большое тёмное пятно.
Я будто проснулся после ужасного сна. Про палец молчу, а вот ноги в голени болели остро и мерзко. Руки дрожали, мысли метались.
Вскочив, мигом оказался у куста. За ним валялся серый мерзотник, раскинув руки, будто собирался взлетать. Но с развороченной картечью грудью он никуда не полетит. Морда тоже пострадала, по ней ползли тонкие струйки крови.
— Ну что, поиграл? — зло спросил я, толкнув труп ногой.
Нервно выкурив сигарету над ним, уже знал, что буду делать дальше.
Достав нож, отрезал мерзотнику голову. Сняв намотанный ремень с обреза, продырявил ножом нижнюю челюсть. Продев ремень в мерзкую пасть, соединил ремень.
Получилась голова на кукане, словно пойманная рыба.
Трофей надо подкинуть дома ментам. Пусть в этой зоне ФСБ разбирается. Неизвестно, что там с моей группой, возможно, они и живы.
Я это скоро узнаю.
Закинув мерзкую голову за плечо, вышел на дорогу. Тело било, будто в ознобе. Лес уже не казался таким враждебным, будто его накрыли покрывалом спокойствия.
Я иду домой...
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|