Аллея Героев

Герой это тот, кто отдал жизни что-то большее, чем самого себя.

Джозеф Кэмпбелл

Сердцем парящей в космической пустоте, в поясе астероидов, Нью-Вашингтона, колоссального размера колонии О'Нила 3 типа, (два колоссальных размеров цилиндра, вращающихся в противоположных направлениях, каждый по 5 миль (8 километров) в диаметре и 20 миль (32 километра) в длину, связанные друг с другом штоками через систему подшипников. Вращаясь, они создают искусственную гравитацию на внутренней поверхности за счёт центробежной силы) по праву считалась Аллея героев. Некогда тихий и ухоженный уголок парка, превратился в место паломничества. Люди шли сюда нескончаемым потоком, чтобы почтить память тех, кто, кто отдал самое драгоценное — жизнь, ради спасения других, ради грядущих поколений, ради сияющего будущего человечества. Имена героев Нью-Вашингтона, выгравированные на мраморных плитах, отныне были вписаны в пантеон бессмертных.

Сюда приходили целыми семьями. Старики, с глубоким уважением в глазах, склоняли поседевшие головы перед надгробьями. Юные девушки, с замиранием сердца, вглядывались в гордые профили павших, высеченные в камне. Дети, завороженные рассказами о подвигах, мечтали повторить их, мечтали о славе, о бессмертии в людской памяти.

Эта история произошла на закате Эры Объединения Человечества.

На Нью-Вашингтоне победила революция, сметая старую власть, словно невесомую пыль с ветрового стекла.

В кабинете председателя революционного комитета, над огромным столом сгрудились одиннадцать человек. Напряжение висело в воздухе, густое и осязаемое.

— Итак, — Жюль Флетчер, пожилой, сумрачный мужчина с лысиной, блестящей, как бильярдный шар, и белой заглушкой в височном шунте, провел пальцем по экрану стола. На экране развернулась зловещая схема станционной атомной электростанции. — Террористы... Черт бы их побрал! Выполнили свою угрозу. Как они проникли на станцию — это выясним потом, сейчас не до этого. Главное — они вывели из строя автоматическую систему аварийной защиты. Короче... если мы не заглушим реакторы, через четыре часа произойдет взрыв. Загвоздка в том, что, когда обнаружили диверсию, уровень радиации в реакторном зале уже взлетел до небес. Ни о каких роботах или дронах не может быть и речи. И... эвакуировать Нью-Вашингтон мы не успеем ни за четыре дня, ни за четыре недели. Вот такие пироги...

Сжатый кулак председателя революционного комитета тяжело опустился на экран.

Каждый из десяти членов комитета прекрасно понимал ужас надвигающейся катастрофы, о котором Флетчер благоразумно умолчал. Спустя считанные часы системы охлаждения реакторов не выдержат, и произойдет взрыв, подобный Чернобыльскому, — мощный выброс радиоактивной грязи. Но в замкнутом пространстве станции он станет фатальным, навеки отравив ее недра смертоносными изотопами. И за оставшееся до катастрофы время новые власти физически не смогут спасти полтора миллиона жителей колонии...

Каждый погрузился в мрачные раздумья.

О'Брайен, отвечавший в комитете за поставки сырья для дубликаторов, вдруг судорожно закашлялся. Сверкающая металлом рука-протез нервно скользнула по лысине.

— Жюль, не тяни резину, тут нет детей. И что за сукины дети бывшие правители — мы и так знаем. Говори, что нужно! Добровольцы, чтобы вручную заглушить реакторы?

— Да, добровольцы. Но уровень радиации в реакторном зале такой, что даже в скафандре высшей защиты это верная смерть.

— Значит, добровольцы найдутся, — решительно произнес О'Брайен. — Я первый.

— Да помолчи ты! — отмахнулся Жюль Флетчер сжатым кулаком. — Там радиация такая, что твои протезы мигом выйдут из строя. Зачем нам новый, ржавый Железный Дровосек?

По комнате прокатился невеселый смешок. О'Брайен отвернулся и глубоко вздохнул.

— Добровольцы есть. Например, я, — ровным голосом произнес Ингун, глава местной ячейки Ордена Будущего. — У меня нет протезов.

— Нужно трое добровольцев, — голос Жюля Флетчера едва заметно дрогнул.

— Значит, будет трое добровольцев, — с напором повторил Ингун...

Вниз, вниз, в мрачное подземелье реакторного зала, электрокар летел, словно пущенная из лука стрела.

Ингун, закованный в броню скафандра высшей радиационной защиты, крепко сжимал руль. Позади, два безмолвных силуэта в таких же безликих скафандрах — его товарищи из Ордена Будущего. Каждый погружен в свои мысли, каждый наедине со своей судьбой.

'Обязуюсь не щадить ни крови, ни самой жизни в борьбе за человечество. Обещаю встретить смерть в борьбе за интересы человечества с достоинством и спокойствием', — беззвучно шептал Ингун слова орденской клятвы, словно молитву.

В сумрачных коридорах станции, казалось, плясали призрачные тени, хотя доподлинно известно — здесь, кроме них, орденцев, не было ни единой живой души. Ингун коснулся сенсора, и кар, взвыв электромотором, помчался по туннелю на пределе возможностей. У шлюза реакторного зала затормозил так резко, что пластиковые шасси взмолились жалобным визгом.

Он выпрыгнул на палубу и обернулся к своим спутникам:

— Выходим, камрады.

Пока орденцы, скованные громоздкими скафандрами, неуклюже слезали с машины, Ингун бросил взгляд на счётчик Гейгера, вмонтированный в браслет часов. Тот уже не щелкал — он трещал, захлебываясь в радиоактивном безумии. 'Что же будет, когда мы войдем внутрь?!'

Огромный штурвал ручного открытия ворот вращался податливо, но с каждым миллиметром, на который увеличивалась щель между сталью и стеной, счетчик выл все отчаяннее.

Щель ширилась, пожирая тьму, пока не стала достаточной, чтобы протиснуться в утробу реакторной.

Ингун первым шагнул в пролом. Рукав скафандра звякнул, коснувшись шершавого металла ворот, и всех троих пронзило эхо, искаженное и зловещее. Лучи фонарей, пронзая густую тьму, ощупали серый бетон пола. Люди вступили в чернильную, непроницаемую бездну, навстречу радиоактивной смерти.

'Вввввв!' — счетчики уже не гудели, не трещали — они визжали, захлебываясь в агонии...

Орденцы вышли из радиоактивного пекла спустя полчаса.

Реакторы были заглушены, катастрофа — предотвращена. Но спасатели заплатили непомерную цену — приняли чудовищную дозу радиации, многократно превышающую смертельную. Врачи отчаянно бились за жизнь героев, но их усилия оказались тщетны — даже медицина двадцать четвертого века не всесильна. Последним, спустя три мучительных месяца, ушел из жизни Ингун.

Решением революционного комитета, героев Нью-Вашингтона предали земле на Аллее Героев, рядом с теми, кто отдал собственные жизни за грядущее человечества.

В скорбном молчании, проводить смельчаков в последний путь вышла почти вся колония. Кто-то тихо плакал, склонив голову перед могилами, кто-то сжимал кулаки, сдерживая гнев. И хотя солнце светило ярко, казалось, что над колонией, казалось, нависла вечная тень.