|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Звякнул колокольчик на входной двери. Я вскинула голову с улыбкой:
— Добрый де...
И слова приветствия замерзли у меня на губах... вернее будет сказать, засохли, потому что мгновенно пересохло во рту.
На фоне белой открытой двери стоял человек в черном. Внимательно осматривал помещение аптеки. Взгляд темных глаз задержался на мне не дольше, чем на других предметах интерьера: я не представляла для него никакой опасности. Шагнул — вернее будет сказать, скользнул — вперед, шелковая черная ткань просторной одежды взлетела крылом то ли из-за его стремительного движения, то ли из-за сквозняка из открытой двери. Просто черный ангел. Ангел инквизиции. Дивный оксюморон...
Дьякон Иеремия, личный телохранитель матери Агнессы, а если проще — дипломированный убийца — быстро обследовал помещение, заглянул в провизорскую, сбежал по лестнице в цокольный этаж, где находятся склад и жилые комнаты. Судя по тому, что телевизор как ревел, так и ревет, дети его не заметили. Иеремия взлетел обратно по лестнице, бесшумно пересек зал и повернул ручку двери. Я отлепилась от прилавка, спеша навстречу шустрому, одетому во все белое, колобку, вкатившемуся в аптеку.
— Матушка Агнесса! — склонилась к протянутой руке, коснувшись губами перстня: индикатор мгновенно оценил мой уровень, колебания потенциала, потери в течение предыдущих суток — и передал данные своей владелице. Розовые губы Агнессы сложились в улыбку, и я с облегчением выдохнула: визит Инквизиции всегда чреват неожиданностью, а милость ее так ненадежна... — Очень рада!
Агнесс погрозила пухлым пальчиком:
— Сколько раз тебе говорить — не перебарщивай в демонстрации верноподданнических чувств!
Я невольно улыбнулась.
— Как скажете, матушка Агнесс... Не хотите ли чаю?
Матушка захлопала в ладоши:
— Твоего прекрасного чаю, моя милая! Какой же идиот от него откажется?
Я покосилась на ее телохранителя:
— Находятся и такие...
Иеремия стоял за спиной патронессы, сложив на животе руки: высокий ясный лоб, черные густые, чуть поднятые к вискам брови, волосы льются смоляной рекой вдоль четко вылепленных скул, очи долу — хоть икону с него пиши! Но внешнее благолепие дьякона обманчиво; все помнят, как в прошлом году он в одиночку разметал неудавшихся убийц Агнессы. Да и на ухоженных, с мужским маникюром, руках поблескивает пара полированных металлических перстней-индикаторов: признак спецслужб Инквизиции...
Загудели ступени — к нам поднимался Антон.
— Марийка, а где... — не дойдя до верха, он остановился, уставившись поверх перил на нежданных и незваных посетителей круглыми блестящими глазами: — Ну ни хрена себе!
— Это матушка Агнесс и ее... сопровождающий, — поправила я. — А вовсе не какие-то 'ни хрена себе'!
Мельком взглянула на 'сопровождающего'. У Иеремии смеялись глаза. А ведь у прежних телохранителей Агнессы отсутствовало чувство юмора. Напрочь.
— Поздоровайся!
— Здрасс... те.
— Добрый день, юноша, — Агнесса благоволит к симпатичным молодым людям. Особенно, если те начисто лишены потенциала. — Вы что-то хотели спросить у Мариам?
— А... да. Когда жрать-то будем?
Я сладко улыбнулась:
— Когда сваришь. Мы же договаривались о распределении обязанностей, помнишь?
— У, — сказал мой вечно голодный племянник. — Ну ладно.
И с топотом понесся по дрожащим ступеням вниз.
— Родственник?
— Племянник, — я поспешила добавить: — по брату.
Всем известно, что способности передаются исключительно по женской линии.
— Очень похож.
Антон вымахал с коломенскую версту, говорит густым баритоном — а губы все еще пельменями, круглые глаза по-щенячьи любопытны и шалы... В зеркале я вижу совсем иное отражение. Цветные линзы придают моим глазам зеленый цвет — по статусу положено. Русые волосы всегда гладко уложены, на остром носу — круглые очки. Рот, правда, тоже полногубый, но крепко сжат и озабочен. Аптечная униформа приятного неброского голубо-зеленого цвета. При одном взгляде на меня становится понятно: я — разумная, практичная и умеренная во всех отношениях женщина.
Хотя... разумная и умеренная ведьма — оксюморон тоже тот еще.
Я не стала вешать табличку 'закрыто': не в моих привычках терять деньги. Расположились прямо в зале. Посетительницы часто любят посиживать за этим уютным столиком, пробуя различные тонизирующие или успокаивающие напитки. Последний мне сейчас, ох, как бы пригодился! Пришла беда — отворяй ворота. Пришла Инквизиция — выноси тело...
Агнесс потирала руки, с предвкушением разглядывая розетки, полные прозрачного меда разных оттенков янтаря.
— Ах, Мариам, как все красиво и как вкусно!
— И как здорово! — подхватила я. — В моей аптеке...
— Знаю-знаю: 'только экологически чистая продукция, натуральные компоненты, дары природы'... Какой дивный аромат!
Я поставила все-таки три чашки, хотя и не сомневалась, что телохранитель к угощению не прикоснется. К моему изумлению, Иеремия тоже плеснул себе золотисто-коричневого чая. Поднес к лицу, внимательно изучая цвет и аромат; глотнул, покатал на языке, точно ценитель дорогого вина... Говорят, им каким-то образом стимулируют вкусовые рецепторы, чтобы могли определять яды и неизвестные, возможно, опасные компоненты.
Я сказала недовольно:
— Господин дьякон, я ведь и себе из того же чайника наливаю!
Иеремия сделал последний глоток. Он так редко подает голос, что я каждый раз забываю, какой он у него низкий.
— А вдруг вы решили покончить жизнь самоубийством, госпожа аптекарша?
Агнесс звонко рассмеялась, похлопала меня по руке мягкой ладонью.
— Не обижайся на него, моя милая! Такая уж у Иеремии работа!
Внешность матери Агнесс располагает к уютной доверительной болтовне: пухленькая бабушка с белыми завитыми кудряшками, выбивающимися из-под чепца; голубые глазки поблескивают за круглыми очками в золотой оправе. Просто фея без крылышек из какой-то детской сказки. Конечно, если забыть, что милая старушка — одна из трех самых главных людей в Инквизиции. Я не забывала.
Да еще этот ее телохранитель!
Иеремия стоял поодаль, ни взглядом, ни жестом не участвуя в разговоре, но казалось, что он просто нависает надо мной, давит — одним своим присутствием. Просторная светлая аптека стала слишком тесной и душной, словно он заполнил ее целиком. Да еще я постоянно чувствовала его взгляд, хотя, сколько бы не вскидывала глаза, дьякон неизменно смотрел либо в пол, либо в окно, следя за прохожими.
— Так вот, Мариам, для чего мы к тебе наведались... — Агнесс, наконец, отставила чашку, и я обратилась в слух.
Звякнул колокольчик. Я только еще оборачивалась, а дьякон уже очутился у входа, придерживая дверь.
Я мысленно застонала: ну до чего ж не вовремя!
Татьяна стояла на пороге, не решаясь ни войти, ни выйти. Со стороны казалось, что они с дьяконом играют в перетягивание двери; только лицо Иеремии по-прежнему было невозмутимым, а у Татьяны даже пот выступил над побелевшими губами. Да заходи же, идиотка!
— Подойди ко мне, дитя мое! — словно услышала мои метавшиеся мысли Агнесс.
Татьяна, наконец, отцепилась от дверной ручки и подошла на негнущихся ногах к столу. Неловко присела, бормоча приветствие, и коснулась губами перстня. Вошедшая за ней девочка разглядывала всех любопытно посверкивающими голубыми глазенками: не научилась еще бояться.
— Твое имя?
— Татьяна... Лиховец. Гадалка. Третий уровень, матушка...
Она никогда не сталкивалась с Агнесс, но сознавала, что перед ней явно не рядовой состав инквизиции. В глазах Татьяны по-прежнему метался ужас.
— Опять привела ко мне Малушу? — с нажимом спросила я.
Гадалка все косила, как испуганная лошадь, на маячившего рядом дьякона, но кажется, начала приходить в себя. Пробормотала:
— Я... да... пусть она у тебя побудет...
— Как обычно, до вечера?
— Да-да...
— Малуша, пойди вниз, поиграй с детками!
Белобрысые косички едва успели за своей стремительной хозяйкой. Татьяна пятилась к выходу: Агнесс наблюдала за ней с благожелательным любопытством, Иеремия — равнодушно.
— До свидания...
Кинув последний затравленный взгляд на дьякона, Татьяна наконец скрылась в дверях. Агнесс с интересом посмотрела на меня.
— Дети?
Я пожала плечами.
— Подростки подрабатывают в аптеке в 'высокие часы'. А детишек мне время от времени подкидывают знакомые, когда оставить не с кем. У Лиховец гадательный салон чуть дальше по улице... Итак, матушка, вы собирались рассказать мне о цели вашего визита. Еще чаю?
— Да, спасибо, милая.
— А вам, господин дьякон? — сладенько предложила я.
Иеремия в этот раз не удостоил меня ни ответом, ни взглядом. Слава всевышнему! Я сделала глоток, и в этот момент Агнесс сказала:
— По нашим сведениям, в городе появился Словесник.
Не знаю, какой от меня ожидали реакции, но от неожиданности я поперхнулась и жестоко закашлялась — до слез, чуть ли не до рвоты... Когда, наконец, пришла в себя, вытерла салфеткой горевшее лицо и спросила севшим голосом:
— Вы уверены?
Вопрос был таким же излишним, как и переспрос: 'что вы сказали?'
— Ты ничего об этом не знаешь, Мариам?
— Мне... нечего сказать вам, матушка Агнесс.
— Зато мне есть, что сказать! — Агнесс подалась вперед, упершись округлым подбородком в сомкнутые замком руки. Глаза ее сейчас потеряли обычные мягкость и лукавство и стали колючими, немигающими — глаза змеи, наметившей жертву. — Если кто-либо что-либо знает о Словеснике и передаст нам эти сведения, то он (она) получит индульгенцию до конца дней своих...
Ох! А долгими ли будут эти дни?
— Передай ковену, — впервые Агнесс говорила так откровенно, без экивоков, — что и в его интересах побыстрее передать Словесника к нам в руки. Колдун, одним словом своим заставляющий делать человека то, что противно его природе, разуму и божественному замыслу...
— Да это же признак любого успешного политика! Не пробовали поискать среди них?
— Оставь свои шутки, Мариам!
День, когда я перестану шутить — пусть и не всегда мои шутки вызывают смех — станет последним днем нашего мира. Иначе на чем ему еще держаться?
— Я очень серьезна, матушка Агнесс. Есть ли признаки, по которым можно узнать Словесника?
— Нет. Он может быть любого пола и возраста, вероисповедания и национальности...
— То есть, он может появиться и среди инквизиторов? — вставила я с наивозможнейшей почтительностью.
— Чистота наших рядов — наша забота! Кстати, Словесник может быть и ребенком — в том числе и не проявленным. Может быть, он как раз находится здесь, внизу?
Сердце мое сжалось, но я сказала вкрадчиво, подражая иезуитскому тону матери Агнесс:
— А может быть, он находится в этой комнате?
Тишина. Агнесс слегка отклонилась назад, пытливо меня рассматривая. Кажется, я зарвалась...
— И такое возможно, — сказала она, наконец. — Словесником может стать и уже проявленная ведьма. Что напомнило мне... С завтрашнего дня выходит указ, как его там... — она поднесла ко лбу палец, демонстрируя старческую забывчивость. — В связи с... ну это мы еще сформулируем... тра-ла-ла... верховный совет рекомендует и приказывает ужесточить контроль за действиями проявленных ведьм... временно ограничить их гражданские права, как то... право на свободное передвижение с места постоянного проживания... обязует их проходить контроль каждые два дня... Что же касаемо ведьм не проявленных, а пуще того — не зарегистрированных, — Агнесс начала с кряхтением вставать, телохранитель поддержал ее под пухлый локоток, — им дается срок три дня на прохождение регистрации, иначе наказание будет суровым, по законам военного времени... конечно, я шучу, моя милая, но тюремное заключение обеспечено, так и передай...
Значит, все, что сейчас происходит в городе, решено свалить на ведьм... Не в первый раз, кстати.
— Передам, — потерянно сказала я, осмысливая все ею сказанное. И взвыла: — Каждые ДВА ДНЯ?! Матушка Агнесс! Помилуйте, да как же так!!
Агнесса залилась звонким девичьим смехом.
— Ох, моя бедная девочка! Но для тебя-то мы, конечно, сделаем исключение.
— Я вам так благодарна, матушка...
— Раз в два дня тебя будет проверять Иеремия.
Я потеряла дар речи.
Не знаю, кто из нас был поражен больше. Дьякон даже сделал шаг к патронессе, наклонил голову, заглядывая ей в лицо, словно проверяя, не шутит ли та.
— Я?!
— Он?!
— Но ваша охрана...
— Уж лучше я проторчу полдня в участке!
— С этим справится любой пристав...
— Что про меня подумают соседи? Клиенты?
Агнесс, по-прежнему смеясь, вскинула пухлые ладони:
— Тише-тише, дети мои! Иеремия, Мариам — наш лояльный осведомитель, мы не должны причинять ей неудобств больше, чем потребно для соблюдения закона. Мариам, Иеремия будет приходить сюда в штатской одежде. Больше никаких возражений?
Возражения были.
И все они были бесполезны.
Я поглядела на четкий профиль отвернувшегося к окну дьякона. На его крепких скулах ходили желваки.
Когда вновь зазвенел колокольчик, Иеремия лишь бросил взгляд на дверь, но не сдвинулся с места. Анна Камча, владелица салона красоты через дорогу напротив, замешкалась вовсе не от испуга — чего ей-то бояться? — просто оценивала размер моих неприятностей и стоит ли теперь иметь со мной дело.
— Добрый день, — сказала прохладным голосом.
Даже Иеремия слегка кивнул: неудивительно, ведь Анна была живой рекламой своего салона. Перевела на меня взгляд чудесных синих глаз.
— Могу я оставить у вас детей, Мари? У няньки выходной, а мне в налоговую, это на весь день.
— Да, конечно.
— Иван, Ивонна! Ведите себя хорошо! — Анна повернулась, пропуская в двери своих неугомонных близнецов. Эти все делали хором.
— Здра-а-асьте, Мари-ийка! А-антоха та-ам?
— Там-там...
Удивленно покачивая головой, и бормоча: 'Вот не знала, что ты так чадолюбива!' вышла Агнесс. Телохранитель придержал перед ней дверь и закрыл, не одарив меня и взглядом. Ах, бедняжка так расстроен!
— Шикарный мужик.
— А?!
— Шикарный мужик этот дьякон, говорю.
— Заберите себе, — кисло предложила я.
Анна пощелкивала клатчем. Смотрела изучающе:
— Неприятности?
Я повертела рукой в воздухе. Поморщилась.
— Комси-комса...
— Если нужна помощь, у меня есть кое-какие связи. Я ничего не обещаю, но...
— Я вам очень благодарна, Анна.
— Мне не хотелось бы лишиться такого хорошего поставщика. До вечера.
Иногда я думаю, что из Камчи получилась бы настоящая ведьма!
* * *
*
Я выглянула из провизорской на звяканье колокольчика. Лампочка над входом тускло освещала прикрывавшего дверь мужчину.
— Извините, но мы уже закрыты.
— И для меня?
— Дьякон?!
Еле различимый в полумраке аптеки Иеремия смотрел на меня, снимая перчатки. На его черных волосах блестели капли дождя.
— Не ждали?
— Признаться, уже нет, — холодно отозвалась я. Я очень надеялась, что он сумеет переубедить свою патронессу. А когда день подошел к концу, так просто возликовала. Хотя теперь придется тащиться в участок, высиживать многочасовую очередь, терпеть мелкое хамство приставов... Но все это меркнет перед огромным облегчением: не видеть лишний раз Иеремию.
Но вот не случилось. Кто же знал, что его принесет к самой ночи?
Тяни не тяни... Вздохнув, я решительно пересекла торговый зал. Остановилась перед дьяконом.
— Надеюсь, я не обязана целовать вам руку?
— А вам бы этого хотелось?
Ах, как же хочется двинуть по наглой инквизиторской физиономии! Я прошипела:
— Да делайте же свое дело, дьякон! У меня еще уйма работы!
— Я тоже не горю желанием здесь задерживаться.
Я заставила себя не уклониться, когда инквизитор поднял руку. Телесный контакт для проверки вовсе не обязателен, более-менее верный результат дает и близкое расположение объекта... то есть ведьмы... то есть меня. Но Иеремия, к сожалению, работал в контакте.
Коснулся моей щеки тыльной стороной ладони. Я ощутила холод индикатора и тепло руки, уловила запахи кожаных перчаток и ночного дождя. Прикосновение затягивалось. Я вопросительно вскинула глаза — инквизитор, отняв руку, взглянул на перстень, и вновь прижал его — чуть выше, к виску.
Не то, чтобы я чего-то опасалась...
— Что-то не так? — спросила напряженно. Иеремия смотрел не на меня — на свою руку, точно прислушивался к ощущениям. Пробормотал:
— Все так, но...
У меня упало сердце:
— Что — но?
Его рука, отведя мои распущенные волосы, легла мне на шею, чуть ниже уха. Я приоткрыла рот от изумления. Если бы он чуть двинул пальцами, это бы уже походило на любовную ласку. Но инквизиторская ладонь оставалась неподвижной. Иеремия взглянул на индикатор на левой руке — так другие смотрят на часы, засекая время. Уточнил, не поднимая глаз:
— Травница, вторая ступень, ведь так?
— Да...
Иеремия наблюдал за индикатором, я в упор смотрела на него. Брови нахмурены, косо стриженые волосы частично скрывают левую половину сосредоточенного лица. Я ожидала, что его 'штатское' будет каким-нибудь элегантным костюмом, а инквизитор явился в черной кожаной куртке, из-под которой выглядывала ослепительно белая майка, облегающая рельефную грудь и плечи. На широкой серебряной цепи — парочка амулетов, Если поднапрячься, можно понять, от чего именно защищающих, но наверняка наимощнейших. Темно-синие джинсы дорогой марки, кожаные ботинки. Передо мной стоял спортивно одетый, молодой и — скрепя сердце, я, наконец, признала это — привлекательный мужчина.
Если, конечно, забыть — кто он.
Наконец, индикатор быстро замигал синим цветом. Я не в курсе, что это означает, но Иеремия с удовлетворением кивнул. Натягивая перчатки, обвел глазами аптеку за моей спиной. Мельком взглянул на меня.
— До послезавтра.
Звякнул колокольчик. Я заперла дверь, рассматривая в темном стекле свое отражение. Озабоченное лицо, волосы падают на открытые плечи — я уже переоделась в домашнее... Машинально потирая шею — там, где ее касалась рука инквизитора, немножко покалывало и жгло, словно от горчичника — я пошла в провизорскую. Ночь обещает быть долгой, надо выпить успокоительного.
* * *
*
Я потянулась к полке с чаями, предназначенным для самых дорогих (во всех смыслах) клиентов: налоговой, санэпидстанции, пожарников и...
— Уютно.
Я взвилась в воздух, рассыпав, конечно, при этом драгоценный чайный сбор. А его, между прочим, до следующего урожая теперь не найти! Чудом удержавшись от чертыханья, я круто повернулась к двери. Там, прислонившись плечом к косяку и засунув руки подмышки, стоял дьякон Иеремия. Обводил неспешным взглядом полки, коробки, полотняные мешочки, сохнущие под потолком пучки трав этого лета... Под конец взгляд его остановился на мне.
— Весьма.
Неужели уже наступило послезавтра? Я почему-то ожидала, что он явится так же ближе к ночи. Ответила ему холодным взглядом.
— Счастлива, что вам понравилось. Вы хотели проконтролировать мою работу?
— Именно.
— Как видите, — я развела руками, демонстрируя опрокинутую жестяную коробку и неровный слой измельченной травы под ногами, — контролировать теперь нечего. Но если хотите, можете подобрать с полу. Для анализа в химлаборатории.
— Непременно.
Говорит одними наречиями. Или силовику, кроме мышц и реакции, не пристало иметь еще и развитую речь?
Я начала сметать драгоценный сбор в кучку. Взгляд Иеремии сверлил мне затылок. Не поднимая глаз, я поинтересовалась досадливо:
— Как же вы оставили свою патронессу без присмотра?
— У нее есть и другие телохранители.
Какая сложная и длинная фраза! Мои аплодисменты, дьякон!
Выпрямившись, я мрачно сдула со лба выбившуюся прядь. За спиной дьякона маячила Катеринка, делая большие глаза и безмолвные восхищенные жесты. Чуть ли не собранные вместе персты целовала, показывая, насколько посетитель... вкусный. Я грозно нахмурилась. Дьякон тут же оглянулся: мелкая паршивка с невинным видом наклеивала штрих-коды на коробки. Яркие губы ее смеялись.
— Ну что? — спросила я выжидающе. — Сейчас меня проверите?
— Заканчивайте, я не тороплюсь.
— Кажется, вас присылали не для того, чтобы контролировать каждый мой шаг? — сказала я с неприязнью.
— Пусть вам и дальше так кажется, — отозвался Иеремия. Его низкий голос прозвучал насмешливым эхом. Быстро, как в прошлый раз, вытурить его не удастся. Ну и... пес с ним!
Под неотступным взглядом дьякона я начала готовить чайный сбор заново. Двигалась медленно, не из боязни снова просыпать траву, а чтобы не радовать его своей нервозностью: вдруг он заметит дрожь моих пальцев? Щепотку того, щепотку сего, стебелек, цветок, пару сушеных ягод... Сосредоточиться никак не удавалось. Я вновь вздрогнула, услышав за спиной:
— Я думал, вы пользуетесь мерками или весами.
— Нет необходимости, я же не лекарство готовлю, а просто чай! — раздраженно отозвалась я. — И вообще, не говорите мне под руку!
Заметив краем глаза его быстрое движение, я шарахнулась в сторону. И увидела, что Иеремия задвигает подальше на полку опасно накренившуюся надо мной чугунную ступку с пестиком. Не опуская руки, глянул на меня искоса. Я заморгала. Дьякон отступил, сказав ровно:
— Не стоит благодарности.
И вернулся в зал.
Задрав голову, я оглядела ступку. Чертова Катерина! Вот пойди пойми, зачем она туда ее засунула — по девичьей рассеянности или убить меня планировала? От нас, ведьм, можно ожидать чего угодно!
Но ожидать от инквизитора помощи... Кажется, дьякон так вжился в роль телохранителя, что не может выйти из нее и в отсутствие под боком патронессы!
— Катеринка! — крикнула я. Молоденькая ведьмочка-фармацевт тут же влетела в травную, горячо зашептала мне в ухо:
— Обалденный парень, да?! Видала, какие у него бицепсы? А грудь какая широкая? И зад какой крепки-ий...
Я прервала ее увлекательную экскурсию по инквизиторскому телу. Сказала сухо, показав на ступку над своей головой:
— Катерина, какая тебе польза от моей безвременной кончины? Я ведь не включала тебя в свое завещание!
Та задрала голову, сообразила и захихикала: вот и пойди пойми, то ли специально это сделала... А то ли нарочно.
— Марийка, я пойду его чайком угощу, ты не против?
Я вспыхнула:
— Идиотка, ты что, не видела индикаторы? Это же Инквизиция!
Катеринка изобразила глазами и ртом три огорченных 'о!'. Я продолжала бушевать шепотом:
— И если он заметит, что ты пытаешься подсунуть ему любовный напиток, он тебя просто по стенке размажет!
Катеринка томно закатила глаза — зеленые, без обману.
— Лучше бы он меня размазал по постели...
Тьфу!
Фармацевт неожиданно проявила бдительность:
— А что он от тебя-то хочет?
— Средство для мужской потенции! — мстительно сказала я.
Я выдержала характер — вышла, лишь когда сбор был полностью готов. Катерина обслуживала пару клиентов, кидая поверх голов на Иеремию томные взгляды. Тот стоял у противоположной стены, заложив руки в карманы, изучал витрину с детскими товарами. Я, не удержавшись, бросила взгляд на его обтягивающие джинсы. Гм... действительно.
Обменявшись улыбками с покупателями, подошла к дьякону.
— Я готова.
Иеремия повернулся, меряя меня взглядом.
— К чему?
— К проверке.
— Я уже проверил, — сказал Иеремия. — В травной, когда вы работали.
И когда я кипела от раздражения и неприязни. Говорят, индикатор может выдавать и испытываемые объектом эмоции... Ну что ж, поделом тебе, мерзкий ты святоша!
— Тогда что вы здесь... делаете?
Иеремия повел широкими плечами.
— Отдыхаю. У вас и правда очень уютно. И тихо. Вы заметили, что именно в вашем районе практически нет беспорядков?
Еще бы. Мы стараемся.
Я попробовала его отвлечь:
— То есть, вы можете работать и без непосредственного контакта? — прекрасно, припомню ему это при следующей проверке!
— Могу. Тем более, у вас слишком стойкий парфюм, — он демонстративно принюхался к собственным пальцам. — Очень навязчивый запах... Чем вы таким душитесь?
Я слегка растерялась — я ведь вообще не использую никаких духов... Ах ты ж!.. Издевается! Странно, а ведь в компании Агнесс он казался мне лишенным всех человеческих слабостей: убить — убьет, а жилы тянуть не будет. Ну что ж, в эти игры можно играть и вдвоем...
Я показательно всполошилась.
— Ах, боже мой! Простите, я не подумала, не предусмотрела! Надо же принять экстренные меры! Катеринка, Катеринка!
— Что такое? — встревоженно отозвалась фармацевт.
— Упакуй господину Иеремии одноразовые перчатки и какое-нибудь дезинфицирующее средство! Посильнее!
— Один момент!
Я пояснила смотрящему на меня в упор Иеремии:
— А то не дай бог, подцепит еще что-нибудь от ведьмы!
Растянул губы в улыбке.
— Вы очень заботливы, Мариам. Думаете, этого будет достаточно?
— Не уверена, но попробовать все же стоит.
Подлетевшая Катерина вручила дьякону наш фирменный зеленый пакетик:
— С вас пять семьсот.
— Сколько?!
Я тоже в удивлении вскинула брови. Фармацевт шепнула мне:
— Ну, я сразу упаковала то средство, что он у тебя спрашивал...
Пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Слегка качнув головой, инквизитор, тем не менее, извлек из кармана джинсов кожаный бумажник и отсчитал деньги под нашими взглядами.
— Видимо, средство очень сильное...
— Никто не жаловался! — с жаром заверила его Катерина. — Еще и за следующей упаковкой приходили!
Видимо, я издала какой-то невнятный звук, потому что Иеремия глянул на меня подозрительно.
— До встречи.
— Доброй дороги, дьякон.
Звякнул колокольчик. Сквозь стеклянную дверь я наблюдала, как Иеремия приостановился на крыльце. Заглянул в пакет. Достал и покрутил упаковку, на мой взгляд, очень приятную и символичную: на красной дорогой бумаге был изображен корень жизни. Дьякон вчитался в аннотацию...
Нервно дернул головой, запихнул обратно в пакетик и с размаху швырнул все в мусорку. Спускаясь по ступеням и натягивая перчатки, оглянулся. Знаю, что инквизитор меня не видит, но взгляд его чуть не прожег тонированную дверь насквозь.
Я тряслась от беззвучного смеха, но умудрилась сказать спокойно:
— Катеринка, подбери, пожалуйста, пакет на крыльце. Господи Иеремия его обронил по рассеянности...
Когда Катерина вернулась с улицы, неся в отставленной руке смятый пакет, я шепнула ей:
— Можешь продать кому-нибудь по второму кругу...
Фармацевт глянула на меня укоризненно:
— И кто-то мне еще говорил, чтобы я не связывалась с Инквизицией!
* * *
*
Я шла по улице, выстраивая в голове как можно более короткий и скоростной маршрут до искомой точки. Мой 'жучок' сегодня, как назло, не завелся. Иногда я думаю, что внутри моей машины живет маленький зловредный демон, который засунули еще на заводе или в какой-нибудь автомастерской, и который поддается лишь частичному и временному укрощению...
Я не стала краситься и беспрепятственно подставляла лицо моросящему дождю. Улица еще спала, спали автомобили, уютно уткнувшиеся носами в тротуар. Я раскланялась с зевавшим зеленщиком, лениво поднимавшим ставни на окнах и дверях своей лавочки. Мне нравится раннее утро, нравится сонный город, потягивающийся, просыпающийся, еще не раздраженный и не озлобленный дневными заботами. Даже рев приближавшегося мотоцикла не сбил моего лиричного настроя — я лишь проводила вывернувшего из-за угла мотоциклиста в черном шлеме рассеянным взглядом и перешла дорогу.
Мотор за спиной стих, потом вновь заработал — но уже тихо, бархатно, приближаясь...
— Куда-то собрались?
День, когда я не испугаюсь его появления, станет поистине историческим днем в моей жизни. Я резко обернулась. Черный мотоцикл тихо остановился рядом. Иеремия снял шлем, отбросил с лица рассыпавшиеся волосы.
— Да...
— Куда именно?
— Напомните мне, чтобы я сверяла с вами свои планы и расписание! — от испуга сварливо сказала я. — А сейчас — я тороплюсь. Нельзя ли покончить с процедурой поскорее?
— Будете сверять, если понадобится, — спокойно сказал дьякон. — И отвечать на мои вопросы — тоже. Итак, куда вы отправились в такую рань?
Я смотрела на него беспомощно: чистую правду говорит, понадобится — буду. Это я так... трепыхаюсь. Хотя ведь давно уже принимала это знание, как данность, но какой-то бес в моей душе подталкивает противоречить дьякону.
— Если я скажу, что за свежевыпеченными булочками — поверите? — Я вздохнула. — Ну вот потому и не скажу...
Поглядела с тоской по сторонам: Иеремия молча ждал.
— Позвонила приятельница, нужна помощь. Мне нужно в Зареченский. Если вы уже всё, — я показала на его руки в перчатках, лежавшие на руле, — измерили, можно я пойду? Туда еще добираться и добираться.
Мотоцикл, тихо и ровно урча, словно сытый черный зверь, ехал рядом — Иеремия отталкивался ногой от мостовой, ведущей под уклон.
— Пешком? Метро закрыто. И транспорт еще практически не ходит.
Я вновь вздохнула:
— Моя машина сегодня не завелась, таксисты туда ездить отказываются... А на метле, несмотря на свой преклонный возраст, я так летать и не научилась. Так что...
— Я довезу.
Мне показалось, я ослышалась.
— Что?
— Довезу, — спокойно повторил Иеремия. — Шлем под сиденьем.
Растерянная неожиданным предложением, я глядела на дьякона, машинально заправляя за уши влажные от дождя волосы. Похоже, Иеремия не спал этой ночью — темные круги вокруг темных глаз, углубившиеся морщины у рта. С дежурства-охраны матери — и сразу ко мне?
Воспользоваться помощью Инквизиции — что может быть для ведьмы забавнее? Так и волки — то есть дьякон — будет сыты, он присмотрит за нежданной подопечной, и овцы — понятно, кто — целы...
— Держитесь крепче, — сказал дьякон. — И лучше, не стесняясь, за меня.
Я честно вцепилась в ручку, но когда на крутом повороте меня чуть не оторвало от сиденья, ухватилась за крепкие бока Иеремии. А потом и вовсе прижалась к его широкой твердой спине. Запах кожи, запах его волос... дождя...
Мы неслись по городу: утренне-призрачные дома сливались в единую линию, провалы переулков мелькали черными мазками, гаснущие фонари — размытыми пятнами...
Не знаю, за сколько бы я добралась до Зареченского на городском транспорте, но когда мы туда доехали, даже еще не до конца рассвело. Кажется, Инквизиции мотоцикл служит таким же дьявольским видом транспорта, как метла — ведьме...
На въезде в район скорость пришлось снизить: асфальт никакой, брусчатка разобрана, канализационные люки отсутствуют. Да еще кое-где поперек дороги стоят обгорелые скелеты машин. Иеремия медленно водил головой в шлеме, оглядывая обшарпанные здания с выбитыми стеклами; провалы подъездов, прикрытые покалеченными дверями. Везде — завалы мусора, едва прибитые ночным дождем...
На улицах никого. И тут отдыхают от трудов праведных...
Я постучала дьякона по спине. Здесь.
Иеремия остановил мотоцикл. Спросил, с сомнением оглядывая кирпичное, с подтеками и провалами выкрошившихся кирпичей трехэтажное здание:
— Вы уверены, что нам сюда?
— Мне сюда, — поправила я, слезая. — А вы лучше бы мотор не глушили, мало ли, может, придется очень быстро удирать.
Дьякон огляделся. Вдали маячил пошатывающийся силуэт с парой пакетов в руках — кто-то вышел уже на охоту за 'пушниной': пивными бутылками и алюминиевыми банками. Сейчас абориген стоял, глядя на нас, и явно пытался понять: не 'белочка' ли к нему явилась нынешним утром в виде дорогущего даже на вид мотоцикла...
— Ну тогда действуем быстро, — сказал Иеремия деловито. Перевесил шлем на левую руку, расстегнул кожаную куртку, повел плечами — я заморгала, увидев у него под мышкой кобуру.
— Какой этаж?
— Третий... — я пошла за ним, испытывая странное... давно забытое ощущение... защищенности? Казалось, впереди продвигается мощный ледокол, продавливающий черный лед подъезда, распугивающий его злобных обитателей. Крысы, давно и никого не опасавшиеся, и те порскали жирными тенями, скрываясь от появившегося крупного хищника в канализационных нишах и провалах перекрытий. Слава всевышнему, двуногие местные твари еще не проснулись.
Бывшее общежитие — длинный коридор с множеством запертых и отсутствующих дверей, за которым храпели, умирали и просто таились десятки загубленных человеческих жизней... И ты, Инквизитор, еще обвиняешь нас в сговоре с дьяволом? Эти-то подарили ему свои души, даже не торгуясь...
Нужная комната была в самом конце коридора — возле вонючей, наверняка засоренной общей уборной. Как ни странно, горел свет, выхватывая из темноты облезлую зеленую краску стен...
Я обогнула остановившегося на пороге дьякона.
Дверь на одной петле. Окно целое, хоть и не мытое с прошлого века. Голая пыльная лампочка. На кровати с железной сеткой (единственной в комнате мебели, не считая покосившейся тумбочки) сидит девочка и, глядя на нас огромными голубыми глазами, сосредоточенно мусолит во рту сушку. Мордашка грязная, в потеках от слез.
— Гаечка... — прошептала я. — Я тетя Мара. Ты меня помнишь?
Навряд ли помнила, но протянула руки навстречу без раздумий — вероятно, как и любому другому взрослому. Я сгребла ее вместе с линялым покрывалом. Весила девочка не больше котенка.
Один из двуногих крыс уже проснулся. Вышел из норы, перегораживая узкий коридор своим обрюзглым вонючим телом. Мы приостановились. Крыс посмотрел на меня, потом — на инквизитора. Почесал лениво брюхо. Сказал задумчиво:
— Ты это... если девкой хочешь попользоваться... мне платишь, понял?
— Понял, — согласился Иеремия и резко двинул рукой с навешанным на нее шлемом. Я поспешила с Гаечкой по освободившемуся проходу. Не стала уточнять, что так звучно хрустнуло.
Но думаю, все-таки не шлем.
Я поднялась по ступенькам лестницы и приостановилась, увидев расположившегося в кресле инквизитора. Думала, что он давно уже ушел. Да вообще о нем не вспоминала.
Утро уже наступило, жидкий свет, проникавший через тонированное зеленоватое стекло, делал мою аптеку похожей на гигантский аквариум. И на дне его дремала сильная и опасная акула — инквизитор. Чутко дремала — спросил, еще не открывая глаза:
— Как девочка?
Я вздрогнула.
— Спит.
Поднялась в зал. Не стала зажигать свет, предрабочее утро растягивала. Хотя, кажется, сегодняшнее утро наступило давным-давно. Еще вчера. Прошла по аптеке, бесцельно скользя пальцами по стеллажам. Иеремия, откинув голову на подушку кресла, следил за мной из-под полуприкрытых век.
— Ее... Она подверглась насилию?
Я прислонилась к прилавку, скрестив ноги. Сказала сухо:
— Если да, то без проникновения.
Пауза.
— То есть?
— Я осмотрела ее. На внутренней стороне бедер — синяки. И следы на коже, на одежде... похоже на сперму.
Инквизитор посмотрел в окно, сказал ровно:
— Ясно.
— Она практически младенец, — сказала я, — скоро забудет. Ее хотя бы за это кормили...
Иеремия кинул на меня странный взгляд.
— А ее родители?
— Видимо, уже в аду. Мать — точно. А отец... ну надеюсь, жарится на соседней сковородке.
...Жила-была молодая ведьма. Хохотушка, кокетка. Актриса. Жила, не оглядываясь, страха не знала. Пока однажды не попала в тюрьму по обвинению в злонамеренных чарах. То ли и впрямь наводила, то ли кто-то просто счел их такими. Вышла через три года по амнистии, беременная. Кто отец? Неважно. Многих притягивает возможность попользоваться молодым телом. Ведь ведьмы так привлекательны, правда же, господин дьякон?
...не для меня, сказал он.
...Дочка родилась. Галечка. Плохо выговаривала свое имя — 'Гаечка' говорила. А ее мать... Однажды сказала, что когда ее не станет, я узнаю об этом. Вот сегодня утром...
Иеремия уже сидел прямо. Смотрел на свои лежащие на столе руки.
— То есть, вам никто не звонил?
— Нет. Просто сегодня в четыре я проснулась и поняла, что ее уже нет. Хотите чаю?
— И вы поехали за девочкой... А вы очень любите детей, да?
Я честно подумала и честно же ответила:
— Не очень. Вернее, люблю, но некоторых. Но за детей я горло перегрызу. Это... я понятно сказала?
Иеремия, разглядывая меня, произнес задумчиво:
— Чаю — да, хочу.
Мы пили чай, глядели в окно на пробуждавшуюся улицу. Не знаю, о чем там думал инквизитор, а я прикидывала, как разгрести накопившиеся дела: вернуть бракованную партию лекарств на фармзавод, исправить замечания пожарников, Антоху попытаться выпихнуть обратно к родителям... пока не поздно.
Мой взгляд рассеянно скользил по стеклу, по четкому на фоне окна профилю Иеремии, по его сильным рукам — интересно, а снимает ли он когда-нибудь свои индикаторы?..
Я фыркнула.
— Что такое? — тут же откликнулся инквизитор.
— Господин дьякон, вы становитесь неосторожным! Как же можно пить то, что предлагает вам ведьма?!
Иеремия поглядел на чашку в своих ладонях. Мне показалось, с некоторым затруднением, словно он вспоминал, как она у него очутилась. Неожиданно усмехнулся:
— Ну, если что, инквизитор вас просто по стенке размажет!
Ох! Я втянула голову в плечи. Конечно, он все тогда слышал!
— Эмм... я, видимо, должна извиниться?
Склонил голову набок:
— С большим интересом вас выслушаю.
Гад!
— Моя сотрудница — очень увлекающаяся и безрассудная особа. Как и все ведьмы.
Серьезно кивнул:
— Да. Как и все ведьмы.
— Если уж ей что втемяшится в голову — фиг выбьешь...
Снова кивок.
— Как и всем ведьмам?
— Именно. Мне бы не хотелось, чтобы у нее были неприятности. Вот мне и пришлось... — я откашлялась, — оклеветать вас...
— Внушив ей мысль о моей мужской несостоятельности?
— Ну. Да...
Иеремия с непроницаемым лицом глотнул чаю:
— Отличный ход...
— Благодарю... в смысле — извините.
— ...но очень безрассудный. Любому мужчине в подобном случае захочется только одного — опровергнуть эту клевету. Делом.
— О? Я не подумала, — пробормотала я.
Хотя да, в принципе нормальная мужская реакция. Н-ну... надеюсь, это лишь предупреждение?
— Кстати, чай горчит.
— Разве? — я попробовала чай и поморщилась: — Видимо, переборщила с заваркой.
— Лишь бы вы не переборщили с добавками.
Я кисло улыбнулась, проглотив его намек-предупреждение. Иеремия, поставив чашку, поднялся:
— Пора.
И давно пора.
Я брела следом, провожая его, как добросовестная хозяйка, и не была готова к тому, что Иеремия повернется ко мне со словами:
— Да, совсем забыл...
И возьмет мое лицо в свои ладони.
...Так мне показалось лишь на мгновение: просто левой рукой Иеремия придержал меня за подбородок, а правой прижал к щеке индикатор. Этак глядишь, я привыкну к его прикосновениям, как к приветственным рукопожатиям при встрече...
Притихнув, я смотрела в лицо дьякона: резко вырезанные сжатые губы, полуопущенные черные короткие ресницы — точно подводка для темных глаз, четкие скулы, подчеркнутые тенью утренней щетины... На открытой сильной шее билась жилка.
Звякнул колокольчик. Влетела, как всегда отвратительно свежая и энергичная Катерина.
— Доброе утро, Марийка! О... доброе утро, господин Иеремия!
Дьякон кивнул ей, последний раз глянул на индикатор и убрал руки.
— Здравствуйте, госпожа Екатерина. И до послезавтра.
Я отвернулась от закрывавшейся двери и от весело-изумленного взгляда Катерины.
— Я уже созванивалась, сегодня ты едешь на 'Фармалайн' с бракованной партией...
— Он что, ночевал у тебя?! — перебила Катерина. Глаза ее горели.
— С ума сошла, — пробормотала я.
— А че? Он, похоже, готов полечить свою потенцию в твоей компании!
— Ну... — я открыла было рот, чтобы всячески обелить потенцию дьякона Иеремии, но передумала: да ну, на фиг! Во первых, надо Катеринку держать от него подальше, во вторых, я же все-таки не проверяла. — Он просто...
И задумалась: просто — что? Просто ходит по поручению матери Агнесс проверять меня? Просто ездит со мной в криминальный район за ребенком погибшей ведьмы?..
Катерина поняла меня исключительно однозначно:
— Просто в тебя втюрился! Ну ты крута-а, такого инквиза захапать!
Оставалось только махнуть рукой да начать рабочий день.
* * *
*
Я во все глаза уставилась на куклу, водруженную передо мной на прилавок. Кукла отвечала мне из-за целлофана упаковки заносчивым взглядом: да, я прекрасна и так же прекрасно знаю это! Прическа, шляпка, платье, томные глаза на фарфоровом личике — а может, и правда, фарфоровом?
— Что это?
Иеремия откинул назад волосы. Сказал надменно:
— Мне казалось, это кукла.
И еще какая!
— Вам, конечно, правильно казалось... — пробормотала я. — Зачем вы ее принесли?
— Девочке.
Я поглядела на него поверх очков.
— Девочке?
Дьякон с нетерпением пощелкал пальцами:
— Гаечка, Галочка... как там ее? Надеюсь, с ней все в порядке?
— В порядке, — машинально сказала я. — Ест, спит. Она, конечно, отстала в весе и развитии, но все наверстает... Вы принесли ей куклу?!
— Это запрещено законом? — кажется, начал терять терпение, всевышний нам помоги, а я-то думала, что запасы инквизиторского самообладания безграничны!
— Нет, но... — я перегнулась через прилавок, говоря выразительней, но тише — и так покупатели с интересом поглядывали на необычный в аптеке предмет: — Хочу напомнить, что Гаечка — дочь ведьмы, дьявольское семя, как вы говорите. Возможно, будущая ведьма... Вы точно ей принесли куклу?
Иеремия тоже подался ко мне через прилавок. Сверкнул глазами, прошипел:
— Вы чего добиваетесь? Чтобы я выглядел еще большим идиотом, чем себя чувствую?
— Ох, да неужели такое возможно? — выпалила я.
И звучно шлепнула себя по губам, с ужасом уставившись на дьякона. Тот медленно повел головой. Усмехнулся:
— Нет, с вами не соскучишься!
— Извините... — пролепетала я. Вот тебе и корректная, разумная и предусмотрительная ведьма! Что со мной такое в последнее время?
Иеремия крутанул вокруг своей оси упаковку-цилиндр на гладкой плите прилавка.
— Так вы возьмете эту чертову куклу?!
— Возьму. — Куда ж я денусь! — Большое спасибо.
Про то, что Гайка была бы счастлива и резиновому пупсу и вряд ли сможет оценить изысканность и стоимость коллекционной куклы, мы, конечно, умолчим...
— Хотите вручить ей сами?
Иеремия качнул головой.
— Пожалуй, лучше вы.
Я с облегчением спрятала подарок под прилавок. Выжидательно посмотрела на индикаторы — но Иеремия мой выразительный взгляд проигнорировал. Привалился к стойке уже в знакомой позе: ноги скрещены, руки подмышками. Просто парень, завернувший в гости к знакомой... Рассматривал аптеку и посетителей. И что тут такого интересного?
Акварельные постеры с лекарственными растениями на стенах. Рельефная штукатурка. Темные потолочные балки, с которых на металлических цепях свисают старинные светильники и пучки душистых трав. Алхимические приборы за стеклом в деревянном ящичке: предназначения некоторых не знаю даже я. Ряды стеклянных и хрустальных флакончиков для ароматических масел брызжут в глаза и на стены разноцветными сполохами...
Катерина убедительно вещает лысеющему мужику о пользе наших бальзамов, масел и шампуней. Когда она вот так шепчет интимным шепотом и заглядывает прямо в душу своими таинственными, слегка косящими изумрудными глазами... покупатель (-ница) приходит в себя лишь дома, недоумевая, к чему нужна такая прорва разнообразных лекарственных и косметических средств... И заметьте — никакой магии!
— Могу ли я вам что-нибудь предложить, господин Иеремия? — промурлыкала я. На мой взгляд, инквизитор слишком уж у нас подзадержался, что немилосердно не только по отношению к моим истрепанным нервам, но и к Катерине: та рискует заработать искривление позвоночника, непрестанно принимая соблазнительные позы. К ее огромному огорчению, Иеремия повернулся к ней своим накаченным... э... тылом, навалившись на прилавок. Сцепленные в замок руки вовсе не придавали его позе мирного молитвенного вида: мешала их сила и неизменно бросавшиеся в глаза полированные перстни. Насмешливо блеснул глазами:
— Неужели то самое чудодейственное средство?
— Я уже извинилась, — прошипела я.
— Да, что-то такое мне смутно припоминается...
Мое терпение лопнуло.
— Господин Иеремия, — сказала я, показывая на его индикаторы, — а вы не могли бы просто?..
— Коснитесь их, — сказал он, не меняя позы, ни выражения лица.
— Что?
— Вы не могли бы прикоснуться к ним? Просто? — сказал дьякон так серьезно, что я не сразу поняла, что меня опять дразнят.
Вздохнула-выдохнула и нерешительно дотронулась кончиками пальцев до индикаторов. Ни одна ведьма не сделала бы такого по доброй воле, поэтому в этом жесте чудился привкус некого извращения. Иеремия прикрыл глаза, погружаясь в то невидимое поле энергии, дара, потенциала, которое окружает каждую из ведьм.
Как он видит нас... Меня? Чувствует? Слышит? Или все органы человеческих чувств не имеют к этому никакого отношения, потому что способности инквизитора — дар свыше? Почему же тогда у них дар, а у нас — проклятье? Риторический вопрос, на который теологи всегда отвечают высокоумными и длинными периодами. Проще и понятнее всех говорила моя тетя: 'да потому, что они сверху, моя деточка'.
Со стороны мы, наверное, смотрелись парой влюбленных голубков, нежно державшихся за руки: вон, даже пожилая покупательница отвернулась с понимающей улыбкой.
Руки инквизитора шевельнулись, разжимаясь, Иеремия поднял ресницы, и я отдернула пальцы. Дьякон смотрел на меня слегка туманными глазами, точно просыпаясь. Но голос его остался прежним — ровным и спокойным:
— Вижу, вы начали носить гематит.
Я машинально коснулась плоских, отливающих стальным блеском камней на своей шее.
— Да... а что?
— Гематит, насколько я помню — своеобразный магический щит и аккумулятор энергии одновременно. Это камень магов и колдунов, защищает их от любых астральных нападений и используется в некоторых ритуалах...
— Спасибо, я в курсе, — холодно сказала я. — Но разве он входит в перечень противозаконных магических предметов?
Иеремия по-прежнему смотрел на меня задумчиво:
— Вы пытаетесь защититься? Если да — то от кого? От других ведьм? От Словесника? Или вы пытаетесь таким образом возобновить потраченную энергию? Тогда на что вы ее потратили? До послезавтра.
И ушел прежде, чем я смогла ответить — или высмеять его домыслы. Просто дал мне понять, что он, инквизитор, бдит и от его глаз ничего не укроется.
Хоть он и принес игрушку маленькой ведьме.
* * *
*
Если бы я не легла спать буквально только что, вряд ли б услышала тихий звук, раздавшийся наверху, в аптеке: словно что-то мелкое упало, зазвенев и разбившись. Неужели опять крысы завелись? Снова придется брать у булочников мышелова напрокат... знаю-знаю, ведьме по статусу положено иметь собственного черного кота со зловеще горящими глазами, но я уже смирилась, что я — неправильная ведьма.
Я со вздохом опустила с кровати босые ноги, пошевелила пальцами. Терпеть не могу крыс. Они напоминают мне инквизиторов — такие же наглые, сытые, хищные морды, уверенные в собственной безнаказанности. Я вышла из спальни, по дороге прихватив основное ведьмино оружие — помело... то есть половую щетку.
Подняла голову: сверху из окон падал свет уличных фонарей. Неожиданно его заслонила большая темная тень. Я нахмурилась: это уж явно не крыса! Кто-то пробрался в мою аптеку. Вор? Какого дьявола ему здесь нужно? И почему не сработала сигнализация?
Самое разумное было вернуться в спальню, позвонить в полицию. Но, как я уже говорила, в последнее время у меня появились серьезные сомнения в собственной разумности: я лишь покрепче сжала ручку щетки, затаила дыхание и на цыпочках двинулась по самой боковине лестнице — чтобы ступеньки не скрипнули. Высунула голову, очень в этот момент жалея, что глаза у меня не на стебельках, как у улитки.
Ночной посетитель стоял перед светящейся витриной с разноцветными хрустальными и стеклянными флакончиками для духов и ароматических масел. Наклонял голову то так, то эдак, явно любуясь. Мне самой она так нравится, что иногда я просто не выключаю витрину на ночь: пусть и запоздалые прохожие полюбуются. Тут волосы у меня на голове шевельнулись — в прямом смысле — от ветра, ворвавшегося в приоткрытую входную дверь. Вместе с ветром в аптеку шагнул второй. Прошипел:
— Ну ты чего застрял? Давай быстрей...
Первый ткнул пальцем в витрину. Выдохнул:
— Глянь... красиво, а?
— Ты ч-чего... долбанулся? Давай быстрей и сматываемся! Ну!
Первый сделал шаг назад, отклонился, поднимая руки — и я увидела в них занесенную биту.
И буквально взлетела по лестнице в зал, завизжав:
— Ты что же, гад, делаешь?!
Бита со стуком упала на пол. Первый... вор?.. громила?.. так и замер с поднятыми руками, второй шарахнулся, едва не открыв дверь в обратную сторону. Я перевела дух, собираясь для следующего ультразвукового вопля и — совершенно не вовремя — вспомнила о спящей внизу Гайке: ага, давайте и дальше в том же духе, девчонка еще и заикаться начнет! Я сдулась, проскрипев страшно, как поездной тормоз:
— А ну — пош-шли во-он отсюда!
Первый всем корпусом вопросительно повернулся к напарнику. Второй, меня разглядевший, уже пришел в себя, повел плечами и шагнул вперед, сказав нежно:
— Ух ты... девка!
Да, уж видок у меня в короткой кружевно-шелковой сорочке тот еще... боевой.
— Сам ты девка! — шепотом огрызнулась я, совершенно не представляя, что делать со взятой наизготовку щеткой. Теперь бы добраться до тревожной кнопки...
Мужик просек мой маневр и прыгнул вперед, заслоняя путь к прилавку
— Куда торопишься, а, ведьма? Ты же ведьма, а?
Краем глаза заметив, что первый замедленно подобрал с полу биту, я ткнула в его сторону пальцем, рыкнув:
— Ты! Стой, где стоишь!
Тот послушно замер. Понятно, кто из них мозг, а кто мышцы...
— Да, стой пока! Успеется, — кинул через плечо его напарник. — Мы тут с ведьмой немножко... потанцуем. Да? Ведьмочка? Эх, никогда я ведьм не...
— Я тебе станцую, ага! — сказала я злобно. — Я тебе так станцую, что вся твоя... танцулька узелком завяжется!
Неуверенно ткнула ему щеткой в лицо — громила с легкостью уклонился. Рассмеялся:
— А не сможешь ты ничего! Нельзя тебе колдовать, ведьма! А то тебя сразу за жопу — и в Инквизицию!
Какой вор пошел нынче в законах подкованный!
— Что вам здесь надо? Дури нет... — отпрянула, ускользнув от захвата цепкой, как железный крюк руки, — ...деньги в банке...
— Теперь — тебя!
...Не смотри на руки, ноги и глаза — запутают, обманут... Расслабься, смотри сквозь...
...Танцуй, да, танцуй! Шаг — противошаг, замах — уклониться, выпад — отпрыгнуть...
Аптеку я знаю, как свои пять пальцев, и ему никак не удавалось загнать меня в тупик или в угол. Что бесило его все больше: уже не ухмылка — оскал, выступивший пот, злобные глаза.
А его напарник мялся у двери и гудел:
— Девку не заказывали... да брось ты... эй, пошли!.. ну пошли-и...
— ...тебе дело говорят... — я тоже тяжело дышала. — Идите себе, ай!.. по-хорошему!
Увернулась в последний момент, поскользнулась и с размаху шлепнулась на пол. Щетка, которую я так и не выпустила из рук, упершись в пол, угодила между полусогнутых расставленных ног бандита. Я, пытаясь высвободить ее, резко дернула на себя...
Громила бросился на выручку к завопившему товарищу. Я со свистом рассекла пальцем воздух:
— Связан!
Цветущие плети вьюна, растущего в настенном кашпо возле двери, взлетели, точно клубок стремительных зеленых змей, оплетая его руки с битой, саму биту, захлестнули тремя уверенными петлями горло. Громила выпучил глаза, но завопить уже не смог...
Я отползла по холодному полу от матерящегося и корчащегося парня, поднялась, потирая отбитый копчик, и шагнула к прилавку...
Меня ухватили за лодыжки, дернули вниз. Шлепнув ладонью рядом с тревожной кнопкой, я больно приложилась подбородком о прилавок (искры из глаз), потом — затылком и спиной об пол... На фиг эти каменные плиты, ковролин постелю...
— Ты... ведьма... — выдохнул мне в лицо бандит, не дав закончить планы переустройства моей аптеки. — Что, напрыгалась?
Я увидела поднесенный к самому моему лицу нож и вынуждена была признать: да, пока напрыгалась. И также вынужденно поняла, что моя щетка отбила громиле не все и не на всегда...
Я все косилась на нож, сбираясь с духом и с силами — мешала гудящая от двух ударов голова и активные действия навалившегося на меня мужчины. Я все же попыталась трепыхаться и потому получила удар вскользь по губам и длинную царапину на шее. Почувствовав обильно хлынувшую кровь, тихо взвизгнула от боли и ярости: ну все, гад, держись!
...Когда напавшего неожиданно вздернуло в воздух, я искренне решила, что это сделала я сама. Но аптека неожиданно заполнилась народом — топот высоких ботинок, отрывистые команды... Я повернула голову, провожая взглядом оттаскиваемого от меня бандита.
— Эй? — полицейский присел рядом на корточки, заглядывая мне в лицо. — Вы как?
Я потрогала липкую от крови шею, выдавила:
— Не видите — отлично!
В мгновение ока меня подняли с пола, усадили; несмотря на мое сопротивление, перемотали шею бинтом такого слоя, что повязка стала походить на воротник-фиксатор... У меня что-то спрашивали, я что-то отвечала, причем, по-моему, болтала непрерывно. Почему-то никто не догадался включить свет и в разноцветье витрины все происходящее напоминало маскарадную тусовку у новогодней елки: тем более, что у меня слегка кружилась голова, словно от пары бокалов шампанского.
Так что появление инквизитора меня уже нисколько не удивило — ну кому какой Санта-Клаус является, а ко мне вот... в сутане.
Иеремия вошел стремительно и бесшумно: казалось, его внес сильный порыв ночного ветра. Бросил на меня быстрый взгляд через всю аптеку, повернулся к по-прежнему прикованному плющом к стене громиле. Качнул головой. Полицейских появление инквизитора нисколько не удивило. Дьякон с офицером обменялись тихими репликами, и вот уже Иеремия склоняется надо мной.
— А почему здесь так темно? Включите свет!
Прижмурившись, я заслонилась от вспыхнувшего света — и от дьякона. Он молча отвел мою руку, еще и повернул ее, разглядывая. Я тоже посмотрела: костяшки сбиты, ладони ободраны.
— Кто вызвал полицию?
— Хозяйка салона напротив, — отозвался полицейский. — Увидела подозрительных парней, копошащихся у двери, позвонила...
Надо поставить Камче коньяк за спасение моей аптеки. Ну и мое. Наверное.
— Проверяли — сотрясение мозга есть? — Иеремия развел пальцами мои веки, изучая величину зрачков.
— Эй! — возмутилась я, уворачиваясь. — У кого здесь высшее медицинское — у вас или меня? Нет у меня никакого сотрясения! (Ну почти нет). Я сама о себе могу позаботиться!
— Вижу, — сказал дьякон. Я потерла под его взглядом засохшую кровь на плече и груди. — Ну тогда вы можете адекватно ответить на вопросы.
— Конечно! — с вызовом сказала я. — И уже отвечала. Эти... злодеи отключили сигнализацию, хотели разгромить мою аптеку. Кто-то им заказал...
— У вас есть враги? — перебил Иеремия.
— Кроме Инквизиции? — уточнила я (дьякон поджал губы) и задумалась. — Н-ну... не настолько.
— Конкуренты, быть может?
— На нашей улице есть еще две аптеки. Но традиционные. Большие, процветающие. Нет, не думаю.
Дьякон с офицером обменялись взглядами. Полицейский вздохнул, с силой потер мощный затылок, сдвинув на лоб форменную кепку.
— Значит, и до нас докатилось... Как вы и говорили.
— Вы еще задержанных допросите. А если они не расскажут, то, — Иеремия слегка повернул голову, чтобы было слышнее: — поведают Матери-Церкви.
И мне:
— Не хотите взглянуть на них внимательно?
— Не хочу, — подтвердила я, с трудом отрываясь от стула. — А то порчу какую наведу невзначай...
Защитники закона с похвальной поспешностью расступились передо мной, еще и отвернулись на всякий случай, с интересом изучая кто потолок, кто пол, а кто аптечный интерьер. Я доковыляла до лежащего на полу бандита — руки за головой, ноги шире плеч — наклонилась над ним. Услышала за спиной странный звук, вопросительно оглянулась: на лицах стоявших за моей спиной дьякона и офицера появилось одинаково постное выражение. Громила, сверкавший на меня злобным взглядом, был незнакомым. Я шепнула нежно: 'а танцулька у тебя теперь всё, оттанцевала'.
Второй только беспомощно мычал, вращая круглыми перепуганными глазами.
— Нет, никого из них не знаю.
— Госпожа аптекарша, — осторожно сказал один из полицейских, — а вы не могли бы...
— А?
Тот деликатно указал пальцем на плети плюща, не прикасаясь:
— Убрать эти...
— Силки? — вмешался инквизитор. Я заморгала, увидев, как он взмахом руки снял чары — как, черт его подери?! Только и услышала быстрый шепот, только и ощутила что-то вроде дуновения — словно мимо пронеслась невидимая птица. Не подхвати полицейские освобожденного, тот бы рухнул носом в пол. Ну я бы, конечно, не заплакала от жалости...
Я что-то подписала, пообещала завтра же вызвать ремонтников с охранной фирмы, проверила вскрытые замки — работают. Проводила полицейских со словами благодарности, громил — другими пожеланиями, закрыла дверь, повернулась и со вздохом изнеможения обнаружила перед собой Иеремию.
— Вы-то как здесь очутились?
— Приехал на одной из этих здоровенных лоснящихся зверюг, о которых вы как-то упоминали... А вы не хотите... — он как-то неопределенно повел рукой сверху вниз. Видя, что я не поняла, пояснил кротко: — Одеться? Хотя б немного?
Я, наконец, взглянула на себя в зеркало. Да-а... Всклокоченная, босоногая, белый воротник из бинта, красные потеки на груди странно гармонируют с красной сорочкой... с очень коротенькой красной сорочкой. Из-под нижнего кружева виднелись такие же красные трусики.
Ну всё. Конец моему образу добропорядочной и осмотрительной ведьмы!
— Да, — подтвердил Иеремия с незнакомым блеском в глазах. — Не удивлюсь, если в ближайшие дни всему дежурному наряду понадобится что-нибудь срочно приобрести в вашей аптеке!
— Вот и отлично, у меня увеличится прибыль, — парировала я, направляясь к лестнице. — Это называется — персонифицированная реклама!
— Да. Но реклама чего?.. — пробормотали мне в спину.
Я предпочла не отвечать.
И Гайка и Лана не спали, но лежали тихо, прижавшись друг к другу: маленькие, беззащитные, привыкшие прятаться и выживать звереныши. Я успокоила их, натянула прямо поверх сорочки джинсы и майку и вновь поднялась в аптеку. Сейчас быстренько спроважу дьякона и...
...быстренько не получится, поняла я, оглядывая развернувшийся на столе медицинский пункт: Иеремия вскрыл мою аптечку первой помощи. Приказал:
— Садитесь.
— У меня есть бодяга и...
— И прекрасно, — сказал дьякон, не дослушав. — А пока приложите к губам медяк: что-что, а лицо владелицы, украшенное синяками, никак не способствует повышению аптечных продаж!
Я нехотя опустилась в кресло.
— А как вы все-таки здесь оказались?
— Если я скажу, что просто проезжал мимо, вы мне не поверите, так? Вот потому и не скажу.
Отлично. Он просто дословно помнит все мои фразы и цитирует их!
— Ну так скажите что-нибудь другое, — предложила я, наблюдая, как он открывает бутылек с перекисью.
— Я попросил начальника райотдела полиции оповещать меня обо всех происшествиях с ведьмами в вашем районе.
— Зачем?
Иеремия взглянул исподлобья.
— Вы что, новостей не смотрите и не слушаете? Во всех районах идут погромы фирм и квартир ведьм. Вот и до вас докатилось.
— О...
— А теперь прижмите к губам медяк и помолчите.
Деловито засучил рукава. На одной руке — широкий серебряный браслет (к вампирам он, что ли, в гости собрался?), на другой — часы дорогой марки. Размотал бинт на моей шее, наклонился, внимательно рассматривая порез. От дьякона пахло вином, свежим одеколоном; кажется, даже свежевыбрит — выдернули из ресторана или с какого-то светского мероприятия? Странно, что он не явился, промокая губы салфеткой...
Сказал сухо:
— Еще бы немного левее и глубже — и он бы вскрыл артерию. Вы что, ему сопротивляться вздумали?
Я на секунду оторвала от губ медяк:
— Ну раз нам запрещено защищаться магией, приходится обходиться своими слабыми женскими силами...
— Слабыми, — повторил дьякон иронически.
Обработал рану и вновь забинтовал — куда профессиональнее и тоньше полицейских.
— Ну вот, — сказал, наконец, окидывая критическим взглядом результат — перевязанную и облепленную пластырями меня.
— Благодарю, — пробормотала я, — все бы инквизиторы проявляли такую трогательную заботу о ведьмах...
— Полезных ведьмах, — поправил он, раскатывая рукава сутаны. — Вы же, как говорит Агнесс — наш лояльный осведомитель...
Причем лояльный в обе стороны.
— 'Ведьма и благо — понятия несовместные', — процитировала я.
Дьякон слегка прищурился:
— Читаете труды богословов?
— Только те, что касаются нас, — я потихоньку сползла на край сидения, собираясь с силами. — А вы что, не согласны с Ангелусом?
— Скажем, — медленно произнес Иеремия, словно подбирая слова, — я не придерживаюсь крайне правых взглядов. А теперь — если вы, наконец, займетесь своим лицом, есть шанс что спасти хоть какую-то его часть.
— О, вы так... оптимистичны, дьякон!
Я поднялась, слегка качнувшись. Заметила незаконченное движение Иеремии — поддержать.
— Я провожу вас, — на вежливые намеки я была уже неспособна.
— Не нуждаюсь, — легкими шагами пересек аптеку, бросил от выхода: — Не забудьте запереться!
— Да уж не забуду, — ответила я закрывшейся двери.
* * *
— Не-ет... — простонала я, еще даже не открыв глаза. Эта ночь что, никогда не кончится? Кому и чего от меня еще надо? Звонок повторился. Хныча от ломоты во всем теле, я поковыляла на плохо гнущихся ногах наверх. На каждую новую трель звонка отвечала злобными проклятьями.
— Да иду-иду, заткнитесь уже!
Постояла, тупо разглядывая за дверью знакомый силуэт: Иеремия стоял, наклонив голову, словно прислушиваясь к моим шагам. За его спиной виднелся здоровенный черный джип: а вот и очередная укрощенная им зверюга... Какого черта ему опять здесь понадобилось? Расстались всего часа три назад, я и соскучиться не успела.
Дьякон вновь поднес руку к звонку. Ну нет, опять мне детей хотите разбудить?!
Я повернула замок, распахнула дверь и отшатнулась: дьякон шагнул внутрь так стремительно, что едва не снес меня с дороги. Спросил отрывисто:
— Как вы?
Неужели с утра заехал, чтобы узнать о моем драгоценном самочувствии? Я пожала плечами и скривилась:
— Сносно...
Вернее, было сносно до его появления. Медленно прикрыла дверь, разглядывая спину остановившегося посередине аптеки дьякона: тот смотрел в пол.
— Что-то... случилось?
— С чего вы взяли? — спросил Иеремия, не оборачиваясь. Хотя у меня голова была словно ватой забита, я, наконец, сообразила: а, проверка! Он же должен был проверить меня вчера... или сегодня? Как-то я запуталась в днях. И в ночах.
— Ну давайте, — сказала я устало.
Дьякон резко обернулся.
— Что?
— Ну понятно же, для чего вы с утра заявились... Только можно я сяду?
— Сомневаюсь, чтобы вам это было понятно!
Снова этот странный тон. Какой-то дьякон с утра напряженный: а ведь все наши встречи он казался таким уверенно-насмешливо-вальяжным... Под его неотступным взглядом я опустилась на диванчик, покорно сложив на коленях руки.
— Вы же проверить меня пришли, так? — я зевнула, едва-едва прикрыв рот рукой. — Ну давайте, измеряйте. Я бы хотела еще поспать до работы.
Иеремия постоял, потом двинулся ко мне — медленно, словно неохотно. Остановился передо мной, глядя на меня сверху. Сказал отстраненно:
— Вижу, вы оделись.
Я оглядела свою пижамку: ну, относительно. Конечно, она куда закрытей давешней сорочки, но, наверное, все равно не очень приличная. А нечего вламываться ко мне нежданно-незвано по ночам или ранним утром! Я нетерпеливо глянула на отчего-то тормозящего инквизитора. Он-то, кстати, не переоделся в... штатское: ездил на продолжение своей вечеринки?
Иеремия присел на стол. Очень мило! Пить чай на столе, на котором побывала инквизиторская задница... ладно, клиентам мы об этом упоминать не будем. Протянул руки. Я почувствовала скользнувшие по моим щекам пальцы, подняла глаза, ожидая увидеть на его лице знакомое, зачаровывающее меня выражение отрешенности, погруженности в тот мир, который мне увидеть не дано.
Но дьякон рассматривал меня — подавшись вперед, очень внимательно, даже как-то... жадно — темные глаза в темных провалах глазниц, полуоткрытые четко вырезанные губы. Теплые ладони, греющие мне щеки. Даже его перстни излучали теперь лишь тепло...Тишина. Кажется, предутренний сумрак углубился — словно мы опускались в зеленые глубины аптеки.
— Что? — выдохнула я почти беззвучно.
Мой вопрос словно разбудил его. Иеремия подался ко мне еще ближе. Сказал быстро:
— Ты все-таки сделала это, да, ведьма?
— Ч-что...
Я даже отдернула голову, представив на миг, что инквизитор имеет в виду... Иеремия не отпустил; наоборот, теснее зажал мое лицо в горячих ладонях. Выдохнул:
— Ты все-таки околдовала меня? Как? Опоила... чем, когда?
От облегчения и изумления у меня вырвалось лишь 'ох' — но он воспринял этот выдох как испуг признания. Встряхнул меня за плечи, говоря тихо, но оттого не менее яростно:
— Скажешь — нет? Тогда почему я думаю о тебе, ведьма? Почему колесил этой ночью по городу, гнал, как сумасшедший, но все-таки вернулся? Чего ты хочешь? Чего добиваешься?
— Я... о... — это единственное, что я могла выдавить. Жар его рук, его дыхания опалил мне лицо, рванулся вниз, в живот, и вернулся — уже вместе с неистовыми ударами сердца, толчками крови в голове... Я подняла руку, коснулась его жесткого лица — то ли успокоить его, то ли... наоборот... Иеремия дернулся.
— Чего ты хочешь, ведьма? Этого?
Толкнул меня на спинку дивана, нашаривая мою грудь — сначала через ткань пижамы, потом, нетерпеливо расстегивая-разрывая ворот, стиснул голое тело. Я вскрикнула — одновременно и от боли и удовольствия, резко подалась ему навстречу. Казалось, Иеремия обезумел — и я сошла с ума вместе с ним.
— Этого?.. — прохрипел он.
Скрип сдвигаемого стола. Как же много одежды — на нем, на мне... мы сдираем ее с себя и друг с друга, боясь не успеть, боясь хоть на миг оторваться руками и телами... Стиснуть, вжаться, слиться... ближе, теснее, сильнее... мои вздохи-всхлипы, его длинный стон... судорожная дрожь наших тел...
Волна наслаждения нахлынула неожиданно быстро, затопила, поглотила...
...Схлынула. Я обнаружила, что лежу, вдавленная тяжестью мужчины, на диванчике — как мы на нем поместились? Влажное, горячее тело Иеремии еще слегка подергивалось, дыхание и сердце успокаивались медленно. Казалось, он даже задремал.
Но едва я шевельнулась, Иеремия сразу приподнялся, освобождая меня, и сел. Посидел, глядя в пол — волосы упали вороновым крылом, загораживая от меня его лицо. Ошеломление от происшедшего, от его неожиданного... нападения, от своей более чем неожиданной реакции отступало, и во мне проснулся привычный цинизм.
— А не хотите помолиться сейчас, дьякон? Во искупление греха?
Даже не взглянул на меня, наклонился, собирая свою одежду. Одевался без спешки — я глядела на него, заложив руку за голову — красивое, сильное и одновременно гибкое тело, правильно его Катеринка заценила... Можно теперь с чистой совестью доложить ей: потенция дьякона проверена, состояние удовлетворительное.
Более чем.
Одевшись, он взглянул на меня, отводя с лица влажные волосы. Снова привычная инквизиторская маска. Сделал шаг ко мне, я поспешно вскинула ладони — не подходи. Иеремия швырнул мне подобранную пижаму, развернулся и быстро вышел.
Даже не простился. Крайне невежливо! Крайне.
Я села, с трудом отлепившись от ставшей влажной обивки дивана. Меня как будто танком переехало. И как ни странно, мне это нравилось. Тело сладко ныло — как после хорошей тренировки. Или как после хорошего секса. Все ушибы, которые я получила от бандита... предыдущего бандита, перестали ныть и саднить. Вот такое неожиданное лечение. Неожиданное и для меня и для... целителя.
Конец моей прекрасной надежной репутации — с обеих сторон.
Ну и к дьяволу ее!
* * *
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
