Абсолютный слух (Счастливчик Майки)

Федотов Александр Викторович.

АБСОЛЮТНЫЙ СЛУХ (Счастливчик Майки)

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

Очнулся я оттого, что в нос стала затекать вода. Откинув голову на что-то мягкое, я фыркнул носом, потом закашлялся. Вода достигла плеч. Было почти темно, раскинув руки, я уперся в мягкую обивку. Над головой было тоже самое. 'Это салон машины — понял я — откуда здесь вода?' Вода, между тем, прибывала и я заметался пытаясь встать, но меня цепко держали ремни безопасности. Судорожно ощупывая руками ремни, я, наконец, обнаружил защелку; потыкав пальцами наугад, сумел все-таки ее расстегнуть. Глаза, наконец, привыкли к скудному освещению, которое проникало через заднее стекло машины и я понял, что нахожусь на заднем сиденье. Машина имела очень сильный наклон и между крышей и задним стеклом образовался воздушный карман, именно он меня и спас. Бессознательно обвисшее тело удержали привязные ремни, а когда вода стала заливать мне лицо, я очнулся. Повернувшись на сиденье, приникнув лицом к стеклу, я начал пристально всматриваться наверх — где-то высоко колыхалось голубоватое марево, машина находилась глубоко под водой. 'Далеко, подумал я, но надо выбираться, только сначала проверить, как проще покинуть салон'. Глубоко вздохнув, я нырнул вглубь салона, почти ничего не было видно и я, доверяя больше рукам чем глазам, обнаружил, что правое переднее стекло опущено, сходу проверил проходит ли мое тело. Развернув плечи по диагонали, мне удалось протиснуться. 'Остальная тушка легко проскочит — прикинул я — надо вернуться и подышать, как следует'. Воздуха осталось совсем мало, запрокинув лицо наверх, задышал глубоко и ровно насыщая кровь кислородом. Воздух был уже затхлый, попахивало бензином. 'Пора!' — решил я и поспешно рванулся к окну, как и ожидалось, после плеч мое тело с легкостью прошло в проем; напоследок сильно оттолкнувшись ногами от нижнего края окна, я устремился к свету. Поначалу мне казалось, что самое страшное уже миновало, но время шло, приближалось удушье, а поверхность приближалась очень медленно. Расстояния под водой обманчивы, я ошибся с оценкой, но теперь только наверх! Другого выхода не было, смерть со всех сторон, наверху свет, наверху жизнь, и я, прилагая все силы, рвался наверх! Приступ удушья стал почти нестерпимым, стали беспокоить короткие судороги, они прокатывались волнами по мышцам живота, груди и спины, тело самопроизвольно извивалось, но руки и ноги продолжали свою упорную работу. Подступал ужас, 'Господи — взмолился я — помоги мне, я сделаю все что ты захочешь, я стану праведником! Буду служить священником! Уйду в монастырь! Сократи мой путь к Свету!'. И мне стало легче, я увидел свое изломанное отражение в волнистом зеркале поверхности воды, оно быстро приближалось.

Я вырвался на поверхность почти ничего не видя, хрипло с трудом задышал, воздух проходил в мои легкие с трудом, мелкими порциями. 'Адреналин — подумал я — надпочечники выбросили в кровь огромную порцию адреналина, именно он меня и спас'. Наконец дышать стало легче, спазмы прошли, зрение восстанавливалось и мир заиграл всеми красками. 'Вот ведь, там внизу я наобещал всякого, разного — мне было неудобно за свою слабость, с Богом отношений тоже портить не хотелось — Прости Господи! Ну какой из меня монах? Ну а какой из меня священник?! А, про праведника, это я просто погорячился, нет уж, давай, как раньше — ты там у себя, как нибудь, а я тут, аналогично'. Дыхание стало спокойным и глубоким, силы прибывали, я уже уверенно держался на воде. 'Простит, — подумал я — всегда ведь прощал, с чего бы, сейчас, Ему прибегать к карательным мерам?'. Появились мысли о своих дальнейших перспективах, я болтался посреди моря и до спасения было еще далеко. 'Не о том просил — подумалось мне — Что воздух? Его тут сколько угодно — я окинул взглядом небесную высь — землю мне надо было просить. Немного, только чтобы лечь и обнять ее руками'. Солнышко грело мое лицо ласковыми лучами и я стал подгребать одной рукой сильнее, разворачиваясь на месте. Я, сначала, даже не понял, что вижу — прямо посреди моря торчала огромная глыба бетона, а из нее, стремилась вертикально вверх колоссальная бетонная колонна. Я запрокинул голову вверх... Мост, нет это был МОСТ, пилон выходящий из фундамента (кажется мостовой фундамент 'бык' называется), устремлялся вверх на немыслимую высоту. Самое удивительное было то, что мост висел в воздухе, ни на что больше не опираясь, я проводил взглядом пролет моста, далеко... очень далеко, сквозь туманную дымку угадывался второй пилон. Между пилонами провисал толстенный трос, а сам мост висел на многочисленных растяжках. 'Между пилонами верных полтора километра' — потрясенно подумал я. Солнышко поднялось еще невысоко, очевидно было раннее утро, над водой стояла призрачная дымка. Я повернул голову в другую сторону и увидел берег, до него было метров двести, удивительно, почему я раньше его не видел, может быть туман закрывал? Более короткий пролет моста выходил далеко на берег и скрывался за косогором ни на что не опираясь. 'Двести метров расстояние вполне реальное — подумал я — но только не сейчас'. Я невольно вернулся взглядом к фундаменту, 'Поплыву туда, может быть, найдется какая ни будь железяка, за которую можно зацепиться, повисеть на ней, отдохнуть, хотя бы минут десять'. И я поплыл, до 'быка' было метров тридцать и вскоре, я уже плыл вдоль одной стороны изучая 'стенку' взглядом. На этой стороне в пределах доступности ничего не попалось, пришлось плыть дальше, огибая грань конструкции и продолжая поиски. Бегло осмотрел поверхность и стало совсем кисло, вполне могло случиться так, что мне придется плыть к берегу, так и не отдохнув. 'Не может быть — со злостью подумал я — это не атомная станция, должна быть какая-то зацепка, железяка завалящая, дырка или трещина'. Я обогнул очередную грань и заорал от радости, попутно хлебнув соленой водички. 'Не было полушки и вдруг алтын, теперь я знаю, как этот алтын выглядит'. Это была лестница, надежная, капитальная лестница, намертво вделанная в бетон, она поднималась до самого верха и у меня появилось предвкушение приятного отдыха в горизонтальном положении. В четыре взмаха я достиг ее и повис на второй перекладине наслаждаясь прелестью момента, повисев с минуту, поднял голову и посмотрел наверх. 'Метров восемь, сущие пустяки, полезу пожалуй', взлетел по лестнице моментально, даже приятная легкость во всем теле образовалась.

Я выбрался на площадку, переполз на коленках подальше от края, так, что бы ноги можно было протянуть, сел, разулся и быстренько поснимал с себя одежду; бросив ее комом, блаженно прильнул к теплому бетону животом и грудью и закрыл глаза от удовольствия. Не скажу, что мне было холодно — там внизу, да, было, но тогда мне было наплевать на все, кроме воздуха, а вот наверху, водичка была вполне приятная, не парное молоко конечно, но для русского человека самое то. Но вот сейчас, мою спину ласкали солнечные лучи, мой живот впитывал тепло бетона и я испытывал почти чувственное наслаждение. 'Как хорошо! Новое тело, новая жизнь' Черт! Новое тело! Занятый своим спасением, я совсем забыл про свое новое тело! Быстро вскочив на ноги, я повернулся спиной к солнцу и уставился на свою тень. Длинная тень давала общие представления о моей новой тушке: широкоплечий, с тонкой талией, длинные руки и ноги, силуэт просто радовал глаз. 'Вполне симпатичный индивидуум — сделал я вывод — еще бы мордочку глянуть, но пока негде'. Потянув мокрую прядь к своим глазам, увидел угольно черные волосы. 'Радикальный черный цвет — восхитился я — а, там, ближе концу, был седой почти полностью'. Теперь — бы еще возраст уточнить — нет, что молодой и так понятно, а вот на сколько? Посмотрев себе на грудь, волос не обнаружил, потом оттянул резинку трусов, тут волосы уже имелись, хотя какие это волосы, так пушок юношеский, а вот хозяйство, от холодной воды, совсем скукожилось, надо будет посмотреть позднее свой потенциал. Итак, каков вердикт? От пятнадцати до семнадцати, ни больше ни меньше, ну что же, хороший старт. Успокоившись, я лег на спину зажмурил глаза от солнышка и отстранено подумал: 'Какой — же все таки здоровый мост, всего две страны знаю, которые строили, что-то подобное, это Япония и США, если из этих двух выбирать, то лучше конечно к американцам попасть, они конечно пиндосы изрядные, да и противники вероятные, ну а, с другой стороны, в России сейчас те же буржуи, а вот если в Японию попасть, то будет совсем кисло, менталитет очень уж разный, они даже говорят так, что не поймешь, то ли матом ругаются, то ли в любви признаются. Бедные японские собачки, они же, только по интонации людей понимают, наверное у них от японцев постоянный стресс'. Совсем рядом раздался громкий корабельный гудок, подскочив как ошпаренный, я увидел огромный сухогруз.

Он шел под американским флагом и хотя корабль мог болтаться в любой точке шарика, но мне стало как-то спокойней. 'И что делать прикажете, прыгать и кричать караул? А пошли они!', посмотрев на берег, который отсюда, с высоты, казался не таким уж и далеким, решил, что доберусь своим ходом, уж теперь то, отдохнувший и согревшийся, да раз плюнуть! Я прилег опять на спину, хотел закрыть глаза, но вскочил и уставился наверх, мост был поврежден! Через огромную дыру в дорожном полотне, было видно бетонную поверхность, 'Там что потолок есть?' Силовые коробчатые конструкции по прежнему висели на своих местах по краям моста, а вот огромный кусок, собственно дороги, отсутствовал вместе с силовыми элементами. 'Теперь ясно, почему машина в которой я очнулся, оказалась на дне моря — получается, что мое тело упало в море, находясь в машине, с высоты метров 60 — 70, и осталось цело!' Я прислушался к своему телу, потом наскоро ощупал себя — с телом был полный порядок, грудь немного побаливала, скорее всего из — за ремней безопасности, видимо меня основательно встряхнуло при падении. Тщательно ощупал голову и обнаружил две гематомы, одна была немного выше лба, другая на затылке. Они болели только при нажатии и причиной смерти быть не могли, а ведь Старик, обещал замену только в случае неминуемой смерти предыдущего владельца. Что это значит? А значит это то, что мальчик умер бы обязательно! Он мог, просто, не очнуться вовремя и захлебнуться, мог очнуться, запаниковать и так бы и остался там, пристегнутый ремнями и даже, если бы он сумел покинуть машину, он сделал бы это в едином порыве и оказался бы не готовым к длительному подъему. А, что такое неготовность на тридцатиметровой глубине?

Мне полегчало, перестал чувствовать себя убийцей, фактически, я только отменил его смертные муки, вспомнился подъем, мне даже досталась часть его агонии. Скрежет наверху отвлек меня от моих мыслей, я посмотрел на дыру, оттуда посыпался мусор. Спасатели зашевелились? Но это были не спасатели, раздался басовитый гул лопнувшей арматуры, край дыры просел и оттуда показался нос большого черного автомобиля; сначала его движение было медленным, но образовавшийся наклон участка моста разгонял его все быстрее и быстрее, и вот, он уже летит к поверхности воды. Он вошел носом в воду не заметив границы сред, вода сомкнулась и быстро успокоилась. 'Людей там, наверняка, не было — подумал я — если машин на мосту было немного, то все кто уцелел после катастрофы, уже покинули опасную зону и даже, если по длинному пролету кто-то все еще идет, он все равно уже находится в безопасности. А вот где спасатели? Если допустить, что с моста люди уже эвакуированы, то полиция уже перекрыла въезды и выезды к мосту, а ремонт дело долгое, поэтому на мосту так тихо, а спасатели должны появиться как раз здесь, под мостом. Вряд ли они рассчитывают найти здесь выживших (я буду приятным бонусом), поэтому и не торопятся, и хотя мертвым спешить уже некуда, а вот живые родственники, захотят получить тела своих близких как можно быстрее, целыми и не протухшими, так, что спасатели скоро будут здесь и их появление мне на руку. Сразу отпадают все вопросы по поводу моего появления — я жертва катастрофы и этим все сказано, легко объясняется потеря памяти, мне действительно ничего не досталось от прежнего владельца'. От приятных мыслей меня отвлек какой-то всхлипывающий звук, булькнула вода и я завертел головой определяя источник, найдя его, замер в удивлении: Величественно покачиваясь на волне, сверкая свежевымытыми стеклами, гордо возвышаясь над акваторией всей своей кабиной, здоровенный черный седан прибыл на место своей последней стоянки. 'Нет, ну надо же, всплыл! — я восхищенно покрутил головой — это где же такие делают? Ни царапинки!'. Неведомые крутильные завихрения в воде потревоженной самим же седаном, медленно разворачивали его ко мне кормой, и я увидел геральдический щит с какой-то птицей сидящей на нем, и, наконец, рассмотрел марку машины.

— Паккард! — Радостно закричал я — Идите к черту японцы, хрен вам, а не моя честно заработанная тушка.

И тут радость моя испарилась без следа, видимо услышав мой крик, с заднего сиденья 'Паккарда' поднялась женщина с роскошными, золотистыми волосами; очевидно, она не поняла, откуда кричали и, поэтому, взявшись за спинки передних сидений, всматривалась сейчас куда-то через лобовое стекло. Счастливы люди так и не встретившие свою совесть, а мне не повезло, даже не знаю, когда она ко мне прицепилась, в детстве ее точно не было, в ту юную пору, мне изрядно доставалось за мои проделки, а мне было все до фонаря. Не смотря ни на что, у меня было очень счастливое детство, безграничное ощущение счастья приходило ко мне в дальнейшей жизни только на короткий миг, а в детстве, в летние каникулы, я жил с этим ощущением месяцами. В моей жизни произошел один мерзкий случай, будучи уже взрослым я струсил, разумеется, я легко нашел себе оправдание, вот тут-то и появилась она. Совесть грызла меня несколько лет, первое время она только этим и занималась; просыпаясь в холодном поту, я тысячу раз пожалел, что вовремя не рискнул своим здоровьем и свободой — потом было поздно, мой враг сел надолго. В дальнейшей жизни, при малейшем шевелении совести, я бросал выгодную работу, если среди начальников, попадались откровенные мерзавцы склонные к унижению подчиненных. Если меня оскорбляли, я ввязывался в драку не считаясь с риском потерять здоровье или свободу, и, как ни странно, я ни разу не понес больших потерь из-за своей совести — синяки и выбитые зубы не в счет. И вот она пришла, из каких далей и какими путями, по какой ниточке она нашла ко мне дорогу? Как узнала меня в этой тушке? Ведь ничего общего нет с предыдущей, я, ни на секунду, не допускал мысли, что это местная аборигенка, да и откуда бы взялась совесть у среднего американца? И вот я смотрел на женщину, а совесть уже горячо дышала на мое сердце.

— Не пойду! — Я первый кинул камень, она прошлась коготками по моей печени.

— Эта тетка меня просто утопит! — Мысленно крикнул я, не надеясь на понимание и почувствовал, как ее острые зубки, коснулись моего сердца.

— Я еще ребенок, у меня просто не хватит сил вытащить эту стервозную бабу — заорал я. Совесть сжала зубки на моем сердце и еще раз прошлась по печени.

— Да хоть загрызи насмерть, может в следующей жизни, удастся от тебя избавиться. Она закусила мое сердце и вонзила когти в печень, на всю глубину.

— Нет! Буду стоять здесь и смотреть, как эта вздорная тетка потонет на своем титанике, я еще ей вслед плюну!

'Вздорная тетка' повернулась в мою сторону и я увидел очаровательную девочку-подростка.

'Ну все-все, замяли дело, отстань говорю! Работать мешаешь'. Я оценил обстановку: до машины было метров десять, несмотря на качество машины, она постепенно погружалась, девочка пристально смотрела на меня огромными глазами. Хорошенько разбежавшись по площадке, нырнул головой вперед, вошел в воду как по ниточке, 'Хорошее мне тело досталось, координация классная'. Проплыв несколько метров под водой, я вынырнул совсем недалеко от машины, подплыл к задней двери и постучал в окно, девочка моментально прилипла к стеклу, снаружи уровень воды уже покрывал стекло на четверть.

— Открой окно — закричал я и показал ладонью на стекле на сколько его нужно опустить. Девочка повозилась с той стороны и стекло пошло вниз, ухватившись за верхний срез стекла, я подтянулся поближе и увидел совсем близко ее огромные глаза ярко зеленого цвета, лицо ее сморщилось и она сказала:

— Вода льется...

— Не бойся, я с тобой, — и только сейчас до меня дошло, что она говорит со мной по-русски — почему ты говоришь по-русски? — Ты первый начал.

— Ладно, — сказал я — потом разберемся, в машине кто ни будь еще есть?

— Нет — сказала девочка.

— Ты плавать умеешь?

— Если тут глубоко, я не смогу!

— Раскрой окно полностью!

— Вода еще сильнее польется!

— Я тебя заберу, открой окно, а то машина сейчас утонет и я тебя не смогу забрать! — Видя, что девочка медлит, я крикнул:

— Останешься одна!

Смертью пугать подростка, на мой взгляд, было чревато, она могла вообще в ступор впасть. Девочка опять завозилась у двери, стекло поехало вниз, оно имело косой срез в задней части и вода потекла сильнее, пассажирка остановилась и беспомощно посмотрела на меня. Схватившись одной рукой за ручку двери, другой рукой изо всех сил уперся в срез, стекло поддалось моим усилиям и вода хлынула в салон потоком. Девочка взвизгнула и отскочила от окна, но я успел поймать ее за руку, подтянул к себе, схватил другой рукой за волосы, уперся ногами в дверь и выдернул девчонку, как морковку из грядки. Работая изо всех сил ногами, удерживал голову девочки над водой давая ей откашляться — хватанула она все таки водички. Когда она стала дышать нормально, крикнул:

— Держись за шею!

Девочка взяла меня за шею спереди — это было не правильно, но руки у меня освободились и я уверенно держался на воде. До лестницы было метров десять и я потихоньку поплыл спиной вперед стараясь не сильно пинать ее по ногам. Не прошло и трех минут как мы уже висели на лестнице, повисев с минуту я спросил:

— Отдохнула?

— Да.

— Сможешь залезть на верх? — Она посмотрела наверх.

— Высоко-о-о-о...

— Это надо сделать, а то мы тут замерзнем!

— Хорошо, я попробую...

— Лезь вперед, а я полезу снизу, буду тебя ловить если упадешь!

И она полезла, а я почти сразу нашел способ, как ее обезопасить от падения — двигаясь за ней, хватаясь за боковые трубы лестницы и держа свое тело на расстоянии вытянутых рук от лестницы, я догнал ее и она оказалась в кольце моих рук. Почувствовав мои руки на своих боках, она оглянулась, улыбнулась мне и полезла уверенней. Выбравшись на площадку, оглянулся назад, машины уже не было.

— Твой 'Паккард' был настоящий герой! — Сказал я — Держался до последнего! Девочка выглянула из-за моего плеча.

— Он утонул?

— Да, но перед этим, он тебя спас, даже не представляю с какой глубины он поднял тебя на поверхность.

Увидев, что девочка оттягивает мокрый подол платья от своих ног, я сказал:

— Предлагаю обмен, свою сухую майку на твое мокрое платье, на время.

Она взяла майку, прикинула длину, с сомнением посмотрела на меня.

— Не слишком коротко?

— Это же временно, зато пристроим твое платье на просушку.

— Ладно... Отвернись пожалуйста — попросила она.

Я отвернулся, после продолжительной возни, она притихла.

— Ну, что там у тебя? — спросил я — Можно повернуться?

— Не знаю... По моему коротко, мне ничего не видно отсюда... Посмотри сам.

Повернувшись к ней, я с удовольствием оглядел ее ладненькую фигурку, у девочки были отличные задатки, годика через три-четыре... Я, посмотрел ей в глаза и встретил ее подозрительный взгляд.

— Ничего не видно ? — спросила она напряженным голосом.

— Ну-у-у не то, что-бы совсем ничего, белье немного видно, но, на мой взгляд, здоровье дороже, да и не буду я туда смотреть.

Девочка моментально прикрылась руками и густо покраснела, глаза ее заметались по сторонам.

— Можно взять твои джинсы?

— Бери, мне не жалко, но какой смысл? Они еще сырые.

— Мое платье тоненькое, оно быстро высохнет, а пока я твои джинсы одену?

— Одевай, я же сказал уже, мне не жалко.

Она, повернулась ко мне спиной и нагнулась, чтобы поднять джинсы, я поспешно отвернулся — не хотелось вгонять ее в краску очередной раз. Признаться я знал, в чем тут дело — если бы рядом с ней был зрелый мужчина, она бы так не смущалась, а вот присутствие подростка, близкого по возрасту, ее изрядно напрягало в таких делах.

— Спасибо, — сказала она — а тебе не холодно? — Да ты посмотри какая погода стоит! — Я по прежнему щеголял в трусах и меня это нисколько не напрягало. Мои штаны, по длине пришлись ей впору, хотя я был выше ее ростом на пол головы; на попе, они, мягко говоря, были свободны, а вот в поясе, казалось, что туда можно засунуть еще одну девчонку. Я взял ее за руку и отвел к пилону, усадил так, что бы она могла опереться спиной. Сел рядом с ней. Нам поговорить надо, — перешел я на серьезный тон. Отсутствие спасателей наводило меня на определенные мысли, по моим прикидкам, спасатели должны были быть здесь уже давно. Я допускал, что спасателей могло что-то задержать, поломка или какая-то другая случайность, но где журналисты? Сейчас над нами должны были висеть гроздья вертолетов с журналистами и телеоператорами, уж эту братию никакая случайность не остановила бы. Полицейским удалось скрыть информацию? В это совсем слабо верится во времена поголовной мобильной связи.

— Как тебя зовут? — Спросил я девочку, она приветливо мне улыбнулась, при этом укоризненно взглянув мне в глаза, мол, наконец-то этот тормоз догадался, что пора бы и познакомиться.

— Меня зовут Мэри, мама зовет меня Машей, а тебя как зовут?

— Маша, ты прости меня, я тебе обязательно все расскажу, но сначала ты мне ответишь на несколько вопросов, хорошо? — Маша посмотрела на меня удивленно, но головой кивнула.

— Маша, — спросил я и голос мой непроизвольно напрягся — ты знаешь что такое сотовый телефон?

На лице девочки появилось недоумение и досада, и она пожала плечами.

— Маша у меня осталось два главных вопроса, если ответишь на них не задавая встречных вопросов типа: 'С какого дуба ты рухнул?', то потом я отвечу на все твои вопросы. Мы договорились?

Маша посмотрела на меня с обидой, видимо ожидала обычной детской болтовни, такой, какая бывает у подростков при знакомстве, но ответила утвердительно.

— Машенька назови полную дату сегодняшнего дня, год, месяц и число. Маша ожила.

— Ну, это-то легко, — сказала она улыбнувшись — я думала, что-то сложное спросишь, Семидесятый год, шестнадцатое июня, ты шутишь так? Да? Такой серьезный был, а потом спросил такую чушь, давай свой последний вопрос, я тоже придумала, что у тебя спросить.

— Что сейчас происходит в СССР? — спросил я, с трудом переваривая ответ на предыдущий вопрос.

Вообще то я хотел спросить, где мы находимся, но названная дата все меняла — прости меня девочка, но интересной беседы не получится, на одни твои вопросы я ответов не знаю, а на другие отвечать нельзя.

— Ну-у-у... Там главный сейчас Брежный... Побережный? Мы это еще не проходили, между прочим... Ну-у-у... Там сейчас гонка вооружений... Давно уже... А! Советы доставили на Землю лунный грунт!

Маша посмотрела на меня с гордостью, зачет Машенька, на самый главный вопрос ты ответила — СССР жив и будет жить еще долго. Семидесятые — заностальгировал я, благословенный застой, почти на двадцать лет, самое счастливое время в России за всю ее историю, никто не голодает, никого не расстреливают, никто не воюет. Тенистые дворики хрущовок, старушки сидящие на скамейках, тогда они меня раздражали, но сейчас, я вспоминаю о них с теплым чувством. А девушки! Какие девушки! Почти в каждой поездке на трамвае я встречал девушку, и не просто симпатичную, а настоящую красавицу, вон, как Маша, ну... будет, лет через несколько. Помню свои последние поездки на маршрутках и редкие, случайные встречи с незнакомой, симпатичной девушкой, красавицы куда то пропали...

Маша потянула меня за плечо.

— Ты не заснул? Ага, не спишь значит, ты сказал, что ответишь на любые вопросы, вопросы такие: Как тебя зовут? Сколько тебе лет? Где ты живешь? И в какой школе учишься?

— Машенька, — сказал я серьезно глядя ей в глаза, — я начал жить сегодня утром, вот под этим самым мостом.

И видя, что глаза ее стали обиженными, и она хочет отодвинуться от меня, обнял ее за плечи.

— Я потерял память в этой аварии и эта голова, — я взял ее руку и приложил к своим шишкам — не помнит, ни где я живу, ни как меня зовут, ни сколько мне лет. Ты когда сюда свалилась, не подумала почему я здесь сижу? Мне просто некуда идти.

Маша посмотрела на меня с сочувствием, она еще раз потрогала мои гематомы спросила:

— Ты и маму с папой забыл?

— Скорее всего, кто-то из них остался там внизу.

Машины глаза стали круглыми и она непроизвольно прижала ладошку к своим губам.

— А как ты оказалась в машине одна? — спросил я что-бы ее отвлечь от тяжелых мыслей.

— Ну, мы ехали, потом машины все встали и мы не могли проехать, Федор ругался, говорил, что на мосту стоять нельзя, он сказал, что сходит узнать в чем дело и быстро вернется, он закрыл меня и ушел. Потом все затряслось, люди бежали, кричали, потом долго было тихо, я успокоилась, но все опять затряслось, когда я увидела, что машина падает, потеряла сознание, когда пришла в себя, услышала вода плещется, я расстегнула ремень и встала посмотреть, машина плавала, кругом была вода, мои ноги стали мокрыми, я поняла, что в машину течет вода, потом я почувствовала, что на меня кто-то смотрит, обернулась и увидела тебя, потом ты прыгнул... И спас.

Маша мне улыбнулась, а я молчал, потрясенный ее бесхитростным рассказом, Машку, это чудо, оставили умирать, там до хрена было железяк и кусков бетона — разбить стекло, забрать девочку, много ли надо времени? И как жить потом, если ты знаешь, что мог сделать это, но не сделал? Неужели те кто видел ее и пробежал мимо, завтра спокойно пойдут на работу? Или они будут плакаться психоаналитику на свою душевную травму? Маша встрепенулась и попросила:

— А теперь, ты расскажи свою историю.

— Да там и рассказывать нечего, очнулся в машине, машина уже на дне, где я, кто я, с кем я, ничего не помню, в салоне осталось немного воздуха, вдохнул побольше и вылез через боковое окно, а потом наверх минуты три поднимался. Доплыл до этого места, — я пошлепал ладонью по бетону — сидел здесь, отдыхал, ну а потом, ты ко мне упала, прямо в руки. Вот так я поймал свою золотую рыбку!

Маша засмеялась и пошла проверять свое платье, платье уже высохло, она зашла за пилон и вскоре протянула из-за пилона руку с моими джинсами. Собрав свои вещи, я отвернулся от Маши и стал проверять карманы, в итоге ко мне перешло по наследству имущество: швейцарский нож о шести лезвиях, связка ключей, отдельный ключ для регулировки гитарного грифа, какой то хитрый свисток и десять баксов двумя пятерками. Растолкав свое имущество по карманам, кроме свистка, он меня заинтересовал, я заметил, что около меня прогуливается Маша, без сомнения, зеленое платье Маши нуждалось в оценке, я покрутил рукой призывая ее к вращению, поняла она меня мгновенно и очень грациозно покрутилась на месте. При этом колокол платья взлетел гораздо выше той линии, которую раньше закрывала моя майка, но это почему-то ее ни капельки не смутило. Подняв в восхищении, обе руки с оттопыренными большими пальцами, я выдал ей высшую оценку. Маша, довольная произведенным эффектом, подошла ко мне, забрав мою куртку и расстелив на бетоне, присела рядом. Я крутил в руках свисток, на нем имелся шелковый шнур, распутав его, повесил свисток себе на шею, он закачался на уровне грудины. 'Наверное, он как то связан со спортом'. Взяв его в руку я подул в свисток, раздался негромкий, но очень чистый музыкальный тон.

— Это камертон, — сказала Маша — я другим пользовалась, но ноту 'ми' слышу.

— Первая гитарная струна — вспомнил я.

— Наверное ты был гитаристом — предположила Маша,

— Наверное я был начинающим, на опытного гитариста не тяну просто по возрасту.

— Все таки, мы о тебе кое-что узнали. — Обрадовалась Маша — Э-э-э... Вот как тебя называть? Не говорить же: Эй ты!

— Можешь дать мне имя, как человек нашедший меня первым.

— Все было наоборот, это ты меня нашел в тонущей машине, но идея мне нравится! Она окинула меня взглядом, как человек готовящийся вступить в право владения.

— Назову тебя... Саша! Смотри, как получится — Маша — Саша, Саша — Маша — Здорово правда? Моего дедушку в молодости звали Саша.

— Я согласен — признаться, она меня озадачила, в прошлой жизни меня звали Александром.

— Давай еще покопаемся в твоих вещах, может быть еще что-нибудь узнаем о тебе?

Я выложил из джинсовых карманов все что было и надел джинсы, еще теплые после девочки, заодно и майку накинул. Маша выглядела на все сто, ее роскошные волосы уже высохли и рассекать в трусах перед ней, стало не прилично, а Маша извлекла из куртки все что там было, улеглась на нее и теперь пристально изучала кучку вещей собранную у нее под носом. Сняв с шеи камертон, я стал внимательно рассматривать его поверхность, если раньше моя цель была просто опознать его, то теперь меня интересовали малейшие мелочи. 'Похоже серебро' — прикинул я, перевернул его другой стороной и сразу увидел надпись 'Майкл' на английском, нацарапанную чем-то острым на его боковине. Маша подняла на меня задумчивый взгляд.

— Я знаю твое имя, — сказала она — Майкл Гордон, имя Саша мне больше нравится, обидно: только-только придумала!

— Мне тоже Саша больше нравиться, — сказал я вполне искренне — дай посмотреть.

Она передала мне швейцарский нож, на его перламутровой боковине была выполнена надпись в том же стиле, тем же способом. 'Один раз случайность, два раза закономерность, — вспомнилось мне — можно быть уверенным, что меня зовут именно Майкл Гордон'.

— Как бы еще адрес узнать — задумчиво сказал я.

Маша мгновенно вскинулась.

— По телефонному справочнику! — Сказала она — Если в Бруклине, Гордонов может быть много, то на Статен — Айленде их может быть только несколько, там не так много жителей. Я тоже там живу, после, когда все закончится, зайдешь ко мне в гости? Взгляд Маши стал просительным, я обнял ее рукой за хрупкие плечики.

— Вон в ту огромную дыру, сегодня провалилось много народа. — Я показал рукой — Выживших осталось двое и поверь, Маша, случайно такие вещи не происходят, я кое-что знаю об этом, мы еще встретимся.

Пока Маша доверчиво устроилась у меня под крылышком, я вспоминал все, что знаю об этих местах. Информация о Бруклине складывалась из фильмов и книг американских писателей и мое общее преставление о Бруклине было отрицательным — слишком много насилия и криминала. Об острове Статен — Айленд я знал очень мало, термин 'одноэтажная Америка', пошел именно отсюда, с легкой руки Ильфа и Петрова, и русская община здесь имелась, и если Маша ее представитель, то этот остров очень хорошее место, если повезет и моя семья живет именно там, буду очень рад. Я заметил, что недалеко от нашего обжитого пятачка лежит газета, раньше ее там не было, наверное с моста принесло, движимый любопытством, я покинул Машу, подошел и поднял газету, это была Нью-Йорк Таймс; то, что я прочел заголовок меня не удивило, примелькался с прошлой жизни, но когда я начал бегло читать мелкий текст, это меня изрядно шокировало.

В прежней жизни, я, с изрядным трудом, продирался через английский технический и, теперь, приходилось признать, что предыдущий хозяин кое-что мне оставил и сколько таких подарков будет — неизвестно, но одно обстоятельство радовало меня — думал я все таки по русски. Размышляя над новоприобретенными способностями, я рассеяно кидал взгляд по сторонам, теперь, когда над водой была прекрасная видимость, плотная городская застройка Бруклина на далеком берегу вызывала любопытство; в прошлой жизни побывать в Америке я так и не сподобился, да и не рвался никогда, близкий зеленый берег Статен — Айленда был безлюден и тих. Довольно часто, огромные океанские корабли различных назначений проплывали под центральным пролетом моста в обоих направлениях, но я уже давно решил не привлекать внимания, даже незначительная задержка рейса могла вылиться в изрядную сумму и кому оплачивать эти издержки, было совершенно непонятно. Самым выгодным для меня было дождаться спасателей — должны же они когда нибудь появиться; эти ребята сидели на зарплате, а так как мы с Машей являлись жертвами катастрофы, никакой оплаты им за это не светило. Я решил, до конца прояснить свои скрытые способности и вернулся к Маше.

— Маша, — сказал я — поговори со мной на английском, пойдем присядем. Мы устроились на моей куртке, у пилона, и Маша спросила на английском:

— Ты, говоришь по английски?

— Как видишь, говорю. — я уже ничему не удивлялся.

— О чем мы будем говорить?

— О чем хочешь — у меня получалось говорить с ней без малейшего напряжения. Маша задумалась, потом спросила:

— Майкл, когда ты... был там в машине... ты видел того, кто там остался?

— Нет, Маша, там было очень темно... Я его только один раз рукой коснулся.

— Может, ты ошибся и это какая-нибудь вещь была?

— Хотелось бы, но я сидел на заднем сидении, а на месте водителя должен был сидеть человек. Наверное, Маше больше не хотелось говорить на эту тему и она ее поменяла:

— Майкл, что ты будешь делать дальше?

— Я не понял твой вопрос... что ты имеешь в виду?

— Как ты будешь учиться? Ты же все забыл!

— А, ты про это, как раз по этому поводу не переживаю, все зависит от возраста, если я уже перешел в старшую школу, возьму освобождение на год, по медицинским причинам, ну, а если мне еще год учиться в средней, то все лето буду готовиться, и к концу года догоню. Маша окинула меня внимательным взглядом и сказала:

— Нет, Майкл, я сама в этом году окончила среднюю школу, там таких парней нет, обычные дети, придурки полные, между прочим; один только выше меня ростом был, но он очень худой и часто болеет; ты учишься в старшей школе, я в этом лучше разбираюсь.

— Кто я такой, что бы спорить женщиной! — пафосно сказал я и добавил обычным голосом — Значит пропущу год, по медицинским причинам.

Маша засмеялась и в этот момент над водой начала раскручивать свою бесконечную ноту корабельная сирена.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Кораблик не производил солидного впечатления — весьма покоцанная посудина, вся увешанная старыми автомобильными покрышками, метров двадцати в длину; он пришвартовался к лестнице — просто больше было некуда; я даже забеспокоился, как бы они ее не оторвали — кое какие приятные воспоминания были связаны с этой лестницей, но корабль резко дал задний ход и остановился. Двигатель заглушили и какой-то чел, в тускло-синей форме неясной принадлежности, закричал в мегафон:

— Кто вы такие?

— А вы кто? — закричал я, 'вообще-то, вежливые люди — подумал я — первыми представляются'.

Маша стояла рядом со мной, имела цветущий вид и на жертву катастрофы совсем не походила.

— Спасательная служба Маринерс Харбора. — представился чел — Как вы туда попали?

— По лестнице залезли — ответил я, удивляясь бестолковости переговоров.

— Вы находитесь в зоне наших поисковых работ, прошу покинуть зону.

— С удовольствием покинем, — сказал я — если вы нам поможете.

— Какую помощь вы хотите?

— Прямо, разговор глухонемого со слепым, — сказал я Маше — я к ним спущусь, а ты постой здесь, никуда не уходи.

Я уже спустился когда чел закричал в мегафон:

— Оставайтесь на месте, я сам к вам поднимусь.

Это выглядело тем более по идиотски, потому как к окончанию фразы я уже перелезал через фальшборт; я подошел к мужику с мегафоном и для солидности преставился:

— Майкл Гордон, — сказал я — что вы будете искать в этой зоне?

— Томас Патинсон, — представился он — мы будем искать и поднимать наверх тела погибших, вам нельзя здесь находиться.

— Значит мертвых будете искать, — возмутился я — а живые значит никого не интересуют, мы тут с самого утра по этой акватории рассекаем и живых ни одна собака не искала!

— А что их искать, — он тоже пришел в возбуждение — живых эвакуировали, а потом передали: в зоне поиска выживших нет!

— Да кто вам мог такое передать, — заорал я, очень уж разозлился за свое долгое ожидание — кто, кроме вас, мог проверить водную поверхность?!

— Заместитель мера передал — растеряно сказал Томас — а, кроме нас, действительно некому...

— Итак, господа, — тожественно сказал я — вам сегодня джекпот выпал, вы оправдали высокое звание спасателей и спасли двух выживших, готовьтесь давать интервью газетчикам!

Вся эта банда загомонила на разные голоса, а Томас подошел ко мне и отвел в сторону.

— Слушай парень, — сказал он — это не шутка? Не розыгрыш? А то ведь, потом, над нами все побережье смеяться будет!

— Вот, — я задрал майку на груди, там уже явственно проявились багровые следы от ремней — до самого дна летел, потом еле выбрался, да и это проверить можно — вон там, показал я на место где плавала машина Маши, затонул 'Паккард' Мэри; классная тачка, настоящий танк; представляешь, он рухнул и сразу ушел на большую глубину, а потом всплывает как новенький и на Мэри ни царапинки; потом правда затонул, но я уже к тому времени ее к себе затащил, кстати, как будем ее снимать оттуда, она ведь, без меня не слезет.

— Отдыхай парень, — сказал Томас — снимем мы твою подружку оттуда, мы же спасатели, не забыл? Данни! Найди жилет с двумя концами и залезай наверх.

За дальнейшей операцией по спасению Маши я наблюдал с интересом; я прекрасно понимал, что при спасении девочки повел себя как махровый дилетант, хоть и действовал с выдумкой, и теперь смотрел на работу профессионалов. Данни быстро размотал небольшую бухточку канатов и внутри, действительно, оказался жилет со шнуровкой по бокам, оба каната крепились на груди жилета; собственно, это был один канат пропущенный через страховочные кольца и зажимы. Данни ухватился за верхний канат, закинул жилет себе на спину и спокойно поднялся по лестнице, скрылся из виду, потом показался и скинул вниз мою куртку. Удачно кинул, я ее поймал. Данни подошел к спасаемой и что-то ей сказал, Маша с тревогой посмотрела на меня, я покивал головой, она подняла руки, Данни надел на нее жилет и теперь шустро затягивал шнуровку на боках, справился он быстро, махнул рукой Томасу. Тот натянул свою сторону, а Данни стал стравливать свой канат, а Томас натягивать свой; Маша взвизгнула и поехала по наклонной траектории вниз. Довольно тихий ветер, ровно дувший нам в спину, сталкиваясь с бетонной преградой, очевидно менял направление на вертикальное, к тому же, он наверняка усиливался за счет уплотнения и, когда Маша миновала определенную границу, подол ее платья взлетел так, что даже временами закрывал ее лицо; она пыталась ловить широкий колокол платья, но и сама находилась в неустойчивом положении. Честно говоря, ее белые трусики в синий горох, кстати, довольно консервативные, меня не заинтересовали, а вот длинные стройные ножки я оценил очень высоко.

— Майки, не смотри! — Услышал я ее крик.

— Я уже все увидел, — крикнул я — что же, мне теперь пойти и повеситься?

На палубе было с десяток разнокалиберных мужиков, как ни странно, ни одного черного, которые откровенно над нами посмеивались. Маша уже утвердилась ногами на палубе и теперь дожидалась, когда ее расшнуруют, Данни занимающийся этим, подмигнул мне, и я заметил, что он явно никуда не торопиться; наконец Маша освободилась и решительным шагом направилась ко мне.

— Ты даже не отвернулся! — Возмутилась она.

— Откуда я мог знать, что так случится — парировал я. — После того, как я попросила тебя не смотреть, ты все равно...

— Слушай, я не намерен с тобой спорить из-за такой ерунды, отвяжись от меня! — грубо прервал я ее, меня возмутил этот детский 'наезд' и стало неудобно перед самим собой спорить с ней на равных по такому глупому поводу. Где бы она сейчас сверкала своими трусами, если бы я ее не вытащил? Ее глаза широко распахнулись, 'сейчас заплачет' — понял я — и почувствовал себя мерзавцем; она отвернулась от меня и отошла к фальшборту. А я побрел по кораблю, ребята готовились к отплытию. 'Надо собраться, — вяло подумал я — как раз сейчас будет решаться вся моя дальнейшая жизнь, вот только желания ловчить и приспосабливаться нет никакого, и в этом, я всегда буду проигрывать местным'. Я притулился к ограждению ближе к носу, заработал двигатель, нос корабля стал отдаляться от места где я провел большую часть свой новой жизни. Вяло текли мысли, прикидывал, как бы попроще узнать свой адрес не прибегая к помощи властей; зря я с Машей так, она могла бы мне помочь, очень сообразительная девочка. Рядом кто-то закашлялся, я повернул голову, в метре от меня Томас Патинсон раскуривал свою трубку.

— Зачем девочку обидел, — недовольно спросил Томас — славная девочка.

— И в мыслях не было, я просто прекратил глупый, бессмысленный спор.

— Она обиделась.

— Может, это и к лучшему.

— Наверное я старею, может объяснишь мне старому, что может быть 'лучшего' в ссоре с хорошей девочкой?

— Я с ней не в ссоре, кто я такой что бы с ней ссориться? Совершенно очевидно, что девочка из хорошей, достойной семьи, а я даже не знаю, кто я такой.

— Ты назвался Гордоном, — голос его стал строгим — ты солгал?

— Вряд ли, скорее всего я и есть Гордон.

— Может ты прекратишь говорить загадками? — сказал он с заметным раздражением.

— А может вы от меня просто отстанете?! — я тоже начал злиться, я что, обязан перед каждым душу раскрывать?

— Он потерял память, — сказала Маша — он помнит только сегодняшний день.

— Маша, — нарочито строгим голосом сказал я — тебя разве не учили, что подслушивать не хорошо?

Очевидно, Маша не поверила в мою строгость, я даже не понял, как она оказалась у меня под рукой.

— Прости меня Майки, — сказала она, заглядывая мне в глаза — я совсем забыла, что у тебя был очень трудный день, и что ты еще не нашел свой дом, я тоже забыла.

— Зато я знаю где его дом — сказал Томас — и отца твоего знаю; так что нам есть о чем поговорить, пройдемте-ка со мной, молодые люди.

И он пошел, а мы пошли за ним. Каюта была небольшая, маленький столик у иллюминатора, узкая лежанка, одинокий стул у столика, да одежный шкаф невеликих размеров. Он усадил нас на кровать, сказал ждать и вышел. Мы переглянусь и Маша спросила:

— Мир?

— Мир, дружба, жвачка — я расширил ассортимент.

— Мама не любит, когда я жую жвачку.

— Значит, жвачку выкидываем — легко согласился я.

— А, дружбу?

— Что, дружбу?

— Дружбу оставляем?

— Я не знаю сколько мне лет, если разница значительная...

— Да мы с тобой почти одного роста! — возмутилась Маша.

— Ну да, — 'радостно' поддержал я ее — что нам, каких-то несчастных три дюйма!

— Три дюйма?! — закричала Маша — Да, даже двух не наберется!

— Может вам лучше перейти на метрическую систему, — сказал появившийся Томас — там даже одного дециметра не набирается.

— Ну конечно, — 'горячо' поддержал я инициативу Томаса — мерить разницу в возрасте дециметрами, это так по американски.

— Томас! — обрадовалась Маша — Хоть ты ему скажи, он считает, что слишком стар для меня!

— Вот как? — Удивился Томас.

Он поставил две больших кружки с кофе на столик и прибавил к ним тарелку с сандвичами.

— Если все съедите, я открою вам эту страшную тайну его возраста. — сказал Томас и вышел.

Маша набросилась на еду с азартом голодной хищницы, мне попался сандвич с какой то рыбой, меня затошнило и я не смог его доесть. Приналег на кофе, -'наверное мне теперь обеспечена пожизненная аллергия на море-продукты' — подумал я.

— Ты что, специально не ешь? Думаешь Томас не скажет мне, сколько тебе лет?

— Что-то, мне еда не лезет — сказал я — может, рыба не свежая?

— Нормальный тунец, я сама его ела. — Маша пригляделась к моему лицу — Ты сосем бледный стал, приляг.

Она уложила меня на лежанку Томаса и присела рядом.

— Майки, — сказала Маша — я и так знаю, что ты для меня самый надежный и хороший друг, зачем ты споришь со мной все время? Я просто хотела узнать, кто я для тебя?

— Ты просто чудо, — сказал я — чудо из черной машины; потом я уснул, последнее, что я слышал — объяснение Маши:

— Он просто устал, — говорила она кому-то.

Я проснулся в одиночестве, корабль все еще куда-то двигался, на столике стоял высокий бокал с каким-то соком; меня как раз мучила жажда и я с удовольствием выпил сок, как оказалось, манговый. Я был раздет до трусов и совершенно не помнил, кто и когда меня раздел. Самочувствие было отличным; решив, что без одежды меня надолго в одиночестве не оставят, я завалился обратно на лежанку и не успел даже заскучать, как в каюту вошел Томас. Он принес графин с водой и что-то завернутое в фольгу. Я тут-же поднялся и налил себе воды.

— Правильно — сказал Томас — тебе нужно больше пить, по всему видно, нахлебался ты морской водички, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, просто отлично, — сказал я бодро — когда мы прибудем в порт?

— Примерно, через полчаса, — Томас замялся — я поговорил с Мэри, поспрашивал ребят из дорожной службы, по рации. Твой отец в рейсе и это хорошо, это означает, что он жив, теперь плохая новость: твою мать найти нигде не могут, как и ее машину...

— Я все понял, — сказал я — именно она осталась в той машине, которую я покинул на дне этого залива.

— Это был пролив, пролив Нэрроуз, там сейчас работает отряд из порта Ричмонда. Они говорят, что глубина в том месте, примерно сто восемьдесят футов.

— Вот, возьми, — он протянул, что-то завернутое в фольгу.

Я развернул фольгу, сначала унюхал, потом и увидел половинку аппетитной курицы, и тут же занялся ее уничтожением; на этот раз, чем больше я ел, тем больше мне хотелось.

— Майкл, они мне не поверили, они говорят, что даже подготовленный человек не смог бы всплыть с такой глубины.

— И что, это их проблемы — пожав плечами, я продолжал жевать.

— Это не так, встает вопрос о достоверности сведений, которые мы даем и, пойми меня правильно, я тебе верю, но у кого-то постороннего может возникнуть вопрос, а был ли ты в той машине?

— У меня железные доказательства, — сказал я — машина стоит на грунте с сильным наклоном на капот, примерно тридцать градусов, все двери закрыты, задние стекла закрыты, правое переднее стекло открыто, на заднем сидении остался расстегнутый ремень безопасности, водитель остался пристегнутым, этого достаточно?

— Даже больше, чем достаточно, — повеселел Томас — я на рацию, сейчас зайдет Мэри и принесет твои вещи.

Я доел курицу, собрал ее останки в фольгу, выкинул смятый комок в иллюминатор, поискал глазами где можно помыть руки; и тут вошла Маша, застав меня с поднятыми руками, в позе хирурга перед операцией; она была завернута в простыню по типу древнегреческой тоги.

— Ты попала еще в одну катастрофу? — спросил я опуская руки.

— Почти, — сказала она — я затеяла большую стирку, постирала все свои вещи и твои, заодно.

Она сложила мои постиранные вещи на стул.

— Ну что, 'старичок', — ядовито спросила Маша — Томас сказал сколько тебе лет?

— Он, вообще-то, по другому поводу заходил — и сколько же мне лет?

— Всего-навсего — шестнадцать! — торжествующе потыкала в меня пальцем Маша.

— А тебе самой-то сколько?

— Мне уже пятнадцать! — сказала Маша вильнув глазами, потом, увидев мой скептический взгляд, добавила тихим голосом — Скоро будет. Но девочки развиваются раньше мальчиков, это общеизвестный факт!

— Вот что, 'старушка', отведи меня туда, где можно помыться, видишь какие руки грязные — не потискать, не обнять; и вещи мои прихвати, а то я все испачкаю.

Вопреки моим ожиданиям, Маша безропотно взяла мои вещи и повела меня вниз по лестнице. Это была, одновременно, и прачечная, и душевая; под потолком, на плечиках, сушилось знакомое мне зеленое платье; Маша встала на цыпочки, но дотянуться до плечиков не смогла.

— Майки, не поможешь мне?

Не знаю, что она имела в виду, но ее платье испачкать мне не хотелось, поэтому я просто ухватил ее руками за талию и поднял на высоту вытянутых рук; при подъеме она сначала взвизгнула, потом, застыв на высоте, удивленно поглядела на меня и спросила:

— Тебе что, совсем не тяжело?

— Да ты весишь-то всего ничего, но может ты платье свое, все таки возьмешь?

Она сняла платье с веревки и я опустил ее, стараясь приземлить на ноги плавно. Она стояла напротив меня, очень близко и удивленно глядела снизу вверх своими огромными глазами, я забеспокоился:

— Я сделал тебе больно?

— Нет-нет, что ты, как раз все очень хорошо получилось!

— Получилось что?

— Это называется поддержка, это из бальных танцев, когда девушка подпрыгивает, а парень ее подхватывает и поднимает над головой, очень трудная для парня вещь, там ведь надо не просто поднять, надо это сделать плавно и красиво. У тебя получилось без всякой помощи с моей стороны.

— Ты занималась бальными танцами?

— Да, и я ушла потому, что мой партнер так и не смог красиво делать поддержку, там ведь девушка без пары танцевать не может, а он не прошел отбор, и мне тоже пришлось уйти.

— Печально, — сказал я из-за занавески, фыркая под душем — подай мне полотенце.

Сколько ты весишь?

— Около восьмидесяти фунтов.

— Про фунты я все забыл, в килограммах это сколько?

— Где-то, тридцать восемь килограммов.

— Боже мой, — я вспомнил свои девяносто в прошлой жизни — с кем я связался?

— Что ты говоришь?

— Баран тяжелее, говорю!

— А ты сам-то сколько весишь?

— Понятия не имею — действительно, сколько я вешу, шестьдесят хотя бы есть?

Я с силой отжал свои постиранные трусы и натянул их на себя, прямо влажными, и вышел из-за занавески. Маша держала голову под большой сушилкой укрепленной на стене и расчесывала волосы, роскошная грива волос опускалась до линии лопаток, от природы волнистые, очень объемные волосы. Я замер разглядывая воздушную, стройную, фигурку, уже одетую в свое удивительное платье. В груди у меня все противно заныло от мысли, что бы с ней стало, если бы мне не удалось выжить. Я оторвался от этого зрелища, подошел к своей одежде и стал одеваться; нашел и кроссовки сиротливо стоящие у сушильного шкафа. Впервые внимательно их рассмотрел, — 'ну надо же, 'Найк' делают сейчас японцы'. Маша, как почувствовала, что я уже оделся и тут же потащила меня причесывать, засуетилась вокруг меня, а я замер у зеркала впервые разглядывая свое лицо. Жгучий брюнет, тонкие брови, высокий лоб, ярко-синий взгляд, густые волосы до плеч. Волосы придется остричь очень коротко — в таком виде, это просто подарок для противника. Маша замерла возле, одной рукой обняла меня за шею, потянула свою руку у себя за спиной; ухватив меня за руку, устроила ее у себя на талии, долго всматривалась в зеркало и убила меня фразой:

— Девчонки просто сдохнут от зависти!

На короткое время завела свою песню корабельная сирена, с палубы донеслась беготня спасателей, коротко прозвучал ревун с какой-то другой посудины.

— Похоже мы прибыли, — сказал я — пойдем наверх?

— Ты ничего не забыл здесь? — спросила Маша.

Я проверил свои карманы, похоже, Маша позаботилась обо мне, все мое невеликое имущество нашлось в разных местах. Маша меня повела — очевидно, пока я спал, она тут вполне освоилась; миновав две лестницы и один коридор мы вышли на палубу, на нас тут же налетел Томас:

— Где вы ходите?! Нет, я конечно понимаю, дело молодое, но тут приехали из администрации, журналисты ждут, Мэри, твоя мама тоже тут.

Маша помчалась на нос корабля и я последовал за ней, подошел к Маше, она подпрыгивала на месте и махала кому-то рукой, большой порт Маринерс — Харбор остался далеко слева, мы подходили к относительно свободному причалу. На берегу было не так уж много народу и полтора десятка машин, разных категорий и возрастов. Корабль притерся к причалу и сразу дал задний ход, совсем скоро подали широкий трап. Маша хотела уже бежать на берег, но я плотненько прихватил ее за талию и заговорил тихим голосом:

— Маша, веди себя достойно, там журналисты тебя будут фотографировать, никуда не торопись, держись рядом со мной, если что-то от нас понадобится, нам подскажут, что делать.

Мы пропустили вперед группу спасателей с Томасом во главе и чинной парочкой пошли следом за ними. Когда все отобранные представители команды спасателей сошли с причала, Томас сошелся накоротке с толстым, потным, круглолицым дядькой (уж этих членов, я в любом уголке Земли узнаю безошибочно), долго тряс ему руку; потом потный, как главный герой дня, выступил перед журналистами, дали сказать пару слов и Томасу. Мелкий невзрачный тип незаметно просочился к нам и сказал:

— Когда представитель администрации освободится, подойдете к нему, юноша — ты сможешь сказать пару слов перед микрофоном и не сбиться?

— Не собьюсь — коротко ответил я.

Тип испарился неизвестно куда, я заметил, что народ перед нами расступается, слегка дернул Машу за руку и мы подошли к представителю, он недолго потряс меня за руку (в это время сверкающие вспышки фотографов отражались от его потного лица, как от самовара), величественно склонился и поцеловал Маше руку, вспышки засверкали прямо таки с пулеметной скоростью, неожиданно, я увидел микрофон у себя под носом.

— Расскажите, как вам удалось спасти эту прекрасную девушку от неминуемой гибели? — спросил худой, остроносый репортер с близко расположенными глазками помойной крысы.

— Прежде всего, — начал я — я должен поблагодарить саму спасенную, если бы не мужество самой Мэри, мы утонули бы оба. Не умея плавать и впервые оказавшись на глубокой воде, она сумела не поддаться панике, быстро выполняла мои команды, и именно поэтому, мы сумели добраться до безопасного места; что касается меня лично, то я убежден: Любой честный американец, умеющий плавать, оказавшись на моем месте, сделал бы то же самое!

Закончив выступление, я взглянул на Машу, она приятно порозовела лицом, видимо вспоминала, как я выдирал ее из машины за волосы. Перед нами скопились фотографы и я тихонько сказал Маше:

— Если хочешь попасть на первую полосу, поцелуй меня в щеку.

Маша оказалась очень умной девочкой, она не торопясь обняла меня за шею, поднялась на цыпочки и смачно чмокнула меня в щеку. Очевидно распорядился кто-то из администрации, и к Маше, наконец, допустили ее мать. Фотографы застыли в ожидании.

Мама оказалась вполне стройной женщиной с приятными формами, торопливо подойдя к дочери, она не смогла сдержать слез, поцеловала дочь несколько раз и тут же вытерла лицо Маши платком, потом переключилась на меня, но платком почему-то вытирать не стала, моментально появился пронырливый тип и сунул мне платок в руку. Воспользовавшись тем, что внимание репортеров снова переключилось на мать с дочерью, я тщательно вытерся от помады, забирая платок тип сказал:

— Молодец, хорошо выступил.

Суматоха постепенно затихала, представитель первым покинул сборище на огромном черном 'Кадиллаке', вслед за ним начал разъезжаться народ помельче. В конце-концов остались только свои.

Ко мне подошла мать Маши, она потрепала мои волосы и сказала:

— Ты просто не представляешь, что ты для нас сделал! Я бы без Машки и дня бы не прожила...

— Мама, — тут же влезла Маша — ты ему всю мою прическу испортила, дай твою расческу, это теперь мой парень!

Сказала она об этом, как о деле давно решенном. Мама Маши с интересом посмотрела на меня, но, очевидно, зная свою дочь уточнила:

— А он, знает об этом?

— Конечно, — возмутилась Маша — целый день ему об этом твержу!

Маша опять меня увлеченно расчесывала под взглядом женщины, я развел руки в стороны.

— Я уже смирился, — сказал я — Маша, может представишь нас?

К чести Маши, она сильно смутилась — не представить своего парня родной матери!

— Мама, — сказала Маша, красная как помидор — представляю тебе Майкла Гордона, он мне спас жизнь, ну и теперь, я буду о нем заботиться; Майки, представляю тебе мою маму Нину Кендел, ну... у нее, имя отца есть, Александра, но тебе это наверное непонятно...

— Почему же непонятно, — сказал я по русски — Нина Александровна Кендал, что же тут непонятного? Нина, это просто Нина, или это Антонина?

Надо было видеть глаза Нины Александровны, ну кроме глаз было на что посмотреть. 'Эх, — подумал я с вожделением — встретить бы такую Нину Александровну лет двадцать назад...'

— Просто Нина, — сказала Нина Александровна — ты не представляешь Машка, какого интересного парня ты себе нашла!

— Почему это не представляю? — обиделась Маша — Очень даже представляю, он поддержку делает без помощи, представляешь?

— Здравствуйте миссис Кендал, — Томас прервал нашу русскую беседу — мне тут с Майклом надо поговорить, разрешите?

— Конечно Томас — сказала Нина Александровна и оторвала от меня Машу.

— Майкл, — сказал Томас — мне удалось связаться с твоим отцом, он будет здесь через три дня, у тебя есть ключи от дома?

— Наверное есть, — я вытащил связку ключей — с чего бы я стал чужие ключи носить с собой?

— Вот, — он передал мне клочок бумаги — здесь адрес, к медикам пока не ходи, это пусть отец решает, миссис Кендал, вы не подвезете парня до дома? Он не помнит дороги, я хотел сам отвезти, но на меня повесили отчет, это надолго.

— Конечно, Томас, отвезем, а надо ли? Если его отец вернется через три дня, что ему делать в пустом доме? Пусть у нас погостит.

— Ну... это вы сами с ним решайте, ладно, до свиданья миссис Кендал, пока Майкл, пока Мэри.

Томас махнул рукой и скрылся за углом ангара. Маша тут же подскочила ко мне.

— Майки, ты ведь поедешь к нам?

— Поеду, если не будешь ругаться.

— Что?! Когда это я с тобой ругалась?! И вообще, мы ведь с тобой теперь пара, нам надо беречь друг друга!

— Ну все, — сказала Нина Александровна — теперь только я буду ругаться! Сели в машину быстро!

Нина Александровна усадила нас в свой новенький с виду 'Мерседес — Бенц' и проследила, что бы мы пристегнулись; я оказался на переднем сидении, а Маша, к ее неудовольствию, на заднем. Вела она машину очень плавно, да и дорога оказалась в превосходном состоянии. Частенько дорога ныряла в лиственный лес, то, что я принял за отдельный город, оказалось просто административным районом Статен-Айленда. Иногда районы находились на значительном расстоянии друг от друга, никаких городков и поселков тут быть не могло, весь остров в целом был частью Нью-Йорка, вот только, никаких небоскребов тут и близко не было. Дома были в основном одноэтажными, редко двухэтажными, экономить землю не было смысла, она была дешевая, место считалось непрестижным, неудобным для проживания. Земельные участки при домах были большими, вот только редко кто ухаживал за ними, хотя фруктовые деревья попадались довольно часто. Работы на острове, для всех, естественно не хватало; больше половины дееспособных жителей ежедневно, ранним утром, садились в свои автомобили и покидали остров. Мой отец Джон Гордон пропадал в рейсах, он был владельцем большого грузовика, и, если простые служащие или рабочие частенько оказывались на улице без работы, то мой отец просто менял маршрут — грузопоток страны был бесконечен. К тому же, на острове он был довольно известной личностью, единственный награжденный медалью Конгресса 'Медаль Почета'. Я вспомнил гнев Томаса, когда он заподозрил, что я назвался фамилией 'Гордон' не по праву, теперь я его вполне понимал. Все это выяснилось в результате беседы с Ниной Александровной, дорога была длинной и мы о многом успели поговорить. Иногда, я видел ее удивленный взгляд после моего ответа, но косить под ребенка я не собирался; в результате разговора я понял простую вещь — все они, здесь, страшные индивидуалисты, вмешательство постороннего человека во внутренние дела семьи, здесь просто немыслимо. При живом отце, никто и не подумает интересоваться моими странностями, мне нужно навести мосты всего с одним человеком, мой отец был зрелым мужчиной, я тоже, есть все шансы договориться.

От моих раздумий меня оторвал голос Нины Александровны:

— Майкл, скажи честно, ты сильно рисковал спасая мою дочь?

— Совсем не рисковал.

— Но, во время интервью ты сказал, что вы оба могли утонуть!

— Нина Александровна! Это был разговор на публику, это даже не ложь, кто и когда говорил народу правду? Народу говорят то, что он хочет услышать. Маша была парализована страхом, совершенно не способна к активным действиям, поверьте, что бы меня утопить, ей пришлось бы очень постараться, а она была в ступоре, и то, что ей удалось открыть окно, большая удача!

— Но тогда... Прости мое любопытство, зачем ты ее так расхваливал?

— Ну... не хотелось, что бы она стояла в стороне, как бедный родственник.

Нина Александровна громко и заливисто расхохоталась, ей даже пришлось остановить машину, 'надо же, как быстро меняется настроение у женщин, — подумал я — или у нее это от нервов?'. Маша пользуясь остановкой избавилась от ремней и ее лукавая мордочка вклинилась между нами.

— Мама, я прослушала, что он тебе такое смешное сказал?

— Судя по тому, что он сказал во время интервью, — сказала Нина Александровна вытирая слезы — ты у нас получаешься основным героем нации, а он, так, просто мимо проплывал...

На этот раз, хохотавших было двое, а я никак не мог понять, нервное это у них, или им действительно весело.

Дом Кендалов, был построен в колониальном стиле, это был двухэтажный каменный особняк с витыми колоннами, большой ухоженный сад окружал здание со всех сторон, плодовые деревья чередовались с декоративными, словом, чувствовалась, многолетняя работа профессионала. Оставив машину на маленькой стоянке возле ворот, мы прошли среди деревьев по дорожке выложенной розовыми плитами, поднялись по каменным ступеням. Нина Александровна, покопавшись в сумочке, открыла дверь своим ключом. Потом сказала по русски:

— Майкл, отныне, дверь нашего дома для тебя всегда открыта, заходите молодежь. Маша покажи Майклу дом, выберите для него комнату, а я позабочусь на счет ужина. Маша, поводила меня по дому, на мой взгляд, избыточно большому для троих (дедушка Маши спал и мы не стали его тревожить), она выбрала для меня спальню по соседству со своей и тут же принялась наводить в ней порядок, открыла окно выходящее в сад, постелила свежее белье, показала мне мой шкаф для вещей; в общем, делала то, что обещала, искренне заботилась обо мне. 'Все таки русские корни чувствуются' — подумал я с теплотой о Маше, и на корабле она показала себя с самой лучшей стороны. Закончив хлопоты, Маша взяла меня за руку и, усадив на кровать, присела рядом:

— Майки, я представила тебя маме, как своего парня. Но ты так ничего и не сказал мне, я тебе не нравлюсь? Под тревожным взглядом ее огромных глаз я понял, что не смогу ее оттолкнуть.

— Очень нравишься. — я запустил пальцы в ее густые волосы и стал перебирать их — Когда я говорил, что ты настоящее чудо, я был искренним, но там, на глубине этого чертового пролива, я почти умер, а когда все-таки сумел вернуться, стал другим, я стал взрослым мужчиной, я чувствую себя, как взрослый мужчина, я говорю как взрослый, неужели ты этого не замечаешь?

— Давно заметила, мне это даже нравиться и про эти твои заморочки с возрастом, я тоже уже наслушалась. Майки! Ты сказал, что я тебе нравлюсь! И это самое главное! Ну, случилось там с тобой, что-то страшное, это пройдет, я и сама страха натерпелась, что же теперь перестать жить? Я тебе правда нравлюсь?

— Правда — обреченно вздохнул я.

Воистину, женщина слышит только то, что хочет слышать, я бы мог ей рассказать про всю свою прошлую жизнь, а она бы только спросила, кто мне больше нравится, она, или моя бывшая? Маша чмокнула меня в щеку и умчалась, как на крыльях. Я прилег и задумался: 'Что я мог сделать? Оттолкнуть ее, это значит обидеть, обидеть очень сильно и незаслуженно, к чему лукавить, перед самим собой? Она нравится мне, да и как она может не нравится? По большому счету, мне очень повезло, она сейчас сильно опережает своих ровесников и ростом, и развитием и не рассматривает их как возможных избранников. Парней из старшей школы плотно опекают их ровесницы, в свою среду они бы ее никогда не допустили. Я оказался рядом, когда она была уже в поиске, она тут же 'назначила' меня своим избранником и стала добиваться взаимности, вряд ли сознательно, просто зов природы. Она очень красива, а с годами станет еще краше, через несколько лет, мой рейтинг в ее списке оказался бы, даже не в первом десятке, так какого черта? Ей четырнадцать, мне шестнадцать, по здешним нормам поведения ничего предосудительного в этом нет. Выходит, чувство вины, которое меня давит, только из-за того, что я помню свою предыдущую жизнь, и поэтому мне ничего нельзя, а другие не помнят, и им все можно. Нет уж, за такую девушку можно и подраться, она хочет моей дружбы и она ее получит, постараюсь сделать ее жизнь интересней и веселее, позабочусь об ее безопасности, именно в переходный возраст девушек ожидает на пути много неприятностей и бед.

Дверь распахнулась и в комнату влетела Маша с гитарой в руках:

— Вот! — сказала Маша тяжело дыша — У дедушки выпросила!

— И теперь, он за тобой гонится?

— Что? А... Нет, отдал вполне добровольно. Только, у нее одной струны нет!

— Ну давай посмотрим, — сказал я — ни разу таких не видел.

Я внимательно осмотрел поверхность гитары, ни сколов, ни трещин на резонаторе не обнаружил, сильно щелкнул пальцем по поверхности, резонатор отозвался звонко и без дребезга, осмотрел гриф — он тоже оказался очень добротным. Теперь струны: семиструнная, нет первой струны, можно использовать вторую струну, как первую, придется переместить все струны вниз. И я занялся делом, после разборки и сборки, используя камертон, настроил первую струну, по ней все следующие, к сожалению появился большой просвет между струнами и ладами, пришлось ослабить струны на один оборот колков и подтянуть гриф ключом. В общем, я добился того чего хотел, повторив операцию четыре раза.

Все это время Маша просидела тихо как мышка и, только когда я закончил и начал проверять звучание разными аккордами, она подала голос:

— Странно, я всегда думала, что гитара самый простой инструмент.

— Прекрасное звучание — похвалил я — и звонкое и, одновременно, очень выразительное, ты не знаешь ее историю?

— Чью историю?

— Историю этой гитары, это штучная работа очень хорошего мастера.

— Я спрошу у дедушки.

— Ну что, Маша, хочешь награду?

Маша закивала и я сыграл ей песню из мультфильма 'Пластилиновая ворона' — хорошо сыграл, с неожиданными для меня актерскими способностями. Мою игру Маша слушала с интересом, улыбалась и хихикала, а после заявила:

— Ну, это для маленьких, а ты, мне награду обещал!

Я призадумался, потом начал играть 'Музыканта' Распутиной; Маша сначала прослушала первый куплет, а потом начала подпевать в припеве, в это время вошла Нина Александровна, она сделала успокаивающий жест, что бы мы не останавливались, постояла и дослушала песню до конца.

— Мама! Майки классно играет и поет!

— Да, у вас тут весело. — Сказала Нина Александровна — Однако, пора ужинать, идите мойте руки и за стол.

Маша привела меня в ванную и мы там слегка потолкались у раковины, мы мыли руки одновременно и Маша, тихонько хихикая, пыталась оттеснить меня подальше от раковины — я не уступал, она напирала и, к концу процедуры, когда мы вытирали руки одним полотенцем, ее лицо было приятного розового оттенка.

Стулья стояли по одному с каждой стороны стола, Маша меня усадила и тут же устремилась на помощь своей маме; когда все было расставлено, Маша, игнорируя семейные традиции, перенесла свой стул и поставили его рядом со мной. Мама оказалась справа от нас, а напротив, остался пустой стул, очевидно для дедушки. Дедушка оказался высоким, массивным, годы не согнули его, лишь замедлили его движения; степенно подойдя, он с достоинством опустился на стул, посмотрел сначала на дочь, потом на внучку, а потом посмотрел мне в глаза, взгляд его стал веселым и он сказал густым баритоном:

— Это и есть кавалер нашей Маши?

Маша поднялась и сказала:

— Дед, это мой парень, Майкл Гордон, Майки, это мой дедушка Александр Викторович Воронцов.

— Здравствуйте, Александр Викторович — сказал я.

— Откуда русский так хорошо знаешь?

— Я не помню, память потерял во время катастрофы.

— Да, да... За Машеньку, я тебе по гроб жизни обязан! Как представлю, что ее нет, так сердце перехватывает. Маше, нашей красавице, ты глянулся. Спаситель! Что тут скажешь, да и взгляд у тебя серьезный... Есть порода, есть! Ухаживай, я не против. Маша подбежала к деду и обняла его за шею, Дед нежно принял ее в объятья и начал целовать в щеки, процедура затянулась, Маша стала изворачиваться из его рук.

— Ну, деда, — канючила она — ну я уже взрослая!

— Ну ладно, — сказал дед — лети стрекоза.

Потом мы ужинали, все было очень вкусным, а может быть я еще не привык к своей молодости, приглядывался к Маше, она была не просто красива, в ней чувствовалась порода, такие женщины очень долго сохраняют красоту. Впрочем, к такому выводу можно прийти более простым путем — достаточно взглянуть на Нину Александровну, красивая женщина, аристократичная и готовит просто изумительно. Когда ужин подошел к завершению, я почувствовал как Маша прикоснулась к моему плечу. Добившись моего внимания, она зашептала мне на ухо:

— Майки, спой что нибудь на русском, дед, он любит на русском.

— Хорошо — сказал я.

Она моментально куда-то умчалась, к тому времени все уже поели, вернулась Маша с гитарой, я призадумался что мне спеть что бы деду было по сердцу и, кроме песни 'Кавалергарда век недолог', в голову ничего не пришло. Я собрался, припоминая текст, и запел. Взгляд старика, вначале удивленно-растерянный, стал спокойным и задумчивым, по мере исполнения дед оживился и смотрел на меня с возрастающим интересом, а вот ближе к концу песни глаза старика как-то полиняли. Дослушав песню старик поник, он с трудом встал из-за стола и ушел, едва передвигая ноги, в свою комнату. Стало очень тихо.

— Дедушка расстроился — вздохнула Маша.

— Наверное, я выбрал неудачную тему — сказал я.

— Сколько лет прошло, — удивилась Нина Александровна — а он все еще помнит. Ладно молодежь, давайте убирать со стола, да и спать уже пора ложиться.

 ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.

Закончился первый, самый длинный, день в моей жизни. Я лежал на кровати, но сон не шел, поневоле стала вспоминаться моя предыдущая, длинная дорога, которая и привела меня в этот мир. Не знаю, как у остальных, а у меня была особенность — в прошлой жизни я плохо запоминал неинтересную и скучную информацию, зато, то, что было интересно, я запоминал с первого раза и на всю жизнь. Тоже самое случалось, когда я занимался интересным для меня делом — вся сопутствующая информация усваивалась моментально. В своей жизни я сменил множество профессий и, по иронии судьбы, в зрелые годы завершил круг вернувшись к увлечению своей юности. Я с детства был радиолюбителем, мне нравилось это таинство, когда из горстки ничем не связанных радиодеталей, возникало что-то качественно новое, работающее по своему строгому алгоритму и выполняющее свои задачи. Разумеется, вернулся я к этому уже на другом уровне развития, теперь я легко представлял внутреннюю динамику процессов, мог и сам нарисовать схему для решения той или иной задачи.

Началось все с того, что страну оккупировали китайцы; без единого выстрела, они завалили весь мелкий и средний бизнес, связанный с производством одежды, обуви, да и многого другого. Мне пришлось закрыть свою пошивочную мастерскую, но где-то, в глубине души, я был доволен, поточное производство всегда действовало на меня угнетающе. Избавившись от ответственности за своих работников, я снова почувствовал свободу. С семьей я расстался незадолго до этого, сыновья были молоды, умны и предприимчивы, за них я не волновался. Это было скорее их время, а не мое. О причинах разрыва с женой, вспоминать не хочется. Я успел купить для себя маленькую квартирку на девятом этаже до заоблачного взлета цен. Оставалось только найти работу, я уже отвык от работы на хозяина и искать себе нового не собирался. Мой сосед обратился, за помощью, у него сломался телевизор 'Самсунг'

— Ты же технарь бывший, — сказал он мне — посмотри в чем там дело.

— Без схемы не получится — сказал я, что бы он отвязался.

На следующий день, он принес мне толстенный журнал, это был самопальный сборник схем импортных телевизоров, который он купил с рук; подивившись предприимчивости нашего народа, я согласился на ремонт. Вооруженный старым тестером, принципиальной схемой и далекими воспоминаниями юности, я приступил к ремонту. Для того, что бы обнаружить 'пробитый' транзистор строчной развертки, мне понадобилось полчаса времени. Позднее я понял, что это очень много. К своему удивлению, я обнаружил в городе развернутую сеть магазинов, торгующих импортными электронными компонентами разных фирм. Большой бизнес крутился, гораздо быстрее мелкого. Так я нашел себе новую работу. Через полгода я ремонтировал весь импорт, имеющий электронную начинку. А еще через год в моем доме появился интернет, тогда еще модемный. Я привык жить скромно, но на новый 'Пентиум' денег не пожалел, и в мой дом пришел большой мир. К хорошему привыкаешь быстро, насытив свой первоначальный интерес простого обывателя, я научился использовать ресурс для своего бизнеса, скачивал протоколы прошивки для флешпамяти разных фирм, изучал характеристики мощных транзисторов для замены одних, другими.

Однажды, я наткнулся на 'научную' статью, автор объяснял теорию струн, бросался такими терминами как: 'Упругость эфира', 'Поперечные эфирные волны', 'Червоточины в пространстве', несколько раз упоминал 'Сверхединичные устройства'. Там же давалась и расшифровка: сверхединичное устройство, это любое устройство, которое, потребляет энергии на входе меньше, чем выдает на выходе. Причем говорилось об этом в таком ключе, что вроде бы каждый, кому было нужно, подобное устройство себе уже сделал; просто некие злобные силы пытаются отжать халяву у народа. Читал я все это так, как слушал бы выступление Задорнова, но закрыв 'Ученого', я, хмыкнув, набрал термин в поисковике и был изрядно удивлен — желающие отдать народу халяву, просто не умещались в очереди. Я просидел всю ночь разбираясь с чертежами, схемами и... Патентами! Разумеется, уже при первоначальном анализе, было ясно — половину просмотренного можно выкидывать сразу, и я ничуть не сомневался, вторую половину можно будет выкинуть завтра, после более подробного изучения. Ложась спать с тяжелой головой, я все думал, что же мне все это напоминает и, едва я коснулся головой подушки, как тут же вскочил. 'Вброс, это массовый вброс дезы', волосы на загривке у меня зашевелились, как перед дракой, я снова улегся и додумал мысль: Массовую дезинформацию сливают для того, что бы замаскировать что-то важное, значит, утечка истинных данных уже произошла и, по каким-то причинам, отжать назад инфу уже нельзя. Возможно, информация уже широко разошлась по интернету, скопирована и хранится на неизвестном количестве носителей, тогда действительно сделать ничего нельзя. Надо обратить внимание на информацию прошлых лет. Моя жизнь почти не изменилась, я работал по прежнему, а свой досуг проводил роясь в старых источниках информации — и довольно скоро я обогатился новыми терминами для поисковика: 'Свободное электричество', 'Радиантная энергия', 'Холодное электричество'.

При поиске по холодному электричеству оказалось, что эту тему легко проверить опытом, и я проверил. Порывшись в своих запасах, я разыскал двухметровый отрезок медной трубки диаметром шестнадцать миллиметров, не поленился, сходил на улицу, принес песка из детской песочницы. Забив деревянную пробку в один конец, засыпал трубку песком, утрамбовал его и забил деревянной пробкой второй конец. Теперь требовалось согнуть трубку по-середине вокруг оправки 10 — 15 сантиметров, не найдя дома ничего подходящего, вышел из дома в поисках дерева, отвечающего моим условиям. Найдя его, аккуратно, не торопясь, согнул трубку, получилось что-то типа подковы с длинными рожками, выправив рожки, чтобы они шли строго параллельно, вынул пробки и высыпал песок, он был нужен, только для того чтобы трубка не деформировалась — подошел бы и медный пруток, но чего нет, того нет. Самая главная часть опытной установки была изготовлена. На следующий день я зашел в магазин для автомобилистов, купил высоковольтную бобину, свечу зажигания и двенадцативольтовую лампочку для габаритов. Пришел домой, нашел в интернете промышленную схему электронного зажигания и собрал ее за день, теперь, у меня было все для опыта, но надо было выспаться. На следующий день, разобравшись с текучкой, я приступил к монтажу: соединив один конец 'подковы' с 'земляным' концом бобины, я, с помощью отрезков провода, впаял свечу зажигания между высоковольтным проводом бобины и вторым концом 'подковы'. Замерев на пару секунд, черт возьми, азарт то какой! Я включил блок питания на двенадцать вольт, свеча зажигания зажужжала, ее зазор засветился голубым светом разрядов; взяв лампочку с припаянными к ней отрезками проводов, я руками присоединил оголенные жилки к противоположным сторонам прямых участков трубки. Лампа засветилась, чувствуя азарт, я начал сдвигать контакты проводов вдоль прямых отрезков трубки, светимость то увеличивалась, то уменьшалась. Отметив участок с наиболее яркой светимостью, я припаял провода намертво. Но на этом не успокоился, достал цифровой мультиметр, криво ухмыляясь замерил напряжение в точках пайки — естественно, он показал ноль; потом переключил его на измерение сопротивления и он опять показал ноль. Потом я просто посидел слегка ошалевший, вяло текли мысли, получалось, что существует некий переносчик заряда, который нарушает закон ома для участка цепи. Этому переносчику абсолютно фиолетово, через толстую медную трубку ему двигаться, или, через тонкую спираль лампы. Это, электричество, называется холодным, вспомнил я!

Пошел на кухню, налил воды в стакан из чайника, вода отстоялась и была комнатной температуры, вернулся и аккуратно опустил светящуюся лампу в воду. Взял отвертку, вышел на лоджию и отвинтил уличный термометр, избавив его стеклянное тело от пластмассовых держателей. Опустил термометр в стакан, термометр показывал показывал уличную температуру 24 градуса, красный столбик начал падение и остановился на 19 градусах, 'Сейчас лампа нагреет воду и он опять должен поползти в вверх' — подумал я. Ожидание было напрасным, он застыл, как приклеенный, на прежней отметке. Теперь было понятно, почему оно называется холодным. Лампа продолжала светиться, но воду греть не желала. И у меня началась новая жизнь, я по прежнему выполнял свою работу, но весь мой азарт, все мои устремления, были направлены только на одно — разгадать тайну холодного электричества! Моя исследовательская установка существенно изменилась, я заказал повышающий трансформатор одному умельцу, и у меня, теперь, имелся мощный постоянный источник высокого напряжения. Автомобильная свеча тоже была заменена на управляемый разрядник, сработанный из серебра одним старым мастером с золотыми руками, который очень тщательно выполнил заказ по моим эскизам. Обычная измерительная техника была бессильна — даже мощный поток холодного электричества не отклонял стрелку амперметра, что бы иметь хоть какое — то представление о мощности потока я был вынужден заряжать автомобильный аккумулятор холодным электричеством. Аккумулятор охотно заряжался, но, самое главное, отдавал энергию обычным электричеством, и эту энергию уже можно было замерить приборными методами. Именно аккумулятор наглядно показал, что носитель имеет положительный заряд. Поэтому заряжать аккумулятор приходилось 'наоборот', провод массы соединялся с плюсом, а зарядный провод соединялся с минусовой клеммой аккумулятора. Осциллограф был единственным прибором на котором можно было отследить переменную составляющую холодного электричества.

Это озарение случилось во время исследования магнитного поля соленоида, выполненного из толстого медного провода — я пропускал холодное электричество через соленоид и количественно замерял напряженность магнитного поля возникающего вокруг катушки. Тут и случилось меж-витковое замыкание, и я своими глазами увидел, как витки соленоида покрываются тонким слоем льда; сработал рефлекс на нештатную ситуацию и я мгновенно отключил питание. Наблюдая, как тает лед, я впал в задумчивость: 'Парадоксальная ситуация — подумал я — если бы протекал плотный поток электронов, при замыкании случился бы быстрый нагрев, а здесь случилось все наоборот, словно антипод какой-то протекал, а ведь антипод-то у электрона есть! Позитрон!'. Позитрон был зеркальной копией электрона, имел противоположный спин, имел положительный заряд, словом подходил по всем статьям, осталось только узнать, как в условиях Земли можно получить поток позитронов. В моей квартире взяться потоку позитронов вроде бы неоткуда, но тогда, что это было? Я привык верить своим глазам. 'А если не Земли?' — пришла неожиданная мысль, если этот поток из космоса? И не обязательно в виде позитронов. Свет и, вообще, любое излучение вплоть до жесткого рассматривать не стоит, кандидатурой может быть только частица, проникающая на Землю в массовом порядке. И такая частица есть — Землю пронизывает постоянный поток нейтрино, который излучает Солнце, но нейтрино электрически нейтральна и если допустить, что позитрон переносит именно она, то в ее 'состав' должен входить и электрон. Я порылся в интернете и выяснил, что современные физики обнаружили уже несколько видов нейтрино, особо отметил, что имеется один вид не имеющий спина, ведь спин электрона и позитрона противоположен и при 'слиянии' мог бы взаимно погашаться. Имелась одна неувязка, считалось что масса нейтрино ничтожна по сравнению с массой электрона или позитрона, но, во первых, нейтрино вообще с веществом почти не взаимодействует и физики могли ошибаться. А во-вторых, почему бы не допустить что нейтрино переносит не сами частицы, а их 'зародыши', а сами частицы рождаются в моей установке при разрушении нейтрино высоковольтным разрядом. По большому счету, все это было не важно, нужно было экспериментально доказать, что на выходе моей установки выходит электронов больше, чем поступает на входе. Да, да, то самое, сверхединичное устройство.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

Проснулся я оттого, что дверь с шумом распахнулась, Маша прискакала ко мне, прямо в пижаме, присела ко мне на постель и я встретился взглядом с ее веселыми глазами. Она запустила свои длинные, тонкие пальчики в мои волосы.

— Ты опять, весь растрепался. — в голосе ее послышались довольные нотки —

Вставай, я тебя буду причесывать.

— Маша, — сказал я укоризненно — мне одеться надо, умыться сходить. Выйди! Я хоть оденусь!

— Что-то ты стал таким стеснительным — хихикнула Маша и вышла не закрыв дверь. Едва я успел натянуть на себя джинсы, как в комнату снова зашла Маша.

— Вот, — сказала она, протягивая мне зубную щетку — будешь моей щеткой пользоваться.

— А как же ты?

— Я возьму новую.

— А новую отдать жалко?

— Я хочу, что бы ты пользовался моей! А новая, она же ничья! А так, будешь чистить зубы и меня вспоминать.

Я не стал с ней спорить, у всех свои тараканы в голове. В ванную со мной Маша не пошла, видимо для того, что бы я, без помех, мог погрузиться в воспоминания о ней. На выходе из ванной, меня уже ждали. Маша взяла меня за руку и повела в свою спальную, усадила у зеркала. На этот раз меня ничего не отвлекало, я ощутил ее тонкие нежные пальчики, осторожные движения расчески, и мне это неожиданно понравилось. Вспомнилось далекое детство — когда я делал уроки, мама подходила ко мне, проверяла, что я успел сделать и гладила меня по голове, именно это приятное чувство я сейчас и испытывал. Вошла Нина Александровна, она поглядела на нашу идиллию и сказала укоризненно

— Маша, завтрак уже на столе! А ты еще в пижаме! Хоть бы Майкла постеснялась! Ну ка, быстро умывайся, переодевайся и за стол!

— А чего мне стесняться? — удивилась Маша — Ничего же не видно! А Майки, он меня и в пижаме видел, и без пижамы.

— Когда это я тебя, без пижамы, видел?! — возмутился я.

— А помнишь, мы под мостом вылезли, все мокрые? Ты мне свою майку дал и велел переодеться?

— Но я же отвернулся!

— Ну да, а потом видел меня в майке, вот такусенькой!

Она показала пальцем на себе, на мой взгляд, укоротив мою майку сантиметров на десять. 'И что, я на тебе, теперь, жениться должен?!' — чуть было не ляпнул я, но укоризненно сказал другое:

— Маша, вспомни, ты ведь тогда была, как цыпленок мокрый, я просто боялся, что ты простудишься!

К нам подошла Нина Александровна и обняла нас обоих:

— Ну все, — сказала она — хватит печальных воспоминаний, пошли Майкл, а ты, непоседа, быстро умываться!

Когда мы спустились, дедушка уже завтракал, перебирая стопку газет, мы подошли и сели на свои места.

— Вот, мать, любуйся на свою красавицу — сказал дед подавая одну газету Нине Александровне.

Я покосился на газету и сразу увидел наше с Машей фото, 'фотографу руки оторвать надо! — с раздражением подумал я, — Это же надо, так материал испоганить!' Ракурс был неудачен, фотограф не сумел передать движение, и Маша застыла на снимке, присосавшись ко мне навечно. 'Прямо вампира какого-то сделали из Машки', подумал я недовольно.

— Здравствуйте, Александр Викторович — запоздало поздоровался с дедом — В других газетах, так же получилось?

Дед молча кивнул мне и передал остальные газеты мне в руки. Я быстро их перебрал. Представитель администрации на фото смотрелся, как живой — такой же потный и толстый, а вот Томас получился хорошо. Видимо, нежный поцелуй Маши тронул сердце еще одного главного редактора, этот снимок был меньше по размеру, а вот фотограф оказался лучше, он сумел ухватить движение Маши — на снимке она еще едва коснулась губами моей щеки. Бегло пролистал газету: 'А президент то, нынче, Ричард Никсон' — отметил я. Переодетая в мини шортики и короткую маечку, Маша спускалась по лестнице, я не удержался, пробежался взглядом по ее длинным стройным ножкам и круглой попке невеликого размера, обратил внимание на ее открытую тонкую талию. Несмотря на возраст, фигурка у нее уже была очень женственная, с мальчиком не спутаешь никак, даже со спины. Когда она подошла поближе, я показал газету с фотографией, которая мне больше понравилась:

— Теперь, о тебе узнает вся страна — сказал я.

Машины глаза, радостно округлились, она выхватила газету из моих рук и побежала к Нине Александровне.

— Мама, смотри — она показала свою газету.

— В ответ, Нина Александровна показала ей большую фотографию, неудачную на мой взгляд. Маша пришла в еще больший восторг.

— Эту, надо вырезать и повесить на стену! — деловым тоном сказала Маша — И еще надо таких газет купить!

— Нью-Йорк Таймс — подсказал я.

Несмотря на отвлекающие факторы, нам все же удалось позавтракать, дед удалился в свою комнату, женщины стали убирать со стола, а я вышел в сад. Было тепло и солнечно, изнуряющей жары не было, наверное потому, что остров, со всех сторон, был окружен водой. Я устроился в тени, в беседке увитой плющом и начал размышлять о своих дальнейших планах: неплохо было бы ознакомится со своим домом, до приезда отца, что бы, хотя бы ориентироваться там без подсказок. Теперь, план минимум — выписать справочники электронных компонентов разных фирм. По сравнению с моим временем элементная база, конечно, отстает, но я помню только то, что было в Союзе, а здесь с этим должно быть получше, покопаюсь в справочной литературе и появится возможность хоть что-то планировать. Для своей страны я был теперь иностранцем, и выполнить задание Старика можно было только с помощью моей установки. Из двери выходящей в сад, вышла Маша, она шла, вертела головой, явно разыскивая меня. Я вышел из беседки и помахал ей рукой, увидев меня, она тоже махнула рукой и направилась в мою сторону. Она подошла ко мне и спросила:

— Майки, ты не хочешь погулять в парке? Мама едет по делам и может нас подвезти в парк 'Кони — Айленд'.

— Поехали, — сказал я — не сидеть же целый день дома, покажешь мне местные достопримечательности.

Мы прошли через дом, вышли на подъездную дорожку и остановились у машины. Следом за нами вышла Нина Александровна, Маша открыла заднюю дверь и потащила меня за собой. Мама Маши заглянула к нам и сказала:

— Тут только один ремень безопасности, Маша, о чем ты думаешь?

— Мама, ну, Майки уже взрослый парень! Ему шестнадцать, а я пристегнусь; и потом, мы же будем возвращаться на автобусе, а там никаких ремней нет!

Мама покачала головой и закрыла нашу дверь. Я сел на середину сидения, рядом с Машей, и мы поехали. До парка оказалось недалеко, вполне могли дойти пешком. Мы вышли из машины и Нина Александровна сказала мне:

— Майкл, я на тебя надеюсь, присмотри за этой непоседой.

— Не беспокойтесь Нина Александровна, — ответил я — на море не пропали, не пропадем и на суше.

Она уехала, Маша взяла меня за руку и мы вошли на территорию парка. Прямо у ворот располагалось одноэтажное кафе и Маша потащила меня туда.

— Съедим по мороженному — сказала Маша — ты какое любишь?

— Клубничное — сказал я на удачу, знать бы еще, как оно выглядит.

Мы прошли кафе насквозь и вышли на террасу, под навесом стояло десятка полтора маленьких столиков с двумя стульями, мы устроились на угловом, отсюда были видны аттракционы. Подошла очень молоденькая, симпатичная официантка, наверное, даже еще школу не закончила, обратилась ко мне:

— Что будете заказывать?

— Девушка все закажет — кивнул я в сторону Маши.

— Маша сделала заказ, я не выдержал и спросил:

— Какие здесь цены? У меня только десять долларов.

— Не беспокойся Майки, мама оставила двадцатку, нам хватит на все.

Девушка принесла заказ, приятно мне улыбнулась и ушла покачивая бедрами. Маша покосилась на нее и спросила:

— Майки, а вдруг у тебя уже есть девушка? Ты же не помнишь ничего.

— Я не понял в чем вопрос, я ничего не помню — и что?

— Ну, вдруг вы встретитесь, она тебе все расскажет, снова тебе понравится — ты меня бросишь?

— Маша, — сказал я — мы с тобой друзья, друзей не бросают из-за каких-то там мифических девушек, мы ведь, с тобой, прошли через серьезное испытание.

— Но я сказала всем, что ты мой парень! — сказала Маша расстроенно.

— Маша, любые отношения начинаются с дружбы, мы с тобой прежде всего друзья, ты что, сразу рассчитывала на любовные отношения? Я имею в виду, очень близкие отношения, если ты, конечно, понимаешь о чем я.

— Ну... я и сама знаю, близкие отношения... мне еще рано... Ну... я думала, ты будешь ухаживать за мной, гулять будем вместе...

— И ухаживать буду, и гулять будем вместе.

— Просто гулять будем, и все? — голос Маши все еще был грустным.

— Маша — сказал я — раз уж об этом зашел разговор, я рад твоему пониманию, что нам не все можно; выскажись откровенно, каких отношений ты бы хотела? Если твои желания уложатся в определенные границы, мы договоримся!

— Ну... у меня есть желания... не то, что бы любовные... Я надеялась на романтические отношения...

— Поцелуи и объятия?

— Да...

— Маша густо покраснела и опустила взгляд.

— Это можно, — сказал я — но не часто и очень осторожно.

— Маша, подняла на меня радостные глаза и сказала:

— Ну тогда... поцелуй меня...

Я перегнулся через столик, запустил пальцы под Машины волосы, обхватив пальцами ее шею, привлек к себе и легко и нежно поцеловал, стараясь делать это не слишком торопливо, но и не слишком долго. Потом, отпустил ее и вернулся на свое место. Маша смотрела на меня сияющими глазами, коснулась своих губ кончиками пальцев, потом тихо сказала:

— У меня это первый раз, а у тебя?

— Я не помню — сказал я — ты же знаешь...

Потом мы ели мороженное, Маша часто заглядывала мне в глаза и загадочно улыбалась. Потом, она посмотрела на меня серьезно и сказала:

— Майки, раз ты меня поцеловал, значит наши романтические отношения уже начались, даже если раньше у тебя была девушка, ты все равно ее забыл, а меня ты помнишь, теперь ты просто не можешь меня бросить из-за отношений, которые были у тебя раньше. Я единственная твоя девушка, которую ты помнишь.

'Надо же — удивился я — уже пытается меня 'построить', а казалась такой наивной девочкой. Совершенно напрасно она беспокоится, очевидно, своей цены еще не знает. Среднюю школу закончила, а в старшую пойдет только осенью, вот и оказалась в некотором 'вакууме', в удачное время, для меня, мы встретились'.

— Я тебе обещаю, что никакая бывшая девушка не заставит меня бросить тебя! — сказал я вполне искренне.

— Даже, если у вас с ней были близкие отношения? — не отставала от меня Маша.

— Маша! — Возмутился я — Какая разница, какие были отношения, если я все равно все забыл?

Глаза Маши радостно вспыхнули, она позвала официантку, расплатилась, и мы вышли из кафе.

— Ну что, Маша, бери управление в свои руки, совершенно не представляю, как тут развлекаться.

— Американские горки! Мы пойдем на американские горки!

— Мне почему-то кажется, что туда пускают не всех.

— Ты что, вспомнил что-то?

— Ничего конкретного, так, смутное ощущение.

— Вообще-то пускают с шестнадцати лет, но меня с мамой пускали, думаю и с тобой тоже пустят.

— Может пустят, может нет, тут надо провести предварительную подготовку, пошли вон к тем павильонам.

Здесь довольно часто попадались павильоны, где торговали летними шмотками, мы подошли к одному из них, и я купил легкую белую бейсболку с длинным козырьком и солнечные очки. Надел все это на Машу, оценил критическим взглядом и попросил переложить половину волос на грудь.

— Ты считаешь, что у меня маленькая грудь? — возмущенно спросила Маша.

— Очень, даже, симпатичная грудь, — успокаивающе сказал я — и с годами она станет просто фантастической, просто я не хочу доказывать все это контролеру. Маша меня послушалась и теперь, действительно, было трудно определить ее возраст. Мы прошлись, перед входом на американские горки, строго говоря, входов было несколько, я выискивал контролера помоложе и такой нашелся, рыжий веснушчатый парень невысокого роста. Потом я купил билеты, кассиру, похоже, было все до фонаря, он продал мне билеты не глядя, обошлись они нам по пятьдесят центов за штуку. Потом пристроились в очередь к рыжему, минут через пять, прибыла вереница тележек, и очередь начала двигаться. Вручая билеты контролеру, я сделал равнодушное лицо, Маша держала меня под руку с другой стороны, и он нас пропустил беспрепятственно. Мы заняли места, вдоль состава прошелся пожилой мужчина, бегло просматривая пассажиров и, наконец, нас потащили на подъем. Маша тут же повернула кепку козырьком назад и подняла очки выше лба.

И вот мы несемся вниз, Маша поднимает руки и визжит так, что у меня закладывает уши, со стороны видно, что девчонка в полном восторге, а вот у меня ощущения ниже среднего, непривычен я еще к таким кульбитам, тут еще, не ко времени, вспомнился фильм 'Пункт назначения'. В общем, когда мы покидали этот аттракцион, я был просто счастлив, Маша тоже выглядела довольной, вот только причины у нас были противоположные. Потом мы заблудились в лабиринте кривых зеркал, Маша хохотала над моим отражением, я указывал на ее отражение, но она только махала рукой не в силах сказать ни слова, и опять угорала над моим. В пещеру ужасов она идти не захотела сказав: 'Это уж, совсем для детей, ничего хорошего, хватают разные идиоты за волосы, вот и все ужасы.' Часа два развлекались в павильоне игровых автоматов и Маша истратила большую часть своих денег. Потом мы прокатились на карусели, кабинки которой вращались во всех плоскостях и скорее подходили для тренинга космонавтов, чем для детей. Потом катались на роликовых коньках, на специальной площадке с горками, играя в догонялки. У меня в детстве были только обычные коньки, но я быстро освоился и частенько шлепал Машу по попе обозначая, что ее черед ловить. Разумеется, я ей поддавался давая себя догнать, она хлопала меня по плечу и визжа от 'ужаса' убегала от меня прочь, я давал ей фору, а потом все повторялось. Наконец мы устали, сдали взятые напрокат вещи, пошли купили колы и просто сидели на скамейке устроив себе передышку. Увидев кого-то в толпе, Маша сказала с каким-то азартом:

— Майки, поцелуй меня!

— Маша, если делать это часто, то привыкаешь, и ощущения уже сосем не те.

— Я потом пропущу! — отмахнулась Маша — Но сейчас, мне очень надо! Нет, сделай это как в кино, давай встанем!

Мы встали, я нежно обнял ее, она тоже обхватила мою шею приподнялась на цыпочки, и я ее поцеловал — чуть дольше и чуть сильнее, чем в первый раз. Машин взгляд стал рассеянным, я прекратил поцелуй и, через некоторое время, в ее взгляд вернулась ясность.

— Майки, — прошептала она не отпуская моей шеи — первый раз, это тоже было приятно, но сейчас,... это было просто,... чудесно! Неужели к этому можно привыкнуть?

Маша все еще обнимала меня, когда ее кто-то окликнул по имени, она отпустила мою шею и повернулась на голос, я тоже поглядел — рядом с нами стояли три симпатичные девчонки — в этом возрасте они все симпатичные, и куда потом все девается, просто загадка. Маша была выше их ростом, почти на голову, она радостно воскликнула:

— Девочки! Привет! Вы тоже здесь гуляете? А мы с Майки уже нагулялись, вот решили отдохнуть.

— Рыженькая, видимо самая бойкая, сказала:

— Мэри, может ты нас познакомишь?

— Ну конечно! — радостно воскликнула Маша — Просто Майки так целуется, что голова закружилась! Девочки, это Майкл Гордон, вряд ли вы его раньше видели, он учится в старшей школе. Майки, это мои подруги: Это Долли, это Кэнди, а это Мелани.

Маша, поочередно, указала на рыженькую, черненькую и шатенку. Я вежливо им улыбнулся.

— И давно вы знакомы? — Спросила рыженькая Долли.

— Целых два дня. — гордо сообщила Маша — Ой, да вы, наверное, ничего не знаете, вы про катастрофу на мосту Верразано слышали? Слышали, сколько людей там погибло? Из тех, кто упал с моста, мы с Майки единственные выжившие. Я сразу поняла — это судьба! Ну и теперь, мы с Майки не расстаемся, мама даже попросила его пожить у нас несколько дней — он ведь мне жизнь спас. Он вытащил меня из тонущей машины!

— И что, никто из вас даже в больницу не попал? — рыжая зануда спросила это с явным недоверием.

— Вы что, мне не верите?! — потрясенным голосом спросила Маша — Стойте здесь, я сейчас!

— Маша скорым шагом направилась к газетным автоматам. 'Ничего удивительного — подумал я — девочки, по утрам, газет явно не читают'. Маша вернулась с газетой Нью-Йорк Таймс.

— Вот — торжествующе показала она нашу большую фотографию.

Девчонки сначала обступили газету, и, недоверчиво, переводили взгляд — то на фото, то на Машу. Потом все вместе переместились на скамейку, и я пошел вместе с Машей, поскольку Маша простить такой 'наезд' никак не могла. Через несколько минут они уже обсуждали газетную статью.

— Ну надо же, — вздыхала шатенка Мелани — герой, рискуя жизнью, спас девушку и получил заслуженную награду. Саму девушку. А он тебе делал искусственное дыхание?

— Только что делал — вставила свои пять центов ехидная Долли — и мы все это видели.

— Не завидуй! — сказала Маша — Не пройдет и трех лет, как твой недоразвитый соберется с силами и тоже тебя поцелует!

— Да мы уже целовались! — Возмущенно воскликнула Долли — И не один раз!

— Неужели? — удивилась Маша — А Дик Кроули говорил, что твой мальчик еще в постель писает! Ты уж поберегись, подруга, а то переспите, а потом будете разбираться, у кого из вас недержание, слухи по школе пойдут...

— Маша, — сказал я — может мы пойдем?

— Пошли, Майки, — Маша снисходительно посмотрела на подруг — пусть хоть в газете почитают, какие бывают настоящие парни!

Маша взяла меня под руку и мы пошли к выходу из парка.

— Маша, — сказал я — ты не слишком к ним сурова? Все таки подруги.

— Подруги, — презрительно бросила Маша — ты бы знал, как они надо мной насмехались. 'С твоим выдающимся ростом, ты себе парня найдешь только лет через пять!' Передразнила кого-то Маша.

— Так может, и не стоит с такими дружить?

— Где же я других найду? — удивилась Маша — Там все такие. Как будто, ты в школе не учился. Ой, прости Майки, все время забываю, что ты потерял память! Простишь?

— Конечно, Маша, зачем мне обижаться? Я действительно потерял память.

— Понимаешь, ты ведешь себя так естественно, что я постоянно забываю, что у тебя нет памяти. И все равно, ты самый лучший. Можно Я тебя поцелую? Я тебя еще не целовала ни разу!

Она забежала вперед, заступая мне дорогу, видя ее решительный настрой, я решил уступить, ну не сопротивляться же мне, в самом деле. На этот раз она ухватила меня одной рукой за шею, а ладошкой другой руки надавила на затылок, я опустил голову и встретил ее ищущие губы, полумер она не признавала и ее поцелуй не был поверхностным, пришлось ей ответить движением губ, она целовала меня пока у нее не перехватило дыхание. Наконец она отпустила меня и, ей богу, я увидел торжествующую женщину! Ее глаза стали хитрыми, и вопрос прозвучал с нотками превосходства:

— Ну что, у кого лучше получилось?!

— У тебя, конечно.

'Ты же не связана внутренними барьерами, памятью прошлой жизни. Пожалуй, я зря обозначил границы так явно, она теперь специально будет их нарушать, что бы доказать свою женскую состоятельность. Эта извечная, женская страсть покомандовать своим мужчиной, ей уже вполне свойственна. Держись, Майки! Скоро из тебя будут вить веревки — вот этими самыми, прелестными, тонкими, пальчиками.'

Мои мысли, очень скоро, получили подтверждение — мы шли под ручку и Маша стала меня притормаживать. Когда мы шли к аттракционам, этого сооружения я не видел, просто не обратил внимания — это было что-то похожее на нашу летнюю эстраду. На сцене бесновался мужик с микрофоном, очевидно, это было что-то вроде конкурса, ведущий заманивал на сцену участников, соблазняя их ценными призами. На площадке перед сценой стояли ряды обычных пластиковых стульев, на них сидели девушки и парни, подзуживали друг друга к выступлению. На сцену, как раз, вышел парень и попросил гитару. По краю сцены лежали различные музыкальные инструменты. Парень запел под гитару что-то в стиле кантри, слегка пританцовывая. Маша посмотрела на парня, потом на меня, и ее глаза стали озорными.

— Майки! Ты поешь гораздо лучше него, почему бы тебе не выступить?

— Маша, зачем мне это? Тебе я пел с удовольствием, а на публике выступать, это совсем другое, к тому же, гитара у него совсем не 'строит'.

— Не строит?

— Не настроена.

Маша энергично начала обшаривать мои карманы, я с изумлением наблюдал за ней, очевидно, она уже считала меня своей безраздельной собственностью, и разницы между нашими карманами не чувствовала. Она нашла, наконец, камертон и ключ для грифа и вложила мне их в ладонь, потом обняла меня за талию и прижалась всем телом и я увидел ее большие глаза очень близко, выражение ее глаз так напоминало кота Штрека, что я не выдержал и расхохотался. Очевидно, она такой реакции не ожидала, отпустила меня и я увидел ее обиженную физиономию.

— Нам надо поговорить — сказал я. И пошел к свободным стульям, подальше от сцены. Честно говоря, я думал что наглая девчонка может выкинуть фортель, и мне пришлось бы ее догонять, надумай она пойти в другую сторону, но она пошла за мной. Я вздохнул с облегчением, я не был у нее под каблуком, что бы она об этом не думала. За предыдущую жизнь, у меня выработался иммунитет на женскую диктатуру, но мне пришлось бы ее догонять только потому, что я не чувствовал себя вправе оставить ее одну в парке. Мы устроились в уголке на стульях, здесь было потише, и я заговорил:

— Маша, ты должна понимать, что любые отношения в паре, это союз. Равноправный союз двух человек. Строить отношения по принципу 'раб и господин' у некоторых получается, но тогда ни о каком счастье не может быть и речи. Ни раб, ни господин, не могут быть счастливы. Не бывает таких пар, когда один счастлив, а другой несчастлив. Бывают оба несчастливы, но каждый по своему.

— Значит мне ничего нельзя у тебя просить? — спросила Маша.

— Не притворяйся, ты все прекрасно поняла. Ты попросила, я тебе отказал в вежливой форме, тогда ты обыскала мои карманы и продолжала настаивать на своем — поправь меня, если я в чем то ошибаюсь.

— А если мне очень что-то нужно, вот очень-очень!

— Убеждай, объясняй зачем тебе это нужно, в конце концов предложи обмен.

— Что значит обмен?

— Обмен, это значит, что в обмен на свое желание, ты сделаешь, что нибудь для меня.

— Майки, — с болью в голосе сказала Маша — но я и так готова сделать для тебя все, что ты хочешь, отдать тебе, все что у меня есть!

Честно говоря, сердце мое кольнуло жалостью и стыдом. Разумеется, не считая разных мелочей, отдать ей было нечего, но она говорила правду. Если бы было что отдать, отдала бы не задумываясь. А с этими карманами получилось совсем скверно, она сделала это потому, что искренне считала, что и я могу сделать тоже самое, когда мне понадобится. Жаль, что я так поздно это понял. Я обнял ее за плечи и сказал:

— Извини, я был не прав, я напрасно затеял весь этот разговор, ты гораздо лучше, чем я думал о тебе, прости меня Маша, прощаешь?

— Майки! — радостно сказала Маша — я не все поняла из того что ты говорил и, за что ты просишь прощения, я тоже не понимаю, но я конечно тебя прощаю, раз тебе это нужно.

— Спасибо Маша, я, конечно, спою для тебя, но мне просто любопытно, зачем тебе это?

— Ну... я просто хотела, что бы все увидели, какой у меня парень...

Я коротко поцеловал ее в губы и пошел на сцену, 'Старый циник и идиот, ну что бы просто не пойти и не спеть, ведь помню же несколько английских текстов, а теперь даже понимаю, о чем там поется. Ведущий бесновался на сцене, уже минут пять зазывая участников и, поэтому, обрадовался мне как родному.

— Мне нужна гитара — сказал я — самая лучшая

Он показал мне в сторону боковой стены и я, не обращая внимания на зрителей, пошел выбирать инструмент и сразу обратил внимание на большую концертную гитару с глубоким резонатором, щипнул ее за струны и мне она понравилась. Я достал камертон и проверил первую струну и тут же ее настроил, в общем на настройку ушло не больше двух минут. Я подошел к микрофону и нашел взглядом Машу, она осталась там, где мы сидели и была далеко от меня. Я постучал по микрофону пальцем, он работал, опустил его пониже, чтобы мой голос и гитара звучали с одной громкостью. Потом я сказал в микрофон:

— Я прошу мою девушку Мэри, подойти и сеть в первом ряду, я буду петь для нее.

Я увидел как Маша торопливо встала и пошла по проходу. И я запел песню 'Отель Калифорния', это был убойный вариант, я не знал человека в прошлой жизни, которому бы эта песня не понравилась. Здесь она пока еще не написана, но люди которых я вижу, те самые, которые потом были от нее в восторге. Я видел как Маша так и осталась стоять возле сцены, люди перестали разговаривать между собой. Одной гитары, конечно, очень мало, но мой теперешний голос имел гораздо большие возможности, чем прошлый, и я 'вытягивал' песню одним голосом. Подходили другие люди, сначала редкие одиночки, потом они стали подходить целыми группами, свободных мест уже не было, и люди стояли в проходе. Я закончил петь, стало очень тихо, потом зрители разразились какими-то криками, я сумел распознать только несколько:

— Мы не слышали начало!

— Спой еще раз!

— Повторить!

Какой-то парень с пронзительным голосом сложил руки рупором, повернулся к зрителям и начал скандировать 'Повторить!', и люди его поддержали: 'Повторить!'.

Машу совсем зажали у сцены, я подошел и протянул ей руки, она уцепилась и я вытащил ее к себе, потом обнял ее, и мы подошли к микрофону.

— Хорошо, хорошо — сказал я — сейчас повторю, успокойтесь пожалуйста!

— Я поднял руки вверх и народ стал успокаиваться. Я сказал в микрофон:

— Для тех кто не слышал начало, повторяю: это Мэри, моя девушка, и песня посвящается ей.

Маша меня обняла и поцеловала, толпа восторженно заревела, я опять поднял руки и народ быстро затих. Я спел снова, на этот раз, заслужил аплодисменты, как говорили в Союзе, бурные и продолжительные, потом взял Машу за руку и мы еле протиснулись через толпу. Идя по дороге к выходу Маша оглянулась и сказала:

— У тебя появились фанаты!

Я тоже посмотрел назад, часть зрителей действительно шла за нами, и я сказал:

— Нет, они просто смотрят на твои ноги.

Маша засмеялась, громко и заразительно, взяла меня за руку, и мы пошли на автобусную остановку, она совсем забыла мою попытку ее 'воспитать', но я ничего не забыл.

— Майкл, откуда эта песня?

— Маша, это трудно объяснить.

— Ты не хочешь говорить?

— Не то чтобы не хочу, просто в это трудно поверить.

— Майкл, я тебе поверю, если можно расскажи мне, я ведь давно заметила, что ты не такой как все.

— Я ведь тебе говорил, что был очень близок к смерти, часть меня осталась там навсегда, ко мне никогда не вернется память, взамен я получил что-то другое, и эта песня лишь малая часть того, что я получил.

— Ты знаешь, я даже боялась, что к тебе вернется память, тебя я очень хорошо знаю, мне даже кажется, что я тебя знаю всю жизнь, а вот того, другого, который мог вернуться, я очень боялась, вдруг, это окажешься совсем не ты? А песня... хорошая песня, это всегда хорошо!

— Теперь можешь не бояться, некому больше возвращаться.

Не спрашивая разрешения, Маша поцеловала меня в губы, но на этот раз это был короткий поцелуй, она больше ничего не хотела мне доказывать. Подошел автобус, Маша потянула меня за собой, проехав три остановки мы вышли, и Маша, уже привычным движением, взяла меня под руку, и мы пошли к дому Кендалов.

Ворота оказались закрыты и Маша повела меня через боковую калитку. Она нажала кнопку и где-то далеко прозвенел звонок, через минуту нам открыл мужчина лет сорока, одетый в рабочий комбинезон, он склонил голову и сказал:

— Мисс Кендал.

— Привет Патрик, я ключи забыла. Я думала мама уже вернулась, — пояснила мне Маша — но ее наверное задержали в администрации.

— Мы прошли через сад и попали в дом через открытую заднюю дверь.

— Ты хочешь есть?

— Не откажусь — я действительно уже был голоден.

— Пойдем на кухню, не охота с сервировкой возиться.

Мы пришли на кухню, Маша нарезала ветчину и хлеб, нарезала огурцы длинной соломкой, добавила перышки зеленого лука и сложила сандвичи на большую тарелку.

— Пойдем в мою комнату, — сказала Маша — вот мама вернется, будем ужинать по настоящему.

В комнате Маши мы заморили червячка, потом она опять взялась меня причесывать, я опять ушел в нирвану. Маша, довольным взглядом, посмотрела на меня в зеркало и сказала:

— Майки, давай сфотографируемся вместе, мне мама фотоаппарат подарила, вот только я еще фотографировать не научилась.

— Принеси, посмотрим что за аппарат.

Маша открыла двери своего шкафчика, покопалась там и принесла мне фотоаппарат в упаковке и целлофановый мешочек, с упаковками пленок. Я осмотрел аппарат, вроде ничего сложного, что-то типа нашего 'Зенита', но нужно его зарядить, выбрал пленку со светочувствительностью на сорок единиц, опустил жалюзи и, прямо под одеялом Машиной кровати, перемотал пленку на светонепроницаемую кассету аппарата. Потом зарядил аппарат, сделал несколько 'пустых' снимков, что бы перемоталась засвеченная пленка.

— Все готово — сказал я — пойдем в сад, здесь мало света.

В ранней юности я увлекался фотографией и, поскольку мне это было интересно, прекрасно помнил все нюансы этого дела. Сначала я фотографировал Машу, потом она меня. Когда пленки осталось на десяток снимков, Маша решительно прекратила съемку.

— Теперь нам надо сняться с тобой вместе, давай я попрошу Патрика, он наш садовник, ты ему все покажешь, и он нас снимет!

— Это не обязательно, — сказал я — на аппарате имеется механический таймер, он сам нас снимет через заданное время.

— Подожди, подожди, — сказала Маша и глаза ее хитро заблестели — через какое время он нас снимет?

— Ну, можно выставить десять секунд, можно двадцать, крайний срок одна минута.

— Ставь на десять! — Решительно сказала Маша.

Я пристроил аппарат на перила беседки, пустил таймер. Потом подошел к Маше и встал рядом с ней. Маша загибала пальцы, а потом неожиданно повернула меня к себе, обняла за шею, приподнялась, и стала целовать меня не соблюдая никаких договоренностей. Не то что бы я разозлился, но желание проучить распоясавшуюся девчонку у меня возникло, я обнял ее так сильно, что она застонала и губами ответил ей по взрослому, объятия ее разжались и руки бессильно повисли вдоль тела. Я прекратил 'наказание' и с тревогой посмотрел ей в глаза, встретившись со мной взглядом, она сказала слабым голосом:

— Майки, не отпускай меня, а то я упаду...

Через некоторое время она утвердилась на ногах, руками обхватила меня за спину, прижалась, устроив свою голову у меня на плече. Мы постояли так с минуту, потом она подняла голову и нашла мой взгляд:

— Что это было? — спросила она слабым голосом.

— Ты сама меня спровоцировала!

— Это я знаю — сказала Маша — и что ты решил меня проучить, я тоже поняла. Что случилось со мной? Я испытала такое сильное чувство,... мне захотелось умереть в твоих руках!

— Не знаю — сказал я, хотя уже подозревал, что с ней случилось — я ведь не знаю, что ты чувствовала.

— Это было настоящее наслаждение, очень сильное, вот здесь — она приложила свою ладонь к низу живота.

'Доигрались! — сокрушенно подумал я — Оргазм у нее случился, обычный оргазм! Слишком сильно прижал ее еще не оформившуюся грудь к своей, объятья, конечно, чрезмерный поцелуй, вот все и наложилось'.

— Майкл, — сказала Маша — отнеси меня в мою комнату, мне нужно полежать, такая слабость...

Я закрыл кожаный футляр фотоаппарата, повесил его тонкий ремешок на шею. Пристроив его за спиной, взял Машу под спинку одной рукой, а другой, под сгиб коленей, она ухватилась одной рукой за мою шею и мы пошли. Когда я поднимался по лестнице, я удивился ее легкости 'Приврала насчет веса? Какой смысл? Девушки своим весом никогда не хвастают, скорее, она бы возраст себе прибавила, а не вес'. Я аккуратно уложил Машу на ее кровать, сел с ней рядом с ней, положив фотоаппарат около зеркала. Маша посмотрела на меня каким-то новым взглядом.

— Майки, — голос Маши был очень нежным — я знаю, что это случилось из-за твоей ласки. Ты знаешь, что это было?

— Ты испытала очень необычный оргазм, — сказал я.

— Маша пару минут молчала, мечтательно глядя в потолок.

— Теперь я знаю, как это будет, у нас с тобой, — сказала Маша нежно глядя на меня.

— Об этом говорить еще рано — сказал я.

— Да, придется немного подождать — с огорчением сказала Маша.

— Я думаю, пока тебе не исполнится шестнадцать, об этом не может быть и речи!

— Да ты всегда был таким трусишкой! Боишься поцеловаться лишний раз! — с возмущением сказала Маша.

— Зато ты, ничего не боишься! — почти закричал я — А отвечать за все — мне, перед твоей мамой!

— Да что ты можешь знать о моей маме — закричала Маша — у меня самая лучшая мама на острове!

— И что это вы так раскричались? — Спросила Нина Александровна — Маша, почему ты скачешь на своей постели?

— Да у меня на этого Майки просто зла не хватает — сказала Маша сходя с постели.

— Майкл, хоть ты объясни — Нина Александровна с тревогой посмотрела на меня — да ради бога, что случилось?!

— Ничего не случилось — сказал я хмуро — просто семейную жизнь планировали.

Я вышел из комнаты Маши и пошел в свою спальню, прилег на постель, из-за стенки был слышен голос Нины Александровны, потом послышались рыдания Маши, это было нестерпимо. Я обшарил карманы, вытащил деньги — оставалось шесть баксов с мелочью. 'На такси вряд ли хватит, ничего, язык он и до Киева доведет, даже из Америки'. Я достал и развернул бумажку Томаса, там было написано: 'Сильвер Лейк 16'. Рыдания Маши утихли и был слышен ее громкий сбивчивый голос, через стенку не понять ни слова. 'А ведь сейчас нельзя уходить, вполне возможно, мне еще придется ответить за все эти телячьи нежности'. Я нагнулся и достал гитару из под кровати и начал тихонько наигрывать 'Сплина' композицию 'Романс', потом перешел на 'Половинку'. Наигрывал все, что вспоминалось. И сам не заметил, как без слов заиграл 'Отель Калифорния'. Тихо открылась дверь и Маша с Ниной Александровной зашли в комнату, я прекратил играть, но Маша, посмотрела на меня умоляющими, заплаканными глазами и попросила:

— Спой, Майки, мама еще не слышала 'Калифорнию'.

И я не стал ломаться, и спел. Получилось даже лучше, чем парке — было тихо, голос не надо было напрягать и, поэтому, он был более выразительным. Песня закончилась. Посмотрев на меня с большим удивлением, Нина Александровна спросила:

— Откуда эта песня, Майкл?

— Не знаю, — сказал я — мне кажется, я всегда ее знал, а когда она стала нужна, я ее просто вспомнил.

— Странно, текст очень не простой, — сказала Нина Александровна — но когда ты ее поешь, возникает ощущение, что ты сам все это пережил. Майкл, ты уверен, что эта песня еще не известна?

— Уже известна, я ее в парке исполнял — пришлось мне расколоться.

— Очень плохо — сказала Нина Александровна — если там был компетентный человек, он вполне может оформить авторство на себя, жалко, песня очень хорошая...

— Это вряд ли, — сказал я — музыку запомнить он бы мог, а вот текст... Вы сами сказали, что текст очень сложный.

— Маша, — строго спросила Нина Александровна — ты готова помочь Майклу?

— Конечно, — радостно сказала Маша — я, для него, все что угодно сделаю!

— Берешь нотную тетрадь, берешь Майкла и записываешь основную тему с голоса Майкла, гитару вообще не слушаешь, там у него сплошная импровизация. Потом перекладываешь текст на ноты. Справишься?

— Справлюсь! — твердо сказала Маша.

Потом она взяла меня за руку и потащила к себе в комнату. Записать голос нотами, оказалось не просто, Маша часто меня останавливала, поскольку не успевала записывать, часто просила повторить музыкальный фрагмент. Она вела запись карандашом и частенько стирала и переписывала отдельные ноты. Наконец, часа через два, она закончила.

— Это все? — Спросил я.

— Нет, — сказала Маша — теперь проверять будем, я буду петь по нотам, а ты внимательно слушай, если что-то не так, будешь меня поправлять. Раз пять я ее останавливал, голосом показывал как надо, она сначала хваталась за голову, потом за карандаш, стирала и записывала по новой. Наконец она спела без замечаний и с надеждой посмотрела на меня, я кивнул, обнял ее и поцеловал в губы. Глаза Маши вспыхнули радостью, она схватила нотную тетрадь и куда-то умчалась.

Я не знал сколько мне ждать Машу и пошел в свою комнату, прилег там и задумался. 'Нина Александровна хочет оформить на меня авторские права на эту песню. Я помню еще с десяток английских текстов. Разумеется, самых хитовых, я ведь помню только то, что мне очень понравилось. Музыки я помню гораздо больше, но это мне почти ничего не дает.

В отличии от Союза, здесь ничего нельзя 'достать' за бутылку, только купить по рыночной цене. Я подозреваю, что мне понадобится самое передовое и лучшее, из того что есть на рынке электронных компонентов, значит, деньги будут очень нужны. Мои будущие контрагенты, узнав обо мне все подробности, просто взвоют от радости! Восторженный пацан с гитарой, просто подарок! Купить новый велосипед, или, если уж совсем скверно пойдут дела, раскошелиться на новых мотоцикл. Вот только я не пацан, насколько я помнил, хит 'Отель калифорния' в сочетании с другими песнями 'Иглз' продавался не одно десятилетие, и тираж сборника 76 года достиг чуть ли не 30 миллинов штук. Значит не торопиться с продажей, запустить на радио бесплатно, когда будут оформлены права, записать с десяток кассет и разослать на радиостанции. Халявный хит! Для радио сойдет и авторское исполнение, под гитару. Судя по тому, что было в парке, народ начнет спрашивать в музыкальных магазинах, и если есть обратная связь, а она наверняка есть, то дельцы от музыки станут более уступчивыми.'

Дверь, как всегда, распахнулась с треском, ворвалась Маша и стала поднимать меня на ноги:

— Пойдем, сейчас мама будет петь твою песню!

И мы пошли в холл, Нина Александровна уже пристраивала нотную тетрадь на пюпитре рояля, увидев нас, она сказала:

— Посидите пока, мне нужно аккорды подобрать.

Мы с Машей присели на два больших кресла стоящих в углу. Нина Александровна подбирала аккорды, иногда я узнавал фрагменты музыкальной композиции, иногда приходил в совершеннейшее недоумение. Наконец, она сделала паузу, посмотрела на нас и заиграла. В ее трактовке, это было почти оперное произведение, никакого строгого ритма, плавные музыкальные переходы по ходу куплета и оперный голос — очень сильный и красивый голос. От оригинала, практически ничего не осталось.

Я сидел как пришибленный — не то чтобы мне понравилась подобная трактовка, но осознать, что все это время, я выделывался с гитарой перед матерым профессионалом, было нелегко. Она закончила и с интересом посмотрела на нас.

— Ну, что скажете? — спросила она провокационно улыбаясь.

— Вы уверены, что это те же самые ноты? — спросил я.

— Мама, когда пел Майки, мне больше понравилось! — вступилась за меня моя верная подруга.

Нина Александровна весело засмеялась.

— Маша, Майкл, я просто пошутила — и она засмеялась, совсем уж на грани приличия.

— Какие-то шутки у вас академические — сказал я — и совсем не смешные.

— Шутка, может, и не смешная, — сказала Нина Александровна — а вот на ваши лица посмотреть, дорогого стоило. Ну ладно, шутки в сторону, Майкл, я сама перепишу ноты набело и завтра утром отправлю их в Библиотеку Конгресса. Там оформят твой копирайт, и, в течении месяца, отправят тебе авторское свидетельство и счет для оплаты разового сбора, после оплаты документ обретает законную силу. Приоритет определяется по дате отправки письма. Вот поэтому, я вас так и торопила. Это все, что тебе следует знать.

— Мама! — закричала Маша — Там, в парке, эту песню он посвятил мне!

Маша поцеловала меня, вытянувшись в струнку и крепко обхватив за шею. Я обнял ее, покосившись на ее маму. Когда Маша меня отпустила, Нина Александровна сказала:

— Майкл, что это за нелепые ограничения ты придумал для ваших отношений? Это обижает мою дочь, и я ее вполне понимаю!

— Но ей всего четырнадцать лет!

— Ах, Майкл, — Нина Александровна загадочно улыбнулась — когда Джульетта встретила своего Ромео, ей было примерно столько же!

— Я помню Шекспира, — сказал я — но почему-то вы забыли, чем кончилась эта история!

— Сейчас другое время, — сказала Нина Александровна продолжая улыбаться чему-то своему — может, ты просто боишься взять на себя ответственность за мою девочку?

— Но должны же быть какие-то рамки! Вы что-же, разрешите ей абсолютно все?

— У девочки очень раннее развитие, она вполне адекватна и сама может решить, стоишь ли ты ее доверия. Первые светлые чувства, — глаза Нины Александровны стали мечтательными — я не буду вмешиваться и никому не позволю!

При последних словах, она покосилась на комнату дедушки. Нина Александровна подошла ко мне и обняла, потом сказала:

— Я очень рада, что Маша выбрала именно тебя, ты серьезный парень и иногда даже удивляешь меня своей взрослостью. Ты вполне можешь позаботиться о Маше, оградить ее от неприятностей, мы поняли друг друга?

— Я сделаю все, чтобы у Маши было все хорошо — сказал я.

— Вот и хорошо — сказала Нина Александровна — споешь нам что нибудь?

Маша тут же помчалась за гитарой и через минуту вручила мне ее в руки примостившись вместе со мной в одном кресле.

— По-русски спеть, — спросил я — или по— английски?

— По-русски — сказала Нина Александровна, устраиваясь в соседнем кресле.

И я спел 'Половинку', которую исполняла группа со странным названием 'Танцы минус'. Потом, спел из 'Сплина' песню 'Романс', после этой песни Маша высказалась:

— Ну хоть в этой песне, все хорошо кончилось!

— Мне так не кажется, — сказала Нина Александровна — концовка очень трагичная, хотя я и не поняла почему. Майкл, а ты сам понимаешь?

— Хорош бы я был, если бы пел и не понимал, о чем пою.

— Ну, тогда объясни нам, чем кончилась песня, ты же видишь, у нас с Машей разногласия.

— Вы правы, Нина Александровна, он покончил с собой, хлопок двери, это аллегория.

— Но как же так — возмутилась Маша — там же ясно сказано, что они встретились, и теперь, всегда будут вместе!

— Да, некоторые считают, что люди пережившие большую любовь, встречаются после смерти и никогда не расстаются.

— Но вначале он с ней разговаривал, значит она была жива! — не соглашалась Маша.

— Она погибла задолго до этого, и он всю жизнь с ней мысленно разговаривал, вот только, она не отвечала.

— Тогда спой песню, где никто не умирает и не расстается! — попросила Маша.

И я спел 'Любовь и смерть', а потом 'Ищу тебя' из фильма '31 июня' и закончил свой концерт романсом 'Любовь и разлука'. Маша уже не спорила, хотя ее просьбу я так и не выполнил.

— Ничего знакомого, — сказала Нина Александровна — а песни замечательные! Целый пласт культуры, о которой я ничего не знаю. Ладно, с вами хорошо, но мне пора ужином заниматься.

— Пойду прилягу, — сказал я Маше — день был очень длинный.

Прихватив гитару, пошел в свою комнату, там лег на спину, следом за мной вошла Маша.

— Мне одной скучно, — сказала она — подвинься, я просто рядом полежу.

Не став с ней спорить, отодвинулся к стене, она прилегла рядом и я почувствовал, что она смотрит на меня, повернув голову, встретил ласковый взгляд ее зеленых глаз. Я повернулся всем телом и теперь мы лежали на боку глядя друг на друга, между нами было некоторое расстояние и она протянула руку, поправила мои волосы на лбу, указательным пальцем провела по моим бровям, потом от точки между бровями начала движение вниз, остановилась на кончике носа, очень осторожно очертила мои губы и задержала палец на кончике подбородка.

— Какой ты красивый... очень красивый... Мне кажется, это сон... Завтра я проснусь и ничего не было... Тебя нет... Как я буду жить?

— Ты тоже очень красивая девушка, и успокойся пожалуйста, никуда я не денусь.

Взяв ее за руку, я слегка ее сжал, протянув другую руку, запустил пальцы в ее волосы, стал перебирать ее невесомые пряди, впитывая нежность ее глаз, нежности было так много, что грубая корка старого циника стала растворяться под магическим действием ее взгляда.

— Я сегодня с тобой буду спать, просто боюсь тебя оставить...

— Хорошо, — сказал я — можешь даже привязать меня веревкой.

— Если бы я не упала с моста, мы бы никогда не встретились, какой ужас...

Ее совершенно заклинило на этих ужастиках, надо было ее как-то отвлечь.

— А помнишь, когда спасатели спускали тебя на корабль, подол твоего платья взлетел вверх, и как ты ругалась за то, что я смотрел на твои ноги?

— Это из-за тех детских трусов, — оживилась Маша — я бы ни за что их не одела, но мама торопилась и сказала: 'Кто их увидит? Вернешься переоденешь' и, как на зло, ты увидел! А ты смотрел только на ноги?

Да я, конечно, видел твои трусики в синий горох, но не обратил на них внимания, твои ножки привлекали меня гораздо больше.

Маша засмеялась, она придвинулась ко мне поближе и тоже пустилась в воспоминания:

— А помнишь, как Томас нас помирил и отвел в свою каюту, а ты никак не соглашался со мной дружить? Я тогда подумала: ни за что не упущу такого парня! Ну и кто оказался прав?

— Ты конечно. Имея такие аргументы, — я, погладил ее по бедру — твоя победа была предопределена.

Маша засмеялась уже в полных голос, придвинулась ко мне вплотную, одной рукой обняла меня за шею, а другой рукой обхватила торс прижимая меня к себе.

— Я сейчас буду тебя целовать — она очень близко заглянула мне в глаза — и попробуй только сказать что-нибудь против.

Она очень нежно поцеловала меня, и я ответил, она отстранилась, оглядела мое лицо и опять поцеловала. Открылась дверь, в комнату вошла Нина Александровна, я было дернулся, но Маша и не подумала меня отпускать, мама Маши посмотрела на меня с иронией и спросила:

Ну что, больной не безнадежен?

Очень трудно поддается лечению, — поддержала маму Маша — приходится прибегать к очень приятным процедурам.

Ладно, долечишь его в следующий раз, идемте ужинать.

Ужин прошел в спокойной обстановке, дед был благодушен, хоть и посматривал на меня с каким-то нездоровым интересом, когда закончили, дед спросил меня:

— Ну что, порадуешь старика? Спой что нибудь для души!

Пока Маша бегала за гитарой, я решил похулиганить, специально для деда исполнить песню Владимира Семеновича 'Притча о Правде и Лжи'.

Нехорошо, конечно, при живом авторе, но здесь, в Америке, я ему не конкурент. Получив гитару из рук Маши, я сделал несколько пробных аккордов и сказал:

— Заранее прошу прощения если эта песня покажется кому-то грубоватой, но когда речь заходит о правде, по другому нельзя.

И запел. Я видел удивленный взгляд Нины Александровны, веселый взгляд Маши, которая принимала все это за шутку и, разгорающиеся веселой злостью, глаза старика. Когда я закончил, дед удивленно покрутил головой и сказал:

— Едко, очень едко. Это что же, про современную Россию?

— Почему же только про Россию? — удивился я — В Америке тоже правды нет.

— Ее нигде нет — сказал Александр Викторович — и никогда не было, но только в России вечно занимаются ее поисками. Вот только откуда ты, американец, можешь знать, да еще так петь, такую песню!

Я не помню, — спокойно сказал я — я же память потерял, и потом, кроме вас, Александр Викторович, здесь все американцы.

— Может и так, — старик посмурнел лицом — язык не забыли, и то хорошо.

'Это ты врешь, старый пень, я русский — подумал я — и всегда останусь русским'.

После ужина Маша предложила прогулку по саду, сгущались сумерки, мы побродили по садовым дорожкам, держась за руки, потом Маша лукаво улыбнулась и завела меня в беседку.

— Мне кажется, — сказала она — это очень романтическое место и ты просто обязан меня здесь поцеловать!

Видимо, я уже начал привыкать к ее постоянной инициативе, поэтому, без слов, обнял ее и поцеловал, причем без всяких скидок на возраст. Она ответила в том же духе, причем схватывала все прямо на лету. В общем, она была права, место было очень романтическое, стало совсем темно, я слегка подзабылся, и мы увлеченно целовались 'по взрослому' минут тридцать. Потом с дорожки послышался голос ее мамы:

— Маша, хватит его лечить, оставь что нибудь на завтра, уже поздно, пойдемте спать!

Мы вышли из беседки, причем я прятал глаза, поскольку осознавал, что позволил себе лишнего, а вот Маша имела гордый вид. Когда мы вошли в освещенный холл, Нина Александровна посмотрела на нас и коротко хохотнула:

— Эх молодость! — восхищенно сказала она — Никакой помады не надо!

Я посмотрел на Машу, ее губы просто пылали малиновым цветом, она посмотрела на меня и восхитилась:

— У меня, такие же? — Спросила она у мамы.

— В своей комнате, в зеркале посмотришь.

Заканчивался второй день моей жизни, был ли я доволен? Я был просто счастлив, счастлив, как в далеком детстве, я лежал на кровати и мою грудь просто распирало от счастья. Кто не помнит свою смерть, тот меня не поймет, кроме самой жизни, щедро данной мне второй раз, были и другие причины — я нашел себе друга, Нина Александровна почему-то вызывала у меня безграничное доверие и, если я не рассказал ей все, то не потому, что не доверял, просто боялся, что ее отношение ко мне изменится. Я нашел себе прекрасную девушку, всегда боялся сильных слов и поэтому, даже в мыслях, называл Машу просто своей девушкой. Осталось только выполнить задание Старика, миссию, ради которой мне и дана вторая жизнь. Но там, с наскоку, ничего не решить, в принципе я всегда это знал — потребуется несколько лет планомерной работы. В который раз радуюсь своей необычной памяти, я работал над установкой с огромным интересом и, поэтому, помню теперь все в мельчайших подробностях. Выполню задание, и я свободен на всю оставшуюся жизнь.

Скрипнула дверь, и в комнату прокралась Маша в пижаме, было не очень темно, в комнату проникало наружное освещение дома, разглядев, что глаза мои открыты, Маша обрадовалась:

— Ты не забыл, что сегодня мы спим вместе?

— Я думал, что ты сказала это просто потому, что испугалась.

— Ну... сейчас, я, конечно, не так уже боюсь... Это будет репетиция! — Торжественно объявила Маша.

— Репетиция чего? — Удивился я.

— Репетиция нашей первой ночи — пояснила мне Маша, как умственно отсталому.

По ходу разговора, она без спешки сняла с себя пижаму, было видно, что Маша готовилась к репетиции, ее узенькие белые кружевные трусики разительно отличались от того, что я видел первый раз.

— Ты их, случайно, не у мамы позаимствовала?

— А-а-а-а, заметил, — с удовлетворением в голосе протянула Маша — ох, уж эти мужчины, — сказала она, с вполне взрослой интонацией — у нас с мамой размер совсем не совпадает! Ну, как тебе?

Она покрутилась передо мной, давая оценить свою обновку. Кроме трусиков на ней ничего не было.

Смотрятся очень даже привлекательно — я ничуть не лукавил — дорогие, наверное?

— Целый год из карманных денег откладывала!

— Так ты планировала репетицию еще год назад?! — спросил я с невольным уважением.

— Ну,... репетицию я только сегодня решила сделать. Скоро приедет твой отец, ты вернешься домой, ну вот я и решила...

Она проскользнула под одеяло и прижалась ко мне всем телом.

— Какой ты теплый. — в голосе ее послышалось удовольствие — Понимаешь, раньше я просто мечтала, что, когда нибудь, у меня появится парень, настоящий парень, не то, что у некоторых, — уточнила она — ну и когда наши отношения станут достаточно близки, я их одену! Ну и теперь, у меня есть настоящий парень!

Она отодвинулась от меня и оглядела то, что ей открылось, с удовлетворенным видом.

— Понимаешь, я считаю, что первый секс очень важен! Им нельзя заниматься случайно, или где-то второпях, к нему нужно готовиться, нужен особый повод. Что мы будем чувствовать, я уже знаю, осталось только узнать, будет ли нам приятно в одной постели, и сейчас я уже знаю, ты очень приятный, такой теплый. А как я тебе?

— Я еще не распробовал, — признаться, она меня очень удивила и растрогала своим серьезным подходом, но от небольшого прикола я не удержался — ты ведь знаешь, мы, мужчины, слегка толстокожие, нам так просто как вам не понять, мне нужно слегка тебя потискать.

— А, я помню, ты тогда сказал: 'Не обнять, не потискать'. Обнимаешься ты очень приятно, потискай меня, даже можешь не слегка, потискай меня как следует, это очень важно!

И я ее потискал, поласкал ей грудь, помял животик, погладил по спинке и, вспомнив, что она просила сделать это как следует, жалея ее дорогие кружевные трусики, просунул ладонь под резинку и потискал ее ягодицы. Потом опять погладил по спине и чуть-чуть помял ее грудки, сделав свое дело, я лег на спину. Опираясь на локоть, она приподнялась, заглянула мне глаза и спросила тревожным голосом:

— Ну как?

Все мои силы уходили на то, что бы не заржать как конь, справившись с приступом, я покивал ей:

— Классно, — сказал я — в который раз убеждаюсь, что ты настоящее чудо — пошутив над девушкой, даже слегка стыдясь содеянного, я не жалел слов на комплименты — мы походим друг-другу, можешь в этом не сомневаться.

Она радостно мне улыбнулась, положила свою голову мне на плечо, сказала:

— А ты знаешь, мне тоже понравилось, у тебя такие ласковые руки, надо делать это почаще.

Я погладил ее по спинке, она прильнула ко мне поближе, волосы Маши лежали у меня на груди и пахли просто восхитительно, она быстро уснула, я даже не сразу это понял. Эта проверка нашей постельной совместимости была не лишена смысла, мне было очень приятно чувствовать ее своим телом, моя рука ощущала ее нежную кожу, и это тоже было приятно, милое сопение ее маленького носика просто грело мою душу. Но одна неприятная мысль тревожила меня — во время этой шутки, когда я дал волю рукам, мой 'дружок', который ниже пояса, напомнил о себе сильным напряжением. Когда Маша успокоилась на моем плече, я попытался пристроить его по другому, что бы он не выпирал так явно, его размеры меня шокировали, у меня и в двадцать лет не было ничего подобного. В другой ситуации, я бы только порадовался, но с Машей я расставаться не хотел. Опыт предыдущей жизни говорил мне, что такую красивую девушку, здесь, в Америке, я могу искать всю оставшуюся жизнь и так и не встретить. В России нашел бы, конечно, а здесь придется подождать когда Маша станет постарше. Несмотря на свой высокий рост, она была очень хрупкой девушкой, ее круглая попка была весьма миниатюрна и фигурка смотрелась женственно только потому, что у нее была просто сверхтонкая талия. Будь она постарше, я бы так не переживал, но сейчас, учитывая размеры моего 'дружка', ей просто опасно заниматься со мной сексом, придется отложить это года на два минимум. А она, уже сейчас, себя настраивает, да еще так основательно. И это все при полном попустительстве ее матери. Постепенно на меня накатывало сонное состояние, мысли стали путаться, дневная логика сменилась странной логикой сумеречного сознания и я уснул.

ОТСТУПЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Со временем, я осознал все процессы происходящие в первичном контуре. То, что электронов на выходе имеется больше, чем поступает на входе удалось доказать сравнительно легко. Электронный ток легко измерялся приборными методами, и их избыток я доказал неопровержимо, другое дело то, что толку от них почти не было. Если рассматривать процессы происходящие в течении одного периода, то их путь был прост и незамысловат. В момент разряда они двигались от 'земляного' провода, совершали работу в первичном контуре, если считать работой наведение магнитного поля вокруг первичного контура, и заканчивали свой путь разряжая плюсовую обкладку конденсатора высоковольтного блока питания, проходя через корону разряда. Электроны рожденные установкой вообще не участвовали в процессе, просто усиливали ток разряда конденсатора. Путь позитронов был непрост и извилист. В момент разряда позитронный ток двигался навстречу электронному, плюсовое напряжение высоковольтного блока питания было три киловольта, и земля для позитронов была условным минусом, где они скапливались вокруг заземляющего устройства. Да, пришлось заземлить установку в определенной точке, я кинул толстый медный провод под плинтусом заземлив его на стояк холодной воды. По окончанию разряда происходил обратный отток позитронов, поскольку без высоковольтной накачки, земля для позитронов была безусловным плюсом, она энергично выталкивала позитроны, и они опять проходили по первичному контуру совершая работу еще раз. Правда направление магнитного поля вокруг первичного контура при этом менялось на противоположное. Вопреки мнению фантастов, считающих что частица с античастицей аннигилируют, электроны с позитронами никак не взаимодействовали, поскольку имели противоположный спин, они имели, так же, противоположный магнитный момент, но, двигаясь в проводнике встречно, они взаимно усиливали магнитное поле первичного контура, и это был единственный полезный момент который можно было использовать для получения энергии и от электронов, и от позитронов. Во время исследования была длительная заминка, я никак не мог понять, куда деваются позитроны по окончанию периода. Дело в том, что во время оттока позитронов первичный контур был разомкнут, катод разрядника был хорошо изолирован и, при отсутствии короны разряда, катод просто висел, можно считать, в воздухе. На первый взгляд казалось, что никакой ток в первичном контуре был невозможен. Но осциллограмма снятая со вторичного контура, неопровержимо доказывала, что позитронный ток есть. Можно было плюнуть на все, ну есть ток и хорошо, но интуиция битого жизнью мужика, подсказывала мне, что понимание всех процессов гораздо важнее, чем создание установки в единственном числе.

Месяца три я промучился от отсутствия идей и, как-то лежа на диване подумал: 'Допустим у меня навалом денег, имеется богатый выбор специалистов — профессионалов из разных областей, все сделают и даже премию не попросят, смотрят в рот и ждут команды 'Вы только пальцем покажите и мы все исполним!' И куда же мне ткнуть пальцем? 'В катод', тут же пришел мысленный ответ. Да, я сам знаю, что в катод, делать-то что с катодом? Там, между прочим, три киловольта коммутируются, осциллограф не подключишь, визуально хрен увидишь, на корону разряда вообще смотреть нельзя, фанеркой закрываю! 'Высокоскоростная съемка' — пришел ответ из неведомой дали'. Я вскочил с дивана и нажал кнопку пуска компьютера. 'Интересно, во что мне это выльется' — мрачно подумал я пока загружалась система. 'Высокоскоростная съемка' набрал я в поисковике.

Вылилось мне это в десять тысяч новыми деньгами, почти четверть моего бюджета, у меня было оформлено ИП, был счет в банке, но иногда работая у клиента и при расчете чувствуя, что клиент доволен, я позволял себе кинуть 'любимое' государство. Оно меня кидало неоднократно и разнообразно, ну и я, когда был уверен, что мне за это ничего не будет, тоже прокидывал деньги мимо кассы, складывая в кубышку. Никогда не был жадным до денег, но вот потребность такая была, во мне не было ненависти к правительству, более того, я искренне считал, что от любых глобальных изменений будет только хуже, и напрасно некоторые деятели кричат в телевизоре, что хуже уже некуда, есть куда. Чечне вон, до сих пор платим. В общем, скопилась у меня кубышка, как раз хватит рассчитаться со специалистом.

Специалист прибыл на следующий день после двенадцати часов, был он бородат и имел цыганистую внешность, только светлые карие глаза выбивались из образа, он пожал мне руку и представился:

— Роман

— Александр — представился я.

— Давай сразу к делу, показывай фронт работ.

Я провел его в комнату, включил установку, взял листок бумаги и графически изобразил один период, отметил участок между вспышками и сказал:

— Надо заснять, вот это время между вспышками. Он ткнул пальцем в относительно короткий по оси времени столбик на рисунке и спросил:

— Это вспышка?

— Да.

— Частота какая?

— Регулируется от пятидесяти до пятисот герц.

— Хорошо, — он потер руки — очень хорошо, выставь сотню.

Я включил осциллограф и занялся настройкой установки на оптимальный режим для этой частоты.

— Готово — сказал я.

— Ты можешь подать синхроимпульс с заднего фронта вспышки?

— Могу, только он получится с передним фронтом.

— Хорошо — он полез в сумку и вытащил провод с разъемом, подал мне 'раздетый' экранированный конец — припаивайся.

Паяльник уже нагрелся и я аккуратно припаял сначала экран к 'земляной' части платы управления, а потом и сам провод к нужной точке. Потом освободил место и убрал стул, что бы он не мешался. Роман уже собрал штатив, установил его в нужное место и прикрутил к штативу довольно большую камеру, включил ее и приник к окуляру с резиновым наглазником.

— Нормально, — сказал он — включай свою шарманку.

Я включил установку и он начал что-то настраивать в своей камере.

— Что-то вижу, — сказал Роман — задерни шторы, засветка мешает.

Штор у меня не было, не видел в них необходимости, поэтому я просто прибил шерстяное одеяло гвоздями к деревянной раме окна, затемнив комнату довольно сильно. Роман еще что-то подкрутил и отошел от камеры.

— Смотри, — сказал он — по моему, я заработал свои деньги!

Я осторожно приник к камере, мне повезло со специалистом, я ясно видел, что в зазоре разрядника нет вспышек. А вот вокруг катода, было видно светящуюся область в виде двояковогнутой линзы, этакий воротничок, как у мухомора, светимость уменьшалась с ростом расстояния от катода. Мысли буксовали, я даже примерно не мог представить что это, но твердо знал— это то, что мне не хватало для анализа. Я выпрямился и посмотрел на Романа.

— Почему не видно разрядов? — спросил я.

— Кадр строится за определенное время, это можно отрегулировать, потом камера ничего не 'видит', ждет следующего синхроимпульса. Это то, что ты хотел?

— Без сомнения, — сказал я — это то, что мне нужно было узнать.

Роман сам заглянул в видоискатель.

— Шесть минут уже намотало, — сказал он — хватит тебе шестиминутного ролика?

— Хватит. Ролик можно перекинуть на комп?

— Компорт есть ?

— Есть.

— Тогда перекину.

Наверное, Роман имел при себе переходники на все случаи жизни, он повозился с моим системным блоком, подключил камеру к компьютеру и оставил о себе добрую память на диске 'D'. Потом он собрал вещи, получил деньги, и я проводил его до двери, помахав мне на прощание рукой, он скрылся в лифте уйдя из моей жизни навсегда, тогда я еще не знал, как много он для меня сделал, пусть и не бесплатно.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Нину Александровну разбудил звонок, кто-то звонил в дверь дома, звонок от ворот был другим. Она накинула халат и пошла к двери, посмотрела на настенные часы в холле. 'Восьми еще нет, — подумала она — рановато для гостей и почему звонок не от ворот?' Она открыла дверь и увидела Федора, водителя который работал у нее. Платила она ему немного, но и занят он был на пол дня — отвезти Машу в частную школу и привезти обратно, ну и редкие поездки по магазинам в центральную часть Нью-Йорка или в Бруклин, как в тот день катастрофы. 'Значит Федор остался жив? Но тогда почему Маша осталась одна?' Настроение Нины Александровны стремительно менялось, от недоумения к подозрению, а от подозрения к ярости.

— Федор, почему Маша осталась одна — спросила Нина Александровна очень ровным голосом.

— Возникла паника — сказал Федор — я просто не смог к ней пробиться!

Нина Александровна уже все поняла, она хорошо помнила рассказ Маши о ее ожидании на совершенно пустом мосту с брошенными машинами, ее ярость сменилась глубоким презрением к этому мужчине, который и мужчиной называться теперь не имеет права. Нина Александровна никогда не придавала значения титулам и, тем не менее, помнила, что ее отец когда-то был князем, а ее дед оставался князем до самой смерти, которую он встретил на Первой Мировой. 'Видимо, действительно, кровь не водица, иначе откуда это убеждение, что эта тварь дрожащая не достойна ее гнева?'

— Федор — голос ее был равнодушным — зачем ты пришел?

— Я прочитал в газете, что с Машей все нормально, поверьте, я очень рад, что она осталась жива.

— А ты знаешь почему она осталась жива?

— Читал, конечно, какой то парень ее спас...

— Парень?! — Она все таки не справилась с собой и закричала — Мальчишка! Мальчик шестнадцатилетний, рискуя жизнью, ее спас! Где ты был в это время?! Она, все таки, сумела подавить свой гнев и это позволило ей увидеть ситуацию под другим углом.

— Ты преступник, Федор — не скрывая презрения сказала она — моя девочка ждала тебя не менее пятнадцати минут, тебе не требовалось быть героем, ты был обязан сообщить полиции, что в машине остался ребенок.

— Но я не дошел до полиции! Когда началась паника, меня сбили с ног и я пострадал! Да, потом я бежал вместе со всеми, но люди начали понимать, что опасности больше нет, и я опомнился и остановился, потом пошел назад. Я просто не успел! Я видел, как упала машина... Полиции говорить было уже поздно, я считал, что ваша дочь погибла...

— За пятнадцать минут можно пробежать две мили не особо напрягаясь — презрительно бросила Нина Александровна — не очень-то ты спешил. У мальчика было меньше трех минут времени, я специально поинтересовалась мнением экспертов, Маша для него, тогда, была чужим человеком и, тем не менее, он не думал ни минуты, иначе он бы тоже опоздал. Я не буду привлекать тебя к суду, Федор, детей твоих жалко. Уходи! Я больше не хочу тебя видеть!

Она видела, как поникший Федор пошел вокруг дома — 'Патрик его пустил — догадалась Нина Александровна — надо будет сказать ему, что Федор больше у нас не работает'.

Она вернулась в дом и ей сразу захотелось увидеть свою дочь. Войдя в комнату Маши она почувствовала, как сердце пропустило удар, постель Маши была не разобрана, самой девочки не было. Сразу стало не хватать воздуха, может опять с Майклом кокетничает? Но почему кровать не разобрана? Она постояла на месте дыша полной грудью. Нина Александровна никогда не заставляла свою дочь убирать за собой постель, причина была проста — ей нравилось самой это делать, ощущать запах волос Маши, трудно описать все чувства, которые она при этом испытывала. Это началось, когда ее дочь была совсем маленькая, это продолжалось до сих пор, Маша к этому привыкла и никогда не убирала постель за собой, хотя по дому и на кухне помогала охотно. С тех пор, как мужа не стало, они вообще очень сблизились. Вот поэтому Нина Александровна и стояла сейчас в растерянности, глубоко дыша и пережидая приступ паники. Наконец она справилась с собой и пошла в комнату Майкла, вошла и испытала невероятное облегчение, дети спокойно спали обняв друг-друга. Маша обнимала Майкла за грудь, поверх ее руки были обильно рассыпаны ее волосы, она пристроила свое плечико под мышкой у Майкла, а ее голова лежала на его плече. Он обнимал ее за спину, одеяло сползло с них почти до пояса и эта сцена была потрясающе красива! Нина Александровна не выдержала и прослезилась. 'Растет моя девочка, — подумала она о Маше с нежностью. — Не успеешь опомнится, выскочит замуж и покинет родной дом. Но какая пролаза! Я в ее годы такой не была. Даже лифчик не одела! Как лихо она окрутила Майкла! Трех дней не прошло и вот, она уже в его постели!' Нина Александровна даже испытала гордость, что у Маши получается все, что она хочет. Она прекрасно помнила первую встречу с Майклом на причале, суета Маши вокруг него ей показалось смешной, Майкл был обескуражен ее напором. Заявление Маши, что он теперь ее парень, вообще его смутило, он тогда вышел из положения шутливо сдаваясь на милость девочки. Тогда Нина Александровна была просто уверена, что у Маши ничего не получится, парень явно не собирался развивать с ней отношения и вот пожалуйста: красивая сцена, счастливый конец. Нина Александровна подошла поближе, слегка пригнулась что бы посмотреть на лицо дочери, и тут Майкл открыл глаза.

Я открыл глаза и увидел Нину Александровну, на секунду взгляд ее стал растерянным, потом в ее глазах появилась ирония.

— Я Машку потеряла, а она тут — сказала она тихим голосом.

Я молчал, прикидывая, что тут можно ответить. Спалились по полной.

— Как она? — спросила Нина Александровна и взгляд ее стал тревожным.

Не понимая причины ее беспокойства, я посмотрел на Машу — лицо ее было спокойным и безмятежным.

— Она спит — сказал я очевидную вещь.

— Майкл, не будь таким занудой, — сказала мама Маши — ты же знаешь, что меня интересует!

— Что вас интересует? Вы уж скажите прямо, а то я, сегодня, какой-то тупой с утра, никак не пойму ваших намеков.

Машина мама пригнулась пониже и спросила тихим голосом:

— Как она перенесла близость с тобой?

— А, вы про это, — сказал я с облегчением — так не было никакой близости, Маше просто захотелось побыть рядом, хотела проверить, насколько нам приятно будет вместе, вполне невинное желание.

— Майки, — сказала Маша и радостно мне улыбнулась — ты мне приснился.

— Надеюсь, это был не кошмар? — поинтересовался я.

— Это было... Забыла, — расстроилась Маша — вот только что помнила, а теперь не помню, но наверняка это было что-то хорошее! Не зря же у меня настроение такое праздничное!

— Боюсь, я тебе испорчу праздник, твоя мама нас застукала — сказал я услышав смешок Нины Александровны.

Маша обернулась и сказала удивленным голосом:

— Мама? Что ты здесь делаешь?

— Представь себе, я только что хотела спросить у тебя то же самое, что ты здесь делаешь?

— Ну, я то, к своему парню пришла, — в голосе Маши звучала просто непоколебимая уверенность в своей правоте — а ты к кому?

'Ну надо же, — восхитился я — Машке удалось смутить свою маму! Впервые такое вижу!'

— А я к тебе пришла, в твоей-то постели тебя теперь и не застать!

— Мама, что с тобой случилось? — растерянно сказала Маша — Вот уж не думала, что ты будешь вмешиваться в мою личную жизнь...

— Прости, Маша, я действительно не должна была врываться к вам. Я просто запаниковала, кровать не разобрана, тебя нет, вот и кинулась тебя искать. А тут еще, водитель твой, Федор, заявился с самого утра, настроение испортил, скотина!

— Значит, Федор жив! — Обрадовалась Маша — Значит, я смогу ездить в гости к Майки!

Майки! Я ведь не смогу без тебя долго...

— Лучше бы он умер — сказал я.

— Но почему? Ты же его совсем не знаешь! — возмутилась Маша.

— И знать не хочу, и тебе лучше с ним не иметь никаких дел. Это недостойный человек! — Сказал я и заметил удивленный взгляд Нины Александровны.

— Почему ты так говоришь о нем? Он много лет работал в нашей семье. — возмутилась Маша.

— Да по нему тюрьма плачет! — Я тоже перешел на повышенный тон — Он должен был или погибнуть вместе с тобой, или спасти тебя! А он ничего не сделал, и до сих пор живой, значит в тюрьме ему самое место! А если бы ты утонула, я бы его вообще убил! Он ведь бросил тебя на мосту!

— Мама, хоть ты ему скажи, за что Федора в тюрьму?

— У Майкла спроси — сказала мама с интересом глядя на меня.

— Майки, — возмущенно сказала Маша — объяснись! Ты не был на мосту и не видел, какой ужас там творился, по крайней мере ты этого не помнишь!

— Маша, — мягко сказал я — Федору не надо было ничего делать, он был обязан оставаться в машине и приглядывать за тобой. Именно в этом заключалась его работа! Машина защитила бы вас от паникующей толпы и, когда эти бараны, ломая друг-другу рога умчались бы вдаль, ему нужно было просто открыть дверь, взять тебя за руку и пройти двадцать метров в сторону острова. И все! И все!!! Рано или поздно полицейские вас бы обнаружили.

— А почему бы сразу на остров не пойти? — подала голос Нина Александровна.

— Ну, где-то там, на острове, еще бесновалось переломанное стадо, нужно было подождать, когда этих баранов разведут по стойлам и лучше было подождать в спокойном месте, а на мосту было спокойно.

— Ты, говоришь о пострадавших так неуважительно, почему, Майкл? — спросила мама Маши настороженно глядя мне в глаза.

— Я имею право на это, — твердо сказал я — в этой катастрофе я пострадал сильнее, чем многие другие (не хотелось бы мне пережить подъем из глубины еще раз) и остался человеком. Я не могу уважать людей потерявших человеческий облик и топчущих друг-друга. Я ненавижу мерзавцев из-за которых гибнут замечательные девушки!!!

— Майки, — встревожилась Маша — я не погибла, ты меня спас! Успокойся пожалуйста!

— Маша, — в мою грудь опять вернулось то противное чувство, которое я испытал однажды на корабле, и я не смог сдержать свою боль — а если бы я погиб? Что бы с тобой стало? А эта тварь продолжала бы жить, как ни в чем не бывало?!

— Нет! — Закричала Маша жадно заглядывая мне в глаза — Нет! Ты не мог погибнуть! Бог не допустил бы этого!

— Я разговаривал с Ним, где-то на середине подъема у меня начались судороги, и я обратился к Нему, конечно, он мне не ответил, какой-то отрезок времени я просто не помню, в себя пришел у самой поверхности. Наверное, Он меня услышал, поскольку я остался жив. Я не выполнил ни одного обещания, которые давал Ему. Но сейчас я думаю, что Ему и не нужны были мои обещания, Ему было нужно, что бы ты, просто, осталась жить!

— Мама, оставь нас, — сказала Маша — мне надо побыть с Майки.

Ее мама, удивленно подняв брови, вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Маша приподнялась на руках, переместилась, нависнув надо мной, сказала:

— Тебе нужно успокоится!

Хитро мне улыбнулась, потом легла грудью мне на живот и устроила свою голову у меня на груди, прижавшись к ней щекой.

— Майки, потереби мои волосы, мне нравится когда ты так делаешь.

Я запустил пальцы в волосы Маши и стал перебирать ее светлые золотистые пряди, и мне действительно, вскоре, стало хорошо и спокойно.

— Я слышу твое сердце, — сказала Маша — у тебя очень сильное сердце, я чувствую биение даже щекой.

Маша повозилась устраиваясь поудобнее, и мой 'дружок' тут же отреагировал и начал свой рост, поскольку Маша прижалась к нему животом.

— Маша, ты не можешь лечь рядом со мной?

— Зачем? — спросила она — Ты такой мягкий, удобный.

'Похоже, она уже все почувствовала, теперь будет из себя дурочку изображать. Хочет меня смутить? Ну и пусть постарается, в конце концов, это не я к ней пришел, а она ко мне'.

— Ну, тогда наслаждайся, — сказал я — скоро тебе станет жестко. Маша захихикала, немного повозилась, а потом притихла, я продолжал перебирать волосы Маши. Она была совсем не тяжелая и мне было приятно чувствовать ее тело. Маша еще повозилась подняла голову, сделав 'удивленные' глаза, сказала:

— Майки, у тебя эрекция!

— Не может быть, опять он за свое, — сказал я ровным голосом — впрочем, я его не осуждаю, нормальная реакция на красивую девочку.

Маша захихикала и скатилась с меня на кровать.

— Я думала ты покраснеешь.

— Я покраснею, если эрекция не появится, когда она станет нужна.

Маша улеглась так же, как спала ночью и сказала:

— Мне ни разу не удалось тебя смутить.

И было не понятно, то ли осуждает она меня, то ли одобряет.

— А ты, вгонял меня в краску несколько раз! — на этот раз было понятно, что осуждает.

— Я не делал этого намеренно, — сказал я — ситуация так складывалась.

— В школе, я всегда знала, кто из мальчиков в меня влюблен, проходя мимо меня, они не смели поднять глаз. Я специально некоторых останавливала и задавала какой нибудь вопрос, все они краснели, а некоторые начинали заикаться, было забавно. С тобой все по другому, ты старше и, первое время, меня возмущал твой насмешливый взгляд, но однажды, я в первый раз увидела в твоем взгляде нежность, и я тебе все простила, все твои насмешки — и прошлые, и будущие. А однажды, я поняла, что не могу без тебя жить... Майки! Скажи мне что нибудь!

Я обнял Машу посильнее и заговорил:

— Первое время, ты мне казалась слишком молоденькой, было даже сожаление: 'Такая красивая девочка, — думал я — была бы она постарше на пару лет...' Потом, я узнал тебя получше и понял, что ты очень хороший человек, а это немало. Все красивые девушки в разной степени испорчены, избалованы вниманием, в тебе этого нет, а однажды я понял, как мне повезло, мне всего лишь нужно подождать пару лет и у меня будет самая красивая девушка этого острова, а может быть даже всего Нью-Йорка. Я тоже не смогу без тебя долго, но мне придется пройти за год всю школьную программу, наверное мы не сможем видеться каждый день. Прости меня Маша.

— Если мама наймет нового водителя, я сама буду к тебе приезжать, ты же не сможешь заниматься без перерыва, выберем время, ты будешь отдыхать, а я буду с тобой... Час... Или два, потом решим.

— Может у меня права есть? — Подумал я вслух — Тогда все было бы проще, приезжал бы к тебе каждый день, на пару часиков.

— Ты же, все равно, не помнишь правил.

— Правила я бы выучил за три дня, сколько нужно учится на новые права?

— Нисколько не нужно, если ты считаешь, что все знаешь, приходишь и сдаешь, сначала теcты, а потом вождение. Если ты уверенно водишь и не нарушаешь правил, вождение за одну поездку можно сдать. Майки! Что мы будем делать сегодня? Последний день у нас с тобой. Завтра утром тебе надо быть дома, потом, начнутся траурные мероприятия, потом, похороны, долго не увидимся...

— Я хотел посмотреть свой дом, для того, чтобы ориентироваться там уверено — не хочется лишний раз напоминать отцу, что я все забыл. Но могу посвятить этот день тебе, разберусь как нибудь с домом, не дворец, наверное.

— Тогда давай погуляем по району, заедем в парк, потом заедем к тебе домой, а потом еще что нибудь придумаем! — обрадовалась Маша множеству совместных дел.

Маша покинула постель и стала одевать пижаму, делала она это таким странным образом, что я успел рассмотреть ее со всех сторон, прежде чем она хоть что-то на себя одела. Пряча улыбку, она спросила меня:

— Майки, ты встаешь?

— После твоего стриптиза, мне надо еще пару минут полежать — сказал я.

Маша победно улыбнулась и оставила меня одного.

Как всегда, после того, как я сделал все свои дела и умылся, Маша меня причесала, и мы пошли завтракать. Мы с Машей переглядывались и улыбались друг-другу, ее мама тоже посматривала на нас с легкой улыбкой, а дедушка был занят газетами. Покончив с завтраком я подождал Машу в саду, она вышла и, пока шла ко мне по дорожке в своей мини юбке, сверкая длинными ножками, я любовался ее стройной фигуркой, представляя какой она станет через несколько лет. От перспектив сладко замирало сердце. Мы вышли через боковую калитку и пошли в сторону остановки, держась за руки.

— Тебе понравилась сегодняшняя ночь? — спросила Маша.

— Очень понравилась, я все время чувствовал, что обнимаю тебя, и это было очень приятно.

— Во-о-о-т! — Маша подняла вверх указательный палец — А кто все придумал?

— Ты, конечно, я бы не решился на такие подвиги в чужом доме.

— Майки! Наш дом не чужой для тебя, даже обидно, когда ты так говоришь... Что я хотела сказать-то?

— Не знаю, мы остановились на том, кто все это придумал и что ему, теперь, за это будет — решил я приколоться.

— Точно! Что мне за это будет?

— Не знаю, наверное, это твоя мама будет решать, мне почему-то кажется, что серьезного наказания можешь не опасаться. Вроде, в конце, она была настроена вполне миролюбиво, хотя в начале, признаться, она меня здорово шокировала!

— А что там было в начале? Я что-то проспала?

— Я проснулся, а она спрашивает: 'Как Маша?'. И знаешь, взгляд такой тревожный, смотрю на тебя, ты спишь такая спокойная, ну я и говорю: 'Она спит.' Твоя мама, стала что-то выпытывать, на что-то намекать, а я, спросонок, никак въехать не могу. Говорю ей: 'Вы уж скажите прямо, что вас интересует?' Она и говорит: 'Как Маша перенесла близость с тобой?'...

Машку согнуло от хохота, и она обязательно упала бы на дорогу, если бы я ее не поймал за талию, она забилась с такой силой, что я был вынужден обхватить ее двумя руками и плотно прижать ее спинку к своей груди. Удивляясь откуда столько сил у такой хрупкой девушки, я огляделся по сторонам. Мы почти пришли на остановку и теперь все смотрели на нас, Маша хохотала и дрыгала ногами так, что временами ее кроссовки взлетали выше моей головы. Глядя на нас со стороны, можно было подумать разное, практически, про все можно было подумать, вплоть до изнасилования. Маша хохотала, а я вещал ей на ухо:

— Маша, твое нижнее белье видит вся улица, машины уже останавливаются!

Ну , насчет машин, я конечно преувеличил — всего-то одна проехала, слегка притормозив. Маша, с большим трудом, развернулась ко мне лицом, все еще содрогаясь от смеха, но, слава богу, стояла она уже на своих ногах.

— Все, все, можешь меня отпустить — давясь от смеха сказала Маша.

Она огляделась по сторонам, люди поспешно отворачивались.

— Ну и ладно, — сказала Маша шмыгнув носом — все равно я их не знаю, ты ведь ничего не видел?

— Это-то и обидно, посторонним досталось по большой ложке сладкого, а мне не осталось даже на донышке. Маша засмеялась, и глаза ее сделались хитрыми.

— Тебе ли обижаться? — сказала Маша смеясь глазами — Кто-то утром подглядывал, когда я одевалась, не напомнишь, кто это был? Пялился и даже не краснел!

— Не припомню такого, — отмазался я — у меня бывает так, что я сплю с открытыми глазами, после катастрофы и не такое может быть, мне, можно сказать, повезло! А на тебе, сейчас, те же трусики?

— Те уже спрятаны в надежном месте, — засмеялась Маша — а на мне обычные трусы, не те детские, конечно, но и ничего особенного.

— Ну тогда они все в пролете, весь крем с торта съел я, им достался только сухой коржик — сказал я облизываясь. Маша захохотала, держась за живот.

— Прекрати Майки, — всхлипывала она — у меня уже живот болит!

Мы пропустили автобус, на котором уехали все зрители Машиного канкана.

— Ты меня сбил с мысли, — сказала Маша — о чем мы говорили перед тем, как ты начал рассказывать о маме?

Я прокрутил, мысленно, основные моменты нашей беседы и тут же вспомнил свою попытку приколоться.

— Кто все это придумал, и что ему за это будет — вот что я сказал, когда ты забыла ход своих мыслей в первый раз.

— Ну да, ты заговорил о наказании, но мне нужна награда!

— Я не понял твою мысль, поясни пожалуйста.

— Что тут непонятного, мама меня наказывать не будет, она вообще в мою личную жизнь, вмешиваться не будет. Ее волновала только моя безопасность, но с тех пор, как я вас представила, она к тебе пригляделась и одобрила мой выбор, теперь за мою безопасность отвечаешь ты. Она не может отвечать за мою безопасность, пока я с тобой гуляю. Вспомни, она говорила с тобой вчера — что ты ей обещал?

— Маша, я все помню и не собираюсь бегать от ответственности, но тогда ты должна меня слушаться, а то ты бываешь такая...

— Майки, это все в прошлом, теперь я тебе обещаю, что буду тебя слушаться везде, кроме моего дома, дома мне ничего не угрожает.

— Хорошо, мы договорились, — с облегчением сказал я — за непослушание буду тебя шлепать беспощадно! Ты опять сбилась с мысли, что ты говорила о награде?

— Майки, наш автобус — сказала Маша.

Мы зашли в старенький автобус, Маша стала рассчитываться с водителем, а я огляделся, обычный сарай на колесах, свободные места были, но для двоих свободного места не нашлось, и мы пошли на заднюю площадку.

— Так, что там насчет награды за ночь? — спросил я Машу, когда мы устроились в углу.

— Не за ночь, мне тоже было очень хорошо с тобой, но придумала все я! — сказала Маша — Ты заметил, что мы стали ближе? Мы уже поговорили о чувствах, наши отношения развиваются...

— Маша, иногда нужно просто высказать свое желание и все — сказал я.

— Французский поцелуй — сказала Маша.

— Ты хочешь французский поцелуй?

— Нет, я хочу сначала узнать что это, прилично, вообще, это?

— Это очень интимный поцелуй, на людях обычно так не целуются, не потому он неприличный, а потому, что очень часто, он является прелюдией к сексу. В общем, нужна интимная обстановка.

— Этот поцелуй, он не унижает девушку?

— Слушай, я не знаю, что тебе наговорили подруги, — я пригнулся к ее уху — но к минету этот поцелуй не имеет никакого отношения, и он нисколько не унижает девушку.

— Значит, он ее просто обманул — сказала Маша.

— Кто, кого обманул?

— Наша остановка — сказала Маша.

Мы вышли, прошли через знакомые ворота и, не сговариваясь, пошли в кафе. Прошли кафе насквозь и заняли тот самый столик, где были в первый раз. 'Неужели это было вчера? — удивился я, — Кажется, что прошла минимум неделя'. Маша погладила поверхность столика и сказала:

— Прямо не вериться, что мы были здесь только вчера, кажется, что уже месяц прошел.

Подошла вчерашняя официантка и спросила:

— Что будете заказывать?

Маша посмотрела на меня, я ей кивнул, и она повторила наш вчерашний заказ. Я видел, что Маша хочет мне что-то рассказать, но не торопил ее. Нам принесли заказанное и мы, не торопясь, стали есть мороженное, набирая в ложечку понемногу.

— Школа где я училась, — начала рассказ Маша — считалась одной из самых безопасных и престижных на острове и, все равно, там было не просто. Можно было запросто попасть в число отверженных, само это слово не употреблялось, мальчиков называли задротами и ботаниками. Девочек никак не называли, девочку, которая не имеет репутации, могла согнать с места девочка с репутацией и в столовой, и в библиотеке, и на школьном дворе. В столовой были столы куда могла сесть только девушка с репутацией. У мальчиков было еще хуже, дать задроту подзатыльник, считалось в порядке вещей, ботаникам тоже доставалось, но от них была польза, они хорошо учились и спортсмены часто этим пользовались. Заставляли делать за себя домашнюю работу. Задротов унизить могли очень сильно, я несколько раз видела, как их закидывают в мусорный контейнер. Мне удалось приобрести некоторую репутацию, во первых я была сильная и на попытку меня унизить, могла ответить физически, обычно хватало сильного толчка, во вторых я добилась неплохих результатов в волейбольной команде, мой рост мне в этом помог, и я стала одним из ведущих игроков, а вот в группу поддержки я не попала именно из-за роста, у меня были все данные, но для работы наверху я была слишком тяжелой (это Машка тяжелая? Бред!), а внизу я не вписывалась в строй. Потом мы стали старше и начались новые заморочки, девушка, по глупости признавшаяся в том, что ни разу не целовалась, могла лишиться репутации. Я врала, придумывала разные истории, мне опять помог мой рост. Когда ко мне начинали приставать почему я не дружу ни с кем из парней, я начинала смеяться и показывать пальцем — 'Дружить с этими детьми? — спрашивала я, — Да для того, что бы меня поцеловать, им придется на цыпочки вставать!' Много говорили о сексе, но это считалось личным делом и мне не приходилось врать. Потом, в разговорах начала обсуждаться тема французского поцелуя, название очень романтическое и интригующее, опять началось вранье, некоторые девушки утверждали, что делали это, но объяснять ничего не хотели. 'Это словами объяснять бесполезно' — отвечали они приставалам. Я не хвасталась, но в мои мечты это запало. Для одной девушки это закончилось плохо. Она познакомилась с парнем из старшей школы и пообещала ему, что поцелует его по французски, если он научит ее, он научил, и она сделала ему то самое, о чем ты сказал мне на ухо в автобусе.

— А она не могла это придумать? Сложно представить это технически — она что, делала минет и глазам своим не верила?

— Она потеряла репутацию из-за этого, — сказала Маша — решила раскрыть секрет французского поцелуя своим подругам. То, что она делала, относится к сексу, а секс, это личное дело, а за то, что она не смогла понять разницы и позволила себя обмануть, лишилась репутации. Правда, я все это слышала с чужих слов и единственное, что я знаю точно, это то, что репутации девушка лишилась.

Мы давно уже доели мороженное, Маша расплатилась по счету, и я уже встал готовясь идти, но Маша меня остановила.

— Присядь, Майки, — сказала она — у меня наступило время, когда исполняются мечты, ты можешь научить меня французскому поцелую?

— Какой сироп тебе больше нравится?

— Майки! Причем здесь сироп?

— Просто ответь на вопрос.

— Малиновый

— Когда сироп выливают в мороженное, как определяют необходимую порцию?

— Там есть специальная порционная ложка.

— Закажешь официантке порцию малинового сиропа, порцию лимонного, в разные чашки и один сок, пусть будет яблочный.

Маша подозвала официантку жестом и заказала все необходимое, через несколько минут нам принесли заказ. Маша быстренько расставила чашки, поставив сок посередине, застыла в ожидании. Я поменял чашки местами.

— Майки, но я не люблю лимонный сироп! Надо было заказать два малиновых!

— Маша, мы сюда не сироп есть пришли, мы готовимся к французскому поцелую!

Исполнялась мечта Маши, и я решил обставится, как бы выполняя некий ритуал для избранных.

— Во время поцелуя, каждый старается отдать больше, чем взять и я не про сироп говорю, я даю тебе то, что нравится тебе, ты даешь мне то, что нравится мне...

— А, я поняла, так сироп, это просто символ?

— Можно и так сказать, тем не менее, вкус его мы будем чувствовать.

— А нельзя ли поподробней о технике исполнения?

— Сейчас набираем по пол ложечки сиропа, выливаем его на кончик языка, закрываем рот, ждем когда сироп растечется во рту. Потом я тебе киваю, и ты приоткрываешь ротик, примерно на пол дюйма, не старайся меня превзойти, это не соревнование, сначала ласкаем друг — друга языками повехностно, потом постепенно углубляем ласки, попытайся почувствовать меня, сначала делай, как я, потом можешь импровизировать. Если почувствуешь нехватку воздуха, не стесняйся оторваться на секунду-другую, но старайся дышать носом. Все понятно?

— Понятно — сказала Маша.

Как ни странно, у Маши сразу все получилось, она продержалась около минуты, потом оторвалась от меня и задышала.

— Хватит? — Едва успел спросить я, как мне тут же заткнули рот.

Мы занимались этим минут десять, наконец Маша оторвалась от меня.

— Это почти секс! — громко сказала она, на нас стали оглядываться, понизив голос Маша добавила — Теперь я понимаю, почему нельзя так целоваться на улице и, склонившись к моему уху, прошептала — у меня трусики промокли.

— Значит надо идти домой — сказал я.

— Ну да, — сказала Маша — мы же хотели изучить твой дом.

Потом мы попили сок из одного стакана, вышли из кафе и пошли на остановку автобуса.

— Майки... Я поняла одну простую вещь — сказала Маша — французский поцелуй не нужен, если нет человека, которому ты можешь довериться.

Дом Гордонов, теперь и мой дом, был одноэтажным, но казался огромным, по российским меркам, конечно. Сложенный из красного кирпича, он имел крышу крытую коричневой черепицей. Когда-то он, наверное, выглядел нарядным, но цвета потускнели от времени, и теперь он смотрелся мрачновато. Дом не потерял своей прочности, я понял это, когда, после третьего ключа, мне удалось открыть дверь и стало доступна взгляду толщина стены. 'Четыре кирпича, не меньше' — прикинул я. Мы с Машей попали в большую прихожую, потом, миновав большой арочный проем, оказались в еще большем холле. Солнце ярко освещало холл через два огромных окна, выходящих на дорогу. В холле имелось еще два больших арочных прохода, один из них вел на кухню, которая своими размерами превышала мою комнату в российской квартире, где я доживал свою предыдущую жизнь. Другой проход выходил в Г-образный коридор, вдоль которого располагались жилые комнаты. Заглядывая во все двери по очереди, мы обнаружили спальню родителей, огромный зал с внушительным ящиком телевизора — гостевую комнату, как ее назвала Маша, спальню, имевшую нежилой вид, совмещенный санузел и, наконец, комнату моего предшественника. Я застыл на пороге, разглядывая грудастых теток на постерах. 'Ну и вкусы у него были, — удивился я — он что, специально выбирал теток, у которых сиська в ведро не лезет?' Маша хотела протиснуться мимо меня, но я растопырил локти.

— Тебе сюда нельзя, тебе же еще шестнадцати нет!

Маша просочилась понизу и замерла разглядывая модельный ряд.

— Ну и вкусы у тебя — сказала Маша бросив на меня лукавый взгляд.

— Были, — поправил я ее — теперь мне нравятся высокие стройные блондинки с зелеными глазами.

— Не дай бог, если к тебе вернется память — Маша передернула плечами.

— Не вернется, ты же знаешь.

— Давай я их сниму и сожгу — в глазах Маши загорелись инквизиторские огоньки.

— Сам справлюсь, а тебе разве не надо в ванную?

— Ах, да, — встрепенулась Маша — я быстро!

Я прошелся вдоль стены, содрал эту выставку силиконовых изделий, вышел из дома и утрамбовал весь этот мясокомбинат в мусорный контейнер. Потом вернулся в дом, закрыл дверь и хотел вернуться в свою комнату, но заметил еще одну дверь в прихожей, как раз напротив входной двери. Открыв ее, увидел небольшую площадку и дверь слева. Дверь оказалась закрыта, а площадка заканчивалась лестницей ведущей вниз. Вытащив связку ключей, я сразу подобрал ключ к двери — это оказался гараж, огромный, четыре машины встали бы здесь запросто. Но сейчас здесь стоял только видавший виды фордовский фургончик, зеленый с белой полосой. Я обошел его вокруг, сохранился он неплохо, кузов имел еще заводскую окраску, изрядно поблекшую, но зато он не имел вмятин и глубоких царапин. Открыв дверь, я сел на водительское сиденье и заглянул в бардачок, ключи были здесь. С первой попытки мотор не завелся, я выждал и снова повернул ключ, на этот раз он завелся и заработал на удивление тихо и ровно. 'Впрочем, чему удивляться если мой отец профессиональный водитель?' Выключив движок, я покинул машину. 'Надо поискать права, не верю, что сын профессионального водителя, не жаждал первой же возможности, чтобы получить права'. Я еще раз задержался у лестницы ведущей вниз, 'подвал, наверное, в другой раз проверю'. Вернувшись в свою комнату, начал потрошить письменный стол предшественника и наткнулся на права во втором выдвижном ящике. Довольно поглядев на свою цветную фотографию, я сунул этот ламинированный кусочек плотной бумаги в нагрудный карман куртки. Теперь у меня было средство передвижения и право им управлять. Когда нибудь меня вызовут на пересдачу — врач обязательно настучит полиции о потере памяти, но к тому времени, я уже здесь освоюсь, не думаю, что американские правила так уж сильно отличаются от российских, разве что дорожные знаки просмотреть. В комнату вошла Маша, ее голова была обмотана полотенцем.

— Тебе надо тоже принять душ, — сказала она — ты в последний раз принимал душ на корабле.

— Намекаешь, что от меня уже попахивает козлом?

— Нет! Нет! От твоего тела пахнет очень приятно, такой запах... Родной... Просто сейчас лето, у тебя волосы уже грязные, а у тебя очень красивые волосы, за ними нужен уход.

— Я хотел постричь волосы коротко, спортом заняться решил.

— Майки, не вздумай! Иначе я тоже постригусь!

— Ты серьезно?!

— Очень серьезно!

— Но почему?

— Я очень люблю твои волосы причесывать, ты тоже любишь перебирать мои волосы пальцами, я это уже заметила. Пообещай мне, что не будешь стричься!

— Но если их совсем не стричь, они же вырастут до самой...

— Я сама все буду делать, если я со своими волосами справляюсь, то с твоими справлюсь и подавно! Пообещай мне!!!

— Хорошо, Маша, обещаю, что не буду без тебя стричься.

— Ну вот и договорились, — Маша мне радостно улыбнулась — теперь, поцелуй меня!

'Вот, не было печали — размышлял я под душем — и ведь постриглась бы обязательно, не пожалела бы свою красоту, я эту егозу уже знаю, от своего бы не отступилась'. На трубе горячей воды сушились постиранные трусики Маши, хлопчатобумажные светло-голубые, действительно, ничего особенного. Закончив мыться, я тщательно осушил волосы полотенцем, замотал его вокруг бедер и пошел в свою комнату искать свежее белье. Я вошел в комнату и увидел Машу сидящую на постели, уже без полотенца на голове.

— Я уже все нашла для тебя — сказала она и указала на сверток на столе.

Подойдя к столу, я развернул свернутое белье и попросил Машу:

— Отвернись пожалуйста.

Маша отвернулась и я, скинув полотенце, торопливо одел белье на себя. Маша повернулась ко мне и окинула мою фигуру довольным взглядом, увидев, что я собираюсь одеть джинсы, она сказала:

— Подожди, не одевайся... Поласкай меня руками.

— Но ты в одежде, получится совсем...

— Я разденусь, ты сделаешь это?

— Сделаю конечно, мне и самому это очень приятно.

— Просто ляг под одеяло и закрой глаза... и майку сними!

Я сделал все, что она просила и закрыл глаза. Потом я услышал шуршание одежды и стало тихо. Наконец, я услышал ее голос:

— Можешь открыть глаза — сказала Маша откуда-то издали.

Я открыл глаза и увидел совершенно обнаженную Машу, она стояла посреди комнаты и смотрела мне в глаза. Я старался не смотреть туда где сходились ее ровненькие ножки, пытался смотреть ей в глаза, но взгляд мой скатывался вниз самопроизвольно, естественно, я все увидел, крошечный треугольный просвет между ее ног, лобок покрытый золотистыми кудряшками волос и ее серьезные глаза— когда мне удавалось, на короткое время, преодолеть соблазн. Она, не торопясь, подошла к кровати и улыбнулась мне.

— Со мной что-то случилось, — сказала Маша забираясь под одело — я совсем тебя не стесняюсь. Когда я вижу, как ты смотришь на мое тело, с таким восхищением, я чувствую... у меня возникает... я просто в восторг прихожу! Я чувствую себя такой желанной, такое нужной тебе, и это чудесно! А ты до сих пор меня стесняешься!

— Так будет всегда — сказал я.

— Но почему?!

— Между нами есть разница: красивая обнаженная девушка, даже если она наполнена желанием близости, это высокая эротика, повод для Мастера написать картину, которая прославит его в веках! А голый парень, извини, с большим возбужденным членом, это порнография и ничего больше.

Маша засмеялась и лукаво улыбаясь спросила:

— Значит я никогда не увижу тебя голым?

— А ты хочешь?

— Хочу!

— Когда нибудь увидишь.

— Когда?

— Когда нибудь для нас с тобой придет время для близости, и это единственное время, когда парень не стесняется свою девушку. Я не имею в ввиду законченных уродов, которым на все плевать, в том числе и на свою девушку.

— А ты умеешь очень красиво говорить, откуда это у тебя?

— Я не помню, ты же знаешь.

Мы провели в постели больше часа, я ласкал Машу руками, используя весь опыт прошлой жизни, по ее реакции нащупал парочку эрогенных зон, она прогибала спинку под моими руками и тихонько ахала, когда я добирался до чувствительных мест, целовал ее грудь, тоже очень чувствительное место оказалось, и в конце ей снова понадобилась ванная. Для меня это то же не прошло бесследно, я знал, что буду расплачиваться болезненным состоянием в промежности потому что разрядка, так и не наступила, и, все равно, это того стоило. Маша вернулась из ванной в своих простеньких трусиках и, все равно, выглядела очень привлекательно. Я облизнулся и сказал:

— Наконец-то и мне досталась большая ложка сладкого!

Она сначала не поняла о чем я говорю, но заметила направление моего взгляда, и на ее лице появилось лукавое выражение. Повернувшись ко мне спиной, Маша слегка повиляла попой.

— Ну что, теперь сладкого достаточно? Больше не чувствуешь себя обделенным?

— Да, теперь справедливость восторжествовала!

Маша подошла поближе и неожиданно напала на меня, после недолгой борьбы она оседлала мой живот прижав мои руки к постели.

— Ну и, чья победа? — торжествующим голосом спросила она.

— Твоя конечно, если девушка очень красива, парень всегда обречен на поражение.

— Ты говоришь это так, как будто это легче легкого, а мне пришлось очень и очень нелегко! В самом начале все могло кончится — едва я попала на корабль, как мы с тобой поругались. Это было так глупо! Я ведь, тогда, тебя очень стеснялась, а тут еще эти детские трусы... ты, вдруг, стал таким грубым, я заплакала...

Маша легла рядом со мной и положила голову мне на плечо, обняв меня рукой.

— Под мостом ты был таким милым... ты мне сразу очень понравился, еще до того, как мы узнали твое имя. А когда я плакала на корабле, я откуда то знала, что сам ты, ко мне не подойдешь. Я попросила Томаса, что бы он помирил нас.

— Прости, мне в тот день изрядно досталось.

— Я поняла это, когда ты уснул у меня на глазах, буквально за секунду! Ты спал, а я смотрела на тебя. Зашел Томас, и я взяла твой адрес. Думала: 'Буду ходить за ним хвостом, но своего добьюсь!' К счастью, этого не понадобилось, когда ты отдохнул, ты снова стал таким милым! Никогда не забуду твой первый поцелуй. Никогда!

Маша приподнялась и поцеловала меня долгим поцелуем. Потом опять положила голову мне на плечо и прошептала:

— Майки, я так счастлива!

— Я тоже.

— Майки... Я проголодалась...

'Счастье никогда не бывает полным' — подумал я.

— Пойдем, поищем что нибудь на кухне?

— Пойдем.

И мы пошли на кухню. Маша, как всегда, проявила активность, сунулась в холодильник головой, она все еще была в одних трусиках и, глядя на ее кругленькую оттопыренную попку, мне мучительно захотелось ее шлепнуть. Привычки взрослого мужика никуда не делись. Избегая соблазна я сходил и принес свою майку.

— Стейки! — радостно сказала Маша, держа в руках два небольших плоских пакета.

— Ты умеешь их готовить?

— Они уже готовые, уже отбиты и со специями, их нужно только обжарить на каком нибудь растительном масле, — радостно пискнув, она извлекла из глубокой дверной полочки бутылку с чем-то прозрачно-желто-зеленым — оливковое, вполне, подойдет!

— Маша, одень мою майку.

— Зачем?

— Ты можешь обжечься, масло часто брызгает со сковороды.

Маша оставив на столе все что нашла, накинула на себя майку, ножки Маши остались полностью открыты, но мне это даже понравилось.

— Ты хлеб не нашла?

— Он уже испортился.

— Как же мы будем есть, без хлеба?

— Если бы я тебя не знала, подумала бы, что ты русский (я закашлялся), они ничего не могут есть без хлеба, мой дедушка до сих пор... В холодильнике, внизу, пакет с картофелем. Сможешь почистить?

— То же мне проблема.

Я мигом начистил картошки прикидывая размеры второй сковородки.

— Что ты делаешь?!

— Картофель нарезаю.

— Это совсем не так надо делать! (Кому она это говорит?!) Иди, не мешайся, дальше я сама все сделаю!

'Инициатива наказуема, пусть пашет' — подумал я, глядя на ее ножки, пока она мелькала по кухне, как челнок в машинке Зингера. Маша управлялась сразу на двух сковородках, а я потихоньку впадал в созерцательное состояние. Управилась она быстро, сполоснула большие тарелки и наложила мне целую гору жаренного картофеля, пристроив туда и стейк, себе положила гораздо меньше, но я не вмешивался, ей лучше знать. С сомнением посмотрев на стейк, очень уж он напоминал подошву от старого ботинка, я все таки решился на пробу, вопреки моим ожиданиям мясо оказалось сочным и мягким, уж получше тех шашлыков, которыми торговали в российских забегаловках. 'Наверное, специи внешний вид портят, — подумал я — надо прикупить при случае, с хлебом, самое-то, и готовится быстро'.

Маша ела, с виду, неторопливо, но доели мы одновременно. Она не позволила мне убирать со стола: 'Ты все равно не знаешь где что лежало!' Наконец порядок был наведен и Маша сказала:

— Пойдем поищем зубные щетки, после стейков надо обязательно почистить зубы.

К моему удивлению, она сразу устремилась в гостевую комнату. Там оказался совмещенный санузел о котором я и знать не знал, а на полочке у зеркала в пластмассовом стаканчике нашлись две новые зубные щетки в упаковке. 'Мог бы и сам догадаться — с досадой подумал — где же еще быть новым щеткам, как не в гостевой комнате?' Маша взяла себе одну щетку, я тоже протянул руку за щеткой.

— А тебе зачем? — удивилась Маша.

— Зубы чистить — удивился я.

— Так возьми свою.

— Где?

— Там — Маша махнула рукой сторону коридорного санузла, где мы принимали душ.

— Почему ты думаешь, что там?

— Ну, не в спальне же родителей, тебе ее искать.

— Там что, есть еще одна ванная?!

— Прости Майки, я опять забыла, что ты потерял память! Это дом новой постройки, три ванные, это нормально для такого дома. Очень хороший и удобный дом. Наш-то дом, в двадцатые годы строился, две ванные и обе в коридоре. Пойдем вместе зубы почистим, не будем пачкать все подряд. Я чистил зубы и вспоминал свою российскую квартирку. Потом, мысль перескочила к нынешним реалиям. 'Три ванны, опупеть! Получается, я к среднему классу отношусь? Удачно я попал. И что бы я тут делал без Машки?' Маша чистила зубы рядом со мной, мы переглядывались в зеркале и ее изрядно смешило, как я булькаю горлом. Мы вернулись в мою комнату, и я поймал себя на мысли, что считаю эту комнату своей, совершенно, искренне. 'А почему бы и нет? Считаю же я Машу своей девушкой? И никаких сомнений в этом нет'.

— Что мы будем делать? — спросила Маша.

— Есть одно дело — сказал я.

— Какое?

— Где можно купить подробную карту острова и правила дорожного движения?

— В любом книжном магазине — ответила Маша.

— И где здесь ближайший книжный магазин?

— Я плохо знаю этот район. Давай просто погуляем и поспрашиваем людей.

— Значит идем гулять!

Это был район неплотной застройки, большие земельные участки в собственности, соответственно большие расстояния между домами. Высокие, плотные кусты в качестве живой изгороди. Ровная травка газонов. Проезжая на автобусе я видел районы с плотной застройкой, точнее, район то был один и тот же, скорее такие места можно было назвать административными центрами. Ничего особенного, небольшие двухэтажные дома на несколько семей, построенные вплотную к друг к другу, никаких земельных участков, просто улицы и проходы между домами. Не хотел бы я жить в таком месте. Наша прогулка превратилась в целеустремленную ходьбу, руководствуясь указаниями редких прохожих, примерно через час, мы добрались до искомого магазина, купили все необходимое и еще около часа добирались обратно домой. Признаюсь, я сглупил, мы начали прогулку в произвольном направлении, по мере продвижения все дальше отдалялись от маршрутов городского транспорта.

Мы ввалились домой и я сказал в сердцах:

— Больше ни шагу не сделаю по этому острову, без машины. Маша включи телевизор, нужно узнать время, все часы стоят. Потом мы уселись у телевизора в обнимочку, шла какая-то муть и я еще раз пожалел о потерянном времени:

— Километров десять отмахали!

— Да, на острове трудно без машины, — сказала Маша — в некоторых местах, даже за продуктами без машины не выбраться.

— Устала наверное? — Я обнял Машу поплотнее — Прости, это моя глупость, надо было сразу сесть на автобус и ехать, пока не увидим книжный магазин.

— Устала немного, но я не жалею, мы были вместе, а с тобой мне везде хорошо!

Наконец мы узнали время.

— Маша, поставь правильно будильник в моей комнате, а я в холле часы заведу.

Я залез на стул, привел часы в порядок, потом вернулся в зал, выключил телевизор, пошел к Маше и застал ее в одних трусиках.

— Я вспотела, сегодня очень жарко на улице, — пожаловалась Маша — Майки, ты бы не хотел искупаться вместе со мной?

— Хотел бы, — ответил я, почему бы и нет? Маша этого хочет, для меня этой причины, вполне достаточно.

— Тогда, я выберу для нас ванну и все приготовлю! — обрадовалась Маша.

Маша скрылась в коридоре, ее не было довольно долго, потом она появилась и загадочно мне улыбаясь сказала:

— Пойдем, я нашла для нас замечательный вариант, только одежду оставь здесь, там она отсыреет.

Я разделся и пошел с Машей в одних трусах, она привела меня в ванную родителей, и я увидел то ли большую ванну, то ли маленький бассейн, в общем, некое углубление в полу размерами два на два метра, вода была уже налита, и белая пена доходила почти до уровня пола.

— Ну, как тебе? Правда я молодец?

— Святая правда! — подтвердил я.

Маша стянула с себя трусики, переступив ногами, она не дала им коснуться пола и пристроила их на трубе горячей воды. Не торопясь, она обошла ванну вокруг и остановилась, глядя на меня с другого 'берега'.

— Ну, что же ты не раздеваешься? — спросила она — Майки, я вовсе не хочу тебя смущать, но я твоя девушка, могу я хоть раз увидеть своего парня голым? Ты видишь меня, уже второй раз!

— Да я и не смущаюсь, мне, просто не кажется это красивым.

— Ну уж, об этом, лучше мне судить! — решительно сказала Маша.

Я, без спешки, стянул с себя трусы, повесил их рядом с трусиками Маши и, не торопясь, направился к ванне. Больше всего в этой ситуации мне не хотелось бы выглядеть смешным, но обстоятельства сложились неудачно. Маша не стесняясь смотрела на моего... Предателя! Да! Да! Другого слова просто не подберу! Под ее любопытным взглядом, он моментально начал вставать в боевую стойку, и, пока я не спеша дошел до ванны и спрятал его под пенной поверхностью, он уже успел явить Миру свои максимальные достоинства. Больше всего я сейчас опасался смеха Маши, к моему удивлению Маша соскользнула в воду с совершенно серьезным лицом, она прильнула ко мне сбоку, обняв меня за грудь. — Прости меня, Майки, я настояла на этом и получилось неловко, но уверяю тебя, тебе совершенно нечего стыдится.

— Я и не стыжусь, вот если бы ты стала смеяться, тогда бы мне действительно стало очень неловко.

— С чего бы мне смеяться? — удивилась Маша — Нет, между собой, девчонки, конечно, посмеивались над парнями у которых, по слухам, был маленький пенис, но у тебя-то все наоборот, размер у тебя очень большой.

— А ты откуда знаешь? Есть с чем сравнивать?

Признаться, мне не понравилось, что Маша свободно ориентируется в таких вопросах.

— Ну Майки, я же не в лесу росла, девчонки приносили, иногда, порно журналы, я их, конечно, в руках не держала, так видела кое-что краешком глаза, даже там, ты бы смотрелся очень достойно!

— Не хватало, мне, еще в порнухе сняться!

— Я бы тебя и не пустила, — засмеялась Маша — что бы на тебя разные девки пялились? Ни за что! — Маша меня поцеловала — Ты только мой! Ты знаешь, если честно, я очень рада, что мне достался такой видный парень. Во всех смыслах видный! Давай, я тебе голову помою?

— Помой.

— Надо еще расческу найти, ты разрешишь мне поискать расческу в вещах твоей мамы?

— Поищи, думаю она бы была не против, если ее расческа оказалась бы в руках моей девушки.

Маша, намыливала мою голову шампунем, стоя на коленях, ее лобок был очень близко от моего лица, волосы на лобке, стали почти прозрачными от воды, и я отчетливо видел ее симпатичную розовую щелочку. Маша видела куда я смотрю и тщательно прятала улыбку. Шампунь попал в глаза, зашипев сквозь зубы, я стал черпать воду из ванной пригоршнями и промывать глаза.

— Так у тебя ничего не получится, — сказала Маша — в ванне тоже есть шампунь, давай я тебе чистой водой глаза промою, она потянулась за рассекателем от душа, ее колени соскользнули и она упала на меня боком, тут же поднялась и оседлала мою тушку для устойчивости. Разумеется, специально она ничего не делала, но так уж случилось, что ее щелочка прижалась к моему 'дружку', тот дураком никогда не был и теперь быстро наращивал свои массогабаритные показатели для более плотного контакта. Маша оказала ему помощь — промывая мне голову, она сделала несколько движений, вряд ли случайных, поскольку не смогла скрыть улыбку, Маша тщательно промыла мою голову, заглянула мне в каждое ухо и все время двигалась доводя моего 'дружка' до дрожи. Она выключила душ, посмотрела на меня без улыбки и сказала:

— Майки, ты уже все понял, я тоже уже поняла, что это приятно, даже приятней, чем от поцелуя, мы с тобой уже не дети, давай, просто, поговорим откровенно.

— Давай — согласился я.

— Тебе не было противно?

— Нет, мне было приятно.

— Это называется петтинг?

— Да.

— Ты знаешь, как правильно его делать?

— Никаких правил нет, находишь движение, от которого удовольствие самое сильное и двигаешься.

— Майки, для меня важнее твое удовольствие, подскажи, что я должна делать!

— В верхней части, самое чувствительное место, двигайся там — сказал я и впервые покраснел на глазах у Маши. Поначалу ничего не получалось, если я сидел, мое 'чувствительное место' было слишком высоко и у Маши ничего не получалось, что бы ей было удобно, мне нужно было лечь, но уровень воды был слишком высок. Я открыл слив и пока вода вытекала, мы целовались с Машей по 'французски'. Вода вытекала быстро, оставив одну треть, я перекрыл слив и продолжил целовать Машу, лаская ее руками. Маша оторвалась от меня и надавила мне на плечи, я лег. Сначала она легла на меня сверху, плотно прижалась животом и грудью, дотянулась до меня губами и долго целовала по 'французски', потом она села, опираясь коленями на дно ванны, слегка переместилась и оказалась там где нужно. Маша плавно двигалась опираясь на мою грудь ладонями и с интересом заглядывала мне в глаза.

— Я все правильно делаю? — спросила Маша.

— Если сможешь, прижимайся чуть сильнее.

Маша приподняла колени, расставив их чуть пошире, и я почувствовал, что давление на мое 'чувствительное место' усилилось весьма значительно. Изменился взгляд Маши, она смотрела на меня, но как будто меня не видела, она пригнулась, ухватила меня за плечи и задвигалась быстрее, ее дыхание стало частым и отрывистым, лицо стало напряженным, коротко всхлипнув она отпустила мои плечи и резко выпрямилась. Чуть прогнувшись в пояснице, она сделала несколько сильных и резких движений, каждый раз вскрикивая. Прогнувшись в пояснице еще сильнее, Маша протяжно застонала и упала на спину. Именно в тот момент, когда она падала, у меня наступила разрядка, мой 'дружок', измученный бесплодными напряжениями последних дней, излился очень обильно. Наскоро обмыв его, я переместился к Маше. Слегка опираясь на локти, Маше удалось удерживать свое лицо над водой, она могла дышать. Поймав мой взгляд, она сказала едва слышно:

— Майки, отнеси меня на постель, слабость ужасная.

Замотав ее волосы полотенцем, я бережно подхватил Машу, отнес в свою комнату и уложил на постель. Прилег на боку, рядом с ней, она лежала неподвижно закрыв глаза, я ее не тревожил, знал, что скоро это пройдет, уже был случай убедится. Маша открыла глаза и некоторое время смотрела в потолок затуманенным взглядом, потом ее взгляд стал проясняться, она быстро нашла меня глазами и улыбнулась.

— Майки... Обними меня... Нет, поверни меня к себе и обними обеими руками.

Я потянул Машу за плечико, уложив ее набок, просунул правую руку под ее шею, левой рукой обнял ее за попку, а правой за спинку и притянул ее к себе.

— Хорошо... Майки! А тебе было хорошо?

— Да, у меня был оргазм.

— Какой ты сильный... Я после оргазма не могу на ногах стоять, а ты ходишь и меня носишь.

— У всех это по разному. Мы с тобой тоже разные, ты хрупкая девушка, а я довольно крупный парень.

— Ты черненький, а я светленькая... Майки, обними меня покрепче. Ты должен знать одну вещь... Я не смогу без тебя жить, вот, просто, не смогу и все...

— После похорон, мы будем видеться каждый день! Я нашел права, в гараже стоит фордовский фургон и, по моему, он на ходу. Я буду приезжать к тебе каждый день!

Твоя мама, наверное, сейчас вся на нервах, ты не хочешь ей позвонить? Поверь мне, она первый раз отпустила тебя из дома так надолго, и теперь она тревожится, позвонишь, скажешь, что у нас все хорошо.

— Майки, я позвоню ей чуть позже, мне сейчас так хорошо с тобой! Обними меня покрепче!

С полчаса мы нежились в постели, я слегка потискал Машу, не давая ей скучать, потом к ней вернулись силы в удвоенном количестве, она тут же затеяла уборку в ванной, потом позвонила маме и они поболтали минут десять, потом Маша вернулась в мою комнату, скинула полотенце обернутое вокруг тела и одела мою майку.

— Маша, эта майка уже грязная, я тоже вспотел на улице, возьми себе другую, ты же знаешь, где что лежит, лучше меня.

— Ничего она не грязная, твой пот это не грязь! Зато какой запах!

Маша собрала в горсть материал с груди и потянула его к своему носу, ее лобок при этом обнажился, мой взгляд тут же притянуло к этому месту, Маша с преувеличенным наслаждением понюхала мою майку, насмешливо посмотрела на меня и одернула коротенький подол, закрыв мне визуальный обзор.

— Слишком много сладкого вредно! — И тут же, противореча себе, подошла ко мне и поцеловала долгим поцелуем, моя рука тут же нашла ее попку под майкой и я ее слегка потискал, Маша села ко мне на колени.

— Ты стал таким родным для меня. Подумать только! Если бы до катастрофы на мосту, ты бы залез мне под юбку и ухватил меня за попу, я бы подумала, что меня оскорбляют. Вот никаких других мыслей в голову бы не пришло!

— А теперь, что ты думаешь? — Мне действительно было интересно.

— Ну, обычная ласка от близкого человека... И вот теперь я думаю, ударила бы я тебя, или не ударила? Ударить было нужно, так и репутацию можно потерять, но ты такой милый... Неужели бы ударила?!

Маша потрепала меня по волосам и воскликнула:

— Майки! У тебя волосы сейчас пересохнут! Потом не уложишь!

Маша умчалась искать расческу, а я подумал: 'От Машки сейчас больше толку, чем от меня, попали мы в дом вместе, и она уже все знает: где расчески, где зубные щетки, где майки и трусы, ванную организовала за пятнадцать минут, обед сварганила за полчаса, золото а не девочка, повезло мне, возможно, это самое большое везение за обе мои жизни'. Маша вернулась, уже причесанная, со щеткой для волос, ощущения от щетки были совсем другими, поняв, что нирвана мне не светит, я решил получить приятное состояние другим способом. Моя рука, совершив привычный маневр, ухватила Машу за попу, попа оказалась в трусиках. Маша засмеялась и сказала:

— Твой горшочек с медом опустел!

— В трусиках ты тоже привлекательна. Только иногда, очень хочется тебя шлепнуть. — Ну, если сильно хочется — на лице Маши появилась озорная улыбка — то я разрешаю. Шлепай. Какое-никакое, внимание. Она приподняла майку на попе и я ее шлепнул. Мы посмеялись, и я вспомнил о своих 'стратегических' планах. — Маша, сейчас надо разобраться с картой, маршрут проложить к твоему дому, возможно, даже завтра, я сумею вырваться к тебе на пару часов.

— Что я должна делать? — спросила Маша.

— Принеси наши покупки.

Через минуту Маша принесла купленное, я забрал у нее карту и расправил большой лист на столе.

— Маша, идем поможешь мне. Три часа уже, как быстро наш день проходит.

— А я, не жалею, — сказала Маша — мы многое успели, один французский поцелуй чего стоит. Чем тебе помочь?

— Найди свой дом, кстати, французский поцелуй был не один.

— Да, но первый был самый сладкий!

— Конечно, потом сироп кончился.

Маша засмеялась, потом сказала:

— Сироп здесь ни при чем, и ты это знаешь лучше меня. Не хотела тебя спрашивать, но теперь решилась. Откуда ты знаешь, как целоваться по-'французски'?

В голосе Маши явственно прозвучали нотки ревности, и я понял, что к обычной отговорке, 'я не помню, ты же знаешь', лучше не прибегать. Нужен более развернутый ответ.

— Понимаешь, память изменилась странным образом, я забыл то, что должен помнить, зато помню много разного, чего раньше не знал, теперь я знаю многое, а вот откуда, не помню.

— И все твои песни оттуда?

— Да, только об этом лучше никому не знать, не хочу прослыть сумасшедшим. Ты ведь знаешь, какими жестокими могут быть люди.

— От меня никто ничего не узнает — твердо сказала Маша.

— Вот и хорошо, ты нашла свой дом?

— Нашла, но отдельно дома не обозначены, я нашла место.

— Возьми ручку, нарисуй кружок и впиши туда номер своего дома.

Потом я забрал ручку у Маши и обозначил свой дом, потом обозначил маршрут от моего дома, до дома Маши. Свернул карту так, чтобы маршрут оказался сверху.

— Ну вот и все, теперь мы спокойно доедем до твоего дома.

— Твои права далеко?

— В кармане куртки.

— Можно посмотреть?

Я достал права из своей куртки висящей на стуле и передал Маше, она посмотрела на них и разочаровано сказала:

— У тебя день рождения 16 апреля, очень долго ждать.

— Что поделаешь, день рождения не выбирают.

— Я хотела, что бы в этот день мы стали по настоящему близки, мечтала об этом.

— Маша, твоя мечта обязательно исполнится, нужно просто подождать.

Честно говоря, я был очень рад, что мой день рожденья так далек, к этому времени Маше уже пятнадцать исполнится, даже пятнадцать с хвостиком, в ее возрасте девочки растут быстро. Она ощутимо прибавит в весе и секс с ней будет не таким рискованным. Она ведь говорила, что скоро ей исполнится пятнадцать, а вот на сколько скоро? Со временем выясню. Сейчас не хочется наводить ее на мысль о смене приоритетов, а то вполне может перенести событие на свой день рождения и тогда я стану ее подарком, а не она моим.

— Маша, тебе когда нужно быть дома?

— Мама не говорила о точном времени, но если мы не придем к ужину, она начнет беспокоится.

— Значит, в восемь вечера нам нужно вернуться, у меня нет идей на остаток дня, может ты что нибудь подскажешь?

Маша поглядела на сложенную карту.

— Мы можем съездить на озеро Сильвер-Лейк, говорят, там собирается молодежь, там можно искупаться и позагорать, но я там ни разу не была, я вообще нигде не была, мама меня одну никуда не пускала. Вот видишь, — Маша показала на карте — нам это по дороге, если нам там не понравится, поедем домой пораньше.

— Ладно, съездим посмотрим, нам с собой, что нибудь нужно взять?

— Наверное, только воду, ужинать мы будем дома, а вот пить, можем захотеть. — Я видел воду в холодильнике, возьму оттуда, верни мою майку и давай одеваться.

Маша отдала мне мою майку и тут же одела свою короткую маечку, лифчик она не носила, ее упругая грудь, кстати, не такая уж и маленькая, в поддержке не нуждалась. Она нашла свои белые носочки и одела их сев на кровать, взяла свою юбку, влезла в нее ногами, встала повернувшись ко мне спиной и, покрутив попой, стала натягивать ее на себя. Посередине процесса, неожиданно оглянулась на меня через плечо. Куда я смотрел, было очевидно.

— Ты сам-то, почему не одеваешься? — спросила она лукаво улыбаясь.

— Слежу, что бы ты все правильно одела, — нашелся я с ответом — ты же знаешь, я отвечаю за твою безопасность.

Маша расхохоталась громко и заливисто.

— Обязательно скажу маме, что ты очень стараешься — сказала она, завершая процесс.

Мы прошлись по дому, Маша выключила водонагреватель. (Вот что бы я делал тут, без Машки?) Я проверил входную дверь, и мы прошли в гараж. Я окинул взглядом подъемно-поворотный механизм ворот и одну-единственную кнопку запуска и, после некоторого колебания, нажал ее. Зажужжал электропривод и здоровенная створка начала движение вверх— внутрь и застыла в вернем положении. Стало тихо. Спустя, примерно, минуту, привод снова заработал и ворота плавно закрылись. Как попасть в гараж снаружи, осталось под вопросом, но меня это, пока, не волновало. Мы устроились в машине. Оставив свою дверь открытой, я запустил двигатель и сразу проверил уровень топлива, было больше половины бака, учитывая мои финансы, это было просто замечательно. Я вышел из машины, нажал кнопку, ворота стали открываться, а я уже устроился на водительском сиденье, и мы выехали из гаража. Притормозив на подъездной дорожке, я убедился, что ворота гаража закрылись, проверил, как пристегнулась Маша и, слегка разогнавшись, выкатился на Сильвер Лейк, повернув налево согласно карте. Маша тут же завладела картой и взяла на себя обязанности штурмана, я, с серьезным лицом, слушал подробные указания Маши, после поворота направо, мы попадали на Парк Роуд которая и проходила по побережью озера. Указания Маши были, сейчас, совершенно не нужны, но не говорить же ей об этом?

После поворота мы проехали пару миль, но озера пока не видели, узкая полоса леса пока закрывала его от нас.

— Маша, бросай карту и смотри на левую обочину, как бы нам съезд к озеру не пропустить.

Глазастая Маша увидела съезд первой, и мы повернули на грунтовку с щебеночным покрытием, обогнули лесной массив, и нашим глазам открылась голубая гладь озера.

Нам удалось доехать почти до самого берега. Островные власти озаботились нуждами трудящихся, вдоль побережья тянулась узкая лента песка, явно привозного. Именно на границе пляжа мы и остановились. Не скажу, что было многолюдно, был будний день, но в пределах видимости, пять групп молодежи я насчитал, в отдалении тоже кто-то присутствовал.

— Маша, снимай носки — сказал я — если судьба привела к воде, то ты просто обязана попробовать эту воду ногой. Кроссовки тоже оставь в машине, целее будут.

Я тоже разулся и закатал джинсы до колен, оголился до пояса. Закрыв машину, мы взялись за руки и пошли к воде, потом бродили по мелководью, иногда целовались.

— В следующий раз, тебе надо будет взять купальник, буду учить тебя плавать.

— Очень полезное умение. А тебе какой купальник больше нравится, сплошной или раздельный?

— Раздельный конечно, у тебя плоский животик и тонкая талия, и я все это должен видеть, особенно пупок. У тебя очень эротичный пупок.

Маша засмеялась, перед нами промчалась компания, человек пятнадцать парней и девушек, с шумом и визгом они затеяли возню на мелководье, от них летели брызги и мы вышли на берег обходя компанию по песочку.

— А я вас знаю! — закричала незнакомая девушка. Стоя в воде по пояс, она указывала на нас рукой. — Парни! Вчера я их видела в парке 'Кони Айленд', этот парень классно пел для своей девушки! Вам был нужен солист? Он перед вами!

Какой-то парень стал энергично выбираться из воды, мы остановись, Маша с интересом приглядывалась к более взрослой компании. Парень, явно старше двадцати лет, наконец, добрался до нас и протянул мне руку.

— Крис Кеннет — сказал он пожимая мне руку.

— Майкл Гордон, — ответно представился я и, указав на Машу, представил и ее — Мэри Кендал, моя девушка — Маша слегка порозовела.

Он обернулся к своим и закричал:

— Народ выходите! Посмотрим, насколько Джени разбирается в наших делах! Где ваша машина? — спросил он у меня, я показал — А вон там, наши — показал он — подъезжайте к нам, знакомится будем.

Мы с Машей, не торопясь, пошли к своему фургону.

— Будешь выступать с ними? — спросила Маша.

— Я еще не решил, посмотрим, что они могут.

Я припарковался рядом с другим фургоном, тот был поновее и посолиднее, мы обошли машины, кроме фургона тут было еще два седана. Компания встретила нас приветливо, тут же выделив нам место на одеяле. Они расположились на траве в удалении от пляжа, девчонки были в купальниках разных фасонов и цветов, а парни, кто в шортах, а кто и в трусах типа наших семейных.

— Пива? — Спросил меня Крис.

— Ты же знаешь, я за рулем.

— Так и мы тоже, не на самолете сюда прилетели — хохотнул Крис.

— Каждый отвечает за себя, а я еще отвечаю за свою девушку.

— Она нуждается в твоей опеке? — спросила толстозадая девица, имени которой я не знал, очевидно намекая на возраст Маши.

— Скорее, это я нуждаюсь в ее хорошем отношении.

— Менди! Хватит, — раздраженно сказал Крис — все знают почему ты бесишься! Ты нам мешаешь!

Менди проворчала что-то себе под нос, но убралась от нас подальше, очевидно, Криса, она все же опасалась.

— Споешь нам что нибудь? — с интересом посмотрел на меня Крис.

— Гитара найдется?

Незнакомый парень вытянул из-за спины гитару и протянул мне, я осмотрел инструмент сверху и сбоку, щелкнул пальцем по резонатору, гитара была ухожена. Но я на этом не успокоился, достал камертон, мне удалось утереть нос Крису, настройка первой струны была сбита. Настроив гитару и специально затянув проигрыш, спел 'Отель' с легкой небрежностью. Крис посмотрел на меня озадачено.

— Джени, эту песню он пел в парке?

— Эту. Он ее своей девушке посвятил, между прочим, от вас-то не дождешься.

Маша прижалась ко мне теснее и опять, слегка покраснела.

— А то ты не знаешь, что мы поем ремейки старых вещей! Сказал Крис и, обращаясь уже ко мне, добавил:

— Если споешь еще одну песню, которую я не знаю, считай, что ты в группе.

Я решил спеть известный в моем времени хит, спеть хорошо, что бы показать свой уровень. Опять длинный проигрыш и я запел песню 'Сдавайся детка!', когда я закончил, Крис меня поразил своим чутьем на новое:

— Значит сам сочиняешь? Невероятно! Вот ведь, раздает Господь манну небесную! Одному полной горстью, другому и крупинки не достается!

Я понял, что песня ему понравилась и поэтому спросил с подковыркой:

— Так ты ее слышал, или нет?

— Откуда я мог ее слышать? Может, ты ее в первый раз на людях исполняешь!

— Вот именно, — сказала Маша — даже мне еще не пел.

— Ну, сегодня-то, у нас с тобой дела поинтересней были — сказал я обняв Машу за плечи.

Маша засмеялась, потом посмотрела на других девчонок с гордостью и обняла меня за шею.

— Есть еще, что нибудь? — спросил Крис, глядя на меня каким-то людоедским взглядом.

— Есть, но заявки на авторство еще не подготовлены, так что от исполнения пока воздержусь.

— И сколько их всего? — тихо, но напряженно спросил Крис.

Я напряг память и, загибая пальцы, стал вспоминать песни, тексты которых моя память сохранила полностью, музыки моя память сохранила до хрена, а вот с английскими текстами было не так жирно. Пальцы на руках кончились.

— Одиннадцать, — сказал я — две из них вы уже слышали.

Крис смотрел на меня странным взглядом.

— Значит пальцев не хватило, — спокойно сказал он — тебе сколько лет?

— Шестнадцать, — сказал я в некотором недоумении — это важно?

— Абсолютно без разницы, — сказал Крис — думаю о твоей мотивации, зачем тебе публичные выступления? Ты можешь заниматься своими песнями и больше ничего не делать. И при этом неплохо жить, очень и очень неплохо, поверь мне.

'Ну да, самый умный нашелся — подумал я — прямо мудрый Каа'.

— Я должен расти, как музыкант, — объяснил я — песни, это слишком зыбко, даются они мне легко, но приходят когда хотят, от меня это совершенно не зависит.

— Сколько песен мы можем использовать прямо сейчас? — спросил Крис.

— Две, через неделю, еще две, — сказал я — но я бы не торопился, добавлял по одной песне, на каждое новое выступление.

— Почему? — спросил Крис глядя на меня с интересом.

— Новые песни подогреют интерес публики к вашей группе и, чем дольше этот интерес продлится, тем лучше.

— Скорее всего, так и сделаем, — сказал Крис — я выбил для выступления один вечер в неделю в 'Лагуне', выступаем почти бесплатно, так что, на серьезный заработок можешь не рассчитывать, если появится возможность подзаработать где-то еще, мы про тебя не забудем. Надеюсь, со временем, мы сумеем закрепиться в 'Лагуне', очень надеюсь на твои песни. Если все получится, будешь получать две доли, как музыкант и как автор. Ты исполняешь вполне на уровне, и это не удивительно, свое поешь. Но нам нужно сыграться. Место есть. Мне нужен твой телефон.

Я растерялся, я до сих пор не знал номер своего телефона. Я растеряно посмотрел на Машу, и она тут же продиктовала номер телефона Крису. Если это, действительно, мой телефон, останемся одни, ей богу, я ее в попу расцелую.

— У тебя еще есть ко мне вопросы? — спросил я у Криса.

— На сегодняшний день нет, если появятся, я позвоню.

— Возьми телефон у моей, девушки — осенило меня — я там много времени провожу.

Маша продиктовала свой телефон Крису, мы тепло распрощались с компанией и уехали.

— Маша, а ты откуда мой телефон знаешь?

— Майки, на всех телефонах есть специальное окошко, там написан номер аппарата. Когда я звонила маме, запомнила твой номер, ведь завтра ты от нас уедешь, буду тебе звонить.

А ведь действительно, в Союзе такое тоже было, просто не приглядывался я к здешним телефонам.

— 'Лагуна' — это что? — спросил я Машу, когда мы выехали на Парк Роуд.

Маша, буквально, подпрыгнула сидя.

— Это самый престижный клуб на острове! — чуть ли не закричала она и добавила, о своем, о женском — Девчонки просто кипятком писать будут, когда узнают, что мой парень играет в 'Лагуне'!

— Я бы на твоем месте не хвастался раньше времени, нам там еще закрепиться надо.

— Ну, про этих, которые с Крисом, я не знаю, — Маша легкомысленно махнула рукой — но ты обязательно там закрепишься, я от тебя ни одной неинтересной песни не слышала.

'Это-то, как раз, для меня нормально — подумал я — неинтересных песен я просто не помню'.

— Нам сегодня понадобится магнитофон, не подскажешь, где им можно разжиться, хотя бы на вечер? — спросил я Машу.

— У меня есть японский кассетник, — ответила Маша — но все кассеты я испортила, представляешь, всего полчашки с кофе уронила в коробку с кассетами, и все испортились, все двенадцать штук! Майки! А ведь, если бы я не уронила чашку, мы бы с тобой не встретились! Я ведь, как раз за новыми записями хотела съездить в Бруклин! Правда, до Бруклина я так и не добралась. Зато, мы встретились!

— А почему ты ездила в Бруклин, на острове нет кассет?

— Здесь небогатый выбор, музыкальных магазинов мало, новинки появляются здесь позже.

— Но чистые кассеты, купить можно?

— Легко, на каждой заправке продают.

— В каком состоянии твой магнитофон?

— Не знаю, купили, примерно, год назад.

— Ты хоть раз, его чистила?

— Конечно! Протирала влажной тряпочкой, от пыли. Он почти как новый!

— Так, Маша, сегодня нам понадобятся: дешевый одеколон или спирт, деревянные спички, хлопковая вата, две чистые кассеты. Где это проще купить?

— Спички есть у нас дома, вату и спирт можно купить в аптеке, скоро будет заправка, там купим кассеты.

— Хорошо, ты мне поможешь?

— Майки! Ну конечно я тебе помогу, что нужно сделать?

— Нотную запись нужно сделать, на песню 'Сдавайся детка!', это срочно, сегодня, иначе я могу потерять авторские права на нее.

— Майки, сейчас заправка будет. И, конечно, я все сделаю!

Я принял правый ряд и остановился под навесом заправки, мы с Машей зашли внутрь, и я купил две японские кассеты за четыре двадцать. Американские стоили, чуть ли не вдвое дешевле, но я знал, что японцы сейчас рулят, и для японского магнитофона нужны именно японские кассеты, поэтому расстался с последней пятеркой с легким сердцем. Мы сели обратно в фургончик и Маша взяла карту.

— Вот этот значок, наверное, аптека — сказала Маша.

— Какой значок?

— Рюмка со змеей, это могла бы быть больница, но на острове нет столько больниц.

Я мельком взглянул на карту в руках Маши.

— Да, это значок аптеки, поищи, по дороге нам они встретятся?

— Встретятся, даже две, одна после поворота на Виктори Бул, другая возле моего дома на Клов Роуд.

— Заезжаем в первую, здесь дорога спокойная, а там не известно, что с парковкой.

Проехав с милю по Виктори Бул, я увидел тот самый знак, 'Рюмка со змеей', как сказала Маша. Припарковавшись у здания, я послал Машу за покупками, мои финансы спели романсы, а просить у Маши деньги, я постеснялся. Маша вернулась довольная и вручила мне покупки, я покрутил в руках пузырек, увидел заветные цифры '96%', пощупал плотный рулончик ваты в бумажной упаковке, нежно поцеловал Машу и мы поехали к ней домой, впереди была еще куча дел.

Встреча Маши с мамой была очень трогательной, они нежно обняли друг-друга, пошептались, о чем-то, Маша обернувшись ко мне, сказала:

— Майки, подожди меня в своей комнате, я скоро приду!

Они удалились куда-то в сторону кухни, а я поднялся к себе. Лежа на спине, я вспоминал события прошедшего дня, некоторые события были приятными, а некоторые, очень приятными. Встреча с Крисом тоже могла обернуться большой удачей. Чтобы записать нотами все мои песни, придется нагрузить Машу работой на целый месяц, две песни в неделю, конечно, не очень сильный напряг, но оторвать целый месяц от летних каникул девочки... как-то неудобно... Сам-то я не смогу сидеть все это время рядом с ней, придется ей работать с магнитофоном. А, с другой стороны, ради кого я это делаю? Самой-то Маше, нужен будет нищий Майки? Такую красавицу нищему Майки не удержать, а вот богатый Майки, сможет дать своей красавице все, что она хочет, так что пусть пашет, пока молодая и искренне верит, что для счастливой жизни, кроме любви, ничего не нужно. Дверь распахнулась и вошла Маша с коробкой в руках, я присмотрелся к коробке и радостно воскликнул:

— Сонька!

— Какая еще Сонька? — подозрительно спросила Маша.

— У тебя магнитофон очень хорошей фирмы 'Сони' — сказал я — сейчас она одна из лучших!

Маша вручила мне коробку, я тут же извлек магнитофон, мельком его осмотрел и положил на стол, а сам углубился в недра коробки.

— Есть! — радостно воскликнул я извлекая увесистый цельнометаллический цилиндрик микрофона на шнуре. Легким пластмассовым микрофонам я не доверял еще с прошлой жизни. Спрятав коробку под столом, я еще раз осмотрел стол, где были разложены наши покупки.

— Теперь у нас все есть для записи, — сказал я довольным голосом — сейчас магнитофон почистим и можно записывать!

— Он чистый — сказала Маша — я за своими вещами слежу!

— Перед записью, нужна внутренняя чистка, сейчас сама все увидишь.

И занялся чисткой лентопротяжного тракта, по комнате поплыл запах спирта. По мере роста кучки ватных шариков намотанных на спички и испачканных коричневым, брови Маши ползли все выше.

— Как же он работал? — удивленно спросила она.

— Так себе работал, но теперь он заработает, как новенький!

Я отгреб грязную вату на край стола, закрыл пузырек со спиртом, подвинул настольную лампу на край стола и стал привязывать к ней шнур микрофона, рассчитывая, что бы сам микрофон оказался на уровне груди.

— Я выброшу это? — Маша показала на грязную вату.

— Выброси, спирт и остатки чистой ваты спрячь где нибудь у себя, тебе еще не раз придется чистить свой магнитофон.

Скоро Маша вернулась, я включил магнитофон на запись и сразу нажал на паузу и, без проигрыша, запел песню 'Сдавайся детка!', иногда прекращал играть и подстраивая уровень записи. Наконец мне удалось приспособится, стрелка больше не залетала в красный сектор, но мне чего-то не хватало. 'Маша, — понял я — мне нужен зритель'.

Я пересадил Машу на другой край стола, теперь она видела меня, я видел ее, и дело сразу пошло. Я снял магнитофон с паузы и после проигрыша запел 'Детку', глядя Маше в глаза, мне удавалось легко управлять своим голосом. Закончив петь я опять нажал на паузу и снял магнитофон с записи.

— Ну что, проверим? — спросил я Машу.

— Проверим — согласилась Маша, блестя любопытными глазами.

Перемотав кассету на начало, я включил воспроизведение, и Маша тут же перебралась ко мне на колени. Свой голос я не узнавал, но по опыту знал, что это нормально, поэтому стал прислушиваться, на сколько правильно я пою. Маша, обняв меня за шею, тоже внимательно слушала, кивая головой в такт.

— Класс, — сказала Маша, когда песня кончилась — теперь ты в моем магнитофоне! Я могу тебя слушать в любое время! Еще будем записывать?

— Еще две вещи запишем, но ты должна понимать, что кроме тебя и мамы, никто не должен ничего слышать, пока я не отправлю заявку.

— Я еще после 'Калифорнии' все это прекрасно поняла! 'Калифорнию' тоже запиши, пусть у меня будет полный сборник твоих песен!

Видимо, связки мои уже 'разогрелись', записаться удалось с первой попытки, я записал 'Жизнь удивительна', очень известную в моем времени вещь, и ремовский хит 'Теряя рассудок'. Ну и 'Калифорнию', конечно, записал, выполняя просьбу Маши.

— Ну что, Маша, мы развлеклись, может теперь пойдем поработаем?

— Что нужно сделать?

— Нотную запись нужно сделать, на песню 'Сдавайся детка!'.

— Я теперь и сама могу, у меня же есть запись!

— С магнитофоном ты будешь долго возится, а мне завтра утром нужно отправить заявку. У тебя останутся две песни, вот их будешь записывать с магнитофона, у тебя будет неделя времени, а сейчас время дорого.

И мы пошли в комнату Маши. На этот раз Маша управилась быстрее, то ли опыт появился, то ли с 'Деткой' было проще работать. Выслушав безошибочное пение Маши с листа, я нежно ее обнял и поцеловал несколько раз, моя девочка снова выручила меня. Осталось только переписать все начисто, и Маша пошла просить маму, нотный почерк Нины Александровны был вне конкуренции. На этом мои проблемы закончились, за ужином Нина Александровна пообещала мне, что отправит мою заявку сама. И что бы хоть как-то отблагодарить женщин, после ужина я устроил маленький концерт. Спел: 'Чистые пруды', 'Как упоительны в России вечера', после этой песни Нина Александровна поглядывала на отца с тревогой, но тот сидел прямой, какой-то просветленный и уходить не собирался, я закончил выступление песней 'Осень' Шевчука и его же песней 'Новая жизнь'. Дед встал, посмотрел на Машу и сказал:

— Вот что, Маша, что бы никаких женихов возле тебя, я больше не видел, лучше этого, тебе не найти. Этот наш! Не обманет, не предаст.

Он развернулся и пошел к себе в комнату, по дороге продолжая говорить:

— Вот не верю я, что он американец! Не верю и все! Поет с душой. Вот откуда у американца русская душа?!

Маша хихикала зажав рот ладонью, Нина Александровна тоже улыбалась, едва сдерживая смех. 'Завязывать надо, с русскими концертами, — подумал я — а то, скоро, не только дед увидит парашют за моей спиной'.

Мы опять гуляли с Машей по саду и скоро оказались в беседке, но на этот раз все было по другому. Маша сидела у меня на коленях, обнимала, была спокойна, глаза ее загадочно мерцали в темноте беседки, изредка мы очень нежно целовались, и нам было очень хорошо вместе. Время летело незаметно.

— Пойдем, — сказала Маша — сейчас мама начнет нас искать, пойдем, я все равно буду спать с тобой, мы не расстанемся до самого утра.

Мы прошли по садовой дорожке взявшись за руки, вошли в дом, поднялись по лестнице и расстались у дверей моей комнаты.

— Не засыпай, я скоро — сказала Маша и пошла в свою комнату.

Пришла она ко мне минут через десять, сняла с себя пижаму и скользнула ко мне под одеяло в своих простеньких трусиках.

— Где же твои кружева? — спросил я с улыбкой.

— Мои кружева ты увидишь только в свой день рожденья, — сказала Маша — я ведь не знала, что придется так долго ждать. Загадала желание... очень важное... Ничего, дольше ждала, я ведь тебя с двенадцати лет искала.

— Именно меня? — удивился я.

— Тебя конечно, теперь, о ком то другом, мне даже думать противно!

Я поцеловал Машу, пошлепал ее по попке, она прижалась ко мне теснее, устроила свою голову у меня на плече поудобнее и уснула в течении минуты. Видимо, умаялась за день. Сам я, тоже, не намного от нее отстал, уснул очень быстро, без всяких планов на грядущий день.

 ОТСТУПЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ.

Три дня! Три дня ушло у меня, что бы понять очевидную вещь. Обычное стекание заряда в атмосферу! При оттоке, позитроны просто стекали в атмосферу! Площадь катода была маленькой, а поток позитронов был настолько плотным, что воздух начинал светиться вблизи катода. Конечный пункт прибытия тоже не являлся загадкой, в атмосфере навалом отрицательно заряженных областей. Именно там, в конечном счете, заканчивали свой путь позитроны. Я понял это, и в моей голове сразу появилось решение, как сократить время оттока позитронов — дополнительное устройство в виде, примерно, метровой полусферы решало проблему. Поместив полусферу на крыше, скажем, вместо моей телевизионной антенны и соединив ее кабелем с катодом, время стекания заряда можно уменьшить на порядок, а может, и на большую величину. Значит можно, на эту же величину, увеличить рабочую частоту установки, что, в свою очередь, увеличит коэффициент передачи во вторичный контур и я оказываюсь очень близок к решению проблемы получения даровой энергии. Именно даровой, я же не вечный двигатель изобретаю! В конечном счете, это энергия Солнца, преобразованная здесь, на земле. Ведь нейтринный поток, пронзает Землю днем и ночью, значит работа установки не будет зависеть от времени суток. Когда новые знания уложились у меня в голове, стало ясно, что установка требует значительной переделки. Для повышения рабочей частоты установки сам разряд нужно было делать короче, но мощнее, разрядник нужно было переделывать. И я пошел к старому мастеру золотые руки которого выручили меня в прошлый раз, он был еще жив, что меня очень порадовало, выслушав суть переделки и причины по которым она была необходима, он сказал:

— Серебро 'потечет', не выдержит, такие мощные вспышки будут просто испарять серебро с рабочей поверхности, могу предложить платину, советский сплав ПЛИ-10, есть небольшой запас, тебе нужно-то, всего пару грамм, защитить рабочие поверхности хватит.

Мы уточнили некоторые рабочие моменты и оплату, я заказал два разрядника новой конструкции, чтобы больше не возвращаться к этому вопросу. И мы расстались довольные друг-другом.

Я переделывал свою установку в течении полугода, в качестве полусферы нашел, через интернет, медный котел, времен царя Гороха, его использовали в бане для нагрева воды. Дом шел под снос и я выкупил котел по цене лома. Новая установка, постепенно, приобретала законченные формы и вот настал день пробного запуска. Последний раз все тщательно проверив, я запустил высоковольтный блок, теперь напряжение на нем было пять киловольт, потом запустил блок управления и услышал комариный писк разрядника. Сам разрядник был прикрыт щитком, но голубоватый свет разрядов стал виден на стенах комнаты, осциллограф показывал, что напряжение на вторичном контуре, примерно, восемьдесят вольт, а частота переменного напряжения достигла восьмисот герц. Я повернул регулятор частоты на максимальный предел и достиг частоты двенадцать килогерц, Напряжение на вторичном контуре стало сто девяносто вольт. На предыдущей установке шестьдесят вольт было пределом. 'А теперь проверим под нагрузкой' — подумал я, доставая кусок двух-миллиметрового нихромового провода. Я выключил установку и туго прикрутил гайками провод к выходным клеммам вторичного контура. Потом включил установку и начал проверку с самой низкой частоты, трехметровый отрезок провода скрученный спиралью, задымил, но оставался темным. Подложив под него керамические плитки, я начал повышать частоту, нихром постепенно раскалялся, вот он засветился багровым, а вот его цвет сместился ближе к желтому. Я услышал треск, как от сильного статистического разряда, на высоте примерно полуметра от контурной оправки появилось... некое образование... диск величиной с блюдце. Нижняя сторона диска излучала свет. Я встал и попытался определить толщину диска, толщины не было совсем, диск просто исчезал. Встав на стул, я взглянул на то место где он должен быть, сверху, ничего не было видно, я ясно видел свой рабочий стол, творческий беспорядок на нем, но самого объекта не было видно. Только пятно рассеянного света на столе доказывало, что диск все еще на месте. Сев на стул, я убедился, что объект пропадать никуда не собирается. 'Пусть повисит, — подумал я — хлеба не просит, интересно, много ли он жрет энергии? Надо проверить, нет ли где нибудь перегрева'. С полчаса я сидел рядом с установкой и щупал ее различные части — все было в пределах нормы. 'Неожиданный побочный эффект — подумалось мне — и я уже сейчас шкурой чувствую, что по сравнению с этим побочным эффектом, вся моя предыдущая возня, это детская игра в песочнице'.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

Прозвенел звонок будильника, я поспешил выключить звонок, но Маша уже проснулась, мне не удалось уговорить ее поспать еще, несмотря на мои поцелуи и ласки, удержать в постели ее не удалось, Маша схватила свою пижаму в охапку и помчалась в свою комнату одеваться. Я, шлепнул убегающую Машу за непослушание, оделся, сходил в ванную, потом зашел к ней. Она была уже одета и завязывала шнурки на кроссовках. Мы, уже пошли на выход, но тут Маша вспомнила, что я еще не причесан, пришлось вернуться, процедура слегка затянулась, но я ее не торопил, да и не мог, погрузившись в очередную нирвану, ее прикосновения были очень приятны. Наконец, мы вышли из дома, дошли до машины, потом было прощание, она обнимала меня, смотрела такими глазами, словно я приговорил ее к тюремному сроку, лет на двадцать.

— Маша! Ну, не на войну, же ты меня провожаешь! Да и живем мы рядышком, по островным меркам.

— Майки, пообещай мне, что сегодня ты ко мне еще приедешь.

— Если отец будет нормальным, я к тебе обязательно приеду!

— Как он может быть нормальным?! У него жена погибла, мама твоя!

— Ну, если не будет бродить по дому, с веревкой в руках, буду считать его нормальным.

— Как, ты, можешь шутить над этим?!

— Так, я, еще не дома, дома буду паинькой, понимаешь, не чувствую я потери, не помню о ком мне нужно переживать, кого оплакивать, у меня, просто, есть задача; пережить эти похороны, никого не обидеть и соблюсти приличия. Маша, мне пора, мне нужно попасть в дом раньше отца. Представляешь? Он вернется, а меня нет, что он подумает?

— Ладно, поцелуй меня и уезжай, но помни я жду тебя!

— До свидания, моя милая девочка! — я, нежно поцеловал Машу и поехал. В боковое зеркало я, некоторое время, видел тоненькую фигурку Маши, которая махала мне рукой.

Дома никого не было, я открыл гараж изнутри, загнал фургончик и поставил его на прежнее место, топлива оставалось, еще, больше трети бака. Я, прошелся по дому, зашел на кухню, доел жареную картошку, помыл сковородку, заодно разобрался с газовым водонагревателем. Спать мне уже не хотелось, делать было нечего и я вспомнил, что в доме осталось место, которое я еще не обследовал. Куда ведет лестница идущая вниз? Взяв спички на кухне, я отправился в поход на нижний уровень, думал об этом с иронией и совершенно напрасно. Спустившись по лестнице, уткнулся еще в одну дверь, открыв ее и чиркнув спичкой я нашел выключатель освещения, включив свет, испытал шок, весь дом покоился на цельном железобетонном перекрытии. Кроме стен, никаких опор не было, подвал имел всю площадь дома. Имелся даже, вполне приличный, деревянный пол.'Да здесь квадратов двести, — подумал я — в футбол можно играть'. С тех пор, как я попал в дом, я все время испытывал подспудное недоумение, мой предшественник был гитаристом, он проводил с гитарой, наверное, все свободное время. Об этом говорили жесткие мозоли на кончиках пальцев, да и рука была 'поставлена', по крайней мере я играл без всяких затруднений и усталости. Я не нашел в доме гитару и это вызывало недоумение и теперь, стало понятно почему не нашел. У дальней стенки стояли две электрогитары, подойдя поближе я прочел 'Стратокастер' эта надпись украшала обе гитары, только одна из них была бас гитарой. На столе, в углу, стоял ламповый усилитель 'Пионер СМ — 83'. Колонки, той же фирмы, стояли в удалении и были развернуты в сторону стенки с инструментами. Но больше всего, меня удивило то, что стены подвала и даже потолок были обклеены листами микропористой резины. 'Это сколько же бабок на это ушло?' Я помял стену пальцем, 'толщина миллиметров десять, не меньше', пацана баловали, денег не жалели, его музыкальные пристрастия поддерживали и это мне на руку, пусть отец убедится, что все вложения были не зря.

Я запнулся о шнур и обнаружил педаль для гитары, это была педаль для фузз эффекта, заводская надпись, не оставляла места для сомнений. В прошлой жизни, по молодости, я пробовал играть на электрогитаре, кое, что даже получалось, но своей электрогитары у меня никогда не было. 'Нужно срочно 'ставить' руку под электрогитару, выступать с акустикой, это полный отстой в глазах окружающих'. Я проверил оборудование, все было подключено, осталось подключить переноску — пилот к сети. Из колонок послышался щелчок от включения, я взял гитару в руки, гриф был длиннее, намного длиннее привычного. Я взял пробный аккорд, мне казалось, что он будет звучать бесконечно. Брал разные аккорды, привыкая к длине грифа, побаловался с фуззом, для пробы заиграл финальную часть из 'Отеля', там где слов уже нет, с фуззом звучало очень похоже на оригинал. Остановившись, я собрался припоминая кое, что другое и запел песню 'Камбоджа', здесь тоже аккорды с фуззом, звучали очень эффектно. Когда песня кончилась, услышал жиденькие хлопки, на электрогитаре, играть было не привычно, глядя на гриф я не увидел, как он появился. Высокий, широкоплечий, сухощавый, лет 40 — 45, он был в майке безрукавке и его длинные, жилистые руки сказали мне о многом. Он стоял около лестницы.

— Наконец — то, я, услышал от тебя, что — то похожее на музыку, как жаль, что твоя мать не дожила до этого.

— Привет, отец — сказал я.

— Ты, что, вспомнил меня?

— Нет, но то, что я закрыл дверь, помню твердо. Кроме меня, ключи были у тебя и у мамы, мама сейчас в морге, все очевидно.

— Ты изменился, говоришь совсем по другому, из — за вашего, молодежного сленга, я тебя понимал с трудом, а сейчас ты говоришь чисто, без этих слов паразитов.

— Я позабыл сленг.

— Хоть, что — то хорошее случилось, за время моего отсутствия.

Он подошел ко мне, я встал, он крепко обнял меня и похлопал по спине, я тоже его похлопал. А, что мне было делать?

— Живой — выдохнул он у меня над ухом.

— Чудом — сказал я.

— Я звонил из отеля Томасу Патинсону, он рассказал мне все, в общем я в знаю через, что тебе пришлось пройти.

— Как, ты, узнал, что нужно позвонить Томасу?

— Томас, связался по радио с водителями, водители передали по цепочке, рации есть у всех, кто работает на дальних перевозках, эта трагичная новость прошла через всю страну и я ее получил. А, как ты все это перенес?

— Ну, после того, как я всплыл на повехность, ничего страшного, больше не было.

— А, как, же, спасение девочки, с риском для жизни? Читал о твоих подвигах.

— Никакого риска не было, приврал для газетчиков, девочка была спокойная и послушная, спасать ее было одно удовольствие. Теперь, она моя девушка.

— То, что спас, ты, конечно, молодец, а то, что себе ее решил оставить, так это ты просто герой!

— Вечером, мне нужно к ней съездить, обещал.

— Мне надо поспать, а ты съезди в магазин за продуктами, я встану, мы пообедаем, потом ты свободен.

— Пойдем, покажешь мне на карте, где здесь хороший магазин.

— По карте, значит, ездишь, как турист?

— Что делать? Лучше по карте ездить, чем пешком ходить. Маршруты автобусов я тоже позабыл.

Мы поднялись из подвала, я сходил за картой и отец отметил два магазина на нашей улице, до мясной лавки, нужно было ехать, миль пять. Внимательно выслушав, что мне нужно купить и взяв у него пятьдесят долларов, я собрался уходить, он кинул мне ключи.

— Возьми мой мустанг!

Я, не стал спорить, хоть и предпочел бы, знакомый уже фургон, но почем мне знать? Может мой предшественник, выпрашивал отцовский 'Мустанг', со слезами на глазах? 'Форд Мустанг' стоял на подъездной дорожке и смотрелся, очень эффектно, я устроился в кабине, управление оказалось простым, для переключения скорости нужно было толкнуть рычаг вперед, для заднего хода, оттянуть его назад. Развернувшись на площадке перед гаражом, я поехал по магазинам, впервые в этой жизни. Тачка оказалась приемистой, а движок довольно шумным, я закрыл окна и включил кондиционер, но рык движка все равно лез в уши. По сравнению с этой тачкой, моя старенькая 'Ауди' из прошлой жизни, была просто, образцом комфортной машины. Я мигом домчался до мясной лавки и зашел внутрь. Ничего похожего на на магазин. Небольшая площадка в центре окруженная, с трех сторон витринами — холодильниками, пригляделся к витринам, фунт говяжьей вырезки стоил девяносто центов. Насколько я помнил, фунт это примерно полкило, за килограмм почти два доллара. Немало для этого времени.

Золотой век страны, остался в прошлом, Америка, уже, во всю, катилась в пропасть внешних долгов и государственных займов. И будет катиться до моего времени. Чем дело кончилось, я, так и не узнал, хотя мог, но меня больше интересовало прошлое, а заглядывать вперед, это все равно, что знать дату своей смерти. Страшно мне было, не ждал, я, в будущем ничего хорошего. В последнюю треть моей жизни все мои силы и деньги ушли на создание моей установки. У меня на руках было мощное средство. УСД, так я ее назвал, Универсальное Средство Доставки. Ирония судьбы, пара редчайших случайностей и моя установка для получения солнечной энергии, превратилась в машину времени. С помощью моей установки, можно было доставить груз, или себя самого, в любую точку Земли, в любой момент времени. В пределах пятисот лет, связь времен, была, вполне, устойчивой. Я обеспечил себе интересную старость, до самой смерти, но не разу, не решился, перейти границу портала. К тому времени, я, уже, с трудом передвигался, подняться по лестнице, было проблемой. Поздно, пришел ко мне успех. Оставалось, только, наблюдение, с той стороны, портал был не виден, если, вести наблюдение из темной комнаты. И, я, путешествовал по прошлому до самой смерти. А, теперь, злобная гримаса судьбы, промахнулся Старик, на пол шарика и без малого на пол ста лет. И теперь, что бы уничтожить первую установку, мне нужно создать вторую. Уничтожение своего детища, это и есть моя миссия, жалко до слез, как интересно, я, мог бы жить! Но и цена достойная, новая жизнь! По каким — то неясным причинам он не мог, сам это сделать, ссылался на судьбу. Прикупив все, что было нужно, покинул магазинчик, на обратном пути был еще один магазин, куда надо было заехать, отоварившись и там я вернулся домой.

На кухне прикинул, что можно приготовить такого, что бы после подогрева не потеряло вкусовых качеств, решил потушить картошку с мясом. Пока она тушилась, нарезал салат из помидоров и огурцов, спрятал его в холодильник, сметану можно потом добавить по вкусу. Я должен был доказать отцу, что вполне самостоятелен, а то еще вздумает нанять кухарку, а там еще и домработницу. Посторонние мне были не нужны категорически. Вынес мусор с кухни в уличный контейнер, хорошо все рядышком! Попробовал картошку, 'теперь сама дойдет, если завернуть кастрюлю в одеяло'. Закончив свои хлопоты, пошел в подвал 'ставить' руку. Прикрутил громкость, поставил стойку микрофона поудобней и занимался часа три. Моторные навыки предшественника сохранились и я очень быстро приспосабливался к длинному грифу. Потом, спустился отец, он не пытался нечего сказать, просто стоял и слушал, я прибавил громкость и сразу без вступления спел песню, 'Сдавайся детка!' Поддерживая себя простым ритмом, веселая песня, оптимистичная, можно сказать. По окончании песни, он кивнул и сказал:

— Вижу теперь, не зря мама, так, тебя защищала, вот только, откуда она могла знать, что в тебе талант прорежется? При ней, ничего похожего не пел. Песня твоя?

— Моя.

— Я, рад за тебя, а то раньше жить с тобой рядом было нелегко, то , что ты играл на музыку, было совсем не похоже. А, мама твоя говорила, что ты ищешь себя. Когда, на семейном совете, решали переоборудовать подвал и переселить тебя сюда, или оставить все как есть, я голосовал обеими руками, что бы переоборудовать. Теперь наверху тебя не слышно.

— Откуда эта роскошь? — Я провел ладонью по стене с резиновым покрытием

— Специально, подрядился везти партию брака на переработку, отобрал, что получше для себя, потом выкупил у фирмы за шестьсот долларов.

— Где же тут брак? Выглядит вполне качественно.

— На той стороне, резина почти сырая, зато клеится хорошо, ладно, пошли обедать.

Я сполоснул большие тарелки, положил крупные порции, (решил есть без хлеба) разложил салат, от души, добавил сметаны и мы начали обед. Ели молча, потом, отец похвалил мою стряпню:

— Неплохо. Как раз то, что надо мужчине, проведешь денек за рулем, как раз такого хочется, существенного.

— Там еще много, могу добавить.

— Давай, еще половник, со вчерашнего дня не ел, я ведь думал, ты сидишь тут беспомощный, голодаешь. Гнал почти без остановок. Но вижу с лица ты не спал, девушка подкармливала?

— Скорее уж ее мама, я ведь эти дни дома не жил, миссис Кендал пригласила в гости и я согласился.

— Повезло ей, да и младшей Кендал, тоже повезло. Рядом ты оказался.

— Мне повезло больше всех, чудесная девушка, красавица редкая.

— Думаешь удержишь? Красавицы они знаешь ли...

— Удержу, красавицам тоже, кто — то нужен, почему не я?

— В том — то и дело, сегодня ты нужен, а потом появится более достойный, я к чему веду, не прирастай сердцем, красивые женщины, могут быть очень жестоки.

— Ерунда, если разлюбила пусть уходит, удерживать такую, нет смысла!

— А, если дети?

— А, вот с детьми, лучше подождать, лет до тридцати.

— Ну, не знаю, как это у тебя получится, может так случится, что тебя поставят перед фактом и все. У меня так и случилось, впрочем, я не жалею, ты родился, а больше твоя мама, детей иметь не могла, осложнения после родов. Вот и баловала она тебя.

— Если я и был избалован, то теперь я об этом забыл, ты наелся?

— Да, даже переел. — Он достал из холодильника банку пива.

Я прибирал со стола, а он пил пиво.

— Как случилось, что под нашим домом, выстроен такой огромный подвал?

— А, это дед твой постарался, дом строился после карибского кризиса, натерпелись тогда страха, не сам конечно строил, нанимал строительную фирму, но проект был создан по его эскизам, под нашими ногами перекрытие метровой толщины, когда ты играешь, если закрыть обе двери, ничего не слышно. Едва он закончил строительство, его жена, мама моя, умерла, сердце не выдержало, ну а после и сам отец, дед твой, быстро стал сдавать, ты тогда еще маленький был. Посоветовались с женой продали свой дом, переехали сюда. Банковскую ссуду вернули, а то бы банк забрал этот дом себе, а через год и дед твой умер, а теперь вот и мама твоя погибла.

Вдвоем мы с тобой остались. Но нужно, как — то жить дальше.

— Проживем. Я буду заниматься домом и кухней, а ты будешь работать, как работал. У нас нет долгов?

Отец, посмотрел на меня удивленными глазами, его глаза тоже были синего цвета.

— Нет. Никому мы не должны, даже на колледж тебе сумели отложить.

— С учебой, теперь, будут проблемы, мне придется пропустить учебный год, придется пройти школьный курс заново.

— Тебе понадобятся репетиторы?

— Сам справлюсь, я ведь не все забыл, только конкретные вещи, знакомых людей, названия улиц. Для чего нужны, химия, физика, математика, я знаю, а вот решить конкретную задачу, не смогу. В течении года, я смогу восстановить свои знания. Моя девушка мне поможет. Она хорошо учится.

Как учится Маша я не знал, но у меня было внутреннее убеждение, что учится она хорошо.

— Мне кажется, что медицина здесь, ничем не поможет, насмотрелся в свое время на контуженных, когда дело касается головы, врачи становятся беспомощны, как дети. Но, иногда, память сама возвращается.

— Это не мой случай.

— Откуда ты знаешь?

— Я не помню откуда, но у меня есть твердое убеждение, что память ко мне не вернется, не нужно тешить себя надеждами, нужно начинать жить заново.

— Лишний довод, что медицина ничем не поможет, врачебная тайна это одно, но курс лечения у психиатра, это другое. Иногда, наш остров, кажется мне слишком маленьким, мне бы не хотелось, что бы внутренние дела нашей семьи, стали предметом обсуждения, посторонних людей.

— Но, если не обращаться к врачам, как тогда, получить освобождение от занятий?

— Мне кажется, гибель твоей матери достаточно серьезный повод получить освобождение. Я сам поговорю с директором школы. Ладно, мне пора ехать в похоронное бюро, ты тоже хотел куда — то ехать?

— Да, к своей девушке поеду.

— Надо же, как все устроено, жизнь, всегда свое возьмет. Я потерял свою женщину, а ты нашел свою девушку и все в один день случилось...

Я, нажал кнопку, на стойке перед воротами и через некоторое время услышал чуть искаженный голос Маши:

— Кто это?

— Маша, это я.

Из переговорника донеся восторженный визг, ворота стали открываться, я вернулся в машину, проехал в ворота и загнал фургончик на небольшую парковку у ворот, встав рядом 'Мерседесом' Нины Александровны. Захлопнув дверь, я пошел по садовой дорожке к дому, а навстречу мне уже бежала Маша, она бросилась мне на шею на всей скорости, избегая прямого столкновения, я поймал ее, уклонившись корпусом, закрутил ее вокруг себя и снова услышал ее восторженный визг.

— Майки! Ты все таки приехал! Почему так долго?!

Она порывисто обняла, меня и мы поцеловались, несколько раз.

— Еще, только, четыре часа, — начал оправдываться я — обещал же вечером приехать!

— Так, почти, вечер уже, раньше нельзя было?

— Не мог я раньше, отца обедом кормил, теперь о нем некому заботится.

— Как твой папа?

— Держится хорошо, не показывает своих переживаний, ну а, что там внутри, не знаю.

— Пойдем в дом, мама тоже хотела тебя увидеть.

Мы пошли к дому держась за руки. Нина Александровна встретила нас в холле, она обняла меня, взлохматила мои волосы и сказала:

— Очень рада тебя видеть Майкл, как тебе дома?

— Дома все нормально не считая похорон.

— А, как папа твой?

— По нему, не поймешь, но от дел семьи не отстранился, обещал поговорить с директором школы, что бы меня на год освободили от занятий.

— Майки, — вмешалась Маша — когда ты пойдешь в школу, у нас с тобой разница всего в один курс будет!

— А ведь у нас, сохранились все учебники за среднюю школу — сказала Нина Александровна — книги я никогда не выбрасываю, вот теперь пригодились.

— Все не нужно — сказал я — основы я не забыл, я думаю учебников за седьмой и восьмой класс, будет вполне достаточно. Да и Маша мне поможет, если понадобится.

— Конечно помогу! Идем я тебя причешу, мама тебя совсем растрепала!

— Подожди Маша — попросила Нина Александровна — Майкл когда и где прощание с твоей мамой?

— Я не знаю, как раз сейчас мой отец договаривается с похоронным бюро. Я обязательно узнаю и позвоню вам. Маша, прямо сейчас, напиши мне номер вашего телефона, а то утром спросонок, я забыл взять его у тебя.

Маша потащила меня в свою комнату, войдя я увидел магнитофон на столе у Маши и нотную тетрадь с записью нот.

— Как успехи? — Спросил я кивая на тетрадь.

— Одну песню, почти, закончила, ты был прав, с магнитофона, вести нотную запись труднее.

— Так, может, тебе помочь? Неси гитару, мы сейчас быстро все закончим.

— Ну, уж нет! Я не хочу тратить наше с тобой время, закончу, когда тебя не будет! Садись к зеркалу, буду тебя причесывать!

Маша меня причесывала, я ловил кайф, когда она закончила крутится вокруг меня, поймал ее усадив к себе на колени и некоторое время мы жадно целовались.

— Как хорошо с тобой — сказала Маша — и как плохо без тебя.

— Зато, я в твоем распоряжении до самой ночи! У тебя есть планы на вечер? У меня нет никаких планов, вернее я свой план уже осуществил.

Я, залез Маше под юбку и погладил ее бедра, Маша сжала бедра поймав мою руку в плен. Кончики пальцев чувствовали ткань ее трусиков, я пошевелил пальцами, Маша хихикнула.

— Ты нахал, — сказала она — просто, наглый тип, меня первый раз так откровенно щупают.

— А, как же 'поласкай меня руками'?

— Это совсем другое, во первых я сама просила, а во вторых в этом месте ты меня никогда не тискал!

— Да, это упущение с моей стороны.

— Не могу на тебя сердится — вздохнула Маша — и ты этим пользуешься!

Она развела бедра, отпуская мою руку, я тут же этим воспользовался, ущипнув ее за мягкие складочки между ног.

— Ай! Ах, ты... Да ты, просто, мерзкий тип!!!

— Все, все, все, — тут же пошел я на попятную — больше не буду! Сегодня, больше не буду!

Маша, сделала возмущенное лицо, но не выдержала и засмеялась.

— Значит, завтра, я опять буду в опасности? Вот, не верю я, что это был ты!

— В каком смысле? Ты, думаешь, что меня подменили?

— Очень похоже, ничего общего с тем парнем, которого я встретила четыре дня назад.

У того парня, приходилось выпрашивать каждый поцелуй, а ты лезешь мне под юбку и щипаешь за самое дорогое, а потом, смотришь на меня невинными глазами!

— А, ты про это, так я тебя, сначала, своим другом считал, но ты сама захотела, что бы я считал тебя своей девушкой, не сразу, но у тебя это получилось.

— Значит, я сама во всем виновата? А, ты, значит совсем ни причем?

— Никто не виноват, кто же виноват в том, что ты такая красавица и мне, иногда, так хочется тебя потискать? Так, что у тебя есть планы на вечер? Лично мне, хватает того, что я держу тебя в своих руках.

— Есть одно место, рядом с нашей школой есть кафе 'Орхидея', туда часто заходят девчонки из нашей школы, теперь у меня есть с кем идти, хочу там побывать.

— На людей посмотреть, себя показать?

— Не себя, а тебя, пусть завидуют! А, то, понабрали себе детей и считают, что у них есть парни!

Маша согнала меня с места у зеркала и занялась своим макияжем. Работы было не много, она всего лишь подкрасила брови и ресницы. Провела тонкую полоску возле ресниц. Не сказав мне ни слова, Маша стала раздеваться, оставшись в одних трусиках она открыла дверцу своего шкафа и застыла в задумчивости. Я подошел к ней и шлепнул ее по попе, возвращая в реальность.

— О чем мечтаем?

— У меня четыре платья для выхода, думаю какое одеть.

— Надевай все по очереди, я тебе скажу, что выбрать.

— Маше очень понравилась эта идея, одев платье она устраивала демонстрацию прохаживаясь по комнате и непременно крутилась на месте, заставляя подол платья взлетать почти до пояса. До самой ночи, я был совершенно свободен и хотя платье я уже выбрал на второй демонстрации, мне показалось правильным дать ей возможность показать мне все. Оставшись в последнем платье, том самом зеленом, в котором я ее встретил, она вопросительно посмотрела на меня.

— Или это, или вон то кремовое — сказал я твердо, ничуть не сомневаясь, что модельный экстаз у Маши еще не прошел и она не упустит еще одного случая переодеться. Так и случилось Маша сняла с себя зеленое платье, повесила его на плечики и взяла в руки кремовое платье. Открылась дверь, в комнату вошла Нина Александровна.

— Мама, — возмущенно сказала Маша — я переодеваюсь!

— Ну, надо же, — удивилась ее мама — а, что же ты Майкла не выгнала? Или, теперь, меня ты стесняешься, больше чем его?

— Как я его выгоню? Он платье для меня выбирает, в котором поведет меня в 'Орхидею'.

— Маша, не надо спорить с мамой, платье мы уже выбрали, одевай уже его! Нина Александровна, — я попытался съехать со скользкой темы — ваша дочь, просто чудо! Такая аристократичная! Рядом с ней я чувствую себя плебеем!

Нина Александровна рассмеялась и погрозила мне пальцем и подошла почти вплотную.

— Ты, оказывается, тонкий льстец и изворотливый тип — сказала она очень тихо, Маша одевала платье и вряд ли нас слышала.

— Так, в Америке живем, — оправдался я — а насчет красоты вашей дочери, клянусь Создателем, она самая красивая девушка на острове!

— Может быть, — сказала Нина Александровна задумчиво глядя на меня — ну, ка встань рядом с Машей.

В легком недоумении, я подошел и встал рядом с Машей. Нина Александровна задумчиво на нас посмотрела и вышла из комнаты.

— Чего это она? — спросил я у Маши.

— Не знаю — Маша пожала плечами.

Платье оставляло изящные плечики Маши полностью открытыми, уж не знаю как оно держалось на ней, ножки девушки уже были обуты в золотистые босоножки на среднем каблучке. Я окинул ее взглядом, Маша стала выглядеть старше на пару лет. — Это платье мне мама купила на выпускной бал, тебе правда нравится?

— Правда.

Длинное платье до середины голени, узкий, черный поясок, все смотрелось очень по взрослому, наверное поэтому, Маша выглядела старше своих лет. Вернулась Нина Александровна, она несла в руках черную, кожаную куртку.

— Вот, сними свою куртку и одевай эту.

Она, всучила куртку мне в руки, прежде, чем я сумел, хоть, что — то сказать. Поневоле я оценил то, что попало мне в руки, тонкая кожа очень хорошей выделки, позолоченные молнии карманов, узкий воротник стоечка, куртка тянула на весьма приличную сумму.

— Я не могу это взять, — глухо сказал я — это слишком дорого.

— Ну, а одеть ты это можешь? — Спросила Нина Александровна — Просто одеть, мы с Машей хотим посмотреть, может еще не подойдет?

— Маша не отличалась дипломатичностью Нины Александровны, она бесцеремонно стала стаскивать с меня мою куртку тихо приговаривая:

— Вот только, попробуй сказать нет, а то, как щипаться, так он смелый, думаешь у меня там все дешево?

Я слегка опешил от 'наезда' Маши и без слов дал себя переодеть. Обе женщины отошли на пару шагов и безмолвно глядели на меня.

— Ну, вот, совсем другое дело, — сказала Нина Александровна — а то, кто — то жаловался по поводу своего плебейства.

— Какой представительный парень! — Восхищенно воскликнула Маша и полезла ко мне с ласками, но я еще не отошел от ее 'наезда' и уклонился от поцелуя.

— Да, ладно, не обижайся, я просто, неудачно пошутила!

— Я, не обижаюсь, но эта куртка совсем не по погоде, я моментально вспотею, это же кожа!

— Не вспотеешь, — сказала Нина Александровна — у меня в машине, очень хороший кондиционер, в кафе, тоже не жарко, а возвращаться вы будете почти ночью, на острове, очень быстро станет прохладно.

'Значит, она нас отвезет, — успокоился я — ее машина, по комфорту, ничем не уступает машинам моего времени'. Маша о чем — то пошепталась с мамой, хитро улыбнулась в мою сторону, 'еще какую — то каверзу мне готовит' — понял я. Маша подняла мою джинсовую куртку, небрежно брошенную на кровать, повесила ее на спинку стула. Взяла со стола ручку.

— Ну, что, Майки, ты готов?

— Готов.

— Тогда пошли!

Она подхватила со стола крошечную сумочку и мы пошли к машине. Я не удивился когда Нина Александровна пошла вместе с нами, удивился я когда она открыла дверь и указала на водительское сиденье.

— Вы, хотите, что бы машину вел я?

— А, что, боишься? — Нина Александровна, явно, брала меня на 'слабо'.

— Причем тут боишься? У меня права остались в той куртке!

— Мне кажется, что Маша об этом позаботилась.

Маша тем временем вытащила карту из фургона и направилась к пассажирской двери 'Мерседеса', заняв место пассажира, начала наносить новый маршрут на карту. Я, приняв нейтральное выражение лица, уселся на водительское сиденье.

— Маша, права у тебя?

— Ах, да! — Маша покопалась в своей сумочке и протянула мне права, я расстегнул молнию и спрятал права в нагрудном кармане куртки. — Вот посмотри маршрут. — Она протянула мне карту. Я стал внимательно изучать карту, запоминая названия улиц по которым нам придется ехать, моя дверь все еще была открыта, Нина Александровна стояла рядом. 'Зачем, это Маше понятно, а вот зачем это Нине Александровне? Испытание будущего зятя? Машей ведь рискует! Впрочем, дочерью она рискует всегда, отпуская ее со мной. 'Мерседес', в этом смысле, предпочтительней, чем мой старенький фургончик. А, может, все предельно просто, Маша взрослеет, ей, скоро, предстоит вливаться во взрослую жизнь, отпустить ее одну, страшно. Те времена, когда мама была всегда рядом, миновали. Теперь, у Маши появились свои интересы и мое появление, обрадовало не только Машу. В глазах Нины Александровны, я серьезный, надежный парень и это редкость, Маша не зря говорила, что в школе ее окружали одни придурки, достаточно себя вспомнить в четырнадцать лет, да и в шестнадцать неприятностей из — за меня, у родителей было выше крыши. Значит, все элементарно, Нина Александровна готовит Машу к взрослой жизни, как сложатся наши отношения в дальнейшем, ее интересует в меньшей степени'. Я поднял голову и встретился глазами с Ниной Александровной.

— Мы, можем ехать?

— Конечно — она поспешно отступила от двери и направилась к воротам.

Я, вырулил с парковки, ворота уже открылись, Маша помахала рукой маме и мы выехали на улицу. Я, отобрал карту у девушки, она уже готовилась к роли штурмана, положил многослойный лист к себе на колени, маршрут был непростым мы должны проехать через плотную застройку района и мне было не до игрушек.

— Майки, когда мы приедем, ты должен открыть мою дверь.

— Непременно, моя королева!.

— И не вздумай тискать меня при людях!

— Маша, я, что, похож на идиота?

— Вообще — то нет, на идиотов я насмотрелась, просто у меня мало опыта, вот и нервничаю. А, что, все парни тискают своих девушек?

— Не все, некоторые, просто, занимаются сексом.

— И, что, даже не целуются?

— Наверное и такие уроды бывают, особенно, если выпьют лишнего.

— Девчонки говорили, что после секса, парни часто бросают своих девушек, это правда?

— Случается и такое.

— Но, ты, ведь, со мной, так не поступишь?

— Маша, я, хоть раз, просил у тебя близости?

— Нет и это даже обидно.

Да, уж, наверно, мне никогда не постичь женской логики.

— Но зачем мне просить, если ты сама все решила и я с этим согласился?

— Ну, ты, мог попросить до этого.

— До этого, мы с тобой целовались по предварительному согласию!

— Да, уж — засмеялась Маша — и я, это тебе никогда не забуду! Но ты, так и не ответил на мой вопрос.

— Какой именно?

— После нашей близости, ты меня не бросишь?

— Маша, ты мне веришь?

— Верю.

— Тогда, не унижайся и никогда не задавай вопросов, которые унижают меня, а если ты мне не веришь, любые мои клятвы бесполезны.

— Майки, — Маша посмотрела на меня виновато — я, все равно, хочу услышать ответ.

— Маша, я тебя никогда не брошу, никогда! И секс, здесь, совершенно ни при чем!

— Останови машину, я хочу тебя поцеловать.

Я остановил машину прижавшись к обочине, Маша расстегнула ремень, залезла коленями на свое сиденье, я тоже освободился от ремня и подался ей навстречу, мы целовались минут десять, потом, привели себя в порядок, застегнули ремни безопасности и поехали дальше.

Стараясь выглядеть естественно, я открыл дверь своей девушке, Маша полная достоинства, (вот откуда, что берется) выставила из салона, сначала одну ножку, потом другую, гордо выпрямилась около машины и подождала меня, я, тщательно проверил все двери, подергал ручки, не хватало еще, что бы машину угнали и присоединился к ней. Она взяла меня под руку и я повел ее ко входу в кафе. Мы прошли внутрь и оказались в самом настоящем ресторане, множество столиков, для для двоих, еще больше столиков на четверых, официантки снующие между столиков. В общем, по какой прихоти, хозяин заведения повесил вывеску кафе, было не понятно.

— Больше похоже на ресторан.

— Какой же это ресторан, без спиртного? — Сказала Маша — Правда, некоторые умудряются, принести с собой, (ну надо же, а я, думал, что приносить с собой, чисто русская черта) но их отлавливают вон те джентльмены в черном.

Я, тут, же заметил двух человек в черном, непринужденно передвигавшихся по залу. Я, повел Машу в тихий уголок подальше от центра зала, мы заняли столик для двоих. Я взял меню, любопытно, чем угощают школьников, большинство посетителей были, без сомнения, учениками школ, полистав меню передал его Маше.

— Маша, у меня только, двадцать долларов, (осталась сдача после магазинов) мы можем истратить по десять долларов на человека.

— Майки, у меня нет карманов, я положила свои деньги в твой карман, вернее не я положила, но это не важно.

Я проверил карманы и извлек из правого нагрудного кармана пятидесяти долларовую купюру.

— Твоя мама, щедрая женщина — хмыкнул я.

— Да, моя мама, самая лучшая мама на острове!

— Когда — то, я это уже слышал.

— Да, мы, тогда, с тобой поругались. Ты, заметил, что мы с тобой перестали ругаться?

— Неужели? Как ты, сегодня, меня назвала? Мерзким типом?

— Я, просто, растерялась, не сразу поняла, что ты не хотел меня обидеть.

К нам подошла симпатичная официантка, тоже наверное в школе еще учится, она неумело сделала книксен, это было смешно и я улыбнулся, официантка тоже расцвела улыбкой, я заказал хорошо прожаренный стейк с картофелем фри, яблочный сок и перевел взгляд на Машу, она недовольно поглядывая на официантку, тоже сделала заказ.

— Какая наглая! — Возмутилась Маша, глядя вслед официантке — Видит же, что ты мой парень и все равно строит глазки!

— Маша, ты несправедлива, она просто рассчитывает на хорошие, чаевые.

— Но, ты, тоже ей улыбнулся!

— А, почему нет? У меня, настроение хорошее, к тому же, она неправильно делает книксен и это смешно.

— А, если, я, буду всем подряд улыбаться, тебе понравится?

— Улыбайся, но от поклонников, будешь сама отбиваться.

Официантка принесла наш заказ и опять мне улыбнулась, я улыбнулся ей в ответ и Маша обожгла меня возмущенным взглядом. Я приступил к еде, стейк был получше магазинного, да и внешний вид был поаппетитней. О Создатель! Какое счастье иметь здоровые зубы! Маша заказала какое — то блюдо со сложным названием и теперь аккуратно кушала с достоинством леди. Вот, только, отсутствие хлеба меня напрягало, но уж, больно, легко в голове Маши возникала ассоциативная цепочка: Хлеб — русские и заказывать я его не стал. А, ведь, дома, отец, тоже не поймет мое увлечение хлебом, что же мне, по жлобски, есть хлеб под одеялом? На сцене замаячили хмурые, лохматые личности, похоже, в нашем балагане намечался концерт. Скрежетнул стул приставленный к нашему столу и чья — то задница плюхнулась на него. Я, удивленно посмотрел на новоприбывшего, крупный, растрепаный парень, примерно моего возраста, волосы цвета прелой соломы, широкий, курносый нос, маленькие, мутноватые, голубенькие глазки. Тяжеловат, рыхловат, в общем не боец и даже рядом не стоял. Насладившись эффектом своего появления парень сказал:

— По, моему, девушке скучно...

Я, перевел взгляд на Машу, она смотрела на меня растерянно и виновато.

— А, так ты, начала улыбаться всем подряд, — осенило меня, повернувшись к парню сказал — ну давай, развлекай раз пришел, только, руками девушку не трогай, не люблю.

Я посмотрел на парня с угрозой и увидел, как он, тут же, растерял весь свой апломб. Еще по той жизни знаю, большинство хамов имеют шестое чувство, наверное исторически так сложилось, что позволило им дожить до нашего времени. Иначе, нормальные люди, перебили бы их еще в средние века. Все мы хамим, время от времени, но я имею в ввиду Истинных Природных Хамов. Они безошибочно чувствуют, с кем им, не следует связываться. Вот и этому, стало неуютно за нашим столиком.

— Извините, только сейчас понял, что попал на чужую разборку, вы наверное поругались и я тут не к месту, так что пойду я...

— Стул с собой забери — я продолжил поглощать стейк, но проследил, что бы стул он унес.

Я перевел взгляд на Машу.

— Мы, с тобой поругались?

— Нет, нет, ну я немного обиделась, но сейчас все у нас хорошо! Только, на меня так не смотри, хорошо?

— Как?

— Ну, так, как на того парня!

— Маша, я, и не смогу на тебя смотреть, как на врага, ты у меня самый близкий человек, даже отец, для меня сплошная загадка, а тебя я знаю всю жизнь.

Глаза Маши стали счастливыми.

— Мне тоже, кажется, что я знаю тебя всю жизнь.

— Ну, а, мне не кажется, у меня все так и есть.

Музыканты, наконец, заиграли что — то медленное, очевидно решив разогревать публику постепенно. В зале хватало народу, но трезвость и молодость не способствовали активности мужской половины, а белых танцев в Америке, по моему, не было.

— Может потанцуем? — Предложил я Маше.

Глаза Маши радостно вспыхнули и я понял, что этот момент своей жизни, она представляла неоднократно. Мы прошли к свободной части зала у сцены и начали танец, поначалу сдержано, Маша не висла у меня на шее, как другие девушки, вслед за нами, три пары все же решились на танец. Держалась она прямо, но очень близко от меня, иногда, мы соприкасались грудью и бедрами, потом я вспомнил, что Маша занималась бальными танцами и решился на более сложные фигуры. Сам — то, я, именно, бальными танцами никогда не увлекался, но в обычных танцах, кое — какой опыт имел, под конец мы так разошлись, что исполнили несколько сложных проходов с вращением партнерши и когда музыка кончилась, я вел к нашему столику, совершенно счастливую Машу. Наверное, это, даже со спины было видно.

— Даже, эта худышка, нашла себе нормального парня! А мне попадаются одни идиоты! Вот что он в ней нашел? — Сказала одна девушка другой.

Видимо, Маша, тоже услышала ее сетования и резко остановилась. Я остановился не так быстро, но Маша протянула руку, ухватила меня за локоть и привлекла к себе.

— Посмотри на МОЕГО парня, — громко сказала Маша — тебе такого никогда не найти! Так и будешь, выбирать идиотов и придурков! Потому, что сама идиотка! Майки, скажи ей, что ты во мне нашел?

— Моя девушка самая красивая на острове! — Без запинки сказал я — Через пару лет, ей не будет равных, во всем Нью — Йорке! И еще, у нее доброе сердце!

Маша громко рассмеялась и мы пошли дальше.

— Ты, чего к ней прицепилась? — Спросил я — Ну, позавидовала она тебе, что тут такого?

Маша ласково посмотрела на меня и сказала:

— Мне, сегодня, многие позавидовали, ты просто не замечаешь, но все молчат, а эта курица язык распустила. Майки, я должна заботится о своей репутации!

Едва мы разместились на своих местах, как рядом с нашим столиком появилась незнакомая девушка. Слава богу, не та которая пыталась оскорбить Машу. Девушка была пожалуй постарше Маши, симпатичная, фигуристая, но никакого сравнения с моей девушкой, особенно через пару лет.

— Привет Мэри — сесть ей было не куда и она переступала с ноги на ногу.

— Привет Кристи — радостно улыбнулась ей Маша.

— Это правда, что твой парень спас тебе жизнь в катастрофе на мосту?

— Неправда, сначала он спас мне жизнь, а потом стал моим парнем!

— Значит, ты, спасал незнакомую девушку? — Повернулась ко мне Кристи.

— Не совсем так, — пришлось и мне высказаться — имени ее, я конечно не знал, но то, что спасаю красавицу видел, это было очень приятно и бросить ее, я уже не мог!

Девушки засмеялись и Маша погрозила мне пальцем.

— Скажи, еще, что строил коварные планы, когда вытаскивал меня из машины!

— Планов не строил, но подержаться за тебя было приятно!

Маша, расхохоталась, видимо, припомнив подробности этого вытаскивания, ее знакомой это смешным не показалось и она посмотрела на Машу с недоумением. Отсмеявшись та ей пояснила:

— Я, тогда, перетрусила и из машины вылезать боялась, машина тонула и ему, пришлось, меня за волосы вытаскивать, через окно.

Теперь, юмор ситуации дошел и до Кристи, она засмеялась и Маша к ней присоединилась.

— Ладно, пойду я, — сказала Кристи, отойдя на пару шагов, повернулась и подмигнула Маше — тебе повезло!

— Я, знаю — сказала Маша.

Подошла официантка и Маша первая ей улыбнулась, пока она собирала посуду, мы с Машей пришли к согласию и заказали по эклеру с кофе. Официантка ушла и Маша заговорила со мной:

— Это, странно, но Кристи единственный человек в нашей школе, которого я уважаю.

— Мне показалось, что она старше тебя.

— Так и есть, в этом году она десятый класс закончила.

— Значит, сейчас, она учится в другой школе?

— Мы, учимся в одном учебном заведении, там есть и средняя школа, и старшая школа, здания разные, а двор общий, поэтому мы встречаемся довольно часто. В частных школах учеников не так много, как в государственных, поэтому все умещаются на одном дворе. К тому же мы, иногда, играли в одной волейбольной команде, когда из — за травм или болезней, один из ведущих игроков играть не может, меня допускают в основной состав старшей команды, играть против других школ. Не скажу, что мы подруги, у нас разные компании, но мимо друг — друга не проходим, всегда о чем нибудь поговорим. В отличии от моих подруг, она настоящая, мне трудно объяснить...

— Я, понял, ты тоже настоящая, вот вас и тянет к друг — другу.

— А, откуда ты знаешь, что я настоящая?

— А, откуда ты заешь, что Кристи настоящая?

Маша задумалась. Нам принесли, эклеры и кофе, я с удовольствием занялся дегустацией, мои молодые вкусовые луковицы, приносили немалое удовольствие своему владельцу, Маша, изредка, прихлебывала из чашки и вяло ковыряла вилкой свой эклер. Она подняла голову и встретилась со мной взглядом.

— Майки, это очень сложно для меня, может ты просто расскажешь мне то, что знаешь сам? Или это тайна?

— Никакой тайны, настоящие, это взрослые, ненастоящие, это просто дети, иногда жестокие дети, другое дело переход из одного состояния в другое, вот тут действительно много загадочного. Почему, одни, еще в детстве становятся взрослыми, а другие, до сорока лет остаются детьми? Жестокий, сорокалетний, ребенок, это самое жуткое сочетание. Лично, я, думаю, что все дело в жертве. Эту жертву не приносят по обязанности. Просто наступает момент и человек понимает, что если, прямо сейчас, он не принесет эту жертву, он никогда не сможет себя уважать. Жертва, это не обязательно, что — то материальное, это может быть поступок, или даже фраза сказанная во время. Человек, может, после жертвы, что — то потерять, а может и не потерять ничего, тут, уж, как кому повезет. Теперь, если ты покопаешься в своей памяти, ты можешь вспомнить, когда ты принесла свою жертву. — Наверное, у меня это случилось, не в один момент. Чуть, больше, двух лет назад, мой папа погиб в авиционной катастрофе, как видишь, в нашей семье катастрофы не редкость. Если бы и я погибла под мостом, мама этого бы не пережила, она и смерть папы переживала очень тяжело, а я просто не верила, что папы больше нет, прошло немало времени, прежде чем я с этим смирилась. А, вот, то, что маме очень плохо, я вполне понимала, тогда, я от нее почти не отходила, мы даже спали вместе.

Однажды, ночью я проснулась и услышала, как мама плачет, тихо — тихо и тогда я решила, что сделаю все что бы мама снова стала улыбаться. Я всегда была дома, много разговаривала с мамой, рассказывала ей о своих школьных делах. Мы часто ходили в кино, в парк. Я, тащила ее на аттракционы, уговаривала покататься на американских горках и постепенно все стало меняться. Мама снова стала заботиться о своей внешности, устроилась на работу, хотя папа оставил нам достаточно денег, ее улыбка перестала быть грустной. А, однажды, я в первый раз увидела, как она хохочет во все горло. Ты, тоже это видел, мы, тогда, ехали домой из порта. Ты, вообще, очень хорошо на нее повлиял. На меня тоже... А, когда ты стал взрослым?

— Я, не помню, надеюсь, что сделал, что — то хорошее.

'Эх, Маша, поздно я стал взрослым, помнится четвертак уже разменял, когда у меня совесть проснулась, вот, уж, кто детей с усами не любит. Да, не и делал я, ничего хорошего поначалу, в первый раз, искалечил одного хама, прежде, чем меня сбили с ног его дружки, не повезло ему, не почуял мою совесть, ну а мне повезло, попинали без последствий, сами же и смылись и искалеченного с собой уволокли, ну а, я, спокойно пошел домой, с чистой совестью, так сказать. Зима была, полушубок был хоть и потертый, но плотный, повезло. Свою жертву, я принес гораздо позднее, да и не было там ничего героического'.

— Майки, пойдем потанцуем? — Маша явно повеселела.

Я прислушался к музыке, в принципе сойдет и такое, что — то, ритмичное, совершенно не понятно, о чем поет гундосый солист, но нам — то, что с него?

— Пойдем, попляшем — согласился я.

На быстрые танцы желающих было много, единого стиля не было, выделывались, кто во, что горазд, но, как — то вяло, без души. Настроившись на ритм, я, выдал народу, кое, что из конца восьмидесятых, эх было время, молодость уже ушла, а зрелость еще не пришла, водка была, еще, вполне, приемлемым продуктом и сил по пьянке было невпроворот, нужно было, только, выключить мозги, что бы не думать о том, что будет утром. Маша, первое время, смотрела на меня ошалевшими глазами, потом стала осторожно копировать мои движения на пониженной амплитуде, природная пластика и хорошая спортивная форма, делали свое дело, потом, она поймала кураж и вот мы вместе в едином ритме, прыгаем с невиданным здесь темпом. Окружающие танцоры передохли от зависти, выжили только зрители. Когда музыка кончилась я увидел в глазах Маши, явное сожаление.

— Не печалься Маша, это только разминка, сейчас лабухи еще, что нибудь сбацают.

И лабухи не подвели, выдали нам ритм с еще большим темпом, вот, тут — то, мы Машей и оторвались по настоящему. Маша раскраснелась, в глазах восторг, подол платья взлетает до середины бедер, золотистое облако волос крутится вокруг ее головы, выглядела она, в этот момент, просто потрясающе! Маша привнесла в танец, что — то свое, изгибы ее стройной фигурки, были очень грациозны. Второй танец, едва не доконал Машу, по окончании музыки, я поволок ее, как раненую партизанку к нашему столику, у меня силы еще оставались, я почти не запыхался, что меня даже удивило.

— Нам, надо охладится, — сказал я вешая куртку на спинку стула — закажем мороженное?

Маша говорить пока не могла, дышала запалено, но головой покивала. Я поднял руку и официантка тут же примчалась и застыла глядя на нас с восхищением.

— Девушка! Если не хотите нашей смерти, два мороженных, любых, быстро!

Заказ был моментально доставлен, я прицелился и сумел попасть ложкой в ротик Маши, в ее глазах появился интерес к жизни, вторую ложку она съела сама, потом спросила слабым голосом:

— Что это было?

— В каком смысле? — Удивился я.

— Я, про танец, — пояснила Маша — как он называется?

— Он, еще не назван, и я собираюсь, уступить эту честь тебе.

— Майки, я, серьезно!

— Так и я, серьезен, этот танец, был впервые исполнен здесь и сейчас и ты имеешь полное право его назвать, поскольку, ты танцевала лучше меня, у меня нет твоей грации, резковат я.

Возле нашего столика появилась Кристи и азартно спросила:

— Откуда это чудо?

— Пьяный матрос из Занзибара показал — ответил я.

— Точно, так и назовем 'Занзибар' — ожила Маша.

— А, Занзибар, это где? — поинтересовалась Кристи.

— Да, не слушай ты его, не было никакого пьяного матроса, он сам все это придумал и меня втянул. Это же Майки, у него каждый день новые песни, а теперь и новые танцы начались.

У меня, все больше, крепло подозрение, что Маша где — то успела принять на грудь.

— Маша, — осторожно начал я — тебе, случайно, в мороженное, ликера не плеснули? Можно мне попробовать?

— Да, хоть, поменяйся со мной, мне тебя с твоими танцами хватило, у меня теперь молочная кислота в мышцах, а от кислоты у меня всегда сознание 'едет', эндорфины, там, разные образуются. Ты, лучше, будь джентльменом, принеси стул для Кристи, мы с ней так давно не разговаривали!

Я пошел за стулом, услышав напоследок:

— Садись, Кристи, он себе принесет...

Народу, за это время, ощутимо прибавилось, зал был большой и на поиски стула у меня ушло несколько минут, когда я вернулся, Маша уже раскрывала душу:

— Представляешь? Двое взрослых мы, с тобой, остальные дети. Представляешь, как трудно взрослому, среди чужих детей? Особенно, если эти дети, такие придурки?

Я подсел к девушкам, Кристи с интересом на меня посмотрела.

— Мэри познакомь нас.

— Майки, представляю тебе свою подругу Кристину. Кристина, представляю тебе своего парня Майкла. Ну вот и все.

— Майкл, ты правда каждый день по песне сочиняешь?

— Это, пожалуй, преувеличение.

— Почему это преувеличение, — возмутилась Маша — мы с тобой, вместе, четыре дня и у меня на магнитофоне записаны четыре твои песни. Где, здесь, преувеличение?

— Маша, ты забываешь, что новые песни приходят ко мне не каждый день, сейчас, у меня есть в запасе, одиннадцать песен и вчера их тоже было одиннадцать, так, что, сегодня, новой песни у меня не появилось.

— Ну, да, ты сегодня танцами был занят, — хихикнула Маша — новый танец 'Занзибар'! Вот уж, действительно, убойная вещь, я теперь неделю по стенке буду ходить. Сегодня еще протяну, как нибудь, а завтра, все болеть будет, так, что не встанешь! А, этому, хоть бы что! Он и после оргазма такой же бодрый, а я, почти, сознание теряю! А, ведь я, ведущий игрок в нашей команде!

— У тебя, уже есть одиннадцать песен?! — потрясенно спросила Кристина — это же целый альбом! Спой нам, что нибудь, я договорюсь с музыкантами.

— Я, не могу, авторские права еще не оформлены.

— Две песни может спеть! — Сдала меня Маша — Мама, утром, отправила заявку на 'Детку'.

— Маша, ты, же сама, не любишь здешнюю публику, зачем тебе это?

— А, пусть завидуют! Особенно, вон та крыса! — Маша указала на девушку с которой у нее случилась размолвка — А, ты, пой не для них, а для нас с Кристи, мы теперь с ней подруги! Майки, ну не будь таким противным, я, ведь, станцевала для тебя, думаешь я, стала бы так напрягаться для этих? — Она повела рукой вокруг.

— Ладно, но спою только 'Детку', до 'Отеля' здешняя публика еще не доросла.

Кристи тут же устремилась к сцене.

— Куртку одень, — сказала Маша — а, то ты, какой — то помятый. Причесать бы тебя еще.

— Ты, на музыкантов посмотри, — сказал я одевая куртку — хоть, одного причесанного видишь? Вот и не будем выходить из образа.

Наступила музыкальная пауза.

— Пойдем, Майки, Кристи нас зовет.

Я оглянулся, Кристи, энергично, размахивала руками прямо на сцене. Мы пошли к сцене, меня совершенно не волновала малолетняя публика, больше заботила техническая часть, не хотелось нарваться на паршивый микрофон, перспектива бренчать на убитой гитаре тоже не радовала. Я заранее вытащил из кармана джинсов камертон и поднялся на сцену, Маша осталась внизу неподалеку. Один из лохматых подошел, пожал мне руку и спросил:

— Песня, действительно, новая?

— Только, вчера родилась. Гитару, бы мне ,не убитую.

— Ритм? Соло?

— Ритм.

Отобрав у одного из музыкантов гитару, он вручил ее мне, я пробежался по струнам, не такие уж они и лабухи, первую струну, пришлось подстроить самую малость.

— Тебя объявить, или сам объявишься?

— Сам, где микрофон получше?

— В центре.

Я, вышел к микрофону и увидел, совсем близко, улыбающуюся Машу, рядом стояла Кристи.

— Прошу внимания, — строго сказал я — сейчас вы услышите новую песню, она называется 'Сдавайся детка!' и посвящается моей девушке Мэри Кендал.

Отыграв проигрыш, я запел стараясь передать атмосферу праздника, потертый шуровский микрофон, оказался вполне качественным, публика внизу завелась моментально, народ падок на новое, из — за столиков, посыпались посетители на площадку для танцев, Кристи тоже танцевала, Маша, видимо, еще не могла. Первым проснулся бас — гитарист, очнулся барабанщик, а вот и соло — гитара вступила, сам я уверенно держал ритм и теперь мы играли полным составом, но мой голос уверенно перекрывал все и звучал очень задорно, призывая оторваться по полной. На последнем куплете, даже Маша пыталась танцевать, но получалось у нее плохо. Песня закончилась, народ хлопал не жалея рук, кто — то пронзительно свистел, Маша с Кристи сияли, как именинницы, я сдержано поклонился и ушел со сцены. Внизу я попал в Машины объятья, она гордо поглядывала по сторонам, убеждаясь, что все увидели, кого она обнимает. Кристи стояла рядом и тоже радовалась своей инициативе. Ажиотаж поутих и я отвел девушек к нашему столику.

Остаток вечера, мы провели за очень милой беседой. Маша не могла больше танцевать. Теперь она считала Кристи, своей близкой подругой и пожалуй это было взаимно. Как смешной случай, Маша рассказала Кристи, как ее мама ошиблась, посчитав, что у нас уже был секс. При этом, сама смеялась, сильнее, чем Кристи.

— У тебя, классная мама, — в голосе Кристи, проскользнула нотка зависти — представляю, что бы мне устроила моя мама, если бы я провернула такой фокус.

— Может и мне бы досталось, если бы это был, кто — то другой, — сказала Маша — но, Майки, мама очень любит, вот я и пользуюсь этим. Она ему, сегодня, свой 'Мерседес' доверила, очень сомневаюсь, что мне доверит, когда мне исполнится шестнадцать.

Мне стало стыдно, что я сегодня заподозрил Нину Александровну в том, что она меня использует, чутью Маши было больше веры, чем моим подозрениям.

— А, что Майклу всего шестнадцать? — Удивилась Кристина — Получается, мы с ним одногодки?

— Ну, да, — понимающе улыбнулась Маша — я тоже сначала удивлялась, какой у него серьезный вид, потом привыкла, теперь даже нравится, что у меня такой серьезный парень. С нашими придурками не сравнишь!

— Эй, народ, я вообще — то здесь, рядом с вами сижу, хватит меня обсуждать! Давайте я вам лучше анекдот расскажу:

В кинотеатре начался фильм, с громким треском, входит опоздавший мужчина, он идет по проходу и громко спрашивает всех:

— Это, какой ряд? Это, какой ряд? Это, какой ряд?

Наконец, он находит ряд и теперь, уже двигается по ряду спрашивая всех:

Это, какое место? Это, какое место? Это, какое место?

Наконец, он находит место и сидит там, молча, целых пять минут, потом, спохватывается и достает из кармана бутылку виски. Громко спрашивает у соседа справа:

— Штопор есть?

— Нет!

Он поворачивается к соседу слева:

— Штопор есть?

— Нет!

Мужчина оглядывается вокруг и замечает, что через четыре ряда, в лучах экрана, сверкает, чья — то лысина и громко кричит:

— Лысый, у тебя штопор есть?

Возмущенный лысый, громко кричит ему в ответ:

— Нет у меня никакого штопора, отстань от меня!

Тогда, находчивый мужчина, долго и нудно выбивает пробку, хлопая ладонью о дно бутылки, наконец, бутылка громко чпокает и пробка улетает далеко. Какой то ребенок, громко вскрикивает и начинает жаловаться маме.

Мужчина спрашивает соседа слева:

— Стакан есть?

— Нет!

Мужчина поворачивается к соседу справа:

— Стакан есть?

— Нет!

— Лысый, стакан есть?

— Нет у меня никакого стакана! Отстань от меня!

Мужчина подумал и повернулся к соседу слева:

— Прямо из бутылки будешь?

— Нет, не буду!

— А, ты, прямо из бутылки будешь?

— Нет, не буду!

— Лысый! Прямо из бутылки будешь?

И, тут, весь зал, как, один человек, громко кричит:

— Лысый, пей!!!

Девушки засмеялись, потом Кристи посмотрела на часы, у нас с Машей, по известной поговорке, часов не было, оказалось, что уже половина девятого и все сразу заторопились. Маша вспомнила, что обещала вернуться в девять, а Кристи уже опоздала, на полчаса. Мы, рассчитались по счету, оказалось, что мы с Машей 'усидели' двадцать семь долларов, три доллара я оставил на 'чай' и судя по виду официантки, это было щедро.

Хорошо, что нам было по дороге, мы загрузились в 'Мерседес', сделав небольшой крюк, Маша опять была за штурмана, подвезли Кристи. Девушки обменялись телефонами, пользуясь случаем и я записал телефон Маши, прямо на карте, Автомобильные часы показывали, что мы успеваем и я аккуратно, без спешки доставил Машу домой. В холле нас встречала Нина Александровна. Маша, хромая на обе ноги, подошла к маме, что бы обнять ее.

— Ну, молодежь, как погуляли? — Насмешливо глядя на Машу, спросила Нина Александровна.

— Все было, просто, замечательно! — Обнимая маму воскликнула Маша — Как, мы, танцевали! Я пыталась угнаться за Майки, завтра ноги будут болеть. Потом, Майки пел со сцены новую песню! Он, ее мне посвятил! Ты, бы видела, какими глазами на меня смотрели девчонки!

— Ну, а ты, Майкл, что молчишь? Тебе, что, не понравилось? — Подначила меня Нина Александровна.

— Почему не понравилось? Мне, просто, не с чем сравнивать, но раз Маше понравилось, значит, действительно, хорошо погуляли!

Маша отпустила маму, подняла подол платья до середины бедра, присела на корточки, скинула туфли и принялась растирать свои голеностопы.

— Да, что такое, — возмущенно сказала она — наверное, это из — за каблуков! Не буду больше с Майки ходить на каблуках, а, то, он меня калекой сделает! Мама, представляешь? Прыгал выше меня и даже дыхание себе не сбил!

Она поглядела на меня и на ее лице появилось лукавое выражение.

— Майки! Отнеси меня в мою комнату, ты, же видишь, я, пострадавшая!

— Маша, что за фантазии? — Улыбнулась Нина Александровна.

— А, что? Это, он, меня, втянул в эти танцы!

Я, подхватил Машу на руки.

— Майкл, не урони ее — заволновалась Нина Александровна.

Машка, насмешливо смотрела на меня и я решил поставить ее на место, а, то, потом, совсем на шею сядет. Хорошенько вложившись в усилие, я подкинул ее в вверх. Маша, сверкнула трусиками, азартно завизжала и улетела на верх, на высоту на много больше метра, от моей головы. Я, поймал ее и впервые, осознал, что со мной, что — то не так, даже в своем взрослом теле, я не смог бы ее подкинуть так высоко. А, я, ведь и в той жизни, хиляком не был. Если она, действительно, весит тридцать восемь килограммов, то со мной, что — то не то. Маша, посмотрела на маму, которая держалась за сердце, счастливыми глазами, уцепившись за мою шею, дотянувшись ртом до моего уха, намекающе прошептала:

— Пойдем в мою комнату, у нас еще дела есть!

Оставив ошарашенную Нину Александровну, я, легко взлетел по лестнице, с Машей на руках и скрылся в коридоре. Мы, добрались до комнаты Маши.

— Подкинь меня еще раз! — Потребовала Маша, отпуская мою шею.

'Поставишь ее на место, как, же, — подумал я, глядя на верх — Если бы, здесь, потолки были, как у нас, Машка бы разбилась'. Осознал я, с запоздалым страхом. Здешние, четырехметровые потолки, делали полеты безопасными. Я, подкинул Машу четыре раза. Она больше не визжала, только, посматривала на меня восторженно — счастливыми глазами. Потом, я ее скинул на постель и потребовал оплату за услуги.

Мы, целовались минут десять.

— Ой, Майки, платье изомнется, — опомнилась Маша — сейчас, я, сниму платье, а, потом, ты меня потискаешь!

Пока, Маша, пристраивала свое платье в шкаф, я тоже скинул кожаную куртку. Не успел, я полюбоваться ее стриптизом, как она сократила дистанцию, бросилась и завалила меня на постель. Потом, я ее ласкал, Маша прогибала спинку, судорожно вздыхала, когда я добирался до ее чувствительных мест.

— Надо, в твою дверь замок врезать, а, то, я, все время, жду, что кто нибудь войдет.

— Мама, не войдет, она же понимает, что мы с тобой, сюда, не в шахматы пришли играть.

— А, дедушка?

— Дедушка, по лестнице, больше не поднимается, в этом году такого, точно, не было.

Маша, лежала рядом, в одних трусиках и на моем одетом фоне, выглядела, слишком, обнаженной. Я, пошлепал Машку по попке, она устроила свою голову у меня на груди, я, снова, стал, ее гладить по спине и она замерла принимая мои ласки.

— Через десять минут, я ухожу.

— Давай, через двадцать?

— Не могу, я и так, тянул до последнего, к одинадцати, мне надо быть дома, отец, сегодня, не должен ложиться спать в одиночестве.

— Это, да, как, все, странно случилось, ты потерял маму и тут, же нашел меня, теперь, я, буду о тебе заботится.

Потеря мамы, честно говоря, меня не напрягала, как, это ни жестоко, но это было, кстати. Мне, бы, не удалось, обмануть мать моего предшественника, сердце матери не обманешь. С отцом, все получилось, только, потому, что он, редко бывал дома, повезло мне, как всегда. Я, еще в той жизни, был везунчиком, в нашей компании, только, я, не был на зоне и до сорока лет дожил, только, я. Кто — то остался под номерным бугорком, на зонах нашей бескрайней Родины, кто — то переселился на городское кладбище. Я, умер, когда мне было, шестьдесят шесть лет, по сравнению с дедушкой Маши, вроде бы не много, но учитывая образ жизни, который я вел, это, когда, водку считают литрами, а выбитые зубы, всего, лишь повод, для безобидных шуток, я прожил долгую жизнь. После смерти последнего друга, мне хватило здоровья, еще на двадцать шесть лет, полноценной жизни. Я, ни, чем не болел, а самое главное, сумел сохранить свой разум, в работоспособном состоянии. Да и моя внезапная смерть, тоже, была везением, по большому счету, кому еще давали возможность, прожить вторую жизнь? Время вышло. Я встал, произведя в уме не хитрые подсчеты, извлек пятерку баксов из кармана кожаной куртки и одел свою, джинсовую куртку.

— У тебя найдется, еще одно место в шкафу?

— Конечно, Майки, давай я повешу ее, я, буду хранить, эту куртку для тебя!

Маша показала, просто, чудеса ловкости, она буквально запрыгнула в свои шортики, едва прикрывшие ее трусики, грациозно изогнувшись, влезла в свою коротенькую майку, с крупным зайцем на груди и надписью 'Пейте морковный сок!'. Взяла меня за руку и мы пошли, заглянули в комнату Нины Александровны, она меня обняла на прощание, под ревнивым взглядом Маши, вышли из дома, остановились у машин, где я поцеловал Машу, несколько раз, ворота открылись и я уехал, оставив свою грустную девочку.

Отец еще не ложился, он встретил меня в коридоре и сказал:

— Там, еще осталась, твоя стряпня, разогрей себе, если голоден.

Я, пошел на кухню, подогрел то, что оставалось в кастрюле, получилась довольно крупная порция, когда я начал есть, пришел отец и сел напротив меня, он ничего не говорил, смотрел на, что-то видимое, только, ему. Мы с минуту помолчали, потом, он спросил:

— Ты, совсем ее не помнишь?

— Нет, извини.

— Ты, ни в чем не виноват, это, просто, несчастный случай. Зато, ты, не чувствуешь боль...

Глаза его стали тоскливыми и он продолжил:

— Ты, должен знать, она тебя очень любила, жила ради тебя, после твоего рождения, я, всегда, был для нее, на втором месте... Ладно, я, пошел спать, ты тоже не засиживайся.

Я, помыл посуду и в подавленном настроении, решил ложится спать, а, что еще делать? Отец уже лег. Я, расправил измятую, после нашего с Машей эротического свидания, простыню и лег, долго ворочался, сожалея, что рядом нет Машки, вместе с ней, мне, удивительно, хорошо спалось, вдохнул запах ее волос, моя щедрая девочка оставила мне свой запах и наконец забылся тревожным сном.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Мое сердце сжала невидимая, жесткая рука, я, судорожно вздохнул и Земная гравитация оставила меня. Видимая картинка повернулась на девяносто градусов, я видел окно, пронзительную синь неба и ослепительные, мультяшные облака. Поле зрения стало отдалятся от меня, превратилось сначала в туманное пятнышко, потом, в точку, потом, исчезло и это. И я, остался один. Душа содрогнулась от глобальности потерь, бесконечная тоска придавила мою душу. Я, чувствовал Его, Он был далеко.

Его равнодушие, просто, убивало меня, но, как можно убить того, кто уже умер?

Время остановилось, мысли исчезли, остались, только, чувства. Я, пережил сначала одну бесконечность, потом, другую. Наконец, чья — то милосердная воля, погасила мое сознание.

Он был в домашнем халате, сидел за огромным письменным столом, а в метрах двух от него, сидел я, в большом, кожаном кресле. Я, огляделся, большой кабинет, пожалуй, позапрошлого века. Встретился взглядом со стариком.

— Как, можно, быть таким безответственным? — Напористо спросил он — О чем ты думал, когда сляпал эту штуку?

— Вы, про установку говорите?

— Про нее, что будет, если она попадет в чьи — то преступные руки? А, она попадет, именно к негодяям, в конце — концов все и попадает.

— А, вы кто?

— Смотрящий, присматриваю тут за вашим сектором. Что, делать будем?

Он посмотрел на меня пронзительным взглядом и я отвел глаза. За окном клубилось нечто.

— Что, это? — Растерянно спросил я.

А, — отмахнулся он, — энтропия напирает, создал кластер, что бы мы могли поговорить в привычной для тебя обстановке, вот и напирает. Что, делать будем?

— А, что я могу? По моему, я, умер.

— Ну, знаешь, ли, одному на все плевать! Другой умер! А, я, что, рыжий? За вас, за всех, расхлебывать?! Болтаешься в Отстойнике и в ус не дуешь, а, я, тут, за тебя думать должен?! Это, ведь ты, ее сделал?!

— Ну, сделал, — я, тоже повысил голос — интересно было, вот и сделал! Отстойник, это ваша работа? Я, там, болтался миллионы лет! Не могли раньше вытащить?!

— Отстойник, объективно существует! Я, здесь, ни при чем и времени, там, нет! Время, это, знаешь ли философская категория! А, не физическая, как тут некоторые думают! Нет, ну, надо же! Понятия не имеет о времени и сделал такую гадость! Да, она работает, только потому, что ты в это веришь! Поверил в чудо, вот чудо и случилось! И никакой гарантии, что она перестанет работать после твоей смерти!

Другое дело, что я, тебе память сохранил, понятие о времени у тебя осталось, вот и пришлось тебе хлебнуть лиха, а, на кой черт, ты мне без памяти? Сидел бы, сейчас, здесь, пузыри пускал! Ладно, давай договариваться, ты ведь хочешь вернуться?

Его, голос стал подозрительно участливым и я насторожился, давно перестал верить в бесплатные подарки.

— Мне, некуда возвращаться, — сказал я — мой мир исчез, я, своими глазами, это видел.

— Твой, исчез, — легко согласился он — а, другие миры остались, подыщем тебе тихий, уютный, мирок...

— Вы, хотите сказать...

— Ну, да, ну, да, сколько людей, столько и миров, это же так просто!

— Но, как, же так... — Растеряно сказал я — Люди, же встречаются, руки друг — другу пожимают...

— Так, никто и не спорит, миры постоянно соприкасаются, это, как, броуновское движение.

— Вы, точно это знаете?

— Знаю,что?

— Ну, что у каждого свой мир?

Его лицо недовольно сморщилось.

— Ну, бывают редкие исключения, если двое, очень сильно, хотят оного и того же, то, какое — то время, могут жить в одном общем мире. Но, это, из разряда чудес. Обычно все, как положено, спят в одной постели, а живут в разных мирах!

Он, говорил со мной, но смотрел не в глаза, а примерно на мою грудину. 'У меня, что грудь в соплях? А, что, после отстойника, вполне может быть'. Я, посмотрел себе на грудь, соплей не было.

— Куда вы смотрите? — Спросил я.

— На Искру твою любуюсь, — завистливо сказал он — если, бы, не твой косяк, прямая дорога, была бы, в Высшие Сферы. Чисто белая... Лет сто такую не видел... Энергия Творца, так и прет!

Ну, на нет и суда нет, — сказал я торопиво — нельзя в высшие сферы и бог с ними, давайте обсудим мое возвращение на Землю!

Ну, с рождением ничего не получится, это память надо затирать, а, что за миссия без памяти? Так, что Рождество, теперь, не для тебя!

— Бог, с ним с Рождеством, давайте уточним, цели миссии.

— Уничтожишь свою установку, утопишь в Марианской Впадине, или разберешь по винтику, мне без разницы!

— Но, мой мир исчез и установка исчезла вместе с ним, как же до нее добраться?

— Твой мир исчез, а вот, мир твоего соседа — алкаша остался, ты там скоро завоняешь, он вызовет участкового, тот вызовет слесаря, они вскроют твою дверь и что они там найдут?

— Ладно, ладно, я, все понял, давайте продолжим обсуждение, моего возвращения!

— Ну, в кого ни попадя,тебя, не вселишь, грех на мне будет, если такая искра, достанется, какому ни будь уроду, но ты не волнуйся, подыщу, я, для тебя, что ни будь красивое.

— На женское тело не согласен, — сказал я поспешно — лучше обратно в Отстойник!

— Книжек, что ли начитался? — Сказал он брезгливо — Фантазия у людей убогая, вот и пишут разную дрянь!

— Да, когда, мне было книги читать? — Сказал я возмущенно — С одной стороны друзья, с другой — жена! То, похмелье, то, денег нет! То, зубы вставлять надо! То, на зону, передачу другу собирать! А, потом, вообще, некогда стало!

— Верю, верю, что не читал, оно и правильно, теперешние книги читать, только Искру пачкать!

— Значит, договорились, — сказал я заискивающе — это, будет молодой парень, симпатичный, здоровый, ну и хотелось, что бы, высокий был, я, ведь по жизни, высокий был. Я, долго проживу?

— Это, уж, как по Судьбе выйдет, — угрюмо сказал старик — терки, у нас с ней, последнее время, я, ведь мог тебя остановить, так, нет! Судьба, твою мать!

И, тут, я, вспомнил ВСЕ.

— Так, падение Машки, это, твоя работа?! — Сказал я, надвигаясь на Старика — Значит, катастрофу на мосту, ты устроил?!

— Окстись! — Жалобно воскликнул Старик, закрываясь от меня скрещенными руками — Вот, уж, с кем, не стал бы связываться, так это с ней. Да от нее, Высшие Сферы, постоянно трясло! Сам, Высший Иерарх, ничего не мог с ней сделать! После, последнего скандала, с самой Судьбой, сцепилась, трясла ее, как грушу! Та, так, и эдак и ничего! Пришлось ей расколоться, показала ей, ее Любовь! Плюнула на Судьбу, засветила своей памятью Высшему Иерарху, прямо в лицо! И сорвалась на Землю! Самовольно, вселилась, там в зародыша, а, за такое, наказание очень суровое! Только, кто же с ней будет связываться? Творец, больше никому не отвечает, а Высший Иерарх ее, просто, боится! Да они, там, просто, молятся, что бы она пожила на Земле подольше! Ну, сейчас — то, там, все успокоились, Континиум, больше не трясет, да и ей самой хорошо, нет памяти и нет проблем! Нашла свою любовь и счастлива! А, ведь знала, что после падения с моста, может погибнуть. У тебя — то, свободу воли никто не отнимал! Ты, мог, ее и не спасать! А, теперь, сам спас, сам и мучайся! Одному, Высшему Иерарху плохо, до сих пор, не может отделить ее память от своей. Хотя, говорят, что и он успокоился, коллекционирует, теперь, дорогое, женское белье...

Я, проснулся в холодном поту. Чушь, какая — то приснилась. Попробовал, бы, я, Старику угрожать! Да и про Машку, я, тогда ничего не знал. Хотя, по фактам, если убрать гротеск и разговоры о Машке, все так и было. Особенно, смерть и Отстойник. Я, вытер холодный пот простыней. Дома было тихо. За окном, шуршал по листьям дождь. Я, встал, поплелся в ванную, сделал свои дела, прошелся по дому, отца не было, а время, уже десять часов, сварганил себе яичницу с помидорами, поел и когда мыл посуду, в дверь кто — то позвонил. Чертыхаясь и стряхивая воду с рук, я, пошел открывать дверь. На крыльце стоял растрепанный, долговязый парень, с тусклым выражением лица. Нет, он не был, выше меня ростом, просто, был настолько худой, что выглядел долговязым. Он держал в руках два больших полиэтиленовых пакета. Из одного пакета торчал гриф акустической гитары.

— Я, ничего не покупаю — сказал я на всякий случай.

— Очень смешно — сказал он, с унылым видом.

Он, протиснулся мимо меня и пошел в глубину дома. Я, уже, сообразил, что это знакомец моего предшественника и пошел за ним.

Он, вошел в мою комнату, как к себе домой. 'Надо, его отваживать от дома, на хрена мне, тут, посторонние?' И начал, разгружать пакеты. Кинул гитару на мою не заправленную постель, положил на стол, полиэтиленовый мешок с проводами и кассетами, извлек из пакета кассетный магнитофон фирмы 'Панасоник'.

— Извини, что раньше не вернул, — сказал он — меня в лагерь сослали.

У меня в голове, замелькали пейзажи с колючей проволокой.

— В, каком, лагере чалился? (Обычный вопрос, для нашего брата)

— В летний лагерь, меня отправили, ты, что, еще не проснулся?

— Так, вроде, не сезон.

— Вот, в начале сезона меня и отправили!

— Тогда, ты рано вернулся.

— Я, сбежал! Рыжий Скотти и Рваный Бил, только, на до мной и издевались, с нашего курса, больше никого не было.

Похоже, мой знакомец, из морально опущенных. Надо, от него, как — то дистанцироваться, жизнь, она полосатая, я, его прошлого не знаю, не со всеми, можно, из одного стакана пить.

— А, что, родители сказали?

— Так, нет их, уехали во Флориду, сестра, только, осталась, тоже не подарок!

— Слушай, я, вопрос задам, ты, не удивляйся и ничего не спрашивай, просто ответь на вопрос. Мы, договорились?

— Зачем, такое длинное предисловие?

— Мы, договорились?

— Спрашивай.

— В школе, я, по жизни кто?

К моему удивлению, он сразу понял о чем речь.

— Ботаник, как и я, думаешь я, поверю, что ты, это забыл? Я, вот, тоже, рад бы забыть, да не дадут!

— Моих вещей, у тебя больше не осталось?

— Нет. Слушай, объясни мне, что происходит?

— Пошли на выход, там все объясню!

Я, довел его до двери и вытолкнул на крыльцо.

— Ко мне, больше не ходи, ни о чем не спрашивай, не друг, я, тебе больше и ты мне не друг!

Я, закрыл дверь, увидев напоследок, его изумленные глаза. Вот, так, вот, балласт нам не нужен. Неприятная сцена, но необходимая. Я, тоже, должен заботится о своей репутации! Как, говориться, скажи мне, кто твой друг!

Надо было подумать, что приготовить на обед и я пошел на кухню исследовать семейные припасы. Учитывая, то, что отец, будет приходить и уходить когда ему вздумается, годилось, только, то, что можно разогреть, без потери вкусовых качеств. Я, пошарил по квадратным, пластиковым контейнерам. Была гречка, был рис, а уж сколько овса, здесь, запасли! Впору лошадь заводить. В принципе гречка с гуляшом вполне подойдет. Гуляш подогрев легко переносит, а гречку можно подогреть в водяной бане. И я, начал процесс готовки, приготовлю на целый день и больше меня дергать не будут. Справился за час, укрыл гречку одеялом и хотел идти в подвал 'ставить' руку, как раздался телефонный звонок.

— Хелоу?

— Майки! — Услышал, я, радостный голос Маши, впрочем, ее интонация, тут, же стала обиженной:

— Не звонишь и не едешь, совсем меня забыл?

— Какие поездки? — Сказал я укоризненно — Еще, только, двенадцатый час!

— Но, позвонить, ведь, мог?!

— Прости, котенок, проснулся поздно, потом, на кухне зашивался! Но, я, исправлюсь! Завтра, как, только, встану, так, сразу тебе позвоню! Даже, зубы чистить не буду!

— Нет, уж, зубы, все же, почисти, — засмеялась Маша — у тебя красивые зубы, за ними нужен уход! Когда приедешь?

— Пока, не могу сказать, я, еще, сегодня, отца не видел. Вот, вернется отец, тогда, можно будет планы строить.

— Но, сегодня, ты, точно, ко мне приедешь?

— Приеду, с вероятностью, девяносто девять процентов!

— А, почему девяносто девять? Один процент куда девался?

— Оставил, на случай падения метеорита!

— А, они, что, так часто падают? Целый процент оставил!

— Вероятность, конечно, меньше процента, просто, не хотел с дробными числами связываться. Маша, как наши песни поживают?

— А, да! Я, ведь, звоню из — за этого! Я, закончила песню, 'Жизнь удивительна' теперь, тебя жду, проверить надо!

— Сегодня, обязательно приеду, если, конечно, метеорит не упадет. Пока Маша!

— Пока Майки! Майки... Ты, назвал меня котенком... Я, некоторое время, послушал гудки, потом повесил трубку. Едва, я отошел от телефона, как он снова зазвонил. 'Машка, что — то забыла', но это был отец:

— Хорошо, что ты дома, никуда не уходи, через час приеду, нужно купить тебе костюм... Вырос ты, уже, из старого костюма, перед людьми неудобно будет...

— Хорошо, буду дома.

Я повесил трубку и пошел в подвал.

Как ни странно, но мне понравилось, то, что я, видел в зеркале. Не уважал я костюмы раньше, мягко говоря. А, галстуки, так, вообще, ненавидел всеми фибрами, да и одевал — то их, считанные разы. В зеркале отражался симпатичный парень, строгие линии, стройный, где — то, даже, элегантный. Умеют ,же, делать капиталисты! Я, посмотрел на бирку болтающуюся на рукаве. Двести двадцать баксов?! Папаша, совсем, с глузда съехал?! Я, же, его одену, считанные разы! Потом, опять вырасту!

— Берем! — Сказал отец за спиной.

Ко мне, тут же, подскочила менеджер. Черт! Ловкая девица. Думал и брюки сдернет, вместе с трусами! Я, стянул с себя галстук, задернул шторку и шустро перепрыгнул в свои джинсы. Кто их знает, этих менеджеров. Мы прошли на кассу, отец расплатился, наши покупки завернули, погрузили все это в фирменный пакет и мы пошли на выход. Мы сели в отцовский 'Мустанг' и отец спросил:

— Тебе, сейчас куда надо?

— Домой, конечно, я без фургона, как без рук, вернее, как без ног. Не помню, я, автобусных маршрутов.

— Ничего, ничего, потихоньку приспособишься, там бензина много осталось?

— Меньше трети бака.

Отец, достал бумажник, выстегнул оттуда пятидесяти долларовую купюру и протянул мне.

— Это, тебе на неделю.

Я, взял деньги, где — то под грудиной глухо заворчала совесть. 'Заткнись! Мысленно прикрикнул, я, на нее, без тебя тошно! Чего уж, теперь, после костюма'.

— А, костюм было обязательно покупать? Могли на прокат взять, все равно, я, скоро вырасту.

— Ты, последний мужчина в нашем роду! Ты, не никогда не будешь носить вещи из проката! Мы не бедствуем! На похоронах мамы, ты должен выглядеть достойно!

Некоторое время мы ехали молча, потом, я, спросил:

— Когда похороны?

— Похороны послезавтра, завтра прощание. Ее лицо, было, сильно повреждено рулевой колонкой, поэтому все так и затянулось. Я, ведь деньги в бюро еще из Детройта перевел, что бы они могли начать работу и все равно, задержка случилась.

Он, кинул взгляд, на мой застегнутый ремень безопасности и сказал:

— Когда тебе было двенадцать лет, ты разбил нос о спинку переднего сидения. Вы с мамой, тогда, ехали в центральный Нью — Йорк покупать твою первую гитару, а на дорогу выскочила собака. После этого, я, установил ремни безопасности на все наши машины... Маму это не спасло...

Его взгляд стал грустным и задумчивым. Потом, он сменил тему:

— Я, был в страховой компании, машину нам заменят. Мама проглядела один пункт в договоре, наличными получить не удастся. Но, может, это и к лучшему, не все, же тебе, ездить на старом фургоне. Считай, это, ее последним подарком.

— Спасибо.

'Что — то плюшки густо посыпались, — подумал я — за белой полосой, идет черная, как бы мне в прожарку не залететь'. Отец поморщился:

— Не успели мы, тебя застраховать... Кто же знал, что так получится.

' А, вот это, большая удача, страховщики, напустили бы на меня мозголомов, могло дело и до гипноза дойти. Говорят, что сильный гипнотизер, может заставить человека, вспомнить свою предыдущую жизнь. А, со мной и напрягаться не придется, я, ее и так помню'. Отец лихо промчался по подъездной дорожке и резко затормозил на площадке перед гаражом. Когда, я, стал освобождаться от ремня он спросил:

— Может, съездим, куда нибудь пообедать? Или, сам будешь готовить?

— Уже, все готово, — сказал я — надо, только, разогреть.

Мы прошли в дом, разошлись в холле и я сказал ему вслед:

— Через пятнадцать минут, все будет на столе.

Мы обедали, отец смотрел равнодушным взглядом, прямо, перед собой и был где — то далеко. Потом он посмотрел мне глаза:

— Всего одно блюдо, непривычно, твоя мама готовила много разного, мне, конечно, не все нравилось, но я не говорил ей об этом. Хотя, если, в доме одни мужчины и нет детей, то и так будет неплохо. Много, я, упустил в жизни, постоянно в разъездах, не заметил, как ты взрослым стал. Мне казалось, что без мамы, здесь все рухнет, придет в запустение, но ты, пока, справляешься. В доме пахнет едой.

Я, стал убирать со стола, а он поехал по своим делам. 'Пока, я, тут один, надо проверить свои физические возможности, не должен, я, по возрасту быть таким сильным, Машка летала вчера, как воздушный шарик'. Я, прошел в свою комнату и легко встал на руки, прошелся по комнате на руках, 'ну, это, я, положим и в прошлой жизни умел'. Добрался до стены и опираясь на нее пятками приобрел, некоторую устойчивость. Плавно сгибая руки, коснулся головой пола, а, теперь отжаться и еще раз! Отжавшись десять раз, я почувствовал легкую усталость в мышцах, а, теперь еще десяток! Оттолкнувшись от стены пятками, я, приземлился на ноги и встал. Впечатляюще! У меня и в лучшие годы получалось, только три раза, да то не всегда! Очень, уж неудобная позиция для жима. Я открыл створку шкафа, разделся до пояса и всмотрелся в зеркало. 'Обычный подросток, высокий, пожалуй, для своих лет, жира нет, да и мышцы не впечатляют, хотя и ребра не просвечивают. Очередная плюшка? Это, только, от Старика может быть'. Зазвонил телефон и я пошел в коридор.

— Я слушаю.

— Майкл, это ты?

— Я, кто это?

— Это, я, Крис, мы с тобой встречались на озере.

— Я помню.

— Наши, собираются, сегодня на репетицию, ты сможешь подъехать?

— Куда?

— Ну, если ориентироваться от озера, то по Виктори Бул, до Остин Плейс, в общем, Остин Плейс 12.

— Что это?

— Обычный дом, я тут живу.

— Во сколько?

— Это, ты, сам решай, мы ведь из — за тебя собираемся.

— Через час.

— Договорились!

Я огляделся, обычный гараж, стены, до самого потолка, были заставлены крупными параллелепипедами прессованной соломы. 'Голь на выдумки хитра, — подумал я — тот, кто додумался, улучшить акустику этой бетонной коробки, таким оригинальным способом, наверное, раньше был фермером?'

— И, как, акустика? — Спросил я Криса.

— Не студия, конечно, но гораздо лучше чем было.

Кроме нас с Крисом, здесь было еще четыре парня, я перезнакомился со всеми и пошел смотреть оборудование, Крис пошел со мной. Я, подошел к усилителю мощности, в общем — то компактный ящик, размером с системный блок, учитывая его ламповую начинку, размеры были весьма скромными. Изогнувшись посмотрел на его заднюю стенку, МЛ 350 прочитал, я, его маркировку. Прямо, на его темно — коричневой крышке, заводом изготовителем, была нанесена белой краской, блок — схема усилителя.

— Триста пятьдесят, это мощность?

— Да, но сейчас, он столько не дает, даже на слух чувствуется. — Пожаловался Крис.

— Наверное, эмиссия подсела.

— Подсела, что?

— Электронная эмиссия подсела, у такого оборудования, лампы надо менять каждый год. Очень тяжелый режим работы, он же греется, как утюг!

— Ты разбираешься в этом?

— Не то, что — бы именно в этом, но в том, что у него внутри, разбираюсь.

— Слушай, тебя сам бог послал, — обрадовался Крис — у нас, еще один такой же есть! Мы собирались сделать стерео — звучание, но он гудит со страшной силой!

— Привозите домой, здесь, условий нет для ремонта. Запиши мой адрес.

Я продиктовал Крису адрес, он записал его в свой блокнот, подтянулись ребята и стали подключаться к микшерскому пульту. Я сходил к машине, принес свою гитару, ну и педаль для фузз — эффекта, тоже прихватил. Крис меня подключил, усилитель уже нагрелся, я сделал несколько пробных аккордов. Музыканты посмотрели на меня выжидательно и я запел 'Сдавайся детка'. Я пел, не обращая внимания на их ошибки и в последнем куплете, они, вполне, прилично отыграли свои партии.

— Еще раз — потребовал Крис.

И я, запел снова, я, не использовал фузз — эффект и не импровизировал, играл строго по основной теме, что бы не сбивать музыкантов. Гитаристы и барабанщик играли, уже, вполне, на уровне, а клавишник — Крис, все еще экспериментировал на своей 'Ямахе', под конец и он нашел свою манеру игры. Мы сыграли 'Детку' еще раз и народ единодушно решил, что лучше, уже ,быть не может. С 'Калифорнией' все было не так радужно, именно, в этой песне, я не мог допустить, что бы они играли отсебятину, все мое естество, протестовало против этого. Мы поспорили, я был вынужден прямо заявить, или они играют, так, как я, хочу, или мы эту песню в репертуар не включаем. К моему удивлению, Крис меня поддержал. Я, давно, заметил, что он, посматривает на меня с явным любопытством. С гитаристами, было не так уж и сложно, я просто пел и показывал каждому гитаристу его партию. Даже басисту — Дику, сумел показать его рисунок игры, на своих басовых струнах, а вот с клавишником — Крисом, дело встало намертво, не мог я ничего показать клавишнику, на своей гитаре. Мои жалкие попытки, показать, что-то Крису, играя на одной струне, с треском провалились! Я прекрасно 'слышал', как все должно играться, но, как до них это донести? Я, ведь, даже, нот не знаю! 'Губная гармошка! — Осенило меня — Сколько лет, я ее в руках не держал? Ничего, немного тренировки и все получится'.

— Крис, где можно, срочно, найти губную гармонику? — Спросил я.

— А, чего ее искать? — Удивился Крис — У Ренди в машине валяется, он, как напьется, так и начинает на ней пиликать.

Наш соло — гитарист, хмыкнул и пошел к своей машине.

Старый верстак приютил нашу компанию, ребята сидели на перевернутых ящиках, пили пиво прямо из банок и оживлено обсуждали наши перспективы. Я решил воздержаться от спиртного, у пива очень стойкий запах, а терять доверие отца, мне не хотелось. Да и выпил, я, в прошлой жизни, столько, что на две жизни хватит!

— Имея свой репертуар, — горячился Крис размахивая руками — мы будем по настоящему не зависимы! Даже спонсоры нам не понадобятся! Если, все песни будут такого уровня, то нас обязательно заметят! Майкл, остальные песни такого же уровня?

— По каким критериям сравнивать? — Пожал я плечами — По мне, так 'Детку' с 'Калифорнией', даже сравнивать нельзя, совершенно разные вещи.

— Это да, 'Калифорния', конечно сильнее, хотя и 'Детка', тоже, очень хороша! Но у нее, совсем другое направление! Я имею в виду... Ты, же, представляешь, в целом, уровень лучших исполнителей современного шоу бизнеса?

— Представляю.

— Вот, если, в целом, сравнивать их песни с твоими, на каком уровне будут твои?

— В среднем, на таком же, но есть вещи и получше.

Ренди, прыснул пивом на сидящего рядом Роберта — барабанщика, прослезился, вытер губы и сказал:

— Своей смертью, ты, не умрешь! Тебя, убьют за наглость!

Все оглушительно расхохотались. Когда все отсмеялись, Крис сказал:

— Майкл, спой хотя бы одну песню, из тех, которые самые лучшие.

'Если, я, решил заработать с ними денег, то проверить их будет не лишним, ради этого, можно и пожертвовать одной песней, зато узнаю можно ли им доверять, а это немало'.

— Одну спою, — сказал я — но, вы, не должны ее играть, без моего согласия.

В Союзе, дворовые пацаны, могли бы мне обещать, все, что угодно, но понравившаяся песня, разошлась бы среди уличных гитаристов моментально и концы искать было бесполезно. Здесь, все понимают, что моя просьба отнюдь не мелочь и последствия, могут быть очень серьезны. Если кто-то опередит меня с заявкой, то это не утечка, а сознательное действие и я пойму, что доверять им больше нельзя.

— Конечно, Майкл, — сказал Крис — мы, все понимаем, ты в своем праве, мы не подведем тебя.

Крис включил оборудование, через минуту, усилитель вошел в режим, я взял несколько пробных аккордов и заиграл вступление к песне Криса Ри 'Дорога в ад'.

Это была очень сильная вещь, я импровизировал, применял фузз — эффект, что бы усилить воздействие своей одинокой гитары. Мой голос не подходил для этой песни, требовался голос погрубее, но приходилось пользоваться тем, что есть. Я закончил петь. Парни сидели, какие-то потерянные. Выключив усилитель, я вернулся на свое место. Их состояние мне было понятно, сам такое чувствовал много раз. Особенно с похмелья. Это, когда чувствуешь, что жизнь проходит мимо, а ты сидишь на пыльной обочине, не в силах двинуться дальше. Что бы, как-то их расшевелить я сказал:

— Мой голос не подходит, для этой песни, нужен голос погрубее.

Крис, сразу ожил:

— Я, смогу! Даже удивительно... Такая сильная вещь и такие невысокие требования к исполнителю! Широта диапазона не больше трех октав и динамика не напрягающая.

Крис сорвался с места и выскочил из гаража. Через пару минут, он вернулся с тонкой стопочкой чистой бумаги, типа нашего формата А4, положив на стол бумагу, линейку и карандаш, он сел и начал шустро линовать бумажные листы. Да он же полоски, как в Машиной нотной тетради рисует, дошло до меня. Никогда не знал, как они называются. Крис закончил линовку на двух листах и протянул мне блокнот.

— Напиши мне слова!

'Черт! Я, даже, не знаю, умею ли я писать?!' Инстинктивно спрятав руки за спину я сказал:

— Сам пиши! У меня почерк ужасный! Я буду диктовать!

Крис тут же примостился рядышком, я, начал диктовать, он застрочил в блокноте. Закончив запись, он принес мою отключенную гитару и сказал:

— Сильный звук гитары нам не нужен, основную тему надо брать с твоего голоса. Пой! Когда скажу стоп! Остановишься...

И я запел, он останавливал меня гораздо реже, чем Маша, удерживал в памяти, очень, длительные фрагменты музыкальной композиции. Мы закончили нотную запись минут за пятнадцать. Он взял блокнот, мурлыкая себе под нос быстро наносил текст под нотами. Минут, через десять он закончил и это.

— Мне нужна копия — сказал я.

— Правильно! — Согласился Крис — Зарегистрировать нужно, как можно быстрее! Ренди! Быстро, сделай ему копию, чем быстрее с этим закончим, тем раньше начнем петь! С такими песнями, нас никто не остановит! Ренди! С ума сошел?! Зачем карандаш взял? Возьми ручку, там, как раз черная паста! Уж, с готового-то листа, не ошибешься наверное? Крис повернулся ко мне и сказал:

— Мы, в воскресенье, идем играть на свадьбе, ты тоже должен идти с нами, споешь свои две песни, я, тоже спою твою новую песню. Это, будет премьера! Посмотрим на реакцию гостей.

— Будешь петь не зарегистрированную песню?

— Сейчас Ренди закончит, мы с тобой поедем на почту и отправим твою заявку в Библиотеку Конгресса. Заказным письмом отправим. Как, только, на почте проштампуют конверт и примут твою заявку для отправки, так, считай твоя песня зарегистрирована!

— Во сколько нужно подойти?

— Мы начинаем в четыре.

— Не уверен, что успею к четырем, в воскресенье, у меня очень важное дело.

— Ты, главное приезжай, у нас там четырех часовая программа, когда приедешь, тогда и споешь, хочу посмотреть, как тебя публика примет.

— Напиши мне адрес.

Крис написал в блокноте адрес, вырвал листок и передал мне. Я сунул его в карман не читая, дома по карте буду разбираться.

Мы с Крисом, ехали на его стареньком 'Плимуте', по пыльной дороге с такими же пыльными деревьями по обочинам. Солнце клонилось к горизонту и я с беспокойством подумал: 'Машка, там, уже рвет и мечет'. Деревья кончились, по обеим сторонам дороги, потянулись унылые, двухэтажные, однотипные, домики плотной застройки. Крис свернул на перекрестке и остановился у двухэтажного кирпичного здания. Фасад здания, делился на две части на левой части висела вывеска 'Банк', а на правой 'Почта'. Мы вошли внутрь почтового отделения, прошлись вдоль стойки, нашли свободное окошко и Крис обратился к невзрачной, худощавой женщине крашеной под блондинку:

— Мисис...

Крис запнулся, потому, что у женщины не было кольца, но продолжил говорить:

— Вы не могли бы нам помочь?

— Что вам угодно?

— Нам, нужен почтовый адрес Библиотеки Конгресса.

— Подождите минуту.

Женщина закончила свое дело, Крис объяснил ей нашу ситуацию, она кивнула достала большой конверт и была так любезна, что написала на конверте нужный нам адрес своей рукой. Я, тут же вклинился, восхитился ее почерком и продиктовал обратный адрес, естественно, со своим именем и фамилией. Вложил в конверт свои будущие миллионы, с помощью языка заклеил конверт и приляпал к нему марки, которых понадобилось, аж шесть штук. И наконец оплатил все эти хлопоты. 'Шесть баксов! Однако!' Мы вышли из здания, Крис хлопнул меня по плечу.

— Ты, теперь, законный автор новой песни!

— Эта уже третья.

— Я знаю, — сказал Крис — ты, бы не стал петь на пляже, не зарегистрированные песни, ты, вообще, парень себе на уме! Зайдем в банк, надо снять деньги, бензин кончается.

Банк, оказался, почти, полной копией почты, такая же стойка, застекленная до самого потолка, тот же пол, выложенный серой, керамической плиткой, только охранник у входа, вот и вся разница. Пустовало, только, самое дальнее окошко и мы пошли туда. Крис остановился у окошка, а я обогнул угол стойки и прислонился к стене. Крис достал чековую книжку и начал что-то втолковывать кассирше, которую я не видел. С моей стороны, стойка была глухая. Крис расписался на странице вырвал чек и протянул кассирше. Со стороны входа пронзительно завизжала женщина. Грохнул выстрел и кто-то истошно заорал:

— Это ограбление! Всем лечь на пол!

Крис тут же исчез из вида, очевидно, упал на пол прижавшись к стойке, я видел только его ботинки. Мне показалось, что мое место, все таки получше, Крис там на виду лежит, а я все таки в укрытии. Как всегда, появление идиота все испортило, распахнулась дверь кабинета и толстый охранник с огромным револьвером, выскочил на середину зала. 'Да, лучше ,ты, бы там повесился!' — Подумал я со злостью, ведь были шансы, что все обойдется без жертв, теперь они стремительно катятся к нулю! 'Кажется, черная полоса началась' — Пришла другая мысль. Охранник, встал в киношную позу, взялся за револьвер обеими руками, грохнуло, где-то обильно посыпались стекла, несколько женщин пронзительно завизжали. Со стороны двери дважды выстрелили, но, как это не удивительно, охранник остался цел. 'Везет же идиоту!' Охранник перенацелил револьвер левее и снова выстрелил. С той стороны, кто-то коротко взвыл, чья-то голова ударилась о бетонный пол, этот звук ни с чем не спутаешь. В охранника выстрелили еще дважды и он, наконец, поймал свою пулю. Удача, она не резиновая, долго не тянется. Теперь он лежал на боку, глядя на меня безразличным взглядом, его руки были прижаты к животу, а на его форменной рубашке, салатного цвета, в области печени, стремительно расплывалось коричневое пятно. Захрустели стекла, кто-то двигался в мою сторону. 'Из огнестрела, меня еще не пытались убить'. — Подумал, я, с каким-то противоестественным любопытством. Зарезать пытались дважды, но первый, оказался, полный лох, на ближней дистанции, ему бы и автомат не помог. А, вот второй, жилистый уголовник с лицом землистого оттенка, заставил меня попрыгать. Загнал на ледовую дорожку, раскатанную местными мальчишками и если бы, чья-то добрая душа, не посыпала дорожку песком, он бы, точно, выпустил мне кишки. Я оказался чуточку быстрее, надежно захватил рукав его пальто, его рука не выдержала моего встречного наскока и согнулась и я тут же заломил руку с ножом ему за спину. Я оказался намного сильнее его и в близком контакте, у него шансов не было. Мокруху на себя я брать не стал, попинал, выместив на нем, свою минутную злобу и ушел в горячке прихватив его нож с собой. Потом, правда опомнился, тщательно протер нож рукавом и выбросил в ближайшую урну. Грабитель приближался. 'А, ведь он, может меня застрелить, просто, от неожиданности! — Подумал я — Он, про меня не знает, а, тут увидит: Стою, весь, такой независимый. Пальнет сдуру!' Глухо заворчала совесть. 'Счастье было не полным, зато, теперь, полный комплект!' Спорить с совестью, в такой ситуации было чревато, она ведь, потом, по ночам начнет приходить! Я, приготовился действовать, проверил, как сцепляются кроссовки с полом, плитка не была полированной и это было хорошо. Высокий, худощавый, парень, в накинутом капюшоне, показался из-за угла стойки, его внимание было приковано к охраннику, тот был еще жив и под его брюхом, в луже крови, валялся револьвер. Держа его на прицеле, парень стал приближаться к охраннику. При появлении парня я задержал дыхание, стараясь не смотреть ему в глаза, но, теперь он видеть меня не мог, капюшон ограничивал его поле зрения. Парень приближался к охраннику, а я, мягко ступая, стал приближаться к парню, заходя ему за спину. Открылась дверь, коротко звякнул колокольчик и я, сорвался с места в двойном прыжке. Время замедлило свой ход. Парень, плавно, поворачивался в мою сторону, одновременно переводя пистолет в новую позицию, но и я двигался недопустимо медленно. Он, почти, успел навести на меня свою пушку, но я уже достиг нужной мне дистанции. Подбив руку с пистолетом вверх, я врезал костяшками пальцев ему в горло. Он, еще не до конца повернулся и удар пришелся, чуть сбоку.

Пожалуй, я перестарался, импульс тела и импульс руки сложились. И я, явственно, почувствовал влажный хруст его гортани, под своими пальцами. А, что делать? Обратно в отстойник? Да, я, лучше всю местную шваль, туда отправлю! Эти придурки, понятия не имеют, что каждый, носит свой персональный Ад, с собой! Если в человеке нет ничего хорошего, оказавшись в полной изоляции, он испытает незабываемую гамму ощущений, будет давится там своей мерзостью, целую вечность! Мыслей там нет, а вот чувства, в полном букете! Пистолет упал на пол, парень страшно хрипя опустился на колени, завалился на бок, потом, перекатился на спину, ноги его двигались в странном танце, он хрипел и выкашливал капли крови.

— Кто, старший, в этом зверинце? — Громко спросил я.

С пола поднялся мужчина средних лет в помятом костюме.

— Вызовите полицию, сразу скажите, что нужна бригада реаниматоров.

— Тревожную кнопку уже нажали, — сказал мужчина — парамедикам я сейчас позвоню.

Я, мельком взглянул на женщину, которая меня едва не угробила, она стояла у двери и зажав рот руками, испуганно смотрела на преступника, которого прикончил охранник. Прикончил ли? Я, подошел, ногой, отпихнул подальше его пистолет. Тут, было, все безнадежно, пуля такого калибра в левую часть груди, это не лечится. А, где, второй охранник? Между раскрытой дверью и стойкой, привалившись к стене, сидел охранник дежуривший у двери, голова его свесилась и в центре груди темнело вполне безобидное на вид пятнышко крови, размером с пятак. Я подошел и осторожно, взял его за запястье, пульса не было. 'Весело тут живут!' Поискал глазами Криса, тот с ужасом смотрел на умирающих в глубине зала. Подошел к нему, взял за локоть и отвел подальше.

— Крис, ты должен выйти из банка и затеряться в толпе зевак, попытайся узнать куда меня повезут, потом дозвонись до моего отца, и расскажи все, что видел.

— Да, я, ничего не видел толком, когда началась стрельба, я упал и уткнулся лицом в пол. Почему бы тебе, тоже, не затеряться в толпе зевак?

— Меня будут искать и обязательно найдут! Здесь камеры, кто-то нажал тревожную кнопку и они включились, когда проявят пленку, у них окажется моя фотография! Потом, появятся вопросы, зачем я скрывался от полиции.

— Тогда и меня найдут!

— Никто, не будет тебя искать! Свидетелей полно! Ты еще не понял? Это, я, искалечил вон того типа! Возможно, он умрет! Мне нельзя скрываться от полиции! Давай, двигай и сделай, как я сказал!

Крис, обошел основную группу людей, которые доказывали, что-то управляющему, переступил через покойника, отодвинул женщину, которая едва меня не прикончила и вышел из банка. Вдали завыли полицейские сирены. Светлая печаль, накатила на мою душу: 'Эх, Маша, не свидиться нам сегодня, этот чертов метеорит, все таки упал!'

Я, сидел в полицейском участке, напротив меня, за столом, сидел мужчина в сером костюме, он с хмурым выражением лица, заполнял какую-то бумажку и частенько поглядывал на мои руки. Моя бурная молодость, научила меня кое чему, мои руки свободно лежали на коленях и пальцы не двигались. Эта нарочитая пауза, тянулась уже минут десять и я тут осмотрелся. Большая комната, с десяток столов, половина из которых, была свободна, как от бумаг так и от людей. На занятых столах, какие-то люди давали показания. Я, узнал пару человек из банка, очевидно, именно тут, раскручивалось дело об ограблении банка. Наконец, мужчине, наскучило пачкать казенную бумагу, он взял другую папку раскрыл ее и спросил:

— Назови свое полное имя и фамилию.

— У вас, мои права — напомнил я ему.

— Так положено! — Сказал он, непререкаемым тоном.

— Майкл Гордон — ответил я 'злому' полицейскому.

— С какой целью, ты пришел в банк?

— Давайте, уточним мой статус, кто я? Свидетель? Подозреваемый? Или потерпевший?

Неожиданно, его лицо стало веселым и добродушным, я даже удивился, он, что, 'злой' и 'добрый' одновременно?

— Брось, парень! Это, просто беседа, нам, просто, нужно знать, что произошло в банке.

— А, — 'обрадовался' я, так вы там, просто, себе для памяти пишете? А, я, уж думал, мне, придется расписываться!

— Ну, расписаться все же нужно, это все таки официальный документ, а так, конечно, записываю, что бы не забыть.

— Жаль, я не смогу, мне, отец запретил подписывать официальные документы. Так и сказал: 'Майкл, не вздумай подписывать официальные документы, вокруг полно мошенников, тебя обязательно облапошат!'.

Полицейский, сидящий через стол от моего визави, подозрительно хрюкнул уткнувшись лицом в бумаги. Вся 'добродушность', мигом слетела с моего собеседника.

— Значит, сотрудничать с полицией ты не хочешь, отнимаешь мое время, посидишь в камере, подумаешь о своем поведении.

— Ты, бы, представился мистер, — сказал я — до сих пор не знаю, ни твоего имени, ни должности.

— Тревор Пирс, детектив! — Сказал он запальчиво — Будешь говорить?

— Об ответственности за ложные показания, ты меня не предупредил, в качестве кого здесь присутствую, я, не знаю. В такой ситуации лучше помолчать.

— Зак, у нас есть свободные камеры?

Полицейский в форме, который не сумел сдержаться от хрюканья, посмотрел на детектива виновато и сказал:

— Свободных камер нет, сегодня пятница, сами знаете, что тут творится по пятницам.

— Вот и посади его к самым буйным! Через полчаса, сам запросится ко мне на беседу!

Полицейский смущенно сказал:

— Он, совсем, еще ребенок, у меня сын такой же, извини Тревор, но я, в этом не участвую.

— Он, уже не ребенок! — Заорал детектив — Он, уже, отрастил яйца и завалил Копченого Хью, одним ударом! Врачи удивляются, что Хью, до сих пор жив, по всем показаниям, давно, должен был сдохнуть! Дай мне ключи от камер!!!

'Не сдохнет Хью, напрасно надеешься, — подумал я — такие подонки, очень неохотно расстаются с жизнью, кризис уже миновал, там ему уже трубку вставили, возможно, он останется с этой трубкой до конца жизни, но тут, он сам виноват, когда хватаешься за ствол, будь готов, что и тебе, что нибудь отвинтят. Хорошо, что Хью жив, перед Ниной Александровной, было бы не удобно, Машка, конечно, простила бы мне все, но осадочек бы остался'.

Пожилой полицейский в форме, сидящий за крайним столом спокойно сказал:

— Тревор, ты бы узнал, кто у парня родители, сам нарвешься и всю смену подставишь.

— Мне плевать, кто его родители, — продолжал орать детектив — вырастили такого звереныша, значит сами виноваты! Иди вперед! — Приказал он мне.

Я, пошел туда, куда он показал. Никогда не понимал таких типов, что ему стоило, объяснить мой статус? Если я свидетель, нужно говорить одно, а если, я обвиняемый, то я вообще могу не говорить! Это же элементарно! С какой стати, я, должен сотрудничать с полицией, в такой мутной ситуации? Он, открыл камеру и втолкнул меня туда, я огляделся, три стены и решетка за моей спиной, вдоль стен тянулись, даже не нары, скорее уж скамейки. Свободные места были, но часть сидельцев, устроилась почему-то на полу у решетки.

— Привет бродяги! — Я решил быть вежливым — Со старшим, уже определились? Представиться хочу.

— Ну, представься — сказал ухмыляясь здоровенный негр с бритой головой.

Я подошел к нему и протянул руку, он охотно схватился за нее и сильно сжал, но не тут-то было. Тренированная кисть гитариста и бонус от Старика, меня не подвели.

— Майкл Гордон — представился я — клички не имею, задержан по делу об убийстве, разумеется, я, ни в чем не виноват.

— Сидельцы охотно рассмеялись.

Разочарованный негр отпустил мою руку и сказал:

— Сразу видно воспитанного человека, как там на улице?

— Два часа назад, была хорошая погода, тепло и солнечно. Для честного бродяги, место найдется?

— Садись где понравится, — сказал бритый — новость какую нибудь расскажи.

Я, устроился на угловом месте, под завистливыми взглядами местных отверженных, сидящих на полу камеры.

— Около трех часов назад — начал я рассказывать — Копченый Хью, с напарником вломились в местное отделение Национального Банка. Сходу, убили одного охранника и затеяли перестрелку со вторым, тот оказался неплохим стрелком и прежде, чем Хью его подстрелил, он убил напарника Хью. Мы, зашли туда с приятелем, снять немного денег и были, совершенно, не при делах, но моя доброта меня сгубила. Я, подошел к Хью и предложил помощь, в переноске денег, мы втроем утащили бы гораздо больше, чем он один, произошло досадное недопонимание и Хью пытался меня застрелить. И вот печальный итог, Хью в больнице, в тяжелом состоянии, деньги в банке, а я, здесь, с вами.

— А, твой приятель? — Спросил меня бритый.

— Сумел уйти, но без денег.

— Значит Хью, теперь, получит пожизненное, задумчиво сказал негр. Интересная история. Ты, правда, предложил ему помощь?

— Нет, конечно, я еще не выжил из ума, что бы, иметь общие дела с Хью, он просто решил меня застрелить.

— А, то что он, сейчас, в больнице, правда?

— Святая правда!

В коридоре послышались шаги и камера примолкла. Тот, самый полицейский, который отказался участвовать в моем заточении, открыл дверь и сказал:

— Майкл Гордон на выход.

Я, поднялся, отсалютовал бритому знаком Виктории и услышал, как он сказал мне в след:

— Удачи, парень! Не попадай сюда больше, ты не из наших, но ты хороший человек, нечего, тебе здесь делать!

Отец, сидел там, где раньше сидел я, детектив суетливо писал какую-то бумажку, предпочитая не встречаться с отцом взглядом. Под левым глазом детектива, наливался кровью здоровенный бланш, пока еще розовый. Отец, забрал у него мои права, бумажку которую дописал детектив и мы пошли на выход из комнаты. В дверях отец обернулся и сказал:

— Тревор, еще одно движение в сторону нашей семьи и ты потеряешь свой значок.

— Я, не знал, что это твой сын — поспешил оправдаться Тревор.

— Он не знал — ехидно подтвердил полицейский, который советовал Тревору узнать, кто мои родители.

Все, это настолько расходилось с моими представлениями о жизни в Америке, что я был в полном недоумении. Мы дошли до выхода из из участка и по бумажке Тревора, получили мои вещи, в боковом окошке. Я, так не удосужился завести себе бумажник и мои деньги лежали в маленьком полиэтиленовом пакетике.

— Можешь не пересчитывать, — сказал отец — здесь, никто не возьмет чужого.

Отец, оставил бумажку Тревора дежурному при выходе и мы вышли из участка.

Мы, устроились в машине отца и я сразу спросил о том, что меня заинтересовало:

— Почему, другие полицейские, тебя не остановили?

Я, нисколько, не сомневался, кто автор того украшения, которым обзавелся Тревор.

— Они все наши и тоже не любят Тревора, а он пришлый, мелкий поганец и все наши это знают.

— Извини, конечно, но 'наши', это кто?

— Все, кто родился на острове и прожил достойную жизнь.

— Но, тогда не понятно, как он попал в нашу полицию?

— Здесь, политика, его папаша в то время протирал штаны, в команде предыдущего мэра и нашим пришлось пойти на уступки. Теперь, он никто, и Тревор долго не продержится. А, теперь, объясни мне, зачем, ты, напал на грабителя?

'Вот, что ему сказать? Совесть приказала?'.

— Он, не дал бы мне уйти, ситуация становилась все хуже, он шел добить охранника и не заметил меня, на обратном пути, он бы меня заметил, обязательно и мог выстрелить, просто, от неожиданности. Я, пошел за ним, были мысли, оглушить его, но под руку ничего не попалось, были мысли отнять пистолет, неожиданно, с улицы, зашла женщина и выбора у меня не осталось. Я прыгнул и ударил его в горло, получилось так, что вес моего тела, вложился в удар и его гортань оказалась сломана. Говорят, он выжил и это хорошо, иметь репутацию убийцы в шестнадцать лет, мне бы не хотелось. Отец, неожиданно, улыбнулся и сказал:

— Все таки, ты, Гордон! А, я, ведь думал, что ты в мать пошел... Кстати, твоя девочка звонила, спрашивала где ты и мне показалось, что голос у нее испуганный. А, я и сам не знал где ты, твой друг Крис, позвонил, только, минут через двадцать, после нее и я сразу поехал разбираться, так, что она до сих пор, ничего не знает.

— Я, бы, обязательно, к ней заехал, но тут, просто, вмешательство судьбы! Я, сам, ей все объясню!

Он задумался надолго, я, посмотрел на автомобильные часы, они показывали десять часов, тридцать две минуты. 'Машке, надо, обязательно позвонить!'.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Мы, с отцом вышли с территории кладбища и я испытал, как напряжение последних двух дней, отпускает меня. Люди пришедшие на похороны, рассаживались по своим машинам и потихоньку разъезжались. Мне стало легче, сегодня, было еще терпимо, а вот вчерашний день, был полным кошмаром. Даже присутствие Маши с Ниной Александровной, меня не порадовало. Люди приходили, выражали сочувствие и уходили, а нам с отцом пришлось простоять весь день в зале для прощаний. Потом, Маша, клюнула меня в щеку и они ушли, она несколько раз оглянулась, а я стоял как истукан. Они и сегодня, были на похоронах, но уехали гораздо раньше.

— Кто все эти люди? — Спросил я отца.

— Мои знакомые, знакомые мамы, в общем, все кто ее знал.

Я вдохнул полной грудью, подняв голову, окунулся в синеву небес, ощутил запах зелени, от деревьев рассаженных вдоль ограды и на мою душу снизошло спокойствие. Долг отдан и можно жить дальше.

Мы, дождались, когда уедет последняя машина, заняли свои места в 'Мустанге' и поехали домой.

— Сегодня на меня не рассчитывай, готовь только для себя, нужно разобраться со страховкой мамы, встретиться с адвокатом, так, что приду поздно. Кстати, завтра с утра, ты мне будешь нужен, машину уже перегнали, нужно оформить ее на тебя и сразу же оформить страховку на машину, сам, ты, вряд ли справишься.

— Хорошо, буду дома — сказал я, подивившись оперативности страховой компании.

— Скорее бы, со всем этим покончить, мой 'Ман' стоит на стоянке в доках и каждый день 'съедает' наши деньги, а должно быть наоборот.

— И когда, ты, собираешься в рейс?

— Думаю, за два дня, разберусь со всеми делами, а на третий, выйду в рейс. Дорога, она лечит. Хорошо, что ты стал таким самостоятельным, иначе были бы сложности. Готовить, тебя мама учила?

— Я, не помню кто учил, просто знаю, как это делать и делаю.

— Прости, я забыл...

— Не извиняйся, я не чувствую себя ущербным и меня это не обижает.

— Ты, сильно изменился, у тебя взгляд взрослого человека. Хотя, после таких потрясений, это не удивительно. Самое страшное на войне, это не труппы, это пятилетние дети, со взрослым взглядом.

— Где ты воевал?

— Прошел корейскую, от начала до конца. Начал простым пехотинцем, дослужился до сержант — майора. Так хорошо все шло, думали до осени закончим. Потом, появилась русская авиация и с каждым днем ее становилось все больше. Русские отрицали свое участие. Но кто же поверит, что узкоглазые, вдруг, научились летать и сбивать наши самолеты? Мы тогда стояли под Янгу, из штаба фронта пришел приказ, захватить русского летчика живым, любой ценой. Ну, и наш взвод разведки, подтянули для этого дела. Подтянули и зенитчиков, они там упражнялись недели две. И все, таки, им улыбнулась удача! Сбили русский истребитель! Летчик выбросился с парашютом и приземлился в лесном массиве, наш взвод пошел его брать. Гоняли его до самого вечера, моему отделению повезло, или не повезло, как знать? Прихватили его на переправе, через какую-то богом забытую речку, которой даже на карте не было. Он не стрелял пока мы не подошли вплотную, потом убил троих наших и хотел застрелиться сам, пистолет его подвел. Климат там такой, очень для оружия вредный. Наши парни, помяли его со злости, но он молчал, ни слова не сказал, ни нам, ни в штабе фронта. Почему он молчал? По женевской конвенции, он был обязан, назвать свое звание номер части и свои данные...

— Что, с ним случилось потом? — Спросил я стараясь сохранить свое лицо равнодушным.

— Не знаю, нам ведь не докладывали, говорили приезжали какие— то типы из внешней разведки. Нашего взводного повысили до второго лейтенанта, ну а меня наградили Почетной Медалью Конгресса.

'Узнай он правду, еще больше бы удивился, а скорее, просто, не поверил. Для него, было бы дико узнать, что Родина отправила своего летчика — офицера воевать в чужую страну с приказом: 'В плен не сдаваться!'. Конечно, он молчал, вряд ли он знал корейский настолько, что бы выдавать себя за корейца. А, ведь он, когда хотел покончить с собой, прекрасно знал, что его семья, даже пенсию не получит за него. За пропавших без вести, пенсию не платят. СВР живым его, конечно, не отпустила, из-за той самой женевской конвенции, а ну, как, кто узнает, что она была нарушена?! Там ведь, без пыток не обошлось, могли конечно и химию применить, но тут уж неизвестно, что хуже. Почему меня так зацепила эта история? Потому, что мой отец к этому причастен? Но, какой спрос с сержанта? Виновные в этом, сидят гораздо выше, даже затрудняюсь определить их уровень'.

Отец, высадил меня у дома и уехал разбираться со страховкой. Я зашел в дом, стянул с себя ненавистный галстук, а вот на счет костюма были сомнения. Я даже покрутился перед зеркалом в комнате родителей. На мой взгляд, черный костюм с синим отливом, подходил, как для похорон, так и для свадеб. Я, конечно, еще плохо ориентируюсь в здешних реалиях, но сомневаюсь, что мой джинсовый костюм, будет уместен на свадьбе. Решил оставить все, как есть, чего время терять? Сейчас, надо к Машке заехать на пару часиков, свинство с моей стороны, три дня не виделись толком. У Криса там, четырех часовая программа, париться там четыре часа резона нет, появлюсь в середине выступления, нормально будет. Я проверил входную дверь, отнес гитару с педалью в фургон, убедился, что карта с адресом свадьбы на месте, нажал кнопку подъемника и поехал по уже знакомому маршруту к дому Маши.

Маша не выпускала меня из объятий, уже минут пятнадцать. Она уткнулась лицом в мое плечо и никак не хотела разжать кольцо своих рук. Мы стояли на садовой дорожке и я не успел сказать ей ни слова, мне и сейчас не хотелось ничего говорить. Я потерся щекой о ее щеку, почувствовал встречное движение ее щеки и ощутил острый приступ счастья. Она, как будто это почувствовала, подняла голову и я увидел ее счастливые глаза.

— Я, так, соскучилась! Пойдем в мою комнату, мамы сейчас нет дома, а дедушка наверное еще спит. Он всегда после обеда спит.

— Пойдем. Ты извини, но у нас, только, два часа времени. Даже сходить никуда не успеем.

— Почему так мало? — Встревожилась она.

— Крис с группой, сегодня играют на свадьбе, я, тоже, обещал спеть там пару песен.

— Я, тоже, с тобой поеду! — Решительно сказала Маша.

— Прости, но без согласия твоей мамы, я не смогу тебя взять с собой. Когда она придет, договаривайся с ней, если она согласится, с удовольствием, возьму тебя с собой.

Мы дошли до комнаты Маши и она тут же стала распоряжаться:

— Костюм свой сними, помнется ведь!

— Мне, что, одеть твои шортики?

— Ну, брюки можешь оставить, — милостиво разрешила мне Маша — мы их потом быстро в порядок приведем.

— Ты, что, затеваешь, что-то грандиозное?

— Да, какое там, грандиозное, — отмахнулась Маша — быстренько петтинг сделаем и все. Пока дома никого нет.

— Как, это нет?! А, дедушка?

— Дедушка по лестнице больше не поднимается, не может наверное.

— Или не хочет! А, тут возьмет и захочет! Так и вижу его с наганом в руке. Как, живой, стоит перед глазами!

— А, наган, это что?

— Русский револьвер.

— Майки, не будет в тебя дедушка стрелять! Ты ему нравишься!

— Ну, стрелять, положим не будет, но из дома выставит, это точно!

Маша задумалась.

— Вообще-то, он у нас с предрассудками, — согласилась со мной Маша — хотела ведь попросить Патрика поставить замок на дверь! Но, замок, нужно сначала купить! Может к тебе поедем? У тебя хорошо было!

— Так, ведь и у меня отец дома! Нет, сейчас-то, дома его нет. Но ведь, закон подлости никто не отменял! Может прийти, в самый не подходящий момент! Я не хочу, что бы он думал о тебе плохо.

Маша тяжело вздохнула, я вздохнул с ней за компанию, потом добавил:

— Прямо, какая-то студенческая любовь получается...

— А, что, у студентов любовь другая?

— Нет конечно, это просто шутка такая, о разных видах любви.

— Ну и какие, там, виды любви бывают?

Глаза Маши стали любопытными и я подумал: 'Хорошо, что она, так легко отвлекается'.

— В этой шутке виды любви такие: Студенческая любовь, комическая любовь, трагическая любовь и философская любовь.

— Ну и какая любовь у студентов?

— Определения очень короткие, это же шутка и так студенческая любовь: Есть с кем, есть чем, но негде!

Маша вздохнула:

— Прямо, как у нас, а комическая любовь?

— Есть где, есть чем, но не с кем.

Маша хихикнула:

— Это, точно, не про нас, — уверено сказала она — а трагическая?

— Есть где, есть с кем, но нечем.

Маша расхохоталась и сказала сквозь смех:

— Ну, тебе это точно не грозит!

Она посмотрела на меня лукавым взглядом и опять расхохоталась, я едва разобрал ее слова:

— Как, вспомню твое лицо...

Она рухнула на постель и закатилась в приступе смеха, дрыгая ногами. Я сказал с легкой обидой:

— Что-то я не заметил, что бы, ты, на лицо смотрела.

Машка, сумела приостановиться и выдавила из себя:

— Видела мельком...

И опять расхохоталась дрыгая ногами, а я сказал возмущенно:

— Машка! Если бы, ты, тогда, так же засмеялась, ты, бы меня, просто, убила морально!

Ее смех тут же прекратился, она поднялась и села на постель, вытирая слезы.

— Мне, тогда, было не смешно, я так удивилась!

Она показала указательными пальцами, быстро увеличивающийся размер, на мой взгляд, прибавив сантиметров десять лишнего.

— Никогда, такого не видела!

— Ну, все! Прекрати! Больше не говорим об этом!

Маша всмотрелась в мое лицо и сказала утвердительно:

— Обиделся... Ну, прости меня, хочешь, я сниму майку и ты меня потискаешь?

Я покосился на дверь и сказал:

— Ладно, майку, думаю, можно.

Мы, лежали на постели, ничем не укрытые и на нас не было, ни единой нитки. Маша, все еще не пришла в себя, я плотненько прижимал ее к себе и с тревогой поглядывал на ее лицо. 'Матерый мужик, — подумал я о себе презрительно — куда он делся?'. Помню, мы целовались по 'французски', помню, как Маша потянула меня на себя и раскрылась для меня. Дальше, только фрагменты. Она, задушено пискнула пару раз, когда я притиснул ее к постели, но меня это только распалило. На каком-то глубинном слое, мое сознание, все еще сохранило адекватность и от проникновения, я, все же удержался. Но и петтингом, это назвать язык не повернется и совесть подлюга, хоть бы раз хрюкнула. 'Моя нежная девочка... Как, она, все это воспримет? Какими глазами посмотрит на меня?'. Я, то нежностью не отличился, действовал грубо и напористо, у нее наверное по всему телу синяки будут. Я, еще раз, посмотрел на ее лицо и встретился с ней взглядом. И буквально, опешил от неожиданности, ее глаза, просто, излучали радость.

— Майки... — Сказала она нежно — Оказывается, у меня никогда не было настоящего оргазма. У меня, просто сил не хватило, что бы сделать все до конца... А, у тебя хорошо получилось...

— Как, ты себя чувствуешь? — спросил я с беспокойством.

— Хорошо, мне никогда не было, так хорошо!

— У тебя ничего не болит?

— Ну, наверное, на попе синяки будут, у тебя очень сильные пальцы, но это ничего, там все равно не видно. Обними меня покрепче. А, тебе было хорошо?

— Очень, хорошо было, теперь, простыню придется менять.

— У меня есть, ни о чем не беспокойся, я все сделаю. Полежу немного и сделаю.

— Мне нужно в ванную, тебе тоже нужно вставать, пока нас не застукали.

— Иди, — сказала Маша — а меня одеялом укрой, у меня еще слабость.

Я осторожно высунулся в коридор, было тихо, проскочил в ванную, прижав к груди свернутую одежду. Расправил одежду на стиральной машине и метнулся под душ. В темпе помылся, ухитрившись сохранить свою голову почти сухой и вытерся имевшимся тут полотенцем. И уже не торопясь оделся. Ну с пиджаком-то ничего надеюсь не случилось, он так и остался висеть на спинке стула в Машиной комнате, рубашка конечно помялась, а брюки все перенесли на удивление стойко. Хороший материал, совсем не мнется. Я пустил воду в ванную, отрегулировал подходящую температуру и вернулся в комнату Маши. В доме было все еще тихо и я подумал: 'Может и пронесет на этот раз'.

— Покажи, где чистую простыню можно взять — попросил я Машу.

— Майки, я сама все сделаю!

— Маша, некогда! Просто пальцем покажи!

Маша показала, пошарив на ее полках, я обнаружил искомое, кинув свернутую простыню на в изголовье постели, подхватил Машу на руки:

— Пойдем-ка, рыбка золотая, поплаваешь немного.

Загрузив Машу в ванную, я привел в порядок ее постель. Посмотрел на ее разбросанные вещи. Черт! Она, же, там голая! Без одежды! Отнес ее вещи в ванную, сложил их аккуратной стопочкой на стиральной машине. Посмотрел на Машу, она уже имела бодрый вид, успела, что-то добавить в воду и теперь только ее голова и плечики, выглядывали из пенной поверхности.

— Майки, смотри!

Маша села в ванной, стряхнула с себя пену и я увидел приличный засос ярко — вишневого цвета, на ее правой грудке.

— Как, ты, это сделал? — Спросила она, глядя на меня с любопытством.

— Это секретная тибетская техника, пока, тебе лучше не знать, вот исполнится тебе шестнадцать лет и я тебе открою эту тайну. Ладно, долго не сиди.

Вернулся в комнату, окинул ее взглядом, вроде все, нет не все, я распахнул окно в сад, пусть проветрится. Вот, теперь все, по крайней мере, большего я сделать не в силах.

Когда пришла Нина Александровна, у нас, уже было все цивильно, Маша сидела у зеркала и заканчивала сушить свои волосы феном. Я сидел за письменным столом Маши, одев пиджак, что бы скрыть свою измятую рубашку. Нина Александровна приветливо мне улыбнулась.

— Майкл, пришел! — Сказала Нина Нина Александровна — Иди сюда, поздороваемся, как следует!

Она обняла меня, потом, поцеловала в щеку, взяла за плечи и вгляделась в мое лицо.

— Сегодня, ты выглядишь хорошо, вчера мне показалось, что ты осунулся. Маша ты его, чем нибудь угощала?

Маша хихикнула:

— Нет, еще, но мне кажется, что он не голодный.

При этом, лицо Маши имело такой невинный вид, что мне всерьез показалось, что меня, уже, пробивает на глюки и все, что случилось, это плод моей воспаленной фантазии.

— Пойдем Майкл — сказала Нина Александровна — и ты тоже приходи, я купила круассаны, те самые, которые ты любишь.

Выходя из комнаты Маши, я кинул взгляд на будильник, было без малого пять часов.

Очевидно, я стал в этом доме своим, Нина Александровна решила обойтись без лишних церемоний и мы пили кофе с круассанами прямо на кухне.

— Вы собираетесь куда— то идти? — Спросила Нина Александровна, отметив изменения в одежде Маши.

Нет, Маша не изменила, своим предпочтениям, просто, плиссированная черная юбочка и белая рубашечка с коротким рукавом, придали ей слегка официальный вид.

— Мы с Майки на свадьбу идем, он там петь будет, ну а я с ним буду, как его девушка.

— Майкл, ты, уже выступаешь на свадьбах? — Озадачено спросила Нина Александровна.

— Сегодня в первый раз, меня взяли в группу, как солиста, но я буду петь только свои песни.

— Ну, а, Маша тут при чем? Маша не думаю, что это будет удобно. Майкла туда пригласили, но тебя-то никто не приглашал!

— Мама, — заканючила Маша — я, там, даже есть не буду! Я, просто хочу посмотреть, как Майки выступает!

— Но, Майкл и так тебе споет, попроси его и он споет!

— Мама! Это, совсем не то! Как, ты, не понимаешь? Там, публика будет, будут аплодисменты!

Маша, посмотрела на меня умоляющим взглядом, прося поддержки и сердце мое дрогнуло.

Она, там будет петь! — Сказал я решительно — У меня, как раз есть для нее подходящая песня! Маша, неси гитару и листок с ручкой!.

Я, очень вовремя, вспомнил песню 'Братец Луи', вот уж, чего не жалко, песня этой 'голубой', сладкой парочки, мне никогда не нравилась и меня, частенько передергивало, когда я ее слышал в неудачный момент, но у нее было поганое свойство, очень уж прилипчивая она была. Разумеется, я, ее не включил в список хитов которые я запомнил, но вот если ее будет исполнять Маша, все приобретает, совсем другой смысл. Получится, очень милая и забавная вещица, не несущая особой смысловой нагрузки и вся ее голубизна, мгновенно испарится. Примчалась Маша и принесла все, что было нужно. Нина Александровна, отодвинулась от нас вместе со стулом и наблюдала за нами с иронией. Я быстро набросал текст, выделяя припев пропуском строки. По ходу дела изменяя текст, что бы песню могла петь девушка, смысловые косяки конечно остались, но кто из пьяных гостей, будет в этом разбираться? Да, я научился писать и ушло у меня на это, всего три листа бумаги. Ради интереса, я сравнил почерк своего предшественника, со своим почерком, совпадение было не полным, но оно было. Я передал листок Маше и сказал:

— Там где пропуски, припев повторяется, прочитай внимательно.

Сначала песню спел я, потом мы спели дуэтом, потом Маша спела одна и по моему сигналу, спела еще раз. На уровне детского утренника, все было, просто, отлично!

— Какой там район? — Спросила Нина Александровна.

— Белый район, вполне приличные люди — поспешил, я, ее успокоить.

Мой вывод, был основан на убеждении, что Крис не попрется играть в трущобы.

— Ладно, Майкл, отпускаю ее под твою ответственность. Хорошо бы, если бы у Маши, снова проснулся интерес к музыке.

Уже за километр было видно, что мы не ошиблись адресом. Длинная вереница машин, стоящая по краю дороги, навевала печальные мысли о парковке. Припарковаться-то, мы припарковались, а вот, до нужного дома пришлось идти минут пять. Я закинул гитару на плечо, а педаль обмотанную проводами пришлось нести в руках. Маша, которой для полноты картины, не хватало, только, красного галстука, вышагивала рядом со мной в кроссовках, она сдержала слово и туфельки на каблучках больше не одевала. Мы вышли на подъездную дорожку, тоже заставленную машинами и я уже слышал музыкантов они исполняли песню 'Билет в один конец'. Причем голос был женский, что меня удивило, никаких женщин я в группе Криса не видел. Возле крыльца было выставлено две урны и вокруг них, кучковались молодые парни и мужчины в возрасте. Они курили, гайки еще не были закручены и они спокойно делали свое дело на виду у проезжающих машин. У них были довольные лица и невольно подумал: 'Интересно, какие лица у них бы стали, если я бы рассказал, как тут будут относится к курильщикам, лет через сорок. Заодно упомянуть, что у их детей и внуков, в этой самой свободной стране, прямо на рабочем месте, будут брать анализ мочи, в любое время'. Мы обошли дом и я увидел, что музыканты расположились на открытой веранде, а на заднем дворе, составлены столы в виде буквы 'П', где и сидели гости. Торжественная часть, похоже, уже закончилась, гости разбрелись по территории и на месте предназначенном для танцев было пусто. Мы с Машей поднялись на веранду и первым кого я увидел был Крис. Пока мы с Крисом, тепло, жали друг-другу руки, Маша уже прошмыгнула к 'Ямахе' Криса и стала извлекать из нее различные звуки, Крис, покосился на нее недовольно, но ничего не сказал. Подошел Ренди и протягивая руку подколол меня:

— Рад тебя видеть, без петли на шее! — Повторил он фразу Сильвера из 'Острова сокровищ'.

— Так, парни, моя девушка знает, только то, что я был свидетелем ограбления, я не хочу, что бы она знала, что-то еще! Почему вы не играете?

— У нас перерыв, пятнадцать минут — ответил Крис.

Маша прошлась пальцем по всем клавишам, вызвав длительный звук с резко меняющейся тональностью и неожиданно, бойко, заиграла 'Полет шмеля' Корсакова. Крис, уставился на меня с изумлением, я пожал плечами. Для меня тоже было новостью, что Маша может играть на таком уровне. С минуту потерзав инструмент, Маша бросила это занятие и подошла ко мне.

— Оказывается, руки еще помнят, — удивленно сказала Маша — на рояле бы не смогла, а на этой штуке, легко играть!

Я кивнул в сторону Маши и сказал Крису:

— Мы с Мэри подготовили одну вещицу, ничего особенного, но я думаю гостей, это развлечет.

— Мэри, ты, сможешь показать Крису, как надо играть 'Братца Луи'?

Маша, вернулась к инструменту и начала подбирать аккорды.

— Крис, у тебя там, есть режим 'Пиано'?

— Есть.

— Переключи, ей так будет привычней.

Маша, сначала путалась, но потом заиграла правильно, хоть и не слишком уверенно.

Крис, стоял у нее за спиной и внимательно смотрел. Подтянулись другие музыканты, они тоже внимательно слушали. Появилась девушка, которую я сразу узнал, это была Джени, это она, узнала нас на пляже, очевидно, 'Билет в один конец', пела именно она. Маша заиграла уверенней, но Крис ее бесцеремонно оттеснил от своей 'Ямахи' и уверенно заиграл сам. Маша сверкнула на него глазами, но ему, все было по барабану.

— Мужлан неотесанный! — Сказала Маша по русски.

Я привлек ее к себе.

— Не обижайся на него, он крепкий профессионал, за это ему, можно многое простить.

— Вот, не буду петь, тогда узнают! — Мстительно сказала Маша.

— Теперь, уже поздно, — сказал я — теперь они и сами все споют.

— А, ты им текст не давай!

— Маша, ну, что за детство? Я думал, ты, взрослая девушка, дело — прежде всего! Будешь петь?

— Буду! Дай мне текст, я повторю!

Маша села на ступеньку веранды и зашевелила губами глядя на листок.

Наш перерыв кончился. Гости за это время размялись и теперь, снова, собирались за столами. Старшее поколение устраивалось там основательно, а молодежь наскоро выпив и закусив, стала собираться группками вокруг площадки для танцев. Крис вышел к микрофону подогреть публику:

— Сегодня, мы порадуем Вас новыми песнями. Они, прозвучат впервые! Вы, будете первыми, кто их услышит!!! И, так! Песня: 'Отель Калифорния'!!!

Я, уже стоял с гитарой наготове, а Маша, пока, скрывалась за ударной установкой Роберта. Я заиграл вступление перебором и чуть погодя, меня скромно поддержала соло гитара Ренди, дважды ударил барабанщик Роберт и я запел. Молодежь, освободила место в центре площадки и из толпы вышли жених с невестой. Они плавно закружились в танце в центре площадки и все стояли и смотрели на них. Спустя минуту к ним стали присоединяться другие парочки. Я пел, эту потрясающую песню и испытывал душевный подъем. За столами, прекратили разговоры, гости солидного возраста и на танцевальной площадке, стало не хватать места для танцующих пар. Маша, очевидно, решила, что все слишком заняты, что бы обращать на нее внимание, не скрываясь, покинула свое укрытие и встала на виду у всех, опираясь на ажурное ограждение веранды. Она рассматривала танцующие пары и ее лицо, время от времени, озарялось странной, торжествующей улыбкой. Я нажал на педаль фузза и заиграл финал, парочки продолжали танцевать, Маша посмотрела на меня и показала свой кулачок, с оттопыренным большим пальцем. Я закончил игру, отзвучала тарелка ударника и после двух секундной паузы, молодежь разразилась восторженными криками, молодое поколение устроило бешеную овацию, кое кто из парней свистел не жалея своих легких, старшее поколение тоже аплодировало стоя. Крис подождал, когда овации утихнут и сменил меня у центральной стойки микрофона.

— Мы, очень рады, что вам понравилось — сказал он в микрофон — и у нас есть для Вас, еще одна новая песня! Она называется: 'Дорога в ад'!!!

Он, вернулся к своей 'Ямахе', немного приподнял 'журавль' микрофонной стойки и дал знак барабанщику. Тот, начал и ребята его поддержали. В аранжировке этой песни, я, не участвовал из-за печальных событий в банке и последующих похорон. Но, тем не менее, нашел куда пристроить звучание своей гитары, импровизировал, применял фуз, стараясь не выделяться из общего звучания. Крис пел, его голос, на мой взгляд, проигрывал голосу Ри, но это знал только я. Танцевальные парочки разделились по интересам, некоторые танцевали в быстром стиле, а другие кружились в медленном танце.

А, на другой стороне Земли, сейчас раннее утро, и в одном из сел средней полосы, наверняка, сейчас тоже, готовятся к свадьбе. Соседи, с утра пораньше, притащили свои столы и стулья, и в саду, уже собран праздничный стол. А, в девять часов, заявится жених с дружками и попытается отбить невесту силой, но подружки невесты перещупанные парнями, отстоят ее с визгом и хохотом и тогда жених осыплет их никелем, который сойдет за серебро и невесту передадут ему с рук на руки. Все соберутся, неторопливое шествие направится к сельсовету, где, как и положено, председатель их распишет. После, он закроет контору и отправится вместе со всеми гулять на свадьбе. На крыльце, парни и девушки осыплют жениха с невестой пшеницей, что бы в доме не переводился хлеб и шествие потянется обратно к дому. И зазвучат шутливые тосты, которые будут вгонять в краску невесту, самый мелкий, невзрачный мужичок, опрокинув очередную стопку вдруг закричит: 'Горько!' И гости его поддержат: 'Горько!' Невеста откинет фату подставит жениху губы и они будут целоваться под одобрительные крики гостей. А к трем часам, самый нестойкий, окажется под столом и будет спать там целых три часа. Парни с девками затеются плясать 'русского', да так, что на столе зазвенит посуда, он проснется мучимый жаждой, водка к тому времени закончится и он потянется к бутылке самогона, чистого, как слеза. Жених с невестой пошепчутся, втихомолку покинут гостей и спрячутся на сеновале, но не пройдет и часа, как они вернутся к гостям. Новоявленный муж, будет гордо поглядывать на холостых парней, а невеста будет краснеть под насмешливыми взглядами, еще не старых, матерых мужиков, которые повидали в жизни многое и которых осталось так мало, после последней войны. А, кто-то, в сумерках, уже поет матерные частушки, прерываемый взрывами хохота и гармонист уже бледный от выпитого, сохраняет очень серьезное лицо, потому, что для всех это праздник, а для него важная, ответственная работа.

Здесь, тоже танцуют и фигурки девушек обтянутые тонкой тканью радуют глаз, вот только, нет того огня...

Крис, закончил свой номер и тоже получил, свою минуту славы. Он посмотрел на меня вопросительно и я кивнул на Машу которая по прежнему стояла у всех на виду. Надо было ее оттуда убирать, поскольку, она всерьез отвлекала внимание зрителей от музыкантов и Крис объявил ее песню. Мы заиграли и Маша запела, если бы я ее не знал, никогда бы не подумал, что она выступает перед публикой впервые. Она естественно двигалась, а во время припева начала пританцовывать. 'Не смотри на меня братец Луи-луи-луи, — пела она — не нужны мне твои поцелуи-луи-луи'... Даже молодежь начала танцевать не сразу, а с минуту поглазела на ее выкрутасы. 'Старички' встали со своих мест и начали ей прихлопывать. У меня зашевелилось в груди, что-то вроде ревности. Тут, профессионалы выступают, а какая-то пигалица, делает их, как стоячих. Маша закончила петь, картинно раскланялась на три стороны и то, что ей устроили, не шло ни в какое сравнение с тем, что было у нас с Крисом. Мы с Крисом, стояли, как бедные родственники, посреди шумного бала.

— В чем дело, — спросил я Криса — почему такая реакция, на в общем-то, посредственную вещь?

— У, нее, хороший контакт со зрителями, — поморщился Крис — умеет завести толпу, природный дар, наверное, была бы она постарше, хотя бы, на пару лет, с удовольствием взял бы ее в группу!

Овации, наконец, стали утихать, Маша вторично раскланялась и прошла мимо нас, кинув ехидный взгляд на Криса. Она не стала прятаться, устроилась у бокового ограждения веранды, больше нам не мешая.

— Ну, что, — спросил Крис — я объявляю детку?

— Объявляй, — сказал я — мы, сейчас ей утрем нос!

Видя, что у Маши все так хорошо получилось, я тоже решил поплясать. Конечно, Машка, для меня самый близкий человек, но тут, видимо, сработала мужская солидарность и я решил ее переплюнуть. Народу нужны танцы? Будут танцы! Крис меня объявил, я заиграл вступление, потом запел, танцуя 'шаффл' на малой амплитуде, здесь его начнут танцевать лет через десять, а пока попользуемся! На втором куплете я увеличил амплитуду, а на третьем выложился, как только мог. Разве, что по сцене на спине не ползал, как тот парень из фильма 'Назад в будущее!'. Мои старания были напрасны. Нет, я получил свою минуту славы, но до Машки, мне было далеко. Маша подбежала ко мне и повисла на шее.

— Майки! Ты классно выступал! Где, ты, так научился? А, меня научишь?

— Конечно Маша, что за вопрос, давай уйдем отсюда, не будем парней загораживать! — Идите потанцуйте, — сказал Крис — только будьте рядом, вас могут еще раз вызвать.

Танцевать мне не хотелось, были еще свежи, тягостные впечатления вчерашнего дня. Я выполнил обещание данное Крису и с удовольствием повез бы Машу домой, но оказалось что мои обязательства еще не окончены. Группа Криса продолжила свою программу. Я, изредка, узнавал знакомые вещи, но многие песни слышал в первый раз. Видимо, многие вещи, так и смогли преодолеть 'железный занавес'. Там, в Союзе, мне сейчас четырнадцать лет — ровесник Машки и я уже завидую уличным гитаристам. Вокруг них по вечерам собираются парни и девушки и я уже решил, что обязательно научусь играть на гитаре. И одновременно я здесь, полон сил и знаний, удивительная судьба. Нас действительно вызывали на 'повтор'. Крис еще раз спел 'Дорогу в ад', я спел 'Отель Калифорния', Машу вызывали два раза.

Парни перетаскивали оборудование в свой фургон, я тоже забрал свою гитару и педаль, мы с Машей готовились уходить, но Крис задержал нас. Он извлек из внутреннего кармана сложенный вдвое конверт, заглянул туда и вытянул две сотни протянув их мне сказал:

— Твоя двойная доля.

— Парням досталось всего по сотне?!

— Да.

— Тогда, это слишком много, у вас объемная программа, наше участие было минимальным.

— Это, как посмотреть, — сказал Крис — на этой неделе, ты сделал для группы очень много. У нас, впервые, появились свои песни. Ты должен знать, что без своего репертуара у нас нет будущего. Власти закрывают глаза на то, что мы поем чужие песни, поскольку не хотят увеличивать число нищих. Таких, как мы много, нас терпят пока мы никто. Как только у нас появится то, что можно отобрать, сразу отберут. Вот такое у нас будущее.

— Но, двенадцать песен, — сказал я — на четырех часовую программу не хватит!

— Значит будем делать двух часовую программу! — Сказал Крис — Если учесть перерыв и объявления между песнями, как раз получится! И еще... Нужно подумать над названием группы. Раньше-то, лишняя помпезность нам была ни к чему, а вот теперь пора об этом задуматься. И еще, когда, программа будет обкатана, нам понадобится собственный музыкальный агент. С собственным репертуаром, это будет возможно.

— От меня-то, что требуется?

— Завтра, приезжай ко мне, я буду один, напишем ноты на твои песни, съездим на почту, отправишь свои заявки и нужно, как можно быстрее, приступать к репетициям. В пятницу, у нас выступление в клубе. Владельцы клуба, что бы привлечь клиентов, устроили, что-то вроде конкурса. Там выступают группы со всего Нью— Йорка. Победившая группа получит постоянную работу, это два, или три выступления в неделю. Зависит от того, сколько групп останется в финале. Но проблема с репертуаром, почти у всех, так что у нас есть шанс. Работа в клубе, почти, гарантирует нам известность на острове и тогда, можно подумать о собственном агенте.

— Я, завтра, только, после обеда смогу к тебе приехать.

— Приезжай, как только сможешь, нужно торопиться!

— Хорошо, к трем часам буду у тебя.

Машка, обнимала меня за талию прижавшись теплым боком, наступали сумерки и она имела сонный вид. Я шлепнул ее по попке, что бы она взбодрилась.

— Пойдем к машине, на сегодня все дела закончены — сказал я ей.

Я вез Машу домой и думал: 'Двенадцать песен в среднем по пять минут, всего шестьдесят минут. Что-то Крис загнул, на счет двух часовой программы. Ну пятнадцати минутный перерыв, час пятнадцать, ну Крис потреплется между песнями, это еще одиннадцать минут. Черт! Из этих двенадцати песен, две песни имеют ремейки с совершенно другим звучанием! Слова те же, а музыкальные композиции совершенно другие. И, как раз, с музыкой у меня проблем нет. Сойдут за самостоятельные песни, это еще десять минут. Итого: Час тридцать шесть. Самой малости не хватает! Если напрячь память, можно рассчитывать на пять — шесть песен с частично забытыми текстами. Вот, только, хватит ли у меня мозгов, восстановить тексты, хотя бы своими словами?'.

— Маша, ты, никогда не пробовала стихи писать?

— Нет, а тебе зачем?

— Я помню несколько песен, а вот их тексты полностью не помню.

— Надо записать тексты на бумаге, где не помнишь оставляй пропуски, это надо видеть, а так трудно сказать... Майки, я пить хочу... Давай, зайдем в кафе?

— Зайдем, как только увидим, так сразу и зайдем.

На улице уже было почти темно, неоновая реклама заведений уже горела и скоро я разглядел светящуюся вывеску 'кафе'. Кафешка оказалась маленькой, всего десятка два столиков на двоих, одинокий музыкальный автомат, да с десяток посетителей разного возраста. Мы заняли столик, Маша посмотрела меню и сказала:

— Тут, делают свежий лимонад.

— Если еще и официантка найдется, совсем будет хорошо.

Официантка появилась минут через пять, мы заказали напитки и Маша спросила:

— Майки, ты классно танцевал когда пел 'детку', танец ты сам придумал?

— Нет, это из уличных танцев. Называется: 'Шаффл'.

— Научи меня!

— Что? Прямо здесь?

— А, что? Это кафе, здесь можно танцевать!

— Ну, не знаю, не всякая музыка подойдет, рок не подойдет, нужно, что-то легкое ритмичное.

— Дай мне четвертак!

Я пошарил по карманам и нашел монетку в двадцать пять центов. Маша подошла к музыкальному автомату, опустила монету, поводила пальцем над кнопками и нажала на одну из них. Я услышал музыку из своей юности, тогда она называлась 'Воздушная кукуруза', здесь она, наверное, называется по другому. Машка подбежала ко мне и потащила к музыкальному автомату.

— Танцуй!

И, я, начал танец на малой амплитуде, Маша стала повторять мои движения, поначалу путалась, потом приспособилась. 'А теперь, перескок с ноги на ногу, надо же повторила! Увеличим амплитуду! А теперь, прыжок с поворотом на триста шестьдесят градусов! Повторила! Ну держись Машка!' Она держалась очень хорошо, разумеется, она смотрелась более выигрышно, в такой-то юбке! Это не спортивно! Музыка кончилась, посетители, особенно мужчины, охотно нам похлопали и Маша растянув свою плиссированную юбочку руками, сделала двойной книксен, вызвав одобрительные возгласы мужчин. Мы вернулись за свой столик и допили свои напитки.

— Как будем делить наши деньги? — Спросил я — По справедливости, или по братски?

— Машин взгляд стал насмешливым, она почувствовала подвох, но все равно попалась.

— По справедливости!

— Ну, тогда все деньги останутся у меня!

— Но почему?! — Возмутилась Маша.

— Так, нет на свете справедливости!

— Ну, тогда по братски! — Легко сменила точку зрения Маша.

— Ну, тогда держи!

Я свернул купюру вчетверо и пододвинул ее к ней по столешнице. Маша развернула купюру и посмотрела на просвет. Напрасно она это сделала, через стол от нас сидели два цветных парня и если один из них, мелкий вертлявый, тип ничего из себя не представлял. То второй, широкоплечий, жилистый с сонным взглядом, был самым нежелательным противником из всех присутствующих. Когда Маша сверкнула соткой, взгляд его стал острым, он посмотрел на меня и желваки под его скулами дернулись. 'Все плохо, — подумал я — он не только 'срисовал' деньги, он еще и меня оценил, как опасного, теперь будет осторожен'.

— Это мои первые заработанные деньги — сказала Маша.

— Поиграла? А, теперь, верни их мне, я тебе их дома отдам, больно уж твой карман ненадежен.

У Маши был единственный карман на рубашке и он действительно не выглядел надежным. Она вернула мне деньги и я на виду у парня положил их в свой карман. Пусть знает, что у Маши денег нет. Черт меня дернул, делить деньги в кафе. Я поднял руку, подошла официантка и я с ней рассчитался оставив на 'чай' какую-то мелочь. Мы пошли к выходу, я оглянулся, парни торопливо рассчитывались с официанткой. 'Не пронесло'. Мы вышли на улицу, я торопливо стянул с себя пиджак и сказал Маше:

— Бежим!

Мы побежали, сначала резво пока было светло от кафе, потом сбавили скорость на дорожке обсаженной кустами, вырвались на парковку и снова припустили к своей машине.

— Куда мы так торопимся?

— Сиди в машине, пока я сам не подойду!

Я успел открыть дверь, закинул пиджак в глубь машины, закинул Машку на сиденье водителя нажал на фиксатор замка и захлопнул дверь. Развернулся и успел отвести от себя удар кастетом, который врезался в дверь. Я, сильно и резко ударил мелкого в подбородок, он стал заваливаться на меня, но я толкнул его ладонью и он упал, ударившись затылком об асфальт. Этот звук ни с чем не спутаешь. Высокий запоздал, он шел прихрамывая, на ходу крутанул бабочкой, я услышал щелчок фиксатора и хищное лезвие сверкнуло в свете вывески кафе. 'Похоже он упал на дорожке и поэтому опоздал'. Я, дважды, ударил пяткой по руке мелкого: 'Теперь, кастет, без хирурга не снять!'. Высокий парень остановился в двух метрах от меня.

— Сам деньги отдашь, или тебя сначала подрезать? — Угрожающе спросил он.

— Зачем тебе деньги? — спросил я — В тюрьме все бесплатно!

— Сейчас, убью тебя, потом пусть ищут.

— А, как же твой приятель, — я кивнул на мелкого — ему, теперь, без больницы не обойтись.

— Что ты с ним сделал?

— Раздробил ему руку с кастетом, теперь ему нужен хирург и трезвый слесарь, в вашем районе такого не найти.

— Твоя девушка хочет тебе, что-то сказать — кивнул он мне за спину.

Я не повелся, лет с семи не ведусь на такой примитив. Он сделал пару мелких шажков, ко мне поближе и я уже прикинул, как ударить пяткой ему в колено, но он, тут же отступил.

— Не хотел с тобой связываться, — сказал он тоскливо — как, шепнул кто: 'Не связывайся с ним!'.

— Ну, так и не связывайся, — сказал я — ты еще ничего не сделал, можем разойтись.

— А, как же он? — Грабитель кивнул на мелкого.

— А, что с ним не так?

— В больнице его возьмут, а потом и до меня доберутся!

— Да, что он может сказать? Лежит в отключке, что ты тут был, он даже не знает! Ты ведь упал на дорожке? Ну вот, упал, а встать не смог!

— Но, ты, то все знаешь!

— Я, не буду, на тебя заявлять!

— Почему?

— Из-за девушки, — сказал я — если ее мама узнает, что на нас было нападение, она ее больше никуда не отпустит со мной.

Он помолчал несколько секунд, потом сказал:

— Расходимся, может мне хоть раз в жизни повезет!

— Отойди на пару шагов!

Он отошел, я постучал в окно, Маша открыла мне дверь и перепрыгнула на пассажирское сиденье. Когда мы уезжали, в зеркале было видно, как он потащил мелкого в кусты.

— Как, ты, котенок?

— Я, так испугалась! Майки, как ты узнал, что они на нас нападут? Когда мы вышли из кафе, ты, уже это знал!

— Это было видно, — поморщился я — зря, я, дал тебе деньги в кафе!

— Так, это из-за денег? Я ничего не заметила...

— Ну, да ты смотрела на деньги, они смотрели на деньги, вот так все и получилось.

— Майки, я все слышала, нет его я слышала плохо, а тебя хорошо. Ты не хочешь, что бы я все рассказала маме?

— Мне бы не хотелось, но тебе придется это самой решать.

— Ты действительно думаешь, что, после этого, мама меня никуда не отпустит с тобой?

— Днем пожалуй отпустит, но вечером, теперь, будешь дома сидеть, год или два. Как повезет.

— Но почему?! Ты же смог меня защитить!

— Да, я, вообще, не должен был допускать такой ситуации!

— Но, как ты мог, это не допустить! Ты, же не Бог!

— Элементарно! Деньги тебе не давать! Вот и все... Ну, такси, можно было вызвать и уехать на нем. Все мы сильны задним умом.

Мы помолчали с минуту, потом Маша спросила:

— Ты, действительно, ничего не скажешь полиции?

— Нет.

— Потому, что ты ему пообещал?

— И, это тоже, да и полицейским веры нет, обязательно сообщат отцу, не хочется терять его доверие. Он, только, недавно начал привыкать к моей самостоятельности, а тут, я, попался, как последний лох!

— А, лох это кто?

— Какой-то мелкий солдат, из какой-то древней армии, уж не знаю почему это название стало нарицательным прозвищем.

— Тогда, я тоже ничего не скажу маме, а то действительно запрет дома, а мне понравилось сегодня на свадьбе. Да и вообще, вечером все гуляют, у кого серьезные отношения.

Нина Александровна стремительно подошла к нам и обняла нас с обоих.

— Майкл, уже десять часов, я же волнуюсь, к девяти вы должны быть дома!

— Нина Александровна, я думал, что мы придем споем и уйдем, но оказалось, что нужно ждать до окончания свадьбы, нас еще раз просили петь, как бы на бис.

— Мама! У меня был потрясающий успех! — Восторженно воскликнула Маша.

Нина Александровна посмотрела на нее с сомнением и перевела взгляд на меня.

— Это правда, — подтвердил я — гостям Маша очень понравилась, особенно старшему поколению.

— Майки, дай мои деньги!

Я отдал Маше сто баксов. Она расправила купюру и похвасталась:

— Мой первый гонорар!

— Многовато для одной песни — усомнилась Нина Александровна.

— Я ее три раза исполняла!

Значит ты становишься популярной, — засмеялась Нина Александровна — восходящая звезда шоу — бизнеса! Майкл, а у тебя как все прошло?

— Хорошо, гости были довольны, музыканты тоже, на этой неделе будем усилено репетировать, может, что-то и получится.

— У тебя получится! Да, вы, наверное голодные?! — Спохватилась Нина Александровна — Идемте на кухню, яблочный пирог отменно получился!

Я посмотрел на шесть листов бумаги разложенных на столе, вроде выжал свою память досуха. По первому куплету все отлично, во всех шести песнях он сохранился полностью, по второму куплету, частичный успех, на трех листах он полностью, а на трех остальных текст имеет лакуны. С третьим куплетом все плохо, одни лакуны, кое где слова проставлены и то я не уверен в правильном расположении слов. И это все. Я даже не знаю, были ли у этих песен четвертые куплеты? Слава богу, припев у всех песен помню. Большое дело! Первые шесть листов пропали напрасно, зато теперь ясно, сам я ничего путного сделать не смогу. Заеду завтра к Машке, может у нее, что-то получится, может Нина Александровна поможет. Теперь спать! Голова, как чугунная.