Новгород столица Руси. (Текущее обновление)

Глава 13.

Восшествием на княжеский престол закончился важнейший этап легализации Александра Томилина в новгородском обществе 15 века. Казалось бы, я теперь в шоколаде — сиди себе на троне булки жуй да девок щупай. Однако желающих погреть свою пятую точку на новгородском престоле навалом, а поэтому необходимо двигаться вперед без малейшей передышки. Стоит остановиться хотябы на минуту и все пойдет прахом, к томуже голова Новгородского князя не привинчена на болтах и в мгновение ока может слететь с плеч.

Княжеское звание вместо ожидаемых плюшек, взвалило на мои плечи новые неподъемные задачи, а возможностей и главное финансов у новгородского князя не прибавилось. Как повернется дело с московской авантюрой, я не знал, а поэтому мои грандиозные планы были писаны на воде вилами. Находясь фактически в подвешенном состоянии, я прекрасно понимал, что как бы ни повернулись дела в Москве, летом придется повоевать по полной программе.

Разгром дружины Ивана III, на самом деле основывался на чистом везении и если бы Московский князь воспринял меня всерьез, то в лучшем случае я сейчас бегал как заяц по лесам и пугался каждого шороха. Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что недруги вскоре навалятся на меня по-настоящему, а разбить подготовленное к бою многотысячное войско одними Дефендерами не удастся — тут нужны пушки! Мои гранатометы надежд не оправдали, так как сложны в производстве и применении, а поэтому кровь из носа нужно создавать артиллерию. Чугуна в моем распоряжении не было, а поэтому пушки придется лить из бронзы, благо в Новгороде специалисты по литью колоколов имелись в наличии.

Я решил не идти проторенным путем и не отливать примитивные дульнозарядные пушки, так как их скорострельность была очень низкой, а очистка ствола от несгоревшего пороха еще та песня. При наличии продвинутого металлорежущего оборудования мне было вполне по силам изготовить простейший аналог полковой пушки начала 20 века с клиновым затвором. Конечно долговечность бронзового ствола аховая, но пару сотен выстрелов такая пушка вполне выдержит. Я не собирался заморачиваться с изготовлением нарезного ствола, а решил использовать оперенный шрапнельный снаряд от своего гранатомета, благо технология изготовления боеприпасов была отработана, и в наличии имелся комплект оснастки. Деревянный лафет для пушки изготовить тоже не проблема, а шестерни механизма наводки сделаю из бронзы. Правда такое орудие прослужит всего пару лет, но к тому времени, когда пушкам потребуется замена меня или убьют, или в могилу лягут мои враги.

Глобальных планов я не строил, а поэтому запустил в производство партию всего из двадцати пушек. Колокольные мастера отлили заготовки стволов уже к 1 июня, а к десятому числу в колесной мастерской были готовы лафеты. Изобретать велосипед я не собирался, поэтому за образец был взят лафет сорокапятки времен второй мировой войны, правда, сходство с образцом было только внешнее. Я не знал всех нюансов устройства лафета сорокапятки, поэтому опирался на технологические возможности своих мастерских и инженерные знания 21 века.

Как не странно, но лафет для пушки получился удачным и не потребовал серьезных переделок после натурных испытаний. К лету 1464 года работники оружейных мастерских набрались достаточного опыта, поэтому качество изготовления орудийных створов и лафетов оказалось вполне приемлемым, что обеспечивало взаимозаменяемость деталей. Для 15 века это серьезное достижение, так как ремонт пушек сводился к замене стандартных деталей и не занимал много времени.

Противооткатное устройство пушки — это по существу большой гидравлический автомобильный амортизатор, конструкцию которого я знал назубок, однако навить цилиндрическую пружину накатника было не из чего, так как отсутствовала пружинная сталь. По этой причине пришлось, выкручиваясь из создавшегося положения, заменить пружину двумя коваными рессорами, на которые опирались выступы по бокам казенника.

Если специально не придираться к корявому дизайну, то у меня получился вполне работоспособный девайс с деревянным щитом и тележными колесами, который успешно выполнял возложенные на него функции.

ТТХ моей пушки, которую я окрестил по давней русской традиции 'Прощай Родина' получились такими:

Максимальная дальность выстрела — 2000 метров.

Прицел диоптрический с делениями по 50 метров по дальности.

Дальность прицельного выстрела шрапнельным снарядом — 1000 метров

Примечание: На этой дальности снаряд попадал в круг диаметром 30 метров

Дальность прицельного выстрела картечью — 100 метров

Угол обстрела 40 градусов

Практическая скорострельность — 6-8 выстрелов в минуту.

Орудийный двухколесный передок вмещает 25 шрапнельных снарядов и 25 картечных выстрелов

Пушка перевозится упряжкой из 4 лошадей.

Орудийный расчет 5 человек (четверо верхом на конной упряжке, пятый на передке)

Первые же учения моей конной артиллерии ясно доказали присутствующим на них ветеранам новгородского ополчения, что в тактике и стратегии войн наступила новая эпоха. Выскочившая на стрельбище на рысях трехорудийная батарея, лихо развернулась на позиции и уже через минуту открыла огонь картечью по мишеням. После третьего залпа от сотни деревянных щитов, изображавших плотный строй копейщиков, остались одни обломки, и в учениях наступила заминка, уж очень быстро было покончено с условным противником.

Я сразу приказал перенести огонь на стадо овец в загоне расположенном в восьмистах метрах от позиции пушек. Согласно легенде учений загон с двадцатью овцами обозначал конницу условного противника, которую предстояло уничтожить артиллерийской батарее. В 15 веке общество защиты животных отсутствовало как класс, поэтому я, не опасаясь судебных исков, решил провести проверку эффективности шрапнельного снаряда таким живодерским способом. Овечек конечно жалко, но они и так должны были пойти в котел стрелецкого полка, а выяснить мощь нового оружия было необходимо.

Правда, пристреляться шрапнелью по удаленной групповой цели удалось только после моего личного вмешательства. Увы, но лишь пятый залп накрыл цель и мечущиеся по загону овечки отдали свои жизни на благо отечества. По моему мнению, батарея отстрелялась где-то на троечку, но ветераны новгородского ополчения крестились, словно увидели битву апокалипсиса. Если быть честным, то первый блин все-таки не вышел комом, а со временем орудийные расчеты научатся правильно определять дистанцию до цели и результат будет.

На момент учений у меня в наличии имелось уже десять орудий нового образца, а остальные десять пушек должны быть изготовлены к 20 июня. Однако, несмотря достигнутые успехи на душе у меня было неспокойно. Известий от Степана Бородатого не было, хотя по срокам его отряд должен уже добраться до Москвы. На голубятне круглосуточно дежурили двое стрельцов, но долгожданный голубь с письмом пока не прилетал.

Вечером 12 июня, когда я уже готовился отойти ко сну, в мои покои вломился Павел Сирота, заявивший с порога, что из Москвы прилетел голубь с письмом. Я буквально вырвал из рук Павла записку и начал читать послание, написанное на шелке.

— Княже, мы опоздали всего на два дня. Хан Касим захватил Москву и грабит город. Стрельцы Никодима Лютого прямо с ушкуев перелезли через стену в Кремль и выбили из него татар. Половина ушкуйников в Кремль не полезла, а взбунтовалась и ушла по Москве реке обратно в Новгород. Москва пуста, многие жители разбежались по окрестным лесам, а тех, кто остался тары побили или взяли в полон. Бояре и купцы бросили город без защиты и бежали в Тверь. В Кремле много баб и детей, татары согнали сюда весь полон, чтобы люди не разбежались. Мы выбили татар и держим стены, но еды почти нет. Уже начался голод, поэтому долго не устоим, — сообщал Степан Бородатый.

В конце записки стояла подпись боярина и дата — 11 июня 1464 года.

* * *

Коротенькая записка, доставленная голубем из Москвы, перечеркнула мои планы и оставила в прошлом все радужные надежды. У меня было только два выбора: первый — это списать отряд Степана Бородатого в расход, после чего продолжить планомерную подготовку к летней кампании или сломя голову бросится на выручку.

Здравый смысл подсказывал, что первый вариант наиболее разумный, так как потеря двух сотен стрельцов еще не конец света, однако не все было так просто. Даже если скрыть послание боярина Бородатого, то правда со временем все равно выплывет наружу. Увы, но новоявленный князь еще не настолько в авторитете у новгородцев, чтобы поступать согласно формальной логике и походя расплачиваться людскими жизнями за свои амбиции. Сейчас новгородцы боготворят князя Александра, но стоит мне лишь один раз обгадиться и мнение электората резко изменится. Народная любовь мгновенно превратится во всеобщую ненависть, а с неугодными князьями у новгородцев разговор короткий. Внутренние враги и иностранная агентура быстро подольют масла в огонь, после чего мне придется воевать не только с внешним врагом, но и с новгородцами, а это изначально гиблое дело. Вот таким образом политические соображения подмяли под себя здравый смысл и заставили меня действовать противно логике и трезвому расчету.

Отправляться в поход на Москву нужно было, основательно подготовившись, но времени на долгие сборы у нас не было. По этой причине я, не мешкая, приказал Павлу собирать на совет своих соратников и отправился в кабинет обдумывать сложившуюся ситуацию. Примерно через час большинство руководства собралось в моем кабинете. На совете отсутствовали только командир стрелецкого полка Акинфий Лесовик и командир минной роты Иван Рябой, которые находились в крепости. Сирота конечно уже отправил в крепость нарочного с приказом командованию срочно явиться в Новгород, но дрога в крепость неблизкая и я начал совет, не дожидаясь приезда Акинфия и Ивана.

После того как отцы командиры расселись по местам, я зачитал послание из Москвы и объявил, что лично отправляюсь на выручку отряду боярина Бородатого блокированному в московском Кремле. Михаил Жигарь сразу попытался мне возразить, но я оборвал его на полуслове, громогласно заявив, что этот вопрос решенный и не обсуждается. Затем я зачитал приказ о подготовке к походу, в котором были поставлены конкретные задачи всем присутствующим на совете. Обсуждение приказа не заняло много времени и после моих ответов на немногочисленные вопросы, народ разошелся выполнять озвученные планы. Пока суд да дело, я решил немного вздремнуть перед трудовым днем, который наверняка закончится за полночь.

Под утро прискакали из крепости командиры полка и минной роты, которых я также озадачил подготовкой к походу. В данный момент в моем распоряжении находились четыреста обученных стрельцов из первого набора и пятьсот новобранцев, из которых меньше половины знали за какой конец держать Дефендер. Остальные рекруты пока проходили теорию и занимались лишь физической и строевой подготовкой.

Прикинув все за и против, я решил взять в поход на Москву пятьсот стрельцов, а также два взвода минной роты и десять орудий с плохо обученными расчетами. Артиллеристов придется доучивать в походе, что сомнительно, но выбора у меня все равно не было. Помимо стрельцов, я рассчитывал привлечь к походу новгородское ополчение, однако после разгрома под Русой новгородская дружина сильно поредела. По этой причине Еремей Ушкуйник, много бойцов мне не выделит, поэтому придется умерить свои аппетиты. Значит на новгородское ополчение надежды мало, к томуже у меня на памяти был пример ушкуйников, которые бросили отряд боярина Бородатого в беде. Вот и выходит, куда ни кинь — всюду клин!

Исходя из такого расклада, получалось, что в Новгороде останется лишь полусотня опытных стрельцов из первого набора и две с половиной сотни новобранцев, которые только начали обучение. Дефендеры для новобранцев были еще в работе, поэтому они были вооружены только холодным оружием. Если в городе начнется заварушка, то власть не удержать, но шанс отстоять хотябы крепость у Акинфия будет.

Силенок для штурма Москвы у меня набиралось маловато, но что-то изменить возможности тоже не было. В реальном бою я мог положиться лишь на стрелецкую конную сотню, да две с половиной сотни стрельцов из первого набора. Минеры Ивана Рябого конечно серьезная сила в обороне, но бои в городе это не их стихия. Командиры орудийных расчетов были набраны из минеров знакомых с новгородскими пушками, но остальные артиллеристы приняли присягу всего месяц назад. В будущем я планировал преобразовать минную роту в полноценный артиллерийский полк, но видимо не судьба.

Определив основные приоритеты, я приказал Павлу Сироте выгрести арсенал подчистую и забрать в поход все снаряженные патроны и гильзы, оставив огнестрельное оружие только у ветеранов, остающихся в городе. Оружейные мастерские работают в авральном режиме, и недостающий огнестрел и боеприпасы будут готовы к концу июня, а пока придется обходиться тем, что есть в наличии.

Огнестрельное оружие основная ударная сила моей небольшой армии, поэтому Иван Рябой был отправлен перетряхивать пороховые погреба в Детинце, с приказом собрать весь пригодный для перезарядки патронов и фугасов порох. В Москве подходящего для наших целей пороха нет, а трофейный порох по-любому придется перетирать под наши стандарты. Оставлять новгородскую артиллерию и стрельцов без пороха я не боялся, так как пороховые мастерские вышли на проектную мощность и без проблем наработают новый.

Акинфий лесовик и Иван Рябой, уяснив поставленные перед ними задачи, убыли их выполнять, после чего я отправился в резиденцию посадника. Необходимо было поставить в известность Еремея о последних событиях и договориться о выделении из городской казны фуража и продовольствия, а главное денег для покупки лошадей. Пешком моя армия ползла бы до Москвы почти месяц, поэтому необходимо было посадить весь личный состав на лошадей или хотябы на телеги.

Мне также было необходимо выпросить у Ушкуйника хотябы пять сотен опытных дружинников из городского ополчения, что являлось большой проблемой. Конечно, Новгородский князь мог просто приказать кончанским тысяцким выделить ему людей, но тысяцкие без прямого указания посадника и пальцем не пошевелят. Устраивать конфликт на ровном месте я не собирался, к томуже лучше, когда люди идут в бой по доброй воле, а не из-под палки.

На мое счастье Еремей был уже в курсе событий, поэтому его не пришлось убеждать оказать Новгородскому князю необходимую помощь. Вопрос с ополченцами тоже решился без проблем, потому что в резиденции посадника как по заказу находился тысяцкий плотницкого конца боярин Иван Карякин. Именно его Еремей мне сосватал в воеводы ополченцев. С боярином Карякиным мы познакомились во время строительства Томилина подворья, именно его люди ставили мне терем и мастерские. Не знаю, какой из боярина воевода, но мужчина он дельный и без боярских понтов. Иван Карякин убедил меня, что на пятьсот опытных бойцов ополчения я могу рассчитывать и убыл готовить свое войско к походу.

Моя просьба помочь лошадьми и продовольствием встретила у посадника полное понимание, а после решения проблемы с ополченцами у меня буквально гора упала с плеч. Простившись с Еремеем, я отправился на Владычный двор, чтобы получить благословение патриарха. Иона уже был уведомлен Расстригой о предстоящем походе на Москву. Из нашей беседы выяснилось, что именно патриарх провел разъяснительную работу с посадником, поэтому мой визит к Еремею прошел так гладко. Визит на Владычный двор продлился менее получаса. Патриарх дал мне свое благословение и отправил в поход трех священников под охраной десятка боевых иноков. Эта команда должна была наставить на путь истинный московское духовенство и привести его к покорности Ионе.

После окончания аудиенции, Мефодий Расстрига, поджидавший меня в коридоре патриарших палат, тоже попросился в поход и предложил захватить с собой в Москву передвижной электрошокер. Этот девайс прекрасно показал себя во время кампании по выявлению слуг Дьявола в среде новгородских черноризников. Я отказал Расстриге в его слезной просьбе и приказал зорко следить за обстановкой в Новгороде, так как ожидал скорой активизации вражеской агентуры, а опричники Мефодия уже нагнали страху на наших врагов.

Закончив разговор с Расстригой, я отправился в келью Пимена Горбатого, где обсудил с правой рукой патриарха различные политические расклады, которые могут сложиться в Новгороде. Пимен заверил меня, что справится с обстановкой в городе, и пожелал скорой победы княжескому воинству. Я тепло простился со старым монахом, после чего отправился на Томилино подворье, где предстояло озадачить Любаву Жигарь и Машку певунью на время моего отсутствия.

Глаза у женщин всегда на мокром месте, поэтому слезы из глаз моих дам полились ручьем, как только мы с Сиротой поднялись на крыльцо терема. Именно в этот момент я узнал тщательно скрываемую от меня тайну. Только полный идиот не понял бы, что Любава не ровно дышит к моему начальнику охраны, так как она буквально повисла у Павла на шее и едва не утопила в слезах. Мне также довелось промокнуть, потому что на моей шее повисла рыдающая Машка. Кое-как остановив вселенский потоп, мы прошли всей компанией в терем, где я грозно потребовал от плакальщиц накормить нас обедом. Слезы мгновенно просохли и девицы со скоростью ветра унеслись командовать на кухню. За обедом я поставил красавицам задачи на время нашего отсутствия, после чего отправился в свои покои часок передохнуть.

Хотя подготовка московского похода носила авральный характер, но к утру 15 июня все было готово и мое воинство еще до полудня вышло из Новгорода. Боярин Карякин успешно набрал полтысячи добровольцев готовых пойти с Новгородским князем хоть к черту на рога, но с лошадьми вышла загвоздка. Для тысячной дружины, уходящей в поход на Москву требовалось не меньше тысячи коней, а если считать заводными, то и все полторы тысячи. Такого количества лошадей в наличии просто не было, поэтому нам пришлось рассаживать бойцов в фургоны. Пароконные фургоны производились моими мастерскими, и полсотни новомодных повозок на рессорах уже стояли на вооружении полкового обоза, а также минной роты. Однако их количества явно было недостаточно, поэтому пришлось срочно мобилизовывать недостающие фургоны у купцов. Конечно, хозяев реквизированного транспорта это не обрадовало, но война диктует свои правила, к томуже посадник пообещал выплатить компенсацию потерпевшим.

Провожать княжескую дружину в поход вышло практически все население Новгорода. Я сидел на вороном коне в блестящих доспехах во главе колонны и, помахивая ручкой, отвечал на восторженные вопли населения. Однако когда новгородское войско отдалилось от города на пару верст, новгородский князь перебрался с боевого коня в фургон, где улегся на мягкую перину, так как недавнее ранение не позволяло мне долго находиться в седле. Вот так лежа на перине и поскакал светлый Новгородский князь Александр Олегович бить супостата.

Здесь уточню, что новоявленный князь по 'пачпорту' был Александром Даниловичем Томилиным, но народная молва перекрестила Новгородского князя, заменив отчество и фамилию, родовым именем. Вот с той поры Александр Томилин стал Новгородским князем Александром Олеговичем, хотя не имел к Вещему Олегу прямого отношения.

* * *

Вынужден сделать небольшое отступление в своем повествовании, чтобы разъяснить несколько важных моментов и обстоятельств. В 21 веке переброска тысячи бойцов на другой конец света не бог весть, какая сложная задача. Технический прогресс обеспечил жителей планеты Земля железными дорогами, кораблями и авиацией, поэтому слетать в Европу на выходные может любой желающий, конечно при наличии финансовых возможностей. Увы, но где эти железные дороги и автомобильные шоссе? По этой причине, чтобы дружине преодолеть расстояние в пятьсот верст между Новгородом и Москвой, необходимо организовать целую экспедицию!

Пешее войско за день может пройти в среднем 20-25 верст. Конница с обозом и заводными лошадьми за это время преодолеет полсотни верст — не более! Как не рви жилы, но быстрее двигаться невозможно! Конница без обоза может пройти форсированным маршем сотню верст, но через два дня лошади выбьются из сил, и нужно будет останавливаться на дневку. Если поход более трехсот верст то на, то и выходит, поэтому устраивать гонку бессмысленно. Я поначалу планировал доскакать до Москвы за пять — шесть суток, но знающие люди сразу охладили мой пыл. Поняв, что я лезу в дела, в которых плохо разбираюсь, я свалил проблему на подчиненных и с умным видом утверждал чужие приказы.

Уже в дороге, анализируя ход подготовки к походу, я с удивлением понял, что подготовка прошла без особых огрехов, а решение самоустраниться оказалось абсолютно верным. Мои соратники давно привыкли трудиться в обстановке превентивного аврала, поэтому учли все основные потребности нашего войска и в подготовке имелись лишь мелкие недочеты. Я порадовался за себя любимого, так как понял, что работаю в сплоченной команде единомышленников, а не машу саблей в одиночку. С такими помощниками шансы на успех московского похода возрастает в разы и если я не облажаюсь по собственной глупости, то не все так плохо как выглядело еще пару дней назад.

* * *

До Москвы новгородская дружина добралась за десять суток. Такие скорости передвижения войска с обозом в эти времена считались большим достижением, поэтому появление нашей колонны в Тверском княжестве для местных властей оказалось полной неожиданностью. Нам удалось проскочить по тверской территории, не встретив никаких препятствий, хотя я опасался вооруженного противодействия. Конечно, были попытки местных бояр выяснить, кто это скачет по их землям, но увидев вооруженное до зубов войско, боярские дружины сразу убирались с дороги и спасались бегством.

В 1464 году правил в Тверском княжестве одиннадцатилетний Великий князь Тверской Михаил Борисович — шурин (брат жены) убитого мною Ивана III. Как я впоследствии узнал, именно в это время в Твери находилась Великая княгиня Мария Борисовна с шестилетним сыном Иваном — наследником Ивана III. Княгиня с княжичем сбежала из Москвы, спасаясь от набега хана Касима, и только в Твери узнала о гибели мужа.

Миновав без боя Тверское княжество, мы к полудню десятых суток похода вышли к Москве и встали лагерем в десяти верстах от города. Разведка сразу отправилась в поиск и к вечеру вернулась с обнадеживающими разведданными. Московский Кремль еще держался, хотя дела у защитников были плохи. К счастью татары оставили попытки штурма после того, как в очередной раз крепко получили по зубам, после чего решили взять защитников измором. Осаждали кремль полторы тысячи татар хана Касима, а остальное татарское воинство рыскало в окрестностях Москвы в поисках добычи.

Наши разведчики столкнулись с одним из отрядов мародеров и вступили с ним в бой. Татар было всего два десятка, а моих разведчиков 'целых' семеро. Стрельцы сделали вид, что спасаются бегством, а перестрелять догнавших их мародеров в упор было минутным делом. Подавляющее превосходство в огневой мощи в очередной раз доказало непреложную истину, что против лома нет приема! Разведка взяла в плен командира татар, который выложил на допросе все, что знал о войске хана Касима.

Основываясь на полученных разведданных мой походный штаб, сразу приступил к разработке плана освобождения Москвы от 'монголо-татарских захватчиков'. По большому счету Касиму нечего было противопоставить моей дружине, в особенности стрельцам. Однако уличные бои в незнакомом городе грозили вылиться в побоище с большими для нас потерями, а это нам надо? По этой причине было решено выманить татар из Москвы наскоком конной стрелецкой сотни, чтобы затем разбить противника в чистом поле. Главное это заманить татар на минное поле и под картечь наших пушек, после чего разгром противника станет делом техники.

Местом для предстоящего сражения был выбран Ходынский луг (ныне Ходынское поле), благо до него было рукой подать. Еще затемно, мы свернули лагерь и заняли Ходынку, окружив свои позиции фургонами обоза. Минеры установили управляемое минное поле на наиболее угрожаемых направлениях, а как только рассвело, стрелецкая сотня ускакала в направлении Москвы, чтобы выманить татар из города.

Однако разработанный мною план дал сбой уже через полчаса после ухода конной сотни. На наши позиции неожиданно выкатился татарский отряд в сотню бойцов. Татары, видимо не разобрались в обстановке и без разведки поскакали в атаку. Сблизившись с заслоном из телег на сотню шагов, татары устроили карусель вокруг нашего лагеря и обстреляли нас стрелами. Большого ущерба обстрел не нанес, но среди бойцов появились первые раненые. Я, скрипя сердце, приказал вооруженным винтовками стрельцам открыть ответный огонь, после чего противник, потеряв два десятка человек убитыми и ранеными, ускакал прочь.

Такой форс-мажор подпортил мне настроение, так как теперь противник не полезет сломя голову в подготовленную ловушку, а наверняка проведет тщательную разведку. Однако не все оказалось так плохо, как я опасался. Как впоследствии выяснилось, вовремя атаки на наш лагерь получил смертельную рану один из многочисленных ханских сыновей — Абелькасим, который вскоре умер от ран на руках отца.

Атака конной стрелецкой сотни на татарские позиции у городских ворот также не прошла без внимания противника, и уже к полудню из Москвы выехало войско Касима. Как я и предполагал Касим выслал вперед разведку, которая была отогнана оружейным огнем, а затем татары решили закрутить свою фирменную карусель, обстреливая наши позиции из луков. Тактика татарской конницы была отработана веками, поэтому Касим не стал выдумывать ничего нового, на чем и погорел. Именно к такому развитию событий мы и готовили свою оборону, поэтому управляемые фугасы были установлены с таким расчетом, чтобы максимально проредить татарскую конницу, кружившую вокруг заслона из фургонов.

Хан Касим со своей гвардией в бою не участвовал, а расположился в трехстах метрах поодаль и наблюдал за развитием событий. Лучшего расклада ожидать было глупо, поэтому я отдал приказ артиллерии открыть огонь шрапнелью по ставке Касима. Первый же залп накрыл цель, а затем началось избиение младенцев. Управляемые фугасы буквально выкосили татарскую карусель, а залпы дефендеров довершили дело.

Противник бросился врассыпную, но потери татар были огромными. На месте полегло с не меньше трехсот татарских воинов, а еще с полтысячи получили ранения. Вокруг нашего лагеря образовались настоящие завалы из убитых и раненых лошадей, а предсмертные вопли людей и животных холодили душу.

Шрапнель и фугасы буквально нашпиговали коней и бойцов противника железными стрелками, после чего татарам стало не до боя. Металлическая стрелка редко убивает наповал, но когда адреналиновый наркоз заканчивался, раненому становится не до смеха. Уже через сутки половина раненых сходит в могилу от внутренних кровотечений, а через неделю начинается гангрена или заражение крови. При нынешнем уровне развития медицины после таких ран в лучшем случае выживает каждый пятый, да и те, кому повезло, становятся инвалидами. Для 15 века шрапнельный снаряд, несущий в себе три сотни металлических стрелок, является настоящим оружием массового поражения, правда, ни о какой женевской конвенции тогда даже не слыхивали.

Новгородские ополченцы в бою фактически не участвовали, а лишь с ужасом наблюдали за побоищем. Чтобы поднять боевой дух своего воинства, я приказал командиру ополченцев боярину Ивану Карякину вывести бойцов на зачистку. Через полчаса ополченцы дорезали раненых, после чего я приказал конной стрелецкой сотне и трем сотням ополченцев, выдвигаться в направлении Кремля.

Во время десятидневного похода, я ухитрился растрясти свою рану, и вояка из меня был никакой, поэтому атаку возглавили Павел Сирота и боярин Карякин. Я же остался в лагере на Ходынском лугу и стал дожидаться известий от своих подчиненных.

Через три часа из Москвы прискакал вестовой, который доложил, что татары бежали из города и осада с Кремля снята. Я, не мешкая, приказал сворачивать лагерь, и еще засветло моя дружина вошла в Москву.

Глава 14.

Освобожденная Москва производила удручающее впечатление. Практически все дома и усадьбы на улице оказались разграблены, повсюду валялись выпотрошенные подушки и перины, а также переломанная домашняя утварь и битая посуда. Пухом и перьями было запорошено все вокруг, поэтому казалось, что дорога к Кремлю усыпана тополиным пухом. Повсюду лежали полуразложившиеся трупы людей и домашней скотины. Вонь стояла страшная, а жаркая погода только усугубляла могильный смрад, и у меня в горле стоял тошнотворный ком пропитанный запахом смерти.

— Нужно срочно очищать город от трупов, иначе начнется эпидемия, — подумал я, глядя на весь этот кошмар.

Московские улицы словно вымерли, и город очень напоминал огромную декорацию для фильма ужасов. Выжившие жители, скорее всего, попрятались и выжидают, как повернутся дела, но наврядли их много осталось в городе. Вскоре мы обрались до Кремля и въехали в распахнутые ворота приземистой башни. Со знакомым мне московским Кремлем, нынешний Кремль не имел даже отдаленного сходства. Обветшавшие каменные крепостные стены пестрели заплатками из бревен и выглядели удручающее. Если быть честным, то этот наполовину деревянный полуразвалившийся забор с редкими башнями из когда-то белого камня, трудно было назвать крепостью. Изнутри Кремль выглядел ни намного лучше, чем снаружи. Территория резиденции Московского князя была застроена в основном деревянными строениями, среди которых я увидел лишь несколько довольно скромных каменных церквей. Никакого сравнениями с величественными храмами Новгорода даже и быть не могло.

Татары, успевшие похозяйничать в Кремле, едва не раскатали по бревнышку резиденцию Московского князя. Следы грабежа и разорения были видны повсюду. Однако в разоренном Кремле я, наконец увидел живых жителей Москвы, которые сидели и лежали повсюду куда доставал мой взгляд. Если прикинуть на глаз то здесь собралось порядка десяти тысяч человек, в основном женщин и детей от десяти лет и старше. Мужчин было мало, скорее всего, потому, что они в основном погибли, защищая свои семьи от татарского плена. Трехнедельная осада и голод превратили людей практически в скелеты, которые едва могли передвигаться.

Рядом с крыльцом княжеских палат я увидел Степана Бородатого, которого узнал с большим трудом. Прежде весьма дородный боярин избавился от лишних килограммов и стал похож на замученного постами монаха отшельника. Боярин что-то обсуждал с Павлом Сиротой и моего появления не заметил, поэтому я первым начал разговор.

— Ну, здравствуй боярин. Великое дело ты сотворил для Москвы. Я грешным делом не чаял тебя застать в живых, а ты удержался и многих людей спас от гибели и рабской доли! — сказал я, по-родственному обнимая Степана.

— Прости княже, что не встретил тебя как подобает, но люди мои вповалку лежат, да и я едва на ногах стою, — ответил боярин, узнав меня.

— Да вижу Степан, что довелось тебе хлебнуть лиха по самое горло. Иди, отдохни боярин до утра, а мои люди заменят твое воинство на стенах и в карауле. Подскажи только где искать Никодима Лютого и его стрельцов.

— Убили княже Никодима татары седьмицу назад. Забрались лазутчики ночью на стену по веревке и вырезали караульных. Никодим как раз смену караульным повел, и схлестнулся на стене с татарами. Если бы он тревогу не поднял и не сдержал первый натиск, то вырезали бы ордынцы нас как курей. Приступ мы отбили, но полтора десятка стрельцов и полсотни ушкуйников в эту ночь лютую смерть приняли и Никодим вместе с ними, — ответил мне Степан, виновато опустив голову.

Это скорбная весть ударила меня словно обухом по голове. Никодим Лютый был первым погибшим гвардейцем, а гвардия фактически заменила мне семью в новом мире. Сегодня я потерял родного брата, и боль от утраты ножом ударила в сердце. Мужчины на войне плачут редко и в основном от бессильной злобы, но горючие слезы предательски покатилась из глаз против воли. Я с трудом взял себя в руки и смахнув слезы рукавом спросил:

— Где он лежит.

— Похоронили мы Никодима наследующий день в братской могиле, вместе со стрельцами и ушкуйниками. Сам видишь княже, какая жара стоит, но погибших попы отпели честь по чести.

— Иди Степан отдыхай. Война без крови не бывает. Не кори себя за гибель Никодима — нет в том твоей вины. Вы все, кто Кремль удержал и баб с детишками спас от смерти — герои! Честь вам за это и слава, а также поклон княжеский, — сказал я, низко поклонившись боярину.

— Княже, мы все твои люди и наш долг служить тебе честью и правдой. А за земной поклон тебе особая моя благодарность! Служил я Рюриковичам как цепной пес, только в благодарность за верную службу Иван III меня в узилище на смерть лютую бросил. Платил мне князь щедро за службу серебром, только поклона от него я вовек бы не дождался! Не считают Рюриковичи даже бояр своих верных за людей — все родом своим кичатся. Ты княже рода славного Вещего Олега, который выше Рюриковичей стоит, а поклонился простому боярину в ноги за службу верную и за людей побитых татарами у тебя душа болит! Поэтому не злато и серебро буду служить тебе княже до смерти, а за честь мне тобою оказанную! Душою своею клянусь!!! — громогласно заявил боярин и перекрестившись отвесил мне земной поклон.

— И мы княже клянемся!!! — раздались крики со всех сторон.

Оправившись от первого шока, я огляделся по сторонам и только тогда понял, что наш разговор с боярином слышала куча народа, собравшегося поглазеть на Новгородского князя. Степан Бородатый искушенный в придворных интригах мастерски разыграл спектакль с клятвой князю — спасителю на глазах людей. В последствии я узнал, что Степан Бородатый провел настоящую пиар кампанию среди москвичей во время осады, убеждая павших духом осажденных в том, что Новгородский князь обязательно придет на выручку. Это я расчувствовавшись слушал речь боярина как красноармеец Троцкого на митинге, а Степан поняв настроение людей прекрасно разыграл рекламный спектакль. Не знаю насколько был искренен в своих клятвах боярин, но его импровизация значительно подняла мой рейтинг среди москвичей.