Скиталец Флибустьерское синее море

Баранов В.Д.

Скиталец. Флибустьерское синее море.

Часть 1

В невообразимо-великой пропасти между мирами, что охватывала пространство и время, в безвременьи и недвиженьи зарождалось нечто новое. Физики и теологи могли бы долго спорить о том, что же на самом деле происходит в этом загадочном подпространстве или пространстве между мирами. Однако этот процесс можно было описать довольно просто. Древняя и извечная Сущность, которую одни теологи назвали бы Творцом или Богом, а другие Дьяволом, заскучала и решила создать противовес своему последнему творению. Роману, Древнему, своему аватару в образе человека. Теперь же Сущность создавала Рэма, двойника Древнего, его отражение, альтер-эго, антипод. В безумии зеркал, во всех смежных мирах, он будет противостоять своему брату, что придаст новые силы извечной битве Порядка и Хаоса. Вражда братьев либо приведет их к духовной гармонии, либо окончательно противопоставит их друг другу. Тогда вновь запылают пожары войн и по мирам прокатятся стихийные бедствия. В худшем случае придется начинать все заново, но Сущность скучала, а межмирье слишком пустынное место. А пока Сущность устраивалась поудобнее, желая насладиться схваткой светлого и темного аватара. Эта схватка была вечной как само мироздание, ибо нет начала у бесконечности и нет конца, бессмысленно вспоминать о прошлом и пытаться разгадать будущее.

Легкая грусть и радость. Отчего? От того, что он, Данька, окончил школу, стал взрослым. Позади экзамены, последний звонок. Теперь он и его друзья, Славка, Максим, они взрослые. Они могут твердо стоять на этой земле. Могут протянуть руки к верху, что бы взять диск под названием Солнце. Они могут идти по Земле твердой поступью, что бы дрожала вселенная под их ногами. Взрослые. Они выросли. Грустно, немного печально от того, что школа уже позади. Но ведь можно прийти, пройти по школьным коридорам, постоять у окна, погладить рукой подоконник. Можно свысока посмотреть на ребятню, бегающую по коридору. Можно заглянуть в опустевший класс, притихший, присесть за парту, что бы вспомнить свое детство. Можно остановиться поговорить со своим старым учителем почти на равных. Детство, когда ты решило уйти? Может тогда, когда он прикоснулся к той книжице, что называют аттестатом, Вот оно детство. Черноволосый парнишка с темными глазами стоит среди других ребят и родителей и смотрит, как он, Данька, берет аттестат из рук директора школы. Этот парнишка, детство, в коротких брюках. Он вырос из них. Длинные носки. Стоит и печально, немножко робко улыбается, машет ему рукой так, чтобы никто не заметил. Поворачивается и уходит. А Данька только смотрит в спину уходящему детству, на эти печально опущенные плечи. Ушло, ты ушло, мое детство. Неужели безвозвратно.

Данька сидит за столом в своей комнате, в доме на Тракторной улице. За окном галдят птицы. Шум проехавшей машины. Он сидит и бесцельно перебирает листы бумаги, перекладывает их с места на место. Словно собирается подвести итог отрезку жизни. Только какой жизни. У него их две. Одна здесь, где он был школьником, а другая на далеком Карибском море. На пиратском острове Тортуга, где он пират. Пират на корабле под названием "Скиталец". Под командой капитана Свена, его отца. Итог какой жизни следует ему подвести. Той или этой? Обеих сразу? Но как? Он теперь взрослый, но в комнате ничего не изменилось. Тот же письменный стол, компьютер. Данька встал, подошел к книжному шкафу. Его книги. Какая мешанина. Томики стихов. Цветаева, Ахматова, Пастернак. Квантовая механика. Эммануил Кант. Как он мог все это в себя впихнуть. Какая неразбериха царит в его башке. Данька посмотрел на старый пузатый шифоньер. Он не стал к нему подходить. Там хранятся его рубашки, брюки и две спортивные сумки. Лучше что б никто не видел, что он хранит в них. Вот кровать, хранительница детских снов. Рядом тумбочка. На ней настольная лампа, которую он включал каждый вечер. Она спасала его от страха перед темнотой. Когда на землю опускалась ночь, лампа отгоняла страшную безобразную тьму. Эта тьма постоянно подкрадывалась к его постели. А лампа на одной ножке, как стойкий оловянный солдатик стояла на страже, охраняя его покой, ограждая от мрака. Там на Тортуге в первые дни Даньке казалось, что все, что связано с островом, сон. Он даже солнце обозвал электрической лампочкой своего ночника. На той же тумбочке сидит плюшевый мишка. Славная игрушка. Этого мишку подарил ему отец.

Когда-то Данька долго пытался вспомнить образ своего отца. То как он сидит рядом, читает сыну книжку. Обнял рукой. Даня держит в руках этого медведя. Что еще было в его жизни? Не так уж плоха была у него жизнь.

Не так уж плохо было все в его жизни. Мать — научный сотрудник музея. И ничто, что ее зарплата маленькая и ее надо растянуть на целый месяц. Мать подрабатывала уборщицей в колледже, а он, Данька, помогал ей по дому. Готовил ужин, стирал белье, мыл пол. В общем-то, не плохая была жизнь. Нельзя ему жаловаться на свою жизнь. Все было нормально. И в школе все было хорошо. Ну, не получалось у него с физкультурой. С кем не бывает. Не мог перепрыгнуть через "коня", рухнул с каната. Но ему же поставили тройку. Потом он исправился. И у него есть венные друзья. Вон, Максим. Мало ли что сын известного в городе предпринимателя. Отличный парень. С ним не скучно. Верный друг. Он, Данька, никогда не чувствовал себя ущербным рядом с Максимом. Завидовал ему немного. Завидовал, что у того есть отец. Его же родной отец однажды летним вечером вышел за хлебом. Дойти только до магазина, рядом с их домом. И исчез. Пропал навсегда. Его искали. Мать плакала, даже фотографии убрала. Спрятала, чтобы не вспоминать. Долгое время Данька даже не видел этих фотографий. Может и к лучшему. Потом к их дружбе присоединился Славка. Интересный парень. Их одноклассник. В этом мире у него все в порядке, так что можно спокойно перевернуть страницу жизни.

Данька вернулся к столу, сел на стул. Да, в этой жизни все в порядке. Он посмотрел на широко распахнутую дверь своей комнаты. И увидел. Там стоял тот мальчишка, черноволосый. Черноглазый. В коротких брюках. Стоит и робко улыбается. Его детство? Оно решило заглянуть к нему? Данька сказал:

— Ну, что стоишь? Проходи. Не стой, как вкопанный. Садись. — Он развел рукой, предлагая гостю самому выбрать, куда сесть. До чего робкий и застенчивый мальчишка. Даньке его немного жаль.

Паренек прошел в комнату и присел на край стула, все так же продолжая робко улыбаться.

— Ну, если пришел поговорить, давай поговорим. — Заявил Даня. Отвел взгляд от мальчишки, тот уж больно жалко съежился под взглядом сегодняшнего себя.

— Я на минутку. Если не помешаю, конечно. — Вот, как всегда, робеет. Нервно перебирает пальцы рук. Склонил голову на бок. Прикусил губу. Ну что же ты такой нескладный!

— Нет, не помешаешь. — Сказал Даня. — Рассказывай. Рассказывай о себе.

Детство вновь улыбнулось. В глазах сверкнул огонек радости и надежды. Его не прогнали.

— Что рассказывать? Ты и так все знаешь. — Розовый румянец проступил на щеках. Вспомнил что-то, чего стесняется.

— Мне хотелось услышать это от тебя. Как бы со стороны. — Данька откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу, правую руку завел за затылок. Приготовился слушать.

— Я ... я не знаю. — Мялось детство. Голос чуть срывается. Смущение? Чувство вины? Какой он ребенок. Просто очаровательный ребенок. В этом Данька уверен, ведь это он сам.

— Ладно. — Сказал Данька. — Как мне к тебе обращаться? Как тебя звать?

— Наверно .... Наверно, Даня. — Совсем растерялся.

— Даней зовут меня. Мы так запутаемся. Надо дать тебе другое имя. — Честно говоря, такого лопуха называть пресветлым именем Даня ему не хотелось.

— Ладно. Называй, как хочешь. — Детство покорно склонило голову. Ну, да, как хочешь, только в печь не ставь, хоть горшком.

— Назову тебя Юн. — Данька усмехнулся. На "Скитальце" он начинал юнгой. А этот половина юнги рядом с ним, теперь боцманом.

— Почему? — Детство посмотрело на Даньку. — Почему, Юн?

Возражать то ли вздумал, сопляк? Не обижайся, я не со зла.

— Не звать же тебя Дед. Детство. Юн — это от юности. Не называть же тебя ребенком. Обидишься еще.

— Конечно, обижусь. — Детство вскинуло подбородок, закинуло ногу на ногу. Взрослого мужика из себя корчит.

— Ты согласен? Ты будешь Юном?

— Согласен. — Детство кивнуло головой.

— Ну, давай, Юн. Рассказывай, как ты живешь, жило. — Данька поймал себя на том, что как-то сурово произнес эти слова. Свысока.

— Наверно, как и ты. — Мямлило детство. Распахнуло свои темные глаза, во сейчас начнет оправдываться. Виноват, дяденька, больше не буду.

— Рассказывай. Рассказывай. — Лукавый огонек зажегся в глазах Даньки. В голосе смешок. — Расскажи, как ты шалил, безобразничал!

— Я не шалил. — Оправдывалось детство. Юн втянул шею в плечи. Проказы детства, вовсе не проказы, а поиски себя.

— Рассказывай. — Требовал Данька. — Как ты каждую ночь праздновал труса в этой комнате.

— Это не я... Это... Это ты. Ты трусил. — С больной головы на здоровую валит. Что от него еще ждать. Спрятался за спину своего взрослого я.

— Я?! — Возмутился Данька. — Да как ты разговариваешь со взрослыми! Ты, молокосос! Подрасти вначале! Зелен еще! Вытянулся, дылда! Штаны короткие!

Лучший способ защиты — нападение. Поставить на место мальчишку!

— Не короткие. Свен сказал, что у моряков такие должны быть штаны. Чтобы не замочить штанины на палубе, очень удобно.

— Мальчишка! Не Свен, а капитан Свен! Я помощник боцмана на "Скитальце" и то обращаюсь к нему капитан. — Оправдываешься. Помощник боцмана нахмурил брови.

— А ты бы не испугался? — Юн забавно морщит лоб. Подбородок вперед. Поза — сам дурак.

— Чего испугался? — Кто смеет отважного пирата обвинять в трусости. Этот ущербный. Подзатыльник ему отвесить.

— Когда она из под кровати руки тянет костлявые? — Говорил чуть не плача Юн.

— Кто она?!

— Ну, она, тьма. Знаешь, как страшно. А ты сам бы попробовал залезть на эту жердочку по канату. — Юн вспомнил первые дни на корабле.

— Не по канату. По вантам. Юнга! Когда выучишь, ноги бегут по выбленке. Лезешь, марсовый, на мачту. Потом стеньга. Не жердочка, а грот— бом— брам-рей. Взгреть бы тебя линьком!

— Выучишь тут, как же. Этих палочек... Брам... и веревочек ... за которые дергают... их сотни.

— Такелаж положено знать. Парни с бака над тобой смеяться будут. Тоже мне. Вантовый акробат. Марсовым так не станешь. Корабль надо знать от киля до клотика! Я тебя в собачью вахту поставлю! С полуночи до четырех утра. Серая погибель из моря выйдет, это тебе не тьма изпод кровати.

Парнишка вот— вот заплачет. Матросы знают, что такое Серая погибель. За душой матроса она приходит. Хуже Сатаны.

— Господи, какой же ты ребенок! — Даньке стало жаль этого мальчишку.

-А зато это я остановил Славку. Помнишь, когда вы с Максом сидели на скамейке, на аллее. Я его остановил. Славка шел, чуть не плачет. Тащит за собой сумку. Он бы глупостей наделал, если б я его не остановил.

— Ты его остановил? — Удивился Даня. Какая наглость, а я его пожалел. Все плохое — это я, все лучшее — он. Как такое терпеть!

-А кто? Я! — Заявил Юн. Упрямый черт!

— А не я? — Данька подался вперед. Сверлит наглеца взглядом.

— Нет, я. — Упрямился Юн. — А потом мы... мы... не очень проказничали.

— В самом деле? — Легкая улыбка. С этим Даня согласен.

— Правда. Мы были очень послушными. Ну, и что? Ну, было. Ну, когда мы поперлись на стройку. Славке куски арматуры нужны были для полки. Я же не знал, что груз с крана сорвется. Я тогда Славку толкнул и мы упали в кучу мусора. И груз упал не на него, а рядом.

— Ты толкнул? — Удивился Данька. — А может, это я толкнул, когда почувствовал, что груз упадет, и толкнул его в спину.

— Нет, это я. — Говорил Юн. — А потом мы вылезли из этой кучи. Вспомни, какими мы были грязными. Все в грязи.

Юн начал смеяться:

— Во, было дело. — Красивое лицо светиться радостью.

— Был, было, — подтвердил Данька.

— А еще помнишь парк, когда мы на колесе обозрения со Славкой катались. Застряли там на самом верху, а? — Юну приятно вспомнить эту шалость. Он ерошит ладонью волосы на голове.

— Помню. — Усмехнулся Данька. Какие замечательные были дни.

— А как мы с ним скрепили наши брючные ремни. Потом слезали сверху, прыгая с одной перекладинки на другую. Ловко? — Парень аж подпрыгивает на стуле.

— Юн, а может это я прыгал? — Пытается Данька урезонить свое детство.

— Нет. Нет, Даня, это я прыгал. Я прыгал. Тебе бы и в голову не пришло. Взрослым такое в голову не приходит.

— Юн, остановись.

— Чего? Ты взрослый, тебе нельзя. А мне можно, — хвастался Юн.

— Ладно. Тут с тобой все ясно. А кто виноват, что мы попали с тобой на Тортугу? Это тебе хотелось к морю. Так, Юн?

— Ну, хотелось. — Согласился Юн. — Но я тут нипричем. Честно. — Оправдывалось детство.

— А кто? — Даня до сих пор не мог понять, почему перед ним открылась дверь в другой мир. Сон стал явью. Школьник, трусливый и хилый парнишка стал морским разбойником. Тренировки упорный труд превратили его в настоящего воина.

— Я не знаю. — Юн беспомощно развел руками.

— Значит, не ты виноват, что мы каждую ночь появляемся там, в стране пиратов. А затем, утром, возвращаемся сюда? Возвращаемся сюда, как ни в чем не бывало. — Как он может винить свое детство в этом. Теперь без этих перемещений жизнь была бы тусклой, бесцветной.

— Правда, Дань. Я сам не знаю, как это получается. — Оправдывалось детство.

— Хорошо, допустим, — согласился Данька. — А там, на Тортуге, в городе кто привязался к капитану Свену? Кто попросил взять на корабль, на морскую прогулку? Прогулялись, называется!

— Наверное, ты. Ты, Даня. Я же не сумел бы. Ты сам говоришь, что я трус. — Лихо! Нашел себе отмазку, он — трус!

— Так я виноват? Да? Вот что, перестань врать. Не хорошо, когда дети врут взрослым. — Заявил Данька. Построже надо с этими мальчишками. Так и на шею сядет.

— Я не вру! Ты сам решил, что все это сон. И что ты можешь во сне делать все как хочешь.

— Ну, ладно. — Согласился Данька. Виноваты они оба. — А у тебя все еще колено болит? — Спросил он вдруг у своего детства.

— Коленко?

— Ну, да. — Ухмылялся Данька. — Когда ты залезал по веревочной лестнице на борт "Скитальца". Помнишь, как ты шарахнулся о борт?

— Помню. — Юн тяжело вздохнул. Не очень хочет вспоминать.

— А как ты вел себя в каюте капитана? — Докапывался Данька.

— Норма... нормально вел. — Заикался Юн. Насупился, обижается.

— Ага! Какую чушь ты ему плел?

— Я не чушь ему говорил. — Покраснел Юн. — Я сказал, что море большое. И соленое. А океан... океан еще больше.

— Ты думаешь, это единственная глупость, какую ты тогда сморозил? — Спрашивал Данька.

— Я ... Я ему рассказал, как питаются моряки. Ночью в трюме едят солонину, что б червей не видеть. Она же испортится на жаре. — Потупилось детство.

— Ну, расскажи мне, расскажи мне, как мы моряки питаемся. — Настаивал Данька.

— Если в море долго находишься, и холодильника нет, то все портится. И солонина. Вы едите ее в трюме. Ночью. — Юн покраснел еще больше.

— Вот, вот. — Говорил Данька. — Насмешил ты тогда капитана. Даже не знаю, почему он не выкинул тебя за борт. И взял юнгой.

— Потому что я хороший. Я честный. Я ему сразу признался, что трус и слабак.

— Ах, какой оказывается, ты честный. Тоже мне, правдоискатель! — Возмущался Данька.

-А что? Он меня взял юнгой. Меня!

— Хорошо, взял тебя юнгой. Ты скажи, ты ведь перетрусил?

— Когда? — Спрашивало детство.

— Когда мы залезли на мачту. Бежал по рее и чуть не сорвался. Струсил?

— Ну, струсил. Мачта же качалась, и ветер. — Оправдывался Юн.

— Ага, ветер! — Нет, все виноваты, обстоятельства так сложились. Бедненький!

— Но ведь Брайан О`Тул схватил нас за ворот рубахи и удержал, — говорил Юн.

— Удержал. Рубаху порвал. — Рубаха — пустяк. Тогда Данька узнал цену настоящей дружбы.

— Он же зашил нам ее потом. — Говорил Юн. — Он же извинился.

— Извинился. А где ты был, Юн, когда капитан назначил меня матросом? — Матросом Свен назначил его, а не этого удохлика.

— Я на сундуке сидел, на котором ты спишь в каюте капитана.

— Сидел на сундуке и ножками болтал. — Упрекал Данька свое детство.

— Ну, было. Было.

— Так. — Данька пытался найти еще что-нибудь, в чем виновато детство.

— А во время шторма? — Вспомнил Даня. — Того первого шторма, когда я с ребятами боролся со стихией.

— Я рядом был.

— А я думал, тебя волной смыло. — Ехидно заметил Данька.

— Нет, ты же видишь, я здесь. — Оправдывался Юн.

— Ладно. А когда мы с тобой, я еще был юнгой, мы стояли на палубе, а ребята пошли на абордаж. Помнишь? — Сам Данька помнил, как прирос ногами к палубе. И те ужасные картины.

— Помню, — признался Юн.

— Тогда мы с тобой впервые увидели, как льется кровь. Как убивают. Крики. Ты же испугался. Испугался, Юн? Это я из-за тебя стоял там в ступоре. Двинуться не мог.

— А я тут причем? Это ты сам застрял.

— Ага. А потом меня капитан тряс рукой, а рука в крови.

— Нет худа, без добра. — Говорил парень. — Когда ты увидел эти пятна крови на своей рубашке, здесь в этой комнате, когда ты вернулся оттуда, ты понял, что это не сон. А то еще бы долго думал, что все тебе приснилось.

— Думал бы. Я из-за тебя, Юн, ободрал ладони, когда спускался по канату с мачты. Потом из-за тебя, труса, прятал ладони от матери, что б она не увидела, что я их ободрал.

— Ты всегда во всем меня винишь. Если маленький, то и виноват. Так? — Голос Юна задрожал, он по настоящему обиделся.

— Да, ладно. — Даньке отчего-то стало опять жалко этого пацана. — Не сердись.

— Зато в первом бою, — оживился Юн, — как я тебе помог.

— Это когда? Когда я убил испанца? — Данька хлопнул себя по колену рукой.

— Да. Это я тебе помог. Это же я тренировался с капитаном Свеном.

— Кто тренировался?! — Возмутился Даня. — Это меня капитан обещал сделать настоящим матросом. Это я учился сражаться, стрелять. А ты где-то отсиживался.

— Я не отсиживался. Я еще раньше учился фехтовать. Вспомни, я дрался с Извечным Злом.

— Это, с которым? — Спросил Даня. Увидел на столе книжонку в тонком переплете, которую он когда-то любил читать. Книга о скромном герое. Взял ее двумя пальцами.

— Вот с этим злом ты сражался?

— Да. Ты припомни, Даня, вот я со шпагой на кухне, а Зло бросилось на меня...

— Опомнись. Опомнись, Юн. Какая шпага? Ты схватил тогда кухонный нож, зажал его в своей ручонке, встал, стоял, как раскоряка и воображал, что дерешься с извечным Злом.

— Я с ним дрался! — Заявил Юн.

— И ты думаешь, это мне помогло?

— Конечно, — сообщило детство, — а потом мы бросились дальше в бой.

— Вот, вот. Именно бросились, очертя голову. И все из-за тебя. — Сказал Данька. — Если бы не ты. Ты тогда испугался. Испугался, что парни будут говорить, ты трус. Поэтому ты бросился ни о чем не думая.

— За то, я прикрыл тогда капитана.

— Ты? Ты прикрыл капитана? Когда испанец хотел ударить Свена в спину? Это я, я прикрыл своей грудью капитана. Ты бы ведь струсил.

— Не правда! Не струсил бы. — Юн вскочил на ноги. Минута, и броситься с кулаками.

— Ладно. Не струсил, может быть. — Решил не добивать свое детство Данька. Пусть успокоится.

— А здорово мы тогда маму испугали. — Вновь оживился Юн. Когда забинтованные обрывками рубахи появились здесь. С кровавым пятном.

— Юн, не стыдно? Мать испугали? Нашел чему радоваться. — Данька качал укоризненно головой.

— Я не радуюсь. — Детство начало чесать затылок. — Правда, не радуюсь.

— А где ты был, — Даня спрашивал своего собеседника, словно он был подозреваемым, — в то время, когда мы ночью крались по берегу, что бы захватить город? Когда на рассвете мы перебрались через стену форта с Брайаном и сняли всех часовых? Открыли ворота. В кустах прятался?

— Нет. — Оправдывалось детство. — в кустах и ночью, я бы испугался. Я с тобой был. С тобой не так страшно. И это мы с тобой ножички бросали и всех часовых сняли.

— Господи, вот ребенок. — Подумал Данька. — Мы же убили их. А он: ножички бросали.

— Ладно. — Сказал Даня, словно помиловал этого ребенка. — А что ты можешь сказать о том, когда меня ранило шальной пулей? Когда мы пробивались сквозь строй испанских кораблей?

— А? Вспомни, как Брайан вынимал из тебя пулю, а потом зашивал. Ковырял в тебе ножичком, а ты палку в зубах держал, чтобы не кричать от боли и не сломать зубы. Парни тебя за руки и за ноги держали, а ты верещал.

— Я не верещал. А стонал. — В самом деле, как ему было больно. И он думал, что умрет.

— Ну, стонал. — Согласилось детство. — И пытался бормотать: матросы не плачут. А сам все равно...

— Я не плакал. — Оборвал грубо детство Данька. Матросы не плачут, так учил его капитан. И это он будет помнить всю жизнь.

— Все равно. Ты еще вцепился в руку капитана. Ты думал, что помрешь. Вспомни!

— Помню. Думал. — Бессмысленно отрицать.

— Во! А Брайан тебя заштопал.

— Заштопал. Ты знаешь, как это было больно.

— Знаю. — Нам глазах Юна выступила слезинка. — Но потом, когда ты уже поправлялся в доме капитана. Он не хотел брать тебя в поход. Я помог тебе пробраться ночью на корабль и спрятаться там.

— Ты, Юн? А мне кажется, это был Хуан. Он доставил меня на лодке к кораблю. Тот парень, которого мы захватили на испанском корабле, и капитан собирался его сжечь.

— А с Хуаном я подружился. — Заявил Юн. — Когда в трюм носил ему еду и воду. Хуан тогда еще твердил, что он слуга. Он нерадив, ленив и прожорлив. И его надо побоями учить уму-разуму. Так положено. Забавный такой.

— Точно, забавный. — Данька считал испанца своим другом.

— Если б не я, ты не полез бы ночью на корабль. А утром, капитан тебя объявил помощником боцмана. Это потому, что я...

— Господи, что ты выдумываешь, Юн. Капитан все без тебя решил.

— И что? Зато Жанетта, наша кухарка в доме Леона, она меня любит больше, чем тебя.

— В самом деле? — Совсем обнаглел.

— Ага. Это мне она каждый вечер приносит с кухни чего-нибудь вкусненького.

— И не правда. А Леон, управляющий домом Свена хромой бывший моряк, меня больше любит.

— Нет, меня.

— Не ври, меня.

У них завязался спор.

— Хорошо. — Согласился в конце Даня. — Они любят нас пополам.

— Это как, пополам?

— На половину тебя, наполовину меня. Может так, Юн? — Даня улыбнулся.

Детство улыбнулось ему в ответ.

— Заболтался я с тобой, Юн. Мне бежать пора. Макс со Славкой ждут. Они завтра уезжают. Надо попрощаться.

— Давай.

— Пожмем, Юн, друг другу руки. — Предложил Данька. — Мы же с тобой братаны.

И они пожали друг другу руки.

Даня пошел к выходу из комнаты, оглянулся.

— Юн, ты заходи ко мне. Не оставляй одного. Мне без тебя, дурачок, будет плохо.

— А можно, — вдруг решился Юн, — я с тобой пойду?

— Ты? Да ты — маленький. Таскать за собой всякую малышню. — Даня хитро прищурился. Куда от него денешься.

— Вот, чуть что, сразу маленький.

— Ты станешь хныкать.

— Я? Нет. Данечка, возьми меня с собой.

— Куда от тебя денешься. Идем, малышня.

Даня, одевшись, вышел из дома. Он шел к Максу и думал: совсем недавно на школьном дворе они с Максимом думали о том, как закончат школу. Когда это было? Давно. Миллион лет тому назад. Миллион лет до нашей эры. Вот именно, миллион лет до нашей эры! И сейчас она наша эра.

Часть 2

Данька вошел в комнату вслед за Максимом, и ему показалось, что здесь что-то изменилось. Но понять что, он не мог. Тот же письменный стол, компьютерный столик, шкаф. Аквариум с рыбками, диван, на котором сидит Славка. Все как обычно. Может быть, какая-то атмосфера взросления появилась здесь, в этой комнате. Максим уселся за свой письменный стол в тяжелое кожаное кресло. Сидит, ну вылитый финансовый менеджер. Воротник рубашки немного расстегнут, рукава засканы. Вот, он весь в работе. Кресло, тяжелое кресло, оно всегда здесь стояло. Выглядит сейчас Макс, как его отец, большой бизнесмен. Вот он Макс. В трудах и заботах, в заботах о финансовой стабильности всего мира. А Славка сидит, ногу забросил на ногу, спиной привалился к спинке дивана. На лице.... На рожу лица Славка накинул маску этакого доктора, который готов заботиться о своих пациентах. Вот — вот сейчас скажет: ну, что беспокоит вас, больной? При этом сделает ударение на последнее слово. Больной. Если уж ты вошел в его кабинет, то ты, несомненно, больной. Больной на всю голову. Ну что ж, господа хорошие, — решил Данька, — сейчас вы у меня получите по полной. Прошел дальше в комнату, присел на стул возле стола, взял в руки карандаш. Вертит его. Славка поднялся, подошел к столу и запустил руку в вазу с конфетами. Выбрал несколько штук и вернулся на свое место. Как прежде развалился на диване, развернул фантик одной из конфет и засунул ее в рот.

— Так, — сказал Даня. Лицо его изобразило усталость в последней степени. Наигранную. В глазах проницательность сыщика. Он для себя решил, что будет полицейским. Последняя возможность выяснить, твердо ли его друзья держаться за свой выбор, за то, кем они станут завтра. Или еще остались сомнения. Последний акт расследования. Он посмотрел на Максима:

— Ну, с вами мы поговорим позже. Вначале я бы хотел выслушать нашего докторишку. Что он думает о твоем будущем, если ты станешь бизнесменом. — Данька посмотрел на Славку.

Славка, похоже, потерял конфету во рту. Ой, где она? Будущий доктор почувствовал, что конфета скользит по его пищеводу в желудок.

— А чего я? — Начал Славка.

— Ах, доктор, доктор! Можете мне не говорить. Я вижу, и так вижу, что случай клинический. -Данька снова бросил взгляд в сторону Макса. — Посмотри на Максима. Через год — другой брюхо этого господина будет вываливаться через ремень на брюках. Сердечко будет пошаливать. Не говорю о давлении. То будет скакать вслед за курсом акций. Судьба делового человека.

— В лоб хочешь? — Откликнулся Максим как-то очень спокойно, равнодушно.

Данька сразу:

— Вот, я из лучших побуждений. И вот, сразу, в лоб. Славик, скажи ему.

— Что ему говорить? — Славке явно было не до этого, поскольку он клал в рот следующую конфету.

Данька представил себе, какими они были еще пару дней назад. Просто дети. Сейчас они взрослые. Славик и Максим просто не могли, как Даня, увидеть себя со стороны. Вошедшая тихо в комнату троица подошла и робко присела на диван поодаль от Славки. Они переглядывались. Старались не шуметь. Один из мальчишек, тот, что был похож на Славку, спросил:

— Юн, а ты уверен, что они нас не выгонят, эти большие дядьки? — Парень сидел на краишке дивана и с опаской смотрел на себя взрослого.

— Нет, они нас не заметят. — Ответил Юн. — Они такую малышню, как мы, не замечают. Только надо тихо себя вести.

— Точно? По шее не получим? — Спросил третий пацан, похожий на Максима.

— Тише, тише, — Юн приложил палец к губам. — Посмотрим, какие они, взрослые.

А взрослые продолжали.

— Чтоб не смел кидаться на меня с кулаками. Я нарисовал ему картинку будущего, если он станет коммерсантом. Судьбу моряка он видит перед собой. Это я.

— Гнусный пиратишка, — буркнул Макс. Он вовсе не злился на друга.

Данька спросил у Славы, пропустив мимо ушей эту реплику:

— Ты все же решил в Москву ехать? Твердо? — Как его отпустили родители.

— Ага. — Ответил Славка, дожевывая конфету. — Родители считают, что только там из меня могут врача сделать. Там лучше. А потом, вы сами парни, подумайте, я же буду там один. Буду самостоятельным, по настоящему взрослым. Представляете, ни кто не будет меня опекать.

— Да, это аргумент, — согласился Данька. Хотя не мешало бы и опекать.

Тот мальчишка, который больше всех походил на Славика спросил:

— А что, он меня с собой в Москву не возьмет? Один уедет? — Он насупился обиженно.

— Куда он денется, — Ответил Юн, — без тебя. Ты чего? Куда они без нас.

— Он же будет взрослым там. — Славкино детство явно не хотело отпускать себя взрослого.

— Не думаю.

— Один, там будет мороженое есть. — Обидно, когда тебя предают. Уехать, оставить свое детство в родном городе и забыть о прошлом.

— Как он будет есть без тебя мороженое? Взрослые ничего в мороженом не понимают.

— Может, он вообще не будет его есть. Взрослые мало сладкого едят. — Скорбь в голосе. Иметь возможность есть мороженое сколько хочешь, и не воспользоваться этим.

— Посмотри сам, видишь, как он конфеты трескает. Как он без мороженного? И без тебя, тем более. Ты тоже будешь мороженое есть. И он от него не откажется.

— Ага, ну если так, — согласилось Славкино детство. Настроение у мальчишки резко улучшилось.

Данька продолжал:

— Мыши в Москве все в переполохе. — Хитро поглядывает на Славу.

— Это с чего? — Не понял Славик.

— Как! Они догадались, что ты едешь мышей резать. — Они часто повторяли эту шутку. Все будущие врачи тренируются на мышах.

— Это каких мышей? — Друзья называется, задергали. Защитники мышей.

— Ну, а что? Что вы делаете, врачи? Прежде всего, режете мышей. Или как это у вас, по-научному, — Данька посмотрел на Максима, словно ища у того поддержки, потом снова посмотрел на Славика — вивисекция. А в действительности, бедных мышей режете, садисты.

— Я мышей резать!... — Возмутился Славка. — Да я... Я перед собой вижу одну большую вредную мышь.

Славка скомкал фантик и кинул его в Даньку.

— Это на кого намекаешь? — Поинтересовался Даня. — А?

— Я не намекаю. — Огрызнулся Славик. — Я прямо говорю. Вот она сидит передо мной, большая вредная мышь. Ты что, Даня, не помнишь? Забыл, как я из тебя веревки вытаскивал? Швы снимал? Забыл уже?

— Помню. Помню. — Кивал головой Данька. Это было давно, когда впервые Даньку ранили. Они только подружились со Славкой, который уже тогда собирался стать врачом. Данька попросил вытащить из своего тела те швы, что наложил Брайан. — Я все помню. Вот Брайан, простой корабельный плотник, матрос, а как хирург меня зашил. А ты, фельдшер, как ты вытаскивал из меня швы? А? У тебя руки тряслись, поджилки дрожали. Доктор, фельдшер!

— А ты! ... — Тут уже Славка не выдержал. До чего Данька бывает вредным. — А ты забыл, как визжал, когда я йодом хотел тебя помазать?! Еще кричал: матросы не плачут, матросы не плачут. А йода испугался.

— Я? Я испугался йода? Ты чего? — Это было возмутительно. Он, Данька, чего-то испугался? Йода он, конечно, боялся. Но не расписываться же сейчас в своей слабости. — Ты, фельдшер, своей башкой подумал?

Данька постучал кулаком по своей голове.

— Может у нас, у пиратов, аллергия на йод? Ты видел хоть одного пирата измазанного йодом? А если б я впал в кому?

— Да ты, — заявил Славик, — ты всегда в коме.

— Чего?! — Некоторые будущие врачи позволяют себе слишком много.

Эту перебранку прекратил Максим.

— Слушайте, мы здесь собрались вовсе не для того что б ругаться, собачиться.

Сеятель-Жнец вглядывался в оконное стекло. В его прозрачности он видел этих забияк. Мальчишки, когда вы станете взрослыми? И в сединах вы останетесь детьми. Вы так же молоды, как ваш мир. Ваша зрелость в вашей молодости. Он, владыка Жизни и Смерти, лучше других знает, как болезненно взросление. И он хочет стать их поводырем.

Рэм плывет в пустоте. До него доносятся обрывки мыслей Романа. Брат мой, враг мой, эти мальчишки повзрослеют, их сердца скует лед. Ни один Прометей не растопит лед старости. Ты сам отречешься от них, сам приведешь к гибели. И братские объятья соединят нас. Я скоро брошу прах твоего мира к себе под ноги. Под моей ступней склонится выя живущих. И пламя их ада станет моим очагом.

— Ладно, — согласился и Данька и Славик.

— Мы разъезжаемся, — сказал Максим — в разные стороны.

Максим поднялся из кресла, подошел к аквариуму. Постучал по стеклу. Повернулся к друзьям, увидеть их лица.

— Жало, — признался Славик, — что мы вот так по разным углам.

Данька нашелся:

— Почему по разным углам? У нас же сотовые телефоны. Созвониться всегда можно. И каникулы будут. Обживетесь, компьютеры поставите, по Скайпу можем общаться. Ну, что вы? Чего грустите?

— В самом деле, — подвёл итог Славка, — Мы всегда будем рядом.

— А ты как? — Спросил Макса Данька. — Едешь?

— Да. Завтра уезжаю в Мурманск. — У Максима глаза радостно заблестели. Сомнений не было, он твердо решил.

— А что мать? Все еще не хочет тебя отпускать? — Данька знал, что мать Макса мечтала о другшой карьере для сына.

— Большим желанием не горит, но отец ее успокоил. Он сказал. Пусть едет. Учится. Глядишь, перебесится. Вернется. Купит пару пароходиков. Тут и пригодятся его знания. Будет владельцем заводов, дворцов, пароходов. Займет мое место.

— И она успокоилась? — Данька лукаво улыбнулся.

— Ты что, не знаешь ее? Так, немного. Она себе в голову вбила, что военные корабли прямо у причала тонут. Особенно, ночью. Она мне все твердит: Максим, ты на ночь надевай на себя спасательный круг. Парни, вы представляете, я сплю со спасательным кругом на шее.

Ребятам показалось это смешно. Данька предложил:

— Ты делай, как я. Вы выходите в море. Это обыкновенный морской круиз. Она же не раз ездила по Средиземному морю. Вот ты и скажи, вы отправились в круиз. Развлечься, отдохнуть.

— Ты сам своим родителям говоришь, что ты там, на Карибах, в круиз отправился? — Усмехался Максим.

— Да, говорю. Всякий раз. — У них в доме это вошло в привычку, как ритуал. Он успокаивал мать, а она делала вид, что верит в эту чепуху.

— И они верят? — Макс спросил, зная ответ.

— Нет, — сказал Данька, — конечно, не верят. Она же видела, как я два раза в этих окровавленных бинтах приходил. Только делает вид, что верит. Это у нас, как игра. Я пытаюсь ее успокоить, а она делает вид, что успокоилась. Но твоя-то мама не знает этого. Ты ей расскажи, как ты жить будешь на авианосце. Большой корабль. Там много прогулочных палуб. Вы будете гулять по палубам, есть мороженое, конфеты лопать. Там несколько бассейнов, всегда можно искупаться. Шезлонги всюду стоят. Лежишь, загораешь. Каюта у тебя первого класса. Поесть — в ресторан. Кругом киоски с сувенирами, бутики. Стюарты бегают, суетятся. Пытаются угодить своим пассажирам.

— Даня, думаешь, она поверит? — Максим откинулся на спинку кресла, чуть прищурился.

— Может ей так легче будет. — Предположил Данька. При этом он подмигнул Максиму. — Ты ей не проговорись, что на всех авианосцах для отдыха матросов сауны с девочками.

— Чего? — Встрял Славка. Это у него запас конфет закончился. Он с тоской и тревогой смотрит на пустеющую вазу.

Макс рассмеялся.

— И ты туда же, Славик. Теперь со мной на флот пойдешь, к девочкам? — Он по-своему понял интерес Славки.

— Ну, вас! — Огрызнулся Славка. Как можно думать о всякой ерунде, тем более далекой, когда ваза с конфетами рядом. Журавля в небе пусть другие ловят, синица в руках надежнее.

— Данька, ты так расписал, буду проситься на авианосец служить потом, когда закончу обучение.

Максим, тебе не служить на авианосце, но корабль, на котором ты будешь служить прославится в веках.

— Вот, — грустно подвел итог тот парнишка, что был похож на Максима, — я никому не нужен. Меня на флот не возьмут.

— Брось, — успокаивал Юн. — Возьмут. Ты что, пострелять не хочешь. Из пистолета, из автомата.

— А можно будет? — Поинтересовалось детство Макса.

— Как без этого. Бах! Или чего кинуть. Гранату! Тебе все завидовать будут.

— Я буду стрелять, — обрадовалось детство Макса.

— Конечно. Как без этого.

— А ты, Юн? А Данька?

— Куда он денется. Он без меня, как без рук. Как он будет все эти рожи корчить, придуриваться. Ребята, говорят, что в старости люди впадают в детство. Даньке это не грозит.

— Почему? — Поинтересовалось Славкино детство.

— Потому, что он из этого детства никогда и не выпадал. Поэтому и впасть в него он не сможет.

— Ладно, они взрослые. Пусть занимаются своими делами. Скучно с ними. Пойдем на улицу, парни.

Эта троица тихонечко вышла из комнаты, оставив взрослых заниматься их серьезными делами.

Максим спросил у Даньки:

— Ты завтра пойдешь подавать документы в юридическую академию?

— Угу, — хмыкнул Даня, — пойду. Нечего откладывать, а то они снова будут меня отговаривать. Им надо, что бы я в нормальный институт пошел. Куда я, парни? В Исторический? Сидеть и копаться в пыли. Не могу я так. Не мое это. Мне надо что-то поживее.

— А что? Тебе пойдет. — Говорил Максим. — Ты только смотри, не перепутай там. У тебя здорово получается, там ты пират, разбойник, а здесь закон защищаешь. Как бы и то и другое.

Славка, дожевывая очередную конфету, сказал:

— Не перепутает. Полицейские все — оборотни в погонах. — Получи, это тебе за мышей.

— Точно, — сказал Макс. — Они постоянно, либо сами воруют, либо крышуют. Во всех фильмах так. Вот забавно, представьте. Свен, капитан, сидит в каюте, пересчитывает пиастры, золотишко. Данька соскакивает с сундука и спросонья, приснилось ему, и как заорет: лежать! Работает ОМОН! Я тебя сейчас, Свен, в трюм на пожизненное засажу!

— Ладно вам, — смеялся Данька, — ничего я не перепутаю. Придумаете. Если полицейский, так сразу взяточник, бандит. А медики? Если верить телевизору, то там таких тоже полно. Больничными торгуют, справками.

— Нет, врачи не такие. — Заявил Славка. — Мы клятву Гиппократа приносим.

— Ага, поклялись. — Максим усмехается. — Про нас моряков такого не скажешь.

— Про вас, моряков? — Данька опять придумал. — Раньше, у вас жизнь была лучше. Крейсер, сторожевик или что побольше продать. На металлолом. Деньги в карман. Сейчас похуже. Но тоже не плохо. Выйдите в нейтральные воды. Загрузите пару мешков герыча. Спрячете в ракетную шахту. Кто проверит. Военная тайна. Можно и адмиралу мешочек отсыпать. Этим вы и живете. На этом флот держится.

— Чего?! Ты зачем нас, моряков в грязь мордой! Чернуху на нас вешаешь. — Возмущался Макс. — Ты же сам моряк. И такие вещи!

— Максим, это я сдуру. — Говорил Данька. — Вы у нас лучшие. Вы, как это, гардемарины.

— Вот, вот. Думай, что говоришь. На рею вздернем.

— Хорошо, парни. Как пел Высоцкий, не клевещи на нашу молодежь, она опора наша и оплот. То есть флот. Я исправлюсь, буду хорошим. — На лице Даньки искреннее раскаяние. Он обычный арлекин, и может надеть любую личину.

Еще полчаса мальчишеского трепа. Потом Данька сказал:

— Что? Пора, наверно. Кончай посиделки. Вам еще вещи складывать.

Они стали прощаться.

— Давайте, поклянемся в дружбе на века, — предложил Славка.

И они принесли клятву.

Данька не спеша пошел домой. Грустно расставаться с друзьями. Не просто стать взрослым. Он вернулся домой, в свою пустую квартиру. Родителей еще не было. Бесцельно слонялся по комнатам. От нечего делать включил телевизор. Плюхнулся в кресло напротив этого ящика. Прикрыл глаза и слушал в пол уха диктора, почти не понимая, что тот несет с экрана. Вернулись родители. Мать и Аркадий пошли переодеваться. После Мария Петровна на кухню. Надо кормит своих мужиков. Аркадий присел на диван. Листал какой-то каталог.

К очередной выставке готовится, — решил Данька.

После ужина все собрались возле телевизора. Извечная привычка людей. Еще древние люди все собирались возле костра или очага. А в новый век все приходят к голубому экрану. Мария Петровна вновь вернулась к своей мысли.

— Даня, может, ты в другой институт подашь документы? В хороший? — Мария села рядом с сыном.

— Мама, а юридическая академия не хороший институт? Туда все идут. — Вот опять начинается. Быстрее подать документы, и все обсуждения прекратятся.

— Хороший. — Соглашалась неохотно Мария Петровна.

Аркадий сказал:

— Вот именно. Все идут. А какой конкурс там. Ты думаешь, поступишь? Туда поступают ребята, у которых связи есть. Родители работают в этой сфере. — Аркадий не стал говорить о том, что и так все знают. Или дать, кому следует, приличную сумму денег, или пойти на платное обучение.

— У меня баллы хорошие. — Даня очень хотел верить в свой успех.

— Ну, в наше время, баллы не самое главное. Может, передумаешь? — Пытался уговорить Аркадий пасынка.

— Нет. Не хочу я в пыли копаться. — Как они не поймут, он решения не изменит.

— Дань, — это мать, — зачем тебе это? Найди что-нибудь поспокойнее. Следователем, видите ли, он хочет быть.

— Не отговаривай ты его. — Аркадий безнадежно махнул рукой. — У него синдром Карибского моря. Ему адреналин в крови нужен. Все равно подаст туда документы.

— Да, Аркадий, я все решил. — Кажется, родители начинают его понимать.

Телевизор что-то бубнил. Но все эти заклинания, для сидевших возле него, не имели смысла.

— Ладно, — согласилась мать. — Я хоть пять лет смогу спокойно жить. Буду знать, что ты на занятия ходишь, а не бандитов ловишь. Хоть в этом мире не так тревожно будет.

— Маша, — Аркадий задумчиво смотрел на Даню, — а ты уверена, что наш Даня не найдет себе приключений здесь.

— Нет, не найду, — начал Данька. — Конечно, не найду.

Лицо Даньки опять было таким искренним. Таким честным. Глаза. Они сияли светом правды.

— За пять лет я могу передумать. А вдруг передумаю. Кончится обучение, и я пойду в нотариальную контору. Или стану юридическим консультантом в фирме. И в полиции есть разные отделы. Я смогу устроиться в отдел, где паспорта выдают, разные справки. Буду, как все нормальные люди на работу ходить. Утром ушел, к вечеру вернулся.

Данька врал. Врал безбожно. Он не говорил родителям, что больше года занимается в спецшколе разведки. Туда его пристроил Андрей Сотников, дядя Максима. Андрей Алексеевич был полковником ФСБ. Давненько в этой конторе заметили способного мальчишку. Зачем волновать родителей. Пусть живут спокойно. Родители, по крайней мере, мать верили сыну. Или делали вид, что верят.

— Вот и хорошо, — сказала мать, — может действительно, Аркадий, он передумает за это время. Старше будет. Сейчас он ребенок, и ему хочется чего-то необычного.

Марию Петровну ни Аркадий, ни Данька разубеждать не стали. Пусть надеется. Потом Даня отправился спать. Даня сел на кровать, взял с тумбочки плюшевого мишку, которого в детстве ему подарил отец. Погладил медведя, словно просил о помощи. Он лег, думая о том, как завтра пойдет в академию, что бы подать документы. Обычная процедура. Но утром Даня проснулся рано, с чувством какой-то тревоги, беспокойства. А возьмут у него документы или нет. Он поднялся. Еще раз проверил, все ли бумаги сложил в полиэтиленовый конверт на кнопочке. Так, аттестат здесь, справка здесь, фотографии. Паспорт то же. Снова лег в постель. Полежал. Пора собираться. Он выпил кофе и отправился в юридическую академию. Данька мог бы сесть на троллейбус, но не стал. Полагал, что прогулка пешком поможет ему сосредоточиться и одолеть собственную робость. Он дошел до академии. Остановился. Прохожие идут туда и сюда, и не подозревают, как гулко бьется сердце в груди Даньки. Чего он так встревожился. Ничего же еще не произошло. Вновь нерешительность охватила его. Может ну ее, эту академию. Заскочить в первый попавшийся троллейбус или автобус, и в какую сторону он его понесет, в ближайший институт и подать документы. Думал Данька, опять труса празднуешь. Не стыдно. Ты — пират. Ты — помощник боцмана на пиратском корабле и струсил. Ноги почему-то не слушались. Данька вспомнил песенку. А когда заходить мне не хочется в клетку, ап, себе говорю я, и делаю шаг. Ап! И тигры у ног моих сели. Ап! И с тумбы мне смотрят в глаза. Ап, и кружатся на карусели. Ап, и в обруч горящий летят. Ап! Данька. Ап! И он пошел. Вошел в здание академии. Большой указатель: прием документов. Данька осмотрелся. Сколько здесь людей. Абитуриентов, конечно, меньше. Больше сопровождающих лиц. Родители, бабушки, дедушки. Все здесь. Некоторые в военной форме. С орденами. А он один. Может Аркадий прав? Черт с ним! Была, не была. Данька подошел к одной из стоек, попросил у девушки бланк заявления. Та дала ему бланк. Даня нашел свободный стол, присел, что бы заполнить. Прочитал первую строчку. Фамилия, Имя, Отчество. Написал четким красивым почерком. Гринев Даниил Александрович. В конце заявления внизу страницы поставил подпись. Снова вернулся к той девушке, у которой брал бланк. Дождался своей очереди, присел на стул. Протянул заявление.

— Вот. — Просто не знал, что говорят в таких случаях. Все понятно и без слов.

Девушка взяла заявление, прочитала, повернул на другую сторону.

— Даниил Александрович, вы что, не видите?

Данька начал было оглядываться. Кто такой Даниил Александрович. Он не привык, что бы его так называли. Его так никогда не называли. Данька. Даня.

— А что я не видел? — Он и представить себе не мог, что упустил.

— На обороте ясно написано: медкомиссия института. Аудитории указаны, где принимают врачи. В любую из них приходите, и если врач считает, что по здоровью вы годны, придете обратно.

— Спасибо. — Если так положено, он готов идти.

Данька взял заявление. Посмотрел номер аудитории. Третий этаж. Бросился туда. Здесь очередь была значительно больше. Он занял очередь. Когда же дойдет до него. Вот дверь в кабинет открылась, и Данька вошел. Врач сидел за столом и не смотрел на вошедшего. Только произнес:

— Проходите.

Данька подошел ближе к столу. Присел.

— Так, — теперь врач поднял взгляд на абитуриента, — давайте ваше заявление. Медицинскую справку из поликлиники.

Даня отдал заявление, извлек из конверта справку. Отдал врачу.

— Так, молодой человек, раздевайтесь до пояса. Давление померяем, послушаем.

Данька снял рубашку, врач измерил давление. Потом взял фонендоскоп послушать легкие. Врач заметил шрамы на теле парнишки.

— Вот это, молодой человек. — Врач показал на шрамы. — Мне надо посоветоваться с главным врачом. Может, у вас противопоказания. В справке ничего не сказано. Но у нас повышенные требования. Одевайтесь, погуляйте в коридоре. Я вас вызову.

Данька вышел.

Что скажет главврач? Вдруг он не годен? Слово то какое. Не годен. Не годный. Никуда! Вдруг его сейчас выгонят.

Врач не собирался звонить главному врачу. Он набрал номер заместителя ответственного секретаря отборочной комиссии.

— Олег Петрович?

— Да, слушаю.

— У меня тут один абитуриент. Подозрительный. У него такие характерные шрамы. Колото— резанная рана. И на пулевое похожая рана. Не знаю. Может, это результат несчастного случая. Посмотрите по базе, не ли криминала. Гринев Даниил Александрович. Жду вашего звоночка, Олег Петрович.

Данька ходил в коридоре, ждал. Было немного душно. Больно много людей здесь. Он подошел к окну, распахнул его настежь. Постоял. Подышал воздухом. Нервно смотрел на часы. Уже час ходит он в коридоре. Когда же его вызовут. Пошел второй час. Данька нервничал все больше и больше. Вот дверь кабинета распахнулась. Выглянула медсестра, пропуская очередного абитуриента на медосмотр. В руке у нее была бумажка. Сестра крикнула:

— Гринев.

Данька бросился к ней.

— Я. Я Гринев.

— Держите.— Медсестра протянула ему заявление и справку. Закрыла за собой дверь.

Данька держал бумаги в руках и никак не мог решиться посмотреть, что написал доктор. Собрался с духом, посмотрел. Годен! Он годен! Да, он годен. И побежал туда, где принимали документы. Подсел к той же девушке, что и в первый раз. Протянул заявление, улыбаясь. Та взяла заявление.

— Даниил Александрович, давайте остальные документы.

Данька вытряхивал содержимое своего пакета. Девушка подшивала бумаги в скоросшиватель. Как она сказала, формировала дело. Потом, вшила конверт. Вложила его аттестат.

— Сейчас фотографии.

— Вот фотографии. — Даня протянул.

— С оборота подписать каждую. — Нервно сказала девушка. — Каждую в отдельности. Потеряются.

С этим было закончено. Фотографии нырнули в конверт. Девушка захлопнула скоросшиватель.

— Вот, — она взяла какой-то бланк, несколько галочек на листе. Расписалась. — Это опись документов. А это памятка, как вести себя в нашей академии. И читайте, что написано. В описи указано время собеседования, кабинет, придете, если найдете свою фамилию на доске объявлений по прхождению конкурса. Доска на первом этаже. Ясно? Если вас в списке не будет, придете сюда, заберете свои документы.

— Все? — Спросил Даня.

— Все, идите, — девчонка устала, нервничала. Достали.

Данька вскочил, прижал к себе эти теперь самые важные в его жизни бумажки и побежал домой. Документы приняли. Надо ждать собеседования. Его, возможно, примут. Тяжелое это занятие, ждать.

Часть 3

Не громкая музыка в салоне автомобиля. Рэм нажимает педаль газа, и машина легко трогается с места. Рэм не спешит. Зачем спешить тому, у кого в кармане вечность. Восток мудрее Запада. Древнеримских политиков раздражала медлительность восточных правителей, их умение затягивать переговоры. И они в своей поспешности совершали ошибки. Мудрецы Китая в покое и созерцании искали истину. Все, кто знаком с большими просторами, неторопливость времени предпочитают быстротечности. Рэм вспомнил байку о чукче. Он плывет на лодке по реке, курит трубку. Женщина, стоящая на берегу, кричит: перевези меня на ту сторону. Чукча сделал затяжку и произнес: дура баба, зимы подождать не может. Не стоит торопиться. Всему свой срок. Он зародил сомнение в Даньке, стоит ли подавать документы в юридическую академию. И чуть не выиграл. Можно было дать этому мальчишке подслушать разговор, как родители богатых и влиятельных детей устраивают своих чад в это учебное заведение, и Данька был бы в его руках. Рэм не торопился. Есть другие пути. Древние, соратники Романа. Скопище идиотов, думающих только о себе. Испугались своего могущества, скрылись. Как легко их одурачить. Подбросить мысль о самомнении людей. Боги существуют, пока в них верят люди. Человек просит богов о милости, а сам думает, как низвергнуть их. Человек провозгласил себя вершиной творения. И если эта "вершина" перестанет верить, то готова будет занять место Древних. Даня, простое орудие, может поверить в свою исключительность. Попросит для себя место рядом с Древними. Чуть потеснит их, а после изгонит из дома. И они поверили. Просят Романа избавиться от мальчишки. Убрать парня, и игра вернется к старым позициям. Партию можно начинать сначала. Игра должна идти долго, дарить наслаждение. Это еще один способ затянуть процесс. Рэм пока не хочет вступать в открытую схватку. Еще так много возможностей. У Бога чудес много. И Дьявол не прочь почудить. Роман, я только начинаю игру. Роскошный автомобиль остановился возле особняка. Выбежал слуга. Угодливо открыл дверку машины. Рэм вышел из машины и прошел в дом.

Ждать и догонять. Не благодарное это дело, а Даньке надо было ждать того дня, когда вывесят списки на зачисление. Он пытался успокоить себя, повторял, как заклинание слова Свена. Добродетель матроса: ждать и терпеть. Капитан так говорил, когда не хотел посвящать кого-то в свои планы. Когда Даньке очень хотелось узнать, что задумал капитан. Но это заклинание сейчас не помогало. Сидеть просто дома он не мог. И шляться по улицам тоже. Беспокойство не оставляло его ни на минуту. Большую часть дня он проводил в спецшколе. Он имел право приходить сюда всего на несколько часов, но сейчас сидел в школе весь день, надеясь, что занятия отвлекут его. Иногда заходил дядя Андрей. Подходил к нему. Полковник называл его Арлекин. Так требовалось по условиям школы.

— Ну, что, Арлекин, волнуешься? — Андрей Алексеевич волновался за каждого из этих троих ребят. Они настоящие, верные друзья. И он одобрял эту дружбу. Конечно, за родного племянника, за Максима, он волновался чуть больше.

— Да, товарищ полковник, волнуюсь. — Данька виновато вздохнул. Он даже перед боем на корабле не волновался, а тут чувство тревоги не оставляло его.

— А ты попробуй по-другому. Ты будущий разведчик. Настоящий разведчик, парень, должен вжиться в образ, как артист. Плохой артист, он как... Тут важно быть, а не казаться. Тот артист, который выходит на сцену и только кажется, он плохой артист. Он должен быть тем, кого играет. Вот и разведчик должен быть тем, кого в этот момент представляет. Без фальши. Попробуй сказать себе, все, что там происходит, тебя не волнует. Ты другой человек. Понял или я плохо объяснил? — Полковник улыбнулся.

— Кажется, понял. — Сказал Данька. Отошел. Шел по дорожке. Надо попробовать. Сейчас. Сяду в позу лотоса, нырну в нирвану. Не захлебнуться бы в ванне. Все, что касается Юридической Академии, меня не волнует. В этот момент в голове словно щелкнуло что-то. Он почувствовал необыкновенную легкость. Его ничего не волновало. Только занятия здесь. Он думал о том, что будет есть на обед. Все остальное ушло. Данька разбежался, подпрыгнул, перевернулся через голову в воздухе, приземлился на ноги. Чуть не сбил инструктора.

— Курсант, осторожнее, — сказал инструктор, но просто махнул рукой. Ребенок. — Лучше иди в класс, займись взрывным делом.

— Есть, товарищ инструктор, — отрапортовал Данька и поспешил в класс.

Он забежал перед самым началом занятия, плюхнулся за стол. Класс был не большой, всего восемь столов. Несколько стеллажей и шкафов с учебными пособиями. Вполне уютный класс.

— Поосторожней, Арлекин, — Постоянный сосед Дани на занятиях. Его зовут Тайга. Ничего дремучего в нем нет, очень сообрази тельный парень. Скорее всего, родом из Сибири. Но здесь не принято обсуждать прошлую жизнь. В их отряде отличные ребята, почти как на его корабле. С такими не страшно идти в бой.

— С виду веса в тебе ничего, а будто тонна. — Продолжил в полголоса Тайга.

— Дело не в весе, а в количестве движения. Прости, разбежался, а притормозить забыл.

Сегодня рассматривали новые виды взрывных устройств. Инструктор, подполковник Измайлов, показывал небольшое взрывное устройство. По виду и не скажешь, что эта штука, будь в ней заряд, может разнести большое здание. Тут дело в том, как заложить мину. О том, как такая "игрушка" может на деле сработать, Данька догадывался интуитивно. Создатель Большого взрыва был мастером, знал толк в подрывном деле. Курсантам рассказывали о разных типах мин, проводили практические занятия на полигоне.

— Курсанты, смотрите, мина по виду обычная. Мы с таким уже имели дело. Только взрыватель особенный, — подполковник показал небольшой стержень, в верхней части шесть рычажков. — Эта штука называется "подарок саперу". Вставляется в гнездо. Он может сработать от вибрации. Если мину пошевелить, она взорвется. Но есть возможность установить на определенное время. Смотрите, ниже этих рычажков или лепестков, как их чаще называют, стрелочка. Она указывает на тот лепесток, который может разрядить мину. Взрыватель вставляется в гнездо. Положение лепестка разрядки мины знает только тот, кто ее установил. Он может ее разрядить. Никто другой. Стрелка утоплена в гнездо, ее не видно. Лепестков шесть. Другой практически не имеет шансов обезвредить заряд. Вероятность угадать один к шести. Такую мину надо ликвидировать на месте. Понятно?

— Для ликвидации можно использовать защитные средства. — Продолжал Измайлов. — Для подрыва мины используют виброударник, действующий по удаленной команде. Защита от взрывной волны устанавливается по периметру. Ясно? — Инструктор строго посмотрел на подрастающую смену. Им еще долго набираться опыта.

— Так точно. — Ответил за всех один из курсантов.

— Посмотрим более интересные с точки зрения разминирования объекты.

Данька не выдержал:

— А может, ее можно разрядить. Товарищ инструктор, можно я попробую. — Данька тянет руку. Ему кажется, что уроки Свена чувствовать кожей, всем телом окружающий мир может пригодиться здесь.

— Арлекин, я сказал, практически это не возможно. — Вечно с этим парнем проблемы.

— А если у меня получится? — Даня умел быть по ослиному упрямым.

— Хорошо, проверим. Выйди из класса. Я вставлю в макет взрыватель. Ты войдешь и попробуешь. Убедишься.

Данька вышел. Постоял, потом постучал. Инструктор разрешил войти. Данька подошел.

— Ну, — сказал инструктор, — пробуй. Погадай на ромашке. Этот взрыватель так называют из-за лепестков. Угадать любит, не любит. Это игра в наперсток. Все равно обманут.

Даня протянул руку, не прикасаясь к взрывателю указательным пальцем начал считать.

— Любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет. — Нажал лепесток. Взрыватель выскочил из гнезда. Мина обезврежена.

— Вот это да! — Инструктор удивился. — Угадал. Повезло тебе. А ну, выйди еще раз.

Азарт этой игры захватил и инструктора и курсантов.

Даня вышел за дверь. Вернулся, когда разрешили и вновь разрядил заряд.

Так повторялось раз семь.

— Ты это как делаешь? — Спросил инструктор. — Так везти не может. Не согласуется с теорией вероятности.

— Меня девчонки не любят. Я на ромашке гадаю, всегда получается "к черту пошлет".

— Ладно, поверю. Посмотрим другую мину. — То, что не подчинялось обычной логике лучше отложить в сторону.

Занятие закончилось, но удача Арлекина не выходила из головы подполковника. В конце занятия он попросил курсанта задержаться.

— Давай, Арлекин, я покажу тебе еще кое-что.

Он достал из шкафа чертежи.

— Это схема моста. Где, как ты думаешь, разместить взрывное устройство, что бы получить максимальное разрушение. Такую задачку дают в Академии инженерных войск.

Даня посмотрел на чертежи.

— А еще какой-нибудь разрез есть? — У Даньки появилось ощущение, что чего то не хватает. Он не понимал, что ему нужно, но это было очень важным.

— Вот, держи. — Измайлов достал еще несколько листов чертежей.

Перед мысленным взором Даньки промелькнули картинки. Он, словно наяву, видел мост.

— Установить надо в эту опору. На этой отметке есть монтажный проем. В него установим. Места достаточно и не видно.

— Ты прав, курсант. Но на разрезе проем не обозначен. Решение правильное. — Инструктор собрал чертежи. — Попробуй еще решить. Более сложная задача.

Инструктор достал другую папку с чертежами.

— Это турбина гидроэлектростанции. Как с ней быть? Куда подложить взрывное устройство? Торопить не буду. Тебе часа хватит, парень?

— Так точно.

Инструктор ушел. Даня разложил перед собой чертежи. Куда пристроить мину. Где-то внутри его головы замелькали картинки. Они мелькали с огромной скоростью. Турбина работала. Ротор вращался. Он нашел решение. Когда инструктор вернулся, Данька спокойно сидел. Он знал, что надо делать.

— Арлекин, решил задачу? Куда установишь взрывное устройство? — Парнишке не под силу решить такую задачу. Тут и специалист в области турбостроения не сможет так быстро справиться с этой проблемой.

— Товарищ полковник, не надо взрывного устройства. С ним возиться. Оно громоздкое, увидят.

— Что ты задумал, Арлекин? — Измайлов был удивлен. Не взрывать, а вывести турбину из стоя. Сложная техническая задача.

— В этом фланце должно быть окошечко. Вот подшипники. Расстояние между ними небольшое. Если туда засунуть металлическую пластинку, типа линейки, вставить можно минут за десять. Подшипник будет шоркать по линейке. Нагреется где-то, через час. Подшипник накроется. Все.

— Так? — Неужели конструкторы не предусмотрели такой простой вещи.

— Еще, вот здесь предохранительное устройство. Мы его заклиним. Никто не заметит. И через час подшипник не выдержит. Нагрузка на ось турбины увеличится. Она начнет отклонятся. Градуса на три, четыре. Пойдет биение ротора. Резонанс через три минуты. И все пойдет в разнос. Турбину вырвет с фундаментов. По пути она еще чего разнесет. В машинный зал хлынет вода. Все, Бобик сдох.

— Арлекин. А ты уверен? — Спросил подполковник. Две маленьких случайности одновременно. Что-то попадает в подшипник и отказ предохранительного устройства. Тут и диверсанта не надо.

— Уверен, товарищ полковник. — В своей правоте Данька был полностью уверен.

— Свободен, курсант.

А вдруг парень прав. Если это сработает? Срочно надо проконсультироваться. Это инженерная ошибка может стоить дорого.

Вызвали нескольких экспертов в области турбостроения. Во главе с профессором Грибовым. Молодой профессор, лет пятидесяти.

— Что придумали наши военные. С пустяками лезете, — Грибов был убежден, люди в форме и спортсмены думать не способы. Одни мыслят в рамках устава, у других мышцы заменили мозги. — Посмотрим, отчего такой переполох. — От дел отрываете. Мните себя специалистами.

Этим военным позволяют слишком много. Военные заказы, это всегда хорошо оплачивают, нопусть не лезут не в свое дело.

— Мы вас, как специалистов, и пригласили.

— Давайте.

Профессор хотел покинуть столь несерьезное совещание, когда объяснять ситуацию пригласили мальчишку. Детский сад. Издеваются. Но выслушать пришлось. О хлебе насущном и руке кормящей не забывал. Выслушал Даньку. В конце Грибов заметно нервничал. Даже губы задрожали.

— Черт возьми! Вы понимаете, что произойдет. Это катастрофа! Разнесет всю станцию. Ближайшее население пострадает. Сотни жертв. Если не сбросят воду в верхнем бьефе. Кто это придумал. Это преступление!

— Я предложил, — сказал Даня. — Если б полковник дал мне больше часа времени, я еще мог накопать.

— Мальчишка. Щенок! — Не удержался Грибов.

Даня подумал, что эти слова уже слышал от капитана Свена, своего отца. Только профессор пощечину не влепил.

— Надо посчитать. Проанализировать. Решить проблему безопасности. Тут работы целому институту.

Поднялась волна. Колесо завертелось. Но Даньке было не до этих пустых проблем. У него другая головная боль. Зачисление. И от этого в голове может снести другую турбину. Его личную.

День пришел. Списки зачисления вывесили. А там собеседование. В здание Академии он вошел в тревоге. Сколько здесь людей. Не протолкнуться. Наконец, ему удалось добраться до заветной стены. Буква Г, где она? Вот. Так. Гринев. Его почти трясло. Гринев Даниил Александрович. Он! Это он!!! Данька выскочил и вприпрыжку бежал домой. Он пойдет на собеседование. Пойдет!

Вечером радость сменилась отчаянием. Пойдет на собеседование, а пройдет ли его. Может его просто выпрут.

Рэм доволен. Мальчишка славный, право, очень симпатичный. От этого еще интереснее наблюдать за тем, как он переживает. Будет жаль, если Древние сами его выведут из игры. Приятнее смотреть фильм, когда в кадре не уроды, а красивые актеры. Но одного слугу можно поменять на другого. Но все же жаль, если его убьют. Он, словно древнеримский император, поднял большой палец руки вверх. Рабу, гладиатору, можно подарить жизнь.

Даня не спал всю ночь. Поднялся рано и пошел. Стоял, дожидаясь своей очереди. Ужас детства готов был вернуться к нему. Многие воспоминания детства, переживания возвращаются к нам в самый неподходящий момент. Призраки прошлого способны уничтожить нас. Он стоял, и тьма тянула руки. Ужас, который мучил мальчишку каждую ночь. Она хватала за горло, душила. Сейчас этому маленькому мальчишке надо зайти в кабинет, наполненный темнотой. Хотелось убежать, спрятаться. Есть только одно лекарство: он обязан одолеть себя. Его черед. Он переступил порог, закрыл за собой дверь. Выдохнул воздух. Сделал несколько шагов.

— Абитуриент Гринев Даниил Александрович, — воздуха в легких не хватило, он прервался, закончил. — прибыл для прохождения собеседования.

— Так. Абитуриент, Гринев Даниил Александрович, — в комнате трое мужчин в форме. Женщина средних лет, секретарь. Она извлекла из коробки скоросшиватель, протянула председателю комиссии. Тот раскрыл личное дело, пробежал взглядом. Небрежно передал другому члену комиссии, сидевшему справа. Лениво задал вопрос:

— Почему вы решили поступать в нашу Академию? — Стандартный вопрос.

— Я хочу бороться с преступностью, — сказал Данька, — что б в нашем городе жилось лучше.

Председатель комиссии посмотрел на того мужчину, что справа. Тот задал вопрос:

— А что у вас со спортом? Есть спортивный разряд?

— Нет. Но у меня все в порядке со спортом. Я получу спортивный разряд.

— Хорошо, — мужчина еще раз внимательно посмотрел в личное дело. И сказал, — я смотрю у вас загар хороший. Где вы предпочитаете отдыхать? В Турции или в Испании? — Мужчина улыбался. Некоторые из тех, кто подает документы в их учебное заведение, могут позволить себе это.

— Нет. — Признался Данька. — Я провожу время на Карибах. Там вода чище и климат мне подходит.

— На Карибах? — Лихой пацан. — И останавливаетесь в пятизвездочных отелях?

— Нет. У моего отца там дом. Кухарка, она прекрасная женщина, меня любит, как сына. За домом смотрит Леон, бывший моряк, и я в нем души не чаю. У нас там есть ранчо. И у отца корабль. Мы с отцом чаще на борту корабля проводим время. Скучно на одном месте.

— Это интересно, молодой человек, а не будет ли вам мешать учеба в Академии? На одном месте за партой. Скучища. — Откровенно смеется.

— Нет, совсем нет. Я придерживаюсь того мнения, что делу время, потехе — час.

— Хорошо. Хорошо.

Данька не видел того первого листа, что вшит в его дело. Это была характеристика-рекомендация. Ее доставили из Москвы в ректорат фельдъегерской почтой. Дядя Андрей постарался. Даня об этом не подозревал. В левом верхнем углу этого листа размашистым почерком написано: зачислить. И подпись ректора. Кто станет спорить с начальством? Себе дороже. Видимо, у этого паренька хорошая поддержка там, наверху. Пусть учится. Председатель комиссии взял листок, что-то написал на нем и протянул Даньке.

— Поздравляю вас, Гринев. Вы зачислены. Студент.

— Спасибо! — Обрадовался Даня. — Служу России!

— Будете служить России.

Данька взял заветный листок выписки из приказа. Выскочил в коридор. Подпрыгивал от счастья. Танцевал фламенко. Выхватил из кармана сотовый телефон, набрал номер.

— Мама! Мама! — Кричал он в трубку.

— Даня! Даня! Что?

— Меня зачислили, мама! — Он бежал по коридору, крутился вокруг своей оси. Налетел на парня.

— Ой! — Сказал Данька. — Простите.

По виду парня было ясно, он не слишком доволен, что на него налетели. Даня приветливо улыбнулся, протянул руку и сказал:

— Меня зачислили только что. — Это звучало, как извинение.

— Меня тоже. — Парень теперь улыбался и пожал протянутую руку. — Тебя как зовут, счастливчик?

— Меня, Данька. Ну, Даня. А тебя? — Данька пригляделся к своему собеседнику. Выше его ростом, карие глаза, прямой нос. Светлая рубашка в синюю полоску.

— Меня, Гришей. Можно, Гриней. Будем знакомы.

— Мы с тобой на одном курсе будем учиться? — Восторженно спрашивал Даня.

— Ага, на одном. А ты куда спешишь? — Гриша парень общительный. Так получилось, что в этом городе у него еще нет друзей, и он не прочь поболтать с кем-нибудь. Отец получил новое назначение, и прощай насиженное место.

— Домой. — Куда еще податься хлопцу.

— Если торопишься, могу подвезти. — Предложил Гришка. — У меня рядом машина. Хочешь?

— Давай, — согласился Даня.

Они вышли из здания Академии, нашли на стоянке машину. Это был крутой внедорожник. Сели. Данька оценил это средство передвижения, сказал:

— Гриша, у тебя крутая тачка. — Данька не мечтал о машине. Теперь он мог купить ее, но считал хлопотным думать о парковке, о бензине, ремонте.

— Это не моя. — Сказал Гриня. — Отец дал. По случаю, на сегодня. Он на служебной машине чаще ездит. Мне иногда дает свою машину.

— А, у тебя и папа крутой, как я понимаю. — Сказал без задней мысли. У Максима отец тоже был не самый простой.

Гришка бросил взгляд на Даньку.

— Он, конечно, в чинах. Только ты никому не говори. — Не хочет он, что б его считали папенькиным сыночком, которому все дается по воле родителей.

— Если не хочешь, не скажу. — Данька не любил обсуждать с кем-то чужие дела. И не станет рассказывать о том, что знаком с тем, у кого такой крутой папа.

— А ехать куда, Даня?

— Сейчас покажу. На Тракторную улицу.

— Я не знаю, где это. Мы недавно в вашем городе. Отца сюда перевели по службе. Он раньше нас с матерью приехал. А мы с мамой позже. Когда отец устроился на новом месте. У нас в нашем городе сад был. Мать ждала покупателей. Так, что я ни города не знаю, и знакомых нет.

— Я покажу. Сейчас прямо, на следующем перекрестке свернешь, — Данька показывал, как проехать к его дому. Подъехали к самому дому.

— Спасибо, Гриша. За то, что довез.

— Не за что. Мы ж с тобой однокурсники. — И слово это звучало новой музыкой.

— Слушай, Гришка, — заявил Данька, — раз мы с тобой однокурсники, номерами телефонов обменяемся.

И они обменялись номерами телефонов, словно верительными грамотами. Они совсем прощались, когда Гриша спросил:

— Данька, а ты не будешь против, если я позвоню тебе, куда-нибудь выберемся. Ты мне город покажешь. Мне одному дома сидеть стремно. А знакомых нет. Только ты.

— О чем речь. Звони. Будет время, звони. И отправимся по городу. Мои друзья тоже разъехались. Они в других городах поступают.

Они еще раз попрощались, и Данька пришел к себе домой. Нервное напряжение этих дней прошло. Вечером с работы пришли Мария Петровна и Аркадий Аркадьевич. С порога они поздравляли его.

— Данька, поздравляем, молодец! — Мать и Аркадий обнимали его. — Это тебе.

Большой букет цветов и огромный торт. Масляный, как он любил.

— И еще тебе подарок, — смеялся Аркадий, — свисток. Будущему полицейскому.

— Спасибо.

Они долго пили чай с тортом. Любопытная кукушка выглядывала из своего домика в часах. Незабываемый вечер.

— Что, доволен? — Спрашивала мать.

— Да, мама. Я давно хотел. — Сейчас все страхи и сомнения остались позади. Он словно расправил крылья.

— А что у тебя там, на Карибах? — Горе ты мое маленькое, думала Мария.

— Пока мы на берегу. Капитан не говорит, когда мы выходим.

Аркадий покачал головой.

— В море. В круиз, значит? — Каждый выход в море вызывал тревогу. Без боя такие "круизы" не обходятся.

— Да, в круиз. — Даня вспомнил, как учил Макса учебные походы именовать прогулками. Круизами.

— Ты еще матери скажи, что у вас парусная регата. — Ехидно заметил Аркадий.

— У нас парусная регата намечается. — Даньке понравилась эта мысль. — Наша команда выходит на соревнования под флагом "Веселый Роджер". Мы на первое место рассчитываем.

— Хвастун, — Аркадий не осуждал пасынка за его ложь. Если этот мальчишка врал, то в его вранье не было коварства, его ложь была безвредна. Не лжец, а фантазер. Враль, добрый враль.

— Вовсе нет. У нас и девиз есть: любая смерть за ваши деньги. — Этот девиз он придумал только что.

Мать всплеснула руками.

— Даня, что за юмор у тебя! Что это такое? — Мария Петровна убирала посуду, а мужчины сидели с ней на кухне.

— Мама, я пират. И юмор у меня пиратский. — Даня изобразил на лице свирепость. Это выглядело не страшно, скорее забавно.

— Детский юмор. Как был ребенком, так и остался. — Мать готова прощать сыну шалости.

— Мама, я уже взрослый. — Сказал Данька. — У меня аттестат зрелости на руках.

Аркадий улыбнулся.

— Аттестат зрелости. Ты для матери и для меня до седых волос будешь ребенком.

— Мне что, — начал горячиться Данька, — принести вам аттестат старости?!

— Такого, — успокаивала его мать, — еще не придумали.

— Придумали. Придумали, — бурчал Даня, — аттестат старости — это пенсионное удостоверение.

— Даня, зачем так грубо, — пыталась остановить его мать, — назвал бы это аттестат пожилого человека.

— Мама, это лицемерие. Вы постоянно почему-то лицемерите. Идет бабуля. Вся согнулась. Клюка в руке. Шепелявит. Ножками шаркает. Говорит: спину пересело. Присесть бы. Я дама бальзаковского возраста.

— Даня, не хорошо так над стариками, — сказал Аркадий. Но юность бывает жестокой, не сознавая этого. Ростки будущего могут отзываться болью корней.

— Я ничего не имею против. Только все надо называть своими именами. Я тоже буду стариком.

— Даня, тебе об этом рано думать. Ты ребятам позвонил? Максиму, Славке?

— Ой, мама. Нет, конечно. — Данька вскочил и побежал в свою комнату, звонить.

Схватил сотовый телефон, начал набирать Славку.

— Славка. Славка? — Вот он, голос друга на том конце линии.

— Да, Даня. — Солидный, чертяка. Профессор, с мальчишеским голоском.

— Славка, ты как, поступил? Зачисление было? — Данька только теперь сообразил, что неудача друга для него будет большой бедой, что закроет солнце его радости. Встревожился.

— Да. Меня зачислили. Еще вчера. Я бы тебе позвонил, но так перенервничал, что у меня температура поднялась. Сейчас полегче стало. Думал тебе позвонить. А у тебя как, Даня? — Ну, вот, самостоятельный. Какого лешего тебя в эту Москву потянуло. Тебя на минуту оставлять нельзя.

— Все здорово. Меня зачислили. Поздравь. — Это он хрипит или пытается басить, мужика из себя корчить.

— Поздравляю. А ты Максу звонил? — Все-то надо напоминать этому фельдшеру.

— Сейчас буду звонить. Передам от тебя привет.

Слава, Славка! Тебе придется отправиться в поход вместе со своими беспокойными друзьями. Не скоро, но тебе потребуется вся твоя смелость. И рисковать жизнью рядом с ними. И как тогда, на колесе обозрения отчаянно верить в них.

— Я тоже буду ему звонить, — кричал Славка.

После Данька звонил Максиму.

— Алло, Макс.

— Даня, привет, — послышался голос Максима. Уверенный, твердый.

— Что у тебя там, Максим? — Как здорово услышать этого бегемота. Крепкий, его так просто жизнь с ног не свалит.

— Зачислили. Я теперь на военном положении. Представь. — Нашел чему радоваться.

— Поздравляю, Макс. Меня тоже зачислили. Я сейчас нашему Славке звонил. Его зачислили. Наш фельдшер так перетрусил, что у него температура. Он еле в себя пришел.

— Славка, он и есть Славка. Что с него взять. Будущий доктор. — Говорил Максим. — Если честно, то я струхнул порядочно. Думал, не возьмут. Никогда не думал, что так перепугаюсь. Это тебе все нипочем. Ты пират.

— Не стану врать, Макс. И я боялся. Я когда документы шел подавать, чуть труса не спраздновал. Пойду в другой институт. А потом решился. Пираты тоже чего-то боятся в этой жизни.

— Даня, не бери в голову. Мы все, трое, студенты. Буду звонить фельдшеру.

Максим положил трубку. Даня отложил телефон. Сидел, закинув руки за голову, прикрыл глаза. Улыбался. Они студенты.

Часть 4

Данька сегодня встал немного позже. Родители ушли на работу. Он мог позволить себе расслабиться. Покоем и радостью наполнено сердце. Даня позавтракал, вернулся в свою комнату. Присел на стул, лениво потянулся. Подумал о том, что хорошо бы сообщить о зачислении отцу, капитану Свену. Позвонить бы ему по сотовому. К сожалению, невозможно позвонить в иной мир. Нет роуминга. Данька улыбнулся. Можно отправиться просто так. Данька не подозревал, что Роман, таково мирское имя Сеятеля-Жнеца, играл со временем и пространством. В своем человеческом облике он был песчинкой, точкой в пространстве, но оставался Древним, одно из проявлений Извечного Сущего. Роман использовал то, что ему было присуще, как Древнему. Ему требовалось перестроить возможности пространственной иглы, Даньки. И делал он это осторожно, постепенно. За последнее время Даня освоил новую возможность перемещения. Не обязательно засыпать, что бы перенестись из одного мира в другой. Надо просто сосредоточиться. Это он и решил сделать. Встал посреди комнаты. Закрыл глаза. Сосредоточиться. Перемещение. Нужно почувствовать тонкую струну. И сказать ей: пой, гитарная струна. В воздухе что-то натянуто. Мысленно прикоснулся пальцами к этой струне. Легкий приятный звон, по телу пробежало тепло. Он очутился в другом мире. Открыл глаза. Родной остров Тортуга.

Сегодня завтрак Рэма был очень скромным. Это соответствовало его настроению. Сама кротость и смирение. Агнец господень. Слуга вытянулся возле стены, ожидая указаний хозяина. Парень лет двадцати, короткая аккуратная стрижка. Так любит хозяин. Взор хозяина не должен упираться в то, что не угодно повелителю. Черные джинсы, белая рубашка и галстук бабочка. Рэм подумал, может обрить его налысо. Или приказать утопить. Голову парня засунут в лохань с водой, он будет трепыхаться, вырываться из рук палачей. Жизнь покинет это тело. Какое никакое развлечение. Рэм перевел взгляд на кофейник на столе. По воле этого взгляда слуга бросился наполнять чашку хозяина горячим напитком. Холод коснулся плеча парня, рука его дрогнула. Струйка напитка пролилась мимо чашки.

— Доминик, — укоризненно произнес Рэм.

— Хозяин.... — Доминик знал, как неумолим и жесток может быть повелитель. Малейшая оплошность будет наказана.

— Как ты мог.... — Рэм притворно изображает сочувствие. Голос почти ласковый. Добрый отец пеняет сыну.

— Я сейчас уберу, хозяин. — Ласковый голос хозяина еще больше пугает. По недоброму взгляду Рэма он чувствовал, как смерть вошла в комнату. Двое в черном уже стояли за спиной.

— Ты посягнул на своего господина. Замыслил не доброе. — Виновен каждый смертный. Рэм это и есть правосудие.

— Я не смею, господин.

— Я вижу твои черные замыслы, — Печаль в голосе Рэма. Забавно, этот раб еще пытается избежать своей участи.

— Господин, мои помыслы чисты. Мое призвание служить вам. — Любое слово обреченного можно обратить против него.

— Твоя дерзость не знает границ, Доминик. Не только в мыслях, на словах ты осмелился заявить, что я не прав. Ты светлым называешь черное. Утверждаешь, что я ошибаюсь. — Вот и нашлась вина.

— Господин, — парень упал на колени. — Ваша правота и милосердие не подлежит сомнению.

— Подойди ближе. — Парень подполз к хозяину на коленях.

Рэм запустил пальцы в волосы слуги, приподнял его голову. В глазах Доминика ужас.

— Молю, непогрешимый, даруй прощение своему ничтожному рабу.

Рэм улыбнулся. Его рука скользнула по щеке парня. Он взял его за подбородок. Повернул голову в одну сторону, потом в другую. Симпатичный парнишка.

— Ты слишком неловок. Мое милосердие велико, я позволю тебе поцеловать мой туфель. Не каждому я дарую такое счастье. — Рэм отпустил голову парня.

Доминик торопливо склонился, коснулся руками туфля, припал к нему губами. Дважды поцеловал.

— Это дерзость, Доминик. Я только раз позволил тебе коснуться губами моего туфля. Я кроток и щедр. Можешь встать.

Парень поднялся на ноги, не веря своему счастью. Господин помиловал его.

— Вы свободны, — Бросил Рэм палачам. — Тот, кто удостоен чести целовать мой башмак прощен.

— Уберешь со стола, Доминик, и пока свободен.

В своем кабинете Рэм закурил сигарету, затянулся сладким дымом. Из этого мальчишки получится славная игрушка. Развлечение в минуты скуки. Он поведет его по тонкому лезвию между жизнью и смертью. Игра в кошки мышки. Рэм услышал тихий звон струны перемещения. Данька скользил из одного мира в другой. Пусть. В игре не стоит спешить. Пока его братец Роман в приступе милосердия подносит судно больным в госпитале, он найдет себе другие развлечения. Пусть хромой калека тешит себя мыслями о добре. Он не представляет, что такое истинное добро. Игра будет долгой, надо обустроить свой быт. Нанять секретаря из людишек. Предназначение человека — безропотно служить Древним, другой пользы от них нет. Роман, брат мой, во мне нетт всепрощения, думал Рэм. Мы с тобой одно целое, я то, что ты прячешь глубоко в своей душе. Они заплатят за каждую твою слезу. Я всегда знал свое предназначение. Ты узнал о том, кто ты есть недавно. Кем был ты? Во время войны Древних тебя спрятали на этой планете. Кто будет искать в этой дыре воплощение первого Древнего. Ты рос в сиротском доме. Сколько слез ты пролил ночами, будучи ребенком. Но сохранил к ним любовь. Ты забыл, что обслуга детского сада обворовывала вас? Мясо, масло и немногие фрукты исчезали из кухни. Помнишь ту рубашку, старую зеленую рубашку? Ты порвал ее перелезая через забор. Тебя на сутки закрыли в чулане. Любовник ночной няни избил тебя за то, что ты помешал им развлекаться. Я все помню. Мне отмщение и аз воздам!

Родная комната в доме Леона. Данька подошел к окну, распахнул его, впуская свежий воздух, несущий запах моря и южного тепла. Он чувствовал, как за домами плещется море. Знал, в гавани ждет его "Скиталец". Здесь все его родное, даже облака в небе. Обвел взглядом свою комнату. Все родное и знакомое. И стол, который он поставил ближе к окну. Большую часть дня он в тени. Стулья возле стола. Тумбочка с кувшином и тазом для умывания. Массивный комод, где он хранит одежду. Большой кованый сундук. Это постарались Хуан и Леон. В этом мире матросу просто необходим сундук. Хуан начистил это чудовище до блеска. Кровать, заправленная периной. Трясти ее не самое легкое занятие, но.... Данька прислушался. В доме тихо. Неужели все разошлись. И капитан Свен уехал. Данька вышел в коридор. Подошел к комнате отца. Прислушался. Тихо. Возможно, тот в столовой. Данька пошел туда. Заглянул в приоткрытую дверь. Капитан сидит возле стола, развалившись на стуле. Закинул руки за голову, прикрыл глаза и улыбается.

"Что ты задумал, капитан?" — Гадает Данька. — "Что ты планируешь? Но спрашивать, правда, капитан бессмысленно. Ты не скажешь. Такой ты у нас таинственный капитан. Ладно, сейчас не время спрашивать". Данька вошел.

— Папа, я вернулся. — Он был готов прыгать от радости.

Капитан открыл глаза.

— Даня, ты вернулся. Ну, как? — Свен с надеждой смотрит на сына. Он такой славный, такой умный. Его должны принять в этот задрипаный институт. Там просто не может быть никого лучше его мальчика.

— Папа, меня зачислили! — Почти выкрикнул Данька. — Зачислили.

— Молодец!— Свен вскочил на ноги, подбежал к сыну. Обнял его. — Молодец, парень. Я знал, верил, что тебя зачислят. Ты же самый лучший.

— Пап, там были не плохие ребята и кроме меня, — начал как бы оправдываться Даня.

— Нет. Нет, — смеялся Свен, — ты все равно лучший. Кого зачислять, если не тебя, сынок. Проходи, садись. Рассказывай. Рассказывай, как это было.

Даня сел на стул. Напротив сел отец. Мебель тут крепкая. Такая в большинстве домов. Все делается на многие годы. У Свена мебель сделана хорошими мастерами. Стулья с резными ножками и спинками. Шкафы для посуды украшены накладками из светлой древесины. И стол при всей своей массивности выглядит почти воздушным.

— Давай, Даня. — Капитан ждет, когда сын расскажет ему обо всем.

— Все было, как обычно. — Заявил Данька. Он не мог сразу сообразить с чего начать рассказ.

— Как обычно, Дэн. Я же не знаю, как обычно. Рассказывай. — Велел капитан.

Дэн задумался. Потом начал.

— Я стоял в коридоре. Ждал своей очереди. Если честно, я струхнул. — Дэн покаянно наклонил голову на левый бок.

Свен рассмеялся.

— Боцман, ты испугался? Тот, кто лезет в бой впереди всех, боится? — Свен отлично все понимает. Многие герои могут оробеть в простых ситуациях. Кто из мужчин не терял уверенности, делая предложение любимой женщине.

— Пап, там совсем не бой. Там страшно. — Дэн знал, что говорит. В первый свой бой впереди всех он бросился из страха, что его посчитают трусом. Потом капитан влепил ему за это.

— Ладно. Ладно, — успокаивает капитан сына. А Данька продолжал:

— Я зашел, отрапортовал, как положено, прибыл для собеседования. А там три дядьки сидят. Председатель спрашивает, почему, зачем я иду в академию. Я, как положено, защищать закон. А тот, что справа привязался. — Даня снова переживает эти минуты, глаза блестят. Голос по мальчишески звонкий.

— К чему привязался? — Спросил капитан, недовольный тем, справа. Попадись ему этот, так не ушел бы от клинка.

— Он обратил внимание на мой загар. Где вы отдыхаете? В Турции, в Испании? — Дэн передразнивает экзаменатора. — Я правду сказал.

— Какую правду? — Свен теперь сурово смотрел на сына.

— Я обычно отдыхаю на Карибском море. — Вот какой он крутой.

— Так, — кивнул головой капитан.

— Он опять, в каком отеле останавливаетесь? Наверно, в лучшем? — Данька подражает голосу члена комиссии. — Я ему, нет. Я в отеле не останавливаюсь. У отца там дом. Но обычно, мы с отцом на месте не сидим. Я же ему правду рассказал. Обычно мы ходим на яхте. Под парусом. На "Скитальце". Отдыхаем.

— Значит, отдыхаешь, Дэн. Боцман Дэн, ты на "Скитальце" отдыхаешь? — Капитан сурово погрозил сыну пальцем.

— Да, папа.

— Отдых? Спортивно-оздоровительный лагерь. — Вот мальчишка. Опять полезет не оглядываясь на опасность.

— Ну, да. Спортивно-оздоровительный лагерь. И у нас любимая спортивная игра "абордаж".

-Даня, сейчас дам в лоб. Хочешь?

Данька потупился.

— В лоб-то зачем? Можно, по обыкновению, повесить меня на рее. — Хитро смотрит на отца.

— Точно, Даня, получишь. Ох, получишь! Какая спортивная игра! Если ты будешь так относиться к бою, как к игре, точно схлопочешь. Я тебя на берег спишу!

— Пап, ты чего?! — Данька испугался. Без моря и корабля он не представлял себе жизни. Для него списание на берег было самым страшным наказанием.

— Рассказывай дальше. — Капитан махнул рукой: проехали.

— Они мне выписку из приказа дали о зачислении. — Это самая главная новость.

— Молодец. — Свен горд за сына. И воин отличный, и парень умный.

— Я выскочил, как ошалелый. Маме звоню. Тут под ноги какой-то пацан попал. Я на него налетел.

— Ну? — Что за дурак прыгает под ноги корсару.

— Его тоже зачислили. Гришкой зовут. Мы с ним подружились. — Дэн доволен, в первый же день в академии у него появился приятель.

— Хорошо. А потом? — Капитан хочет знать все. Это его сын, это его зачислили в институт.

— Вечером мама пришла и Аркадий. Они здоровенный торт принесли. Объедение. Цветы. Подарили мне свисток. Как будущему полицейскому.

— Отлично. Свисток полицейскому. Я тоже подумаю, что подарить тебе по этому случаю.

Данька лукаво улыбнулся.

— Они мне еще один подарок готовят. — Дэну не пришло в голову, что это известие не доставит радости отцу. Просто не пришло в голову.

— Какой? — Улыбался капитан. — Что-то ценное и памятное.

— Ценное и памятное, Свен. Они хотят подарить мне братика или сестренку.

— Что? — Спросил капитан. Он немного побледнел. Но тут же попытался улыбнуться. Ему это удалось. Но Данька увидел, что отцу тяжело принять это известие. Его любимая жена, Маша, Мария ждет ребенка от другого мужчины, за которым она замужем сейчас. С которой ему, капитану, уже не придется свидеться. Для которой он живет в другом, потустороннем мире. Свен взял себя в руки.

— Ты поздравь их там от меня. Поздравь, Данька. Молодцы! В самом деле, это здорово. И тебе будет хорошо. Тебе надо, что б был кто-то младший. О ком ты мог бы заботиться. Хоть иногда думал своей дурной башкой и не лез в бой очертя голову. — Свен пытался в этом найти себе утешение.

— Папа, я и так постоянно думаю своей, — Даня шмыгнул носом, — дурной башкой.

И в самом деле, башка у него дурная. Мог бы сказать поделикатнее.

— То-то же.

— Пап, а где все остальные? — Даня обвел взглядом комнату.

— Леон? И Жанетта? Эти голубки поехали прокатиться. Они все еще чувствуют себя молодоженами. Воркуют. Пусть.

— Пусть, — согласился Дэн, — им надо побыть без нас. А где Хуан?

— Хуан? Лучше бы ты не спрашивал об этом паршивце. — Свен рассмеялся. — Глаза б мои его не видели.

— А что случилось? — Чего учудил этот испанец. Опять влюбился? С ним это уже было. В тихом омуте черти водятся.

— Этот паршивец, испанский негодяй, так пыжится и важничает. И знаешь, отчего? Жанетта сказала, что он главный ее помощник. Главный управляющий. Вот он и возгордился. Теперь к нему не подступись, что называется, на хромой козе не подъехать.

Данька пытался представить Хуана вельможным сеньором. Как он пыжится? Когда-то этого испанского мальчишку захватили на испанском корабле, где он был юнгой. Он прятался в трюме за тюками. И капитан обещал сжечь этого парня живьем на площади. Дэн тогда упрашивал Свена, что б парня помиловали. Свен упрямился. Кричал: у пирата каменное сердце! Ах, папа, папа. Пират. Какое ж у тебя каменное сердце! Оно у тебя мягкое, как воск. Хуан был напуган. Он был таким растерянным. Парню не везло в жизни. Его за деньги родной отец продал или отдал в услужение испанскому торговцу. Отец продал своего старшего сына на корабль, который уходил в Новый Свет, что бы прокормить оставшихся детей. Отдал навсегда. Хуан твердо верил, что он, слуга, нерадив, ленив и прожорлив. И хозяин должен побоями учить его уму. Это святая обязанность хозяина. Слуга должен молиться за такого благодетеля. Хозяин из милости кормит и поит слугу, дает работу, кров, одежду. Хозяин заботится о неразумном слуге. И сейчас Хуан важничает? Да, у Бога чудес много!

— А сейчас он где?

— По дому шляется. Откуда я знаю. — Ответил капитан. — Поищи. С тобой он, наверно, не так, как со мной будет разговаривать. Важный сеньор на пирата смотрит свысока.

— Это как, батя? — Вот это номер! Забавный парень Хуан.

— Прикатился. Зашел в мою комнату. Важный. И заявил: этот таз (это он о моем тазике для умывания) мы выбросим. Кувшин тоже. Заменим. Капитану надо что-то другое. Представь, это он мне. В моей комнате! — Капитан был возмущен, но и посмеивался.

Дэн знал, как трепетно относится отец к своим вещам и милому сердцу беспорядку в своей комнате. За подобное он и убить мог. Но Хуаны это не грозило.

— Я хотел запустить в него чем-нибудь. Но под руку ничего не попало. Он важно вышел и прикрыл за собой дверь. Я минут десять не мог в себя прийти. Иди, сам разбирайся со своим Хуаном. — Махнул рукой. Свен все же любил этого проказника.

Даня вышел из комнаты. Испанец в своей комнате укрылся, решил он. Про себя Дэн мог сказать строчками своего стишка.

Море мне мать, отец — капитан.

Рожью наполнен дырявый карман

Родиной страннику станет чужбина,

Горстка соломы станет периной.

Ляжет земля одеялом на грудь

Даст после странствий мне отдохнуть.

Где-то по мне плачет стая волков,

Слезы прольются из облаков.

Я человек, что не знает смиренья,

Крест свой несущий с рожденья.

Я лишь скиталец средь этих миров,

Ждущий карету последних даров.

Он заглянул в комнату Хуана. Остолбенел. Остановился на пороге. На полу толстый дорогой ковер. Раньше был обычный. В углу резная тумбочка, фарфоровый таз тонкой работы. Серебряный кувшин для умывания. Комод дорого дерева. А стол? Резная отделка с позолотой. Резные кресла со львами на подлокотниках. На стенах тканевая обивка. Кровать? Здоровенная кровать под балдахином. Занавеси с оборочками. Это, да! Сеньор! Не слишком ли жирно?! Ленив, нерадив и прожорлив. Это пустяки. Ты спесив! Самого владельца этой роскоши на месте не было. Дэн пошел искать этого управдома дальше. Может он во внутреннем дворике? Данька был прав. Хуан сидел в тени в плетеном кресле. Перед ним кувшин с прохладным лимонадом. Парень попивает прохладный лимонад из чаши венецианского стекла и задумчиво смотрит в пространство. Даня подошел ближе и громко сказал:

— Хуан! — В ответ парень лениво поднял взгляд на пришедшего.

— Дэн, ты? — Испанец королевским жестом поставил чашу на стол.

— А кто еще, Хуан? — Рука Даньки зачесалась. Отвесить бы по шее.

Хуан лишь махнул рукой.

— Хуан, я жрать хочу! — Заявил Даня. Может хоть это приведет в чувство наглеца.

— Господи, ты мешаешь мне думать. — Заявил Хуан.

— Нечестивец, что ты говоришь. Это Господь мешает тебе думать. Он просто отнял у тебя разум. Ты о чем думаешь? Паршивец!

— Кто?! — возмутился Хуан. — Как ты меня назвал?

— Паршивец!

— Я главный управляющий дома. Сейчас решаю важную задачу. Как преобразовать этот дом, что бы он выглядел достойно.

Даня про себя выругался. Еще один считает, что ему известно, как обустроить Россию, мир. Этот о доме.

— Я тебе выпишу очень достойную затрещину. А? — Заявил Дэн.

— Не посмеешь. Жаннетта тебя кормить перестанет. — Но покосился на боцмана с опаской. Этот может.

— Меня перестанет кормить Жаннетта? — Дэн возмутился.

— Конечно. Ты не испытываешь никакого почтения к главному управляющему. — Хуан приободриля, вспомнив о величии своей должности.

— Иди на кухню, иначе я поволоку тебя туда за шкварник.

— Чего это ты? Ну, Дэн, ты чего? Совсем уже. Сейчас я иду. — Важность слетела с этого испанского гранда. — Что хотел?

— Собери мне поесть. Потом думаю съездить к Ронни. Гостинцы пацанам, его братьям, отвезу.

— Давай. — Хуан согласился. Но на кухне он вновь набросил на себя важность.

— Встал бы пораньше. Не пришлось бы мне разогревать. Огонь разводить.

— Хуан! — Предупреждающе воскликнул Дэн.

— Хорошо, хорошо. — Испанец начал собирать Даньке на стол. После взял корзину и сложил угощение для братьев Ронни. Младших братьев рыбака он любил. Расстарается. Дэн поел. Хуан отдал ему корзину.

— Держи. Тоже мне, боцман. Коляску сам запряжешь? — Ворчал Хуан. — А то у меня дел невпроворот.

— Какие у тебя дела? — Похоже придется выписать лекарство этому малому.

— Мне надо обдумать, какую мебель поменять в твоей комнате и у капитана. Прежде всего у капитана.

— Хуан, — начал Даня увещевать больного звездной болезнью, — в комнату Свена не суйся. А то он тебя порвет, как Тузик грелку.

— Кто порвет? Как? — Заморгал глазами Хуан.

— Тебя разорвет. Как лев добычу. Шпагой. Понял?

— Понял. — Но взгляд говорил об обратном.

— Все. Я уехал к Ронни.

Дэн взял коляску и выехал. Знакомая мостовая городской улицы. Этот город он принял поначалу за город мечты, Зурбаган. Столицу лихих пиратов принять за город романтиков. Мечта здесь не живет. Но городишко не плохой. И живут славные люди. Ему здесь все нравится. Он привык к нему. Как и к своей Тракторной улице. Коляска выехала на грунтовую дорогу. Лошадка пошла быстрее. Этой дорогой он не раз ездил в поселок, где жил Ронни. Каждое дерево, каждый куст были знакомы. Даня остановил коляску. Подошел к дереву. Набрал пригоршни сливы. Вновь залез в коляску. Ехал и с высоты коляски сплевывал сливовые косточки. Попадались крестьянские домики. Нищие, бедные. Ронни. Юный рыбак, которого он спас. Не дал утонуть. Парень запутался в собственных сетях. Данька увидел со скалы, на которой сидел, как рыбак тонет. Он спрыгнул, подплыл. Кинжалом перерезал сети. Вытащил из воды. Привез домой и встретился лицом к лицу с ужасающей нищетой. Тогда решил помочь этим людям. Не справедливо, у кого-то есть все, а кто-то голодает. У кого-то жемчуг мелок, у кого-то щи пустые. Так началась эта дружба с Ронни и его семьей. Со стариком Мартином, лежащим со сломанной ногой. С его женой Теей. С младшими братишками. Славные ребята. Они так его любят. Вот сейчас приедет, они выбегут встречать с криками радости, со смехом. Какой это прекрасный мир. Даня не понимал, прекрасным мир делаем мы сами. Как много его связывает с этим миром. Не только отец, капитан пиратского корабля "Скиталец". Жаннетта, кухарка в доме капитана. Ее муж, Леон. Бывший матрос и друг капитана. Он заправляет домом Свена и его деньгами. Матросы на корабле, его друзья. Брайан, Сайрус, Сол. Все ребята. Он был с ними в бою. Одолевал шторм. Они морские разбойники, головорезы. И его братья. Он так много знает о них, о их былой жизни. Этих ребят он не предаст, как и они его. Сол, вредный парень. С острым язычком, любитель пари. Сайрус отличный моряк. А Эрл? Немного важный. И Брайан ОТул, что не раз спасал ему жизнь. Капитан — душа их корабля. Он особенный. Боцман Брин? Дэн его боялся, когда был юнгой. Грозный морской волк. Теперь это его учитель. Иногда суровый учитель, но Дэн любит его. Старпом Колин, немного холодный, равнодушный. Как он может жить без этих людей. Ему суждено жить в двух мирах. Он не может вырваться из этого. И не хочет. Такая жизнь ему нравится. Он подъехал к поселку. Как все здесь изменилось за последнее время. Многие дома отремонтировали, поправили. Люди выглядят более счастливыми, чем раньше. Те, кто заметил его, машут рукой. Приветствуют. И он им отвечает. Вот и дом Ронни. Его почти полностью перестроили, расширили. Не та лачуга, в которую он вошел впервые. Дэн выскочил из коляски, пошел к дому. На порог вышел старик Мартин. Опирается на трость.

— Дэн, — кричит он. — Приехал. Здравствуй.

— Мартин. — Старик спешит на встречу гостью, опираясь на трость.

На порог дома выбежали ребятишки. Они бегут к нему с криками: дядя Дэн. Дядя Дэн. Что ты нам привез?

— Ну, осторожнее. Все в коляске. Забирайте. Это Хуан сложил. — Ребята знают, Хуан обязательно им самое вкусное пошлет.

Парни не заставили себя просить. Кинулись за гостинцами. Данька вошел в дом вслед за Мартином. И внутри все иное. Хорошая мебель, шторы на окнах. Ковры. Все говорит о достатке. Вышла Тея.

— Дэн. Приехал, мальчик. Проходи. — Она бросилась обнять его. А вот и Ронни. Они пожали друг другу руки.

— Мама, собери на стол, угостить Дэна. — Ронни рад приезду друга. В этом доме всегда рады боцману Дэну.

— Сейчас, сынок. Уже собираю. — Женщина засуетилась. Такой гость. Он спас ее старшего сына.

Через несколько минут они сидят за столом.

— Как у вас дела? Сколько я не был, пару недель? — Данька, когда "Скиталец" стоял в порту часто наведывался в этот поселок.

— Поменьше, но ты долго не приезжал. — Мартин считал, деньги любят счет. И прежде всего надо с ними все решить. — Мы деньги приготовили. С последних продаж.

— Оставьте эти деньги себе, — Данька не нуждался в деньгах. Ремесло пирата и удача капитана Свена приносили хороший доход.

— Как? Это твои деньги. — Заявил старик. — Земля твоя, значит, деньги твои.

Мартин не понимал, как Дэн может отказываться от денег.

— Мы договорились, часть земли ваша и Ронни. Часть моя, часть капитана. И Брайана. Это наша общая земля. — Потом повторил, — наша общая земля. Вкладывая в эти слова не понятное Мартину значение. Общая. Земля людей.

За обедом Мартин сказал:

— Я задумал женить своего старшего. — Старик кивнул в сторону Ронни. — Через пару месяцев сыграть свадьбу. Главное, что б ты был здесь на свадьбе.

— На ком Ронни собирается жениться? А не рано? — Дэн посмотрел на друга. Не заметил счастья на лице.

— Я в его годы уже женат был. Женили нас родители с Теей, и живем. Счастливо живем. Нечего ему одному ходить. Пора.

— А на ком, Ронни, ты собрался жениться? — Даня вновь посмотрел на молодого рыбака.

— Это как отец скажет.

Так. Сам парень не горит желанием женится. Что удумал этот старик, его отец.

— На ком ты его женить собрался, Мартин? — Отчего все родители думают, что знают, как жить их детям.

— Как на ком? Думаю, на дочке старосты. Другие нам не ровня. Она девчонка хорошая. И приданное богатое. У отца денег достаточно.

Ясно, — сделал вывод Данька, — на деньгах женит. Осуждать Мартина можно, но стоит ли. Он столько лет прожил в бедности. Теперь ему хочется, что б сын был при деньгах.

Мартин продолжал:

— За Ронни сейчас любая пойдет. — Отец с гордостью посмотрел на сына.

Данька ухватился за эти слова.

— Любая, Мартин, за такого ладного парня и не бедного пойдет. Только зачем женить на ком подвернется. Надо на лучшей, побогаче.

Слово побогаче запало в душу Мартина. Он начал чесать затылок.

— Побогаче? — А что, его сын может и девчонке из очень состоятельной семьи женится. Красивый, сильный, весь в него, в Мартина.

— Да. — Даня решил выручить друга. — Поищем в городе. Может и из кого познатней. Капитана попросим. С его словом считаются. Жаннетта всех невест в городе знает. Лучшую выберем.

— Можно немного подождать. — Согласился Мартин. Дело стоящее, подождать немного, а то и прогадать можно.

После обеда Ронни предложил Дэну сходить на берег. Там начали строить небольшой причал. И рыбакам удобно, и в порт можно товары по воде отвезти. Они спустились к морю. Мужики вбили сваи, настелили часть досок.

— Вот, — хвастался Ронни, — причал построим. Отлично будет.

— Ронни, ты хозяин, тебе решать. — Дэн не собирался по мелочам лезть в хозяйственные дела. Да и понимал в этом мало.

— Так ты хозяин, Дэн. Твои деньги. — Честный парень, он ни одной чужой монеты не возьмет.

— Заладили. Сказал, общее. А ты нашей общей землей управляешь. И деньгами. Можешь их вкладывать, куда считаешь нужным.

Потом перевел разговор в другое русло. Волны набегали на берег. Это не просто яма в земле, где много воды. Соленой воды, как он однажды сказал капитану. Это грудь планеты, на которой покоятся материки. И на ней сверкающие бриллианты кораблей.

— Ронни, а ты сам, что думаешь о женитьбе? О дочке старосты.

— Я о ней и не думаю. Как отец скажет....

— Опять заладил, отец скажет. У тебя своя голова есть? Тебе с ней жить, а не отцу. — Как здесь все запущено. Родительское слово, родительская воля.

— Я ... — потупился Ронни.

— Мартину скажем, я городе ищу тебе невесту. А ты сам выберешь. Потом отцу скажем, я посоветовал. Меня он послушает. Приданное я дам. У капитана попросим. А?

— Можно. — Ронни повеселел.

— Так и решим, — Подвел Дэн черту под разговором. — Все отлично. Я сейчас домой поеду. Свен что-то замышляет. Без меня все решит. Упрямые у нас старики. Все за нас хотят по-своему.

Они вернулись в дом. Данька попрощался с хозяевами и уехал. На душе было легко. Он побывал у друга, помог ему.

Когда Дэн приехал, Жаннетта и Леон были дома. Жаннетта сразу же бросилась хлопотать, что бы накормить своего маленького мальчика.

И вот Данька снова на своей Тракторной улице ломает голову, чем заняться. Куда себя деть. Из этих раздумий его вывел телефонный звонок.

— Алло.

— Даня, это я, Гриша. — знакомый голос.

— Привет, Гриша.

— Ты что делаешь? — Ясно, Гриша тоже мучается от безделья.

— Бездельем мучаюсь. — Даня похвалил себя за догадливость.

— Я тоже.

— Может, куда смотаемся. Я у отца с вечера машину выпросил. Можем прокатиться.

— Давай. — Данька ухватился за эту идею. Чего сидеть дома.

— Я минут через двадцать подъеду. Выходи.

— Жду.

Данька положил сотовый в карман. Скоро приедет его новый друг. Вдвоем они придумают, чем заняться.

Часть 5

Рэм посмотрел на экран монитора. Он нашел объявление соискателя работы. Мысленным взором дотянулся до него в пространстве. Молодой парень обувался в прихожей. Собирается куда— то идти. Приятная внешность. Ничего угодливого, холуйского в его лице. Одет скромно. Нуждается в деньгах. И скорее всего не откажется от хорошей зарплаты. Если его поманить призраком власти, то будет верным рабом. В случае чего у Рэма найдется, чем образумить непокорного. В его возрасте хочется жить. Он набрал номер телефона. Парень откликнулся.

— Вы Антон Славин?

— Да, я. — Парень заинтересовался. Он давно ждал, когда откликнуться на его объявление.

— Я по вашему объявлению. Мне нужен личный секретарь. Оплата достойная. — По мере того, как Рэм говорил, на лице Антона все больше отражалась заинтересованность. — Условия при личной встрече. Подъезжайте прямо сейчас.

Рэм назвал адрес. Антон поспешил на встречу. Он давно искал работу, кажется, что-то подвернулось. Он не подозревал, что попался самому искусному ловцу. Из этих сетей не вырваться. Мотылек летит на яркое пламя свечи. Его будущий господин улыбается. Игрушки в его умелых руках.

Гриша еще с вчера выпросил у отца машину. Он зашел в его кабинет вечером. Отец приходил домой обычно поздно, продолжал работать и тут.

— Пап, — сказал он с порога.

— Да, Гриша, — Игорь Иванович, перелистывал бумаги и не сразу поднял взгляд на сына, — что ты хотел, сын.

— Можно, я завтра возьму машину. Ты же все равно на служебной поедешь. — Гриша очень надеялся, что отец не откажет. Что толку от машины в гараже.

— Зачем тебе машина? — Спросил отец. Он старался контролировать сына. Никакой вседозволенности.

— Мы, может быть, завтра куда-нибудь прокатимся. — Гриша и сам не знал, куда поедет, но если машина будет, то он точно не проведет день в четырех стенах.

— Кто это мы? — Поинтересовался Игорь Иванович. Не иначе покрасоваться перед девчонками. А потом начнутся вечерние клубы, вино и, не дай бог, наркотики. Это лучше пресечь сразу.

— Мы с Даней. Я тебе говорил, мы с ним познакомились на зачислении. Вот я и хотел....

— Ну, ну. Хорошо. А что ты об этом Дане знаешь? Кто его родители? — Поинтересовался Игорь Иванович. Сын говорил ему об этом Дане. На одном курсе будут учиться. Ну что ж, можно будет разрешить.

— Он так забавно о них говорил, — Гриша улыбнулся, — они в пыли копаются. В музее работают.

— В музее. Хорошо. На завтра дам тебе машину. Сейчас. — Игорь Иванович достал из кармана ключи, протянул, — Держи.

Работники музея. Скорее всего, люди образованные. И их сын должен быть не самым глупым парнем. На зарплату музейного работника не разгуляешься, значит, поступил в академию не по протекции.

— Говоришь, в пыли копаются. Этот Даня, — отец посмотрел на сына вопросительно.

— Даня Гринев, он отличный парень. — Заявил Гришка.

— Ладно. — Махнул рукой Игорь Иванович.

Сын ушел, а отец пристально смотрел в сторону двери. Что-то знакомое в этой фамилии. Очень знакомое. Даня Гринев. Даниил Гринев. Как же он упустил.

Игорь Иванович был генералом ФСБ. Его перевели в этот город недавно. Он вспомнил, ему говорили о странном молодом курсанте. Ему нет восемнадцати лет. Какой — то вечерник — заочник. Бог знает откуда. Он хотел разобраться с этим вопросом. Но дела, текучка. Игорь Иванович тогда принимал дела, да и другая работа шла. И он это упустил. Того курсанта зовут так же, это точно. Он ли это? Генерал встал и пошел в комнату сына. Тот сидел за компьютером.

— Гриша, — спросил отец, — твой друг далеко живет?

— Что ты хотел, папа? — Гриша немного удивился. Может отец решил забрать ключи.

— Я о том... Если он не близко живет, то машина, действительно, будет тебе нужна. Может, чаще тебе машину давать. — Генерал лукавил. Он хотел узнать, где живет этот друг сына, но задавать вопрос в лоб не хотел.

— Да, папа, почаще будет здорово, — Гришка обрадовался. Он и не заподозрил, щедрость отца объясняется тем, что тот хочет осторожно уточнить, кто этот друг. — Он живет на Тракторной улице. Я туда его в первый день подвозил.

— На Тракторной улице. Ладно. — Генерал махнул рукой, словно вопрос был пустяковый.

— На счет машины, — он обернулся, выходя из комнаты, — я подумаю. Сейчас решать не буду. И вышел.

Гриша позвонил снизу от подъезда, и Данька сразу выскочил из дома. Было почти десять часов утра. Хорошее время для поездок по городу. Час, когда на дорогах много машин миновал.

— Садись, — бросил Гриша, и они поехали.

Выехали с Тракторной улицы, проехали мимо любимой Данькой троллейбусной остановки.

— Куда едем? — Спросил Данька. Гриша, скорее всего, уже придумал, как они сегодня будут развлекаться.

— Поедем в боулинг? Как? Отдохнем, разомнемся. — Чем еще заняться в скучном городе.

— Нет возражений. Мне лично все равно. — Даньке идея друга понравилась. Отличная игра. Это не с ребятами на "Скитальце" кости кидать. В кости он играл, когда заняться было совсем нечем.

Они приехали в боулинг. Гришка рассказывал о себе.

— Я говорил, мы в этом городе недавно. Никого не знаю. И город не очень знаю. По интернету посмотрел карту. Немного сориентировался. Но в живую, лучше. Вот и решил с тобой встретиться. Отец по назначению приехал раньше нас с матерью, я говорил. Я уже привык, мы часто переезжаем. Для матери это трагедия.

— А почему? Что не нравится? — Интересовался Даня. Он бы с радостью переезжал из одного города в другой. В нем жила тяга к путешествиям.

— У нее сад. Она садист. Так называют наших огородников. Они все садисты. Над собой издеваются и над нами, над родственниками. Особенно, надо мной. — Гришка помрачнел.

Данька смеялся.

— А над тобой как издеваются? — Перед ним образец современного мученика. Даньке и в голову не приходило считать себя жертвой тяжких испытаний в дни, когда осваивал корабельную премудрость. И еще капитан с ежедневными тренировками.

— Как?! Выходные, меня за шкварник и в сад. Лопату в руки, и вперед. Все выходные там.

— Мать так любит сад? — Вот неожиданность.

Они приступили к игре. Метали шары и болтали.

— Не то слово. — Возмущался Гриша. — Можешь себе представить, всю неделю она в походах за красотой. Массаж, маникюр, прическа. А в выходные с этим маникюром на грядку. Два дня там пашет, а потом.... Представь, что с этим маникюром и прической. Естественно, всю неделю опять в походах за красотой.

— А сейчас у вас сада, наверно, нет. — Даня озорно подмигнул другу. Получил передышку от садовых дел.

— Она уже ищет. Вот-вот что-нибудь купит. Как обычно, в болоте. Развалюху. Будет бегать вокруг крошечного домика и кудахтать. Ягодки. Ягодки. Помидорки.

— А тебе ягодки не нравятся? — От спелых ягод никто не откажется. Выращивать хлопотно, но потом удовольствие.

— Их купить можно. Что пахать-то. Что с ней делать. Ее не перековать. Ты помнишь, говорил, ты в архивах не хочешь копаться.

— Говорил. — Как то резко от грядок они перешли к архивам.

— Я об этом с отцом разговаривал. Он у меня в Конторе работает. Ты об этом только никому не говори. — Гриша испытующе посмотрел на друга. Нет, такой не проговориться.

— Не скажу. — Он понимал специфику этой службы, чуждой рекламе. Говорят, деньги любят тишину. Символом этой работы мог бы стать бог Гарпократ — мальчик, прижимающий палец к губам. Безмолвие.

— Он говорит, полицейские часто в архивах копаются. Без документов, без доказательной базы преступника не прижмешь. Сидят, бумажки перекладывают, думают. А погони и стрельба на втором месте. Если получится. В жизни иначе, чем в кино. Никаких приключений тебе, Даня, не светит. — Сказал Гришка, метнув очередной шар.

— Как это не будет?! — Данька был с этим не согласен. — Будет, еще как будет. Мать говорит, тебе там не достаточно приключений, так ты здесь приключений хочешь найти.

Гриша заметил это слово: там.

— А где это там приключения? — Любопытно, где его новый друг находит приключения и какие они.

— Везде бывают приключения, — Данька понял, сболтнул лишнее. — Мать считает, что я на свою голову всегда найду приключений. Характер у меня такой. И отчим, Аркадий, с ней согласен. А потом, приключение приключению рознь.

— А что для тебя приключение? — Гришка хотел понять, что может добавить адреналина в кровь этого спокойного человека.

— Приключения? Они разные бывают. Если ты идешь по улице и начался дождь. Ты зонт открыл, а тут ветер. И он вырвал зонт из твоих рук. Зонт летит на проезжую часть. Тут машина. И она проехала по зонту. Ты возвращаешься домой мокрый с головы до ног. Без зонта. Вот это приключение. А бывают они и другими.

— Другими? А какие? — Колись, приятель, какие приключения ты считаешь достойными.

— Всякие. Люди часто ищут приключения. Это делает жизнь интереснее. — Данька пытался выкрутиться. — Счастливый халиф Гарун аль Рашид по преданиям искал приключений. Переоденется и в город, в Багдад. Неузнанным. Искать приключений на свою голову. А в Багдаде, как известно, все спокойно. Какие тут приключения. Это только легенды говорят, счастливый халиф был добрым правителем. Он был вторым сыном халифа Мухаммада ибн Мансура аль Махди. Престол должен достаться старшему брату по отцу. Но мать Гаруна и ее сторонники ловко убили старшего, возвели на трон его. Там была очень влиятельная семья Бармакиды. Из них выбирали великих визирей. Не знаю, правда это или россказни, так говорил современник по имени Ат-Табари, но визирь Джафар и аль Рашид были любовниками. Когда мать умерла, Гарун решил, хватит править этому знатному семейству. Уничтожил всех сторонников своей любимой мамочки, визиря тоже. Такие развлечения при дворе. Но сказки говорят о приключениях попроще. В том славном городе жил Багдадский вор. Впрочем, нет, — придумал Данька, — ты приключения Алладина знаешь?

— Знаю. Кто ж не знает, тысяча и одна ночь. — Гриша припомнил, есть издания этих сказок для детей и отдельно для взрослых.

— Брось ты эту тысячу и одну ночь. Там все не так было. Совершенно не так. Ты подумай, отчего эта девчонка, Шахеризада, султану тысячу ночей голову морочит. Выдумки. Султан не знает, что с красивой девчонкой делать. Тысячу ночей не догадался. Но беда или счастье в том, после тысячи ночей Шахеризада привела к халифу трех сыновей. Один ходил, один ползал, третий сосал. Про Алладина все проще. Алладин — это наш парень, из соседнего двора. Я его знаю. Петька Аладин. Фамилия у него Аладин. Только на Востоке немного переделали на свой лад. Он парнишка ленивый. Работать не хотел. Задумал, буду старьем торговать. Антиквариатом. На скобяном рынке. По всяким свалкам ходил, собирал старые выброшенные вещи. Приведет их в порядок, и на продажу. То найдет, другое. Почистит, в порядок приведет. Глядишь, деньжата и есть. А тут наткнулся он на лампу. Посмотрел. Вещица не плохая. Почистить и продать можно. Ему бы тупому, взять какое средство для мытья посуды. Осторожно губкой помыть. Так его жаба задавила. Покупать надо! Деньги тратить. Кругом пустыня. — Даня и сам не заметил, как из тихого двора перенес своего героя в Аравийскую пустыню. — Песка много. Вот, песочком и почищу. Взял песка. Взял тряпицу, намочил ее. И давай тереть лампу с песочком. Ты сам Гриша подумай, если тебе одно место начать чистить песком, ты не то, что из лампы, ты откуда хочешь, выскочишь. Джин и выскочил. Петька Аладин поначалу струхнул. Понятно, такая рожа вылезла. С такими кулачищами. А если звезданет? Отскочил. С безопасного расстояния стал пугать джина.

— Я сейчас тебя прямо живьем в песок урою. — Он наш парень, знает, как страха напустить.

Джин смелостью не отличался. А что, если, в самом, деле уроет? И стал оправдываться. Я тут не причем. Ни при делах. Я раб лампы. Это все она. И эти, колдуны, Магрибские колдуны. Они виноваты. Себя в грудь бьет. Они меня, сиротинушку, в лампу посадили. На слезу давай давить.

— Хочешь, три желания любых выполню. — Кланяется и глаза рукой трет. Слезу сиротскую вытирает.

Петька подумал. Парень он молодой. Ясно. Какое у него желание. Тут еще на днях его мать пилила.

— Стара я стала. Стара. Помру, с кем ты, дурень, останешься. Кто о тебе позаботится. Женить бы тебя, да какая дура за тебя пойдет.

Аладин и подумал. А может джин ему дуру и принесет.

— Давай мне какую ни на есть дуру!

Джин репу чешет. Где дуру взять. В Багдаде нынче нету дур, принцесса есть, и звать Будур. И кинулся за принцессой. Сам доволен, рад. Притащу принцессу. Султан узнает. Так не только морду Алладину начистит с песочком. Башку отрубит. Притащил Будур. Та глядит, парень молодой. Красивый. Мозгов нет, так на ложе они не к чему. Не от ума дети заводятся. Крепкий парень и ей одной достанется. А не целому гарему. Она ж не дура делиться с кем-то мужиком. Это наши девки — дуры. Русские. Им романтику давай. Гарем, фонтаны, целый день лукум кушай, финики жри. А чего хорошего в гареме? Это как у нас, приходишь в Сбербанк. Очередь. Ты талончик берешь. Ваш номер А 47. Ждите, вас вызовут. Они и ждут. Сидят у фонтана, финики грызут. Отожрутся, какая тут диета. Мучное и сладкое. Что б вес сбросить они танец живота исполняют. Будур к батюшке -султану бросилась. Алладин растерялся. Во, коза, какая бодрая. Только сказал, замуж за меня, так побежала. Метелка реактивная. За паспортом. Должно быть, в ЗАГС меня потащит. А принцесса к султану прибежала:

— Батюшка, замуж хочу. За Алладина пойду.

— Какой такой Алладин? Чей будет? Какое королевство? Ну, халифат. Я ему голову отрублю.

Принцесса испугалась. Это всадник может быть без головы, а жених .... Он должен быть с головой, с которой не дружит. Иначе не станет женится. Будур в истерике бьется. Ногами топает. Тарелки об пол. Султан не выдержал. Выходи замуж за Алладина. Отселю во дворец. Там мужу будешь истерики устраивать. Потом люди рассказывали, что это джин дворец сляпал за одну ночь. Такая была история.

— Да, — смеется Гришка, — ты, молодец. Сказитель. Рассказал здорово. Ты все сказки так можешь пересказать?

— Конечно. Мозгами раскинуть, так такие приключения можно придумать. — Даня мечтательно воздел взор к небу. Таких баек он мог придумать без счета.

— А что для тебя приключение? Ведь не прогулка без зонта под дождем. Вот именно для тебя? _ Гриша не собирался оставлять этот вопрос.

— Нет, — согласился Данька, — для меня приключения в другом. Представь, стоишь ты и смотришь. Облака бегут туда, вперед к горизонту, где море встречается с небом. Ночью стоишь на палубе и видишь, как полупьяные звезды танцуют на волнах. Когда ты выходишь в море, волны ревут, бесятся и бросаются на твой корабль, словно играя с ним, как щепкой. Ты стоишь плечом к плечу с друзьями и борешься с этой стихией. Знаешь, ты ее одолеешь. Когда ты вместе с ними, этими парнями, ты работаешь, не смотря на соленые брызги и холодный дождь. Молнии. Холодный дождь, но ты работаешь до горячего пота, который стекает по твоему лбу и застилает глаза. Работаешь, потому что рядом с тобой друзья. И ты готов прикрыть друга грудью. Подставить грудь под удар шпаги. Ты уверен, друг готов отдать за тебя жизнь. И ничего не попросит взамен.

— Да, — сказал Гришка, — откуда ты все это берешь?

— Как откуда? Из башки, конечно. — Даня постучал кулаком по голове.

Гриша рассмеялся.

— Оказывается, ты башковитый. С тобой на ночное дежурство заступать хорошо. Баланду умеешь травить. Может, еще чего расскажешь о приключениях.

— О приключениях? — Данька задумался. Может, рассказать что-нибудь из своих приключений, а не из книжных историй. И решился.

— Знаешь, Гриша, — начал он свою новую сказку, — сколько рассказов ходит о пиратах. Флинт, Морган, Синяя борода. Только все это не совсем так. Откуда тем, кто писал о пиратах, знать подлинную историю. После встречи с пиратами не остается никого в живых. И сами пираты не станут болтать о своих "подвигах". Здесь убили, там ограбили. Им это не надо. Кому хочется на виселицу. Посчастливилось, захватили денежки и все. Есть среди пиратов и настоящие уроды. Да где их нет. В семье не без урода. Не без паршивой овцы. Но не все они такие. В них и другое есть. Романтика? Нет, не так уж ее много. Пират — это работа или призвание? Или судьба? Кто-то считает, быть рыбаком, ходить на сейнере — это романтика. Как если ты пошел к водоему, сел с удочкой на вечерней или утренней зорьке. Наловил рыбки. Вернулся домой и ушки сварил. Рыбацкий труд тяжелый. И труд пирата совсем не легкая профессия. Когда днем ты ступаешь по палубе, а доски, раскаленные на солнце, обжигают твои голые ступни. Там, над парусом, жестокое солнце. Лезть по выбленкам вверх, бежать по рее. Настоящий матрос лезет вверх обходя марс по путенс — вантам. Молодые так не делают. Разворачивать паруса. Не всеми парусами можно управлять с палубы. А сколько надо знать. Не только рангоут, это мачты и реи. Весь такелаж. Больше двухсот пятидесяти ручных талей. Топенанты, брасы, гардении, шкатовые. Стать янмаатом, океанским матросом, дело не легкое. И марсовые работают как черти. Под куполом цирка есть страховочные тросы. Тут твоя страховка — ловкость. И каждый день обтяжка парусов, проверка узлов, креплений, шкаторин.

— Вот чешет! — Думает Гриша.

Есть марсовые акробаты. Смотришь, дух захватывает. Парень лезет с грот-марсс-рея на фор-брам-рей по фор-брам-брасам. Это с одной мачты на другую. А вниз смотреть даже страшно. У парней с бака есть и другая работа. Тут слабак не выдержит. Это когда ночью ты на палубе дело другое. Кругом плещет вода, темная, черная вода, как омут в твоей душе. На небе высоко звезды. До них не дотянуться рукой. Они смотрят оттуда равнодушно. А может, не равнодушно. Они смотрят, как глаза тех, кого ты убил. Последний прощальный взгляд. И месяц, словно клинок шпаги, приставленный к твоей груди. И тоска. Каждый раз, когда пират выходит в море, он прощается с берегом, с берегом, где его никто не ждет. С берегом, к которому он, может быть, никогда не вернется. И это судьба пирата. Только скрип мачт, поющих об одиночестве. Вечное одиночество скитальца. Бывают и другие моменты. Но короткие. Азарт. Азарт погони. И безумный шум абордажного боя. Крики ненависти и боли. И что-то красное и липкое течет по палубе возле твоих сапог. После тишина. И только в воздухе разлит запах смерти. Ты знаешь, как пахнет смерть? У нее запах уксуса, которым для дезинфекции сбрызгивают палубу. Мертвые тела вокруг. И никто не справит поминок. Трупы выбрасывают за борт. Тишина, нарушаемая всплеском воды за бортом. Мы вышли в море. Мы болтались на волнах. Шли не за тем, что б встретить купеческий корабль. Нас словно магнитом тянуло к чужому берегу. Золото, чужое золото притягивало нас к себе. Наш корабль в ночи подошел к побережью. На воду спущены шлюпки. В полном молчании мы высадились на берег. Темные тени скользнули у кромки воды. В безмолвии, в этой густой тьме они прячутся среди деревьев. Идут к укрепленному форту. На рассвете они принесут туда смерть. Мы идем в темноте, идем друг за другом, зная, что нас ждет. Посланники смерти, готовые умереть. Вот на землю опустился туман. Густые клочья тумана. Мы плывем в нем. И звуки почти неслышных шагов. Тяжелая поступь, но не наших ног. На расстоянии вытянутой руки твой товарищ. Трава цепляется за наши сапоги. Пытается удержать торговцев смертью. Ветки кустов и деревьев хилыми руками цепляются за твою одежду. Они молят, остановитесь. Напрасно, мы равнодушны к их мольбе. Куда вы идете? Вернитесь. В клубах тумана, там впереди, я вижу высокую фигуру в черном плаще. Капюшон накинут на голову, скрывает лицо и страшную улыбку. Эта фигура идет впереди, ведет нас. Мы следуем за ней. Только одного я боюсь, лицо повернется в мою сторону, и я увижу яркий блеск в пустых глазницах. Фигура идет, опираясь на свое странное и страшное оружие. Коса.

— Кошмар, Данька! — Улыбаясь, тихо говорит Гриша. Хорошо придумал.

Данька продолжает.

— Еще во тьме мы подошли к крепостной стене. Молча. Командир махнул рукой. Я и мой друг Брайан по этому знаку идем вдоль крепостной стены. Там склон холма спускается вниз. Здесь стена ниже. Остановились, посмотрели друг на друга. Миг, и мы закинули абордажные крючья на стену. Еще мгновение и мы по ту сторону стены. Прислушались к тишине, к мертвому безмолвию. Долор игнус анте люцем. Жестокая тоска перед рассветом. Брайан пригнувшись осторожно крадется вдоль стены. Я подаю ему знак. Дергаю за рукав. Он думает, что я заметил кого-то. — Данька замолчал. Выдержал паузу.

Гриша в напряжении ждет продолжения рассказа. Выдумщик Данька, как по писанному чешет.

— Отрицательно киваю головой, показываю, делай, как я. — Продолжает Даня. — И мы идем открыто, так стража не сразу увидит в нас угрозу. Мы идем к воротам. Стражники. Они и понять ничего не успели. Взмах рук и в воздух летит смертельная сталь. Наши метательные ножи нашли сердца испанских солдат. Только последний взгляд наполненный изумлением. Тела падают на землю. Мы подбежали к воротам, открыли их. Посланцы смерти вбежали в крепость. Они разделились на несколько отрядов. Один — вдоль стены направо, другой — налево. С одним из этих отрядов мы с Брайаном. Мы движемся стремительно. Движение руки и вновь летят, несущие смерть, метательные ножи. Тяжелый звук падающих тел, последний стон. Справа шум. Это один из наших отрядов ворвался в казармы. Ночной сон солдат сменил вечный сон и холод. Над морем мелькнул первый луч солнца. Крепость была в наших руках. Мы обеспечили нашим кораблям вход в порт. Под парусами, наполненными ветром, они входят. На мачтах на ветру полощется черное знамя с костями. Смеется Веселый Роджер. Этот парень весельчак. Любитель шуток. Залпы пушек. Они бьют по пакгаузам в порту. Потом переносят огонь вглубь города, где городские казармы. Мы разбудили горожан пушечной стрельбой. С кораблей высаживаются матросы, врываются в город. Мы с Брайаном стоим на крепостной стене и наблюдаем за этим. Горожане прячутся в норках своих домов, баррикадируют двери. Они боятся, что в их уютные дома ворвутся эти безжалостные убийцы. Но парни капитана Свена и не думают врываться в дома, не хотят убивать, насиловать. Железная воля капитана удерживает их. Пираты не хотят собирать мелочь. Они пришли не за деньгами горожан, а за тем, что приготовлено для испанской короны. К вечеру все закончено. Жители отсиделись в своих норках. Мы одними из последних садимся в шлюпки, что бы вернуться на свой корабль. Наши корабли выходят в море на закате дня. И белый парус скрывает сумрак ночи.

— Ты здорово это придумал. — Сказал Гриша. — В каком-нибудь фильме увидел. Это из какого фильма?

— Фильма я не видел. Это я так придумал. Выдумки это все. — Отмахнулся Данька. Кто ему поверит, что он рассказал правду, один из эпизодов своей жизни. Из жизни помощника боцмана Дэна. Данька, Данька, сидеть бы тебе дома на диване и рассказывать эти сказки детям. Жить спокойно в одном тихом мире, в тихом уголке на Тракторной улице, на третьем этаже.

Антона провели в кабинет хозяина. Он отметил, изысканная роскошь этого дома стоит не малых денег. За столом молодой парень. Как в таком возрасте можно сделать капитал? Богатые родители. Некоторым везет родиться в роскоши. Антон в стоптанных кроссовках и в тертых джинсах выглядит жалким попрошайкой.

— Садись, Антон, — хозяин улыбается. — Меня зовут Рэм. Мне нужен личный секретарь. Он должен быть всегда под рукой для выполнения моих поручений. И не болтлив.

Взгляд Рэма прожигает Антона. Сковывает его.

— Кофе? — Тотчас же появляется слуга с кофейником и чашками. Ставит их на стол, ждет приказания разлить в чашки напиток.

Рэм стал, подошел к слуге. Указательным пальцем руки приподнял подбородок парня.

— Доминик, ты неуклюж. Опять разольешь кофе на стол. Сегодня я не хочу доставлять радости палачу. — Рука Рэма опускается на плечо Доминика. Антон видит, как бледнеет лицо парня, и только ужас во всей фигуре. — Ступай, я не сержусь. Это счастливый для тебя день.

Парень, пятясь, выходит. Только дурак не поймет, что означают эти слова. В этом доме есть только воля хозяина. Но так манят деньги, что предложены. И отказаться трудно. Антон нее глупый парень, понимает, отказ не примут.

— В этом доме нельзя никому ничего поручить. Рабы нерадивы. Тебе придется за ними приглядывать. Свою жалкую одежонку поменяй. Денег я дам. Мне не возражают, Антон. Мне повинуются. Обсудим твои обязанности.

— Да, господин. — Он всецело отдавал себя на волю этого человека.

Часть 6

Генерал Семенов ехал на работу, предполагая, что с самого утра запросит личное дело курсанта Гринева. Но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Как обычно, текущие дела оказались важнее. Как только он вошел в кабинет, принесли донесение. Это было очень важное дело. Генерал считал, это лучшее дело за всю его карьеру, самое важное в его жизни. Операция "Павлиний глаз". В одной из южных стран в подбрюший России именно он, еще будучи полковником, создал сеть. Ребят он перебрасывал через западную Европу. Что бы по возможности безопасно внедрить их. Его резидент, как было сказано в донесении, наконец, смог получить важные документы. Это была сверхсекретная операция. Связь шла через третьи страны. Вначале сообщение шло во Францию, оттуда в Гамбург и только потом в Россию. Плечо связи было длинным. Это требовало времени. Но зато очень надежно. Никто не смог бы проследить, что донесения идут в Россию. Он создал эту операцию, и сейчас, когда его перевели в этот город, все дела по операции он забрал с собой. Надо срочно, срочно отправить курьера. Это должен быть очень надежный человек. Если, как он надеялся, та информация будет в этом документе, это будет лучшее дело его жизни. Да только ли его. Если эти бумаги попадут в чужие руки, вся его сеть будет провалена. Многолетняя работа пропадет. Он не может этого допустить. Нужен не один человек. Сообщение любой ценой надо доставить. Не многим можно доверить это дело. Таких парней он знал. Он сам их выберет. Все зависело от точности исполнения. Ребята должны оказаться в нужное время и в нужном месте. Все рассчитывалось до минуты. Они должны забрать из тайника флэшку. Рискованно оставлять ее в тайнике долго. Это опасно. Он сам лично проследит за операцией и сам проинструктирует курьеров. Кроме того, надо связаться с "южным мостом", обеспечивающим переход границы в обратном направлении. Идти через всю Европу долго. "Южный мост" обеспечит переход. Фактор времени. Им придется привлечь много людей. Это неизбежно. Только после обеда генерал закончил с этим вопросом и решил, что можно вернуться к делам менее важным. Посмотреть личное дело курсанта. Он позвонил полковнику Сотникову.

— Андрей Алексеевич, — сказал он в трубку, — зайди ко мне. Сейчас, лучше сейчас, и занеси личное дело курсанта Гринева.

— Кого? — Спросил Андрей Алексеевич. Даню Гринева он считал почти своим племянником.

— Того, ну особого. — Наконец он выкроил время и для этого дела.

— Есть, занесу. — Андрей вытащил личное дело из своего сейфа. Это дело он не доверял никому. Шел по коридору и пытался угадать, почему генерал вдруг решил посмотреть это дело. Когда генерал приступал к своим обязанностям, Андрей ему доложил. Тогда на дело не обратили внимание. Что случилось сейчас? Полковник вошел в кабинет Игоря Ивановича и доложил:

— Прибыл по вашему указанию, товарищ генерал.

— Проходи, Андрей. Что стоять. — Сказал Семенов, указывая на стул. — Присаживайся.

Андрей сел, ожидая, что спросит генерал.

— Дело принес? — Игорь Иванович отложил ручку.

— Да, вот, товарищ генерал, — Андрей протянул скоросшиватель.

Генерал открыл дело, полистал. Все так и есть. Даниил Александрович Гринев. Семнадцать лет. Родители — сотрудники музея. "Роются в пыли" — улыбнулся он про себя. Живет на улице Тракторной. Вот он какой, друг его сына. Закрыл папку и спросил:

— Так что с этим курсантом? Уж больно он необычный. Привилегий много. Семнадцать лет. И посещение занятий свободное. Вечерник — заочник. — Не ясно, выражает ли генерал недовольство или просто описывает ситуацию.

— Товарищ генерал, я вам докладывал. Он очень способный парень. Очень. — Андрей пытался объяснить, какой это замечательный курсант.

— В чем способности-то? — Чуть улыбнувшись, спросил Семенов.

— Прежде всего, он владеет прекрасно любым оружием. Борьба. Холодное оружие. Способность к языкам. Другие дисциплины ему так же даются легко. Прыжки с парашютом. — Полковник пытался припомнить все способности курсанта.

— Прыжки с парашютом? — Генерал постукал пальцем по делу, явно намекая на рапорт инструктора по прыжкам.

— Бывает. Молодой он еще. — Оправдывался Андрей Алексеевич.

— Понимаю, понимаю. Молодой. Вот это и странно. Что еще? — Игорь Иванович поднялся на ноги, прошел по кабинету. Остановился возле окна.

— Я могу сказать, таланты у него необычайные. Особенно способность к языкам. Свободно владеет английским, французским, испанским. Немецким. Говорит на этих языках, как на родных. Если необходимо, он в короткие сроки может освоить любой другой язык.

— Так, так. Замечательно. И что это такое, семнадцать лет, без воинской присяги. Непорядок. — Семенов вернулся за свой стол.

— Я докладывал наверх. — Полковник Сотников тогда связался со своими старыми друзьями. Без их помощи особое положение курсанта было бы не возможно.

— Ясно. Хотел бы я лично познакомиться с этим необычным талантом. — Сказал генерал. — Пригласи-ка его завтра ко мне. Поговорим.

— Есть, товарищ генерал.

Андрей видел, разговор закончен и спросил:

— Я могу быть свободен?

— Да, ты свободен, Андрей. А дело я оставлю пока у себя.

Полковник встал и пошел к выходу из кабинета. Генерал остановил его.

— Не подскажешь ли мне Андрей, почему его называют Арлекин? Отчего его так прозвали.

— Сложно так объяснить, — начал полковник.

— Ладно, — Семенов махнул рукой. — Посмотрим завтра.

Андрей вышел. Задумался. Что завтра скажет генерал. Вернулся в свой кабинет и позвонил Даньке.

— Даня, это я, Андрей. — Справится ли мальчишка с этим экзаменом.

— Дядя Андрей, — откликнулся сразу же Даня. — Добрый день. Что-то случилось?

— Даня, генерал хочет тебя увидеть завтра. Зайди в контору, я тебя встречу.

— Хорошо, завтра буду. — Приказы надо выполнять.

На следующий день после занятий Данька поспешил в контору. Знакомое здание, мало что говорящие вывески. Управление внутренних дел и все. На проходной его уже ждал дядя Андрей. Дядя его друга Максима. Но для Даньки он был почти родным дядей.

— Привет, дядя Андрей. — Данька протянул руку.

— Пойдем, Даня. — Андрей поздоровался и повел курсанта к высокому начальству.

Они прошли и направились к кабинету генерала.

— Что-то случилось, дядя Андрей? — Поинтересовался Данька.

— Пока не знаю. Генерал вдруг вспомнил о тебе. Интересовался, отчего тебя прозвали Арлекином. А я толком так ничего ему и не объяснил.

Данька только улыбнулся.

— Я взрослый мальчик, сам ему объясню. — В голове Дани тотчас возник план. Почтения к начальству любого уровня он не испытывал. В нем жил шаловливый чертенок.

Андрей Алексеевич махнул рукой. Он думал о той беседе, которая должна пройти у них с генералом. Вошли в кабинет. Сотников первым, за ним Данька. Полковник доложил:

— Товарищ генерал, по вашему приказанию прибыли. — И услышал у себя за спиной голос незнакомого парнишки.

— Ой, чего вызывали-то? Я так бежал. На улице жарко. Употел весь.

Андрей обернулся. За его спиной стоял уродец. Голова набок, трясется. Ручки болтаются. Рубаха .... Когда Данька успел это сделать. Рубаха выбилась из под брючного ремня, застегнута не правильно. Настоящий уродец. А Данька продолжал:

— Как меня вызвали, так я сразу побежал, — урод жует слова. — Вот. Я тут присяду маленько. Совсем запыхался. Мне ж идти не просто. Ой, Господи. — Данька пошаркал к столу генерала. При этом одна ножка у него заплеталась за другую. Левое плечо дернулось, поднялось выше правого. Глазки моргают, рот полуоткрыт. Даня плюхнулся на стул.

— Что нынче так жарко. У вас тут дяденьки хорошо. Прохладненько. Отдышусь чуток. Вызывали, так я побежал. — Он пыхтел, отдувался. Тонкие скрюченные ручки положил на стол генерала.

Игорь Иванович посмотрел на полковника.

— Это что, курсант Гринев? — Спросил он. Игорь Иванович готов был в гневе ударить кулаком по столу. Что за шутки!

Но ответил Даня.

— Я. Я, курсант Гринев. Точно. Меня записали в курсанты. Вот дяденька и записал. Мне сказали, запишешься в курсанты, к харчам определят. И пособие обещали. Только ничего не давали. А тут вызвали, я и думаю, все сейчас и дадут. И харчи, и пособие. У меня пособие по детству маленькое. Мать-то у меня в музее работает. Зарплата небольшая. Мамка говорит, там тебе будут бутербродики со сливочным маслом давать и с сыром будут. Масло-то хорошее и сыр с дырочками, вкусный. Я и побежал. Я и паспорт взял, что б пособие получить.

Уродец достал из кармана паспорт и трясущейся рукой положил на стол генерала.

— В ведомости я распишусь. — Даня взял листок бумаги для заметок, ручку. На перо ручки подышал. Зажал ручку всеми пальцами и стал выводить каракули. От усердия закусил кончик языка. — Меня учили писать. Гляди. Куда бежать-то, касса где? Я готов.

Даня озирается, ищет кассу. Ручонками теребит пуговицу на рубашке.

Генерал смотрел на это существо. Вот этот способен к языкам?! Генерал вновь задал вопрос полковнику:

— У него с головой все в порядке?

Отвечать опять начал Даня.

— С головой у меня все в порядке. Мамка говорит, голова у меня крепкая. Все говорят, отличная голова. Недавно я по лесенке спускался. А у нас, знаешь, лесенки крутые. Как хожу сам видел. Одна ножка за другую запнулась, и я с лестницы шабаркнусь, головой в стенку. Все стены, говорят, тряслись. Соседка снизу выбежала. Это она скорую помощь вызвала. Врач сказал, голова крепкая. Кость толстая. Из кости вся, из цельной. Во, какая хорошая. Только шишка появилась, здоровенная. С кулак. — Данька тряс маленьким кулачком.

Это кулак не произвел особого впечатления на присутствующих.

— А из стенки, — продолжал Даня, — кирпич выпал. Так стенку и замазать можно. Меня в больницу привезли, а вдруг сотряс что. А что я мог сотрясти кроме стенки. Они там меня оглядели и сказали, хорошо у тебя все. Я обрадовался. Аж плясать им стал. Это я от радости.

Данька встал.

— Во, смотри-ка, как я пляшу! — Данька начал на своих заплетающихся косолапых ножках подпрыгивать. — Вот так скакал. А тут дядька в белом халате прибежал. Орет, ложись. А ноги-то у меня не останавливаются. Он меня кулачищем в бок как саданет. Вот.

И Данька начал задирать рубаху. Край рубахи закусил зубами и ручками шарил по своему боку.

— Гляди, здесь синячище был. Поди, сейчас остался. — Наконец, Даня успокоился. Сел на стул.

— Так я за харчиками и прибежал. А то без меня все разберут. — Тяжело вздохнул и уставился на генерала.

— Кончай Ваньку валять, — заявил Игорь Иванович. Артист, ремнем по мягкому месту.

Даня посмотрел сначала на Андрея Алексеевича, потом на генерала. Голова его затряслась сильнее. Рот приоткрылся, губы дрожат, он говорит:

— Ваньку-то я не валял. Никакого Ваньку. Не трогал я Ваньку. Я его и не знаю. Правда, дядечки. Не знаю. — На глазах слезы. — Вы что меня... Думаете, что я вашего Ваньку побил? Не бил я Ваньку. Не надо меня арестовывать. Я не хочу в арестантскую. Маманя плакать будет. Вы, правда, думаете, что я Ваньку валял? Ну, скажи, дядя Андрей, скажи ему, что Ваньку не валял. Так вы харчиков мне не дадите. Давать не хотите, вот и говорите, что я Ваньку побил. Не хотите пособие давать. Так и не надо. Только в каталажку не сажайте. Без пособия мы с маманей обойдемся. — Трясущаяся рука Дани взяла паспорт, и он засунул его обратно в карман. По щекам текут слезы. Кулаком вытирает нос. — Так я, дядечки, побегу. Побегу, да? Вы меня отпустите? А пособие себе оставьте. Я никому не скажу. Так я побегу. Вы меня, дядечки, отпустите? Ведь отпустите? Я побегу.

— Курсант Гринев, смирно! — Рявкнул генерал.

Данька вскочил на ноги.

— Есть, смирно, товарищ генерал.

— Ясно мне с тобой все. Сядь. Приведи себя в порядок.

Данька быстро заправил рубашку, застегнул ее, как следует.

— И брось мне здесь концерты закатывать. — Заявил генерал.

Лицо Дани просветлело. Он закинул одну ногу на другую, развалился на стуле и развел руками.

— Концерт? — Даня слегка картавил. — Я люблю музыку. Да, да, господа, музыка — это то, что необходимо для моей утонченной натуры. Я люблю классическую музыку. И джаз люблю. Оскар Бентон? Не откажусь послушать хорошую музыку. Хоть я и утонченная натура, но я и что попроще могу послушать. Шансон. А вы любите, господин генерал, шансон? Вспомните, как там ...

Данька начал дирижировать руками перед лицом генерала, водить руками в стороны. Фальшиво запел, прикрыл глаза. Всем видом показывал, что наслаждается собственным вокалом. — —

— Ведь я институтка, я дочь камергера, я черная моль, я летучая мышь. Вино и мужчины, моя атмосфера. Привет эмигранты, свободный Париж. Но классику я люблю больше. Вальсы Шопена, это такая прелесть. А еще, — Даня прикоснулся безымянным пальцем к своему лбу, словно погружаясь в очарование своих воспоминаний. — Недавно я в опере был, господа. Кармен слушал. Прелесть. У любви, как у пташки крылья.... Впрочем, вам вряд ли это доступно. Вы уж не обижайтесь. — Данечка бросил взгляд на дядю Андрея. — Вы не можете понять величия музыки. Вы обыкновенные салдафоны. А настоящий симфонический оркестр.

Данька схватил со стола генерала ручку и начал вновь дирижировать. Прикрыл глаза, наслаждаясь ему одному слышной музыкой. Он перебросил ручку из правой руки в левую и продолжал дирижировать. Правая рука незаметно скользнула к блокноту, лежавшему на столе генерала. Одно движение — блокнот исчез.

— Блокнот, — сказал Игорь Иванович.

— Ноты? Ах, ноты. Объясняю, это такие точечки с хвостиками. — Аристократ пытается объяснить неучам, что такое ноты.

— Блокнот. Где блокнот? — Переспросил генерал.

— Какой блокнот? — Удивился Данька. Растерялся. О чем его спрашивают, какой блокнот.

Генерал приподнялся, что бы заглянуть за стол, полагая, что Данька скинул блокнот себе на колени. Но блокнота там не оказалось.

— Курсант Гринев, верните блокнот.

— Ах, блокнот, — движение руки и Даня положил его на стол. — Он упал. Сам свалился. Я не заметил.

Искренний взгляд темных глаз, изумление. Полная невинность.

— Ладно, курсант Гринев. Или как там, Арлекин. Мне понятно, почему ты — Арлекин. Давай поговорим о другом.

— О чем, товарищ генерал? — Шаловливый чертенок внутри Дани еще не угомонился. Чертенку хотелось поиграть.

— О твоих способностях. Говорят, ты очень способный парень. В прыжках с парашютом. — Генерал достал из стола личное дело курсанта. — Что ты можешь сказать о рапорте?

— Случайность. Запнулся. Не привык к самолету. Это был первый прыжок. Запнулся и выпал.

— Полковник Сотников, а вы что скажете по этому поводу?

— Игорь Иванович, — начал Андрей, — там все сказано. Был первый полет. Надо было прыгать с парашютом. И Арлекин испугался. Истерика у него. Боюсь, высоко. Упаду. Инструктор решил, первый прыжок. Парень боится. Пусть еще подготовиться. Ребята прыгали один за другим. А тут....

— А тут, — продолжил генерал словами из рапорта, — курсант Гринев вскочил и заорал. Парни, я на плите чайник оставил. А дома никого нет. Пожар будет. И выпрыгнул из самолета. Не в тренировочном, а в затяжном прыжке. Так было, курсант Гринев?

— Никак нет. Я споткнулся. Про чайник я точно вспомнил. Было. Но я просто запнулся.

— Так. Хорошие у тебя способности. А с иностранными языками что? Четыре языка знаешь?

— Нет, — Данька потупился, — больше.

— Какие еще? — Игорь Иванович хорошо владел английским языком. Немецким хуже.

— Любой язык.

— Это что значит? — Спросил Игорь Иванович.

— Любой язык, какой надо, тот и буду знать. — Данька сам не мог объяснить, как это у него получается.

— Не понял. — Семенов перевел взгляд на полковника.

— Это он правду говорит, товарищ генерал. Способный он. Когда он начинает с кем-то разговаривать, ему достаточно услышать несколько слов на любом языке. Анализирует что ли. И сходу начинает говорить так, будто это его родной язык. Мы пробовали. Армянский, грузинский, арабский. Одним словом, талант.

— Талант? Хорошо, талант, так талант. А что скажешь, молодой талант, о своем друге, о Грише?

— Какой Гриша? Вы чего меня, то о Ваньке, то о Грише спрашиваете? — Друга просто так я вам не сдам.

— Ты что, забыл своего друга, Гришу? — Продолжал генерал. — О Грише, с которым ты в академии юридической познакомился.

— А, Гриша. Отличный парень. А что? — Откуда Игорь Иванович знает о Грише.

— Ничего. — Улыбнулся Игорь Иванович. — Приятно слышать, что он отличный парень. Мне приятно слышать, как отцу, что мой сын — отличный парень.

— Он ваш сын? — Удивился Данька.

— Что, не похож?

— Похож. Но я не думал....

— Думать надо, курсант, думать. Передашь ему привет. И последнее, я еще один недостаток нашел в твоем личном деле.

— Какой? — Еще одна незадача. Вечно Даня в чем-то виноват.

— Возраст. Семнадцать лет.

Данька посмотрел на генерала, слегка улыбнулся и сказал:

— А как насчет того, что в гражданскую войну в мои годы люди полками командовали? И еще, те молодые генералы своих судеб?

Игорь Иванович улыбнулся в ответ.

— Понятно, значит, генералом хочешь стать. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Только вот что, Даня, генералом станешь, когда я уйду на пенсию. Понял?

Данька облокотился на стол генерала и вперился в Игоря Ивановича взглядом.

— Товарищ генерал, а у вас на пенсию раньше выходят? По выслуге лет? — Потом посмотрел на Андрея Алексеевича. — Так значит я генералом раньше стану. Вы — на пенсию, а я — в генералы!

Игорь Иванович слегка стукнул ладонью по столу и полушутливо, полусерьезно сказал:

— Вон отсюда, курсант! Что б глаза мои тебя не видели. Он, видите ли, вместо меня хочет генералом.

— Есть, вон. — Данька вскочил на ноги и, пританцовывая, направился к двери и запел.

— Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом, лучшей работы я вам сеньоры, не назову. Стану я точно генералом, буду я точно генералом, если капрала, если капрала переживу. — И выразительно посмотрел на дядю Андрея, указал на него пальцем и выскочил вон. Закрыл дверь, выдохнул и произнес:

— Кажется, пронесло.

Из-за закрытой двери было слышно:

— Шельмец, вот шельмец. Талантливый зараза, черт его возьми.

Данька ушел.

— Ты присаживайся, Андрей. — Говорил генерал. — Не понятно мне кое-что в этом деле. Говоришь, он может услышать несколько фраз на незнакомом языке и начать говорить.

— Так точно, товарищ генерал. В деле этого нет. У него необычные способности. Он перемещается из одного времени в другое. Из нашего, в семнадцатый век, и делает это регулярно.

— Как? Ты серьезно, полковник? — Удивился Семенов. Фантастический роман.

— Серьезно. Наши ученые доказали. Перемещается он. Как это происходит, определить не удалось. Обследования показали, у него возбуждены участки мозга, которые у обычного человека не используются. Предполагают, что с этим все связано. Пытались использовать гипноз. Специалист ввел его в состояние транса. Все фиксировалось на видеокамеру. Как только специалист начал задавать вопросы, курсант ответил ему на непонятном языке. И тембр голоса был совсем другой. Несколько слов. Когда в комнату вбежали, гипнотизер валялся на полу без сознания. Данька оставался в трансе. Специалиста унесли. Даньку привели в чувство. Вывод, когда пытаются проникнуть в сознание парня, в особо активные участки мозга, происходит активная блокировка. Она способна обороняться.

— Не плохо. Не плохо. — Сказал генерал.— А что-то еще пробовали?

— Специалисты говорят, не стоит даже пытаться. Мы можем так уничтожить этот феномен. Сейчас, когда он приходит на занятия, проходит через рамку. Снимается поле. Пока расшифровать ничего не удалось.

— Что ж, спасибо за информацию, Андрей. Посмотрим, на что способен наш будущий генерал.

Данька любил эти утренние часы на Тортуге, когда ночная мгла уже рассеялась, а полуденный зной не наступил. Он поднялся, быстро умылся. Собрался идти завтракать. Дверь в его комнату приоткрылась, в комнату осторожно вошел Хуан.

— Дэн, там тебя капитан хочет видеть. — Испанец выглядел каким-то притихшим.

— Сейчас приду. — Даня поднялся со стула, на котором сидел. Направился к двери.

— У него уже все собрались. Леон, Брин и Колин. — Сообщил Хуан.

Только сейчас Дэн заметил, что парень опять стал прежним. Спеси поубавилось. Не иначе, капитан вправил ему мозги. Даньке стало жаль этого парнишку.

— Хуан, — сказал он, — ты к моей комнате присмотрись.... Ты хотел что-то изменить.

— Хотел, — печально ответил Хуан.

— Так сделай. Ты же у нас главный управляющий. — Данька с тоской осмотрел свою комнату. Придется принести в жертву уют и привычную простоту.

— Капитан мне по шее даст. — Вот разгадка вселенской печали в глазах. Дэн с трудом удержал смех.

— Ты главный управляющий, — воскликнул Данька, — скажи, что это я тебя попросил. У тебя здорово получается.

— Правда? — Обрадовался Хуан. Хоть кто-то оценил его способности.

— Конечно. Я пошел к капитану, а ты здесь приглядись. Все, что сделаешь, одобряю заранее. — И пошел к капитану. По дороге он пожалел, что дал такую свободу этому парню. Он такое наворотит, но отступать было поздно. Вошел в комнату отца. Все были в сборе.

— Проходи, — сказал капитан. Возле письменного стола собрались Леон, Брин и Колин. Брин вертел в руках трубку. Колин задумчиво потирает пальцами подбородок.

Данька прошел и сел.

— Я собрал вас здесь, что бы изложить кое-какие соображения, — начал Свен, кивнув Дэну. — Я задумал новую операцию.

И капитан рассказал о том, что задумал. Свен под конец сказал:

— Я не стал пока говорить об этом другим капитанам. Думаю, преждевременно. Полагаю, что и вы пока все обдумаете. Дня через два изложите ваши соображения. А сейчас прошу к завтраку.

Они все отправились в столовую. За завтраком о плане капитана никто не обмолвился ни словом. Когда гости разошлись, Данька и отец вышли во внутренний дворик, устроились там в тени. Отец сказал:

— Как думаешь, Даня, может из этого что-то получиться. — Потом сам же махнул рукой. — Нет, ладно, пока ничего не говори. Не стоит решать сгоряча.

— А я и не буду. Я еще раз хочу сказать спасибо за твой подарок. Отличные метательные ножи. Я налюбоваться не могу. Отличные.

— На память тебе о зачислении. — Капитан был рад, что сыну подарок пришелся по душе.

— А еще подарок, пап. Ты не хочешь сделать? — Дэн решил вернуться к теме женитьбы Свена.

— Чего ты от меня еще хочешь? — Улыбался Свен.

— Может, мы тебя женим, ты подаришь мне братика или сестренку.

По дворику беззаботно бродят несколько маленьких птичек. Ищут, чем можно поживиться.

— Что-о-о?! — Возмутился капитан.

— Ну, братика, а? — Дэн скорчил забавную физиономию.

— Что б я? Да я стар для этого. Даня, я уже стар жениться. Что тебе в голову взбрело. Лучше ты мне сделай подарок. Женишься, подаришь мне внуков. Как? — Капитан хоть и возмутился, но спорить с упрямцем не собирался.

— Пап, а я для этого молод. Мне надо учебу закончить. Вот через пять лет...

— Хорошо, через пять лет мы тебя женим. — Свен надеялся, что разговор закончен.

— А братик мне не помешает. Еще один.

— Дэн, закончим этот разговор.

— А вдруг, — Данька потупился, — если я вдруг застряну в том времени или еще что. Я не хочу, что б ты оставался один. Папа, ну, пожалуйста.

— Господи, Даня, ты что привязался, — вздохнул капитан.

— Папа, ты ведь согласен? — Настаивал Данька.

— Подумаем над этим.

Так, решил Данька, дело сдвинулось с мертвой точки. Он женит капитана, непременно женит. Последующие два дня Данька обдумывал то, что на совете сказал капитан. Он этим был увлечен. Обдумывал каждую минуту. Его задумчивость заметили и мать и Аркадий. Мария Петровна вечером спросила у Даньки:

— О чем ты так задумался, Даня.

— Да так, мама. — Он не хотел беспокоить ее. Новая операция будет рискованной.

— Ой, — вмешался Аркадий, — темнишь, парень. Что вы там задумали с капитаном?

— Ничего особенного. На побережье надо сходить. — Родители не отвяжутся. Придется хоть что-то рассказать.

— Опять город брать? — Спросил Аркадий. Снял очки и положил их на стол.

— Нет. На корабль должны загрузить сундуки с золотом. А мы хотим перехватить его. На побережье собрали, ограбили местные племена. Вот мы и думаем, как захватить это золото ацтеков или инков.

Вмешалась мать:

— Авантюра это. Кончайте. Зачем вам это золото? — Она искренне не понимала, зачем людям огромные деньги. Желание роскоши ей было чуждо.

— Интересно, мама. — Начал канючить Данька, — Забрать золото у испанцев. Это ж музейные редкости. И обойти испанцев, оставить их с носом — это интересная задача.

— Даня, это может плохо кончиться, — говорила мать. Господи, опять ночи без сна, опять она будет ждать сына.

— Мы еще не решили. Только думаем, может ничего не получится. — Но для себя он решил, это дело надо довести до конца.

Свен вновь собрал основных своих командиров. Колин, Брин и Дэн. Без этого мальчишки не обойтись, все равно полезет с расспросами.

— Ждать мы больше не можем. Надо решать, будем брать испанское золото или пусть уходит. Скоро корабли выйдут из Кордеги. День близок. Я хочу услышать, как мы договорились, ваше мнение.

— Жаль, если такая добыча уйдет от нас. Только перехватить их — это сложная задача, — Сказал Брин.

— А зачем нам перехватывать? — Встрял Дэн. Все посмотрели на него недовольно. Куда лезет мальчишка. Но Дэн и не думал отступать — Может я простой помощник боцмана и мне не почину, но позвольте сказать. Нам не надо перехватывать корабли. Мы можем взять один, тот, что с золотом, прямо в порту.

— И как ты это представляешь себе, — капитан решил выслушать мнение самого молодого участника их совещания. — Здесь полно не только купеческих кораблей, но и военных. Как мы войдем в порт?

— А зачем туда входить? Корабль будет стоять у причала. Не на лодках же они будут перевозить золото. Груз ценный, можно утопить. Грузить будут долго, осторожно. Мне кажется, если они начнут утром, то закончат к вечеру. Груз еще правильно разместить надо, а то и перевернуться в пути. В море они ночью не выйдут, побоятся. Пойдут утром. Ночью мы и захватим корабль.

— Как ты это хочешь сделать? — Свен понял, что задумал его сын, но давал ему высказаться.

— Отправим наших разведчиков. Пусть осмотрят все заранее. Возможно, на корабле не будет большой охраны. Порт свой, чего бояться. Если и выставят охрану, то небольшую. Основная часть матросов будет в городе, отдыхать. Самый удобный момент.

— Во-первых, захватили мы корабль, надо будет поднимать паруса. Могут увидеть испанцы в потру и на башнях форта.

— Все дело в скорости. Поднять паруса в тот момент, когда корабль еще не попал в наши руки. То есть, часть наших людей уничтожает охрану, а часть уже на мачтах. Тут многое зависит от обстановки, на месте надо смотреть. В море нам их не поймать. " Скиталец" высадит нас на лодках, а сам уйдет в море. Встретит нас, когда мы будем уходить. И при надобности прикроет. В разведку мы с Брайаном пойдем. Два запоздалых рыбака, на нас и внимания не обратят.

Других мнений не было. Решили, что упускать такую добычу не стоит. Капитан исходил из русской поговорки: на деле бог ума приложит.

Дома, в родном мире, Даня сообщил:

— Мама, мы опять выходим в море. — Сколько раз он произносил эти слова.

К ним привыкли эти стены. Привыкли шкафы, стулья. Даже любопытная кукушка в стенных часах на кухне им не удивлялась.

— Куда на этот раз, сынок? — Спросила Мария с грустью.

— Мы возьмем испанский корабль, прямо в порту. — Данька ликовал, приняли его план.

— Даня, это тебе не машину угнать со двора. Корабль. — Мария не надеялась отговорить сына от дерзкого плана. Он слишком упрям.

— Так это и интересно. Наши, местные, на что они способны? Магазин ограбить, инкассаторов взять. А мы возьмем корабль. Не в море, как пираты с островов, мы его прямо из-под носа у испанцев возьмем. Это вам не танкер захватить.

— И как вы собираетесь это сделать? — Мать еще надеялась, что дитя неразумное передумает.

— Пойдем в разведку, мы с Брайаном. Посмотрим где посты, где охрана. После решим, по ходу пьесы. — По его словам все было очень просто. Не сложнее, чем ободрать ночью клумбу с цветами.

— Так ты в разведку, молодой человек, себя назначил? — поинтересовался Аркадий.

— Да. Я предложил, мне и идти. — Даня присел на диван. Правой рукой похлопал по обивке. Как родители не поймут, только он и Брайан справятся с этим.

— Даня, мне опять бинтами запасаться, йодом? — Мать укоризненно смотрела на своего пирата. — Снова будешь лежать раненый. Вот тут ты у меня наешься каши. Целыми днями манной кашей буду кормить. Манной кашей.

— Мама, я не люблю манную кашу. Да ну его, этого испанца. Я к нему и не подойду. — Даня сделал вид, что не очень и хотелось уводить тот корабль. Это что б потом манную кашу есть. Никогда.

— Врешь, Даня. Пойдешь. — Печально качала головой.

— Мама, вру. Кто кроме меня справится. Я Брайана возьму. Мы осторожно. — Данька умоляюще смотрел на мать. Ему думалось, упоминание имени Брайана О`Тула, рыжего черта, должно успокоить.

— Это все партизанщина. Я с твоими разведками раньше срока поседею.

— Мама, а сейчас хорошие краски для волос есть. — Даня попытался рассмеяться.

— Я не успею закрасить, а ты опять учудишь. Седина сквозь краску будет выступать.

— Маша, — Аркадий попытался объяснить жене, — мы все равно ничего не сделаем. Он так решил. Спасибо, хоть правду сказал, а то мы бы ничего не знали и не ведали.

— Может, и лучше было. — Она сказала это от отчаяния. Не ведая, что ее сын скоро примет решение жить вдали от дома, переберется в общежитие.

Данька ушел к другу, к Грише. У того дома была только мать, Анна Григорьевна. Она потчевала их чаем.

— Кушайте, ребята. Гриша, ты не предупредил, я бы сладкий пирог испекла. — Анна Григорьевна часто коротала время за готовкой пирогов и кексов.

— Спасибо, Анна Григорьевна. Вы не беспокойтесь. — Даня взял еще одну ватрушку.

— Вам бы отдохнуть. Гриша, а ты бы друга на дачу свозил, отдохнули бы. Я недавно такой славный домик купила. — Она была в восторге от своего приобретения. Дом был недалеко от города. Бревенчатый, крытый стальным листом. Пара комнат и кухня. Крошечная веранда. Он напоминал ей дом деда, где в детстве проводила много времени.

— Мама, на дачу, в поля? — Гриша не рвался на эти просторы. — Там не устроено. Для Гришки это был ужас. Вода из скважины, туалет во дворе. В таких условиях только ссыльные живут.

— Господи, так на природе будете. Я ж не грядки тебя копать посылаю. А у вас, Даня, сад есть?

— Нет, Анна Григорьевна. Я не большой любитель такого отдыха. У меня у друга есть земля, — Данька вспомнил Ронни, — но я к нему редко езжу.

— Вот, нормальные люди ближе к земле перебираются. Там воздух свежий, тишина. — Она верила, что земля облагораживает человека, надо чаще общаться с природой.

— У него, — Рассказывал Данька, — там коровы, скот. Он фермер. И он рыбалкой увлекается. Так мог бы и в город переселиться. Но ему больше нравится в родных местах.

— Нет, на природе человеку легче жить. Я и сама подумываю, не перебраться ли в сад на все время. Так муж работу не может оставить, а я Гришу боюсь одного в городе бросить. Начудит, а потом разбирайся.

— Анна Григорьевна, он парень взрослый, не начудит.

— Мне спокойнее, когда он рядом. — Она оставила ребят одних.

Парни закончили пить чай и ушли в Гришину комнату.

— Вот, видишь, жизни никакой. Все надо за мной надзирать. А с садом, это трагедия. Как сезон, так им на мне пахать надо.

— На тебе и напашешь. — Даня сомневался, что родителям часто удается вывезти сына за город.

— Это точно, на мне пахать сложно. Я большой специалист, что б вывернуться.

Они чувствовали некоторое сродство душ. Встречались почти каждый день.

На следующий день, когда родители ушли на работу, Данька позвонил Грише.

— Привет, Гриша. Ты как, свободен? — Глупый вопрос. До начала занятий в академии они свободны.

— Свободен. — Гришка зевнул в трубку. Вот— вот и впадет в спячку.

— Я к тебе сейчас прибегу? — Ответ не требовался. Данька знал, друг будет ему рад.

— Приходи.

Данька быстро добрался до дома друга, и вот он возле квартиры. Он первый раз переступил порог прихожей. Все очень просто. На полу потертый коврик. Обычная прихожая. Гриша предложил пройти ему в свою комнату. Данька осматривался. Вовсе не генеральская квартира. Самая обычная. Мебель старенькая. Ни чего генеральского. И в комнате у Гриши все очень просто.

— Хочешь посмотреть мои диски? — Предложил Гришка. — Коллекция старая. Но я их храню. Лет через десять это будет, как пластинки для граммофона.

— Да, хочу, — согласился Даня. И начал разглядывать диски. Смотрел он их недолго, потом спросил:

— Как ты думаешь, вот такая компьютерная игра. У меня идея появилась. — Даня решил проверить свои соображения по операции на Тортуге. Что скажет Гриша.

— А ты что, программист? — Гриша удивился.

— Нет. Я сценарий задумал для игры. — Он полагал, игры пишут программисты, но сценарий пишут другие люди.

— Давай, послушаем. — Предложил Гриня.

Данька попросил лист бумаги, ручку и начал рисовать.

— Вот, смотри, это порт. Здесь укрепрайон. Пушки и все такое. На причале корабль. На него грузят золото. Он должен выйти из бухты. Пойдет сюда. И пойдет мимо острова либо с этой стороны, либо с той. Или сделает крюк и пойдет так. С ним два или три корабля сопровождения. Конвой. Наша задача захватить этот корабль с золотом. Как это лучше сделать? У нас при этом четыре корабля. Пространство значительное. Перекрыть его нашими кораблями сложно. В открытом море почти невозможно.

— Так, — почесал подбородок Гриша. — А если закрыть выход из бухты?

— Нет, — поправил он тут же сам себя. — Пушки укрепрайона и корабли сопровождения. Атакуем на выходе. Корабль с золотом успеет вернуться в порт. А мы примем бой с кораблями конвоя. Не получится. А если мы скоростной катер пошлем. Он выследит, куда поплывут эти корабли. Потом по рации нам сообщит.

— Не можем мы это сделать, — замахал руками Данька, — корабли у нас парусные. Ни о каких рациях и речи быть не может. Катер по условиям задачи не может использоваться. Семнадцатый век, романтика парусных судов и лихих пиратов.

Гришка немного подумал и сказал:

— Тогда выход один. У нас весельные шлюпки есть? — Данька был доволен другом. Они шли одним путем.

— Есть. Конечно. — Разговор позволил Дане укрепиться в правильности своих замыслов.

— А если ночью прокрасться в порт. И прямо со стоянки, как машину, угнать корабль. — Гриша увлекся.

— Это дело, — согласился Данька, — я так же думал. Ночью. Была бы только ночка, да ночка потемней. И брать корабль надо ближе к утру. Жестокая тоска перед рассветом, когда все спят.

— А еще, — предложил Гришка, — отвлекающий момент. Что-нибудь взорвать.

— Над этим надо подумать. Корабль мы угоним. А выход прикроют наши корабли. Задержим погоню. Вроде решение есть.

— А дальше-то что будет? — Спрашивал Гриша.

— Я пока не придумал. — Признался Даня.

— Придумаешь, расскажешь. — Идея Грише понравилась. Почувствовать себя вольным разбойником, стать корсаром.

— Расскажу. А чем сейчас займемся?

— Не знаю. Может, в аквапарк съездим? Отец опять оставил машину мне. — Гришка окончательно сбросил с себя сонную тоску.

— Поехали.

И они отправились в аквапарк. По дороге Данька сказал:

— Я привет тебе хочу передать. — Надо рассказать о визите к генералу.

— От кого привет. У меня в этом городе и знакомых нет. — Неужели он о ком-то не знает.

— От твоего отца.

— От моего отца? — Гриня этого не ожидал. — А как ты с ним познакомился?

Даня еще думал, как рассказать об этой встрече. Но Гриша его опередил.

— Это что? — Гришка покраснел. — Мать ему, отцу... Она вечно думает, что я маленький. И надо следить с кем я дружу. В плохую компанию попаду. И он решил.... Да? Вот, мама!

— Нет, нет. Не возмущайся, — начал Данька, — У меня с твоим отцом дела.

— Какие дела у тебя могут быть с ним? Ты во что вляпался? — Отец, конечно, поможет. Даня ни в чем не виновен.

— Нет. Я курсант спецшколы. А твой отец курирует ее. — Пришлось признаться. Гриша был первым, кому он рассказывал об этом.

— Так ты будешь ...

— Да, да. Буду. Буду разведчиком. — Отступать поздно.

— Вот это здорово. Отлично. — Гриша и сам подумывал, не попросить ли отца после устроить его на эту службу.

— Только, Гриша, я, похоже, твоему отцу не очень понравился. — Данька почти жалел о своем поведении. Но и гордился собственной выходкой.

— А что случилось? Ты отличный парень. — Гриша на минуту отвлекся от дороги, посмотрел на друга.

— Вот, отличный парень. Я вначале по глупости ... — Даня сейчас жалел о своем поведении. Какой черт в него вселился. — Он вызвал меня к себе. Я с первого шага такое вытворил.

— Ты ему что-то сказал?

— Ой, хуже. — Как рассказать о своих проделках.

— Говори, что там было. — Настаивал Гришка.

— Сейчас подъедем к аквапарку, я тебе покажу. — Ведь дело было не только в словах, а в том, как это было сказано.

Они оставили машину на стоянке, и пошли к аквапарку. Даня чуть приотстал. И вот Гриша сбоку услышал:

— Так ты не беги, — хрипловатый голос, тяжелое дыхание, какой-то незнакомый голос, — я не поспеваю за тобой. Ножки совсем не ходят. Запинаются.

Гриша повернулся и увидел уродца. Рот идиота полуоткрыт, глаза моргают. Ручки неестественно висят вдоль тела.

— Я маленько за тебя подержусь. Не поспеваю. Ножки, видишь, какие. Кривенькие. И запинаются.

— Даня, с тобой что случилось? Тебе плохо, Даня? — Это от неожиданности.

Данька подмигнул. Улыбнулся.

— Вовсе не плохо. Все нормально, идем. — Пара секунд понадобилась ему, что бы вернуть себе прежний вид.

— Данька, — и тут до Гришки дошло, — так ты так в первый раз с моим отцом?

— Ага, вот так.

— Ты даешь. — Гришка засмеялся. — Здорово у тебя получается.

— В том то и дело, что здорово. Боюсь, твоему отцу не очень понравилось. Я еще там... Страшно рассказывать. Я ему ляпнул, что генералом хочу стать. Он спросил, вместо меня? Я ему, что военные выходят на пенсию раньше, ждать мне недолго чинов.

— Молодец. Данька. Моему бате такое ляпнуть. Вот он вспрыгнул. — Гриша радостно подпрыгнул на месте.

— Нет, вроде не вспрыгнул.

Они зашли в здание аквапарка. Разделись, что бы пойти на аттракционы. И тут Гришка увидел шрамы.

— Даня, где это так тебя? — Он был удивлен.

— Как где? — Данька опять прикидывался. — Это давно было. Я молодой, горячий. В те времена Щорс идет под знаменем, красный командир. Мы пошли в атаку. Шашки наголо. Рвемся в атаку. Какой-то белогвардеец пикой в меня. Вот сюда. Я из седла вылетел. Тут шрапнель. И сюда попало. Лежу без сознания. Меня потом ребята вынесли. Думали нежилец уже совсем. Но медицинская сестричка меня выходила. Неделю от меня не отходила. Если б ты знал, Гриша. Но на этом не кончилось. Потом я месяц валялся в тифозном бараке. Меня наголо остригли.

— Даня, прикидываешься. — С выдумками Дани он знаком.

— Нет, правда все. После, когда я поправился, меня сам товарищ Буденный наградил.

— Красными пролетарскими шароварами?

— А ты откуда знаешь?

— Слышали. Не хочешь говорить, не надо. Идем. — Гришка обиделся.

Они пошли на аттракционы, и под шум воды Данька открыл свою тайну о Тортуге. Гришка только спрашивал, ты все это выдумал?

— Нет. Это правда, Гриша. Ты думаешь это самострел?

— Ты врешь? Обманываешь? — Как в такое поверить.

— Поверь, — убеждал друга Данька, — все это правда.

Они вышли из аквапарка, сели в машину. И тут Данька предложил:

— Хочешь, я тебе какой-нибудь сувенир оттуда привезу.

— А ты сможешь привезти мне сувенир? Давай. — Кто ж откажется от подарка.

— А что вести-то. Поехали ко мне, — предложил Данька. — У меня дома кое-что валяется.

И они поехали к Даньке. Вошли в квартиру. Данька провел друга в свою комнату.

— Присядь. Сейчас.

Открыл шифоньер, достал спортивную сумку. Поставил ее на стол, расстегнул. Стал доставать.

— Смотри, статуэтка. Это какой-то индейский божок. Это не надо. Видишь, какая злая морда. Вот такую и такую.

— Даня, они, что из золота? — Желтый цвет и вес фигурок говорили сами за себя.

— Конечно. Ты думаешь, богов из другого металла делать станут.

— И ты хочешь мне их отдать? — Не каждый день перед тобой выкладывают такие богатства.

— Да. У меня еще есть. — Дэн мог бы достать из своего сундука еще больше.

— Тебе не жалко?

— Бери, говорю. Дарю на память. — Заявил Данька.

Потом они долго сидели. Гришка расспрашивал о приключениях. Поздно вечером они расстались. Данька сложил подарки другу в пакет, и Гришка уехал. По дороге Гриша думал: Какой замечательный у него друг. И какая у него интересная судьба. Дома пакет с золотыми сувенирами он просто бросил на стол. Решил, что уберет позже.

Игорь Иванович вернулся домой чуть раньше обычного. Часов в восемь вечера. Зашел к сыну.

— Привет, — сказал он, входя в комнату.

— Привет, папа.

— Как дела? Чем занимался? — Игорь Иванович интересовался жизнью сына регулярно. Возраст сложный. Легко проглядеть.

— Мы с Данькой в аквапарк ездили. Мне понравилось.

— Вот и хорошо, — Игорь Иванович хотел развернуться и уйти. Гриша его остановил.

— Папа, а ты мне ничего не хочешь сказать? — Мог бы сам рассказать, так нет, молчит.

— Что я тебе должен сказать, сынок?

— То, что ты знаком с Даней. — Ждет, что ответит отец.

— Знаком. — Что еще можно сказать.

— И то, что он в вашей спецшколе обучается, то же не хочешь сказать?

— Не положено, Гриша. Не положено. Раз уж он тебе сказал...

— Пап. А то, что он пират? — Гриша решил все выложить.

— И это он тебе рассказал. Только ты никому не говори.

— Не скажу. А еще посмотри, что он мне подарил.

Гришка достал фигурки. Поставил их на стол. Игорь Иванович подошел, посмотрел.

— Гриша, отличная вещь. Это не просто кусок золота, предмет искусства. История. Этому цены нет. Достояние мировой культуры. Им цены нет.

— Пап, это подарок моего друга. Это действительно ценная вещь.

Часть 7

Придя домой, Даня вернулся к обдумыванию операции. Он разложил перед собой листочки бумаги, вычертил схему порта, как он был обозначен на карте. Он пытался предусмотреть все неожиданности, которые могут встать на их пути. Любое препятствие будет роковым. Входящий в порт корабль. Хотя вряд ли, но исключить такую возможность он не мог. Они должны все сделать перед самым рассветом, часа в четыре. Главное скорость. Он понимал, отвечает не только за себя, но и за других ребят. Одна ошибка может стоить жизни им. Как сможет он потом жить с таким грузом.

На рассвете "Скиталец" вышел в море. Другие корабли ушли накануне. То, что задумал капитан почти никто не знал. Не знали не только капитаны других судов, ушедших в свободный поиск, но и экипаж их корабля. Только в море Свен скажет парням, куда они идут. Дэн ходил по палубе, смотрел, как выполняются обычные работы. Подошел Брайан:

— О, величайший из боцманов всех морей, — плотник шутливо поклонился, — не будет ли указаний для вашего матроса?

— Да, без моего зоркого глаза вы и с места не сдвинетесь, лентяи, — Дэн сурово посмотрел, но не выдержал и засмеялся.

— Дэн, а куда мы направляемся? — Брайан отличался редкой сообразительностью, — капитан не просто так вышел в море. Он что-то задумал?

— Задумал, не без этого. — Дэн решил поделиться с другом кой-какой информацией. — Идем к испанским берегам.

— Город будем брать? — Рыжему черту все нипочем.

— Что-то вроде того. Мы с тобой первыми войдем. — Смотрит на друга, как тому такая идея.

— С тобой хоть куда. Я готов. — Плотник тряхнул своими рыжими волосами.

— Мы с тобой пойдем ночью на разведку. Посмотрим, что и где лежит. После другие пойдут. Ты потерпи, скоро узнаешь.

"Скиталец" подошел к испанским берегам в темноте. Веселого Роджера на мачте сменили на испанский флаг. Тенью, гонимой сумраком, они прошли мимо входа в бухту. Безграничная небесная глубина над головой. Крупные яркие звезды и полумесяц. Море спокойное, лишь небольшие волны бегут по поверхности. Темная вода. Пугающая своей чернотой. "Скиталец" стоит над этой бездонной пропастью. Внизу спит тьма. Легкая лодка спущена на воду. В ней Брайан и Дэн. Они все заранее обговорили. Гребли молча, стремясь быстрее проскочить во внутренние воды бухты. "Скиталец" уходит дальше от берега, скрывается за горизонтом. Лодка тихо скользит по воде, чуть слышно гребут весла. Дэн сидит впереди, ближе к носу лодки. За спиной Брайан. Они ритмично налегают на весла. Прошли по акватории порта, отметили в памяти расположение кораблей, скользят к берегу. В ночной темноте пришлось почти пройти по всей бухте. Надо как можно точнее определить где какой корабль стоит. Их лодка подошла к стенке причала. Высоко. Дэн закинул крюк, подтянулся по веревке. Ночь выдалась хорошая. На причале темно. На небе звезды и стареющая луна на исходе. В стороне берега лишь редкие точки зажженных факелов и фонарей. Дэн прислушался, только отдаленный шум, женский смех. Портовые деки развлекают матросов. Он идет в сторону корабля, изображая подвыпившего матроса. Чуть пошатывается, пытается удержать равновесие. Прочитал название на борту корабля. Их добыча. Отметил, что сходни не убраны. На самом верху один матрос. На корабле тишина. Беспечные испанцы. Постоял, словно раздумывая, идти ли дальше, махнул рукой. В таверне еще остался ром. И побрел обратно. Дошел до места, где оставил крюк, неловко пошатнулся, упал. Соскользнул по веревке в лодку к Брайану. Показал рукой грести к самому борту корабля. Главное не ударить лодкой о корпус корабля. Шум может привлечь внимание вахтенных. Якорная цепь. Дэн ухватился за нее руками, начал карабкаться вверх. Перекинул тело через борт, присел. Вслушивался в шаги. Тишина. Он осторожно крался вперед, высматривая, где могут быть вахтенные матросы. Надо осторожно пробраться с бака на шкафут. Между грот-мачтой и бизань-мачтой большой центральный люк. Через него откачивают с помощью помп воду из трюма. Здесь можно укрыться и осмотреться. Насчитал человек двенадцать ваты. Остальные в кубрике в трюме. Две матросов идут в его сторону. Дэн скользнул в тень, притаился за помпой. Почти лег на палубу. Достал кинжал. Грудью он лежал на брошенных канатах. Надеялся на удачу. Ни к чему сегодня шум. Матросы прошли чуть вперед от того места, где он прятался, остановились. Шла собачья вахта, с полуночи до четырех утра. Не любят это время матросы. В открытом море в эти часы можно на воде увидеть серую гниль. Она приходит за душами людей. Испанцы о чем-то говорят. Дэн пытается уловить их речи. Груз доставят завтра утром. Матросы мечтают о том, как проведут последнюю перед выходом в море ночь на берегу с девками. Обычная мечта тех, кто на долгие недели уходит в море. Матросы пошли дальше, голоса стихли. Дэн добрался до кормы, по второй якорной цепи спустился вниз. Тут его ждет Брайан. Можно уходить. Вышли в открытое море.

— Что скажешь, Брайан? — Спросил Дэн. Самого главного он не рассказал другу.

— Хорошо укрепились. Форт на мысе и тот второй форт. Так просто их не взять. Ничего, флот подойдет, и мы штурмом возьмем их. — О`Тул отдыхал. Сегодня они не плохо поработали на веслах. Остается дождаться, когда их подберет "Скиталец".

— Флота не будет, Брайан. — Как тебе такое дружище. Сюрприз.

— Один "Скиталец" не сможет взять город. — Брайан и не представлял всей операции. Не может капитан броситься с одним кораблем на эти укрепления.

— А нам не нужен город, нам нужен один корабль, тот, что мы осмотрели. — Дэн улыбнулся. — На него завтра загрузят золото. Вот вместе с грузом мы и украдем его. — Багдадский вор такого не делал. Это тебе не красавиц из гарема султана красть.

— Дэн, здорово. Не припомню, что б кто-нибудь в этих морях сделал подобное. — Корабельного плотника такая рискованная операция не смущала. Свен и не такое может.

Теперь надо было дождаться, когда их подберет "Скиталец". Они сидели молча. К чему слова, следующая ночь будет жаркой. Перед рассветом они заметили тень корабля. Вот он подошел ближе. Ребята поднялись на борт. Их встретили капитан, боцман и старпом. Все молча прошли в каюту капитана.

— Поешьте, обогрейтесь. Расскажите потом. — Капитан отошел, сел за свой стол.

Хоть ночь и теплая, но Дэн и Брайан почувствовали, что, в самом деле, замерзли. Когда они поели, начали рассказ.

— В порту пять военных кораблей, шесть торговых. Рыбацкие суда. Наш стоит у причала. Я посетил его. Там дюжина вахтенных на палубе. Услышал разговор. Погрузка завтра. Ночью будут стоять у причала. Выйдут утром. Капитан, — Дэн настаивал на своем плане, он должен идти с группой штурма. — Мы с ребятами пойдем перед рассветом. Для такого дела нужна бутылка рома, часть на себя выльем, для запаха А остальное, как пропуск на корабль, сразу видно откуда мы такие идем. Мы с Брайаном будем изображать пьяных матросов. Подойдем к сходням. Их сегодня не убрали, думаю, и завтра будут столь же беспечны. Снимем часовых на сходнях, остальные парни пойдут за нами следом. Часть парней по якорным цепям заберется наверх. Пока мы разбираемся с командой на палубе и в трюме, остальные ставят паруса. Этими могут командовать Сол и Сайрус. Поставят паруса за минуты.

— Что ж, Дэн, сделаем, как предлагаешь. Пойдете вы с О Тулом. — Капитан кивнул головой, подтверждая это решение. — Колин присоединится к вам в открытом море. Так что, боцман, тебе придется выводить корабль в море. Справишься?

Брайан смотрел на Брина, на капитана и старпома. Так это его друг задумал захват корабля.

— Справлюсь, капитан. Выйду в море, а там следом за "Скитальцем" идти не так сложно.

— Сейчас отдыхайте, следующая ночь будет трудной. — Капитан уступил каюту своим парням.

Следующей ночью "Скиталец" опять подошел к испанским берегам. Для юного боцмана и корабельного плотника ночь начиналась так же, как предыдущая. Их лодка шла впереди, остальные с отрывом сзади. На этот раз на воду спустили несколько шлюпов, которые устремились к берегу. Только когда Дэн и Брайан высадятся на берег, эти лодки бросятся вперед. Сам "Скиталец" отошел подальше. Ночь темная, как и накануне. Лодка Дэна подошла к причалу. Брайан и Дэн выбрались на берег. В порту пьяные выкрики. Жизнь здесь практически никогда не замирает. Они обнялись, Брайан размахивает бутылкой, что — то бубнит. Идут к сходням. Дэн ругается по-испански. Порой выкрикивает ругательства громко. Делает все, что бы их заметили. Брайан так машет бутылкой, что выплескивается ром. Подошли к сходням, пытаются подняться. Дэн чуть не сорвался. Пьян в стельку. Они добираются до верха. Вахтенный смотрит на счастливчиков. Он даже не успел их опознать, Дэн воткнул ему в грудь кинжал. Подхватил тело, опустил на доски палубы. Вытащил из тела кинжал, спрятал за пояс. Они разошлись с Брайаном в разные стороны, что бы убрать остальную вахту. Впереди пара матросов. Дэн кидает ножи с обоих рук. Надо торопиться, сейчас подойдут другие лодки, парни начнут подниматься на борт. Охрану надо снять чуть раньше. Что бы не подняли шума. Они метали ножи, падали тела. Дэн продвигался стремительно, реагируя на любое движение. Когда с зачисткой было почти закончено, по сходням бежали другие парни. По якорным цепям лезут матросы Свена. На корабле еще тишина. Все спят. Сол по указанию Дэна идет к каюте боцмана. Дэн и другие в трюм к матросам. Выхватили шпаги и бросились вперед. Нападение было неожиданным, испанцы не успели оказать сопротивление. Ловкие ребята во главе с Сайрусом лезут на мачты, ставят паруса. Поднимают якоря. Несколько коротких напряженных минут, все закончено. Корабль отходит от причала, идет к выходу из бухты. Дэн впервые как капитан стоит на мостике. Ветерок ласкает его лицо. Безумная радость. Ты впервые сам ведешь корабль.

Дэн, судьба доверит в твои руки и другие штурвалы. Моря и океаны.... У тебя всесильные друзья и враги. Роман и Рэм. И тот, кого считают безумным мальчишкой, Кайрос, бог удачи. В такие жернова ты попал.

Стражники на башнях форта поздно отреагировали на выход корабля. Они ждали вторжения, а не бегства. Время упущено, и пираты уходят. Их встречал "Скиталец". Паруса обоих судов скрылись от наблюдателей за горизонтом. В море на борт испанского корабля поднялся Колин и еще матросы. Команду принял старпом. Людей было не много, работы хватало всем. В порт родной Тортуги они вошли ночью. Тут капитан Свен перешел на захваченный корабль.

— Молодцы, ребята. Справились — В скупой похвале облегчение, все парни живы. — Колин, показывай, что мы взяли.

После осмотра они оба вышли радостно улыбаясь. Обычно холодный равнодушный Колин улыбается, как счастливый ребенок. Данька еще не видел его таким.

— Ну, ребята, вы не зря старались. Такого улова даже у нас давно не было. На берег сойдем завтра. — Капитан распределял обязанности. — Утром, Колин, подведешь корабль к причалу. Брин сейчас отправится на берег, к утру подготовит подводы и склад. Дэн, следи за этой посудиной. — Свен подмигнул. — Вдруг и у нас захотят украсть это судно.

— Есть, капитан. — Дэн не спал третью ночь. Такова морская служба.

Утром Колин подвел корабль к причалу. Подводы уже ждали их. Началась разгрузка. Шла она в авральном порядке. Ни минуты отдыха. Один за другим сундуки опускались на подводы. В порту народ обсуждал новый успех капитана. Новость быстро разошлась по городу. Люди ахали. С каждой минутой слухи об бесчисленных сокровищах росли. В порту ходили безработные матросы. Они с завистью смотрели, как работают люди Свена. Безработные мечтали подставить плечо под этот груз. Но их никто не нанимал. Кто-то из этих неудачнтков предложил:

— Ребята, а капитан привел новое судно. Ему нужны будут люди. Может, нас возьмет. У него всегда удача. Надо попросить.

Фортуна, продажная девка, не отказывает в ласках этому пирату. И толика счастья упадет на тех, кто будет с ним.

Группа матросов пошла к складу, где команда Свена разместила свою добычу. Они стояли и ждали, когда капитан освободится. Только робкая надежда. Стоит капитану свиснуть, и дестки отчаянных парней соберутся возле него.

Свен делил добычу. Часть отправили губернатору. Доля правителя острова за убежище. Часть отделили для экипажей других кораблей флота. Остальное победителям.

Губернатор милостиво принял дары. Он думал о том, что в честь такой победы надо устроить бал. И капитана надо отблагодарить. Нельзя пренебрегать человеком, обладающим такими богатствами. Опасный человек. У него целый флот, куча головорезов, которые пойдут за ним в огонь и в воду.

Сундуки под руководством Брина рассортировали. Капитан подозвал Дэна.

— Ты вел ребят на захват корабля, сам им и выдашь их долю. Тебе виднее, кто что заслужил. О Тул тебе поможет.

Брайан обрадовался. Впервые ему, простому матросу, доверили такое важное дело. Не дело матроса давать указания командиру или квартермейстеру. Так повелось, смерть ты можешь поровну разделить с тем, кто ведет тебя в бой, награду делить не смей. Даня был рад такой помощи. Он не представлял, как разделить полученное добро. Данька хотел поделить по справедливости. Прежде выделил долю Брайану. Спросил:

— Я не обидел тебя? — Остальные ребята стояли в стороне, ждали, когда им выделят положенное.

— Что ты, Дэн. У меня еще никогда столько не было. Все справедливо.

Они посчитали, сколько ребят было с ними. На глазок раскладывали по кучкам золото. Работа тяжелее, чем захватить корабль. С монетами разобраться можно, а с камнями? Золотых болванов только по весу можно разделить. Дэн понимал, что цена металла не соизмерима с ценность изделия. Но он же не в музее. Работа мастера кхе кхе... века. Черты ранней культуры инков. Золотая утварь из храма, как там его...

Суматоха закончилась под вечер. Было решено, что груз, доставшийся Колину, Брину и Брайану перевезут в дом Леона. Там они смогут распорядиться этими деньгами.

— Брайан, ты идешь с нами. — Капитан похлопал парня по плечу. — Победу надо отметить.

Брайан был на седьмом небе, сам капитан пригласил его в гости.

Они пошли следом за отправленными подводами домой. У выхода их поджидали безработные матросы. Один из них обратился к Свену.

— Господин капитан, вы привели новый корабль. — Парень переминался с ноги на ногу. Робел перед капитаном. — Может, будете новую команду набирать. Не возьмете ли нас?

Растерянно улыбается. Не знает, показать ли удаль или покорность. От того, что решит Свен зависит жизнь.

— Посмотрим. Колин, займись. Реши, подойдут ли нам эти парни. — Наем матросов он всегда поручал старшему помощнику.

Колин подошел, стал осматривать претендентов. Как показалось Даньке, он осматривал людей, как скот на продажу или рабов. Он смотрел глаза, брал за подбородок, смотрел кожу на руках, за ушами, грудь. Свен пояснил:

— Дэн, если хоть один из них заболеет в открытом море, болезнь может перекинутся на других. И тогда никто не вернется в родной порт.

Отличный кастинг, подумал Данька, согласился, что обоснованный. На корабле не место для больных. Колин закончил осмотр.

— Я беру этих парней. — Сказал он, и матросы радостно загалдели.

Капитан выдал новичкам по несколько монет и приказал явиться к старпому на следующий день. После капитан и его гости отправились в дом Леона. Их встретил сам Леон и Жанетта. Жанетта сходу бросилась к своему мальчику.

— Дэн, наконец, ты вернулся. Живой, здоровый. — Она обняла его, прижала к себе. Разглядывала, словно не видела целую вечность.

Следом бросился Хуан с радостными возгласами.

— Мы ждали тебя. Жаннетта больше всех. Сегодня на кухне меня тряпкой огрела, чтоб не лез. Дэн придет, тогда получишь.

Наконец, первая суета улеглась. Все уселись за стол. Во главе стола капитан, по правую руку Колин и Брин. Слева Брайан, а затем Дэн. В обычае многих народов придавать ритуальное значение порядку размещения гостей. Брайан был горд, Дэн считал, что так правильно. На противоположной стороне Жаннетта с Леоном, возле них Хуан. Леон требовал рассказов о походе, а участники были не прочь еще раз пережить эти славные события. Много хвалебных слов пришлось и на долю ОТула. Тот смущался, но слушал с явным удовольствием. Похвалу в свою честь Дэн принимал так, словно хвалили кого-то другого. Он был удивительно равнодушен к богатству, славе, не был азартен. Если б не боялся обидеть собравшихся, то просто стал бы дурачиться.

— И как-то в осень, иду с дружком (а так оно и было, они шли с Брайаном), они стоят, они стояли молча в ряд. Их было восемь (ну, побольше, не до счетов тут). Ударил первым я тогда, так было надо. Вот так оно было. Ничего не выдумал. — Так бы он рассказал об этом ночном бое. Но вовремя остановился.

Рэм чуть улыбался, прищурив глаза. Дело не в количестве сверкающих побрякушек, а в том, что ты можешь за них получить. Для голодного нищего единственная монета, на которую он купит кусок черствого хлеба — богатство. Ты сам когда-то вспоминал песню: хэв ю эни маней. Если у тебя есть немного денег, ты уже — богач. Не тебе говорить: Vade retro, Satana (Иди прочь, Сатана) Я могу предложить очень много. Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Найдешь ли ты слова? Написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих. Вы жаждете пищи. И предадите Его и себя. Если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнёшься о камень ногою Твоею. Вы мните себя богами. И не вспомните, что написано также: не искушай Господа Бога твоего. Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её; и так, если Ты поклонишься мне, то всё будет Твоё. Отойди от Меня, сатана; написано: Господу Богу твоему поклоняйся, и Ему одному служи. Вам не устоять перед соблазном, так притягательно искушение. Столь сладостен грех. Но может и не стану я испытывать тебя. Те, кто дал тебе твои способности в страхе могу погубить тебя. Смертные и не только могут поддаться искушению.

После ужина капитан предложил О Тулу:

— Вот что я тебе скажу, ты все по разным квартирам живешь, своего дома не имеешь. Если хочешь, можешь жить здесь. Дом большой, места хватит. Дэн и Хуан будут рады такой компании.

Не всякий раз и не всякому матросу известный капитан предлагает жить в своем доме. Да и славные парни рядом. Чего мыкаться по жизни. Брайан согласился.

Как-то пусто в доме Марии. Места она себе не находит. Который день нет Даньки. Круиз у него, а мать изводится.

— Маша, ты успокойся. — Аркадий и сам не может успокоиться, но вида не подает. — Дела у него, задерживается. Обстоятельства так сложились.

— Где его носит! Обстоятельства? Тут и в полицию не позвонишь — бесполезно.

— Ты присядь. Все будет хорошо. — Аркадий пытался усадить Марию на диван.

Мария и сама чувствовала, что не может случиться беды, но успокоиться не могла. В прошлый раз, когда Даню ранили, она ощущала не доброе. Но вдруг на этот раз она просто не почувствовала, пропустила предвестие беды. Она села, Аркадий подошел сзади, обнял за плечи, пытаясь успокоить.

— Он говорил, дня три его не будет. Скоро приедет. — Аркадий Аркадьевич надеялся, что это успокоит жену.

— Да что ж это такое! Я так не могу! — Разумные доводы уже не действовали на Марию.

— Маша, тебе нельзя волноваться. — Тщетно пытался Аркадий ее вразумить.

— Как тут не волноваться! Я с вами с ума сойду. Как вы все меня достали!

На пороге появился Дэн.

— Так, голубок и горлица никогда не ссорятся. Ребенок неожиданно заходит в комнату, а они милуются.

— Даня, где тебя носит?! — Мать готова наброситься на него. Ударить и поцеловать.

— Я же говорил, мы в разведку ходили, — Данька прошел по комнате и опустился на стул. — Три ночи не спали.

— А где отец был, Сашка?! Он куда смотрел?! — Мария была возмущена. Теперь ее гнев нашел подходящую цель.

— Мама, я большой мальчик, да и отец был занят. Вы пока воркуйте здесь, — Даня счел за лучшее дать улечься буре, — а я сварю себе кофе.

Он ушел. Вернулся с полной чашкой, поставил ее на стол и сел.

— Расскажи, как вы там. — Попросил Аркадий. Глядишь, и Мария успокоится.

— Все пошло отлично. Мы с Брайаном на лодочке катались. Посмотрели обстановку в порту. Я сходил на экскурсию, на корабль к испанцам. Они такие разгильдяи, меня не увидели. Кто так туристов встречает. Ночь, конечно, была. Но хорошие хозяева не должны дремать.

— А если бы тебя поймали? — Обмануть легкостью описания событий ее не удалось. — Я твоего отца.... Попадись он мне, я ему всю морду расцарапаю!

— Мама, за что ты так на него? — Даня и не думал, что мать до такого дойти: морду расцарапаю.

— Вот узнает за что. — Мария выплескивала свои переживания. — И вам сейчас, обоим достанется!

— Мама, ничего не случилось. Все отлично. — Даня встал и, пританцовывая, запел — Не жди меня мама, хорошего сына, твой сын уж не тот, что был вчера.

Аркадий и Мария смотрели на него, и видели, что перед ними не хрупкий мальчишка, это опасный хищник. Чуть грустный. Немного потерянный, но при этом еще более опасный. Движения выдали горечь и боль души, спрятанное за беспечностью отчаяние. Тоска в голосе надрывала сердце. Словно пелена спала с его глаз. И стоит он, обреченный на боль, нагой и жалкий пред собой. Ребенок может не осознавать, что творит. Данька видел: он — убийца. Но не чувствовал раскаяния. И не мог облегчить свою душу. Он спрятал это за улыбкой.

— Ты хотел рассказать, что там было. Посмотрели, а дальше?

— На следующую ночь мы вернулись с ребятами обратно. Мы с Брайаном первыми высадились. Идем, орем, пьяные вроде. Прямо цирк. У О Тула здорово получилось, настоящий артист. Залезли по сходням на борт. Часовых сняли, парни за нами. Остальных добили, а в это время наши другие парни паруса поставили. И мы удрали, и корабль угнали. Вот потеха. Сейчас мы на своем острове, в безопасности. Барахло, ну, золото, сгрузили в подвал к Леону. У него там под землей хранилище. Вот где не счесть алмазов в каменных пещерах. Я что думаю, может вам машину новую купить? — В этой скороговорке Даня убегал от оброненного слова: добили.

— Зачем, Даня, — не понял Аркадий, — у нас есть.

— Эту развалину пора поменять. Ржавая консервная банка. Самим не надо, так о ребенке подумайте. Родите, и на этом безобразии его возить будете. Стыд.

Аркадий пытался отговориться.

— Даня, машина денег стоит, не ко времени это.

— У меня возьмете. Для брата. — Даня твердо решил, у него будет брат.

— Даня, это твои деньги.

— Куда мне их. У меня все есть и в этом мире и в том. Я должен о брате позаботиться. — Он вытащил банковскую карту и положил на стол. — Вот здесь хватит. И что б без возражений. В голосе Даньки звучали отцовские нотки, голос будущего капитана. Командир приказал.

— Он командует, — мать успокоилась, теперь сын был рядом, — мал еще.

Днем позвонил Гриша.

— Даня, ты куда пропал. На занятиях два дня не был. — Гришка знал, на друга это не похоже. Попусту пропускать занятия не станет.

— Дела у меня были.

— У меня тоже дела. — В голосе страдание. — В субботу меня на дачу вывезли. Теперь все кости болят. А ты как?

— Мне пришлось поработать, так что тоже все болит, — Даня припомнил, как они выгружали золото.

— Я сейчас к тебе подъеду. Батя мне ключи от машины оставил, можем прокатиться.

— Жду. — Тяжела юность, она в поисках развлечений.

Мы живем своей жизнью, редко задумываясь о тех, кто за рамками наших интересов. Но судьба сводит нас с разными людьми.

Много ли нужно человеку для счастья. Совсем не много. Немного, что бы чувствовать себя птицей под облаками. Крылом касаться синего неба, под тобой бесконечная земля. Можно очень долго нести в себе ощущение счастья и полагать, что нет конца этому счастью. Так Константин Злобин полагал, что его счастье никогда не кончится, что жизнь будет продолжаться, неся его в этом радостном потоке. Но он ошибся. Ошибся. Что было в его жизни? Обычная судьба, обычная жизнь, и он был ей вполне доволен. Ему двадцать четыре года, впереди вся жизнь, он полон сил. Программист в успешной фирме, жена, Татьяна, на год моложе его, работает экономистом в другой фирме. Они поженились год назад. Свадьба была великолепная. Радостные лица гостей. Все у них было замечательно. Говорят, с милым и в шалаше рай. У них был двухкомнатный собственный шалаш. И пусть не в центре города, но все же... У него была подержанная недорогая иномарка. Жизнь, казалось, дарит только счастье, счастье любви и покоя. В тот день их шеф, Аристарх, вернулся уже под конец рабочего дня, веселый и радостный. Всем сообщил: они подписали контракт с железными дорогами на поставку программного обеспечения. Это был прорыв. Надежный заказчик, хорошо платит. Теперь можно подумать об очень многом. Купить, допустим, путевку и поехать с женой куда-нибудь отдохнуть. Да мало ли еще что. Свой шалаш они обставили на те деньги, которые им подарили на свадьбу. Можно подумать об отдыхе, не только о материальных делах. Костя вернулся домой радостный. Вбежал в квартиру. Его встретила Танюшка, его Танюшка в легком домашнем халатике. Он скинул с себя куртку, подхватил ее на руки и закружился по прихожей.

— Танька, Татьяна, — кричал он. — Мы выиграли тендер, мы подписали договор с железными дорогами. Представляешь! Мы победили!

Он ликовал, а Татьяна, почему-то, даже не улыбнулась в ответ. Он опустил ее на пол. Она только спросила:

— Ужинать будешь?

— Да, буду, — и пошел в ванную, что бы помыть руки. Оттуда он спросил, — Таня, а на ужин что?

— Я картошку пожарила и котлеты. — Голос не радостный. Даже наоборот. Может, у нее настроения нет. На работе не заладилось, бывает же. Не каждый день небо без облаков.

Костя прошел на кухню. Жена поставила перед ним тарелку с картошкой и котлетами. Сама села напротив, оперлась локтями на стол. Смотрит.

— Таня, у тебя что-то случилось? — Спросил он. Предчувствие беды.

— Нет, ничего. — Потом, помолчав, сказала, словно выплеснула на него ведро холодной воды. — Мы должны расстаться.

— Как? Как расстаться? — Он не понимал услышанного. Совершенно не понимал.

— Мы должны развестись, — сказала Татьяна.

— Почему? Что случилось, Таня? — Костя соскочил. Подошел к жене, что бы ее обнять, а она оттолкнула его руки. — Ведь должна быть какая-то причина.

— Все, что у нас было, — сказала Татьяна, — ошибка. Прости, что я поняла это поздно.

— Таня. Может быть, я в чем-то виноват? — Пытался найти причину Константин.

— Нет, Костя, ты не виноват. Скорее мы оба виноваты. Мы ошиблись. Я не люблю тебя, я люблю другого.

Выходя из кухни, она сказала:

— Я думаю, тебе сегодня лучше спать на диване.

Он долго, долго сидел на кухне, так и не мог понять, что произошло. В чем причина? Вот так просто, они должны расстаться. Он любит ее, любил. И она.... Не может быть. Еще несколько дней он пытался разобраться в случившемся. Пытался поговорить с женой, но та повторяла: мы должны с тобой расстаться. Причины он не понял. Ему было больно. Просто больно. И даже сегодня на суде он не мог понять, что произошло, отчего это так. Он вышел из здания суда и поехал. Сам не знал, куда едет. Ехал не торопясь, пытаясь осознать, что произошло. Остановил машину, открыл дверцу, поставил ноги на асфальт, и так, сидя в машине, достал из кармана пачку сигарет, закурил. Сидел. В голове ничего не укладывалось. Он осознал, счастье покинуло его.

Не только люди вершат судьбы. Упавшее дерево или лавина камней могут изменить судьбу, легкий сквозняк способен нарушить ваши планы.

Она лежала в темноте. Большая. Ее наполняла жизнь. Эта жизнь билась внутри нее, и ей было уютно в этой темноте, в этой тесной темноте потому, что внутри билась жизнь. Она была сильной, мощной, и ей казалось, она будет существовать еще многие годы. Правда, ее иногда тревожила сырость и пульсации внутри ее тела. Они то нарастали, то исчезали. Капля воды за каплей падает на ее бок, она чувствует это. Она не боялась этого. Нежилась в темном узком пространстве.

Гриша и Даня сидели на лекции, поточная лекция. Там за окном хмурый промозглый пасмурный день. Лекцию читает профессор Зотов. Читает не выразительно, о такой манере говорят, читает, как пономарь. Блекло. Не очень и слушать хочется его. Взгляд у профессора тоскливый. Читает он быстро, очень быстро. Торопится закончить, покончить со всем этим. И ему самому не нравится то, что он произносит. Если выпадешь из ритма его речей, то записать потом ничего не сможешь, особенно если тебе не хочется, и если за окном такой пасмурный день. Ребятам вовсе не хотелось думать об этой лекции. Они болтали о чем-то о своем. Гриша спрашивал:

— Даня, а что ты там у себя на Карибах делаешь?

— Сейчас? Лекцию Зотова слушаю. А там мы стоим на острове, ничего не делаю. Жизнь спокойная.

— Просто отдыхаешь? Лежишь на диване или на пляже.

— Нет. Я там придумал всех посватать.

— Ты? — Тихо спросил Гриша. — Ты к кому-то собрался свататься?

— Не я! Отца я хочу женить.

— Зачем?

— Что б он не один был, что б у него семья была. Я о нем забочусь.

— А он сам хочет жениться?

— Нет. Но я с ним поговорил. Он не соглашается. Я его уломаю. Зачем намтут основы психлогии преподают. Знания — в жизнь.

— Так ты теперь сваха? Ханума?

— Нет. Я к этому делу Жаннетту подключил. Она всех девушек на выданье знает. Так что у меня персональная база данных. Прогресс внедряю. Я и Ронни женю. Открою брачное агентство. В море — пират, на суше — директор престижного агентства.

— Сводня?

— Малое предпринимательство на корню губишь, Гриша. Тут особый подход нужен. Что есть женская красота? Только мужчина может сказать. Так, по мужски, смотри какая клеевая баба! И без всяких сю-сю. А как меняются стандарты красоты? Кому нужна толстушка Милосская, по прозванию Венера? И жерди из глянцевых журналов? А тут Даня с его стандартом красоты. В журналах тощие, длинные, как волос в супе.

Гришку от этих слов передернуло, представил волос.

— Как волос в супе?

— Да, зачерпнул ложку, а оттуда она, как волос. Я и тебе поберу, зарыдаешь.

" Да, — думал Гриша, — Даня выберет, а я всю жизнь рыдать буду".

Лекции закончились. Они вышли на улицу. Снег, белые снежинки. Было почти безветренно, и время от времени с веток срывались последние осенние листья. Шли медленно. Данька сказал:

— Вот бы сейчас подняться в небо на дельтаплане и парить.

— Даня, не думаю, что наверху приятно парить, там ветер, сквозняк. Продует.

— Приземленный ты человек, Гриша. Неужели тебе никогда не хотелось летать.

— Не сейчас, не по такой погоде. — Поежился Гриша.

Тут к ноге Даньки подбежала маленькая белая болонка. Стала обнюхивать. Даня замер. Прошло много времени, но он помнил, как однажды на его родной улице, был случай. Он переходил улицу, его чуть не сбила машина. Он пробежал до тротуара, остановился отдышаться. Такая же маленькая собачка оглушительно залаяла на него. Он отскочил от неожиданности и подвернул ногу. Эти маленькие исключительно коварные создания. Вот вцепится в лодыжку. Он боялся пошевелиться.

— Данька, ты чего? Пойдем.

— Ага, тут собака Баскервилей. Вцепится. — Больших собак он не боялся, маленьким не доверял. Эти по дури или от страха могут укусить. А ударить в ответ жалко.

— Вот эта? Плюгавинькая, белая. Не смеши.

— Броситься и съест. — Даня косился на собачонку.

— Опять чушь несешь.

Болонка не нашла ничего интересного в этом парне, и побежала своей дорогой.

— Фу! Все, пронесло. Пойдем. — Отчего страхи возвращаются к нам, как письма из детства.

— А куда мы идем, господин Баскервиль?

— Так в ресторацию. — Даня указал на киоск, где торговали хот-догами.

Они шли и жевали на ходу, запивая водой. Подошли к мостику, перешли его. Они продолжали свой путь.

Она, лежавшая в темноте, чувствовала, подходит ее последний час, последние минуты. Бок болит все сильнее, его разъедает, разъедает коррозия. Она газовая труба, лежащая под землей, и если сейчас давление чуть-чуть повысится, это будет последнее биение жизни внутри нее, не выдержат ее стальные бока, она разлетится на множество кусков. Пришел ее последний час.

Данька почувствовал неясную угрозу. Откуда она исходит? Он мог чувствовать опасность всем своим телом, всей кожей. Он осмотрелся, но ничего не привлекло его внимания. Угрозы нет. Идут дальше, но ощущение опасности остается. С какой стороны может идти угроза. Тут он почувствовал легкое колебание под ногами. Из под земли, но что это может быть. Неясное беспокойство переросло в уверенность. Что-то страшное произойдет сейчас. Он ухватил Гришку за руку, дернул:

— Бежим!

Они добежали до машины, стоявшей у обочины. Даня открыл заднюю дверку, запихнул туда Гришу, открыл переднюю и плюхнулся рядом с водителем. Костя оглянулся, какие-то парни залезли в его машину.

— А ну, вон, — закричал, — из машины! Кто вы такие?!

— Гони скорее! Гони! — Кричал Данька. — Сейчас рванет!

— Что рванет?

— Гони! — Даня ухватил водителя за руку. Тот ничего не соображая, завел машину и рванул с места. Отъехали метров сто.

— Можешь остановиться, — разрешил Данька.

Они затормозили, и тут труба закончила свою жизнь ярким пламенем и фейерверком, который хорошо был виден ребятам. Грохот и рев пламени. До них дошла лишь ударная волна.

— Рвануло. Как рвануло! — Только и мог выдавить из себя Константин. — Что этот было?

— Кто его знает. Думаю, газовая магистраль. — Откликнулся Даня. — Я просто почувствовал опасность. Я иногда чувствую такие вещи.

— Это что бомба? — Гриша тоже не мог разобраться в произошедшем.

— Вряд ли. Это магистраль. Техногенная катастрофа. — А пламя еще подымалось над землей.

— Я... я же стоял на этом месте. — До Константина доходило, что могло случиться. — Я бы сейчас...

— И ты бы, и мы вместе с тобой. Бежать было поздно. Если б не твоя машина.... Ты нас спас.

— Господи, парни, это что, судьба? Мы спаслись?

— Выходит так. Тебя как зовут, мужик?

— Константин, Костя. А вас?

— Я Даня, а это Гриша. Мы студенты юридической академии, шли после лекции. Ты откуда, чего тут встал?

— У меня... Я сегодня с женой развелся. Не знаю, было как-то не по себе. Расстроился я, остановился. Постою, думаю, немного покурю. А тут вы на меня набросились.

— Ты не расстраивайся, Костя. Такое бывает. Развелся, может к лучшему. Тебе повезло, что ты развелся, и нам всем повезло, что мы ушли от взрыва.

— Может быть. Парни, вас подвезти?

— Не трудно, подвези.

Они ехали домой к Грише. По дороге Данька говорил:

— Ты не расстраивайся, Костя. Если сейчас ты не взлетел на воздух, значит, ты еще для чего-то нужен в этой жизни. Не все потеряно и все еще впереди. Все остальное забудется, пройдет.

Костя бросил на собеседника взгляд, улыбнулся. Жизнь вернется к нему и счастье тоже.

Парни пришли в квартиру к Гришке. Прошли в его комнату.

— Даня. Я сейчас булочки принесу и кофе. Посиди.

В комнату неожиданно зашел Игорь Иванович.

— Игорь Иванович? Здравствуйте.

— Здравствуйте. Здравствуй, Даня. Как день прошел?

— Прослушали мудрые слова лектора, по улице прошлись.

— Не буду вам мешать, готовьтесь. Я поздороваться зашел.

Часть 8

Рэм сидел в плетеном кресле на веранде своего дома. Милый мальчик, думал он о Даньке. Какой забавный шут. Жаль, что дни его сочтены. Древние в своем безрассудстве обрекли его. Ад с удовольствием примет парня на ПМЖ. Постоянное место жительства. Скучна фантазия людей. Жарить грешника на сковороде? Сколько дров и угля нужно для этого. Дам объявление в газету. В связи с переходом на экологически чистое топливо ад ищет надежного поставщика газа. Какой поднимется шум! Найдется какая-нибудь выжившая из ума старуха, и будет возмущаться. Наш газ будут использовать в столь гнусных целях. Но кто ее услышит среди голосов тех, кто мечтает о выгодном контракте. Рэм знает, ад совсем не такой. Бесконечные каменистые равнины. Серое однообразие безысходности и одинокие тени. Царство вечной тоски. Испытание бесконечностью. Вот истинная мука. Но среди всего этого у Рэма есть райский уголок и там. Ласковое море, песчаные пляжи, яркое солнце. Пальмы и живительные источники. Его великолепный дворец. Уютные коттеджи для избранных. Мир наслаждения. Радости этого мира становятся еще соблазнительнее, еще прекраснее, когда знаешь, там, за чертой кто-то пребывает в муках. Чувствовать себя избранным. Для Даньки он отведет покои в своем дворце. Дарует ему звание придворного шута. Если б ты знал, мальчик, как я забочусь о тебе, ты бы уже сейчас с восторгом стоял передо мной на коленях. Время придет. Сейчас следует позаботиться о своем мирском существовании. Немного уюта для себя. Клуб "Ротердам" хорошее заведение. Только там собирается скверная публика. Прожигатели жизни, любители наркотиков. Всех их вон. Брать на себя управление этим заведением нет смысла. Он весь район очистит от этой публики. В "Ротердаме" будет собираться цвет человеческой мысли. Он щедр и милостив, позволит им восхищаться собой. Рэм вызвал секретаря.

— Вы звали меня, Рэм? — Антон преобразился. Дорогой костюм, серая рубашка с расстегнутым воротом стоимостью месячной зарплаты топ-менеджера. Не менее дорогие туфли и часы лучших мастеров. Настоящая туалетная вода для мужчин известных марок.

— Да, Антон. У меня есть для тебя задание. Позвонишь этому, — Рэм бросил на столик фотографию, — господину. Он хозяин нашего района. Настоящий хозяин, держит всех местных преступников под своим крылом. Скажешь, что я, его господин, желаю, что б он очистил район и клуб "Ротердам" от наркоманов. Срок — неделя.

— Рэм, он может не захотеть.

— Захочет. Скажи, предупреждение ему отправим завтра. Возьми эти фотографии. Это его люди. Выбери штук пять, десять. Отдашь их Райнеру. Завтра поутру они должны быть мертвы.

Рэм пристально посмотрел на Антона. Как сладок яд власти, вседозволенности. Ты вершишь судьбы людей, в твоих руках их жизнь. Ты не сможешь устоять, Антон.

— Их убьют? — Парень сглотнул слюну, глаза широко открыты. Напуган. — И я должен...

— Именно ты решишь, кто умрет. Райнер позаботиться, что б для этих смерть стала запоминающимся событием. У тебя нет врагов, Антон? Ты не хочешь, что бы они заплатили тебе самую большую цену? Врагов не стоит жалеть, о них можно только сожалеть. Если вспомнишь о таких, скажи Райнеру. Можешь попросить его направить им цветы от твоего имени. Врагов надо прощать, мой дорогой Антон.

Холод пробежал по спине секретаря. Холод ужаса, восторга и наслаждения.

— И я могу.... — Антон не в силах был произнести слова, закончить фразу.

— Ты можешь. Я доверяю тебе. Иди, выполняй. — Рэм овладеет мыслями, душой и телом своего слуги.

Дэн проснулся чуть позже обычного. Вставать ему не хотелось. Еще несколько минут полежал в постели. Заставил себя подняться, пошел к тумбочке, где стоял кувшин для умывания. Сполоснул лицо. Оделся. В доме очень тихо. Данька решил посмотреть, что делают остальные домочадцы. Наверно, все разбежались. Он вышел в коридор, прислушался. Кажется, все разошлись по своим делам. Он отправился на кухню в надежде застать Жаннетту. Жанетта, конечно, была в своем царстве. Она до блеска наводила здесь чистоту.

— Доброе утро, Жаннетта, — сказал Данька, переступая порог.

— Дэн, доброе утро, мальчик. Проходи, я сейчас тебя накормлю, — и она начала собирать на стол.

— А где все остальные? — Спросил Данька.

— Разбрелись, кто куда.

— А капитан где? — Опять задумал что. Все самое интересное может пройти мимо.

— Он в порт отправился. Вы же привели новый корабль. Еще раз осмотреть, набрать экипаж.

Да, — подумал Данька, — не было у бабы забот, купила баба порося.

— А парни куда делись? — Брайан с Хуаном. Беззаботный пират и аристократ. Из грязи в князи. От такой дружбы можно ждать беды. Учудят, потом капитан им устроит взбучку.

— Не знаю. Разбежались. — Жаннетта редко вмешивалась в дела мужчин.

— А Леон? — Этот без позволения госпожи своего сердца и шагу не сделает.

— Леон, — Жаннетта сидела напротив Даньки и улыбалась. — Поехал к Ронни. Ворчал. Говорит, совсем в сухопутную черепаху превратился. Но я вижу, что он доволен. Рад, что у него есть это дело. Да и ребятишек он любит. — Жаннетта имела в виду братьев Ронни. — И Хуана совсем разбаловал. Ворчит на него, а сам... Отобьется парень совсем от рук. Все ему Леон разрешает.

— Так тогда ты, Жаннетта, держи его по строже. — Предложил Данька.

— Господи, да люблю я этого испанца. Вроде и поругать надо. — Она махнула рукой.

Дэн думал: Хуан, откуда только берется это в нем. Весь пыжится, такой важный. Сеньор. Словно из дворян. Разбаловался парень. Но он славный малый.

— Дэн, — начала робко Жаннетта, — я хотела спросить....

— О чем, о чем, дорогая Жаннетта?

— Помнишь, ты говорил, что капитан собирается жениться. — Ей было не очень удобно возвращаться к этой теме.

Странные они, эти женщины, отметил про себя Дэн. Жаннетта вышла замуж за Леона. Что-то в ней изменилось. В движениях, в голосе. Какая-то мягкость усилилась. Уверенность в движениях. Для женщины выйти замуж важно. Это составляет основную часть ее жизни. В его мире там, женщины требуют каких-то необыкновенных свобод, прав. Зачем? У Жаннетты и других женщин здесь есть одно самое важное право сохранять дом, растить детей, заботиться о муже. А муж должен заботиться о жене. Мужчина — это человек, который должен рисковать, открывать новые миры, возможно, жертвовать своей жизнью во имя того, что бы сохранить эту жизнь.

— Что ты хочешь? — Спросил Данька. — Ты что-нибудь нашла? Невесту?

— Да. — Не очень решительно говорила Жаннетта. — Ко мне недавно заходила Клавдия, моя подруга, она служит в доме Гастона Леруа. Так вот, господин Леруа и его супруга хотели бы выдать замуж свою дочку, Мишель. Она девушка симпатичная. Доброго нрава.

— Ты думаешь, она может подойти нашему Свену? — Поинтересовался Данька.

— Надеюсь. Может, тебе посмотреть хотя бы издали на нее. И тогда решить. — Жанетта опустилась на стул, ожидая ответа Дэна.

— Это будет замечательно. А какой у нее возраст? Сколько ей лет? — Дама в летах не пара прославленному пирату.

— Ей восемнадцать. Она воспитывалась в монастыре. А недавно приехала к родителям. — Жанетта обстоятельно обговорила все со своей подругой.

— Посмотрим эту партию. Жаннетта я еще решил женить Ронни.

— Женить Ронни? — Совсем парень сошел с ума. В свахи заделался.

— Точнее не я решил, а его отец, Мартин. Говорит, пора женить парня. Меня в его возрасте женили, и прожил жизнь. Только хочет он его женить на девушке, которую Ронни не любит. У ее родителей деньги водятся, вот старик и сходит с ума. Я с Ронни потом разговаривал, ему эта невеста не нравится. Так, может, мы и Ронни найдем невесту. Посимпатичнее. А с деньгами и всем остальным можно потом решить. Мы вместе с парнем Мартина потом уломаем.

— Дэн, ты решил всерьез всех женить?

— А что? Не одинокими же им бродить. Отец у меня еще молод. А Ронни.... Ведь испортит ему жизнь Мартин. А он парень покладистый. Только твердит, как батюшка решит.

Жаннетта рассмеялась:

— А капитан скажет, как сынок велит. А если он откажется? — Свен не мальчишка. Жанетта сомневалась, что взрослого мужчину удастся уговорить.

— Жаннетта, не бери в голову. Положись на меня. Тут главное хотение.

— Чего?

— Как тебе объяснить, есть такое слово, полит технология.

— Это что? Какое-то приворотное зелье?

— Нет, Жаннетта. Можно конечно считать, приворотное зелье. Это, где и какое слово сказать. Тогда можно многого добиться. Любят, не любят, отойдет на второй план.

— Это колдовской заговор? — Изумилась Жаннетта. Откуда же этот молоденький парень может такие вещи знать.

— Это не колдовство, Жаннетта. Это способ управлять человеком, его предпочтениями. У каждого есть свое мнение. Но можно на это мнение повлиять. Надо только, что бы человек принял твое мнение, как свое. Спасибо Жаннетта за завтрак. Я тоже пойду. Пройдусь.

— Давай Дэн. — Мальчик совсем взрослый.

Данька вышел на улицу. Постоял, думая куда пойти. Может, попытаться найти Брайана и Хуана? Куда они могли направиться? Брайан не потащит Хуана в какую-нибудь таверну. И сам не пойдет. Может к морю отправились? И Данька не спеша пошел в сторону порта.

Анна Леруа сидела в малой гостиной возле белого чайного столика. Она обмахивалась веером. Вид у нее был расстроенный. То и дело, она касалась ладонью руки лба и повторяла:

— Боже. Боже, как болит голова. Клавдия, налей мне чашечку чая. Холодного. Может, это освежит меня.

Клавдия налила чай госпоже и решилась заговорить.

— Мадам. Я слышала, вы хотите выдать замуж свою дочь, Мишель.

— Да. Это еще одна забота среди всех других. — Анна сделала глоток чая и тяжело вздохнула.

— Я слышала, мадам....

— Что ты слышала? — Встревожилась Анна. Отпила еще глоток чая и пристально посмотрела на свою служанку. Неужели все слуги в доме знают, что они на грани разорения.

— Я слышала, один не очень знатный господин.... Не то, что вы, конечно. Не такого знатного рода, как ваша семья. Он далеко не стар и богат. И подыскивает партию.

— И что? — Оживилась Анна. Отложила веер. Снова отпила глоток чая. — И кто же это? И на ком он хочет жениться?

— Госпожа, это его сын желает, что бы отец женился.

— Господи, что за времена пошли! Не отец женит сына, а сын.... Кто же это такой? — Анна пыталась решить, кто из ее знакомых мог бы это быть. На ум ничего не приходило. — Говори, Клавдия, кто?

— Это боцман Дэн.

— Кто такой этот боцман? — Боже, хорошо, что не портовый грузчик!

— Его отец капитан Свен.

— Капитан Свен? Пират? Какой мезальянс! — Они принадлежат к почтенной семье, а тут разбойник.

— Он очень богат. Богат, мадам.

— Да. Да, конечно. — Богат, пронеслось в голове Анны. Сейчас для нее деньги были самым важным. — И почему этот боцман собрался женить своего отца? Я не понимаю. Бедная моя голова.

Анна вновь потерла ладонью лоб.

— Полагаю, мадам, юный сын господина капитана хотел бы, что бы отец подольше задерживался на берегу возле своей молодой и красивой жены. — Клавдия выдумывала на ходу. — Тогда, возможно, отец передаст свое дело сыну. Назначит его капитаном.

— Ах, Клавдия, значит, любимый сын женит отца, что бы завладеть его делом, его кораблем. — Анна любила интриги. Подобный ход дел ей очень понравился.

— Я думаю, мадам, если вы и Мишель случайно увидитесь с этим господином Дэном. И он сможет вас представить капитану. Даст рекомендации и дело сдвинется с мертвой точки.

— Да. Непременно надо это устроить. Клавдия, устрой это дело. Где Гастон? Надо переговорить с ним.

Анна быстро встала. Где Гастон? Она даже забыла о своей головной боли. Пошла разыскивать мужа. Тот сидел в своем кабинете. Курил. Нервно дергал себя за ус. Анна стремительно вошла в его кабинет.

— Гастон. Гастон.

— Что случилось, дорогая? — Спросил муж, устало посмотрев на жену.

— Я, кажется, нашла решение нашей проблемы.

— Да? И что же ты придумала? Присаживайся, дорогая. — Гастон встал и помог жене присесть на стул.

— В нашем городе есть один, может быть, не очень знатный человек, но зато очень богатый. Молод, хорош собой. Если мы выдадим Мишель замуж за него....

— Не томи. Не томи, дорогая. Кто это? — Отличное решение всех проблем.

— Это, — Анна выдержала паузу, что бы привлечь внимание мужа, — это капитан Свен.

— Пират? — При обычных обстоятельствах Гастон и слушать бы не стал о такой возможности. Но дела обстояли очень плохо.

— Какое это имеет значение, Гастон! Ты знаешь, он привез сказочные сокровища. С ним считается даже губернатор. Все остальное не имеет ровным счетом никакого значения.

— Да. Да, дорогая Анна. Это могло бы изменить все. Решить все. Но как действовать в этом вопросе..

— Гастон, положись на меня. Не забывай, что у тебя очень умная жена. — Анна еще раз напомнила супругу, как он должен благодарить судьбу за то, что она согласилась выйти за него замуж.

— Я верю в тебя, дорогая. — Он подошел и нежно поцеловал жену.

Мишель сидела на скамейке в саду со своей старой няней, Ненси. В глазах Мишель был страх. Она была явно напугана и обеспокоена.

— Няня, — говорила Мишель, — ну зачем я вернулась из монастыря. Лучше бы я там осталась.

— Что случилось, моя девочка? — Ласково спрашивала Ненси.

— Ах, родители хотят выдать меня замуж. — Девушка в отчаянии взмахнула рукой.

— Что в этом плохого? Что в этом плохого, Мишель? — Спрашивала няня. — Так заведено, все девушки выходят замуж.

— Но это же страшно, страшно остаться наедине с мужчиной. Это ужасно.

— Это вовсе не ужасно. Так заведено. Так положено. Все девушки когда-нибудь выходят замуж. Чего ты испугалась. Глупенькая.

— Это я должна остаться в одной ночной сорочке рядом с мужчиной? — Мишель покраснела, ей было стыдно.

— От чего же, — улыбнулась няня, — не нужна тебе никакая сорочка. Ты должна будешь показать своему супругу все свои прелести. Показать всю себя, довериться ему.

— Как? — Мишель еще больше напугалась. — Я должна предстать перед ним будто собираюсь мыться.

— Да, девочка, так положено. Это же брак. Его церковь благословила, Господь благословил. Так надо.

— Нет, Ненси, это так стыдно.

— Что ты, глупое дитя, — говорила нянька, — это очень хорошо. Мужчина прикасается к женщине и после этого появляются дети. Такие маленькие ангелочки.

— Маленькие ангелочки, — оживилась Мишель. Это ее немного успокоило. Она все еще сомневалась. И нянька решила ее подбодрить.

— Так Господь повелел.

— Но они хотят меня выдать за Жан-Клода, за этого старика ростовщика. Он такой противный, я его видела пару раз. Старый, обрюзгший, противный. И остаться с ним?

— Бедная, бедная девочка, — говорила Ненси, — к сожалению, не мы решаем, за нас решают все это.

— Господи, я не хочу, — и Мишель припала своей хорошенькой головкой к плечу няньки.

Марсель Декруа сошел на берег с корабля, который доставил его на этот остров. Он нес довольно большой плетеный сундук, где были все его вещи и деньги. Он ступил на землю, на землю острова, которая, скорее всего, станет местом его ссылки. Сюда его отправил отец, граф. Он, Марсель, был бастардом, пятном на гербе своего рода. Незаконнорожденный. Отец, правда, заботился о нем. Дал ему неплохое образование. Он мог бы стать шкипером на каком-нибудь корабле. Но отец и его жена хотели убрать это пятно куда-нибудь подальше, оттого его и отправили в Новый Свет на этом корабле, снабдив небольшой суммой денег. Отец обещал, что будет посылать некоторые суммы время от времени. Но что это будут за деньги? И что сулит Новая Земля, которую он еще ни разу не видел. Такова судьба бастарда. Разве он хотел появиться на этом свете. Разве это его вина? По нему бы, так лучше и вовсе не являться в этот мир. Или вовсе не знать, кто его отец. Отдали бы его куда-нибудь в бедную семью, и жил бы он там спокойно. По крайней мере, он не знал бы своего отца и не знал бы, что есть лучшая доля. Жил бы смиренно в какой-нибудь дальней деревне. И вот его отправили в эту ссылку. Хорошо если удастся пристроиться на корабль. Марсель оглядывался по сторонам. Обычная суета, как в любом порту. Он обратил внимание, что в гавани стоят корабли, которые не скрывают свою принадлежность. Над мачтами развевается Веселый Роджер. Вольный остров, пристанище пиратов. Вот пункт назначения корабля, который доставил его сюда. Корабль примет груз и вернется назад во Францию, и граф сможет навсегда забыть о своем незаконнорожденным сыне. Марсель не спеша шел в город, надо найти хоть какое-то пристанище. Потом, оглядевшись, решать, что делать дальше. Какой-нибудь постоялый двор. В конце концов, он еще молод. Он полон сил. Он найдет себя в этом Новом Свете, и бог с ней, с Францией.

Данька шел в сторону моря, туда, где стояли корабли. По привычке он разглядывал прохожих. Надеялся заприметить Хуана и Брайана. Идет, торопится молоденькая служанка. Наверно, ее отправила с поручением госпожа. Вон купчик. Толстенький, еще чуть отъестся и покатится, словно шарик в масле. О, а это что за щеголь? Вырядился. Нет, здесь так не одеваются. Забавный. Идет, не торопится, озирается. Плетеный сундучок при нем, коробейник какой-то. Отличные сапожки. Панталоны в обтяжку. Курам на смех. Синий камзол. Черная шляпа. На вид ему лет двадцать, двадцать пять. Гладко выбрит. Рожа симпатичная, но сейчас на ней озабоченность и некоторая потерянность. Откуда такой выпал? Он что, турист? Здесь туристические лайнеры не ходят. Данька вспомнил себя, как он впервые появился в этом городе, как осматривал все кругом. Как принял этот город за город мечты, Зурбаган. И этот парень идет, все осматривает. Куда же он направился? Что его привело на Тортугу? Путешествие? Сомнительно. По делам? То же не очень похоже. Даньке делать был нечего, ему было любопытно, и он решил все разузнать у самого парня.

Марсель поставил свой сундук на землю, что бы передохнуть, решить, куда идти. Данька подошел к нему, приветливо улыбнулся и сказал:

— Простите, сударь, мне кажется вы впервые в этом городе. Вы приезжий? — И тут же представился. — Меня зовут Дэн. Я боцман. Наш корабль, "Скиталец", стоит здесь в порту. Я когда-то впервые приехал сюда, как и вы. А вы по делам?

— Меня зовут, — парень решил представиться в ответ на вежливые слова незнакомца, — Марсель Декруа. Вы правы, сударь, я только сегодня прибыл из Франции. И хотел бы устроиться на каком-нибудь приличном постоялом дворе.

— Я охотно помогу вам. Я знаю здесь не самый плохой постоялый двор. Вполне приличный и не дорогой. — Данька вспомнил про "Красную черепаху". — Там таверна. И комнаты сдают. Говорят, вполне приличные. Я покажу вам.

— Если вы будете так любезны, сударь. — И они пошли по улице.

— А вы надолго на Тортугу, мсье? — Спросил Данька.

— Не знаю, как получится. Если представится возможность, я устроюсь на корабль. Я шкипер. Тогда все и решиться.

— Вы решили навсегда покинуть Францию? — Как много искателей приключений в Старом Свете.

Марсель грустно улыбнулся.

— Скорее это мой отец решил, что бы я навсегда покинул Францию. — В его жизни не было ничего такого, что следовало скрывать. Ничего предосудительного. Вдали от родины правда о происхождении не навредит его отцу.

— О, сударь, так вы чем-то разгневали своего батюшку. Печальная история. — Дэн покачал головой. Семейные неурядицы.

— Я разгневал своего отца, — сказал Марсель, — своим появлением на свет.

Данька вопросительно посмотрел на своего спутника.

— Дело в том, что мой отец граф. Я бастард. Незаконнорожденный. И господин граф не хочет, что бы я оставался в той стране, где живет он. У меня нет претензий к нему. Он кормил меня, я имел возможность учиться. Сейчас, когда я могу быть самостоятельным, он решил, что самое время от меня избавиться. Таково же мнение его молодой жены.

— Сочувствую вам, сударь. Но не думаю, что это такая уж беда. Тортуга не плохое местечко, это я могу вам сказать точно. Только одеты вы не совсем так, как здесь принято. Сразу видно, что приезжий, это бросается в глаза. Я бы посоветовал сменить наряд. Здесь чужаков не жалуют.

— Спасибо за совет, Дэн. Буду иметь в виду. — Марсель счел этот совет разумным.

Тут Данька заметил Хуана и Брайана.

— Сударь, подождите. Вы не очень торопитесь?

— Вовсе нет. — Куда спешить изгнаннику.

— Одну минуту. Я увидел там своих друзей. Перекинусь с ними парой слов, и мы пойдем дальше. — Дэн крикнул. — Хуан, Брайан, вы куда?

Парни подошли к нему поближе.

— Я полагаю, — заявил Хуан, — что комната Брайана выглядит ужасно. Надо там все поменять.

Он говорил это, как важный вельможа.

— Хуан, позволь, я представлю вам своего спутника. Господин Марсель Декруа. Сегодня прибыл к нам из Франции. Ищет местечко, где можно остановиться. Брайан, я решил порекомендовать ему "Красную черепаху". Как думаешь, подходящее место? — Корабельный плотник лучше знает оборотную сторону жизни в этом городе. Это он рассказал Дэну об улице красных фонарей. Даньке пришло в голову, парень бы мог написать толстенную книгу о тайной жизни их города. Как Эжен Сю, "Парижские тайны". Тортугины тайны? Нет, Тортыжкины тайны. И с трудом сдержал смех.

— Место не плохое. Приличные комнаты. Я сам останавливался у них.

— Марсель, — обратился Дэн к своему спутнику, — это Брайан О Тул, матрос и плотник на нашем корабле, на "Скитальце". А это Хуан.

Испанец тут же перебил Дэна.

— Управляющий домом, — он сказал это так важно, что Данька чуть не прыснул от смеха. В его мире это звучало бы проще. Управдом. Если ты купил билетов пачку, то получишь водокачку. — Мы должны все поменять у Брайана. — Сейчас выбираем, где можно купить приличную мебель.

Господи, Брайан, неужели ты решился на подобное. Данька представил себе комнату Хуана, которую тот забил всевозможной мебелью, коврами. Безудержная роскошь. Кровать с балдахином. Все это он собрал, бог знает как. Лишь бы выглядело богато. И он собрался заняться дизайном комнаты Брайана! Кошмар!

— Брайан, ты что, хочешь кровать с балдахином?

— Может, и нет, — говорил ОТул. Еще одна несчастная жертва Хуана.

— Он хочет, что б в комнате было удобно. И ему понравилась моя комната. — Господи, неужели кому-то может понравиться жить в мебельной лавке.

— Как ты согласился на подобное?

Брайан подмигнул одним глазом своему другу. Он, очевидно, решил не обижать управляющего домом. Брайан был готов согласиться на любое жилье, ведь большую часть времени он, все равно, проводит в море.

— Когда мы обставим комнату Брайана, — продолжил Хуан, — я займусь твоей комнатой, Дэн. Мы выберем тебе кровать, как в моей комнате, даже лучше.

— С балдахином? — Испугался Данька.

— Конечно, это так роскошно. И удобно. Такой покой и уют.

— Нет, только не это. Это будет как-то давить сверху. — Данька не стал пояснять испанцу, что эта крышка сверху больше похожа на крышку гроба. И никак ему не хочется туда. В гроб. Рановато.

— Когда вы уйдете в море, я решу этот вопрос. Ладно, Брайан, пойдем. У нас еще столько дел.

Ой, — подумал Даня, — Леон его совсем разбаловал. Чем бы дитя нетешилось, лишь бы не плакало. Он замечательный парень, авось перебесится.

— Идем, Марсель, если Брайан сказал, что это приличное место, то так оно и есть.

Они пришли в "Красную черепаху". Данька осмотрелся. Вполне прилично — решил он. Громко крикнул:

— Хозяин! — На зов выбежал мужчина лет сорока, крепкого телосложения.

— Что прикажете, господа? — Спросил хозяин.

— Мой друг хотел бы остановиться здесь. Найдется комната?

— Всегда к вашим услугам. — Хорошо одетые господа и при деньгах.

— Я боцман Дэн со "Скитальца", сын капитана Свена. — Даня решил сразу же указать хозяину заведения, что с новым постояльцем следует быть вежливым. С капитаном и его парнями в этом городе связываться никто не станет. А этого щеголя в городе оберут. У него и оружия нет. Даже шпаги. Он сам впервые появился здесь безоружным мальчишкой. После первого похода капитан подарил ему кинжал. Но такого щеголя обобрать, втянуть в драку и наколоть на булавку очень просто. Даньке было искренне жаль этого приезжего. Себя он считал коренным жителем.

— Он приехал к самому капитану. К моему отцу, к капитану Свену. Надеюсь, вы сможете предоставить ему приличный кров, что б господина Марселя никто не беспокоил. И обед пусть подают ему в комнату.

— Да, конечно, господа. Все будет сделано. — Хозяин "Красной черепахи" не мог обидеть гостя капитана.

— Вот, давай устраивайся. Покажите комнату, — Попросил Данька.

— Ирен. Ирен, — позвал хозяин. Вышла женщина примерно такого же возраста. Видимо, жена хозяина этого заведения. — Покажи господам комнату. Лучшую комнату.

— Пожалуйста, — женщина указала дорогу на второй этаж.

— Марсель, ты иди, устраивайся, а я подожду тебя здесь. Покажу тебе город. Иди, я жду тебя.

Марсель кивнул головой и пошел за хозяйкой. Поднялся вслед за ней на второй этаж. В конце коридора хозяйка открыла дверь, впустила постояльца. Комната приличная, чистая. Массивная кровать, крепкий стол, пара стульев. Шкаф. Циновка на полу. Такое жилье вполне устраивало Марселя. Он поставил у стены свой багаж, присел. Женщина начала смахивать пыль. Освежать комнату. Марсель решил спросить:

— А кто это, капитан Свен?

— Капитан Свен, он очень уважаемый в городе человек, — женщина замялась. — Он очень богат. У него целый флот. Он из вольного братства пиратов. Самый известный в наших краях.

— Вот как. Спасибо. — Марсель задумался. Повезло ему. В первый же день встретить сына самого уважаемого здешнего пирата. Везенье это или наоборот, беда.

Женщина оставила постояльцу ключ и ушла. Марсель решил не заставлять ждать своего нового знакомого, закрыл дверь и спустился вниз. Данька увидел его.

— Что, Марсель, устроился? Пойдем. — Дэн направился к выходу, ожидая, что Миарсель пойдет следом.

— Да, Дэн. Вполне приличная комната.

— Идем, покажу тебе рынок. Он там, выше по улице. Я люблю рынок. Там всегда много народа, люблю это место. Я думаю, тебе надо взять что-то из одежды. Ты выглядишь чужим для этих мест. И ты без оружия.

— Здесь не спокойно? — Неуместный вопрос. Город, где собираются подонки всех морей, не может быть спокойным.

— Бывает иногда, попозже вечером. В темноте без надобности лучше не ходить, особенно без шпаги. Я заплатил хозяину за твое проживание за две недели. — Добавил Дэн.

— Я возмещу вам ваши затраты. — Неловко одалживаться у малознакомого господина.

— Не стоит. Будем считать, это по закону гостеприимства. Ты, как бы приехал в гости к нам. — Дэн знал, что в противном случае хозяин попытается взять с постояльца побольше денег.

— Спасибо. А капитан Свен, — решился спросить Марсель, — пират?

— Мой отец? Да, он пират. Я специально сказал, что ты приехал к нему, чтобы не было лишних вопросов. И я заплатил, потому что с тебя этот пройдоха взял бы значительно дороже. Ты здесь чужой.

— Спасибо еще раз, Дэн. — Марсель понимал справедливость слов своего нового знакомого.

— Пойдем туда. — Дэн указал на лавку.

Они пошли к лавке готового платья, Хозяин лавки поздоровался с Дэном.

— Добрый день. — Хороший клиент всегда радость.

— Добрый день. Нам бы немного приодеть этого господина. Господина Декруа. Он шкипер. Приехал к капитану. — Пусть знают, так будет проще для этого француза потом.

Торговец решил, это шкипер капитана Свена. Данька не стал его поправлять. Хозяин пердлагал товар господину шкиперу. Марсель сделал свой выбор.

— Хорошо, сколько это будет стоить? — Спросил Декруа.

Данька манул на него рукой.

— Хозяин, мне рассчитаться или я попрошу, что бы Хуан забежал и заплатил.

Улыбка с лица торговца сошла. Он чуть побледнел.

— Нет. Господин Дэн, лучше вы заплатите. Не стоит беспокоить господина Хуана. — О, Хуан теперь и господин. Важная птица. Тут голова у кого угодно может закружиться. Из грязи — в князи. Был слугой на корабле, а стал главным управляющим.

— Что ж я заплачу. — Данька рассчитался с торговцем. Они отошли от лавки и Марсель спросил:

— Хуан это тот парень, которого мы встретили? Управляющий домом?

— Да, управляющий домом. Испанский пройдоха, вот он кто. — Дэн веселился. — Не каждый торговец может выдержать напор этого испанца.

— Я заметил, что хозяину лавки ваша мысль, что рассчитается Хуан, не очень пришлась по душе.

Данька рассмеялся.

— Еще бы. Хуан держит весь рынок в кулаке. Ты бы видел, как этот парень торгуется. Его боятся. Он кричит на весь рынок, всячески ругает товар. Они уступают ему в цене. Если придет Хуан, это катастрофа. Я и спросил, не хочет ли хозяин, что б пришел Хуан. Так он с меня не попросит лишних денег. Я сам не умею торговаться. Это моя маленькая хитрость. Сослаться на Хуана.

Они направились в сторону оружейной лавки.

— Мы будем представлять тебя шкипером капитана Свена. Хоть капитан и не видел тебя еще, да и ты не дал согласия плавать на корабле пиратов. Но пусть так будет.

— Я смотрю, господин Дэн, ваш отец в этих краях личность известная.

— Да, в этих морях его все знают. И наших ребят с корабля то же знают. С нами не станут лишний раз задираться.

Марсель кивнул понимающе головой. В оружейной лавке Дэн попросил:

— Шпагу не продашь? И кинжал?

— Господа, предложу вам самое лучшее. Такого никто не предложит. Вот шпага. Отличная работа. Не очень богато украшена, зато какая сталь. Надежное оружие. В бою не подведет. — Возможно, Марселю бы предложили красивую шпагу, с изящной отделкой, но бестолковую в бою. Такую сын пирата не купит, не стоит и предлагать.

— Что ж, берем. Держи, Марсель. И кинжал то же возьмем.

Они попрощались возле "Красной черепахи". Напоследок Данька сказал:

— Обживайся. Осмотрись. Мы скоро в море уйдем. Будет время, заходи в гости. Если пойти в сторону порта слева будет улица. Вторая отсюда. Там спросишь, где дом капитана Свена. Тебе укажут.

Они попрощались. Даня на ходу думал, чем себя еще занять. На улице стояла жара. Людей немного. Даня вспомнил, что не купил подарок своему еще не родившемуся брату. Кроватки и коляски мать и Аркадий купят. А если что отсюда привезти. Пеленки, распашонки здешней работы, а не те, что продаются в его городе. Посмотреть что-то ручной работы. Тупая башка, он должен был подумать еще на рынке. Возвращаться по жаре не хотелось. Он вспомнил, что недалеко была лавка, где продавали ткани и вышивку. Здесь тоже рождаются дети, и их любящие мамы покупают красивые вещицы своим чадам.

Марианна шла с рынка. Там она сдала свои вышивки, как делала часто. Она любила вышивать. Работы сдавала в одну и ту же лавку. Расходились они быстро. Деньги, что зарабатывала не то, что были необходимы семье, но как всякие деньги вовсе не лишние. Вышивала она чаще для души, для себя. Вышивала гладью, используя несколько иголок одновременно. Нити подбирала так, что бы они хорошо сочетались. Это позволяло создавать изумительную вышивку. Сегодня она не сдала одну свою работу. Хотела было, но в последний момент решила оставить себе. Она вышила там птиц. Две птицы побольше, одна маленькая. Работая над вышивкой, она думала о своих родителях и о себе. Птица папа, птица мама. А это она. Ее отец был бондарем. Держал мастерскую, продавал бочки. Она не хотела признаться себе, что, когда вышивала птиц, она думала не только о родителях, но и о том, что это ее будущая семья. Ее муж и ребенок. Она мечтала о прекрасном юноше, что придет к ней. Она сидит, он подходит, преклоняет перед ней колено, легко касается губами ее руки. Настоящий принц. Разумом она понимала, что, скорее всего, ее выдадут замуж за одного из подмастерий отца. Ей хотелось чего-то большего, настоящей любви, большого чувства. Матушка предупреждала, нельзя смотреть на богатых господ. Это добром не кончится. Подмастерье — ее судьба. Решила зайти в лавку, купить нитки для шитья. Стояла и выбирала нитки для будущих работ. Втайне ото всех, она вышьет лицо того о ком ей мечталось. Эту вышивку она спрячет подальше, что б никто не увидел. Даже матушка.

Лоран был местным щегалем. Игроком в карты и бретером. Вчера он сорвал не плохой куш. Нынче выпив несколько бокалов, решил прогуляться по городу. Может, затеять с кем-нибудь драку. Из любви к этому искусству. Он был несколько пьян, и тут заметил девчонку возле лавки. Хорошенькая. Чья-то служанка. А если познакомиться? Подошел к девчонке. Взял ее за локоть.

— Не хотите ли познакомиться со мной? — Спросил он. Служанка не знатная госпожа, тут можно не церемониться.

Марианна повернулась к незнакомцу, хотела вырвать локоть, но тот крепко держал ее за руку и ухмылялся. Эта улыбка испугала ее.

— Сударь, отпустите меня. Пожалуйста, отпустите. — Ее охватил страх.

— Крошка. Давай познакомимся. Я что, тебе не нравлюсь? — Ему нравилось видеть растерянность и страх в глазах людей. Это возбуждало его.

— Сударь. Отпустите! — Она даже не решалась закричать.

Данька подходил к лавке. Увидел эту сцену. Девчонке явно не хочется знакомиться с этим мужиком. Он подошел ближе и грубо сказал:

— Отпусти девчонку!

— Иди прочь. — Заявил мужчина, не оборачиваясь к своему собеседнику.

— Мне кажется, мадмуазель не хочет знакомиться с вами. — Данька развернул парня к себе и со всего маха двинул ему в челюсть кулаком. Тот отлетел. Хотел выхватить шпагу, но встретил такой яростный взгляд Даньки, что остановился.

— Сударь, я Дэн, боцман на "Скитальце". Советую пойти домой и отдохнуть.

Бретер остыл. Связываться с ребятами капитана Свена себе дороже. Только зло выругался и пошел прочь.

— Мадмуазель, простите за беспокойство. — Сказал Данька. — Вы выбираете нити для вышивки?

— Да, сударь. — Марианна никак не могла прийти в себя после случившегося.

— Не сможете ли вы помочь мне... Я не знаток этого дела. Мне надо выбрать пеленки или что-то в этом роде для моего будущего брата. В подарок. С хорошей вышивкой. А я в этом совершенно ничего не понимаю.

— Хорошо, я вам помогу. — Эти естественные слова и спокойный тон помогли ей прийти в себя.

Она помогла Дане выбрать подарки для брата.

— Мадмуазель, простите за настойчивость, но, может, вы позволите проводить вас до дома во избежание встреч, подобных недавней. Если этот господин не успокоился. — Дэн вежливо поклонился.

— Буду признательна, сударь.

Они пошли по улице.

— Вы швея? — Дэн начал разговор, чтобы не молчать и не выглядеть неотесанной дубиной.

— Нет, я просто люблю вышивать. Кое-какие свои изделия я отдаю на продажу. Многое оставляю себе. Это для души.

— Вы, наверно, хорошо вышиваете. У вас красивые руки, руки настоящей мастерицы.

— Спасибо, сударь. — Марианна немного смутилась и покраснела.

— Кто ваш батюшка? — Продолжал спрашивать Дэн.

— Он бондарь. У него своя мастерская.

— Хорошее занятие. А у вас много вышивок? — У Дэна появилась мысль. Девушка привлекательна, трудолюбива. Такая девчонка может понравиться Ронни.

— Да. Я сделала много вышивок. Часть отдаю на продажу. Это дает мне возможность покупать ткани и нитки для следующих работ.

Когда они прощались возле дома Марианны, Дэн спроси:

— А можно как-нибудь посмотреть ваши работы. Возможно, вы позволите что-то купить. Это не для меня. Для моего друга. Мы бы с ним зашли. Его зовут Ронни, он управляющий поместьем. Из приличной семьи. Они недавно расширили свой дом. Его матушка не прочь украсить его хорошими вышивками.

— Не знаю, — робко начала Марианна, потом согласилась, — Хорошо. Можете приходить. Я продам вашему другу вышивки, если они ему понравятся.

Они расстались, и Данька вприпрыжку отправился к себе домой.

Часть 9

На следующее утро Дэн вместе с Жаннеттой вышли из дома вместе. Накануне она договорилась с Клавдией, служанкой в доме Леруа о встрече. Встретятся на рынке, здесь Дэн сможет увидеть Мишель. Интересно, думал он, какая она с виду. Подойдет ли она его отцу. Они шли, Жанетта вдруг заговорила.

— Дэн, я не предупредила тебя... — Жаннетта сейчас ругала себя, как она не рассказала Дэну всего. Она думала, успеет. Для Свена это не важно.

— О чем, Жаннетта...

Та очень волновалась.

— У Мишель есть один недостаток...

— Что? — Удивился Даня. — Бородавка на носу?

— Что ты, Дэн! Она красивая девушка. Я не это имела в виду.

— Так что? — Дэн был озадачен. Какой еще недостаток? Толстая? Кривобокая?

— Дело в том, что ее отец, Гастон Леруа, разорен. Так болтают в городе.

— Разорен? Он все проиграл в карты? — Какая новость. Недаром на корабле чертов молитвенник, так именуют колоду карт, выкидывают за борт.

— Нет, Дэн. Он не играет в карты. — Заверила Жаннетта. — Он хотел быстро разбогатеть. Снарядил корабль. Занял много денег. Надеялся на прибыль. Прошли все сроки, когда корабль должен вернуться. Но он не вернулся. Наверно, утонул. Кредиторы сейчас требуют возврат денег. Всю семью могут выгнать на улицу.

Дело житейское, сказал бы Карлсон, который живет на крыше. Для Дэна это тоже было делом житейским. Старая история. Сколько людей, окрыленных мыслью о малом предпринимательстве в его мире, брали кредиты, затевали свое дело и лишались всего.

— Не думаю, что это такой уж большой недостаток. Свен богат и не нуждается в приданном.

— Я тоже так думаю, но... — Жаннетта с облегчением вздохнула.

— Да, ладно. Не нужны ему деньги. Я с ним поговорю. Не беспокойся. — Он был сыном своего отца, и знал, деньги не прельщают капитана.

— Бедная Мишель. Ее могут выдать замуж за старика. Без любви.

— Чего-нибудь придумаем, — проворчал Данька. Не позавидуешь девчонке. Ему было интересно, какая у него будет мачеха. Он пытался представить эту мачеху. Сумеет ли она, как это говориться, составить счастье его отцу. Здорово звучит. Сейчас так не говорят. Но что делать, но есть пословица, назвался груздем, полезай в кузовок. Или для этих широт это будет звучать иначе. Назвался шампиньоном, полезай в ридикюль. Так что Даня, шампиньон, лезь в ридикюль. Назвался свахой.... Получишь злую мачеху, как у Золушки. И станут тебя звать Золушок. Злая мачеха его бранит. А он стоит весь вымазанный сажей, теребит край своей рубахи. Мачеха ругается: какой же ты, Золушок, бестолковый. Что ни поручи, то и не сделаешь. Конюшню плохо почистил. А дымоход? Свен, откуда у тебя уродился этот Золушок? Он даже мой жемчуг не мог почистить. А нам сегодня с тобой на бал ехать к губернатору. Данька вспомнил, сегодня у губернатора бал, и они с отцом отправляются туда. Но мысли вновь вернулись к мачехе. Свен, нам пора. А ты, Золушок, до нашего возвращения перебери горох, в кладовке два мешка. И мешок риса перебери, по зернышку. Нерадивый! Свен, сколько тебя ждать?! Дэн рассмеялся таким мыслям. Представить пирата Свена подкоблучником он не мог. Не тот характер.

Вон и Клавдия. Она тоже заметно нервничает. Ох, эти женщины, — думает Даня, — чего беспокоиться. Если девчонка недурна собой, он постарается уговорить отца.

— Добрый день, Жаннетта. Добрый день, господин Дэн, — Сказала Клавдия. Чувствуется, нервничает.

— Добрый день, Клавдия, — откликнулся Данька. — Где твоя хозяйка и ее дочь?

— Они сейчас подойдут. Я пошла пораньше, что бы встретить вас и показать.

Они стояли возле торговца цветами. Ждали, когда подойдут мать с дочкой. Анна шла, высоко подняв голову. Рядом с ней Мишель. Знакомые, которые попадались по дороге, изредка кивали им головой. Большинство отворачивалось, словно не видя. По городу уже ползли слухи, что их семья разорена. Кто-то и кивал, вроде приветливо, но Анна знала, все они радуются ее горю и унижению. Перешептываются за спиной. Она старалась сделать вид, что не замечает этого. Не хочет замечать.

— Мишель, дорогая, — говорила она дочери, — вечером мы идем к губернатору на бал. Эта прогулка пойдет тебе на пользу. Подышим воздухом. Прогулка тебя развеет, у тебя появится блеск в глазах. Надеюсь, тебе понравится во дворце губернатора. Ты долгое время провела в затворничестве.

— Да, матушка, — соглашалась Мишель, хотя ей вовсе не хотелось на этот бал. Она понимала, что ее поведут туда, что бы показать женихам. Ее продать. Выставят на продажу. Ей казалось это стыдным. Как это не хорошо и не приятно. Анна приметила Клавдию, которая стояла рядом с другой женщиной и молодым человеком. Должно быть, это и есть сын капитана Свена, о котором она слышала. Пусть этот боцман получше рассмотрит ее дочь, расскажет капитану насколько привлекательна Мишель.

— Ах. Мишель, пойдем, посмотрим цветы. Может, я что-нибудь выберу.

Они подошли к торговцу цветами. Клавдия указала взглядом Дэну на Мишель. Дэн в ответ:

— Да, Клавдия, я понимаю. — Теперь он рассматривал эту девушку. Невысокого роста шатенка. Глаза карие. Приятной внешности. Очень симпатичная и стройная. Может быть, она понравится капитану Свену. А дама рядом — ее мать. Говорят, дочери похожи на матерей. Эта не потеряла былой красы. Значит, и дочь имеет все шансы оставаться долго хорошенькой. Подходящая пара для капитана. Чудесно, решил Данька.

— Клавдия, — обратился он к подруге Жаннетты, — мы с Жаннеттой пойдем. Вечером мы с капитаном должны быть на приеме у губернатора. Много еще дел. Даня многозначительно кивнул головой, давая понять, что было бы неплохо познакомить на балу эту девушку и капитана.

— Не стану вас задерживать, господин Дэн. — Клавдия попрощалась и ушла.

По дороге Жаннетта спрашивала Дэна:

— Как тебе Мишель?

— Девчонка красивая. Надеюсь, капитану она понравится. Если у нее такой же характер, как внешность, то я одобряю. И я обязательно их сегодня познакомлю.

— Ты попытайся. Может ты и прав, не хорошо, что рядом с капитаном нет заботливой женщины.

Вечером с отцом они шли на бал к губернатору. Капитан пренебрегал светскими условностями. До дворца губернатора было не далеко, нет нужды ехать в коляске или верхом. Местная знать будет демонстрировать свои наряды и драгоценности. Идти по пыльным улицам города в таком виде было бы странно. Многие хотят и выезд показать, похвастаться породистыми лошадьми и колясками. Капитан и Дэн были одеты соответственно случая, но без роскоши. Данька решил вновь вернуться к старому разговору.

— Папа, я думаю, тебе пора жениться. — Посмотрел на отца. Может и подзатыльник влепить.

— Господи, ты опять об этом. Сколько раз тебе говорить, что я уже стар для подобного. — Свен считал это пустым разговором.

— Вовсе не старый. В самый раз.

— Вот тебя бы Даня женить. — Это то, что заставит мальчишку замолчать.

— Нет, отец, мама говорит, что я все еще ребенок. Пап, мама говорит, что я ребенок. — Даня вышагивал, как пятилетний мальчишка. Забавно. — У меня у штанишек лямочка оборвалась. Мама обещала вечером пришить. Я и сандалики путаю, какой на какую ножку надо одевать. Вырасту, как ты, и научусь. Мама укладывает меня спать. Когда Каркуша нам пожелает спокойной ночи. Нас одуяло ( Даня по детски коверкал это слово) ждет и подушка. Ждут ребят. Мама приходит. Укладывает меня. Накрывает одуялом. Даничка, закрой глазки и спи. Завтра будет день опять.

— Опять шалишь. — Грустно улыбнулся капитан. — Ты меня прости, сын, что мне не довелось укладывать тебя спать.

— Что ты, пап, это не твоя вина. Я берегу мишку, плюшевого мишку. Ты мне его подарил.

— Ты ... ты его сохранил, да? — Щека Свена дернулась. Все эти годы сын ждал его. Его мальчик рос без него.

— Я его берегу. Это твой подарок. Он сидит на тумбочке возле моей кровати и до сих пор каждый вечер укладывает меня спать. Как это делал бы ты, отец.

— Даня, Данечка, — и Свен обнял сына за плечи. — Жаль, что я пропустил те годы. Очень жаль.

— Пап, ты женишься?

— Ты опять об этом!

— Ну, да.

— Ты же не отстанешь. Хорошо, я женюсь. И на ком, по твоему, я должен жениться?

— На Мишель. Мишель Леруа, дочь Гастона Леруа.

— Я незнаком с господином Гастоном. По слухам, его дочь годится мне в дочери.

— Это твои предрассудки. В этих местах все иначе. Она как раз годится тебе в жены.

— Ладно. В жены, так в жены, — махнул рукой капитан.

Они вошли во дворец губернатора. Высокие роскошные залы. Широкие лестницы и переходы. Гости начали собираться. Залы ярко освещены. Солнце за окном стремительно угасало. Играла негромкая музыка. Дамы и господа гуляли, разговаривая о чем-то. Данька и капитан пошли поприветствовать хозяина дома. Подошли к губернатору и его жене.

— Господин губернатор. Мадам, позвольте представить вам моего сына. Боцман Дэн.

— Я очень рад, — говорил губернатор, — что вы пришли, господин капитан, да еще с сыном. Смотрю, у вас замечательный наследник растет.

— Благодарю, губернатор. У вас, как всегда, собралось избранное общество. — Свен старался быть любезным, хотя не любил светской болтовни.

— Сегодня я пригласил только самых знатных жителей нашего острова. — Губернатор намекал, что считает капитана членом этого высшего общества. — И самые богатые купцы. Я делаю все возможное для процветания нашего острова. Во славу его Величества.

— О, да, господин губернатор, все знают, сколько стараний и сил вы приложили. Никто другой не сделал бы больше. Король оценит ваши заслуги. — Черт побери, тебя и твоего короля.

Данька благоразумно молчал. Для себя эту ситуацию он оценил, как обычное бахвальство местного чиновника. Сейчас из уст губернатора зазвучит не стареющее: под моим чутким руководством, в недрах моей системы...

— Господин губернатор, — продолжал Свен, — с вашего позволения, я покажу сыну ваш чудесный дом и познакомлю с кем-нибудь из ваших гостей.

— Да, капитан. Покажите вашему сыну мой дом. Вы всегда желанные гости в нем.

Капитан и Дэн отошли, а к губернатору подошли следующие гости.

— Ну, Дэн, мы запечатлели почтение нашему губернатору. Здесь такая скука. Я так и не научился держаться в этом обществе. Это не для меня.

— Я тоже не умею. Но у нас есть цель. Сейчас я познакомлю тебя и Мишель.

— Даня. Я не знаю господина Леруа. Неудобно вот так, просто... это не принято в обществе.

— Капитан, — махнул рукой Данька, — вон они.

Семейство Леруа стояло возле одной из колонн. Знакомые к ним не подходили, делали вид, что не замечают. Людей привлекает только успех. Если эти несчастные решат попросить взаймы, можно оказаться в неудобной ситуации.

— Мы что, так просто заявимся... — Кажется капитан робел.

— А почему, нет? Капитан, не робей, мы идем на абордаж. Идем, Свен, — Данька решительно зашагал в сторону семейства Леруа. Отец шел следом. Даня подошел к дамам, которых видел сегодня на рынке. Поклонился.

— Добрый вечер, господин Леруа. Добрый вечер, очаровательные дамы. Я Дэн, боцман Дэн. Я давно мечтал с вами познакомиться. А это мой отец, капитан Свен. — Дэн в упор смотрел на господина Леруа. Тебе, графеныш, или кто ты там, с такой провинциальной простотой не совладать.

— Очень приятно, — ответил Гастон, он не знал, как вести себя в подобной ситуации. Но делать было нечего. По крайней мере хоть кто-то подошел поприветствовать. А Данька продолжал:

— Мадам Леруа, вы, как всегда, прекрасны. А это ваша дочь, Мишель? — Дэн просто играл светского человека, как представлял его себе.

— Да, моя дочь. Она недавно вернулась из монастыря, где она воспитывалась. Мы решили, что ей будет полезно познакомиться с нашим обществом.

— Разумеется, госпожа Леруа. — Дэн ручкой изобразил что-то изящное. — Ваша дочь настоящее украшение этого вечера. И так похожа на вас и вашего мужа.

В это время заиграла громче музыка, начинались танцы. Пора наступать.

— Ах, господа, мой отец, капитан Свен, человек морской, но обожает танцы. Просто обожает. И такая музыка. Мадмуазель Мишель, вы не откажете капитану в одном танце. Я уверен, вы прекрасно танцуете. Прошу, один танец с моим отцом. Капитан,— он обернулся к Свену, — вы обязаны предложить один танец столь очаровательной даме.

Свену ничего не оставалось, как предложить руку Мишель и увести ее танцевать. Ну, погоди, я позже с тобой разберусь, светский лев. Данька стоял рядом с четой Леруа. Время от времени бросал взгляд на Гастона.

— Они прекрасно танцуют, как вам кажется, господин Леруа? Замечательная пара, вы не находите, мадам Анна?

— Ваш батюшка, капитан Свен, отличный танцор. — Согласилась Анна. Если бы капитан просто переступал с ноги на ногу, был хромым и горбатым, она превозносила бы его до небес, в соответствии с состоянием его кошелька.

— Смотрите, какая замечательная пара, — вторил ей Данька, — как замечательно танцуют.

Он смотрел на танцующих, бросал взгляд на Гастона и говорил:

— Мы редко выбираемся на такие вечера. Отец постоянно в море. А вы, господин Леруа, вы тоже редко бываете на балах? Я слышал у вас поместье. А это требует неустанного внимания. Отнимает столько времени.

— Да. Вы правы. Это очень хлопотное занятие. — Бойкий парень. Этот не упустит своего.

— Я наслышан, у вас замечательный дом, и очень гостеприимный. Все так говорят.

— Да, — подтвердил Гастон. — Двери моего дома всегда открыты для гостей.

— Господин Гастон, я уверен, капитан с радостью примет ваше приглашение. И на днях приедет к вам. Вы, ведь, не против? — Вот так, приглашение будет получено. И что с того, напросился.

— Да, да, — согласился Гастон. — Думаю, вы и ваш отец сможете заехать к нам завтра после обеда.

— Отец будет рад вашему приглашению. Он непременно заедет к вам. — какого черта я потащусь к вам. Мой батя, мальчик взрослый, я не собираюсь опекать его до дряхлой старости в вопросах с женщинами.

Танец закончился. Капитан подвел свою даму к ее родителям.

— Благодарю, мадмуазель, за танец. — Свен поклонился. — Мы должны переговорить здесь с другими гостями. Прошу нас извинить.

Когда он танцевал с Мишель, девушка так мило смущалась. Она, действительно, очень хорошенькая. Но еще совсем дитя. Кто его знает, может она и станет его женой — закралась мысль в голову Свена. Мишель в танце думала, что капитан красивый сильный мужчина. Она и согласилась бы на эту партию. От нее ничего не зависит. Она чувствовала, что все остальные присутствующие здесь господа сторонятся их семьи. Даже дышать в этой пустоте было трудно. Они были изгоями. И только этот мужчина подошел. Она не хотела бы поклоняться этому мужчине или вообще какому-то мужчине. Стать чьей-то женой. Ей казалось это страшным. Она предпочла бы служению мужчине служение небесам. Но если такова будет воля ее отца.... Капитан и Дэн откланялись. Даньке все это было не интересно. Пустые разговоры, люди, завернутые в дорогие ткани, увешанные драгоценностями. Зачем они сюда пришли. Продемонстрировать свое богатство, не более того. Пустое времяпровождения. Вот они, хозяева жизни. Выставка тщеславия. На окраине города, вдали от этой ярмарки живут тоже люди. В рваной и грязной одежде, босиком. Они работают до изнеможения. А эти, закутанные в дорогие тряпки, сгорбились под тяжестью драгоценностей. Какая несправедливость. И в его мире не так уж много справедливости.

Они с капитаном покинули дворец губернатора. Когда бал был еще в полном разгаре. Шли по темным улицам, беседовали.

— Папа, как тебе Мишель? Симпатичная девчонка.

— Дэн. Уймись. — Капитан и сам не знал, что сказать.

— А ты знаешь, на светских балах кавалер приглашал даму на один, максимум два танца. Третье приглашение считалось либо неприличным или много говорящим. За этим наблюдали дамы — распорядительницы бала, — сообщил Даня.

— Какой же ты знаток светских приличий. Откуда бы это? Только знакомиться ты полез не по заведенным правилам.

Рэм улыбался. Как легко смутить твой покой капитан. Смазливое личико, горячее упругое тело, которое ты держишь в танце... И пропал мужчина. Хороши дочери Евы. На кого они больше похожи, на прародительницу Еву или на первую жену Адама, Лиллит. Распутницу, покинувшую мужа, ради утех с демонами. Рэм презирал женщин. Легкий укол в сердце героя. Настоящее искушение ждет дальше. Женщину можно заменить другой, а власть ничем заменить нельзя.

— Ну. Все таки, она тебе понравилась? — Дэну не терпелось получить ответ.

— Понравилась. Понравилась. — Рэм рассмеялся, услышав этот ответ.

— Господин Леруа пригласил тебя в гости завтра после обеда. Думаю, тебе надо съездить. Правда, по слухам, господин Гастон задолжал много ростовщикам. Но ведь тебе приданое не нужно. Капитан?

— Нет, не нужно. У меня денег достаточно. — О таких пустяках он и не думал. Каверзный паршивец у него вырос. Можно и не спрашивать, приглашение он вырвал силой. Упрямый черт.

— Это же не порок, что она бесприданница. Симпатичная девчонка.

— Даня, ты умолкни. — Несносный мальчишка.

— Я умолкну, как только ты поведешь ее под венец.

— Хорошо, — начал сердиться Свен, — завтра с утра все брошу и поведу ее под венец. Мне больше заняться нечем.

— Ну, Свен, — канючил Данька. — Ну, не сразу. Девушки любят, что бы им всякие цветы, конфеты... А потом поведешь ее под венец.

— Я учту советы такого опытного сердцееда, как ты, Даня. А что ты так стараешься пристроить меня на старости лет?

— Я хочу, что бы у тебя была насыщенная полная жизнь. Иногда я думаю, вдруг так случится, что я застряну в том мире и не смогу попасть к тебе. Или в бою... Всякое может случиться. Мне будет спокойнее думать, что ты не одинок.

— Даня, Даня, какой же ты у нас...

Часть 10

Услышав новости по телевизору, Антон испугался. Все это игра, невинная игра! Он не знал. Нет, он знал, прекрасно знал. Зачем врать себе. Семь человек, фотографии которых он отдал Райнеру, убиты. В одну ночь убиты люди криминального авторитета Демидыча. Он передал приказ убить. Что делать? Поговорить с Рэмом? Идти в полицию. Признаться в соучастии? Он был в растерянности, когда позвонил хозяин, велел зайти к нему.

Антон вошел в кабинет.

— Входи, Антон. Отличная работа, взгляни. — Рэм пальцем подвинул фотографии к секретарю.

Антон бросил взгляд на снимки. Жутко. Люди, приколотые к стене кинжалами. Кровь. Безжизненные глаза.

— Тебе не в чем винить себя. Ты — перст судьбы. Ты выбрал их. Антон, они в твоей были власти. — Рэм думал, маленький царек, я дал тебе власть, вложил меч в твои хилые ручонки. Как тебе вкус власти? — У тебя есть враги? Нет? У могущественных людей всегда есть враги. Они появятся и у тебя. И ты сможешь их уничтожить. Ведь ты не хочешь всю жизнь выпрашивать подаяние? А?

— Нет, не хочу. — Он никакого отношения не имеет к этой серой массе. Он молод, умен, талантлив. Его законное место быть выше других.

— Возьми, это визитная карточка автосалона. Я заказал машину, он твоя. Райнер даст тебе водителя. Спортсмен, таких много при клубах. Амбиций много, способностей... Райнер постарался, мальчишка по уши увяз в дерме. Он твой. И позвони Демидычу, он должен передумать. Нет. Не звони. Его прошлое нам ни к чему. Его место займет молодой. — Рэм достал фотографию. — Симпатичный, выглядит прилично. Ему позвони. Его зовут Денис Мантышев. Скажи, шеф его собрался нынче на небеса. Король умер, да здравствует король. Корону он получит из твоих рук. На встречу с тобой поедет наш Райнер. Он не позволит наследнику наделать ошибок. Фото Демидыча отдашь Райнеру. У тебя все получится, ты способный. Ты все понял?

— Да, Рэм, я все понял. Все сделаю. Могу идти?

— Иди, займись делом.

Антон шел к выходу. Судьба на его стороне. Его способности заметили. Он выше других, пусть неудачник плачет. Рэм смотрел в спину парня. От хлеба не отказался. Власть принял. На стрелку пойдет и не приткнет о камень ногу свою. Не отказался ни от одного искушения. Из него получится хороший секретарь.

Лекции закончились. Они вышли на улицу. Мягкие пушистые хлопья снега падали на землю. День клонился к закату. Данька сказал:

— Уже солнце на закате,

Снег над городом кружит,

В горностае в белом платье

Сквозь метель Зима спешит.

Дней сугробы под ногами,

И до дома не дойти,

Вот такими вечерами,

Люди плачут от тоски.

Говорят, напрасны думы

Об утраченной мечте.

Зазвенят надежды струны

В этой вьюжной темноте.

— Что за пессимизм, Даня? — Спросил Гришка. — Впрочем, источник всякого пессимизма и депрессии — голодный желудок. Стоит хорошо поесть и все проходит. Это лучшее лекарство от депрессии.

— Ты так думаешь? — Данька сомневался. Большой тоски на голодный желудок он не испытывал, так некоторый дискомфорт.

— А что тут думать. Ты сам знаешь. Если человек нервничает, расстроен, его на еду тянет. Распахнешь холодильник, перекусишь, и на душе легче. И от бессонницы лучшее средство. Лежишь, а как тут уснешь, если в животе пусто, пойдешь, чего пожуешь. Ляжешь. Расслабишься и уснешь. Оно понятно, когда плотно поешь, весь организм радуется. Это врачи выдумали всякие диеты, не есть на ночь. В природе все не так. Возьмем кошку, поест, свернется калачиком и дремлет. А голодная кошка бегает, мявкает. Природу не обманешь.

— Гриш, глядя на тебя, можно решить, что ты состоишь из одного брюха. Ничего другого в тебе нет. Ни сердца, ни легких. — Сокрушался Данька.

— Сердце у меня есть. — В этом он был уверен, но не совсем.

— И где у тебя сердце? — Данька рассмеялся. — У тебя гранитный камешек в груди.

— У меня есть сердце, — возражал Гриша. Если он кого любил, то всем сердцем.

— Какая у нас медицина продвинутая! Даже у тебя сердце нашли. Не верю! — Данька с подозрением посмотрел на друга. Он подозревал его в толстокожести.

— Нашли, при помощи рентгена. Рентген делали на голодный желудок. И обнаружили, что у меня сердце прячется за желудком. — Гришка поддержал насмешливый тон приятеля.

— Нашли гранитный камешек?

— Нашли, конечно. — Отчего никто не верит, что он самое нежное создание.

— А они могли ошибиться. Камень видят, а это не сердце, камни в почках.

— Нет, это мое сердце. Большое, горячее, любящее. Все знают, путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Кажется, так говорил Наполеон, а он не только был солдатом, а и сердцеедом.

— И ты полюбишь ту, что достучится до твоего желудка? — Любопытно, какие девчонки нравяться Грише.

— Естественно. Жена что должна? Кормить мужа. Это ее долг. — Перед ним был пример, его мать. Она хоть и заботилась о своей внешности, но накормить своих мужиков не забывала.

— Ах, — удивился Данька, — это ее супружеский долг. Кормить мужа?

— Естественно, она должна заботиться о телесном благополучии своего супруга.

— А о духовном? — Не унимался Даня. Жениться на корове, которая сама объедается плюшками и мужа пичкает до упора.

— О духовном должна побеспокоиться любовница. — Гриша назидательно поднял вверх указательный палец.

— Так, по-твоему, любовница и заботиться о духовном? — Вот новость. Так без любовницы и жизни нет.

— Ну, да. С древности так повелось, — утверждал Гриша. Теперь он просто хотел доказать свою правоту. — Вспомни, были гетеры, гейши. Они заботились о духовном в мужчине.

— Так это и есть духовное в мужчине? — Посмеивался Данька. Короткие встречи урывками, в тайне от жены, приглушенный свет и шелест простыней. Душа радуется.

— Да. Вспомни древние Афины. Архистратиг, руководитель Афин Перикл. Кто помнит его жену? А его подруга гетера Аспасия? Все ее знают. И вспомни древнегреческую поэтессу Сафо. Она создавала свои шедевры на ложе любви с мужчиной. Тогда она и создавала духовность.

— Так вот она, духовная составляющая жизни. — На лице Даньки прозрение, он слушает мудреца.

— Разумеется, — серьезно говорил Гриша. Кажется ему пришли в голову достойные аргументы.

— Так вот оно что! Все спорят, где находится душа человека. Одни говорят, в сердце, другие — в голове. А ты ее нашел ниже пупка. — Ну, Гриша, как я тебя!

Гришка задумался. Сдаваться он не собирался.

— Йоги нашли чакры. И где? В районе темени, на лбу, в груди и ниже пупка. Не помню, как называется эта точка. Кажется, кундалини. Почему душа не может находиться там же?

— Так у тебя душе отведено место ниже кундалини, совсем ниже? — Ехидно допытывался Даня. — Ты ничего не попутал?

— Что я мог перепутать? — Гриша даже остановился.

— Уролога с духовником.

— Не перепутал. Для души все важно. Почему душа не может обитать там?

— Тогда объясни, что значит душевный разговор, разговор по душам. Это когда на второй русский язык переходят? Пошел ты... Это к душе отправляют?

— Иногда и так бывает по душам.

— А говорят, они жили душа в душу. Это ночью в комнате, он и она. И тут душа в душу.

— Почему только ночью, можно и в другое время. Душа в душу. — Холера ты, Даня.

— Это как? Когда ее муж на работе? Ты приходишь к любовнице, за душевным. И вот тут. Просто ты ему открыла двери потому, что мужа дома нет. И тут душа в душу?

— Почему ты, Даня, не веришь в настоящую, искреннюю дружбу между мужчиной и женщиной?— Начал возмущаться Гриша.

— Верю. Только надо различать, вот карапуз бежит, это плод любви, а тот — плод дружбы. У нас, Гриша, на остров приехал парень. Сын графа. Бастард. Вот батюшка его и сослал в Новый Свет, подальше от глаз. Как он на меня посмотрит, если я стану ему объяснять, что он плод дружбы.

— Все ты, Даня, не так понимаешь. Тебе о насущном, о добром. Кстати, идем ко мне. У меня в холодильнике курица отварная есть. Вафельный торт. — Что может быть более насущным и добрым.

— Это совсем другое дело, — согласился Данька.

Рэм посмеивался. Вот, Даня начал с каменного сердца, а потом к хлебу насущному вернулся. Как просто камень обратить в хлеб.

Они пошли домой к Грише.

— Здорово, Даня, что мы с тобой по всем предметам аттестованы. Я думал, мне англичанка аттестацию не поставит. Поставила. Я ее измором взял. — Гриша даже чуточку гордился тем, что вымотал преподавателя.

— Тебе Гриша надо побольше заниматься английским языком, в сессию она тебя вальнет.

— Сам знаю. А что делать? — Он понимал, что все это может плохо для него закончиться. Но выучить язык не мог.

— За учебниками сидеть. Другого пути нет.

— Посижу. А толку? — Гришка старался. Из кожи лез вон, срывался на учебник, кидал его в дальний угол, брал снова. Не мог он овладеть грамматикой.

— Возьми какой-нибудь звуковой самоучитель английского языка. — Предложил Данька. Сам же он определял язык по звуку.

— Ладно. — Но в голосе не было энтузиазма.

Гришка доставал из холодильника куру.

— Разогреем или так? — Связываться с микроволновкой ему не хотелось.

— Давай так, холодную. — Данька и сам не любил долго возиться с едой. А мясо можно есть холодным.

Они нарезали мягкий аппетитный батон, поделили курицу. После достали торт. И началась забота о телесном существовании. Расправившись с припасами. Они блаженно отдыхали за столом на кухне. Гришка был задумчивым и чуть опечаленным.

— Гриша, а ты, случаем, сейчас не обдумываешь сюжет романа?

— Какого?

— Былое и думы. Его будешь писать. Только будет он очень коротким.

— И о чем я напишу, реки, отрок.

— На столе стояла тарелка с курицей. Я ее съел, она стала былым. И теперь все думы мои о том, а не съесть ли еще чего.

— Я не обжора. — К издевательствам друга он привык. — Люблю поесть и не скрываю. Сейчас уберу со стола, и пойдем в мою комнату.

Убрали посуду, перешли в комнату. Гришка устроился за письменным столом. Напротив него расселся Даня. Он заметил на столе у друга альбом. Взял его, открыл. Рисунки. Портреты.

— Ты, Гриша, рисуешь? — Еще один талант.

— Да, ну. — Гришка махнул рукой. — Многие рисуют. Сидят, задумались и рисуют рожицы. И я так. А потом это полезно в нашей профессии, нарисовать портрет преступника.

— Ах, так ты для борьбы с преступностью рисуешь. — Скромничает. Для души рисует, только стесняется.

— Конечно.

— А я подумал, ты потом будешь картины писать. В свободное время. _ Даня немного завидовал тем, кто обладает такими талантами. Рисовать, петь. Петь он любил, но бог обидел его голосом и слухом.

— Не знаю, может и буду. — Грише нравилось отображать на листе бумаги то, что он видел. А видел он это по своему. Это не были фотографии, а нечто большее.

Потом Даня обратил внимание, что фигурка леопарда, которую он подарил другу, стоит на бумажках для записи. Золотой леопард.

— Удобная вещь, — прокомментировал Гриша, — прижмешь листочки для записи, и их ветер не сдует. Не потеряешь. Практичная штука оказалась.

Данька рассмеялся.

— Ты бессребреник. Удобно золотым леопардом листочки прижимать.

— Удобно. Но я не бессребреник. Таковыми являются те, кто не имеет ничего за душой и ничего получить не может.

— А стяжатели, это кто?

— Кто что стягивает. Время, например. Живет человек от зарплаты до зарплаты. Время тянет, стягивает. Вот он и есть стяжатель. Ладно, давай займемся мирскими делами. — Гриша показал на стопку книг на своем столе. — Я тут у отца в шкафу пошарил. Кое-что из литературы к семинару приготовил. Посмотри. И еще я в интернете случайно нашел методичку. Профессор из Петербурга написал. Коротко, но мне показалось по делу. Комп включу. Посмотрим.

Они готовились к занятиям в университете. После Данька шел домой по вечерней заснеженной улице. Было хорошо, тихо. Он не торопился. Под ногами поскрипывал снег. Шел не спеша, сегодня ему не надо было идти на тренировки. Так он называл занятия в спецшколе. Пришел домой. Мать обрадовалась.

— Даня, ты сегодня пораньше. — Совсем ребенку некогда отдохнуть. Как их нагружают в академии.

— Да, так получилось. Что-то я немного устал. Спортзал был занят, а в читалке сидеть не захотел.

Родителям он говорил, что задерживается в читальном зале или на спортивных тренировках. Мать верила и даже радовалась такой устремленности сына. Другие студенты только в сессию вспоминают об учебниках, а ее Даня занимается ежедневно. Как не похвалить сына.

Яркое солнце Тортуги, настоящее лето. Везунчик Данька каждый день оказывается на курорте под жарким солнцем. И за эту путевку платить не надо. Он отдыхает на Карибах.

Марсель потихоньку осваивался на этом острове, в этом городе. Городок ему нравился, пришелся по душе. И постоялый двор "Красная черепаха" его устраивал. Комната не плохая, кормят хорошо. Горечь изгнания начала проходить. Пару раз он ходил в порт, к складам, где можно встретить капитанов торговых судов. Пытался найти работу. Может, удастся устроиться на работу. Ему хотелось устроиться на корабль, который бы ходил вдоль побережья Америки. Не хотел и думать о Европе. Он решил для себя, что здесь будет его дом. Хорошо бы устроиться на такой корабль, который возвращается сюда, на Тортугу. И всякий раз он будет останавливаться в той же самой таверне, в "Красной черепахе". Марсель вновь отправился в порт в надежде, что сегодня ему повезет, и он сможет договориться с кем-нибудь из капитанов. Он шел не спеша, не разглядывая знакомую улицу. Он был погружен в свои мысли. Данька заметил впереди знакомую фигуру. А, Марсель! Коробейник! Его знакомый. Куда это он рулит? Данька решил догнать его, Поравнялся с ним. Окликнул:

— Марсель! Куда бежишь?

— Я, — Марсель обернулся, — Дэн. Я пошел посмотреть, вдруг удастся устроиться на какой корабль. Сколько можно сидеть. Найду работу, глядишь, жизнь наладится.

— Что в гости не заходишь? — Даня подстроился под шаг Марселя.

— Как-то не получилось. — Марселю просто было неудобно идти к новому знакомому. Кто он такой в этом новом мире? Не признаваться же в этом Дэну.

— Если ты не очень занят, я иду на наш корабль, на "Скиталец". Это такой красавец. Хочешь посмотреть? Пойдем со мной. — Даня хотел, что б парень плавал на их корабле.

Рэм было собрался за ними присмотреть, но почувствовал присутствие Романа. Скрылся. Опомнился, разносчик горшков, решил посмотреть на плоды трудов своих. Сидел бы в своей норе, от таких, как ты, толка мало. Не делай добро, и тебе не сотворят зла! Сам нарываешься.

Роман присмотрелся к французу. А ведь парень при другом раскладе принесет пользу. Не сейчас, позже.

Марсель согласился. Ему было интересно посмотреть, он чувствовал, Дэн гордится своим "Скитальцем".

— Идем сюда, — сказал Данька, сворачивая с основной улицы, — у меня там лодка. Возьмем ее и быстро доплывем.

Они вышли туда, где капитан держал свои лодки. Возле лодок возился Сержио.

— Привет, Сержио. Ты что тут делаешь?

— Леон попросил посмотреть все ли в порядке с лодками. Подготовить. Он к Ронни собрался. А ты куда, Дэн? — Сержио готовил лодку к выходу в море. Он вполне освоился в доме капитана, был счастлив. Леон брал его в свои деловые поездки.

— На "Скиталец". Хочу показать Марселю наш корабль.

— Да, корабль отменный. Есть на что посмотреть.

Данька сел на весла, и они поплыли с Марселем к "Скитальцу". Вот и сам корабль. Марсель смотрел на этот парусник. Действительно, хорош корабль. Отличный. Есть на что посмотреть. Они

поднялись на палубу.

— Пойдем, Марсель. Я покажу тебе весь корабль. — Гордость распирала Дэна. Каждая досочка палубы, реи и паруса для него были музыкой.

К ним подошел Сайрус.

— Привет, Дэн. Соскучился, решил зайти?

— Посмотреть, как вы тут. Построжить, а то разбаловались без меня. — Строгости в голосе не было. Эти парни были его жизнью, всем, без чего он не мог существовать.

— Это так. Как же мы без нашего великого боцмана, без тебя Дэн. Без тебя здесь все обрушится.

— Вот, вот. За вами глаз, да глаз нужен.

— Ну и гляди! — Смеялся Сайрус. — Гляди, сколько хочешь.

— Слушай, а кто сегодня за старшего?

— Колин.

— Пойдем, Марсель, я познакомлю тебя со старпомом. — Вот, кто поможет устроиться Марселю на один из кораблей.

Старпом отыскался на юте.

— Колин, — обратился Данька, — привет.

— Добрый день, Дэн. Решил посмотреть, как мы тут. Скучаешь?

— Есть немного. Засиделся на берегу.

— Придет срок, и ты заступишь на вахту.

— Все равно, Колин, без этого корабля жизнь какая-то не такая, пресная.

— Мы все душой привязаны к этому кораблю. — Колин вопросительно посмотрел на спутника Дэна.

— Колин, это Марсель. Он недавно на острове. Прибыл из Франции. Он шкипер. Шел в порт, ищет на какой корабль устроиться. А я решил показать наш. Хотелось похвастаться.

— Как, сударь, вам наш корабль?

— Корабль великолепный. Трудно найти лучше. Под таким парусом ходить, это честь.

— А под таким флагом? — Хитро подмигнул Дэну Колин.

— Я ничего не имею против Веселого Роджера. Каждый волен сам выбирать.

— Колин, — решил вдруг спросить Данька, — у тебя есть знакомые капитаны. Может, спросишь, кому нужен шкипер. Поможешь парню?

— Знакомые есть. Спрошу. Отчего не помочь.

— Ты только посмотри, что б корабль был по лучше и капитан нормальный. — Дэн наслушался о капитанах, что житья не дают матросам. О бунтах на корабле. На "Скитальце" было много таких взбунтовавшихся матросов. Здесь они нашли свое место.

— Торговый корабль это одно. Но здесь много и вольных братьев. Могу и с ними переговорить.

Марсель задумался. Честь дворянина не позволит служить на корабле пиратов. Он только бастард, о какой чести тут заботиться. Была, не была.

— Можно и на вольном корабле. Если капитан не какой-нибудь людоед.

— А ты в бою не подведешь? Опыт есть? — Колин оценивающе оглядел француза.

— Кой-какой имеется. Думаю, в бою не подведу. — У него были неплохие учителя фехтования.

— Тогда вопрос можно решить довольно просто, Марсель. Поговорю я тут с одним знакомым капитаном.

— Спасибо, Колин. — Начал благодарить Данька. — Ты расхвали Марселя капитану.

— Поговорю. Я этого капитана знаю много лет. Да и ты с ним знаком.

— Ты это о ком? — До Даньки начинало доходить, что придумал Колин.

— Как о ком? О капитане Свене. О твоем отце. Придет он сюда, я и переговорю. Ты сам просил. Тут и капитан не людоед и судно отличное. По этим статьям судно подходит. — Колин улыбаясь посмотрел на Марселя. — Команда на корабле лучшая в этих морях.

— Спасибо, господин старший помощник, я буду благодарен, если вы дадите рекомендации капитану.

— Я поговорю с капитаном. Думаю, и Брин поможет. И твой заступник, Дэн, словечко замолвит. Ну, ладно, знакомься с кораблем.

Потом они облазили весь корабль. Марсель признался:

— Дэн, я не ожидал, что буду плавать с тобой вместе. Прийти на корабль, где хоть кого-то знаешь. Ты, тот парень, Брайан. Хорошее начало. Мне повезло, в первый же день встретил тебя. И старпом меня принял. Видимо, это судьба. Значит, так тому и быть. Если капитан не откажет, я с вами.

Жнец-Сеятель хитро улыбался. Конечно, капитан не откажет. Если такова судьба. Нужно только чуть— чуть подправить дорогу смертного. И он пойдет так, как нужно в этом мире.

Парни вернулись на берег. Они привязали лодку. Стояла жара. Данька предложил:

— Поплаваем? Ты хорошо плаваешь?

— Я моряк.

Они долго плавали, резвились в воде. Вышли на берег, сели обсыхать.

— Прости, Марсель, — начал Данька, — если не хочешь, можешь не отвечать, вот ты — граф....

— Не граф я. Я сын графа, незаконнорожденный.

— Но у тебя есть право на герб перечеркнутый чертой. Кажется так в геральдике.

— Имею.

— Тебя не очень смущает, что ты, в чьих жилах течет кровь дворянина, будешь с нами, с пиратами?

— Нет, не смущает. — Марсель решил, это судьба.

— Я так думаю, Марсель, все это дворянство выросло из обычных разбойников. Кто больше захватит и удержит. Потом выбрали короля. Главного разбойника. И стали считать это своей заслугой.

Они обсохли. Оделись и пошли в город. Расстались возле "Красной черепахи".

— Заходи ко мне в гости, — предложил напоследок Дэн. — Может, с капитаном познакомишься. Придешь? Колин переговорит со Свеном, за набор команды он отвечает на нашем корабле.

— Обязательно приду, Дэн.

Часть 11

Как-то незаметно пришел январь. Миновали новогодние праздники. Вот и январь налетел, накатил бешеный, как электричка. Пришла сессия, испытание для всякого студента. Они готовились. Читали конспекты, листали учебники. Данька целыми днями просиживал за учебниками. Когда становилось совсем невмоготу смотреть в листы учебников, он отправлялся на кухню к холодильнику. Холодильник катастрофически пустел. Прерывался Данька часто. А вы сами попробуйте целыми днями зубрить. Прав Гришка, когда говорил, что лучшее средство от нервов и утомления — хорошо поесть. Сессию они сдавали не плохо, все шло хорошо. Единственным камнем преткновения для Грини был английский язык. Гришка очень переживал. Не давался ему этот предмет. Боялся Нелли Николаевны, их преподавателя по английскому. Для Дани иностранный язык не был проблемой. Он подозревал, что даже думает на иностранном языке. Главное, что бы собеседник первым заговорил. В нем что-то срабатывало, он тотчас осуществлял анализ языка, его форм. И начинал говорить на незнакомом языке, как на родном. С Нелей Николаевной он разговаривал на английском совершенно не задумываясь, не выбирая мучительно нужных слов в памяти. Он чувствовал тонкие нюансы языка. Мог передать точно любые оттенки. С Гришкой беда. Английский был у них последним экзаменом. Они стояли перед аудиторией. Ждали своей очереди, что бы зайти. Гришка явно нервничал.

— А вдруг она меня пошлет подальше. — Переминался с ноги на ногу.

— Ты об этом не думай. Сосредоточься. Ты все знаешь. Мы с тобой все темы проговорили, ты переводами занимался. — Как мог Даня подбадривал друга.

— Занимался. А в голове пусто сейчас. — Гриша почти стонал, предчувствуя неизбежный провал.

— Возьмешь билет, успокоишься. Все на место встанет. Это у тебя от волнения. — Не дрожи ты. Я и сам начинаю паниковать.

Вышел очередной студент.

— Гриша, иди. — Парень кивает головой. — У меня хор. У Нелли Николаевны хорошее настроение.

Гришка распахнул дверь и, почти закрыв глаза, бросился вперед в эту неизвестность. Через несколько минут Данька вошел вслед за другом. Взял билет, сел готовиться. Вопросы он прочитал бегло. Он мог бы ответить без подготовки, но решил посмотреть, как будет сдавать Гриня. Дошел черед до Гришки. Он сел рядом с Нелей Николаевной. Положил билет и начал отвечать. Неля Николаевна только тяжело вздыхала. Она посмотрела в сторону Дани. Вот студент, так студент. Прекрасно владеет материалом, язык знает отлично. А этот сидит и что-то мямлит. А произношение! Так хочется заткнуть себе уши, не слышать. Наконец, ответ закончен. Какое облегчение, подумала Неля Николаевна. Она решила отказаться от дополнительных вопросов. Во избежание худшего.

— Хорошо, — сказала она студенту. — Я поставлю вам.... Она обреченно вздохнула: удовлетворительно.

Гришка сидел на стуле и сопел носом. Данька не выдержал.

— Неля Николаевна.

— Что, Даня?

— А поставьте ему четыре. — Данька умоляюще смотрел на преподавателя.

— Это за что? За что я должна поставить ему четыре? — Чего не выдумают студенты.

— Неля Николаевна, он же готовился. Он так готовился. — Горячая мольба, страсть в этой просьбе. — Он очень старался. Не получилось. Он нервничал. Гриша человек тонкой нервной организации. Он будет так переживать. Это шекспировская трагедия. Представьте, настоящая трагедия.

— И в чем здесь трагедия? — И что на этот раз она услышит? Кажется, что-то новенькое.

— Поставите вы ему сейчас три, он выйдет, встанет там, у окна. Будет себя ругать. Полное отчаяние, словно жизнь закончена. Он будет безумно страдать. А вы, Неля Николаевна, вы душевный, добрый человек. Вы выйдите из аудитории. Вот Гриша. Его отчаянье. Исправить уже ничего нельзя. И вы тоже будете переживать. И тоже будете страдать. Сон будет бежать от вас. Это может описать только Шекспир. Вы страдаете, и он страдает. И это из-за того, что вы не поверили в его талант. В его способности. Вдруг в нем прорежется неожиданный талант к языкам. Вы потом будете ругать себя, что не поддержали его вовремя.

— Даня, но я должна ему поставить три. То, что он заслужил. — Она сдерживала улыбку. Хитрец, трагедия, на слезу давит.

— Вот, Неля Николаевна, долг. Вы должны. Из-за этого свершаются многие трагедии. Вспомните Шекспира.

— А причем, Даня, опять здесь Шекспир?

— Как причем? — Искреннее удивление. Все так очевидно. — Вспомните, короля Лира. Корделия, любящая дочь, что она твердила? Я вас люблю, как мне велит дочерний долг. Ужасное слово долг. Тут талант гибнет. И погибнет во имя долга. Ваш долг распознать талант. Пойти наперекор ложному чувству долга во имя справедливости. Во имя высшего долга. Вы поступите по справедливости. По совести.

— Даня, — не выдержала Неля Николаевна, — давай поступим по справедливости, по совести. Я поставлю тебе его тройку, а ему твою пятерку. Идет такой ченьдж?

— Я согласен. — Данька даже не задумывался. Обмен, так обмен.

— Иди, Даня, ищи свою зачетку, я поставлю тебе удовлетворительно. — Неля Николаевна лукавила. Ставить тройку такому ученику она не собиралась.

Данька нашел свою зачетку, протянул ее. Гришка сказал:

— Неля Николаевна, не надо. Ставьте мне мою тройку, а Дане его пятерку.

— Неля Николаевна, не слушайте его. Мы договорились, мне — три, ему — пять.

Неля Николаевна посмотрела вначале на Даню, потом на Гришу. Вот ведь два друга. Настоящая крепкая дружба. На многое можно пойти ради друга.

— Хорошо, — она взяла зачетку Даньки, начала писать.

— Неля Николаевна. Вы мне удовлетворительно. Удовлетворительно ставьте.

— Даня. Я поставлю тебе отлично. Ну, а Грише, так и быть, авансом поставлю четверку. Только ты, Гриша, не загуби свой талант, постарайся. Что бы он прорезался к следующей сессии.

— Я постараюсь. Неля Николаевна. Спасибо.

Ребята взяли зачетки и вышли из аудитории. Они стояли возле окна. Ждали, когда закончится экзамен. Обычно так поступали все в их группе, ждали последнего из своих ребят. Старались поддержать. Группа у них была слаженная.

— Ты даешь, Данька, Нелю Николаевну уболтал. В это трудно поверить.

— А я такой, а я упрямый.

Закончился экзамен. Вышел последний студент. Вскоре из аудитории вышла Неля Николаевна с ведомостью в руках. Она посмотрела на этих друзей. Улыбнулась чему-то, кивнула головой и пошла в деканат.

— Э, парни, сессия закончена, — Антон их профсоюзный лидер. Он был самым активным в их группе. С первых дней ему было нужно вести народ куда-то. При этом совершенно без разницы куда. В поход на лыжах, на турбазу, на конференцию. — Надо собраться по этому поводу.

-Куда ты собрался нас вывести? — Леонид был в их группе самым спокойным. Не слишком активным, ему было просто лень куда-то ехать.

— На турбазу. Лес, снег, теплый очаг после прогулки.

— И волки вокруг? Черт с тобой, все равно от тебя не отделаться. Только попроще и подешевле.

Большинство ребят с этим согласились. Отдых должен быть комфортабельным, но не обременительным для кошелька. Инициатива наказуема — все свалили на Антона. Пусть займется организацией.

Парни отправились домой.

— Что, — сказал Гришка, — без троек закончили.

— Без троек. — Даня тоже был доволен.

— Так нам теперь стипендия светит. Отец будет рад. А то бы пилил меня за эту тройку. Я сам понимаю, что виноват. Учить надо лучше. Нет у меня способностей к языкам. Это тебе они даются. Обещаю, подтяну. Постараюсь.

— Ладно, Гриша, сессия закончена. Время отдыхать. Хоть выспаться, как следует. — Груз сброшен с плеч. Какое облегчение.

— В самом деле, гора с плеч. — Гришка словно прочитал мысли друга.

Они попрощались, и Данька поехал на свои тренировки. В спецшколу. Занятия на этот раз закончились позже. Шел от школы через лесок. Вышел на освещенную улицу. Приветливо светят окна домов. На улице безлюдно. Проезжают редкие машины. Данька дотопал до троллейбусной остановки. Никого. И троллейбуса нет. Вечер был теплый, минус десять градусов. С утра прошел небольшой снег. Сейчас небо было ясным, звездным. Присел на скамейку. Скоро подойдет троллейбус или маршрутка. Но троллейбуса не было и не было. Что там у них, перерыв или уже отъездились? Данька посмотрел на часы. Время еще не очень позднее. Какой-нибудь должен подойти. Не пешком же тащиться. Решил ждать. К остановке подошел молодой человек на костыле, прихрамывая. Парень высокий, лет двадцати. В серой меховой куртке и серой кроличьей шапке. Остановился возле скамейки, сел. Посмотрел на Даню. Немного помолчал. Отряхнул снег с обуви. Снова повернулся к нему и сказал:

— Ну, что, здравствуй, Даня. — Парень прислонил костыль к скамейке.

— Здравствуй. А откуда ты знаешь мое имя? — Лицо не знакомое, не встречались.

— Я много чего знаю. Меня Роман зовут. Роман Алексеевич Скворцов. Я все о тебе знаю, Даня.

— А что ты знаешь? — Псих какой-то. Странный какой-то этот Роман.

— Я знаю, что ты учишься в юридической академии, знаю, откуда ты идешь, с каких занятий.

Откуда этот парень может знать? Точно, шизик. Хорошо, что не буйный.

— Я, Даня, знаю о твоих похождениях. И про Карибы я тоже знаю.

— Про какие Карибы? — Данька напрягся. Об этом парень не может знать.

— Не надо, Даня. Я пришел, что бы извиниться перед тобой. Это я виноват в том, что ты живешь между этими двумя мирами. — Роман чуть склонил голову.

— Ты виноват? — Сплошные загадки.

— Да, я виноват. Так получилось. Я все знаю. Знаю, что там тебя ранили. Вначале шпага, потом пуля.

— Откуда ты все это знаешь? — Данька не мог понять. Все точно, но как он узнал?

— Это долгая история. Давняя история, боцман Дэн. Этой истории миллиарды лет. Даже больше. У этой истории нет начла, и нет конца. Ваша теория большого взрыва, появления Вселенной, просто глупость. Что такое большой взрыв? Что бы что-то взорвалось, оно должно уже существовать и должно быть пространство, в котором этот взрыв произойдет. Значит, бесконечность вашей вселенной должна была уже существовать. Не получается чего-то. Все было совсем по-другому. Глагол было, не подходит. Было и есть без начала и без конца. Всегда существовало две стороны: есть и ничто. Абсолютное ничто. Все и Ничто едины. Внутри этого Все-Ничто сформировались Древние. Для простоты можешь назвать, боги. Это мы.

— Так ты, бог? — Вот клинит мужика!

— Можешь так считать. Я один из Древних. — Скворцов видел, Данька ему не верит. Проще было представиться марсианином. В это поверить можно.

— Рома, у тебя все в порядке? С головой? — Даня покрутил пальцем у виска.

— В порядке, не беспокойся. Древние должны следить за состоянием вселенных. А их множество. Они, конечно, появляются и исчезают. Растворяются одна в другой. Сближаются и расходятся. И вот, мы заметили, что две вселенных, ваша и еще одна, стали опасно расходиться друг от друга. Тогда мы приняли решение подтянуть одну вселенную к другой. Я объясню тебе это, боцман, на примере кораблей. Один корабль вы подтягиваете к другому при помощи абордажного крюка. Таким абордажным крюком стал капитан Свен, твой отец.

— Так Свен... Это вы... — В это верилось и не верилось.

— Да, это мы. Не стану оправдываться, что решение принималось не мной одним. Я все же верховный. И на мне больше ответственности.

— Это ты отца туда? — Кто должен отвечать за весь этот бардак не так важно.

— Но крюк не сможет все время держать вселенные вместе. Я решил сшить края вселенных. Для этого нужна игла. А нить... Нить перемещений всегда найдется. Ты и стал такой иглой. Ты появлялся то в одном мире, то в другом. Игла, прошивающая два мира. Одни за другим, аккуратные стежки, что бы сшить вселенные. Сейчас работа закончена. — Роман развел руками.

— Роман, я не смогу больше перемещаться из одного мира в другой? Не смогу увидеть отца? — Как же он там останется один. Это не справедливо!

— Отчего же. Я решил, ты достоин, иметь такое право. Не буду лукавить, мои собратья считают, раз работа закончена, то игла больше не нужна. Ее надо выбросить, перед этим сломать, никто не может ее использовать вновь.

— То есть, я не нужен? — Конечно, жаль, но пусть будет так.

— Более того, ты вреден. — Роман не раз слышал это от своих собратьев.

— Так вас много? Вы что-то наподобие древнегреческих богов с Олимпа? — Какие молодцы были в прошлые эпохи. Почти угадали.

— Очень похоже на Олимп. — Все тайное становится явным. Только много вымысла, прямо листок из желтой прессы.

— И каждый из вас отвечает за что-то свое? За ремесла? За здоровье? А ты вроде Зевса? Начальник?

— Да, я начальник. — Роман не стал углубляться в сложность мира Древних.

— Значит, ты за все в ответе? — Хоть один признает себя ответственным. Не прячется за спины других.

— Видимо. У нас у каждого есть свой участок. Каждый за него в ответе. А я начальник. А кто такой начальник? Тот, кто умеет хорошо пыжиться и не за что не отвечает. И ничего не делает. Только делится со всеми мудрыми откровениями.

— Так ты такой начальник? Не хочешь отвечать, коллектив виноват? — Опять старая история.

— Не совсем. У меня тоже есть свой участок. Ты только не очень робей. Я бог Смерти и Жизни.

— Так ты пришел за мной? Я же уже не нужен. Ты по мою душу? — Данька не испугался. Как-то грустно, не более.

— Даня, не боги горшки обжигают. Ты хочешь, что бы я лично "саданул тебе под сердце финский нож"? Ну, знаешь ли! Ты, конечно, заслуживаешь отдельного подхода, но что бы я сам лично... Для этого найдется что-то другое. Как герой ты заслужил райских кущ, елисейских полей или Валгаллы. Так раньше было. Сейчас все дорожает. Туда так просто не попадешь. Тут связи нужны. Знать человечка к кому обратиться. Сколько предложить, чтоб не обидеть.

— Ты, Роман, намекаешь, что тебе надо позолотить ручку? На взятку? — Вот откуда все пошло. Коррупция бессмертна.

— Это как-то грубо, Даня. Мы взяток не берем. Это подношение. — Елейный голос, прямо святой.

— Я думал, у вас несметные сокровища. Для чего вам подношения?

— Как, Даня. Ты пойми меня, у меня ни одного алтаря, ничего нет в этом мире. Бедствую я. Еле еле концы с концами свожу. Я ведь вот, в госпитале кастеляном работаю, не хватает зарплаты. Санитаром подрабатываю. В хирургическом отделении этого госпиталя, вон его корпуса. Грошик к грошику собираю, в кошелек складываю. Во истину, бедствую. Вон видишь бараки. В них и живу. Комнотенка у меня там. Я эти три барака зову три поганки. В средней я живу, на первом этаже. До работы мне тут рядом. Как-нибудь дохромаю. — Роман посмеивался. Он смеялся не столько над Даней или людьми, он смеялся над собой. Он жил, как обычный мальчишка, вырос в детском доме. И не подозревал, что является воплощением Древнего. Роман мог бы прожить свою жизнь и без всех этих заморочек с "древностью". В нем не было зла и жажды власти.

— Точно, ты же хромой. Если ты бог, то почему на костыле? — Вот сейчас все выяснится.

— Положено так, Даня. Это вы думаете, что смерть — девка с косой. Бегает и косит. А видишь, это мужик с костылем. Костыль — это атрибут. Если что, я и накостыляю. Вот судьба у меня такая. Все по совместительству работать. Как кастелян выдаю простынки. Халаты. Как санитар, кому водички подать, кому судно. А в своей высшей должности я еще за жизнь отвечаю. Как в мире устроено, жизни нет без смерти, а смерти нет без жизни. Вот и приходится за то и другое отвечать. — Прямо сирота Казанская. Жалко-то как. Даня и не подозревал, что в чем-то прав. Роман не знал о своем происхождении, воспитывался в детском доме на Земле. Были тому причины.

— Стало быть, за то и другое отвечаешь? Так на работе и горишь?

— А как без этого. — Благостный, почти монашеский голос.

— Рома, ты говоришь, бедствуешь. А давай, я какой камень установлю. Будет тебе алтарь. Я стану туда взятки... ну, подношения приносить. — В самом деле, жалко парня.

— Не хорошо, Даня. Я что, должен ковылять туда за подношением? — Роман указал на костыль.

— Да. Не получается. Я тебе вместо молитвы песенку бы спел.

— И какую?

— Ковыляй потихонечку, а меня ты забудь. Заживут твои ноженьки, проживешь как-нибудь.

— Ты хочешь, что б смерть мимо прошла? — Роман посмеивается.

— Роман, это вполне естественно. Кто ж хочет без подготовки на тот свет. Без отпущения грехов. -Даня лукавит, для себя прощения не видит.

— Я понимаю. Не браню тебя. Ты мне даже нравишься. Очень нравишься. Я и думаю, может, потом ты снова пригодишься. Не стоит выбрасывать иголку. Иглой не только шить. Ты даже со мной, со смертью шутишь, будто давно меня знаешь.

— А что, Рома, мне кажется, я давно тебя знаю. Встречал тебя. Там, на Тортуге, во время боя.

— Ладно, будем считать, не пробил твой час. — Ромка широко улыбается.

— Рома, а я узнаю, ты заранее... ну, если не ты, то твои посланцы за мной придут? Что бы упорядочить свои земные дела.

— Узнаешь, Даня. Успеешь упорядочить. Еще не скоро. Успеешь закончить свои земные и неземные дела.

— А что, у меня и не земные будут дела? — Это интересно.

— Будут. Всему свое время. Срок. Терпение. Как говорят, будет тебе белка, будет и свисток.

— Что ж, хоть надежда есть. Во, Рома, мой троллейбус. Я поехал.

— Ты сиди. Сиди, Даня. — Роман положил руку на плечо Даньке. — Не твой это троллейбус. Не твой.

— Я столько ждал. А сейчас упущу? — Сиди тут с богами, а троллейбус мимо.

— Погоди. Куда спешить. Ты успеешь. — Хитро улыбается Роман.

Троллейбус стоит, распахнув двери, а Данька сидит, не двигается. Троллейбус со скрежетом, недовольно, словно чего-то недополучил, захлопнул двери и поехал. Пробуксовал, трогаясь с остановки. Встал на перекрестке, дождался зеленого света и покатил дальше. На перекресток выскочил КАМаз, врезался в бок троллейбуса, да так, что зазвенело разбитое стекло. Троллейбус отбросило.

— Вот видишь, — сказал Роман, — не твой это троллейбус. Рано. Сам подумай, сел бы ты сейчас в него, поехал. Присел бы у окошечка. Стал билет покупать у кондуктора. Только кондуктор то же не твой. Ты и билет не успел бы купить, в Валгаллу. И подумать бы не успел. Погоди, сейчас маршрутка подойдет, ты и поедешь.

— Ты, Роман, и это знал?

— Я говорю, без меня тут ничего не происходит. Когда я начал сшивать миры, то мир тебя не принял. Вот ты чуть и с мачты не сорвался. В первом бою тебя шпагой ранили. Но ты успел отбить удар. И он не стал смертельным. Не мог же я допустить такое самоуправство. А шальная пуля, тут пришлось чуть-чуть корабль ваш качнуть. Пуля угодила в тебя. Но оказалась не смертельной. В своем мире, он то же не хотел тебя принимать. Помнишь, ты пошел в магазин, тот с крыльцом, задумался, замечтался. Это я тебя окликнул, а так бы ты в канализационный люк упал. Дорогу переходил, ты замешкался, пришлось тебя пинком подогнать.

— Так это все ты, Рома? — Вот это дела.

— А кто еще?! Я твою судьбу подправил. У меня же дело было. Вселенные надо было сшить.

— Ясно. Вот оно как. Вот какие вы Олимпийцы, Рома, а что вы там, на Олимпе, пьете? Амброзию?

— Какую амброзию! Я сказал, Даня, бедствую я. Грошики коплю. Собираю. Я вот кофе побаловаться, в экономпакете беру. Грешен, еще шоколадные конфеты люблю. Иногда себе позволяю. Ты, к стати, зайди в гости. Хирургическое отделение. Чаем угощу.

— А кофе угостишь? — Данька подмигнул Древнему Богу.

— Если ты с собой принесешь, угощу. Чего не угостить. Ты пакет бери побольше. Вот и вознесешь воздаяние на мой алтарь, на письменный стол в моей коморке. И мы выпьем кофе вместе.

— А я думал, ты там сидишь и амброзию попиваешь. Интересно, у амброзии какая крепость. Сколько градусов.

— Она безалкогольная.

— Ты же большой начальник. Кастелян. Завхоз. У тебя спирт должен быть. В амброзию добавил и пей.

— Не положено.

— Тяжело тебе, Рома. Сижу я и думаю, если доживу, внукам буду рассказывать.

— О чем, Даня?

— Я им расскажу, сидим с Древним богом в подворотне, хорошо сидим. Амброзию попиваем. Про жизнь беседу ведем. Захорошело нам. Хорошая штука, эта амброзия. Потом жребий бросим, кому за амброзией, за добавкой бежать. А тут машина с мигалкой и сиреной. Мы бежать. Там еще непочатая бутылка амброзии осталась.

— Данька, ты настоящий клоун.

— Какой есть, Рома, какой уродился. Ты же у нас за жизнь отвечаешь.

— Отвечаю.

— Значит. И за то, что на этом свете появился такой как я, ты в ответе. Аист ты наш белокрылый.

— Данька, костылем, хочешь, огрею?

— Это лишнее.

— Вон, Даня, твоя маршрутка идет. Иди, садись. Я тоже пойду в свою "синюю поганку" отдыхать. Время позднее. Хорошо мы с тобой поболтали. Заходи в гости. Буду ждать.

Данька сел в маршрутку, поехал. Интересная встреча. Никогда бы не подумал, что все так. Расскажи кому, не поверят. Мир, оказалось, устроен совсем не так, как они думают. Домой он приехал поздно. Родители готовились ко сну. Даня прошел на кухню, подогрел ужин в микроволновке, перекусил и пошел спать. Теперь он знал, того, кто виноват во всем этом. И ему понравился этот Роман Алексеевич Скворцов, парень на костыле.

Сорвалось. Роман, ну зачем тебе этот мальчишка? Он бы прямиком попал ко мне. Зачем лишние хлопоты? Ты все равно проиграешь. Он мне, правда, не особо нужен. Досадить тебе. Твой парень служит мне. Какая досада, не правда ли? Я не собираюсь губить этот мир, это глупо. Он сам идет к гибели. Ты проявляешь милосердие, жалеешь их? Ты продлеваешь агонию. Они не стоят того. Воля твоя, но ты вынуждаешь меня возиться с этим миром.

Часть 12

Артем знал, был просто уверен, что должен отомстить этому человеку. Когда он был моложе, то просто хотел его увидеть. Посмотреть в глаза. Отец оставил его малым ребенком. Бросил и его и мать, когда они так нуждались в его помощи. Артем долго не мог узнать ничего об этом человеке. Мать упорно не рассказывала, бабушка тоже молчала. Артем и хотел увидеть отца и боялся этой встречи. К двадцати трем голам он не страшился встречи, он хотел ее. Но уже ненавидел отца, думал, как отомстит ему. Однажды бабушка все же проговорилась. Тогда у него появился шанс найти отца. И нашел его. Отец все эти годы жил недалеко. Был рядом, но не захотел увидеть сына, узнать, что женой. Забыл, выкинул из своей жизни. Владимир Николаевич Серегин. Преуспевающий бизнесмен. Владелец загородной турбазы. Центральный коттедж и несколько гостевых домиков, лыжная база и лодочная станция. Конюшня. Отдыхающие туда ездили и зимой и летом. Был женат второй раз и опять развелся. Артем решил, этот человек за все з-аплатит ему. Он его убьет. Владимир Николаевич жил на своей турбазе, в коттедже, где занимал пару комнат. Остальные использовались для отдыхающих. На рынке Артем купил охотничий нож. Он рассчитал, приедет на базу под видом отдыхающего. Ночью зайдет в комнату отца и накажет его. Но расчет провалился. В те два дня, что он гостил на этой базе, отца не было. Уехал куда-то. Месть пришлось отложить. Это позволило обдумать детали. На этот раз все должно получиться. Бабушку и мать он предупредил, что вернется поздно, пусть ложатся спать без него. Артем с детства занимался спортом, словно компенсируя инвалидность матери. После аварии та долго не могла ходить. Несколько тяжелых операций, инвалидность. Им было очень тяжело. А родной отец не интересовался его жизнью, не захотел помочь. Ему было всего три года, мать прикована к постели. И только старая бабушка рядом. Первая поездка не была напрасной. Он осмотрел дом, обдумал как добраться до дома незамеченным и войти внутрь. Лыжи он хранил в кладовке в подвале дома, их достал незаметно. Сел на электричку, доехал до станции, откуда мог легко добраться до владений отца. Кто обратит внимание на парня в черной спортивной куртке и черной вязаной шапочке. Лыжи в глаза не бросаются. Многие ездят к себе на дачу покататься и отдохнуть. Дорогу от станции он изучил по карте. К ночи он доберется, выждет время и войдет в дом. Предварительно Артем позвонил по телефону, попросил Владимира Николаевича.

— Его нет. Что передать? — Спросила секретарша.

— Ничего. А когда он будет? — Мало ли кто звонит по делам. Потом и не вспомнят.

— После пяти часов.

На этот раз они встретятся.

Поначалу парни ругали Антона. Особенно Леня. Не самое дешевое местечко выбрал. Коттедж, одно и двухместные номера. Хорошо, но дорого.

— Место там райское, — оправдывался Антон. — Там и лыжи на прокат дадут. Кто хочет, на лошадях может прокатиться. Я видел в интернете, там здорово. И в коттедже обеденный зал. Нам готовить и мыть посуду не надо. Там все приготовят. Нам на себе тащить ничего не надо. Автобусом довезут до места. Мы ж первый раз после сессии своей компанией. У них в выходные не пробьешься, нет свободных мест.

— Что сделано, то сделано, — согласились ребята. — Гулять, так гулять.

— Так сбор в девять утра. Не опаздывать. А на следующий день уедем в город.

Утром загрузились в автобус, полтора часа дороги, и они на месте. Коттедж оказался замечательным. Приличные комнаты, душ. На первом этаже охрана. Большое фойе, где можно посидеть вечером. Каминный зал. Обеденный зал на втором этаже. Парни быстро устроились в комнатах. Даня в одной комнате с Гришкой. После им предложили завтрак. Развлечения по интересам. Кто-то решился прокатиться на лошади, но большинство отправились на лыжах. Подготовленная трасса по лесу и возле озера. Они катались до обеда. Когда обед закончился, предложили сауну. Свежий морозный воздух и лес действовали расслабляюще. Перед ужином они отдыхали в своих комнатах, приводили себя в порядок. Стол был хорошим, Антон постарался.

— Рыба хорошая...

— А отбивные из чего?

— Крокодила под нож пустили.

-В озере местном выловили...

— Декан у нас крутой мужик...

— Мне понравилось, как Даня Нелю Николаевну на хор раскрутил...

Обычный студенческий треп. Вспоминали преподавателей, забавные происшествия.

Разошлись ближе к полуночи. Свежий воздух и вино подействовали. Данька выпил полбокала сухого вина.

— Кто первым в душ пойдет? — Спросил Гриша.

— Иди ты. Я в каминный зал загляну и приду.

Каминным залом служила комната метров двадцать пять, тридцать по площади. Диваны и мягкие кресла. Несколько шкафов с книгами. Все для удобства гостей. Над камином висел бронзовый герб, на каминной полке фарфоровые статуэтки. На полу ковры и дорожки. Данька подумал, так, наверно, бывает в средневековом замке. Перила на лестницах сделаны под дерево ценных пород. Доспехов и мечей не хватает. И привидений. Последнее вызвало у него тревогу. Привидений он не боялся. Пусть гремят цепями и тихо воют. Как у Оскара Уайльда. Тревогу вызывало что-то другое. Пробежался по корешкам книг. Детективы, любовные романы. То, что любит широкая публика. Пора идти в свою комнату. Гриша закончил принимать душ. Прислуга ушла в свои домики. Внизу только охранник. Тишина. Хозяин предупредил, в случае чего обращаться или к охраннику, или, на крайний случай, к нему. Его комната на втором этаже, рядом с гостевыми.

Артем оставил лыжи в лесу не далеко от дома. Огляделся. Свет в окнах погашен. Он натянул маску. Так не опознают. Стена дома, пожарная лестница. По ней можно добраться до веранды на втором этаже. Летом в жару веранду используют как продолжение обеденного зала. Главное перебраться на нее. Артем дотянулся ногами до перил веранды, перелез. Спрыгнул на пол. Большая стеклянная дверь. Вырезал кусок стекла, что бы пролезла рука, выдавил его, открыл дверь. Стекло, падая, звякнуло. Охрана на первом этаже, не услышит.

Даня поднялся по широкой лестнице на второй этаж. Полутемный коридор. Ковровая дорожка на полу. Он проходил возле обеденного зала, отгороженного от коридора затемненным стеклом. Услышал звон падающего стекла. Кто-то или что-то в обеденном зале. Он замер, посмотрел, где можно укрыться. Ниша. В этом углублении хранили огромный пылесос. Данька скользнул в эту нишу, замер. Из своего укрытия он видел силуэт мужчины в куртке и шапке. Вор. Мужчина остановился на освещенном участке возле двери хозяина, достал из-под куртки нож.

Артем думал тихо постучать в дверь. Хозяин решит, постоялец. Откроет. В этот момент он ударит его. Несколько секунд, и он уже на веранде, спрыгнет и убежит в лес. Все будет закончено.

— Куда идем мы с Пятачком? — Спросил Даня выходя из ниши. — То есть с ножичком?

Артем обернулся. Парень. Откуда он взялся в этот час? Не стоит поднимать шума. Отогнать этого непрошенного свидетеля и выскочить из дома. Артем бросился на противника, размахивая ножом. Убивать он не собирался, только отогнать. Даня увернулся, но не отступил.

— Уйди, убью! — Тихо прошипел Артем. Он надеялся, парень струсит.

— Не получится. — Боцман Дэн был бойцом.

Артем сделал выпад ножом. Дэн, ученик капитана Свена, помнил, на войне, как на войне. Это не спорт, правил здесь нет. Он увернулся и от этого удара, упал, как учил Свен, подкатился под ноги противника, сбил его. Мгновение, и он сидит на спине упавшего парня. СС размаху ударил по затылку. Вырубил. На звук падающих тел выглядывали ребята. Вышел и Владимир Николаевич.

— Что здесь происходит? — Спросил он.

— Ребята, забирайте ночного гостя. — Велел Данька. — А я его ножичек возьму.

— Надо вызвать полицию, — сказал хозяин, — Я сейчас позвоню.

Ребята уже поднимали Артема с пола.

— А мы и есть полиция, — Сообщил Гриша. — Мы что, так просто отдадим нашего громилу?

— Мы полиция! — Это уже Антон. Он сообразил, они сами раскрутят это дело. Первое дело в их жизни. Такая удача! — Свободная комната здесь есть. Мы его допросим.

С Артема сняли маску, самого завели в комнату.

— Антон, обыщи, — Даня приказывал на правах старшего. Он задержал бандита.

Антон вытащил все содержимое карманов преступника, передал Даньке.

— Тут бумажник, деньги. Банковская карта.

Даня прочитал на карточке: Артем Владимирович Серегин.

— Вот это да! — Он удивился. — Так ты сын? Пришел убивать отца?

— Не твое дело! — Буркнул Артем.

— Владимир Николаевич, вы его знаете?

— Нет.

— А он вас знает. Судя по возрасту и по банковской карте, он ваш близкий родственник. И за что ты, Артем, батю решил к дедушке отправить?

— Не твое дело. Он знает за что! — Парень не хотел разговаривать.

— Парни, дело это семейное. Оставьте нас. И Гриша останься. Мы все выясним. Без свидетелей он, может, захочет говорить. Гриша, встань у окна.

Свидетели неохотно вышли.

— Что, будешь говорить? — Данька подошел к Артему. Тот отрицательно мотал головой.

— У меня будешь. — Дэн вспомнил пиратские романы. — Берем веревку, смочим в масле, и пропустим фитиль между пальцев. Подожжем.

— Может, полицию вызвать? — Растерянно говорил Владимир Николаевич.

— Успеем. Парень, а ты убивал когда-нибудь? Нет? Я убивал. Как это убить человека в первый раз? Без защитного. Зарезать человека во сне? — Глаза Дэна потемнели. В их черной глубине ожила смерть. Он все помнил. — Бери нож. Ударь меня, убей. Сможешь?

Артем склонил голову. Он не собирался убивать этого парня. Не мог убить человека.

— За что ты ненавидишь своего отца.

— Он .... Он бросил мою маму. Мне было три года. Мать после аварии нуждалась в лечении. Она так и осталась инвалидом. Он бросил нас. Он ни разу не пришел. — Этот взрослый парень, мужчина, был готов заплакать от обиды.

— Так ты мой сын? — Владимир с ужасом смотрел на сына.

— Почему?! Почему ты нас бросил?! — Артем кричал. — Ты был нам нужен! Маме сделали три операции, нужны были лекарства. Ей нужен был уход. Мне три года, бабушка старая.

Артем закрыл лицо руками, опустился на пол.

— Прости, Артем. Я был молодой, глупый. Я испугался.

— А потом?

— Я боялся. Мне было стыдно. — Владимир сел, сжал голову руками. — Я — подлец. Прости, сын.

Гриша стоял в растерянности. Впервые он столкнулся с такой историей, столкнулся не в кино, а в жизни.

— Что делать, Гриша? — Даня знал, что делать. Он спросил, не ожидая ответа. — Та, Артем, убил бы сейчас отца. А ты уверен, что твоя мама больше не любит его? Ты, сын, убил ее мужа и своего отца. Получил бы лет двадцать. Оставил бы мать? Тогда чем ты лучше его? Ты должен его простить или забыть, лучше и то и другое. А ты, Владимир Николаевич, ты готов сейчас из страха и стыда посадить своего сына в тюрьму? Ты уже разрушил жизнь той женщине, что любила тебя. И ты ее любил. Ты и сыну уже исковеркал жизнь. Хочешь еще? Или простишь?

— Я прощаю его. И прошу прощения. Я готов помочь.

— Нам не нужна твоя помощь, не нужна твоя жалость. Поздно. Я не хочу тебя знать. Я прощаю.

— Но я хочу помочь, сынок.

— Нет.

— Вопрос решен. Артема закроем до утра в какой-нибудь чулан. Утром он уезжает с нами домой. Вы расстаетесь навсегда.

Артема закрыли в подвале. Гриша рассказывал об этом разговоре ребятам.

— Молодец наш Данька, — такой вывод сделали все.

Сам Даня продолжил разговор с Владимиром Николаевичем.

— Вы позвоните своей бывшей жене. Просите прощения. Не оставляйте ее. Обещаете?

— Обещаю. Я виноват. Я буду всю просить прощения у нее и сына.

Утром Артем уезжал вместе со студентами. В сторону отца он даже не посмотрел.

Рэм обдумывал свои планы. Вступать в открытую схватку с братом он не собирался. Достаточно открыть глаза на этих двуногих тварей. И Роман будет с ним заодно. Соблазны так сильны в них. Даньку переманить на свою сторону. Этого главного врача в хирургическом отделении. Предательство близких людей оставляет рану в душе. Можно настроить медицинских сестер против Романа. Уничтожать род людской рано. Заставить их начать войну? Одно туземное племя воюет с другим. Это мелко. Рома в своем благородном порыве выведет людей за пределы Солнечной системы. Неплохо. Тут и помочь можно, а затем Галактические войны. Остальные Древние не останутся в стороне. Тут и можно получить всю полноту власти, разогнать этих стариков. Кайроса, придурка, безумного бога удачи, обуздать. Людям можно и сейчас устроить неприятности. Землетрясения, ураганы. Пусть разбираются. Надо подготовить почву, что б двуногие почитали его. Подкупить политиков, журналистов. Клуб "Ротердам" подходящее место. Приказать Денису приглашать просвещенных идиотов в это заведение. Учредить премии, гранды. Объявить о пожертвованиях. Старая шутка Бернарда Шоу. Королева бранила его за то, что он утверждал: все женщины продажны. Ее величество возмутилась: "И ваша королева тоже?" Увы, Ваше Величество. И во сколько вы оцениваете свою королеву? Вот видите, Ваше Величество, вы уже начали торговаться. Продажны все люди. Особенно, политики. С этой мыслью Рэм поехал в клуб. Там интеллектуальные лакеи будут восхвалять его.

Утреннее ласковое солнце поднималось. Оно помедлило, словно боялось коснуться кого-либо своей заботливой материнской рукой, лучиком света, давая своим земным детям оставаться в сладкой дреме. Помедлить перед пробуждением. Вот луч солнца коснулся лица Дэна.Данька открыл глаза. Утро. Пора вставать. Лежа в постели, он прислушался: что там в доме. В коридоре он услышал шаги. Да, это капитан. Что-то странное почудилось ему в этих шагах. Данька почувствовал тревогу. Эта тревога разливалась по всему дому. Беспокойство. Он поспешно встал, умылся, оделся. Вышел в коридор. Еще прислушался. Кажется на кухне... Это Жаннетта. Она встала раньше всех. Скоро поднимется Леон, Хуан побежит. Начнется обычная дневная суета. Но капитан встал очень рано, или вовсе не ложился спать. Что его тревожит. Данька решил зайти в комнату отца. Приоткрыл дверь, зашел. Свен сидел за столом, опустив голову, держал в руках лист бумаги.Он даже не сразу заметил, что тишину его комнаты нарушил Дэн. Отложил бумагу. Посмотрел на сына.

— Заходи, Дэн. Проходи. Ты тоже уже встал? — Вид у капитана усталый.

— Да, отец. — Данька прошел, сел на стул. — Папа, что-то случилось? Что-то серьезное?

— Нет, Даня. Ничего. Все нормально. Пустяки. — Улыбка на губах капитана выглядела фальшиво.

— Папа, ты же не ложился спать этой ночью. — Это бросается в глаза.

— С чего ты взял? Даня, я хорошо выспался. — Свен устало вздохнул.

— Папа, зачем ты меня обманываешь? Что случилось?

— Даня, я говорю, сущие пустяки. — Он не хочет делиться своими бедами.

— Капитан, скажи, что это за бумага? Это письмо? — Дэн умеет настаивать, от него трудно просто так отмахнуться.

— Письмо, Даня, письмо. — Капитан скомкал бумагу.

— От кого, что пишут? — Так, он сразу почувствовал, дело в этом клочке бумаги.

— Какая разница, Даня, — заявил капитан. Бумагу он сунул в карман сюртука.

— Папа, я вижу, это тебя тревожит. Ты ночь не спал, — настаивал Данька.

— Ладно.... — капитан не знал, как рассказать сыну. — Это письмо... Я скупил все долговые расписки Гастона Леруа, и отправил их все к нему домой.

— Он пишет, что получил их? Или нет? — Отец поступил правильно. Он просто иначе не может.

— Он получил, сынок. — Свен улыбнулся. — Это не он пишет.

— А кто? — Дэн не может понять, в чем дело.

— Это Мишель. Она мне написала.

— Что пишет, благодарит, наверно?

— Благодарит. Пишет, спасибо. Я всегда буду помнить вашу доброту, капитан, но я принадлежу Всевышнему. Я хочу служить небу. Я буду молиться за вас, господин капитан.

— Вот это да! — Сказал Данька. — Но я другому отдана и буду век ему верна.

— Что-то наподобие, Даня. Я ее не виню, это я старый дурак, поверил.... Размечтался. Надо же быть таким идиотом. Кому я нужен, старый пират. Она поступила правильно, честно. А то бы мы мучились вдвоем. Я должен даже благодарить ее за это. Она молодец. Нашла в себе силы сказать всю правду. Просто, я убедил себя... Ладно. Все это ерунда. В жизни и не такое бывает. Я пойду на "Скиталец", уроню слезу на палубу. — Усмехнулся капитан. — Вытру слезы парусом. Все образуется, сынок. Давай. Ван дер Даккен не заслужил прощения.

— Какой Даккен? — О чем это отец.

— Капитан "Летучего голландца". Раз в десять лет он может сойти на берег. Если за одну ночь он найдет благочестивую женщину, и если та согласиться выйти за него замуж, проклятие будет снято. Мне это не удалось.

— Ты позавтракал, папа? — Дэн не знал, что сказать, как утешить.

— Я не хочу. Спасибо. — И капитан ушел.

Ах, какие мы нежные! Не плохо у меня получилось щелкнуть по носу капитана. Рэм был доволен собой. Рассмеялся. Страдает, как он страдает. Он, Рэм, ничего дурного не сделал. Добавил перчику в жизнь Свена. Еще благодарить будешь. Забавно, у двуногих есть сердце. Роман, тебя в детстве эти ничтожные потомки обезьяны обижали. Я знаю. В детском доме. Их не прощать надо, надо наказывать. Кто, как не родная душа, я, воздаст им?

Что-то надо делать, решил Данька. Но что? Надо как-то встряхнуть капитана. Чем-то его отвлечь. Данька почти машинально пошел на кухню. Жаннетта встретила его, как всегда, приветливо.

— Дэн, садись завтракать. А капитан где? — Жаннетта заботилась обо всех в доме, что б поели, что б чистота была и чаще собирались у родного очага.

— Капитан уехал на корабль. — Дэн был расстроен.

— Даже не позавтракал. Что-то случилось? — Она почувствовала, не все хорошо в доме.

— Случилось, Жаннетта.

— Что? Что-нибудь серьезное? — Господи, ты скажешь, Дэн? Как ты можешь молчать.

— Жаннетта, получилось так.... В общем, Мишель предпочитает уйти в монастырь.

— Господи! — Жаннетта грузно опустилась на стул. — Что же она делает. Глупая девчонка.

— Жаннетта, все нормально. — Не хватало, что бы Жаннетта почувствовала свою вину в случившемся.

— Ой, ой! — Охала Жаннетта. — Капитан, конечно, расстроен. Как нехорошо получилось.

— Ничего, Жаннетта..... Свен сильный, он все выдержит. — Даня помнил: матросы не плачут.

— Бедный Свен. Не ждала я такого. Такое несчастье.

— Жаннетта, все нормально. Капитану надо развеяться. Ему надо устроить отдых. Может, уехать куда-нибудь. Сменить обстановку.

— Да. Конечно. Ему надо все это забыть. — Жанетта искренне расстроилась.

Даня позавтракал. Вышел. Поймал себя на мысли: отпуск, каникулы. У него, у Даньки. Каникулы. А если устроить каникулы отцу. Может быть сейчас, прямо сейчас. Да, он должен, должен уговорить.... Данька бросился в свою комнату, запер ее. Лег на кровать, что бы сосредоточиться. Вот она, струна перемещения. Легкий звон, и он в своей комнате на Тракторной улице. Скорее собраться. Данька посмотрел на часы. Девять утра. Он должен быть на работе. Одевшись, Данька выскочил на улицу. Резкий зимний ветер ударил в лицо. Данька бежал к троллейбусной остановке. Заскочил в троллейбус. Ему не терпелось. Он ехал на ту остановку, где встретил Романа. К госпиталю. Хотелось решить все сейчас, разом. Он вышел на остановке. Решимость угасла. Потоптался на месте. Он должен. Должен, ради отца, поговорить с Романом. Потом вспомнил, о подношении. Вот большой магазин. Даня зашел. Отыскал полки с кофе. Он говорил о кофе и шоколадных конфетах. Подношение. Данька торопливо переходит улицу. Больничный городок. Остановился возле первого корпуса.

— Не скажете, — спросил он мужчину, — хирургия здесь где?

— Не знаю, молодой человек.

— А это какой корпус?

— Терапевтический.

Даня пошел дальше по дорожке. Наконец, встретил женщину, под пальто белый халат.

— Вы не скажете, где здесь хирургия?

— Завернешь за это розовое здание. За ним коричневый корпус с колоннами. Это хирургия.

Данька помчался туда. Он вошел в здание. Старая постройка, высокие потолки. Пошарпанные стены, широкая лестница. Данька подошел к дежурной.

— Здравствуйте. А где мне найти Скворцова Романа? Мне бы к нему пройти.

— К Роману Алексеевичу. Пройди. Бахилы одень и халат накинь. — Сказала санитарка.

— А где его там найти, девушка? — Не плутать же по кабинетам.

— На второй этаж поднимешься. По правую руку третья дверь. Там его и найдешь. Если нет, спроси у дежурной сестры. Он с раннего утра здесь.

— Спасибо, — Данька поспешил на второй этаж.

Первая. Вторая, третья дверь. Даня постучал, открыл дверь, переступил порог. Роман сидел за столом, разглядывал бумаги.

— Заходи, Даня. Заходи. Здравствуй.

— Привет, Рома. Я тут зашел... — Данька подумал, ты хромоногий дьявол, знал что я сейчас к тебе приду. И зачем приду, знаешь.

— Чаю выпить? — Хозяин посмотрел на тумбочку, где стоял чайник.

— Чаю попить. И с подношением. Жертву принес. — Робость у Дани прошла. Роман не кажется здесь Древним. Санитар при костыле и только.

— Это хорошо. Проходи, клади подношение. На алтарь. — Роман, улыбаясь, показал на свой письменный стол.

Данька сел на стул и поставил на алтарь подношение.

— Хорошее подношение. Хорошее. — Рома взял конфеты и кофе и убрал в стол.

— Подношение я принял. Сейчас чайник поставлю. — Опираясь на костыль, он поднялся, что бы включить электрочайник. — Это я убрал от соблазна.

— От какого, Рома, соблазна? — Не понимал Данька.

— Как от какого? Ты полицейским будешь, а древнего преступления не знаешь. Классику не читал. — Роман рассмеялся.

— Какого преступления, просвети. — Попросил Данька.

Роман сел за свой стол.

— Вспомни, Авель и Каин, брат его.

— Причем они здесь?

— Они оба принесли жертву богу. Жертва Авеля была принята лучше. Каин позавидовал и убил брата. А если кто заглянет, увидит и позавидует. Каин сказал богу, что он не сторож брату своему, не знает, где тот. А ты этим завистникам даже не брат. И сторожить они тебя не будут.

— Так сразу и убьют?

— Убьют, не убьют, но просигналят куда следует. Все чужими руками сделают. Тебе отвечать за то, что дал, мне — за то, что принял. — Ромка забавлялся. — Это было одно из первых преступлений. Сейчас ходит Каин, ждет судного дня. Рассмотрение обстоятельств дела отложили.

Они помолчали. Потом Роман спросил:

— Ты ведь не просто пришел. Не чаю попить. Спасибо, что принес кофе, конфеты. Это пригодится.

— Я поговорить хотел. Спросить кое о чем.

— Так спрашивай.

— А ты любые чудеса можешь? С троллейбусом я видел. А может, что другое?

— Другое? — Задумался Роман. — Можно и другое. Был такой Фома. Не верил он в воскрешение. Персты в раны Божьи хотел вложить. Отчего мы не верим в чудеса. Обманывали нас много раз. Я и сам не поверил в то, что я — Древний.

— Так ты не с самого начала не знал правду о себе? — Еще одно открытие.

— Я преемник, аватар Древнего. До времени я и не подозревал ни о чем. Не в один миг я понял сам себя, свои возможности. Даже сейчас. Но есть, что и без этого можно.

Роман поднялся. Подошел к железному ящику.

— Если ты о том, что бы воду в вино превратить, так какое это чудо. У меня здесь спирт медицинский. Без всяких чудес обойтись можно. У меня там пять литров чуда.

— Я, Рома, не о таком чуде.

— А, — Роман явно забавлялся, — что бы ты хотел?

— Не знаю, оживить кого-нибудь. — Вот и развеется миф о твоем могуществе.

— Это немного сложнее, но можно. Не всегда это возможно, не всегда следует делать. Не стоит судьбу менять.

— Но ты можешь? — Не выкручивайся, отвечай. Данька не хотел отступать.

— Могу.

— А еще что можешь?

— Я на днях чудо свершил мимоходом. Пойдем, палата здесь есть с несчастливым числом. Тринадцатая. Лежат там двое. Бедолаги. Плохо им было. Поглядишь. С парнями поговоришь, а то вижу, ты сомневаешься.

— Рома. Я не сомневаюсь. Никаких сомнений. Иначе, зачем я подношение принес. — Ой, Даня, лукавишь. — "Фома" верил, но перста в раны Иисуса вложить не постеснялся.

Они пошли по коридору. Казенный коридор, окрашен в унылый синий цвет. Тоскливый запах больницы. Ходят медсестры. Ковыляют выздоравливающие больные. Тягостная атмосфера, подумалось Даньке. Палата номер тринадцать.

— Давай зайдем. — Сказал Роман, и они зашли в палату.

Небольшая, на одно окно. Грязноватое, мутное. Пара тумбочек, вешалка, две кровати. Двое больных. Какой-то особый запах болезни. Беды.

— Рома! — Обрадовались парни. — Заходи.

— Ну, как вы, ребята? — Сразу видно, Роман здесь частый гость, и желанный.

— Хорошо, Рома. — У ребят в палате отличное настроение.

— Я думал, мамка приедет, ножки мне оттяпают. Она меня домой заберет. А ты все по-другому повернул.

— Ну, а ты? Удохлики! Ты как? — Спросил Роман у второго.

— Я? Нынче сам до туалета добрел. Бревном лежал, ниже пояса себя не чувствовал. Сегодня и ноги и таз мой, я чувствую. И это, ну, сам знаешь... — Парень чуть покраснел. — Утром почувствовал. Это ли не чудо. За мной не едут, ни дядька, ни сеструха. Не нужен им был такой. А я сам приду, на своих ногах. Им некогда, так я время найду. Оно и правильно, у них свои семьи. А еще на такой девчонке женюсь, все завидовать будут.

— Хватит болтать. Посмотрю на вас. — Роман подошел к постели первого парня, откинул одеяло. Припухшие синие ступни. — Вот, уходит гангрена. Думаю, к вечеру все в норме будет.

Как же это, думал Даня, такой молодой, полный сил и мог остаться калекой.

— Видишь, Данька, Роман-шаман камлал. И вылечил.

После осмотра больных они вышли из палаты.

— Так ты, Рома, шаман.

— А как я по-другому объясню? Как рассказать. Не поверят. Шаман — это что-то знакомое. В это и поверить можно. Как в воду, что заряжают на расстоянии. Пойдем кофе пить.

Они вернулись в кабинет Романа. Чайник пришлось заново подогревать. Роман выложил конфеты. Достал чашки.

— Разливай, выпьем кофе.

Роман снова спросил:

— Теперь веришь? — Сам Роман к своему могуществу относился легко и не требовал особого к себе отношения.

— Верю. Я и раньше верил.

— Ой, Даня, не за тем ты пришел. И подношение неспроста принес. — Роман улыбался. — Выкладывай, зачем пришел.

— Я хотел попросить. — Он не знал, как лучше объяснить, что хочет.

— Проси, коль пришел.

— Я хотел попросить насчет отца. Плохо ему, понимаешь, плохо. Может быть, он мог бы на каникулы, хоть на одну неделю вернуться сюда. — Данька с волнением ждал ответа.

— Навсегда нельзя. Он принадлежит тому миру. На недельку можно. Ничего не случится. Ты просишь, для тебя сделаю. Пусть вернется на неделю. Возьмешь его за руку и приведешь в этот мир.

— А как, Роман?

— Я сказал, возьмешь за руку. — Рома улыбнулся. — Когда услышишь звон струны, ответь ей: Роман. Произнесешь, и вы окажетесь на своей улице. Думаю, не замерзните, до дома дойдете. А через неделю назад. Не выдержит он здесь, погибнет. Я пока не стану его здесь оберегать. Не могу. Не проси. Сейчас не могу. И не спрашивай почему, не отвечу. Это дело великого Все-Ничто.

— Хорошо, Рома, спасибо и на этом. Правда, можно?

— Конечно.

— Так я побегу. Ромка. Я побегу! — Данька соскочил со стула, подпрыгнул. Добежал до двери, оглянулся. — Ромка, ты молодец. Ты настоящий друг, Ромка.

— Ты погоди бежать, Даня. Ты и отсюда можешь попасть в мир Тортуги. Тебе не обязательно осуществлять перемещение из одной точки. Со временем ты сможешь сам управлять точками входа. Сейчас я помогу тебе.

Капитан вернулся поздно. Он старался быть веселым. Не показывал никому виду, что расстроен. Домочадцы не спрашивали его ни о чем. Не хотели бередить рану.

— Устал я нынче, Жаннетта. Ужинать не стану. Дел на корабле было много.

— Хорошо, капитан. — Она с трудом удержалась, не подошла к капитану, что бы обнять.

— Пойду я к себе.

— Отец, — сказал Данька, — я к тебе на минутку зайду.

— Заходи. — Голос усталый, бесцветный.

Они закрылись в комнате капитана.

— Папа, я знаю, кто во всем виноват, — начал Даня.

— Ты о чем, Даня? Никто ни в чем не виноват. Если Мишель не хочет, чья тут вина. Если и виноват кто, так я сам.

— Папа, я не об этом. — Дэн думал о разговоре Романом.

— Тогда о чем? Что случилось, сынок?

— Я хочу сказать в том, что ты в этом мире и то, что я перемещаюсь из одного мира в другой, я нашел, кто виноват.

— Кто? Я, наверно, опять же. — Свен горько усмехнулся.

— Погоди, папа. Есть один парень. Его зовут Роман. Он там, в том мире. Он молодой. Прихрамывает. Он на костыле.

— И что не так с этим парнем?

— Мы с ним встретились на троллейбусной остановке. Он мне все рассказал. Он себя богом называет.

— А у него с головой все в порядке? — Обычная реакция.

— С головой у него все в порядке. Я все тебе сейчас расскажу.

И Данька рассказал все отцу о том, что было связано с Романом, все, что знал о нем.

— Самое главное, папа, он разрешил тебе ненадолго, на неделю, вернутся в наш мир.

— На недельку, — Свен улыбнулся. — Вот это да! На недельку, до второго, я уеду в Комарово. Здорово. Сколько раз я мечтал хоть на денек, хоть одним глазом увидеть вас. А тут, целая неделя. Это ж надо, на целую неделю.

— Свен, ты скажи Леону, что мы срочно уезжаем. Развеяться. И мы с тобой прямо сейчас отправимся домой.

Капитан вышел, потом вернулся, видимо, переговорив с Леоном.

— Ну, давай, Даня. Поехали. Я, честно говоря, боюсь. А вдруг...

— Ни какого вдруг, папа, тут не должно быть, слышишь.

— Да, Даня.

Они взялись за руки. Стояли рядом. Данька прислушивался. Звон струны. Он произнес:

— Роман.

Они вдвоем, отец и сын, стояли на родной Тракторной улице. На заснеженной темной улице. Неяркий свет фонарей.

— Снег, — произнес Свен. — Даня, это снег?

— Да. Это снег, папа.

— Господи, как давно я его не видел. Снег. — Свен наклонился, взял пригоршни снега, начал растирать им свое лицо. Вновь загреб снег, слепил из него снежки, и начал откусывать от этого комка небольшие кусочки. Он ел этот снег, как величайшее лакомство в жизни.

— Как я отвык от всего этого. Забыл, совсем забыл, что это такое. Забыл нашу улицу, эти дома, деревья. Данечка, пойдем. Только не торопись. Ты слышишь?

— Что, папа?

— Ты слышишь, как снег скрипит под ногами. Этот морозный воздух.

Было прохладно, но капитан не тропился. Шел медленно. Хотя одеты они были по летнему. Они вошли в подъезд родного дома. Капитан задержался.

— Вот он, воздух родного дома. Я не думал, что когда-нибудь вновь смогу войти в этот подъезд.

— Пойдем, папа.

Они поднялись на второй этаж. Капитан остановился.

— Даня, ты матери сказал, что я приду? — Свен остановился на ступенях. Возможно, и сам боялся этой встречи.

— Нет, не говорил.

— Ты представляешь, что с ней будет. Открывается дверь, а тут я. С того света. Тут кому угодно будет плохо. Ты не предупредил. Ты что делаешь, парень?

— Папа, ты поднимайся потихоньку. Я забегу, предупрежу мать.

Данька открыл входную дверь своим ключом. Вошел и крикнул:

— Мама!— Ну, где же она!

— Да, Даня. — Мария направилась к прихожей.

— Это я, мама.

— Я слышу, что ты, Даня. — Всегда с ним так. Что там случилось. У куртки петелька оторвалась.

— Мама, я не один.

— А ты с кем? — Мать вышла в прихожую.

— Мама, ты только не волнуйся. Пожалуйста. — Данька понял, что поторопился. Надо было предупредить раньше.

— Что случилось. Ты меня пугаешь.

— Мама, ты не волнуйся. Все хорошо. — Повторял Даня.

— Говори, Даня.

— Мама, папа приехал. — Наконец, он решился сказать.

— Что? — проговорила Мария Петровна. Она оперлась рукой о стену.

— Папа приехал.— Тихо повторил Даня.

— Где он? — Мария тихо выдохнула вопрос.

— Он там, в подъезде. По лестнице поднимается.

Мария Петровна выскочила на лестничную площадку. Остановилась. Там внизу. Всего в одном пролете стоял Саша. Сашка, ее Саша. Она замерла. Пытаясь запечатлеть этот момент в своем сознании. Вот он, Саша. Не отрекаются любя, ведь жизнь кончается не завтра, я престану ждать тебя, а ты придешь совсем внезапно.

— Саша, — шептала Мария, — Саша.

Александр стоял там. Внизу. Смотрел на нее. На свою любимую, такую близкую и далекую. Родную и потерянную. Он оставил ее на миг, а получилось на всю жизнь. С любимыми не расставайтесь, врастайте им корнями в кровь, и всякий раз на миг прощайтесь, как — будто вы прощаетесь на век.

— Маша, — тихо проговорил он. Побежал вверх по лестнице, обнял ее. Прижал к себе. Она обняла его. Гладила его волосы, плакала на его плече.

— Саша, как ты? Ты навсегда, правда?

— Нет, Маша. Я ненадолго. На неделю. Больше не получится. На целую неделю, Маша. Я буду здесь целую неделю. — Если б каждый миг мог длиться век.

— Что мы стоим. Саша, заходи домой.

И вот через столько лет он снова преступил порог своего дома. Навстречу Аркадий.

— Александр, ты? Я рад. Рад, что ты пришел.

— Я ненадолго, Аркадий. У меня всего одна неделя. Потом я должен вернуться.

— Проходи. Все расскажешь не спеша. Ведь это твой дом.

— Спасибо, Аркадий. Теперь это ваш дом. Я хочу поздравить вас с ожидаемым прибавлением семейства.

— Ты садись, Саша. — Сказал Аркадий. — Ты, Маша, хоть чая поставь. Ведь они издалека, устали. Легко одеты, а на улице зима. Им согреться надо.

Мария пошла быстро на кухню, поставить чайник.

— Как вы там, как ты, Саша? — Спрашивал Аркадий.

— Нормально. Я привык за эти годы. Обустроился. Свой дом. Корабль, свое дело. Разбоем занимаюсь.

— Наслышаны. — Улыбался Аркадий.

— Данька говорит, что у меня ОПГ Карибы, а я пахан, местный авторитет.

— Ну, его, Даньку. Другое время и другие обстоятельства. Сам-то он кто? Боцман. А еще отцу такие вещи говорить.

— Ладно, — отмахивался Данька.

— А дом на кого оставили?

— У меня есть кому заняться домом. Леон, мой бывший матрос, Жанетта, кухарка. Они присмотрят. Жаннетта души не чает в этом паршивце. Любит его. Раскармливает. Скоро в дверь не пройдет. Под ним рей гнется. Еще Хуан, испанский мальчишка. Он не морской человек. Ему земля больше подходит. Сейчас в моем доме живет Брайан. Наш корабельный плотник. И друг Дэна.

В этот момент Мария входила в комнату.

— Брайан? Это тот паршивец, тот изувер, который твоего сына ножом ковырял, вытаскивал пулю, а потом иголкой зашивал. А ты где был? Ты — отец. Куда смотрел?

— Маша, — начал оправдываться Александр, — в море это было. Там скорую помощь не вызовешь. Вертолетов нет. И как быть?

— Хоть как! Ты отец, — сердилась Мария.

— Маша, успокойся, — вмешался Аркадий, — он и так сделал все, что мог. Радоваться надо. Даня то там, то тут. И с тобой и с отцом. Здесь мы за ним приглядим, а там отец. И, надо будет, по отцовски там приструнит его.

— Да я уже большой мальчик, — смеялся Данька. — У Свена другие методы воспитания. Хуана собирался сжечь. Меня обещал повесить.

— Сын, кто старое помянет, тому глаз вон.

— Вот и глаз обещает вырвать. Я не сержусь, папа. Все было правильно.

— Пойдемте. Я вас покормлю, — Мария прервала их шуточки.

Позже Свену постелили диван в зале. Капитан лег. Закинул руки за голову, долго смотрел в потолок, глядел в окно, где на улице горели фонари. Он дома. Наконец. Дома. Скрипнула половица. Этот пол помнил шаги своего хозяина. Звякнула посуда в шкафу. Вздохнуло кресло. Они переговаривались, обменивались воспоминаньями о своем хозяине. О нынешнем капитане Свене. Обсуждали, как он изменился. На улице Тракторной тихая спокойная ночь.

Часть 13

— Данька! Саша! Мы ушли. — Послышался из коридора голос Марии Петровны. — Я тут одежду достал для Саши, в коробке.

Хлопнула входная дверь, Мария и Аркадий ушли на работу.

Данька встал, окликнул отца.

— Папа! Папа. Капитан Свен, вставать будешь?

— Да, Даня, сейчас встаю. — Капитан поднялся, осмотрел комнату. Все здесь такое родное и такое чужое. Он знает здесь каждую вещь, и словно видит все это впервые. Свен подошел к окну, выглянул на улицу. С неба падали редкие хлопья снега. Тишина за окном.

Белый снег за окном.

Кружева снегопада.

Лишь о чем-то былом

Вспоминать мне не надо.

Здесь чужая страна,

Здесь деревья чужие

Эти ночи без сна,

Их глазницы пустые.

Снег скрипит под ногой,

Год уходит за годом.

И уже далеко за спиной,

Та страна, из которой я родом.

— Грустишь, папа? — Спросил Данька

— Вовсе нет.

Тут за окном громко прокричала ворона.

— Каркнул ворон, невермор. — Проговорил капитан.

Эти слова отдались болезненным колоколом в груди Даньки. Он вспомнил о другом колоколе, не том, что звучал сейчас в его груди. Он вспомнил Жаннетту, ее слова. Только колокол тогда звучал не так, не радостно, а как-то глухо, словно из-под воды. Я была молода и не поняла, не поняла... А потом я ждала его. А он больше не вернулся. Она вспоминала своего мужа, ушедшего в море и не вернувшегося назад.

— Папа, завтракать будешь?

— Подожди, я осмотрюсь, умоюсь.

— Ладно, давай.

В сердце капитана звучали строки.

Там я помню весна,

Воробьи пьют из лужи

И стоит у окна

Та, которой я нужен.

Ворочусь я домой,

Разорвав цепи боли,

Обретая покой,

Стану пленником воли.

На вершине горы

Я закат встречу жизни.

Свет угасшей зари,

И печаль моей тризны.

Я еще не прошел

Все дороги мирские

И с богами за стол

Пусть садятся другие

Пусть они подождут:

Торопиться не буду.

У меня долгий путь,

Я блуждаю по кругу.

Свен прошел по комнате, прикоснулся рукой к посудному шкафу, то ли проверяя на месте ли он, то ли здороваясь с ним. Подошел к большому обеденному столу. Оперся на него руками. Здесь, вот здесь, он когда-то сидел, а рядом она. Вокруг веселые шумные друзья. Друзья, которых он почти не помнит, которые забыли его. Потом капитан подошел к неуклюжему пузатому телевизору. Положил на него сверху ладони. Снова здоровался. Повернулся к креслу. Подошел к нему. Он здоровался с этими вещами. Погладил спинку кресла, похлопал ее. Пошел к двери в свою комнату, остановился.

Замер возле закрытой двери. Там был его рабочий стол. Там столько времени провел он рядом с ней, со своей женой. Но сейчас он не решился открыть эту дверь. Он просто стоял. Стоял долго. Повернулся и пошел к комнате сына. Переступил порог. Постоял, оглядывая комнату.

— А у тебя тут очень неплохо. Мило.

— Мне самому нравится, папа.

Свен прошел к постели, присел на нее, провел по подушке ладонью, словно гладил. Сидел и молчал. Потом взял с тумбочки плюшевого мишку, подержал его, прижал к своему лбу. Тихо что-то шептал этой игрушке. Посадил его обратно на тумбочку. Провел рукой по его голове и пальцем коснулся носика-пуговки. Встал и вышел из комнаты.

Зашел в ванную, встал перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение. Он смотрел на самого себя и не узнавал. Там, в этой стеклянной поверхности, он не находил себя. Открыл воду, еще раз посмотрел на свое отражение. В уголках его глаз что-то предательски блеснуло. Свен набрал в ладони воды и плеснул в лицо. Водопад влаги с его ладоней смыл чуть намечавшиеся ручейки горечи.

Заходя на кухню, встал, как обычно на пороге, оперся рукой на косяк.

— Папа, давай, садись. — Сказал Данька, — Мать кашу сварила. Будешь?

— Конечно, Даня, буду. — Свен прошел, сел за стол, и они начали завтрак.

— Папа, тебе грустно, да? Ты расстроен?

— Нет, сынок, не расстроен. Вовсе нет. Может быть, немного, но не до такой степени, парень Чердачная балка — это для дураков, а веревка и рея на испанском корабле — это для неудачников. Я не из них. Так что ты не беспокойся.

— Пап, мы сейчас позавтракаем и куда направимся?

— Не знаю, Даня. Я как-то отвык от этого мира. Решай ты, на правах хозяина. Можно просто пройтись по городу, посмотреть, как он изменился.

— Я сейчас позвоню Гришке. Это мой друг. Я тебе о нем рассказывал. Если отец оставил ему машину, мы проедем по городу. Так мы больше увидим, да и ходить пешком по городу как-то стремно.

— Я согласен. Идея хорошая. — Как хотелось ему пойти на свидание с этим городом, со своей жизнью.

Данька набрал номер друга.

— Гриша, это ты? — Хорошо бы Гриша был свободен, вдруг родители его запрягли.

— Я, а кто еще? — Откликнулся друг и проворчал еще что-то невнятное в трубку.

— Гриша, выручить сможешь? Ты чем занят? — ну, кажи свое...

— Ничем. — Молодец, этих слов я и ждал от тебя.

— Тебе отец машину оставил? — Еще один важный вопрос.

— Оставил. Ключи на столе валяются.

— А ты можешь нас покатать? — Кажется, все складывается удачно.

— Могу. А куда ехать? — Ему было без разницы, но интересно.

— Просто по городу.

— Могу. А кого, нас? — Чего там задумал Даня.

— Гриша, — сказал Данька, — У меня отец приехал.

— Отец? — Не понял вначале Гришка, — Это твой родной отец? Так бы и говорил сразу. Я сейчас прилечу. Выходите.

— Это капитан Свен. — Уточнил Данька.

— Сам капитан Свен! — Не всякий раз удается встретиться с настоящим пиратом. Это круто. — Я уже выезжаю. Мчусь!

— Одеваемся, спускаемся вниз. Сейчас Гришка подъедет. — Сообщил Данька отцу.

Они оделись и вышли на заснеженную улицу. Морозный воздух, кругом белизна. На ветках деревьев снег. Эти деревья сейчас походили на цветущую вишню. На утоптанной дорожке прыгают голуби и воробьи. Собирают крошки. Рыжий хитрый кот заметил их. Крадется. Прижав брюхо к утоптанному снегу. Напряженный хвост, уши торчком. Кот подкрался. Замер на минуту. Бросился на добычу. Птицы вспорхнули вверх. Кот замер, почувствовал, что за ним наблюдают люди, посмотрел в их сторону, вздернул гордо голову вверх, всем своим видом показывая, что он вовсе не хотел ловить этих птиц. Они ему не нужны. Он только хотел их прогнать. Кот стрехнул с лапки снег и пошел дальше по своим очень важным кошачьим делам.

Подъехала машина, из нее вышел Гриша и пошел к ним.

— Привет, Данька. — А сам смотрит на капитана.

— Привет. А это мой отец, знакомься.

— Капитан Свен? — Спросил Гриша.

— Капитан Свен. — Представился Александр. Они пожали друг другу руки.

— Я представлял вас не таким, — смущенно сказал Гриша.

— А каким ты меня представлял? Наверно, думал увидеть Джона Сильвера?

— Нет, я думал, что вы другой. Не такой обыкновенный. — В самом деле, так просто в этом человеке не признаешь морского разбойника.

— Каким я могу быть, ведь я отсюда родом. Такой же, как вы, только старше, — усмехнулся, — обыкновенный пират. Разбойник, чьи руки по локоть в крови, а глаза отливают цветом золота чужих сундуков.

— Нет, какой вы пират. Вовсе не похожи. Садитесь, поедем.

Они сели в машину. Внедорожник тронулся с места.

— Куда едем? — Спросил Гриша у Свена.

— Все равно. Я хотел город посмотреть. Я его забыл. Придется знакомиться заново. — Сказал Свен.

Они выехали с Тракторной улицы, свернули, проехали мимо троллейбусной остановки. Сейчас для Дани эта Тракторная улица и остановка светились иным светом. Он ехал здесь рядом с отцом в одной машине. Парни сидели на переднем сиденье, а капитан сзади. Свен смотрел на эти улицы сквозь окно автомобиля. Идут люди, торопятся по своим делам. Он был когда-то одним из них, таким же, как они. А сейчас он смотрел на них через стекло, и не только стекло отделяло его от этих людей. А время, жизнь. Он был для них чужим, чужим и ненужным. Они, наверно, и не заметили бы его в этой суете. Чужой, совсем чужой.

— Да, — сказал Свен, — здесь много изменилось. Вроде все помню, все знакомое и совсем другое. Я понимаю, что за это время что-то должно было измениться. Но такие перемены. Впечатление такое, словно я попал в свой сон. Сон тяжело больного, лежащего в бреду.

Данька повернулся к отцу.

— Папа, что не надо было. Я поступил не правильно?

— Нет, Дэн, ты сделал все правильно. Я должен проститься с этим сном. Что бы он не приходил ко мне темными ночами, не мучил меня. Что бы я избавился от него. Я приехал попрощаться с ним.

Гриша ехал медленно. Он всегда ездил неторопливо, соблюдал правила движения. Боялся, что отец навсегда лишит его возможности садиться за руль. Свен разглядывал улицы.

— О, этого не было, — говорил он, — я этого не помню. А это новая церковь?

— Да, новая. На этом месте когда-то была церковь. Потом ее снесли, а сейчас отстроили заново.

— Красиво. Жаль только, что не все можно восстановить.

— Парни, смотрите, какой высокий дом. В то время, когда я жил, таких не строили.

Жил, жил, жил, билось одно слово в голове Даньки.

— Папа, ты и сейчас...

— Нет, Даня, жил, — грустно сказал капитан.

Они ехали дальше. Проехали мимо городской администрации. Два. Три десятка людей митинговали. О чем-то говорил оратор. Свен усмехнулся.

— Вот она, демократия в действии. У нас на острове никакой демократии нет. Так, Дэн? У нас монархия. У нас губернатор.

— Да, Гриша, — подтвердил Данька, — у нас подобных вещей не бывает. Что бы кто-то стоял, митинговал. У нас с этим сурово. Как на корабле, капитан приказал, все должны выполнять.

— У нас единовластие, — подтвердил Свен.

— Но ты с другими капитанами совет держишь. И с нами, с Колином, с Брином.

— Это игра в демократию. У Вождя народов был Верховный Совет, он слушал, а поступал по— своему.

Мимо на большой скорости промчалась машина.

— Вот лихач, — заметил Гришка.

Лихача занесло на скользком асфальте, машину понесло и она врезалась в другую.

— Догонял, ездить надо нормально.

— Ты у нас, Гриша, хорошо водишь. Скорость не превышаешь.

— Если отец узнает, он машину отберет. Если я так врежусь, отец меня на всю жизнь прав лишит.

— У тебя, Гриша, отец строгий?

— Отец, как отец. Шалить не позволяет.

Рядом прогремел трамвай.

— Господи, я забыл о трамваях. Как я оторвался от жизни. Не помню трамваев, не помню. Что может быть так много машин. Отвык от многолюдных улиц. Это совсем другой мир. Парни, а это станция метро?

— Да, пап.

— А сколько станций построили за это время?

— Станции три. Нет, четыре.

— Да, — сказал капитан, — прошло четыре станции подземки моей жизни.

— Четыре станции подземки жизни, — подумалось Дане, — боже, подземка жизни.

Они ехали дальше, и вдруг капитан почти закричал:

— Фонтан, фонтан! Гриша, остановись где-нибудь здесь.

— Сейчас припаркуюсь.

Фонтан зимой. Фонтан, конечно, не работал. Они остановились. Небольшая площадь, в центре которой разместился старый фонтан. Посреди улиц. К фонтану вели лучи дорожек. Можно было подойти к нему с разных сторон. Они вышли из машины. Свен пошел вначале по улице, словно на ощупь, подошел к одному из лучей дорожки. Шел по ней медленно, а парни шли чуть сзади. Свен шел осторожно, словно боясь оступиться. Останавливался. И вновь двигался вперед. Остановился, развернулся. Снова повернулся к фонтану и так же медленно дошел до него. Стоял возле чаши фонтана, заполненного снегом. Стоит и молчит. Закрыл глаза, слушая шум водяных струй. И чудится шелест листвы. Стоит долго, мучительно долго. Рукой очистил от снега край каменной чаши фонтана, погладил гранит, покачал головой, достал из кармана золотую монету, сделал углубление в снегу, положил туда монету и присыпал снегом. Еще постоял.

Гришка удивился:

— Зачем?

Данька то же не мог понять. Капитан, видимо, почувствовал это недоумение. Не оборачиваясь, сказал:

— Это я на память, что бы вернуться когда-нибудь сюда. Теперь можно идти.

Капитан медленно уходил от фонтана. Мучительно медленно. Задержался и прошептал:

— Не оборачивайся, только не оборачивайся. — Просил Свен, словно твердил заклинание.

— Папа, что с тобой?

— Нельзя оглядываться. — Как в бреду повторил Свен.

— Папа, почему нельзя огладываться?

— После того, как попрощаешься с могилой, надо идти и не оглядываться, чтобы не тосковать.

— Какой могилой, пап? — Данька так и не видит здесь могил.

— С могилой моей памяти. У нас здесь было первое свидание с Машей.

— Папа! — Данька обнял отца так, как ему помнилось, когда он был маленьким. Они сидели на диване, отец читал ему книжку. Даня держал в руках плюшевого мишку. Отец обнимал сына за плечи рукой.

— Папа, ты все еще любишь ее? — Какой же он болван, не подумал, что отцу будет тяжело встретиться с мамой. И ей тоже. Я так люблю вас обоих, и просто хотел увидеть вас вместе. Какой я эгоист.

Капитан тяжело выдохнул воздух из легких, и в этом вздохе было все, был ответ. Гришка подумал. Как тяжело сейчас этому человеку, этому сильному отважному пирату. И такому слабому. Капитан повернул голову к сыну и сказал:

— Матросы не плачут, Дэн. — Папа, папа, но сердце твое плачет слезами невидимыми миру.

— Да, папа.... Матросы не плачут.

Капитан словно очнулся и пошел уверенной походкой к машине. Они сели во внедорожник.

— Ну, что, куда теперь, парни? — Спросил Свен.

— В какой-нибудь торговый центр, — предложил Дэн. — Торговые центры — это выставка, ветрина любого города.

— Поехали.

Они остановились возле одного из таких торговых центров.

— О, — сказал Гриша, — территория мужского шопинга.

— Я этим видом спорта не очень увлекаюсь, — покаялся капитан. Но можно посмотреть.

Они зашли внутрь, долго бродили по бутикам. Капитан разглядывал безделушки, улыбался. Ходил от одного прилавка к другому. Но так ничего и не выбрал.

— Пап, может, ты что-нибудь купишь? У меня деньги есть. Какой сувенир на память.

— Даня, я не хочу. Не хочу потом натыкаться взглядом на свои воспоминания. Иногда лучше забыть или, по крайней мере, делать вид, что ты забыл прошлое. Думаю, хватит бродить здесь. У меня уж голова пошла кругом от всего этого.

Они вышли на улицу.

— Куда теперь меня поведете, ребята? — Капитан немного теряется в этом таком родном и чужом городе.

— А если пойти в кафе. Я знаю тут недалеко очень хорошее кафе. Можно взять мороженое. — Предложил Гриша.

— Мороженое, — оживился Свен, — я забыл о нем. Это будет здорово. Идемте. Давайте быстрее.

Они зашли в кафе. Устроились за столиком. Тихо играла музыка. Они сделали заказ. Капитан положил первую ложечку мороженого в рот. Прикрыл глаза и почти простонал: сказочно. Необыкновенно сказочно. Волшебная сказка. А у вас она может быть каждый день.

— Капитан, — спросил Гриша, — а как это быть капитаном на пиратском судне?

— Это, — Свен сделал нарочито грозный вид, — когда тебя все боятся. Ты — гроза морей. На палубу выходишь, а матросы трепещут.

— Батя, — вмешался Данька, — мы не трепещем. Мы тебя уважаем.

— Как! Вы меня не боитесь?

— Нет. Ты наш капитан, ты наш общий батя.

— Не боитесь, так не боитесь. — Его власть держится совсем на другом.

— А команда как? Ну, ребята? — Грише хочется узнать у самого капитана.

— Нормальные ребята. Дисциплина, как на военном корабле. Никакой дедовщины.

— А драки? Парни ром пьют?

— Что ты, Гриша. Море пьяных не любит. Они не приходят домой. Драк нам без этого хватает. Как ты пойдешь в бой рядом с тем, с кем накануне дрался, кого ненавидишь. Кто может прикрыть тебя в бою, с тем драться не станешь. И ты его прикроешь. И кто знает, может быть, в следующем бою убьют тебя или твоего друга. А море, оно может быть ласковым и щедрым. А может показать свой нрав. Тогда держись.

— А вы любите море, капитан?

— Кто ж его не любит? Это же море. Оно совсем другое. Оно не такое, как земля. Суша, она такая неподвижная, неповоротливая, пыльная. И люди на ней, как цветы в пыли. А море живое, оно плещет, оно разговаривает с тобой. Ты видел солнце над морем. Оно не такое, как над сушей. Оно смотрится в воды. А звезды, ночные звезды купаются в море. И воздух там совсем другой. Ветер над морем... — Капитан, смеясь, посмотрел на Даньку. — До сих пор помню. Как Дэн впервые пришел на корабль.

— Папа, не надо вспоминать. Приполз я на корабль.

— Я не об этом. Я вспоминаю ту песенку из Острова сокровищ. Пятнадцать человек на сундук мертвеца... и там поют о бутылке рома. Вот и ответ. Пятнадцать человек и одна бутылка. Это что, пипеткой в глаз закапывать? Так у пиратов.

— Интересная у вас жизнь.

— Не то слово. Знаток морской жизни, Дэн, тебе такого нарассказывает.

Данька надулся.

— Хорошо. Не стану раскрывать наши маленькие тайны. Захочешь, сам расскажешь. Лучше закажем еще по порции мороженого.

Они заказали. Капитан наслаждался этим лакомством. После они гуляли пешком по улице. Свен разглядывал прохожих, теперь уже не через окно автомобиля, а идущих по одной с ним улице. До каждого можно дотянуться рукой, и не дотянешься. Каждый живет своей жизнью, и каждый умирает в одиночку. Дэн наблюдал за отцом. Как тот жадно оглядывает этот город.

— Да, ребята, световая реклама и днем не выключается. Представляю, какие здесь ночные улицы. У нас на острове ночью выйдешь на улицу ни одного фонаря не найдешь.

Они дошли до оперного театра. Капитан остановился возле афиши.

— Риголетто. Дон Кихот.

— А может, сходить в театр.

— Нет, не сейчас. Мне пока не хочется. Я совсем отвык от снега. Не помню зимний лес. Песню, зачем из дома понесу, если смогу найти ее в лесу. Знаешь, какой красивый лес зимой. Ее с мороза принесу тебе домой.

— В самом деле, — согласился Гриня, — можно сходить в лес. Съездить на лыжную базу. Покататься.

— Я давно не стоял на лыжах. Получится ли.

— Все получится. Это как на велосипеде. Все сразу вспомнится. Стоит лыжи одеть.

— Пора возвращаться, — сказал капитан, и они пошли к кафе, где оставили машину.

— Предлагаю пойти ко мне в гости. — Заявил Гришка. — Если отец пораньше вернется с работы, я тебя, капитан, с ним познакомлю.

— А это удобно? — Спросил Свен.

— Удобно. Едем.

— Ну, едем. — Согласился капитан. — Только с пустыми рукам...

— Ничего. Какие счеты.

— Это не правильно. Надо хоть торт привезти. Я, кстати, даже забыл о наших здешних тортах. Вот и повод будет вспомнить.

Часть 14

Короткий зимний день подходил к концу. Были те короткие минуты, когда на небе еще светло, но вот-вот этот свет угаснет. Стемнеет быстро. Колдовское время.

— Прекрасный вечер. — Сказал Свен.

Данька повернулся к отцу.

— На том и этом свете вспоминать мы будем, как упоительны в России вечера.

— Ты прав, Дэн, я долго буду вспоминать эти вечера. Не знаю, что здесь такое особенное, то ли воздух, то ли земля. Вечера здесь воистину упоительные. Как-то по особенному близки к сердцу. В такие моменты мне грезится деревенский бревенчатый дом, крепкий дом, скрип сенных дверей. Вот хозяин вошел в комнату, сбросил валенки и в одних носках ступает по домотканым половикам. Стол накрыт скатертью, в комнате запах горящих поленьев. Треск огня в печи, и жар от этой печи. Гремит рукомойник и стекает мыльная вода в ведро. Окна задернуты шторами. Тепло и уют. —

— Романтика. — Согласился Гриша.

— Романтика, конечно. Захотел выпить воды, вышел в сени, разбил корку льда на поверхности в ведре, зачерпнул ковш. Романтика. Я бы сбежал дня через три от такой романтики.

Гришка только усмехнулся.

— А у вас там, на Тортуге, Свен, наверно, скучновато, особенно вечерами. Ни телевизора, ни радио, ничего этого нет.

— Как сказать, — начал Свен, — почему ты думаешь, что только в России существует сарафанное радио. Там оно тоже есть. Пойди на рынок. А дома у нас граммофон есть.

Данька удивился, какой граммофон.

— Брайан. Если его попросить. Да и просить не надо. Когда ему нечего делать. Он поет. Играет пластинку наш граммофон.

— Это точно, — подтвердил Данька.

— А новости можно еще в порту узнать. Корабли приходят и привозят вести из других мест. Это у вас, включил ящик и знаешь, что твориться в мире. Придет корабль и расскажут, там мор, здесь война началась. А у нас все спокойно. Когда следующий корабль придет, глядишь, мор закончился, война отгремела. Это у вас, сел в самолет. Пара часов, и ты уже за тысячи верст. У нас, что бы доехать из одного места в другое сколько времени пройдет. Но в этом есть и что-то положитеьное. Представь, Гриша, что бы написал нынче Радищев. Какое путешествие из Петербурга в Москву. Сел на скоростной поезд и вот ты в первопрестольной. Что можно описать, что ты увидел из окна вагона. Кому нужны рассказы Антона Павловича Чехова о Сахалине? Что можно о нем новенького рассказать. На острове нормальная погода, и я бросаю камешки с крутого бережка далекого пролива Лаперуза. Хочешь узнать подробнее, спроси Гугл. Такие у вас дела, что интересно. Не очень. Все изменилось, не поймешь, к лучшему или к худшему.

— Я на тебя, Свен, смотрю и сразу видно в кого пошел Даня. В отца. Не даром, он в первый день в вашем городе нашел тебя. Словно стрелка компаса указала.

— Наверно, в этом что-то есть.

— Сейчас свернем, и наш магазинчик будет. Он рядом с моим домом.

Клава сидела за кассой. Крашенная блондинка лет двадцати пяти, с накладными ресницами, считавшая себя очень хорошенькой. Она всегда старательно подбирала макияж. Сейчас, на своем рабочем месте за кассой она старалась выглядеть необыкновенно привлекательной. Белая пилотка на голове, расстегнутая белая курточка, так чтоб был виден широкий вырез ее блузки. Короткая юбка и розовые сандалики на каблуке под цвет ее губной помады. Она поправляла ногти щипчиками и маникюрной пилкой. Магазинчик был маленький, довольно скромный. Народ набегал сюда в конце рабочего дня. Сюда тянулись люди из ближайших контор и завода. Еще заходили студенты из общежития. В остальное время кое-кто из местных жителей, пенсионеры. Клава смотрела в спину своей напарнице, которая сидела за второй кассой. Анка, Нюра, немного полноватая, довольно разбитная девчонка. В отличие от Клавы, она одевалась просто. На ногах были стоптанные шлепанцы, что бы не уставали ноги во время работы. Народа в зале сейчас было мало. Старушка в платке и теплом пальто, подслеповато разглядывает дату изготовления на пакете с молоком. Вон две женщины, одеты хорошо. То ли после работы уже. То ли вовсе не работают. Ходят по торговому залу, решая, чем кормить вечером семьи. Пара студентов, выбежали из общежития в куртках без шапок. Тут рядом добежать. Они положили в корзину банки готового пюре, банку тушенки. Сейчас выбирают себе десерт. Булочки. Мужчина средних лет, выбирает рыбные консервы, трясет банкой возле уха. Народный способ определить качество, что б не болталось. Мужичонка в потертой ушанке и в видевшей виды дубленке, гремит бутылками в винном отделе. Решает, что ему прикупить. Скоро закончится рабочий день на заводе, и сюда к остановке транспорта заспешат люди. Тогда здесь будет шумно и многолюдно. Они будут покупать здесь, что бы больше не заходить в магазины. Очень удобно. Есть еще несколько свободных имнут. Клава закончила с ногтями. Отложила в сторону щипчики и пилку.

— Аня. Может, кофе выпьем? Дернем по чашке.

— Если ты мне принесешь. — Даже не обернулась.

— Ладно, сейчас сбегаю. — Согласилась Клава. Она вышла из-за кассы, прикрыла дверку. Прошла мимо синих ящиков, куда на хранение покупатели складывали свои личные вещи. Клава не торопилась, хотя обещала сбегать. Она всегда так бегала. Бросила взгляд на мужика. Стоит, оперся на столик, куда обычно складывают корзины, что бы переложить их содержимое в свои сумки. На этот столик мужчина поставил черную спортивную сумку. Наверное ждет кого-то. Клава прошла в торговый зал, не спеша дошла до прилавка с колбасой. Там стояла продавец Наталья.

— Ната, — спросила Клава, — у тебя хорошая колбаска есть?

— А куда она денется. Есть всегда. Тебе сервелат?

— Ты сдурела, Наташка. Я не миллионер. Сервелат лопать. Ты мне хорошую. Нормальную, но не дорогую. Грамм триста отрежь, я в конце смены заскочу, заберу.

— Сделаю.

По залу ходит Степан, молодой охранник. Скучает.

— Ты куда, Клава? — Спросил он кассиршу.

— Пока голодающие не набежали, мы решили выпить по чашечке кофе. Сейчас сделаю и мигом обратно. Она ушла в подсобку. Тот мужчина, который стоял возле синих ящиков для сумок, оживился. Расстегнул замок черной спортивной сумки, пошарил там рукой, вновь ее застегнул. Осмотрелся. Пристально посмотрел в спину второй кассирши. Торопливо подошел к пустующей кассе, торопливо перегнулся через барьерчик, сунул сумку вниз под кассу. Поспешил к выходу. На выходе он пропустил Гришку с товарищами, которые входили в магазин.

— Что будем брать? — Спросил Гриша. — Я покажу, где тут что лежит. Я часто сюда за хлебом хожу.

— Как решили, в начале торт. — Предложил Свен.

Они выбрали торт. Данька предложил взять еще рулет. Взяли конфеты. Даня вдруг вспомнил:

— Папа, а сало хочешь. Наше, настоящее. — Даня и сам не знал, отчего вспомнил про сало.

— Ты молодец, я забыл, что такое существует.

Они выбрали сало, взяли большой кусок, щедро смазанный перцем.

— Соскучился я по нашей пище. Там у нас этого нет. Эх, парни, душой-то я все равно остался русским. Мне бы борща, окрошки или чего-то такого. Они еще походили по магазину, выбирая. что купить. Клава вернулась на свое рабочее место. Одну чашку кофе она поставила Анке.

— Держи. Успеем, выпьем. Время еще есть.

Клава устроилась за кассой, закинула ногу на ногу. Королева. Сделала глоток кофе, всем своим видом она показывала: не подходи. Я занята. Я при деле. Не стоит меня беспокоить. Моргнула своими наклеенными ресницами. Сделала очередной глоток. Данька не обратил внимания на королевский вид. Подошел. Поставил свою корзину пред кассой.

— Посчитайте, пожалуйста.

Клав недовольно посмотрела на парня. Что, не мог пойти к Нюрке? Обязательно ко мне надо. Может она ему приглянулась. Это меняет дело. Клава сбросила одну ногу с другой. Удобнее села возле кассового аппарата. Тут она ощутила что-то там, где нога. За что она зацепилась ногой? Что это? Она посмотрела вниз. Сумка, черная сумка. Тут же в ее памяти всплыли предупреждения, которые часто можно услышать в транспорте. Сообщать о забытых вещах. Не трогать их. Это может быть...

— Бомба! — Выдохнула Клава.

— Какая бомба? — Спросил Данька, глядя на свои покупки. — Это рулет, а не бомба.

— Нет, бомба. Там. Там. — Клава стремительно бледнела.

— Где там? — Почему женщины не умеют толком объяснить.

— Под ногой.

Данька заглянул вниз.

— Сумка, Обыкновенная спортивная сумка. — Если б мышь была, понятно — крик, а тут сумка.

— Нам нельзя, нам запрещено держать сумки на рабочем месте. Она не моя.

— Сидим. Не двигайся. — Данька сбросил с себя куртку. — Свен, отгони народ. Пусть не подходят сюда. Не пускай их. Гриша, на улицу. Быстрее, никого не впускай. Технический перерыв.

Он начал обходить кассу, пританцовывая, как это делал в минуты волнения. Открыл дверку кабины кассы. Присел на корточки.

— Тебя как зовут? — Спросил он девчонку бледную от страха.

— Клава.

— А я Данька. Ты не бойся, кто-то видимо забыл. Или подшутил. — Даня расстегнул молнию на сумке. На счетчике бежали красные циферки.

— Ну, что там? — Спросил Свен. Руками он показывал посетителям отойти подальше.

Один из студентов спросил:

— Это ограбление? — Здорово, быть свидетелем настоящего ограбления.

— Какое ограбление. Бомба! Что там, Дэн?

— Да бомба, папа. Обыкновенная бомба. — Разве это причина для переполоха.

— Что делать будешь? Я сейчас подойду, Данька.

— Стой там, папа. Ты подойдешь, я перепугаюсь. Ручонки начнут трястись. Стой. Не надо. — Данька выпрямился. — Да ты не бойся, Клава. Все нормально. У тебя чего-нибудь остренькое есть?

— А... что?

— Не знаю, ножницы?

— Маникюрные щипчики...

— Подойдет. Звони в полицию, саперов вызывай.

— Я не могу. — Бледность на лице Клавы проходила. Вместо нее на щеках появлялись красные пятна. — Пусть Нюра звонит.

— Куда звонить?

— В полицию звони, Нюра. — Она что, глухая?

— Да, — Нюра дрожащими руками схватила телефон.

Если бы сейчас Клаву попросили встать, она бы не смогла. Ее парализовал страх. Данька снова опустился на корточки.

— Ты как, Клава? — Он решил немного успокоить девчонку. — Ты хорошо танцуешь?

— Да, — выдавила та из себя.

— Тогда после потанцуем, как я эту дуру уберу.

— Да, — откликнулась она. Клава сама не понимала, что говорит.

— А ты какой цвет больше любишь? — Данька сейчас разглядывал разноцветные проводки, которые от взрывателя вели к мине.

Клава не соображала. Какой цвет она любит. В торговом зале напуганные женщины стояли, забыв зачем они вообще сюда пришли. Даже думали, что нас понесло сюда. Один из студентов включил камеру своего сотового. Вот это удача. Бомба! Его кадры обойдут весь интернет. Ребятам в институте покажет. Парень даже не думал о том, что показывать эту сенсацию ему. Возможно, не придется. Мужичонка в винном отделе ухватил литровую бутылку водки и прятал ее в карман своей тертой дубленки. Спасти самое ценное, что было в этом мире было его догом. Не оставлять же это на поруганье террористам.

— Даня, ты там скоро? — Вновь крикнул Свен.

— Не торопись, батя. У нас еще уйма времени, шесть минут двадцать три секунды. Клава, кокой цвет, красный, зеленый, желтый, серый. голубой?

— Красный.

Ну, ну, решил Данька, выслушай женщину и поступи по-своему. Серый. Мне нравится серый. Что с этим поделаешь. Зажал щипцами провод и пробормотал: девочка в поле гранату нашла. Что это, папа? — спросила она. Дерни за ручку, папа сказал. Долго по воздуху бантик летал. И перекусил серый проводок.

— Ничего. — Сказал он. — Взрыватель я отключил, пап.

— Молодец.

Данька хотел взять сумку за ручку, но увидел возле первого взрывателя небольшую выпуклость с лепестками.

— Свен, стоять! — Крикнул он. Теперь Данька встревожился.

— Что там? Что там, Даня? — Капитан почувствовал, там не все идет гладко.

— Ничего страшного. Подарок саперу, второй взрыватель. Вибрационный взрыватель ромашка.

— Даня, это что? Серьезный случай?

— Как сказать. Как сказать, папа. Угадать надо. Тут лепесточки. Надо нажать на один из них. Только который. Что, красавица, погадаем? Любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет.

Клавка не могла из себя ничего выдавить. Данька себе говорил, тупорылый. Чему тебя учили. Какой из этих лепестков нажать. Это знал только тот, кто ставил взрыватель. Стержень взрывателя опускается вниз. Срабатывает защелка. Там, на скрытой от глаз части, есть метка, указывающая на единственный верный лепесток. Пять лепестков, и у тебя только двадцать процентов угадать. Восемьдесят процентов за то, что тебя разнесет в клочья. Даня водил пальцем над взрывателем и шептал: любит, не любит... К черту пошлет. Нажать здесь. Лепесток следует нажимать плавно. От любой вибрации он сработает, даже переносить заряд после установки этого подарка опасно. Даня плавно нажал. Щелчок. Взрыватель выскочил из гнезда.

— Я говорил, Клава, к черту пошлет. — Он вытащил взрыватель и положил его на стойку рядом с кассой. — Вот так, красавица. Ты мне танец обещала. Пойдем. — Он взял девчонку за руку, помог ей выбраться из-за кассы. Провел ее в торговый зал. Клава стоит, ни жива, ни мертва. Не может двигаться. А Даня запел: бессо ме мучо... И вот, горячий испанский парень, обещающий нежность и страсть танцует возле кассирши.

— Что, Даня. Все? — С тревогой спросил Свен.

— Конечно. Все. Дай мы потанцуем. Сегодня мы танцуем. — После такого можно и повеселиться.

К магазину подъехала полиция. Выскочили. Гришка у входа махал руками и как попугай кричал: технический перерыв. Технический перерыв.

Подошли полицейские.

— Что там?

— Бомба.

Полицейские вошли внутрь. Увидели картинку. Кассирша и какой-то парень танцуют.

— Это ложный вызов? — Что за дурацкий розыгрышь.

— Нет, парни. Все нормально. — Заверил их Данька, подошел к кассе. — Вот, забирайте. Ваше.

Гришка вслед за полицейскими вошел в магазин. Один из полицейских, сапер, подошел, заглянул в сумку.

— Да, хорошая штучка.

— Парни, вы еще вот это заберите. Второй взрыватель. Мне он не нужен. Может вам куда сгодиться.

Даня указал на взрыватель "ромашку". Сапер посмотрел, присвиснул.

— Вот это да!

— Что? — Спросил майор, стоявший рядом.

— Вибровзрыватель "ромашка", смерть сапера. После первого взрывателя включается второй. Разрядить его не возможно. И вывести мину не получится. Рискованно. Малейший толчок. И все. Видишь, майор, шесть клемм. Надо нажать одну. Не угадаешь, конец. Мало шансов угадать. Повезло тебе, парень. Ты где научился?

— В школе, на уроках труда. — Привязался. Мужик, сам знаешь, где такому учат.

— Давай документы. Шутник.

У Даньки с собой был только студенческий билет. Он протянул его майору.

— Юридическая академия?

— Так точно. Буду полицейским.

— И там тебя научили ...

— Да, на уроках труда. Мы постоянно только этим и занимаемся.

— Ясно. Адрес? — Начали оформлять протокол.

Покупатели поспешили уйти. Бог с ними, с продуктами. Мужичонка в потертой шапке и дубленке тоже выбрался из магазина, прижимая к себе ее, родную. Он спас ее от террористов. Теперь есть настоящий повод отметить это дело. С другой стороны, и платить не пришлось. Что бы им почаще эти бомбы подкладывать. Жаль, надо было вторую бутылку прихватить. Протокол составили. Кассир рассчитала Даньку. Она все еще пыталась прийти в себя. Не каждый день ты сидишь на пороховой бочке. Ребята вышли из магазина, сели в машину. Еще сотня метров и они возле дома Гриши. Поднялись в подъезде, вошли в квартиру. Дома никого не было. Жажгли свет, прошли на кухню, вытащили свои покупки.

— Сейчас чайник подогреем. — Сказал хозяин. — Даня, микроволновку включи. В холодильнике котлеты оставались. Вот батон.

Даня нарезал батон, порезал сало. Разложил его на хлеб. Свен, никого не дожидаясь, взял один из кусочков хлеба с салом. Откусил.

— Парни, только у нас можно отведать такое.

— Так ешь, папа.

— Не заставлю себя упрашивать. Я же пират, а не барышня.

Часть 15

Чайник закипел. Гриша выключил конфорку. Они не слышали, как вернулся домой Игорь Иванович. Он прошел на кухню, увидел гостей.

— Добрый вечер, честной компании.

— Добрый вечер.

— Это мой папа, — представил Гриша Свену своего отца. — Игорь Иванович.

— А это мой, — вмешался Данька, — Александр.

— Очень приятно, — поздоровался Игорь Иванович с капитаном. — Не помешаю?

— Нет, папа, садись. Я тебе котлеты положу. Потом чай будем пить. У нас торт есть.

— О! А что празднуете? — Генерал с любопытством смотрел на отца Даньки.

— Да вот, — сказал Даня, — отец в отпуск приехал на недельку.

— Хорошо. Я слышал, вы давно не виделись. И недавно нашли друг друга. — Ему хотелось услышать эту странную историю из уст своего курсанта, Даньки. — Как тебе посчастливилось отца найти?

— Это такая удивительная история. Я сам не поверил, — начал Данька, — Летом решил в отпуск съездить, а тут реклама. Места удивительные, загорать и купаться можно. Думал, в рекламе врут. Но поехал. В Мурманск.

— В Мурманск?

— Ну, да. В Мурманск. Море ласковое, солнце. — Лицо Дани изображало полную искренность. Ни слова лжи. Глаза честные-честные. — И в самом деле, номер в гостинице не далеко от моря. Хорошая гостиница. А кругом жара стоит. Обычно я сланцы на ноги надену, шорты и майка. Полотенце через плечо. Топаю на пляж. Совсем рядышком. Пройти мимо памятника и вниз к пляжу. Город чистый, убранный. Курорт. Там как готовятся к туристическому сезону? Газоны пропалывают, очень тщательно пропалывают. И подстригают.

— А что так с газонами? — Спросил Игорь Иванович.

Свен и Гриша внимательно слушали Даню и удивлялись.

— А как же! Если с весны не прополешь, так такое бывает. Там эти растут. — Данька начал показывать руками. Рука вверх, крутится. — Здоровенные. Здоровенные. Просто страх. Листья распустят. А летом созревать начинают плоды. Орехи кокосовые.

— Кокосовые орехи? — Изумился генерал.

— Да. Когда они созревают, то падают. Глядишь, кому по башке достанется. Вот по весне их и выдирают, пальмы. Что б орехи не падали. Орехи огромные, как на голову упадет или на машину. А мне до пляжа мимо памятника пройти. На постаменте скамеечка, мужик сидит в цилиндре, нога на ногу. Рукой опирается на закрытый зонт. Как же его зовут? А! Дюк Ришелье.

— Даня, ты ничего не попутал?

— Ничего не попутал. На нем так написано. — Лицо — сама честность. — А потом по лестнице. Широкая, длинная. Четыреста двадцать ступеней. Но пройти можно. Это когда светло. А ночью не видать. Там не ходят. Так ее и прозвали. Потемкинская. Ну, темная.

— Потемкинская? — Все засмеялись.

— Так местные говорят. К морю спустишься, там пляж. Не большой. Подальше лучше есть. Но мне лень было туда ходить. Там хорошо, вода теплая. А солнце. Вон видите, как загорел. Если что, поезжайте туда. Рекомендую.

— Спасибо, Даня. Поеду загорать в Мурманск. — Вот шут гороховый.

— Одно там плохо.

— А что? — Так. Сейчас узнаем, что нашего героя не устраивает в этом курортном местечке.

— Вода там прогревается. Так туда медузы приплывают на нерест.

— Медузы на нерест? — Генерал опешил.

— Да, в теплой воде они и нерестятся.

— Замечательно, — теперь уже Свен кивал головой.

— Так это еще ничего. Когда медузы приплывают, за ним крокодилы идут.

— Крокодилы?

— Ну, да. Крокодилы, они, обычно, что едят? Устриц. Ими лакомятся. Так устрицу, ее из скорлупки, из раковины надо достать. И устрицы маленькие. — Даня все показывал руками, маленьких устриц и больших медуз. — Их и чистить не надо, и они большие. Крокодилы и идут. Полакомиться. Нажрутся медуз, на берег вылезут, на солнышке греются.

— А отдыхающие как? Вдруг крокодил укусит. — Вот врет.

— Какое укусит. Медуз наедятся и отдыхают. С места не сдвинуться. Я обычно, прихожу, полотенце расстелю, на нем и посидеть и полежать. А некоторые, на пляже место-то мало, прямо на крокодила садятся.

— На крокодила, Даня? Ничего не перепутал?

— Нет, Игорь Иванович, сам видел. Баба, что с нее взять, села на крокодила. Босоножки на голову поставила. Сумку на спину. Платье на него. Сидела, сидела, встала. Маслом для загара намазалась. В солнечных очках. В шляпе. Руки к солнцу тянет. Крокодилу все это надоело, он в воду пополз. Она не видела. Поворачивается, а сумки и одежды нет. Крокодил уже в воде. Шмотки по волнам плавают. Тетка как завизжит. За крокодилом бросилась. Орет: я тебе пасть порву! Где его поймаешь, уплыл. Как тетка потом печалилась, платье сушила. Из сумки вода льется. А кто ей велел все на крокодила ставить. Поставила бы рядом.

— Да, Даня, хорошо ты там отдыхал. — Все посмеивались. — Отца ты как встретил?

— Так случайность. Жара. Днем обгореть можно. Я и думаю, пойти в номер, прилечь. А тут решил, сувенир купить. Привезти на память. Ряды торговые. Всякую всячину продают, ракушки, панцири черепах. Вот прикуплю панцирь. Не большой. И гравировку сделаю, привет из солнечного Мурманска. Пришел, смотрю. Стоит. Трубку выбирает. Его-то прогорела. Подошел ближе, кричу: папа, папа! Он обернулся, я его и узнал. Он, точно он. Так мы и встретились. Обнялись, радости-то было.

— Да, Даня, удивительная история. — Сказал Игорь Иванович.

У Гришки, как говориться, от удивления челюсть отпала. И Свен не мог скрыть удивления. Даня ничуть не смущался. Он рассказал истинную правду. Всю правду— матку рассказал.

— Даня, ты не подскажешь, а там не растут кусты такие большие, развесистые. Клюквой называют.

Даня потер лоб.

— Помню, в парке были. Кусты большие. Развесистые. И ягоды красные, большие, с арбуз. Под этими кустам в жару народ в тенечке отдыхает. Но в парк я редко ходил. Я больше у моря. Я туда купаться приехал. А не под клюквой лежать.

Народ не выдержал. Все смеялись, кроме Даньки. Он, словно, и не понял, почему смеются.

— Нервы у тебя, Даня, железные. Врешь, и не смущаешься.

— Я правду говорю, — Данька растерян и обижен. Почему ему не верят.

— Фантазер у тебя сын, капитан Свен. — Улыбается Игорь Иванович. Свен то же улыбается.

— Есть немного. Иногда чуть-чуть привирает.

— Как, капитан, ты устроился на Карибах?

— Нормально. Сейчас привык. Приехал отдохнуть на недельку, больше не получается. Нельзя мне дольше. Отвык я от многого. От снега, вспомнил мороженое, вкус сала.

— А в остальном, быт у тебя там налажен?

— У меня дом, полная чаша. Живу не один. Леон, мой бывший матрос. Жанетта, кухарка. Парни, Даня, Хуан, Брайан. Не одинок. Хуан испанец, славный мальчишка.

— Славный? — Возмутился Данька. — Ходит. Пыжится. Нос задирает. Он домоправитель. Важный. Шекспировский Мальвинио. Ему бы розовые чулки, перевязанные желтыми лентами накрест.

Все пересмеивались.

— Представляю Хуана в розовых чулках. Он совсем от рук отбился. Вернусь, щелбан в лоб дам. — Пообещал Даня.

— Ты не очень на него. Молодой. Перебеситься.

— К нам, капитан, ты не собираешься, на совсем? — Игорь Иванович заинтересовался, как путешествуют по разным мирам. Это огромные возможности.

Роман подумал: не ко времени, ой, не ко времени. Рано вам знать все обо мне. Вам нельзя давать такое в руки, до беды не далеко. Заморочить, отвести глаза — для Романа не проблема. Он слабым прикосновением стер поток мыслей в голове Игоря Ивановича.

Рэм, притаившись в подворотне миров, кривил презрительную улыбку. Какой мягкотелый у меня братец. Игорь Иванович узнает — не беда. Впереди ночь. Он ляжет спать. Райнер и его подручные прижмут подушку к лицу спящих, к лицу Игоря Ивановича и его жены. И все обернется сказкой. Они жили долго и счастливо и умерли в один день. Гриша? Мало ли что мальчишка может сделать в отчаянии, лишившись сразу и отца и мать. Выпасть в окно, например. Роман, это только в первый раз трудно, потом ты даже не станешь задумываться над такими пустяками. Как хочешь, брат. Я умываю руки.

— Не получается. Не в моей это власти. С другой стороны, зачем здесь еще один разбойник.

— Зря ты так о себе, Свен, — Возразил Игорь Иванович. — Обстоятельства бывают сильнее нас. Жизнь там совсем другая.

— Нет, Игорь. — Сказал капитан. — Нельзя все сбрасывать на обстоятельства. У меня там был выбор. И я его сделал. Я не хотел оставлять ребят. Сделал выбор и не жалею. Может, оно так и лучше. А сейчас удача идет прямо в руки. На мой век работы хватит. Испанские корабли все равно будут ходить. Не будет золота, кофе, табак. То же не плохо. Конечно, ни один мой корабль не может войти в европейский порт. Можно перепродать купцам. На Тортугу заходят многие.

— Пап, а зачем перепродавать?

— Если наш корабль зайдет в европейский порт, матросов на рею.

— Нашу добычу этим барыгам за полцены? Нам она потом, кровью достается. Мы можем не заходить в порт, вблизи перегрузить на рыбацкие лодки.

— Даня, контрабандист. У тебя преступный ум.

— Ну и то? Я правильно мыслю, Игорь Иванович? Полицейский должен знать технологии и ход мыслей бандитов. Каким я и являюсь, искренне ваш, боцман Дэн.

— Да, Данька, у тебя криминальный талант. Из тебя получится полицейский.

Они долго еще болтали. После девяти вечера Даня и капитан собрались домой. Гриша предложил:

— Вас подвести домой? — Предложил Гриша.

— Нет, мы пройдемся по улице. Давно я не ходил по вечернему городу. Вспомнить. У меня здесь каждая минута на счету. Хочется вспомнить все, что у меня отнято.

Они вышли на улицу и пешком пошли домой. Данька открыл дверь. Они вошли в квартиру. Мария Петровна услышала, как щелкнул замок входной двери. Вышла в прихожую.

— Ну, что, проходите. Проходите, герои.

— Что случилось, мама?

— Что случилось? А ты не знаешь, Даня? — Спрашивала Мария Петровна.

— Придется, Даня, все рассказать, — кивнул головой Александр. — Это тебе не в Мурманске кокосовые пальмы пропалывать.

— Ладно. Было. — Данька изобразил на лице раскаяние.

— Что было-то? Какого черта вы полезли? Зачем вам эта бомба? Если б она рванула? Я бы вас сама своими руками...

— Мама, чего своими руками? Отдельные кусочки в мешок сложила?

— Вот я тебя сейчас! — Крикнула Мария Петровна, замахиваясь на сына. Тот отскочил.

— Даня, что ты ведешь себя, как ребенок. Мать же переживает. — Вразумлял отец сына.

Вмешался Аркадий Аркадьевич.

— Мужики, вы даете. Все замечательно, когда фильм смотришь, можно сидеть и чипсы жевать. На экране артисты играют. А когда так, в действительности. И когда это твои близкие. Вообщем, переживали мы тут.

— Ну, извините, — сказал Свен.

— Что, извините. Только приехал, и тут же сына в неприятности втягиваешь.

— Виноват, — извинялся Свен.

— Маша, в чем он виноват? — Поддержал Аркадий. — Не он же подложил эту бомбу. Это слуайность, так получилось.

— Ладно, давайте ужинать и спать.

Утром Даньку разбудил капитан.

— Даня, вставать будешь?

— Папа, сейчас. — Данька открыл глаза. — Это ты, пап?

— А кто еще? Совсем обленился, боцман, на мирных харчах. Салом обожрался. Придется всю эту дурь выгонять из тебя службой на корабле.

Данька рассмеялся.

— Папа, мне кажется, вчера все сало слопал капитан Свен. А мы ни при чем. Это он во всем виноват.

— Капитан, говоришь? — Свен шутливо насупил брови.

— Он. Вот вредный мужик.

— И никому ничего не оставил? Все сало съел?

— Самая малость осталась.

— Придется воспитывать капитана. Обжора!

— Пап, а может тебе встретиться с Романом? Встретишься? — Вдруг Роман передумает, вдруг все изменится.

Рэм был иного мнения. Всеобщая сущность, частью которой были Древние, не позволяла провести передвижение миров.

— Нет, Даня. Не стану я с ним встречаться.

— А что так? — Данька думал, так будет лучше. Надо встретиться.

— А смысл какой? Никакого смысла, — говорил капитан, — после драки кулаками махать. Сейчас ничего не изменишь. И этот мир для меня теперь чужой. Конечно, приятно вот так приехать, посмотреть. Турист на отдыхе. Тот мир мне ближе. Ничего не изменишь. Да и кем я здесь буду? Кем работать?

— Ты был хорошим инженером.

— Вот именно, был. Сколько лет прошло. Техника не стоит на месте. Кому я нужен. Карабли водить, так я кроме парусников ничего не знаю. Стать местным авторитетом? Организовать преступную группу? Или в цирке гимнастом под куполом? Как декорации развесить мачты и реи, бегать по этим жердочкам. Одеть маску, называться не мистер Х, а капитан Свен. Звучит. Цветы роняют лепестки на песок, никто не знает, как мой путь одинок. Может получиться отличный номер. Дамы в ложах будут плакать. Я предпочитаю оставаться пиратом, Даня. Что, сын, поедем на лыжах кататься?

— Поедем.

— Тогда быстро завтракать, а то, глядишь, Гриша приедет. — Капитан пошел одеваться.

Игорь Иванович с утра вызвал к себе Андрея.

— Что, полковник, скажешь. Видел, как наш курсант с миной справился?

— Видел. — Полковник развел руками.

— Вот, держи диск с видео. Здесь все материалы об этом. Посмотри еще раз подробно. Как он там отплясывает.

— Ах, это...— Андрей Сотников, полковник и названный дядька Даньки, давно перестал удивляться выходкам этого мальчишки.

— Проанализируй. Ты, главное, посмотри, как ведет себя этот парень. Он абсолютно спокоен. Движения спокойные, хладнокровные. Есть в нем что-то. Такую мину обезвредить. В деле его надо попробовать. И в ближайшее время. Как, Андрей?

— Не знаю. По возрасту рановато. И воинскую присягу он не принимал.

— Это я возьму на себя. Если что, отвечу. Держать его на конюшнях не получится. Ему надо это. Чувствую, ему пора.

Гриша позвонил от подъезда. Капитан с Даней спустились вниз.

— Поедем, Гриша? — Спросил капитан, пожимая руку парню.

— Едем. Тут есть не очень большая и не самая лучшая база, но туда меньше профессионалов ездит. Любители. Может, туда поедем? — Место было не самым крутым, ребята из группы рассказывали. И цены умеренные, для кармана студента не обременительно.

— Едем туда. Мы где-нибудь в сторонке покатаемся, что б народ не видел.

— Ты чего, Свен, все нормально будет. Там разные люди катаются. — Успокоил отца Даня.

— Парни, неудобно мне. Представьте, я от этого отвык. Свалюсь, все вокруг смеются. Отвык я от такого. Гордость, понимаешь. Я капитан. Капитан Свен. Вы меня простите, ребята, мне лучше в стороне от чужих глаз.

— У тебя, папа, все получится. Встанешь на лыжи и вспомнишь.

— Это и посмотрим. Но вначале в сторонке. — Согласился капитан.

— Как скажешь, — Данька решил не спорить.

Выехали за город. Здесь на трассе можно было ехать побыстрее. Мимо заснеженных полей, мимо леска. От всего этого, думал капитан, я отлучен. Хочется запомнить все это. Они двигались в верх по насыпи. Отсюда, верху, была видна воинская часть двадцать четыре двенадцать. Видна, как на ладони. Что это за воинская часть. Особой тайны не было. Склады. Довольно большой участок огорожен забором, натыканы кругом складские здания. Командир майор Савченко. Его заместитель, капитан Иванов. Они охраняли материальные ценности. Так, всего понемногу. Техника, боеприпасы, солярка. Обмундирование. Служба спокойная. Майор ждал пенсии. Выйдет на гражданку, устроиться куда подрабатывать. Вот и будет все ладно. А часть передаст капитану. Большинство солдат были молодыми, их после учебки недавно прислали. Ребятам на службу грех было жаловаться. Минимум строевой подготовки, никаких штурм-бросков в полной выкладке. Охраняй, что велено. Майор встал из-за стола, взял папку с документами.

— Я, капитан, в город с отчетом. Пусть начальство поглядит, что все у нас в порядке.

— Поезжай. Не задерживайся. Справимся, не в первый раз. — Капитан кивнул головой.

Майор уехал. Иванов подумал, что в такой теплый зимний день грех сидеть в помещении. Можно пройти, осмотреть посты.

Можно было бы сказать, что рядовому Гавриленко сегодня повезло. Его пост был возле склада, который ребята называли развалюхой. Охранять здесь почти нечего. Сам склад — старый длинный сарай. Его давно надо было снести, но то ли у начальства руки не доходили, то ли еще что. Собрали здесь большей частью хлам. Скорее для того, что бы отчитаться, что объект не простаивает. Сложили туда старые взрывпакеты. Их скоро вывезут для уничтожения. Негодная мебель, доски, мусор. Сам склад стоял на отшибе. Начальство сюда редко заглядывает. Но день у Гавриленко с утра не задался. Живот тревожил. Рядовой надеялся, все обойдется. Но в животе что-то бурлило. Гавриленко стал озираться, куда бы отбежать. Не попасть начальству на глаза. Не выдержал, побежал. Черт с ним, с этим складом. Постоит минуту и без охраны. Но у склада было другое мнение. Ветошь, сложенная в углу, чувствовала тепло внутри себя. Вот робкое пламя выглянуло из дыма. Осмотрелось. Рядом кучи мусора, и это сгодиться на первых порах. Дальше ящики и коробки, старая мебель, доски. Есть где разгуляться. Пламя вырвалось на свободу.

Гавриленко вернулся на пост. Ничего не вызывало тревоги. Несло откуда-то горелым. Может, мусор сжигают. Но тут он увидел, из заколоченных досками окон склада пошел дым. Что-то горит внутри его склада. Парень приоткрыл дверь, кругом дым. Он заскочил внутрь. Из-за дыма ничего не видно. На стене должен быть огнетушитель. Парень на ощупь продвигался дальше. Найти огнетушитель, обнаружить, что горит. Под кровлей старая балка почувствовала тепло, качнулась и пошла вниз. От удара Гавриленко потерял сознание.

Капитан Иванов дошел до старого склада. Он и сам не знал, что его сюда понесло. Где часовой? Куда делся? Дым! Черт возьми, что горит? Капитан распахнул дверь склада, бросился внутрь. Пламя почувствовало приток свежего воздуха. Можно разгуляться. В порыве свежего воздуха пламя дотянулось до взрывпакетов. Те рванули. Взрывная волна ударила капитана. Он отлетел обратно к двери склада. Его почти выбросило наружу. Он упал на пороге, сильно ударившись головой. Темнота. На звук взрыва прибежали солдаты. Они увидели своего капитана лежащего возле склада. Подхватили его на руки, что бы оттащить подальше. Кто-то из ребят вспомнил, что накануне привезли и выгрузили рядом с этим складом бочки с соляркой.

— Парни, — крикнул солдат, — там солярка, сейчас рванет! Бежим!

Они побежали. Кто-то подхватил капитана, оттащить. Бросились наутек. Рванет!

Гриша смотрел на дорогу внимательно. Нельзя отвлекаться, а то батя его лишит машины.

— Сейчас с насыпи съедем, проедем мимо ворот воинской части, потом через деревеньку, снова в горку, а там и лыжная база. Гора не высокая, но есть откуда скатиться. — Говорил Гришка — Буквально полчаса и мы на месте.

Свен оглядывал все вокруг, пытаясь сохранить в своей памяти. Тут он увидел дым.

— Парни, пожар! Смотрите!

Те посмотрели. Что-то горело на территории воинской части.

— Гриша, останови. — Капитан действовал по привычке. Не мог он все это так оставить. Выскочил из машины и кинулся к проходной. На проходной рядовой вызванивал пожарников Ворота распахнуты. Пожарный наряд будет минут через двадцать. Дежурный не видел, как Свен и ребята забежали на территорию. Капитан пробежал на территорию воинской части, следом Гришка и Данька. Навстречу им испуганные молоденькие солдаты. Свен закричал:

— Стоять! За мной! — И бросился к источнику дыма. — Боцман, за мной!

— За капитаном! — Крикнул Дэн, за его капитаном.

Парни, услышав магическое слово "капитан", немного пришли в себя. Капитан — это начальник, это офицер. Командир. Теперь у них есть командир, и они бросились за Свеном. Гришка бежал вместе со всеми. Подбежали к складу.

— Пожарные рукава разворачивай, — приказал капитан. — Воду давай!

Рукава развернули, пытались сбить пламя. У ребят был командир. Они опомнились. Один из солдат вдруг вспомнил.

— Там, там, — указывал он на склад — там рядовой Гавриленко. Он там остался.

— Что? — Спросил Данька. — Батя, там человек! Я пошел. И Данька бросился в горящий клад. Свен за ним.

— Ты куда?! — Заорал он на сына — Вперед батьки в пекло!

Гришка бросился за ними. Они проникли в это безумие дыма. Ворвавшийся следом в открытый проем ворот воздух и струи воды немного сбили дым. Дышать было трудно. Но под ногами был небольшой просвет. Надо найти в этой мгле рядового. Они наткнулись на него, лежащего на земле. Капитан схватил парня за руки, а Данька с Гришей за ноги. Они вынесли его на свежий воздух. Оттащили его подальше, били по щекам. Делали искусственное дыхание. Массаж сердца. Парень закашлялся, открыл глаза.

— Давай, дыши, парень, — говорил Свен.

В это время подъехали пожарные. Поспели, как раз вовремя, как всегда. Подъехала скорая помощь.

— Что, солдатика мы передали медикам, капитана то же перевязывают. Мы сделали свое дело. Пойдем, парни. — Сказал Свен.

Они вышли с территории части. В этой суматохе их почти и не заметили. Были и ушли. Садились в машину грязные, измазанные сажей.

— Гришка, какой ты красавец, — Смеялся Данька. — Какой грязненький!

— А ты сам? Что, сам лучше?

— А Свен какой, вся морда испачкана.

— Я тебе, боцман. Такой сякой, немазаный!

— Я немазаный! Я как раз мазанный, как и ты, батя. Ну, что, поехали?

Они было поехали, но тут у Даньки зазвонил сотовый телефон.

— Да. Аркадий Аркадьевич. Что? Мама? Сейчас, Аркадий.

— Что случилось с мамой? — Встревожился Свен.

— Маму увезли в родильное отделение, прямо с работы.

— Господи. Гриша, поехали, поехали в роддом.

Они помчались обратно в город. Аркадия они нашли возле родильного отделения. Он обрадовался, когда увидел такие родные и близкие лица.

— Как она? — Спросил Свен.

— Не знаю. Все началось прямо на работе. Вызвал скорую, сюда отвезли. Говорят, все будет скоро.

— Может, зайти, посмотреть. — Предложил Свен.

Только тут Аркадий заметил, что ребята все вывозились в саже.

— Вы же поехали на лыжах кататься. А такие грязные. Вы где так угваздались?

— Где? Мы выехали в лес. Стало прохладно, костер развели. Вот и испачкались, — врал по своему обыкновению Данька.

— Выпачкались. Никто вас туда не пустит. Я зайду, подождите. — Аркадий зашел в здание.

Парни стояли и нервно переминались с ноги на ногу.

— Когда же, когда? Господи.

Но вот вышел Аркадий. Улыбается, сияет. Подбежал к ребятам.

— Мальчик! Парни, у меня сын!

— Поздравляем! Поздравляем. Аркаша! — И ребята начали обнимать счастливого отца.

— Ладно, вы. Всего меня перепачкаете. Сами умазались, как черти.

— Такое раз в жизни бывает. Поздравляем, Аркадий!

— Спасибо, ребята.

— А она как?

— Говорят, хорошо. Все прошло нормально.

— Слава богу!

— Вы домой, ребята, поезжайте. Приведете себя в порядок. Я немного подежурю и тоже приеду.

Гриша, Даня и Свен поехали домой. Гриша вначале завез капитана и Даньку, потом поехал домой. Вошел в прихожую. Мать была дома, услышала. Выглянула. Вся нарядная, Японский халатик. Поправила рукой прическу. Все понятно, вернулась из салона красоты.

— Гриша, господи, где это ты так? Ты же поехал кататься на лыжах.

— Что-то не так, мама?

— Ты весь грязный. Горелым пахнет. Дымом. Куда тебя занесло? — Анна Григорьевна была в ужасе.

— Это мы у костра грелись. Как бы в походе.

— Гриша, снимай все это. Где вы были? Иди в ванную.

— Я говорю, у костра грелись.

— Не ври, Гриша. Вот отец приедет... Иди в ванную, купайся, а то такой грязнуля.

Гриша пошел в ванную, помылся, натянул на себя спортивный костюм и ушел в свою комнату. Он сидел и улыбался. Он тоже смог. Вот вчера он думал о себе. Данька так просто подошел, что бы разрядить бомбу. И не испугался. А он, Гришка, испугался бы или нет? Сегодня он себя проверил. Он ни о чем не думал. Не боялся. Он испытал себя. Он не трус. Теперь он понимал своего друга, Даньку, который говорил, что в бой бросился от страха. Точно, можно броситься в любое пекло, когда боишься, что над тобой будут смеяться. Когда боишься, что сам себе потом скажешь, что ты трус, что ты испугался. Странное чувство, страх. Домой вернулся Игорь Иванович.

— Игорь, ты посмотри. Посмотри, в чем пришел твой сын.

— Как в чем? — Игорь Иванович не мог понять о чем говорит жена.

— Смотри, сажа, дым. Где его носило. Мне он ничего не говорит. Пойди, разберись с ним. Это все-таки твой сын.

— Хорошо. Хорошо, сейчас пойду. — Он вздохнул и пошел в комнату сына.

Гриша сидел, уткнувшись в экран монитора.

— Что, сын, что случилось. Мать вся перепуганная.

— Ничего, папа.

— А сажа. Запах дыма откуда?

— Мы у костра грелись.

— Не ври. У тебя это плохо получается. У Даньки это получается лучше. Ну? — Игорь Иванович присел на стул. — Рассказывай.

— Мы ехали на базу отдыха. А тут пожар в воинской части двадцать четыре двенадцать. Мы бросились помогать.

— Какого черта!

— Там на складе солдатик ... Он бы задохнулся, если б не мы, Данька, я и Свен. Кинулись, вытащили его.

— Кто тебя просил! Тащиться в огонь, а если бы ты сгорел? Что бы мы с матерью делали? У тебя что, башки на плечах нет.

— Папа, ты хочешь, что бы твой сын был трусом?

— Нет. Нет, сын, не хочу.

— Вот видишь. Как я мог оставить их. Просто стоять в сторонке. Я еще вчера думал, Гриша, а ты бы пошел, как Данька, ликвидировать мину. Не думать о своей шкуре. Я спрашивал себя. Хватит ли сил, хватит ли смелости, или ручонки будут дрожать. А сегодня я понял. Я то же могу.

— Хорошо, сынок. Прости меня, своего старика, ты все сделал правильно. Я горжусь тобой. Матери ничего не говори, я сам ей как-нибудь объясню.

— Спасибо, папа, спасибо.

— Отдыхай, сын.

Часть 16

Из роддома Марию встречали все трое, Аркадий, Данька и Александр. Она вышла к ним, улыбалась и держала на руках новорожденного сына. Мужчины бросились к ней с поздравлениями, с охапками цветов.

— Маша. Маша. — Твердил Аркадий, и Свен с Данькой вторили ему.

— Дайте, дайте, — кричал Данька, — я посмотрю на братика. Какой он маленький. Спит, глазки закрыл.

— Даня, успокойся. Дома посмотришь.

— Пусть спит. Ладно, дома познакомимся ближе. — Согласился Данька.

Они сели в машину и поехали домой.

— Какой он спокойный.

— Ничего, — откликнулся Свен на эту реплику Даньки, — проснется, он еще даст всем шороху.

— Он спокойный. Очень спокойный, — сказала Мария.

Они приехали домой. Даня заявил:

— Я сейчас буду его кашей кормить.

Мария посмотрела на своего старшего сына.

— Даня. Какая каша. Он только молоко ест.

— У нас в холодильнике есть молоко. Молоком буду кормить.

— Даня, от тебя молока, как от козла. — Заявил Свен. — Вот была бы картина, боцман пиратского корабля кормит младенца грудью.

— Ты чего? — Насупился Данька.

— А то, — Рассмеялся Свен, — своего заведешь. Надо женить тебя, и будешь знать, что такие дети могут только материнское молоко кушать.

— Ну и ладно. Меня рано женить.

— Ничего. Вот поженим тебя. Найдем тебе девчонку, и ты будешь нянчиться.

— Мне еще институт надо закончить. — Отговаривался Данька. — А потом я боюсь их.

— Кого?

— Детей таких маленьких. Как его на руках держать? — Даня присел на диван. Энтузиазма у него поубавилось.

— Свой появится, гладишь, приспособишься. — Наставлял сына капитан, усаживаясь в кресло.

В это время Лешка, маленький Лешка проснулся. Он открыл глазки, зевнул, а потом заревел. Мария качала его.

— Вот, понял, что дома. Пойду, пеленки поменяю, уложу его. Вышла в другую комнату. Мужчины сели на стулья. Аркадий спросил:

— Саша, ты на нас не в обиде, не сердишься?

— Нет. Что ты, Аркадий. Я рад за вас. Вон какого богатыря родили. Это здорово, Аркадий. Я по настоящему рад за вас. И не завидую. Это судьба, наверно. Теперь ничего не исправить, не изменить. Первое время, когда я оказался в том мире, было не просто. Я искал выход, надеялся, что смогу вернуться. Я был в полном отчаянии, не понимал, как и что произошло. Было не сладко. Я и устроился на корабль. Потом бунт, потом я стал пиратом. От отчаяния я не ценил ни своей жизни, ни чужой. К ему она, жизнь. Не знаю, что бы со мной было, кем бы я стал. Только однажды ночью мы были в открытом море, я вышел на палубу. Светила полная луна. Яркая лунная дорожка на воде. И бежит она.... Да, можете думать, что это сказка, легенда. Бежит, такая юная Бегущая по волнам. Куда-то вперед от корабля. Я понял, она не убегает, не убегает от меня. Она зовет меня вперед. Просто зовет вперед. Надежда никогда от нас не убегает. Она зовет нас вдаль, и мы должны идти за ней. Это единственная дорога, по которой нам суждено пройти. Если говорят, надежда умирает последней, это не правильно. Надежда никогда не умирает, даже когда мы уходим навсегда во тьму. Надежда остается среди других людей. Возможно, кто-то надеется, что ты вернешься. Бывает, что окна гаснут, но это не совсем так. Окна зажгут снова. И пусть ветер бьет в лицо. Волны яростно кидаются на тебя, волны отчаяния. И одна надежда, бегущая по волнам, может спасти тебя. Надо идти за ней. Я верю, Аркадий, что окна вашего дома горят не только для вас, но и для меня. Я в это твердо верю.

— Спасибо, Свен.

И эти слова капитана Данька запомнит: Надежда никогда не умирает, даже если мы уходим во тьму. Она зовет нас вперед, как Бегущая по волнам.

— Все, Аркадий, думаю, мне пора. — Сказал капитан. — Мое время истекло. Бал закончен. Пора. А то часы пробьют двенадцать. Ты проводишь меня, сын?

— Да, отец, конечно.

— Аркадий, попрощайся за меня с Марией. Так будет лучше. Тебе удачи, счастья. Я не говорю ни прощай, ни до свиданья. Пока.

— Пока, — сказал Аркадий Аркадьевич и пожал капитану руку.

Данька и Свен вышли на лестничную площадку, закрыли за собой дверь. Даня вновь позвал: Роман. Мгновение, и они стоят на берегу моря. Песок под ногами, плещет вода. Чайки и яркое солнце Тортуги. Они не спеша пошли вдоль среза воды. Ноги проваливались в песок. Они шли в сторону города. Даня не торопил отца. Он понимал, что тому надо оторвать себя снова от того мира, где он родился. Одолеть свою грусть. Справиться с болью. Вначале они так и шли по песку. Но потом им это надоело, они взобрались повыше, на тропинку. Свен улыбался, чуть грустно, но улыбался.

— Здесь тоже не плохо, сынок, как думаешь? И воздух здесь отличный. Не хватает немного морозца, и сала не хватает. Много чего, но все равно, жизнь продолжается.

— Думаю, продолжается, капитан.

— Вот именно. Вот именно. И главное, ты со мной, мой боцман.

— Да, капитан, боцман всегда с тобой.

Они пришли домой. Их, как обычно, встретил Леон.

— Как отдохнули, капитан? — Спросил бывший матрос.

По легенде, они уезжали на другую сторону острова, что бы развеяться.

— Неплохо, очень не плохо. И Дэну понравилось. — Рассказывал Свен о том, как они провели время.

— Да, — подтвердил боцман, — мы отдохнули. Никаких забот. Лично мне это пошло на пользу. Можно снова в любой поход.

— Не стоит торопиться, Дэн. Несколько дней побудем здесь. Потом решим. Что у вас, Леон?

— Все по-старому. Посыльный приходил от губернатора.

— Что ему надо? Завтра встречусь. — Успеется, решил он.

Наутро капитан отправился во дворец губернатора. Мало ли то нужно владетелю острова. Может денег. Такое бывает. Губернатор встретил его приветливо. Он вышел из-за стола поприветствовать пирата. Но в этом было что то, чего вначале капитан не мог понять.

— Дорогой Свен, я рад, что вы нашли время прийти ко мне. Хорошо, капитан. Что вы пришли. Присаживайтесь.

Они сели друг против друга. Свен спросил:

— Господин губернатор, вы то-то хотели? Что может сделать для вас капитан Свен?

Губернатор замялся, отвел взгляд.

— Я всегда вас очень ценил. Я вам благодарен за прошлое. Пришли трудные времена.

Так, решил капитан, денег будет просить. Вот они, трудные времена.

— Не хорошие вести пришли, — продолжал губернатор.

— Какие?

— Слух о вас дошел до столицы, до короля Франции. Испанцы требуют, что б вас выдал король.

— Вот как. — Двор короля знал, откуда поступают деньги. Раньше никого не интересовало сколько крови на них.

— Да. В противном случае, они хотят заблокировать выход из нашей бухты.

— Испанцы уже не раз хотели заполучить меня. Еще один раз....

— Не все так просто. Не все так просто. — Продолжал губернатор. — Дело в том, что французская корона сейчас не хотела бы обострять отношения с Испанией.

— Вы хотите сказать, господин губернатор, что Франция решила выдать меня испанцам? -Так поступают со слугами. Во имя своей выгоды тебя предадут.

Рэм смеялся. Париж стоит мессы. Пешками часто жертвуют. Предают своих сторонников, генералы бросают на смерть солдат. В том была высшая необходимость. Вечная слава героям. Мы скорбим. Ложь, чистая ложь. За тридцать серебряников готовы предать отца, мать и своего Бога. После пересчитаете по нынешним ценам. Выгодная сделка, и совесть успокоится. Капитан, ты и твой сын разменная монета для Романа. Он забыл о вас. Если б ты служил мне.... Твоя шея почувствует тугие объятия веревки.

— Что-то в этом роде. Но Свен, я говорю, что ценю вас. — Губернатор вздохнул.

— И во сколько вы оцениваете меня, сударь?

— Зачем так, капитан. Чисто по-дружески. Если б вы исчезли с острова. А я не смог вас остановить.

— Вы предлагаете мне бежать?

— Отчего, капитан. Просто вы отправились по своим делам. Мало ли у вас забот. Может вам здесь климат не подошел. — Продолжал губернатор. — А я, скажем, не смог вам помешать.

— Спасибо, господин губернатор. Спасибо за предупреждение. Я вижу, вы, действительно, благородный человек. Позвольте откланяться. Сегодня же вечером меня не будет на острове.

— Удачи, капитан. Счастливого плаванья. — Улыбался губернатор.

Капитан вернулся домой и рассказал все своим домочадцам.

— Нам придется вечером уйти в море, — подытожил Свен. Посмотрим, куда мы пойдем. Кто не хочет, я разрешу остаться на берегу. Тебе Леон придется за старшего остаться. Хуан и Жаннетта тебе помогут. — Капитан улыбнулся.

Леон спросил:

— Свен, вы уходите навсегда?

— Не знаю, Леон. Быть может. Может, это последний мой бой. Но я приму его с честью. Надеюсь, дружище, ты хоть иногда будешь вспоминать Свена. Своего капитана.

Леон и капитан обнялись. Жаннетта плакала, шепча, капитан. Хуан стоял растерянный, не зная, что сказать.

— Вы не расстраивайтесь, — сказал Данька. — Надейтесь, и мы вернемся. Ждите нас. Мы вернемся на восходе солнца.

Свен повернулся к Брайану и сказал.

— Брайан, ты останешься здесь. В этом доме.

— Я, капитан?

— Да, Брайан. Это приказ. Кто-то должен защищать этот дом. Я приказываю тебе.

Джереми Брайан О Тул, корабельный плотник, матрос и просто весельчак, посмотрел на своего капитана и сказал:

— Нет. Я не останусь.

— Брайан, это приказ. Приказ капитана. Ты отказываешься выполнить приказ? Это бунт?

— Я не стану выполнять этот приказ. Капитан вы можете распоряжаться моей жизнью, но вы не вправе распоряжаться моей честью. У пирата тоже есть честь, капитан. — Брайан развернулся и вышел.

— Ну, вот, — сказал капитан, — никто уже меня не слушается. Сын и тот... Ведь не останешься?

— Папа, ты чего? Что б я тебя оставил? Что б я оставил наш корабль. Не смеши.

— Хорошо. Собирайся.

Рэм остановился возле дома Леона. Дом смотрел на него хмурясь, прищурив глазницы окон.

— Да, — говорил Рэм, — ты скоро осиротеешь, дом. Испанцы не будут шутить. Я могу вступит в права наследства. Буду жить в твоих комнатах. Болью воспоминаний будут скрипеть твои половицы, радуя меня. Капитана тяжело ранят. Схватят беспомощного и повесят. Дэн не раздумывая бросится его спасать. А там — ловушка. Он будет после своими шутками и проказами на дыбе забавлять палачей. У меня даже слезы наворачиваются. Ты думаешь, у меня нет сердца? Ошибаешься. Мне нравится этот юный шут, я его люблю. Но кости я уже бросил. Скажу тебе, старый дом, по совсти, если Роману удастся бросить кости лучше меня, я не стану унывать. Это — игра. Порой проигрыш стоит того.

Первым делом, в своей комнате Данька сосредоточился, почувствовал звон струны перемещения. И он снова в своей комнате на Тракторной улице. Он вышел, заглянул в комнату матери. Та укачивала Лешку. Сидит, улыбается, смотрит на своего младшего сынишку.

— Как он, мама? — Спросил Данька.

— Спит. Он хороший. Спокойный мальчишка.

— А когда я был таким маленьким, я так же, как он...

Мария улыбнулась.

— Нет, ты был другим. Не таким спокойным. Может, мне так кажется сейчас. Ты уже в пеленках был пиратом. Беспокойным, требовательным пиратом.

— Здорово. Хорошо, что он такой смирный. Надо...— он махнул рукой, так ничего и не сказав. Он просто смотрел на мать и своего новорожденного брата, что бы сохранить это в памяти. Что бы помнить до своей последней минуты. Мать заметила этот странный взгляд. Спросила:

— Даня, что-то случилось?

— Нет, мама. Ничего не случилось. Я так забежал. Мы снова в море идем.

— Надолго?

— Не знаю. Прогуляемся по волнам, по морям. — Данька сейчас выглядел беспечным. — Сейчас сбегаю к Грише. Только соберусь.

Он ушел в свою комнату. Походил из угла в угол. Посмотрел, все ли в порядке на столе, как заправлена постель. Сел за стол, достал лист бумаги. Написал письмо матери. Потом написал письмо Грише.

Гриша, прости, если можешь. Возможно, из этого похода я не вернусь. Что делать. Значит, так тому и быть. Знай, ты был моим другом. Моим хорошим другом. Не надо грустить по мне. Не надо справлять тризну. Считай, что я уехал и когда-нибудь вернусь. А потом это забудется. Будь счастлив. И как говорили встарь, живи за нас двоих. Надежда никогда не умрет, даже если мы ушли в вечную тьму. Следуй за ней, Бегущей по волнам. Прощай, твой Данька.

Это письмо он тоже запечатал. Позвонил Грише.

— Гриша, можешь выручить. Довезешь до музея. Мне надо с Аркадием Аркадьевичем переговорить.

— Никаких проблем. Сейчас буду. Выходи минут через пятнадцать.

Данька вышел. Скоро подъехал Гриша.

— Что случилось? — Спросил он.

— Ничего. Надо поговорить с Аркадием. Без матери. Дела семейные.

— А! Ладно.

— Гриша, мы опять в поход уходим.

— Надолго? Опять испанцам достанется. — Спросил Гриша.

— Не знаю. Трудно сказать. Не от меня все зависит. От обстоятельств. Посмотрим.

— Так что случилось? — Любопытствовал Гриша. Он заметил, Даня какой-то не такой. Они подъехали к музею.

— Спасибо, Гриша. У меня еще одна просьба к тебе.

— Давай! Чем смогу, помогу.

— Вот конверт.

— Кому-то передать?

— Нет. Вскроешь его. Не сейчас. Дней через десять. Если я... Потом поймешь.

— Ты чего? Ты чего, Данька?! — Закричал Гриша.

— Успокойся. Все нормально. Прощай, брат. — Пожал Гришке руку. — Не жди меня. Я сам доберусь до дома. Езжай.

Даня вошел в здание музея. Он пошел в кабинет Аркадия. Тот сидел за столом, перебирал бумаги. Увидел пасынка.

— Даня, что случилось? С Лешкой? С Машей? — Последнее время Даня редко заходил в музей.

— Нет. Ничего не случилось. Все нормально.

— А что тогда?

— Зашел ненадолго. Переговорить. Мы снова уходим в море.

— Даня, мы уже начали привыкать к этому.

— Не знаю, Аркадий Аркадьевич, когда вернемся. Не могу сказать. — Даня замолчал. — Аркадий Аркадьевич, на этот раз, может быть, навсегда.

— Что, Даня?

— Успокойтесь, Аркадий Аркадьевич. Дней через десять, если я не вернусь, отдадите это маме.

Данька протянул конверт.

— Даня, может, ты останешься? Как мы здесь будем? Как Маша? Как Лешка?

— Аркадий. Я не могу остаться. А вы будьте счастливы. Не поминайте лихом.

— Что там произошло, Даня?

— Испанцы прижали нас. Хотят блокировать порт. Франция решила нас выдать. У нас нет другого выхода. Губернатор нормальный дядька. Он предупредил Свена и дал возможность нам уйти с острова. А там, как получится. Если встретимся с испанцами.... Нет, Аркадий, мы не струсим. Ни один из нас не дрогнет. Я как-то пообещал капитану Свену, когда мы высаживались на берегу, что б захватить город, испанцы не возьмут меня живьем. Им не удастся вздернуть меня на рее. Так вот, Аркадий, я тебе обещаю то же самое. Они меня не возьмут. Мне пора.

— Даня, — пытался что-то сказать Аркадий.

— Береги мать, брата. — Данька развернулся и пошел к выходу. Остановился, вновь повернулся к Аркадию Аркадьевичу. Снял с груди крест, зажал его в руке. Снова подошел к Аркадию. — Отдашь брату, когда подрастет. Пусть он вырастет большим и сильным.

Данька развернулся и выбежал прочь. Он доехал до дома. Снова вошел в свою комнату, постоял в раздумье. Подошел к тумбочке, взял на руки плюшевого медведя. Погладил его, прижал к себе, прошептал:

— Что, косолапый, прощай. Жди меня. Жди, косолапый. Я верю, ты дождешься, если не меня, то Лешки, моего брата. Береги его.

Вернул плюшевую игрушку на прежнее место, вышел из своей комнаты.

— Мама, я ушел. Все, пока.

— Пока, Даня, — крикнула мать.

Данька вышел из квартиры, постоял возле двери, спустился вниз по лестнице. Еще раз оглянулся на дверь своей квартиры. Сосредоточился. И он снова в своей комнате на Тортуге. Все, пора. Они еще раз попрощались с Леоном, Жаннеттой, Хуаном. Жанетта плакала. Слезы наворачивались и на глаза Хуана. Данька повторил:

— Ждите нас на рассвете. Мы вернемся. Вы увидите наш парус. Хуан, выходи встречать наш корабль.

Потом они шли по темной улице. Впереди капитан, а сзади Дэн и Брайан. По дороге Дэн негромко сказал:

— Брайан, может, на корабле не будет времени, но знай, ты мне как брат. Если что, ты сам знаешь...

— Ты тоже мой брат.

— Если что, сам меня опусти в воду, в волны. Сам сшей последний наряд. Так будет лучше.

— А ты меня. Мы же не сдадимся им живыми. Или победа или смерть. У нас нет выбора. — Сказал Брайан.

Часть 17

Флот Свена уходил с Тортуги. Уходил в темноту. Пряное южное море. Флот уходил, возможно, навсегда, без возврата. Никто из матросов не остался на берегу. Они все пошли со своим капитаном. Кому-то просто нечего было терять. Кто-то безгранично верил Свену, верил в его удачу. Причины были разные, но ребята все остались вместе. Никто из них не жалел о том, что не остался на берегу. На лицах не было тревоги или печали. Никто не думал о смерти. Они казались себе бессмертными, верили, что смерть не придет, не прикоснется к ним. Они шли выстоять, победить, совершить подвиг. Они думали, что смерть — это не самое страшное на белом свете. В конце концов, каждый из них когда-нибудь уйдет из этого лучшего из миров. Парни занимались своей обычной работой. Драили палубу, приводили в порядок такелаж, мастерили нехитрые вещицы из того, что попадалось под руку. Может чуть больше лихого задора, бесшабашности. Брайан в свободные минуты пел веселые песни. Иногда мог спеть грустную балладу для души. О любви, о девчонке, что ждет на берегу. Сол ходил и отпускал свои едкие шуточки. Дэн был рядом с боцманом Брином, а тот продолжал его поучать.

— Дэн, какая погода, по твоему, нас ждет в ближайшее время? — Брин дымил трубкой. Поглядывал на волны и облака.

— Ветер, думаю, сохранится. Погода будет отличная.

— Дэн, Дэн. Ты еще не все знаешь, не все выучил. Ты бы ночью попозже вышел на палубу, посмотрел на луну, на звезды. Посмотрел бы на волну. Я уверен, хоть это и будет не скоро, мы попадем в штиль. Это плохо. Днем стоит жара, а ночи прохладные. Это надо чувствовать кожей. Со временем ты поймешь все. Для этого надо обладать большим опытом. Годиков через десять из тебя выйдет толк.

— Так точно, господин боцман, я буду стараться. — Как долго, через десять лет толк будет. Но если постараться....

— То тоже. Через недельку штиль сменится штормом. Не большой, но будет. Я точно знаю.

— Так точно, господин боцман.

Брин отошел в сторону, а Данька тихо прошептал: у тебя что, поясницу заломило, кости? Шторм чуешь, старый пень. Рассмеялся. Он не хотел обидеть боцмана. Со временем и он будет чувствовать костями приближение непогоды. Старпом Колин ходил и следил за порядком на палубе. Ругал нерях.

— Сол. — Строго и холодно окликнул Колин матроса.

— Да, господин помощник капитана.

— Это что с твоей рубахой?

— Ничего, господин Колин.

— Ты об нее руки вытираешь после обеда? Постирать.

— Есть, господин Колин. — Сол отошел, ворча про себя. Привязался.

— А ты что, Сайрус?

— Да, господин Колин.

— Ты давно видел свои брюки?

— Не так давно. — Сайрус спрятал усмешку. Так, сейчас и ему достанется.

— Посмотри на штанины. Обрямкались. Подшить не можешь?

— Есть подшить.

— Дэн!

— Да, господин Колин.

— Ты хоть и помощник боцмана, но никто не отменял твоей обязанности следить за порядком в каюте капитана. Там беспорядок. Давно не убирался.

— Так точно, господин Колин.

— Займись делом. — И Колин шел дальше.

Придирчивый, строгий. Но эта строгость и придирки Колина даже нравились ребятам. Пусть поворчит. Капитан подошел к сыну, спросил:

— Как настроение, Даня?

— Нормальное.

— Может тебе...

— Отец, мы об этом уже говорили. Я своего решения не изменю.

— Решил, спорить не буду. Настроение, говоришь, бодрое.

Данька рассмеялся и пропел:

— Девять граммов в сердце, постой погоди, не везет мне в смерти, повезет в любви.

— Точно, Даня, пора тебя женить.

— Я еще институт не закончил, мне рано. — Все тот же старый спор. Он стал традицией.

— Это ты там не закончил. А здесь можно и женить.

— Это как, папа? Здесь женим, а потом там. Двоеженцем стану.

— Шалопай! Хитер. Там жена и здесь. Неплохо устроился. Мужики будут умирать от зависти.

— Стараюсь, господин капитан, — смеялся Данька. Подмигнул капитану. — Пусть завидуют.

— Свободен.

Данька пошел прибрать в каюте капитана. Когда освободился, решил зайти в кубрик к матросам. Четверо ребят сидели и играли в кости. Один предложил:

— Дэн, не хочешь сыграть?

— Нет, парни.

— Денег жалко? — Парень кинул кости.

— Не жалко. Ваших не жалко. Если сяду, обыграю.

— А ты попробуй! У нас сегодня Эрлу везет. Все забирает.

— Нет, парни, деньги надо копить. — Дэн опять решил разыграть друзей.

— Зачем?

— Как? — Данька понизил голос, — Вы не знаете? Совсем не знаете?

— Что случилось?

— Капитан такое удумал. — Дэн правой рукой потирал затылок. Озабочен страшно.

— Чего он придумал?

— Он сказал, как только до какого берега дойдем, всех холостых парней на берег спишу. На корабле будут только женатые. Что б семьи были, было куда возвращаться. И мне приказал жениться.

— Так это что, — испугался Эрл, — он совсем озверел. Такого ни на одном корабле нет.

— Так это ж Свен. Тут все не так, как у других. У женатых парней и дисциплина выше, и бойцы они более отважные. Всех холостых списать.

— Так нас всех на берег?

— Копите, парни, деньги, что б на свадьбу, женится, обустроиться. Капитан от своего решения не отступится.

— Господи, так жену надо где-то взять. — Сказал один из парней. — Может на той, из "Быка" жениться. Девка горячая.

— Ты чего, видел я эту девку. Ну, ее! Тощая. Вот моя девчонка пышненькая. Глазки, смотрит, так и таешь. Такое обещают. На такой женюсь.

— Парни, нам бы испанских девок. Говорят, горячие. Что ж этим испанцам так везет, такие девки у них. А мужики у них так себе. Наши настоящие герои. Их мужик никакого счастья доставить не может женщине.

Парни начали обсуждать достоинства своих подруг, и то, какие они сами крутые любовники.

Данька, посмеиваясь, ушел.

— Только скажи им о девках, так все. Готовенькие.

На второй день они догнали испанского торговца. Тот не сопротивлялся. Какой смысл сопротивляться, когда тебя атакует целый флот. Свен приказал забрать груз, а корабль отпустить. Добычу между кораблями разделили прямо в море. Даня устроился на своем сундуке. Решил немного поспать. В каюте было темно и душно. Слышалось только дыхание капитана. Спит. Даня закрыл глаза и, кажется, задремал. Но почувствовал, словно кто-то трясет его за плечо. Открыл глаза. Но никого не разглядел в темноте каюты. Поднялся. Немного душно, выйду на палубу, заодно посмотрю, что там Брин увидел в этой луне и звездах. Вышел, стал приглядываться к звездам. К луне. Пройти по палубе. Подышать морским свежим воздухом. Его внимание привлек силуэт. Парень на костыле стоит спиной к нему. Огонек сигареты. Данька подошел.

— Роман?

— А кто еще, Даня. Я, конечно. — Рома протянул руку. Поздоровались.

— Ты чего, Роман, пришел попрощаться, как обещал?

— Что ты, Даня! Рано еще прощаться. Я в гости заглянул. Ты не заходишь, вот я и решил навестить. Мог бы, Даня, с подношением заскочить на чашку кофе. На мой алтарь, на стол чего положишь.

— Рома, жаден же ты. — Дэн легонько ткнул Романа кулаком в плечо. — Хромой. А туда же. Подношения. Совсем совесть потерял или из ума выжил?

— Я не жадный. Кофе очень экономно пью. Надеялся, ты мне принесешь. — Рома сделал вид, что обижен. Бросил окурок на палубу и растоптал ногой. — Хромой и дурковатый? Кто от своего откажется. Кесарю кесарево, а ....

— Самому купить слабо? — Дэн качал головой. — Придуриваешься. Я и сам могу так. Может ты мне дальней родней доводишься. Я и дурить умею и к деньгам бережлив.

— Сказано, по образу и подобию. Грошики я берегу. Не дело их раскидывать

— Курил бы меньше.

— Это я бросить не могу. Со старых времен осталось. Я в армии служил, там и привык.

— Ясно, Роман. Что ты хотел?

— Я говорю, зашел посмотреть, как ты тут. Проведать старого друга.

— Роман, когда мы испанцев встретим, это будет наш последний бой? — Пусть скажет прямо. Данька не испугается.

— Нет, Даня. Ты в хороший троллейбус сел. Номер счастливый. Водитель опытный. Может, кто и сойдет на маршруте, но не много. И кондуктор у тебя хороший. — Очевидно, Роман намекал на себя.

Данька улыбнулся и спросил:

— Кондуктор не спешит, кондуктор понимает?

— Кондуктор не спешит. И билет ты купил счастливый. Отдыхай. Ты не забудь кофе прикупить, когда ко мне пойдешь. Чай я не очень люблю.

— Жаден же ты, хоть и...

— Не поминай всуе имя мое.

— Не дергайся, Ромка. Кофе я тебе принесу, так и быть.

Даня пошел в свою каюту. Потом оглянулся. Романа уже не было. Данька вновь устроился на своем сундуке. Закрыл глаза, прислушиваясь к дыханию капитана Свена. Утром, когда Дэн встал, он отчетливо помнил эту встречу. Но не мог определиться, что это было. Явь или сон? Может, Роман просто приснился ему. Это желание надеяться на добрый исход их похода? Посмотрим. Ошибся ли ты, кондуктор?

Они встретили испанцев. Боевые корабли. Встретились со своим врагом лицом к лицу. Все было оговорено заранее. Капитаны знали, что надо делать по тому или иному сигналу с флагмана. Они были готовы сражаться, как были готовы сражаться простые матросы, и, если придется, умереть. Они не сдадутся. Свен собрал на капитанском мостике Брина, Колина и Даньку.

— Готовы к бою?

— Так точно, капитан, — за всех ответил Колин.

— Если я, — начал капитан, — если в чем-то был виноват, простите меня. Я ни о чем не жалею.

— Мы не подведем тебя, капитан, — сказал Брин.

— А ты, Дэн, готов?

— Капитан, я сейчас надену чистую рубаху. И буду готов к бою.

Передо мной откроют двери рая.

Сегодня чистую рубаху я надел.

Земля, тебя я покидаю.

Я прожил жизнь, как я того хотел.

Соленый ветер людям оставляю,

Дожди и солнце между облаков.

И пусть пока еще не знаю,

Как буду жить я без земных оков.

Данька улыбался.

— Мы одержим победу, капитан. Я в это верю. Сон у меня был вещий.

— По местам, — приказал капитан.

Корабли сближаются. Свен не стал уходить от испанцев. Капитан надеялся на маневренность своих кораблей. Он ринулся им навстречу. Они были еще далеко, пушки испанцев не могли их достать. Корабли Свена развернулись бортами к противнику. В пушки пиратов был заложен двойной заряд пороха. Залп! Полетели ядра. Отличный выстрел. Испанский корабль носом загребает воду. На другом обрушилась мачта. Еще один получил пробоину в борту. На флагмане подняли синий флаг. Дэн был на грот мачте. Вцепился рукой в грот-бом— брамсель стеньгу. За пазухой были сигнальные флаги. Он следил за взмахом руки Свена. Ниже, на грот марсе стоял Сайрус. Он дублировал указания капитана. Дэн висел очень высоко, мог не увидеть. Но и с этой высоты видел, одно из вражеских ядер влетело на опердек, верхнюю орудийную палубы. Если канониры не справятся, может рвануть порох. Корабли Свена развернулись и стали уходить, а те преследовали пиратов. Новый сигнал с борта "Скитальца". Дэн выбросил красный флаг. Корабли развернулись. "Скиталец" сделал такой резкий поворот, что почти лег на бок. Стеньга, верхняя часть мачты, на которой висел Дэн, шла над самой волной. Данька чуть не сорвался в воду. "Скиталец" начал выправляться. Заговорили его пушки. Еще несколько вражеских кораблей выведены из строя. Пираты идут на сближение. Дэн выбросил белый флаг. Приказ идти на абордаж. Быстреее на палубу, Данька будет в этом бою. Зазвенели абордажные крючья. Капитан, боцман Брин, Брайан и Дэн бросились на палубу чужого корабля. За ними другие ребята. Бой, яростный бой. Крики ненависти и боли. Смерть. Даня рассчитывает каждое движение. Это не прежнее безрассудство, это прекрасный танец смерти. Он пустил в ход метательные ножи. Его удары точны. Они одолеют противника. Топор испанского матроса прошел рядом с плечом Даньки. Еще чуть-чуть, отрубили бы руку. Дэн поскользнулся в луже крови, удержал равновесие. Перепрыгнул через труп, оказался за спиной испанца. В развороте возил шпагу в лопатку врага. Следующий громила с боку. Дэн поднырнул под его руку и левой рукой воткнул кинжал в тело противника. Оттолкнул падающее тело и впервые в жизни выругался по-русски. Но вот бой смолк. Они одержали победу. Рубашка, брюки и лицо Даньки в крови. Чужая кровь. Раненых перенесли на корабли. Испанские суда капитан приказал сжечь. Испанцев было почти втрое больше. Дэн помог раненному Брайану перебраться на родной корабль. Увел в каюту капитана. Быстро перевязал. Сбросил с себя рубашку, этой тряпицей обтер себя. Надо успеть приготовить воду для капитана. Он придет, будет умываться. Свен вошел в свою каюту. Снял рубашку, скомкал и бросил в угол. Дэн готов полить ему на руки воду. Капитан вытер лицо и грудь. Посмотрел на Брайана, сидевшего на диване.

— Живой, ОТул?

— В порядке, капитан. — Рыжий черт улыбнулся. — Ты их одолел, Свен.

— Не я, это вы. — Свен надевал чистую рубашку.

— Ты, Свен. Без тебя они бы нас пустили на дно.

Капитан не стал спорить с плотником.

— Свен, — Данька припомнил старые времена, — как насчет урока фехтования после боя. Традицию надо вернуть.

— Загонять хочешь старика?

— Нет. Мне есть еще чему у тебя проучиться, мой капитан.

— К бою, парень. — Капитан взял шпагу и встал в боевую стойку. Они праздновали свою победу.

Он пойдут на один из необитаемых островов, что бы починить свои корабли, подлечить раненых. Погибших было немного. Каболки сшили последние рубашки для погибших. Матросы провели скорбный обряд. Тела зашитые в белую ткань, положили на палубу. Матросы выстроились, что бы проводить своих товарищей в последний путь. Капитан преклонил колено.

— Простите, парни, я не уберег вас. Пусть море примет ваши тела, а небо ваши души.

Потом погибших товарищей бережно опустили в волны. Меняли бинты раненым. Среди них был и Брайан. Им занялся Данька.

— Так, ОТул. Я все тебе припомню. Вспомню, как ты во мне ковырял раскаленным ножом. Потом зашивал меня иголкой. Поверь, я достану нож и начну ковырять.

Брайан посмеивался.

— Где ковырять? Тут нечего вытаскивать. Легкие царапины. Замотай тряпкой, и будет с меня.

— Нет, дай иголку. Без иголки я не согласен.

— Дэн, ты совсем озверел.

— Брайан, это такой шанс отплатить тебе за все. Дай иголочкой кольнуть.

— Не дам я тебе иголку. Ты шить не умеешь. Заматывай!

Даня смочил тряпки ромом, обработал раны. Забинтовал. Раны были легкие. Брайан ходил по палубе и напевал песенки. Флот достиг необитаемого острова. Они пробрались через рифы. Бросили якоря. Высадились на берег. Отличный песчаный берег маленького островка. Только сейчас матросы осознали, что они на суше, они одержали победу. Шальная радость охватила их всех. Брайан кричал:

— Парни, мы одолели испанцев.

Боцман Брин, как ребенок, хотел дурачится.

— Капитану слава! — Орал он. — Слава Свену! Качать его!

Капитана подхватили на руки и стали подбрасывать в воздух. Качали долго. Он пытался остановить это, но не смог. Наконец, его поставили на землю. Ребята были довольны. Тут Колин подлил масла в огонь.

— Слава повелителю Карибского моря! Слава!

Капитан озирался, ища, куда бы сбежать. Эти весельчаки схватят его и начнут опять качать. Матросы прикатили пустую бочку и усадили капитана на нее, словно на трон. Весельчак Брайан преклонил колено.

— Государь, наш повелитель, что вы прикажете своему лорду, Брайану ОТулу?

Все веселились. Они провозгласили капитана своим повелителем, королем, императором Карибского моря. Позже разожгли костры. Устроили праздник. Помянули своих друзей, которых потеряли в этом бою. Выпили немного рома. Данька впервые сделал два глотка этого обжигающего напитка. Утром все принялись за работу. Надо было ремонтировать корабли, латать дыры. Зашивать паруса. Работал все. Раненые тоже нашли себе дело. Они отыскали голубую ткань. Сделали полотнища и мастерили знамена. Голубой цвет, цвет этого неба и моря или голубая кровь их короля и повелителя. Из белой ткани они вырезали лебедя и корону. Это они нашивали на свои знамена. У них свое знамя, новое, какого еще не видели эти моря.

Часть 18

На острове они работал до позднего вечера. Потом засиживались у костров. Вставали рано, чуть свет. Просто так исчезнуть на какое-то время Дэн не мог. Не мог же он оставить этих парней, когда они восстанавливают корабли. Понимал, мать волнуется. Ремонт закончен, флот Свена вышел в море. Они покинули этот маленький зеленый клочок земли. Если смотреть на карту, крохотная точка среди волн. Даня про себя назвал этот остров Баунти. Они пересидели на острове штиль, который предсказывал боцман Брин, и небольшой шторм. Сейчас они шли домой, шли победителями. Во главе с капитаном они одолели мощь Испании. Было чем гордиться. Парни называли Свена не иначе, как мой император. Даня думал, это такая игра. Пусть тешатся. Капитан тоже думал, дети резвятся. Он говорил сыну:

— Господи, когда им надоест это? Придумали, император.

Но вышли они в море уже не под флагом Веселого Роджера. Новые знамена с белым коронованным лебедем. Что-то в одночасье произошло с этими ребятами. Они держались по-другому. Дисциплина на корабле стала жестче. Ее установили сами матросы. Они ревностно следили за чистотой на корабле и за своим внешним видом. Они больше не разбойники, не пираты, они — подданные его величества императора. Они превращались в регулярную армию. В осанке и взгляде этих парней появилась особая гордость, словно произошел перелом в сознании. У них появилась цель, они были связаны ей. Они могли гордиться собой. Все сокровища теперь не имели для них никакого смысла. В них росло чувство единства, необыкновенного братства. Данька шел по палубе, проверял порядок. Все отлично. Брин и старпом Колин теперь держались как-то особо. И они подходили к капитану, как к императору, стараясь на людях показать, как они уважают своего повелителя. Только в каюте капитана, оставаясь с ним один на один, они позволяли себе проявлять простые дружеские чувства. Обычную сердечность. Сол идет совсем не так, как раньше. Совсем недавно этот парень разгуливал по палубе, засунув руки в карманы. На всех поглядывал свысока. Сейчас просто не узнать.

— Дэн, — сказал Сол, — у нас все в порядке.

— Вижу, Сол. Вижу, дружище. Вы молодцы.

— Я тут подумал, император прав.

— В чем?

— Всех холостых за борт.

— Чего?

— Ты сам сказал, капитан приказал, что бы все матросы женились. Я согласен. Всех, кто не женится за борт, спишем на берег. Придем в порт, я обязательно женюсь.

— Сол, ты женишься? — Если этот парень решил обзавестись семьей, дело серьезное.

— Да, что б у меня семья была, дом. Детей заведу, непременно сына рожу. Потом можно девчонку, но сначала сына. Вот так. Я ему расскажу о наших походах. О нашем капитане. Когда он подрастет, я приведу его на наш корабль, на "Скиталец". Сам буду обучать морскому делу. Пусть учится у отца. Матросом будет. Если что, я его по родительски наставлю на путь истинный. Пусть знает...

— Сол, погоди, ты чего. Еще не родил сына, а уже собрался ему мозги вправлять. Драть.

— А как же, он должен стать настоящим моряком, как его отец. Что б не позорил меня, наш корабль и императора.

— Так нельзя, Сол. Представь, он вырастет, женится и у него родится свой сын. Вот он сидит в вашем доме, посадил сынишку на колени. А тот спрашивает, а дед где? Вон, сидит возле дома, трубку курит. А дед у нас старый? — будет спрашивать твой внук. Нет, сынок, дед у нас еще хоть куда. Он моряк, он не раз выйдет в море. И ты с ним пойдешь. Правда, я с дедом пойду? Конечно, с дедом. Он тебе покажет, что такое море.

Сол улыбался, довольный.

— Ты думаешь, Дэн, мой внук тоже пойдет в море? Со мной?

— Спрашиваешь. С тобой пойдет. Ты дед, кто его еще научит морской премудрости. Отец, твой сын, поможет. Но основатель рода ты. Твой долг показать им, что такое настоящий моряк.

— Да. Да, — Твердил Сол. — Я научу внука, непременно научу. В первый поход он пойдет со мной.

Сол пошел дальше, мечтая о том, что выйдет на этом корабле со своим внуком. Вон Брайан. С молотком в руке. Прилаживает дощечку. Дэн подошел к другу. Тот ворчал:

— Как это так. Руки то у них где были. Косо прибили. Это ж не какой-то корабль, это "Скиталец". Дэн, это же наш "Скиталец", уроды, кто их этому учил.

— Не брани их. Это ты у нас мастер, а они даже не подмастерья.

— Я когда работал на верфи, — продолжал Брайан, — корабль, как ребенок. Он на твоих глазах растет, а потом ты его провожаешь. Разве так можно. Дэн, ты думаешь, это палуба скрипит под ногами. Мачты скрипят, паруса хлопают. Нет, это корабль с нами разговаривает. Это его песня. У него хрипловатый голос, у нашего корабля. Вслушайся в этот голос, в голос нашего "Скитальца". Он поет такие песни. Я хочу сочинить что-то этакое. Про наш корабль.

— Ты сочинишь, Брайан. Ты не просто плотник, не просто матрос. Ты поешь. Ты поешь, как никто другой. В тебе талант. Ты сочинишь песню о ветре, о волнах. О парусах, что над головой.

— Думаешь, — оживился Брайан. — Я спою про нас. Это будет лучшая песня этих морей.

Даня шел дальше. У этих ребят появилась мечта. Они ожили. Им есть для чего жить. Каждый из них получил свою мечту, свою новую надежду. Данька поднялся на капитанский мостик к Свену. Капитан обернулся к сыну.

— Как дела, Даня?

— Нормально. Ребята у нас замечательные. Мне кажется, после того, как мы одержали победу, они стали другими. В них гордость появилась. Настоящая гордость за себя, за этот корабль. У них, отец, мечта горит в глазах. Их души оживают. Думаю, это они из-за тебя, папа.

— Нет, это они сами. Они сумели сами одолеть все. Сбросили груз прошлого, этот камень былого. Я тут думаю... Как нам удалось одолеть врага? На победу я надеялся. Было бы глупо вести ребят на смерть. Без тени надежды. Хотя шансы наши были не велики. Я думал, мы хотя бы достойно погибнем. Умрем, как люди. А мы победили. До сих пор не пойму, как нам это удалось. Повезло.

— Папа, я тебе говорил перед боем. Про вещий сон.

— Ты о чем, сын?

— Накануне ночью я видел Романа.

— Романа?

-Да. Он был на корабле. Стоял вон там. Опирался на костыль и курил.

— Зачем он приходил, Даня?

— Пришел посмотреть, как мы тут. Я думал, он пришел сказать, что мой час пробил. Роман сказал... Помнишь, я рассказывал про нашу с ним первую встречу. Про троллейбус и аварию. Он сказал, что у нашего троллейбуса счастливый номер. И у нас неплохой водитель троллейбуса, ты.

Свен улыбнулся.

— Троллейбус?

— Да, и кондуктор выписал счастливый билет.

— Даня, оказывается, Роман наблюдает за нами все время. Надо было догадаться об этом раньше. Конечно, наблюдает. Это он помог нам. Если б ты не рассказал, я все списал бы на везенье. Увидишь Романа, передай ему спасибо не только от меня, но и от остальных ребят. Большое спасибо.

— Я передам ему, папа. На острове мне не удалось побывать дома. Может, здесь я смогу вырваться. И к Роману забегу.

— Нашим передай привет.

Данька пошел в каюту.

Какое-то предчувствие терзало Гришу. Не хорошо они попрощались в последний раз с Даней. Что скрывалось за этим прощанием. Может ничего страшного. Но эти предчувствия. Все будет нормально. Конверт. Гришу терзало любопытство. Что там? Он помнил, обещал другу заглянуть не раньше, чем через десять дней. Но любопытство было очень сильным. Оно одолевало его. Силы были не равными. Наконец, он вскрыл конверт. Прочитал. Боль в сердце. Неужели Данька... его уже нет. Просто так, Даньки нет. Этого веселого парня, его друга. Да, нет, черт возьми. Данька, ты не можешь. Ты вернешься. Данька, ты вернешься! Я не отпущу тебя! Ты не можешь оставить своих друзей, своих родителей. Гриша ждал возвращения друга.

Мария Петровна сидела дома. Ее основной заботой был Лешка, маленький Лешка. Славный карапуз. Аркадий уходил на работу, а они оставались вдвоем с сыном. Мария вглядывалась в Лешкины черты и вспоминала старшего сына. Даня, где он? Когда он вернется? Скорее бы. Где ты задержался, Даня? Ее от этих мыслей отвлекали заботы о младшем сыне. Когда Лешка засыпал, а Аркадий уходил на работу, она находила себе дело. Хлопотала на кухне. Стирала белье, пеленки, подтирала пол. Мыла дверные панели, стирала пыль с мебели. Придумывала себе работу. Ничего, Лешка подрастет, пойдет в ясли, потом в садик. Она вернется на работу. Она будет провожать Лешку в садик, а своего старшего, Даньку, в плаванье. Встречать их, встречать обоих своих сыновей. Мария намочила тряпку, отжала ее и пошла протереть пыль на столе мужа. Протирала пыль и приговаривала.

— Какой же он не собранный. Можно было сложить все ручки в стакан. Ножницы убрать. Никакого порядка. Ох, эти мужчины. Эта книга пусть лежит. А что тут делает этот большой блокнот. Не место ему здесь. Она сама не знала, почему не место ему тут. Переложила его на другую сторону стола, на книгу. Нет. И тут этот блокнот ей мешал. Можно же убрать этот огромный блокнот в стол, в шкаф. Она выдвинула ящик стола и увидела конверт. Одно слово, написанное ровным красивым почерком Дани: маме. Сердце в груди замерло, потом гулко ударило. Она взяла конверт, держала в руках.

— Господи! Что в нем? Что?

Она разорвала конверт. Достала оттуда лист бумаги. Помедлила. Страх охватил ее. Но заставила себя развернуть его.

Любимая мама, Лешка, Аркадий. Меня уже нет в живых, но не надо печалиться, грустить, лить слезы по этому поводу. Я сам выбрал такую судьбу и не хотел бы другой. Я прожил отличную жизнь. Такой жизни позавидовали бы многие. Я прожил не одну жизнь, а две. Здесь с вами, и там, на Тортуге. Не надо грустить, мама. Если будет очень тяжело, будет грустно... Я помню, как ты говорила мне, что у тебя не будет даже могилы, на которую можно принести цветы. Не отчаивайся, не надо. Пойди к нашей речке. Я нашел покой на дне Карибского моря. Опусти четное количество цветов в воды нашей реки. Они непременно принесут их ко мне. Я буду знать, что вы помните меня и по-прежнему любите. Расскажи брату обо мне. Расскажи всю правду. Пусть он знает. Пусть вырастет большим и сильным. Сильным и храбрым. Не знаю, будет ли он гордиться мной. Я желаю ему счастья. Большого счастья. Испанцы обложили нас. Их военный флот должен был закрыть выход из нашей гавани. Губернатор позволил нам уйти. Не думаю, что только из благородства. Он прекрасно понимал, что если он выдаст нас, это не понравится вольному братству. Они могут отомстить или навсегда уйти с острова. Тогда пересохнет река денежных поступлений. Мы вышли в море, вышли, что бы принять свой последний бой. Этот бой будет нашей песней. Мы не сдадимся просто так. Каждый из наших парней стоит сотни испанских солдат. Это гордые, сильные ребята. Ни один из них не остался на берегу. Никто не струсил. Мама, ты же понимаешь, я не мог уйти. Я должен был остаться на нашем корабле. Прости. Прости и помни меня. Перед нашим выходом в море, капитан пытался Брайану приказать остаться для защиты нашего дома. Он не остался. Он взбунтовался. А мог бы остаться, ведь ему приказал капитан. Он сказал, капитан не вправе распоряжаться его честью. Жизнью — да, но не честью. Отец не вправе распоряжаться моей честью. Он не может решить за меня, пусть он и мой отец. Мы не сдадимся. Не думай, мама, я не сдамся врагу. Моя шея не узнает позорной веревки. Я погибну в честном бою. Это не страшно, мама. Это большая честь. Можешь гордиться мной. Но я не об этом хотел сказать, мама. Не об этом. Я просто хотел сказать еще раз, что очень любил вас. Тебя, брата, Аркадия. Любил. Нет, люблю и буду любить. Помни об этом. Я всегда буду любить вас. Я хочу пожелать вам счастья. Будьте счастливы, мои любимые. Мама, матросы не плачут, а ты мать матроса. Слезы тебе не к лицу. Не плачь. Люблю. Целую. Ваш сын и брат, Даня.

Слезы текли по щекам Марии Петровны. Она держала в руке листок бумаги и не видела ни одной буквы за стеной слез. Губы шептали:

— Даня, Даничка. Сынок. Да, матросы не плачут, ты прав, сын. Но я мать, прости. Прости мне эти слезы.

Она сидела, опустив голову и, как заклинание твердила: матросы не плачут. Матросы не плачут. Матросы не плачут.

Когда Аркадий вернулся домой, он застал жену возле стола с листом бумаги в руках. Он сразу догадался, она нашла это письмо. Нашла! Он бросился к ней.

— Маша! Маша. — Та посмотрела на мужа невидящим взором. И снова повторила:

— Матросы не плачут. — Уронила голову на стол и вновь зарыдала.

Аркадий гладил ее волосы, плечи.

— Маша, все не так. Он сказал, не отдавать тебе письмо. Еще рано, Маша. Он вернется, поверь. Он вернется. Мы должны его ждать, должны верить.

— Да, Аркадий, мы будем его ждать, ждать сколько нужно. Я буду ждать, пусть пройдут годы.

Данька появился в своей комнате, когда за окном уже стемнело. В комнате тоже царила темнота. Тишина, она билась тягостным набатом в комнате. Темнота повисла черным саваном. Даньке захотелось разорвать этот саван. Разорвать любым способом, одолеть эту темноту. И он громко запел лихую песню.

— Нам бы, нам бы всем на дно. Нам бы, нам бы пить вино. Там под океаном, трезвый или пьяный. Не видно все равно. Эй, моряк, ты слишком долго плавал, я тебя успела позабыть. — Данька пританцовывал. — Мне теперь морской по нраву дьявол, его хочу любить. Дьяволу морскому пошлю бочонок рома, ему не устоять.

Мария и Аркадий услышали эту песню, фальшивый Данькин голос. Бросились в комнату сына. Аркадий включил свет. Данька, живой. Он стоял здесь. Мать кинулась к сыну. Обняла его, прижалась к нему. Плакала.

— Даня, Даничка.

— Мама, что случилось? Я же здесь.

Аркадий тоже подошел к пасынку. Обнял его и жену, начал оправдываться.

— Даня, она сама нашла это письмо. Я не отдавал.

Данька вздохнул.

— Я жив. Я говорил, через десять дней. Ну, зачем? Все прошло хорошо.

— Даня, ты как?

— Ты видишь, мама, я даже не ранен. Свен жив, здоров. Почти все ребята живы. Мы победили, мы их одолели.

— Маша, ты видишь, Даня с дороги, устал, наверно. Ему бы перекусить.

Мария бросилась на кухню, что бы накормить сына. В это время в другой комнате заплакал Лешка. Даня быстро пошел к брату. Вошел, склонился над ним. Лешка замер, с любопытством смотрел на своего старшего брата. Данька водил рукой перед глазами братика, тот следил взглядом за рукой. Хныкать он престал. Только забавно чмокал губами.

— Леша, я вернулся. Ты же видишь. Твой брат пришел. Отдыхай, малыш.

После Мария, Аркадий и Данька долго сидели за столом. Дэн рассказывал о сражении.

— Свен настоящий флотоводец. Он адмирал. Ребята потом, когда мы подошли к маленькому острову, встали ремонтировать корабли, так веселились, так радовались нашей победе. Тут самое смешное, они провозгласили отца повелителем Карибского моря. Императором. Вы бы видели Свена, как он пытался от них отбиться. Не тут то было. Они схватили его и подбрасывали в воздух. Царская потеха. Что еще парни выдумали. Они сшили флаги. Веселого Роджера сняли, повесили синие знамена с белым лебедем и короной. Под этим флагом мы идем на свой остров.

— Даня. Император! Вы там дети, мальчишки.

— Мы дети, мама.

— Иди, Даня, отдыхай. Тебе завтра в институт.

— Хорошо, будем спать.

Данька лег поздно, а вставать пришлось рано. Он немного проспал. Побежал в юридическую академию. Там встретился с Гришей. Тот сразу же набросился на друга.

— Ты совсем очумел. Сдурел. Ты куда делся? Думал, вообще не увижу тебя.

— Но я здесь. Конвертик отдай.

— Не отдам.

— Это почему?

— Ты прости, но не смог я удержаться. — Бурчал Гриша. — Распечатал я его, прочитал.

— Что же вы такие нетерпеливые! — Всплеснул руками Данька.

— Что? Ты что мне написал? Все, погиб.

— Я думал, что такое может случиться. А я и не попрощаюсь. Но все обошлось.

— Расскажешь мне потом.

После лекций они шли по заснеженной улице, болтали. Данька в очередной раз рассказывал о битве. Здорово, повторял Гриня. И с флагом хорошо получилось. У вас свой император. Теперь можно строить империю.

— Гриша, какая империя. Одно название. Но ребятам нравится. Пусть забавляются.

— Пойдем ко мне. — Предложил Гриша. — Посидим, кофе выпьем, поболтаем.

Они пришли домой к Грише. Отца у того еще не было, не пришел с работы. Мать, как сказал Гриня, ушла в поход за красотой. Гриша расспрашивал о событиях на далеком Карибском море. Спрашивал о ребятах, которых знал только по рассказам друга. О Соле, о Сайрусе. Что там Брайан.

— Ранили его. Я его бинтовал. Хотел, как он меня, иголкой позашивать. Не дал.

Гришка смеялся.

Даня без труда учился в академии. И в спецшколе. Трудно было сказать, что дает ему стимул, занятия в академии для спецшколы или наоборот. Ему нравились все предметы.

— Гриша. Химия — это песня.

— Шутишь, это — мука.

— Нет, песня. И органическая химия. Не рассчитаешь с количеством — предоза. Нам с тобой это потом пригодится при ведении дел.

— Согласен.

— И физика.

— Что в ней, в физике.

— Даже обычная механика. Выстрел, тут зависит много от ветра, его направления, от начальной скорости. Все надо учесть. Важно, оружие было нарезное или гладкоствольное. Когда пуля вращается в полете, она меньше отклоняется.

— Учтем, Даня. Когда стрелять будем.

— То тоже. Мне и математика нравиться.

— Что тебе в ней понравилось?

— Теория комплексного переменного.

— Чего ты в ней нашел?

— Смотри, единица мнимая, а какие кренделя функции выписывают. Если из под коряги ( так он называл квадратный корень) вытащить минус единицу, то получим мнимую единицу. Что это значит? Или то, что она есть, или она мнит о себе, что она есть.

— Данька, не морочь голову.

— Не буду. Ты давай, английским занимайся. Открывай грамматику английского языка и читай. Тебе надо словарный запас пополнять.

— Даня, не получается у меня. Не могу всего запомнить. У меня ячеек в памяти не хватает.

— Врешь. Если ты на этот раз опять.... Неля Николаевна нас задавит.

— Не задавит. — Гриша и сам не верил своим словам.

— Задавит. Ты видел, с какой здоровенной дамской сумкой она ходит.

— Причем тут сумка? — Гришка нахохлился. Снова Данька голову морочит.

— А что в сумке? — Даня сделал большие испуганные глаза.

— Косметика, помада. — Что еще может быть в сумочке женщины.

— Нет, там гаротта.

— Что?

— Гаротта. Если тебя повесят, это позорно. А гаротта совсем другое дело. Для благородных. Это такой металлический ошейник. На шею оденут, а после винтики закручивают. Медленно, медленно, пока ты не сдохнешь.

— Шутишь?

— Не шучу. Испанцы такое делали. Вот Неля Николаевна будет медленно нам перекрывать кислород.

— Буду учить твой английский.

— Мы с тобой иногда будем по-английски между собой разговаривать. Сейчас я дам тебе книгу и ты начнешь читать.

Он достал из сумки книгу. Толстенькую.

— Это что?

— Как? Не видишь, Барбара Самюель. Любовный роман. Прочтешь, и мне перескажешь.

— Мне этого хватит до конца учебы в институте.

— Через месяц.

— Ты с какого дуба упал? — Возмущался Гриша.

— А произношение у тебя. Кто тебя поймет, что ты говоришь.

— Обычное произношение.

— Я могу показать, на примере русского языка. Мая мыта ралу.

— Это что? — Вот вредный Дэн.

— Мама мыла раму, в твоем произношении. У тебя невозможно понять, что ты говоришь.

Гриша только вздыхал.

Почти каждый вечер Данька ездил на ту троллейбусную остановку, где встретил Романа. Оттуда он шел на занятия в спецшколе. Нынче он выкроил время, что бы добраться до остановки пораньше. Он обещал отцу, что зайдет к Роману. Он сошел с троллейбуса, осмотрелся. Надо зайти, купить чего-нибудь этому крохобору. Называет себя верховным божеством. Обыкновенный крохобор. Поначалу хотел обойтись малым, но передумал. Взял коробку кофе пятьсот грамм и два килограмма шоколадных конфет. Ромка заслужил. Сложил все в пакет и потопал в госпиталь. Вот знакомый корпус хирургии. Женщине на вахте сказал:

— Я к Роману Алексеевичу.

— Помню, ты уже заходил. Бери бахилы. Халат. Иди. Он у себя.

Данька поднялся на второй этаж. Дверь знакомого кабинета. Он вошел в каморку Романа без стука. Тот сидел за столом, учитывая и переучитывая простыни и халаты.

— Так, приперся, — заявил Роман.

— Не ждал, что ли, — также грубовато откликнулся Данька. — Я к тебе в гости.

— Проходи, садись. Здорово. — Сказал хромой бог.

— Я тебе кое-что принес. — Данька вытащил из пакета кофе и конфеты.

— Клади, я готов принять жертвенные подношения. А то у меня все на исходе. — Роман кивнул в сторону тумбочки, где стояла почти пустая банка кофе.

— Я, как чувствовал, Ромка, поэтому и прихватил.

— Спасибо, Даня, — поблагодарил Роман.

— Это тебе, Роман, спасибо. Свен просил поблагодарить от себя и от ребят.

— Так это мелочи. Я сказал, что помогу. — Роман поднялся, доковылял до тумбочки, включил чайник.

— А я подумал, что мне приснилось, что ты приходил. Показалось все.

— Если кажется, то крестись.

— Как дела у тебя, Рома?

— Тружусь. Все нормально. Как заведено. У вас там тоже все на лад пошло. В этом мире перемены грядут. И без тебя не обойдутся. Но рано об этом.

— С твоей помощью пошли на лад, — улыбается Данька. — А ты и здесь чего замыслил?

— Рано о том. Не будь любопытным.

— Я хотел к тебе с пустыми руками прийти. Не буду ничего брать этому крохобору.

— Даня, опомнись. — Начал Роман. — Ты о ком говоришь. Нет в тебе страха. Я же высшая сила. Я владыка смерти.

— И думаешь, я буду перед тобой лебезить? Я боцман, а ты — санитар. В чинах вырастешь, тогда посмотрим.

— Ты охальник! Матросня неотесанная. — Но было видно, Древний вовсе не обижается на Даньку.

— Каков есть, извини.

— Я тебя костылем шабаркну.

— Не догонишь, хромоногий! — Заявил Даня.

— Я тебе кофе не налью.

Они еще долго шутливо бранились. Смеялись.

— Даня. Ты — стервец.

— А ты что, лучше. Ты лучше скажи, как у меня получается любой язык понимать. А Гришка, я ему объясняю, а он словно пень.

— Может он и есть пень. Языку надо по-особому учить. Ты знаешь, мозг человека на малую толику задействован. Все остальное в резерве. Нет чуда в том, что бы подключить эту часть. Но вы этого не умеете.

— А ты научи, как включить.

— Всех учить не стану. Я вам не Прометей. Разожги огонь, а меня за это к скале прикуют. И напустят на меня ворона.

— А могут напустить? — Очередные тайны Древних.

— Есть некоторые ограничения. Но не настолько. Тебе подскажу одну вещь. Будешь заниматься с Гриней, сядь напротив него. Начни говорить на том языке, который он должен понимать. Сам в глаза ему смотри. И ты включишь дополнительные его возможности. Не все, но включить получится. Это поможет. Такие способности у тебя есть.

— Спасибо, Рома. Я знал, что ты настоящий друг.

— Ты меня не ценишь. Не балуешь подношениями.

— Ты вымогатель.

— А как без этого. Вся жизнь такая. Хочешь, что б тебя, к примеру, врач хорошо полечил, ты ему от щедрот своих и заплати. Хоть шоколадку сунь в карман халата. Вот дело и пойдет. Тебе за спасибо и аппендицит не вырежут.

— Понял. Мне бежать пора на занятия.

Даня попрощался и отправился на курсы. Вышел из больничного городка, а там по лесной дороге. Позади остались три синих барака, в одном из которых жил скромный работник военного госпиталя. Надо будет зайти, посмотреть, как живут простые боги.

Данька миновал проходную, направился в здание, где обычно проходили занятия. Сегодня у них рубежный контроль по авиаподготовке. За его плечами было несколько десятков прыжков с парашютом. Он мог поднять в воздух спортивный самолет. Несколько часов отлетал на "цесне". На тренажерах отрабатывали управление большим самолетом. На них они не летали, но навыки приобрели. На тренажерах отрабатывали полет на истребителе. Это было дело. Это не компьютерная игра, все близко к реальности. Вот ты поднимаешь в воздух самолет, а инструктор вдруг уменьшает длину взлетной полосы. Инструктор постоянно дает новые вводные. Погодные условия, неисправности вводит. После таких занятий ты вылезаешь из кабины тренажера весь мокрый от пота. С трудом держишься на ногах, голова кружится, в ней шум. Вот это тренировка. Сегодня у них воздушный бой. Они разделились на две команды, синие и зеленые. Будут сражаться друг с другом. Даньке по жребию выпало быть ведущим в звене. Надо думать о других ребятах.

— По кабинам! — Крикнул инструктор, и ребята залезли в свои тренажеры. Надели шлемы, закрыли кабины. Данька разгоняется по взлетной полосе. Поворот элеронов, он набирает высоту. Противник. Он уходит от противника, кричит ведомым: Сзади, сзади! Сзади приклеился синий. Сейчас выстрелит. Уходи! Ушли. Данька заваливается на крыло, пошел. Уходит вниз. Вражеская ракета прошла мимо. Они в полете. Сражение шло больше часа. Вот инструктор приказал идти на базу. Перед Данькой посадочная полоса. Самолет встал. Можно выходить из кабины тренажера. После вместе с инструктором они разбирали весь бой.

— Вы прошли тест, парни. На днях на аэродром. Настоящий полет. Свободны. Ребята пошли переодеваться. Они еще мокрые от пота.

— Арлекин, подожди.

— Есть. — Ничего хорошего от этого разговора Данька не ждал.

— Тебя бы я к полету не допустил, если быть честным. — Инструктор смотрел на этого паренька. Способный, это не отнимешь. Но сажать его за штурвал самолета.... Это обезьяна с гранатой. Женщина за рулем автомобиля. Хуже. От тех знаешь какой беды ждать.

— Почему? — Начал Данька заунывно.

— Ты опять что-нибудь вытворишь. Смотри у меня со своими шутками.

— Я буду хорошо себя вести. Как Валерий Чкалов.

— Иди, клоун. — Зря инструктор не придал значения этим словам. Забыл первые опасные полеты знаменитого летчика.

Данька ушел. Вышел за проходную. Вокруг высокие ели. Надо протопать полтора, два километра. Вот и улицы родного города. Троллейбуса пока нет. На остановке топчется невысокаяпжилая женщина.

— Ой, где же он? — Женщина очевидно ждет давно.

— Ты чего ждешь, гражданка?

— Троллейбус жду.

— Тебе далеко ехать, бабушка? — Может подсказать, на маршрутке доедет.

— До центра бы мне. Я к сыночку приехала, поправедать. Он в госпитале лежит.

— А что с ним? — После знакомства с Романом госпиталь стал Дане ближе.

— Я ехала, думала совсем беда. Долго собиралась. Денег понабрать. У кого заняла, что б сыночка из госпиталя забрать. С Матреной договорилась. Она из наших мест, здесь у дочки живет. Где мне еще остановится. Они разрешили, у них и ночую. Сыночку должны были ножки отпилить.

— Так он в тринадцатой палате лежит? — Данька догадался о ком речь.

— Да, в тринадцатой, — махала рукой женщина. — Я ж с собой кой-че привезла. Врачей отблагодарить. Как положено. У нас к нашей врачихе не подкатишь так, без подарка. Вот я с банками с соленьями и притащилась. А сыночка на ноги поставили, ноги сохранили. Скоро выпишут.

— Ну, и что? Радоваться надо.

Тут подошел троллейбус. Они сели. Бабка продолжала рассказывать.

— Вот какое чудо врачи сотворили. Я хирургу, доктору, банки отдать хотела. Там еще Роман Алексеевич. Он лечил. Народными средствами. Старое-то вернее. Шаман, колдун, говорят. Так они банки не берут, ни в какую. Я и денег предлагала. Роман Алексеевич меня отругал. Ни копейки не взяли. Мне теперь обратно тащить. Так я им в кабинете все составила. Не попру обратно. Так и сказала, не поволоку назад, не чего надо мной измываться.

Даня посмеивался. Вышел из троллейбуса, думал, вот Ромка бы увидел сейчас эту женщину. Какая благодарность светится в ее глазах. Молодец, Роман. Даня пришел домой, было довольно поздно. Мать кормила Лешку. Аркадий сказал:

— Даня, ты сам на кухне покушай. Маша на плите оставила.

— Хорошо, Аркадий. Как думаешь. Если я пойду в авиашколу, спортивные самолеты буду учиться водить.

— Да ты, в начале, машину научись водить. Тебе, Даня, земли мало. Там у тебя море, тут небо подавай.

— Можно и небо. — Даньке хотелось все рассказать родителям, так шум поднимется. Переполох будет.

— Ты машину купи. Деньги у тебя есть. Но тебя разве заставишь водить машину. — Аркадий махнул рукой.

— Ну, ее, машину. Я за руль не сяду. — Уверял отчима Данька. Естественно, врал. Машину он водил и довольно лихо. Многие гонщики позавидовали б ему. И в двигателях разбирался. Школа. На следующий день Данька отправился в академию.

— Гриша, — сообщил он другу, — у меня есть новая методика изучения иностранных языков.

— Даня, ты уймешься когда-нибудь. Я не могу слышать это слово, иностранный язык.

— Новая методика поможет. Заговоришь, как на родном.

После лекций они пошли к Грише домой.

— Давай свою методику. Что ты выдумал. Опять веза, зе веза. Ту геза?

— Это новая продвинутая методика. Обучение при помощи гипноза.

— Ты будешь меня гипнотизировать? — С даней не скучно. Опять выдумывает.

— Да. Садись. Смотри мне в глаза, и начнем разговор по-английски.

Даня произносил одну фразу за другой, требуя. Что б друг их повторял. Тот старательно выполнял указания. Через полчаса Даня прекратил "гипноз".

— Сейчас займешься самостоятельной работой. Попытайся сказать мне на английском какую-нибудь фразу.

— А что сказать? — Гриша и сам не заметил, что говорит это на английском. Вышло это само собой.

— Получилось! — Обрадовался Данька. — Теперь берем учебник физики. Любой абзац, читаешь и переводишь на ходу.

— Я таких слов не знаю. — Гришка растерялся. Не мог он сам выучить.

— Попробуй.

И у Гриши получилось. Он с легкостью переводил сложные объяснения из учебника на язык, которым раньше не владел. Гришка отбросил учебник, вскочил на ноги.

— Даня, получилось. Ты загипнотизировал меня. А по-русски я смогу говорить?

— А ты и говоришь сейчас по-русски. У тебя переключения между языками происходит, как переключение раскладки клавиатуры в компьютере. Практически на автомате.

— Так ты можешь так каждого обучить? — Вот гений.

— Ты никому не рассказывай. Методика в стадии освоения, это коммерческая тайна. Это золотое дно.

Гриша поклялся, что не расскажет об этой тайне.

Данька взгромоздился на крышку своего сундука в каюте капитана. Свен сидел по обыкновению за столом в кресле.

— Я поблагодарил Романа от всех нас. Он доволен.

— Вот и правильно. — Свен разглядывал карты. Опять капитан замыслил?

— Ромка мужик нормальный, наш. — Дэн не стал спрашивать о чем думает отец. Хароактер у него такой, пока все не обдумает, не скажет.

— Хорошо, если так.

— А когда мы будем на Тортуге?

— Еще не время. Они не готовы принять нас. Им нужно время, что бы переварить нашу победу, осмыслить. И нам надо подумать, какими мы придем. Чего хотим, захватить город или быть их союзниками. Я об этом думал. Пусть до острова дойдут вести о нашей победе. И наших ребят надо подготовить, дать им возможность определиться. Нам надо осознать себя как регулярная сила.

— Папа, а ты будешь императором?

— Какой император, Даня. Это чушь! Придумали. Зачем мне это надо, и вам?

— Ребятам это надо. У них появилась мечта, цель. Неужели ты, Свен, не понимаешь. Кем они были раньше? Просто бандой. У них не было будущего, они боялись прошлого. Если у них есть военный вождь, император, у них будет будущее, будет цель. Помазанник божий. И они действуют по закону. Дура лекс, ет лекс. Плохой закон, но закон. И они научаться уважать себя. У них будут семьи, дети.

— Государство хочешь сколотить. Но у государства должна быть идея. Оно должно для чего-то существовать. Например, во имя свободы. Так вернемся на Тортугу, в порту из гипса поставим бабу с факелом. Свобода. Примем декларацию, не знаю о чем, но примем.

— Нет, Свен, не так. Свобода не может быть безграничной, она не девка на площади, что торгует собой. Нужен закон, порядок, император, которые не дадут скатиться в хаос вседозволенности, анархии. Мне кажется, ты, отец, можешь дать им свободу, сможешь разумно ограничить свою власть. А бабу на берегу мы ставить не будем. У нас будет другой символ.

— И какой, Даня?

— Символ единства. Сродства. Люди родные друг другу. Поставим фигуры двух парней, смотрящих на море. Они обнимают друг друга за плечи. В руках мечи. Они опустили их к земле. Они не нападают, а защищают эти земли. И зовут других к объединению. И это будет памятник тем, кто погиб, памятник нашим товарищам. Я так думаю.

— Мне надо подумать над твоими словами.

— Батя. Я вспомнил, в свое время Редьярда Киплинга у нас считали апологетом фашизма. Его стихи, бремя белого человека, баллада о востоке. Восток есть восток. А запад есть запад. И с места они не сойдут, пока не предстанут небо с землей на божий последний суд. Но нет Востока и Запада нет. Что племя, Родина, род, когда сильный с сильным лицом к лицу у края Земли встают. Они встали не для битвы, а перед тем, как пожать друг другу руки. Так ты будешь императором?

— Зачем мне это надо? И тебе?

— У меня прямая выгода. Я наследный принц. — Дэн слез со своего сундука, подбоченился.

— Шалопай ты наследный.

— Так ты будешь императором?

— Буду. Достали вы все меня. Буду почетным, по нечетным в море ходить буду, корабли грабить. Останусь простым пиратом.

— На все воля императора. У них бывают причуды, а народ обязан терпеть. Кто себя великим артистом считает, кто ефрейтором прусской армии.

— Я тебя выпорю. Нет, в темный сундук посажу.

— Батя, я побежал, мне некогда.

— Топай!

Даня выбежал на палубу. Прыгал от радости. Уговорил! Нашел Брайана.

— Эй, рыжий! — Дэн подпрыгивал возле друга.

— Чего тебе, боцманенок? Опять цепляешься.

— Я не цепляюсь. У меня настроение хорошее. Я Свена уговорил стать императором.

— Слава тебе, Господи! Так я ребятам скажу. — ОТул искренне обрадовался. Вот и ребятам будет радость.

— Ты потихоньку. Не сразу. Ему к этой мысли надо привыкнуть. А то вы его из каюты вытащите, в воздух будете подкидывать. Он передумает, отречется от престола.

— Мы осторожно. Ты скажи Колину, порадуй его.

Данька пошел к старпому, что бы донести до него благую весть

Марсель сидел в своей комнате. В голову приходили тяжелые мысли. Там, в Европе, он мог бы устроиться на какой-то корабль. А здесь, на этом заброшенном острове он не видел для себя выхода. С уходом Свена тут многое изменилось. Его никто не хотел брать на корабль. Много матросов слонялось в порту без дела. Сидели без работы и портовые рабочие. Некоторые купцы еще задержались здесь. Они приходили. Что бы продать свой товар втридорого, а взять дешевый товар. Это объяснялось просто, с уходом пиратов пути возле острова остались без защиты. Местные пираты не трогали корабли, идущие к острову. Они защищали их. Раньше сюда пираты из других мест не ходили на промысел. Это были воды местных разбойников. Теперь это были воды, где мог охотиться любой. Опасность возросла. Товар подешевле раньше можно было перекупить у тех же пиратов. Ушел не только Свен, ушли и другие. Рынок оскудел. Об этом говорили и в городе и на плантациях. Хозяйство острова скудело на глазах. Марсель подсчитывал, надолго ли ему хватит денег. Он сомневался, что граф, его отец, пришлет бастарду денег. Господа побогаче перебирались в глубь острова. Не ровен час, на город нападут пираты из других мест. Искали места поспокойнее. В простых горожан это вселяло беспокойство. Во дворце губернатора царило уныние. Если поступление денег упадет, то и в Париж нечего будет отправить. В столице считают, что место губернатора приносит большие доходы. Правительство не получит желаемых денег, а претендентов на пост губернатора в Париже достаточно. И пришлют нового губернатора. Это крах, крах карьеры. В порту стоят не больше двух, трех пиратских кораблей. Остальные ушли в море. Вернутся ли они? Землевладельцы поговаривают, если не удастся выгодно продать урожай, то и собирать его не к чему. Не нужны рабочие руки, только лишние рты. Рабочих надо увольнять. Беспокойство росло, надежда таяла. В дверь комнаты постучали. Жена хозяина таверны принесла обед.

— Покушайте, сударь.

— Спасибо, хозяйка. Что слышно в городе?

— Ничего хорошего. Нынче один из купеческих кораблей ушел, не взяв ничего на борт. Ему показалось, что товар у нас слишком дорог. Купит в других портах. Тяжелые времена ждут нас.

Женщина ушла. Марсель остался наедине со своими печальными мыслями.

Не весело было и в доме Леона. Жаннетта все дольше задерживалась возле распятья. Молилась о своих моряках. Ужин проходил в глубоком молчании. Жаннетта вздыхала. Хуан сидел с поникшей головой. Леон пытался их успокоить.

— Никто не одолеет нашего капитана. Вот увидите. — Он пытался уверить в этом себя.

Тягостные дни. На рынке Хуан видел, торговцы хмурые, лица без радости. Цены на товары упали. Не было былого спроса. Торговцу рыбой, Чекомо, отдавал Хуану рыбу за полцены Этому хитрецу пришла мысль.

— Господи Хуан, а если я сам буду привозить вам товар домой? Вы купите? Мой старший сын привезет. Как вы скажете, ежедневно или через день. Зачем вам, такому знатному господину ходить по жаре на рынок.

— Привози, — согласился Хуан.

Чекомо тут же сообразил, что можно не только рыбу развозить, можно брать у других торговцев их товар и развозить. Хоть какие-то деньги. Можно возить и в другие дома.

Сержио то же был в беспокойстве. Только жизнь начала налаживаться, а вдруг Леон его уволит. Сейчас многие теряют работу. Он мучился сомнениями, но решил спросить.

— Господин Леон, а вы меня уволите? Выгоните?

— Не волнуйся, Сержио, в нашем доме все будет по-прежнему. Тебя никто не уволит.

Сержио немного успокоился. Ронни тоже приехал к Леону. Посоветоваться. Слухи об увольнениях на плантациях дошел и до их поселка.

— Что делать, — спрашивал он у Леона. — Увольнять не хочется, может оплату уменьшить. Это тоже выход.

— Нет, Ронни. Все оставим, как прежде. До конца года. Я верю, что капитан вернется. Мы будем платить по-прежнему.

Ронни увез эту радостную весть в свой поселок. Он въезжал в поселок, люди выглядывали из домов. Смотрели с тревогой и надеждой. Он распрягал лошадей. А они собирались возле его дома. Молчали, не смея спросить, боясь услышать самое страшное. Он посмотрел на этих людей.

— До конца года увольнений не будет. Все будут получать прежнюю оплату.

Люди перешептывались, улыбались, благословляли Ронни и капитана.

— Свен вернется. Все будет по-старому. Надо только молиться о его возвращении.

Хуан вспомнил, что обещал Дэну позаботиться о французе. О Марселе. Он пошел в "Красную черепаху"

— Хозяин, твой постоялец дома? — С порога начал Хуан. Хоть Свена не было в порту, а к испанцу относились, как и прежде, с трепетом.

— Да, господин, он у себя.

Хуан поднялся на второй этаж, постучал в дверь. Услышал приглашение войти, открыл дверь

Марсель не ожидал увидеть самого домоправителя. Друга Дэна.

— Чем могу служить, сударь? — Спросил Марсель.

— Позвольте пройти. — Сказал Хуан, не дожидаясь ответа, прошел в комнату, присел на стул. _ Я Хуан. Я пришел по просьбе Дэна.

— Дэн вернулся? — Оживился Марсель.

— Нет, они еще в море. Он просил позаботиться о тебе. — Хуан по хозяйски устроился на стуле.

— Спасибо, господин Хуан. Я не совсем...

— Я думаю, Марсель, вам лучше вечером к ужину прийти в дом Свена. Надеюсь, вы найдете нас. Там все и обговорим.

— Я обязательно буду. Спасибо.

— Тогда я пошел. Ждем вас. — Хуан встал и вышел из комнаты.

Марсель Делакруа думал, неужели удача не оставила его. И для него всходило солнцею.

Данька предупредил Гришу, что сегодня его не будет на занятиях. Сегодня он ехал на аэродром. Первый полет на новой машине. Их доставил туда микроавтобус. Им предстояло поднять в воздух могучие машины. Инструктор, капитан Зверев, подсел к нему.

— Арлекин, ты можешь хоть сегодня обойтись без фокусов?

— Могу. Я буду себя хорошо вести. — Заверил Данька. Одно дело обещать, другое — сделать.

Они приехали на аэродром. Курсантам приказали переодеться. Зверев пошел к своему старому знакомому, к летчику Денисову.

— Денис — Так он по привычке называл друга. Знали друг друга с юности. — Ты пойдешь следом за Арлекином.

— Хорошо. Мне без разницы.

— Ты за ним последи. Ты летчик опытный. От этого парня можно ждать чего угодно.

— Такой не предсказуемый? — Денисов полагал, справится с любым начинающим пилотом.

— Да. Его зовут Арлекин. Имя ему подходит. Совершенно не знаешь, что он сделает в следующий миг.

— А что вы его держите? Отчислили бы. — Куда начальство смотрит.

— Способный он парень. Очень способный. Но энергии в нем. Ты уж не подведи.

— Постараюсь.

Данька в кабине истребителя. Разрешение на взлет получено. Машина разбегается на взлетной полосе. Машина оторвалась от земли, Данька поднимает ее в небо, высоко. Высоко. За ним сопровождающий инструктор.

— Как идет полет, Арлекин?

— Отлично, шеф. Машина прекрасно слушается.

Денисов задал курс.

— Отличная машина, шеф. Хочется попробовать, на что она способна.

Денис не успел ответить. Самолет курсанта пошел в бок. Залег на крыло, падает вниз. Минута. Машина вошла в крутой штопор. Курсант не может ее удержать. Денис кричал по рации: прыгай!

— Все под контролем, шеф, — отвечал Данька. Самолет с воем шел к земле. В считанных метрах от земли, пилот вывел машину из штопора, пронесся брюхом у самой земли. Даня рванул рули высоты. Надсадно воя, самолет устремился вверх.

— Арлекин! — Кричал Денис.

— Отлично, шеф. Подо мной были такие ромашки. Такие цветы. Вам нарвать?

— Я тебе нарву!

— А на нейтральной полосе цветы необычайной красоты!

Двигатели выли на пределе своих возможностей.

Денис думал, парень угробит самолет на таком режиме. Опытный испытатель прежде подумает, чем вытворять такое. Перегрузка, которую сейчас должен испытать пилот, выше возможностей организма. Потеря сознания. Какие цветы на нейтральной полосе! Ему не удержать машину. Но Данька играючи поднял самолет к облакам.

— Отличная машина! — Кричал в рацию курсант.

В следующую минуту Арлекин поставил машину на хвост. Завис в воздухе. Самолет сорвался в очередной штопор. Машину крутило вокруг горизонтальной оси.

— Арлекин. На базу! — Какая база. Пилот уже мертв.

— Есть, шеф. — Откликнулся Арлекин, словно все шло по плану.

Крутой разворот. Самолет идет навстречу машине Дениса. От столкновения уходит, завалив вновь машину на бок. Идет на базу. Взлетная полоса. Даня приземлился. Вылез из кабины. Стоит и улыбается. Денис подбежал к курсанту. Он сам не знает, чего хочет больше, врезать в эту улыбающуюся морду или обнять курсанта. В первый полет вытворить такое. Денис размахнулся, но только обозначил удар кулака в плечо.

— Ой, — закричал парнишка, — Дяденька, как больно. В глазах и на лице боль. Словно ему сломали кости.

— Рука! Ты мне ключицу сломал. Голова закружилась.

Ноги парня слабеют, левая рука висит плетью. Левой рукой курсант цепляется за Дениса.

— Держи меня. Я упаду.

Денис опешил. Он так и не понял, что произошло. Подбежал Зверев.

— Что происходит?

— Он убил меня. Заройте меня в эту землю. Возле взлетной полосы, что б я слышал рев самолетов.

— Арлекин, я тебя зарою! Прямо сейчас, здесь. И в бетон укатаю! — Кричал Зверев.

— Ой. Дяденька. Не надо. — Курсант ожил и отпрыгнул в сторону.

— Пашивец!

Денис смотрел на это. Начал смеяться и Зверев вместе с ним. Когда смеяться перестали. Зверев сказал:

— Иди, переодевайся. Что б глаза мои тебя не видели. Даня ушел. Офицеры тоже.

— Что это было? — Спрашивал Денис у Зверева.

— Что? Арлекин. Его шуточки. Теперь ты видел, что это такое.

— Видел. Я не пойму, при таких перегрузках он должен был потерять сознание. И разбить машину.

— Это Арлекин. Не знаю. Откуда у него такие способности, но ни один из курсантов не сможет сделать то, что делает он. Поразительная выносливость.

Домой они снова ехали в микроавтобусе. Зверев сидел рядом с Данькой.

— Ты что, парень, творишь? Ты мог потерять сознание от перегрузки.

— Со мной все в порядке. Я могу и не такое выдержать.

Данька знал, его мозг обеспечивает особую устойчивость всему телу. Это было влияние Романа. Он пробудил в нем скрытые возможности человеческого организма.

Данька вернулся домой пораньше.

— Мама, это я пришел. — Он ураганом влетел в комнату.

— Даня. Ты сегодня рано.

— Да. Я нынче устал. Не стал задерживаться в институте. Что там Лешка?

— Безобразничает. Своевольничает. — Мария покачала головой. Устал? Не заметно.

Даня зашел в комнату к брату. Тот лежал в кроватке. Махал ручками, дрыгал ногами, Гукал. Пытался что-то сказать. Остановил взгляд на старшем брате и вновь заулюлюкал.

— Молодец, брат. — Данька дал ребенку руку. Тот схватил за палец и потянул в рот.

— Нет. Нельзя. Руки грязные. Все, бывай.

Даня перекусил и стал отпрашиваться у матери.

— Мама, я пройдусь. Немного проветрюсь.

— Пойди, сынок.

Даня отправился на прогулку.

Иринке пришлось на время переехать к бабушке. Ту сегодня выписали из больницы. Она чувствовала себя хорошо, но оставлять старушку одну пока опасались. Ездить каждый день из другого района города не близкий путь. А если старушке станет плохо поздно вечером или ночью. Было решено на семейном совете, что Ирина поживет недельку у бабушки. Пусть немного восстановится. Ирина распаковала свои вещи.

— Как ты, бабуля? — Ирина заканчивала раскладывать свои вещи в шкафу.

— Хорошо, деточка. Видишь, хожу. Вы зря беспокоитесь.

— Тогда я к Сабине съезжу. Договорюсь, что б она меня на работе заменила.

— Езжай. У меня все хорошо. Не беспокойся.

Ирина после школы пыталась поступить в медицинский институт. Но не прошла по конкурсу. Еще в школе она закончила курсы косметолога. Решила, что год поработает в косметическом салоне. Будет готовиться. А в следующем году попытается снова поступить. Она вышла из квартиры. Начала запирать дверь ключом, как услышала сзади голос.

— Так. Среди белого дня домушники лезут. Кража со взломом.

Она обернулась. Двумя ступенями выше стоял молодой симпатичный парень. Улыбался.

— Я не домушник. Я к бабушке приехала. Ее из больницы выписали. Я ее внучка.

— Так все поначалу говорят, — парень улыбается. — В полицейском участке ты нам все расскажешь.

— Я не домушница. А вы полицейский? — Вот привязался.

— Не совсем. Меня зовут Даня. Учусь в юридической академии. Будущий полицейский. А ты— внучка?

— Внучка.

— Но все равно, мне придется задержать тебя до выяснения обстоятельств. Мне придется пойти с тобой. Связи установить, подельников выяснить.

— Куда пойти?

— С тобой. Надо выяснить все связи предполагаемого преступника. — Девчонка понравилась Даньке. Он давно был не прежним нерешительным мальчишкой.

— Какой же я преступник. Я к подруге иду.

— Прекрасно, я тоже иду к подруге. — Смеется Данька.

— Я вас не приглашала. — Ирина сверкнула глазами. Хотела показать, что сердится, но была довольна.

— Тогда я установлю за тобой слежку. Так положено. Я полицейский.

— Сам говорил, что будущий. Следить за мной не надо. А улица не купленная. Хочешь, иди.

И они пошли к подруге.

— А подруга твоя, где живет?

— Не близко. Надо на автобусе ехать.

Они сели в автобус. По дороге Данька расспрашивал.

— А ты учишься или работаешь?

— Работаю в косметическом салоне. Хотела в медицинский поступить. Не получилось. Отложила на год.

Мало по малу, они разговорились.

— Мой друг тоже врачом хочет стать, — рассказывал новый приятель. — Славка, он в Москве учится. У меня еще есть хороший друг. Максим. Он в морское пошел, в Мурманске. У тебя получится, Ирина. Тут главное характер. Я по Славке сужу. Он, если захочет, все может одолеть. Свои страхи. Он высоты боялся. Вот мы в наш парк пошли. Решили сесть на колесо обозрения. Это я решил. Я высоты не боюсь. Макс тогда внизу остался, а Славка свой страх победил. Со мной полез. А на верху мы застряли. Вниз решили спуститься. Славка не струсил, со мной спускался, хоть и боялся высоты. Если хочешь, можно все одолеть.

Ирина вспомнила. Она видела их в парке.

— Так это ты с колеса обозрения с другим парнем спускался? Я была тогда в парке.

— Я со Славкой. — Данька тоже вспомнил девчонку. — Мы со Славкой были.

— И это ты... Синий, синий иней лег на провода, пел?

— Я. В небе темно синем, — запел Даня, — синяя звезда. Облака качнутся, поплывут назад, тольо б окунутся в синие глаза. Это я.

Они смеялись. Данька сказал:

— А у тебя глаза не синие, но все равно, красивые.

Они дошли до дома Сабины.

— Ты подождешь меня здесь? Я быстро.

— Подожду. — Данька сел на скамейку во дворе, а Ирина быстро побежала к подруге.

Сабина открыла дверь. Она видела через окно Ирину.

— Заходи. Чай будешь?

— Нет. Я на минуту. Договоримся. Когда ты меня подменишь, и я побегу. А то бабушка одна. Вдруг ей плохо станет.

Сабина улыбнулась.

— Бабушка. Похоже, твоя бабушка выздоровела. Вон во дворе на скамейке сидит. — Сабина отдернула штору, что бы показать подруге, сидящего на скамейке парня.

— Это мой сосед. Он просто вызвался проводить. Он в нашем подъезде живет, этажом выше.

— Ну, ну! А ничего, хорошая у тебя бабушка. — Смеялась Сабина.

Они обговорили замены на работе. Ирина выскочила из подъезда. Данька ждал ее.

— Замерз я тут, пока ты там. Может зайдем куда, погреемся, кофе выпьем.

— Извини, я задержалась. Замерз, а вроде не холодно.

— Я к этому климату не привык.

Они зашли в кафе, заказали кофе, пирожное.

— К климату не привык. Ты не местный? Здесь родился?

— Родился здесь. Но я сейчас чаще в другом месте обретаюсь. Я все больше на Карибах. Там и загорел. Там зимы нет.

Ирина смеялась.

— А то ты делаешь на Карибах? — Любят парни заливать. Рассказывают сказки, лишь бы пыль в глаза пустить.

— Пиратствую. Я пират, на полставки. Боцман на корабле. Купеческие корабли грабим. — Он, имел ввиду не полставки, а полжизни. Половина жизни там, половина здесь. — Догоним купца, барыг прирежем, трупы за борт, деньги с братвой делим.

— Ясно. — Вот врун. — Ножичком по горлу и в колодец.

— Не в колодец. А за борт.

— Врун ты, Даня.

— Я правду говорю. — В лице его искренность. — Никто мне не верит. Никто не сочувствует. Поэтому я одинок. Никто меня не пожалеет.

— Так никто и не жалеет? — Все парни такие. Пожалей, посочувствуй.

— Никто! — Данька пропел — Милая. Милая, сядь и послушай. А если поймешь, пожалей. Будь для меня ты не самою лучшей, так будь же хорошей моей. А самая лучшая странствует где-то и кто-то ласкает ее. Может, ласкают достойные люди, а может хмельное ворье.

— Как вы все любите девчонкам морочить голову. С три короба рассказать. Я ни одному твоему слову не верю.

— Как хочешь, как знаешь. Но я на этот раз говорил правду.

Потом они пошли домой, благо жили в одном доме.

Марсель к ужину отправился в дом Леона. Он помнил, как Дэн объяснял, где этот дом. Нашел он его быстро. Постучал. Ему открыл незнакомый мужчина. Улыбнулся.

— Вы, должно быть, Марсель?

— Да.

— Заходите. А я Леон.

— Очень приятно, господин Леон.

— Можно немного подождать до ужина. Посидим в тени, во дворе дома. — Потом крикнул. — Хуан!

Тот выбежал на зов.

— Хуан, Марсель пришел.

— Добрый вечер, Марсель.

— Хуан, попроси Сержио подать кофе во дворе. И сам подходи.

Они сидели во внутреннем дворике, пили кофе.

— Дэн просил позаботиться о тебе.

— Я благодарен вам, господин Леон.

— Подожди благодарить. Денег дам сколько надо, что б ты мог дождаться, когда Дэн вернется. Это его деньги, с ним и будешь все решать. Тебя они с собой не взяли на этот раз. Не стоит тебе рисковать. Ты не ответчик перед испанцами.

— Как-то неудобно, господин Леон. Я не привык.

— Это ерунда. Если Дэн сказал, так мы и сделаем. Все, как он просил. И не стоит возражать.

После ужина Леон вручил Марселю кошель с деньгами и пригласил заходить в дом, когда сам захочет. Марсель удивлялся щедрости и доброте этих людей.

Когда Данька прощался с Ириной возле ее двери, он спросил:

— А можно я в воскресенье зайду? Сходим куда-нибудь.

— Можно.

— Только я во второй половине дня или чуть позже освобожусь. У меня тренировка. Надо поддерживать спортивную форму. Служба будущая требует.

— Да, конечно.

Даня никому не говорил, что в воскресенье у него прыжки с парашютом. Прыгал он уже не раз. Но это были особые прыжки.

Ирина прикрыла дверь. Счастливо улыбалась. Она встретила его, того, кто в то лето в парке так взволновал ее сердце. Он снился ей.

В воскресение рано утром, точнее ночью, часа в три, Данька вышел из дома. Оставил записку, что уехал на тренировки. За ним заехали. Все курсанты ехали на аэродром отрабатывать прыжки с большой высоты. Навык не лишний для будущего разведчика. Никто не знает, как придется высаживаться для выполнения задания. Девять с половиной тысяч метров. Они надели специальные костюмы, кислородные маски. Готовы к выполнению учебных прыжков. Самолет набирает высоту. Парни ждут приказа. Когда они один за другим будут вываливаться из самолета, проходя через специальный шлюз. Дане надоело молчание курсантов.

— Парни, я что-то боюсь. Как в первый раз. Это альтофобия у меня вернулась.

— Какая, к черту, альтофобия. После стольких прыжков.

— И я о том. Мать на днях попросила лампочку поменять в люстре. Залез на стрмянку, поменял лампочку. И вниз посмотрю, спускаться собрался. Голова закружилась, страх во мне. Я за люстру ухватился и повис на ней. Стремянку уронил. Пока отчим домой не вернулся, я все и висел на люстре.

Инструктор строго посмотрел на Даньку.

— Арлекин, брось мне эти шутки. Я тебя сейчас от прыжков отстраню.

— Нет, не надо. Альтофобия прошла.

Даня натянул кислородную маску. Шагнул в шлюзовую камеру, открылся люк, и он ушел в бездну. Свободный полет. Он смотрит на счетчик высоты, когда раскрыть специальный парашют. В полете он должен достичь скорости звука. Открыть парашют и начать управляемый полет. Вот он дернул кольцо. Раскрыт парашют. Он парит над землей. Точное приземление. Потом разбирали результаты. И путь домой, по дороге они еще говорили о своих прыжках.

Флот Свена подошел к небольшому острову. Здесь жило два, три десятка рыбаков. Не больше. Здесь обосновалась маленькая община, оторванная от мира. Бедная. Жили эти люди своими скудными промыслами. Жители поселка были напуганы, когда увидели, что к берегу идет целый флот. Бежать, спрятаться, бросить жалкие пожитки. И куда прятаться на этом острове. Они остались, ожидая своей участи. Свен, Колин и Дэн сошли на берег. Данька чуть слышно под нос себе бубнил: хотели кока, а съели Кука. Навстречу Свену шли местные жители.

— Не бойтесь. Мы пришли с миром. Кто староста?

Вышел обросший бородатый мужик.

— Мы просим вашего гостеприимства. Мы остановимся на несколько дней. Нам нужна только питьевая вода. Мои люди не причинят вам вреда.

Старосте не оставалось ничего другого, как принять эти заверения.

— Укажите нам часть берега, где мы можем расположиться. Мы не станем вторгаться на ваши земли.

Место высадки было согласовано. Моряки высадились. Капитаны строго запретили своим людям ходить в деревушку и тревожить местных жителей. Впервые они выполняли волю своего императора. На этом тихом берегу было решено провести обряд коронации. Коронацию провели в свете костров. Походили капитаны, их помощники, боцманы. Все приносили клятву верности своему вождю. После каждый матрос принес клятву верности. Это закончилось утром. Несколько дней, которые меняли облик этого района, а может и всего мира.

Часть 19

Данька, как всегда, в каюте капитана. Свен за своим столом. Сидит и ворчит.

— И на кой черт, вы сделали меня шутом гороховым, а сын?

— Ты чего, Свен? Ты теперь у нас император. — Дэн сидит возле стола капитана.

— Вот, вот. И как я дал себя уговорить? Дурья башка.

— Будешь императором. Это ж хорошо. — Этих сомнений Данька и опасался.

— Чего хорошего?

— Вернемся на Тортугу, будешь самым важным. К народу будешь выходить. Залезешь на пустую бочку, и вещать оттуда станешь. На тебе пурпур. Красиво! Я тебя так и вижу. На бочке, подбоченился, в красном, в руке сверток. Руку упрешь в бок. Веток лавровых наломаем, тебе в волосья воткнем. И ты с бочки голосишь: Граду и миру!

— Сам шут и меня шутом хочешь сделать.

— Я не шут, я престолонаследник. Колину бляху канцлера повесим. Брайана сделаем герцогом.

— Даня. А мы сейчас для картины позировать будем. Иван Грозный убивает своего сына. Чем тебя пришибить?

С Ириной Данька встречался несколько раз. Они гуляли вместе, смеялись. Им было легко вместе. Жаль. У Даньки было мало времени для встреч. И Ирина часто не могла оставить бабушку. Да и работа в салоне.

Ирине этот парень очень нравился. Он какой-то особенный, не похожий на других. Она пыталась расспросить бабушку о соседе.

— Бабушка, а Даня, наш сосед, он какой? — Бабушка сидела за столом, раскладывала карты.

— Какой? Они с матерью давно здесь живут. Сколько помню. Мария Петровна одна жила. Муж у нее давно пропал, вот одна с сыном и жила. Долго мужа ждала, да не дождалась. Она в музее работает. А недавно замуж вышла. За мужчину, с которым вместе работает. Данька хороший парнишка. Скромный. Ничего плохого о нем не слышала. А ты чего, влюбилась?

— Не влюбилась. — Ирина занята уборкой.

— Я все вижу, вижу, с кем ты встречаешься. Только он позвонит, ты бежишь.

— Нет, бабушка. Это не так.

— Да, что там. Парень он красивый, ладный. Как посмотрит своими темными глазами, так любая девка сума сойдет. Ты, Ирина, головы не теряй.

— Да, не сойду. Очень надо!

Первая пара в академии. Практика по математике, Данька с Гришей решают задачи. Дверь в аудиторию открылась. Впорхнула секретарь из деканата. Она извинилась перед преподавателем и мило сообщила, что Гринева ждут в деканате, прямо сейчас. Под ее конвоем Дане пришлось идти к начальству. До самого деканата он не мог понять, чем провинился. Открыл дверь. В деканате Игорь Иванович.

— Игорь Иванович? — Генерал в гражданской форме. Впервые он пришел в академию к Даньке. Мог бы просто вызвать.

— Привет, Даня. — Генерал поздоровался.

— Что случилось? — Просто так Игорь Иванович не пришел бы.

— Ничего. Ты едешь в командировку. Прямо сейчас.

— Какую командировку? — Данька растерялся.

— Деканат тебя отпускает. Идем, по дороге все объясню. — Он направился к выходу, Данька за ним.

Вышли, сели в машину.

— Дело есть для тебя. Настоящее дело. Приказать я не могу, но надеюсь, ты не откажешься. Очень важное задание.

— Без проблем, Игорь Иванович. Я согласен. — Даня давно хотел получить настоящее задание.

— Сейчас заедем к тебе домой. Я подожду тебя внизу. Возьмешь необходимые вещи, и поедем. Родителям скажешь, срочные спортивные сборы. Будешь защищать честь института. Сборы на неделю.

— Ясно. — Даня даже не пытается скрыть своей радости.

— Давай, жду.

Данька быстро поднялся на третий этаж, открыл дверь.

— Мама, — крикнул с порога, — это я.

— Даня. Почему так рано? Что случилось? — Мать затеяла стирку. Хлопотно иметь маленького ребенка.

— Ничего. Нас срочно на спортивные сборы отправляют. Надо честь Академии защищать.

Мать подошла. Она что-то почувствовала.

— Даня, а ты не врешь?

— Может, и вру, немного.

— Даня...

— Мама, я не могу тебе объяснить всего. Это очень важно. Не надо спрашивать, хорошо?

— Да, Даня.

Он заскочил в свою комнату, взял спортивную сумку, где уже было готово все необходимое. Вышел.

— Даня, это очень опасно? — Мать смотрела в его глаза. По лицу Даньки скользнула чуть заметная улыбка. — Не хочешь говорить, не надо. Ты береги себя, сынок.

— Все будет тип-топ. Никакого риска. Прогулка.

Данька вышел, спустился этажом ниже. Мария стояла, опираясь рукой на стенку. Прогулка. Она не любила это слово. В нем она чувствовала беду, риск. Данька позвонил в дверь Ирины. Та открыла дверь.

-Даня. Заходи. — Ира в домашнем халате. Возможно, только собирается на работу.

— Мне некогда. Я срочно на спортивные сборы уезжаю.

— Надолго? Так неожиданно.

— На неделю. Туда и обратно. — Темные глаза Даньки смеются. Никакого риска.

— А куда?

— Э... в Казань. У нас соревнование среди институтов нашего профиля.

Ирина чувствовала, это не совсем правда. Вовсе не правда. Что-то не то. Она спросила:

— А там не опасно? — Ребят направляют на задержание преступников. По профилю образования.

— Опасно. Если мячик в голову прилетит. Или еще где шишку поймаю. У некоторых до сотрясения мозга может дело повернуться. Но это не про меня. У меня мозгов, как у курицы. Я побежал. Меня внизу ребята ждут.

— Удачи, Даня.

Даня спустился вниз, сел в машину. Они поехали.

— Едем в аэропорт. Там на самолет. В аэропорту назначения тебя встретят. Опознают тебя по фотографии. Там на нашу базу. В составе группы на ту сторону пойдете.

— Ясно, Игорь Иванович.

— Будем считать, что ты у нас специалист по языкам. Ведь это так?

— Какие проблемы? Любой язык. — Данька рассмеялся. Он понял, что ему отводят роль далеко не простого переводчика.

— Ты смотри, не шали там. Мне тебя оттуда не вытащить. На той стороне наших связных взяли. Вот фотографии. Это Таир, он главный был. Это — Альт. Они должны были доставить очень важную информацию в электронном виде, на флэшке. Но их взяли. Не знаю, или они прокололись, или у нас здесь утечка информации. Может, провал при подготовке коридора для перехода. Они нашего резидента не знают. Документы от разных источников они забирали в тайниках. В одном месте микропленку. Флэшку — в другом. Наш резидент не обнаружен. Ребят взяли, когда они шли на нашу сторону. Сам материал имеет огромную ценность. И по характеру данных очень просто определить нашего человека. Если материал попадет в чужие руки, погибнут многие наши ребята. Таира и Альта держат на военной базе. Они в руках военной контрразведки. Доверять никому нельзя. Нам эти материалы очень нужны. Их цена — жизнь наших парней. Тебя никто не знает. Поэтому я включил тебя в эту игру.

— Джокер в рукаве? Классика.

— Прекращай детский сад. Джокер. Ты — Арлекин. Парни наши пока на этой базе. Мы даже знаем, где их прячут там. Но наши агенты не могут добраться до них. Они слишком на виду. Дорога каждая минута. Если их переведут, мы их потеряем. Задача: вытащить их оттуда.

— Вытащим. — В азарте Даня готов обещать что угодно. Корабль у испанцев увели, а тут двух парней выкрасть. — Игорь Иванович, спрячь за решетку ты вольную волю, выкраду вместе с решеткой.

— Не горячись. Это не так просто. Материалы они где-то спрятали. При них не обнаружили. Из них могут выбить все. Если вытащить их не сможем, сам понимаешь.... Им лучше умереть.

— Так я, Игорь Иванович, должен буду своих ребят...

— Даня. Такая работа. А им будет лучше, уйти не предав. Не сдавшись. Их в живых не оставят. Только цена их тихой смерти в этом случае будет предательство. Их будут пытать, пока не получат все. Думаю, они спасибо скажут тебе с того света, если другого выбора не будет.

— Я все понял, Игорь Иванович. — Данька притих. Одно дело врага убивать, другое — своих.

— И сам постарайся вернуться домой.

— Постараюсь. Если что, не поминайте лихом. Я точно, живым не сдамся. — Его в неволе не увидят.

— Знаю, Данька, знаю. Потому тебя туда и посылаю. О твоих полномочиях никто не должен знать. Если будет необходимость, то и ребятам в группе помоги, как тем двоим. Не каждый сам может это сделать.

— Хорошо, товарищ генерал.

— Группа хорошая. Прямого отношения к нашей работе они не имеют. Спецназ. Ребята из альфы. Настоящие парни. Таир опознает тебя по паролю. О твоей миссии он знает, знает, что в сложный момент придет избавитель. Пароль: окончились серые будни...

— Кончайте старые блудни. — Заявил Данька.

— Чего?

— Это отзыв. Должен же быть отзыв. У вас продается славянский шкаф. Шпион Коля живет этажом выше.

— Даня, так было во времена черно-белого кино. Времена другие.

— Пленка может и цветная, а кино черно-белое.

— У нас работа жестокая.

— Понимаю. Я буду стараться. Ребят постараюсь вытащить. — Для себя он решил, бороться за парней будет до конца. Как за пиратов родного "Скитальца".

— Материалы никому. Отдашь только мне в руки. Лично. — Это Семенов подчеркнул голосом.

Они зашли в здание аэропорта.

— Игорь Иванович, — сказал Данька, — меня на контроле задержат. У меня в ручной клади железки.

— С контролем сейчас решу.

Игорь Иванович отошел. Вернулся.

— Держи, Даня. Это твой паспорт. А это билет. Пойдем на посадку.

Даня открыл паспорт.

— Иван Николаевич Попов. Товарищ генерал, опять Ванька. Я его не валял.

— Тебе имя, Ваня не нравится. Это ты родителям скажи.

— Нет. Имя хорошее. Ничем не примечательное.

Они прошли служебным ходом. Игорь Иванович открыл дверь. Зона сбора пассажиров перед посадкой.

— Удачи, Ваня.

— Спасибо, Игорь Иванович.

Данька переступил порог. Смешался с другими пассажирами. Подошел автобус, и их повезли к самолету. Даня нашел свое место в салоне. Устроился, согласно купленных билетов. Самолет поднялся в воздух. Он вышел в незнакомом аэропорту. Впрочем, для него любой порт был незнаком. Он не выезжал из родного города. Тортуга не в счет. Ожидал, кто его встретит, бродил по залу ожидания. К нему подошел мужчина средних лет. Невыразительная внешность. Далеко до картинного шпиона.

— Ты — Иван? — Спросил он.

— Так. Ванечкой меня кликают. Я сюда в отпуск приехал. А вы меня встречаете.

— Встречаю. Михаил. Пойдем, Ванечка.

Возле здания аэропорта сели в машину. Михаил молчал. Даня решил поговорить.

— Я обычно никуда не езжу. Первый раз. Меня мамка не пускает. Самолетом вообще никогда не летал. Боязно. Мы с маманей один раз ездили к родственникам, погостить. Мы автобусом. Долго катили, часа три. Все по рытвинам и выбоинам. Думал, застрянем в дороге. В самолете я испугался вначале. — Он решил прикинуться простачком, но очень активным. Припомнил Антона, профорга группы. Попробовать такого сыграть. — А потом понравилось. И сиденья хорошие. И отхожее место рядом. Чуть что и добежишь. Сок и курицу давали. Все бесплатно. Я газировки две бутылки выпил. Если даром дают, что не взять. Из нашей Березовки до города езды столько же, как тут летели. А покушать не дают. И сартир на остановке. А тут все в вагоне. Хорошо. Самолетом-то благодать. В поезде и за чай проводница денег требует. А чего платить. Рыло у проводницы, как смертный грех. Тут официантка смазливая. Ребята сказали, на пикник съезди. Отдохнешь. Кто к морю ездит, так то дорого. Где такие деньжищи. А тут бесплатно, горящая. Собирайся и катись. Тут у костра. Недельку отдохнешь. Рыбалка.

— Отдохнешь. — Говорил Михаил.

— Меня маманя никуда не пускает. Хоть без нее отдохну. Сколько можно меня под юбкой прятать.

Они приехали на базу. Михаил слушал болтовню Ванечки. Что это, придуривается или идиота прислали. Рожа дибильная. Молодой, хилый. Как такого на задание могли направить. Этого придурка мизинцем перешибить можно. Знаток языков. Таких в дурацких фильмах показывают про дела давно минувших дней. По комсомольскому набору. Они вошли в комнату, где ждал командир группы. Михаил обратился к сидевшему там человеку.

— Капитан Ананьев. Доставил к тебе твоего бойца. Ванечка.

— Так я Ванечка. Готов служить Родине. — Начал сходу Данька. — Приятное с полезным. Там и отдохнуть можно. Говорят, у костра посидишь. С гитарой. И ребята хорошие. Я и согласился. А что не съездить. Я ж из нашей Березовки никуда и не ездил. Я тут присяду. — Даня плюхнулся на стул. — Дальше мы как поедем, автобусом? Поездом?

— На самолете полетим, — сказал Ананьев.

— Это хорошо. Я и Мишке сказал, на самолете мне понравилось. Там официантки хорошенькие, и куру с рисом зажаристую дают. Без денег. Я у нас в Березовке всем расскажу, как самолетом летать. И тут нам курицу дадут? — Даня переводил взгляд с одного офицера на другого.

— Я первый раз, но дело знаю. Если что надо, всегда меня выдвигают. Я и в КВН играю. Это я насчет таланта. Я у нас в профкоме, в активе.

— Ваня, может, хватит придуриваться? — Спросил капитан Ананьев.

— Ты что, думаешь, коли Ваня, так дурак? Мама меня так назвала. Все думают, что Иван, так сразу и дурак. У меня по языкам отлично. Если талант, то талант во всем. Со мной не пропадешь.

— Ты, Ваня, с парашютом прыгал? — Спросил капитан. Где этого ударника труда взяли? Шапкозакидатель.

— Нет. Я с сарая прыгал. Мы у родни крышу на сарае латали. Так я поскользнулся. И как с верхоты да об землю. Ногу подвернул. Семеновна, она всех лечит, вправила мне. Все зажило. Она и грыжу заговаривает, и родимчик лечит. И лучшая повитуха. Все бабы к ней рожать бегают. Я парень смелый. И обучаюсь быстро. На собраниях нашего актива мне самые сложные задачи поручают. Языки мне даются. По какому хочешь, могу объяснится. Вторым русским владею. — Активист ухмыляется во всю рожу.

— Хорошо, Ванечка, — Ананьев был сыт по горло этой болтовней. Даже голова кругом пошла. — Иди, переодевайся в соседней комнате.

Данька вышел, подхватив свою сумку.

— Ну, майор, это как? Где это чудо взяли?

— Не знаю. Прикомандирован, как лучший специалист по иностранным языкам. Приказ однозначный. Надо выполнять.

— Может, придуривается?

— Черт его знает. Молодой, хилый. Из тех с кем в разведку не ходят. Может он из Университета, гуманитарий? На инязе учился?

— А может, казачок-то засланный. Очень странный.

— Сверху приказали. По виду, так его пыльным мешком из-за угла контузило.

Ананьеву словно что ударило в голову. Пыльным мешком из-за угла! Как он мог забыть. Да, он встречал этого парня. Когда отдыхал у сестры. Они гуляли с маленьким племянником. Пошли смотреть, как большие ребята танцуют брейк. Племяш попросил. Тогда он принял этого парня за контуженного. Подумал, урод, инвалид детства. Так тот урод дал парням мастер-класс. Как он вдруг вышел и показал серию движений. Потом исчез. Так вот кто ты, казачок. Будем молчать. Не простой это агент. Настоящий артист.

— Что ж, майор, начальство приказало, ему видней.

Даня вернулся в комнату.

— Костюмчик хороший. Материя, ей износу не будет. А кармашков сколько. Такой костюм отличный. Я кармашки люблю. И на груди и на штанах. На коленке и то карман. Для походов самое то.

Все это слушали ребята из группы Ананьева. Они собрались в комнате пред вылетом.

— Мы с вами, парни, на пикник? Познакомимся. Я Ваня. Держитесь меня, не пропадете. А ты кто?

— Никита.

— А я Сергей.

— Приятно. У костра отдохнем. В хорошей компании по сто грамм принять — одно удовольствие.

— Чаем пока обойдешься, Ваня.

Даньке налили стакан чая. Он отхлебывал его и жмурился. Когда Михаил вышел из комнаты, Данька подмигнул парням.

— А вы для пикника, чтоб у костра, бутылек взяли? У костра все принимают. Как без этого дела? Для разгона и за знакомство. Я, парни, в доле. Деньги есть. Скинемся. Колись, братва, запаслись горючим?

— Взяли, — ответил Сергей.

— Вот и ладно, Серега. Ты спрячь получше. Вон у тебя рюкзак большой. — Даня показывал на мешок Сергея. Там, кроме всего прочего, была рация. — Ты получше тырь. Это важно. Когда в дорогу? Может поспать? А в самолете курицу дадут?

— Иди в соседнюю комнату. Там отдохнешь.

— Ну, схожу. Отдохну. Вы если по восемь булек плескать в стаканы будете, меня зовите. Я и на разливе могу сгодиться.

Даня ушел. Никита спросил:

— За какое счастье нам тащить с собой этого придурка, товарищ капитан?

— Придется потерпеть. Он специалист по иностранным языкам. А то, что с головой у нег не все в прядке. Всякое бывает. Заучился, и большой общественник.

— Нянчиться с уродом, — ворчал Сергей, — вот пикник.

Через полтора часа поступил приказ. Вылетать. Они шли к самолету. Данька шел предпоследним. Шел и тихо напевал:

— Над тамбуром горит полночная звезда. Еще один звонок, и смолкнет шум вокзала. И поезд унесет в сиреневую даль. Кондуктор не спешит, кондуктор понимает... — Данька улыбнулся и прошептал, — Рома, кондуктор, какой номер у моего троллейбуса? Счастливый билет?

— Шагай, — голос сзади, — распелся тут. Но это был не голос Никиты, шедшего сзади. Голос, знакомый, насмешливый голос Романа.

Они устроились в самолете. Тот вырулил на взлетную полосу. Вот в воздухе. Ванечка озирается.

— Тесно — то тут как. И стульчики не такие. Прилечь некуда. Все экономят на активной молодежи. Рюкзаки на месте? Серега, ты пузырь не забыл? Ты упрятал?

— Упрятал. — Ответил Сергей.

— Это главное. А то не пойдет отпуск. Киоск, если не прохватит, там далеко?

— А ты стрелять умеешь? — Спросил капитан.

— Умею. В тире стрелял. Винтовку пополам, пульку вставишь и пали. А там и пострелять дадут? И нормативы сдавал. Наша команда третье место заняла.

— Постреляем. — Капитан раздал оружие.

Даня вертел пистолет в руке.

— Хорошая пукалка. Я из нее стрельну.

— Ваня, только не здесь.

— Хорошо, а то уши будет закладывать. — Данька спрятал пистолет.

Дане не сиделось.

— Мужики, а лететь долго? Когда выходить? Где наша станция?

— Ты помолчать можешь? — Парни готовы были огреть придурка чем потяжелее.

— Так могу. Молчать, так молчать. Я и так молчу. Ни сова не говорю. Я и поговорить могу, но не желаете, буду молчать. Не разговорчивые. Я думал, компания, посидим поговорим.

— Заткнись, ботало.

— Ладно. Я уже молчу. — Данька надулся. — Серость вы. Я в нашем общественном клубе на всех дискуссиях выступаю.

Прозвучал сигнал готовность к прыжку. Ребята надевали парашюты. Даня ворчал.

— Тяжелый рюкзак. Такой далеко не утащишь. Там что, палатки?

— Палатки. Вначале прыгает Сергей, за ним ты. Карабин пристегни к штанге.

Сергей прыгнул. Карабин сорвался, со звоном. Что-то не так пошло. Лямки парашюта перекрутило. Данька выглянул в люк. Парень падает. Ему не раскрыть парашют. Данька не пристегивал свой карабин. Он оттолкнулся ногами, сгруппировался в воздухе, минимальное аэродинамическое сопротивление. Вспомнил свой первый прыжок, за который получил нагоняй. Он пытался в полете догнать Сергея. Он рядом. Надо дотянутся. Немного. Еще немного. Но цель уходит. Данька извивается в воздухе. Рукой дотянулся до лямки парашюта Сергея. Зажал ее. Дернул кольцо своего, ухватил вторую лямку Сергея. Рывок. Это раскрылся купол его парашюта. Они связаны одной целью, скованы одной цепью, цепью Данькиных рук. Под ногами земля. Сергей пытается прийти в себя. Минуту назад он понимал, что это последний в его жизни прыжок. Но в полете его подхватил Ванечка, дурачок. В ухо голос Вани.

— Ты чего такой смурной? Они в кассе на одно место два билета выдали. Бывает. Мы и на одном хорошо доехали. И не тесно было. Мы ж не толстые. Я говорю, на нас, на активистах экономят.

Подбежали Никита и Константин Ананьин.

— Ты его поймал?

— Поймал. Он еще мимо проехать хотел. Я испугался. Так и пузырь разбить можно. А как пузырь бросить? Весь отпуск к черту. Пузырь разобьем, а где киоск. Бегай после ищи!

— Маскируем парашюты и в путь.

Они спрятали парашюты и пошли. Шли до рассвета. На восходе солнца капитан приказал остановиться.

— Укроемся в камнях.

Они пристроились в камнях. Ниже шла дорога.

— Так мы тут будем? Серега, а стаканчики пластмассовые есть? Сейчас по грамульке, с устатку. Или из горла будем? Пацаны, нет у вас опыта работы. У нас в профсоюзе это дело поставлено. К нам поэтому и проверяющие часто ездят. Знают, у нас и бухало и закусь отменная.

— Помолчи. Можешь помолчать?

— Так могу, коль не наливаешь. А с ней бы и молчать лучше. Так и будем здесь сидеть?

Ни Сергей, ни Никита не могли понять, что за чудо с ними в одной команде. Кто этот Ваня.

Когда стемнело, они двинулись дальше. Они добрались до колючей изгороди базы. Вокруг низкорослые кусты. Ворота, навес, под которым стоят двое солдат. Казармы. Группа залегла в кустах.

— Подождем, когда полностью стемнеет. — Отдал распоряжение Ананьев.

Они лежали недалеко от ворот. До них долетали отдельные слова. Капитан спросил:

— Ваня, ты можешь разобрать, о чем они говорят?

— Ерунду болтают. Своего офицера обсуждают. Говорят, завтра приедут из штаба. С русскими шпионами разберутся.

— Значит, мы успели.

— Успели.

— Этих надо убрать. Никита пойдет.

— Я сделаю, капитан. Не первый раз. Мы в профсоюзе тоже не лыком шиты. Когда? — Данька говорил своим естественным голосом. Не время кривляться. — Скажи, и я их сниму.

— Ваня. Ты осторожно. — Константин Ананьев верил, этот сможет. Специалист по языкам и сценическому искусству.

— Я не первый раз, капитан, снимаю часовых. Это для меня дело привычное. Мой капитан, капитан Свен, мне доверял в таких делах. Свен мой отец. Он сам меня учил.

— Тогда и я тебе доверяю. Пора.

Даня поднялся во весь рост. Шел к часовым открыто.

— Шальной парень, — подумал Константин, — на пулю нарывается.

Руки свободно лежат вдоль туловища. Солдаты выскочили к воротам. Сильное движение кистей рук, ножи в полете. Часовые падают, даже не издав стона. Данька кидал в сердце. Данька дал сигнал рукой своим. Парни бросились вперед. Они на территории базы. Возле навеса стояли две открытые машины. Они заскочили в одну. Капитан быстро соединил проводки зажигания и рванул вперед.

— Четвертый барак от контрольно пропускного пункта.

Они подсочили к домику. На часах один солдат. Машина еще не затормозила, Даня взмахнул рукой. Еще один часовой упал. Они взломали дверь домика. Осветили помещение фонариками. Двое ребят на полу. В крови. Таир увидел свет фонаря. Опять будут допрашивать. Тело болело. Пока он лежал в темноте, он думал, где они ошиблись. Их задачей было забрать груз из тайников. У тайника их не взяли. Если б за ними следили, их взяли бы на месте. Офицер, который их допрашивал не знал, где тайник. Таир знал, как важен этот материал. При себе держать не стал. Он спрятал флэшку в другом месте, удобном. Забрать в последний момент, когда будут уходить. От тайника он уехал за город, по этой дороге они поедут, когда коридор будет открыт. По дороге они подберут флэшку. При себе у них не было ничего, что могло их выдать. Но их, все равно, взяли. Их предали. Другого объяснения у него не было. Он спрятал флэшку под мостом через небольшую речку. Возле опоры сделал углубление и там зарыл. Он сделал все осторожно. Остановил машину на обочине. Достал из багажника пластиковую бутылку. Ее он наполнил водой из реки, залил в радиатор. Действия не могли вызвать подозрения. Все естественно. Он еще проехал вперед, только потом через четыре километра развернул машину и вернулся в город. Они сообщили, что готовы возвращаться. В день, когда они должны были возвращаться их взяли. Контрразведка думала, что груз при них. Схвати их на полчаса позже, так бы и было. Их предали, но кто? Их взяли в гостинице, когда они садились в машину. Долго допрашивали. При них ничего не было. Сейчас опять будут бить.

— Парни, мы свои. Мы за вами. — Услышал он голос одного из вошедших. — Быстрее уходим. Им помогли подняться, залезть в машину. Они мчатся к воротам. Их заметили. Шум. Стрельба. Они выбили ворота. Преследователи замешкались. Они не ожидали нападения.

— Надо вызвать вертушку.

— Какая вертушка. Они у нас на хвосте.

Таир сидел и думал, неужели это путь к спасению. Или хитрый ход разведки. Организовали побег. Он выдаст тайник, и они получат, что хотели. Паренек, который сидел рядом с Таиром, молоденький, наклонился к самому уху и прошептал:

— Закончились серые будни.

— Что?

— Я говорю, будни закончились, серые.

Связной. Их парень. Это свои. Возможно, он пришел, указать последний путь. Совсем мальчишка. И должен его убить. Таир не боялся смерти. Он не думал, что за ним придет почти ребенок.

— Ты за мной пришел, мой час настал? Ты ангел смерти?

— Я клоун. Я Арлекин. Но ты прав, у меня приказ тебя убить. И я его выполню, когда увижу, что нам не суждено вернуться. Я заберу тебя с собой, или на небо или на ту сторону границы.

Таир смотрел в эти темные глаза мальчишки. Они не лгали. Этот готов умереть. И будет сражаться до конца.

— Я тебе верю. Сделай это быстро.

— Не промахнусь. Ты не торопись. Это на крайний случай. Ты укажешь мне, где она. Мы должны вернуться. Меня ждет мама, и девчонка дома. И тебя ждут живым.

— Карту, дай карту. Я укажу.

Капитан протянул карту.

— Едь к мосту. Только ты получишь ее. Никому не отдавай. — Прошептал Таир Даньке.

Они остановились возле моста. Данька выскочил из машины. Преследователи где-то рядом. Надо спешить. Правая опора моста, большой камень. Данька отодвинул его. Отрыл флэшку. Куда спрятать? Никому не доверяй, сказал генерал. Даня загнул штанину. Обычно зимой он надевал двойные носки. Между этими носками он засунул флэшку. Резинку носка загнул, что б та не выпала случайно. В кармашек на колене он положил гальку. Пусть думают, что флэшка там. Вернулся в машину.

— Все. Она у меня.

Они рванули с места.

— Как будем уходить? Будем пробиваться к границе. — Предложил капитан.

— Тут недалеко частный аэродром, — сказал Данька. Его он заметил на карте, когда давал ее Таиру. — Там должны стоять спортивные самолеты. Возьмем самолет.

— И билеты в кассе купим. — Сказал Никита.

— Захватим самолет вместе с пилотом. — Это уже Сергей.

— Зачем? Я на велосипеде по нашей Березовке хорошо гонял. Своего не было, пацаны давали. Так и тут, возьмем и я вас прокачу. Ванька хорошо гоняет. Педальку надавил, рулем крути. Главное корову или козу не задавить. У нас все умеют на велосипеде.

— И ты умеешь? — Усмехнулся Ананьев. Опять казачок дураком прикидывается.

— Так на деревне я лучше всех. Разгонюсь с горки и качу себе!

— Тогда едем за велосипедом.

Они влетели на летное поле. Частный самолет, лестница не убрана.

— Парни, тормозные колодки из под шасси выбейте.

Минута и они в самолете. Затащили своих раненых. Данька прошел в кабину пилота, сел в кресло.

— Сейчас педальку надавим, только ключ зажигания отыскать.

Пропеллер начал вращаться. Самолет сдвинулся, выкатывался на взлетную полосу. Из здания клуба выскочили люди. Кричат, машут руками.

— Куда они педаль газа спрятали? С собой унесли от угонщиков спрятали. А коробка передач где? За что дергать?

— Ваня, у тебя ус отклеился. За дурака прячешься?

Самолет бежал по полосе. На поле вылетели машины преследователей. Стрельба. Бьют из пулемета.

— Эх, мамочка на саночках каталась я весь день. Не успеваем разогнаться. 180 километров. Мало. Попытаюсь, командир, взлететь.

Данька потянул руль высоты на себя. Самолет оторвался, пошел, но вдруг накренился на правое крыло. Сейчас его ударит об землю. Данька резко повернул руль влево. Самолет выровнял курс и пошел вверх.

— Гололед, командир, чуть не занесло. — Данька повернулся к Константину и подмигнул.

Капитан понял, мальчишка удержал машину в миллиметре от катастрофы. Видимо родился с крыльями. Отличная подготовка.

— Ты, активист, куда катить дальше знаешь? — Ананьин подыгрывал пилоту.

— Не заблужусь. Мы постоянно в лес по годы, да за грибами ходили. И там не плутал. Выйдем, не робей.

— Крути педали, Ванечка.

Ананьин зашел в салон, посмотреть, как ребята. Никита и Сергей оказывали первую помощь Таиру и Альту.

— Да, ребята, дуракам везет. Наш шальной пилот, по всему вижу, не такие машины водил.

— Товарищ капитан, а он кто?

— Не знаю, Никита. Только ты видел, как он часовых на КПП снял? Ножи в полет кистью руки запустил. Я о таких специалистах слышал, а встречаю впервые. Не зря его к нам прикомандировали.

— Глупо говоришь, капитан, — усмехнулся Таир. — Он Азраил, ангел смерти. Это вас к нему прикомандировали. В его жилах течет кровь ассасина. Он, по вашему, смотрящий.

— Он тот, кто, — добавил Альт, должен был нас отправить в Джаннат, в райские сады блаженства. Но распорядился иначе.

Никита и Сергей молчали. Сергей до конца дней будет помнить, как слабые, с виду, руки мальчишки подарили ему в небе жизнь. И Никите не забыть этого болтливого придурка.

— Пойду, погляжу, — нарушил затянувшееся молчание Константин, — в какой Джаннат нас везет Ванечка.

Самолет подлетал к границе. Рядом нейтральная полоса. Радары ПВО на той и другой стороне подняли по тревоге все службы. Рация раскалилась от приказов вернуться. Данька бросил самолет к земле. Константин сидит в кабине пилота рядом. Он крепко сжимает руками подлокотники кресла.

— На этой высоте нас радары должны потерять. — Данька почти бреет землю. — Вон и наши посты. Я их сейчас брюхом самолета по земле размажу. Гляди, забегали. Как первый раз в таком борделе, суетятся под клиентом. Садимся, командир.

Данька посадил самолет на бетонку. К ним бегут пограничники. Данька вышел в салон, подошел к двери, открыл. Сел, свесив ноги на выходе. Подбежали пограничники.

— Выходи, — приказал снизу офицер, — руки за голову.

— Я Ваня. У вас, мужики, киоск уже работает? Нынче водяру почем дают? Мы бы пару литровых взяли. Денег наскребем, мужики. На той стороне беленькая закончилась. Все выжрали. Мы и рванули к вам. Вы мне слезть помогите. И до сельпо подбросьте. Мы и колбаски какой на закусь возьмем. Душа, мужики, горит.

Данька прыгнул на плечи двух пограничников.

— Там у меня кореша остались. Двое болящих. Их в лазарет надо. А мы за водочкой.

Из самолета показался капитан Ананьев.

— Мы свои, ребята, с той стороны пробивались. У нас двое раненых, помогите вытащить их.

Привезли их к командиру заставы.

— Кто вы? Откуда?

— Спецгруппа. Командир капитан Ананьин. Мы с той стороны наших ребят вытаскивали.

— Документы есть?

— Нет. Кто же ходит с документами на ту сторону.

— Так. Оружие сдать до выяснения обстоятельств.

— Мы свои, полковник.

— Это мы посмотрим, кто свои, а кто чужие. До выяснения сдать оружие. — Полковник сделал знак солдатам, — Обыскать.

Капитан Ананьев понял, момент критический. То, что они везут никто, не должен увидеть. Ваня может не сдержаться, окажет сопротивление. Наломает дров. Надо дать ему шанс уйти. Ананьев прикрыл Ивана собой. Данька понял, ему дают шанс. Он плечом выбил оконную раму, выскочил на улицу. Бросился к машине, что стояла рядом. Водителя рывком вытащил из машины, сел и нажал педаль газа. За спиной крики и выстрелы. Но ищи ветра в поле. На его стороне был момент неожиданности. Но понимал, догонят. Он свернул на какую-то боковую дорогу. Заброшенная грунтовая дорога. Вон речка. Обрывистый берег, мост полусгнил. Данька добавил газа. На въезде на мост, машину подбросило в воздух. Машина приземлилась ближе к другому концу моста. Доски обломками вылетали из под колес. Но он проскочил. Преследователи задержались на мосту. Еще дорога уходящая влево. Выехал на асфальт. Пора бросать машину. Он загнал ее за кусты. Сам не спеша пошел по дороге. Услышал сзади звук едущего мотоцикла. Остановился. Махнул рукой. Мотоцикл притормозил.

— Я с дороги сбился. Тут до станции далеко еще? — Он шел к мотоциклисту.

— Далеко, — сказал парень. Данька был рядом с ним. Ударом ребра ладони вырубил его.

— Прости, браток. Мне нужнее твоя трещетка.

Сел на мотоцикл и погнал. Не сразу обнаружат, что он бросил машину.

Он ушел от погони, но знал, его будут искать.

Часть 20

Данька спешил. Уйти подальше. Он не давал себе возможности отдохнуть. Пробирался окольными путями, пусть дальше, но в стороне от чужих глаз. Он объезжал посты ГАИ. Если это было неизбежно, он сбавлял скорость вблизи поста. Потом вновь устремлялся вперед. Было прохладно, но делать было нечего. Он должен добраться до своей базы, опередить всех. Его ищут, а тот парень, у которого он забрал мотоцикл все давно рассказал в полиции. Угнанную машину тоже отыскали. Время было основным фактором. Если и послали запрос в центр, то когда придет ответ. Улита едет, когда-то будет. И фактор утечки информации. Могут его перехватить. Он проехал мимо остановки пригородного автобуса. Вторая. Дальше ехать на угнанном мотоцикле слишком рискованно. Он остановился возле остановки, мотоцикл бросил за железобетонным навесом для пассажиров. Раннее утро. Сейчас пойдет рейсовый автобус. Многие едут на работу. В давке переполненного автобуса легко потеряться. Маленький грязно-синий автобус показался вдали. Переваливаясь и скрипя, он подошел к остановке. Хлопнули двери, и Данька заскочил в этот автобус. Протолкнулся в салон, купил билет. Он старался быть неприметным. В этом забитом людскими телами пространстве легко быть неузнанным и одиноким. Из автобуса он вышел на въезде в город. Пройти пешком и сесть на городской транспорт. Военный стиль его одежды — дань увлечения молодежи таким стилем. Пересел на автобус, следующий к центру. Через три остановки вышел. Осмотрелся. Куда идти? Есть ли описание его внешности у постовых полицейских? Изменить детали одежды. Рискнуть, поехать на автовокзал. У него не было документов. Поезд отпадал. Перебираться автобусами от одного городка к другому. Протяженность маршрутов должна быть короткой. Там, где у него не потребуют удостоверения личности. Побродил возле автовокзала. Что-то его беспокоило. Шестое чувство подсказывало, там опасно. В киоске он купил карту. Обдумать маршрут. Угнать машину или подсесть в автобус на выезде из города. Левый пассажир. Хотелось есть. Он зашел в закусочную, купил несколько пирожков, минеральную воду. Перекусил. Денег у него было не так много, как хотелось. В спортивной сумке, которую он дома держал наготове для экстренных поездок (так им рекомендовали) он держал немного бумажных купюр и камни. Он сам не знал, зачем он так делал. Старое ощущение бедности. Почти мания. И мешочек со всем этим он повесил на шею, когда переодевался на базе. Сейчас это пригодилось. Шел по улице, не зная, куда податься в чужом городе. Притаиться на окраине. Во дворе заброшенные разваливающиеся дома. Явно, скоро их снесут. Даня присел на скамейке во дворе рядом с мужичонкой, по виду любитель выпить.

— Отец, у тебя нет какой теплой одежды. Я приезжий. У вас тут холодно, утеплиться хочу. Я заплачу. Деньги у меня есть. И ты, глядишь, что купишь для поднятия духа.

Мысль поднять настроение мужику понравилась.

— Найду. Ты только заплати. А старую одежду я тебе дам.

— Неси. Я рассчитаюсь.

Мужик сбегал в дом. Минут через пятнадцать выбежал из подъезда. Вынес старую куртку и облезлую шапку.

— Вот, держи. Почти новые.

Эти новые вещи давно должны были найти себе приют в мусорном баке. Выбирать не приходилось.

— Вот, бери. — Данька протянул деньги.

— Ты мне бы еще добавил. Вещи добротные, почти не ношенные, — канючил мужик.

Даня заплатил еще две сотенных бумажки. Подумал и добавил третью. Теперь у мужика на пару бутылок будет. Утром он не вспомнит, кому и что продал. Мужик убежал. Даня накинул куртку, натянул шапку. Великовата куртежка. В таком наряде он выглядит обычным бомжом. Он нашел себе пристанище в разваливающемся доме, с выбитыми окнами. Пристанище бездомных. Немного передохнуть. Побродил по комнатам без дверей, с заваленными мусором полами. Присел в углу комнаты с окнами выходящими на подъезд. Отсюда проще увидеть, кто заходит. Если, конечно, не полезет через окна. Но зачем лезть в окно? Приходите в мой дом, мои двери открыты.

Он сел на пол, прислонился спиной к стене. Попытался задремать. Спал чутко. Не более часа. Проснулся. Прохладно. Решил размять ноги, прогуляться. Он все больше склонялся к мысли подсесть в междугородний автобус на трассе. Он шел мимо церкви. Зайти обогреться. Там он не вызовет особого любопытства. Купил пару свечей, вошел в церковь. Обходил образы святых. Богородица. Кто эта женщина, принесшая в жертву своего сына. Подарившая миру Спасителя. Она просто мать, которая страдала в страшные дни Голгофы. Сердце ее разрывалось от боли. Слезы текли из глаз. Говорят, она живой вознеслась на небо. Что это было? Может, она обезумела от горя, шла, не ведая дороги, в поисках своего мальчика, в поисках того, кто отдал жизнь во имя других людей. И она обрела рай при жизни, рай забвения, рай не видеть и не помнить горя. Через страдания вознеслась на небеса. Данька поставил свечу и пошел дальше. Он плохо разбирался в святых. Редко бывал в церкви. Его привлекла еще одна икона. Кто это? Святой стоял и смотрел на него. Руки опущены, ладони обращены к миру, к людям. Эти руки не призывают, не готовы обнять, они дарят прощение. И при этом, зовут людей к единству. Люди, придите и обнимите друг друга. У этого образа он поставил вторую свечу.

— Нет на мне крови братьев моих. — Прошептал Данька. — Нет греха Каина, позволь мне быть стражем братьев моих, тем, кто оберегает их, а не губит. Да не отвернуться они от меня, как Ты не отвернул лик свой от меня. Да святиться Имя Твое, да пребудет царствие Твое, пусть живет оно в моем сердце.

Он осенил лоб свой крестным знамением, положил поклон и вышел. Медленно брел в свое убежище. Решил заночевать там. Вернулся в ту же комнату. Сел на пол. Здесь теплее, нет ветра. На улице было темно. Данька услышал шум подъезжающей машины. Кто может приехать в эти трущебы? Осторожно выглянул в оконный проем. Машина, дорогая модель. Полиция на таких не ездит. Что понадобилось состоятельным людям в этот час возле полуразрушенного дома. Он насторожился. Из машины вылезли двое. Вытащили еще одного. Руки связаны. Повели его к зданию. Не надо и объяснять, что должно произойти. Следом шел еще один. Руководитель, главный режиссер этого спектакля. Мужчины вошли внутрь. Быть свидетелем криминальной разборки Даньке не хотелось. Не его это дело. Проще уйти через окно незаметно. Не отврати лик Свой от меня. Да стану стражем ближнего своего. Он вспоминал молитву, что недавно произнес перед иконами. Вошедшие прошли в большую комнату. Данька подкрался ближе, встал за стеной. Пленника повернули лицом к главарю.

— Пришло время прощаться, Марат. — Театрально сказал старший. — Так будет лучше.

— Для кого? — Спросил тот, кого назвали Марат. — Для тебя, Филипп. Вспомни, мы были долгое время вместе. Мы дружили, были, как братья.

— Ты забыл, Марат, в бизнесе нет ни друзей, ни родни. Только расчет. К сожалению, твое время истекло. Я помню, Марат, сколько мы вместе пережили, поэтому и решил лично проводить тебя в долгий путь. Посмотреть, как ты умрешь.

— Ты все забыл. Я тебе верил, а ты...

— На колени, Марат. Встань на колени. — Потребовал Филипп.

— Нет, Филипп. Я не стану просить тебя о пощаде. Знаю, что это напрасно. Я умру стоя.

— Как хочешь. — Филипп рассмеялся. — Будем, как говорят в хорошем кино, считать, ничего личного.

Филипп опустил руку в карман, достал пистолет, начал его понимать для выстрела. Даня ждать не стал, появился в дверном проеме, метну ножи. Три тела упали на грязный пол. Даня шел к Марату и напевал: однажды утром рано, на бреге океана, лежат, как три банана, три трупа на песке.

— Так, Марат?

— Ты кто? — Спросил недавний пленник.

На вопрос Данька не ответил.

— Не хочу оставлять свои вещи в этом сарае. А ножички хорошие. Жалко.

Даня вытащил ножи из тел убитых. Обтер их об одежду трупов.

— И что вас принесло сюда? Руки давай развяжу. — Данька недовольно ворчал.

Марат повернулся к своему спасителю спиной. Данька распутал веревки.

— Я тут только решил отдохнуть, бомжую я здесь. Хотел вздремнуть. Мне дела нет, что вы решали, так вы мне помешали отдыхать культурно.

Марат растирал запястья рук. Затекли.

— Покоя от вас нет. — Ворчал Даня. — Ты, мужик, тут останешься невинно убиенных оплакивать, или пойдем.

— Нет, пойду.

— Вот и я теперь из-за вас должен идти, другое место для ночевки искать. Явились, оглашенные! Новое местечко искать, это полночи уйдет, а все из-за тебя. Не дело, когда так убивают, со связанными руками. Грех это, убивать человека, который не может сопротивляться. Я убиваю тех, кто может защитить себя. Эти нелюди, мерзавцы.

— Говоришь, тебе негде переночевать. Я твой должник, можешь у меня передохнуть.

— Если не стесню, не откажусь. Мне и надо, всего уголок. Чтоб сухо и тепло.

Марат остановил такси, и они поехали. Таксист косился на грязного бомжа, что сидел рядом с богатым пассажиром, но терпел. Хозяин обещал щедро заплатить. По дороге Марат и Даня молчали. Они подъехали к большому двухэтажному особняку за высоким плотным забором. Такси уехало. Марат провел гостя в дом. Большая прихожая. Яркий свет и чистота. Ковры, богатые светильники. Владелец не был стеснен в деньгах. Данька потоптался на месте.

— Я уж здесь, барин, обогреюсь. Тут и прикорну, отдохну. Мы к таким хоромам не привычны. Сам видишь, хожу по свету, чем люди пожалуют, то и мое.

— Проходи. Не стоит здесь ютиться.

— Я натопчу, а ковры дорогие. — Данька не хотел снимать куртку. По одежде под ней легко догадаться, странник божий вовсе не странник.

— Снимай куртку. Проходи. Ковры потом почистят.

Даня снял куртку, бросил ее в угол. Туда же шапку. Прошел вслед за хозяином. Марат заметил. Под грязной курткой парня новая военная форма. Нет, бомж так не оденется. Он еще в разрушенном доме понял, пред ним не бродяга, но кто. Это он пока не знал.

— Присаживайся к столу. — Пригласил гостя Марат.

— Не побрезгуй, барин, нами, на такие чистые стулья сесть боязно. Может тряпица найдется подстелить? Мебеля хорошие. Не по чести нам на таких сидеть.

В комнате топтался охранник.

— Одежда у тебя не очень подходящая для божьего человека. А то, что ты там, в заброшенном доме сделал не вяжется с церковно-приходской школой. По другим ты учебникам учился. — Марат рукой указал на стул.

— Другого не предложишь, так сяду. Хорошо живешь, богато. Благолепие кругом. Не чета нам. Мне, что б такой стул купить, весь год надо на паперти околачиваться, о милости людской и божьей молить.

— Тебя как зовут, человек божий? — Марат решил, пусть придуривается, если есть охота такая.

— Меня? Ванькой меня окрестил радетель мой. Я все на молебны хожу. Скиталец. От скита к скиту, по приютам православным брожу. — Данька истово перекрестился. Благодетель меня на труд святой сподвигнул. Послушание мне такое велено.

— Пусть ужин подают, — приказал Марат охраннику. — Божьего странника накормить надо.

Охранник вышел.

— Придуриваешься, божий человек. А как насчет, не убий?

— Так я и не убивал. Нож сам выскользнул, по Его воле. Я с мечом пришел, сказано. Он и покарал. Сам я много не требую. Что подадут, нам мирские дела противны. Хожу по свету.

— А куда и зачем, ходишь?

— Куда наставник, — Даня правой рукой стряхнул пылинку с левого плеча, — пошлет, туда и иду для вершения богоугодного дела. Лукавый блеск в глазах, взор направлен к небу.

— Звезды сияют над раменами его, плечи так рекут по нашему, — продолжает Даня.

— Генеральские звезды, — вторит ему Марат. Он сообразил, человек божий, явно опасается чужих ушей. Так, значит парень на государственной службе. Не случайный путник. — Пойдем в столовую. Поедим, святым духом сыт не будешь.

Стол был богатый. Хозяин не поскупился. Марат достал из бара бутылку виски.

— Выпьешь?

— Нет. Мне не положено.

— А я выпью. Мне не помешает после сегодняшнего. — Марат налил себе и залпом выпил.

Охранник стоял в столовой. Крепкий детина, но Данька только улыбнулся. Он справится с этим здоровяком. Марат отпустил охранника.

— Мешает? — Спросил он, кивнув на дверь, за которой скрылся охранник.

— Мне, нет. Ты хозяин.

— Ваня, скажи правду, о чем подумал, когда смотрел на моего человечка. Я на тебя смотрю, с виду ты хлипкий. А это только вид. Ты смотрел, как его вырубить, если он будет тебе надоедать.

— Главное не очень помять, кость у него хрупкая.

— Твой наряд под бродягу, это — маскировка?

— Так.

— И зовут тебя не Иван. Но я спрашивать не стану. Захочешь, сам скажешь. Но не пойму, кто ты и зачем здесь. Ведь не для того, что б меня спасать.

— Ты при мне лишнего не говори. Тебе будет спокойней, а мне не надо думать о долге. То, что я не Иван, ты прав. Я будущий полицейский.

— Вот как?

— И здесь я на задании.

— В нашем городе?

— Ваш город ни меня, ни моих руководителей не интересует. Я от самой границы топаю. А твои друзья чем были обижены?

— Мы знали друг друга много лет. У нас общий бизнес был. Был у нас криминал, но я решил остановиться. Хватит. Пойду честным путем. Только прошлое не захотело меня отпустить. Побоялись они, что я могу рассказать про их дела. Я рад, что они привезли меня в тот дом. Если б не ты.... Жизнью я тебе обязан, Ваня. Я никогда не забуду, чем обязан тебе. А полиция сейчас и пограничниками интересуется?

— Не совсем. Мы ходили на ту сторону. Служба у меня такая.

— А говоришь, будущий полицейский.

— Я в юридической академии учусь. А туда по линии ФСБ.

— Серьезная контора.

— И я мальчик не самый смирный. Сам видел. Наших парней вытаскивали. Не люблю, когда беззащитных бьют, пытают. Я говорил. А тут крыса завелась. Кто конкретно не знаю. Но кто-то может быть напуган, думает, что я догадался. И они не прочь встретиться со мной в таком же уютном доме, куда тебя привезли. Вот я и подался в бега. Своему шефу доложу, пусть решает.

— Везде свои игры. Не простая штука — жизнь.

— Мне надо выбраться из города. Официально, я беглец. Ориентировку на меня разослали. Сунулся на автовокзал, но там мне показалось не все спокойно. По железной дороге не могу. У меня паспорта нет. Хоть пешком топай.

— Я твой должник, я помогу тебе уехать. Мы кровники.

— Мне бы денег раздобыть.

— Я тебе дам. Какие счеты.

— Брать просто так не буду. Мне бы поменять. — Даня достал мешочек с камнями. Содержимое высыпал на стол.

— Ого! — Только сказал Марат. Стал разглядывать камни.

— Хорошие камешки. Чистой воды. И огранка хорошая.

— Возьмешь? С дисконтом, разумеется. Я понимаю, бизнес. И дружба крепче, когда расчет точнее. Сейчас мне часть заплатишь, остальное после. Я тебе позвоню. Устраивает?

— Устраивает. Условия более, чем выгодные. — Марат достал визитную карточку, протянул Ване. — Позвонишь. Свой телефон можешь не давать.

Данька взял карточку. Спрятал ее.

— Дай еще карточку и ручку. Я напишу. — Он написал номер своего телефона, а ниже имя: Даня.

Марат посмотрел на карточку. Данька произнес:

— Сполню имя твое, изьму и прославлю долготою дней.

— Аминь. — Марат оценил доверие своего гостя. — Никто не увидит это.

Марат собрал камни, положил в карман.

— Деньги я тебе сейчас отдам. Осмотрим дом, покажу свой кабинет. Там и отдам.

— Не откажусь, барин, посмотреть, как господа живут.

— При таких камнях и твой, барин, — передразнил Марат, — должен быть не хуже.

Трехэтажный особняк показался Даньке несколько великоватым для одинокого хозяина. Присутствия женщины, хозяйки дома, не чувствовалось. Спрашивать о том, женат ли Марат, есть у него семья Даня не стал. Было видно, здесь поработал прекрасный дизайнер. Каждый элемент обстановки был продуман. Богатство дома не выставлялось напоказ, но и не скрывалось. Вот бы, думал Дэн, Хуану поучиться такому мастерству. Он с ужасом вспоминал, что сделал со своей комнатой испанец. У парня есть тяга к такой оформительской работе, но нет подготовки, никто не направил его. Послать бы Хуана учиться, может в нем есть талант. В доме каждая комната была отдельным произведением искусства. Линии лаконичные, четкие. Особенно Даньке понравился кабинет хозяина. Все приспособлено для работы и отдыха. В такой комнате приятно находиться в течение всего дня. Прежде всего, тщательно продумано освещение. Рабочий стол — не украшение, а именно удобное рабочее место. Кресла и диван, маленький столик располагали к спокойному обсуждению деловых вопросов или отдыху.

— Я, как мы договаривались, — сказал Марат, подходя к сейфу, вделанному в стену, — заплачу тебе часть стоимости камней. Остальное позже. У меня рубли и доллары. Думаю, тебя устроит, если я рассчитаюсь и теми и другими.

— Да, вполне устроит. — Даня подумал, если Марат поможет добраться до базы, то большого количества рублей ему и не надо.

Марат отсчитал деньги и отдал их Ване.

— Пойдем, покажу тебе мой дом. — Предложил дальше хозяин. — Ты не видел мой маленький оазис.

Под оазисом подразумевалась большая веранда, где росли вечнозеленые растения. Это был чудесный зеленый уголок. Здесь содержались и маленькие птички, скорее всего певчие. Небольшие фонтанчики, уголки отдыха.

— Красиво жить не запретишь, — прокомментировал Ванечка. — Я живу значительно скромнее.

— Понимаю, служба не позволяет пользоваться тем, что ты мог бы себе позволить.

— Можно и так сказать. — Даня задумался. — Мать у меня привыкла жить скромно, и отчим не любитель роскоши. У отца э... дом в Латинской Америке. Там просторнее, но и он не большой ценитель комфорта. Большую часть времени он проводит на своем корабле. Это не прогулочная яхта. Я бы сказал, он деловой человек. Род занятий — то, чем ты занимался раньше. Разбойники, разбойники, пиф-паф и вы покойники, покойники. А ты, Марат, на самом деле сменил род занятий?

— Трудно сказать, Ваня, бизнес, большой бизнес всегда сродни разбою. Не думаю. Что кто-либо из нас всегда действует в соответствии с законом. Есть еще аппарат чиновников. Беда в том, что они часто вынуждают нас идти другим путем. Они хотят получить, ничего не делая, большие деньги. И готовы служить тому, кто больше заплатит или кого боятся, смертельно боятся.

— Что ж, ответ я получил. Признаюсь, я участвую в операциях отца там, в Америке. И не отношусь к тем, кто безоговорочно следует закону.

— А как же тогда твоя служба, будущая служба, полицейского. — Марат рассмеялся. — Впрочем, хорошо, когда закон в твоих руках.

— Нет, Марат, я четко разделяю службу и бизнес моего отца. Там, вдали от родных берегов, я прсто пират, разбойник. Здесь я на стороне закона.

— Но и там есть правоохранительные органы. — Марат сделал паузу. — Интерпол.

— Когда музы молчат, говорят пушки. У кого больше силы, тот и прав. Недавно мой отец доказал, что у него силы больше.

— Он связан с наркобизенсом? — Марат нащупывал, чем может заниматься отец его гостя. Возможно, связан с картелем.

— Нет, Марат, банальный разбой. Не стоит вдаваться в подробности, они тебе ни к чему.

— Оставим эту тему, друг, ты прав. Пойдем, я покажу тебе мой спортзал.

Они зашли в оборудованный спортивный зал. Тренажеры, боксерские груши. На стене рапиры.

— Марат, ты фехтованием занимаешься?

— Было дело. Даже получил мастера спорта. А ты?

— До мастера мне далеко. Любитель. Можно вспомнить.

Они взяли рапиры. Сошлись, оценивая друг друга. В первый момент Марату показалось, что Иван слабый фехтовальщик. Но очень скоро Марат Ибрагимович Таразиев, мастер спорта почувствовал, противнику он уступает. Ваня фехтовал не так, как учат в спортивных школах. Это не просто мастерство, талант. Особая выдумка и расчет. Умение предвидеть удары противника.

— Стоп, Ваня. — Таразиев остановил бой. — Вижу ты сильный противник. Где ты занимался фехтованием?

— Там где живет мой отец. Без этого не обойтись. Смесь испанской и английской школы.

— А кто тебя тренировал конкретно?

— Мой отец. Были и другие, но тренировки закончились для них, — Ваня улыбнулся и посмотрел на потолок.

— Хм, не повезло этим тренерам. — Марат догадался, что могло случиться с этими людьми, но не стал уточнять.

— Пойдем отдыхать. Утром я дам тебе машину с водителем. Отвезет, куда скажешь.

Они расстались до утра. Таразиев не мог не думать о своем загадочном друге. И очень хотел выяснить происхождение драгоценностей. Сидя в кабинете, он думал, кто может помочь в этом деликатном деле. Обращаться к своим близким по прежним занятиям людям не хотел. Вспомнил, однажды он обращался к одному ювелиру. Но потом долго с ним не имел дел. Подходящий вариант. Он набрал номер телефона.

— Арнольд Элиазарович? — Спросил Таразиев, когда услышал ответ в трубке.

— Да. А кто вы?

— Ты меня должен помнить, я Марат Таразиев.

— Марат, рад слышать тебя. Что заставляет такого уважаемого человека в столь поздний час беспокоить старика?

— Арнольд, ты один из лучших знатоков драгоценных камней.

— Боже ж мой. Это только слухи.

— Помощь твоя нужна. — Марат не хотел вступать в спор с ювелиром. — Ко мне попали камни. Я хочу, что б ты узнал об их истинном происхождении. Где они были найдены, какие копи. Я заплачу.

— Это не дешево стоит. Но есть лаборатории. По спектру определят. Но эти люди работают на государство. Ты же хочешь не официальное заключение.

— Ты правильно понял. Мне не нужна бумага. Я готов им платить без квитанции. Образцы вышлю самолетом с курьером. Это срочно.

— Время, уважаемый, ....

— Деньги, — договорил Марат. — Я понимаю. Ты просто скажешь, где их добывают.

Через несколько дней уже позвонил Арнольд.

— Не сомневайся, Марат, камни чистые. Бразилия, Чили. Огранка старая. Очень своеобразная работа.

— И на этом спасибо, Арнольд.

— Спасибо скажешь потом. Я видел эти камешки, точно такие. Мне приносит их один молодой человек. Наследство бабушки. У него и ювелирные изделия бывают. Интересно, Марат?

— Несомненно, — Так это еще один источник информации о таинственном друге. Его молодом парнишке.

— Но информация стоит денег. И ты клянешься, что никто не узнает.

— Клянусь. Это не в моих интересах. О цене договоримся.

В тот вечер Даня тоже думал о Марате. Знакомый может пригодиться. Он чувствовал, это не случайная встреча. Надо будет спросить Романа. Знаток человеческих судеб может что-то знать.

Утром после завтрака Данька сел в машину, и водитель повез его из города. Водитель молчал всю дорогу. Выполнял только указания. Они останавливались в придорожных кафе и ехали дальше. Доехали до города, откуда Данька с группой начали свой путь. Надо ехать на базу.

— Ты меня довезешь до одного места и свободен.

Они подъехали к воротам базы. Даня вышел из машины. Водитель развернулся и уехал. Данька зашел на КПП. Двое дежурных.

— Эй, парни. — Громко обратился он к солдатам.

— Тебе чего? Сюда нельзя. Это объект министерства обороны.

— Вы начальнику позвоните. Скажите, Ванечка приехал.

— Какой Ванечка? Иди отсюда, шут. А то сейчас скрутим и будешь сидеть до выяснения.

— Ты, щенок, кого крутить собрался! — Данька устал, был зол.

Солдаты бросились на возмутителя спокойствия. Через минуту оба лежали на полу. Одного Данька скрутил и оставил лежать на полу. Второго усадил перед телефоном.

— Звони начальству. Скажи, Ванечка приехал. Я могу шею сломать.

Игорь Иванович сам лично приехал на базу. Здесь уже собралась вся группа. Тут же сидел начальник базы. Генерал был недоволен.

— Парни, как вы могли так облажаться.

— А что мы могли, Игорь Иванович? — Оправдывался капитан. — Все шло нормально. Поначалу мы, конечно, решили, что паренек того. Больно он чудаковатый.

— Сами вы того!

— Мы поняли, но не сразу. Когда на парашютах высаживались.

— Что там с парашютом? — Заинтересовался Игорь Иванович. Ох, опять Арлекин учудил. Помнил докладную инструктора по прыжкам.

— История одна вышла, не очень хорошая.

— Начал, говори!

— Сергей первым прыгал. Парашют у него не раскрылся. Ваня следом. Он его в воздухе поймал. Тогда мы и поняли, что не так все просто с этим парнем. Что он прикидывается.

— То-то. Тоже мне, капитан. Прикидывается. Как получилось, что вы его потеряли?

— Посадил он самолет. Привезли на заставу. А начальник приказал нас обыскать. Я немного загородил Ваньку собой, когда у нас оружие отбирали. Ванька раму выбил, в окно, захватил машину и сбежал. Куда делся. Не догнали они его.

— Еще бы. Догнать его. Это же Арлекин.

— Видно, что Арлекин. Клоун. — Сказал Никита.

— Сам ты, клоун. — Выругался генерал. — Вы не понимаете, вы джина выпустили из бутылки. Этот парень может черт знает, что натворить. Вы видели его в деле.

Ананьев потупился. Учитывая то, что о нем говорили курьеры, с ассасином не стоит связываться.

— Видели. Отличный боец. И клоун приличный.

— Этот клоун вас в минуту уделает, парни. Где флэшка, все материалы?

— А может, он того с ней, — предположил Никита.

— Ты думай, что говоришь. Арлекин, он умрет, но не предаст. Не такой он парень.

Зазвонил телефон. Начальник базы взял трубку.

— Алле. Что?! На КПП? Ваня? На КПП Ванечка. Там. Там, — говорил начальник базы, — Ваня на КПП.

— Капитан, быстро сбегай, прими его. Встреть. — Приказал генерал. — Нет, погоди, капитан. Пропуск возьми. Вот, выписал.

Ананьин взял пропуск и побежал на КПП. Открыл дверь, вошел и не удержался.

— Ба! Картина маслом! Ваня и витязи.

— А что? — Спросил Даня. — Я в масле вывозился? Глаза дурачка хлоп, хлоп. Он смотрит преданными собачьими глазами на капитана.

— Ваня, хватит придуриваться. Все уже знают.

— Что знают?

— Игорь Иванович здесь. Понял?

— Тогда ладно. — Эх, такую игру срывают. На сцену бы. Артист больших и императорских театров. Это вам не провинциал, император Рима, Нерон.

— Вижу, тебе пропуск не нужен.

— Зачем он мне. Ребятам оставь на память, для отчетности.

— Пойдем, Ваня.

Зашли в комнату, где их ждал Игорь Иванович.

Данька переступил порог.

— Пацаны! Игорь Иванович! Привет! Серега, заныкал пузырь. Я ему говорил, чтоб не совал его в рюкзак с белой простынкой. Плохо засунул. То ли разбил, то ли потерял. И весь пикник пропал. С пузырьком дело бы веселее пошло. Может, сейчас до ларька сбегаешь? Мелочишкой сбросимся.

Игорь Иванович смотрел на Арлекина.

— Все, Арлекин, кончай. Хватит. Позабавил всех. Если хочешь, пузырь другой выставим, взамен разбитого.

— Нет, Игорь Иванович, не надо. Обойдемся. Я с дорожки присяду.

— Как добрался?

— Лучше всех. В таком комфорте. Давно так не ездил. Машина высший класс. Личный шофер.

— Даже так. Расскажешь?

— Не хочу я рассказывать, Игорь Иванович, увольте. Подбросили меня друганы.

— Ой! Что-то не то ты говоришь, Арлекин. Где флэшка?

— Какая флэшка? Я что-то запамятовал. Что она из себя представляет?

— Иван, — сказал Ананьев, — она у тебя в кармане, на колене.

— Тогда достану. — Данька расстегнул карман, залез туда, вытащил гальку.

— Во, каменюка какая. Я думаю, что меня по коленке бьет. Все трет и трет. А тут каменюка.

— Ваня, где флэшка? — Спрашивал генерал. Он хотел отвесить подзатыльник этому клоуну.

— Не помню. Может по дороге выронил. Кто его знает. Теперь на ноге синяк. Все чешется чего-то. — Он склонился к носку, где прятал флэшку. Незаметно извлек ее. Зажал в руке.

— Игорь Иванович, так тебе я ее отдал. А ты забыл.

— Когда, Ваня! — Генерал побледнел. — Где она?

— Ты ее в карман сунул. — Данька залез в нагрудный карман генерала. Извлек оттуда флэшку. — Старый ты стал. Памяти ни черта нет. Я ладно, а ты! На пенсию тебе пора.

Игорь Иванович покачал головой.

— Шут ты гороховый. Сейчас иди, отдыхай. Отоспись, а завтра поедем вместе.

На следующий день они сели в самолет и полетели в родной город.

— В полете, Даня, можешь еще немного поспать.

— Я так и сделаю. Лягу зубами к иллюминатору.

— Правильно, всем будет спокойнее. Особенно мне, старику беспаметному. Пусть смена поспит. Так и метишь на мое место. Рано.

— Игорь Иванович, я пошутил.

— Принято. Спи.

В городе их встречала машина. Игорь Иванович довез Даньку до дома.

— Пойдем, — сказал он, выходя из машины. — Матери тебя сдам. Волнуется, поди.

— Пойдем.

Они поднялись на третий этаж. Данька позвонил в дверь. Открыла Мария Петровна, мать Даньки.

— Даня. Ты вернулся. А это...

— Это Игорь Иванович, папа Гриши. Ты же знаешь его.

— Да. Проходите. Как сборы прошли? — Мать предложила гостю сесть.

— Отлично, чуть до первого места не дотянули.

— А вы тоже на сборы ездили, Игорь Иванович?

— Я на минуту, Мария Петровна. Вернуть вам сына, в целости и сохранности. И поблагодарить за него. Хорошего парня вы воспитали. Благодарю от имени службы. От нашей службы безопасности.

— Как? Как, Даня?

— Так получилось, мама.

— Вы не расстраивайтесь, Мария Петровна. У вас замечательный сын. У него, кажется, вчера был день рождения. Так, Даня?

— Был.

— Даня, я тебя ждала. Подарок приготовила.

— У меня тоже подарок. Ты теперь совершеннолетний. Приказ о присвоении тебе воинского звания лейтенанта подписан. Ты лейтенант ФСБ. Завтра зайди ко мне в управление, получи удостоверение. Всех ребят и тебя я представил к награде. Надеюсь, представление будет удовлетворено.

— Вау! Как говорится, может наградят, посмертно.

— Даня! — Воскликнула Мать.

Игорь Иванович то же:

— Данька! Еще раз так пошутишь, я сам тебя хорошим ремнем.

— Я ничего. Виноват, не буду.

— Отдыхай. Еще раз, спасибо, Мария Петровна. Я пошел.

Игорь Иванович ушел.

— Даня, я не могу понять. Ты на сборах не был? — Все это свалилось на нее, как снег на голову.

— Не был.

— А где ты был? Куда ты ездил?

— За кардон. — Поздно что-то скрывать.

— Даня, когда ты начнешь говорить правду!

— Мама, это правда. Наших двоих ребят взяли на той стороне. Пытали. Надо было их вытащить. Вот мы с ребятами высадились там на парашютах.

— Какие парашюты? — Час от часу не легче.

— Отбили мы наших ребят, переправили на эту сторону. У меня с погранцами недоразумение вышло. Я от них сбежал. До нашей центральной базы пришлось одному добираться. При мне были материалы, которые никто не должен был видеть. А эти привязались. Вот я и задержался немного. Так вышло.

— Даня, Даня. Ты везде найдешь приключение. — Мария бессильно опустилась на стул.

— Мама, а у нас поесть что-нибудь найдется?

— Сейчас приготовлю. — Что делать с этим мальчишкой.

— Тогда я на минутку выскочу.

— Иди, — мать понимающе улыбнулась.

Данька выскочил в подъезд. Спустился этажом ниже, позвонил в дверь. Открыла Ирина.

— Привет, Иринка. Я вернулся со сборов.

— Проходи.

— Нет, я на минутку. Сказать, что я здесь. Мать перекусить готовит. Я только с дороги. Пойду.

— Как сборы прошли, Даня?

— Отлично прошли. — Даня махал руками.

— Вы хоть какое-то место заняли? Очки набрали или медали?

— Медали. Что б я и без медалей вернулся! Такого не бывает!

— Опять выдумываешь, Даня.

— Не выдумываю.

Ира что-то чувствовала.

— Даня, а ты не сказал мне правду? Ты все выдумал?

— Ириша, нельзя мне говорить. Не спрашивай, пожалуйста. Сейчас, нельзя.

— Хорошо.

— Я перекушу и к тебе забегу. Пойдем, прогуляемся. Не против?

— Я буду ждать тебя.

Данька убежал вверх. Ирина закрыла дверь. Постояла.

— Даня, милый лжец. Не говоришь правды. Видимо за это я тебя и люблю.

Часть 21

Данька вернулся в свою квартиру. Мать уже собрала на стол и он поспешил на кухню.

— Мама, давай я быстренько поем. — Данька плюхнулся на стул.

— Сейчас, Даня. Не торопись. — До чего же он нетерпелив.

— Я пойду погуляю. Меня ждут.

Данька сидел на кухне, торопливо ел. Мария Петровна сидела напротив, смотрела на сына, качала головой.

— Даня, зачем тебе это? Может, не надо? — Мария все еще не могла осознать то, что недавно узнала.

— Мама, не начинай. — Он не собирался отказываться от работы в разведке. Риск был у него в крови.

— К чему тебе еще и это, Даня. Тебе надо учиться, а это будет тебя только отвлекать. — Она так надеялась, что в этом мире ей не придется волноваться за сына.

— Мама, чего ты беспокоишься. Все нормально.

Мария Петровна не могла успокоиться.

— Мама, я побежал. — Он не только спешил к Ирине, но и избегал разговора. Надеялся, мать к вечеру успокоится.

— Иди, Даня. Вечером поговорим. — Слова матери ничего хорошего не обещали, но Данька пропустил их мимо ушей. Быстро оделся и вышел.

Мария Петровна осталась наедине с посудой, пустой и грязной, на кухне. Она сидела и думала. Господи, зачем? Почему ее мальчик должен рисковать ради кого-то? Он ее единственный сын. Лешка мал, не в счет. Неужели больше некому? Ему надо закончить институт. Сейчас вовсе не война. Без него обойдутся. Ее Данька занят делом. Сколько парней ходит по улице, слоняются без дела. Пусть они. Она с этим не согласна. Он ее сын. Она столько пережила, столько выстрадала. Не только в тот момент, когда произвела его на свет. Она растила его, заботилась. И для чего? Что бы принести его в жертву чему-то. Она не согласна с этим. Награда. Да подавитесь вы своей наградой. Зачем она ему? И ей то же? Зачем весь этот звон славы. Без этого хорошо. Ни один кусочек железа не заменит ей сына. Она не будет терпеть. Позвонит самому министру. Президенту напишет. Никто не вправе трогать ее сына! Президент ее поймет. Поймет, как мать. Он ребенок. Она напишет президенту! Мария Петровна безвольно опустила руки на колени. Данька, Данька. Я не смогла остановить тебя. Ты все решил для себя. Ты решил за всех нас. И ты не изменишь своего решения. Я тебя знаю. Господи, как тяжело быть матерью.

Даня спустился этажом ниже. Опять звонил в знакомую дверь. Открыла Иринка.

— Ира, ты готова? — Можно хоть на время забыть о мелких неприятностях.

— Зайди, Даня. Минутку. — Она исчезла в комнате. Собиралась.

В прихожую выглянула бабушка Ирины.

— Здравствуй, Даня. Вы гулять?

— Да, пройдемся немного. — Даня смутился.

— Ира сейчас будет готова. Вы только допоздна не ходите.

Бабушка ушла. Выбежала Иринка.

— Я сейчас. — Она быстро надела сапожки. Накинула шубку, надела шапку, и они вышли на улицу. Улица в снегу. Они шли молча. Потом Ира спросила:

— Ты мне ничего не рассказываешь о сборах.

— Сборы прошли отлично. Все было так здорово организовано. — Потом смолк, продолжил уже другим тоном. — Я не был на сборах.

Она ждала чего-то подобного, но не такого. Остановилась.

— Как? Совсем не был?

— Не был. Не был и все. — Произнес это угрюмо.

— А где ты был, Даня? — Ирина растерялась. Она не могла понять, что имел ввиду Даня.

— Это была другая командировка. — Лучше сказать сейчас, зачем тянуть.

— Какая? — Ирина не знала, что предположить.

— Я давно.... Я сотрудник ФСБ. Я там работаю давно. — В конце концов если их отношения продолжаться надо будет сказать.

— Даня, а вас уже на первом курсе привлекают к работе? — Ирина задохнулась, произнося эти слова.

— Нет. Я уже давно, больше года. Я курсант школы разведки.

— Зачем, Даня? — Что за бред. Очередная выдумка. Конечно, он все придумал.

— Так получилось. У меня способности, говорят. — Данька улыбнулся.

— А куда ты тогда ездил? — Она узнает, сейчас он засмеется и признается в своей выдумке.

— Ой, Ирина, как тебе сказать. Наши ребята... — Данька начал рассказывать о ребятах. — Сергей прыгал первым, у него парашют не раскрылся.

Ирина застыла. Парашют мог не раскрыться у Даньки, он мог погибнуть. Ей сделалось страшно.

— Я прыгнул в затяжном, поймал его в воздухе. Мы приземлились на одном парашюте.

Данька говорил об этом так, словно он каждый день прыгал. Ловил кого-то в воздухе и было это обыденным. И если у него не раскроется парашют, то его поймают на лету.

— Даня, ты мог погибнуть?

— Ерунда. Я живой. После мы потопали к воинской части этих придурков.

Он рассказывал обо всем так, как будто ходил в поход ребятами. Прогулка. И часовые, которых он убил, не более, чем досадный эпизод.

— А как ты их убил? — Спрашивала не из интереса, а потому, что не могла понять, как можно убить человека. Для Дани это было частью работы. Незначительный момент.

— Я метнул ножи и точно в сердце. Я специалист по метанию ножей. Я всегда в цель попадаю, даже с завязанными глазами, как в цирке.

Ее Даня убивает. Рассказ продолжался.

— Но и тебя Даня могли убить. — Ирина была не на шутку обеспокоена.

— Мне везет.

— Тебя могли ранить. Или вас могли схватить. — Господи, как он не понимает таких простых вещей.

— Это было. Меня пару раз ранили. Шпага. Шальная пуля. — Для него это было малым эпизодом, тем на что и обращать внимания не стоит. — Схватить? Этого не будет. Живым меня не возьмут.Я поклялся в этом, и выполню клятву.

— Было два раза. Будет третий. Или ранят так, что ты не сможешь сопротивляться и схватят. Может тебе, как у вас бывает, подать в отставку?

— Если смерти, то мгновенной, если раны небольшой. Смерти я не боюсь. Отставка? Нет, это совершенно не возможно. Это моя жизнь, я не могу без этого. Я не могу без этого жить. Это часть меня.

Рэм укоризненно качал головой. Даня, зачем тебе эта девчонка? В моих садах ты получишь десятки таких, даже лучше. У тебя будет столько наложниц, сколько ты пожелаешь. Ты изведаешь тонкие услады восточных гаремов. Десяток самых прекрасных дев в просторных одеяниях образуют круг, соединив рукава. Ты будешь перебираться из одного рукава в другой, порхать над этими цветам, выбирать тот, что подарит тебе величайшее наслаждение. Такое грезилось султанам, правителям мира. Женщины востока обожают героев, ценят их жажду риска и побед.

— А я не смогу жить с этим. — Ирина поняла, она не сможет жить с постоянными мыслями, что его убьют, что он не вернется. Лучше сейчас пережить эту боль, чем жить с ней вечно. — Я не смогу думать, что вижу тебя в последний раз. Я не смогу. Прости.

Она развернулась и пошла прочь.

Данька стоял, смотрел ей в след. Окликнуть? Остановить? Она уже все решила. Он не нужен ей такой. Придется принять это. Он шел по укрытой снегом улице. Такое бывает. Люди годами идут рядом, потом расстаются. Едут в поезде под названием жизнь. Один выходит на тихом полустанке, потому что устал от стука колес. Пути расходятся. На тихом полустанке сойду через двадцать минут. Поезд умчится с тобой. Скажешь ты мне на прощанье: пиши. Скажешь, быть может прощай. Что мне делать без тебя, Ирина. Ехать тем же поездом, что и прежде, но без тебя.

Даня шел, и грустные мысли бежали рядом. Из окна стоявшего на обочине автомобиля слышалась музыка. Я постелю тебе под ноги небо. Ты подарила мне время, я причинил тебе боль. Но я и себе причинил боль. Прости. Переломить, отбросить тоску. Никто не увидит, как ему плохо. Даня пустился в пляс. Эх. Головушка моя, голова бедовая, нынче счастье обойдет, паренька фартового.

Рэм радовался. Голова бедовая, это точно. Девчонка ушла — к счастью. Тебе безумно везет. У моего братца столько дел, а он вспомнил о тебе. У меня так хорошо все шло с испанцами. Они должны были с вами расправиться. Я все предусмотрел. Так нет, Роман не поленился заскочить к нашему безмозглому брату, к Кайросу. Бог удачи. Недаром говорят, дуракам везет. Но все впереди. Проигранное сражение — это не проигранная война. Партия становится запутаннее и интереснее.

Ирина вошла в свою квартиру. Жизнь словно покинула ее. Она повесила шубку и прошла в комнату. Села в кресло, забравшись туда с ногами. Бабушка присела напротив. С внучкой видно беда.

— Ирочка, что случилось? Вы поссорились? Так помиритесь. Все пройдет.

— Нет, бабушка. Уже поздно что-то менять. — Ирина вдруг поняла, что произошло, произошло с ней. И возможно, против ее воли.

— Это тебе сейчас так кажется. Все наладиться. — Молодость, они так неопытны. Нет у них житейской мудрости.

— Бабушка, кажется, я виновата перед ним. Не захотела. Я испугалась, бабушка.

— В чем, деточка?

— Я не приняла его таким, как он есть.

— Может, пойдешь и объяснишь ему все это? — Что может быть проще, пойти и признать свою неправоту.

— Нет, уже поздно, бабушка. — Ирина сознавала, ей не вернуть те минуты. Он говорил ей правду, открывал свою душу. Она не приняла.

— Так ты завтра зайди.

— Не по времени поздно. Поздно вообще. Он не такой, как другие, он не простит. Не примет меня.

Данька вернулся домой. Он старался делать вид, что ничего не произошло. Он умел притворяться. Родители сидели возле телевизора.

— Что смотрите? — Спросил весело Даня.

— Так, смотреть не чего. Даня, давай поговорим. — Мария не оставила свою затею вразумить сына. Ей хватало того, что он рискует в другом мире.

— О чем мы будем разговаривать, мама? — Сейчас ему не хотелось ни о чем говорить. Было тяжело.

— Ты пройди, сядь. — Мать настаивала.

Данька прошел, сел на стул.

— Мама, чего ты хочешь? — Объяснять ничего не хотелось.

— Даня, я хочу, чтобы ты бросил свои приключения. Жил в нашем мире, как все.

— Мама, это моя жизнь. Я не могу иначе. — Почему они все делают выбор за него. Почему не оставят его в покое.

— Даня, сынок, я тоже не могу так больше. Я не могу беспокоиться постоянно о тебе, жить в таком напряжении. — Она и не подозревала, что почти дословно повторяет слова Ирины.

— Не надо обо мне беспокоиться. Я взрослый мальчик. — Он готов был сорваться.

— Ты посмотри, Лешка подрастет, твой младший брат. И что, какой пример ты ему подашь? Он будет равняться на тебя, и тоже будет рисковать. А мне что делать? Я могу лишиться вас обоих. Своих сыновей. Даня, остановись!

— Мама, я не могу жить иначе. Ты права, Лешка подрастет, станет мне подражать. Кто-то должен остаться с тобой. И этот кто-то — Лешка. Мама, я буду жить отдельно, чтобы не быть примером для брата.

— Даня, ты чего говоришь? Куда ты пойдешь? Это твой дом. — Для Марии ударом.

— Мама, это решено. Я должен уйти. Так будет лучше, так правильно. — Данька решил. Он умел быть упрямым.

— Даня!

— Мама, не сердись. Ты поймешь потом, что так нужно. — Он понял, что это так и есть. Это необходимо.

— Даня, ты здесь на моих глазах. Там я буду сходить с ума. — Господи, как сложно с ним разговаривать в последнее время.

— Мама, ты привыкнешь. Я буду забегать, звонить. Дети часто живут отдельно от родителей. В этом нет ничего дурного. Правда, Аркадий?

— Даня, ты пойми мать.

— Я уверен, так будет лучше. Я все решил. — Произнес таким тоном, что всем стало ясно, обратной дороги нет.

Данька ушел в свою комнату.

На следующий день он пошел к Игорю Ивановичу. Получить удостоверение. Он вошел в кабинет генерала и доложил:

— Товарищ генерал, лейтенант Гринев прибыл по вашему приказанию.

— Проходи, Даня. Садись. — Игорь Иванович достал из сейфа удостоверение протянул его Дане. — Поздравляю.

— Спасибо. Служу России.

— Служи, давай. Теперь это все меняет и для тебя и для нас. Меняет в лучшую сторону.

— Да, меня это устраивает. Теперь если меня убьют, на похороны можно выделить средства. Хороший гроб, салют на могиле.

— Даня!

— Вот, помечтать не дадите. — Данька еще не оправился после разрыва с Ириной и после решения уйти из дома.

— Даня, по лбу получишь, мечтатель. Не серьезный ты парень.

— Игорь Иванович, мне ваша помощь нужна. — Серьезным прослыть он и не хотел. Сейчас его заботило другое.

— Какая, говори. — Генерал Семенов видел этого парня в деле. Верил в него. И считал себя обязанным: операция всей его жизни прошла один из трудных моментов, но успешных. Он связывал с парнем большие надежды.

— Мне бы общежитие.

— Чего? — Вот такой просьбы Игорь Иванович не ожидал.

— Я уже взрослый. Хочу быть самостоятельным. Может, поможете с местечком в общежитии?

Игорь Иванович хитро улыбнулся. Так, голубчик, а если тебя твоим же оружием. Ты клоун и я такой.

— Даня! Место в общежитии. Ты сам подумай, орден или медаль — это каждый может получить. Место в общежитии — это ж, какие заслуги перед отечеством надо иметь. Место в общежитии люди годами ждут. Что там место, кровать. Подвиг, пошел и совершил. А общежитие, его построить надо. За день не построишь. Мест у нас немного, а героев развелось. — Генерал взмахнул рукой, пытаясь отогнать толпы героев.

— Понимаю, тут особый подход нужен. Я человек с понятиями. За хлопоты и отблагодарить не грех. Я к руководству со всей благодарностью.

— Что, Даня? Ты о чем? — Опять обошел своего начальника. Подзатыльник бы тебе выписать.

— Я в долгу перед родиной не останусь. Как принято, в конверте.

— Кышь отсюда!

— Куда Игорь Иванович? Вот если в общежитие....

— Иди, комнату не обещаю. Койку найдем. Я тебе позвоню чуть позже.

Данька ушел. Место в общежитии выделили. Не стоит откладывать, решил Даня. Он собрал большую дорожную сумку.

— Мама, я пошел. Обустроюсь, забегу. — Он был уже в прихожей. Долгие проводы — долгие слезы.

— Даня, может, останешься? — Спросила, но на положительный ответ не рассчитывала.

— Мама, все будет хорошо. Пока, дорогая.

Данька вышел из подъезда. Мать не выдержала, накинула на себя пальто и прямо в домашних тапочках выбежала вслед.

Ирина стояла у окна, смотрела во двор. На душе было тоскливо. Тут она увидела Даню. Он вышел с большой дорожной сумкой. Уезжает? Опять командировка? Надолго? Она увидела, на улицу выбежала в тапочках, пальто накинуто на плечи, без головного убора Мария Петровна. Через открытую форточку было слышно:

— Даня, может, вернешься? Останешься?

Данька остановился, не оборачиваясь, сказал:

— Мама, успокойся. Я так решил. Я должен начать свою жизнь. Каждый выбирает свою дорогу. Человек сам решает свою судьбу, даже в последний миг. Каждый умирает в одиночку, а я иду жить.

Данька зашагал прочь. Ирина бросилась в прихожую, накинула шубку. Бессильно села. Поздно, уже поздно.

Марсель отправился в порт. Просто на удачу. Он еще надеялся. Но подходящего ничего не было. В порту несколько кораблей, но это не то, что было раньше. Марсель услышал, как матросы обсуждали.... До него донеслось: Свен. Он не удержался. Стал расспрашивать.

— Что? Что, Свен?

— Сегодня пришло известие. Испанский флот разбит на голову. Свен одержал победу. Об этом все в порту говорят.

— А когда он вернется?

— Этого никто не знает. Теперь он может в любой порт войти, куда захочет, туда и пойдет. И сюда может прийти. А наш губернатор сидит и трясется. Вдруг капитан захочет его наказать.

— Так он возвращается?

— Наверняка. У него здесь дом.

Марсель поспешил в дом Леона, сообщить, вдруг они еще не знают эту новость. А новость, словно лесной пожар неслась по городу.

На следующее утро в порт входил флот. Синие знамена с изображением лебедя. Свен. Матросы сошли на берег, шли колонной, чеканя шаг. Так начиналась новая эпоха. Новая, для острова, для этого моря. В этих краях появился новый хозяин.

Так совпало, что у Даньки сразу в обоих мирах начиналась новая жизнь. Взрослая. И его ждали паруса, наполненные ветром.

Возможно, и мы пройдем под этими парусами. Но откуда дует ветер? Может, спросить у Хромого бога? Что скажешь, Роман?