Просто игра

Н.Колесова

г. Новокузнецк

rosi_2002@list.ru

П Р О С Т О И Г Р А

Жизнь течет, как вода,

в полупризрачном сне,

в том,

что мы по ошибке

считали

игрой...

(Песня)

...Как бы перехватить с бабушкиной пенсии Машке на осенние са-поги. А если вытащить бутылки из-под пива с кладовки, отскрести, от-мыть, найти, где их принимают за деньги, а не на обмен товара, может хватить на обеды в школе... И еще...

Эти сложные расчеты прервал резкий голос прямо над ее головой:

— Светлана Владимировна!

Вздрогнув, она вскинула глаза, заполошно схватилась за раскры-тую папку.

— Да?

— Отчет отослали?

— Еще нет...

— Когда будет готов?

— Ну-у...

— Вы знаете, что он должен был готов еще вчера?

— Да, но...

— Прекращайте витать в облаках и займитесь, наконец, своими обязанностями! Понимаю, что вы женщина одинокая, но на работе нужно думать о работе!

Добрый вечер, мрачно подумала она, глядя в спину уходящего на-чальства. Да что ж я все время язык-то проглатываю? Данные дали всего полчаса назад, а на одну только обработку уйдет целый день... И какова стерва — как это ввернула насчет одинокости! П-проститутка старая! То ли настроение ей кто испортил, то ли снова сокращение на-мечается... Коллеги поглядывали кто с сочувствием, кто с усмешкой, но комментировать не пытались — Марковна стояла в дверях, с кем-то пе-реговариваясь в коридоре. Ну ладно, выкинуть все из головы, дожму сегодня как-нибудь, возьму домой, наконец...

Она повернулась к компьютеру и поморщилась: опять Машка письма сбрасывает, лучше бы уроки до ее прихода сделала! Нетерпе-ливо щелкнула "вводом" — конверт раскрылся, описав плавную дугу, и в глаза бросилось напечатанное черным жирным шрифтом: "Кошка!"

Светлана Владимировна откинулась на спинку кресла, задумчиво разглядывая расплывающееся, как клякса, слово. Отчет мгновенно пе-рестал для нее существовать — вместе со всем остальным миром. Из кляксы вновь появилось: "Кошка!", наплывая, заполняя весь экран, не-терпеливо, чуть ли не угрожающе.

"Yes".

"Игра 13-го. Игровое время: 1-2 суток. Полигон: комбинат. Тема: "Зона" АБС. Рекомендуемая литература: А. и Б. Стругацкие. Пикник на обочине. Оргвзнос: 100. Отказ: не принимается. Мик."

Светлана сняла очки и устремила усталые, неопределенного цвета глаза на теплое августовское небо. Трезвый Мик лаконичен до непри-личия. Первое послание за несколько месяцев — и ни здрасьте тебе, ни до свидания, рассеянно думала она, уже прикидывая, какой 13-го будет день недели, можно ли забросить Машку бабушке на двое суток и...

И остановилась. Стоп, стоп, стоп. Ведь уже в прошлый раз решила — все, пора завязывать. Бабе под сраку лет, ребенок на шее, лучше бы подработку нашла. А она — только пальцем помани — готова сорваться и нестись сломя голову на дурацкие игры, от которых нормальный чело-век только пальцем у виска покрутит. И плевать на дочкины сапоги, по-следние деньги спустит, лишь бы провести пару-тройку дней в компа-нии таких же идиотов...

Она говорила это себе и понимала — бесполезно, в воздух, в пусто-ту — потому что тело, уставшее, отупевшее от сидячих дней, месяцев, подбиралось, становилось настороженно-звериным; уже пальцы мягко постукивали по столу, вспоминая беззвучную азбуку, а сощуренные, словно ставшие зорче глаза следили, как на экране разворачивается следующее послание, (кто-то упал на хвост мастеру, хакеры несчаст-ные!), уже без подписи: "Кошка! В этот раз я тебя урою!"

Светлана Владимирова улыбнулась. Потянулась к клавиатуре и медленно, со вкусом, с расстановкой, громко клацая клавишами, напе-чатала ответ из трех вполне приличных букв, образующих ну очень не-приличное слово...

Еле уложив вяло сопротивляющуюся Машку — дочь зевала во весь рот и ныла исключительно из природной вредности — она долго и тщательно мыла посуду, упорно стараясь не смотреть в сторону компью-тера, и все же то и дело кидала на мирно светящийся монитор быст-рые "невзначайные" взгляды. Какого рожна тебе еще надо? Что тебе, персоналки мастера мало?

Решительно повернувшись к экрану спиной, она поставила табу-ретку и достала с антресолей старую спортивную сумку. Села тут же на пол, неторопливо доставая прикиды. Кольчуга из ковровых колец в полный рост... ведь таскала же на себе такую тяжесть, уму непостижи-мо... первый деревянный двуручный меч... Есть, говорят, коллекционе-ры, которые с руками отрывают реликвии первых Хоббитских Игрищ — музеи организуют да книги пишут — продать, что ли? А если сюда при-бавить плату за тренажеры, посещение через знакомых ментов стрел-кового тира... Надо завтра пристрелять пневматику, да и побегать по вечерам бы не мешало — совсем закисла.

Где-то тут была схема комбината с позапрошлогодней игры... Мо-жет, стоит смотаться туда, припомнить, что там к чему... Ага, вот она! Не сводя глаз со схемы, Светлана машинально натягивала кошачий прикид: пятнистые штаны, черную водолазку, камуфляжную куртку с множеством карманов, высокие ботинки, ремни, перчатки... Подняв-шись, вышла в коридор, к большому зеркалу, на ходу надевая маску.

На нее смотрела Кошка. Гибкая, черная, сильная. Повернулась медленно, поблескивая зелеными в прорезях маски глазами, внима-тельно оглядывая себя: слава Богу, не расплылась, никаких лишних складок, и черт с ней, с зарядкой... Она присела, пружиня, на шпагат, сделала несколько разных 'гере' — нигде не жало, не тянуло, не меша-ло, не давило...

Сзади пискнул компьютер, у Светланы екнуло сердце. Махом огля-нувшись, уставилась на экран. Подошла, как загипнотизированная. Ко-ротко вздохнув, нажала "ввод". Может, это опять Мик... или... На экране таяла улыбка.

"Кошка, здравствуй. Набираю команду. Идешь?"

Она оперлась о стол рукой с зажатой в ней маской и отпечатала — с жутковато-сладким чувством, похожим на то, с каким бросаешься в ле-дяную воду.

— Иду.

С Улыбкой они играли второй год. До того в миковских "игрушках" Кошка переходила из команды в команду, а то и вовсе была вольным стрелком — 'игротехом', мастерским игроком — по своему желанию или хотению Мика-мастера, любящего перетасовывать людей и смотреть, что из этого получится. Собственно, этого парня Кошка и не помнила — каждый игровой сезон приходила куча новичков, и большинство из них ничем особенным не выделялось...

После окончания "Бури в пустыне", как пышно обозвал свою игру Мик (обыкновенную "войнушку" с террористами, арабами, ЦРУшниками, КГБэшниками, заложниками, похищенным атомным ору-жием и прочими прелестями), Кошка забрела в Перекресток. Вообще-то она редко это делала: послеигровое обсуждение зачастую превра-щалось в натуральные разборки вплоть до мордобитья. Но в этот раз Игра получилась на диво, и разбегаться просто так не хотелось. А по-сему народ засел в ролевушном кабаке-клубе, делясь впечатлениями и претензиями. Как водится, последних было больше, и когда Кошка с ЦРУшниками явилась в Перекресток, там уже стоял вселенский ор. Враждующие стороны обвиняли друг друга в несоблюдении правил и недосчете "хитов" — игровых жизней — и все дружно нападали на "мас-теров-козлов". Мик, не растерявший энергии и сил за несколько меся-цев подготовки к Игре, успешно отбрехивался; подмастерья обижались и орали "сам дурак!"; кто-то спал; кто-то пил; кто-то обменивался адре-сами — словом, все, как обычно.

ЦРУшники подались резко вправо — к спасенным заложницам — и, сравнив их хорошенькие рожицы со своей грязной кошачьей мордой, Кошка пошла к любимому столу у самой стойки. Вправду сказать, мне-ние о 'ЦРУ' у нее сложилось препоганое: команда была с бору по со-сенке, склочной, без конца боровшейся за лидерство (удивительно, что они не перебили друг друга еще до встречи с террористами). Так что Кошка была рада от них отдохнуть. Хотя она не относилась к "загру-женным" игрокам, которые полностью включались в Игру, и которых после ее окончания приходилось чуть ли не под локотки водить в туа-лет и обеспечивать им прочие жизненные надобности, в этот раз Кош-ка выложилась здорово. Единственное, что ей сейчас было нужно — еда, пиво и молчание.

Вообще-то стол был мастерским, но Мик сейчас был занят пере-тявкиванием с ролевиками, да и питал к Кошке некоторую слабость; посему она, бесцеремонно сдвинув посуду, кинула на сиденье куртку и сумку и пошла к стойке. Барменша Катя — Кэти — была женоненавистни-цей. А так же ненавистницей домашних животных. Увидев, что непри-ятный экземпляр, единый в двух лицах, приближается к ее драгоцен-ной особе, Кэти немедленно повернулась к залу обширным задом. Кошка оперлась об исписанную автографами стойку, разглядывая этот зад и раздумывая лениво, что будет, если пульнуть в него: может, по-худеет? Двое парней, разговаривающих неподалеку, мельком взгляну-ли на Кошку, один — светловолосый — кивнул, здороваясь. С запоздани-ем Кошка кивнула тоже: явно не из игроков-ветеранов, а с новыми она была плохо знакома. Парень позвал:

— Эй, Кэти, хозяюшка!

Та мгновенно развернулась.

— Нам повторить, а девушке... что тебе?

— Пиццу и пиво.

— Пиццу и пиво, — повторил парень.

Кэтрин стрельнула карим глазом.

— Домашним животным вход воспрещен, — она налила парням по полстакана и катнула по стойке еле успевшей поймать заказ Кошке. Закончила мрачно, — штраф — стольник.

— Мик заплатит, — уведомила Кошка, убираясь на место. Уплетая пиццу, разглядывала Перекресток. Известный клуб ролевиков никогда не пустовал: здесь собирались на "загруз" перед Игрой, на обсуждение — после, и на тусовки — вместо. После прогремевшего на полстраны ми-ковского "Маскарада" у игроков, в нем участвовавших, стало хорошим тоном приходить в масках, а потом эта мода перекинулась и на моло-дежь, и на остаьные миковские игры. Здесь всегда царил задымленный полумрак, и пахло книгами, костром, кожей, металлом... Светлане Го-рецкой стало бы дурно, а Кошка тащилась от этих запахов, как нату-ральная кошка — от валерьянки. Здесь пахло Игрой...

— Можно?

Кошка подняла глаза — давешний парень. Кивнула с некоторой на-стороженностью: судя по прикиду, был он одним из террористов, кото-рых и замочили ЦРУшники. Пришел права качать? Парень сел, поста-вив перед собой бутылку "Балтики", закинул руку за спинку и стал смотреть на Кошку. Кошка начала давиться, а устав это делать, сказа-ла невежливо:

— Ну?

— Классно играешь, Кошка.

Кошка хлопнула пару раз глазами и, согласно кивнув, облизала пальцы.

— Меня зовут Улыбка, — сказала парень, зорко высматривая встреч-ную улыбку. Кошка пожала плечами.

— Бывает...

— Я капитан террористов.

Она взглянула с интересом: что-то такое Мик говорил об их коман-дире... Хвалил. Парень как парень — рост средний, телосложение сред-нее, подбородок крепкий, глаза в прорезях маски кажутся темными, во-лосы густые, светлые... Парень, поглядывая по сторонам, хлебнул пив-ка.

— Удачная игрушка, да?

— На диво, — хмыкнула Кошка.

— Ты, говорят, на всех миковских играх была?

— Не считала.

Кошке хотелось спать, хотелось молчать, и она вовсе не собира-лась быть любезной — если Улыбка пришел потрепаться, пусть ходит мимо... Но Улыбка и сам оказался не очень разговорчивым, и Кошка настолько свыклась с его молчанием, что даже не сразу не поняла ус-лышанное:

— Что?

— Пойдешь к нам в команду? — Улыбка отставил бутылку и подался к ней через стол.

— Костяк более-менее один: я, Шустрик, Арнольд, Хан, Рагнар... Сыгрались. Пойдешь к нам?

Кошка машинально взяла его бутылку, хлебнула. Улыбка внима-тельно следил за ней сквозь прорези маски.

— С чего это вдруг?

— Я же говорю — играешь здорово. Понравилась.

— Кому?

— Нам, — терпеливо сказал Улыбка. — Давай в следующий раз... что там у Мика? "Мауи"?.. к нам. Может, сыграемся.

Кошка двинула бровями, автоматом допивая его пиво: звали ее не в первый раз, но редко в сложившуюся команду — характер у нее был не сахар и язык не мед. Уж слишком Кошка любила гулять сама по себе. Но и отказывать особой причины не было: всем известно, что новички — народ "энтузазивный", ответственный и играет честно. А уж какой Улыбка капитан — посмотрится.

— Ну ладно. Адрес у Мика. — Кошка встала. Машка, наверное, уже заждалась. — Пока.

Улыбка — господи ты, боже мой, джентльмен! — поднялся тоже.

— Тебе в город? Хочешь, подбросим?

— Сама доберусь.

Она пошла к выходу.

— Кошка!

Оглянулась.

— Сыграемся! — сообщил ей Улыбка, подымая бутылку, словно тост.

Кошка махнула рукой.

— Увидим...

Сыгрались.

Она уже в который раз вытряхнула сумку, раздумывая, что оста-вить. Удивительно, как много требуется вещей, когда собираешься все-го на два-три дня... Слава Богу, не в лес, как вспомнишь эти рюкзаки да чехлы с мечами... Будут местные и несколько команд из ближайших го-родов. На регионалку не тянет, да Мик, похоже, и не шибко стремится — последняя игра на полигоне в этом году, разве что кто из мастеров по-желает сделать "павильонку"... Ломая голову над неразрешимой зада-чей — брать резиновые сапоги или нет — Светлана рявкнула в трубку не вовремя зазвонившего телефона:

— Да! О, Сереж, привет...

— Слушай, — бодро сказал ей нынешний... как это у Хмелевской... хахаль? — Я завтра спихну своих на дачу. День куда-нибудь Машку, я к тебе приеду. Что брать? Шампанское, вино? Слушай, приготовь мясо по-французски, оно у тебя обалденно выходит...

Она слушала и все больше ощущала себя преступницей.

— Ой, Сереж, я завтра не могу... и в воскресенье. Меня не будет в городе. Понимаешь, очень важная встреча...

— Так отмени! — нетерпеливо сказал он. — Я же отменил. Ну, Свет, в кои-то веки подвернулась такая возможность, а ты... Светик, я соску-чился, очень соскучился. Давай, отменяй все, хорошо? Свет, ну что за дела, я с таким трудом все устроил...

Ну да, думала она, слушая его терпеливо-раздраженный голос. Наконец-то выделил мне время между своей семьей и субботним фут-болом, а я, сволочь неблагодарная, не виляю хвостиком и не визжу от радости...

— Нет, Сереж. Извини. Я не могу. Правда, не могу.

Пауза.

— Да? Ну ладно. Я всегда готов для тебя на уступки, а ты мне на-встречу идти не хочешь. Ну что ж... счастливо отдохнуть. Пока.

— Пока, — сказала она в загудевшую трубку.

Похоже, личная жизнь опять насмарку... А, да провались эти про-клятые сапоги, не сахарная, не растаю!

Стол у стойки был занят — обернулись все разом, словно их оклик-нули — или они оборачивались на каждый хлопок двери? Чувствуя, как на ее лице расцветает неудержимая улыбка, Кошка, кивая по сторо-нам, дошла до своей команды. Шустрик ухватил ее за ремень, притя-нул, приподнялся, смачно чмокнул. Кошка демонстративно вытерла рот. Обошла Арнольда, вяло пошевелившего в знак приветствия паль-чиками. Тот, слегка повернувшись, сказал гнусаво:

— Мальчик, уступи место леди...

Сидевший на ее месте парень легко выпрыгнул со скамьи, сказав на ходу:

— Привет, Кошка!

Кошка, мотнув головой, села. Продолжая разговаривать с сосед-ним столом, Улыбка стягивал перчатку. Протянул руку, крепко пожал Кошкину ладонь.

— Арнольд, детка...

Арнольд медленно встал и с отсутствующим видом приволок от стойки пиццу. Не спрашивая, налил Кошке полстакана, плеснул понем-ногу в остальные. Кошка огляделась.

— А где Хан?

— Не будет, — доложил Шустрик. — У него дочка родилась. Рыжая!

Кошка невольно заинтересовалась. Хан был черноволосым азиа-тистым парнем.

— Да ну? В кого?

— В соседа! Так что он пока из дому ни ногой! Носится с бутылочка-ми, сосками, пеленками... Папаша!

— Семья как гибель толкинизма! — мрачно резюмировал Арнольд, боднув своим стаканом стакан Кошки. — Поехали — за новорожденную Аньку Игоревну!

Парни общались и 'по жизни'. Кошка, хоть и испытывала легкую зависть и ностальгию по тусовочности первых ролевых лет, поддержи-вать отношения не стремилась — отчасти из желания как-то упорядо-чить свою жизнь (как же, ведь Роман не одобряет!), отчасти из-за неко-торого возрастного комплекса: игроки, как правило, были много моло-же... Правда, иногда болтала с ними по аське — особенно часто с не-угомонным Шустриком.

— Сунули нам замену, — сообщил Арнольд, вкусно закусывая. — Но-вичка. Улыбка в жребий вытянул, пальцы бы ему пообрубать до самых колен... У Мика новые заморочки — сопляка в нагрузку.

Сам Арнольд играл второй год и на том основании считал себя ве-тераном. Здоровенный парень с белыми коровьими ресницами и почти бесцветными глазами. Кошка боялась, что так и не привыкнет к его гнусавому тонкому голосу. Привыкла.

— И как нагрузка?

— А вон она... — с отвращением сказал Арнольд.

Шустрик пропел, глядя через плечо:

— Мы не хиппи, мы не панки...

— Хай! — весело сказал парень, бросая у стола задрипанный рюкзак.

— И тебе хай, — вежливо согласился Шустрик. — Вот это наше под-растающее поколение, Кошка.

Кошка прикусила щеку. Цветастые джинсы, бесчисленные — по ло-коть — "фенечки", серьги в ушах, бандана поверх длинных нечесаных волос... Вот приведет однажды дочь такое сокровище, подумала Свет-лана. Отпад, подумала Кошка.

— О! — сказал парень радостно. — Кошка! Ты, говорят, в спецназе служишь?

Арнольд подавился очередной котлетой и часто заперхал. Кошка гулко хлопнула его по чугунной спине.

— И что?

— Круто! — парень увалился рядом с Шустриком, не сводя с нее расширенных глаз. — Это ты в прошлый раз Дэна урыла?

— Это какого? — заинтересовался Шустрик. — Их же на Игре, как со-бак нерезаных!

— Попробуй всех урой, — поддержал Арнольд.

— Ну, этого, как его... с Н-ска...

— А, этого! — пренебрежительно махнул рукой Шустрик. — Да наша Кошка его одной левой!

— Одним плевком! — поддакнул Арнольд.

Кошка посмотрела на Улыбку. Капитан сидел, прислонившись спи-ной к стене, поглядывая то на зал, то на свою команду. И молчал.

Кошка протянула руку, и Улыбка привычно полез за сигаретами. Новичок его опередил — сунул в ладонь Кошки помятую пачку.

— Угощайся!

Она понюхала сигарету и посмотрела на Улыбку. Тот взял пачку и сунул в карман своей куртки.

— У-уй! — сказал парень, тараща глаза.

— Торчать будешь после Игры! — спокойно сообщил Улыбка. — Игра-ешь натрезвяк.

— Нет, ты че, мент, или кто? У вас что тут? Детский сад, что ли?

— Ясельки, — ласково сказал Шустрик, пока Улыбка с отсутствующим видом застегивал клапан кармана. — Будешь хамить капитану, до Зоны не дойдешь. Имя у тебя есть?

— Антон, — пробурчал парень. — Энтони.

— Какой ты, на хрен, Энтони, Лох ты! — информировал Шустрик. — И Лохом останешься до конца Игры. Понял?

Кошка, наконец, прикурила сигарету от улыбкинской зажигалки. За-тягиваясь, пригляделась — капитан, слегка засмущавшись, потер левое ухо. Блеснули две серьги — гвоздик и колечко.

— Ну и ну, — только и вымолвила Кошка.

— А у нас теперь униформа такая, — сообщил Арнольд. — Я вот ре-шил кольцо в нос вставить.

— Ты и так гундосишь.

— Я не гундосю! — с достоинством возразил Арнольд. — У меня хран-цузский прононс!

— Прононс у него...

— И вместо кошачьего отряда нас будут называть голубым отрядом, — заметил Шустрик.

— Отряд голубых, — мечтательно сказал Арнольд.

— Армия любовников, — в тон ему произнес Улыбка.

— Вы как хотите, а я не пидор! — обиделся, а то и встревожился Лох.

Шустрик начал оглядывать его с преувеличенным интересом.

— Да? Будет время проверить...

Лох отскочил от него, как ошпаренный.

— Ой, б!..

— Бутылку возьми! — крикнул ему вслед Шустрик. — Обмоем твое вступление в армию любовников!

И тут же сунулся к Улыбке.

— Дай затянуться!

— Слыхал — после Игры, — сказал Улыбка.

— Да дай, не жопься, я быстро!

— Вонять будет, — сказала Кошка.

— Непедагогично, — заметил Арнольд.

— Да ни хрена он не учует! Видали у него зрачки? Ну, быстро!

Улыбка достал сигарету, прикурил, медленно затянулся и отдал Шустрику. Тот сделал несколько глубоких быстрых затяжек и сунул Ар-нольду. Арнольд поднял широкую ладонь.

— Пропускаю.

— Кошка?

Она с сомнением повертела сигарету. Травку она не курила. Да и вообще не курила — по жизни. Затянулась. Передала Улыбке. Он отдал Шустрику. Воровато оглядываясь, тот быстренько докурил и помахал в воздухе рукой, символически разгоняя приторно-сладкий дымок.

— П-педагоги, — проворчал Арнольд.

— Ш-ш-ш, — шикнул Шустрик, — мастер говорить будет!

К стойке и вправду выбрел Мик. Был он, как обычно, огромен, гру-зен и бородат. Привалившись спиной к стойке, Мик с минуту смотрел в зал. Уяснив, что большинство не соизволило обратить на него внима-ние, он поднял лапу и гаркнул:

— Нарр-род!

Игроки не сразу, но поутихли, в зале послышалось дружное движе-ние: кто поворачивался, кто вставал, кто проходил ближе...

— Рад вас всех видеть!

— У-у-у!

— Хай-хай!

— И мы, Мик!

— На Игру заявилось порядка восьмидесяти человек. Играем, как вы знаете ...надеюсь, что знаете... по "Пикнику" Стругацких. Полигон пло-щадью десять на пятнадцать, игровое время — сутки-двое. Общая игро-вая задача — обнаружение Золотого Шара. Большинство сталкеров новички. Лишь у ветеранов есть карты Зоны, но далеко не полные. Ко-манды, заботьтесь о проводнике или будете безвылазно сидеть в Стране мертвых. Пребывание в ней, кстати, шесть часов.

— У-у-у, Мик!

— Жестоко, мастер!

— Ничего-ничего, учитесь ценить жизнь — свою и чужую. Напоминаю, что можно вынести из Зоны помимо Шара: черные брызги, зуду, пус-тышку, ведьмин студень, смерть-лампу... образцы на стойке. Дорога проверяется гаечками, число которых ограничено. Новичкам рекомен-дую поучиться в школе Стервятника... то бишь меня... за умеренную плату, разумеется. Господа сталкеры, за вами будет охотиться поли-ция, если поймают — срок отсидки четыре часа. Не забывайте и про ло-вушки — жгучий пух, комариная плешь, мясорубка... Если кто угодил в ведьмин студень, не обессудьте — за полчаса не доберетесь до врача — милости просим в мертвятник. Время в Зоне тоже ограничено, не на-дейтесь зависнуть там на весь световой день, через три часа загне-тесь. Ученые Института — ваш командный мастер Синди, прошу любить и жаловать. И еще раз о Правилах — Правила надо знать.

— Вот это что-то новенькое! — заметил Улыбка. — Покажите мне хоть одного игрока, который бы до конца изучил Правила...

— Или мастера! — поддержала Кошка.

— А вообще — как сыграете, такую и получите Игру! И запомните: на этой Игре мастера — не козлы!

Бросив этот последний лозунг во взревевший народ, Мик повер-нулся к своему столу. Втиснулся между Кошкой и Арнольдом, подви-гался, умащивая мощные телеса, похлопал приветственно соседку по загривку и сказал с удовольствием:

— Привет отряду кошачьих!

— Класс млекопитающих, подкласс хищников... — пробормотал вы-жатый Арнольд, пытаясь втиснуть назад свою задницу. — Мик, тебя так много, а ты ведь еще и не пил...

Кончилось все тем, что ворчащий Арнольд притащил стул и уселся в торце стола. Образовался теплый круг, в котором немедленно появи-лись новая бутылка, консервы и даже притащенная неведомо кем трехлитровая банка огурцов.

— За мастера, за мастера, — приговаривал Шустрик, разливая. — За нашего великого — во всех отношениях — мастера!

Зазвенели дружно сдвинутые стаканы. Шустрик выдрал водку из поднятой руки Лоха.

— Пионерская норма!

— Они теперь не пионэры! — заметил шумно хрустевший огурцом Мик. — Они теперь эти... как их... скауты! ты скаут, ребенок?

— Я трезвенник! — мрачно сказал Лох, наблюдая, как исчезает со-держимое его стакана в шустриковской глотке.

— Эт-то правильно! — одобрил Мик. — На Игре надо быть трезвым и злым.

— Тогда ты, Мик, — рассудительно сказал Арнольд, — много не пей. А то будешь с похмелюги трахать нас всяческими способами.

— Я, — с достоинством объявил Мик, — ориентации не менял. Вот Кошку я бы с великим удовольствием!

Кошка еще скучающе вела глазом, а сидевший напротив Шустрик, откинувшись назад, описал ногой в старой кроссовке дугу в миллимет-ре от миковской физиономии. Поднялся ветер.

— Базар фильтруй, Мик, — сказал миролюбиво, — а то как бы тебе бо-роду не обрили!

— Кстати, — сказал рослый парень, остановившийся у стола с буты-лочкой пива, — а как у нас отыгрывается изнасилование?

Кошка откинула голову, окидывая его взглядом: волевая челюсть, крепкий лоб...

— Мик, а как у нас отыгрывается отрезание яиц?

Первым ухнул Мик. Потом заржал весь стол. Парень — делать нече-го — усмехнулся тоже, постоял еще, выжидая приличествующую паузу, и отошел.

Игра, как обычно, началась до Игры. Уже заключались пакты о не-нападении, скупщики сулили большие барыши, уже дипломат и интри-ган Шустрик уходил и говорил с известными и неизвестными людьми; возвращался очень довольный, вклинивался в беседу, выпивал и сно-ва исчезал. Мик только отмахивался от игроков, пытающихся что-то уточнить по Правилам:

— К командным мастерам, дети мои, к мастерам!

В голове было пусто, звонко и гулко. Кошка вертела стакан и раз-мышляла, почему такие дозы не валят ее с ног. В реале ей хватает од-ной рюмки.

— А помнишь, — говорил Мик, приобняв ее за плечи, — первые Хоб-битские? Ельфы...

— Пильфы, — кивала Кошка.

— ...орки, Фродо, — зажмурившись, мечтательно продолжал Мик, — колечко ...песня! Эх, где наши годы молодые!

Кошка на самых первых ХИ не была, но коль пришла мастеру охо-та понастольгировать, слушала с удовольствием.

— То-то я смотрю, ты точно такие игры и делаешь! — язвительно за-метил Арнольд, у которого алкоголь, наконец, добрался до головы и начал портиться характер. — Гибрид "Зарницы" с п-пейнтболом!

— А что? Игры всякие нужны, игры всякие важны... Пусть человек лучше здесь оторвется, чем на твоей башке в подворотне!

— Психотерапеут ты наш! Бла-адетель! — пропел вернувшийся Шу-стрик.

— Понимаешь, — говорил Улыбка, потирая покрасневшее ухо, — у ме-ня такая работа... в общем, я всегда должен быть в форме.

Кошка кивнула.

— Метрдотель?

Улыбка хмыкнул.

— Ну, где-то рядом... — ей пришлось податься через стол, потому что над левым ухом продолжали дискутировать два гиганта.

— А мне это уже — вот где! Особенно после Игры — так, знаешь, хо-чется что-то изменить...

Кошка знала. Два года назад после Игры она, наконец, подала на развод с Романом и, как ни странно, до сих пор об этом почти не жале-ла.

— Ну, вот и... — Улыбка вновь потер ухо. Кошка отвела его пальцы.

— Спиртом протирай.

— Водкой можно?

— Хоть пивом.

Пьяная идиотка, подумала Кошка, обнаружив, как уютно устрои-лась ее рука в улыбкинской теплой, бьющей током ладони. Правда, дальше самокритики дело не пошло...

— Ну и как на это посмотрели на твоей работе?

Он засмеялся:

— Радостно!

Кошка представила, как приходит на работу в ярко-розовых "бер-мудах" и ядовитой "кислотке" с вырезом до пупа, и завистливо вздох-нула:

— Везет же некоторым! У нас сурово — юбка до колен, чулки...

Капитан медленно улыбнулся:

— Чулки? Чулки — это здорово...

Кошка встретилась с ним глазами и, чтобы отвлечься, прислуша-лась к общему разговору. Общий разговор меж тем катился по излюб-ленной колее — а почему же мы все-таки играем?

— В жизни скучно, — говорил Мик, хрустя огурцом. ("Говори за себя" — вставка от Арнольда.) — Хочется адреналинчику. А повысить его можно по-разному. Геймы компьютерные адреналин повышают? Повышают. Удовлетворение есть? Есть — если выиграешь. Жизненный тонус — ноль. Или вот, к примеру, дали тебе по башке в подворотне...

Улыбка хмыкнул:

— Видно, часто ему в подворотне прилетает!

— Оно и заметно!

Мик продолжал:

— ...Адреналин? повысился. Удовлетворение? Есть — если ты мазо-хист. Жизненный тонус? Нулевой. И что мы имеем в итоге?

— А в итоге мы имеем тебя, Мик, и твои "Зарницы"! — сообщил вновь объявившийся Шустрик. — Будь здоров! Хорошо, что тебя по жизни ни-кто как следует не удовлетворяет!

— А ты зачем на Игры ездишь, Арнольдик?

Арнольд подумал, повел могучим плечом.

— Здесь можно побыть совсем другим человеком.

— А есть еще такая болезнь, — услужливо сообщил Шустрик, — раз-двоение личности. Шизофрения называется.

Мик поскреб волосатую шею.

— В свое время знакомые мне такой диагноз и ставили. А потом мне в голову пришла оч-чень интересная мысль: а может, мы-то как раз нормальные, а вокруг одни психи?

— Жить, — сказал Шустрик глубокомысленно, — нужно играя и играть живя.

— Ну, совсем-то другим не получается, — с сомнением заметила Кошка.

— Да? — сказал Улыбка. — У меня, например, по жизни очень сквер-ный характер. Просто стервозный.

— У тебя? — неподдельно изумилась Кошка. Улыбка был из тех ред-ких капитанов, которые в случае проигрыша не обзывают команду идиотами и козлами, не напрягают демонстрацией своей власти и из-лишней опекой.

Кошка поглядела на потолок, подумала и, перегнувшись через стол, спросила:

— А веришь, что я по жизни очень закомплексованная и нереши-тельная девушка?

Улыбка, подавшийся ей навстречу, беззвучно засмеялся — в полу-мраке блеснули белые ровные зубы:

— Что девушка — верю!

Кошка перехватила взгляд Арнольда на их сцепленные руки и внутренне ощетинилась — пьяный Арнольд начинал язвить все, на чем фокусировался его взгляд. Но Арнольд, на удивление, промолчал. Вы-ступил обнявший Кошку за плечи Мик:

— Ох, народ, за что же я вас так люблю? Ведь я же вижу вас всего несколько раз в году!

— За то и любишь, — сказала Кошка.

И вот они лежали мордой в землю — кто молча, кто вполне внятно матерясь — попасть на "сковородку" после хорошего получасового бро-ска безо всяких происшествий по "надежной" улыбкинской карте...

Кошка лежала там, где ее застал возглас Улыбки — спрятав под се-бя руки, натянув на голову воротник куртки и одним глазом поглядывая на братьев-сталкеров. Шустрик вертелся, действительно, как уж на сковородке, непрерывно ругая Мика, так их уевшего, и время от време-ни зверски шипел на пытавшегося поднять голову Лоха. Арнольд ле-жал молча и монументально, Улыбку, упавшего первым, не было видно из-за его мерно дышащей груди... Могло быть и хуже — в конце концов, лежишь на сухой земле, на листьях, черт подери, опять яичники засту-дишь... И ради того, чтобы полежать мордой в землю на заброшенном комбинате в окружении здоровенных придурков, платишь деньги, кида-ешь дитя родное, едешь черте куда, наплевав на работу и личную жизнь, и...

— Подъем! — сказал Улыбка, и Кошка одним прыжком оказалась на ногах.

— Все живы? — осведомился севший Арнольд.

Улыбка, морщась, разглядывал "сковородку" — выжженный круг травы.

— У меня правая рука поджарилась. У Лоха — левое ухо...

— А че?

— Башкой вертеть не будешь, вот че! — разъяснил Шустрик.

— ...рекомендую перевязать. А у Шустрика... — Шустрик, отряхиваю-щий штаны, замер. На лице капитана появилась коварная ухмылка.

— ...обгорело причинное место...

— Кошка, перевяжи! — немедленно сказал Шустрик, расстегивая пряжку ремня. Кошка наклонила голову и стала смотреть с подчеркну-тым интересом. Пальцы Шустрика двигались все медленнее...

— Тоже ерзал, как уж на сковородке, — проворчал Улыбка. — Ладно, задница у тебя обгорела.

Лох безуспешно пытался обмотать ухо и краснел от натуги и зло-сти. Арнольд, все еще сидевший на земле, некоторое время наблюдал за ним, потом сжалился:

— Подь сюды, скаут... — и щедрой рукой намотал Лоху на голову бе-лоснежный чепчик. Держась за поясницу, Шустрик бродил вокруг, оха-ми и вздохами демонстрируя свои страдания. Улыбка, орудуя зубами и левой рукой, ловко перематывал правую. Когда Кошка догадалась по-дойти, осталось только закрепить бинт. Завязав узелок, Кошка оста-лась стоять рядом — Улыбка вопросительно вскинул глаза, отразившие небо бабьего лета.

— А я, значит, нигде не обгорела?

Улыбка посмотрел на "сковородку".

— Ты — и Арнольд — были на границе круга, — сказал спокойно. — Если хочешь обгореть, в следующий раз падай удачней — в центр.

— Извини, — сказала Кошка, чувствуя себя глупо.

— Нет проблем.

— Эй, Кошка, недовольна? — крикнул Шустрик. — Хочешь, задницами махнемся?

— Мне своя больше нравится.

— И мне тоже, — охотно согласился Шустрик. Кошка решила не уточ-нять, о какой из двух возможных идет речь.

— Ну, ни хрена себе Мик дает! — восхищался Шустрик. Вертолет кружил над ними уже минут десять, словно пес на поводке: заметят, считай себя покойником. — Вот, где наши сотенки!

— А если в винт камнем? — предложил Лох.

— А если по ушам? — вопросил Шустрик.

Кошка покосилась на Улыбку — тот, казалось, дремал, прикрыв лицо локтем. Сорвала травинку и сосредоточенно пощекотала подбородок капитана. Тот отмахнулся лениво — раз, другой — потом угол его рта по-полз вверх и, не раскрывая глаз, Улыбка попытался перехватить кош-кины пальцы — та едва успела отдернуть руку. Шустрик наблюдал за ними, положив подбородок на сложенные друг на друга кулаки. Вздох-нул:

— Чисто дети!

И немедленно уполз щекотать уснувшего Арнольда.

— Извини, Улыбка, — проныл Арнольд. Он сидел, прислонившись спиной к стене, и уныло смотрел на свои длинные вытянутые ноги. Четверо стояли перед ним и хмуро взирали на них же. Ноги до колен были заляпаны синей краской — Арнольд вломился в "ведьмин студень"

— Так, — сказал Улыбка и, вскинув руку, посмотрел на часы. — Ноги до колен парализованы. Если за полчаса не доставим к костоправу, Арнольд загнется.

Кошка поглядела на кислые рожи сталкеров. Возвращаться никому не хотелось — Игра всего ничего, а тащить на себе громадного Арноль-да, да еще с риском попасть в ловушку или напороться на полицейских и загреметь на несколько часов в тюрьму или мертвятник... Шустрик присел было на край стены, но, увидев обращенные на него взгляды, подскочил, как ужаленный, хватаясь за тощую задницу.

— Ое-ей! Волдырь лопнул!

Лох с удовольствием зафыркал. Улыбка поглядел на свою коман-ду, на дорогу назад, пощурился на солнце и сказал:

— Ну, Лох отпадает...

Хоть и с неохотой, все согласились: для того, чтобы тащить Ар-нольда, нужно три таких Лоха.

— Спички у кого есть? Будем тянуть, — сказал Шустрик.

— Кто гаечку дальше кинет, тот и остается.

— Ну да! — заныл Шустрик. — Сам так целый месяц тренировался, а теперь нас строишь!

— А тебе кто не давал?

Впрочем, кинул Шустрик вполне прилично. Кошка смерила взгля-дом расстояние, вздохнула и бросила тоже. Оба смотрели на капитана. Улыбка повертел задумчиво в воздухе гаечку — и тоже кинул.

Смотреть пошли Улыбка с Шустриком. Кошка глядела на смирно помалкивающего Арнольда и прикидывала, как его придется тащить — волокушу, что ли, делать? Улыбка нес гайки за разноцветные ленточки, словно рыбий улов. Шустрик корчил неприятные рожи.

— Наловчилась, — злобно сказал Кошке и обратился к Арнольду, — ну что, болезный, может, сам поползешь?

Улыбка кивком подозвал Лоха, развернул карту.

— Пойдете по этому маршруту. Здесь обращайте внимание на тре-щины. Кошка, смотри! Основное направление — на ту трубу.

— Какую? — хмуро спросила Кошка. Она не верила, что кинула гайку дальше всех, но больше не хотела выставлять себя подозрительной дурой. — Их же тут до едрени фени...

— Вон та, с мозаикой. Там ждите нас. Часа через два должны обер-нуться.

— А если нет?

— Действуйте, как знаете.

Остающиеся помогли взвалить Арнольда на плечи — тот только вздыхал с подчеркнутой виноватостью.

— Найдете Золотой Шар, — крикнул Шустрик напоследок, — пожелай-те, чтоб Арнольд скинул килограмм тридцать!

Они провожали взглядом парней, ссутулившихся под тяжестью Ар-нольда — его ноги волочились по земле, иногда конвульсивно подерги-ваясь, словно желая помочь, и вновь замирали.

— Они что, так его и потащат до самого конца? — с ужасом спросил Лох.

— А то! Играть так играть...

Кошка уже который раз оглянулась и остановилась. Притомивший-ся, а потому, наконец, заткнувшийся Лох немедленно рухнул на остаток железобетонной плиты.

— Привал?

Подпрыгнув, Кошка подтянулась на заржавленной лестнице и вни-мательно вгляделась в тропинку. Спрыгнув, вытерла пыльные ладони о пыльные же штаны и сказала, не слишком повышая голос:

— Может, хватит уже в "догоняшки" играть? Выходи!

Лох подскочил:

— Кто? Где?

— Держись подальше... — вполголоса приказала она. Из-за железно-дорожной насыпи медленно поднялся парень, постоял, глядя на них. Развел руки, демонстрируя открытые ладони, и медленно пошел к ним. Перепачканные джинсы, серая куртка, серая маска, рюкзачок за левым плечом, на ремне болтаются гайки.

— Привет! — сказал, останавливаясь на дипломатическом расстоя-нии. — Можно мне с вами?

— А ты кто?

— Ланс.

— Оружие есть?

— Я сталкер мирный, — сказал Ланс, снимая куртку и встряхивая ее. — Пусть парень меня обыщет.

По кивку Кошки Лох неуверенно приблизился, принялся охлопы-вать Ланса по бокам, ногам... тот поглядывал на него сверху друже-любно и говорил Кошке:

— Сигурд на первой же "сковородке" спекся... Ну, все? "Кулуарка" у меня за левым голенищем, можешь забрать...

— У кого карту брали?

Ланс хохотнул:

— У Стервятника, кого ж еще! А мы когда с Сигурдом узнали, что вы сюда идете, думаем, дело верняк! А где ваши?

— Догонят, — хмуро сказала Кошка. Брать с собой Ланса не хоте-лось, но держать его за спиной...

— Хабар у нас поровну.

— Это ясно, — согласился Ланс. — Вот.

Он взялся за мешок, услышав приказ "медленно", успокаивающе кивнул. Преувеличенно тщательно начал развязывать и доставать из мешка хабар. Потом вытряхнул на землю "джентльменский набор": банку сгухи, кружку с ложкой, белую повязку "мертвеца". Кошка ногой разгребла хабар: зуда, браслет, батарейка...

— Делим на троих, остальное — по дошедшим, — Ланс задрал голову. — Ну, берешь?

— Идем.

Спрыгнув, она свернула карту.

— Держитесь правее. Там на пригорке "комариная плешь".

— Там? — показал Лох.

— Да. Иди по стенке.

Лох послушно вспрыгнул на развалины стены, прошел, баланси-руя, свернул за угол и скрылся из виду. Кошка вскарабкалась следом. Старые кроссовки чутко ощущали все впадины и выбоины, словно бо-сые подошвы. Задержавшись на углу, оглянулась. Ланс стоял на стене, заглядывая вниз.

— А где плешь-то? Хоть посмотреть...

— Вон...

— Вот эта?

Кошка сделала несколько осторожных шагов назад.

— Видишь проплешину на пригорке?

— Где?

— Да вот же!

Дойдя до Ланса, Кошка наклонилась, показывая "выбритый" приго-рок. Сталкер повернулся, качнулся, теряя равновесие, толкнул плечом Кошку — и та приземлилась на четыре кости прямехонько на "комариную плешь".

— Ну, чего вы там? — спросил Лох, вновь появляясь на стене. Ланс, почесывая подбородок, смотрел вниз на Кошку.

— Кошка влипла, — сказал задумчиво.

— Во, блин!

— Ну. Свалилась прямо на плешь. Одно мокрое место осталось...

Кошка медленно села, машинально отряхивая руки и колени. По-глядела на стоявших на стене парней. Лох, стараясь не смотреть на нее, спросил:

— Ну и что дальше?

— Хоронить там нечего. Пошли.

— А куда?

— Куда... Эй, а где карта?

— У нее была.

Ланс с досадой выругался.

— Ну хоть примерно дорогу знаешь?

— Вроде на ту трубу надо выйти...

— Пошли на ту.

Продолжая вытирать руки о коленки, Кошка молча проводила их взглядом. Ланс оглянулся напоследок. Иди-иди... сталкер. Кошка легла спиной прямо на мягкую землю. Ногу за ногу стянула кроссовки. Поше-велила приятно попрохладневшими пальцами. Особо обидно не было, хотя она не ожидала попасть в трупятник так скоро... Заложив за голову руки, уставилась на медленно плывущие облака. А все-таки нужно до-верять чутью — не надо было брать с собой Ланса. Может, у него роль такая — мочить сталкеров-конкурентов? Под Стервятника косит... Лоха жалко. Или пацан ему не помеха? А вот с картой он прогадал...

На душе становилось все гадостней и гадостней. Игра — дело лич-ное — и в пределах собственной роли ты можешь быть героем или по-донком, как тебе в данный момент или вообще по жизни хочется. Толь-ко нарываться на второго отчего-то всегда неприятно... Это от привыч-ки к командной игре. Раньше ты всегда была готова к бою и обороне...

Кошка села, натянула кроссовки, вытащила с кармана традицион-ный бинтик для белой повязки мертвеца — чтоб было видно издалека, что не стоит резать уже убитого, да и разговаривать себе во вред: уво-лочет с собой в Страну мертвых. Пошла, не разбирая, через кусты до хорошей дороги, которая когда-то называлась Доменной. Ветер, как обленившийся футболист, гонял туда-сюда листья, по асфальту змеи-лись глубокие трещины. Кошка стянула маску, вытерла ею лицо и, вер-тя ее на пальце, неспешно побрела в мертвятник...

Мандос, как с первых ХИ традиционно называли владыку Страны мертвых, встретил Кошку брюзгливо.

— Имя? — спросил хмуро, раскрывая уже порядком исписанную тет-радь.

— Кошка, — покорно сказала Кошка.

— Время смерти?

— Тридцать пять минут назад.

Мандос, шевеля губами, сделал сложный расчет.

— Причина смерти?

— Комариная плешь.

— Иди, — Мандос мотнул головой. — Дрыхни.

Бодрствующие трупы встретили Кошку с полузлорадной приветли-востью: если уж Кошка залетела в мертвятник в первую половину Игры, то им и сам Бог велел... Она рыскнула взглядом, своих не обнаружила, и опрокинулась на свободную "пенку". Сосед, не прерывая игры в кар-ты, мотнул бритой головой.

— Твои были.

— Кто?

— Арнольд с Улыбкой.

— А Шустрик?

— Арнольд, говорю, с Улыбкой... что ложишь, что? Арнольд от студ-ня сдох, мужики напоролись на копов, Улыбку подстрелили. Шустрик удрал... ну куда, куда, глаза-то разуй!..

— На то он и Шустрик, — пробормотала Кошка и обнаружила перед носом раскрытую банку сгухи. Рыжий желтоглазый парень присел ря-дом с ней по-турецки.

— От нашего стола вашему столу! — он махнул рукой в сторону ва-лявшихся с голыми торсами трупов — те вяло пошевелили верхними ко-нечностями. — Твои велели передать тебе пиво — сказали, что скоро за-гремишь к Мандосу — но мы его оприходовали. Так что извини... Нам через полчаса выходить. Кипяток в ведре. Мандос с глубокой похмелю-ги злой и не кормит. Где попалась-то?

— На Плеши.

Парень уважительно присвистнул. Свист получился звонким и пе-реливчатым. Труп, пластом лежавший неподалеку, поднял голову, про-бормотал злобно: "Из могилы подымут, падлы..." По свисту Кошка уз-нала — Крис с Вольных Охотников.

— Без карты, что ли?

— В том-то и дело, что с картой... — пробормотала Кошка, открывая прижатую крышку сгущенки. В уме заново раскручивалась сцена на стене. Вот она подходит, наклоняется, Ланс разворачивается, из-под ног падают крошки цемента, взмах левой рукой... толчок правой, не-сильный, вскользь... Вот теперь лежи и думай — случайно-неслучайно... Кошка задумчиво лизнула с ложки сгуху.

Крис явно переотдыхал — так и подпрыгивал от нетерпения, как но-венький мяч — яркий, рыжий, упругий.

— Карту, поди, у Стервятника брали? Он, говорят, специально стал-керов на ловушки выводит. А слыхала, кто-то на границе Зоны рэкетом занимается? Сидят, ждут, когда сталкер с хабаром выйдет, раз-два — и готово... Много нашли?

— Да чего теперь... — сказала Кошка. Заметив ее движение, Крис достал и прикурил две сигареты, отдал одну Кошке и стал рассказы-вать, как Вольные Охотники втроем загремели под смерть-лампу. Кош-ка облизывала ложку, запивая чуть теплым чифиром, слушала вполуха, поглядывая на сутолоку в кабаке напротив. Прищурилась. Похоже, мелькнул Шустрик. На Игре зрение почему-то резко обострялось, и оч-ки ей были практически не нужны. Точно, Шустрик. Лавируя между по-сетителями, он вылетел из-под брезентового навеса кабака, прижимая локтем какой-то сверток. Мельком глянув на мертвятник, понесся было дальше. Остановился на ходу, обернулся, вглядываясь. Кошка кивнула, Шустрик вскинул руку — помахать, спохватился и почесал затылок. По-стоял, соображая, схватился за голову, изображая вселенскую скорбь, и пошел дальше, но уже гораздо медленнее, оглядываясь на ходу. Кошка невольно начала улыбаться и, наконец, ощутила вкус сгущенки.

— Охотники! — гаркнул Мандос. — Свободны!

— Пока, Кошка! — радостно сказал Крис, вскакивая. — Ни пуха тебе...

— К черту! — напутствовала Кошка, доскребая последнюю ложку. Улеглась на спину, задирая на животе майку. Не обгореть бы на солн-це, хоть бабье, но все же лето...

— Ну, привет! — сказал он. — Долго же ты добиралась!

Кошка остановилась на приличном расстоянии, раздумывая, поче-му она совсем не удивилась при виде Ланса. Он сидел на стене, мотая ногами, и с явным удовольствием разглядывал ее.

— Где пацан?

— В порядке ваш Лошонок, не бойся, — усмехнулся он. — Я его в ка-бак с хабаром послал.

— А сам остался организовать мне торжественную встречу? Или снова торжественные похороны?

— У меня есть карта с расположением Золотого Шара, — сообщил Ланс, спрыгивая со стены.

— Надо же, как тебе повезло.

— А перед Шаром стоит мясорубка.

— И что?

— А передо мной стоит отмычка. Сейчас я ее возьму, и пойдем к Золотому Шару.

— А есть еще такая птица, — сообщила ему Кошка словами Шустри-ка. — Называется Обломинго...

Он прыгнул, Кошка тоже, но недостаточно быстро. В миковских иг-рах допускается физическое насилие — когда оно не переходит в мор-добитье. Оно и не перешло. Ланс просто выкрутил руку Кошки, упира-ясь коленом в ее спину, и разговаривая вполне доброжелательно, ис-кал в карманах веревку.

— Нет, ты скажи, зачем вы, бабы, лезете в мужские игры? Ну иди играй в салоны, в ХИ, наконец, что ты сюда-то лезешь? А раз лезешь — терпи! — он повыше заломил кошкин локоть, она чуть не взвыла, хвата-нув губами пыль с земли. Отплевываясь, скосила взгляд:

— Ты всех баб так не любишь? Или только мне... честь такая?

— А ты что думала — всех умнее, да? — сказал он, почти касаясь гу-бами ее уха. — Всех круче, да? Ты у меня на этой игре из трупятника не вылезешь! Поняла?

Локоть пошел еще выше. Кошка поняла. Поняла только сейчас — плевать ему на Игру. Плевать ему на все — кроме нее и себя. Он и на Игру приехал, наверное, только из-за нее... Что-то доказать ей, а в первую очередь — себе...

И с силой выбросив через плечо руку, вцепилась когтями ему в шею.

Когда он, наконец, поднялся, Кошка стояла в трех шагах от него, сжимая в руке обломок кирпича. Ее трясло — от ярости и страха — но пальцы впились так, что кирпич стал просто продолжением руки.

— Ну, — сказала она, едва шевеля онемевшими губами, — ну, иди сю-да. Иди.

Пот и кровь с рассеченной брови стекали на глаза, но она стара-лась не моргать, потому что боялась пропустить, когда он шагнет впе-ред. От скачущего в горле сердца и хриплого дыхания он как будто ка-чался, казался то ближе, то дальше... Он шагнул, и она сделала шаг в сторону — длинный осторожный стелющийся шаг, удивившись мимо-летно, что подкашивающиеся ноги еще ее слушаются. Они кружили и кружили — Ланс говорил что-то, но Кошка уже не слушала и только по-вторяла тихо и неспешно, одним дыханием, словно гипнотизируя себя или его: иди, иди...

Ланс услышал первым. Его взгляд метнулся влево-вправо, он вы-прямился, отступая, и медленно выдохнул — с облегчением? Кошка, не веря, не спешила повернуть голову, но, наконец, услышала тоже. Шаги и голоса приближались — из-за угла вывернули ее парни.

— Ого, Кош... — возопил Шустрик и смолк, уставившись на застыв-шую в полуприседе Кошку с кирпичом в руке.

Парень, стоявший напротив, отшагнул еще, сказал оживленно:

— Ну, привет!

Шустрик шагнул мимо:

— Кошка... ты что?

Арнольд медленно опустил на землю сумку и посмотрел на Улыб-ку. Тот, едва глянув на Ланса, наблюдал за Кошкой. Ланс хмыкнул, развел руками:

— Вот... хотел вашу Кошку в плен взять. Бешеная она у вас какая-то!..

Капитан опустил глаза, разглядывая землю под ногами. Шустрик повернулся к Лансу.

— В плен? В плен, да?

Арнольд прошел мимо, осторожно положил руку на кошкино плечо — она только сейчас ощутила судорогу, сковавшую ее плечи и руки, и осторожно вздохнула. Все еще глядя в землю, Улыбка задумчиво сде-лал шаг, другой, и вдруг молча кинулся на Ланса. Кошка еще успела услышать чей-то вскрик, как Арнольд круто развернул ее в противопо-ложную сторону и, прижимая к твердому боку, потащил за собой, при-говаривая:

— Идем, Кошка, идем, котеночек... Все хорошо, да, котенок?

Увел за угол цеха, усадил, пожал плечо, не зная, что сказать. Про-бормотал неловко:

— Схожу посмотрю, ладно?

Кошка тупо взглянула на мгновенно появившегося перед ней Шу-стрика. Сев перед ней на корточки, то суетливо искал что-то в карма-нах.

— Вот с-сука... на, затянись... — он сунул в левую руку Кошки сигаре-ту — та выпала. Шустрик тут же достал другую, прикурил от своей и ос-торожно вставил в распухшие губы Кошки. Кошка послушно затянулась, закашлялась, взяла сигарету трясущимися пальцами — безымянным и мизинцем, оберегая разбитые костяшки. Шустрик меж тем занялся ее правой рукой, пытаясь разжать пальцы.

— Ну все-все, отпусти его...

Кошка с недоумением взглянула на свою руку, как на чужую, и кир-пич тупо ухнул в землю. Шустрик метнулся до угла, постоял, вытянув шею. Вернувшись, вновь сел на корточки.

— Он что, больной, да? Ненормальный?

Кошка сморщилась, облизала соленые губы.

— Нет, — сказала — ему или себе. — Он нормальный. Вполне.

На Игре мы такие, какими хотим быть. Какими разрешаем себе быть. Крутой мужик Ланс, которому когда-то — сама не помня когда и где — перебежала дорогу Кошка, и который не смог ни себе, ни ей этого простить.

Если он и болен, то только мной...

Она подняла глаза и стала смотреть на небо, чтобы не смотреть на подошедшего Улыбку. Тот сидел перед ней на корточках и молчал. Хорошо, что он ничего не говорил и не дотрагивался до нее — потому что тогда бы она постыдно и безудержно разрыдалась.

— Пошли, — наконец сказал Улыбка. — Шустрик нашел Золотой Шар.

— Ну что, будем брать? — деловито спросил Шустрик. — Вчетвером мы его вмиг замочим!

— Погоди.

— Да чего годить? Говорят, эти ученые психи на подходе, а они со-бираются рвать Шар к чертям собачьим...

— Подожди, — сказал Кошка. — Так нельзя.

— Что нельзя? Как?

— Нельзя брать его грязными руками, Шустрик. Вот представь — за-мочишь ты этого бедного парня, придешь к нему, весь такой крутой и... шустрый и скажешь: "Хочу!" И представь — только представь — что он тебе выдаст?

Шустрик смотрел на нее, сморщившись, и мрачнел прямо на гла-зах. Похоже, представлял.

— Если бы я его первой нашла, я бы, наверное, тоже начала всех отстреливать...

Шустрик хмуро посмотрел на Улыбку.

— Знаешь, — спокойно сказал он. — А ведь она права.

Заматерившись длинно и цветисто, Шустрик сплюнул:

— Вечно вы... всю Игру обломали! Какую Игру! Раз в жизни, нет, раз в жизни, а тут вы... ну что вылупились? Пойду хоть науку не подпущу!

Ругаясь и поскальзываясь на осыпавшихся камнях, Шустрик вы-брался наружу. Было слышно, как, не скрываясь, он идет вниз, покри-кивая на ходу:

— Эй, братан, не стреляй, разговор есть!

Кошка с Улыбкой переглянулись. Вот за это я тебя и люблю, поду-мала она. Арнольд длинно вздохнул и молча полез наружу.

— Ну что, пошли? — негромко спросил Улыбка. Как-то очень нереши-тельно. И так же нерешительно протянул руку.

Светлане довелось прочитать кучу дамских романов и вволю похи-хикать над историями о любви и страсти безумной и прочими женскими мечтаниями...

Прикосновение пальцев было как удар. Как взрыв. Только мгнове-ние назад они были врозь — а через миг, ошеломленные — вместе, ря-дом, сплетенные объятиями, прикосновениями, поцелуями, и не было места словам, только бессмысленному шепоту, губам, рукам, шелесту одежды...

Последними сорвали маски.

Она вышла на трассу, проходящую вдоль завода. Поглядела в обе пустые стороны. Это раньше здесь было очень оживленное движение, а сейчас ей ничего не светило — разве что "маршрутка" часа через три или какой-нибудь не слишком упертый дачник поедет домой не в вос-кресный, а в субботний вечер... Кошка пощурилась на садящееся солн-це, перекинула через плечо сумку и зашагала к видневшимся на гори-зонте туманным домам города. Она шла, разгребая ногами негусто еще нападавшую листву — листья шуршали и пересыпались, наплывало что-то детское, далекое...

По пути оглянулась только раз — на хлопки взлетевших над комби-натом ракет: Игра закончилась. "Игра окончена, спрячь в ножны свой клинок. Закончен бал, гасите свет, тушите свечи..."

Шум машины был слышен издалека. Кошка обернулась, прищури-лась — машина, приближавшаяся к ней стремительно и мощно, к маха-нию рукой не располагала — а то, как в том анекдоте, морду набьют: "Ты где, сука, "шашечки" увидела?" Джип, однако, плавно снизил скорость и остановился перед отступившей Кошкой.

— В город? — осведомился водитель. — Садись, подвезу.

— У меня только полтинник, — на всякий случай сказала Кошка.

— Да садись ты! — раздраженно сказал водитель.

Кошка уселась на переднее сиденье ("Маша, не садись в машину к незнакомым дяденькам!"), пристроила в ноги сумку и, посмотрев на плавно наплывающую дорогу, оценивающе взглянула на водителя. Со-всем молодой мужик, лицо хмуроватое, похоже, не выспавшийся, и, по-хоже, мало обращающий внимание на свою пассажирку. Только похо-же. Потому что, не отрывая глаз от дороги, поднял руку и повернул к Кошке зеркало заднего вида. Кошка взглянула и начала тереть щеку.

— Что, носом землю копала? — хмыкнул парень.

— Ну...

Видно, принял ее за нетерпеливую дачницу, не дождавшуюся автобуса. А сам? На садовода-огородника он походил мало, да и, судя по внешности и машине, находился в том счастливом возрасте и положе-нии, когда на урожай и дачу было категорически плевать. Кто-то из иг-роков? А чего так сорвался? Судя по вчерашнему вечеру в Перекрест-ке, игроки были не против провести сегодняшний так же. Да еще и Игра закончилась неожиданно быстро, и никто не собирался домой.

В дружном молчании — похоже, парень тоже был не в настроении поддерживать разговор — они доехали до города.

— А вам куда? — с надеждой спросила Кошка. В ней внезапно вклю-чился режим жесткой экономии — отдать полтинник, да еще десятку в трамвае за несколько остановок, которые она явно была не в состоя-нии проковылять самостоятельно, казалось ей сейчас просто кощунст-вом.

— Под мост.

— И мне под мост, — согласилась Кошка. Джип нырнул под мост и плавно тормознул на перекрестке. Кто-то возмущенно засигналил. Кошка, не глядя, показала средний палец, услышала фырканье води-теля, и, спохватившись, спрятала руки под себя. Рассеянно погляды-вая по сторонам, вдруг встрепенулась. У дома напротив элегантный мужчина в сером плаще, опершись о дверцу, вручал букет роз женщи-не, сидевшей в черном "мерсе". За что и был удостоен благодарствен-ного поцелуя в щечку. Ах ты... Кошка, не раздумывая, вылетела из джипа, услышав за спиной: "Ты куда? " И с лету врезалась в помахи-вающего рукой мужика, припечатав его к стене рядом с дверью подъезда.

— Денег, значит, на сапоги дочери у тебя нет, а на розы для своих бл... у тебя запросто! — выпалила в лицо бывшего мужа, для убедительности встряхивая его чуть ли не на каждом слове.

— Светка!.. ты что, взбесилась?.. она не... Светка, да отцепись ты!

Роман был мужиком не хлипким, но оторвать ее пальцы от своих лацканов был сейчас не в состоянии. Бывшая жена шипела ему в лицо, как змея:

— Денег, значит, не платят? В долгах, как в шелках, да?

— Свет, да успокойся ты! Ты же знаешь, у нас зарплату уже полго-да...

— Да насрать мне на твою зарплату! Где машкины алименты?

— Эй, братан, помощь не нужна? — услышали они радостное. Света оглянулась и, воспользовавшись этим, Роман стряхнул с себя ее руки. Поправил сбившийся набок галстук. Щуплый тип, прислонившийся за-дом к капоту, почтения не внушал — Роман открыл было рот, но, раз-глядев машину, решил смолчать — чем черт не шутит...

— Отдам я тебе все! — сказал с досадой. — Ну что ты, как маленькая, ей-богу! Вот дадут зарплату...

Светка отступила, измеряя его взглядом. В черных запыленных джинсах, черной водолазке, с растрепанными волосами, с подсохшей ссадиной на губах, царапиной на обострившихся скулах... Такого он от нее не ожидал — ну просьбы, ну слезы, ну скандалы, но чуть морду ему не набить... И глаза, как у дикой кошки... Приняла, что ли, для храбро-сти, и приехала со своим екарем разбираться?

— Слушай, — сказала она — уже совсем спокойно. — А знаешь, что сейчас бывает за сокрытие доходов?

— А? Ты о чем? — он вновь, уже ненужно, поправил ворот рубашки и галстук.

— Если, допустим, кто-нибудь позвонит — знаешь, сейчас анонимные звонки принимают — и подскажет, где и кем работает оформленный сторожем Роман Сергеевич Горецкий, а?

— И что будет?

— Ничего, родной мой. Ничего, кроме неприятностей, тебе не будет.

Он не стал ничего доказывать или убеждать, потому что не знал, как вести себя с этой взбесившейся кошкой. Потом он придумает...

— Деньги переведешь на машкин счет, — сказала его бывшая, вле-зая в гостеприимно распахнутую дверь джипа. — За восемь месяцев, не забудь!

— Я не найду сразу такую сумму, — вяло сказал он.

Светка рассмеялась ему из машины смехом булгаковской Марга-риты.

— В понедельник! — и эффектно хлопнула дверью.

Ейный хахаль оторвал задницу от капота и, сказав радостно:

— До встречи, земляк! — сел за руль, на прощание отсалютовав пальчиками.

Кошка скользнула взглядом по унылой физиономии бывшего мужа — чего доброго, от озадаченности еще и заплатит... Спрятала под себя трясущиеся от злости руки.

— Теперь куда? — спросил водитель. — Домой?

Кошка кивнула, рассеянно глядя перед собой.

— Муж? — небрежно поинтересовался он.

Кошка опять кивнула. Сказала с отвращением:

— Бэ/у.

— Ничего, мужик видный, — великодушно заметил водитель. Кошка поглядела с яростью:

— Не понимаю! — сказала с отвращением. — Ну, мало ли как ты жил с женой! Но ведь с ней остается ребенок! Твой ребенок! Что ж вы носи-тесь от него по всему свету, как черт от ладана!

Парень хмыкнул неопределенно, благоразумно не пытаясь отве-чать за всю сильную половину человечества. Завернул к ее подъезду. Кошка завозилась было, разыскивая по карманам полтинник, но парень махнул рукой:

— Машке мороженого купишь.

— Ну, тогда спасибо большое.

Он поглядел, как Кошка вылазит из машины, и сказал неожиданно:

— Меня Саней зовут.

Она глянула настороженно.

— Спасибо... Саша.

Он вновь хмыкнул, уже веселее:

— Пока.

— До свидания.

Кошка кивнула уставившимся на нее соседкам, услышала за спи-ной шум отъезжающей машины, и только войдя в подъезд, поняла, что не говорила Сане свой адрес. Замедленно возилась с почтовым ящи-ком — ну надо же, успела раньше почтовых воров! — соображая, кто это был.

Господи, Шустрик! Шустрик такой — без приколов, без подначек, хмуроватый, молчаливый... Шустрик на джипе! Вот тебе и маски, вот тебе и инкогнито! Они все давно про тебя знают, еще, поди, на улице каждый день сталкиваемся! Посмеиваясь и качая головой, она открыла гремящую дверь и, поставив сумку, огляделась. Отсутствовала всего-то один день, но как будто вернулась из другой жизни. Как всегда после Игры все казалось немного чужим и непривычным.

Не разбирая сумку, вошла в ванную и, медленно раздеваясь, гля-нула в зеркало. Остановилась с полустянутой с рук водолазкой, при-двинулась, рассматривая себя с серьезным недоумением. Сияющие глаза, светящаяся изнутри, несмотря на пыль и ссадины, кожа... Госпо-ди, и это — секс, любовь в каком-то полуразрушенном складе с полузна-комым, в сущности, мужчиной, к которому испытываешь странные по-лузабытые чувства... И это она, не мыслящая секса без белых просты-ней и чистых, пахнущих только мылом тел...

Ероша мокрые волосы, она вышла на кухню, машинально включая чайник. Выглянула в окно. Нет, за Машкой она сегодня не поедет. Сей-час завалится — и спать, спать, спать...

Загрузившийся компьютер требовательно запищал, и у нее ухнуло сердце. Медленно, очень осторожно, словно стараясь остаться неза-меченной, она подошла к столу и так же медленно, почти нехотя, на-жала ввод.

— Почему ты ушла? — спросил он.

Испугалась, честно призналась она. Испугалась того, что случи-лось. Испугалась того, что ушло. Испугалась того, что будет.

Она наклонилась и, наполовину веря своим словам, напечатала:

— Это Игра. Просто Игра. Только Игра. И для тебя — Игра.

Долгая пауза. Ответа не будет...

— Не решай — за меня.

Она стояла у окна, рассеянно водя пальцем по стеклу, не видя бы-стро синеющего вечера, и чувствовала себя по-дурацки, по-бестолковому счастливой...