Лунная Богиня

Лунная Богиня.

("Гуманист")

Неизбывной серьезности убеждений А. Валентинова.

...It's a Long Way to Tipperary...

Огненный шар прошел над головой низко, заставив пригнуться. Разорвался где-то за спиной тащивших через бруствер окопа тяжелое, бесчувственное тело, осыпав их речным песком и пальмовой щепой. Хорошо, что в очереди это был последний, третий файрболл — пока вражеский расчет крутил ворот, взводя торсионы залповой катапульты, оставалось время на передышку.

Усыпленный простым, доступным любому санитару обезболивающим заклятием, раненый не двигался и явных признаков жизни с виду не подавал. Но все еще продолжал оставаться по эту сторону Последней Завесы — милосердно прикрывавшая развороченное лицо человека кровавая тряпка слегка приподнималась от дыхания.

— Чем это его? — полюбопытствовал, как всегда не к месту, штатный наводчик семнадцатифунтовой аркбаллисты, секунд-капрал Джереми Гантлет по прозвищу Каракатица.

Заработал такую кличку бойкий человечек с плохими зубами манерой ходить слегка бочком, и при каждом удобном случае выпускать облако словесной мути, за которым немудрено было скрыться. Но старший среди вернувшихся с нейтралки, костлявый мужик той же, человеческой крови, этого не знал. Оттого и ответил обстоятельно, раскурив прежде трубку-носогрейку:

— Пытался запустить "Мантикора" подбитого. Залез ему в башку, под панцирь, сунулся по цепям управления. А под контрольной панелью успели пару "хохотунчиков" на одну растяжку повесить, заклятых на любую жизнь. Тестер их не сорвет, хоть все им обстучи...

Словно демонстрируя, как это, костлявый наладчик кадавров пару раз с силой послал светящийся мячик тестера магии в носок собстенного ботинка, умело подхватывая его, когда тот отскакивал. Проводив мерцающий шарик взглядом, Каракатица уважительно хмыкнул, засовывая кулаки в косые карманы пятнистой рейнджерской куртки. Как всякий аркбаллистер, Гантлет был редкостным щеголем. Уставного и по-уставному ничего не носил, включая знаки различия, по-офицерски спущенные ниже локтя и сдублированные на плечевых ремнях.

За разговором наладчики дотащили своего раненого до местного исцелпункта. Здесь всех ждал неприятный сюрприз — груз "омега", первый за день. Последней огневой снастью от той самой очереди вражеской залповой катапульты убило командира позиции.

"Дядька", "Старикан" — суб-капитан запаса второй очереди Каммингс, пожилой халфлинг, тянул должность без малого пятый месяц. С тех самых пор, как его предшественник, светлоэльфийский секунд-капитан ау Тиорр под строевые волынки поднял "семьдесят седьмую" в очередную сезонную атаку. Премьер-капитана, который по уставу был положен на добрую четверть сектора фронта, здесь не было уже три таких сезона, с самого провала наступления под Вест-Ханхом.

Над носилками, укрытыми белым траурным полотном, до жалкой высоты в человеческий рост горестно сгорбилась одиннадцатифутовая фигура секунд-капрала Хугге Ништо-Обойдется. Приговорку, заменившую отсутствующую у любого из огров фамилию, он принес с собой со своих далеких северных гор. Да вот, не обошлось на этот раз.

Хугге смена начальства вроде бы так уж беспокоить не должна была. Потому что не его это было начальство, по большому-то счету. Все уже и забыли, что огр поначалу был старшиной целительской команды, откомандированной от полевого госпиталя. Команду ту постепенно повыбили тесайрские арбалетчики, никакие пополнения не помогли. Да и присылать их скоро перестали, потому что Хугге справлялся один. Стрелы его не брали, оставляя только новые шрамы — по полдюжины за каждый бой. А взвод покладистый огр принял, просто потому что больше некому было. Ни единого полного капрала, хотя бы и второго класса, на всю позицию...

Впрочем, секунд-капрал целительской службы горевал не без причины. Со "Стариканом" Каммингсом его взаимоотношения сложились на редкость удачно. Хугге втянулся, и ощущал ответственность за две с лишним дюжины парней своего взвода. Огр уже не мог позволить себе бросить их, вернувшись к сугубо санитарным обязанностям...

Застигнутый недоброй новостью еще один секунд-капрал, Сэм Уолтерс, страховавший возврат неумех-наладчиков с нейтральной полосы, тяжело вздохнув, наконец-то снял со взвода ручную баллисту. Пинком выбил из креплений ее метательную пластину, и сложил штампованные рога лука. Не "козьей ногой" же их отжимать, как по уставу положено! Уолтерс был халфлингом четырех с небольшим футов ростом, и орудовать длинным рычагом взводителя без необходимости не любил.

Вообще-то Сэм отличался как раз редкой обстоятельностью и упорством в следовании каждой букве устава Меканских Бригад. В одном только примерный служака Уолтерс обыкновенно от устава отступал. В желании угождать своему желудку если не качеством — какое на фронте качество — то хотя бы количеством потребляемой жратвы. За что и получил прозвание Полторы Пайки. Не обидное, но к подтянутому и боевитому облику секунд-капрала как-то мало подходящее.

Впрочем, без клички здесь, в Мекане, спорной территории между Анариссом и Тесайром, мало кто или что обходилось. Эльфийский Союз Городов называли Анариссом по привычке, в честь столицы на реке Анаре, болотистые низовья которой, богатые биомагическим сырьем, и служили предметом спора. В отличие от противника, Империя Людей приняла имя Тесайр самостоятельно, всенародной волей, изъявленной на соответствующем референдуме. В знак уважения к своему основателю и бессменному за последние семь с половиной сотен лет правителю, Магу-Императору Тесу Вечному.

Клички-прозвища всегда точней, чем официальные названия. Эльфы были и оставались основой правящей в Анариссе олигархии, "Концерна Тринадцати", по числу древнейших родов Инорожденых. Отчего в окопах их, понятно, не прибавлялось. Во всяком случае, в звании ниже капитанского. Большинство населения городов и соответственно, костяк армейских частей составляли как раз люди. Не без добавления иных рас, примесь которых порой и до четверти общего числа доходила.

Напротив, повседневное бытие Тесайра не исчерпывалось верностью Магу-Императору, зато в ушедшем на второй план определении "Империя Людей" не было ни грана лжи. По ту сторону фронта, на правобережье Анара, и далее к западу, до самых Пепельных Равнин у подножия горы Дройн, не селился и не вставал под знамена с пламенеющим треугольником Теса Вечного никто, кроме представителей человеческой расы.

Тесайр и Анарисс...От этих, главных имен семнадцатой за последние пятьсот лет меканской войны, все ниже и ниже, рассыпаясь ручейками прозваний и прозвищ, традиция наречения спускалась к самым последним клочкам земли. Каждый из многочисленных секторов рассекаемого извилистым течением реки фронта, каждая пристрелянная позиция гордились своим, наособицу заработанным псевдонимом.

Да вот беда, как назовешь, так и дело дальше пойдет — закон магии имен еще никто не отменял. "Семьдесят Седьмую" по всему меканскому фронту прозвали "колченогой", или "на обе ноги кривой" позицией. Все на ней шло спотыкаючись, через пень-колоду. К примеру, рядовые и офицеры здесь расходовались на порядок быстрей, чем капралы. Те отчего-то имели необъяснимое свойство задерживаться в живых, хотя свою дань "Отметка 77" брала и с них. Метила по-своему, но совсем от себя не отпускала — во всяком случае, дальше полевого исцелпункта.

Вот и пришла, стало быть, пора позиции снова показать свой дурной нрав... Во всяком случае, именно на этом сошлась четверка старожилов "Семьдесят Седьмой". Естественно, все они принадлежали к унтер-офицерскому сословию, не смотря на занимаемые, по дефициту кадров, должности взводных — на положенных им отделениях, по тому же дефициту, выше суб-капрала никого не было. В грядущих переменах, которые уже и без того обещал этот день, четверо видели только худшее. Каждый, исходя из собственных причин, но все, как один — без малейших иллюзий. Хугге боялся формальностей, Уолтерс опасался за свои полторы пайки, а уж о злостном недруге устава Гантлете и говорить нечего.

Наибольших же бед на свою голову ожидал старший по званию в этой тесной компании. И основания к тому наличествовали, спорить нечего. Дело в том, что премьер-капрал Шон Браун был мелким зеленым гоблином. По идее, у него и имени-то не должно было быть, не то, что капральских лычек на разномастных обносках униформы, кое-как подобранных и перешитых на трехфутовый рост. Однако вот было же — и то, и другое.

Свое начальство предпочитало этого факта в упор не замечать. А начальству постороннему капрала Брауна предпочитали не показывать. Во избежание излишнего напряжения умственных способностей и позыва к исправлению столь явной несообразности. На деловитом и немногословном, в силу присущей гоблинам не слишком развитой дикции, премьер-капрале держалась вся повседневная жизнь "колченогой". Выдерни эту жалкую подпорку — шаткое сооружение рухнет, погребя под собой сложившийся порядок вещей. Начальство приходит и уходит, а каптерка остается. Так что ну его, командование, подальше.

И без того найдется, чем глаза им намозолить — плохо оборудованными позициями, нестроевым обликом рядового состава, к примеру. Или того хуже, остовом подбитого тяжелого штурмового кадавра типа "Мантикор" как раз посередке между своим периметром и линиями тесайрцев. Ни та, ни другая сторона вытащить его не могла уже три главнолунных месяца. Правда, за каждую попытку больше, чем полудюжиной убитых и двумя десятками раненых не расплачивалась.

Так что изувеченный сегодня наладчик из команды, ночью пытавшейся подлатать и перезапустить "Мантикора", чтобы своим ходом вытащить его с нейтралки, еще малая цена. Почти что вовсе никакая, тем более, что команда эта проходит по ведомству магподдержки, не строевого состава.

Связист уже проорал в расстроенную раковину дальнего диапазона сообщение о потерях, и отослал небогатый набор документов погибшего телепосыльными чарами в штаб сектора. Амулет на этот случай всегда хранился в верхнем ящике сейфа.

Впрочем, дурные вести на тесайрском фронте разносятся быстро и без командирских хрустальных шаров и раковин связи. Так что, кого пришлют с тыловой мельницы кадров на сей раз, гадали теперь не только четверо старожилов "колченогой". Вся позиция пригорюнилась в ожидании, поминая Каммингса пайковым ромом под нехитрую военную закуску. С утра, конечно, не дело, но кто обещал, что за этаким утром для всех наступит вечер, а там и следующий рассвет?

Следующий командир "Семьдесят Седьмой" пришел пешком. В тот же день, за полтора часа до полуденного аркналета, так что штаб в отсутствии оперативности упрекнуть было нельзя.

Долговязую, тонкую фигуру семи с половиной футов ростом все должны были бы заметить издалека. Но вот факт — никто не видел Ночного эльфа с темно-серой кожей и на диво короткими для его расы серебристыми волосами до тех самых пор, пока тот не встал столбом на площадке в тылу позиции, почти на опушке джунглей.

Необмятая, новенькая униформа сидела на нем щегольски, да вот беда — нашивок на рукавах и галуна на погонах пока было как-то маловато. Честно сказать, в мирное время их и на командование взводом-то не хватило бы. До капитанского ценза темноэльфийскому красавчику оставалось еще долго. Разве что неслыханная фронтовая удача подвернется, подставит спину, как норовистый скакун, на котором главное — удержаться, не обманувшись легкостью прыжка в седло.

Затем, видимо, и пожаловал в "дважды кривую" выпускник ускоренных офицерских курсов военного времени. Первым на него наткнулся гоблин из стрелоподборочной команды, перебегавший единственное на весь лагерь подобие плаца. Глядя только себе под ноги, он попросту натолкнулся на высокие, по тыловой моде, сапоги. В Мекане их быстро меняли на шнурованные ботинки — полегче, да и чинить способнее.

Подняв глаза, зеленявка без стеснения смерил взглядом с ног до головы какого-никакого, а все-таки офицера, почесал в затылке лапой, и не особо заботясь о том, что будет услышан, радостно воскликнул:

— Во! Взводных присылать начали! Пойти, что ли, Брауну сказать...

В его сознании местный, опытный унтер своей расы стоял малость повыше пришлого офицера-джентри. Что было недалеко от истины, по крайней мере, до тех пор, пока чужак не оботрется как следует, не станет своим в окопах. Впрочем, столь отдаленные перспективы мало занимали кого-либо этим ясным утром. Против ожидания, эльф не сорвался на потенциально подчиненного. Вряд ли он вообще заметил того, восторженно вертя головой во все стороны, и полной грудью вдыхая воздух настоящего фронтового рубежа.

Отдаленность и заброшенность "Семьдесят Седьмой" в меканских джунглях подчеркивали надписи на заостренных дощечках-указателях, усеивающих стволы двух странным образом загнутых под стать номеру позиции пальм. Три самые крупные гласили:

"Анарисс-на-Анаре — 724 мили"

"Су-Ханх-Тесайр — 683 мили"

"Небесный Город Итархин — хрен знает сколько миль!!!"

Последняя табличка, сообразно местонахождению легендарной вотчины Повелителя Неба, Источника Жизни, указывала вертикально вверх. Дощечки помельче и даже просто щепочки, несущие названия анарисских городков, деревень и хуторов, ощетинились остриями во все стороны. Некоторые совсем почернели от дождя, и надписи на них уже нельзя было рассмотреть. Давно, видно, за Последнюю Завесу шагнули те, кто прикрепил их, желая хоть так напоминать себе о покинутом доме здесь, в топях Мекана.

Гоблин-стрелоподборщик свою первейшую обязанность не позабыл, и премьер-капрал Шон Браун оказался у штабного блиндажа раньше всех. С новым местным командиром дело иметь придется в любом случае, и показаться ему на глаза лучше сразу. К чему дракону хвост по кускам рубить...

Но ошарашенное выражение на физиономии при встрече появилось не у эльфа. Тот смотрел на мелкого зеленого гоблина в разномастных обносках униформы второго срока с капральскими лычками, будто так и надо. По отсутствию опыта сравнивать, видно, не с чем было. Даже заботливо обметанные дыры вместо брезентовых накладок на локтях и коленях кое-как собранных на живую нитку рукавов и штанин от явно разных комплектов обмундирования не вывели его из себя. Даже кепи старого образца вместо форменной треуголки. Может, так и положено — гоблин же.

На означенного зеленокожего высокородный носитель самого младшего из офицерских званий произвел куда большее впечатление. В основном, выражавшееся в неразрешимой дилемме: подчиняться или нянчить?

И для того, и для другого основания были немалые. Благородная тонкость черт аристократично-серокожего лица ожесточенно боролась с его же совершенно детской мягкостью и гладкостью. Со стороны подтянувшихся как раз вовремя троих остальных старожилов донеслось сдавленное: "Упс!" Не сдержался, похоже, Гантлет. Хотя, может, и Уолтерс. Нахальства у него поменьше, зато и нервы послабее. Всякая несообразность выводила халфлинга из равновесия

Новоприбывший офицерик, словно очнувшись, соизволил обратить внимание на собравшихся. Те, делать нечего, представились по всей форме, не забыв помянуть и неподобающие по малости званий должности взводных. И в окончательное замешательство пришли, услышав ответное представление:

— Энсайн ау Йинорр ау Стийорр, уарен Ахасс. Ускоренные офицерские курсы с отличием. Назначен командовать позицией "Отметка 77". Не подскажете, где она у вас тут?

Очевидно, темный эльф древнейшего рода ожидал получить в свое распоряжение не более, чем аркбаллистный окопчик с полусотней ярдов пехотных траншей в придачу. Уж никак не четверть сектора фронта. Под начало же думал принять взвод солдат, дисциплинированных, словно учебные марионетки в штабной игре. А не разномастную орду числом втрое с лишним больше, возглавляемую не менее пестрой четверкой унтер-офицеров...

Что ожидали эти четверо, узнать не представлялось возможным. Потому что от подобного откровения Судьбы все разом потеряли дар речи и связного мышления. Отвечать на прямой вопрос нового командира позиции взялся Хугге Ништо-Обойдется, для которого подобное состояние было более-менее привычным. Размахивая ручищами на все одиннадцать футов, громко, словно глухому, и подробно, как слабоумному:

— Так... Пр-рямо здесь, везде... Полтор-ры мили к север-ру и миля к югу...

Время проглатывать и переваривать новость наступило для энсайна ау Йинорра. Он даже головой дернул в кивке резко, словно и правда, сглотнув. Иных комментариев со стороны огорошенного не последовало. Что дало добрый знак и передышку капралам. А старшему из них, Брауну, позволило продолжить нагружать сознание темного эльфа новыми подробностями его теперешнего положения:

— Так что поступаем в ваше распоряжение, хай-сэр! — и не давая опомниться, добавил, — Приказать изволите?

— Всем оставаться на своих местах. Исправлять обязанности в соответствие уставу и обстоятельствам до следующих распоряжений, — единственно правильный в подобной ситуации приказ начинающий командир дополнил неожиданным, — А вы проводите меня в штабное помещение!

С последними словами он обратился к огру, видимо уже завоевавшему его доверие экскурсоводческим даром. И притом не ошибся, безошибочно выберя из четверых лучшую няньку. Хугге бы и дракона из яйца вывести и выкормить сумел, не то, что новоиспеченного командира обустроить на новом месте.

Стоило двум фигурам — семи— и одиннадцатифутовой — обогнув пальмы, скрыться за поворотом траншеи, как началось первое обсуждение. Вполголоса и наспех, но неотвратимо. Открыл прения Уолтерс, тихо и обиженно разоряясь по малозначащему, но с точки зрения секунд-капрала болезненному для престижа "Семьдесят Седьмой" поводу:

— Транспорт пожалели, скареды... — неизвестно кого в тылу обвинил он, — Пусть не воздушный фрегат, но хоть патрульным флайботом могли бы офицера подбросить!

— Что тебе корабли летучие! — шепотом взорвался уставший молчать Гантлет, — Он же сейчас сам вспорхнет! Птенчик, как есть птенчик!!!

— Ну, не нам решать, кого на позицию назначать, — неуверенно возразил законопослушный халфлинг, — Наверху-то виднее, кого над нами ставить...

— Энсайна? На капитанскую должность??? — аркбаллистера все не отпускало.

— А чего еще ждать. Если тут капралы на взводах. В которых два из трех отделений не всегда сполна наберешь, — рассудительно ответил Браун, — Жирно нам целого капитана давать, хоть бы и завалящего. Лучше первосортный энсайн, чем "субчик" из запаса третьей очереди...

Аргумент общего недоверия не перевесил, но прозвучал значимо. Гантлет уже с меньшим запалом продолжил наскоки:

— Да еще же эльф! К тому ж, темный, из самых высокородных!!!

— Ну и что? — возразил гоблин, — Мекан любого обтешет. Либо за Последнюю Завесу сплавит.

— Может, ничего еще... — неуверенно предположил Уолтерс, — Этот хоть стриженый...

И то верно. Большинство эльфов, даже попав на фронт, продолжали форсить почти что женской длиной волос. Ничего иного пока никто не смог бы добавить к столь разностороннему обсуждению. На чем и пришлось разбрестись в ожидании дальнейших перемен. Ну, и неизменного полуденного обстрела вдобавок — подданные Мага-Императора в исполнении боевого распорядка отличались нездоровой пунктуальностью...

До вечера эльф осваивался на новом месте. Разбирался в лабиринте траншей, привыкал к ежедневному расписанию аркналетов, не причиняющих особого вреда, если держать в уме директрисы вражеских баллист. Удары с воздуха предсказать было труднее, а избежать почти невозможно. Одно хорошо, случались те не в пример реже. Да и потери от них больше не в живой силе, а в оружии да снаряжении — оно-то при налете разбегаться и по щелям прятаться не умеет.

"Семьдесят Седьмая" после всех злоключений осталась при паре семнадцатифунтовых аркбаллист и полудюжине колесных стрелометов непрерывного огня на легких треногах. Против обычных кадавров вполне хватит. Это "Мантикор" ничем нельзя было остановить, пока он сам не налез на единственный искропривод, прикрывавший центр. Мгновенный разовый разряд вышиб тяжелому зооморфу управляющие цепи, и уложил чудище в добрых семьдесят длинных тонн весом отдохнуть ровно посередке между линиями окопов...

Теперь подбитый кадавр сам прикрывал центр позиций друг от друга. Обе стороны не слишком ценили нежданную подмогу, и не оставляли попыток вытащить махину с нейтральной полосы. Кто в качестве трофея, а кто для ремонта и новой атаки, не здесь, так в другом месте. После провала очередного плана эвакуации неудачники обильно минировали недоступное сокровище, оберегая его от вражеских посягательств. Что никак не останавливало следующей попытки. Последняя из которых стоила "Отметке 77" прежнего командира, и вызвала из безвестности нового. Все благодаря пресловутому "Мантикору". Словом, о чем не говори — все возвращалось к нему.

Потихоньку это доходило и до энсайна ау Йинорра. Пока еще не до самой души, как у каждого местного старожила, но до разума уж точно. Впрочем, одного разума пока для того, чтобы успешно справляться с командованием, вполне хватало. В рамках Устава новый командир "колченогой" с хода принялся делать все необходимое, так что прибирать за ним четверым капралам почти что не приходилось.

Так бы всему и идти, неделя за неделей, до неизбежного посезонного наступления с последующим его провалом, а там, что загадывать, может, и до самого замирения между эльфийской олигархией Анарисса и человеческой автотеократией Тесайра. Как уже бывало каждые две-три дюжины лет за последнюю половину тысячелетия, прошедшую в регулярно повторяющихся войнах за провинцию Мекан.

Но богам Дня и Ночи, а может, и самой Судьбе, такое благолепие чем-то не понравилось. И в первый же день пребывания темноэльфийского офицера на первой за его жизнь должности они продемонстрировали свое неудовольствие в полный рост. Не массированной воздушной атакой или круглосуточным аркналетом, предвещающими скорую подвижку фронта — для такого не сезон. Хуже. Визитом начальства.

Ближе к закату пожаловал сам командующий сектором фронта, суб-генерал Илайя Дженкинс. Человек, обстоятельный и дельный старший офицер, пробившийся среди многочисленных конкурентов. Оттого, наверное, слегка излишне раздражительный.

То есть, говоря проще, суб-генерал любил орать на подчиненных, сбрасывая напряжение, накопившееся при общении со старшими по званию. Преимущественно, Инорожденными — как темными, так и светлыми эльфами. И неизвестно, кто еще досадил Дженкинсу больше. Во всяком случае, пока "Семьдесят Седьмой" заправлял секунд-капитан ау Тиорр, комсектором сюда и носа не казал, предпочитая, обжегшись на ихоре, и на нектар дуть. Эльф-подчиненный ничем не лучше эльфа-начальника. Это он сегодня нижестоящий, а завтра... К тому же, родственные связи Инорожденных вошли в поговорку.

Зная такое свойство командующего, скоро увидеть его вновь на "колченогой" не ожидали. Но документы на энсайна задержались, а то и вовсе потерялись во фронтовой неразберихе. Опознать же в том по малости звания эльфа, не зная имени, ни у кого в штабе просто фантазии не хватило. Так что суб-генерал прибыл в настроении оторваться по полной. Заодно еще и дать щенку урок фронтовой выучки — всегда пригодится.

Снижающийся со стороны тыла летающий ялик заметили вовремя. Здесь, в Мекане, хочешь жить — одним глазом и во сне на небо поглядывай. Сложенный тент, стойка колесного стреломета, спаренного с ручной баллистой, торчащая за спиной пилота, и вертикальный резак для прорыва заграждений на форштевне издалека выдавали личный флайбот командующего сектором.

Уже за полминуты до приземления все, кроме командира позиции, знали о прибытии высшего чина, и затаившись, судорожно наводили блеск, пытаясь запрятать и перепрятать все, на чем бдительный взор руководства мог остановиться с неодобрением. Что не удавалось утаить таким образом, старались наскоро прикрыть чем-нибудь нейтральным. Количество кустов из пальмового листа на позиции сходу выросло вдвое.

Жаль, потихоньку расцвечиваемый под сезонными дождями железной ржавью и медно-бронзовой зеленью "Мантикор" так не прикроешь...

Для сопровождения начальства капралы выдвинули из своих рядов Уолтерса. Как наиболее уставным образом обмундированного. Хотя, может, с таким выбором комиссии по приему они и прогадали. Униформе суб-генерал Дженкинс следовал не больше, чем Гантлет. Даже треуголка, перетянутая ремешком, была по-рейнджерски пятнистой и сидела, залихватски заломлена, не на штатной вязаной шапочке, а поверх косо повязанной черной шелковой банданы. Две кобуры посеребренных офицерских стрелометов-восьмистволок с рукоятками из драконьего зуба болтались низко на бедрах, из-за правого плеча торчала рукоять саперного тесака. Оттого, наверное, боевой суб-генерал изрядно смахивал на пирата.

Ну, да начальству позволительно. Не то, что местной мелкоте вроде фанфарона-аркбаллистера. Еще за насмешку бы высокий чин такого провожатого воспринял. Или в качестве конкурента в сложном искусстве фронтового щегольства, что не лучше. Так что все правильно четверо рассчитали, нечего тут выделываться.

Спрыгнув с подножки качнувшегося летающего ялика, командующий сектором потянулся, расправляя плечи, вкусно вдохнул теплый вечерний воздух, и повелительным жестом подманил встречающего:

— Ну-ка, подавайте сюда вашего салажонка! — суб-генерал панибратски хлопнул Сэма по плечу, — Сейчас-то мы ему разума вложим через задние ворота!!!

Уолтерс не успел рта раскрыть и даже хмыкнуть, подыскивая тактичный способ просветить комсектором насчет расовой принадлежности новичка. Дыхание от молодецкого удара сбилось, да и поздно уже было. Спины пригнувшихся на бегу энсайна и огра замелькали в зигзагообразном ходе сообщения, огибающем пригорок с пальмами.

Выбравшись на непростреливаемое место, новый командир "колченогой" выпрямился во всю свою длину и четко, по-уставному отсалютовал вышестоящему. Чисто, не подкопаешься, вчерашнего курсанта за милю видать. Ничего иного ждать не приходилось. И все же...

Дженкинсу захотелось потрясти головой, отгоняя наваждение. С одной стороны, все сходится — меканская глушь, высокие сапоги выпускника ускоренных офицерских курсов, премьер-капитанская должность командира позиции. С другой — нашивки энсайна на рукаве, семифутовый рост и все прочие признаки эльфа высокого рода. Да еще темного, из самых непредсказуемых!

У светлых, эльфов Дня, как-то всегда соблюдался средний уровень безумия. А у Ночных разброс был изначально больший. Попадались и вполне вменяемые, почти как люди, и совсем уже готовые к окончательному шагу за грань здравого смысла.

Заготовленные суб-генералом в расчете на своего брата-человека шутки-прибаутки о предстоящем тому фронтовом житье-бытье с лязгом провалились тому обратно в глотку. Где и застряли, наподобие подбитого "Мантикора" между линиями своих и чужих окопов на зарослях заградительной колючки.

Поэтому представление и обстоятельный доклад нового командира "Семьдесят Седьмой" Илайя Дженкинс пропустил мимо ушей, больше с опасениями прислушиваясь к тому, что происходило у него, Дженкинса, внутри. И похоже, поминутно ожидая, когда от этого бурления у него, Дженкинса же, как у котелка крышку сорвет.

Именование темноэльфийского офицерика воспаленный ум командующего сектором, правда, из потока прочих данных выхватил. Что никак не добавило оптимизма — древнейший род эльфов Ночи ау Йинорр, да еще вторым притязанием — влиятельнейший ау Стийорр. Заполучить себе такого на захолустную позицию мелким командиром будет покруче, чем пристроить сказочную принцессу на кухню, котлы чистить...

Завершив официальную часть представления и доклада, именуемый таким образом энсайн замолчал, почтительно ожидая распоряжений. Ждать, по всему, предстояло долго — суб-генерал в данный момент ломал голову над тем, как бы поскорее сплавить новоявленного подчиненного. На повышение отправить или напротив, на три фута вниз, в болотный меканский торф — неважно. Тем более, что повод возвышается грудой покореженного металла как раз перед самым блиндажом командного пункта. Отлично видимый невооруженным глазом. Прямо-таки "яблочко" на тарелочке архаичного иллюзора. Или в центре мишени...

Помявшись еще с дюжину секунд и прокашлявшись, суб-генерал приступил издалека, поначалу путаясь в словах и запинаясь:

— Э-э.. Так, в общем... Ясно. Приятно, так сказать, видеть служебное рвение в столь молодых... — тут на ум ему некстати пришло, что даже только что перешагнувший грань совершеннолетия эльф раз этак в шесть старше разменявшего пятый десяток человека, — И... Надеюсь... Найдете возможность быть вознагражденным за столь... Э-э...

Сочтя данную запинку за окончание торжественной части, энсайн в ответ разразился не менее прочувствованным словом. В том духе, что не посрамит и отстоит, углубит и усугубит. В общем, молодцом!

От знакомых формулировок душа командующего сектором несколько отмякла, оттаяла, и в обиходе суб-генерал Дженкинс, соответственно, тоже сделался посвободнее. Во всяком случае, от стиля вызванного на ковер к начальству перешел к бравой речевке перед строем. Не менее полка, а то и двух-трех, отчего некоторые посылы звучали слегка безадресно:

— Кадавра подбитого видим? Вот, стало быть. Всему фронту помеха, каждому глазу заноза! Чей он должен быть? Наш, нечего и говорить!!! Взять его, с боя, с хода, с пылу, с жару!!! — тут комсектором почувствовал, что его заносит, причем совсем уже в какую-то кулинарную область, и решил перейти к конкретике, — Ну, вам и кости в стакан. Отличный случай показать себя. Одна молодецкая атака, и порядок... Да еще очень советую волынки, для поднятия духа!

Волынками фантазия суб-генерала в области патриотических призывов исчерпалась до дна. На этом Дженкинс, наконец, замолк, переводя дух. И надеясь услышать в ответ что-нибудь плавно-обтекаемое, с приличествующими случаю отступлениями и реверансами. А дождался от Инорожденного карьериста, напротив, одной-единственной фразы. Резкость и однозначность которой трудно было бы превзойти:

— Я не поведу подчиненных на бессмысленную смерть!!! — энсайн гордо вытянулся в струнку, на фут возвышаясь над вышестоящим.

Может, и на полтора, потому что услышанное пришибло командующего сектором, едва ли не вогнав того в речной песок по щиколотки. Но при том и в чувство несколько приведя, как хорошая оплеуха.

— Что-о??? — многого ожидал от эльфов суб-генерал, но не такого...

Высокородный меж тем опомнился, и заговорил обоснованнее, подбирая слова по недавно сданному на "отлично" Уставу Меканских Бригад. В скользком вопросе субординации эльф оказался подкован на все шесть копыт:

— При недоукомлектования части личным составом действия, угрожающие окончательной потерей ее боеспособности, выполняются только по приказу, подтвержденному вышестоящими структурами. Под личную ответственность отдавшего приказ, — и уже явно от себя вежливо поинтересовался, — Вы готовы представить подтверждение и принять ответственность?

Суб-генерал Илайя Дженкинс немало мог бы высказать в ответ на такое, не переводя дух. Преимущественно, употребляя богов, демонов и аватаров в противоестественном соитии со всеми стихиями и элементами. Ах да, еще, конечно, то и дело поминая гномов, гномов под горой, гномов и их молоты, и Судьба знает что еще в приложении к тем же гномам.

Но долгая карьера офицера-человека среди эльфийских выдвиженцев высокого рода многому его научила. В основном, молчать, когда не хочется, и говорить, когда нельзя молчать. Чтобы не терять слишком ценное в обмен на ничего не стоящие слова.

Поэтому вслух командующий сектором, взвешивая каждое слово, и проверяя, как плотно пригнаны они одно к другому, сказал совсем иное:

— Вы неправильно поняли меня, энсайн. Я просто предложил вам проявить инициативу и послужить своей стране наилучшим образом. Слышите?

— Разумеется, хай-сэр, — запас маневра у эльфа оказался достаточный, — Я так и подумал.

Подумал он, видите ли! Он бы раньше подумал, когда на фронт просился!!! В конце концов, к тому времени, как этот энсайн станет хотя бы премьер-капитаном, на могиле полного генерала в отставке по возрасту и ранениям Дженкинса вырастут буйные заросли тысячелетников. С голубыми цветами. С демоновой прорвой голубых цветов. Так что сейчас суб-генерал имел полное право сказать без оглядки именно то, что думал уже он, будь стоявший перед ним хоть трижды эльфом древнейшего рода Ночи!!!

— В общем, так, парень... — командующий сектором набрал побольше воздуха и одним махом выпалил, — Делай что хочешь, но "Мантикор" этот должен быть наш. Сюда кадавра притащишь, или окопы вперед двинешь, чтобы он по эту сторону оказался — твое дело. Сроку даю неделю. Иначе, не обессудь, вместе со всеми пойдешь вперед под волынки. Без возражений и отговорок. Все.

— А-йе, хай-сэр, — против ожиданий, эльф не возмутился таким тоном вышестоящего низкородного.

Тому не оставалось ничего, кроме как развернуться на месте и зашагать к штабному флайботу. Со страшным трудом подавив желание по привычке щелкнуть каблуками перед аристократом. Даже отвесив тому приказ из тех, за которые нередко получают стрелу между лопаток. Но здесь стрелы не будет, не тот коленкор. Благородный под начало попался, темноэльфийская кость. Боги Ночи побери своего младшего родственничка...

Чтобы хоть как-то оставить за собой последнее слово, уже шагнув на подножку, суб-генерал обернулся и бросил через плечо:

— Да скажи ты своему гоблину, чтобы перестал от меня прятаться! Надоело уже!!!

Боком перевалился через прорез в борту, едва не задев стойку тента. Торопливо закинул ноги в тесную кабинку летающего ялика. И хлопнул рукой по шлему пилота, посылая флайбот поскорее в небо.

Провожать взглядом удаляющуюся черточку воздушного корабля бесконечно оказалось не под силу даже обладателю острого эльфийского зрения. Так что энсайн ау Йинорр был вынужден вернуться к земным реалиям. Правда, лицом к вражеским окопам, и главной неприятности — подбитому кадавру, после разговора с суб-генералом поворачиваться ему как-то не хотелось. Поэтому Ночной эльф в ожидании первой своей ночи на новом месте предпочел подробнее рассмотреть новое обиталище. Штабной блиндаж у подножия двух искривленных пальм.

Обойдя пригорок с означенными растениями, энсайн присел в тупичке стрелковой ячейки чуть впереди блиндажа и уставился на проглядывающие из-под песка края циновок, постеленных поверх жидковатого, жердевого наката. Ломкие осколки стеклянистой пленки отмечали места попадания разрядов искромета, пятна гари остались от файрболлов. В стволах пальм чернели дыры от стрел, а кое-где и торчали обломанные черенки болтов колесного стреломета. Отсюда вообще куда виднее были без стеснения выпиравшие приметы неустроенного и опасного фронтового быта.

А так же то, что пришельцу извне, с тыла позиции, разглядеть было невозможно. Оборотная сторона противонаправленных табличек, указывающих расстояния до столиц воюющих сторон, оказалась даже темней, чем сгнившие от дождя мелкие указатели. Белым по зачерненному на них было написано: "Последняя Завеса — здесь" и "Дальше — некуда".

Что мрачный шутник написал на вертикальном указателе, оставалось неизвестным, так как кто-то соскреб большую часть изображенного там. Видно, мера приличия по отношению к Судьбе этой надписью была превзойдена окончательно. На такие мысли наводил все еще различимый алхимический символ Главной Луны, на сленге практикующих магов обозначавший и Лунную Богиню, хозяйку неупокоенных, повелительницу всей и всяческой нежити...

Не слишком жизнерадостное зрелище вышло в итоге. Но это мрачное уныние властвовало лишь на островке вокруг командного пункта. По мере отбытия начальства жизнь на "Семьдесят Седьмой" возобновилась почти мгновенно. Куда-то разом исчезли излишние зеленые насаждения, зато проявились приметы совсем не военного быта, неучтенное оборудование и трофеи. Почти что целый полевой алхимкомплекс тускло засиял в лучах низкого солнца бронзовым пузиком автоклава и медным змеевиком.

С левого фланга даже донеслось треньканье самодельного, из консервной жестянки сделанного банджо и нестройное, зато прочувствованное пение. Видимо, чье-то облегчение не нашло себе иного пути, как быть излитым в рифмованных строчках местного, меканского стихослагателя под небогатые аккорды того же поля музыкотворца.

Во всяком случае, к месту и времени напев подходил, как нельзя лучше. На сегодня не ожидалось более ничего угрожающего — ни обстрела, ни проверки, ни нарядов на кухню или того хуже, на чистку отхожих мест. Почему бы не спеть, спрашивается? Вспомнить мирную жизнь, ее приметы, и то главное, чего низшим чинам на фронте не хватает особенно, а перепадает редко. Словом, ясно, о чем речь...

От обычного фронтового перебора эта песенка отличалась как-то неуловимо, странно. Вроде бы, привычное для стосковавшихся в окопах солдат перечисление женских статей. Не без грубоватой поэтичности, пробивающейся сквозь прямоту и откровенность описания. Разве что, припев совсем наотличку от прочего:

Пускай ты не доверял ни одной,

Решая, с кем ложе свое делить,

Она просто скажет — пойдем со мной,

И что ты сможешь ей возразить?

Во так вот. Хотя, вроде бы, на ту же тему. Да только от обычного образа лихого хвата-фронтовика, которому любая нипочем, эти строки отступали. Кто вправе так распоряжаться в суровом мужском мире тесайрского фронта, относясь к иному полу, оставалось загадкой.

Времени на то, чтобы найти на нее ответ, энсайну ау Йинорру на этот раз отпущено не было. Выбравшийся из своего закутка Браун и остальные капралы подошли с отчетом и за последними распоряжениями на ночь. Как будто что-то в разнарядке дозоров могло измениться по воле нового командира "колченогой", будто тот, как эпический вождь, мог оградить соратников от всего, что несла с собой ночь. Это темный-то эльф...

Рутинные вопросы вроде согласования караулов прошли без запинки. Только с каждым новым словом энсайн становился все отстраненнее. Не высокомерно дистанцию между собой и подчиненными выставлял, а словно уходил куда-то вдаль, отзываясь на оклики со все большим трудом.

— Особых распоряжений не будет? — завершил стандартной фразой вечерний развод премьер-капрал.

Не дождавшись таковой от непосредственного начальника. Ночной эльф на глазах выпадал из реальности, ломая голову над задачкой, заданной суб-генералом:

— А? Нет... — на мгновение ау Йинорр вернулся к яви, принеся с собой вопрос, намекающей на ход его мыслей, — Послушайте, Шон...Почему вы суб-генералу на глаза не показываетесь? Он же о вас знает.

Гоблин примолк и напрягся, силясь выразить неизрекаемый жизненный принцип своей расы. И непререкаемый, кстати, тоже — хоть в капралы выйди, хоть во взводные, хоть в короли какие. Наконец, в какой-то мере ему это удалось:

— Ну, порядок такой. Они — начальство, я... Прячусь.

Объяснение получилось не слишком вразумительное, зато исчерпывающее. Энсайн, во всяком случае, только головой кивнул, вроде бы соглашаясь. С тем ли, что услышал, или с собственными мыслями — неясно. Потому что следующую фразу выдал совсем уж невпопад:

— Да-да... Вот только кадавр... С ним-то как?

Нельзя сказать, чтобы этот вопрос не занимал и четверку старожилов. Но они привыкли все решать обстоятельно, и раньше времени ходячего мертвяка не погребать. А напротив, по возможности, к какому-нибудь делу припрягать, чтобы зря не шатался по земле неупокоенным.

— Не бер-рите в голову, хай-сэр-р, — заботливо отозвался Хугге.

— Еще неделя впереди. Что-нибудь да придет на ум, — успокаивающе пожал плечами рассудительный Уолтерс.

Гантлет, вопреки своему обыкновению, промолчал, а Браун задумался. С одной стороны, за неделю в Мекане все могло перемениться куда больше, чем семь раз, с другой...

Додумать ему не дал сам виновник замешательства. Против ожидания отозвавшийся из своего далекого далека:

— И верно...К чему сейчас гадать... С утра, на свежую голову сложится... — энсайн нехотя выдавливал слова.

Неуверенно, больше для себя самого. Но капралам этого хватило, чтобы уцепится за отсрочку. Особенно Брауну:

— Не сомневайтесь, хай-сэр, сложится. Как говорится, утро вечера на ночь старше! — истово закивал гоблин, убеждая молодого офицера.

— Ну, дай Судьба... — помедлив, согласился тот.

Над горизонтом в лучах заходящего солнца выплыла уже главная луна. Нежным, полупрозрачным кружочком она розовела в вечернем воздухе, не приняв еще свой истинный цвет. Но в глазах темного эльфа, казалось, луна отражается холодными, резкими бликами. На половине финальной фразы умолкнув, энсайн завороженно уставился на небесный лик покровительницы его рода. Да так и замер на долгие минуты.

Ясно было одно — сегодня с ним разговаривать уже не о чем. Капралы поочередно отдали честь и разошлись, стараясь потише сгинуть с глаз замечтавшегося начальства. Отчего-то только, обернувшись напоследок, долгим взглядом смерил новоиспеченного командира Гантлет. Но против обыкновения, сразу ничего не сказал.

Солнце так и закатилось совсем почти сразу же вослед убывшему в тыл высшему начальству. Что поделаешь, даже силы природы чтут субординацию на свой манер. Пользуясь наступившим ночным затишьем, в унтер-офицерской землянке, отрытой в сухом песке правого фланга, и выстеленной плетеными из тростника циновками по стенам, четверо капралов держали совет. По результатам дня вчерашнего в ожидании дня завтрашнего.

Обстоятельно расселись по нижним ярусам двухэтажных нар, застеленных поверх тощих казенных одеял пестрыми, короткими мехами нечаянно подвернувшихся под шальную военную стрелу мекансих зверей. Тушки в общий котел приварком шли, а шкурками здесь вышестоящим уважение оказывали. Было бы за что.

Так же неторопливо пустили по кругу кисет с трофейным, тесайрским табаком. Все по очереди отсыпали по щепоти в сложенную уголком бумагу. Огонек у каждого был свой. Накат в три жерди и фут песка над головой — хорошо, а привычка не подманивать ночного стрелка — еще лучше.

— Ну, как вам наш птенчик? — зачинщиком разговора, покончив с ритуалом прикуривания, выступил тот же Гантлет, — Пришелся ко двору?

— Пр-ришелся, — не чуя подвоха, первым согласился Хугге Ништо-Обойдется, — Пр-равильный пар-ренек, хоть тебе и эльф. А чины пр-рир-растут, тор-ропиться некуда...

— И за ребят всей душой встал, — вторым попался на аркбаллистерскую провокацию Сэм Уолтерс, — Как он перед Дженкинсом: "Не поведу, мол...". Любо-дорого посмотреть!

— Ну, смотри, смотри, — принялся нагнетать драматизм наводчик, — Смотри, досмотришься...

— Не броди кругом, Каракатица, — Шон Браун не дал развернуться заготовленному тем многословию, — Ты-то что высмотрел?

Так просто аркбаллистера, готового из любого пустяка раздуть спектакль на полдня с интерлюдиями и лирическими отступлениями, с ноты было не сбить. Каракатица Гантлет всегда был готов чернила в глаза пускать, как та водяная тварь, в честь которой он получил свое прозвище. Набрав воздуха побольше и закатив глаза от усердия, ушлый человечек тоскливо заголосил, как болотный мертвяк на собственных поминках:

— Ох, чую, подведет он нас под волынки! В полный рост погонит!!! — но увидев предостерегающе поднятый кулак Брауна, сбился на менее пафосный тон, — Глаза его видели?

— А что, глаза, как глаза, Джер-ри, — вступил Хугге со своим целительским подходом, — Белков не р-разглядишь, да эльфам так и пр-рописано, значит. Что темным, что светлым. Р-расовый пр-ризнак такой

— Серебро у него в зрачках, пока еще слабым огнем, — гнул свое Гантлет, — Только дай время, всех нас, всю "семьдесят седьмую" тот огонек пережарит и к столу подаст. К чьему, объяснять надо?

— Кончай крутить, Каракатица! — сорвался Уолтерс, не одобрявший аркбаллистерского многословия, — Толком говори. До утра твои шарады разгадывать, что ли!!!

Гантлет попытался принять вид серьезный настолько, насколько у него это вообще получалось. Помолчал полминуты, подбирая слова, пожевал губами, и наконец, разразился самой короткой фразой, на какую оказался способен:

— У парня "лунка", не иначе...

— Это как? — не понял Хугге, — В каком месте?

— Да не в месте, а вместо, — брюзгливо поправил его Уолтерс, — Вместо соображения.

— Лунная лихорадка, — мрачно подытожил Браун, — Когда Она повсюду кажется.

— Кто — "она"? — и на этот раз не дошло до огра.

— Сам, что ли, не знаешь! — у халфлинга кончалось терпение.

— Лун...

— Не поминай Ее к ночи!!! — оборвали все разом сообразившего, наконец, Хугге.

Но тот и сам своевременно заткнулся, осознав, кого лучше не звать к ночлегу, чтобы иметь побольше шансов встретить завтрашний рассвет.

— Так ведь, это... — замялся огр-санитар, припоминая симптомы распостраненного фронтового помешательства, — Лихор-радка пр-росто бр-ред, мор-рок. Вр-реда никакого, кр-роме...

Аркбаллистер перебил говорящего, не дожидаясь перечисления всех побочных признаков главнолунной немочи:

— Это нам Она себя бредом кажет. А с эльфом, небось, запросто говорит. Он же Ночной, ей навроде внучатого племянничка, если не ближе...

Гантлет, как ни странно, своим предположением угодил в точку, как и при обычной стрельбе. Лунная Богиня действительно приходилась ау Йиноррам ближайшей родственницей. Она была дочерью основательницы рода от самого Перводракона.

— И что с того? — попытался сбить накал истерики Уолтерс, — Побредит, побредит, и перестанет. Вырубится, и все тут!

— Это если ты бредить примешься, ничего особого не стрясется, — неожиданно разумно аргументировал свой треп Каракатица, — А командиру в башку что вступит, всей позиции отдуваться. Под волынки.

Такой поворот дел заставил всех примолкнуть на долгих полминуты. Капралы беспокойно ворочались на нарах, прогоняя про себя ситуацию под неспешный поиск листка бумаги для новой порции курева, заветной фляжки с пайковым ромом или просто положения поудобнее. Наконец, Уолтерс неуверенно предположил:

— Так лихорадка эта себя ночью сильней оказывает. Не в сезон до рассвета никто не воюет, ни наши, ни Тесайр...

— Особо не навор-ротит, с дежур-рными да дозор-рными... — примирительно присоединился Хугге.

— Ага, — Браун, как всегда завершил общую мысль решением, — С теми, кто в ночь заступает, сам поговорю. Чтобы бред тот в упор не слышали.

— На тор-рмозах пр-риказы стр-равливали!!! — радостно развернул идею огр, — А утр-ром в упор-р не пр-рипоминали, что пр-риказывал!

Перспективы малость прояснились, на чем можно было бы и успокоиться. Кисет по-второй прошел по рукам, обеспечивая присутствующих неспешным, располагающим к добродушию занятием. Но Браун, раз озаботившись чем-то, не отставал, пока дело не проступало во всех подробностях:

— А если его приступ "лунки" днем скрутит?

— Хлопнем по башке чем помягче, и сдадим в исцелпункт. Там разберутся, как помочь. Военцелитель ихний дядька с пониманием, даром, что халфлинг, — тут до Гантлета дошло, что он сморозил не совсем то, — Прости, Уолтерс, к слову пришлось.

— А чем это — "помягче"? — игнорировал обидные слова обстоятельный халфлинг, беспокоясь совсем о другом, — Знаем мы ваше "помягче"!!!

— Не кипятись, Полторы Пайки, — перебил того Шон, — Смотри-ка вот!

Повозившись, он вытащил из кучи хлама на своих нарах трофейную рисовую перевязь тесайрского речного стрелка. Длинный полотняный рукав дюйма в три шириной был туго набит рисом, разделенным шнуровыми завязочками на колобки дневных порций. При грамотном использовании этакая амуниция не хуже мешочка с дробью сработает.

Капральское братство заценило снаряд, передавая с рук на руки и прицокивая языками. У Хугге Ништо-Обойдемся звук получился по-огрски внушительным, так что едва труха с верхних нар не посыпалась.

— Кто присматривать-то за птенчиком нашим будет? — сочувственно взвесил перевязь на руке Каракатица, — А то как бы и этим не перестараться...

— Я и буду, — забрал вещь у него из рук Браун, — Не зашибу, небось...

— Сил-то вр-ровень, да в р-росте р-разница, — заметил кстати, потягиваясь во весь свой одиннадцатифутовый размах огр, — Свер-рху пр-риложить способней будет...

— Ничего, я с бруствера, — успокоил собрата гоблин, — Или в прыжке. С места хоть кого достану. Тебя, к слову, тоже.

На чем и решили, расходясь по своим взводам. До утренней поверки еще пару-другую часов на сон перехватить бы стоило, чтобы с утра мухами морожеными по окопам не ползать. А там от кормежки до кормежки, от обстрела до обстрела, всегда добрать необходимое можно. Солдат спит — фронт стоит, и если некому запрячь в бессмысленную, как все тут, работу, найти время выспаться проблемы не составит.

А четверых бывалых капралов на "Семьдесят Седьмой" к никчемному делу никакие власти при всем желании приставить бы не смогли. Отступили бы в полном бессилии — офицеры, генералы, маршалы... Даже боги.

Некоторые.

Аройх и Даройх, меньшие луны, зависли у самого горизонта, едва различимые сквозь толщу мутного воздуха. Словно братья-близнецы отступили в тень, отдавая дань почтения старшей сестре.

Та, высоко в чистом ночном небе, сверкала серебряным зеркалом, не замутненным пылью земли и грязью жизни. Лишь легкие слоистые облачка рассеивали свет лучей главной луны, струясь по ветру, словно играющему волосами богини — ее хозяйки. Казалось, еще мгновение, и Лунная поднимет голову, отбрасывая серебряные пряди с прекрасного лица, открывая совершенство темных черт.

Энсайну хватило бы даже мимолетного взгляда покровительницы рода, краешка темного лица, мелькнувшего под белоснежно-серебряной прядью. Он отчаянно нуждался в слушателе, в собеседнике, с которым можно было бы проговорить все накопившееся. Найти решение головоломки, заданной суб-генералом, путь из тупика, ключом к которому был подбитый "Мантикор".

Делать в траншее к ночи стало совсем уж нечего, но и в блиндаже темному эльфу не нашлось покоя. Койка, застеленная тощим суконным одеялом, приходилась как раз под горизонтальной смотровой щелью. Главная луна была отлично видна, и краешек ее, подернувшийся уже тенью, давал надежду: вот сейчас богиня обернется к посвященному ей с рождения долгоживущему смертному, выслушает и ободрит.

Молча, не раскрывая рта, но всей душой в полный голос энсайн спросил у бессмертной покровительницы рода: "Как мне быть?"

— Н-не з-зн-наю... — ответ прозвучал слишком быстро, чтобы оказаться пришедшим с небес.

Так оно и было. Тихим звяканьм отозвалась всего лишь консервная жестянка, надетая на стебель заградительной колючки перед амбразурой блиндажа. Но эльфы умеют различать голоса своих богов в самых разных звуках. Не веря всерьез, что услышан, ау Йинорр все же отчего-то умиротворенно расслабился. И уже спокойнее продолжил излагать свои горести:

— Все это... Неправильно! Смертные не должны погибать из-за никчемного подобия жизни из семи металлов, движимого пятью стихиями... Повод должен быть выше!

— Выш-ш-ше, — прошуршал песок, осыпающийся с циновок наката.

— Какая радость в том, чтобы принимать без счета живых, что идут за Последнюю Завесу не в свой черед!

— В том, что творитс-ся здес-сь, нет мне радос-сти... — согласно прошептала осока под ветром с далекой реки.

— Одно препятствие, задержка — и на вечном пути сбиваешься с шага! Из-за дурацкой зацепки на штабной карте, какого-то подбитого кадавра... Как его убрать, чтобы без следа сгинул? Что сделать? — эльф горячился в полудреме, не различая сна и яви, видя и не видя, слыша и не слыша все вокруг, — Что я могу... Что должен совершить, какую жертву принести, что отдать???

— Отдать... Отдай... Отдай мне их... — прошелестела, казалось, сама ночь.

Или Ночь, тут уж, как судить услышанное, каждый сам волен решать. Шорох листьев, шум дальних крон, плеск невидимой отсюда реки — все начинает говорить на один голос, если именно этот голос ты готов услышать в каждом звуке:

— Они держат меня здесь... Не отпускают... Не хотят признать мое право...

— Кто они? — прошептал во тьму вопрос Ночной эльф, отчего-то уже зная ответ.

Тьма не обманула его, возвратив предвиденное в словах воды и земли, тихом крике умирающей листвы:

— Четверо... Наделенных малой властью... Но над многим властных своим единством...

Власть смертных мала сама по себе. И оттого, видимо, стремиться сделать себя столь заметной на том клочке мироздания, на том кратком промежутке времени, что ей отпущены. Коренное отличие взводных-старожилов от прочей местной публики ау Йинорр уже сумел ощутить. Так что мысль о том, что богине есть дело до столь малых сих, отчего-то не поразила его, не стала помехой медитативному трансу.

И если собственной власти Лунной не хватает устранить препятствие, из-за которого "Семьдесят Седьмая" превратилась в исходящую гнойной сукровицей рану, его, смертного, посвященного богине с рождения, долг помочь покровительнице рода. Подтолкнуть со своей стороны тяжкую ношу божественного бремени, облегчить шаг по кровавой дороге прочь отсюда. Тем более, что сделать это так просто!

Нужное заклятие энсайн знал с детства. Пошепчи над мышью, лягушкой, ящеркой "мамины слова", а затем сдави посильней — и зверюшка станет покорной, понимая и исполняя каждое твое приказание. Надолго, насовсем, пока не надоест или к обеду не позовут. Что с ними делалось потом, он как-то не задумывался.

Куда интереснее было устраивать в мирке подвластных существ все по-своему, хорошо и правильно, так как понимал это маленький темный эльф. Больше всего он любил заставлять их дружить. Змеи и лягушки, повинуясь строгому малышу, играли вместе, ящерицы ловили, а затем отпускали невредимыми мух и стрекоз. Все, как и должно быть на самом деле, без ссор и неприятностей.

Как-то весной он нашел заброшенный с Приснодня игрушечный город, населенный дружелюбными зверюшками. Иссохшие крохотные мумии и скелетики продолжали вежливо раскланиваться на улицах, уступая друг другу дорогу. Две мышки, кавалер и дама в раззолоченых кукольных нарядах, без спроса позаимствованых у старшей сестры, все еще танцевали на главной площади церемонный менуэт. Только глаза-бусинки больше не блестели в провалах глазниц.

Может, и показалось тогда, что обитатели пристроили к игрушке пару новых кварталов, а в небольшой, до пояса всего, копии Храма Победивших Богов окна и двери засветились изнутри зеленоватым сиянием. В слезах прибежав к маме, малолетний некромант сперва и объяснить-то не смог, в чем дело, захлебываясь плачем. Мама все поняла сама, с первого взгляда на игрушечную нежить. И заботливо сожгла городок, чтобы у ребенка не было повода для слез и обид. Огонь никогда не был ее стихией, и для этого высокородной госпоже ау Йинорр пришлось, недолго думая, позаимствовать пару склянок жидкого пламени в кабинете мужа. Без разрешения и даже попытки попросить о нем, как и делалось обычно все в этой семье.

Вечером опять был скандал, и взрослые орали друг на друга далеко за полночь, кидаясь мелкими молниями о стены. А маленький Ринк, будущий энсайн, снова плакал у себя в детской. Только теперь ему нечем было утешиться — мирные мышки и лягушки отныне страшили больше воюющих день и ночь родителей. С тех пор больше никогда Ринк не повторял слов, которыми мать заставляла мертвых зверюшек забавлять свое дитя. И слез своих никому тоже не показывал.

На следующий день после своего совершеннолетия, наступившего, как и положено эльфу, в триста лет, высокородный ау Йинорр подал документы на офицерские курсы. Сестра к тому времени уже восемьдесят седьмой год бедовала в неудачном браке, променяв заемный ад родительских свар на свой собственный. Для него такого выхода не существовало, и про себя курсант, а впоследствии — энсайн ау Йинорр поклялся остаться холостяком и не принадлежать целиком ни одной женщине.

Но одно дело — женщина любой смертной крови, несовершенная, как ты сам, все равно, из долго или краткоживущих. И совсем другое, когда соблазняет, придя в ответ на бессловесный зов, прекраснейшая и вечная богиня. Совсем по-девичьи, несмело, жалуясь на свою беспомощность и прося защиты.

Не в силах противится, энсайн невидящим взором уставился в последние клочья тьмы у горизонта на западе, и прошептал пахнущие детством и маминой лаской слова заклятия. Без единой ошибки, заменив тремя вдохами недоступное живым имя богини, и точно на месте обрекаемых уронив в предрассветную серость четыре имени: Хугге, Гантлет, Уолтерс и Браун.

Закрыл глаза, улыбнулся облегченно, и провалился в беспокойный предутренний сон, ничего не помня и не зная о сделанном только что. До поры, до времени размена и выплаты выигрышей.

Сержант второго взвода третьей роты Триста Двенадцатой имени Мага-Императора дивизии Доминик Грассан любил свой лук. Пусть сослуживцы со своими арбалетами и стрелометами посмеивались над деревенщиной с дедовской охотничьей снастью, он не обижался. И свое простое оружие, поражавшее всех почти что двухметровым размахом сложноклеенных рогов, не променял бы ни на что иное. Арбалет бьет вчетверо сильнее, а стреломет вдвое быстрее опорожняет стволы — что же, зато лук делает и то, и другое без перерыва на шурование воротом или "козьей ногой". Да и прицельная дальность у него та же, что у арбалета с друзой кристаллов оптики, со стрелометом — так просто не сравнить. И уж кому-кому, а коренастому здоровяку Грассану ста килограммов силы натяжения как раз хватало, чтобы за полвздоха найти цель необъяснимым, сродни врожденной магии эльфов, тонким чутьем.

Сейчас же, в утреннем мареве, да еще против медленно восходящего над вражескими позициями солнца, сержанту то и дело блазнилась особенно наглая и нелепая цель. Верно жрецы на политзанятиях говорят, что развращенные эльфийским влиянием анарисские вояки тащат на фронт своих баб, тыловых подстилок и просто шлюх до демонова заговенья. Одна такая с самого рассвета изводила изнуренного воздержанием Доминика, нахально шныряя у самой линии окопов противника совершенно нагишом!

Вначале он не поверил — может, показалось. К тому же вся она была черная, словно осмолена с ног до головы. Даже эльфийские шлюхи из Ночных такими не бывают. Они серые, как пепел. Всяких приходилось видать, не первый сезон на фронте. А тут, покуда рожу угольную не разглядел, даже сомнение брало: может, хромовый костюм в обтяжку?

Нет, как есть, голая. Демоново отродье. Такую подстрелишь — по обе стороны Последней Завесы зачтется. Только как отметить удачный выстрел, сержант пока не придумал. Каким колером обозначить незнакомую породу. Сорок семь цветных нитей уже обвивали заклятые на неподвластие сырости рога лука: красные за человека, черные и белые за эльфа соответствующего цвета, коричневые за огра. Только зеленой, за гоблина не было пока не одной. Мелкие твари вертлявы, и до сих пор ни одну из них не находила дальнобойная тростниковая стрела с наконечником-иглой, надсеченной наискось.

Ну да ладно, тут главное — достать, взять на стрелу чужеземную погань. А как ее обозначить, способ сыщется. И цепки золотой из трофеев не жалко, если цель трудно дастся. Отчего-то не казалось, что добыча будет легкой, несмотря на явно не военную стать. Что-то еще с ней было не так, кроме цвета...

Стараниями нынешнего ротного, и всех предшествующих жрецов в его жизни, сержант не был силен в области вражеской прикладной теологии. А то бы знал, что цепь или проволока здесь нужна серебряная. Даже не за невозможное в принципе попадание. За самую мысль о выстреле.

Продрать глаза даже в ожидании восьмичасового аркналета оказалось трудновато. Первое утро на вверенной ему позиции энсайн ау Йинорр начинал едва ли не с головной боли. Во всяком случае, некоторая тяжесть и помутнение в сознании наличествовали. Да и помнился предшествующий вечер как-то смутно. Все больше серебряный диск луны с медленно наползающей тенью затмения не шел из мыслей...

Решительно помотав головой и плеснув в лицо холодной водой из чайника, подвешенного к перекладине наката, Ночной эльф отогнал ночные мороки. У входа в блиндаж уже переминались с ноги на ногу, деликатно покашливая и вполголоса переговариваясь, капралы с утренним докладом.

Инорожденные что Дня, что Ночи растительностью на лице и так обремененены не слишком, а энсайн и вовсе пока не нуждался еще в бритье. Так что резона задерживать подчиненных у него не было никакого. Поправив новенькую форму, темноэльфийский красавчик шагнул из тени блиндажа навстречу новому дню, щурясь на утреннее солнышко. Что-то показалось ему необычным в выстроившихся не по росту подчиненных. Ах да, почему-то сегодня их было трое, а не четверо:

— А где Браун? — энсайн удивился, не обнаружив среди капралов старшего.

— Посты проверяет, — не колеблясь, соврал Гантлет, — Каждое утро так.

— Отлично, позже я сам все обойду, — пропустил мелкую ложь эльф.

По молодости и неопытности, видно. На самом деле гоблин был к нему куда ближе, чем можно было бы подумать. Прямо за спиной, если точно. Просто искать трехфутового премьер-капрала, задирая голову, более чем вдвое рослому энсайну было бы как-то странно.

Шон Браун распластался поверх наката блиндажа, держа наготове тяжелую связку рисовых колобков в брезентовом рукаве. Тщательно прислушиваясь к каждому слову нового командира, и ожидая знака от остальных заговорщиков. Вот только не исполнение их общего замысла занимало мысли гоблина. Что-то отвлекало его, не давая сосредоточиться, вторгаясь из-за грани действительного.

Как будто кто-то еще был здесь, у подножия скрюченных пальм, на виду у противника. Полупрозрачное, темное пятно плавало в воздухе на краю взгляда, отпрыгивая каждый раз, стоило премьер-капралу чуть двинуть глазами или повернуть голову. Браун чуть было не обмахнул себя охранительным жестом. Но вовремя вспомнил про зажатую в руке рисовую перевязь и опомнился. Еще не хватало себе в лоб засветить увесистой снастью. В самый решительный момент...

А момент как раз наступал. Удовлетворившись своевременно прозвучавшим докладом подчиненных, темный эльф перешел к изложению собственного понимания ситуации. Той самой. С кадавром.

Доверчиво и отчего-то — сам не понимая и не помня, отчего — виновато глядя на стоящих перед ним, энсайн ау Йинорр начал. Сперва неуверенно, ожидая одобрения каждому своему слову. Оттого, видимо, облекая свои мысли в особенно четкие формулировки, с каждой следующей фразой звучащие все более напористо:

— Понимаю, что признать будет трудно... А сделать еще труднее... Но откладывать захват кадавра невозможно. Наличными силами эту задачу не решить. Значит, баланс надо нарушить. Слушайте!

Трое видимых капралов и четвертый, скрытый, напряглись, чувствуя, как худшие их ожидания обретают реальность.

Солнце быстро взбиралось на небо по лестнице пальмовых листьев. Тени обретали все более четкие очертания, превращаясь из размытых предрассветных пятен в карикатурные подобия отбрасывающих их предметов. Вот только у двух изогнутых стволов метрах в трехстах впереди тесайрского секрета темнота легла особенно густо. Словно кусочек ночи задержался не в свой черед на солнечное утро.

Грассан прищурился, силясь разобрать в сыром мареве, что творится на пригорке над анарисским командным пунктом. Тень ни по форме, ни по размеру не походила на скособоченные пальмы. Даже с поправкой на дрожащий полупрозрачный туман утренних испарений. На счастье, порыв свежего утреннего ветра отнес дрожащую хмарь с пригорка. Странная тень совершенно отчетливо обозначилась — давешняя черная шлюха!

Над вражеским командным блиндажом та отплясывала, крутясь вокруг пальм, как деревенская девчонка у майского шеста. То спрячется за утыканный обломками стрел ствол, то покажется снова, прижимаясь к лохмам облезающей коры самым нахальным образом. Сержанта такое поведение совершенно выводило из себя. Ну все, сейчас она у него дождется. Только момент выбрать, когда снова вылезет. Вот-вот, как раз...

Смоленая баба особо нагло завертела задом. Сержант Грассан натянул свой лук, уже зная, что не промахнется и получит право отметить оружие за невиданную прежде добычу.

Заканчивая изложение своего плана, энсайн ау Йинорр уже не ждал одобрения и поддержки от бывалых подчиненных. Только беспрекословного подчинения. Серебряное пламя плясало в его сузившихся в хищные щели зрачках, сияя едва ли не ярче утреннего солнышка. Гантлет и Уолтерс завороженно глядели в глаза темному эльфу, словно суслики — гипнотизирующей их многолапой кобре. Только Хугге бросил взгляд поверх плеча командира, и едва заметно кивнул приземистому силуэту, притаившемуся в тени двух изогнутых пальм. Петля вдвое сложенной для увесистости тесайрской рисовой перевязи чуть шевельнулась в руке скрывшегося от всех взглядов.

Пересилить исконно гоблинскую привычку поменьше попадаться на глаза очень трудно. Даже обзаведясь собственным, а не роевым именем, и званием, дающим право самому вызывать у некоторых окружающих желание поменьше перед тобой маячить. Особенно если эти окружающие относятся к категории "рядовой необученный". Все равно, где-то глубоко внутри, под зеленой гоблинской шкурой, остается уверенность: "Невидим — значит, неуязвим". Как будто незаметность может быть гарантией безопасности здесь, в Мекане, вотчине богов и Судьбы.

Секрет в том, что не обязательно видеть свою цель. Главное — знать, что эта цель твоя. А видеть при том можно нечто совершенно иное. Впрочем, имеющее едва ли не большее отношение к истинному положению вещей...

Прилетевшая почти беззвучно длинная, не в пример арбалетным болтам, стрела сорвала капрала Брауна с наката блиндажа, и глухо стукнув, пришпилила пробитое насквозь трехфутовое тельце к стволу пальмы. Имя и звание навсегда покинули того, кому они от роду не были положены, вместе с жизнью. Гоблин только пару раз дернулся, выронив рисовую перевязь, и замер, свесив голову. Изо рта потекла вязкой струйкой бурая кровь.

Увесистые мешочки с рисом зацепились, раскачиваясь, за торец жерди, торчащей из наката, а капли упали на плечо энсайну, ошарашенно вертевшему головой в поисках источника шума. Остальные тут же присели за бруствер, прикидывая, как бы подобраться к командиру и стянуть высокородного вниз, на дно траншеи. Наконец, тот задрал голову и увидел виновника переполоха.

— Шон? Вы? Как же... — растерянно пробормотал эльф.

Словно не он сам шептал на рассвете имена четверых подчиненных, подставляя их на положенные места в обрекающем заклятии. Первую четверть своей цены богиня получила сполна.

Одно хорошо, от ошаления энсайн так и сел, где стоял, убравшись с линии огня. Но лучше бы его тут же и пришибло второй стрелой, или чем угодно еще. Потому что сорвав с пояса раковину ближней связи в округлом жестяном футлярчике, эльф проорал:

— Первая! — и когда расчет левофланговой баллисты отозвался уставным "А-йе, хай-сэр", выдал, — Запад-два-север, дальность тысяча сто! Два болт, два огнешар! Беглым!

Направление огня надежно указывало древко стрелы, еще дрожавшее прямо над его головой. Дотянуться до энсайна и выбить раковину никто из оставшихся троих старожилов не успел. А перечить командиру или тянуть время рядовые и суб-капралы на местах приучены не были. Не прошло и двадцати секунд, как слева первый раз глухо лязгнул стальной лук метателя, и первая порция полутораярдовых баллистных стрел ушла на ту сторону по пологой дуге.

Прочие боеприпасы серии отправились следом с немногим меньшим перерывом. Уолтерс мог бы порадоваться за подчиненных — в норматив аркбаллистеры уложились с запасом. Финальное "У-ут... У-ут.." разгорающихся файрболлов разделяло вообще не больше дюжины вдохов. И своим молодым командиром вся "колченогая" могла бы гордиться. Огневая серия составлена была грамотно: пара снопов стрел лишит врага подвижности, сковав раненными, а огневая снасть выжжет всех начисто. С расстоянием, правда, промашка вышла: энсайн исходил из предельной дальности арбалета, а причиной гибели капрала Брауна был старый охотничий лук...

Все равно, отличная серия, отличный залп. Если бы только вся эта пальба не оказалась так не ко времени и не к месту. Или напротив, настолько ко времени и к месту. Это с какой стороны посмотреть...

Котел с горячим рисом покосился на своей низенькой двуколке, пробитый сразу тремя тяжелыми болтами. Долю секунды лысый, бровастый кашевар изумленно-рассерженно смотрел на испорченное дело рук своих. Затем выронил черпак, и тяжело рухнул лицом в дымящийся рис. Наконечник стрелы вышел у него между лопаток.

В то же мгновение закричали, наконец, те, кого длинные аркбаллистные болты нашли в очереди к полевой кухне, с мисками и ложками в руках. Змеящаяся нестройная толпа рассыпалась, хватаясь за оружие. Тут и пришла вторая волна стрел.

Успевший как раз к завтраку сняться с дежурства Грассан не знал, что его последний выстрел принес-таки право на новый цвет нити. Только не золотой или серебряной — зеленой. Что тоже бы его порадовало, не стой сержант в этой же очереди, и не обратись в пепел, оттаскивая из-под обстрела рядового-односельчанина с пронзенной длинным болтом аркбаллисты ногой.

Полминуты свиста стрел, два разрыва огненных шаров, выметающих укрытую от прямого огня лощинку — и половина личного состава третьей роты Триста Двенадцатой разом перестала существовать.

Что для ее командира было вполне ясным доказательством: анарисцы готовят несезонный прорыв! Сын пекаря, капитан Жиль Дюбуа был человеком недалеким и подозрительным, весь в отца, и прочих Дюбуа, от века селившихся западнее Анара. От эльфийских прихвостней этот честный подданый Мага-Императора ждал любой пакости днем и ночью, а пуще того — во время священнодействия, каковым для него было каждое принятие пищи. Особенно завтрак, навсегда связанный с запахом горячего хлеба, вынутого отцом из печи.

Здесь, на меканском фронте, хлеб такой, что о нем и думать не хотелось, даже когда тот был в наличии. Больше рисом обходились. И кофе дрянной, так что нечего жалеть пролитой на штаны жестянки.

Впустую пошарив свободной рукой по столу в поисках связных амулетов, Дюбуа опомнился. И опрометью бросился в соседнюю палатку, к хрустальному шару, лихорадочно припоминая коды вызова. Искать связиста времени не было, да и жив ли тот старшина после предательского огневого налета противника. А тут главное успеть, пока в пролом не пошли анарисские штурмовые кадавры.

Связной, по счастью, нашелся, на четвереньках вприпрыжку принесясь из огненного ада общего завтрака. И своему ротному немало помог в лихорадочном вызове подкреплений — всех, всяческих, отовсюду! Удара с воздуха, боевого мага, и кадавров, кадавров побольше!!!

Клубы пламени, отражавшиеся в крутом хрустальном боку шара, и растущий ряд тел, выкладываемый между горящей лощиной и штабной палаткой, убеждали вышестоящих на связи в явной необходимости оказать помощь. Все затребованное было уже в пути. Разве что, с воздухом повременить придется. Каждый флайбот на счету, и посылать штурмовые "двойки" или "десятки" без предварительной разведки никто не станет. Хоть демоны строем напирай на позицию.

— Беспокоящий огонь из всех видов оружия! — Дюбуа малость оклемался, и отдавал вполне разумные приказы, призванные сорвать развитие наступления противника, — Каждые десять минут перенос залпа, "блуждающий шквал"!!!

Залповая катапульта отсчитала первую тройку огненных шаров. Колесные стрелометы на максимальном угле возвышения рассеяли веера болтов, перекрывая сектора поражения друг друга. Речные стрелки побежали по ходам сообщения, заполняя через одну опустевшие ячейки. Нестройные залпы их арбалетов отмечали время поотделенного занятия позиций. Маскировочная мгла, вызванная доступным любому заклятием, заструилась над линией окопов. Словом, пошла работа...

Очередным залпом тесайрская катапульта вместо файрболла или горшка с отравным туманом закинула на позицию три корзины наследственно измененных, безлапых гадюк. Одну — прямо на расчет левофланговой аркбаллисты. Заряжающие отбились вымбовками ворота, и успели выскочить, а наводчик с командиром орудия остались, где стояли. Заботливо оборудованная позиция превратилась в змеиное гнездо.

Какой-то идиот из последнего пополнения с перепугу кинул туда фунтовый файрболл. Боезапас сдетонировал, и все. Ни змей, конечно, ни семнадцатифунтовки, ни самого кретина. Только пятно копоти.

Впрочем, пока на левом фланге оставался секунд-капрал Сэм Уолтерс со своей ручной баллистой, отсутствие стационарного метателя как-то еще можно было пережить. Нет в Мекане цели ему не по зубам. Даже на Воина-Жреца кое-что найдется...

Армейскую ручную баллисту можно ведь зарядить не только малокалиберным файрболлом или колбой "ведьминого студня". От дюжины стрел или целого вороха надсеченных игл толка, правда, уже поменьше будет — убойной силы и на три десятка ярдов не достанет, как у обычного стреломета. Другого боеприпаса не подвернется, можно снарядить и камнем подходящего размера.

Вот только против всего перечисленного у тесайрского боевого мага защита изначально стоит. Однако есть в Мекане вещица, подходящая к ручной баллисте по размеру, как ключ к замку. Легкая, словно моток шерсти — защитное заклятие не сочтет ее опасной. И смертоносная при удачном попадании не менее, чем все помянутое выше.

Гнездо живожорки, вот как это называется. Днем насекомые спят, и осторожно, палочками, можно перенести его на плоский камень в ведре с водой. Воды живожорка не любит, через ту же реку переносится только ветром. Да и то, не взрослая. Пуховки мелких кладок совсем уж крохотных яиц летят по воздуху от легчайшего дуновения. Из каждой выйдет будущее гнездо. Если снарядить баллисту комком малинового пуха достаточно быстро, мелкие твари не успеют разбежаться до выстрела.

У секунд-капрала Уолтерса на всякий случай котелков с гнездами живожорки, закрытых вдобавок крышками, на каждом фланге по паре прикопано было. Да еще в центре три штучки, для особых обстоятельств, навроде нынешних. Каждодневно обстоятельный халфлинг подливал туда свежую воду и кидал на камень кусочек солонины. Чтобы насекомая смерть с голоду не совсем загнулась. От армейской-то пайки она только злее становится...

Воин-Жрец, тесайрский боевой маг, шагнул в траншею левого фланга "колченогой" из фиолетовой вспышки телепосыльных чар. Когда надо, полевые части Внешнего Круга не стеснялись в расходах магических ресурсов и не страшились сбоя адресации портала. Родина зовет — какие отговорки возможны!

Пускай на неискушенный взгляд фигура казалось нелепой. Головной убор из цветных перьев и набедренная повязка составляли всю одежду Воина-Жреца. Да еще вдобавок замысловатого плетения амулетные ожерелья, пояс и браслеты на руках, татуированных и раскрашенных извилистыми полосами так же, как лицо и грудь. Жутковато загнутый стальной коготь крюкортика на боку...

Этот облик в Мекане знал каждый. И страшился любой, все равно, к какой бы из воюющих сторон он не принадлежал — боевые маги полевых частей Внешнего Круга были равно беспощадны к своему, давшему слабину и чужому, подвернувшемуся под удар.

Напрасно анарисские стрелки отчаянно накручивали колеса станковых стрелометов под неумолчный треск срывающихся со взвода метательных планок. Струи болтов расходились веером, упираясь в защитное заклятие тесайрца. Сначала одна, а затем и вторая тренога опрокинулись, рассыпаясь под напором несомого им магического щита. Колесо с рукоятью, подпрыгивая, покатилось под уклон траншеи. Одному стрелометчику удалось отползти на карачках, второго Воин-Жрец походя раздавил движущейся защитой не хуже штурмового кадавра.

Разрыв вручную брошенного фунтового файрболла щит тесайрца вобрал с голодным всхлипом, всосав до последнего язычка пламени вместе с жизнью метнувшего. Приберегаемая на особый случай магическая мина-мясорубка, срочно присыпанная мусором у изгиба хода сообщения, сработала впустую. Только скрутила и переплела по-новому, клубком стальной лапши, балки противокадавровых рогаток. На этот раз хоть горе-сапер успел смыться. Искропривода на "Семьдесят Седьмой", как ни крути, уже давненько не было, а морозомет по эту сторону фронта и вовсе не в особом ходу был. Но и против метателя рукотворных молний или ледяных струй нашлось бы у отличника боевых и политических заклятий подходящая магия.

Так уж вышло, что сан-тениенте Ледуайен, Воин-Жрец Внешнего Круга, получил отличную возможность показать себя в деле впервые. И надо сказать, что молодой специалист не подкачал, не подвел принявшую недавнего выпускника полевую часть. Струи ядовитого тумана срывались с его рук, стекая по трансмутационным драгоценностям браслетов и завиваясь в рваные спирали. Метровыми жгутами отрава хлестала по вражеским окопам. Зеленые сполохи мертвящих заклятий вспыхивали всюду, где наблюдалось хоть малейшее шевеление противника. Поистине, наставник боевого мага, профессор военной кафедры Имперского Университета, сан-команданте Дюшантен мог бы гордиться любимым учеником.

Не наученный печальным опытом файрболлометчика, на бруствер вылез какой-то малорослый стрелок с ручной баллистой. Как будто материальное оружие могло повредить искушенному в магических искусствах Воину-Жрецу!

Самонадеянный молодой маг просто не мог разглядеть того, что отлично было видно секунд-капралу Сэму Уолтерсу. Зрелище это не доставляло халфлингу удовольствия, но давало надежду нанести неуязвимому врагу удар. Слишком много секунд — почти полдюжины — прошло с момента, когда он осторожно вложил гнездо живожорки в лоток взведенного заранее метателя.

Малиновые брызги насекомых уже высыпали на ложу баллисты, разбегаясь по метательной пластине на рога лука. Лязгнул спуск, ударом стряхивая смертоносную мелкоту. Описав крутую дугу, легкий, медленно плывущий по воздуху снаряд впечатался прямо в грудь неостановимо прущему вперед тесайрцу. Тот удивленно потянулся стряхнуть странную помеху, но было уже поздно. Раздуваясь на глазах, живожорки в кровавой кипени вгрызались в плоть все глубже, легко пройдя ребра. Еще миг, и вместо сердца боевого мага в груди зашевелился ком насытившихся насекомых.

Долгим взглядом последних секунд жизни сан-тениенте Ледуайен уставился на своего убийцу. Голова и руки его еще работали, и все необходимое было сделано автоматически, как учили на военной кафедре Имперского Университета. Еще никто, сумевший навредить Воину-Жрецу, не уходил безнаказанным. Честь Внешнего Круга требовала отмщения — немедленного, действенного, демонстративного. На том стояла, стоит, и стоять будет Тесайрская земля.

Уолтерс не успел понять, что с ним происходит. Зато у тех, кто по несчастью оказался рядом с секунд-капралом в его смертный час, картина эта не изгладится в памяти уже никогда. Все пять стихий приняли участие в разделении души и тела халфлинга, не оставив от последнего ничего, пригодного к погребению.

В этом было своеобразное признание воинских умений посягнувшего на Воина-Жреца — смерть быстрая, и не оставляющая зримой поживы Лунной Богине. Но для окружающих показательная, деморализующая до крайности. Когда честь и польза вступают в противоречие, от одной берут суть, а от другой — видимость. Которая зачастую оказывается куда сильнее простого действия...

Впрочем, повелительница неупокоенных в накладе не осталась. Не тело, годное лишь для того, чтобы восстать вновь умертвием, было ей нужно. Даже не душа, что вечным воем теперь будет славить богиню в ее бесчисленной свите. Еще одно препятствие полной власти там, где привыкла к ней Лунная, устранено — вот главное. Второй размен дня был совершен. Настала череда следующего.

На правом фланге, по сухому песочку, штурмовые тесайрские кадавры шли вперед без труда. Новый искропривод обещали поставить третий месяц, ловчие ямы, отрытые невесть когда, заплыли, мины, кроме огневых, кадавров не брали. Оставалось справляться самим, средствами подешевле.

Из таковых имелась семнадцатифунтовая аркбаллиста на поворотной станине с колесным нижним станком. Заслуженная, и пристрелянная по всем местным ориентирам давным-давно, еще при первом командире позиции. Следы времени и бесчисленных вражеских атак ясно виднелись на метателе. Верхний щиток, качающийся, еще в незапамятные времена был снесен близким разрывом файрболла. Помнится, тогда еще пришлось обгоревшую тетиву менять. Хорошо что Браун, легких шагов ему за Последней Завесой, сумел достать новую, из сверхпрочной паутины наследственно измененных кара-арахн.

Но что баллиста, пусть даже осадная тридцатидвухфунтовка только что из арсенального резерва мирного времени, без грамотного наводчика? Мертвая материя, даже не кадавр с его заемным жизнеподобием. Незаклятый амулет. Безделушка.

У "Старушки Ханны", как прозвали свою любимицу аркбаллистеры, душа наличествовала. И был этой душой командир метателя, а по нехватке офицеров еще и взводный, секунд-капрал Джереми Гантлет. Пустобрех — да, хвастун — да, щеголь и белоручка — не без этого. Но в приложении к прицелу и панораме никчемный по всей повадке человечишка становился если не самим богам, то их аватарам и демонам равен во весь свой невеликий рост. Словом, как есть высокодуховное явление.

Сейчас душа эта трудилась в поте лица над самосовершенствованием в избранном искусстве. Уже три легких разведочных кадавра с "той" стороны уткнулись острыми мордами в песок, разбросав самоцветные осколки управляющих цепей сквозь щели растрескавшейся брони. Это было легко — каждая атака начиналась этаким танцем слабо вооруженных плавающих зооморфов. Быстро вперед, быстро назад. Если удастся, конечно...

Над зарослями колючки у линии тесайрских окопов воздвиглись новые, приземистые силуэты, помассивнее прежних. Шустро перебирая лапами, перевалили через бруствер, и махом проскочили половину нейтральной полосы — только один удалось подбить издалека. Гантлет взохнул, утирая пот со лба. Ну вот, напророчил, как храмовый крикун. Пошли средние. Да еще с колесными стрелометами на башке вдобавок.

Стрелы залязгали по стальным рогам лука, нижнему щитку аркбаллисты. Джереми сжался, пытаясь весь спрятаться за узкой станиной прицела. Пара болтов порвала на нем щегольскую пятнистую куртку, еще один надколол кристалл прямой наводки.

Секунд-капрал зашипел, сквозь зубы сплевывая сбитые наконечниками стрел прямо в лицо песок и окалину. Разобрать сказанное точно было нельзя, но что-то о гномах, каковые по его версии приходились кровными родичами Магу-Императору Тесу Вечному, прозвучало несомненно.

Как только очередь стрел ушла в сторону, Гантлет с удвоенной энергией закрутил маховики, выцеливая супостата. Без прицела, наводя по желобу баллисты, сразу положить файрболл под корпус не удалось. Но и так неплохо: огненный шар пришелся кадавру в левый бок, оторванная передняя лапа, вращаясь, улетела назад, к тесайрцам. Башку свернуло на сторону, колесо внешнего стреломета погнуло. Вместо осмысленных движений зооморф лишь подергивался и елозил в песке оставшимися тремя лапами. Готов, зверюга!

Если бы только он тут один такой был... В облаке маскировочной мглы правее подбитого возился кадавр покрупнее. Отсюда не разобрать, какой марки, видно только, что зооморф, стойка низкая. От осадных антропоморфов Судьба пока миловала.

— Файрболл! — требовательно рявкнул Гантлет, не отрываясь от друзы кристаллов панорамы, — Файрболл, демоновы дети!!!

Но на его призыв никто не отозвался привычным "А-йе, сэр", и мягкого удара семнадцатифунтового шара сгущенного огневого тумана по лотку аркбаллисты не последовало. Секунд-капрал раздраженно обернулся, чтобы глаза в глаза напомнить бездельникам из штатного расчета метателя, что он с ними самолично сделает, не доверяя расправу Судьбе и противнику — вплоть до Воина-Жреца. Потому что все их усилия вровень с его яростью и близко не станут.

Да вот беда, отозваться или даже просто внимать цветистому гневу лучшего наводчика "семьдесят седьмой" было некому. Двое заряжающих валялись у ворота, утыканные стрелами с одной очереди, как дикобразы, штатный наводчик куда-то подевался — крови на песке много, а других следов видно не было.

Впрочем, что бы ни убрало его с аркпозиции, корзине с файрболлами это не повредило. Да и работа заряжающих была уже закончена: метательный стакан аркбаллисты встал на боевой взвод. Если не лениться, и самому пристроить снаряд на лоток, верный выстрел в запасе. А там посмотрим. Ворот и в одиночку прокрутить можно.

Тем более, что пока это и не требуется. Три деления вправо, упреждение пять, поправка на ветер... Пошел!!!

Огненный шар с набирающим силу гудением унесся к ворочавшемуся в маскировочном тумане громоздкому силуэту. Низкий рык разрыва, всплеск распарываемой вспышкой мути — больше ничего не шевелится, и про это направление на пару минут можно позабыть. Если крутить ворот поскорей, так и вовсе повода для беспокойства не будет.

Успел. Новый файрболл удобно устроился в метательном стакане. Впрочем, спешка оказалась излишней. Со стороны тесайрских позиций ничего не нового не показывалось. А все уже замеченное дополнительной порции огневой снасти не требовало. Вот только сбоку над ямками в песке какое-то странное марево дрожит, потихоньку сплывая в сторону от директрисы. И главное, ямки эти вроде как прибавляются шаг за шагом...

Повинуясь неясному позыву — охотничьего инстинкта, а может, страха, Гантлет сорвал станину аркбаллисты со стопора, вручную разворачивая на цель. Поймал самый центр марева желобом, едва не сорвав ограничительный упор, отжал спуск.

И только после этого, за долю секунды, пока разгорающийся огненный шар преодолевал расстояние до странной мишени, понял, что лучше бы этого выстрела, непредставимо удачного, фантастического, главного в жизни, не было вовсе. Не потому, что превзойти достигнутое совершенство в работе с аркбаллистой не суждено ни самому стрелку, ни всем прочим. Оттого лишь, что зона гарантированного поражения незащищенной цели семнадцатифунтовым файрболлом — две дюжины ярдов.

А последнюю ямку в не дающем определить расстояние до него мареве отделяло от бруствера меньше, чем дюжина.

Снаряд канул в дрожащую пустоту, с гулом впечатавшись в невидимую цель. От удара защитное заклятие дало сбой, и первые волны клочковатого пламени, побежавшие по броне закругленно-плоской головы тяжелого штурмового кадавра "Маг-Император-3М", секунд-капрал успел увидеть. Затем разрыв файрболла превратил все вокруг в мгновенно прогоревший прах, взметенный обратной тягой оседающего огня.

Остов кадавра, потрескивающий от жара, и покосившаяся станина аркбаллисты — единственное, что осталось на местах. Остальное истлело и перемешалось меньше, чем за полсекунды, оседая теперь легкими хлопьями черного снегопада. Предпоследняя помеха, раздражавшая всевластную богиню, исчезла, развеявшись легким ветром. Третья обреченная душа прибавились к вечно воющей свите...

Торжественно перебирая небольшими, изящными лапами и осторожно вертя цилиндрическими головами, два анарисских "Милленария", новейших штурмовых зооморфа, перевалили через линию своих окопов полусотней ярдов левее командного пункта. С леденящим хрустом разрядили по врагу встроенные кристаллы светосброса. Двинулись вглубь нейтральной полосы, набирая ход с натужным урчанием. Это был полковой резерв, последнее, что "колченогая" могла затребовать без согласования с вышестоящим командованием.

Продержались "Тысяцкие" на поле боя недолго. Один сгинул в тылу чужой позиции, напоследок окутавшись зеленым сиянием мертвящего заклятия большой мощности. Второй до вражеских окопов так и не дошел, прожженый насквозь огненными копьями светосброса тесайрской противокадавровой батареи. Низко прошедшие пятидесятисемимиллиметровые столбы света выжгли дымящиеся полосы в грунте, демаскирующие позицию.

Врезать бы туда из семнадцатифунтовки, да похоже, уже обе разбиты. Правый фланг огрызался разрывами огненных шаров дольше, но сейчас затих и он. Ответить врагу "Семьдесят Седьмая" не могла уже никак. Просто нечем крыть. А значит — пора.

Раковина дальней связи в штампованном стальном футляре с решетчатой крышкой на поясе оказалась, на счастье, цела. Сквозь окошко в сетке темный эльф набрал код вызова штаба сектора, едва попадая по жемчужинам, врезанным в оправу:

— Суб-генерал? — напряженно вслушивался он сквозь треск разбушевавшихся в бою стихий, в надежде уловить отклик, — Это "Семьдесят Седьмая"!

В ракушке что-то пискнуло, явно по-женски, но спустя всего пару секунд голос сменился на мужской. Оперативность связистки Дженкинса оказалась выше всяких похвал. Тратить выигранные мгновения на обмен приветствиями было бы святотатством. Торопливо энсайн ау Йинорр прокричал в перламутровый зев раковины:

— Тесайрцы втянулись! Я выманю их, сколько смогу! Вы получите право на удар стратрезервом! Ударите — двину линию вперед, за "Мантикора"! Отмашка!!!

Ответа он не услышал, потому что раковину расколол арбалетный болт, едва не пробив ладонь. Хорошо, скользнул между ухом и пальцами, только рассекая их глубокой царапиной. Мгновенно эльф развернулся в ту сторону, автоматически выхватывая офицерский восьмиствольный стреломет кровоточащей рукой.

Поздно. Надвигающаяся масса кадавра выросла прямо перед энсайном быстрее. Десяток могучих лап сновали у самого лица командира "Семьдесят Седьмой". Мертворожденный монстр разворачивался, сминая бруствер. Откатиться, выскользнуть, пока еще возможно...

Что-то изо всех сил ударило его в грудь, отбросив назад, чуть ли не под самые пальмы. В запале энсайн ау Йинорр попытался сразу вскочить, но почему-то у него это не получилось. Даже с помощью вынырнувшего ниоткуда Хугге. Санитарные навыки в огре возобладали над командными. Родительский инстинкт в нем вообще был развит непропорционально, сильней даже, чем в прочих соплеменниках.

Пусть птенчик подвел под раздачу, положил половину личного состава — нянька не бросит, не подведет несмышленыша. К тому же пораненного. Взвод и без Хугге продержится. Ништо, обойдется. Спасти темноэльфийского офицера представлялось главным в неразберихе боя. Не может идти — вынести, на себе вытащить из-под лап наваливающегося всей мощью кадавра!

Ему бы упасть, где лежал, откатиться в сторону, замереть в ложбинке, бросив неудобную ношу. Вместо этого, развернувшись со всего маху, словно метатель стофунтовых медных чушек на состязаниях в родных его горах, огр отшвырнул тело своего недолгого командира как можно дальше прочь, к безопасному окопу. Да так и застыл, стоя перед надвигающейся тушей, вооруженной искроприводом.

Пролетев почти дюжину ярдов, энсайн откатился по разбитому накату блиндажа под самые огрызки пальм, густо истыканные болтами стрелометных очередей. Теряя чувства от боли, он успел еще увидеть, как сине-белые плети молний хлещут выпрямившегося во весь свой одиннадцатифутовый рост подчиненного. Огр принимал разряд на себя, отводя его от раненого — пусть на несколько секунд, пока голова тесайрского кадавра не развернется к новой, активной, сопротивляющейся цели.

Тяжеловесное тело долго не умирало, сотрясаясь и дергаясь в сети оплетающих его молний. Наконец, дымящейся грудой одиннадцатифутовый труп рухнул, где стоял, не имея возможности сохранить изначальную форму на сломанных судорогой мускулов костях. Развернувшийся кадавр, лениво переставляя лапу за лапой, уполз куда-то в туман, бесстыдно подставляя борт удару. Но здесь уже некому было воспользоваться оплошностью штурмового зооморфа. Богиня могла быть довольна.

Последний из четверых, удерживавших позицию по эту сторону Последней Завесы, в ее власти. Настало время торжества и расплаты по счетам.

Командный пункт сектора фронта был неплохо прикрыт от атаки с воздуха, да и комендантский взвод тоже не зря пайки получал. Что умел суб-генерал Дженкинс, так это грамотно подбирать кадры. Не зеленая фронтовая лягушатина, не расхлябанные "специалисты" из магподдержки — отборные бойцы, уступят только рейнджерам под заклятием. Бояться командующему позицией было нечего и некого. Если и закрадется дурная мысль, так девочки из отделения обслуги разом настроение поправят. Их Илайя Дженкинс тоже находить умел, на радость себе и подчиненным бессовестно обирая обычные полевые бордели и прочие банно-прачечные конкордаты.

Однако со вчерашнего вечера суб-генералу отчего-то было не по себе. Да и с утра, если честно, хороших новостей ждать не приходилось. Особенно с "семьдесят седьмой". Нечего было с эльфийским отродьем вчера миндальничать. Доведет он дело до беды. Неясно, как, но доведет.

И услышанное только что по раковине дальнего диапазона, заботливо поднесенной ловкими пальчиками дежурившей у стола с амулетами связи курносой блондиночки, эти дурные предчувствия лишь подтверждало. Что за план? Какое повышение уровня?

Суб-генерал опрометью кинулся к хрустальным шарам оперативного информирования. Без труда отыскал помеченный двумя семерками, лязгнув замком, откинул защитно-изолирущий колпак. И понял, что не ошибся — ни в выборе шара, частенько оказывающегося не в своей ячейке полевого иллюзор-информатория, ни в предчувствиях.

Хрусталь жаждал разорваться от вспышек пламени и разрядов, бьющих изнутри в округлые бока. Переполняющие шар отравный туман и маскировочная мгла, казалось, сейчас хлынут наружу. Голубоватым сиянием где-то слева замерцал морозомет, затрещал лед, и от прозрачной глади явственно повеяло холодком.

По-быстрому нацепив массивные перстни настройки, Дженкинс завертел шар в ладонях, выбирая масштаб. Огненные точки контроля зажигались и гасли на хрустальной поверхности, приближая и отдаляя остовы разбитых тесайрских кадавров, воронки и выжженные пятна от файрболлов, меняя ракурсы сцен боя. Судя по всему, ситуация действительно серьезная, и пути назад, к вялому позиционному противостоянию не предвидится. Демонов сын, эльфенок...

Поддаваться панике суб-генерал не умел. Только злее становился. Иначе бы и не пробился на свою нынешнюю должность, поднимаясь в звании каждое сезонное наступление — неважно, с какой стороны войска двигали первыми. И сейчас, прежде всего, уяснив ситуацию на "колченогой", перешел к оценке тактических перспектив.

Свои были хорошо известны. Накопление к сезонному прорыву не завершено, но основной кулак сформирован. Как и у противника, надо полагать. Теперь преимущество получит тот, кто подставится первым и потеряет из накопленного больше. Ох, как не хотелось становиться потерявшим, по милости высокородного сопляка...

Чем-то ведь придется залатывать образующуюся сейчас на месте "Семьдесят Седьмой" дыру. И что в нее побросать, чтобы остановить рвущийся поток тесайрцев, тоже еще вопрос. Для ответа на который надо получить хотя бы какое-то представление о масштабах этого потока. Дженкинс перебрался к двухфутовуму шару стратегического наблюдения.

Тесайрские Воины-Жрецы знали свое дело, прикрывая передний край и колонны войск на марше маскировочной мглой и маревом невидимости. Но само применение маскировки указывало на происходящее. Наподобие нынешнего случая, когда клочья мглы и марева буквально роились у тесайрцев в тылу. Как ни смотри, стекаясь к "Семьдесят седьмой". Для очистки совести командующий сектором вызвал опцию деиллюзатора, пройдясь до третьего слоя.

Половина темных пятен на рокаде превратилась в явственно видимые колонны речных стрелков и болотной кавалерии на голенастых эпиорнисах, походные ордера штурмовых кадавров. Четверть исчезла вовсе, разоблачая лишние цели, а четверть так и осталась защищенной. Изобличая тем цели настолько важные, что на их укрытие не пожалели новейшего заклятия. Осадных кадавров-антропоморфов, а то и отряды Воинов-Жрецов, полевые части Внешнего Круга...

Все это изобилие было направлено к набирающей обороты мясорубке "колченогой", подставленное для удара, как оживленные заклятием марионетки в стратегическом тренажере. Похоже, на сей раз все потерявшим окажется не Илайя Дженкинс, и не Анарисс...

— А ведь у парня выйдет! Боги Дня и Ночи, у него получится!!! — суб-генерал заметался по бункеру от шара к шару, — Вызывайте по "Отметке 77" воздух!!!

Военно-полевые наложницы, заодно исполняющие роль доверенных связисток, наперебой заверещали в раковины дальнего диапазона поправки и вводные. Одну ракушку суб-генерал вырвал из рук ближайшей девчонки, чуть не раскровянив себе и ей пальцы зазубренными шипами.

— На связи!

— Премьер-капитан ау Риггор, — безучастный тон едва прорывался сквозь вой ветра в снастях воздушного корабля, — Флай-крейсер второго класса "Совершенство".

— Суб-генерал Дженкинс! — проклятье, этот высокородный капитан мог бы отдавать приказы ему самому, и будет в ближайшем будущем, но сейчас... — Где вы?

— Отметка 62, курс Юг-два-Запад, высота тринадцать тысяч футов, — так же бесстрастно доложил эльф.

— Запрос на удар светосбросом Стратегического Резерва по отметке 77! — сделал свою ставку офицер-человек.

— Основания? — что же, следовало ожидать этого вопроса.

Обязательного, как ни суди. И становящегося чисто формальным только среди тех, кто привык полагаться друг на друга со времени детских игр. Желательно, заброшенных тому уж лет пятьсот. Суб-генерал вытер пот со лба, переводя дыхание перед самым важным ответом сегодняшнего дня, всей кампании, карьеры, а может быть, всей жизни...

И словно с чужого голося, вливающегося в уши неслышным шелестом речной осоки в лунном луче, четко проговорил:

— Тактический успех провокации, вызвавший стечение значительных сил противника к Отметке 77, позволит ввести в прорыв части "Колонтитула" и "Буквицы", с последующим охватом вражеского фланга.

Несколько долгих десятков секунд воздушник дожидался подтверждения от своего командования, которому доклад суб-генерала ушел параллельно. Затем отозвался с той же безукоризненной вежливостью, немыслимой здесь, среди крика и ругани низового штаба:

— Запрос принят. Корректируйте вводную.

— Полоса поражения три, глубина девять, направление Юг-пять-Запад, ориентир — подбитый кадавр типа "Мантикор", — выдохнул в холодый зев ракушки добившийся своего человек.

Без проверки, без лишнего взгляда на карту воспроизведя данные, впечатавшиеся ему за сегодняшнее утро намертво.

— Вас понял, три-девять-юг-пять-запад, "Мантикор". Отмашка!

— Отмашка!!! — на кодовое слово окончания связи дыхания едва хватило.

Только теперь он заметил, что порвал губу о надколовшийся слой перламутра. Кровь текла по подбородку на пропотевший воротничок и сбившийся галстук, вылезший из-под форменной куртки. Неважно. Найдется, кому выстирать и отгладить перед церемонией награждения. Самое важное дело дня, карьеры, жизни сделано. Только почему так пусто внутри, и нет радости в большом и жадном до жизни теле краткоживущего смертного?

Энсайн приближался к Последней Завесе без мира в душе. Сознание недолго командовавшего "семьдесят седьмой" меркло, переполняясь чувством неизбывной обиды. Он заплатил необходимую цену, переступил свою душу. Больше здесь не должны были убивать из-за нелепой зацепки на ровной, как полет стрелы, линии фронта. Все должно кончится вместе с жизнями четверых, бросивших вызов самому порядку вещей.

Словно в ответ, именно в этот момент волна атакующих тесайрцев перевалила через спинной хребет "Мантикора". Один остановился на самой вершине гребня, размахивая взводным значком с пламенеющим треугольником Мага-Императора. Самим этим утверждая конец всем надеждам, конец позиции "Отметка 77" и всех, кто вкладывал в эти две косые, надломленные черточки свои жизни.

А затем с неба, прямо в остов проклятого кадавра пролился, стирая тени человеческих фигурок, столп света, заставившего сталь и бронзу конструкции таять, словно воск свечи, а самоцветы управляющих цепей рваться фонтанами искр. Боги держат свое слово, пусть не так, как мы ждем от них, но точь-в-точь так, чтобы никто не смог этого оспорить.

Светопад широким размахом ушел вглубь тесайрских позиций, навечно ослепляя живых, на миг поднимая мертвых и сжигая всех и все без разбора. Только энсайну ау Йинорру уже ничто не могло повредить в этом мире. Он пришел в себя на бруствере, среди обломков блиндажного наката. Щепки не уцелевших на сей раз пальм тихо тлели вокруг, опаленные отсветами последнего удара. По всему периметру никто не подавал признаков жизни, и энсайн удивился: как же он сам уцелел, и все еще может думать, видеть, чувствовать?

С последним, впрочем, было трудновато, как и с возможностью двигаться. А расслышать что-либо, включая стук собственного сердца, и вовсе не получалось. Но это было нормально, правильно: после грохота боя, близких разрывов файрболлов и финального безумия светосброса, с низким рыком испаряющего все на своем пути луча, уши частенько отказывали на час-другой. Ничего большего просто не могло произойти. А если бы и произошло, энсайн не смог бы этого понять — молодому эльфу не доводилось умирать раньше. Он попросту не имел такого опыта. Как, впрочем, и все смертные, коротко или долгоживущие.

Оттого ему оставалось только зачарованно смотреть, как над "Отметкой 77" плывет угольно-черная фигура. Невыразимо прекрасная, и в то же время, немыслимо отталкивающая во всей своей красоте. Белоснежные волосы невесомо парили, мешаясь с клочьями едкого тумана, разорванные ветви заградительной колючки ласкали точеные икры стройных ног. Нагая женщина, рост и возраст которой нельзя было угадать в раскаленном мареве, шла по насквозь отравленной, сожженной и изрубленной земле. По самым смертоносным местам, будучи еще смертоноснее и жутче в каждом своем движении.

Легко, но как-то замедленно, словно в воде, антрацитово-черная склонялась над останками, каждый раз зачерпывая ладонью что-то невидимое. Губы на безукоризненно красивом лице беззвучно шевелились перед тем, как жадно выпить новую порцию. Но снова и снова она выпрямлялась с легким разочарованием, словно очередной глоток не утолил и доли извечной жажды. Или вкус смертного нектара оказался не столь изыскан, как хотелось.

Шаг влево, шаг вправо, глоток за глотком, все ближе и ближе. Она искала кого-то, и энсайн ау Йинорр знал, кого именно. Если б сердце его еще билось, то сейчас оно замерло бы от этого знания — не в страхе, в предвкушении неслыханного. Наконец, сияющая темнотой совершенная фигура остановилась над потомком древнейшего рода Ночи. Бесконечно медленно нагнулась, леденящими струями роняя пряди снежных волос на развороченную грудь энсайна ...

Его взгляд встретился с наполненными белым огнем провалами глаз. Угольно-черное лицо с светящимися серебром тенями и брызжущими тьмой бликами склонялось все ниже и ниже. Энсайн был достоин того, чтобы утолить им вечную жажду без посредства рук или ритуального сосуда. Прежде чем сомкнуться с его собственным, мертвым и запекшимся ртом, губы богини вновь пошевелились, открывая имя повелительницы новому спутнику.

Она сказала — пойдем со мной.

И ему было нечего возразить.

FIN

Мартыненко В.Ю. 28.4-30.5.2004